Читать онлайн Под слезами Бостона. Часть 1 бесплатно

Под слезами Бостона. Часть 1

Пролог. Таяло мое сердце

Помню, как невыносимо жгли слезы именно в тот день. Как не хватало рук, чтобы их вытереть. Как горечь топила в себе сердце, которое совсем недавно только сделало первый вдох. Как казалось, что все, во что я до этого верила, обернулось ложью.

И ведь действительно было так.

Я терла и терла лицо, не различая, избавляюсь от слез или дождя, измучившего тогда Бостон.

Да, погода в ту зиму выдалась скверная, но я все равно поперлась в порт, чтобы успокоить нервы проверенным способом. Только вот в тот раз он впервые не сработал. Я лишь испортила гитару, продержав ее под мерзкими осадками почти всю ночь.

– Кто я такая? – ревела под глухой аккорд, перебирая струны обледеневшими пальцами.

Нет, гитара не окоченела, в отличие от меня. Вышла из строя. Разбилась, если быть честной. Сиганула прямо в залив Массачусетс и затонула. Как в тот день тонула и я. Уровень за уровнем. В слезах. Отчаянии. И боли. Безмерной боли, которой, я думала, что никогда не прочувствую на себе.

И я задрала голову к небу – хотела наглотаться холодных капель, залить ими доверху горло, захлебнуться и умереть. Ну или хотя бы подхватить грипп, который свалил бы меня с ног высокой температурой и довел бы до беспамятства на ближайшие несколько дней.

Но в ту туманную ночь, в том безлюдном порту, на том самом дряхлом диване, когда на мою и его щеку упала первая пара снежинок, моя жизнь неожиданно начала новый отсчет.

Именно в тот момент, в крепких объятиях, которые обрушились на меня так же неожиданно, как и мороз на промокший город, под слезами Бостона окончательно растаяло мое сердце.

Посвящается каждому обледеневшему сердцу.

Которое обязательно забьется.

Глава 1. Счастливого, чертового дня рождения

Серена

«Раз, два, три, четыре, пять».

«Раз, два, три, четыре, пять».

Глаза зажмурены. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

«Это не сложно, Серена. Это всего лишь просьба. Так делают все. А ты часть команды. Просто подойди и спроси».

Туже затягиваю хвост на затылке и плавно поднимаю веки. Снова вижу яркий свет и вечно недовольное лицо Астрид перед глазами.

– Какого черта, Аленкастри! – как обычно, орет она. – Уже спишь стоя? Это всего лишь твоя четвертая смена за неделю!

– Всего лишь? – «упс, не верный заход».

– Здесь люди вкалывают днями! А ты еще и возмущаешься! Неблагодарная девчонка! – кажется, от тряски ее головы из прилизанного строго пучка вывалилась пара рыжих прядей.

– Я… Нет… Нет, что Вы. Я просто хотела…

– А я хотела, чтобы ты сгребла свои ноги в руки и вовремя обслужила пятый столик!

– Астрид, я хотела…

– Ты оглохла?! Мало того, что ты передвигаешься, как одноногий пират, так еще теперь и плохо слышишь? Зачем я вообще тебя здесь держу?! Деревенщину необразованную. В ресторане высшего класса! Ты вообще видела, кто сидит за пятым столиком? Видела, кто ожидает принятия своего заказа? А? Или ты еще и ослепла в придачу ко всему?! Штраф, Аленкастри! Я больше не намерена это терпеть.

– И я тоже больше не намерена это терпеть, – выдыхаю ей в спину.

– Что?! – копна рыжих волос пролетает над моим лбом, и если бы Астрид не носила шпильки под четыре с половиной дюйма, то ее пучок отхлестал бы меня по носу. – Я что-то услышала или кто-то просто испортил воздух?

– О да, воздух здесь испорчен с тех пор, как ты тут появилась. Мегера. Слышала, что «Шанель №5» уже давно не в моде? Или тебе их передарила бабка?

– Аленкастри! – раздуваются ее ноздри, и рыжая челка подлетает кверху. – Ты уволена!

– Нет, Астрид, Серена Аленкастри увольняется сама из этого сущего ада. И засунь свой пятый столик в свою пятую точку!

Срываю с шеи черный галстук, положенный каждому официанту в этом ресторане, и сую его Астрид в нагрудный карман отутюженного пиджака.

– Удачи в унижении, – бросаю взашей. – И улыбайся шире.

– Аленкастри! Сегодня же пятница! Ты куда?!

– А мне плевать. У меня сегодня праздник. С днем рождения меня.

Заканчиваю с последней пуговицей тугого жакета и перед тем, как хлопнуть дверью кухни, бросаю его на пол.

Удаляюсь с такой скоростью, что не успеваю даже разглядеть лиц персонала, наблюдающего эту картину. Не понаслышке знаю, что каждый второй из них хотел бы проехаться по отшлифованному массажами лицу Астрид кулаками с первого дня трудоустройства. Ну или луком пореем – рукоприкладство мы все осуждаем.

Уверена, что сейчас там в мой адрес летит не один десяток восхвалений. И надеюсь, что Юджин все-таки успел запечатлеть ее физиономию на телефон. Распечатаю и повешу в спальне у кровати – поможет просыпаться по утрам в приподнятом настроении.

Первые десять минут я действительно «лечу» по Вашингтон-стрит и улыбаюсь прохожим, каждый из которых наверняка считает меня ненормальной наркоманкой. Ведь только так можно объяснить мое лучезарное лицо среди туч других серых лиц. Таких же, как тучи над Бостоном.

В порыве накатившей радости и смелости решаюсь набрать маме. Давненько этого не случалось. Да и не хотелось, но сегодня особенный день. Мой день.

– Алло, мам? – уворачиваюсь от очередного порыва ветра и крепче цепляюсь руками за искусственную шерсть своей белой шубы. Подобие козы. Или ламы. Или, скорее всего, альпака. Да какая, собственно, разница, раз мне тепло.

– Серена? – серьезный тон по ту сторону намекает, что она, конечно же, не помнит о моем дне рождения.

– Мам, как ты? Как твои дела?

– Как всегда. Бывало и лучше, – откашливается она. – Что надо?

– Просто хотела услышать тебя, – пытаюсь не позволить ее холодному голосу испортить мой позитивный настрой.

– Услышала? Лучше б домой приехала и помогла убраться.

– А что Бриан? – тут же ляпаю себя рукой по губам. Зря вырвалось.

– Да как ты смеешь?! – моментально оживляется она, и я чувствую, как через смартфон брызжет желчью. Так происходит всегда, когда я цепляю Бриана. Но я никогда не научусь вовремя заткнуться. – У Бриана важная работа! Ты разве не знаешь? Ему некогда отвлекаться на такие мелочи. А вот ты! Ты же дочь!

– Дочь, про день рождения которой ты снова забыла! – не выдерживаю и выкрикиваю на всю улицу. Благо, что мой голос перекрывает новый порыв ветра. – Ты даже не поздравила меня. Опять, – обида проседает в горле на последнем слове и давит его. Давит. Заставляя затухнуть на конце.

– А с чем я должна тебя поздравлять? – невозмутимо отвечает она, и я понимаю, что в очередной раз зря затеяла эту разборку.

Это все накатившая эйфория заставила меня подумать, что в этот раз все будет иначе. Раз я смогла там, значит и здесь, скорее всего, получится не так, как всегда. Не так холодно. Не так безнадежно. Не так больно. «Может, достучусь сегодня» – новая ошибка, за которую я уже расплачиваюсь слезами, подкатившими к глазам.

– С тем, что ты появилась на этой планете благодаря мне? – продолжает она, повышая децибелы прокуренного голоса. – Поздравить тебя с тем, что я ночами не спала из-за тебя? Что пренебрегла карьерой ради тебя, девочка? С этим я должна тебя поздравить?

Я просто молчу, замерев возле первой попавшейся витрины. Я даже не вижу пестрящих на вывеске букв – их размыли скопившиеся в глазах слезы.

– Молчишь? – суровый голос вибрирует синхронно с моей дрожащей губой. – Вот и правильно. Думай, прежде чем говорить глупости.

Она кладет трубку, а я врезаюсь лбом в отскочившую дверь бара. Первые спрыгнувшие с неба капли дождя не дают прохожим разглядеть мои просочившиеся слезы.

«А на что я надеялась?».

Всегда ведь было так. Всегда ведь в ее сердце было стуже, чем в лютый холод на Аляске. Так почему я рассчитывала на глобальное потепление?

– Черт! – второй удар распахнувшейся двери приходится в мою голову, и я решаюсь, наконец, отступить. – Еще и гребаный дождь! Класс! Просто класс!

– Мисс, вы заходите? – от третьего удара двери меня спасает какой-то бостонский джентльмен.

– Да, я, мать вашу, захожу, – взмахиваю смольными волосами, собранными в длинный хвост, и проскальзываю внутрь.

Оглядываю помещение, в которое зачем-то забрела, и понимаю, что выпить – сейчас самое правильное решение. Причин как минимум три: увольнение, мать и гребаный праздник меня.

Пятница, и поэтому неудивительно, что бар забит под завязку. Бар, которого я раньше никогда не видела. Видимо, я неосознанно свернула куда-то с Вашингтон-стрит.

Здесь все как-то мрачно, тускло и слишком коричнево. И деревянно, как по мне. Дерево на дереве. Деревянные стены, столы, стулья, стойки и даже, мать его, потолки. Как будто оказалась на какой-то ферме в день ярмарки. У владельца явно нет вкуса. Или он из Техаса. Ставлю полтинник.

«Что ж. Волей случая и растерянности души я оказалась в пабе для ковбоев. Прекрасно. Впрочем, какая разница, где пить».

Задача номер один: протолкнуться к барной стойке.

Задача номер два: каким-то чудом избавиться от шубы, которую я ношу уже третий год. И которая третий год не подходит к дождливым зимам Бостона. Но на новую у меня нет средств.

Задача номер три: забраться в этой бесящей юбке-карандаш – частью формы уже (слава богам) бывшей официантки на высоченный барный стул. И…

Задача номер четыре: надраться за свой, мать его, двадцать второй день рождения.

«По ощущениям уже тридцать второй».

Щемлюсь сквозь толпу и пытаюсь попутно стянуть с себя драного альпака в белом цвете. Высунуть левую руку из рукава удается, когда какой-то мужлан толкает меня в бок, и я валюсь за барную стойку, но меня успевает придержать чья-то рука.

– Осторожнее, малышка, – улыбается стройная шатенка в топе, выше меня как минимум на две головы. И она даже не на каблуках. – По объявлению?

– Что? – отряхиваюсь и приглаживаю свою юбку.

– Становись за стойку! – кричит она, когда несколько десятков мужских голов за барной стойкой начинают скандировать «Давай! Давай! Давай!».

– Какую стойку? – теряюсь, сжимая бедного дохлого альпака в руках.

– Быстрее! Видишь, что творится?! У меня не хватает рук! – красотка в топе с идеальной подтянутой фигурой пытается перекричать рев мужчин и попутно тянется за текилой! – Ну-у-у! Кто из вас, красавчиков, самый смелый?!

– Мне! Давай мне! – ор желающих сливается в единое месиво, а я стою и мну пальцами все ту же шубу.

Длинноногая шатенка в топе ловко хватает за шиворот самого громкого активиста, укладывает его на спину, перегибает через стойку и льет ему в горло текилу под свист остальных самцов.

– Хорош с тебя, красавчик, – она резко возвращает его в вертикальное положение, и тот, немного пошатываясь на ногах, кладет на барную стойку две сотни.

«Две сотни?! За глоток текилы?».

– Чего встала? – шатенка обращается ко мне, закупоривая бутылку Olmeca. – Бросай свою шубу вон туда, – указывает на полку под барной стойкой. – И давай уже помогай. Я зашиваюсь, как видишь.

– Но я…

– Малышка, прости, позже познакомимся. Вообще не до тебя.

– Но я не умею… – все-таки засовываю альпака в тумбу.

– Просто дай им то, чего они просят. И расстегни пару пуговиц на блузке.

Она не дожидается моего ответа (она бы и не дождалась), подходит вплотную и выправляет мою белую блузку из юбки. Я невольно дергаюсь, чем не позволяю ей задрать рубашку вверх.

– Нет. Так не нужно, – приглаживаю обратно края рубашки ладонями, на что красотка хмыкает, но не настаивает и оставляет все, как есть.

– Тогда хотя бы пуговицы, – осматривает мою грудь и резко высвобождает пару верхних из петель.

– Прекрасно, – хлопает меня по бедру. – Отлично выглядишь. А теперь иди вон к тому мужику. И сиськи вперед – чаевые обеспечены.

«Вот это манеры… А я ведь даже не знаю ее имя».

– Ты, блин, серьезно? – все, что могу – это взмахивать ресницами.

– Абсолютно, малышка. И в следующий раз сделай макияж ярче.

«Называется, пришла выпить. Что за черт?».

В диком стрессе, дерганьях, поправлениях вечно задирающейся блузки и без капли алкоголя во рту я кое-как «дорабатываю» до трех утра, утоляя жажду клиентов. Спасибо моему опыту в обслуживании выездных мероприятий и скудным навыкам в смешивании ви́ски с колой. Я даже не заметила, как влилась в процесс. Как не заметила и завершения своего дня рождения. Оно и к лучшему.

К четырем люди рассасываются. Музыка утихает и меняется на легкий эмбиент, что теперь абсолютно не вписывается в стилистику бара. Но я приятно удивлена. У меня даже получается слегка расслабиться и выдохнуть. Край левого глаза уже подыскивает бутылку, с которой я смогу слить себе хотя бы стопку за свое здоровье. Но хриплый голос мужчины возвращает меня в реальность.

– Повторить, – кряхтит он, уткнувшись локтями в барную стойку и свесив на руки голову. Темная челка, наверняка ранее зачесанная кверху, достает до носа, и он даже не пытается ее поправить.

Первое, на что обращаю внимание, его кисти и пальцы, расписанные множеством черных символов, которые уходят под манжеты серого пуловера. Он не поднимает головы, лишь стучит пальцами по барной стойке и отшвыривает мне рокс1.

– Ви́ски? – уточняю я.

– Ты не запомнила мой заказ? – все так же не поднимает головы, но вздымает брови. Видимо, возмущенно. Или удивленно. Не разобрать.

– Вас здесь миллион, а я одна. Сложно напомнить? – забираю его рокс, но он перехватывает мою руку и, наконец, поднимает на меня глаза. Черные, как узоры на его руках. Пустые, как этот самый стакан. И абсолютно пьяные.

– Dalmore. Еще пятьдесят. А потом еще пятьдесят, – глаза черны настолько, что в них отблескивает приглушенный свет ламп. И горечь. Цвета забытого на кухне чая. Я знаю, потому что такой «чай» ежедневно настаивается и в моей душе.

Он выпускает мое запястье и почесывает аккуратную бороду, затем обратно опрокидывает в руки лицо.

– Пожалуй, Вам уже хватит, – мои тараканы сегодня не отпраздновали день рождения, так отпразднуют день храбрости.

– Что? – он снова совершает над собой явное усилие и смотрит на меня. – Ты сделала слишком много ошибок во фразе «секунду, сэр».

– Нет. Вам уже действительно хватит, – в подтверждение своих слов складываю руки на груди, демонстрируя полную уверенность.

