Читать онлайн Чародей без башни бесплатно

Чародей без башни

ГЛАВА 1. КУДА ПРИВОДИТ ОХОТА ЗА РЕЛИКВИЯМИ

Арий Синдибум работал в лавке старьёвщика шестой день. А до этого крутил стрелки часов на колокольне, пел завлекательные песни у магазина сладостей и расчёсывал злющих охотничьих кошкоморов. Думаете, мелковато? Он и сам так думал, тренькая пальцем по медному колокольчику на старом исцарапанном прилавке. Пусть и не дипломированный, но всё же чародей. Вот только чародеи без свитка, провалившие выпускной экзамен, в Дырявой башне даром никому не нужны. Ими тут, почитай, все лестницы забиты. Сидят, стесняются, милостыню просят.

Синдибум в сердцах двинул колокольчик и тот плюхнулся на пол. Дверь мелодично заскрипела: «За-Хо-Ди-Те к Нам Ско-Рей», и в лавку ввалился Хвыщ, подмастерье зеленщика. Такой же выпускник-страдалец. Только тощий, несуразный, с ног до головы покрытый ржавыми веснушками.

– Погнали чары против гарпий заряжать, что ли? Подруга твоя продаёт.

– Спятил? – отмахнулся Арий. – Если Голун вернётся, а барахолка закрыта – неделю даром буду пахать. А у меня и так в карманах только мурашки водятся.

Ему хотелось повидаться с Марой, но выйдет себе дороже. Она-то испытание прошла и получила заветный свиток, а ему, кроме «увлекательной» работы, похвастаться нечем. Да и с хозяином лавки лишний раз ругаться не хотелось. Отношения и так были непростые, того и гляди выгонит.

– А если примчится хор гарпий, а лавка без защиты будет, ты и после смерти ещё отрабатывать будешь. Сделают из тебя скелет, как из Татошки, который мешки с брюквой на кухню перетаскивает, и будешь вкалывать до скончания времён, пока течёт энергия.

Синдибум про поварёнка, конечно, слышал, но не верил. Мало ли что в Дырявой башне болтают. Вон, у высшего мага якобы балдахин озверел и двух слуг сожрал. А их потом в городе Передудле на ярмарке видели, сидели себе, семки лузгали да вениками-самомётами торговали. Так что все слухи можно делить натрое, и то оставшееся брехнёй окажется. В башнях всегда так: новостей мало, вот из малюсеньких мушек огнедышащих драконов и делают.

– Не могу, – замотал головой Арий, – у меня покупатель-транжира.

Хвыщ с сомнением взглянул на согнувшегося возле полок старика. Света потолочных ламп не хватало, и согбенная фигура в потёртой, заплатанной мантии походила на чучело, набитое опилками, случайно упавшее со своего места, среди других, таких же сомнительных реликвий.

– Ну, как знаешь, когда будешь скелетом мешки грузить, на меня не пеняй, что ли, – буркнул подмастерье зеленщика и скрылся за дверью.

– А! – скривился Синдибум. – Хоть работа постоянная будет.

«Транжира» и у него самого вызывал большие сомнения. От такого, как от чародейских субботников, хлопоты одни. Странно, что сморщенное лицо никак не всплывало в памяти. Не из другой же башни он пожаловал в самом деле. На таких слабых ногах, да ещё в таких драных тапках и до портала-то не дойдёшь.

Покупатель поднял голову и уже в пятый раз спросил:

– А сушёной брюквы нет?

– Только позапрошлогодний урожай, – зверея, пробормотал Арий.

– Что? – не разобрал старик, выставляя ухо с приложенной ладонью.

– Возьмите волшебный горшок, – как можно вежливее предложил Синдибум. – Он из очисток суп варит. Вкус, правда, как у очисток, но сытно.

– А из брюквы что сварит? – прошелестел покупатель.

– Брюкву, – угрюмо отозвался Арий.

– Такой горшок у меня уже есть. Сушеной брюквы нет.

Синдибум приготовился наплевать на магический закон, запрещающий колдовать без свитка, и превратить транжиру в клыкастого жабёнка, но в лавку метеором влетел хозяин.

– Сопли на руку наматываешь? – взревел Голун и окинул грозным взглядом полки вдоль стен.

Всё накопленное им барахло – магическая дырка от бублика, которую один сумасбродный чародей из Кривой башни использовал, как чернильницу, уже упомянутый горшок, чей создатель был повёрнут на диетах, от которых и скончался. Гаечный ключ единственный в башне подходящий к механической лебёдке Бездонного колодца, в котором два года назад пропала вода, если уж по совести, совершенно никуда не годились и не заинтересовали бы даже полоумного старика. Ну, разве что череп первого привратника Плюгавой башни. Он иногда травил убойные байки, хотя чаще нёс откровенную чушь. Да и характером обладал примерзким.

– Ничего не продал, – разочарованно выдал хозяин. – Живёшь за мой счёт, жируешь. Сосёшь мою кровь и не морщишься.

– Закон о магии запрещает пить кровь натощак…

– Цыц! – гаркнул Голун. – Когда ты последний раз червяка заморил, бабушке расскажешь. А умничать будешь, чародей недоученный, когда продашь хотя бы лапу-хваталку. А это кто? – пробормотал он, подходя поближе.

Арий перегнулся через прилавок. В живот упёрлось перо для записи расхода и прихода товаров, и щекотало, поэтому он едва сдерживал улыбку.

– Тот, кто повысит ваше уважение ко мне, – собравшись, серьёзно проговорил он. – Мы почти договорились насчёт горшка для очисток. Но он хочет скидку. Или… – Синдибум заговорщицки вытаращил глаза, ему всегда казалось, что так он особенно убедителен. – Мешок сушёной брюквы.

– А кнежлики у него есть? Горшок не меньше трёх сотен стоит.

– Не видел, но слышал, как звенят, – в тон ему прошептал Арий.

У транжиры не смотря на внешность бродяги, и правда, из-под плаща выпирал внушительный кошель, через который просвечивали зелёные огни кнежликов. Наверное, всю жизнь копил, экономил на одежде, обуви и приличном жилье. Зато теперь решил шикануть, с такими-то сбережениями есть, где разгуляться. Можно было представить, как сияющие сферы перекатываются, ударяются друг об друга, возвещая презрительным перезвоном: «Нас так много, что на нас можно купить всю лавку».

Хозяин погладил длинные соломенные усы на красном заплывшем лице и поправил шапку с пером. Спрятал руки в карманы толстой шерстяной безрукавки и нервно зашевелил ими, будто уже пересчитывал чужие кнежлики. Он не отличался особым умом, но легко надувал легковерных простаков.

Синдибум сполз с прилавка и невольно взглянул в длинное зеркало, спрятавшееся в углу за стойкой продавца. На него уставилось узкое скуластое лицо с пухлыми губами, вздёрнутым носом и хитрыми карими глазами украшенными озорными рыжими крапинками. Комплект портили оттопыренные уши и совершенно лысая голова. Именно ей, этой упрямой голове, и достанется, когда Голун разберётся, что к чему. Арий всё понимал, как в тот раз, когда вызывал огненную шутиху, спалившую его волосы, но остановиться не мог.

– Ладно, – решился хозяин. – Ты пойдёшь к смотрителю Конусмастеру за новой реликвией, а я уж сам облапошу этого достопочтенного господина.

– Лапошьте на здоровье, – выкрикнул Синдибум, подцепил лапу-хваталку и, выскочив из-за стойки, понёсся к выходу.

– Что? – вздрогнул старик, чуть не подпрыгнув на месте.

– Вы сделали мудрый выбор, – заверил его Голун. – Горшок работает надёжнее часов на колокольне. Вы не пожалеете…

Арий двинул в дверь ногой и под прощальный скрип «При-Хо-Ди-Те к Нам Сно-Ва» выбежал на широкую лестницу, обвивающую всю Дырявую башню. За мраморными перилами с толстыми округлыми балясинами покачивались верхушки древних елей, которые по высоте не доходили и до трети башни. Кувыркались на крыльях ветра и шипели охотящиеся кошкоморы. Милые на вид, с кисточками на треугольных ушах и обаятельными мохнатыми мордами с пронзительными глазами, они могли бы утащить даже чародея, но настороженно вертелись, выискивая добычу помельче. Подрагивали в напряжении мускулистые лапы, пряча и выпуская когти. От нетерпения били по воздуху лохматые хвосты и изгибались отдающие синевой спины, за которыми трепыхались едва различимые, полупрозрачные крылья.

Со шпиля башни выстреливал чёрный луч и вдавливал посреди неба чернильное пятно циферблата Дененочных часов. Они в точности повторяли хоровод двенадцати башен по краю гигантской долины, и Дырявая уже подползала к полувечеру. Она упорно продвигалась сквозь лесную чащу на встречу, пока еще невидимой, но неумолимо приближающейся тьме. В шесть часов вечера Благие земли закончатся, и начнётся Злыстная половина. Тогда уж держись! Самые добросердечные чародеи, и те озвереют. Арий планировал вернуться до этого времени домой и радовался, что может повалять дурака и даже раздобыть что-нибудь ценное в катакомбах. Со времён Бесконечных войн сохранилось много реликвий и если натренироваться, то можно было «выхватить» очень дорогой артефакт.

Раньше башен было тринадцать и они не двигались, как сейчас, а стояли себе смирненько в местах сосредоточения силы. Защищали долину от окружающей её со всех сторон злысти – невидимой глазу тёмной энергии, пока не случилась беда, тринадцатая лопнула, как пузырь в котле алхимика, и осыпалась горой зачарованных камней. Вроде маги не совладали с особенно разрушительным заклятьем, но кто его теперь разберёт, всякое болтают. Что их верховный маг сдурел и специально решил залить долину злыстью. Что один гениальный колдун из-за неразделённой любви возненавидел весь мир. Что старый домовой случайно сбил сложные чары. Главное, что волшебная защита без тринадцатой башни прохудилась, и через прореху в долину хлынула самая черная злысть. Бурля и пузырясь от злобной радости, она затопляла земли вокруг башен и проникала в головы чародеев. Когда прореху удалось закупорить новыми заклятьями, злысть уже покрыла половину долины, расплескавшись до самого Передудля в центре. Рассеять её не смогли даже самые могущественные волшебники. С тех пор по Благой половине струится светлая, лучистая магия, разгоняя недобрые мысли даже в самых беспощадных головах. А на Злыстной стороне клубятся такие чёрные тучи, что самый смирный и порядочный поедатель брюквы враз превращается в безумного изверга.

Жители осквернённых земель потянулись на светлую сторону. Но там им не шибко обрадовались. Прокормить всех желающих не было никакой возможности, поэтому беженцы быстро превратились во врагов. Тогда обезумевшие от злысти колдуны напали на своих более счастливых собратьев и воевали, не щадя заклятий, яростно и беспощадно. А когда Бесконечные войны почти опустошили обе половины, а жить на бескрайней свалке среди не рассеявшихся чар и наколдованных чудищ стало слишком опасно – чародеи попрятались в башни. Тогда уж, как ни крути, пришлось договариваться. Вот только постоянно жить в средоточие злысти никто не хотел. То ещё удовольствие вставать каждый день не с той ноги, будто муху проглотивши. Так что посматривали на торчащие на Благой половине башни с жадностью. Пришлось самым башковитым волшебникам пораскинуть мозгами. Много посохов погнули и колпаков помяли, но всё-таки придумали достойное решение. Два молодых чародея соорудили чудесные механизмы и с помощью древней скрижали управления заставили все двенадцать башен двигаться вокруг долины, переезжая с одной стороны на другую, чтобы колдуны не слишком бесновались, но и чересчур не добрели. Не плохо и не хорошо – средне, как было всегда. За спасение долины молодые чародеи получили высокую награду: сверкающие троны в Передудле, звание мегамагов и ежемесячные подати от всех двенадцати башен.

С тех пор Дененочные часы отмеряют время добра и зла. Так что живут в башнях в счастливой гармонии. Ну а кто бы не хотел быть белым и пушистым, когда временами можно стать чёрным и безжалостным? Тем более что поводов для злости хватает.

На одном с лавкой старьёвщика ярусе Дырявой башни, кроме сумасшедших травников, обитающих в крошечных флигелях, прижавшихся к стене, завелись пекарь, портной и зеленщик. Самые первейшие вредители. От липких сладостей у всех болели зубы. В уродливых костюмах отказывались ходить даже нищие чародеи без свитка, а жухлую траву сослепу можно было спутать с соломой. Такой только матрасы набивать. На таких и без всякой злысти обозлишься. А кроме этих и других хватало. Недаром говорят, что в каждой башне обитает столько негодяев, сколько кривых ступенек на её лестницах. А таких больше половины.

Синдибум тоскливо взглянул на широкий балкон перед лавкой. Новая стажёрка высшего мага меняла камни с рунами для зарядки волшебного щита от гарпий на кнежлики. Из-за Мары у него ещё во время учёбы распушался «хвост» и пропадали остатки здравомыслия. А после того, как она сдала экзамены и получила свиток, перед ней хотелось танцевать и жонглировать пряниками с помадкой. Этой ведьмочке, и без того слишком красивой, безумно шёл высокий чёрный цилиндр со сверкающим знаком Дырявой башни: золотым треугольником, похожим на кусок прогрызенного сыра. Рыжие волосы струились по чёрному платью, доходя до талии, и лишали Ария даже крох благоразумия.

Сунув лапу-хваталку подмышку, он заносчиво протолкался через редкую очередь, здороваясь с теми, кого ещё не видел, и отвесил шутовской поклон Маре.

– У тебя сегодня необычайно привлекательный нос. Это магия?

– Это наследственность, – не глядя, отмахнулась она, поправляя развалившуюся стопку камней с рунами. – Тебе одну?

По очереди прошла рябь негодования. Синдибум хорошо знал соседей, если что, могли побить без всяких там заклятий, поэтому перегибать не стал.

– Я и без щита надёжно защищен твоей любовью, – торжественно проговорил он и, зашевелив пальцами, ловко вытянул у неё из-за уха цветок плетистой розы.

– Тебе нельзя колдовать…

– Это фокус!

– Тогда отойди и не мешай! – отмахнулась Мара, но цветок всё же прицепила на платье.

Синдибум хотел возразить, но из очереди вылезла Зудочка.

– Арюшечка, – запела она писклявым голоском. – Мы уже два дня не виделись. Ты меня избегаешь?

– Арий, – буркнул он, и, видя, что Мара не смотрит, попятился. – Занят. Реликвии целыми днями перекладываю. Только работа сделает из меня порядочного жителя Дырявой башни, как говорит Голун. Насколько порядочного, не знаю. Он очень громко орёт. Я, кажется, начал глохнуть.

– Куда же ты идёшь? – не отлипала Зудочка, вытягивая тонкую шею из огромного жабо.

– Чего-чего? – переспросил Синдибум, выставляя ухо, и покосился на её бледное, острое лицо с колкими глазами, едва торчащее из пышного воротника.

Однажды она потеряется под своими розовыми кружевами, лентами и оборками, и сгинет в них навсегда. По крайней мере, Арий на это надеялся. Иначе так и будет выслеживать его повсюду и изводить комплиментами.

– Хозяин отправил в катакомбы, – всё же ответил он, прибавляя шагу.

– Выхватывать реликвии? Как романтичненько!

Зудочка не отставала. Платье подпрыгивало и волочилось по грязным ступеням, но она даже не замечала. Перекинула розовый зонт в другую руку и подцепила Синдибума под локоть.

– Я могу помочь. У меня чутьё на всё блестященькое и сверкающее.

– А у меня на пинки и подзатыльники. Конусмастер незваных гостей ой как не любит.

– Этот безумный хватун? Он же совершенненько ничего не смыслит в стоящих вещах.

Трудно не согласиться. Смотритель и, правда, находил одно барахло. Ему повезло всего четыре раза, но даже дырка от бублика, горшок, гаечный ключ и череп никак не продавались. Хотя у других выхватывать получалось не намного лучше. Болтали что в других башнях есть настоящие мастера, а у мегамагов их целая армия, но своими глазами Арий таких хватунов не видел. В Дырявой башне этим занимался один Конусмастер и к своему ремеслу никого не допускал.

– Зайду к тебе на обратном пути, – соврал Синдибум. – Торопиться надо. Через три ступени прыгать, чтобы Голун не взбесился.

– Я буду ждать вечненько, – пообещала Зудочка, посылая воздушный поцелуй.

Отделавшись от неё, Арий быстрее заскакал вниз по лестнице мимо высоких колонн, похожих на поющих гарпий. Это розовое недоразумение приклеилось к нему во время прежней работы, когда он пел у магазина сладостей: «Лучше наслаждения и нету, чем затиснуть за щеку конфету», и набило порядочную оскомину. Он даже скривился, но на площадке у таверны «Гадкая виверна» перемахнул через парапет на узкий карниз. Далеко под ногами шуршали деревья и проносились улепётывающие от кошкоморов звонкие птицы. Одно неловкое движение, и проверишь, за сколько долетишь до подножья башни. Но если вдаль не смотреть, а прижаться к стене и ползти, через двадцать шагов можно юркнуть под арку, и до катакомб будет рукой подать. Да и через ярус Быстрогонов идти не придётся. С братьями-курьерами у него давние счеты. Чародеи они средние, да к тому же не шибко умные. Так что Синдибум привык подшучивать над ними ещё со времён учёбы. А последний раз прокрался на почту, где они работают, и набрызгал им на посылку увеличивающего зелья. Ну, она и вымахала во время доставки в другую башню со здоровенную шишигу. Они её, конечно, сразу бросили и дальше полетели, но дуются до сих пор. Мстить собираются. Совсем шуток не понимают.

Он добрался по карнизу до узкой арки и толкнул скрипучую решётку. Лапа-хваталка мешала, но куда без неё. Если поторопится, успеет пошарить в мусоре без присмотра Конусмастера. Ну, а раздобыв приличную реликвию, сможет и выпускной экзамен повторно сдать. Полторы тысячи кнежликов – и свиток у него в кармане. Глядишь, и в первую тройку магов пробьётся. Тогда уж Мара никуда не денется. Кто от такого выгодного жениха откажется? А то она последнее время сильно охладела, и как будто избегает встречаться с ним с глазу на глаз.

Синдибум протиснулся в тесный лаз и, растопырив руки, поехал вниз. Скат закручивался и улетал вдоль стен гигантской башни на самые нижние ярусы. Скользкий желоб подскакивал и петлял так, что Арий посбивал локти, но всё равно улыбался. Кататься – не по ступеням скакать. Бегая сверху вниз можно целый день убить, и ничего не успеть. А уж карабкаться по лестнице снизу вверх и вовсе удовольствие сомнительное. Как-то раз в детстве он целый день носился туда-сюда и посчитал, что в Дырявой башне ровно три тысячи четыреста сорок четыре ступени.

Съехав до катакомб, он спрыгнул на пол и отряхнулся. В затхлых коридорах прошли самые лучшие деньки. Тогда они ещё не думали о будущем и мечтали о всяких пустяках: трёхметровом пирожном или домовом, который за тебя уроки делает. Хотя Мара и без помощника хорошо училась. Она всегда добивалась своего. Захотела быть старостой – стала. Решила выбиться в лучшие ученицы – пожалуйста. Без посторонней помощи, одним упорством. Тем более и помогать-то было некому. Родители сгинули ещё во время Бесконечных войн, а тётка, с которой она жила, интересовалась только самой собой. Так что волей не волей, кроме как на себя, больше рассчитывать не на кого.

После учёбы они бегали в катакомбы. Посмотреть, как светятся в темноте огненные улитки, да поиграть в прятки на желания. Он улыбнулся. Когда находил Мару, она целовала его в щёку. Когда она находила, он целовал. Беспроигрышная игра: «Лучше наслаждения и нет».

В сумрачных катакомбах едва светился неровный потолок, а по полу шарили лохматые вертихвосты. Выискивали угощенье. Кроме маленьких носатых чудиков с длинными пушистыми ногами, такими же мохнатыми хвостами и большими круглыми ушами, на огненных улиток никто не зарился. Горькие, жгучие и безвкусные. Синдибум однажды попробовал. Всё равно, что зажжённую свечку жевать.

