Читать онлайн Заставь меня остаться бесплатно

Глава 1

Неделю спустя

Не знаю, зачем я продолжаю звонить. Телефон у папы выключен, и самого папы уже нет. А я всё звоню.

Глупо это, осознаю. Но остановиться не могу, хотя каждый раз клянусь себе – это последний звонок.

– Я так и не поняла, что произошло, – Кристина налила мне вторую чашку какао, и я опустила телефон. – Пей, пока горячий. Или горячее, а? Черт, в русском я профан. Так что у вас произошло-то с твоим миллиардером?

– Ничего. Расстались.

– Пф-ф-ф-ф, – Кристина закатила глаза. – Изменил, да?

Лучше бы изменил. Оказывается, измена – не самое страшное, что может случиться. Я бы её не простила, но не ненавидела бы после. Обижалась бы, плакала, но не ненавидела.

– Да, изменил, – сдалась я, ведь не смогу я озвучить то, что произошло.

Я и сама до конца не понимаю. И до сих пор не могу поверить. Шок не отпускает. Он со мной и днем, и ночью, хотя я осознаю – мне нужно успокоиться ради малыша. Сейчас я в ответе за ребенка, и должна беречь его, а не мучить. Но сердцу-то не прикажешь. И по щелчку пальцев я не могу стать веселой и позитивной.

Я умереть хочу.

– Вот сволочь! Алька, не кисни, почти все они такие. Козлы. Либо простишь со временем, либо не простишь, и продолжишь нормально и без него жить. Но ты же малОго ждешь. Пусть участвует! Причем нормально пусть помогает, уж может себе позволить тебя озолотить. Квартиру, машину, тысяч пятьсот в месяц пусть отстегивает. Не строй из себя дурочку-гордячку, кому это надо вообще?

Я скривилась, представив, что мне придется у Марата хоть копейку принять.

Вещи он мне так и не прислал.

Я звоню папе. Безответно. А Марат звонит мне. Ответила я лишь раз – на следующий день, и сказала, чтобы прислал мне мои вещи курьером.

Я же домой явилась, даже ключи забыв у Марата. Хорошо хоть Кристина дома была, и дала мне запасной комплект. Хожу в старой одежде, документов нет, ноутбук у меня Кристинкин старый. Нужно бы набраться смелости, и заявиться за вещами. Карту Марату вернуть, подарки. И забрать то, что моё.

Но я не могу. Тошнит при одной мысли, что придется вернуться хоть на миг. Пусть даже его дома не будет. Пусть даже не увижу. Не могу, и всё тут.

Я и неделю назад не знала, что делать, и сейчас. Не знаю. В полицию идти с заявлением? Доказательств нет. А даже если бы была запись самого… Боже, самого убийства, то со связями Марата, дело бы замяли. Деньги, к сожалению, решают всё, и я – пыль, по сравнению с Маратом.

Была мысль позвонить Дмитрию Константиновичу. Это же его сынок Егора пытал! Но чем он мне поможет? Только навредит. А папу уже не вернуть… и я не хочу в это верить, хотя я и почувствовала, что папы больше нет. Еще в машине, когда меня везли из стоматологии, почувствовала.

Но я же должна хоть что-то предпринять? Почему я такая слабачка? Почему?!

– Аль, ау, ты в астрале, или на грешной земле?

– Что? – прошептала.

– Я говорю – пусть баблом поделится на ребенка, – возмутилась Кристина.

– Ой, отстань. Ребенок еще не скоро родится, – отмахнулась.

Да и не хочу я, чтобы Марат вообще к нему приближался. Не нужен моему ребенку такой отец. Марат, думаю, не будет против не общаться. Он же не хотел его.

– Кстати, он приходит виниться перед тобой? Мужики же обычно так и говорят, мол бес попутал, ты все не так поняла, и бла-бла-бла.

– Кристин, хватит про Марата. Прошу тебя!

– Я и так неделю целую тебя не спрашивала!

– Вот и дальше не спрашивай. Без обид, но… не могу я о нем. Не могу, ясно? – губы дрожат, я до сих пор чуть что – сразу в слезы.

И слезы эти я спрятала, отвернувшись к окну.

Приходит ли Марат виниться? Приходит. Каждый вечер, начиная с самого первого. Ключ я всегда держу в двери, чтобы Марат не открыл мою квартиру. Уверена, комплект ключей у него есть. Да и так он бы легко справился с замком. Но он звонит трижды, и стоит за дверью.

Каждый вечер.

Я не говорю с ним. Не открываю. Один раз смотрю в глазок, и тут же отворачиваюсь. Просто стою в коридоре, и жду, пока он уйдет.

Иногда на меня находит. Метнуться на кухню, схватить нож, открыть дверь, и ударить. Попытаться хоть. Или просто открыть, высказать все, избить. Пожелать сдохнуть. С лестницы спустить. Хоть что-то предпринять.

Но я останавливаю себя.

Всё это – истерика. Ни к чему она не приведет, я всего лишь распсихуюсь еще сильнее, и рискну своим ребенком. Малыша я уже люблю. Плевать мне, кто его отец. Он мой, это главное. Единственная семья, что у меня осталась – это мой сын, или моя дочь.

Больше-то никого нет…

– И всё же, Марат…

– Хватит! – стукнула я кулаком по столу. – Марат, Марат… надоело, Кристин! Сказала же, что не хочу о нем слышать. Но раз уж зашла речь – ты подруга мне. И я тебя очень прошу, не смей нас мирить якобы из добрых побуждений, хорошо? Если явится к тебе, то не пытайся мне «добро» сделать, и устроить нам разговор. Я этого терпеть не могу.

– Я и не собиралась, – парировала она, но как-то неуверенно.

– Вот и не думай об этом. Иначе я и тебе не прощу. У меня своя голова на плечах есть. И, знаешь, Кристин. Тебе повезло, что Вова твой от денег отказался отцовских, и своей дорогой идет. Рядом с миллиардером лучше равной быть, а не нищенкой. Я только сейчас это поняла. Тот, кто сильнее, рано или поздно своей силой воспользуется, и не на благо.

– И Марат воспользовался?

– О да, – скривилась я. – Всё. Хватит. Больше ни единого слова о нем.

– Ладно, – Кристина опустила голову. – А хочешь, я тебе про Вована расскажу? Прикинь, что он опять учудил…

– Кого-то затопил опять?

Кристина хихикнула, и начала рассказывать про своего недотепистого парня. Я слушала её, и параллельно думала. Курсы оплачены, я даже прохожу их, пусть и в последнюю неделю как попало. Первые три дня я просто лежала на кровати. И лишь вспомнив о ребенке, заставила себя подняться, и жить.

Деньги тают. Мне противно, наличка-то от Марата осталась. Её я и трачу. С карты не снимаю ничего. А наличка… это еще та самая, которую Марат мне перевел после нашего первого раза как оплату. Деваться некуда, я использую эти деньги, купила витамины, заказываю продукты. Аппетита совсем нет, но ребенок-то есть.

Больше у Марата я ничего не возьму. И деньги эти – те, что уже трачу, я их либо ему верну со временем, либо, если не примет, в благотворительный фонд пожертвую. Как только пройду курсы, сразу же работать начну, и заработаю.

Всё у меня будет.

Есть малыш, что растет у меня под сердцем. Есть крыша над головой. Какие-никакие деньги. Будет работа, будет семья, пусть и мужчины не будет. Не рискну я личную жизнь устраивать, не везет мне с ней. Да и не главное это. Мне бы только устроить свою жизнь, и успокоиться.

И придумать, что делать дальше с папой. Как можно оставить всё так, как есть?!

Я помыла за собой чашку, и попрощалась с Кристиной, забрав запасную зарядку для ноутбука, которую у нее попросила. Черт, еще и ноутбук нужен. А вообще, неплохо бы себя перебороть, и приехать к Марату за вещами, дождавшись, пока он уедет на работу.

Трусиха.

Уже шагая по лестнице, я поняла, что меня ждут. Нет, я не слышала звуков дыхания. И голоса. И шагов. Просто воздух сгустился, кожу начало колоть тонкими иглами, и колени ослабли. И едва я свернула в коридор, увидела его.

Марата.

Он рано сегодня. Рабочий день еще не закончен. Я потому и вышла к Кристине, что не ждала, что Марат явится в такое время. Вечером-то я не высовываюсь.

Он обернулся. Рукой в стену уперся. Смотрит, давит своим взглядом.

А я на грани обморока. Или за гранью. Но на ногах каким-то чудом еще держусь.

– Поговорим? – хриплым, низким голосом спросил он.

Глава 2

Каждый шаг словно через загустевший воздух.

Я ненавижу Марата. Это не обманка, я не лгала самой себе. Я это чувствовала – ненависть. Но сейчас вдруг надежда проклюнулась. Убогая, как одуванчик рядом с мусорным баком.

Может, я всё не так поняла? Может, Марат просто удерживал папу? Избивали, пытали, и он рассказал Марату всё то, что мне поведал. Может, жив? Ну не мог ведь Марат так поступить! Просто не мог, это в голове не укладывается. Да и не убийца он, а бизнесмен. А смолчал тогда в трубку на мой вопрос, потому что захотел мне больно сделать. Хоть как-то за обман отомстить, пусть и подобным жестоким образом.

Так же? Папа жив?

Взглянула в его глаза, и словно порезалась о битое стекло. Ничего понять не получилось. Это не просто густой воздух, это тяжелый туман. И он в моей голове, в моих мыслях. Мешает. Отравляет.

– Давай поговорим здесь, – прохрипела.

– Открывай квартиру, Алика. Хватит прятаться.

Снова командует. Ладно. Раз уж Марат решил, что ему пора проникнуть в мой дом, он все равно это сделает. Не удержу.

– Ты уйдешь, когда я попрошу. В этом доме решаю я, – вставила ключ в замок, и повернула.

Громко идет. Почему вообще так тихо? Это пугает. Зловеще всё это.

Впустила его, скинула свои сланцы, и обернулась, все также не глядя Марату в глаза.

– Разуйся только.

– Я помню, – он не стал спорить, и скинул обувь.

Прошла я на кухню. А следом пришел и Марат. Дико его здесь видеть снова. Но… надежда. Если папа жив, если всё это – наказание, я буду в ужасе, но прощу. Пожалуйста, пусть это будет так!

– Как ты себя чувствуешь, Алика? – Марат первым делом заглянул в холодильник, оглядел полки, и кивнул. – Кофе нальешь? Так что насчет самочувствия? Витамины принимаешь, надеюсь?

«А тебя это вообще касается? – хотела проорать я. – Очнулся!»

– Давай поговорим о другом. Меня интересует…

– Я знаю, что тебя интересует. Сначала про ребенка, – отрезал он.

Ублюдок.

– Я пью чертовы витамины, – рыкнула, поднимаясь со стула. – Питание здоровое, занимаюсь гимнастикой. Даже воздухом свежим дышу.

– А сон?

– Обычный.

– Херовый, судя по твоим глазам.

– Ты реально хочешь поговорить о том, здоровый или нездоровый у меня сон? – зло поставила чашку на стойку, и ударила по чайнику, включая его. – Правда, Марат? А потом? Спросишь меня о сериалах, которые я смотрю?

– Налей мне кофе.

Покачала головой. Неисправим. Не такого я ожидала. Кофе у меня остался только растворимый, арабику же я отдала Кристине. Саму меня от этого напитка сейчас тошнит. Выживаю на какао, и фиг знает, какао – это он, оно, или вообще небинарная личность.

Бесит! Разбить бы чашку, и заорать дурниной. Может, хоть так эта ситуация мне перестанет казаться сюром?

– Я рад ребенку, – глухим голосом произнес Марат позади меня. – Прости, что сразу не обрадовался. Я… Алика, я просто психанул из-за обмана, и только. Успокоился, в голове всё разложил, и понял тебя. Я рад. Я охереть как счастлив, что именно ты станешь матерью моего сына или дочери.

Обернулась к нему. Сейчас я – воплощение горя. Его квинтэссенция. Чувствую горе в душе, в сердце, на кончиках пальцев.

Если бы Марат сказал мне эти слова в тот самый день, то всё было бы по-другому. Это ужасно, но я не поехала бы прощаться с папой, я бы снова выбрала Марата. Его объятия. И папа бы не попался.

– Надо же, – пожала плечами.

– Ты должна была это знать. Алика, ты точно не собиралась сбегать от меня?

– Нет! Не собиралась я! Я же объясняла тебе. Просто попрощаться с папой поехала. Помнишь, я ездила с Русланом по магазинам? Так вот, в магазине меня папа и нашел. Дал сим-карту, и сказал что свяжется со мной. Я ждала. Связался. Предложил уехать с ним, а я… я тебя выбрала тогда. Нас.

Не знаю, зачем я оправдываюсь. Надежда есть, но она слабая. Иллюзорная даже, и я прекрасно это понимаю, но не могу не надеяться.

Да и не хочу я, чтобы между нами недомолвки остались.

– Что с моим отцом? – спросила спокойно, и вдруг метнулась к Марату. За руку его схватила. – Скажи, я же ошиблась, да? Он живой. Живой? Марат, я всё пойму, клянусь – то, что удерживали его, пытали, избивали. Что угодно! Просто скажи, что он жив!

– Ты в курсе, что твой отец торговал оружием?

– Мне плевать! Я другое спросила у тебя!

– И наркотиками, Алика, – Марат смотрит на меня внимательно, говоря всё это. – Когда происходило изъятие наркотиков, не все они попадали в вещдоки. Твой отец сдавал наркоту шпане, покрывал их, и имел с этого отличные деньги. У твоей мамы была лошадь, дорогой скакун. Она увлекалась, ведь так? Откуда деньги на такое удовольствие, угадай?

– Марат…

– На нем много грехов, – отрезал Марат.

– Папа, всё же, мертв?

– Да. Я не планировал, – добавил он, нахмурившись. – Не планировал убирать его сразу. Так… вышло. Один из моих людей поторопился. Мне жаль, что ты прошла через подобное. Я вообще не думал, что ты узнаешь о моих планах. Мне жаль, да. Но мне не жаль, что Владимира Веснина больше нет. За это извиняться я не стану.

Отшатнулась от него в ужасе. Думала, свыклась с мыслью, что папы нет, но нет. Больно до сих пор. И от того, что от семьи остались только я, и малыш под моим сердцем. И от того, что именно Марат лишил меня отца.

И от того, что он говорит.

– Грехов на нем много, да? А на тебе, безгрешный мой? – прошептала помертвевшими губами. – Ты у нас святой, и тебя не за что убить? Может, мне киллера нанять? По твоей логике, я имею на это право. На месть. Так?

– Так.

– Закон джунглей, – скривилась. – Мне жаль Егора. Искренне. И папа виноват, пусть и не он пытал. Только бил. Хотя… избиение связанного заключенного – это и есть пытка, наверное. Мне, правда, жаль твоего брата, Марат. Но знаешь, это мой папа! Я бы любила его, будь он палачом, будь он чертовым маньяком. Я бы всё равно его любила! Ты даже шанса не дал ему. Егор жив, а мой папа…

– Егор жив только чудом. Алика, хватит об этом. Успокойся.

– Не успокаивай меня! – выкрикнула, разозлившись. – Хочешь, чтобы я перестала психовать? Хочешь хоть что-то хорошее для меня сделать?

– Я много хорошего для тебя сделал.

– Ты хорошо трахал меня, – припечатала. – Тут согласна. Что еще? На Мальдивы отвез? Ммм… прости, не припомню, что же ты такого хорошего для меня сделал. Просто всё перекрыл тот факт, что ТЫ МОЕГО ОТЦА УБИЛ!

– Мне жаль, что тебе плохо. Алика, я дам тебе время. Понимаю, что тяжело, но ты меня-то пойми! Просто поставь себя на мое место, – Марат поднялся со стула, так и не дождавшись кофе.

– Не трогай! – отступила на шаг. – Жаль тебе? Сомневаюсь! Ты просто монстр!

– Я тебя люблю.

– А я тебя ненавижу! – выплеснула я ему в лицо то, что чувствую. Сейчас очень ярко.

Надежды нет. Папы нет. Я есть. Но не понимаю, что делать.

А ведь кое-что я обязана сделать. Что-то очень важное.

– Аль…

– Верни мне его тело, – прохрипела, говорить больно после крика и подавленных слез. – Сделай хоть что-то. Я хочу проводить папу достойно. Или вы его в цемент закатали? – опалила его своей яростью.

Марат выдержал мой взгляд.

Он осунулся за эти дни. Выглядит даже хуже меня. Одним словом – дерьмово.

– Верну. Будут тебе похороны, – Марат устало потер лоб ладонью. – Садись, давай поговорим, обсудим, и…

– Уходи, – указала на дверь. – Уходи, иначе я закричу.

– Нам придется поговорить.

– Нам не о чем разговаривать.

– У нас будет ребенок. И до сих пор есть мы. Ты и я. Ты поймешь со временем.

Какая невообразимая жестокость. Марату жаль, что мне жаль, но я должна понять. А я не понимаю. Такая вот я непонятливая, ценящая жизнь, а не месть и смерть.

– Как только я получу тело, поговорим. Верни мне отца. Живым не вернул, так хоть мертвым его отдай. И… уходи. Я устала.

