Читать онлайн Попаданка. Колхоз – дело добровольное бесплатно

Пролог

– Я должен жениться, иначе Оракула не пробудить, – его величество хмуро отпил вино из тяжелого серебряного кубка, отделанного крупными кровавыми корундами, призванными защищать содержимое от ядов.

– Должен, – уныло ответил герцог Энндорский, бездумно покачивая в руках точно такой же кубок, – только больше нет ни одной девицы, даже добрачного возраста, или женщины, в которых бы текла кровь Древних. Я перебрал всех…

– Значит плохо искал. Оракул не оставил бы нас без шанса.

– Ты шестнадцать раз вдовец! – герцог неожиданно громко опустил кубок на тяжелый стол красного дерева. – Я не знаю, что делать… через три месяца приедут послы из Хадоа. Без Оракула мы ничего не сможем им противопоставить. Но как найти подходящую женщину за это время, если я за три года никого не нашел… я в отчаянии, брат.. Я подвел тебя.

– Я уверен, ты справишься. Ты всегда справлялся. Ты ведь помнишь, что предсказал Оракул, когда мне исполнилось шестнадцать?

– Помню, – хмыкнул герцог, – Весь путь напрасен, Гвенар падет, коль брат Последней не найдет. Но Гелеара была последней. Больше нет ни одной. Я таскал тысячи девиц к Оракулу… но… никого.

– Значит надо провести всех женщин. До единой, брат… У нас есть три месяца. Если мы обяжем всех женщин пройти мимо него… мы должны успеть. У тебя полный карт-бланш. Нам нужен работающий Оракул.

– Ваше величество! – в кабинет тяжело дыша вбежал Деан, ректор Королевской Академии Наук, – ваше величество!

Он задыхался и не мог сказать ни слова. Король нахмурился. Подобное поведение было абсолютно неприемлемо. Но если Деан, который к тому же был двоюродным дядей сводной сестры королевы, позволил себе подобное, значит весть была действительно важной. И его величество терпеливо ждал, когда пожилой уже ректор, согнувшийся то ли в поклоне, то ли в попытке отдышаться, сможет говорить.

– Ваше величество, мы нашли! Мы наконец-то закончили расчеты. И это может оказаться именно тем, что нам нужно.

– Расчеты? Вы про портал в Мидгард? – герцог в нетерпении встал с кресла и заметался по кабинету. Если это то, что он подумал… Это может быть выходом. Нереальным, маловероятным, но выходом.

– Да, ваше величество, ваша светлость. Мы закончили расчеты. Мы можем открыть портал в Мидгард. Но есть одно но… Ваше величество, пройти по нему можете только вы. И только один раз. Туда и обратно. На большее у вас не хватит сил.

– Нет, – герцог подскочил к Деону, навис над ним и зашипел. – думайте, что предлагаете! Вы хотите использовать его величество для своих непроверенных экспериментов?! Я готов прямо сейчас обвинить вас, Деон, в государственной измене!

– Брантир, хватит! – резкий окрик его величества остановил герцога. Тот замолчал и отошел от ректора, сжимая кулаки. – Деон, мне нужны все ваши выкладки, и рассчитайте все риски. Если не будет иного выхода, я пойду в Мидгард. Бумаги должны быть у меня через неделю.

Деон поклонившись, ушел. Он выполнил свой долг. Страна получила шанс

– Ваше величество! – попытался достучаться до разума короля герцог.

– Я все понимаю, брат, – его величество прикрыл глаза, – но без Оракула я все равно потеряю Гвенар.

Глава 1

В пятницу вечером я волоклась с работы. Прекрасная погода навевала суицидальные мысли. Хотелось просто сдохнуть. Прямо здесь, посреди дороги.

Потому что уже наступил апрель. И хорошая солнечная погода в выходные значила только одно – придется ехать в сад и горбатиться на проклятых грядках. Ненавижу нашу фазенду, как ее называл папа. Шутя. Меня папа называл рабыней Изаурой. Был когда-то такой то ли фильм, то ли сериал. Тоже шутя, конечно. Но так, что становилось понятно, в каждой шутке есть доля правды.

Вот и сейчас мама позвонила и велела зайти к тете Клаве, которая жила рядом с моей работой, забрать рассаду. А добрая тетя Клава нагрузила меня так, что я еле-еле волокла пакеты с треклятыми растюхами. Их, кажется, было столько, что можно было бы засеять целое колхозное поле. Кроме того, мой рюкзачок был плотно забит всевозможными семенами, которые мама тоже велела забрать. Раз уж дают.

У тетя Клавы мужа парализовало месяц назад, и они решили отказаться от садово-огородных работ. Умные люди. А все лишнее добро сбагрили нам.

И вот теперь я волоклась, обливаясь потом и проклиная всех: дачу, маму, тетю Клаву, солнце и весь мир. Пакеты тащились по земле и я просто мечтала, чтобы дно не выдержало и отвалилось. Но оно, как назло, было очень крепкое.

Оставалось совсем немного, я уже видела свой подъезд и мечтала о том мгновении, когда развалюсь в своей комнате и дочитаю наконец книжку про очередную попаданку. Ах, как же я им завидовала! Короли, принцы, герцоги и графы в мужья, жаркие ночи, бесконечные портнихи и ювелиры днем… да, сначала придется немного пострадать от властного и жестокого героя, но к концу книги он всегда становится зайкой…

А мой зайка очередной раз ушел в запой. Сто раз хотела бросить этого алкоголика, но мама начинала причитать, мол, как же ты доченька одна, без мужика-то в доме. А так хоть плохонький, да свой. И еще уговаривала меня родить. Говорила, что остепениться мужик-то. Ага. Как же. Два раза.

Когда до подъезда оставались считанные пара десятков метров, мимо меня промчалась длинная, тощая девица в красной курточке. Белобрысая. И напуганная. А за ней топоча, как стадо носорогов, несся крупный и злой мужик в странном наряде и с какой-то загогулиной в руке, которая мягко светилась зеленым.

У меня аж кулаки зачесались. Нет! Ну до чего наглый, мужик проклятый. Среди белого дня дела непотребные творит. Выступать против него было бы глупо, он меня рядом с девочкой бы и закопал. И я сделала, то что показалось мне единственно разумным решением – поставила подножку, бегущему мимо бугаю, который в этот самый момент догнал таки девчонку.

Бугай ударил меня по ноге и рухнул с оглушающим грохотом. Кажется прямо на меня, потому что у меня в глазах вдруг потемнело и я потеряла сознание.

Мне снился мой любимый сон. Я попала. Прямо в руки короля, который теперь непременно должен был на мне жениться, чтобы спасти свой мир. Ему эта идея совершенно не нравилась. И он, сверкая фиолетовыми от злости глазами, схватил меня за горло и начал душить. А потом целовать. От его поцелуев, а может от недостатка кислорода, подкосились ноги и я рухнула почти без сознания в его объятия. Он подхватил меня на руки и понес к постели. Аккуратно положил на шелковые, белоснежные и прохладные простыни и легко тряхнул за плечо:

–Эй! Э-эй! Очнитесь!

Я осторожно открыла глаз. Надо мной нависал давешний бугай. Увидев, что я пришла в себя, с облегчением выдохнул. И спросил:

– Ты что совсем дура?! – От такой наглости я дар речи потеряла. Нет, ну надо же! Сам на меня упал, а сам теперь еще и обзывается. – Ты зачем к нам прицепилась, а? И вот что мне теперь с тобой делать? Казнить?

– Казнить? – переспросила я. Кажется я еще спала, только сон странный, – за что?

– Не притворяйся, – зарычал он, – ты весьма неосмотрительно раскрыла свои планы. Ты совершенно не контролируешь себя во сне. Но даже не рассчитывай. Я на тебе не женюсь!

– Очень надо, – воскликнула я, немного смутившись от замечания по поводу контроля во сне. Ну, а кто может такое контролировать. Мог бы и не говорить о моем конфузе.

– Судя по твоим мыслям, очень, – зарычал негодяй. – откуда ты узнала кто я?

– Нетрудно догадаться, негодяй! – закричала я. Тело болело так, как во сне быть не могло. Значит я все таки не сплю. – Вы гнались за девушкой с подозрительными намерениями! И встаньте уже с меня! Хватит на мне лежать!

– Лежать на тебе?! – у бугая глаза налились кровью, он зашипел, как взболтанная бутылка кока-колы, и точно так же готов был лопнуть от переполнявших его эмоций. – да даже если ты будешь единственной женщиной во всех мирах, я никогда не лягу с тобой!

– Так вставайте и валите к чертовой бабушке, – заорала я. Мне порядком надоела все это, – а мне домой надо. И где мои вещи?

Я вдруг почувствовала, что за моей спиной нет рюкзака, а пальцы больше не пережаты закрутившимися ручками пакетов. Украли! У меня украли мои вещи! Пусть я только что хотела избавиться от проклятой рассады, но это было добровольное решение, а не воровство. Как сейчас.

Я хотела пнуть бугая, чье лицо все еще висело надо мной, но он был такой тяжелый, что я не могла поднять ногу. И руку. И, вообще, ничего, кроме головы. И тогда я сделал то, чего ни он, ни я сама не ожидали. Резко мотнув головой со всей дури шандарахнула лбом по носу.

Он заревел, как стадион. Я тоже. Потому что это, кошмар меня подери, больно! У меня искры из глаз посыпались от удара, я перестала и видеть, и слышать. Но это уже от криков. Наших общих.

– Я тебя казню! – наконец смог произнести что-то членораздельное бугай, – за покушение на короля!

– Какого короля, – провыла я, держась за лоб, – что за чушь вы несете. Помогите мне лучше встать и я домой пойду. А то меня потеряли, наверное, уже. Меня муж ждет. И вот прямо сейчас появится здесь. И двенадцать братьев. С ружьями.

Наверное, зря я била бугая головой. Кажется, на мне это отразилось гораздо больше чем на нем. Я несла такую ахинею.

– Не появятся, – бугай первым пришел в себя. И теперь только слегка гундосил из-за разбитого носа, – ты в моем мире, у меня дома, и тебя здесь не найдут.

– В вашем мире? У вас дома? – от неожиданности голова прошла и я подскочила с асфальта… нет… с диванчика. Узкого и твердого деревянного диванчика, который стоял в большой комнате, примерно, как вся наша квартира. Вдоль стен располагались шкафы с книгами и стопками бумаги. Недалеко возвышался огромный письменный стол, больше моей двухспальной кровати, тоже заложенный стопками каких-то бумаг. Рядом с моим диванчиком я увидела столик, вроде журнального. Только повыше. И два кресла. И все это было массивное, даже на вид тяжелое, обильно украшенное резьбой и позолотой. Больше всего это было похоже на рабочий кабинет в какого-нибудь важного аристократа в музее. И одежда на бугае была странная. Я это еще, когда он бежал, заметила. Тоже, как из музея. Фрак, или как там его называют, черный, с золотой вышивкой. Как в мультике «Красавица и чудовище», озарило меня. Да, точно такой же у него костюм, как у чудовища, когда они с Бель танцевали в бальной зале. Только сзади «хвосты» короче. Едва зад прикрывают. Брюки вроде обычные, прямые, а вот на ногах туфли. С пряжками. Старинные какие-то.

– Где это я? – я потерла глаза. На всякий случай. И ущипнула себя за попу. Тоже на всякий случай. Но ничего не изменилось. – что происходит! Верните меня домой!

– Сказал же, не могу! – бугай нервно зашагал по комнате. – Какого Арра, ты влезла в портал? Я из-за тебя еле нас дотащил! Казнить тебя что ли…

– В какой портал? – прошептала я глотая слезы. Догадалась. Не дура. Что бы там не говорил этот бугай. Кошмар меня подери! Я уже вовсю ревела. Оказывается, быть попаданкой совсем не весело. Даже если ты на самом деле попала к королю. Кажется, к королю. Я не совсем в этом уверена. А я его еще ударила. – Не надо меня казнить, в-ваше величество, – завыла я, – я же не знала! И я хочу домо-ой!

– Не реви, – поморщился его величество. А это точно был он, – я все же склоняюсь к тому, что это была случайность. Трагическая случайность. Такая дура, как ты не способна продумывать свои действия хотя бы пару шагов вперед.

Он ее что-то бормотал, тиская себя за подбородок. А потом повелел:

– Вернуть я тебя не могу. Проще всего было бы казнить тебя. Но Оракул мне не простит гибели невиновного… Поэтому я женю тебя на ком-нибудь из своих вассалов. А ты будешь сидеть тихо и молчать откуда ты и кто такая. Ясно? Хотя можешь не молчать, – он улыбнулся, а в глазах загорелся огонек торжества, – тогда Оракул одобрит твою казнь.

Я замотала головой и разревелась еще сильнее. Мне никогда в жизни не было так страшно. И зачем я только ставила подножку насильнику? Не зря народная мудрость говорит, не делай добра, не получишь зла. Вот я и получила. Полную тарелку. Ешь, не обляпайся.

Глава 2

Я еще даже не начала успокаиваться, как в кабинет постучали. И вошел еще одни бугай. Только мой, который король, был черный… ну, черноглазый брюнет в смысле, а этот белобрысый. И с темно-синими, как грозовое небо, глазами. Почти фиолетовыми. Я даже рот открыла от удивления. И забыла, что надо реветь и давить на жалость.

– Ваше Величество, вы вернулись! – Второй бугай чуть не со слезами кинулся обниматься с первым. С королем. Надо же… а я и не знала, что так можно. Я думала, короли не бывают нетрадиционной ориентации. Ну, типа, не положено. Им же наследники нужны. – Это она?

Второй заметил меня и, перестав, наконец, обниматься с королем, уставился на меня.

– Нет, Брантир, – скривился король, – моя вон, – он кивнул на другую сторону. Я тоже посмотрела куда показывали. Там лежала девица, которую бугай, оказавшийся королем из другого мира, догнал в моем дворе. – Оракул ее признал. А эта дура, – теперь король кивнул на меня, – случайно прицепилась. И теперь хочет, чтоб я на ней женился. Представляешь?

И захохотал. Второй подозрительно посмотрел на меня.

– А ты уверен, что она случайно прицепилась?

Параноик. Кошмар меня подери! Я открыла рот, чтобы высказать, все,что думаю. А потом закрыла. Слово серебро, а молчание золото. Народная мудрость сегодня уже доказала свою правоту. И я решила ей следовать.

– Уверен, – отсмеялся король, – надо ее замуж выдать. Подбери кого-нибудь.

– Из приближенных или как? – не отрывая от меня своих красивых глаз, спросил Второй. Он явно был приближенный короля, поэтому я приосанилась и попыталась соблазнительно улыбнуться. Его перекосило.

– Да как угодно, – отмахнулся король, – лишь бы подальше отсюда. Чтоб на глаза она мне больше не попадалась.

– Хорошо, – кивнул Второй. И обратился ко мне, – Эй, ты! Вставай, пошли.

Я встала и пошла. Я же не дура выпендриваться, когда моя жизнь на волоске висит. А эти два бугая-любовничка с ножницами вокруг ходят. Того гляди и подрежут ниточку-то…

– Куда? – остановил меня король, и кивнул в угол, – котомки свои забери.

Там, аккуратно стояли и мои пакеты, и рюкзачок. Я вцепилась в них, как в золотые слитки. Потому что свое, родное. Чуть не разревелась от избытка чувств. Это же практически все ,что у меня есть. Раз уж не суждено мне за короля замуж выйти, кто же знал, что он бракованный, так может прогрессорством займусь. У меня там кажется авторучка в рюкзачке есть. Продам гномам патент, буду жить припеваючи… А потом король за мои достижения на мне женится… ну, или в фаворитки возьмет…

Король и Второй захохотали, держась за животы. Чего это они? Я же не сказала ничего. Посмотрела я на этих двух… не дураки ли. Чего смеются, спрашивается?

– Брантир, – вытер слезы король, – повесь на нее амулет. А то она своими редкими, но громкими мыслями выдаст себя кому-нибудь. Никогда такую дуру не видел.

– Вы что, мысли читаете? – выпучила я глаза и судорожно начала перебирать, что я там себе думала. Ужас! Кошмар мена подери! – и в вашем мире все так умеют?

– Не все, – хмыкнул Брантир, – но некоторые.

Я покраснела.. ну… потому что пока они там болтали между собой пыталась представить каково это, когда два таких бугая любят друг друга… А что? Ну да, слэш я иногда тоже почитывала. Интересно же…

А если они эти мои мысли читали… кошмар меня подери! У меня сердце в пятки рухнуло. А эти только ухмыляются. Оба. Довольные, что напугали меня до смерти. Негодяи! Ой, простите… Ваше величество…

Брантир, уж не знаю, как его по другому называть, не представился же, повел меня куда-то по коридору. Раньше я во дворцах только на экскурсии была. Но это совсем не то. Там же нежилой дворец-то был. Этот же мало того, что живой, настоящий, так еще и в другом мире. Думала, рассмотрю все хорошенько. Ну да, как же. Этот… невоспитанный… даже не подумал мне помочь. А сил у меня после перемещения не прибавилось. Вот обидно тоже. У других-то и магия просыпается, и молодость возвращается, и, вообще, жизнь налаживается, а у меня вот так, грустно… ни за короля замуж, ни герцога какого-нибудь в мужья… бери свои котомки и вали.

Бугай снова захохотал.

– Я уже женат. – Ну, да, невесело подумала я, женат на короле… мало ли. Вдруг у них такие браки – норма. А этот поперхнулся, подскочил, навис надо мной. И зашипел возмущенно, – Дура! Пошли быстрее.

Схватил меня за предплечье и рванул так, что я телепалась за ним, едва касаясь кончиками пальцев пола. Не знаю, как пакеты с рассадой в руках удержала, тяжелые же. Смотреть по сторонам теперь, вообще, не получалось. Я даже не запомнила куда мы шли. Но мы точно сворачивали то вправо, то влево… И если этот негодяй бросит меня прямо сейчас, я заблужусь и умру с голода в этих безлюдных дворцовых коридорах. А где слуги, интересно? Должны же быть здесь слуги. Но я ни одного не увидела. Может им нельзя на глаза попадаться? Странный мир.