Свернув три раза налево, он вышел к тупику с открытым люком. Заглянул в светящуюся перламутровым сиянием дыру и крикнул:

– Господин Конусмастер! Вы дома?

И не услышав ответа, спрыгнул вниз. Его подхватила вязкая, раскачивающаяся, как перина, пустота. Но стоило опустить руки и прижать к ногам, как послушные, давно наведённые чары потащили вниз через переливающуюся, наполненную искрящимися огнями шахту. Стены разлетались в стороны и скоро потерялись из виду, растворившись в перламутровом блеске. Но когда ноги коснулись дна, Синдибум хлопнул в ладоши и заклятье рассеялось. Он добрался до подножия башни. В огромный зал прорывался грохот и скрежет механизмов, тянущих её через долину. Пол подрагивал, отзываясь на монотонный гул, и Арий поначалу взмахивал руками, чтобы не упасть.

Сияние осталось над головой, но в зыбкой темноте переливались изумрудные сферы кнежликов, скатывающиеся в топку. За движение башни тоже приходилось платить. Магам со свитком хорошо, сплёл заклятье, и нерастраченная на колдовство энергия сгустилась и превратилась в блестящий шарик. Шесть разрешённых стажёру заклинаний в день, шесть кнежликов. У Синдибума даже был доставшийся от отца кошелек, в котором они появлялись во время колдовства, вот только пользоваться магией он не мог, и о стабильной прибыли оставалось лишь мечтать. А когда ворожить нельзя – приходится вкалывать, иначе клади зубы на полку и помирай с голоду.

Во мраке рычало пламя, и по раскрасневшимся трубам с шипением нёсся пар. Поднимались и опадали металлические колена, заставляя крутиться невидимый вал. Из-под пола на грязную ленту выплёвывало комья земли, камни и отрубленные корни. Механические клешни сгребали всё в одну кучу и толкали дальше, пока тёмная каша не срывалась в перекошенную железную пасть.

Синдибум подошёл ближе. Среди мусора нет-нет да и поблёскивали разные штуковины. Показался и исчез бок зелёной бутыли. Мелькнул искорёженный трезубец бронзового подсвечника. Разметало по сумраку отблески треснувшего зеркала.

После Бесконечных войн осталась куча всякой всячины. И на Благой, и на Злыстной стороне маги понамастерили столько всего нужного и бесполезного, опасного и безвредного, что это волшебная мешанина покрывала всю долину. А башня, проезжая, распахивала землю и всасывала эти «сокровища» в свои недра. Мегамаги придумали такую конструкцию намеренно, чтобы потихоньку очистить свалку и вернуть долине былое великолепие, по крайней мере, на уроках говорили именно так. Не всю же жизнь колдунам скрываться в башнях. Они хоть и огромные, но всё же особо не разгуляешься. А так иногда хочется чего-то большего!

Арий снял чехол с лапы-хваталки и разомкнул рукояти, нацелившись на мелькнувший в груде мусора шипастый шар. Пружины разжались и бросили на ленту железный кулак. Механические пальцы прокарябали землю, но ухватили только трухлявую ветку. Лапа-хваталка сложилась и недовольно звякнула.

– Безобразничаешь? – захрипел, подкравшийся смотритель.

Синдибум вздрогнул и криво улыбнулся.

– Здрасьте, господин Конусмастер! Давно вас не видел. Где пропадали? Как ваше…

– Получше твоего, – оборвал тот, раскачиваясь на высоких тонких ногах, – где был там уже нет. А далеко или близко не твоего ума дело.

Длинные руки свисали ниже колен и постоянно щёлкали сухими бугристыми пальцами. Крошечное тело Конусмастера скрывалось за стёганым жилетом с оттопыренными карманами, а узкое, вытянутое лицо закрывала чёрная повязка, над которой блестели тёмные крупинки глаз. Казалось, что какой-то глумливый колдун обрядил в рубаху и штаны двуногого, двурукого паука.

– Помогаю вот, – проронил Арий.

– Я тебе твои помогалки узлом на спине завяжу, – пригрозил смотритель и нахмурился.

Синдибум замотал головой и, поджав губы, накинул чехол на лапу-хваталку.

– Я же тогда не буду видеть, что делаю.

– Сейчас вон видишь, а толку? Бабушку давно навещал? Испереживалась вся. В кого ты такой бессердечный?

Конусмастер подошёл к ленте и навис над потоком мусора.

– У меня, конечно, с Голуном договор, что я для него реликвии выхватываю, но это не значит, что я разрешу тебе соваться куда не надо, – заворчал он. – Тут без терпения никак. Если хватать всё подряд, самое важное пропустишь. Зачарованные места надо знать. Вон вишь, песок пошёл. Знамо, скоро будем выщербень проезжать. Местность знатная. Три дня назад там тыглики проскакивали. Значит, кузня когда-то стояла. В таком месте можно любое чудо отыскать, если постараться!

Его голос растворялся в скрипе механизмов и шуршании земли. Цепкие глаза буравили ворохи грязи, выискивая одному ему известные приметы.

– Вон-вон, – бубнил смотритель. – Уже и уголь замешался. Значит близко-близко. Лучше подождать. А то есть хватуны безо всякого понятия. Лезут в сокровищницу земную, где попало. Один на Злыстной половине капаться принялся. Так и выхватил смерть бродячую. Своего волшебника потеряла несчастная и разгуливала сама по себе, не зная куда приткнуться. Смерти без своего чародея нельзя. Работа такая. Ходи за ним повсюду, присматривай. А уж когда время придёт, провожай его в царство покоя и умиротворения. А иначе как? Никак. Суета одна.

Арий, как околдованный с трудом разлеплял веки. Шлёпал губами и потирал глаза.

Конусмастер сильнее согнулся, растопырив длинные руки. Из-под пола полетела чёрная пыль. Зазвякали, затряслись на ленте погнутые гвозди с обломанными шляпками. Синдибум моргнул. Механические клешни крутанулись на месте, и из кучи мусора высунулось особенно тёмное пятно. Смотритель загородил его спиной, а когда сдвинулся, в тусклом свете переливалась прямоугольная плита с отбитой кромкой. По краям бежала причудливая вязь затёртых символов, и он восторженно булькнул и ухватился за неё узловатыми пальцами, ловко уворачиваясь от клешней. Потянул, заохал, прогнулся в коленях и свалил плиту с ленты.

– Какая добыча, – довольно забухтел он.

Арий подобрался поближе. У него находка бурной радости не вызывала. Ну, накарябали на ней древние колдуны не пойми чего, и что теперь, плясать, что ли?

Конусмастер отпихнул его за спину и завозился. Мелькнул старый мешок, но Синдибум всё же высунул нос. Смотритель водил руками, бормотал, и из пальцев полился тусклый белый свет. Затёртые символы загорелись, плита покрылась рябью и заблестела. На буром с рыжими прожилками камне проступили четыре углубления. Два круглых, одно овальное и ещё одно вытянутое с утолщениями на концах.

– Да, – шептал Конусмастер. – Да, да, да.

– Что «да-да»? – не выдержал Синдибум.

– Давно его ищу, – задумчиво выдал смотритель. – Почитай-камень это.

– Книги надоели уже? Булыжники решили почитать?

Конусмастер ткнул его локтем в бок.

– Сначала открыть надо.

– А!

– Бэ, – осерчал смотритель. – Ты даже не представляешь, что это, неуч!

– Дорого стоит?

– Почитай-камень бесценен.

– Тогда делим пополам.

Конусмастер аж подпрыгнул. Вытаращил чёрные глаза и захихикал.

– Что весь мне? – невинно спросил Арий, кружа за спиной смотрителя, словно почуявшая добычу гарпия.

– Весь, Голун захапает. У нас с ним соглашение.

– Так ведь я могу и не говорить, – невинно протянул Синдибум, наклоняясь к драгоценной находке.

Смотритель кивнул, но длинные пальцы задрожали.

– После полувечера встретимся. И никому ни звука. У этой реликвии такая ценность, что и убить могут. Так что будь тише воды, ниже травы, чтобы тебя никто не заметил. Особенно главные маги. Притащишь почитай-камень в «Гадкую виверну».

– Непременно, – проворчал Арий, пытаясь ухватить плиту.

Весила она не так много, как он думал. Не больше, чем толстая книжка с волшебными картинками. Подняв её, сунул в протянутый Конусмастером мешок, туда же забросил лапу-хваталку и перекинул через плечо.

– Гляди в оба! От скрижали зависит слишком многое, – назидательно проговорил смотритель и резко бросил: – Что будет, если прекратится Безбашенный хоровод?

– Если башни перестанут двигаться вокруг долины, то половина магов снова окажется под действием злысти, и мы погрязнем в новой войне, после которой уже не останется чародеев. Потому, что тех кто останется жив сожрёт злысть. Все падут перед мощью неизбежного. Башни рухнут! Злысть поглотит всю долину и наступит конец всего! – заученно выпалил Синдибум, хотел добавить придуманную для такого случая скабрезность, но под строгим взглядом Конусмастера решил не рисковать, а только спросил: – Может, ещё похватаем?

– Улепётывай, а то от меня отхватишь! И не вздумай юлить! Я сам для Голуна что-нибудь раздобуду, чтобы не ворчал потом.

Синдибум пожал плечами и попятился к пятну света, пробивающемуся из шахты.

– Свидимся! – крикнул он и поднял руки.

Его подняли послушные чары и потащили вверх. Огромный зал сгинул в темноте, а с ним растворились грохот и скрежет механизмов. Стены проступили сквозь перламутровый блеск. Ария пронесло через сияние и выбросило в тупике.

Он зашлёпал по коридору, раздумывая. В лавке его пока не ждали. Так что зачем гневить судьбу и попадаться на глаза Голуну. Возвращаться не стоит. Мара уже наверняка распродала руны щита от гарпий и улетела. А вот Зудочка крутится где-нибудь неподалёку. Поджидает. Так что можно случайно угодить в её розовые лапки. Лучше уж отправиться к бабушке. Смотритель прав, давно уже с ней не виделись. А она последняя, кого Арию хотелось огорчать. Хотя, кроме неё, больше и некого. Родителей давным-давно не стало, а дед пропал ещё во время Бесконечных войн. Тогда много чародеев сгинуло. Бились-то отчаянно, хоть сами и не понимали, за что. А надо было бороться со злыстью, а не друг с другом. Вот только хорошая мысля приходит опосля, да и то не всем.

Синдибум свернул на внутреннюю боковую лестницу и, забравшись на два пролёта, прошмыгнул в дыру под ступенями. Придерживая мешок, прополз мимо воздуховода и тихонько влез на крышу подъёмника. Если ехать, как положено, надо заплатить привратнику кнежлик, а так – и даром, и по лестнице не пыхтеть. В самом низу башни над катакомбами располагались склады, так что на ступенях вечно не протолкнёшься, то ящики грузят, то мешки таскают.

Он притаился, дожидаясь, когда подъёмник двинется и замурлыкал под нос, развалился на спине и закинул ногу на ногу. Башня такая огромная, что до бабушкиного яруса тряслись минуты четыре. Сразу над складами ютилась почта, служба доставки и газетная редакция, а дальше таверны и лавки, за ними мастерские и лаборатории алхимиков, и только потом жилые уровни. К тому времени, как остановились, Арий успел напеть две песенки и трижды почесать нос. Всё-таки можно рассчитывать на угощенье и еловую наливку. Предчувствия не обманывают.

Поднявшись, он громко, чтобы расслышал привратник, гаркнул: «Приехали!», и бросился бежать. Поймают, заставят платить! Проскочил воздуховод, рыбкой нырнул в дыру, и поднявшись, выскочил из недр башни и припустил по анфиладе, успев на ходу потереть нос бронзовой фигуре саламандры стоящей на задних лапах в нише. Так делали еще во время учебы, чтобы сопутствовала удача и всё получалось! Проскочив два балкона, он запрыгнул на крыльцо и, стукнув железным молоточком в дверь, влетел во флигель.

– Дома кто есть? Грабители пришли!

Бабушка выглянула из комнатки, сдвигая сбившийся чепчик.

– Аренька! – заулыбалась она, засеменив в коридор.

– Арий, – поправил Синдибум и заключил её в объятия. – Ну как ты, чаровница, всё молодеешь? Этак мне тебя скоро замуж выдавать.

– Сначала уж я тебя, – погрозила она пальцем и, разгладив смявшийся передник, прошла на совмещённую с коридором кухню.

Какая бы не была огромная башня, сотням чародеев места все равно не хватало. Поэтому у каждого была своя небольшая каморку, только с самым необходимым. Во флигель мало что помещалось. Кроме кухни с коридором, только крохотный чердачок под башенкой на котором раньше жил Арий. Когда родителей не стало, он переехал к бабушке, и только закончив учёбу, вернулся домой. Поначалу было непросто жить одному, но постепенно он втянулся и начал получать удовольствие.

– У меня пирог с ревенем.

– То, что надо. Всю дорогу пальцы перекрещивал, хоть бы ревень, хоть бы ревень.

– Ох, балабол. Что стоишь, как троюродный? Проходи.

Синдибум сбросил мешок и, шагнув, оказался у круглого стола с кружевной скатертью. Плюхнулся на стул и подставил лицо тёплому свету, струящемуся из-под оранжевого абажура. Рядом с овальным окошком, убранным белыми шторками с цветущими подсолнухами, покосился кряжистый кривоногий комод. С другой стороны пыхтела от жара заляпанная сажей печь и гордо возвышался сервант с блестящими тарелками.

Арий подхватил с серебряного подноса пузатый графин и нацедил в две чашечки еловой наливки. Сейчас бабушка дольёт ароматного чая и на несколько мгновений можно будет забыть обо всём на свете. Даже о желанном свитке чародея.

– Ну, рассказывай, – возясь с чайником, приговаривала бабушка. – Невесту приметил?

– Не могу собраться, – подперев щеки руками, пожаловался Синдибум. – Рвут на части. Мара, как прилетит, сразу бежит ко мне в лавку да умоляет. Ну, когда, когда мы сыграем свадьбу. Но не знаю. Ещё будет задаваться, всё же дипломированная волшебница, – он трагически вздохнул. – Зудочка увивается, как несмышлёный кошкоморёнок. Вот только боюсь, что вымахает из неё самый настоящий кошкомор. Буду весь исцарапанный и несчастный, как Голун перед выплатой моего жалованья.

– А третья же кто?

Арий мечтательно зажмурился.

– Гарпия одна во время прошлого налёта приглянулась. Голос бесподобный…

– Тьфу на тебя, – заулыбалась бабушка. – Не сочинял бы всяких небылиц, глядишь у тебя уже и свиток бы был и десять невест.

– Да, – протянул Синдибум, помогая ей расставить тарелки. – Перевёз бы тебя в Плюгавую башню, подальше от сквозняков.

Откусив пирог, он перехватил чайник и разлил по чашкам дымящийся отвар, пробубнив с набитым ртом:

– Угощайся дорогая, чем мегамаги послали.

Бабушка всплеснула руками, но на пухлых щеках всё еще играли озорные ямочки, а вокруг глаз посмеивались задорные морщинки. Злиться на внука она не умела. Хотя когда-то числилась знатной чародейкой и задавала в былые времена жару и на Злыстной стороне. Бесконечные войны никого не обошли стороной. В каждой семье кто-то не вернулся домой. Родители Синдибума погибли при обороне Передудля на город пёрли совершенно рехнувшиеся колдуны. Они перестали отличать чёрное от белого и накрыли врагов и самих себя ледяным штормом. У Хвыща сгорели под огненным дождем отец и дядя. Голун остался один одинешенек. А Конусмастер и вовсе был в плену у чернобуков. Эти колдуны так пропитались злыстью, что мечтали затопить ей всю долину.

– На свиток копишь?

Арий многозначительно закивал, отхлёбывая чай.

– И сколько отложил? – потребовала отставная волшебница.

– Уже целое состояние, – отмахнулся Синдибум. – Я ещё постояльца нашёл, после полуутра заселится. Пятьдесят кнежликов в месяц.

Он подхватил ещё кусок пирога.

– Учёбу совсем забросил? Книги уже, небось, пылью заросли?

– Так всё знаю, – промычал он, стараясь не встречаться с бабушкой взглядом.

– Знает он, – вздохнула отставная волшебница. – Знал бы, ходил со свитком. А так на меня одна надежда, только с высшим магом договариваться.

– О чём это?

Бабушка зажевала нижнюю губу. Её сердитый взгляд скакнул по коридору и остановился на мешке.

– В катакомбы ходил?

– Да! – обрадовался смене темы Арий. – Конусмастеру свезло, как никогда. Старый паук так размахивал хваталками, я думал поотрываются. Никогда ещё так не ликовал и так не пугался.

– Отчего же? – сощурилась она.

– Обрадовался, когда нашёл, и испугался, когда понял, что именно нашёл. Какой-то читай-камень…

– Шпиль от башни!

Отставная волшебница подскочила из-за стола и заковыляла к двери.

– Ты же… да вы же… – она подхватила мешок и, запустив в него руку, выдернула реликвию, выдохнув: – Что натворили!

– А чего? – не понял Синдибум. – Камень исписанный. Тоже невидаль. У Голуна в чулане целая коробка таких, только поменьше.

– Теперь понимаю, почему ты не получил свиток, – вконец рассвирепела бабушка. – Ты на реликвиеведение ходил вообще?

– А то! Бегал, – ляпнул Арий, но под строгим взглядом сник. – Думал, не пригодится. Вон зельеварение зубрил, зубрил, а алхимики даже к котлу не подпустили. Без практики, говорят, только глазки жабам выдавлить и хвостики у ящерок отрывать…

– Я же тебя милый, – сухо выдавила отставная волшебница, – заставлю все тридцать три тома наизусть выучить. Заколдую, ни о чём другом думать не сможешь!

Синдибум поёжился.

– Да что в ней такого-то? – заныл он.

– Это утерянная скрижаль Безбашенного хоровода!

Арий чуть снова не выпалил заученную фразу, но заставил себя пожать плечами, о чём сразу же пожалел. Бабушка, потрясая читай-камнем, наступала с таким свирепым видом, что он ссутулился и прикрылся чашкой.

– Где этот недовороженный Конусмастер? – взвыла отставная волшебница.

– Сказал в лавку не ходить, а ждать его в «Гадкой виверне» после полувечера.

Синдибум отодвинулся к окну вместе со стулом. Он ещё не видел бабушку в таком гневе. Она, конечно, никогда не отличалась покладистым нравом. Но вот чтобы так лютовать.

– Ух, я вас, – пообещала она, и, грохнув читай-камнем об стол, полезла за печку.

– Вот и сходил пирожка поесть, – приуныл Арий.

– После Бесконечных войн, – лекторским тоном бубнила отставная волшебница, – все колдуны договорились о мире. Каждая башня выбрала своего высшего мага, а надо всеми встали двое мегамагов. Они создали механизмы и закляли скрижаль, чтобы двенадцать башен начали хоровод и объезжали долину за двадцать четыре часа. Её копия хранится в храме памяти в Передудле. Настоящую скрижаль давно никто не видел. Болтали разное: что её спрятали сами мегамаги, что похитили чернобуки, которые не приняли новый порядок, не захотели жить в башнях, и теперь скрываются в Злыстных землях, что она была утеряна и навеки исчезла. Только, если бы ею взаправду завладели чернобуки, то давно бы пустили скрижаль в ход и остановили башни.

Синдибум снова пожал плечами. Кто разберёт этих чернобуков, может, у них просто руки не доходили.

– Видать не очень хорошо мегамаги её спрятали, раз сумасшедший хватун выудил её со свалки. Да за неё перегрызутся все двенадцать башен!

– Ого! – воскликнул Арий. – Так она на миллион кнежликов потянет.

