Читать онлайн Сиротская Ойкумена бесплатно
«Ибо такова воля Твоя: да несет всякая неустроенная душа наказание в себе же самой…
Ее несет и кружит, швыряет с места на место бурный вихрь слов и суждений, застилающих от нее ясный свет истины».
Августин Аврелий. «Исповедь».
«На самом деле я не знаю, почему мы настолько неразрывно связаны с морем. Разве что, как мне думается, это потому, что кроме того что и море живое, и небо живое, и корабли живые, – все оттого, что мы произошли из моря. Любопытный факт из биологии: в венах каждого из нас содержится такой же процент соли, как и в океанской воде, и следовательно, эта соль в нашей крови, в нашем поту и в наших слезах. Мы единое целое с океаном. И когда мы вновь возвращаемся к морю – в плавание или просто полюбоваться им – мы возвращаемся туда, откуда пришли».
Джон Ф. Кеннеди, 1962.
1 глава
Ночью где-то поблизости гавкнула пару раз собака, из-за нее-то он и проснулся.
Злой ветер опять наседал с востока. Пробирался рывками среди сараев, поленниц и деревянных заборов, наводил страх по ночам, лез в окна, грохотал ставнями. Жутковато проснуться ночью, казалось: кто-то стучит в дом с чердака и требует открыть во что бы то ни стало, несмотря на поздний час.
Глубоко в стране, затерянный среди сосняков, березовых рощ и картофельных полей, есть небольшой город Те́плица. Это имя местные обитатели выговаривают с ударением на первом слоге – потому что это вам не оранжерея, а красивое и емкое слово из славянского языкового пластилина. Теплица, что с ударением на первом слоге, – не очень большой город. Он покоится на небольших покатых холмах и состоит большей частью из старых бревенчатых домов за крашеными палисадниками.
Если тебе, уважаемый читатель, придет охота увидеть маленький уральский город Теплица, то тебе придется сесть на поезд, следующий через Екатеринбург к востоку. Город затерялся на границе Европы и Азии там, где Уральские горы плавно стекают в равнину. Отсюда начинается Сибирь. Теплица – это глухая деревня на берегу огромного сухопутного океана, что притворилась небольшим городом. За последние полвека здесь изменилось не очень многое.
Без малого десять лет до этого дня стеклянные дверцы открывались уютно и важно. И легкие детские книги с раскладывающимися волшебно, оживающими в объеме картинками, и блики живые на зеленоватом стекле старинного серванта, в котором покоится неприкосновенный и простодушный праздничный сервиз, и игрушечные собаки на самом верху. Все мелькнуло искрой, утекло в невидимые русла. Куда девается все это время – кто его знает.
Время в тот год было белое, декабрьское. Жена получила отпуск зимой – но зато сразу после новогодних каникул, поэтому выходила куча свободных дней, да еще и отгулы, которые она попросила поставить на конец декабря. И – большая радость. Они, жена и дочь, отправлялись по туристической путевке встретить рождество в Париже. Событие! Об этом жена мечтала много лет (в школе изучала французский и Францию обожала). Очень кстати подвернулся еще осенью недорогой рождественский тур, и оформление всех бумаг вышло удивительно спорым. Жена простодушно ликовала: повезло отхватить выгодную медицинскую страховку на двоих, все заняло полдня в клинике соседнего города. Дела складывались как нельзя более удачно, и прилететь из Парижа в Екатеринбург они должны были за четыре дня до Нового года, чтобы встретить его всем вместе – а что может быть лучше?
Эта невысокая и стройная женщина была природой задумана для заботы. Она нежно разговаривала с животными, ее небольшие, но сильные руки ловко справлялись с любыми домашними делами – с уборкой, с кухней. Она была кротким человеком, эта маленькая женщина, у нее был тихий и задушевный смех.
Так вот, письмо.
Был слякотный мерзкий декабрь. В ночь на двадцать пятое число, около часа пополуночи, раздался звонок с неопределенного номера. Постников ответил спросонья, но в трубке оказалось тихо. Наутро позвонила консульская служба Российской Федерации во Франции. После уточнения кое-каких сведений женщина сообщила, что вчера вечером на станции Трокадеро парижского метрополитена террористы привели в действие бомбу, и они обе – его жена и дочь – оказались в числе погибших. Она соболезнует. Задала несколько вопросов и просила что-то подтвердить. Постников отвечал ровным голосом без эмоций. А примерно через месяц после Нового года в товарном вагоне приехали два металлических гроба. В сумерках падал густой снег, и вокзальные фонари полосовали набитое им пространство совершенно по-новому, чего невозможно забыть. Вскрывать гробы, как того пожелали родственники жены, Постников отказался наотрез – так и похоронили.
Слова из телефона упали, словно раскаленный уголь из печи. Жизнь споткнулась на ровном месте. Его удивило, насколько просто и буднично могут происходить самые ужасные вещи. Новость мало-помалу выжгла Постникова изнутри. В итоге от него осталась тонкая человекообразная оболочка, содержащая внутри одну лишь черную и безмолвную пустоту. Волнистая линия внятной и радостной жизни оборвалась под Рождество, и пошло дальше одно лишь серое, обступили безрадостные и бессмысленные дни. До чего все же удивительно, как устроена жизнь – надо просыпаться и жить, как ни в чем не бывало.
Страховка сыграла необычным образом.
Полгода заснуть было труднейшим делом. Отход ко сну стал китайским наказанием и всячески оттягивался, постепенно все ближе к утру и порой даже к обеду. Как тоскливо и странно завывает ненастье в печной трубе, когда на дворе два часа ночи, и жизнь видится прожитой напрасно. Постников ворочался и с ненавистью поглядывал на плывущую в окне луну, и сон помалу одолевал его, но пробуждение вечно было безрадостным.
Чем же занимался Постников после того, что произошло? Нетрудно ответить: не занимался ничем. Как-то быстро и неуклюже бросил работу, кормился перепадающими иногда заказами на тексты. Юмор для корпоративных вечеринок в другой вселенной, наверно, оказался ему лекарством. По крайней мере, не дал помереть с голоду. В глубине души мерещилось: та прежняя жизнь не пропала, не кончилась, а стоит на паузе где-то в собственном измерении, и в нее еще можно попасть, чтобы жить, как будто ничего такого не произошло.
Перемена настолько не укладывалось в голове, что жизнь сперва шла как бы привычным своим чередом. Это потом Постников вдруг обнаружил себя под плодоносящей иргой возле старого забора с немного помятой жестяной лейкой в правой руке. Получилась так, что он откатился на несколько сотен километров к востоку, в родную Теплицу, и стал жить дальше в старом бревенчатом доме на деревенской улице в тех самых краях, где носился школьником и катался на санках зимой с приятелями по наклонному старому кладбищу.
Лейка прижилась в руке почти на десятилетие, да и работа на грядке – не худшее средство от бездны. Ветер раскачивал георгины в сентябре и круглосуточно надувал тонкую пыль седины в макушку, а с холма старого кладбища были прекрасно видны дальние поля, где в советские времена был колхоз, а что стало теперь – неизвестно.
Запомните: ничего не может плохого случиться в жизни, когда вы сидите вечером на корточках возле печки и наблюдаете за тем, как за чугунной дверцей с литыми сказочными буквами «Артель Вагранка» распаляется с урчанием живой и теплый зверь, а в крышу и в окно тихо барабанит дождь, вдруг выпавший вместо снега.
Были прежде чудесные минуты, детский лепет и смешные слова маленького неуклюжего человека, счастливый смех. Наверно, она попала в небесную школу благородных девиц и теперь скупо кивает с важностью и ведет себя грациозно и просто, как дама княжеских кровей. Она была красавица, наша дочь. Режущая без ножа память прочно поселилась в притихших комнатах. И все чаще ощупывала ваше сердце, как будто примеряясь – не пора ли.
Но к черту грусть. Вот уже прошло без малого десять лет после Трокадеро. Дерзкие баннеры дополненной реальности полыхают на улицах между старых домов, словно витрины привокзальных буфетов. Их надо считывать смартфоном и пользоваться предлагаемыми удовольствиями. Постников не носил при себе смартфон и баннеры не любил. А вот бегать в осеннем лесу – отдельное удовольствие. Почва за ночь уже схвачена заморозком, и стучит, будто голимый камень под подошвами. Жухлая трава с рассвета была покрыта инеем, но он быстро растаял, и все стало мокрым – до колена достает. Из гущи сосняка доносится легкий скрип, шелестит ветер в кронах. Даже на нашей суетной высоте воздух прекрасен и свеж, он входит упоительно. На всем лежит печать: зима не за горами, но соснам все равно – ведь это всего лишь суетная человеческая история.
И вот, извольте видеть, новость. В последнюю ночь сентября электронный почтовый ящик принес извещение, сразу перевернувшее все на свете. Это случилось, когда та самая ненастная ночь выла за окном, словно языческий покойник, пробовала на прочность бревна и углы, швыряла горстями ледяную влагу в окна, и выйти наружу было немыслимо. Адрес отправителя, а также его имя были прописаны дикими крякозябрами и не поддавались никакому толкованию. Письмо содержало вложенный аудиофайл, который Постников сперва расценил как опасный вирусный спам и открывать поостерегся. Но удалить странное послание рука почему-то не поднялась. Вскоре разъедающее любопытство одержало верх. На четвертый день он решил, что заведет себе новый почтовый ящик и купил самый дешевый русский аппарат, какой только нашелся в салоне связи.