Брантир открыл какую-то дверь и втащил меня в темную комнату. Я думала, все. Конец. Глаза закрыла. Стою, жду, когда меня убивать будут. Сердце колотится, того гляди выпрыгнет. То ли от волнения, то ли от беготни по дворцовым коридорам. Но скорее всего от того и другого вместе.

А Брантир гремит чем-то. Стучит. Ругается шепотом. Незнакомыми словами, но очень экспрессивно. Не иначе орудие убийства подбирает. Поудобнее. Чтоб с одного удара меня того… укокошить.

Слышу ближе идет. Шаги совсем рядом. Вжала голову в плечи, умирать приготовилась. Вот что за судьба злодейка, а? Мечта моя, значит, исполнилась. Стала я попаданкой, да только какой-то неправильной. Где шикарный мужчина? Где ненависть его неистовая, которая потом в такую же любовь превращается? Где секс такой, чтоб голова отключалось и к тело к насильнику тянулось? Где, спрашивается, всё?

А Брантир мне на шею цепочку повесил. С амулетом. Чтобы я, значит, громко не думала, и мыслями своими современными народ в новом мире не пугала.

– Вот и все, не снимай никогда. Даже когда мыться будешь и в супружеской постели, поняла? – миролюбиво произнес Барнтир. Я аж вздрогнула. Вот не зря говорят, что когда спокойным голосом ругаются в сто раз страшнее. А он голос слегка повысил, – поняла?

Я сказать-то ничего не смогла, закивала, даже глаза не открывая.

– Садись, – еще один приказ тем же страшно-спокойным тоном. Я, сама не знаю как, тут же, где стояла, и села. На пол. Брантир застонал, выругался, – глаза открой, дура. И в кресло садись. Будем тебе мужа искать.

Глаза я опять по очереди открывала. Открыла один, увидела ноги в сапогах черных. Как будто бы хромовых. У деда моего такие были, он их по праздникам только носил. И перед этим долго ваксой смазывал, чтоб помягче стали, потом ветошью дол блеска натирал. Когда на Девятое мая на парад выходил, сверкали сапоги на солнце как зеркальные. А у этого они даже при тусклом свете этой темной комнаты бликовали. Хорошо, видать, натерли.

– Арр, – простонал Брантир и подхватил мне вместе с рюкзаком и пакетами на руки. Ничего себе какой сильный! Повезло королю, такого мужика себе отхватил. Хотя король и сам тоже ого-го… нет, ну вот какая жалость. Два таких шикарных представителя мужского пола и заняты друг другом… нет в жизни справедливости.

– Тебя как зовут? – усадил он меня в кресло и заговорил громко и медленно. Так обычно с деревенскими дурачками разговаривают. Без эмоций, неторопливо, чтоб успели понять о чем из спрашивают.

– Алла, – ответила я. И замолчала. Ну… начну сейчас претензии высказывать. Разозлится опять бугай этот. Пусть уж думает, что я недалекая. Пусть недооценивает меня. Больше шансов будет из передряги этой выбраться.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать восемь… – так медленно и безэмоционально. В эту игру можно вдвоем играть.

– Сиди тихо, Алла, сейчас муж твой будущий придет. Отпусти котомки. Их никто не тронет. Твоя трава останется с тобой. – тут он не выдержал и хохотнул. Я покраснела. И, правда, что я в эту рассаду вцепилась. Она мне, вообще, даром не нужна. Она, вообще, для мамы моей предназначена была, а не для меня. Выпустила я ручки из рук, пакеты по бокам от кресла плюхнулись.

– Вот молодец, – этот негодяй меня по голове погладил, – ничего, пусть дура, зато послушная. А мы тебя замуж за младшего конюха выдадим. Он тоже парень простой, ума недалекого, как ты, но зато вам вместе весело будет.

За конюха?! Да еще за младшего?! Меня?! К черту золото молчания! Мне и серебра довольно.

– Вот уж нет! – взвилась я. Что мне теперь терять-то? – Сами за конюха выходите. Есть у меня уже муж. Родной и любимый. И второй раз я замуж не пойду.

Брантир даже опешил от моей наглости.

– А что же ты тогда за короля замуж хотела? – зашипел. Как гусь. И, вообще, очень он на эту птицу похож.

– И за короля не хотела. И за конюха не пойду. Лучше убивайте сразу, – сложила я руки на груди и гордо вздернула нос, – а мои девичьи фантазии нечего подслушивать. Мало ли о чем я думаю!

– Да мне плевать. – зарычал этот наглый и бессовестный любовник короля, – мне велено тебя замуж выдать и сбагрить с глаз долой.

– А я сказала, что замужем уже. И ни за кого больше не пойду!

– Да кто тебя спрашивать-то будет? – усмехнулся козел. В дверь постучали , – а вот и муженек твой будущий.

Глава 3

– Входи, – с превосходством глядя на меня, разрешил Брантир.

Дверь тихонечко открылась и в кабинет бочком, сминая в руках шапку, вошел огромный детина. На Илью Муромца похож. Только умом явно скорбен. Если бы не это, может быть сердечко-то у меня и екнуло. А тут нет. Как отрезало. Не действует на меня больше мужская красота.

– Тогда будьте готовы, – прищурилась я, – что завтра вдовой стану. Изведу этого, – кивнула на детину, – и любого другого изведу. Повторяю, я уже замужем и второго мне не нужно.

– Твой муж остался в другом мире, – хохотнул негодяй, – так что считай помер.

– Значит я вдова! – выпятила я грудь, – и у меня траур! Вы не можете выдать меня замуж, пока я не оплакала погибшего супруга.

И тут я увидела, что в глазах этого что-то мелькнуло. Какое-то понимание что ли… и решила давить туда, где давится.

– Иначе Бог не простит меня! Где это видано, чтоб в день смерти мужа замуж выходить?! Я честная девушка! Тьфу! Женщина!

Я так распалилась, даже сама верить стала в то, что говорю. Должна же я оплакать своего зайку-алкоголика?! Должна! Просто обязана! И траур соблюдать! Пока какого-нибудь нормального мужика на найду. А не конюха этого.

– Я понял, – Барнтир даже как-то успокоился, Илье Муромцу кивнул на дверь, и тот понятливо вышел. Хороший мальчик. – я дам тебе время. Сколько дней тебе нужно?

– Три тысячи шестьсот шестьдесят пять! – не растерялась я.

– Десять лет?! – удивился он, – ты уверена?

Ну да, малость переборщила. А то вдруг запомнит, а потом я замуж не смогу выйти, вообще. А тут мужчины вон какие. Троих видела и все трое как на подбор. Физически.

– Да, – вздернула нос, спасибо амулету, скрывающему мои мысли. И мгновенно выдала, как по писанному, – десять лет- полный траур, пять лет- малый траур. А три – минимальный. Но о помолвке можно объявить через год. – оставила я себе лазейку.

– Вот и отлично, – Брантир кивнул своим мыслям, – значит через год замуж тебя и выдадим. А пока, отправлю я тебя во вдовье поселение, пенсию назначу, как вдове погибшего солдата, – усмехнулся, – и не говори, что не предупреждал.

– О чем?

– О том, что в бедности тебе придется траур соблюдать, – оскалился. Вот негодяй.

– Бедность – не порок, – пришла мне на выручку народная мудрость.

– Посмотрим, – Брантир улыбался как кот, наевшийся сметаны, – пошли, выделю тебе государственную вдовью долю.

Вот было у меня ощущение, что вляпалась я как кур во щи. Но промолчала. Взвалила снова на себя пакеты свои с рассадой. И потащилась за королевским любовником.

Иду, а сама думаю. Может надо было соглашаться на замуж? Уж не верю, что государственная вдовья доля будет такая, чтоб жить безбедно. Никогда такого не было, чтоб солдатские вдовы на пособие хорошо жили. Везде и во все времена платили им так, чтоб только с с голоду не померли.

И во что я опять вляпалась?

Так и вышло. Протащил меня Брантир через портал… ну, мне-то показалось мы в комнату вошли через дверь. А это оказывается портал был в городок соседний, где вдовье поселение расположено. Потом на лошади ехали. Не верхом, кончено. Телега была. Но не деревенская, а приличная такая, как в фильмах про старину показывают. Бричка называется.

А я свои растюхи-то теперь берегла. Рассудила, раз поселение, значит не в городе жить буду. Глядишь клочок земли достанется. А у меня тут и помидоры, и перцы, и баклажаны, и капуста, и еще не вспомню кто… и семян полный рюкзак. Как удачно я к тете Клаве-то зашла. Не люблю я, конечно, дела огородные, да чтоб с голоду-то не помереть на все готова. Раз голова не работала, когда от Ильи Муромца отказывалась, так пусть теперь руки работают.

Вздохнула. Вот я дура привередливая. Замуж за королевского конюха не захотела. Теперь шансов никаких. Если со вдовами жить, то как мужика-то себе найти. Там конкуренция ого-го какая. Я и у себя-то алкоголика завалящего себе «отхватила», а уж здесь… а все гордость моя непомерная. Короля захотела. Или герцога. Эх.. доля моя горькая… вдовья…

Только мы сели на бричку, как Брантир наклонился к уху моему и зашептал:

– Запомни, ты из Хадоа, муж твой шпионом нашим был. Погиб при исполнении, мы тебя вывезли и пенсию назначили. Ты о делах мужа ничего не знала, и в Гвенаре никогда не была. Запомнила? – Я кивнула. – Повтори.

– Я из Хадоа, муж мой был шпионом, успешным. Работал на вас. Хорошо зарабатывал. И жили мы безбедно, в шелках да бархате. А как погиб мой любимый, так вы меня богатств всех лишили, вывезли в Гвенар, во вдовье поселение сбагрили и нищенскую пенсию назначили. А у меня здесь ни кола, ни двора, ни родни, ни знакомых. Помощи ждать не от кого. Одна-одинешенька я на всем белом свете, – и так мне жалко стало себя, что я всхлипнула.

Брантир покосился на меня удивленно и кивнул.

– Так и говори. И запомни, зовут тебя Малла Вильдо. Забудь вое настоящее имя и никому не говори, если не хочешь, чтоб тебя посчитали за Аррову ведьму.

– А кто это? Арр? – я уже несколько раз слышала это имя. Оба бугая им ругались.

– Сущность, которая все запутывает. Противоположность Оракула, который помогает видеть все ясно и четко. Поняла?

– Поняла, – вздохнула. Хотя ничего не поняла на самом деле. Вот… даже имя мне мое нельзя оставить. – Малла, значит, Вильдо. А мужа моего как звали?

– Откуда же я знаю, – усмехнулся Брантир, – как мужа твоего звали.

– Орландо, – вздохнула я снова… ну, да. На имя я в свое время и повелась. Мать-то у него русская, а отец итальянец. Казалось мне, что счастлива буду с таким темпераментным мужчиной. А у него русская кровь сильнее оказалась. – Орландо Вильдо… самый удачливый шпион всех времен и народов. Агент ноль-ноль-семь. Непобедимый и верный своей любимой жене.

Бугай закашлялся. И что это с ним?

– Ты имя сама придумала? – схватил он меня за руку. Я отрицательно помотала головой. А он как-то со всхлипом втянул воздух и пробормотал, – Орландо и Алла…

И потеребил воротник своего странного фрака, такой же, как у короле, только намного более скромного. Чего это он?

Во вдовье поселение мы приехали минут за двадцать. Я не очень хорошо разбираюсь в лошадях и их скорости, вернее, совсем, абсолютно не разбираюсь, но мне показалось, что пешком от портала до поселения часа два-три не меньше.

Пока ехали, я разглядывала все, вокруг. Городок оказался совсем крошечным и типично средневековым. Только чистым и аккуратным. Узкие улочки, крошечные домики из серого камня, обвитые плющом и теснящиеся на этих улочках, с нависающими балкончиками, на вторых-третьих этажах. Я такие тысячу раз видела. Правда только по телевизору, да в интернете. Мой муж, полу-итальянец пропивал все что можно и что нельзя. Его отец пару раз присылал нам деньги на поездку, но потом махнул рукой. Звонил только иногда мне, спрашивал на ломанном русском, как там его сын. Получал ответ, что пьет, вздыхал и клал трубку. У него-то там путевые дети были. Зачем ему этот.. алкоголик проклятый.

А теперь я вот попала за границу-то… да не в другую страну, а в другой мир. Уж, не знаю, .что ждет меня здесь, но там, дома, меня ждет муж алкоголик, убитая комната в коммуналке, в которой мы вынуждены были жить, потому что Орландо решил, что очень удачлив и проиграл крупную сумму денег. Пришлось нам продать квартиру и купить гостинку. А потом и комнату в коммуналке. Собственно, поэтому мы в этот раз и поссорились. Ушла я от него к маме. Оставила одного в крошечной конуре в десять квадратов. Грязной и отвратительно воняющей…

И чем мне, спрашивается, младший королевский конюх не угодил, а? Эх…

Погода здесь тоже не особо отличалась от привычной мне. Деревья все еще стояли голые, коричнево-серые луга покрытые прошлогодней травой, радовали глаза редкими островками нежной зелени. Хотя солнце светило довольно сильно, и листья почки на деревьях уже набухли. Если судить по нашему миру, то через день-два зазеленеет все. Хотя может быть я ошибаюсь. Ведь я так и ехала в своем пуховике, шапке и осенних сапогах, и мне совсем не было жарко.

Вдовье поселение оказалось откровенно бедноватым. Нет, не нищим, совсем уж ветхого жилья здесь не было, и домики в основном сверкали свежей краской, но все равно чувствовалось, что экономия для жителей этого поселения знакомое понятие. Как и мне впрочем. Чего уж там… даже если поселят меня в комнатку, все будет лучше, чем дома с Орландо.

– Ваша Светлость, – из центрального и единственного двухэтажного дома, выскочил крепенький, бодренький старичок. Сразу видно бывший военный. Они-то выправку до самой смерти сохраняют. Вон как вытянулся, спина прямая, плечи назад. Хотя самому уже лет восемьдесят. А мой бугай-то, оказывается, Светлость.

– Гририх, привез тебе еще одну постоялицу. Малла Вильдо. Вдова нашего из Хадоа. Она в Гвенаре и не была никогда. Оформи по первой категории, – у старичка этого брови на лоб вылезли. Но промолчал. Кивнул. А у меня сразу подозрения появились, что неспроста эти категории… ох, не с проста…

– Слушаюсь, Ваша Светлость, – козырнул старый вояка. Ну, не совсем, конечно, но впечатление было именно такое. И обратился ко мне. Мягко как-то. По-доброму. – Идем, Малла.

И пакеты мои подхватил. Я аж прослезилась. Хоть один настоящий мужчина. Не то, что короли, да светлости. Вылезла из брички, да за старичком зашагала.

– Малла, – окликнул меня Его Светлость, и кинул мешочек, в котором звякнули монетки, – держи, тебе пригодиться.

– Спасибо, – поймала я мешочек и улыбнулась. Ну, хоть что-то человеческое в этом бугае есть.

– Через год, когда траур закончится, я приеду, – хмыкнул он, – Его Величество велел замуж выдать. А его воля – закон. Будешь экономна, этого, – он кивнул на мешочек, – хватит.

У-у-у… негодяй!

Глава 4

Двухэтажный дом оказался чем-то вроде административного здания. На первом этаже были служебные помещения, а на втором жил сам господин Гририх, оказавшийся не только старым воякой, но еще и дворянином. Безземельным. Он не достиг особых высот в армии, получив серьезное ранение в первом же бою. Но когда после выздоровления его поставили комендантом вдовьего поселения, неожиданно почувствовал себя на своем месте. Административная работа пришлась ему по душе и с тех пор, вот уже больше восьми десятков лет он с удовольствием служил королю. Здесь же он женился, на солдатской вдове, вырастил двух сыновей и сейчас счастливо живет со своею старухой.

Все это болтливый, как и все старики, господин Гририх рассказал, пока мы шли от дороги к деревянному крыльцу. Я слушала и поддакивала. Хватит. Уже навозмущалась. Сейчас была бы замужем за королевским конюхом, жила бы во дворце и в ус не дула. Так что улыбаемся и машем. Головой. В знак согласия.

Через небольших сенях было две двери. Одна вела в большой, но почти пустой кабинет. По сравнению с кабинетом Его Величества, здесь было как-то даже убого что ли… простой деревянный, но чистый, без документов, стол, крашенный коричневой краской, которая кое-где на углах уже облупилась. Коричневые же шкафы вдоль одной стены с открытыми полками. На полках лежали стопки бумаги, стояли большие, и даже на вид тяжелые книги и даже горшки с цветами.

Стулья тоже нельзя было назвать даже красивыми. Простые, грубые, но со спинками. А с обеих сторон от двери расположились широкие, не крашенные скамейки, отполированные до блеска попами посетительниц.

Сейчас никого не было, и господин Гририх, усадив меня на деревянный стул возле стола, попытался дотошно выспросить меня по поводу моего прошлого. Но как только я хотела рассказать хоть что-то о своем прошлом, изо рта вылетало:

– Я Малла Вильдо из Хадоа, мой муж работал на Гвенар. Погиб несколько дней назад. Меня вывезли и назначили пенсию. О делах мужа ничего не знаю, в Гвенаре никогда не была.

В первый раз я испугалась даже. А потом поняла… Это все происки Его Светлости! Вот… негодяй!

Старичок, слушая такие слова из моих уст, важно кивал и довольно улыбался. А потом начинал спрашивать снова. Кажется, ему просто было весело

А я злилась. Страшно. Попадись мне сейчас Его Светлость, придушила бы… потом бы меня, скорее всего тоже, того… я же простолюдинка. И даже к старичку-коменданту должна обращаться Господин. Тьфу! Кошмар меня подери! Угораздило же. И почему я не вышла замуж за Илью Муромца. Вдруг бы он хоть баронишкой каким оказался. Ну… наверное, у короля даже коней бароны обихаживают.

Но теперь чего уже… Забыть надо об упущенных возможностях и о будущем думать. Тем более не на кого больше кивать. Мужа нет, родителей нет. Одна я, как перст, на белом свете. А мама, наверное, рассаду ждет тети Клавину. Планирует куда что сажать будет… Папа как всегда ворчит, что я так долго где-то пропадаю… а зайку моего, наверное, мужики приволокли и в грязной комнате из-за которой мы поругались бросили.

