Читать онлайн Дыши бесплатно

Всё должно было закончиться совсем не так. В моих фантазиях и визуализациях это выглядело иначе, но к сожалению, происходит то, что происходит.

Я задыхаюсь.

Сложно описать ощущения. Чувство схоже с тем, которое ты испытываешь, когда тонешь. Конечно, мало кто в этой жизни тонул, но если постараться, то можно представить какого это. Как бы сильно ты не старался, ты не можешь ни вдохнуть, ни выдохнуть, а звуки людей вокруг звучат так отдаленно и глухо, словно ты под водой.

Ты никого не слышишь, и никто не может услышать тебя. До людей доносится лишь свист, исходящий из твоей груди.

Каждый раз первое, о чём ты спрашиваешь себя – неужели это конец? Всё выглядит именно так, но самое важное в такой ситуации – не поддаваться панике. Конец наступит только после нескольких минут, а пока у тебя есть время, постарайся расслабиться, не напрягайся, иначе сделаешь только хуже.

Спина округляется, ты стоишь, оперевшись на ограждение, и пытаешься вдохнуть. Твоё лицо покраснело, вены на лбу набухли, а костяшки рук побелели. Вокруг тебя голоса людей звучат так, словно вы все находитесь под водой, и пузырьки воздуха поднимаются к водной глади.

Бу-бу-бу. Бу-бу-бу.

Твоя жизнь не закончится через…

Ты бы сам хотел выплыть на поверхность и вдохнуть, но ничего не получается. Ты чувствуешь, как её руки ощупывают твои карманы. Ты чувствуешь у себя во рту, что-то круглое и гладкое. Ты чувствуешь вкус трав и чего-то кисло-горького.

Ничего не происходит.

Откинь мысли о смерти, отбрось страх, избавься от ненужной паники. Ты же знаешь, что это не поможет. Расслабься.

Считай. Один. Два. Три. Четыре.

Опыт подсказывает, что у меня есть около трёх минут. Этого достаточно, чтобы подумать о чём-нибудь, кроме дыхания. Трёх минут хватит, чтобы побыть обычным человеком, который никогда и не задумывается о такой ерунде.

Почему-то первое, что всплывает в моей голове – это мои друзья, которых я очень давно не видел. Вся история моей короткой пятнадцатилетней жизни так или иначе связана с ними, сопровождавшими меня на протяжении того времени, что я помню. Всё, что красочным фильмом пролетает перед глазами, так или иначе связано с ними.

Расслабься. Это всего лишь жизнь, и сейчас ты можешь её заново прожить.

Образы сами появляются в моей голове, из картинок собираются события, а из них целая история, которой я обязан поделиться.

История моей короткой и такой скучной жизни.

Она что-то кричит мне, снова раздается пшик. Я считаю, пять, шесть, семь, восемь.

I

Один мой рыжий друг давно хотел стать гонщиком. Он смотрел гонки по телевизору, следил за новостями автоспорта и частенько сидел в потёртом кресле отца, изображая, что он в болиде на гоночной трассе. Ещё этот мой друг обожал динозавров, и практически всё о них знал. В какой-то момент он даже выбирал, кем станет, когда вырастет: гонщиком или палеонтологом; но всё же выбрал карьеру в автоспорте.

Он рассказал мне, что на планете существовало более тысячи представителей динозавров, а одними из первых динозавров на планете были ставрикозавр (два метра в длину) и эораптор (один метр в длину). Ещё он объяснил, что динозавров делят всего на два вида: птицетазовые и ящеротазовые.

Во время каждой его истории я думал, что теперь точно смогу поддержать разговор в компании людей, если кто-то затронет тему динозавров.

Одним утром во время его очередного рассказа про вчерашнюю гонку серии формулы-1, он внезапно вбросил:

– Дружище, кажется, я по уши втюрился.

Я сел на диван.

– Ну, рассказывай, – вздохнул я, приготовившись выслушать целую историю о его новом увлечении.

Он сказал, что это соседка из подъезда напротив, которая учится в его классе.

– И? – спросил я.

– Ты точно хочешь это слушать?

Я посмотрел на него, улыбнулся и сказал:

– Конечно.

Он расплылся в улыбке. Зубы на фоне его рыжих веснушек казались белоснежными.