После запуска файла первым делом послышался шерстяной шум, какой бывает, когда поправляют микрофон. Послышалось дыхание, и он почувствовал холодок, тараканом промелькнувший по спине. Затем раздался голос – тот самый. Выслушав его, он долго сидел без движения и мрачно разглядывал грязный холостяцкий стол.
Кроме аудиозаписи, в письме была приписка:
«Папа, мама нездорова. Она в больнице у сестер. Я живу в городе Финистер Пойнт и учусь. Приезжай к нам в отпуск, пожалуйста. Твоя доч Оля».
«Доч»… В точности, как она написала в первом классе на своем рисунке, где она с мамой и дарит ей цветок размером куда больше детской головы.
– Чертово вранье! – вдруг хрипло промолвил Постников. – Нет, не может такого быть!
Письмо оказалось единственным. Отправленный на него ответ вернулся (несуществующий адрес).
Конечно же, это никак не могло быть правдой. Это было невозможно. Постников ворочался без сна на своем жестком диване и выходил на балкон, чтобы глянуть наружу.
– Что мне делать? – беззвучно шептал он, глядя на ночную улицу, щедро залитую луной. Улица, разумеется, никакого ответа не давала. Он снова забирался под одеяло и закрывал глаза.
И бездействовать стало немыслимо – потому завелся в душе червь. Забыть и выкинуть из головы. К морю податься. Ведь на море можно смотреть очень долго, потому что оно не надоедает и уносит нелегкие мысли. Но удивительным образом письмо встряхнуло его. Влилось в его жилы, словно инъекция загадочной глюкозы. Но все-таки очень уж зыбкой виделась надежда. Такой огромный, непростой мир, раскинувшийся во все стороны, полный красок, запахов и звуков, людей, соблазнов и горечи, сотни и тысячи занятий. Все это оказалось в мгновение под вопросом из-за пары строк, пришедших из непонятного далека.
Бран, которого заманивает в иной мир богиня, слышит от нее: «Нет ни капли горечи, ни капли зла, все – сладкая музыка, нежащая слух», думал Постников, не узнавая наощупь свою помытую голову. Дико отросли волосы за лето. Печаль давно и усердно воздвигает свои бастионы в душе, и нет никакого способа совладать с ней. А человек, лишенный надежды, становится подобен удару молнии. Он решителен и быстр, он свободен от сомнений и ослепительно ясен до самого нутра своей душевной природы. Он страшен и весел. Кто не спрятался – тому горе.
– Я знаю, что делать, – сказал утренний Постников своему отражению в пятнистом зеркале. И ветер ночной давно сдулся и отступил, стояло тихое утро. И это был конец первой главы.
2 глава
Тем временем белый электрический чайник на подоконнике медленно остывает и по инерции сипит все тише, словно паромобиль, отдыхающий на парковке:
– Шшшссс…
Да и что тут говорить. Градус мировых новостей уже раскален, он ничуть не слабее чайниковой огненной спирали. Но того кипятка никакими чашками не употребить – а новостной чайник, тем не менее, униматься не желает – и все бурлит, бурлит без передышки.
«Соединенные Штаты Америки призывают непризнанную серверную республику на путь созидания и гуманизма». Это заявление сделала сегодня Официальный представитель США в Организации объединенных наций Морган Ортагус в своем микроблоге в Твиттере.
По словам спикера Госдепа, все американское правительство призывает немедленно вернуть свободу задержанным оппозиционерам и политзаключенным. Ортагус особо подчеркнула позицию Госдепа о недопустимости бесчеловечных социальных экспериментов.
Вы гляньте только: висит в ютубе уже порядочное время одно вирусное видео. В нем азиатская девушка красоты удивительной, в безукоризненном кимоно цвета бледного персика. Красавица с азиатской печалью смотрит в открытое окно. Снаружи виднеется яблоневый сад в цвету, он подернут рассветной дымкой. Девушка поворачивается, смотрит в камеру чудесными раскосыми глазами, и говорит по-корейски (титры прилагаются):
– Я Джин Хо. Меня убили недавно. Среди бела дня. Я уже никогда не смогу петь – а я так любила петь. И сказать я больше не смогу ничего никогда – но все же молю вас: остановите диктатора, остановите убийцу.
Во имя спасения жизни многих неповинных детей. Остановите диктатора – спасите свободу ради ваших детей…»
Постников остановил ролик, где уже поплыли коды для отправки финансовой помощи.
Вообще, скажите на милость: за город такой – Финистер Пойнт?
Нету такого города. Гугл ничего путного на постниковский запрос, понятное дело, и не выдал – ни на кириллице, ни на латинице. Есть, правда, мыс Финистерре – в Испании на побережье Атлантического океана. Он же – испанский район, что входит в провинцию Ла-Корунья в составе автономного сообщества Галисия. Но города под таким именем нигде не значилось.
Правда, до тех лишь пор, когда Постников не вбил свой многострадальный запрос, но уже не в Гугл, а в Яндекс. И вдруг случилось чудо – первая же строка направила его на страницу в википедии. В ту минуту отчетливо стукнуло в его груди. Статья же сообщила немало интересного:
«Финистер Пойнт, Финиш, Финик, англ. Finister Point – город в самопровозглашенной Свободной Серверной Республике (Остров), находится в провинции Восточная, административным центром которой является, а также порт на берегу залива Финистер Бэй, в устье реки Корриб. Население – 75,5 тыс. жит.
В городе находится отделение Национального островного университета.
Достопримечательности: стилизованный неоготический собор св. Анны, Городской музей, Центр хрусталя, муниципальное музыкальное училище.
Во второй половине июля в Финистер Пойнте проводится самый известный в республике музыкальный фестиваль. Проводятся также фестивали театрального искусства, а еще – праздник устриц (весьма популярный). Ежегодно Финистер Пойнт привлекает большое количество туристов по причине удобного расположения невдалеке от республиканской столицы мегаполиса Эфраим и умеренного морского климата с характерными мягкими зимами, прохладным летом и отсутствием резких перепадов температур».
Вот это да: 75,5 тыс. жит. Финиш!
В тот день душу Постникова поцарапывало смутное предчувствие. И в самом деле, странные дела творятся на свете, невообразимые. Кореянка, которую советовал ютуб, – не более чем поздний симптом, выползший как напоминание о давно и крепко запущенной хвори.
Так откуда взялась вся эта история?
Образовалась она совсем незаметно – вроде как заводятся первые мыши под полом. И достаточно давно, десятки лет назад. И сегодня, во времена Big Data, контрабандной торговли ДНК и психоматрицами, устоявшийся мировой порядок, похоже, ступил в торфяное болото и ухнул по уши в самую топь Случилось нечто, о чем необходимо рассказать.
Где-то с конца бородатого двадцатого века ржавел в свалке советского наследства заброшенный военными проект новейшего боевого полигона. Задумывалось обкатывать в нем новые поколения советской военной техники для глобального конфликта в перспективной высокотехнологичной среде. Дотошная наука окучивала руками бывших студентов-шестидесятников нетоптанную прежде грядку, но многим генералам показалось напрасным тратить народные деньги впустую и непонятно на что. Работа продвигалась с отчетливым скрипом.
Но ветра эпохи, как известно, сдули однажды с глобуса Советский Союз, пошвыряли на пенсию самих генералов, а проект мало-помалу расточился, осел по маленьким НИИ и совсем исчез из виду. Но как выяснилось, не умер. В залихватские девяностые британская разведка то и дело получала из России неясные, но захватывающие данные: в обшарпанных корпусах бывших советских НИИ принялись мелькать китайские личности в приличных темных костюмах. А китайцы ерундой заниматься, видит бог, не станут.
Но ведь и было чем поживиться костюмам в пыльных корпусах: возьмите только одни системы управления межконтинентальными ракетами, самые тихие в мире электродвигатели для подлодок, да хотя бы и те же рецепты танковой брони…
Вышло так, что совместный проект китайских костюмов и совковых шестидесятников дотащили до государственных испытаний – и, как говорится, дали ток. Последствия изумляют до сегодняшнего дня весь мир. И ведь есть отчего!
Первым делом полезли дикие слухи, от которых волосы подскакивали дыбом: русские вздумали воскрешать мертвых. Зомби-армии! Когда приостыл первый шок от скандальной новости, появились более рассудительные – но при этом ничуть не менее глупые блогеры. Они по большей части говорили о конце света и вообще явственно отдавали сектантством. Вспыхнувшую, как сверхновая, панику на просторах мировой сети потом назвали не без остроумия «перезагрузкой мракобесия».
В наше поразительно измельчавшее время любой, даже самый гениальный замысел мало кого способен зажечь. Каким бы грандиозным полотном ни казалось задуманное, современники в лучшем случае вежливо покивают, спрятав зевок. И только когда искра прожжет новостные ленты и вылетит в дыму в топ просмотров – то автор станет идолом на какое-то время. Но серьезные дела часто происходят в тишине.
Взвешенный и холодный подход позволил вскоре установить: никаких мертвецов никто не воскрешает и трупов из могил отнюдь не выкапывает. Но дела при этом открылись невероятные.
Начать с того, что после десятилетий тончайшей умственной работы удалось сделать немыслимой сложности математический комплекс, моделирующий естественную среду пребывания человека и практически все известные науке физические, химические и биологические процессы в этой среде. Если говорить проще – то впервые удалось воссоздать пространство. И главное – поместить в него сначала созданных искусственно самообучаемых роботов, а за ними и цифровую модель живого организма с проецированной в нее матрицей собачьей личности.