И так больно мне стало. Так домой захотелось. К Орландо моему непутевому, в коммуналку вонючую.. Я бы не ссорилась с ним больше никогда. Отмыла бы, закодировала, да на фазенду до осени отвела бы… там с водкой напряженка, глядишь и сдержался бы… первые три месяца, говорят, самые трудные. А если выдержит, то дальше пить не будет.

И сама бы с мамой, да с папой в огороде работала бы… уж лучше там, все вместе, чем здесь. Одна, никому не нужна…

– Э-эх, девчонка же еще совсем, – горестно простонал господин Гририх, – не плачь, дочка… все будет хорошо. Не бросим мы тебя. Мы тут все, почитай, одна семья…

Плакала я недолго. Господин Гририх дал мне время успокоиться. Не торопил. И я видела, искренне жалел меня, потерявшую мужа. Иногда такая жалость со стороны чужих людей напрягает, но старичок-комендант совершенно точно был на своем месте. Его сочувствие как-то успокаивало. Как поддержка близкого. Наверное, у него тоже были какие-то способности вроде тех, которыми обладал Его Светлость.

– Держи, Малла, попей, – протянул он мне стакан воды. Ну какой мужчина! Я ведь уже пол дня в этом мире бултыхаюсь. А стакан воды никто не подал. И это в королевском-то дворце! Никакого воспитания.

– Спасибо, господин Грихир, – пролепетала я. Пока пила, совсем успокоилась.

Оформили меня очень быстро. Это вам не наша родная бюрократия. Записал господин Гририх в талмуд фамилию и имя мои и моего мужа, вытащил из шкафчика горсть печаток. Простеньких, стальных. Посыпал порошочком, велел мне приложить к поверхности указательный палец, отчего на сером металле явно проступил мой отпечаток пальца, и уколов иглой мой палец, закрепил это дело каплей крови. Оказалось, это кольцо-артефакт заменяет паспорт. Как наденешь его, так больше и не снимешь. А на металле навечно твой отпечаток остается, который и используется вместо подписи и прочих опознавательных знаков. Первую печать я поставила сразу же, напротив строчки. Обозначающей мое имя.

А еще меня ждал сюрприз. Теперь я не умела читать.

Это ужасно, конечно, но, если подумать, то вполне закономерно. Чудо, что я, вообще, понимаю и разговариваю с местными.

– Ну вот и все, теперь ты гражданка Гвенара, – улыбнулся старичок и протянул маленкьий мешочек, – тебе полагается десять грот подъемных, и кое-какая одежа на первое время и продуктов на неделю. Ярмарка к нм каждый Первый день приезжает. Сегодня пятый. В первый раз одна не ходи. Придешь с утра сюда, вместе с нами пойдешь. Госпожа Гририх тебя научит как и что. А то облапошат купчишки. С ними ухо востро держать надо. Поняла?

Я кивнула. И всхлипнула. Ну, до чего же дедушка хороший. Мешочик отправился в карман к своему собрату. А я уже по размеру оного поняла, что Его Светлость был весьма щедр. Мешочек-то, что он мне кинул, в несколько раз больше.

– Идем, Малла, – дедушка подхватил мои пакеты, – уберем твои травки в повозку, а потом все остальное подберем. Сейчас жена моя спустится. А ты травница что ли? Необычные у тебя травки-то. Из Хадоа привезла?

– Я, Малла Вильдо, из Хадоа… – Ненавижу Его Светлость!

Господин Гририх усмехнулся, и кивнул. Мол, все понятно.

Повозка оказалась обычной деревенской телегой, только сколоченной из досок. Я устроила свои пакеты. Хорошо тетя Клава рассаду упаковала. Сколько я с ней уже болтаюсь, а она вроде бы вся живая. По крайней мере, макушки помидоров, торчащие из газетных тубусов, выглядели весьма бодро.

– Гририх, – в окно второго этажа вылезла полная дама весьма приятной наружности с длинной толстой косой, которая тут же выскользнула на улицу. Будто Рапунцель, улыбнулась я. – У меня пирог в печи вот-вот дойдет, сейчас выну и спущусь. Ты пока выдай все, кроме белья.

Господин Гририх насторожено покосился на меня. Переживал, наверное, догадалась я, что стыдно мне будет. Кто же знает, как у них тут в почти средневековье положено. Может женщины краснеть должны только слово белье услышав… это же не наши времена, когда по телевизору реклама прокладок. У меня подруга жаловалась, как ни сядем, говорила, всей семьей фильм посмотреть, а у нее муж и три сына, так по телевизору то про прокладки, то про молочницу рассказывают.

– Пойдем, Малла, – вздохнул дедушка, – выберешь себе одежду. А то больно наряд у тебя приметный. Сразу видно из Хадоа.

Вторая дверь из сеней вела на склад. Здесь тоже стоял большой деревянный стол, но уже без ящиков, по стенам висели открытые полки, на которых стопками лежали постельные принадлежности, стояли мешки, короба, висела одежда. Все четко, ровно, как по струночке, еще раз подтверждая военную выправку хозяина.

А он, сев на единственный табурет, открыл очередную толстенную книгу, записал что-то, и, постоянно сверяясь с записями начал выдавать мне то, что государство посчитало нужным. Я уже сообразила, что первая категория означает, что вдова явилась нищая и обеспечить ее нужно максимально возможно. Ведь, если Его Светлость придумал мне такую легенду, значит она вполне правдоподобно. И являются сюда во вдовье поселение женщины, вывезенные из других стран в том, в чем были. Без имущества.

А полагалось довольно много всего. Я даже немного удивилась. Вряд ли в нашем государстве Российском так заботятся о вдовах своих шпионов.

Матрас, или скорее тюфяк, набитый мягким сеном. И такую же подушку. Дедушка помял их, пробурчав что-то под нос, и сказал, что сено надо бы поменять.

Два одеяла. Одно толстое, плотное и тяжелое, похожее на войлочное, а второе – мягкое и легкое, сшитое из нескольких слоев плотной шерстяной ткани.

Постельное белье. Или скорее несколько отрезов небеленного льна, которые должны были заменять и простыни, и пододеяльники, и наволочки и даже полотенца. Поэтому этих кусков ткани мне полагалось целых шесть.

Потом господин Гририх перелистнул страницу, на которой он ставил галочки, отмечая выданное. Несколько столбцов так и остались не отмеченными, и я решила, что это и есть то, что госпожа Гририх выдаст сама лично.

А между тем дедушка Гририх поставил на стол большой глиняный горшок и пару поменьше. Мне стало страшно. Неужели мне придется готовить на этом? Кошмар меня подери! Да я же не умею!

Две деревянные тарелки, пара деревянных же ложек, глиняная кружка, кувшин.. Я в ужасе смотрела на свою посуду. И как этим пользоваться?! Хочу свою любимую антипригарную сковороду, и мультиварку, и блендер… и стиралку, вздохнула я, потому что на стол легла деревянная же стиральная доска.

У меня из глаз хлынули слезы. Я не могу жить в этом мире! Я хочу домой. К телевизору, телефонам и всем прочим благам цивилизации.

– Богато? – с довольной улыбкой спросил Господин Гририх, – наш король умеет быть благодарным.

Благодарным? Благодарным?! Этот козлина притащил меня в свой убогий мир! Сволочь!

– Я Малла Вильдо из Хадоа… А-а-а! – Ненавижу этого козла!

Допотопное барахло все прибывало и прибывало. И я с одной стороны понимала, что любая местная женщина была бы счастлива от такого «снабжения». А с другой, меня все бесило. Вонючее грязное мыло в глиняном горшочке, деревянный гребень, нижние юбки и рубашка вместо привычного белья, толстое шерстяное платье, в котором полагалось ходить в прохладную погоду, надевая поверх еще и фартук, а на улице теплый плащ, похожий на накидку, толстые колючие шерстяные чулки, деревянные башмаки… Это все мне выдала госпожа Гририх, пока ее муж таскал мое новое имущество в телегу.

Хорошо хоть, подумала я, что корсеты здесь не носили даже благородные. По крайней мере, пышная как пирожки из печи, которые достались мне в качестве угощения, жена Господина Гририха – Вилина, себя не утягивала. И это радовало. И голову разными там чепцами ушастыми не покрывали. Вообще, ничем не покрывали.

– Вот и все, – расплылась она в улыбке, – приложи колечко, Малла.

Я мрачно склонилась на книгой и прижала печатку к тому месту, куда мне было указано. Улыбаться не хотелось. Хотелось сдохнуть. Еще больше, чем когда либо. Его Сиятельство надо мной совершенно точно поиздевался. Я же видела как одевался он, и как сейчас одели меня. Негодяй.

Глава 5

– Малла, – счастливая, довольная и дородная госпожа Гририх взяла меня за руку и, заглядывая в глаза, серьезно произнесла, – не буду говорить, что будет легко. Знаю, что тяжело терять того, кого любила и с кем провела самые счастливые годы. Сама такая была. Но жизнь продолжается, девочка. Все будет хорошо. Со временем ты привыкнешь, смиришься. А мы здесь все тебе поможем. И если тебе нужна помощь, обращайся. Договорились?

Я кивнула. А что мне оставалось делать? Я ведь понимаю,что у меня сейчас, как у лягушки, два пути: сложить лапки и утонуть, или побарахтаться.

И пусть я еще не решила, что буду делать, потому что утонуть легко и быстро, а взбивать из молока масло это трудно и долго, и еще не факт, что получится. Но я хотя бы знаю, что у меня есть выбор.

Добра получилась почти полная телега. Я даже удивилась. Все же по меркам этого мира король, действительно, не обижает вдов. Пусть даже первой категории. Вся беда в том, что я не из этого мира. И не представляю, как буду выживать в таких условиях.

Господин Гририх усадил меня на телегу, и мы поехали. Никогда не ездила на телеге. Я лошадей-то вблизи до сегодняшнего дня не видела. А сейчас смотрела на кобылью задницу и думала, что эта картина лучше всего олицетворяет мою нынешнюю жизнь.

Ехали мы недолго, но жизнь в виде кобыльей задницы успела еще и нагадить. Для полноты ощущений.

Остановились мы на самой окраине вдовьего поселения рядом с небольшим аккуратным домиком. Здесь все было совсем маленькое. И палисадничек перед домом, и чистый дворик, и хозяйственные постройки неизвестного мне назначения, обозначенные плетеной из прутьев изгородью. А вот огород там, скотным двором, оказался огромным. Соток двадцать не меньше. У меня даже спина заболела, как представила, сколько придется горбатиться на этом участке. У нас фазенда-то вместе с дачкой раза в три меньше была была.

– Нравится? – Господин Гририх с гордостью посмотрел на меня, – далековато от центра, зато участок здесь самый большой. Раз уж ты травница, то и земли тебе побольше.

Мысленно я схватилась за голову и простонала от ужаса. Кошмар меня подери! Из-за этой проклятой рассады, которая вовсе и не моя, меня теперь считают травницей. А я библиотекарь. Но попробуй расскажи об этом, если только я открываю рот, как получается «Я Малла Вильдо из Хадоа..» Ненавижу Его Светлость!

– Спасибо, господин Гририх, – старательно улыбнулась, мне хорошие отношения с этим дедушкой еще пригодятся. Надеюсь, хоть женщины, с которыми я буду жить, мне помогут.

– Да что я-то, – расплылся в улыбке дедушка, – это все Его Величество Гвенарий 169! И муж твой. Первая категория она не всяким вдовам дается-то. Только за особые заслуги супруга. Так что гордись, дочка, мужем. Значит он твою безбедную жизнь сполна отработал. Ну пойдем. Еще разгрузиться надо. А тебе уборкой заняться. Домик этот уже года три пустует… вот так-то…

Кошмар меня подери! Я что здесь одна жить буду?! Это все только мне?! Сама себе хозяйка?! И тут меня прям такая благодарность к Его Светлости захлестнула. Нет, ну правда. Мог же ведь за конюха замуж выдать. Мог просто из дворца выгнать и забыть. Да мог сюда в поселение привезти и оставить никем. А он… смахнула я слезу, всхлипнула, носом шмыгнула под одобрительным взглядом господина Гририха… а потом решила, что все равно сволочи они оба. И Его Светлость, и любовничек его – король. Нечего было меня волочь сюда. Мог бы и там меня оставить в своем мире. Тогда бы и на половину телеги добра не пришлось раскошеливаться бы, ни на домик этот.

Пока господин Гририх перетаскивал богатство из телеги на крыльцо, я зашла в дом. Посмотреть, что за хоромы мне достались. Крылечко оказалось самым чистым местом во всем доме. Дождик, наверное, недавно был… да и ветер мусор сдувает.

Крошечные сени с небольшой лавкой, на которой стояли два старых рассохшихся ведра, с крючками возле двери. Еще более маленький прохладный чуланчик с полками по стенам и деревянными коробами с крышками на полу. Кухня-прихожая-гостиная с небольшой печью, столом и неизменными полками и лавкой вдоль стены. Комнатка с кроватью и деревянным коробом для одежды. Еще ода странная комнатка, в которой стоял большой стол и лавка возле окна. Все было покрыто толстым-толстым слоем пыли.

Я мысленно взвыла. Отмывать эту пыль придется не один день. Но народная мудрость гласит, дареному коню в зубы не смотрят. Хотя странно… ну, как это не посмотреть в зубы коню, если интересно? А вдруг это кляча какая-нибудь…

Поэтому я с важным видом заглянула во все углы. Полы не скрипят, нигде не сквозит, в окнах стекло, конечно, такое, что плакать хочется. Толстое с пузырьками. Через такое не то, что не видно ничего, через такое и свет толком не попадает. На кухне оказался подпол. Маленький такой погребок… плохо. Я в деревне-то была, там подполы огромные, чтоб урожай хранить. А тут? Мешок картошки не влезет.

Кровать тоже не имела видимых изъянов. Хотя была, как и все вокруг деревянной. И очевидно жесткой. На тюфяке, набитом травой, будет совсем невесело. Все бока отлежу до синяков.

Деревянный короб для одежды, или скорее сундук, с тяжеленной дверцей тоже такая себе замена шкафу. Внутри нет полок. Просто ящик. И как сюда вещи складывать? Это каждый раз туда-сюда все вытаскивать придется? А ведь я видела шкафы. Пусть они для документов, но зато полки есть. Надо будет выкинуть этот громоздкий сундук и поставить шкаф, и повесить деревянные дверцы. Найдется же здесь, наверное, кто-то, кто сможет мне сделать дверцы для шкафа? Не может же все быть настолько убого в этом вдовьем поселении?

Бедные мы бедные, несчастные попаданки! Никто не пишет, что это средневековье жуть жуткая… я в домике ни ванны не нашла, ни туалета. Значит, как летом на даче, мыться в тазу, а в туалет ходить во двор… И это кошмар и ужас. Ненавижу!

А еще печка… я вышла на кухню и с ненавистью посмотрела на серую, давно не беленую печь. Не такую огромную, как русская печка у бабушки в деревне, но все равно, занимающую почти половину кухни. Вот как, спрашивается, готовить? Где крутить, чтобы убавить и прибавить огонь? И как, вообще, ее топить? И чем? И, главное, спичек я во всем полученном богатстве не было. А вдруг здесь огниво какое-нибудь используют? Ненавижу короля! Зачем он меня сюда притащил?! Хочу домой, в цивилизацию!

– Малла, – в дом вошел господин Гририх, – я бабам крикнул, сейчас придут, помогут тебе обустроиться. Помыть здесь все… а то вечереет уже.

– Спасибо, – я вытерла слезы и повернулась к коменданту, незачем ему видеть, как я реву. – Скажите, а дрова мне где взять? Или чем тут печку топить надо? И воду… набрать бы. Для уборки.

Господин Гририх показал мне, где во дворе дровяник с небольшим запасом дров, где колодец… и если с дровами я худо-бедно справилась, в смысле с доставкой их до дома, то с колодцем вышел полный провал.

Колодец был прямо у меня в огороде, чтобы значит далеко не таскать воду для полива. Добротный такой, каменный и очень глубокий. А вода плескалась где-то далеко-далеко внизу. Доставать ее надо было ведром, привязанным к толстой веревке.

Я-то была уверена, что это просто. Сто раз же по телевизору видела, как воду из колодца достают. Кинули ведро вниз, и достали с водой. Эка невидаль.

Здесь, правда, не было ни журавля, ну палки такой, высокой, ни бревна с ручкой-крутилкой, как по телевизору. Но не думаю, что от этого задача достать ведро воды становится труднее. Сейчас наберу воды, умоюсь хоть. А то что-то кожу стягивало от грязи.

Но проклятое ведро никак не хотело набирать воду. Оно же деревянное! И нагло и бессовестно плавало в колодце и не тонуло. Я уже и веревку крутила, и туда-сюда ее таскала, и бросала ведро с небольшой и уже с большой высоты… нет… это поганая деревяшка никак не хотела тонуть.

От таких упражнений мне стало жарко. Я сняла пуховичок, накинула его на заборчик, и осталась в джинсах и кофточке. Сделала я это как-то машинально, не подумав. А вот господин Гририх, который хотел проверить какую-то тягу и сам разжигал огонь в печи, вышел на крыльцо, закашлялся и… бегом прибежал ко мне. Я даже не поняла в чем дело, а он уже накидывал на меня пуховик.

– Малла, – возмущенно шипел он, багровый от смущения, – не знаю, какие у вас в Хадоа порядки, но здесь у нас неприлично ходить в исподнем без верхнего платья! Даже во дворе!

А я не нашлась что ответить. Молча натянула пуховик и, вымещая злость на все, что происходит в моей жизни, изо всех сил швырнула проклятое ведро вниз. И оно, наконец-то, утонуло. Вместе с веревкой, которую я забыла закрепить.

Ненавижу новый мир! Ненавижу-у-у!

– Здравствуйте, господин Гририх, – в калитку вошла совсем молодая девчушка. Светленькая, стройненькая, красивая… чем-то на Кристину Асмус похожа… Если ее нарядить в убогое местное платье.

Нет, ну где справедливость? Вон король и герцог прилично одеты. У господина Гририха, несмотря на явную простоту ткани, тоже нормальные брюки, рубашка и камзол, ну, безрукавка. Да, даже младший конюх, мой муженек несостоявшийся, в почти привычной одежде.

