Читать онлайн Любовь без розовых соплей бесплатно

Любовь без розовых соплей

Пролог

– Почему идиотизм? – за толстыми линзами очков глаза приятельницы становятся совершенно круглыми, как у разбуженной не вовремя совы. – Ощущение влюбленности – это… это…

– Это работа гормонов. Разбушевавшийся инстинкт размножения. И когда говорят “химия любви”, имеют в виду именно это, – пожимаю я плечами. – И если честно, мне непонятно, как могут взрослые адекватные люди верить во все эти бабочки в животе? Мы что, единороги, что кушают радугу и…

– Да как ты… Ты звучишь как…

– Как мужчина? Ага. Потому что как раз они, мужчины, над нашими девичьими охами и вздохами глумятся только так, – я выдыхаю тонкую струйку дыма в открытую форточку на кухне. – Поверь мне, девушке, работающей в исключительно мужском коллективе. Уж я наслушалась и баек, и анекдотов… – я делаю пальцами знак кавычек в воздухе, – из жизни. Мужики не влюбляются. Они хотят, у них встает, они вожделеют, а заодно оценивают кучу параметров. Еще вот дружить они умеют с теми, на кого не встает, а романтические бредни – удел исключительно глупеньких “фиялок”, зачитывающихся любовными романами.

– Говоришь, не просто как мужик, а как… полный козел при этом. И работаешь с такими же. Тебе сахар в кофе класть? – Горячая чашка с шапкой пенки аккуратно придвигается к моему краю столика.

– Не. Я кофе пью без сахара, чтобы его натуральный вкус не портить. – Я возмущена такой оценкой моих коллег, классных ребят, но решаю уже не кидаться на их защиту. Мне и этого разговора за глаза достаточно, чтобы подпортить настроение. – Ты замуж по любви выходила? По великой? Единственной и неповторимой?

– Разумеется! – возмущается подружка и по совместительству добровольный психолог, непонятно с чего решившая, что мне нужна ее помощь.

– И где твой любимый муж? – дергаю вопросительно бровью.

– Ну… не сложилось. Так бывает. Но это не значит, что…

– А бабочек ты перед этим как, ловила? Конфетно-букетные восторги коллекционировала? – Я делаю глоток и зажмуриваюсь от удовольствия. Кофе Наташа варит божественный. Вот где бабочки порхают и сердце аж в горле бахает.

– У нас все было замечательно и романтично. Все как у людей – и свидания, и подарки, и предложение на коленях, вообще… Нормально все было. Но мы же сейчас не об этом!

– Именно об этом. Слушай, ну вот ты считаешь себя продвинутым психологом, о карме рассуждаешь, берешься курсы вести, с людьми работать, а свою-то жизнь ты обустроила? Ты прости, я сейчас прозвучу жестоко, возможно, но, чем разочаровываться, лучше не очаровываться – ни людьми, ни ситуациями, ни, тем более, отношениями. И я готова обратиться к семейному психологу, по которому видно, что как раз с семьей у него все в полном порядке. А у тебя: мама в разводе с отцом, ты в разводе с мужем, дочка твоя, выскочив замуж в восемнадцать по великой любви, уже родила двоих от ровесника, который не зарабатывает ни хрена и, как ты сама говорила, похоже, начал погуливать. В чем прикол? Чему ты учишь в семейных отношениях? Терпению? Взаимопониманию? Умению находить компромиссы? Трезвому взгляду на ситуацию? Ответственности за собственных детей, в конце концов? А где все это тогда в твоей семье?

– Вот сейчас было обидно, – она отворачивается и с преувеличенным вниманием разглядывает календарь на стене.

Я снова делаю глоток кофе и пожимаю плечами.

