Читать онлайн Необыкновенные истории для друзей Любавы бесплатно

Сказка про царя Колбаску

Когда Любава была маленькой девочкой, она каждый день просила Маму: «Расскажи мне, пожалуйста, сказку». «Про царя Колбаску?» – спрашивала Мама, кладя ласковую руку на шёлковую головку. После чего рассказывала почему-то совсем про другое. Но Любаве очень хотелось услышать сказку именно про царя Колбаску. И когда она стала большой девочкой, она решила, что имеет право потребовать. Наверное, Мама была с ней согласна, потому что в один прекрасный солнечный день она сказала: «Ну, слушай внимательно».

В некотором царстве-государстве жил-был царь. Государство называлось Бакалея-Гастрономия, а царя звали Колбаска III. Почему Колбаска – неизвестно. Зато доподлинно известно, что его дедушку тоже звали Колбаской. По счёту он был Колбаской I и внешне сильно напоминал длинный, тонкий батон сервелата. Колбаска II, отец Колбаски III, был толстый и жирный, как любительская колбаса. Что касается царя Колбаски III, то в неофициальной обстановке его звали «Наш Доктор», потому что в нём не было ни капли жира, как в докторской колбасе.

Колбаска III правил царством-государством уже двадцать лет и два года. Царствовал он ни плохо и ни хорошо, просто – царствовал. В Бакалее-Гастрономии не было голодных, а значит, не было недовольных. Дело в том, что здесь протекали молочные реки с кисельными берегами. Жители Бакалеи-Гастрономии готовили из молока разные блюда и запивали их киселём. А это очень полезно для организма. Поэтому они были здоровы и довольны собой, жизнью и Колбаской III. Правда, время от времени им надоедало питаться одним молоком да киселём, и они задумывались о смысле жизни. Около себя они его обнаружить не могли. Тогда то одному, то другому приходила в голову мысль поискать его где-нибудь далеко, за границей. Границы были открыты, и никто им не мешал искать смысл жизни, где заблагорассудится. Тем не менее ни один житель Бакалеи-Гастрономии границу так и не перешёл. К границе подступали многие. Здесь они останавливались на отдых, измученные молоком и киселём, которых смельчакам пришлось хлебнуть, когда они переплывали молочные реки и переходили кисельные берега. Собравшись с силами, отважные путешественники бросались на штурм последней – приграничной – реки. Увы! Молоко в ней давно прокисло. Это испытание было никому не под силу. Наглотавшись кефира с приличным содержанием алкоголя, пловцы едва доплывали до середины реки. Здесь они срочно поворачивали назад. И правильно делали: только так весёлые, но вконец обессиленные кефиром люди могли спасти свою жизнь.

Что касается царя Колбаски III, то он, как и полагается царям, питался не только молочными и кисломолочными продуктами. Больше всего на свете он любил буженину. Недостатка в любимой еде он не испытывал, поэтому о смысле жизни не задумывался. С некоторых пор его тревожили совсем другие мысли. Царствовал он давно, пора было и на покой. Но вот несчастье: царевич Сарделька рос слишком медленно. Царь никак не мог доверить ему престол. Когда он почувствовал, что его силы стали убывать чересчур быстро, он вызвал к себе советника Сосиску. Советник, действительно, был похож на сосиску или, вернее, на несколько соединённых друг с другом сосисок. Когда он выслушал царя Колбаску, он сильно опечалился, потому что все государственные дела принимал очень близко к сердцу. Но, как и подобает государственному мужу, он быстро взял себя в руки. «Есть выход», – немного подумав, произнёс советник Сосиска своё любимое выражение. «Какой?» – встрепенулся царь Колбаска. «Заграница нам поможет», – продолжал развивать свою мысль опытный советник. «Откуда ты знаешь? – очень удивился царь Колбаска. – Ты ведь никогда не был за границей». «Зато я выписываю журнал «В мире животных», Ваше Величество, – с гордостью ответил советник. – Из этого журнала я узнал, что за границей живёт динозавр. Стоит царевичу Сардельке сразиться с динозавром, и он тут же вырастет до нужных нам размеров. А самое главное, – советник многозначительно закатил глаза, – это нужно Бакалее-Гастрономии».

«Но ведь динозавры давно вымерли», – сказал царь Колбаска, поддерживая свой царский авторитет. Советник Сосиска немного подумал и ответил с глубокомысленным видом: «Наверное, динозавр этого не знает. Вы можете довериться моим словам, Ваше Величество. Я никогда не позволил бы себе есть даром царскую колбасу». «Но как же он попадёт за границу? До сих пор это никому не удавалось», – засомневался царь. «У меня есть прекрасная антиалкогольная колбаса. С ней не страшен никакой кефир», – поспешил успокоить царя Колбаску его советник Сосиска.

Когда царица Грудинка узнала о путешествии, предстоящем её ненаглядному сыну, она явилась к венценосному супругу в сопровождении царевича Сардельки. Злые языки Бакалеи-Гастрономии утверждали, что царица обязана своим именем необъятной любви к грудинке. На что добрые языки обычно отвечали, что, во-первых, царица Грудинка носит это имя очень много лет, и неизвестно, что она предпочитала в младенческом возрасте. Во-вторых, любвеобильная царица с не меньшей страстью относилась к корейке, буженине, ветчине и байону. Нужно сказать, что злые языки не исключали ещё одну причину, на которую осмеливались только намекать. Впрочем, намекать было не трудно, учитывая, что именно по этой причине царь Колбаска с трудом разглядел царевича, скрывавшегося за волнующейся грудью матери.

Царица Грудинка сразу приступила к делу. «Царевич Сарделька, предстань перед Нашим Доктором», – царица решила продемонстрировать сына во всей его красе. «Взгляни на царевича, батюшка. Добрый молодец! – на лице царицы Грудинки была написана гордость за сына. – Разве можно такого посылать за границу?» Царь Колбаска критическим взглядом окинул ладную фигуру царевича. «Не спорю, царица. Настоящего богатыря ты мне родила. Но… чего-то не хватает», – развёл руками царь Колбаска. «Чего?»

– не поняла царица. «Косой сажени в плечах», – после долгих размышлений объяснил царь. «Зачем ему на престоле косая сажень?» – возмутилась царица Грудинка. «Не суйся в государственные дела! – прикрикнул на неё царь. – Господь мне доверил печься о благополучии Бакалеи-Гастрономии». «Есть выход, – хватающаяся за соломинку царица решила подкупить царя любимым выражением советника Сосиски.

– А не послать ли тебе за границу кого-нибудь другого?» «Как царствовать – так твой сын, а как с динозавром сражаться – так кто-нибудь другой», – язвительно произнёс царь Колбаска. «С кем?» – уточнила царица Грудинка. «С ди-но-зав-ром!» – прокричал ей в ухо царственный супруг.

На этом разговор прекратился, потому что царица Грудинка грохнулась в обморок. Других оппонентов во всём обширном государстве у царя Колбаски не было, так что царевичу больше не на кого было рассчитывать, как на самого себя. Взял он меч-кладенец и стал прощаться с родными и близкими. Царь постарался отправить царевича Сардельку поскорее, пока царица была в обмороке.

Как и предсказывал мудрый советник Сосиска, до границы царевич добрался без больших проблем, благодаря антиалкогольной колбасе. Перешагнув через границу, он сразу же услышал страшный рёв. Рёв был сильный, но, судя по всему, доносился издалека. Не долго думая, царевич Сарделька пошёл в ту сторону. Шёл он без отдыха три дня и три ночи и остановился у подножия горы. Гора переминалась с ноги на ногу, и царевич решил посмотреть, что она делает наверху. Подняв голову, царевич увидел страшную пасть. Он сразу догадался, что это динозавр. «Я пришёл по твою душу, динозавр!» – крикнул царевич Сарделька. «Во-первых, меня зовут Тираннозавр, – обиженным рыком отозвалось чудовище. – А во-вторых, я – атеист». «Я тоже атеист, – царевич почувствовал, что ему интересно разговаривать с Тираннозавром. – Но я об этом никому не говорю, потому что в моём царстве-государстве в моде синтоизм». «Зачем тогда тебе моя душа?» – удивился динозавр. «Чтобы у меня появилась косая сажень в плечах», – пояснил царевич Сарделька. «А что это такое?» – поинтересовался динозавр. «Да я и сам не знаю, – почесал в затылке царевич. – Но это мне необходимо, чтобы царствовать». «А я думал, что правителю нужен государственный ум», – опять удивился динозавр. «Ну что ты! – махнул рукой царевич Сарделька. – Для этого есть советник». «А почему он не царствует?» – в третий раз удивился Тираннозавр. «Он же порядочный человек!» Царевичу Сардельке расхотелось убивать такого наивного динозавра. «И не надо, не убивай!» – одобрил его мысль Тираннозавр. «Как же я могу ослушаться государя и вернуться без косой сажени в плечах?» «Лучше возвращайся вместе с моей дочерью, – посоветовал динозавр. – Мне пора на покой, я хочу нянчить внуков». «Меня батюшка не примет без косой сажени», – пожаловался чудовищу наследник престола. «Жена лучше, – успокоил его Тираннозавр. – А когда ты родишь сына, у тебя обязательно появится косая сажень. Ну пожалуйста, женись на моей дочери. Она тоже атеистка. Нам будет о чём поговорить. А то здесь не осталось ни одного прогрессивного собеседника». «А куда они все подевались?» – полюбопытствовал царевич Сарделька. «Я их всех съел, – эти воспоминания вызвали у динозавра отвращение. Теперь настала очередь чудовища жаловаться царевичу. – Если бы ты знал, какие они все невкусные – одни солёные, другие горькие. Ни одного сладкого не попалось». «Зачем же ты их ел?!» – ужаснулся царевич Сарделька. «А что было делать? На честь моей дочери покушались, загадки не отгадали. Если ты не отгадаешь, и тебя придётся съесть. Ты хоть не горький?» «А загадки трудные?» – задал царевич первый попавшийся вопрос, холодея от ужаса. «Трудные, – вздохнул Тираннозавр. – Иначе нельзя: царевна обидится». «А царевна красивая?» – царевичу казалось, что вопросы задаются сами по себе, без его участия. «Очень красивая, – в рыке динозавра послышалась отцовская гордость. – Вся в мать – прекрасную царицу Тамару». Внезапно Тираннозавр опечалился. «Она умерла?» – сочувственно спросил царевич Сарделька. «Что ты! Она сбежала с царевичем Гвидоном. Я опасаюсь, что моя ненаглядная крошка тоже сбежит, – динозавр потерял над собой контроль, его огромное тело сотрясали рыдания. – Я больше не могу её стеречь. Шестнадцать лет я не смыкаю глаз. Я старый, я спать хочу. Я не хочу есть горьких принцев, у меня от них несварение желудка». Царевичу стало жалко несчастного Тираннозавра. Чтобы сделать ему приятное, он заговорил о дочери. «А как её зовут?» – спросил наследник престола. «Салями», – не прорычал, а пропел динозавр. «Какое прекрасное имя! – вырвалось у царевича. – Я хочу её увидеть». «Ну конечно. Давно пора», – обрадовался отец. «Салями, ты где? – позвал он. – Наверное, где-то прячется, шалунья!» «Я давно здесь и слушаю разговор, – послышалась трель, очевидно, принадлежащая дочери Тираннозавра. – Папа, загадывай ему загадки. Я хочу за него замуж. Он прекрасный юноша, хороший человек и мой единомышленник». «А если он не разгадает загадок?» – испугался динозавр. «Ты что – маленький? Загадывай ему загадки полегче», – посоветовала дочь. «Не могу, – вздохнуло чудовище. – Тогда он окажется тебя не достоин». «В таком случае тебе придётся ему подсказывать», – рассудила Салями. Царевич обиделся, потому что его возможный тесть и возможная жена разговаривали так, как будто его здесь не было. «А может быть, я тебя не люблю!» – подал голос потенциальный муж. «Сейчас полюбишь», – успокоила его Салями. В то же мгновение ему показалось, что с неба упало солнце. От ослепительного света у него закружилась голова, а потом сладко заныло сердце. Царевич понял, что он влюбился. Салями оказалась прекраснее самой царицы Тамары. «Я готов», – решительно произнёс наследник престола. «Давно бы так», – обрадовался Тираннозавр. Он наморщил лоб и сказал: «Загадка первая. Из какого мяса готовят буженину?» Следует отдать должное Тираннозавру: он старательно подсказывал громовым шёпотом. Но царевич Сарделька отвернулся с оскорблённым видом, не желая слушать подсказок. «Из свинины», – чётко произнёс он, гордый от сознания того, что прекрасно разбирается в любимых блюдах своей семьи. «Ура!» – захлопала в ладоши Салями. Ей было невтерпёж замуж за любимого царевича. «У меня будет умный зять, – с гордостью прорычал динозавр. – Вторая загадка. Сколько нужно стаканов молока на один стакан манной крупы для приготовления манной каши?» «Сколько… сколько… – судорожно вспоминал царевич. – Если женюсь на Салями, буду есть одну манную кашу». Динозавр заметил затруднения будущего зятя. «Пять стаканов», – шептал он так громко, что его наверняка было слышно в Бакалее-Гастрономии. «Пять стаканов», – с облегчением повторил царевич Сарделька. «Ура!» – снова закричала Салями, делая вид, что её возлюбленный сам догадался. «Третья загадка, – официальным рёвом проревел Тираннозавр. – Из какого мяса готовят самый вкусный шашлык?» Испытуемый призвал на помощь всё своё логическое мышление: «Батюшка любит осетровый шашлык, матушка предпочитает свиной, я – шашлык из баранины. Какой из них самый вкусный? Очевидно, из баранины». «Я с тобой не согласен», – предупредил его динозавр. «Тогда подскажи», – вмешалась в мысли Салями. Но Тираннозавр неожиданно заупрямился. «Мне не нужен зять, который не разбирается в шашлыках, – заявил он твёрдым рыком. – Считаю до трёх: раз, два, три».

У царевича помутилось в голове, мысли путались. «Интересно, какой я на вкус, – почему-то подумал он. – Наверное, кисло-сладкий. Динозавру понравлюсь». Но в этот самый момент его губ коснулся воздушный поцелуй, который послала ему Салями вместе с разгадкой. «Шашлык из форели», – громко повторил он. Тут земля стала уходить из-под его ног. Царевич пошире расставил ноги, чтобы удержаться на месте. Это динозавр запрыгал от радости, вызывая землетрясение. Салями подошла к царевичу Сардельке и взяла его за руку. Царевич угостил Тираннозавра с дочерью антиалкогольной колбасой, и они без неприятностей добрались до царского дворца.

Надо сказать, что Колбаска III слышал подсказки динозавра и ужасно испугался за сына. Поэтому он очень обрадовался, увидев наследника престола живым и невредимым. К тому же, всезнающий советник, как всегда, оказался прав. Царевич Сарделька возмужал, и у него появилась косая сажень в плечах. Тут же сыграли свадьбу. Через девять месяцев у молодожёнов родился ма-а-аленький динозаврик. При виде его царица Грудинка упала в обморок. «Что-то она стала часто падать в обмороки», – подумал Колбаска III. Динозаврик был очень похож на своих дедушек. Тираннозавр часто приходил из соседнего дворца, чтобы полюбоваться малышом. Что касается царя Колбаски III, то ему окончательно расхотелось умирать. Счастливая семья жила дружно, может, пятьсот лет, а может, тысячу. Об этом история умалчивает. Зато она донесла до нас бакалейно-гастрономическую мудрость: «Не родись динозавром, а родись счастливым».

Дювэ

Дювэ был обязан своей жизнью Любаве, которая впоследствии стала его сестричкой. Но тогда он об этом ещё не знал.

Он лежал рядом с помойкой – облезлый и умирающий. Выбросив мусор, девочка наклонилась над котёнком. Он был уже не в состоянии двигаться, только смотрел на Любаву голубыми, как её любимые обои, миндалевидными глазами. Любава забыла про мусорное ведро и про всё на свете, кроме одного: котёнка необходимо спасти во что бы то ни стало.

Было совершенно очевидно, что этот бело-серый комок с длиннющим крысиным хвостом не вызовет у Мамы положительных эмоций. Поскольку её мнение в семье превалировало, выиграть спор не представлялось возможным.

«Не разрешит ни за какие коврижки», – девочка облекла сложный мыслительный процесс в простую словесную форму.

Однако это не означало, что она собиралась отступить. Поразмыслив, она положила малютку на дно мусорного ведра и незамеченным пронесла на балкон. Был разгар лета, и холод котёнку не грозил. Голодной смерти ему тоже удалось избежать, так как Любава не скупилась на молоко и сметану. Не удалось избежать публичного разоблачения. Рано или поздно оно должно было произойти, и девочка готовилась к нему заранее. Она накопила достаточно куража, когда её Пушок впервые вылез из-под столика… и умудрился упасть со второго этажа. У Любавы похолодело сердце, но она не растерялась – и устремилась следом. Оба экстримала оказались целы и невредимы. Девочка прижала котёнка к груди и бережно вернула на прежнее место. Её Пушок удачно сваливался с балкона ещё два раза. Последней спасительницей явилась соседка Людмила Ивановна. У неё самой жила целая кошачья семья, и она считала себя ответственной за судьбу Пушка. Уловив через окно момент его полёта, соседка застыла в оцепенении. Б таком неудобном состоянии она находилась целых десять минут. Не дождавшись спасителей, Людмила Ивановна вышла из оцепенения и пошла во двор. С умильной улыбкой на устах она подобрала неуклюжее животное и осторожно доставила на второй этаж. Любавы дома не было, и дверь открыл Папа.

«Я спасла вашего Пушка», – гордо объявила соседка, рассчитывая на похвалу.

Папа проявил чудеса куртуазности. Он рассыпался в любезностях, после чего приготовился закрыть дверь.