Виртуальный Бобик в блаженном упоении носился по зеленой травке киберпространства и ловил челюстями крупных бабочек. Но после обнаружилась одна деликатная проблема. Споткнулись на этическом пороге: попытке поместить в свежайшую среду человека, которая, конечно, была делом времени. Добровольцы с электродными лентами на головах дни и ночи корпели, пытаясь дистанционно управлять андроидом в новой вселенной. Голема звали Афанасий, и был он одет в длинные сатиновые трусы глубокого темно-синего колера и в белую майку-алкоголичку. Но едва коснувшись травы нового Эдема, андроид Афанасий однообразно валился в лопухи и оставался лежать, мелко подрагивая конечностями, словно убитый орк в компьютерной игре. В общем, дистанционное управление оказалось дрянь.
Это было неприятно. И затор, похоже, обойти было нельзя. И тогда один из завлабов, по фамилии Ефремов Иван Ираклиевич, побарабанив по столу пальцами в обеденный перерыв, задумчиво произнес:
– А не сморозили мы глупость с идеей копирования души?
Естественно, первым делом Ефремову тогда влетело по полной программе. Вытирали об дерзкого завлаба ноги на ученом совете, напечатали с полдюжины разгромных заметок, нехорошо отзывались в диссертациях. Но даже это не помогло: телесные члены робота Афанасия трясло даже после анафемствования еретика-завлаба. Короче говоря, дело боднуло тупик, хотя уже всего достигнутого к тому времени хватило на десяток кандидатских и две докторских. Был готов виртуальный континент с полным биоценозом и эволюционными процессами. Жили уже в нем припеваючи микроорганизмы и грибы. Но минобороны отрезало: если там нет людей, которые могут пострадать от поражающих факторов, – то нам неинтересно. В общем, получалось неприятно, малоденежно.
Грохнувшая вслед за этим новость оглушала не хуже обуха. Группа наблюдения, летавшая виртуальным орлом над западным побережьем пока еще безымянного материка одним прекрасным утром увидела невозможное. По девственной зелени неспешной прогулочной поступью брела человеческая фигурка в камуфляжном комбинезоне, имевшая на спине здоровенный туристический рюкзак типа Osprey Ace оливкового цвета. Это никак не мог быть андроид под внешним управлением – несинхронность времени между мирами сказывалась уже тогда, и она со временем неуклонно нарастала. Человек с рюкзаком размеренно вышагивал в северо-восточном направлении. Пару раз отмахнулся от комаров и вскоре потерялся из виду наблюдателей под голубоватыми кронами приморского сосняка.
Одновременно с этим выяснили, побелев от ужаса, что минувшей ночью И.И. Ефремов, грубо поправ служебную инструкцию, проник в опечатанную аппаратную и без помощи ассистентов подключился к копировальной аппаратуре, предварительно задействовав наисекретнейший передатчик. Что стало дальше – оставалось сначала неясным. Но в лабораторном кресле осталось бездыханное тело бывшего заведующего лабораторией, а с той стороны вскоре поступило хамское сообщение «ПРИЕХАЛИ!». Ефремов вытоптал его своим каллиграфическим почерком в густых зарослях степного ковыля, что отчетливо зафиксировали наблюдатели с воздуха.
Таким оказалось начало альтернативного пространства. И если раньше Старым Светом было принято называть в основном только Европу с куском Африки, то теперь это наименование обрела с полным правом вся наша планета. После серии экспериментов с добровольцами из числа заключенных появилась технология трансляции человеческой личности, захваченной аппаратно в пакет психоматрицы, или отпечатка всей его сущности, в виде математического кода. Но был один неприятный минус: в передатчике всегда оставалось бездушное тело, проще говоря, труп.
Но с другой стороны, если вы полжизни провели в инвалидной коляске или больны раком – то какие, к черту, могут быть сомнения? К тридцатым годам, пока путь еще не был закрыт, в новое пространство переселилось больше миллиарда жителей Земли. Это было самое грандиозное переселение народов в истории.
Постников припомнил, что однажды ему приснилось жуткое, странное слово «Орфой». Какое-то уродливое слово. Казалось, оно выметнулось из кошмара, зародилось в хаосе. Припоминая, откуда это слово взялось, Постников вернулся в старые заголовки новостей на портале ИноСМИ.ру, публикующем на русском переводы разных мировых медиа. Да, так и есть. В англоязычных и вторящих им источниках как раз и появилось слово Orphoi. Оно было составлено на основе словосочетания «Orphan Oikumene» – именно так новый серверный мир стали именовать в Комитете начальников штабов НАТО. В русскоязычных СМИ гораздо чаще использовалось обозначение «Свободная Серверная Республика», реже «Остров» и «Альтернатива».
Из брифинга пресс-секретаря Госдепартамента США на заседании Комитета начальников штабов стран-членов Коалиции Атлантического договора:
«Растущее беспокойство порождает тревожащая информация о том, что в последнее время российские СМИ освещают события в Орфой с позиций свойственного этой державе исторического субъективизма. Исследования независимых институтов и опросы общественного мнения приносят все более тревожные результаты. Благодаря откровенно деструктивной деятельности российских СМИ и агентов влияния из РФ, в Орфой наблюдаются явные предпосылки социального конфликта, что многократно подтверждают независимые наблюдатели. Подробности будут предоставлены после вычитки нашими сетевыми аналитиками.
Несмотря на позитивные сдвиги в развитии информационно-экономических связей между Атлантической коалицией, Шанхайской организацией сотрудничества и самопровозглашенной республики Орфой, которых удалось достичь за последние несколько лет путем напряженной дипломатической работы, сегодняшняя ситуация не дает былой надежды на оптимизм в оценках…»
Правда перевернулась с ног на голову – что было злом, там стало совсем другим, пусть и не обязательно добром. Через новостные ленты сочились и капали неприятные слухи: премьер-министр Свободной Серверной Республики решительно отрицает обвинения со стороны США в том, что республика систематически похищает жителей Старого Света с целью контрабанды их психоматриц.
Это насильственное переселение злые языки связывали со вспыхнувшей в Европе в последние годы чередой терактов в европейских мегаполисах. Поговаривают, что убийства несут большую прибыль страховым компаниям. Но разве можно всяким глупостям верить?
Пространство республики относится к так называемому «серому сектору». Там не действует международное право и вообще происходит непонятное. Блогеры откровенно скисали или врали напропалую, пытаясь дать более или менее связную аналитику экономической и политической картины вокруг новообразования. Кроме того, поскольку страны западной Коалиции заблокировали доступ к серверам Острова, известия оттуда доходили не самого высшего качества и свежести.
Как написал один человек в микроблоге: у Атлантической коалиции нет спутниковой группировки на орбите в Орфой, нет удовлетворительной информации в реальном времени, а оно для нас и для них течет с разной скоростью, и они нас постепенно обгоняют. Никому неизвестно, что там замышляют китайцы и русские. С этим нужно что-то делать, пока не стало слишком поздно.
3 глава
Бог его знает, отчего так спится в русском поезде. И курочка тебе варено-копченая, и бессмертный железнодорожный чай под неспешную и тихую беседу – потому что время бесконечно. За двойным стеклом катится мимо неброская дорожность: пригороды скромные плывут, березняки и поселки городского типа, слышится невнятный женский голос на станции, объявляющий прибытие состава.
Он, этот голос, и будит спящего пассажира, убаюканного покачиванием, среди ночи, когда фонари с перрона вдруг заливают своим потусторонним светом все посапывающее купе, и вагон идет медленно и почти бесшумно в уползающих платформенных тенях. Глянув рассеянно на неизвестную станцию, пассажир опять валится в подушку и немедленно засыпает – потому что это Россия, и пилить ему еще не одни сутки.
Да и при дневном свете пейзажи не то чтобы похищают воображение путешественника. Жидкие перелески, поля жухлой зелени и грачи на березах, потом сосняк и снова переезд, на котором стоит небольшой автобус в ожидании подъема шлагбаума. Вагон мягко покачивается, колеса сдвоенно стучат на стыках, еще сильнее обнимает едущего вечная российская полудрема – и остается только спать, спать…
Да и возможно ли не задремать: вагон дрейфует меж двух океанов или даже двух вселенных – одна впереди, а другая стелется за светом заднего фонаря. Колеса наворачивают сотни и тысячи километров невидимыми слоями, а если посмотреть на карту, то выходит пройденного самый пустяк и дороги еще впереди порядочно: дня на два, а то и больше. Покосившиеся палисадники и седые заборы, огороды, засеянные картошкой – и снова дичь и редколесье.
Даже если человеку не нужно ехать за полторы тысячи верст и он садится всего лишь в пригородный поезд на пару часов – все равно, попадает он в плен русской дороги, прорезавшей каждый город, словно отрезок Млечного пути, и теряющейся в невообразимой дали по обе стороны перрона.
Тем не менее, Постников совсем не дремал. Ехать ему было самую малость – часа два, не дольше. Он внимательно читал полупрозрачную страницу в смартфоне, полуприкрыв глаза ладонью, чтобы не мешал ритмичный свет из-за крон сосняка.
«Лазарь Георгиевич Горемыкин (род. в 1954 г.), доктор физико-математических наук, профессор кафедры высшей математики Уральского государственного технического университета. С 1979 по 2028 годы руководитель экспериментальной лаборатории Института геофизики Уральского отделения российской академии наук. Активный участник государственной программы по разработке пространственных моделей и построения искусственной обитаемой среды. С 1998 по 2029 годы заместитель генерального директора АО ПП «Вектор» в г. Екатеринбурге. Имеет государственные награды. В настоящее время на пенсии».