– Натусь, прости, ты хотела вывести меня на откровенный разговор о семейных ценностях и моем отношении к любви. И он есть у тебя – я говорю откровенно, потому что надеюсь, что ты оценишь мою честность. Я не очарована тобою. Не потому что ты плохая, ты классная баба, рили. И я многому у тебя учусь. Но, блин! Сними ты уже свои розовые очки. Я на десяток лет младше тебя, а мне кажется, что нас поменяли местами. И потом, я ж не говорю обо всех. Я говорю только о себе. Мне не восемнадцать, в конце-концов, и у меня были мужики, разные. Не то чтобы прям много-много, но были. И то самое воспеваемое тобой состояние влюбленности я тоже пережила. Однажды. Но мне не понравилось. Потому что вот эти вот розовые сопли, прости за грубость, только мешают. Замутняют трезвый взгляд на человека, превращая все его недостатки либо в достоинства, либо в неважные мелочи. А потом проходит пару месяцев ежедневного сосуществования на одной территории – хорошо, если отдельной, а не вместе с его или твоими родителями – конфетно-букетный период заканчивается, и хоп – получаешь на выходе вместо крутого брутала, обещавшего носить тебя на руках, стремного пацанчика, ноющего, что борщ не так хорош, как у его мамули. Не, нафиг такое счастье?

– То есть ты хочешь сказать, что ты могла бы построить семью с мужчиной, все недостатки которого будешь ясно представлять? Прям вот все до единого? И что, даже любить его не обязательно?

Фейспалм. Я хлопаю ладонью по лбу от невозможности объяснить что-то тому, кто считает себя умнее и опытнее тебя. Подруга неисправима в стремлении окрасить отношения с мужчиной в розово-золотистые цвета. И порхать бабочкой до первой ссоры.

– Натуся, я не говорю о том, что голый секс может служить прочной основой для отношений. Но если у тебя с мужиком совпадают ваши санитарно-гигиенические нормы… – я кручу в воздухе руками, пытаясь подобрать верное слово, – жизни, и если при этом вы удовлетворяете друг друга в сексе, то вы проживете долго и счастливо. И для этого не нужны никакие дурацкие слова на букву “Л”, никакие бабочки и никакие сю-сю-му-му. Заметь, я при этом не упоминаю еще одно дурацкое слово – на букву “Б”.

Приятельница в очередной раз выпучивает глаза.

– Я про брак. Короче, ни в любовь, ни в институт брака я не верю. И тебе не советую. Зато я верю в разумный подход к выбору партнера и множественный оргазм. Кстати, отличный тост. Я б под такой даже выпила. Тащи свой коньяк.

И пора закруглять этот разговор.

Иначе… иначе я сама поверю, что во время той ночи, которую я не должна была допустить, в моем животе все же порхали гребаные бабочки.

Глава 1

– Как, говоришь, твоя фамилия? Милишь, Мулешь?..

– Малышева. Ольга Малышева.

– Не, не выговорю. Будешь Джинджер.

В переводе ближе всего – Рыжик, Рыжуля. В принципе, ничего странного или страшного. К такому прозвищу я привычна и в русском варианте.

– Каждое утро начинаешь со сводки по нефтерайону*, да. Отгружены, у причала, на рейде, на подходе. Полный список, да. Уточнять цифры накоплений не только на нефтебазе, но и у всех грузоотправителей, да. У агентов постарайся выяснить, кто сюрвейер**, да. В восемь по Москве сводка должна быть отправлена всем клиентам, да. Да?

Я лишь киваю головой, вылавливая в речи нового босса знакомые слова: рейд, подход судна, грузоотправитель… Повезло мне, что перед этой работой я успела пополнить свой активный вокабуляр морской лексикой. Потому что без таких специфичных терминов я бы этого угрюмого типа не поняла от слова вообще.

– После сводки занимаешься всеми полученными накануне отчетами от инспекторов из наших филиалов, да. Шаблоны отчетов для головного офиса я тебе кинул на почту, там для каждого филиала свои, в зависимости от нефтепродукта, да. Лицензия есть?

Я даже не сразу понимаю, что это уже обращенный ко мне вопрос.

– Эм, лицензия? А, поняла, водительские права. Нет, к сожалению. Водить умею, а прав нет.