«Бы забыли Пушка!» – гневно вскричала соседка и протянула Папе весенний снежок с немощной сосулькой в придачу.

«Откуда летом снег? – удивился Папа. – К тому же, он совсем не пушистый».

«Это вы у своей дочери спросите», – проворчала Людмила Ивановна и удалилась с высоко поднятой головой.

«Снежок» мягко зашевелился на папиной ладони, поджал «сосульку» и жалобно закурлыкал.

«Да он живой!» – сделал открытие Папа и стал дожидаться прихода Любавы.

Как только девочка перешагнула порог родного дома, она сразу же натолкнулась на вытянутого в струну Папу. Он держал в руках свою зимнюю шапку, которая размахивала верёвочным хвостом и смотрела на Любаву голубыми глазами. Девочка вмиг оценила создавшееся положение и настроилась на боевой лад.

«Это кто?» – с любопытством спросил Папа.

«Это котёнок. Я его нашла на помойке и назвала Пушком».

«Он же не пушистый», – вторично удивился Папа.

«Ничего, будет пушистым», – за спиной Любавы, как гриб из-под земли, выросла непререкаемая Мама.

От неожиданности девочка захлопала шелковистыми ресницами. С места в карьер Мама обрушилась на неповинного Папу.

«Такие, как ты, губят живую природу, – грозно вещала Мама. – С лица Земли навсегда исчезли Стеллерова корова и бескрылая гагарка. Теперь ты хочешь извести этого несчастного котёнка? Я сегодня вступила в Общество охраны животных и намерена их охранять отныне и во веки веков».

«Охраняй, пожалуйста, – усиленно оборонялся Папа. – Я же не виноват, что он не пушистый и не породистый».

«Не сомневайся: будет и пушистый, и породистый», – уверенно произнесла Мама – и взяла котёнка под свой патронат.

Разве мог Пушок не оправдать её доверия? Он рос, как в сказке, не по дням, а по часам и из «гадкого утёнка» превращался в белую и пушистую турецкую ангору. К этой древней аристократической породе Пушка причислил Папа, который считал себя знатоком фелинологии. Правда, он колебался между версиями CFA, TICA и CFF. Черту под колебаниями, как всегда, подвела Мама:

«У нас во дворе таких аристократов хоть пруд пруди. Мы, защитники животных, уважаем политкорректность и признаём только приоритет личности».

«С личностями всё обстоит благополучно, – припомнил Папа. – Турецкая ангора – любимая порода кардинала Ришелье».

«Вообще-то я имела в виду личность животного, – уточнила Мама. – Хотя… по такому случаю предлагаю перевести Пушка на французский язык и именовать его Дювэ. Личность котёнка поручаю формировать Любаве».

«Почему именно мне?» – воспротивилась девочка, не уверенная в своих способностях.

«А кому же ещё? – вспылила Мама. – Он – твой приёмный братик, а ты – его названая сестричка».

«И где прикажешь её формировать?» – стушевалась Любава.

«Личность формируется на улице, – убеждённо сказала Мама. – Меньше слов – больше дела. Погода тебе благоприятствует. Забирай младшего братика – и айда во двор дышать свежим воздухом».

Личность Дювэ начала формироваться на берёзе, куда он забрался сразу же по прибытии на пленэр. Пришлось сначала доставать пожарную лестницу, а потом – с её помощью – испугавшегося собственной смелости котёнка.

Первая неудача Маму отнюдь не обескуражила. Она снабдила Любаву шлейкой и диском «Животные от «А» до «Я». Презрев чужой опыт, девочка начала лепить облик братика по своему образу и подобию. С помощью заколок и ленточек она сделала Дювэ причёску а ля Любава и принялась учить его брейк-дансу. В течение нескольких часов котёнок разглядывал себя в зеркале анфас и в профиль. После чего не без труда избавился от всех украшений и спрятался в своём домике. Увы! Увлёкшись педагогикой, сестричка извлекла его из ненадёжной «крепости» и продолжила учёбу. Утомлённый трудными па, Дювэ вырвался из Любавиных рук и на этот раз спрятался в серванте. Оттуда его вытащила Мама вместе с осколками хрустальной вазы. Собравшись с мыслями, она пустила дело на самотёк. Очевидно, это было разумное решение, так как Дювэ стал развиваться в правильном направлении. (Только долго не мог простить Любаве её уроков брейк-данса.) Он очистил квартиру от всех насекомых и от двух мышек. Сам, без посторонней помощи, научился обнимать сестричку за шею и целовать в щёчку. С лёгкостью открывал двери и с удовольствием включал и выключал свет. Вообще Дювэ рос ласковым, общительным и интеллигентным котом. Быстро привык к шлейке и готов был гулять во дворе весь день напролёт. Постепенно он оброс кошачьей дворовой компанией. Сначала беспризорные животные встретили его настороженно. Вероятно, их шокировала любвеобильность Дювэ. Стройный от сухой еды и красивый от природы кошачий дворянин проявил себя как идейный демократ. Он тянулся ко всем котам без разбора и к собакам, кстати, – тоже. Увидев во дворе кота, он следовал за ним по пятам, а, догнав, лез к нему с поцелуями. Недоверчивые бродяги шарахались от домашнего собрата. А некоторые даже впадали в агрессию и пускали в ход когти. Дювэ и не думал от них отбиваться. Он только прикрывал ласковые глаза и распушал перообразный хвост. У Любавы ёкало сердечко, и она заступалась за незлобивого братика. Впрочем, вскоре ситуация кардинально изменилась. На перевоспитание дворовым котам понадобилось очень мало времени. Через каких-нибудь две недели появление Дювэ на природе стало вызывать настоящий кошачий бум. Животные сбегались с воплями из самых потаённых уголков и выстраивались за поцелуями в живую очередь. Оказав внимание каждому коту персонально, Дювэ отправлялся на поиски новых впечатлений. Его пылкое воображение будоражили травинки и букашки, он отзывался на любое действие, но… никак не реагировал на шумы и звуки. Любавино недоумение развеял компетентный Папа. Как обухом по голове, он оглушил девочку нежданной информацией: белая ангора глуха, как тетерев во время токования.

«А разве бывают цветные ангоры?» – заинтересовалась сестричка.

«Ещё как бывают, – авторитетно заявил Папа, – и дымчатые, и кремовые, и даже мраморные и тигровые. Но ты не сомневайся: белая турецкая ангора – самая настоящая. В Турции её беспрепятственно впускают в мечеть».

«Дювэ не надо впускать в мечеть, – вспыхнула расстроенная девочка. – Потому что мой младший братик – атеист».

Как известно, время – лучший лекарь, и мало-помалу Любава примирилась с несправедливостью судьбы. Она заботливо ухаживала за братиком: расчёсывала белую шерсть, такую же длинную и шелковистую, как её ресницы, вовремя покупала корм и меняла наполнитель. Дювэ окончательно простил ей уроки танцев, вёл себя ровно и миролюбиво со всеми членами семьи и с обитателями двора. Исключение составляли безобидные птички, при виде которых Дювэ вставал в охотничью стойку. Недвусмысленная поза сопровождалась нежным мяуканьем, которое заменяло победный клик. Обаятельная кошачья мордочка и журавлиное курлыкание вселяли в пернатых священный ужас. Они упорхали восвояси, а Дювэ ещё долго выгибал спину и водил ушами.

Один-единственный раз братик изменил себе в отношениях с сородичами. Это случилось солнечным майским утром на детской площадке. Было воскресенье, и после завтрака Любава вывела братика погулять. Они дошли до детской площадки и здесь столкнулись с ухоженным персидским котом с ярко выраженным чувством собственного достоинства. Дювэ демонстративно отвернулся от гордеца, и Любава последовала его примеру.

«Он у вас, наверное, Грандинтерчемпион?» – раздался за спиной почтительный звонкий голос.

Любава обернулась на голос и встретилась взглядом с рыжеволосой девочкой с коротким и вздёрнутым носом.

«Он не гранд, он – эмир», – выпалила преданная сестричка и покраснела, как варёный рак. «Ну, надо же, – уважительно сказала девочка. – А мой Барс – пока только Чемпион».

Заморгала веснушчатыми веками и добавила, задрав и без того курносый нос:

«С тремя сертификатами – под эгидой FIFE».

Невежливо отвернувшись от собеседницы, Любава подхватила на руки упирающегося братика и вприпрыжку побежала домой.

«Ты почему такая взбудораженная?» – полюбопытствовала Мама.

«Мы только что общались с Барсом», – ответила Любава.

«Это, конечно, многое объясняет, – насмешливо сказала Мама. – Но откуда в нашем дворе взялись барсы?»

«Барс – это персидский кот, – терпеливо пояснила Любава. – Он – Чемпион. Скажи, пожалуйста, а наш Дювэ может стать Грандинтерчемпионом или хотя бы Чемпионом?»

«Дювэ достоин самых почётных званий», – высокопарно сказала Мама.

«А что для этого нужно?» – поинтересовалась девочка.

«Участвовать в кошачьих выставках. Мне нравится твоё предложение: Дювэ пора выводить в свет. Сбором информации займётся Папа. А ты займись братиком. У него должен быть безупречный вид».

Пока Папа наводил справки, Любава прихорашивала кота. Она вымыла его средством для глубокой очистки шерсти, которую затем обработала отбеливателем и кондиционером. К сожалению, девочка по незнанию использовала фен, и шерсть стала достаточно жёсткой.

На выставку они отправились втроём: Мама опасалась, что у неё не выдержат нервы. Между прочим, опасалась не напрасно. Дювэ категорически отказался себя показывать и не давался для осмотра. Недовольство носилось в воздухе, и Папу начала бить мелкая дрожь. Любава дала ему валерьянки, и он перестал дрожать, зато начал закатывать глаза.

«Ваш кот к выставке абсолютно непригоден», – подвела итоги дородная белобрысая дама.

«Откуда вы это взяли? – грубо отреагировала Любава. – Вы же его не осмотрели».

«Я и так вижу, – поджала губы дама. – Шерсть не мерцает и не струится. И вообще таким агрессивным котам не место в приличном обществе».

«Позвольте с вами не согласиться. Вы слишком необъективны», – Папа взял на руки пушистое сокровище, а Дювэ поцеловал его в щёку и обнял когтистыми лапками.

«Нам нечего здесь делать, – выдержала характер сестричка. – Я им всем докажу, что наш Дювэ – настоящий чемпион».

Чтобы добиться своей цели, Любава запаслась терпением и грудой учебников. Она стала отыскивать у Дювэ таланты и обнаружила их в большом количестве. Не прошло и двух месяцев, как братик научился делать сальто-мортале и рисовать солнышко кончиком хвоста. Вошёл во вкус и стал самостоятельно развивать свои дарования. Отныне он больше не нуждался в шлейке, но Любава сопровождала его по привычке и из любопытства. Она оказалась свидетельницей того, как Дювэ организовал соревнования по бегу. Перецеловав своих дворовых друзей, он выровнял их по линеечке и призывно промурлыкал. Коты, как с цепи, сорвались с места и побежали в указанном направлении. Первым до ближайшей рябины добежал красный британский кот, невесть откуда попавший во двор. Во втором забеге принимал участие сам Дювэ, а в качестве арбитра выступил чёрный кот. Дювэ без труда пришёл к финишу первым. И с этого момента он ни разу не уступил пальму первенства. Так что у Любавы не возникло ни малейших сомнений, когда она прочла в журнале «Юный натуралист»:

«Коты и кошки, желающие принять участие в соревнованиях по бегу, могут обращаться в «Кошкин дом» Юрия Куклачёва. (Присутствие членов семьи не обязательно, но желательно.)».

Семейный совет постановил, что в качестве члена семьи в Театр кошек Дювэ отнесёт сестричка.

Как только пушистый бегун увидел знаменитого клоуна и дрессировщика, он тут же забрался к нему на плечи и поцеловал в щёку.

«Очень способный кот», – констатировал Юрий Дмитриевич.

Любаву захлестнула волна радости. Девочка чуть не захлебнулась от восторга, но «девятый вал» накатился во время соревнований. Поскольку от счастья ещё никто не умирал, сестричка осталась жива-здорова, когда братик пришёл к финишу первым. С каждой новой победой у Дювэ увеличивалось число шоколадных медалей, а у Любавы укреплялось здоровье и прибавлялись силы. Она была готова вместе с братиком подняться на Эверест славы, но… в её планы вмешалась непредсказуемая Мама. Целую неделю она ходила с задумчивым видом и хранила глубокомысленное молчание. Наконец остановилась и изрекла сомнительную истину:

«Один чемпион на целую семью – это смехотворно мало».

«Сколько же тебе надо чемпионов?» – изумился Папа.

«Трёх-четырёх, я думаю, хватит», – подсчитала в уме Мама.

«А четвёртая – это, что ли, Бабушка?» – в свою очередь изумилась Любава.

«Б Бабушке я как раз не сомневаюсь, – саркастически заметила Мама. – А вот в Папе… Легче из мухи сделать слона, чем из Папы – чемпиона».

«Но я был чемпионом института по шахматам!» – в сердцах возразил Папа.

«Шахматы – это не спорт, – презрительно сказала Мама.

– А ты попробуй обогнать нашего кота».

«Для этого надо родиться котом», – насупился Папа.

«Вот это здравая мысль, – подхватила Мама. – Родиться или… клонироваться».

«Ты на что намекаешь?» – Любава загородила собой беспечного братика.

«В XXI-ом веке сказка становится былью, – принялась втолковывать Мама, – и чемпионов разводят, как инкубаторских цыплят».

«Пожалуйста, разводи, только Дювэ не трогай», – Любава расставила в стороны руки, наглядно демонстрируя свои намерения.

«Как же тогда прикажешь брать у него соматические клетки?» – с усмешкой спросила Мама.

«Можешь брать их у себя, – сдвинула брови девочка, – но братика я в обиду не дам».

«Я же не чемпионка», – напомнила Мама.

«А кто тебе мешает? – вставил слово оскорблённый Папа.

– Становись чемпионкой и бери у себя столько клеток, сколько твоей душеньке угодно».

«Но клонирование человека вызывает моральные, этические и юридические проблемы», – не сдавалась Мама.

«Если Дювэ не может подать на тебя в суд, это ещё не значит, что его некому защитить», – прозрачно намекнул Папа.

«Я сама по штату защищаю животных, – гнула свою линию Мама. – Разве вы не хотите, чтобы у нас было несколько Дювэ?»

«Мне одного вполне достаточно», – сказала Любава и погладила братика по голове.

«У Дювэ нет лишних клеток», – заключил разговор Папа и спрятал любимца в своём рабочем кабинете.

Спасая кота от Мамы, Любава и Папа старались не спускать с него встревоженных глаз. Каково же было их удивление, когда через три месяца Мама принесла домой… две маленькие копии Дювэ.

«Ты что натворила?» – в один голос возмутились Любава и Папа.

«Это натворила не я, а профессор Уголовников, – уточнила Мама. – Теперь у нас три Дювэ».

«У меня только один брат!» – с пафосом воскликнула Любава.

«Они не совсем Дювэ, – выкрутилась Мама. – Это – Дю, а это – Вэ».

«Конечно, не совсем, – присел на корточки Папа. – Посмотрите: у них разноцветные глаза».

«А меня уверяли, что профессор Уголовников не менее талантлив, чем академик Струнников, – опечалилась Мама, но быстро взяла себя в руки. – Ничего-ничего. Главное, чтобы Дю и Вэ выросли настоящими чемпионами».

«То, что они вырастут, не подлежит сомнению, – солидно произнёс Папа. – Обратите внимание: котята увеличиваются прямо на глазах».

Действительно, если Дювэ рос по часам, то его копии – буквально по минутам. Увеличившийся в размерах Дю покинул шумную компанию и укрылся под диваном. А Вэ решительно приблизился к Дювэ и лизнул его в пушистую мордочку. Пока животные обменивались поцелуями, люди строили планы на будущее.

«Коты прославят нас на весь мир, – размечталась Мама. – Вместе с ними я объеду земной шар».

«Одна ты не справишься, – откликнулся Папа. – Ты поедешь с Дю, а я – с Вэ».

«А я останусь с Дювэ», – отрезала Любава, схватила братика и унесла во двор.

От них ни на шаг не отставал подросший клон. Собрав своих спортсменов, Дювэ выстроил их на старте и сам к ним присоединился. По команде чёрного кота легкоатлеты бросились к рябине. Первым, как всегда, прибежал чемпион, а вторым… его неточная копия. По инициативе Дювэ коты повторили забег. И вновь первенство выиграл титулованный бегун, а клон отстал от него на считанные секунды. Вэ рос с каждым новым забегом, но к рябине неизменно прибегал вторым.

«Мама не учла, что победитель бывает только один», – взгрустнула Любава – и положила конец соревнованиям.

Чтобы не травмировать родителей, она скрыла от них горькую правду.

«А куда подевался Дю?» – спросила девочка.

«Не хочет вылезать из-под дивана», – смущённо призналась Мама.

Клон не сходил с места до позднего вечера, пока Любава не поставила диск с русскими романсами.

«Гори, гори, моя звезда», – выводил густой Штоколовский бас.

И вдруг снизу его поддержало робкое мяуканье.

«Мама, Дю слышит музыку!» – вне себя закричала Любава.

Родители, как вихрь, примчались из кухни и уставились на диван.

«Ну же, Дю, не подведи меня», – попросила девочка.

«Умру ли я, мур-мур, ты над могилою гори, сияй, моя звезда, мур-мур», – необычно допел Штоколов.

«Мы отдадим Дю в кружок пения, – решила Мама. – Вот увидите: он всех перепоёт».

«Где ты найдёшь кошачий кружок?» – Папа не поверил собственным ушам.

«Как – где? Разумеется, в «Кошкином доме», – пробормотала Мама, отыскивая на мобильнике нужные цифры.