Кто такой и зачем возник этот самый Лазарь Георгиевич – узнать предстоит в самое ближайшее время. А пока что следует сказать несколько слов об устройстве, с которого читались полупрозрачные интернет-страницы, потому что это имеет прямое отношение к истории.
Прямо беда с этими новомодными гаджетами: они теряются, страшно неудобны и вечно требуют подзарядки. Если вам нравится, когда руки всегда свободны, то судьба ваша незавидна. Спасибо компании «Едросеть» – она родила гениальный маркетинговый ход и подсекла рынок новым поколением гаджетов от разработчика «Миклуха Вортекс». Теперь потерять ваш смартфон вы сумеете только в том случае, если очень сильно постараетесь, и при этом навеки можете позабыть о зарядном устройстве, наушниках и дисплеях. Устройство от «Миклухи» встроено, растворено в вашем организме, оно становится его частью. Не нужен отныне ни экран «Retina», ни кнопки, потому что все происходит на уровне нейронов и естественного метаболизма. Вы идете по улице и видите перекрестки, вывески и автомобили сквозь легкую сетку наложенного изображения. Можете беседовать с тетушкой, созерцая за ее спиной бродящего поперек кадра ее супруга, и одновременно гулять в парке и наслаждаетесь майскими красотами, поедая в две руки какой-нибудь хотдог. Ваша любимая музыка вечно под рукой, и она так здорово звучит в голове, как не под силу ни одним дорогущим стереонаушникам и суперсистемам хай-энд.
Но если вы боитесь хитрых хакеров, спецслужб и насмешек друзей – то никто не заставляет, конечно. Таскайте ваш гаджет в кармане или в сумочке и гордитесь свободой. Некоторые обзывали людей со встроенными устройствами «киборгами», но Постников терять смартфон и вечно морочиться с зарядным устройством не пожелал.
Внутренний аппарат потребляет в среднем не более трех процентов мускульной энергии, а если вы увлекаетесь фитнесом – то вообще не более процента. Смартфон нового поколения интегрируется в центральную нервную систему, питается энергоресурсами организма для подзарядки, хранения и обработки данных и соединения с мобильными сетями, для связи с абонентами и выхода во всемирную сеть.
Трудно сказать, о чем рассуждал Постников, разглядывая заметку в интернете, но вот его вагон притормозил и пассажир высадился на полустанке возле здания из силикатного кирпича, затерянного среди дачных участков и огородов. Здесь прежде находился совхоз «Красный луч».
Электричка тронулась и укатила своей дорогой. Спросив у кассира дорогу, он отправился в указанном направлении, свернул с асфальтированной дороги на тропинку, что кривым крюком спускалась с насыпи в гордый и нетронутый репейник. Отмахав метров шестьсот, он увидел длинные белые строения, похожие на колхозные коровники, и пожарную часть, во дворе которой сиротливо стояла полуразобранная красная машина без единой живой души поблизости. Вскоре тропинка вывела на мощеную битым щебнем поселковую улицу. По ее сторонам выглядывали разноцветные палисадники из крашеного дерева и металлической сетки. С чьего-то двора или из открытого окна женский голос напевал:
Кого я любила –
С тем я расстаюся…
Постников прошел еще немного и обнаружил старый бревенчатый дом. Вид этот дом имел неброский, но вполне аккуратный. Кружевные занавески на окнах, а за приземистой оградой из зеленого штакетника росли какие-то цветы (Постников не особо разбирался в цветах, мог угадать в лучшем случае шиповник, но тут были другие) в фигурных клумбах из красиво нарезанных автомобильных покрышек. Площадка перед воротами, ведущими во двор, была не слишком ровно заасфальтирована, а сбоку нее пролегал небольшой желоб для отвода сточных осадков в уличную канаву.
В березовой кроне панически вскрикивали воробьи. Постников подошел к воротам и надавил на круглую кнопку звонка, спрятанную под ржавым жестяным козырьком. Это действие не дало никакого видимого эффекта – разве что где-то на противоположной стороне улицы истерично взлаяла собака. Подождав немного, Постников отступил на шаг, потоптался и посмотрел на окно, обрамленное крашеным резным наличником. Минуты через три позвонил снова и повторил несколько раз. Не получив ответа, перескочил через низкий забор палисадника, и приподнявшись на цыпочках, приник к самому оконному стеклу. Сквозь тюлевые занавески, поверх которых отражалась его собственная темная физиономия, ничего разобрать было нельзя. Но тут внезапно занавеска перед самым его лицом шевельнулась и наверху стукнула створка.
– Ты чего это, а? – рявкнул мужской голос. – А вот я собаку спущу!
– Здесь живет Горемыкин? – отозвался Постников.
– Журналист? Я не говорю журналистам ничего!
– Никакой я не журналист. Я по личному делу, Лазарь Георгиевич!
– Чего?!.. Какое еще, к черту, личное? – презрительно отреагировало окно, створка захлопнулась достаточно громко и только занавесь оледенела в раме.
Постников помыкался в палисаднике и снова полез к воротам. Он уже протянул было руку к звонку, но вдруг звякнул рычаг, калитка бесшумно отворилась. Из проема на него смотрела женщина лет пятидесяти в синем рабочем халате и ярко-желтых резиновых перчатках. Из-под ее белого платка, завязанного на затылке, на висок выбился клок волос, рыжеватых с проседью. Женщина посторонилась, давая Постникову дорогу. Тот сказал «здрасьте» и двинул в дом.
За темными сенями его встретила очень чисто прибранная и светлая комната с диваном, устеленным узорчатым покрывало в крупную ковбойскую клетку. Телевизор старый, плазменный прилип к стене. Внушительный древних годов шкаф с рябоватым зеркалом, сверху на шкафу – чучело рыжей лисы, которая презрительно отвернулась к стене.
– Не Георгиевич, а Гордеевич! Лазарь Гордеевич мое имя и отчество! – закричал на вошедшего хозяин. – И где вас только откапывают? Эта Википедия ваша – дерьмо. И вся пресса ваша, между прочим, – тоже дерьмо!
Старик нелюбезно посмотрел и сокрушенно добавил:
– Ну… заходите, что ли… Все лезете и лезете, терзаете понапрасну…
Перед Постниковым сидел боком за широченным письменным столом очень пожилой человек в хорошо отутюженной белой летней рубашке с короткими рукавами. Лазарь Горемыкин оказался несколько напоминал обликом покойного генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева. Обращали на себя внимание густые и косматые брови, под которыми прятались старческие красноватые глаза. Взгляд их посверкивал остро и пытливо. И вообще, старик говорит отчетливо, хорошо и с умом
Пробурчав невнятно себе под нос, хозяин заявил:
– Чаю, а может, сто грамм – с дороги, для бодрости?
– Стакан воды, если можно, – попросил Постников. – День, знаете ли, теплый.
– А зря от водки отказываетесь. В вашем возрасте сто грамм в день – только на пользу. Я-то давно вдовец и свое отпил. Дарья Владимировна, – снова заорал старик, – подайте портрет моей жены! И воды холодной этому!
Неслышно вошла домработница и подала Горемыкину черно-белый портрет. С картины встревоженно улыбалась молодая женщина с прической, как у Мирей Матье.
– Это моя Алевтина Викторовна образца восьмидесятого года, – пояснил Горемыкин. – Повесьте на место, Даша.
Женщина поставила на письменный стол кувшин и чашку, забрала портрет и неслышно исчезла.
– По дороге сюда я видел коровники, – начал Постников. – Что там внутри?
– Коровники? Да какие там коровники… Лет уже сорок никакой живности не держат. Вообще ни коров, ни даже коз никто здесь теперь не имеет. Поселок стихийно перепрофилировался под дачников. Совхоз сперва использовал пустые корпуса как склады для зерна и картошки, а теперь, уже лет тридцать, территория и недвижимость арендованы китайцами. Они произвели полный капремонт и даже поставили вышку – и теперь во всем бывшем совхозе и в районе прекрасный и быстрый интернет за гроши.
– Да уж, – рассеянно отозвался гость. – Но позвольте к сути. Мой вопрос насчет программы, которую вы…
Но тут ему пришлось прерваться, потому что Горемыкин внезапно и достаточно громко врезал кулачищем по столу.
– Видали, а? Желтая пресса!
Постников дождался, когда старик перейдет от слов к бормочущему рычанию, и продолжал:
– Не злитесь. Я не желтая пресса. Вообще никакая не пресса – я сам по себе. Мне нужно попасть в закрытое пространство серверного мира.
Его слова вызвали удивление. Тишина висела дольше трех секунд подряд.
– Нет – ну каков гусь! –нарушил, наконец, молчание Горемыкин. – Дорогой вы мой: вас обманули, вы ошиблись адресом. И вообще: водички попили? Вот и ступайте себе своей дорогой, наше вам с кисточкой!
– Да постойте вы! – не унимался Постников. – У меня нешуточное. Я потерял жену и дочь, а недавно получил одно письмо. В нем дочь пишет, что жива и находится в закрытом пространстве в городе Финистер Пойнт!
Но старик был неумолим и так и сыпал громами:
– Жулик! Аферист! А письмо твое – фальшивка! Или самих вас водят за нос – а вы и рады стараться! И вообще – утопия эта ваша ефремовщина! Коммунист, мессия хренов!.. Недоучка!