– Получай в ближайшее время. Если до конца испытательного срока не организуешь, я тебя не утвержу в этой позиции, да.

Мой новый босс – хмурый, лохматый британец. Весьма колоритный, надо сказать, типок. Выгоревшие на солнце, вьющиеся, слегка спутанные волосы длиной почти до лопаток забраны в небрежный хвост, длинные усы, переходящие в бородку, золотая серьга в левом ухе, массивная цепь с огромным медальоном – якорь, сердце и крест – виднеются на широкой волосатой груди. Джинсы рваные, ботинки с металлическим носком заляпаны какими-то темными пятнами – и мне их прекрасно видно, потому что обутые в них ноги лежат прямо на шефском столе, сантиметрах в тридцати от моей руки. Фланелевая рубаха неожиданно нежного розово-сиреневого цвета с закатанными рукавами, из-под которых видны другие «рукава» – драконы, розы и еще какая-то непонятная мне символика. Стивен Блэтчфорд, операционный менеджер, бывший английский моряк, нынче второй человек в совместной российско-английской сюрвейерской компании, правая рука директора, на первый взгляд выглядит как то ли бомж, то ли цыган, то ли пират, то ли бывший байкер.

– Пропуска на район, на нефтебазу, на загрансуда на тебе, связь с городским офисом и лабораторией тоже, да. С головным даже не вздумай сама разговаривать, все только через меня. Там такие говнюки сидят, одну цифру после запятой перепутаешь, потом мне лопатой разгребать придется. Вопросы задавать мне не стесняйся, облажалась – признайся, вздрючу, но прикрою. Будешь юлить и врать – нахрен пойдешь, да. Да? Все понятно?

– Э-э-э, несколько слов не поняла, но в целом идею уловила.

– Ну, считай, собеседование прошла и можешь приступать к рабо… Твою мать, придурок! Чертов козлина! Гребаный гандонище!

Стив срывается с кресла и кидается к стоящей за моей спиной рации – вот уж пережиток прошлого. Но, как мне успели объяснить, на нефтерайоне запрещено использование мобильной связи, а вот на рации этот запрет не распространяется.

– Док-два Хиппи, прием. Хиппи, чертов ублюдок, отвечай!

– Здесь Хиппи, Док-два.

– Сколько контейнеров для проб ты взял?

– Как всегда, Стив.

– Как всегда? Балбеса кусок, ты на мазутчик*** пошел, а взял десять штук, как для сырой нефти!

– Уй, черт… Сейчас вернусь.

– Иди работай, членоголовый, тебе новенькая все сейчас притащит.

Новенькая, как понимаю, это я. И что-то тащить по причалу в замшевых туфельках на каблучке придется тоже мне.

Ну… зато пахнет детством. Моя новая работа пахнет… детством.

Мне, дочери капитана дальнего плавания, запах нефти напоминает о самых счастливых днях той беззаботной поры – папа пришел с рейса, мы с мамой у трапа, такие нарядные, в предвкушении встречи после многомесячной разлуки, морской бриз, в котором смешиваются запах соленой воды и паров нефти, горящие радостью глаза отца… Дополнительные, не учтенные в трудовом календаре праздники семьи моряка – он дома!

Наш офис на нефтерайоне стоит отдельно от основного здания. И это отнюдь не офисное строение. Скорее два вагончика-бытовки, обложенные кирпичом. Маленький такой домик, приютившийся почти на самом краю пирса. Крохотная кухонька, на которой с трудом могут развернуться двое, такая же крохотная спаленка с двухъярусной кроватью для тех, кто работает в ночь, небольшой тамбур, выполняющий заодно роль кладовой, и, собственно, офис – помещение с тремя столами и офисной техникой. Небогато вроде бы, но тепло, сухо, компания кормит за свой счет и доставляет к месту работы. И зарплата неплохая, и даже очень. А еще море. Море, которое ты видишь, оторвав взгляд от экрана рабочего компьютера. И плевать, что шеф матерится через слово и орет по поводу и без. То ли потому, что матерится он не на моем родном языке, то ли потому, что, несмотря на общий хмурый вид, он действительно яростно защищает всех тех, кого взял в свою команду – перед первым рабочим днем я постаралась выяснить максимум возможного о людях, с которыми мне придется работать.