Этот мой друг знал, что самыми большими динозаврами на планете были зауроподы, которые достигали тридцати метров в длину. Ещё он знал, что болид в формуле-1 состоит из минимум восьмидесяти тысяч деталей. Теперь же, в данный момент его жизни, он точно знал, что по-настоящему влюбился в одноклассницу.

Ему тринадцать, он рыжий, длинный, худой, и он по уши, как это бывает в первый раз, влюбляется в девочку, которую видит каждый день.

Этот мой друг, рыжим кудряшкам которого позавидовала бы любая девочка, не познакомил меня со своей возлюбленной, а лишь постоянно говорил о ней, используя самые красноречивые эпитеты. Когда он рассказывал об этой «принцессе», я слушал и улыбался. Я представлял себе, как во время их диалога, этот мой рыжий друг стоит, переминается с ноги на ногу, опустив глаза, и что-то невнятно рассказывает ей о своей золотой рыбке, о собственной коллекции динозавров, о сотнях марок автомобилей, которые он знает. А также о том, как он в скором времени победит в престижных гонках серии формула-1.

Я дружу с ним несколько лет, и кроме этих тем он больше ни о чём не говорит.

Хотя нет, теперь говорит.

О ней.

Я узнал от него, что Феррари в среднем производит четырнадцать машин в день. Также я узнал, что самый маленький динозавр был пятьдесят сантиметров в длину. А потом я начал узнавать больше фактов о его возлюбленной.

Факт номер один: она очень любит ромашки.

Этот мой рыжий худой друг постоянно искал повод встретиться с одноклассницей. Он предлагал ей сделать вместе уроки, но она отвечала, что родители не разрешают ей водить домой друзей и почти никогда не выпускают из дома. Тогда мой друг, этот знаток автомобилей, находил любой способ зайти к ней в гости, чтобы увидеть свою возлюбленную и немного поболтать с ней. Если дома заканчивались специи (или если даже нет), если он забыл записать домашнее задание, мой друг сразу бежал к ней в гости. Стучался, краснел от смущения, когда видел еë, и просил:

Одолжить сахар. Поделиться солью или перцем. Подсказать, что задали по литературе. Рассказать, как прошёл её день.

Она, по его словам, тоже безумно в него влюбилась. Часто держала его за руку на переменах, внимательно слушала каждое слово, смеялась над его шутками. Один раз, она даже поцеловала его в щёку, когда мой рыжий друг принёс ей в школу кусочек вишнёвого пирога. Этот пирог – фирменный десерт его мамы, от которого все на районе были без ума.

Факт номер два: она очень любит вишнёвые пироги.

После того случая этот любитель динозавров частенько хватал целый, ещё не остывший пирог и со всех ног мчался в гости к возлюбленной, чтобы угостить её и родителей этим вишнёвым чудом. Его благодарили за подарок, но никогда не приглашали зайти внутрь и вместе попить чай. Что бы он не делал, как бы он не старался, её родители притворялись, что не понимают, зачем он бегает к ним в гости каждый день.

Синдром ленивого родителя – это когда ты делаешь вид, что не замечаешь, как сильно соседский мальчик влюбился в твою дочь, потому что тебе лень что-либо с этим делать. В голове у тебя сидит мысль о том, что это всего-лишь детские игры. Или же тебе не очень нравится этот мальчик, но ты уверен, что в скором времени всё само собой пройдёт.

У моего друга ничего не проходило.

Этот влюблённый дурачок. Этот рыжий любитель спортивных автомобилей, палеозоя и одноклассницы, которая живёт в подъезде, напротив.

Некоторые родители всеми силами подталкивают ребёнка на дружбу с как можно большим количеством детей. Некоторые разрешают дружить, с кем ребёнок захочет, а другие запрещают общаться вообще с кем-либо. Родители же возлюбленной моего друга, этой «куколки» из его класса, были отдельной категорией. Они хоть и нехотя, но всё же выбирали с кем и как их дочери стоит дружить, а с кем нет. Очевидно было, что с моим конопатым другом дружить было нельзя.

Некая форма угнетения. Нетерпимость. Предвзятое отношение.

Факт номер три: у неё не самые лучшие родители.

