Читать онлайн Обещанье не пустяк бесплатно
Сюндзэй
- Без любви
- И самой души человеческой
- Не было бы, верно.
- Ведь только через любовь
- Познается прелесть вещей.
– Я несколько раз испытала любовь на себе и нашла, что ее сильно переоценивают.
А. Рипли, «Наследство из Нового Орлеана»
Н. Заболоцкий
- Там Невский, в блеске и тоске,
- В ночи переменивший краски,
- От сказки был на волоске…
Глава 1
С улицы, сквозь безупречно чистые окна, это маленькое кафе казалось довольно миленьким – приятный глазу полумрак, живые цветы на столиках, плетеные перегородки, создающие иллюзию уединения… И первой в него вошла Юниция, фея Озорства. Подруги ее приотстали, заглядевшись на какую-то безделушку в витрине по соседству.
Как и любая фея, она была весьма чувствительна к магическому воздействию и наделена вдобавок отменно быстрой реакцией. Поэтому, когда при невинном вроде бы звоне входного колокольчика по телу ее пробежала вдруг легкая щекотка – свидетельство атаки на ее человеческое обличье, Юниция в единый миг свершила сразу три дела. Легким быстрым пассом она нейтрализовала разоблачительный звон, восстановила свою развеявшуюся личину и с огромным интересом оглядела присутствующих.
В столь поздний час в кафе их было немного. Бармен, который заметить ее преображения не мог – он наводил порядок под стойкой и выпрямился, только когда фея на него посмотрела. Двое влюбленных обнимались в дальнем уголке справа и, кроме друг друга, не видели вовсе никого. Да одинокий молодой красавчик скучал в левом углу… вот он, похоже, успел что-то разглядеть, поскольку пялился на нее теперь, растерянно хлопая глазами.
Юниция одарила его широкой, нарочито неестественной улыбкой, красавчик тут же принял надменный вид и отвернулся.
Пустяки – решила она, подумает, что померещилось. После чего метнула короткий, но внимательный взгляд на предательский колокольчик.
И речи не могло быть о том, чтобы подобной силы вещица – из особого серебряного сплава – попала каким-то случайным образом в руки к простому смертному, знать не знающему ее свойств. А стало быть, их тут знали… и подвесили оберег с вполне определенной целью – распознавать истинную сущность посетителей заведения.
Еще один короткий взгляд – на стену напротив входа – превратил ее подозрения в уверенность. Там, под видом видеокамеры, висел кристалл-передатчик.
Все интересней и интересней, подумала Юниция. И кто же здесь такой любопытный? Хозяин кафе? И на кой ему это нужно?
Снова окинув взором бармена, а потом красавчика – вдруг хозяин кто-то из них и ответы на вопросы удастся получить сразу?… – последним она невольно залюбовалась. Он был похож на эльфа-северянина. Узкое лицо, гордые черты, белая кожа, серо-голубые глаза. И льняные, слегка вьющиеся волосы, стриженные хотя и слишком коротко для эльфов, зато так же, как у них, забавно противоречащие внешней мужественной суровости, привнося в нее что-то неуловимо трогательное.
Хорош… Но – не хозяин. Как и бармен. Особых собственнических флюидов оба не излучали.
Благоразумие на самом деле требовало никакими вопросами не задаваться, а попросту покинуть место, могущее оказаться опасным. Но Юниция не была бы феей Озорства (причем Не Всегда Безобидного), если бы хоть иногда прислушивалась к его требованиям. Поэтому она спокойно заняла столик, неподалеку от красавчика, чтобы иметь возможность беспрепятственно на него поглядывать, и ничего не сказала о магическом обереге подоспевшим следом Вирине и Мирабель. Зачем? Тот на время нейтрализован. Втроем они смогут противостоять любому нападению, если таковое случится. А не тронут их сегодня, так она постарается увидеть хозяина кафе завтра. И кто бы он ни был, он, конечно, пожалеет о своей дурацкой затее!..
Все три подруги эти – уже представленная фея Озорства, а также Мирабель, фея Рассеянности, Проистекающей От Задумчивости, и Вирина, фея Странных Идей, – на свет появились на Земле, в те далекие времена, когда ворота между нею и Квейтаккой, параллельным магическим миром, исторической родиной всего волшебного народа, были запечатаны по указу тогдашнего квейтанского правителя навсегда. Так думали многие. Но через тысячу лет, в двадцатом земном веке, их все-таки открыли, и появилась возможность побывать в своем прекрасном отечестве, каковою феи и воспользовались – в двадцать первом, не без труда выкроив свободное время на экскурсию.
Разрешение на нее от Волшебной Стражи они получили без препон, поскольку ни в каких нарушениях магического баланса до сих пор замечены не были. И теперь, по возвращении, собрались обменяться впечатлениями.
Заказав ликер, кофе и пирожные и окружив свой столик защитой, не позволявшей посторонним слышать их разговор, они наверняка просидели бы за этим обменом до утра, ибо впечатлений хватало, если бы не Юниция.
Фея Озорства всегда была особой беспокойной и долго одним делом, пусть даже и таким приятным, как дружеская болтовня, заниматься не могла. Поэтому уже за второй чашкой кофе, когда Мирабель с Вириной увлеклись пирожными и примолкли, она вдруг заявила:
– Милые мои, мы с вами, разумеется, любим этот город и этот мир. Но до чего же скучно мы здесь на самом деле живем! Теперь, после Квейтакки, это так очевидно! Там мы не скрывали крыльев и чародействовали сколько хотели, а тут… Притворяемся людьми, волшебства почти не творим – много ли его нужно, чтобы исполнять наши основные обязанности? Считайте, и не помним даже, что такое настоящая магия! Обидно. Разве не должны мы хотя бы иногда отдыхать и делать что-то исключительно для своего удовольствия?
– Отдыхать? – удивилась фея Странных Идей. – Но ведь работа наша и сама – отдых и удовольствие!
– Да что ты, Вирина? – удивилась в свою очередь Мирабель, фея Рассеянности. – Я вот, например, от побочных эффектов так устаю – просто ужас! То мы с каким-нибудь писателем квартиру чуть не спалим. То с изобретателем дорогу на красный свет переходим. То с профессором…
– Знаем, знаем про твои побочные эффекты, – перебила ее Юниция, – наслышаны! У тебя, кстати, кофта не на те пуговицы застегнута.
– Да?
Мирабель, ничуть не удивившись на сей раз, поспешила исправить недосмотр и на деле только увеличила беспорядок, поскольку застегнута кофта была правильно, зато надета наизнанку, о чем фея Озорства умолчала.
– Нет, Юниция права, отдых нужен, – пробормотала она.
А ее проказливая подруга, довольно улыбнувшись, продолжила:
– Я вообще-то не столько отдых имела в виду, сколько развлечения. Девочки… а давайте что-нибудь учудим! Необыкновенное и веселое! Помните, как в старину наши развлекались? – устраивали игры со смертными, глаза им отводили, с пути сбивали, а то и превращали бог весть в кого…
Вирина вскинула брови.
– Ха! А недурственная мысль! Я не против.
– И я!