Профессор не на шутку распалился. Его красноватые веки слезились, а руки не находили покоя, подрагивая на благородном зеленом сукне.
Постников вынул флешку из нагрудного кармана:
– Если вы не хотите помочь – то хотя бы взгляните на письмо, упрямый вы человек!
– А ну давай! – запальчиво крикнул Горемыкин, и его узловатая рука неуклюже сгребла флешку.
Профессор включил старый нетбук, надел толстые очки в барской темно-красной оправе, открыл скан письма и внимательнейшим образом изучил все знаки на странице вплоть до последней точки. Снял очки, надел наушники и раза три-четыре прокрутил прикрепленный аудиофайл. Вынув из морщинистых ушей наушники, погрузился в тягостное размышление, спрятав глаза под седыми копнами бровей. Слышалось лишь, как негромко сопел его массивный пористый нос.
Часы успели отмерить порядочный кусок времени, прежде чем снова послышался профессорский голос. И сказано было уже иным тоном:
– А давайте-ка выпьем хорошего чаю… Даша! Чайку нам, живее!
Даша вообще оказалась мастерица на все руки. В считанные минуты образовалась на письменном столе маленькая белоснежная скатерть с заутюженными до бритвенной остроты складками, на нее были помещены овальный поднос и блестящий самовар из нержавейки, который дышал заманчивым дачным паром. Самовар царствовал посреди стола, туда же рядом поместили сливочник, сахарницу, блюдо с пирогами и баранками, а также две широкие чашки бледно-голубого фарфора очень хорошей, уютной формы. Едва глянув на них, Постников сразу понял, что выпить чаю – и в самом деле мудрая, правильная идея.
Они стали пить чай – и самом деле отменного вкуса чай!
– Вам-то чего ради сдалось все это? – гудел в чашку Горемыкин. – Поверьте: на свете хватит вещей, которыми стоит забивать голову. И вообще, надо уметь отпускать то, что вернуть невозможно. Вы еще молоды, не нужно себе жизнь ломать.
Загадочная перемена преобразила его. Гость, похоже, натолкнул хозяина на некую важную мысль, и ее отблески так и скакали бликами в острых профессорских глазах.
– Меня вот что интересует: как все это начиналось? – говорил Постников. – Нет, вы только не подумайте чего: я точно не по работе. Вы же видите суть вопроса.
– Да что там рассказывать… Долгая история. А началось все знаете с чего? С лис – ей богу, теперь даже смешно вспомнить! Видите ли, моя покойная жена Алевтина Викторовна Горемыкина занималась селекцией пушных зверей для народного хозяйства СССР. В семидесятые годы именитый советский зоолог академик Востриков, изучавший механизмы одомашнивания промысловых животных…
Старик замолк и принялся выравнивать жилистыми руками чайный сервиз на скатерти. Он построил его в три шеренги, причем молочник оказался правофланговым, и только вслед за тем медленно продолжил цедить свой рассказ.
– Да. Селекция пушных зверей в СССР была очень серьезным направлением не только зоологии, но и народного хозяйства. Знаете, лисы – очень симпатичные домашние зверьки. Их только нужно отобрать по наследственному признаку уживаемости с человеком. То есть, бывают особи неприручаемые – и они, как их не корми, практически с рождения будут вас бояться и того и гляди тяпнут за руку. А есть такие, что с детства спокойно подойдут к вам, их можно брать на руки, они быстро привязываются. Лисы – они как собаки и кошки одновременно. Умные, преданные и забавные. Хитрюги – но веселые.
Вошла Даша.
– Все на сегодня, Лазарь Гордеевич, – тихо доложила она и стала снимать резиновые перчатки.
– Вот незаменимый человек, – сказал Постникову Горемыкин. – Дарья Владимировна Воронина из районного центра социальной помощи. Устали, наверно, Даша? А давайте-ка все вместе за чайком посидим, пообщаемся?
– Спасибо, – улыбаясь отвечала Даша, – да только пора мне. Еще два дома сегодня.
– Ну, идем далее, – продолжал Горемыкин, когда за женщиной и клацнул замок. – Что это за история? Вы вообще хоть представляете, что это за история?
– Наверно, не представляю, – дипломатично ответил Постников.
– Альтернативный серверный мир по своему базовому строению немного напоминает технологию блокчейн. «Распределенный регистр» или «распределенная база данных», как называют это программисты. Цепная связь повторяющихся для взаимного контроля файловых элементов, в которых записана вся подноготная. Эта связь придает искусственным объектам, связанным в систему, некоторую устойчивость и предсказуемость.
Для начала мы еще в семидесятые сделали на ЭВМ виртуальную лисью ферму со всеми процессами и ускоренным ходом времени. Это позволило быстро получать лисий приплод и наблюдать развитие популяции, концентрировать нужные свойства у зверьков… Это был оглушительный исследовательский успех – но его мгновенно замяли для секретности, а знаете почему? Потому что уже через полгода группа ученых под руководством академика Глушкова занялась разработкой сети для управления экономикой СССР. Эта сеть включала в себя систему компьютерного моделирования процессов и симуляции условий физического мира. А позднее и военные заявили о своем интересе – но страна уже дышала на ладан, ведь это уже были восьмидесятые. Но нифига – проект выжил. Русло почти пересохло, от реки осталась тоненькая струйка – но она текла помалу.
Кстати, потом Китай присвоил немало разработок из этого направления. Несколько наших ученых работали в тамошних вузах – обучали студентов, писали монографии. Их усилия здорово продвинули китайцев на пути к запуску собственной программы – облачного сервера с практически полным моделированием окружающей среды. Слыхали, наверно – «Белая Линия»? Размах данной работы трудно описать. И китайская промышленность может выпустить достаточное количество физических серверов, а наша – нет. Стыдобище!
Но не станем отвлекаться на пустяки… Что это за новый мир? Все очень просто. Создается среда, и вы существуете в качестве равноправного биологического объекта в нем, порожденного этой средой. Ваше «я», ваши сознание, память – то есть, лично вы как уникальный феномен.
Постников не удержался:
– Но ведь это очень странно выглядит. Авантюра. Какое-то рукотворное явление, что висит на волоске. Достаточно перебоя питания – просто выдернуть шнур из розетки – и все эти прелестные угодья с покосами и минеральными водами – всего лишь воспоминание. Какая-то эфемерная картина!
Вопреки ожиданию профессор не стал метать молний и глушить рычанием. Он вдруг рассыпался дробным старческим смешком.
– Э, не скажите! Математика, видите ли, – неумолимая наука. И вероятность вашей (то есть, вот здесь и сейчас) мгновенной гибели в реале, скажем, от метеорита – на несколько порядков порядок выше, чем исчезновение искусственного серверного облака. Да и китайцы ведь не дураки в такое лезть.
Было заметно, что профессор все плотнее съезжал на привычную лекторскую риторику и уже резал, словно с университетской кафедры:
– И я никому бы не советовал всем этим пренебрегать. Наша новая рукотворная земля – полноценный и огромный новый мир с континентами, странами, формирующимися народами и культурами. Эксперимент, подобного которому не делали даже коммунисты – а я их глубоко уважаю, хоть и не особо люблю. У коммунистов был грандиозный и планомерный замысел, и в итоге мир изменить они все-таки сумели, как никакая другая человеческая сила.
И вот, извольте видеть: массовое заселение колонии было разрешено с конца нулевых годов, когда развитие сетевых технологий позволило хлынуть всемирному потопу переселенцев на свежесозданные земли. То была эпоха энтузиазма, ведь возможность прожить новую жизнь – это, знаете ли, соблазн.
– Все же поясните мне, гуманитарию: это дело не рухнет? – перебил Постников.
– Вы, я вижу, беспокоитесь за ваших близких. Это логично. Так позвольте успокоить вас на сей счет. Видите ли, так называемая вторичная реальность Горемыкина-Перельмана может существовать столько, сколько действует облачный сервер как ее временная оболочка. Я математик, готовил в соавторстве с Гришей Перельманом теорию и базовую модель. Киберпространство требует материальной базы в виде вычислительной мощности плюс колоссальная затрата энергии. Время требуется, чтобы не было беды. И – осторожность.
А этот прекрасный завлаб Ефремов повернул все по-своему. Он уникум, самородок, он Сергей Королёв. Кстати, какое смешное слово – «модератор»… Его специальность – технологии коммуникаций, и в ней он бог. Я не знаю, как у него получилось, но похоже, что недавно он попытался запустить внутренний контур обсчитывания вторичного пространства. Теперь не облачный китайский сервер, не миллион местных компьютеров сможет его пространство-время – на той стороне скоро начнут справляться без нас! Из этого следует, что скоро мы Ефремову окажемся даром не нужны с нашими коровниками в полдеревни величиной. И все это неправильно, потому что их цивилизация все же малость отстает от нашей в технологическом базисе.
Это палка о двух концах. Например, возьмите разницу во времени. Для наблюдателя из корневой системы час в нашем пространстве равен двум тамошним, а за десять наших лет у них проходит двадцать. Понимаете ли, это опасно. Из этого следует, что не только время, но и многие другие фундаментальные вещи могут различаться – и кто знает, что у них там творится с физикой элементарных частиц и со всем прочим. Изучать нужно, а на это время нужно!