Марат внимательно взглянул на меня. Сделал еще один шаг, от которого я отшатнулась, здорово приложившись спиной о шкаф. Видимо, это Марата и остановило. Он вышел в коридор, быстро обулся, и у двери тихо сказал:

– Я тебя люблю. Со временем ты сможешь меня если не простить, то понять. Ничего не кончено, и я тебя верну.

Глава 3

Утро. Я сижу на приеме у врача, и боюсь, что Марат прознает. Заявится. И что тогда делать?

Он четко дал мне понять, что не жалеет о своем поступке. Честно говоря, всю неделю, когда он приходил под мою дверь, я думала, что он извиняться будет. Каяться.

Ошибалась.

Я вообще часто ошибалась в нём, хотя думала, что разгадала.

Дурочка.

– Стресс точно не повлиял?

– Нет, но по возможности исключите его. Прививки, я вижу, все сделаны… так, замечательно. УЗИ нужно будет пройти до тринадцатой недели. Вам сделаем на одиннадцатой, исключим аномалии. Не бойтесь этого слова, – строго взглянула на меня врач. – Через УЗИ сейчас все проходят. Затем советую НИПТ-тест, но об этом позже.

– А что это?

Врач принялась рассказывать. Затем мне выписали еще витаминный комплекс, и кое какие лекарства. Гормоны, все же, шалят. С тоской думаю, смогу ли я всё это глотать каждый день. Уж очень много.

– Через неделю как штык ко мне, – строго напомнила врач на прощание. – До конца первого триместра, сами понимаете, я буду строго вас контролировать. И Алика, я не буду вас просить закрываться дома, это глупость, и витамин Д полезен в умеренной дозировке, но на время откажитесь от общественного транспорта. Сейчас не сезон гриппа, но первые месяцы – самые важные. Только дома, повторюсь, не сидите. Солнце полезно!

– Так точно, – закивала. – Спасибо.

Передала этой приятной женщине картонный пакет, в который вместила первый этап своей благодарности – марципановые конфеты, французский коньяк и конверт. Клиника частная, деньги я платила немалые, но я до того благодарна докторам, что этот подарок кажется мизером.

– Спасибо и вам. Берегите себя. До следующей недели.

– Всего доброго, – кивнула, и вышла из кабинета.

Марат не узнал, что я в клинике. Слава Богу!

Я всё утро здесь проторчала на нервах. Сдала кровь на всевозможные анализы, таскалась по осмотрам, и наконец была на плановом приеме своего ведущего врача. Явилась в восемь тридцать, а сейчас… ничего себе! Половина двенадцатого!

Марат на работе, должно быть. Не может он позволить себе преследовать меня целыми днями. Работа требует внимания. И это замечательно. А я ведь злилась одно время, что он столько времени в офисе пропадает, глупая.

Злилась но, тем не менее, гордилась его успехами. Сам всего добился.

Пф-ф-ф-ф…

Может, раз он на работе, доехать до его квартиры? Вещи, как я поняла, он и не собирается мне отдавать. Не помню, говорила ли я ему об этом вчера. Но точно писала.

Вызвала такси до дома Марата, и через минуту трусливо отменила.

Не могу. Не готова. Не отболело еще.

Изменила адрес до моей квартиры, надела медицинскую маску, и загрузилась в машину, придерживая на коленях пакет с лекарствами.

«Привет, как твое самочувствие? Не тошнит по утрам?» – прочитала я сообщение от Марата.

Пошел ты к черту!

Неожиданно для самой себя усмехнулась. Никогда не верила в муть, что мысли материальны, но вот, пожалуйста, всё сбылось. Думала, что папа мертв, и его нет. Планировала забеременеть от Марата – и снова сбылось. Изначально уверена была, что растить ребенка стану одна – и снова в яблочко.

Может, завести соцсеть, и организовывать марафоны исполнения желаний? Отличный бизнес, слышала. Миллионы можно заработать.

«Алика, просто ответь мне. Знаю, что ты не хочешь разговаривать, но если будешь молчать, я сейчас же к тебе приеду» – пришла угроза.

Оставь меня в покое, Соколовский!

«Чувствую себя хорошо. Не тошнит» – коротко ответила ему.

«Выбери врача, вместе сходим. Хочу убедиться, что с тобой и ребенком все хорошо. Кстати, я проверил движение денег по карте. Не экономь. Это и твои деньги»

Сначала хотела ответить Марату, чтобы он не исполнил свою угрозу, и не явился ко мне домой, но в последнем месседже не было вопросительных знаков. Значит, и отвечать не на что.

Вышла из такси. Настроение немного поднялось, благодаря тому что с малышом всё хорошо. Немного виноватой себя из-за этого настроения чувствую. Папа мертв, а я тут радоваться пытаюсь.

– Не думать об этом. Не думать, – дала себе установку, и принялась раскладывать лекарства – блистеры отдельно, инструкции отдельно. Именно так я привыкла хранить таблетки.

Проверила холодильник, и сверилась со списком от диетолога. Он увеличил мою норму на пятьсот килокалорий, вписав необходимые продукты. Их я и заказала доставкой. Курьер приедет через тридцать минут. Отлично, пока займусь курсами.

Включила ноутбук, вошла в личный кабинет, и только включила видеоролик с уроком, как в дверь позвонили.

Неужели курьер так рано?

Или… Марат?

Прижав руку к сердцу, подошла к двери, и взглянула в глазок.

Соколовский. Да. Но не Марат.

Егор. На коляске, без сопровождения. Пандусов у нас в подъезде нет. Не понимаю, как он забрался даже на наше крыльцо. И… не понимаю, впускать его, или трусливо спрятаться.

Я не хочу снова нервничать. Сама я бы выдержала, но сейчас я обязана беречь ребенка.

Впустить? Сделать вид, что никого нет дома?

Егор протянул длинную узкую трость вверх, и снова нажал на звонок.

И я открыла ему.

– Эмммм… привет, – пробормотала, вглядываясь в его лицо.

Оно спокойное. А в глазах жалость.

Дьявол!

Ни от кого из Соколовских я не собираюсь принимать соболезнований! Даже от Егора!

– Привет. Впустишь?

– Ты один?

– Рус внизу. Из него я выбил твой адрес.

– Зачем? – я посторонилась, пропуская мужчину.

– Прости, коляска не самая чистая. После меня придется протереть пол.

– Ничего. Так… зачем ты здесь?

– Угостишь чем-нибудь? – снова ушел Егор от темы, жутко напомнив мне этим Марата.

Тот тоже редко отвечал на не интересующие его вопросы.

– Кофе только растворимый. Есть фруктовый чай. И какао. Несквик.

– А налей какао, – обаятельно улыбнулся Егор. – Лет с тринадцати не пил.

Пф-ф-ф-ф… ну ладно. Под не давящую на меня тишину, подогрела молоко, разбавила его водой, и размешала Егору какао.

– Спасибо, – принял он чашку.

– Не за что. Итак?

– Как ты?

– Я?

– Да, Алика. Как ты? Я не знаю, что произошло, но догадываюсь, что ничего хорошего. Руслан мрачный, Марат как собака бешеная. Ты съехала. Наташа из-за этого рвет и мечет. Она звонила, но…

– Но я не брала трубку, – перебила я. – Пока не готова, извинись, пожалуйста, перед своей тетей.

– Ты не готова с ней общаться, – кивнул Егор. – И мне не особо обрадовалась. Я сделал из этого выводы.

– Возможно, твои выводы ошибочные?

– Вряд ли. Дело в твоем отце?

Я опустила глаза.

– Ясно. Он хоть жив?

– Поговори об этом с Маратом, – просипела в ответ и, чтобы спрятаться от внимательного взгляда, поднялась, и принялась делать какао и себе.

– Понял. Значит, нет. Как ты справляешься, Алика?

– Ты приехал посочувствовать? Не стоит. Только не ты! Или… или ты приехал просить вернуться к Марату?

– Нет, – твердо ответил Егор. – Я предпочитаю не вмешиваться в чужую жизнь. Видишь ли, для любого инвалида это болезненная тема – неприкосновенность. В определенный момент времени все близкие решают, что у такого как я нет ничего личного. Даже самые любящие люди так себя ведут. Потому я не буду тебя просить вернуться к моему брату, хотя вижу, как ему херово. А сочувствие мое ты вряд ли оценишь. Но оно есть.

– Есть? – резко обернулась я.

– Я его ненавидел сначала. Отца твоего. А потом, заешь, перегорело. Вообще всё. Силы уходили на борьбу с этим, – он с ненавистью взглянул на свои ноги. – Ни на любовь, ни на всё остальное сил уже не оставалось. Я не простил, я просто отпустил.

– Мне жаль.

– Я знаю. Ты добрая девочка. Ты здесь вообще ни при чём. Но, прости, один раз мне придется влезть в твою жизнь. За этим я и приехал. Не просить, а попытаться объяснить. Мне ничего не рассказали о том, что произошло, но я догадливый, к сожалению.

– Я заметила, – взяла чашку в чуть подрагивающую ладонь, и опустилась на стул.

– Я просто хочу, чтобы ты кое-что поняла. Я – старший из братьев. Родителей не стало, и тянули младших мы с Маратом. Зарабатывали неплохо, но на всех не хватало. Жили все вместе, чтобы сэкономить, так как за одного нужно было за баскетбол заплатить, другому – курсы английского, и так далее. Мы оба чувствовали свою ответственность за семью. Особенно когда потеряли маму и папу. Это нас еще сильнее сблизило. А затем, – Егор чуть скривил красивые губы, – со мной случилось это. Я выжил-то чудом. Вроде и переломанный лежал, но вдобавок любую болячку стал подхватывать – простуды, пневмонию… чего только не было. А до больницы я вообще не болел ничем, здоровье было отменное. Все эти болячки меня в больнице задерживали. Деньги шли только на меня. Марат… мы привыкли вместе делить ответственность, но неожиданно она на него одного свалилась. Ему пришлось не только младших на себе тянуть, но и умирающего брата. И работать при этом.

– Я сочувствую.

– Не стоит, это в прошлом. Я это к тому, что Марат привык чувствовать себя главным. Он как принял единоличную ответственность на свои плечи, так и не снял её до сих пор. Его здорово подкосила моя инвалидность. Если бы такое случилось с кем-то другим из братьев, возможно, было бы по-другому. Но со мной… понимаешь, я же с ним возился в детстве. Ненамного старше его, но меня отец учил костер разжигать, в лесу выживать, и так далее. А я учил Марата. Затем мы всё поровну с ним делили, вместе думали, где достать деньги, и так далее. И когда со мной случилась беда, я не сломался, а он – да. Сломался, обозлился на несправедливость, и вбил себе в голову, что нужно отомстить. Если честно, первое время я поддерживал эту идею, сам ведь ненавидел твоего отца. А потом остыл, решил свою жизнь на это не тратить. Но Марат не смог остановиться, – Егор перевел взгляд в окно, грея при этом ладони о чашку. – Каждый раз, когда мы встречались с ним глазами, я видел это – ярость. Для брата я почти покойник. За это он и отомстил. Зря он это сделал, Алика. Это неверный выбор в пользу прошлого, а не будущего. Я не выгораживать его приехал, я просто хочу, чтобы ты хоть немного его поняла. Возможно, тебе самой станет хоть немного легче от этого.

– Легче? – грустно усмехнулась я.

– Да. Легче, – отрезал он. – Надеюсь. Не бери пример с моего брата. Он горел ненавистью, и что хорошего вышло? Ничего. Вот и ты отпусти. Пусть сложно, пусть больно, но отпусти. Не ненавидь. Если любишь – попытайся простить, или не пытайся, и делай так, как велит сердце. Но не повторяй чужих ошибок. И… спасибо за какао. Как будешь готова – позвони Наташе, пожалуйста. Она волнуется, что ты пропала.

– Я постараюсь позвонить ей вечером. Не брала трубку… срываться на ней не хотела, – призналась я тихо.

– Я понял. Мне пора.

– Может, перекусишь? Или еще какао?

– Нет, – хохотнул Егор. – Спасибо, но если я задержусь, Руслан поднимется за мной. А ты, как я заметил, не особо его жалуешь.

Спорить с этим я не стала. Егор поехал по коридору, и у двери я спросила:

– Как твое лечение?

– Пока сдаю анализы. Выписали курс витаминов, уколы. Организм ослаблен, как только подлечусь, лягу на операцию.

– Я бы хотела, чтобы она была удачной, и ты встал на ноги. Искренне, – прошептала, взявшись за ручку двери.

– Я тоже, Алика. Ты представить себе не можешь, как я сам этого хочу. Пусть и забыл, что это такое – ходить на своих ногах.

– Удачи.

– И тебе, – ответил он, и выехал на лестничную клетку.

Я закрыла дверь, и медленно пошла на кухню. Телефон, лежащий на кухонном столе, вибрирует.

«Похороны завтра. Я всё организую. Зови, кого считаешь нужным. Аптекарская сто двенадцать, 13:00» – прочитала сообщение от Марата.

Сделал, всё же.

Вот только благодарить его за это я не собираюсь.

Глава 4

МАРАТ

Двенадцать тридцать. Алики нет, но она придет, никуда не денется.

– Зачем ты здесь? – спросил у брата.

Рус лишь молча мотнул головой. Ему Алика не обрадуется, у неё с Русом взаимная антипатия, грозящая перерасти в ненависть. Впрочем, едва ли она может ненавидеть кого-то сильнее, чем меня…

– Двенадцать сорок. Думаешь, придет?

– Да, – ответил брату.

И буквально сразу в Зал прощаний вошла Алика.

Я далеко не трус – и отец, и Егор сызмальства приучали меня смотреть своим страхам в лицо. И сейчас мне страшно, но я смотрю на лицо Алики. Боюсь увидеть искривленные при виде меня губы, сжатые зубы – всё, что выдаст в ней отсутствие любви.

Ненависть.

То, что я уже видел на ее лице, когда приходил.

А еще до ужаса страшно посмотреть в ее глаза, заметить их красноту и припухлость от слез. Но я снова вспомнил, что не трус, и посмотрел. Нет там слез. Ненависти тоже нет. Алика собрана, грустна. Она смирилась.

И она равнодушна.

– Здравствуй, Марат. Руслан, – она по очереди кивнула нам.

Сама подошла. Лучше бы… дьявол, лучше бы повела себя как истеричка! Показательно игнорировала, отворачивалась, отказывалась разговаривать. Выкрикнула бы мне в лицо проклятия. Да что угодно, что продемонстрировало бы мне её неравнодушие.

Неужели, потерял? Окончательно?

Пожалуй, я трус. В Алике нет эмоций ко мне, и я больше не могу смотреть на неё.

– Прощание в час дня. Кто-нибудь еще придет? – спросил, не глядя.

– Нет. Я одна. Тебе… вам, – поправилась Алика, – стоит уйти.

– Я не уйду.

– Это насмешка – прощаться с тем, кого сам же и…

– Я хочу быть рядом, – отрезал.

Ну же! Вспыли, закричи! Прогони меня, черт бы тебя побрал!

И снова нет. Алика не стала спорить. Ей и правда всё равно – останусь ли я на похоронах того, кого убили из-за меня, или уйду из-за проснувшейся вдруг совести.

Прощание вышло коротким. Тело я приказал привести в порядок. Знал, что Алика захочет увидеть, убедиться. Она сжала сложенные ладони Веснина, поцеловала его в лоб, и отошла.

А дальше были печь и колумбарий.

Меня не должна мучить совесть, я ненавидел этого человека! Частенько я слышал красивые фразы: «Только Бог решает, кому жить, а кому нет», «Никто не имеет права отнимать жизнь и судить», и всегда они мне ересью казались, устаревшими догмами.

Если есть сила, так почему ею не воспользоваться? Почему я не имею права решать судьбу того, кто погубил моего брата?

Я думаю об этом сейчас. Я думал об этом и тогда, получив звонок от охраны Алики.

Чувствовал, что после нашей ссоры с неё нельзя спускать глаз, напомнил об этом телохранителям. Встревожился из-за её остановки у банка, в котором купила валюту. Но ведь вещи она не взяла. Документы оставила. Просто поехала к стоматологу, так же?

А затем звонок. Вошла в туалет, и исчезла. Нашли практически сразу, и человека рядом с ней опознали. С ней был тот, кого я долго искал, на ком буквально помешался – её отец. И машина рядом.

Это взбесило до чертовой аритмии. Сбежать захотела? Выбрала его, а не меня? Не позволю!

И не позволил. Приказал утащить её, увезти домой, а Веснина доставить в ангар. Твердо знал – сам выстрелю, обойдемся без речей, без обвинений. Я просто оборву его жизнь, едва войду. Именно с этими мыслями я ехал до ангара, распаляясь еще сильнее, и чувствуя… отвращение. Отвращение ко всему – к себе, к этому дню, к Веснину. Даже к Егору, ради которого мне приходится делать такой выбор.

Выбор.

С этой мыслью я резко притормозил у ангара. Выбор, этот чертов выбор. Алика поймёт… или не поймёт? Нет, она не поймёт. Но я смогу солгать ей красиво – почему её увезли, почему её отец пропал. Даже если она уже знает причины моей ненависти, я смогу ей солгать. И она поверит. Сама захочет поверить в мою ложь, потому что так проще. Потому что женщины – таковы, они боятся смотреть в лицо правде.