«К сожалению, такого кружка у нас нет, – извиняющимся тоном ответил Юрий Куклачёв. – Постойте! Я набираю котов и кошек в студию современных танцев. Если Дю обладает музыкальным слухом, почему бы ему не попробовать себя в танцах?»

Первые уроки повзрослевшему клону дала Любава. Чтобы облегчить задачу, она начала обучение с верхнего брейка. У Дю обнаружились все задатки чемпиона. Он был неутомим в работе и объяснения схватывал буквально на лету. Если Любаве не доставало слов, она показывала Дю фильм про Синдбада-морехода, и продвинутый ученик в точности копировал жесты кукольных персонажей. Когда клон освоил даймстоп, страттинг и поппинг, девочка решила, что его пора показывать Юрию Куклачёву. Дю произвёл на маэстро неизгладимое впечатление. Он сказал, что «такие брейкеры нам нужны» и что «кота остаётся обучить только нижнему брейку».

«Ты не забыла, что через два месяца состоится чемпионат по бегу среди котов? – напомнил Юрий Дмитриевич. – Я надеюсь, что твой прославленный чемпион примет в нём участие».

«Конечно, примет, – пообещала девочка. – Вместе со своим братом Вэ».

«Целая семья талантов! – восхитился Юрий Дмитриевич. – И сколько же у Дювэ братьев и сестёр?»

«Пока только трое», – Любава сообразила, что чуть не выдала семейную тайну, плотно сжала губы и заспешила домой.

Дома её ждали взволнованные родители.

«Дю приняли в студию современных танцев, а Дювэ примет участие в чемпионате по бегу», – ответила девочка на немой вопрос, светящийся в выразительных маминых глазах.

«Мы не имеем права навязывать ему своё мнение», – Мама вспомнила, что она состоит в Обществе охраны животных.

«Мяу», – вступил в разговор Дювэ, поцеловал Маму в обе щеки и побежал во двор готовиться к чемпионату. Верный клон побежал за наставником.

Два месяца пролетели быстро и незаметно, как летние каникулы. Тем не менее Дю успел стать чемпионом Театра кошек по современным танцам, Любава выиграла литературную Олимпиаду, Мама победила в конкурсе «Миссис Московская область», а Папа был признан лучшим шахматистом двора. Своего часа дожидались Дювэ и Вэ. Час настал в один прекрасный день золотой осени. Семья чемпионов в полном составе прибыла в «Кошкин дом». В беге на самую короткую дистанцию приняли участие тридцать лучших кошачьих спринтеров. Однако чемпион мог быть только один, и им оказался… Вэ, опередивший своего тренера на мимолётное мгновение. Мама несказанно обрадовалась, а Папа огорчился до слёз. И только Любава своим намётанным глазом увидела, как на самом финише Дювэ чуть-чуть притормозил и уступил дорогу новому чемпиону. Сестричка не знала, радоваться ей или горевать.

«Дювэ чемпион!» – скандировала девочка так громко, что её услышал Юрий Куклачёв.

«Конечно, чемпион, – подтвердил мудрый клоун. – У нас, как на Олимпийских играх: если ты победил честно, то это на всю жизнь».

Любава взглянула на Вэ: судя по выражению мордочки, ни о чём не подозревавший чемпион был очень счастлив.

«Сколько у нас в семье теперь чемпионов? – стала подсчитывать Мама. – Насчитала шестерых. Это ещё не предел».

«Нельзя объять необъятное, – процитировал Папа Козьму Пруткова. – Как бы тебе не остаться у разбитого корыта».

«Спасибо за подсказку, – воодушевилась Мама. – В Московской области будут проходить состязания по шашкам среди Бабушек. Наша Бабушка в молодости очень хорошо играла в шашки…»

«Ты думаешь, она согласится?» – усомнился Папа.

«Разумеется, – отмела сомнения Мама. – Я лучше всех знаю нашу Бабушку».

«Мне на днях попалось объявление, – тихо произнёс Папа, – кажется, о соревнованиях по брейн-рингу среди двоюродных братьев. У меня есть очень эрудированный двоюродный брат».

«Это блестящая идея, – похвалила Мама. – Мы ещё не охватили дальних родственников. Между тем я уверена, что среди них много потенциальных чемпионов».

Четверть часа Любава наблюдала за тем, как родители перебирают всех родственников, незаметно для себя увлеклась – и включилась в жаркие прения.

Наташа

Наконец-то у Любавы появилась родная сестра. Она оказалась… малюсенькой шимпанзе, очень похожей на Папу. «Какая красивая девочка! – восхитилась Мама. – Сразу видно: папина дочка». Но Папу это сходство не очень обрадовало. «С какой стати в нашем роду вдруг очутилась обезьяна?» – обиделся он. «Как минимум, это уже вторая обезьяна, – напомнила Мама. – Ты что, забыл, от кого ты произошёл?» «Это ещё неизвестно, – продолжал обижаться Папа. – Я считаю, что со свиньёй у нас намного больше общего». «У тебя намного больше общего с обезьяной, – стояла на своём Мама. – Ты уж мне поверь как специалисту». (Мама занималась биоакустикой, то есть изучала звуки, с помощью которых животные общаются друг с другом.)

«Ну уж», – не согласился Папа. «Ну-ну», – развеселилась обезьянка. «Убедился! – воскликнула Мама. – Можно не сомневаться, что вы найдёте общий язык». «Как же я буду разговаривать с шимпанзе?» – недоумевал Папа. «Это твоя дочь», – нахмурилась Мама. «Мне её что, дрессировать?» – испугался Папа. «Не дрессировать, а воспитывать, – поправила Мама. – Не забывай, что труд сделал из обезьяны человека». «Ты думаешь, она станет человеком?» – усомнился Папа. «Даю голову на отсечение», – Мама закрыла диспут, так как наступил час кормить малышку.

Любава с любопытством разглядывала детский конвертик, из которого высовывалась симпатичная мордочка. Сестрёнка ей очень нравилась. Она давно просила у Мамы сестру и собаку. Сестру она получила, а собака больше была не нужна: обезьянка гораздо лучше. Любава настояла на том, чтобы сестрёнку назвали Наташей – в честь её любимой подруги. Вырвавшись из конвертика, Наташа начала ползать по полу и карабкаться на софу. В четыре месяца она проявила интерес к фруктам и фруктовым сокам. Больше всего Наташа любила бананы. Съев банан, она соединяла пальцы ручек, пока мало отличавшихся от лапок, образуя полукруг. Это означало «ещё». Аппетит у Наташи был завидный. Наевшись досыта, она подносила к открытому рту два пальца правой руки, что означало «пить». Наташа с удовольствием пила коровье и козье молоко, но предпочитала ананасовый сок.

Однажды внимание Наташи привлекла яркая картинка на открытке. Обезьянка ухватила её ручками-лапками – и вдруг из открытки полилась музыка. Неожиданно для всех Наташа стала подпевать. Она то пищала, то пронзительно вскрикивала. Любаве очень понравилось, и сёстры стали музицировать вместе. Любава извлекала звуки из губной гармошки, а сестрёнка выводила незамысловатую обезьянью «мелодию». А когда Мама купила пианино, Наташа стала проводить около него дни напролёт. Она нажимала пальчиком то на одну клавишу, то на другую и пыталась подражать звукам. Любава помогала ей, как могла, но у неё получалось значительно хуже.

Мама долго смотрела на играющих дочек, а потом заявила: «Пора приниматься за работу». «Я не позволю травмировать ребёнка, – возмутился Папа. – Она ещё совсем дитя». «Воспитанием Наташи буду заниматься я, – сказала Мама. – Следующим будет мальчик. Вот ты им и займёшься». «Ну уж нет, – замахал руками Папа. – Ты родишь бегемота, а мне потом отдуваться?» «Не думаю, чтобы у тебя в роду были бегемоты, – возразила Мама. – Хотя…» Она пристально посмотрела на Папу. «Перестань издеваться!» – Папа в волнении зашагал по комнате. «Хорошо, не буду, – уступила Мама. – Посмотри, у девочки выпрямляются ножки и укорачиваются ручки. Ты хочешь, чтобы у неё был человеческий облик?» «А разве это возможно?» – не поверил Папа. «У тебя же он есть, – резонно ответила Мама. – Между прочим, в материнской утробе ты прошёл разные стадии развития. Пусть девочка доразвивается на свободе». «Хорошо, делай, что хочешь, – сдался Папа. – Но при одном условии: чтобы не испортила мне ребёнка». «Можешь не сомневаться, – улыбнулась Мама. – Не забывай, что это и мой ребёнок». Получив карт-бланш, Мама на следующий день принесла разноцветные пластиковые фигурки. Каждая фигурка обозначала какое-то слово. Наташе понадобился месяц, чтобы освоиться с новой игрой. Больше всего ей понравилась зелёная звёздочка, которая обозначала «дай», и жёлтый треугольник, который соответствовал слову «банан». Она клала их рядышком, и Мама давала ей банан. Наташа подносила банан ко рту… и вынуждена была остановиться. Мама показывала ученице две пластиковые фигурки: красный квадрат и жёлтый треугольник. И Наташа со вздохом возвращала банан. Потом Мама брала из набора белый кружок, означавший «можно». И Наташа с жадностью набрасывалась на аппетитное учебное пособие. Иногда Любаву допускали к научной игре. Отыскав в наборе с десяток звёздочек и треугольников, наевшись до отвала бананов, Любава теряла к этому занятию всякий интерес. Она сочувствовала своей младшей сестре, которой приходилось учиться без выходных. Любава была счастлива от того, что у неё такая необыкновенная сестра. Она не понимала, зачем Наташе превращаться в человека. Но для дискуссий ей недоставало знаний.

В один прекрасный день в дом привезли новый компьютер. На клавишах были написаны разные слова: «дай», «банан», «ананас», «пожалуйста». Наташа нажимала на клавишу – и слово показывалось на экране. После чего приятный женский голос, похожий на мамин, произносил это слово нараспев. Когда экран высвечивал грамотно составленное предложение, успех незамедлительно поощрялся. Например, если Наташе удавалось безошибочно и вежливо попросить банан, она тут же его получала прямо из аппарата. Любава тоже хотела отведать электронных бананов. Но Мама не разрешала старшей дочери пользоваться компьютером, мотивируя запрет тем, что ей не надо ни в кого превращаться. А для усовершенствования в родной речи Мама порекомендовала Любаве читать «Энциклопедию русского языка». Однако девочка не могла смириться с вопиющей несправедливостью. Как-то ночью, дождавшись, когда весь дом погрузился в глубокий сон, она подкралась к аппарату. Нажимая на клавиши, Любава извлекала из него груды бананов и ананасов. За этим занятием её случайно застала Мама, которая разделила фрукты между всеми членами семьи. Затем она наказала старшую дочь чтением «Энциклопедии русского языка», а компьютер заблокировала.

Младшая сестра пожелала разделить участь старшей. Любава читала вслух слова из «Энциклопедии», а Наташа старалась их повторить.

Мама решила послушать дочерей. Она вошла в комнату в тот момент, когда Наташа произносила «перпендикуляр». Увы! Слово у неё не получилось. Зато ей удались отдельные слоги. «Пора подключить попугая», – подумала вслух Мама. Зная тяжёлый мамин характер, Любава испугалась за птичку. Но через неделю выяснилось, что совершенно напрасно: попугай подключался к обучению Наташи. Серый африканский попугай оказался настырным и навязчивым. Он приставал к девочке с утра до вечера. Попугая звали Африка. Утром Мама давала Африке установку на целый день. Получив ЦУ, попугай будил Наташу, выкрикивая заданное слово, например, «банан». Девочка открывала глаза в надежде увидеть любимый фрукт. Вместо банана она видела Африку, который устраивался у изголовья и, заглядывая в её заспанные глазки, гундосил: «Ба-нан, ба-нан». Это слово в исполнении Африки преследовало Наташу целый день. В конце концов девочка, вопреки желанию, складывала губки, старательно произнося слово, прилипчивое как банный лист. «Очень способный ребёнок», – хвалила её Мама и в награду вручала банан.

«И долго это будет продолжаться?» – спросила Любава у Мамы. «Что именно?» – уточнила Мама. «Африка». «Попугай у нас на всю жизнь», – ответила Мама. Любава ужаснулась и решила извести Африку. Как-то раз она незаметно подлила ему в чашку перекись водорода. Африка сунул в бесцветную жидкость свой чёрный загнутый клюв, внимательно посмотрел на Любаву и грустно констатировал: «Плохая девочка». Тогда Любава попросила у соседки кошку Нюру. Она не кормила несчастное животное целый день. Кошка бродила по квартире в поисках пищи и набрела на Африку. «Мяу!» – угрожающе мяукнула кошка. «Мяу», – дружелюбно ответил попугай. «Мурр», – ласково отозвалась хищница. «Мурр», – нежно откликнулся попугай. После этого враги стали друзьями. Любава была в отчаянии: планы рушились один за другим. Впрочем, вскоре Мама разгадала намерения дочери и положила конец её преступным замыслам. «У вас, как я погляжу, слишком много свободного времени, и вы не знаете, куда его девать», – укоризненно сказала Мама, обращаясь к обеим сёстрам. «Что ты имеешь в виду?» – насторожилась Любава. «Вместо того чтобы мучить попугая, лучше мойте посуду и чистите ковры». «Это ещё вопрос, кто кого мучит, – рассердилась Любава. – Пусть попугай моет посуду». «Он не умеет», – возразила Мама. «Я тоже», – всполошилась старшая дочь. «Ничего, научишься», – успокоила её Мама. «Зачем?» – воспротивилась Любава. «Чтобы не произошёл обратный процесс – превращения человека в обезьяну», – строго сказала Мама – и стала приучать дочерей к домашнему труду.

Наташа росла живой и непосредственной девочкой, как и положено шимпанзе, и к домашней работе она отнеслась играючи. Однако такая загруженность, хотя и способствовала превращению её в человека, вместе с тем сильно утомляла. Любава утомлялась за компанию с сестрой. Наконец, сёстры не выдержали и взбунтовались. «Хотим отдыхать, хотим гулять», – потребовали они. «Хорошо, – сразу согласилась Мама. – В воскресенье пойдём в зоопарк». «Ура!» – закричала Любава. «Ура!» – вторила ей Наташа, хотя и не знала, что такое «зоопарк».

Сёстры долго и обдуманно готовились к прогулке. Они выбрали самые красивые платья, шляпки и туфельки. Папа вызвался их сопровождать, потому что, по его выражению, «от Мамы в зоопарке можно ожидать любых неожиданностей».

Папа, разумеется, оказался прав. Поведение Мамы превзошло все ожидания. «Идём смотреть обезьян», – заявила она тоном, не терпящим возражений. «Лично я посмотрел бы слонов», – попытался всё-таки возразить Папа. «Я тоже», – сказала Любава, для которой Папа служил непревзойдённым примером. «И Наташа», – добавила она, обняв сестрёнку за плечики. «Да», – подтвердила Наташа, которая, как обезьянка, подражала старшей сестре. «Что, бунт на корабле?» – грозно спросила Мама, подражавшая полководцу Наполеону Бонапарту, с которым, как известно, спорить было абсолютно бессмысленно. Поэтому вся семья строевым шагом отправилась смотреть обезьян.

Перед клеткой с шимпанзе Наташа застыла, широко раскрыв рот. Обезьяны тоже обратили на неё внимание. Вели они себя по-разному. Одни приветствовали Наташу громкими возгласами: «Эх, эх, эх!» Другие корчили смешные рожицы. Шаловливая обезьянка, мусолившая банан, неожиданно высунула его изо рта и запустила в Наташу. Бросок оказался метким, и банан попал в открытый от удивления рот. Наташа насупилась, присела на корточки и подложила левую руку под подбородок. Но шалунью ничуть не обидел этот жест, означавший «грязная обезьяна». Она приложила к зубам большой палец левой лапки, прося у Наташи конфетку. Мама, которая с интересом наблюдала эту сцену, подошла к младшей дочери со словами утешения: «Не сердись на них, родная. Это просто невоспитанные шимпанзе. Пожалуйста, дай им конфету». Наташа выпрямилась во весь рост и бросила в клетку конфету, которую держала в руке. Обидчица поймала лакомство и отправила его в рот. Потом она соединила пальцы верхних конечностей, требуя повторить угощение. К Наташе подошёл человек в униформе. «Девочка, – сказал он, – у нас запрещено кормить животных сладостями. От них болят зубы». Служащий зоопарка с улыбкой наклонился к Наташе… и вдруг вскричал изумлённо: «Обезьяна!» «Это не обезьяна, а моя дочь Наташа», – поправила его Мама. «Простите меня, но она так похожа на шимпанзе», – извинился служащий. «Я с вами не согласна, – разгневалась Мама. – Моя дочь похожа на человека». Служащий исчез. Через несколько минут он вернулся, но не один, а вместе с другими служащими. Отныне Наташа гуляла по зоопарку в сопровождении ошеломлённой свиты. Мужчины, наблюдая за Наташей, время от времени говорили: «Ну и ну!» Женщины делали большие глаза и всплёскивали руками. Одна из них всё-таки осмелилась подойти к Маме. «Я директор зоопарка, – начала она извиняющимся тоном. – Не могли бы вы уделить мне несколько минут?» «Вас, наверное, интересует моя младшая дочь?» – ответила Мама вопросом на вопрос. «Простите, это ваша приёмная дочь?» «Нет». «Но ведь это – шимпанзе?» «Уже нет, – оскорбилась Мама. – Мы очень много работаем». «А как, если не секрет?» – директор задала неосторожный вопрос. «Как надо, – резким тоном ответила Мама. – Может быть, вы желаете посадить нас с дочерью в клетку, чтобы проводить эксперименты?» «Нет, что вы! – замахала руками директор зоопарка. – Мы могли бы организовать для вас симпозиумы, свести вас с журналистами». «Благодарю, – сухо сказала Мама. – Я сама себя сведу с журналистами». «Тогда возьмите мою визитную карточку», – умоляюще произнесла директор. «Тебе понравилась тётя?» – спросила Мама у Наташи. «Да», – ответила девочка. «Вам повезло, – усмехнулась Мама, беря визитку из рук директора. – Вы вызвали интерес у моей дочери». На этом посещение зоопарка пришлось прервать, так как свита увеличилась до небывалых размеров. Казалось, все посетители и работники зоопарка сгрудились вокруг Наташи, чтобы поглазеть на чудо природы.