– Кто. Ты. На хрен. Такая? – отчеканивает каждую букву, стискивая зубы. – Я сказал: «еще» – значит, ты льешь еще. И не задаешь лишних вопросов, – взгляд цвета бездны сверлит меня из-под массивных бровей, но сегодня он точно не на ту напал.

– Я. На хрен. Та, кто вышвырнет тебя отсюда, если ты не начнешь себя нормально вести. Понял? – утыкаюсь в него таким же злобным взглядом, не двигаясь с места, и замечаю, как под щетиной вырисовываются острые скулы.

– Стенли, мать твою! Стенли! Сюда иди! – орет бородатый алкоголик. И на его зов прибегает та самая красотка шатенка, которая заставила меня вкалывать в свой день рождения. Хотя я не особо и сопротивлялась.

– Опять надрался, Эзра? – видимо, Стенли, накрывает его щеки ладонями и приподнимает лицо.

– Кто это такая? – тычет в меня пальцем слабой руки.

– Новенькая. Ты уволил Кэт, помнишь? Одна я не справляюсь.

– Я уволил Кэт? – видимо, пьянь по имени Эзра, сбрасывает с себя руки Стенли и пытается распрямиться на стуле.

Из-под глубокого выреза пуловера выглядывает часть еще одной татуировки, которая от груди разрастается к шее, но я не успеваю разглядеть рисунок.

– Ты уволил Кэт, – усмехается Стенли.

– Я уволил Кэт.

– Еще раз тебе повторить или записать? – красотка Стенли трет барную стойку и не перестает улыбаться.

– Да плевать, – Эзра снова почесывает бороду и вытирает губы тыльной стороной ладони. – А эта что здесь делает?

– Малышка, как тебя зовут? – обращается ко мне Стенли.

– Серена, – хмыкаю я, не сводя глаз с остервеневшего козла.

– Я взяла Серену в штат.

– Хрен с два, – шипит Эзра. – Пусть валит на хрен отсюда. Не хватало мне здесь малолеток. Ты посмотри на нее, – переводит на меня взгляд и обдает им с макушки до талии. – Без косметики. Наивные глаза. Конский длинный хвост. Черные прямые волосы, нетронутые парикмахером. И сиськи второго размера, – каждое слово раздевает, и мне хочется прикрыться руками, но я стою молча, раскрыв рот от возмущения. – Тебе хоть двадцать один есть?

– Мне двадцать два! – выкрикиваю, хмуря брови. – Вчера исполнилось! И какое это имеет значение? Я сегодня справилась!

– Она справилась, Эзра, – поддерживает Стенли.

– Плевать я хотел. Она не умеет общаться с клиентами. Поэтому ты, – вяло машет рукой в сторону Стенли. – Налей мне выпить. А ты, – переводит руку на меня, тыча указательным пальцем почти в лицо. – Собрала свои манатки и укатила за дверь. Чтоб я больше тебя здесь не видел.

Гнев перехватывает горло где-то на середине. Я задыхаюсь, но не могу произнести ни слова. Они застряли внутри вместе с недолитыми слезами, вместе с упреками мамы, отчаянием и обидой. Они засели и не выходят, а я могу лишь стоять и втягивать в себя воздух, хлопая ресницами по взмокшим глазам.

Паралич отпускает раньше, чем придурок Эзра успевает послать меня ко всем чертям еще раз. Я хватаю белую шубу, набрасываю ее на плечи и спешу к выходу из очередного ада, в который забрела. Я ведь всегда забредаю именно туда. Куда бы ни шла. Куда бы ни стремилась. Везде гребаное пекло.

– Счастливого пути, Панда. И с днем рождения, – бросает он, прежде чем я успеваю выскочить под лютый декабрьский дождь.

Тучи над Бостоном кроют рассвет. И, казалось, этот отвратительный день не могло больше омрачить никакое другое событие.

Казалось. До того, как я разблокировала телефон.

Вижу на дисплее текст входящего сообщения и с ужасом содрогаюсь, роняя смартфон на мокрый асфальт.

«С днем рождения, маленькая принцесса Серена. Мечтаю обнять тебя и прошептать пожелания на ушко, как делал это раньше. Скоро увидимся. Целую. Бриан».

Глава 2. Город десятилетней стужи

Эзра

Жду свой ви́ски, кажется, гребаную вечность. Стенли снова испытывает мои нервы на прочность. Как будто не хватило этой малолетки в идиотской шубе из белого альпака, в которой она выглядит, как панда, в контрасте с черными волосами.

«И как только ее сюда занесло? И откуда в этом тощем тельце столько дерзости?».

– Я не понесу тебя домой, – Стенли ударяет дном стакана по барной стойке, чем выводит меня из раздумий. – И даже не посажу в такси. Имей в виду, – ви́ски «успокаивается» в роксе, что нельзя сказать о ее взгляде.

– Как будто я тебя об этом просил, – сжимаю в руке стакан и делаю жадный и точно лишний глоток. Мне уже хватит. Но разве я признаю правоту какой-то наглой девки? Идет она к черту.

– Ты опять надрался.

– А ты опять дерзишь боссу. Полетишь следом за этой… Пандой, – очередной глоток осушает рокс до дна. – Еще, – подталкиваю стакан к рукам Стенли.

– Эзра… Может, хватит?

– Ходишь по краю.

– Уволишь меня – потеряешь всех постоянных клиентов. Ты сам прекрасно это знаешь. Да и кто еще будет мириться с боссом алкоголиком?

– Кто здесь алкоголик? – развожу руки в стороны, выпрямляясь на стуле, но, черт, меня уносит вправо, и приходится ухватиться за край стойки.

– Красавчик напротив меня.

– Заигрываешь с боссом? Сделаю выговор.

– Да кому ты нужен, – хмыкает Стенли и подливает мне ви́ски.

– Ты бы охренела, если бы узнала о степени моей востребованности, – вытаскиваю из кармана вибрирующий телефон. – Кстати, об этом, – трясу экраном перед лицом Стенли, на котором мигает имя «Рэйчел». – Да, слушаю.

– Я жду тебя вообще-то. Ты собираешься сегодня приехать? Уже утро, – недовольно лепечет из динамика Рэйчел.

– Приеду. Стягивай трусики и раздвигай ноги шире.

– Эзра!

– Хотя трусики можешь оставить. Разберусь с ними сам, – поглядываю на Стенли, которая демонстративно закатывает глаза, и отключаю вызов.

– Поверить не могу, что такие девушки существуют, – бубнит она.

– Существуют и не такие. Поверь мне.

– И вот зачем ты ей нужен в такое время и в таком состоянии?

– Просто она знает, на что я способен даже в таком состоянии, – специально играю бровями, в то время как Стен всем видом пытается изобразить приступ рвоты.

– Фу. Она дура. Всегда это говорила и никогда не отрекусь от своих слов.

– Она дура. Факт. И отлично сосет. Это все, что мне сегодня нужно, – потягиваю терпкий ви́ски

– Ты отвратителен. Знаешь?

– Знаю. И не собираюсь меняться.

– Вот серьезно, Эзра. И ее это устраивает? – Стенли прекращает тереть в руках стенки стакана и перебрасывает полотенце через плечо.

– У нее нет вариантов. Либо она принимает меня таким, какой я есть, и трахается со мной, либо идет искать другой причиндал, на котором можно поскакать.

– Я уже говорила, что ты отвратителен?

– Каждый день, – усмехаюсь, разбавляя слова алкоголем.

– А ты сам не хотел бы притормозить? Морочишь голову девушке, изменяешь ей, ни во что ее не ставишь…

– Стоп-стоп-стоп, дорогая моя, – даже приземляю стакан обратно на барную стойку. – Я не изменяю. И не лгу. Потому что мы с Рэйчел не в отношениях. Мы трахаемся. Когда удобно мне. И если бы ее что-то не устраивало – она бы не терпела. Я ей ничего не обещал. И хватит здесь твоей дамской солидарности. Я вовсе не монстр. Я не держу ее. Это все он, – указываю на своего младшего Эзру в штанах.

– Выпендрежник, – усмехается Стенли и легко ударяет меня по лицу полотенцем.

– Не завидуй.

– Да чему мне завидовать?

– Хотя бы тому, что тебя уже давно хорошенько не отжаривали.

– Иди к черту, Эзра, – она резко ставит второй стакан на стойку и плескает в него ви́ски.

– Прости, подруга. Я не хотел.

Алкоголь преломил грань дозволенного. Знаю, что разрыв с Кристи́н до сих пор не забыт. Раны Стенли еще не залечены даже текилой, которую она втихаря тягает после смены. Эта рыжая сучка разбила ей сердце, которое не смог надломить ни один самоуверенный плейбой.

– Стен, прошло два месяца, – кажется, я устроился семейным психологом. Или это все ви́ски.

– А у тебя прошло десять лет. Но ты до сих пор напиваешься, как черт.

Жмет где-то в груди. Непроизвольно, но жмет так, что я стискиваю гребаный рокс до хруста стекла под пальцами. Один-один. Ударил по больному я – бьет и она. Заслужено, мать твою. Но чертовски больно. И я осушаю свой стакан до дна без очереди.

– Прости, я тоже не хотела. И не должна была, – шепчет она, не смотря мне в глаза.

– Все нормально.

– И кстати, – быстро переводит тему, чтобы отвлечь меня. – Ты зря это насчет Серены.

– Кого?

– Серены. Ну девушка, которую ты прогнал.

– А… Дерзкая девочка-панда, – усмехаюсь, вспоминая ее сумасшедший прикид.

– Она сегодня отлично поработала. У нее есть опыт. И она нравится людям.

– Но не нравится мне.

– Тебе никто не нравится. А мне приходится вкалывать за двоих.

– Учту. И увеличу тебе зарплату. Пользуйся, пока я добрый и пьяный.

– Эзра, я не робот. И мне нужен человек, как Кэт, которую ты…

– Уволил, – перебиваю.

– Запомнил наконец-то, – Стенли отпивает из своего стакана. – Чем тебя не устроила Серена?

– Мне хватает одной стервы в баре, – подмигиваю Стен. – Двух не выдержит моя нервная система.

– Какие мы нежные, – Стенли наиграно надувает губы и строит милую гримасу. – Эзра. Верни мне ее. Я настаиваю.

– Потому что она тебе понравилась? Тем более нет. Мне не нужны здесь служебные романы.

– Идиот. Я говорю, что она справляется. И не боится налета ошалевших мужиков. Я сегодня буквально вытянула ее за стойку! Любая другая бы оторопела. А эта, с виду серая мышка, оказалась ни разу не мышкой.

– Уж точно не мышкой, – вспоминаю резкий тон нахальной брюнетки, ее черные сдвинутые брови, искривление которых утяжеляло и без того озлобленный взгляд темно-синих глаз. Вспоминаю и снова завожусь. – Идет она на хрен.

– Эзра. Пожалуйста.

– Нет. Даже если ты предложишь мне себя.

– Не дождешься, – хмыкает Стен и закатывает глаза. – Я не сплю с алкоголиками и придурками.

– Насчет последнего я бы поспорил.

– И как я только тебя терплю? – она пытается нахмуриться, но я все равно замечаю слабую улыбку на ее симпатичном лице. Кристи́н – последняя дура, раз отказалась от нее.

– Сам удивляюсь. Ладно, мне пора, – сползаю со стула и вытираю губы тыльной стороной ладони. – Нужно остудить промежность Рэйчел, раз уж ты снова меня отшила, – издаю театральный вздох огорчения. – И напомни мне завтра уволить тебя за несоблюдение субординации.

– Несомненно, – Стенли бросает мне вслед. – Не нарушаем традиций.

– Само собой.

– Надеюсь, у тебя не встанет.

– Я начну готовить его в такси, – указываю взглядом на область ширинки и набрасываю на плечи кожаную куртку. – Приятно, что ты переживаешь.

В спину летит очередной смешок Стенли и звук захлопнувшейся двери бара. Постепенно просыпающийся Бостон встречает меня зимним ливнем. Больше, чем себя, я ненавижу этот город, хоть и являюсь полным его олицетворением. Холодный, черствый и безразличный. А когда грянет мороз – и обледеневший. Как и в нем, во мне нет места чувствам. И если бы у меня не было родного брата, им бы стал старик-Бостон. Этот Бостон, каким он является сейчас. Ведь десять лет назад он бушевал для меня самыми яркими красками. Десять лет назад он жил. Ведь тогда еще был жив и я.

Такси, в котором я едва не засыпаю, довозит меня до восточной части города к дому той самой Рэйчел, фамилии которой я даже не знаю. А, наверное, должен был, раз трахаю ее уже около полугода. Хотя… Мне абсолютно плевать.

Ступаю из машины в лужу и уже жалею о том, что вообще приехал сюда. Я снова перебрал и едва стою на ногах. Пока тащился несколько кварталов, перехотел даже видеть ее смазливую мордашку. Волоку свое тело по лестнице и представляю, с каким выражением лица она, как обычно, откроет дверь: улыбка растянет алые губы, припухшие от нескольких инъекций, отчего подправленный хирургом нос слегка вздернется, голубые глаза засияют от счастья, а объемные ресницы заморгают слишком часто. Она будет рада видеть меня даже в таком омерзительном состоянии, а я буду думать лишь о том, как бы быстрее красный контур ее губ сомкнулся на моем члене.

– Эзра! – Рэйчел открывает дверь с первого звонка, как будто сидела у нее, как собака. – Я так ждала тебя.

– Не спала что ли? – переступаю порог и, не разуваясь, прохожу в квартиру.

Грязь с мокрой улицы отпечатывается на светло-коричневом полу, а затем и на кремовом ворсистом ковре, но Рэйчел, как обычно, не говорит ни слова.

– Нет, – она плетется за мной, поправляя белокурые кудри, и делает вид, что не замечает моей наглости. Она привыкла. – Говорю же, что ждала тебя.

– А я говорил ждать, раздвинув ноги шире, – падаю на кожаный диван и облегченно выдыхаю от усталости, разбросив руки по спинке.

– Ты такой нетерпеливый, – смеется она, прищуривая голубые глаза. – Думал обо мне сегодня?

– Ага, – даже не пытаюсь насытить голос энтузиазмом. – Так… Ждала меня, говоришь? – устраиваюсь поудобнее на диване и прикладываю руки к пряжке ремня.

– Да.

– Скучала? – молния на джинсах ползет вниз, и она медленно подходит ближе.

– Очень.

– Покажи, как сильно ты скучала.

Одного моего взгляда достаточно, чтобы Рэйчел встала на колени. Она улыбается и поглядывает на меня исподлобья, высвобождая член из боксеров.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – шепчет она и пробегается пальчиками по головке прежде, чем коснуться ее языком.

Я не отвечаю. Хватаю ее за волосы и наматываю выбеленные пряди на кулак, насаживая ее глубже. Из моих уст вырывается стон. Это то, что сегодня поможет мне расслабиться. То, что прервет гнев. Утолит ненависть к себе. Ко всем. К малолетке в идиотской шубе, осмелившейся мне дерзить. Рэйчел сделает все так, как мне нравится. Так, как я хочу. И проглотит каждое мое недовольство.

Надавливаю на ее голову рукой, пока она не поднимает на меня прослезившиеся глаза. И только тогда отпускаю, позволив ей сделать вдох ртом.

– Тебе нравится? – она смахивает растекшуюся под глазами тушь и проводит языком от основания до кончика члена.