– Ты что? Наступит конец всего…

– Долина погрязнет в новой войне…

– По-твоему это шутки? – взревела бабушка, выныривая из-за печки и сверля его горящими глазами: – Все падут перед мощью неизбежного, и смешно не будет даже тебе. Ты не помнишь Бесконечных войн, всех ужасов, а твои родители и дед отдали свои жизни, чтобы они не повторились!

Она треснула толстой книгой в потрескавшейся обложке об стол и, нетерпеливо перелистав страницы, сунула внуку под нос: – Гляди!

Под мелкими, сбитыми буквами расплывалась волшебная картинка. На главной площади Передудля на старинном камне для наговоров лежала скрижаль. Символы ослепительно сверкали, а из центра реликвии бил фонтан колдовского огня. Рядом, воздев руки, стояли мегамаги. Один в чёрной мантии и маске, а другой в белой.

– Симпатично, – проронил Арий и сразу же пожалел о выскочившем слове.

– А ты с ней по башне лазаешь! – вскрикнула отставная волшебница. – Узнай наш высший маг, или, не приведи чары, чернобуки, и тебя… – она не смогла выговорить, прикусив губу. – Я этого дряхлого хватуна отполирую и на полку поставлю. Зачем он отдал её тебе?

– А что, Голуну, что ли, отдавать? – проворчал Синдибум. – Он ни в жизнь не поделится…

– Чем? – рыкнула бабушка. – Ты ни кнежлика за неё не получишь! Сошлют вас с глаз долой. Все трое до Злыстной стороны не долетите, на подлёте тресните.

Арий ещё раз всмотрелся в картинку. Читай-камень так заманчиво блестел, как коробка с подарками. Неужели такая безделушка может остановить башни?

– А как его вскрыть? – не понял он.

– Распечатать? – заморгала отставная волшебница и всплеснула руками. – Мой внук дурнее кошкомора. От неё надо немедля избавиться!

Она схватила скрижаль и, раздвинув шторки, закрутила ручку окна.

– Нет! – завопил Синдибум.

– Ты прав, – неожиданно согласилась бабушка и уселась за стол, прижимая читай-камень к груди. – Будет только хуже. Сперва заткнём рот Конусмастеру. Беги и приведи его сюда. Остальное я устрою.

Арий нехотя встал.

– Но…

– Темным-темно! – рявкнула старая волшебница. – Дененочные часы тикают. Беги быстрее! А скрижаль побудет у меня.

Синдибум насупился, но возражать не стал. Всё равно бесполезно. Он уже дошёл до двери, когда бабушка напутствовала:

– Будет упираться – заколдуй! Это ты хоть учил?

– Да! – закивал Арий. – Но меня же сошлют! Будешь меня навещать на Злыстной стороне?

– А ты тихонько…

– Я умею только громогласно, как мегамаг…

– Брысь!

Он вздохнул и вышел. На лестнице перед флигелем уже сгустились сумерки. Небо заволокли грузные, неповоротливые тучи. У перил зажигались парящие на цепях шары фонарей, но у стены башни близ домов властвовала хмурая тень. Приближался полувечер, а с ним и Злыстная сторона. Скоро Дырявая башня заедет в самое средоточие злысти. Оно уже стояло на пути непроглядной завесой тьмы.

Спускаться, конечно, не подниматься, но ноги уже порядком устали за день и отказывались идти даже вниз.

– Попил наливочки, – вздохнул Синдибум.

Опустевшие ярусы пробегали мимо, недобро глядя вслед. Сиротливо стояли зачехлённые наковальни перед дверями мастерских. Почти растворялись во мраке закопчённые вывески с котлами над лабораториями алхимиков. На Благой половине даже статуи хищных гарпий подмигивали, теперь же в глаза бросались только длинные кривые когти. Полувечер не лучшее время для прогулок. Стараясь держаться подальше от фонарей, он жался к стене, беспокойно косясь на сгущающуюся в нишах тьму. Позади башни ещё светлело посеревшее небо, а там, куда она ехала, возвышалась чёрная стена злысти.

На шпиле разгорелся колдовской огонь, и ослепительный луч вместо тёмного циферблата с двенадцатью башнями прожёг среди серых облаков новый, огненный, который будет отсчитывать часы до выезда башни со Злыстной части долины.

Арий уже спустился к таверне, когда на колокольне громыхнул первый удар. Звон пролетел по башне, гулко ухнув к подножию. За ним загремел второй. А под третий Синдибум ввалился в «Гадкую виверну».

У входа застыл вышибала Дробовик. Непроницаемое лицо покрывали защитные руны. Синяя вязь тянулась от бритой макушки, петляла по прорезанному глубокими морщинами лбу, обвивала ледяные глаза, срывалась индиговой стрелкой с горбатого носа, перечерчивала щеки и, закручиваясь, убегала по толстой шее вниз. Сюртук с малиновой бабочкой едва сходился на груди и трескался на огромных плечах.

– Не злыстного вечера! – пожелал Арий, непроизвольно вжимая голову в плечи.

– Задуришь – выкину, – предупредил Дробовик, почти не разжимая губ.

– Ни-ни, – пообещал Синдибум и проскочил мимо него в зал.

Посетителей почти не было. Широкие столы с вырезанными на ножках, гадко скалящимися вивернами пустовали. Только у стойки рядом с трещащим камином, глядя в кружки, шептались два тощих травника. А тавернщик упорно тёр блестящий бок графина и на Ария даже не взглянул. В дальнем углу у сложенных пирамидой бочек застыл Конусмастер. Крошечное тело потерялось за столом, так что торчали только тонкие длинные руки и голова. Тёмные глаза сузились, превратившись в две черточки, платок сполз с подбородка, а белые губы растянулись в безумной улыбке. Синдибум даже вздрогнул. Так неестественно раздалось лицо смотрителя. Казалось, если он поднатужится, оно лопнет и заляпает его хихоньками всю таверну.

Арий протиснулся между лавок, зацепился за свисающую с жерди тушку кролика, и чуть не смахнул свечу с длинного канделябра, но всё же влез в угол.

– Тут такое дело, – начал он, присаживаясь к столу. – С реликвией не всё так просто.

Он пытался подобрать слова, но Конусмастер так пялился, не переставая скалить зубы, что они не складывались.

– Вы бы пошли со мной, – предложил Синдибум. – Здесь душно и горелым воняет.

Смотритель не ответил.

– Бабушка просила вас заглянуть. У неё пирог. Любите с ревенем?

Не дождавшись отклика, Арий начал злиться. Злыстная половина влияла на всех без разбору, и невидимые тёмные частицы злысти уже проникали в сердца волшебников. Дурманили головы, заставляя вспоминать обиды, видеть чёрное в белом и смертельное оскорбление в безобидной шутке.

– У меня его нет. Да чего ты лыбишься-то? Ща как колдану!

Он даже угрожающе поднял растопыренные пальцы, но Конусмастер не шелохнулся. Пустые глаза ни разу не мигнули, а растянутые губы не дрогнули.

Синдибум потянулся через стол и дотронулся до костлявого плеча. Смотритель качнулся и завалился на сложенные руки, сбив кружку.

– А! – подскочил Арий. – Чего это он?

Тавернщик неприязненно взглянул в их сторону и крикнул:

– Дробовик!

От шагов вышибалы стонал и прогибался пол. Скамейки сами отскакивали в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Даже огонь в камине начал трещать потише, так, на всякий случай.

– Напился, – пробасил Дробовик, взявшись за шиворот, и встряхнул смотрителя.

Конусмастер болтался в его огромной лапе, как тряпичная кукла. Руки телепались над столом, брякая ногтями по дереву. Вышибала поднял его выше, так что костлявые ноги заскребли по полу носами туфель, и втянул носом.

– Не пахнет, – объявил он.

Синдибум сглотнул, не в силах оторваться от безумной улыбки смотрителя и еле выговорил:

– Не дышит.

– Поэтому и не пахнет, – догадался Дробовик и приложил вторую руку к шее.

Пошевелил губами, считая, и провозгласил:

– Не бьётся.

Арий и сам уже обо всём догадался и попятился.

– Куда? – нахмурился вышибала.

– Домой, – пролепетал Синдибум.

– Сидеть!

Из-за стойки, наконец, выпустив графин из рук, лениво вышел тавернщик. Скривился, глядя на болтающегося в лапах Дробовика смотрителя и в сердцах сплюнул.

– Вот злыстно время. Только колокол отзвенел, уже одного приговорили. Вяжи лысого пройдоху. Всегда знал, что он когда-нибудь вляпается со своими тупыми розыгрышами.

Арий не успел выдавить ни слова, а вышибала уже стиснул его шею.

– Не трепыхайся, – предупредил он. – Помну.

Синдибум попытался кивнуть, но голову будто зажали между двумя башнями. Оставалось только жалобно моргать и хрипло втягивать воздух.

Тавернщик почесал волосатую родинку на щеке, вынул из кармана фартука чёрное с фиолетовыми крапинками яйцо и бросил в камин.

– Маги лысого добреют, – с ненавистью прошипел он.

В некоторых зло на Злыстной половине прямо-таки впитывается. Так что получается из заурядного хозяина тарелок и кружек, жестокий, непоколебимый владыка тёмных сил.

Огонь зафырчал и раздался, обнажив раскрасневшиеся угли. Скорлупа треснула, и из-под неё выскочил золотистый феникс. Полупал красными, уставшими глазами, расправил дымчатые крылья и с клёкотом унёсся в трубу.

– Пропал мой миллион кнежликов, – прокряхтел Арий, сразу вспомнив предупреждение бабушки.

Вряд ли смотритель умер своей смертью. С такой несуразной улыбкой по своей воле концы не отдают. Кто-то расправился ним, и не трудно догадаться, что он искал. Только откуда узнал? Одно понятно, главным чародеям рассказывать про читай-камень нельзя. Если дознаются, даже в Злыстные пустоши ссылать не будут. В камень превратят и вниз сбросят. Чтоб наверняка. Остановки башен волшебники, те что пережили бесконечные войны, боятся пуще смерти. В те времена творили такое, о чём сейчас не принято вспоминать, даже думать про себя в тишине под одеялом и то зазорно.

Феникс не заставил себя долго ждать, выпорхнул из трубы и, подхватив скорлупу, уселся на стойку. Недовольно закурлыкал, но получив от тавернщика подзатыльник, поспешно забился в чёрное яйцо.

Огонь взвыл, поднявшись столбом, и из камина, отряхивая пепел с искрами, выбрались чародеи. Третий маг Крысьнень – заместитель высшего. Пегий с жидкими волосёнками, маленькими беспокойными глазками и острым длинным носом. Весь трясущийся, закутанный в лимонную мантию с поясом, украшенным кисточками и бахромой. А за ним стажёрка.

Синдибум закатил глаза. Только Мары тут не хватало. Он попытался расправить одежду, но свисая из сжатого кулака, это не так-то просто сделать.

– Я эту гадючью забегаловку закрою, – гавкнул третий маг, прижав руки к животу.

Он постоянно дрожал. Как будто отморозил себе всё по самые последние заклятья.

– Я-то чё? – огрызнулся тавернщик. – Вон убивец! Прийти не успел, смотрителя уморил.

Крысьнень смерил взглядом придушенного Ария и поджал губы. Подскакивая при каждом шаге, дошёл до угла и остановился.

– Брось! – приказал вышибале и нагнулся над гнусно лыбящимся Конусмастером.

Поводил руками. Побормотал. Почмокал.

– Чего застряла. Шнырь сюда! – рявкнул третий маг, и Мара поспешно подбежала.

Синдибум отступил к стене и увлеченно рассматривал грязный пол, лишь бы не встречаться с ней глазами.

– Что за смешинка ему в рот попала? – с отвращением спросил Крысьнень.

– Его кто-то зарадовал до смерти, – пробормотала стажёрка. – Шуточные чары бездумного веселья.

– И кто же тут такой потешник? – неожиданно заорал третий маг и повернулся к Арию. – Ты? Припоминаю, как спалил алхимическую лабораторию своей шутихой. Дошутился?

– Я хотел фокус показать, – буркнул Синдибум.

– И что, хватуну так понравилось, что он подавился собственными губами?

– Нет! Ему я вообще ничего не показывал. Без свитка заклинать запрещено. Он уже был такой, когда я пришёл.

Крысьнень подвинул стул и сел, кутаясь в мантию. – Вина принеси, только нагрей, – крикнул он тавернщику, и уставился на Ария. – Давай руки!

Синдибум протянул ладони и поёжился. Пальцы у третьего мага были холоднее обледеневшего железа. Вот-вот примёрзнут к коже. Тогда придётся везде таскать его за собой. Арий наморщил нос. А может, и неплохо. Вдруг он Зудочке понравится. Если удастся отклеить от себя розовую липучку, жизнь станет чуточку лучше. А жизнь в башне и так и не слишком увлекательна, чтобы раскидываться даже самыми крошечными чуточками.

– В глаза смотри, – зашипел Крысьнень.

– Я не успеваю, – морщась, пожаловался Синдибум.

Беспокойные буркалы третьего мага, и, правда, скакали по всей таверне. Словно высматривая то, что плохо лежит.

– Всё хохмишь? – окрысился Крысьнень. – Постоишь до полуутра в углу.

Мара охнула, но промолчала.

– Звёзды пересчитывать? – очень серьезно спросил Арий, с удовольствием разглядев на её платье розу.

– Все до единой, – оскалился третий маг и хлопнул в ладоши.

ГЛАВА 2. КУДА ПРИВОДИТ КОВАРНЫЙ ПЛАН

Углом называли нижний треугольный балкон башни, нависавший над самой землёй. На него не вела ни одна лестница, зато туда часто запрыгивали дубовники, похожие на ожившие коряги с крыльями из веток и засохших листьев, и деревянными клювами. Залетали кикиморы, размахивая зелёными лохмами, принюхивались длинными тонкими носами, прислушивались острыми треугольными ушами, всматривались маленькими чёрными глазками. Бывало, забирались и вендиго, цепляясь жуткими когтистыми лапами за края балкона, скалили острые зубы и водили рогатыми головами из стороны в сторону, оставляя после себя длинную жесткую шерсть и отвратительный запах сырости и гнили. А однажды даже заскочила и застряла огромная шишига с глазами больше окон во флигелях. Она долго вертелась, пытаясь вырвать своё отощавшее жабье тело, обросшее тусклым мехом, из смертельной ловушки и скребло когтями по плитам, утробно ворча и роняя слюну. Говорят, раньше таких чудовищ в долине не водилось, но во время Бесконечных войн колдуны расстарались. Чего только некоторые не придумают, чтобы прикончить своих заклятых соседей. Зато вид за перилами, больше похожими на сложенные крылья гарпий, был самый заурядный: деревья, кусты да зловещий туман злысти. Никакого, даже перекрытого жутким лесом, неба, не то, что звёзд. Всё пропадало в темноте непроглядной чащи.

От хлопка третьего мага Ария перекувырнуло кверху ногами, да так и доставило в угол, приложив, как следует, об холодный пол головой. Встав, он потёр будущую шишку и огляделся. Его уже ссылали во время учёбы. Вышла как-то промашка, хотел старшего из братьев Быстрогонов проучить, чтобы не подкатывал к Маре. Набрал полведра бормотухи на валериановом корне, и поставил перед дверью лекционного зала. Но вредное «быстрогонище» пропустило вперёд учителя реликвиеведения. Тот вляпался, провонял, и за ним целую неделю гонялись кошкоморы. Мурчали, как заведенные. Три мантии порвали в клочья, а уж как половик на его крыльце пометили. Болтают, у бедняги даже обоняние притупилось. Тогда-то старший Быстрогон и поведал ему чьих рук проделка. И после досадного недоразумения изучение реликвий у Синдибума не задалось.

Нижний балкон уже лет двадцать не убирали и в углах возвышались мусорные колоссы. Кожура, листья, мелкие кости и ворохи рваной одежды распространяли такой головокружительный аромат, что даже мухи летали криво.

Арий пнул трухлявую ветку, похожую на лапу, и, попятившись, прислонился к стене. Уснуть тут, конечно, не уснешь, но чуть подремать можно. Из башни пробивался монотонный гул механизмов, а из леса ухали и подвывали ночные жители. Синдибум прикрыл один глаз, вторым посматривая за парапет в темноту. Башня ехала в глубину Злыстных земель, и зло уже обступало со всех сторон. Пробиралось за шиворот, заползало внутрь, зудело и чесалось недобрыми мыслями. Незаметно, но настойчиво. Арию невыносимо хотелось сделать какую-нибудь гадость, но на балконе не было никого, на ком можно сорвать злость, поэтому приходилось беситься втихомолку.

Из кучи мусора вывалился рыбий хвост с костяком и запрыгал по полу. Следом за ним глухо стукнулся об плитку потемневший огрызок. Синдибум покосился, но лишь сполз пониже. Вдоль парапета прокатились гнилые орехи, а за ними, пришлёпывая, заскакала ботва от моркови. Вертясь, проскочила огромная, будто оторвавшаяся от сюртука великана, обгрызенная пуговица, проползла обожженная верёвка и дырявый карман от штанов. Пролетела банановая кожура, и весь сор накрыл потёртый старый цилиндр.

Арий криво усмехнулся.

Собравшийся мусор начал подниматься. На скелет рыбы запрыгнул огрызок, подтянулись, прилипнув к костям, орехи. Вместо рук прикрутились трухлявые ветки с облезлыми краями. Верёвка согнулась и завязалась узлом, задрожав парой подгибающихся ног. Карман развевался, как плащ. Вместо головы скрутилась банановая кожура с пуговицей на месте лица, а сверху колыхалась морковная ботва, и парил цилиндр.

– Кто посмел нарушить мой покой? – завыла мусорная фигура.

В дырках пуговицы заблестели красные глаза.

Синдибум сложил руки крестом и прицелился.

– Развею! – рявкнул он.

– Ой! Арий! Давно не виделись!

– Ещё бы столько же не видеться, Морок!

Мусорная фигура приподняла цилиндр.

– Сдался и зазнался?

Синдибум гордо закивал.

– Свиток с янтарными буквами получил, как лучший маг своего поколения, – нагло соврал он, задрав нос.

– Ого! – уважительно кивнула банановая голова. – С обычным можно шесть раз в день колдовать, а с объянтаренным сколько?

Арий закатил глаза, надменно выдав:

– Семь!

– Ого-го! – забормотал Морок. – А за что ко мне попал?

Мусорная фигура заинтриговано вытаращила красные глаза.

Синдибум только рукой махнул, небрежно проговорив:

– За убийство.

Морок отпрыгнул, поражённо закачав головой.

– Что у вас там творится? – испуганно запричитал он.

– Злыстное время, – наигранно вздохнул Арий.

– Ну да, ну да, – болталась банановая голова. – Семь заклинаний – семь кнежликов. Теперь разбогатеешь.

Синдибум только хмыкнул.

– Если бы. На семь кнежликов особо не зажируешь.

В голове же навязчиво бурлила злоба: «напади», «прокляни», «развей». Руки сами подскакивали, пытаясь сложиться для наведения заклятья. Он уже еле справлялся. В злыстное время надо сидеть дома, под замком, чтобы ни ты никому не мог навредить, ни тебе.

– Было бы у меня столько. Я бы… – подскочил Морок.

– Купил себе новый карман вместо этого потрёпанного плаща, – подсказал Арий, отгоняя лезущие в голову глупости.

Поддаваться нельзя. Даже злысть не заставит умного волшебника действовать себе во вред. Зло творит тот, кто изначально способен на него. Кто не может противостоять собственным слабостям, корысти, гневу. Кто ценит свои интересы выше интересов других. Кто любит только одного себя. Этой простой мантре учили в самом начале учебы. Её знал каждый. Вот только не все следовали.

– Да, что там карман, – фыркнула банановая голова. – Целые штаны!

– О! Так и до сюртука дорастёшь, который надеть не на… – начал Синдибум, но прикусил язык, чуть не брякнув лишнего, и постарался перевести тему. – Как ты поживаешь? Говорят, шишига забегала.

