Читать онлайн Дамбо. История удивительного слоненка бесплатно
DUMBO CIRCUS OF DREAMS
Copyright © 2019 Disney Enterprises, Inc. All rights reserved.
© Родина А., Курочкина Т., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Пролог
Штат Миссури, 1919 год
Двенадцатилетняя Милли Фарьер сидела у давно не мытого окна пассажирского вагона и смотрела, как за окном проплывают равнины ещё одного штата, который они оставляли позади. Стоило ей немного прищуриться, и лужайки, покрытые жёлтой травой, островки изумрудных деревьев и изредка попадавшиеся фермы сливались воедино – почти как на абстрактных картинах её мамы.
Разумеется, директору цирка Максу Медичи всегда удавалось добиться от Энни Фарьер более понятного для зрителей оформления цирковых афиш и рисунков на фургонах. Чтобы не слишком абстрактно, но и не слишком реалистично. Надо ведь постараться передать очарование волшебной встречи с цирком. Те всплески цветов, которые Энни наносила взмахами кисти, создавая свою «живопись действия», были понятны только Милли, Джо и их отцу. Лишь они знали, как выглядят для мамы публика и огни цирка, когда она, повиснув головой вниз, несётся на коне во время представления и её волосы развеваются на ветеру.
Милли знала, что Ронго очень старался, но те новые афиши, которые он нарисовал на скорую руку, не шли ни в какое сравнение со смелыми, запоминающимися плакатами её мамы. При этой мысли у Милли что-то ёкнуло внутри, и по щеке покатилась слезинка, а рука сжала ключик, висевший у неё на шее.
Заскрипел люк в потолке, и сверху спрыгнул младший брат Милли. Сотню раз говорила она ему, чтобы он не лазил между вагонами, когда поезд движется, но восьмилетний сорванец и не думал слушаться.
Милли быстро смахнула слёзы. Ей нужно быть сильной ради брата.
– Джо, ты же знаешь, что нельзя перелезать из вагона в вагон на ходу… – начала было она.
– Кроме как в случае крайней необходимости, – закончил за неё Джо. – Но это и есть такой случай! Угадай, что, угадай, угадай! – Джо плюхнулся на деревянную скамейку напротив. Копна его отросших волос задорно всколыхнулась, а на лице играла настолько широкая улыбка, что в вагоне как будто стало светлее. Как же приятно было видеть его таким счастливым!
– Что?
– Нам пришло письмо! От папы!
Милли почувствовала, как её сердце словно ухнуло вниз, а Джо всё продолжал тараторить, сыпля словами быстрее, чем стучали колёса поезда.
– Оно затесалось среди счетов мистера Медичи, которые он получил на предыдущей остановке, и вот только сейчас нашлось. – Светясь от счастья, Джо запустил руку в карман своей курточки и торжественно вытащил грязно-белый конверт.
Милли с трудом поборола желание сию же секунду выхватить конверт у него из рук. Джо картинно вручил его сестре, и она вытащила мятый листок бумаги. Вид широкого папиного почерка буквально согревал душу. Пока она читала, Джо продолжал беспрерывную болтовню.
– Он едет домой, Милли! Его отпустили из армии, наградили медалью и всё такое. Мистер Медичи уже послал ему телеграмму, чтобы он встретил нас в Джоплине.
Милли с улыбкой взглянула на Джо, и в глазах её блеснули слёзы.
– Он едет домой, – словно заворожённая, повторила она.
– Просто не могу дождаться, когда услышу его рассказы, – трещал Джо. – Я, конечно, понимаю, всего в письме не напишешь, письмо ведь может попасть в руки врага, но я уверен, что он настоящий герой! Эти немцы наверняка просто сразу шли сдаваться, когда он обрушивался на них на поле боя…
Но мысли Милли были уже где-то далеко, и весёлая болтовня Джо сливалась для неё в единый фоновый звук, такой же непрерывный, как мерное постукивание поезда. Она прижала письмо к груди, как будто могла прижать к себе папу через слова, написанные его рукой. Но совсем скоро она обнимет его по-настоящему! Осталось совсем немного. С ним всё станет лучше. Конечно, он не сможет вернуть маму – этого никто никогда не сможет, – но папа сильный и смелый, и всё остальное ему по плечу.
Больше не надо будет бояться. Он всё уладит. Он о них позаботится.
Глава 1
С пронзительным визгом тормозов поезд, качнувшись, упёрся в тупик на краю широкого луга. Джо подбросило в воздух, и он громко вскрикнул, едва успев схватиться рукой за поручень в самом конце последнего, служебного вагончика. Когда поезд остановился, сильным толчком его откинуло обратно, подошвы ботинок заскользили по гладким доскам пола, и он мигом очутился снова на площадке перед вагоном.
Видела бы его сейчас Милли! Тут же отругала бы за то, что он такой неуклюжий. И посередине лба у неё показалась бы та самая морщинка, которая всегда появлялась в таких случаях – с тех пор как умерла мама. Однако Милли тут не было.
– И-иху-у-у! – завопил Джо, спрыгнув с поезда.
Наконец-то приехали: вот он, город Джоплин, штат Миссури, где со дня на день они могли встретиться с папой.
С той стороны луга к нему бросились бежать наперегонки какие-то мальчишки, яростно махая ему руками. Джо поднял шляпу в ответ. По правде говоря, шляпа-то была не его, а папина, а потому ещё великовата Джо, но мальчишки с такого расстояния всё равно бы этого не разглядели.
Ш-ш-ш… Двери вагонов скользнули в сторону… Бу-ум! Из открывшихся проёмов начали выскакивать циркачи, двигаясь слаженно, словно в танце, который им так много раз приходилось повторять и в котором вслед за каждым спрыгнувшим тут же показывался следующий, передавая тем, кто уже сошёл, часть оборудования. Сперва они спустили таким образом полотна с полинялыми красно-белыми полосами и опоры для циркового шатра, а ещё заграждение, которое не даст любопытным глазеть бесплатно.
– Привет, Джо! – крикнул мальчику Ронго. Силач как раз поднимал стопку досок, которая весила значительно больше, чем те надувные гири, которые он тягал напоказ во время представлений.
– Привет, Ронго, – махнул ему Джо и поднырнул под огромный рулон ткани, который двое людей тащили к лугу.
– Займись делом! – бросил ему, словно плюнул, Руфус Соргам, подсобный рабочий и большой ворчун.
Джо картинно раскланялся в его сторону и ускакал туда, где Милли уже спускала вниз по подставленному пандусу ящики с бутафорией. За ней в вагоне можно было разглядеть Катерину Превеликую, ассистентку и жену фокусника. Ящиков было много.
Пока луг был всё ещё тихим и пустынным, но уже к ночи здесь появится высокая ограда, скрывающая целый палаточный городок, в глубине которого, как можно дальше от забора, расположатся вольеры с животными. Господин Медичи, хозяин цирка, не собирался дарить жителям Джоплина возможность подглядеть на диковинных зверей бесплатно.
– Слава богу, вот ты где, – сказала Милли. – Давай-ка разберёмся со всем этим поскорее…
– Бэрримора не видели? – раздался вдруг взволнованный голос.
– Нет, – крикнула в ответ Милли и удивлённо переглянулась с Джо, а Катерина подошла к дверям вагона посмотреть, из-за чего шум. Внизу стоял Пак, один из артистов, и в голосе его слышалась паника.
– У него, наверно, опять привязь ослабла, – сказал Джо и робко попятился к другому вагону. – Знаете что: я могу поискать под вагонами, забраться на крышу, посмотреть во всех уголках, которые он так любит…
Милли вздохнула.
– Ладно уж, иди, поищи обезьянку.
Не успела она договорить, как Джо уже исчез.
– И как только найдёшь, возвращайся сюда! – крикнула девочка ему вдогонку. Покачав головой, она снова принялась ставить одну на другую коробки с вымпелами и цветными фонариками.
– Гадалка, конечно, у нас уже есть – и это не я, но даже я могу предсказать, что вернётся он ровно в тот момент, когда мы выгрузим последнюю коробку, – сказала Катерина, и улыбка заиграла у неё на губах.
– Да так и будет, – ответила Милли и тоже улыбнулась.
Вначале всегда ставили главный шатёр, а затем палатки ярмарки чудес вокруг. Последней оборудовали жилую часть лагеря, не предназначенную для глаз публики. После недельной тряски в поезде странно было снова почувствовать под ногами твёрдую почву, а Милли так хотелось очутиться в тишине и покое. Всё-таки отмерять химические реагенты было куда проще, когда пол под тобой не ходил ходуном.
– Спасибо, Милли, – сказал Иван Расчудесный и, подойдя за очередной коробкой, погладил Милли по голове.
Сумерки уже сгущались, когда главный шатёр и ярмарка чудес вокруг него стали приобретать свой обычный вид, и циркачи приступили к установке своих палаток, которые всегда были скрыты от посетителей. После долгой охоты вернулся наконец Джо (Бэрримор прятался в мешке с кормом и успел уничтожить половину припасённого арахиса), и они с Милли принялись ставить свою собственную палатку.
– Давай помогу, – сказал Иван. Он твёрдым шагом подошёл к ним, легко поднял одну из главных опор и поставил её в небольшую ямку, которую Джо уже успел вырыть, а Милли накинула петлю верёвки. Когда первый столбик был прочно вкопан, они смогли поставить второй и третий. Пока Джо забивал колышки в землю, Милли привезла тележку с их вещами из вагона.
– Помни, вы можете в любой момент переехать к нам в палатку, – сказала ей Катерина, положив руку девочке на плечо, когда они встретились у поезда.
– Я помню, – ответила Милли. Иван и Катерина были бесконечно добры к ним и делали всё, что было в их силах, чтобы помочь ей и Джо. Каждый день они спрашивали, не нужно ли детям чего, например, не пора ли снова удлинить рукава на платье Милли. Иногда они приносили им небольшие гостинцы, вроде корзинки с клубникой, купленной на одной из станций. И каждую ночь, когда дети спали, они были рядом. На первой стоянке после маминой смерти Милли и Джо втиснулись к ним в палатку, но жить вчетвером оказалось тесно и неуютно. Всякий раз, как Милли начинала возиться со своими экспериментами, Иван обязательно натыкался на неё, а Джо вечно будил спозаранку Катерину, которая спала очень чутко.
– У нас всё в порядке, – сказала Милли. – К тому же если что – вы совсем недалеко. В любом случае, спасибо!
– Ну ладно. Только не стесняйтесь. – Катерина улыбнулась и ушла.
Когда Милли подошла к палаткам, Иван и Джо как раз вносили койки. Девочка заглянула внутрь, и её охватил приятный трепет – на этот раз их было три, а не две! Наконец-то семья воссоединится. Они все вместе внесли матрасы и уложили их так, чтобы никому не пришлось перелезать через другого, чтобы выйти.
В воздухе уже витал аромат чего-то тушёного. У Джо громко забурчало в животе.
– Хо-хо! – улыбнулся Иван. – Так, ребятушки, похоже, нам уже пора закругляться.
