Читать онлайн Без царя в голове. Боевая фантастика бесплатно

© Сергей Шангин, 2021

ISBN 978-5-4474-0082-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АННОТАЦИЯ

Обычный полицейский пилот космофлота Его Величества царя всея Руси неожиданно становится участником политических интриг высшего порядка. Ещё вчера мир Ивана Волгина ограничивался боями с пиратами, грабящими купеческие корабли, попойками с друзьями, да мечтами о беззаботной жизни.

С утра он – обладатель несметного богатства, царского трона и необычной способности, за которой охотятся спецслужбы всех стран. К вечеру – опальный беглец в компании царя и тайного советника графа Меньшикова. Благодаря недолгому «царствованию» лейтенанта Волгина Российская империя оказывается на грани войны. Но с кем?

– 1 —

– Диспозиция всем ясна? Вопросы имеются? – Иван настороженно вглядывался в полутьму коридоров варговской крепости.

– Командир, есть вопрос! – крайне озабоченно отозвался Семенов.

– Короче, боец, время поджимает.

– Броня точно самоочищающаяся? – Семенов подозрительно принюхивался и морщил глаза, стараясь что-то разглядеть на матовой поверхности десантной брони.

– Тебе это сейчас зачем? – злился Иван, подозревая очередной подвох со стороны подчиненных.

– То есть от меня точно не пахнет дерьмом? – упирался Семенов, пытаясь смахнуть бронированной клешней невидимую соринку с плеча.

– Хочешь, чтобы я понюхал? – рыкнул Иван, надеясь поставить шутника на место.

– Командир, я не эстет, но после марш броска по канализации не хочется выглядеть засранцем, – с очень серьезным видом оправдывался Семенов.

– Семенов, перед кем неудобно? Если кто косо посмотрит, стреляй в башку и все дела! – Иван собрался было двигаться к цели, но Семенов не сдавался.

– Все равно неудобно, могут подумать, что я в дерьмо наступил или в штаны наложил от страху.

– Ты достал своим занудством! Бери пример с Кахи – стоит, молчит, в поставленную задачу вникает. Каха, о чем молчим?

– Думаю, успею я варгу в башку выстрелить, прежде, чем он принюхается? – с протяжным кавказским акцентом ответил третий член команды.

– Придурки! Почему мне именно вас подсунули, а? Есть же нормальные солдаты, готовые по горло в дерьме воевать с врагами.

– Командир, так мы же не против, ты главное… – Семенов смотрел на Ивана взором невинного младенца.

– Главное – выполнить задачу, дерьмо оставить на потом! Всем ясно?

– Ясно… ясно… есть оставить дерьмо на потом! Командир, так потом снова в дерьмо лезть?

– Разговорчики! Семенов, направо! Каха, налево! Я прямо пойду!

– Понял, командир! Мы тихонько пробираемся варгам в тыл и потом разом их накрываем, забираем заложников и по домам? То есть в дерьмо, гы-гы-гы.

– Отставить шуточки! Не тихо, а с шумом. Устройте им такой тарарам, чтобы все варги к вам сбежались.

– Командир, дык они же нас того, пристрелят, мама не горюй…

– Умереть героем – честь для солдата!

– Знаешь, Иван, жить героем тоже неплохо.

– Цыц, архаровцы, командир задачу ставить будет! Значит, диспозиция такова: вы моя дымовая завеса, я двигаюсь прямиком к заложникам и стараюсь их вытащить, пока вы там баталии раскручиваете. Патронов не жалеть, все взрывать, пленных не брать, на обед не опаздывать!

– Есть… есть… на обед не опаздывать! – рявкнули, наплевав на маскировку, гвардейцы.

– С богом! – погрозив кулаком, благословил Иван.

Семенов и Каха рванулись в разные стороны черными стремительными тенями, надежно защищенные умной броней. Правда, если бы не экзоскелет1 брони, десятикратно усиливающий движения солдата, не побежали бы десантники, а поползли, как дохлые лошади. Броня – вещь хорошая, но тяжелая, к тому же напичканная техникой и боезапасом.

А так любо дорого посмотреть – бегут легко, стремительно и, главное, практически бесшумно, нарушая все законы физики. Потому как экзоскелет, усиливая движение, заставляет и десантный ботинок ударить в бетон с той же силой. От такого сотрясения и мертвый варг очнется, что тут говорить о чутких сенсорах охранной системы? Спасибо инженерам, напрягли мозги, придумали хитроумную штуковину и не слышно поступи богатырской. Бежит и не солдат вроде, в броне и амуниции, а пантера черная на мягких лапках в стремительном полете размазывается.

Любоваться некогда, вперед, Иван, заложников нужно спасать и не имеешь ты права погибать геройски. Твоя задача, как командира и самого опытного бойца, прокрасться серой мышкой за спиной охраны, просочиться до камеры с заложниками, по возможности вывести их без шума и потерь за периметр базы варгов.

Не дело, когда наши люди в варговских застенках гибнут. Сам погибай, а товарища выручай, русский солдат своего на поле боя не бросит, из любой беды вытащит. Даже, если придется ради этого через дерьмо просачиваться и воевать втроем против батальона варгов.

И пусть та крепость в самой глубине звездной системы варгов расположена, пусть ее стерегут, как зеницу ока, только русский солдат везде прошмыгнет, а не получится прошмыгнуть, так силой прорвется. Смерть варгам, жизнь за царя! Иван мигом представил, как эти слова произносил полковник Врубель, ставя им боевую задачу.

Хорошо сказал полковник, в голове сразу все на место становится и понятно кому жить, а кому помирать. Хотя, положа руку на броню, полковник-то остался глубоко в тылу стратегиями заниматься, а нам, Иван от полноты чувств аж носом шмыгнул, как раз и выходит жизнь за царя отдавать. Эх, чему быть, того не миновать, давай, командир, шуруй вперед, пока подчиненные вместо тебя задачу не выполнили.

Иван пробежал длинный коридор, словно стометровку, замер у развилки, изучая показания сканеров. Опаньки, шума от напарников пока не слышно, а по обе стороны развилки в коридорах появились патрули, идут навстречу друг другу, век бы их не видеть. Можно, конечно, геройский бой принять, надеясь, что напарники задачу выполнят. Но, как учил полковник Врубель – поставленную задачу на ходу не меняют. А задача им поставлена шуметь и привлекать внимание. И получается, что вся троица спасателей загремит под фанфары, а заложники сгниют заживо, очередных героев дожидаясь.

Так что придется прикинуться ветошью и не отсвечивать. Вот только куда ж такую тушу замаскируешь? Это тебе не лес, не поле – ветками себя не закидаешь, окоп не выкопаешь. Повсюду бетон и сталь, не рубить же стены плазмобоем, шуму гари будет столько, что и слепой догадается – незваные гости пожаловали.

Хотя… Что там говорил полковник Врубель на занятиях по тактике выживания в тылу врага? Хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. Что у нас есть в наличии? Шкафы железные – две штуки, плафоны осветительные через каждые три метра, двери проверить, вдруг повезет – найдем открытые… стоп, вернемся к шкафам. Где два шкафа стоят, там и третий без проблем впишется.

Вжаться между шкафами, плазмобой за спину, броню в режим «Хамелеон» и молись, Ваня, чтобы броня изобразила еще один шкаф, а не кадку с фикусом. Процессор у брони мощный, но незатейливый, как все военное. Сделает хорошо, ни в жизнь с первого взгляда ту броню от настоящей кадки с фикусом не отличишь. Только фикус тебе, Ваня, сейчас нужен, как собаке пятое колесо. Тьфу ты, какого рожна тот фикус в голове крутится?

Слава те господи процессор не подкачал, догадался шкаф изобразить. Шкаф получился на загляденье чудесный – красное дерево, ручки резные, стекло с переливами, зеркало овальное в полный рост, чтоб ему сдохнуть тому программеру, который в броню образы заливал. Идиоты, умники, им ли не знать, что мы на военную базу собирались, а не в царский дворец?

Сейчас охранники подойдут и узрят с удивлением сие произведение столярного искусства. Охранники народ грубый, они в ладоши от восхищения хлопать не будут и автора искать не станут, а вскинут пушки и превратят шкаф в мелкую труху, выпустив все, что есть в магазинах шести автоматов. Потому как не может в военной крепости антиквариат стоять и зеркалами сверкать, ни к чему мужикам эти дамские развлечения. А раз ни к чему, то и ломай его, ребята, чтобы из общего строя не выбивалось. Растудыть твою в качель, живым останусь, – думал Иван, – найду того программера и просто в глаза его подлючие взгляну разок.

А делать все одно нечего, нет времени перестраивать маскировку вручную, одна надежа – бог не выдаст, свинья не съест, авось пронесет. Нос ужасно чешется, пот течет градом, а ты стой, как голая статуя на площади. Все, замер, не шелохнись, Иван, пока на тебя пялиться будут. Не хватало еще охранникам узреть шкаф, переминающийся с ножки на ножку.

Появились! Ёперный театр, с каких это пор варги в армию баб набирать стали? Да еще таких фигуристых и молодых, сиськи из бронелифчиков вываливаются, короткие шорты от могучих бедер трещат. Да на такого варга рука не поднимется, а вот за остальное ручаться не могу – думал Иван, чувствуя неуместное томление в низу живота. Как на подиуме расположились, стервы, со всех сторон лампочками подсвечены, задницами вертят, словно подманивают десантника, испытывают его мужское естество на прочность.

Уф-уф-уф, пусть вертят, пусть гогочут, лишь бы по сторонам не смотрели. Блин, сглазил, одна узрела шкаф, пихнула соседку в бок, мол отойду недалеко. Та отмахнулась и дальше болтает взахлеб, а эта, чтоб ей пусто было, прямиком к шкафу, то есть к Ивановому антикварному камуфляжу топает.

Вот дал же бог красоты, вот не пожалел же тела, в соку девка, так и просятся руки обнять, да приголубить. Чем-то Люську напоминает, про все бы забыл, кабы то Люська была, к черту задание, к черту камуфляж, так бы и кинулся навстречу, – бредил наяву Иван. – Только русского солдата на бабу не возьмешь, – чуть не рявкнул он во всю глотку, да вовремя вспомнил, что для девки не солдат он, а шкаф с зеркалом.

Подошла вражина, на себя полюбовалась, губки подкрасила, бюстик поправила, куда-то в шорты полезла, что-то погладила, чему-то улыбнулась, сладко потянулась и вдруг закусила губки. Кому война, кому…

У Ивана от таких видов чуть крышу не снесло.

Надо же, дура, нашла место где себя ублажать, я же от слюны захлебнусь, наблюдая! – мысленно стонал Иван. – Хотя и не твоя в том вина, что это перед мужиком выделываешь.

Вот угораздило зеркалом в женской уборной работать, ну вернемся, найду того умника… Господи, она, что в шкаф заглянуть собралась? Лучше не делай этого, милая! Мне же убить тебя придется, пошла вон, шалава, не твой шкаф, не лазь без спросу! Чему в детстве учили папка с мамкой? Не твое, не трогай, убью!

Легко сказать «убью», только и стрелять-то проблемно. Пока будешь разворачиваться, да плазмобой из-за спины вытягивать, они тебя вместе с броней в дуршлаг превратят. Броня хороша, когда пуля издалека, да по касательной, а в упор прострелят наверняка, к бабке не ходи.

Придется придушить слегка, а лучше кулаком по кумполу, только бы не перестараться, жаль такую красоту насмерть гробить. Иван напрягся, готовясь немедленно ударить, как только наманикюренные пальчики варговской охранницы прикоснутся к фантомной поверхности шкафа.

– Сандра, чего застряла? – девка вздрогнула от неожиданности и отдернула руку. – Хорош там с зеркалом трахаться, пошли дальше!

– Тьфу на тебя, Луиза, нельзя быть такой грубой! Девушка должна быть женственной в любой ситуации! – Люськиным голосом отозвалась Сандра.

– Чтобы в гробу краше была что ли? – охранницы заржали в голос вместе с Луизой.

– Типун тебе на язык, Луиза! На такую красоту у врага рука не поднимется, вот!

– Рука может и не поднимется, а пулю он тебе меж красивых глазок вкатает моментом! Сержант Сандра, бего-о-о-о-м!

Слава богу, позвали дуру! Умница, молодец варг, золотой ты мой человечище, чудо девица, дай те бог хорошего жениха, надо же и среди баб нормальные командиры попадаются. Отмахнулась, мазнула лениво взглядом по бегущей красавице и дальше – периметр стеречь. Вот и славно, вот и хорошо, дороги дальней, чтоб вам сдохнуть! Таких охранников в кабак или бордель, там им самое место, а в мужские игры баб совать, как-то нечестно.

Иван представил, как бы он повеселился в кабаке с той варжанкой, вот бы оторвался, показал, чего стоит десантник, простой русский мужик. Потом вздохнул, расставаясь со сладкими мыслями. Негоже в боевой ситуации о бабах думать. Тем паче твои други вот-вот в бой вступят, может быть, жизнью жертвуют, а ты все о бабах!

И не бабы это, Иван, а варги. Пусть у них вид бабский, но от этого они роднее и ближе не становятся. Варг росичу не пара, увидел варга – стреляй, пока он первым не выстрелил. Будешь на его сиськи пялиться, быть тебе мертвым и холодным.

Сканер пискнул, сообщив, что цели исчезли, скрывшись, по всей видимости, за изгибами коридора. Пора в путь, еще метров сто-двести и мы у цели. Там нужно пробраться к пульту управления, подключиться к сети и успеть взломать код доступа, пока друганы на себя внимание отвлекают. Работы много, время дорого, нужно поспешать, если не хочешь операцию провалить.

Иван щелкнул по клавише отключения маскировки и, глубоко вздохнув, собрался рвануть вперед. В тот же момент стены задрожали, с потолка посыпалась штукатурка, лампочки с грохотом взорвались от внезапного перенапряжения, и коридор скрылся в темноте и дыме. Новый мощный взрыв свалил Ивана на пол словно пушинку. Здание дрожало, как при землетрясении, взрывы следовали друг за другом, грозя разнести все в пух и прах.

– Ну, ё-мое, заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет! Семенов, Каховский, – заорал Иван в коммуникатор, – отставить взрывы! Вы же нас тут всех положите вместе с заложниками!

– Командир… командир… вставай, командир! Нужно уходить! Сейчас тут все медным тазом накроется! Команди-и-и-и-р…

Иван рванулся, напрягая все силу, стараясь набрать как можно большую стартовую скорость, и… врезался головой в фонарь сплиттера.

– Ё-мое, – вздохнул он, потирая шишку на голове, – так это был сон?!

– 2 —

Во всяком деле добивайся порядка,

а в животе сытости!

Он заснул в собственном истребителе, находясь на боевом дежурстве! Как это называется? Это называется разгильдяйство, господин лейтенант! А если подчиненные про это узнают? Капец вам, господин лейтенант, съедят с потрохами, по всем кабакам разнесут. Негоже боевому офицеру спать на посту, не курсант желторотик, почитай уже лет пять, как палубу топчет, гипертопливо жжет. И нате вам – уснул, да еще как уснул, по полной программе, разве что не храпел и слюней не пускал.

Хотя, с одной стороны, дерьмо снилось, а это к деньгам, к бо-о-ольшим деньгам, судя по количеству и аромату. Деньги сейчас пришлись бы весьма кстати, по правде сказать, они всегда кстати, когда есть. А пока что есть только кукиш с маслом, да должок немалый. Так что дерьмо нам на руку, в смысле в тему.

С другой стороны, Врубель в сон втерся – быть беде, полковник себя не жалеет и другим спуску не дает. Для кого война двадцать лет, как кончилась, а он забыть не может, как его, командира боевого крейсера «Причуда» списали в почетную отставку – начальником орбитальной крепости над Москвой. Хоть и стольный град Москва, да крепость похуже ссылки, потому как Москву видать только в иллюминаторы, а служба проходит скучная, серая, однообразная и на орбите. Но полковник не сдается, хорохорится, подчиненных строит и к войне готовит: «Если кто-то решил расслабиться и отдохнуть за счет казны, разочарую: служба ваша будет хорошей, но короткой, вышибу к такой-то матери! Остальным зубрить устав и не пропускать лекций по тактике!» И как его после этих слов любить?

Опять же про Люську вспомнилось – это вообще ни к чему, одни заботы, да головная боль. Любишь ее любишь, мыслями голову кипятишь, а она смотрит холодно, да язвит при всяком случае. Кому другому глазки строит, кокетничает, подарочки принимает, а как Ивана увидит, сразу козью морду сквасит и цедит сквозь зубы, словно одолжение делает.

Минусов больше, чем плюсов, подвел Иван грустный итог снам, стало быть от того дерьма, кроме вони, тоже пользы не будет.

Иван поежился от неприятных мыслей и погрузился в скучные размышления о тяготах полицейской службы. Некоторые желторотые думают, попал мол в охрану стольной планеты, так и жизнь малина. А что с той малины, где Москва, а где мы? Раз в полгода отпустят в увольнение на большую землю и вся радость. Да и, сказать по правде, сколько той радости? Да столько, сколько денег в кармане у пилота. Когда в кармане пусто, то и радости не густо.

Везет тем, кого на дальние форпосты в командировки отправляют. Вот это повезло, так повезло. Недавно один такой в кабаке хвастался, вернувшись с Крыма. Неделю в космосе болтаешься, неделю на курорте пузо греешь, да пиво попиваешь на халяву. Потому как дальний космос и вроде как враг близко. Отсюда боевые, полевые, командировочные и при этом оклад за все время командировки в родной крепости ждет. Так что ешь-пей от пуза, а приезжаешь домой и снова с деньгами. Вот где жизнь, а тут самая, что ни на есть задница в столичной службе будь она неладна.

Хотя свои прелести в той службе есть. Работка не пыльная, бывает иногда вылетишь по вызову, стрельнешь одной торпедой по пирату, спишешь две, а вторую потом загонишь за полцены барыге – вот тебе и праздник, вот и деньга в кармане. Опасно, слов нет, полковник прям звереет от таких фактов, но не пойман – не вор. Каждый выживает, как может, – оправдывал себя Иван, – жалованье платят с гулькин нос, а траты великие. Куда ж деваться? Приходиться крутиться, да по сторонам оглядываться, чтобы случайно на соглядатаев Врубеля не нарваться. А это нервы, от того хочется выпить, да и закусить неплохо бы, – Волгин вздохнул, прислушиваясь к ненасытной утробе.

Обед, закончившийся три часа назад, по раз и навсегда заведенному далекими предками флотскому распорядку, вспоминается, как мираж. В пузе бурчит, в голове гудит и никакого дела. Вот она служба дежурная – виси себе на захватах станции и жди, пока примчится издалека сигнал «Спасите наши души!».

Хорошо было в незапамятные времена, когда весь люд на одной матушке Земле помещался. Тогда полицейский при случае мог и в кабак забежать, для порядка мол. А раз зашел, так и чарочку выпить, для сугрева исключительно. Чарка без сытного борща – пьянство в чистом виде, а полицейскому пьянство не к лицу, потому не грех и откушать. Вот это жизнь, вот это радость – служи, не хочу и под ногами земля, а не лестница маршевая.

Нонече не то, что давече. Где праматерь Земля, сейчас мало кто знает, разлетелся народишко по Вселенной, всяк себе угол нашел, да в кучу со своими сбился. Москва из стольного града в стольную планету расширилась. Была когда-то Россия одной шестой частью суши, А нынче стольный град как раз всю сушу и занимает. Посреди великого океана огромный остров и никаких границ. Потому как враг, кроме как с неба из космоса в столицу не пожалует.

А как пожалует, так не обрадуется. Шесть орбитальных крепостей стерегут покой царского двора и самой столицы. Окружили планету сплошным защитным полем, никакому врагу не пролететь случайно. Хочешь в гости, добро пожаловать в крепость, там тебя встретят, приветят, проверят и вниз, то бишь на планету через крепостной канал отправят. Тем же путем и обратно. Рай для таможни, попробуй чего мимо пронести, хлопот не оберешься.

Крепости те красиво смотрятся на подлете. Словно поплавки голубые в зеленоватой воде плавают – верхняя часть всему свету открыта, а нижняя только для своих. Только красота обманчива, ибо под броней спрятаны мощнейшие пушки и ракеты: никому мало не покажется, любого злодея разнесут в пух и прах. Но, пока все спокойно, плывут крепости по безмятежной глади силового поля, оберегая покой стольного града России.

Каждая крепость почитай, как город, все в ней есть: не только военная амуниция, да боезапас, потому как защитники в тех крепостях годами живут. Кто и семью перетаскивает, чтобы не мотаться туда-сюда, да казенной пищей живот не портить. А где семья, там и детки, конфетки и смех и грех. С одной стороны, чисто военное вроде как сооружение, с другой военный городок со всей обязательной нагрузкой в виде лекарей, пекарей и кабатчиков. Ибо война войной, а живое нуждается в жизненных удобствах.

Семейный люд в крепости на особицу селится, чтобы с молодыми и шумными не бараготиться. Семейная жизнь спокойствия требует и размеренности, а молодая – праздника жизни. Где праздник, там и кабак, где кабак, там и гулянка – пей солдат, пока молодой, на том свете не напоят.

Так и живут, хлеб жуют, детей рожают, да родину защищают. Только родина не одной Москвой представлена. Широко раскинулась империя Российская, тыщи планет в сотнях звездных систем. Если бы не гиперпространство, быть бы им захолустьем, а так любая окраина на расстоянии одного прыжка.

По нынешним временам жизнь пошла спокойная, бандиты пошаливают, как без того, но большой свары нету. Уж лет двадцать, как война меж варгами и росичами отгремела, хотя до сей поры особой веры тем варгам нет. Мирный договор память не вытравит. Кто же забудет, сколько росичей в той войне полегло, звездной пылью разлетелось? Нет, такого не забыть. С той поры варги держатся подальше от русских границ и без особой надобности в Россию не шастают, хотя дипломаты на всякий случай общаются. Нет войны, вот и нет настоящего дела для здорового мужика, исключительно воевать обученного. Сиди, как ночной сторож при складе и покой оберегай. Устав читай, да порядок соблюдай!

Порядок дело хорошее, только не мешало бы к тому порядку добавить пару промежуточных закусок и хотя бы рюмашку зелья ядреного для веселья в душе. Но поди ж ты, попробуй заикнись кому, засмеют, в анекдоты пропишут: «Представляешь, есть на флоте такой чудак… хочет обед не в два часа, а чтоб по желанию подавали… салага, что ли? Да нет, служивый!» Так что забудь, пилот, про урчащий живот и жди положенного по распорядку часа для ужина.

Хорошо царю – ешь, когда захочешь, пей вволю, каждая девка о тебе мечтает и по первому знаку готова в постель прыгнуть. Попробовал бы тот царь солдатской каши, посмотрел бы я на его красоту и доблесть – мысленно возмущался Иван несправедливости жизни.

Чем он плох, рожей в цари не вышел, али силушки бог не дал? Всего в достатке – дай скипетр и булаву, посади на трон и вылитый царь батюшка! Да нет, лучше даже, крепче и красивее. Вот тех же девок дурех, к примеру взять, что им за царем бегать? Староват царь-батюшка, скорее уж царь-дедушка – мелькнула в Ивановой голове крамольная мысль. Что он с девкой делать будет, сказки ей сказывать?

А девке другого надобно! При этих мыслях Ивану представились сладкие сцены, в коих он всегда был героем и девки его геройствам только радовались. От таких мыслей на лице Ивана расплылась довольная улыбка. Все в тех воспоминаниях было хорошо, но не вся жизнь мед, где-то в ней обязательно отыщется махонькая ложка дегтя. Иван тяжко вздохнул и неожиданно помрачнел.

– 3 —

Пьянству бой, а сам за углом постой.

Потому как в том бою Родину пропьешь свою.

Некстати вспомнилось нынешнее утро. Проснулся Иван в собственном кубрике, что само по себе было хорошо, хотя можно было только догадываться, как он там оказался. Единственным тусклым пятном в смутных воспоминаниях Ивана был кабак, гулянка и смачный удар в челюсть проклятому поляку Каховскому. Это был классный удар, от души, с хорошим замахом. После такого удара вражина Каховский улетел вместе со стулом куда-то в угол, и больше уже не появлялся.

А и сам виноват, не лезь со скабрезностями промеж друзей. Друзья не разлей вода – Иван Волгин, Николай Семенов и Каха Даватвелидзе. В бою друг за друга жизнь отдадут, а в кабаке до ссоры всякий раз доходит. И ведь, что интересно, по мелочам глупым до невозможности.

Клубочек воспоминаний мал помалу распутывался. Вспомнилось Ивану, что в какой-то момент схватил он Каху за грудки и собрался было выяснить отношения. Но Каха вырвался из рук Ивана, выхватил кортик и…

Народ напрягся, только Каха протянул кортик Ивану со словами: «Если, друг, я тебя обидел, убей меня!» Иван слегка протрезвел, замотал тяжелой башкой, замахал руками, мол «Сдурел, что ли?». Тогда Каха резанул себе руку: «Побратаемся, командир, станем кровными братьями, как Аллах наш велит!» Иван, недолго думая, и себя чикнул, прижались порезами, обнялись, помирились, тут Каховский и встрял.

«Теперь и спать вместе будут, гы-гы-гы! А кто за жену будет?» Повезло Каховскому, что на кулак Ивана нарвался, мог бы и с кортиком Кахи познакомиться. Потом кто-то бухтел над ухом, что Каховский грозился Ивана на куски порезать. Но в подобной ситуации Ивану обычно море по колено, под руку не суйся, дай молодцу покуражиться. Вот и покуражился, братушка. Иван вздохнул тяжело, представив себе расстроенного Каховского.

Не любил он Каховского, денег у него занимал, должен был, вот за это и не любил, по всей видимости. Паскудно все время чувствовать себя кому-то должным. Нет, солдатский долг Ивану был не в тягость, другу последнее бы отдал, но вот деньги, точнее их постоянная нехватка, делали жизнь Ивана тяжкой до невозможности. А так как должен он был тех денег Каховскому и всякий раз занимал еще и еще, неприязнь Ивана к поляку росла день ото дня, словно грозовая туча. Волгин умом понимал, что не Каховского вина в том, что Иван ему должен, но душе-то не прикажешь – не лежит к нему душа у Ивана и все тут. Как завтра с Каховским разговор зачинать, как еще денег в долг просить?

