Читать онлайн Ордалия бесплатно
Глава 1. «Обвинитель»
«Homo homini lupus est» 1
Ованес ожидал начала судебного заседания, расхаживая по длинному коридору, освещаемому тусклыми лампами, спрятанными за пожелтевшими стеклами плафонов, разбросанных на потолке в хаотичном порядке и соединенных между собой кабель-каналами, напоминающими паутину. Он не выпускал из-под мышки толстую папку, набухшую от всевозможных постановлений, протоколов, административных актов и заявлений. В руках он держал замусоленный белый листок с напечатанным текстом обвинения. Три абзаца, четырнадцать строк и несколько десятков слов он старался выучить наизусть, периодически проговаривая у себя в голове подготовленную речь, выбирая нужные интонации. «Убедить судью. Напугать адвоката» – крутилось где-то в сознании. – «Без жалости. Без сожаления»
В назначенное время, тяжелые деревянные двери зала судебного заседания со скрипом отворились, и секретарь пригласила всех его участников пройти внутрь и занять свои места. Набрав в легкие воздух и расправив плечи Ованес старался идти уверенно, чеканя каждый свой шаг каблуками. Кинув надменный взгляд на родственников подсудимого, он ухмыльнулся. «Всё еще на что-то надеетесь?» – подумал Ованес. Сидевший неподалеку у окна адвокат – мужчина преклонных лет, с круглой залысиной на макушке и длинными тонкими усами, как у Сальвадора Дали, нервно перелистывал книги с законами и кодексами, что-то выискивая. Судебное разбирательство подходило к концу, и сегодняшнее заседание было последним. Растерянность адвоката только раззадорила прокурора.
«Прошу всех встать! Суд идёт!» – объявила секретарь судебного заседания.
В зал вошла судья – женщина лет сорока. Большая родинка возле верхней губы имела насыщенный черно-лиловый цвет. Короткие коричневые волосы, стянутые ободком, открывали маленькие уши с большими мочками, в которые вдеты кольцевидные золотые серьги. Неестественность цвет глаз судьи говорил о том, что она пользуется линзами.
– Главное судебное разбирательство окончено, и суд переходит к прениям сторон. Прокурор Филикян, Вам, как представителю государственного обвинения, предоставляется первое слово. – сказала судья и указала жестом на место у трибуны. – Прошу, можете приступать.
– Спасибо, Ваша честь, – Ованес подошел к трибуне, – Уважаемый суд и участники процесса. Собранными по делу доказательствами, достоверно установлена причастность подсудимого Серябкина к совершению инкриминируемого ему преступления. Он, как никто иной заслуживает строгого наказания, но волею случая подсудимому удалось избежать предварительного ареста, и он остался на свободе, ограниченный лишь подпиской о невыезде. Однако я не разделял тогда и не разделяю сейчас мнения на этот счет. Серябкин совершил тяжкое преступление, он хранил наркотики в особо крупном размере и распространял их на улицах нашего с вами города. Нет оправдания тому, что он сделал и я, подчеркиваю, не сомневаюсь в правдивости и честности полицейских, репутацию которых весь судебный процесс порочил адвокат стороны защиты. Все эти слова остались лишь пустым звуком, не подкрепленным ни одним доказательством. Вина же Серябкина доказывается изъятой у него дома крупной партией наркотиков, расфасованных по пакетикам, для удобства дальнейшего сбыта. Есть у обвинения и ключевые свидетели, указывающие на Серябкина, как на лицо, у которого они закупали наркосодержащие препараты. Обобщая сказанное, считаю целесообразным приговорить Серябкина Анатолия Андреевича к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. У меня всё.
– Так, далее слово предоставляется защитнику подсудимого Серябкина адвокату Касымову Азамату Еркиновичу. Прошу пройти к трибуне.
Зачесывая остатки волос на плешь, адвокат стал выходить к трибуне, по дороге обронив листы с записями. Когда поднимал один из листов, то нечаянно наступил на него и порвал. К горлу Ованеса подкрался смех, но он сдержался, но все равно вытянул еле заметную ухмылку.
– Ваша честь, – откашлявшись, начал свою речь адвокат, – Мой клиент невиновен, о чем мы неоднократно говорили в ходе всех процессов. Наркотики были подкинуты в дом Серябкина. Он никогда ранее не был замечен в подобных кругах…
Адвокат замялся, вычитывая буквы из разорванного листа.
– В каких кругах, господин адвокат? – брови судьи удивленно приподнялись.
– Ну так, в этих самых, как его… наркоманов.
– Продолжайте, – с печальной улыбкой на лице сказала судья.
– Так о чём я? Ах, да. Я считаю, что мой клиент должен быть отпущен с зала суда немедленно. И… и…
– Что-то еще, господин адвокат? – спросила судья, сделав несколько заметов у себя в блокноте.
– Нет, – адвокат поджал губы и опустил голову, – У меня всё Ваша честь.
– Суд удаляется в совещательную комнату, – собирая документы со стола, огласила судья, – Объявляется пятнадцатиминутный перерыв для принятия решения.
После стука молотка, судья покинула зала, и Ованес поспешил на улицу, чтобы успеть покурить. Следом за ним вышел и адвокат. Со слезами на глазах, родственники окружили Серябкина и принялись о чем-то шептаться. Тот смотрел куда-то вдаль, перебирая у себя в голове происходящее. От последнего слова он отказался, равно как от участия в прениях, понадеявшись на своего адвоката. «Какая уж теперь разница» – подумал Серябкин и опустил голову.
На улице, адвокат подошёл к Ованесу и попросил у него зажигалку.
– День не задался? – с ухмылкой поинтересовался Ованес.
– Доволен?
– О чем Вы, Азамат Еркинович? Не понимаю Вас.
– Всё ты понял, Ованес. Натравил на меня безопасников из нацбюро и заставил держать язык за зубами. Что тут непонятного?
– Если Вы забыли, то я напомню. У нас был уговор. Я помогаю Вам уладить вопрос с безопасниками, а Вы в свою очередь сливаете дело своего клиента. Вы в своем праве даже сейчас отказаться от нашей «сделки». Вот только это ничего не изменит. Вы всего лишь оттянете неизбежное и потеряете единственную возможность избавиться от проблем с законом.
– Которые ты же мне и устроил.
– Я? – Ованес изобразил театральное удивление, а затем выпрямился и склонился над адвокатом, заметно уступавшим ему в росте, – С чего бы это? Это ведь не я оказывал консультативные услуги бандитам из группировки Сани «Казино», находящейся в разработке нацбюро.
– Когда ты только пришёл, лишь только я вызывался быть у тебя наставником. Все твои знания – это результат моей плодотворной работы и опеки. Или ты забыл, как тормозил на первых порах? Статьи путал, ошибки делал в документах…
– Не забыл. – фыркнул Ованес, отстраняясь от адвоката, – И поэтому помог, поубавив пыл безопасникам.