А у женщин просто ужасные платья-балахоны. Как мешки с дыркой. Поэтому-то они фартук обязательно повязывают, догадалась я, он хотя бы талию обозначает. Если она, конечно, еще прощупывается. В таком платье пышкам, вроде госпожи Гририх хорошо, а на Асмус оно как штора на палке смотрится.

– Здравствуй, Салина. – ответил дедушка, – вот познакомься, это Малла Вильдо. Она теперь с нами жить будет. Ее его светлость лично привез. Ты уж пригляди за ней. У нее тоже муж, как и твой, по ведомству его светлости проходил.

– Привет, Малла, – тут же среагировала Асмус, тьфу… Салина… как бы не забыть-то… – Мы с тобой соседи, и я с радостью помогу тебе обустроиться…

– Ну вот и славно, – с облегчением выдохнул господин Гририх, – печь я проверил, все нормально с тягой. Так что я пойду. Вы уж тут теперь сами… Я Витку и Сайку крикнул. Придут, помогут отмыть.

– Спасибо, господин Гририх, – улыбнулась дедушке Салина, – мы справимся, не беспокойтесь. До свидания.

Я молча кивнула, прощаясь. Это они тут весело щебетали, а у меня на сердце камень так и лежал. Огромный и тяжелый. Так домой хотелось, хоть волком вой. Не до разговоров. И даже мысли вон какие-то вялые. Тоскливые.

Глава 6

Господин Грихир ушел, а Салина на меня посмотрела и прыснула от смеха.

– Малла, а ты где так в грязи-то вымазалась? Пока бежали, да? Я тоже как чушка приехала сюда. Давай воду достанем, да умоешься…

– Не могу, – выдавила я, боясь, сказать лишнего. А то опять включится это «Я Малла Вильдо из Хадоа…»,– я ведро утопила…

– Ничего, сейчас багор принесу, мигом достанем.

И, правда, через минуту Салина легко достала из колодца ведро полное студеной и невероятно свежей воды. И поставила на каменный бортик.

Ох, как же хорошо! Как в детстве. У бабушки в деревне. Наклонила я ведро и напилась в волю. Зубы от холода ломит, но так вкусно, что не оторваться. Пока в животе не забулькало, так и пила. Что и говорить, наревелась ведь. Да и голодная. С обеда маковой росинки во рту не было. А обед был еще в дома, в своем мире.

А потом решила переставить ведро на землю. Схватила, и чуть вместе с ведром и не упала. Салина-то его так легко поднимала. Я думала, оно легкое. А в нем пудов сорок! Не поднять вообще! Я снова попыталась. Теперь уже более медленно, с усилием. А не так, как первый раз с наскока.

И кряхтя от ужасно тяжести, держась за деревянную же дужку двумя руками, спустила треклятое ведро на землю. У меня даже живот заболел. Нехорошо так… как бы не надорваться… а то грыжа какая-нибудь вылезет. А здесь вам не там… медицина, наверное, на уровне кровопускания и клизм. Мамочки! Кошмар меня подери! Куда я попала?! Хочу домой!

В свою поликлинику с обшарпанными стенами, с окнами, из которых страшно дует, с протекающей крышей, с записью на анализы за две недели и на УЗИ за три месяца.

– Малла, – Салина пристально смотрела на меня, – ты что из благородных?

Я растерялась… а что сказать? У нас-то в средние века за нагло присвоенный титул и казнить могли. И, ну правда же, на крестьянку местную я похожа, как арабский скакун не самых чистый кровей на тяжеловоза. В общем, кивнула я. А сама голову в плечи вжала. Показалось, что прямо сейчас меня казнить будут. Небеса разверзнуться и грозный Его Величество с любовничком своим как заорут хором громогласно: «Так ты, лукавая, презлым заплатила за предобрейшее!»

Но ничего не случилось, только Салина кинулась обнимать.

– Малла! Как же тебе тяжело будет-то! Ты же к такой жизни-то совсем непривычна… но я тебе помогу. Сама почти так же попала. – Я даже вздрогнула. А вдруг Салина, правда, тоже попаданка. Но та поняла мою реакцию по своему, – ну да… я не из благородных, но дочь купца не из последних. Мне тоже не приходилось по хозяйству ничего делать… тяжело было. Да, научили меня девочки всему. А я тебя научу.

Поплакали мы с Салиной. Вдвоем. Она по своей семье, которую потеряла двенадцать лет назад. Я о своей беде. Правда, опять это «Малла из Хадоа» вылетело. Но это только убедило Салину, что она права. И я чуть ли не принцесса Хадоа в изгнании. Я, конечно, отнекивалась. Жить-то мне еще хочется. Но, мне кажется, она не поверила.

Тут Витка с Сайкой пришли. Дородные, почти как гририхова Рапунцель, щекастые. И косы такие же. Длинющие, толстющие… у меня-то волосы до плеч, да совсем не такие густые. Я даже позавидовала немного… ну, сильно позавидовала… хотя может и у меня такие отрастут. Это вам не город в нашем мире. А деревня. Причем самая супер-экологически чистая.

Может поэтому и живут здесь дольше. Салина, например, меня на десяток лет старше, а выглядит на десяток моложе. Подружкам-хохотушкам, в уже почти привычных ужасных платьях-мешках, на фартуках неизменных, под восемьдесят. А господину Гририху в прошлом году сто исполнилось. И он еще полон сил…

Я тоже хочу жить так долго. Но не с моим везением надеяться на чудо. И не с местной медициной…

А башмаки деревянные так смешно стучат по полу в доме… тук-тук… все время кажется, кто-то в дверь стучится.

Девчонки, которым хорошо так за семьдесят, оказались веселые и смешливые. Рот у них, вообще, не закрывался. Пока убирались, я столько всего узнала про обитателей вдовьего поселения… например, что госпожа Гририх мужа своего в ежовых рукавицах держит. Следит за ним, аки коршун. А на него бабоньки-то заглядываются. И помладше самой госпожи Гририх, которая ему в дочери-то годиться. Да что и говорить, мужчин во вдовьем поселении раз-два и обчелся. Одни бабы.

Только приезжают с ярмаркой купцы из городка, возле которого поселение наше. И купцов-то этих вдовушки местные чуть не в драку по домам разбирают. Для ночки веселой. Да только купчишки самые завалящие, ленивые, да нищие. Это мне Салина сказала. Путевых, да успешных сюда жены не пускают. Поэтому и везут всякий хлам втридорога.

И надежды себе мужа достойного найти никакой. Хороших мужиков еще в колыбели разбирают. Это Витка со мной местной народной мудростью поделилась.

Я не поняла, конечно, пошутила она или нет… ну, мало ли здесь какие порядки. Может на самом деле о свадьбе у колыбели договариваются. А вот Илью Муромца, мной неосмотрительно отвергнутого, вспомнила… эх… надо было соглашаться на младшего конюха. Пусть дурак, зато красивый.

А порядок мне девочки быстро навели. Я по мере сил помогала, конечно. Мне тряпку вручили, велели полки на кухне протереть. А сами, втроем, пока я полки оттирала весь дом отмыли. Часа три не больше у них это заняло, очень уж ловко и споро девочки работали.

А потом так же дружно, вчетвером, перетащили вещи выданные, да по местам разложили.

Я рассадой занялась. Аккуратно из пакетов вытащила, водички подлила, да на полу, куда свет тусклый из окна падал расставила.

Девочки следили за мной, затаив дыхание. У них тут оказывается, совсем нет привычных нам овощей… ни помидоров, ни баклажанов, ни перцев… и капуста только листовая. Вместо салата. Так что девочки с любопытством смотрели на незнакомые травки.

– Малла, – Салина, которая уже давно предупредила Витку и Сайку, что я в силу происхождения, полная неумеха, – а ты за травками-то умело смотришь. Неужто сама все делала?

– Сама, – ответила я, – мама у меня любительница была, и меня заставляла. Зато вышивать, – вспомнила я важную деталь из истории, – шить и все прочее, почти не умею. Немного только.

– Оно и понятно, – согласились девчонки, – когда в огороде работаешь, не до вышивки. А за такими диковинными травками, наверное, и пригляд особый нужен.

– Нужен, – согласилась я, думая, что ни теплиц здесь нет, ни торфяных горшочков для рассады, ни удобрений. И, вообще, неизвестно, что у меня вырастет из иномирных овощей. Вдруг здесь какая-то местная особенность? И будут мои помидоры фиолетовые? Если не сдохнут еще без укрытия. И опозорюсь я по полной программе, – не знаю, получится ли здесь вырастить.

Вздохнула… Кошмар меня подери… зачем я только подножку бугаю поставила. Сейчас бы уже давно дома была, а не в избушке этой, на курьих ножках. Сытая, а не голодная. Валялась бы, телевизор смотрела. Орландо бы отмыла и приголубила… Эх. А теперь вся жизнь моя разрушена до основания. И впереди неизвестность.

Когда закончили с уборкой уже вечерело. И девочки разбежались по домам, сказали – встречать стадо. Я даже не поняла сначала, что за стадо они собрались встречать. У нас бабушка-то жила в деревне, и даже корова у нее была, и овцы, но они просто паслись за забором на веревке. И я думала, во всех деревнях так делают. Ну, если одна корова. А если много, то они, вообще, как на ферме по телевизору, круглый год в помещении стоят.

И так интересно мне стало. Неужели, коров на поводке, как собачек водят… я даже представила как пастух коров пытается удержать, которые с поводков рвутся. Как такое пропустить? Да ни за что!

– Салина, а можно я с тобой пойду? Хочу посмотреть на… стадо.

– Идем, – улыбнулась Салина, – а потом, если хочешь, можешь с дойкой помочь. Попробуешь заодно. Это не сложно. Моя Пеструшка добрая очень…

Пеструшка… у моей бабушки тоже так корову звали. У меня даже нос от слез непрошеных зачесался.

Оказывается коровы умные. Это только у бабушки моей, видать, дура была. Я помню, как-то весной она из сарая убежала. Задрав хвост и подпрыгивая на всех четырех копытах одновременно. Мы всей семьей ее целый день по лесам искали. Пока не нашли в овраге за пять километров от деревни.

А местные коровки умные. Никто из за веревки не тащил. И на всех всего один пастух и был. Вернее, пастушка. Тоже вдовушка из местных.

Коровы важно, чинно сами шли, и каждая в свой двор сворачивали. И хозяйки их с хлебом и солью встречали… не на рушниках, конечно, но горбушечку, каменной солью посыпанную, каждая получала.

Я когда Пеструшке Салининой хлебушек протянула, боялась немного, что укусит. А она мягко так, губами корочку схватила. Да руку мне обдала дыханием теплым, травой, молоком, и детством деревенским пахнущим. Неспешно прожевала угощение, а потом лбом осторожно в плечо ткнулась, мол, погладить надо ее.

И страх у меня пропал совсем. Гладила я Пеструшку, как бабушкину корову когда-то давно, и показалось мне на секундочку, что не случилось ничего. Никуда я не попадала. Что все так же дома, у бабушки в гостях. И коровка такой роднулечкой-красотулечкой мне показалось. И вроде даже все пятнышки белые на кирпично-красной шкуре знакомые.

– Нравится? – улыбнулась Салина.

– Очень. – искренне ответила я, – как в детстве, у бабушки. У нее тоже Пеструшка была.

Сказала, и только потом поняла, что не заткнуло-то мне рот ненавистным «Я Малла Вильдо из Хадоа…» Это что же получается, перестало работать? Ага. Как бы не так. Стоило попытаться рассказать, где бабушка-то моя жила… так сразу сработало проклятие негодяя-герцога.

Интересно девки пляшут. А как узнать, что можно говорить, а что нет?

А потом мы Пеструшку доили. Я тоже попробовала. Вымя-то оказывается у коровки мягкое, нежное. Салина его перед дойкой теплой водой обмыла, да маслом смазала, чтоб кожа тонкая не высохла и не травмировалась, когда соски сжимать, да тянуть будем.

Доить забавно. Только долго и трудно. Руки устают быстро. Я даже кружку не надоила. А Салина раз-два и почти ведро. Сколько же силы в этой женщине. А я ведь на фитнес ходила. Считала, что в хорошей форме… а тут ни ведро воды поднять, ни корову подоить.

А молоко такое вкусное! Сладкое, густое, сливками пахнет. Не чета магазинному. Я кружку-то в момент выхлебала.

И уже совсем было решила, что мне корова тоже нужна, как Пеструшка хвост подняла, да такую струю выдала, что я еле увернуться успела. А потом еще кучку наложила. И пошла себе в сарай спать, довольная. А кто теперь все это убирать будет? Я?! Ну, уж нет. Не надо мне роднулечку-красотулечку… обойдусь как-нибудь. Литр молока у Салины куплю. Мне хватит.

Глава 7

Пока Салина с молоком дома управлялась, я к себе вернулась. Досталось мне все же от коровки-то… Недостаточно быстра я была. И в Индии не жила, к таким орошениям непривычна. Так что пошла домой мыться, да в балахоны местные переодеваться. Благо девочки воды мне натаскали. И в горшке еще теплая оставалась.

Кое-как обмылась, той же тряпкой, что пыль вытирала. Прополоскала только хорошенько. Нечем больше. Нищая я, несмотря на все добро подаренное.

А потом начала в новое обряжаться. Мне Салина-то подсказала, что выдали мне два комплекта нижних юбок и рубах. Так что я все тряпки на две кучи разделила. Получилось в каждой по две рубахи и три юбки.

Одна рубаха потоньше первым слоем надевается, вторая – потолще, сверху. Эту вторую принято украшать вышивкой, и ее слегка видно из-под мешка, который по ошибке назвали платьем. И юбки тоже так же. Одна тонкая и две потолще, чтобы значит объем создать.

Надела я на себя все барахло, фартук повязала… Кошмар меня подери. Да мне в пуховике легче было, чем в этом. И самые нижние одежды совсем не из такой мягкой ткани, как хотелось бы. А верхние нижние рубахи и юбки, вообще, больше похожи на мешковину. Чуточку потоньше только. И у меня ощущение было, будто меня в дерюгу-то закрутили и перевязали. Ни рукой шевельнуть, ни ногой.

Плюнула я, да верхние нижние рубашку, да юбки сняла. Авось не заметят. Сразу легче стало. Кинула я одежду свою в корыто, которым мне тоже Его Величество одарил, и к Салине снова пошла. Ужинать. Позвала она меня, сказала, что отметить надо мою новую жизнь во вдовьем поселении. Витка и Сайка должны были еще подойти. Веселые бабки. Обещали наливочку принести.

А мне надо. Очень. Чтобы хоть немного расслабиться, и о прошлой жизни своей забыть. Хотя бы на вечерок.

Да, домик-то у Салины не чета моему. Хотя планировка точно такая же. Типовая, так сказать застройка, во вдовьем поселении. Чистенько, аккуратненько все, а еще половички самотканые на полу, занавески вышитые на окнах, одеяла лоскутные на лавках… все это создавало уют и особенную теплую деревенскую атмосферу. У меня так никогда не получится. Это же сколько труда надо вложить и сколько вечеров с ниткой и иголкой просидеть? Нет, я на такие подвиги не способна.

Салима как раз на стол накрывала. И вот ту меня ждала засада, о которой я и догадаться не могла. Нет, я-то уже знала, что помидорами, баклажанами и даже капустой меня здесь угощать не будут. И даже догадывалась, что картошки и макарон здесь тоже нет. И как-то даже готова была кашей какой-нибудь отужинать. Но вот то, что каша будет синяя, из мелких соцветий… нет… этого я никак не ожидала. А все оказалось так просто, но в то же время странно. В этом мире не было злаков и, соответственно, круп в нашем понимании. Вообще.

Местные, как эльфы какие-то, собирали соцветия растений, сушили, а потом молоком заливали и ели вместо каши. И даже хлеб пекли из молотых соцветий.

Кошмар меня подери! Куда я попала? Что за эльфячье царство? Это что же теперь, ни хлеба нормального, ни каши? Как жить-то?

Хотя цветы на вкус мне понравились. И сытно самое главное. И хлеб тоже вкусный. Непривычный, конечно, как будто бы сеном попахивает, но есть можно. Это, конечно, не ржаной хлебушек и не сдобная булка, но когда почти сутки голодная, очень даже ничего.

Поели мы, и тут стук-постук по крылечку деревянными башмаками, бабки-молодушки наши пришли. Да не одни, а с компанией. Кроме Витки и Сайки, еще Глая и Рыся. Все одинаковые, пухленькие, щекастенькие, пузатенькие, белобрысые и с косами. Как близнецы похожи.

А наливочка вкусная. Хотя, конечно, наливочка громко сказано. Скорее что-то на вино похожее. Ягоды давили и бродить оставляли. А потом наливали сверху сока растения какого-то. И по кувшинчикам. Потому и наливочка называлась. Все же интересно переводчик встроенный работает. Наливка-то у нас другая.

Но и эта оказалась отличной. Я опьянела с первого стаканчика. В глазах двоиться начало… и кажется я там, прямо за столом и заснула. Сразу. Девчонки-то еще болтали, у них-то ни в одном глазу. А я отключилась.

Теплый лучик солнца щекотно скользил по лицу. Мне же снился Орландо. Как будто бы лежу я в его объятиях в нашей грязной и вонючей комнате, куда нам пришлось по его милости перебраться. Прижимается он ко мне со спины, обнимает. Непривычно ласково так… Как никогда в жизни не делал. И так хорошо мне, что душа от счастья замирает. А он мне на ушко скабрезности любезные нашептывает. У меня сердечко то стучит быстро-быстро, то замедляется от томления. И все жарче и жарче нам обоим становится, еще немного, и вспыхнет страсть между нами неистовая… и тут, чувствую по щеке таракан ползет.. лапками мерзкими перебирает.

Заорала я, подскочила… ничего понять не могу. Где Орландо? Где конура наша загаженная? Где ласки обещанные?

Вокруг незнакомое все…

И тут вспомнила. Я же в своем новом доме первую ночку-то провела. Вчера, смутно помню, бабы меня волоком притащили, да спать уложили.

Только что за таракан по щеке ползал? Неужели у меня твари эти водятся? Кошмар меня подери! Он же сейчас на мне может быть!

Запрыгала я, чтобы таракана стряхнуть. Захлопала себя по рубашке и юбке нижней. Завизжала, что есть мочи. От такого крика все тараканы бы на месте сдохли.