Мирабель зашарила глазами по сторонам, словно в поисках уже, с чего бы начать. Посмотрела за окно, где полыхал ночными огнями главный петербургский проспект.
– Так! Может… увьем все фонари на Невском розами?
– Тьфу на тебя, – поморщилась Юниция. – Никто твоих роз и не заметит! А заметят, так решат, что это сделано по распоряжению городских властей… Нет, хотелось бы чего-то помасштабней, поинтересней. Приделать ноги Клодтовым коням, например!
– Еще одни? – удивилась Мирабель. – А зачем?
Юниция фыркнула.
– Чтобы бегали быстрее. По Невскому.
Фея Рассеянности притихла, представив себе, видимо, сие внушительное зрелище – бег по проспекту шестиногих бронзовых лошадей.
– Но ведь автомобили… – пробормотала она.
Вирина потрепала ее по руке и объяснила:
– Юниция шутит.
– Не шучу, – сказала фея Озорства. – Мысль такова на самом деле – что, если поменять местами все самые известные памятники?
– И всадников с лошадьми! – возликовала фея Странных Идей.
– И назавтра, – вздохнула Мирабель, одна только из подруг и слышавшая голос благоразумия (когда, конечно, в состоянии бывала вспомнить о нем), – нас навестит Волшебная Стража.
Юниция помрачнела.
– Эх, о Страже-то я и подзабыла…
– М-да, – закручинилась и Вирина. – Ведь открытое колдовство запрещено, поймают – не поздоровится… Но мы могли бы, – снова оживилась она, – развесить вокруг Невского фальшивые дорожные знаки! Сделать его хотя бы на денек пешеходной зоной. Тогда людей скорее заподозрят, каких-нибудь молодых хулиганов…
– Дался нам этот Невский! – буркнула раздосадованная Юниция. – Других мест нету в городе, что ли?
– И правда, – сказала Мирабель. – Не будем его трогать. И вообще, пожалуй, лучше не затевать ничего такого, масштабного. Ради собственной безопасности.
– Разыграть только одного человека! – осенило Юницию. – Найти такого, кто наказания заслуживает, например, или, наоборот, награды…
– Именно, – подхватила Мирабель. – Потихоньку, втихомолку… возьмем да выдадим замуж какую-нибудь славную, но невезучую девушку…
Юниция скривилась.
– Сколько можно?
– Да, – поджала губы и Вирина. – Хватит золушек, надоели… Так, девочки, нам нужно хорошенько подумать. Отказываться от развлеченья не стоит. Но желательно, чтобы и весело вышло, и без последствий. Неприятных, я имею в виду. Для нас.
Согласно покивав, подруги заказали по третьей чашке кофе и призадумались. Все, кроме феи Озорства – которая прекрасно знала, что ни одна ее затея попросту не может обойтись без неприятных последствий, в силу самой ее магической сущности. И чем понапрасну тратить время, она предпочла в очередной раз полюбоваться красавчиком.
Тот явно помнил ее внезапное преображение на пороге кафе и тоже то и дело на нее посматривал. Даже к коньяку своему не прикасался – так старательно вострил ухо в сторону их стола, так забавно хмурился, удивляясь, почему не может ни слова разобрать… лапочка!
Помочь, что ли?
Ведь потом всегда можно сделать так, чтобы он забыл все услышанное…
Встретившись с ним взглядом, Юниция ему подмигнула. И красавчик снова задрал нос и отвернулся.
* * *
Холодные и высокомерные мины удавались Стасу Каюрову лучше всего. Причем независимо от его желания.
Такой уж внешностью природа наградила, лишенной всякого человеческого тепла. Белесый скандинавский тип, глаза ледяного цвета. Никакого обаяния – как считал он сам. Ходячий морозильник… И уж совсем стылой становилась почему-то его физиономия, когда ему случалось смутиться или разволноваться.
Поделать с этой неприятной своей особенностью он ничего не мог, хотя мешала она изрядно. Девушек отпугивала, собеседников напрягала… Правда, за последние три года Стас добился значительного прогресса – научился смеяться. Искренне, от души. И даже начал вроде бы вызывать у людей симпатию к себе. Но это потому только (как считал он сам), что время проводил в свое удовольствие и дело имел исключительно с веселыми и хорошими людьми. За эти годы он успел объехать, облететь, обплыть, обойти – а местами и обползти – практически всю свою родную планету. И перепробовать практически все достойные настоящего мужчины занятия. Альпинизм, дайвинг, серфинг, дельтапланеризм, прыжки с парашютом… список может продолжить каждый настоящий мужчина по своему усмотрению.
Принес он также и кое-какую пользу человечеству, приняв участие в нескольких международных спасательных операциях. Как физически, так и материально, ибо мог позволить себе все, чего душа пожелает, – благодаря чудесному, абсолютно ни с каких сторон не предвиденному наследству. Прилетевшему три года назад от троюродного дедушки, о чьем наличии Стас и не подозревал, – то был сын двоюродного прадедушки, как выяснилось, покинувшего некогда родину с остатками Белой гвардии и по этой причине преданного вместе со всем своим потомством анафеме и полному забвению со стороны родного Стасова прадеда-комиссара.
За месяц до получения наследства Стас похоронил единственную известную ему тогда родственницу – бабушку, которая его вырастила, – и пребывал в печали и душевном смятении. Жилось с нею очень нелегко, поскольку нравом бабушка отличалась тираническим и по неведомой причине до самой смерти контролировала каждый его шаг с таким тщанием, словно он был уголовником-рецидивистом, а не хорошим, в общем-то, и послушным внуком. Сама в свое время выбрала ему профессию – такую, чтобы сидел дома, под присмотром, книжки переводя, и всеми силами отваживала от него друзей, не говоря уж о девушках. Жить так, как хочется, – двадцать пять лет он об этом и мечтать не смел! И потому, обретя свободу, вдруг почувствовал себя отчасти и вправду негодяем… ибо эта самая свобода радовала вопреки скорби.
А тут еще и наследство приключилось. И кто бы на его месте не бросил все и не приступил немедленно к исполнению своих заветных желаний?…
Исполнил за три года. Практически все.
После чего снова затомился. Ибо ни одно из испробованных занятий не оказалось увлекательным настолько, чтобы захотеть посвятить ему всю оставшуюся жизнь.
Душа просила дела, а не занятия. И вроде бы он уже начал понимать, к какому именно делу его влечет. Но, разумеется, следовало все для начала хорошенько обдумать.
С этой-то целью Стас, мучимый бессонницей, и забрел посреди ночи в маленькое тихое кафе на Невском проспекте.
Где его напрочь отвлекли от важных раздумий три очень странные дамочки…
Странным было уже время, которое они выбрали для своих посиделок с кофе и выпивкой. На вид им всем казалось за шестьдесят, а в этом возрасте, насколько было известно Стасу, люди обычно успевают слегка утомиться от жизни и по ночам предпочитают спать, а не разгуливать по злачным местам.
Но это ладно – чего на свете не бывает!.. Все остальное выглядело много странней.
