Читать онлайн Великие духи Барабинской степи бесплатно
Предисловие
Дорогие мои читатели! Я не знаю, сколько вам лет, и как далека от вас та эпоха, когда не было интернета и сотовых телефонов. Если вы еще помните, как пионерский галстук прилипает к утюгу, сколько стоит пломбир в бумажном стаканчике и газировка с сиропом, то, надеюсь, вы поностальгируете вместе с автором, читая эту книгу.
Если нет, то вам, возможно, будет интересно переместиться в те времена, и прожить один июньский месяц вместе с тогдашними подростками.
Хочу сказать несколько слов о том, как эта книга создавалась. Не была написана, а именно создавалась, так как я даже не считаю себя в полной мере автором этого произведения.
Начнем с того, что большая часть написанного здесь – правда. Это – реальные события, произошедшие с реальными школьниками. Место, где это происходило, существует и находится в Новосибирской области.
Правда про курган и духа, про волков, которых видел Олег. Глаз в раскопе, подделка подвески из клыка дикого кабана, суд (протокол и приговор приведены практически дословно), игры у костра, посвящение – все это было, и передано в книге максимально точно.
Вы спросите, как автор все это запомнил? Ведь описанные события происходили в 1989 году, а книга появилась спустя 30 лет. Дело в том, что все эти годы я хранила свои экспедиционные дневники – четыре тонкие желтые тетрадки. Я брала их с собой на наши встречи археологов, мы читали их, смеялись и плакали. И однажды, у меня мелькнула мысль, а не перепечатать ли эти записи?
И вот, благодаря (если так можно выразиться) карантину, который запер нас на месяц в четырех стенах, спасая от коронавируса, на свет появился черновик этой книги.
Очень прошу не судить меня строго. Ведь я не писатель и не археолог. Я не претендую на высокий стиль и научную точность. Описание позднеирменской культуры – целиком и полностью лишь моя фантазия.
И еще. Эта книга написана очень сильно от души. Надеюсь, вы это почувствуете.
2023 г
Чемякиной Марине Арсентьевне
посвящается
«Где бы мы были, если бы не вы…»
Пролог
Четверо подростков стояли на проселочной дороге, отделявшей палаточный лагерь от вспаханного поля. Ночь выдалась теплой, полная луна то освещала степь, то пряталась за облака.
– Ну, мы пошли, – сказала Любка.
– Не забудьте оставить там батарейку! А то нам отсюда не видно будет, дойдете вы или нет. Чтобы все по—честному было! – Сенька с Лёшкой провожали смелых девчонок на курган.
В тот момент, когда Люба с Алисой стали удаляться от лагеря по пахоте, лунный свет залил окрестности.
Чем ближе они подходили к своей цели, тем страшнее становилось. Они были одни, ночью, на пустынном поле, две тринадцатилетние девчонки, и, чтобы справиться со своим страхом, они запели любимые песни «Ласкового мая».
До цели оставалось несколько метров, когда девочки заметили вдруг белый силуэт. Он поднимался из кургана, вырос до огромных размеров и замер. В ночной тишине послышалось тихое свирепое рычание.
Глава 1
Солнце поднялось несколько часов назад. Оно до багрового цвета опалило шею угрюмому пареньку, сидевшему посреди лагеря. Нахмурив брови, подросток орудовал топором. Он не замечал пота, струившегося по лицу, мошек и безжалостного зноя. Он ваял. Сейчас это был не просто Стас Свединский, ученик восьмого класса, затравленный дворовой шпаной. Нет. Мастер, Скульптор – вот кто точными ударами топора превращал сейчас березовое бревно в загадочную фигуру.
– Эй, тебе не надоело? Ты всю ночь, что ли, тюкал свою деревяшку? – Спросил Сеня Ветров, юноша невысокого роста со стрижкой «под ежика», который только что вылез из своей палатки. Не услышав ответа, он пошел к речке.
Этот кудлатый художник, Стас, вызывал у него смутную тревогу «И зачем его Ирина взяла?» – думал Сеня, занырнув в прохладную воду. «Ведь от него никакого толку. Бродит один, бормочет что—то. Пожалела она его, наверное…».
«А впрочем, – думал Сенька, – какая разница?» Он решил, что не надо забивать себе голову в такое утро! Когда щебечут птички, вода мерцает от солнечных бликов и приятно струится по телу. Ощущение полной свободы и блаженства. Он ждал этого момента почти год.
К воде спускались еще трое.
– Ну, как водичка? Кайф, да? – крикнул на бегу Костян Шилов, громогласый бугай, и тут же нырнул.
Сеньке показалось, что река на мгновенье вышла из берегов.
Геныч (он же Гена Мухин), брюнет с вечным румянцем на щеках, стоял у воды. Голова его гудела от затянувшегося ночного покера. До последнего он надеялся отыграться. Не вышло. Он был уверен, что Костя мухлевал, но подловить его так и не смог. Генка швырнул полотенце в траву, и с разбегу прыгнул в реку.
Щупленький невысокий юноша с тонким, писклявым, голоском, в воду заходить не торопился. Это был Лёша Курукин.
– Холодно, – сказал он сам себе, и остался стоять возле берега. Костян подплыл к нему и обдал салютом из брызг.
– Ты что делаешь, козел! – закричал Лёшка. К концу фразы голос его перешел на визг.
Костя загоготал.
Долговязый блондин, Олег, сидевший в стороне с травинкой в зубах, усмехнулся. За свою худобу, высокий рост и спокойствие в любых обстоятельствах, его прозвали Удавом. Молчаливый и отрешенный, он сидел на склоне, как в зрительном зале, и улыбался собственным мыслям. Купаться он не любил, но сегодняшняя жара не оставляла ему выбора. Напевая мелодию «Наутилуса», Олег тоже зашел в воду.
***
– Хорошо—то как! – сказал Костян, когда они возвращались в лагерь. – Еще бы похавать!
И он направился в сторону хозпалатки, в которой хранились продукты.
– Э, стой, ты куда? – крикнул Сенька. Он понял, что Костя задумал. Тот показался с банкой сгущенки в руках.
– Положи на место. – Сеня был старше всех и считался главным. Ирина Алексеевна, руководительница экспедиции, поручила ему поставить лагерь, вместе с ребятами. Он отвечал за каждого из них, и за сохранность лагерного имущества тоже. И позволить кому—то есть сгущенку банками не мог. Ее должно хватить на два месяца!
Костя прищурился и изобразил подобие улыбки.
– Ветров, ну ты чё? Мы ж не скажем… Подумаешь, одной банкой меньше, одной больше. А?
Сеня смотрел в упор. Голос его был твердым и спокойным.
– Костян. Положи на место.
Шилов изменился в лице. Его ноздри раздулись, а на шее проступили красные пятна. Сенька ему указывает! Ему! Да он легенда школы! Когда он идет по коридору, толпа школьников расступается. Да чего там, даже учителя сжимаются от страха, когда он заходит в класс. А тут этот, командир нашелся. В другой раз Костя уже дал бы ему затрещину. Но сейчас почему—то не мог.
Здоровяк сплюнул и отдал банку, ткнув ею Сене в живот.
– Да подавись ты!
Костя развернулся и пошел прочь, со злостью сбивая траву носками ботинок. Но тут он увидел Стаса, с мокрым полотенцем на шее, который шлифовал наждачкой свое творение. Осиновое бревно превратилось в сурового старика с бородой и нахмуренными бровями. Руки его были сложены на груди, как будто для молитвы.
– Ты кого тут выпилил, чудило? – спросил Костя, вглядываясь в деревянную фигуру. – Тебе говорили, что нельзя идолов делать?
Вдруг он схватил концы полотенца, и стал тянуть их в стороны, затягивая на шее Стаса.