На запах говядины с овощами к кухне подтянулись и остальные члены труппы. Вот где было настоящее сердце цирка. Обычно между сидящими людьми расхаживал сам Медичи, проверяя, все ли на месте, но в этот раз его что-то не было видно. Возможно, вместо этого он пошёл проверить животных. Последнее время он был как-то особенно обеспокоен своей новой слонихой. Милли и Джо похватали миски и встали в очередь вместе с Иваном, который стоял за их штатной русалкой – Мисс Атлантидой.
– Прекрасная ясная ночь, не правда ли? – обратился к ней Иван, рассматривая небеса.
– По мне, так немного душно, – ответила Мисс Атлантида, обмахиваясь собственным хвостом.
– Вам уже всё разгрузили? Помощь не нужна? – осведомился Иван.
– О нет, у меня полный порядок, благодарю.
Милли этот ответ нисколько не удивил: Мисс Атлантида вообще редко соглашалась принять чью-то помощь, подкрепляя это тем, что она никому не хочет быть обузой.
Русалка повернулась вправо-влево своей человеческой половиной, чтобы размять мышцы спины.
– Жду не дождусь, когда мы наконец уснём на твёрдой земле. Хотя мне давно бы пора привыкнуть к качке.
Получив свою порцию, Милли и Джо стали продвигаться вслед за Иваном туда, где Катерина уже заняла для них всех место. Рядом с ней сидел на коврике, скрестив ноги, Прамеш – заклинатель змей, а за ним – Арав, его племянник. К глубокому разочарованию Милли, они оставили змей у себя в этот вечер. А ей так нравилось наблюдать за ними… По крайней мере, если рядом не было её мышей. Прамеш кивнул ей в знак приветствия и слегка улыбнулся. А вот скованный Арав, который даже после стольких лет, проведённых в цирке, всё равно стеснялся всех подряд, уткнулся носом в тарелку. Дети сели на землю рядом с Прамешем и торопливо принялись за еду.
– Пак просто бог, а не повар. Просто бог, – объявил Джо.
– Да тебе любая еда придётся по вкусу, если только её приготовят за тебя, – подтрунила над ним Милли.
– Неправда. Вот на той неделе, когда дежурил Ронго, было как-то… э-э-э…
– Как «как-то»? – прорычал сзади громовой голос.
Милли и Джо обернулись и встретились взглядами с нависшим над ними силачом.
– Давай-давай, Джо. Когда я дежурил, было как?
– Ну-у… Необычно, – неуверенно протянул Джо. – Может, просто слегка островато. Мне так показалось…
Ронго усмехнулся.
– Я, пожалуй, переперчил тогда случайно. А может, и не случайно… – закончил он и подмигнул детям. Тут Милли припомнила, что Медичи всю ту неделю жутко мучился животом. – Меня ведь не в повара нанимали. Так что я, как и вы, рад, что теперь это обязанность Пака. Кстати говоря, возьму-ка себе добавки.
* * *
После ужина все собрались вокруг жаркого костра. Милли с Джо сидели, облокотившись спиной на ноги Ивана и Катерины, и девочка задумчиво теребила ключик, висевший у неё на шее. Под тёмным небом, полным мерцающих звёзд, потянулись одна за другой истории. Для Милли это было самое любимое время. Все труды и ежедневные хлопоты были окончены, всем было спокойно и хорошо – даже если заканчивающийся день выходил унылым и истории получались скорее грустными, чем весёлыми. Всё равно приятно было смотреть на небо, слушать, как знакомые голоса рассказывали старые сказки и бородатые анекдоты. Пак приложил к губам свою гармошку, медленно выдохнул, так же вдохнул, и звуки мелодии влились в общий разговор. Все стали просить Мисс Атлантиду спеть, и, жеманно пококетничав, она завела под гармошку песню своим глубоким, прекрасным голосом. Милли стала покачиваться в такт.
– Так, мне пора пойти проведать Танака, – сказал Прамеш, как только песня кончилась, и одним плавным движением поднялся прямо из той позы, в которой сидел.
Прамеш души не чаял в своём питоне и сам ловил для него крыс на каждой остановке цирка. Он же заботился о том, чтобы питон всегда сидел либо под надёжным замком, либо у него на плечах, свернувшись кольцами вокруг шеи. Милли бы не пережила, если бы Танак добрался до её мышей.
– Он уснул, – шепнул ей Прамеш, указывая на Джо.
Иван, вытянув шею, убедился, что он прав, и сказал:
– Что ж, сегодня был длинный день, а вы знаете, как рано он просыпается.
– Да уж, знаем, – недовольно проворчала Милли. – Иван, ты не поможешь?
Не говоря ни слова, Иван встал и аккуратно поднял Джо на руки. Прежде чем уйти за ним в свою палатку, Милли прошлась по рядам, желая всем спокойной ночи.
– Buenas noches, ребятки, – проговорил Иван, подтыкая одеяло Джо. – Сладких снов. – Он поцеловал Милли в лоб и исчез в ночи.
* * *
– Уже скоро приедет Холт, – сказала Катерина Ивану, когда он вернулся к костру.
Тот кивнул и прильнул плечом к её плечу.
– Будем надеяться, что война его не сломила. Детям он нужен целым и невредимым. – Оба они повидали немало солдат с затравленным взглядом, которые приходили поглазеть на цирковые представления. Даже клоуны не могли заставить их улыбнуться.
– Да уж, будем надеяться.
Наконец циркачи стали складывать грязные миски в большой таз, и треск огня заглушило бренчание посуды. Уходя, все желали доброй ночи Мисс Атлантиде, а та, погрузив руки в мыльную воду, кивала каждому в ответ. Если Пак отвечал за готовку, то она взяла на себя труд мыть за всеми посуду. Ведь уже утром из этих же мисок артисты будут есть завтрак. Рутинная жизнь цирка шла по непрерывному кругу, замкнутому, как цирковая арена.
Мисс Атлантида
Бостон, штат Массачусетс, 1913 год
Пенни Дэвенпорт только вздохнула, когда мать торжественно ввела в дом очередную «удачную партию» и пустилась хвастливо демонстрировать молодому человеку каждую безделушку, привезённую из Японии: изящные веера, фарфоровые чашки, нефритовые статуэтки. Всё такое крошечное, утончённое и ужасно хрупкое. Почему мать так обожает ровно те качества, которые напрочь отсутствуют в Пенни?
Конечно, Пенни пыталась быть утончённой. Она научилась ходить миниатюрными шажками, держала руки всегда плотно прижатыми к телу, а уж в чопорной гостиной едва осмеливалась вздохнуть. Вот и сейчас её грудь невыносимо сдавливал корсет. Что, если она потеряет сознание? Кинется ли гость, чтобы подхватить её? Да она, наверно, просто задавит его своим телом. Молодой человек был тощ, как палка.
Пенни непроизвольно фыркнула и тут же втянула голову в плечи. Миссис Дэвенпорт бросила на неё уничтожающий взгляд, но продолжила щебетать о сувенирных соусниках.
Судя по тому, как её новый потенциальный зять Джонатан Биллингс III восхищался золотыми каёмками, он вряд ли даже заметил бы, свались Пенни в обморок. Плечи девушки опустились. Это для неё не в новинку. Кажется, её вообще никто не замечает, кроме матери, да и та обращает внимание, лишь когда Пенни совершает ошибки.
Зачем она вообще здесь находится? И мистеру Биллингсу, и миссис Дэвенпорт всё равно, тут она или нет. То, какая её дочь завидная невеста, мать демонстрирует любыми другими способами, только не с помощью самой Пенни.
Девушка повернулась, и её атласное платье зашуршало.
Джонатан Биллингс III оглянулся в её сторону – это был второй раз за вечер, когда он удостоил её взглядом.
– Я полагаю, Пенни, вы вышиваете? Здесь есть ваши работы? – Он указал рукой на крохотные расшитые подушечки, которые пригодились бы разве что мышкам в норке.
Пенни поднялась с канапе.
– О нет, что вы. Я совсем не приучена обращаться с иголкой. А теперь прошу меня извинить, я что-то неважно себя чувствую.
Августина Дэвенпорт покачнулась, как будто Пенни дала ей пощёчину. Джонатан Биллингс III быстро заморгал. Зато теперь он смотрел на неё во все глаза.
– Желаю приятнейшего вечера, сэр, – сказала Пенни, опускаясь в как можно более изящном реверансе. Может, она и не мастерица вышивать – с её пальцами и иголку-то сложно удержать, – но уж реверанс она делать умеет. Естественно, её уход всё равно был испорчен, потому что, проходя мимо кресла, она наткнулась на него бедром, и вся комната задрожала. Пенни мысленно отругала себя за неуклюжесть. А позже к ней поднимется мать и разнесёт её в пух и прах за столь несветские манеры. Но будет уже слишком поздно. Джонатан Биллингс III к тому времени давно уйдёт – и ещё один жених будет упущен.
«А если бы встречи проходили так, как нравится мне, было бы что-то по-другому? – подумала Пенни. – Может, если бы я пела им, они бы смотрели на меня, а не на блестяшки вокруг. Может, если бы у нас было что-то – хоть что-нибудь – общее…» И всё же девушка прекрасно понимала, что большинство молодых людей заинтересованы не в ней, а исключительно в её состоянии.
Войдя в свою комнату, Пенни стащила с себя платье и ослабила шнуровку корсета настолько, чтобы можно было свободно дышать. Накинув халат на плечи, она села перед зеркалом и принялась расчёсывать волосы, с усилием проводя по длинным, тёмным прядям.
Сама того не заметив, девушка стала напевать, и звуки так и полились из её горла, постепенно поднимая ей настроение.
Тук-тук. Она расслышала стук в дверь только потому, что как раз закончила песню. Мама не могла так скоро подняться, не разобравшись с недоразумением внизу, да и потом – она бы не постучала.
– Входи, Хелен, – крикнула Пенни.
Внутрь просунулось личико, выражавшее осторожную надежду, и вошла горничная, неся поднос с молоком и печеньем.
– Я подумала, что вы будете не прочь чего-то перекусить, мисс Пенни, раз у вас не было аппетита при этом мистере Биллингсе.
Пенни улыбнулась и села к столу, пододвинув стул от окна.
– Это точно, я всегда так нервничаю во время таких визитов. Спасибо, Хелен. – Пенни макнула печенье в молоко и надкусила, а Хелен тем временем прибрала в комнате и заправила кровать. Пенни часто мучила совесть, когда она видела, как служанка делает за неё подобную работу, хотя Пенни была в состоянии справиться сама. Хелен вставала ни свет ни заря, топила камин, тёрла полы, готовила еду и выполняла всё то, что от неё требовали господа. Вполне возможно, что сегодня она и не присела ни разу за день.
– Почему бы тебе не отдохнуть пару минут? – спросила Пенни и указала ей на свободный стул.
Хелен покачала головой и продолжила взбивать подушки.
– Ой нет, спасибо, мисс. Сейчас закончу, а там уж и спать лягу. Скоро уж на покой.