Скорее всего, он не нравился им, потому что его родители жили довольно бедно по сравнению с её семьёй. Это стандартная ситуация, в которую попадаем мы все. И в этом ничего удивительного нет. Мы полетели в космос, но так и остались в средневековье.

Финансовая дискриминация. Фашизм. Национализм.

Однако, по словам моего друга, родители этой девочки были самыми настоящими расистами, которые терпеть не могут рыжих людей, а мой друг был самым рыжим из всех рыжих. Даже самым рыжим из всех историй про рыжих. Ядовито оранжевый цвет волос и огромнейшая куча жёлто-красных веснушек выделяли его на фоне других детей.

Я не знаю, относится ли это к форме расизма, но ему доставляло огромное удовольствие называть их именно расистами, и видеть причину в нетерпимости его веснушек и оранжевых волос.

Религиозная дискриминация. Нацизм. Сексизм. Колоризм.

Любому угнетению и проявлению нетерпимости уже есть название, стоит только оглянуться и заметить разницу в людях. Где есть разница – будет и дискриминация, а у любой дискриминации есть название. Иногда даже вообразить сложно, что можно предвзято относиться за что-либо ещё, но каждый раз находится что-то новенькое, и этому новенькому уже давно дано название.

Эйджизм. Фэтшейминг. Эйблизм. Дискриминация по имени.

Факт номер четыре: она очень любит петь и даже занимается в музыкальной школе.

История моего рыжего друга – типичная история Ромео и Джульетты, переписанная сотни миллионов раз. Ничего нового не создаётся. Мы лишь переписываем, переписываем и переписываем.

Дано: друг, влюблённый в одноклассницу. Одноклассница, якобы питающая к нему взаимные чувства. Родители, которые против их «великой любви», но в то же время им слишком лень что-либо делать и решать каким-нибудь способом эту проблему.

Это произошло в самый обычный для каждого из нас день.

Рыжий худой мальчик, который мог вспомнить всех пилотов формулы-1 в алфавитном порядке, нёс свежеиспечённый горячий пирог в квартиру своей возлюбленной. На улице светило солнце, дул лёгкий ветер и пели птички. Он предвкушал её прикосновения и ожидал вновь увидеть невероятный восторг в её глазах.

Я узнал об этом по телефону от него самого.

Он забежал в подъезд и со всех ног нёсся на шестой этаж. Форма с пирогом была закутана в полотенце, но даже через него, мальчик чувствовал жар, и старался как можно скорее подняться наверх. Мой друг не мог позволить этому чудесному пирогу хоть немного остыть. Он должен был дышать паром, а начинка вытекать из отрезанного куска прямо на тарелку. Одна из причин, по его словам, в том, что горячий пирог всегда более сладкий, а аромат усиливает вкус в несколько раз. Ну и пока мама его возлюбленной будет перекладывать угощение из формы, он сможет подольше поболтать с одноклассницей, подержать её за руку, развеселить её. Мой друг позвонил в дверной звонок, ожидая увидеть восторг своей любимой, но дверь открыл её толстый отец в белой футболке со свежим ярко-красным пятном от кетчупа.

Мой друг, который знал, что большинство динозавров размером были не больше человека, говорил в трубке телефона, что совсем забыл про её занятия в музыкальной школе.

Отец девочки поблагодарил за угощение, попросил подождать, пока он освободит форму для пирога, а когда вернулся, он отдал ещё горячую форму, завёрнутую в полотенце, и сказал то, что практически убило моего друга.

– Не стоит тебе общаться с моей дочерью, – сказал он, – ты ей всё равно не нравишься, а мы к сентябрю переезжаем в соседний город, где она будет ходить в другую школу, и у неё там появятся новые друзья. Не трать время напрасно, парень, – сказал её отец и похлопал моего друга по плечу.

Это произошло в начале лета. Ничего кроме запрета эти люди с синдромом ленивого родителя не смогли придумать.

Когда мой друг, этот рыжий эксперт в вопросах исчезновения динозавров, сказал, что любит эту девочку, её отец ответил:

– Да, понимаю. Первая любовь. Я тоже когда-то любил, – он изобразил кавычки и улыбнулся.

– Вы не понимаете, – ответил мой друг.

