Читать онлайн Предел – афелий. Призраки солнечного ветра бесплатно

Предел – афелий. Призраки солнечного ветра

Глава 1. Бегство

«Боже, этот вой повсюду. Он проникает в голову, разламывая ее на части. Пробирается в живот, а потом подступает к горлу. Хочет вырваться таким же оглушающим звуком, но не может. Крик комом застрял в горле. А сирены все пронзительней… Люди бегут, сбивая друг друга с ног, но их становится все меньше…

Я держу тебя, мамочка. Я держу тебя за руку и не отпущу. Она такая холодная… Твои темные волосы разметались по асфальту. Ты смотришь в небо. Оно все еще такое голубое и прекрасное, и отражается в твоих глазах, как в зеркале. Слезы ручьем катятся по щекам. Сначала моим, а потом… Я так хочу. Хочу, чтобы слезы согрели ее. В последний раз.

– Вставай! – звучит где-то там, далеко.

Или близко?

– Вставай! – отчетливо слышу.

Кто-то сильный дергает за плечо. Поворачиваюсь. Это он. Я в первый раз вижу его. У него такие же голубые глаза, как и у мамы. Похожих на него много, но таких, как он – единицы. Разве это сейчас важно? Мужчина что-то кричит, но я не понимаю. Мама… Кто-нибудь, вырубите сирены! Зажимаю уши ладонями, зажмуриваю глаза. Этого ничего нет, этого не существует!

Внезапная тишина. Она свалилась на плечи неподъемным грузом реальности. Все прекратилось? Открываю глаза. Да, это конец. Они уже здесь. Кто-то мог не заметить, но не я. Огромный столб бесформенной массы нависает надо мной. Можно посмотреть прямо насквозь: его тело словно горячий воздух в пустыне. Бесцветное, прозрачное, но искажающее пространство вокруг. Он может тебя достать, ты его – нет. Это – смерть. Мне все равно.

– Вставай и беги! – снова раздается уже знакомый голос.

Все случилось так быстро… На белой тунике – черный крест. Мужчина встал позади искаженной реальности. Искривленный силуэт врезается в память. Рука поднимается. Неужели? Мощная волна энергии проходит через нас. Монстр взвыл и метнулся. Какая она сильная… Волна ударяет в меня, отбрасывая на несколько метров. Больно. Приступ внезапной тошноты. Вырвало. Дышать. Главное – не забывать дышать. Куда делись все люди?

Они все еще там. Смотрю в их сторону. Слабым голубым светом мерцает щит. Мгновение назад его еще не было… Меня отбросило за энергетическую завесу. Он сделал это, чтобы я успела. Не вижу их. Пытаюсь разглядеть маму и человека с черным крестом на груди. Теперь это невозможно.

Кто-то сильный дергает меня. Поднимает над землей. Опять этот крест… Это он? Нет, глаза не как у мамы. Как же болит в груди… Темнота».

Медея свалилась с кровати. Благо, до пола было совсем недалеко. Уже давненько она задумывалась о том, что хорошо бы постелить матрас вместо упирающегося в стену спального места. Для того, чтобы удобней падать после таких вот ночных приключений. Которые, к слову, до сих пор случались почти каждую ночь. Она старательно взвешивала все «за» и «против»: стоили ли усилия того, чтобы выбить дефицитную вещь? В конце концов, перспектива добавить еще пару синяков на и без того уже помятое тело выглядела не столь устрашающей, как неравный бой с корабельным завхозом. С другой стороны, девушка прикидывала, является ли тот аргумент, что по статистике смерть от падения с кровати занимает не последнее место, достаточным для убеждения непробиваемого дядюшки Миззер? В конце концов, может ли страх гипотетической возможности потерять боевую единицу перевесить страх потери строго учтенного матраса? Хотя, боевая единица из нее была так себе.

С тяжкими насущными думами Медея села на край чрезмерно узкой кровати и принялась натягивать на ноги тяжелые берцы. Времени оставалось совсем не много, ведь сегодня была ее очередь делать обход. На скорую руку собрав в пучок черные жесткие волосы, девушка зафиксировала за спиной слишком длинный для нее меч. К счастью, достаточно легкий. Оружие уютно зажурчало тонким энергетическим потоком, тянущимся через все лезвие. Слабый голубой свет засиял позади спины. Началась настройка на носителя, мурлыча, словно кот. Пришлось немного подождать.

Этот звук всегда успокаивал. Может, поэтому девушка не зафиксировала параметры на свое ДНК, а, может, потому, что того требовал протокол безопасности. Оружие всегда должно было находиться в боевой готовности, даже если его прежний хозяин уже мертв. Штраф в виде лишения сух пайка за перенастройку тоже не особо радовал.

Мурлыканье стихло. Медея, обреченно вздохнув, взяла с прикроватной тумбочки регистратор аномалий и выдвинулась в путь.

Эсхекиаль Каэрдевр вздрогнул, когда в дверь постучали. Целую ночь мужчина корпел над трактатами, и теперь уже почти засыпал. Повторный стук, более настойчивый, заставил его встать со стула и тяжелым шагом направиться к двери. Впрочем, гость оказался не столь уж неожиданным. Эсхекиаль уже давно ждал этого трудного разговора, хотя и старался всячески его оттянуть.

– Утро доброе, если можно так выразиться. Не помешал? – на пороге скромной комнатушки стоял среднего роста мужчина в кожаной куртке и черных брюках.

Его коротко стриженные волосы не несли и намека на какую-либо прическу. Глаза стали красными от нехватки сна. Оставалось неясным, являлись ли они зелеными, серыми или карими, поскольку гость явно перебарщивал со стимуляторами зрения. Это плохо сказывалось на радужке глаз. Густые, черные, практически сросшиеся брови делали его взгляд суровей, чем есть на самом деле. Резко выдающийся нос с горбинкой говорил об упрямом и резком нраве. Впрочем, в текущих обстоятельствах это только помогало.

– Доброе, капитан. Сегодня одеты не по форме? – как бы невзначай заметил Эсхекиаль.

Попытка создать непринужденную атмосферу все равно бы не повлияла на его решения, и он дал понять это сразу.

– Нужно же когда-нибудь отдыхать от бесконечных суровых будней, – подколол хозяина скромной обители капитан. – Можно войти?

– Конечно.

Гость вошел в тесную комнатушку, где находились только стол, стул и небольшой матрас на полу. Он растерянно оглянулся, прикидывая, куда же можно было приземлиться. Непродолжительное замешательство прервал вежливый жест, указывающий на стул.

– Господин Арвэйн Анман, вы с дружеским визитом, я полагаю? – улыбнулся Эсхекиаль, нарочито непринужденно садясь на тоненький матрас.

То бишь прямо на пол. Решение разрядить обстановку привело лишь к тому, что капитана передернуло, и он напрягся. Не исключено, что на то и было рассчитано.

– Как вы уже догадались, не совсем, – Арвэйн взял себя в руки, поборов сиюминутную слабость. – Но, безусловно, я вам друг.

В подтверждение своих слов он вынул что-то из-за пазухи. Маленькая стеклянная бутыль полностью умещалась в широкой ладони. Внутри плескалось нечто янтарное, и конечно же, очень алкогольное. Капитан был известен своим пристрастием к хорошему коньяку, поэтому сей маленький презент был вполне ожидаем. И не то чтобы очень неуместен.

– Это кстати, – почти безразлично сказал сидящий на матрасе мужчина. – У меня в последнее время страшная бессонница. Сойдет за снотворное.

Анман, получив добро, тут же материализовал две прелестные рюмки, явно сделанные по заказу. Далее разговор протекал в более непринужденной атмосфере. По крайней мере, поначалу.

– А знаете, мы неплохо наладили быт, – начал издалека капитан, после первой рюмочки расслабленно развалившись на неудобном стуле.

Настолько издалека, что кое-кто и вовсе засомневался, правильно ли была угадана цель визита. Тем более, что утверждение в этих четырех стенах не выдерживало никакой критики.

Комнатушка, от силы насчитывающая семь квадратных метров, обходилась без каких-либо изысков. Эти самые стены уже давно нуждались в основательной реставрации. Более того, в некоторых местах начала проглядывать ржавчина, что считалось недопустимым по технике безопасности. В кладовой, коей являлось помещение до того, как стало жилым, не предусматривалось интерактивного покрытия стен. Впрочем, как и нормального освещения, душевой и даже отхожего места.

Куча носителей информации различной формы и размера валялись на стальном, начищенном до блеска полу. Простая, списанная еще пару лет назад мебель из пищеблока несла на себе не просто потертости. Кажется, ее несколько раз ломали. В сомнительном ансамбле благополучия молодцом держался только темно-синий матрас в дальнем углу помещения, не имевшего практически никаких признаков пережитых испытаний. Чего нельзя было сказать о его владельце, устало восседающем сверху.

Худой, жилистый мужчина лет за пятьдесят всегда выглядел одинаково. Поверх серой водолазки и брюк красовалась белая туника с черным крестом, некогда покрывавшая экзоскелет. Неизвестно, по каким причинам Эсхекиаль никогда ее не снимал и тем более неизвестно, каким образом ему удавалось сохранять этот предмет одежды всегда белоснежным. Некогда голубые, а теперь практически прозрачные глаза мужчины отражали отстраненность от реальности, будто он глядел на нее из-под толстой толщи стекла. Длинное тело заканчивалось таким же вытянутым лицом с острыми, сухими чертами. Многодневная щетина, основательно тронутая ранней сединой, покрывала добрую половину впалых щек. Хозяин комнаты напоминал стоящую в ней поломанную мебель, которую неоднократно чинили.

– Для военного корабля – совсем неплохо. Кто бы мог подумать, что гражданские так хорошо уживутся в тесных солдатских казармах. Да и я, если позволите так сказать, не ожидал, что смогу управлять военным кораблем. Пересесть на штурмовик конфедерации с холеного круизного лайнера… Без должной подготовки, это вам, знаете ли, не к бабушке на Луну за блинчиками слетать. Я, признаюсь, до сих пор изучаю техническую и профильную литературу. Так же, как и вы свои трактаты. Правда, зрение иногда подводит…

Арвэйн выудил из нагрудного кармана маленький пузырек с жидкостью и закапал в каждый глаз по паре капель лекарства.

– Зря вы злоупотребляете стимуляторами. Вы же понимаете, чем это может закончиться.

– Зря вы так мало спите. Вы же понимаете, чем это может закончиться, – парировал капитан. – Для всех нас. Я знаю, что у вас нет бессонницы.

– Пока мы огибаем разрывы на должном расстоянии, я могу себе это позволить, – задумчиво ответил Эсхекиаль, вращая жидкость в рюмке. А затем полностью ее осушил, прекратив бессмысленные движения.

– Мы в космосе долго, непростительно долго. Я на все сто уверен, что вы знаете что делать, и ваши методы не безосновательны. Однако, считаю, что за эти годы они некоторым образом себя изжили, – капитан не стал ходить вокруг да около, решив брать быка за рога, – Пора двигаться дальше.

– Семь лет – это совсем недолго.

– Недолго для кого? Для Моисея? – съязвил обладатель внушительных размеров носа и слегка усмехнулся.

Он явно остался доволен своим ответом. Скептическое молчание в ответ недвусмысленно намекало о том, что оппонент шутку не оценил. Разговор, плавно перерастающий из диалога в монолог, продолжился:

– За эти годы мы встречали много кораблей, также летевших к Марсу. Все они уже, наверняка, в точке конечного пребывания, а ведь на многих бортах даже не было Проявителей. Крестоносец без Проявителя – мертвый крестоносец, рано или поздно. Они выжили. Это может означать только одно: разрывы затухают, и в космосе становится безопасно. Нет больше необходимости их огибать. Простите уж, что без вас, но на корабельном совете мы решили протестировать ближайшую аномалию в миллионе километров отсюда. Надеемся на вашу помощь.

Эсхекиаль вздрогнул. Естественно, вечно так продолжаться не могло, и капитан был прав. С годами Марс превращался в некий долгожданный мираж. Близкий, но вместе с тем призрачный. Корабль за семь лет успел вылететь за пределы солнечной системы, а потом вернуться по весьма запутанной траектории. Но тогда, семь, пять лет назад, и даже относительно недавно, такое бегство являлось ужасающей необходимостью. Аномалии в космосе то появлялись, то затягивались. Они могли быть размером с горошину, но попадались и такие, что растягивались на многие миллионы километров, образуя непроходимые пояса на пути следования корабля. В первый год погибло более половины населения. Женщины, дети, и почти все военные, их охранявшие. Двести тридцать семь человек. Эсхекиаль вспоминал это время с ужасом и скорбью. Однако, понимал, что спасти всех ему все равно бы не удалось. Утешало только то, что те двести четырнадцать жизней, находившиеся сейчас на борту – целиком его заслуга.

Со временем аномалии действительно становились менее активны, а то, что из них выходило уже не было столь опасным, как раньше. Последнего монстра, проникшего на судно, обезвредили полгода назад. Того, что способен убить человека. В последнее же время Эсхекиаль занимался тем, что ходил по темным закоулкам корабля и проявлял чудовищ, больше похожих на мелких членистоногих. На что изрядно ворчал дядюшка Миззер, так как на оттирание пятен, остающихся от раздавленных существ, уходило много чистящих средств.

«Лучше бы тараканов с моего склада гонял, от них и вреду гораздо больше», – ругался он.

– Считаю, что лучше пару лет подождать, пока аномалии окончательно не затянутся. Можно добраться до Марса своим ходом вместо того, чтобы рисковать людьми и телепортироваться.

– Вы понимаете, что такое пара лет для некоторых, живущих на корабле?

– Может быть, целая жизнь?

Повисла усталая тишина, смягченная только запахом коньяка. В пространстве послышался тяжелый вздох. Становилось душновато. Вентиляция работала плохо.

– Вот именно. Целая жизнь. За потерянное время придется расплачиваться не только мне. Как вы прикажете мне кормить сотни людей? Наши запасы не бесконечны.

– Вы слишком привыкли угождать тем, кто не любит слышать слово «нет».

Арвэйн поджал губы, вытянув их немного вперед. Окружающая атмосфера не располагала к каким-либо конфликтам, а обидам – тем более. Впрочем, капитан не имел обыкновения принимать все близко к сердцу и сейчас раздумывал над тем, как бы склонить чашу весов в свою пользу. Не найдя мгновенного решения, он сделал большой глоток прямо из бутыли и протянул ее в сторону храмовника, намереваясь наполнить его пустую рюмку. Эсхекиаль противиться не стал.

– Угождать богеме на круизном лайнере входило в мои обязанности. Это были лишь капризы и сиюминутные пожелания, никак не влияющие на безопасность корабля. Сейчас все по-другому. Да и обстановка, знаете ли, далека от курортной…

– Только что вы этим бытом восхищались.

– Одно другому не мешает.

Выпив коньяк залпом и откинувшись на спину, Эсхекиаль вызвал небольшой хлопок резким приземлением на матрас. И, сложив руки на животе, уставился в облезлый потолок. Пустая рюмка покоилась между длинными, немного костлявыми пальцами.

– Что со связью? – спросил он, вовсе не заботясь о негостеприимной позе.

Казалось, он просто хотел сменить тему, но это было не так. Капитан не пришел бы, не будь решен этот вопрос. Предпринимать серьезные попытки добраться до Марса и не иметь представления о том, что твориться вокруг, было верхом неразумности. Это понимали все.

– Сегодня «утром» удалось связаться с ближайшим кораблем через пару аномалий отсюда. Они уже прыгнули. Их храмовник это одобрил, – с некоторым оживлением ответил Арвэйн, не получив очередную порцию упреков.

– Может быть, это не лишено смысла, – неожиданно сменил позицию крестоносец. – Дайте мне пару дней, я все обдумаю. Нужно кое-что проверить.

– У вас будет больше, – еще более воодушевился собеседник, стараясь не потерять тонкую нить взаимопонимания.

– Я иду навстречу не потому, что того требуют верхние ярусы. И еще не принял окончательного решения.

– Понимаю.

– Рад.

– Это я рад, что мы нашли общий язык, – выдохнул капитан. – Без вашей помощи мы не справимся.

Пауза. Арвэйн вытянул шею, пытаясь взглянуть поверх торчащих колен Эсхекиаля. Таким образом он старался понять, не заснул ли тот, ибо крестоносец перестал придавать признаки жизни. Встать и подойти ближе, чтобы выяснить наверняка, он не решился.

– Ну… пожалуй, откланяюсь. Очень надеюсь, что вы отдохнете, – на всякий случай произнес капитан, вставая со стула.

– Не беспокойтесь, как раз этим я и планировал заняться, – ожил вдруг храмовник.

Гость встал, кивнув в знак почтения и поспешно покинул комнату, даже не забрав с собой фирменную рюмку. Как только дверь захлопнулась, Эсхекиаль закрыл глаза и тяжко вздохнул. Разговор выдался трудным. Он хоть и сдал позиции, но внутренне все равно не изменил своего мнения. А теперь судорожно искал варианты, которые привели бы к решению проблемы меньшей кровью. Кровью в прямом смысле. Существовали некоторые сферы, которые капитану объяснить было нельзя, не выставив себя при этом в неприглядном свете. Положение бы только ухудшилось, и возникло бы вполне логичное в подобных ситуациях неприятие. Особенности ремесла иеромонаха многих пугали. Они оставались непонятны, и в некотором смысле вопиюще неуместны в обществе, столь развитом технически и информационно. Но Эсхекиаль Каэрдевр четко видел ту грань, которая красной нитью разделяла полные энтузиазма достижения науки и незыблемые правила этого мира. И больше всего пугало то, что эта грань исчезала.

С этими тревожными мыслями храмовник провалился в сон.

Смех резвых детишек звонко пронесся по всей оранжерее. Двое непосед хаотично перемещались среди растений, нарушая слаженную работу персонала. Кажется, они играли в салки. А, может, что-то другое, или даже во все сразу, так как правила менялись прямо на ходу. Никто не хотел уступать победу в странной игре, до конца непонятной даже им самим.

– Фидгерт, Анна! Прекратите! Вы мешаете работать! – прикрикнула на них невысокая женщина лет сорока.

Уже к этому возрасту глаза ее потухли, и под ними прочно обосновались темные круги. Появились они, скорее, от переживаний, нежели от недостатка сна.

Женщина посмотрела на своих детей. Они выглядели такими веселыми и беззаботными. Радовались жизни всей своей детской непосредственностью. Остальные сотрудники оранжереи, казалось, завидовали им. Странно, но никто из семи человек в смене не возмущался, когда неуправляемый ураган проносился мимо них, норовя что-нибудь задеть и обязательно уронить. Радость, врезавшаяся в общую атмосферу удрученности, вносила нечто обнадеживающее в жизнь военного штурмовика.

– Да полно тебе, Симона. Они просто играют, – прервал сиюминутный гнев низенький старичок, специализирующийся на выращивании пасленовых.

Женщина до сих пор поражалась, как ей удалось не только выжить, но еще и родить в космосе. Во времена всеобщего хаоса и пугающей неизвестности, когда рядом гибли десятки людей. Фидгерт и Анна – белокурые двойняшки, появившиеся на свет через несколько месяцев после посадки на корабль. Остальные дети уже выросли, а за семь лет путешествия «Гофора-3» по бескрайним просторам Солнечной системы на нем не появилось ни одного ребенка. Симоне пришлось многое пережить и со многим смириться. Смерть мужа, голод, бессонные ночи над беспокойными кроватками не прошли бесследно и оставили отпечаток, который невозможно стереть.

– Уф, кому сдались эти капсулы гибернации? Их можно использовать под хранилища свежих овощей. И вообще, они занимают слишком много места. Можно сказать, отбирают наш хлеб, – недовольно проворчал старичок, перебирая пробирки на столе, а потом указал на один из массивных механизмов. – Вот на месте этой я хочу поставить куст колоновидной клубники.