– Нравится, – хватаю ее за плечи и поднимаю с колен. – А теперь иди сюда.

Разворачиваю Рэйчел задом и толкаю на диван. Она упирается локтями в кожаную спинку и томно стонет еще до того, как я вхожу в нее.

Она принимает мой грубый толчок и вскрикивает. Накрываю ее рот ладонью, только чтобы не слышать ее голос.

«Вам уже хватит. Вам действительно хватит. Я. На хрен. Та, кто вышвырнет тебя отсюда», – пульсирует и отдается в мозгу каждое слово дерзкой Панды ее грубым для девушки голосом.

Она вывела меня из себя. Она вызвала во мне гнев. Она спровоцировала меня на эмоции. А отвечать за это придется Рэйчел.

Жестче сжимаю ее щеки пальцами и все резче двигаюсь в ней. Она кричит подо мной от каждого рывка. Выгибается, пристраиваясь задницей к паху, и каждым движением просит большего. Она это получит.

Прогибаю ее спину и вхожу до основания. Рэйчел мычит в мою ладонь, скользя локтями по поверхности дивана. Она уже дрожит и сжимается вокруг меня, но я сегодня точно не «финиширую», даже если она отсосет мне еще раз.

Гребаная Панда.

Ноги Рэйчел трясутся, но ее оргазм не провоцирует мой. Но, думаю, ей плевать. Она кончила и спокойно сегодня уснет. В общем-то, мне тоже все равно.

– Сделай мне кофе, – произношу, выходя из нее.

– Не останешься? – сбито дышит она.

– А я когда-то оставался?

– Ну я подумала… Ведь утро… Тебе никуда не нужно.

– Мне нужен кофе, – натягиваю джинсы и даже не смотрю на раскинувшуюся на диване Рэйчел, которая все еще подрагивает и жадно хватает ртом воздух. – И как можно скорее.

Она выполняет мою просьбу, едва успев вскочить обратно в трусики, и приносит мелкую чашку прямо в ванную, где я умываю лицо.

– Твой кофе, – Рэйчел подступает ко мне и проводит свободной ладонью по моему плечу, замирая прямо за спиной. Вижу ее улыбку в отражении зеркала и еще раз споласкиваю лицо.

– Какая у тебя фамилия, Рэйчел? – сталкиваюсь с ней взглядом сквозь капли на когда-то чистом зеркале.

– Берч. Неужели тебе хоть что-то стало интересно, – она льнет грудью к моей спине.

– Не обольщайся, – прерываю тактильный контакт и тянусь за полотенцем. – Так, значит, Берч…

– Ага.

– Рэйчел Берч.

– Звучит? – усмехается и наблюдает за мной.

– И внешность, и имя – подходящие для порно-актрисы.

– Хам, – до этого сияющая улыбка смыкается в узкую полосу.

– Почему хам? – теперь усмехаюсь уже я. – Чем тебе не комплимент?

– Я не работаю в порноиндустрии. У меня свой салон красоты.

– Не задумывалась о смене профессии? С твоими навыками тебе не было бы равных.

– Почему ты всегда так груб со мной, Эзра?

– Ты просто не умеешь принимать комплименты, Берч, – специально разделяю каждую букву ее фамилии и запиваю ее глотком уже остывшего кофе. – Мерзость.

– Ты мог бы хоть иногда быть нежнее? Я же все-таки девушка, – бормочет мне в спину, когда я миную ее на выходе из ванной.

– А я был уверен, что тебе как раз-таки нравится погрубее. Разве нет? – встряхиваю свою куртку и просовываю руки в рукава. – Несколько минут назад ты подтверждала мои слова на диване. А пару дней назад – на парковке в моей тачке. А если вспомнишь прошлую неделю…

– Я не об этом. Я о твоем отношении ко мне. Мы вместе полгода, а ты…

– Вместе? – из горла вырывается громкий смех. – У меня алкогольные галлюцинации и пора бы уже завязывать с ви́ски? Или ты сошла с ума?

– В каком смысле?

– Твою мать, Берч, ты серьезно? Какое, к черту, «вместе»? Мы вместе разве что трахаемся, потому что по-отдельности это бы выходило не так классно.

– Но… Я…

– Проспись, детка, – касаюсь большим пальцем ее подбородка и провожу по нижней пухлой губе раньше, чем она успевает вставить хоть слово. – И прекрати нести чушь – твой умелый ротик создан не для этого, – Рэйчел улыбается. Наверняка она приняла мои слова за похвалу. – Мы ведь взрослые люди и получаем вместе кайф, который ты не будешь ломать своими разговорами, верно?

– Хорошо, Эзра.

– Вот и славно. Я позвоню, – сбрасываю руку с ее лица, переступаю порог квартиры и, не оборачиваясь, хлопаю входной дверью.

После отвратительно сваренного кофе и не менее отвратительной пародии на разговор «о нас» я протрезвел и, наконец-то, свалил. Купил в ближайшем Starbucks латте и поехал домой.

***

– Уже восемь утра, Эзра, – попытки пробраться незамеченным не увенчались успехом.

Как только я провернул ключ, этот мелкий засранец поймал меня с поличным.

– Охренеть. Уже восемь, – сбрасываю ботинки, избегая испепеляющий взгляд карих глаз. Это он точно унаследовал от мужской составляющей нашей семьи.

– Я приготовил завтрак.

– Я не завтракаю, ты же знаешь, – треплю его по голове, разлохмачивая темные волосы, и прохожу дальше по коридору. – И вообще, почему ты не спишь? Сегодня ведь выходной. В школу не нужно. Чего ты поднялся?

– Это называется режим, Эзра. Тебе не понять, – как обычно невозмутимое выражение лица десятилетнего мальчика опускает меня, тридцатилетнего мужика, на дно. – И у меня через три часа тренировка, помнишь?

– Ключи от Шевроле в кармане, – указываю на сваленную на тумбу куртку. – Сам справишься? Только смотри аккуратно – малышка Камаро старше тебя раз в пять.

– Очень остроумно, Эзра. Эта шутка перестала быть смешной еще в прошлом месяце.

– Просто у тебя нет чувства юмора, – прохожу мимо просторной гостиной прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж к моей спальне. – Разбуди меня через два часа. Нельзя ведь пропускать твое карате.

– Джиу-джитсу.

– Один хрен для субботнего утра. И кто только придумал ставить эти тренировки в такое время.

– Никто не виноват, что ты таскаешься где-то до рассвета.

– Я слышу нотки осуждения в твоем голосе, маленький боец, – замедляю шаг, останавливаюсь на середине лестницы и, прищурившись, гляжу на мелкую копию недовольного десятилетнего себя. В такие моменты он точно вылитый суровый я ровно двадцать лет назад.

– Где ты был? Опять с той Рэйчел?

– Да, – упираюсь локтем в перила и провожу свободной рукой по мокрым от дождя волосам, пытаясь зачесать их кверху, но тщетно – мокрая челка снова липнет ко лбу.

– Но ты ведь не любишь ее. Зачем проводить с ней столько времени?

– Выключай режим зануды, Бостон, и не докапывайся. Откуда только эти вопросы берутся в твоей голове.

– Они там созревают, потому что у меня есть мозг.

– В этом уж точно никто не сомневается. Дашь мне поспать?

– Ладно.

– Два часа.

– Помню.

– И не смей прикасаться к ключам от Шевроле, – тычу в него пальцем, натягивая на лицо наигранную серьезность.

– Как раз обдумаю это в течение двух часов.

Бостон поправляет свою строгую черную рубашку, которую носит постоянно, потому что ему так нравится, и скрывается в стенах гостиной.

Этот Бостон, названный в честь города, в котором раньше должны были сбываться мечты, тоже очень на него похож. Так же холоден. Так же черств. Так же безэмоционален. Только тому Бостону – триста девяносто один год2, а этому – всего десять, но, кажется, что он уже обледенел, как и я сам.

Глава 3. Здравствуй, Сатана

Серена

Казалось, что валюсь с ног от усталости, а по факту не могу сомкнуть глаз уже который час. Лежу и пялюсь в пожелтевший потолок, пересчитывая на нем трещины. Дому давно не помешал бы капитальный ремонт, но кому какое дело до Богом забытого квартала в Норт-Энд3.

Я, конечно, могла бы подыскать себе что-нибудь получше и поближе к центру, но, боюсь, пришлось бы к двум подработкам добавить и третью. Если не четвертую.

Поэтому лежу, рассматриваю трещину за трещиной и успокаиваю себя тем, что район хотя бы напоминает маленькую Италию своей архитектурой и узкими улочками. А до моего захудалого квартала даже иногда доносится запах свежей выпечки и ароматной пасты из рассыпанных по Норт-Энд итальянских ресторанчиков, которые так полюбились туристам. Наверное, так пахло и в настоящей Италии. Жаль, что я совсем этого не помню.

Еще неподалеку от дома расположился порт. В отличие от большинства местных, этот пункт я тоже отношу к плюсам. Порт успокаивает меня. И сегодня вечером я точно загляну в свое тайное место, чтобы привести мысли в порядок. Ведь каша в голове до сих пор не позволяет уснуть.

– Гребаный день рождения. Гребаная Астрид. Гребаный «ковбойский» бар. Гребаный мудак Эзра. Или как там его, – шиплю в потолок и сжимаю в руках одеяло. – Чтоб он захлебнулся в реках ви́ски. Идиот. Хам. Заносчивый придурок. Ни за что в жизни не вернусь в этот бар.

Злость сильна. Она проедает нутро и рвется наружу, но не перекрывает страх, который пустил молодые корни в душе и начал разрастаться по организму, оплетая орган за органом. Страх, который терзал меня все детство. Страх, который душит и по сей день. Страх, который не уходит с наступлением утра. Который имеет кровь и плоть. Который носит такую же фамилию, что и я. Страх по имени Бриан Аленкастри – когда-то любимый старший брат и мой ночной кошмар, от которого я до сих пор бегу, не оборачиваясь.

Он и его идиотское сообщение под утро – причина очередной бессонницы. Не злость на татуированного алкоголика из бара, хоть он и сыграл в раздражении не последнюю роль. Всему виной сообщение в два предложения с крохотной подписью «Бриан», несущей в себе совсем не крохотную тревогу.

Первая реакция – удалить сообщение, а потом – бежать. Бежать в другую страну, на другой континент, на необитаемый остров. Самолетами, кораблями, попутками. Снова сменить номер, а потом бежать без оглядки. Но потом я успокаиваюсь, делаю вдох, считаю до десяти и заново уверяю себя, что в этот раз спряталась надежно. Что больше он меня никогда не найдет. Что больше он и не хочет меня искать, ведь у него появилась своя семья, новая работа, другие хлопоты.

– Ему больше нет дела до тебя, Серена. Все в прошлом. Дыши глубже, – повторяю, как молитву, но на всякий случай тянусь за телефоном, снимаю блокировку разбитого экрана и проверяю точно ли удалила сообщение Бриана. Как будто, если оно все еще там, то служит маячком, и он тотчас же отыщет меня.

Сообщение, в отличие от воспоминаний, стерто.

Я выдыхаю и кладу телефон обратно на прикроватную тумбу, но он звонит раньше, чем я успеваю отдернуть от него руку.

– Этого не может быть… – будильник извещает об одиннадцати утра, и я зарываюсь лицом в подушку. – Этого просто не может быть… Не-е-ет… Ну за что мне все это?

Ною, но заставляю себя встать – нельзя пренебрегать подработкой, когда сама же психанула и уволилась с основного места работы и даже не потребовала выплату за прошлый месяц.

Да, я дура. Да, идиотка. Но зато гордая. Хотя кому я лгу.

Снова повелась на эмоции. Отдала приоритет чести, а не здравому смыслу, и даже чаевые из бара не забрала. Поэтому опять плетусь в душ с надеждой хоть немного взбодриться перед уроком игры на гитаре для группы детей до пятнадцати лет.

Душ не бодрит. Впрочем, как и растворимый кофе без сахара. Я продолжаю зевать и натягиваю на влажное тело серые джинсы, затем однотонный белый свитер, прикрывающий бедра.

Когда голова просовывается в горловину, в мозгу что-то щелкает, и я, наконец, вспоминаю, что оставила вчера машину возле ресторана, из которого уносила ноги быстрее, чем бы справились колеса старенькой подержанной Тойоты. А это значит, что до «Частного центра развития ребенка» придется добираться на автобусе.

– Просто прекрасно, Серена. Ты просто молодец. Умница, девочка. Таких идиоток, как ты, еще поискать нужно.

Сборы сокращаются до пяти минут. Не до конца высушенные волосы сворачиваю в объемный пучок на макушке, «забиваю» на макияж, хватаю чехол с гитарой, ключи, шубу и наспех застегиваю ее, уже сбегая через ступеньку вниз по лестнице.

Ливень не стих до сих пор, а я, конечно же, совсем забыла про зонт. В этом вся я – несменная мисс «Неудачница» на протяжении каждого года существования со дня своего рождения. Америка никогда не будет гордиться мной.

Опаздываю на автобус. Кто бы сомневался. А следующий придет только через двадцать минут, что автоматически продлевает мое опоздание еще как минимум на десять. Опять. Меня точно скоро погонят оттуда палками. Потом закончатся деньги. Придется съехать со своей крохотной квартиры. Переселиться в порт, например. А лучше – сразу к бездомным портовым пьянчугам, к бочке с вечно угасающим огнем и к крысам. Там мне самое место. Но всякое лучше, чем возвращение домой к матери и призраку старшего брата.

Добираюсь до центра с опозданием в полчаса. Всему виной пробки из-за проклятущего дождя. Несусь прямиком в аудиторию, оставляя за собой на полу шлейф из капель от промокшего чехла. Надеюсь, гитара не пострадала.

– Не так быстро, мисс Аленкастри.

«Только не это».

– Мистер Джонсон, добрый день, – стараюсь дышать ровно, чтобы старикан не подумал, что я заявилась сюда минуту назад. Но потом понимаю, насколько глупо выглядят мои попытки не спалиться, когда я стою перед ним в мокрой шубе и с гитарой в руке.

– Добрый, но не для Вас, Серена, – он оглядывает меня с ног до головы сквозь толстые стекла круглых очков. – Вижу, Вы снова опоздали.

– Ради Бога, простите. У меня была ночная смена. Я не сомкнула глаз. Потом еще этот автобус. И погода… – тараторю без умолку, размахивая свободной рукой. – Вы же видите, какой на улице ливень. А моя машина осталась возле…

– Мне не интересно, мисс Аленкастри, – отрезает он, распрямляя сухую, морщинистую ладонь перед моим лицом. – Я уже устал от Ваших объяснений и систематических опозданий. Каждую субботу дети ждут своего… – он демонстративно замолкает и прищуривается. – Наставника, – слово как будто вытолкнули силой изо рта. – Вы считаете это нормальным?

– Но я ведь всегда провожу занятия сверх нормы по времени. Детям нравится. Это ли не главное?

– Главное то, что Вы нарушаете расписание.

– По-моему, Вы как-то неверно расставляете приоритеты.

– А, по-моему, Вы слишком много на себя берете, мисс Аленкастри, – я снова открываю рот, чтобы возразить, но старик Джонсон успевает перебить меня. – Я вынужден Вас уволить.

– Но… Мистер Джонсон! – гитара вываливается из рук и издает на этот раз не самый приятный звук, когда с грохотом приземляется на пол. – Вы не можете…

– Я, как раз-таки, могу, – на его лице не играет ни один мускул.