Дамочка, которая вошла первой…
Так уж случилось, что Стас смотрел на вход в тот момент и поэтому очень хорошо видел, как она пошла вдруг рябью, расплылась и на секунду превратилась из человека в нечто светящееся и крылатое… после чего приобрела прежний вид.
Галлюцинациями он никогда в жизни не страдал. Зато с кое-какими аномальными явлениями сталкивался – посетив за время своих странствий по свету несколько геопатогенных зон. Они-то ему и вспомнились теперь, и дамочка, конечно, приковала к себе все его внимание.
Строгий черный пиджачок, черная юбка макси. Седые волосы, аккуратная короткая стрижка. Она уселась за стол, положила ногу на ногу. Из-под юбки выглянули яркие, в красно-зеленую полоску чулки, немало поразившие Стаса. А потом он разглядел еще и серьги у нее в ушах – в виде половинок арбуза. И шкодливые не по возрасту глаза.
Пеппи Длинныйчулок на пенсии, да и только!..
Явившиеся следом подружки оказались под стать, хотя обошлись без превращений на пороге. Одна была в вязаной кофте наизнанку, то и дело роняла салфетки, теряла шпильки, которыми был сколот небрежный пучок на голове, и норовила откусить от чашки вместо пирожного, отчего Стас окрестил ее про себя Растрепой. Другая отличалась горящим взглядом, щеголяла шляпкой в виде птичьего гнезда, и при себе у нее был ягдташ вместо дамской сумочки. Охотница, елки-палки…
Но и это бы еще ничего.
Когда дамочки начали беседовать – а делали они это громко, эмоционально, хохоча и размахивая руками, – обнаружилась последняя, совершенно необъяснимая странность. Сидели они не слишком далеко от Стаса, и голоса их он слышал очень хорошо. А вот слова – нет. Ни единого, сколько он ни напрягал слух. Те куда-то исчезали, не доходя до сознания… и это было так непривычно и ни на что похоже, что у него в конце концов даже закружилась голова.
И вдруг Пеппи-пенсионерка ему подмигнула!
Он только успел отвернуться от нее, как тут же отчетливо услышал:
– Я вот что думаю, девочки… – и снова торопливо скосил глаза в сторону их стола.
Говорила Растрепа.
– …может, ну их, все эти развлечения, а лучше просто сделать доброе дело?
– Одно другому не мешает, – фыркнула Пеппи. – Ты опять про золушек, что ли?
– Нет. – Растрепа качнула головой, из волос ее выпала очередная шпилька. – Про крестника своего, Матвея. Не помню, рассказывала я вам о нем или нет?… Это сын моей подруги, из человечьего рода, и я давно хочу ему помочь, да не знаю как.
«Из человечьего рода?»
Стас вздрогнул и полностью превратился в слух. То-то ему мерещилось что-то не совсем человеческое – в их жестах, взглядах, гримасах…
– А что за горе у него? – спросила Охотница.
– Ну… ничего особенного, конечно, – ответила Растрепа. – Девушка не полюбила. Прямо как у этого земного поэта, Пушкина, кажется, – сколько мальчик ни старался, а она все: «Пастух, я не люблю тебя… герой, я не люблю тебя… колдун, я не люблю тебя»…
– Колдуна она вроде бы полюбила, – заметила Пеппи. – Ну, та, которая у Пушкина. Да только ему это уже было ни к чему.
– А эта не полюбила, – вздохнула Растрепа, подбирая шпильку.
– И что? – спросила Охотница. – Он умер с горя?
– Тьфу на тебя! Думала бы я тогда, чем ему помочь? – Растрепа даже рассердилась, да так, что дернула себя за пуговицу и оторвала ее. – Матвей – колдун… это я вам уже сказала? От своей любви несчастной он наложил сам на себя какое-то заклятие. Создал в другом измерении волшебный сад и сидит там вот уже три года отшельником, не выходит. Матушка по нему скучает, да и мне парня жалко. В расцвете лет и сил – сколько всего чудесного мог бы за эти годы совершить! Да только не слушает он меня. То есть прячется, вовсе разговаривать не желает. И если бы мы с вами придумали способ выманить его оттуда, – она приставила оторванную пуговицу к месту, и та, кажется, приросла… – уж тут-то я его как-нибудь уговорила бы вернуться к нормальной жизни.
После небольшой паузы глаза у Охотницы вдруг запылали огнем. Не метафорически, а буквально.
– Он добрый человек? – спросила она.
– Да, – уверенно сказала Растрепа. – Доброе сердце – таков был мой дар ему при крещении. И хорошая память…
– Если попросить о помощи, не откажет?
– Нет.
– Тогда я знаю способ, – заявила Охотница. – Все выйдет, как мы хотим, – и разыграем кого-нибудь, и дело доброе сделаем, и позабавимся от души!
– Говори! – потребовала Пеппи.
– Давайте заманим в этот сад смертного. Сообщим ему, что вывести его оттуда сможет только Матвей. И не оставим парню выбора – чтобы помочь, он и сам вынужден будет выйти!
– Класс! – Глаза у Пеппи тоже вспыхнули, так ей понравилась эта мысль. – А как мы его заманим?
Вместо ответа Охотница спросила у Растрепы:
– Где находится дверь туда?
– В Матвеевой квартире, – радостно сказала та, – за которой я сейчас приглядываю, по просьбе его матушки.
– Значит, для начала нужно в квартиру заманить, придумаем как… А где она, кстати?
– Тут, рядышком… – Растрепа назвала адрес.
После чего три пожилые хулиганки умолкли, азартно переглядываясь.
А Стасу сделалось очень не по себе.
Мало того, что ничего безумнее этого разговора он в жизни не слыхал. Некое тревожное предчувствие принялось к тому же настойчиво твердить ему, что пора уносить отсюда ноги – пока эти странные существа, прикидывающиеся людьми и называющие Пушкина «земным поэтом», не спохватились и не вспомнили про свидетеля.
Пеппи-то наверняка вспомнит, не зря подмигивала…
– Знаю! – ликующе вскричала та. – Мы эту квартиру сдадим!
– Кому? – спросила Растрепа.
– Тому, кто снимет, конечно!
– А кто снимет?
– Тот, кто придет по объявлению!
Растрепа разинула рот.
– По какому объявлению?
– Которое мы составим и расклеим!
– А… То есть мы возьмем случайного человека?
– Именно! Кого судьба пошлет!
– Что ж, так еще интересней будет, – согласилась Охотница. – Что нам нужно сделать, говоришь? Объявленье составить?
Она заглянула в свой ягдташ, выудила оттуда блокнот и ручку. Остальные быстренько придвинулись к ней, и все трое сблизили над столом головы.
Сейчас или поздно будет – понял Стас. Пока им не до него.
Он медленно, стараясь не шуметь, поднялся из-за стола.
Незаметно для них дойти до выхода казалось маловероятным, поэтому оставалось только тенью проскользить по стеночке в дальний угол, где напротив туалетов имелась дверь, ведущая в служебные помещения, откуда наверняка можно было выбраться на задний двор…
Через минуту он уже шагал по Невскому, прочь от злополучного кафе, безуспешно пытаясь привести в порядок взбудораженные мысли и чувства.