– Тебе же говорили! Ты не понял? Нельзя идолов делать, псих!
Испуганный Стасик вытаращил глаза. Одной рукой он пытался оттолкнуть Костю, а другой прижимал к себе деревянного старичка. И тут что—то произошло. Громила отскочил в сторону, плюхнулся на землю и схватился за ногу.
– А, черт! Ты! Я… тебе… – Он застонал от боли.
На земле лежал деревянный старик, устремившись глазами в небо. Стас потирал шею и едва заметно улыбался. Сенька, Удав, Геныч и Лёшка окружили Костяна.
Многие потом говорили, что из-за этого идола всё и случилось.
***
До приезда Ирины со школьниками оставалось несколько часов.
Палатки уже стояли по периметру большой поляны, расположенной на высоком берегу реки Оми. Место для лагеря было идеальным. С одной стороны к нему примыкал будущий раскоп, с другой – пологий спуск к низине, куда стекались дождевые воды. Проселочная дорога, идущая вдоль лагеря, отделяла его от огромного поля. В тот год оно стояло распаханным. Земля отдыхала, выполнив свою миссию по урожаям, и чернела на протяжении нескольких километров. Лишь маленькие островки березовых рощиц скрашивали этот угрюмый пейзаж. И россыпь курганов. Невысокие земляные насыпи, усыпальницы древних вождей, напоминали о народах, которые осваивали Барабинскую степь много веков назад.
Костян лежал под тентом, рядом с потухшим костром, водрузив ушибленную ногу на деревянную чурку. Он отхлебывал чай из железной кружки, и с удовольствием наблюдал, как остальные ребята натягивают тент над костровищем. Иногда взгляд его останавливался на Стасе, и тогда в глазах вспыхивал злобный огонек. Ненадолго. Печенье, которое Костя вытребовал у Сеньки по случаю тяжелой травмы, все—таки действовало успокаивающе.
– Перекур! – скомандовал Ветров.
Он по—хозяйски оглядел территорию и понял, что сколотить обеденные столы и скамейки они сегодня не успеют. Один работник прохлаждался в теньке с распухшей ногой. От Стаса толку было мало – даже если услышит с третьего раза, все равно не поймет, что делать надо. Лёшка – дохляк. Он старается, видно. Да только силёнок у него не хватает. Еще и жара стоит страшная, пот в семь ручьев бежит и разъедает глаза.
Сенька вздохнул. Ирина расстроится, она ведь так рассчитывала на него. «Сеня, ты – моя правая рука. Сеня, на тебя можно положиться». Где там! Не надо было в карты до утра резаться, встали бы пораньше и всё успели. Паренек взял кружку и зачерпнул из фляги питьевой воды. Привкус у нее был гадкий.
***
Сначала на дороге появилось облако пыли, затем послышался гул мотора. А спустя десять минут в мирную тишину степи ворвался ураган. Школьники по очереди выпрыгивали из маленького автобуса, с шумом, смехом, размахивая рюкзаками. Как тараканы, дети сновали по лагерю, сталкивались и разбегались в разные стороны. Они впервые приехали в экспедицию, о которой имели смутное представление. Тут надо копать и добывать ценные находки для науки, шифровать керамику и зачищать могилки. Вот что они усвоили на занятиях археологического кружка. На самом же деле наука их мало интересовала. Это было приключение, которое началось сегодня утром с плацкартного вагона поезда, лимонада и ухабов деревенской дороги. И продолжается сейчас двумя большими битвами. Во—первых, за лучшую палатку, а во—вторых, с обезумевшими комарами, которые накинулись на «свежую кровь».
Вместе с шестиклассниками приехало двое ребят постарше: Серега – атлетического сложения брюнет, и коренастый Роман. Они, спрыгнув с подножки автобуса, направились к своим приятелям.
– Да вы тут загорели уже! – крикнул Рома.
– Обуглились, – хмыкнул Удав. – Ты привез?
– Да привез, привез. – Тот полез в рюкзак и протянул несколько батареек. У Олега загорелись глаза. – А кассеты?
– Тут твои кассеты, держи, – не успел договорить Рома, как тот уже схватил привезенное добро, и помчался в свою палатку. – А где спасибо?
Через минуту из палатки послышалась музыка.
– Ромка, вот нафига ты ему этого «Наутилуса» привез? – Костян ковылял к ребятам, волоча левую ногу по земле. – Лучше бы Розенбаума, а? «Гоп—стоп, мы подошли из-за угла…»
– А что с ногой, Шилов? – перебил его Серега.
– Да в капкан попал, – ответил Костя, не задумываясь, и хохотнул. Взгляд его скользнул в траву, куда убрали деревянного идола.
***
–Ребята, ну как вы тут? – Ирина Алексеевна подошла к старшеклассникам. Она улыбалась. Ее серые глаза лучились таким теплом, что у Сеньки сразу стало легче на сердце.
– Мы столовую поставить не успели, – ответил он. – А так все сделали.
– Молодцы! Отличная работа! Мы там продуктов привезли из деревни. Нужно выгрузить, – сказала Ирина, и несколько ребят сразу направились к автобусу.
Костик сделал шаг и застонал.
– Ирина Алексеевна, меня ваш Свединский покалечил! Смотрите!
– Что случилось? – Голос руководительницы стал встревоженным. Стопа у Костяна распухла и покраснела.
– Да он дикий какой—то… Бревно мне на ногу кинул… Я ему просто сказал, что нельзя делать идолов. Но ведь это правда, Ирина Алексеевна? Вы же нам говорили, что плохо это!
– Каких идолов, Костя? Ничего не понимаю… У тебя не перелом, надеюсь?.. Так. Сядь, посиди тут. Я мазь от ушибов поищу.
Ирина пошла за аптечкой. Скверное предчувствие кольнуло ее. Когда она набирала детей в экспедицию, то сомневалась только насчет двоих ребят. И эти двое уже успели сцепиться.
Глава 2
Во время ужина сидели на траве. Сеня все еще переживал, что они с парнями не успели поставить столы и скамейки.
– Завтра все сделаем! Обещаю! – несколько раз повторил он.
А новеньким, наоборот, нравилась такая необустроенность. Они ожидали от экспедиции суровых походных условий, и теперь радовались им. А что, сидишь на траве, с железной миской в руках, вдыхаешь запах гречки с тушенкой. На столешницах от школьных парт, положенных прямо на землю, – хлеб, яблочное повидло в банках, и кружки с горячим чаем. Романтика, одним словом.
Еда на природе всегда кажется особенной вкусной. Но, как ни странно, в этот вечер вновь прибывшие почти не ели. Шестиклассники, ошалев от новизны и свободы, вскакивали и снова садились, шептались и хихикали. Девчонки украдкой поглядывали на парней постарше и отводили глаза. Лишь одна рыженькая девица с двумя косичками, Анька, в первый же день стремилась подружиться с ребятами – закидывала их вопросами и просьбами.
Таня дернула Аньку за рукав.
– Дай людям поесть, чего привязалась, – шепотом сказала она.
Рыжая прищурилась, хотела что—то ответить, но промолчала, поймав на себе взгляд Олега. Он рассматривал ее, будто инфузорию—туфельку в микроскоп.
***
Ирина Алексеевна созвала всех на вечернее собрание.
– Итак, ребята, – начала она. – Вам нужно запомнить главное. Покидать территорию лагеря без моего разрешения запрещено. Если вы идете купаться, это я говорю страшим ребятам, вы также должны поставить меня в известность. Младшие школьники купаются только со мной! А сейчас давайте составим график дежурства.