– А как же дети? Как же моя группа? Я ведь не закончила курс.

– Незаменимых людей нет, мисс Аленкастри. На смену Вам придет еще десяток необразованных девиц, желающих подзаработать на своем хобби. И чем раньше Вы осознаете эту истину, тем проще Вам станет жить. Всего доброго. Вашу бывшую группу я уже распустил по домам, – старческие губы расползаются в улыбке прежде, чем Джонсон минует обездвиженную меня. – И, кстати, – оборачивается и бросает мне в затылок: – Не увидел на детских лицах ни доли досады. Всего хорошего, мисс Аленкастри. И удачи в оттачивании навыков официанта. Видимо, музыка – не Ваше призвание.

– Гребаный заносчивый сухарь, – шиплю сквозь зубы, пока за спиной не затихает скрип половиц под тяжелыми шагами Джонсона.

Непрошеные слезы в который раз за сутки кроют глаза, и в который раз я тянусь и стряхиваю их. Хорошо, что не потратила на ресницы последнюю тушь.

Кажется, гитара в миг потяжелела, потому что тянуть ее обратно к выходу просто невыносимо.

Или это ослабла я?

Силы на убеждение себя, что все скоро наладится, покидают меня с каждым часом. Уже даже не днем. И давно уже не месяцем. Я сдаюсь и чувствую, как опускаются руки с каждой, мать ее, минутой. Скоро силы совсем исчезнут. А затем и сама Серена Аленкастри.

«За что я борюсь? Зачем еще подпитываю угасающую надежду? Ты бесполезна, Аленкастри. Ты – никчемное, примитивное существо. Мама права. Ты никому не нужна. Никто даже не заметит, если ты исчезнешь».

Мысль рвется, как тонкая нить паутины, от громкого рева автомобиля слишком близко от меня. И вместо того, чтобы бежать вперед или отскочить назад, я врастаю ногами в асфальт и поворачиваюсь на оглушающий сигнал.

«Это и есть мой конец», – проносится в голове, и все, что я делаю – зажмуриваю глаза.

– Ты, мать твою, совсем рехнулась?! – орет кто-то в дюйме от моего лица.

– А я думала, что после смерти должна последовать тишина… – продолжаю, наверное, стоять, не открывая глаз.

– После какой, на хрен, смерти?! – крепкие руки хватают меня за плечи и встряхивают.

– Моей.

Наконец, решаюсь поднять веки и тут же встречаюсь со взглядом, чернее выжженного до сажи поля, где уже ничто никогда не прорастет.

– И, кажется, я угодила в ад. Здравствуй, Сатана.

– С удовольствием приму участие в твоих эротических фантазиях, но сначала ответь: ты чокнутая на всю башню или тебя накрывает эпизодически?

– Это врожденное, – стряхиваю руки Эзры, которые до сих пор впивались в мои плечи. – Какого хрена ты тут делаешь?

– Это ты какого хрена вывалилась на дорогу перед моей машиной?! – он дергает меня за руку, указывая пальцем на глянцевый капот черной Шевроле, на котором могла распластаться вдоль и поперек моя маленькая тушка. – Наглая и смелая? Или максимально тупая? – продолжает кричать Эзра, склоняясь вплотную к моему лицу.

– Здесь вообще-то пешеходный переход, кретин! – выдергиваю руку из его хватки. – И ты что-нибудь слышал о личном пространстве? Отодвинься от меня! От тебя разит перегаром.

Не разит. Пахнет лишь жвачкой со вкусом вишни и каким-то необычным парфюмом, но разве это повод «опускать щит»?

– Да пожалуйста! – Эзра буквально отскакивает к тачке и рывком открывает дверцу. – Катись, куда бы ты там ни катилась до этого. Идиотка.

На последнем слове он хлопает дверцей и заводит Шевроле, а я стою, не двигаясь, и пытаюсь поверить в то, что чудом осталась цела.

– Ты свалишь с дороги или так и будешь изображать статую панды? – орет из приоткрытого окна.

Возможно, временное помутнение или желание еще больше разозлить этого самоуверенного хама толкает меня к пассажирскому сидению его тачки и заставляет руку дернуть дверь на себя.

– Какого хрена?! Я же вроде бы тебя не задел. Так с чего вдруг твой крошечный мозг привел тебя сюда?! – рычит Эзра напротив меня, и я замечаю, как стремительно сгущается темнота в его глазах. – Вышла вон!

– Все сказал? – безразлично разглядываю его искаженное злобой лицо и забрасываю гитару назад. – Так вот. Как ты успел заметить, ты вроде бы не задел меня. Значит, я вроде бы в порядке. Вроде бы. Визуально. И если ты не хочешь, чтобы я вызвала сюда врачей, копов, дорожную полицию, то отвезешь меня домой. Еще попрошу побольше радости на твоем лице. Можешь трогаться.

– Хрен с два. Выметайся из моей тачки, симулянтка. Твои манипуляции со мной не прокатят.

– Ой… Кажется помутнело перед глазами, – откидываюсь на спинку кресла и драматично прикрываю глаза, прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони.

– Это зашевелился мозг. Прекращай, Панда. Не трать мое время.

– Ты сам тратишь свое время. Могли бы уже ехать, – кошусь на разъяренного Эзру, под щетиной которого отчетливо играют жевалки, а на татуированной шее проступают вены. – Давай, подумай еще. Я никуда не спешу. Меня отовсюду уволили, так что у меня у-у-уйма свободного времени. Могу сидеть здесь с тобой до посинения.

– Отвезу тебя все-таки в больницу. Кажется, от наглости у тебя треснула черепная коробка.

Эзра жмет педаль газа, а внутреннее ликование от выигрыша в этом условном споре едва не выливается на лицо улыбкой, которую я вовремя сдерживаю, позволив дернуться лишь уголкам губ.

Мы трогаемся слишком резко, и мои руки моментально тянутся к ремню безопасности.

– А пару минут назад помирать собиралась, – усмехается Эзра, бросая на меня косой взгляд.

– Не по своей воле, хочу заметить, – пристегиваюсь и удобнее устраиваюсь в кресле.

– Ты сама выскочила из-за угла.

– А ты гнал сверх положенного ограничения по территории, где могут быть скопления детей, – дергаюсь в его сторону, чтобы сделать вдох и все-таки унюхать перегар. Но вместо этого в нос ударяет приятный запах парфюма и ментолового шампуня. – Не в совсем трезвом состоянии, – перебарываю себя, чтобы оторваться и перестать уже заметно обнюхивать его. Но любопытство берет верх. – Что это вообще за запах? Специально вылил на себя флакон туалетной воды, чтобы затушевать амбре от веселой ночи?

– Какая тебе разница?

– Для такого мерзавца и алкоголика ты слишком классно пахнешь.

– А у тебя слишком развязный язык для такой милой мордашки.

– Все-таки считаешь меня милой? – в этот раз вовремя скрыть улыбку не получается. Она мгновенно цепляет лицо и сменяется хитрым взглядом.

– Не льсти себе, Панда. Не милее всех остальных выпускниц старшей школы.

– Все еще заглядываешься на школьниц? Ужас какой.

– Кажется, все-таки это мой ад, а не твой. Закрой, пожалуйста, рот и сиди молча.

– «Пожалуйста»? Ночью ты не был так вежлив.

– Думал, сработает, но ты по-прежнему продолжаешь болтать. Знал бы – не растрачивался.

– Поздно, я уже оценила.

Эзра закатывает глаза и тормозит перед пешеходным переходом.

– Куда тебя везти? Курсы экстрасенсорики я не заканчивал.

– Норт-Энд. Держись ближе к порту. А там покажу.

– Серьезно? Ты там живешь?

– Снимаю квартиру.

– Еще б на Аляску забралась.

– Извините, но не у всех есть бабки на бары в центре города и новые тачки из салона.

– Туго с финансами?

– Тебя это не касается, – резко обрубаю я, стараясь не смотреть в его сторону.

– Так, может, дело в тебе?

– Что?! – поворачиваюсь и сталкиваюсь с улыбающимся профилем мерзавца, который внимательно смотрит на дорогу.

– Может, если бы ты держала язык за зубами, тебя бы не выперли с работы? – невозмутимо продолжает он, на этот раз предельно раздражая меня. Все должно было идти не так.

– Может, в этот раз стоит заткнуться тебе и не лезть в чужие дела? Я не записывалась на сеанс к психологу.

– Да тебя ни один психолог не выдержит. Не трать последние центы.

– Ничего больше не слышу.

Вытаскиваю из кармана наушники и всовываю их в уши, запуская на телефоне любимый плейлист. Эзра больше не говорит ни слова – вижу по его сомкнутым губам.

Да, я смотрю, хоть и знаю, что уже пора отвернуться к окну, по которому дождь начал вырисовывать свои незамысловатые узоры. Но продолжаю ловить себя на том, что тайно поглядываю на мужчину слева. Сегодня он не такой, каким был ночью. Несколько часов назад я видела перед собой неопрятного мужлана, не знающего меру в алкоголе. Хама, не представляющего, что такое чувство такта. Наглеца, не подбирающего слова в адрес кого бы то ни было.

И этот мужлан, хам, наглец сейчас везет меня домой. И выглядит опрятным, вкусно пахнет, частично, но сдерживает себя, чтобы не послать меня куда подальше, и даже подбирает слова. И молчит. И так же, как и я, делает вид, что не смотрит в мою сторону. А, может, и не смотрит. Может, это мое бурное воображение с чего-то разыгралось и рисует теперь идиотские картины. Такие же идиотские, как и рисунки на его теле, которые выглядывают из-под ворота и рукавов кожаной куртки.

«Интересно, куда доведут эти рисунки?», – исследую взглядом его расписанные черными чернилами пальцы, сжимающие руль, запястья, руки, облаченные в черную кожу, плечи, шею, на которой видны части татуировок, линию подбородка, обрамленную ровной щетиной, но не скрывающей острые скулы, горбинку на носу. – «Красивый, как черт. От этого и такой мудак», – стоило подумать, как напрямую сталкиваюсь с такими же черными глазами, как линии под его черной курткой.

– Куда дальше?

– Эм… Сейчас направо. Через два дома повернешь еще раз направо и все – твоя миссия будет выполнена.

– Неужели.

Хмыкаю и убираю наушники обратно в карман.

«Мудак. Определенно и бесповоротно».

– Приехали, Панда. Извольте свалить на хрен из салона моего автомобиля, – поворачивается ко мне лицом и на секунду улыбается. – Хотел бы сказать, что приятно было тебя встретить, но это не так.

– Взаимно, Эзра.

Хватаюсь за ручку и уже собираюсь распахнуть дверь, как замечаю знакомый пикап красного цвета у своего дома, в котором сидит до боли знакомый силуэт до боли знакомого брюнета. Резко сгибаюсь пополам и прячу голову под приборной панелью Шевроле.

– Черт! Трогайся! Трогайся!!!

– Ты шутишь? – вскрикивает Эзра, но заводит мотор. – Что ты делаешь?

– Поехали! Быстрее!

– Серьезно тебе говорю: обратись к психологу. А лучше – к психиатру.

Педаль газа вжимается в пол, а я жмусь все ниже и зажмуриваю глаза.

«Это не он. Это не он. Не он. Не он. Не он».

Глава 4. Улыбка искреннего счастья

Эзра

Идиотка.

Мелкая, наглая, самоуверенная идиотка, возомнившая себя центром Вселенной, которая думает, что может помыкать мной. Которая думает, что способна командовать мной. Указывать мне, что делать.

Не угадала. Высажу ее прямо здесь и плевать я хотел, что она просит.

– Поехали! Быстрее!

Выкрикивает она и на мгновение поднимает на меня свои синие глаза. Глаза, в которых сейчас кроме страха нет больше ничего. Ни язвительности, ни иронии, ни издевки. Только безумный страх непонятно чего. Широкие зрачки разрастаются и перекрывают глубокий синий цвет радужек, а слезы подступают раньше, чем она успевает отвести взгляд.

Не понимаю сам, как вдавливаю педаль газа в пол и гоню с этого места, забивая на светофоры. Смотрю на дорогу, но вижу только ее взгляд, полный ужаса. Тот самый, который видел десять лет назад в глазах совсем другой. Тот самый, который надеялся больше никогда в своей жизни не встретить. Но я увидел, и что-то щелкнуло. Где-то внутри. И, мать твою, я вдавил эту чертову педаль. Я разогнал стрелку спидометра. Я полетел быстрее, хоть она этого не просила, но продолжала дрожать, согнувшись на соседнем кресле, пока я не выехал в другой район Бостона.

Не знаю и, скорее всего, никогда не узнаю причину ее испуга, я даже не спрошу, но понимаю, что должен увезти ее подальше.

Мы молчим несколько кварталов. Молчим всю дорогу до моего бара. Она не смотрит на меня. Я не смотрю на нее, но чувствую, как колотится ее тело, хоть она и пытается это скрывать.

– Я клялась, что больше не переступлю порог этого бара, – выдает она, как только я паркуюсь на «своем» месте. Голос вибрирует, но я не должен заострять на этом внимание. Ей это не нужно. А мне – и подавно.

– А я тебя внутрь и не приглашал. Выметайся, Панда. Ты и так отняла у меня слишком много времени.

Она смотрит на меня, так уверенно теперь и совсем бесстрашно, как будто несколько минут назад вовсе не тряслась под приборной панелью моей тачки, выпрямляет спину и прежде, чем коснуться ручки, говорит:

– Спасибо, Эзра.

Вытягивает с заднего сидения чехол с гитарой и выходит. Раньше, чем я успеваю захлопнуть открывшийся от изумления рот. Куда она пошла – не знаю. Да и плевать я хотел. Нечего мне делать, как захламлять мозг разными сумасшедшими идиотками. Надеюсь, она последует моему совету и обратится к психиатру. С такими психическими расстройствами, как у нее, долго не живут.

– Что-то ты рано, – встречает меня Стенли в пустом помещении, попивая кофе за барной стойкой.

– Непредвиденные обстоятельства, – усаживаюсь напротив и сбрасываю куртку на соседний стул. – Кофе. И покрепче.

– Ты хоть спал?

– Два часа.

– Оно и видно. Выглядишь, как обдолбанный хиппи.

– Ты себя видела?

– А я думала, у нас любовь, – театрально вздыхает она. – А ты, оказывается, мудак, Эзра.

Усмехаюсь и запускаю руку в волосы. Я действительно не заметил, как устал. А сегодня еще куча важных дел. Эта Панда выволокла из меня последний заряд энергии. Какой-то энергетический вампир, а не девушка.

Стен протягивает мне кофе, который, надеюсь, взбодрит меня, и я делаю первый глоток.

– Серена?! – внезапно взвизгивает Стенли, и глоток идет не в то горло. Я кашляю, а брызги от кофе летят на барную стойку.

– Чего орешь?! – но Стенли не обращает на меня внимания – оно все сосредоточено на той, которая застыла в дверях бара, смотря прямо на меня.

– Пошел дождь, – шепчет Панда, не решаясь сделать шаг. – И мне надо выпить.

– Не такие уж и сильные у тебя клятвы, – разворачиваюсь к ней и распрямляюсь на стуле. – Помнится, недавно ты говорила, что ни за что не переступишь порог моего бара.

– Просто сделаю вид, что тебя здесь нет.

