Читать онлайн Рассказы разведчика бесплатно

Бывших Иван Николаевич

Рассказы разведчика

От автора

Дорогой друг!

Ты учишься в школе или в институте, а может быть, готовишься к службе в армии или уже служишь в ней, и ты хотел бы узнать, как во время Великой Отечественной войны воевали твои сверстники – одногодки по возрасту.

Эта книга, которую ты сейчас держишь в руках, предназначается для тебя и должна помочь тебе в этом. Герои этой книги – полковые разведчики. Ты уже, наверное, слышал, что разведчики на войне были самыми бесстрашными бойцами, что им приходилось выполнять самые ответственные и рискованные задания. Хочу сказать, что на фронте была железная дисциплина. Без нее нельзя было победить такого сильного и коварного врага, как немецкий фашизм. Что прикажет командир, то и делай, куда пошлет, туда и иди. Прикажет стать пулеметчиком, и после соответствующей подготовки и учебы, ты им становишься, пошлет на курсы саперов, и ты идешь в саперы. Но в этом правиле было одно исключение – это разведчики. Никто не мог бойцу приказать стать разведчиком. В разведку брали только добровольцев. Если ты чувствуешь, что у тебя, как тогда говорили разведчики, «кишка тонка», то иди лучше в другое подразделение и не позорь себя. На выполнение очень ответственных заданий из числа разведчиков шли тоже добровольцы. Это потому, что разведка на фронте считалась не только военным делом, но и воинским искусством. Не каждому оно по плечу, а я даже сказал бы, и по душе.

Даже среди опытных солдат-фронтовиков разведчики пользовались большим авторитетом. Обычно, когда они появлялись на переднем крае, бойцы старались завязать с ними знакомства, поговорить и покурить вместе, чтобы узнать от них последние полковые новости: скоро ли будет наступление, что собирается делать противник, когда полк выведут на отдых. Солдаты были уверены, что разведчики знают все, да помалкивают.

В этой книге ничего не выдумано. Из боевой практики взвода пеших разведчиков 210 стрелкового полка 82 Краснознаменной Ярцевской орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии я выбрал самые интересные и значительные эпизоды и описал их в виде отдельных рассказов. Рассказов этих набралось на целую книгу. Даты, названия населенных пунктов и городов, имена и фамилии разведчиков, бойцов и офицеров – подлинные. Некоторые из упомянутых в книге разведчиков живы и по сей день. Например, Виталий Дмитриевич Чеботарев живет в Москве, а Александр Александрович Хомяков – в Минске.

Из этих рассказов ты, мой друг, узнаешь, как жили, работали и воевали на фронтах Великой Отечественной войны молодые ребята – разведчики, которым в те далекие и грозные годы было по восемнадцать-двадцать лет от роду, примерно столько же, сколько тебе сейчас. Не всегда и всё им удавалось, война дело сложное и рискованное, и об этом ты тоже узнаешь из этой книги. Многие из разведчиков погибли, не дожили до Победы, но они честно и добросовестно, не жалея сил и своей жизни, делали свое трудное, но нужное дело, с каждым днем приближая Великую Победу.

1 ДЕРЗКИЙ НАЛЕТ

Во время крупного наступления, когда наши части продвигаются вперед по несколько десятков километров в сутки, резко возрастает роль полковых и дивизионных разведчиков, которые действуют впереди наступающих частей. Они вовремя обнаруживают врага, уточняют его нахождение, численность, вооружение и наличие укреплений. Все эти разведанные они передают своим командирам, которые по ним принимают нужные решения.

Кроме того, разведчики преследуют противника по пятам, часто заходят к нему в тыл, нападают на его арьергардные части, захватывают мосты, предотвращают разрушение населенных пунктов. Случается и так, что вырвавшись далеко вперед, они иногда при благоприятных условиях выполняют такие задачи, которые посильны только крупным воинским подразделениям. Один из таких случаев описывается в данном рассказе.

23-24 июня 1944 года наша армия неожиданно для врага перешла в наступление и взломала на протяжении сотен километров по фронту долговременную оборону фашистов. Началась знаменитая операция под названием «Багратион», которая закончилась полным освобождением Белоруссии. Наш 210 стрелковый полк 82 стрелковой дивизии удачно форсировал реку Друть, прорвал оборону врага и начал продвижение вперед. 26 июня 1944 года мы, разведчики этого полка, под командованием капитана П.С. Бородина вырвались далеко вперед своих батальонов и оказались на окраине села Добысно. Мы знали, что впереди никого нет, кроме наших танкистов. Приближаясь к селу, мы издали заметили в нем танки Т-34, рассредоточенные вдоль улицы и умело замаскированные между строениями. Это был наш передовой танковый отряд из 9-го танкового корпуса. Нашему появлению танкисты обрадовались. Известно, что танки большая сила на войне, но без поддержки пехоты они часто становятся не такими опасными для врага. Мы тоже были рады быть рядом с танками и танкистами. Разведчики и танкисты стали знакомиться, угощать друг друга махоркой, искать земляков.

– Кто из вас старший, прошу к нашему командиру, – сказал невысокого роста танкист, выскочивший из блиндажа.

Капитан Бородин, старший лейтенант Мочалин, командир взвода наших разведчиков, и я последовали за ним. Сначала мне показалось, что в блиндаже никого нет, но, приглядевшись, я заметил в дальнем углу человека, который смотрел в бинокль через амбразуру. Около него стоял полевой телефон.

– Медленно шагаешь, пехота, – сказал он, подходя к нам. – Заждались вас, почти сутки воюем одни с фашистами.

Он за руку поздоровался с нами и сел на высокую табуретку.

– Как можем, так и идем, – ответил Бородин и сел с ним рядом. – Расскажите лучше о противнике, товарищ майор.

Майор подробно рассказал о сложившейся на этом участке фронта боевой обстановке. По его словам, в селе Добысно, на той стороне реки, фашистов не больше батальона. Их оборона состоит из двух траншей полного профиля с разветвленными ходами сообщения. Основная их сила – минометы, которые расположены в глубине обороны, за бугром, и поэтому подавить их танковыми орудиями невозможно. Через реку есть мост, но хлипкий и для танков не проходим.

– У нас есть приказ, – закончил свое пояснение майор, – как только подойдет пехота, так нам нужно сразу же сняться и перебазироваться на правый фланг.

Наступило неловкое молчание.

– Значит, бросаете нас? – сказал капитан П.С. Бородин.

– Что поделаешь, приказ есть приказ. Но, если вы начнете немедленно, то мы, конечно, поддержим вас огнем наших орудий. Ждать не можем.

Капитан задумался. Если танки уйдут, фашисты сразу это обнаружат и сопротивление их, конечно, усилится. Пока подойдут батальоны полка, пройдет много времени, фашисты укрепят свою оборону и потом выбивать их станет труднее. Было бы хорошо под прикрытием танков начать атаку. Но где батальоны?

От разведчиков прибежал связной Игнат Омельченко, который сообщил, что весь взвод расположился в крестьянской бане на берегу речки, откуда открывается хороший обзор и очень удобное место начала форсирования речки.

Капитан выслушал разведчика и сказал ему:

– Немедленно отправляйся навстречу батальонам и передай командирам, что мы начали наступление на деревню. Беги быстрее, не жалей ног и помни, что от тебя зависит успех нашего наступления.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – выпалил Игнат и, сорвавшись с места, бегом помчался по тракту в обратном направлении.

Капитан Бородин подошел к майору и сказал:

– Через полчаса, не позже, мы начнем атаку. Поддержите нас огнем, да смотрите – нас не перестреляйте, ребята у меня напористы, полезут в самое пекло, так что вам будет нелегко определить, где свои, а где фашисты.

– Ладно-ладно. Как-нибудь разберемся.

Мы с капитаном ползком по-пластунски перебрались к бане. Она стояла в низине, недалеко от реки, отсюда хорошо просматривался весь противоположный берег, занятый фашистами. Первая линия траншей извилистой лентой огибала всю деревню, пересекала огороды, посевы и ухолила дальше в поле. Для лучшего обзора немцы часть посевов выкосили, а часть оставили. По траншее не прячась, в полный рост, ходили фашистские солдаты. Оживленно было и в самой деревне. Куда не наведешь бинокль, в его поле зрения обязательно попадет то фашистский солдат, спокойно шагающий по улице, то часть бруствера, над которым торчит дуло немецкого пулемета. Единственный мост через речку был целым, до него от нас было не больше сотни метров. Но никто не знал, заминирован он или нет. Всех разведчиков капитан разбил на две группы.

– Одну группу поведу я, – сказал он, – А вторую старший лейтенант Мочалин. Река глубокая, придется искупаться.

По его команде обе группы одновременно покинули баню и по-пластунски устремились к реке. Густая трава надежно скрывала нас от фашистских наблюдателей. Я ползу по мокрому болотистому грунту, временами делаю короткие перебежки. Вижу, что передние разведчики с ходу бросаются в речку и плывут по воде. Вот уже Сергей Петялин и Алексей Волокитин выбираются на противоположный берег и, сбрасывая с себя тину, во весь рост стремительно бегут к немецким траншеям. За ними устремилась большая группа разведчиков. Я подбегаю к речке и слышу приглушенный стон:

– Тону, тону, помогите.

Я глянул вниз, увидел в воде около берега рыжую голову разведчика Бориса Уцына, который барахтался в воде. Рядом с ним болталась его пилотка. Я бросился в воду и вытащил его на берег.

– Ты что? – спросил я Бориса, помогая ему очистить автомат.

– Плавать не умею, думал, что мелко, – ответил он.

– Эх ты! Бежим в обход через мост, – мы побежали вдоль берега по направлению к мосту. Ноги вязнут в хлипкой болотистой почве. Хорошо, что пока ни фашисты, ни наши не стреляют.

И вдруг все разом изменилось. Фашистские пулеметы, винтовки и автоматы открыли ураганный огонь. Мы бежим теперь через пространство, которое простреливалось со всех сторон. Мы уже не замечаем хлюпающую под ногами воду, а слышим только непрерывный свист пролетающих мимо пуль. Я вижу, как свистящий град прижал к земле наших разведчиков. Их атака срывалась. Но в этот момент над траншеей врага, откуда строчил немецкий пулемет, в небо взметнулся огромный огненный смерч. Сарай, и вместе с ним пулемет, взлетели в воздух. Разведчики поднялись с земли и с криком «Ура!» бросились в траншею врага.

Пробегая по мосту, я повернул голову назад, чтобы убедиться, не затерялся ли в этой суматохе Борис Уцын. Он бежал за мной чуть позади. На какой-то миг я увидел на бугре позади себя наши танки. Они вышли из укрытий и, как огромные черепахи, ползли на фоне белых облаков. Развернув орудия, они на ходу вели огонь по врагу, поддерживая атаку разведчиков. Это они разнесли вдребезги станковый пулемет немцев.

Перебежав мост, мы свернули с дороги и стали нагонять основную группу разведчиков. В это время на мост и на подходы к нему обрушился шквал минометного огня. Мгновенно весь участок дороги был закрыт дымом и пылью, земля клокотала, мины звонко рвались, разбрасывая по сторонам щебень, гальку, куски черной земли. Со свистом и воем проносились мимо нас горячие осколки. Они врезались в болотистую влажную землю и шипели, как сало на сковородке. Добежав до посевов, мы с хода плюхнулись на мягкую теплую землю, чтобы хоть немного перевести дыхание и осмотреться. Я повернул голову и неожиданно встретился глазами с лежащим рядом со мной человеком. Это была женщина, видимо, жительница деревни. Она лежала в неестественной позе, не шевелилась и молча смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я заметил, что из-под туловища этой женщины торчит маленькая пухлая детская ручонка. Так вот почему эта женщина не шевелится и лежит в неудобной позе – она своим телом закрывала ребенка.

Вдали между домами я увидел бегущего вперед нашего разведчика. И вдруг, словно из-под земли, тоже прямо передо мной из траншеи по грудь высовывается фашистский солдат, который ловким движением вскинул винтовку, чтобы взять на прицел бегущего разведчика. Сейчас грянет выстрел и одного нашего товарища не станет. Близко от меня раздалась короткая автоматная очередь, и фашист, выпустив из рук винтовку, стал медленно оседать в окоп. Это Борис Уцын успел срезать немца и спас жизнь своему товарищу.

Коротким рывком мы перебежали открытое пространство и спрыгнули в траншею врага. Убитый фашист лежал на дне траншеи, уткнувшись головой в глиняную стенку. Его винтовка лежала на краю окопа. Между избами и сараями появлялись и исчезали то наши разведчики, то фашистские солдаты. С разных сторон слышались короткие автоматные очереди, гулкие винтовочные выстрелы и глухие разрывы ручных гранат. Из-за поворота траншеи выскочил младший сержант Николай Калинин, увидел нас, крикнул: «За мной» и исчез. Мы бросились за ним. И тут я увидел такое, чего не приходилось видеть за всю войну.

Траншея была забита людьми – мирными жителями. Кучками и в одиночку они сидели на дне траншеи, прижавшись лицами к стенке, чтобы ничего не видеть и не слышать. В основном, были женщины с ребятишками, но были и старики-мужчины. Тут же валялись узлы, мешки и даже чемоданы. Чтобы пройти по траншее, нужно было обязательно наступить на кого-нибудь из них. Почему они оказались в траншее, я не знаю до сих пор.