– Для чего тебе всё это? – адвокат выкинул окурок в урну и приблизился к собеседнику, – Ради чего ты так рвешься посадить Серябкина? Он что-то тебе сделал? Сводишь с ним счеты?
– Я просто не люблю проигрывать, – Ованес покрутил указательным пальцем перед лицом собеседника, – И пойду на что угодно, лишь бы одержать победу.
– Разве этому я тебя учил? – адвокат Касымов стал вглядываться в глаза бывшего ученика, – Не узнаю я тебя. Ладно я. Рот ты мне закрыл, молодец. А что насчёт Серябкина? Ты ведь знаешь, что он невиновен, но продолжаешь его топить. Нам обоим известно, что наркоту ему подкинули менты за то, что он отказался им платить. Ты хоть надеюсь, читал мои наработки по этому поводу. Я их передал тебе еще на стадии прокурорского надзора перед отправкой дела в суд.
– Конечно же изучил, – молодой прокурор скривил лицо, а затем выдал ухмылку, – Предоставленные Вами сведения добыты незаконно, и я исключил их из дела. «Закон есть закон». Твои же слова.
– Какой же ты подлец! – Касымов покачал головой, – Для тебя карьера важнее человеческой жизни? А может быть ты тоже в доле с теми ментами, а?
– Говори, да не заговаривайся, – Ованес нахмурил брови и прищурился, сверля взглядом бывшего наставника, – Помалкивай лучше, пока я действительно не дал ход материалу, по которому безопасники тебя за жопу взяли. Понял?
– Господи, что с тобой происходит, Ованес? – адвокат поджал губы, чтобы скрыть дрожь.
– Я просто делаю свою работу. Ты же сам когда-то говорил. Обвинитель должен пытаться посадить, а освобождать это работа адвоката. Мне помнится, ты сам называл это некой игрой…
– В эту игру, – перебил Касымов, – Как и в любую другую, тоже надо играть честно. А не так как ты.
– Раз уж ты понял, то насколько опасным я могу быть оппонентом, разумно ли садиться играть со мной за один стол?
– Поясни.
– Не мешай мне! Так или иначе, эта партия останется за мной. Усек?
– Более чем, – сквозь зубы процедил адвокат.
– Вот и отлично, – Ованес скинул окурок на землю и раздавил, – Идем. Перерыв заканчивается.
***
Преисполненный радости Ованес вышел из здания суда, что-то выкрикнув и подбросив вверх свой дипломат. Следом за ним, со слезами на глазах выходили родственники Серябкина, которого суд приговорил к десяти годам лишения свободы. Конвоиры застегнули у него на руках наручники прямо в зале судебного заседания. Попрощаться с ним не дали никому. Последним из здания выходил разволнованный адвокат Касымов. Пот лил с него градом, но он сделал вид, что ему жарко. И плевать, что сейчас осень, а температура еле-еле доходит до отметки в тринадцать градусов.
– За что Вы так с моим сыном?! – сквозь слезы, взвыла пожилая женщина со сморщенным лицом, – Что плохого он Вам сделал? Он же ни в чем не виноват.
– Уважаемая! – Ованес повысил голос и нахмурил брови, – Вашего сына никто не заставлял совершать преступление. А я всего лишь выполнял свою работу, на которую меня определило государство.
– Нет! – старушка трясла головой, – Я не верю! Мой сын не такой! Его подставили! Он ни за что не прикоснулся бы к наркотикам.
– Суд посчитал иначе, – ответил Ованес и посмотрел на часы, – Если у Вас все, то я вынужден удалиться. Всего хорошего.
– Будь ты проклят! – выкрикнула старушка вслед прокурору.
«Да засунь ты себе в жопу свои проклятия!» – подумал Ованес и ускорил шаг.
Свою машину – автомобиль бизнес-класса с откидным верхом, Ованес припарковал во дворе жилых домов, через дорогу от здания суда. С недавних пор, поруганный за пижонство, он стал вести себя немного скромнее. Возле машины его настиг Касымов.
– Ованес, прошу тебя, давай запросим пересмотр дела. Это неправильно.
– С какого перепугу я должен запрашивать пересмотр? Ты в своем уме?
– Да услышь же меня наконец?! – адвокат слегка тряхнул его за плечо, – Вы ведь ему всю жизнь поломаете. Так нельзя!..
– Господин адвокат, – Ованес посмотрел на руку на своем плече, а затем на Касымова, – Если Вы сейчас же не оставите меня в покое, то я буду вынужден обратиться в правоохранительные органы. Ваши действия расцениваются, как давление на сотрудника прокуратуры. Надо ли Вам разъяснять чем это чревато?
Наставник слегка похлопал бывшего ученика по щеке, развернулся и направился прочь, больше не проронив ни слова. Ухмыльнувшись, Ованес сел в машину и поехал на работу, предвкушая получить положительные отзывы от начальства.
***
– Всё-таки у тебя получилось, – начальник Ованеса жестом указал ему на стул, напротив.
– Проще пареной репы, Ильяс Рахимович, – Ованес ослабил узел галстука и развалился в кресле, – Вы же меня знаете. Я всегда довожу дело до конца
– Ну-да, ну-да, – начальник постучал пальцем по столу, – Скажи мне вот что. Это правда, что Серябкину наркотики были подброшены? Слухи ходят нехорошие.
– А нашему ведомству не всё ли равно? Или было бы лучше слиться прямо в суде, сказав, мол, мы ошиблись, извините. Так?
– Ованес, мы – прокуратура, а не инквизиция. У тебя ведь была возможность отказаться от обвинения. Почему ты этого не сделал?
– Уже пятый год подряд я одерживаю победы в каждом суде и мне не хотелось бы портить себе статистику.
– Ованес, какая к черту статистика? Речь идет о живом человеке, который…
– Ильяс Рахимович, – молодой прокурор скривил лицо и небрежно махнул рукой, – Давайте хоть Вы не будете заниматься нравоучением. Касымов мне все мозги проел, призывая к совести, теперь еще и Вы…
– Кстати о Касымове. Это правда, что именно ты слил по нему информацию в бюро?
– Допустим. Что с того?
– Зачем? – начальник закатил глаза. Он искренне переживал за Касымова, с которым когда-то вместе начинал карьеру в надзорном ведомстве. Даже после ухода Касымова на заслуженный отдых, они поддерживали приятельские отношения.
– Мне нужно было как-то ослабить позиции оппонента, а с помощью материала доследственной проверки, который безопасники возбудили на Касымова, я смог прижать его к стене и заставить особо не выпендриваться на суде.