Я убью её отца. Алика останется со мной. У нас будет ребёнок, семья…

В мыслях всё чётко – те самые воспоминания. И что бы я ни говорил Алике, они – мой груз.

Вошёл внутрь. Мы в промзоне на окраине. В ангаре за серыми бетонными стенами. Ангар огромный, пустой, грязный. В нём четверо. Нет, уже пятеро, ведь я тоже здесь. Да, нас пятеро.

Веснин спокоен. Я видел его всего пару раз в жизни, и запомнил четко – жесткого, волевого мужчину с колючим взглядом. Сейчас я вижу перед собой худого, постаревшего Веснина. Практически изможденного. Осанка уже не та, выправка… от неё остался лишь намёк.

А взгляд всё тот же. Колючий. Направлен этот взгляд на меня.

Он не скулит, не оправдывается. Он просто стоит, и ждет, пока я подойду. Знает, зачем мы здесь?

Разумеется, знает. И первое слово он оставил за собой.

– Моя дочь…

– В порядке, – перебил резко. – С ней всё будет в порядке.

– Хорошо. Убивать будешь? – усмехнулся он.

– Да.

– А разговор нужен? Рассказ? Я бил твоего брата, но пытал его другой. Не я.

– Я знаю, – не сдержался, сжал кулаки. Пытали Егора по приказу Веснина. – То есть, не пытал? Не приказал посадить Егора на стул, связать ноги, руки за спиной? Это не пытка – бить связанного парня? Впрочем…

Я замолчал. И не только я, говорить бессмысленно. Я не мечтал, я просто планировал этот день, эти кадры – я и он. И именно я должен его убить, это справедливо, разве нет? Не утихло. У Егора прошло, перегорело, а у меня нет – смотреть день за днем на брата, который раньше был спортсменом, душой компании, вот уже двенадцать лет сидящим в инвалидном кресле. Без шансов на семью, с потерянным здоровьем. Без будущего, только лишь с прошлым. А больше всего питало мою ненависть то, что Егор простил. Сначала горел, как я, а затем махнул рукой.

И всё эта мразь, стоящая напротив меня. Благодаря Веснину у Егора осталось лишь прошлое. Я имею право его убить, и я хочу этого.

Выбор, чертов выбор.

Я смогу обмануть Алику, она поверит…

Во рту желчь. Горечь. Выбор.

Протянул ладонь, и обхватил пистолет, отданный одним из моих людей. Какой, к черту, выбор может быть сейчас, если я сделал его давно?! Так будет лучше для всех. Я смогу освободиться, Алика… она жила без него год, она рассказывала об их отношениях. Тепло ей дам я. Алика не будет страдать.

«Сначала она захочет обмануться, – мысленно повторил я. – Захочет поверить мне, что бы я ни придумал в оправдание. И будет верить. Сколько? Год, два, пять лет? А что потом? Однажды ей надоест закрывать глаза на очевидное. И она припомнит. Докопается до правды, пусть даже и через десять лет рядом со мной. И что тогда?»

Смотрю на Веснина. Он молчит. Смирился, страха нет, предвкушения тоже. Он просто ждет, а я все крепче сжимаю в ладони оружие. И всё сильнее хочу выстрелить, палец подрагивает. Просто поднять руку, и шмальнуть в его сердце. Это секунда. Он захрипит, осядет на землю, и сдохнет. Без пыток, без боли. Главное – его не будет на этом свете. Одна чертова секунда…

И я потеряю Алику.

Вот в чем мой выбор. Потеряю, да. Рано или поздно, когда её затошнит от моего обмана, и самообмана.

Отпустить Веснина я не могу. Допустить, чтобы он общался с Аликой, отравлял её собой – тоже. Убить… убить тоже не могу. Черт. Хочу! Дико хочу, но не могу. Из-за неё не могу! Я бы сейчас рассмеялся как гребаный псих, это кромешный пиздец, но смех не идет.

Мне нужно домой.

А Веснин… я придумаю, что делать. Потом. Время есть. Пусть, сука, живет. Может, есть эта гребаная справедливость, о которой балаболят блаженные дебилы, и он сдохнет от какого-нибудь рака в ближайшие годы. Сам, без моей помощи.

Я просто вышлю его из страны. Запрещу общаться с дочерью, прилетать сюда. Пусть созваниваются раз в год. Этого хватит. А со своей ненавистью я привык жить. Алика мне дороже…

Горечь во рту ощущается все сильнее, меня сейчас вывернет от своих мыслей. От разочарования в себе. Столько ждать, столько, сука, лет, и поплыть из-за женщины!

– Пусть посидит пока, – прохрипел я, и протянул охраннику ствол. – Увезите.

Развернулся, успел сделать четыре шага к выходу, как услышал ненавистный голос:

– Раз уж ты решил не убивать меня, готов поделиться информацией…

А затем раздался выстрел. Хрип. Я развернулся, и успел увидеть, как Веснин оседает на пол.

А по груди его стремительно разрастается кровавое пятно.

Глава 5

13:42 Денис Шагуров:

«Привет. Хотел извиниться за навязчивость. Накатило, сорри. Оказывается, я романтик, представил, как буду рассказывать детям, что влюбился в их мамку ребенком, а затем встретил спустя годы. Захотелось вдруг чего-то настоящего, понимаешь? В общем, реально прости, что доставал и мешал твоим отношениям. Теперь можем просто дружить, если маньячиной меня не считаешь. Я уволился, и я в городе. Вернулся домой окончательно»

Стою на улице у Зала прощаний, перечитываю сообщение от Дениса, а смысла не улавливаю. Пусто мне. До последнего ведь надеялась, что там не папа, но увидела… шрам на виске; родинку на подбородке, из-за которой мама психовала, и каждые полгода отца гоняла на обследование…

Это он.

Покурить бы. За всю свою жизнь я выкурила девятнадцать сигарет. В самые тяжелые моменты, когда трясло, и хотелось со всем покончить, я доставала эту отраву, и все мысли из головы дымом выметало. Жаль, сейчас нельзя. Ни покурить, ни напиться. Может, легче бы стало?

13:58 Я:

«Привет, всё ок. Сам уволился, или он тебя выгнал?»

13:58 Денис Шагуров:

«Сам ушел. Всё норм, подыскиваю не менее хорошую должность. Если захочешь встретиться, то я всегда за. Как ты?»

Хреново. Очень. Ни Денису, ни Кристине я не могу рассказать про то, что случилось. Вместо этого… разные мысли были. Например, набрать Дмитрия Константиновича, и высказать ему всё за его сына. Или Марату намекнуть, чтобы на полумерах не останавливался – моего отца нет, а тот, кто Егора пытал, какого черта живёт?!

Но слова Егора всё еще звучат эхом. Хватит с меня. Пусть и Марат, и Дмитрий Константинович, и Игнатов-младший живут себе дальше, только бы меня не трогали.

Денису я не отвечаю. Продолжаю стоять на улице, хотя надо бы такси вызвать, и домой ехать. Да, надо…

Едва я открыла приложение такси, к моему плечу прикоснулись. Вздрогнула, и ощущение чужой руки тут же исчезло.

– Идем, – сказал Марат.

– Ты мне?

– Подвезу. Поехали, Аль.

Взглянула на него. Ждет. И… ждал. Да, думаю да, а я и не чувствовала, совсем забыла, что кто-то еще в этом мире остался. А Марат всё это время за моей спиной стоял.

– Хватит думать, – голос его звучит устало, равно как и выглядит он вымотанным, – я не отвезу тебя в наш дом, и не запру. Дам тебе еще время. Просто сядь в машину, до дома подкину, или можем в ресторан по пути заехать. Тебе нужно хорошо питаться.

– Давай домой, – подошла к его машине, и села.

Не на заднее сидение, а рядом с ним. Глупо истерики закатывать. Да и в такси ездить в последнее время – пытка из-за вонючих ароматизаторов. А в салоне авто Марата пахнет разве что химчисткой, и его парфюмом.

– Рад, что ты не споришь. Как ты себя чувствуешь?

– Отвези меня к себе домой, – решилась вдруг. – Хочу забрать, наконец, свои вещи.

– А я уж было подумал, – он еле заметно покачал головой, но лицо при этом холодное, не лицо, а маска, по которой я думала, что научилась читать.

– Что ты подумал? Что я к тебе возвращаюсь?

– Глупо, да? – взглянул на меня, изогнув бровь.

– Да, Марат. Очень глупо. Сейчас я просто хочу забрать свои вещи. А потом, как ребенок родится… если… – я на секунду почти задохнулась от накрывшего волнения, смешенного с аритмией, – если ты захочешь общаться с ребенком, а не просто пытаться меня привязать с его помощью, то мы это устроим. Я не стану препятствовать.

Марат ничего не ответил. А ведь мог бы и поблагодарить, это решение далось мне тяжело. Хотелось иного – чтобы он просто меня и малыша в покое оставил, и я смогла забыть о его существовании. Может, так и будет. Может, Марат поймет, что я не сука, которой плевать на смерть отца от его руки. Может, ему надоест, и он отступит.

Было бы неплохо.

Мы едем в тишине. Марат достал сигарету, почти прикурил, но быстро смял её, и выбросил.

– Ты в курсе, что я могу забрать ребенка? Любой судья выберет меня, а не тебя. Я могу забрать его или её, поставить тебе условие жить рядом с нами, или нет, и ты вернешься. В дом, в мою кровать. Так?

– Так, – кивнула.

Душа черными гроздьями гнева покрывается. То, что Марат говорит – это голая правда. С его деньгами и властью, он на законных основаниях отнимет ребенка. И я вернусь. Куда я денусь? Я уже люблю этого малыша, он или она – моя семья.

– А если захочешь сбежать, ты понимаешь, что не выйдет? Ты – не твой отец, даже если он и учил тебя. Есть мобильные, есть банковские карты, есть камеры, которыми города увешены… человека найти легко, особенно того, кто не умеет прятаться.

– Я не собиралась, и не собираюсь бежать. Я не преступница, и не идиотка, – прорычала, сжав кулаки.

Мне не страшно. Я дико злюсь на Марата, он говорит всё это так спокойно и холодно, словно секретарше вопросы по расписанию задает. Осознала это, и… успокоилась. Резко, будто под холодный душ встала.

– А знаешь, ты ведь так не поступишь.

– Уверена?

– Нет, – усмехнулась. – Не уверена, Марат. Но… ты станешь отнимать ребенка у меня? Станешь шантажировать? Ты на самом деле такая мразь?

Молчит. Неужели я ошиблась?

– Марат! Так ты способен на это?

– Я не знаю, Алика. Надеюсь, что нет. Я не хочу тебя добивать. Хочу, чтобы ты решила ко мне вернуться, потому что я тебе нужен, а не из-за шантажа. Но… не хочу врать, я и сам не знаю, на что способен. Пока – на то, чтобы дать тебе время.

По крайней мере это честно.

Мы подъехали к знакомому дому. Я уверена была, что войти в него мне будет больно. Невыносимо. Но я спокойно вышла из машины, мы вошли в лифт, поднялись, и оказались в квартире.

Нет, не больно.

Удивительный сегодня день – если я что-то и испытываю, так это вспыхивающий то и дело гнев. Не боль утраты, не горечь и обиду, а гнев.

Марат поднялся со мной на второй этаж, вошел в спальню, и… на нашу кровать я тоже могу смотреть спокойно, как оказалось. На неё Марат и опустился. В уличной одежде, из-за чего я раньше шутливо ругала его. Ну а я подошла к гардеробу.

– Как он умер? Расскажи.

– Пусть пройдет время. Тебе вряд ли полезны стрессы.

– Я просто хочу знать, – обернулась к нему, и дала понять – без ответа я не уйду. – Я имею на это право!

– Его привезли в ангар мои люди. Я хотел сам убить, точку поставить. Почти удалось. Пистолет в моей руке был, с предохранителя я его снял, – Марат резко поднялся с кровати, и сделал ко мне несколько шагов. – Я бы мог его убить. Мог придумать для тебя сказочку, и ты бы поверила мне. Сама бы захотела обмануться, и я это понимал. В голове прокручивал все варианты, пока стоял там, напротив Веснина. И…

– Как. Он. Умер. Как?

– Я решил его не убивать. Ты мне дороже, что бы ты сейчас ни думала, – Марат протянул ладонь к моему лицу, но не прикоснулся. – Мне нужно было время, я приказал увезти его. Развернулся, чтобы уйти, но твой отец дернулся в мою сторону. Он безоружен был. Вернее, нет, у него был ствол, но его изъяли. Вот только реакция у одного из моих людей оказалась очень хорошей. Некстати. Он шмальнул.

Отошла на шаг, прижалась спиной к прохладному косяку.

Вот так глупо? Так просто? Раз, и нет человека?

– Ты передумал убивать папу? – спросила хрипло.

– В тот момент – да. Я хотел этого, очень хотел – выстрелить. Но не стал. Дал себе время, чтобы придумать, как быть. Есть места, где можно долго держать человека, и не знаю, к какому решению я бы пришел – может, убил бы; или выслал из страны; или отправил бы за решетку; или… да хер его знает. Но в тот момент я передумал его убивать, Алика: он бросил мне что-то в спину, дернулся, и… всё. Это тупо случайность.

Тупо случайность, да. Только от этого мне не легче. Жаль, что я так задержалась рядом с папой, и помешала ему уехать побыстрее. Жаль, что вообще поперлась прощаться. Жаль, что долго сидела и тупила в машине, тогда как нужно было тревогу бить, ведь спасти могла, удержать, остановить.

И Марат… он тоже мог выслушать. Не торопиться. Проследить за «своими людьми», палящими без команды. Верю ли я ему? Да, верю.

Слишком много случайностей произошло в тот день. И все они привели к катастрофе.

– Ясно. Спасибо за рассказ, – сказала холодно, развернулась к полкам со своей одеждой, и… всхлипнула.

Боль. Она пришла, черт бы ее побрал!

Всхлип. Еще всхлип. Горло дерёт огнём, рыдания душат, и вырываются слезами. Случайность. Тупо случайность. Как же так? Ну как?

– Тише-тише… прости меня, Алика. Прости, если сможешь, – прошептал Марат, и прижал к себе, обнимая. – Я не могу исправить того, что случилось… прости.

Глава 6

– И что ты ему ответила?

– Попросила не мешать мне собирать вещи, – пожала я плечами.

Плохо это или хорошо, но Кристине я рассказала всё. И стало значительно легче. Крис поверила мне, хоть и восприняла мой рассказ не как что-то из жизни, а как сюжет фильма.

– И не простишь? Аль, он же не убивал! Хотя, это всё равно кошмар тот еще.

– Убивал, не убивал – итог всё равно один.

– А про этого… ну, как его… про Игнатова ты своему Марату хоть рассказала?

– Чтобы он еще и Дмитрия Константиновича грохнул вместе с его сыном? – поморщилась от этой перспективы.

– А ты их что же, жалеешь? Даже ты не до такой степени блаженна, – Кристина искренне возмутилась.

Точно. Для нее это не история моей жизни, а сюжет.

– Я их обоих терпеть не могу, – призналась, отвернувшись от окна, в которое пялилась, пока рассказывала подруге всё. – Вот правда, ненавижу! И не жалею ни капельки! Но я уже накосячила с папой, сильно накосячила. Я могла отпустить его сразу, и он был бы жив. Могла бы сразу из машины, в которую меня посадил охранник Марата, начать действовать. А я сидела, тупила, время теряла. Отчасти… знаешь, отчасти это и…

– Нет. Вина не твоя, – отрезала подруга.

– Возможно. Марат в курсе, что пытками его брата занимался не мой папа. Если захочет всё знать подробнее – либо сам выяснит, либо у меня спросит. Я скрывать не стану. Но специально об этом говорить я не стану. Просто грех на душу брать не хочу. Тогда я стану соучастницей.

– Ты странная, – заключила Кристина.

Я решила её поправить:

– Я беременная.

– И всё же, Марат решил твоего папу не убивать, – заупрямилась подруга. – Да, сгоряча он натворил всякого, но решение-то верное принял. Или ты не веришь? Думаешь, обманывает?

Я покачала головой. Нет, Марат не лжет.

– Ну вот, – вдохновилась Кристина, – ты и сама это понимаешь! Или ты до сих пор думаешь, что у вас не по любви было? Думаешь, он тебя до последнего использовал?

– Нет, – рассмеялась я, причем вполне искренне. – Едва ли Марат меня вообще использовал. Ему не обязательно было приближаться ко мне. Даже знакомиться. Марат просто мог приставить за мной слежку, узнав что я вернулась в страну, и всё получилось бы гораздо быстрее.

Но он меня захотел. И полюбил. Сейчас сомнений в этом нет.

Вот только мне плевать.

– Вот! – воскликнула Кристина, наливая себе очередной бокал вина. – Сама всё понимаешь! Можно же… можно же и… ухх!

– Прекращай пить, – я улыбнулась, но чокнулась с ней, пусть и не бокалом вина, а полюбившимся мне какао.

– Да я ж немножечко. Иногда можно и выпить. Вовка привез марочные вина, вкуснющие такие. Не то что кислятина, которую мы студентами хлебали. Из этих, из коробок, блин. По сто рублей. Фу!

– Раз уж твой Вова помирился с отцом, теперь часто будете марочные вина пить. Не спейтесь только.

– Не, – Кристина махнула рукой. – Вован всего сам хочет добиться, а винишко – это просто подарок. Принял ради меня, чтобы попробовала.

