Читать онлайн Кальдур Живой Доспех бесплатно

Кальдур Живой Доспех

Пролог

Бесконечная высота.

Ветер сносит с ног, оглушает и прижимает к мраморному полу Небесного Дворца, несущегося по тёмному небу с пугающей скоростью.

Он весь покрыт кровью порождений Мрака, тысячи трупов которых он оставил внизу. На доспехе из светоносного металла нет живого места от тысяч ударов, что он принял в ответ. Он устал, дышит словно загнанный зверь и не может поднять одеревеневшие руки.

Невероятной силы огонь рассветает высоко над его головой. На секунду ему кажется, что это новый рассвет, что он дождался конца этой бесконечной ночи, и что Мрак вот-вот дрогнёт и потеряет свою силу. Но во вспышках колдовского огня виднеется туша исполина-чудовища и тысячи щупалец, разящие его сестёр и братьев.

Он кричит от ужаса, ведь барьёры Небесного Дворца пали под натиском левиафана. Он не знает, где его Госпожа, не знает, что ему делать здесь и почему его призвали наверх, где он бесполезен против летающих монстров…

Но его сомнения длятся недолго.

Лестница перед ним рассыпается от удара, осколки мрамора разлетаются в сторону и напротив него поднимается тёмный воин, низвергнутый исполином. В нём два человеческих роста, он закован в доспехи из тёмного камня, а вместо лица под шлемом лишь непроглядный дым. Первый удар его чудовищной палицы обрушивается сверху словно гора.

Живой доспех стонет, идёт трещинами и тоже кричит от ужаса.

Никогда он ещё не встречал настолько сильного слугу Морокай. Никогда не чувствовал себя таким слабым и беззащитным. Он пытается встать, но каждый удар всё сильнее вбивает его в пол из белого мрамора. Нечем дышать, сил всё меньше, нет надежды и Свет Госпожи в нём угасает…

Видение 1. Что посеешь

– Я что… умер?

Он спрашивал бескрайнюю пустоту голубого неба, раскинувшуюся вокруг, в которой был только он один, словно летящая высоко-высоко птица. Позади не осталось ничего, он помнил лишь смутные обрывки его прошлой жизни, и рыть куда-то в глубину памяти вовсе не хотелось – слишком уж тут было хорошо и спокойно.

– Где я? Куда я попал?..

Его шёпот эхом разнёсся по пустоте, но ответа не последовало. Он представлял всё себе немного иначе. Бесконечную лестницу из белого мрамора, ведущую к громадным золотым Вратам, залитым тёплым солнечным светом. Он ждал попутчиков – славных воинов, так же как и он, встретивших героическую смерть в бесконечной битве с Мраком, и прекрасных дев, которые… которым бы он не хотел пожелать ничего плохого, которые бы просто составили ему компанию. И стоило бы…

– Ты просто неудачно наступил на свою тяпку.

Голос дяди вернул его обратно на холодную и влажную землю. Вместе с шишкой, набухавшей всё больше с каждым ударом сердца над его бровью, множилась и боль. Поверх голубой пустоты над ним нависла коренастая фигура, смотрящая вниз с долей беспокойства и веселой иронии.

– Десять лет прошло, а я всё поражаюсь с тебя, Кальдур. На ровном месте споткнёшься…Ты куда торопишься? Бабёнку что ли завёл наконец?

Кальдур потянулся вверх, сел, согнулся, схватился за голову и зашипел от боли.

– Ну… хоть тяпка не сломалась. Живой там? Скажи что-нибудь, не пугай старика.

– Живой я… – буркнул Кальдур, скривился, схватился за предложенную руку и поднялся.

– Значит, бабёнка, да? – дядя продолжал стискивать его руку и смотрел снизу вверх с нескрываемом ехидством.

– Да нету никакой бабёнки! – прошипел на него Кальдур. – Просто достало колупаться в земле этой.

– А чего ещё делать в деревне? – дядя расжал хватку, рассмеялся и покачал головой. – Бабёнку окучивать, да землю. Порадовал бы дядьку внучатиком, взрослый же уже мужик.

Кальдур недовольно закатил глаза, поднял орудие, которое чуть не лишило его духа, вбил в землю и опёрся на него, с грустью взирая на бесконечное и совершенно пустое поле.

– И на кой чёрт, дядь, мы его снова перекапываем и разравниваем? Осенью же делали, вон какое ровное и земля мягкая. Снег тока сошёл, сеять рано. Бредятина какая-то…

– Земля, Кальдур, как и бабёнки, любит нежность и уход. Будешь нежен и будешь заботиться – обе будут тебя хорошо кормить. Два раза перекапываем, потому что так надо. Прадед мой так делал, дед делал, отец делал, и я буду делать. Может и ты когда-нибудь, как ума наберёшься, если там есть куда набираться вообще. И не надо тут спешить никуда. Вечно вы молодые хотите пройти короткой дорожкой…

– Ну всё… завелась шарманка!

Кальдур снова закатил глаза и ойкнул – бровь распухла настолько, что даже такой невинный жест отдавал болью. Дядя остановился на середине тирады и рассмеялся от его вида. Их обоих обдало ледяным ветром, и они поежились и помолчали.

– Ладно, чёрт с тобой, – дядя вдарил ему по плечу. – Насиделся ты за зиму в четырёх стенах. Дуй гулять, раз на работу не стоит. У нас ещё недели две или три, чтоб закончить. Тока далеко не отходи от деревни. Времена пока неспокойные.

Кальдур недоверчиво посмотрел на дядю и улыбнулся, поняв, что тот не шутит. Кивнул ему, замахнул тяпку на плечо, встряхнулся, чтобы сбросить с себя остатки раздражения, головной боли и холодного ветра, да пошёл в сторону дома, насвистывая навязчивую песенку. Перемахнул одно поле, другое, третье, перепрыгнул через ручей, отогнал взмахом мотыги мелких сорванцов, что за ним увязались, и увидел край родной деревни.

Наконец-то тут кипела жизнь! У берега собралось добрая половина селян. Лёд почти освободил величественную Явор и все её притоки от своего плена. Рыбаки готовились выйти на реку, чинили лодки и готовили снасти. Женщины нескольких поколений затеяли масштабную стирку в ледяной ещё воде и горланили песни от которых улыбка расцветала на лице.

В воздухе клубилась пыль и древесный дым. Веники, метёлки и тряпки выгоняли из домов застоявшуюся грязь, а печи жгли последние дрова и старый, никуда не годный, хлап. Исхудавшие и облезлые за зиму собаки и кошки нежились на солнце или гонялись по всей округе, выслеживая проснувшихся после спячки грызунов, и делая всё от них зависящее, чтобы их шкура обновилась и снова начала лосниться.

Старый рыбак Квасир закурил трубку и задумчиво чесал чуб, оглядывая после зимы свой забор, и косился на соседей. Сошли сугробы, и он не досчитался нескольких столбиков, которые, судя по всему, сами ушли топиться в печи какого-то лентяя.

Старый алкаш Дукх скалился в блаженной улыбке и покачивал головой, соглашаясь сам с собой в том вопросе, что уже давно настала пора достать из погреба его настойки, что за зиму только набрали живительной для него силы.

Молодые шпанцы носились туда-сюда и орали дурниной, словно они сами были всю зиму заперты в погребе, только-только увидали белый свет и вспомнили, что такое бегать.

Суровый, но заросший жирком за зиму Кредх сверкнул недовольным взглядом на тяпку Кальдура – перед посевной ему самому надлежало навести порядок на своём поле и починить инструмент. Кальдур нагло ему улыбнулся, давая понять, что у них-то с дядей всё уже схвачено и за самый добрый урожай будет с кем пободаться.

Путь до дома оставался неблизким, жили они на отшибе по дальней стороне, далековато от ручья. Перспектива переться за тридевять земель, таскать воду от колодца и растапливать баню, чтобы привести себя в порядок и оттереться от въевшейся земли, Кальдуру совсем не понравилась.

 Вместо этого он схватил бесхозное дырявенькое ведёрко, висящее на заборе, набрал воды из колодца и вернулся назад, к полям и амбарам. Зашёл в самый дальний и старый, огляделся, убедился, что он один, ушёл в самый дальний конец, спрятался за стогом прошлогоднего сена. Пнул досточку, так чтобы она вышла вверх, подцепил её пальцами, вынул из ямки кусок мыла и вехотку, кинул в стог сена сумку, отставил тяпку и стянул обувь. Чертыхнулся несколько раз, ощупывая шишку на пол лба, и гадая лопнет ли она в самый не подходящий момент или нет. Послал всё к чёрту, стянул рубашку, портки, намылился быстро, зашипел, когда мыло попало на ранки и ссадины, натёрся, да смыл.

– А… э… ы… – раздалось у него за спиной.

Он резко обернулся, выронил ведро прямо себе на пальцы, выругался и застыл. В глубине амбара, прямо перед ним, с глазами направленными точно в середину, стояла девушка, лишившаяся дара речи.

– Анижа! А ты что здесь забыла?! – прикрикнул он на неё.

Красный рисунок стыда покрыл её щёки и лоб, она хватанула воздух, породив нелепый почти хрюкающий звук, и развернулась, так быстро и резко, что едва не упала. Кальдур бесшумно выдохнул и попытался успокоить скачущее галопом сердце – девушка вряд ли увидела то, что Кальдур не хотел никому показывать. Её внимание отвлекло совсем иная часть его тела.

– Я… – робко попыталась она.

– Опять следишь за мной? – ехидно улыбнулся Кальдур, девушка дёрнулась словно от удара кнутом.

– И вовсе нет! – крикнула она и топнула ножкой. – Дурак ты, Кальдур. Настоятельница послала меня за сек…

– За сеном? Разве монахи теперь питаются как лошади? – усмехнулся Кальдур, разглядывая набитый наполовину мешок у ног девушки.

– Дурак! – она неуклюже развернулась, чтобы накричать на него, вспомнила, что он голый и тут же отвернулась назад. – Чтоб тебя ещё сильнее измутузили!

– Честно говоря… – Кальдур изо всех сил пытался удержать смех и казаться очень серьёзным и взрослым. – Я подумываю сходить к настоятельнице и рассказать ей о твоём… нездоровом влечении. Ну… к голым мужчинам и подглядываниям… Знаешь ли, для жрички это никакое не…

– Никакая я тебе не жричка! – прошипела Анижа. – А пойдешь к настоятельнице, я скажу, что ты заманил меня в амбар и показывал свои причиндалы! И слюни пускал! Одержимый!

– Ладно, уела, – Кальдур примиряюще рассмеялся. – Можешь повернуться, я уже оделся.

Анижа повернулась и тут же зажмурилась.

– Ничего ты не оделся! – она завизжала от досады и рванула вслепую к выходу. Напоролась на колонну, зашипела, обошла её и уже с открытыми глазами устремилась на улицу.

– Эй! А сено-то тебе зачем? – окликнул её Кальдур.

– Чучело будем жечь. Жаль не твоё, Кальдур! Ты сам чучело!

Он проводил девушку взглядом, ехидно улыбаясь и не без удовольствия разглядывая то, что обтягивала плотная юбка до ступней. Она, конечно, была симпатичной, но не настолько, чтобы Кальдур решился связаться с послушницей и бегать потом от жрецов по всей округе. А вот пошутить над ней он был совсем не прочь. Тем более, что его нападки более чем имели под собой реальное основание. Слишком уж часто он сталкивался с этой девчонкой и ловил на себе её взгляды.

 Усмешка сошла с лица Кальдура, он недоверчиво осмотрел вид, открывавшийся из амбара, и заодно прошелся глазам по щелям в стенах – вдруг за ним подглядывает кто-то ещё. Не стоило никому видеть его шрамы.