С этим мы точно сработаемся.

Взгляд у него… правильный взгляд. Не тот, который восторженные девицы называют “голодным мужским” и который жаждут ощущать на себе – фу-у-у, я вас умоляю, только не на работе! – а взгляд на равного, на партнера, на того, с кем ты трешься бок о бок каждый день, с кем нет ни сил, ни желания, ни необходимости казаться кем-то другим, а достаточно быть просто самой собой. Такой, какая ты есть без макияжа и в любом настроении.

Найти работу в нашем небольшом городке не так уж и просто, вакансию с английским языком, при этом не в школе – еще сложнее, а уж устроиться в компанию, где трудятся иностранцы, да не один, а сразу четверо – и вовсе предел мечтаний. И вовсе не для того, чтобы влюбить в себя заморского принца и укатить с ним в безоблачную жизнь. Об этом пусть мечтают молоденькие глупышки. Я так долго и упорно искала нечто подобное исключительно ради того, чтобы знание языка, владение которым твои преподаватели оценили высшим баллом, стало реальным. Ибо без настоящей языковой практики ты максимум можешь разучивать стишки и петь глупые песенки с первоклашками в средней школе, и не более того.

Поэтому простите меня, мои любимые туфельки. Похоже, сегодня вам придется несладко.

– Эй, Джинджер! Без каски не смей переться на причал! Оштрафуют за нарушение техники безопасности!

В общем, красавица, да и только.

Я, что называется, зуб даю, новый шеф мысленно угорает, глядя на то, как его новая сотрудница – то есть я – одетая в строгую офисную юбку, шелковую белую блузку, лодочки на невысокой – слава богу – шпилечке, с каской на башке и с необъятными упаковками пустых пластиковых контейнеров для проб мазута тащится по длиннющему причалу.

Первые пару десятков метров я просто злюсь, потом проклинаю и Стива, и себя за то, что не догадалась надеть сегодня хотя бы брюки, потом начинаю осознавать несущийся мне вслед свист матросов с ошвартованного на дизельном причале суденышка. А потом… да просто сама начинаю хихикать над собой. Потому что плюс ко всему по каске громко шлепает первая крупная капля дождя. Еще через три минуты я понимаю, что одним свистом дело может не обойтись. Насквозь мокрая от припустившего дождя блуза становится практически прозрачной, не оставляя места воображению, а тонкая ткань намокшей юбки плотно облепляет ноги, мешая идти.

Чудненько. А до мазутчика еще метров пятьсот, не меньше.

И вдруг сзади меня плотно обхватывают крепкие мужские руки.

* нефтерайон – морской терминал, на котором производят грузовые операции по погрузке/выгрузке нефти и нефтепродуктов

** сюрвей – независимая инспекция количества и качества отгруженного продукта, эту услугу обычно заказывает грузополучатель. Сюрвейер – специалист по этому виду услуг.

*** мазутчик – танкер, на котором перевозят такой нефтепродукт как мазут.

Глава 2

Я спотыкаюсь от неожиданности и выпускаю одну из упаковок с контейнерами, которые весело рассыпаются по бетонным плитам причала.

– Прости, не хотел тебя напугать. Придержи-ка, а то сползет.

Я поворачиваюсь в каком-то плотном коконе, запоздало осознавая, что мне на плечи накинули тяжелую форменную куртку. А тем временем напугавший меня наклоняется и собирает высыпавшиеся из упаковочного полиэтилена контейнеры.

– Ты меня испугал до чертиков, – выпаливаю я, как только парень поднимается. И зависаю на мгновение.

Говорят, глаза человека – окна в его душу. И глядящая сейчас на меня душа похожа на грозовое небо: темно-серые, с тонкими всполохами рыжеватых молний. Никогда таких не видела. Красиво и почему-то немного страшно. Аж мурашки по рукам пробежали. И это не от холода.