– Ты не попробовала, а напробовалась, – расхохоталась я, глядя на раскрасневшуюся подругу.

Кажется, встанет Кристина со стула, и тут же упадет. Даже сидя пошатывается. Но пить продолжает.

– А может, тебе сбежать? – глаза её загорелись. – Я тебе парик куплю. Выйдешь в нем, никто и не узнает, и не проследит. Такси поймаешь, и на нашу дачу. А Марат пусть пострадает. Точно! Пусть страдает, – хлопнула в ладоши Кристина. – Работать будешь оттуда, с дачи, там он тебя в жизни не найдет. И будет пипец как сильно убиваться по этому поводу! Богатые мужики же на наследниках помешаны, а ты его заберешь. И Марат будет тебя искать… а найдет, когда бэйбик уже родится, и… вау! Давай так и сделаем!

Кристина что-то лепетала про мой побег, а я хихикала, будто не какао, а вина выпила. Я бы обиделась на подругу за такое несерьезное отношение к моей проблеме, если бы она не была пьяна, и… и если бы меня саму не задолбала серьезность. Лучше пусть всякие глупости предлагает, это хоть веселит.

– Остановись, – прижала ладонь к губам Кристины. – Ну какой наследник? Марату титул некому передавать. Если бы он хотел ребенка, давно бы он у него был. Целый выводок детишек бы уже заимел. Рожать-то не ему.

– Но побег – это идея, – прогудела Кристина.

– Это идиотизм.

– Ты же изначально хотела этого – залететь, ничего не сказать ему, и удрать!

Я снова кивнула. Планировала, да, пусть и не собиралась бежать. Но сейчас я понимаю, что даже если бы не было любви – ни с моей стороны, ни со стороны Марата, я бы так не поступила. Всё равно бы призналась, что жду ребенка. Потом жалела бы, вряд ли Марат шутил про аборт, но молчать я бы не смогла. Или смогла бы, но родив, я бы точно сообщила ему.

Может, я и правда блаженная?

– Щас, еще вина хочу. Откроешь мне? – Крис встала, пошла к шкафу, пошатнулась, и я вскочила.

– Всё, тебе точно хватит, – удержала я её за плечи от падения, а взгляд упал на книгу. – Хмм, так вот к чему твои слова про наследников и побеги?

– Ага, – Крис погладила обложку, закрыв ладонью часть названия: «Наследник для…» богатого хрена, наверное. – Она забеременела, но узнала что он женат, и сбежала. Имя сменила, чтоб не нашел! А брак у него фиктивный был, из-за бизнеса, и… он нашел её! Извинился! Там такое было… такое… хочешь, дам почитать?

– Нет, спасибо, – покачала головой.

– Не будь занудой. Это отличная сказка. Настроение поднимает. Я ж понимаю, что в жизни такого не бывает. Если бы я хотела жизненных сюжетов, смотрела бы Криминальную Россию, – Кристина искренне обиделась на меня за то, что я не захотела читать эту книгу.

– Пфф, я сама люблю сказки. Но пока с меня их хватит. Давай-ка ты пойдешь спать, а я пойду домой. И не пей больше! Пожалей Вована, и оставь ему хоть немного этого вина, – с шутливой строгостью сказала я.

– Он бурбон любит. Выпендрежник.

Я помыла свою чашку, бокал Кристины, штопор, выкинула две пустые бутылки от вина, и протерла стол. Подруга в это время позевывала, и терла глаза кулаками. Как ребенок. Несерьезная она. Завидую, причем искренне.

Ничего, отойду, и тоже стану такой, как Крис. Родится ребеночек, буду играть с ним или с ней, целовать, шутить, учить, гулять… всё меня будет. Жизнь не закончилась.

– Идем, закроешься, – поманила Кристину в коридор.

Она, пошатываясь, пошла за мной. Я открыла дверь, и отшатнулась в испуге – на лестничной клетке стоит Марат. В очередной раз заметила, что он как антивещество среди всего этого хрущевского «благолепия». Лишний элемент. Вроде и одет просто, золотыми цепями не увешан, но сразу понимаешь – этому человеку здесь не место.

Однако, ходит же. И прекращать не думает. Была бы я более дурковатая, и менее трусливая, точно бы согласилась на идею с париком и побегом. Правда, вряд ли Марат нашел бы меня после родов. Думаю, это случилось бы на следующий день. И Марат с чистой совестью бы забрал меня обратно, заперев при этом, чтобы больше не сбегала.

Я вздохнула, в очередной раз убеждаясь, что побеги – глупость.

– Ой, ну точно, – запищала Кристина. – Я тебя в нашем доме видела! То есть вас… Вас! Видела! Еще до приезда Алики! Я же говорила, – Крис сжала мою руку, и тряханула её. – Лицо знакомое, а ты заладила, что я в новостях его видела, пффф… нифига! В нашем подъезде!

– Иди спать. Ложись не на спину, а на бок, или на живот. Тазик у кровати я поставила. Бутылку с водой тоже.

– Спасибо, милая. Вовчик скоро придет, – зевнула подруга, резко потеряв интерес к Марату.

И через секунду мы с ним остались наедине.

– Я не пила, – зачем-то решила я оправдаться.

– Ты бы так не поступила с ребенком, я в курсе.

– Зачем пришел?

– Тебя увидеть, – пожал он плечами, изучая взглядом всю меня – собранные в пучок волосы, фанатскую футболку «Киш», джинсовые шорты, и, с улыбкой, носки и сланцы. – Замерзла? Лето же…

– Я всегда мерзлячкой была.

– Я знаю. Пригласи меня к себе.

Это не просьба. Чертов Марат! Только раз я услышала от него извинения, и больше не услышу – сейчас я отчетливо это понимаю. Он снова «сверху».

Неисправим.

– У меня другие планы.

– Какие? Дай угадаю – меня они не касаются, так?

– Именно так.

– Хочешь знать про дела своего отца? Хочешь узнать, чем он на самом деле занимался по жизни? Или тебя волнует только то, что он умер?

– Убит, – поправила я Марата.

– Так что? Струсишь выслушать меня, или впустишь?

– Ты будешь говорить про него гадости? – зашипела я, разозлившись. – Я уже говорила, даже будь он серийным убийцей, это мой папа!

– Я не буду говорить гадости. Только правду, Аль. Нужна она тебе, или мне оставить её при себе? Решай, – спокойно заявил Марат. – Насильно я тебя слушать всё это не заставлю. Только если сама решишься. И пригласишь меня к себе.

Хочу ли я знать? Нет.

Должна ли я знать? Тоже нет.

Любопытно ли мне? Нет, абсолютно не любопытно.

Но тем не менее я кивнула на лестницу, и сказала:

– Приглашаю.

Глава 7

МАРАТ

– Что ты делал у Алики?

– Узнал, наконец, что я у нее был, – с усмешкой заметил Егор.

– Узнал, – ответил холодно.

Полная херня. Должно быть, я сдаю позиции, раз у меня случаются сплошные пролёты: простреленное плечо, убитый Веснин, визит Егора к Алике, о котором я узнаю по факту, и не сразу. И всё это за небольшой отрезок времени.

Упустил. Я, очевидно, многое упустил и пустил на самотек, особенно в вопросах охраны.

– Так какого хера ты ездил к Алике? – повторил, стараясь не показывать брату ярость.

– Решил навестить девочку. Поддержать. Почему-то, мало кто до этого додумался, – Егор спокойно выдержал мой взгляд. – Может, я зря у нее был, а может и не зря. Надеюсь, по крайней мере, что хоть немного я ей помог.

– О чем говорили? – спросил я на выдохе, хотя самого корёжит.

Ненавижу, когда вмешиваются в мою жизнь. Даже если это Егор, от него такого точно не ожидаешь. Алика – это моё! Только моё!

– О жизни. О смерти. О мести и её последствиях, – брат кинул взгляд на телевизор, равно как и я – на экране, демонстрирующем сюжет без звука, мы увидели, как избитый парень не может подняться с асфальта.

Оба поморщились при этом.

– Не лезь больше, – отрезал я.

– Я и не собирался. Сам думай, как вернуть свою женщину… после всего, – Егор покачал головой, а на лице выражение неверия.

Знает. Он точно знает, что произошло.

Откуда? Алика рассказала? Нет, вряд ли, не могу представить её жалующейся, тем более Егору. Но он стопроцентно в курсе про Веснина, а значит… значит, я снова налажал?

В последнее время это не редкость…

– Может… может, есть совет – как её вернуть? – всё же, спросил я.

– Совета нет, просто используй все шансы. И дай ей время.

Кивнул. Я примерно так и собирался поступить. Нет четкого плана, всё размыто, в расфокусе. Никогда я не выстраивал отношений с женщинами, мне это было не нужно, и теперь я, сука, жалею. Что нет такого опыта – ссориться, мириться, делать шаги друг к другу. Я банально не знаю, как её вернуть. Дать секретарю задание завалить квартиру Алики букетами? Купить ей что-нибудь от Тиффани или Булгари?

Чушь…

– Собирайся. Завтра приду проводить, – я пошел к выходу из квартиры Егора, вылетающего завтра в Штаты.

– Не нужно проводов.

– Тогда удачи, брат, – обернулся к нему, и протянул ладонь.

Егор подъехал, пожал её, и кивнул мне. Страха в его лице я не вижу. Не верю, что американское светило поставить Егора на ноги, да и сам Егор в это не верит. Одна Наташа трещит об этом, не умолкая, и, кажется, даже кроссовки для бега брату успела заказать.

Ну что ж, пусть хоть у кого-то будет энтузиазм.

– Я постараюсь прилететь до начала операции.

– Не стоит. Ты нужен здесь. И Марат, – окликнул Егор, когда я уже вышел за дверь, – хоть в этот раз не проеби.

Не проебать? Как это сделать-то? Хоть бери, и у пятнадцатилетнего подростка спрашивай, как мириться с девушкой. В этом у любого опыта побольше, чем у меня. А мне… мне бы самому собраться, сопоставить всё, ведь многое же упустил в последнее время, а такого за мной с юности не водилось, чтобы косяк за косяком.

Еду не домой, а к Алике. Время! Гребаное время я ей дам, пусть живет пока вдали от меня, но это не значит, что я не буду пытаться её вернуть. Её и… ребёнка. Живот у Алики до сих пор плоский, не верится даже, что и года не пройдет, как у нас появится сын или дочь. Не было у меня желания просто размножаться, чтобы свои гены передать. Аля – единственная, от кого я хочу ребёнка.

Не проеби…

С этой мыслью я подъехал к дому Алики. С ней вошел в дурно пахнущий подъезд. С ней поднялся на её этаж, и долго звонил в дверь, пока не понял – она не дома. Позвонил охране, и выяснил – Алика не выходила. Мне пора менять персонал? Видимо, давно пора.

Вспомнил про наглую подружку Алики, нашел её квартиру, и хотел уже позвонить в дверь, как услышал знакомый голос. И просто притаился. А затем она вышла.

Уютная. В широкой, длинной майке, и коротких шортах. На ногах носки и сланцы. Немного смешная, родная, и такая «моя», что хоть бери, да на плечо взваливай, и тащи домой.

Не проеби…

Я так и не придумал ничего. Абсолютно. Единственная идея – объяснить Алике, кем был её отец. Может, после этого она не будет так убиваться по нему? Может, после этого вернется?

– Чай? Кофе? Какао? – предложила Аля, впустив меня в квартиру.

– Водка есть?

– Ты за рулем!

– Переживаешь?

– Пьяный водитель – опасность на дороге. Пешеходы не виноваты, что у кого-то дерьмовый день.

– Дерьмовый день – это ты преуменьшила. Не день, и даже не неделя. Я вызову водителя, не зря же я ему плачу.

– Есть самогон, бабуля с дачи подруги привозила. Потом настойку на одуванчиках для суставов делала – заливала стебли и цветки, настаивала, а затем прикладывала эту жижу к больным местам компрессом. Налить? Правда, я не уверена, что ты не отравишься. Думаю, этому самогону больше года.

– Налей, – кивнул я.

Алика полезла в холодильник, достала бутыль, лимон, сыр. Бутылку протянула мне, а сама занялась нарезкой, усмехаясь при этом. По-доброму, а не то, что я видел на её лице в последнее время.

Это – удар по яйцам. Я не только по её телу подо мной соскучился, а еще по улыбке. По ощущению шелковых, длинных волос, которые любил пропускать сквозь пальцы, наматывать на свой кулак. По запаху её – он всё еще преследует меня, им салон моей машины пропах, или же я окончательно спятил. Мне вся она нужна. Без остатка. Чтобы снова моей была.

Не проеби…

– Ну, рассказывай. Готова слушать, – Алика подвинула мне блюдце с нарезкой, и рюмку. И поморщилась, едва я открыл бутылку.

– Тошнит?

– Потерплю.

– Поставь чайник, – закрыл бутылку, так и не налив себе выпить.

А Алика спорить не стала. Молча согрела воду, и залила ею какой-то вонючий чай. Тут уже я поморщился, а вот Алика от аромата глаза в блаженстве прикрыла. Не замечал за ней таких извращений, пахнет, откровенно говоря, свежеудобренной дерьмом землей и полынью. Но я позволил поставить перед собой чашку с жутким ароматом, и с ужасом наблюдал, как Алика и себе эту жесть налила. Лучше бы меня одного травила…

– Через три минуты можно пить. Чай – супер, очень вкусный. С дольками клубники. И аромат волшебный, – Алика с улыбкой вдохнула этот дерьмозапах, и я понял – не издевается.

Даже если там не клубника, а реально коровье дерьмо – выпью.

Не хочу, чтобы она прекратила улыбаться. Сидел бы так, напротив неё, вечно. Сидел бы, и любовался своей женщиной.

– Теперь расскажешь? – напомнила Алика.

Я завис на несколько секунд, вспоминая, о чем должен рассказать. Вспомнил. Эта идея перестала казаться хорошей. Улыбаться Алика точно перестанет, пусть и улыбка эта не мне адресована.

– Может, в следующий раз?

– Сейчас.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Этот рассказ не из легких.

– Я подозреваю, – кивнула Аля. – Уверена, что ты расскажешь мне не о том, как папа по десять старушек в день через дорогу переводил. Вот только Марат… я тоже не совсем дурочка. Помню, что ты говорил что-то про наркоторговлю. Я, хоть и с бабулей жила, но и с родителями виделась, пусть и редко, и дома бывала на выходных. Небогато они жили. Не было у мамы соболиных шуб, папа не на Бентли ездил. Они не нищенствовали, бабушке давали деньги на мое содержание, но богачами их было не назвать. Я даже помню, как мама на встречу одноклассников собиралась, и меня в Зару взяла, чтобы платье выбрать. В Зару, а не в Гуччи! И папа… что бы ты там ни думал, я понимаю, что основания у тебя есть, но он любил свою работу. Папу награждали. Мама всё ругалась, что он столько времени на работе проводит, и что это того не стоит, что она устала так жить. А наркоторговцы… я мало про них знаю, конечно, но уверена, что они не обитают в сталинских двушках, и жён своих не в Заре одевают.

Поверит? Не поверит? Снять ли с её глаз эти родовые очки, или пусть продолжает думать, что Веснин – герой?

– Рассказывай, – кивнула мне Алика.

– Твой отец, надо признать, не тупица. И деньги он предпочитал прятать, а не выпячивать. Хотя у нас в стране не обязательно это делать, некоторые судьи особняки за миллионы покупают, и все об этом знают, – начал я, и Алика кивнула, подтверждая. – Твоей матери, я уверен, плевать было на шмотки. Её только лошади интересовали. А это – дорогое удовольствие. И здесь, у нас, и в Бразилии, где оба они не работали, но позволяли себе снимать хороший дом с бассейном, и пять скакунов для твоей матери.

– Она выездкой занималась!

– Это были её лошади, Алика, – усмехнулся я. – Куплены они за много десятков тысяч долларов, а еще их содержание, прокорм, ветеринар… а украшения? Ты в курсе, что твоя мать вкладывалась в них, пусть и одевалась в Заре?

Вижу – нет. Во многом Алика не дура, но если дело касается её родных – она предпочитает не замечать очевидного.

– Знаешь, есть наркобарыги с крышей. К ним даже менты с рейдами не приезжают, у таких изымешь партию, а потом твою семью найдут убитой. А есть мелкие сошки, урвавшие партию дури. С таких Владимир и начинал. Малую долю наркоты – в вещдоки, а остальное он себе брал. Затем он стал игроком крупнее, пусть и не сразу, и не боялся схлестнуться с теми, у кого «крыша» есть, так как сам её заимел. Изначально дело касалось только наркотиков. Были «бегунки» – парни, стоящие у мостов, у заправок, у которых можно было купить дозу-две. Но это была не постоянная клиентура. Знаешь, что он придумал? – спросил, и Алика медленно покачала головой. – Подростки во все времена любили вечеринки. Одним из организаторов такой тусовки всегда был кто-то из подручных твоего отца – молодой, смазливый парень. Их много таких было. Покупалась дешевая выпивка, чипсы, врубалась музыка. Кто-то просто пил и танцевал, а кого-то накачивали героином. Подростков легко подсадить, даже тех, кто против наркотиков. Просто нужна нужная атмосфера, алкоголь, симпатичные девчонки рядом, и новый приятель, советующий нюхнуть. От одного раза же ничего не будет!