Морок засеменил верёвками, подбираясь поближе.

– Огромная, – закивал он. – Язык, как лестница на нашей башне. Глаза с циферблат Дененочных часов. А зубищи… Вот если ты встанешь и подпрыгнешь, вот такого размера. Но я ей, конечно наподдал! Глаз подбил и лапу вывихнул. Летела с моего балкона, аж в ёлку вмазалась.

Пуговица покраснела, а рубиновые глаза вылезли из дыр.

– Ну да, ты же наш дух-защитник, – ухмыльнулся Арий. – Башню от чудищ охраняешь.

– Да на меня даже Злыстное время не действует, – распалился Морок.

– Пока ты на балконе и тебя наведённые магами чары защищают, – кивнул Синдибум, уже не в силах сопротивляться затмившей сознание злысти. – А как слетишь, вмиг озвереешь.

Мусорная фигура завертелась, подскочила и зашагала по замызганным перилам.

– Я бесстрашный страж. Самый, самый могучий дух! Меня из угла ураганом не выкорчуешь!

– Поспорим? Да тебя даже колдунежда-невежда в лес отправит.

– Меня? – взъярился Морок. – Плохо же ты думаешь о духах-защитниках.

– А что мне о вас думать? – удивился Арий. – У волшебников и других дел хватает. Спорим или струсил?

Он протянул руку, но тут посреди балкона, между ним и мусорной фигурой, вспыхнуло, и из пламени вывалился пухлый ученик в помятой мантии. Испуганные глаза обалдело моргали, а с выставленных рук готово было сорваться заклятье. По пальцам скакали цветные искры, разгоняя липкий мрак. Синдибум уже видел паренька раньше. Вроде на год младше. Только будет экзамен сдавать. Не гений, конечно, но мелькал там и сям. Какой-никакой, а конкурент. Если звезды сойдутся, может и свиток получить. Который по праву должен достаться Арию.

Глаза застлала кровавая пелена, сотканная из самой отборной злысти.

– Только этого не хватало, – рассердился Синдибум, и у него моментально созрел коварный план.

– Ты кто? – завопил ученик, со страху не узнав Ария.

– Я-то волшебник, – шикнул тот. – Тебе не меня бояться надо! Моё дело рыхлое… Хотя нас с тобой обоих сожрут. Вон у тебя за спиной голодный леший.

Пухлый трусливо завертелся, а увидав приплясывающего на карнизе Морока, задрожал и, пискнув, выпустил подготовленное заклятье. Раскалённый луч промчался над балконом, осветив балясины в виде крыльев гарпий, с шипением врезался в мусорную фигуру и выбросил её в тёмный лес. Улетая, банановая голова так вопила, что треснула огромная пуговица.

– Это ты зря, – ядовито проговорил Синдибум, недобро качая головой. – Без свитка колдовать нельзя! А уж нападать на защитника…

Ученик замигал ещё сильнее, но вокруг него уже сгущалась тень. Башню окутало мертвенно-бледное сияние и волнами сбежало вниз. Высоко на шпиле ярко вспыхнуло зарево, раскрасив тёмное небо. Пухлый попытался бежать, но ударился лбом в невидимую преграду. За его спиной сверкнул циферблат Дененочных часов, стрелки завертелись и с громоподобным звоном столкнулись. Ученик душераздирающе завопил и, размахивая руками, улетел в темноту, будто им выстрелили из пушки.

Сразу стихло.

Арий облокотился об стену и закрыл глаза. Отправился ученик в ссылку. А нечего было колдовать. Сначала думать надо. Все знают, что с нарушителями в башнях не церемонятся. После Бесконечных войн всё пошло наперекосяк. Заражённая тёмной магией земля не плодородила. Голодные чудовища бродили по долине и днём, и ночью. Из-за витающих вокруг проклятий у неопытных, тоже не особо сытых чародеев чары срабатывали с точностью до наоборот. Поэтому пришлось вводить жесткие правила, не умеешь колдовать – учись. Нечего энергию зазря тратить. Вот наберешься знаний, решат наставники, что готов ко взрослому волшебству, получишь свиток и заклинай целых шесть раз в день. Почему так мало? Чтобы видел новые горизонты, саморазвивался и понимал, куда стремиться. По крайней мере, во время учёбы убеждали, что всё так и есть. Так что пухлый сам виноват. Знал же, что ученикам колдовать нельзя. Зато у Синдибума шансы на получение свитка увеличились. Ведь одним конкурентом меньше. Теперь можно и поспать. Где-то в глубине души заворочалась совесть, но едкая мгла Злыстных земель уже просочилась в уши и не давала опомниться, нашептывая: «Так им и надо». Какая разница, что станет с Мороком? Подумаешь, дух-защитник. Сгинет, нового призовут!

Синдибум сам не заметил, как задремал.

Мерещился Передудль. Арий ни разу не видел столицу, ведь перемещение до неё через портал стоило сотню кнежликов, но на картинках город, занимавший центр долины с её Благой стороны, изображали именно так. Сотни пёстрых башен, утопающих в цветущих садах, величаво тянули к небесам острые шпили. Между ними, выгибая ажурные спины, перекинулись арочные мосты. Их штурмовали оголтелые толпы. Вверх-вниз сновали полные хмурых колдунов подъемники. С балконов свисали верёвочные лестницы. Там и сям мелькали цветастые бока ковров-самолётов. Они проносились на расстоянии вытянутой руки, и болтающиеся кисточки с азартным шипением догоняли кошкоморы. Шум, гам, суета. Невозможно представить, как жить в этой кипящей, исходящей слухами, завистью и ненавистью клоаке. Да ещё и выложить целую сотню кнежликов за перемещение через портал. Понятно, конечно, что столица! Тут всё дорого, но на сотню же месяц прожить можно. Да и отправиться в соседнюю башню стоит в десять раз дешевле.

В самом центре оглушающего хаоса, на главной площади Передудля над старинным камнем для наговоров возвышалась Великая башня. В её сердце, в режущем белизной торжественном зале грохотала музыка. Флейты, волынки и длинные медные трубы с огромными барабанами отбивали рваный, истеричный ритм. Пары кружились в бешеном танце. Вертелись, разбрызгивая блёстки нарядные платья. Цокали каблуки. Проплывали праздничные бабочки на камзолах. Арий и сам дрыгался среди извивающейся толпы. Плясал с шишигой. Подпрыгивал, дергался, перескакивая с одной ноги на другую. То нырял вниз, то пригибался, уворачиваясь от её длинного липкого языка. А во главе заваленного угощениями стола сидели Мара и Крысьнень. Гости кричали: «Горько, горько!», и третий маг, весь дрожа, потянулся к ней своими синими губами.

Синдибум поёжился и проснулся. Фу! Привидится же такая гадость. Они, конечно, стали меньше общаться, но представить Мару с другим, он не мог. Пусть она отдалилась, но так бывает со многими парами. Да и временное расставание часто идёт на пользу. Тем более, Арий не сомневался, что она его любит…

По перилам заскребли, и он встревожено подскочил. Над парапетом показался чёрный цилиндр с торчащей ботвой моркови. Облезлые ветки уцепились за камень, и из темноты вылезла треснутая пуговица.

– Ты не представляешь, что натворил, – заскрежетал Морок. – Меня распирает от злысти!

– Только не лопни, тут и так много мусора.

– Сожру! – каркнул Морок, перебрасывая на балкон вялые веревки.

– Несварение будет, – ухмыльнулся Арий.

Мусорная фигура замотала банановой головой и рассыпалась. Из-под зловеще ухмыльнувшейся шляпы, Синдибум даже зажмурился и головой замотал, что за наваждение, выскользнули гнилые орехи и покатились по полу. Он пнул их ботинком и с издёвкой смотрел, как разлетается треснувшая скорлупа.

– Хвалиться каждый может. А проигрывать надо достойно!

– Я не спорил, – донесло эхо. – А ты ещё пожалеешь…

Арий снова сел, привалившись к стене, и зевнул. Какой грозный! Тоже мне напугал. На то он и дух-защитник, чтобы вреда причинить не мог. А хочет побеситься – пожалуйста. Можно ему ещё одно путешествие в проклятый лес устроить, пусть побегает с шишигами наперегонки.

На балконе бушевал звонкий ветер, раскидывая мусор. Кружились очистки и ветки. Шлёпала по перилам банановая кожура. Размазался по плитам огрызок от яблока. А верёвки вспыхнули и чадили жирным дымом.

– Отомщу! – донёсся сиплый голос.

– Боюсь, боюсь, – сонно пробормотал Синдибум, закрывая глаза.

Ох уж эти духи! Столько шума из-за пустяка. Он даже снова начал дремать, ещё бормоча под нос, когда правая нога сама по себе подскочила и ударилась об пол. Арий удивлённо заморгал. А когда засвоевольничала левая, попытался вскочить, но ботинки стукнулись друг об друга и прилипли к плитке.

– Ты не балуй! – гаркнул Синдибум.

Но вслед за ногами начали безобразничать руки. Рукава рубахи вытянулись и завязались узлом. Воротник хрустнул, впившись в шею.

– Ты же защитник, ты не можешь, – прохрипел Арий, но тут бесстыдно расстегнулся ремень.

Штаны сползли по колено и, вывернув карманы, взлетели, затрепетав на ветру, как парус. Синдибума подняло над полом, качнуло и приложило об плитку головой.

– Из-за тебя я больше не хочу защищать. Теперь я дух-атакун, дух-нападун и навалюн!

Синдибума подбросило и ударило ещё раз и ещё. Скоро шишек на затылке будет больше, чем на ёлке. Он пытался сопротивляться. Рубаха треснула на спине, но всё равно спеленала его, как буйно помешанного. Арий рвался и кряхтел, но после десятого шлепка об пол увидел обещанные звезды. И даже досчитал до семи.

Вдоволь поглумившись, Морок неожиданно затих.

Синдибум, покачиваясь, сел. Рукава развязались и правый манжет, сложившись в ехидную улыбку, выговорил:

– Я тебе ещё покажу!

– Шов наизнанку? – морщась, выдавил Арий.

– Вся твоя жизнь теперь наизнанку будет, – посулил дух-незащитник.

– Ты только обещаешь, – закатив глаза, пробормотал Синдибум и ощупывал свободной рукой затылок. – В полуутро я отсюда выберусь.

– Вместе со мной, – хмыкнул рукав.

В голове гудело, и только поэтому Арий не нашёлся, что ответить. Плюхнулся у стены и затих. Наверное, не стоило выбрасывать Морока за перила. Чары рассеялись, и дух, и раньше не слишком уравновешенный, так пропитался злыстью, что окончательно спятил. Вот только выгнать его из своей одежды без магии не удастся. А если колдануть, сразу отправишься в проклятый лес, в компанию к пухлому ученику.

– Я же могу и прощения попросить, – пригрозил Синдибум.

Рукав затрясся от смеха и хлестнул его по щеке.

– Вот ты ж, – Арий ухватил его другой рукой, прижав к полу.

– Пощады не будет, – придушенно заскрипел Морок.

– Может, договоримся?

Дух-незащитник не ответил.

– Доберусь до бабушки – развеет, – решил Синдибум и закрыл глаза.

Голова болела. Саднило ободранное горло. Ломило руки и ноги. Вот так избавился от соперника. Что за напасть? Как только дело касается свитка, всё всегда идёт наперекосяк. Будто ему на судьбе написано навсегда остаться чародеем, которому нельзя колдовать.

Башня катила через Злыстные земли. Недобро подвывал лес, а Морок продолжал зверствовать, не давая покоя. То ногу на ногу закинет. То по полу проволочёт. То оплеуху отвесит. Арий уже совершенно измучился, когда на балконе появилась Мара.

– Ты Конусмастера не заколдовывал, но на тебя все очень злятся, – начала она, но осеклась, присматриваясь. – Ты чего?

– Дух вселился, – хрипло пожаловался Синдибум.

Стажёрка удивлённо захлопала глазами.

– Как это?

– Наверно, Крысьнень натравил, – соврал Арий.

Мара сжала губы.

– Морок? А ну-ка брысь!

– Вот ещё, – отозвался дух-незащитник. – Я теперь его до конца времён мучить буду.

Стажёрка перекрестила руки.

– Убирайся, кому сказала.

Морок заворчал, с треском пообрывал пуговицы на рубахе, но, всё же, подняв вихри мусора, забился в угол.

– Вот злыстна ночь, – расстроилась Мара, наклонившись над Арием.

– Будто сдурели все, – подыграл Синдибум, садясь и потирая затылок. – Ты не думай, – покосившись на цветок на платье, пробормотал он. – Я смотрителя не обижал.

– Знаю, – отмахнулась стажёрка, – третий маг тебя проверил. Ты не колдовал. Но кто-то зачаровал пиво Конусмастера, и он беззвучно смеялся до тех пор, пока сердце не выдержало. На ссору не похоже. Когда злятся, действуют напрямик. Это-то и странно. Убийца готовился. Вы чего-нибудь выхватили в катакомбах?

Арий нервно облизал губы, косясь на кучу мусора. Рассказывать не хотелось, но Мару в Злыстное время лучше не выводить. А то трёпка духа-незащитника покажется приятной вознёй.

– Об этом не стоит никому знать, – сипло выдавил он.

– Это уж я сама разберусь, – оборвала стажёрка. – Выкладывай!

Синдибум поёрзал, но всё-таки рассказал всё как на духу. Если уж не доверять своей любимой, то кому?

– Читай-камень, тот самый? – не поверила Мара.

– Их что, целая библиотека? – буркнул Арий, но увидев недовольную морщинку между глаз стажёрки, поднял руки. – Бабушка сказала, что скрижаль настоящая.

– Кому знать, как не ей, – кивнула Мара. – Половину реликвий сама смастерила.

Она задумчиво заходила взад-вперёд.

– Ты опять влип.

– Как всегда, – забормотал Синдибум. – Все шишки на меня, – он невольно потёр затылок. – Не все же могут быть лучшими учениками.

– Ты не хуже меня учился, – бросила стажёрка. – Хотя если ты так относишься к Безбашенному хороводу, я начинаю сомневаться, что…

– Да понимаю я. «Долина погрязнет в новой войне, после которой уже не останется чародеев. Нас всех сожрёт злысть»…

– А если понимаешь, тогда чего ведёшь себя, как будто первый раз кнежлик увидел? Ты всегда ничего серьёзно не воспринимаешь. Это же конец всему! Неужели тебе не страшно?

– Немного. Ну, как во время экзаменов, – отстранённо проговорил Арий.

– Не надо было учителей против себя настраивать. Уже бы со свитком ходил.

– Завалили меня, – согласился он. – Я же не любимица высшего мага, как ты. Со мной можно не церемониться.

– Поговори ещё! – забубнила под нос Мара. – Любят своих детей, а меня некому.

– А я?

– А что ты? – не поняла она. – Если что-то случится, ты же ничего не сможешь. Это я тебя всегда выручаю. А когда стану первой волшебницей смогу еще больше. Помнишь, как сынок брата Высшего чародея экзамен завалил, а свиток всё равно получил…

– Помню, – буркнул Синдибум.

– Ну и хорошо! Тогда должен понимать к чему надо стремиться и что лучше иногда помалкивать. Третий маг вызывает тебя на допрос. Подвесит на правдоруб, ты всё выболтаешь и поминай, как звали. Полетишь в Злыстные земли камни сортировать.

– У меня глазомер не очень.

– Ух! – рявкнула стажёрка, подняв руку. – Язык бы тебе укоротить. Длиннее, чем у шишиги.

– Такой родился, – прошептал Арий, чтобы она не услышала.

Мара присела рядом, вытянув из оборок платья резной пузырёк со стеклянными завитушками.

– Знала, что ты снова что-нибудь натворишь. Поэтому, как всегда, подготовилась.

Синдибум отодвинулся, беспокойно поглядывая на бурлящие в склянке огоньки. Мара частенько, вот так, как сейчас, всё знала заранее. Давно баловалась магией судьбы, и всегда появлялась в самый неподходящий момент со своей, так называемой «помощью». Арий отогнал навеянные злыстью мысли, и заставил себя не спорить. Иногда, и правда, лучше помолчать.

– Чего сжался? Пей давай! – приказала она.

Он покачал головой, но сразу пожалел об этом. Перед глазами всё запрыгало. Ему даже показалось, что из кучи мусора высунулась любопытная чёрная шляпа и оскалилась в злобной усмешке.

Стажёрка сузила глаза.

– Гляжу, тебе добавки захотелось?

– Зачем меня допрашивать? Я ничего не знаю.

– А кого? – разозлилась Мара. – Тавернщик с вышибалой видели только тебя и ещё колдуна в цилиндре с такими загнутыми штуками…

– Из Рогатой башни!

– Да, именно. Но лица́ они всё равно не запомнили. Да и мало ли зачем он заходил.

– Так спросите смерть Конусмастера. Уж она-то всё видела.

– В том-то и дело, что нет, – расстроилась стажёрка.

– Что нет?

– Её нет. Сбежала.

– Так ведь не бывает! – вскрикнул Арий. – Смерть должна сорок дней за колдуном присматривать.

– Без тебя знаю! А она сбежала! Вот такая безалаберная. Пей, говорю!

Синдибум отполз ещё дальше, но Мара больше не припиралась, а применила заклятье. Качнула пальцами, и его голова сама по себе запрокинулась, а рот раззявился так, что хрустнула челюсть.

– Ууу-ё! – промычал Арий.

Огоньки весело выскочили из пузырька и гурьбой запрыгнули ему в рот.

– Вот и всё, – сразу успокоилась стажёрка. – Теперь бесята будут твой язык двигать, ничего сам не скажешь. Они не шибко умные, но никто и не заметит.

Синдибум уже чувствовал, как колючие огоньки облепили щёки и лезли в горло. В желудке заволновался пирог с ревенем, и подступила тошнота.

– «А если вырвет, они выскочат?» – хотел спросить он, но губы не повиновались.

– Зачем ты виделся со смотрителем? – склонившись над ним, проверила Мара.

Одни бесята влезли под язык, напряглись и потащили его. Другие задвигали челюстью, а третьи зашевелили губами, воскресив в памяти свою последнюю встречу с Конусмастером. У кого во рту они только не побывали.

Арию страшно захотелось чихнуть, но вместо этого он протянул:

– У него язык шершавый.

Стажёрка недовольно сморщилась.

– Соберитесь, а то третий маг рассвирепеет!

– А у третьего мага холодный и липкий, – с дрожью откликнулись бесята, вспомнив, как когда-то попадали в рот самого Крысьненя.

Был он, правда тогда ещё совсем зелёным учеником и так распереживался, что даже выпил настоя лишающего памяти, чтобы навсегда забыть об отвратительных минутах, но сами бесята не забыли. Они могли бы рассказать многое, почти про всех чародеев Дырявой башни, но к счастью не могли самостоятельно вымолвить ни слова.

Мара покачала головой.

– Твой бестолковый язык даже им не повинуется.

– Бестолковый мой язык – вжик!

– А! – махнула рукой стажёрка. – Полетели так!

Из кучи мусора выскочила треснутая пуговица и закричала:

– Врал, что одел цилиндр волшебника и получил свиток? Теперь мой поноси, брехун!

Вынырнувшая из-под листьев чёрная шляпа, подлетела и нахлобучилась на голову Синдибума по самые брови, а Морок истерически захохотал. Закружились очистки и объедки. Весело заплясали кожура и ветки.

– Да что же у тебя вечно всё не так? – разозлилась Мара, пытаясь содрать цилиндр, но он держался, как приклеенный.

Она сжала и разжала кулак, чёрную шляпу сорвало и отбросило прочь. Но она тут же вернулась на место.

– Вся твоя жизнь наизнанку пойдёт, – ревел от смеха дух-незащитник. – Ещё попомнишь мои слова. Этот цилиндр принесло смерчем, когда взорвалась тринадцатая Черная башня. Он проклятый…

– Да чтоб тебя! – взорвалась стажёрка. – Немедленно убери эту гадость!