Потом вижу, травинка из подушки торчит. Это она, негодяйка, меня чуть до смерти от ужаса не довела.

А ведь я получается, первую ночь на новом месте спала. И вчера вроде бы даже шептала наговор известный. Привычка у меня такая. Всегда на новом месте перед сном проговариваю. То самое: «На новом месте, приснись жених невесте».

Это что же получается, Орландо мне приснился? Или нет. Я глаза закрыла, сон свой вспоминая… лицо-то не видела. Просто решила, что это мой зайка-алкоголик. А по ощущениям не он… Как интересно. Значит есть у меня шанс мужа-то найти. Хотя гадание это скорее для забавы.

Есть хотелось ужасно. Вчера мне Салима молока налила крынку. Да госпожа Гририх пирожками угостила. И все это отлично в подполе на кухне переночевало. Он здесь вместо холодильника работает. Подозрительно, конечно. Вдруг скисло?

Достала я из «холодильника» молоко, понюхала. Нет, нормальное. Только сверху желтоватое что-то. Пальцем ткнула, а это сливочки отстоялись. Много. В палец толщиной.

А пирожки с мясом оказались. Рубленным. И травки какие-то добавлены для аромата. Вкуснотища!

Так что завтрак у меня удался. Или обед. Судя по солнцу знатно я продрыхла. Вчера устала сильно, вымоталась. Больше суток же получилось на ногах. Это же в моем мире вечер уже был, а потом здесь весь день как карусель.

После завтрака воды в лицо плеснула, оделась, да на крылечко вышла. Хорошо… воздух свежий, весной пахнет так, что голова кружится, травка в палисадничке пробивается, мухи первые жужжат… навозом слегка попахивает… романтика. Кошмар меня подери!

– Малла, – Салина мне со своего крыльца замахала, – добрый день! Выспалась? Не стала я тебя будить, решила, что отдохнуть тебе надо.

Я сначала опешила. Ну это где, вообще, видано, чтоб соседки, даже допустим подруги, решали, когда мне вставать? Как высплюсь, так и встану. Меня здесь на работе не ждут в конце-концов. А потом дошло. В деревне-то всегда рано встают. И работы здесь столько, что и в восьмичасовой рабочий день не уложишься. И у меня вон огородище какой огромный. И чтобы с голодухи не сдохнуть впахивать придется, как папе Карло. Хотя… мне же Его Светлость мешок денег оставил! А я вчера в таких расстройствах была, что забыла совсем про него.

Сбегала я в кустики, да домой. Деньги считать. Ох, и люблю я это дело!

Мешочки с монетами, так в пуховике и оставались. Вот растяпа. Да разве же можно так с денежками? Они же, роднулечки мои, такое отношение не любят. Я недавно видосик смотрела на ю-тюбе, там потомственная ведьма советы давала, как сделать так, чтобы деньги не переводились.

И говорила она, что денежки любить надо. Каждую купюру, что в руки тебе попала ласково поглаживать и слова нежные говорить. Чтобы, значит, ей хотелось в руки к тебе вернуться. Жаль, я у себя эту систему попробовать не успела. Начала только. Сразу же с карточки все сняла и каждую тыщу расцеловала. Ну, чтоб точно им меня понравилось. Теперь лежат мои купюрочки в тайничке, где я их от Орландо спрятала. И уж точно в ближайшее время не покинут порог нашей комнатушки. Не найдет их муженек ни за что на свете. Не догадается, финансы на дне банки с мукой искать. Значит, есть что-то в советах тетки этой.

Так что я мешочки достала, и принялась монетки любить. Сначала из мешочка, что мне господин Гририх выдал. Там всего десять монет было. Больших, толстых, тяжелых. Из бронзы что ли какой-то… или нет. Но точно не из золота или серебра. Уж в этом-то я разбираюсь. Приходилось в ювелирном работать. Насмотрелась, нащупалась там золотишка и всего остального. И это точно какой-то другой металл.

И сами монеты интересные очень. Необычные. С одной стороны вместо орла загогулина какая-то. Тоже из метала, но слегка будто бы зеленью отливает. Будто бы светится изнутри. А на второй стороне еще одна загогулина. Но уже другая, и обычная. Без света. Как их там господин Гририх назвал? Гроты… да, точно гроты. Десять грот подъемных.

Разложила я монетки. Каждую тряпочкой протерла и чмокнула для верности. А потом за мешок Его Светлости взялась… и оказалось там целых сто грот. Точно таких же. Это получается, у меня теперь сто десять грот есть. Только я пока не знаю, что на них купить можно. И радоваться рано еще.

Пока все сто монет перецеловала, устала даже. Потом аккуратно в мешочек убрала и на дно сундука положила. Под одежду.

Потом решила разобрать, что мне там тетя Клава из семян в рюкзак сунула. Времени-то много свободного. Все равно что-то делать нужно.

А там было столько! Я бы дома половину повыбрасывала. К примеру, куча пакетиков травы разной. Кошачьей, газонной, сидератов каких-то… Зачем они мне нужны, я не знала, но на всякий случай в сторонку убрала. А вдруг пригодиться? Здесь магазинов-то нет. Выбросишь, потом не купишь.

Всего остального тоже вдоволь было. И капусты, и моркови, и лука, и репы… и всякой другой гадости-радости, что не в каждом огороде растет. Ужас какой-то. Вот тетя Клава любительница.

У нее даже семена земляники были. И картошки…

Картошки?! У меня даже руки тряслись, пока пакетик открывала. Точно. Лежат. Картофель сорт Императрица. Никогда картошку из семян не растила. Но если получится… я зажмурилась. Люблю картошеку. Жареную, да со смальцем. Надо срочно попробовать семена замочить. Где там моя тряпка универсальная?

Весь день после этого ходила счастливая. Да я если картошечку вырастить смогу, хоть еда нормальная будет. А не каши эти цветочные.

И даже стирка в корыте и с вонючим мылом настроение мое прекрасное не испортила.

– Малла, – ко мне Витка заглянула, – мы в соседнюю деревню едем. У Сайкиной сестры ребенок родился. Гулять будем. Ты с нами?

– Еду, конечно, же. – обрадовалась я. А чего дома-то сидеть. Я теперь женщина свободная. Так что плащ накинула и пошла знакомиться с бытом местным.

Не знаю, как быт, а застолье в этом мире такое же как у нас веселое. Сначала мы сестру Сайкину – Вирру – поздравляли. Наливочкой. А потом песни запели. Я ничего не понимала, оказывается с песнями мой переводчик не работает. Но выла что-то. А потом мне так захотелось любимую свою спеть… и затянула я, как дома: «Галя, моя Галя…» Мама всегда ее пела на посиделках. И так разрыдалась я, маму вспомнив, что бабы вместе со мной рыдали. Хорошие здесь люди. Душевные.

Глава 8

А утром опять проснулась дома. В своей постели. Меня Салина разбудила.

– Малла, идем, – трясла она меня, – сегодня ярмарка. Нельзя спать, иначе все самое лучшее разберут, останется одна ерунда не нужная.

Я вставать не хотела, но понимала – надо. Надо мне на ярмарку. Купить много всего нужно. Нет ведь у меня ничего. Даже еды нормальной. Продукты мне, конечно, выдали немного, но там только синяя каша и была. Не хочу. Она мне за два дня надоела. Слишком вкус специфичный. Как будто бы духи капнули.

Так что встала и с закрытыми глазами одеваться начала. Салина, сочувствуя и хихикая одновременно, помогала. Как удачно она «догадалась» про мое «благородное происхождение». Теперь все свои старые привычки, которые здесь выглядят дикими и несуразными, вроде сна до обеда, можно на него списывать. Я даже перекусила, чем Бог послал, или вернее Салина, открыв один глаз. И на крыльцо вышла зажмурившись.

И задохнулась от восторга. Солнце еще только-только вставало, окрашивая линию горизонта желто-красными сполохами. И этот огонь освещал небосвод, доставая все дальше и дальше. Другая сторона горизонта все еще была темной, там царила ночь, и даже мерцали звезды, тускнея прямо на глазах, когда светло-серая кромка начинающегося дня, осторожно касалась их.

День начинался. И даже воздух светился, наполненный волшебной золотистой пыльцой. Свежий, тяжелый, напоенный влагой, он терпко пах ночными цветами. И вливался в тело, как живая вода, прогоняя сон и усталость. И тело звенело от энергии, а душа пела от счастья.

– Салина, – выдохнула я, – как же красиво! Я еще никогда не видела ничего подобного.

– Я знала, что тебе понравится, Малла, – улыбнулась подруга, – знала.

– Ты тоже? Так же? – удивилась я. Сейчас мне все казалось кристально ясным, понятным.

– Да, я тоже никогда раньше этого не видела. А сейчас каждое утро встаю, чтобы снова… Пойдем на ярмарку? Купцы вчера вечером уже приехали, сейчас раскладываться начнут.

Я думала, мы придем на площадь перед домом коменданта самые первые. Но не тут-то было. Все уже были здесь. Я впервые увидела в этом мире толпу народа. Вдовы, в своих ужасных платьях-мешках, жались у края площади, дожидаясь, когда купцы, суетящиеся возле своих телег, разложат товар. Все же же женщины во всех мирах одинаковые. Любовь к шоппингу у нас в крови.

Купцы, одетые не лучше младшего королевского конюха, со смехом переговариваясь между собой и мельком, но очень внимательно, оглядывая женщин, разматывали тюки, выкладывая на бортики телег ткани, одежду, расставляли глиняную и деревянную утварь, с хеканьем сгружали на подстеленные холстины мешки с чем-то. Будь это в моем мире, я бы сказала, что с мукой и сахаром. Но здесь это, наверное, сушеные цветы. Некоторые мешки были маленькие, и их купцы оставляли на телегах, бережно накрывая тряпками.

Не знаю, почему Салина сетовала, что негодные купчишки. На внешность очень даже ничего. Ни одного несимпатичного не было. Не все богатыри, конечно, как Его Величество с его Сиятельством и Илья Муромец – муж мой несостоявшийся, но и совсем хилых и худых, вроде зайки-алкоголика моего, тоже не наблюдалось.

Наконец, купцы закончили приготовления, собрались в кучку и к господину Гририху всей толпой направились. А он достал какую-то штуку, и купцы по очереди стали кольцами своими прикладываться.

– Салина, – дернула я подругу за рукав, не отрывая взгляда от странного действа, – а чего это они делают, а?

– Договор Оракулом заверенный подписывают, – ответила Салина, притоптывая на месте от нетерпения, – чтоб без обмана все.

– Как это? – удивилась я, – и кто такой этот Оракул?

– Малла, – Салина кусала губы, сверкая глазами. Мне кажется, у нее даже руки тряслись, – потом все. Смотри, видишь телегу с красной полосой в центре площади? Как господин Гририх рукой махнет, сразу туда беги. Изо всех сил, что есть мочи. Поняла?

– А зачем?

– Там розки… чувствуешь запах? Кто-то привез розки. И мне кажется, они там, где красная полоса.

Я принюхалась. Но вроде бы пахло как обычно. Ну, как на ярмарках таких уличных. У нас же они тоже бывали. Дымком пахло, мясом жареным, булками сдобными… стоп! Булками?!

– Салина, а розки эти…

– Для пирогов… Их из Хадоа и везут. Дорогущие. Но мы с тобой мешочек розки возьмем и на двоих поделим. По полгрота на каждую выйдет. Лишь бы не ошибиться. И успеть.

Мука?! Эти розки – мука? Да я ради такого по головам пойду. Но заполучу себе розки эти. Булок напеку… хлеба… я тоже начала подпрыгивать на месте от нетерпения.

Хочу-хочу-хочу… стучало в висках. А во рту появился вкус хлеба и булок сладких. Как же я соскучилась за эти дни по нормальной еде. Эта синяя цветочная каша уже поперек горла.

Наконец, все купцы коснулись штуки в руках господина Гририха, неспешно, подшучивая и перемигиваясь со вдовушками, разошлись по местам.

Я уже хотела плюнуть на отмашку коменданта и пойти к заветной телеге, не дожидаясь остальных, но… кто-то меня не пускал. Кто-то невидимый. Словно я в пузырь упираюсь. Прозрачный. Полиэтиленовый. Ну, такой, как в парке на аттракционах. Я даже руки раскинула и края поискала. Но не нашла. А отходить побоялась. С нашего места до этой телеги ближе всего было.

Господин Гририх поднял руку… точь-точь, как физрук на старте. Вдовушки заволновались, напряглись. Я себя прямо на соревнованиях почувствовала. Сейчас как грянет выстрел и бежать надо. Раз-два-три! Комендант резко бросил руку вниз, и вдовушки не хуже спринтеров рванули к телегам. И я вместе с ними.

За мукой я бежала как никогда в жизни не бегала. И к телеге заветной первая примчалась

– Розки? – спросил довольный купец, сияя, как сапоги дедовы. А я только кивнуть смогла. Горло от скорости перехватило. Задохнулась.

А купец достал из телеги мешочек, не больше килограмма, и мне протягивает.

– Один грот с вас.

У меня сразу голос прорезался. Вот негодяй! Обмануть пытается! Я хоть и не понимаю ничего в местных деньгах, но не может же килограмм муки целый грот стоить? Это что за грабеж такой.

– Грот?! Да за грот ты мне вот такой мешок муки, – я ткнула пальцем в привычный мне мешок с синей «крупой», – с доставкой до двери привезти должен!

Купец так удивился, что рот открыл. Стоит лупит глазками и молчит, только ртом как рыба, беззвучно шевелит. А за моей спиной уже толпа баб стоит, напирает.

– Вот грот, господин, – Салина ужом проскользнула между бабками, монету купцу в руку сунула, и мешочек с мукой забрала. Тот отмер сразу. Заулыбался.

А я чувствую злиться начинаю. На купца этого. На Салину. Ну что мне полкило муки? Один раз блины испечь?

– Еще два давай, – рычу на негодяя и два грота наощупь из-за пазухи вытаскиваю. Кошмар меня подери, такую дорогую муку я еще не покупала!

А купец сбледнул аж… затрясся… и заикаться стал:

– У м-меня т-тольк-ко од-дин-н ос-ст-тал-лся…

И тут же бабы позади меня заверещали сотнями голосов:

– Нахалка! Совсем бесстыжая! Все себе заграбастать хочет! Да зачем ей столько! Нам оставь, новенькая! Богачка! И откуда у нее деньги! Насосала!

Ну, про «насосала» я, конечно приврала. Но я прямо слышала как это слово в воздухе повисло.

– С ума сошла? – выпучила глаза Салина, – простите, господин, не в себе она. Новенькая, не понимает еще ничего. Идем, Малла, – в мой рукав вцепилось и с силой от телеги вытянула. Мне кажется бабки ей еще помогали и в спину меня подталкивали.

– Салина, – я от возмущения даже слов не могла найти, – да мало же это! А я хлеба хочу, блинов, булок, пельмени в конце-концов! Да мне эти полмешка на один зуб!

Салина рассмеялась:

– Да, нам с тобой этих розок теперь на год хватит! Их же мало в муку кладут. Для запаха только. И не переживай, будут тебе и хлеб, и булки, и эти… как их… блыны и пенеи твои… а ты меня научишь? Рецепты из Хадоа всегда такие необычные… Очень хочу попробовать.

– Для запаха? – я становилась и схватила мешок, – покажи мне розки эти.

Цветы! Кошмар меня подери! Розки – это цветы с ароматом сдобных булок! Ненавижу этот мир!

Настроение у меня испортилось. Плакать захотелось. Убрала я свои гроты на место и решила, что домой пойду. Ничего мне не нужно.

А Салина сердито шикнула, меня за руку взяла и снова куда-то потащила. Но мне уже было все равно. У меня впервые в жизни депрессия случилась. И чувствовала я себя среди толпы ярмарочной совсем одинокой. Как будто бы я одна в кинозале кино смотрю. И вроде жизнь кипит, но ты-то знаешь, что вокруг никого. И никому ты не нужна. И даже зайка-алкоголик не пришел и бросил тебя. И фильм еще такой нудный и скучный, что сил никаких нет на экран пялится.

Это я про то, что товар на прилавках откровенно убогий был. Все такое же, что мне комендант по милости Его Величества выдал. И даже платья-мешки точно такие же.

Мне и так плохо было, а тут с каждой минутой все хуже становилось. А Салина довольная. Глазки у нее раскраснелись. То там, то тут торгуется, покупает что-то. И себе, и мне. И в руки мне сует, чтоб несла.

А там даже бусы из мутного стекла зеленоватого, как в окнах. Тоска. Все равно что гальку речную на себя нацепить. Ни яркости, ни блеска.

Когда у меня уже руки от тяжести отнимались, а два грота оказались потрачены до единой гравки, это монеты размером чуть меньше грота, Салина успокоилась.

– Все, Малла, – сияла подруга, как котелок медный… никогда не видела, но не зря же так говорят. – Мы все самое нужное купили. Сейчас домой отнесем и придем снова. По дальним рядам погуляем.

– Салина, – взвыла я, чувствуя, что от тяжести такой у меня руки ниже колен оттянутся, – может не надо? Я же устала.

– Ты что?! – рассмеялась она, – там же редкости. Иногда такое встречается… о-о-о! Пару лет назад даже рулон ткани привозили. Из Хадоа. Мягкая, она такая была, нежная… вроде как на платье твоем. Бабы на белье в миг разобрали…

Это меня заинтересовало. Хотя, конечно, плащевка для белья мало подходит… но если купить нормальной ткани, то можно же сшить нормальное платье! Пусть вручную. Пусть я его два месяца шить буду, но ходить в этом мешке невозможно!

У меня прям настроение появилось. И поклажа даже легче стала. Теперь уже я уговаривала Салину идти быстрее… а вдруг бабы все мое будущее платье снова на белье разберут?!

Глава 9

Дальние ряды мне понравились. Никаких тебе сушеных цветов, горшков глиняных и платьев мешочных. Правда и телег всего две было. И купцы наглые. Цены на свои товары такие заломили, что у меня зубы заболели.

Вообще, так себе прогулочка. Но зато я с удовольствием в них покопалась. Хоть что-то интересное.