Но главное даже не это. Нельзя никому совать нос туда. Эта конструкция пока что висит на волоске. Она запросто может свернуться в неопределенное качество и стать абсолютно недоступной. Да что там разговаривать, эх…
Горемыкин тоскливо вздохнул и вдруг крепко стиснул Постникову руку, отчего между их ладонями проскочила небольшая искра, и Постников почувствовал достаточно болезненный укол электрического разряда. До чего энергичный дед, подумалось ему. Горемыкин хмыкнул:
– Утомил я вас – уж простите старика!
– Нет, очень даже интересно. Но мне и правда пора: электричка.
– Жаль, быстро собрались, – сказал Горемыкин, впрочем, без сожаления. – А давайте-ка провожу, прошвырнемся на свежем воздухе. Погода нынче какая и воздух! Не то, что раньше, в советское время, когда коровники трещали от навоза. А мяса один черт так и не было.
Они вышли из дома. Путь лежал в обратную сторону, к станции железной дороги. Миновав уже знакомую Постникову улицу и пройдя по колючему щебню, они остановились на тропинке.
– Видите эти бывшие коровники? – Горемыкин царственным жестом обвел приземистые светлые строения. – Как вы думаете, что там внутри, а?
– С чего мне знать, если я сам же у вас и спрашивал? Склады, как вы говорили, а может, скотобойня. Или подпольное казино какое-нибудь.
Горемыкин захихикал и сказал:
– Вот со скотобойней – как раз не очень промахнулись. Участки земли по всей России, арендованные китайскими фирмами, отводят для создания мощных серверных полей. Все эти бывшие коровьи казармы были вычищены, дезинфицированы и набиты стеллажами и системными блоками. Подобных объектов теперь по России немало – благо места хватает. Такие и в других странах ставят – если электричество не слишком дорогое. Здесь Белоярская АЭС под боком, это удобно. Именно эти миллионы серверных блоков со всего мира и поддерживают жизнь потусторонней вселенной. Их суммарная производительность в разы превосходит вычислительные потребности системы – но это необходимо для ее безопасности. Как знать, глядя на этот бывший коровник, вы, быть может, смотрите на цветущий приморский сад, по которому гуляют ваши жена и дочь.
– Так вы поможете мне? – допытывался Постников.
– Попытаюсь. У нас с Алевтиной Михайловной детей не было, а ей очень хотелось, чтобы была дочь. Ей-богу, тронули вы меня вашей историей, и мне почему-то кажется, что не врете.
Пройдя еще несколько шагов, профессор в задумчивости сказал:
– Да, вы скорее всего не обманщик – а наоборот. Вас самих обвести вокруг пальца смогут. Но это не мое дело. Я дам вам персональный код доступа, который не знает почти никто – только, пожалуй, Иван Ираклиевич и ваш покорный слуга. Это ключ. Он действует как абсолютный пропуск – еще с тех пор, как все только начиналось. Это поможет вам обойти любую программную блокировку. Но толку в этом нет, потому что за каналами доступа следят военные – а через них вам не пройти.
– Давайте ваш код.
– Это уже произошло, – отозвался Горемыкин, причем его густые брови весело скакнули. – У вас встроенный смартфон «Вортекс», и персональный код уже в его памяти. От вас ничего не требуется – где нужно, отсканируют пропуск автоматически. Но все же обещайте, что не будете делать глупостей.
– Я буду предельно осторожен, – заверил Постников. – Мне же есть для чего. А каким человеком вообще был завлаб Ефремов?
– Почему был? Он и сейчас здравствует, насколько мне известно. Только с головой у него явно что-то не то. Шизофрения или раздвоение личности. Впрочем, я не психиатр.
Старик посмотрел на Постникова усталым розоватым взглядом и добавил:
– Я вообще не уверен, что они там – все еще люди. Знаете… Мой долг предупредить. Вы встали сегодня на путь, который означает девяносто девять процентов вероятности того, что ваша личность, ваше «я» будет распылено на атомы, возможно, мучительным способом.
– А почему бы вам самому не снарядиться в путь, профессор? Разве вам самому не любопытно посмотреть – как оно там?
– Да что я… Долго ли мне осталось. Я не соблазнюсь, потому что попытка обмануть судьбу ни к чему хорошему не приведет. Уйду, как положено, и залягу здесь, возле Алевтины Викторовны, а не черт знает где… Напрасно все же отказались от водки. Прощайте!
Горемыкин замолк и, казалось, потерял всякий интерес в беседе. Постников наскоро откланялся и поспешил на полустанок. Оглянувшись, он увидел, что старик все еще смотрит ему вслед. В это же мгновение женский голос внутри его головы отчетливо выговорил: «доступны обновления, понадобится перезагрузка». Смартфон жил своей независимой жизнью. Через десять минут, на удивление, он стал работать заметно проворнее, чего прежде за ним не замечалось. Что ж, это была хорошая новость.
4 глава
В пологой седловине древних гор среди полей и сосняка отсвечивает издали зеленоватой искрой город. Очень хорошее дело – пролететь туда по гладкому как полка Сибирскому тракту и ворваться в него с восточной стороны. Город сильный, город резкий. Но что-то сотворили с ним за последние годы – и вдруг стало этого города не узнать. Прежде суровый, железобетонный, индустриальный – сегодня из-под облаков он проглядывает шестигранниками многослойного улья с отчетливыми рядами новых районов, по его улицам лезет муравьиный пестрый марш, а высоко поверх голов буйствует и радует глаз гидропонная зелень ландшафтного дизайна, цветы теперь не переводятся на велосипедных дорожках до ноября месяца. И одноэтажные сероватые предместья с крашеными палисадниками, и знакомые со студенческих лет бетонные глыбы центральных районов, прорезанные проспектами, и стеклянные башни недавних лет. Хороший город Екатеринбург!
Солнце садилось. Наползали смелые низкие тучи, и ранние сумерки уже прилегли по дворам. Хороший, спору нет, город Екатеринбург – но что хуже всего в нем – так это буйные и цветастые баннеры дополненной реальности. Бесстыдно сулят они прохожему счастье, пухнут дождевиками, сочатся палитрами, слепят в сумерках, застилают полнеба и пропадают разве что на трехметровой высоте, чтобы дорожная полиция могла отслеживать трафик с квадрокоптеров. С тех пор как эти цифровые опята повылазили на улицы и на фасады и затеяли свои танцы – сделалась улица туннелем искушений. Любой мобильный оператор продаст вам за отдельную плату фильтр от этой ядовитой чертовщины. Кто-то раскошеливается, а кто-то нет – и ходит, утопая в цветных и яростных джунглях, от которых глаза могут отдохнуть разве что дома. Вносите платежи регулярно – иначе будете иметь в лифте спутника – призрак мобильного оператора имярек, у которого внутри неонка и речь о тарифных планах всегда наготове.
В салоне такси вдруг открылось блаженство – аккорды Генделя, кроме шуток. Колеса мягко везли под светофорами мимо набережной городского пруда, мимо главпочтамта и выгрузили пассажира немного поодаль, за университетским кварталом, в так называемом «городке буддистов», утопающем в мягких уральских зеленях. Стало еще темней, потому что тучи шутить совсем не собирались, и уже слышались поодаль пробные небесные откашливания, и в воздухе уже повисла дымка набегающей грозы.
– Эй! – послышалось за его спиной. Женский голос. – Мистер Постников! Я вижу, вы сегодня без лопаты? Выходной у вас, что ли?
– Что я – могильщик, что ли, с лопатой ходить, – с ухмылкой ответил Постников, оборачиваясь.
Наверху, на слепой стене пятиэтажки, беззвучно полыхнуло небесно-синее окно рекламы Газпрома и окатило полутьму переулка сиянием тропического утра. Полезли буквы «Национальное достояние». Ярко-бирюзовые лучи упали на асфальт, и в их потоке навстречу Постникову шагнула пара черных сапожек на высоких каблуках.
Это была Анна. Небольшого роста женщина с дивными черными волосами, стройным станом похожая на маленькую языческую богиню, встреченную ненароком неграмотным сборщиком дикого меда в майской дубраве.
– Привет, красотка! – сказал Постников, щурясь на слепящий сноп.
– Ага, красотка – только с насморком. А так – нет возражений!
При этих словах небо над Екатеринбургом треснуло и порвалось в клочья с гаубичным грохотом. Взвыли вразнобой в ужасе автомобили, прилетел сразу же холодный ветер, и стало слышно, как все ближе идет стена ливня. Скоро упали первые тяжелые капли и немедленно обрушился дождь. Нет, не так: ударил яростный ветхозаветный ливень, и он презрительно отгонял потоки ветра вспять, дрожала земля под его железными струями и тысячи радуг немедленно показались в стынущем воздухе от уличных огней.
– Ну ты даешь! – сказала черноволосая и расхохоталась, отчего ее лицо стало еще прекраснее. – Ничего с тобой нельзя поделать, сударь ты мой, – добавила она, отсмеявшись.
В надежде, что ливень будет короткий, они попытались было укрыться под кленом – но какое там: такая жалкая защита годилась разве что на смех.
– Нет, это невозможно! – перекрикивала Анна струйный рев. – Что это за погода – так и ангину недолго схлопотать! Летим ко мне!
– А удобно? Кстати, у меня как раз к твоему приятелю дело.
– Приятель временно недоступен: их супруга из отпуска вернулись. К черту кабак – двинули обсыхать!
– Тогда с меня бухло! – крикнул Постников. – Где тут самый подозрительный алкомаркет?
– Это приличный район, – с достоинством ответила Анна – поэтому здесь все алкомаркеты подозрительные!