Ребята притихли. По традиции, к опытному дежурному из старших, назначали в помощники новичков. Все переглядывались и, с волнением, ждали. Ирина не торопилась. Она посмотрела на всех по очереди. А потом сказала:
– Сеня, с тобой дежурят Аня и Ксюша. Девчонки, вот тетрадка, записывайте.
Сеня смотрел на Аньку и думал, что ее лицо ему знакомо. Да, они все жили в одном микрорайоне, и могли видеть друг друга. Но эту рыжую он точно откуда—то знал. И никак не мог вспомнить.
Кирилла и Брёму назначили помощниками Лёше. Он воспринял это с энтузиазмом и тут же начал запугивать мальчишек, что «от него еще никто живым не уходил». Люба с Алисой захихикали. Какой—то шпендик с голоском, как у первоклассницы, строит тут из себя крутого! Лёшка пристально посмотрел на них, и в ту же минуту занес в свой «черный список».
– Олег, ты будешь дежурить с Таней и Леной. Ромка с Сережкой. Ну, и последняя бригада у нас – Гена, Алиса и Люба.
– Вы кое—кого забыли, – сказал Костя.
– Ты на больничном, – ответила Ирина. – Надеюсь, ненадолго.
– Да я не про себя. Вы этого… чудика… забыли, – Костян показал на Стаса.
И тут все посмотрели на Свединского так, словно увидели его впервые. Это было странное чувство. Человек есть, и как будто его нет. Лицо, бледное и наполовину закрытое длинной челкой, не выражало никаких эмоций. Алиса поежилась.
– Стас, давай с Ромкой и Сережкой подежуришь, – сказала Ирина. Она еще не решила, относить ли его к старшим, ведь по возрасту он подходит, а в экспедиции первый раз.
И на этом обсуждение закончилось. Все стали расходиться.
Глава 3
Ксюшка в то утро так волновалась, что проснулась на час раньше будильника, и долго причесывалась, пытаясь собрать в хвостики непослушные кудри. Потом попробовала развести костер, но лишь перевела бумагу и обожгла пальцы. Сырые дрова загораться не хотели. У нее. Сенька—то за пять минут управился. У него, вообще, все так легко получалось. Сразу видно, что он уже не первый раз в экспедиции. И Ксюше очень хотелось, чтобы Сеня был ею доволен. А тот раздавал указания с важным видом, показывал, как засыпать манку в кипящую воду и как подсовывать поленья, чтобы огонь не потух.
Когда каша была готова, а вода для какао почти закипела, девчонки стали накрывать на стол. Нарезали хлеб, поставили банки с повидлом. Анька побежала будить народ.
У палатки мальчишек она замялась, а потом громко крикнула: «Подъем!».
– Чего так орать—то? – ответил ей чей—то сердитый голос.
– А я не ору, я просто громкая!
Лешка вылетел из своей палатки и подлетел к Аньке.
– Это, вообще, вредно для психики! – выговаривал он повизгивающим от раздражения голосом.
Аня молчала.
– Я в свое дежурство тоже буду орать тебе в ухо, чтобы ты поняла! – Леха фыркнул, пробурчал что—то еще себе под нос, и пошел умываться.
***
За завтраком Ксюшка была на раздаче. Она стояла над котлом с поварешкой в руках, разливала дымящуюся манку по тарелкам, и предлагала добавку. Каша получилась отменная. Сгущенка, которую добавили вместо сухого молока, превратила детсадовское блюдо в кулинарный шедевр. По крайней мере, Ксюша так считала. И поэтому, ее очень расстраивало, если кто—то недоедал.
– О, манная кашка! Моя любимая! – сказал Костя, подойдя к столу. Ксюша расцвела.
–Тебе побольше?
– Ну конечно! Я потом еще добавки попрошу! – Костян протянул глубокую железную миску, а потом, слегка прихрамывая, направился к костру.
– Нога болит, – объяснил Шилов Сеньке, усаживаясь на бревно. – На земле не могу сидеть. Манка зачетная! Ты, что ли, готовил?
Сеня молчал. Он подкладывал поленья в костер, и будто не замечал Костиного присутствия.
В другой день Костяна бы это взбесило. Но сегодня он был в прекрасном настроении. Его освободили от дежурства и другой работы. О таком можно только мечтать. Он же сюда не батрачить приехал, а чтобы свалить от матери, которая достала уже со своими истериками. Костя даже почувствовал к Стасу что—то вроде благодарности, которая затмила желание отомстить. На минуту.
***
Ровно в девять кто—то крикнул: «На работу!», и народ стал собираться в центре лагеря.
Ирина Алексеевна раздала указания.
Старшие ребята займутся столовой. Девочки, кроме дежурных, будут разбирать камералку. А мальчишки—шестиклассники помогут разбить раскоп на квадраты. Занятие нашлось всем, за исключением Костика. Тот сначала спал за палаткой в теньке, но потом солнце переместилось, и стало жарко. От нечего делать, Костя, демонстративно хромая, бродил по лагерю.
Сеня и Олег вколачивали в землю бревна, чтобы потом прибить к ним столешницы. Остальные натягивали на П—образную стойку тент.
–Ребят, помощь нужна? – спросил Костян.
Ромка хохотнул. Удав с раздражением ответил:
– Ага. Солнце выключи.
День опять выдался жарким. Парни обливались потом.
Девчонки, которым поручили заниматься камеральной палаткой, уже не могли сидеть внутри, вынесли на улицу перья, чернила, зубные щетки и крафтовую бумагу, и стали раскладывать всё это по коробкам .
– Девчонки, а если мы золото найдем? – спросила Таня.
– Ты чего? Это бронзовый век, они еще не умели его делать, – ответила Люба.
– Жалко, – вздохнула Алиса. – А так бы нам премию дали, как в «Бриллиантовой руке».
– Ничего бы не дали. Это же наука, – сказала Любка. – Заберут сразу в музей, и все. Археологам зарплату платят за это.
– Ну чего ты такая приземленная, – сказала Алиса. – Представь, мы найдем что—нибудь уникальное, сенсацию сделаем! Да, нам премию не дадут, и зарплату тоже, но мы будем всю жизнь потом вспоминать, как прикоснулись к чему—то великому!
– К великому, говоришь? – раздался сверху голос Кости, который подслушал часть разговора. Здоровяк возвышался над сидящими девчонками. – Можешь прикоснуться к великой ноге Костяна Шилова, покалеченной в исторический момент! – сказал он, и сунул распухшую грязную ногу в лицо девчонкам.
– Ты совсем обнаглел? – вскочив, закричала Любка. – Иди отсюда!
– У меня есть еще кое—что, к чему можно прикоснуться! – Костян загоготал, и поковылял к раскопу.
«Козел», – прошипела Люба ему вслед. Но он, к счастью, не услышал.
***
На раскопе Ирина Алексеевна снимала метки. Боря Бармасов с гордостью переставлял длинную рейку на каждые десять сантиметров, а руководительница, взглянув на нее через нивелир, заносила что—то в план. Кирилл в это время раскладывал алюминиевые колышки и разматывал веревку. Он завидовал Борьке, хотя и понимал, почему Ирина Алексеевна выбрала в помощники именно его, – он ведь был самым умным в их классе. Бармасов (точнее, Брёма – так его все называли) хотел стать физиком—ядерщиком. Но, тем не менее, разбирался в истории и археологии, знал названия многих растений, и умел предсказывать погоду.
– Работать, салаги! Солнце еще высоко! – рявкнул Костян, когда подошел к раскопу и увидел, что Кирилл сидит на траве. Тот вздрогнул и часто заморгал – он страдал нервным тиком, который от испуга усилился.
– Костя, – сказала руководительница. – Неси сюда лопаты. Надо их наточить.
Шилов опешил.
– Кто? Я?.. Ирина Алексеевна, так ведь я же раненый! Я мазь хотел у вас попросить! Ногу смазать!