– Ты хочешь сказать…

– Да. На таких тусовках подсаживали на наркотики. Школьников, студентов. И не на травку, а на тяжелую наркоту, которая с первого раза привыкание вызывает. И не думай, что у подростков нет денег. Наркоман всегда на дозу найдет – из дома последнее вынесет, украдет, но деньги барыге принесет. Так Веснин постоянную клиентуру нарабатывал. Разумеется, были еще сауны, в которых толкался кокс. Были шлюхи, через которых тоже можно было дурь купить. Твой отец даже в бизнес-круги влез, я сам в них кручусь, и не раз наблюдал за переговорами, заканчивающимися в клубе над дорожкой ангельской пыли. Продолжать?

Алика сделала пару глотков своего чая, я последовал её примеру. А затем она вяло кивнула.

– Также неплохую кассу делали проститутки, и их распределение по точкам. Затем добавились «нищие». Ты в курсе, что это бизнес? И большая часть побирушек работает на мафию – иногда за деньги, а иногда подневольно? Берут инвалида, платят за его ночлег, кое-как кормят, и заставляют сидеть на улице сутками, и милостыню просить. А деньги отнимают.

– Я… я… не может быть!

– И оружие, Алика, – я жестко усмехнулся, вспоминая послужной список святого Владимира Веснина. – В мире всегда есть вооруженные конфликты. Поставки оружия на них огромны. Но оружие часто теряется. Это же не учения, а боевые действия. Такое «потерянное» оружие Веснин и продавал. Знаешь, кому? Тому, кто больше заплатит. Бандитам, боевикам, частным военным компаниям, обычным психам, мечтающим убить всю свою семью или соседей.

– Папа не мог, – Алика мягко улыбнулась, и покачала головой. – Ты не о нем сейчас рассказываешь!

– Насчет пыток… Аль, Егор – не первый был. Иногда на неугодного нужно повесить преступление. За это нужные люди готовы приплатить. Был случай в «карьере» Веснина, не единственный, но расскажу о нем. Гоняли по дорогам бухие мажоры, рядом с ними были их тёлки. Случилась авария, в которой погибла семья с маленьким ребёнком. Виновник – сынок одной певички, рядом с ним была девочка-студентка. Повелась на красивую жизнь, бывает. Но за решеткой оказался не мажор, а девчонка, которая даже водить не умеет. Просто её привезли в отделение твоего отца, пару раз ударили током, и припугнули, что по кругу пустят, если не признается, что за рулём была она. Девка неместная была, за ней стоял только спившийся отец. Угадай, дала ли она признательные показания? И угадай, много ли певичка забашляла твоему отцу за то, чтобы сына её отмазали? Потом даже статьи в желтой прессе были на тему, что бывает, когда хорошие мальчики из хороших семей связываются с безродными шлюшками, – сжал кулаки, взглянув на побледневшую Алику, и покачал головой. – Думаю, этого хватит. Хотя я мог бы продолжать рассказывать и дальше. Деньги… Алика, деньгами твой отец делился с нужными людьми, хоть и оставлял себе большую часть. Откладывал. Твоя мать приобретала украшения, бриллианты. Есть счета… ты можешь, если захочешь, получить эти деньги, и станешь не многим беднее меня. Хотя, я уверен, что тебе эти деньги не нужны.

Быстро набрал нужную комбинацию на смартфоне, и показал Алике ту сумму, которую скопил её отец. И сумма эта – не один миллион.

– А еще украшения в ячейках. Бриллианты. Добавь к этому примерно шесть-семь лямов. Снять деньги можно, хоть и сложно. Твой отец грамотно всё подчистил двенадцать лет назад при помощи…

– Игнатова? – хрипло спросила Алика. – Они вместе с папой работали, да? Помнишь, тот, которого мы на одной вечеринке встретили.

– Да, Аль. При его помощи.

– Ясно…

Алика сидит напротив. Хрупкая. Кулаки сжимает-разжимает, но не плачет. Только и не улыбается больше. Может, не зря я ей рассказал? С отцом они не были очень близки, пусть знает, что он был за человек, и… пусть вернется ко мне.

Я тоже молчу. Смотрю на неё, и жду вердикт.

Глава 8

Марат смотрит на меня. Взглядом своим колючим что-то требует, а что – непонятно.

Я в шоке от его рассказа. Мне не больно. Я просто в шоке.

– Не поверила? – поинтересовался он спокойно.

Я призадумалась. Рассказ этот… гадкий. Да, именно гадкий. Верю или нет? Верю ли я в то, что мой отец был подонком, или верю в его порядочность?

Боже мой. Господи Боже!

– Алика?

– Не знаю.

– Я не солгал тебе ни в чем. Многое не рассказал, но я не хочу, чтобы ты выслушивала жесть. Ты в положении, всё же.

– Как благородно, – поднялась, достала печенье, снова села на стул, и начала крошить «Юбилейное».

Я много книг прочитала, и почти в каждой встречалась фраза типа: «Я запуталась в своих чувствах». Это такой глупостью казалось, ведь чувства-то внутри, не чужие они, как можно запутаться?

Однако, можно. Я вот запуталась. Наверное, мне нужно разумом решить, что чувствовать. Или же просто всё это отбросить. Кажется, я определилась.

– Это не имеет значения, уж прости, – прохрипела я.

– В смысле?

Марат озадачен. Надо же! Аж глаза сощурил, маска дала трещину.

– В прямом. Мне пофиг, Марат. Не понимаешь? – я тоже прищурилась. – Если бы ты рассказал мне это, когда папа был жив, я бы спросила с него. Потребовала ответов, оправданий. Упрекала бы, истерику бы закатила. Может, проорала бы, что он мне больше не отец. А сейчас что мне сделать? Пойти, вытащить его прах, и плюнуть в него? Или на площадь выйти, и публично отречься? Фамилию и отчество сменить? Ах, да, еще имя, ведь его мне папа выбрал. И от матери тоже, наверное, следует отречься, раз она с таким монстром жила. Да и самой мне стоит убиться, во мне-то его гены. Но видишь ли, есть такой нюанс – папы нет.

– О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды. Правду я тебе рассказал, и ты знала, что рассказ будет не лайтовый, – недовольно парировал Марат.

– Если всё это правда, мне жаль тех, кто пострадал. Правда, жаль. И папе место в тюрьме, но он уже не сможет ответить за сделанное. А значит, судить его я не стану. Постой-ка, – я ахнула искренне, но прозвучало это гротескно, – ты это серьезно?

– Что? – нахмурился он.

– Марат. Ты, блин, серьезно? Ты мне это рассказал, чтобы я не расстраивалась, что такого ужасного человека больше нет?

Молчит. И молчание это выразительное. Через чур. Только разойдясь с Маратом, я научилась его читать.

– Я от тебя в шоке.

– А я от тебя, – рыкнул он, подавшись ко мне. Злится. – Он тебя не растил. Не воспитывал. Отнял у любящего человека, не дал даже попрощаться, созвониться с твоей бабушкой. Ты сама рассказывала про его придирки, замечания, окрики. Что было хорошего? Раз в пару месяцев на рыбалку с ним съездить, и на матч? А в остальное время он тебя ломал, Алика!

– И что теперь? Я всё равно его любила!

– Да прям, – сжал он кулаки. – Родителей вроде как принято любить, ты свыклась с этой мыслью, и сама в нее поверила. Любила бы его, не сбежала бы к этому поляку жить. Любила бы, вернулась бы к отцу после первого тумака, которыми тебя ублюдок награждал. Или я не прав?

Я тяжело дышу. Шумно. Марат не понимает! Да и никто, наверное, не поймет, ведь он верные факты излагает, но выворачивает их.

Папа был жестким родителем, даже жестоким, хоть и не бил меня. Изводил, кричал, доставал как мог. Иногда наказывал игнором. Любил маму, а меня, как мне иногда казалось, ненавидел. И в то же время на несколько дней в месяц он превращался в идеального папу – тайком водил по кондитерским, где мы объедались сладостями, утаскивал меня на рыбалку, шутил, смеялся… не было бы этих моментов, может, я бы и разлюбила, но были же! И да, я сбежала от него! Почти сразу после смерти мамы, которую он безумно любил. Нормальная дочь бы осталась, утешала бы, поддерживала, а я сбежала, чтобы не свихнуться.

Но папу я любила.

– Отчасти прав, но я тебе еще раз говорю – ничего это не меняет.

– Жалеешь, что я тебе рассказал?

– Нет.

– Почему же, раз это ничего не меняет?

– Хочу подумать, как исправить хоть что-то из того, что он натворил, – устало выдохнула я.

Злость испарилась, будто её и не было. Я до сих пор не понимаю, верить в слова Марата, или не верить. Наверное, придется принять этот рассказ за аксиому, разнюхивать правду и подтверждать факты я не стану, это как в грязном белье рыться. Отвратительно.

– Если ты рассказал мне это, чтобы меня вернуть, то ты сволочь, Марат. И абсолютно не понимаешь людей.

– Должен же я был попытаться, – также устало бросил он. – Была идея подарить тебе цветы, но это как-то мелко.

– Цветы, – фыркнула, – ты же богатый… кстати, ты миллионер, или миллиардер? Столько спала с тобой, даже жила, и до сих пор не знаю.

– До миллиарда осталось всего-ничего. Разочарована, что спала с «всего лишь» миллионером?

Он усмехается. Я тоже. Не хочу сейчас думать о том, что узнала, я лучше буду действовать, но чуть позже. А сейчас я хочу расслабиться, иначе сойду с ума.

– Разочарована ли я? Есть немного. Цветы, блин, – закатила я глаза. – Идеи у тебя только такие: либо цветы, либо ужастики?

– Думал над украшениями, – улыбнулся Марат.

– Скучно. Купил бы мне Бугатти, что ли. Думаю, именно так извиняются почти миллиардеры – Бугатти с бантом у подъезда, – пошутила я.

– А цвет? – тон у Марата тоже несерьезный.

– Хамелеон! И хром! И огроменный бант!

Боже, да мы оба чокнулись. Я хихикаю, будто две бутылки Кристинкиного марочного вина выпила, а Марат словно бабулиного самогона напробовался. Мне не до шуток, я всем телом чувствую дрожь как эхо от оргазма, когда пик позади, но еще потряхивает, вибрирует. Только это не оргазм, а стресс. И шутки нервические, дурацкие. Бугатти, блин. А всё соседский сынок, целыми днями смотрящий видео с обзорами машин.

Но меня и правда уже достала драма. Я должна грустить, сейчас самое время, и даже неприлично смеяться вроде бы, но… достало. Хочу жить! Хочу смеяться! Хочу шутить! Как Кристина хочу быть – легкой, несерьезной. Живот хочу наглаживать, ждать когда он начнет расти, рисовать на нем рожицы, фотографироваться. В парках гулять, ожидая осени, когда можно будет в желтые листья упасть, как на мягкий плед. Оттого и шучу, потому что иначе как вообще жить?

– Я всё проебал, Аль? Ты разлюбила меня? – спросил Марат уже у двери.

– Ты всё проебал, Марат. Я тебя не разлюбила, но я могу без тебя жить. С тобой – не хочу, – ответила я честно.

– А я без тебя не могу. И хочу с тобой.

– Жизнь несправедлива.

– Я тебя верну.

– Не стоит. Оба будем несчастливы, если силой вернешь, как грозил.

– Я не грозил. Я обозначил варианты.

– Ужасные варианты, – вспомнила я его слова про шантаж ребёнком. – Ты должен пообещать, что так не поступишь!

– Я постараюсь так не поступать, но я уже в том возрасте, когда точно понимаешь – лучше не говорить «никогда». Я всё равно тебя верну.

Он не уходит. Я стою у двери. Смотрим друг на друга, и оба ждем. Я – заверений, что Марат не станет возвращать меня силой, когда закончатся варианты с цветами, украшениями, и жуткими рассказами. Он – не знаю, чего. Может, моего всхлипа, броска на его шею, и слов, что раз папа был сволочью, то и не жаль мне его?

Но он не спешит давать мне обещаний. А я на шею ему не бросаюсь. И всё же, мы продолжаем стоять друг напротив друга, и ждать. Я не обманула Марата. Раньше думала, что если расстанемся вдруг, то я тут же умру. Вот буквально – сердце остановится от боли. Но нет, я могу жить и без него. И точно понимаю, если больше не увижу его никогда, жизнь не будет такой яркой, но я справлюсь. И где-то даже счастливее буду, чем с ним. Спокойнее, стабильнее, без боли. Я могу без него, и даже хочу этого, потому что с ним – страшно.

– Я ведь не убивал его, – прошептал Марат после очень долгой паузы, в которой мы застряли. – Я передумал его убивать, Аль. Не уследил, неверно персонал подобрал, частично виновен – да, но не убивал. Вернись! Просто вернись ко мне, раз не разлюбила. Доверься, и ты не пожалеешь. Знаю, что выбрал сегодня хреновый способ вернуть тебя, но я не мог бездействовать. Просто, мать твою, вернись, чтобы я не подох!

Гипнотически звучит. В голове моей карнавал от его слов. Я не желаю наказывать Марата, я верю… да, я верю, но я больше не представляю свою жизнь с ним. Ровно также, как совсем недавно не представляла жизнь без него.

Я ничего не ответила. Марат ушел, аккуратно закрыв за собой дверь, так и не дождавшись моего ответа. На следующий день он не пришел, хоть и писал мне. А вот утром…

Утром в мою дверь позвонили. И вручили папку, ключи, и три пакета. В пакетах была полезная еда, в папке – документы, а у подъезда стоял Бугатти, на фоне которого уже устроили фотосессию местные мальчишки. Бант тоже был в наличии.

И впервые за долгое время я рассмеялась не нервически, а искренне.

Марат неисправим.

Глава 9

Рядом стоит сосед. Тот самый, из-за которого я и узнала про Бугатти. Я смеюсь, а Альбертик обтекает.

– Охренеть. Интересно, что за супер-тёлка у нас живет? – пробормотал он.

Я перестала смеяться. Супер-тёлка?

– Прикинь, тачка почти два с половиной мульта стоит, – Альберт обернулся ко мне, и начал вещать про достоинства Бугатти, как помешанный.

– Угу… да… ага, – отвечала я, и почти всегда – не в тему.

– Только цвет чокнутый! – выдал он, и тут уже я обиделась.

– Чего это чокнутый? Красивый цвет. Вон как на солнце играет!

– Была бы черненькая с красными черри-полосами, было бы круче. Много ты понимаешь в машинах, – выдал этот вчерашний подросток. – Ну и где эта тёлка? Хочу посмотреть, за что её поблагодарили таким подарком.

– Может, от нее откупились? Ну, ужасный секс, на тебе машинку, и не попадайся больше на глаза? – прыснула я.

Альберт пригвоздил меня презрительным взглядом. Да-да, знаю. Дура.

С каждой секундой мне всё смешнее от этого подарка. В голове не укладывается сумма: два с половиной миллиона. И явно не рублей! Долларов, блин! Или, того хуже, евро!

А фотосессия на фоне машины продолжилась… ну ладно, постою как зритель. Не воспринимаю эту машину своей. Она для меня как хорошая шутка. Мне вот смешно, а у Альберта точно оргазм. В его возрасте бы на девушек так смотреть!

Я поднялась в квартиру, достала ключи и, веселясь, спустилась обратно во двор. Родители и бабушки отгоняли от машины малышню, боясь, что те поцарапают машину, и набезобразничают. А я вот взяла, подошла, и открыла Бугатти. И даже села за руль, умудрившись не сместить подарочный бант.

Здесь не пахнет ничем, и в то же время пахнет роскошью. Обернулась, и закатила глаза – если бы я вздумала ездить на этой машине, то точно пришлось бы её всю восклицательными знаками облепить. Чтобы сразу всем понятно было, что не гонщик за рулём, а всего лишь я.

Веселье начало плавно и неумолимо меня покидать. На соседнем сидении обнаружился еще один подарок – голубая коробочка. И нет, не с колечком, а с ожерельем и браслетом выполненными узлами. Тиффани.

Как-то всё это через чур.

«Ну и к чему этот жест?» – написала я в мессенджере.

Марату, разумеется.

«Разве ты не хотела Бугатти?»

«А тебя не смущает, что у меня нет прав? Водить я умею, но ужасно»

«Научишься, и будешь ездить» – пришел ответ.

«На Бугатти? С пузом? Марат, я прониклась, но вообще-то это шутка была насчет машины»

«Я в курсе, что это была шутка»

Ясно. Решил меня обыграть, хотя я и не играла. Марат не умеет не воевать.

«Ты стал на пару миллионов дальше от миллиарда. Разочаровываешь. Забери машину, и подари тому, кто её оценит»

«Тебе не нравится?»

Альберт стучит в окно. Выглядит офигевшим. Ну да, супер тёлкой оказалась я. Та, кто в сланцах мусор выносит. Вдобавок прыщ на лбу вылез. Та еще тёлка, у парнишки явно диссонанс.

Нравится ли мне машина? Да. Как что-то эстетически приятное. Точно также мне нравятся платья от известных модных домов за бешеные деньги. Я люблю мысленно примерять к себе роскошь, но жить предпочитаю просто. Машину хочу ту, которую не побоюсь поцарапать. Одежду люблю носить такую, в которой не жалко упасть на траву, и испортить.