– Неладно вышло, перебор, пожалуй, но он же первый начал! – бубнил Иван себе под нос, прикладывая холодный медный пятак к огромному фингалу под глазом.

Примочка запоздала как минимум часов на шесть, но прохлада была приятной и малость отвлекла от грустных мыслей. Радоваться особо нечему – известна привычка Каховского слов на ветер не бросать. Эти поляки худые, но гоношистые, задевать их себе дороже, сразу в драку лезут с криками: «Напшут, ещче польска не згинела!».

– Эх, отчего так получается, что у меня кулаки завсегда вперед мозгов работают, – ворчал Иван. – Если подумать, мог бы и на шутку перевести, не все же людям морду бить. Но, что было, не вернешь, придется теперь с оглядочкой ходить, с осторожкой. Вот был бы я царем, – вздохнул Иван, – я бы этого гада Каховского закатал в самый темный каземат, чтобы людям жить не мешал.

Не успел Иван с головой погрузиться в болото грустных мыслей, как противно завыл, загавкал сигнал видеофона. Сразу понятно, ничего хорошего в том вызове нет, потому как сигнальчик то специфический. Чтобы не думать, от кого пришел вызов, Иван дал каждому контакту свою мелодию. Играет марш военный – друганы звонят, на пьянку приглашают. Смеется по-дурацки – кредиторы беспокоят, а смех, чтобы на душе не так погано было от их звонков назойливых.

А вот когда гавкает и воет по-собачьи – это в штаб вызывают. А кто может Ивана в штаб вызывать? Люська, конечно! Видеофон гавкал. Горестно вздохнув, Иван повернулся к экрану той половинкой лица, на которой не красовался фингал, пригладил, как мог, буйные вихры и нажал кнопку соединения.

Где-то в глубине экрана пряталась секретарша начальника крепости Людмила, в просторечии называемая пилотами Люськой-Лиской, Рыжей Лисой и просто Рыжей. Ее огненно-рыжая грива украшала кукольно-красивую мордашку, все это покоилось на изумительном теле, о более близком знакомстве с коим могли только мечтать господа пилоты.

Несмотря на слухи о веселой жизни Люськи и ее многочисленных ухажерах, никто не мог похвастаться чем-то более реальным, чем сплетни. Шутить, острить и кокетничать равных ей нет на всей базе. Но стоит очередному претенденту пойти в ближний бой, как разом ударяется о неприступные крепостные стены. Люська непреклонна и недоступна, как богиня, как сон, как…

Вот и сейчас сидит, на Ивана не глядит, вся из себя важная, бумажки перебирает – делами занята. Нет, чтобы слово приветливое Ивану сказать, улыбнуться радостно при виде бравого пилота. Волгин парень видный, не чета некоторым штатским замухрышкам. В любой драке победителем выйдет, в любой пьянке… кхм, об этом лучше помолчим.

Была бы деньга в кармане, Иван не раздумывая пригласил бы Люську в ресторан. И не важно согласится она или нет, важно пригласить и знать, что есть на что посидеть с красивой девахой в уютном ресторанчике. Но коли в кармане вошь на аркане, то ничего кроме «здрасьте» в голову не приходит.

– Здрасьте, – буркнул он в экран, стараясь сильно не шуметь. Потому как каждое громко сказанное слово отдавалось в голове колокольным звоном.

– Волгин, кроме «здрасьте» существует масса способов поздороваться с девушкой, – язвила Люська, скептически оглядывая помятого Волгина.

– Это каких же? – искренне удивился Иван, считавший себя эталоном вежливости и обходительности.

– Добрый день, – вздохнув, ответила Люська, – рад вас видеть, вы хорошо сегодня выглядите… – методично перечисляла она, надеясь наставить Волгина на путь истинный.

– Я то? Хорошо выгляжу? – скривился Иван, тронув набухающий фингал. – Вот уж не сказал бы такого о себе! – вздохнул он тяжко, шмыгнув носом.

– Ваня, а ты тут при чем? – всплеснула руками Люська. – Это ты мне должен говорить. Как увидел, так и говори!

– Ага, – мысли в голове Ивана совершенно не ворочались, но он напрягся, сконцентрировался и выдал, как мог. – Отлично выглядишь, Людмила, краше только в гроб кладут… – привычно пошутил он и тотчас же осекся, потому как Люська моментально обиделась и надулась.

– Дурак ты, Волгин, и не лечишься. Тебя полковник вызывает, чтоб был через десять минут в штабе! – приказным тоном холодно кинула секретарша и отвернулась в сторону, но связь не отключила.

– Так уж и срочно, врешь ведь! Небось, Врубель сказал: «Вызови мне Волгина после обеда!», а ты «десять минут», – с надеждой в голосе заканючил Иван.

Он представил, что сейчас ему нужно умыться, побриться, опохм… кхм, это, конечно, нужно, но не перед визитом к полковнику. Полковник терпеть не может пьяных пилотов и по каждому такому случаю сажает их без лишних рассуждений в цугундер на пару суток. После вчерашнего кабака амбре от Ивана не самое приятное, так что освежать его точно не ко времени.

– Сказано через десять минут, значит одна нога здесь… – в голосе Люськи звенел металл.

– Слышь, Люсь, я ж тебя люблю, а ты со мной, как сержант с новобранцем.

– Любишь? – изумилась Люська. – Вот не знала. И что мне с той любви, кроме твоих вечных пьянок и побитой рожи? Тоже мне герой-любовник, – обидно фыркнула Люська.

– Да я для тебя… да я, что хошь… хоть, – Иван крепко задумался, чтобы не брякнуть чего сгоряча, – хоть планету подарю, али звезду. Хочешь, Люся, звезду?

– Хочу! Две! И сегодня! Врун ты, Волгин, врун и брехун. Цветочка малого не подарил девушке, а уже люблю-у-у. Ты хоть знаешь, Ваня, какая она любовь? – с придыханием, наклонившись поближе к экрану, спросила Люська.

– К-к-какая? – сглотнув, спросил Иван, узрев глубины Люськиного декольте.

– Вот именно. Я так и знала, что для тебя этот простой вопрос – сплошная загадка. А мне, Ваня, простой солдат в мужья не годится. Мне нужен мужчина, который меня полюбить сможет и… сделать счастливой. Вот ты, Волгин, можешь сделать девушку счастливой?

– А то ж, – уловив знакомую нотку, приободрился Иван, – запросто. Полчаса и любую… на седьмом небе от счастья… у меня, Люся, с этим делом все в порядке.

– И опять дурак, с тобой о святом, а ты все на… черт знает что сведешь. Сегодня на седьмом небе, а завтра на девятом месяце, не это я счастьем называю, – секретарша тяжко вздохнула и отвернулась, помолчала и добавила безликим потускневшим голоском. – Твое счастье, пилот Волгин, сейчас целиком и полностью в ногах, а не между ними, – не удержалась, чтобы не съязвить Люська, – десять минут, и чтобы был как штык у полковника в кабинете!

Вот зараза, вот дрянь, – ругался про себя Иван, старательно улыбаясь в экран. – Отродясь такого не водится, чтобы к полковнику и через десять минут явиться. И вообще странная она какая то, не от мира сего. Другая бы девка давно уже перед Иваном хвостом крутила, а это цацу недотрогу строит.

Никак с полковником путается? А у того жена где-то на материке. Вот и бесится девка от невозможности стать полковницей, все пилотов шугает, да строгость нагоняет, словно не секретарша она, а генерал в юбке.

Вспомнив ту самую юбку, Волгин сладко причмокнул губами и вздохнул – юбка та чисто формально прикрывала самую малую часть стройных Люськиных ножек. При виде такого великолепия служивый люд напрочь забывал, по какому делу он к полковнику спешил и тотчас же начинал к Люське клеиться, стараясь переместиться в ближнюю зону.

При ближайшем же рассмотрении открывался изумительный вид на глубокое декольте, но Люська в самый пикантный момент успевала запахнуться в полупрозрачную накидку, лишая сластолюбца манящего образа. В памяти оставалась неясная тоска и тайное желание заглянуть под это покрывало в уютной интимной обстановке. Но не тут то было…

Силой такую крепость не возьмешь. Провинись кто перед Люськой и не жизнь тому, а сплошное мучение. Такого полковнику про тебя наговорит, такого в уши надует, будешь в сплошных передрягах и без премий сидеть, повышения век не увидишь, полковник запишет в черный список и все – прощай карьера.

Брать же Люську осадой никаких финансов не хватит, да и откуда те финансы у пилотов? На дорогой подарок или ресторан денег нет, а дарить ей дешевую бижутерию, да вести в кабак никто не решится. Вот так и стоит крепость за семью замками, ждет своего принца на белом коне.

А был бы Иван царем? Зашел бы сейчас в приемную к полковнику, подошел бы к надувшейся важностью Люське и р-р-раз ей на столик зеркальце в золотой оправе, бац туда же кольцо золотое с бриллиантами, хрясь до кучи серьги золотые с платиновыми листочками. У Люськи бы личико враз перекосилось, и челюсть отпала до стола.

А он бы, словно и не замечая, равнодушно так: «Приходите, Людмила, вечерком ко мне во дворец – чайку попьем, павлинов в саду погоняем!» Вот тогда бы Люська и поняла, какого парня она гнобила, да от кого нос воротила. Тогда бы…

– Волгин, ты уснул что ли? – ворвался в светлые Ивановы фантазии пронзительный голосок Люськи. – Можешь думать что угодно, но, чтобы в штабе был вовремя! – без тени сожаления к страдающему тяжким похмельем пилоту рявкнула секретарша и отключила видеофон.

Делать нечего, одна нога здесь, другая уже бреется и синяк белилами замазывает, чтобы страшной рожей прохожих не пугать. Подпоясался Иван, топнул ботинком, встряхнулся и побежал в штаб, ежась на ходу от колокольного звона в похмельной голове.

– 4 —

Ничего хорошего в штабе Ивана не ждал, можно было бы и заблудиться по дороге в ближайшей пивнушке. Глядишь, какой кабатчик в долг нальет бражки хмельной – свои люди, сочтемся. Сегодня ты меня угощаешь, а завтра я тебе десяток таких же приведу, да деньгу принесу. Отчего и не зайти? Так нет же, нельзя и все тут!

Пилот себе не хозяин, потому как человек служивый и подневольный. Приказ не обсуждается, неподчинение приказу – лишение премии, а то и в отставку немедленно. А куда же боевому пилоту на гражданке? На купеческих грузовиках штаны протирать?

– Да лучше сдохнуть, – сплюнул под ноги Иван, и прибавил ходу.

Точнее попытался прибавить, потому как под ноги попалась некстати брошенная кем-то картонная коробка. Иван чуть кубарем не покатился. Кабы не сноровка быть бы ему с разбитою рожей. Потирая ушибленный бок, Иван встал и собрался пнуть злосчастную коробку, как из нее послышалось жалобное скуление.

– Вот те здрасьте, а это что за фрукт?

Он присел на корточки, осторожно раскрыл бумажные крылья – из глубины коробки на него жалобно смотрел лобастый щенок не более месяца от роду. Он поскуливал, оживленно вертел куцым хвостиком и выжидательно смотрел огромными глазищами на своего неожиданного спасителя. В собачьих породах Иван не разбирался, да и поди разберись в этой мелочи пузатой, каким он станет через пару месяцев.

– Тебя как звать, кутенок?

– Тяв-тяв, – с готовностью сообщил щенок, пытаясь взобраться повыше.

– Хорошее имя, но для собаки не подходящее. Чей будешь? – проникновенным басом поинтересовался Иван у щенка и вознамерился погладить его по голове.

Щенок тотчас отпрыгнул в сторону, потом рванулся навстречу руке и вцепился в большой палец беззубой пастью, яростно мотая башкой.

– Р-р-р-р, – рычал щенок, атакуя дружески протянутую руку.

– Ишь, ты какой, – осклабился довольный Иван, – настоящий мужик, правильно, так и надо, нечего каждого встречного поперечного привечать, так ему, ату его, – приговаривал он, не делая попыток спасти прикушенный щенячьим ртом палец.

– Иди-ка сюда, герой! – Иван подхватил щенка другой ладошкой, прижал к широкой груди и погладил щенка по голове. Щенок притих, вздохнул пару раз тяжело, словно жалуясь на жизнь, и затих, смежив глаза. Видать почувствовал себя в надежных руках, не то что в темной коробке.

– Ишь, чертяка, признал ведь. А что я с тобой делать теперь буду, мне ж на доклад к начальству, как я с такой обузой к полковнику в кабинет припрусь? – рассуждал вслух Иван, продолжая гладить горячее тельце щенка.

Ноги сами несли его в нужном направлении и ничто бы не нарушило идиллии, не попадись в поле зрения Ивана стандартное табло с точным временем.

– В корень твою коромысло, – чертыхнулся Иван и, сунув щенка за пазуху, рванул что было сил к штабному отсеку.

Встречные и поперечные шарахались в стороны, заслышав издали грохот ботинок спешащего пилота. Стены переходов, лестничные марши и мелькающие лампы освещения слились для него в единую цветную канитель. Сейчас наиважнейшей задачей для Ивана было поспеть вовремя на аудиенцию.

– 5 —

В приемную он ворвался за минуту до назначенного времени. Взопревший, пыхтящий, как паровоз, страдающий от неутолимой жажды. На ходу кивнув сидящим в очереди офицерам, Иван метнулся к бочке с водой и выпил залпом три стакана. Потом до его сознания дошел визг возмущенной Люськи.

– Волгин, ты что себе позволяешь? Не в казарме и не в пивнушке! А где «Добрый день!», сколько можно вас, господ офицеров, манерам учить? – строго отчитывала она Волгина. – Ой, а что это под глазом, опять подрался? – неожиданно обеспокоилась Люська. – Пьянь ты, Волгин, выгонит Врубель, как пить дать выгонит! – моментально перейдя от жалости к нападению, пообещала она. – В зеркало на себя смотрел? Совсем опустился, на человека не похож, как же с такой рожей к полковнику пойдешь, а? Вот другие пилоты не тебе чета, посмотреть приятно: форма наглажена, подворотничок пришит, каждая пуговка сияет, выбрит, причесан, хоть сейчас на обложку журнала. Ну, что стоишь, как бревно? Между прочим, я с тобой разговариваю, а не со стенкой.

И за что такое наказание? Вот же народ сидит, на них свои коготки точи, чего ко мне привязалась, – мысленно выговаривал Иван секретарше. – Где это видано, чтобы в приемной полковника вместо адьютанта в форме сидело это чудо-юдо в миниюбке и декольте до пупа? Каждый ведь знает, что не положено это и молчат, сам полковник давно рукой махнул на Люську «делай, что хочешь, лишь бы порядок в приемной был!».

А откуда беспорядку то взяться? При виде Люськи офицеры млеют и умом трогаются. Некоторые цветы таскают, кто-то конфеты, а один совсем рехнулся – стихи написал. Боевой офицер и стихи?! Но со всеми Люська ласкова и нежна, воркует, аки голубь и только при виде Ивана становится стервой невозможной, так и норовит под кожу шпильку запустить и перед честным народом в смешном свете выставить.

Иван не мог взять в толк, почему его персона вызывает в секретарше полковника столько неприязни. По какой такой причине она каждый раз выливает на него ушат помоев и норовит обозвать по-всякому? Может, влюбилась, подумывал он? Но, глянув еще разок на перекошенное кукольное личико, передумал. Ну, на черта ему такая любовь? Такая любовь она точно до гроба, причем гроб выходит ему сразу же после свадьбы.

– Здрасьте! – буркнул он, отдышавшись. – Заходить к полковнику или я еще посижу? – Иван решил сделать вид, что претензии Люськи им услышаны не были.

– Вот спишут на большую землю, тогда и посидишь, – рассерженной кошкой фыркнула Люська, – бегом в кабинет. Да волосы то пригладь, не пилот, а клоун из цирка.

– Эй, тут очередь! Людмила, у меня срочное дело к полковнику! – возмутился капитан с интендантскими нашивками. – Если все будут буром переть, так я тут до вечера просижу!

– Сидор Михайлович, что же вы спешите сбежать от меня? – Люська томно улыбнулась и смахнула невидимую пылинку с блузки в районе глубокого декольте.

Интендант, едва не подавившись, сглотнул слюну и в смятенных чувствах молча упал обратно на диванчик.

– Так я пойду? – смутившись выпадом интенданта, обратился Иван к офицерам.

– Иди уже, иди! – приказала Люська тоном, не терпящим возражений. – Подождут они! Правда, господа офицеры? – господа офицеры молчали и послушно кивали головами, словно китайские болванчики.

Иван одернул форму, проверил ремень и кокарду, собрался было привычно хлопнуть по груди, и замер подобно изваянию. Вот же беда, не может же он, в самом деле, со щенком в кабинет ввалиться. А вдруг тот тявкнет или того хуже лужу напустит? Не-е-е-т, достаточно тех казусов, за которые с него полковник сейчас стружку снять собирается. Совсем лишнее добавлять дровишек под собственный котел.

– Извиняюсь, господа офицеры, секундное дело! Люсь, а у меня для тебя подарок есть, – необычайно томным басом обратился он к секретарше и погладил себя по груди.

– Ты кого имеешь в виду, себя что ли? – обидно фыркнула Люська. – Спасибо, нам такого добра не надобно.

– Все бы тебе, Люся, обижать бедных пилотов, а ведь я с чувством, можно сказать от чистого сердца, – деланно обиделся Иван.

Он сунул руку за пазуху, нащупал уснувшего щенка и потянул его осторожно вверх. Люськины глазки загорелись любопытством, носик вытянулся, старательно принюхиваясь. Видать Люська ожидала от Ваньки чудесных духов или еще какой косметики, что так дивно красят девичьи личики.

Торжественно улыбаясь, Иван вытащил щенка из-за пазухи и протянул Люське на ладонях.

– Вот, зовут, э э э… Рэкс! – ничего лучше ему в голову не пришло.

– Тяв, – согласился щенок, дернулся и едва не вывалился на пол.

На лице Люськи светилось восхищение смешанное с разочарованием. Щенок явно был не тем, чего она хотела, но вид его не мог не вызвать умиление.

– На помойке нашел? – все с той же улыбкой ласково поинтересовалась Люська. – У тебя же, Ваня, кроме бутылок и дохлых мух в кубрике отродясь никакой живности не водилось.

– Нету у меня в кубрике дохлых мух, – обиделся Иван.

– Вот-вот, даже дохлых мух и тех не водится. Ну, признайся, на помойке нашел?

– Ну, нашел, – буркнул Иван обижено, – не хочешь, не надо, себе оставлю.

– И куда ты с ним? К полковнику в кабинет? А вдруг он пи-пи сделает?

– Чего? Какое еще пи-пи?

– Лужу напрудит, вот какое пи-пи. Между прочим, это девочка и имя Рэкс ей совсем не подходит.

– Э э э, ну пусть будет, э э э… – в голову как назло не приходило ничего путнего.

– Давай сюда, герой, свой подарок! – Люська решительно выскочила из-за стола, осторожно перехватила щенка из рук Ивана и ткнула его пальчиком в нос.

– Сейчас укусит, – обреченно подумал Иван, представив Люськин визг.

Но случилось чудо – щенок лизнул протянутый палец и тихо заскулил.

– Ой, маленькая моя, да ты голодненькая, плохой дядька тебя не накормил бедненькую, – сюсюкала она, чуть не целуя собаку в морду.

– Чего это я плохой? Я его, может быть, только что нашел… кхе-кхе, – заперхал Иван, проколовшись в показаниях. – Откуда я знал, что оно есть хочет? – начал он неуклюже оправдываться.

– Иди уже, даритель, полковник ждет не дождется, чтобы пропесочить по первое число. Злой как черт, того и гляди взорвется. Чего опять натворил?

– Ничего я не творил, наговаривают, – пробурчал Иван, проникаясь чувством обреченности.

Идти в кабинет к полковнику Врубелю отчаянно не хотелось. Но обратной дороги нет, любишь кататься, люби и саночки возить. Не все коту масленица, не все с гуся вода. Иван решительно прихлопнул буйную шевелюру широкой лапищей и осторожно потянул на себя дверь кабинета.

– 6 —

Что же вы, гости дорогие, на пороге стоите?

Идите уже, идите к черту!

– Разрешите войти, господин полковник? – робким баском осведомился он, сунув голову в приоткрывшуюся щель.

– А-а-а, Волгин, ты то мне, голубчик, и нужен. Заходи! – тон полковника не обещал ничего хорошего.

Если полковник начал в твоем присутствии употреблять слово «голубчик», жди скорой расправы. Мягко стелет, да жестко спать. Вроде как все хорошо и слово ласковое, но тем, кто знает о манере полковника готовить экзекуцию, это слово ничего хорошего не обещает.

Новичка обманет вид благодушного сухонького старичка, но бывалый служака знает, что в том худеньком теле прячется могучий дух. Достаточно пристальнее вглядеться в глаза полковника, выдержать его пронзительный взор хотя бы пару секунд и все станет на свои места. С такими старичками держи ухо востро, сам не подставляйся и вовремя хвост из капканов выдергивай. Славится полковник особым мастерством те капканы в разговоре прятать. Беседуешь вроде как на обычную тему и вдруг бац и прозвучит лишнее слово, случайно вылетевшее изо рта неуместно расслабившегося пилота.

И тогда держись, паря, за звезды, пока этот сухонький старичок из тебя душу выколачивает и основы полевого устава на ее место вколачивает. А не хочешь в роли мальчика для битья выступать, так говори мало и по делу, врать берешься, так держись до последнего. Полковник вранья на дух не переносит, но еще более того терпеть не может, ежели кто своего мнения отстоять не умеет или не желает. Раз ты солдат, так бейся до последнего патрона.

Молодежь по первости полковника за старпера канцелярского держит, в кабинет заходят с ленцой и презрительной ухмылочкой в уголке губ, мол боевой пилот свое время тратит, чтобы старичков уважить. Но первый взгляд на кабинет полковника изнутри поражает такого ухаря в самое сердце. Стены кабинета увешаны планами битв и сражений с личной подписью царя императора. Орденов и медалей тьма, а в уголке на манекене золотом отсвечивает парадный мундир полного полковника гвардейского истребительного полка боевой эскадры Его Величества.

За стеклом в шкафу особое место занимает масштабная копия боевого крейсера «Причуда», которым в былые годы командовал полковник Врубель. А на стеночке за той моделькой полный перечень сражений в которых «Причуда» приняла участие и неизбежно выходила победителем. О чем имеется личная благодарность царя батюшки и затейливый вензель его собственноручной подписи.

От осознания собственной малости и незначительности челюсть у тех молодцов отвисает до пола и с трудом возвращается на место, только что бравый голос садится до почтительного шепота, а вид становится донельзя неприглядным. Только Ивану в том кабинете не в первой бывать, уважение уважением, но главное при встрече с полковником демонстрировать боевой дух и армейскую выучку. Не любит полковник гражданских разгильдяев, а военных разгильдяев не любит и того пуще. Так что грудь вперед, живот подтянуть и четче, четче руби фразы солдат.

– По вашему приказанию явился, господин полковник! – щелкнул каблуками вытянувшийся по стойке «смирно» Иван.

В этот момент посмотреть на Ивана было одно удовольствие. Подтянутый, атлетически сложенный молодой парень, лицо не ангельское, но вырубленное из благородного дуба хорошим мастером. Буйная русая шевелюра, закрученная в крупные пряди, делала его облик похожим на ангельский. Но шрам на лбу и синяк под глазом в образ ангела категорически не вписывались. Не в райском месте, видать, те регалии приобретены были.

– Являются черти из ада, а пилоты прибывают! – съязвил полковник, скептически оглядывая пилота Ивана Волгина с ног до головы.

Скажи он «прибыл», полковник точно также заявил бы, что «Прибывают только черти из ада, а пилоты являются!». Сути дела это не меняло и служило преамбулой любой язвительной беседы у полковника.

– Как служба идет, Волгин? Погоны не жмут?

– Никак нет, господин полковник! Рад служить Его Величеству! – рявкнул Иван, сверля полковника преданным взглядом.

Только полковнику Ивановы прихваты по барабану, смотрит, как рентген, сухонькими пальчиками по столу постукивает.

– Жалуются на вас, господин лейтенант! – коротко бросил полковник и вновь замолчал, держа драматическую паузу, нагнетая обстановку.

Мол, дрожи пилот, думай, вспоминай сам, в чем провинился. Добровольное признание смягчает наказание, любит приговаривать полковник. Правда само наказание никогда не меняется. И мягкое, и жесткое оно до обидного постоянно – цугундер. Меняется разве что срок наказания, в зависимости от тяжести содеянного и личного отношения полковника к случившемуся. Иногда на это решение оказывает влияние рыжая Люська.

Ходили слухи, Иван сам не проверял, что недовольство полковника вызывал не сам факт расхищения казенного имущества, а то, что с ним никто малой долей не делится. Говаривали, есть особые люди в крепости, которым полковник поручает ту самую долю малую собирать, да за остальными ушлыми приглядывать. Врут, скорей всего, а вдруг правда?

Волгин ел глазами начальство, сопел натужно, прикидывая, за что его могут притянуть к ответу? Точнее не за что именно могут, а что им доподлинно известно? Намедни подкатывал к нему ферт из техобслуги, намекал, за насос надо бы расплатиться, а то полковнику такие дела, мол, не нравятся. И все недомолвками, намеками туманными, через подмигивания и потирание пальцами. То ли врет, то ли и в самом деле от полковника выступает? Виду Волгин не подал, что напугался, но в душе страх скользнул и неприятным холодком ту душу подморозил.

Только дурак ничего не боится, умному и намека достаточно, чтобы бояться начать и о соломке задуматься. Той самой соломке, которую в нужном месте постелить не помешает, когда больно падать придется. Но страх делу не помеха. Мышка кота боится, а сыр тащит, потому как голод не тетка, а вода не водка.