Снизу доносились голоса. Пенни вспомнила, как в последнее время мать только и делала, что шикала на неё весь день, постоянно одёргивала: «Сядь ровно!» – или подмечала, какое у неё неряшливое кружево – как будто это вообще имело какое-то значение. Все разговоры теперь сводились к тому, что мать склоняла её к браку по расчёту.
– Жаль, что я не могу ей угодить, – вздохнула Пенни.
– Что и говорить, мерка у госпожи высокая, мисс, – поддержала Хелен.
– Вчера она сказала, что в леди я совсем не гожусь и больше подхожу для цирка. Она буквально обозвала меня уродом. – В памяти Пенни снова возник этот образ – глаза матери, полные настоящего отвращения, – и сердце у неё сжалось. А всё потому, что ей никак не удавалось вышивать такими же плотными стежками, как мать.
– О, ну что вы, мисс, я уверена, она это несерьёзно. – Хелен расправила покрывало и подняла глаза на Пенни. Ей хотелось поднять девушке настроение, и брови её скакнули вверх, когда она воскликнула:
– Ну вы только подумайте, мисс: вы – да в цирке!
– А что, думаешь, из меня бы не вышла ассистентка фокусника? – пошутила Пенни и сама улыбнулась.
Хелен гоготнула и только рукой отмахнулась, но в голове у Пенни как будто что-то щёлкнуло. Разве это такая уж нелепая идея? Она просто обожала, когда к ним в городок приезжал цирк. Последний раз, когда в присутствии своих родителей она чувствовала себя счастливой и раскованной, был несколько лет назад, как раз во время похода в цирк. Она носилась вокруг с липкими от сластей пальцами, опьянённая музыкой и огнями, а родители лишь благосклонно наблюдали за ней.
Может, цирковая труппа окажется более снисходительной к её недостаткам. А ещё она смогла бы ездить по свету – больше, чем если бы была замужем за каким-нибудь коммерсантом. Она бы знакомилась со всякими интересными людьми и пополняла бы копилку воспоминаний, а не коллекцию безделушек на каминной полке. Тряхнув головой, Пенни допила молоко и приготовилась ко сну. Если она успеет, то, когда мать вломится, чтобы отчитать непутёвую дочь за очередной провал, можно будет притворится, что она уже спит.
Когда Хелен ушла, Пенни забралась в постель и дала волю фантазии. Если не цирк, возможно, было ещё что-то, чем она могла бы заняться, куда могла бы пойти? Но любой родственник сразу бы отвёз её обратно к матери. А вот если бы она убежала с цирком, то, даже разыскав её, мать не стала бы просить её вернуться. Это было бы для неё слишком унизительно. Она наверняка бы сочинила какую-нибудь историю про то, как Пенни подхватила воспаление лёгких и скончалась, – что угодно, только бы не пятнать славное имя Дэвенпортов.
Пенни понадобятся кое-какие сбережения, ведь комфорт могут себе позволить только те, кто уже добился успеха у публики. И ещё нужно придумать номер. Хм-м-м. У неё сильный голос – что-что, а уроки пения ей всегда нравились, – но большинство цирков не включают в программу просто вокальное исполнение. Пенни повернулась на бок, и её взгляд упал на книжную полку, где, среди прочих, стоял томик сказок Ганса Христиана Андерсена.
Если уж Пенни действительно решила порвать связи с семьёй и средой, в которой выросла, начать новую жизнь в пока чужом для неё мире, не похожа ли она на Русалочку? Ту самую, которая боролась за своё собственное счастье. За свою индивидуальность. Только борьбы за любовь здесь для Пенни не будет – даже наоборот: ведь она сбегает от нудных молодых людей и устроенных родителями браков, неизбежных в её высоком кругу.
Подобно Русалочке, которая не могла примириться со своим хвостом и мечтала о ногах, как у людей, готовая ради этого на любые страдания, Пенни согласна пойти на некоторые жертвы. Она понимает, что цирковая жизнь – как и всякая бродячая жизнь – не из лёгких и что ей придётся распрощаться с удобствами, которые даёт её положение. Однако это не слишком большая цена за возможность стать самой собой. За возможность двигаться, не боясь задеть что-то в комнате, забитой хрупкими до невозможности чайными сервизами. За то, что никто не будет ей указывать, как ходить, чтобы ничего не уронить. За то, что никто не будет выжимать из неё весь воздух, пытаясь затянуть корсет, сделанный для миссис Дэвенпорт ещё в годы её юности. «Если он подошёл мне в твоём возрасте, значит, подойдёт и тебе», – решила как-то раз мать.
Может быть, ей представиться гласом тех, кто сгинул в пучине морской – легендарных жителей Атлантиды. С того момента, как она впервые прочла книгу Игнатиуса Доннелли «Атлантида: мир до потопа» о трагической гибели их цивилизации, Пенни втайне надеялась, что они превратились в русалок. А что? Если люди смогли преодолеть вечные снега и ледяные пустыни, чтобы добраться до края света – полюса Земли, кто сказал, что древние атланты не нашли способа приспособиться к жизни под водой?
Пенни провалилась в сон, полный беспокойных видений, где русалки сменялись мелькающими в окне пейзажами и залитыми светом аренами. И когда два месяца спустя в их город приехал цирк братьев Медичи, всё было решено.
Сбежав из высшего света с его непреложными законами и непререкаемым мнением, девушка бросилась в приветливо распростёртые объятия банды неудачников и ни разу не пожалела. Даже когда бродячему цирку приходилось несладко. Даже когда у неё совсем закончились деньги, потому что последние она потратила на лекарства и одеяла для членов труппы. Её новая семья того стоила. И хотя она всё ещё иногда стеснялась, ни разу они не осудили её и не дали почувствовать себя лишней. Она могла быть такой, какой хотела. А она хотела быть… Мисс Атлантидой.
Глава 2
Милли повернулась к последнему пациенту, держа наготове стетоскоп. Внимательно прослушала спину и, одобрительно кивнув, вынула слуховые трубки из ушей.
– Дыхание в норме, сердцебиение в норме. Вы готовы к выступлению! – Она улыбнулась и посадила мышонка обратно в клетку. Тот в ответ пискнул и потянул за край своей красной инспекторской жилетки, как будто хотел её оправить.
Милли хихикнула. Тимоти Кью был самым общительным из всей мышиной троицы, почему и удостоился звания инспектора манежа в «Величайшем шоу в уменьшенном масштабе». Его привычка командовать тоже сыграла свою роль: он вечно норовил пофырчать на своих братика и сестричку – как им жить да что им делать. Все дети обожали этот цирк в миниатюре. Может, по сравнению с остальными артистами Медичи денег он приносил не так уж и много, но Милли им очень гордилась.
Взяв в руки блокнот, она прилежно записала сведения о состоянии здоровья Тимоти. Настоящий учёный (равно как и врач) должен вести подробную отчётность.
– Милли! Милли! – раздались крики, и Джо пулей влетел в их тесную палатку. Грудь его тяжело вздымалась.
Едва взглянув на него, Милли всё поняла.
– Поезд идёт! – провозгласил он ликующе.
Милли вскочила, и они вдвоём бросились наружу. Вдалеке уже был виден дым приближающегося поезда, и долгий пронзительный свисток прорезал утренний воздух.
– Ребятки! Стойте! – раздался крик Ивана, когда Милли и Джо пронеслись на всех парах мимо фокусника и его супруги, репетировавших номер. – Мы с вами!
Иван поспешил освободить Катерину из ящика для распиливания, но дети и не думали их ждать.
На городской железнодорожной станции было полно народу, многие были прилично одеты. Когда Джо принялся продираться сквозь толпу, несколько встречающих постарались отодвинуться подальше от его выпачканных рук, но большинство были слишком заняты только что подошедшим поездом, сверкавшим чёрными гладкими боками.
Из вагонов высыпали солдаты и устремились в гущу людей в поисках своих близких. На глазах у всех блестели слёзы радости. Пока Милли и Джо пристально вглядывались в толпу, их нагнали Иван с Катериной.
Где же он? Что-то сжалось в груди у Милли. Что, если произошла ошибка? Что, если его ещё не отпустили домой?
Рядом молодой солдат подхватил на руки и закружил даму в огромной изумрудно-зелёной шляпе, а она восторженно воскликнула. Когда он поставил девушку на землю и отступил на шаг назад, Милли вдруг увидела, как поодаль, прямо между ними, выросла фигура Холта Фарьера – её отца.
– Папа! – закричали в один голос Милли и Джо и ринулись ему навстречу.
Хотя лицо отца покрывала двухдневная щетина, Милли он показался ровно таким же красивым, каким она его помнила – разве что держался немного неровно, будто западал на один бок. Но ведь за левым плечом у него висела котомка – наверное, тяжёлая. И тут он внезапно рухнул на землю, котомка полетела в сторону.
Милли уставилась на отца во все глаза.
Там, где должна была быть левая рука, был просто… воздух. Рукав форменной гимнастёрки был аккуратно приколот к плечу, как будто в знак того, что армейцу не подобает быть неряшливым, даже если у него нет руки.
Бросившийся было вместе с Милли Джо резко вдохнул и застыл всего в шаге от отца, который, видимо, упал в обморок. Когда сзади подошли Иван и Катерина, отец уже зашевелился.
Красивые голубые глаза открылись, моргнули и посмотрели на детей.
Отец взглянул на их озадаченные лица, выдавил из себя пустую улыбку и, пошатываясь, попробовал встать на ноги.
– Я хотел рассказать вам, написать в письме, – произнёс он, кивком указывая на пустоту на месте левой руки. Голос его звучал хрипло, будто до этого он долго не разговаривал. – Я только не знал как. – Дети не промолвили ни слова, и оставшейся рукой он поманил их к себе. – Идите сюда. Привет! Это же я.
– А война уже закончилась? Мы правда победили? – осторожно спросил Джо.
– Страна – да. А вот многие добрые люди – нет. – Взгляд Холта снова затуманился, но он тут же очнулся, перевёл глаза на сына, и гордость засияла на его лице. – Ты посмотри-ка, растёшь не по дням, а по часам! Ну-ка, ты же помнишь меня, верно?
Больше Джо не медлил. Он кинулся к отцу, и тот сгрёб его в охапку, а потом повернулся к Милли. Её русые волосы отросли, и теперь она заплетала их в косы, да и одета была в комбинезон, которого Холт не помнил, – серенький с розовыми манжетами на рукавах и отворотами на штанишках.
– А ты такая же красавица, как мама. – В его голосе зазвучала тоска. – Мне так жаль, что меня не было рядом.
Милли кивнула, и её пальцы незаметно для неё самой потянулись к ключику, висевшему на шее.
– Ей тоже было жаль, – мягко произнесла она.
Отец отвернулся, и его глаза наполнились слезами. Она подбежала к нему сбоку, чтобы прижаться со свободной стороны, и обвила руками его по-прежнему крепкое тело.
– Мы так скучали по тебе, – сказала она.
– Я тоже по вам скучал, – ответил Холт. Он глянул на своих детей, всем своим сердцем жалея, что так долго был вдали от них. И как быть теперь, он тоже не представлял. Подняв голову, Холт посмотрел на стоявших рядом артистов и кивнул им.