По возвращении домой выяснилось, что Наташе нравится красоваться в центре всеобщего внимания. Каждый свободный час она использовала для того, чтобы завязать новые знакомства. Она с лёгкостью находила себе друзей как в человеческом обществе, так и в животном мире. Наташа была ловкой, быстрой и прыгучей, как истинная обезьянка. Она приводила в восторг мальчишек, с которыми лазила по деревьям и бегала наперегонки. С таким же успехом она дружила и с девочками. Наташа учила их «языку» обезьян, а они её – человеческой речи. Но больше всего девочке-шимпанзе нравилось общаться с животными и птицами – особенно с теми, которые обладали музыкальными способностями.

Наташа оказалась настоящей меломанкой. На музыку она реагировала очень чутко. Например, от джаза у неё повышалась температура, а от музыки Моцарта – появлялись новые таланты. Мама тщательно подбирала подходящую мелодию. И её усилия увенчались успехом: под «Времена года» Чайковского девочка продекламировала стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновенье…» А в другой раз, услышав «Дубинушку», стала подпевать Шаляпину и выучила песню наизусть.

С тех самых пор у Наташи появился большой секрет. Её часто можно было увидеть задумчивой и вздыхающей. На расспросы она не поддавалась. Наташа вздыхала целый месяц. Потом перестала вздыхать – и явилась домой в сопровождении целой толпы артистов. Это были представители как человеческого, так и животного мира. «Что это такое?!»

– в один голос вскрикнули опешившие родители. «Хор», – коротко ответила Наташа. Разношёрстный хор с трудом разместился в гостиной. Кого здесь только не было! Мальчики и девочки, дворняжки, кошки, голуби и певчие птицы. Была даже одна рысь, которую Наташа отыскала в подмосковном лесу. Их всех объединила любовь к пению. «Что будете петь?» – дрожащим голосом спросила Мама. «Дубинушку», – ответила Наташа. «Ав, ав», – подтвердила овчарка из соседнего двора. Мама села за пианино. Запевалой, разумеется, был соловей. Хор звучал на удивление слаженно и красиво, хотя каждый пел на своём языке. Папа и Любава с удовольствием присоединились к поющим. «Надо подумать о выступлении на публике», – мечтательно произнёс Папа, когда все разошлись, разбежались и разлетелись по своим домам. «Я позвоню директору зоопарка. Она обещала…» – вспомнил он. Но Мама уже пришла в себя: «Никаких публичных выступлений. Девочку пора готовить к школе. Правда, меня беспокоит, как сложатся её отношения с репетитором».

Репетитора звали Амалия Нарциссовна, и она пришла от Наташи в неописуемый восторг. Нужно признать, что для восторга были все основания. К этому времени обезьянка превратилась в длинноногую смуглую брюнетку со специфическими чертами лица и с человеческим волосяным покровом. Одевалась она очень ярко и вызывающе, подражая маминому стилю. «Она из Африки или из Америки?» – млея от наслаждения, спросила Амалия Нарциссовна. «Безусловно, когда-то была из Африки», – неопределённо ответила Мама. Что касается Наташи, то она настолько привыкла учиться, что легко вписалась в подготовительный процесс. Девочка делала поразительные успехи, особенно под музыку Чайковского. Через год она блестяще прошла собеседование и была зачислена в 1 «а» класс.

Любава открыто гордилась своей младшей сестрой. Ей и в голову не приходило, что в один непогожий день они рассорятся с Наташей в пух и прах. Это был день Любавиного рождения. Любава пригласила девочек и мальчиков из танцевальной студии. Если бы это было возможно, она бы пригласила одного Серёжу Захарова. Но это было невозможно. Они держали свою любовь в глубокой тайне. Серёжа был красивый и талантливый, умный и отзывчивый, сильный и справедливый. С Любавой он познакомился на городском конкурсе. Она лучше всех танцевала вальс, самбо, цыганочку и рок-н-ролл. О Серёже мечтала вся танцевальная студия, но он выбрал Любаву. Её любовь к Серёже была как удар молнии. Возлюбленный дарил ей цветы, посвящал стихи и назначал свидания. На день рождения он принёс огромный букет пышных пионов. Дверь ему открыла Наташа. Она была неотразима. Она очень старалась понравиться, и ей это вполне удалось. Мимо Наташи невозможно было пройти – и Серёжа остановился. Он не спускал с неё восхищённых глаз в течение всего вечера. Любава почувствовала, как больно закололо сердце. Она ждала, что Серёжа пригласит её на их любимый рок-н-ролл… но он пригласил Наташу. Любава знала, что сестра танцует рок-н-ролл первый раз в жизни. Она прислушивалась к ревности, которая росла внутри неё, готовая вырваться наружу. К большому разочарованию Любавы, сестра танцевала умопомрачительно. Все застыли и смотрели на Наташу. А попугай Африка хлопал крыльями и бесконечно вызывал её на бис. «Откуда это у неё?» – Мама не решалась верить собственным глазам. «Оттуда», – Папа в растерянности махнул рукой – не то в сторону Африки, не то в сторону Америки. В то время как все присутствующие любовались Наташей, Любава утирала слёзы зависти. Ей захотелось остаться наедине со своим горем – и она спряталась на балконе. Было уже темно и прохладно. Слёзы высохли, а сердце из горячего стало холодным. Вдруг Любава услышала шаги: кто-то собирался нарушить её одиночество. В темноте невозможно было ничего разглядеть, зато можно было распознать голоса. Серёжин голос шептал стихи. Через несколько минут Любава услышала второй голос. Он сказал: «Уходи». Раздались неуверенные шаги… И вдруг, неожиданно для самой себя, Любава обрушилась на сестру. Наташа, конечно, не заметила её на балконе и застыла от страха. Любава наскакивала на сестру, корчила рожи и пищала, как обезьяна, силы которой на исходе. Вероятно, с ней происходило то превращение, о котором предупреждала Мама. Наташа взяла себя в руки и достала фонарик, который всегда носила с собой. Она осветила лицо сестры и сразу всё поняла. Наташа сделала жест рукой, означавший «грязная обезьяна», и заплакала. Сёстры молча отвернулись друг от друга. Так они простояли, может быть, минуту, а может быть, целую вечность. Наконец, Наташа превозмогла себя и прошептала: «Я его не люблю. Он ушёл и больше не вернётся». Любава ощупью нашла узкую ладонь и крепко её сжала. «Прости меня, – промямлила она. – Я, действительно, грязная обезьяна».

«Ты знаешь… – задумчиво произнесла Наташа, аккуратно подбирая слова, – мне кажется, что только сейчас я взаправду стала человеком».

Близнецы

У Наташи раздвоилась личность. Это совершалось постепенно – на Любавиных глазах. Сперва она заметила симптомы в поведении младшей сестры. К бывшей шимпанзе вернулись обезьяньи повадки. Выходя во двор, Наташа не пропускала ни одного подходящего дерева, чтобы на него взобраться. Когда баба Настя попыталась её урезонить, девочка подняла с земли палку и, что есть мочи, стала колотить ни в чём не повинную рябину. При этом её взгляд сделался пронзительным, а губы угрожающе поджались. Возмущённая баба Настя, показав одичавшей Наташе напружиненную спину, прямиком направилась к родителям.

«Девочке, как бывшей шимпанзе, необходима разрядка», – заступился за любимицу Папа. «Я приму меры, чтобы такое больше не повторилось», – вразрез пообещала Мама. И тут же перешла от слов к делу. «На тебя жалуются соседи», – укорила она младшую дочь. Реакция Наташи была более чем неожиданной. Девочка разразилась нечеловеческим стоном и «сухим» плачем. «Может быть, тебе чего-то не хватает?» – поинтересовалась озадаченная Мама. Не переставая рыдать, Наташа приложила к зубам большой палец правой руки. «Она проголодалась, – перевела Любава. – Купить тебе арбузного мороженого?» «Хочу термитов и муравьев», – натужно потребовала сестра. «К сожалению, усилиями Дювэ наша квартира лишилась насекомых», – виновато напомнил Папа. «Китайский ресторан», – подсказал вездесущий Африка. «Никаких ресторанов, – обуздала попугая строгая Мама. – Надо срочно обращаться к специалисту, пока не стало хуже».

В то время как родители выбирали специалиста, становилось всё хуже и хуже. На вопросы старшей сестры младшая отвечала… двумя голосами. Причём первый голос был человеческий, а второй – обезьяний. «Что с тобой происходит?»

– испугалась за сестру Любава. «Раздвоение личности», – поставил диагноз развитой попугай. «Психотерапевт!» – в унисон закричали родители – и бросились к своим мобильным телефонам.

Психотерапевта звали доктор Горбатов, и он изъявил желание вначале переговорить с родителями больной. «Она не больная!» – с порога возразила раздражённая Мама. «Если я вас правильно понял, – мягко оппонировал доктор, – ваша дочь больна расщеплением личности на две фазы, не связанные между собой». «И как вы намерены ей помочь?» – робко поинтересовался Папа, подавленный цельной личностью психотерапевта.

«Я озвучу своё решение после осмотра пациентки, – привычно отозвался эскулап. – Скорее всего, я выпишу ей оланзапин, которому отдаю предпочтение». «Скажите, доктор, а лечение будет длительным?» – спросила усмирённая Мама. «Весьма длительным – во избежание постпроцессуального слабоумия. Не исключено помещение больной в психиатрическую клинику». «Я не хочу в клинику, лучше в зоопарк!» – завизжала прискакавшая Наташа. «Сейчас же угомонись! Перед доктором неудобно!» – приказала рассерженная Мама. Впервые в жизни младшая дочь ослушалась и продолжала визжать и корчить рожи. Судя по всему, поведение Наташи вывело из равновесия даже видавшего виды психотерапевта.

«Девочка, ты можешь отвечать на мои вопросы?» – спросил доктор Горбатов, стараясь держать себя в руках. «Да», – ответила Наташа – и тотчас запищала, как обезьяна. Дальнейшие ответы пациентки доктор Горбатов не услышал, так как они заглушались обезьяньим писком. «Я не могу работать в такой обстановке», – вышел из себя психотерапевт. Наташа попыталась извиниться, но её слова потонули в обезьяньих криках. Со стороны было заметно, что девочка изо всех сил старается совладать со своей обезьяньей натурой.

«Небывалый феномен, – промямлил психотерапевт. – Расщепление на человеческую и обезьянью фазы, связанные между собой». Обезьянья личность не задержалась с ответом. Под её давлением девочка присела на корточки и подложила левую руку под подбородок. «И что сие означает?» – полюбопытствовал доктор. Любава любезно перевела «язык» шимпанзе на человеческий: «Это означает, что вы – грязная обезьяна». «Ну, знаете ли, я этого не потерплю», – психотерапевт окончательно вышел из себя и навсегда ушёл из «нехорошей квартиры».

«И что же нам теперь делать?» – спросила огорчённая Мама. «Искать другого специалиста», – тихо предложил поникший Папа.

Пока родители приходили в себя, Наташа продолжала бороться со своей обезьяньей сущностью. Борьба обезьяньей и человеческой фаз развивалась явно не в пользу последней. Был момент, когда Любаве показалось, что младшая сестра вновь обрастает шерстью. Не исключено, что она явилась бы свидетельницей превращения человека в обезьяну. Но… в один из тех дней, когда выдохшаяся зима уступала место напористой весне, обезьяна, победив человека, решила от него отделиться. Поначалу это была маленькая обезьянья личность, которая, выбравшись наружу, моментально утратила былой кураж. Она цеплялась за Наташу своими голыми пальцами и семенила за ней повсюду, силясь сохранять вертикальную осанку. Освободившись от обезьяньей личности, девочка не стала свободным человеком. Всеми правдами и неправдами она пыталась избавиться от назойливой шимпанзе, однако её дерзкие попытки оказались тщетными. На помощь младшей дочери поспешила опытная Мама. Сначала она изумилась явлению непрошеной шимпанзе, затем временно потерялась и, наконец, обретя себя, заняла активную позицию.

«Надо срочно принимать меры», – авторитарно заявила Мама. «Какие?» – не понял Папа. «Пока не знаю, – пожала плечами Мама. – Мистика какая-то». «Ты же окончила Академию волшебных наук», – вспомнила Любава.

«Я впервые сталкиваюсь с таким случаем. Ты хочешь, чтобы я экспериментировала с твоей сестрой?» – сердито откликнулась Мама. «Экстрасенс», – как всегда, вовремя вставил попугай. «А что, это мысль», – Папа ухватился за неё как утопающий – за соломинку. «Наши экстрасенсы – сплошные дилетанты», – поморщилась Мама. «А Кумач? – возроптал Папа. – Между прочим, его знания подтверждены лицензией. К тому же, он – член «Российской ассоциации целителей». Мама открыла рот, чтобы что-то возразить, но не произнесла ни единого слова, так как в этот самый момент шимпанзе, громко залаяв, вцепилась в чудесные Наташины волосы. Девочка, сжав зубы, попыталась оторвать от себя обезьяну, но – абсолютно безуспешно. «Угомонись!» – прикрикнула разгневанная Мама. Повторять два раза ей не пришлось, так как шимпанзе, учуяв, кто в семье главный, тут же подчинилась приказу. «Давайте вызовем экстрасенса!» – взмолилась Любава, которая сильно переживала за младшую сестру. «Хорошо», – уступила напору Мама – и без промедлений связалась с Кумачом.

Востребованный экстрасенс заявился только через неделю. Когда Мама подвела его к пациентке, он вежливо попросил «удалить обезьяну». Любава опередила Маму и объяснила светиле, что его пригласили не к сестре, а как раз к обезьяне. «Я не лечу животных. Вы разве не в курсе?» – оскорбилась знаменитость. Тогда в разговор вступил Папа и растолковал ситуацию. Он довёл до сведения Кумача, что Наташа родилась обезьянкой, а через несколько лет превратилась в человека. По воле природы к девочке сначала вернулась обезьянья сущность, потом отделилась от неё и теперь мешает спокойно жить. «Парадоксальный казус, – констатировал экстрасенс. – К сожалению, биологическая энергия здесь бессильна».

Расписавшись в своём бессилии, Кумач вежливо закрыл дверь с обратной стороны.

Как только простыл его след, Мама опомнилась, взяла инициативу на себя и решительно произнесла: «Приступаю к превращению шимпанзе в человека».

В знак покорности обезьянка раздвинула губы и обнажила дёсны.

Памятуя о преобразовании Наташи, Мама задействовала труд, музыку, компьютер и пластиковые фигурки. «А как же я?» – напросился Африка.

«Ты присоединишься, когда возникнет насущная потребность», – распорядилась Мама. Такая потребность не заставила себя долго ждать. Обезьянка, которая во всём слушалась Маму, категорически отказывалась принимать имя «Таня». Освоив азы человеческой речи, она назвала себя Наташей. «Но в нашей семье уже есть одна Наташа», – оспорила Мама.

«Она не настоящая», – пояснила шимпанзе. На выручку прилетел неутомимый Африка. В течение всего дня он навязывал подопечной имя «Таня», но его усилия не увенчались успехом. Вероятнее всего, настырный попугай, в конце концов, добился бы результата, но, как говорится, «беда не приходит одна». Вторая беда навалилась на уязвимого Дювэ – и надолго приковала всё внимание попугая.

Африка, в силу скрытых инстинктов, привязался к котёнку, как только влетел в семью. Поразительный факт: Дювэ, презиравший весь птичий род, к попугаю отнёсся с симпатией. Он даже иногда гулял вместе с обожателем. Происходило это только летом, потому что Африка был родом из Африки, любил жару и не признавал другие времена года. Что касается Дювэ, то он к капризам природы относился безразлично – лишь бы не было воды над головой и под лапками. Котёнок панически боялся наполненной ванны и мылся только из уважения к Маме. Мама отвечала ему взаимностью, однако не делала никаких поблажек. По её распоряжению Дювэ придерживался диеты, занимался гимнастикой и соблюдал режим прогулок. Время от времени резвый котёнок рвался нарушить навязанный режим – и нарывался на запертую дверь. Все в доме знали про неоспоримые табу… кроме шимпанзе. Отколовшись от Наташи, обезьянка сжалилась над Дювэ – и выпустила на свободу. Оказавшись на пленэре, гулёна тут же был наказан за непослушание. На него обрушился весенний ливень, сопровождаемый оглушительной грозой. Вне себя от необоримого страха, животное пустилось наутёк – наперегонки со стихией. Два часа Дювэ стремился опередить молнии. Наконец, промокнув до шерстинки и выбившись из сил, упал в огромную лужу и приготовился к смерти…

А в это время вся семья, от Папы до попугая, сбилась с ног, разыскивая Дювэ. Подражая авторитетной Маме, шимпанзе старательно имитировала поиски. Когда они ни к чему не привели, первым в уныние впал Папа. Его примеру вскоре последовали сёстры. Последней сдалась оптимистическая Мама. Она уронила скупую слезу – и с головой ушла в работу. Наташа находила успокоение в воспитании обезьяньей личности. Любава расклеивала сотни объявлений с приметами пропавшего Дювэ. Попугай Африка не находил себе места. А Папа с горя увлёкся… лженаукой. Семья не вдруг обратила внимание на папин пунктик. Она стойко выдержала ярко выраженный цитрусовый запах, который Папа распространял по квартире. Хуже были встречены лиловые костюмы и невероятных размеров гранатовый перстень. Когда же Папа пристроил на рабочем месте лозунг «Я не такой, как все», Мама обратила прицельный взгляд на странности в его поведении. «Я странен, а не странен кто ж?» – невозмутимо парировал Папа. Сражённая неотразимым аргументом, Мама до поры до времени оставила Папу в покое. Между тем папино поведение из чудно́го всё больше превращалось в эксцентричное. Так, он устроил Маме скандал из-за того, что она приобрела театральные билеты на несчастливое двенадцатое число. Любаву не пустил к подруге во вторник, а у Наташи отнял зелёное платье. «Это переходит всякие границы», – не выдержала Мама. «Я подарю ей фиолетовый сарафан», – оправдался Папа. «Несчастливое число, несчастливый день, несчастливый цвет, – сообразила Мама. – Признавайся: ты занялся астрологией?» «И спиритизмом тоже», – вмиг «раскололся» Папа.