– Как бы ни так, – безумно хихикал Морок. – Его снять нельзя, только надеть.

– Так не бывает, – капризно протянула Мара. – То, что можно надеть, можно и снять.

Дух-незащитник захохотал ещё громче. Очистки с мусором закрутило вихрем, разбрасывая по балкону.

– Улыбку надевают, а снять нельзя, – перечислял он, между всхлипами. – Злокозненный приворот ни в жизнь не развеешь. Шкуру с шишиги… а нет, это не то…

Стажерка выставила перед собой перекрещенные руки и потребовала:

– Забери её немедленно.

– После дождичка в полувечер, – булькнул Морок и забился в угол, расшвыряв гнилые листья.

Мара бросилась было за ним, но взглянув на дико вращающего глазами Ария, махнула рукой.

– Потом разберёмся! – и перенесла их на самый верх башни.

В маленьком кабинете, накинув поверх лимонной мантии ещё одну потолще, трясся в кресле Крысьнень. В камине ревел будто бы сам прародитель всего огня, и от камней расходился такой жар, что свечи на полке оплавились, а старинное, потемневшее по краям, зеркало запотело. Изгибались, будто их надели на вертел, фигурки из эбенового дерева. Все переломанные, угловатые и кривые. Они скалили беззубые рты, и указывали толстыми пальцами на шкаф. Книги на полках трепетали страницами, чтобы хоть чуть охладиться, опасаясь, что поплывут краски и с трудом собранные знания растекутся, куда глаза глядят. У закрытого плотными ставнями окна, изъеденный узкими дырами, торчал железный столб. Из нор, поникнув головами и высунув языки, свисали металлические змеиные головы. Чешуйки топорщились и блестели, отсвечивая огнями из камина.

– Где запропастились? – заворчал третий маг. – До полуутра вас дожидаться, что ли?

Он недовольно покосился на цилиндр.

– Это ещё что?

– Дух-хранитель совсем слетел с катушек, – объяснила Мара. – Вселился в одежду Синдибума, а потом заколдовал шляпу и, теперь она не снимается.

– Уже и Морока выбесил, – прошипел Крысьнень. – Когда ты только успеваешь? Марш к правдорубу!

Арий шагнул на толстый ковёр, и, проваливаясь в мохнатый ворс, прислонился к железному столбу. Змеи не двигались, но их длинные языки терлись о спину в разрывах рубахи.

– Почему ты в Злыстное время попёрся в «Гадкую виверну»?

Он даже не успел придумать ответ, а бесята уже зашевелили его губами:

– Чтобы мы с вами встретились? – предположили они.

– С кем? Со мной?

– У тавернщика зубы гнилые, – радостно вспомнили бесята.

Третий маг затопал ногами.

– Тебе что, дух остатки мозгов отшиб?

– Отшиб мозгов остатки дух! Пух! Пух! – эхом откликнулся Синдибум.

Увидев, как побелел Крысьнень, Мара зажмурилась.

Железные змеи заёрзали. Подняли блестящие головы и сверкнули глазами. Гладкие тела обвились вокруг рук жертвы и задрали их к потолку. Ноги намертво притянуло к столбу. Змеиные языки ощетинились длинными волосками и нырнули к подмышкам Ария. Он задёргался от щекоток, но во рту командовали бесята, и вместо хохота между губ выскакивало придушенное бульканье. Зато лоб от нестерпимой жары и напряжения покрылся липкими каплями пота.

Третий маг залез в кресло с ногами, спрятав их в складках мантий.

– Рассказывай?

– Поговарыть… пришёл я, ыть, – выдали бесята.

У Крысьненя глаза налились кровью. Он замотал руками, и от старательных змей пошёл дым. Синдибум извивался, но руки с ногами приросли к правдорубу. Изо рта вырывались совсем уже непонятные звуки. То ли бесятам передались щекотки, то ли они, и правда, не справлялись с непослушным языком Ария.

– Может, он ничего не знает? – потупившись, предположила Мара.

– А кто тогда? – ярился третий маг.

Стажёрка пожала плечами.

– Может, случайность?

Крысьнень покачал головой.

– Поверь старому чародею, совпадений не бывает!

Он нахохлился, и замахал руками так, что змеи наконец отстали от Синдибума.

– Убери его отсюда! Видеть не могу этого хохмача.

Напоследок третий маг щёлкнул по ладони пальцем, и цилиндр соскочил с головы Ария, описал кривой круг по кабинету, сбив на лету подсвечник и повалив почти все уродливые фигурки, вернулся обратно и нахлобучился по самые глаза.

Крысьнень взвыл, и Мара поспешно воскликнула:

– Слушаюсь! – и, стукнув Синдибума по плечу, перенесла к бабушкиному флигелю.

Вокруг башни ещё клубились тьма и холод, но после душного кабинета прохладный ветерок освежал и ласкал.

Наклонив Ария, стажёрка поднесла пузырёк к его губам, постучала по спине и приказала:

– Бесята набесились и домой возвратились!

Колючие огоньки выскользнули из горла, выбрались из-под языка, из-за щёк и посыпались в склянку. А Синдибум начал попеременно кашлять и чихать, чихать и кашлять, пока из глаз не полились слёзы.

Дверь скрипнула, и из флигеля высунулась отставная волшебница.

– Так и знала! – забормотала она. – Быстро в дом! Пока всех не разбудили.

Мара подхватила Ария под руку и завела на кухню, усадив к столу.

– Всё разболтал? – спросила бабушка и настороженно зыркнула на неё.

Стажёрка кивнула.

– Ну и что теперь с вами делать? – не унималась отставная волшебница, расхаживая по коридору. – Мы кое с кем договорились, что никто не узнает. Что теперь? Память вам отшибить?

– Уже и так все мысли перемешались, – пожаловался Синдибум, прижав ладонь к макушке.

Цилиндр сдвинулся, но сразу заехал обратно, сбросив руку.

– Что за гадкая шляпа? – всплеснула руками бабушка. – На помойке нашёл?

– Ты как всегда проницательна, – кривя губы, выговорил Арий.

Как же приятно снова управлять своим языком. У кого во рту не тешились бесята, вряд ли поймёт.

Отставная волшебница подобрала скалку, отряхнула от муки и тычком сбила цилиндр.

– Так-то лучше, вздумал дома в головном уборе ходи… – она не успела закончить, а чёрная шляпа снова запрыгнула на Синдибума.

– Что же ты настырная такая?

Бабушка размяла пальцы и вдарила по цилиндру вихрем.

Ветер разметал занавески на окне, задрал скатерть, чуть не перевернув звякнувшие чашки, растрепал волосы на голове Мары, но злополучную шляпу лишь слегка приподнял.

Отставная волшебница прищурилась и, залихватски поправив чепчик, ринулась в атаку. Флигель сотряс гром. Под потолком так сверкнуло, что испуганно замигал рыжий абажур. В этот раз скатерть не удержалась, утащив на пол разлетевшуюся осколками посуду. Да и сам стол едва устоял на витых ногах. Отпрыгнул к стене и удивлённо задрожал. Стажёрка укрылась за комодом, а вся сила колдовства набросилась на Ария. Он скакал на стуле, как на коне и, размахивая руками, старался сбить пламя со вспыхнувшего цилиндра. Но тот потух сам собой.

В стену постучали и мученический голос завопил:

– Дай поспать, ведьма!

Бабушка не обратила на соседские вопли никакого внимания, а задумчиво выпятила губу.

– Что за напасть?

– Мор-р-ок под-ш-ш-шутил, – заикаясь, выдавил Синдибум. – Под-дарок из Чёр-рр-ной баш-шни.

Шляпа ещё дымилась, а на его плечи опадал кружащийся в воздухе пепел. Но самое странное, что, несмотря на Злыстное время, он ни капельки не разозлился. Даже чуть-чуть-чуть.

Отставная волшебница сложила ладони «подзорной трубой» и долго смотрела, потом кивнула, подняла перевернутый стул и, кряхтя, присела.

– Там под ней такой тарарам, – недоумённо выговорила она. – Зло с добром так причудливо перемешались, что заклятья отскакивают.

– Так разве бывает? – изумилась Мара.

Казалось в первые за вечер её что-то сильно удивило.

– Ох, деточка! В двенадцати башнях и не такое случается. Что уж про тринадцатую Чёрную говорить. Она загадочнее всех вместе взятых была. Да и кто бы что ни думал. Магия магией, а уж зло-то с добром посильнее всякого волшебства будут.

– Как же мне теперь голову мыть? – не понял Арий.

Стажёрка стукнула его кулачком в плечо.

– А чего тебе там мыть?

Синдибум насупился. Хорошо подшучивать, когда у самой, вон какая грива. А он уже полгода по расческе тоскует.

– Так походишь, – проворчала бабушка. – Может, в Чёрной башне вообще не мылись, кто теперь вспомнит. Я, поди не такая старая, чтобы давнее прошлое в уме воскрешать. Скажи спасибо, что не рога выросли, аль гребень какой со мхом. Сейчас проблема поважнее есть.

Мара задёрнула шторы и подошла ближе, глаза сияли, как у девчонки.

– А можно эту проблему увидеть?

Отставная волшебница нахмурилась, но всё же полезла в сервант. Под посудой, в незаметной нише, завёрнутая в полотенце, скрывалась скрижаль. С того раза, как Арий её видел, камень здорово потемнел. Рыжие прожилки почти исчезли, зато четыре углубления проступили ещё сильней.

– Вот! – сказала бабушка, водрузив читай-камень на подбежавший по мановению её руки стол. – Чтобы его открыть, нужны четыре реликвии. Мегамаги ещё те прохвосты… – она запнулась. – Иначе и не поймёшь, почему они выбрали именно такие… А! Сами смотрите!

Она провела рукой над скрижалью и, потерявшиеся в тёмном камне символы вспыхнули. Из зарева соткались полупрозрачные реликвии. Над маленькой круглой ямкой замигал магический бублик, над большой, помятый с одного бока горшок. Над овальной светился застывший в кривой ухмылке череп, а над вытянутой переливался гаечный ключ.

Синдибум сдавленно пискнул.

– Не может быть! – сипло вскрикнул он.

– Ты что, их видел? – поразилась Мара.

– Тысячу раз, – кивнул Арий. – Они все в лавке Голуна.

– Вот и не верь после этого в заговоры, – расстроилась отставная волшебница.

– Третий маг тоже сказал, что совпадений не бывает! – вспомнила стажёрка.

– Таких точно, – кивнула бабушка, отодвинулась от читай-камня и погрозила пальцем. – Не был бы ты моим внуком! Сделала бы из тебя носатого вертихвоста. Ходил бы по катакомбам, огненных улиток лопал.

– Они не вкусные, – потупившись, брякнул Синдибум.

Отставная волшебница сжала губы и покачала головой.

– Быстро все по домам! Вам ещё на работу! А спать осталось всего ничего!

– А как же Конусмастер…

– Слышала, знаю! – замахала руками бабушка, поднимаясь из-за стола.

Щёлкнула пальцами над читай-камнем, и когда полупрозрачные реликвии погасли, завернула его в полотенце и спрятала в сервант.

– Идите по добру, по здорову, мне ещё тут убираться!

Она уныло посмотрела на закопчённый потолок и осколки посуды.

Арий вздохнул, почесал цилиндр и побрёл к двери.

– Может, домой его отправить? – спросила разрешения Мара.

– Отправь, – сжалилась отставная волшебница и, поморщившись, добавила: – А то ещё чего-нибудь по дороге натворит. И запомни! – повысила она голос. – К реликвиям пока даже пальцем не прикасайся, а то я тебе в комплект к шляпе такого наколдую, вся Дырявая башня от смеха трястись будет.

Синдибум не слишком искренне кивнул. Ему уже не терпелось залезть в лавку и прикарманить драгоценные реликвии.

Стажёрка хлопнула в ладоши, и Арий в одно мгновенье оказался дома. Саламандра на тумбочке грозно заворчала, но он успокоил:

– Это я, брюзга! Кто к нам с тобой ещё залезет, тут и брать-то нечего.

Красная ящерка угрожающе поднялась на хвосте, но ничего не ответила.

– Не беси! – махнул на неё Синдибум. – Без тебя голова кругом.

Вместо подходящих мыслей на ум и, правда, лезли разные глупости. Почему чародеи со свитками могут перемещаться внутри башни или в любое место в долине, но не могут перенестись в другую башню? Чтобы собирать кнежлики за портал?

Он обиженно вздохнул. А что делать, если их нет или не хватает? Не путешествовать?

– Заакончится обучеение и переед ваами открооются все дорооги, – передразнил он одного из наставников, нарочно коверкая слова, и хмуро осмотрел своё жилище.

Родители оставили ему домишко чуть побольше бабушкиного, но конечно не хоромы. Маленькая кухня посередине, небольшая комната слева и уютная гостиная справа. Старинная истрёпанная мебель. Потускневшие обои с большими бурыми цветами. Две тусклые люстры с хрустальными шарами. Всё очень старомодное и будто бы чужое. Круглый ковёр с выцветшим знаком Дырявой башни в коридоре, так растрепался, будто его соткала ещё самая первая чародейка. Синдибум скинул на него ботинки, запулил их в сторону двери и пошлёпал к шкафу. Стянул рваную рубаху и снова вздохнул. Жалко-то как. Совсем ведь новая была. Он порылся на полках и достал другую, с потёртым воротником.

– Морок, Морок, – пробормотал Синдибум. – Какой же ты молодец!

Стоило придумать коварный план мести и задать зловредному духу по первое число, но Злыстное время, будто нарочно, не делилось скверными мыслями. Даже наоборот, Арию вдруг стало стыдно. За то, как он обошёлся с ни в чём неповинным учеником, да и с самим духом-защитником.

– Да что же со мной такое? – протянул он, покосившись на цилиндр. – Ты во всём виноват!

Синдибум метнулся в гостиную к отцовской библиотеке. Пробежал глазами ряды потемневших от времени фолиантов и, выбрав самый толстый, впихнул под шляпу. Та задёргалась, запрыгала, но избавиться от книги не смогла.

– Так-то, – присвистнул Арий. – Думаешь, не справлюсь с тобой. Вот тебе, выкуси!

Он вернулся в коридор со шкафом, придерживая, съезжающий с головы фолиант, огляделся, прикидывая, где бы закрыть ненавистную шляпу. В комнате кроватью не прижмёшь! Стулья на кухне тоже отпадают. Остаётся туалет.

Прокравшись вдоль стены, Синдибум смущённо посмотрел на картину с родителями. Отец сидел за письменным столом в кабинете, рассеянно косясь на пергаменты, а мама стояла у него за спиной с обычной блуждающей по лицу улыбкой. Такие родные, мудрые и сильные. Они бы вмиг отучили цилиндр порядочных чародеев околпачивать. Вот только нет их больше и остаётся надеяться только на себя.

Потянув дверь в уборную, Арий просунул в проём голову и подался назад, пока не застряла книга. И тут же резко дёрнулся, захлопнув туалет. Фолиант грохнулся на пол, а бесноватая шляпа забилась в дверь с другой стороны. Синдибум ухмыльнулся.

– Поняла, кто тут главный?

В голове сразу прояснилось. Он даже почувствовал, что башня всё еще едет через Злыстные земли. Неловкость перед учеником и духом бесследно улетучились, зато вернулась злость. Правда, долго ликовать ему не пришлось. Заколдованный цилиндр тёмной тенью проскочил сквозь дверь и снова вспрыгнул Арию на голову, больно шмякнув по ушам.

– Чтоб тебя… – начал Синдибум, но вместе со шляпой на него снизошло умиротворение.

Захотелось лечь и свернуться комочком. Зачем сопротивляться, если цилиндр ему помогает?

– Тьфу. Чуть голову не задурил! – Арий закатил глаза.

Прямо хоть вой.

Он вернулся к тумбочке у двери и подобрал газету. «Новости долины» разносили по всем башням, чтобы каждый чародей знал обо всём, что творится вокруг. На первой полосе мигал огромный заголовок «Мы стоим на вашей защите!». Синдибум потянул носом, вчитываясь в незамысловатый текст. «Мегамаги отбили очередную атаку коварных чернобуков и, как всегда восстановили мир и порядок в долине, который без них бы давно обернулся хаосом и новой, еще более жуткой, войной. Цените усилия мегамагов и всё что они для вас делают. Бла-бла-бла! А главное, не забывайте платить подати».

Арий шмыгнул носом. Как же приятно, когда такие могучие чародеи заботятся о тебе, поддерживают мир и порядок в долине. А главное… Тьфу, вот опять. Что за розовые сопли? Никто не любит высшую власть, а уж тем более мегамагов. Он перевернул страницу газеты. Пробежался по заголовкам, но зацепился только за один. «Ограбление храма памяти в Передудле. Какие-то негодяи проникли туда, побили витрины и навели страшный беспорядок. Что конкретно пропало пока неизвестно. Ведётся следствие».

– Как до такого додуматься-то можно? – вздохнул Синдибум и сам себя оборвал. – Да как же так?

Надежды рухнули, даже газета не смогла разбудить задремавшую внутри злость, поэтому он отчаянным усилием швырнул её об стену и снова примерился к цилиндру. Злысть больше не действовала!

Какие только способы Арий не испробовал, чтобы стащить зловредную шляпу с головы, но она всегда выходила победителем. А что может быть хуже, чем постоянно проигрывать? Силы прямо-таки таяли. Как и вера в себя.

Синдибум вымотался настолько, что уснул прямо на полу, засунув голову в камин. Последней идеей было развести огонь и сжечь цилиндр. Хорошо, что колдовать он не мог, а спички где-то запропастились.

Снилась ярмарка в Передудле. Что-то столица зачастила в его кошмары. К чему бы это? Рыночную площадь покрывало волнующееся на ветру море шатров. Они взбирались друг на друга пирамидой, возвышаясь среди башен нарядным, но безвкусным чучелом. Которое и умиляло, и настораживало одновременно. Узкие проходы между аляповатыми шатрами, обычно шумные и нарядные, сиротливо пустовали. Будто вместо базарного дня объявили пасмурное утро после затяжного праздника. Арий парил над острыми крышами, выискивая заветный уголок. Во сне он точно знал, что ему нужно. Вон тот пошарпаный лоток с дырявыми шарами и поддельными свистульками, которые сулили большую удачу и долгожданное счастье. На выгоревшем плакате так и написали: «Победа без обмана! Большая удача и долгожданное счастье». Хитрый торгаш с натянутой улыбкой, которую, как теперь знал Синдибум, можно надеть, но нельзя снять, подкидывал на ладони одинаковые коробочки с яркими оранжевыми бантами. Он широко разевал зубастый рот, но вопреки здравому смыслу из него не вылетало ни звука. Совсем наоборот, любой, даже самый маломальский звук затягивало в его бездонную глотку. Арий опустился рядом с лотком и протянул руку. Торгаш наклонился, чуть не коснувшись ладони своим кривым, покрытым бородавками носом, и перебросил одну из коробочек. Бант развязался, и на Синдибума посыпались кнежлики. Он пытался их сосчитать, но зелёные светящиеся шары разлетались во все стороны и выворачивались из пальцев. Подпрыгивали и посмеивались. А когда Арий, наконец, дошёл до девятисот тысяч девяносто девяти, торгаш начал кричать, что передумал и ничего не будет покупать у волшебника в такой отвратительной шляпе. Синдибум пытался протестовать. Уверял, что ничего не продаёт и «большая удача с долгожданным счастьем» принадлежат ему по праву, но мерзкий торгаш заголосил так, что обрывки сна разлетелись во все стороны.

Дырявая башня, наконец, выехала из Злыстных земель и стрелка на циферблате Дененочных часов указала на полуутро, а мерзкая саламандра, почуяв перемены, завыла дурным голосом:

– Вставай, Арюшка! Вставай! На работу пора.

– Арий! – привычно поправил он, дёрнувшись во сне, ударился рукой об решётку камина и проснулся окончательно.

Будто вообще не спал. Такой же усталый и измученный, как был.