– Здравствуй, Иван, здравствуй, Катерина. Спасибо вам, что приглядывали за ними.
– Не вопрос, капитан Фарьер, – ответил Иван.
– Холт. Зови меня просто Холт, – твёрдо ответил он. Дни его службы в кавалерии закончились. Тут он заметил вдалеке пёстрый палаточный городок цирка. – Не волнуйтесь, – шепнул он детям. – Всё будет как прежде.
Конечно, всё не могло стать совсем уж как прежде – по крайней мере, без Энни. Но ради детей, ради цирка Холт должен был попытаться. Долгие дни и ночи, что он лежал в госпитале и трясся в поезде по дороге домой, он размышлял о том, какие новые номера мог бы исполнять с одной рукой.
Когда они только вошли на территорию лагеря, сперва Холту показалось, что ничего не изменилось. Палатки ярмарки чудес и прилавки с угощениями, как и раньше, окружали главный шатёр, словно лепестки – цветочную чашечку, только теперь их стало больше, а некоторые из старых исчезли. Указатели пути к зверинцу направляли любопытных в самую дальнюю часть цирка, чтобы им предварительно пришлось пройти через все остальные развлечения. Ну и конечно, сердце цирка – Главный Шатёр – возвышался надо всем этим, как дворец. Но почему-то теперь он казался Холту гораздо меньше. Разумеется, шатёр был таким же – те же красно-белые полосы на полотне, что и всегда. Это Холт изменился.
Остальные члены труппы высыпали навстречу, как только весть о возвращении Холта разнеслась по лагерю. Но всеобщая радость поникла, как только артисты увидели старого друга. Мужчина неловко задёргал левым плечом, пытаясь прижать его к телу, как будто это могло помочь скрыть увечье.
Тут вперёд выступил Прамеш и крепко обнял Холта.
– Лучшая дорога – дорога домой! С возвращением! – воскликнул он. Огромный удав, который обвивал шею своего заклинателя, перескользнул на Холта.
– Э-э-э, давай без объятий! – сказал Холт змее, отходя от них обоих. – Я по тебе тоже скучал, Прамеш. Но скажи, в чём дело? Лагерь стал вдвое меньше!
– Время такое, дружище. Кому сейчас легко? – Прамеш грустно покачал головой. Змей свернулся вокруг его шеи, и раздвоенный язычок мелькнул в пасти в знак согласия.
Вдруг раздался громкий кашель. Дверь служебного вагона распахнулась, и на пороге появился мужчина, пузатый, словно бочка, и облачённый в мантию из алого бархата, край которой хлопал его по лодыжкам. Из-под полей настоящего старомодного цилиндра и кустистых бровей на труппу взирали тёмно-карие глаза.
– Внимание всем, бездари и тупицы! – проорал мужчина. – Почему правило номер один – это правило номер один? Потому что следить, чтобы клетки были заперты, – это самое важное правило из всех!
Директор цирка отогнул край мантии и показал всем след от укуса, видный сквозь ошмётки разорванной рубашки. В эту минуту крышка его цилиндра откинулась, и из неё показалось маленькое личико обезьянки, которое с ухмылкой таращилось на собравшихся.
По толпе пронёсся сдавленный смешок, но Макс Медичи продолжал браниться, не замечая появления Бэрримора. Мисс Атлантида прикрыла улыбку рукой, Катерина открыто захихикала, а у Прамеша весело засверкали глаза. Только шарманщик Пак выглядел обеспокоенным, переминался с ноги на ногу и неуверенно почёсывал затылок. В конце концов, это он отвечал за Бэрримора.
– И когда я доберусь до этого мелкого прохвоста, который посмел меня разбудить… – Тут Медичи вынужден был прервать свою речь, поскольку публика явно не внимала с должным почтением. – Ронго!
– Да, Макс? – спокойно откликнулся Ронго, делая шаг вперёд.
– Кто ответственен за порядок в лагере?
– Я вообще-то силач. – В голосе Ронго слышались насмешливые нотки.
– Да, только у нас у всех тут несколько ролей. – Широким картинным жестом Медичи сорвал с себя цилиндр, но мартышка ловко уцепилась за его мантию. Директор круто развернулся в сторону Ронго, так и не заметив Бэрримора. Пытаясь не обращать внимания на клоунов, которые согнулись пополам от смеха, Медичи ткнул в Ронго пальцем.
– Ты отвечаешь за бухгалтерию, финансы и инвентарь, а значит, и за наличие животных в клетках. Я хочу, чтобы ты немедленно отыскал эту обезьянку.
Ронго проследил глазами за Бэрримором. Мартышка спрыгнула наземь и торопилась забраться в коробку, которую открыл для неё Пак за спиной у Медичи.
– Я поищу.
– Ладно, все за работу, – объявил толстяк, надевая обратно цилиндр. Тут директор цирка застыл, удивлённо выпучив глаза. – Холт?
Холт кивнул. Вокруг него поднялся одобрительный гвалт из радостных голосов и дружеских подтруниваний, и на лице мужчины заиграла искренняя улыбка, когда счастливый Медичи позвал его зайти к нему в служебный вагон. Милли и Джо последовали за отцом в маленький кабинет директора. Медичи уселся в кресло за столом, на котором царил беспорядок, а Фарьеры забрались на высокие стулья.
– Этот зимний грипп пронёсся, как ураган. Наталья, Винченцо, семья Вандерджесов… и вот, бедная Энни. Она долго боролась. – Медичи вытащил грязный платок и промокнул глаза. – Она была лучшая среди нас, Холт.
Твёрдо решив не позволять эмоциям брать верх, Холт расправил плечи.
– Да, была. И чтобы почтить её память, давайте покажем в этом сезоне высший класс! Ну а теперь, где мои кони?
– А, тут такая история. – Медичи откинулся на спинку кресла, скрестив пальцы на животе и отрешённо уставившись в потолок.
– Какая история? – спросил Холт.
– Он их продал, – раздались хором тоненькие голоса детей.
Отец обернулся к ним. Они, должно быть, шутили? Но директор не стал ничего отрицать. Холт пронзил Медичи недоверчивым взглядом.
Тот неудобно заёрзал, не желая встречаться с ним глазами.
– Ты был далеко, воевал против этого кайзера, Вильгельма II. Видит бог, я тоже не сидел сложа руки – отвоёвывал нашу славу у радио и кино. Раньше-то были сотни цирков-шапито, а теперь мы среди немногих удержавшихся на плаву.
– Наш номер был гвоздём всей программы! – воскликнул Холт.
– Сначала мы лишились тебя, затем Энни, кому на них скакать? Если бы только Милли умела…
– Я не хочу выступать на публике! – твёрдо отрезала девочка. – Ещё чего, скакать в дамском седле и жонглировать тарелками… – Повернувшись к дочери, Холт внимательно уставился на неё, пытаясь подавить обиду, поднявшуюся в душе.
– Видишь, какая она упрямая, – пожал плечами Медичи.
Милли гордо подняла голову:
– Я хочу делать научные открытия. Я хочу, чтобы меня запомнили благодаря моим познаниям.
– Тогда освой ясновидение или телепатию! Что-то, что можно пустить в дело! – развёл руками Медичи.
Старый спор прервал Джо.
– Я могу стоять на руках почти десять секунд, – вставил он.
– «Мальчик, который стоит на руках». Мы разоримся к июлю, – саркастично ответил Медичи.
– Значит, всё это время, что мы учили тебя скакать верхом… – начал Холт, обращаясь к Милли.
– Нет, серьёзно, смотри, пап! – Джо вскочил на ноги и быстро перевернулся, упёршись руками в пол, но почти тотчас потерял равновесие. Переместившись поближе к стенке, он попробовал снова.
– Холт, я всей душой за этого парня, – произнёс Медичи, пока Джо пытался выпутаться из собственных ног, – но он совершенно не унаследовал твою атлетическую форму.
Холт развернулся к Медичи и нахмурил брови.
– Погоди, но без лошадей – в чём же, чёрт возьми, будет мой номер? Я всё ещё могу скакать верхом, – настойчиво проговорил он. Интуитивно подняв руки, он не сразу понял, что поднимает только одну. Последнее время такие вещи часто с ним случались. Он попытался отбросить мысли об этом и продолжил: – Можно забыть о трюках с верёвкой, но прыжки через бочку, скоростные заезды… У меня есть идеи с новыми поворотами… – Он оборвал свою речь, увидев на лице Медичи сомнение. – Народ придёт посмотреть на меня.
Медичи отвёл взгляд в сторону.
– Холт, друг мой, боюсь, номера с наездниками уже устарели. Людям не интересны лошади – они видят их каждый день. В цирке они ищут чего-то нового.
– Макс, пожалуйста. – Голос Холта стал мягче. – Мне нужна работа.
Медичи всегда относился к труппе, как к семье, и Холт знал, что его не выгонят на улицу только потому, что лошадей больше нет… Но бывшему трюкачу необходимо было почувствовать себя нужным. Ему необходимо найти себе занятие.
– А вот тут есть хорошая новость, – объявил Медичи. – Есть у меня одна работёнка.
Холт оживился:
– Отлично! Дай мне какой-нибудь взрывной номер.
Медичи почесал нос и облокотился на стол. Кресло под ним заскрипело.
– Помнишь Ичи Макфи? Этот жулик в итоге сбежал с нашей бородатой женщиной. С тех пор их подменяют рабочие, но мне нужен кто-то постоянный для присмотра за слонами.
– Ты шутишь. – Холт едва мог скрыть своё разочарование.
Милли и Джо обменялись тревожными взглядами.
– Да нет, не шучу. Это большое дело. Да ты и сам знаешь, – заявил Медичи.
– Нет, не знаю. Это дело большой лопаты для большой кучи…
– Папа! – оборвали его дети. Энни никогда не терпела при себе ругательств.
Холт вскочил на ноги.
– Ты продал моих лошадей, зато оставил своих слонов. Своих тощих, чесоточных, копеечных слонов!
Медичи поднял руку, призывая к спокойствию.
– Слоны для нас очень важны. Особенно в нынешнем сезоне. Вообще-то это против моих правил, но в этот раз я в них вложился. – Он спокойно улыбнулся Холту.
У Холта упали плечи. У него действительно не было выбора: цирк был и его семьёй, и домом, и работой сразу. Другого ремесла он не знал. Он не мог уйти: ему надо было содержать детей. Мужчина взглянул на их лица, полные надежды.
– Ну хорошо. Пойдём посмотрим на твоё вложение, – проворчал он.
Глава 3
Джо еле поспевал за Холтом, Медичи и Милли, которые твёрдым шагом направлялись к звериным вагонам. Откуда-то с той стороны донёсся отчаянный рёв. Медичи ускорил шаг.
На краю металлического пандуса стоял Руфус Соргам с шестом в руках. Внутри вагона один из его помощников пытался загнать слона на пандус, пока другой с усилием тянул за верёвку, обвязанную вокруг слоновьей шеи. Слон поднял хобот и снова издал оглушительный рёв. Это Голиаф, понял Джо.