– Прости еще раз. Просто ты вымокла вся. Простынешь ведь.

– Надеюсь, что не простыну. Если что, напьюсь дома чаю с брусникой, в морозилке еще есть немного. Но промокла реально до нитки. Чисто русалка.

– Или сирена. Ты поешь?

– Как павлин, – нервно хихикаю я.

– Ну и ладно. Зато наверняка человек хороший. И уж точно честный, – улыбается уголком губ парень. – Меня зовут Данил.

– Оля, – протягиваю ему руку для пожатия, и куртка тут же начинает ползти, прихватывая за собой ткань тонкой блузки. От излишнего натяжения пуговица на груди не выдерживает и выскальзывает из петли. Упс. Хорошо, что бюстик на мне новенький, даже если я и смущена, то хотя бы за белье не стыдно. Поспешно выхватываю свою холодную ладонь из его теплой руки и выпаливаю очевидный вопрос, параллельно запахивая на груди одолженную куртку: – Работаешь на нефтерайоне?

– В “СаусОйле”. Кхм… экспедитором. На судно иду подписывать документы. Нам в одну сторону, пойдем, а то время поджимает, – и он, подхватив вторую упаковку этих чертовых пластмассовых баночек, направляется в сторону нужного мне танкера.

Он идет вроде рядом, но немного впереди. На полкорпуса. И мне прекрасно видны широкие плечи, обтянутые простой светлой футболкой, и отлично прорисованные мышцы спины, которые облепливает быстро намокающая ткань, и крепкая задница в темных ливайсах. И да, куда же без каски и ботинок с металлическими носами.

– Ты же промокнешь. Как ты без куртки?

– Ерунда, не переживай за меня. Сейчас меня греки напоят своим зверским кофейком, а я еще внаглую попрошу плеснуть туда Метаксы. Я кэпа давно знаю, не первый год сюда заходит, – он задирает голову и подставляет лицо дождю. И я снова зависаю. Прямой нос, щетина на слегка впалых щеках, и стекающие по ним дождевые капли хочется… слизнуть. Поймав себя на этой неприличной мысли, я спохватываюсь и зачем-то говорю:

– А я сегодня первый день.

– Оно и видно. В “ФастПойнте”, – даже не спрашивает, а утверждает он.

– А ты как догадался? – искренне удивляюсь я.

– Ты тащишь контейнеры для проб явно на мазутчик, потому что для сырой нефти так много не надо. Мазутчик у причала стоит всего один. И по нашей утренней сводке сюрвейер на нем “ФастПойнт”. Бинго.

Я киваю. Действительно, все логично. Для того, кто во всем этом варится давно.

– И потом, только засранец Стив, дай бог ему здоровья, отправит в такую погоду девушку на причал с пустыми контейнерами для проб.

– Ты его тоже знаешь? Хотя ты тут наверняка всех знаешь. И почему засранец? Мне он показался нормальным.

Серьезно, я не вру. Мне мой босс показался не только нормальным, а еще искренним и честным. И даже грубость его меня не смущает. Лично я предпочту грубоватого, но честного засранца, чем вежливого, но подлого негодяя.

Парень пожимает плечами.

– Он-то нормальный. Когда его узнаешь получше. Но первые пару недель будет тебя испытывать на прочность. Он всех испытывает. Но мне казалось, что с девушками мог бы быть и помягче. Мы пришли, кстати.

Он подходит к трапу ошвартованного судна и, приложив два пальца ко рту, громко свистит, а выглянувшему матросу повелительно кричит на английском:

– Эй, чувак, позови сюрвейера, пусть пустые пробники заберет.

– Оки-доки, шеф, – отвечает матрос и скрывается из вида.

А я снова тайком рассматриваю случайного попутчика, который вот так вот взял и снял с себя теплую куртку, чтобы укрыть ею от непогоды совершенно незнакомого человека. Ладно. Не просто человека, а симпатичную девушку – я не то чтобы нескромная, потому красавицей себя и не называю, но уж симпатичная и фигуристая это точно. Но все равно. Мог ведь просто пройти мимо. Или помочь, но куртку не отдавать. Сам-то теперь стоит под дождем в одной футболке. Стоит и немного устало улыбается.