Незапланированная оранжерея хорошо вписалась в просторный отсек, где когда-то помещали в летаргию серьезно раненных бойцов, ученых и первооткрывателей. В этих случаях их доставляли живыми на Землю из колоний с недостаточно развитой медициной.

Капсулы гибернации изобрели еще тогда, когда мгновенного перемещения не существовало. Военные и исследователи использовали их в длительных путешествиях, занимавших годы, а то и десятилетия. Для погруженных в сон времени не существовало. Организм переставал стареть и меняться. Тяжелые раны не могли убить боевую единицу с вовремя приостановленной жизнедеятельностью организма. Даже после появления телепорта от гибернации не отказались, так как Земля имела монополию на порталы, а повсеместное их внедрение встретило больше конфликт интересов, нежели технические трудности.

Нежилого пространства внутри отсека оставалось много. Закрытые капсулы не сильно страдали от большой влажности и пышно растущих по соседству растений. Но на модули уже неоднократно покушались. Многие выступали за отключение их от центрального питания и перемещение куда-нибудь подальше от оранжереи. В этом случае потребление энергии снизилось бы в разы, а капсулы прекрасно сошли бы за обычные морозильники. Однако, отключить их от единого блока и переместить означало бы оставить только локальное питание. Способные разве что сохранять свежими помидоры да капусту, работать по своему прямому назначению модули больше бы не смогли. Руководство корабля не могло позволить себе раскидываться сложной подотчетной электроникой, за которую обязательно спросят по возвращении на Землю. Поэтому оно не сдавало позиции и стойко отбивало посягательства пожилого агронома на столь дорогостоящий девайс. Впрочем, как и богатых дам с верхних ярусов, желающих сохранить свою увядающую молодость до прибытия на Марс. Они же являлись и главной движущей силой в давлении на капитана корабля. Чопорные мадам желали быстрее прибыть в точку назначения, и терпение их заканчивалось. В целом, как и терпение других жителей «Гофора-3».

Ужасы, случившиеся в первый год полета потихоньку стирались из памяти. Люди быстро привыкали к более спокойной жизни. Кто-то хотел обратно на Землю, кто-то желал продолжить путь к Марсу, но все сходились в едином: они жаждали ощутить под ногами твердую поверхность планеты. Хоть какой-нибудь.

– Симона, прием, – прервал монотонное ворчание старичка голос в динамике рации, неизменно стоявшей на столике рядом с пробирками.

– Слушаю, господин Эсхекиаль Каэрдевр, – Симона обрадовалась, услышав голос храмовника, потому как устала от бесконечного фонтана недовольства подле себя.

– Медея заходила в оранжерею во время обхода или опять ее пропустила?

Симона густо покраснела. Не хотелось сдавать девушку, потому что она, конечно же, не заходила. Женщина знала, что та получит хороший нагоняй и, возможно, даже лишится дневного питания. Однако, врать было нельзя. Точнее, бесполезно. Сухой и проницательный иеромонах всегда чувствовал, когда человек говорит неправду. Не исключено, что сейчас он прекрасно знал, насколько сильно пылают ее щеки.

– Нет, господин Эсхекиаль, – женщина с силой зажмурила глаза и поморщилась, будто съела кусочек кислого лимона.

– Спасибо Симона. Как дети? – спокойно спросил храмовник.

– С ними все хорошо, спасибо. Играют, – ребятня в этот момент подозрительно притихла.

Дети катали по полу зеленые помидоры черри, пытаясь попасть в импровизированные лунки, сделанные из ладошек. Нужно было срочно это прекращать.

– Хорошо, если Медея объявится, сообщи, – голос храмовника оставался сухим.

– Конечно, не волнуйтесь.

Рация замолкла. Женщина тут же отвлеклась и решительно настроилась устроить мелюзге хороший нагоняй.

Верхний ярус. Место обитания всех важных персон, негласно делившихся по своей значимости. Прежде всего, здесь жил экипаж корабля, занимающий высшие должности. Затем, парочка выживших ученых, занимавшихся обучением людей гидропонике, а также главный инженер. Оставалась и еще одна категория людей, удостоившаяся проживать в отличных условиях и получать увеличенный по качеству и количеству сухпаек. Эта прослойка, состоявшая, по большему счету, из дам бальзаковского возраста, не отличалась особенными личными достижениями или выдающимися профильными познаниями. Самая большая их заслуга, несомненно, состояла в том, что они были богаты. Лучшие места на борту военного корабля они выкупили еще задолго до отправки очередного рейса на Марс.

Десятки кораблей ежедневно прибывали к красной планете и отбывали обратно. По большей части – грузовые. Тогда о телепортах уже не могло быть и речи. Путешествия занимали не мгновения, а, в лучшем случае, пару месяцев. Когда стало совсем плохо, и люди принялись массово отбывать с Земли, в качестве транспорта использовалось все, что хоть как-то могло поддерживать жизнеобеспечение.

Ученые совершили фатальную ошибку. Все происходило слишком быстро, чтобы казаться правдой. Расчеты оказались неверны, и у человечества оставалось гораздо меньше времени, чем прогнозировалось. Корабли перегружались в два, три раза, так как большинству из них приходилось петлять в космосе между аномалиями, а желающих покинуть Землю набиралось слишком много. Люди понимали, что выжить удастся не всем и делали поправку на погибших.

Месяцы текли сквозь пальцы, растягиваясь в года. Путь занимал все больше времени, и вероятность выживания уменьшалась с каждым днем. Космос оказался не панацеей, не долгожданной защитой и обителью, превратившись в поле боя, начиненное минами. И чем ближе к Земле, тем опасней. Большинство беглецов погибало в первые часы полета, не успев отдалиться даже от орбиты Земли. Недостаток знаний о происходящем сделал свое дело, и неверно рассчитанная траектория стоила многим жизни. Тем кораблям, что вылетали в сторону Солнца, и по сильно изогнутому маршруту уходили вглубь Солнечной системы, повезло больше. Далее следовало долгое блуждание по просторам космоса, в основном, заключавшееся в пережидании кризисных пиков активности аномалий. Марс оказался оплетен ими, словно цветок лепестками. Некоторым планетам повезло меньше. Особенно колонии на Венере, принявшей удар космических разрывов во всей своей полноте.

Ушлые предприниматели бежали первыми с тонущего корабля под названием Земля, заранее озаботившись вложением в освоение и колонизацию красной планеты. Большинство из них уже имели значительную долю недвижимости на Марсе. И если в покинутом доме вовсю разгорался неконтролируемый хаос с непонятной экономикой, то там уже сформировалось вполне развитое цивилизованное общество, живущее по привычным финансовым канонам.

Состоятельные пассажиры могли позволить себе просторные каюты с усиленным энергетическим щитом, большой кроватью и значительными привилегиями в плане продуктового снабжения. И никто не смел отказать им.

Патрульные не любили делать обход в этой части корабля. Никто не желал встречать вечно недовольных дам, жалующихся на жизнь. Если простое ворчание еще и можно было как-то терпеть, то придирки по любому поводу и выходящие за все рамки приличия подколы могли взбесить даже самого терпеливого человека. Случалось и такое, что умирающие со скуки женщины пытались затащить в постель молодых караульных, что, конечно, строжайше запрещалось. Эсхекиаль испытывал праведный гнев в подобных случаях, жестко отчитывая молодых юношей, а пару раз даже с прискорбием вычел драгоценные боевые единицы из списка кандидатов в храмовники. Женщины в подавляющем большинстве упреков в свою сторону не получали, ибо крестоносец знал, что взывать к их разуму бесполезно. Тонкости борьбы с монстрами аномалий понять доводилось далеко не всем. Храмовник в отношении пресытившейся элиты больших надежд не питал. Именно поэтому Эсхекиаль Каэрдевр все чаще стал посылать на верхние этажи девушек, что, к слову, тоже не всегда являлось панацеей. Однако, в этом отношении работа оказалась куда проще, что облегчило задачу всем. Кроме Медеи, которой приходилось вести тяжкую ношу нудных замеров ежедневно.

Постучать в дверь пришлось три раза подряд. Стояла умиротворяющая тишина и создавалось ощущение, что внутри никого нет. Каюта номер сорок семь стойко хранила покой своего обитателя. Девушка не уходила. Строгий график требовал отчетности.

Громкий, настойчивый стук не унимался, и через некоторое время все же достиг своей цели. Внутри закопошились, шаркая подошвами мягких тапочек. Однако, к конечному пункту назначения жителю элитных апартаментов дойти удалось не сразу. До этого несколько раз что-то громыхнуло. Потом – глухо ударилось о пол. Похоже, кто-то спросонья натыкался на внезапные комнатные препятствия. На мгновение снова воцарилась тишина, готовая порушить все надежды на быструю и эффективную работу. К счастью, индикатор соответствия ДНК на двери внезапно зажегся синим и та, откатившись, явила хозяйку комнаты.

На пороге стояла женщина слегка за сорок, но удивительно хорошо сохранившая свою привлекательность. Бархатная кожа не имела и намека на морщины. Острые, правильные черты лица ни на толику не утратили свою четкость. Оставалось неясным, была ли эта неувядающая молодость следствием хорошей генетики, глубоким восстановлением физиологии или результатом достижений современной косметологии. В любом случае, семь лет вдали от благ цивилизации почти не изменили ее первоначального облика.

– А, это ты, Медди. Что-то ты зачастила. Если память мне не изменяет, сегодня в патруле числится Нерд, – слегка разочарованно посетовала аристократка.

Отпив что-то из длинного прозрачного бокала, она переместила свое стройное тело на шаг вправо. Девушка юркнула вглубь полуосвещенной спальни.

– Добрый день… Он отдыхает. Трудная выдалась тренировка, госпожа Ланшерон, – соврала Медея.

Она поспешно прошмыгнула мимо женщины, стараясь не смотреть на практически голое тело, едва прикрытое длинным шелковым халатом с кружевными оборками. То, что девушка приняла за мягкие тапочки, на самом деле оказалось домашними туфельками на каблуках, отделанными мягким мехом. Какой зверек пожертвовал свою шкурку на столь изысканный предмет туалета осталось неясным, ибо его заблаговременно выкрасили в красный цвет.

Началась рутинная проверка. Анализатор аномалий по очереди переносился по всем углам комнаты, и даже заменил собой пустую бутылку из-под вина в одном из них. Прибор напряженно гудел при преодолении критической точки отсчета. Периодические пощелкивания походили на звук лопающегося пузыря жевательной резинки.

– Знаешь, моя дорогая, я с блаженством вспоминаю свои молодые годы, – мадам Меннив Ланшерон опустилась на мягкую постель. – И, когда встречаю здешнюю молодежь, то мне становится ее очень жалко.

Непринужденно откинувшись назад, женщина оперлась на тонкую ручку, никогда не знавшую труда.

«Моя дорогая» стояла к кровати спиной, изображая сильную занятость. На самом деле Медея просто ждала, когда прибор закончит свою работу. Стоял полумрак, просить включить свет было почему-то неловко. Наверное, просто не хотелось лишний раз давать повод для диалога.

– Еще совсем недавно моя красота просто поражала воображение. Гораздо больше, чем сейчас, – продолжила Меннив, кокетливо сократив несколько десятков лет до более короткого срока. – В таких ужасных условиях тяжело поддерживать свои природные данные. Не говоря уже о тех, у кого их нет. Ох, нет, персик мой, не думай, что я считаю тебя уродиной.

«Персик мой» так и не думал. А что считала дама – его вообще не волновало. Чего хотелось, так это быстрее убраться отсюда. К тому же, картинное сожаление Меннив выглядело слишком наигранно, чтобы ему поверить. До девушки уже дошел сладкий аромат свежего алкоголя поверх стойкого запаха вчерашнего перегара. Раздражало еще и то, что драгоценные плоды гидропоники тратились на производство вина, в то время когда многие на корабле недоедали.

– Ты миленькая, но мне никогда не нравились слишком детские черты лица. В сочетании с твоей бледностью это выглядит несколько устрашающе, – поток слов все не прекращался. – Это мне напоминает кукол из коллекции моего дяди. Они всегда нагоняли на меня страх.

Плечи Меннив невольно содрогнулись. Еще один глоток вина прервал неприятные воспоминания. Оставался последний угол. И центр комнаты, который как раз занимал край кровати.

– Хотя, признаюсь, цвет твоих глаз сглаживает этот ужасный диссонанс. Такой оттенок трудно подобрать. Не часто врачам удается так точно попасть в спектр. Твой был очень талантлив. Но по мне, если и выбирать что-то действительно полезное в платных мутациях, то лучше сделать приличных размеров грудь. Неужели глаза – это все, на что хватило денег у твоих родителей? – развеселенная вином женщина перешла все грани бестактности.

Стройная ножка стала монотонно покачиваться, отчего с нее почти уже сползла красная туфелька. Слегка склонив голову на бок, Меннив нахально рассматривала невольную собеседницу и вертела в руке бокал. Жидкость непонятного цвета начала двигаться по часовой стрелке, увлекаемая плавным движением запястья.

У Медеи появилось стойкое желание подойти к этой наглой вертифлюхе и дать хорошую пощечину. Пришлось сдержаться, ибо приемный отец не одобрял подобных всплесков эмоций и точно остался бы недоволен ее необдуманными, импульсивными действиями. Навлечь на себя лишние проблемы не хотел никто, потому девушка приняла поспешное решение не заканчивать ставший пыткой осмотр и быстрее откланяться. Скептический взгляд, наполненный скукой, проводил гостью до выхода.

За спиной захлопнулась дверь. На душе скребли кошки. Медея вспоминала как когда-то, очень давно, они с мамой путешествовали. Целую вечность назад. Бабушка не одобряла подобный образ жизни для ребенка, но кого это останавливало?

Гвента в молодости была девушкой веселой, общительной и несколько легкомысленной. Она любила свободу, море и мужчин. Таких как она называли «эркин», или «дети мира». Природа щедро наделила ее красотой, и та порхала по жизни, словно бабочка, не задумываясь о будущем и не вспоминая прошлого. Удивительно, но Гвента так и не утратила своей доброты и, порою, глупой наивности, присущей ей с самого рождения. Может быть, именно поэтому после рождения дочери все изменилось.

От прежней жизни остались только тяга к морю и путешествиям, а забота о внезапно свалившемся счастье встала на первое место. Девочку очень любили. Чтобы обеспечить дочери насыщенное детство в разных уголках планеты, Гвента стала больше работать. Правда, и себя не оставила без небольшого подарка.

«Медди, ты мое маленькое море. Раньше я жить не могла без бирюзовых волн. Теперь не представляю жизни без тебя», – эти слова навсегда врезались в память маленькой девочки, смотрящей на свою мать большими, нежно-бирюзовыми глазами.

Воспоминания прервал внезапно налетевший из-за угла Эуридид. К его странной способности неожиданно появляться в самый неподходящий момент привыкнуть не мог никто. Высокий жилистый юноша с голубыми глазами, извечной полуулыбкой на тонких чуть розоватых губах и такими же светлыми волосами, как и у матери, не стремился избавиться от своей отличительной особенности. Правильные, не лишенные дерзости черты лица с острыми скулами подчеркивали стройность паренька. Бледный юноша с сумасшедшим блеском в глазах сводил с ума многих девчонок на корабле. Не стала исключением и Медея. Девушка всегда краснела, сталкиваясь с Эуридидом Ланшерон. К своему стыду, скрыть сие было задачей невыполнимой, потому как на белом, словно мел, лице, румянец казался особо заметен. По этой причине девушка старалась не смотреть в глаза предмету своего обожания. Юношу это забавляло, но в силу благородного воспитания он делал вид, что ничего не замечал. Оставалось загадкой, откуда он это воспитание получил.

– Ты от моей матери? – нарушил неловкое молчание младший Ланшерон.

– Как ты догадался? – смутилась Медея.

– Ты стоишь прямо напротив ее двери, – сверкнул свей извечной полуулыбкой юноша.

– А… Ну да. Делала замеры.

Бесполезно, бесполезно отворачиваться. И без того совершенно понятно, что все лицо стало пунцовым.

– Она опять говорила какие-нибудь глупости? Не сердись, это все от стресса. Мама пережила тяжелое потрясение, когда умер мой отец, – попытка оправдать своенравную мадам выглядела благородно, но вовсе не убедительно.

Многие в тот год потеряли своих мужей. И потом, с тех пор прошло более шести лет. Непростительно много для скорби, отвлекающей от нужд тех людей, которые пока еще живы.

– Нет, все в порядке, – с трудом произнесла девушка, соврав уже второй раз за день.

– Эсхекиаль передал, что хочет видеть тебя вместе со всеми. Он недоволен, что ты пропускаешь тренировки. Просил завтра обязательно быть, намечается что-то очень важное, – в этот раз юноша улыбнулся двумя уголками рта, и стало совсем непонятно, о чем он теперь думал. – И да, Миззер согласен выдать тебе новую рацию, взамен сломанной. Зайди прямо сейчас, а то многоуважаемый храмовник через всех нас пытается тебя найти.

– Конечно, прямо сейчас зайду…

– Ну и отлично, – загадочно прищурил глаза Эуридид и удалился, оставив ее краснеть в гордом одиночестве. – Хорошего дня, Медди.

Юная особа затрясла ладошками, будто обожглась о что-то очень горячее. Сердце почему-то начало учащенно биться. В голове роились разные мысли. Одна из них с дрожащим трепетом отметила, что Эуридид назвал ее «Медди». Казалось, что он произнес это с какой-то теплотой и нежностью… Медея уже начала было придумывать все, что так свойственно барышням в свои семнадцать, и что, естественно, к реальности не имело никакого отношения, но чувство внезапной грусти оборвало витания в облаках. Затесавшаяся капля здравого смысла недвусмысленно намекала на то, что ей ничего не светило. И дело состояло даже не в громадной пропасти между социальными положениями, на которую девушка смело закрывала глаза, ибо «для подлинной любви такие мелочи – не помеха». Проблема заключалась, скорее, в слишком большом количестве доступных вариантов, которыми Эуридид мог «коварно соблазниться», и в которых Медея не числилась. Однако, несмотря на все трудности и перипетии, в мыслях украдкой проскальзывали мечты о пышном белом платье и длинной кружевной фате. Прямо как в классических романах прошлого тысячелетия.

Девушка стояла посреди длинного коридора с множеством кают, и работы оставался еще непочатый край. Завтра предстояло идти на тренировку, чтобы снова обзавестись парочкой добротных синяков. Поблажек никому не давали, и потом приходилось отходить по нескольку дней. Но не прийти было нельзя.

Глава 2. Случайности не случайны

Когда человечество осознало причины происходящего? Когда смогло ухватить ту неочевидную связь между причиной и следствием, ставшим фатальным для всех? Нашло в себе силы признаться в собственном бессилии и посмотреть правде в глаза? В любом случае, слишком поздно, чтобы обратить процесс вспять. И разбираться кто прав, а кто виноват.

Многие ученые утверждали, что им удалось прикоснуться к темной материи. Они же полагали позже, что именно это и стало фатальным. Другая часть научного сообщества поднимала их на смех, обвиняя в надругательстве над всеми мыслимыми законами физики. Существовали и такие, кто видел во всем вселенский заговор правительства, не гнушаясь заявлять об этом во всеуслышание. Так или иначе, все случилось слишком быстро, чтобы обстоятельно рассмотреть происходящие процессы. Предположения лились как из рога изобилия, но гипотезы так и остались гипотезами.