Мы нагнали Николая Калинина и вместе с ним выскочили из траншеи и у одного дома увидели небольшую группу солдат противника. Дружно ударили по ним из автоматов, несколько вражеских солдат упало на землю, остальные бросились бежать дальше по улице села. Мы побежали им наперерез. Выскочив из-за угла дома, я увидел немецкого солдата, забежавшего во двор одного дома. Мне показалось, что у него были в руках две винтовки. Я тоже заскочил во двор этого дома, но фашиста не обнаружил. Внимательно оглядываясь вокруг, я заметил, что дощатая дверь сарая слегка колыхалась. Значит фашист в сарае! Я рванул дверь и влетел в полутемный сарай, держа палец на спусковом крючке автомата. Фашист стоял в глубине сарая с поднятыми руками. У него оказалась одна винтовка, а то, что я принял за вторую винтовку, был факел с длинной деревянной ручкой. Фашист был поджигателем домов. Его винтовка и не зажженный факел валялись на земле около его ног. Мы знали, часто перед тем, как оставить наш населенный пункт, фашистские офицеры снаряжали отдельную команду с факелами для поджога домов и строений. Этот поджигатель домов не успел сделать своего чёрного дела и оказался у меня в плену. Я вывел его на улицу и встретился с Борисом Уцыным и Николаем Калининым, которые тоже захватили по одному пленному солдату. На высоком крыльце одного дома мы увидели старшего сержанта Виктора Чурбанова, который снял сапог и молча перевязывал раненую ногу. Снятый сапог валялся рядом. У крыльца, уткнувшись лицом в землю, лежали три убитых фашиста.

– Вот что, ребята, – сказал Виктор Чурбанов, – пленных фрицев оставьте со мной, сейчас я всё равно не вояка, а вы бегите вон туда, сейчас там наши ребята вышибают фрицев из второй траншеи. Да, поторапливайтесь, а то не успеете.

– Ребята, смотрите! – крикнул Борис Уцын, указывая рукой на реку. Отсюда с высоты хорошо было видно, как бегущие фигурки наших бойцов с ходу бросались в реку и вплавь форсировали ее. Сомнений быть не могло – это подошел наш стрелковый батальон. Молодец, Игнат, ты постарался, сейчас нам сам чёрт уже не страшен. Но бой ещё не закончился. Мы вдвоём достигли второй траншеи и спрыгнули в неё. Я бегу первым, Уцин и Калинин за мной. Дно траншеи усыпано немецкими термосами, касками, солдатскими шинелями-скрутками, брошенными второпях. Вокруг стрелковых ячеек и пулемётных гнёзд валяется много стреляных гильз – здесь недавно шёл бой. Выскочив из-за поворота траншеи, я увидел двух убегающих солдат противника. Солдат, бежавший последним, обернулся, и мы встретились друг с другом взглядами. Но он тут же исчез за поворотом.

– Стой! Руки вверх! – кричу я по-немецки, ускоряя бег. Я выскочил из траншеи, чтобы не подорваться на брошенной ими гранате, так иногда бывало в нашей практике, и стал верхом догонять их. Оба мои товарищи сделали то же самое. Со всех сторон трещали автоматы и со свистом пролетами мимо нас пули. Это разведчики выбивали фашистов из их траншей. Обоих немцев мы нагнали в низине, где траншея была неглубокой, чуть выше колен. Я дал очередь из автомата впереди их, умышленно целясь мимо, чтобы взять их в плен. Оба солдата остановились и подняли руки. Мы подбежали к ним, наводя на них дула своих автоматов, а Борис Уцын приступил к обыску. Я стою рядом и в упор рассматриваю пленных. Молодой немец, тот, что бежал последним, был белокурым, красивым, с ясными голубыми глазами. Типичный ариец. Второй был значительно старше его, с узким худощавым лицом.

– А это что такое? – воскликнул Уцын, вытаскивая из кармана пожилого солдата небольшой свёрток. Когда Борис развязал концы русского полушалка, то мы увидели засверкавший всеми цветами радуги набор драгоценностей. Здесь были золотые кольца, цепочки, броши, дамские миниатюрные ручные часики и много драгоценных камней, названия которых мы, конечно, и не знали.

– У, гад, говори, где награбил! – закричал на немца Борис Уцын и не по-военному, а по русскому обычаю схватил его за грудки и начал усиленно трясти. Немец молчал и не сопротивлялся.

– Ладно, хватит, – вмешался я и стал собирать рассыпанные на землю драгоценности.

– Да, прекрати ты, – тоже не выдержал Николай Калинин и оттолкнул Бориса от пленного. Мы не фашисты и пленных не бьём.

Когда мы вышли из низины с пленным, споря кому из нас вести их к Виктору Чурбанову, в одной из траншей над бруствером я увидел движущуюся прикладом вверх винтовку. Я бросился к этому месту и увидел, что ещё один немец шёл добровольно сдаваться в плен. Мы его присоединили к этим двум пленным.

Бой стал затихать, к нам подошли ещё несколько разведчиков и тоже с пленными.

– Ребята, смотрите, – крикнул Фёдор Акимов, указывая на группу разведчиков, шедших от подножья бугра, где только что закончился бой. Впереди шёл старший лейтенант Т.М. Мочалин, низко опустив голову. Остальные несли в палатке что-то тяжёлое и хрупкое. Моё сердце дрогнуло и почувствовало что-то неладное. Когда процессия подошла ближе, то я увидел на окровавленной плащ-палатке лежащего капитана. Он был ранен, автоматной очередью была прошита его грудь. Его лицо было бледным, глаза – закрытыми. Ребята осторожно положили капитана на землю. Я подбежал к раненому капитану, открыл свою полевую сумку и высыпал драгоценности прямо на плащ-палатку. Рядом с бледным и тихо стонущим командиром эти блестящие на солнце, красивые и дорогие вещи были противоестественными и лишними. Старший сержант Фёдор Акимов нагнулся и рассовал их по карманам нашего командира.

Вдруг послышался тонкий свист летящих из-за бугра фашистских мин. Не успели мы принять меры, как вокруг нас стали рваться мины со всех сторон. Кто не успел спрыгнуть в траншею, бросился плашмя на землю. Стоящие поодаль пленные присели на корточки и прикрыли головы руками. Бежать в траншею они побоялись. Миномётный налёт был коротким, но сильным, он был последним «аккордом» отступающих фашистов.

– Ребята, капитана опять ранило! – тревожно воскликнул Сергей Петялин, первым поднявшимся с земли. – Вот, смотрите, в ногу, здесь раны не было.

Выше колена правой ноги брюки капитана были разорваны, и из этой дырки вытекала кровь. Старший лейтенант Т.М. Мосалин вытащил индивидуальный пакет и перевязал им рану.

В этот момент с противоположного берега ударила наша артиллерия, которая окончательно рассеяла фашистских солдат. Село Добысно перешло в наши руки. Вскоре к нам подошёл командир нашего полка подполковник К.В Боричевский, который приказал отправить капитана в медсанбат, а пленных отвести в штаб дивизии. Все разведчики – участники этого боя получили от него благодарности, а некоторые, наиболее отличившиеся, получили награды. Я был награждён медалью «За Отвагу».

2 Один русский и десять немцев

Когда началась война, я окончил девять классов и жил в одном глухом сибирском селе. К нам в село приехало много эвакуированных жителей из Москвы и Московской области. В десятом классе я учился, когда шла Великая битва под Москвой. Один эвакуированный из Москвы учитель немецкого языка, за год учебы у него, научил меня разговорной речи на немецком языке.

Прибыв на фронт, и встретив немецких пленных солдат, я, к своей радости, заговорил с ними на их родном языке. Узнав о том, что есть один солдат, который говорит по-немецки, начальник разведки полка нашел меня и пригласил стать разведчиком. Я согласился. Так неожиданно для себя я стал разведчиком, а позже и переводчиком. Через мои руки прошло много немецких пленных солдат. Я хорошо изучил их знаки отличия, награды, солдатские книжки и другие документы. Я часто был переводчиком во время допроса пленных, часто сопровождал их во время конвоирования их в наш тыл. У меня было немало смешных, курьезных и опасных эпизодов и случаев. Об одном курьезном эпизоде я повествую в этом рассказе.

Старший лейтенант Т.М. Мочалин приказал мне и младшему сержанту Борису Уцыну отвести пленных в штаб дивизии. Нам не хотелось отставать от взвода и тащиться с пленными в обратный путь, но пришлось подчиниться приказу. Мы построили пленных в колонну и повели их в только что отвоеванное село. Каждому пленному солдату дали свою кличку, а их набралось ровно десять человек. Того молодого солдата с факелом в руках, которого я пленил в сарае, мы назвали «Поджигателем», пожилого немца, у которого отобрали драгоценности – "Богачом", а его молодого красивого напарника – "Арийцем”. Веселый и добродушный ефрейтор, который нес винтовку вверх прикладом и сам сдался в плен, стал "Добровольцем". Пленные шли молча, опустив головы, изредка бросали на нас косые взгляды. Мы идем по одной из улиц села Добысно, здесь много войск – это наш полк. Подходим к мосту, к тому самому. Здесь настоящее столпотворение. На той стороне реки много войск и обозов, которые пытаются переправиться на эту сторону. Мы идем в обратном направлении.

– Куда прешь? – заорал на нас толстый усатый старшина, перегораживая нам путь повозкой.

Я приказал пленным прижаться к перилам моста, чтобы дать возможность проехать груженым повозкам. Старшина взмахнул кнутом, лошадь рванула повозку, и она с грохотом покатилась по пляшущим бревнам. "Богач" не удержался на таком бревне, схватился рукой за перила, которые оказались перебитыми осколками мины, и полетел в воду, крича во всю глотку. Старшина глянул вниз и спокойно сказал:

– Черт с ним, пусть тонет.

Я же подбежал к краю моста и крикнул на немцев:

– На помощь! Чего стоите!

Те бросились помогать своему товарищу и под гогот наших солдат вытащили его из воды. Мы оказались в центре внимания ездовых и нас беспрекословно пропустили через мост. Когда мы вышли не берег, то Бориса Уцына с нами не оказалось: мой друг под шумок смылся из нашей компании. Так я остался один с десятью немцами.

Случай этот произвел сильное впечатление на пленных. Они подняли головы и стали смотреть на меня другими глазами. Особенно оживился "Доброволец". Он весело посмотрел на меня и стал рассказывать, как "Богач" чуть не ушел на тот свет. Остальные слушали и потихоньку смеялись.

– Кто такие? – услышал я строгий окрик. Поворачиваю голову и вижу, как из легковой машины выходит майор.

– Товарищ майор, сержант из хозяйства подполковника Боричевского сопровождает пленных в штаб дивизии, – бойко доложил я.

– Где взяли?

– В бою за село Добысно.

– Им плакать надо, а они смеются, – сказал майор.

– Для них война кончилась, вот они и радуются, – ответил я.

– Ты им не верь, – сказал майор, сел в свою машину и укатил.

Немцы насупились и умолкли. Я подошел к "Добровольцу" и спросил:

– Как тебя зовут?

– Вильгельм Эбнер, – тихо ответил он.

– А тебя? – обратился я к "Арийцу".

– Меня зовут Фриц Краммер, – ответил "Ариец" и спросил в свою очередь, – А как Вас?

– Иван, – ответил я, улыбаясь.

– Иван и Фриц! Как это интересно! – воскликнул Эбнер.

На самом деле, это было интересное совпадение. Ведь мы – русские солдаты всех немецких солдат звали "Фрицами", а немецкие солдаты, в свою очередь, всех нас, русских солдат, звали "Иванами". И вот сегодня встретились двое, один из них настоящий русский Иван, а второй настоящий немецкий Фриц. Это было знаменательно, и, конечно, немножко смешно.

Фриц Краммер шел рядом со мной и учтиво заглядывал мне в лицо. Он рассказывал, что родился и жил в Берлине, его отец учитель. С другой стороны от меня шел обер-ефрейтор Вильгельм Эбнер и тоже пытался рассказать о себе, но его перебивал Фриц.

– Почему ты решил сдаться в плен добровольно? – спросил я.

Эбнер не отвечал, только низко опустил голову. За него ответил Краммер:

– Все его родные погибли, отец и старший брат на Восточном фронте. А его дом разбомбила английская авиация, под обломками дома погибла его мать. Он остался один.

– Война дело не шуточное, – сказал я со вздохом, – но вы сами ее затеяли, вот и результат.

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Остальные пленные шли позади нас и прислушивались к нашему разговору.

Эбнер подошел ко мне и спросил как-то особенно:

– Скажите, Вы из Москвы, да?

– Нет, не из Москвы, – ответил я улыбаясь. – В Москве я никогда не был. Война закончится, обязательно побываю в Москве. Я из Красноярского края. Город Красноярск слышали?

– Нет, где это?

– Тоже мне учитель нашелся, – сказал я по-русски и потом уж добавил на немецком языке:

– О Сибири что-нибудь знаете?

Как только я сказал слово "Сибирь" немцы сразу притихли и стали бросать на меня подозрительные взгляды. Конечно, они слышали о сибиряках и сибирских дивизиях, которые, якобы, не боятся морозов и дерутся как львы. Немецкие солдаты боялись сибиряков. И вот перед ними настоящий сибиряк, потому они и примолкли.

– Сибирь, там очень холодно. Бррр! – сказал Вильгельм Эбнер и сам нарочно затрясся, показывая, как холодно в Сибири.

Он попросил меня рассказать про Сибирь, и я много и долго рассказывал им о своей Родине. "Все знают, что в Сибири зимой холодно, – говорил я – Но почему-то никто не знает, что лето в Сибири, жаркое, знойное". Я рассказал пленным о своей родной деревне, о своей семье, о школе, о своих товарищах. А так как почти все пленные были молоды, так же как и я, то мой рассказ пришелся им по душе. Фриц Краммер тронул меня за руку и спросил:

– Скажите, а нас не отправят в Сибирь?