– Что?! – начальник Ованеса вспыхнул от злости, – Ты в своём уме?! Тебя кто учил так работать?!
– На войне все средства хороши, разве нет? – всё с тем же холодом и безразличием продолжал отвечать Ованес.
– Ничего подобного! – начальник громко стукнул кулаком по столу, – Даже на войне есть свои правила, а то что ты вытворяешь ни в какие рамки не лезет!
– В чём проблема я не пойму?! – Ованес слегка повысил голос. – Работа сделана, преступник в тюрьме, наше подразделение получило очередную палку в статистике. Чем Вы собственно недовольны?
– Что вообще происходит? – начальник немного успокоился, сел в кресло и покачал головой, – Ованес, так нельзя. Чего ты добиваешься? Неужели это всё ради традиционного бюрократического похлопывания по заднице?
– Вам то что? – фыркнул Ованес, – Главное, что я работаю и при чём исправно. А то, каким способом я этого добиваюсь никого не должно волновать. Это моё личное дело. Если у Вас есть ко мне какие-то претензии и если Вы думаете, что я что-то нарушил, то можете инициировать служебную проверку.
– Что?!
– Я могу идти? – Ованес встал изо стола и сложил руки за спиной, выпрямив плечи.
– Вы свободны, юрист третьего класса. – еле сдерживая злость, начальник показал на дверь, – Я Вас больше не задерживаю.
***
«Труп заключенного Серябкина было обнаружено этим утром в камере следственного изолятора. Сокамерники нашли его в туалете с перерезанными венами. Полицейскими проводится расследование по статье за доведение до самоубийства. Назначены соответствующие экспертизы…» – новости из радио.
Глава 2. «Защитник
«Nón sum quális erám» 2
Офис Максима находился в самом центре города. Потратив немалую сумму денег, он выкупил участок возле центрального сквера, где построил двухэтажное здание. Лучшие архитекторы города трудились над постройкой столь грандиозного здания, где он собрался разместить весь штат своей юридической фирмы «Лекси». На него работало порядка десяти адвокатов и пятнадцати юристов. Сам же Максим брался только за крайне тяжелые и высокооплачиваемые контракты.
Одним из таких было дело об изнасиловании школьницы. Его клиента задержали на следующий же день и провели все необходимые медицинские освидетельствования. Жертва сразу опознала его, поскольку насильник даже не был в маске. Экспертиза показала наличие у девочки телесных повреждений, характерных для изнасилования. Эксперты генетики подтвердили тождество биологических следов, найденных при школьнице и изъятых у задержанного. Казалось, что выхода нет, но Максим, всё же принял поручение на защиту. Задержанным был некий Ильхом Джартасов, сын заслуженного педагога Ерика Абильевича Джартасова и поэтессы Гульнур Набиевны Джартасовой, известной под псевдонимом «Нэби». Ильхому девятнадцать лет, учится на филологическом факультете самого престижного в округе вуза. Будучи единственным ребенком в семье, родители души в нем не чаяли и во всем потакали. Поскольку они большую часть времени работали, то недостаток внимания компенсировали деньгами, выделяемыми ежедневно. Воспитанием Ильхома занималась гувернантка, которую, к слову родителям пришлось уволить из-за того, что якобы она поднимала руку на "Ильхомчика". Инициатором ее увольнения был сам Ильхом, который, как оказалось, склонял молодую гувернантку к плотским утехам. Одевался золотой мальчик исключительно в брендовые вещи и ездил на авто премиум класса. По капризу Ильхома, пожелавшего жить отдельно, родители подарили ему четырёхкомнатную квартиру в элитной новостройке, где он каждый вечер закатывал вечеринки. Основной обязанностью Ильхома была учеба, но и ее, как оказалось, он не жаловал. С преподавателями всех кафедр он договорился и те проставляли ему отметки о посещении, сессии и другие зачеты, за энную сумму денег, в условных единицах.
Пострадавшая школьница – Сафия Азарова, ученица седьмого «Б» класса общеобразовательной средней школы номер пятнадцать. Мать – Азарова Улпан, работает оператором колл-центра, а отец девочки – Азаров Ержан, бывший военный, майор национальной гвардии в отставке, комиссованный по болезни.
Максим видел перспективы там, где их нет и мог поймать черную кошку в темной комнате. Получив кругленькую сумму на свой счёт, Максим принялся за работу. Первым делом он добился отмены ареста и признания незаконным осуществленного полицейского задержания. Затем Максим досконально изучил материалы дела и стал рыть землю в поисках уязвимостей и слабых мест. «Ищущий да обрящет» – всегда говорил он сам себе. Так и вышло. По версии следствия, Ильхом силой посадил к себе в машину Сафию и вывез её на пустырь за городом, где грубо надругался над ней. Всё бы ничего, но одноклассницы Сафии сказали о том, что она сама добровольно села в машину к Ильхому. Подметив скрытность показаний девочки, Максим понял, что она попросту боялась признаться в том, что действительно сама села в машину к незнакомому человеку. Её отец бывший военный. Его она боится, как огня, а потому слегка привирала в ходе допроса. Это было только на руку Максиму. «Если жертва соврала один раз, то где гарантия того, что всё остальное не ложь?» – крутилась мысль в голове адвоката.
Ильхом отказался от дачи показаний на допросе у полицейских, но Максиму он всё выложил, как на духу. Оказалось, что девочка врала только лишь о том, как оказалась в машине насильника. Во всё остальном же она была честна. Ублюдки, такие как Ильхом, были частыми клиентами Максима. Самоуверенные, избалованные и наглые. Странно то, что родители у таких дитяток, вполне себе нормальные. Это только в математике плюс на плюс дают удвоенный плюс. В жизни же всё наоборот. Ильхом – наглядный тому пример. Напрочь отсутствующие манеры поведения свидетельствовали о полном отсутствии воспитательной базы. Во время беседы он даже умудрился высморкнуться и вытереть остатки соплей на руке об обшивку кресла, на котором сидел.
– Так значит ты всё-таки её тронул? – отбив короткую дробь авторучкой по блокноту, спросил Максим.
– Не-а, – Ильхом развалился в кресле и положил ноги на стол, – Я её отжарил во все дыры и по полной программе, хе-хе.
– Давай посерьёзнее. Мне, честно говоря, насрать что и куда ты там пихал. Моя главная задача вытащить тебя из этого дерьма. А если ты на допросе у следака расскажешь всё так, как сейчас рассказал мне, то смело можешь собирать вещи и сушить сухари. Более того, с такой статьей твою жопу на британский флаг растянут и постелят к ней ковровую дорожку.
– Ладно-ладно, – Ильхом набычился и поерзал в кресле, – Чего сразу пугаешь то? Скажи лучше чё делать.