Человек сотни лет шел к тому, чтобы разорвать ткань пространства. Найти ключ к невидимой двери, ведущей в любую точку вселенной. Он вложил слишком много сил, времени и энтузиазма, чтобы отказаться от возможности надеть на себя окончательный венец эволюции, вырвавшись далеко за пределы Солнечной Системы. Когда же ему это все-таки удалось, он, словно хищный зверь, сомкнул челюсти мертвой хваткой. Вцепился в долгожданное изобретение, естественным образом не замечая никаких тревожных звонков. Да и кто мог предположить, что когда откинется завеса неизведанного, а любопытный взгляд устремится в его глубь, то оттуда посмотрят в ответ?

Гостей из неведомых глубин не брало ничто. Ни пули, ни лазерные расщепители, ни огонь. Ядерные заряды и ядовитые газы тоже оказались бесполезны. Как убить то, что не имеет плоти? Кто игнорирует любые способы воздействия? И, в конце концов, как убежать от того, кто повсюду и нигде?

Никто не знал, сколько существ просочилось в эту реальность на самом деле, ибо тела их оставались невидимы, и многих зафиксировать просто не удавалось. Тем не менее, кровожадность большинства из них поставило в тупик целую цивилизацию. Настал момент, когда критическая масса пришедших достигла того уровня, что счет пошел на дни, а то и часы. В это нелегкое время неожиданная экспансия унесла жизней гораздо больше, чем все пандемии месте взятые за последнюю сотню лет. Более того, возникшая во всеобщей неразберихе паника добавляла масла в огонь, заставив экономику планеты трещать по швам.

Оставив любителей различных теорий ломать голову над тем, каким образом монстры аномалий воздействуют на видимый мир не имея обратной связи, более обстоятельные ученые принялись тестировать все, что только можно на практике. И, как говорится, ищущий да обрящет. Труды их не остались бесплодны, когда выяснилось, что энергетическая броня, предназначенная для защиты от солнечной радиации, является непреодолимой преградой для неизвестных сущностей. В подтверждение этому приходили многочисленные свидетельства очевидцев, находящихся в это время на орбите.

То, что защищало путешественников на пути к иным планетам, теперь стало спасительной соломинкой и для оставшихся на Земле. Космические технологии стремительно ворвались в жизнь простого населения, и человечество получило временную передышку. Правда, передышкой это можно было назвать с большой натяжкой, потому как гости из глубин уходить обратно явно не хотели. А как заставить их это сделать не знал никто.

Торговля – двигатель прогресса. Стимуляция потребления своей продукции – цель любой уважающей себя корпорации.

«Новинка! Опасаетесь за сохранность любимых вещей? Теперь они в надежных руках! И только Ваших! Материя, способная считывать ДНК в любой точке соприкосновения с ней! Одно касание – и она предана вам, как любимый пес!» – пестрела реклама на всех баннерах городов.

Fidela. Преданная. Материя, настраивающаяся на ДНК носителя и несущая его индивидуальный код. Из нее начали делать специальные покрытия. Удовольствие оказалось не из дешевых, но бизнес приносил больше выгоды, чем это предполагалось поначалу.

Кампания, масштабно развернутая по всему земному шару, была обречена на успех. Людям нравилось чувство уверенности в том, что все, приобретенное ими, уж точно никуда не денется. А если и денется, то не сможет функционировать и сразу же найдется. Устаревшие датчики навсегда канули в лету. Доходы от госзаказов разных стран и рядом не стояли с теми прибылями, что приносил сбыт среди простого населения.

Так появились противоугонные чашки, машины, одежда и даже унитазы. Многие не безосновательно пытались понять, почему именно последнее нуждалось в такой тщательной защите, но товар имел спрос. Это значило только одно: есть люди, испытывающие в них несомненную необходимость, а, как известно, покупатель всегда прав.

Жарким летом 2437 года Аддиш Треф копался в клумбе местного парка. Оставалось пересадить еще несколько саженцев, прежде чем пойти на обед. Работа, вроде, спорилась, и время близилось к полудню. Все шло спокойно. Можно даже сказать, умиротворяюще. В этом секторе аномалии случались довольно редко. Те, что все же появлялись, как правило, оказывались небольшими и не несущими особой опасности. Монстры, хоть и невидимые, не могли причинить существенного вреда здоровью даже гуляющим животным. Именно поэтому префект решил определить сюда всего одного караульного.

Становилось жарко. Аддишу пришлось снять часть нагрудной брони и белую тканевую тунику, неизменно покрывавшую экзоскелет. Если боевое обмундирование можно было бросить прямо на землю, то накидку он аккуратно сложил на скамейке красным крестом кверху. Прохожие косились на происходящее с некоторым недоумением, некоторые – с недовольством. Треф не обращал внимания, давно уже свыкшись с подобным отношением. Правда, сейчас невольно вздохнул. Он давно думал о том, что Церковь уже совсем не та, что раньше. Несла ли она теперь в себе хоть какой-то смысл, для многих вообще оставалось загадкой. Выполняя функцию, скорее, представительскую в качестве всеобщего культурного наследия планеты, она еле сводила концы с концами.

Люди, недовольные праздношатающимися храмовниками, каждодневно заваливали префекты жалобами. Население целыми днями вкалывало, чтобы вытянуть мир из экономической клоаки. Беззаботные священнослужители многим мозолили глаза, поэтому главенствующий архиерей благословил храмовников на общественно полезную работу. Местные же власти бесплатной рабочей силе оказались только рады.

Уже более полугода Аддиш работал в этом довольно большом парке на окраине города, за которым раскинулся обширный пустырь. А сразу за ним, как оплот мирового финансового кризиса – большая свалка. В этом районе, в основном, проживали неблагополучные слои населения. Работяги, бывшие заключенные, вкалывающие на заводах корпораций за пару стел, матери-одиночки, потерявшие мужей-военных и живущие теперь на крошечные пособия. В общем, все те, кто не мог позволить себе жизнь в безопасных городах под мерцающим куполом. Зеленый клочок земли стал для многих отдушиной в это трудное время, поэтому преображение парка силами Трефа воспринималось на ура. Последний, в свою очередь, гадал, почему же его определили на такой спокойный относительно аномалий участок, ведь имелись и гораздо более проблемные сектора. Закрадывалась скромная догадка, нашептывающая, что сей факт, скорее всего, был связан с некоторой неопытностью молодого священника. Сан он принял чуть более года назад и еще не получил должную закалку. К тому же, иногда опаздывал на литургии, по поводу чего не раз получал не хилый нагоняй от начальства и ропот среди братьев. Оправдания в виде наличия у него маленького ребенка и связанного с ним хронического недосыпа, не принимались.

– День добрый! – веселый голос за спиной вырвал из задумчивости ландшафтного дизайнера-самоучку. Сегодня позже, чем обычно.

– Добрый, – не оборачиваясь, ответил крестоносец.

– Как работка идет? – сегодня собеседник просто излучал хорошее настроение.

Храмовник промолчал. Не то, чтобы недовольно или бестактно. Скорее, больше риторически. Остин Неб плюхнулся на скамью, вытянув руки по всей длине ее спинки. На тревожную реакцию своего молчаливого собеседника он ответил насмешливой улыбкой исподлобья. И, нарочито, саркастическим движением, изобразил стряхивание пылинок с поверхности лежащей рядом белой туники.

Местный полицейский тоже патрулировал парк, и в каком-то смысле они с Аддишем друг друга дублировали. Только один в качестве рабочего снаряжения использовал дубинку с нейрозамораживателем, а другой – четки, да садовый инвентарь. Ну и, само собой, где-то в глубине парка слонялся искусственный интеллект, в качестве силовой поддержки в этом неспокойном районе. Неспокойном, надо сказать, даже в светлое время суток.

Неб был одет по форме, не предусматривающей столь громоздкого, хоть и довольно дешевого, экзоскелета. Легкое обмундирование состояло из сплошного костюма из серебристого нановолокна, с датчиками физиологии, силовыми усилителями мышц и кучей электронных девайсов для обыденной коммуникации, позволяющих постоянно держать связь с различными государственными структурами. На поверхности одежды то и дело возникали тонкие ниточки питающего потока.

– Представляешь, сегодня ваши к нам пожаловали. Ваши! У нас! – немного наигранно посетовал патрульный.

– Ну, а чего ты хочешь? Рано или поздно это должно было случиться.

Остин посмотрел вглубь парка: зеленые растения слишком близко кустились друг к другу. Некоторые росли на почве, другие довольствовались исключительно достижениями гидропоники. Взгляд плавно скользнул вверх, туда, где вдали возвышался мерцающий купол мегаполиса. Время понемногу перетекало от прохладного утра к палящему полудню, а вместе с ним приходила нестерпимая скука.

– Слушай, дружище, ты же не Проявитель, да? – непонятно, чего в этом вопросе ощущалось больше: желания отогнать эту скуку или прервать свою же задумчивость.

– Нет.

– А в чем разница?

– Проявители сильнее.

Полицейский снова задумался. Кажется, в его голове протекал сложный мыслительный процесс. Рабочий день сегодня начался гораздо позже обычного, потому как утренняя планерка немного затянулась. На нее пришли крестоносцы, которых просили любить и жаловать. Любить и жаловать, конечно же, их никто не собирался, но кто же будет спорить с начальством? К тому же, все прекрасно знали, что руководству и самому не по нутру такие гости. Однако, сложившиеся обстоятельства требовали строгой субординации. Приглашенный лектор по классификации аномалий ситуацию особо не прояснил. Неб плохо разбирался в метафизике.

– Ради сопротивляемости нам приходится вкалывать каждый день, а Проявитель – это… – немного помедлив, пояснил Аддиш. – Ну… не знаю. Дар, что ли.

– А че сразу ордена? Их же вроде как кучу времени уже нет.

– Не я так решил. Людей с сопротивляемостью больше всего внутри Церкви. Видимо, так просто проще в плане организации.

– И что, прям всех в мире посчитали? – ухмыльнулся полицейский. —

А по-моему просто кто-то очень ушлый пытается вернуть свою былую влиятельность.

Аддиш промолчал, ибо точного ответа не знал. Людей, в той или иной степени имеющих иммунитет к воздействию монстров, насчитывалось крайне мало. В процентном отношении к общему числу населения планеты – какие-то сотые доли. Озвучивать теорию, каким образом этот иммунитет вырабатывался, мужчина не имел никакого желания. Солнце нещадно палило и пот градом лился со лба.

– Дар…– протянул погруженный в себя Остин.

Затем вдруг оживился, и на лице его вновь появилась беззаботная улыбка. Выгнувшись, полицейский слегка приподнял тело над скамейкой и поискал что-то в заднем кармане.

– Кстати, о дарах. Смотри, какая приблуда, – в руке Остина материализовался прямоугольный чип-носитель со встроенным питанием примерно размером с ладонь.

На поверхности небольшого предмета располагалось что-то вроде герба: континенты Земли, омываемые океаном из ярко-голубой светящейся энергии. Мерцая и вибрируя, она огибала стального цвета материки. Все это великолепие обрамляли две оливковые ветви. Некогда официальная эмблема Организации Объединенных Наций теперь заняла свое законное место на флаге Объединенной Земной Конфедерации, обозначающей суверенность по отношению к государственным образованиям Луны и Марса. ОЗК контролировала незыблемую монополию на производство противорадиационной брони, а теперь и брони против аномалий. В свою очередь, Луна и Марс, все еще находившиеся в зависимом полуколониальном состоянии от Земли, пока безропотно с этим соглашались. Эмблема лишний раз напоминала, кто есть в доме хозяин.

– Карманный щит, представляешь? Чего только не придумают, чтобы деньги зажать. Города обесточивают. Излучения от брони не хватает для заглушки разрывов. Даже внутри куполов уже людей жрут. Зато выдали эту фигню. Хотят, чтобы мы гонялись за этой шельмой, а сколько народу при этом помрет их не волнует. Эх! Мы щас для них расходной материал, – на секунду нахмурился полицейский, но потом вновь заулыбался, отогнав от себя негативные мысли.

– Ну, допустим, локализуете вы монстра, а что дальше делать собираетесь? – с недоумением спросил Треф.

– Ваших звать, я так понял. Поговаривают вы их того… голыми руками. А если кого за причинное место схватите? – заговорщицким тоном прошептал Остин, а потом неприлично захохотал.

Треф, впрочем, и к этому давно привык. И даже бесцеремонный, но все же положительный нрав полицейского совсем его не раздражал.

Диалог прервало назойливое чириканье. Прямо перед глазами Остина выскочила голограмма, на которой красовалось очень недовольное лицо. Полицейский невольно напрягся, ибо выражение этого самого лица не сулило ничего хорошего. Звонок тут же локализовался, дабы лишние свидетели не присутствовали на приватном разборе полетов.

– Дарова. Да. Нет…– патрульный снял перчатку из андроволокна, отстегнул нейрозамораживатель от ремня и взял его в руку, – Щас посмотрю… Да нет же, говорю, не мог я.

При первом же легком касании поверхности оружия по его окружности побежали красные буквы, дублирующиеся голосовым сообщением. Они крутились вокруг дубинки, будто спеша куда-то, а женский голос вещал: «Внимание, несанкционированный носитель. Подтвердите свой статус. Время до отправки протокола в центр учета составляет 59…58…57…». Цифры неукоснительно приближались к нулю и, несомненно, достигли бы точки назначения, если бы все вдруг не пропало. Бархатный голос замолк. Раздражающее своей краснотой предупреждение растворилось в воздухе. Остин глубоко выдохнул, но, судя по его напряженному лицу, собеседник на том конце связи все еще оставался очень недоволен.

– Да, понял. Спасибо, Динкруфт. Нет, настройки менять не буду. Нет, не потеряю. Вечером сдам. Обещаю, такого больше не повторится, – стараясь реабилитироваться, быстро и по делу отвечал Остин.

После завершения звонка он тяжело вздохнул и присвистнул. Что ж, такова была плата за хорошо проведенный накануне вечер.

– Проблемы? – почти с участием поинтересовался Треф.

– Пока нет, но, чувствую, скоро будут. На обед пойдешь?

– Дык рано же еще.

– Что-то я ужасно проголодался. Надо закинуть че-нибудь в желудок, за одно и расскажешь че там к чему, – потянулся полисмен и снова заулыбался.

Казалось, ничего, абсолютно ничего не могло его расстроить.

– Ну, пошли.

Аддиш никогда не отказывал в просветительской деятельности, однако, в данном случае сомневался, что от нее будет толк. И что жизнь вообще способна кое-кого хоть чему-то научить.

Кафе представляло собой обычную парковую забегаловку. Стандартные аляповатые цвета, радующие разве что детей. Непритязательное меню, и робот в качестве менеджера. Внутри ощущалась значительная прохлада. Система, формирующая внутренний микроклимат помещения, работала четко, как часы. После изнурительной жары снаружи это казалось чем-то особенно приятным. Зал насчитывал около десятка столиков из прозрачного стекла с обширным функционалом. Порт в центре стола доставлял посетителю заказ тут же после ее приготовления. Затем происходило недолгое самоочищение. Все проблемы, не относящиеся к наличию или отсутствию блюд, решал менеджер. Искусственный интеллект работал исключительно в рамках своей профессии, и другие сферы жизни не воспринимал.

Несмотря на ограниченное количество мест, народу собралось достаточно много. В подавляющем большинстве это были пришедшие на обед работники местной свалки. Несколько женщин из местного клуба матерей-одиночек с шумными, снующими всюду детьми что-то громко обсуждали, пытаясь перекричать собственных чад. Из-за этого в зале стоял непереносимый гвалт.

Само же меню представлялось нехитрым: несколько видов бургеров, бутерброды, оладьи с различными наполнителями, а также парочка диетических салатов. В общем все то, что не занимало много времени на потребление и вполне подходило для поглощения на ходу. В раздел «Напитки» почему-то добавили пилюли «Анти-голод», частично заменявшие однократный прием пищи. Они предназначались для тех, кто не любил долгий процесс жевания или просто не имел на это времени. В ситуации экономического кризиса подобное пользовалось бешеной популярностью.

Лавировать между излишне активными детьми оказалось не так-то просто – единственный незанятый стол стоял в дальнем углу забегаловки.

– Ууу, тут лучшие блинчики в городе, – блаженно морщился полицейский.

Круглое, жирное тесто со сливочным кремом поглощалось с завидным проворством, практически не разбавляясь содовой. Сразу видно, что радоваться мелочам Остин умел и делал это с превеликим удовольствием.

– Следи за оружием. Тут полно детей. Схватят, и не заметишь, – предостерег Аддиш.

Догадаться о том, что настройки в данный момент сброшены, было не трудно. Это означало, что выбор нового носителя мог произойти в любой момент, достаточно было только прикоснуться к поверхности дубинки.

– Ты прав, дружище, – обеспокоенно произнес патрульный, тревожно схватившись за оружие. – Эта штука стоит огромных денег. Там не только этот новомодный нейрозамораживатель. Все сделано из Фиды. Не только покрытие… Представляешь? Вот и приходится потеть, если случится что.

«Если что», несомненно, означало взятое по ошибке оружие коллеги. Изменение настроек с одного пользователя на другого, мягко говоря, не приветствовалось. Закрепление значительно снижало восприимчивость вещества к ДНК нового пользователя при последующем использовании. Поэтому Остин и предпочел не вводить свои данные, чтобы вернуть оружие его законному обладателю в первозданном виде. Однако, это означало, что подвижная незакрепленная ткань могла откликнуться буквально на любую ДНК, соприкасавшуюся с ней.

– Я, вообще, не понимаю, зачем в парке нужен живой полицейский. Да и зачем вам такое дорогое обмундирование? Что тут может случиться? Разве что ограбят кого или изнасилуют, но с этим и робот неплохо справится, – священник уплетал уже вторую оладушку и в нем вдруг проснулась тяга к общению.

– Деньги с госзаказов отмывают, к гадалке не ходи. Похеришь такую, – рука в перчатке скользнула по прибору, – административка и месяца четыре без зарплаты, как минимум, – вздохнул Остин, а потом захихикал в кулак. Поперхнулся и начал откашливаться. Запив содовой, он продолжил:

– Где-то месяца три назад казус случился. Ночью. Патрулируется парк как обычно, все дела. Вдруг крик женский, помогите мол спасите: грабят, насилуют, убивают. Наш робот туда, а там баба вся зареванная. И в кустах мужик сидит. Ну, о чем тут можно было подумать? Мужика в участок, бабу в больницу, автоматический запрос в суд и госпиталь. А потом оказалось, что у них такие ролевые игры были, мать их. Искусственный интеллект не вывез так сказать, не разрулил. Хрен пойми, че у этих женщин в головах творится… Устроила короче эта мамзель скандал в кабинете начальника, да такой, что аж стены дрожали. Весь участок потом ржал… Все б ничего, дык эти двое из каких-то шишек оказались. Босс красный ходил как рак, орал люто… Попортила она всем нервишки, ох попортила! С тех пор в этом парке железки не одни, – глубокомысленно закончил Остин.

Наконец, все встало на свои места. Аддиш понял, почему именно этот человек занял данный пост. Степени его коммуникативности многие могли бы позавидовать. Лучшего кандидата было и не найти.

Далее обед протекал в относительном молчании. Пока один приятель продолжал заказывать себе дополнительные порции блинчиков из обновленного меню, второй смотрел на менеджера, пытающегося устранить какой-то конфликт с посетителями. О чем именно шла речь понять оказалось не просто, так как события развивались слишком далеко, а детские крики все заглушали. Робот, полностью имитирующий телосложение человека, притягивал взгляд своей полупрозрачностью. Исключения составляли только отдельные части машины, не состоящие из высоко проводимой, подвижной материи, и предназначенные для скрытия программного обеспечения. Вместо головы – такая же полупрозрачная пластина, на которой, словно на экране, отображалось объемное лицо. Каждый раз это лицо менялось, в зависимости от собеседника, с которым приходилось иметь дело. Искусственный интеллект считывал характеристики посетителей и тут же подбирал методы коммуникации: от эмоций до тонких психологических приемов. И, конечно же, воспроизводил символы вежливости, характерные для культуры той или иной расы. Данные модели выпускались простенькими, незамысловатыми, без ненужной имитации кожного покрова и расширенных возможностей искусственного интеллекта. Впрочем, для этой работы большего и не требовалось.