Брёма хихикнул, но тут же осекся под Костиным взглядом.
Молодая женщина нахмурилась. Она думала, как поступить. В каждом человеке, будь то взрослый или ребенок, ей всегда удавалось увидеть лучшие качества, самые светлые стороны. Сколько раз было – заядлые хулиганы, случайно попав в школьный музей на перемене, записывались в археологический кружок, ходили на каждое занятие, и становились потом верными её помощниками. Ирина Алексеевна обладала поистине чудесным даром. Она никогда не повышала голоса, не повторяла своих просьб много раз. А дети ее слушались. Заброшенные и недолюбленные, равно как заласканные родителями, дети, подростки или студенты, все одинаково отзывались и хотели стать лучше, когда к ним относились с уважением, и разговаривали на равных.
Сейчас же перед Ириной стоял неуправляемый и агрессивный подросток, гроза всей школы. Таким он хочет казаться. Таким его привыкли считать одноклассники, учителя, родители. Но что прячется за этой напускной отвязностью? Каким бы мог стать этот ребенок, если бы отец не бросил их, а мать не лупила бы за двойки шлангом от стиральной машины? Ирина Алексеевна смотрела на Костю, и пыталась разглядеть в нем лучшее. Но видела лишь толстую, непробиваемую броню.
– Отдохните, ребята, – сказала Ирина шестиклассникам. – Пойдем, Костик, я дам тебе мазь.
***
Время, насыщенное впечатлениями, может быть таким густым и сочным, что, кажется, можно есть его ложкой. Как мед, капля которого получена из пыльцы сотни, а то и тысячи, цветов. Таким был первый день экспедиции.
Каждая минута была наполнена новыми ощущениями. Особый вкус еды, приготовленной на огне, деревенский хлеб, вода с привкусом железа. Горячий ветер обжигает загорелые плечи. Мягкая прохлада речной воды нежно обволакивает каждую клеточку тела. Чистая футболка приятно соприкасается с кожей после купания. Пряный аромат степной травы. И запах костра. Он поднимает из глубин какой—то древней памяти странное ощущение – будто ты, наконец, дома.
Каждая минута растягивалась в сознании от избытка эмоций. Любое, самое крошечное, событие – случайный взгляд или улыбка, кто—то сел рядом за обедом, или обратился по имени – приобретало особое значение. Что говорить о происшествиях более ярких, таких как муха в тарелке с супом, воспаленная шишка от укуса паута, утонувшее в реке мыло или мокрая от дождя палатка.
Но самыми масштабными были события, в которые вовлекался весь лагерь. Как правило, их устраивала Ирина Алексеевна и следила за тем, чтобы никто не остался в стороне. В этот вечер был комический футбол.
Где—то через час после ужина, когда жара спала, а Аня с Ксюшей домыли посуду и сдали дежурство следующей бригаде, руководительница кинула клич переодеваться.
Играли мальчики против девочек. Футбол назывался комическим, потому что команды поменялись одеждой, то есть мальчики перевоплощались в девочек, и наоборот. Старшие ребята взяли у девчонок платья, юбки, платки и панамки, а взамен отдали им свои брюки и рубахи.
Геныч играть отказался.
– Ты чего, Ген? Из тебя в прошлом году такая красавица вышла! – сказала Ирина Алексеевна.
– Надоело всё, – сказал он, глядя в сторону.
Его время текло по—другому. Это был не мед. А серая липкая масса. Еще класса с шестого Гена заметил, что дни обесцветились, как будто с них смыли всю краску. Сначала он ждал, когда все вернется на свои места, но этого не происходило. Потом веселье других стало его раздражать. И он решил, что будет избегать таких событий, где все смеются и балдеют, а к нему пристают со своими дурацкими вопросами – почему он такой грустный. Больше всего на свете Генка ненавидел этот вопрос. Ведь ответа он и сам не знал.
А вечер выдался по—настоящему веселым. Парни подошли к задаче творчески. Они не просто надели платья и завязали косынки, а еще и нарастили грудь, напихав под одежду тряпок, сделали устрашающий макияж, и разрисовали себя татуировками: «Не забуду мать родную».
Девчонки утопали в мужских ботинках и брюках, которые приходилось держать руками, чтобы не свалились. Было очевидно, что передвигаться в таком обличье быстро не получится.
И вот, участники матча выстроились на поле, и сначала несколько минут ухахатывались, глядя друг на друга. Когда игра, наконец, началась, женщины в косынках сразу стали лидировать. Они умело передавали мяч, время от времени засовывая на место выпавшую грудь. Члены второй команды, мужчин, неловко наступали на свои штанины, а потеряв бдительность, и вовсе теряли брюки на ходу. Некоторым удавалось изредка попасть по мячу, и тогда вместе с ним, в воздух взлетал башмак, который был великоват размеров на пять.
Два гола мужчинам удалось забить стараниями Аньки – она вешалась на шею противникам, ставила подножки и использовала все возможные запрещенные приемы. Тем не менее, игра окончилась со счетом «семь – два» в пользу парней. Девчонки не расстроились.
***
Никто потом не мог вспомнить, чья это была идея. Она возникла стихийно, и возможно, у всех сразу. Кровь, разбежавшаяся по юному организму, не желала успокаиваться. Футбол закончился, парни принесли девчонкам их платья и платки, и собирались забрать свою одежду. Все шутили, обсуждали игру, которая была такой интенсивной, что ребята взмокли. Кажется, тогда—то и прозвучало: «А может нам искупаться?». Идея вызвала всеобщее одобрение и новую волну энтузиазма. В компанию ночных купальщиков вошли все старшие ребята (кроме Стаса – про него, как обычно, забыли), и девчонки, за исключением Аньки и Ксюшки. Рыжую единогласно не захотели звать после ее выкрутасов во время футбола, а Ксюша так боялась воды, что могла разбудить визгом не только Ирину Алексеевну, но и всю деревню.
Решили идти на реку в два часа ночи. Часть ребят разошлась по палаткам. Сеня, Геныч, Удав и Любка с Алиской играли в карты.
– Девчонки, что—то вы легко согласились пойти купаться ночью. Вы что, не боитесь? – спросил Удав, тасуя карты для очередной партии.
– А что, мы похожи на трусих? Чего там бояться—то? – возмутилась Любка.
– Ну, я не знаю, темнота, ночь, ни черта не видно…
– Они не боятся, потому что не знают, что их ждет, – сказал Геныч.
– Да ладно вам, пацаны. Мне кажется, Алису с Любкой ничем не испугаешь, правда же? – вмешался Сенька. – Девчонки, а вы, может, и на курган ночью сходить не побоитесь?
– Не побоимся, – ответила Алиска.
– Ночью, на курган, который в километре от лагеря – и не испугаетесь? Хорош заливать! Даже я бы не рискнул, – сказал Геныч.
– Спорим? – крикнула Любка.
– На что? – спросил Сеня. – Давай на рубль!
И они поспорили, что девчонки пойдут на курган в одну из ближайших ночей, и в доказательство оставят там по батарейке. На вопрос, а почему батарейки, а не что—то другое, Олег сказал, что у него старых батареек много, и ему не жалко.
После этого они продолжили игру.
– Что—то мне уже не нравится эта затея – идти купаться в два часа ночи, – сказал Сенька, бросая карту. – Бита.
– Две восьмерки. А чего так? – спросил Удав.
– Запрещено это. Ирина рассказывала, что в одной экспедиции парень чуть не утонул, когда ночью плавал. Еле откачали. – Сеня сгреб карты. – Возьму.
– А мы не будем говорить. И плавать не будем. Окунемся и все, – сказал Олег, глядя в свои карты.
– Можно ведь и не ходить, – предложил Геныч.