Она шагает внутрь и уверенно движется к барной стойке в своем чудаковатом белом альпака и все с тем же мокрым чехлом в руках, садится через стул от меня и бросает шубу поверх моей куртки, а гитару фиксирует между рейками стойки.

– Не поняла. Когда это вы двое успели пообщаться? – хмурится Стенли, а я не отрываю глаз от черноволосой нахалки.

Куда подевался страх, который я отчетливо видел? Я видел. Клянусь, он трепыхался в ее глазах. Я знаю, что это был именно страх, испуг, от которого она желала бежать. Я не мог ошибиться. Но теперь я смотрю на нее и снова вижу ту самоуверенную гадину, с которой познакомился меньше суток назад. Которая бесит до безумия одним своим зазнавшимся видом.

– Эзра, я тебя спрашиваю, – Стен толкает меня через барную стойку, желая получить ответ. – Неужели ты соизволил выполнить мою просьбу?

– Какую просьбу? – взгляд Панды фокусируется на мне, как будто именно я должен разъяснить ей идиотское предположение Стенли.

– Я пыталась уговорить Эзру взять тебя в штат, – лицо Стен озаряет самая яркая улыбка. Ставлю стольник, что она уже начинает клеить черноволосую мисс «Бестактность».

– О нет, спасибо, я пас, – та громко цокает языком.

– А тебе никто и не предлагал вакансию, – проясняю я. – Стенли – не начальник отдела кадров. Здесь им являюсь я. И скорее из моей задницы выскочит северный олень, чем я добровольно устрою тебя в свой бар.

Одним глотком осушаю чашку с кофе и подрываюсь со стула.

– И не дай Бог я узнаю, что эта мелкая хамка не заплатила за свою выпивку, – выдергиваю куртку из-под белой несуразной шубы, отчего та скатывается на пол. – Уволю, – метаю злобный взгляд в не менее злобное выражение лица Стенли и, громко вышагивая, покидаю бар.

– Стерва, – хлопаю дверцей Шевроле и ударяю по рулю.

Сам не знаю, с какого хрена так завелся из-за какой-то девки. Давно я не испытывал подобного бешенства, от которого трясется каждый натянутый нерв. Как ей это удается? Как один человек способен с первой встречи взорвать внутри фонтан раздражения?

– К черту ее, – завожу мотор тачки, и в голове невольно возникают ее испуганные синие глаза.

«Что ее так напугало?».

– Да плевать! – снова психую и давлю педаль газа.

Нужно успокоиться. Нужно перевести дух. Вечером важная встреча, а я еще не подготовил весь материал. И вместо того, чтобы концентрироваться на деле, я распыляюсь на какую-то бестолковую девку, трачу на нее драгоценное время и нервы. Больше этого не повторится.

Не замечаю, как снова превышаю скорость, и, если бы не телефонный звонок, я бы точно пролетел на красный.

– Привет, Эзра.

– Да, пап, привет. У вас все в порядке?

– Да. Едем с Бостоном есть пиццу.

– Сколько раз я тебе говорил, что пицца для десятилетнего пацана – паршивый обед?

– Попробуй переубеди в этом нашего всезнайку.

– Ты постоянно ведешься на его провокации.

– На то я и дед, – одновременно усмехаемся, и я заметно успокаиваюсь, разжимая до этого напряженные пальцы вокруг руля.

– Какие планы на вечер?

– Ты не приедешь?

– Нет. Много дел. Забери Бостона к себе. Он и так ночевал сегодня один.

– Эзра…

– Не читай мне нотации. Мне хватает этого мелкого засранца.

– И прекрати его так называть.

– С тобой он окончательно изнежится.

– Ладно… Будь осторожен, сын, – сколько бы лет мне ни было, после этой фразы внутри все на мгновение стынет.

– До завтра. Заеду к вечеру. И не корми Бостона одной лишь пиццей.

Папа тепло усмехается, и я отключаю вызов, незаметно для себя подъезжая к дому. Чтобы успеть выполнить заказ вовремя, мне необходима тишина. Поэтому лучше, если Бостон останется у отца, пока я не закрою все пробелы.

Времени в обрез, и, только переступив порог квартиры, я сразу же утыкаюсь в компьютер до позднего вечера. Ужин проходит мимо меня, как и душ. Но я успеваю закончить все вовремя, еще до звонка Фрэнка. Он же – О́дин4, который больше нарушения сроков, ненавидит только стручковую фасоль.

– Я ждал твоего звонка, – уверенно отвечаю на вызов.

– Раз ждал, значит, все готово?

– А как иначе?

– За это я тебя и люблю, Эзра Нот. Всегда все четко по графику, – вязкая хрипотца в голосе напоминает о том, что О́дину уже перевалило за семьдесят, но он не намерен ограничивать себя в никотине. – В десять.

– Я помню.

– Не подведи меня.

– Разве хоть раз подводил?

О́дин удовлетворенно хмыкает прежде, чем в динамике раздаются отрывистые гудки. У меня всегда все четко по графику, а у него – четко по делу, без единого лишнего слова. За это его и полюбил я.

А еще за то, что образумил бестолкового восемнадцатилетнего юнца Эзру и поверил в него, когда тот остался совсем один на два затянувшихся года по ту сторону законопослушного Бостона, взирая на синее небо сквозь кованую решетку. Прошло десять лет, а я чувствую благодарность по сей день, как будто увидел О́дина, сидящим на соседней койке камеры, только вчера. Не будь его там, кто знает, что бы я представлял из себя сейчас.

Ровно в десять порывистый морской ветер лезет под кожаную куртку и настойчиво пытается выгнать меня из порта. Я бы и сам сейчас с удовольствием сидел в баре и согревался стопкой ви́ски, а не стыл до костей под шум бушующих волн, но я связан обязательствами. Жаль, заказчик оказался не таким пунктуальным, как О́дин. Уверен, за это он с него стрясет несколько лишних штук.

– Мистер Нот? – оборачиваюсь на свою фамилию и встречаюсь взглядом с высоким худощавым мужчиной в плотном черном пальто до колена. Его лицо по скулы кроется за оттопыренным воротником, а редкие, прилизанные кверху пряди волос уже успел растрепать ветер.

– Мистер Финч, – остаюсь неподвижным.

– Спасибо, что выдернули меня сюда лично, – изо рта сочится сарказм, но мне глубоко плевать, даже если он вылезет из шкуры вон. У меня есть то, ради чего он бы сиганул даже в залив Массачусетс. – Нельзя было обойтись встречей с моим доверенным лицом?

– Нельзя. Условия сделки помните?

– Предельно, – хмыкает он. – Поэтому я и здесь.

– Меньше слов.

– Узнаю замашки О́дина, – в бликах дальних фонарей, показывающих свои макушки над башнями грузовых контейнеров, едва замечаю кроткую улыбку Финча.

– Ближе к делу.

– Последняя часть оговоренной суммы при мне. Предыдущая – отправлена на Ваш счет около трех часов назад. Можете проверить.

– Уже проверил.

– Тогда Вы и О́дин должны были остаться довольны.

– Останемся, когда получим всю сумму.

– Покажите материал.

Вытаскиваю из внутреннего кармана куртки конверт и протягиваю его Финчу. Тот ожидаемо заглядывает в него и вскидывает брови.

– Это все?

– Поверьте, там даже больше, чем Вы ожидали получить.

Улыбка растягивает впалые щеки Финча, и он сует конверт в карман пальто.

– Приятно было иметь с Вами дело, мистер Нот, – он ответно кладет мне в руку пластиковую карту на несколько тысяч долларов.

– Всего доброго, – дергаю уголками губ и тут же возвращаю их в первоначальное положение.

Финч разворачивается и уходит, придерживая края пальто, которые нервно взлетают от порывов студеного ветра, а мне безумно хочется закурить. И как только его силуэт скрывается между рядов жестяных контейнеров, я опираюсь спиной на один из них и зажимаю между зубов сигарету.

Я устал.

Прикрываю глаза и тяну, пока легкие не расширяются до предела. А потом выдыхаю и обретаю долгожданное спокойствие. Ветер усиливается. Волны усерднее крошат пирс. Без десяти минут хлынет зимний ливень, осточертевший до смерти.

Затягиваюсь еще, продавливая фильтр губами, и слышу какой-то странный звук. Настолько странный в этих местах, что приходится открыть глаза. Делаю последнюю затяжку и выбрасываю окурок в лужу.

– Мне кажется или у меня развились галлюцинации? – наставляю ворот куртки и иду на звук, кажется, музыки.

Миную несколько высоких контейнеров, прохожу лабиринт из наваленного металлолома и все отчетливее слышу бренчание струн. И голос. Женский голос, который доносится до меня на порывах завывающего ветра.

– Твою мать, Эзра, ты точно чокнулся. Надеюсь, это не та самая русалка, которая завораживает мужчин при помощи голоса.

Я останавливаюсь за стеной последнего железного контейнера, который отделяет меня от обладательницы чарующего голоса. И я не брежу. И не схожу с ума. Кто-то действительно поет, и сейчас я в этом убежусь.

«Это не усталость. И не злоупотребление алкоголем, Эзра. Однозначно».

Ловлю последние слова незнакомой песни и уверенно выхожу из-за угла, оставаясь в тени высоких контейнеров. Девушка дергается, замечая мой силуэт, и прижимает к груди гитару. С глупостью этой девицы может сравниться только…

– Этого не может быть… – вырывается изо рта, когда ее лицо попадает под свет фонаря. Я машинально делаю шаг вперед и выхожу из тени.

– Ты одержимый, маниакальный психопат, – ее пальцы разжимают гриф гитары, а плечи заметно опускаются в первоначальное расслабленное положение.

– И это мне говорит та, которая сидит ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу. Я, конечно, знал, что у тебя есть психические отклонения, но чтоб настолько.

– И это мне говорит тот, который шляется ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу. Я, конечно, знала, что у тебя на лицо все признаки шизофрении, но чтоб настолько.

И как я мог забыть, насколько эта девка невыносима? Полминуты с ней – и я уже готов сжечь яростью обитель местных бездомных пьянчуг.

– Какого черта ты тут делаешь, Панда?

– Какого черта ты следишь за мной, идиот? – она злобно сдвигает брови и не сводит с меня глаз. Черные длинные волосы хлещут ей по лицу, но она даже не придерживает их рукой и не убирает со щек.

– Ты… Просто… Да, мать твою! – не хватает слов. Не хватает мыслей, чтобы высказать ей все, что она вызывает во мне одним лишь своим самоуверенным видом.

Сидит тут, одна, в порту, ночью, и чувствует себя абсолютно комфортно, когда любая другая не ступила бы сюда ни ногой. Бренчит на гитаре в дикий ветер, когда кто угодно сидел бы дома. Даже я бы лучше сейчас лежал в постели, чем ошивался здесь.

«Что у этой сумасшедшей в голове?».

– А ты сегодня максимально красноречив, – она кладет гитару на дряхлый диван, который я только сейчас замечаю под ней, и смотрит на меня под тусклым светом мигающего фонаря. – Следил за мной? Признайся.

– Прибереги фантазии для ночи, – подхожу ближе, но остаюсь стоять напротив нее. – Что ты тут делаешь?

– А ты что тут делаешь?

– Мы пошли по кругу? – она разводит руками, явно не собираясь сдаваться первой. Ладно. – Я гулял.

– А я пела.

– Я же говорил: сумасшедшая.

– А я говорила: кретин.

Ее лицо непроникновенно. Широкие черные брови давят на глаза, потому что она не перестает хмуриться. Пряди волос лезут в лицо, но она старается не реагировать, и я смеюсь. Я просто заливаюсь смехом от ее напускной надменности. А потом смеется и она. Смеется вслед за мной. Смеется вместе со мной. А я замираю, потому что ее пухлые губы растягивают щеки и черные родинки на каждой из них, которые я раньше не замечал. Она улыбается, а я на мгновение глохну, как когда-то раньше, и не могу перестать смотреть на ее лицо.

– Эзра, почему ты всегда такой серьезный? – она взлохмачивает мои волосы и хлопает крышкой ноутбука на моих коленях. – Давай, твой очередной сверхгениальный код подождет? Побудь с нами. Ну хоть немножечко. Пожа-а-а-луйста, – улыбается она и этого достаточно, чтобы я отложил ноутбук на стол. – Вот и славно. Без тебя тут скучно.

– А со мной весело?

– Всегда весело, – она усаживается рядом и ее длинные белокурые локоны щекочут мне локти, но я не дергаюсь.

– Не сочиняй, – влезает Шейн. – Он тот еще зануда. Дальше своего компьютера ничего не видит.

– Он просто гений, не завидуй, Шейн, – она льнет к моему плечу и обвивает руками мою руку.

– Ладно-ладно, ты права, мой старший брат – гений. А я – всего лишь его жалкое подобие, – демонстративно дуется Шейн, чтобы переключить ее внимание на себя.

– Перестань, – на миг ее лицо приобретает серьезность. – Вы совершенно разные. И совершенно прекрасные братья. Любая девушка будет счастлива с каждым из вас.

– Не хочешь проверить? – наконец, решаюсь вклиниться я.

Она заливается звонким смехом и утыкается лбом мне в грудь, а ее длинные волосы падают мне на колени. Мягкие ладони упираются в плечи, а она продолжает смеяться, как будто я сказал что-то на уровне Джорджа Карлина 5 .

Такой я запомнил ее на всю жизнь. Такой она засела в сознании. Именно такой веселой и прекрасной осталась в моей памяти Джейд Мур.

Глава 5. Северный олень

Серена

Перестаю смеяться, потому что замечаю, как он смотрит на меня своими бездонными глазами. В свете фонаря они кажутся еще чернее, чем обычно. Хочется отвести взгляд, но не могу – бездна тянет в себя так, что нет сил сопротивляться.

– Долго будешь тут сидеть? – прерывает тишину он.

– А ты долго будешь тут стоять?

Знаю, что бешу, но ничего не могу с собой поделать. Чему я и научилась за все годы общения с мужским полом – так это самозащита и полное неприятие. Так лучше для меня. Так безопаснее. Так на меня никто никогда не посмотрит.

– Окей. Счастливо оставаться, Панда. Не буду мешать тебе и твоим братцам бомжам, которые вот-вот нагрянут.

Он разворачивается и уходит, а я должна, наверное, что-то сказать.

Должна ли?

Конечно, нет. Но хочется.

– Постой!

– Я не ослышался? – тормозит он и делает вид, что прислушивается.

– Я здесь, потому что мне тут легко. Здесь пустеет голова и растворяются дурные мысли. Здесь я свободно дышу. Успокаиваю нервы игрой на гитаре. Здесь мое тайное место. И ты его каким-то чудом нашел.

Эзра не двигается и даже не обращает внимания на ветер, который агрессивно хлещет его по лицу. Для бостонской зимы он слишком легко одет.

– И да, со стороны я, наверное, могу показаться сумасшедшей…

– О да, еще как кажешься, – он разворачивается и возвращается обратно, подступая к дивану, на котором по-прежнему сижу я. – Тебе разве не холодно?

– Холодно, – не свожу с него глаз.

– Поехали отсюда.

Не задавая вопросов, он подхватывает с дивана мою гитару и идет вперед, оставляя меня за спиной. А мне больше ничего не остается, как следовать за ним, потому что у него в руках мой инструмент.