– Вопрос чисто риторический, – Максим прочистил горло, – Тебе эту девку совсем не было жалко. Она ведь еще совсем ребенок.
– Да ты видел её сисяндры. Ни у одной тёлки, что я снимал не было таких, а они-то постарше нее будут, так-то. Задница так вообще высший класс. Грех было не засадить.
– Это хорошо, – Максим задумался, – Завтра я подам ходатайство о проведении дополнительной антропометрической экспертизы.
– Антро чего?
– С помощью неё мы покажем, что она выглядела не на свой возраст. По крайней мере так мы сотрём пункт о несовершеннолетии.
– Хорошо придумал, хы-хы. – Ильхом засмеялся, разбрызгивая слюни, – А дальше что?
– Все ее одноклассницы подтвердили, что девчонка села к тебе в машину сама, без принуждения. С этого и начнешь. А дальше, мол, ты стал спрашивать ее о возрасте и она тебе соврала. Сказала, что ей восемнадцать. Учитывая ее физиологические данные, у присяжных не будет сомнений.
– Суд, да еще и с участием присяжных? – Ильхом скривил лицо, – А до суда нельзя дело развалить?
– Нет, – Максим покачал головой, что-то записывая в свой блокнот, – Слишком большой резонанс. А в суде я смогу присесть на уши присяжным и сделаю так, чтобы они нам поверили.
– Понял, – лицо Ильхома расплылось в дурацкой ухмылке.
– Едем дальше. Скажешь, что секс был обоюдным и никто никого не принуждал. Я видел, что одежда на ней была целая. Ты ее не рвал что-ли?
– С ножом у горла любая баба сама вылетит из платья, хы-хы.
– Где нож? – Максиму было не до смеха.
– А? – Ильхом округлил глаза, – На кой чёрт он тебе сдался?
– Где нож я тебя спрашиваю?! – Максим повысил голос.
– Да не ори ты! – Ильхом надулся, – В бардачке валяется.
– Полиция же обыскивала твою машину. Неужели не нашли?
– Да нож то при мне был. – ковыряясь в ногтях, ответил Ильхом, – Я его потом уже закинул в бардачок.
– Ну хоть где-то фортуна повернулась к тебе лицом. Как закончим – дуй в машину и забери нож. Отмочи его в керосине или любой другой химии и избавься от него. Понял?
– Угу, – кусая ногти, ответил Ильхом.
– Кстати, – Максим снова открыл свой блокнот, – Она девственница была?
– Ну да. Иначе на кой хер я бы выбирал школьницу.
– Да едрёна пассатижи! – выругался Максим. – Не школьница она. Не школь-ни-ца!
– А, – протянул Ильхом, – Понял. Это типа я не знал об ее возрасте, да?
Максим, не отрываясь от писанины в блокноте, молча кивнул.
– Приготовь деньги. Нужно будет подсластить одноклассниц потерпевшей.
– Следак сказал, что у той девки синяки какие-то нашли. Это правда?
– Да, нашли. На ногах с внутренней стороны бедер. Скажешь, что у вас был дикий и продолжительный секс, так как она просила тебя не останавливаться. Отсюда и потертости на теле. Если еще где-то всплывут синяки или ссадины, мы сошлёмся на маленькое пространство в машине, где она обо что-нибудь могла удариться или покарябаться.
– Напомни мне сколько ты получил? – спросил Ильхом с видом человека, знающего ценность деньгам.
– А это имеет значение? Не ты же платил.
– Сделай всё красиво и получишь еще столько же, но уже от меня.
– То есть ты возьмешь деньги у родителей и отдашь их мне? – Максим усмехнулся.
– А вот это уже точно не должно иметь для тебя никакого значения, – Ильхом снова надулся и скрестил руки на груди.
– Действительно, – Максим встал изо стола и протянул руку, – Договорились.
– Договорились, – Ильхом вытер потную ладонь об свои бриджи и пожал руку Максиму.
***
Зал суда был полон. Поддержать Ильхома собрались все его друзья и знакомые. Такие же мажористые, как и он сам, из класса золотой молодёжи. Первый ряд скромно заняли родственники потерпевшей, а родители сидели за столом, рядом с гособвинителем. Хрупкая девочка действительно отличалась пышными формами, делающими ее старше лет на пять-шесть. Максима снова посетило то позабытое чувство, когда он, будучи молодым и неопытным адвокатом, проявлял сочувствие к жертвам преступления. Год за годом эта личностная черта разрушалась под тяжестью миллионных гонораров, превращая Максима в бездушную машину, разрывающую в клочья всех и вся. «Это мне только мешает» – сказал он когда-то глядя на себя в зеркало.
И вот он холодный и расчетливый, стоит у трибуны и рассказывает свою версию случившегося. Краем глаза он наблюдает за реакцией присяжных и делает соответствующие ударения и паузы, придавая драматичности своему рассказу. К концу свой речи он добился нужной отдачи от присяжных. Они стали о чем-то перешёптываться и согласно кивать головой. Все, в том числе и судья поверили в то, что школьница-акселератка Азарова сама склонила подозреваемого, то есть Джартасова, к половому контакту. Затем, воспользовавшись случаем, школьница стала вымогать у него деньги, и получив отказ, обратилась с заявлением в полицию, которое к тому же поступило не сразу. Сафия боялась рассказать о случившемся, и родители узнали обо всём спустя пару дней.
– Не правда! – внезапно выкрикнула с места Сафия, – Вы всё врете!
– Господин Азаров, я делаю замечание Вашей дочери и впредь попросил бы сдерживать свои эмоции! – громогласно заговорил судья – худощавый, но плечистый блондин с толстым носом, высоким лбом и слабым подбородком.
– Не повышайте на меня голос! – огрызнулся Азаров, успокаивая свою дочь, – Мантия судьи не даёт Вам право так с нами разговаривать!
– Попридержите язык, гражданин Азаров, иначе я потребую вывести Вас отсюда. Вам ясно?
– Вполне, – сквозь зубы процедил Азаров, продолжая успокаивать дочь.
– Можете продолжать, господин Марцын.
– Благодарю, – Максим сделал легкий поклон головой, а затем перевёл свой взгляд на присяжных, – Обращаю внимание присяжных заседателей на множество нарушений процессуального законодательства. Более подробно, со ссылками на статьи, все нарушения я отразил в ходатайстве. Его копии лежат перед вами. Впрочем, и без них в деле полным-полно доказательств невиновности моего подзащитного. Нельзя отправлять за решетку человека, подвергшегося клеветническим обвинениям со стороны той, чьи показания вызывают обоснованные сомнения. Повторятся не буду – вы и сами всё слышали. Я закончил. Спасибо за внимание.