Ни одна геопатогенная зона со всеми ее аномалиями не производила на него столь сокрушительного впечатления, как эта загадочная троица. Не только в голове царил хаос, но и физически почему-то было худо – сердце выпрыгивало, в глазах темнело, воздуха не хватало.
Всего же непонятней была тревога, которая так при нем и осталась…
* * *
Красавчик смылся.
Обнаружив это, когда объявление о сдаче квартиры было уже написано, фея Озорства досадливо прицокнула языком.
Не уследила. А жаль… Что-то в этом смертном зацепило ее, и хотелось на самом деле немножко с ним поиграть. Разузнав, конечно, предварительно, кто такой и чем дышит.
Но что уж теперь поделаешь. Удрал. И оставалось надеяться только, что со временем он сам обо всем забудет. Успокоит себя мыслью, как это часто делают не признающие иных реальностей смертные, что необычный разговор ему попросту почудился. Или же что вели его три вырвавшиеся на свободу пациентки дурдома…
Глава 2
…Хорошая была квартира – в ней жили цветы, две кошки, собака и попугай.
Трогательное и обаятельное братство флоры и фауны.
Пышные бальзамины, фуксии и спатифиллумы радовали глаз своей ухоженностью. Маленький желтый пес никакой породы и кошки, белая и трехцветная, вольготно развалясь среди цветочных горшков на подоконнике большого трехстворчатого окна в гостиной, нежились на солнышке и поглядывали на заявившихся в дом чужих людей приветливо, со снисходительным любопытством. Толстый попугай в клетке, стоявшей там же, усердно охорашивался, занятый сам собой. И от всей компании в целом веяло покоем и умиротворением.
Добрая квартира – решила Настя. Потому что хозяйка ее – добрый человек. Надо соглашаться…
– Э-э-э, простите, – несколько сварливым тоном сказала верная подруга Соня, – а это все вы здесь оставляете? – и показала на окно.
Хозяйка захлопала глазами.
– Что вы имеете в виду?
– Зоопарк ваш!
– Ой, – озадачилась хозяйка. – Извините, не подумала… Нет, конечно, зверюшек я заберу.
– И птичку? – уточнила Соня.
– И птичку. А… цветочки вас тоже не устраивают?
Соня послала Насте вопросительный взгляд.
– Пусть остаются, – улыбнулась та. – Поухаживаю с удовольствием, и даже по всем правилам.
Флористика на самом деле была ее профессией, поэтому подруга кивнула и деловито отправилась проверять плиту и сантехнику. Для того и увязалась с нею смотреть квартиру, заявив: «Знаю я тебя! Даже если и увидишь, что бачок не работает, так постесняешься об этом сказать и будешь потом чинить за свой счет!»
– У меня у самой собачка есть, – сообщила Настя хозяйке. – Маленькая, как ваша. Это ничего?
Та призадумалась, пробормотав:
– Непредвиденный поворот…
Потом сказала:
– А впрочем – ничего! У такой славной девушки и собачка, наверно, славная!
Настя подняла брови, но промолчала.
Хозяйка, может, и добрым человеком была, однако не без странностей. «Славной девушкой» принялась именовать ее с порога и посматривала на нее с таким умилением, словно бы в ближайшие родственницы себе прочила, а не в квартирантки. А еще обута была в разные тапочки. И упорно пыталась отхлебнуть из пустой чашки, которую не выпускала из рук.
Не исключено, что одинока, общения жаждет и начнет заглядывать в гости через день… Но квартира Насте очень понравилась – светлая, чистенькая, полностью меблированная. Две комнаты, гостиная и спальня. Пусть первый этаж, зато в хорошем месте, недалеко и от работы и от школы, куда должна отправиться по осени в первый класс дочка Машка. Поэтому какие-то возможные неудобства можно было и потерпеть. Всего-то полгода, в конце концов!
– Ау! – позвала откуда-то Соня. – А что у вас в этом закутке?
Обе, Настя и хозяйка, выглянули из гостиной и увидели, что она стоит в конце коридора, отодвинув подвешенную там невесть зачем штору. За которой обнаружился действительно закуток – шириной и глубиной метра в полтора. В дальней его стене и одной из боковых имелось по две узкие дверцы, высотою в человеческий рост.
– Кладовки, – ответила хозяйка. – Вам, надеюсь, без надобности. Да и места в них ни для чего не найдется.
Слишком быстро ответила… и несколько напряженно.
Но в тот момент Настя не придала этому значения. Как и тому, что на полу перед кладовками лежал зачем-то коврик для вытирания ног. Подумала только, что размером каждая из них должна быть с пенал и почему не сделать было вместо четырех две, попросторнее?
– Да, – сказала она. – Вещей у меня не слишком много, в шкафах поместятся, так что… Я согласна, меня все устраивает.
Соня энергично закивала.
– И на мой взгляд порядок! Когда можно будет въехать?
– Да хоть сегодня, – радостно предложила хозяйка. – Зверинец свой я сейчас же и увезу… Вот вам ключи, пожалуйста!
* * *
При этих ее словах невидимые Вирина и Юниция, которые не могли, конечно, пропустить столь интригующее событие, как визит первого претендента на квартиру, переглянулись.
– Что ж, выбор сделан, – констатировала фея Странных Идей. – Удачный, по-моему. Ведь хорошенькой девушке любой захочет помочь, не то что какому-нибудь злобному старцу.
– Не скажи, – пробормотала фея Озорства. – Со злобным старцем вышло бы гораздо смешнее…
– Да где же его взять? Судьба послала нам девушку.
– Увы.
– Стало быть, ее и берем.
– Берем, – вздохнула Юниция.
– И начинаем сразу, как въедет.
– Ага…
Мирабель проводила посетительниц и нетерпеливо закричала с порога:
– Девочки! Ну, говорите скорее – как она вам понравилась? Правда, миленькая?
– Сойдет, – буркнула Юниция, становясь видимой и слетая со шкафа, на котором они сидели с Вириной. – Только бы с переездом не мешкала. Хотелось бы сегодня же и начать!..
* * *
У Насти, однако, ничего не ведавшей о чьих-то лукавых замыслах на ее счет, оставались еще дела в собственной квартире. Поэтому на съемную она отправилась, покончив с ними, только через день.
Из последних сил уговаривая себя радоваться…
Верная подруга Соня, которая специально взяла отпуск одновременно с нею, помогала. Во всем. И вещи паковать, и смотреть на жизнь веселее.
Все к лучшему! – без устали твердила она. Мама вдруг вышла замуж, в своем солидном пятидесятилетнем возрасте? – так это же замечательно! Нашла свое счастье наконец! Не все ей только с внучкой возиться…
Новоиспеченный отчим забрал ее жить к себе? – ну, милая, вам с Машкой осталась двухкомнатная квартира, было бы о чем горевать! Тем более что этот добрый человек отсыпал щедрой рукой денег на ремонт! Уж поживете пока на съемной, не рассыплетесь за полгода того ремонта…
Беглый Машкин папенька объявился? – и это хорошо! Совесть в человеке проснулась. Кроме того, ребенку нужен отец. А уж то, что он предложил – свозить Машку перед школой в Диснейленд, настоящий, американский, – так ты подумай, сколько это радости для нее и как она в той школе хвастаться перед одноклассниками будет! Все ж обзавидуются!