«И с кем же ты общаешься на спиритическом сеансе?» – с издёвкой спросила Мама. Но Папа пропустил издёвку мимо ушей: «Я разговариваю с духом Дювэ – и меня отпускает боль утраты». «О чём же он тебе рассказал?» – заинтересовалась Мама. «О своей жизни в Созвездии Овна, – расчувствовался Папа. – Правда, там нет ярких звёзд, зато есть златорунный Овен, спасший царского сына Фрикса от козней злой мачехи Ино».

Пока Мама с трудом закрывала открытый от изумления рот, Папа приводил в порядок расстроенные чувства.

«Почему Дювэ выбрал Созвездие Овна?» – осторожно спросила Наташа. «Овен – знак Зодиака», – блеснул эрудицией Африка.

«Дювэ раскаялся в своём проступке, – опять разволновался Папа. – Мы просто обязаны его простить. Он, как все Овны, темпераментный и импульсивный». «Это я во всём виновата», – призналась очеловеченная шимпанзе. «В чём твоя вина, Танечка?» – обеспокоилась Мама. «Я не Таня, я – Наташа!» – разбушевалась экс-шимпанзе – и затопала, как доминантная особь. «Ну, что мне с тобой делать?» – удручённо спросила Мама. «У меня есть блестящая идея! – ударил в ладони Папа. – Давайте вызовем духов великих Близнецов. У них наверняка было, как минимум, две личности; и уж они-то знали, что с ними делать». «Я – за!» – проголосовала Наташа, держась от непредсказуемой личности на безопасном расстоянии. С криками «со мной ничего не надо делать!» получеловек-полуобезьяна преодолела это расстояние и укусила Наташу за руку. «Может быть, действительно, попробовать?» – уступила обескураженная Мама. «И чем скорее – тем лучше», – высказалась Любава. «Девятое июня», – напомнил расторопный попугай. «Скорпиону можно доверять», – со знанием дела изрёк Папа. «Африка – не скорпион», – вступилась за птичку Любава. «А по знаку Зодиака он – Скорпион, – наставительно сказал Папа. – И поэтому умеет проникать в тайны, не доступные для других». «Хорошо, – задумчиво произнесла Мама. – У нас будет время подготовиться к гипнозу». «К какому такому гипнозу?» – насторожился Папа. «К Эриксоновскому, конечно, – властно ответила Мама-Лев. – Не волнуйся: я не буду тебя усыплять». «Покоряюсь огненной стихии», – со вздохом смирился Папа – и, со своей стороны, начал подготовку к спиритическому сеансу.

Сеанс начался ровно в полночь. В полутёмную гостиную первым ступил Папа-медиум, за ним потянулись остальные. Цепочку «заседающих» замкнула Мама, оставив приоткрытой дверь. Втянув носом благовония, Любава уселась за круглый стол. Раздвоенные личности поступили в распоряжение Папы. Они водрузили на стол спиритическую доску, рассыпали фото знаменитых Близнецов и расставили свечи. Папа взял из сервиза блюдце и нарисовал на нём стрелку. Подогрев блюдце на пламени свечи, он положил его в центр спиритического круга. Участники сеанса удобно устроились за столом и коснулись блюдца кончиками пальцев. Один Папа поднял плечи и упёрся руками в колени. Мама немедленно повторила его позу. Заглянув в «пустые» папины глаза, она начала ласковым голосом: «Послушай, гипноз не принесёт тебе зла. Никто не покушается на твою независимость. Расслабься, пожалуйста, так проще работать». Папины глаза наполнились смыслом, а атлетические плечи опустились. Мама откинулась на спинку стула – Папа сделал то же самое. «Каких Близнецов ты собираешься позвать?» – шёпотом спросила Мама. «Самых известных… – доверительно ответил Папа. – Если только они придут». Мама протянула руку вперёд – и папина рука потянулась ей навстречу. Тогда Мама взяла её за запястье левой рукой и уверенно произнесла: «Я вижу, что ты готов к сеансу, и желаю тебе удачи». Папин взор зафиксировался на блюдце – и медиум призвал первого Близнеца: «Приди, дух Карла Фаберже!» Сей призыв повторялся в течение получаса, но дух так и не явился. Всё это время Мама не сводила с Папы требовательных глаз. «Первый блин комом, – бодро заявила она. – Попробуй пригласить другого Близнеца».

Целых три часа Папа умасливал упрямых духов. Но не зря гласит пословица: «Терпение и труд всё перетрут». Наконец блюдце повернулось – и папино лицо просветлело. «Вы здесь, дух Петра Великого?» – задал медиум первый вопрос. «…Вы согласны отвечать на вопросы?» – облегчённо уточнил Папа.

Папин голос зазвенел от радости, а тишина – от вертлявого блюдца.

«Государь почтил нас своим присутствием, потому что именно в этот день появился на свет». Поинтересовавшись самочувствием духа, Папа изложил суть дела. «Его Величество говорит, что многие считают его многоликим. Он – благодетель России, он же – душегуб и антихрист… Вы желаете продолжить беседу?» – учтиво спросил верноподданный. «…Самодержец спешит в Созвездие Близнецов, где его ждёт Поллукс для кулачного боя… Он желает девице Наталье доброго жениха и приглядного лика… Вызываю следующего духа», – разохотился медиум. На очереди оказалась… Мерилин Монро.

«Она извиняется за задержку, – интерпретировал Папа. – Жалуется на Близнецов Диоскуров: от этих дамских угодников нелегко ускользнуть».

«Вы согласны вести беседу?» – задал Папа стандартный вопрос.

«…Мерилин говорит, что не могла отказать ребёнку, так как сама всю жизнь ощущала себя беззащитным дитём».

«Не задерживай звезду. Спрашивай о главном», – вмешалась Мама.

«…В Мерилин всегда жили два человека. Один владел миром, другой не владел собой. Актриса порывалась скрыться от своего мрачного «я».

«Как же мне от неё скрыться? – вырвалось у Наташи. – Вот она – рядом сидит». «Пора заканчивать сеанс, – покачала головой Мама. – Духи тоже должны отдыхать». Она бесшумно вышла из комнаты – и Папа вернулся к реальной жизни.

После спиритического сеанса реальная действительность претерпела некоторые изменения. Папа радостно засучил рукава, Мама отстала от Папы, а обезьянья личность – от Наташи. Новый человек всё меньше и меньше походил на обезьяну. Превращённая шимпанзе охотно отзывалась на имя «Таня» и трудилась не покладая рук. Причём чем больше она трудилась, тем больше напоминала Наташу. Впрочем, трудолюбивая Таня интенсивный труд сочетала с приятным досугом. В часы отдыха она любила в Интернете смотреть кино, а по телевизору слушать новости. Попугай Африка, который также любил Интернет и телевизор, часто составлял ей компанию. Наслушавшись и насмотревшись, он приставал ко всем подряд, делясь информацией. Своими глобальными проблемами Африка надоел семье хуже горькой редьки. Поэтому когда в очередной раз попугай подлетел к Любаве с воплями «Приют!» и «Кошкин Дом!», девочка отмахнулась от него обеими руками. В борьбе с попугаем семья не сразу заметила исчезновение Тани. Папа вновь предался отчаянию, Мама принялась его успокаивать, а сёстры побежали на разведку. Когда с опущенными руками они вернулись домой, то в гостиной на диван-кровати обнаружили… Таню в обнимку с Дювэ. Счастливый Папа не сводил с обоих восторженных глаз, а деловитая Мама ввела дочек в курс событий. Из её изложения сёстры узнали, что Таня забрала кота из приюта для бездомных животных. Приют назывался «Кошкин Дом», и о нём сообщили в теленовостях. «Постойте. Если Дювэ – живой, тогда откуда взялся его дух?» – полюбопытствовала дотошная Любава. Папа закрыл рот на замок, зато за двоих закричал попугай: «Я – дух Дювэ! Я – дух Дювэ!» Отсмеявшись, Наташа впервые без опаски подошла к своей преображённой личности, от которой отличалась только цветом волос.

Воскрешение Дювэ из мёртвых семья праздновала целую неделю.

А отпраздновав, дружно отправилась в «Кошкин Дом»: животных пожалеть, а людям – помочь.

Машинка времени

Любава мечтала о машине времени с раннего детства. Но ей пришлось долго ждать, пока Папа её изобретал. «Я подгадал ко дню твоего рождения», – неловко оправдывался Папа. «Лучше бы ты подгадал ко Дню России», – заметила патриотически настроенная Мама. Папа возразил, Мама не уступила, и они начали выяснять, какой день в году самый лучший.

Проскользнув незаметно в папин кабинет, Любава с замиранием сердца рассматривала изобретение. Машина времени была похожа на бабушкину швейную машинку, только ручка у неё была очень длинная. Любава её узнала просто потому, что других изобретений в кабинете не было. Девочка не удержалась – и покрутила деревянную ручку. За этим занятием её застал взъерошенный Папа. Испустив душераздирающий вопль, он бросился к машине времени и уцепился за ручку. Послышался хруст, треск, звон, после чего изобретение превратилось в металлолом, а Папа – в самого несчастного человека на белом свете.

«Это не машина, это… машинка времени», – подобрала Мама подходящее выражение. «Я с таким трудом её изобрёл», – пожаловался понурый Папа. «Ремонтировать намного легче», – успокоила его Мама и, подмигнув Любаве, спешно покинула кабинет. Заинтригованная девочка не заставила себя долго ждать.

«Пока Папа чинит машинку времени, мы с тобой подумаем, как лучше её использовать», – Мама вопросительно взглянула на Любаву. «И чего тут думать? – пожала плечами девочка. – Если бы Папа изобрёл утюг, мы бы гладили бельё. А поскольку он изобрёл машинку времени, мы отправимся путешествовать во времени». Мама без колебаний согласилась с дочерью, что случалось крайне редко. «Я предлагаю отправиться в трёхтысячный год», – задумчиво произнесла Любава. «Лучше в 2080», – тут же оспорила Мама. «Почему именно в 2080?» – полюбопытствовала девочка. «Потому, что я так хочу», – объяснила Мама категорическим тоном.

Дискуссия закончилась вовремя, так как на пороге комнаты возник довольный Папа, согнувшийся под тяжестью машинки времени. «Когда едем?» – правильно поняла Мама. «Хоть сейчас, – с готовностью отозвался Папа. – Только ехать не обязательно. Достаточно покрутить ручку». «Давайте вызовем из Африки Наташу», – предложила Мама. «Ни в коем случае!» – замахала руками Любава. (Девочка дулась на сестру за то, что она не взяла её с собой в Африку.) «Ты не должна обижаться на Наташу, – заметила Мама. – Твоя сестра родилась обезьянкой. Время от времени она общается с шимпанзе, потому что её зовёт голос предков». «А я считала, что наши предки – это вы с Папой», – необдуманно сказала Любава.

Теперь настала очередь Мамы обижаться на невоспитанную дочь. Атмосфера накалилась, и в воздухе запахло грозой. «Любава права, – вмешался в разговор задыхающийся Папа, не выпускающий из рук бесценное детище. – Все мы – чьи-нибудь предки». «Папа тоже прав, – поддержала его девочка. – Это ты меня недовоспитала». «Я тебя породила, я тебя и воспитаю, – пообещала Мама, – в 2080 году». «Зачем же так долго ждать?» – удивился Папа. «Ждать не будем ни минуты, – решительно заявила Мама. – Дело не терпит отлагательства. Сейчас же отправляемся в путешествие во времени. Совершим пробную поездку. А в следующий раз захватим с собой Наташу». «Не надо никуда ехать, – натужно произнёс Папа. – Положите сюда правые руки ладонями вниз». По указанию изобретателя Мама и Любава обхватили гладкую ручку в нужном месте. Папа на полусогнутых ногах привёл машинку в действие – и через мгновение путешественники, не сходя с места, перенеслись в будущее.

«Ты куда подевал мой изумительный персидский ковёр?» – металлическим голосом спросила Мама. «…а потом выложил пол плиткой», – Любава издевательским тоном продолжила мамину мысль. «У меня появилась идея, – Папа горделиво выпятил грудь. – Взгляните-ка на календарь». «Картинка совсем другая, – констатировала Мама. – И год почему-то 2080». «В начале века ты быстрее соображала, – со вздохом признала Любава. – Дело в том, что мы перенеслись в будущее». «Я немедленно принимаюсь за твоё воспитание», – строго взглянув на дочь, Мама аккуратно закатала рукава. Но Любава очень не любила, когда её воспитывали. «Я сбегаю к соседям за солью», – одним духом выпалила девочка и, толкнув входную дверь, оказалась на лестничной площадке. Подъезд заворожил Любаву своей белизной: белые стены, белые перила, и даже пол – абсолютно белый. Не тратя времени на бесполезное изумление, девочка постучала в ближайшую белую дверь. Не дождавшись реакции, она нажала на белый звонок. Вместо привычной трели раздался поросячий визг, послышались частые шаги, дверь бесшумно раскрылась – и Любава увидела симпатичную девочку… с поросячьим пятачком на месте носа. «Одолжи, пожалуйста, соли», – попросила гостья из прошлого, стараясь держать себя в руках. «Сначала давай познакомимся, – смутилась необычная девочка. – Меня зовут Хрюша. А ты, наверное, внучка Бабушки Любавы? Ты на неё очень похожа». «Наверное, – предположила Любава. – Меня, кстати, так же зовут. А ты знаешь, на кого похожа ты?» «Конечно, знаю. Все говорят: я – вылитая Мама». «И кто же у тебя Мама?» – опешила Любава. «Как – кто? Главный специалист по глобальному потеплению», – кичливо произнесла Хрюша. «Так оно всё-таки произошло…» – осенило светлую головку. «Ты с Чукотки, что ли? – наморщила Хрюша узкий лобик. – Мама говорит, что там ещё бывает снег». «А у вас не бывает?» – недоверчиво спросила Любава. «Нет, у нас сплошные проливные дожди», – тяжело вздохнула Хрюша.

Любаве необходимо было переварить всю эту информацию. Она пробормотала нечто невразумительное и побежала к Маме с Папой. «Что стряслось, доченька?» – взволнованно спросила Мама, взглянув на перекошенное лицо дочери. «Здесь… глобальное потепление», – выдавила из себя Любава. «Да ну!» – обрадовался Папа. «Ты чему радуешься?» – возмутилась Мама. «То есть как это? – засуетился Папа. – Надо срочно собирать информацию. Вернёмся домой с научным багажом. Может быть, удастся предотвратить глобальное потепление». «Не удастся», – отрезала Мама. «А ты откуда знаешь?» – саркастически спросила Любава. «Отсюда, – подчёркнуто спокойно ответила Мама, – из будущего». «Ты, к сожалению, права, – расстроился Папа. – Но всё равно будем действовать и обогащать науку. Что мы можем извлечь из квартиры?» «Из квартиры ничего нельзя извлекать, – предупредила Мама. – Это уголовное преступление». «Это же наша квартира», – напомнила Любава. «У себя тоже нельзя воровать», – стояла на своём Мама. «Я же не в этом смысле! – рассердился Папа. – Я имею в виду полезную информацию». «Ковры заменили плиткой, – заметила Мама. – Помогает от глобального потепления. А ещё занавеску поменяли на жалюзи». «Доченька, а ты ничего особенного не заметила?» – Папа вооружился ручкой и записной книжкой. «Заметила, – припомнила Любава. – У них весь подъезд белый». «Белые дома тоже помогают от глобального потепления», – объяснила информированная Мама. «А ещё наша соседка Хрюша напоминает поросёнка», – поделилась впечатлениями Любава. «Хрюша должна напоминать поросёнка, – с умным видом растолковал Папа. – Было бы странно, если бы она напоминала оленя». «Но она – человек!» – вспылила Любава. «Значит, у неё родители – наркоманы», – внесла ясность всезнающая Мама. «А как ты объяснишь то, что я сама напоминаю Хрюше какую-то Бабушку Любаву?» – напряглась девочка в ожидании ответа. «А откуда эта Бабушка?» – в свою очередь напряглась Мама. «Откуда, откуда… Отсюда», – проворчала Любава, как маленькая старушка. «Тогда всё абсолютно ясно, – в растерянности проговорила Мама. – Ты похожа на саму себя… в старости». «Ты хочешь сказать, что Бабушка Любава – это я в 2080 году?» – обомлела девочка. «Да…» – заикаясь, подтвердила Мама. «А где тогда вы в 2080 году?» – полюбопытствовала Любава. «Думаю, что нигде, – тихо сказала Мама. – Думаю, что мы умерли». «Это ещё неизвестно», – почему-то обиделся Папа. «Да, конечно, – согласилась Мама. – Но я бы предпочла, чтобы мы уже умерли». «Лучше подумай о том, что мы скажем при встрече Бабушке Любаве», – сменил тему Папа. «Я не хочу с собой встречаться!» – воспротивилась Любава. «Мы тоже не хотим встречаться… с Бабушкой Любавой», – уверила её Мама. «И что же нам делать?» – почесал в затылке Папа.