Фигуры женщин вылеплены удивительным образом. Их формы иногда (да почти всегда) отличаются от принятого в гламурных кругах стандарта – но тем не менее, влекут мужчин с поразительной силой. Такая женщина может быть любого роста, и обхваты могут сочетаться у нее по-своему. Но поди ж ты – отбоя от мужского восхищения ей нет. Объяснить такое иначе никак нельзя, как алхимией живой природы. Именно такова была Анна Дмитриевна Быкова, архитектор по профессии. Очень стройная, небольшого роста, с прекрасными черными волосами, женственными формами, с глазами выразительными, ясными – в общем, загляденье. Не такая уж малая часть мужского населения Турции, Египта, не говоря о Российской Федерации, писала ей в фейсбук комплименты и с напряженным энтузиазмом набивалась в друзья, словно пехота на колючую проволоку.
Анна Дмитриевна проявилась из небытия несколько лет назад, знойным и и удушливым уральским летом, года через полтора после того черного рождества. В день их знакомства с неба сыпался точно такой же ливень (все-таки бывает судьба насмешливой). Да, в точности, как и на этот раз, лило страшно, и отсыревший до апатии Постников зашел передохнуть в первый попавшийся бар. Он ввалился заправским утопленником: с рукавов и брюк текли на пол блестящие ручейки вроде тех, которыми украшают новогодние елки, мокрые волосы облепили череп, не хватало разве что прилипшего к щеке листа кувшинки или рыбьей чешуи. Возле барной стойки маленькая женщина в черном смотрела за чашкой кофе телевизор – на плазменном экране отжигали бодрые деды Роллинг Стоунз за компанию с Ю-Ту.
Начал тогда Постников с того, что выкинул удачную штуку. Полез в склеенный сыростью карман за платком, и оттуда выдернулись заодно ключи от дома, желтая банковская карта и старый смартфон. Все это посыпалось на пол, причем телефон очень даже киногенично разлетелся на десяток-другой деталей разной величины. Не отрываясь от Роллингов, женщина спокойно взяла со стойки пачку салфеток и через плечо, не оборачиваясь, протянула ему. Похоже, у нее периферийное зрение было как у стрекозы, а еще Постникова потрясло ленивое и точное изящество ее движений. Пережидая непогоду, они разговорились, и это было странновато, потому что Постников был в то время страшно нелюдим.
Началась переписка в соцсетях. Анна отвечала не без ума и не без интереса, но инициатива разговоров всегда была его. Стали видеться, гуляли летом по дендрарию (она показывала, где рисовала этюды в студенческую пору – часовня и парковый ландшафт), бывали в кафе. Это случалось нечасто – раз в год, иногда два. Они беседовали. Конечно, и алкоголь делал свое дело, но в общении были взаимный толк примерно того же рода, как от визита к психологу. После ужина и деликатного провожания расставались возле ее съемной квартиры – она сменила на его памяти три. Однажды прогулка затянулась допоздна, и путь предстоял неблизкий, в другой район. Анна не раздумывая сбросила босоножки на каблуке и преспокойно топала по асфальту босиком с туфлями в руке. А когда пришли, выяснилось: все это время она таскала в сумке, висевшей на ее плече, довольно тяжелый по женской силе ноутбук – но Постников ни тогда, ни после не слышал от нее ни слова жалобы. В гости не приглашала, конечно, да и он не намекал – потому что это оказалось бы совсем не то.
Ничей язык не повернулся бы сказать, что она не привлекательна – наоборот, ее красота действовала на мужчин как валериановые капли на котов. И он не сказать, что урод: находились женщины, что были бы и не прочь. Оба они не стремились докопаться до сути происходящего. Дружба не дружба – а так, приятельство. Виделись вполне добровольно, и едва ли стали бы это делать по принуждению.
Какого рода отношения их связывали? Одновременно и странные, и заурядные. Анна эта была порывистая, капризная и сострадательная. Все сразу было намешано в ней, как нередко бывает с русскими женщинами. Он был человек замкнутый, язвительный, погруженный в себя – но хотя бы по этой причине не склонный на пакости. Может быть, оттого, что встречи бывали нечастыми, надоедать друг другу они не успевали. Но вышло в результате все гораздо хитрей.
Нет смысла далее скрывать от читателя, что Анна Дмитриевна вела образ жизни свободный. Она была не глупа, не мелочна и не хитра, но свободолюбива чрезвычайно. Защитив в свое время архитекторский диплом, теперь она получала перепадавшие по знакомству время от времени заказы на строительство и ремонт загородных коттеджей, но эти случайные заработки никак нельзя было считать ни достаточными, ни регулярными.
Постникова на первых порах неприятно царапнуло количество ее знакомых и друзей – модельеров, музыкантов, художников и еще невесть кого – но потом он не то чтобы привык, а точнее сказать, рассудил, что не его это дело. Насколько ему стало известно, Анна Дмитриевна была, как не так уж редко случается среди ее современниц, негласной подругой некоего офицера довольно высокого ранга – начальника медицинской службы военного округа. Военный чиновник, судя по всему, был уже в годах, около пятидесяти, при этом оказался нрава незлобивого и широких взглядов. Он не ограничивал ее свободу, да и не пытался – обошлось бы себе дороже. Естественно, штабной военврач был женат, имелись взрослые дети. У Анны Дмитриевны – небольшая, но уютная квартира в самом центре, в «городке буддистов», утопающем по весне в акациевой пене до вторых этажей.
– Без разговоров! – твердо заявила она. – Руки вымыть, и немедленно за стол!
Гость не успел ничего возразить. Из его рук с филигранной, птичьей точностью выхватили намокшую куртку, распялили ее на вешалке, чтобы высыхала поскорее, и ничего, в самом деле, не оставалось, кроме как согласиться. Удивительно, до чего ловко женщины умеют выхватывать различные предметы из мужских рук.
В квартирке заметен был небольшой хаос – но деловитый, это оказалась вполне уютная женская каморка. В углу мигал рыбками и словами «Noisy little feckers» скринсейвер на здоровенном дизайнерском мониторе, планшет для рисования на диване был наполовину прикрыт зеленым клетчатым пледом. Из стереосистемы заухало что-то тяжелое, но без членовредительства. Анна сушила феном волосы в прихожей и кричала оттуда, чтобы Постников выключил духовку – не то пирог с горбушей обратится в угли. Через десять минут она выпорхнула из кухни, принесла блюдо с пирогом и еще невесть чем, снова унеслась обратно – и вот уже они чинно сидят за царственным пиршеством с пирогами, домашней пиццей и настоящим черным кофе изумительного аромата и крепости.
Закусив, Постников спросил:
– Скажи мне, Аннушка, одну вещь. Почему женщине так необходим огромный запас косметики, одежды и обуви, даже если все это не используется ею почти никогда? Разве не проще ей быть находчивой, талантливой, доброй изнутри – и тем самым на порядок надежней покорять мужчин?
Анна немного подумала и ответила очень серьезно:
– Для уверенности. Только та женщина выглядит элегантной, у которой запасено всякого добра на два порядка больше расходной нормы. А если платьев у нее мало, то характер у нее портится, и ей приходится вечно напрягать артистизм, изобретательность и вообще быть умницей – а это далеко не каждой дано от природы и поэтому большинство несчастных выглядит пронырливыми стервами. Проще дать ей все что нужно, а не огорчать и не доводить до цугундера – мало ли на что способна женщина в сердцах.
Прекрасный получался вечер. Вино было на столе, разговор шел без суеты, минуты проплывали хорошие, полезные. Зрение Постникова малость расплывалось: отвык. У Анны пряди, подернутые черным огнем, подумалось ему. И разрумянилось лицо. В самом деле – хорошо ведь сидеть, разговаривать обо всем и не думать обо всех этих диких фокусах обезумевшего мира снаружи.
– Расскажешь про твой проект? – спросил он, кивнув на монитор в углу.
Анна царственно взмахнула рукой и сказала: – Ерунда вопрос! Представь себе поселение нового типа. Умный кубический мегаполис. Урбанизация середины века! Город-кластер новый. Куб, улей населенный. Город-дом под зеленой крышей, пронизанный солнцем и свежестью.
– Я деревенский житель. Человек темный…
– Да хорош язвить! Вообрази: он растет не только в ширину. Земля повсеместно дорожает – корм людям выращивать надо, а им еще и жить где-то нужно. Моя разработка – город-трансформер, сообразительный кубический улей. Он способен приспособиться к любым непогодам, потому что сделан из умных материалов. В дождь отталкивает воду, в зной повышается воздухопроницаемость стен и улучшается вентиляция, а в мороз бережется внутреннее тепло.
Он выращивается из соединенных высотных зданий, встроенных парков, гидропоники, спортивных площадок, транспортных линий в единый живой, дышащий организм. В нем удобно будет жизнь – все под рукой.
Подумай только: климат-контроль, идеальная очистка, ионизация воздуха, инфраструктура без пробок, множество просторных галерей и внутри красиво сияют огромные панели небесного света. На верхнем городском ярусе – прогулочные гектары с густой травой, футбольными полями, беговыми дорожками и даже с рощами для грибников. Скоростные лифты и вертикальное метро малошумно гоняют туда-сюда, и нет больше вечной напасти с ямочным ремонтом, окаянной слякотью и проклятием летнего времени – пылью. Коммуникации дешевле строить, они ведь часть вертикальной структуры, чем копать новые траншеи для укладки теплотрассы и водопровода. Ну, это долгая история…
– Очень верткая и хитрая штука счастье, – сказал Постников, глядя в темное окно.– Чтобы его сцапать, надо вставать пораньше.