Эзра выводит меня к своей машине и укладывает гитару на заднее сидение, на которое я забросила ее и утром. Невольно усмехаюсь, но тут же сталкиваюсь с серьезным выражением лица.

– Садишься в машину или мне придется тебя впихивать?

– Парадокс. Не замечаешь? В прошлый раз все было абсолютно наоборот.

– Я не виноват, что к вечеру ты растрачиваешь свои нахальные навыки. Видимо, забыла подзарядиться.

– Мудак, – закатываю глаза и скрещиваю руки на груди.

– Садись, хамка, или я передумаю.

Он «ныряет» в салон, а я настолько дрожу, что ноги сами несут меня в тепло.

– Сейчас согреешься, – тычет на какие-то кнопки на приборной панели и кротко поглядывает на меня. – Ну вот и на хрена ты там сидела?

– Я же тебе рассказала, – складываю обледеневшую ладонь в ладонь и дышу на них.

– Ну да. И это, конечно же, повод доводить себя до такого состояния.

– Хватит. Я сама решаю, что и когда мне делать.

– Вообще не удивлен. Лучше бы что-нибудь новое рассказала.

– А я и рассказала. В отличие от тебя, – уставляюсь на его профиль, который отчетливо косится в мою сторону. – Что ты делал в порту?

– Поехали, Панда. Ты снова отнимаешь мое время.

И снова, второй раз за день, я оказываюсь в машине с этим кретином, который раздражает похлеще, чем скрип пенопласта. Он – мой личный надлом на белых пупырчатых слоях. Он – царапина от ножа на стекле. Он – раздражающий скрежет ногтей по надраенной панели. И что я делаю вместе с ним в одном пространстве – загадка для меня самой.

– Я включу музыку, – тянусь к приборной панели, но Эзра ловит мою руку.

– Ты хотела спросить: «Можно мне включить музыку?».

– М-м-м… Нет, – снова тянусь к кнопке, но получаю шлепок по тыльной стороне ладони.

– Почему ты такой тиран?

– Потому что ты такая нахалка.

– Моя очередь говорить, что мы ходим по кругу?

Он невольно усмехается и, черт, я успеваю это разглядеть. Успеваю увидеть слабую улыбку и мелкие морщинки у уголков глаз, на которые я не должна смотреть.

Без разрешения жму на «плэй» и запускаю музыку в салон автомобиля. Знакомую музыку. Одну из моих любимых групп, песни которых я знаю наизусть.

– Three days grace6? – удивляюсь я.

– Ты-то откуда их знаешь? – похоже, удивляется и он.

– Любила их, но только со старым вокалистом.

– Адам Гонтье неподражаем.

– Бесспорно.

Сталкиваемся взглядами на долю секунды, но Эзра тут же возвращается к слежке за дорогой. Адам продолжает рвать душу своим текстом и голосом, а я отворачиваюсь к окну, в которое снова бьет декабрьский дождь.

– Эзра… Я не хочу домой, – вырывается как-то само собой, когда я наблюдаю за скатывающимися по стеклу каплями.

– Что-то случилось? – на удивление он не смеется надо мной, наоборот в его голосе, кажется, я слышу долю заинтересованности. Или сочувствия. Или жалости.

«Я не хочу об этом думать».

– Нет… Просто…

– Просто так люди не ищут причин не возвращаться домой.

– Я не ищу причин. Просто сегодня не хочу.

– Именно сегодня?

– Да, бурный день. А точнее, сутки. Тебе ли не знать, – надеюсь, жалость стерлась с его лица. Надеюсь, потому что больше не смотрю.

– Согрелась? – почему-то в этот раз он не отвечает на мою язвительность. Наверное, устал. Ему же лучше.

– Почти.

– Хорошо, – на перекрестке он сворачивает не в ту сторону, которая должна была довезти меня до дома.

– Опять вжился в амплуа маньяка и похитил меня? Имей в виду, я буду орать, пока ты не перережешь мне горло.

– Я как раз наточил нож, – без единой эмоции на лице отвечает Эзра.

– Псих?

– И шизофреник. Не отступай от своего диагноза.

– Куда ты меня везешь?

– Ты же не хотела домой, – уверенно выруливает все дальше от Норт-Энд.

– И что? Как будто тебя это волнует.

– Не волнует, просто высажу тебя на вокзале. Вдруг захочешь сгонять в Нью-Йорк.

– Придурок. Вези меня обратно, – хлопаю его по плечу. – Немедленно!

– Так быстро передумала?

– Хватит надо мной издеваться! – снова толкаю Эзру, но тот уворачивается и резко давит тормоз в пол.

– Приехали, – вытаскивает ключ из замка́ зажигания. – Пойдем.

– Куда? – удивленно осматриваю его лицо.

– Господи… Ты невыносима. Просто выйди из машины без лишних вопросов.

Хмыкаю, но выхожу следом за ним на обочину придорожного кафе, которое я ни разу не видела в этом районе.

– Выпьем по кофе, – заявляет Эзра и шагает к двери, освещенной красной надписью «У Ленни».

– А с чего ты взял, что я хочу…

– Заткнись наконец, Панда, – перебивает он и, кажется, закатывает глаза.

Я дуюсь. Но иду. Шагаю за ним по пятам до самого крохотного круглого столика в темном углу кафешки. Не успеваем мы усесться, как к столу подбегает тучный лысоватый мужчина в черном переднике.

– Ленни, друг, привет, – тут же улыбается Эзра, а я наблюдаю за всей этой странной картиной, нахмурив брови.

– Какими судьбами? – лысоватый «бочонок» расплывается в такой же приветливой улыбке и, кажется, даже хочет обнять Эзру, но, глянув на меня, просто жмет ему руку. – Давненько ко мне не являлся.

– Куча дел, дружище. Как всегда.

– Да-да. Совсем забыл старика Ленни.

– Даже если тебя и можно забыть, то твою фирменную пиццу – никогда, – после упоминания пиццы Ленни сияет еще ярче. – Угостишь нас?

– Спрашиваешь, – усмехается толстячок, и по его лицу расползается легкий румянец. – Сделаю все, как ты любишь.

– Спасибо, Ленни.

Эзра одаривает его слабой улыбкой, и тот убегает куда-то к кухне.

– Что это за место? Ни разу о нем не слышала.

– Странно, – Эзра стягивает с себя куртку, подкатывает рукава черного пуловера и расслабляется на стуле. – Здесь самая вкусная пицца в Бостоне. Попробуешь и не сможешь о ней не думать.

– Серьезное заявление, – избавляюсь от шубы и остаюсь в белом свитере, который напялила еще утром.

– А цветовая гамма не меняется, – усмехается Эзра, оглядывая меня с ног до головы.

– Кто бы говорил, – усаживаюсь за стол, не сводя глаз с Эзры, его рук, расписанных черными узорами, которые не заканчиваются на предплечьях и уходят еще дальше под рукава пуловера.

«Неужели он весь покрыт татуировками?».

– Ну так… И почему ты не хочешь ехать домой? – осторожно спрашивает он, как только я присаживаюсь.

– Мы можем об этом не говорить?

– Мы можем вообще не говорить. Но так будет слишком скучно. Раз уж так случилось, что мы оказались тут вдвоем, то лучше бы нам склеить диалог, – смотрит в упор на меня и приглаживает растатуированными пальцами короткую бороду.

– Я просто устала, – честно отвечаю, избегая его взгляда. – Потеряла две работы за сутки. Разглядела пару новых трещин на потолке в спальне. Потратила последние центы на автобус из твоего бара до порта. Поговорила с мамой… – запинаюсь на последнем слове и проглатываю его вместе с комом в горле.

Эзра смотрит на меня. Чувствую профилем, поворачиваюсь и увязаю в смоле его глаз, разлитой из-под густых угловатых бровей. Смотрит прямо в душу. Заглядывает в нее и копает, копает прямо до самого сердца, которое замерло, чтобы не привлекать внимания, чтобы не выдать еще живое себя. Он не докопается. Он не найдет. Как и я ничего не найду там – у него под ребрами.

– Значит, ищешь работу, – после паузы говорит он и почесывает подбородок.

– Я всегда ее ищу. Сколько себя помню. Но нигде не задерживаюсь надолго.

– И, кажется, я знаю причину, – бросаю гневный взгляд на его нахальное лицо. – Ладно, предлагаю пари, – гнев во взгляде тут же сменяется заинтересованностью. – Месяц у меня в баре без единой жалобы – и место твое.

– О боги… – замираю в оцепенении.

– Что? – Эзра кривится в недоумении.

– Тебе, наверное, сейчас очень больно…

– В смысле?

– В настоящий момент северный олень прорывает рогами твою задницу, – пытаюсь оставаться серьезной, но долго не получается, и я прыскаю со смеху на всю захудалую кафешку.

Эзра дергает уголками губ, пытаясь сохранять натянутую бесстрастность, но сдается, и я снова слышу его смех. Настоящий. Как и он сейчас передо мной. Он не прикидывается и не строит из себя того монстра в ледяных доспехах, которым привстал предо мной в баре. Сейчас он истинный.

«Или играет, как все», – внутренняя, побитая временем Серена дает о себе знать и гасит поток смеха, как едва разгоревшуюся свечу.

– Ваша пицца, – Ленни появляется слишком внезапно, и я дергаюсь, отводя от лица Эзры взгляд.

– Выглядит потрясающе, – комментирует Эзра, стараясь не глядеть на меня. Или я себе это внушила.

– И это ты ее еще не пробовал! – Ленни размещает огромную пиццу на середину стола. – Приятного аппетита. И Вам, прекрасная леди, – подмигивает мне и тут же уходит.

От одного вида рубленного бекона в животе скручивается тугой узел, ведь я не ела целый день. Готова сточить эту пиццу в одно лицо. Но я же девочка. Поэтому сдержанно тянусь за куском, когда мой желудок издает рев синего кита в брачный период. Уверена, Эзра слышал, но не подал вида.

Заглатываю кусок почти целиком и, о боги, это настолько божественно, что я съедаю больше половины за считанные минуты и даже облизываю пальцы.

– Ты был прав, – проглатываю последний кусок и протираю салфеткой губы. – Ничего вкуснее в жизни не пробовала.

– Знаешь… – Эзра тоже обтирает руки и смотрит на меня. – Есть два типа людей, – дожевываю и внимательно утыкаюсь взглядом в его лицо. – Которые выбрасывают бортик и которые его съедают.

– Бортик – это самое вкусное, – гордо заявляю я, демонстративно посылая в рот оставшийся кусочек борта.

– Извращенка.

– Что-то не вижу у тебя в тарелке ни одного бортика, – прищуриваюсь, склоняя голову на бок.

– Пойман с поличным, – слабо улыбается он. – Значит, сработаемся, Панда.

«Панда. Откуда взялась эта «Панда»? И что это значит?».

– Я еще не сказала «да».

– Разве? – наиграно сдвигает массивные брови. – А у тебя есть выбор? О да, ну, конечно, есть. Раздавать листовки на вокзале куда престижнее. Успокойся. Я тут оленя выпустил из задницы, пора бы и тебе не выпендриваться.

Вместо ответа суровое выражение моего лица перекрывает яркая улыбка. Он пробивает меня на смех. И он смеется. Смеется вместе со мной. Так звонко, как когда-то раньше смеялась и я.

– Бри, пожалуйста, хватит! – мой хохот разносится на всю округу Лоренса 7 . – Прекрати! Прекрати щекотать меня! Бриан!

– Только если ты поцелуешь брата.

– Дурачок, – чмокаю его в щеку, и он валится рядом со мной на пол.

– Ты так всего боишься, маленькая принцесса Серена, – притягивает меня к себе и сжимает в объятиях. – Но я от всего тебя защищу.

– Я знаю, – десятилетняя я жмусь ближе к старшему брату и обнимаю его. – Ты мой рыцарь.

– И всегда буду?

– И всегда будешь.

Он целует меня в лоб. А я мечтаю о том, чтобы это мгновение не заканчивалось.

Таким он не запомнился мне на всю жизнь. Таким не засел в сознании. Именно таким беззаботным и, казалось, прекрасным, не остался в моей памяти Бриан Аленкастри. Пятнадцатилетний Бриан Аленкастри – мой рыцарь, который через пару лет сменил доспехи на шкуру дикого зверя.

Глава 6. Аппарат абонента желает быть недоступен

Эзра

Смена ее настроений еще больше подтверждает, что у этой девушки серьезные проблемы с головой. Секунду назад она смеялась вместе со мной, а теперь смотрит так, будто вот-вот разревется.

«Этого мне еще не хватало».

Нужно что-то сказать. Прервать эту неловкую паузу, которая, если затянется еще на секунду, то прорвет плотину, сдерживающую ее слезы. А я не нанимался смотрителем за пандами, которые переворачивают этих неуклюжих животных при каждом неверном падении.

«Думай, Эзра, думай. С хрена ли ты застыл и пялишься в эти синие глаза? В них нет ничего сверхъестественного».

– Ну так… – рот открывается, чтобы выпустить несвязный поток слов, но Панда глушит мою попытку заговорить на корню.

– Не нужна мне твоя жалость, – заявляет она, складывая руки на груди, а в испуганных до этого момента глазах зарождается буря.

– Размечталась. С чего мне тебя жалеть? Ты вроде бы не инвалид и не пушистый щеночек из приюта, – усмехаюсь и откидываюсь на спинку стула.

– Зачем тогда предлагаешь мне работу? – как обычно, хмурится она. – Я ведь тебя раздражаю всем видом.

– И не только видом, – прищуриваюсь и еще раз осматриваю худощавую черноволосую девицу в белом свитере оверсайз.

Выражение лица слишком суровое для двадцати двухлетней девушки. В таком возрасте обычно смеются без умолку и строят гла́зки каждому встречному плейбою, а не грозно глядят исподлобья под напряжением широких бровей. В двадцать два красотки измазывают свои молодые лица косметикой, чтобы сиять еще ярче в свете ночных софитов, а не исключают из ежедневного списка дел такое понятие, как макияж. В эти годы стройные девицы не упускают шанса подчеркнуть каждый изгиб точеной фигуры, а не прячут прекрасные формы под грудой пышных складок поношенного свитера. К возрасту Серены каждая уже сменила сотню стрижек. Сделала «каре», когда ее бросил парень или перекрасила волосы в фиолетовый цвет, чтоб заявить миру о своей неординарности, или хотя бы обкорнала челку, но не оставила нетронутым скат черных волос, достающих до поясницы.

С ней все не так. Начиная с внешности, заканчивая скверным характером, от которого со временем сбежит любой мужик. Но эти до безумия синие, как пучина океана, глаза, подчеркнутые сверху ровными бровями, а снизу двумя симметричными черными родинками, не дают оторвать от нее взгляд. И почему-то, чем сильнее она хмурит миловидное лицо, тем сильнее улыбаюсь я.

– Ну? И чего застыл? – бурчит она, и я только сейчас понимаю, что все это время внаглую пялился на нее. – Снова пришел в не себя от моего вида и погрузился в медитацию, чтоб не сорваться?

– Видимо, придется все-таки взять пару уроков, если буду вынужден видеть тебя в баре каждый день, – она хмыкает и недовольно отводит взгляд. – Не парься. Я не делаю это из-за того, что твоя история разжалобила меня. Не разжалобила. Я видел и не такое, – она плавно возвращает внимание от окна ко мне. – Просто не хочу, чтобы Стенли выедала мне мозг каждый день, пока твоя смольная башка не начнет мелькать у нее за барной стойкой. Лучше я дам тебе шанс сейчас и оставлю нетронутым запас нервных клеток. В наше время это большая роскошь, знаешь ли.