По сравнению с монотонной речью прокурора о неотвратимости уголовного наказания и восстановлении социальной справедливости, речь Максима вызвала бурю эмоций. В зале суда все обязаны соблюдать порядок и тишину, однако дружки Ильхома не удержались и взорвались громкими аплодисментами с выкрикиванием и посвистыванием. Судья сорвал голос, пытаясь всех успокоить. Прибывшие судебные приставы навели порядок, а всех неугомонных вывели из зала.
***
Максим ужинал в одиночестве. Супруга не дождавшись мужа с праздничной попойки, легла спать, а их четырнадцатилетняя дочь Серафима, или как ласкового они ее называют Сима, уже вторую неделю была в летнем лагере с одноклассниками. Отрезав себе кусочек стейка, Максим тут же отправил его в рот, запив это добротным глотком белого вина. По телевизору шёл повтор вечернего выпуска новостей. Увидев знакомые лица, Максим прибавил громкости и пересел поближе. Репортаж велся со двора десятиэтажки, где был обнаружен труп девочки – Азаровой Сафии. Очевидцы утверждают, что она спрыгнула с крыши. Взять интервью у убитых горем родителей репортёры так и не смогли. Вместо этого отец семейства разбил камеру телеоператору и чуть было не ударил репортера.
– Бедная девочка, – прикрывая рукой зёв, прошептала Алла – супруга Максима, – Кто же её так довел?
– Никто, – фыркнул Максим и выключил телевизор, – Сама ноги раздвинула, а потом строила из себя невинную овечку.
– Ты о ком? – встрепенулась Алла, – Об этой девочке?
– Ну о ком же еще? – пережевывая стейк, ответил Максим.
– Так это она та самая, которую изнасиловал твой клиент? – встревоженного спросила Алла, прикрыв рот рукой.
– Не было никакого изнасилования, – отрезал Максим, – Суд его оправдал под чистую.
– И ты действительно думаешь, что ничего не было?
– Почему же? – вытаскивая изо рта, застрявшие в зубах кусочки мяса, ответил Максим, – Я знаю, что он действительно изнасиловал ту девчонку. Он сам мне об этом рассказал, и при чём в подробностях.
– И ты всё равно…?
– Да, – не дослушав вопроса, ответил Максим, – И сделал бы это еще раз, подвернись мне снова дело с таким гонораром. Вообще начихать что и как он с ней делал. Мне платят не за сочувствие.
– Что ты такое говоришь? – Алла казалась растерянной, – Она же почти ровесница нашей дочери. Как ты можешь…?
– Свою дочь я воспитываю, как надо и она никогда не додумается сесть в чужую машину. Та девка дура, вот и попала в нелицеприятную историю по своей же глупости и тупости.
– Нелицеприятную?! – возмутилась Алла, – Это просто ужас! Как твой клиент мог так поступить?! Она ведь еще совсем ребенок.
– Говорит что ему нравятся девушки по моложе…
– Замолчи! – больше не в силах сдерживаться, выкрикнула Алла, – Ты сам себя слышишь?! Так спокойно об этом рассказываешь, будто бы живешь на другой планете! Где тот Максим, которого я встретила пятнадцать лет назад? Ты ведь не был таким. Что произошло?
– Дорогая, – Максима никак не тронули слова супруги, – Если у тебя есть какие-либо претензии, то изложи их в письменной форме и мы можем рассмотреть вариант с разводом. Я же предлагаю тебе забыть этот разговор и продолжить наше совместное сосуществование.
– Я не…
– Вот и отлично, – Максим вытер рот салфеткой и встал изо стола, – Идём спать. Мне завтра надо встать пораньше.
Глава 3. «Талион»
«Par pari refertur» 3
Плывущее пятно облака прорицания исчезло и белая комната, снова наполнилась светом. С пьедестала, украшенного проблесковыми софитами спустился мужчина, облаченный в бежевый облегающий колет с острыми наплечниками. Золотой обруч, крутившийся над его головой, замер и потускнел.
– Ошибки быть не может? – заговорила черноволосая женщина в красном платье. Одна из четырех других, сидевших за овальным столом. – Кле́йма раньше никогда не проявлялись в мирное время, тем более у простых горожан.
– Согласен. – поддержал свою коллегу импозантный мужчина с тоненькими усами, одетый в черный смокинг. – Да и типаж у них какой-то не подходящий – прокурор карьерист и алчный адвокат. Таких, как они пруд пруди на Земле. Почему именно они?
– Мы это уже проходили, Ишта. – мужчина с золотым обручем махнул рукой и на стене появилась временная шкала с графиком линий вероятностей. – Медлить нельзя. Все же помнят, чем обернулась нам последняя задержка перед началом второй мировой?
– Форсети прав. Нужно действовать прямо сейчас. – вздыхая, прокомментировала девушка с длинными золотистыми волосами, одетая в белый пиджак с черной сорочкой.
– Жду ваших предложений, – Форсети сложил пальцы домиком и уперся в них подбородком.
– Выход только один. – высказался последний член тайного собрания. Помимо гетерохромии глаз, он является обладателем столь редкого явления, как депигментация кожи, или как это назвали бы ученые – «Витилиго»4. Верхняя часть лица у него белая, а нижняя темная. Левый глаз у него голубой, а правый – черный. – Как насчёт «Талиона»?
– Нет! – Форсети возмутился. – Это мы тоже проходили. Нам не следовало пробуждать его тогда, не следует и сейчас.
Гетерохромный кинул недовольный взгляд, скривил губы и размял шею.
– Думаю у нас нет другого выхода, Фор, – поправляя подол своего платья ответила черноволосая, – Предшествовавший нам девятый созыв, по своей самонадеянности, потерял двух вершителей, пытаясь разобраться с заклейменными своими силами.
– Немесида, нам стоило больших трудов привести мир к порядку после его прошлого пробуждения. От Талиона была польза, согласен, но и вреда от него тоже было предостаточно. Один только суд Линча чего стоит!
– И снова Фор прав, сестра, – девушка в белом пиджаке посмотрела на Немеседу. – Это логично. Талион использует чересчур жестокие методы наказания, которые в условиях нынешнего времени и подавно могут считаться варварскими.
– Ой да ладно тебе, Адрастея. – фыркнул Шезму, – Суд Линча нами был оперативно ликвидирован…
– Ага, как же… оперативно, – перебила Адрастея, – Почти сто лет люди вершили самосуд, держа в страхе всех чернокожих Америки. Ты это называешь оперативностью?
– Адри, пожалуйста, не начинай. – скривил лицо Шезму, – Меня иногда выбешивает твоё чистоплюйство.
– Мы немного отошли от темы обсуждения, – Форсети прочистил горло и посмотрел на мужчину в смокинге, – Что скажешь, Иштаран?