Настроение летит в пропасть.

«Знаешь, лучше бы ты подарил цветы. Это не намёк. Это несбывшийся факт» – написала я Марату, и разрыдалась.

В глазах песок, слёзы текут, раздражают ядреной солью кожу. Без надрыва, без обиды. Может, именно так и взрослеют? Может, так приходит понимание?

Именно он и пришло. Это гребаное понимание. Сейчас. Со всей катастрофической неизбежностью – Марата я потеряла.

Я была в шоке, сбегая от его охранника. Я была в горе, оплакивая отца. Я была в гневе, выслушивая объяснения Марата. Я не собиралась к нему возвращаться, но я до конца не понимала. А теперь осознаю – всё кончено. Любить не хочу, ненавидеть не смогу, равнодушия тоже нет. Какая-то лажа, как обычно у меня в жизни и бывает.

– Интересно, я одна плакала в Бугатти, или есть такие же дуры на свете? – рассмеялась, утирая щеки.

«Машина будет ждать. Подарки я назад не забираю, Аль. Украшения хоть прими, сам выбирал. Давай поужинаем?»

«Нет» – отправила я ответ, и вышла из этой роскошной шутки.

***

За пару часов жизнь может здорово измениться. Еще утром я успела посмеяться, оплакать отношения, пострадать из-за прыщика, и обрадоваться, когда удалось его замаскировать.

И теперь я вышагиваю рядом с Денисом – уже не радостная, но и не подавленная. Обычная, и вполне адекватная, в кои-то веки.

– Думал, будешь избегать меня.

– Как видишь, нет. Слушай, Шагуров, – остановилась, вынуждая Дениса тоже притормозить, – я же не пожалею об этом? То ты меня любишь, то не любишь. Признавайся, ты же не обиженный отвергнутый злодей, решивший притвориться другом?

– Неа. Я пока безработный лох. Но точно не злодей, – хохотнул он.

Присмотрелась к нему, и признаков великой ко мне любви не обнаружила. Уже хорошо. Знаю я, к чему эти любови приводят, тем более великие.

– Я тебе правду написал. И тогда, когда про любовь вещал, и потом. Реально же тащился по тебе в детстве. Каждый день, само собой, не вспоминал тебя, сама понимаешь. Тебя я как девочку любил, – он подмигнул мне. – Потом повзрослел, гормоны, всё такое. Сама понимаешь, девственником я не оставался, и по тебе не страдал, мы толком-то друг друга и не знали. Но когда встретились, на меня накатило. Ты мне нравишься. Может, я даже влюблен. А может, я просто дебил-романтик, мечтающий, чтобы всё как у моих родителей было, которые с первого класса вместе. Хер знает.

– Ну… спасибо за честность. Значит, не такая уж я и неотразимая, – я артистично вздохнула, и тоже рассмеялась. – Ладно. Ты у нас безработный лох, а я работу получила! Сегодня! Пока только один технический перевод, но это уже что-то.

– Проставляться будешь?

– Нет, – заявила я.

– Жадина!

– Денис, – тронула его за запястье, привлекая внимание, – честно скажи, ты сам уволился, или тебя уволили?

– Сам, – отрезал.

Врет. В последнее время я – детектор лжи. Или же просто мню себя таковой.

– Да прям?

– Уволился сам. Но мне намекнули, что больше мне не рады в компании. Алика, я бы все равно ушел после всего. Непрофессионально это – у босса пытаться девушку отбить, пусть даже девушка мне и самому нравится, – он поморщился как от зубной боли. – Марат Вадимович… он непростой человек, но для меня многое сделал. Я за счет компании в универе учился, курсы проходил, на стажировке на меня много сил потратили и средств.

– То есть, он вынудил тебя уволиться?

– Я бы на его месте поступил еще хуже. Соколовский в меня вкладывался, а я начал к тебе подкатывать.

– Надо же, ты его защищаешь, – присвистнула я.

– Ага. Но я рад, что вы разбежались. Вот такой я конченый, – Денис обаятельно улыбнулся, и тут же стер с губ улыбку. – Не волнуйся, подкатывать к тебе не буду. Сам не понимаю, что к тебе чувствую, но то, что я тебе не сдался – это я улавливаю. Вечная френд-зона.

Денис продолжил болтать, перейдя к рассказу про собеседования, на которые ходит, а я призадумалась. Смогла бы я Дениса полюбить? Если бы Марата не встретила – да, смогла бы. Не до дрожи в груди, не до разбитого вдребезги сердца, не до томления, которое до сих пор во мне, когда вспоминаю наши с Маратом минуты и часы вместе. Но смогла бы. Наверное.

Я и Денис. Мы бы гуляли, наверное, за руки держались. По паркам ходили, и он стал бы мне больше другом, чем возлюбленным. Но я бы смогла стать с ним счастливой. Я даже могу представить нас семьёй – он, я, и малыш. С Денисом было бы легко. Он, хоть и успел построить карьеру, остался мальчишкой – эмоциональным, лёгким, весёлым.

Да, если бы не Марат, я бы смогла полюбить его. И какое-то время мы бы встречались, затем бы поженились. А лет через десять Денис устал бы от того, что я не сгораю от любви, а уютно тлею. И он бы нашёл ту, что горит. А я бы… а что я? Я бы, как и хотела, осталась с ребенком, и с бывшим мужем-другом. Как мне мечталось? Нелюбимая жена в гареме. Ну, почти. Жена, которой сделали ребёнка, а затем оставили в покое.

– Ты чего хихикаешь? – легонько толкнул меня Денис.

– Шагуров, а можно я тебя поцелую? – весело спросила я.

Он не стал спрашивать зачем, почему, к чему это приведет. Просто остановился, склонился надо мной, и прижался губами к моим губам в нежном поцелуе.

И это… приятно. Ласково, тепло, со вкусом лета, а не колючей, но страстной зимы, как было с Маратом. Я обняла Дениса, он – меня. Его сердце стучит в жарком ритме бразильского карнавала, а моё… моё тоже стучит. Чуть быстрее, но не бешено, не страстно.

Долгий поцелуй. Я могла бы еще, пусть и зная, что продолжения не будет. Оно и не подразумевалось. Но Денис оторвался от моих губ, провёл большим пальцем по подбородку, по моему рту, и улыбнулся мне.

– Жаль, – прокомментировал он.

Всё понял, даже объяснять не пришлось, что проверить захотела саму себя этим поцелуем.

– Да. Жаль. Но мне понравилось.

– Мне тоже. Может, когда перегоришь, захочешь меня по-настоящему? Если что, я только за.

– Я беременна, так что вряд ли ты сам меня захочешь, даже если вдруг захочу я.

Он промолчал. Подмигнул мне, и мы продолжили прогулку.

«И что это значит??? Что за херня?» – отвлеклась я на сообщение от Марата.

«Следишь?»

«Сама знаешь. И нарываешься, и пацана подставляешь! Пиздец ему!»

«Ты же ничего ему не сделаешь? Марат, только попробуй! Я сама его поцеловала, мне это нужно было»

«И зачем?»

Проверить саму себя. Получить немного тепла и радости от другого человека. Перебить вкус Марата. Причин у этого невинного поцелуя множество, но разъяснять их не тянет.

«Просто» – ответила я ему.

«В семь вечера заберу тебя. Поужинаем. Это не обсуждается»

«Не поеду. У нас с тобой всё кончено, пора бы понять»

«Поедешь. Сейчас тебе лучше не спорить со мной, любовь моя. Прощайся со своим фанатом, и иди домой. Еще раз что-то подобное повторится, пиздец и ему, и тебе. К семи будь готова» – прочитала ответ, чувствуя ярость за каждым словом Марата.

Глава 10

МАРАТ

Смотрю на фотографию, и сжимаю кулаки. Ярость дурманит.

«Займись проверкой моего персонала. Охрана, водитель, СБ… начни с ближнего круга, и вплоть до уборщиц» – написал Руслану.

И снова взглянул на фотографию. Кажется, зубы скрошатся от злости, до того сильно я их сжимаю.

Сука.

«Марат, я у вас в городе! Встретимся, посидим? Или ты до сих пор занят своей девочкой-припевочкой?» – пришло сообщение от Влады.

Пошла ты на хер!

Не ответил. Снова смотрю на фотографию. Хоть на заставку это дерьмо ставь – романтичная парочка, целующаяся на парковой дорожке. Моя Алика и сосунок Шагуров.

– Специально же выбесить меня решила, – прорычал, отбросив телефон.

Отбросить-то я его отбросил, на фото можно больше не смотреть. На всю жизнь запомнил. И фото, и даже видео. Радует только то, что я точно знаю – Алика с ним не спит. Спит она одна.

Хотя, какого черта это должно радовать? Спать она должна со мной, а не в одиночестве!

Телефон просигналил несколько раз, и я снова потянулся к нему.

«Ок» – прочитал ответ от Руслана.

«Марат, ну что?» – второе сообщение от Влады, неизвестно с чего решившей, что не наскучила мне.

«Привет. Анализы в норме, организм крепкий, к моему удивлению. Сначала говорили, что придется ждать полгода, затем обсуждался месяц, но брат, операция сегодня! Решили не терять время, пока я крепкий, а то ухудшение может настать в любой момент. Прилетать не нужно, не успеешь, да и не стоит торчать в коридоре, пока меня будут латать. Я себя не хороню, но завещание оставил. Если со мной что-то случится, не замыкайся в себе как обычно, и поддержи младших и Наташу. Особенно Наташу, ладно? Шансов вылечиться у меня мало, а вот стать овощем или умереть – предостаточно, и Наташа вряд ли вывезет этот груз. Будет себя винить, что нашла врача, и ратовала за операционный стол. Не допусти этого. Но я надеюсь, что всё получится, и хоронить меня ближайшие лет …дцать не придется» – это сообщение я перечитал несколько раз.

Егор.

Операция – это хорошо. Разногласий в нашей семье по этому поводу много. Наташа по церквям мотается, и по бабкам с заговорами, сама не понимая, как это противоречиво. Руслан надеется на чудо. Младшие высказались, что шансов почти нет, и лучше бы Егору сидеть в инвалидном кресле, но живым. А я опять хуже всех, и враг народа для собственной семьи. В благополучный исход не верю, но и отговаривать Егора и Наташу от этой затеи не стал. Смирился, что ли… наверное, да. Смирился. И сказал всё как есть. Операция? Ок. Буду надеяться, что всё получится, но не особо на это рассчитываю. В итоге за мои слова меня половина семьи ненавидит.

Поговорить с Егором по телефону я успел. И по голосу понял – он и сам думает, что на операционном столе умрет. Попрощался…

Что ж так в груди больно-то? Что ж так хреново?!

«Егору делают операцию сегодня. Минимум пять часов займёт, максимум – хер знает. Остальным не говори, сообщим по факту, чтобы не психовали лишнее время» – отправил Руслану сообщение, и попытался вернуться к работе.

Сообщения продолжили поступать. Влада зачем-то приперлась из Края, скидывает фотографии, до которых мне и раньше не было дела, а теперь подавно. Секретарша принесла кофе, чихнула, уделала мой стол соплями, и оказалось, что у неё грипп. Пришлось выгнать домой, лечиться. Как и бухгалтера по зарплате. И начальника отдела логистики.

Визу США аннулировали – санкции. Прелесть, блядь. День – полное дерьмо!

«В семь. Сегодня. Готовься» – напомнил я Алике.

Мог бы позвонить, но говорить я сейчас способен только на матерном, особенно с ней. Особенно сейчас.

Остыну. Спрошу с неё, зачем было меня бесить этими говнопоцелуями с Шагуровым. И хоть немного порадуюсь вечером, видя её.

Нужна. Чертовски нужна мне Алика, и сегодня дело не в сексе. Просто посидеть рядом, рассказать ей про этот день, голос её услышать… Как же к ней хочется! Может, тогда полегче станет?

«Давай не сегодня, ладно? Я не в настроении. Все наши встречи проходят через задницу, так что никаких свиданий. Это лишнее. И насчет Дениса – не трогай его! Поцеловала я его сама. Вред причинишь – не прощу» – пришел ответ.

Последняя капля. Телефон разлетелся об стену, хотя уверяли, что он неубиваемый. Я – гребаная истеричка, но это какой-то пиздец. Вообще всё!

Отмерил себе полчаса, чтобы доделать работу. Сердце стучит бешено. Вышел из кабинета, встречая по пути своих подчиненных, и, кажется, всех до одного напугал своей зверской рожей.

Плевать.

Не в настроении она. Так и я не в настроении!

Тормознул у цветочного. Хотела цветы? Будут цветы!

Остановился у подъезда Алики, и хотел выйти из машины, но почувствовал удар. Подушка безопасности сработала, вмазав по лицу. Во рту вкус крови, нос болит, но вроде жив.

Что за херня?

Начал выбираться из машины, и увидел подбегающую ко мне фифу. Короткая юбка, чулки, блузка с декольте, и испуганные глаза по пять рублей.

– Ой, простите, – пропищала блондинка. – Я вас не заметила, хотела выехать, а тут вы. Ой-ой, у вас кровь. Ой, что же будет!

Что же будет? Когда я отойду от этого дня, будет анекдот про стереотипную блондинку за рулём!

– Я… ой, кошмар, – причитала девчонка, заставляя меня морщиться от головной боли, – я же не виновата? Вы не на парковке остановились, а у подъезда, а я сворачивала к выезду на дорогу. Вы сами виноваты, вот! Только кровь… бли-и-ин, может договоримся? Давайте ко мне поднимемся и порешаем вопросы?

– Как порешаем? – достал с заднего сидения цветы, и обернулся к девчонке.

– Ну-у-у, как-нибудь! Давайте без ментов? Я вам раны обработаю, и… – она не договорила, потупилась, и из испуганной девушки превратилась в невинного ангелочка.

Знаю. Не дурак, хотя в последнее время в этом сомневаюсь. Девочка оценила стоимость машины, но подумала что я водитель, а затем взглянула на часы, на костюм, и решила пригласить, чтобы посмотреть её коллекцию фантиков. Такое уже было – как-то раз такая-же меня заблокировала на дороге, и мы неплохо провели время.

– Раны есть кому обработать. Страховка есть?

Чудесное видение захлопало глазками, а я чуть не зарычал. Написал охране, оставил их разбираться, кто прав, а кто виноват, и вошел в подъезд.

Звоню в её дверь. Не открывает. Блядь, Алика, не беси, вот сегодня не стоит! Я во многом виноват, но сейчас я на хер дверь выбью!

– Открывай! – рявкнул и, плюнув на звонок, грохнул кулаком об дверь.

Раз, второй, третий. Хотел и в четвертый раз долбануть, но дверь открылась, и я увидел испуганное личико Алики.

– Ты чего? – ахнула она, пригляделась ко мне, и прикрыла рот ладошкой. – Марат, какой кошмар! Что с тобой?

Со мной пиздец.

– Это тебе, – вручил ей букет, в который раз понимая, что очередной шаг, чтобы наладить наши отношения – полное дно. – Я, кстати, тоже к тебе.

– Что случилось? – Алика закрыла за мной дверь. – Подрался? Авария?

– Второе.

– Тебе в больницу нужно!

– А я решил, что мне нужно к тебе, – обернулся к ней, уже зайдя на кухню, и усмехнулся. – Мне тут одна блонди предлагала раны обработать со всеми вытекающими последствиями, если я правильно понял намёк. А я решил, что всё это сделаешь ты!

Глава 11

АЛИКА

Марат злющий как дьявол. Аутентичности добавляет кровящий нос, наливающаяся ссадина на скуле, и красные капли на подбородке, шее, рубашке.

Авария.

Сначала сердце замерло, когда услышала это, хотя вот же он, живой. С цветами. Снова какая-то насмешка! Сказала же, чтобы не приходил, и правильно сказала. Уже вижу – разругаемся. Так зачем?

– Давай я вызову скорую. А ты садись пока, – кивнула на стул.

– Скорая не нужна.

– Тогда давай той блондинке позвоню, – пожала я плечами. – Пусть обработает твои раны, и устроит продолжение.

– А ревновать ты не будешь? – как-то зло спросил Марат.

– Нет.

– Врешь!

– Не вру, – отмахнулась устало. – У нас всё кончено, собакой на сене я не буду. Хоть гарем себе заводи, это уже не моё дело. Так что, в скорую звонить?

– Нет, – отрезал Марат, и опустился, наконец, на стул.

– Я не умею ранами заниматься. Вдруг сотряс.

– Сотрясения нет. Налей мне бормотухи твоей бабушки, выпить хочу.

Налила, морщась от запаха. От алкоголя, даже от запаха, меня подташнивает. Но в меру. На удивление у меня нет жуткого токсикоза, нет обмороков, и я не каждое утро встречаю, склонившись над унитазом и выплевывая содержание желудка. Так, через раз…

Марат пьёт, не морщась. Вид у него жуткий, и не только в крови на лице и одежде дело. Глаза дикие. Он весь сейчас – оголенный нерв. Кажется, слово скажу против – прибьёт.

– Ты зря пришел. И цветы принес зря, – тихо обратилась я к нему.