– Извини, сегодня из меня так себе собеседник.

– Да мы и не на светском рауте, – отвечаю я, а самой почему-то очень хочется, чтобы пресловутого Хиппи, в помощь которому меня отрядили, не нашли как можно дольше. Потому что мне уютно рядом с этим парнем. Даже под дождем. И даже просто молчать.

Хм, странно. Внезапно.

– Хай, Дэн! Стив вроде говорил, что отправил ко мне новенькую, – раздается жизнерадостный голос с верхней площадки трапа.

– Привет, Хиппи. Он и отправил. Изверг. Под дождем, с сорока контейнерами. Спускайся, забирай, у нее по-любому нет пропуска на загрансуда. А мне некогда тащить их к тебе, у меня тридцать коносаментов* на подписание.

– Ага, иду. – Упомянутый Хиппи – блин, им реально всем выдают одинаковые ботинки и каски? – грохочет по металлическому трапу.

Похоже, парень-океан сейчас уйдет, а я побреду обратно под дождем. И буду до конца рабочего дня сидеть в мокром. Эх.

– Я…

– Мне… – произносим мы одновременно.

– Давай ты первая, – поворачивается ко мне Данил.

– Спасибо за куртку. Может, заберешь все-таки?

– Не стоит. Тебе еще в ваш Док-два надо вернуться. Я потом как-нибудь загляну и заберу.

– Буду ждать, – ляпаю я и прикусываю язык.

Черт! Ну на хрена ты это сказала, Леля? Совсем, конечно, не палевно.

– В смысле, заглядывай, конечно. Надеюсь, ты успеешь, пока я на испытательном сроке.

– Думаю, ты его пройдешь, – он трет глаза пальцами левой руки, и я снова отмечаю, что вид у него уставший. Как у человека, что не спал всю ночь. А потом работал целый день. – У Стива нюх на хороших людей. И в свою команду он набирает только таких.

– Ну, хороших людей много, а работать лучше все же с профессионалами, – возражаю я.

– У Стива другая философия. Он говорит, что ему проще сделать из хорошего человека отличного профессионала, чем работать в команде с подлецом даже самой высокой квалификации.

Вот как? Наверное, что-то есть в этой философии.

– Привет, Джинджер, я Хиппи, – радостно восклицает мой коллега и забирает из рук первую упаковку. – Дэн, спасибо, что помог нашей Рыжуле.

– Вообще-то меня зовут Ольга, – поправляю я его.

– Не-а, привыкай к тому, что тебя все будут звать Джинджер.

– Тогда уж лучше Рыжуля, – говорит Данил и вдруг протягивает руку и заправляет мою мокрую прядь за ухо.

Именно в этот момент я замечаю на безымянном пальце его правой руки обручальное кольцо.

* коносамент – основной документ при транспортировке груза морским транспортом. Говоря простыми словами, это расписка капитана судна о том, что он принял на борт груз и несет за него ответственность до момент выгрузки.

Глава 3

– Джинджер, какого хрена! Где эти гребаные отчеты по гребаной дизельке?

– На твоем столе, – невозмутимо отвечаю я и продолжаю печатать, даже не обернувшись на вопль.

– Нет ни хера на моем гребаном столе!

– На твоем столе в твоих херах черт ногу сломит. А отчеты я положила справа, на справочник ЭйПиАй*.

– А, точно. Увидел. И где мой гребаный кофе-милк?

– В гребаной микроволновке. Звякнет через гребаные тридцать секунд, и я тут же тебе его принесу. Только убери свои гребаные ботинки с гребаного стола. Мне некуда поставить твою гребаную ведерную кружку.

На самом деле английский язык не настолько изобретателен в отношении нецензурной лексики, как наш родной, который велик и могуч. Но как в любом языке есть тонкости, которые сложно выучить, надо чувствовать их.