 Спешно набросил на плечи рубашку, наглухо застегнул её, надел портки и подпоясался. Из сумки достал флягу с холодным чаем из веток и кусок хлеба, обёрнутый в тряпочку. Желудок радостно заурчал, принимая заслуженную пищу, по которой и он, и Кальдур, уже успели соскучиться. Солнце ещё больше нагрело воздух, вне ледяного ветра и открытого поля стало даже жарко, тело приятно потяжелело и болело от труда, а еда и питье расслабили его окончательно.

Кальдур вышел на порог амбара и уставился на край деревни. Идти к берегу или искать своих приятелей чуть помладше ему уже расхотелось. Вечер обещал быть промозглым и не располагал к куренью трубки или приёму самогона. Он оглянулся и уставился на стог прошлогоднего сена. Давненько он не дремал на свежем воздухе. Пара часиков живительного сна должны взбодрить его и настроить на нужный лад – или поиск приключений в округе, или же чтение книг дома, которые он уже успел прочитать раз на десять.

Он забрался на самую вершину, раскидал травинки, нырнул внутрь и зарылся. Ошеломительный запах ничуть не выветрился за зиму, сено немного размякло от влаги и не так кололось. Мыши и змеи, его извечные конкуренты по сну в тёплом месте, спали в своих норах и досаждать ему не планировали. Тут он был совершенно один. Полудрёма приобняла его и поглотила, стоило ему только устроиться и принять горизонтальное положение.

Он думал об Аниже и других девушках из этой деревни и соседних. Может быть, его дядюшка прав, и ему пора уже остепениться и поискать ту, с которой бы он мог…

***

Ему было очень тепло. Словно горячее летнее солнце проникло сквозь засохшие стебельки и ласкало его кожу. Он ощутил на своём лице мягкое прикосновение длинных волос, приятное дыхание и дурманящий запах луга с сотней распустившихся цветов.

– Просыпайся, Кальдур. Они идут за тобой.

Мягкий шёпот раздался в его голове, как гром среди ясного неба, сердце ёкнуло и забилось быстро-быстро, сознание отшвырнуло от себя сон, и он приоткрыл глаза.

Вовремя.

В мутных пересечениях травинок, сквозь которые едва пробивался свет, блеснуло нечто ещё, острое и опасное. Он мотнул головой и чудом избежал удара. Это были не вилы зазевавшегося соседа, которому вдруг понадобилось сено, нет – это был длинный наконечник копья.

Сон как рукой сняло. В ноздрях засвербело от запаха гари, снаружи он услышал возню и крики, тревожные, злые, полные страха, совсем не типичные для шума обычного дня в деревне.

Что-то стиснуло его лодыжку и потянуло.

– Аты! Папавси! А ну ити сута!

Кальдура грубо вытащили из укрытия, он ударился об пол и тут поднял руки, защищая голову. Осматривал их украдкой, не поднимал глаз и изображал покорность и спокойствие – так была выше вероятность, что он проживёт ещё минуту-другую и не получит лезвие в живот.

Над ним стояли двое. Небритые, вонючие, перепачканные грязью, измождённые, в драных, проржавших кольчугах и остроконечных шлемах. Их плащи и рубашки были покрыты дорожной грязью, краска на них поблекла, но и так было понятно, кто они и что им нужно. Темники. Служители Морокай.

– Ти пыл праф, Фулень. Шуть не проваронили однохо. Мона била ткнут факелом тута-сюта. Сам побешит.

– Не велено жечь пока, – буркнул второй почти без акцента. – Тащи его к остальным. Ун бриттдин до ханан, Мэркос!

Кальдур стиснул зубы, дал себя поднять, не убирал руки от головы в ожидании побоев, но они ограничились лишь парой тычков древком копья в спину и парой подзатыльников. Тот, кого звали Мэркос, больше не практиковался в языке королевства, и Кальдур перестал понимать, что они обсуждают. Едва они вышли на улицу, Кальдур дёрнулся, но тут же передумал бежать – вокруг амбаров вилось ещё десятка два серых плащей.

Над деревней появилось несколько столбов чёрного дыма, который уже вряд ли принадлежал кучам хлама или кострам, встречающим весну. Пелена дыма опустилась к земле, стелилась по ней, скрывая то, что происходит за пределами деревни и на её окраинах. Пахло гарью и страхом. И как же он проспал всё это?

– Когда кончилась война? Когда?! Хватит обирать нас, ироды! Уходите к себе домой! Убирайтесь с нашей земли!

Кальдур узнал голос. Кричал староста, пока ему не заткнули рот. Таких смелых голосов было мало. Староста имел на это право – жену он похоронил, дети сгинули на войне, а сам он оставался доживать свой век тут, ворча и обучая местных ведению хозяйства. Кроме нескольких лет старости терять ему было нечего.

Целый отряд темников, не меньше пятидесяти человек в полном вооружении, не встретил никакого сопротивления. Гортанными выкриками и тычками оружия, они собрали всех жителей деревни в центре, сбили в кучку и окружили. Кальдура протолкнули сквозь оцепление и бросили к ногам жмущихся друг к другу соседей. Страх внутри этой кучки множился и только обретал силы, и уже прошёл путь от лёгкого испуга и недовольства до леденящего и сковывающего всё тела ужаса.

Кальдур не вставал, молчал и всё ещё старался не смотреть в глаза – нельзя было провоцировать злых людей на ещё большее зло. Лишь один раз он не сдержался от вскрика – увидел, что вдалеке горит монастырь.

К ним вышли двое. Крупные мужчины в годах, одетые более прилично, чем остальные солдаты, оба покрытые шрамами, с пустыми глазами ветеранов, которые видели многое, и лицами безразличными уже к горю и насилию. Их головы были бриты наголо, один носил бороду, а второй не стал скрывать за ней отъетую бульдожью ряху.

– Приветствуем вас, жители неважно какой деревни. Мы Стражи Морокай и мы здесь со священной миссией – освободить вас от зла! – громко вещал бородатый, недобро ухмыляясь. – Мы ищем женщину или мужчину со шрамами по всей спине. Больше нам ничего не нужно. Если мы найдём то, что ищём, то возьмём лишь небольшенькую кроху припасов на обратную дорогу из этой дыры. И покинем вас.

Толпа ответила ему молчанием, недоумевающими взглядами и неуверенным перешёптыванием.

– Не отводите глаза! – рявкнул второй с куда большей злобой. – На меня смотреть! Вы знаете, о ком мы сейчас говорим! Чудовище среди вас! Шрамы по всей спине. Ну! Говорите!

– Шрамы у меня есть, – раздался в тишине грубый голос.

Широкими плечами Кредх растолкал соседей, вывалился из толпы и разорвал на себе рубаху.

– Вот этот от топора, – стиснув зубы, прохрипел он, показывая плечо. – Этот от хлыста. А эти четыре – от стрел. От ваших стрел, ублюдки. Тех, кто оставил эти шрамы, я лично зарыл в землю и отправил назад во Мрак славных десять лет назад. В славной битве у горы Ногх!

Кредх рванулся вперёд. Рубанул пудовым кулачищем темника, что попытался преградить ему путь, отшвырнул как котёнка второго и оказался лицом к лицу с бородатым. Бородатый схватил его за грудки, пускай с трудом, но остановил и обрушил свой лоб на лицо Кредха. Кровь брызнула из разбитого носа и брови, тот отшатнулся, попытался снова схватить бородатого, но вдруг зашипел так тихо-тихо, словно обжёг у костра палец.

В спине у него торчал топор, который заботливо и с размахом воткнул туда второй, тот, что с ряхой. Кредх завёл руки за спину, пыхтя и пытаясь достать лезвие, схватится за рукоятку, да так и ходил туда-сюда ещё с минуту, пока не обессилил и не завалился лицом вперёд.

– Мало тебе что ли шрамов было? – усмехнулся бородатый и спокойно повернулся к побледневшей толпе. – Человек, которого мы ищём на самом деле не человек. Он кайрам. Убийца и чудовище. Монстр, которого вы пригрели на своей груди. Он среди вас. Мы знаем это точно. Нас привёл сюда его след.

Перепуганные селяне не услышали то, что сказал главарь. Смотрели, не отрываясь на Кредха и топор в его спине. И лишь спустя минуту-другую, весть о монстре начала доходить до них. Некоторые зашептались и начали переглядываться, уже совсем с другим испугом. И с подозрением. Но молчали. Даже когда темники бросили несколько факелов в дома, и над теми взвилось пламя.

– Всё равно нет? Ну что вы за люди такие… – бородатый артистично покачал головой. – Ну и чёрт с вами! Сами найдём.

Темники расступились, толпа охнула, а Кальдур едва удержался, чтобы не начать ползти назад. Из-за их стражей вышел ещё один, без доспехов, в грязной дорожной одежде, долговязый и с лицом, скрытым тряпками и плотным капюшоном. В его плотных перчатках был стиснут ошейник крупной собаки. Она рычала, лаяла, бросалась вперёд, и только крепкая хватка хозяина удерживала её от того, чтобы она сцепила зубы на чьём-то горле. Этого было бы достаточно, чтобы поселить неуверенность в сердце даже умелого воина, не то что перепуганного крестьянина. Но собака не была обычной. Её словно только что достали из печи, где та коптилась достаточно долго – её кожа была чёрной, обугленной, висела лохмотьями, и с её поверхности всё ещё поднимался тёмный дымок.

Не обычная собака. Колдовская тварь. Отродье Мрака.

Хозяин ей что-то прошептал, и тварь вдруг замерла, напряглась вся и замерла в неестественной позе, медленно переводя взгляд между крестьянами и едва слышно втягивая воздух. Кальдур, как и почти всё позади него, забыли, как дышать. Воцарилась звенящая тишина, прерываемая только потрескиванием разгорающихся домов.

И вдруг колдовской пёс залаял.

– Эта!

Кальдур не увидел, на что указал хозяин, его обзор вдруг перекрылся юбкой из плотной ткани и босыми ступнями девочки, едва торчащей из неё. Анижу возникла перед ним как из воздуха, и тут же её грубо вырвали из толпы и бросили ко псу. Она испуганно отпрянула, ожидая, что пёс начнёт рвать её, но животное не обратило на неё никакого внимания, и всё так же низко рычало, застыв в напряжённой позе.

– Хм. Не эта, – задумчиво протянул бородатый. – Эта, похоже, жричка. Смотри как одета. Не все они были в монастыре… Допросим её позже или сразу отдадим десятникам?

– Да чёрт же с ней! Хоторахк до номас, – отмахнулся от него второй, перевёл взгляд с пса на Кальдура и примерзко улыбнулся. – Этот.

К Кальдуру тут же подскочили, подорвали вверх, выволокли из толпы, ударили пару раз сапогами и бросили на колени перед псом. Шерсть на том вздыбилась, ещё больше заклубилась и пёс зарычал. Низко и угрожающе. И одновременно – неуверенно и со страхом.

– П-п-п… постойте! – крикнули сзади, и Кальдур узнал голос. Дядя. – Это мой племянник! Он слишком молод! Он не мог участвовать в войне. Если вам так нужна кровь, то возьмите меня, а ему дайте… дайте ему пожить!

Он хотел сказать что-то ещё, но его прервал глухой удар. В полной тишине дядя вздохнул судорожно и упал на землю. Кальдур дёрнулся, но у него тут же повалили на землю ударами сапог и древок. Закрылся руками, принимая удары, и увидел, как Аниже удалось уползти чуть в сторону. Всё внимание было направлено Кальдура.