– Как это не пойдем? – возмутилась Любка. Она уже нарисовала в уме картину, где по поверхности воды струится лунный свет, а она в него ныряет, и вода такая теплая… Кроме того, она приехала сюда за приключениями! – Мы же договорились! Остальные ждут! Геныч, ты чего такой депрессивный?
– Слюшай, дэвущка, памальчи, а? – сказал он, и повеселел. – Да пойду я. Устал сегодня просто. Но Сенька прав. Ирина ругаться будет, если узнает.
– Если, – подчеркнула Люба, и бросила карту. – Отбивайся.
Алиса молчала. Ей, на самом деле, купаться не хотелось. Она получала удовольствие от того, что они играют сейчас в карты со старшими ребятами, и была не против провести так всю ночь. Идея пойти купаться вместе ей нравилась, потому что «вместе», а не потому что «купаться». Может быть, она даже в воду заходить не будет, но ни за что не пропустит такое событие.
– Алисочка, а ты что такая грустная сидишь? – обратился к ней Сенька, сделав акцент на «ты».
Девушка немного смутилась.
– Да нет. Задумалась просто, – ответила она.
– А о чем? – не отставал Сеня.
– О том, что кто—то у нас дурак! – сказала Алиса, выкладывая последние карты, и рассмеялась, но тут же осеклась.
Сеня посмотрел на поле карточной битвы, а потом молча собрал все карты в одну колоду, и стал тасовать.
«Господи, да это я тут полная дура», – думала Алиска. «Зачем я так сказала? Ну выиграла, и что? Могла бы промолчать!». Она злилась на себя, и до следующего утра не сказала ни слова.
***
Ночь была темной и прохладной. Группа любителей ночного плавания бесшумно прошла по лагерю, затем вдоль раскопа, и спустилась к воде. Лунной дорожки не было. Фыркая и тихонько повизгивая, ребята и девушки заходили в теплую приятную воду. А вот выходить из нее в ночную прохладу совсем не хотелось.
Алиса с Генычем сидели на берегу, каждый в своей грусти. Лёшка контролировал купающихся. Подгонял в воду, потом кричал, чтобы не заплывали далеко, пока Костян не выругался на него матом.
Глава 4
Алиса с Любой работали сегодня в камералке. Мыть и шифровать находки ставили только девочек, по двое. Алиса достала очередной сверток. В нем была, в основном, керамика и кости мелких животных, иногда попадались кусочки обожжённой глины. Все это девчонкам нужно было помыть в ведре зубной щеткой, и положить сушиться на лист фанеры. А на те находки, которые уже высохли, наносили чернилами специальный шифр – названия археологического памятника, квадрат, слой. Заниматься всем этим было не сложно, но скучно. Алиса могла сидеть и делать монотонную работу часами, а вот Любке это давалось большим трудом. Больше пятнадцати минут она не выдерживала, подскакивала и убегала по какому—нибудь срочному делу. Попить, переодеться, причесаться, спросить что—то у Ирины Алексеевны…
Алиса относилась к этому философски, и оставаясь одна, погружалась в свои мысли. Она думала о том, как не хочется возвращаться домой.
Дома никому не было дела до нее. С нее много требовали, и ругали, если не выполняла своих обязанностей. Но никто не интересовался ею и тем, что творится у нее на душе.
А происходило в ней много чего. Весной, всего пару месяцев назад, все девочки класса сговорились и объявили ей бойкот. После уроков они собрались, чтобы высказать свои претензии. А на следующий день они прислали короткую записку, где было написано: «Мы тебя презираем», и ниже стояли подписи всех девочек класса. Всех. Да, всего два месяца назад Любка тоже от нее отвернулась.
Алисе сложно было понять, почему это случилось. Она только знала, что раньше могла ладить с одноклассницами. Но когда отец снова пришел к ним жить, и стал пить, вот тогда что—то переменилось. Дома было страшно и одиноко. И подружки как будто стали семьей. И Алиса всячески пыталась добиться их внимания. Она очень хотела им нравиться. Слишком сильно.
Целый месяц с Алиской в классе никто не разговаривал. Она сидела одна на задней парте. Гуляла и ходила в кино тоже одна. Ни разу не заплакала, не стала унижаться и извиняться. А потом, в конце года, те самые цацы, которые устроили заговор, соизволили ее простить. И разрешили общаться с Алиской остальным девочкам.
Была ли она счастлива в тот момент? Ей стало легче. Но в душе за этот месяц как будто что—то умерло или застыло. Может быть, доверие к людям. Или вера в себя. И оно не оттаяло, даже когда они ее снисходительно «простили». С тех пор Алиса стала считать себя плохим человеком. Ее не любили в семье. От нее отвернулись подружки. Надо быть очень ужасным человеком, чтобы с тобой так поступали. По щеке девочки сползла одна маленькая, почти незаметная слеза. Алиска смахнула ее, и пошла менять воду.
Она выплеснула за камералку черную жижу, и собралась к реке. Но остановилась на минуту. После душной палатки так приятно было почувствовать на коже прохладный ветерок. Длинные темные волосы развевались на ветру и щекотали лицо. Это было так приятно, что Алиса закрыла глаза и улыбнулась. Стрекотали кузнечики в траве, с раскопа доносились голоса и смех. Как же ей здесь хорошо…
Сенька снимал дерн на новом квадрате, ближайшем к лагерю. Он заметил Алису, и перестал работать. Издалека ему были видны ее развивающиеся на ветру волосы, то, как она подставила лицо солнцу. Он подумал о том, как эта девчонка сочетается со степью, дикими цветами и травами, бездонным небом… Что—то в ней было такое, необъяснимое. Какая—то тайна. Алиса была не по годам взрослой, спокойной и рассудительной. Но иногда она могла сказать что—то резкое и грубое, а, в другой раз, по—настоящему обидеться из—за невинной шутки.
Он вдруг почувствовал на себе чей—то взгляд. На него смотрела Ирина Алексеевна, стоящая у соседнего квадрата с планами в руках. Сеньке показалось, что она едва заметно улыбается. Он взял лопату и продолжил копать.
***
Это был вечер, когда Алиса с Любой пошли на курган доказывать свою смелость. В тот момент, когда над курганом поднялся огромный белый призрак, девочки остолбенели. А через мгновенье бросились бежать с истошными воплями:
– Спасите! Помогите!
– Девчонки, вы чего? Что случилось? – стали расспрашивать их ребята, ожидавшие все это время их возвращения.
– Мы шли, пели песни… А потом… Из кургана… Такое белое пятно появилось… – Люба с Алисой, запыхавшись, рассказывали об увиденном.
– Он огромный был!
– Да, больше двух метров!
– И еще рычал!
– Я тоже слышала!
Ребята переглянусь.
– Вам показалось, наверное? Может, луна отсвечивала, или еще что?.. – спросил Сеня.
– Ну не могло же им двоим показаться? Они ведь одно и то же рассказывают, – сказал Лёшка. – Странно все это… А вы громко пели?
– Очень.
– Кажется, вы духов разбудили… – глядя куда—то вдаль, проговорил Сенька.
Лицо у его приятеля вдруг перекосилось, как от внезапной боли. Лёша закрыл ладонью глаза, и выдавил:
– Что… ж вы… Наделали? – голос его был прерывистым, будто от плача.
Девчонки застыли с вытаращенными глазами. Луна скрылась за тучами, и стало темно. Откуда—то со стороны реки донеслось уханье ночной птицы.
***
Ирина Алексеевна, прибежавшая на крик, увела Алису и Любу в палатку, дала им валерьянки, и пыталась успокоить.
А Леха с Сенькой в это время умирали со смеху.
– Ну Олежка, во дает! Порычать придумал!