Я посмотрел на него и понял, что его беспокоит. Я сказал:

– Конечно, нет. Вас отправят в глубь России. Там у нас построены лагеря для военнопленных, где вас всех обеспечат питанием и работой. А когда война закончится, то всех отправят по домам и в первую очередь тех, кто сдался в плен добровольно.

Наш поход длился уже несколько часов. Выйдя на возвышенное место, я дал команду сделать привал. Немцы уселись на траву и тихо обсуждали между собой мои слова. Я снял с себя автомат и полевую сумку и положил их рядом.

– А теперь давайте закусим, – сказал я, вытаскивая колбасу из полевой сумки, которую подарили мне танкисты. Я разрезал ее на одиннадцать равных частей и предложил каждому немцу взять по одному кусочку и первым взял сам. К колбасе потянулись руки пленных солдат. Последними взяли свою долю "Богач" и "Сердитый". У кого-то в кармане нашлось несколько галет, которые были переданы мне. Я взял одну плитку, а остальные вернул солдатам. Я посмотрел на "Сердитого" и в упор спросил его:

– Ты, почему такой злой и сердитый? Ты собрался убежать, да?

– Нет, нет! – воскликнул он и вскочил на ноги. Потом он сел на землю, что-то бормоча себе под нос.

Весь остальной путь до села Добротин, где должен размещаться штаб нашей дивизии, мы прошли незаметно в оживленной беседе. После моего угощения пленные осмелели, стали еще более разговорчивыми. В селе Добротин штаба нашей дивизии не оказалось, он переместился вперед вслед за наступающими полками. Во дворе школы, где еще недавно он размещался, я застал последнюю штабную машину, на которую бойцы грузили электростанцию. Работой руководил молоденький старшина в новом, как с иголочки, обмундировании. Я объяснил ему свое положение и попросил совета.

– Чудак-человек, не знаешь, что делать с "Фрицами"? Ты их того… – ответил он, улыбаясь, и сделал движение ногтем большого пальца, когда убивают вошь. Машина взревела мотором и исчезла за поворотом.

Немцы, сидевшие у штакетного забора школы, видели всю эту сцену. Когда я подошел к ним, они вдруг разом попадали на колени, стали, ползая по земле, просить меня не убивать их. Лихого старшину они, видимо, приняли за большого начальника. Я опешил, но когда понял смысл происходящего, то в моей груди поднялась какая-то непонятная ярость. Я схватил автомат и громко крикнул:

– Встать! В две шеренги становись! Вперед шагом марш!

Обратный путь мы шли молча, не разговаривали. Я шел впереди и нарочно не обращал внимания, что делается у меня за спиной. День подходил к концу, а я не знал, что мне делать с немцами, куда их девать. Поздно вечером мы подошли к селу Добысно, и третий раз в этот день мне пришлось с боем пробиваться через мост. На этот раз бороться с саперами, которые его ремонтировали и не хотели пускать нас. Село было забито войсками, и по его улице на запад шли обозы. Мы вышли из села и поднялись на бугор, как раз на тот самый, где были взяты в плен шедшие со мной немцы. Мы пристроились в хвост одному из обозов и поплелись за ним. Обоз шел медленно, часто останавливался и я сказал, ускоряя шаг:

– Обгоняем обоз, не отставать, держитесь ближе друг к другу.

Мы быстро обогнали скрипучие повозки, вышли вперед на пустынную ночную дорогу. В чистом поле и в кромешной темноте я остался один с десятью немецкими солдатами. Если бы немцы захотели расправиться со мной, захватить автомат, то сделать это им было бы нетрудно. Каждый из них мог бы убежать из группы и скрыться, не прибегая к силе. Для этого пленному было бы достаточно сделать шаг в сторону, и он на свободе. Но я был уверен, что у "моих" немцев не было мыслей к побегу. Они уже сделали свой выбор, и перед ними по моим рассказам открылась новая перспектива на будущее. Кроме того, моя уверенность в конечном победном исходе войны и мое "беспечное" с точки зрения здравого смысла поведение, основанное на этой уверенности, само собой исключало возможность побега, и делала ее в глазах немцев абсолютно бессмысленной.

Несколько километров мы шли по проселочной дороге, потом потеряли ее. Я достал карту, разложил ее прямо на земле и включил электрический фонарик. Но что даст карта, если у меня не было компаса. Определить направления стран света по звездам тоже было невозможно – небо было сплошь закрыто тучами.

– Как нужен сейчас компас! – со вздохом сказал я.

– Момент! – отозвался «Сердитый», который при свете тусклого фонарика поспешно расстегивал свой солдатский мундир. Лицо его было, как мне показалось, каким-то торжественным. Сняв мундир, он с трудом вытащил из-под мышки привязанный на веревочки какой-то предмет и протянул его мне.

Это был компас. Компас, как я понял, был припрятан у него давно и он собирался при случае воспользоваться им. И вот теперь он этим жестом оказывал большую услугу и мне и всем своим товарищам. Поверив мне, он окончательно отказался от намерения совершить побег.

С помощью компаса я сориентировал карту и указал направление нашего движения. Вскоре мы поднялись на пригорок, и вышли на твердое полотно дороги. Настроение у всех поднялось. Впереди по нашему курсу должен проходить большой тракт Могилев – Бобруйск, на котором стоит районный центр Кировск. Если мы будем идти строго на запад, то обязательно наткнемся на него. Мы шли плотной группой, громко разговаривали и за весь ночной переход пока еще не встретили ни одной живой души. Где фашистские войска и где наши, мы не знали. Знали только одно, что фашисты повсеместно отступают и бегут. Я выбрал ровное сухое место и дал команду сделать привал.

– Посчитайте, все ли солдаты здесь, – сказал я "Сердитому”, который теперь почти неотлучно находился рядом со мной. Немец исполнил мою просьбу, и оказалось, что среди нас не было Краммера. Я приказал "Сердитому" громко кричать, чтобы Фриц Краммер мог услышать и найти нас. Я не сомневался, что он отстал и заблудился.

– Хэлло, хэлло, – наконец донесся до нас его отдаленный голос. Немцы вскочили на ноги и стали хором звать своего товарища. Когда Фриц Краммер присоединился к нам, он рассказал, что отстал по естественным надобностям. Никого не предупредил потому, что считал дело-то минутное.

Вдруг мне показалось, что с западного направления, где должен проходить большой тракт, донесся какой-то неясный шум.

– Тихо! – сказал я и стал напряженно вслушиваться в ночную тишину. Все разом замолчали, навострив слух. Все мы явственно слышали отдаленный скрип колес и топот лошадей. Всех нас охватило восторженное оживление. Мы бодро и быстро зашагали навстречу доносившемуся шуму. Но, вдруг в моей голове промелькнула страшная догадка. Я резко остановился, на меня наткнулись идущие сзади немцы. Невольно у меня вырвалась фраза:

– А вдруг это немцы!

Сказал я ее по-русски и словно выстрел раздался голос "Сердитого":

– Дойче (немцы). Все разом остановились и замерли в оцепенении. Мне показалось, что возможность встречи со своими напугала "моих" немцев. Но в то же время, это был самый опасный лично для меня момент за весь наш совместный ночной поход. Я стоял в окружении немцев и спиной чувствовал, что пленные могут взбунтоваться, если один кто-нибудь и них возьмет на себя роль зачинщика. Но этого, к счастью, не случилось.

– Разрешите, я подойду ближе и все узнаю, – предложил "Сердитый". Мне не нравилось, что он становится все активнее.

– Нет. Подходить к тракту будем все вместе, – решительно, и даже властно, сказал я. – Только тихо и осторожно.

Вытянувшись в цепочку, один за другим мы стали приближаться к тракту. Немцы выполняли все мои команды четко и скоро, хозяином положения был я, где хотел – останавливал всю группу, заставлял их замолкать, чтобы прислушаться к шуму с тракта. А по нему шли обозы, хорошо был слышен топот многочисленных лошадиных ног, скрип колес, фырканье лошадей. И ни одного человеческого голоса. Какие же войска движутся по тракту – советские или фашистские? Мы лежим в кювете и вслушиваемся в шум движущихся обозов. И вдруг, совсем рядом и очень громко прозвучало удивительное знакомое, русское:

– Но-о-о, пошевеливайся…

Мы поднялись, встряхнули с себя грязь и пыль, и вышли на тракт. Мы пристроились в "хвост" какому-то обозу, молча и понуро зашагали за последней скрипучей телегой. До нас никому не было дела. Хозяин последней телеги, за которой мы шли, повернулся к нам и хрипло спросил:

– Закурить есть?

– Нет, я не курящий, – ответил я и потом добавил: Подожди, я спрошу, – и обратился к пленным по-немецки. Те засуетились, стараясь оказать мне маленькую услугу. Я подал ездовому немецкие сигареты. Тот взял одну, аккуратно прикурил и, выпуская дым изо рта, спросил:

– Немцы?

– Немцы, – ответил я.

– Пленные?

– Пленные, – ответил я.

На это разговор закончился. Вдруг впереди зашумели:

– Воздух! Воздух! – В небе послышался нарастающий шум мотора.

Повозки стали одна за другой сворачивать с тракта и исчезать в темноте. Немецкие самолеты пролетели низко над нами и сбросили несколько бомб. Они разорвались на тракте чуть впереди нас, комья грязи и мокрой земли еще долго падали на наши головы. Кто-то стонал, кто-то звал на помощь. Мы лежали на мокрой траве, а когда самолеты улетели, то сбились в одну кучу, чтобы было теплее, незаметно заснули. Сколько времени мы спали, не знаю, только вдруг рядом затрещала автоматная очередь, и раздался властный громкий окрик:

– Хэнде хох!

Ничего не понимая, мы вскочили на ноги. Было уже светло, вокруг нас стояли люди с направленными на нас автоматам. Я схватил свой автомат, но сильный удар чуть не вышиб его из моих рук. "Руки вверх!"– слышу я над самым ухом сердитый окрик, но я крепко держу свой автомат и ногами отбиваюсь от наседающего на меня верзилы. Автомат я отстоял, но получил несколько увесистых тумаков. Теперь увидел, что на тракте стояли две грузовые машины с нашими бойцами в кузове. Часть их выскакивала из кузова и бежала к нам, чтобы посмотреть, что тут случилось. Обозов уже не было, мы проспали и не заметили, как они ушли. Мне стало ясно, что когда рассвело, мимо по тракту проезжали наши бойцы в автомашинах, заметили нас и приняли нас за немцев и решили взять в "плен".

– Я тебе покажу "руки вверх", дурак несчастный. Убери сам свои руки, – огрызнулся я. Подошел офицер и спросил:

– Кто такие?

– Я разведчик из хозяйства подполковника Боричевского, веду пленных в штаб дивизии.

– Покажи документы, – приказал офицер.

– Пусть уберет руки, – ответил я.

– Отпусти его, – приказал офицер все еще державшему меня верзиле. Тот неохотно освободил одну мою руку, вторую руку я выдернул сам. Верзила, который был в звании старшего сержанта, не хотел сдаваться, ему хотелось взять "пленных", и такой оборот дела его явно не устраивал.

– Вот смотрите, – сказал я, раскрывая свою красноармейскую книжку, но не выпуская ее из рук.

– А у них документы есть? – не унимался старший сержант.

– Есть, да не про твою честь, – грубил я, нахально похлопывая по своей полевой сумке.

Стоявшие рядом наши бойцы громко загоготали. Они уже поняли, в чем дело, и ждали развязки.

– Надо доставить их в штаб, там разберутся, кто они такие. Может быть он тоже немец, только переодетый, – тыча пальцем в меня, не сдавался старший сержант.

– Какой проницательный! Ты сходи сам на "передок", захвати в бою побольше немцев, а потом уж и веди в штаб. А ты, я вижу, хочешь прославиться на готовеньких. Да? Дудки!

Под хохот наших бойцов, я подошел к пленным и по-русски скомандовал им:

– В колонну по два, становись!

К моему удивлению, немцы точно исполнили мою команду. Мы вышли на тракт, было уже совсем светло. Когда солнце золотистыми лучами брызнуло из густых серых облаков, мы уже подходили к городку Кировск, где должен быть штаб нашей дивизии. Нас обогнала колонна новеньких "Студебеккеров". Слышу из кузова одной машины пронзительный свист и громкий окрик:

– Иван! Иван!

Я увидел в машине знакомую фигуру разведчика старшего сержанта Федора Акимова. Когда машина остановилась, он проворно спрыгнул на землю и подбежал ко мне:

– Иван, быстрее садись в кузов, поедем на машине.

– Не могу, у меня же пленные.

– Ты что, все еще со вчерашними возишься?

– Что поделаешь, – грустно ответил я.

В это время я увидел, как наискосок пересекал дорогу капитан С.В. Андрюнин, работник политотдела нашей дивизии. Я бросился к нему, он увидел меня и удивился моей запальчивости.

– Товарищ капитан, у меня десять пленных, помогите мне сдать их в штаб.

– Пленные! Десять человек! Давай их сюда. Меня специально оставили, чтобы заниматься ими.

Я дал знак рукой, и Федор Акимов привел к нам пленных. Мы вошли в обширный крестьянский двор, битком набитый пленными. "Мои" немцы осторожно вошли внутрь и остановились.

Я передал их документы капитану и подошел к ним.

– Я должен ехать, капитан позаботится о вас. Желаю вам всего хорошего. После войны обязательно встретимся. До свиданья. – Немцы понимающе закивали головами.