– Ещё как понимаю. Прекрасно тебя понимаю, поэтому и прошу тебя, прекратить общаться сейчас, чтобы потом не страдать и не убиваться из-за глупых детских игр.

Этот толстяк с залысиной в мятой футболке. Этот ленивый родитель, изображающий из себя заботливого отца.

– Нет, – прошептал мой друг, – нет, нет, нет. Совсем не понимаете. Ничего не понимаете.

– Что ты сказал? – нахмурился её отец, этот любитель кетчупа.

– Я говорю, что вы не можете понять, что я чувствую, и как сильно. Ведь это мои чувства. Слышите? Мои. Не ваши. Похожие ситуации не означают их идентичность.

После слова «идентичность» этот её отец, имя которого я даже и не знаю, немного нахмурился, словно задумавшись, а потом посмотрел на моего рыжего друга и громко сказал:

– Короче…

Последовала пауза, словно мужик забыл, что хотел сказать. Либо он считал, что этого достаточно для моего друга, фаната команды Феррари.

– Я запрещаю тебе с ней общаться, – сказал отец девочки.

– Кто вы такой, чтобы что-то мне запрещать? – фыркнул мой друг.

Лицо толстяка налилось краской, а голос сменился на рычание.

– Разве родители не научили тебя с уважением общаться со старшими?

– Научили, – коротко ответил мой друг, – но только не с круглыми дураками.

Отец девочки сделал шаг вперёд и навис тушей над моим другом.

– Я запрещаю вам общаться, – он говорил медленно и тихо, но в то же время грозно и выговаривал каждое слово чётко и внятно. Чтобы этот рыжий тощий палеонтолог смог точно уяснить его слова.

– Я запрещаю вам видеться, – он поднял указательный палец правой руки, поучая моего друга, – и если я узнаю о том, что вы продолжаете общаться, даю тебе слово, дружок, – он наклонился поближе и прорычал, – тебя ждут большие неприятности.

По телефону мой друг говорил, что в одно мгновение всё стало для него противно. Жизнь без неё казалась ему омерзительной, и он закричал её отцу, этому толстяку, любителю бесплатных вишнёвых пирогов, что никогда её не отпустит. Он закричал, что никто не смеет вставать между ними. Тогда этот лысый свин накинулся на него всей тушей, начал душить и требовать от мальчика обещания. Мой друг должен был поклясться, что никогда больше не будет общаться с дочерью этого толстяка, соседкой из подъезда, напротив. Этот худой, рыжий, бедный мальчик отказался. Испугавшись, что его сейчас задушат, он замахнулся и ударил формой от пирога этого толстяка в челюсть. Раздался глухой стук, а лицо мужика стало красным от боли, злости и возмущения.

– Эй, – воскликнул голос моего друга в трубке, – если бы захотел, я бы навешал этому старику. Я просто боялся его покалечить, – уверенно сказал он мне по телефону.

Её отец вновь накинулся на моего друга. Озлобленный, красный, как пятно от кетчупа на его футболке. Он вновь начал душить этого тощего бедного мальчика. Тот выпустил из рук форму для пирога, и она со звоном покатилась по лестнице. Мальчик сопротивлялся, размахивая руками и ногами.

– Спасите, – кричал он шёпотом, краснея от напряжения и нехватки воздуха.

– Помогите, – хрипел он изо всех сил, пока этот жирный кабан, в три раза превосходивший его в размерах, душил огромными руками цыплячью шею моего друга.

Рыжий мальчик уже практически перестал сопротивляться, и думал, что его прямо здесь и задушат. Отец девочки заметил это, и, видимо, испугался последствий и поэтому оттолкнул моего друга. Тот с грохотом, словно форма для пирога, скатился на лестничную площадку.

Видимо, в это время все соседи находились на работе, или были заняты более важными делами, чем спасение беспомощного мальчика.

Толстяк с плешью на макушке крикнул, чтобы этот «бездельник» не вздумал больше тут появляться, и хлопнул дверью. Отдышавшись, весь красный в ссадинах и слезах мой друг вернулся домой.

По телефону он не говорил мне ни про слёзы, ни про ссадины, но можно прекрасно понять, что было бы с каждым из нас после такого.

Факт номер пять: она обожает морских котиков и лошадей.