– А ты видел, как они по полю неслись? – сквозь смех сказал Сеня. – «Спасите! Помогите!» – передразнил он девчонок писклявым голосом.
Они ждали возвращения с кургана Олега и Геныча, своих приятелей и соучастников розыгрыша.
– Чего—то они долго, – сказал Сеня.
– Реквизит, наверное, собирают, – ответил Лёша, все еще смеясь.
И тут к костру подбежал Удав.
– Пацаны, Геныч тут? – запыхавшись, спросил он. Глаза его лихорадочно блестели и всматривались в темноту.
– Олег, ты чего? Генка с тобой ушел, – ответил Сеня.
– Ушел, да. А потом исчез! Девчонки когда убежали, мы так смеялись, у меня живот аж заболел. А потом я поворачиваюсь – Геныча нет. А мимо кургана два таких здоровенных волка пробегают!
– Да ладно! Кончай заливать!
– Я тебе точно говорю. Белые такие… Может, они Геныча того?
– Так. Ясно. Вы разыграли девчонок, Генка решил разыграть тебя, а ты – нас – предположил Лёша.
– Что служилось, Олег? – к ним подошла Ирина.
– Да Геныч запропастился куда—то, – сказал Сеня. – Да вы не переживайте, Ириночка Алексеевна. Мы его найдем.
Но ни на кургане, ни в окрестностях лагеря Генки не было.
– Сквозь землю он провалился, что ли…– сказал Сенька, когда они вернулись и еще раз проверили Генкину палатку.
Сеня даже не догадывался, насколько был близок к истине.
***
Он очнулся и подумал, что ослеп. Такая была вокруг темнота. Спертый воздух с запахом сырости. И ничего не видно. Геныч потер глаза. На лице лежал слой грязи. Она скрипела на зубах. Паренек сплюнул и стал ощупывать пространство. Сырая земля с проросшей кое—где травой и корнями растений. Рука его вдруг наткнулась на какой—то предмет, округлый и холодный на ощупь.
«Но где же я?» – думал Генка. Он пытался понять, как оказался в этом темном и сыром месте. Последнее, что он помнил – это, как он смеялся. Много и безудержно, до боли в животе. А потом – провал.
Но вот, глаза привыкли, и темнота перестала быть однородной. Кверху становилось как будто светлее. Гена поднял голову и увидел кусок звездного неба. Яма оказалась не такой уж глубокой. Генка подтянулся, ухватился руками за ковыль и выбрался, карабкаясь по внутренней стенке земляного колодца.
Встав на ноги, он вздохнул полной грудью и огляделся. Воздух был свеж, стояла умиротворяющая тишина. Гена обошел курган, за которым чернело вспаханное поле. А там, чуть дальше – вырисовывались треугольные контуры палаток. Паренек, с быстро бьющимся сердцем, побежал туда, сжимая в руках таинственную находку.
Глава 5
Дежурные готовили завтрак. Олег деловито раздавал указания девчонкам. Было видно, что роль начальника ему по душе.
– Ленка, неси молоко!
– Молоко? Какое?
– Сухое, какое еще! У нас другого нет!
– Ааа…
Лена восприняла дежурство, как проверку на хозяйственность, и очень боялась показаться неумехой. Поэтому она шла в хозпалатку будто с ответственной миссией. Молоко. Сухое молоко. Протиснувшись через фляги с водой к нужному мешку, она нагнулась, чтобы зачерпнуть. И тут увидела спящего на коробках Геныча.
– Господи! – выдохнула девочка, на секунду замерла, а потом решила, что ей некогда с этим разбираться. Молоко. Сухое молоко. Она взяла то, за чем пришла, и побежала обратно к костру.
У костра довольный Олег, помешивая какао в ведре, желал всем доброго утра. Девчонки стояли рядом и учились готовить. «Вот видишь пенка на какаве, ты ее вот так убирай, ложечкой… А я пока за сахаром еще схожу, а то не сладко совсем», – Удав торжественно вручил Тане ложку и направился к хозпалатке.
– Там, кстати, это… Геныч спит… – выпалила Ленка.
– Геныч? – Олег был ошарашен. – Как Геныч? Ты что мне сразу не сказала?!
– Я забыла! – сказала Лена.
Удав влетел в хозпалатку и накинулся на Генку.
– Геныч, ты где был?! Где ты был, а?!
– Нигде, – холодно ответил тот.
– Мы тебя везде искали! Ты как сквозь землю провалился! – Тут Геныч вдруг повернулся и прищурился.
–Может, и так… Искали они, как же…
– Ты чего? Всю ночь искали! Я уж подумал тебя волки….
– Чего?!
– Волки. Белые. Ты их не видел?
– Отвали.
– А что с лицом—то, ты чего такой грязный? – Олег разглядывал Геныча так, будто тот инопланетянин.
– Да какая разница…
Тут Удав вскочил и закричал на улицу: «Геныч нашелся!». В хозпалатку забежали Сеня, Лёша и Ирина Алексеевна.
– Я же вам говорил, что он найдется! Что никуда он денется! Вот, пришел как миленький! А вы… – брюзжал Лёшка.
Ирина Алексеевна начала расспрашивать:
– Гена, что случилось? Где ты был?
Геныча злило такое внимание. Тем более, что он им не верил. Не было вчера тут никого… Никто его тут не ждал. Спали себе спокойно. Генка даже в свою палатку не пошел, потому что ему противно было увидеть там сладко спящего Костяна. Ну, и есть захотелось. Неважно. Ему очень хотелось, чтобы все от него отстали. И тогда он сказал:
– Да не знаю я… Не помню…
– Ты что, память потерял? – предположил Сенька.
– Ага! – радостно ответил Геныч. – Точно! Я потерял память. Амнезия. – Он постучал по голове костяшками пальцев.
– Гена, мне надо тебя осмотреть, – сказала Ирина Алексеевна, – выйдем на свет.
У хозпалатки к этому моменту уже собралась толпа.
– А что, разве Геныч куда—то пропадал? – спросила Любка, обращаясь к подруге. – Я вчера видела, как он пошел спать в свою палатку…
– Да, я тоже помню… – отвечала ей Алиса.
– Люб, как ты думаешь, это связано со вчерашним, ну… ты поняла?
– А как? Думаешь, это они его?..
– Тссс, – оборвала ее Алиска. К ним направлялась Анька.
– Чего это вы тут шушукаетесь? – спросила она в своей обычной, нагловатой манере. – Генку обсуждаете?
– А тебе какое дело? – Любка ответила со злобой.
– Что ты, что ты! Не трогаю я твоего Геныча, успокойся! – кривляясь, сказала Анька, и отошла.
Тем временем, у Гены оказалась кровь на затылке. Ирина Алексеевна, бледная, обрабатывала рану. Лёшка накинулся на собравшихся зрителей:
– Вы чего уставились? Завтракать идите!
И он пошел в столовую, где грустная Ленка с поварешкой стояла возле остывающей рисовой каши.
– Как он меня бесит, этот Лёша, – сказала Любка Алисе.
За столом ребята постарше были задумчивы, мальчишки помладше ни о чем не знали. Алиса с Любой перешептывались, поглядывая то в сторону, где занимались Генычем, то в сторону поля, на котором возвышался курган. Таня и Лена не понимали, что происходит. И, наконец, Танька не выдержала:
– Девочки, ну расскажите нам что—нибудь! Что случилось—то?
Алиса с Любой переглянулись.
– Да давай расскажем, – предложила Алиса, и Любка выпалила:
– Этой ночью мы видели духов!
Танька с Ленкой засмеялись.
– Ааааа, поняяятно… Духов….