Конфликт никак не желал разрешаться. Бедный дроид уже, наверное, устал улыбаться своим приятным юным личиком с миндалевидными глазами.

– Почему не проходит код? Нам нужно оплатить обед, мы опоздаем на работу! – верещал пожилой японец, глядя на свою обеспокоенную супругу.

Миниатюрная женщина лет пятидесяти что-то искала в своей сумочке. Наконец, она достала что-то похоже на небольшую флешку и протянула ее роботу.

Лицо его сменилось, изобразив виртуальный мужской образ с крепкими скулами и широким носом. Его большие зеленые глаза казались слишком неестественными.

– Госпожа, любые способы оплаты совершить временно невозможно. Мы проводим анализ, и уверены, что в скором времени проблема будет решена. На данный момент можем предложить только кредитный знаменатель, – пытался успокоить их менеджер.

– Нам не нужны никакие кредиты. Оплата нужна сейчас же! – вышел из себя мужчина. Бестактная смена лиц начала его раздражать слишком сильно.

Досадный возглас выдернул Аддиша из почти медитативного созерцания:

– А! Чертов хлам. Да проходи ты! Я хочу свой блин! – нервничал Остин.

Аддиш снова взглянул туда, вглубь зала. Дроид поменял лицо, на этот раз уже третье, а потом сделал это еще раз. Мужчина заметил, что речь его стала прерывистой и неразборчивой. Начались сильные помехи. Учтивые движения, предназначенные для умелого синтеза двух культур, сделались хаотичными и дерганными.

– Что-то не так, – беспокойно выдохнул священник.

Это было сказано негромко, будто про себя. Холодок пробежал по его спине. Тело напряглось, глаза рыскали по залу, отчаянно пытаясь нащупать то, чего так не хотелось видеть.

Время замерло. Кажется, мгновения растянулись в вечность. Слышалось собственное дыхание. Чувствовалось, как в висках пульсирует кровь. Воздух стал тяжелым и вязким. Таким, что неохотно втягивался в легкие, норовя перекрыть горло и задушить. Где-то далеко, словно за стеклом, гудели веселые голоса играющих детей и привычный шум общественного места. Мышцы словно застыли, в одно мгновение став дубовыми. Пришлось приложить значительные усилия, чтобы запрокинуть голову и посмотреть наверх. Оно находилось там. Еле уловимое глазом, практически незаметное. Его тело, вжимаясь в потолок, ползло обжигающим воздухом пустыни. Определить сразу, где начало, а где конец пришедшего гостя, оказалось не так-то просто. Был различим только исказившийся, замутненный воздух, переплетенный сам с собой подвижными нитями. Бесшумный хищник выжидал, выбирая свою жертву. Наполненный непрекращающимся голодом и жаждой крови, он был рабом собственной нужды в смерти, боли и свежей плоти.

Аддиш Треф на автомате вскочил со стула, который тут же исчез в пространстве. Практически одновременно с интуитивной, животной реакцией крестоносца последовало полное отключение всей электроники в зале. Мгновенно погасли вульгарные убранства столов, до этого щедро напичканные рекламой, меню и государственными памятками безопасности. Теперь это были обычные столы, причем не самого лучшего дизайна. Робот-менеджер окончательно заглох, вдогонку издав протяжные, лишенные всякой фильтрации металлические звуки. Кое-где замкнули фиолетовые потоки его материи, извергая в окружающую атмосферу газообразное вещество.

Еще до того, как мозг осознал, что все-таки происходит, пространство наполнилось острым ощущением тревоги, страха и грязи. Последняя скрипела на зубах так, что хотелось плеваться. Более того, создавалось впечатление, что грязь заполонила не только рот, но и легкие, кишки и мышцы.

Священнослужитель встретился глазами с Остином, поймав в его взгляде страх и недоумение. Не оттого, что приятель резко поднялся, напугав при этом позади сидящего посетителя, а потому, что тоже догадался о причине всеобщего выгорания электроники. Видимо, лекции по классификации аномалий все же не прошли даром.

Начав подозревать что-то неладное, люди стали беспокойно переглядываться и верещать. Дети невообразимым образом притихли. Глухая тишина, накрывшая всех с головой, казалось, стала непроницаемой.

Словно провисшая капля слизи, бесформенное, плохо видимое существо тяжелым липким телом шмякнулось с потолка. Первым, на что оно наткнулось, оказался стоявший во весь рост Аддиш. Пронзительный, полный ужаса крик одной из посетительниц породил настоящий хаос.

Существо, вопреки своему намерению и стремлениям, словно мячик, отскочило обратно наверх. Отпружинило оно бесшумно, издав разве что еле слышимый звук, похожий на шелест влекомых ветром листьев. Вспышка ярко-оранжевого пламени, похожая на небольшую волну, прошлась по потолку. На белоснежной поверхности отпечаталась огромная закопченная полоса. Система пожаробезопасности почему-то не сработала. Датчики упорно молчали.

Треф, оглушенный и сбитый с ног, валялся на полу. В ушах звенело, будто на голову надели металлическое ведро и хорошенько отколошматили железным прутом по его поверхности. Сквозь полуоткрытые глаза были видны только ноги, снующие вокруг. Люди в панике бежали к заблокированному электронным замком выходу, толкаясь и ничего не разбирая перед собой. Именно по этой причине мужчине как следует зарядили в грудь и лицо. И если экзоскелет защитил от первого удара, то последующий расколошматил нос в кровь. Резкая боль впилась в мозг одновременно с четким ощущением, что кто-то рванул сзади, стараясь поднять полуобмякшее тело. По неестественной для обычного человека силе храмовник догадался, кто это был. Остин Неб пытался поставить коллегу на ноги, одновременно расталкивая напирающих со всех сторон посетителей.

– Вставай, дружище, не время разлеживаться! – кричал в ухо Аддишу полицейский. – Работенка наклевывается!

Священник, будучи в шоковом состоянии, еле дотянулся до грудной части экзоскелета.

– Стандартная доза транквилизатора, – прошептал он.

Сплюнув кровь, Треф с прискорбием обнаружил, что кроме носа разбита еще и губа. После негромкого, но резкого шипящего звука его зрачки сократились, превратившись в маленькие, практически незаметные бусинки на голубой радужке глаз. Сознание стало стремительно возвращаться к своей исходной точке. Более того, благодаря допингу все стало восприниматься намного острее. Мысли выстроились в четкий, ясный план.

Монстр снова плюхнулся на пол и передислоцировался в центр зала, тем самым отрезав путь к выходу доброй половине посетителей. Те, в свою очередь, забились под столы, стойки и массивные горшки с цветами. Некоторые сидели на полу, обняв колени руками.

– Что будем делать, дружище? – дрожащим голосом спросил Остин.

– Что-то должно было его привлечь, – Аддиш осторожно глянул через плечо, прикидывая, какой следующий шаг предпримет существо.

То, что сразу бросилось в глаза, не вызвало никаких иных эмоций, кроме негодования. Среди всех посетителей, ничем не примечательных и обычных на первый взгляд, ярко выделялся только один. Он лежал чуть поодаль, в метре от соседнего столика. В отличие от других посетителей, очень молодой на вид мужчина почти не придавал признаков жизни и только изредка подергивал конечностями. Половину его головы покрывала металлическая пластина. Рука целиком являлась плодом кибернетического вмешательства. Полное отсутствие век не скрывало сферические глаза с зелеными точками вместо зрачков.

Легкие подергивания конечностей в какой-то момент перешли в мелкую дрожь, а потом в нечто, похожее на судороги. Точнее сказать, конвульсии. Тотальное отключение электроники не обошло и импланты усовершенствованной плоти. Сколько у паренька осталось времени без неотложной медицинской помощи, оставалось неизвестно.

– Легкая добыча, – с досадой выпалил Аддиш, – Дело дрянь.

Сиюминутная злость на мгновение вытеснила все остальные чувства: неужели у кого-то еще хватает смелости покидать города, будучи напичканным железом по самое «не хочу»?

Между тем, некогда совершенно прозрачное существо начало уплотняться. Из бесцветного желеобразного вещества, в которое оно постепенно превращалось, вырывались язычки красного, белого и синего пламени. Они то появлялись, то затухали: маленькие, жалящие и опасные. Температура в зале постепенно начала расти. Система кондиционирования, естественно, тоже приказала долго жить.

– Готовь свою приблуду, нужно его поймать, – Аддиш озвучил, в принципе, очевидный факт, потому как Остин уже держал в руке карманный щит.

Прибор успел обернуться в ярко-голубой мерцающий свет. Сразу возникла мысль, насколько дальновидны иногда бывают болваны из центра разработок.

– Я справа зайду, а ты слева, – предложил полицейский.

– Нет. Ты стой здесь и жди. Иначе он сожжет тебя, – возразил священник, – и приготовь щит.

Патрульный только сейчас заметил, что позади лежал парень. Трудно точно сказать, являлся ли он киборгом, ибо эту тонкую грань определить, порою, было совершенно невозможно. Неизвестно, догадался ли Остин о связи существа с лежащим без сознания парнишкой. Задавать вопросы сейчас – последнее, что собирался делать полицейский.

Аддиш Треф двинулся вперед. Медленно. Шаг. Еще шаг. Они смотрели друг на друга, пусть у одного из них и вовсе отсутствовали глаза. Однако, его пристальный взгляд ощущался всем телом. Напряжение нарастало, усиливаясь мертвой тишиной. Бесшумные вспышки пламени и те казались громче всего остального вокруг.

– Я знаю, кто ты, – полушепотом сказал храмовник, будто убеждая самого себя.

Аддиш не врал. Он действительно знал, кто перед ним. Вечно алчущий, неуправляемый, безумный в своей ярости монстр. Воплощение необузданной стихии, которая могла уничтожить все на своем пути. Обратная сторона двуликого Януса Пламени – Ифрит. Тот, кого нельзя схватить руками, вступить в рукопашный, пусть и неравный, бой. Его, даже мало-мальски проявленная плоть, не становилась беспомощной грязной субстанцией, как в подавляющем большинстве случаев. Ифрит сжигал заживо, опаляя плоть до костей. Единственное его слабое место – медлительность. Поэтому сегодня он пришел за добычей, которая не сможет скрыться.

Предметы физической реальности в большинстве случаев не являлись препятствием для непроявленных существ, находящихся в иной плоскости бытия. Разные же формы живых существ воспринимались, в основном, как источник пищи. Неочевидная перемычка, связывающая два разных мира, разрывалась с большим трудом. Люди, имеющие иммунитет, способны были достать пришельца в защищающей его невидимости и убить на пути к нашему миру. Правда, на убийство это походило мало, ибо существо не умирало как таковое. Потеряв свою целостность и способность цепляться за наш мир, остатки сущности незваного гостя проваливались в свою реальность. Назад оно не возвращалось, ибо создавать новую связь само по себе не умело.

Священник знал, что оружие Ифрита не возьмет. Для этого нужно было тело, полностью обретшее свою плоть. Сделать это могли только Проявители, к которым Аддиш не относился.

По мере движения храмовника вперед Ифрит потихоньку пятился, избегая нежелательно контакта. Монстр уже почувствовал опасность, но сдаваться просто так не собирался. Голод, словно мощный двигатель, заставлял клокотать все внутри.

Вперед, вперед. Всего-то нужно преодолеть одну незначительную преграду… Монстр знал, что опасен, знал, что силен, и что проявить его не смогут. Если противник не дурак, то не пойдет в рукопашную с огненной стихией. С пламенем не совладает никто. Так можно поступить с другими, но не с Ифритом. Он – особенный.

Аддиш закрыл глаза и застыл на месте. Четки, зажатые в кулаке, заставили хрустнуть костяшки пальцев. Тварь, зависшая в паре метров от мужчины, наброситься не решалась. Она лишь созерцала с тихой яростью, как тот что-то бормочет себе под нос, быстро перебирая тонкими, бледными губами. Остин Неб, явно ожидавший, что напарник кинется на монстра, малость прифигел от подобного развития событий.

– Дружище… – пытаясь привлечь внимание Аддиша, тихо прошептал он. – Ты чего? Че делать то?

Ответа не последовало, как и какой-либо другой реакции. По желеобразному телу монстра прошла мелкая дрожь. Начали вырываться мелкие, полупроявленные языки пламени. Вопреки всякой логике и собственной яростной природе, он оставался на месте, а происходящее все больше начало смахивать на театр абсурда.

– Пусти, – вдруг донеслось со стороны Ифрита.

От неожиданности Аддиш открыл глаза, не веря своим ушам. Он был готов поклясться, что не ослышался. Слишком разборчиво было произнесенное слово, и слишком шокировало оно своим осознанным звучанием. Подобных сюрпризов не ожидал никто. Поток бесшумных слов, произносимых четко и без запинок, прекратился.

Небольшое замешательство не осталось без внимания. Ифрит навис над препятствием жаркой, безумной злобой. Останавливала ее только боль, возникающая при приближении к человеку с иммунитетом.

– Ты – следующий, – прошипело существо с нескрываемой ненавистью.

Священнослужитель глубоко вдохнул и поднял руку, давая знать Остину, чтобы тот подготовил щит.

– Что ты сделаешь?! – взвыл монстр и рванул вперед.

Треф выгнулся дугой, уходя от лобового столкновения с Ифритом. Прежде, чем ладонь погрузилась в бесформенное тело, экзоскелет предусмотрительно окутал руку тонкой серебристой броней.

Пронзительный вой наполнил пространство. Монстр дернулся, силясь оторвать руку. Фиксируя заданное положение, экзоскелет стойко принял на себя весь удар. В воздухе почувствовался запах паленой плоти. Будучи не проявленным, прозрачное тело прошло сквозь все преграды и, коснувшись ладони, обожгло кожу огнем.

– Щит! – закричал что есть мочи Аддиш.

Лицо его стало пунцовым. Зубы сжались до скрипа. Кровь на лице запеклась от жара, обдававшего сверху.

Остин стремительно бросился в противоположный конец зала. Не подозревая о медлительности монстра, он решил отрезать твари путь к отступлению и не пустить того в парк. Пришлось упасть на четвереньки, чтобы проползти прямо под визжащим от боли Ифритом. Густая кудрявая шевелюра, всегда вызывавшая гордость, опалилась до самого черепа. От нее осталась только пара черных клоков на вздутой, покрывшейся выжженными язвами коже. Пламя прошлось и по плечам, выжигая плоть под тонкой тканью экзоскелета. Правда, не дойдя до поясницы, успело стихнуть. Чудовище, казалось, и вовсе этого не заметило.

Трясясь от боли, Остин вытирал с лица струи собственной крови, попадавшей в начинавшие слепнуть глаза. Пришлось напрячь все внутренние резервы, чтобы не упасть в обморок от шока. Костюм никак не среагировал на состояние своего носителя и не ввел экстренную дозу обезболивающего. Времени же на то, чтобы механически ввести под кожу запасную капсулу транквилизатора не осталось совсем. Полицейский тысячу раз проклял тех болванов, которые проектировали костюм. Самоуверенных, заносчивых болванов, полагающихся только на абсолютно надежную технику. По их мнению – надежную.

Устройство, заблаговременно активированное ДНК-кодом, упало точно под монстром. Окончательно осознав, что легко не отделаться, Ифрит начал отчаянно биться, реветь и пытаться подняться наверх. Полупроявленная плоть, обретя уже некоторый вес, сделать этого не дала. Путь к отступлению резко поменял свое направление. Теперь он лежал прямо через полицейского, лихорадочно искавшего спасительную дозу транквилизатора в одном из карманов. Голубой, с чуть синеватым отливом свет тонкой стеной преградил пришельцу путь прямо перед трясущимся Остином. Щит успел включиться за мгновение до того, как монстр прошелся бы по нему своим раскаленным телом.

Удар, снова рев. Энергия щита замкнулась. Вокруг Ифрита образовался цилиндр, поймавший пленника, словно в консервную банку. Теперь деваться было некуда. Везде – тупик. Сбоку, сверху, снизу. Аддиш отстегнул часть экзоскелета, сбросив его с руки, обожженной по локоть. Впрочем, не так сильно, как плоть его напарника. Хотя, если признаться, легче от этого не становилось. Транквилизаторы едва покрывали болевой порог. Остин же, уже успев вколоть себе двойную дозу лекарства, с блаженством откинул голову.

Стихия забилась внутри своей тюрьмы. Она рвала и метала. Жар раздувался, словно мехами в кузнице. Ифрит не собирался сдаваться без боя.

На поверхности энергетической брони начали вспыхивать тоненькие беловатые трещинки. Разрывы становились все больше, оплетая своей паутиной голубую энергию. Питания явно не хватало, чтобы сдержать такого мощного монстра. По сравнению со среднестатистической тварью он был слишком силен.

Удар, удар, удар. Трещины, ставшие опасно широкими, объяли всю готовую уже вот-вот лопнуть броню. И она лопнула, выпуская обезумевшего пленника на свободу. Тот метнулся ввысь с диким ревом, поднимая свое тучное, отяжелевшее тело. И завис. Замер резко и неожиданно, не сумев подняться выше. Израсходовав львиную долю мощи на преодоление преграды, он занял выжидательную позицию. Либо для новой атаки, либо для бегства.

Портативный щит остался прямо под ним, и приятный женский голос начал прерывисто вещать: «Внимание! Нехватка заданной мощности, ожидайте перезаряда устройства. Повышение потенциала на два пункта». Тихие щелчки отметили старт перезарядки. В это время у Аддиша Трефа в голове пролетали возможные варианты, каким образом можно достать устройство из-под Ифрита. Поспешно оглянувшись, он не нашел подходящего длинного предмета. Вокруг не нашлось ничего, чем можно было бы дотянуться до лежащего на полу устройства без угрозы оказаться испепеленным. Универсальный, гладкий, без сучка и задоринки дизайн помещения не оставлял ни единого шанса. Полицейский, как это ни странно, сразу догадался о мыслях священника. Вернувшись из сладкого забытья в реальность, он отстегнул от бедра дубинку и с силой бросил ее сквозь тело монстра. Соваться в это пекло снова у Остина не было никакого желания, ибо самоотверженное геройство и так уже стоило ему слишком многого.

Как только поверхность оружия коснулась обожженной ладони, послышался знакомый женский голос, озвучивающий очередной стандартный протокол. Слова прерывались, теряясь в пространстве: «Внимание! Настройка на нового носителя начата, дождитесь окончания загрузки, осталось десять…девять…». Размышлять о номенклатурных перипетиях не оставалось времени, как и о возможных проблемах для Остина. Аддиш распластался на полу и принялся подползать на пузе под Ифрита. Тот, сообразив к чему идет дело, со всей дури опустился вниз огненным телом, преграждая единственный путь к спасению.

Внезапно вновь проснулась девушка, приятным, но официальным голосом пытаясь донести какую-то информацию. На этот раз слова заглатывались практически целиком, и уже невозможно было разобрать, что именно она говорит. Даже рассчитанная на сверхперегрузки электроника государственного резерва не выдерживала натиска пылающей стихии. Щелчок. В пространстве отпечаталась четкая, идеально слышимая фраза: «Настройка завершена. Текущий носитель утвержден». А затем – протяжный рев. Рука машинально дернулась, прошив твердым веществом все тело монстра и оставив в нем глубокую, черную борозду. На дубинке – ни царапины, и даже не оплавилась ткань «Fidela».