– Давай-давай! Шевели своими вонючими морщинами! – крикнул Руфус и ткнул слона в бок с безопасного расстояния.
Джо вспыхнул от гнева.
Медичи поспешил вмешаться, но его голос звучал скорее успокаивающе:
– Поосторожней, Руфус. С уважением, так сказать, респекто.
Руфус, который был на голову выше Медичи, бросил на него сердитый взгляд.
– Пусть сначала заслужит моё уважение. И не надо меня этой своей итальянской снисходительностью пичкать, Густаво. Ты сам в детстве господам ботинки чистил.
– Почему он назвал Макса «Густаво»? – прошептал Джо на ухо Милли, пока рабочие пытались заставить слона сойти по пандусу вниз, где его уже ждал брат Цеппелин.
– Сама не знаю, – пожала плечами Милли. – Может, слон ему ногой по голове заехал.
Руфус заметил Холта и ехидно ухмыльнулся.
– Да вы только гляньте, кого принесло. Правда, не донесло, – добавил он.
Джо ринулся вперёд, но Милли жестом остановила его. Отец и глазом не моргнул. Джо восхитился его сдержанностью.
– Всё ещё гордишься тем, что служил отечеству, вместо того чтобы помогать нам зарабатывать деньги? – спросил Руфус.
Внезапно махнув хвостом, проходящий мимо слон обрызгал Руфуса грязью – или тем, что походило на грязь. Руфус выругался. «Всё-таки не грязь», – подумал Джо с удовлетворением.
Широко улыбаясь, Джо последовал за Медичи, отцом и сестрой, всё ещё не в силах оторвать взгляда от Руфуса, чьи щёки и даже лоб стали пунцовыми от гнева. Когда рабочий утёр лицо, он заметил насмешку Джо и разозлился ещё больше. Но мальчику было плевать. Руфус мог сверкать глазами сколько влезет – теперь рядом с Джо был отец, и слонов скоро освободят из-под опеки этого бессердечного болвана. С этой мыслью паренёк помчался догонять остальных.
* * *
Медичи подвёл их к следующему вагону.
– Как видите, – негромко сказал он, – я в этом деле неплохо преуспел. А ты, Холт, – ты животных чувствуешь. И они тебя любят!
Холт почесал затылок. Ему никогда прежде не доводилось иметь дело со слонами. Он знал, что это умные звери, которые легко дрессируются… но будут ли они его слушаться?
Медичи отодвинул в сторону дверь вагона и залез внутрь. Пол покрывала солома, а на соломе лежала большая серая слониха. Её взгляд задержался на вошедших, но она еле оторвала голову от соломы, подняв её не больше чем на фут.
– Вуаля! – воскликнул Медичи. – Прошу любить и жаловать, Миссис Джамбо. Наш новый экземпляр, самка азиатского слона, которую я приобрёл у Брюгельбекера в городе Билокси. Цену удалось скостить чуть не вдвое.
Холт не так уж много знал о животных, но по виду этой слонихи было ясно, что с ней не всё в порядке. Живот у неё был вспученный, должно быть, из-за опухоли.
Она испустила тягостный рёв.
– У неё в глазах было что-то особенное, – продолжал Медичи.
«Может, это у тебя в глазах были золотые горы», – подумал Холт. По большей части Медичи был хорошим руководителем, но иногда его амбиции брали над ним верх.
– Так это и есть твоё вложение? – вслух спросил Холт. – Старая больная слониха?
Медичи покачал головой.
– А вот и нет. Она не больна. Со дня на день она должна родить малыша. – В его голосе зазвучало благоговение. Милли и Джо тоже выглядели взволнованно. Их лица засияли, и они не могли оторвать глаз от будущей матери.
– Малыша? – переспросил Холт. – И как именно это должно пойти цирку на пользу?
– Давай покажу, – усмехнулся Медичи, жестом призывая всех вылезти наружу. Голова Миссис Джамбо тяжело упала обратно на солому, когда они выпрыгнули из вагона, облегчённо вдохнув свежий воздух.
Медичи зашагал к палатке неподалёку.
– Что объединяет всех людей? Что вызывает у всех счастливую улыбку и слёзы восторга, заставляет сердца сладко петь?
Холт вскинул бровь. Когда на Медичи находил артистизм – что происходило большую часть времени, – он немного перегибал палку.
– Мороженое? – с надеждой предположил Джо. Вот уже не первый год он донимал Медичи просьбами назначить его продавать это лакомство.
Но Медичи покачал головой:
– Малыши!
Он широким взмахом руки откинул полог палатки, и их взору предстал гигантский детский манеж, устланный соломой и снабжённый погремушкой, больше похожей на штангу, а ещё огромной соской и плюшевым медведем. Над всем этим виднелся плакат с надписью: «Встречайте малыша Джамбо!»
– Люди обожают детишек, – продолжал Медичи, подходя к манежу. – Мне они, правда, безразличны, но я скорее исключение. Люди любят всё милое, именно поэтому существуют дети. А дети любят всё маленькое, вот почему существуют малыши. Итого… есть малыши – будут дети, есть дети – будут родители, есть родители – будут деньги за билеты!
Медичи торжествующе прошествовал вокруг невероятного размера яслей и ровных блоков сена, затем с лучезарным видом обернулся к Холту:
– А это значит многое для нас с тобой! Как только узнаем пол новорождённого, начнём красить.
Только тут Джо заметил банки с краской, громоздившиеся в углу.
– Ты хочешь, чтобы я нянчил слонёнка. – Холт явно был не в восторге. Ему никак не верилось, что всё это действительно с ним происходит.
– За двадцать пять центов дадим заглянуть в палатку, – Медичи вытянулся на носочках, мысленно уже собирая деньги.
Лицо у Холта посерело.
– Ты хочешь. Чтобы я. Нянчил. Слонёнка, – повторил он.
На этот раз Медичи забеспокоился. Наклонившись к Милли и Джо, он шёпотом спросил:
– Почему он всё повторяет по два раза? Это какая-то военная травма?
Тут уж Холт не выдержал и обрушился на Макса.
– У меня было восемнадцать прекрасных жеребцов! – Он вскинул руку, словно давая знак воображаемому коню прыгнуть через кольцо.
– Да, было, – спокойно подтвердил Медичи. Он наклонил голову, и во взгляде его, всё ещё твёрдом, теперь читалось и сочувствие. – А ещё была жена. И левая рука. И если ты будешь по-прежнему жить прошлым, ничего хорошего из этого не выйдет.
Холт пристально посмотрел на него. Макс прав, действительно вернуть ничего уже было нельзя. Но это не значило, что можно так просто смириться с настоящим.
– Ча-ча-ча! – Медичи сунул в руку Холту огромную погремушку, которая издала резкий звук. Рассказав то, что собирался, он приготовился уходить. – Потом сам же спасибо скажешь. За слонами будущее!
– Пошли, пап. – Джо потянул его за край рубашки. – Нам надо ещё распаковаться до обеда.
Холт положил на место погремушку и последовал за детьми на территорию жилых палаток. Со всех сторон слышались приветствия, и он рассеянно махал рукой в ответ, едва замечая то Арава, который медитировал перед своей палаткой, то Ивана с Катериной, которые возились со своим зеркальным ящиком без дна. Даже шумная толпа клоунов – семейство греков, громко галдящих вокруг общего костра, – осталась им не замеченной.
Джо и Милли нырнули в маленькую бежевую палатку, вчетверо меньше той, что когда-то у них была. Куда это они? Туман задумчивости рассеялся, стоило только сомнению кольнуть его сердце. Холт вошёл в палатку.
Внутри еле умещались три койки, втиснутые вместе с двумя огромными сундуками, на одном из которых блестели золотые буквы «Звёзды скачек». Один небольшой деревянный ящик служил импровизированной книжной полкой, второй такой же – полкой для всякой ерунды.
– Смотри, пап, у меня уже лучше получается. – Сказав это, Джо схватил несколько яблок и принялся ими жонглировать. Они тут же посыпались на пол, и он принялся их собирать.
– Так, погодите, это и есть наша палатка? – Холт в смятении озирался вокруг. – Но у нас же была мебель, кровати, несколько комнат… – Как и подобает главным артистам цирка, у них с Энни была самая хорошая, самая большая палатка, в которой специальным пологом разделялись две спальни и пространство наподобие гостиной. Холт обеспокоенно оглядел койки – он даже не был уверен, что такое ложе выдержит его вес.
«Что же тогда Макс не продал?» – подумал он. В панике он бросился к сундуку с надписью «Звёзды скачек» и одним махом распахнул его. Сверху лежали стеклянные трубки и цветные чашки.
– Это что, игрушки? Что это такое? – Он выхватил какой-то предмет вроде воронки.
– Нет, не игрушки, – ответила Милли. – Это для моих научных экспериментов, – сказала она, нахмурившись: отец смотрел на содержимое сундука так, как будто там лежало что-то невообразимое. «Он тоже, как и Медичи, скажет, что мои занятия наукой – глупости», – подумала она. Мама хотя бы пыталась понять её и даже покупала ей на остановках разные химические наборы, пока была здорова.
Со слабой улыбкой на губах Холт устало опустился на койку. Положив на место воронку, он взял руку Милли в свою и притянул дочку к себе.
– Девочка моя, мы в цирке. В цирке. Чтобы выжить, надо быть практичным. – Он остановился, раздумывая. – Ты совсем не хочешь участвовать в выступлениях? Может, по части акробатики? Или канатоходцем?
Милли внутренне напряглась.
– А может, оно и не нужно, чтобы весь мир на меня пялился? Может, я не такая, как вы с мамой?
Холт оскорблённо поджал губы и встал с койки.
– Так! Кто устанавливает правила у нас в семье?
– Мама, – машинально ответил Джо.
В воздухе повисло напряжённое молчание. У всех в мыслях возник образ Энни – бойкой, ласковой, решительной и… живой.
– Ну-ну. Теперь это буду делать я, – наконец пробормотал Холт. – Иди в свою комнату.
– Это и есть моя комната. Это и есть все наши комнаты, – ответила Милли, задрав подбородок вверх.
Сдёрнув свою ковбойскую шляпу с крючка, Холт нахлобучил её на голову и твёрдо шагнул обратно к сундуку. На дне, к счастью, нашлось серебряное седло. Хотя бы его Медичи не продал.
– Смотри сюда. Знаешь, что это? Это – твоё наследство! – Он в гневе вышел из палатки, крепко сжав седло в руке.
– Пап, стой! Ты куда? – Джо подскочил к выходу и выглянул наружу.
– Да ты не бойся, – сказала Милли, последовав за ним. Они молча смотрели, как отец сновал туда-сюда. Наконец он подошёл к козлам для дров и перекинул седло через бревно. Повернувшись к детям спиной, он вскочил в седло. – Никуда он не денется. Он в тупике. Как и мы с тобой.