– Мы можем использовать палача несколько иначе. – Иштаран подкурил цветную сигарету с мундштуком. – Вы все по-своему правы, но раз уж мы хотим избавиться от заклейменных, то должны кардинально изменить вектор работы Талиона. Необязательно использовать его по прямому назначению. Возьмём к примеру, прокурора. Он знал, что Серябкин невиновен и всё равно подвёл его к наказанию за то, чего тот не совершал. А что если бы с прокурором случилось нечто подобное? Насколько мне известно, его отец занимается коммерцией. И точку где он работает, равно как и его самого, не трогают лишь потому, что заботливый сын замолвил за него слово перед нужными людьми. Понимаете о чём я?
– Ты предлагаешь, чтобы вместо заклейменного пострадал кто-то из его близких? – недоуменно спросила Адарастея. – Почему за поступки одного должен отвечать кто-то другой?
– То, что случается с нашими близкими и любимыми, ранит гораздо глубже собственного увечья. – Иштаран обвёл всех взглядом. – Вспомните маму Серебкина. Ее сына упекли за решетку по ложному обвинению, где он, не выдержав психологического давления, покончил с собой. Это удар в самое сердце матери и то же самое должен испытать тот прокурор.
– Хорошо, допустим всё будет так, как ты говоришь. – смотря в зеркало и поправляя волосы, заговорила Немесида, – Ты упускаешь один момент. Как это поможет ликвидировать носителей клейма?
– А вот здесь я, пожалуй, встану на сторону Адрастеи и Форсети. Филикян с Марцыным хоть и заклейменные, но все же остаются людьми. Ликвидации подлежит только угроза, исходящая от клейм, а не их носители.
– Нельзя так рисковать, – Шезму придвинулся поближе к Иштарану, – Где гарантия того, что после предложенного тобой «вариативного» наказания, клеймо исчезнет раз и навсегда?
– Твои предложения.
– Не вмешиваться в работу Талиона. Заклейменные должны быть ликвидированы и точка. Третьего не дано.
– Предлагаю перейти к голосованию. – резолютировал Форсети. – Решение будет принято мнением большинства, Шезму.
– Как пожелаете, коллеги. – Шезму недовольно скривил рот и отодвинулся от стола.
Глаза Форсети заискрились и испустили белый пучок света на овальный стол. Напротив каждого узором стали расходиться яркие линии, вырисовывавшие их индивидуальные символы. Белоснежные крылья, обрамленные золотом у Немесиды. Серебряный щит на зернистом голубом поле у Адрастеи. Голова льва с разинутой пастью и острыми клыками у Иштарана. Два коротких кинжала, пылающих огнем у Шезму. И самый большой символ, в виде двух скрещенных золотых секир, был у Форсети. Все пятеро встали и приложил ладонь к своим меткам, из которых поочередно вырастали разноцветные пульсирующие столбы света.
«Вершители Ордалии готовы вынести вердикт» – прогремели слова Форсети.
После голосования, метки на овальном столе стали угасать, а следом за ними испаряться члены Ордалии. Белая комната опустела. Форсети, как и другие, перенёсся в обычный мир. Однокомнатная квартира на окраине города не шла в сравнение с чертогом Дворца правосудия, выделенном ему, как главе Ордалии. И всё же он, как и прочие вершители, должен время от времени вворачиваться в человеческую плоть, так как долгое пребывание во Дворце отнимает много энергии, которая даже в присутствии Немесиды, сама по себе не восполняется. Всё из-за того, что он, как и другие вершители, богами являются лишь на половину.
Самые первые вершители, существовавшие тысячи лет назад, являлись истинными богами. С того момента произошло немало событий, повлиявших к тому же и на численный состав Ордалии, где теперь восседало только пять вершителей, которые, в результате смены поколений стали «полукровками». Форсети, или как его звали до инициации Гарди Густафсон, до сих пор помнит, как пятьсот лет назад, он и другие нынешние члены Ордалии были призваны во Дворец правосудия, где встретили своих предшественников, носивших абсолютно такие же имена. Никто, в том числе и Форсети не верили в происходившее. Им рассказывалось о вещах, которые кроме как небылицы, по другому не воспримешь. Как итог, вместо внимательного послушания, вершителей высмеяли и обозвали никудышными лицедеями. Один из членов Ордалии закрыл глаза и вытянул вперед руку, испуская прозрачные волны, кончики которых едва коснувшись ртов ребят, отняли их голоса. Испуганные "призывники" стала мычать и пробовать издать хоть один звук, но у них ничего не получалось. Паника залила им глаза и они стали метаться по залу, пытаясь найти выход. Другой вершитель по имени Шезму, щелкнув пальцами, обездвижил ребят. Они замерли, но всё еще оставались в сознании и продолжали громко мычать. Сестры Немесида и Адрастея, держась за руки, подошли к своим наследницам – Нике и Адлее.
«Начнём с вас» – хором сказали старые сестры.
– Адлея, не бойся, – прошептала Адрастея, – Ты ничего не почувствуешь.
– Ника, – Немесида прикоснулась к её щеке, – Не переживай. Мы не причиним вам зла.
Яркие лучи света, исходившие от "старых" сестёр, окутали новых. Все четверо взлетели и остались парить в воздухе. «Старые» сестры действительно становились старыми. Они дряхлели на глазах. Их гладкая кожа стала скукоживаться и покрываться темно-коричневыми пятнами. Окрашенные в броские цвета ногти пожелтели. Сквозь поредевшие седые волосы стали проявляться залысины. От красоты «старых» сестер не осталось и следа. Нос крючком, обвисший подбородок и выпуклые скулы сделали своё дело. Опустившись на землю, старушки затряслись и чуть было не упали, но Адлея-Адрастея и Ника-Немесида ловко их подхватили и помогли добраться до ближайших кресел. Старые сестры улыбнулись беззубыми ртами.
«Наше время пришло» – сказали старушки.
Они откинулись на спинки кресел и исчезли, растворившись в дыму.
– Они нам не врут, – заговорила серьёзным тоном Адлея-Адрастея, – Пройдите инициацию и вы сами всё увидите.
Не менее серьёзная Немесида кивнула, в знак поддержки сестры. Старые Шезму с Иштараном сняли свои чары и молча направились к своим преемникам. После инициации темнокожий акадец по имени Ихлас стал Иштараном, а африканец с раномастными глазами и пигментированной кожей на лице – Чизизи Ирф Зале Каони наследовал Шезму. Как и старые сестры, эти два бога, передав свои силы, тоже состарились и растворились в пустоте. Настал черед Гарди, которому уготовано стать новым Форсети.
– А что если я не хочу? – спросил он дрожащим голосом.