– Не верите, да? – Любка завелась. – Ну и не верьте! Можете Ирину Алексеевну спросить, или Ветрова! Мы ночью на курган ходили и там… там…Дух такой двухметровый из кургана как вылез…
– Мы пока шли туда от лагеря, громко песни пели. Вот мы их и разбудили! – продолжала Алиса.
–А зачем вы туда пошли ночью? – спросила Ленка.
–На спор. Пацаны говорили, что мы испугаемся. Вот мы… и решили им доказать…
– Так может, это они вас и напугали? – Ленка была скептиком. Любка с Алиской уставились на нее, как на врага. Люба поджала губы:
– Не веришь – не надо.
– Пацаны спали. Нас ждали с кургана только Ветров и Лёшка. Да и ростом он был выше человеческого, дух… – Алиса говорила, глядя Ленке в глаза. Видно было, что её задел Ленкин тон.
– Я хочу домой… – сказала Таня.
К столу подошел Костян и оглядел присутствующих.
– Вы чего такие кислые, а?
– Геныч память потерял, – серьезно сказал Брёма. – У него, возможно, сотрясение.
Все за столом притихли.
– Ааа. Ну ладно. Я ему быстро память верну, он у меня такое вспомнит! – Сказал Костя и загоготал.
Лёшка засмеялся вместе с ним, противным скрипучим смехом. Все знали, что он был Костиным подпевалой.
***
После завтрака все, кроме дежурных, пошли на раскоп, вооружившись, кто совковой лопатой, кто штыковой, а кто кисточкой с совочком.
– Ну что, девчонки, надо идти задабривать духов. Попросить у них прощения за то, что разбудили, – сказала Ирина Алексеевна. Ее глаза улыбались, хотя сегодня она была встревожена. Ее беспокоил Гена, который, сославшись на головокружение и слабость, пошел спать. Надо показать его врачу. Вдруг сотрясение. Любка с Алиской сегодня притихшие, настороженные. Надо их как—то успокоить.
– Возьмите из хозпалатки что—нибудь вкусное. Или, может, у вас что—то есть, что духам могло бы понравиться? Конфеты, печенье, можете даже что—нибудь из вещей отдать, что не жалко.
–Прямо сейчас? – спросила Алиса. – Мы только начали копать.
–Да. Это быстро.
Девочки вылезли из раскопа, положили инструменты на землю и пошли в свою палатку. Вещей, которые бы понравились духам, но не жалко было бы отдать, не оказалось. Поэтому они взяли в хозпалатке по сырому яйцу, горстке сухофруктов и немного печенья, и сложили это в миски. Оказалось, на курган идут не только они. А еще и Удав, Ветров и Лёша. Ирина Алексеевна объяснила, что они с Ветровым и Удавом осмотрят курган. А жертвоприношение духам им поможет сделать Лёшка.
–О, только не он, – простонала Любка.
До кургана расстояние было около километра.
–Девчонки, это, кажется ваши следы! – воскликнул Ветров. На пашне виднелись отпечатки кроссовок. – Да вы не бежали, вы летели! Смотрите, от одного следа до другого идти и идти!
Лёшка захрюкал от смеха.
На кургане группа разделилась. Люба и Алиса, с Лёхой во главе, пошли влево, делать подношение духам. Остальные же пошли на другую сторону.
–На колени! – скомандовал Лёша после того, как в вырытые ямки были положены дары. Девочки сели. Алису знобило – она снова здесь, рядом с этим жутким курганом. Любка с ненавистью смотрела на Лёшу. Похоже, духи ее в этот момент волновали мало.
–Итак, повторяйте за мной! О, великие духи Барабинской степи!
–О, великие духи Барабинской степи…
– Простите нас неразумных…
– Простите нас неразумных… – повторяли девочки.
– …глупых… – видно было, что Лёшка вошел в азарт. Он стоял, как на сцене и театрально вскидывал руки.
– …двоечниц…
Тут Любка не выдержала.
– Кто тут двоечник—то?
– Повторяй, глупая ты баба! Дво—еч—ниц! – Любка что—то пробормотала себе под нос. Вид у нее был свирепый. Алиска же, наоборот, была погружена в себя.
И тут Лёша добавил:
– …за наши тупые песни!
Люба вскочила с криком: «Ты заколебал! Тебя не об этом просили!», и бросилась на Лёшку. Он не ожидал, и от растерянности, побежал, приговаривая: «Люба, побойся духов! Ты плохо помолилась!». Любка бежала за ним: «Я сейчас из тебя духа сделаю!».
Алиса осталась у, так называемого алтаря, одна. Она слышала взволнованные голоса за курганом. Ирина Алексеевна шла навстречу гораздо более расслабленная, чем была утром. Сенька с Удавом что—то бурно обсуждали.
–Ну что, помолились духам? А где Лёша с Любой?
Алиса не успела ответить. Да это и не понадобилось. Лёшка бежал к лагерю, за ним гналась Любка с криками.
***
В тот день на раскопе произошли два события. Сначала Ксюша нашла глаз. Сегодня ей пришлось зачищать погребение. Не то, чтобы она боялась скелетов – ей было это как—то неприятно. Кисточкой и совочком ей нужно было почистить выступающие кости. Девочка заметила очертания какой—то находки, склонилась к земле, и махнула кистью. И вдруг, оттуда на нее уставился глаз! Настоящий, живой человеческий глаз! Ксюшка вскрикнула и подпрыгнула.
– Ксюш, ты чего? – Все побежали к ней. – Что случилось?
Девочка сидела в углу квадрата с перекошенным от ужаса лицом.
– Там глаз! Глаз в земле! Она меня смотрел!
Кто—то хмыкнул. Алиска с Любкой переглянулись.
– Крайне любопытно, – сказал Брёма, поправляя очки. Он пошел осматривать Ксюшин квадрат. Разгадка оказалась проста – в земле лежало бронзовое зеркало! Ксюшка увидела отражение собственного глаза! Позвали Ирину Алексеевну, чтобы она занесла зеркало на план, как ценную находку. За нее полагалась целая банка сгущённого молока.
***
– Эх, сгущенки охота…– сказал Костя, обращаясь не то к самому себе, не то к Лёхе, с которым они работали на одном квадрате. Точнее, Лёшка работал. А Костян сидел рядом и руководил.
В археологической экспедиции 1989 года, надо отметить, сгущенка была деликатесом. На праздники – дни рождения и День Археолога, ее использовали для торта. Промазывали ею, как кремом, смоченное в кофе печенье. И, в особых случаях, награждали за ценные находки. Из других сладостей в отряде был сахар, сухофрукты и яблочное повидло. Всем быстро надоедало такое «разнообразие», да и разве может повидло сравниться со сгущенным молоком?..
Костя с Лёшей пошептались, после чего Лёшка убежал в свою палатку. Вернулся минут через пятнадцать, и с усердием стал копать. И тут все услышали Лёшкин возглас: «Находка! Ирина Алексеевна! Еще одна находка!». На план вскоре была занесена подвеска из клыка дикого кабана. Древние люди в клыке просверлили аккуратную дырочку, и какой—нибудь охотник носил его на шее.
Лёшка с Костяном сияли от счастья. Вечером, за ужином, их тоже наградят заветной сгущенкой. Надо же, как повезло!
***
Стас работал на своем квадрате и наблюдал за остальными. Он был уверен, что обязательно найдет что-то ценное. Да, точно, его находка будет сенсацией, и он, возможно, даже прославится. Когда Ксюша нашла зеркало, Стаса больно кольнуло внутри ощущение несправедливости. Но потом, когда Лёхе с Костей повезло, его стало разрывать на части. Свединскому сложно было понять в чем ценность какого-то клыка, но он видел, как радуется Ирина Алексеевна. Со всеми она общалась по-доброму, и только на него смотрела, как на ненормального. Ну почему? Чем он это заслужил? Он всегда хотел всем нравиться, но не понимал, что для этого нужно сделать. Он хотел иметь друга, но все от него шарахались, как от чумы. А бабушка всегда говорила – нужно быть добрым, нужно все прощать. Да сколько можно?! Стас вдруг бросил лопату и быстрым нервным шагом пошел в лагерь.