Он вернулся домой, лёг на кровать, уткнулся в подушку. Этот мальчик, который в подробностях мог описать каждого из ходивших по планете динозавров, просто лежал и вероятно плакал. Он плакал не потому что он слабак и трус, а потому что каждый бы плакал на его месте. Он лежал в комнате, уставленной игрушечными автомобилями и динозаврами, на стенах висели плакаты гоночных болидов и всё тех же динозавров. В шкафу возле его кровати стояла банка с всплывшей кверху брюхом золотой рыбкой. А этот мой друг, будущий гонщик, лежал, плакал и о чём-то думал.

Его любимая возвращалась домой после занятий в музыкальной школе, как обычно, в пять вечера. Она не могла предположить, что он будет её ждать. Когда она подходила к подъезду, голос откуда-то сверху отвлёк её, она обернулась. Он снова позвал её, и она подняла взгляд к небу.

Факт номер шесть: её любимый цвет – зелёный, а любимое блюдо – пицца.

Конечно, он не придумал ничего лучше, чем прыгнуть с крыши, но так как крыша была закрыта, он решил прыгнуть из окна своей комнаты, расположенной на третьем этаже. Он стоял на подоконнике, слегка согнувшись, смотрел на неё, а затем спросил, правда ли, что её семья уезжает. Девочка попросила его спуститься и не делать глупостей. Он повторил вопрос. Она ответила, да.

Это всё он рассказывал трясущимся голосом в трубке моего телефона. Он спросил, любит ли она его, на что она ничего не ответила. Он кричал громко. В этот раз его слышали почти все соседи. Родители не могли попасть к нему в комнату, ведь он забаррикадировал дверь. Он спросил её три раза, и только на третий раз, она, наконец, ответила ему.

Он рассказывал это и плакал. Он плакал не потому что он трус и слабак. Мой рыжий друг, мечтавший стать гонщиком, любитель динозавров и почитатель одноклассницы не мог понять причины.

– Что я сделал не так? – всхлипывал он в трубке. – Почему нельзя полюбить человека, который любит тебя и готов ради тебя на всё?

Он замолчал.

– Неужели? – воскликнул он. – Неужели это всё из-за рыжих волос и бедных родителей?

Я не знал, что ему ответить, хоть я и его лучший друг, поэтому я просто молчал и слушал, как обычно слушал его истории об автомобилях, динозаврах. И о ней.

Он плакал в моей трубке так, как не должен плакать настоящий, по мнению девочек, мужчина. Но он плакал так, как плакал бы каждый из нас на его месте.

Дискриминация по проявлению чувств. Обратный сексизм.

Он стоял, слегка согнувшись, на подоконнике окна своей комнаты с плакатами автомобилей на стенах и игрушечными динозаврами на деревянных полках.

Его ноги тряслись. Слёзы медленно скатывались из его глаз, когда он кричал ей, что любит её. Его голос дрожал.

Она молча стояла, запрокинув голову наверх, и что-то громко крикнула ему в ответ. Её голос не дрожал, слёзы не текли по её щекам, колени не тряслись.

Факт номер семь: она любит горы и мечтает покорить Эверест.

Это версия Ромео и Джульетты, в которой Джульетты и нет вовсе. Никто не выпьет яд, никто не вонзит кинжал в сердце. Они не умрут в один день, а их семьи не станут лучшими друзьями.

Она снова попросила его спуститься и не делать глупостей, но он не слышал её. По его щекам продолжали стекать слёзы. Он обернулся, осмотрел свою комнату и понял, что ему это всё неинтересно. Автомобили, динозавры, теперь уже мёртвая рыбка. До общения с этой девочкой он только о них и говорил, но теперь же это всё перестало его интересовать. Мечта стать великим гонщиком формулы-1 испарилась в один момент. Он сам говорил мне это по телефону из больницы.

– Я ничего больше не хочу, – шептал он в трубку, а затем сглатывал боль.

Факт номер восемь: она не любит его.

Одноклассница из подъезда напротив любит ромашки, вишнёвые пироги, зелёный цвет, морских котиков, лошадей, горы и пиццу, но не любит человека, для которого она стала смыслом всей его жизни.

Теперь если в какой-нибудь компании зайдёт разговор о ней, я смогу поддержать и эту тему, благодаря его историям.