– Аль, – он взглянул на меня устало, – вот что ты хочешь от меня? Я не убивал. Хотел? Да. Убил? Нет, передумал. Ошибался? До хера раз. Зря не поговорил с ним, зря от тебя скрывал – понимаю. Тогда на эмоциях был, крыло. Думал, ты свалить с ним решила, меня кинуть. Психанул. Но не убил бы я его в тот день. Я не могу это исправить. Согласись, не так уж я и виноват, хотя виноват, конечно, признаю. Тебе нужно чтобы я прогнулся? Чтобы без конца умолял вернуться? Чтобы на колени встал? Это не по мне, но я и на это могу пойти. Давай просто перевернем страницу, и пойдем дальше без заёбов с бесконечным обсуждением моей вины и твоих измен, а? Хватит уже, прошлое не изменить, а вот будущее за нами!

Он это всё серьезно говорит?

Пригляделась, и поняла – да. Абсолютно серьезно.

– Ты ведь совсем не понимаешь меня, – покачала я головой. – Сейчас, подожди, – взяла полотенце, обмотала им замороженные овощи, и подала Марату. – Прижми, чтобы отека не было сильного. А насчет всего этого… ты виноват, я тоже виновата, что побоялась с тобой про папу поговорить. Может, всё по-другому было бы, кто знает. Я тоже ошибалась. Остыла уже, и не особо виню тебя. Но это ничего не меняет. Вообще! Мне не нужно твое стояние на коленях, мне не нужны Бугатти и украшения Тиффани!

– А что тебе нужно? – грохнул Марат кулаком по столу. – Что???

Я грустно улыбнулась ему. Всё же, не понимает. Жаль.

– Мне нужна сказка. Чтобы мы вернулись в прошлое, и когда я пришла к тебе на собеседование, ты не раскладывал меня на рабочем столе, а пригласил на свидание. Чтобы не было моего обмана, не было твоего обмана, и плохих поступков. Чтобы не было пострадавшего от моего папы Егора. Чтобы папа если умер, то ты не был бы к этому причастен. Понимаешь? Мне нужно несбыточное!

Смотрю на него, и сердце болит. И… гложет ведь. Решила уже, что всё, что мы изначально не пара, но всё равно мелькают проблески. А вдруг? Вот он, любит меня, и я люблю, так зачем эти надуманные проблемы? Можно же вместе быть, ребёнка ждать, как пара.

А затем вспоминаю: нет, проблемы не надуманные.

Вздохнула, достала из шкафчика перекись и ватные диски, подошла с этим убогим набором медсестры к Марату, и принялась обрабатывать его небольшие раны.

– Аль, у всех бывают проблемы. Не бывает сказок, ты же понимаешь это? – сказал он тихо. – Да, может у нас проблемы посерьезнее, но и это решаемо. Со временем утихнет, забудется.

– Не забудется. Я предлагаю нам не видеться, и не мучить друг друга. Как малыш родится, если захочешь, сможешь общаться с ним, я препятствовать не стану. Даже если на совместную опеку решишься. А в остальном пусть у каждого из нас будет своя жизнь.

– Потому что мы не в сказке? – прорычал Марат.

– Да. Потому что изначально всё неправильно. Фундамент наших отношений из дерьма и палок, что на нём построить можно? Ничего хорошего! Меня начало отпускать всё это безумие, и тебя отпустит.

– Что, любовь уходит? – Марат бросил на меня острый взгляд. – А ты ведь врешь сейчас, Аля! Хотела бы, чтобы я отступил, не стала бы шутить по поводу машин, цветов. Не стала бы с Шагуровым целоваться, зная, что я точно узнаю об этом в ту же секунду. Ты позлить меня хотела, на эмоции вывести. Так не поступают, когда хотят всё прекратить!

– Я забыла про слежку, – отбросила окровавленный ватный диск, и села рядом с Маратом. – Я не назло тебе с Денисом поцеловалась, а чтобы проверить, смогу ли я с другим быть, или не смогу. Проверила. Смогу. И ты сможешь.

– Не смогу!

– Что, не встанет? – усмехнулась, ни разу ему не веря.

– На красивую бабу? Встанет, Аль. Если фигура неплохая, и лицо более-менее, то всё прекрасно встанет. Просто я не хочу и не могу без тебя.

Голос у Марата пробирает. Именно сейчас. В сердце не било так, когда он мне про папу рассказывал. И когда машину эту идиотскую подарил, явно издеваясь надо мной. И даже в квартире, когда я вещи собирала, Марат извинялся, мне больно было, но так сердце не болело.

А сейчас невыносимо. Наверное, моё сердце разбито…

– Я не дам тебе с другим быть, ты должна это понимать! Просто не дам, – негромко бросил Марат. – Ты уже знаешь, какой я. И я не угрожаю, я просто говорю как будет: никому я не дам к тебе приблизиться. Ты моя, ты – мать моего ребёнка. Ни целоваться, ни трахаться с другими ты не станешь. Иначе…

– Иначе что? Убьешь? – спросила горько. – Дениса? Меня? Кого?

– Если он полезет – убью, да. Но это если не поймёт с первого раза. Сначала поговорю.

– Я тебя боюсь. Всегда буду бояться, – покачала я головой. – Ты злой.

– Так и есть.

– Не трогай Дениса!

– Не произноси при мне его имя, и не трону, – зло выплюнул Марат.

– Мне вообще теперь не жить? – вспыхнула, теряя терпение. – Только с тобой можно? А что, если я с тобой не хочу? Я уже объяснила тебе, почему. Не забуду я прошлое! Смириться с ним не смогу! Боюсь тебя! Мне теперь за Дениса тоже бояться, как за папу? Может, по прошлому моему пройдешься? Знаешь, были девочки в школе, которые меня гринго дразнили, может и с ними разберешься? Еще Миша есть, который тоже подарком не был! Давай и его грохнем, а? Почему нет? Слетай в Бразилию, и прикончи там всех!

Он странно дернулся на этих моих словах.

– И правда, почему нет, – прорычал Марат, сжимая кулаки.

– Да! Кого-то можно убить, кому-то пригрозить, и останусь я одна. Этого ты хочешь? – это я уже проорала. – Или поступишь не как свинья, а как человек, и просто ОСТАВИШЬ МЕНЯ В ПОКОЕ? Видишь же, не получается у нас!

– Потому что ты не хочешь попытаться, – парировал он.

– Да. Не хочу, – выдохнула я, энергия иссякла. – Не хочу и не буду. Потому что смысла нет. Я это понимаю, а ты почему-то понять не хочешь.

Марат поднялся со стула, навис надо мной. Злющий. Нет, не так. Он в ярости, и это дико пугает. Ударит? Нет… надеюсь, нет…

– Марат, – пропищала я, потеряв голос. – Ты… ты чего…

Он сделал шаг ко мне, и я зажмурилась, до того страшно смотреть на него. У Марата же глаза абсолютно невменяемые. Как в аффекте. Я даже с места сдвинуться не могу, только замереть, как при виде дикого животного, и глаза закрыть, притворяясь мертвой.

– Аль, – почувствовала его ладони на моих коленях, и открыла глаза. Марат сидит на корточках у моих ног. – Хватит, прошу. Себя мучаешь. Меня тоже. Подарки не нужны? Ок, признаю, тупые они. Время нужно? Я хотел его дать, потому ты и живешь здесь, а не в нашем доме. Но тебе время на пользу не идет, накручиваешь себя.

– Я не…

– Тихо, – он сжал мою коленку. – Я тебе как есть всё говорю: с другим не будешь, я не отступлю. Всё.

– Да ты издеваешься надо мной! – выкрикнула я с возмущением. – По десятому кругу пойдем, или ты, наконец, услышишь меня?

– Я тебя услышал, но слова твои не принял. А ты услышь меня.

– А мне плевать!

– Ты мне нужна. Аль, очень нужна, – он уткнулся головой в мои бедра. – Хватит уже. День – говно. Егора скоро оперировать начнут, на работе пиздец, дома пиздец, с тобой пиздец. Давай уже прекратим воевать. Хоть сегодня, а?

Он поднял на меня усталые, покрасневшие глаза. Гипнотизирует. Он меня, или я его – не понимаю. Но оторваться от взгляда Марата не могу, равно как и он смотрит, почти на моргая.

Тряхнула головой, пытаясь сбросить наваждение. Я же решила, обдумала всё. Не могу с ним, не хочу. Лучше в прошлом оставить нас, не уживемся, я не забуду ничего и никогда. И ему забыть не позволю, так что нечего и пытаться всё исправить. Иногда лучше окончательно всё доломать, плюнув на любовь.

– Аль, – Марат плавно поднялся, обхватил ладонью мой подбородок, мягко удерживая, – Будь моей! Сегодня. Прошу. Ты мне нужна, малыш. Ты так сильно мне нужна…

Он шептал что-то, а что именно, я уже не улавливала. Лишь видела, как приближается его лицо, смотрела в глаза, и слушала биение моего сердца, и его. Оно бьется еще громче, чем моё.

А затем, не знаю, как я позволила, Марат меня поцеловал.

А я… а я ответила. Со стоном обхватила его шею, впиваясь ногтями в кожу, и никаких мыслей не осталось.

Глава 12

Сижу у окна, разглядываю старые фотографии. Многие из них черно-белые.

Смотрю на бабушку в свадебном платье – оно чуть ниже колен, прямое, не похожее на современное. Оказывается, у бабули в молодости была стрижка боб. Она не красавица, но такой счастливой выглядит, даже цвета фотографиям не нужно, чтобы это уловить. Особенно очаровывает её влюбленный взгляд на дедушку.

А вот еще фотографии – бабушка, дедушка и папа, еще младенец. И почему я раньше не интересовалась этими фотографиями?

Листаю альбом дальше, и сердце покалывает. Не от боли, а от тоски. Ни с кем толком проститься не успела…

Вот подросший папа, наверное уже школьник. Смешная стрижка, недовольный вид, попугай на плече. В зоопарке, должно быть, сделали фото. У меня похожее есть, но не с попугаем, а с обезьянкой.

Посмеялась над фото папы-подростка с аккордеоном. Ну у него и лицо на этом кадре!

Смотрю дальше. Папа уже молодой парень, улыбчивый – на диване с семьей, за столом, в компании друзей… а вот уже и с мамой. Мама даже в юности выглядела строгой, отстраненной. Я тоже такое впечатление о себе создаю. Интересно, у мамы эта отстраненность такая же липовая, как и у меня? Маска? Может, у неё тоже детство не особо счастливое было, а я и не знаю?

Дальше пошли фотографии со мной – у роддома, в нашей квартире, я-младенец лежу на пледе, и у меня под головой мужская рука… папина…

А вот первое сентября. Я напугана, на голове бант, блузка немного выбилась из-под кошмарной плиссированной юбки, а в ладони зажат букет астр. Рядом уже постаревшая бабушка, и папа. Он больше не улыбается, как на фотографиях его юности…

– Как же я соскучилась по вам, – прошептала, и захлопнула альбом. – Очень соскучилась!

Всё время вспоминаю слова Марата об отце. Думаю, затем отгоняю эти мысли, и снова думаю. Решилась на фото эти посмотреть новым взглядом, не как в детстве из любопытства, а вдумчиво. Мои слова, брошенные Марату в лицо, были бравадой, я и сама не понимала своих чувств. А сейчас понимаю. Не смогу я папу судить. Не могу перестать скучать, не могу не представлять, как всё могло бы быть, останься он в живых.

Внука бы увидел, или внучку. Возможно, смягчился бы, раскаялся. Попытался бы загладить то, что натворил. Рассказал бы мне правду! Мы ведь с ним и говорили-то по душам сколько раз? По пальцам одной руки пересчитать можно. Я не знала папу… теперь и не узнаю! И от этого еще тоскливее, хотя боль уходит.

Надо набрать Марата. Всё же, он имеет право присутствовать на УЗИ. Если захочет, конечно.

– Да, – он ответил сразу же.

– Привет. Марат… я тебе говорила про УЗИ, планировали изначально позже сделать, но поговорили с врачом, и… в общем, сегодня. Через два часа первое УЗИ. Если ты хочешь присутствовать, но сегодня не получится, то я перенесу. А если не хочешь, то съезжу сама.

– Я приеду. Время?

– В двенадцать.

– Хорошо. Такси не бери, отправлю за тобой водителя.

– Ладно. Пока?

– До встречи, – голос его смягчился.

Я сбросила звонок.

После того поцелуя у нас странные отношения. Я оттолкнула Марата. Конечно же я оттолкнула его, хоть и забылась на пару мгновений, позволила себе слабость. Но голову включила. Ничего бы наша близость не исправила, стало бы только хуже.

Я попросила Марата уйти, и он ушел. Разбитый, опустошенный. Это было больно – видеть его таким. Не только об отце, о малыше, о своей жизни я думала, но и о Марате. Сначала решила, что он таким образом пытался со мной помириться, но потом поняла.

У меня тоска. У него – одиночество. Слишком Марат закрытый, семья большая, но он привык командовать, не показывать слабостей. Мне показал, а я прогнала его…

Жалею ли я? Нет. И в то же время – да. Совесть грызёт из-за этого. В моей жизни были тяжелые моменты, и тоже не было рядом того, кто обнял бы, побыл бы рядом. Я знаю, насколько это тяжело – оставаться один на один с бедой.

Но после того поцелуя мы не ссорились, и даже не разговаривали о прошлом. Марат не настаивал на свиданиях, не приставал. Сам привозил мне продукты, расспрашивал о самочувствии. Решил дать мне время, или отстранился? Решил идти дальше? Это и облегчение вызывает, и беспокойство.

Боль проходит. И с каждым днем я всё сильнее скучаю по Марату. Хоть и вижу его каждый день.

– Ты куда такая красивая? – с Кристиной мы столкнулись в лифте.

– На УЗИ. Красивая? – удивилась я.

– Ага, – она снова окинула меня взглядом, а я неожиданно для самой себя покраснела.

Не планировала наряжаться, само собой получилось – и губы накрасила, и глаза подчеркнула, румяна нанесла, волосы распустила. А обычно я не заморачиваюсь, как выгляжу на приеме у врача.

– Ясно, – фыркнула подруга, и мы вышли из лифта. – Помирились?

– Мы не ссоримся больше, но и не вместе.

– Хочешь совет? – Крис придержала дверь, выпуская меня на улицу. – У меня с бывшим так было. Ну, кроме ребёнка, я тогда не залетела, слава Богу. Мы то сходились, то расставались, и всё непонятно было. Тянуло к нему, и любовь – она вроде и была, а вроде и нет, я сама не понимала что происходит. В общем, в итоге мы устроили прощальный секс. Закрыли гештальт, и как отрезало!

– Офигенный совет, Крис! Тебе бы в психологи, – фыркнула я.

– Ну как знаешь! Потрахаетесь, и либо сойдетесь, либо окончательно попрощаетесь. Обычно самые простые поступки – самые рабочие. Так что думай, – подруга бросила под ноги мусорный мешок. – Кстати, я с Вовкой поговорила, и дошло: Марата твоего я видела…

– Ой, хватит! – я закатила глаза от этой набившей оскомину темы.

– Видела у нас в подъезде, – невозмутимо договорила Крис. – И Вовка видел, я ему фотки показала. К твоей бабуле он ходил, и не один раз! Я-то с ним только в подъезде сталкивалась, или в лифте. А Вовчик к Альберту, к соседу твоему ходил в приставку рубиться, и видел как Марата Валентина Николаевна впускала. И не один раз видел!

Бабушка? Но Марат мне не говорил…

– Точно?

– Точняк. Я бы не вспомнила, но твой Марат – птица высокого полета, такие в наш подъезд обычно не залетали. Вот и запомнила. Да и Вовка тоже, у него глаз-алмаз. Ладно, беги, тебя уже ждут, – она указала на машину, и хихикнула: – И советом моим воспользуйся!

– Бегу, волосы назад, – улыбнулась я, и пошла к машине.

По пути в клинику мне пришли деньги за выполненный технический перевод, но обрадоваться первой зарплате я не смогла. Размышляла. Почему Марат ходил к бабуле? И… она же умерла потом, неужели…

– Нет, это совсем бред, – прошептала, ругая саму себя.

Лучше я спрошу у него, был ли Марат у нас дома, знаком ли с бабушкой. Каким бы Марат ни был, я никогда не поверю в то, что он мог желать зла пожилой женщине, которую вся семья бросила.

«Закрой гештальт!» – пришло сообщение от Кристины, а следом за ним анимированный стикер с пончиком и бананом, занимающимися жарким сексом.

Дурёха.

Я улыбнулась. Закрыть гештальт? Всё встанет на свои места? Гештальтов у меня много, может потому я в таком раздрае, что ни один не закрыт?

Глава 13

МАРАТ

«Ну как? Есть изменения» – написал Руслану.

«Всё по-прежнему» – пришел ответ.

Черт! Хоть разорвись! И ведь не могу я в США полететь. Связи, деньги – всё это хорошо, но санкции есть санкции. Виза аннулирована, ноту подавать бессмысленно. Хорошо хоть Рус смог вырваться к Егору.

– Та-ак, всё отлично. Можете взглянуть, – врач обратилась ко мне, Алика и так от монитора взгляда не отводит.

А я сначала в телефон пялился, а затем на её живот. В одежде он плоским выглядел, да и сейчас тоже, но если приглядеться, то около пупка уже есть припухлость. Или мне кажется?