Душа праздника просит, а денег вечно не хватает, вот и толкнешь иной раз налево всякий расходный материал. Война все спишет. Кто там докапываться станет, сколько ракет потратили на то, чтобы сбить пирата – одну или две? Собьем одной, вторую налево и гуляй пилот, пока деньги в кармане звенят. Везде свои люди, все шито крыто, не докажут, отмажемся. Тем более, что деньги назад не вернуть – давно пропиты, так что держись, Ваня, за звезды, от всего отпирайся, ни на что не соглашайся, никого не сдавай.

– Ты, Волгин, пенек с ушами не изображай, отвечай по делу, коли тебя спрашивают. Докладные мне пишут, трубки телефонные обрывают и все о тебе, словно ты у нас самая наиглавнейшая фигура в крепости. И когда же прекратится это безобразие, господин лейтенант?

– Врут, господин полковник, наговаривают, ни в чем не повинен, а если, кто и видел, то это был не я, – сказал Иван, как отрезал, преданно глядя в серые прищуренные глаза полковника.

– А кто же это мог быть, господин лейтенант? Ведь все приметы на вас указывают, факты, так сказать, неопровержимо доказывают причастность вашу к тем событиям.

Ёкнуло в душе Ивана, по всему выходит тот казачок засланцем был, специально подкатывал, проверял Ивана. Надо было соглашаться, так кто бы знал, эхма.

– Не могу знать, господин полковник, но я в тот момент спал в кубрике и ничего не видел.

– Прям дух святой! – восхитился полковник. – Един в двух лицах, спит в кубрике, а его в это время в другом месте видят. И дела там творятся отнюдь не ангельские.

– Может, это кто другой был? – шепотком осведомился Иван, судорожно вспоминая, по какому факту ему разнос устраивают.

Краску толкнули корейцам, так там ни одной собаки рядом не было, потому как собак всех корейцы давно съели, да и в глухом тупичке товар сдавали – не мог никто того доглядеть. Пусть крепость вдоль и поперек камерами слежения опутана, только не все камеры работают. Есть места, где они регулярно ломаются и подолгу не чинятся, потому как и мастерам кой чего перепадает от тех поломок.

Насос новенький магнитопроводный от гипердрайва загнали китайцам, так это вообще конспирация была дальше некуда, полный абзац и сплошная перестраховка. Упрятали его в ящик от креветок мороженных и теми креветками завалили по уши, а потом якобы отказ нарисовали, мол те креветки тухлые и обратно китайцам ящик отвезли. Сами отвезли, потому как сказали, что велено китайцу морду набить за хамское отношение к господам пилотам.

Для конспирации пришлось Шань Джиню слегка в морду дать, да с лестницы спустить. А без этого никак нельзя, тут лучше перебдеть, чем недобдеть, чтобы достовернее. Да и китаец особо не возражал. У них у китайцев, как у кошек, по семь жизней, их с первого удара ни за что в гроб не вгонишь, нужно сильно постараться…

Откуда вообще на русском военном объекте взялись корейцы и китайцы, это вопрос особый. Одно дело, когда они служат хотя бы писарями при штабе, но совсем другое, когда заняты исключительно торговыми и еще какими-то темными делишками. По правилам давно пора их турнуть к едреной фене, но, видать, всех устраивает, что не нужно за всякой мелочью на большую землю летать. Что не спросишь, все есть или у китайцев или у корейцев. И цена подходящая. К тому же без лишних вопросов купят лежалый товар, включая кхм… в общем все купят. А иначе сидеть бы военным пилотам на сухом пайке с горящими трубами.

– На какие шиши гуляем, господин лейтенант? – звенящим от едва сдерживаемой ярости голосом поинтересовался полковник, прервав цепочку Ивановых воспоминаний.

– Бабушка, прислала на именины! – не моргнув глазом, соврал Иван.

– Это не та ли бабушка, что вы похоронили в прошлом месяце? – брызгая слюной, заорал Врубель. – Ты мне очки не втирай, Волгин? Опять припасом фарцуете или взятки с купцов берете? А может с пиратами подружились? – поинтересовался полковник зловещим шепотом.

– Никак нет, господин полковник! – рявкнул Иван, да так громко, что полковник подскочил от неожиданности в кресле. – Бабушка у меня в точности, как было сказано, в прошлом месяце померла, а деньги прислала в позапрошлом! – Иван утер несуществующую слезу рукавом мундира и пошмыгал носом. – Хорошая была бабушка, не забывала внучка!

– Внучо-о-о-к! – язвительно протянул полковник, явно не поверивший в Иванову выдумку. – Вымахал под потолок, а туда же «внучок». Знала бы бабка-покойница, как ты ее деньги тратишь! Из-за чего вчера в кабаке драку учинил, внучек?

– Так это… – облегченно выдохнул Иван, понявший причины начальственного гнева, – он первый начал. Мы же спокойно сидели. Выпили по первой за царя батюшку…

– По первой рюмке? – уточнил полковник.

– Никак нет, по первой четверти, – не стал скрывать Иван, – так ведь то за царя батюшку, со всем уважением, так сказать! Это же, как надо царя батюшку не уважать, чтобы за его здоровье не выпить? Грех это великий, вот мы грех того… замаливаем или заливаем, выпили одним словом за здоровье Его Величества, чтоб тыщу лет быть ему здоровым! – нес совершеннейшую пургу Волгин.

Он понимал, стоит остановиться и полковник придумает еще какой вопрос, а так время потянем, глядишь у полковника срочное дело образуется, он и отстанет от бедного лейтенанта на какой то срок.

– И тут ты драться затеял на пьяную головушку? – подсказал полковник, понимающе кивая головой.

– Никак нет, господин полковник! Чего ж мне с одной четверти будет? Да ни в одном глазу, хоть сейчас в бой! – рявкнул сызнова Иван, оглушив полковника.

– Прекрати орать! – приказал полковник, потирая уши. – Хочешь меня извести своим басом?

– Прощения прошу, у моря родился, от того голос громкий, – пояснил он. – После первой мы еще по второй выпили…

– Четверти?

– Четверти! – расплылся Иван довольной улыбкой, явно вспоминая приятные мгновения жизни. – Но это уже за Россию! Грех большой не выпить за Россию матушку!

– И тут ты…

– Никак нет, – извиняющимся шепотом пробасил Иван. – Тут мы еще по четверти заказали и выпили…

– За Москву? – предположил полковник, гадающий, сколько же всего вина было выпито до драки.

– Никак нет, просто так выпили, хорошо пошло, мы и не заметили. А тут он и говорит: «Полковник то наш рожей не вышел! Сущий бестия и проныра! А рожу то отъел, щеки со спины видать! Наверное, налево припасом торгует, не иначе!»

– Это кто же так говорит? – встрепенулся полковник.

– Да этот… Каховский…

До сознания полковника помалу доходили слова, на ходу придуманные Иваном.

– Да я его подлеца за такие слова… – Врубель побагровел от ярости, выпучил глаза.

– Вот-вот, господин полковник, я его и того, в морду! Обидно мне за вас стало, кровь взыграла. Ежели каждый, думаю я, будет над нашим полковником издеваться, что с армией станет? А потом он меня в морду, ну и мы немного повздорили, – виновато пожал могучими плечами Волгин. – Извиняюсь, господин полковник, если что не так сделал.

– Не извиняйся, это ты молодец, Волгин, так ему… – полковник споткнулся, откашлялся, сообразив, что говорит не совсем то, что положено в подобной ситуации говорить подчиненному, обвиняемому в драке. – Только, господин лейтенант, никто еще судов не отменял, и незачем подменять собой законную власть! Вы должны были доложить по команде, а мы бы тут сами разобрались, вызвали бы этого Каховского для разборок…

По всей видимости, полковник в эту минуту представил себе пилотскую попойку и то, каким тоном было брошено оскорбление в его адрес.

– Я бы ему в морду, подлецу! – рявкнул он от избытка чувств. – Кхм, ты этого не слышал, Волгин, и чтобы больше без драк! Понял?

– Так точно! – прошептал Иван.

– Не слышу! Чего ты там себе под нос бубнишь?

– Так точно, господин полковник, есть без драк! – гаркнул облегченно Иван.

Полковник вздохнул, покачал головой и продолжил экзекуцию.

– Вот ты мне, Волгин, ответь, как на духу, кому служишь?

– Царю и отчизне, господин полковник! – эхом, не задумываясь, рявкнул Иван.

– Это понятно, что царю и отчизне, – поморщился полковник, – ты объясни, как именно ты им собираешься служить?

– Придет беда, прыгну в истребитель и в бой! – недоумевая где ловушка, осторожно ответил Иван. – А там до победного конца, жизни не пожалею, ежели понадобится.

– Это тоже не вопрос. Ты представь, Волгин, на минуточку свое вчерашнее состояние. Сколько вы там на одно лицо приняли? Да, не важно, главное, что были уже никакие к моменту драки. И не надо мне тут изображать удивление на лице, что я в кабаках не был? Представь, вот в такой именно момент, когда вы уже никакие, беда то и нагрянула, что делать будешь, Волгин, куда побежишь, какой из тебя боевой пилот в таком состоянии? – заводился с каждым словом полковник, выталкивая слова, словно гвозди. – Получается, господин лейтенант, что никому ты в этот момент не служишь, окромя себя самого и врага нашего заклятого! И сызнова задаю вопрос – кому служишь, Волгин?

Иван озадачился, призадумался, начал губы кусать, в потолок смотреть, в затылке чесать – эка завернул полковник ловко. Получается, что всяк выпивший пилот врагу служит, так что же теперь и не пить вовсе, что же это за жизнь будет? Чай не монахи, обетов не давали, стрессы опять же, нервы нужно успокаивать, как тут не выпить? И что тут ответить? Иван, как рыба, открывал рот, делая слабые попытки оправдаться, но ни звука не произнес – мозг поскрипел, пожужжал и отключился. Осталось Ивану нахмурить брови, сжать зубы и промолчать, надеясь, что полковник, задав каверзный вопрос, сам на него и ответит.

– И что вам неймется, господа пилоты, сколько можно пить и бузотерить, Волгин? – сев на привычного конька, продолжил нотации полковник.

Иван молчал, зная по опыту, что в тех рассуждениях полковнику нужен исключительно слушатель, а не собеседник.

– Боевой офицер, пилот истребителя и пьяница. Были бы у нас новейшие штурмовики, я бы на ваши пьянки гулянки сквозь пальцы смотрел. А наши старые лоханки крепки святым и боевым духом исключительно. Что с них взять со старушек, им в обед сто лет, давно на свалку списать пора, ан нельзя – денег у казны видите ли нет новые истребители прикупить. Стыдоба, нищета. Казну на балы да украшения растратили, страх позабыли, с врагом за одним столом пьянствуют.

Иван молчал, боясь лишним вздохом напомнить, ушедшему в грустные мысли полковнику о своем присутствии. Лицо полковника исказила гримаса раздражения, хрустнул сломанный карандаш, и он совершенно неожиданно для себя узрел замершего по стойке смирно Волгина.

– Вот я и говорю, боевым духом наши старушки крепки, а каким духом вы, господа офицеры, наполняете эти скорлупки? Перегарным? Да вас любой худосочный пират пинком под зад отправит к такой-то матери. Пило-о-о-ты, истребители, етить вас через коромысло.

Адмиральский крейсер позолотить, – с обидой в голосе продолжил полковник, – у них деньги есть, боевые крейсера пустить на металлолом у них деньги находятся, а купить для нужд защиты торговых путей хотя бы десяток новеньких истребителей, в казне денег нет. Вот ты мне ответь, Волгин, стал бы ты кутить гулять, когда у тебя в кармане пусто?

– Никак нет, господин полковник! Разве что друзья угостят…

– Вот! Вот именно друзья! И кто же у нас нынче в друзьях, Волгин?

– Дык это… Каха… Семенов… – начал было загибать пальцы Иван.

– А друзья у нас нынче наши заклятые враги, – пропустив мимо ушей лепет Волгина, кипел полковник. – Американцы нас купили на корню, кому скажешь, не поверят. Удивляюсь я, что они еще рядом с царем, в нашем генеральном штабе не сидят, видать трон узкий, да и стульев в генштабе маловато – разворовали все.

– Ты, Волгин, суть пойми боли моей. Блок навигации на твоем истребителе кем сделан? А система управления огнем? Улавливаешь мысль? Наш потенциальный враг поставляет нам боевое снаряжение. А вдруг нам с тем врагом в прямое столкновение войти придется? Ты уверен, Волгин, что твоя пушка выстрелит в нужную сторону? Ты уверен, что вообще окажешься там, где нужно, а не у черта на куличках?

– Дык ведь, господин полковник, нашего то оборудования нету, нешто вручную кораблем управлять?

– Нету-у-у? А где же оно, Ваня? Отчего в государстве Российском, великом и могучем производство самого насущного в упадок пришло? Не враг ли постарался?

– Не могу знать, господин полковник!

– А кто может? Не тот ли кто все это и сделал? За державу обидно, лейтенант. Скоро на вопрос «Кто взял Крым?» будут отвечать «Американцы!». Потому что куда не сунься, повсюду они, повсюду их длинный нос. И тут вы пьянство и мордобой разводите. Ты иди тому американскому дяде морду набей, что же ты своего русского пилота по морде лупишь?

– Господин полковник, дык он же вас… – напомнил Иван разгорячившемуся Врубелю ловко выдуманную причину драки. – Как же после такого в морду не дать?

– И правильно, что в морду! – махнул в отчаянии рукой полковник. – Свободен! И передай Каховскому, что цугундер по нему, подлецу, плачет! – крикнул полковник в спину выбегающему Волгину.

Иван остался чрезвычайно доволен своей ловкостью и верткостью. Каховский все одно какую-то гадость болтал, язык у него поганый, кто сейчас вспомнит, что он там плел по пьяной лавочке. А так Иван одним махом и начальственный гнев от себя отвел и гада Каховского подставил. Пусть теперь сам бережется, да сторожится, посмотрим, чья возьмет. А что там в высоких сферах творится, то не его Ивана забота. На то есть царь, генералы, пусть у них голова и болит.

Волгин вылетел из кабинета полковника, с грохотом захлопнул ее за спиной и, не обращая внимания на возмущенные вопли секретарши, помчался довольный собой на боевое дежурство. А теперь спрашивается – куда так спешил? Который час без всякого дела томится в тесном салоне полицейского истребителя, страдая от тяжкого похмелья, да еще и заснул в придачу.

– 7 —

Вопрос похмелья еще как-то можно устранить, хотя бы чисто теоретически, таблеточек в аптечке поискать, водички попить. Но другая проблема торчит как бельмо на глазу, мешает спокойно спать в ожидании боевой тревоги. И причина той проблемы опять-таки упирается в злосчастную вечеринку.

По пьяни Иван проспорил друзьям пилотам ящик медовухи, да не простой, а царской, да не просто царской, а из запасов самого графа Меньшикова. Откуда ему в голову вступила такая идея, вспомнить он не мог, но на тот момент знал твердо, хозяин кабака исподтишка приторговывает диковинками за бешеную деньгу.

Может, когда хозяин сдуру похвалился или Иван услышал чужой разговор, но мысль та занозой засела в Ивановой башке, и надо же было ей выскочить в самое неподходящее время. Одна бутылка того зелья стоила месячного жалованья Ивана, а на ящик царской медовухи ему год пахать, да не пить не есть.

Не выставить же обещанной медовухи – позору не оберешься. Назвался груздем – полезай в кузов. А где денег взять, если до получки еще две недели, счета в банке нет и одолжить не у кого? Хоть на большую дорогу выходи в нерабочее время, прости господи. От таких мыслей настроение Ивана испортилось окончательно – мужчина без денег и не мужчина вроде.

– Семенов, чем занят? – отвлекая себя от грустных мыслей, проявил командирский интерес Волгин.

– Гальюн чищу, – вяло отбрехался пилот второго истребителя.

– Пошути мне еще, пошути, – рыкнул недовольно Иван.

– Командир, чего рычишь, по делу или так? – не обращая внимания на недовольство начальства, сонно поинтересовался Семенов.

– По делу… Какое тут дело? Тишина в эфире! Неужто все дежурство так вот провисим, как сопли на елке?

– Грех жаловаться, командир, солдат спит – служба идет.

– Тебе, Семенов, только бы спать. Сейчас бы в бой, в атаку, ну-у-у или в кабак, да по бабам…

– В кабак – это неплохо, – подозрительно легко согласился Семенов. – Может, сорвемся по-тихому? Каха на стреме останется! Каха, останешься на шухере?

– А пачиму Каха? Как пить, так Каха на шухере! Тогда я по бабам, а вы оба на шухере останетесь, алкоголики! – возмутился горячий горец.

– Щас вы оба останетесь на шухере, а я… мда… никто не забыл, что мы на боевом дежурстве? Всем сидеть на заднице и все получить сухим пайком!

– Может тогда и парочку красоток сухим пайком? – словно невзначай поинтересовался Каха.

– Ага! И обеих у тебя спрячем, так что ли, джигит? – уточнил Иван.

– Пачиму абеих, камандир, адну тэбэ, адну мэнэ, а Сэменову бутылку!

– Кстати, Семенов, ты депеши с базы получал? – перевел тему Иван, не зная к чему бы еще докопаться.

– Ну? – лениво позевывая, отозвался Семенов.

– Палки гну! Так получал или нет?

– Ну, получал!

– И чего пишут?

– Да ерунду всякую, – попытался отбрехаться Семенов.

– Семенов, я командир или где? Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Грузовик с рудой ушел к америкосам, их ребята Ковальского прикрывают. На Чернобыле шахту урановую завалило, скоро туда новая партия роботов отправляется. Французы собираются новую туалетную бумагу выпустить с изображением заказчика, Анастасия Ямпольская снова снялась голой для журнала «Царская потеха»…

– А если по делу? Происшествия есть? – еле сдерживая раздражение, прервал Иван пустой треп Семенова.

– А-а-а, так ты про это, как не быть, чтобы без дерьма, да в таком меде – пираты купца потрошат на трассе Москва-Жинейро-3-бис.

– И…? – чуть не подавился Иван, в это самое время собравшийся широко зевнуть.

– Слушай, Иван, не говори загадками! Чего «и»?

– Семенов, мы зачем тут висим?

– Потому что так придумал какой то, м… чудак. Хотя, если кому-то интересно мое мнение, толку от этого ни малейшего. Пока узнаем, пока долетим, тех пиратов след простыл, а у нас одни убытки и никакой пользы! Если бы кому мое мнение было интересно, так пусть купцы сами свои проблемы решают, не отвлекая полицию от… работы!

– Семенов, может тебе в каптенармусы податься? Сидишь себе на складе, тепло, сухо, бабу можно неподалеку в каптерке держать. Чего ты в истребители полез?

– А я не лез, получилось так, – туманно ответил Семенов, явно обидевшись на предложение Ивана.

– Если уж так получилось, то быть может, Ваше Величество соизволит оторвать зад от теплой печки?

– Дык печки нету.

– Семенов, не доводи до греха! Чего сидим, почему не в полете?

– Дык ведь приказа не было.

– Семенов, чьего приказа?

– Дык твоего же.

– В лоб хочешь? Как я тебе приказ отдам, если ты мне депешу не прочитал?

– Да лишняя маета эти депеши, давай я сотру ее к чертям собачьим. Скажем не получили и все, гори она синим пламенем!

– Ой, Семенов, спишу на берег, будешь гальюны на купцах чистить, раз ты их так не любишь. Кстати, Каха, будешь ржать, туда же отправлю. Сам буду, как гордый орел в одиночестве стеречь овец от всякой падали. Там же люди, Семенов, вникаешь?

– Любишь ты, командир, лирику разводить. Люди… купец, одно слово – душа продажная. Ну, потрясут его малость, он свое по страховке так и так получит, а нам от той эскапады только синяки да шишки.

– Младший лейтенант Семенов, твою так растудыть в коромысло через семь верст киселя, чтоб тебе ни дна, ни покрышки, чтобы ты… – взорвался Иван ругательствами в адрес нерадивого штурмана их боевого экипажа.

– Ладно, ладно, не кипятись! – словно и не его костерили во все корки, спокойно отозвался Семенов. – Координаты уже в навигаторе, командуй старт, шумливый ты наш!

– Эскадрилья, слушай мою команду!

– Ой, кто здесь? Блин, партию не закончили, карты в карман, потом доиграем! Ну, кто тут спать не дает? Минуточку, я только в гальюн сбегаю.

– Эй, лежбище ленивых кроликов, подъем! Свистать всех наверх, с якоря сниматься, цель загрузить из навигатора комэска. В бой, бездельники, пора размять жирные задницы. Кто первый завалит пирата, получит бутылку медовухи из рук комэска.

– Мэдовухи? Заметано, я уже в палете, камандир!

– Каха, куды поперед батьки, не нарушай строй! Я сказал, кто первый завалит, а не кто первый вылетит. Всем старт, ныряем в гипер, до встречи на траверзе купца.

– 8 —

По полю танки грохотали…

На фоне огромной туши планетарной крепости три истребителя, сверкнувшие радугой гиперпереходов, выглядели не более чем искорками. Сколько еще таких троек дежурит, сказать сложно, но то там, то здесь вспыхивают радужные искорки и на помощь попавшим в беду гражданским судам устремляются патрульные тройки полицейских истребителей.

Сама процедура отправления патруля в точку вызова тривиальна и обидна сердцу боевого пилота. Стартовая труба станции буквально выплевывает истребитель в гиперпространство, придав ему хороший импульс мощным пинком стационарного гиперпространственного ускорителя. Боевой пилот в этот момент не более чем игрушка в руках неведомого оператора. Кому приятно быть в роли плюшевого зайца, когда в душе ты орел – гордый и мужественный?

Но физика – суровая наука. Не хватит у маленького истребителя запаса энергии на два прыжка, ему бы обратно вернуться, если в бою цел останется. Вот и кидают полицейские истребители, как камень из пращи, забрасывая сразу в гиперпространство. Все понятно, по-другому нельзя, но самолюбие страдает. Поэтому бравые пилоты подробностями с прочими сухопутными крысами не делятся.

Интересная штука гиперпространство – с одной стороны гигантские расстояния проскакиваешь махом, а с другой никогда не угадаешь, когда в нужную точку попадешь. Не в том смысле, сколько времени добираться в том гиперпространстве, а именно в какую точку времени реального пространства выскочишь. У гиперпространства свое время. Хуже того, вспоминал Иван, умники из техотдела талдычили что-то про вектор пространства времени.

Мол, кто супротив вектора летит, у того время в обратную сторону крутится, кто по вектору, так вообще ускоряется, а поперек, непонятно – все зависит от того насколько поперек. Теория, говорят, слабовата в этой части, а так как все поперек вектора норовят прыгнуть в гиперпространство, то и результата искажения времени никто и не заметил до сей поры.

Но чудеса случаются. Иван ухмыльнулся, представив, что было бы, явись он с задания на сутки раньше, чем улетел на него. Вот шуму было бы, вот бы истории пошли, а где история, там застолье, а где застолье… Нет, только не это, поморщился Иван, отгоняя назойливую боль в голове.

С другой стороны, скука смертная в этом гиперпространстве. В иллюминаторах серая мгла, связь не работает, приборы молчат, сидишь, как мумия в гробу и мысли дурацкие в голову лезут. Очень уж это напоминает то место, где души умерших успокаиваются. Такое же видать по всему серое и безликое под названием Вечность.

Ивана передернуло от мысли, что прямо сейчас он со товарищи летит в потоке всякого рода мертвых душ. А вдруг как начнут безобразить, да в окошки стучать? Кто их знает души эти, они же бестелесные, через обшивку броневую проникнут и… жуть прямо слово.

От таких мыслей по первости много народа вовсе с ума сошло, потому как летишь в серой мгле час, летишь другой, ни звука, ни света, ни звездочки малой путеводной. И рождается в душе предположение, что никогда более из этой серости не вылезешь, никогда света белого али космоса черного не увидишь. В углу, как поется, заплачет мать старушка, смахнет слезу старик отец и, что самое неприятное, дорогая не узнает какой у парня был конец.

Не в том смысле, что любви не узнает, а подумает, что сбежал милый за тридевять земель в тридесятое царство от своей суженной, испугался жениться, кинул ее с малым дитем, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И такая тоска в мыслях пилотских образуется, что хоть волком вой, хоть белугой ори. Так многие и делали. Выныривает корабль в реальный космос, а там в кабине идиот слюнявый башкой о приборную доску бьется и к мамкиной титьке просится.

А еще народ по кабакам легенды рассказывает, что в стародавние времена, когда гиперпространство в диковинку было, уйма кораблей в нем потерялось. Да не простых кораблей, а с золотом и каменьями драгоценными. Даже примета такая была – коли корабль простой товар везет, то все с ним будет в порядке, а стоит ему драгоценный груз заиметь, так пиши пропало. Умный-то народ втихомолку щурился, да ухмылялся – знаем мы те приметы, сами о них кому следует сообщали.

Некоторые, не к ночи будь сказано, чертовщину всякую припрягают, кто-то про Бермудский треугольник вспоминает, но только любому знающему человеку доподлинно известно – черт тут не при делах. Что в эпоху до гиперпространства, что позже, лихого народа в космосе было предостаточно. Кому нужно тратить силы и огневой припас на судно с мануфактурой, когда при тех же затратах можно в миллион раз больше получить.

Житья от лихого люда не стало, пока не вразумили их полицейским упорным натиском. Нонече не то, что давече – на каждом гражданском корабле тревожная кнопка стоит, по гравитационному каналу отправляет моментальное сообщение в любую точку пространства. Увидел пирата на траверзе, или засек радаром на хвосте, жми кнопку и вызывай подмогу. А уж мы, Иван запыхтел от гордости и важности, дадим злодею по сопатке, добавим в хвост и потреплем гриву.

На всякого лихого человечка есть управа, главное оказаться в нужное время в нужном месте. А как тут окажешься, когда некоторые нерадивые служаки сообщения утаивают? Иван скрипнул зубами от злости, вспомнив препирательство с Семеновым, пираты уже вовсю корабль терзают, а мы…

Но что бесполезно зубами скрипеть, коли все заранее отмеряно и раньше времени из гиперпространства не выскочишь? Держись купец, отбивайся, чем можешь, летит подмога – Фома да Серега. Был бы гипердрайв помогучее, не плелись бы как дохлые лошади. Но такому гиперу топливо только подавай, а где его взять?