В этот момент поблизости залаяла собака. «Что это такое? У нас не было никакой собаки», – запуталась Мама. «Пойду посмотрю», – проявила инициативу Любава. Оказалось, что в прихожей лаял звонок. «Кто там?» – вполголоса спросила девочка. «Хрю-хрю, это я, Хрюша», – послышалось за дверью. Действительно, это пришла Хрюша… в купальнике. В розовой ручке она держала солонку. «Мне очень стыдно перед тобой, – призналась Хрюша. – Я понимаю, что пожадничала. У вас на Чукотке, должно быть, много соли. А у нас каждый кристаллик на счету». Любава подумала, что Хрюша может послужить источником научной информации. Со словами «проходи, проходи, я тебя с родителями познакомлю» она втащила соседку в квартиру и выставила для обозрения Мамы с Папой. Судя по их лицам, Хрюша произвела на них сильное впечатление. «Бедная девочка, – прослезилась Мама. – Что же они с тобой сделали?» «Кто?» – Хрюша обернулась назад в поисках нечистой силы. «Родители, конечно», – не унималась Мама. «Я знаю, что вы с Чукотки. Но это не даёт вам права оскорблять моих родителей», – Хрюша смешно зашмыгала поросячьим пятачком. «Ты меня неправильно поняла… – запнулась Мама. – Я очень сочувствую твоим родителям-наркоманам. Но почему они не лечатся? У нас… на Чукотке я бы поспособствовала». «Мои родители – не наркоманы!» – вскричала Хрюша и завизжала, как настоящий поросёнок. Папа остолбенел, а Мама послала Любаву на кухню за желудями. «Свиньи, как и люди, всеядные», – наставительно сказала девочка – и зашагала на кухню. В холодильнике она обнаружила обычный набор продуктов, раскинула мозгами и остановилась на бананах.

Когда Любава протянула Хрюше бананы, та перестала визжать, сморщила розовое личико и произнесла странную фразу: «Эти ням-нямы мне на острове надоели». Мама благоразумно промолчала, а Любава решила отвести разговор в сторону: «Вы представляете, в Подмосковье наблюдается дефицит соли». «И не только в Подмосковье, – с жаром подхватила Хрюша. – Практически во всей стране. Моя Мама говорит, что раньше соль добывали из морской воды. Но когда арктические льды растаяли и влились в Мировой океан, он фактически стал пресным, и запасов соли на Земле осталось очень мало. Вероятно, у вас на Чукотке много залежей соли?» Папа весело рассмеялся, а Мама членораздельно произнесла, глядя ему прямо в глаза: «У нас на Чукотке соли хоть отбавляй». «Вы извините, что я не сдержалась и вышла из себя», – Хрюша потупила поросячьи глазки. «Это моя вина, – признала ошибку Мама. – Но я не хотела оскорбить твоих родителей». «Я им ничего не скажу. Главное, чтобы не оскорбились комнатные растения». У Папы глаза полезли на лоб, а Мама, бросая на него красноречивые взгляды, завела разговор издалека: «Дело в том, Хрюша, что у нас на Чукотке комнатные растения совсем не обидчивые. (Любава прыснула в ладошку.) Может быть, ты нам расскажешь про ваши растения? На кого они обижаются?» «Они – как мы, – охотно поделилась Хрюша. – Кто обижает, на того и обижаются. Их нельзя нервировать ни в коем случае. А то они впадут в стресс и начнут выделять много метана. Моя Мама говорит, что метан усугубляет глобальное потепление». «Но в квартире совсем не жарко», – подметила Мама. «Что же в этом удивительного? – недоуменно спросила Хрюша. – Повсюду установлены кондиционеры. Но улицу кондиционерами не охладишь. Моя Мама говорит, что если бы вовремя позаботились об искусственном охлаждении, то сейчас бы не было столько проблем».

Неожиданно Хрюшин карман заквакал, а она сама снова захрюкала.

«Так квакает только Бабушка Любава», – радостно сказала будущая соседка, вынула из кармана маленький мобильник и приложила к замысловатому ушку. «Здравствуйте, Бабушка Любава, – вежливо поздоровалась Хрюша. – Очень приятно. А то мы по вам соскучились. А вы поговорите с вашей внучкой. Её тоже зовут Любава, и она приехала с Чукотки вместе со своими родителями».

Любава невольно отпрянула, но отступать было некуда. Со смешанными чувствами она взяла телефон из рук Хрюши – и вместо лягушачьего крика услышала свой собственный, хотя и дребезжащий голос: «Любавочка? Здравствуй, внученька. Что-то я тебя не припомню. Совсем выжила из ума, старая. Ничего, скоро встретимся». «А ты где находишься, Бабушка?» – не своим голосом спросила Любава. «Где нахожусь? У Мамы с Папой. Что-то я загостилась. В полночь вернусь – наговоримся всласть». «Мама! Вы с Папой живы!» – во всю мочь закричала Любава. «Тише, тише, – Папа приложил палец к губам. – А то у растений будет стресс».

По-видимому, от жителей Чукотки Хрюша ожидала любых неожиданностей. Вернув на место мобильный телефон, она с интересом всматривалась в лица непрошеных гостей. «Да, чукчи заметно отличаются от нас», – задумчиво произнесла Хрюша. «Это вопрос дискуссионный, – с пол-оборота завёлся Папа. – Уничижение северных народов…» «Ты права, девочка, – перебила его Мама. – Мы сильно отличаемся от жителей Подмосковья. Значит, Бабушка Любава вернётся к полуночи?» «Ровно в полночь, – уточнила Хрюша. – Бабушка Любава очень пунктуальная». «А она не боится темноты и преступников? Почему бы ей не вернуться пораньше? Или у вас так поздно летают самолёты?» «Самолёты летают каждый час в течение суток, – обстоятельно разъяснила Хрюша. – Только Бабушка Любава приплывёт из Москвы на гондоле. Она очень храбрая и боится одной жары, которая портит её немолодое здоровье. Поэтому она прибудет, когда жара окончательно спадёт». «А который сейчас час?» – поинтересовалась Мама. «Только что мои часы прохрюкали 15.00. Пора отправляться на работу», – напомнила себе Хрюша. «В нашем распоряжении ещё целых девять часов. Вполне достаточно для сбора научной информации», – подсчитал Папа. «А сколько лет у вас живут люди?» – спросила любознательная Мама. «Вообще человеческий организм рассчитан природой на 120 лет, но в Подмосковье люди живут намного дольше». «А глобальное потепление не укорачивает жизнь?» – заинтересовался Папа. «Потепление укорачивает, а генетики удлиняют. Наша генетическая наука шагнула далеко вперёд». Хрюша приосанилась и стала больше похожа на человека и меньше – на поросёнка. «Ты обратила внимание на то, какие появились интересные маршруты?» – Папа без устали строчил в свою записную книжку. «Ты обратил, а я не обратила? – Мама боролась за первенство изо всех сил. – Хрюша, скажи, пожалуйста, вы проложили из Москвы водный путь?» «Ничего мы не прокладывали. Он сам проложился. Не знаем, куда спрятаться от воды. Ливни совсем замучили. А вы сами на чём приехали?» «Мы перенеслись», – разоткровенничался Папа. «… на самолёте», – дополнила его Мама. «А где ты работаешь?» – полюбопытствовала Любава. «Сегодня все учащиеся лицея работают на сборе бананов», – без энтузиазма сообщила Хрюша. «Где – в Африке?» – усмехнулась Любава. «Зачем же так далеко? – серьёзно отреагировала Хрюша. – У нас в Подмосковье их полным-полно».

«В Подмосковье развели бананы?» – Папа что-то черкнул в записную книжку. «Одни развели, другие сами развелись, – раздражённо сказала Хрюша. – А на Чукотке нет банановых плантаций?» «Думаю, пока нет. Но надо будет проверить», – пробормотал Папа. «По крайней мере, мы их там никогда не видели», – вывернулась Мама. «Извините, мне пора на работу, а то ещё опоздаю. Если вы не против, я позвоню прямо сейчас, вызову гондолу», – не сомневаясь в ответе, Хрюша достала из кармана мобильный телефон. «Любава, а ты не хочешь составить Хрюше компанию? – умоляющим голосом спросил Папа. – Представляешь, какое поле научной деятельности?» «Ты думаешь?» – засомневалась девочка. «Какие могут быть сомнения?» – вопросом на вопрос ответил восторженный Папа.

Дождавшись, когда Хрюша заказала гондолу, Любава напросилась ей в помощницы. «Побольше бы в Подмосковье чукчей приезжало», – одобрила Хрюша и велела Любаве переодеться. «Разве джинсы не подходят?» – недовольно буркнула девочка. «Конечно, не подходят. Нужен купальник, как у меня», – распорядилась Хрюша. «С каких это пор купальник стал рабочей одеждой?» – ехидно спросила Любава. «С давних, – Хрюша округлила поросячьи глазки. – А на Чукотке разве не носят купальники?» «Носят – меховые», – сострила Любава. «Она хотела сказать, что чукчи ходят в шкурах», – Мама поправила остроумную дочь и украдкой погрозила ей пальцем. «Я вас так понимаю, – заволновалась Хрюша. – Здесь некоторые мужчины перешли на набедренные повязки. И женщины собираются. Совсем жара одолела». «Может быть, ты мне одолжишь свой купальник?» – смирилась Любава. «Пожалуйста, у меня их много – выбирай любой», – расщедрилась Хрюша. Пока Любава примеряла купальники, по вызову прибыла гондола. «Гондольер берёт по десятке за каждую минуту простоя», – поторопила напарницу Хрюша.

Между тем гондольер, не тратя даром драгоценное время, запел арию Риголетто из одноимённой оперы Верди. Итальянская речь лилась свободно и проникновенно и проникала во все щели и во все души. «Может быть, Италия присоединилась к Подмосковью?» – с надеждой подумала Любава и потянулась к прекрасной мелодии, как бабочка – к яркому цветку. Девочка пулей вылетела из подъезда – и чуть не упала в воду. «Вода, вода, кругом вода», – напела Любава любимую песню своей любимой Бабушки. Девочка ошарашенно оглядывалась по сторонам. На самом деле воды было гораздо больше, чем земли. На островках возвышались затейливые белоснежные домики, а между ними плавали обычные и парусные лодки вперемешку с белоснежными лебедями. «А где же голуби и воробьи?» – промямлила Любава. «Улетели на север, – скороговоркой ответила запыхавшаяся от быстрого бега Хрюша. – Садись скорей в гондолу, а то время хрюкает… я хотела сказать – тикает». На гондоле Любава заметила знакомые шашечки, которые в её родном Подмосковье отличали такси от всех остальных машин. Под шашечками красовалась надпись: «Вас обслуживает Гвидо Гольдони». «Вы таксист?» – спросила девочка у молодого красивого гондольера с густым волосяным покровом и с длинными обезьяньими руками. «Нет, я гондольер, – грустно ответил обезьянообразный человек. – Все мужчины в нашем роду были гондольерами». «Никогда не думала, что гондольер может превратиться в обезьяну», – действительно не подумав, сболтнула девочка. «Подмосковные жители так не выражаются», – осуждающе произнёс одичавший мужчина. «Она с Чукотки в гости приехала», – заступилась за Любаву сердобольная Хрюша. «То-то я смотрю, она напоминает мою Прабабушку Джину», – закивал головой Гвидо. «А она тоже с Чукотки?» – загорелась любопытством Любава. «Нет, она жила в Венеции», – опечалился гондольер. «Так вы, значит, из Венеции?» – пришла в восторг Любава. «Ты где учишься?» – гондольер пристально посмотрел на девочку. «В лицее», – не покривила душой Любава. «Вы историю изучаете?» – продолжал допытываться Гвидо. «Более или менее», – на всякий случай ответила Любава. «Чукчи разве не знают, что Венеция ушла под воду?» – с надрывом в голосе спросил юноша. «Вот это да! Как Атлантида? Извините, пожалуйста…» – опомнилась девочка. «Я теперь понял, почему ты напоминаешь мою Прабабушку Джину, – сообразил гондольер. – У вас на Чукотке нет сильной солнечной радиации, поэтому вы сохранили человеческий облик». Гвидо хмуро посмотрел на свои обезьяньи руки.

«Вы ошибаетесь, – пожалела его Любава. – У нас далеко не все сохранили человеческий облик. Мама уверяет, что ей только предстоит сделать из меня человека».

Хрюша, нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу, наконец, не выдержала:

«Уважаемый Гвидо, во-первых, я опаздываю на работу, а во-вторых, у меня нет столько денег, чтобы оплатить десять минут простоя». «Да, конечно, – спохватился гондольер. – Вы не переживайте. Оплачивать простой не надо: это моя вина. Что касается работы, я вас домчу в мгновение ока: сейчас только включу сирену». Тотчас на загнутом носу гондолы зажглась мигалка, на борту завыла сирена – и Гвидо ловко заработал единственным веслом. Водное такси, не отягощённое весом двух пассажирок, рвануло вперёд – по направлению к банановому островку. Не только лодки уступали ему дорогу, но также и лебеди по усвоенной привычке своевременно отплывали на безопасное расстояние.

«Когда нам нужно прибыть на место?» – поинтересовалась Любава. «Сбор бананов начинается в половине четвёртого», – обеспокоенно ответила Хрюша. «А почему так поздно?» – Любава вспомнила о своей научной миссии. «Совсем не поздно, – возразила Хрюша. – До трёх часов мы выходим из дома только по особой необходимости. Опасаемся солнечной радиации».

Хрюша прижалась к Любаве и зашептала ей на ухо: «Ты знаешь, у меня обозначился хвостик. Наши модельеры говорят, что хвосты входят в моду. Но мне это совсем не нравится. Ты меня понимаешь? Хрю-хрю?» «Хрю-хрю», – солидарно прохрюкала Любава – и прикусила себе язык. Собравшись с духом, она задала наболевший вопрос: «Скажи, пожалуйста, Бабушка Любава очень на меня похожа? Я хотела спросить: у неё нет хвостика?» «Точно не знаю, – прошептала в ответ Хрюша. – Но думаю, что нет. Бабушка Любава родилась до глобального потепления и в целости сохранила человеческие черты». У Любавы отлегло от сердца, и она завертела головой, впитывая научную информацию. «А куда подевались подмосковные леса?» – ужаснулась девочка. «Их вырубили, как только началось глобальное потепление, – вступил в разговор гондольер. – Лжеучёные пришли к выводу, что деревья выделяют в атмосферу слишком много метана». «Моя Мама всегда отстаивала противоположную точку зрения, – у Хрюши задрожали губки и пятачок – одновременно. – Она говорит, что как раз вырубка джунглей ускорила глобальное потепление».

«Всё – приплыли», – с досадой произнёс Гвидо. Гондола затормозила и упёрлась в корму впереди стоящей лодки. «Это надолго», – убеждённо сказал гондольер. «А вы как следует помигайте», – взмолилась расстроенная Хрюша. «Бесполезно. Мы в пробке». «Что же делать? Мы же опоздаем», – в голосе Хрюши задрожали слёзы. «Единственный выход из положения: перебирайтесь с лодки на лодку, таким образом вы преодолеете пробку, а там – до бананового островка – рукой подать». «На абордаж!» – кликнула клич Хрюша – и полезла на ближайшее плавучее средство. Пассажиры водного транспорта, смахивавшие на разных представителей животного мира, гримасничали и брюзжали что-то невнятное. Однако активного сопротивления они не оказывали, и девочки, шаг за шагом, добрались до виновника пробки. Им оказался косолапый лодочник. Он опрокинул свою лодку и, демонстрируя медвежью силу, пытался вернуть её в рабочее состояние. Из полицейского катера горе-лодочника вразумляли водные полицейские, но нарушитель упорно делал своё дело, время от времени сотрясая воздух звериным рёвом. «И что же дальше?» – оробела Любава.

«До бананового островка несколько минут брассом, – прикинула Хрюша. – Если не поторопимся, непременно опоздаем. Ну что – поплыли?» «А как же полиция?..» – замялась Любава. «Ей сейчас не до нас», – решилась Хрюша и, взмахнув руками, бросилась в воду. Любава не отставала от приятельницы, хотя ей было трудно быстро загребать по-собачьи. Справа её обогнала лохматая дворняжка. Любава подивилась тому, как собачка ловко перебирала лапками, и попробовала ей подражать. «Гав-гав», – приветствовала девочку дворняжка. «Гав-гав», – откликнулась Любава. Вдруг по её горячему телу забегали мурашки. Любава взглянула на свои мелькающие руки, и ей показалось, что они превратились в собачьи лапки. Девочка помотала головой, прогоняя наваждение: «Какой бред! Хрюша сказала, что Бабушка Любава ни в кого не превратилась». «Она, может быть, не превратилась, а ты, может быть, превратишься», – опроверг её мысли злорадный внутренний голос. «Наверное, нам не следует задерживаться в будущем. В прошлом как-то спокойнее, – рассудила Любава. – Вот соберу научную информацию на банановом острове – и сразу назад. Главное: ни в коем случае не встречаться с Бабушкой Любавой».