– Значит, месяц стажировки? – неуверенно протягивает она.

– Назовем это так. На зарплате испытательный срок не отразится. Чаевые, что заработаешь, твои.

– Звучит слишком сладко.

– Если узнаю, что грубишь клиентам или сливаешь, как Стен, мой алкоголь – вычту из твоих денег.

– А вот это уже больше похоже на тебя, – фыркает, но следом улыбается она.

– Говоришь так, будто хорошо меня знаешь. Слишком легкомысленно с твоей стороны, Панда. Имей в виду, я буду следить за тобой в оба, – опираюсь на локти, придвигаюсь к ней через стол и складываю перед собой руки в замок.

– Хорошо, Эзра, – она повторяет мои действия и замирает только, когда между наших лиц остается пара дюймов. – А в те ночи, когда будешь отключаться за барной стойкой, не забудь преждевременно настроить камеры.

Она улыбается одними уголками губ и смотрит так, будто одержала победу, но, увы, она не знает, на кого посмела оголить свои едва прорезавшиеся клыки.

– Если бы ты так сильно не бесила меня, я бы уже давно нашел достойное применение твоему острому языку. И, поверь, речь сейчас не о полемике.

Синие глаза расширяются и вспыхивают напротив моих глаз, и я ликую. Не ожидал, что такую дерзкую девицу можно смутить единственной сальной фразой. Мне даже не потребовался второй раунд, как ее щеки покрылись румянцем.

– Не переживай, – проговариваю возле самого ее уха, а она отчетливо задерживает дыхание. – Ты не в моем вкусе. Можешь расслабиться и начать уже, наконец, дышать.

Так же, как придвинулся к ней, отстраняюсь обратно к спинке стула и тянусь за своей курткой, разглядывая и восторгаясь каждой толикой ее растерянности. Я бы наблюдал и дальше за переливанием алых щек в приглушенном свете ламп, но наш зрительный контакт прерывает звонок моего телефона.

– Поехали. У меня куча дел, – поднимаюсь и натягиваю куртку, попутно сбрасывая пятый вызов от Рэйчел. – Тебя отвезти домой или куда-то еще?

– Домой.

Серена облачается в шубу, стараясь не смотреть в мою сторону. Должен признаться, я думал, что заткнуть эту девчонку будет гораздо сложнее. Видимо, вся ее дерзость – лишь маска, а по факту, она, как и все они, тает от пары пошлых слов, прошептанных на ухо. Главное – подобрать верный момент и тональность.

Всю дорогу в машине она молчит. И даже не пытается нарочно взбесить меня. Лишь смотрит в окно, пряча нос в лоскутах своего искусственного альпака, и накручивает на пальцы длинный ворс шубы в районе груди. Удивительная выдержка, как и удивительно частый мой взгляд в ее сторону.

Мы доезжаем до Норт-Энд за минут пятнадцать. И это не тот прекрасный кусочек «Маленькой Италии», который привыкли показывать туристам в роликах на Youtube. Те узкие улочки колониального периода я прошерстил еще в свои двадцать три под руку с парой красивых и не самых принципиальных мисс. Нас же занесло на какую-то чертову окраину. Видимо, когда в прошлый раз я подкидывал ее до дома, мозг был слишком занят усмирением раздражения от ее компании, что я даже не заметил, куда забрел.

– Ты точно живешь здесь?

– А у тебя точно нет провалов в памяти? – агрессивно реагирует она, отстегивая ремень безопасности.

– Ну наконец-то, – сталкиваюсь с ее вопросительным взглядом. – Я уже подумал, что вместе с пиццей ты проглотила и язык.

– Спасибо за… Все, Эзра, – она перетягивает гитару с заднего сидения к себе на ноги. – Как всегда, было неприятно пообщаться.

– Взаимно, Панда.

Она закатывает глаза и делает шаг из салона Шевроле, но резко возвращается обратно.

– Да что, мать твою, за «Панда» такая?! – шипит прямо мне в лицо. – И откуда она взялась? Меня Серена зовут. И хватит ржать.

И я действительно умолкаю, но не перестаю улыбаться. Она такая забавная.

– Ты видела себя в зеркало? – вскидываю одну бровь и демонстративно оглядываю ее по пояс.

– Мне сейчас станет плевать, что ты оказал великую честь и довез меня до дома, и я отвешу тебе хорошую такую пощечину. Синяк проявится от щеки до самого глаза. Гарантирую.

– Когда хотят бить – бьют, а не предупреждают. Запомни на будущее. Но сейчас это будет лишним, поверь. Я не хотел тебя оскорбить.

– А что ты хотел сделать? – еще больше злится она.

– Объясниться, как ни странно, – улавливаю долю заинтересованности в ее глазах и продолжаю: – Твоя огромная мохнатая белая шуба в контрасте с угольного цвета волосами, да еще и со спины, вызвали во мне в ту ночь именно такую ассоциацию, Панда.

– И все? – теперь пришла ее очередь вскидывать брови.

– А ты чего ожидала?

– Какой-нибудь новой порции насмешки.

– А это разве не смешно?

– На уровне начальной школы, может быть, и да, – не успеваю даже скрипнуть челюстью, как она выбирается из машины на улицу. – Бессонной ночи, Эзра, – ехидно улыбается, развернувшись вполоборота.

– И сладких кошмаров, Серена, – растягиваю самую широкую улыбку специально для нее.

Она уже выпрямляется и вот-вот захлопнет дверцу, а я, наконец, свободно вздохну, но какой-то черт дергает ее заглянуть обратно в салон.

– И, кстати… – Серена встает коленями на пассажирское сидение, упирается руками возле моего бедра и буквально касается губами уха, заставляя меня оцепенеть под жаром ее дыхания. – Татуированные алкоголики с дешевыми шутками тоже не в моем вкусе. Так что, ты был прав, мы отлично сработаемся.

Ее длинные волосы щекочут мне щеку, и я в кои-то веки теряю дар речи, а она, не собираясь дожидаться ответа, покидает мою тачку и аккуратно хлопает дверцей.

А я уже списал ее со счетов. Уже повесил на нее клеймо среднестатистической «простушки». И теперь не понимаю, злюсь или все-таки улыбаюсь от того, что она превзошла мои ожидания.

К реальности меня возвращает звонок телефона, и на этот раз, слава богам, не от Рэйчел.

– О́дин, привет, – с лица стирается отпечаток недавней улыбки, и оно приобретает серьезное, обыденное выражение.

– Все прошло хорошо?

– Как нельзя лучше.

– Молодец, сынок, – хрипит и откашливается, а я терпеливо жду, пока он продолжит. – Нужно встретиться завтра.

– Но…

– Знаю, что обещал тебе выходной. Но дело срочное. Поступил важный заказ. Мне нужно понимать, справишься ли ты.

– Я всегда справляюсь.

– А я всегда поощряю твою самоуверенность и качество выполненной работы, но на этот заказ тебе стоит взглянуть до того, как я поставлю под ним свою подпись. Я должен быть уверен. Скажу так… Это другой уровень.

– Понял. Завтра к обеду буду у тебя.

– Всего доброго, Эзра.

О́дин отключает вызов, а я тянусь за сигаретой в левый внутренний карман куртки. Не выкурю – отрублюсь за рулем. Без сна вторые сутки. И я очень устал. И должен тратить единственное свободное воскресенье не на сына, который обязательно отметит мою очередную оплошность в своем блокноте, без записи в котором и так знаю, что я хреновый отец. Но у меня нет выбора. Каждый мой шаг, каждое новое дело – только для них: Бостона и отца – единственных, кто когда-то удержал и до сих пор держит меня в этом мире.

Не успеваю завести мотор Шевроле, как тишину салона разрывает новый телефонный звонок. И в этот раз, даже с закрытыми глазами, готов поставить стольник, что это Рэйчел. Откидываюсь на спинку сидения, опускаю веки и отвечаю на вызов:

– Да, Берч.

– Ты запомнил мою фамилию? Приятно.

– У меня все в порядке с памятью. А вот у тебя, кажется, нет.

– О чем ты?

– Сколько раз я говорил тебе, не обрывать мне телефон бесконечными звонками? Если я не отвечаю, значит, я занят!

– Не злись, Эзра. Я просто хотела распланировать вечер.

– Распланировала?

– Ну… Как сказать… – по ту сторону явно лыбится она. – Придумала для тебя кое-что… Интересное.

– Отложим на другой раз.

– Ты не приедешь? – досада в ее голосе сочится даже сквозь динамик. Но какая мне разница.

– Нет. Спи сладко.

Этот звонок отключаю я и вместе с клубом сизого дыма выдыхаю в салон Шевроле дозу усталости, из-за которой (убеждаю себя) не еду сейчас прямиком к Рэйчел Берч. И пусть там я получу отменный минет, массаж, секс, неважно в какой последовательности и в каких пропорциях, я не хочу. Даже невольно вырисованный в сознании образ ее на коленях между моих ног не заставляет сегодня зашевелиться хоть чему-то в штанах. Сексуальная поза Берч покидает голову через секунду, а на смену ей мигом приходит пара черных родинок под синими угрюмыми глазами.

«Татуированные алкоголики с дешевыми шутками тоже не в моем вкусе», – усмехаюсь сам себе и завожу мотор. – Так я и поверил, Панда. Так и поверил.

Выжимаю педаль газа, все еще удерживая на губах слабую улыбку, и выворачиваю руль по направлению к своему дому.

Нужно бы заскочить в бар и помочь Стенли с закрытием, но, уверен, сегодня она справится и без меня (ей не впервой). А мне нужно упорядочить мысли и выспаться. Что-то в голосе О́дина смутило меня. Что-то, чего за все десять лет нашего сотрудничества не слышал в его интонации. И это точно не к добру. Но накручивать себя – не в моих правилах, поэтому день завершается по обыденному графику: душ, стакан ви́ски и мысленное «Спокойной ночи, Джейд» перед тем, как сомкнуть глаза в холодной постели.

Глава 7. Мы разные

Серена

Нет, я не буду орать.

Нет, не буду растрачивать силы на какую бы то ни было реакцию в адрес этого самонадеянного придурка.

– Говнюк! – восклицаю, как только за спиной захлопывается входная дверь. – Да как можно быть настолько заносчивым?!

Рычу на весь коридор, стаскивая ботинки. Толкаю их от злости ногой и, топая пятками, вбегаю в гостиную. Потом вспоминаю, который час, и тихим, но нервным шагом быстро дохожу до дивана.

– Но он довез меня до дома, – усаживаюсь, констатируя факт, и подгибаю ноги под себя. – И до этого накормил. И дал работу… И… – психую сама на себя. – Черт! Нужно прекращать разговаривать самой с собой.

Вскакиваю с дивана и, на ходу сбрасывая одежду, несусь в ванную.

«Может быть, душ остудит пыл».

Не остужает.

Уже лежа в постели, все равно продолжаю думать о нем и, как всегда, выворачиваю мысли в потрескавшийся потолок.

– И ничего мне не сказал, гад. Куда мне завтра идти? Во сколько? Может, он пошутил?

«Но вид был довольно серьезным», – тут же отвечает подсознание.

– Да и он не мог.

«С чего бы? Чем он отличается от других?».

– Ничем. Он еще хуже, – переворачиваюсь на живот и вдавливаю лицо в подушку. – Если он решил поиздеваться таким образом, я спалю до основания его гребаный бар! – ору в кучу перьев, чтобы не побеспокоить соседей, но быстро успокаиваюсь и снова ложусь на спину. – Может, Эзра хотел помочь?

«Нет, маленькая принцесса Серена, он, как и все, просто пожалел тебя. Или захотел трахнуть», – голос Бриана перекрывает мой внутренний и заставляет вскочить.

– Пошел к черту. Слышишь?!

Выметаюсь из кровати и бегу на кухню за стаканом воды.

«Беги. Беги, принцесса Серена. Далеко не убежишь».

– Иди к черту! Вали на хрен из моей головы, гребаный придурок! – кричу, едва не выпуская из дрожащих рук стакан. – Я убегу. Ты никогда больше не найдешь меня, долбаный сукин сын!

Стакан выскальзывает и падает на пол, а я отскакиваю на фут и хватаюсь за сердце, которое вот-вот прорвет грудную клетку.

– Иди к черту, Бриан. Ты больше не имеешь надо мной власти. Ты больше не контролируешь каждый мой шаг. Ты – никто, – задыхаюсь, но выплевываю каждое слово, стягивая в кулак футболку на груди.

Выпиваю таблетку, которая должна успокоить нервы, и забираюсь на диван. Не знаю, сколько времени всматриваюсь в одну точку, но таблетка действует, и я отключаюсь, даже не накрывшись пледом.

Будит меня одновременно холод, просочившийся через все щели в этом дряхлом доме, и настырный стук в дверь. А, значит, уже точно утро, и я смогла поспать хотя бы несколько часов.

– Да иду я! – кричу, параллельно укутываясь в плед, и зеваю по пути к двери. – Кто, мать твою, приперся в такую рань?!

– Уже полдень, Серена, – даже голос друга, даже его оповещение о времени нисколько не поднимают настроение, и я все с таким же угрюмым лицом открываю деверь.

– Привет, Юджин, – снова зеваю и прикрываю рот рукой. – И… Какого хрена?! – хмурю брови, но он не обращает внимания и проскальзывает мимо меня в квартиру.

– Так всю жизнь проспишь, – усмехается этот вечно лучезарный парень.

– Так говорила моя бабка.

– Ты не знала свою бабку. Не надо заливать.

– Юджин, что тебе надо, а? Зачем приперся? – волокусь за ним на кухню, где он начинает активно рыскать по ящикам, чтобы приготовить кофе.

– Ты не отвечала на звонки.

– Была занята.

– Самобичеванием?

– Ты знаешь такие слова?

Оба усмехаемся, и я решаю занять место на ближайшем стуле.

– Как там Астрид? Надеюсь, ее разорвало от злости после того, как я кинула ей в морду галстук? Ну или хотя бы, когда я бросила на пол жакет? Она ведь всегда так восхваляла форму официантов.

– Поддала ты огня, детка. В пятницу мы носились, как сумасшедшие. И Астрид вместе с нами. Вот это было зрелище! Она даже сменила свои шпильки на ровную подошву.

– Гонишь?!

– Слово бойскаута, – Юджин поворачивается ко мне лицом и кладет руку на сердце.

– Ты не был бойскаутом, – прищуриваюсь и сжимаю губы.

– Но все равно не лгу, – снова отворачивается и продолжает свои махинации с кофе. – Этот день мы занесли в историю ресторана. Все говорят о тебе, детка.

– А толку? – сначала усмехаюсь, а потом меня накрывает волна грусти. – Потеряла основной источник дохода. Да и из детского центра поперли, – уныло вздыхаю. – Здравствуйте, я Серена, и я официально безработная, нищая двадцати двухлетняя белая девушка в итальянском районе Бостона.

– Здравствуй, Серена, – лыбится друг и тут же добавляет: – Никакая ты не белая. В тебе течет горячая итальянская и бразильская кровь! Так что не начинай.

– И это все, что ты выделил из контекста? Такой себе из тебя друг.