Мы с Акимовым бросились к машинам, которые уже тронулись с места и на ходу заскочили в кузов. Я повернул голову назад и в последний раз посмотрел на "моих" немцев, которые тоже смотрели мне в след.

3 Семнадцать отважных

Многие люди старшего поколения помнят имя Героя Советского Союза Александра Матросова, который в ответственный момент боя у деревни Чернушки под городом Великие Луки закрыл своим телом амбразуру фашистского ДОТа.

В нашей 82-ой Ярцевской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии служил и воевал тоже Александр Матросов и тоже Герой Советского Союза. Только тот, известный на всю страну Александр Матросов был по отчеству Матвеевич, а наш – Алексеевич, тот был автоматчиком, а наш – разведчиком, тот родился в 1924 году, а наш – в 1918.

Герой Советского Союза Александр Алексеевич Матросов воевал от начала и до самого конца войны, остался жив и даже ни разу не был ранен. Он принимал участие в освобождении Московской и Смоленской областей, городов Минска, Риги, Варшавы, штурмовал Берлин и войну закончил на Эльбе, встречался с американцами. После войны он жил и работал в своем родном городе Иванове. Умер в 1992 г.

О том, какой он вместе со своими друзьями – разведчиками совершил подвиг, за который ему присвоено это высокое звание, описывается в этом рассказе.

В июне 1944 года командир 82-ой дивизии генерал-майор И.В. Писарев дал указание начальнику разведки дивизии майору И.Ф. Чайкину срочно направить в тыл врага группу разведчиков с заданием захватить и удержать до прихода основных сил дивизии один из мостов через реку Березина. Командиром группы был назначен прославленный разведчик дивизии старший сержант Александр Алексеевич Матросов. Он лично отобрал шестнадцать разведчиков, которых хорошо знал по их боевым делам и с которыми не раз ходил за "языком". Каждый разведчик этой группы был вооружен автоматом с тремя запасными дисками и ручными гранатами. На поясе, как положено у разведчиков, висела финка. На всю группу были взяты три противотанковые гранаты и четыре ручных пулемета. Получив задание, разведчики покинули село Бацевичи и направились в лес. Они знали, что им придется идти по топким болотам, пробираться через заросли и чащобы. Впереди идет сержант Петр Авдеев. У него в руках карта и компас, он держит курс по расчетному азимуту. За ним следует Александр Матросов. За Матросовым шагают оба радиста – Владимир Язьков и Михаил Гуйдик, они несут на себе и саму радиостанцию и батареи питания к ней. Далее, растянувшись в цепочку, идут остальные. Группу замыкает сержант Михаил Чердаков. В лесу тихо, изредка по вершинам деревьев прошумит свежий ветерок или с треском обломится и упадет в воду замшелая ветка. Идти тяжело, постоянно попадается валежник, заросший мхом и лишайником. Но главная трудность – болотистая жижа, разведчики иной раз бредут по колено в ней, часто оступаются в ямы и колдобины. Самый молодой разведчик Владимир Кудрявцев зацепился ногой за скрытый в воде корень и упал в болотистую жижу вместе с автоматом. Пришлось сделать привал, чтобы Кудрявцев смог вычистить свой автомат.

К вечеру 27 июня 1944 года разведчики достигли первого населенного пункта – деревни Леневки и расположились на кратковременный отдых на опушке леса. Матросов долго смотрел в бинокль на деревню, пытаясь понять, занята ли она фашистами или нет. Наконец, он дает команду скрытно приблизиться к деревне. Вот уже разведчики идут через огород и осторожно входят во двор одного дома. В деревне ни одного звука, ни одного огонька, словно все ее жители вымерли. Андрей Дворниченко, Александр Феднев и Александр Матросов оказались у входной двери. Матросов тихонько постучал в нее. За дверью послышалось шарканье босых ног и негромкий женский голос:

– Кто там?

– Откройте, свои, – ответил Матросов.

– Свои давно дома, идите своей дорогой.

– Откройте, а то дверь выломаем… Александр Матросов не успел закончить фразу, как глухо брякнул затвор и дверь распахнулась. В темном проеме стояла пожилая женщина в холщовом сарафане.

– Не уж-то наши! – воскликнула она и, всплеснув руками, побежала во внутрь избы, громко крича, – Филька, вставай, наши пришли, – потом она вернулась обратно и пригласила разведчиков в избу.

– Я же говорил, что они сегодня придут. Говорил или нет? – послышался сначала старческий голос, потом появился и сам старик. – Чуяло мое сердце, что сегодня придут обязательно.

– Как называется ваша деревня? – спросил А. Матросов.

– Леневка, а как же иначе? Леневка и есть, – ответил старик.

– Фашисты в ней есть?

– Есть. Правда, только один фашист. Он сегодня со станции верхом на лошади прискакал. Я его сам видел. Сейчас он у нашего старосты ночует.

– Дом старосты можете показать?

– Очень даже могу, – старик засуетился, стал искать штаны и рубаху и пока надевал их, неустанно говорил, – На станции бой был, фашисты оттэдова, кто на дрезине удрали, кто как.

– На дрезине, говорите, удрали, а куда?

– Как куда? Известно дело за Березину на станцию.

– А разве мост через Березину целый?

– Известно дело, целый. Только там охраны много и на той стороне крепость построена.

Это известие обрадовало Матросова, и он решил проверить его. В сопровождении старика они вышли не улицу, подошли к большому дому в центре села и окружили его.

– Стучи, – приказал старику Матросов. Старик постучал. Ждать пришлось недолго, из-за двери послышался сиплый голос:

– Чего надо?

– Митрич, открой. Это я – Филиппка.

– Чего надо, говори.

– Баня у меня горит, кто поджег, не знаю, тушить надо.

За дверью послышалась ругань, долго гремели запоры. Наконец, дверь приоткрылась и в ней показалась голова старосты. Андрей Дворниченко наставил на него автомат и тихо сказал: "Руки!" и староста послушно поднял их. Василий Мажуга и Михаил Вафин оттолкнули его от двери и проскочили вовнутрь дома. За ними в дом вбежало еще несколько разведчиков.

Фашистский солдат, ничего не подозревая, спал на кровати прямо в одежде. Когда его подняли с постели, то обнаружили, что он был легко ранен. Зажгли лампу, задернули занавеску. Матросов тут же на месте допросил немца и старосту. Они рассказали, что железнодорожный мост через Березину целый, но заминирован и подготовлен к взрыву. Охрана моста малочисленна – не более двадцати человек, но хорошо вооружена, есть несколько пулеметов. На этом берегу солдаты охраны размещены в старой казарме, которую они приспособили для себя, на том берегу построена крепость. Русских не ждут, думают, что фронт еще далеко. Матросов приказал старосте сделать пленному перевязку, посадить его под замок и передать его нашим войскам, когда они займут Леневку.

Разведчики покинули деревню и направились вдоль железнодорожного полотна. Зайдя глубоко в лес, Матросов приказал остановиться и развернуть рацию. Старшина М.Ф. Гуйдик и сержант В.А. Язьков распаковали аппаратуру, а антенну набросили на высокое дерево. Накрыв радиостанцию плащ- палаткой, Михаил Гуйдик стал выходить на связь.

– Товарищ старший сержант, связь есть, говорите, – доложил он Александру Матросову и передал ему трубку.

– Докладывает Матросов, докладывает Матросов. Передайте "Хозяину", что объект номер два целый, начинаю на нем работу. После завершения работы доложу дополнительно.

На этом радиосвязь закончилась, разведчики спешили. Еще перед выходом на задание была договоренность, что объектом номер один будет считаться шоссейный мост у Свислочи, а объектом номер два – железнодорожный мост у поселка Октябрь.

– Выбор сделан, – сказал Матросов разведчикам. – Теперь нам нужно за ночь незаметно подойти к мосту и на рассвете захватить его. Пошли, нам нельзя терять ни одной минуты.

Наконец, после нескольких часов хода, запахло тиной и болотом, дорога стала спускаться в низину, железнодорожная насыпь стала еще выше. Лес редел, появились обширные заросли кустарника. Матросов свернул с дороги и повел разведчиков в обход моста по низине, и вскоре они вышли на берег Березины. Закрытый туманом железнодорожный мост был метрах в ста выше по реке. Одна группа в составе М.В. Чердакова, В.Т. Мажуги и М.А. Вафина стала осторожно подбираться к казарме, вторая в составе Петра Андреева, Андрея Дворниченко и Александра Лукина стала спускаться к воде, чтобы захватить лодки. Остальные с Матросовым шли по пятам первой группы, готовые помочь ей в любую минуту. Три разведчика уже поднялись на насыпь, осторожно приблизились к казарме и исчезли за углом. Пока все тихо и спокойно. Вот уже группа Матросова тоже обогнула здание казармы и вошла во двор. Матросов увидел, как на фоне светлеющего неба взметнулись две тени и оба немецких часовых со стоном повалились на землю. Рядом прозвучал одиночный винтовочный выстрел. В это же время Андрей Максимов и Александр Феднов открыли входную дверь казармы, и каждый с небольшим перерывом бросил в ее темный проем по две ручных гранаты. После их разрывов они вбежали в казарму и не нашли там ни одного живого фашиста. Матросов сам с помощью фонарика обшарил все углы казармы и, убедившись, что все фашистские солдаты мертвы, выбежал наружу. Здесь он встретился лицом к лицу с сержантом В.Т. Мажугой, который, переведя дыхание сказал:

– Там внизу есть еще одна жилая землянка, в которой находилось три немца, одного я убил, а два убежали на мост.

Матросов приказал ему со своей группой остаться здесь, у этой казармы, для охраны, а сам с остальными разведчиками начал преследовать убегающих по мосту солдат противника.

– Ищите провода и кабели, режьте и рубите их, – кричит на ходу А.А. Матросов. Бежать по пешеходному настилу моста опасно, можно сорваться в реку. Как назло густые клубы тумана заслонили почти половину пролетов. Бежавший впереди всех Владимир Кудрявцев с ходу врезался в пламень огня, горели шпалы.

– Туши огонь! – кричит Александр Матросов, он сорвал с себя маскировочный халат и стал хлестать им по горящим шпалам. Огонь удалось потушить, но через несколько метров пути они наткнулись еще на более яркие языки пламени. Тут же валялись пустые канистры и пакля: фашисты заранее расставили на мосту эти канистры с бензином, чтобы в момент опасности поджечь мост.

– Ребята, вперед, если можете проскочить через огонь, то не тушите его, мост все равно не рухнет, – кричит Матросов.

Разведчики, изменив тактику, стали перебегать сквозь огонь, приближаясь к противоположному берегу. Противник встретил их пулеметным огнем. Туман и дым от горящих шпал закрывали их от прицельного расстрела, станковый пулемет бил беспрерывно вдоль моста. Пули ударялись о металлические фермы и с диким визгом пролетали мимо. Владимир Садовничий установил свой ручной пулемет прямо на пешеходном мостике и открыл из него огонь.

В это время разведчики П.Ф. Авдеев, А.Г. Дворниченко и А.И. Лукин кубарем скатились по крутому откосу берега и оказались под балками железнодорожного моста. А там уже шла стрельба, и вспыхнул огонь. Андрей Дворниченко бегал у кромки воды, натыкаясь на бревна, пустые металлические бочки и коряги.

– Ребята, сюда. Лодки здесь! – слышит он голос Петра Авдеева. Лодки были на металлической цепи под замком, пришлось их подорвать гранатой. Разведчики спустили одну из лодок на воду, уселись в нее и начали грести веслами. Авдеев сидит на корме, Дворниченко на веслах, Лукин устроился на носу, чтобы смотреть вперед, ведь туман на реке был очень густым. Неожиданно всплыла впереди по курсу темная отвесная стена – это была мостовая опора.

– Бери левее, – кричит Лукин, вытянув вперед руку.

Вблизи мостовой опоры крутящийся поток воды подхватил лодку и понес вниз по течению. Несмотря на все усилия разведчиков, лодку отнесло далеко вниз от моста. Наконец, она вошла в заводь и плавно заскользила мимо зарослей камыша по тихой воде. Вот и низкий топкий берег. Разведчики выскочили на него, и, бросив лодку, устремились к мосту. Его, конечно, не было видно, туман. Звуки доносившейся с моста стрельбы были надежными ориентирами. Неожиданно разведчики уперлись в гору из земли и щебня, это была насыпь. Вот уже Петр Авдеев первым поднимается вверх по извилистой тропинке. Поднявшись на насыпь, разведчики оказались в тылу у вражеских пулеметчиков. Стали осторожно приближаться к ним. Мгновенно оценив ситуацию, Авдеев, Дворниченко и Лукин вытащили финки и бросились на фашистов сзади и прикончили их. Пулемет замолчал.

– Ребята, кончай стрельбу, мы уже здесь! – громко в туман кричит Андрей Дворниченко. Вскоре из тумана выскочил разведчик Виктор Скворцов, а за ним и все остальные. Мост был взят, но у фашистов еще в руках крепость. Ее надо тоже захватить, во что бы то ни стало. Матросов приказал Авдееву остаться здесь, на насыпи, и охранять подходы к мосту, а сам с остальными разведчиками стал спускаться с насыпи вниз. Вот на пригорке в пробелах тумана показалось высокое бревенчатое сооружение. Вытянувшись в цепочку, разведчики по-пластунски стали приближаться к крепости. Она молчит, ни одного выстрела, ни одного звука. По команде А.А. Матросова разведчики одновременно вскочили на ноги и бросились к ней. Несколько гранат летят через бревенчатую изгородь. Входная дверь оказалась запертой, пришлось ее подорвать противотанковой гранатой, от взрыва которой обвалилась часть стены. Прозвучал одиночный выстрел, потом застрочил пулемет и тут же смолк. Разведчики ворвались в крепость, и нашли только двух убитых солдат противника. С верхней смотровой площадки было видно, как пять фашистских солдат скрылись в тумане. Стало ясно, что в крепости находился дежурный заслон.