Она стояла, запрокинув голову, прикрывалась рукой от солнечный лучей. Их лица обдувал ветер, а в ушах звучало пение птиц, пока они оба стояли и смотрели друг на друга. Один с надеждой вниз, другая с безразличием вверх.

Дискриминация во взгляде. Дискриминация в области занятости. Классовая дискриминация.

Она смотрела на него и кричала, что ей якобы очень жаль.

Когда он рассказывал об этом в трубке телефона, я не видел его. Я лишь слышал, как трясся его голос и как он вновь и вновь сглатывал боль, скопившуюся в его горле.

Он всхлипывал. Всхлипывал именно так, как не должен всхлипывать настоящий, по версии многих дураков, мужчина.

Дискриминация по выделению слёзными железами жидкости из глаз.

– Затем я прыгнул, – прошептал он. – Я знал, что она ответит. Я знал, что ни черта она не любит меня, но сразу прыгать не стал. Я знал, каков будет её ответ, хоть и надеялся, что он будет положительным.

Он замолчал, отложил трубку, и я слышал его тяжёлое частое дыхание. Через пару секунд он вновь прижал трубку к уху.

– Я просто задумался тогда на секунду, зачем вообще всё это делаю? Ради чего? Она ведь не единственная на целом свете. Меня ждёт светлое будущее. Я многого могу достичь. Затем я посмотрел на неё, и в голове появился вопрос. Я повторю его и тебе.

Я слушал.

– Почему без неё мне всё это не нужно?

Я задумался на секунду, глубоко вдохнул, готовый ответить, но он перебил меня.

– Не отвечай. Я знаю, что ты скажешь. Уже не имеет смысла. Я всё равно прыгнул.

Он снова заплакал. Я сидел, прижав трубку к уху, не имея ни малейшего понятия, что нужно говорить в таких ситуациях.

– Кстати, – сказал он и шмыгнул носом, – если захочешь умереть, то нужно выбирать этаж повыше, ну или приземляться не на ноги.

Он плакал, и я плакал вместе с ним.

– Не знаю, хорошие ли это новости, но операция прошла успешно. Врачи сказали, что я буду жить, – через секунду он добавил, – если конечно жизнь в инвалидном кресле можно считать жизнью.

Я вытер слёзы с глаз, шмыгнул носом.

– Это гораздо хуже, чем просто умереть, – шептал его голос в трубке.

Этот мой рыжий друг, который знал в чём отличие двигателей и сколько лошадиных сил в любом автомобиле, плакал в трубке моего телефона. Я плакал в его. В эту минуту мы сами того не желая, стали частью той самой статистики, которая утверждает, что в среднем каждую минуту некое количество людей выполняет определённое действие. В данном случае в конкретную минуту минимум два человека в мире плакали так, как не следует плакать настоящим мужчинам.

– Она даже не навестила меня, и когда я дозвонился до её квартиры, она сказала, что не может больше с мной общаться и повесила трубку.

Всё это произошло летом во время каникул, когда нам было по тринадцать лет. Он позвонил мне из больницы и сказал, что хотел умереть. Он плакал в трубке моего телефона, и я плакал вместе с ним.

– Теперь вся моя жизнь разрушена. Мы так и останемся нищими. Мне никогда не стать гонщиком и не выиграть ни одну из гонок в Монце или Монако.

После моих слов о том, что у него ещё всё впереди и отчаиваться не нужно, он заплакал ещё сильнее, а затем замолчал. Через несколько секунд тишины он попросил меня пошевелить пальцем на ноге. Я не задумываясь, пошевелил. А он ответил, что при всём огромнейшем желании, он не может этого сделать, как бы сильно он не старался.

И не сможет уже. Никогда.

II

Мой второй друг – милый толстячок, который носил очки и любил рисовать. Этот мальчик на три года младше меня, он мой сосед по лестничной клетке. С детства у него плохое зрение, но это никогда не мешало ему дни и ночи проводить с кисточкой в руках перед мольбертом. Для моего друга неважно было что и как нарисовать. Бывало на него находило вдохновение, либо же он видел какой-то прекрасный кадр и тут же доставал то альбом, то дневник, и начинал рисовать.