«Звёзды скачек»
Средний Запад, 1900–1914 годы
Холт Фарьер родился и вырос на ранчо, и он мог на глаз определить, какая лошадь будет послушной и надёжной, а какая скорей лягнёт тебя в зубы, чем даст себя оседлать. И он предпочитал именно второй тип: в том, как завоевать их доверие и выдрессировать, ему не было равных. Лошадей Холт понимал. А вот людей… с людьми было тяжелее. Он всегда говорил напрямую, что думает, а люди иногда говорили не то, что у них на уме, или пытались обвести Холта вокруг пальца. Так что по-настоящему он доверял только узкому кругу друзей, с остальными же был просто приветлив.
А вот Энни – та, напротив, могла очаровать самого ворчливого зануду… Что она и проделала с Холтом, познакомившись с ним на родео. Она проскакала на своей кобылке, так ловко огибая расставленные бочки и так лихо разворачиваясь, словно она и лошадь были единое целое. Энни умела обращаться со скакунами не хуже Холта. А ещё она могла играючи покорить толпу. Она обожала рёв аплодисментов и всеобщее «Ах!», когда лошадь, слушаясь команды, поднималась на дыбы и молотила передними копытами по воздуху.
В конце своего заезда она подъехала мелкой рысью к ограждению, где стоял Холт, всё ещё неспособный оторвать от неё глаз.
– Эй, ковбой! – бросила она ему. – Что, понравилось?
– Неплохо, – с деланым равнодушием ответил Холт.
Энни вскинула бровь:
– Ещё посмотрим, на что способен ты.
Усмехнувшись, Холт указал на список участников.
– Мой черёд только через полчаса. Как насчёт пропустить стаканчик, пока ждём?
Ну а дальше дело известное. После свадьбы Энни и Холт ещё несколько лет продолжали выступать на родео. Однако когда к ним обратился Медичи с предложением присоединиться к его цирку, пара с радостью согласилась. Так они могли поставить совместный номер, и к тому же придумать его самостоятельно от начала до конца – ведь в цирковое выступление можно было включить больше трюков, чем дозволялось в родео. Вдобавок, даже когда появились Милли и Джо, они могли путешествовать всей семьёй, и рядом всегда был кто-то, кого можно попросить присмотреть за малышами, пока мама с папой были на арене.
И вот однажды в городе Легсингтон, штат Кентукки, голос Медичи возвестил публике:
– Дамы и господа, девочки и мальчики, приготовьтесь узреть необычайную ловкость и невероятное искусство Короля и Королевы скачек, Холта и Энни Фарьер, в нашем собственном уникальном шоу «Звёзды скачек»!
Восьмилетняя Милли выглянула из-за кулисы, пока Джо возился рядом. Он потихоньку пролез мимо сестры, тоже высунулся наружу и вдруг застыл, как только родители промчались мимо.
Энни и Холт направили своих коней в противоположные стороны, готовясь пройти полосу препятствий из снопов соломы, бочек и пирамид, составленных из перевёрнутых вёдер. Когда их лошади поравнялись, Энни встала на ноги, раскинув руки в стороны.
Её лошадь слегка подбросила её, и Джо затаил дыхание, но Энни ловко перевернулась в воздухе и приземлилась прямо за спиной Холта. Затем Холт свесился с одного бока лошади, а Энни – с другого, так, чтобы казалось, будто верхом никто не сидит.
Когда помощник выпустил на арену ещё одну пару лошадей, они с гиком поднялись обратно. Энни перемахнула на одного из новых коней и схватила второго за удила. А потом встала во весь рост, одной ногой на первой лошади, а другую поставив на вторую, и пустила их мелким галопом вокруг арены.
Тем временем Холт демонстрировал свои трюки с верёвкой, закидывая одно лассо за другим, пока не согнал всех лошадей в кучу вместе с той первой, что свободно бегала по арене. Вскоре все четыре скакуна выстроились в ряд. Энни перескочила на свою первую кобылицу, и вдвоём с Холтом они провели лошадей по арене, свистом и криками давая им команды то сменить походку, то щегольнуть прыжком. Наконец, в качестве эффектного финала Энни и Холт с лёгкостью прогнали своих лошадей через полосу препятствий. Резвым галопом все четыре лошади закружились по спирали одна за другой, так что Энни и Холт оказались в центре, откуда они весело махали публике, светясь от радости и возбуждения.
Как только дуэт скрылся за занавесом и лошадей увели помощники, Энни помчалась к детям и сгребла их в охапку, так что маленький ключик, всегда висевший у неё на шее, стукнул Милли в грудь.
– Ну как вы тут, мои милые талисманы удачи? – спросила она, осыпая их щёки поцелуями. – Как же я вас люблю! Понравилось, как мы выступали?
– Тлах-тибидох! – провозгласил в ответ Джо.
– Похоже, ты опять надоедал Ивану и Катерине, – засмеялся подошедший к ним Холт. Он взъерошил волосы на обеих маленьких головках.
– Вы были просто высший класс! Как всегда, – сказала Милли.
– Думаю, надо будет добавить пару новых трюков с верёвкой, – сказал Холт, обращаясь к Энни. – Например, я закидываю лассо, а ты прыгаешь через него, как тебе?
– Хватит уже про выступление, – ответила Энни. Затем она улыбнулась мужу, и выражение её лица смягчилось: – Давай обсудим номер после. А сейчас лучше уложим этих разбойников в кроватки. Им уже давным-давно пора спать.
Холт подхватил на руки Милли, а Энни взяла Джо.
– Не хочу спать! – запротестовал Джо, хотя глаза его уже слипались, и он устало уткнулся носом в мамину шею.
Когда дети были уложены, Энни и Холт сели у своей палатки и подняли глаза на звёздное небо. Где-то далеко продолжала звучать цирковая музыка, но основная часть представления уже была окончена, и толпа постепенно расходилась. Конечно, отдельные зрители ещё долго будут бродить вокруг, чтобы до самой ночи таращиться на Прамеша с его змеями или безуспешно пытаться дёрнуть бородатую леди за бороду. Ох и нажили бы они себе неприятностей, если бы им это удалось!
– Они так быстро растут, – сказала Энни.
Холт ответил не сразу. Он опять думал о номере.
– Дети? Да вроде так и должно быть, разве нет?
– Конечно, просто я… просто иногда хочется всё остановить на секунду, чтобы ухватить ускользающее мгновение – вроде фотографии, понимаешь?
– Фотография – дорогая затея, – сказал Холт.
– Милый, да ведь единственное, что по-настоящему чего-то стоит, – это любовь.
Мужчина притянул жену к себе, и она положила ему голову на плечо.
– Ну тогда мы несметно богаты.
– У нас богатств больше, чем звёзд в небе, – прошептала Энни.
– Да и потом, время не станет останавливаться ради таких, как мы.
– Ты прав. Время не может остановиться, зато каждое мгновение дарит нам шанс приумножить нашу любовь.
– Кстати, насчёт изменений… – начал было Холт.
Энни легонько толкнула его в грудь.
– Холт Фарьер, ты опять собираешься говорить о нашем выступлении? Мы же уже четыре раза переделывали его с тех пор, как уехали из Атланты!
– Да, но… – Холт не нашёлся что ответить.
– Ты как Милли – вечно вы оба экспериментируете, ищете что-то новое. Что мне только с вами делать? – Она улыбнулась и пристально посмотрела на него. – Ладно, ковбой, выкладывай, что ты там придумал.
И Холт рассказывал свои новые идеи, а Энни спокойно сидела рядом, поглядывая на звёзды. Где-то посередине рассказа он наконец замечал, что она уснула, поднимал её на руки и заносил в палатку. Всё равно завтра будет новый день, думал он, и ещё много времени на разговоры.
А через несколько лет разразилась война. Холт был рад послужить своей стране и сразу завербовался в армию. Хотя Энни боялась за него, он отмахнулся от её страхов. Холту никогда и в голову не приходило, что у неё первой могут закончиться завтрашние дни.
Глава 4
Солнце показалось из-за горизонта, окрасив небо в багряно-розовые тона. Джо нагнулся, чтобы собрать яблоки, которыми он жонглировал в ожидании зари. Наконец-то! Теперь можно разбудить отца. Милли строго-настрого запретила ему будить папу – по крайней мере, до восхода.
– Пап, вставай! – Джо ворвался в палатку и стащил ковбойскую шляпу с папиного лица. Затем он забрался на койку, уселся на отца верхом и принялся его трясти. – Слоны нас ждут!
Холт проворчал что-то в ответ и перевернулся, нечаянно смахнув Джо с матраса.
Джо засмеялся и встал на ноги, снова принявшись жонглировать яблоками.
– Кажется, я слышал один рёв посреди ночи, но когда я прислушался, всё затихло, так что, может быть, ничего и не было, но теперь, когда уже утро, они все трубят с восходом солнца, прямо как петухи. Может, там что-то стряслось! А может, они просто так сигналят нам, что пора завтракать.
Джо пропустил яблоко, и они все посыпались на пол, но большая часть – на отца.
Милли сидела на своей койке и заплетала косы. Она улыбнулась, когда отец начал сонно бормотать:
– Чёрт побери, Джо! – проворчал он. – С тобой не лучше, чем на войне.
Но зато теперь он уже точно проснулся, встал на ноги и нелепыми, сонными движениями собирался на выход. Милли и Джо уже ждали снаружи. Милли вдруг пришло в голову, что ему может понадобиться помощь, и хотела уже было войти обратно в палатку, как из неё показался Холт, с аккуратно подвёрнутым и пристёгнутым булавкой левым рукавом.
Он рывком сорвал с Джо свою шляпу и твёрдым шагом направился к слонам.
Поскольку вчера Руфус со своими рабочими загнали огромных животных на ночь в вагоны, сейчас они выводили их обратно, занятые первой парой – Голиафом и Цеппелином. Руфус стучал своим шестом по стенке вагона Миссис Джамбо.
– Пошевеливайся, Миссис Джамбо. Не заставляй меня злиться, – пригрозил он.
Джо было видно только огромный зад Миссис Джамбо. Она не обратила на Руфуса никакого внимания и продолжала сгребать солому в кучу. Может, она готовила себе постель?
С покрасневшими от раздражения ушами Руфус вскочил в вагон и треснул шестом о стенку. Слониха повернулась в его сторону, издав тревожный трубный звук.
– Полегче, Руфус, – крикнул ему Холт. – Всё-таки с дамой разговариваешь.
Руфус вразвалочку подошёл к краю вагона и презрительно усмехнулся, глядя сверху вниз на всю семейку Фарьеров:
– Ой-ой-ой, смотрите, кто прискакал на помощь, только скакуна из-под него уже выбили. Ну-ка, посмотрим, что он тут забыл, в нашем захолустье. А что, Холт, частенько тебе кой-чего не хватает?
– А я даже не удивился, когда ты откосил от службы, – парировал Холт.
– Сердечко пошаливает, – отмахнулся Руфус, стукнув себя кулаком в грудь. – Врачи отсоветовали.
Джо в этом крайне сомневался. Просто Руфус не был таким смелым и сильным, как отец. Да ему и невдомёк, что такое воевать за родину и служить на благо высшей цели. Насколько мог судить Джо, единственное, о чём заботился Руфус, был он сам.