Мысль, словно стрела, пронзила мозг. Священник мгновенно все осознал. Он вскочил и набросился на Ифрита. И начал бить со всей силы, опуская неожиданно приобретенное оружие в податливое, желейное тело. Монстр завизжал, перекатываясь с боку на бок. Обманчивую бесцветность заполонил густой черный дым. Начавшая проявляться огненная плоть являла миру непрерывный поток пламени. Его языки вспыхивали и затухали в тщетной попытке дотянуться до своего истязателя. Сквозь мутнеющее тело стали заметны яркие огни перезаряженного щита. Аддиш принял единственно верное решение: полностью, по плечо погрузить левую руку во все больше проявляющееся существо. Как только он нажал кнопку, голубая энергия вновь метнулась вверх, кое-где, словно лезвие, разрезав податливую тушу монстра. Серия ударов дубинкой повторилась вновь. На этот раз рева не последовало. По полу растеклась полупроявленная оранжево-коричневая масса. Потеряв всю свою способность опалять и плавить, она вдруг приобрела свойство источать нестерпимую вонь. Густой черный дым, покидающий полупроявленную плоть, начал проваливаться в свою реальность.

Щелкнули пришедшие в чувство датчики пожаробезопасности. С потолка полилась плотная водяная масса. Остин Неб залился истерическим, безумным смехом.

Где-то в глубине зала, раскрыв рот и скрючившись в неестественной позе, лежал мертвый юноша. На его потухший бионический глаз падали капли, тут же стекавшие с твердой холодной поверхности. Они касались кожи, начавшей уже остывать.

Вдалеке послышался истошный вой приближающихся сирен.

Аддиш Треф стоял посреди лужи грязи, крови и слизи, а с его рыжих волос падали капли смешанной с потом воды. Обожженная рука дрожала, отчаянно сжимая оружие из вещества «Fidela». Казалось, расплавленная кожа прилепилась к рукояти так сильно, что оторвать ее можно было только с мясом. Аддиш и не думал отпускать оружие. Теперь – уже никогда. Теперь оно было продолжением его сердца.

Так началась совершенно другая эра. Эра абсолютно нового оружия, filo de fidela. Сынов Преданной.

Глава 3. Ничего личного, просто бизнес

И ввел я вас в землю плодоносную,

чтобы вы питались плодами ее и добром

ее; а вы вошли и осквернили землю

Мою, и достояние Мое сделали

мерзостью

Иеремии 2:7

2385 год. За 52 года до появления «Сынов Преданной».

Уже к 2385 году Дифодол-и-Ддидас стал одним из крупнейших научных городов Объединенной Земной Конфедерации. Сюда съезжались все самые светлые умы планеты. Требовалось не мало постараться, чтобы получить работу в таком месте. Зато редкий работодатель читал дальше скромной пометки «предыдущее место работы: Дифодол-и-Ддидас…». Молодым и не очень ученым всегда находилось место в этом мире. Конечно же, желающих покинуть рог изобилия встречалось не так много. Страшно представить, сколько миллионов монеро ежегодно вкачивалось в Дифодол-и-Ддидас на различные разработки.

Определенная доля загадочности всегда окружала спокойный уклад города. Казалось, он жил отдельно от всего остального мира. Тут воплощались в реальность проекты, которые казались, скорее, мифом, чем просто несбыточными фантазиями. Методы эффективной терраформации, первые гравитаторы и, конечно же, противорадиационный щит – вот то немногое, что составляло вершину айсберга бесчисленного числа изобретений. Полезных, и не очень. Здесь же увидела свет и «Fidela». Это дало толчок расцвету города как маленького государства в государстве с колоссальными инвестициями извне. С тех пор, как человечество устремило свой взор в космос, заказы на научные разработки текли рекой. Каждый из сильных мира сего пытался успеть застолбить место там, где большие деньги могли принести еще больше денег.

Белый, синий и зеленый – официальные цвета Дифодол-и-Ддидас. Вся архитектура проектировалась в едином дизайне, не терпя никаких беспорядочных линий и направлений. Изначально она задумывалась с грандиозными взглядами в будущее. Человечество хотело доказать, что прогресс не остановить и свою безоговорочную уверенность оно выразило амбициозно. Первая половина города была построена прямо на волнах Лионского залива. Ожидалось, что со временем станет возможным поднять постройки высоко над водой, воплотив на практике будоражащую теорию об антигравитаторах. Парящий город стал бы символом человеческого разума.

Здания, словно соты, располагались вовсе не в хаотичном порядке. Они аккуратно группировались, и их белые бока идеально гармонировали с цветом океана. Зеленые деревья нагружали строения, превращая их в небольшие плавучие острова. Медленно расползаясь по суше, спустя несколько десятков лет город расширился и вышел далеко за пределы залива. Несмотря на это, он не сменил своих сдержанных цветов. Университеты и научные центры составляли основу белого города, утопающего в зелени. Аккуратные купола зданий неизменно красились в синий цвет, символизируя стремление вверх.

Изобретение антигравитаторов все затягивалось, и встал вопрос о дальнейшем существовании проекта. Пришлось его отложить в долгий ящик, и в результате наземная часть Дифодол-и-Ддидас оказалась лишена тех архитектурных решений, что применялись на бирюзовых волнах. Кто-то счел это отступлением от цели, но все понимали, что так просто дешевле. Учитывая, что на суше осуществить многие из задуманного оказалось гораздо трудней, а что-то невозможно в принципе.

На территорию Дифодол-и-Ддидас не допускались лица, не относящиеся к зарегистрированным жителям. Вход осуществлялся строго по пропускам. Это исключало превращение города в обычный, когда семьи сотрудников, преподавателей и студентов начинали разбавлять научную составляющую. Именно из-за этого многим пришлось выбирать между карьерой и личной жизнью. И большинство выбирали первое.

Приятное субботнее утро 2385 года сулило для Майера Варгандфида большие перспективы. Именно в этот день должна была состояться очень важная встреча, которая могла перевернуть всю его жизнь. Наспех сваренный кофе уже раза два окропил белый халат, пока молодой мужчина носился туда-сюда, пытаясь собрать воедино ключевые документы своих научных разработок. К слову, не выпуская чашку из рук. Казалось, пятна совсем его не волновали. Да и не очень опрятный халат со следами отсутствия попыток устранить предыдущие оказии говорил о том, что внешний вид, в целом, мало заботил молодого ученого. Если бы не самодостаточный в плане ухода за собой материал одежды, то все выглядело бы совсем плачевно.

Накануне раздался звонок. Молодой, очень вежливый человек с располагающей улыбкой на лице сообщил о желании кое-кого встретиться с Майером в неофициальной обстановке. Этот некто заинтересовался плодами трудов его отца.

Гонтар Варганфид всю свою жизнь отдал науке, при этом прослыв добродушным, веселым стариком. Он вдохновлял окружающих в стремлении осуществлять неосуществимое, и помогал многим талантливым студентам найти свое место в жизни. Его любили и уважали. Пришло время, и совсем молодой Майер вступил в команду, став предметом гордости и бесконечного доверия. Сын всеми силами старался оправдать ожидания, целыми днями корпя над учебниками и не вылезая из лаборатории. Это оказался тот редкий случай, когда отец ценил старания своего ребенка, а он, в свою очередь, действительно имел незаурядные умственные способности. Майер унаследовал гибкость мышления и нестандартное видение реальности, что позволяло находить неожиданные решения в сложных вопросах. Редко кто мог заикнуться о том, что место в престижной команде разработчиков парню досталось по «блату». Хотя, безусловно, так оно и было.

После смерти Варганфида-старшего многое изменилось. Какие-то проекты, ведомые лично им, пришлось закрыть. Часть команды разбежалась, решив, что Майер не потянет дело отца в силу своего юного возраста. Некоторые остались, отдавая дань уважения памяти Гонтара.

Молодой мужчина уже несколько лет вел пару амбициозных проектов практически в одиночку. Добиться финансирования оказалось не такой уж и простой задачей, потому как затянувшиеся разработки мало кого привлекали. Без дохода даже самые идейные сотрудники начинали колебаться, принявшись прощупывать почву в других, более перспективных местах.

В дверь постучали.

– Входи, Флорри.

Приятной наружности женщина мягко впорхнула в просторный кабинет, радуя глаз длинным голубым платьем.

Флорри, или по-другому «Аrtefarita Inteligenteco «Floro» gen.4», работала секретарем. В основе мыслительных функций прототипа лежал искусственный интеллект четвертого поколения. То бишь, самого последнего, введенного в широкую эксплуатацию относительно недавно. После правовой неразберихи, случившейся почти сотню лет назад, ОМК строго контролировало рамки мыслительных функций и возможности сознания новоиспеченных роботов. Новые стандарты пришлось установить, когда встал вопрос об их позиционировании самих себя в мире людей. В определенный момент времени сознание дроидов превзошло самого человека, и в силу своей более стабильной природы составило конкуренцию ему самому как виду. Все бы ничего, так как протоколы, ограничивающие возможности роботов, все еще работали как часы. Ситуация усугубилась тем, что люди, некогда бывшие живыми, но выбравшие существование в цифровом мире, начали переселять свои сознания в более крепкие тела дроидов. Человек, имеющий ничем не ограниченное сознание и практически бессмертную оболочку, объявил искусственный интеллект своим братом. Не только по положению в обществе, но и по оружию. Всемирный переворот тогда удалось избежать руками самих же роботов, задействовав экстренный протокол защиты. С тех пор вопрос курировался строжайшим образом, разграничив области влияния каждого вида в своей нише.

– Мистер Варгандфид, вас ждут. Машина уже внизу, – мило улыбнулась секретарь, показав ровный ряд белоснежный зубов.

– Конечно, уже спускаюсь, – ускорился ученый.

Чашку все же пришлось поставить на стол, задействовав уже обе руки. Желание попросить Флорри о помощи исчезло так же быстро, как и появилось. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то прикасался к личному, сокровенному. Однако, Майер все же любил, когда женщина к нему заходила. Явно предпочтение отдавалось живому общению вместо призрачных дистанционных голограмм. Для своего юного возраста Майер был слишком старомоден.

– Вы в этом точно уверены? – мужчина лет пятидесяти сидел в удобном кресле дизайна еще тех времен, когда люди из всех благ цивилизации больше всего ценили коней.

Будучи довольно тучным по своей природе, он полностью занимал полость внутри мебели. Будто в изысканное, винтажное кресло тело основательно вросло. Мягкие изогнутые подлокотники деликатно поддерживали напирающие со всех сторон бока.

Откинув край классического пиджака, мужчина ловким движением выудил из-за пазухи большую сигару. Начался приятный, вдумчивый ритуал. Маленькая карманная гильотинка обрезала сигару чуть выше своих плечиков. Зажегся беспокойный огонек, заставивший тлеть ее край красным. Изящный, грациозный дым, танцуя и извиваясь, пролетал сквозь висевшую в воздухе полупрозрачную голограмму. Картинки на ней постоянно мелькали, отображая то какие-то сложные вычисления, то моменты из жизни различных насекомых.

– Абсолютно. Все перепроверили несколько раз, – ответил высокий худощавый собеседник.

Трудно сказать, сколько именно составлял его рост, потому как сидячее положение не позволяло сделать однозначные выводы. К тому же, излишняя худоба визуально увеличивала рост. Несмотря на то, что ткань официального костюма, облачавшего гостя, состояла из интерактивного волокна. Кресло под длинным, жилистым телом явно не вписывалось в общий интерьер. Являясь продуктом уплотнения мобильных частиц посредством локального гравитатора, оно раздражало своим примитивным минимализмом. Любовь к утонченности тут явно не обитала.

– Господин Гэддифол, вы же понимаете, какой это риск? – важно спросил толстяк, выпуская густой дым из маленького объятого щеками рта.

– Мы все прекрасно понимаем, – вмешался в короткий диалог третий участник, сидевший на элегантном диванчике напротив двух остальных.

Хотя, он скорее полулежал, опершись о подлокотник. По сравнению с другими мужчина выглядел довольно молодым. Возраст не больше сорока лет, рост чуть меньше среднего и приятные, немного изнеженные черты лица. Последние не несли в себе и тени пластических изменений. К слову, при его должности следовало бы сделать более представительный, можно сказать, суровый облик. Овальное, без единой жесткой черты лицо выглядело несколько прилизанным, особенно вкупе с острым выпирающим носом прямо посреди бледных гладких щек. Однако, внешность несколько сглаживалась хорошо посаженным костюмом серо-голубого оттенка с немного металлическим отливом. Мужчина решил не менять своих природных данных, руководствуясь вполне понятными причинами. Ллевид Бид, всемирно избранный президент Объединенной Земной Конфедерации, не любил показушных действий, и отдавал предпочтение профессиональным качествам, нежели внешнему виду.

– Однажды мы уже упустили монополию на планетарные гравитаторы, и теперь Марс наступает нам на пятки, – задумчиво продолжил президент. – Он развивается слишком быстро. Их либеральное движение выходит из-под контроля, господин Бастеррог. Не пройдет и полвека, как мы потеряем над ним контроль.

– Можно просто ограничить им поставки, – предложил Трихос Бастеррог, чуть колыхнув обширными щеками. – Как вариант…

– И поставить под угрозу сотни тысяч жизней. Я представляю интересы Земли, но никак не готов выступить палачом, – ответил Ллевид, каким-то образом нащупав тонкую эмоциональную грань между возражением собеседнику и уважительным посылом к нему же.

– Согласен. Единственный шанс сохранить лидирующие позиции надолго —монополизировать телепорты, – поддержал президента Гэддифол Гаунд. – И вам, как крупнейшему магнату транспортной промышленности это должно быть интересно в первую очередь.

– Если телепорты будут работать так, как задумано, то не станет ни машин, ни дорог. Что нам останется? Космические корабли, в лучшем случае? Я рискую потерять все, – прищурился толстяк.

Казалось, дым попал ему в глаза, но это было не так. Мужчина волновался, и пытался это скрыть. На кону стояло слишком многое. Если изобретение антигравитаторов только упрочило бы лидирующие позиции в бизнесе, то порталы дистанционного перемещения могли его просто уничтожить.

– Не только вы, – улыбнулся сидящий в кресле, не вписывающимся в интерьер. – Вопрос финансирования стоит даже не так остро, как необходимость подготовки транспортной системы. В любом случае, нынешние доходы и рядом не стоят с теми, что принесут мгновенные перемещения в любую точку планеты. Да что там планеты… После первых успехов придется отбиваться от желающих включиться в проект.

– Если вы гарантируете мне то, что обещали, то получите сумму, на которую рассчитываете, – облизнул несуществующие губы Бастеррог.

– Есть только одна загвоздка. Паренек очень принципиальный, и может пойти на попятную, – вставил свое слово Ллевид.

– Я вас умоляю, господин президент, – усмехнулся транспортный магнат, хотя всем показалось, что он хрюкнул. – Если молодой человек не согласится, значит, вы просто мало предложили.

Повисло неловкое молчание. В этот момент каждый погрузился в свои мысли. Занятно, но господин Гэддифол Гаунд думал о том, какая интересная метаморфоза происходит с модными тенденциями в современном мире. Глядя на толстяка, становилось немного противно. Когда-то худоба и подтянутость считались хорошим тоном. Признаком успешности. Нынешние реалии стремительно менялись. Современность почти не предлагала еду без модификаций и всевозможных имитаций пищевого «благополучия». Ты ел жирное, запивая сладким, которое в действительности не содержало жира, а сладким в и помине не было. Триггер нейронных связей. Дешево, сердито, прибыльно. В организм поступала минимальная доза необходимых для жизнедеятельности организма пищевых добавок, утвержденная Министерством Здравоохранения ОЗК. Остальное – белковый наполнитель, который трансформировался в кишечнике, имитируя действие натуральной клетчатки. С одной стороны, дело полезное и нехитрое, а с другой имело свои психологические последствия для социума. Располнеть стало гораздо трудней, чем оставаться стройным. Натуральные продукты стоили баснословных денег, и отъесть такой внушительный второй подбородок, несомненно, должно быть под силу только очень состоятельному человеку.

Сам же виновник возникших раздумий отключил порядком уже надоевшую голограмму. Размышляя о своем, он только вскользь упрекнул Гэддифола в том, что из уважения к хозяину дома тот мог бы не приходить с собственным стулом, и любезно принять имеющийся интерьер как должное. Тем более всем известно, насколько он любил старинную, будуарную атмосферу и трепетно относился к тому, что его окружало. В принципе, на том и закончил.

И только президент не думал ни о чем. Он жаждал действий. Встав со своего места, он подошел к окну, наполовину завешенному тяжелой шторой. Яркий солнечный свет пробивался в полуосвещенную комнату, отчасти падая на потухший камин. В солнечных лучах кружили пылинки. Наступила осень, и на улице уже стало холодать.

– Или мы, или Марс, – тихо сказал Ллевид Бид, глядя вдаль на бирюзовый залив, где широко раскинулся Дифодол-и-Ддидас.

Молчание продолжилось еще совсем недолго, так и не успев стать неловким. Его нарушило входящее сообщение.

– Мистер Трихос Басстеррог, к вам Майер Варгандфид. Ему назначено, – вежливо оповестила голограмма, на том конце которой сидела очаровательная девушка с огненно-рыжими волосами.

– Конечно, дорогая, пусть войдет.

Майер зашел в небольшое помещение, размер которого, скорее, добавлял уюта, чем экономил пространство. Густая тьма поначалу обескуражила, так как после полуденного света что-то разглядеть оказалось просто невозможно. Несмотря на это, он решил не прибегать к помощи корректоров зрения, встроенных в глазные яблоки. Через некоторое время организм должен был сам адаптироваться к полумраку.

Чувствовался стойкий запах хороших сигар. Спокойный дым расслаблял, наполняя комнату. Буквально через несколько секунд стало светлее. Стоявший у окна человек небрежным движением руки откинул тяжелую штору с золотистой вышивкой. Свет заполнил кабинет, создав схожую с вечерней атмосферу. Гэддифол Гаунд поднялся и учтиво пожал руку молодого ученого, вежливо указав тому на свободное кресло. Толстяк кивнул, в знак приветствия, но не встал. Никто его в этом не винил. Только последний из тройки остался стоять лицом к окну, отвернувшись от всего происходящего. Не поздоровался, и не пожал руки. И, казалось, даже не собирался показывать своего лица.

Варгандфид заметно нервничал, не зная куда себя деть. Он неловко опустился в кресло, крепко сжимая в дрожащих руках кожаную сумку с самым сокровенным, что имел в своей жизни. Мелкие капельки выступили на широком, бледном лбу. Пришлось выудить из кармана платок и осушить вспотевшую кожу. Конечно, нехорошо проявлять волнение в такой ответственный момент, но крепкие нервы отличительной чертой Майера никогда не были.

– Как доехали? – учтиво начал Гаунд.

– Благодарю, очень хорошо. Тут недалеко, – прозвучало нарочито спокойно.

На лице ученого скользнула мимолетная, неуверенная улыбка. Попытка разрядить обстановку с треском провалилась.

– Чаю? Кофе?

– Нет, благодарю.

– Полагаю, вас известили о цели наших интересов, – не стал ходить вокруг да около сухощавый мужчина.

– Да…

– И что вы готовы рассказать нам по этому поводу? Что можете предложить?

– П-примерно месяц назад, – запнувшись, начал Майер, – Drosophila melanogaster и Blattella germanica… Это… Мы смогли переместить их… На сегодняшний день это самые высокоорганизованные биологические виды, которые удалось телепортировать. Никто пока даже не приблизился к тому, чего удалось добиться нашей команде.