Мысли Ивана перескочили на другую тему, столь любимую всеми пилотами. С гипертопливом в последнее время сущая беда. Старые месторождения практически до донышка вычерпали, а новых никто не открыл. Хорошо хоть те, что есть пока никуда не сбежали, с них станется.

Гипертопливо не на планетах добывают, кучкуется оно в открытом космосе, в самых неожиданных местах. Кто-то считает, что само по себе гипертопливо частичкой того самого гиперпространства и является. А месторождения типа лужи, что вытекла из разлома, где обычное пространство и гипер каким-то образом пересекаются. Если мол вычерпать из лужи все до капельки, так сразу ту трещину и заметишь.

И все бы ничего, да месторождения стали исчезать в одночасье. Еще вчера кипела работа, а на следующий день все пусто и даже следов месторождения нет – пропало. Думали, что выгорает особым образом, а потом сопоставили место и время открытия новых месторождений и по всему выходило, что никакое оно не новое, а как раз то самое пропавшее старое.

Даже название такому случаю придумали прикольное – миграция через «кротовую нору». Нора как раз и есть тот самый разлом. Если сильно хочется, можешь прямиком в него сигануть, но где выскочишь неизвестно. И не факт, что вокруг тебя будет море гипертоплива. Вход у «кротовой норы» один, а выходов масса.

Физики естественно обрадовались, закудахтали, с приборами кинулись те норы обследовать, а бизнесмены затосковали. Это что же такое получается, люди добрые? Сегодня это Еремы месторождение, он на него все бумаги оформил, участок застолбил и планы имеет с продажи прибыль получить. А тут бац и месторождение оказалось у черта на куличках, и теперь на него Фома права заявляет, так как это уже его территория.

Судили, рядили, разве что морду в кровь не били и договорились, что месторождение само себе хозяин. На чьей оно территории, тот им и владеет. Как говорится на все воля божья и крейсера на границе. Будешь обижаться и с кулаками лезть, врежут, мало не покажется. Только давненько тех месторождений в пределах Российской империи не появлялось, совсем скучно жить стало.

Иван собрался было поразмыслить над мировыми проблемами, но на панели приборов вспыхнула лампочка таймера, пора обратно в реальное пространство. Заданное количество космических шагов в том гиперпространстве отмахали, теперь прыгаем через забор и вертаемся обратно в реальный мир.

– Господи, спаси и помилуй! – мысленно вознес молитву Иван.

Сотни раз бывал он в том гиперпространстве, миллионы раз бывали другие, и все в порядке, но откуда в душе этот страх поселяется, никак понять не мог. Даже словечко такое выискал в умной книжке – ирр… ирац… ир рацио нальное… во как, иррациональное чувство, в смысле, что к реальным страхам отношения не имеющее.

– 9 —

Рознясь на доли секунды, вынырнули три востроносых полицейских истребителя из серого болота гиперпространства, разбежались в разные стороны, занимая позиции максимального перехвата согласно тактике и стратегии космического боя. Сканеры в мгновение ока построили картинку ближайшего окружения, выявляя цели и настраивая прицелы для выстрела.

Только незадача выходит, нет никаких целей кроме тяжелогруза транспортника, безмятежно плывущего по черному бархату космоса, усыпанного бриллиантами звезд. Поэтически сказано, возвышенно, етить его в душу, только где пираты, где цель для перехвата? Ложный вызов?

– От бисовы дети, щоб я так жил! – выругался сквозь зубы Волгин.

От предчувствия напрасных хлопот неприятно заныло в брюхе. Не то чтобы Иван тех хлопот боялся или опасался, но не лежала душа его к склокам, да перебранкам. Одно дело в кабаке по пьяной лавочке в запале по морде кому заехать – это дело понятное и привычное. Совсем другое нотации читать, да штрафы выписывать.

Начнутся отговорки, мол ни слухом, ни духом, они первые начали, ошибочка вышла, сами виноваты, летаете куда ни попадя, вместо того, чтобы по делам суетиться. Другой прикинется овечкой, мол случайность, нелепое стечение обстоятельств, пожалейте Христа ради бедного невинного, буду за вас молитвы читать, свечки ставить. Чувствуешь себя при этом сущей скотиной.

А еще найдутся умники, вытащат свод правил и начнут доставать «согласно какого пункта, по какому регистру, соответствует ли наказание тяжести содеянного, а подтвердите, а докажите, а…»

– Командир, я не понял, ложный вызов что ли? – услышал Иван в шлемофоне недоумевающий голос Семенова. – За такие дела штраф полагается, предлагаю взять натурой прямо на месте, без протокола. Как смотришь?

– Семенов, отставить без протокола! – отмахнулся Волгин, соображая, как такое могло приключиться, чтобы сигнал был, а пиратов не было.

Депешу получили? Получили! В депеше черным по белому написано: «Трасса Москва-Жинейро-3-бис… транспорт „Вершалаим“… атакован пиратами с вектора…» и так далее. Транспорт в наличии? В наличии! Где пираты? Бред какой-то! Неужто кто решил подшутить над Иваном и его друганами? Специально подставили, подпихнули левыми путями в общую кучу фиктивную депешу. Они сорвались, как угорелые, топливо потратили, на базе их нет и причины нет, чтобы отсутствовать на боевом дежурстве.

Это уже не шутки, за такие дела морду бьют и отступного требуют по всей форме с водкой, закуской и девками. Потому как, ежели такой факт спустить шутнику, много желающих найдется над Ивановой эскадрильей шутки шутковать.

Но нельзя и другой возможности исключать – не шутка, ошибка, случайность вышла, сам купец виноват, а потому ему и отдуваться. Тут с кондачка дело не решить, тут обстоятельно нужно, с чувством, чтобы в вдругорядь десять раз подумал, прежде чем заветную кнопочку жать.

– Без протокола нельзя, братцы, тут все строго по уставу, ни шагу в сторону… – цедил Иван сквозь зубы, заранее проникаясь острой неприязнью к самому транспорту и его экипажу.

Накажешь такого без протокола, а как он вдруг да со службой внутренней безопасности в сговоре? Ты у него бабки берешь, а тебя тут же под белы ручки и на цугундер. Погодим без протокола, прощупать купца нужно для начала.

– Подумаешь… – Семенов явно обиделся. – Я же, как лучше хотел! Говорил же – напрасные хлопоты!

– Камандир, они первые начали! – вкрадчиво подключился к уговорам Каха. – В другой раз не будут спешить с вызовом. Они спьяну шутки шутят, а нам казенное топливо тратить? Обидно…

– Разговорчики в строю! Разобраться нужно, а там… – Иван и сам задумался, а что будет там?

Вылетели, как ошпаренные, топливо потратили, больную голову растрясли и получается за просто так, полюбоваться спокойным полетом гражданского корабля. Вон он гад плывет себе и в ус не дует. И что интересно, отмазка будет стандартная, мол случайная сработка или ключ гаечный на панель упал. Иван с удовлетворением чувствовал, как в душе вскипает обида, праведный гнев на шалунов с транспортника. Наказать нужно, необходимо, без наказания отпускать не гоже, так ведь совсем распустятся, разбалуются по самое не хочу.

С другой стороны, наказание наказанию рознь. Накажи его по закону и все будет правильно, но только для казны. А что от того наказания, кроме морального удовлетворения, получат пилоты, с больной головой вылетевшие по тревоге? Шиш с маслом, да похлопывание по плечу от начальства.

Опять же официальный рапорт приведет к тому, что транспорт занесут в реестр нарушителей регламента и получит он статус «По возможности оказывать содействие». А это означает, что жми не жми на кнопку, помощи не дождешься. Нужна ли такая беда купцу? Явно ему это лишнее, стало быть есть место разговору.

– Борт К710 «Вершалаим», вас приветствует полицейский патруль, доложите обстановку! – дежурно безликим голосом приказал Иван на волне общей связи.

– Патруль, а я вас вижу! – радостно отозвался мажорный голосок свойственный салагам космолетного училища.

– Набрали, блин, по объявлению! – досадливо сплюнул Семенов. – Не спьяну, так сдуру.

– Молчать, господа гусары! – Иван почувствовал в душе драйв, предшествующий хорошему словоизлиянию. – Доложите по форме, борт К710!

– Ага, это… щас, минуточку, я планшетку открою. Вот оно… мммм… кхе-кхе… – салага прочистил голос для доклада, сверяясь похоже с бумажкой в планшетке.

– Планшетку, говоришь? – рявкнул разгневанно Иван. – Какого хрена вызов посылаешь, салага, без нужды в том? Быстро капитана на мостик, одна нога здесь, другая там, даю минуту на исполнение, время пошло-о-о-о! – заорал он, как вахмистр на побудке в казарме.

В шлемофоне послышались звуки упавшего предмета, похоже салага от неожиданности уронил планшетку, потом беспорядочный топот ног и наконец, господи, как же он догадался, голос по внутренней связи:

– Капитан, вас тут полицейский патруль вызывает! Откуда я знаю? Они орут, гневаются, грозят в порошок стереть! – добавил он зачем-то отсебятину.

Капитан не стал подобно салаге суетиться и просто переключил связь на себя:

– Патруль, говорит капитан борта К700 Швондер Михаил, товаров, запрещенных к перевозке, не имею, лица, присутствующие на борту, в списках розыска не значатся! Слушаю вас! – не подкопаться, все по форме, без лишней суеты, такое ощущение, что капитан не чувствует за собой вины, а зря.

Иван подогревал в душе чувство праведного гнева по поводу беспричинного вызова патруля, но басистый баритон сурового прожженного космического волка слегка сбил с него спесь. Будучи пилотом с боевым стажем невеликим, Иван компенсировал сей факт бравой выправкой и молодецкой удалью. Потому, откинув в сторону явный авторитет капитанского голоса, Иван нагло ринулся в атаку.

– Это я вас слушаю, господин Швондер! По какой причине вызвали патруль? – в голосе Ивана звенел булат.

– Я? Вызвал патруль? Сема, ты патруль вызывал? – как-то обыденно, без должной тревоги поинтересовался капитан у вахтенного.

– Никак нет, Михаил Семенович, я и не знаю, как его вызывать! – бодро отрапортовал вахтенный.

– Однако! – крякнул капитан, досадуя на явную глупость своего подопечного. – Патруль, похоже, у вас ложное срабатывание или ошибка в координатах вызова.

Спокойный тон капитана подействовал на Ивана, как красная тряпка на быка. Врет и даже голос не дрогнет, другой бы на его месте уже отступного предложил, а этот в непонятки играть вздумал.

– Капитан, не мне вам объяснять, – менторским скучным тоном, начал готовить Иван площадку для решительного штурма, – что вызов подделать нельзя, как и координаты вызова. К тому же в заголовке послания всегда присутствует уникальный идентификатор судна, который, как вам известно, подделать совершенно невозможно, – терпеливо разъяснял Иван, сдерживая рвущиеся с языка матерные слова.

– Командир, вы хотите сказать, что я или мой подчиненный послали вызов, и теперь пытаемся скрыть этот факт? – все также сдержанно поинтересовался капитан.

– Именно так, в точку! – победоносно рявкнул Иван. – В таком случае, как вам известно, подобное наказывается внесением в реестр. Желаете оформить протокол? – поинтересовался он тоном карточного шулера, точно знающего о наличии туза в рукаве.

Как ни странно, капитан на развод не поддался.

– В таком случае, как вам известно, существует фискальный регистратор, показания которого подделать также невозможно, – совершенно спокойным, немыслимо картавым тоном сообщил он общеизвестный факт Волгину. – Хотите просмотреть запись? – с плохо скрываемым сарказмом поинтересовался капитан.

– Приемный терминал включен, подключайте регистратор! – чувствуя неясное беспокойство, приказал Иван.

По экрану побежали строчки протокола, последнее из сообщений, переданных судном, относилось ко времени его старта с Клондайка. Типовой обмен дежурными фразами, выдача стартового вектора, подтверждение принятия курса и перехода в крейсерский режим. Вошли в портал на Санта Монике, вышли из портала на Ориноко. Держат курс к порталу на Квебеке.

Все! Никаких вызовов патруля! Полный абзац! Патруль вызвали, но никто патруля не вызывал! Бред какой-то!

– Командир, может, мы спим, и нам это снится? – негромко поинтересовался Семенов.

– Всем троим? Тогда у нас крыша съехала, и мы сейчас в психушке! – невесело отозвался Иван.

– Кто в психушке? Я не в психушке, это совершенно определенно! – подключился Каха.

– Борт К710 вызывает патруль! Командир, у вас есть ко мне претензии? – явно потешаясь от души, поинтересовался капитан грузовоза. – У меня через пять минут обед, мне бы хотелось привести себя в порядок и почитать меню для аппетита.

– Обед? Через пять минут? Поздненько обедаете!

– Поздненько? – искренне удивился капитан. – По распорядку, в два часа пополудни по общегаллактическому, как на флоте заведено еще прадедами нашими.

– Какие два часа? – Иван решил, что капитан решил над ним поиздеваться напоследок. – Сейчас же… – он глянул на бортовые часы и осекся. – Патруль, слушай мою команду, все к транспортнику, через три минуты с вектора 3-15-2-0 появятся пираты!

– Командир! – в голосе капитана слышалось явное смятение. – Вы в своем уме, какие пираты? Мы вас не вызывали, вы можете лететь домой, не мешайте полету! Вам тут не полигон, а торговая трасса…

– 10 —

Патрульные истребители, не обращая ни малейшего внимания на слова капитана транспортника, ринулись исполнять приказ командира. Первое правило патруля – исполни приказ, потом думай! Ибо русский человек может сделать все, если не будет задаваться дурацким вопросом: «А зачем?».

Едва истребители заняли позиции, ощерившись в сторону указанного вектора пушками и ракетами, как черный бархат космоса украсили радужные вспышки выходов из гиперпространства. В опасной близости от транспортника из гиперпространства вывалились три неуклюжих абордажных корабля и тройка юрких штурмовиков прикрытия.

Абордажный корабль, в просторечии «сарай», служил одновременно для вскрытия корабля и складирования награбленного. Судя по количеству абордажников, улов планировался немалый. Штурмовики на товар не размениваются, их задача огневое прикрытие и устрашение. А тут не просто штурмовики, а класса «Гренада», для таких акул тройка полицейских истребителей на один зубок, в порошок размелют и не подавятся. Тройка на тройку! Есть от чего в уныние впасть.

– Мать моя женщина! Я же говорил, давайте сотрем эту депешу к такой-то матери! – охнул Семенов.

– Командир, ты шайтан! Откуда узнал про пиратов?

– От верблюда! Огонь по врагу!

Выхлопные трубы ракетных пускателей окутались дымами. Ракеты вынырнули из пусковых труб и плавно полетели в сторону противника. Плавно полетели… Что за черт? Иван потер глаза, потряс головой, ущипнул себя за щеку, картинка не изменилась.

Вместо стремительного, грозного, смертельного полета ракеты неторопливо плыли в пространстве, отстреливая во все стороны светящиеся шарики. Но пираты остановились как по команде. А как тут не остановиться? Обычные ракеты так не летают, вдруг оружие новое, вдруг это минные ракеты заградительную сеть плетут или еще какая байда?

– Мужики, подпускайте поближе, – взмолился Семенов, – нам их из пушек не достать, а так может на псих возьмем. Напугаются и смоются подобру-поздорову.

– Семенов, а что с ракетами? – чувствуя некую связь между поведением ракет и своим помощником, слабым голосом поинтересовался Иван.

– Дык это… с ракетами все в порядке… в смысле, с нашими ракетами в порядке.

– Тогда чего они как дохлые коровы летят? – все более укрепляясь в мысли, что нелады с ракетами крепко связаны с Семеновым, прошипел Иван.

– Дык это не наши ракеты, командир, – без тени вины в голосе ответил Семенов.

– А чьи это ракеты, Семенов? – обалдев от услышанного, завопил Иван.

– Да бес их знает, валялись какие-то на складе, мы их и засунули в трубы. Командир, ты чего взъелся? Между прочим, я твой приказ выполнял!

– Какой такой приказ? И от ответа не увиливай, где наши ракеты, христопродавец?

– Иван, ты же сам сказал: «Семенов, делай что хошь, а деньгу достань! Трубы горят, душа праздника хочет!». Забыл, что ли?

– Я? Приказал? Не помню… – Иван почесал в затылке. – И что дальше? – уже предчувствуя ответ, поинтересовался он.

– Что дальше, что дальше, а то ты не знаешь? Загнал я наши ракеты какому-то барыге за полцены. Ему жуть как надо было, а мы их все едино спишем на стрельбы. А чтобы трубы не пустовали сунули какой-то хлам из запасника.

Между тем ракеты плыли и плыли в направлении пиратских кораблей, которые, почуяв неладное, спешно разбегались в стороны. Внезапно одна за другой ракеты взорвались, выбросив в окружающее пространство мириады ярко светящихся огней. Каждый огонек, отлетая в сторону, взрывался снопом разноцветных искр, крутился волчком, выпускал цветистые струи дыма. Беспорядочное на первый взгляд мелькание огней достаточно быстро сложилось в пылающие бутоны розария. Выпущенные ранее шарики соединились в огненные дорожки, нарисовав на черном бархате космоса ослепительно зеленые стебли и лепестки гигантских роз. Через мгновение огромный сектор космоса украсил праздничный фейерверк. Такому салюту мог бы позавидовать сам царь, а тут на халяву перед какими-то пиратами представление разыгрывают.

– Ну, вы, блин, даете! – услышал Иван в шлемофоне знакомый голос. – Спасибо, Ваня, но день рождения у меня только через неделю! Вы с нами что ли?

– Это кто? – сдавленным голосом поинтересовался потрясенный красочным зрелищем Иван.

– Кто-кто? Царь в пальто! Разрешите представиться, Каховский! Не узнал, братан? Видать, вы вчера крепко нагрузились. Как голова, как фингал, цветет еще? – заржал Каховский, вспомнив веселую гулянку в кабаке.

– Каховский, ты где? – Иван закрутил головой, пытаясь разглядеть через прозрачную броню сплиттера полицейский истребитель другана с ярко красным драконом на фюзеляже.

– Тебе, Иван, в рифму ответить? – продолжал веселиться Каховский. – Да прямо перед тобой, на штурмовике!

– Не понял! Каховский, дык ведь это пираты! Какого рожна… Ага, понятно, вот ты, значит, как! Не зря я тебе вчера скулу свернул, не зря шкуру попортил! – закипал Иван.

– Кто кому шкуру попортил, это еще поспорить можно, но времени нет, Ваня. Так ты не с нами, как я понимаю, а я тут с тобой мило беседую. Давай-ка, друган, проваливай по-хорошему. Сделаем вид, что вас здесь не стояло. Тут тебе не кабак, кулаками не помашешь!

– Командир, что делать-то будем? Их трое, а мы одни! – озабоченно прохрипел Семенов. – Разделают они нас, как бог черепаху!

– Удрать хочешь? – прошипел Каха. – Джигит никогда не отступает! Командир, предлагаю устроить им детский праздник и надрать задницу.

– Каха, привет и ты здесь! Не забыл, что вчера мне свой визор в карты продул? Это ничего, что я в разговор встрял? – явно веселясь, поинтересовался пират. – Не вздумай долг зажилить, джигит! Я ведь с мертвого стрясу, ты меня знаешь! – загоготал невидимый за тонированным спектролитом Каховский.

– Сейчас получишь снаряд в борт, бандюган, и некому будет долг возвращать! – обиженный до глубины души заорал Каха.

– Ша, братаны, кончай базар. Пошутили и хватит. Разговор серьезный – у нас есть дело до этого груза. На кону большие бабки, супротив которых ваши жизни как маково зернышко. Есть деловое предложение, как друг предлагаю, цените мою доброту!

– Тамбовский краб тебе друган, Каховский! – зарычал Иван.

– Ваня, остынь, ну куда ты со своими пукалками супротив моих ракет? Кстати, это вполне может быть ваши ракеты, ха-ха-ха! Семенов, ты хоть помнишь, кому ракеты загонял? Давайте без нервов, ближе к делу!

– Уговаривал волк овцу отобедать с ним…

– Да погодь ты упрямиться, не надувай щеки! Выгода есть в моем предложении, это вам не горючку налево сливать, по копеечке зарабатывая. Каждому, особо подчеркиваю, каждому отваливаю по десять кусков, и вы появляетесь здесь часика через два ко всеобщему удовольствию.

– Сука ты продажная, Каховский, и нас за таких же держишь?

– Волгин, не строй из себя девицу! Подумаешь один занюханный транспорт потрясем, тебе с этого какая убыль? Кроме прибыли никакой головной боли.

– Каховский, ты не понял, тебя только что очень вежливо послали, вместе с твоим выгодным предложением.

– Понял, не вопрос! По двадцать кусков! Больше не могу, останусь в убытке! Ну что по рукам?

– Командир, может того…? – вкрадчиво поинтересовался повеселевший от радужных перспектив Семенов. – Предложение уж больно заманчивое. Купец все едино по страховке свое получит, а нам двадцать кусков на рыло лишними не будут. Как смотришь?

– Семенов, ты в своем уме, нас же сейчас тот самый купец слушает и удивляется: «О чем господа полицейские с пиратами договариваются за его спиной?»

– Иван, ничего он не слушает, на этот счет можешь быть совершенно спокойным. На абордажниках станции глушения стоят, гражданские частоты вырубает напрочь, так что весь транспортник сейчас под колпаком. Можешь говорить без опаски. Братаны, давайте короче договариваться, времени в обрез.

– Каха, чего примолк? Или ты как Семенов задумался о барыше?

– Обидеть хочешь, командир, да? – засопел джигит.

– Чего обижаться, скажешь потом, что большого куша лишил из-за дешевых понтов!

– Камандир, не болтай глупостей, камандуй давай!

– Семенов?

– А чо Семенов? Как что, так Семенов. Я как все, скажешь в омут, прыгну в омут! Хотя…

– Все понял, Каховский? Готовь гроб, вражина, разделаем тебя под орех! С пиратами никаких уговоров…

– Иван, не лезь в бутылку! С чего ты решил, что мы пираты? – захохотал Каховский. – Тебе это с какого перепугу в голову запало? Может у меня на борту написано: «Осторожно! Пираты!»? Работа у меня такая, контракт, я пришел за грузом, а ты встреваешь, как клин в задницу. Тебе бандитов ловить надо? Иди и лови, а тут отвали, не твоя компетенция.

– Ничего не знаю, был вызов, мы получили задание и пришли на помощь!

– Ваня, к кому на помощь? Если я правильно понимаю, то сперва прибыли вы, или это не так? Тогда где пострадавший? Ау-у-у, пострадавшие есть? Молчат!

– Каховский, не держи меня за дурочку, ты же его глушишь, что он может сказать?

– Глушилка всего лишь мера предосторожности, охрана коммерческой тайны, никому не следует знать, о чем мы с капитаном разговоры ведем. Ты головой поработай, Ваня, она ведь не только для пития придумана, в ней еще мысли бывают!

– Мысли, говоришь? Что-то мне те мысли подсказывают послать тебя к богам заморским вместе с твоим кортежем. Каховский, предлагаю тебе с подельниками покинуть корабли для ареста. Гарантирую смягчение приговора при добровольной сдаче патрулю. Иначе пеняй на себя, вражина!

– Вот никогда ты, Иван, богатым не станешь. А знаешь почему? – раздраженно спросил Каховский.

– И почему?

– Потому что дурак упертый, вот почему! Повезло же мне на тебя нарваться, с другим бы десять раз договорился, а с тобой, о чем разговор? Ну, скажи, Ваня, о чем с тобой, окромя выпивки и баб, можно поговорить с пользой для других?

– Да ты… да я тебя… – запыхтел Иван, разобиженный словами Каховского до самых глубин души. – Мало тебе хорошей драки в кабаке показалось, так сейчас на полную катушку получишь, вражина!

– Ладно, Ваня, извини, если в чем обидел, – охладев к спору, деловито подвел итог Каховский. – Хороший ты был друган, но сейчас не тот случай. Прощевай, в общем, передавай привет нашим, кто уже давно на том свете. Ставлю пять кусков против корзины царской медовухи, что вам больше минуты не продержаться!

– Орлы, делай, как я! – заорал Иван звенящим от ярости голосом, еще более подогретый упоминанием злосчастного обещания.

– А что делать то? – ответно заорали Семенов и Каха.

Иван не ответил, но его истребитель с места в карьер рванулся навстречу врагу, тотчас же провалился в гиперпространство и моментально вынырнул перед носом у передового штурмовика. Выхлоп гиперперехода словно стальной каток прошелся по броне штурмовика, в стороны градом полетел дробленный спектролит и фигурка пилота в скафандре.

– Во, дает! – восхитился Семенов и прыгнул следом.

– Держитесь, собаки! – заорал Каха и повторил маневр командира.

Разметав в клочья грозные штурмовики, пилоты отдышались и неспешно направились к засуетившимся от неожиданной потери прикрытия абордажникам.

– Слушай, командир, ты где такой маневр подцепил? А чего раньше молчал, мы бы давно уже по всем показателям впереди были! – искренне восхищался Семенов. – Прикинь, нам бы тогда вообще без ракет можно на задание вылетать. Да что там ракеты, можно и пушки продать!

– Откуда, откуда? От верблюда… – голос командира не выглядел столь же жизнерадостным. – Не было никакого маневра, я хотел поближе подойти, да кнопки перепутал…

В пустоте космоса повисла морозная потрескивающая пауза.

– Кхм, кхе-кхе, это шутка? – Семенов аж подавился от неожиданности.

– Какая шутка, я думал мне кранты наступили, когда увидел кокпит штурмовика перед носом. До сих пор спина мокрая!

– Камандир, так это не домашняя заготовка? – уточнил Каха. – Может, тебе кто по пьяни из техников про такой фокус проболтался?

– Нет, – рявкнул Иван. – Вы чего, как бараны за мной ринулись?

– Дык ты сам же скомандовал «Делай, как я!»

– Ладно, замнем. Предлагаю таким же макаром добить абордажников.