– Ребята, – обратился Матросов к разведчикам – обшарьте все углы и ищите подрывную мину. Все провода режьте. Мост надо спасти от взрыва.

– Есть, есть! – закричал сержант Александр Феднов из подвала. К нему сбежались разведчики и увидели, что здесь был оборудован настоящий пульт, который общими усилиями был полностью разрушен.

Старший сержант А.А. Матросов приказал радистам развернуть рацию, связаться со штабом дивизии и доложить, что объект номер два в наших руках. Он обошел всю крепость и расставил людей и ручные пулеметы на удобные для обороны позиции. Скорострельный трофейный пулемет тоже был задействован. А разведчика Петра Кмита он послал к сержантам Авдееву и Чердакову на связь с ними.

Уже совсем рассвело, когда дежурный на смотровой площадке сержант Александр Феднов крикнул:

– Товарищ старший сержант, немцы!

Их было человек сорок, они шли в походной колонне к мосту. Туман уже рассеялся, вот-вот должно взойти солнце, ближайшие избы поселка Октябрь стали видны, как на ладони.

– Приготовиться к бою, – командует А. Матросов, наблюдая в бинокль за передвижением фашистов. Они приближались к крепости без каких-либо мер предосторожности, шли в колонне по два, впереди два офицера. Выбрав момент, А.А. Матросов отдает команду: "По фашистским гадам, огонь!"

Разом заговорили три ручных пулемета разведчиков. Фашисты, скошенные их огнем, падали на землю прямо на тропе. Несколько солдат бросились бежать в низину, кое-кому из них удалось скрыться.

– Для начала не плохо, – похвалил разведчиков Александр Матросов, – Но это только цветочки, ягодки впереди.

Взошло солнце, под его горячими лучами последние седые клочья тумана растворились без остатка. Птицы без умолку щебетали в поле и в кустах, росших по обочинам многочисленных оврагов. Летний теплый ветер принес со стороны поселка запах дыма и навоза.

– Товарищ старший сержант, посмотрите, что это там такое? Чуть левее, там, где огороды, – сказал Феднов, передовая бинокль.

– Все ясно, фашисты готовятся к атаке. Всем по местам!

Ждать пришлось не долго. Фашисты тремя колоннами вышли из поселка и развернулись в цепь. Весь пустырь от железнодорожного полотна и до берега был усеян фашистскими солдатами. Делая короткие перебежки, они стали приближаться к крепости, стреляя на ходу из винтовок и автоматов.

Три ручных пулемета опять дружно ударили по цепям наступающего врага. Видимость была хорошей, и пулеметы резали фашистов еще на дальних подступах. Со стороны моста заговорил трофейный пулемет, оказавшийся в умелых руках сержанта Петра Авдеева. Часть немецких солдат оказалась под перекрестным огнем, они вынуждены были залечь и отстреливаться. Винтовочные пули со свистом впивались в деревянные стены крепости или пролетали поверху. Ряды наступающих дрогнули, и через полчаса фашисты, оставив несколько человек убитыми, убрались обратно в поселок. Пускать в дело автоматы не пришлось, атаку отбили одни пулеметчики.

– Дали прикурить фрицам, – сказал Владимир Садовничий, перезаряжая диск своего "Дегтярева".

Прошло не более часа, еще не успели как следует остыть стволы пулеметов, как со стороны поселка опять появились фашисты. Делая короткие перебежки, они мелкими группами стали приближаться к крепости. Вдруг ударил скорострельный немецкий пулемет МГ-34, потом второй, за ним – третий. Град пуль посыпался на крепость. Под их прикрытием солдаты врага уверенно шли на сближение. По команде Матросова опять ударили все наши ручные пулеметы, а так же и трофейный со стороны моста. На этот раз фашистам удалось подойти на близкое расстояние к крепости и разведчикам пришлось отбивать атаку и автоматами, но непосредственно к стенам укрепления их не подпустили. Фашисты снова откатились в поселок, не подбирая убитых и тяжелораненых.

Уставшие и прокопченные пороховым дымом разведчики отложили пулеметы и автоматы, молча сидели, отдыхая, на дощатом полу у амбразур, вытирая, кто рукавом, кто пилоткой, пот с лица. Через часа полтора-два в поселке снова было замечено движение гитлеровцев. Вскоре большая группа их в количестве тридцати – сорока человек в походной колонне вышли из поселка. Они переходили через железнодорожный переезд на виду у разведчиков, зная, что их мало, и вооружены они только стрелковым оружием. Миновав переезд, фашисты снова свернули к крепости и, перестроившись в цепь, прямо по посевам пошли в очередную атаку. Рожь была высотой чуть выше колен, и фашистам не удалось замаскироваться в ней. Снова завязался упорный и трудный бой, разведчики отстреливались из всех видов оружия. Наблюдатель на площадке доложил А. Матросову, что небольшая группа солдат противника по оврагам пытается скрытно подобраться непосредственно к мосту, но ее заметили разведчики из группы П. Авдеева и открыли огонь из трофейного пулемета.

В разгар боя, к А. Мотросову подполз старшина-радист Михаил Гуйдик и сказал, что настало время связи со штабом, и он попросил разрешение развернуть рацию.

– Давай, только Язькова не отвлекай, справишься один. Передай обстановку, проси помощи, – ответил Матросов.

Михаил Гуйдик быстро вышел на связь и доложил начальнику разведки дивизии, что Матросов занят, отбивает очередную атаку врага, мост в наших руках, потерь нет. В ответ на это майор Чайкин зачитал радиограмму – приказ генерала Писарева следующего содержания: "Приказываю любой ценой удержать объект номер два до наступления темноты. Повторяю – любой ценой. Объект нужен как воздух. Койбаев спешит на помощь."

Койбаев – командир 250 полка. Получив эту радиограмму, Матросов повеселел – надо продержаться еще 6-8 часов. Только бы фашисты не подтянули артиллерию и минометы. Когда была отбита эта атака фашистов, Александр Матросов зачитал вслух разведчикам радиограмму и от себя добавил:

– Нам нужно продержаться до ночи, только до ночи! Это совсем не много.

Теперь у разведчиков была полная ясность, и была цель – держаться до захода солнца.

За остаток дня фашисты предприняли еще несколько яростных атак. Они пытались захватить мост отдельно, но им это тоже не удалось. Вокруг крепости и у моста валялось много убитых и даже тяжелораненых фашистских солдат, а атаки не прекращались. Разведчиков спасло то, что у фашистов не было артиллерии, да и людей становилось все меньше и меньше.

Медленно идет время. Солнце уже коснулось линии горизонта, вот-вот наступит вечер, до прихода 250-го полка осталось не так уж много времени, а фашисты снова пошли в атаку. На этот раз только на крепость. Им удалось окружить ее. Стреляют по амбразурам, окнам, в каждую щелку, нельзя высунуть головы. Вдруг ни с того, ни с сего, на той стороне поднялась беспорядочная стрельба, в небо взлетела зеленая ракета. Матросов знал, что у Михаила Чердакова не было ракет, значит пришел полк. Так закончилась героическая оборона крепости, фашистам не удалось выбить наших разведчиков. Наоборот, наши стрелки из батальона разогнали фашистов по лесу и освободили поселок Октябрь. Поздно ночью появился и командир дивизии генерал И.В. Писарев. Он приказал немедленно вызвать к себе старшего сержанта Александра Матросова. Когда тот предстал перед ним, генерал взял его за руку и на глазах офицеров поцеловал его.

– Спасибо тебе и твоим орлам за мост. Вы – разведчики даже не представляете, какую огромную услугу оказали нашей дивизии. Сейчас на мосту работают саперы, они на всей длине уложат шпалы и через мост на эту сторону Березины пойдут машины, танки, артиллерия и пехота. Генерал встал, встали и офицеры, он повернул к ним голову и, указывая на Матросова, добавил, – Смотрите на него и его товарищей, это не просто разведчики, это орлы, они умеют, если надо, летать через леса и болота, чтобы выполнить ответственное задание. Приказываю, всех до одного представить к награждению.

Десять разведчиков были награждены орденом боевого Красного знамени, шестеро – орденом Ленина, а их командир старший сержант Александр Матросов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Железнодорожный мост через Березину у поселка Елизово (так сейчас называется поселок Октябрь) служит людям и поныне. Если тебе, юный читатель, доведется проехать по железной дороге из Могилева в Осиповичи, то, увидев этот мост, вспомни, как и кем он был отвоеван у фашистов.

4 На связь с партизанами

С началом операции "Багратион" по освобождению Белоруссии в июне 1944 года резко повысилась роль партизанских отрядов, действовавших в глубоком тылу у фашистов на своей оккупированной территории. Они взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны, разрушали линии связи, нападали на комендатуры врага и его гарнизоны в белорусских городах и селах. В буквальном смысле слова земля горела под ногами оккупантов. Появилась необходимость в совместных действиях партизанских отрядов и регулярных частей Красной Армии. Для этой цели командование Красной Армии послало в тыл врага к партизанам несколько небольших групп разведчиков. В составе одной такой группы был и я. Ниже я подробно описываю свои приключения во время перехода через линию фронта и свое пребывание и участие в совместных боях в нескольких отрядах белорусских партизан.

27 Июня 1944 года в только что отвоеванном у фашистов селе Бацевичи я был срочно вызван к командиру полка. Там уже были разведчики – старшие сержанты Федор Акимов и Виктор Кирсанов. Подполковник К.В. Боричевский поднял на нас глаза и сказал:

– Слушайте меня внимательно, посылаю вас троих на связь с партизанами. Вам нужно в районе села Свислочь перейти линию фронта, переправиться на ту сторону Березины, углубиться в лес, найти там партизан и передать им маршрут движения нашего полка, чтобы они смогли координировать свои действия с нами. Все это надо передать на словах, карт и планов вам не даем, сами понимаете почему. Задание срочное, ответственное, ведь вам надо идти к партизанам по занятой врагом территории. Старшим назначаю старшего сержанта Акимова, запомните маршрут движения полка: Свислочь – Новоселки – Каменичи – Лочин – Пуховичи. До Березины вас "подбросят" самоходчики. Где будете переправляться через реку, решите сами. Начало выполнения задания – сейчас, немедленно. Вопросы есть?

Мы стояли перед командиром молча, не зная, что сказать. Боричевский подождал немного и потом сказал:

– Вижу, вопросов нет. Приступайте к выполнению задания.

На улице нас уже поджидали три самоходные установки СУ-76. Каждый из нас выбрал себе по машине, я же забрался в кузов головной машины, моторы взревели, и мы, поднимая пыль, понеслись по улице села Бацевичи. Я с любопытством стал рассматривать внутреннее устройство самоходки – ведь я впервые сижу и еду в ней. Командир машины стоит впереди меня у пульта управления и все время что-то говорит в микрофон. Изредка он высовывает голову за борт, чтобы видеть, как и где двигаются остальные машины. У самоходок этого типа крыши нет, во время дождя ее верх закрывается брезентом, который сейчас скручен в рулон и закреплен ремнями к борту. Кузов со всех сторон огорожен высокими бронированными бортами. Весь центр кузова занимает казенная часть 76-миллиметровой пушки. По левую сторону от пушки у прицельной панорамы сидит наводчик, а позади него – заряжающий. Далеко впереди за рычагами управления сидит механик-водитель. Командир поддерживает с ним связь по внутреннему телефону. Вскоре я обнаружил и неудобства: это теснота и скученность в кузове. Меня сильно качало и бросало на ходу в разные стороны, и я больно ударялся головой о железные выступы кузова. Так вот почему самоходчики и танкисты носят на голове шлемы с резиновыми утолщениями! Я гляжу вперед, и сердце мое радуется стремительному бегу нашей машины, ровному гулу работающего двигателя и упругому, бьющему в лицо, ветру. Кругом, насколько хватало глаз, виднелось заросшее травой и редкими посевами ровное поле. Но вскоре мы въехали в густой и высокий лес. Первые километры по лесу мы проехали без особых трудностей, но потом начались болота и искусственные завалы. Наконец, мы выехали на просеку, которая, согласно карты самоходчиков, должна была нас вывести к железнодорожной станции “Тачанка”. Скорость машин увеличилась. Я стою у борта самоходки с автоматом наготове, на ремне висят подготовленные ручные гранаты. Сейчас, за поворотом, должны показаться первые дома поселка. Есть ли в нем немцы? Вот и поселок, но пока никого не видно. Вдруг из переулка выезжает груженая повозка. С нее соскакивают немецкие солдаты и успевают скрыться за дощатым забором. Лошадь, увидев мчащееся на нее чудовище, развернула повозку и загородила всю улицу. Наша самоходка, не сбавляя скорости, врезалась в телегу и разнесла ее в щепки. Ошалевшая лошадь понеслась в переулок, волоча за собой оторванные оглобли. Из домов выбегают немецкие солдаты, поспешно делают один-два выстрела из карабинов и скрываются за строениями. Я стреляю по ним из автомата. Вдруг раздался сильный удар, самоходка качнулась и резко сбавила ход. "Подбили"– подумал я. В нос ударил едкий запах пороха, стреляная гильза упала на железный пол – это был выстрел из нашей пушки. Я смотрю вперед и вижу, как под откос насыпи скатываются немецкие солдаты. Я хватаю гранату, выдергиваю чеку и с занесенной рукой жду, когда самоходка поравняется с этим местом. Резким движением бросаю гранату вниз и вижу, как после щелчка летит в сторону прижимная планка. Но разрыва не слышу, так как самоходка вылетела на насыпь и понеслась к станции. Я заметил, что Федор Акимов, по грудь высунувшись из "своей" самоходки, тоже бросил гранату под насыпь. Меня охватил задор боя, в груди поднялась волна ярости и я кричу во все горло:

– "Эх, тачанка – ростовчанка,

Наша гордость и краса…"

На станции было еще больше солдат, чем в поселке. Я продолжаю стрелять из автомата по разбегающимся солдатам и орать песню:

– "…Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!"