Стив матерится через слово, вне зависимости от настроения. Одним и тем же волшебным набором букв f, u, c и, разумеется, k он выражает гнев, презрение, удивление, восхищение и умиление. Ну, собственно, как и некоторые из нас.

Но только носитель языка может передать все нюансы одного и того же грубого слова правильно.

Будучи филологом, я очень быстро выучиваю те самые тонкости, заслужив молчаливое одобрение шефа. А ребята из команды точно так же моментально просекают, что в любой сомнительной ситуации разговаривать со Стивом лучше через меня.

– Рыж, как там дракон?

– Усатый-волосатый лакает свой молочный кофе.

– Слу-у-ушай, тут такое дело…

– Не-а. Точно не сейчас. Любое дело лучше после обеда. Он погавкался с Филом из лаборатории, так что пока не поест свой сендвич с карри, к нему не подползать на расстояние полета кружки.

– Боже, как мы выживали до тебя? Рыж, ты ангел!

Очень спорное утверждение, но к нашему дракону я все же умудрилась как-то приноровиться.

– Блин, Оль, ты его совсем, что ли, не боишься? У меня аж коленки дрожат, когда он к нам вваливается, – жалуется мне секретарь из городского офиса. – Он же разговаривать не умеет. Только орет и матерится. А у меня сразу глаза на мокром месте. Я терпеть не могу, когда на меня голос повышают.

Ну, у меня Стив ассоциируется с майской грозой – вроде шумно, гром гремит, молнии сверкают, но дождик-то идет теплый. И не просто идет, а еще и цветы поливает. Так и наши мальчишки под руководством Стива за считанные месяцы из желторотых выпускников морской академии, запинающихся и бекающих невнятно в ответ на элементарные вопросы, превращаются в достаточно подкованных профессионалов, что могут быстро и качественно провести инспекцию отгруженного на танкер нефтепродукта.

Мой первый рабочий месяц проходит суматошно, сумбурно и весело до охренения, причем полного. Теперь я понимаю, что имел в виду тот парень, Данил, когда говорил о проверке на вшивость. Поручения от Стива валятся с утра и до ночи. Все перечисленное им в первый день, плюс куча странных мелочей, переводы отрывков из инструкций по замерам береговых резервуаров, договор с ближайшей столовой о доставке горячей пищи для тех, кто работает сутки, знакомство с персоналом нефтерайона, изучение карты причалов, да просто хренеллиард всякой всячины. Но несмотря на то, что весь этот месяц я практически живу на работе, включая выходные, и устаю как собака к концу рабочего дня, по утрам я бегу на работу с удовольствием. И это ни с чем не сравнимый кайф – заниматься тем, что тебе действительно нравится.

– Стив, блин! Объясни ты мне, что за штука этот ваш чертов “боб”? Ну нет в наших словарях адекватного перевода для него!

Даже если шеф в этот момент ковыряется в очередном сложном расчете, он с грохотом брякает свои ноги со стола, поднимает задницу с кресла, тащится в кладовку, бурча что-то про “пигалиц на флоте”, чем-то гремит, что-то роняет, разумеется, матерится и вытаскивает на свет божий какую-то железяку.

– Вот эта хреновина и есть “боб”. Его используют для того, чтобы…

И далее следует длинная, но на удивление доходчивая лекция об очередном этапе операций по замеру нефти и нефтепродуктов.

Мне с ним легко работать. Серьезно. Прямо в кайф. В его лице я вижу старшего брата, о котором, имея двух старших сестер, так грезила в детстве. Он из тех мужиков, с которыми, с одной стороны, сложно (ибо характер такой, что хрен, смешанный с горчицей, медом кажутся), а с другой стороны, очень надежно. Он напоминает мне старого матерого волка, стоящего во главе своей стаи.

– Эй, Джинджер, ты там ревешь, что ли?

– Не-а, ветром надуло.

– Ветром надувает не в туда. Кто?