– Командир, есть опасение, что с ними этот фокус не пройдет.

– С какого перепугу?

– Они тяжелее наших крошек раз в двадцать, мы от них как горох отскочим, если успеем.

– Тогда из пушек?

– Из пушек, – грустно вздохнули напарники, грустя по отсутствующим ракетам.

– Иван, слышь, братан, охолонись! – прозвучал в шлемофоне голос, казалось-бы уже взорванного вместе со штурмовиком Каховского.

– Ты куда, вражина, спрятался? – истребители закрутили носами, выискивая новые подвижные цели.

– Не скажу, больно уж у тебя наскок лихой. Но советую не спешить таранить абордажники, крылышки опалишь по самое не хочу. И еще… повезло тебе, Иван, как дураку. Только это случайность. В плохую ты историю, старик, вляпался. Нажил большого врага, я не себя в виду имею. Кто я такой? Так, мелкая сошка. На базу вернешься, ходи осторожнее, а то случайно лом на голову упадет или дверью прижмет насмерть. Тяжелая у тебя будет жизнь, но недолгая.

– Все сказал? Не пугай, вражина, не на тех напал.

– Ваня, я тебе сказал слово, а ты подумай и сделай выводы. Всем пока, мы отчаливаем!

– Мужики, полный газ, добивай пиратов! – заорал Иван, не желая потерять противника.

Но абордажные суда, проявив несвойственную ретивость, полыхнули радугами гиперперехода и скрылись в неизвестном направлении.

– Вот же гад, вот же вражина, ну погоди, встретимся на узкой дорожке, я тебе ребра то посчитаю! – ругался Иван.

– Командир, а как теперь домой-то? Гиперы до донышка вычерпали. Неужто до ближайшего портала пилить на реальной тяге?

– Есть предложения? – хмуро поинтересовался Иван, прикидывая, когда они реально вернутся и что им на это скажут.

– 11 —

– Патруль, патруль, алло, патруль! Вызывает борт К710! Отзовитесь, мать вашу так растак, патруль! – ударил по ушам картаво раскатистый крик капитана транспортника.

– Ага, глушилки улетели, эфир свободен! – констатировал факт Семенов. – Что дальше, командир?

– Что дальше? Регламента не знаешь? Пойду с капитаном пообщаюсь, заодно и с компенсациями за вызов-невызов разберемся. Проверим, что по трюмам прячет, недаром пираты его так хотели за вымя пощупать, что-то лакомое заныкал, такое в декларации не заявишь.

– Ну, ты там это… на полную катушку, – вкрадчиво посоветовал Семенов, – все ж таки, как вспомню про двадцать кусков на рыло, так душа стонет.

– Семенов, щас просто в рыло получишь, если я еще хоть раз…

– Все! Понял! Заткнулся! – Семенов явно обиделся.

– Вот так лучше. Я пошел, а вы тут по сторонам смотрите! – Иван решил оставить выяснение отношений с напарниками до возвращения на базу, итак уже дров наломали, не время сейчас препираться по мелочам.

Иван переключился на линию связи с транспортником.

– Борт К710, готовьте шлюз, принимайте инспекцию на борт.

– Таки я не понял, майор…

– Лейтенант!

– Таки будете майором при такой храбрости. По какой такой надобности вы покрошили этих ребят в капусту?

– Вы что пиратов пожалели? Они собирались вас ограбить! Вы же собственными ушами слышали, что у них было дело до вашего товара.

– Боже мой, а кому нет дела до товаров Швондера? Если бы всем было наплевать на мои товары, я бы разорился и чистил сортиры на чужих грузовиках.

– Вы не поняли, они собирались…

– Нет, господин лейтенант, это вы не поняли! У людей было дело, вы их превратили в звездную пыль и кому это выгодно? Швондеру выгодно? Швондер остался без покупателя, и еще вам должен заплатить за ретивость. Покупателю выгодно? Где тот покупатель, пусть небеса к нему будут благосклонны? Нет покупателя, нет торговли, нет прибыли! А нет прибыли, нет масла на мацу! И вы еще будете объяснять старому еврею, как ему это все ужасно выгодно? Кстати, вы не знаете, кто это был?

– Да замолчите вы, наконец, или нет? – в сердцах рявкнул Иван.

– Молчу, мне остается только молчать и плакать по своим деньгам. Молчу-молчу.

– Во-первых, мне доподлинно известно, что это были пираты, и они собирались именно ограбить вас, а не купить что-либо. Откуда я это знаю вас волновать не должно, будем считать это истиной.

– Вы видите, я молчу!

– Во-вторых, какой торговый интерес может быть у пиратов к вашему товару, господин Швондер? – прокурорским тоном поинтересовался Иван у торговца.

– Я молчу, вы же сами просили! – явно издеваясь, ушел от ответа Швондер.

– А в-третьих, будьте любезны подготовить приемный портал, я лично проверю ваш груз, – окончательно разозлился Иван. – Если пиратам ваш груз интересен, то и полиции до него есть интерес.

– На каком основании? Таможенный досмотр у меня нормальный, справки есть, накладные в наличии, – забеспокоился Швондер.

– Будем считать это моей личной прихотью! Вы против? – с вызовом спросил Иван.

– Что вы, что вы, уже и спросить нельзя. Молодые люди пошли такие нервные, – тотчас пошел на попятный купец.

– Мои нервы пусть будут моей заботой, господин капитан. Я не вижу швартовочных огней, – сухо уточнил Иван, злорадно представляя, как он устроит полный досмотр кораблю, вывернет его на изнанку, но выяснит, от чего это пиратам был так интересен именно этот рейс.

– Господин лейтенант, имею деловое предложение, – в голосе капитана слышалось явное нежелание пускать чужих людей на борт.

– Слушаю, но нервничаю, а когда я нервничаю, со мной трудно разговаривать.

– Давайте сделаем так, я ничего не говорил, вы ничего не слышали, я плачу хоть вам лично в руки за свое спасение, и мы расстаемся друзьями. Я все понимаю, служба тяжелая, платят мало, а кровь молодая, хочется праздника. Вы знаете, господин лейтенант, как Швондер в юности любил праздник? – капитан причмокнул губами.

– Сейчас узнаю! Пришвартуюсь и узнаю! Швартовы включаем или я начинаю сильно злиться! – предложение капитана лишь укрепило решимость Ивана ступить на борт корабля.

– Зачем злиться? – капитан явно был озадачен. – Капитану нельзя отблагодарить хорошего человека? А кстати, у полицейского патруля разве есть полномочия инспектировать корабль? – сделал последнюю попытку капитан отвертеться от досмотра.

– У меня есть полномочия расстреливать контрабандистов без суда и следствия вместе с грузом. Упираться не в ваших интересах, давайте по-хорошему, – почти ласково предложил Иван.

– По-хорошему оно конечно лучше, – капитан тяжко вздохнул, шумно высморкался, что-то невнятно проворчал мимо микрофона. – Добро пожаловать, господин лейтенант! – неестественно бодро, изображая радость, пригласил Швондер.

Радость капитана явно была наигранной, причем плохо. С одной стороны, он рад, что бравые пилоты прогнали плохих пиратов. Да не шибко рад, что кто-то посторонний хочет попасть на борт его судна. И без разницы пират ты или полицейский. Странное дело, если у тебя все в порядке, груз заявлен в декларации, пассажиры и члены экипажа не находятся в розыске, то, о чем тревожиться капитану, чего опасаться?

А раз тревожится капитан, значит рыльце в пушку, есть возможность с того рыльца немного и в свой карман пушка стрясти. Мы же не пираты, мы не грабим, а только порядок должен быть и уважение, соответственно. Так уговаривал себя Иван, стыкуясь к шлюзу и настраиваясь на беседу с капитаном судна.

Дело привычное, протокольное, сейчас купец начнет на жизнь жаловаться, мамой клясться, что все у него в порядке. Будет документы в нос совать и просить о мирном решении конфликта. Вот тут и настает момент истины – во сколько он оценит уступчивость полицейских? Мало назовет, досмотр полный. Много назовет, тем более и с особым пристрастием. Бывалый купец должен тютелька в тютельку знать негласный кодекс улаживания спорных вопросов. Вот такой случай тянул по десять штук на рыло. Это меньше, чем предлагал Каховский, но никто не в обиде, все всё понимают правильно – купец не в убытке, и ребятам не так обидно порожняком гонять неведомо куда.

– 12 —

Честность – самое дорогое, что у вас есть,

сукины дети, а потому и взятки велики.

Магнитные захваты мягко притянули полицейский истребитель к корпусу транспортника, переходный шлюз окутал кокпит, зашипел воздух и вспыхнул свет. Иван щелкнул клавишей, откидывая крышку, выпутался из паутины ремней и лихо выпрыгнул из корабля на внутреннюю палубу просторного шлюза. Неподалеку от шлюза стоял, улыбаясь в тридцать два зуба, сам капитан.

Иван ожидал увидеть солидного мужчину с седыми висками, эдакого космического волчару, в промасленном комбинезоне. Капитан же оказался на поверку низеньким толстеньким евреем со смуглой кожей и лобастой лысой головой, одетый в просторные штаны и безрукавку, накинутую на застиранную майку. Просто не хватало воображения представить его в роли капитана огромного транспортного судна. Иван подивился про себя, насколько голос может не совпадать с его обладателем, но виду не подал, потому как лицо официальное.

– Швондер Михаил Семенович, капитан этого, так сказать, корабля к вашим услугам. Рад, очень рад нашей встрече, господин полицейский. Извините, не знаю, как звать величать. Пойдемте, отобедаем, господин полицейский, отметим, так сказать, вашу славную победу над врагом. Искренне восхищаюсь вашим личным мужеством, господин полицейский! – Швондер сыпал словами как шрапнелью, не давая Ивану вставить словечка, тянул его за рукав комбинезона, всеми силами склоняя к принятию его любезного предложения.

– Волгин! – рявкнул Иван, отодвигаясь на шаг от назойливого капитана.

– Звиняюсь? – капитан озабоченно заморгал глазами и замолк на мгновение.

– Лейтенант Иван Волгин, командир патруля, – суровым голосом Иван постарался сбить безудержный напор капитана. – Сперва в закрома, господин Швондер, а потом уж как бог даст. И документики, будьте любезны.

– Сеня, будь любезен, подай господину лейтенанту документики, – капитан щелкнул пальцами кому-то за спиной Ивана.

– А-а-а, в-в-вот д-д-документ …ик …ики, – обернувшись, Иван с удивлением узрел долговязого паренька в очках, в руках его подрагивал поднос, на котором лежала аккуратная кожаная папка, но поверх нее стояла запотевшая рюмка с водкой и небольшая тарелочка с маленькими солеными огурчиками.

– Э-э-э, как же я…? – замялся Иван, сглотнув при виде водки. – При исполнении не пью.

– За знакомство, господин лейтенант. А что тут пить? Чистая формальность, обычай я бы так выразился, хлеб-соль. А там и отобедать не грех.

– Кхм, ну, раз обычай такой, тогда, пожалуй, не будем нарушать традиций. За знакомство, – Иван махнул стопку, водка пролетела в глотку холодной струйкой и растеклась по голодному желудку приятной теплотой. – За знакомство с документами, – уточнил он, занюхав водку перчаткой.

– Бог с вами, господин лейтенант, как можно? Там же картошечка стынет, курочка паром исходит, грибочки соленые в тарелочке мокнут. Пока мы с вами будем бродить по складским лабиринтам, водка нагреется и выдохнется. Полчаса, всего полчаса и в закрома. Гостя нужно сперва накормить, а уж потом делами грузить.

Швондер так красочно с таким чувством описывал кулинарные изыски обеденного застолья, что в душе пилота зашевелился червячок сомнения. Иван представил себе все это кулинарное великолепие, сравнил мысленно со стандартным обедом во флотской столовке и непроизвольно сглотнул обильную слюну. Ну, что он теряет, действительно, к чему такая дикая спешка, неужто закрома полчаса не подождут?

– Кхм, неудобно как-то получается, вроде как по делу, официально, а вы мне водку, грибочки, картошечку… – замялся Иван.

– Не хотите водку, есть холодненькое пиво, свежее «Царский сокол», – моментально перестроился капитан.

– Сколько экипажа на борту? – проформы ради поинтересовался Волгин.

– Двое, всего двое – я и мой племянник Сеня. Оболтус, не то слово, но родная кровь. Кто же позаботится о ребенке, если не родной дядя?

Иван прикинул, что за полчаса племянник товар не перепрячет, так что действительно можно и закусить перед скучной работой. Но закуска основной плате не помеха. Капитан виноват и должен заплатить – по этому вопросу двух мнений быть не может. Вот только он тут будет чаи распивать, а друганы в истребителях скучать?

– Ну-у-у, отчего же не хочу, не будем так вот сразу. Опять же ребята там на улице мерзнут, а я тут в тепле закусываю, – обозначил Иван слабые бреши в своей неприступной позиции.

– Господин лейтенант, нет проблем, вот коммуникатор, приглашайте друзей, за нашим столом всем места хватит, – от прежней неприязни капитана не осталось и следа, он излучал такое искреннее радушие, что Иван махнул рукой на условности и приказал напарникам стыковаться рядом.

Семенов лихо выскочил из шлюза и нос его, словно компас, вытянулся в направлении кают компании, откуда тянуло ароматами вкусного и обильного застолья.

– Молоток, Иван, это я понимаю, раскрутил купчишку, – в полголоса восхищался Семенов, продолжая принюхиваться к аппетитным запахам. – Командир, а как так вышло, что мы раньше пиратов тут оказались, – поинтересовался он мельком, находясь всеми мыслями и душой уже там, возле обеденного стола.

– Откуда мне знать, – честно признался Иван, – видать нас как раз супротив вектора вынесло. Тебе не все равно? Главное – враг бежит и победа за нами!

– Это, конечно, главное, – присоединился к их маленькому спору Каха, – только сигнал до сих пор никто не посылал. Ощущаешь проблемку?

– Не посылал, так пошлет, – отмахнулся Иван с досадой.

Не до разговоров, когда в пузе урчит, а выпитая стопка аппетит до космических масштабов вздувает.

– Вот и пусть пошлет, пока все тверезые, – настаивал на своем Каха. – Прилетим, а сигнала не было, куда тогда летали, а? Пусть сперва пошлет сигнал, а потом и выпить не грех после такого боя.

– Дурак ты, Каха, зачем ему сейчас сигнал посылать, если мы уже здесь, а пиратов и след простыл? – язвительно осведомился Семенов.

– Наше какое дело? Сигнал был, сигнала нет, под трибунал захотели, умники? Пусть кнопку нажмет, а там никто разбираться не станет – рано пришел, поздно пришел, главное, что мы были и всех победили! Я правильно говорю, командир? – не сдавался Каха.

– Черт с тобой, – согласился Иван, услышав про трибунал, – эй, купец, скажи своему племяннику, чтобы тревожный сигнал послал для порядка.

– Э-э-э, зачем? – удивился капитан. – Пираты же удрали, в чем смысл? – он склонил голову и прищурился, словно ожидая услышать шутку.

– А ты смысла не ищи, капитан, – набычился Иван, – делай, что сказано и быстро, а то, кхм… водка греется!

– Таки получается, господин полковник…

– Лейтенант, – строго поправил недовольный задержкой Иван.

– Таки будете полковником, господин лейтенант, – льстиво улыбнулся капитан. – Таки я понимаю, что никакого сигнала от нас не было? Прошу не беспокоиться, нам не сложно, патруль приказал, мы пошлем сигнал. Но хочется понять историю момента – таки был сигнал или нет?

– Капитан, ты на что намекаешь? Пираты были? Были! Значит, сигнал ты должен был послать? Должен! А ты, по всему выходит, не посылал. Или то деловые партнеры твои? А с деловыми партнерами пиратов поступать велено точно также, как и с самими пиратами, то есть раз и в дамки.

– Вот сам таким горячим был по молодости, господин лейтенант. Что ни скажи, сразу спорить кидаюсь. Нам не сложно, разве ж это дело, сущая ерунда. Сеня, мальчик мой, в рубке ты увидишь большую красную кнопку под прозрачным щитком. Рядом висит ключик, открой щиток и один раз нажми на кнопочку. Ты все понял? Бегом, Сеня, бегом, господа военные уже сердятся.

– Не было сигнала, так будет, – пробурчал Иван. – А ты думаешь, мы сами с бухты-барахты ринулись твое корыто спасать? Делать нам больше нечего. И не зли меня капитан, когда я злой и голодный, это жуть! – видя смущение капитана, Иван хитро подмигнул товарищам.

Купец недоуменно переглянулся с племянником, но спорить с господами полицейскими не стал. В конце концов, ему приказали, он сделал. Через несколько минут они уже восседали за столом, богато уставленным закусками и напитками. В кастрюле дымился ароматный густой борщ, на блюдах исходили паром молочный поросенок и запеченная целиком стерлядь, в хрустальных вазах черная и красная икра. О прочей снеди и говорить некогда было, сами собой поднимались тосты «За господ офицеров… За храбрых пилотов… За царя и отечество… За милых дам… Чтоб всем было пусто, а нам густо… Будем… А-а-а, еще по одной…».

Спустя полчаса Иван забыл про цель визита и больную голову. Швондер оказался приятным собеседником и вообще отличным мужиком, его племянник Сеня очкастым и долговязым юношей с восторженными глазами. Он помаленьку отхлебывал пива из высокого бокала и жадно слушал геройские истории, что ему с охотой излагали по очереди то Семенов, то Каха. Волгин же беседовал исключительно с капитаном, найдя в нем совершенно неожиданно для себя родственную душу.

– Разве ж это жизнь, Миша? – шмыгнул носом Иван и смахнул несуществующую слезу. – Кровь за царя проливаем? Проливаем. Жизнью кажен час жертвуем? Жертвуем. А что с того? Вот! – Иван согнул пальцы и покачал перед носом Швондера огромной дулей.

Неожиданно сам увидел ее и сильно удивился, рассмотрел со всех сторон и, наконец, ухватив нить рассуждения, продолжил.

– Где благодарность, Миша? Хоть бы медальку малую на грудь героям, а лучше бы корзину медовухи царской… так, это отставить… лучше деньгами.

Как часто бывает в пьяном разговоре, вроде бы двое о чем-то оживленно беседуют, но послушай их кто посторонний, и поймет, каждый говорит о своем наболевшем, не слушая совершенно, но разговор от этого не затухает.

– Вот скажи мне, Иван, отчего ваш царь так нас не любит? – пьяно поинтересовался купец, дождавшись паузы в горячей речи Ивана.

– В смысле евреев? – на всякий случай уточнил Иван, так как предпочтениями царя до этой поры не интересовался.

– В смысле купцов, – укоризненно помахал Швондер пальцем. – Налоги заплати, пошлину заплати, таможне отстегни и каждый год все круче. Кому это выгодно, Ваня?

– Кому? – эхом повторил вопрос Волгин, не поспевавший за мыслью купца.

– Варгам! – выдохнул старый еврей и испуганно огляделся по сторонам. – Надеюсь, они нас не слышат! – он прижал палец к губам и подмигнул Волгину со значением.

– Варгам? А им то с какой стати? – изумился Иван.

– Не станет выгоды торговать с Россией, повезем товар куда? – Швондер вопрошающе ткнул пальцем Ивана в грудь.

– К варгам?! – Иван обрадовался, что с ходу разгадал загадку, но тут же сурово нахмурился. – Михаил… помогать нашим врагам… ты меня понимаешь?

– Что за вопросы, Ваня? Я тебя понимаю с полуслова. Но нельзя же беспредельничать. О чем думает ваш царь, куда смотрят бояре? Вот скажи мне, Иван, как на духу, если бы ты был царем, что бы ты сделал для нашего брата купца?

– Царе-е-м? Эка ты хватил, Миша, куда ж мне в цари? Тут башку нужно иметь не моего калибра и мозги в том калибре не моего посола, – отмахнулся Иван от слов купца, как от неуместной шутки.

– Ваня, я вашего царя видел, ему до тебя далеко. Я за свои слова отвечаю, ты же меня знаешь? – Швондер на мгновение замолк, явно вспоминая, откуда Иван может его знать и знает ли вообще.

Судя по решительному вздоху, решение было принято в пользу «Знает!».

– Так вот, Иван, что я скажу. Слушай сюда, отсюда будет проистекать умная мысль! Был бы ты царем, Ваня, купцам жилось бы лучше. А знаешь почему? Потому что душа у тебя широкая! – сам ответил на свой вопрос Швондер, не дав Ивану и рта открыть.

Иван приосанился, словно его уже короновали на престол, прищурился и призадумался. Мысли в голове текли по-прежнему пилотские, и ничего в тех мыслях возвышенного царского не замечалось. Волгин снова пригорюнился. Никак он не мог сообразить, чем бы таким царь Иван мог купцам потрафить.

– Ты бы не стал нам купцам препятствий в торговле чинить, пошлину бы отменил, да и таможне дал укорот, навел бы порядок железной рукой, – высказал затаенное Швондер.

– Ага, я такой, я бы навел, – вдохновился Иван, представив себя в роли царя реформатора, но спохватился. – А откуда в казне деньги появятся, коли налоги уменьшить?

– В корень зришь, Иван, вот не даром я в тебе государственный ум разглядел. С оборота, Ваня, с оборота деньги будут. Налог уменьшишь, повезем больше товара. Товар тот оптовики купят, налог заплатят, это раз. Оптовик раскидает по мелкооптовикам, налог заплатит, это два. Мелкий опт в розницу и снова налог в казну упал. Три раза с одного товара налог возьмешь. А сейчас я сам себе и оптовик, и розница, потому много товара возить не резон – не справлюсь.

– Миша, да тебе министром быть нужно, – восхитился Иван. – Ни за что бы такой расклад мне в голову не пришел. Да и царю не придет, если советчика при нем умного не будет. Стану царем, Михаил, обязательно тебя в главные министры приглашу!

– Жаль, Ваня, что ты не царь, – грустно резюмировал Швондер и наполнил стаканы вином. – Давай выпьем, друг, за доброго царя, хоть это и сказка!

С этими словами он крепко приложил свой стакан об Иванов и залпом выпил крепкое вино, не поморщившись и не закусив. Они еще немного обсудили жизнь в Российской империи, торговлю и плавно перескочили на баб, найдя много общего во взглядах на сей предмет.

– Все бабы дуры! – утверждал Швондер.

– Но есть же и хорошенькие! – не совсем соглашался Иван, вспоминая рыжую Люську и ее недоступные прелести.

– Есть! – легко согласился Швондер. – Но это хорошенькие дуры, что сути предмета не меняет.

– Миша, ну если она хорошенькая, то какая тебе разница умная она или дура? Тебе что с ней в шашки играть?

– А вдруг придется? А она дура, – сокрушался Швондер.

Они помолчали, выпили еще и запели песню. Иван тянул «Черный ворон», Швондер пел что-то на еврейском, но получалось это у них столь душевно, что Сеня прям прослезился от умиления. Жизнь с каждым мгновением становилась все более приятной, пока не грянул гром, точнее не прозвенел коммуникатор на плече Ивана.

– Иван, – Семенов толкнул Волгина в бок, привлекая его внимание к жужжащему коммуникатору, – тебя на связь вроде требуют.

– Кто? – удивился Иван, подозрительно глядя на Семенова.

– Откуда мне знать, ты коммуникатор-то сними и ответь, только в трубку не дыши! – пошутил Семенов и весело заржал собственной шутке.

Иван встряхнул головой, глубоко вдохнул и резко выдохнул, прочищая мысли. Помаленьку в сознание возвращалась причина его появления за этим столом и вообще в этой точке пространства. Он снял коммуникатор с плеча, обвел всех присутствующих тяжелым взглядом и, не нажимая кнопки приема, сурово предостерег.

– Ша! Всем заткнуть пасть и сидеть тихо, не хватало, чтобы на базе весь этот кавардак услышали. Семено-о-о-о-в! Тебе особое приглашение требуется? Хорош ржать как жеребец.

Семенов зажал руками рот, не в силах прекратить смех. Глядя на него, заржал и Каха, через мгновение к нему подключился племянник капитана. Иван хмуро посмотрел на творящееся безобразие, отвернулся и, нетвердо ступая, вышел из столовой.

– Алло, В-в-олгин слушает! – стараясь говорить тверже, ответил он на вызов.

– Волгин, Волгин, вы куда пропали? Почему на вызовы не отвечаете? Почему покинули пост без приказа? Волгин, Волгин, отвечай базе, едрить тебя в коромысло!

– Алле, б-б-аза, Волгин на связи!

– Волгин, ты пьяный что ли, едрить тебя в коромысло?

– А с кем я разговариваю? – Иван тянул время, пытаясь разворошить под спудом хмеля служебные воспоминания.

– Волгин, под трибунал пойдешь, едрить тебя в коромысло! Полковник Врубель с тобой разговаривает, если тебе еще что-то говорит это имя.

– Господин полковник, р-р-разрешите доложить, на вверенной мне тир… трире… тер ри тор-и-и, – выговорил он с трудом по слогам трудное слово, – все в порядке. Доложил лейтенант Волгин, командир патруля.

– Пока командир и пока лейтенант! – раздраженно отозвалась трубка коммуникатора.

– В смысле до свидания? – удивился Иван столь быстрому расставанию.

Сквозь хмельной туман пробивалось понимание некоего нарушения, в коем именно он Иван Волгин и виновен. Раз виноват, то положена выволочка и начальственный разнос. Тогда почему пока?

– В смысле разжалую ко всем чертям и выгоню из флота! Вам все понятно, пока лейтенант?

– И-и-ик, так точно, господин пока полковник! – совершенно неожиданно скаламбурил Волгин.

– Та-а-а-к! Ну-у-у, хорошо, голубчик, только назад вернись, получишь у меня по самое здрасьте, в порошок сотру, до конца дней сортиры будешь на базе чистить, едрить тебя в коромысло. Молокосос, да я тебя…

С загадочной улыбкой на губах Иван нажал клавишу отбоя. Ему в голову пришла замечательная мысль выпить еще и слетать на какой-нибудь космический бордель, чтобы продолжить веселье с девками. Хорошо у купца, да скучно, хмель без баб – водка на ветер. Не упуская улыбки с лица, Иван вернулся в трапезную. Молча прошел до своего места за столом, сам себе налил полную рюмку, с достоинством выпил и крякнул от полноты чувств.