– Не стоит держать нас за дураков! – рявкнул бородатый. – Мы знаем! Ваша богиня из Пекла не стеснялась использовать в войне детей. Так ведь?

Бородатый подлетел к нему, тяжёло ударил его кулаком по щеке, наступил на поясницу и рванул рубаху.

– Узрите ж монстра!

Толпа позади ахнула. Спиной, покрытой сеткой причудливых шрамов, Кальдур почувствовал их страх и недоверие, ему захотелось провалиться сквозь землю. Стражи подняли оружие, их лица стали вдруг сосредоточенными, словно выточенными из камня. Они боялись тоже.

– Ну? Чего ты ждешь? – процедил бородатый. Он достал короткий топорик и вращал им над головой Кальдура, словно выцеливаясь, чтобы пробить её одним ударом. – Превращайся! Покажи нам своё истинное лицо!

Бородатый рубанул его обухом, в последний момент перевернув топор. Добавил ему сапогом по голове и в живот.

– Я… я не могу, – прохрипел Кальдур, закрывая руками голову, сплюнул кровь.

– Не можешь?.. – удивился бородатый. – Твоя светозарная богиня покинула тебя? А? Отвечай, ублюдок.

Кальдур промолчал. Бородач плюнул ему в лицо. Схватил его за горло, нагнулся, зашипел сквозь зубы:

– Я надеялся на нечто большее. Снова посмотреть в ваши полированные маски смерти. Но сойдёт и так. Твоя богиня мертва. У неё нет больше силы. А мои товарищи будут наконец-то отомщены. Мир вращается по кругу, вчера ты, а сегодня уже я… Да, выродок… Сегодня мы закончим эту историю. Принесите мне меч! Докхак мо адан!

Один из стражей рванул сквозь оцепление и вскоре вернулся со внушительными чёрными ножнами из которых торчала рукоять двуручного и тяжёлого меча с волнистым лезвием.

– Давненько не виделись, старый друг, – поприветствовал бородач оружие, ловким движением вынул его из ножен, прокрутил в воздухе и занёс над головой. – Именем Морокай, я освобождаю эту землю от тебя, чудовище. Убирайся обратно в Пекло и больше никогда не рождайся в этом мире. Счастливого пу…

– Они не знали, – тихо и спокойно прервал Кальдур, спокойно смотря на занесённый меч. – Никто из них. Их вины нет. Я хорошо скрывался. Не стоит брать их жизни. Они просто люди, которые возделывают землю. Ничего больше. Возьми мою жизнь и иди с миром.

– Да будет так, – процедил бородатый и снова приготовился к удару.

– Сдохни, тварь! – крикнул кто-то из стражей.

– Голову с плеч!

– Выродок!

– В костёр его!

– Убийца!

– Короткой дорогой до Пекла!

Кальдур поднял-таки глаза и встретился взглядом со своим палачом. Усмехнулся ему, сплюнул кровь, и последний раз посмотрел на небо. Солнце клонилось к горизонту, окрасило его в ярко-красный, холодный ветер не оставил в небе ни облачка, а цвет его уже начал переходить от синего к чёрному. Кальдур захотел оказаться там, на недостижимой высоте, среди бесконечной голубой пустоты, навсегда объятый лучами тёплого, и яркого долгожданного весеннего солнца.

И подставил шею.

***

Услышал свист.

Острый холодок страха пробил его от затылка до копчика словно молния. Поздно было плакать, молить о пощаде и прощении, говорить что-то. Каким-то чудом ему удалось сохранить ту самую толику доблести, что отделяет человека смело смотрящего в глаза смерти от человека, кричащего и мочащегося под себя. Он лишь молился, чтобы всё прошло быстро.

Лёгкое дуновение ветра прошло по его шее, от него всё тело пошло дрожью и захотелось сложиться пополам… Долгие секунды ушли на то, чтобы понять, что его голова всё ещё на своём месте, из шеи не бьёт фонтан крови и он не чувствует никакой боли, кроме той, что родилась в его теле из ударов сапогами.

Он открыл глаза и резко поднял голову.

Рука бородача всё ещё сжимала меч, но уже ему не принадлежала. Остекленевшими глазами он смотрел на пульсирующий обрубок, лежащий на земле возле Кальдура, ещё секунду, и вдруг сам остался без головы. Его тело отшатнулось, прошло несколько шагов, завалилось и упало. Кальдура обдало кровью, горячей и солёной.

Раздались крики ужаса, хриплые команды, надрывный собачий лай, бряцанье доспехов и оружия. Толпа вокруг пришла в хаотичное движение смысл, которого Кальдур уже не мог понять, все смешалось перед его глазами. Ярким пятном в этой толпе он увидел нечто, от чего он отшатнулся, упал на спину, и что было сил пополз прочь, сквозь мешанину тел и ног.

– Госпожа, нет! Только не снова… – шептал он как полоумный и не остановился, когда стрела пролетела в паре сантиметров от его уха.

Он бежал не от фанатиков в чёрном, что собирались казнить его без суда и следствия. Он бежал от кое-чего куда хуже, что надеялся уже никогда не увидеть и похоронить где-то за пределами своей памяти.

В лучах закатного солнца её доспехи сверкали бликами. Изящная и смертоносная тень с осиной талией оставляла за собой шлейф крови, вторящий длинной косе из красного волоса, что венчала её шлем. Метровые лезвия её клинков, выходящие из запястий, проходили сквозь доспехи, мечи и щиты, словно только что наточенный нож мясника при разделке туши. Ей же не могли сделать ничего – слишком уж она была быстра и слишком уж крепкой была её броня. Он уже знал, что первым она забрала офицеров – вслед за бородачом головы лишился и лысый. Методичный убийца первым делом посеет панику и легко выполнит любую задачу в привычном для себя хаосе. У Кальдура совсем немного времени, прежде чем жернова смерти перемолят стрелков, потом самых умелых воинов, потом тех, кто ещё не разбежался. А потом она возьмётся за него.

– Рудо Фурэн!

Кричащий темник был отважным. Он не бросил оружие, не убежал, при виде вихря шипов и лезвий, что разрывают в клочья его товарищей, шёл вперёд, надеясь… На что он вообще надеялся?.. Его лицо, увенчанное продольным и уродливым шрамом ото лба до подбородка, не дрогнуло, даже когда превратилось в подушку для десятка острых и толстых игл. Он умер мгновенно, упал навзничь и преградил путь, а Кальдур вдруг вспомнил, что бежать куда быстрее, чем ползти. Едва он поднялся, и в спину его что-то толкнуло, он устремился в полёт, закончившийся глухим ударом о стену дома.

Дыхание отшибло, он потерял, где верх, а где низ, а когда собрался с мыслями, стальная тень уже была над ним.

– Ты пойдёшь со мной! – услышал он искажённый голос, от которого хотелось вжаться в землю.

Клинки убрались, твёрдая рука резко рванула его вверх, он попытался вырваться и тут же получил в челюсть. В глазах снова потемнело, нос забился кровью ещё от прошлых ударов и его потащили прочь, брыкающегося словно барашка, которого готовились зарезать на праздник.

– Отпусти меня, сука! Куда ты меня тащишь?! – заорал Кальдур.

– Заткнись. Нет на это времени.

– Я не тот, кто тебе нужен! Отпусти меня, пожалуйста!

Она отпустила. Он отполз от неё на пару метров и огляделся в поисках укрытия, но деревня уже скрылась за холмом, и вокруг было только голое поле. Он не видел её глаз, они были закрыты сталью, но понял, что сейчас они готовы прожечь в нём дыру. Она снова обнажила клинки и пошла на него.

– Кальдур! – пискнул голосок сзади.

 Холодный пот мгновенно прошиб Кальдура.

– Нет, Анижа! Уходи отсюда!

Он крикнул, вскочил и едва успел оказаться между ними. Клинок слега вошёл под его кожу, он поморщился, но не отступил, закрывая своим телом девушку.

– Кальдур… – прошептала Анижа.

– Нет на это времени.

Клинок снова убрался, воительница грубо схватила его, притянула к себе и заключила в объятия, от которых у него затрещали рёбра. Земля ушла из-под ног буквально, там её больше не было, он падал в бездну, и падение казалось бесконечным. Цвета неба, земли, пожухлой прошлогодней травы и гор на горизонте смешались в одну общую массу и перетекали друг в друга. Свистело в ушах, голову сдавило обручем, и он слишком поздно сообразил открыть рот и зажмуриться.

Едва его ноги снова коснулись земли, точнее разбились об неё, словно он прыгнул с крыши высокого сарая. Она расцепила объятия и оттолкнула его. Его тут же вырвало. Он стиснул зубы, утёр рот, одним прыжком поднялся, покачнулся, готовый бежать…

И замер.

– Что?.. – прошептал он, не в силах переварить то, что увидел.

– Нужно сбить их со следа. Тут всё ещё много магии, – простонала женщина в доспехе, держась за голову и нетвёрдо стоя на ногах. – Что-то не так. Не понимаю. Я слишком ослабла…

Кальдур сглотнул комок в горле и тревожным взглядом обвёл холмистую равнину, усеянную руинами и перепаханную громадными осколками белого мрамора. Он никогда не был здесь, но спутать это место ни с чем другим было просто невозможно. Здесь упал Небесный Дворец. Здесь его столкнули с землёй и уничтожили.

Краем глаза он заметил ещё одно движение, и сам того не понимая, прыгнул в ту сторону. За его спиной, покачиваясь после прыжка, стояла Анижа, а перед его лицом снова блеснул острый как бритва клинок.

– Эта сучка что… уцепилась за тебя?! – раздался вскрик из доспеха.

– Она невиновная… просто жричка… не нужно её убивать, пожалуйста, – прошептал Кальдур, подняв руки перед собой и пытаясь посмотреть воительнице в глаза, которые были скрыты полированной маской.

– Она чуть не убила всех нас! – лезвие дёрнулось в сторону Кальдура, но он только шире расправил руки, преграждая путь. – Ты же знаешь, что прыгать даже вдвоём опасно!

– Она просто деревенская дурочка, не нужно её убивать… Она не понимала, что делает, – затараторил Кальдур. – Это только между нами. Она спаслась, теперь в безопасности и просто пойдёт своей дорогой. Пожалуйста, убери клинок.

Она убрала. Покачнулась. Сжала кулаки. Стрельнула злобным взглядом на Анижу. Та не двигалась, замерла и не дышала, словно перед ядовитой змеёй, готовой к прыжку.

– Ты видел среди них колдуна? Отвечай! – женщина в доспехах крикнула, но уже тише. Кальдур отрицательно покачал головой, не спуская с неё глаз и лишь слегка опустив руки. Она кивнула. – Ты не понял ещё что ли? Теперь они могут выследить нас. Собаку я убила, но не успела разобраться, было ли там что-то ещё. Ладно. Мы должны идти дальше. Здесь ещё может быть опасно.

Казалось, она расслабилась и ничего им не сделает. Кальдур опустил руки и тут же получил новый удар по челюсти, который откинул его в сторону. Воительница тут же оказалась сверху, снова заключила его в объятия, и земля ушла у них из-под ног.

Снова всё смешалось и пошло перед глазами кувырком. Что-то действительно пошло не так. В полёте их мотало, словно паруса от ветра. Они вынырнули из портала в нескольких метрах от земли, Кальдур камнем упал вниз и принял на себя весь вес воительницы в доспехах.

В первую секунду ему показалось, что он нежилец. Что все его кости переломаны, а он просто не понял, как всё плохо из-за шока. Он хотел закричать от сковавшего его ужаса, но смог выдать едва слышимый хрип. Едва смог затолкать воздух в свои лёгкие, захрипел и скорчился. Тяжёсть приподнялась и освободила его.