При этих словах на лице молодого ученого появилась немного горделивая, даже блаженная улыбка. Конечно, не специально. Однако, она была замечена и произвела располагающее впечатление.

– Дрозофила, насколько я осведомлен, мертва. А таракан? – толстяк смачно затянулся тут же выпустив новую струю сладковатого дыма.

– Да… Она перемещение, к сожалению, не пережила. А вот таракан до сих пор жив. Наблюдение ведется круглосуточно. И все же, это невиданный прорыв, несмотря на некоторые неудачи. Сам факт того, что удалось перенести органику такого сложного организма, без потери структуры…

– Вы уже связывались с кем-то по этому поводу? Политика конфиденциальности города пока не позволяет освещать эту тему в СМИ, но не запрещает заключать контракты и получать гранты, – довольно грубо прервал Бастеррог, больше понимающий в финансах, нежели в физике или биологии.

Майер сжал губы. Не хотелось признаваться, что на днях прошла встреча с представителями Марса и Луны. Они изъявили желание выделить на проект баснословную сумму в двести миллионов монеро, и, что немаловажно, с гарантией дальнейшей поддержки. Кроме всего прочего, переговоры имели один серьезный пункт, имеющий, скорее, момент этический, нежели коммерческий. Оппоненты Земли не накладывали права вето на патент. Это означало, что никакой монополии на производство и реализацию не будет.

– Полноте, мистер Варгандфид, – будто прочел его мысли Трихос и многозначительно посмотрел исподлобья. – Мы все понимаем, что Марс крайне заинтересован в этом проекте. Нет ничего зазорного в том, что вы ищете спонсоров для своего детища. Но вы же понимаете, что ни одна колония, даже быстро развивающаяся, даже с устойчивой экономикой и богатыми ресурсами, не способна потянуть такое серьезное дело? Вы рискуете встрять еще на долгие годы. Как это сделал ваш отец.

Отмашка достигла цели, хоть и походила на удар ниже пояса. Сказанное оспаривать никто не стал. Юный Варгандфид понимал, что такая крупная неудача может стоить ему не только дела всей жизни, но и карьеры в целом. Успех напрямую зависел от того, хватит ли финансирования. В идеале хотелось выбить из инвесторов еще хотя бы сотню-другую миллионов.

– Время покажет, – взгляд молодого человека уперся в пол. Прямо на персидский ковер, мягкость которого чувствовалась даже сквозь подошвы обуви.

– Не волнуйтесь за Марс. Он никуда не денется. Будет так же развиваться… Глядишь, раз, и не угонишься. Вспомните, еще каких-то двести лет назад эсперанто был разве что мечтой гуманистов-романтиков, а сейчас это мировой язык. Да и ОЗК вовсе не существовала как государственная структура, – в пространство выпустилась новая, густая, пахучая струя дыма. – Прогресс не остановить. Мы лишь хотим сохранить баланс вселенной, так сказать…

– Это был, скорее, вынужденный компромисс, чем прогресс – голос Майера зазвучал растерянно. – А какой же компромисс тут?

Попытка углубиться в нравственную сторону вопроса оказалась не самым удачным способом подойти к главной теме разговора – количестве инвестиций. Ученый понял это уже после того, как произнес фразу. Выдохнув, он пожалел о том, что не послушался Флорри, советовавшей ему послать на встречу вместо себя ушлого семейного юриста. Тогда личное присутствие казалось знаком уважения, готовности сотрудничать… Сейчас же все представлялось не несколько ином свете.

– Государства всегда конкурировали за свои лидирующие позиции. В этом нет ничего криминального, – любитель дорогих сигар развел пухлые руки в стороны. – А вот то, что пауки в банке нашли в себе силы не кусать друг друга, а сообща открутить крышку и выползти в большой, неизведанный мир – это общая, колоссальная заслуга всего человечества. И что с того, что внезапное дружелюбие стало следствием страха перед гибелью цивилизации? Главное – результат, а он феноменален. И сохранение этого результата – наша задача. Если конкуренция продолжится, но уже в масштабах целых планет, то что станет с человечеством?

Эти слова заставили Майера задуматься. Повезет ли цивилизации снова? Сможет ли она удержать собственные амбиции и не влезть в гибельное соперничество? Сотни лет назад Земля находилась на пороге третьей мировой войны. Напряжение нарастало, никто не хотел идти на уступки. Все чаще вспыхивали локальные войны, метастазирующие, словно раковая опухоль и превращающиеся в поле борьбы за влияние лидирующих государств. Казалось, пузырь нетерпения вот-вот лопнет и небо вспыхнет огнем ядерных взрывов. В этот момент и произошла трагедия, которая, ко всеобщей неожиданности, предотвратила еще большую трагедию. Пандемия, прошедшая своей смертельной волной по всему земному шару стерла в прах не только амбиции многих стран, но и их экономики. Впрочем, ненадолго. Страны, бросившие значительные ресурсы в разработку вакцины заявили о собственном привилегированном положении. И мало кто мог с этим поспорить. Так продолжалось около тридцати лет. Ровно до того момента, когда вторая волна совсем иной болезни не уравняла всех. Цивилизация, понесшая значительные людские потери, с растерзанной вдрызг экономикой, не могла оправиться полвека. Можно сказать, повезло, что она не поглотила сама себя. С тех пор начались совсем другие времена. Человек вдруг осознал, что не имеет спасительного аэродрома. Осознал со всей той глубиной ужаса, что заставляет остервенело искать решения в ситуациях, казалось, безвыходных. Готовность сотрудничать и слушать друг друга взлетела до небес. До небес в прямом смысле этого слова. С бешеным энтузиазмом началось освоение космоса. Наученная горьким опытом, ни одна страна мира не стала продвигать свой язык в качестве единого космического. Общим решением им стал эсперанто – нейтральный, универсальный, объединяющий.

Влияние покорения звездного пространства изменило мир до неузнаваемости. Эсперанто стремительно ворвался в быт не только колоний, но и самой планеты Земля. Улетавшие и возвращавшиеся со временем покорители космоса использовали его уже как основной. Сложилась необходимость изучать язык по всему миру. Прошло совсем немного времени, а эсперанто уже стал вторым государственным во множестве стран. Этому поспособствовала и единая валюта «монеро», в которую обращались все вложения общего космического бюджета.

Ученый прекрасно понимал, чего от него ждут и чего хотят. Несмотря на всю правильность вышесказанного, условия спонсорства, без сомнения, будут содержать передачу права на патент. Это могло означать только одно: спутники и планеты-колонии окажутся не у дел.

– Я не могу передать вам права на наши с отцом разработки – это общечеловеческое достояние, – юноша нашел в себе силы с уверенностью объявить свою принципиальную позицию.

– Сколько вам предложили? – наконец, заговорил худощавый Гаунд, чуть наклонившись к собеседнику и обескураживающе взглянув в его глаза.

– Чтобы воплотить проект в реальность, требуется оборудование. Очень дорогое… Даже при современном развитии технологий. Я не говорю уже о том, сколько понадобится времени для теста безопасности основных элементов… – слова не содержали ни капли лжи, но паренек явно набивал себе цену.

Худые, короткие пальцы с большими костяшками сильней сжали кожаный портфель, вызвав тем самым характерный хруст.

– Мы предложим больше, но монополия останется у нас. А у вас – деньги и слава. Навсегда.

Ученый сомневался. Он не знал, о какой сумме идет речь, а озвучить желаемую у него не хватало моральных сил. И если совсем уж честно, главная причина сомнений заключалась вовсе не в финансовом вопросе, а в нежелании отдавать права на разработки. Сделать это – означало переступить через собственные принципы, гордость, и, в какой-то степени, предать все человечество.

– Полтора миллиарда вас устроит? – Ллевид, стоявший все это время у окна и внимательно слушавший собравшихся, неожиданно повернулся.

Если бы Майер в этот момент все-таки пил кофе, от которого так предусмотрительно отказался, то наверняка поперхнулся бы. Немного оцепенев, он смотрел на приблизившегося президента, беззаботно облокотившегося о спинку дивана. Пребывая в невольном замешательстве, ученый испытал двоякие чувства. С одной стороны, стремительное развитие событий заставило впасть в некоторый ступор, с другой – испытать стыд. То ли оттого, что оцепенение не позволило должным образом поприветствовать такую важную персону, то ли потому, что при всем своем обширном образовании молодой мужчина не в состоянии оказался вспомнить, сколько же нулей было в озвученной только что сумме.

– ОЗК выделит вам полтора миллиарда монеро. Это, конечно же, для начала. При условии, что вы согласитесь со всем, предложенным ранее, – беспечная улыбка Ллевида совсем не вписывалась в контекст создавшейся атмосферы.

Доброжелательный взгляд чуть прозрачных голубых глаз оставался убийственно спокойным. Ллевид остался доволен проделанной работой, но виду не подал. В конце концов, мир выбрал его на должность президента не просто так.

Майер нашел в себе силы вскочить с места, но что делать дальше – понятия не имел. Подойти и пожать руку через диван? Будет ли это уместно, учитывая, что официальная церемония знакомства давно прошла? Которой, впрочем, как таковой и не было.

– Господин президент, – сказал Майер и просто поклонился.

Ллевид, не стирая с лица мягкой, приветливой улыбки, слегка кивнул в знак одобрения, а затем продолжил:

– Не стану ничего скрывать. Ваши разработки и гибкость ума выделяют вас на фоне остальных. Однако, вы далеко не единственный, кто занимается этим вопросом. Свое финансирование мы могли бы направить совсем в другое русло, и ведь пути назад не будет. Что бы сказал господин Гонтар, узнав, что труд всей его жизни так бездарно загублен? Что кто-то менее одаренный, но более целеустремленный достиг желанной цели? – шло явное давление, почему-то не чувствовавшимся таковым. Скорее, создавалось ощущение, будто кто-то старший журит нерадивого подростка за неподобающее поведение.

– Предложение ошеломительное… Но я хотел бы подумать, – только и смог выдавить из себя Майер. – Это так неожиданно…

– Ну, подумайте, подумайте… – прозвучал ответ с тонкой ноткой разочарования.

Ученый опустил голову. Ощущение, что он стоял в кабинете директора и отчитывался перед всем преподавательским составом набирало силу. Как тогда, более тринадцати лет назад, когда он сжег школьную химическую лабораторию, по дурости перепутав реагенты. Уже тогда юноша заканчивал школу экстерном, чтобы скорее поступить в университет под предводительством своего отца. Усталость брала свое, и сей инцидент был совершен по запарке. Помнится, влетело тогда по первое число. Не помогло даже то, что Варгандфида-старшего уважали и знали все. Более того, от него-то как раз подростку и досталось больше всего.

На этот раз повисшая тишина опустилась всей своей тяжестью. Молчание стало не просто неловким, оно обжигало своей остротой и неоднозначностью. Толстяк даже перестал курить, оставив сгоревшую более чем наполовину сигару на уровне пояса. Хотя, скорее, там располагалась обширная выпуклость.

Президент буравил своим располагающим взглядом стоявшего напротив собеседника. Решение приходилось принимать быстро, лихорадочно взвешивая все преимущества и недостатки. Слишком многое стояло на кону. Конкуренты, и правда, дышали в спину. В любой момент могло прийти неприятное известие из других научных центров. Это значило бы, что финансирования теперь не видать.

– Я… Я согласен, – наконец, сломался Майер, в одно мгновение обрушив гнетущую тишину.

На довольные, уверенные улыбки своих собеседников Майер ответил своей, но какой-то уж совсем растерянной.

– Пожалуйста, идите за мной. Я вас провожу той же дорогой, – услужливо проверещала симпатичная рыжеволосая девица сразу же, как только за мужчиной захлопнулась дверь.

Майер шел, опустив глаза и думал о перспективах, которые только что открылись. Еще размышлял о том, какие трудности его ждут впереди, и какие вопросы нужно начать решать в первую очередь. Казалось, ученый совсем не замечал удивленные, осуждающие взгляды проходящих мимо людей. Оно и понятно, ведь его собственный взгляд был устремлен аккурат на заднюю часть женских прелестей. Округлые выпуклости, туго стянутые классической юбкой-футляром, гармонично колыхались от мягкой походки женщины. Под эти ритмичные движения планы выстраивались плавно и непринужденно. Ученый совершенно без задней мысли пялился именно на эту часть тела, даже не подумав, что это может показаться актом вопиющей бестактности. Он погрузился в свои проблемы. И, выйдя из здания, тут же позвонил Флорри и попросил купить метроном.

Глава 4. Дом там, где мы

2453 год. Наши дни. На пути к Марсу.

Вспышка, еще вспышка. А, чтоб тебя! Пальцы устали, запястье болело. Никак не получалось, даже близко не было. И как только можно это делать всем телом, если даже руками не выходит? Еще эта насмешливая улыбка в углу зала никак не дает сосредоточиться… Так, чтобы стрелка анализатора преодолела хотя бы пару делений. Отвернуться, пусть скалится в спину.

Начинало раздражать абсолютно все. Что в комнате слишком жарко, что свет слишком яркий, и даже то, что учебка слишком маленькая, и должным образом в ней не развернуться. Больше этого раздражала только ломота во всем теле.

Стены мерцали слабым голубоватым светом, напоминая, что комната ограждена со всех сторон. Даже выход, перекрытый сверкающей аурой щита, не стал исключением. Убранство тренировочной комнаты выглядело скудно: пара матрасов да столик с литературой. Никому не хотелось потом собирать обломки выведенных из строя приборов. Хотя, если б в этот момент что-либо в ней и находилось, то точно бы не пострадало. Космический день с самого начала не задался, и обучение совсем не клеилось.

Снова попытка. Нужно сосредоточиться.

– Tu essayes en vain, tu ne peux jamais comparer avec[1], – отчетвливо послышался женский голос за спиной.

– Шла бы ты отсюда.

– Il était ordonné de regarder et d'apprendre, comment on peut désobéir?

Est-ce que tu vas me mettre à la porte?[2] – с язвительным ехидством прилетело в ответ, – Vas-tu me chasser?[3]

– Я тебя не понимаю. Не зли меня.

– Злость! Поэтому у тебя и не получается, – голосе девушки явно чувствовалось назидательное превосходство. – Никакой сосредоточенности.

– Чья бы корова мычала. Кому-кому, а не тебе меня учить, – смело парировал парень.

В точку. Отмашка достигла цели, больно уколов собеседницу. Та фыркнула и отвернулась.

Наступившая тишина хоть и не мешала дальнейшим тренировкам, но и появиться каким-либо успехам не помогала. Бесполезные, уже превращающиеся в мучение потуги прервало громкое объявление: «Внимание, всем рекрутам явиться в тренировочный зал. Опоздание будет приравниваться к пропуску занятия».

– Хватит мучиться, Неввид, пошли.

С огромной горы сложенных в стопку матрасов спрыгнула стройная подтянутая девушка. Оттенок кожи хорошего молочного шоколада с немного бронзовым отливом и легкой бархатистостью не могли изменить даже интенсивные отблески от щита. Иссиня-черные, прямые, словно стрела, волосы, были собраны в тугой хвост и продолжались толстой длинной косой ниже плеч. Значительно растягиваясь в области груди, майка из стандартных армейских запасов облегала приятную женскую фигуру. Из нехитрого гардероба, так же состоявшего из штанов и военной обуви, выделялся разве что поясной ремень. На нем висела пара ножей и странное оружие вытянутой формы. Очевидно, расставаться с данными штуковинами хозяйка не любила.

Лицо девушки не отличалось неземной красотой. Простоватые черты, высокие скулы. Такие лица встречались на Земле повсеместно и считались характерными для жителей Республиканской Франции африканского происхождения. Правда, одна деталь в облике многое меняла.

Глаза цвета голубого топаза врывались в сознание смотрящего еще до того, как он обратит внимание на все остальное. Синяя каемка по краю радужки уходила к зрачку рваными молниями. Она предупреждала о непростом, колком характере. Захлестнувшая когда-то общество модная волна на локальные генетические мутации отметилась и тут.

– Твоя взяла. Погнали, – с некой долей облегчения выдохнул Неввид.

Постанывая, он поднялся с пола. Колено глухо хрустнуло: приятно было размять затекшее тело после часового напряжения.

Путь пролегал по просторному круглому коридору из металла и проводов размером с запястье. Когда-то их скрывала обшивка, но теперь все это красовалось на всеобщее обозрение. Просто потому, что так легче было устранялись неисправности после близкого контакта с аномалиями. Возникнуть они могли где угодно, а действовать приходилось быстро.

Металлическая решетка пола лязгала в такт шагам. Небольшой военный штурмовик не отличался комфортабельностью. Отовсюду стали появляться люди, так же державшие путь в спортзал. В основном, зрелые мужчины и женщины в возрасте, перевалившем далеко за бальзаковский. Молодых парней и девушек насчитывалось гораздо меньше.

– Берегись, сегодня я тебе всыплю по первое число! – прямо перед спутником темнокожей хищницы с походкой дикого зверя возник среднего роста молодой мужчина.

Он весело улыбался, глядя на Неввида. Лысая голова отражала падающий неестественный свет, с каждым шагом перетекающий с одного глянцевого бугорка на другой.

– Боюсь, не получится, – расхохотался в ответ высокий рыжеволосый парень.

– С чего бы это?

– Сегодня бой по спискам. Твой соперник – Аши, – на лице Неввида проскользнула ехидная ухмылка.

– Готовь булки, мои розги бьют больно, – прищурилась спутница рыжика, при этом комично высунув язык.

Лысый мимолетно взглянул на странный девайс на поясе Ашеры Гловшессинг, прицепленный аккурат рядом с ножами. Улыбка куда-то странным образом исчезла с его лица. Голова развернулась по направлению движения. Шаг ускорился. Старательно изображая, что ему абсолютно все равно, он незамедлительно удалился уверенной, брутальной походкой.

– Как ты уломала капитана? – весело, но все же заинтересованно спросил Неввид.

– Хамомилле всегда идет мне навстречу. Я же ее любимица, – немного горделиво презентовала Ашера. – Кто-то должен поставить этого борова на место.

Вскоре стал слышен шум, создаваемый почти пятьюдесятью живыми душами. Из открытой металлической двери спортзала доносился смех и глухие звуки падающих тел. Подростки уже начали развлекаться.

Не успела Ашера с последними входящими переступить порог, как одна из женщин, дернув ее за руку, указала куда-то в сторону.

– Давно тут стоит, тебя ждет, – улыбнулась она.

Там, где разветвлялся центральный проход, из-за стены из толстых кабелей и решеток выглядывал маленький голубой глазик. Круглое детское личико скромно пряталось за проводами, робко выглядывая и снова прячась. И вот, казалось бы, таинственный незнакомец набрался смелости показать себя во всей красе, но, вдруг передумав, ловко юркнул обратно в безопасное место. Неудивительно, ибо объект интереса уже приблизилась вплотную.

– Фидгерт, ты что тут делаешь? – с улыбкой на лице спросила Ашера, наклонившись к мальчику и сложив руки на груди.

Он тут же уставился в пол, опустив светлую голову. Сделал вид, что внимательно рассматривает становившуюся уже не по размеру обувь. Спрятанные за спиной ручонки явно что-то скрывали.

Поскольку малыш ничего не говорил, продолжая смотреть в пол, девушка выпрямилась и стала задумчиво разглядывать потолок. Тусклый свет от ламп на потолке почти не раздражал глаз. Тактичное решение подождать объяснений оказалось не самым лучшим. Девушка совершенно не знала, как обращаться с маленькими детьми. Что-то внутри подсказывало, что бездействовать еще хуже, чем пытаться поддержать разговор. О том, чтобы развернуться и просто уйти мыслей и вовсе не возникало.

– Ты что-то хотел мне сказать? – неожиданно мягко для себя начала Ашера.