– Михаил! – Иван ударил себя кулаком в грудь, всем видом выражая невероятную признательность и расположение к хозяину дома.

– Иван! – капитану едва хватило сил качнуться на стуле, но в глазах его светилась понимание и одобрение.

– Мужики… нам пора! В гостях хорошо? Хорошо! А дома? Хуже. Но служба… Мы, Михаил, на службе у этого… царя, наша судьба… – Иван взмахнул рукой и едва не свалился, – судьба наша оберегать таких как ты беспомощных наглых тварей, отставить, от наглых тварей, чтобы… – тут Иван окончательно заблудился в длинной фразе и озадаченно замолчал, пытаясь ухватить за хвост ускользнувшую мысль.

– Ваня, друг! – капитан аж прослезился от избытка чувств. – Ты не подумай чего, не держи на меня зла и тому прочее. Сам подумай, выскакиваете вы, как черти из коробочки, потом эти пираты, чтоб им пусто было и начинаете кавардак у моего борта. Кто бы тут не испугался?

– Миша, без обид, но я не испугался, мои ребята не обделались, нам с пиратами драться, если хочешь знать, в радость. Вот, где сейчас те пираты? Фьюить, бабах и вдрызг! Давай еще по одной, друг, и в бой!

Швондер смахнул скупую мужскую слезу с кончика носа, задумался о чем то, лицо его осветила неожиданная решимость.

– В бой потом, а сейчас пойдем в закрома, друг! – хлопнул он Волгина по плечу.

– Нет, Миша, я тебе доверяю, никаких закромов, – уперся Иван.

Какие закрома, как можно не доверять человеку, с которым хлеб переломил и рюмку водки выпил? Тем более, как можно не доверять человеку, с которым тех рюмок выпил не считанное количество? Невозможное дело! Оскорбительно для настоящего пилота другу не доверять! Вот и ребята подтвердят, – Иван оборотился к друзьям.

Только некому было подтвердить слова Ивана. Сеня исчез куда-то, а напарники Ивана сладко посапывали, уронив буйные головы прямо на белую скатерть. Они были далеки в своих сладких снах от трапезной и торжественного завершения церемонии обеда. Их мысли, безо всякого гипердрайва перескочив за тысячи парсеков, витали в родном доме, с милыми девками. Рассказывали они, судя по довольным улыбкам, о геройском сражении, в котором пришлось им победить три… нет тридцать три штурмовика… да не штурмовика, а крейсера. Иван в досаде покачал головой.

– А, если враг сейчас нагрянет, ну, как так можно пить до беспамятства? – с укоризной обратился Иван к спящим друзьям. – Кому служите, господа пилоты, врагу служите? Ты пей-пей, да ума не пропивай! Службу нужно служить… – Иван неожиданно замолк, припоминая, откуда в его голове могли взяться столь каверзные мысли.

Капитан подождал самую малость и привлек внимание Волгина громким «пст-пст-пст».

– Ваня, не в службу, – Швондер помахал в воздухе крючковатым пальцем, – подчеркиваю «не в службу». Ты мне друг?

– Друг!

– Тогда пойдем, друг, я тебе покажу то, что ты никогда не видел! – торжественно произнес Швондер. – Но один уговор – ты ничего не видел!

– Миша… могила… – Иван гулко ударил себя кулаком в грудь, подтверждая данную клятву.

Швондер взял Ивана под ручку и они, шатаясь на ходу от одной стенки коридора к другой, решительно пошагали в трюмный отсек. Широкие створки грузового отсека с шипеньем разошлись в стороны, Швондер широким жестом предложил Ивану входить первым.

– Миша, какого лешего ты сюда этот ящик поставил? Убиться же можно, – чертыхнулся Иван, чудом не врезавшийся лбом в контейнер, стоящий прямо перед входом.

– А то я поставил? – пьяно изумился Швондер. – Меня в сторонку отодвинули и сами все изладили, сказали руки ноги оторвут, если с места сдвину.

– Да ну, разве ж такое бывает, разве ж ты на своем корабле не бог и царь в одном лице? – не поверил Иван.

– Ваня, ты не поверишь, какие привередливые заказчики бывают. Одному сделай так, другому эдак. Скажут поставить перед входом в трюм, поставлю. Скажут подвесь под потолок, подвешу. Один чудик из мусульман требовал, чтобы гроб с телом его покойного папаши летел ногами на восток.

– А где ж ты ему в космосе восток найдешь?

– Ха-ха, ты не знаешь Швондера. Я написал на стене «Восток» и поставил гроб ногами к надписи. Клиент плакал от умиления.

– А это тоже гроб?

– Типун тебе на язык, мне одного хватило. В дороге отрубился гравигенератор и пришлось тот гроб ловить по всему трюму. Так что это точно не гроб!

– А что же там?

– Иван, ты же понимаешь, честный купец никогда не сунет нос в закрытый ящик. Ты бы стал доверять перевозки нечестному купцу? То-то и оно.

– Стало быть ты везешь и не знаешь даже, что это такое? – удивился Иван. – А вдруг там бомба?

– Да какая там бомба, обычное радио, только странное.

– А говоришь, не знаешь, – победно ухмыльнулся Иван.

– Конечно, не знаю. Ты сам посуди, написано «Грюндик», то есть немцы делали, принимаю товар с Аризоны, то есть на американской фабрике изготовили, а подписано «Маде ин Чина», стало быть, китайский товар! Ты что-нибудь понимаешь?

– Ничего не понимаю, – честно признался Иван, – мутят чего-то америкосы!

– Не без того, но деньги платят, а это значит… – Швондер многозначительно задрал указательный палец.

– И что это значит?

– Это значит, что мне без разницы, что они там возят по всему космосу туда-сюда второй месяц кряду, лишь бы оно не рвануло в пути. Правда, это мелочь, много на том не заработаешь, настоящий товар вот! – купец указал на что то, находящееся выше злополучного ящика.

Взорам Ивана открылись бесчисленные стеллажи с плотно уложенными на них мешками. Мешки округлые, с виду набиты чем-то мягким.

– Барахло китайское возишь? – понятливо покивал Волгин, прикидывая, сколько может заработать Швондер на такой поставке за один рейс.

Выходило прилично, но не так уж много, чтобы строить великую тайну. Тоже мне секрет, да каждый второй везет в своих трюмах китайскую контрабанду, и таможня смотрит на это сквозь пальцы, потому как где нужно все надежно подмазано.

– Не-е-е-т, Ваня, ты глубже смотри! – многозначительно подмигнул Швондер.

Он обошел дурацкий контейнер, решительно выдернул ближайший мешок со стеллажа и легко разорвал тонкую мешковину. Затем, сунув пальцы в прореху, вытащил пучок каких-то сушеных листьев. С многообещающим видом, потер листья между пальцами и сунул прямо под нос Ивану.

– Нюхни, – приказал он. – Чуешь аромат?

Иван старательно вдохнул, чуть не втянув ноздрями весь пучок из рук Швондера. От запаха стало удивительно легко и радостно на душе, ноги обмякли и закружилась голова. Чтобы не показать досадной слабости, Иван прижался спиной к контейнеру.

Некстати вспомнилась последняя пьянка, драка с Каховским и сам Каховский с его навязчивым «Разрешите представиться, Каховский!», с которым он лез ко всем присутствующим после определенного градуса. Представилось в красках, зримо, словно и не уходил из кабака.

Одновременно с этим Иван почувствовал нечто странное, не поддающееся описанию ощущение. Словно кто-то мягко прикоснулся к его сознанию, пощекотал мозги льдистыми пальчиками и утонул в самой их глубине, оставив ощущение чего-то постороннего и ненужного. Иван помотал головой, прогоняя наваждение. С виду табак табаком, а забирает почище дури.

– Хороша зараза! – восхитился он. – Табак? Не пробовал такого, забористый, аж жуть!

Понятно, такой заразы много требуется. Народ курит, как фабричная труба, сколько того табака требуется, чтобы каждому курильщикам хватило? Тут можно всю жизнь возить, да не одним тяжелогрузом, а сотне таких и то мало будет. Ничего не скажешь, молодец Швондер, ай да еврей, ай да верткий мужик.

– Это, Ваня, не табак, бери выше! Очень редкая трава с планеты Аливандер. Но я тебе ничего не говорил, пусть это будет нашей маленькой тайной! – Швондер говорил торжественно, словно посвящая Ивана в рыцари древнего ордена. – Планеты Аливандер нет ни на одной карте, да и найди ты ее случайно, это тебе ничего не даст.

С этими словами Швондер хитро подмигнул Волгину, достал из кармана черный бархатный кисет, высыпал из него табак на пол и плотно набил кисет загадочными листьями.

– Запомни, Ваня, если станет грустно, так погано, что хоть вешайся, самая малость такой травки сделает тебя счастливым. Но помни – немножко, иначе крышу снесет напрочь!

– Дорогая небось штуковина, – засомневался Иван, вспомнив о своем жалком финансовом положении. – Простому человеку такого и не купить.

– Это стоит… – капитан вознес глаза к потолку, что-то забормотал, словно подсчитывая, и хмыкнул, —… побольше, чем такой же кисет бриллиантов чистой воды, за весь груз естественно! – капитан торжественно вознес вверх кулак с зажатым в нем кисетом черного бархата. – Бери в подарок. Бесплатно, то есть даром.

Наркотой Иван не баловался и особого желания привыкать к травке не испытывал, потому как видел во что превращаются классные пилоты, позволившие себе подобную привычку. Бывает после боя нервы требуют покоя, так выпей и усни. А трава штука опасная, потому как затягивает, превращает здорового мужика в растение.

– Миша, я такое не курю…

– Ваня, ее не курят, а жуют. И привыкания к ней нет, – словно прочитав мысли пилота, подмигнул Швондер.

– Жуют? Уверен? – Иван недоверчиво нахмурился, разглядывая и принюхиваясь к содержимому черного кисета.

– Уверен! – сказал, как отрезал капитан. – Швондер всегда говорит правду, только правду, но не всю правду, – и он захихикал, вспомнив какой-то смешной эпизод из своей длинной торгашеской жизни.

Они обнялись, как старые друзья. Швондер всхлипнул, шмыгнул носом, пробурчал что-то вроде: «Будь здрав, боярин!». Иван не остался в долгу и по медвежьи крепко обнял купца. Швондер, охнув, с трудом вырвался из цепких объятий пилота.

– Хороший ты человек, Миша, и на еврея совсем не похож. Первый раз на моей памяти с таким человеком, как ты, Миша, встречаюсь. Человек… человечище… у-у-ух. Вот не поверишь, Миша, а я тебя никогда не забуду!

Капитан прослезился от умиления, смахнул скупую слезу рукавом, шмыгнул носом.

– Возьми на память, Ваня! – расщедрился Швондер, протягивая Ивану плоскую фляжку. – Табак сжуешь, водку выпьешь, а фляжка останется! – он немножко отдохнул и продолжил. – Пустой не держи – примета плохая! Невелика фляжка, но в трудную минуту глоточек и согреет, и развеселит.

– Умеешь ты, Михаил, доброе слово сказать! – от избытка чувств Иван хлопнул себя по груди кулаком, аж дыханье перехватило. – Ежели что случится, обращайся в любое время! Для тебя… лично… полк подниму… слово русского офицера… Михаил!

– Поднимешь?! Вижу, не врешь! На такой случай вот тебе памятный сувенир, – Швондер снял с шеи крестик и повесил его на шею Ивану.

– Миша, как можно? Я ж не крещеный, – смутился Иван.

– Можно подумать меня кто крестил, – расплылся в пьяной улыбке Швондер. – Это, Ваня, не простой крестик. Это шифроключ к гиперфону. Будет надобность со мной связаться, сунешь его в адаптер гиперфона и сразу же со мной на связь выйдешь.

– Миша, друг, спасибо за подарок, – пустил пьяную слезу Иван, – вот только гиперфона у меня нету!

– Ваня, это мелочи быта. Сегодня нету, завтра купишь. Завтра купишь, послезавтра стырят. Послезавтра стырят… так, это уже о другом. Ты, Иван, не стесняйся, бери подарки, я же от души! – с безграничным радушием в голосе приговаривал Швондер, умащивая крестик на широкой груди пилота.

Они, набычась, смотрели друг другу в глаза. Что было в голове Швондера, то нам неведомо, но Иван мысленно уже несся во главе полка, спасать купца другана от несметного полчища врагов. Как-то само собой случилось, что Швондер ушел баиньки, а Иван со товарищи покинули борт купеческого сухогруза.

– 13 —

В основе гениального эксперимента лежала

длительная научная проработка,

и еще… лаборант случайно банку с кислотой

уронил на пульт.

Погрузив безмятежно спящих друзей в один из истребителей, Иван, действуя на совершеннейшем автопилоте, перелил топливо из гипердрайвов двух истребителей в третий. Будучи в стельку пьяным, тем не менее рассудил здраво – ползти до ближайшего портала в обычном пространстве не один день уйдет. По пути или с голоду сдохнешь или в историю вляпаешься.

С пустыми боезапасниками в историю вляпаться нет резона, да и не рассчитаны истребители на долгие полеты. Задача коротка, как выстрел – вылетел, отвоевался и домой. По этой причине на истребителях не то что питания, гальюна нормального нет, все для топлива и боезапаса.

После эскапады с короткими гиперпрыжками в баках топлива на обратный прыжок для всех малюток не хватит, а одному в самый раз. «Где, – спросит начальник крепости, – остатние машины? А?» А Иван ответит, скромно потупив глазки: «В бою погибли, ваше высокоблагородие!»

Не полетит же он с инспекцией неведомо куда, чтобы обломки разыскивать, рассуждал Иван, стравливая топливо по магнитопроводу. А вдруг полетит? Где обломочки, где следы битвы? А нету обломков! Точнее вражьи осколки есть, а рядом с ними парочка полицейских истребителей в целости и сохранности соплами посверкивает. Приходи, бери, кто хочешь.

Вот же засада, что делать то? И посоветоваться не с кем. Верные друганы упились на халяву, какой с них спрос? Их завтра разбуди, спроси «где были?», так ведь внятного ответа не добьешься. Все сам, все сам – переживал Иван, закручивая вентиль и набирая длинный код на внешней инструментальной панели выдоенного истребителя.

Набрал код, щелкнул кнопочкой запуска, и тут до него дошло, что пока он терзался и размышлениям предавался, руки сами собой задачу решили и все необходимое сделали. Обрадовался Иван, да радость в тот же момент и угасла – времени до самоликвидации малютки он задал минут пять от силы. И обратного хода нет, часы тикают.

Рванулся Иван ко второму истребителю, отодрал крышку панели внешнего управления с мясом и отщелкал комбинацию команд. Прыгнул к своему кораблику, втиснулся в кабину между двух мирно храпящих товарищей и хлопнул тяжелой ладошкой по кнопке пуска.

Давай родимая, выноси подальше, пока не рванули кораблики. Топливо то он выдоил, да не досуха, всегда что-то на дне останется. А как рванет, так в радиусе световой секунды никому мало не покажется.

Иван не увидел, как в черноте космоса вспыхнули две звездочки, увеличились в размере до крохотного солнышка и погасли, превратив полицейские истребители в звездную пыль. Рывок гипердрайва выхватил оставшийся в целости истребитель из реального пространства и плюхнул его в серое болото гиперпространства.

Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – размышлял Иван, привалившись к переборке. Вылетели воевать, а получилось и выпить, и закусить. Вроде как на пикничок смотались. А что пару истребителей потеряли, так на то и война, чтобы потери были. Дело сделал и гуляй смело, если живой, конечно.

Иван неодобрительно покосился на зажавших его с боков храпящих товарищей. Чем заняться, как время убить? Солдат спит – служба идет. А вот не спится, хоть кол на голове теши, ни капельки сна в голове нет и трезвость необычайная. Видятся Ивану штурмовики вражьи, коих он лихим наскоком разнес на мелкие кусочки.

Но нет в голове куражу, нет радости от удачной эскапады. Только холодная дрожь до костей пробирает, да часы надоедливо тикают. Какие часы, господин лейтенант, откуда часы на борту истребителя? Часы только в далеком детстве у деда с бабкой в деревне тикали. А-а-а, это зубы мелко стучат от пережитого. Попробуй тут усни, етить их всех в коромысло.

Пока хмель кружил голову, возможные последствия лихого прыжка через гиперпространство как-то не воспринимались сознанием. К тому же в азарте боя еще не то приходится порой делать. А на трезвую голову всякая ерунда в мыслях: «А если бы чуток дальше вынырнул? А если бы не штурмовик, а я рванул? А вдруг…» Накатило, аж в глазах помутилось.

Страшно стало так, как никогда в жизни, хоть и не первый раз Ивану было жизнью рисковать. Волна безудержного страха вливалась в сознание Ивана безудержным потоком, лишая его воли и силы. Словно из черной дыры выливалось противное постыдное чувство, заставляя зубы стучать мелкой дрожью.

– Чертовщина какая то, – удивился Иван, не ожидавший от себя подобной слабости.

Руки сами собой нащупали кисет. А почему нет? Иван вспомнил слова Швондера, но жевать эдакую гадость желания не было. Он вытянул из кисета листочек табачку и свернул из него подобие сигары. Щелкнул зажигалкой, сильно вдохнул сладковатый дым, разжигая неподатливый табак. Дым вошел в легкие, и в голове удивительно полегчало, спокойствие накатило неимоверное.

– Крепок зараза, – подумал Иван, но начатого не бросил.

Да и какой резон бросать, если не с катушек сшибает, а удовольствие получаешь?

– Нет резону, – решил Иван и затянулся еще разок.

Ощущение легкости в голове усилилось, появилось ощущение могучей силы. Ивану казалось, что взмахни он сейчас руками и полетит между звездами быстрее любого гипердрайва. Хочешь на Суринам, хочешь на Одессу, а пожелаешь и на Гаити слетать можно. Мне все можно, – радовался Иван, плавая в сладковатом дурмане.

И все хорошо, но табак без водки – деньги на ветер. Вспомнилось Ивану про фляжку в кармане, кстати вспомнилось, к месту можно сказать вспомнилось. Выдернул он ее милую из кармана, свернул ей пробку на сторону и сделал смелый глоток, от души тяпнув чистой, как слеза, водки.

И в тот же миг уснул. Только что курил и водку пил в тесной кабине истребителя, а тут уже спит и сон ему видится. Да еще какой сон, всем снам сон, не сон, а сказка райская. Кабы так в жизни было, не болела бы Иванова голова, где деньги взять.

– 14 —

Снится Ивану, стоит он гордо перед игорным столом в роскошном казино. Сам себе франт из франтов, на пальцах перстни золотые с бриллиантами, пуговицы на пиджаке платиновые. Одна заколка галстучная золотая с инкрустацией из мелких бриллиантиков цельного истребителя стоит.

И что странно? Странно, что Иван все это знает доподлинно, хоть никогда ничего дороже сережек серебряных девкам своим не покупал. При этом Ивану все это до лампочки, привык он к роскоши, не замечает ее совершенно, словно всегда так и было. Стоит спокойный, как верблюд в пустыне, озабоченный одной только мыслью, куда ж столько деньжищ девать?

Стол игорный перед ним завален фишками, чеками, золотыми украшениями, да камнями драгоценными. По одну сторону того стола Иван стоит в размышлениях, по другую недовольные игроки, коих Иван обыграл вчистую.

До последнего господа играли, разве что исподнее не сняли, так отыграться хотелось. Иван нехотя, любопытства ради дернул бумажку из-под кучи – вот те на, закладная. Что тут коряво нацарапано, словно курица лапой спьяну писала? «Подателю сего принадлежит планета Аливандер со всем движимым и недвижимым имуществом. Залог дан на сумму в сто миллионов кредитов.»

– Аливандер? – хмыкнул Иван. – Приснится же такое, Швондеру рассказать, не поверит. Тайна-а-а, никому не говори, никто не знает, – передразнил он Швондера. – А я ему: «Миша, так ведь то моя планета!» Тут он и заржет как конь, мол хорошо шутишь пилот. Я ему бац закладную – вот, Миша, почитай и можешь смеяться себе дальше.

Сто миллионов деньги большие, но для тех, кто в этом казино рулетку крутит, да карты раскидывает потеря не смертельная. Обидно, конечно, за вечер планету просадить, но тут уж как карта ляжет, куда шарик прибежит. Сегодня не их день, сочувственно вздохнул Иван, глядя на недовольных его богатством проигравшихся игроках.

Сегодня его день, Иванов – сорвал банк, взял куш, поймал удачу за хвост. Как говориться, если мечтаешь о богатстве, то ни в чем себе не отказывай. Тем более сон сказочный, есть место, где фантазии развернуться. Хоть и во сне, но так приятно почувствовать себя невероятно богатым. Настроение с каждым мгновением улучшается и мысли о смертельной атаке уходят в никуда.

Но что-то гнетет, что-то не так, словно и не он все это сделал, а кто-то другой. И этот другой очень даже недоволен Ивановой радости. Как будто одна часть Ивана стоит, и радуется счастью, а другая всем недовольна и пребывает в странной непонятной тоске. Может от того непонятка в мозгах, подумалось Ивану, что выиграть деньги мало.

– Вот-вот, с такими деньжищами еще уйти отсюда живым нужно! – мелькнула у него в голове посторонняя невеселая мысль.

– А пусть попробуют остановить! – отмахнулся Иван от унылого голоса и азартно хватился рукой за кобуру.

Ан нет кобуры, пальцы скользнули по атласной ткани вышитой золотом сорочки. Фу ты, черт, откуда же во сне кобура? Это же казино, сюда с пушками не пускают. Ходили бы все в казино с пушками, так давно бы уже все друг друга перестреляли. От мысли, что все вокруг безоружные, как и он, Иван приободрился. Слабо им меня в казино хлопнуть, кишка тонка в драку вязаться, побоятся охраны местной.

Иван кинул взгляд на охрану, и выражение их хмурых физиономий ему не понравилось. Такое ощущение, что пока его все прочие бить будут, охрана под шумок все богатства и растащит. И во сне он совсем не атлет, хиловат и жидковат, накатят по кумполу разочек и откинешь копыта. Вот почему все так несправедливо? Если во сне ты богатый, значит слабак и наоборот, почему нельзя все сразу? Бежать нужно побыстрее из этого гостеприимного уголочка, пока прямо тут и не замочили.

– Ну, выйдешь ты из казино, а дальше? Там то тебя голубчика и сцапают, – гнусаво пророчил унылый внутренний голос.

Иван ударился в панику:

– Плакали денежки, может, пока не поздно, проиграть половину? Людям будет приятно, охранники расслабятся и, даст бог, легче прорываться будет. А то ведь с эдакой прорвой наличности далеко не убежишь.

Иван не замечал раньше за собой подобного упадка в мыслях, то ли выпил мало, то ли не выспался. Где это видано свои деньги чужим людям за так отдавать?

– Нет уж, не отдам! Пусть подавятся от жадности, сегодня не их удача, нынче я у фортуны в фаворе. Во как! – подбодрил себя Иван, внутренне собираясь для хорошей драки.

– Это правильно, отдавать нельзя, – поддержал Ивана до той поры унылый, но явно приободрившийся, голос. – Только кулаками тут дело не поправить, их больше и оружие при них. Заломают, весь выигрыш по карманам растащат, никому ничего не докажешь, – торопливо объяснял диспозицию здравый голос разума.

– Понятно, что ситуация тупиковая, что делать то? С собой не взять и оставить нельзя! – окончательно запутался Иван в разъяснениях своего второго Я.

– Деньги на счет в банке перечислить нужно и ничего с тобой не сделают, балда! – подал идею все тот же голос. – Без денег ты им не интересен, а с банком они драться не станут. Усек?

Иван заморгал глазами, ухмыльнулся, покрутил башкой от распиравшей его гордости. Ай да Ванька, ай да молодец, в академиях не обучался, а как быстро ситуацию просек, все по полочкам разложил. Вот бы его в тактики или стратеги, он бы мигом войну выиграл при таких-то способностях. А что? Надоть подумать на досуге, да рапорт полковнику накатать…

– Давай быстрей думай, дурак, пока они первые не сообразили, что им делать!

– А чего сразу дурак, дай подумать чуток, чай не каждый день такие миллионы выигрываю, – обиделся Иван на голос разума.

Ну что ты будешь делать, человек спит, сон хороший видит, сам себе выход из трудного положения находит и его же за это мордой и в грязь – дурак мол, хамло, куда в калашный ряд со свиным рылом. Иван засопел от обиды, собираясь дать достойный отпор занудному голосу.

– Парень, ты еще на бога пообижайся, если больше заняться нечем. Господи, ну за что мне наказание такое? Так все удачно складывалось и тут этот дурень явился, – простонал голос. – Отправляй в банк быстрее, у тебя минут пять от силы осталось, я эту братию знаю.

В принципе Иван был не против умного совета, к тому же сам и придумал, грех на себя обижаться. Вот только отродясь Иван деньги в банк не перечислял, все больше по кредитке расплачивался, на которой деньги сами собой появлялись. Точнее казначейство их перечисляло регулярно, но этой премудростью Иван мозги не засорял, а то стрелять криво буду, говаривал он.

– Как я их отправлю то? Это же в банк бежать нужно, а значит все едино тащить эту кучу на улицу, – погрустнел Иван, не видя в разумном предложении пути к решению проблемы.

Вообще то, честно говоря, Иван в любой момент мог проснуться и все проблемы остались бы в тумане сна, но просыпаться не хотелось. Друганов бы сюда, втроем они бы из этого вертепа быстро вырвались на свежий воздух, да и к банку пробились бы. Но оружия нет, друганы дрыхнут…

– Назови менеджеру счет в банке и все дела, – подсказал голос, удивляясь Ивановой неосведомленности в столь простых делах. – Вон он за стойкой стоит со скучной рожей, – мысленно вздохнув, добавил голос.

– Сам знаю, – не к месту обиделся Иван, и призывно махнул менеджеру рукой.