– Эта… сучка…

По её тону Кальдур понял, что не сможет третий раз выторговать жизнь Анижи. Она точно умрёт. Стальные когти вырвут ей сердце, отсекут голову или чего ещё похуже. Он начал что-то мямлить, подорвался на ватные ноги, встал между ними, снова поднял руки, но вдруг воительница в доспехах покачнулась, завалилась вперёд и расстелилась на земле. Потеряла сознание. Под её правой лопаткой торчало чёрное оперение короткого арбалетного болта.

Кальдур выругался, шатаясь подошёл к ней, перевернул на живот и ухватился обоими руками за болт.

– Не-е-ет! – взвизгнула Анижа. – Не смей, Кальдур! Ты убьёшь её! Она истечёт кровью!

– Если не достану, точно умрёт, – прокряхтел Кальдур, пытаясь удобнее ухватиться за скользкое древко. – Доспех её подлатает, не волнуйся. Он магический. Странно, что пробило вообще. Такие раны ей не страшны.

Анижа подскочила к нему и обвила его запястья, не давая дёрнуться.

– Нет! Послушай меня. Это не обычная стрела, они готовили её для тебя. Я плохо знаю их язык, но они смеялись и говорили, что она точно тебя убьёт. Достали её из шкатулки. Понимаешь?

– Что? – руки его соскользнули, он едва не упал сверху на воительницу и отпустил стрелу. – Вот же чёрт. И что теперь?

Он сам не ожидал от себя такого вопроса, и ему не стоило ожидать ответа от перепуганной девушки. Воительница на земле застонала, прошипела едва различимое ругательство, попыталась подняться на руках, но не смогла и снова отключилась.

Кусты впереди вдруг разошлись в стороны. Кальдур отшатнулся от них, понял, что не успевает и замер с поднятыми вверх руками. В горло ему упёрлось длинное и тонкое лезвие. В согнутой руке, готовый сделать выпад, если Кальдур дёрнется, его держал статный и крепкий мужчина с немолодым лицом и седыми волосами, собранными в короткий хвост сзади. Взгляд его был ледяным, безжалостным и властным.

– Послушай свою подругу, парень, – процедил седовласый. – Разве ты не знаешь, что оружие смертных не способно навредить Избранным Госпожи?

Виденье 2. Чтобы не достаться врагу

– Скорее! Берегите голову! Да не свою! Её!

Воительница в доспехах была не просто тяжёлой, она вешала будто бы была целиком отлита из металла. Сначала они пытались нести её горизонтально, но быстро выдохлись, подхватили её под руки и поволокли, словно пьяную. Несмотря на преклонные года, мужчина оказался куда крепче, чем показался на первый взгляд. В отличие от Кальдура, он почти не сбил дыхания, хотя старался ничуть не меньше. Они петляли по полянам, холмам, ямам и прожилкам леса с добрый час. Ветки то и дело били по лицу, кровопийцы и мошкара всех мастей успела лезла в штаны и под обрывки рубахи. Кальдур хотел было запросить привала, уже просто не мог тащить свою ношу, но вдруг в середине непроглядной чащи показалась низкая пещера с отверстием, куда едва мог протиснуться человек.

– Мы на месте, – скомандовал седовласый и оценивающим взглядом прошёлся по Кальдуру. – Надеюсь, неплохо запутали следы.

Осторожно, передавая воительницу друг другу на руках, они внесли её внутрь, оттащили от входа и аккуратно положили на грубое ложе из куска кожи и сена, расположенное на едва присыпанной почвой скале. Кальдур, молча и тяжёло дыша, завалился рядом, и попытался прийти в себя и унять разбушевавшееся сердце. Над ним нависла Анижа, виновато поглядывая то на него, то на их ношу. И только сейчас он разглядел её, понял, что она всё ещё тут, стоит рядом.

– Какого чёрта, Анижа? О чём ты думала? – крикнул на неё Кальдур, едва удалось набрать достаточно воздуха.

– Прости, Кальдур… я не могла…

– Ты нас всех чуть не убила! Ты же должна понимать… или чему там учат в вашем храме? Нельзя перегружать портал. Он мог схлопнуться. Или остановиться где-то в земле. Вместе с нами. Зачем ты прыгнула?

– Да, девочка, скажи нам, кто ты такая и зачем бросилась в портал? Кому ты служишь?

Седовласый оказался рядом, встал во весь рост между ней и Кальдуром. Внизу из-под полы его плаща блеснуло лезвие тонкое и длинное, совсем не похожее на лезвие пехотного меча. Кальдур побледнел и наклонился назад – схватить седовласого за ногу, потянуть на себя, не дать ударить девушку.

– Я… я Анижа. Я служу Светлейшей Госпоже. И… – она посмотрела на перепуганного Кальдура, затем на мужчину, затем снова на Кальдура.

– Можешь дальше не продолжать. Я понял.

Мужчина вдруг улыбнулся, словно что-то в ответе или взгляде Анижи его развеселило, отточенным жестом он убрал оружие в ножны и слегка поклонился.

– Рад видеть тебя тут, Анижа. Ты уже училась медицине? Сможешь помочь моей подруге? Она ранена.

– Да! – Анижа ответила слишком громко, и её голос создал эхо в глубине пещеры, она засмущалась и продолжила уже тихо: – Да, господин, я сделаю, что смогу.

– Нужно вытащить стрелу, аккуратно. И обработать и зашить рану, – мужчина заговорил ещё более ласково, не стал пугать девушку дальше. – Справишься?

– Да, господин.

– Пройди вперёд. Около костровища, за камнями, найдёшь кожаную сумку. Там есть всё необходимое. Будь осторожна с этой стрелой и с раной.

– Бегу, господин, сейчас – Анижа склонила голову и метнулась в глубину пещеры.

– Что там случилось? – мужчина повернулся к Кальдуру и спросил уже мрачно, не стесняясь Анижи.

Кальдур молчал, смотря то на седовласого исподлобья и играя скулами, то на раненную воительницу.

– Вы всё это время следили за мной… – он вскочил, стиснул кулаки и шагнул вперёд.

– За тобой? – смесь из искреннего удивления и явного презрения окатила Кальдура как ведро холодной воды. – А кто ты, собственно, такой?

– Я… я Кальдур, – ответил он неуверенно.

– Приятно познакомится, Кальдур, – мужчина смотрел на него внимательно, словно охотник на свою добычу. Казалось, с начала их встречи он не моргнул ни разу. – Я Дукан. Мы не следили за тобой, парень. Мы следили за ними. Понимаешь?.. Так кто ты?

– Я Кальдур, – твёрже ответил юноша, стараясь смотреть так же, почти не моргая.

– Я не спрашивал твоего имени, пацан. Я запомнил его с первого раза. Я спросил кто ты такой, раз моя подруга притащила тебя сюда таким способом, очень спешила и даже рискнула жизнью ради такой лживой морды. Твои шрамы выдают тебя. И я даже не о тех, что на спине, а о тех, что так щедро раскиданы по твоему телу. Многие из них – от смертельных ран, ты знал? Но каким-то образом ты всё ещё жив. Так кто же ты, парень? Скажи мне. Я очень жажду это услышать.

Кальдур промолчал. Стиснул зубы и успокоил дыхание. Усмешка мужчины стала жесткой.

– Ты кайрам. Избранный Светлейшей Госпожи. Вот кто ты.

– Я… я был им, – едва выдавил из себя Кальдур. – А теперь уже нет.

– Ты… ты предатель! – крикнул слева искажённый голос.

Стальной кулак снова врубился в лоб Кальдура, в глазах у него потемнело, и он осел на колени, оглушённый и ослеплённый. Девушка в доспехах вскрикнула, теперь уже от боли, покачнулась, начала падать, Дукан подхватил её, и насколько мог, мягко опустил на землю. Она снова потеряла сознание. Дукан осторожно передвинул девушку назад на ложе.

– Ты врешь мне, парень? – Дукан поднялся, чуть наклонил голову, перенёс правую ногу чуть назад, положил руку на эфес своего странного оружия и плечом чуть откинул плащ.

– А это имеет смысл?! – прошипел Кальдур и махнул в сторону воительницы. – Этого уже не скрыть.

 Шишка над его бровью не выдержала издевательств, пошла трещиной, Кальдур со всех сил прижал её ладонью, но это не помогло. Крупными каплями кровь пачкала пол пещеры.

– Не сердись, мальчик, я всего лишь хочу разобраться в истине, – голос Дукана из угрожающего вдруг сделался мягким и успокаивающим, он протянул Кальдуру платок. – Я всегда считал, что живой доспех становиться частью носителя. Нельзя перестать быть кайрам. Разве это не так? Как тебе удалось снять его? Тебе помог… кто-то из них? Ты попросил помощи бледного колдуна, да? Так дело было?

– Что? – глаза Кальдура округлились от удивления, он поднял свободную руку перед собой. – Да я бы в жизни к ним не сунулся! Я жить хотел, так-то. Мне пока не надоело… Я не снимал доспех. Он сам меня покинул. Сгинул в реке.

– Почему? – Дукан нахмурился.

– Я не знаю. Правда не знаю.

Дукан не сводил с него глаз, поиграл челюстью, словно пробуя его слова на вкус, убрал руку с эфеса и кивнул.

– Хорошо, мальчик. Сейчас мы разведём огонь и поставим чай. Мы все немного устали и на взводе. День был не из простых. Я дам тебе лепёшку с сыром, а ты расскажешь мне всё. Всё, что видел и всё, что знаешь. А потом мы подумаем, что со всем этим делать. Идёт?

***

Пресная лепёшка из грубой муки и миска травяного чая подействовали на него как чарка отменного самогона, когда он был значительно младше и пробовал это пойло в первый раз. Ноги его затряслись, потом расслабились, захотели сидеть, и черт их заставишь теперь куда-нибудь сдвинуться. Он расположился на втором ложе, придвинулся спиной к уже нагретому камню, чувствовал расходящееся от живота тепло и старался дышать спокойно. Руки и нижняя его челюсть ещё подрагивали от нервов, близости смерти и перенапряжения. Он снова выбрался, был жив и в безопасности. Привычное чувство какой-то животной радости снова захватило его так же, как часто бывало много лет назад после подобных испытаний.

Но бдительности он старался не терять и изучал нового седовласого приятеля. Впечатление от того складывалось странное. Лет ему был около пятидесяти, он был крепким и высоким мужчиной, каким-то образом умудрившимся поседеть полностью так рано. Черты его лица едва ли можно было назвать благородными – слишком мощная и кривоватая челюсть, нос картошкой, нависающий лоб. Волосы, собранные в короткий пучок, выстриженная ухоженная борода, недешёвая, аккуратная, одежда с богатой выделкой и очень хорошая обувь говорили если не о его высоком происхождении, то, по крайней мере, о богатстве или причастности к какому-то высокому положению. Тембр голоса его был на удивление приятен, седовласый имел хорошие манеры и был научен разговаривать правильно.

При всём этом, странный человек был покрыть дорожной грязью и пылью так, что всё это можно было разглядеть только в упор. Стоило седовласому прекратить разговаривать, и он замирал, прикрывшись плащом и практически сливался с окружением, будто опытный охотник в лесу. Одновременно веяло от него опасностью и тут же хотелось ему довериться и открыться.

Пока они пили чай и играли в гляделки, Анижа занялась раненой. Аккуратно вытащила стрелу, зажала рану и пыталась остановить кровь. Её было немного, тонкой струйкой она стекла за бок воительнице, и это были хорошие новости, Кальдур знал, что такая потеря крови не смертельна, а даже полезна – почистит рану. Анижа же нервничала, её лицо то и дело заливал пот, она была очень сосредоточена и не спускала глаз со своей пациентки ни на секунду. Её учили лечить раны, что можно было получить в поле, полоснув по себе ножом, попав в ногу косой, или став жертвой иных неприятностей. А вот раны боевые она видела впервые.