Руфус загнал своих помощников внутрь вагона, и они гурьбой надвинулись на Миссис Джамбо, которая явно нервничала и пятилась назад, трубя и качая головой из стороны в сторону.
– Пап, тут что-то не так. Она не хочет выходить, – сказала Милли.
Достав шестом верхние крепления двери, Руфус снял её с петель, и она рухнула вниз, напугав Миссис Джамбо. Слониха попыталась метнуться в противоположную сторону, но оказалась на краю пандуса, заскользила по нему ногами и стала сползать вниз на землю. Рабочие поспешили ей помочь, подталкивая её руками и шестами. Руфус толкал в голову, спихивая животное вниз по пандусу.
– Стойте! Ей же страшно! – закричала Милли, когда слониха подняла глаза в немой мольбе и упёрлась ногами.
Холт бросился вперёд.
– Так, Руфус, хватит, оставь её в покое!
Он размахнулся и ударил Руфуса по красному лицу, так что тот зашатался.
Руфус сплюнул на землю.
– Молодец, настоящий вояка! Небось покойница тобой бы сейчас гордилась.
– Пап, смотри! – закричал Джо, забравшийся на самый верх пандуса.
Все посмотрели туда, куда он показывал – на гору соломы, которую успела сгрести Миссис Джамбо. Гора… шевелилась.
Холт, Милли и Джо подошли к ней, и Миссис Джамбо издала новый рёв. Что-то внутри соломы закопошилось, и пучки сухой травы рассыпались в стороны, когда из-под них показались два моргающих глаза.
– Ого! – воскликнул Холт, и в его голосе послышался трепет. – Да у нас тут прибавление в семействе.
* * *
Чуть дальше, в персональном директорском вагоне, Медичи, развалившись в ванне, диктовал Ронго цифры, которые тот записывал в бухгалтерскую книгу, пытаясь удержать её на коленях.
– Посмотри-ка по всем графам, какие там можно сделать финансовые сокращения. Нам надо начать рекламную кампанию, но поднять цены на десять процентов. Ты успеваешь всё записывать?
Ронго бросил на него недовольный взгляд:
– Я вообще-то силач.
В его обязанности не входило ни ведение финансовой отчётности, ни исполнение роли секретаря, ни работа завхозом. И ему надо было готовиться к своему выступлению.
– Малыш! У нас родился малыш! – раздались снаружи чьи-то крики.
– Малыш? Так, у меня готова просто сногсшибательная идея! – воскликнул Медичи и потянулся за полотенцем и халатом. – Разнеси по всем газетам: Цирк братьев Медичи рад представить публике… Самую крупную радость континента!
* * *
Холт тем временем осторожно убирал солому с новорождённого слонёнка и пытался выудить его на свет.
– Всё хорошо, не волнуйся. Мама совсем рядом. – Он надеялся, что малыша успокоит тот же тон, что безотказно работал с лошадьми.
Из соломы высунулся хоботок с розовым пятачком с двумя ноздрями на конце. Хоботок понюхал воздух и чихнул, брызнув чем-то мокрым Холту в лицо.
– Ого! – в удивлении отпрянул Холт, случайно натолкнувшись на Милли, которая, попятившись, налетела на Джо, и они оба громко бухнулись на пол вагона.
– У-у-у! – завопил слонёнок и дал дёру обратно к куче соломы, но только врезался в стену вагона. Это напугало его ещё больше, и он отскочил, раскидывая солому.
Холт подхватил детей и метнулся в сторону, а слонёнок споткнулся и полетел кувырком вниз по пандусу навстречу уже собравшейся вокруг толпе циркачей.
– Ой, нет-нет-нет! – закричала Мисс Атлантида. Большинство стоявших бросилось врассыпную, но несколько человек посмелее, в их числе и Иван, ринулись вперёд, переживая за кроху.
– Где мой малыш? – закричал Медичи, расталкивая людей.
Серый комочек перестал вертеться и сел на раскинутые в стороны задние ноги. На секунду показалась премилая мордочка, пара прекрасных, блестящих чёрных глаз и маленький хоботок, а затем… шлёп!
Два гигантских уха показались из-за головы и хлопнулись на мордочку слонёнка, полностью скрыв её из виду.
Медичи побелел.
– Что. Это. Такое?
– Это малыш Джамбо! – весело воскликнул Джо. Но никто из взрослых, похоже, не разделял его восторг. Все смотрели на животное с испугом.
– А это тогда что у него? – спросил Холт, указывая на громадные серые пласты кожи, покрывавшие морду.
Из-под пластов показался хобот, и уши слегка раздвинулись в стороны. Они висели, словно тяжёлые шторы.
– Да у этого малыша своё покрывало, – бросила Катерина, стоявшая в толпе. Она скрестила руки на груди, явно недовольная тем, что никакого милого и забавного детёныша понянчить не удастся.
– Это просто тонна занавесок, – добавил Иван.
– Действительно, как будто великоваты, – протянула Милли.
Медичи нервно задёргал свои баки, и Холт понял, что тот в панике.
– У меня уже есть уроды для палаточной ярмарки. На арене мне уроды не нужны! Нас надули! – завопил директор.
Раздались отдельные хлопки – Руфус насмешливо смотрел на Медичи.
– Поздравляю, простофиля ты эдакий. Нате, купил малыша-чудовище. Такое же нелепое созданье, как и твой отпрыск, ковбой, – бросил он Холту, кивнув на Джо, и снова уставился на слонёнка. – Эй, он вообще хоть что-то слышит? – Тут он подскочил к детёнышу и крикнул: – Бу-у!
Малыш пискнул и ринулся обратно к пандусу, с которого скатился. Но Миссис Джамбо всё это порядком надоело. Она потянулась вперёд над головой рабочего, державшего её на расстоянии, и ухватила хоботом Руфуса за ногу.
– О-о-а! – раздался его крик, когда он внезапно повис вверх ногами над землёй. И тут хобот разжался…
Плюх! Руфус угодил в огромную лохань с водой, что стояла неподалёку.
Отовсюду послышался смех, пока он, отфыркиваясь, вылезал наружу.
– Передаю под вашу опеку, недоноски несчастные, – прошипел он Холту, шагая прочь. Двое его помощников поплелись за ним, предоставив Миссис Джамбо свободу движений.
Слониха поспешила к своему детёнышу и мягко помогла ему подняться на ноги. Она легонько похлопывала его всего своим хоботом – вначале, видимо, чтобы убедиться, что он цел и невредим, а затем скорее любовно его щекоча. Малыш уткнулся в неё мордой.
Труппа уже начала расходиться по своим делам, но некоторые ещё оставались посмотреть, что будет дальше. Медичи выследил в толпе Ронго, который только пришёл сюда из делового бюро.
– Ронго, дай телеграмму Брюгельбекеру: «Вы поставили нам некачественный товар. Детёныш с отклонениями и аномалиями, и я требую денежную компенсацию!» Ты всё записал?
Силач уставился в свой блокнот.
– Записал всё до слова «телеграмма».
– В любом случае ни слова прессе. Такого малыша мы не можем рекламировать. – Медичи остановился и взглянул на Ронго. – Только не говори мне, что ты уже… Ты ведь ещё не?.. – Он в панике смотрел на силача.
Ронго уставился в ответ, застыв с глупым выражением лица.
Медичи потянул себя за волосы.
– Проклятие! Никогда ничего не делай, пока я не дам на это добро!
Закатив глаза, Ронго бросил блокнот на землю и ушёл.
Медичи плюхнулся на лежавшее тут же бревно и схватил себя за голову.
– Ну почему? Почему я?! – застонал он. – Такого только мать и может любить…
– Сэр, многие из нас нашли бы вас довольно привлекательным, – попыталась утешить его Мисс Атлантида.
Медичи посмотрел на неё в отчаянии.
– Я про слонёнка.
– Смотрите, она его моет! – воскликнула Милли, указывая на Миссис Джамбо, которая с помощью своего хобота засосала немного воды из лохани и теперь осторожно поливала ею спинку малыша.
– Постойте-ка, – сказал Медичи, внезапно оживляясь. – Холт!
Холт сделал шаг вперёд.
– Хочешь, чтобы я позвал ветеринара посмотреть малыша?
– Это что же, ещё один свидетель? – Медичи покачал головой. – О нет, такого нам не надо. Мы в этом Джоплине на целых две недели, и мы обещали им прекрасного малыша. Ты должен это устроить. Срок – до завтра.
Директор встал и отряхнул брюки, а Холт застыл от удивления.
– Я? Что ты имеешь в виду?
– Я начальник. Я занимаюсь распределением обязанностей, – провозгласил Медичи. – Ты смотришь за слонами. Сделай так, чтобы уши исчезли!
Холт уставился Максу вслед, пока тот легко зашагал прочь. Каким образом он мог заставить исчезнуть уши? Он повернулся к оставшимся артистам и остановил взгляд на Иване.
– И не смотри на меня! – покачал головой тот и поспешил восвояси.
Капли воды брызнули Холту в лицо: это слонёнок отряхивался после купания. Уши у него были такие огромные, что волочились по земле, тут же покрываясь пылью. Миссис Джамбо мягко затрубила и сгребла малыша в объятия.
– О-ой, – умилённо протянули Милли и Джо. Они потянулись друг к другу, и на сердце у них потеплело.
Но Холт видел только огромные уши. Как они шлёпают, как они хлопают. Уши, которые впятеро больше головы. Уши, которые действительно только мать могла бы полюбить.
Ронго
Джоплин, штат Миссури, 1919 год
При свете масляной лампы Ронго опустился на койку, держа в руках фотографию в рамке. С фотографии на него смотрел он сам в возрасте девятнадцати лет. Рослый детина стоял на строительной площадке. Подпись внизу гласила: Ронго Джонс и огромная стальная свая, которую он поднял, чтобы спасти жизнь десяти рабочим.
Репортёры вились вокруг него сутки напролёт, и все хотели узнать больше о том дне, когда Ронго поднял и держал на весу огромную тяжёлую сваю, пока прораб вытаскивал из-под неё тех, кто оказался под завалом.
«Как ты это сделал?» – спрашивали они. «Да мне просто надо было это сделать, чтобы остальные вылезли наружу. Я ни о чём таком не думал – просто поднял, и всё», – отвечал Ронго. Вообще, он всегда был крепким пареньком: таскал воду на родительской ферме, по просьбе соседей поднимал стога сена летом и осенью. Из любого соревнования с друзьями на силу он выходил победителем, хотя ему предлагали поднять всё более крупные и тяжёлые предметы. Он внушал товарищам благоговейный страх, и они подзадоривали его, а когда соревнованию наступал конец и все расходились по домам, одобрительно хлопали его по спине. Так что когда до его родных мест в Огайо дошла серьёзная стройка, такая работа оказалась самой что ни на есть подходящей для Ронго.
После случая со спасением рабочих в городе устроили праздник в его честь, семьи тех рабочих пригласили его к себе на обед, и даже мэр пожелал познакомится с ним, а затем вручил ему медаль за отвагу.