– Это твой долг. – Форсети спустился с помоста и подошёл к преемнику. – Главой Ордалии был я, и теперь им будешь ты. Каждый из вершителей является дополнением друг друга и только вместе они могут отправлять правосудие.
– Я всего лишь сын кузнеца, не более. Найдите себе кого-нибудь другого, более достойного.
– Мы и так слишком долго ждали. Вы все уникальны и никто не знает, когда появится очередной вершитель. Мои силы на исходе и я не смогу продержаться до следующего созыва.
Старый Форсети хоть и выглядел молодо, но в нем чувствовалась многовековая усталость.
– Доверься мне и ты сам всё увидишь. Узнаешь насколько важна наша миссия.
– Хорошо, – поджав губы и кивнув, ответил Гарди, – Показывай.
По завершении инициации старый Форсети уже не мог держаться на ногах. Он аккуратно опустился и сел на пол, наблюдая, как новый Форсети до сих пор парит в воздухе и беспорядочно крутит головой. Опустившись на землю Гарди с тоской посмотрел на своего предшественника.
– Пять сотен лет?
– Да, – прохрипел старик, – Пятьсот двадцать три года, пять месяцев и четыре дня – если быть точнее, кхе-кхе.
Новый Форсети покачал головой и подозвал к себе остальных вершителей:
– Мы исполним свой долг и благодарим ваш созыв за службу.
– На меньшее я и не рассчитывал. – последние слова утонули в серой дымке, вместе со стариком.
Глава 4. «Прокурор»
«Других мы судим беспристрастно, по делам,
Не допуская сентиментов сострадания.
Когда же отвечать случается вдруг нам,
В благих намереньях находим оправдание.»
Д.Эйт
Радостный Ованес шёл на свою любимую работу. У него было всё о чем он только мечтал. Престижная должность, крутой автомобиль, и какая-никакая жилплощадь. Его отец наконец-то смог наладить бизнес, а мама спокойно выйти на заслуженный отдых. Всё это благодаря Ованесу, а точнее его возможностям. Он чувствовал себя всесильным и всемогущим властелином, способным по щелчку пальцев сворачивать горы.
Звонок брата Ромы, сообщившего об аресте отца очень насторожил Ованеса, а вся высокомерная спесь разом слетела, после того, как он получил отказ от всевозможных влиятельных друзей. Единственное, что Ованесу удалось узнать – это имена тех, кто осуществлял задержание. Ими оказались его знакомые полицейские оперативники, с которыми его связывало несчетное количество совместно «раскрученных» дел.
– Вы что творите, сволочи! – Ованес сразу перешёл в наступление, дозвонившись до знакомого полицейского.
– Не понял… – из трубки раздался охрипший возмущенный голос, – Ты че разорался с утра пораньше?
– Кто упаковал моего отца? – Ованес продолжал истошно вопить в трубку.
– Какого еще на хрен отца?! Чьего, твоего что-ль?
– Нет блять, соседа! – прокричал во всё горло Ованес. – Конечно же моего! Эдуард Филикян – проверь!
– А… – протянул главный опер, – Этот что-ли? Ну да, есть такой, хы-хы.
– Какого хера ты ржёшь!? – смешок главного опера окончательно выбесил Ованеса. – Это по твоему смешно?
– Баллоны спусти пока не лопнули. – телефонный собеседник сделался серьёзным. – Через полчаса на центральной набережной. Не опаздывай.
Ответить Ованес не успел. Собеседник положил трубку. Телефон завис, и сенсор перестал слушаться. Ованес хотел было уже разбить гаджет, но вспомнил, что ему нужно сделать еще пару звонков. Перезагрузка телефона шла, как на зло, медленно. Немного успокоившись, Ованес стал перелистывать телефонную книгу и найдя карточку с контактом своего начальника «Усенов И.Р.» нажал кнопку вызова. Тот словно ждал его звонка и сразу же ответил.
– Здравствуй, Ованес.
– Ильяс Рахимович, здравствуйте, я…
– Знаю… знаю. По поводу отца звонишь?
– Да, – поджав губы ответил Ованес, – Вы не могли бы…?
– Нет, – отрезал Усенов, – Даже не проси. Полиция сработала грамотно, а самое главное – законно.
– Я уверен, что там полным полно нарушений. Я их знаю, они не могли не накосячить. Отпишите материал мне и я от них мокрого места не оставлю.
– Ты в своём уме?! – опешил Усенов. – Как ты себе это представляешь? Как по твоему я отпишу надзорный материал сыну подозреваемого?!
Ованес пропустил замечание мимо ушей, но осознал, что ляпнул не подумавши.
– К тому же, прокурор города сам лично поставил резолюцию и отписал надзорку Гараеву.
– Кому? Гараеву? Этому полудурку?
– Ну раз ты с ним знаком, то думаю сам сможешь с ним переговорить. Извини работы много. Удачи.
Вот и начальник положил трубку не дождавшись ответа от Ованеса. «Что за день?» – подумал он и пнул по колесу своей машины. Времени мало, через двадцать минут надо быть на Набережной. «Жусип долго ждать не станет и эта встреча мне нужна больше чем ему» – подумал Ованес, – «Надо спешить».
Поймав все красные сигналы светофора и чуть не устроив аварию на перекрестке, Ованес гнал свой кабриолет, как сумасшедший. Все дорожные камеры успели его сфотографировать и тут же прислать ему штраф за превышение скорости. Набережная пустовала. Поднявшийся ветер гонял волны по реке, которая омывала прибрежный песок и фундамент помоста. Жусип приехал на своём брабусе вместе со всей своей командой. Они вышли из машины, но подходить не стали. Проглотив всю свою горделивость, Ованес сам подошёл к ним и протянул руку. Жусип скривив лицо посмотрел на руку, затем на Ованеса и небрежно кинул руку. Все остальные лишь махнули рукой. Жусип никогда не носил формы и никто из начальства за это его не ругал. Он пользовался завидным авторитетом среди всей полицейской братии. Его морщинистый лоб и такой же сморщенный нос, придавали ему вид грозного бандита девяностых. Ему не доставало только плаща, толстой золотой цепи и кожаного сюртука. Вложив в свои толстые губы сигарету и подкурив ее, Жусип первым начал разговор.
– Тебя кто учил так с людьми разговаривать, а?
– Чё?! Да я…! – Жусип оборвал Ованеса на полуслове, сильно ударив его под дых.
– Алё, гараж! – Жусип обхватил шею Ованеса. – Берега попутал?! С лохами так будешь разговаривать! Понял?!
– Понял, – прохрипел Ованес, пытаясь отдышаться.
– Вот и ладненько. – Жусип отступил от Ованеса и продолжил смаковать сигарету, – И так. Внеси пояснения за свой наезд. На всё про всё у тебя пять минут.