В первой травки были. Незнакомые. Вроде специй местных. Продавались щепотками, ложками и горстями. Мы с Салиной набрали себе целую кучу кулечков разных. Оказывается, для каши тут только один вид цветов и есть, а вкус разный как раз вот от таких специй и зависит. Хотя специи все же не подходящее слово. Наши специи добавляют вкус, а эти меняют полностью. А еще здесь были соль и сода. Их тоже купила, хотя местные соль почти не едят.

А на второй телеге продавали более качественные товары, чем на остальном рынке. Гребни здесь, например, были не деревянные, как везде, а костяные. И украшены резьбой. Красивые. Но больше всего меня порадовали ткани. Вот они мне понравились. Не наши, конечно, современные, но явно качеством получше тех дерюжек, что вдовушки носили. Дорогие, правда… безбожно. И цвета… эх, далеко еще этому миру до цветной печати и принтов на ткани. Теперь понятно, почему раньше так вышивка в моде была. Хоть какое-то разнообразие.

Да только я не поскупилась и купила два отреза. Один более плотный, для верхнего платья, красный, яркий, красивый… как увидела, обмерла. Тут-то все в коричнево-сером ходят. А второй – белоснежный, легкий, на бязь нашу похож.

Взяла по шесть рук каждого. Рука – это примерно наш метр. И отдала я за это добро три грота. Салина ахала и охала. Очень уж ткань дорогая по местным меркам. А я не жалела. Я бы еще взяла, да больше не было. Мне даже остатки в ладонь купец просто так отдал. Никому он их уже не продаст, а я упиралась, что мне только три метра, те есть руки, надо, что не хочу даже за ладонь лишнюю переплачивать.

От покупки этой и настроение у меня поднялось. Стала в уме фасоны разные перебирать. Ух! Как сошью себе платье новое! Как выйду! Как ахнут все от красоты моей неземной! И пойду я по улице, а мужики штабелями позади укладываться будут! Да в таком платье среди серой массы я, как бриллиант, сверкать в обновках буду!

Дальше мне уже по ярмарки ходить не интересно было. Я в мечтах своих уже Его Сиятельство в своем красном сарафане очаровывала. И Его Величество. Кокетничала, глазками стреляла, а они вокруг меня вились и требовали, чтобы я кого-то одного выбрала. А я никак не могла решить, кто из них мне больше по душе. Ну, да… знаю, что они друг с другом, но помечтать ведь можно?

– Салина! Малла! – к нам подбежала взъерошенная Витка и, хватая ртом воздух, взвыла, – вы новость-то слышали?!

– Какую?! – вскинулась подруга.

– Король-то наш портал в Мидгард открыл, и перенес оттуда девушку красоты неземной и крови древней. Вот третьего дня, это, говорят было. Аккурат, когда Малла к нам приехала.

– И что?! – Салина ахнула, – Оракул ее признал?!

– Признал? – рассмеялась Витка. – да, говорят, сиял в ее руках, как солнце! Силы у королевы будущей столько, что нам теперь никакие Хадоа не страшны! Вот, смотри!

Она сунула нам в руки листок, на котором довольно коряво, но узнаваемо, был нарисован его Величество и… девица та проклятая, из-за которой я здесь оказалось.

Я не сразу даже поняла, а как сообразила… о-о-о! Это что же получается?! Меня во вдовье поселение, а сам на курице этой женился?! Это она, значит, королевой будет, как я всегда мечтала, а мне убогий домик? И я еще за эту дрянь вступилась! Из рук злодея ее вызволить хотела! А вместо благодарности…

И такая меня злость взяла! Я тут ткани паршивой радуюсь, а эта белобрысая во дворце наряды примеряет? Я гребень себе костяной купить не могу, а эта гадина каменья драгоценные на себя вешает?! И где справедливость спрашивается?

Да только рот я открыла, чтобы возмутиться, как снова из меня «Малла из Хадоа» полезли.

– Малла, – Салина вдруг обняла меня и заплакала, – все кончилось… слышишь… теперь мы все под защитой Оракула… не будет больше вдов солдатских, Малла…

И Витка тоже всхлипнула… и бабы, что вокруг нас собрались…

А мне даже стыдно немного стало… Бог с ними, с каменьями, да нарядами. А если, и правда, вдов не будет больше, то пусть эта коза белобрысая королевой во дворце живет.

Только выяснить надо, что это за оракул такой… в чем сила его…

Больше всего я, конечно, хотела сразу своими нарядами заняться. Но вот незадача, у меня в тряпице семена картофельные проросли… да и, вообще, погода хорошая, солнечная установилась. Днем уже без плаща шерстяного тепло было. Пора за огород приниматься.

Не хотелось, конечно, но всю жизнь кашу цветочную есть не хотелось еще больше. Так что пришлось мне лопату, деревянную, между прочим, и только по краю оббитую железом, в зубы и вперед грядки копать.

А в огороде красота… солнышко греет, птички поют, трава за поселением зеленеет… я же с краю, за моим домом поля уже начинались, где цветы синие росли. Это, кстати, плюс их был. Многолетние они. Один раз посеял, а потом только собираешь и собираешь.

Хорошо в деревне летом. И весной поздней. И в поселении мне тоже нравилось. Дороги аккуратные, травой заросшие. Колеи, тракторами развороченной, нет. И грязи из-за этого нет почти. Только кое-где, в ямках, трава до земли стоптана.

Лес здесь, правда, далековато, на горизонте. И в самом поселении деревьев нет. Но никто же мне не мешает из леса черемуху какую-нибудь принести и посадить. Или сирень. Если они, конечно, здесь есть.

А вот двадцать соток моих, сорняками, да бурьяном заросшие, всю картину идилическуую портили. Сначала я думала, в жизни мне не осилить работы такой. Хотела покопать немного, сколько смогу, а остальное на потом оставить. Мне теперь в этом поселении как минимум год жить. Это если Его Светлость не забудет про свое обещание мужа мне найти. А если забудет, то придется здесь всю жизнь куковать.

Но как ни странно, копалось очень легко. Лопата сама в землю входила, и земля легкая, как пух была. Я до вечера половину огорода вскопала. Незаметно. И не устала вроде. Сама обалдела. А Салина,когда я ей рассказала про подвиги свои трудовые, рассмеялась:

– Малла, ты так удивляешься, как будто бы и не знала в чем Дар твой… ты же и раньше этим занималась.

– Дар?! Что за дар?

– Малла-а, – выдохнула Салина, – значит правду говорят, что в Хадоа людям Дар блокируют? – Я только рот открыла, чтобы сказать, что ничего не знаю, как она на меня рукой замахала, – молчи-молчи, я поняла уже. Ты не знаешь ничего… Я сейчас с хозяйством управлюсь, и расскажу.

Салина пошла стадо встречать, да корову доить, а я ужин готовила. Договорились мы так еще в самом начале. Все мои припасы к ней отнесли и стала подружка меня учить и воду из колодца доставать, и печь разжигать, и готовить на печи. Оно, конечно, дело нехитрое, но с подсказками все же легче.

Сейчас у меня уже получалось более-менее. По крайней мере молоко не убежало, а цветочная каша не сгорела. Хлеб я еще сама не пекла, его, оказывается, не каждый день пекут, только вчера помогала Салине. На подхвате была. Принеси-подай, отойди-не мешай.

А сегодня мне вдруг так блинов захотелось… Ну и пусть мука травяная… Но молоко обычное, яйца тоже. Мало растительное… не подсолнечное, конечно, но сковороду смазать пойдет. И розки эти треклятые есть. Для аромата.

Сказано, сделано. Тесто быстренько намешала, глиняную сковороду смазала маслом, первый блин, который комом всегда, налила и на печь поставила.

Первый блин не подвел… оказывается, когда на печи печешь блины, зевать, вообще, нельзя. А потом дело как по маслу пошло. И вкус почти родной получился. Я несколько так со сковороды и слопала. Не могла удержаться.

Зато как Салина удивилась, когда пришла. И блины ей понравились. Особенно с молоком парным… ммм… Пока не доели, так из-за стола и не встали. А кашу травяную убрали в подпол холодный. На утро.

А потом Салина за рукоделие взялась, я за семена… решила перебрать те, что в мешочках с травой были. Прочитала, что там в составе рожь, овес, да ячмень есть… вдруг получится у меня хлебушек вырастить. Я, правда, о них, вообще, ничего не знаю, и растить не умею…

Пока перебирала, Золушку вспомнила. Как она птиц, да крыс к этому делу приспособила… я бы тоже не отказалась от таких помощников. Все же, без нормального света, при лучинке-то, тяжелая это работа, а за окном стемнело уже. И начала Салина мне про мир новый рассказывать.

– Давным-давно жили в нашем мире Ведающие. Очень сильными магами были. Порталы. Которыми сейчас все пользуются – их работа. Сейчас даже королю и герцогу Энндорскому такое не под силу. А они самые сильные Ведающие в Гвенаре.

– А кто такой этот, – не могла не встрять я, – герцог который? Эндрорский?

– Герцог Энндорский, Малла, – поправила меня Салины, стуча деревянными спицами друг об друга, – смотри не забудь. А то назовешь где-нибудь Его Светлость неправильно, некрасиво получится.

– Слушай, – снова перебила я Салину, очень уж любопытно было мне узнать подробности. Аж нос зачесался, – а они что того, да?

– Что того? – не поняла Салина, и оттянув нить, посмотрела на меня удивленно.

– Ну… того, – изобразила я рукой финтифлюшку в воздухе, – нетрадиционной ориентации… ну, друг с другом… того… любовники…

– Ты что? – Салина запнулась а потом расхохоталась так, что с трудом успокоилась, – нет, конечно! Они братья. Названные. Ну, ты слушай дальше.

Я кивнула… жаль… тогда бы мне не так обидно было. А то я такая несчастная попаданка получилась: ни короля не смогла у этой белобрысой вертихвостки отбить, ни герцога захомутать… эх… и теперь не позлорадствуешь, что белобрысая третьей в их постели будет…

Подумала, а сама книжку одну вспомнила… мжм-ную. Ох, и горячую! Я ее только под одеялом читала, так стыдно было.

– Малла, ты меня слушаешь? – Я кивнула. Хотя не слушала, конечно. Мысли-то у меня интереснее истории скучной. – Так вот, тысячу лет назад смогли наши предки Оракула пробудить, ну, артефакт Древних, и часть Гвенара от правления Хадоа освободить. Им это не понравилось, и они теперь нам спокойно жить не дают. У его Величества шестнадцать жен извели, чтоб связь с оракулом ослабить.

– Шестнадцать?! – я открыла рот, – а что он не берег-то?!

Что-то мне резко расхотелось замуж за короля… ну его, это королевство… и герцога тоже. На всякий случай. Я лучше во вдовьем поселении поживу. Ключевое слово – поживу. Найду еще себе мужика, если герцог через год обо мне не вспомнит. Или я кого-нибудь себе не отхвачу… а что? Я женщина видная. Все при мне. Кроме денег, дома, родни и молодости еще…

– Берёг, – вздохнула Салина, – это все происки Хадоа. Не хотят они, чтобы Оракул Гвенар защищал.

– Кто такой, вообще, этот Оракул? И как он защищает? И, вообще, зачем сегодня купцы договор подписывали?

– Оракул – это артефакт Древних. Ты же сама его сегодня почувствовала утром, когда солнце всходило.

– Ничего я не почувствовала, – открестилась я непонятно от чего.

– Почувствовала. Его все чувствуют, в ком хоть капля Дара есть. Радость от восхода солнца отчего случается? От того, что Оракул вместе с солнцем над миром всходит.

– Не было никакой радости, – буркнула я. Ну да, обидно мне стало. Я ненавижу в огороде работать, а у меня Дар какой-то огородный прорезался. Вот не мог он каким-нибудь другим быть? Например, чтоб мужчины на меня больше внимания обращали. А то короля профукала, герцога упустила, да даже младший конюх совсем мне в мужья не напрашивался. Мог же ведь упасть на колени, и умолять его Светлость, отдать ему такую деву прекрасную? А он что? Взял и ушел?! Все мужики козлы! И не зависит это ни от мира, ни от статуса.

Да, что там говорить! Я даже на ярмарке сегодня никого не зацепила. Хотя не пыталась, слишком из-за розок этих треклятых расстроена была. Но ведь могли бы купцы эти бессовестные и подмигнуть, и цветочек мне какой-нибудь подарить. Да даже у нас на рынке больше улыбаются, чем эти…

А Салина смеется Подруга тоже мне называется.

– Оракул, Малла, все ясным делает. Вот например, сейчас показывает, что не искренна ты…

– Чего? – тут я растерялась даже… – это как?

– Да, – кивнула Салина, – дымка над тобой зеленая. Едва заметная, но показывает, что ты не совсем правду говоришь. Это не все видят, конечно, тут Дар особый нужен.

– А у тебя, значит, есть?

– Есть. Я же из купеческих. Если кто-то врет осознанно, Дар мне об этом сигнализирует. Мне, конечно, для этого усилия прикладывать нужно. Да и на большее его не хватает. Но, говорят, его величество и его светлость, даже мысли других людей, как на ладони видят.

Я невольно за амулетик схватилась, который у меня на шее висел.

Глава 10

Вот такое вот чудо-чудное этот Оракул. И купцы, под договором Оракулом заверенным, ни обвесить, ни обсчитать, никак в заблуждение покупателя ввести не могут. Есть, правда, хитрости какие-то. Мне Салина сказала. Да и верно, где это видано, чтоб купцы без обмана смогли прожить? Да никогда не поверю.

А еще, оказывается, благодаря Оракулу воровства нет в Гвенаре. У вора сразу над головой такой свет зеленый сильный, что все, у кого хоть капля Дара есть, видят – он украл. Не зря говорят, на воре шапка горит. А я-то раньше не понимала, откуда такая поговорка взялась. А оно вон что, оказывается…

Зато стало понятно, почему на дверях замков нет, и почему люди такие добрые вокруг. А чего им злыми-то быть, если человек человеку не враг.

У человека в Гвенаре только один враг – хадоа… я у Салины, конечно же, сразу спросила, а кто же тогда хадоа эти… не люди что ли… Оказывается, нет. Не люди. Но доподлинно никто уже не помнит, как они выглядят. Только в легендах и сказках о них говорят, как об огромных шестируких монстрах, способных за один присест съесть целую корову. Ужас.

На следующий день я закончила с огородом. Вскопала и засадила все двадцать соток. Очуметь можно. Шикарный у меня Дар, оказывается, и довольно редкий в Гвенаре. Что же… это хорошо. Хоть в чем-то мне повезло.

А, вообще, с таким способностями мне даже огородничать понравилось. А что? Никаких тебе утомительных рядков и посева по одному семечку. Сначала я так и начала делать, да чувство было, будто бы я в противогазе дышать пытаюсь. Мешает что-то… в общем, глаза я закрыла, зачерпнула семена в горсть, да как раскинула их по всей грядке сразу… и легли они сами как нужно. Не рядками, конечно, вразнобой, но равномерно.

Мне сразу картинка вспомнилась из учебника истории, как по полю ходил старик и рассыпал зерна, взмахом руки. Раньше я как-то скептически относилась к такому, а теперь думаю, может и у них тоже такой или подобный Дар был, и семена сами равномерно ложились?

Пару соток я себе оставила на школку, был у мамы такой участочек, на котором она пикировала сеянцы, черенки разные укореняла, растюхи доращивала. А я там посадила картошку свою, землянику, и еще посеяла овес и ячмень, которые из сидератов выбрала. Мне по крайней мере кажется, что это они. Я сама не знаю, как у меня получилось их отличить, но может это Дар мой так работает. Вырастут, посмотрим. Еще были у меня рожь и пшеница, но только озимые. Я их оставила на осень. Немного только посадила… буквально по несколько зернышек. Интересно же…

Закончила я вечером посадки, а у самой душа не на месте… вроде как забыла я что-то важное. И понять не могу, что забыла. Вроде бы все нормально. А нет… нет мне покоя. Вышла на крыльцо, на небо смотрю, словно ответ там должен быть… и в теле какое-то томление зреет… кажется прорвется что-то… прямо сейчас…

И будто бы в ответ на мое состояние тучки стали собираться над нами. Темные, дождевые. И ветер откуда-то появился… а потом дождик ливанул. Хороший такой. И сразу отпустило меня.

И радостно так стало, как вовремя я посадила все, сейчас мои грядки дождик польет, без урожая не останусь.

А Салина за ужином невеселая какая-то была… И кашу не ела совсем. Сидела будто бы в воду опущенная.

– Салина, – не выдержала я. Мне же хорошо, значит и все должны радоваться, – ты что такая грустная. Случилось что?

– Нет, Малла, не случилось… вернее не сегодня… просто… знаешь, я ведь Дар свой не использую давно. А сегодня, как тебя посмотрела, так тошно мне стало. Я ведь купчиха, а уже больше десяти лет во вдовьем поселении… коровы эти… огород… а я лавку хочу. Как у моего мужа была. Мне так нравилось там работать. И Дар всегда помогал. А сейчас, – она вытерла слезинку, – да что там говорить…

– А почему ты лавку не откроешь? Открой, да работай…

– Не все так просто, – шмыгнула носом подруга, – у меня и денег нет, чтобы лавку купить. И торговать нечем, все поделено уже. И никто с бабой долей своей не поделится…

– Так может тебе замуж выйти. Ты же красавица. Не поверю, что за все эти годы не сватался никто.

– Малла, – невесело рассмеялась Салина, – да кто же вдову-то замуж возьмет? Да тем более из вдовьего поселения.

– А что не так с нами? – насторожилась я… что еще за выкрутасы судьбы моей горькой?

– Все так, – вздохнула Салина, – да только поверье есть, что вдову в жены брать – беду накликать. Вроде как тьма за нашей спиной стоит, жертву ждет.

– Но… господин Гририх, – пролепетала я. Я, честно говоря, просто опешила… это что получается, теперь мне, вообще, замуж не светит?! И зачем я только вдовой назвалась? А тут еще угрозы свои припомнила, что, мол, и этого изведу… и другого… теперь понятно, чего Илья Муромец так радостно из кабинета свалил… мамочки! Это что же я натворила-то?!

– Это скорее исключение, Малла… вот так… и любая из нас мечтает на месте Вилины оказаться…

От таких откровений, и у меня аппетит пропал. Одна надежда на Его Светлость. Лишь бы не забыл про меня и вернулся через год. Я теперь и за младшего конюха пойду… только бы дожить до возвращения Его Светлости. А огород можно в любом другом месте разбить.