– Вот видите? – врач указала на монитор. – У малыша сейчас формируются конечности, пальчики пока сомкнуты, но скоро начнут разделяться. Вырабатывается желудочный сок, идут обменные процессы в почках, сердце бьётся. А еще…

Я кивал, слушал, и смотрел. Только сейчас понимаю – ребёнок есть. По-настоящему. На мониторе я вижу только мешочек, очертаний малыша не разобрать, но он есть.

У него сердце бьётся!

Охренеть!

– Марат, – Алика бросила на меня укоряющий взгляд, но улыбнулась.

А я сообразил, что говорил вслух. До того меня ошарашило то, что я увидел, и услышал. Вроде и не мальчик, и о ребёнке знал, но одно дело знать, а другое – видеть, и понимать.

– Хвостик скоро исчезнет, – продолжила просвещать нас врач.

– Хвост? – не понял я.

– Да. Так формируются дети. Ваш малыш размером чуть больше сантиметра.

– И уже есть сердце? – удивился я, прикидывая размеры ребёнка, за которого сейчас отвечает Алика.

– Конечно.

– А можно послушать? – спросил я.

Врач улыбнулась мне, Алика смутилась, но тоже подарила смущенную улыбку. Очень нежную. А затем я услышал сердцебиение нашего ребёнка, и стало… стало невыносимо.

Я такую херню творил! Знал же, что Алика беременна, о её диагнозах знал, о том же поликистозе, про который даже прочитал. Но ходил к ней, вываливал идиотскую правду, лишь бы её вернуть. А если бы она ребёнка потеряла? Этот малыш был чем-то гипотетическим, вынесенным за скобки, я готов был любить его потому что он – продолжение Алики, но сейчас осознание обрушилось на меня.

Он внутри. Сердце бьётся. Он очень маленький и хрупкий, но уже живой. Наш! Не просто малыш любимой женщины, и её привязка ко мне. Это наш с ней ребёнок!

– Что-то вы побледнели. Воды?

– Нет, – прохрипел я. – А сердце… это нормально, что оно так частит?

– Да. Не переживайте, малыш развивается как надо. Идеальная беременность!

Алика взглянула на меня, и я накрыл её руку своей. Переплели пальцы, проживая этот момент, и как же я благодарен за него! Словами не передать! Егор в коме, Алика не со мной, в бизнесе проблемы, и этот малыш – единственное что по-настоящему меня обрадовало.

Алика встала с кушетки немного смущенная. Хорошо что не просила меня отворачиваться, и не вытолкала из кабинета, хотя и удивлена была, как и я. Оба ожидали что УЗИ – это гель на живот, но смотрели её изнутри.

– Пообедаем? – предложил, уже настраиваясь на отказ.

«Не давить! – напомнил себе. – Откажется – буду пытаться снова!»

– Давай, – кивнула она. – Бургер хочу. Только не ресторанный, там котлеты невкусные. И печеную картошку с сырным соусом!

Водителя я отпустил, и сам сел за руль. Алика рядом, смотрит на меня украдкой, больше не бросается обвинениями. Прошлое мы обсудили, во мнениях не сошлись, значит всё же нужно время? Я-то точно знаю, что не отпущу её, просто нужно быть… мягче? Более гибким? Терпеливым?

Пытаюсь…

– Вкуснятина, – Алика вгрызлась в бургер, и мне даже послышалось, что заурчала от удовольствия.

– Аль, а тебя тянет на селедку с молоком? На икру с шоколадной пастой?

– Нет, а должно?

– Я многое про беременных слышал.

– Я тоже, – подмигнула она. – Асфальт не нюхаю, мел не грызу, среди ночи не рыдаю из-за отсутствия земляники. Скучная беременность, скажи? Аж стыдно за себя.

Я усмехнулся, хотя с Аликой согласился. Я бы хотел, чтобы она разбудила меня звонком и потребовала свежих устриц с трюфельным соусом или что-то подобное. И нашёл бы. Любой изыск, любое кулинарное извращение.

– Марат, ты был знаком с моей бабушкой? – вдруг спросила она. – Только честно! Кристина мне говорила, что тебя видела у нас, а сегодня подтвердила, что ты к бабуле ходил. Вы знакомы были, или нет?

– Знакомы.

– И? – нахмурилась она.

И я рассказал. Не всё, разумеется. Незачем Алике знать, как сильно сдала Валентина Николаевна. С ней не связывались ни сын, ни Алика. Просто пропали в один момент. Незачем Алике знать и о том, как я сначала относился к её бабушке – с отвращением из-за того, что она родила Веснина. Но я рассказал, как привязался со временем к этой пожилой женщине, как навещал, как оплатил больничную палату и лечение, вот только из-за командировки успел только могилу её навестить.

– Не могу сказать, что полюбил её. Валентина Николаевна мне не родной человек, всё же, но… привязался, – признался я. – Это странно – дружить с женщиной вдвое старше, но мы именно дружили с ней. Она часто о тебе говорила, вспоминала. Тебя она больше любила, чем своего сына.

– Внуков часто любят больше, чем детей. Марат, – Алика взяла меня за руку, и я приготовился к неприятным вопросам, упрекам, к очередному заявлению, что это наш последний обед. – Спасибо тебе!

– За что?

– За то что бабулю навещал. Я даже не знала об этом, – покачала она головой. – Мне говорили, что палату и лечение оплатили, но я думала что это Игнатов. Спасибо!

– Это мелочи.

– Я не только про деньги. Спасибо что навещал. Что не бросил. Я думала что она совсем одна была, никому не нужная, но ты… в общем, спасибо тебе за это, – грустно выдала Аля, и сжала мою руку.

Смотрит с теплом, в глазах нет неприязни и того страха, который уколол меня, когда приехал к ней в день операции Егора. Даже рад был отчасти, что прогнала. Вдруг натворил бы дел, и окончательно бы всё испортил?!

– Не за что, – прохрипел я. – Аль, может вещи начнем покупать для ребёнка?

– Плохая примета.

– Я в них не верю.

– Я тоже, но мало ли. Не хочу рисковать, – Алика потянулась к картофелю. – Лучше основное купим ближе к родам, а всё остальное уже после. Ладно?

– Как скажешь, – решил я согласиться.

Ни хера подобного. Уверен что после родов ни Алике, ни мне не до покупок будет. Так что куплю всё сам, только Алике не стану говорить об этом. А все эти приметы – лажа.

– У нашего ребёнка есть хвост, – вдруг улыбнулась Аля.

– Сам в шоке! Надеюсь, он пропадет до родов!

– А если нет?

– Нашего ребенка я буду любить даже с хвостом, – честно признался я, и Алика рассмеялась.

По-настоящему.

Это странно – сидеть с ней рядом и разговаривать, шутить, пусть и глупо. Раньше мы не так проводили время. Женщина мной воспринималась как та, кого можно любить, трахать, защищать. Но разговаривать с ней, воспринимать всерьез, по-настоящему узнавать – об этом я и не мыслил.

Зря.

В чём-то Алика права. Мы изначально не с того начали. Меня она привлекла, это показалось интересным – иметь дочь того, кого я ненавижу. Я её трофеем воспринимал, и не сразу понял, что люблю. Вот только время не отмотать. Алика жалеет об этом, я тоже, но я это принимаю. Да, начали не с того, но всё можно исправить.

– Как Егор?

– Лучше не будем об этом, – покачал я головой, решив больше не вгонять Алику в стресс.

Она тут же насторожилась:

– Он… Боже, он умер, да? Марат?

– Нет, – снова, уже третий раз за день сжал её ладонь, успокаивая. – Егор жив. Прооперировали. Организм был крепкий, но во время операции возникли сложности. Нас предупреждали, что так может быть. Он в коме.

– В коме, – прошептала Алика.

– Братом занимаются лучшие врачи. Нам не предлагают отключить его, мозг не умер, надеюсь, Егор выкарабкается. Несмотря ни на что он сильный.

– Ты в это веришь?

Нет. Стакан наполовину пуст – эта фраза характеризует мое отношение к жизни.

– Верю, – солгал я.

– Я тоже. Ты… ты прости, что я тебя прогнала в тот день, – тихо сказала Алика. – Я больше о себе думала, а не о том, что тебе может быть плохо.

– Не извиняйся, – улыбнулся, чувствуя подъем.

Алика жалеет, что прогнала меня? Значит, это работает – то, что я дал ей время, и не стал давить? Нужно не просрать момент, и вернуть её, пока Алика под впечатлением от УЗИ и от меня…

– Аль, спасибо что позвала меня сегодня. Я не должен пропускать все эти моменты – сердцебиение, снимки ребёнка, походы к врачу. Это важно для меня.

– И для меня. Тебе правда было интересно сегодня?

– Очень, – я пересел к ней, и приобнял. – Я многое тебе о детях говорил, и о своей неготовности к ним, о нежелании, но… спасибо. Наш ребёнок – сейчас он самое важное для меня. Ты и он. Или она.

Глаза Алики сияют. Ну же, поддайся мне! Чувствую себя подростком, впервые решившим к девчонке подкатить – также растерян. То ли поцеловать, и получить пощечину, то ли поцеловать, и получить поцелуй в ответ? Или вообще не целовать, а ждать?

– Ты ничего не пропустишь, Марат. Обещаю. Мы вроде бы научились ладить с тобой, да? – она погладила моё плечо, и я решил – после её слов точно поцелую, всё к этому и идет. – Я даже не ожидала, что мы можем с тобой нормально общаться. Мы не пробовали этого делать раньше, а зря. Мы… знаешь, мы с тобой можем… – Алика повернулась ко мне такая нежная и счастливая в этот момент, что взять бы её в охапку, привезти домой, и месяц из постели не выпускать!

– Что мы можем? – сам не узнал свой хриплый голос.

Сердце выпрыгивает из груди. Ну же, Алика!

– Стать хорошими друзьями. Я больше не прогоню тебя в трудный момент, и буду рядом, – выдала она.

Блядь!

Взглянул на неё ошарашенно. Алика это серьезно? Или поиздеваться решила? Я уже готов был ей вставить, но услышал, что она не такая – вот как это прозвучало. Какими на хер друзьями?

– Отвезешь меня домой? Я наелась. Или ты торопишься?

– Отвезу, – процедил я.

Согласиться на эту говнодружбу? Или ну на хер?

«На хер» – решил я, и в голову пришла идея – не слишком честная, но по-честному с Аликой не работает.

Дружбы не будет. Будет секс.

– Поехали. Я освободил весь день. Проведем его вместе, – я встал с дивана, и помог Алике подняться, а азарт тем временем разгорался во мне.

Сегодня она окажется в моей постели.

Подруга, блядь.

Глава 14

После смерти папы у меня были приятные моменты. Я научилась радоваться солнцу и ветру, смеяться с Кристиной, наслаждаться беременностью. Не знаю, кто у меня родится – мальчик, или девочка, но уже начала представлять своего малыша. Даже над именем начала думать.

Вот только счастливой я не была. До этого момента.

А сейчас я чертовски счастлива! До радуги в глазах! Я увидела своего малыша, услышала биение его сердца, а полным мое счастье сделал Марат. Какие бы у нас ни были сложности, как бы я себя не корила за то, что не могу его ненавидеть, это важно – держать за руку отца своего ребенка в такой момент. Важно обсуждать с ним снимок УЗИ, смеяться над хвостиком малыша, и ждать. Вместе.

Сегодня я переполнена счастьем под завязку, и хочется им делиться со всеми. Особенно с Маратом. Я не шутила, предлагая ему дружбу. Я готова к этому.

– Ну что, подруга, садись в машину.

– Может, немного пройдемся? Пару улиц. А потом вернемся к авто, и подвезешь меня, м?

Оглядела хорошо знакомую мне улицу. Старый центр наполнен красивыми, но неотреставрированными историческими зданиями времен девятнадцатого века. Из некоторых сделали кафе и рестораны, а позади виднеются хрущевки и сталинки. Так себе красота, но сейчас мне всё кажется очаровательным – величие зданий, тихий шелест листвы.

Я просто хочу гулять.

– Я только за.

– Кажется, ты на меня злишься, – нахмурилась я. – Из-за предложения дружить?

– Аль, я не злюсь. Я умиляюсь, – голос Марата серьезен.

– Мне не нравится слово «умиляюсь»! Говоришь так, будто я ребенок, и глупость предлагаю, – взбрыкнула я.

Марат только хмыкнул на мою фразу, чем впервые за этот день меня взбесил.

– Что смешного? Я выход предлагаю, а ты издеваешься! Ребёнку, я так понимаю, ты уже рад. И то, что ты принял отцовство, радует и меня. Приятно осознавать, что малыша не только я жду, но и его или её отец, – затараторила я эмоционально. – Я о будущем думаю, знаешь ли! Ребёнок все равно со мной будет, и я не хочу, чтобы наш малыш видел вражду или неприязнь. Я хоть и не очень опытная, и с людьми мало взаимодействовала по жизни, но насмотрелась и здесь, и в Рио на родителей, которые на ножах. Во всех странах у людей проблемы одинаковые, Марат. Страдают в итоге дети, а все из-за того, что их родители не могут сохранить даже видимость нормальных отношений. С любовью не вышло, так пусть хоть с дружбой получится!

– С дружбой, ну да, – не особо впечатлился Марат.

Я зарычать готова.

Ну какая же он скотина!

Я не блаженная дурочка. Знаю, чего Марат хочет от меня. И мое предложение ему видится детским садом. Я и сама раньше уверена была, что не может мужчина с женщиной дружить, а уж бывшие любовники и подавно. Но сейчас мнение мое изменилось. И это мое предложение – важный шаг для меня. Его точно не стоит обсмеивать.

Жаль, что Марат так не думает.

– Да, дружба! – процедила я. – Тебе стоит подумать, и оценить то, что я сказала.

– По саунам со мной будешь ходить, подруга? По барам? Готова видеть, как я девок снимаю? – спросил Марат с ничем не прикрытой насмешкой. – Я дружу именно так: отвлекаясь от работы иду в бар, или в клуб, выпиваю, и ищу женщину на ночь. Искал.

– Издеваешься? – прошипела я.

– Да. Также как и ты надо мной, – спокойно подтвердил Марат.

– Пошел ты!

– А как же дружба? – рассмеялся он, и остановил меня, придерживая за плечи. – Только начали дружить, а ты уже меня посылаешь. Хреновая из тебя подруга, Аль. Я разочарован. Прямо-таки раздавлен.

– Не хочу с тобой разговаривать. Ты невыносим. Я ради ребенка стараюсь, а ты всё в шутку переводишь.

Отвернулась от него, обошла, и пошла по тротуару дальше.

– Я перевожу все в шутку, потому что ты сама не понимаешь, что говоришь, – ровно произнес Марат мне в спину.

И зашагал со мной дальше.

– Ты старше меня, конечно, но не так уж сильно, я знаю, что предлагаю. Я просто хочу, чтобы ты видел меня беременной, – решила я быть откровенной с ним. – Мне кажется, это важно для тебя, как для отца ребенка: смотреть, как мой живот растет; чувствовать первые толчки малыша во мне; разделить со мной эти моменты, понимаешь? Если у нас не будет нормальных отношений, то я не смогу тебя подпустить так близко. Вместе как пара мы закончились, этого уже не изменить, что бы ты там ни думал по этому поводу. Но другие отношения выстроить можно. Дружбу. Я не про походы по пивнушкам и блядство говорила, а про нормальные отношения без претензий. Чтобы я смогла себя чувствовать комфортно в итоге, а как следствие – и ребенок. Теперь понимаешь меня?

Марат молчит. Мы идем дальше, людей, как назло, нет. Разгар дня, но город словно вымер, и мы одни на улице. Тишина эта идиотская давит. И Марат тоже давит.

Я от родителей натерпелась именно этого – все мои слова они не воспринимали всерьез. Стоило мне только сделать шаг им навстречу, поделиться чем-то за ужином, как папа усмехался, мама закатывала глаза, и просила не молоть чушь. Чушью для них было мое желание научиться играть на гитаре, желание побывать в Мачу-Пикчу, и другие увлечения. Маме было можно любить лошадей, а вот моя мечта попробовать заняться серфингом для них – идиотизм. И не потому что опасно, а просто так.

Смирилась я в шестнадцать лет, когда меня одолела первая любовь. Его звали Лукас – восемнадцатилетний классический «плохой парень». Прямо как из фильма «Три метра над уровнем неба»: темноволосый красавчик на байке, разгильдяй и мерзавец. Но как же он умел улыбаться!

И он улыбался мне целую неделю. Были прогулки, поцелуи. Я даже училась расписываться, его фамилию примеряя. Первая любовь со всеми вытекающими. Призналась родителям, хоть и стыдно было, и скрыть могла. Многие девочки скрывали влюбленности, хотя отношения у них в семьях намного лучше были. Но я этот шанс хотела использовать, чтобы хоть какое-то подобие нормы у нас было. Чтобы папа заставил меня приходить домой пораньше, чтобы мама побеспокоилась, и попросила не торопить события. Чтобы они хоть как-то отреагировали.

Они отреагировали чертовой усмешкой. Правду сказали – что бросит он меня, так как несерьезный, махнули рукой на моё рассказ, и продолжили ужинать. В тот день я впервые выкурила сигарету. Побежала искать Лукаса на эмоциях, и встретила его с другой. После этого я выкурила вторую сигарету, вернулась домой, и больше ничем с семьей не делилась.