На большой скорости мы проскочили станцию, проехали еще километра два и остановились в небольшом лесочке. У разведчиков и самоходчиков было приподнятое возбужденное настроение.

– Дали прикурить фашистам!

И вот мы снова в пути. Лес кончился, самоходки выехали на широкую равнину. Впереди в конце засеянного рожью поля виднелось длинное село под названием Вирков. А за ним в болотистой пойме протекала Березина. Машины выстроились в одну линию по фронту и на предельной скорости понеслись вперед, подминая под гусеницы еще не созревший хлеб. Ровно гудят моторы, плавно покачиваясь на рессорах, без толчков несутся к селу самоходки, оставляя за собой широкие следы. "Какой же русский не любит быстрой езды" вспоминаю я гоголевские слова, знакомые еще со школьной скамьи. Только сегодня подо мной не лихой конь, а боевая машина, и мчусь я не на вечернюю прогулку, а в бой с врагом. Село все ближе и ближе. В машине все притихли и замерли, приготовились к схватке. Самоходки, ломая сухие жерди забора, влетели в огороды. Мимо промелькнула приземистая, покосившаяся банька, за ней с оголенной крышей деревянный сарай. Сломав гнилые ворота, наша самоходка с обломками забора на броне, вылетела на главную и единственную улицу села. Точно так же, в клубах серой пыли, на улице появились и остальные машины. Ни одного выстрела! На улицах ни одной живой души – ни немцев, ни мирных жителей. Разворот – и самоходки на большой скорости прошли все село насквозь. Было уже совсем темно. Командир приказал найти большой двор, вогнать в него все три самоходки, замаскировать, и остановиться на ночь.

На другой день командир самоходчиков сказал нам, что самоходки дальше не пойдут, так как впереди на гати все мосты и мостики подпилены фашистами. Мы попрощались с дружным коллективом артиллеристов-самоходчиков и пошли дальше уже втроем. Идем через болотистую пойму по высокой гати. Пахнуло холодной свежестью, скоро река. Но что это? В нос ударил запах дыма и гари. Мы ускорили шаг и вышли, наконец, на берег Березины и увидели, что горел деревянный мост через реку. Пока что пламенем был охвачен всего один центральный пролет, остальные были целы и хорошо просматривались. Мы сделали попытку потушить пожар, но куда там, огонь бушевал свирепо и не давал подойти к себе. Противоположный берег был высоким, и на нем находилось большое село Свислочь. В бинокль мы заметили, что по его улицам ходили празднично одетые жители. Немцев не было видно. Ширина реки в этом месте была не более ста метров. На том берегу мы увидели человека с лодкой. Мы стали кричать и делать ему знаки. Человек заметил нас, сел я лодку и стал переправляться в нашу сторону. К берегу он пристал много ниже и мы побежали к нему. В лодке сидел, поджидая нас, лысый, но еще крепкий с виду старик в старом немецком мундире.

– Здравствуйте, дедушка. Скажите, немцы в селе есть? – спросил я.

Старик долго и внимательно смотрел на нас, потом вдруг встрепенулся и воскликнул:

– Не уж- то наши?

– Наши, наши, дедушка, – подтвердил Кирсанов, – Вы нам не сказали, есть в селе немцы или их нет.

– Какие там немцы! Нет их, со вчерашнего дня нет. Убег фашист, только вот мост поджег напоследок. Чтоб ему ни дна, ни покрышки!

Мы сели в лодку и поплыли по тихой и спокойной реке. Старик рассказал нам, что жители села не спали всю ночь, ждали прихода наших войск. Утром все от мала до велика вышли на улицу.

– Все ждут вас от поселка Октябрь, а вы вот откуда появились. Выходит, что я самый первый вас повстречал- то.

Мы решили не портить праздничного настроения жителям села (три разведчика, это еще не войско), и с помощью старика обошли село огородами и вышли на его западную окраину.

– Вот сюды, по тракту, сначала будут Прудищи, а потом Новая Нива. Все знают, что Новая Нива партизанское село, там и ищите партизан, – напутствовал он нас.

Мы идем по пустынному тракту. По обе стороны его высятся огромные тополя, а за тополями распростерлась заросшая кустарником низина. Устроить засаду в этом месте врагу не представляет никакого труда. Впереди, где тракт выходит из низины, мы заметили какой-то темный предмет, вокруг которого копошились люди. Даже в бинокль не смогли определить, кто эти люди – мешали деревья. Подойдя ближе, мы увидели, что темный предмет есть завязшая в грязи брошенная немецкая грузовая автомашина. Люди, возившиеся около нее – деревенские ребятишки из деревни Прудищи, которые растаскивали по домам немецкие галеты. Увидев нас, парнишки попрятались в кусты и стали наблюдать за нами. Я заметил в кустах одного из них и подмигнул ему. Парнишка высунул свою грязную мордашку и непонимающе смотрел на меня.

– Немцы в деревне есть? – спросил я.

– Немцы? – протянул он неопределенно, потом выскочил из кустов и воскликнул, – Вы наши, да? – и с громким криком "Наши идут" он умчался в деревню. Жители ее старики и дети выскакивали из своих домов, бежали нам навстречу, обнимали и целовали нас. Одна пожилая женщина насильно затащила нас в свой дом, что мы не могли отказать ей. Войдя в ее дом, мы, на первых порах просто-напросто растерялись от чистоты и опрятности комнат. На столе стояли угощения, а в верхнем углу красовалась небольшая иконка. Мы сняли пилотки, и, неуклюже ступая грязными запыленными сапогами и поглядывая на образ, прошли к столу.

– Слава Богу, кончились наши мытарства и терзания, расступилась тьма, и опять пришел светлый день, – сказала старушка. Она встала, подошла к образу и трижды перекрестилась. – А еще говорят, что нет Бога. Есть он, есть, наш всемогущий повелитель и избавитель.

– Бабушка, мы комсомольцы и в Бога не верим, – сказал Виктор Кирсанов.

– Это ваше дело. Вы не верите, а мы верим, если бы не Он, то ни за что бы вам не одолеть черного вopoгa, фашиста проклятого. Это Он помог вам, а вы об этом даже и не знаете.

Мы не стали спорить, и разговор перевели на другую тему. Мы хорошо покушали у набожной старушки, которая была хорошо осведомлена о партизанах и показала нам дорогу в Новую Ниву.

Встреча с жителями села Новая Нива оказалась не такой, какой мы ожидали. Еще издали мы заметили, что в селе был какой-то переполох, люди бегали тревожно по улицам, скрывались в своих дворах. Мы остановили одну бежавшую мимо нас женщину, которая указала на центр села и крикнула: "Там немцы, их много."

Мы побежали в указанном направлении. Вдруг из небольшого переулка вылетела ватага местных ребятишек и остановилась, увидев нас.

– Где немцы? – спросил их Акимов.

– Вон там, они к сараю сбегаются. Мы вам покажем.

– Хорошо, а теперь марш по домам! – прикрикнул на них Федор.

Но не тут-то было. Ребятишки слегка отстали от нас и побежали следом. Мы выбежали из узкого переулка и увидели фашистов. Они стояли у раскрытых ворот большого сарая и о чем-то совещались. Их было четверо, но сколько пряталось в сарае, мы не знали. Увидев нас, эти четверо фашистов скрылись в сарае, затворив ворота. Сарай стоял на задворках села. Мы вплотную подошли к сараю и постучали в ворота.

– Фриц, выходи! – крикнул Акимов.

В ответ молчание. Я начал кричать по-немецки, а Акимов дал очередь из автомата в воздух. И тут медленно со скрипом стала отходить одна половина ворот, образовав узкую щель, в которую с гранатой в руке протиснулся Акимов.

– Руки вверх! – крикнул он.

Мы тоже вошли в сарай и увидели вражеских солдат в дальнем углу с поднятыми руками. Их оружие – автоматы и карабины, было сложено в одну кучу в центре сарая. Так мы взяли в плен шестнадцать бродячих солдат противника, которые не оказали нам сопротивления. К нам подошла группа местных жителей, в которой мы заметили молодого вооруженного парня с красным бантом на груди.

– Партизан? – обрадовано воскликнул я, подбегая к нему.

– Павел, связной партизанского отряда, а вы красноармейцы?

– Ты нам, как раз и нужен, – сказал я, хлопнув его по плечу.

Мы объяснили ему свою задачу и попросили его проводить нас в какой-нибудь партизанский отряд. Павел охотно согласился. Через местного старосту мы достали четыре конных повозки, на две из них усадили пленных немецких солдат, многие из которых оказались больными, на третью погрузили их оружие. На неё же уселся старший сержант Виктор Кирсанов и вместе с пленными отправились в поселок Свислочь, где по нашему предположению уже должны быть наши. На четвертой повозке я, Павел и Федор Акимов отправились в лес. Через несколько часов трудной ухабистой дороги мы въехали в какую-то небольшую деревеньку. Наш проводник остановил лошадь у крайней, вросшей в землю избы. Забор был сломан, большинство окон были выбиты и заткнуты соломой.

– Вы посмотрите, кого я привез! – воскликнул наш проводник, бесцеремонно проталкивая нас в избу.

– Боже мой, да не уж-то наши! – воскликнула, стоявшая у печи женщина. Она выронила из рук ухват и кинулась на шею Феде Акимову. С печи сполз тощий старик, схватил меня за руку и потащил поближе к окну, чтобы получше рассмотреть меня. Оказалось, что проводник Павел привез нас в свою родную деревню, и сейчас мы находимся в его доме. Женщина с ухватом была его женой, а старик – отцом. Видимо, он сделал порядочный крюк, чтобы нас, как самый драгоценный подарок, привести сюда. Мы плотно поужинали, отдохнули, и, когда на дворе стало совсем уже темно, снова отправились в путь. Жители этого села почти все собрались в доме проводника и никак не хотели нас отпускать. Здесь были все свои, все партизаны, немцы в деревню вообще не заглядывали, боялись. Но жители были постоянно начеку.

Несколько часов мы ехали в полной темноте, и мне было не понятно, как Павел выбирал путь. Обняв свой автомат руками, я примостился на краю телеги и вскоре заснул. Только под утро мы приехали в отряд партизан. И не просто в отряд, а в объединенный штаб партизанских отрядов. В его подчинении были все партизанские отряды, расположенные в треугольнике Бобруйск – Минск – Борисов. В сопровождении вооруженных партизан нас провели в бревенчатый домик и представили командиру объединенных партизанских отрядов полковнику Фелиновскому. Он выслушал мой сбивчивый рассказ, из которого понял, что мы являемся бойцами одной из действующих частей Красной Армии и посуху по занятой врагом территории пробрались в его штаб. Только один этот факт для партизан имел огромное значение. Полковник немедленно собрал весь свой командный состав и, указывая на нас, сказал :

– Дорогие товарищи партизаны. Смотрите, перед вами два разведчика из одной наступающей части нашей родной Красной Армии. Часть эта успешно гонит фашистов с нашей земли, она уже в селе Свислочь, скоро будет здесь. Вы понимаете, о чем я говорю? – он остановился, оглядел присутствующих торжественным взглядом и продолжил, – Но нам нужно помочь нашей славной Армии, нам нужно перекрыть все пути и дороги, по которым будут отходить оккупанты, чтобы ни один фашист не смог унести свои ноги.

Мы стояли рядом с полковником и на нас были устремлены все взгляды партизанских командиров. На столе появилась карта, и я с удовольствием показал на ней маршрут наступления нашего полка.

В это время в штаб вошли два человека, как мне показалось, в необыкновенной военной форме. На них были синие кителя и золоченые погоны. Это были наши военные летчики, прилетевшие к партизанам сегодня ночью. В честь этих гостей прямо под открытым небом под сенью огромных ракит был накрыт длинный стол. Их ждали, а мы вовремя подоспели. Нас тоже пригласили к столу и усадили на почетное место. Первый раз в жизни я оказался на таком роскошном званом обеде. И где это произошло? В Белорусском лесу в тылу у немцев. На столе стояли: жареная картошка, дичь, говядина, рыба и даже фрукты. От вина я отказался, но поел с аппетитом. Рядом сидел Федор Акимов и вел себя развязно и не скромно. С рюмкой в руке он тянулся через стол, чтобы чокнуться с каким-нибудь партизаном. Что говорил Фелиновский, он не слушал, а сам хвастался и нес несусветную чепуху. Показывал свои медали, говорил, что он танкист и в одном бою подбил десять танков, за что его, якобы, представили к званию Героя Советского Союза. Я знал его эту слабость, когда он немного подопьет, и мне было стыдно за него и за себя.