Может быть, в подобных заведениях и не было принято, чтобы менеджер из-за стойки выбегал по всякому вызову, но во сне Ивана выбежал он резво, разве что не подпрыгивал на бегу.

– Чего изволите? – изогнулся угодливо, глазами клиента ест, планшетка терминала замерла под напряженными пальцами.

– Изволю вот это все на счет закинуть в банке! – лениво сквозь зубы процедил Иван, засовывая в кармашек менеджера крупную купюру.

– А с камушками как быть? Прикажете оценщика вызвать?

– Долго это?

– К утру прибудет, только прикажите?

– К утру-у-у? Нет у меня столько времени тут сидеть, давай на глазок, сам прикинь что почем.

– Дурак, что значит на глазок? – всполошился внутренний голос. – Ты хоть представляешь, сколько эти камушки стоят? – орал он возмущенно. – Он своим глазком тут разом ополовинит.

– Слышь, браток, – не слушая голос, Иван притянул менеджера за лацкан пиджака к себе поближе. – Конвертик у тебя есть при себе?

– Как не быть, все к вашим услугам, господин Вельде! – расплылся в угодливой улыбке менеджер.

Иван бросил в конверт пачку купюр, незаметно сунул среди них закладную и быстро заклеил конверт. Вытянув из нагрудного кармана менеджера ручку, нацарапал адрес доставки.

– Это отправишь гиперпочтой, вот тебе, братец на расходы и сдачу оставь себе! – Иван хапнул из кучи пачку ассигнаций и пихнул их в карман менеджера. – Не доверяю я этим банкам, наличность оно надежнее. Но тут выбирать не приходится.

– Что же ты творишь, подлец? Не ты деньги зарабатывал, что же транжиришь направо налево?

– А не заткнуться бы тебе? – раздраженно рявкнул Иван, не привыкший, чтобы внутренний голос вступал с ним в пререкания.

Ну, бывалоча спорит, этого не отнимешь – две бутылки брать или четыре? Но не до такой же степени хозяину отпор давать. И дураком обзывать не позволительно даже внутреннему голосу.

– Давай сюда планшетку! – он выдернул расчетный планшет из рук менеджера и наморщил лоб, словно что-то припоминая.

А в голове пустота – молчит внутренний голос, не подсказывает. Что за незадача? То трындит, как баба в магазине, то молчит, как рыба об лед. И ведь, что интересно, когда ему надо, он выступает, когда ему перечат – молчит. Кто именно «он», Иван так и не уточнил, хотя, как он понимал ситуацию, все это время спор шел с самим собой.

– Ты чего молчишь-то, – поинтересовался он у голоса.

В ответ тишина, пропал внутренний голос, словно в болоте утонул.

– Ну и черт с тобой, сами с усами! – рявкнул Иван обиженно и, судя по реакции подпрыгнувшего менеджера, рявкнул это вслух.

Поднапряг Иван мозги, заскрипели извилины, побежали мозговые волны по закоулкам памяти и наткнулись на давно забытую сценку в казначействе базы.

Стоял он тогда дурак дураком, к тому же с дикого похмелья, боясь выдохнуть ненароком в сторону главного казначея Кузьмы Ерофеича. Числился тот Кузьма Ерофеич большим нелюбителем пьяниц, всяк норовил им жалованье за пьянку ополовинить. И было это в его власти. «Зачем им деньги, все одно пропьют! Разве ж казне те деньги лишние?» – жаловался он неведомо кому, подписывая ведомость на выдачу жалованья.

Так вот в тот самый момент зачитывал ему Кузьма Ерофеич указ о зачислении его на государственный кошт и диктовал для памяти циферки его личного счета. Иван сглотнул, поднапрягся так, что аж пот по телу потек и… вспомнил, что в тот день к вечеру он еще выпил, дабы зачисление отметить.

Совсем Иван загрустил, и тут вспомнилась ему одна шутка, которая сильно его позабавила в тот вечер. Шутка получилась веселая – дата его рождения плюс код личного оружия как раз и давали тот самый номер счета. А солдат код личного оружия назубок помнить должен. Повеселел Иван, вспомнив счет, и бодренько застучал по клавишам.

– Ты что делаешь? Ты что вводишь? Ты куда перечисляешь, дурак? Это же не мой счет! – всполошился внутренний голос.

– Что значит не твой? Я это я и счет это мой! – довольно ухмыльнулся Иван собственной мудрости.

Не ожидая напоминаний, прижал палец к идентификатору личности, подписывая распоряжение. Индикатор моргнул и выдал умопомрачительную надпись: «500 000 000 кредитов зачислены на счет получателя!» Счастливая улыбка расплылась на лице Ивана, он подмигнул ринувшимся к нему охранникам и проигравшимся в пух и прах игрокам и… проснулся.

Что интересно, проснулся абсолютно трезвый и в отличном настроении. Потянулся довольный, как мартовский кот. Хороший сон настроение повышает, как рюмка водки под горячую осетрину. Иван причмокнул, сожалея, что той осетрины нет.

Странное что-то в последнее снится, – размышлял размякший от приятного сна Иван. – То крепости приступом беру, то в казино играю. А ни того ни другого отродясь не видывал. Может, читал когда или хвастался кто, но не снилось же такое раньше. Старею что ли или влюбился? Вот что со здоровым мужиком любовь творит, – покачал он головой, окунаясь в воспоминания о милой Люсеньке.

Рядом по-прежнему заливисто храпели товарищи, и лететь так можно было бы долго, но уже через краткое мгновение серая мгла гиперпространства сменилась чернотой реального космоса. Ярко вспыхнули звезды, заморгали знакомые маяки. Еще через пару часов истребитель подлетел к орбитальной крепости, приветливо помаргивающей швартовыми огнями.

– Как до казармы доберусь, первым делом выспаться нужно. По триста минут на каждое ухо лишними не будут. Глядишь, еще чего веселое приснится. А уж как высплюсь, прямиком в кабак. Какой смысл жизнью рисковать, коли об том никто не узнает? То-то народ подивится, кстати и о Каховском не забыть бы, надобно довести до сведения полковника предательскую сущность поляка.

«Твоя цель – граф Меньшиков. Ты должен немедленно попасть на прием к графу Меньшикову. Всеми силами добейся аудиенции с графом Меньшиковым!» – перебила размышления Ивана неожиданно пришедшая в голову мысль.

– Меньшиков то тут причем?

Иван отмахнулся от глупой мысли и окунулся в заботы более реальные, чем даже тот Каховский – нужно объяснить полковнику, куда подевались два истребителя и почему пилоты не смертельно уставшие, а в дымину пьяные. И Меньшиков простых пилотов волновать не должен. Кто Меньшиков, а кто мы?

– 15 —

Деньги портят человека,

Но редко и ненадолго.

Родная крепость без особой приветливости встретила героев дальнего космоса, безмятежно храпящих в тесной кабине боевого полицейского катера. Ни транспарантов приветственных, но хлеба с солью, ни девок радостных. Откатил тягач истребитель в самую трущобу ангара, разгрузили хмурые техники бравых пилотов, словно бревна бесчувственные и даже слова доброго на прощание не сказали. Пыхтят, сопят, отвечают односложно, словно не с ними было выпито немало, словно не они сотни раз готовили к полету их пташек.

Словно нет уже Ивана Волгина и его бойцов в списках боевых офицеров. Как чумные сторонятся Ивановой тележки, на которой везет он товарищей своих боевых до казармы.

– Ну, что случилось-то? – хотелось заорать Ивану, но сдержал себя. Негоже чувства проявлять перед всякой шелупенью. Рожей не вышли, чтобы боевой офицер перед ними на коленях ползал и вопросы задавал.

Иван от таких мыслей посуровел, надулся, нос задрал и едва не провалился ногой в открытый технологический колодец. Сплюнул, послал мысленно всех подальше и, не обращая более ни на кого внимания, покатил тележку к казарме. Утро вечера мудренее, рассудил он, нужно выспаться, в порядок себя привести, а там будь что будет.

За спиной Ивана затопали тяжелые ботинки, кто-то явно спешил его догнать. Иван притормозил телегу и недовольно оглянулся – к нему подбегал один из техников, заранее рисуя на лице заискивающую улыбку. Ага, – злорадно подумал Иван, не делая попыток улыбнуться в ответ, – доперли, что с боевым пилотом негоже обращаться, как с последней свиньей, прощения небось просить будет.

– Привет, Иван, – техник руку с приветствием не тянул, остановился не добежав малость. – Ты говорят того… – он многозначительно подмигнул.

– Не было такого, врут, – на всякий случай пошел в отказ Иван.

Когда бы хорошая слава вперед тебя летела, тогда и радостнее жилось, да в последнее время больше дурная спешит, где ни попадя проявиться.

– Ты, Иван, на ребят не обижайся, – виновато развел руками техник, – они сами в непонятках. Видят, смурной прилетел, может и знаться с нами не хочешь. Ты ж теперь в крепости на особом счету. Так что они на всякий случай в сторонку, чтобы под горячую руку не попасть, – пояснил он.

Иван старался вспомнить, как зовут техника, но, как назло, ничего в голову не приходило.

– Ты это… говори быстрей, чего надо, устал я зверски, – чуть более приветливо сказал Иван, продолжавший недоумевать о причинах странного поведения техников.

Обычно техники не разлей вода с пилотами: улетающих провожают, прилетающих встречают, расспросят, как полет прошел, новостями поделятся. Не водилось за ними раньше такого – молчком пилотов встречать и того более сторониться, словно чужие. Небось полковник какую гадость про Волгина народу сообщил, хуже того приказ издал и ждет не дождется, чтобы упечь Ивана на цугундер. Тогда понятное дело, кому захочется попасть под раздачу?

– Говорят, ты разбогател, – снова подмигнул техник, – одолжи сотню до получки, трубы горят, а в кармане вошь на аркане.

Ишь ты, – подумал с досадой Иван, – добивают, совсем списали Волгина из мира боевых пилотов. Ведь каждая собака в крепости знает, что у Волгина в кармане деньги дольше часа не лежат и помногу не заводятся. Так нет же, нужно шпильку вогнать, пошутить напоследок.

– Слышь, Славик, – слава богу, хоть имя вспомнил, – шутка хорошая, только денег у меня лишних нет и в ближайшее время вряд ли добавится, – поморщился Иван, мысленно посчитав дни до получки.

Славика такой ответ не то чтобы не порадовал, но даже оскорбил. Он явно не поверил сказанному, прищурился, буркнул под нос «ну-ну, рассказывай сказки» и, резко охладев к Ивану, разочарованно поплелся к товарищам.

– Разбогател, ага, – пыхтел раздраженно Иван, толкая перед собой тележку, – кабы я разбогател, так сейчас бы вся крепость гудела. «Одолжи сотню!», кто бы мне одолжил? И какая сволочь такие шутки пускает? Найду, морду набью однозначно, – настроение Ивана и без того дурное испортилось окончательно.

В казарме Иван дотащил друганов до кубриков, свалил их в постель дрыхнуть, ничуть не заботясь, чтобы одежду с них снять и одеялком укрыть. Проспятся, сами себя удобнее уложат, и так, как нянька с ними ношусь, скоро сиськи отрастут и на каблуках ходить начну, тьфу, прости господи. Плохая примета на палубе плеваться, да уж так вышло, черт побери.

Не успел Иван в свой кубрик ввалиться, как зазвонил коммуникатор, загавкал, завыл противно.

– Ну вот, накаркал! – в сердцах снова сплюнул он и обреченно ткнул в клавишу ответа.

Секретарша полковника, Люська, собственной персоной, ёперный театр! И откуда прознала? Едва успел порог переступить, как уже трезвонит. И ведь явно пакость какую-то задумала – лучится вся, подмигивает приветливо, глазки строит. А может номером ошиблась и сослепу не поняла куда попала?

– Ваня, тебя начальник к себе приглашает, пойдешь? – томно с придыханием спросила секретарша и медленно облизнула пухлую верхнюю губку кончиком острого язычка.

От такого зрелища в животе Ивана что-то ёкнуло и заныло, то ли есть захотелось, то ли еще чего. Он почувствовал головокружение от избытка чувств, но вовремя оборвал себя и ретиво ущипнул за ногу сквозь ткань комбинезона.

– Ну, не дура ли? – поморщился он от боли. – Начальник крепости его к себе требует, а он думать будет идти ему или кофейку выпить, да душ принять. Руки в ноги и бегом.

– Лечу уже, – буркнул Волгин угрюмо и собрался было щелкнуть отбой.

Но секретарша наклонилась к экрану так, что в глубоком вырезе стали видны ее неприкрытые прелести, и томно зашептала прямо в микрофон.

– Ваня, милый, а что ты сегодня вечером делаешь? Хочешь, я с тобой в ресторан пойду? Хочешь? – шепчет с придыханием, в экран разве что вся целиком не вываливается, голос томный призывный, Ивана снова в жар бросило.

– Ничего не делаю, – осторожно ответил он, лихорадочно вспоминая, есть ли на счете деньги и у кого можно перехватить до получки. По всему выходил голяк, отказываться нужно деликатно. – Как начальник скажет, так и видно станет, что я вечером делаю! – отрезал он и щелкнул отбой, не дожидаясь ответа.

Вот же фортель, вот же декаданс, бурчал он себе под нос, то за семь верст на хромой кобыле объезжает, а тут сама в постель готова прыгнуть. Шутка?! Точно шутка! За пьяную перебранку с начальником крепости его не то что в кабак, а в ближайшую тюрьму сопроводить должны. По крайней мере, премиальных лишат, и из жалованья за утерянные по пьяни истребители вычитать будут до скончания жизни.

Язык не поворачивается сказать «утеряны в бою», если учесть в каком состоянии он с начальником крепости разговаривал. Да еще эти жеребцы гоготали за кадром, чтоб им сдохнуть. За такими грустными мыслями Иван и не заметил, как одолел дорогу до командирской каюты.

Если бы Иван был повнимательнее, он бы заметил странные взгляды, что бросали на него проходящие мимо пилоты и офицеры. Девки при виде Ивана сбивались кружком и что-то оживленно обсуждали, кидая в его сторону пылкие взоры. Но Иван, погруженный в грустные мысли, не замечал этих странностей, а если и замечал, то к себе не относил никоим образом.

– 16 —

Кто знает толк в любви,

тот знает цену на цветы!

Секретарша Люська, при появлении пилота в приемной, птичкой вспорхнула с насиженного кресла, подбежала к дверям начальника базы и схватилась за ручку. Иван подумал, что спешит дверь открыть, да не тут-то было.

Навалившись горячим телом на дверь, Люська задышала тяжело призывно, остреньким язычком облизала пухлые алые губки, ресницы распахнула, как врата счастья. И все это Ивану? Разыгрывает, дурочку валяет, прикидывается, чтобы потом шутку по всем коридорам разнести!

К тому же народ в приемной оживился, подмигивают, лыбятся – бесплатный цирк. А кто же в нем клоун? Не Иван ли опять?

– Чего встала-то? Занят начальник что ли? – нахмурившись, неприветливо поинтересовался Иван.

– Свободен, Ваня, одного тебя и ждет с утра! – промурлыкала секретарша и так двинула плечиками, что маняще колыхнулась высокая грудь.

– Так пускай к начальнику, коли свободен! – сглотнул Иван, пытаясь развеять наведенный красотами Люськи дурман.

– Так и я свободна, Ванечка! – жеманно пропела она и подмигнула с таким неприкрытым намеком, что у Ивана в животе от неожиданности забурчало. – Голодненький ты мой, – Люська провела ладошкой по кителю в районе живота, и рука ее едва не скользнула ниже форменного ремня, но задержалась. – Давай после начальника ко мне заскочим, я тебя, соколик мой, напою и накормлю досыта! – она так откровенно подмигнула, что Иван окончательно расстроился.

Совсем твои дела, Иван, плохи, – упал духом пилот, – где же это видано, чтобы девка при всем честном народе мужика кадрила? Был бы тот мужик миллионер, нет вопросов, резон бабий понятен. Но что взять с Ивана? Гол как сокол, богат долгами, да похмельем, сейчас еще выволочку полковник устроит за странный разговор, а это считай без премии останешься, а то и выгонит к чертовой матери.

Нет ей резона кадрить рядового пилота, пусть он даже лейтенант! Знает вертихвостка, денег за душой ни гроша, очередное звание не светит. А что сам собой хорош, да в любви крепок, еще не повод к подобному интересу. Таких крепких полным-полно на базе, по сотне в день можно с ума сводить и каждый не чета ему, Ивану Волгину. А вдруг действительно влюбилась? Не все же бабы дуры, есть среди них умницы, которым не кошелек тугой, а мужика крепенького подавай. Сейчас на попятный пойдешь, потом жалеть будешь.

– Вечерком разве что, – осторожно ответил Иван, прикидывая состояние организма и степень его готовности к интимным событиям.

Резоны Люськины нам неизвестны, грех отказываться, раз уж сама навязывается, – лихорадочно рассуждал Иван, предчувствуя сладостные перспективы приятного вечера и ночи, – чайку попьем, пирогов поедим, слово за слово, может чего и склеится. Вперед, солдат, не робей!

– Ваня, а ты меня все еще любишь? – нежным голоском, потупив скромно глазки поинтересовалась Люська. – Знаешь, я и на звезду с неба согласная!

Иван моментально насторожился. О любви девки в двух случаях интересуются – когда беременны или просить будут чего дорогого. Насчет первого Иван был спокоен, ибо ни сном, ни духом, ни ухом, ни рылом, никакой другой частью тела к этому обстоятельству касательства иметь не мог. А вот второе под большим вопросом.

– Врать не буду, Люся, нету у меня звезды, – дипломатично пропустив мимо ушей вопрос о любви, ответил Иван.

– Так уж и нету, Ваня, а если поискать? – Люська так проникновенно подмигнула, что бедное Иваново сердечко стремительно ухнулось в живот.

Были бы деньги, так и не пожалел бы ради Люськи пары сотен кредитов. Ремень потуже затянем, стройность приобретем необычайную, но ради ее зеленых глаз никаких денег не пожалеем, если они есть конечно.

Кабы сны сбывались, то сейчас бы то колечко из казино с зелененькими бриллиантами Люське на пальчик бы надел и кум королю, сват министру. Но жизнь не сон, а в чудеса Иван давно не верил. Есть у него жизнь и прожить ее нужно так, чтобы денег хватало от получки до получки.

Главная проблема этой жизни в том, что до получки деньги не доживают. И еще в том, что деньгам взяться абсолютно неоткуда и занять не у кого, кругом должен, а до получки еще неделя. Хорошо царям щедрыми быть, когда денег полные сундуки. А как бедному пилоту ту щедрость проявлять? Обидно же получается. От таких мыслей настроение Ивана испортилось окончательно.

– Ты, Людмила, глазки тут не строй! – придав голосу холода и строгости, пресек Иван секретарские шуточки. – Вызывал начальник, так пущай в кабинет, а нет, так я пошел вон!

Люська недовольно хмыкнула, крутанула короткой юбкой и рыжей молнией шмыгнула к себе в кресло.

– Господин полковник, к вам Иван Волгин по вызову! – обиженным тоном кинула она в переговорник. – Иди уж, лейтенант! – приказала она Ивану, и добавила, едва за ним закрылась дверь. – Противный! Нос задирает, а раньше шагу не давал ступить. Все мужики – сволочи!

– 17 —

– Пилот Иван Волгин по вашему приказанию прибыл! – бодро отрапортовал он, плотно закрыв дверь кабинета и четко впечатав три положенных шага по направлению к столу начальника базы.

Полковник Врубель со странным интересом смотрел на вытянувшегося перед ним по струнке Ивана и молчал, перебирая лежащие на столе бумажки. Иван насторожился, вдруг кто-то заложил полковнику их последнюю удачную сделку, когда они, возвращаясь с учений, за пять сотен продали одну ракету случайному контрабандисту. Кто их там на учениях считает, а пять сотен это пара хороших выпивок для всей компании. Не они одни так делают, но обычно все проходит шито крыто. Неужто всплыло?

В ожидании выволочки мысли в голове пилота ворочались неторопливо, как дохлые рыбы на холодной сковородке. Несмотря на прохладный кондиционированный воздух, Волгин вспотел. За продажу ракеты могли наказать существенно, штрафом тут не отделаешься, могут и к военно-полевому суду притянуть или вытурить из флота. Никто не вправе позорить флот Его Величества! Продавать, продавай, но не попадайся.

Хотя вряд ли – дело давнее, тут, скорее всего, про нынешние дела разговор пойдет, тут просто так не отвяжешься, лично, можно сказать, послал полковника по коммуникатору. Эх, судьба индейка, а жизнь злодейка. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот и получишь, господин лейтенант, по самые погоны за излишнюю любовь к зеленому змию.

– Так, так, Волгин! Явился, значит, голубчик? – неожиданно сладким голосом буквально пропел полковник.

«Точно, влопался!» – окончательно решил про себя Волгин и погрустнел.

– Так точно! Явился. По вашему приказанию, – каким-то внезапно осипшим голосом ответил он.

– Как дела, Иван? Как служба? Есть проблемы, жалобы? – не сводя с Ивана пронизывающего взора, поинтересовался полковник.

– Никак нет, вашбродь! – отчаянно рявкнул Иван неожиданно прорезавшимся басом.

– И чего так орать-то? – недовольно поморщился Врубель, – Я тебя по-человечески спрашиваю, есть проблемы, а ты рявкаешь, как медведь с бодуна. Да ты проходи, братец, садись, чего торчишь посреди кабинета?

Иван помялся и, цепляясь потяжелевшими ботинками за ворсинки ковра, добрался до кресла и неловко упал в его кожаные объятия. В первый миг ему показалось, что он провалится сквозь кресло прямо в преисподнюю, столь мягкой оказалась посадка. В следующий момент он решил, что кресло сожмет его в кожаных объятьях и выплюнет пережеванным. Лучше бы Ивану стоять, как обычно, но приказ есть приказ.

Никогда прежде в его памяти никто из подчиненных полковника Врубеля не удостаивался чести не то чтобы сидеть в этом кресле, а даже стоять не по стойке смирно. Среди пилотов разгорались жуткие споры, иногда доходящие до мордобития, для какой цели в кабинете полковника стоит второе кресло. Даже неприличные картины, нарисованные некоторыми, вполне можно было исполнить и в обширном кресле самого полковника. К чему же второе? Никак полковник в нем сам сидит, когда на крепость царь с инспекцией жалует!

А тут ему, простому пилоту предлагают не то чтобы встать «Вольно!», но и даже присесть в кресло! Дела точно дрянь! Отчего не поговорить с приговоренным к казни более приветливо, родилась в мозгу Ивана грустная мысль. Он поежился, чувствуя непривычную тугость крахмального подворотничка, словно петля сжавшего шею.

– Принесли мне тут интер-р-ресную бумагу, очень любопытная бумажечка, скажу я вам! – улыбка на лице полковника стала еще шире и плотояднее, как показалось Ивану, когда он, наконец, выудил из кипы бумаг нужный листочек и пробежал его глазами.

Определенно не про пьяный Иванов бред речь идет, тут полковнику бумага бы не понадобилась, сам все доподлинно знает. Значит ракета, однозначно за ракету песочить будут.

– Не могу знать, вашбродь! Не было этого, врут, нагло врут! – на всякий случай отбрехивался Иван.

– Это ты брось, Волгин, тут и фамилия твоя указана и анкетные данные совпадают. Я ж не дурак, как ты понимаешь, дело твое поднял, сравнил. Со мной такие штучки не проходят! – укоризненно помахал пальчиком полковник, словно журя капризного ребенка.

Вот же гад, нет, чтоб сразу прихлопнуть, так ведь измывается, нервы мотает, садюга! – тоскливо размышлял Иван в ожидании неизбежной расплаты. – И кто заложил? Может, купец подставной был? – от этой мысли Волгин снова вспотел.

Ему внезапно припомнились несущественные, а может и не существовавшие детали их скоротечной сделки, странные ужимки и слова контрабандиста, его готовность купить ракету буквально за любые деньги. – «Точно подстава была!»

– А ты у нас проказник! – продолжал, как ни в чем не бывало журить полковник Ивана. – Мы то думаем: летает себе человек и свой он в доску, а тут вот, значит, такие дела открываются. Не знаю даже, что нам с тобой… точнее с вами, – странно поправился полковник, – делать?

– Готов отвечать по всей строгости полевого Устава! – выпучив глаза от усердия, вскочил Волгин, снова вытянувшись в струнку.

– Ты, это, брось свои прыжки! Садитесь, Волгин, садитесь! У вас, что голова спьяну не варит, какой еще полевой Устав? Такие дела Устав не предусматривает, тут мы можем только сами решение принять, по-свойски, так сказать.

«В распыл пустят, по-свойски вывезут в шлюпке подальше в космос и списанной торпедой шарахнут, блин! Неужто, за пять сотен такое могут сотворить, а почему только ему так повезло, почему никого из участников сделки в приемной не было видно, может их уже того, по-свойски? Свиньи, гады, лучше застрелиться из табельного бластера прямо тут в кабинете, чем дожидаться в темноте и тишине, пока тебя на молекулы распылят!» – он не заметил, как пальцы судорожно заскребли по кобуре бластера, тщетно пытаясь расстегнуть заевшую застежку.

– В общем, Волгин, вам, наверное, теперь в космофлоте служить не захочется. С такими деньжищами вы, по всей видимости, сможете сами себе купить небольшой флот и, может быть, вам понадобится для него по настоящему профессиональный командир. Я в вашем полном распоряжении, господин Волгин, только прикажите! – улыбка на лице полковника казалась уже шире лица, а в глазах его горела такие нежные любовь и обожание, которые только могла исторгнуть суровая душа старого служаки.

С этими словами он протянул бумагу совершенно запутавшемуся в чувствах и предположениях Волгину.

«Настоящим уведомляем, на текущий счет лейтенанта Волгина Ивана Михайловича зачислено пятьсот миллионов кредитов.»

И подпись «Начальник бухгалтерского указа Кузьма Ерофеич Степанов». Иван бумажку перевернул, на просвет посмотрел, понюхал и еще раз перечитал написанное – суть не изменилась. В одночасье на него свалилось с неба неожиданное богатство. Сумма несуразная, но странно знакомая, как будто… сон и не сон был.