– Твоя подруга очень смелая, – Дукан встретился с ней взглядом и подарил тёплую улыбку.

– Очень глупая, – мягко огрызнулся Кальдур.

– Ты ведь так и не понял, почему она схватилась за тебя? – Дукан одарил улыбкой и его, но уже насмешливой.

– От страха глаза велики, – Кальдур вздохнул и посмотрел в огонь. – Хотя я её понимаю. Для неё лучше было умереть от когтей или магии, чем живой попасть в руки этим ублюдкам. Хорошо, что она вышла погулять и не разделила судьбу своих сестёр из монастыря. Не знаю, каково на её месте, но будь я девушкой… поступил бы также.

Дукан ничего ему не ответил, лишь покачал головой, не стирая с лица ухмылки.

– Кто она? – спросил Кальдур, всё ещё смотря в огонь. – Я думал никого не осталось.

Девушка в доспехах дёрнулась, едва слышно застонала и снова замерла.

– Её зовут Розари. Она такая же Избранная как и ты.

– Никогда её не видел. И не слышал о ней. Они назвали её как-то странно. Фуро, что-то там. Боялись её как огня. И правильно. Не думал, что мы ещё сражаемся в этой войне.

– Красная Фурия. Так зовут её доспех и её. Я думал, что она последняя из кайрам. Ты никогда с ней не встречался. Она не сражалась на Шестой Битве. Не служила в той войне вообще. Была слишком маленькой. Мастер Лотрак уберёг её. И передал мне. Но теперь она выросла.

– Слишком маленькой… – горько выдохнул Кальдур, вспоминая сколько было лет ему, когда он в первый раз забрал жизнь.

– Нужно снять с неё доспехи, – раздался тоненький голосок Анижи. – Кровь вроде остановилась, пора промыть рану и наложить швы. Ну? Чего вы так смотрите? Помогите мне.

– Анижа… – Кальдур посмотрел на неё со смесью печали и стыда. – Эти доспехи нельзя снять. Они часть неё. Только она сама может…

Дукан жестом остановил его, с тревогой глядя на Анижу. Встал, осторожно подошёл к Розари, присел рядом, ласково провёл рукой по её шлему там, где была ещё щека и лоб, и прошептал:

– Девочка, ты должна убрать доспех. Битва кончилась. Больше не нужно сражаться. Ты должна убрать его. Или мы не сможем тебе помочь.

Пальцы Розари болезненно дернулись, она захрипела от боли и напряжения, упёрла руки в землю, попыталась встать, вся затряслась и вдруг расслабилась. Анижа охнула и отпрянула.

– Вот так, ты молодец, – ласково прошептал Дукан, отошёл назад и рукой отодвинул Анижу подальше.

По гладкой поверхности доспехов разошлась рябь и тоненькие, едва видимые, паутинки синей энергии. Металл пошёл трещинами, потерял форму, стал жидким и побежал ртутью по коже молодой девушки вверх, скрылся под одеждой в районе лопаток и затылка. Она застонала. Запахло горелым мясом, волосами и свежестью после дождя.

Анижа сглотнула, выдохнула испуганно, посмотрела на Кальдура и тут же ринулась к ней, уняла дрожь в руках, и снова надавила тряпкой на вскрывшуюся рану. Дукан улыбнулся ей, кивнул одобрительно, потрёпал рукой по плечу и уселся напротив Кальдура. Отпил глоток горького и остывшего чая, сморщился и уставился на него, словно какая-то сова, не моргая и не двигаясь.

– Значит, последние десять лет ты скрывался и ничего не знаешь? Хорошо. Я верю тебе. И не буду тебя обманывать на счёт всего этого, – он окинул рукой их укрытие. – Есть только я и она. Светлейшая Госпожа больше не с нами. Мы не знаем, где Она. Пропала после Шестой Битвы. Возможно, даже мертва. Небесный Дворец уничтожен и разбит в трех днях пути от Соласа. Мы потеряли всех зеркан, всех боевых чародеев и жрецов, всех Избранных. Есть большая вероятность, что ты единственный живой свидетель тех событий из Её окружения. После падения Дворца остатки нашего воинства сражались ещё несколько месяцев, большая часть была рассеяна и разбита, лишь трети удалось бежать. Наступление темников превратилось вскоре, они отступили к горе Ногх и укрепились там. Похоже, они так же понесли тяжёлые потери, по крайней мере, в живой силе. В остальном дела идут отвратительно. Трон Соласа так и остался без правителя. Некому исправить воцарившиеся разруху и хаос. Наше королевство стало местом очень опасным, парень.

– Они победили, – буркнул Кальдур.

– Да. Победили. Разгромили нас подчистую. Но это всё ещё не конец. Насколько я знаю, Солас был сожжён и отстроен три раза со времён Второй Битвы. Как и большая часть старых городов. И здесь возникает вопрос… А почему собственно темники не пошли к столице и не повторили?.. А я скажу тебе почему, парень. На этот раз у них другой план. Они задумали нечто куда худшее, чем то, к чему мы успели привыкнуть. Их шпионы, разведотряды и даже целые полки маршируют по нашим землям туда-сюда, вынюхивают что-то и ведут себя как дома, словно над Соласом уже вьются чёрные флаги, а мы все гниём в земле. Они не нападают на крепости, где ещё остались гарнизоны, не захватывают брошенные твердыни, не перекрывают торговые пути и не пробуют оккупировать города и порты. Вместо этого они устраивают засады или вылазки, ловят людей, вяжут их целыми деревнями и уводят их к горе. И несчастные оттуда уже не возвращаются, как ты понял. И ещё они охотятся. На всех, кто можем им помешать. На таких как ты. И на таких как я.

– Да и к чёрту всё это, – Кальдур сплюнул на землю. – Всё одно. Было не так уж и плохо…

– Под их игом? – Дукан смерил его презрительным взглядом. – О да, всё было не так уж и плохо… Пока они не сожгли твой дом, да? Так всегда бывает, пока не начинают резать именно тебя и твоих родных. Ты бы так и стоял в стороне и смотрел на это всё… Даже не так, ты бы отводил глаза, чтобы не видеть. Если бы зло не постучалось именно в твою дверь.

Кальдур промолчал, подобрал с земли веточку и потыкал ей в костёр. Дукан хрустнул шеей и попытался снова быть мягким.

– Ладно. Всё это уже не важно. Мы договорись с тобой. С меня чай и лепёшка. С тебя история, какой бы она не была. Итак, парень. Ответь мне, почему ты больше не Избранный? Как ты утратил силу кайрам? И милостью Её Света… куда ж делась Госпожа?

При слове «Избранный», Кальдура скривило, он усмехнулся и покачал головой. Собрался немного с мыслями, посмотрел на Дукана, понял, что этого не избежать, и начал говорить:

– Их армия маршировала к горе. Там и планировалось дать им бой, подальше от городов и невинных жертв. Когда мы и Госпожа сражаются в полную силу… лучше не быть рядом… М-да. В тот день… точнее в ту бесконечную ночь… я сражался внизу. Справа от меня сражалось войско, там было много факелов и огня, много шума, криков. Из-под земли лезли порождения Мрака, и я разил их… как… как и требовалось.

– Порождения Мрака… – Дукан недоверчиво попробовал эти слова на вкус и скривился. – Ты видел их?

– О… я всё ещё вижу их, – Кальдур стиснул зубы и спрятал глаза, ставшие влажными. – В своих снах. Спасибо Госпоже за мою память, я не помню подробностей, всё как в тумане. Только образы и отдельные моменты. Нашей задачей было остановить этих тварей, не дать им ударить по основным силам с фланга. То, что они могут сделать с пехотой… нельзя было им позволять. И мы делали это. Мы останавливали их. Очень долго. А потом меня призвали.

– Призвали?

– Да. Это что-то вроде порталов, которые сегодня открывала Розари. Только их открывает сама Госпожа и призывает через них своё войско. Я оказался на Небесном Дворце, в первый раз, собственно, и я не знаю, где именно. Вокруг был ветер, очень много ветра, он сбивал с ног, заставлял пригибаться к земле, уши закладывало. Мраморный пол под моими ногами дрожал и кренился, было страшно, что я вот-вот соскользну и начну падать. И вдруг я увидел свет.

– Ты видел Светлейшую Госпожу? – Дукан заметно оживился.

– Нет. Её я не видел. Как я понял, она поставила меня защищать этот проход, эту лестницу. Что там было внизу или вверху, что именно я должен был защищать, я не знаю. Это было очень странно. Раньше Она не призывала наверх таких как я. Только зерафиты имели такую честь. А сама она была где-то неподалёку, с остальными Избранными. Я увидел зарю нового дня. Тогда я улыбался, думал, что это всё. Мы победили. Настал новый день. Госпожа загонит всех тварей обратно под землю, обрушит на них огонь с небес, а фанатики Морокай бросят оружие и склонят головы, моля об Её милости…

– Но?..

– Чернота над моей головой не была ночным небом или тучами. Свет вырвал висящую в пустоте гигантскую тушу монодона, небёсного кита… его щупальца и пасть, тянувшуюся прямо к Дворцу. Он был огромен… настолько, что вокруг него вился с десяток зеркан, и никто не смог причинить ему какого-либо вреда. Алазам и его бледные колдуны не смогли бы пробить Её магические барьёры, и открыть туда портал, мы знали это, знали, что Небесный Дворец недосягаем для них… Но где-то… где-то смогли спрятать эту тварь… спрятать до последнего момента… и она обрушилась на нас словно гора.

– И что было дальше? – спросил Дукан осторожно. Кальдур молчал слишком долго, в тенях от пламени костра казалось, что он постарел лет на десять.

– Небо вспыхнуло. Всё вокруг горело, вились вспышки, молнии и разноцветные ленты, не знаю как описать… и… и этот звук, когда оно кричало от боли, когда его громадное тело рвали магическим огнём и заклятиями, которых я даже не понимаю… это оглушало и прижимало к земле. А потом на лестницу упало нечто ещё. Сначала я принял это за человека, но человеком оно не было, это уж точно. Когда оно распрямилось, то оказалось ростом под три метра и заковано в доспехи, словно выточенные из чёрного камня. Доспехи, толщиной с ладонь, Дукан! А из-под шлема у этого чудища клубилась темнота. Его дубина была больше меня, и оно ударило ей так резко, что я даже не успел среагировать. Меня прижало к земле такой тяжестью… я подумал, что меня раздавит. Доспех трещал и выл, не знаю, как выдержал. А оно ударило снова. И снова. И снова. Доспех стонал, кости трескались, я весь шёл кровью, я кричал. Я вообще ничего не смог сделать. Даже подняться. Оно вбило меня в мрамор этой лестнице, оторвало, словно раздавленного жучка от подошвы и швырнуло вниз. Вот и вся моя… Шестая Битва.

– Дубина говоришь? В человеческий рост? – Дукан отвернулся, и шевеля губами, прикинул что-то в уме. – Хм. Похоже, это был Скорбь.

– Скорбь? – глаза Кальдура оторвались от огня.

– Так его называют. Это всё очень тёмная история, в которую мне лично не хочется верить. Слишком уж она… ну сказочная. Мне довелось допросить нескольких офицеров из тёмной армии. И довелось слышать кое-что. Говорят, что накануне Шестой Битвы, в распоряжение Алазама прибыли восемь чёрных наиров, как их ещё называют, рыцарей-колдунов, которые на самом деле не являются ни рыцарями, ни колдунами, ни чем-то вообще человеческим. Они вроде как жнецы и воины самого Морокай, которых он смог каким-то способом освободить из Бездны и поднять в наш мир. И что эти наиры поднялись, чтобы подготовить мир…

– К чему?