И вдруг еще… Ну-ка, признавайся, он тебе, случайно, заново жениться не предлагал?…
Соня вообще смотрела на жизнь удивительно легко. Никогда не унывала. Замужем она уже успела побывать дважды, хотя красотой особой не отличалась – маленькая, толстенькая – и часто со смехом говорила Насте: «Мне бы твой рост и твою фигуру, принцы в очереди бы стояли!» С обоими своими бывшими она, в отличие от Насти, оставалась в самых дружеских отношениях. Весело присматривала себе третьего мужа. И пятилетние близнецы ее, Санька с Ванькой, мамочку просто обожали…
– Не предлагал, – хмуро сказала Настя, трамбуя чемодан. – А если бы и предложил – ни за что, ты же меня знаешь!
– Да уж знаю, не простишь… Это ты берешь или на помойку? – Соня умолкла на секунду, разглядывая Машкин старенький свитер, потом решительно метнула его в кучу, приготовленную на выброс, и снова застрекотала: – Между прочим, встретилась я тут на днях с одним потенциальным женихом – очень бы тебе подошел на самом деле! Будешь знакомиться? Серьезный такой, со всех сторон положительный. Прекрасный сорокалетний юноша, кандидат наук…
– Возьми себе, – буркнула Настя. – Мне сейчас не до юношей.
– А когда тебе до них было? – немедленно возмутилась Соня. – Сколько я уже стараюсь, и все без толку? С кем ни пытаюсь познакомить, результат один – красавица моя тут же каменеет, нос кверху, в глазах презрение. И смотрит на беднягу, точно завкафедрой какой-нибудь на прогульщика!
– Так уж и завкафедрой? – рассеянно подивилась Настя, продолжая бой с чемоданом.
– Сто раз тебе об этом говорила – видела бы ты себя со стороны!
– Виновата, исправлюсь, – вздохнула Настя. – Ладно, Сонь, отвяжись. Мне, правда, не до юношей пока. За Машку беспокоюсь… А вдруг ей так понравится этот веселый папенька, который катает ее по Диснейлендам, что она захочет жить с ним, а не со мной?
– С ума сошла! – закричала Соня. – С чего бы это? Он что, уже высказал такое желание?
– Нет, слава богу. Но… я-то ей подобных развлечений не предлагаю. Все только воспитывать пытаюсь. А Машка обижается на меня, недавно вот инопланетянкой обозвала…
Соня хихикнула.
– За что?
– За то, что мультики кретинские не разрешаю смотреть. И не покупаю ей игрушечных монстров.
– Э… А может, ты и в самом деле с другой планеты?
– Ага, – снова вздохнула Настя. – И вам, землянам, конечно, не понять простого марсианского желания уберечь мозги своего ребенка от мусора! Взяли тоже моду – чуть что, инопланетянами объявлять…
Чертов чемодан закрылся наконец, она выпрямилась, огляделась.
Пять коробок с самыми нужными вещами, несколько тюков с одеждой. Должно хватить на первое время, тем более что щедрый отчим дал денег не только на ремонт. Велел ни в чем себе не отказывать.
Книги накануне переехали к маме, кое-что из мебели, достойное звания антиквариата, отправилось на реставрацию. Всего остального дожидалась помойка.
Ключи бригадиру ремонтников были уже выданы. Осталось только взять собаку на поводок – и в путь…
Покуда ехали, Соня тоже не умолкала. Усердно выискивала все новые и новые плюсы в Настиных обстоятельствах. А Насте все больше хотелось остаться наконец одной и поплакать.
Почему? Ответить на этот вопрос было трудно. Попробуй-ка объясни некоторым, особенно неутомимым оптимистам, по какой такой причине вид разоренного родительского гнезда, в котором прожиты все твои двадцать шесть лет, удручает тебя, а не радует! Да, конечно, гнездо это давно требовало ремонта и, наверно, станет в результате картинкой… но ведь это будет уже другой дом. Где все будет по-другому…
Попробуй-ка объясни, какой одинокой и пустой кажется тебе жизнь без уютного маминого крылышка, а тем более – без дочки! И пусть Машку пока никто не отнимает, тьфу-тьфу, а мама обещает забегать раз в неделю… все равно, не слишком ли много всего одновременно свалилось на ее бедную голову?
Вполне хватило бы и прихода бывшего мужа. Который бросил ее с грудной дочкой на руках, полюбив другую, как он сказал, и почти семь лет не подавал признаков жизни. А тут явился и… что уж там, действительно успел намекнуть, что не прочь вернуться насовсем, коли примут.
О чем Насте и думать не хотелось. Ибо кто предал раз, тот сделает это снова. Однако окончательный отказ она должна была ему дать еще только через неделю – когда Машку привезет, – и предстоявший разговор тоже ничуть не радовал.
«Прекрасные юноши» – единственное, чего ей сейчас недоставало!
…Но, конечно, Соня была права.
Настоящих причин грустить и плакать Настя в своем положении и сама не видела, сколько ни искала. Поэтому оставалось только честно признаться себе, что ее просто пугают перемены. Жили они жили, тихо-мирно, с мамой и Машкой, а теперь – изволь, как-то приспосабливайся ко всему новому, что взяла да и преподнесла жизнь!..
– Пить хочу – умираю! – сказала Соня, заперев за грузчиком дверь. – Давай чайку глотнем. Потом помогу тебе быстренько раскидать все по местам и поеду, пока светло. Меня, конечно, никто не ждет на даче, бабка с дедом ликуют там, заполучив в полное свое владение внуков. Но показаться и припугнуть их надо, чтобы знали – я бдю и окончательно детей разбаловать не позволю!
Настя кивнула и отправилась ставить чайник.
Зазвонил телефон в прихожей, Соня схватила трубку.
– Нет, нет, вы не туда попали, – бойко ответила кому-то. – Ни одного Дмитрий Иваныча тут не имеется! Пожалуйста, пожалуйста, всего доброго!
Дав отбой, она прошла в гостиную, потрещала там некоторое время скотчем, сдирая его с коробок, после чего тоже явилась в кухню.
– Чинка как-то странно себя ведет, – сказала, усаживаясь за стол и подхватывая с тарелки сухарик.
Чинкой звали Настину собаку. Полное имя – Чинарик, порода, по Сониному определению, – «недопинчер». Сын неизвестных родителей, черный с желтыми подпалинами, он и впрямь сошел бы за достойного представителя славной породы карликовых пинчеров, если бы не лапки – вдвое короче, чем положено.
– И что он делает? – спросила Настя, накрывая полотенцем заварочный чайник.
– Смотрит на диван, припадает на передние лапы и хвостом вертит. А до этого холку дыбил и вроде как рычать собирался. Тоже на диван.
– Может быть, хозяйских зверей чует? Ими здесь наверняка пахнет…
– Да нет, вид такой, будто он на самом деле заигрывает с кем-то. Кто на диване сидит.