Не открывая глаз, Арий поднялся и, шикнув на живой будильник: «Захлопни пасть, пиявка варёная», побрёл в туалет.

Сколько можно издеваться над несчастным чародеем? Даже кошмары не страшные, а какие-то обидные. Он пытался припомнить к чему снится город. Вроде, если ничего не путает, такие сны пророчат неожиданные препятствия и проблемы. Перемены в судьбе и печальные события в ближайшем будущем. Чтобы во всём разобраться, надо читать линии. Вот только где, на руке или в небесах между звездами? Лучше спросить у Мары. Она разбирается в предсказаниях судьбы лучше всех. Иногда, даже кажется, что она знает всё, что будет со всеми вокруг. Вот только так не бывает!

Синдибум мрачно взглянул в зеркало. О каком будущем можно говорить, расхаживая в такой мерзкой шляпе? Он прополоскал рот и потянулся за щеткой. Привычка чистить зубы была, по его же собственному мнению, единственным непреложным правилом. Но в тот ранний час нарушилась даже она. Во входную дверь заискивающе постучали, и Синдибуму пришлось открывать.

– Кто там ещё? – недовольно заворчал он.

Перед крыльцом, переминаясь с ноги на ногу, приплясывал стройный чародей в модном оливковом сюртуке. Из кармашка торчал зелёный платок с изумрудной булавкой. На цепочке, выглядывавшей из жилета, висели золотые часы. Напомаженные волосы прилипали ко лбу и волной скатывались к левому уху. Тонкие брови недоуменно приподнялись, а настойчивые глаза решительно выпятились. Даже чёрные усики воинственно загнулись.

– Вы изволили запамятовать о нашем договоре? – спросил он.

– Бр-р, – передернул плечами Арий, и его плывущий взгляд замер, вперившись в цилиндр с рогами в руках нового жильца.

ГЛАВА 3. КУДА ПРИВОДИТ ЖАЖДА НАЖИВЫ

Синдибум не мог оторваться от цилиндра. А в руках, стиснутых за спиной, потеплело от готового вырваться пламени.

– Ты из Рогатой башни?

– Что вы, – замотал головой жилец, норовя протиснуться в дом. – Я странствующий парикмахер. Симон Болевар.

Арий перегородил дверь. Огонь уже жёг пальцы.

– Чародей без башни? – не поверил он.

– Почему без башни? – обиженно протянул жилец. – Я очень прилично стригу.

– А это?

– А! – догадался Симон, вертя в руках цилиндр. – Сам не понимаю, как вышло. Поднимался по лестнице, а он лежит. Сам по себе. И никого вокруг. Вот я и взял. Сам не знаю зачем.

Синдибум ещё недоверчиво щурился, но проход всё-таки освободил. Невежливо мага в дверях держать. Пусть и такого подозрительного. В башнях не жаловали бродяг, посматривая на бездомных странников с презрением, ведь от чужаков можно ждать чего угодно, но когда тебе нужны деньги, быстро забываешь о предрассудках.

– Проходи! Комната справа. Я уже опаздываю на работу. А ты располагайся, – насколько смог, приветливо предложил Арий.

Саламандра зашипела на жильца, хотя если бы не хозяин, могла и огнём плюнуть. Синдибум погладил красную чешуйчатую голову.

– Привыкай, он теперь будет здесь жить.

Симон улыбнулся.

– Какая грозная домовладелица, – и повернулся к Арию. – Вы, верно, большой любитель шляп? – спросил он. – Хотите, отдам вам и эту? – и протянул цилиндр с рогами.

– Мне одной хватит, – поморщился Синдибум.

– Тогда я могу сделать вам модную причёску со скидкой?

Арий приподнял чёрную шляпу, демонстрируя лысину, но цилиндр снова привинтился к голове.

– Люблю, когда кожа дышит, – проворчал он и, ссутулившись, побрёл в ванну.

– У всех свои причуды, – согласился Симон, и, перехватив тяжелый саквояж, прошёл в комнату.

Хоть Злыстное время прошло, и башня выехала под голубое небо, Синдибум чувствовал себя прескверно. Всё окончательно запуталось и так перемешалось, что оставалось только скрежетать зубами и беситься от злости. Жильцом хотелось растопить камин, чтобы весело потрескивал вместе с обеими шляпами. А от воспоминаний о работе сводило челюсти. Даже перспектива прибрать к рукам реликвии не слишком вдохновляла, ведь придётся целый смотреть на Голуна.

Натерев зубы пахнувшей травами пастой, чтобы на сухую не скрипели, он прополоскал рот и крикнул:

– Чувствуй себя, как дома, – про себя пожелав, чтобы щеголь-парикмахер зарезался ножницами, а сам вывалился за дверь.

Раннее солнце слепило глаза, а птичье пение раздражающе скребло по ушам. Он поплёлся к лестнице, нехотя переставляя ноги. Что может быть хуже раннего утра? Кто вообще придумал жить в башнях? Понастроили не пойми чего. Почему жилые флигели в самом центре, лавки и склады внизу, а зал советов, учебные классы и апартаменты высшего мага и его заместителей наверху? Кто так распределил ярусы? Пока куда-нибудь доберёшься, полдня пройдёт.

Синдибум спускался по лестнице так долго, что уже должен был наступить полувечер, а когда наконец добрался до лавки – закончится целая неделя.

– Опять опоздал, дармоед?

– Я ничего такого не ем, – проворчал Арий, недобро зыркнув на Голуна.

Хозяин лавки выскочил из-за прилавка, вперив в него настороженный взгляд.

– Что вы вчера выхватили с Конусмастером?

– Он уже ничего не…

– Знаю! – оборвал Голун. – Вся башня знает! Но вы же не зря встречались в «Гадкой виверне», раздобыли что-то особенное и решили оставить меня не у дел?

– Ага, квадратным колесом разжились, – фыркнул Синдибум. – Бантик выбирали, чтобы вам торжественно вручить. Смотритель настаивал на розовом.

– Я же тебя… – надулся хозяин лавки.

– Уволите? – безразлично спросил Арий.

– Размечтался! – подпрыгнул Голун, и его соломенные усы подскочили над щеками. – Пока не разузнаю, что вы отхватили, будешь на виду. Я сыщика нанял!

Синдибум закатил глаза. Вспомнил вечно синего от осенней браги, косматого Разнюха. Его вечно мутные, близорукие глаза, неуверенные движения и походку, и хмыкнул. Он не то, что скрижаль, тапки у себя дома не найдёт.

– Не нашего раздраконенного разгильдяя, – словно прочитав его мысли, ехидно выдал хозяин лавки. – Настоящего! Из Рогатой башни приехал.

Арий вздрогнул.

– А! Трясёшься! Рыло-то в пуху! Иди товары расставляй! Я тебя на чистую воду ещё выведу. Пожалеешь, что сам во всём не сознался.

– Так плакать буду, что лавку затоплю, – пробормотал Синдибум и потащился к полкам.

Переставил шар с торчащими перьями. Зевнул. Сдвинул с первого ряда пожелтевший от времени рог. Подумал и вернул на место. Какая разница. Как этот мусор не перекладывай, его всё равно никто не купит. Он пробежался глазами по реликвиям, задержавшись на переливающемся черепе первого привратника Плюгавой башни. Жадно сглотнул. Рядом, насаженная на штырь подставки, крутилась магическая дырка от бублика – серое пятно через которое можно просунуть палец. Арий хоть и с опаской, но пробовал, и туда пролезает и обратно выходит. Зато сколько в эту дырку не смотри, ничего не увидишь, будто внутри скопился клочок вязкого тумана.

– Ты погляди, что творится! – ворчал за прилавком Голун, по самые брови уткнувшись в газету: – Опять проклятые чернобуки чуть башню не подорвали. Никакого спасу от них нет. Вот не живётся им спокойно. Хорошо хоть мегамаги им по сусалам поддают, а то бы давно уж все в злысте потонули.

Синдибум только поёжился. Только и слышно про безумных чернобуков и надёжных правителей-защитников, будто порядочному чародею и поговорить больше не о чем. Он перевел взгляд в самый дальний угол. Там незаметно примостился невзрачный гаечный ключ. Его стащить будет проще всего. Запропастится, так хозяин лавки не сразу и вспомнит. С горшком конечно труднее, на него хоть какой-то спрос есть.

– Ты смотри! Даже в Передудле и то бардак, – воскликнул Голун, – несколько дней тому назад ограбили храм памяти. Стало достоверно известно, что негодяи умыкнули копию скрижали Безбашенного хоровода. И кому эта безделушка сдалась? Она же ничего стоит!

Синдибум чуть не подпрыгнул. Ох, неспроста это всё, ох неспроста. Сначала кто-то обворовывает храм памяти Передудля и забирает копию, а потом Конусмастер выхватывает настоящий читай-камень. Таких совпадений не бывает. Он задумчиво прошёл к прилавку и вернулся. Ещё раз проверил, и с замиранием сердца обшарил все полки.

– А где горшок для очисток? – взвизгнув, заголосил он.

Хозяин лавки засиял, как новый кнежлик.

– Продал, – гордо сообщил он и сердито добавил: – И не думай, что я буду с тобой делиться. Старикашка мне всю плешь проел. Того и гляди такой же гладкий, как ты стану.

– Продал? – дрожащим голосом выдавил Арий.

На него накатила такая злость, что затмила самое тёмное Злыстное время.

– Я же мастер торговли, а не пустозвон без свитка! – заносчиво крикнул Голун.

– Где он живёт? – наступая на прилавок, зашипел Синдибум.

– Где, где? На звезде! Почём я знаю, – невольно отступив, огрызнулся хозяин лавки.

Арий подошёл в упор, и цилиндр на его голове расплылся в зловещей улыбке.

– Это ещё что? – задрожал Голун. – Тебе нельзя колдовать!

– Что, что? Лицо морщинисто́. Не выспался! Голова болит.

– Так возьми выходной, – всё ещё трясясь, заискивающе предложил хозяин лавки.

С него враз слетела вся спесь, а моргающие глаза никак не могли оторваться от чёрной шляпы.

– И возьму! – угрожающе гаркнул Синдибум и молча вышел, хлопнув дверью.

Навстречу бежал взъерошенный Хвыщ.

– Тебя-то мне и надо! У, какую шапчонку отхватил. В катакомбах, что ли?

– Иди ты с кикиморами обжиматься, – рявкнул Арий, зашагав к лестнице, но подмастерье зеленщика не отставал.

– Чего, Голун выгнал, что ли?

– Выгоняют брагу, – отмахнулся Синдибум.

– Чего ты злющий-то такой, Благое время ведь?

Хвыщ подскакивал на месте, кривя веснушчатое лицо.

– А у меня всё наоборот! Я особенный! – просипел Арий и остановился. – Вот как теперь этого транжиру найдёшь? Всю башню целый месяц обходить надо!

– Того, что вчера из лавки мешок брюквы пёр, что ли?

– Что знаешь?

Подмастерье зеленщика хитро сощурился. Его беспокойные ноги отбивали чечётку, а длинные руки приплясывали в такт.

– Откуда ж мне, убогому, – заскулил он капризно. – Я же не особенный. Пойду лучше с кикиморами обжиматься, что ли.

– Вот залеплю тебе промеж бесстыжих глаз, даже кикимора не позарится, – раздражённо предупредил Синдибум.

– Ты точно добро со злом попутал, – ухмыльнулся Хвыщ. – Носи шляпу почаще, а то такая рань, а тебе уже голову напекло.

Арий еле-еле взял себя в руки. Зажмурился со всех сил и выдавил улыбку.

– Рассказывай, мне очень надо, – попросил он, и подмастерье зеленщика не сдержался.

– Тут вчера такое было, – как сорвавшийся с привязи кошкомор, залопотал он. – Магов навалило. Почитай вся верхушка, не считая высшего. Вечерний обход у них, что ли? И прямиком в лавку старьёвщика. Я уж думал, закроют вас, чтобы вредительский мусор несчастным не втюхивали…

– Про транжиру давай, – взмолился Синдибум.

– Так он ещё раньше ушёл, – объяснил Хвыщ. – Кряхтел, главное, прогибался, но мешок быстро пёр. Перекинул за балкон и улетел на ковре-самолёте. Новенький такой, цвета мокрой ежевики, да с бахромой. Где такие престарелые чудодеи только кнежлики берут на последние модели.

– Ничего не путаешь?

– Клянусь здоровьем Татошки!

Арий почесал подбородок. Стоило побриться, но из-за проклятого цилиндра он забыл обо всём на свете. Если старик улетел, то выследить его могут только кошкоморы. Они в воздухе учуют что угодно. Придётся идти в их логово – Мурлятник.

– Бол спс, – бросил он и, развернувшись, побежал по лестнице вверх.

– Будешь должен, злыдня неучтивая, – крикнул вслед подмастерье зеленщика. – Расскажешь потом, за что Конусматера замучил, убивец вредный…

Но Синдибум не слушал. Его напряжённые от злости извилины с ненавистью пересчитывали ступени. До собственного ковра-самолёта, как до Передудля пешком, а взбираться придётся почти на самый верх башни. Кошкоморы обитали на ярус выше учебных классов, под апартаментами главных волшебников. Тут уж не до бурной радости, ноги бы по колени не стереть.

Арий не глядя передвигал ботинки, сквозь сжатые зубы, ворча на редких прохожих. Хотелось спать, есть и заколдовать кого-нибудь до смерти. Вроде не понедельник, но настроение такое, будто он уже седьмой на неделе. Даже статуи гарпий ехидно посмеиваются: «У нас вот крылья есть, а у тебя?».

Он снова добрался до дома, миновал зал Советов и, распихивая всех локтями, продрался через столпотворение перед учебными классами. Вот бы отправить всех учеников за пухлым болваном в Злыстные земли. Нет конкурентов – нет спроса на свиток чародея. А уж если нет спроса, то условия диктует единственный желающий его получить. Так-то!

Когда Синдибум, наконец, добрался до Мурлятника, от его глаз можно было поджигать свечи, а на лбу готовить яичницу. Несмотря на ясный Благой день, злоба бурлила и брызгала, отравляя всё вокруг. Он так разъярился, что даже пнул дверь в башенку с жестяной вывеской, изображающей летучую мышь на костылях, и безбоязненно вошёл в убежище кошкоморов. Каменный пол устилали птичьи скелеты и ошмётки перьев. А вдоль стен, уходя под потолок, поднимались ряды уступов с деревянными, до неузнаваемости исцарапанными, настилами. От застоявшегося приторно-сладкого запаха слипались ноздри. Синие мохнатые бестии лениво приподнялись над своими лежбищами, загремели цепями и зашипели. Из норы у двери выскочил всклокоченный домовой, потёр огромные глаза, но, узнав Ария, всё-таки не зря зверюг расчёсывал, безмолвно юркнул обратно.

Синдибум и сам поспешил убраться, пока цел. Прикованные или нет, кошкоморы способны на многое. Что творится в их пушистых головах, неведомо даже мегамагам. Он метнулся под низкую арку, подняв вихри линялой шерсти с пола, и через узкий коридор выбрался на крошечный балкон, увитый диким плющом. Здесь дышалось легче. Сквозняк пробегал по углам и, выгнав вонь, надувал чистый свежий воздух. На низкой скамейке, на подушке возлежал огромный кошкомор. Размером с доброго телёнка, а может, даже и со злого, поди померяй. Синюю шерсть посеребрила благородная седина, кисточки на ушах разрослись, как опахала, а мудрые карие глаза небрежно рассматривали нежданного гостя.

– Приветствую тебя, небожитель Лыба, – загнав опасную сейчас злость подальше, поклонился Арий.

Кошкомор вежливо улыбнулся, перекатившись на спину, но внимательный взгляд так и не оторвался от Синдибума.

– Мне нужна твоя помощь, мудрейший!

Лыба блаженно прикрыл глаза и проурчал:

– Почему-р Му-р-Арий хму-р-рый?

– Из-за проклятого цилиндра, – честно ответил Синдибум и ткнул в шляпу.

Та задёргалась и нахлобучилась до бровей.

– Нему-р-дрено.

Арий закивал.

– Мне бы найти хозяина ковра-самолёта, который вчера прилетал в лавку старьёвщика.

Кошкомор перевернулся, потянул спину и, вздыбив хвост, улёгся на подушку, подложив лапы под голову.

– Другому-р не кому-р?

Синдибум пригнулся, шагнул и доверительно сообщил:

– Другие не справятся.

Лыба оскалил зубастую пасть:

– Охму-р-ряешь?

Арий потупился.

Кошкомор не торопясь поднялся, поскрёб подушку длинными когтями и расправил полупрозрачные крылья.

– Приму-р перламу-р-тровую му-р-рену…

– Наловлю хоть десяток! – пообещал Арий.

Лыба заурчал и взлетел. Хвост мотнулся перед Синдибумом, и тот, под повелительное: «По-быстрому-р», ухватился за него и поднялся в воздух. Дикий плющ разметало в стороны, и они спикировали с балкона. Каменная стена башни с флигелями и лестницами промелькнула перед глазами. Завертелась. Земля перемешалась с небом. Погрозили острыми пиками ёлки, но кошкомор завернул и клацнул зубами. Мимо промчалась испуганная летучая мышь, и Арий попытался упереться ногами в воздух, крутясь и подпрыгивая.

– Стой! – закричал он. – У нас дело!

Лыба фыркнул, но за законной добычей не погнался. Махнул крыльями и пронёсся мимо яруса с лавкой старьёвщика. У Синдибума поплыло перед глазами. Башня наклонилась и задрожала. Пальцы начали соскальзывать с хвоста, но кошкомор приземлился на балконе и Арий кубарем покатился по полу.

– Ой, как интересненько! Арюшечка, ты такой смеленький! – запищал знакомый голосок. – Летаешь с пушистиками.

Кошкомор гордо прошёл по перилам и для порядка вздыбил шерсть.

– Заму-р-жем? – хитро сощурив глаза, спросил он.

Зудочка восторженно взвизгнула и замотала головой. Щёки разрумянились.

– Не время девушек обхаживать, – забормотал Синдибум и грозно взглянул на розовое недоразумение. – Меня зовут Арий!

– Конечно, миленький, – залепетала Зудочка, бочком подбираясь к Лыбе.

– По-видимому-р помур-р-лычем попозжему-р, – ухмыльнулся он, обнюхивая балкон.

Нос наморщился и заходил туда-сюда. Ноздри расширились, а глаза загорелись. Нетерпеливо махнув хвостом, кошкомор взлетел и закружился вокруг яруса, стрелой проносясь перед башней.

Оторвав от него восхищенный взгляд, розовое недоразумение повернулось к Синдибуму.

– Как низко обманывать даму, – оттопырив тонкую губу, пожаловалась она. – Ты обещал прийти и не пришёл.

– Меня сослали в угол, – отмахнулся Арий, не отрывая глаз от Лыбы.

Кошкомор что-то почуял и крутился перед балконом, кувыркаясь и размахивая крыльями. Прижал уши и нацелился вниз.

– Подожди! – закричал Синдибум. – Ты куда?

– К смердящему-р иму-р-ществу.

– Брюкву почуял! – обрадовался Арий и, не раздумывая, бросился следом.

Перескочил через перила и, под испуганный крик Зудочки, полетел за сжавшимся камнем Лыбой. Умудрился снова ухватиться за хвост и вцепился так, что кошкомор недовольно зарычал. Они промчались мимо десятка ярусов и спикировали перед одиноким крыльцом. У кого водились кнежлики, мог позволить себе тихое местечко вдали от жилых ярусов с беспокойными соседями. Поэтому Синдибум и не мог припомнить старика, хотя, пусть и шапочно, знал почти всех в Дырявой башне.

К небольшой площадке не вела ни одна лестница, да и два здоровенных каменных огра, обступивших двери не выказывали излишней доброжелательности. В распахнутые пасти со свистом проскочило бы среднее кресло, а в широких ладонях навсегда потерялся бы пресловутый горшок для очисток.

Лыба, недовольно урча, подтянул помятый хвост и прошёлся по нему языком.