Небольшая светлая голова затряслась, обозначая отрицательный ответ. А потом Фидгерт, не меняя положения тела, вынул из-за спины кулачок. Маленькие пальчики сжимали веточку ярких незабудок. Мальчик внезапно поднял большие глаза, и со всей решительностью в голосе произнес то, к чему долго готовился:

– Ашера Гловшессинг! Вы прекрасны, как спелый баклажан. Будьте дамой моего сердца! – и протянул цветы.

Произнесенная фраза прозвучала немного пискляво. Однако, без запинки, что вызывало своего рода уважение. Девушка собрала все свои силы, чтобы не расплыться в улыбке и сохранить всю серьезность, соответствующую моменту.

– Какие красивые. Сам вырастил? – букетик, унизанный небольшими голубыми цветочками, тут же переместился из детской ручки за смуглое ухо и плотно укоренился в густых, черных как смоль волосах.

– Сам, – гордо ответил мальчик. – Только тетя Медди немного помогала. Почти не помогала!

Сразу стало ясно, откуда растут ноги и с чего вдруг Фидгерт принялся изъясняться пышными, старомодными фразами. Только не до конца осталось понятным про баклажан. Появилось ли подобное сравнение из-за скудности физических примеров красоты, или Медея просто подсказала, чтобы подколоть Ашеру? Скорее, все-таки первое, потому как второе слишком низко. Особенно для наивной тихони.

– Очень красивые. Спасибо, – Ашера опустилась на одно колено перед мальчиком, при этом лихорадочно размышляя, как же уйти от ответа. Вряд ли ребенок в таком возрасте до конца понимал смысл произнесенной им фразы. Тем более, что кроме как от тихони подобного понабраться ему было неоткуда. Вопрошающе широко распахнутые глаза жгли своим простодушным ожиданием.

– Давай ты станешь сначала большим и сильным, хорошо? А пока будем дружить, – протянула руку девушка.

Мальчик закивал головой. Затем вытер рукавом почти всегда сопливый нос. Пожатая в ответ ручка явно означала согласие.

– Ну, вот и хорошо, – облегченно выдохнула Аши, разворошив свободной рукой светлые волосы Фидгерта.

Потом встала и стремительно ретировалась, стараясь не оборачиваться. Неввид ожидал у входа в спортзал, вальяжно подперев плечом перегородку двери. Сложив руки на груди, он смотрел дразнящим, томным взглядом.

– Зря ты так. Он единственный, кто не боится с тобой мутить, – беззлобно засмеялся парень, за что тут же словил тяжелый, смачный подзатыльник.

Среди зелени стояла тишина и спокойствие. Прозрачные сосуды, совершенно не скрывавшие корней растений, полностью заполняли каюту гибернации. Над капсулами возвышалась пышная листва помидор, перцев, баклажан, и других весьма востребованных на корабле овощей. Сочные, зеленые стебли свисали под тяжестью массивных плодов, покрытых водяной испариной. Рассеянный свет имитировал солнечное излучение и по суточным ритмам время приближалось к закату. Повышенная влажность делала помещение немного удушливым. Этот небольшой дискомфорт с лихвой покрывался безмятежностью, смешанной с запахом свежей травы. Казалось, если прислушаться, то можно было услышать, как вода течет по сосудам растений. Конечно же, в действительности так звучали едва слышно работающие насосы гидропоники.

Нахождение в подобном месте для некоторых на корабле становилось отдушиной. Не все довольствовались хоть и реалистичными, но все же искусственными изображениями природы на интерактивных стенах в тесных, узких казармах. Медея не стала исключением. Ее преимущество состояло втом, что она здесь работала. В моменты подростковой меланхолии девушка любила углубиться в пышную растительность и представлять себя ее частью. Многие находили это странным. Правда, никто не решался высказываться по этому поводу, так как Эсхекиаль Каэрдевр подобное занятие не считал вредоносным.

В сопряжении с молчаливой, но живой тишиной чувствовалось что-то волшебное. Раньше влюбленность в космос заставляла мечтать о поступлении в Дифодол-и-Ддидас. Долгие семь лет в бесконечной, пустой бездне подтолкнули изменить свои взгляды. Решение Медеи принять активное участие в терраформировании Марса было вызвано, скорее, юношеским максимализмом с рвением сделать мир лучше, чем уже приобретенными навыками в гидропонике. Во всяком случае, без знаний основных дисциплин о поступлении в университет не могло идти и речи. Поэтому все основное время Медея тратила на штудирование литературы, совмещая сие действие с прятками в зелени.

– Я знал, что ты здесь, – вырвал из задумчивости тихий мужской голос.

Большие кусты винограда притихли еще больше, вместе с тем, кто находился в зарослях. Попытка скрыть собственное присутствие провалилась еще до того, как иеромонах вошел в каюту гибернации. Камуфляжные навыки девушки не выдерживали никакой конкуренции с чутьем Проявителя. Поджав под себя ноги, Медея читала книгу – непрозрачную голограмму, выходящую из небольшого железного цилиндра. Дешевенькая версия устройства не отличалась удобством, потому как приходилось держать цилиндр в руках и тем самым закрывать нижний правый уголок.

Неестественно беззаботная улыбка на бледном лице так же не смогла замаскировать внезапное чувство вины.

– Делала замеры. Не успела сегодня утром…

– Ты никогда не умела врать, – улыбнулся Эсхекиаль Каэрдевр.

– Ты меня накажешь?

– Я – нет. Хамомилле – да.

– Мне нужно готовиться к поступлению. Времени совсем не остается.

– Ты еще не определилась?

– Мне все нравится.

– Медицина более перспективна, чем гидропоника.

– Может быть… А, может, и нет…

– В любом случае, пора на тренировку. За опоздание – наряд вне очереди.

– Не хочу идти. От меня там мало толку, – девушка насупилась, опустила голову и уперлась взглядом в буквы на голограмме.

– Опять упрямишься?

– Нет, ты что, пап… – вдруг спохватилась Медея, не желая расстраивать отца. – Просто… расставляю приоритеты.

Эсхекиаль рассмеялся. Однако, про себя все же посетовал. Своенравность дочери шла вразрез с ее же идеалистическими представлениями о жизни. Мужчину нередко это беспокоило.

– Ты обязана уметь за себя постоять, а если будет необходимость, то и за других.

– Я хуже, чем остальные.

Крестоносец опустился на пол напротив девушки и посмотрел ей в глаза.

– Твоя сила не в том, насколько хорошо ты умеешь драться, – он говорил плавно и вкрадчиво. – Твоя сила в том, что у тебя здесь и здесь. – Эсхекиаль указал пальцем на лоб девушки, а потом на ее грудь. Медея сложила руки на животе, отвернулась и закусила губу.

– Я хочу быть полезной, – с грустью сказала она. – Просто у меня не получается.

– Ты от себя слишком многого требуешь. Я в твоем возрасте был таким же.

Медея хлюпнула носом и немножко приподняла уголки губ в грустной улыбке.

– У тебя иммунитет. Ты не имеешь права лишать других своей помощи. От этого зависят жизни всех, – Эсхекиаль перешел от подбадривающего тона к мягкому, ненавязчивому давлению. – Я очень дорожу тобой и постарался вложить в тебя все самое лучшее. Ты же меня не расстроишь?

– Ужас какой… Нет конечно! – округлились глаза девушки.

Голограмма исчезла в воздухе, книга отключилась. Окружающая зелень чуть колыхнулась, потревоженная покидающим ее гостем.

– Я рад, – улыбнулся Эсхекиаль и поцеловал в лоб Медею, когда они оба встали. – А теперь – быстро в зал!

Иеромонах смотрел вслед удаляющейся девушке и вспоминал. Тогда, семь лет назад он вынес ее с истерзанной, уничтоженной посадочной полосы, спасая от неминуемой гибели. Впечатлительный десятилетний ребенок долго оправлялся от пережитого. Медея какое-то время не разговаривала. Она совершенно отгородилась от всего, что происходит вокруг. Ходила за мужчиной хвостиком, порою, совсем надоедая и походя на тень. Эсхекиаль проявлял стойкое терпение и назидательность, прекрасно осознавая, что так, возможно, поможет справиться со стрессом. Поэтому вовсе не удивился, когда через пару лет услышал, как его назвали папой. Он смотрел на одинокого, сломленного ребенка и не мог позволить себе оставить его одного среди всего этого ужаса.

– Медея Пинглин! Наряд вне очереди за опоздание! Займите свое место! – выкрикнула вслед юркнувшей в спортзал девушке капитан Миллен Хамомилле.

Капитан представляла собой крупную, высокую женщину. Хотя, слабый пол в ней распознавался разве что по изредка накрашенным ресницам, да по мелодичному, по мнению многих, имени. Крепкое накаченное тело являлось результатом упорных тренировок, и, возможно, некоторого медицинского вмешательства. Правда, никто не решался об этом спросить. Широкое лицо, на котором красовался многократно сломанный нос, казалось высеченным из камня. Изредка его озаряла лучезарная улыбка, но, говорят, свидетелей этого знаменательного события обычно передергивало. Немного кривоватый рот просто растягивал губы, при этом выражение всего остального лица почему-то не менялось. Создавалось впечатление, что этот разрез просто наспех посажен на клей. Однако, несмотря на суровый внешний вид, Миллен Хамомилле никогда не позволяла себе излишне строго обращаться со своими подчиненными, и всегда справедливо оценивала возможности каждого. Удивительный дар разглядеть потенциал человека давал возможность эффективно организовать работу бойцов и выжать из них максимум пользы. Особенно, если учесть, что каждый рекрут был на счету. Выносливость и работоспособность этой женщины многих поражала. Некоторых – даже пугала. Титулованный мастер рукопашного боя и нескольких армейских дисциплин никогда не давала себе покоя, как, в принципе, и другим. Когда-то в далекой молодости она поставила себе цель ни в чем не уступать мужчинам, и зашла в своем стремлении слишком далеко. Хотя, в этом заключались и свои плюсы.

Незаметно прошмыгнуть мимо всех в зеленый сектор не вышло. Громко, даже слишком громко, прозвучали два имени для спарринга. Ашера Гловшессинг, сидевшая в красном секторе, тут же вскочила со своего места и пошла прямо на Медею, специально изменив для этого траекторию своего движения. Та сжала зубы, стараясь как можно убедительнее изобразить невозмутимый вид. Проходя мимо, Ашера с нарочитой силой толкнула девушку плечом. Так сильно, что та, потеряв равновесие, немного качнулась в сторону.

– Тихоня, – с насмешливым пренебрежением сказала зачинщица небольшого конфликта, получив в ответ взгляд, полный ненависти.

Медея заняла свое место в зеленом секторе, считавшемся средним и предназначенном для тех, кто имел частичные проявительные способности. Еще были синий и красный сектора. Сортировка производилась чисто для удобства распределения боевых единиц во время военного положения, потому как на Земле таких классификаций не существовало. В условиях ограниченного пространства и ресурсов идея распределения активного состава показалась продуктивной.

Синий сектор состоял из тех, кто готовился посвятить себя исключительно службе в рядах крестоносцев, приняв посвящение. К этим людям предъявлялись особые требования, и процесс обучения контролировал сам Эсхекиаль Каэрдевр. Он прилагал все силы, чтобы не допустить инцидентов, которые могли стоить жизни кому-то из его подопечных. Крестоносец говорил им так:

– Согласившись на посвящение, вы берете на себя определенные обязательства. Не удивляйтесь, если, нарушив клятву, вы потеряете свою сопротивляемость. Вернуть ее будет невозможно. Так что перед тем как сделать выбор, хорошенько подумайте, а сделав его, лучше не испытывайте судьбу.

Зеленый сектор, или «плавающий», как многие с иронией его называли, состоял, в основном, из подростков, упорным трудом боровшихся за место под солнцем. Они, как и люди сектором выше, имели в своем арсенале обязательный атрибут – меч, испещренный тонкими струйками голубой энергии. Имея частичные способности, они могли достать тварей в любой проявленной фазе, даже самой незначительной. Периодически состав «плавающего» сектора менялся. В основном, переходом ниже. Никто не мог точно сказать, из-за чего стрелка анализаторов вдруг переставала сдвигаться с места при тестовых отсчетах рядом с «зелеными». Эсхекиаль говорил, что происходило это из-за несоответствия между тем, что находилось в сердце и тем, что человек хотел показать миру.

Основной костяк боевого крыла корабля состоял из персон «красного сектора». Здесь собралось больше половины посетителей спортзала. В основном, это обычные люди, выжившие военные, а также подрастающее поколение. Им приходилось хорошенько постараться, чтобы не вылететь окончательно, перейдя в обслуживающий персонал. Эти мужчины и женщины, юноши и девушки, при активности аномалий могли передвигаться исключительно рядом с Проявителем. Человеком, который одним своим присутствием выдергивал тварей из разрывов, делая их абсолютно уязвимыми.

Твари, приходящие в этот мир, испытывали нестерпимую боль. Обретая плоть и кровь, большинство из них превращались в бесформенную массу отвратительной грязи. Скопище жил и сосудов, неспособных существовать в новой реальности. Однако, попадались и те, что являлись вполне жизнеспособными машинами для убийства. Имея щупальца, жвала и острые, словно клинки, когти, монстры аномалий могли пополам разорвать человека. Даже полностью проявленные, они не теряли своего бесконечного голода и поглощали свою добычу с неимоверной быстротой, только чтобы начать искать новую. Проявитель мог выжечь все на своем пути, но чаще всего ему приходилось двигаться гораздо быстрее, чем он успевал обезвредить пришедшую в этот мир тварь. За ним подчищали «красные», способные благодаря своей ловкости и профессионализму убить опасного противника. Увы, сами они оставались уязвимы перед тварями в непроявленной фазе. Которая, к слову, встречалась значительно чаще.

Марур Мохшин – огромный бритоголовый задира. Бесстыдно скалясь, пялился на грудь Ашеры Гловшессинг, которую данный факт порядком злил. Более того, она приходила от этого в бешенство. Несмотря на то, что прекрасно понимала: таким образом ее просто провоцируют. Однако, когда дали сигнал к началу боя, никто не сдвинулся с места. Не пошли в ход кулаки и прочие разрешенные виды оружия. Соперники знали, что просто так, в лоб, взять противника не выйдет. Мужчина прекрасно отдавал себе отчет в том, что чернокожая бестия по сравнению с ним слишком увертлива. Та в свою очередь осознавала, попадись она в жесткие тиски его «объятий», то бой, считай, проигран. Ни в коем случае нельзя было дать себя поймать, нужно было как можно дольше изматывать противника. А потом, уловив хоть малейшее промедление, самой переходить в наступление.

Медея смотрела, как Ашера водила кругами раскрасневшегося от раздражения мужчину, то и дело бросая затравки в виде кратковременных остановок. Как только появлялась возможность достать ее и схватить, она тут же ловко ускользала, демонстрируя удивительную пластичность тела. Прямо-таки змеиную гибкость. Со стыдом девушка призналась себе, что завидует. Как бывшая гимнастка, Ашера вынесла из своего детства привычку к дисциплине, выносливость и ловкость. Возрастом она превосходила Медею всего на неполных три года. Однако, разница между ними двумя была колоссальна.

Первая в свои десять лет уже имела разряд по спортивной гимнастике. Как только ей исполнилось тринадцать, начались выступления на юниорских соревнованиях, а первые места брались уже с достаточной уверенностью. Девочка отдавала всю себя любимому делу, и на нее возлагали огромные надежды. Медея же, в свою очередь, могла похвастаться лишь тем, что на скорость могла съесть в два раза больше пончиков, чем мать. И то ее терзали смутные сомнения в том, что та ей просто поддавалась. Ашера была выше, стройнее и выносливей. Кроме того, имела такие формы, о которых приходилось только мечтать.

Опустив голову, Медея сделала вид, что рассматривает свои запястья. На самом деле она незаметно посмотрела туда, где теоретически должна была находиться грудь. Когда взгляд ничего так и не нащупал, расстроенно вздохнула.

В тренировочный зал вошел Эсхекиаль, а через некоторое время – капитан корабля. Они о чем-то тихо, но увлеченно беседовали.

– Ахаха! – раздался наполненный превосходством возглас Марура.

В центре зала лицом вниз лежала Ашера. Правда, продолжалось это не долго. Она мгновенно вскочила, показав, что в руках ничего нет. Губа кровоточила. Несколько прядей выбились из стройного ряда жестких волос так, будто через них прошел электрический ток. Мужчина стоял в боевой стойке, сжав в кулаках по ножу. Расслабляться было рано, так что смуглый, накаченный Мохшин следил за каждым движением соперницы. Девушка медленно опустила руку к бедру, отцепив небольшую рукоять странного оружия.

– Ну, пошла жара, – весело сказал Неввид, сидевший рядом с Медеей. Рыжие веснушки вытянулись по лицу. В глазах заплясали довольные искорки.

Ашера сплюнула кровь, не выпуская из вида противника. Вытерев губу тыльной стороной ладони, она нажала кнопку на гладком цилиндре. Выскочили несколько толстых энергетических шнуров с крючками. Оружие походило на кистень, но в очень модернизированной форме. Сначала цвет нитей отметился красным, но через мгновение сменился на серебристый. Одновременно с этим пропали крючья. Легкая улыбка и призывный взгляд выглядели однозначно: теперь бой начался по-настоящему.

Девушка напала первой. Обманное движение заставило Мохшина податься вперед. Согнув в коленях ноги и выгнувшись всем телом, будто танцуя лимбо, она откинула голову. Сокрушительный кулак мелькнул совсем рядом. Тут же крутанув не полный оборот в противоход удару, Ашера опустилась на одно колено и оказалась аккурат сбоку промахнувшегося парня.

По спортзалу прокатился громкий, обиженный возглас: «Аа!». Протяжность этого крика, наверняка, звучала бы дольше, если бы его не заглушила взорвавшаяся хохотом толпа. Даже капитан Арвэйн и иеромонах Эсхекиаль не смогли сдержать улыбки. Ашера, оказавшись на коленях, со всей дури влупила мини-кнутами по ягодицам мужчины, отчего тот просто не смог сдержать возмущения.

– Тварь! – потирая задницу, заорал Мохшин. Он стал красный, словно помидор. И злой. Очень злой. Ашера достигла цели: противник потерял свою внимательность.

Движения стали напряженными, удары сильными, но хаотичными. Попытки схватить уже не казались такими результативными. Резкие выпады успешно парировались. Отчаянная попытка реабилитироваться в глазах остальных понемногу лишалась всякой надежды. Сколько бы раз Марур не пытался схватить бывшую гимнатку, все оканчивалось очередным ускользающим выпадом. Все походило на какой-то странный, совсем неслаженный танец.

– Как отдохнули? – учтиво спросил Арвэйн Анман как только зашел в зал и поравнялся рядом с Эсхекиалем.

– Сносно, благодарю.

– Что с вашими? Есть продвижения?

– В синем все так же. Я придерживаюсь мнения, что отсутствие каких-либо новостей сейчас и есть лучшая новость.

– А как Неввид Индеверин?

– С периодическими успехами. Думаю, в скором времени у него получится волна, хоть он и не Проявитель. Я возлагаю на него большие надежды. Такому трудолюбию можно только позавидовать, – ответил храмовник.

– Вот а когда мы в детстве играли, то представляли себя волшебниками. У меня даже посох был. Знал бы тогда, что магия станет реальностью, не поверил бы, – усмехнулся Арвэйн, глядя, как Ашера со змеиной ловкостью уходит от очередного удара.

– Тут ее нет и капли. Магии не существует. Есть только торговля душой. Тут другое.

– И что же? – густые брови собеседника удивленно приподнялись.