– К его концу, Кальдур, – юноша не смог выдержать взгляда Дукана и отвернулся, старик дал ему минутку прийти в себя и продолжил: – Что было потом?

– Особо ничего. Помню, как падал, меня швыряло в воздухе, свистел ветер. Потом удар и темнота. Знаю, что упал в реку. Меня вытащил… один хороший человек. Дядя, как он просил его называть… Теперь он мёртв… из-за меня.

– Твой дядя жив, – вставила Анижа, осторожно работая иголкой. – Я так думаю. Его хорошо ударили, но не смертельно. Я видела.

Кальдур ей не поверил. Решил даже не пускать и тени надежды себе внутрь. Его ноша и так была тяжела. Безразлично он посмотрел на воительницу, что ещё боролась за жизнь. Розари под руками Анижи подрагивала, покрылась потом, шептала что-то и бредила.

– Что-то ещё, Кальдур?

– Дядя плыл на лодке, когда над его головой пролетел Небесный Дворец. Он видел человека с длинными чёрными волосами и бледной кожей, богато одетого, который шёл по воде. Он вроде как тоже упал с Дворца, но у самой воды остановился, словно… словно никуда и не падал. Человек смотрел вниз, искал что-то в воде. А потом посмотрел вверх, на удаляющийся Дворец, и растаял в воздухе. Спустя минуту или две всплыл я. Чуть живой. Не дышал. Помню только, что был страх. Но не мой, а его… доспеха. Жёг между лопаток. А потом это чувство вдруг исчезло и стало так легко. Я перестал тонуть и всплыл.

– Этот человек… думаешь, это был Алазам?

– Что? – брови Кальдура поползли наверх. – На кой чёрт я ему?

– Ты-то ни к чему. Мастер Лотрак говорил, что Алазам проявляет недюжий интерес к живым доспехам. Даже якобы несколько кайрам пропали в засадах, устроенных им лично. Да и кто из бледных колдунов выглядит как богач и любит парить в воздухе? Хм. Ясно.

– Что ясно? – удивился Кальдур и непонимающе уставился на Дукана.

– Доспех покинул тебя, чтобы его не забрал бледный колдун.

– На кой чёрт ему доспех? – Кальдур зацепился за это как за шутку и рассмеялся, был рад разбавить их мрачную беседу. – Ха. Он никогда не будет служить порождению Мрака.

– Доспехи послужили им для других целей… – с каменным лицом пробормотал Дукан и указал на рану Розари. – В качестве мишеней, как минимум. Чтобы найти оружие против светоносного металла.

– Оружие? – нахмурился Кальдур.

– Стрела, господин, – Анижа присела на коленки рядом с ним и протянула Дукану нежный расшитой платочек, пропитанный кровью.

Дукан развернул его осторожно и осмотрел снаряд, медленно вращая его в пальцах. Короткое, толстое древко. Небольшое оперение. И уродливый, треугольный бронебойный наконечник, грубо отлитый и скорее похожий на отесанный камень, чем на металл.

– О чём я и говорил. Видел такой когда-нибудь, Кальдур?

– Нет. Похоже на обсидиан. Он крепче стали. Намного. Раз смог пробить доспех.

– О, это не обсидиан, парень. А какое что похуже. Чёрная руда. Говорят, её добывают так глубоко в земле, что гниль Морокай отравляет там даже металл. Поэтому их похоже так тянёт к горе Ногх. Старые шахты так глубоко в земле, что там до Морокай совсем недалеко. Вот же чёрт.

– Они искали средство против нас… и нашли. Чёрт. Доспех бесполезен, если его может пробить любой лучник, – до Кальдура наконец-то дошло. – Вот зачем колдун хотел забрать меня. Хм. Значит, мне ещё повезло. Вовремя я закончил с этой войной.

– А ты закончил? – странно спросил Дукан.

– Закончил, – отрезал Кальдур, смотря на него исподлобья. – Какую бы ты сладкую песню не подготовил для меня, старик… я туда не вернусь. Хватит. Я больше не хочу это делать.

– Что делать, Кальдур? Что? Спасать людей? Освобождать их от зла? Что делать? – старик не пытался скрыть призрения и издевки в своём голосе.

– Убивать их! – Кальдур вдруг побелел и зарычал так, что Дукан и Анижа вздрогнули. – Не лечи мне того, чего не знаешь! Мне уже говорили о священной миссии и что только я, «Избранный», могу остановить порождения Мрака. Но на деле… на деле мои руки по локоть в крови людей. Да, чёрт тебя дери, они были врагами! Они убивали наших! Они были солдатами, которые знали на что идут… Но они были людьми. Живыми, проклятущими людьми! А у меня выбора не было…

– Мы всем платим цену, Кальдур…– холодно ответил Дукан, поджав губы.

– Но не такую! Не такую. Ты взял меч по своей воле. Из-за своих взглядов ушёл в лес и скрываешь её! Рискуешь жизнью по своей воле. Ты так решил! Ты! А меня забрали из семьи так рано, что я не помню лица матери, старик! Я не знаю, сколько мне было лет, когда я убил в первый раз! Двенадцать? Может, быть десять? Мне не сказали. У меня не было выбора. Ты знал, старик? Знал?! Что все клинки живого доспеха направлены наружу, на зло и порождения Мрака, все… все, кроме одного. Один всегда направлен в сердце носителя, и если тот засомневается, хотя бы на семь вдохов, то клинок пронзит его… Ты знал это, старик?

Дукан покачал головой, наконец-то, моргнул, вздохнул, вроде бы расслабился, но его голос и поза налились ещё большей тяжестью.

– Да. Ты прав, Кальдур. Я не знаю многого. Меня поставили на это место, положили мне на плечи мешок с этой ношей и сказали идти вперёд. Куда точно и когда остановиться не сказали. И какой будет цена тоже… Но… некоторые вещи мне известны, парень. Я знаю, что у тебя не было выбора. И знаю, что и сейчас всё ещё нет. И не будет.

– Что ты несёшь, старик?

– Ты будешь сражаться в этой войне, хочешь ты того или нет. Потому что, Кальдур, ты не спаситель. Ты не Избранный. Ты Избранный Проклятый. Вот ты кто.

– Что? О чём ты?

– Этого вам не рассказывают. Но я знаю. Знаю. В прошлой жизни ты совершил страшный грех. Как и всё кайрам. Ты отверг жизнь, дарованную тебе. Ты отверг все дары Светлой Госпожи, убил самого себя, очернил свою душу и теперь, если ты не очистишь её… то она пойдёт прямо на корм Морокай. Потому что она больше не достойна. В Последней Битве у Врат Её Царства и в каждом посмертии до этой Битвы, Госпожа не будет защищать твою душу. Врата для тебя закрыты. Ты будешь сам по себе, и Мрак поглотит тебя. Если ты не искупишь свою вину. Этого ты хочешь? А, парень?

Кальдур побледнел ещё больше, его прошиб пот, его перекосило от гнева и страха, их дуэль взглядов вот-вот грозилась перейти в дуэль реальную, но Дукан вдруг вздрогнул и переключился на Анижу, что снова подошла к нему.

– Что скажешь, Анижа? Её рана серьёзная?

– Скверная, господин, – Анижа поджала губы, но смотрела на него храбро. – По крайней мере, она не изошла кровью. Артерии и вены не задеты. Сейчас всё зависит от неё. Она сильная. Я думаю, ваша подруга выживет.

– Ты можешь ещё что-то для неё сделать, девочка? – Дукан подмигнул ей, но этот жест был вовсе не веселым, а скорее опасным и угрожающим.

– Да, господин, – Анижа изобразила нечто среднее между реверансом и поклоном. – Волей Светлейшей Госпожи завтра на рассвете, после того как я отдохну и проведу ритуал, я дам ей своих сил, сколько смогу.

– Тебя уже начали учить чудесам?

– Нет, господин. Я слишком молода. Но… пока никто не видел, я училась сама. По книгам.

– Спасибо тебе, дорогая моя. Я буду тебе должен.

– Не за что, господин. Я живу, чтобы служить.

– Ты хорошая девушка и верная. Но сейчас я попрошу тебя немного погулять, потому что нам с Кальдуром нужно кое-что обсудить. Ты и так наслушалась. Хорошо?

– Да, господин. Я буду сразу у входа.

В проходе она развернулась и с тревогой посмотрела на Кальдура. У того снова пошла кровь и он держал платок у брови.

Дукан подождал, пока она ушла, и его взгляд снова стал тяжёлым и неподъёмным. Но в тоже время полным чего-то ещё. Надежды ли?

– Сынок, ты проиграл ту битву, я понимаю. Тебе досталось. Но мы ещё дышим и мы ещё живы. Мы ещё не проиграли. Война идёт, пускай тебе страшно, ты устал и больше не хочешь смотреть в эту сторону… Но, парень, ты видел всё это своими глазами, так же ясно, как сейчас видишь рану это бедной девочки и мое лицо. Ты знаешь, что там, под горой, сокрыто нечто куда более ужасное, чем ты можешь себе представить. И когда оно выберется на поверхность не останется уже ни одного далекого селения, ни одного поля, ни одного уютного домика и ни одного доброго дядечки, у которого ты бы мог спрятаться и переждать бурю, парень. И я знаю, поверь мне, я знаю, как ты хочешь упасть на колени и склонить голову перед этим мечом, чтобы он наконец-то сразил тебя, чтобы он прекратил твои муки, чтобы он забрал кошмары, что стоят у тебя перед глазами и гоняться за тобой каждую ночь. А теперь посмотри на неё. Посмотри на эту маленькую девочку со стрелой в спине. Посмотри на свою подругу, которая сегодня едва-едва избежала смерти, страшной смерти, о которой не хочется даже думать. Подумай о них. Разве они должны жить в таком мире, Кальдур? Разве это правильно? Разве ты хочешь оставить их в таком мире, парень?

– Ты не понял, – задыхаясь, прошептал Кальдур. – Это всё уже не моё дело. Я свою цену выплатил. Я отдал жизнь! Отдал её, бросил в эту печь, чтобы она там сгорела синим пламенем! Я больше не Избранный. У меня больше нет оружия Госпожи. Если я пойду туда, то первая же стрела, самая обычная, просто убьёт меня. Без доспеха я ничто. И от этого не будет никакой пользы, ни тебе, ни мне, ни Госпоже.

– Если хочешь посмешить Госпожу – расскажи ей о своих планах! – Дукан вдруг зашёлся искренним хохотом, а Кальдур растерянно смотрел на него, пока тот не просмеялся. – Я старый калач, Кальдур, тёртый. Я убивал людей во имя всего хорошего, ещё когда твоей матери не было в планах. Я не особо верю в то, что не видел своими глазами. Я предпочитаю доверять и проверять, только потом делать выводы. Но то, что случилось сегодня… и твоя история… знаешь, Кальдур, она все больше напоминает мне план. Не мой. Её. Госпожи.

– Что ты несешь, старик? Я не понимаю тебя.

– Следуя за тем отрядом темников, который облазил все самые скверные дыры в округе, пару месяцев назад мы нашли кое-что, что они упустили. Выдолбили это изо льда, потратили почти четыре дня на работу, чуть не погибли в ледяной расщелине, пообморозились всё. Но достали.

Дукан поднялся, ушёл за камни в темноту и вернулся, таща внушительную сумку. У самого костра раскрыл её и положил содержимое перед ногами Кальдура.