– Мой отец, – всё еще хрипя, ответил Ованес, поднимаясь на ноги, – За что вы задержали моего отца?
– Сомик, зачитай господину прокурору протокол задержания господина Филикяна, а то он не въезжает.
Все заржали, как кони, а парень по имени Самат (кличка Сомик) вышел немного вперед, держа в руках помятую бумажку с какими-то каракулями.
– Вчера, примерно в десять часов вечера гражданин Филикян, одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, задержан в офисе на своём складе, где при обыске у него были найдены свертки с порошкообразным веществом белого цвета. Первичная проверка реагентами выявила наркосодержащие вещества. Гражданин Филикян водворен в изолятор временного содержания. Ему вменяется хранение и сбыт наркотических веществ в особо крупном объеме.
– Это вы, – Ованес сжал кулаки, но бросаться в драку не посмел, – Это вы его подставили.
– Да ну фиг! – Жусип принял задумчивую позу и зацокал. – Ну, а даже если и так? Что с того?
– За что? – Ованес сглотнул подкравшийся ком в горле, – Что он вам такого сделал?
– Ты знаешь… – Жусип почесал затылок, – Как-то некрасиво получается, что он один единственный, кто не отмечается перед нашим отделом. Другие коммерсы волнуются, мол почему мы оказываем ему такое покровительство. И вдруг меня осенило. А ведь и правда, почему? Не знаешь?
– Я думал, что мы с вами в одной лодке. – сквозь зубы процедил Ованес. – Я же столько раз вас прикрывал.
– За это тебе конечно же спасибо, но… ты знаешь? Какая-то слабая отдача получается. Или ты думал, что раз ты прокурорский, так мы к тебе на поклон должны бегать? Хер там плавал! Срать мы хотели и на твою должность и на твой статус!
Ованес не выдержал и со всей силы ударил Жусипа кулаком по лицу. Его цепные псы набросились на Ованеса моментально. Когда он упал, они стали пинать его ногами, несколько раз попав по лицу. Из рассекшегося глаза и сломанного носа ручьем текла кровь. Крик Жусипа заставил их остановиться.
– Вы за всё ответите, козлы. – перебарывая боль и захлебываясь собственной кровью, проговорил Ованес, – Я вас всех кончу!
– Кого ты собрался кончать, придурок? – Жусип присел на корточки, схватил Ованеса за волосы и подтянул к себе. – Ничего у тебя не получится, можешь даже не пытаться. Ты даже не представляешь сколько всего у нас есть на тебя. Десятки записей потянут на лет двадцать, а может и того больше. Как тебе такое, Илон Маск?
Жусип с ребятами снова разразились хохотом. Впервые в жизни Ованес не знал что делать. В детстве можно было забиться в угол и заплакать, ожидая появления мамы, которая пожалеет и успокоит. Всё это было очень давно, но Ованес не видел иного выхода. Слезы потекли сами собой и от этого ему стало еще хуже.
– Пацаны, смотрите, всесильный прокурор плачет. – верещал один из оперов, тыкая в Ованеса пальцем.
– Дай-ка я засниму и этот момент тоже. Прибавлю к общей коллекции.
– Отставить! – выкрикнул Жусип, – Сворачиваемся. Пусть наш прокурор посидит здесь и подумает о своём поведении. Диляр!
– Да, шеф, – отозвался прыщавый опер в звании лейтенанта.
– Кажется у господина прокурора сдулись шины, пойди проверь.
– Точно сдулись, господин майор, – с улыбкой на лице ответил Диляр и достал из внутреннего кармана складной ножичек, – Какой-то недоброжелатель порезал их… скорее всего ножом, ха-ха-ха.
«Нет, пожалуйста» – думал про себя Ованес, – «Хотя бы машину не трогайте».
***
Машина тяжело и со скрипом доехала до ближайшей шиномонтажной мастерской. Заплатке шины не подлежали и Ованесу пришлось раскошелиться на новые. Ремонтники содрали с него кругленькую сумму, но других вариантов не было. Через час надо быть во втором окружном суде, где будет решаться судьба отца о дальнейшем пребывании на свободе.
Ованес снова пренебрег правилами дорожного движения и как угорелый помчался в суд, собрав по пути все красные сигналы светофора. Вместо очередных писем о штрафе, на телефон Ованеса пришло уведомление о передачи его нарушений в административный суд. Громко выругавшись, Ованес еще больше вдавил педаль газа. Подъезжая к зданию суда, он увидел отца, закованного в наручники, в сопровождении трех конвоиров. Они как раз заводили его через черный ход. У главного входа столпилось много людей, среди которых была мама Ованеса – Надежда Семеновна и шестнадцатилетний брат Рома. В стороне у урны, с кожаным кейсом стоял Рафиз Гараев. Уже далеко не молодой помощник прокурора, на счету которого было всего пару выигранных дел. Темные глаза бусинки, маленький рот и большие уши не придавали Гараеву привлекательности, однако это не мешало ему каждый день находить новую спутницу жизни. Он молча наблюдал за тем, как мама Ованеса металась из стороны в сторону со слезами на глазах. Рома сидел на лавочке с поникшим видом. Лёгкая улыбка тронула уголки губ Гараева и это очень разозлило Ованеса.
– Тебе чё блять, смешно? – Филикян подбежал к Гараеву и дернул его за руку.
– Кого я вижу! – глаза Гараева заблестели, – Какими судьбами?
– Хватит валять дурака! – тяжело дыша прыснул Ованес, – Моего отца вот-вот могут упечь за решетку, а ты всё шутки шутишь!
– Поправочка, – Гараев повёл указательным пальцем перед лицом Ованеса, – Во-первых, не могут посадить, а обязательно посадят. Наркодилерам место за решеткой. А во-вторых… это твой отец, а не мой, так с чего же я должен грустить?
– Он не виновен! – гаркнул Ованес. – Его подставили!
– Слушай, давай на чистоту. – Гараев выкинул окурок и подхватил Ованеса за локоть, отводя его в сторону. – Не я создал практику ареста всех сбытчиков дури, и не я сделал для городской прокуратуры репутацию отъявленных борцов с наркопреступностью. Ты же понимаешь, что теперь, ради поддержания статистики, мы просто обязаны дать этому материалу положительную оценку. Для этих целей, начальство определило меня, и раз уже мне выпала такая удача, то я обязательно ею воспользуюсь. Не всё же тебе собирать лавры.
– Ты чё несешь, мать твою?! Какая на хрен статистика? Какие на хрен лавры?!
– Господи боже, что же ты так разорался, то? Я все понимаю. Это твой отец и мне искренне тебя жаль, но… дружба дружбой – служба службой. Извини.
– Пожалуйста, откажись. Заяви протест. – умолял Ованес, – Прошу тебя.