***
Геныч лежал в своей палатке. В ней было душно. Голова гудела, хотелось пить. Но выходить он не хотел. Он слышал, как дежурные варят обед. От мысли о еде его затошнило. Почему его никто не встретил в лагере? Ветров говорит, они его искали. Удав заладил со своими волками. Ирина Алексеевна сказала, что они пошли спать уже под утро, когда рассвело. Зачем они врут? Генке хотелось взять и уехать, ничего не объясняя. Да только дома его никто не ждал. Старший брат разозлится, что снова придется делить комнату. Родителям было не до него. Они работали. А в свободное время ругались. Нет, только не домой. Да и здесь есть кое—что, а точнее, кое—кто, ради кого стоило остаться. Он закрыл глаза и выдохнул. Ему стало легче.
Рубашка, в которой он был ночью, лежала у входа в палатку. Геныч поднял ее, чтобы убрать куда подальше. Округлый предмет вывалился на спальник. Гена взял свою находку в руки стал рассматривать. Это была древняя, отлитая в форме овала, пластина. На поверхности просматривались узоры, но сейчас они были забиты землей. Парнишка решил спуститься к реке, отмыть диковинку, и самому искупаться. Там более, что день выдался жарким. По пути к реке Гена увидел раскоп, где все столпились возле Ирины Алексеевна. На секунду у него возник импульс побежать к ним, но он не стал. Вот еще, будет он за ними бегать. Он сам по себе.
Паренек сел на мостки, и наклонившись к воде, стал отмывать загадочный предмет. Теперь на нем отчетливо виднелся орнамент в виде переплетённых линий. В центре овала был выдавлен знак. Желтый металл блестел на солнце. Геныч крутил бляшку и так, и так. И тут его осенило. Он попробовал его на зуб, как это делают в фильмах про сокровища. Никаких отпечатков. Металл был тверд. «Золото!» – подумал он, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Геныч сунул трофей в карман, а потом искупался.
***
Генка возвращался в лагерь, когда услышал крики возле столовой. Дежурные пытались остановить Стаса, который яростно махал топором и уничтожал своего идола, которого таким трудом сделал.
– Вот тебе! Ни черта ты мне не помогаешь! Чурбан безмозглый! На тебе!
Свединский как будто обезумел, и с топором в руках выглядел так устрашающе, что никто не решался к нему подойти.
– Слышь, Стасик, с идолами так нельзя, – попытался вставить Генка. – Беду накликаешь.
– А мне можно! Мне всё можно! – Ответил Стас и закричал своему идолу:
– Я тебя породил, я тебя и убью!
Тут, неожиданно, топор отскочил, и обухом ударил Стаса по голове. Тот взвыл, схватился за голову, и сполз на колени с чурбана, на котором сидел. По лицу парня текла кровь.
***
Народ возвращался с раскопа. Стас сидел с перевязанной головой у костра, и выглядел, как ни странно, счастливым. Каждый подходил и спрашивал, что случилось. Ирина, так вообще, полчаса с ним возилась – сначала рану обрабатывала, а потом расспрашивала, что да почему. Он ей и про бабушку рассказал, что живут они вдвоем, а родители на Север на заработки уехали, и не вернулись. Ну, во всяком случае, бабуля ему так говорит. Он Ирине и про художку рассказал, что денег у них нет на краски… А она всё слушала, слушала, и глаза у нее были такие грустные.
***
– Геныч… А ты меня узнаешь, а? – Спросил Костян, когда ввалился в палатку. Они поселились вместе, о чем Гена пожалел в первый же день. – А то говорят, ты память потерял.
– Тебя забудешь! – ответил тот, и услышал Костин гогот.
– Не серьезно, ты все помнишь? А с чего тогда они решили?..
– Пусть думают. Ирина и Ветров, и Удав еще, знают, что нет у меня амнезии никакой. А остальные пусть думают… Да, Костян, ты не говори никому! Пусть все так считают!
Геныч оживился. Отличная идея! В первый раз она избавила его от расспросов. Ну, потом он рассказал, но только троим. Ирина Алексеевна слишком уж распереживалась. А сейчас можно прикрыться потерей памяти, чтобы не рассказывать правду.
– Да ладно, я никому не скажу… Купаться идешь?
– Нет. Я уже… – Генычу хотелось, чтобы сосед поскорее свалил. Тот схватил полотенце и вышел.
– Эй, это мое! – Крикнул Генка, но было уже поздно.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Геныч задремал.
Ему приснился странный сон.
Сон Геныча
Он увидел похороны старого вождя.
Ему самому было неясно, как он это понял. Просто знал и все. Вот он идет, рядом с ним – другие мужчины. Невысокого роста, косматые, с усами и бородами. Они одеты в грубую холщовую одежду. Идут по траве, босые. Геныч видел и свои босые ноги, а также натруженные руки. На нем была такая же, как у всех, серая рубаха в пол, подпоясанная полоской кожи. Мужчины шли медленно и молча. Местность вокруг была как будто знакома. Простирающаяся до горизонта степь, заросшая травой и мелким кустарником, с редкими островками березовых рощиц.
Группа людей подошла, по всей видимости, к месту назначения. Это была большого диаметра яма, несколько метров в глубину. Возле нее стояли женщины и дети. Некоторые плакали. Несколько мужчин принесли на деревянных носилках тело мужчины с длинными седыми волосами, потом аккуратно опустили его в яму. Старая женщина, со странной повязкой на голове, положила рядом с вождем копье, большой глиняный горшок, по—видимому, с зерном, удила, и тот самый золотой предмет, который Геныч нашел в кургане.
Тут к Генке обратились, он что—то ответил на совершенно незнакомом ему языке, и проснулся.
***
Жара стояла страшная. От этого не хотелось есть. Ленка стояла на раздаче и разливала суп в тарелки подходивших по очереди ребят. Таня бегала то за хлебом, то за солью, то кому—то понадобился чеснок. Олег же сидел за столом, со всеми. Его задача выполнена – обед сварен. Остальное – раздача и мытье посуды – на девчонках.
– А можно сразу второе, я суп не хочу… – Кирилл страдал нервным тиком, и сейчас, когда он обращался к Ленке, казалось, что он ей подмигивает. Очень часто, к тому же.
– Ну, начинается! – сказала Лена. Она была расстроена. Столько наварили, а никто не ест! – Ешь суп сначала, а потом уже второе!
Кирилл уныло поплелся за стол с тарелкой ухи.
– И нечего мне тут подмигивать, – пробормотала Ленка ему вслед.
Ирина Алексеевна и Ветров сидели во главе стола и обсуждали план действий.
– Сеня, мы сейчас с Генычем и Стасом пойдем в деревню, в больницу. Ты останешься в отряде за главного.
– Ирина Алексеевна, по такой жаре? Четыре километра?! Да они ж не дойдут! Копыта отбросят где-нибудь по дороге! Свединский-то уж точно, он такой дохляк!
– А что ты предлагаешь? Если у них сотрясение, нужны лекарства. А может, и госпитализация.
– Надо в деревне кого—нибудь попросить, чтобы на машине свозили. Папандопалу, например? Он за бутылку с радостью согласится. Давайте я схожу и договорюсь.
– Да, хорошо. Так будет лучше. А где, кстати, Геныч?
– Он за палаткой в теньке лежит. Говорит, что есть не хочет, – откликнулся Костя. – А может, забыл, что есть надо! –