– Хм. И кто же там сидит? Привидение? – усмехнулась Настя.
– На привидения собаки обычно воют, – авторитетно сказала Соня, в мировоззрении которой житейский практицизм вполне непринужденно соседствовал со жгучим интересом ко всякой мистике и детской верой в приметы и НЛО. – Нет… это, наверно, домовой, – заключила она и захрустела сухариком.
– Фаю-то даф? – прошамкала.
– Погоди, сейчас заварится.
Ополоснув и протерев кружки, которые оставила ей добрая хозяйка вместе со всей прочей необходимой посудой, Настя поставила их на стол и повернулась к окну, собираясь взять с подоконника батон, выложенный туда из сумки пятью минутами раньше. Протянула к нему руку и сдвинула брови, глядя на горшочки с цветами.
– Сонь, – позвала, – мне показалось или позавчера здесь были фиалки?
– Да, – откликнулась та, – фиалки. Как щас помню. Белые и розовые. А что?
– А теперь тут литопсы. Цветущие, красота! Тоже белые и розовые, поэтому я и не заметила сразу…
– Опять, что ли, домового шуточки? – Соня вытаращилась на подоконник.
Настя вздохнула.
– Хозяйкины, скорее. Одни цветы забрала, другие привезла.
– Вот делать нечего человеку! – фыркнула Соня.
– Ну, может, она фиалки больше любит, – предположила Настя. – И не решилась доверить их квартирантке. Хотя за литопсами уход посложнее будет!
– Надо было сказать ей, что ты флорист… Слушай, наливай уже чаю, заварился!
И тут из гостиной донеслось вдруг нетерпеливое поскуливание вперемежку с погавкиванием. При помощи коих Чинка обычно давал понять, что очень, ну просто очень хочет кусочек того вкусного, которое кто-то нагло ест у бедной собаки на глазах.
– Да что же там, действительно, происходит? – озадачилась Настя. – Наливай сама, а я пойду посмотрю.
Она вошла в гостиную и застыла.
Чинка танцевал.
То бишь кружился на одном месте, встав на задние лапки.
Что обычно делал только в том случае, если перед самым носом у него кто-нибудь держал кусок шоколада.
– Батюшки, – сказала, выглянув из-за Настиного плеча, любопытная Соня, не усидевшая в кухне. – Собачка ваша, никак, рехнулась?
Чинка, не обращая на них внимания, опустился на все четыре и гавкнул на диван.
Где, естественно, никого не было.
* * *
– Юниция, прекрати, – сердито сказала Мирабель. – Убери конфету! Если он еще и жевать начнет неведомо что, девчонки точно заподозрят неладное и сбегут. Обе!
Это подействовало. Фея Озорства спрятала наконец лакомство в карман и огрызнулась:
– А сама-то что творишь? Зачем цветы поменяла?
– Я не нарочно, – принялась оправдываться Мирабель, – забыла просто… всегда по понедельникам их меняю…
– Ой, кажется, они уже заподозрили, – перебила ее Вирина. – Давайте-ка мы их успокоим!
Все три феи выхватили, как мечи, волшебные палочки.
– Сонечка, уходи… – тихо загудела Юниция, помахивая своей, – нечего тебе тут делать!
– Все в порядке… – зашелестели остальные, – все хорошо…
* * *
Чинка угомонился. Лег на пол, обиженно отвернув морду от дивана, и загрустил.
– Точно – домовой, – сказала Соня, озираясь по сторонам. – Только что это он среди бела дня активизировался?… Ладно, методы нейтрализации нам известны. Блюдце молока и кусок хлеба.
– Нету молока, – вздохнула Настя, тоже обводя взглядом гостиную, где только сейчас заметила кое-какие изменения.
И здесь цветы на подоконнике стояли другие, сплошь кактусы вместо бальзаминов и фуксий. Окно обрамляли темно-шоколадные шторы с блеклым золотым узором понизу, а не желтые в цветочек, как прежде, да и вся обстановка почему-то казалась несколько иной. Более строгой. Словно раньше тут жил мужчина, а не женщина. Исчезли, что ли, безделушки и еще какие-то элементы декора, выдававшие женскую руку?…
– Ничего страшного, – сказала Соня. – Пойдешь меня провожать и купишь.
– Придется.
– А пока давай уже наконец чаю выпьем!
И тут позвонили в дверь.
Чинка подскочил, залаял и ринулся в прихожую.
– Это кого еще несет? – возмутилась Соня. – Ну никакого покоя!
Настя подтолкнула ее в сторону кухни.
– Иди разливай, а я открою.
– Спроси сначала, кто там? – уперлась Соня.
– Кто там? – послушно повторила Настя, повысив голос.
– Сосед! – ответили из-за двери. – Впустите, пожалуйста, поговорить надо.
Она подхватила Чинку на руки и открыла.
За дверью оказался симпатичный молодой человек.
Настолько симпатичный, что Настя даже растерялась слегка.
И поэтому, выпрямившись, машинально приняла неприступный вид. Как у какого-нибудь завкафедрой…
Визитер сделал то же самое.
Чинка вдруг умолк, и в наступившей тишине Соня, которая, разумеется, чай разливать идти и не подумала, восхищенно протянула:
– О, какие тут соседи!
Молодой человек сделался еще неприступнее.
– О, какие они гордые! – добавила Соня тем же тоном.
– Меня зовут Стас, – холодно сообщил он им обеим. – Разрешите войти, пожалуйста, у меня к вам серьезный разговор…
Глава 3
Тревога его так и не отпустила. Хотя шел уже третий день после памятного происшествия в кафе и Стас устал ломать голову, пытаясь понять ее причину.
Больше всего его внутреннее смятение походило на дурное предчувствие. А то и на откровенное ожидание беды. Как если бы он забыл что-то сделать – что-то очень важное для своей дальнейшей судьбы, – и ничем хорошим теперь дело кончиться не могло… Но ничего подобного он вроде бы не забывал, да и дел каких-то особенных у него пока еще не было, только замышлялись. Поэтому причину следовало искать конечно же во встрече с аномальными дамочками.
Страх?
Они его попросту напугали? Сбежал ведь из кафе почему-то, хотя прямой угрозы и не было…
Предположение казалось обидным. В конце концов, после своих довольно экстремальных странствий по миру Стас имел все основания считать себя человеком не трусливым. И поэтому он сразу, еще той ночью, едва добравшись до дому, занялся основательным анализом странной мешанины чувств, вызванных у него этой встречей.