– Му-р-чение, – забрюзжал он, расправляя крылья. – Перламу-р-тровую му-р-рену в корму-р-шку, поэтому-р.

– Да-да, – пообещал Арий. – Поймаю и сразу притащу.

– Сму-р-хлюешь – заму-р-чаю, – бросил кошкомор и умчался прочь.

Синдибум поёжился. Лыба слов на ветер не бросает. Придётся залезть ночью в зал Советов и выловить сверкающую рыбу из бассейна. Он повернулся к охранным статуям. Бездушные огры смотрели сквозь него пустыми глазами, но стоило сделать шаг к крыльцу, и страшные морды зашевелились, выпятив каменные клыки.

– Прочь!

– Щас! – воскликнул Арий и, проскочив под каменными лапами, толкнул дверь.

– Хозяин моет ноги, – возмутился огр и ухватился за цилиндр.

– Да хоть подмывается! – разозлился Синдибум и юркнул в дом.

Чёрная шляпа отчаянно забилась, но статуя не поддавалась, лишь сильнее сжав пальцы. Тогда на тулье появилась гаденькая улыбка. Тёмные губы собрались и плюнули в оскаленную морду. Огр брезгливо поморщился и, бросив цилиндр, закрылся каменными лапами.

– Разве так себя ведут? – обиженно заревел он, но второй истукан лишь пожал огромными плечами так, что заскрипели идеально подогнанные камни.

Чёрная шляпа, хохоча, запрыгнула на голову Синдибума, и они ввалились в коридор, припечатав за собой дверь. От хлопка в корзинах заболтались зонты, а плащи на вешалках зашевелили рукавами. Со стен таращились картины с напыщенными чародеями в праздничных цилиндрах со знаками. На полотнах собрались представители всех двенадцати башен, не хватало только Чёрной тринадцатой. Но прошло уже много лет, после неудачного эксперимента со взрывом и прорыва злысти, её символы и представители остались только в храмах памяти. Блестел надраенный пол из редкого розового паркета, а из комнаты долетал плеск воды. Арий гордо задрал подбородок и бесцеремонно попёр внутрь дома. Когда приходишь незваным, лучше лезть напролом.

Старик сидел перед камином. Ноги топотали в бурлящем пузырями корыте, а голову обвивало пушистое белое полотенце. Банный халат распахнулся до впалого живота, а руки размахивали, дирижируя крошечными инструментами на полке. Барабаны подскакивали, истязая себя палочками. Надрывались бронзовые трубы, и тоскливо подвывала одинокая скрипка.

Синдибум уловил мелодию и подпел:

– Как у мегамага подходила брага.

Хороша, прозрачна, ароматна, смачна.

Старик щёлкнул пальцами, и музыка заглохла.

– Что?

– Смачнаааааа!

– Певцов не заказывал! – сварливо протянул он.

– А кого заказывали? – уточнил Арий. – Могу сплясать. Могу чаю заварить.

– Исчезнуть можешь? – недовольно рыкнул транжира.

– Что нет, то нет, – замотал головой Синдибум.

Старик запахнул халат и сгорбился.

– У меня выходной! Уроков не даю! Голос не ставлю! Глухоту не лечу! Свернутые уши не распрямляю!

– Мне бы горшок.

Транжира аж подпрыгнул.

– Я композитор, а не повар! Похлёбку бродягам не раздаю.

Арий подошёл поближе.

– Ошибочка вышла. Вы купили горшок, который не продавался.

Старик засучил ногами, так что во все стороны полетели брызги.

– Как же я купил то, что не продаётся?

– Ненароком, – хмыкнул Синдибум. – А может, намеренно. Кто вас знает.

– Все! – заверещал композитор. – Все, все, все! Моя музыка звучит во всех двенадцати башнях и на балах в Передудле! Мне пожимали руки мегамаги и звали возглавить камерный оркестр Великой башни. Я живу здесь по личному приглашению высшего мага Димитрия! А он, между прочим, сильнейший из хозяев башен и когда-нибудь возглавит всю Долину.

– Тогда понятно. Вы на нём играть будете?

Старик вскочил, грозно уставившись на незваного гостя.

– Он фальшивит!

– Вот-вот! – обрадовался Арий. – Поэтому я и хочу его забрать, зачем вам такой не музыкальный горшок.

Композитор нахмурился, но неожиданно захлюпал носом.

– Сушёная брюква совсем не мелодичная, – пожаловался он, крякнув. – У меня пропало вдохновение.

– Сочувствую, – безразлично бросил Синдибум. – Но мне нужен горшок!

– А мне брюква!

– Опять? – взвизгнул Арий, и чёрная шляпа ехидно захихикала.

Старик затянул пояс на халате и, уперев руки в бока, строго заявил:

– Нет! Не опять!

Синдибум заскрежетал зубами, но композитор упрямо гнул своё:

– Самая свежая! Чтоб сок брызжал!

– Вот как ща брызну! Где её достать-то? – совсем разозлился Арий, но старик ещё сильнее набычился и, захлюпав мокрыми ногами по ковру, подошёл вплотную.

– Не моё дело! – сверкая глазами, гаркнул он. – Мне нужно вдохновение, и если вы его мне не доставите, я сдам горшок на переплавку!

– Отдай по-хорошему, – зарычал Синдибум, но из-за кресла мгновенно выскочил бандитского вида домовой.

Один глаз пересекал побелевший шрам, а второй заплыл белым бельмом. Маленький нос почти терялся на плоском лице, зато огромный рот скалился подпиленными зубами. Он грозно задвигал указательным пальцем и провёл чёрным ногтем по горлу.

Арий вздохнул и сник. Он ожидал сопротивления, но не такого же бескомпромиссного. Домовым, конечно, с настоящим чародеем не тягаться, но колдануть, в отличие от ненастоящего чародея без свитка, они ещё как могут.

– Проваливайте! – пыхтел композитор, подталкивая его к двери. – Здесь бывали Высшие маги из многих башен. По этому паркету ступали величайшие колдуны долины, а вы пачкаете его своими бесполезными недипломированными ногами.

Завидев старика, огры вытянулись по струнке.

– И без брюквы не возвращайтесь!

– Я не дотащу мешок…

– Что? – подавшись левым ухом, громыхнул композитор.

– Брюква тяжелая! – зайдя справа, закричал Синдибум.

– А! – замахал руками старик. – Не надо повышать голос, у меня очень тонкий слух. Возьмите ковёр-самолёт.

Он бросил ключевую нитку с двумя узелками и захлопнул дверь. Огры расслабились, выпятив толстые, испещрённые сеткой трещин, животы, и недобро покосились на Ария. Но он уже перегнулся через парапет, разыскивая «последнюю модель цвета мокрой ежевики».

Голова трещала от тоскливых мыслей. Ещё совсем недавно у него не было ничего. Сейчас тоже ничего нет! Но теперь он обязан отдать перламутровую мурену самому опасному кошкомору в Дырявой башне и мешок наисвежайшей брюквы глухому, совершенно чокнутому композитору. А до полувечера, ещё ой как далеко. Как бы ещё чего кому не задолжать.

Синдибум перелез на ковёр-самолёт и заправил ключевую нитку в управляющую прореху. Бахрома затрепетала и по ткани прошла рябь.

– Делать нечего! Как сказал бы Лыба, летим на ферму-р.

– В другой раз по шее получишь, – вякнул огр, хрустя каменными кулачищами.

– Свою побереги, – огрызнулся Арий, и, ухватившись за углы ковра-самолёта, направил его к теряющейся среди деревьев земле.

Дырявая башня неторопливо ползла через лес, оставляя за собой выжженную просеку. Объезд вокруг долины не прекращался ни на мгновение. Шли часы, дни, месяцы, годы, а башня ползла по запланированному маршруту и ничего не менялось. Деревья расступались, выгибаясь и расставляя ветви, чтобы убраться с пути бездушного исполина. Невидимый механизм под катакомбами захватывал грязь с песком и просеивал оставшиеся с войны реликвии. По развороченной земле тянулась глубокая борозда с почерневшим дёрном. Вдоль неё торчали опалённые иглы кустов и лежали груды сожженной травы. У самого подножия, притянутая железными тросами, за башней тащилась гигантская телега, десять на сорок саженей, на огромных чугунных колёсах. В удобренной почве, насыпанной по самые борта, росло всё необходимое для рациона настоящего мага: артишоки, бататы, кольраби, патиссоны, топинамбур и, конечно, брюква.

Перед крошечным домиком с острой крышей копался в грядках фермер. Лопата монотонно опускалась и угрожающе подпрыгивала. При этом заплетённые в длинную косу волосы колотили его по пояснице, а могучие плечи подёргивались.

Синдибум покружил над фермой, теребя подбородок. Даже в Благое время с любителем овощей связываться не стоило. Говорит он неохотно, а бьёт резко и не раздумывая. Если их поставить с Дробовиком, ещё неизвестно кого первого к знахарям унесут. Старший Быстрогон как-то повадился бататы тырить да познакомился с лопатой поближе. До сих пор косит и заикается. Правда, после полувечера фермер спит без задних ног, зато по огороду всякая нечисть скачет. Так что, потянувшись за топинамбуром, скорее всего, угодишь в чью-нибудь слюнявую пасть. Положение прямо-таки безвыходное.

Арий уже попрощался с реликвиями, перечеркнул жирным крестом читай-книгу и миллион кнежликов, когда на колокольне загремел траурный перезвон. Он завертел головой, чуть не свалившись с ковра-самолёта. Над лесом поднялись птицы и, застрекотав, испуганно понеслись прочь, прочертив далёкий горизонт, из-за которого расплывчатой тенью выпирала Плюгавая башня. До неё можно было бы долететь, если бы не всякая летучая мерзость, самая страшная из которой уже приближалась. Из-за деревьев, в коротких перерывах между ударами колокола, доносилась приглушённая песня. Синдибум задрожал, негнущимися пальцами вцепившись в бахрому. Гарпии летят!

Фермер выругался и, подхватив лопату, побежал к домику. Над крышей расцвела сияющая защитная руна. Завертелась, разбрызгивая сверкающие искры, и заволокла прозрачным куполом всё до самого фундамента. Зычно хлопнула дверь.

Арий заметался, не зная, куда деться. Он бы всё равно не долетел до дома, а надеяться, что его пожалеют, отопрут засовы, и пустят куда-нибудь ещё, было очень, ну очень глупо. Пришла беда – затворяй ворота. Перед гарпиями все равны и каждый сам за себя.

Чёрная шляпа забулькала гадким смехом.

– Чего радуешься? – зашипел Синдибум. – Сожрут вместе с тобой и не поморщатся. Они еду не моют и не распаковывают.

Цилиндр подавился хохотом и заёрзал.

– Проняло? – злорадно бросил Арий, снижаясь.

Он проскочил между огромных колёс и, забившись в темноту, завис под телегой. Засунул пальцы в уши и замер. Бесполезно! Песня гарпий всё равно раздавалась в голове.

– Мы так скучаем в небе ясном,

В сверканье нежном и прекрасном.

Приди скорей же, нас спаси.

И всё что хочешь, попроси.

Хор приближался и с каждым новым куплетом, Синдибуму сильнее хотелось выскочить из укрытия и подпеть. Печальные слова пробирались в потаённые уголки души, отпихнув в сторону даже надоедливый шёпот Злыстной стороны. На глаза наворачивались слёзы, а от беспредельной тоски опускались руки и пропадали остатки воли.

Цилиндр нервно вздрагивал, прислушиваясь, и оседал. Поля уже надвинулись на глаза. А когда Арий дёрнулся, чтобы броситься навстречу обвораживающим звукам, шляпа съехала до носа и закрыла уши. Навалилась густая, звенящая тишина. Песня стихла, а вместе с ней рассеялись и чары.

До Бесконечных войн гарпии были мелкими воришками и хулиганками. Стащить что-нибудь блестящее, бестолкового ребёнка напугать, это, пожалуйста, но о групповых людоедских нашествиях они не могли даже мечтать. И дело не в том, что не умели петь. Голосить-то они как раз голосили, да так, что все уписывались со смеху до колик. Рифмовали с воодушевлением черпателя ночных горшков и с таким же изяществом:

– Собрались со всей вольной воли,

Буси-буси, ай да гуси-гуси.

Прилетели пернатые девы боли,

И выпали глаза у бабуси.

Всё изменилось, когда высшая волшебница Кривой башни потеряла в бою всех своих сыновей и дочерей. Материнское сердце раскололось от боли и изрыгнуло на белый свет такое проклятие, что содрогнулись даже обезумевшие чернобуки, а почти безобидные гарпии превратились в жутких страшилищ.

Кое-кто из особо ретивых, но не слишком умных чародеев даже предлагал снести все похожие на них статуи в Дырявой башне. А скорые на руку, но медленные умом откололи у одной из каменных гарпий, что украшала почтовый ярус, голову и отбили одно крыло. Вступился высший маг. Он строго-настрого запретил уничтожать волшебное наследие, каким бы оно ни было. Ведь надо помнить не только хорошее, но и плохое, хотя бы для того, чтобы не повторять собственных ошибок.

Арий недоумённо моргал и крутил головой. Как только цилиндр заглушил чарующие звуки, их притягательная сила растворилась в воздухе.

– Ты что, меня спасла? – вскрикнул он, но не услышал собственного вопроса. – Что думаешь, я буду благодарен? Нет? А я буду! Начну тебя разравнивать и чистить. Хочешь, даже поглажу?

Цилиндр передёрнуло.

– Ну, как хочешь, – обиделся Синдибум, к нему уже возвращались мерзкие мысли, навеянные Злыстной стороной. – Ты же для себя старалась, верно?

Шляпа чуть согнулась.

– Так чего я тогда распинаюсь? – разозлился Арий. – Открывай глаза, пока фермер прячется, полетим брюкву воровать.

Он хищно улыбнулся, а цилиндр сполз на затылок.

Ухватившись за углы ковра-самолёта, Синдибум вынырнул из-под телеги и полетел к дальнему краю огорода. У средних ярусов башни кружили гарпии, но он не оглядывался. Не время для сомнений, пора ловить удачный момент. Спрыгнув, он обшарил ближайшие грядки, небрежно сбивая ногами патиссоны. Вот же гадость. А вкус, как у гнилых поганок. Другое дело артишок! Синдибум отломил соцветие и, пережевав, выплюнул. Не созрел ещё.

Цилиндр защищал от завораживающей мелодии, но Арий невольно поглядывал на хор гарпий в вышине. Они вились у жилых ярусов, то чуть спускались к лавкам, то снова поднимались ближе к залу Советов.

Встряхнув головой, он разыскал брюкву и, вырывая за ботву, начал закидывать на парящий за спиной ковёр-самолёт. Разлетались комья земли, но Синдибум только улыбался. Будет тебе, композитор, новая расцветка, помоднее мокрой ежевики. Грязно-вонючий беж – хит сезона!

Надёргав приличную горку брюквы, Арий начертил каблуком между грядок срамное слово и, ухмыляясь, запрыгнул на ковёр-самолёт. Гарпии уже поднимались в небо, чтобы вернуться в свои лесные гнёзда, и он тоже решил свалить, пока цел. Если фермер прочухается, пощады не будет.

– Лезь повыше! – рявкнул он на шляпу. – У меня от тишины уже голова кружится.

Цилиндр закрутился, послушно вскарабкавшись на макушку. На уши набросился скрип чугунных колёс, шум деревьев и душераздирающий крик: «Убью!».

Синдибум вцепился в бахрому, и, ковёр-самолет, чуть не растеряв собранный урожай, метнулся вверх. Совсем рядом, угрожающе звеня, пронеслась лопата. Фермер кричал что-то ещё, но всё заглушал бесшабашный свист ветра.

Арий не оглядывался, чтобы любитель овощей случайно не приметил его лицо. Нарочно сделал несколько виражей, облетая вокруг башни и путая следы, пристал к балкону и показал язык недовольно сморщившимся ограм.

– Зовите купца, товар прибыл, – приказал он.

– Аренька! – разнёсся над башней бабушкин голос. – Пора домой!

Синдибума передёрнуло, но он лишь молча вздохнул. Волнуется, наверное, после налёта гарпий. Слышать чародейский зов мог только тот, к кому обращались. Обиженные истуканы даже ухом не повели, а надменно захлопнули пасти и гордо скрестили лапы на груди, всем своим видом выражая каменное спокойствие.

– Эй, композитор! – не дожидаясь милости, заголосил Синдибум. – Принимай свежак!

Дверь распахнулась, и старик, щурясь, выглянул за крыльцо.

– Чего так долго? – заворчал он. – В животе урчит, как у башни в катакомбах.

– Горшок гони!

Композитор доковылял до ковра-самолёта и критически осмотрел брюкву. Потрепал ботву, поскреб пальцем кожицу и облизал, потерев языком по десне. Понюхал. Хотел даже попробовать на вкус, но Арий перехватил его руку.

– Но-но! Я свою часть сделки выполнил, где горшок?

Старик нахохлился, но всё же махнул рукой. В дверях показалась лохматая голова домового. Косясь жуткими глазами, он крепко сжимал реликвию.

– Ключевую нитку! – потребовал транжира.

– А как я домой доберусь? – разозлился Синдибум.

– Мне до сольфеджио, – поморщился композитор.

Чёрная шляпа захихикала, но Арий не сдавался.

– Вечером верну, – прижав руку к груди, пообещал он.

– Что? – выставив левое ухо, крикнул старик.

Огры ехидно залыбились, выставив толстые нижние губы.

– Тебе твоя «доброта» ещё аукнется, – пообещал Синдибум, спрыгивая с ковра-самолёта.

Композитор пожал плечами, и ловко выхватив ключевую нитку, намотал на палец. Домовой помахал горшком, и запустил со всей силы, так что Арий еле поймал, чуть не кувыркнувшись за парапет.

– И это Благое время, – расстроено забурчал он. – А после полувечера вы тут младенцев вместо брюквы варите?

– Хуже! Нотную грамоту заставляем зубрить, – безумно завертев глазами, выдал старик.

Синдибум вздохнул. У некоторых совсем нет жалости.

– Аренька! – повторился бабушкин зов. – Немедленно домой!

– Арий! – надулся он, втянув голову в плечи.

А композитор с его тонким слухом, даже не оглянулся.

Сбоку от крыльца на метровой высоте зависла раздвижная железная лестница. Вот по ней теперь и придётся карабкаться до ближайшего яруса.

Старик загнал ковёр-самолёт прямо в дом, и уже хрустел брюквой, растирая по подбородку вязкий сок.

– Хоть зонт дай! – попросил Синдибум.

Композитор удивлённо заморгал.

– С какой стати?

– Лестницу стянуть. А то останусь у тебя на балконе и буду круглые сутки песню про мегамага голосить.

Лицо старика озарила шальная улыбка, так что Арий даже испугался, что этот сумасшедший согласится, но он зачмокал губами и сказал:

– Знаешь такую шутку? – и не получив ответа продолжил: – Летит хор гарпий, колокол на башне трезвонит, а один чудак стоит у перил, смотрит и не прячется. У него спрашивают: «Ты чего не хоронишься?». А он отвечает: «Не боюсь. Гарпии не жрут тех, кто фальшиво подпевает».

Композитор загримасничал и раскатисто захохотал, сгибаясь и прижимая руки к животу.

– Умора, – сжал губы Синдибум. – Зонт дашь?

Всё ещё хихикая, старик выдернул из корзины загнутую ручку и подбросил. Арий поймал зонт и, забравшись на перила, зацепил крючком за нижнюю ступень и потянул. Лестница со скрипом разложилась. Горшок мешал, и он запихал его за пазуху.

– Век вас всех не видеть! – пожелал он на прощанье.

Закинул ногу и, злорадно усмехнувшись, бросил зонт за парапет.

– Ой! Уронил! Но если прислушаешься, услышишь, как он мелодично шандарахнется.

Композитор только дверью хлопнул.