После обеда нас с Акимовым провели по расположению штаба и показали, как живут, работают и воюют белорусские партизаны. Мы осмотрели жилые землянки, конюшню, склады боеприпасов, пекарню, кухню и оружейную мастерскую. В мастерской нам показали два автомата: один сделан на заводе, а второй – здесь, в партизанской мастерской, и попросили определить, который из них заводской. Мы не смогли этого сделать. Оказывается, в самых примитивных полевых условиях партизанские мастера и умельцы делали для своих нужд патроны, мины, гранаты, различные взрывные устройства, автоматы, пулеметы и даже пушки небольшого калибра, не говоря уже о пистолетах и револьверах. Удивительно! Я был поражен. А сколько других приспособлений делалось здесь для партизан и подпольщиков! Различные ключи и замки, запоры и сейфы. В отдельной комнате работали художники и граверы, они изготавливали фальшивые фашистские документы, печати и даже фальшивые деньги. Мы надолго задержались в этих мастерских и упоенно слушали рассказы мастеров.

Переночевали мы в отведенных для нас "апартаментах” – в небольшом деревянном сарайчике. На следующее утро проснулись мы поздно. Акимов, натягивая брюки, недовольно ворчал:

– Что-то нас на завтрак не приглашают.

А я выглянул за дверь и воскликнул:

– Федя, смотри – часовой!

– А ну, не высовывайся, – строго сказал часовой и прикрыл дверь. Вскоре пришел посыльный и пригласил нас в штаб.

– Автоматы и гранаты оставьте здесь, их никто не возьмет.

Акимов начал было возмущаться, но я на него так цыкнул, что он надолго умолк. Мы вошли в штаб, где нас встретил не полковник Фелинский, а его заместитель в звании майора, который закончив разговор по телефону, сказал:

– До выяснения всех обстоятельств, прошу вас обоих сдать свои документы.

– Но, вчера их уже несколько раз проверяли, – сказал я.

– Проверим еще.

Боже мой, как возмутился Федор Акимов и чего он не наговорил в гневе! Он требовал немедленно связать его по радио с командиром нашего полка.

– Нас ждут в полку. У нас ответственное государственное задание. Вы будете отвечать за самоуправство! – кричал он.

– Молодой человек, предъявите документы и не заставляйте нас прибегать к силе, – спокойно, но твердо сказал майор. В дверях показались два вооруженных партизана. Свои документы мы отдали, и нас снова отвели в сарай, и заперли снаружи. Ни автоматов, ни гранат в сарае не было.

– Ну, вот, приехали, – раздраженно сказал я. – Это все из-за тебя, из-за твоей глупой болтовни. Танкист, Герой, куда там! Вот, возьмут и продержат в сарае до прихода полка, и ты ничего не сделаешь.

Акимов молчал и правильно делал, у меня все клокотало в груди, я готов был разорвать его на мелкие кусочки.

Через несколько часов нас снова вызвали в штаб. На столе лежали наши документы и оружие. Майор опять долго разговаривал по телефону, а я думал, что он сейчас нам скажет.

– Так вот, – наконец сказал он, внимательно оглядывая нас с ног до головы. – Хотели мы вас отправить в район Пуховичей, где предполагается, будет встреча партизан с частями Красной Армии, чтобы передать вас вашему начальству. Да раздумали, нам просто некогда возиться с вами, своих дел по горло. Забирайте ваши документы и оружие и валяйте на все четыре стороны.

– Как? Без проводников и охраны? Весь лес напичкан бродячими немцами, – воскликнул я.

– Вы же сами утверждали, что у вас какое-то специальное задание, так выполняйте его, – ответил майор, он повернулся к стоящим в дверях партизанам, – Ребята, проводите гостей.

Мы вышли на лужайку, и оба наших конвоира посоветовали нам пройти в ближайший партизанский отряд, который расположен недалеко отсюда на северном краю леса и уж оттуда сделать попытку пробраться к своим.

Идти пешком по дремучему лесу без карт было делом не легким. К тому же мы еще и не завтракали. Но дорогу мы все же не потеряли и точно вышли к партизанскому отряду. Здесь о нас знали и отнеслись к нам по-человечески, покормили и указали дорогу на тракт, по которому уже, якобы, идут наши войска.

– Но этот тракт на севере, а нам надо на юг, – резонно заметил я.

Акимов же ухватился за это сообщение и ничего не хотел знать, кроме того, чтобы немедленно идти на этот тракт. Я возражал, но убедить его не смог. Пришлось подчиниться его очередной прихоти. Наконец, лес кончился, и мы вышли на его опушку. Перед нами распростерлась огромная безлесная равнина, а впереди виднелось большое село. Мы знали, что оно называется Ляды. Ляды – типичное белорусское село: небольшие побеленные хаты, маленькие дворики, узкие улочки. Все село оказалось забито народом. Празднично одетые люди ходили по улицам в ожидании встречи с первыми отрядами Красной Армии. На сельской площади стоял стол, покрытый белой скатертью. На столе традиционные хлеб-соль и фрукты. У стола, сменяя друг друга, стояли две женщины и держали большой портрет Ленина, увитый живыми цветами. Около стола толпились жители с подарками своим освободителям, кто с тарелкой вареной картошки, кто с кувшином молока. Маленькие ребятишки, умытые и причесанные, сновали между взрослыми и надеялись первыми увидеть наших красноармейцев.

– Идут, идут! – раздались в толпе восторженные голоса.

Люди заволновались, некоторые из них побежали вперед. Действительно, с дальнего пригорка, поднимая столб пыли, двигался армейский обоз. Чем ближе подходил обоз к селу, тем сильнее волновались люди, вот уже это волнение переросло в общее ликование. В село входила батарея 45-миллиметровых пушек. Уставшие и запыленные артиллеристы сразу же оказались в объятиях жителей. Поцелуи, цветы, радостные возгласы, слезы и плачь – все смешалось в неповторимую радость встречи.

А нам с Федором нужно узнать, в какую дивизию входит эта батарея. Но попробуй это сделать, кругом такое столпотворение! И все же мы нашли "свободного" офицера, который нам растолковал, что их батарея относится к части, которая входит в состав 2-го Белорусского фронта. Услышав это, Федор Акимов только присвистнул, ведь наша дивизия воевала 1-ом Белорусском! Нам ничего не оставалось делать, как побыстрее покинуть это объятое радостью село.

И вот мы снова идем по лесу, на этот раз двигаемся с севера на юг. Акимов впереди, он идет ходко, я еле успеваю за ним. В лесу тихо и сыро, мы идем по какой-то пересеченной дороге и не знаем, куда она нас приведет. Когда наступил вечер, мы потеряли ее и теперь уже шли прямиком через лес, выдерживая направление по компасу. Воздух начинает обдувать нас свежей прохладой, хотя земля все еще отдает теплом. Мы тихо переговариваемся о том, где бы нам переночевать. И вдруг из темноты раздался грубый и резкий окрик:

– Стой! Кто идет?

– Свои, – ответил Акимов.

– Кто свои? Пароль?

– Мы красноармейцы, пароля не знаем. Идем на соединение к партизанам, – говорю я как можно спокойнее.

– Брось дурить, какие красноармейцы! Бросай оружие и ложись на землю!

– Но, но. Полегче там, – возмутился Акимов.

– Ложись, а то стрелять буду! – зло и властно кричат из кустов.

– Попробуй только, – огрызаюсь я. – Фашисты нас не прикончили, так может быть, ты это сделаешь, трус несчастный! Повторяю, нас всего двое, мы разведчики Красной Армии, идем к партизанам с особым заданием. Теперь понял, что к чему? А стрелять мы тоже умеем.

– Выходи на поляну и бросай оружие на землю! – послышалось из кустов, но голос был уже не таким строгим и злым.

– Вот это другое дело. А то сразу ложись. Ложиться мы не будем, не привыкли, – бормочет Федя Акимов, выбираясь на поляну.

Мы сразу поняли и не ошиблись, что наткнулись на заставу партизанского отряда. Нас повели в хорошо оборудованную землянку, к командиру отряда, который о нас уже слышал и встретил нас, как давнишних знакомых. Он спросил, кто мы, и как сюда попали. Нам пришлось опять подробно рассказывать о своих не очень-то героических похождениях и встречах.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил он.

– Искать свой полк или дивизию, – ответил я. – Нас там уже давно, наверное, считают пропавшими без вести.

– Вам нужно идти в район Пуховичей, а продвигаться вы можете от одного партизанского отряда до другого, пока не выйдете в этот район. Завтра я дам вам проводника, и он проводит вас к нашему соседу в отряд майора Подлесного. А сейчас идите отдыхать, – сказал командир отряда и, повернувшись к стоящим в дверях партизанам, добавил, – Отведите их в землянку 1-ой роты, там, кажется, есть свободные места.

Мы вошли в тесную землянку, где спали люди. Дружный храп доносился из каждого угла. Воздух был тяжелый и спертый. Наш проводник чиркнул спичкой, и мы увидели партизан, спящих на нарах и на сене под ними. Он растолкал спящих и освободил место в углу на нарах.

– Отдыхайте, – сказал он, – Я сегодня дежурный, мне надо еще посты проверить.

Акимов подложил автомат под голову и, не разуваясь, лег рядом с партизаном и мгновенно заснул. Я снял сапоги, положил их и автомат себе под голову и с удовольствием вытянул свои уставшие ноги. Я уже начал засыпать, чувствуя теплую спину Феди Акимова, как в землянку влетел дежурный партизан и крикнул:

– Тревога! Немцы!

Мгновенно поднялась невообразимая суматоха. Партизаны соскакивали с нар и пулей вылетали наружу. Федор Акимов оказался среди самых первых, его словно ветром вынесло из землянки. В кромешной темноте люди сновали туда и обратно. На первых порах я растерялся, не зная куда бежать и что делать. Искать Акимова, конечно, было бесполезным занятием. Мимо пробежала группа партизан, и я пристроился к ней. Вдруг прямо перед нами сверкнуло несколько ярких вспышек, это с близкого расстояния бил ручной немецкий пулемет.

– Ложись! – раздалась команда, партизаны попадали на землю и дружно ударили из автоматов и винтовок. Беспорядочные выстрелы, взрывы ручных гранат, треск ломающихся сучьев, крики и стоны людей, все перемешалось в знакомый шум ближнего боя. Я еще не мог определить, в каком направлении он развертывается, даже не понимал, где немцы, а где партизаны. На первых порах я делал машинально то, что делали партизаны из этой группы. Но вот я уже определяю, что немцы отходят в глубь леса, и что наша группа пытается опередить их и зайти к ним с тыла, в то время как другая группа партизан ведет лобовой бой. Коротким броском нам удается выполнить обходной маневр и мы, зайдя с фланга (это уже хорошо), ударили по фашистам из автоматов и винтовок. Сопротивление их сразу прекратилось, и немцы неорганизованно стали разбегаться по лесу. Позже выяснилось, что в этом ночном бою было уничтожено около десяти фашистов и шестеро взяты в плен. Среди партизан оказалось двое убитых и один раненый. В этом бою отличился Федор Акимов, он действовал в передних рядах основной партизанской группы и в рукопашной схватке заколол двух фашистов, так как стрелять было очень опасно. Партизаны восхищенно отзывались о нем и даже предлагали ему остаться в их отряде.

Утром на небольшой поляне состоялись похороны двух погибших партизан. Хоронили их со всеми почестями, которые были приняты у партизан. Два наспех сколоченных гроба стояли на невысоком столе на поляне. На крышке каждого гроба лежала фуражка, перетянутая наискось красной лентой – партизанской эмблемой. Здесь же был выстроен весь партизанский отряд, за исключением боевых постов, дозоров и патрулей. Баянист, сидевший на перевернутой бочке, непрерывно играл траурный марш. Вдруг, была подана команда: "Смирно!" На импровизированную трибуну поднялся командир отряда и открыл траурный митинг. Он говорил о том, какими прекрасными были погибшие партизаны и они погибли в бою, как Герои и Родина их не забудет. Оставшиеся в живых должны отомстить за их смерть. Командир поднял вверх руку со сжатым кулаком и громко крикнул:

– Смерть, за смерть!

Разом над шеренгами партизан взметнулись сотни сжатых кулаков и над лесом эхом отозвалось:

– Смерть, за смерть!

– Кровь, за кровь! – еще громче воскликнул командир.

– Кровь, за кровь! – отозвался опять строй.

– Смерть немецким оккупантам! – проскандировал командир отряда, и ему в ответ мощно прозвучало:

– Смерть немецким оккупантам!

– Клянемся, что не выпустим живыми с нашей родной земли ни одного немецкого изверга!

– Клянемся!

– Клянемся, что будем драться с врагом до последнего патрона, до последнего человека, до последнего вздоха!

– Клянемся!

– Клянемся не выпускать оружия из своих рук до полной и окончательной победы над ненавистным врагом!

– Клянемся!

– Вечная слава павшим в боях за свободу и независимость нашей священной Родины!

– Слава!

– Слава!

– Слава!

Я стоял недалеко от трибуны на виду всего отряда и вдруг почувствовал, как меня подхватил какой-то душевный невероятной силы вихрь и понес ввысь. Мне тоже захотелось кричать о своей ненависти к фашистам, о своей великой любви к Родине.

Под звуки Государственного гимна оба гроба одновременно стали опускать в одну широкую могилу. Когда первые комья брошенной земли застучали по крышкам гробов, прозвучал мощный залп из винтовок.

Звучат второй, третий залпы. Потом был парад. Партизаны с оружием в руках четким шагом прошли перед свежей братской могилой, отдавая честь своим павшим товарищам.

Я стоял и думал, что только ни делали фашисты, чтобы уничтожить или хотя бы нейтрализовать действия партизан, которых народ называл "народными мстителями". Их бомбили с самолетов, устраивали облавы и засады, пытались задушить голодом, бросали на них карателей, засылали шпионов и провокаторов. И все напрасно – они все выдержали и продолжали громить оккупантов. С приближением Красной Армии к границам Белоруссии, партизанская борьба еще больше усилилась, и, по существу, вся многострадальная Белоруссия стала огромным партизанским краем.