Как только путешественница приняла твёрдое решение, она сразу же ступила на твёрдую почву. Её взору открылся настоящий банановый рай. Ухоженные бананы радовали глаз обилием зеленоватых плодов. Разве Любава могла вообразить, что через три часа каторжной работы рай превратится в банановый ад? Девочка рискнула поднять тяжёлую банановую кисть – и надорвала поясницу. Она попыталась срезать фрукты кривым ножом – и порезала себе палец. В придачу ко всем бедам Любава так объелась недозрелыми бананами, что у неё заболел живот. Превозмогая боль, она доковыляла до Хрюши и хриплым голосом спросила, когда закончится рабочий день. «Утомилась? – посочувствовала Хрюша. – Рабочий день у нас заканчивается в два часа ночи. Восемь часов работы плюс получасовой перерыв на ужин». Любава внутренне содрогнулась, но виду не подала. Она не могла себе позволить уронить авторитет чукчей в глазах подмосковных жителей. Кроме того, ей было стыдно перед неунывающими «каторжниками», которые отбывали «каторгу» без видимых усилий. Мускулистые подростки с обезьяньей ловкостью орудовали двухметровыми шестами с двумя стальными крючьями. Они работали в парах и общались с помощью обезьяньих жестов. Любавины ровесницы играючи сортировали связки по размеру и качеству, а затем укладывали слоями в картонные коробки с пластиковым заполнителем.

Сжав зубы, Любава присоединилась к сборщицам и с научной целью навострила ушки. Повизгивая и похрюкивая, девочки без устали щебетали о насущных делах. Любава записывала на корочку головного мозга услышанные сведения, чтобы впоследствии передать их Папе. Впрочем, глобальным потеплением говоруньи интересовались мало. Разговоры крутились в основном вокруг бананов. Причём девочки называли их «ням-нямами» в переводе с креольского языка. Любава узнала о пятнистости листьев и о других страшных банановых болезнях, об опасных нематодах и чёрных долгоносиках, которые всячески изгаляются над беззащитными растениями.

Нескончаемые ужастики прервали удары в гонг. Девять раскатистых ударов оповещали о девяти часах вечера и о перерыве на ужин. На горизонте появилась Хрюша и увела Любаву в банановое кафе. Столики располагались под банановыми растениями, а посетителей кормили исключительно банановыми блюдами. «Может быть, Подмосковье стало «банановой республикой?» – язвительно спросила Любава. «Пока нет, – откровенно ответила Хрюша. – Так называемые «банановые республики» делятся с нами неоценимым опытом. Например, мы позаимствовали у них бесчисленные кулинарные рецепты». Хрюша кисло улыбнулась и заказала себе на ужин банановое пюре, банановые оладьи и банановый кофе. «Для чего так много бананов?» – задала Любава детский вопрос. Но Хрюша дала абсолютно взрослый ответ: «В частности, на случай внезапно начавшегося голода. Следуя примеру Полинезии, мы заготавливаем бананы впрок. Выкапываем в земле яму, выкладываем её листьями бананов и геликонии. Очищенные бананы заворачиваем в листья геликонии и раскладываем слоями. Верх также покрываем банановыми листьями, а потом насыпаем землю и камни. Ямы оставляем закрытыми до тех пор, пока бананы не перебродят».

Получив исчерпывающий ответ, Любава приступила к изучению меню. Оно поражало воображение богатством и разнообразием: бананы варёные, жареные и печёные, банановые торты, пироги, желе и даже банановый мёд.

Любава выбрала салат из ням-нямов и банановое мороженое. Доев мороженое, девочка ощутила прилив бодрости и подъём настроения. «Кажется, я выздоровела», – вслух подумала Любава. «Это естественный процесс, – назидательно сказала Хрюша. – На банановых уроках мы проходили полезные свойства бананов. Они улучшают самочувствие, дают длительное повышение энергии, снижают нервозность и питают мозг».

«Только ты почему-то разговариваешь без подъёма», – молча подумала Любава – и вздрогнула от удара в гонг. «Перерыв окончен. Надо поторапливаться. Через полчаса – полночь», – Хрюша энергично встала из-за стола. «Ты что-то путаешь, – снисходительно сказала Любава. – Сейчас половина десятого, а полночь наступает в 24.00». «Но у нас нет двадцати четырёх часов», – рассмеялась Хрюша. «Как это нет, если есть полночь?» – ошеломлённо спросила Любава. «Полночь есть, только она наступает в 22 часа, потому что в сутках – 22 часа». «Это с каких пор? – разинула рот Любава. – А у нас… на Чукотке в сутках 24 часа». «Надо же, как повезло, – позавидовала Хрюша. – И снег идёт, как в начале века, и сутки длиннее на 2 часа». «Что же всё-таки произошло?» – продолжала выведывать Любава, выполняя папин наказ. «А вы разве в школе не проходили? (Любава отрицательно покачала головой.) Ну, тогда слушай. В начале века угол наклона оси Земли относительно плоскости Земля – Солнце был приблизительно равен 23,5 градусам. Эта величина была довольно стабильна, но имела незначительные смещения. Из-за глобального потепления периодические изменения угла наклона земной оси усилились, а скорость вращения планеты увеличилась. Следовательно, сутки стали короче – пока на два часа». «Так чего же мы ждём? – ахнула Любава. – Надо срочно возвращаться домой». «Как – домой? – подняла Хрюша рыжие бровки. – Рабочий день продолжается. Хотя… если ты спешишь, я сейчас же вызову гондолу. Я остаюсь здесь, а ты иди на остановку». «Спасибо, Хрюша, – сердечно поблагодарила Любава. – Я тебя никогда не забуду». «Но мы ведь ещё увидимся», – растроганно хрюкнула Хрюша. «Конечно, и очень скоро. Только ты меня вряд ли узнаешь», – непонятно ответила Любава и, смахнув слезу, заспешила к остановке гондол.

Гондольер, помахивая веслом, насвистывал «Очи чёрные». «Вот это сервис», – оценила девочка и попросила гондольера поторопиться. Пётр (так было написано на гондоле) огорчённо присвистнул: «Вы, барышня, видать, не здешняя. Я, конечно, сделаю всё, что от меня зависит, но большой скорости не обещаю. Мы с вами попадаем в самый что ни на есть час пик». «Так поздно?» – не поверила Любава. «Хотите – верьте, хотите – нет, – уловил настроение гондольер. – Для кого – поздно, а для туристов – самое время». «Вы не обижайтесь на меня, Пётр, – извинилась Любава. – Я, действительно, приехала издалека. А что – в Подмосковье много туристов?» «Много – и продолжают прибывать. Голландию затопило – ихние туристы перебрались к нам. А после того как итальянская Венеция исчезла под водой, со всех мест едут в Подмосковье посмотреть на северную Венецию. Другой теперь нет».

«Мне через пятнадцать-двадцать минут надо приплыть на улицу Энергетиков, – жалобным голосом сообщила Любава.

– Пётр, честное слово: вопрос жизни и смерти». «У меня в запасе есть один приёмчик, – гондольер лукаво прищурил глаза. – Вообще-то я к нему прибегаю в самом крайнем случае. Но, похоже, это он самый и есть». Пётр налёг на весло и, набрав полную грудь душного воздуха, во весь свой шаляпинский голос затянул душещипательную «Дубинушку». На банановом островке затихла работа: «каторжники» восхищённо слушали волшебное исполнение. Голос распространялся по всему Подмосковью, зачаровывая слушателей. Необыкновенный талант с лёгкостью пробивал себе дорогу – до самого Любавиного дома. «Спасибо», – от всей души поблагодарила девочка. «Будьте счастливы, барышня», – широко улыбнулся Пётр.

Любава буквально взлетела на второй этаж. Дверь оказалась незапертой, и девочка опустилась на стул рядом с машинкой времени… вернее, рядом с отдельными её частями. «А где машинка?» – вытаращила глаза Любава. «Я ею как раз занимаюсь», – обронил сосредоточенный Папа. «Ты собираешься её всю жизнь изобретать?» – вспыхнула Любава. «Что-нибудь случилось, доченька?» – встревожилась Мама. «Через несколько минут вернётся Бабушка Любава, – наскоро объяснила девочка. – Нам надо немедленно переместиться в прошлое». «Ты ошибаешься, – Мама ласково обняла Любавины плечи. – До полуночи ещё много времени». «Ты ничего не знаешь! – в сердцах крикнула девочка. – У них полночь наступает в 22 часа. Я потом всё объясню. Папа, скорее собирай машинку времени. Или ты надумал общаться с Бабушкой Любавой?» «Хорошо, хорошо, – не на шутку взволновался Папа. – Только, пожалуйста, не кричи». Папа молниеносно заработал искусными руками, а Любава подгоняла его выразительными жестами. «Готово?» – то и дело спрашивала девочка. «Приступаю к окончательной проверке», – торжественно объявил Папа.

В этот момент в прихожей послышались шаркающие шаги, и раздался усталый голос: «В моём возрасте уже не разъезжают по гостям». «Сию секунду или никогда», – пригрозила Любава – и положила правую руку на спасительную ручку. Мама последовала примеру дочери. «Эх, была не была!» – воскликнул Папа и отчаянно завёл машинку времени. Любава увидела прямо перед собой родное мамино лицо – и зажмурила глаза. «Неужели Мама раздвоилась?» – оцепенела девочка и с опаской открыла глаза. «И мне так показалось», – с трудом проговорил Папа. «Это была не я, а Бабушка Любава», – первой догадалась Мама. «Какая я буду молодая и красивая в 2080 году», – облегчённо вздохнула Любава. «Какое счастье», – в унисон вздохнул Папа. «Вы находите?» – Мама кокетливым жестом поправила причёску. Внезапно её лицо вытянулось и помрачнело. «А в каком году мы находимся?» – осторожно спросила Мама. «В таком… в каком надо», – неуверенно ответил Папа. Мама движением головы указала на жалюзи. «Не надо было меня торопить», – схватился за голову Папа. Любава на цыпочках приблизилась к окну и приподняла жалюзи. «Земля!» – закричала девочка. «Что-нибудь ещё осталось из будущего?» – спросила практичная Мама.

«К сожалению, это всё», – виновато ответил Папа. «А жалюзи эффектнее, – одобрительно произнесла Мама. – К тому же, такого больше ни у кого нет».

«Ты уверена?» – усомнился Папа. «Вернись на землю, – посоветовала ему Мама. – Такие жалюзи изготавливают в 2080 году». «Какая приятная музыка», – Папа продолжал витать в облаках. «Конечно, приятная, – подтвердила Любава. – Между прочим, твой мобильный телефон». Папа хлопнул себя по лбу и взял трубку: «Это Наташа. Говорит, что целый день не может дозвониться из Африки». «С будущим нет телефонной связи», – развела руками Мама. «Папа, изобрети, пожалуйста, связь с будущим», – попросила Любава. «Я постараюсь», – пробормотал Папа и, уронив машинку времени, бросился в рабочий кабинет.

Симеизская сказка

Любава очень любит море. Мама говорит, что она впитала эту любовь вместе с материнским молоком. Маму зовут Марина, что в переводе на русский язык означает «морская». Она не прочь напомнить окружающим, что её далёкими предками были нимфа и сам морской царь Нептун. В доказательство своего происхождения она приводит тот факт, что на 70 % состоит из воды.

Когда Любава была маленькой, она верила Маме безоговорочно. Но в школе на уроке анатомии девочка узнала, что все люди на три четверти состоят из воды. С тех пор в её сердце поселился червь сомнения. Вырвать его из сердца было некому, и он глодал Любаву с утра до вечера.

Когда Мама со свойственной ей решимостью сообщила семье о предстоящей поездке в Симеиз, девочка обрадовалась по двум причинам. Во-первых, ей очень хотелось снова увидеть море. Во-вторых, она надеялась проникнуть в мамину тайну и обрести душевный покой.

Наташа от поездки отказалась, ссылаясь на то, что её, как бывшую шимпанзе, пригласили на Всеафриканский обезьяний конгресс. Поскольку глава конгресса Великий Шимпанзе внушал Маме священный трепет, она, скрыв разочарование, приняла отказ младшей дочери.

Любава попала в Симеиз как в сказку. Здесь даже горы имели сказочные имена: Панеа, Дива. А гора Кошка в профиль напоминала девочке её любимого кота Дювэ. Что касается Папы, то он подошёл к горам с практической стороны. Приблизившись вплотную к Диве, он разыскал на ней ступени, которые, по преданию, были выдолблены более ста лет назад. Проявив немыслимую прыть, Папа вскарабкался на вершину, откуда орлиным взором впился в крымские просторы. Однако его триумф продолжался недолго. Через пять минут он обнаружил около себя Маму, которая, процедив сквозь зубы: «Вечно я тебя ищу», быстро спустила скалолаза со скалы на землю. Здесь в прекрасном симеизском парке их ожидала Любава с сумкой через плечо. Вручив Папе объёмистую сумку, а Маме – длинный список неотложных покупок, девочка с сознанием исполненного долга отправилась в Никитский ботанический сад.

Когда Любава насладилась прелестью пятнадцати тысяч видов, форм и сортов растений, к ней незаметно подошла очень красивая девочка с распущенными зелёными волосами. «Я давно за тобой наблюдаю, – удовлетворённо заметила девочка, – в тебе чувствуется порода». Любаву покоробила такая бесцеремонность. «Впервые тебя вижу, – сухо отреагировала жительница ближайшего Подмосковья. – Может быть, ты скажешь, как тебя зовут?» «Как меня могут звать? – ничуть не обиделась незнакомка. – Разумеется, Мариной». «Мою Маму тоже зовут Мариной», – смягчилась Любава. «Ещё бы! – воскликнула зеленовласка. – Меня назвали в её честь». «Ты знаешь мою Маму?» – приятно удивилась Любава. «У нас её все знают», – нетерпеливо ответила новая знакомая. «Дальше в лес – больше дров, – подумала Любава и сменила тему разговора. – Какие у тебя необычные волосы!» «Волосы как раз самые обыкновенные, – возразила Марина. – Зато у меня лучший хвост во всём Мировом океане. Ты мне не веришь?»

В ответ Любава не проронила ни слова. Внезапно зеленовласка расхохоталась, блистая в темноте жемчужными зубками: «Ты представляешь, у моей младшей сестры волосы не зелёные, а золотые. Над ней потешаются все водяницы Лебяжьего пруда. Они так её и зовут: златовласка». «Можно я потрогаю твои волосы?» – тихо попросила Любава. «Нет, я этого не люблю, – отшатнулась Марина. – Трогай лучше у своей Мамы. У нас говорят: она – вылитая нимфа. У неё ведь тоже зелёные?» «Нет, не зелёные», – шёпотом ответила ошеломлённая девочка. «А какого же они цвета?» – зеленовласка вновь ослепила Любаву жемчугом аккуратных зубок. «С прошлой недели они каштановые, а до этого были пепельные». «Заливаешь, – не поверила Марина. – Разве волосы могут менять цвет?» Пришла очередь Любавы посмеяться над пещерной провинциалкой. «Видишь ли, она их красит», – усмехнулась развитая девочка. «Ты не знаешь, существует краска цвета морской волны? – загорелась дикарка. – Все тритоны Мирового океана плавали бы у моего хвоста». «Не знаю, – виноватым тоном ответила Любава. – Но я обязательно спрошу у Мамы». «Скоро я у неё сама всё спрошу», – выпалила зеленовласка и громко ойкнула: «Ой! Я опять прозевала момент превращения. Уже поздно. Поплыли поскорей». «Куда?» – похолодела Любава. «Ты, главное, не бойся, – Марина дружески похлопала её по плечу. – Я тебя провожу до самого Симеиза. В Чёрном море я плаваю, как рыба в воде. Провожу – и сразу домой. Предок, наверное, ждёт меня с новостями». Любава оттолкнула мокрую и скользкую девичью руку. Тело пронизывал жуткий холод и сотрясала крупная дрожь. Холод исходил от неуютного камня, на котором она сидела рядом с Мариной, свесив ноги в пугающую бездну. Девочка наклонилась над бездной и с трудом разглядела чёрную, как смоль, воду Чёрного моря. Марина ёрзала на камне и шлёпала по нему чем-то мягким и большим. «Я никуда не поплыву! – нервно выкрикнула Любава. – Я лучше пойду пешком!» Марина слышно пошевелила мозгами, после чего дотронулась до Любавиной ноги колющим когтем. «Бедняжка! У тебя не бывает превращений, и ты всю жизнь ходишь ногами», – посочувствовала зеленовласка. «Я не знаю ни про какие превращения. Я хочу в Симеиз к Маме», – всхлипнула Любава. «Я разве против? – в свою очередь испугалась Марина. – Пешком так пешком. Доберёшься до утра, а может быть, даже раньше. Спустишься с камня на берег, обогнёшь ма-а-аленькую скалу, выйдешь на дорогу – и, не сворачивая, шагай до самого Симеиза. Завтра встречаемся у Воронцовского дворца. Ну и попадёт же мне от предка!»

С этими словами Марина бросилась вниз головой, махнув на прощание блестящим хвостом. Воспитанная Любава крепко сомкнула ноги и махнула ими в ответ. Потом она взяла ноги в руки и побежала на дорогу, ведущую в Симеиз. На крутом повороте Любава чуть не столкнулась с выскочившей навстречу маршруткой. Девочка и машина отскочили друг от друга, после чего машина заговорила сиплым голосом. «Ничего страшного, – собралась с духом Любава. – Просто по Крыму разгуливают русалки и разъезжают говорящие маршрутки». «Спокойной ночи», – вежливо пожелала она машине – и пошла своей дорогой. Чудо техники догнало Любаву без промедлений. «Ночью девочки спят или танцуют на дискотеках, а не лезут под колёса автомобилей», – недовольно прохрипела машина. «Я не лезу, я иду в Симеиз», – объяснила маршрутке Любава. «Садись – подвезу», – машина явно сменила гнев на милость. Девочка зажмурилась – и безошибочно попала вовнутрь говорящего чуда. Раскрыв глаза, она увидела перед собой молодого простуженного шофёра. Орудуя носовым платком, он молча рассматривал пассажирку. «Это вы сейчас со мной разговаривали?» – с надеждой в голосе спросила девочка. «Я, кто же ещё? – не сразу ответил шофёр. – Тебя куда доставить в Симеизе?» У Любавы отлегло от сердца: «На улицу Горького № 8». «Это рядом с автостанцией. Довезу с ветерком, несмотря на жару», – пообещал шофёр неожиданно звучным голосом. «Наверное, я перегрелась на солнце. То русалки говорящие чудятся, то говорящие машины», – подвела девочка неутешительные итоги дня.