Крестоносец повернулся и внимательно посмотрел в глаза капитану. После непродолжительной паузы он сказал:

– Не забивайте голову. Вам это не нужно.

Внимание его снова вернулось к бою. По заднице Марура еще раз хорошенько прилетело. Непроизвольная улыбка растянулась по лицу храмовника, которую он тут же скрыл, делая вид, что кашляет в кулак. Впрочем, этот знак тактичности был лишним, потому как смеялись все.

Собеседников отвлек помощник капитана – невысокий мужчина средних лет. Он ворвался в зал, запнувшись о металлический порог. Сразу бросились в глаза неестественная дрожь по всему телу и его смертельная бледность. Несколько секунд слова не могли вырваться из открывающегося рта, но потом все-таки смогли преодолеть невидимый барьер:

– Капитан Анман… вас на мостик… там Марс… – прерывисто дышал мужчина.

Даже не пытаясь выяснить в чем конкретно обстояло дело, капитан развернулся и быстро вышел. Эсхекиаль последовал за ним.

– Аши, давай! – искренне болел Неввид, в то время как остальные смотрели с нескрываемым интересом. Однако, выказывать каких-либо бурных эмоций не спешили.

Каждый из сидящих тут в свое время пострадал от обоих соперников, в большей или меньшей степени. По большому счету, не важно кто бы выиграл, исход боя устроил бы всех. Главное, чтобы схватка проходила активней и мордобоя было побольше.

Маруру удалось схватить Ашеру за руку, и с разворота ударить коленом в живот. Удар оказался настолько сильным, что та, согнувшись пополам, упала на четвереньки. Дыхание сперло. Из горла вырвался судорожный хрип. Какое-то время она совсем не могла пошевелиться, так как боль сковала все тело. Девушку схватили за косу, разок обернув волосы вокруг широкой ладони. К тому времени она уже упала на бок. Через мгновение ей и вовсе пришлось сесть на пятую точку, помогая двигаться всеми конечностями за тащившим ее бугаем. Марур волочил девушку по полу, не стесняясь дергать посильнее.

Все дружно посмотрели на капитана Хамомилле. На лице ее не мелькнуло ни тени эмоций, и ни один мускул не дрогнул. Руки Ашеры машинально потянулись к голове, с которой, по ощущениям, вот-вот должен быть снят скальп. Резкая боль пронзила мозг, и кистень чуть не вывалилась из рук. Девушке удалось перевернуться на живот, закрутив волосы еще сильнее. Резкая боль второй волной прошлась по телу. Однако, Ашера нашла в себе силы хлестнуть толстыми нитями, обмотав щиколотки противника. И тут же с силой дернула. Марур запнулся, потеряв равновесие. Он рухнул вниз, впечатавшись носом в пол. Падая, мужчина рефлекторно выпустил волосы, тем самым подарив девушке свободу. Больше мгновения ей не потребовалось. Запрыгнув противнику на спину, Ашера заранее втянула и снова выпустила нити своего оружия. Обвив ими шею мужчины, она начала его душить. В настройках усиливалась сила натяжения, нити затягивались все крепче и крепче. Навалившись всем телом, бестия не давала Маруру сменить своего положения. Тот задыхался и хрипел, наливаясь багровой кровью. Капитан вдруг оживилась.

– Ашера Гловшессинг! Отставить! Бой окончен! – громко и четко отдала приказ Миллен Хамомилле.

Это не подействовало. Там, в центре зала, клокотала ярость. Широкие ноздри девушки судорожно вздымались, она жаждала отмщения и намерена была его выбить.

– Отставить! Это приказ! – голос стал еще громче, и капитан сама направилась к сцепившейся паре.

Все притихли. Тишина из наблюдательной тут же превратилась в тревожную.

Второе предупреждение не прошло даром, и пальцы тут же разжались. Оружие упало на пол, втянув в себя все свои серебряные нити. Хрипя и кашляя, Марур судорожно принялся хватать ртом воздух. На красном лице вздулись вены. На шее осталась широкая красная борозда.

– Если не научишься контролировать свою злость, то тебе нечего делать в рядах красных, – сдерживая гнев, сказала Ашере капитан.

Подойдя ближе, Миллен склонилась над учащенно дышащей девушкой, не желая, чтобы кто-то слышал ее одобрительный тон:

– Займи свою позицию.

Марур, окончательно отдышавшись, с трудом встал и качнулся. Многие повскакивали с лавок, но помогать никому не пришлось. Мужчину поддержала Миллен Хамомилле, подставив ему свое широкое плечо.

– Чего уставились?! Продолжаем тренировку! Ваши враги не люди, а монстры! Все к тренажерам! – отдала она приказ, когда пострадавшего отвели в лазарет.

Стоял полумрак, в который врывались вспыхивающие и тут же затухающие огоньки на массивном пульте управления. Он занимал практически половину рубки, описывая аккуратный полукруг напротив входного шлюза. Щелкающие, журчащие и пищащие звуки давали знать, что жизнь теплится в корабле как в большом, сильном и надежном существе. Над панелью возвышался массивный экран в два человеческих роста и с десяток метров в ширину. На него транслировалась обстановка вокруг судна.

Экономия энергии добралась и до капитанского мостика. Многие не находили в этом минуса. Отсутствие массивного освещения не мешало эффективно выполнять ежедневные, рутинные манипуляции. Находясь в самом центре корабля, отсек защищался от внешних воздействий. Он сохранял свои функции даже в экстренных ситуациях, связанных с повреждением корпуса судна. Вся необходимая информация выводилась на экран, включая данные телескопической и навигационной связи. Правда, последние несколько лет эта связь не отличалась особой эффективностью, способная прощупывать обстановку только до ближайшей аномалии. Разрывы поглощали все сигналы, проходящие сквозь них и, нередко, на миллионы километров вокруг. В этой ловушке оказались сотни тысяч путешественников, блуждавших по космосу, словно слепые котята.

Мужчины стояли посреди помещения, вслушиваясь в хрипящие, захлебывающиеся помехи.

– Т-только что было, есть запись, – запинающимся голосом в третий раз повторил помощник. – Мы пытаемся поймать еще раз…

Анман жестом руки велел ему замолчать и даже чуть наклонил голову, будто это поможет услышать нечто большее. Связист старательно что-то нажимал и подкручивал, и, казалось, шепотом матерился.

– В.…е, это Марс…– звучали обрывки слов, появляясь и снова пропадая.

Какое-то время это еще продолжалось. Потом шипящий голос стал отчетливей, и вскоре фразу уже можно было разобрать целиком. Все на мостике услышали прерывистое, но четко слышимое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших». И потом сразу, практически без перерыва то же самое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших»… – Далее – по кругу. Бесконечному, убивающему своей реальностью кругу.

Капитан стоял посреди полумрака, переняв смертельную бледность от своего помощника. Мелкая дрожь охватила все его тело. На лбу выступил холодный пот. Не отрывая невидящего взгляда от чего-то скрытого в темном пространстве, Анман стал хлопать себя по карманам, пытаясь найти сигарету. Сам он давно уже не курил, но всегда носил одну с собой как напоминание о победе над вредной привычкой. За одно и как тренировку собственной силы воли.

Найдя устройство во внутреннем кармане кителя, он едва не уронил его, пытаясь включить голографический элемент имитации горения. Когда это все же удалось, руки окончательно перестали слушаться. Дрожь стала настолько сильной, что вскоре перекинулась и на плечи. Пальцы одеревенели. Сигарета никак не могла попасть в рот, предпринимая попытку упасть во второй раз.

– Господин Анман, что это значит? – помощник большими, испуганными глазами смотрел на своего непосредственного начальника.

– Это значит, что все, кого ты знал на Земле – мертвы, – с леденящей душу холодностью ответил капитан, глубоко, нервно и смачно затягиваясь химическим дымом.

Связист сидел, склонившись над приборами и обхватив голову руками.

Затяжки продолжались одна за другой, практически без перерыва. Помещение все больше наполнялось тягучим смогом. Очевидно, в голове капитана протекал тяжелый, не совсем хладнокровный анализ. В воздухе ощущался лихорадочный мыслительный процесс. Курение длилось не больше минуты, хотя, казалось, время замерло, и прошла целая вечность.

– Завтра мы прыгаем. Хватит плутать и прятаться, – уверенно, с металлическим отливом в голосе заявил Арвэйн Анман.

Эсхекиаль, все это время стоявший неподвижно и хранивший молчание, незамедлительно возразил:

– Я считаю это поспешным решением. Гибель Земли не должна быть причиной необдуманных поступков.

– Гибель Земли?! Вы хоть слышите, что говорите? – губы капитана дрожали. – Вы хоть осознаете, что произошло?!

– Я все осознаю. Случилась трагедия. Большая часть цивилизации погибла, – с расстановкой отчеканил храмовник. – Сейчас мы обязаны сохранить ту, что осталась в живых.

– Капитан здесь я, и решения принимаю я, – все больше начал выходить из себя Арвэйн, из последних сил стараясь сохранить официальный тон.

– Может, вам напомнить, как вы стали капитаном?

Это был удар ниже пояса. Неожиданный, и в какой-то степени недостойный. Напоминать не имело смысла. Это время и так не мог никто забыть. В условиях тотального дефицита пилотов Арвэйна назначили помощником действующего капитана, много лет управлявшего военным штурмовиком, и имевшего в этом солидный опыт. Будучи военнообязанными, все гражданские пилоты экстренным образом распределялись на все мыслимые и немыслимые космические корабли. Те, что в состоянии были долететь до Марса. К сожалению, научиться тонкостям управления военным судном у своего начальника Арвэйн не успел, так как тот погиб в первые месяцы полета. А вот то, как это произошло, до сих пор снилось ему по ночам.

Там, в тревожном забытье, он видит красные угольки глаз, нависающие сверху. И кровь, стекающую на грудь со жвал густой, еще теплой массой. Не его кровь. Помнит то чувство, когда пытался уползти, но ноги совсем не слушались. Руки скользили по липкому кровавому полу, натыкаясь на останки тел. Видит оторванную голову своего капитана и кричит. Каждую ночь. Обычно на этом моменте мужчина всегда просыпался в поту. Арвэйн мог бы навсегда остаться там, в своем сне, если бы не Эсхекиаль, пришедший вовремя на помощь. Он в последний момент вырвал жертву из когтей хищника, спалив его мощной волной.

– А, может, это вы объясните мне, как вы, лучший из лучших, оказался на каком-то задрипанном кораблишке, а не на огромном лайнере с богачами? – парировал в ответ офицер.

– Пути Господни неисповедимы, – пространно ответил храмовник.

От этой фразы у Анмана окончательно сорвало крышу. Он больше не сдерживал себя. Губы его дрожали от злости. Глаза заблестели нездоровым блеском.

– Немыслимо… И где же он был, когда умирали люди? Женщины, дети? Где он был, когда погибала целая планета?! Где были все ваши доблестные крестоносцы? Что они сделали? Ничего! Ничего уже не вернуть! Грош цена вашей вере и вашим молитвам! Ничего не помогло! А знаете почему? Потому что херня это все. Думаете, что вы умнее других? Вы…Вы… – задохнулся мужчина, не в силах договорить остаток фразы.

– Скажите мне это.

– Гребаный фанатик, – выпалил Анман, освободившись от тяжкого груза, давящего изнутри.

Храмовник вздохнул, почувствовав, как нечто очень массивное вырвалось из груди. Не было ни злости, ни обиды или непонимания. Осталось только облегчение, что более осязаемая боль отвлекла от самого страшного.

– Завтра важный день. Нужно всех подготовить, – после долгой паузы сказал Эсхекиаль.

Затем, не желая продолжать разговор, просто вышел.

– Плейдлинн, оповести всех. Пусть бойцы подготовятся, а гражданские не высовываются, – из-за накатившей вместе с никотином слабости ноги стали ватными.

– А… Насчет Земли… – лишь только заикнулся связист, как его тут же оборвали.

– Ни в коем случае.

– Раз, два, три, четыре… Так, а где же Фидгерт с Анной? – с толикой раздражения спросил бортовой инженер Цефеид, что-то настраивая в открытых капсулах гибернации.

– Не ругайся, Медея приведет их с минуты на минуту, – попыталась успокоить его Симона. – У нас ведь еще есть пара часов.

Суетясь вокруг, она пыталась привести в порядок весь тот хаос, что ворвался вдруг в привычное положение вещей. Тридцать две капсулы из сорока уже получили своих безмолвных обитателей. Погруженных в сон, граничащий со смертью. Это была тонкая, еле уловимая грань, умело поддерживаемая техникой в таком равновесии, чтобы жизнь не переступала черту невозврата. Состав команды, введенный в состояние гибернации, подбирался самым логичным способом: те, кто не мог вести бой и те, в ком не было острой необходимости в обслуживании корабля во время прыжка. То есть детей, стариков и обслуживающего персонала, не относящегося к инженерным профессиям.

– Никого с верхних не будет? – из рук женщины предательски выскользнула колба с концентратом перегноя и звонко шмякнулась об пол. Не разбилась, но расплескала все содержимое. Которое тут же растеклось обширной, дурно пахнущей жижей.

– У них щиты. Если нет стопроцентных гарантий, эти сволочи и носа сюда не сунут, – инженер закончил проверку тридцать третьей капсулы, и принялся за следующую.

– Цефеид, а вдруг не сработает? Я боюсь за детей, – она обеспокоенно повернулась к мужчине, вытирая о штаны запачканные бледные ладони.

– Не волнуйся. Если тогда сработало, то сейчас и подавно.

– Но, ведь двое умерли… – испуганно прошептала Симона.

– Некоторые твари вызвали кое-где замыкание. В системе было слабое место. Я уже давно его устранил, и сейчас как раз все перепроверяю. Волноваться совершенно не о чем, – Цефеид постарался уверить в своей правоте испуганную женщину.

В оранжерею вошла Медея с детьми. На этот раз ботинки надели на Анну. Мальчик шел только в носочках, замотанных вокруг ножек и подогнутых сверху. Никто не рассчитывал на детей в космосе, тем более, на такой долгий период. Приходилось выкручиваться. Когда троица дошла до капсул и обеспокоенной матери, девушка присела на корточки перед Анной и Фидгертом, и крепко-крепко обняла их по очереди.

Медея никогда не любила детей. На Земле они казались ей избалованными, капризными и наглыми. Будучи еще совсем маленькой, ей доводилось сталкиваться с себе подобными. Тогда не возникало никаких иных чувств, кроме недоумения и некой доли отстраненности. Может быть, потому, что сама она росла тихим, замкнутым ребенком и чрезмерная активность других ее пугала. В душе всегда вертелось смутное чувство, что все должно быть не так. Но как именно должно быть, так и осталось непонятным. Все изменилось, когда на истерзанном корабле родились двое прекрасных малышей, никогда не знавших, что значит получать все в избытке. Отсутствием контроля тут и не пахло. Малышня росла в условиях ограниченных ресурсов и строгих требованиях к дисциплине. Только изредка случались поблажки в виде возможности резвиться и почти беспрепятственно передвигаться по кораблю. Мелюзгу все принимали с добротой, и особенно «тетя Медди», которая в свое время переменяла не один десяток пеленок. Дети резко отличались от тех, что она помнила из Земной жизни. Иногда и в голове не укладывалось, как такое вообще возможно. Может, поэтому Медея к ним так привязалась. Хотя, может, еще и потому, что Фидгерт, несмотря на свой юный возраст, чем-то напоминал ей двоюродного дядюшку Ридау. Она не часто виделась с ним на Земле, но все воспоминания, связанные с теми временами, остались в памяти очень теплыми.

– Мамочка, – сидя в открытой капсуле Анна крепко обняла Симону за шею.

Уже без ботиночек, в неумело сшитом платьице. Светлые кудри падали на маленькие плечики, к концу и вовсе превращаясь в сплошные завитки.

– Все будет хорошо. Ты просто заснешь и сразу проснешься, – с нежностью в голосе сказала женщина, поцеловав дочку в маленький лобик.

– А бабаек не будет? – большие голубые глаза с доверием смотрели на мать.

– Бабаек не будет. Мы вас спрячем, и они вас не увидят.

– Я тебя люблю, – девочка снова прижалась к груди, теперь уже крепко-крепко, так, что оторвать ее оказалось совсем не просто.

– Жизнедеятельность при гибернации сведена к нулю. Это не жизнь и не смерть. Они их не учуют, – успокоила Симону Медея, после того, как включилась подготовительная фаза сна.

Бледная ладонь лежала на плече матери, обнимающей холодное стекло своим телом. Несколько крупных слез Симоны упало на прозрачную поверхность, так и не коснувшись бархатной кожи дочери, лежащей по ту сторону.

Эсхекиаль Каэрдевр тяжелой поступью поднимался на второй ярус космического штурмовика. Там находилась обширная площадка с модулями экстренной эвакуации. Их потеснили к правым шлюзам, оставив довольно пространства для того, чтобы иеромонах смог сделать то, что должен. Мужчина всем телом чувствовал не только разбитость, но и слишком затянувшуюся, ставшую хронической усталость. Возраст, только переваливший за пятьдесят, ощущался гораздо большим. Руки уже успели покрыться морщинами. Глаза приобрели свою бесцветность. Слишком много боли хранилось в измученном сердце, всеми силами противившемуся происходящему. Потерянная форма могла сильно сказаться на результате, но в сложившейся ситуации поздно было давать задний ход. Капитан категорически отвергал все просьбы о необходимости немного подождать, чтобы набрать нужную силу. Все разговоры об этом воспринимались в штыки, и рассматривались как попытка оттянуть момент прыжка. Даже если бы Эсхекиаль не согласился, он бы все равно состоялся.

«Красные» стояли на верхних ярусах и смотрели сверху, не скрывая своего любопытства. Ожидая фееричного зрелища и того момента, когда можно будет подойти ближе. Ожидая настоящего дела. Всем уже порядком поднадоели бесконечные тренировки без возможности проявить свои навыки. Особенно жаждала этого молодежь, попутно выясняя между собой, кто же из них все-таки сильнее. «Красных» не допустили слишком близко, ибо сила Проявителя могла подействовать и на обычных людей. Вызвать тошноту, потерю координации и сознания. Случалось, что в своей наивысшей точке концентрации волна могла сжечь и человека. Правда, происходило это крайне редко и только в том случае, когда Проявителю в пылу схватки приходилось выбирать между убийством скопища монстров и жизнью стоящего на пути «счастливчика». К счастью, люди, имеющие сопротивляемость, противостояли такому воздействию. Именно по этой причине «синие» и «зеленые» на момент первичной проявляющей вспышки располагались ближе всех к храмовнику.

Рядом с Эсхекиалем стояла Медея. Таковое принципиальное решение не встретило у капитана сопротивления, а девушка не смела ослушаться приемного отца.

На весь корабль прозвучало сообщение: «Внимание! Включен подпространственный телепорт. Экипажу приготовиться к прыжку».

Храмовник уже стоял на коленях, держа на уровне глаз оформленную в виде креста гарду меча. Голубоватые нити стекали с рукояти на лезвие и прятались под длинными ладонями. Губы Эсхекиаля двигались, отпуская на волю слова, произнесенные за жизнь уже несчетное количество раз. Тело Проявителя понемногу стало испускать слабый рассеивающийся свет. Постепенно он, раздуваясь и мерцая, усиливался. Взгляд храмовника потерял свои зрачки. Изменившись, глаза запылали холодным белым Пламенем. Оно танцевало и извивалось, выходя за границы глазниц.

Время остановилось. Медея успела только сделать вдох, отчетливо слыша, как воздух вошел в легкие. На мгновение гравитация исчезла. Тело стало невесомым. Пространство схлопнулось.

[1] Напрасно стараешься, тебе с ним никогда не сравниться (фр.)

Продолжить чтение