Наконец, командир отряда освободился, и смог уделить нам немного времени и внимания.

– Кого же послать с вами, все люди на счету, – задумчиво сказал он, выслушав нашу просьбу.

Мне было неудобно за то, что мы обременяем этого до предела занятого человека. Но он все же нашел нам проводника и наказал ему:

– Проводишь этих разведчиков во второй взвод отряда Подлесного и сам там останешься для связи, – потом он повернул свое лицо к нам и добавил, – Там, куда я вас сейчас направляю, не спокойно, немцы большими группами пытаются пробраться через наши посты, выйти к своим. Будьте осторожны.

Мы попрощались с гостеприимным хозяином, каким был командир отряда, и отправились в путь. Осторожно, в полной готовности вступить в бой в любую минуту, двигались мы по лесной чаще без дорог и тропинок. Наш проводник нервничал, часто останавливался, прислушивался к лесным шорохам и не раз принимал их за шаги немецких солдат. Зато Федор Акимов был невозмутим. Он давно идет впереди проводника, который знаками показывал, куда надо сворачивать, если у Федора возникали сомнения.

– Скоро 6удет передовой пост отряда Полесного, а там рукой подать до деревни Маковье, – сказал повеселевший проводник.

Действительно, в конце поляны из кустов выскочил человек с винтовкой, несколько pаз поднял ее над головой и быстро исчез из вида. Наш проводник остановился и тоже поднял над головой несколько раз свой автомат, держа его обеими руками в горизонтальной плоскости.

– Что это значит? – спросил Федор.

– Эго пароль, – ответил проводник.

– Какой же это пароль? Каждый дурак такую физзарядку может проделать.

– А ты сосчитал, сколько раз он поднял винтовку?

– Нет, а что?

– А то, что он поднял ее шесть раз, значит, мне нужно поднять свое оружие три раза, что я и сделал. Если бы он поднял, к примеру, пять раз, то я в этом случае должен был бы поднять четыре раза. Общая сумма на сегодня должна обязательно составлять девять. Это и есть пароль.

– Интересно, – воскликнул Акимов, – Вот же придумали такую штуку! Молодцы.

Я тоже был доволен очередной хитростью партизан. Вскоре мы оказались среди дозорных, их было всего три человека. Они были сильно возбуждены и встревожены – немцы за этот день уже несколько раз нападали на их пост. В сопровождении все того же проводника мы вошли в Маковье, через которое по тракту отступали фашисты. Фелиновский приказал майору Подлесному оседлать этот тракт, чтобы помешать безнаказанно уходить с белорусской земли. Все жители ушли в лес, взвод партизан был занят сооружением укреплений на восточной окраине села, откуда чаще всего появлялись фашисты.

– Позицию выбрали правильно, но вот окопчики мелковаты, – co знанием дела сказал Акимов командиру взвода партизан.

– Нам некогда копать их, только сегодня два нападения фашистом отбили.

И как бы в предупреждение его слов, один из наблюдателей подбежал к нему и доложил:

– Товарищ командир, немцы опять появились!

Командир взял из его рук бинокль, приложил к глазам, и тот час вернул обратно.

– К бою! – крикнул он и, взглянув на нас, спросил, – А вы?

– Мы тоже, – ответил Акимов за нас обоих.

Я расположился в неглубоком окопчике у самой обочины дороги рядом с массивным столбом. Здесь когда-то была зaплотина, часть изгороди еще сохранилась, сохранились и два высоких столба по обе стороны дороги, которые раньше были частью ворот. У второго такого же столба на той стороне дороги так же в окопчике залег Федор Акамов. Небольшая группа немцев осторожно и медленно приближалась по тракту к селу, где для их встречи приготовились партизаны. Чем ближе подходили немцы, тем чаще они останавливались и тем длительнее были их остановки.

– Ну, чего они тянут, жрать хочется, – слышу голос Акимова.

Командир взвода, не поняв шутки моего друга, серьезно ему ответил:

– Подожди немного, покормим.

Вот немцы поднялись на холмик и опять остановились. В бинокль мы хорошо видим их лица, определили их командира. Да, положение у фашистов серьезное, им надо определить, есть ли в селе партизаны. Ведь каждый куст, каждая опушка леса для них может обернуться партизанской засадой. День был удивительно ясным и жарким. Солнце почти с зенита посыпало на землю свои горячие лучи. Прошло уже более получаса, а немцы все еще стояли на холме и не решались двигаться дальше. Позже нам стало известно, что они пошли на хитрость, которую не раскусили ни партизаны, ни мы с Федей Акимовым. Пока основная группа немцев стояла на холме на виду у партизан, вторая малочисленная группа в это время пробиралась по заросшей кустарником лощине к северной окраине села в обход его. Но здесь она неожиданно наткнулась на один из партизанских дозоров и сразу же завязалась сильная перестрелка. Услышав выстрелы, немцы, стоявшие на холме перед селом, немедленно повернули обратно, и, что было сил, побежали не по тракту, а прямо через поле в лес.

Акимов первым бросился вдогонку и на ходу крикнул:

– Ребята за мной!

Застрочил партизанский ручной пулемет, но тут же замолк. Вдогонку за фашистами побежали партизаны. Партизаны растянулись по всему полю, бежали медленнее немцев и командир, поняв, что погоня не удалась, приказал прекратить преследование.

Остаток этого дня и всю последующую ночь партизаны многократно поднимались по тревоге и вступали в скоропалительные схватки с немцами, которые пробирались на запад в одиночку и группами. Мы с Федором Акимовым участвовали в двух или трех таких стычках. Потом эта суматоха нам надоела и уже после полуночи, не обращая внимания на тревоги и перестрелку, спали в сарае на куче сена.

Утром в Маковье приехал командир отряда майор Подлесный, о котором мы много слышали. Количество партизан в селе заметно увеличилось. Увидев нас с Акимовым, он подошел и поздоровался с нами за руку.

– Ну как? Воюете? Наши ребята довольны вами. Молодцы, – сказал он улыбаясь. Было видно, что ему приятно разговаривать с нами.

– Какая это война? Баловство одно и только, – ответил Акимов и, подойдя к нему ближе, в упор спросил: – Где наши? Вы должны знать.

– Через несколько часов они будут здесь. Мы готовимся к встрече с ними, так что потерпите еще немного.

Это известие ошеломило нас, от радости мы не знали, что делить. Но вместе с тем в душе я не надеялся, что передовым отрядом Красной Армии, который войдет первым в Маковье, окажется наш полк. Уж слишком мало было шансов.

Среди партизан царило праздничное оживление. Кто-то предложил Подлесному послать на встречу частям Красной Армии небольшой отряд партизан. Подлесный согласился и назначил командиром его, того самого командира 2-го взвода, который оборонял Маковье. Акимов и я, конечно, оказались в составе этого отряда. Мы уселись на телегу и вместе с молодыми и веселыми партизанами покатили по тракту. Не успели мы проехать и несколько километров, как на тракте впереди нас появилась небольшая группа вооруженных людей.

– Наши! Наши! – заволновались партизаны.

Между тем из лесу на поляну вышла еще одна колонна вооруженных людей, за ней еще одна, потом потянулись обозы. Я с облегчением вздохнул, так как это были действительно подразделения регулярной Красной Армии. Первым, кого я узнал из шагавших по тракту красноармейцев, был разведчик взвода пеших разведчиков нашего полка Игнат Омельченко. Я не поверил своим глазам и бросился к нему. Игнат остановился, посмотрел на меня каким-то не понимающим взглядом. К нам подбежал старший сержант Василий Костин, за ним Николай Москалец, Валентин Щетинкин и другие разведчики. Они обступили нас, глядели нам в глаза и загадочно улыбались.

– Чего вы улыбаетесь? – обиженно говорю я, – Объясните!

– Чего, чего. Да мы вас в число погибших записали, – опустив виновато голову, ответил Василий Костин, – Понимаете, вы не в курсе. Под селом Октябрь позавчера был страшный бой, погибло много разведчиков, да и не только разведчиков. Мы подумали, что и вы тоже. Мы же не знали, что у вас было особое задание, – Потом он решительно проговорил, – Идите скорее в штаб и заберите свои "похоронки".

– Какие похоронки? – воскликнул я.

– А те, что на вас выписаны. Может быть, их еще не успели отправить. Так вы поторопитесь.

Эго известие стегануло меня. Я представил себе, что будет дома, когда мои родители получат эту похоронку. Я сорвался с места и побежал в штаб. Но меня опередил Федор Акимов. Он стоял у штабной машины и на мелкие кусочки рвал какие-то листы. Увидев меня, он радостно воскликнул:

– Это наши с тобой похоронки. Теперь ты и я бессмертны. Есть такая примета – кого хоронят живым, тот второй раз не умирает.

– Ладно, – сказал я, – Идем к командиру полка и доложим о выполнении задания.

– А я уже доложил. Он нам обоим объявил благодарность. Понял!

Между тем, головной отряд полка в составе 1-го батальона и роты автоматчиков входил в село Маковье. Командир батальона майор М.Т. Ершов шел впереди отряда. Увидев его, равного себе по званию, майор Подлесный дал знак партизанам прекратить шум и крики и когда батальон остановился, он по-военному четким шагом на виду у всех партизан и бойцов Красной Армии подошел к М.Т. Ершову, приложил руку к фуражке и громко, так чтобы все слышали, отрапортовал:

– Товарищ майор, командир Красной Армии, докладываю Вам, что партизаны вверенного мне отряда "За Советскую Беларусь" выстроились для встречи на родной земле непобедимой Красной Армии. Наш партизанский отряд в последних боях перекрывал все пути отхода немецких оккупантов и уничтожил не одну сотню фашистов. Командир отряда майор Подлесный.

Михаил Ершов, выслушав доклад партизанского командира и не опуская руки, в свою очередь сказал:

– Товарищ майор, командир партизанского отряда, бойцы вверенного мне батальона, как и всей доблестной Красной Армии, успешно гонят фашистскую нечисть, и гонят ее прочь с Белорусской земли. Я рад встречи с Вашим отрядом и надеюсь, что мы еще вместе будем добивать фашистского зверя в его собственной берлоге. Командир батальона майор Ершов.

Ершов и Подлесный подошли друг к другу, крепко пожали руки и потом под возгласы всеобщего ликования, крепко обнялись и трижды целовались. Затем они вместе обошли сначала партизан, а затем строй и бойцов батальона. Всюду их сопровождали радостные возгласы и нестихаемые крики "Ура!".

5 Ночной штурм

Если тебе, юный читатель, когда-нибудь доведётся побывать в столице Латвии – красавице Риге, то непременно съезди в жилой массив Югла. На центральном вокзале сядь на шестой номер трамвая и поезжай на нём до самого конца к универсаму «Таллин». Здесь ты увидишь утопающие в зелени красивые 12-ти этажные жилые дома. Миновав несколько коротких улочек, ты выйдешь на берег не широкой, но полноводной реки. Река эта, сделав дугообразный поворот, подходит вплотную к жилым домам. Это река Югла, она-то и дала название всему жилому массиву. Длина её небольшая, она соединяет в этом месте два озера Киш-эзерс и Югла-эзерс. Если с берега реки ты посмотришь вправо, то за её излучиной увидишь гидротехническое сооружение – шлюзы, поверх которого проходит автомобильное шоссе Рига – Псков. Если затем ты посмотришь налево, то увидишь два ажурных железнодорожных моста и высокую насыпь, подходящую к ним.

Сейчас эта излучина Юглы между двумя магистралями – одно из любимых мест отдыха рижан. Каждый вечер, и, особенно, в каждый выходной день, сюда съезжается много отдыхающих, чтобы посидеть с удочкой, покататься на лодке, искупаться в реке, да и просто так погулять по её живописным берегам.

Но ТОГДА здесь всё было не так, как сейчас. Тогда – это в ночь с 12-го на 13-ое октября 1944 года.

12 октября 1944 года 82-ая стрелковая дивизия с боями вышла в район леса у хутора Полстыни и закрепилась на этом достигнутом рубеже. Впереди в серой дымке просматривались купола и острые шпили многочисленных соборов города Риги. Где-то здесь недалеко в болотистой пойме протекала река Югла. Разведкой было установлено, что именно по этой реке и по западным берегам озёр Югла-эзерс и Киш-эзерс проходил сильноукреплённый рубеж фашистов, которому они сами же дали название «Рижский обвод». Оба моста через Юглу шоссейный и железнодорожный, были подорваны, и немцы были намерены оборонять этот укреплённый рубеж до последнего патрона. В наших войсках началась непосредственная подготовка к форсированию Юглы и к уличным боям в Риге. 210-ый и 601-ый стрелковые полки, которым предстояло штурмовать вражеские укрепления, находились недалеко от реки, но в соприкосновение с врагом не входили, чтобы избежать лишних потерь. Они готовили подручные средства для переправы – лодки, бочки, брёвна, доски, проволоку, канаты, верёвки, то есть всё, что могло пойти в ход на изготовление плотов, мостиков, подвесных трапов. Большую массово-политическую работу проводили работники политотдела, комсорги и агитаторы – шли в роты и батальоны, проводили там собрания, митинги и беседы, на которых рассказывали о Латвии и её столице Риге. Развесив географические карты прямо на сучьях деревьев, они читали лекции о международном положении, о сражениях на Втором фронте, убеждали наших бойцов о неизбежном поражении фашистской Германии в этой войне.