– Не парься. Я помогу. Постараюсь выбить тебе подработку на кейтеринге. Идет? Тогда не перестанешь меня любить?

– Я подумаю.

– А еще я приготовил кофе.

Принимаю из его рук горячую чашку и подсовываю колени к подбородку.

– Я подумаю, – стараюсь не улыбаться, но его ослепительная улыбка крошит маску моей натянутой серьезности. – Ладно, отвлеки меня от рутины. Как там Джо?

– Мы с ней расстались, – Юджин усаживается напротив, едва не цепляя головой светильник в потолке.

– Черт! – трет лоб. – Почему они так низко висят?

– Потому что ты за восемьдесят дюймов ростом. Мог бы играть в баскетбол, а не бегать между столиками в ресторане.

– Там и так слишком много черных, детка, – широкая улыбка оголяет белоснежные зубы. – Еще один был бы явно лишним.

– Южди, милый, ты бы затмил всех. И я бы ходила на каждый твой матч.

– В следующей жизни, детка, в следующей жизни.

– Так… Что там с Джо? – отпиваю кофе и сбрасываю с плеч теплый плед.

Спрашиваю, а сама знаю ответ. Он всегда один и тот же. Юджин красивый, очаровательный, с забавной прической в мелкие кудряшки и отпадной улыбкой, которая любую сразит наповал, он сильный и шутит смешные шутки. Чего еще не хватает девушке? Верно – он слишком хороший. Слишком. Слишком добрый. Слишком везде. И слишком много. Но его не переделать. Каждый раз он любит и любит, как в последний раз.

– Все как обычно… – отчетливо видно, как стул становится слишком мал для Юджина. И, нет, не из-за его габаритов – он съежился в шар от больной темы. Он просто не находит себе места.

– «Дело не в тебе, а во мне»?

– И дальше, – Юджи прочищает горло и продолжает писклявым голосом, пародируя женскую манеру речи: – «Ты очень хороший, но сейчас мне не нужны серьезные отношения. Я занята карьерой. Прости».

– «Но ты обязательно встретишь ту самую», – продолжаю за него имитировать интонацию Джо. – «К сожалению, это не я. Еще раз прости».

– Ты что, слышала наш разговор?! – Юджин вскидывает брови.

– Мне и не нужно было. Ее речь еще более предсказуема, чем я могла себе представить. Если бы со мной кто-то попытался порвать с фразы «Дело не в тебе», этот мистер «Оригинальность» закончил бы, с чего начал, потому что говорить дальше без зубов сложновато.

– Иногда жалею, что я не девушка, и не могу просто так раскидываться пощечинами. Поэтому пришлось выслушать весь этот бред от Джо.

– Сочувствую, Юджи. Ты, правда, хороший парень, но просто иногда очень назойливый.

– Не понял, это ты так меня сейчас взбодрить пытаешься? – друг наиграно дует пухлые губы и складывает руки на груди.

– Я говорю правду. Сколько раз тебя бросали?

– Все, – корчит недовольную гримасу и отпивает кофе.

– А сколько раз ты был влюблен?

– Все… – не смотрит на меня, а только интенсивнее присасывается к кружке.

– И какой вывод мы можем из этого сделать?

– Что я еще не встретил ту самую, – ударяет дном чашки по столу и улыбается во все тридцать два белоснежных зуба.

– Безнадежный романтик. И как только ты выживаешь в этом мире?

– Я хотя бы знаю, для чего выживаю.

– Ауч… – театрально хватаюсь за сердце, но не театрально начинает ныть душа. – Больно, – закатываю глаза, а сердце по-прежнему не выровняло бег.

– Я говорю правду.

– Один-один.

– Короче, я попробую на днях договориться с ребятами взять тебя с нами на обслуживание ближайшего банкета.

– Вот черт! – вскакиваю, задевая кружку, и та трясется, едва не опрокидываясь на стол. – Я же опаздываю! Наверное…

– Так опаздываешь или не опаздываешь? – Юджин продолжает так же сидеть за столом, спокойно попивая кофе.

– Наверное, опаздываю. Бар уже открылся. И, наверное, мне нужно быть там.

– Какой бар? Ты начала пить с утра?

– Сам сказал, что уже полдень, – усмехаюсь.

– Это не меняет вопроса, – друг прищуривается и с опаской смотрит на меня.

– Я, кажется, нашла новую работу.

– Кажется, значит? – его глаза превращаются в щелки.

– Юджи, хватит! Что за допрос? Я ведь должна как-то выживать, – кричу, уже убегая в спальню к шкафу. Юджин плетется за мной, не выпуская из рук кружку.

– Что за бар? – отхлебывает кофе и виснет на дверном косяке.

– Вышел отсюда или отвернулся. Быстро, – командую я, на что Юджин цокает языком, но разворачивается на сто восемьдесят градусов. – Бар… Блин… Я даже не помню его названия. Да неважно, – натягиваю черные джинсы. – Там милая барменша, а хозяин редкостный мудак, – всовываюсь в пуловер и поправляю волосы. – Но… У меня нет выбора. Обещали хорошие деньги. А это сейчас главное.

– Я еду с тобой, – заявляет друг, плетясь за мной хвостиком, когда я уже всовываю ноги в ботинки на толстой подошве.

– Нет.

Альпака падает на плечи, и я проверяю в карманах наличие телефона и пустого кошелька, но помимо них нащупываю ключи от машины, которая до сих пор отстаивается на парковке ресторана, а не возле моего дома. А это значит, что мне обеспечена очередная поездка «экономклассом» в битком забитом автобусе, если я на него успею, конечно.

– Да. И это не обсуждается. Я должен знать, куда тебя отпускаю, – настырный Юджин сейчас только подливает масла в огонь.

– Ч-ч-черт… – раздосадовано опускаю руки и пытаюсь переключить внимание на прилипалу друга. – Юджин, послушай, – выдыхаю, чтобы не сорваться на нем из-за своей бестолковой головы. – Это мой первый день. И я даже не знаю, реальна ли эта вакансия. Поэтому, будь добр, не раздражай меня еще больше и иди домой. Как только все образумится, приглашу тебя опрокинуть ви́ски за свой успех. Идет?

– Ладно… – недоверчиво отвечает, но у него нет выбора. Я бы ни за что не взяла его с собой. Разве мне нужно, чтобы он увидел, как трясется каждая часть моего тела при входе в этот злосчастный бар? Разве мне нужно, чтобы моего лучшего друга обкатал с двух боков в сарказме мистер Сущее Зло? Нет, придержу это на крайний случай.

– Хотя стой, – смекаю перед самым выходом. – Пригони мою тачку после смены. Она как раз осталась у ресторана, – швыряю Юджину ключи, и тот ловит их одной ладонью. – Все-таки из тебя бы вышел отличный баскетболист, – подмигиваю напоследок и перескакиваю порог. – Захлопни за собой дверь! Я люблю тебя!

Последняя фраза звучит уже где-то на лестнице под стук подошв моих ботинок, несущихся вниз.

Кое-как успеваю вскочить в нужный автобус и врываюсь в бар где-то к двум дня. В этот момент красотка Стенли сидит на барной стойке в узких темно-синих джинсах и белом топе, как будто сейчас самый разгар лета. Она потрясывает ногой в такт Depeche Mode8 и смеется над шуткой какого-то парня, который, видимо, должен был разгружать коробки, а не откровенно кадрить ее, но слишком увлекся стройной шатенкой и забыл о своем деле. Стенли оборачивается на звук хлопнувшей за мной двери, и ее лицо тут же озаряется улыбкой.

– Серена, мать твою! Не верю своим глазам! – Стенли спрыгивает со стойки, забрасывает полотенце на плечо и идет мне навстречу.

– Привет, Стенли… Эм. Я тоже рада тебя видеть, – несвойственно смущенная ее искренностью тоже растягиваю уголки губ в улыбке.

– А я очень рада, что ты вернулась, – она радушно распрямляет руки в стороны и заключает меня в тугие объятия, отчего мои глаза приобретают форму пятидесяти центов.

«Эта девушка явно не скупится на эмоции и не стесняется их проявлять».

– Эм… – прочищаю горло, как только Стенли выпускает меня из рук. Я не привыкла к такой открытой демонстрации чувств. – А этот…

– Нет, – предугадывая мой вопрос, перебивает она. – Засранец Эзра отсутствует, так что можешь расслабиться. Но только я так могу его называть, – строит серьезную моську, но тут же снова улыбается. – Да все могут. Пока не спалятся. Так что будь осторожна. Хочешь кофе? Или налить чего-нибудь выпить?

– Нет… Я тут вообще-то по другому вопросу.

– Интересно, – она закусывает губу и с прищуром оглядывает мое лицо. – Но для начала все-таки сварю нам кофе. Располагайся, малышка, – Стенли хлопает меня по плечу, разворачивается и шагает обратно к стойке. – Эй, Гарри, чего застыл?! Подорвал свой зад и бегом на склад за оставшимися коробками.

Ее голос не груб, мой будет куда грубее. И интонация не отдает командным тоном. Но тем не менее тот парень в рабочей одежде удаляется без единого возражения, а Стенли перепрыгивает через барную стойку и уже оттуда подмигивает мне.

«Клянусь, за всю свою жизнь я не встречала никого раскованнее нее».

– Ты тоже шевелись, – кивает мне. – Не стой на месте. Снимай шубу и присаживайся, – указывает взглядом на стул напротив себя.

«И убедительнее».

Будто под гипнозом выполняю ее приказ, хоть я еще и не работаю под ее руководством. Но Стенли выглядит настолько воинственно, что хочется беспрекословно выполнять все ее поручения, как и произошло в первую ночь нашего знакомства.

Неудивительно, что она нравится Эзре. Вопрос как раз-таки в другом: почему он нравится такой девушке, как Стен. Она очень красива и приветлива, вечно веселая и в отличном настроении, а когда улыбается, кажется, будто вокруг нее цветет ранняя весна, в то время как от Эзры веет лютой бостонской зимой, которая прямо сейчас за окном дерет небо новым столбом ливня. Стенли – полная противоположность угрюмому хаму. И я не понимаю, как они находят общий язык.

– О чем задумалась? – Стен протягивает мне чашку, и аромат свежесваренного кофе бьет в нос.

– Да так… – делаю глоток и тут же морщусь. – Фу, какой крепкий. Ой, прости… – не знаю, куда деть взгляд, а она начинает смеяться.

– Ты прям как Эзра, – хихикает она. – Тот тоже вечно недоволен крепостью напитка.

– Умоляю, не сравнивай меня с этим неотесанным монстром. С кем угодно, хоть с Иудой, но не с ним.

Стенли снова усмехается, ставит на стойку сливки и пристально вглядывается в мои глаза.

– Он вовсе не такой, каким хочет казаться.

– С трудом верится.

– Он просто пережил слишком много горя.

Едва она умолкает на последнем слове, а я открываю рот, чтобы возразить, дверь бара с грохотом врезается в стену, и несчастный колокольчик звонко подлетает и ударяется об косяк, чудом удерживаясь на хлипкой цепочке. На пороге собственной персоной возникает Исчадие Ада. Прямиком из пекла, судя по его выражению лица.

Эзра врывается внутрь, и даже волосы на моих руках встают дыбом, как только его разъяренный взгляд находит меня.

Глава 8. Помни

Эзра

Я снова хреново спал. Улыбка Джейд становится все менее отчетливой, и я уже почти не вижу ее лица. И, когда подрываюсь ото сна, наспех тянусь дрожащими руками к нижней прикроватной полке за ее фотографией. Единственной, которую я сохранил.

Скольжу взглядом по контуру совсем юного лица и вспоминаю каждую перемену мимики.

Она всегда улыбалась.

Она была так молода.

Она была и могла быть счастлива.

Фотография летит обратно в ящик, после чего тот громко захлопывается, а я вдавливаюсь затылком в подушку на пять секунд. Всего на пять секунд, которые просчитываю в уме, чтобы снова стать сильным и выйти из квартиры обычным Эзрой. Шестой не позволяю себе никогда. Так учил О́дин.

Вспоминаю о нем и смотрю на часы, которые показывают десять утра. К двенадцати буду у него. Утро стандартное, как и вечер перед сном. Всегда все по одному сценарию, если накануне я не упиваюсь в хлам. Несколько отжиманий, приседаний, упражнений на пресс, обязательно подтянуться на рейке и заслуженный по́том душ.

Одеваюсь, набираю отцу и извиняюсь, что не смогу провести с ними выходной день, как обещал, – еще одна отметка в блокноте Бостона. Снова подавляю вину и ненависть к самому себе. Матерюсь на нескончаемый дождь, беру ла́тте в соседнем кафе и еду, кажется, в привычное место к привычному человеку, но на этот раз что-то внутри дребезжит от тревоги.

Всю дорогу изжевываю фильтр скуренной сигареты. Всю дорогу крепко сжимаю руль и не перестаю думать о тоне О́дина. Кажется, меня ждет беспросветный туннель в задницу.

Несмотря на скверные мысли проезжаю пост охраны и паркуюсь у загородной виллы О́дина, окрестности которой он уже не покидает последние лет пять по состоянию здоровья. Но, черт возьми, даже если он однажды не сможет подняться с кровати, он не сможет с сигарой в зубах и в клубах табачного дыма.

По традиции меня обыскивают при входе в дом. Я уже привык и даже нахожу это забавным.

– Малыш, – руки новенького перекаченного головореза в черном костюме от Kiton спускаются вдоль моей ноги от бедра к колену. – У тебя такие ловкие пальцы. Ты, случайно, не подрабатывал раньше массажистом у Саманты на Атлантик-авеню?

– Никогда не был у Саманты на Атлантик-авеню, – монотонно отзывается здоровяк, не отрываясь от прощупывания моей и́кры. – Можете проходить, – выпрямляется он, и мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Жаль. Еще бы чуть-чуть ниже, и я бы кончил. Лодыжки – моя эрогенная зона, – задираю руку и мягко треплю его по щеке, наблюдая за несменным выражением лица. – Надеюсь на скорую встречу, Джорджи! – подмигиваю ему и удаляюсь дальше по коридору. – Мало кто доводил все до конца, но у тебя почти получилось!

1 – Рокс – представляет собой низкий и широкий стакан с толстым днищем, в который обычно наливают ви́ски со льдом.
2 – В данном контексте под Бостоном подразумевается столица и крупнейший город штата Массачусетс в США, был основан в 1630 году.
3 – Норт-Энд (North End) – самый старый район Бостона, который располагается с южной стороны Бостонской Бухты. Местные жители называют район North End – Маленькая Италия. Этот уникальный уголок города является «музеем под открытым небом» и манит туристов своими многочисленными историческими достопримечательностями, ресторанами, кофейнями и небольшими пекарнями.
4 – О́дин – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, сын Бора и Бестлы, внук Бури. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, колдун-воин, бог войны и победы, покровитель военной аристократии, хозяин Вальхаллы и повелитель валькирий.
5 – Джордж Карлин – американский стендап-комик, актер, писатель, сценарист, продюсер, обладатель четырёх премий «Грэмми» и премии Марка Твена.
6 – Three days grace – канадская рок-группа, исполняющая альтернативный метал и постгранж.
7 – Лоренс – город на северо-востоке США в штате Массачусетс в Новой Англии.
8 – Depeche Mode – британская электроник-рок-группа, которая образовалась в 1980 году. Одна из самых успешных групп мира.
Продолжить чтение