Но потом жизнь пошла своим чередом, и все про него забыли. Разумеется, те рабочие, что были в его бригаде, теперь всегда с ним здоровались и старались занять место поближе к нему на случай нового обвала, но на улицах его уже не узнавали – для остальных он снова стал просто безвестным трудягой.
Медичи сам его разыскал и поманил блеском славы: он пообещал Ронго тысячи верных поклонников везде, где бы он ни появился, и газетные полосы, посвящённые всем его подвигам. Ронго согласился не раздумывая, в надежде утолить свою жажду оваций.
Ну-ну! Оглядев свою палатку, Ронго задумался о том, стал бы он советовать себе тогдашнему принять предложение Медичи. Поначалу всё было великолепно – ровно так, как обещал Медичи: на каждой остановке их состава – толпы восхищённых людей, которым и дела нет до того, что он просто бедный парень из Огайо, что он чернокож или что у него кривые зубы. Всё, что им было нужно, – это его сила. Ронго тягал штанги, скручивал их узлом и подбрасывал в воздух, ловя и аккуратно кладя на место – всё с не сходящей с лица улыбкой артиста.
А затем он повредил спину, и на время Медичи предложил заменить его гири лёгкими фальшивками.
Ронго так и не вернулся к настоящим тяжестям.
Но почему же?
Потому что у него появились новые дела, вот почему. Сперва Медичи попросил его помочь с обустройством лагеря, так как несколько рабочих внезапно сбежали; затем последовало вот это: «Ты не мог бы посидеть на барабанах во время объявления номера?» – что со временем привело к тому, что теперь Ронго стал человеком-оркестром. Поскольку очень быстро выяснилось, что на расстоянии вытянутой руки бой барабанов слышен значительно громче, он обматывал голову полотенцем, чтобы звук получался приглушённым и это хоть как-то можно было вынести.
А затем, когда Медичи обнаружил у него хорошую память на числа (силач слишком уж часто обыгрывал его в карты), Ронго был назначен бухгалтером и экономом.
«Наверно, на такой должности следовало бы ожидать улучшения жилищных условий», – горько подумал Ронго, вновь оглядывая свою обветшалую палатку. Из-за прорехи в потолке койку приходилось ставить под углом, чтобы дождливыми ночами на него не капало сверху. Но опять же – никому не жилось заметно лучше, так что жаловаться было бессмысленно.
К тому же у всех теперь было несколько обязанностей. Просто в отношении Ронго Медичи как будто думал, что на такие плечи можно свалить всё подряд – или, по крайней мере, всё, что касалось хозяйства цирка. Ронго мечтал вновь заниматься своим номером силача. Может, если бы у него было время сосредоточиться на тренировках, он мог бы снова прийти в форму и поднимать настоящие тяжести.
Но сейчас ему казалось, что времени для номера не появится больше никогда. Даже наоборот: директор только подбрасывал ему новые задачи и взваливал на него ещё больше ответственности. Теперь он был ещё и завхоз! Ронго мог уследить за коробками и ящиками, но живые звери? Это уже не инвентарь. Это уже зоопарк.
Вдобавок Медичи захотел, чтобы Ронго ещё и мысли его читал? Не прошло и пяти минут после того, как он сам попросил дать объявление, как он же и разозлился на Ронго, что тот уже выполнил поручение!
Ронго попросил бы надбавки, если бы сам не следил за состоянием финансов: надбавку взять было неоткуда. С другой стороны, уйти он не мог. Не сейчас. Здесь был его дом, его семья. Так что да, юному себе Ронго сказал бы, что ему больше нигде не найти таких хороших товарищей, как здесь. Даже Макс был не так уж плох. По крайней мере, большую часть времени.
– Здорово, Ронго! – крикнул Пак снаружи палатки. – Могу войти?
– Только если эта твоя макака больше не будет лезть куда не надо. Мне не очень-то по душе, когда на меня орут из-за того, что она натворила, – ответил Ронго.
– Понимаю. Я постараюсь.
– Ладно, Пак, заходи, – сказал Ронго. Фотографию он засунул подальше на полку. Какой смысл зацикливаться на прошлом?
Пак протиснулся внутрь, как обычно хмуро глядя исподлобья.
– Что случилось? – спросил Ронго. – Мисс Атлантида снова не обращает на тебя внимания?
Вспыхнув, Пак кивнул и с размаху опустился на перевёрнутый ящик, служивший стулом.
– Она видит во мне лишь скромного шарманщика, выводящего одни и те же песенки для обезьянки. Она не слышит меня из своей цистерны – так как же она узнает, что я вкладываю всю свою душу в слова? Мои старания напрасны!
Ронго покачал головой.
– Всё, что тебе нужно сделать, – это поговорить с ней. Если бы она только знала, что это для тебя значит, может, и для неё это значило бы чуть больше? Так просто никогда не скажешь заранее.
– Вот бы так оно и было, – вздохнул Пак.
– Иногда рыбка сама плывёт в руки, а иногда нужно и поймать, а?
Ронго подмигнул и, достав колоду карт, выдвинулся вперёд.
– Так что, ты собираешься весь день ныть или всё-таки сыграешь?
Пак немного оживился.
– Сыграю. Но если выиграю, ты послушаешь, как я читаю новый отрывок из Шекспира.
Ронго усмехнулся.
– Тогда лучше не буду поддаваться.
Глава 5
Рано утром следующего дня Джо вместе с Милли бегом пересекали палаточный городок, когда Иван остановил их, чтобы узнать, успели ли они позавтракать. Такая забота со стороны фокусника была приятна, но отец снова был рядом, так что Джо заверил его, что у них всё путём, и они помчались дальше в сторону слоновьих вольеров.
Миссис Джамбо репетировала свой номер на ринге, так что слонёнок был совсем один в маленьком загончике. При виде детей он с трудом поднялся на ножки и заковылял к ограждению, волоча уши по земле.
– Ты только посмотри на него, – сказал Джо. – Эти гигантские уши тянут его вниз.
– Привет, малыш Джамбо, – сказала Милли и, поставив на землю накрытую тканью клетку, помахала ему. – Добро пожаловать в цирк. Мы тут все – одна семья, независимо от размеров.
Она сняла ткань с клетки, и в ней обнаружился миниатюрный мышиный цирк. Трое его звёзд уже были наготове и никак не могли дождаться заданий потрудней.
– Хм, разве слоны не боятся мышей? – спросил Джо.
– Откуда я знаю?
Джо с сомнением посмотрел на сестру, но Милли уверенно продолжала:
– Вот для этого и нужны эксперименты. Ну и потом, кому-то же надо его развлекать, пока его мама на выступлении.
Тем временем по ту сторону ограды глазки слонёнка, наполовину скрытые гигантскими ушами, расширились, когда он увидел мышей, бегавших по своему мини-цирку. Инспектор манежа Тимоти Ку подвинул маленькую лесенку к одной из платформ, забрался на неё и по тугому канату перебрался на другую платформу. Уровнем ниже остальные мышки тренировались в беге – одна внутри колеса, а другая сверху. Тимоти Ку бесстрашно прыгнул на плотную сетку и скатился по ней на землю, где и отвесил поклон.
Милли просунула ему ядрышко арахиса, а Джо захлопал в ладоши. Слонёнок выпустил из хобота воздух, и края его ушей на мгновение немного раздвинулись.
– Смотри, он заметил арахис. – Джо указал на слонёнка, и в его голове мелькнула идея. – Давай и ему дадим арахис, если он сможет откинуть с морды свои уши.
Джо стал размахивать арахисом перед мордой слонёнка, а тот прекратил пыхтеть и стал, наоборот, вытягивать хобот, насколько позволяли прутья ограждения, в попытке достать до угощения.
– Нет-нет, надо дунуть. Вот так. – Джо попытался показать, как.
Милли засмеялась.
– Ну-ну. Может, ты его и жонглировать научишь.
Джо насупился и локтем отпихнул сестру в сторону. Он так просто не сдастся. Его отец – первоклассный дрессировщик, а Джо не раз за ним наблюдал. Наверняка можно ещё что-то попробовать. Он снял ковбойскую шляпу почесать затылок и тут заметил маленькое чёрное пёрышко, заткнутое за ленту на тулье.
– Ага! – Джо вытащил перо и поднёс его к лицу. – Так, смотри, малыш Джамбо. – Он подул вверх, и пёрышко поднялось. – Теперь твоя очередь. Ты сможешь! И получишь арахис. Просто повторяй за мной. Дуй!
Джо с усилием выдохнул, перо взлетело и, перелетев через ограду, мягко опустилось слонёнку на лоб. Тот взволнованно отпрянул и увидел, как перо слетело и плавно опустилось на солому.
Хоботок постепенно вытянулся и попытался принюхаться к незнакомому предмету в загоне. Фырк! – и перо воспарило в воздухе, а затем снова опустилось на землю.
– Нет, не на перо. На уши, дуй на уши, – наставлял Джо.
Но вместо этого слонёнок снова дунул на пёрышко, и оно взмыло вверх. Перелетев через ограду, оно опустилось у ног Джо. Джамбо как будто даже улыбнулся.
Милли улыбнулась в ответ:
– Он думает, что это игра.
Джо всегда был не прочь поиграть. Он лёг на живот и дунул на перо, так что оно полетело обратно за решётку. Малыш Джамбо радостно вильнул телом и попытался повторить за Джо: раскинул ножки в стороны и плюхнулся на животик. Дунув, он послал перо обратно в сторону Джо.
– Эй, дайте и мне, – сказала Милли, неожиданно опустилась на землю рядом с братом и лёгким дуновением отправила перо в сторону слонёнка. Тот снова дунул на перо, и лица детей засияли.
– А теперь посильней, – скомандовал Джо. – Со всей силы! – Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул, показывая новому другу, что от него требуется.
Малыш сделал глубокий вдох, но, ко всеобщему удивлению, случайно втянул вместе с воздухом и пёрышко, которое залетело в одну из ноздрей. Слонёнок вскочил на ноги, икнул. Глаза заморгали, а нос зашевелился точно так же, как у Милли, когда она вытирала пыль.
– Апчхи! – громко чихнул слоник. Перо со свистом выстрелило в воздух, а уши вдруг раскрылись, как крылья бабочки.
Джамбо поднялся в воздух.
И остался парить.
В двух метрах от земли.
Через секунду уши захлопали, и он рухнул на землю.
Милли и Джо вскочили на ноги, разинув рты. Даже мышата в клетке поражённо уставились на такое чудо. Дети бросили друг на друга неуверенные взгляды, желая убедиться, что они наблюдали одно и то же.
– Дай ему арахиса, – вымолвил Джо.
– Да хоть весь, – ответила Милли.
Девочка перекинула целый мешок орехов через оградку, и, не сговариваясь, они рванули с места. Нужно срочно рассказать обо всём папе!
* * *
Холт тренировался закидывать лассо рядом с их палаткой. Какое счастье, в тысячный раз подумал он, что невредимой осталась именно правая рука, раз уж какую-то война должна была отнять. Сделав резкое движение кистью, он метнул верёвку, которая описала в воздухе дугу, и мишень оказалась в петле.
– Есть! – воскликнул Холт, не замечая, что за ним пристально наблюдают.