– Что это? – спросил Кальдур, рассматривая увесистый металлический крест с кольцом посередине тремя короткими щипами и одним длинным, немного похожий на короткий меч.

– Никогда не видел? Ха. Тебе не показали. Это живой доспех, Кальдур. То, как он выглядит вне тела носителя.

Кальдур отпрянул от креста и вжался в стену. Страх сковал его и начал душить.

– Тот, кто владел им, не был простым кайрам. Он был всадником зеркана, настоящим зерафитом. Они разбились в горах, оба погибли, и всадник, и его стальной зверь. Но Розари почувствовала, что доспех всё ещё жив. Что ранен и скорбит по хозяину. Но он всё ещё работает. Мы достали его изо льда. Вот он, перед нами. Понимаешь, Кальдур? У нас есть доспех без хозяина. И хозяин без доспеха. Как думаешь, это случайность?

Виденье 3. Останешься и погибнешь

– Проснись, Анижа. Только тихо.

Анижа дёрнулась от его прикосновения, вся сжалась, испуганно открыла глаза, и он тут же положил мягко ладонь на её губы.

– Что такое, Кальдур? – прошептала она тихо, словно мышка, когда он убрал руку. – Розари в порядке?

– Да, ей лучше. Можешь уже не беспокоится. Ты умничка у меня. Но теперь мы должны идти, Анижа. Эти люди, они плохие. Нам с ними не по пути. Мы должны уйти, пока не случилась беда. Ты пойдёшь со мной?

– Конечно, – она подумала секунду и ответила уверенно. – Сейчас.

Шурша юбкой и побрякивая бусами, она села, наскоро расчесала пальцами волосы, нервно поднялась, едва не оступилась, огляделась в поисках своей сумки, схватила её и поднялась, уже готовая идти. Кальдур прислонил палец к губам, чтобы она замерла.

Дукан не пошевелился. Казалось, он мёртв, настолько тихим и ровным было его дыхание, он лежал дальше от костра, спиной к ним. Розари была бледной, её всё ещё покрывала испарина, и дышала она редко и отрывисто, с едва слышными хрипами. Бесшумно и осторожно Кальдур подложил в костёр несколько дровишек, подождал, пока огонь обнимет их и послышится громкий первый треск. Встал, взял за руку Анижу и, осторожно ступая по камням, вышел наружу. В проходе Анижа на секунду задержалась, обернулась, тревожно посмотрела на Розари и засеменила следом.

Лес у их убежища рос плотной стеной, тусклый свет звёзд едва давал рассмотреть в нём хотя бы что-то. Он задрал голову, нашёл звезду Завета и повёл за собой Анижу. На восток. Подальше от горы Ногх и того, что она скрывает.

Туман стелился по земле, вдалеке шумел сверчок, а они старались идти очень тихо.

***

Утро, а точнее полуденное солнце, встретило их вжимавшимися в ствол дерева и друг в друга. Ночью они почти не спали, слишком уж было холодно. Плащ и свободная рубаха на три размера больше, взамен изорванной, которую Кальдур нашёл в глубине пещеры, совсем не помогали. Анижа была одета получше, но предпочла бы такой ночи тёплый дом или хотя костёр, который им никак нельзя было разжигать. Вместо отдыха, все их силы ушли на дрожь и клацанье зубами. Он пожалел, что побоялся стянуть с пещеры ещё хотя бы кожанку и что не утеплил свои штаны колючей соломой с пола.

Едва солнце перекинулась через верхушки деревьев, и стало повеселее. Оно вселило надежду, осветило дремучий лес, отогрело усталые мышцы. Кальдур посмотрел в глаза Анижи, как мог смело и успокаивающе, поднял её, растёр ей плечи, и ладони, чтоб быстрее согрелась, взял за руку и снова повёл за собой.

Она ни разу не пожаловалась, не разозлилась, не попросила остановиться или передохнуть. Шла за ним, словно верная собачонка, и как-то так же смотрела ему в глаза.

У первого ручья он обмылся и утолил жажду, проклял на три раза ледяную воду, но хотя бы смыл с себя призрачные остатки сна. Предложил ей, но она ответила загадочной улыбкой, покачала головой и указала на солнце.

Деревенская дурочка. Или скорее набожная дурочка. Голову ей забили в монастыре, постами, обетами или чёрт пойми чем. Не будет пить и упадёт где-нибудь. Придётся тащить её на себе. Неужели она всё ещё верит во всю эту белиберду, неужели ещё не поняла, что происходит вокруг?

Может и так. Просто она не видела того, что видел Кальдур. И пускай уж лучше остаётся дурочкой и никогда не увидит.

Кальдур увернулся от очередной ветки, метившей ему в лицо, и помянул ругательствами мать ёлки, что низко росла так посреди дороги. Оступился, запутался в иголках ёлки поменьше, зашипел, закрыл лицо руками, продрался сквозь препятствие. И едва удержал победный крик, когда его ноги провалились в пустоту, и он вывалился между деревьями на плотную и утрамбованную колею посреди леса. Дорога! Отличная, почти ровная, утоптанная ногами людей и копытами лошадей. Дорога, на которой есть люди, есть жизнь, на которой они спасутся от ледяных ночей леса, найдут еду, теплую одежду, воду и ночлег.

Анижа выбиралась из окружения чуть подольше, и Кальдуру на секунду показалось, что она плачет от безысходности или молется. Ёлка схватила её за капюшон и чуть не уронила, но победно смеющийся Кальдур успел подхватить девушку и освободить от плена.

Она отряхнулась от пыли, иголок и веточек, застрявших в одежде, а Кальдур услышал звук, показавшийся ему родным и приятным. Скрип колёс телеги, которая удалялась по параллельной дороге в сторону от них.

– Что за город там впереди? – крикнул Кальдур, и возничий обернулся.

***

Лукат. Когда-то стихийный рынок у маленькой деревушки, теперь же десятый крупный город Эррезира и стратегически важный порт на заводи величественной Явор. Через него, и цепочку городов подобных, товары и богатства со всего запада и севера стекались в столицу. Где-то в таком портовом городке, пахнувшем влажной свежестью, и одновременно рыбой и тиной, вырос сам Кальдур. Ему не сказали, в каком именно, а сам он почти ничего помнил, но в таких местах бывать любил. Словно дома, которого у него никогда не было.

Не было у этого города никаких крепостных стен и гарнизонов, никакого шрама войны или напоминания о ней. Дорога переходила в лачуги и поля, потом упиралась в высоченную арку над головами, а сразу за ней начиналась центральная улица, такая широкая, что по ней можно было протащить корабль. Низкие дома, из камня, дерева, кирпича и глины, самых разных форм и размеров были раскиданы по её сторонам. Дорога у первого перекрёстка налево вела к набережной и порту. Направо, петляли жилые кварталы, становясь всё более узкими и плотными к окраинам города.

Они остановились около арки и спрятались под её тенью от толпы людей, снующих туда-сюда по своим делам.

– Анижа, – он взял за плечи и посмотрел в лицо.

– Да, Каль…дур, – она выглядела усталой, взгляд её голубых глаз поблек, а почти бесцветные волосы растрепались речным ветром.

– Это крупный город, Анижа, – он старался говорить тепло и благодарно. Так чтобы она поняла. – Далеко от войны. Здесь есть храм, и не один. И монастырь. Они могут принять тебя, я поговорю с ними.

Она задумалась, замолчала, как-то помрачнела и отстранилась.

– Анижа, твой монастырь сожгли из-за меня, – он говорил медленно, тщательно подбирая и расставляя слова. – Из-за меня погибли люди. Твоих подруг больше нет, нет твоих учителей, нет настоятельницы. Это моя вина. Они придут снова. Не сегодня и не завтра, но придут… Со мной опасно, Анижа. Останешься… и погибнешь. Я хочу, чтобы ты пошла своей дорогой, понимаешь?

– Понимаю… – она отвела глаза и опустила голову. – Но я уже выбрала.

– Не понял.

– Кальдур, если бы меня не было рядом, та девушка бы погибла. А она служит Госпоже куда сильнее, чем я. Ты бы тоже погиб. А ты нужен Госпоже, куда сильнее, чем я. Понимаешь? Может быть… может быть, я глупая, но я оказалась именно в том месте, где должна была оказаться.

– Анижа, – Кальдур раздавил смешок у себя в горле, улыбнулся и посмотрел на неё, как на ребёнка. – Все эти вещи, о которых ты говоришь, в которые ты веришь… они не совсем такие, когда дело касается реальной жизни. Тебе запудрили голову, потому что ты молодая, потому что ты не видела ничего. Я никакой не Избранный больше. У меня нет силы. Госпоже плевать на меня. Меня использовали и выкинули на свалку, как старое ведро, которое больше не может держать воды. А ты просто девчонка без мамы и папы, которую приняли в монастырь, учили там чёрти пойми чему, и которая потом каким-то чудом не погибла, уцепившись за жизнь и сбежав от опасности. Это был верный поступок, Анижа. Лучший в твоей жизни! Ты стоишь тут, дышишь этим свежим речным воздухом, ощущаешь на коже лучи солнца, и у тебя всё жизнь вперёди. Но ты перечеркнешь всё это, если пойдёшь за мной. Я буду прятаться. А плохие люди будут искать меня, понимаешь? И скорее всего… найдут. Не сегодня, не завтра, но когда-нибудь это случиться. Я не хочу, чтобы ты была рядом в этот момент. Слишком…

Он осёкся, а она вырвалась и отвернулась.

– Слишком много крови на этих руках… – тихо сказал он. – Прошу тебя, уходи. Ты очень хорошая и добрая, но тебе не нужно спасать меня. Спаси тех, кто достоин этого. Тех, кого ты сможешь спасти. А лучше уходи дальше от всего этого. Далеко на запад и юг, за Солас, туда, где Явор разбивается на водопады и исчезает в скалах. Туда, где живут истинно-свободные люди, до которых руки правителей и жрецов просто не дотягиваются. Живи для себя. Найди мужа. Роди ему детей. Помоги построить хороший дом. Проживи жизнь, которую заслуживаешь. Забудь обо всём этом, как о страшном сне. Пожалуйста.

– Нет, – отрезала она.

– Тогда я уйду от тебя ночью. Тихо. Ты не заметишь. И не сможешь меня найти. Я не хочу поступать так, не хочу расставаться с тобой так, но ты меня вынудишь.

Она сжала кулаки, опустила плечи и голову, постояла так минуту, пошмыгала носом, развернулась резко и зашагала прочь. Кальдур нашёл в себе силы и улыбнулся ей вслед.

Это он здорово придумал. В храме о ней позаботятся, накормят, оденут, предоставят укрытие и кров. Не выдадут, если кто будет спрашивать. Кому нужна мелкая девчонка, у которой за душой ничего нет, кроме доброты и глупости? Её искать не будут, никто даже не вспомнит, что она была рядом с ним. Никто этого не видел. В таком большом городе много людей. Легко потеряться. И начать новую жизнь.

Эта мысль успокоила его разум, а вот его живот при упоминании корма вдруг зарычал и обиделся.

– Что? Отвык переносить голод, псина? – ухмыльнулся Кальдур и похлопал ладошкой старого приятеля. – Жалование нам в это путешествие, увы, не выдали. Но в таком большом городе должно найтись немного еды для нас с тобой. Видимо, придётся проверить… сохранилось ли во мне хотя бы толика той юркости, с которой я таскал себе пропитание в Драконьем Чертоге. Жаль, я уже не такой маленький и незаметный.