– Салина, – вдруг осенило меня, – а я же знаю, как тебе помочь! Вот смотри, к осени у меня овощи будут новые, каких у вас нет совсем. Ты можешь ими торговать. Немного, конечно, все же на моем маленьком участке много не вырастить.

– Спасибо, Малла, – улыбнулась подруга.

И лежала я вечером, уснуть не могла. Думала. О судьбе своей горькой, о доле вдовьей, о Салине, которая столько лет делом любимым заняться не может, о других женщинах, которые здесь во вдовьем поселении живут. А ведь у них тоже Дары есть. Пусть не у всех, Салина говорила, что редкость это, но ведь есть. И не факт, что они их используют сейчас. А ведь могли бы пользу приносить. Вот бы объединить всех, чтобы мы, вдовы, все друг другу помогали, чем можем. Глядишь, тогда мы бы таких успехов достигли! Ого-го!

И снилась мне бабушка моя. Гладила она меня по голове и говорила:

– Аллочка, доченька моя, хорошее дело ты задумала. С коллективом дружить – оно завсегда хорошо. И любая работа быстрее делается. Вон у нас какой колхоз был раньше. Миллионник. А все потому, что вместе работали, друг за друга горой стояли. А сейчас каждый сам по себе… э-эх…

Проснулась я утром, и к Салине. Темно еще было, солнце даже из-за горизонта не показалось. Но разве же можно ждать, когда озарило меня?

– Салина, Салина, проснись, – трясла я подругу. – придумала я. Слышишь, придумала я, как всем вдовам помочь. Колхоз надо организовать. Слышишь? Колхоз!

Идея колхоза Салине понравилась. И Витке с Сайкой. И Глае с Рысей. И всем остальным вдовушкам тоже. До вечера меня по домам таскали, да заставляли снова и снова про колхоз рассказывать. Сначала я с удовольствием повторяла свою идею, расписывая девочкам прелести колхозной жизни. Когда все у всех общее. И коровы, и поля, и вообще все. И когда один работает, все плодами его трудов пользуются.

– Вот у Сайки с Виткой Дар уборкой занимаются, так пусть они чистоту поддерживают, Салина – торгует, а овощи растить буду. Для всех. . Ну раз Дары у нас такие такие. Каждый будет заниматься только тем, что нравится.

И так картина эта бабам нравилась, что заставляли меня по сто раз повторять. Пока уже язык заплетался и с трудом шевелился. Никогда еще столько говорить мне не приходилось.

И глаза у вдов загорались после моих речей. Вспыхивали и такой надеждой сияли, что и у меня непонятно откуда силы брались, снова и снова повторять про то, что такое колхоз и как оно все работает. Только приходилось все время помнить, что не в моем прошлом мире это было, а здесь. В Хадоа. Тогда не затыкало мне рот проклятье его светлости.

Домой мы с Салиной вернулись, когда уже стемнело. Устала я так, словно сутки в своем мире в огороде на карачках проползала. Даже ела с закрытыми глазами. И заснула прямо у подруги на лавке.

А проснулась чуть свет, и снова мысли у меня в голове закружились. А не поторопилась ли я? А не будет ли хуже, чем есть. Это же, если историю нашу вспоминать, как тяжело крестьяне в колхоз-то объединялись. Много обид было. У кого корова упитанная, у кого земли на пядь больше… а если здесь такие ссоры у нас в поселении случатся? А как потом кто-то лениться будет, на печи валяться, а долю дохода захочет такую же, как у остальных… Трудодни вводить? И как их учитывать? Кто-то коров пас, весь день на солнышке лежал, кто-то сарай чистил, весь день вилами махал… как это все считать-то?

Когда Салина проснулась, хотела я ей про сомнения свои рассказать, на не успела. От господина Гририха девчонка прибежала. Велела, после стада к нему бежать. И мне, и Салине. Ох, и неспокойно стало мне. Что я опять натворила? Надо было сначала подумать хорошенько, а потом уже говорить. Вот голова моя садовая. И что теперь я коменданту скажу? А? Отругает он меня. И прав будет. Нечего смуту среди вдов наводить.

– Малла-Малла, – сокрушенно покачал головой господин Гририх. Он ждал нас в своем кабинете, сидя за столом.

И мне так стыдно стало. Покраснела я, так, что у меня уши заполыхали, голову опустила. И глазам так горячо стало от понимания позора своего, что слезы закапали.

– Что же ты вчера устроила? – продолжал стыдить меня комендант, – как я теперь вдов успокаивать буду? Взбудоражила все поселение. Да разве же так дела делаются? Коли идея к тебе пришла, надо было сначала ко мне прийти. Рассказать. Так, мол, и так, господин Гририх, вот так у нас в Хадоа хозяйство ведут. Коллективное, – вернул он явно новое для него слово,– неужто я бы не не помог тебе разобраться? Посоветовать… А теперь что будет?

– Что? – прошептала я тихо-тихо. Никогда в жизни мне еще так стыдно не было. Даже, когда в школе один раз к директору вызывали, за то, что я в юбке выше колен на уроки пришла. Уж так меня тогда директорша наша просклоняла… а я не дрогнула даже. Наверное, потому что тогда не виновата была, а сейчас вину свою чувствую. Ведь, правда, надо было со знающим человеком сначала посоветоваться.

– А теперь, – вздохнул господин Гририх, – бабы мне покоя не дадут. И вчера, и сегодня ни свет ни заря прибегали уже. Колхоз, говорят, хотим…

– Простите, – повинилась я.

– Ладно, – взмахнул рукой он, – давай рассказывай подробно. Что за коллективно хозяйство такое. Раз уж зачинщицы вы с Салиной, значит втроем и будем думать, как теперь это дело оформить.

Глава 11

– Правда?! – я даже подскочила с лавки. И на господина Гририха впервые глаза подняла.

А он сидит, улыбается, довольный, головой согласно машет.

– Правда. Хорошая идея. Странная, конечно, немного. Непонятная. Но чувствую есть в ней что-то… так что до ума доводить все вместе будем.

Салина даже в ладоши захлопала и запрыгала как девчонка. И я тоже. Глупо, да… но так радостно мне было. Впервые в жизни я на что-то толковое сгодилась. А то всегда меня бесполезной, да безрукой все считали. А тут все изменилось. И Дар у меня появился чудесный, из-за которого я теперь знатная огородница. И ведь чувствую, что урожай у меня богатый будет. На зависть всем, кто в том мире остался. Жаль, мама не увидит.

Нет! Нельзя думать о маме. О прошлом думать нельзя. Только вперед, Аллочка, только вперед! Эту установку я себе в самый первый день попадания дала. Когда полки на кухне отмывала. Поняла, что если буду о прошлом думать, не выживу, засохну от тоски по родителям. Так что запретила я себе их вспоминать. На сто замков сердце закрыла, а ключики выбросила.

А сейчас вон идея моя самому господину Гририху приглянулась. Ну, не совсем моя, но все же…

Работали мы над документами долго. Несколько дней приходили в контору и до темна сидели. Оказывается, так много нюансов во всем этом… например, подсчет тех же трудодней… денег-то у поселения нет почти. Оракул-то все проверит, чтоб честно было. И потом следить поможет, чтоб все по справедливости было, но сначала же основы надо самим прописать. Что понимать, где эту самую справедливость искать.

Хорошо, что у господина Гририха Дар подходящий. Управления. Не зря его комендантом во вдовье поселение назначили.

Самая большая проблема была в том, чтобы определить, чем же наш колхоз заниматься будет… нет, на следующий-то год, понятно, я семена выращу из овощей своих, будем овощи растить на продажу.

А сейчас решили мы овец выращивать. Пасти есть где, землицы-то к поселению много относится, плодятся они хорошо, да шерсть, основной «урожай» два раза в год с каждой овцы снимать можно. И что важно, убивать ее при этом не нужно.

Я, честно говоря, в этом настолько мало понимаю, что не вникала даже. Вот с огородом, да. Там я за свои грядки грудью стояла. Решили, что выделят мне земли, чтобы я все семена свои высадила. У меня же их много осталось, двадцать соток все же не такой уж большой огород. Да, что там… откровенно маленький. Хотя, я туда и не заглядывала все эти дни. Знала, что все хорошо, чувствовала.

И помощниц дадут. Тех, что без Дара совсем. Да и то, сорняки дергать много ума не нужно. И таланта тоже. Так что определили меня в бригадиры овощеводов.

А всех остальных руководящих работников, решили выборно назначать. Это с Оракулом тоже довольно просто. Если не понимаешь ничего в деле, которым руководить собираешься, не позволит тебе Оракул людей в заблуждение вводить речами сладкими.

Так за хлопотами неделя пролетела. Настал Первый день, а значит ярмарка приехала. И я тогда только вспомнила, что отрезы для сарафана у меня так и остались лежать в сундуке. Вот растяпа! А ведь могла бы скроить как-нибудь и шить вечерами. Вдруг уже закончила бы?

Я готова была никуда не идти, за шитье сесть, но Салина снова потащила меня на площадь. А там та же ярмарка, что и в прошлый раз. Скукотища. Тем более проклятыми розками меня уже в гонку не заманишь. Да и не нужны они нам. Кстати, в этот раз не было розок, не пахло булками над площадью.

После нужных закупок пошли мы, как и в прошлый раз, по дальним рядам. А сегодня там кроме двух телег с тканями и травами, еще одна стояла. Салина как увидала ее, меня за руку цап и чуть не волоком потащила.

А там оказались экзотические травки и продукты. Для меня ничего интересного там не было, кроме… я глазам своим не поверила – сыр. Самый обычный сыр. Правда, высохший весь, несмотря на то, что воском облитый. Это же сколько он в телеге этой бултыхался. А Салина, как увидела этот кусочек убогий, глаза-то у нее загорелись. Уж она его щупала-перещупала, нюхала-перенюхала… и цена у него такая была, что я ахнула: пол грота за треть мешочка… это примерно грамм триста.

Вижу Салина монету достает из кармана. Последнюю, между прочим. А у самой корова дома столько молока дает, что продает его Салина по соседям.

– Салина, – я ее за руку схватила, – ты с ума сошла? Зачем тебе сыр?!

А она глазищи на меня выпучила, будто бы впервые увидела, покраснела и шепчет заговорщицки:

– Я тебе потом расскажу.

Купила она сыра кусок… не иначе золото в нем найти надеется. А купец довольный, улыбается… ну еще бы, негодяй, обманул доверчивую девушку. Продал сыр по цене розок этих проклятых.

А Салина кусок в котомку спрятала, да домой рванула так,что я едва за ней успевала.

– Салина, – кричала, – стой! Да что с тобой: Ты куда летишь-то, кошмар тебя подери!

– Малла, – зашептала она мне на ухо, – я сыр хочу сделать. Попробовать. Вдруг получится. Тогда можно сразу лавку открывать, от покупателей отбоя не будет.

– Сыр, это хорошо. – кивнула я, – а этот кусок тебе зачем? Тем более, прости, он уже старый совсем высохший. Там, наверное, все бактерии сдохли давно.

– Кто?

– Ну… бактерии, – неуверенно повторила я. А вдруг здесь еще слова такого нет… – это микроорганизмы… ну… существа такие маленькие, которые молоко в сыр перерабатывают…

– Малла, – Салина руками всплеснула и ко мне обниматься кинулась, – Маллочка, миленькая, расскажи мне, что ты про бактери эти клятые знаешь. Я сколько здесь живу, пытаюсь сыр сделать. А Рыска, вообще, всю жизнь только о нем и думает. Она меня и заразила. И Пеструшка у меня от нее. Расскажи, а?

– Да я мало знаю, – смутилась я, – бабушка моя любила это дело, а я не особо вникала.

– Маллочка, – умоляюще смотрела на меня подруга, – хоть, что знаешь расскажи.

А я что, я и правда, не знаю ничего. Рассказала что помнила. Мол, бабушка молоко подогревала, а потом туда наливала закваску, оставляла отстаиваться, а потом сгусток снимала и в форму. И потом в форме еще сколько-то выдерживала. А что в этой закваске было, убей не помню.

С этого дня мне, вообще, стало не до сарафана. Еле успевала платье-мешок натянуть, как меня уже на части рвали. С самого утра раннего, как заведенная носилась.

Сначала, пока Салина с Рыской с коровами возятся, я в огород бежала. Там все просто перло. Как на дрожжах. Семена всходили дружно, ростки были крепенькие, сильные, загляденье. Рассаду я тоже высадила. Спасибо Дару, знала, что можно уже. Заморозков не будет. Здесь, вообще, климат немного теплее, чем у нас. У нас-то только в теплицы сажают, а я здесь в открытый грунт высадила.

И еще мне поливать не приходилось. Почти каждую ночь дождик шел. Это благодать просто. Сорняков тоже, на удивление мало было, так что пары часов утренних хватало мне за огородом-то присматривать.

А потом мы шли к Рыске утрешнее молоко переводить. Не получалось же ничего. И сил уже никаких не было, и может быть бросили бы мы это дело, как вспомнила я про то, как мама домашний сыр варила с помощью кислоты лимонной.

И начали мы экспериментировать. Лимонов здесь не было, но лимонку же можно уксусом заменить. Яблочным. Когда первая головка получилась, девки разревелись от счастья. Меня обнимали, слезами заливали…

Но хотелось нам не просто творожный сыр, а настоящий. Твердый. Так что эксперименты продолжались. Я вспомнила, что ферменты еще какие-то есть… пектин, или пепсин… какой-то… и вроде в яблоках зеленых что-то такое есть. Только, раз из сырых кислота получается, может проварить их надо?

Яблоки здесь росли только дички. В лесу. Мы ближайшую к поселению ободрали всю. Научились делать желе. А сыр нам никак не давался.

Потом бежали мы с Салиной к господину Гририху. Устав нашего колхоза уже почти закончен был. И отдохнуть хотелось, да нас бы правда, бабы на части порвали бы. Каждый день, то одна приходила, то другая. Чтоб удостоверится, что дело двигается. И первое собрание назначено было уже на после ярмарки на следующей неделе на Второй день.

Я сначала не понимала, почему бабам так по вкусу эта идея пришлась. А как стали посетительницы про дары свои рассказывать – поняла. Вот, например, та же Рыска. У нее Дар с коровами ладить. Ни у кого корова столько молока не дает, сколько у подруги моей новой. Но во всем поселении коров с десяток. И пусть Рыска ко всем захаживает, и помогает с уходом, но мало ей. Дар больше просит. Это как у меня. Сначала я думала, что двадцать соток огорода – это умереть можно. А сейчас уже свой весь засадила, у Салины все свободные грядки заняла, да с таким нетерпением ждала, когда уже выделят мне поле для овощеводства. Я тыкву посажу. Тыквы у тети Клавы всякой разной много было. И кабачков. А еще в сидератах у меня горчица была. И даже гречиха. Мало, с горсточку всего, но через несколько лет можно будет кашу гречневую есть. А не цветочную.

И что мне больше всего нравилось, от чего я вечером без ног от усталости валилась счастливая, как никогда в жизни. Уважать меня стали во вдовьем поселении. Я впервые была не дурочкой-Аллочкой, над которой за глаза хихикали, а в глаза с усмешкой учили истинам прописным. Я впервые была человеком, к которому шли за советом. И вдруг оказалось, что я очень много всего знаю. И не просто ерунды какой-то, а чего-то важного. Нужного. И за помощь люди благодарны мне были.

И получается, что всего за две недели здесь, во вдовьем поселении я добилась больше, чем за всю прошлую жизнь. Причем такая, как есть, в дурацком платье-мешке, без бриллиантов на шее, без мужа-короля или герцога, без больших денег, без покровителей, без чьей либо помощи. И это так круто, что куда там красному сарафану.

Но я его все равно сошью… позже. Как полегче со временем станет.

Глава 12

К первому колхозному собранию готовились мы, как к ЕГЭ.

Я у господина Гририха бумагу выпросила. Здесь она не то, чтобы в дефиците, но требует бережного к себе отношения. Не принято тут просто так бумагой раскидываться. И речь написала. На русском, конечно.

На местном-то я так ни читать, ни писать не умею.

Пробовала научиться, но такая ерунда получается. Вот, к примеру, когда Салина мне говорит «баран», я слышу и понимаю – «баран». А говорит первую букву в слове «баран», я слышу «К»… я сначала ничего понять не могла. Думала у меня глюки какие-то. А потом догадалась. Все же просто. У меня же переводчик встроенный, как у всех книжных попаданок. И работает скорее всего на ассоциациях. То есть, когда Салина говорит «баран» и имеет в виду животное, я его и вижу. И слышу это слово правильно. А когда она говорит букву, я слышу ту букву, на которую это слово в местном языке начинается. Вот такая петрушка.

Хотя в последнее время стала ловить себя, что много слов не по-русски сама говорю. Так что решила я подождать, когда совсем на местный язык перейду. Тогда и научусь и читать, и писать. Чай не дура.

А еще мы с Салиной и Рыской наготовили сыры наши творожные, которые у нас адыгейский называют, а мы здесь решили назвать Яблочным. Решили дегустацию провести. Чтобы, значит, женщины еще большим доверием прониклись, чтобы поверили, что сможем всем колхозом заработать столько, чтоб безбедно жить. Тем более, у нас теперь помимо овощеводства, и овцеводство, сыроварение намечалось. А сыры здесь, в Гвенаре, делать не умели. И втридорога из Хадоа везли.

Накануне нас всех так потряхивало, что мы даже есть не могли. Даже господин Гририх нервничал. Вилина с ног сбилась успокаивать его. Все ему не то, да не так было. Прибегала вечером жаловаться.

Мне кажется, ночью я, вообще, не спала, так сильно нервничала. Только вроде глаза закрыла, а тут меня Салина трясет.

– Малла, вставай. Я уже корову в стадо отправила. Сейчас все собираться начнут! Уже пора.

– Как пора?! – вскочила я, – я еще не готова. Я…

– Все будет хорошо, – Салина обняла меня. И добавила, – знаешь, я так рада, что его светлость привез тебя в наше поселение. Ты моя лучшая подруга, Малла. И я верю в тебя. И господин Гририх верит в тебя. И Рыска. И Вилина. И все остальные. Не нужно бояться. Я уверена, сегодня у нас все получится.