Однако вскоре выяснилось, что солнце тут было ни при чём. К похождениям Любавы Мама отнеслась вдумчиво и серьёзно. «Где вы завтра встречаетесь с Мариной?» – переспросила она у дочери, тщательно расчёсывая густые волосы, рассыпанные по покатым плечам. «Она будет ждать меня около Воронцовского дворца. Но я туда не пойду», – ответила девочка, а про себя подумала: «А вдруг у Мамы свои зелёные волосы?» «То есть как это не пойдёшь, если Марина будет тебя ждать!» – Мама гневно сверкнула зелёными глазами. «Но она мне… причудилась!» – Любава стойко выдержала мамин взгляд. «И почему же ты так решила?» – строго спросила Мама. «Она рассказывала мне про водяниц, которые не существуют на белом свете». «По поводу водяниц ничего сказать не могу, – задумчиво произнесла Мама. – Зато существуют нимфы с зелёными волосами. Марина – самая настоящая нимфа. И я не допущу, чтобы ты обманула её ожидания».

Поставив в разговоре жирную точку, Мама интенсивно задвигала гребнем, мурлыча под нос мелодию из репертуара «Битлз». Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник счастливый Папа с мокрым от слёз лицом. Присмотревшись, Любава поняла, что это были не слёзы, а капельки воды, попавшие в глаза с мокрых прядей, прилипших ко лбу. Замерев от восторга, Папа не спускал с поющей Мамы восхищённых глаз. «Ты похожа на Русалку Джона Уотерхауса», – произнёс он наконец. Но Мама предпочитала поэзии искусства прозу жизни. «Ты где пропадал всю ночь?» – поинтересовалась она отнюдь не русалочьим тоном. «Уже давно утро», – Папа продолжал светиться счастьем. «По моим сведениям, оно ещё не наступило», – нахмурилась Мама, убирая волосы в ночную чалму. «Ты жестоко ошибаешься, – упорно спорил Папа, не выходя из блаженного состояния. – Как специалист по Франции, ты должна знать, что у французов утро наступает сразу после полуночи». «Допустим, – слегка растерялась Мама. – Тогда скажи: почему ты мокрый с самого утра?» «Потому что мы изо всех сил готовим в Алуште Нептуналий, и я тружусь в поте лица», – таинственно произнёс Папа. «А что это такое?» – в ожидании ответа Любава затаила дыхание. «Это Праздник Нептуна», – тоном конспиратора пояснил Папа. «И кто же эти «мы»?» – с привычным сарказмом в голосе спросила Мама. «Это я с новыми друзьями, – миролюбиво ответил Папа. – Тайное станет явным во время Праздника. Так мне сказали друзья».

Мама пристально посмотрела на Папу, потом перевела взгляд на Любаву: «Хотя, по мнению французов и Папы, сейчас три часа утра, однако это не помешает нам устроиться на ночлег. Любаве необходимо выспаться как следует, чтобы поехать во дворец со свежей головой». «А в котором часу мне следует туда ехать?» – преодолевая зевок, спросила Любава. «Когда хочешь, только не поздно. Если Марина сказала, что будет тебя ждать, значит, ты застанешь её на месте», – туманно ответила Мама.

«Тайное станет явным во время Праздника», – пробормотала Любава – и погрузилась в благотворный сон.

Учитывая, что девочка заснула под утро, выспалась она ближе к полудню. Алупка, где расположен Воронцовский дворец, находится рядом с Симеизом, так что Любава прибыла на место встречи как раз не поздно. Зелёные волосы Марины переливали изумрудом около кассы дворца. Когтистые пальцы утопали в роскошной гриве, украшавшей очаровательную лошадку, очень похожую на пони. «Это галльская порода», – предварила нимфа немой Любавин вопрос, поправляя красную шапочку на голове лошадки. «Она что – из Галлии?» – проявила интерес Любава. «Нет, это мерроу из Ирландии, – небрежно пояснила зеленовласка. – Мне её навязал предок. Он сказал, что при знакомстве с тобой я допустила много огрехов и нуждаюсь в мудром руководстве». «В чьём руководстве?» – уточнила Любава. «В руководстве мерроу, конечно, – с досадой в голосе ответила нимфа.

– Я правильно говорю?» – обратилась она к галльской лошадке. Та кивнула головой и отчётливо выговорила: «И-го-го». «А кто такой предок?» – решилась Любава на следующий вопрос. Нимфа в упор взглянула на девочку. «Предок у нас у всех один – бог морей и потоков Нептун, – произнесла она после длительной паузы. – Разве Мама ничего тебе не рассказывала? Он прибыл специально для встречи с ней. В её честь он устраивает торжественный приём». «Нет, ничего…

– оцепенела Любава, – …почти ничего».

Потеряв к девочке всякий интерес, нимфа переключилась на портрет Екатерины II. Любава осмотрелась и только теперь заметила, что находится внутри Воронцовского дворца. «Мерроу спрашивает, как тебе понравился дворец?» – Марина перевела взгляд с царицы на подавленную девочку. «Я не знаю. Я ничего не видела», – выдавила из себя Любава. «Между тем мы обошли полторы сотни комнат», – хмыкнула Марина. Любава смутилась и от переживаний стала оправдываться на французском языке. Нимфа долго слушала иностранный лепет, а после того, как Любава исчерпала все французские извинения, спросила у всезнающей лошадки: «У нас в Мировом океане кто-нибудь так разговаривает?» «И-го-го», – ответила мерроу и в знак одобрения потрясла пёрышком на красной шапочке. «Будешь фотографироваться вместе со львами?» – предупредительно спросила нимфа. Любава хотела уже было снова испугаться, но вовремя заметила великолепных мраморных львов, облепленных туристами. «Лучше на фоне магнолии», – подстраховалась девочка. Пощёлкав мобильником, Марина предложила честной компании прогуляться по Верхнему Парку. «А она не такая уж отсталая», – подумала Любава и охотно приняла предложение. Завороженная колдовским Лебединым озером, девочка опять перешла на французский язык. Она спела весь репертуар Патрисии Каас и без запинки продекламировала всего Лафонтена. Марина слушала её, раскрыв рот, а лошадка за неимением ладоней била в копытца. «И-го-го», – сказала мерроу. «И я так думаю», – одобрила её мысль Марина и предложила девочке превратиться в русалку. «А что для этого нужно сделать?» – полюбопытствовала Любава. «Существуют разные способы превращения, – нравоучительно сказала нимфа. – Но самый надёжный – это утопиться. Утопленницы все становятся русалками». «Я подумаю», – уклончиво ответила девочка. Марина истолковала её нерешительность по-своему. «Да ты не сомневайся! – с горячностью воскликнула нимфа. – Знаешь, как здорово жить в Мировом океане!» «Но там нет того, к чему я привыкла на земле», – с большими предосторожностями возразила Любава. «Зато там есть то, чего нет здесь!» – ещё больше разгорячилась нимфа. «И-го-го», – вмешалась в разговор галльская лошадка. «Мерроу говорит, – перевела Марина, – что в Чёрном море тоже есть мыши, собачки, петухи и лисы». «Разве они могут жить в воде?» – не поверила на слово Любава. «Конечно, могут, – покатилась со смеху нимфа. – Они же морские!» Любава хранила осторожное молчание. «Может быть, мы с мерроу тебе не понравились? – продолжала уговаривать нимфа. – Но ведь нас очень много, и мы очень разные. В одном Лебяжьем пруду живут и купалки, и лоскотухи, и водяницы, и берегини. Людей ведь тоже очень много, и они тоже очень разные. А заговоришь по-французски – все водяные с ума сойдут». «Я водяной, я водяной, поговорил бы кто со мной», – процитировала Любава – и содрогнулась от ужаса. Марина уловила её настрой. «И-го-го», – подсказала галльская лошадка. «А какие в Чёрном море тритоны, – подхватила нимфа. – Я тебя познакомлю с одним – вот с таким хвостом!» Поскольку Марине, по всей очевидности, не хватало слов, лошадка пришла ей на помощь. Она привела в движение свой шикарный хвост – стала размахивать им из стороны в сторону, свёртывать колечком и даже ставить трубой.

Неизвестно, чем бы закончился этот спектакль, если бы его не прервала встревоженная нимфа. «Я снова чуть не прозевала превращение, – всплеснула она длинными руками. – Я пошла, а тебе предок велел отвезти Любаву в Симеиз. Ты успеешь до превращения?» «И-го-го», – заржала лошадка и подставила девочке короткую, но удобную спинку. Любава не посмела отказаться от приглашения – и правильно сделала. Быстрее ветра лошадка домчала девочку до Симеиза, попрощалась звонким ржанием – и поскакала к морю, чтобы успеть до превращения.

Приблизившись к беседке, Любава разглядела в ней Маму и какую-то косматую старую женщину. Старуха вдруг набросилась на Маму и… стала её щекотать. Мама неестественно хохотнула и попыталась отбить атаку. Старуха щекотала её так, как будто занималась этим всю жизнь. Откуда ни возьмись в маминой руке оказалось что-то зелёное – и она бросила эту зелень в жирное лицо безобразной старухи. Та пошатнулась, закрыла лицо синюшными руками, пулей вылетела из беседки – только её и видели.

Эта сценка разыгралась на Любавиных глазах так быстро, что девочка не успела опомниться. Она подошла к Маме и помогла ей поднять с земли разбросанные травинки и жёлтые цветки. У девочки накопилась целая куча вопросов. «Это что за зелень?» – с любопытством спросила Любава. «Это полынь, – хладнокровно ответила Мама. – Верное средство против злых русалок». «Не хочешь ли ты сказать, что эта агрессивная старуха – русалка?» – изумилась Любава. «Тебя смущает её облик? – улыбнулась глазами Мама. – Это северная русалка. Такие, к сожалению, тоже бывают». «А почему она к тебе пристала?» – не переставала удивляться девочка. «Она хотела защекотать меня до смерти», – вновь посерьёзнела Мама. «За что?!» – ужаснулась Любава. «Правильнее было бы спросить: по какой причине? – Мама перешла на свой любимый менторский тон. – Дело в том, что северные русалки очень злые и завистливые. Их внешность полностью отражает внутреннее содержание. Эта, с позволения сказать, русалка возненавидела меня только за то, что я, а не она – любимица Нептуна. То, что бог морей и потоков прибыл в Симеиз для встречи со мной, вероятно, переполнило чашу её зависти. Чтобы меня извести, она прибегла к чисто русалочьему приёму – щекотке. Для такого случая я припасла полынь. Кстати, хрен и чеснок тоже помогают». «Наконец-то я раскрыла твою страшную тайну», – обрадовалась девочка. «Она совсем не страшная, – укоризненно сказала Мама. – Увы! Я и сама не всё знаю. Думаю, что тайное станет явным на Празднике Нептуна». «А ты возьмёшь меня с собой?» – с надеждой в голосе спросила Любава. «Не могу, доченька, – извиняющимся тоном произнесла Мама. – Меня саму ещё не пригласили. Вероятно, предок пришлёт за мной русалок. Но ты не отчаивайся. Уверена, что и тебе поступит приглашение».

«Уже поступило, – подтвердил выросший из-под земли Папа. – Бог морей и потоков Нептун в моём лице приглашает вас на Нептуналий, который состоится завтра в сказочной Алуште». «Стра-а-анно, – протянула Мама. – Ну что же, мы с Любавой с радостью принимаем это приглашение. А теперь пора спать. А то, по мнению французов и Папы, с минуты на минуту наступит утро».

Но заснуть Любаве так и не удалось. Бодрствуя, она пыталась самостоятельно разгадать не страшную мамину тайну. В конце концов, от тщетных усилий разболелась голова и запутались мысли.

«Доченька, пора вставать, – позвала её Мама. – Наступило настоящее утро. Как настроение, как самочувствие?»

«Хорошо», – отозвалась Любава – и почти не покривила душой, так как в Алуште её недомогание как рукой сняло.

Праздник сразу же впечатлил своим размахом. Он собрал десятки тысяч людей, русалок и даже пиратов, ничем не отличавшихся от настоящих. 70 художников из Кривого Рога потратили 400 килограммов краски, чтобы разукрасить 344 смельчака. А когда все участники бодиартпарада выстроились на центральной набережной, то «живая цепь» оказалась длиной в 402 метра.

Но Любава быть звеном «цепи» не пожелала. Она не сводила зачарованных глаз с бесподобного Нептуна – главного персонажа Праздника. Им оказался молодой красавец с трезубцем в мускулистых руках. Тёмно-русые кудри касались атлетических плеч, а в глазах отражалась синь неба и Чёрного моря. Бог морей и потоков сам правил тремя афалинами, запряжёнными в колесницу. Он трогал трезубцем морскую гладь и провозглашал благоприятную морскую торговлю. Потом трезубцем же чертил на воде какие-то знаки и отгонял засуху. Любава во все глаза следила за его действиями. «Ничего не понимаю», – пожимала плечами Мама. «А твоя тайна ещё не раскрыта?» – время от времени спрашивала её Любава. «Наоборот. Всё более покрывается мраком», – морщила лоб Мама. «Я ухожу с друзьями строить из листьев хижину, – проинформировал Папа. – Такова традиция Нептуналия. Не скучайте и возвращайтесь без меня». Любава и не думала скучать. Она не отрывала глаз от многочисленной группы мужчин, женщин и детей, спасённых Нептуном во время кораблекрушения. Вращая глазами, девочка силилась разглядеть дощечку, которую спасённые преподнесли спасителю в благодарность за благодеяние. Тронутая до слёз волнующим зрелищем, Любава повернулась к Маме, чтобы поделиться с ней впечатлениями, и… на её месте увидела зеленовласку. «А где Мама?» – не поняла Любава. «Не беспокойся. Ты скоро с ней встретишься», – Марина сжала Любавин локоть перепончатой рукой. «А где?» – скривилась девочка. «На дне Чёрного моря, конечно. Где же ещё?» – привычно расхохоталась Марина. Любава почувствовала, как её сердце упало в пятки. «Будь спок, – деловито произнесла нимфа. – Доставлю тебя в целости и сохранности. Получила инструкции от предка». Девочка взглянула на неотразимого Нептуна – и безропотно предалась зеленовласке.

Нимфа властно взяла её за руку и повела к самому Чёрному морю. Приятельницы вошли в воду – сначала по щиколотку, затем по пояс, далее – по шейку. Любава закрыла глаза, видела только темноту, слышала только своё дыхание, ощущала только прикосновение холодных пальцев.

«Приплыли, – с облегчением вздохнула нимфа. – Советую открыть глаза: есть на что посмотреть». Любава распахнула глаза – и чуть не ослепла. Прямо перед собой девочка увидела солнце, которое сияло, но не грело. «Я не знала, что на дне Чёрного моря есть солнце», – призналась она зеленовласке. «Это не солнце, это купол Золотого дома Нептуна», – из почтения не то ко дворцу, не то к богу морей Марина ограничилась коротким смешком. «Я могу показать тебе дворец. До торжественного приёма осталось немного времени», – прожурчал за Любавиной спиной чей-то волшебный голос. Девочка обернулась на голос – и чуть опять не ослепла. Перед ней плавала ещё одна зеленовласка ослепительной красоты. На изумрудных волосах красовалась знакомая красная шапочка с белым пёрышком. «И-го-го, – нараспев произнесла красавица. – Ты меня не узнаёшь? Я – мерроу». «Я узнала… шапочку», – остолбенела Любава. «Без шапочки я не могу жить под водой. Именно здесь я чувствую себя комфортно, потому что я – русалка. Но иногда я люблю погулять по земле в обличьи галльской лошадки». «Вот и чудненько. Я поплыла готовиться к приёму, – заторопилась Марина. – А тебя оставляю на попечении мерроу. Слушай её внимательно. Она жутко умная». С этими словами нимфа поплыла по своим делам, а Любава приковала взгляд к её превосходному хвосту, который переливался всеми цветами радуги.

«Если бы у меня был такой хвост, я бы, наверное, не занималась наукой», – откровенно призналась мерроу. «Разве русалки занимаются наукой?» – опять остолбенела Любава. «Приходится, – помрачнела мерроу. – В Чёрном море мало соли, очень мало кислорода, зато много сероводорода». «Фи, – передёрнулась Любава. – Я не переношу запаха тухлых яиц. Постой-ка! Я его совсем не ощущаю». «Потому что он поглощается в ходе окислительно-восстановительной реакции». «Как же вы дышите без кислорода?» – поинтересовалась девочка. «Кислород мы добываем посредством термического разложения, – маминым тоном произнесла мерроу. – А где взять столько соли – просто ума не приложим». «Я вас не понимаю, – пожала плечами Любава. – Лично я терпеть не могу пересоленный суп». «Чёрное море – это не суп, – поучительно сказала мерроу. – Если бы морская вода была более солёной, она была бы более привлекательной для морских обитателей». «И что же делать?» – зарделась пристыженная девочка. «Для ответа на этот вопрос предок и организовал торжественный приём в честь твоей Мамы». Любава приготовилась задать следующий вопрос, но мерроу её опередила: «Не будем торопить события. Если хочешь осмотреть Золотой дом, плыви за мной следом. В нашем распоряжении всего пять-семь минут».

Девочка не могла себе представить, как за такое короткое время можно ознакомиться с необъятным дворцом. Она просто забыла, что соприкоснулась со сказочным миром, в котором жизнь протекает по своим законам, а время – понятие растяжимое. Мерроу без особых усилий удалось его с

Продолжить чтение