Некоторая доля страха там, несомненно, присутствовала. Ведь всякий человек пугается необъяснимого – того, что опрокидывает устоявшиеся представления о реальности, в которой деревья растут вверх кроной, а не корнями, рыбы живут в воде, а птицы – в воздухе, и никак не наоборот, и крыльев у людей не бывает… Пугается главным образом потому, наверное, что в мире, повернувшемся вдруг незнакомой стороной, могут оказаться другие, никому не ведомые правила выживания, и поди пойми, что благоразумнее делать, когда ты сталкиваешься с чем-то эдаким, – верить своим глазам или не верить, плевать через плечо, осенять себя крестом или бежать к психиатру?…
Но не до такой же степени его напугали, в самом деле, чтобы не находить себе теперь места? Из кафе он ушел благополучно, снова где-то встретиться с этими загадочными существами ему вроде бы не грозило. Вряд ли они стали бы разыскивать его по всему городу! Да и потом, судя по услышанному разговору, намерения у них были, в общем-то, добрые – помочь кому-то там… и, наверное, даже и найдя нечаянного свидетеля, ничего такого уж страшного они с ним не сделали бы. Ну разве что, учитывая их явно сверхординарные способности, заставили бы каким-то образом о себе забыть…
Однако, сколько Стас ни старался, другого объяснения он своему странному состоянию не нашел. Ибо, помимо страха, его томило, главным образом, неотступное ощущение, будто он и впрямь забыл что-то важное – будто над его памятью уже кто-то поработал!.. – и загнанная в глубины подсознания информация отчаянно пытается теперь выплыть на поверхность, потому что без нее рушится вся его жизнь…
В ту ночь он так и не заснул, а наутро, промаявшись еще некоторое время, попытался просто отвлечься. Заглушить тревогу размышлениями о деле – теми самыми, в которые ему помешали углубиться в кафе. Поэтому, рассудив, что думается лучше всего на ходу, после завтрака он отправился на пешую прогулку по городу.
Однако мысли, минуя все дела, упорно устремлялись к ночному происшествию.
Что же это были за существа? – гадал он снова и снова. Одно из них, во всяком случае, – с крыльями и светящееся? До смешного похожее на… фею из детских сказок?!
Ни в каких фей Стас конечно же не верил. Во-первых, он был взрослый, нормальный и разумный человек. А во-вторых, ему еще в детстве бабушка все очень хорошо объяснила насчет превосходства научного мышления над всякими глупыми фантазиями. Сказок она ему принципиально не рассказывала. Хотя… Этого он просто не помнил.
Стас вообще помнил себя почему-то только с шести лет. Уже читающим «Занимательную химию»… И самым ненаучным из всего, во что он был способен теперь поверить, казалась выдвинутая некоторыми учеными, но не получившая пока еще подтверждений гипотеза о существовании других измерений и их возможных обитателей.
В данном случае – обитательниц.
…Но какая наука, скажите на милость, помогла им так искусно притвориться людьми? Ведь если бы он не заметил превращения «Пеппи» на пороге, то никогда в жизни не заподозрил бы, будто с этой троицей что-то не так. Счел бы их обычными, хотя изрядно чудаковатыми, жительницами Земли…
Чем больше он о них думал, тем сильнее становилась тревога. И, видимо, все-таки не только в страхе перед аномальными дамочками было дело, ибо примерно через час бесплодных попыток отвлечься от не менее бесплодных гаданий Стас, к удивлению своему, вдруг обнаружил себя вполне бесстрашно идущим по Невскому проспекту.
Мимо того самого кафе.
Которого на месте не оказалось.
Дойдя до конца квартала, он вернулся, прошел туда-сюда несколько раз, разглядывая вывески. Всевозможных баров, ресторанов и кафе здесь имелось в избытке. Но того самого, располагавшегося возле магазина, который Стасу запомнился, – не было.
К уже имевшимся загадкам добавилась вдруг еще одна.
И над нею ломать голову казалось занятием вовсе безнадежным. Потому что и название кафе из памяти улетучилось – даже справок не навести…
Зато адрес «колдуна» Матвея, услышанный от Растрепы, засел в ней накрепко.
И, побродив еще немного в растерянности от угла до угла квартала, Стас решил, раз уж очутился здесь, дойти заодно до названной ею улицы. Если вдруг окажется, что и адреса такого не существует – дом под этим номером снесен, к примеру, или сверху донизу занят каким-нибудь бизнес-центром, – значит, с ним самим что-то не в порядке. То ли болен и бредит на ходу, то ли спит на самом деле в своей кровати и видит длинный и не слишком приятный сон…
Дом, однако, оказался на месте. Жилой.
Без неожиданностей и диковинок.
И квартира под нужным номером в нем была – на первом этаже. Окна, вычисленные Стасом, выходили в просторный зеленый двор и были щедро заставлены цветами.
Покуда он топтался напротив, разглядывая эти окна, в подъезд вошел какой-то парнишка с рюкзаком – вооруженный ключом от домофона, а стало быть, не гость, а жилец.
И в этот момент Стаса осенило, и на душе сразу полегчало.
Вот она, причина его тревоги!..
Конечно, не в страхе дело. Не так уж они его и напугали, эти аномальные дамочки. Просто он и впрямь забыл кой о чем – о том, что реальная угроза нависла над другим человеком! Случайным, который придет к ним по объявлению! Ведь существа эти собрались сыграть со своим ничего не подозревающим квартирантом шутку, которая, в отличие от главного их намерения, безобидной Стасу вовсе не показалась. Заманят его куда-то и…
Не «куда-то». В сад, который они назвали «волшебным». Находящийся, по их словам, в другом измерении.
И что, интересно, там может ждать не готового к такому приключению бедолагу?!
Долг всякого порядочного человека на его месте – предупредить, понял Стас.
Но как?
Тревога, отодвинувшаяся было, вернулась. Не караулить же возле двери, приставая ко всем входящим с вопросом «не квартиру ли, случайно, смотреть идете?», а потом и с уговорами не ходить? Мало того что риск велик нарваться на самих дамочек, так можно еще и запросто произвести впечатление умалишенного, особенно начав объяснять, почему туда наведываться не стоит… Да и не проторчишь на месте весь день – придется иногда отходить, повинуясь физиологическим нуждам, тут-то, по закону подлости, бедняга и проскользнет!
М-да, проблема…
И тут Стаса снова осенило. У него же немало хороших знакомых появилось за последние три года, причем в самых разных кругах! Никто не мешает воспользоваться этими знакомствами, тем более что он почти научился преодолевать неловкость, обращаясь к кому-то с просьбой.
Он решительно вытащил записную книжку и через час знал уже не только номер телефона по интересовавшему его адресу, но и кое-что любопытное о хозяине квартиры. Том самом Матвее, фамилия которого оказалась Кочергин. И который, в подтверждение сказанного Растрепой, слыл в определенных кругах то ли знахарем, то ли экстрасенсом, правда, вот уже три года, если не больше, как никто о нем ничего не слышал…
И первый же звонок в опасную квартиру, от имени якобы желающего ее снять, оказался удачным. Веселый голос, очень похожий на Растрепин, сообщил, что квартира уже сдана, извините, буквально с сегодняшнего дня!..
А когда Стас перезвонил туда через некоторое время, ему никто не ответил. Растрепа, надо думать, освободила жилье, а квартирант пока еще въехать не успел… Далее оставалось всего лишь регулярно набирать номер и, когда этот несчастный откликнется, без промедления его навестить.
Трубку сняли только на третий день, ближе к вечеру, и Стас вздохнул с облегчением, поскольку начинал уже тревожиться не на шутку, что прозевал его приезд и непоправимое успело произойти.