– Спасибо, Салина, – я обняла подругу. Мне на самом деле стало легче.

Собрание проводили на площади. Выставили столы, на которых разложили наши Яблочные сыры. Мы их уже научились варить разными, так что представили несколько вариантов: без ничего, соленый, с травами, и с розками. Как ни странно, вкус сдобных булок в сыре превратился в сладковатый сливочно-ванильный привкус. И Салина утверждала, что это будущий хит продаж.

А еще я забежала в огород, у меня уже хорошо вырос кресс-салат, листовая горчица и укроп. Все это я тоже решила представить на суд будущих колхозников. Все же для Гвенара это были экзотические травки. Вдруг понравятся…

Мы еще не успели разложиться и порезать сыры, как стали женщины собираться. И все сразу к столу. Ничем люди здесь от наших не отличаются.

Угощались сырами. Охали, ахали, хвалили. Салина с Рыской улыбались так, что говорить не могли. И пришлось мне. Все рассказывать. С чем сыры у нас, что делаются из свежего молока, что можем сделать сколько угодно много… рецептом только не делились. Решили, что нам эксклюзив нужен. Не обязательно всем знать, как сыр делается. Если хотят поесть, то пусть покупают по нашей цене. Ну, или в колхоз вступают. Потому что для своих цена будет существенно ниже.

Мои травки тоже понравились, сказали, что никогда подобной не пробовали. Очень интересный вкус. Но по второй веточке никто взять не спешил… это меня немного обескуражило. И расстроило.

Подогретые дегустацией деликатесных продуктов, которые оказывается можно делать дома, а не везти из Хадоа втридорога, вдовы, к приходу господина Гририа, выстроились в очередь, желая вступить в колхоз.

За две недели, пока мы его так активно обсуждали, все уже оказались в курсе новой идеи. А сегодня увидев, что мы реально готовы вывести на рынок новый продукт, с ними или без них, решили, что колхозе им будет лучше, чем в одиночку.

Господин Гририх долго зачитывал Устав. Каждый параграф после прочтения заверялся Оракулом. Оказывается, это просто. Брал господин Гририх в руки круг этот с загогулинами, и Даром к нему прикасался. И если вспыхивал Оракул зеленью, значит все хорошо.

Больше всего я переживала за главу, где мы о правилах вступления в колхоз говорили. Я-то сначала все рассказала так, как оно в нашем мире было, мол, все складывают в общий котел у кого, что есть, и потом общее хозяйство ведут.

Но господин Гририх этот момент забраковал. Не одобрит, говорит, Оракул такое. Слишком много споров и ссор будет из-за того, кто больше, а кто меньше вложил. И решили мы сделать вступительный взнос – десять грот. Деньги большие, но не такие уж недоступные. А у кого нет денег, тот может имуществом вложиться. Если оно колхозу нашему нужно будет.

Озвучил господин Гририх это положение, вижу, у баб-то желания поубавилось. Да и что говорить, не зря же мы так решили. Деревня же. Доходили слухи о том, кто что планировал в общий котел отдать. Оно-то может людьми от чистого сердца делалось, но зачем нашему колхозу, например, бусы из стекла зеленого? Или шкуры бараньи старые? Незачем.

Читал господин Гририх дальше, а я смотрю бабы-то из очереди в колхоз потихоньку убывают. Такими темпами, глядишь, и не останется никого. И будем в колхозе только мы втроем… а этого никак допустить нельзя…

– Салина, – дернула я подругу за рукав, – мне домой надо сбегать. Я сейчас, быстро. Потяни время, если не успею.

– Малла, ты что? Если ты уйдешь, мы, вообще, никого в колхоз никого не уговорим.

– Я быстро, – шепнула я и, выбравшись из толпы, помчалась домой. Кажется, я придумала что должна сделать.

По поводу моего участия в колхозе специальное условие было. Должна я была семенами своими вложиться. Экзотика же. Мы рынок-то на клочки порвем, так Салина сказала, а я ей верю. Причем, она сказала, что неважно даже вкусными будут овощи или нет. Главное, что редкими. А если еще и понравятся народу, в чем уже я не сомневалась, то можно на самый высокий уровень идти и любые деньги требовать.

Вернуться я успела до того, как господин Гририх закончил Устав заверять. Толпа баб значительно поредела. Кто-то и вовсе с площади ушел. Салина с Рыской чуть не плакали. А вот господин Гририх почему-то совсем не переживал. Словно догадывался, что я сделать собираюсь. Меня увидел, улыбнулся и подмигнул, мол, все правильно.

И вот пришла моя очередь речь перед бабами держать. Еще пятнадцать долей, минут то есть, назад я тряслась от страха, представляя, что нужно выступать перед всеми, а сейчас… сейчас с нетерпением ждала этого момента. Потому что поняла. Всех этих людей я хорошо знаю. Я с ними со всеми уже про колхоз говорила, только это было в тот самый первый день.

И вот вышла я перед толпой, набрала побольше воздуху и начала:

– Я Малла Вильдо из Хадоа. И приехала в ваше поселение совсем недавно, но вы все уже знаете меня, потому что несколько дней назад приглашали меня к себе ,чтобы я рассказала вам про колхоз. Не буду врать, идея это не моя, там, где я жила раньше, когда-то были такие хозяйства. И работали они весьма успешно, строили колхозникам новые дома, клубы, дороги… но теперь их нет…

– А что ж теперь нет-то? – ехидно протянула соседка через три дома Варла.

– А потому и нет, что не очень-то правильно дело начали. Сложили все свое имущество в кучу, не глядя, и думали, что так всем хорошо будет. Но, скажите мне уважаемые, если одна вдова корову приведет, а другая горшок каши цветочной, будет ли честным и равным их вклад?

– Нет, конечно! – Сайка взмахнула руками, – корова и горшок каши неправильно равнять!

– А если у вдовы, кроме этого горшка каши и нет ничего? Если она последнее отдает? А у той, что корову привела, еще одна такая же в сарайке стоит?

Вижу задумались бабы. Все же небогатое у нас поселение, и у многих кроме горшка каши, действительно, ничего не было.

– Это с какой стороны посмотреть тогда, – протянула Варла, – вроде горшок каши и корова не равны, но если у одной ничего нет больше, а у другой еще одна корова в сарае стоит… тут думать надо. У Оракула спросить.

– И что вы, бабоньки, у Оракула спросите? Справедливо ли, что одна последнее в общий котел принесла, а вторая только половину того, что имеет?

Зашумели бабы… заволновались…

– Вот на моей родине такую же ошибку совершили. Посчитали, что справедливо будет, если каждый все, что есть, отдаст. Одна горшок каши, а вторая двух коров. Или пять овец, как у тебя Варла.

– Но неправильно же это! – взвизгнула Варла. – кто-то кашу принесет, а с меня всех овец?! Несправедливо это! Не одобрит Оракул такое!

Я у господина Гририха Оракул выхватила… вроде колеса он. Из такого же металла, что и монеты.

– Справедливо ли, если каждая вдова принесет в общее хозяйство все, что имеет?

И Даром попыталась коснуться… И вспыхнул оракул в моих руках, как солнце зеленое. Бабы ахнули. Заозирались недоуменно.

А я Оракула коменданту сунула и снова к бабам.

– Вот и у нас так же было. И вроде правильно все, но не правильно же! Не справедливо. Поэтому решили мы, что каждая вдова, которая в колхоз войти хочет, десять грот с собой несет. Или имущество, на эту сумму. Тогда все будет честно и по справедливости. А если нет ничего, кроме горшка каши, то последнее мы забирать не будем. Своим трудом вклад внесете. Как отработаете десять грот, так и станете настоящими колхозниками. И долю с дохода колхозного получать будете.

– Так неизвестно еще, будет доход или нет, – опять Варла. Надо ей спасибо сказать, очень помогла она мне репликами своими. И бабы вокруг тоже загудели, соглашаясь. И правда. Мол, еще не сделали ничего, одни слова. А все туда же…

– Вы все сегодня попробовали сыры, которые мы с Салиной и Рыской сварили? Будет ли толк от такого продукта, который никто кроме нас во всем Гвенаре делать не умеет?

Бабы снова загудели одобрительно, а Варла, сама того не ведая, снова помогла мне:

– Так на для этого коровы нужны. А у нас во всем поселении всего десяток. Когда еще с них телят дождешься, да до взрослых выкормишь. Денег-то ни у кого нет. Большинству придется либо имуществом, либо трудом вкладываться.

И снова закивали бабы с Варлой соглашаясь. Да что и говорить, обе мы правы.

– Рыска, – обратилась я к расстроенной подруге, – сколько корова стоит дойная?

– За десять грот неплохую купить можно, если постараться…

– Значит придется тебе постараться, Рыска. – улыбнулась я, достала из-за пазухи мешок, который мне герцог подарил, и тряхнула, громко звякнув монетами, – десять дойных коров от меня в дар колхозу нашему.

Вздох… единый, словно не сотня людей вздохнула, а один организм, и тишина повисла над площадью.

– Только просьба у меня к вам будет маленькая. Давайте колхоз «Светлый Путь» назовем… в память о бабушке моей…

Глава 13

Вот так в Гвенаре появился колхоз «Светлый путь» в составе пятнадцати человек.

Из сотни с лишним, что во вдовьем поселении живут.

Я расстроилась, Салина чуть не плакала, а господин Гририх нас утешал.

– Малла, Салина, уж не думали ли вы, что люди речам вашим сладким поверят? Бабы у нас в поселении жизнью битые. Вы им делом докажите правоту свою. Тогда и остальные подтянутся.

– Но вы же поверили, – возразила я.

– Эх, Малла, – дедушка погладил меня по голове, – у меня Дар, не забывай. Чувствую я потенциал большой в этом деле. А сбудется или нет – уже от нас самих зависит. Будем стараться – получится. Нет – нет.

Потом все новоиспеченные колхозники заверили своими кольцами-печатями участие в нашем предприятии. И пошли в кабинет к господину Гририху, чтобы там, конфиденциально, так сказать, обсудить наши будущие планы.

Председателем единогласно господина Гририха выбрали. Дар у него подходящий, да и знает он больше всех нас обо всей бумажной волоките.

Я, как и думали, стала бригадиром овощеводов. Рыска – животноводов. С животными у нас, правда, не густо было. Три коровы: Салины, Рыски и госпожи Гририх, пять овец, Варла привела, два поросенка от Сайки с Виткой, и два десятка кур-несушек от Глаи. Она, оказывается птицевод с крошечным Даром. Так что птицы пока у нее и остались. Да и все животные по домам остались. Не было же у нас коровника общего

– Рыска, – всполошилась я, – а где же мы коров-то держать будем? Сейчас-то пока все по домам, а дальше?

– Не переживай, Малла, – сияла от счастья Рыска, – летом пастись будут. Соорудим им навес от дождей, на первое время хватит. А осенью по домам разберем.

– Нет, Рыска, неправильно это. Если у нас в концу лета так и будет десять коров, то можно крест на нашем колхозе ставить. Нам развиваться надо.

Оглянулась я, бабы-то на меня недоуменно смотрят, а Салина и господин Гририх улыбаются и кивают.

– Салина, скажи, сколько сыров Яблочных мы в городе каждый день продавать сможем?

– Много, – ответила Салина и уточнила, – головок десять это как минимум. Максимум не знаю.

– Это же каждый день надо в город мотаться, – протянула недовольно госпожа Гририх.

– Нет, – возразила Салина, – купцы к нам сами приезжать будут. Некогда нам столько времени на дорогу тратить.

Задумались бабы. А господин Гририх хитро улыбнулся:

– А если на весь Гвенар сыры варить? Никто же кроме нас в Гвенаре это делать не умеет.

Салина побледнела, бабы ахнули…

– Видишь, Рыска, сколько коров нам надо? – у меня у самой от перспектив сердце замирало, – никаких сараев не хватит. Ферму надо строить.

– Ферму? – со странным акцентом спросил господин Гририх.

Кошмар меня подери! Это что же получается, я это слово на русском сказала?!

– Ферму, – осторожно, чтобы проклятье не сработало прошептала. Получилось, – ферму надо строить. Это сарай такой специальный. Для коров.

Но решили, что зря я так далеко замахнулась. И вопрос с фермой отложили на будущее. А пока коровы и навесами обойдутся.

За коровами решили ехать через три дня. Как раз столько времени нужно, чтобы на десять головок сыра молока набрать. Заодно теорию Салины проверим. Сможет ли она весь сыр продать за один день.

Потом про мои дела овощные заговорили. Рассказала я колхозникам про картошку, про злаки, про помидоры, огурцы и капусту.

Про то, что заготавливать можно на всю зиму, солить, мариновать, квасить…и про каши, и про муку…

Слушали меня, конечно, как будто бы я сказку рассказывала. Не верили. Тем более укроп и редиска не особо понравились

Решили, что посадим все, надо же проверить, что растет в Гвенаре, а что нет. А потом на следующий год определимся, чего сажать больше, а чего меньше.

Выделили мне поле для огорода колхозного. Пришлось нам, правда, аренду у поселения на него оформить. Заодно и пастбища сразу арендовали. С отсрочкой платежа. Воспользовались, так сказать, служебным положением нашего председателя.

Если повезет, то сумму аренды мы даже не заметим. Земля здесь дешевая.

К поездке мы варили сыры. И если раньше это были опытные образцы, то сейчас все делали строго по проверенным рецептам, потому что это уже были товарные головки. Работы было много. Так что к нам в помощь пришла Витка.

И тогда-то это случилось.

– Бабоньки, – ахнула она, увидев, сколько осталось сыворотки, после сыра, – это вы что все выливать собрались?! Совести же у вас нет! Это же надо свинкам моим! У меня молока у свиньи нет, поросятки маленькие без молока страдают! Жалко же их. Отдайте, а? А то до слез жалко резать их. Маленькие же еще. Молочные…

Я как представила поросяток маленьких, которые худенькие, бедненькие, без молока мамкиного, голодные ходят… аж слезы навернулись. Жалко же, когда такие крохи умирают. И вдруг я так ясно вспомнила, как у нас в деревне теленок молочный погиб, на вилы напоролся.

– Салина! Рыска, – заорала я, – вспомнила! В яблоках пектин, а пепсин – это в желудке телят молочных! Для сыра нам пепсин нужен!

– Малла… ты уверена?

– Да! Абсолютно! Мне папа про сычуг рассказывал, что из него ферм… закваску для сыра получают.

– Сычуг? – удивилась Рыска, а потом хлопнула себя по лбу, – точно! Там же молоко сгустками!

О! Если бы в нашем поселении сегодня был молочный теленок, мы бы прямо сегодня попробовали бы сварить твердый сыр. Но телят подходящего возраста не было. К счастью. Как-то не готова я оказалась к способу, которым этот пепсин добывают…

День закончился далеко заполночь. Устала я так, что еле голову до подушки донесла. И хорошо. Иначе сгрызла бы себя за то, что все деньги отдала, и сама ни с чем осталась. Хотя могла на эти деньги прожить без забот и хлопот весь год до приезда его светлости.

Да только папа всегда говорил: легко пришло, легко ушло. Не были богатыми, так и нечего начинать.

А утром ни свет ни заря, отправили мы наших ходоков в город. Не пешком, конечно, на телеге господина Гририха.

Сам господин Гририх поехал документы оформлять на наше хозяйство коллективное, Салина поехала сыры продавать. А Рыска за коровами.

А мы всей дружной колхозной гурьбой пошли в поле работать. И что интересно, те бабы, которые в колхоз не вступили, наших в город провожать тоже пришли. И с нами в поле потащились. Поглазеть.

А там интересно же! Семена незнакомые, да еще Дар мой во всей красе. Земля как пух, лопаты только в воздухе мелькают, все смеются… весело так работать-то, когда все легко и просто получается.

Участок, который вдовушки местные грядой назвали, в мы в двадцать четыре руки к вечеру вскопали и засеяли.

Когда семена вытащила, все вокруг сгрудились и шушукались, и вопросы задавали, и смотрела на картинки да на на сами семена. Но, что примечательно, никто даже не подумал, что стащить можно хоть одно семечко. Такое в толпе-то не заметишь. Но Оракул бдит. И это приятно. Хотя хотели бабы семена. Есть среди них огородницы заядлые. Без Дара, но разве это когда-нибудь мешало маме моей, к примеру, урожаи шикарные получать? Просили, семенами поделиться, конечно, но я сказала, что колхозное это все. Все колхозом и решать будем давать или нет семена.

Но еще подумала я, что не дело это колхозные поля лопатами копать. Мотоблок надо. Или плуг какой-нибудь к лошади прицепить, как древние времена. А то так мы даже с Даром моим умрем лопатами поля для пшеницы вскапывать. Это сейчас ее у меня мало. А потом как начнем сеять… ого-го сколько копать придется.

Уже стемнело, а наша делегация из города все не возвращалась. Мы уже со всеми делами управились, коров подоили, молоко процедили, в подпол убрали, скотину покормили, а их все не было.

Сели мы у дома господина Гририха на лавочку, что из кабинета вытащили… сидим ждем. И бабы все на меня поглядывают, типа, ты что-то решай давай, Малла. Даже госпожа Гририх на меня смотрит, а у самой слезы уже на глазах.

– Малла, что они не едут-то? Неужто случилось что?

– Все хорошо, Вилина, – отвечаю уверенно, хотя у самой от страха колени трясутся. Мало ли что случиться-то могло. Вдруг ограбили их. Все же сумма большая. Или арестовали. За что-нибудь. Или не получилось у них что-то…

Видать не сильно уверено я ответила. Начала Вилина всхлипывать. А потом подвывать тихонечко. А за ней остальные бабы завыли… я думала такое только в детском садике бывает, когда дети один за другим плач подхватывают. Ан нет.

Сидят бабы, воют. Уже причитать начали: «На кого вы нас покинули!»

Если бы собаки были, вообще, не пойми что было бы… хорошо здесь из животных, кроме мелочи всякой, только коровы, лошади, овцы, свиньи и куры. Мне Салина рассказывала, что всю флору и фауну во время войны с Хадоа истребили. Остались только домашние животные, которых в тот мир забрали: лошади, коровы, овцы, свиньи и куры.

А бабы все воют и воют… ощущение, будто бы я на похоронах уже сижу. Даже сердце заболело. Сама уже, чувствую, подвывать начала…