Читать онлайн Жуть бесплатно

Гена Лесик стал «спотыкаться» на словах, которые начинались с губных согласных «б» и «п», с момента появления у него речи. Родители водили сына сначала по врачам, потом по бабкам. Эффект был одинаковый. Речь не выравнивалась. Если встречались непроизносимые согласные, его губы плотно смыкались, белели, а лицо напрягалось и краснело. Щеки и губы надувались воздухом, который периодически прорывался изо рта наружу, и получалось что-то типа серии плевков. Раздраженный Гена начинал гримасничать, дергать головой и руками, упрямо пытаясь произнести ненавистные звуки. Крылья его носа раздувались, словно помогая губам. От напряжения он даже переставал моргать. Измучив себя и собеседника, в конце концов выдыхал безнадежно и шумно, замолкал и отвечал без слов, просто кивая головой. Но иногда у Гены бывали «светлые» периоды, когда говорилось легко. Тогда окрыленный речевым успехом пацан начинал тараторить взахлёб, стараясь, как пулемётчик, выпалить всё и сразу, пока не спотыкался снова.

Кто-то из родственников решил, что ребенка напугала собака. Во двор Владивостокской пятиэтажки, где жил Гена, захаживали какие-то пёсики. Но непоседливый и неуёмный Гена гонялся за ними, размахивая палками и «обстреливая» камнями. Испуганные собачки разбегались. Гена переключался на голубей или друзей. Получалось, что пострадавшим был вовсе не он, а окружающие. Но версия с собаками так и осталась у родных ведущей в объяснении причины Генкиного заикания.

Он легко сходился со сверстниками, и также легко ссорился после притязаний на чужие игрушки и нежелания проигрывать и уступать. На улице Гена любил носиться по лужам, лазать по деревьям, периодически срываясь с веток. Он обожал маму, но часто игнорировал её просьбы и указания. Особенно, если мама кричала: «Гена, домой!».

Идея родителей определить ребенка в детский сад, где он мог бы готовиться к школе и общаться со сверстниками, на деле оказалась неосуществимой. Гена, узнав предстоящий маршрут, наотрез отказывался собираться в садик, цеплялся руками и упирался ногами за все выступающие части в квартире. Срывал с себя одежду, прятался под кровать. А если взрослые насильно пытались вести его, он истошно кричал на весь дом. Родители решили, что проще уступить сыну, чем заработать инфаркт. Так и просидел Гена дома то у окна, то у телевизора до семи лет.

Желание пойти в школу возникло вместе с появлением новой одежды, яркого ранца и красочных учебников. В августе Гена периодически надевал школьную форму, принимал гордую осанку и смотрелся в зеркало. А уже в октябре он носил рюкзак на сгорбленной спине с потухшим взором. Сидеть неподвижно полдня в классе было выше его сил. На переменах Гена отрывался, впадал в состояние безудержного броуновского движения. Но перемены быстро заканчивались, и опять начинались бесконечные уроки.

К заиканию товарища ребята отнеслись спокойно. Правда некоторые попытались его передразнивать, но прилетавшие без задержки Генкины оплеухи быстро избавляли от подражательства. Учительница сначала пыталась оберегать Гену, полагая, что он сильно переживает из-за речевого дефекта. Но вскоре с удивлением обнаружила, что её ученик, никогда не говоривший иначе, совсем не заморачивается по этому поводу и не пытается что-либо исправить. Наоборот, пользуется своим заиканием, чтобы избежать выполнения устных заданий. Ну не будут же 20 человек ждать, пока у Гены закончится артикуляционный припадок и он вымолвит фразу. И ругать его не будешь. И двойку ставить нельзя. А вдруг он знает, но не может сказать? Так и жил себе Гена во вполне комфортных условиях класса до седьмого.

А потом начался гормональный взрыв. Девчонки превратились в очаровательных красавиц. Мальчишки с отставанием, но тоже стали расти вверх, а Гена расширился в плечах. Ловкого и активного парнишку с удовольствием взяли в секцию акробатики. Он научился прыгать, подтягиваться, делать сальто. Авторитет пришел сам вместе с мышечной массой. Широкоплечего, русоволосого, ладного парня в 9 классе выбрали физоргом. А он выбрал Алёну – улыбчивую одноклассницу. Пытался подружиться с девушкой. Да и она была не против. Но не получалось у Гены поговорить с ней о своих чувствах. Даже от мысли о предстоящем разговоре мышцы глотки становились каменными. Губы плотно сжимались, белели и Гена уходил прочь, не желая быть посрамлённым.