Правда, он не ожидал почему-то, что жертвой аномальных дамочек окажется девушка. И даже две, как обнаружилось, когда он пришел…
* * *
– Ай-ай-ай, – пробормотала Юниция, увидев на пороге красавчика из кафе. – Ой-ой-ой…
– В чем дело? – Вирина взглянула на нее настороженно.
Юниция вздохнула. Признаваться подругам в своем маленьком озорстве не хотелось. Но куда теперь денешься, придется…
…А может, оно и к лучшему? – осенило ее вдруг. План, в конце концов, – не веление судьбы, его вполне можно изменить!
– Он им сейчас все расскажет о нашей затее, – покаянно сообщила она.
– Откуда он знает? – удивилась Мирабель.
– Сидел в кафе, в котором мы встречались. И я позволила ему нас услышать. Думала потом стереть память, да он удрал раньше…
– Ну ты даешь! – осерчала Вирина. – Взяла и все испортила. А впрочем…
Феи переглянулись.
– Дверь заблокируем сейчас же, всего-то и делов! – сказала Юниция, пожав плечами.
– И пусть их будет трое, а не одна! – подхватила Вирина, просветлев.
– Очень хорошо! – обрадовалась и Мирабель. – Они ведь разговаривать друг с другом будут, а это гораздо интересней, чем Настенька бродила бы по саду одна и молчала! И как мы сразу не додумались?…
Феи дружно потянулись за палочками.
* * *
– Серьезный разговор? О чем? – не менее холодным тоном спросила Настя.
Молодой человек, назвавшийся Стасом, как будто призадумался.
И тут вдруг Чинка беспокойно забарахтался у нее в руках и сделал нечто совершенно невероятное.
Он вырвался, оттолкнулся от хозяйки всеми четырьмя лапами и скакнул. Не куда-нибудь, а незваному пришельцу на грудь. Причем с таким радостным визгом, словно ждал его появления много лет.
Тот не растерялся, ловко подхватил песика. И, утратив разом всю свою неприступность, послал Насте милую, слегка виноватую улыбку.
– Они мне почему-то симпатизируют, – сказал, погладив Чинку по голове. – Собаки, я имею в виду. Ты ж мой хороший… прыгучий какой…
– Заходите, – пригласила она растерянно, глядя, как ее сварливый пес, грызущий ботинки всем незнакомым гостям мужского пола, пытается лизнуть этого типа в лицо.
Он зашел.
– «Симпатизируют» – это мягко сказано, – пробормотала Соня, тоже хорошо знавшая обычную Чинкину манеру приветствовать чужаков.
Следом она сообразила, что этому молодому человеку, кажется, удалось то, чего не удавалось до сих пор никому – потрясти воображение ее непробиваемой подруги буквально с порога. И радостно предложила:
– А давайте поговорим под чаек!
– Давайте, – покладисто кивнул он и опустил Чинку на пол.
С криком «Мойте руки!» Соня ринулась в кухню.
После чего Насте только и оставалось, что запереть входную дверь и отправиться вслед за пришельцем туда же.
* * *
Собака его здорово выручила.
Помогла, во всяком случае, завязаться хоть какому-то разговору. За что, конечно, спасибо нужно было сказать еще и забавной девушке по имени Соня, которая ни малейшего смущения, в отличие от остальных, не испытывала и тут же принялась задавать вопросы.
– Симпатизируют, значит, – разливая чай, повторила она. – И что, доберманы и ротвейлеры тоже эдак к вам на грудь кидаются – точно к отцу родному?
Стас засмеялся.
– Бывает.
– Как же вы по улицам ходите? – притворно ужаснулась она.
– Ну, держат-то их обычно на поводке, особо не распрыгаешься. Так что хожу спокойно!
– А своя собака имеется? – полюбопытствовала она, усаживаясь за стол.
– Скоро будет, надеюсь. И даже не одна…
– Да что вы? И каких думаете взять?
– Бездомных, – ответил Стас. – Вообще-то я думаю открыть приют. Не только для собак. И ветеринарную клинику при нем.
Соня удивленно поиграла бровями.
И впрямь забавная девушка была. С живой и выразительной мимикой, с экстравагантной прической из торчащих дыбом коротеньких черно-белых прядок. Хоть и толстенькая, но в движениях быстрая и легкая. И болтливая… Если бы не она, с ее подругой – хозяйкой песика, которую звали Настей, – никакого разговора у него, пожалуй, вовсе не получилось бы.
Стас в ее сторону и смотреть боялся. Зная, что немедленно все испортит. Превратится в ходячий морозильник и произведет обычное впечатление…
Она была не просто красива – высокая, статная, с толстой рыже-золотой косой до пояса и невероятными синими глазами. Она была мечтой. Чудом. Единственной женщиной на свете, созданной для него. Стас понял это с первого взгляда.
И надо же было случиться такому, что в этот дом, к ней, его внесло с самым что ни на есть безумным разговором, какой только можно себе вообразить!
Все испортить предстояло и так и этак. Но хотелось хоть немного оттянуть катастрофу – тот момент, когда его выставят отсюда без надежды на продолженье знакомства…
Увы, не удалось.
Только Соня открыла рот, собираясь спросить еще о чем-то, как Настя ее опередила:
– Не приставай к человеку. Стас нам, кажется, что-то сказать хотел. Не мешало бы выслушать!
– Да-да, – тут же переключилась Соня. – Говорите. Мы жуть как заинтригованы!
– Тяф! – поддержал обеих и песик, которого хозяйке опять пришлось взять на руки, потому что он упорно вертелся вокруг Стаса, пытаясь влезть к нему на колени.
Стас вздохнул.
– Я вам расскажу кое-что, – начал он без особой охоты, глядя на Соню. – И вы, конечно, подумаете, что я сумасшедший. Но пусть… это уже ваше дело – верить или не верить. А мое дело – предупредить. Признаюсь сразу, никакой я не сосед. Просто несколько дней назад, в три часа ночи, я сидел в кафе на Невском проспекте…
* * *
– Мирабель, мне кажется, не мешает еще плеснуть им в чай твоей фирменной настойки, – озабоченно сказала Юниция. – Сбежать они уже не сбегут, конечно, но могут запаниковать. А это совершенно не интересно!
– Да, ты права…
С этими словами фея Рассеянности слетела с кухонного шкафчика, на котором, уменьшившись до воробьиного размера, сидели все трое. Порхая над столом, она выудила из сумочки, подвешенной к поясу, крохотную бутылочку и осторожно капнула из нее в каждую из трех кружек с чаем по три капельки.
– Этого хватит? – спросила Вирина.
– Конечно. Нам ведь не нужно, чтобы они уснули. А так, слегка расслабились и разума не теряли!
– Ладно, тебе видней.
Сделав свое дело, Мирабель вернулась на место.
– А юноша-то непростой, – сказала она вдруг, складывая крылья.
– Да? – встрепенулась Юниция. – Мне вот тоже так кажется. Но сколько ни разглядываю его, ничего не вижу!
– И не увидишь, – кивнула Мирабель. – Заслон какой-то стоит. Не то заклятие, не то защита… даже этого не разобрать. Но что-то точно есть. Магия не наша, вот в чем проблема. Да и… магия ли это вообще?