Кальдур огляделся и оценил обстановку. Центральная улица, где они разминулись с Анижей, была заполнена торговыми лотками и толпами народа. Укрываясь капюшоном, он оглядел лавочников, стоящих рядом. Те были наготове, кричали о своих товарах, улыбались, одним глазом выискивали клиента, за которого можно зацепится, а вторым приглядывали за товаром. Внимательно и напряжённо. Даже с какой-то угрозой.

Живя в деревне так долго, Кальдур как-то и отвык от подобных взглядов и напряжения внутри людей. Тут своих не было, не было соседей, не было сородичей. Каждый сам за себя искал место под солнцем в большом городе. Стоит привыкнуть к этому и быть осторожным с людьми.

Между лавочникоми и Кальдуром, как из неоткуда, вдруг возник юнец с веснушками, бесстыжими и жестокими глазами и шрамами на обритой голове. Он недобро посмотрел на Кальдура и покачал головой, предупреждая, что тут ему не рады. Кальдур пробежался удивлёнными глазами по площади и заметил ещё с десяток шпанцов помельче, неотрывно следящих за ним с разных точек улицы.

Вор вора видит издалека. Как-то Кальдур не подумал, что у него и тут будет конкуренция. И похоже, весь его вид сразу же выдал намеренья. И не только банде оборванцев, но и лавочникам, которые не то что, будут глядеть за ним в оба, а скорее всего, предпочтут подпустить поближе и ткнуть его куда-нибудь ножичком, чтоб больше не рыпался на чужое.

Кальдур примеряющее улыбнулся рыжему, поднял руки, показывая, что сдаётся, убедился, что мелкие бандиты уловили смысл его послания, развернулся и пошёл прочь. Дела в городе идут не очень хорошо, раз кучка детей готова драться с ним за еду среди бела дня. Кальдур не был дураком, чтобы ввязываться в такое противостояние. Физическая сила и его габариты ничего не решали, мелкой худой ручки вполне хватит, чтобы засадить ему заточку в спину или в ляжку. А если таких ручонок будет много, он ничего не сможет сделать. Слишком обидная смерть.

Опыт Кальдура подсказывал, что помимо рынка в этом городишке было полно не таких очевидных мест, где можно было попытать счастья в вопросе набивания пуза. Он не стал идти далеко. Обогнул центральную улочку, протиснулся по переулкам, прошёл по набережной рядом с портом и вдохнул речной воздух доков.

У забитой пристани мирно покачивались лодки и судёнышки всех размеров и мастей. Это был один из тех суровых годов, когда даже величественная Явор попала под власть льда и вынуждена была покорно ждать, пока солнце не освободит её из плена. Перевозчикам и торговцам предстояло ждать ещё недели две или три, пока риск столкновения с острой глыбой не исчезнет полностью. А пока в порту было пусто и малолюдно. Лишь несколько работяг латали паруса, проверяли вёсла, чинили и конопатили борта своих судёнышек.

Куда больше Кальдура интересовали рыбаки, они уже давно должны были начать рыбачить. Для начала сезона им нужна была всего лишь лодка, снасти, да пара весёл. Под прикрытием прибрежной косы из песка и скал, что стояла перед городом, и которой был знаменит Лукат, их предприятие выглядело абсолютно безопасным.

Кальдур изо всех сил сделал вид, что является частью этого порта, знает его как свои пять пальцев, что он свой человек и просто идёт по делам, как делал это уже сотню раз. Внимания на него, вроде как, не обращали, не косились и не провожали взглядом. И уже ближе к концу порта, ему улыбнулась удача.

Удачливый рыбак и его напарник, только-только пришвартовали громадную лодку и выбросили с её борта несколько сетей, полных бьющейся рыбы. Он услышал их радостную речь издалека, результат рыбалки впечатлил их самих, и они скрылись в прибрежной биндюшке то ли покурить трубку, то ли употребить чего покрепче, прежде чем освобождать сети и разбираться с уловом.

Стараясь не делать резких движений, Кальдур спокойно прошёл рядом, скрыл свой силуэт за грудой ящиков и нагнулся к сетям.

– Что-то потерял? Э? – окликнули его со стороны биндюшки.

Рыбаки не собирались делать перерыв. Они пошли за инструментом. Один из нз держал вёдра, а второй стискивал в кулаках тесак и острый нож для шкуры. Кальдур чертыхнулся, поднялся, на ходу выдумывая, чтобы соврать и прикидывая, не стоит ли ему уже прямо сейчас начинать бежать.

– Это не он потерял, это я потеряла, – знакомый голосок прервал виноватое мычание Кальдура.

Анижа подбежала к вышедшим из биндюшки крепким рыбакам с перекошенными от злобы лицами и ткнула в них значком со своей шеи – солнцем с четырьмя большими навершиями по сторонам света.

– Простите, пожалуйста, если Дур-Дур успел сделать что-то непотребное или неприличное. Не успела уследить за ним, он как ребёнок, ну умественно-отсталенький у нас. Настоятельница послала нас за рыбой, сказала самой свежей, чтоб взяли. Он должен был только тащить кадку, на большее скудного ума его не хватит. А он отчего-то решил дать волю своей придури и побежал к реке. Может, самую свежую искал, как настоятельница сказала. Еле догнала его.

Моряки недоверчиво переглянулись, посмотрели на Кальдура и на невинные и наивные глаза Анижи. Снова переглянулись.

– И давно он такой? – кивнул один из них.

– С рождения, господин. Отдали его нам в монастырь, так как родители не хотели… ну такого. Вот мы за ним и присматриваем, юродивым. Бывает, конечно, натворит делов. А мне потом красней за него.

Рыбаки отошли, всё ещё поглядывая на Кальдура, пошептались и вернулись.

– Хорошая ты девчонка, – улыбнулся один из них. – И красивая. Жаль обет взяла. Тётя Мо… ой, ну… настоятельница меня самого растила. Батька на войне сгинул. Мать пропала почти сразу. Десять мне было, когда мне койку дали на чердаке и кормить начали, как родного. Эх. Давно я к ней не захаживал, аж стыдно стало. Не надо вам на рынок идти, мы вам рыбы так дадим. Она, и правда, самая свежая.

Он раскинул сети, выбрал рыб поживей, что ещё бились, да потолще, выкинул из старой корзинки мусор, нагреб туда улов и плотно закрыл крышкой.

– Вот, держи. Настоятельнице только не говори, что меня видела. Я к ней зайду скоро. Проведаю. Здоровье-то ещё при ней? Хотя не говори. Сам зайду.

– Ой, спасибо добрые господа! Да согреет и осветит вас Светлейшая Госпожа!

Она схватила корзинку в одну руку, в другую Кальдура. Дёрнула, словно непокорного ишака за вожжи, и повела прочь.

Они ушли от города, скрылись в лесочке неподалёку и нашли полянку на возвышении с видом на дорогу, город и реку. Кальдур молчал всю дорогу, и только когда они точно оказались наедине и вне пределов слышимости, прикрикнул на неё:

– Анижа!

– Ну что? – прикрикнула она в ответ. – Думал, уйду? Гони меня, кричи, ударь, не уйду. Буду рядом. Тут мне нужно быть.

– Да я ж о тебе волнуюсь, глупая ты овечка! Со мной опасно. Пойми это!

– Значит, вдвойне нужно рядом быть.

Она покраснела от злости, надула ноздри и щёки и совсем не думала отступать. Он замахнулся на неё, но ударить не посмел.

– Вот дурёха ты! – Кальдур топнул ногой и отвернулся. – Ну и чёрт с тобой! Сама потом поймёшь, что бежать пора было. А уже поздно будет.

– Дур-Дур!– прошипела Анижа.

– Ладно. Проехали, – Кальдур выдохнул примирительно, снова повернулся к ней, выхватил из рук корзинку. – Голодная? Нож есть? Не хочу руками рвать.

Она ещё немного посверлила его взглядом, тоже выдохнула, порылась в сумке и выдала ему совсем коротенькое лезвие, похожее скорее на маленькую стамеску, чем на нож. Кальдур открыл корзинку, достал оттуда рыбину и хряснул её об землю, что было силы – так, на всякий случай, вдруг ещё живая. Провел легонько лезвием по её брюху, раздвинул в стороны, избавился от потрохов, подцепил шкуру и умелыми движениями содрал.

Сразу же зачерпнул пальцами нежное мясо, засунул себе в рот и одобряюще заухал. Опомнился и протянул рыбину Аниже.

– Вот ты клубень, конечно, – она не взяла. – И варвар. Кто же ест рыбу сырой?

– Я ем. И дядя ел, – непонимающе забасил Кальдур.

– А червей из задницы вам кто доставал? – глаза Кальдура округлились смесью недоверия и ужаса, но Анижа не шутила и смотрела на него строго, уперев руки в бока. – А. Значит, ещё всё впереди. Ну, давай. Кушай-кушай. Приятного тебе аппетита.

***

Жаренная на костре рыба казалась яством, что подают по ту сторону Врат Её Царства. И Кальдура, и его старый приятель-желудок, едва могли оторвать себя от нагретой солнышком мягкой полянки, где им знатно похорошело после плотного обеда.

Анижа спокойно и не торопясь разделала и приготовила рыбу, но поела спустя часа два, как только солнце преодолело зенит. Оставшуюся рыбу они прикопали в корзинке в землю – надеялись, что она не попортиться ещё денёк или два.

– Что дальше? – спросила Анижа, наслаждаясь ветерком и уже порядком разыгравшимся солнцем.

– Даже не знаю, – честно признался Кальдур. – До Соласа отсюда дня два-три пути. Неплохо было бы рвануть туда. Может, мне удастся найти в столице пару знакомых, которые помогут.

– Ты жил в столице?

– Бывал там. И несколько людей, у которых есть положение, всё ещё должны мне.

– Что должны?

– Ну… жизнь. Или что-то менее обременительное. Вроде круглой суммы денег и помощи в том, чтобы исчезнуть. Уйти куда-нибудь, гдё всё это не достанет. Думаю, это место на востоке. Или на юге.

– И зачем ты хочешь насмешить Госпожу? – Анижа снова посмотрела на него с сомнением, пытаясь догадаться действительно тот дурак, или просто играет с ней.

– Мне на Неё вообще плевать, Анижа. Я жить хочу, – в ответ на его заявление Анижа скорчила ему рожу, покачала головой и постучала пальцем по виску, показывая, что он и правда не очень умный, но Кальдур не обратил внимания, и продолжил: – Это всё вилами по воде. Три дня по этим лесам мы не протянём, нужно хотя бы элементарно подготовиться. Хотя бы ботинки мне найти. И еды, которая не завоняет уже к завтрашнему обеду. Вернёмся пока в город. Может, удастся выполнить какую халтурку. Или напроситься к торговцам или к тому, кто поедет на телеге по тракту.

– И что потом?

– А потом, Анижа, будет потом.

Она закатила глаза, вздохнула и вскочила с пенька.

– Ну веди. Дур-дур.

***

Ближе к вечеру они успели обойти с полгорода и поговорить почти что с сотней людей. Нищенский вид Кальдура и его способности договариваться не привели ни к чему хорошему. Только один мужичок преклонных лет предложил Кальдуру вырыть яму под новый сортир на его участке за городом, но плата в обмен на эту работу, едва ли тянула хотя бы на один обед. Усталые и расстроенные они попёрлись на поляну, где обедали, и решили там же устраиваться на ночлег – все равно других вариантов не было. Кальдур погрузился в мысли о том, что на этот раз ему стоит насобирать упавших и уже сушеных еловых веток, сложить из них постель и хоть какое-то подобие крыши, чтоб тепло не так уходило. Он так отчаянно не хотел снова мёрзнуть и стучать зубами, что подумывал стянуть в порту хотя бы кусок старой парусины, прекрыться им или сделать палатку.

Продолжить чтение