– Виски, текилу, что пьют нынче миллионеры? – участливо поинтересовался полковник, глядя на совершенно невменяемого Волгина.

– Виски, текилу, водку, если не сложно? – пробормотал он вновь осипшим голосом. – Что-то никак мозги в кучку собрать не могу, ваше превосходительство, – жалобно извинился Иван перед полковником.

Врубель понимающе кивнул, подмигнул и скомандовал через коммутатор секретарше.

– Люсенька, пару виски без содовой и лимончик, быстро!

Люся торпедой влетела в кабинет, неся заказанную выпивку. Складывалось впечатление о большой предварительной подготовке. Похоже, полковник был не первым, кто прочитал бумагу. Секретарша пролетела над ковром нежной бабочкой и опустила подносик в непосредственной близости от Волгина, обдав его умопомрачительным ароматом духов и открыв его взору Ивана вселенскую глубину декольте. Зачем-то прикоснулась к его плечу, словно смахивала невидимую соринку, пронзила взглядом и задышала призывно.

Сказать по правде в этот момент она совершенно игнорировала присутствие в кабинете непосредственного начальника, словно роли тут внезапно изменились. Полковник, почувствовавший измену любимой секретарши, побагровел как рак, но быстро взял себя в руки и, дотянувшись через весь стол до заветного стакана, одним махом опрокинул виски в рот.

– Людмила! Людмила Ивановна, будьте любезны покинуть кабинет! – рявкнул на секретаршу полковник.

Люська проигнорировала слова начальника, словно он не с ней говорил.

– Люся, одна нога здесь, другая там, мигом накрой стол, сообразно моменту! – обиженным медведем рявкнул полковник на млеющую от общения с новоявленным миллионером секретаршу.

Люська оскорбительно фыркнула в сторону полковника и удалилась. Но как удалилась? Ступая ножкой за ножку, соблазнительно покачивая крутыми бедрами, явно намекая, что продолжение последует, как только Иван покинет кабинет.

Находясь под впечатлением, Волгин едва не вылил виски на брюки, неловко сдернув стакан с подноса. Крепкий напиток продрал до самой макушки и внес наконец-то ясность в мысли. Хотя вокруг той ясности зияла ослепительная зияющая пустота.

– Чтоб я сдох! – произнес он запоздавший тост.

Допив бутылку доброго старого виски, за ней странного вкуса текилу и, запив все это водкой, Иван окончательно подружился с полковником, они выпили на брудершафт и перешли на «ты». Иван свято обещал в самое ближайшее время купить десятка два новых истребителей, создать охранное агентство и назначить его командиром, то есть директором Врубеля, а на секретарше обещал непременно жениться.

При этих словах мельтешащая то тут, то там Люська взвизгнула от радости и плюхнулась к Ивану на коленки, спеша застолбить золотоносный участок. С этого момента слова полковника доходили до ушей Ивана через непрерывное Люськино щебетанье. Что именно рассказывала Люська, Иван не особенно слышал, но в розовых далях всплывали дворцы, яхты и даже собственные острова на курортных планетах.

Иван никак не мог сообразить, чего он надумал жениться на Люське. Погулять – всегда пожалуйста, но чтобы пилот по собственной воле себе хомут на шею накидывал, да лучше в бою погибнуть. То ли напитки были подходящей крепости, то ли декольте навязчиво присутствовавшее в поле зрения способствовали обещаниям, но из кабинета полковника Иван выходил почти его начальником и почти женатым человеком. Но потом была вечеринка по поводу неожиданного богатства, внесшая смуту в светлые мечты новорожденного миллионера.

– 18 —

Офицеры меню не читают,

они его заказывают!

В кабачке с непонятным для непосвященного названием «В последний путь» гуляли господа пилоты. Гуляли именно так, словно каждый из них прямо сейчас отправлялся в последний путь – широко, разгульно, денег не жалеючи. Кто знает, что сулит пилоту следующий вылет. Одно точное попадание, один неверный маневр и безжалостный космос примет в холодные объятия крепкого молодого парня. И потому гуляй, пилот, гуляй, как в последний раз, трать все до копеечки. Особенно, когда чужие деньги тратишь.

Дым коромыслом, халдеи носятся, высунув языки, подтаскивая крепким молодцам питие и закуски. Во главе стола гордым орлом сидит Иван Волгин, глаза его горят ехидным огнем, губы кривятся от плохо сдерживаемой широкой улыбки. По всему видно, таится в душе пилота тайна страшная и не может она более внутри сидеть, требуется ей воля.

Про то, что Волгин в одночасье разбогател, знали многие, но вот о размерах богатства могли только догадываться. Для кого и сотня кредитов – богатство, а кому и миллион – мелочишка на молочишко. Потому тайна продолжала терзать умы собравшихся, а Иван держал паузу, как заправский актер, нагнетая всеобщее возбуждение. Наконец он грохнул об стол тяжелой глиняной кружкой и повел речь:

– Все, братцы, закончилась моя царская служба, теперича я вольная птица!

– Тю на тебя, совсем сдурел! Куда собрался? Что делать будешь, когда деньги кончатся? Ты же ничего не умеешь, кроме как в истребителях летать и из пушки стрелять. Точно сдурел! – галдели друзья собутыльники.

– Ша! Без базара! Если Волгин сказал все, значит все! – Иван отхлебнул из кружки и победно ухмыльнулся, – А это видали? – Он вытащил из кармана кителя пачку купюр и швырнул их на стол.

– Банк ограбил? – за всех сделал вывод штурман полка.

– Неа! – Иван счастливо улыбался, купаясь в лучах всеобщего изумления.

– Клад нашел? – выдохнул главный механик.

– Пальцем в жо…, пардон тут дамы, пальцем в небо, ха-ха-ха! Официант, еще пива и это… почему дамы скучают? Давай всех за наш столик, Иван Волгин гуляют! Официант, ты понял?

Официант подмигнул напарникам и в момент ока столы оказались сдвинуты, бутылки и закуски богато усыпали скатерти, девушки без лишнего жеманства порхнули к загулявшим пилотам.

Веселье набирало обороты, подтягивались пилоты и техники, узнавали в чем причина веселья и смело окунались в пучину пьянки, благо никто укорота не делал и в напитках отказа не было.

Иван Волгин гуляют… эхом звучало в голове Ивана, он не осознавал до конца причин своего внезапного богатства, но факт оставался фактом даже после пятой бутылки медовухи. Причем не простой медовухи, а той самой, что он проспорил проклятому поляку, чтоб он сдох скаженный.

Разделяя с друзьями и собутыльниками радость неожиданного богатства, Иван не переставал думать, как же так случилось, что приснившиеся деньги, сами собой свалились ему на счет. Может они случайно заблудились в дебрях банковских счетов и неожиданно упали в иссохший колодец Иванова благосостояния? Значит, сон в руку был! А снами известно кто ведает, не сами по себе такие счастливые сны бедному пилоту снятся.

Стало быть, все правильно, справедливо, так бог решил – обрадовался Иван неожиданной догадке и расплылся в счастливой улыбке. По всей видимости, только тяжкие думы о причине и первоисточнике неожиданного богатства удерживали Ивана в сознании после пятой бутылки медовухи. Разрешив загадку, Иван пал жертвой излишнего возлияния – говоря по-русски, свалился под стол и счастливо уснул, пристроившись на глиняном кувшине, словно на пуховой подушке.

Последняя мысль, мелькнувшая в сознании Ивана, показалась ему странно знакомой: «Меньшиков! Твоя цель Меньшиков! Ты должен найти Меньшикова!» Он улыбнулся причудам пьяного сознания, отмахнулся от той мысли, как от назойливой мухи и продолжил падение в сон.

Где-то на грани между сном и явью Иван споткнулся о так и нерешенный вопрос, каким образом сигнал о бедствии пришел раньше, чем то бедствие произошло? И как в недрах системы слежения пересекутся два факта – сигнал, которого не было и сигнал, посланный по его, Ивана, приказанию? Но мысль эта не потревожила Иванова сна, шмыгнула серой рыбкой и пропала в темной мгле.

По странной иронии судьбы счастливому миллионеру снов в этот момент не снилось никаких. Видимо Господь посчитал свою миссию по отношению к рабу божьему лейтенанту Ивану Волгину исполненной и направил благодеяния свои на прочих праведников. Так это или иначе, нам не ведомо, но спал Иван долго и проснулся в состоянии ужасного похмелья.

– 19 —

И снится нам не рокот космодрома…

Иван с трудом приоткрыл глаза и медленно обвел мутным взглядом окружающую его реальность. Удручающая действительность с трудом добиралась до сознания, порождая в мозгах ужасное по своей сути осознание. Камера… одиночная… он прикован… за руки и за ноги… мама родная, сколько ж я народу убил???

И главное – в памяти пусто, как в церковной кассе. Видать пытали палачи поганые, на дыбе крутили, батогами били, иголки под ногти загоняли раскаленные. Он вздрогнул от ужаса и попытался взглянуть на руки. Но руки не смогли поднять тяжелые цепи. Да и полутьма камерная скрывала от взора ужасные подробности пыток.

Боже, как все болит, особенно голова, словно кто молотом бьет по наковальне в самой черепушке. Трудно дышать, как хочется пить, сволочи, палачи! Он с трудом захрипел, пытаясь крикнуть, и вновь бессильно упал.

В тот же момент дверь камеры заскрипела и открылась. В дверном проеме на фоне яркого света возникла молчаливая темная фигура. От нее веяло ужасом, она была предвестником смерти, посланцем ада, ужасным свидетелем последних мгновений его жизни.

– Казнить? Уже? Желаю апелляцию подать… – едва слышным голосом, с трудом шевеля распухшими губами, потребовал Иван.

Имеет право… он боевой пилот… жизнь за царя клал… или еще чего клал куда-то… нельзя без суда и следствия к стенке и в распыл! Мы еще поборемся, мать вашу, сатрапы.

– Вашбродь, какую такую апелляцию? Вы рассольчику вот хлебните, апелляция подождет.

Раздался громоподобный щелчок выключателя и камеру залил яркий дневной свет. Иван зажмурился от боли в глазах. Холодный рассол сам собой потек в открытый рот, растекаясь по организму живительным эликсиром.

– Во-о-о-т, так то оно лучше будет! А то апелляцию, иде ж ее найдешь в нашей бордели? Без апелляции обойдемся, к лешему ее. Аппеляция, паря, тебе не треба, пей рассольчик и отдыхай. Куды теперь спешить то? Теперича, соколик, спешить некуда.

Одно к одному, в цепи заковали, апелляция не поможет, видать расстрельная статья ему вышла. Сейчас напоит изверг и поведет приводить приговор в исполнение. А там…

– Отец, – сызнова продрав глаза, он увидел перед собой лицо пожилого солдата, – за что меня сюда? Много я народу убил? – тоскливо спросил Иван, рисуя в голове самые мрачные картины.

– Не, народу никого не убили, вашбродь, а вот мебеля… мебеля изрядно и все вдрызг.

– А за что же меня приковали тогда? – с обидой в голосе спросил Иван.

Перебор получается, с какой стати такие меры, в первой что ли мебеля крушить по пьяной лавочке? Отродясь такого не водилось, чтобы за убытки заведению в камеру и на цепь сажали, как убивца какого-то.

– Вы сами изволили требовать… – ухмыльнулся солдат, обтирая крахмальной салфеткой рассол с лица Ивана.

Сам? Вот тебе бабушка и Юрьев день! Новые времена настали – с каких это пор в тюрьму по желанию сажать стали? А суд на что, а присяжные с прокурором? Произвол, бардак! Или врет старик, мозги пудрит, наводит тень на плетень, а концы то с концами не сходятся.

– От чего же цепи блестят, как золотые? – прищурился Иван хитро.

– А как же им еще блестеть, раз они золотые и есть? – удивился старик. – Я же говорю, вашбродь, вы сами изволили приказать, мол прикуйте меня золотыми цепями к стене и ключ выбросьте в космос.

– Ключ? Выбросить? – в голове Ивана забрезжило ужасное предчувствие. – А как же я теперь? Всю жизнь буду прикован?

– Мы же с понятием, вашбродь, кто же их выбросит, вот они ключики. Только они вам без надобности, браслетики то не защелкнуты!

– Это правильно, это хорошо, – бормотал Иван, освобождаясь от золотых оков. – Погодь, отец, браслетики то никак тоже золотые?

– А то ж! – ухмыльнулся в усы старик.

– Тут золота килограммов на пятнадцать! Кто же так разорился, извиняюсь спросить?

– Вы и заплатили, вашбродь! – усмехнулся солдат, высвобождая затекшие руки Ивана из золотых оков.

– Вот тут ты врешь, отец, откуда у меня такие деньжищи, ограбил кого что ли? – съязвил Волгин, поймав старика на самой откровенной брехне.

По чести сказать, в голове Ивана, как и в кармане, давно уже было, как в степи после пожара – пусто, сухо и темно. Одна непрерывная тоска и тяжесть. Но главное помнил хорошо – с его пилотским окладом такие цепи не купить. Одно из двух: солдат врет или он точно кого-то ограбил.

– То не моего ума дело, но после того, как вы шесть штурмовиков купили, у вас еще тех денег изрядно оставалось.

– Я? Штурмовиков? Отец, ты меня ни с кем не путаешь? – пришедшая было стройность мыслей вновь разлетелась в пух и прах.

– Вас перепутаешь, вашбродь, – ухмыльнулся старик. – Вы же вчера деньгами сорили, как семечками. Сколько служу, такого отродясь не видывал.

Память мал помалу возвращалась к Ивану, но странными скачками и зигзагами. Неожиданно вспомнился купеческий корабль, обширный трюм, сотни тысяч тонн товара, купец, приветливо рассказывающий что-то. Ужасная мысль кольнула раскаленной иглой – они таки гробанули того купца, прогнали пиратов и гробанули. А товар продали, деньги поделили и потом…

– Отец, а друганы мои тоже того… – он замялся, подбирая слова, – необычно себя вели вчера?

– Друганы? Не скажу, что необычно, но за ваше здоровье выпили изрядно!

– Сами платили?

– Зачем сами? – искренне удивился старик. – Вы все оплатили, вашбродь. Тому, который не русский пообещали гарем купить, а второму фонтан с водкой.

– Фонтан… гарем… бред какой-то!

– Не нам судить, вашбродь, деньги ваши, хозяин – барин.

Получается, что того купца все ж таки пришил и гробанул, иначе неоткуда деньгам взяться. Нет, не получается. Как он мог гробануть купца и протащить все это в обход друганов? Никак! Разве что под руку попалось что-то маленькое и ценное! Ага, вот оно – кисет, бриллианты чистой воды! Точно – кисет с бриллиантами!

Иван завозился, выуживая из кармана брюк достопамятный черный кисет. Трясущимися пальцами растянул тесьму, запустил руку внутрь, стараясь нащупать драгоценные камушки. Что за черт? Он вытащил из кисета плотно свернутые трубкой листья какой-то травы. Потряс его, но ничего кроме шелухи из кисета не выпало.

– Нету! – огорчился Иван и жалобно всхлипнул, представив себе всю бездну падения от неожиданного богатства к прежней нищете. – Все пропил! – пожаловался он старику.

– Никак нет, вашбродь, все не пропили!

– А где же… эти… которые… – он не решался открыть источник своего богатства неизвестному человеку, опасаясь полицейских преследований.

Где-то на грани вспоминания в его памяти брезжили горы денег и бриллиантов, но где он такое мог увидеть, никак в голову не приходило. Но камушки были, это точно, настолько точно, словно самолично их в руках держал.

– Деньги? – пришел на помощь старик.

– Ага, – облегченно выдохнул Иван.

Пусть будут деньги. Кто знает, что стало с камушками, может, он их уже обменял на кредиты.

– Кстати, так где же эти самые деньги? – Он вопросительно уставился на старика.

– Деньги в сейфе, как вы и приказали!

– Ага… в сейфе… это хорошо! – успокоился было Иван. – В чьем сейфе? – тотчас насторожился он, чуя в словах солдата скрытый подвох. Как он не напрягал память, но не мог припомнить в своем кубрике никакого сейфа, окромя железной банки из-под леденцов.

– Начальника крепости, в чьем же еще, тут другого надежного места нету!

– Ага, логично! – у этого есть сейф, большой такой, в углу кабинета стоит. Вот только Иван не знал радоваться ему или печалиться по такому поводу.

То, что деньги еще остались, радовало. Но непонятно по какой причине они лежат в сейфе начальника крепости, а не на его личном счете или хотя бы в шкафчике в общаге? Как те деньги вытянуть, не притянут ли его за те деньги на цугундер? Вопросов масса, а голова болит, как с перепою… Отчего же как? С перепою и болит.

– Отец, нет ли у тебя водки, здоровье поправить? Сам знаешь – клин клином… – заискивающе просипел Иван.

– Отчего же, вашбродь, ей не быть. Для хорошего человека и водка найдется и закуска. Для поправки здоровья я тут стаканчик с собой захватил. Закуску сюда принести или в трапезную пройдете?

– А можно прямо сюда? – не веря своему счастью, спросил Иван, старик с готовностью кивнул. – Тогда сюда. Не чувствую в себе сил, отец, на перемещение.

– Ясное дело, сей момент, вашбродь, принесу холодненькой! – взял под козырек старый солдат и исчез, словно его ветром сдуло.

Иван сунул в кисет листья, отслоив один листочек. Задумчиво скрутил из листочка цигарку и прикурил от заботливо оставленной у изголовья зажигалки. Цигарка не сразу раскурилась, но первый же вдох принес в голову необычайную ясность мыслей. Словно метлой вымело из башки всякий мусор, прошла боль, и вспомнился вчерашний день с кристальной ясностью.

Вспомнил, как кутил в кабаке, а потом потащил всю компанию в самый богатый ресторан крепости. Как всем девкам покупал украшения и особо понравившимся, а такие почитай все были, так и белье из самого богатого магазина. Девки танцевали на столе, демонстрируя Ванькины подарки. Но это была лишь верхушка айсберга.

Ляпнул кто-то из господ пилотов, что обидно, когда полицейские мотаются на раздолбанных истребителях, а пираты так на новеньких штурмовиках – несправедливо это. Отчего никто царю про то безобразие не доложит, царь добрый и справедливый, вот только бояре вороваты, да трусоваты. Чего им за нас радеть, кричал пилот, когда над ними не каплет?

В запале человек сказал, можно сказать пожаловался неизвестно кому на тяжелую жизнь пилотов полицейского полка. И отчего то мнилось Ивану, что человек тот удивительным образом походил на полковника Врубеля. Хотя по его же словам по кабакам он не ходок, да и вполне возможно померещилось это Ивану.

Но слова в душу Волгина запали и он, недолго думая, позвонил в арсенал и за наличный расчет тотчас приобрел шесть новехоньких штурмовиков, на которых у царской казны никак деньги не находились. Тут же под веселый гомон пилотов оснастили штурмовики по каталогу самым крутым снаряжением и под крышку заправили горючкой. Хоть сейчас садись и лети крушить пиратов.

По такому случаю выпили за арсенал, за каждый штурмовик, за счастливую жизнь новых пилотов и чтоб всем пиратам пришел единовременный и повсеместный карачун. Разойдясь, Иван вспомнил и друзей. Позвонил куда следует, и уже через полчаса в ресторан ввалилась толпа женщин в самых легкомысленных нарядах. Почти одновременно к ресторану подъехал огромный грузовик, и грузчики начали деловито монтировать перед рестораном какую-то мудреную конструкцию.

Как выяснилось, Иван прикупил по случаю у заезжего султана весь его гарем на сто душ прекрасного пола и тотчас же вручил этот подарок другу Кахе.

Перед рестораном же в скором времени вырос фонтан, заиграла музыка, заблистали огни и ударили в небо звонкие струи. Иван буквально силком притащил Семенова к фонтану – тот принюхался, отхлебнул из ладошки и побежал за кружкой в ресторан. Фонтан извергал из себя кристально чистую водку.

И что из этого? Сбылась мечта идиота – он богат, немыслимо богат. Друзья смотрят на него с завистью и… словно прощаясь. Кто он и кто они, небо и земля. Не ровня. Он теперь в верхи полезет, заводами да фабриками владеть, девок море, дворцы, яхты – красивая жизнь. А им лямку тянуть, да перебиваться с паленой водки на тухлую солонину. Грустно, блин. Не по-человечески как то, не по-другански.

Сколько раз друг другу спину прикрывали, шли в лоб на опасность, чтобы друга спасти, а тут он один раз и в дамки. Непорядок, нельзя так, дурные деньги радости не принесут – отхлебнув из стакана водки, трезво рассудил Иван, – или ну их к черту или поделить с друганами, что осталось.

Правильнее поделить, грех деньгами раскидываться. Кому как не друганам долю той удачи получить, что Ивану подкатила? В этом и есть истинный смысл настоящей дружбы – все поровну и боль, и радость! Кабы сразу та мысль в голову Ивана пришла, не болела бы она сейчас от мыслей тяжких. Не царь ведь Иван, не генерал, чтобы великими думами голову загружать, о народе думать. Все! Решено! Делим все поровну и делу конец!

Вот-вот это правильно, вдохновился Иван, как он сразу то не догадался? А когда догадываться было, – оправдывался сам перед собой Иван, – ежели гужбанили от души всю ночь, увлеклись сверх меры, друганы поди сами еще не проснулись от пьянки. Есть время исправить ошибку судьбы!

– Оте-е-е-ц, еще водки сюда, бего-о-о-м! – загрохотал в коридорах гауптвахты командирский голос взбодрившегося Волгина.

«Вот она – жизнь царская! Чего не пожелаешь, все враз исполняется! Оковы и те из чистого золота. Это же надо, любой дурацкий каприз исполняется мигом, и никто в рожу не тычет, мол дурак ты, Ванька! Все воспринимают, как должное, как важное и само собой разумеющееся. А как же на самом деле цари живут, если просто богатому человеку живется так радостно?»

«Меньшиков… Меньшиков… граф Меньшиков… ты должен найти графа Меньшикова… твоя цель Меньшиков…» – вновь проснулся назойливый голос в башке.

– Надо же так нажраться, – грустно взохнул Иван, – прям шиза какая-то. И дался же мне тот Меньшиков. Ну, что я приду к нему и скажу вот так вот в лоб: «Дай мне, дядька, корзину винища!»? Так не пойдет, проще у Шан Дженя прикупить, раз уж я при деньгах нынче.

Иван сильно затянулся и под табачный кайф выплеснул в луженую глотку водку из оставленного стариком стакана.

– Эх, заживу теперь по-царски! – мелькнула последняя мысль в голове Ивана.

То ли табак крепок оказался, то ли водка несвежая, но померкло все в глазах лейтенанта Волгина. Звезды полыхнули перед его внутренним взором и погасли. Шмякнулся кисет, звякнул о бетон стакан, тело лейтенанта безвольно опустилось на холодный пол.

– 20 —

Если вы проснулись после пьянки и

у вас ничего не болит, значит, вы умерли.

Снова снится Ивану дивная картина. Словно проснулся он после сладкого сна, но глаз не открывает, нежится в мягкой постели под атласным одеялом. И все бы хорошо, только пить охота до невозможности.

– Оно и понятно, – размышляет Иван, – выпито намедни немало, сушняк утренний мучает организм.

Открывает он глаза, обводит взглядом окружающее его пространство и словно бы ищет что-то ему известное, чтобы, не вставая с постели, водички хлебнуть. Да где ж ты в кубрике такого найдешь, нужно на кухню к крану ползти, дурачина.

Однако пред взором Ивана встает неожиданная картина. Нет его кубрика вечно неприбранного, а лежит он в роскошной постели и действительно атласным одеялом укрытый. В комнате, размером со сто его кубриков, чего только нет – роскошь царская. А вот и кувшинчик заветный на прикроватном столике прямо под рукой стоит, Ивана дожидается – хрупкий, аж в руки брать боязно, но раз поставлен, знать можно брать без опаски.

Ай да сон, ай как все хорошо то устроено в нем. Рука сама привычно к кувшинчику тянется, странная какая-то рука, словно и не своя – нет в ней силы, пухлая изнеженная рука, да и пальчики, как у девки – ноготки подстрижены, да наманикюрены. Не обращай внимания, Иван – то же сон, в том сне царская жизнь, вот и выглядишь ты по-другому в том сне. Вспомни казино!

Иван кувшинчик невесомый к губам подносит, а там не вода – медовуха чистейшая его дожидается, здоровье поправить собирается. Иван делает смачный глоток и тут организм странно вздрагивает, не принимает вроде как, пытается обратно отправить тем же путем.

– Стоп-стоп-стоп, что это за сон такой неправильный, кто ему хозяин? – возмущается Иван.

– Я ему хозяин, – отзывается сон.

– Не понял, так ты и разговаривать умеешь? – озадачился Иван, до сей поры не помнивший снов с ним болтавших.

С обитателями снов поболтать – это в порядке вещей, на то и сон, то есть собственная фантазия организма. Но, чтобы сам сон с тобой разговаривал, такого в жизни Ивана еще не было.

– А как же мне не уметь то, чай не младенец, не уметь разговаривать. Одного не пойму, с кем я говорю то, что это со мной такое творится – с утра медовуху пью? – капризным фальцетом возмущался сон.

При этом, как ни странно, шевелились губы и язык Ивана, а голос проистекал явно не его. Да еще так странно проистекал, словно Иван его ушами слышал и одновременно изнутри, как это бывает, когда вслух разговариваешь.

– Со мной разговариваешь, сон, хозяин я твой, Иван Волгин. Ты снишься, мечту показываешь, как на заказ. Спасибо за это великое. Только не совсем понятно, отчего в собственном сне медовуха поперек горла встала? – ласково, почти нежно ворковал Иван, боясь разрушить хрупкое творение собственной фантазии.

– Какой такой Иван Волгин? – взвизгнул сон. – Что значит – хозяин? Никто мне царю хозяином быть не может! – женственная ладошка Волгина царя решительно хлопнула по одеялу. – Стража-а-а! – заорал Иван в голос, да как-то непривычно: визгливо, по-бабски, с претензией.

– Глупость какая-то, а не сон, – посетовал Иван, – в прошлый раз веселее было.