Синдибум долез до выступа, проскользнул в заросшую паутиной дыру и полз, пока не добрался до водонапорных труб. Они пронзали всю башню, сверху из-под самой крыши. Там по специальным желобам в резервуар собиралась дождевая вода и стекала вниз до каждого жилища, лавки или таверны. За водонапорными трубами начиналась шахта воздуховода. Он свернул в коридор, поднялся на несколько пролётов по внутренней лестнице и, дождавшись подъёмника, уселся на крышу. Бабушка просто так зов бы не отправила. Видать, случилось чего. И хоть заявляться к ней с реликвией не стоило, тащиться сначала домой было слишком лениво, всё-таки разница в четыре этажа.

Доехав до её яруса, Арий неторопливо слез и побрёл к анфиладе. На бронзовую фигуру саламандры даже не взглянул. Да и стучать молоточком в дверь не стал.

Во флигеле пахло чабрецом и ещё чем-то неуловимо неприятным.

– Что-то ты не торопишься? – вместо приветствия посетовала отставная волшебница.

– Бежал со всех ног, – притворно тяжело задышав, ответил Синдибум.

Бабушка сидела за столом, уткнувшись в толстую книгу с хрустящими, пожелтевшими страницами.

– Говорила, чтобы ты реликвии не трогал? – забубнила она, не отрываясь от чтения. – Забудь! Всё изменилось. Надо их срочно собрать.

Арий присел, поправив горшок под рубахой.

– Что случилось?

– Скрижаль нужно побыстрее открыть, – объяснила отставная волшебница. – Тогда можно будет её разрушить, и никаких следов не останется.

Синдибум поморщился. Разломать миллион кнежликов – та ещё глупость. Конечно если он настоящий, а не копия из храма памяти в Передудле, о котором писали в газете.

– Ты точно уверена, что скрижаль та самя? – на всякий случай спросил Арий. – А то в «Новостях долины»…

– Поменьше читай всякие глупости, – отрезала бабушка, – читай-камень самый что ни на есть подлинный и запросто остановит Безбашенный хоровод.

– Может мегамагам отдать, за вознаграждение, – предложил он.

Она со скрипом вздохнула.

– Ты сначала хоть одну реликвию добудь…

– Да проще, чем зубную щётку зачаровать, – перебил Синдибум, доставая горшок.

Отставная волшебница зажевала нижнюю губу.

– У Голуна стащил? А если заметит?

– Да продал он его, – отвесив горшку щелбан, честно рассказал Арий. – А я у покупателя выменял. И даже не спрашивай, на что. Пытать будешь, не сознаюсь.

– Не иначе на свою совесть, – проворчала бабушка. – Думаешь, остальные три будет легко заполучить?

– Теперь ими займусь, – заёрзав, мрачно пообещал Синдибум. – Был бы толк какой. Ну, награда, скажем. А то мне ещё за экзамен полторы тысячи платить. А они на лестнице не валяются.

Отставная волшебница сердито нахмурилась.

– И в кого ты такой жадный? У нас в родне испокон веку все бессеребренники. Ни в жизни чужого не брали.

– И своего не отдавали, – потирая лоб, заметил Арий.

– Так, где же оно твоё то? – недоумевала бабушка, насупившись. – Мегамагово оно. На этой скрижали их власть держится, они за неё любого в порошок для зелий сотрут. Так что плюнь и разотри, чтобы в голову больше не лезло.

– Не могу, – вздохнул Синдибум.

Отставная волшебница заколотила ногтями по столу.

– У твоего деда брат был, – начала она. – Когда случилась беда, и злысть проникла в долину, времена настали голодные. У кого бочка солёных огурцов была припрятана, чувствовали себя поглавнее высшего мага. Так что промышлял каждый, кто чем мог, лишь бы чего на зуб положить. Вот дедов брат в Плюгавую башню с дружками и подался…

– Не иначе бессеребрянным промыслом заниматься, – проворчал под нос Арий, но бабушка так на него зыркнула, что даже кончик этого самого носа онемел.

Отставная волшебница покряхтела, посматривая на внука исподлобья и продолжила:

– Не знаю, что они там натворили, груши пооколачивали или грядку какую разорили, но убраться далеко не успели. Догнали их плюгавцы и в полон взяли. Поглумились вдоволь, бесы окаянные. Как только некоторым колдунам такое в голову-то приходит.

Она задумчиво поправила волосы.

– В общем, возвратились домой совсем другие чародеи. Насчёт остальных не припомню, а дедов брат долго мучился. Шибко злое проклятье оказалось. Сколько его не исцеляли, сколько наговоров не читали, ничего не помогало.

– А драконово ребро под подушку клали? – рассматривая прорезанную скатерть, уточнил Синдибум.

– Тёткины сказки, – отмахнулась отставная волшебница. – От него только послабление бывает, да и то лишь от запора. А настоящее проклятье такой ерундой ни в жизнь не обороть. Вот и братец дедов бледнел, бледнел, пока не побелел. А когда смертушка его пришла, уже вся голова грибами заросла. Из-за ушей такие мухоморы торчали, что за ними бы и леший спрятался.

– Жаль его, конечно, – подперев подбородок руками, пробурчал Арий. – Только мне чужого не надо. Свиток чародейский пусть дадут.

– Дадут, дадут, – закачала головой бабушка. – Догонят и ещё дадут.

Она усмехнулась, но Синдибум только надул губы.

– Договорилась я, – не выдержала отставная волшебница. – Будет у тебя свиток, если заслужишь, конечно.

– И полторы тысячи кнежликов за пересдачу платить не надо?

– Нать, не нать, – подскочила бабушка. – Ты опять всё про тоже самое. Сказала же, договорилась я. Остальное тебе лучше не знать до поры до времени. Чаю лучше выпей, а то сухой, как дубовник по весне. Смотреть страшно, того и гляди поцарапаешься.

Арий вздохнул и потянулся, выставляя руки вверх.

– Ты только представь, будет свиток, заживём по-новому. Заработаю гору кнежликов и отправлю тебя путешествовать. Вот есть у тебя мечта? Такое место, куда бы ты очень хотела попасть, но никак не могла?

Он покровительственно, будто прямо сейчас отправлял бабушку в путешествие её мечты, улыбнулся. Но сразу же осёкся. По морщинистой щеке катилась одинокая слеза. Отставная волшебница отвернулась, прижав платок к лицу.

– Ты чего? – вытаращился Арий.

– Есть такое место, – едва слышно проговорила бабушка. – К деду твоему хочу… больше всего на свете.

Синдибум шмыгнул носом и, подскочив, прижался к её спине, обнимая.

– Прости, несу с утра какую-то чушь. Ты меня не слушай. Рано тебе ещё к нему. Ты внуков ещё понянчить хотела. Так что куда тебе торопиться? – увещевал Арий.

– Да и то верно, – неожиданно легко согласилась отставная волшебница и отстранилась подальше.

Синдибум тоже недоумённо отступил на несколько шагов. О деде почти не говорили. Нет его, забрала война. Весь, что был, остался где-то на Злыстной стороне, теперь и останков не сыщешь, вот и весь сказ. Остальное запретная тема, которую лучше не поднимать. Иначе или слезы, или романтические воспоминания от которых у любого мальчишки изжога и колики.

Глава 4. КУДА ПРИВОДИТ ПЛОХОЕ НАСТРОЕНИЕ

«И чего все такие довольные?» – думал Синдибум, ковыляя по лестнице. – «Рожи аж сверкают, будто где-то задарма кнежлики раздают».

Бабушку он сильно любил, хоть они последнее время и редко виделись из-за нескончаемой работы, но поверить, что в Дырявой башне можно получить что-то просто так, задаром, никак не мог. Тем более чародейский свиток. Да ценнее него во всей долине ничего и нет. Поэтому от глупых улыбок, больше похожих на насмешки, сводило скулы. Невозможно же радоваться просто так? Проснулся, заулыбался и пошёл нести в мир светлое и прекрасное. Так не бывает. Уж скорее проснулся, задремал, проспал, подавился чаем, подвернул ногу на стёртой ступеньке, опоздал на работу, схлопотал от хозяина, нахамил покупателю. Такая последовательность похожа на правду. Злысть она повсюду, даже в Благое время. Только слабину дай, и она уже внутри приживается.

Арий чуть не прошёл мимо раскрытых дверей подъемника, но его ухватили за рукав.

– Не хочешь прокатиться? Я угощаю.

Мара улыбнулась, протягивая привратнику кнежлик.

Дряхлый чародей выставил трясущуюся руку и проскрипел:

– Заходите быстрее, отправляемся!

Синдибум пожал плечами, но всё же влез в кабину. В зеркале отражалось его помятое, небритое лицо с синими кругами под глазами. А рядом со свежей, румяной, неправдоподобно красивой стажёркой он не сильно отличался от привратника. Не хватало только золотой ливреи и седых клоков скомканных волос. Пусть редкие и немытые, но у него не было даже таких. Чуть не взвыв, Арий совсем сник.

– Ты чего? – удивилась Мара. – Опять с работы выгнали?

Он покачал головой.

– А чего тогда?

Синдибум ткнул пальцем в чёрный цилиндр.

– Из-за этой шляпищи́, у меня сейчас Злыстное время, – напомнил он.

– Прости, – пробормотала стажёрка и добавила повеселевшим голосом. – А у меня хорошая новость.

Арий ссутулился, а привратник ухватился трясущейся рукой за рычаг и потянул. Двери закрылись, и подъёмник со скрежетом поехал вверх.

– Я договорилась со второй волшебницей Милавой, если ты поможешь найти убийцу Конусмастера, у тебя примут экзамен как у отличника. Всего за сто пятьдесят кнежликов.

– Спасибо, – с трудом выговорил он.

У него уже и так тысяча и одно предложение, одно другого заманчивее. Вот только ему уже даже свитка чародейского не охота. После того, как бабушка приказала собрать реликвии, пыл у него поугас. Почему-то всегда так, пока говорят: «Нельзя!», удержаться практически невозможно. А как скажут: «Надо!», уже не слишком и хочется.

– Ты сколько накопил? – не унималась Мара.

– Много, – протянул Синдибум. – Жилец вот пятьдесят за месяц заплатит.

Вот чего они привязались? Мы тебе поможем, всё за тебя сделаем, ты только собери реликвии или распутай таинственное преступление. Остальное, самое сложное – переговоры, мы уж за тебя проведём. Языком-то молоть каждый может, а как найти этого таинственного убийцу? Он же не сыщик из Рогатой башни и даже не Разнюх.

– Ты ничего не собрал? – догадалась Мара. – У тебя всего пятьдесят, но это поправимо…

– Нет, что ты, – замахал поникшей головой Арий. – Конечно, нет. Целых сорок семь. Я три кнежлика Хвыщу должен.

Привратник покосился и цокнул языком. Синдибум взъярился и почти придумал мелкую пакость, когда тот потянул за рычаг и громко сообщил:

– Остановка – зал Советов!

В открывшиеся двери, не дав никому выйти, хлынул поток колдунов в чёрных цилиндрах со знаком Дырявой башни. Арий протолкался к выходу, бубня под нос:

– Куда прёте! Успеете ещё, обещаю, – и нарочно наступил на ногу седому магу.

Стажёрка едва поспевала следом, так что даже ухватилась за руку Синдибума. Он кисло улыбнулся и забормотал, обращаясь к цилиндру:

– Хоть десять минут дай передохнуть, а? Нельзя же обижать такую красавицу, умницу, чародейку. Она же тебе не противный композитор. Не фермер какой-нибудь. Мы же с тобой потом этого себе никогда не простим.

Чёрная шляпа нахохлилась, сложившись гармошкой, и Арий посмотрел с надеждой.

– Надеюсь, это «да», – и, повысив голос, с облегчением замурлыкал: – Твой левый глаз сегодня особенно восхитителен!

Мара поморщилась, и он поспешно добавил:

– А правый так прекрасен, что я не могу отогнать мурашки!

Она высвободила руку.

– Только мурашек мне не хватало.

Арий склонился к её уху и зашептал:

– Помоги рыбки наудить.

– Какой? – не поняла стажёрка и бросила удивлённый взгляд на бассейн перед фонтаном.

Синдибум кивнул и мотнул подбородком.

Золотой чародей с длинной бородой вместе с серебряной волшебницей держали на вытянутых руках языки пламени, выточенные из огромного рубина. Из-под мраморного постамента, разбрасывая драгоценные брызги, журча, вылетали струи воды и, обвивая скульптуры сверкающим водопадом, падали в бассейн.

Зал Советов сиял чистотой. Круглый свод с мозаикой, изображающий все двенадцать башен, движущиеся вокруг пёстрых исполинов Передудля, поддерживали тонкие, точёные колонны, вырезанные из спинных гребней лесных драконов. Ряды белоснежных скамеек изгибались полукругом перед переливающейся изумрудами трибуной. Высший маг выступал здесь только по большим праздникам или во время судебных разбирательств.

– Тебе шляпа что-то в голове передавила? – озабоченно зашептала Мара.

– Ещё не всё, – чмокнув её в щеку, отозвался Арий.

– Я не знаю, что с тобой сделаю, – проворчала стажёрка.

– У меня есть пара предложений, – невинно заметил он.

Мара порозовела и шлёпнула его ладонью по плечу.

– В следующий раз заколдую, – предупредила она.

– Преврати меня в прикроватный коврик, – попросил Синдибум. – И я буду обнимать твои ноги по утрам, пока не закончится хоровод башен.

– Ещё одно слово, обращу в мантию и подарю Крысьненю.

Арий поёжился. Трудно придумать более страшное наказание. В Злыстных землях бродить и то приятнее, чем обнимать холодное, тощее туловище третьего мага. Хорошо хоть закон о волшебстве запрещает подобные изуверства, и заклинать всех подряд без веской причины не рискнёт даже высший маг. Это только во время Бесконечных войн чары кружили, как листья в грозу, потом мегамаги порядок навели. Никто больше непотребства не творил. Жили все тихо, спокойно, по тем правилам, что устанавливали в Передудле. И вроде каждой башней правил свой собственный высший маг, прямо как в былые времена, но той безраздельной власти у них уже не было. Некоторые бунтовали поначалу, но со смутьянами мегамаги расправлялись жестоко, так что желание им перечить быстро пропало, и воцарился долгожданный мир. И вроде бы всё было хорошо, уж точно лучше чем во время войны, но каждый вечер, когда на пути башни вставала черная пелена злысти на многих накатывала тоска по былым временам. Особенно на тех, кто в то прекрасное далеко никогда не жил.

Они подошли к бассейну. В прозрачной воде плескались длинные сверкающие рыбы с малахитовой чешуёй.

– Мне всего-то одна нужна, – взмолился Синдибум. – Или твоему Крысьненю на мантию ничего не останется. Лыба из меня когтеточку сделает и на лоскуты порвёт.

Стажёрка вздохнула и остановилась, подставив ладонь под брызги фонтана.

– Зачем ты с этим старым кошкомором-то связался?

– Реликвию добывал, – сознался Арий и торопливо добавил: – Бабушка наказала все достать. Скрижаль можно уничтожить, только открыв.

– Вот бы найти реликвию, чтобы твой рот закрыть, – забурчала Мара. – Не влипал бы постоянно в неприятности.

– А как бы я тогда говорил, какая ты красивая? – удивился Синдибум.

Но она не ответила, сосредоточенно разглядывая плескающуюся рыбу.

– Ну чего тебе стоит? – увивался вокруг Арий. – Пальчиком двинешь, и мурена сама выскочит и улетит в Мурлятник.

– Я так однажды двинула, – вздохнула стажёрка, – и любимая тёткина ваза в дребезги. Сколько не клялась, что случайно, она так и не поверила. Неделю в чулане за это спала. Никто не пожалел. Никто не заступился. Я тогда себе пообещала, что стану самой главной и больше никому, никогда…

– Станешь, конечно, станешь… – торопливо пообещал Синдибум, он слышал эту историю тысячу раз и знал наизусть во всех подробностях.

– Тебе-то может терять и нечего, а мне есть. Если кто узнает…

– Я прослежу, чтобы никто не увидел!

Он обвёл взглядом зал Советов. Время близилось к полувечеру и все чародеи уже разбрелись по домам. Под величественным куполом на карачках ползал один единственный полотёр. Курчавые волосы прилипли к мокрому лбу, а голые коленки со скрипом елозили по полу. Арий помнил бедолагу, они с Марой только начинали учиться, когда этот выпускник провалил экзамен. С работой у него совсем не клеилось, и набрать астрономическую сумму в полторы тысячи кнежликов, он уже вряд ли когда-нибудь сможет.

– Действуй! – бросил Синдибум и умчался отвлекать внимание, пока стажёрка не успела ответить.

Он вальяжно прошёлся вдоль колонн и, ахнув, полез под скамейку, громко запричитав:

– Какой кругленький, какой красивенький.

Арий кряхтел и пыхтел на весь зал, ругая больную спину:

– Говорила мне бабушка – не сиди подолгу за заклятьями, грыжу заработаешь. Но я не слушал. А что от них толку, если за день все положенные переколдовал? Вот теперь кнежлик закатился, а достать не могу.

Он незаметно покосился на полотёра. Тот заинтересованно прислушивался, отложив тряпку.

– Такой хороший, новенький, блестящий, – еще громче заныл Синдибум, копошась под скамейкой. – Чтоб эту спину! Так всё состояние растеряешь, а поднять не сможешь.

Он вылез из-под ножки и, состроив на хитром лице несусветное разочарование, со скрипом разогнулся.

– Завтра, как только колдовать смогу, я за тобой вернусь, – пообещал Арий и, оглядываясь, побрёл к бассейну.

Полотёр дождался, когда он уйдёт подальше и ринулся к скамейке. Через мгновение из-под неё уже торчали одни ноги.

Мара вздохнула, но всё же щелкнула пальцами, и мурена, подняв тучу брызг, выскочила из воды и, тараща ошарашенные глаза и помахивая хвостом, улетела под потолок, юркнув в вентиляционное окошко.

Синдибум заулыбался во все зубы и ткнул чёрный цилиндр.

– Хорошо, когда ты жизнь не портишь! – ляпнул он.

– И зачем я с тобой связалась? – пожала плечами стажёрка. – За мной такие женихи ухаживают. А тут… Лысый…

– Блестящий! – поправил он.

– Болтливый…

– Общительный!

– Самодовольный!

– Уверенный в своих силах!

Мара упёрла руки в бока.

– Невыносимый!

– Преданный и заботливый, – ввернул Арий, вытаскивая у неё из-за уха цветок дикого вьюна.

– Когда-нибудь, – прошептала она, теребя фиолетовые лепестки, – я устану ждать и перестану тебе верить.

– Даже если я стану самым известным магическим сыщиком? – заглядывая ей в глаза, удивился Синдибум.

Но стажёрка только надула губы.

– Помнишь, ты рассказывала, что передо мной в «Гадкую виверну» заходил чародей из Рогатой башни?

– Ну и что? – ощипав весь цветок, вздохнула Мара.

– Мой жилец носит цилиндр с рогами, – небрежно бросил Арий. – Не думаю, что по Дырявой башне бродит два десятка чародеев с такими шляпами. Может, ты и забыла, но у нас чужаков и проклясть могут, – добавил он, припомнив бабушкин рассказ, но тут же лукаво улыбнулся. – Если ты не сильно занята сегодня вечером, приглашаю тебя в гости.

– Ты…

– … да я. Да мы с тобой!

Синдибум прямо-таки расцвёл. От прежнего давящего бремени несправедливости не осталось и следа.

– До полувечера рукой подать. Так что я стану кротким и милым, как двухнедельный кошкоморёнок. У меня же теперь всё наоборот, – он подхватил её под руку, потянув к выходу из зала.

Полотёр уже вытащил из-под скамейки весь мусор, даже тот, что скрывался там со времён Бесконечных войн, и разочарованно бормотал:

– Кто же верит Синдибуму. У него вечно глупые розыгрыши. Как он вообще раздобыл шляпу? Не иначе спёр у какого-нибудь подвыпившего чароплёта.

Продолжить чтение