– Новости про своих получил? – поинетерсовалась Анна. Была у нее такая манера внезапной снайперской точности. Постников молча выпил.
– Видишь ли, – заговорил он, – мы с женой тогда повздорили малость. Я не очень был рад, что они без меня лететь собрались. Хотел, чтобы повременили, потому что мне надо было сдавать проект. Но она сказала: Париж, конечно, останется где был, – а вот рождество ждать никого не станет. Где уж там было откладывать.
Анна ничего не ответила. Суетливой эта женщина никогда не была.
– Так вот, – продолжал Постников с твердостью. – Дело вот какое. Мне надо попасть на ту сторону. На закрытый сервер!
При этих словах Анна взглянула на него, как санэпиднадзор на блоху.
– Так, – отвесила она. – Вот оно, началось!..
Постников добавил:
– И помочь мне может разве что твой приятель-доктор.
– Он-то, может, и он добрый приятель, – отчеканила Анна. – А вот ты – приятель на редкость малоинтеллектуальный!
Постников, однако, не унимался:
– Я понимаю: служебное послабление. Не такого уж оно страшного рода, за него даже премии не лишат. И главное, ловить-то в итоге будет некого: очередной хакерский прыжок на закрытый китайский сервер. Рыбка булькнула в океан – только ее и видели.
– Что за дикую хрень ты говоришь? Я же тебя знаю – не отстанешь от своей дебильной затеи. Да, именно дебильной! Но если я тебе откажу – ты же еще хуже себе сделаешь…
Стало слышно, что дождь снаружи хлестал уже с меньшим напором.
– А вообще брось за доктора переживать! – вдруг весельно и хмельно выкрикнула Анна.– К черту все, не стану…
Помолчав, сказала:
– Открою тебе по дружбе страшную тайну. Военные тайно переправляют мигрантов в серверное пространство. И в частности, военные медики весьма недурно нагревают руки на этом дельце. Людей за цифровой бугор, а брошенные оболочки их – в холод про запас. Пригодятся для военной медицины. Органы там, конечности, биоматериал.
– Ужас…
– Ужас, говоришь? – взвилась Анна, прекрасная в гневе, как Афина Паллада. – Так вот: ничего не ужас! Все так делают – и американцы, и европейцы – те даже сами вам заплатят, если вы, к примеру, араб из Дюссельдорфа и собрались на той стороне поселиться. Реки беженцев текут – только говорить об этом не принято. Так что одним больше, одним меньше – мне-то что… И риска никакого нет, кроме как сгинуть навсегда!
Она замолчала, и в комнате повисла тишина, потому что музыку давно выключили, чтобы не мешала. Вдруг стало заметно, что короткий ливень унялся, и только капала вразнобой вода с листьев на мокрый асфальт и в газонную траву. В приоткрытое окно сладостно тянуло свежим воздухом. Еще один шар времени отцепился от потолка комнаты и незримо провалился под ковролин. Хмель, словно кольца уютного дыма, плавал вокруг головы, но главное клином было вбито внутрь и посверкивало, как навигационный огонек лайнера в ночных небесах.
– Пицца что надо – не то что в забегаловках подают. Уважительная пицца, авантажная, – похвалил Постников.
– Ты не увиливай. А идею свою дебильную из головы лучше выкинь!
– Прости, нет. Даже если я не знаю, правда это или обман, надо выяснить. Иначе мне не покоя будет.
– Но они же там все… Это не люди, – с удивлением проговорила Анна. – Это какие-то… психограммы? Анимограммы?
Язык у нее немного заплетался – но она совладала с собой и закончила: – Короче, это крайне занимательно – все эти истории с переселением душ и воскрешением калек. Но все же это – чушь собачья и разводка!
– У меня больше ничего нет. Как и у тех калек, у которых другой надежды не осталось. Ты вон письмо лучше почитай.
Анна открыла на мониторе письмо дочери и углубилась в чтение.
– Ах ты дьявольщина, – пробормотала она через минуту, и стала тереть глаза. – Что же это такое… Не может такого быть!
А Постников сказал: – Ну, пора и честь знать. Я такси заказал.
– В такой дождь? Пережди!
– Да уж не каплет совсем. Спасибо за царскую кормежку!
Анна привстала и принялась торопливо перекладывать посуду на столике, умчалась с ней в кухню и кричала оттуда:
– Постой, заверну – здесь еще много осталось… Но только ты послушай. Я поняла, что ты не сказал бы мне без крайней нужды. Сегодня я тебе ничего не отвечу. Дашь мне время?
– Дам.
Они вышли во двор, в прохладное начало ночи. Промытый воздух был кристально свеж, в нем плавал упоительные запахи зелени и орошенной земли, а все ветки сверкали миллионом алмазных точек.
– У тебя все наладится, вот увидишь, – говорил Постников. – Образуется. Будет у тебя богатый и красивый муж и большой, хороший дом на океанском побережье.
– Нет, – отрезала Анна, – я слишком плохая. Слабая и плохая – да и к черту все. Будем веселиться, пока молоды!
Вид у нее был решительный и хмурый. Она куталась в зеленый плед и была в эту минуту похожа на маленькую королеву в изгнании.
– Я хоть и не цыганка, но тебе все же знаю, что все твои затеи будут нелепость дикая. То какая-нибудь африканка из Конго, то китаянка из Австралии. И все они будут издалека – совсем не твои люди. Такие, чтобы даже помыслить было невозможно. И главное. Пора бы отпустить прошлое – их уже не вернешь. Смирись, а то жизнь так и пройдет. Да и не юноша ведь уже в самом деле!
– Не женщина, а сундук сокровищ, – отозвался Постников.– Да, и главное: умный улей твой мне приглянулся. В нем чувствуется толк!
– Примолкни, – обронила Анна. – Издевается еще…
В стену противоположного дома уперся луч света, поехал вбок, и в глаза им ударили фары ближнего света, завернувшие к ним во двор. Постников сел в машину, расстались без слов. С музыкой на этот раз случилась беда – водительской душе по сердцу оказалась «Радио дача». Но Постникову было совсем не до того. В сосудах прохаживался утешительный хмель, и он покачивался на заднем сиденье, о чем-то крепко задумавшись, и даже самая отвратительная русская поп-музыка могла резать свои аккорды над его ухом беспрекословно. А когда автомобиль привез седока в капсульный хостел на Вторчермете, Постников поскорее нырнул в постель.
Вскоре он увидел перед собою заснеженный бок незнакомой горы и странный большой дом, полный серьезных, молчаливых детей.
5 глава
Постников спал в штольне капсульного хостела и видел странный, подробный в мелочах сон. Выходило, что будто бы вернулся он заново в университет и заселяется в студенческое общежитие – точнее, в какие-то деревянные палаты, в длинные дома посреди незнакомой горной местности. Первокурсниц определили в солнечную половину, а северная, более темная часть, была назначена мужской. Постникову захотелось разглядеть лица его университетских приятелей. Однако виделись только новые и незнакомые ему люди – совсем не те, с кем он учился прежде. Затем появились во сне молчаливые, странные дети. И никто из них не смеялся простодушным шуткам Постникова – а он имел обыкновение говорить шутливые вещи малышам. И одеты были они непривычно, и вели себя не по-детски: говорили со старшими рассудительно, как с равными, но при его приближении почему-то всегда замолкали.
Выйдя из странного здания наружу и ступив с низкого крыльца на крепко утоптанный снег, он увидел, что вокруг раскинулось не что иное как альпийская Швейцария – зеленые сосны и сахарный наст на скальных верхушках, и все поголовно катаются с горы. Постников двинулся дальше и попытался найти санки или хотя бы кусок фанеры, чтобы тоже скатиться вниз. И тут его осенило. Здесь, в этих университетских кампусах, взрослые таинственным образом переучиваются обратно в детей. И для этой цели предназначено все, что он здесь видит – в том числе величественный и морозный горный вид.
Проснувшись на следующее утро, Постников вернулся домой. Время побрело прежней дорогой, как будто ничего и не было. Ночи листались одна за другой, но в маленьком уральском городе не проходила тишина. В комнате хозяйничал мрак, и только облачный экран бледно высвечивал полукруг на обоях. Мягкий свет органических диодов был приятен для глаз – можно читать интернет-страницы хоть до бесконечности, но плаванье по новостным заголовкам становилось день ото дня все менее радостным.
Величайшее заблуждение предполагать, что наша жизнь не исчезает только потому, что она полна нравственного смысла. Прошлое полно бессмысленных страданий, алчности, жестокости и хитрости. Настоящее в этом отношении от него не отличается, и нет серьезных оснований надеяться, что грядущее вдруг возьмется за ум.
Началось с того, что расплылась болотным синим пламенем расплывчатая и зудящая тревога. Все чаще в новостях распускались неприятные цветы. Новое, нехорошее долго набухало где-то в своей серенькой дали, и вот оно уже напирает, сочится из браузеров, драпирует новый день в потертую холстину безумия. Новости стали падать колючие, и страницы открывались с нехорошим предвкушением каверзы.
Газета The Washington Post пишет: «В исправительных учреждениях Нового Света Модератор Элайджа Ефремов вербует пленных повстанцев, а также так называемые «мертвые души» для совершения терактов в Старом свете и другой деструктивной деятельности – сообщает беглец от режима диктатора».