Я молчу, но меня палит один из инспекторов.

– Да на нее Джереми из головного офиса сегодня наехал. За то, что отчеты отправили не в Женеву, а в Лондон. Разорялся минут пять, придурок.

Стив тут же снимает трубку и через несколько секунд весь женевский офис содрогается от его матов и воплей, из которых следует, что указание по отправке гребаных отчетов в гребаную штаб-квартиру ЕГО помощник получает от НЕГО, полевого операционного менеджера, а не от бестолковых офисных мальчиков-полотеров, которые не могут отличить “сладкую” нефть от “кислой”** по виду и запаху. И что их дело – разговаривать с ним, потому что у него есть яйца. И, кстати, у ЕГО помощника с яйцами дело обстоит гораздо лучше, чем у придурков с белыми воротничками.

– Джин, еще раз отправишь пакеты без моего согласования, останешься без премии, поняла, тыквоголовая?

И я с улыбкой киваю. Потому что… Да хрен с ней, с премией. На самом деле видеть воочию, что ты работаешь под руководством человека, который за своего секретаря готов порвать глотку сыну одного из акционеров, вдохновляет и мотивирует порой даже лучше, чем сотня евриков.

А на выходные в Док-два поет Король. Тот самый, который подарил своей маме розовый кадиллак. Непревзойденный Элвис.

Люби меня нежно,

Люби по-настоящему,

Все мои мечты сбылись.

Потому что я люблю тебя, дорогая,

И всегда буду люби-и-ить.

Я старательно подвываю, и мой голос – слабенький, но чистый – здорово оттеняет как бархатного Элвиса, так и басовитого Стива.

Только одна мелкая, но почему-то болючая заноза отравляет мое безоблачное существование – парень-гроза так и не пришел за своей курткой. Хотя она висит, давно высушенная, в крохотной спаленке. И я иногда, очень редко, когда остаюсь в Доке одна, заскакиваю в тесное помещение и нюхаю подкладку. Она пахнет им: воздухом после грозы, морем после шторма, битым стеклом, дорогим табаком и сандалом. Жаль, что он так и не заглянул.

– А говорила, поешь как павлин, – внезапно раздается от порога укоризненное. – Хай, Стив, как жизнь?

*справочник ЭйПиАй – справочник плотностей различных видов нефти, используемый для расчета отруженного объема.

** “кислая” и “сладкая” – нефть с низким и высоким содержанием серы соответственно.

Глава 4

– Спасибо, регулярно. – Стив улыбается, но в его улыбке я вижу некую настороженность. – Давненько тебя не видел, в отпуске оттягивался?

Он встает из-за своего стола и пожимает протянутую руку.

Данил рядом с коренастым и крепко сбитым британцем, похожим на боевой топор викинга, кажется изящной шпагой – тонкой, но опасной в умелых руках. Сегодня на нем деловой костюм, а из-под рукавов пиджака в манжетах видны самые настоящие запонки. Эдакий лондонский денди, только что с приема у Ее Величества.

И тут я такая, в стиле “разгильдяя срочно вызвали на работу”: конский хвост на самой макушке, вышитые цветами джинсы, которые шеф ненавидит и называет не иначе как “обосрашками”, и боксерка с черепом – зашибись. Ждала-ждала, и дождалась…

Данил смотрит на меня и улыбается. И в его улыбке столько всего… Непонятного. Он рад меня видеть? Или ему смешно смотреть на мой наряд выходного дня? Или он так усмехается моим вокальным данным? Вроде не фальшивила.

– Эм… можно сказать и так. В Питер летал. По делам. Разным.

– Как Лиза? – прищуривается Стив, глядя прямо на него.

– Физически в полном порядке. Спасибо, что спросил, – Данил переводит взгляд на моего босса.

И мне чудится некое противостояние, какое-то легкое напряжение между этими двумя мужчинами. Хотя Дан моложе. Но даже с учетом разницы в возрасте в реакции шефа на посетителя я ощущаю уважение пополам с собранностью. Так два равных по силе хищника встречаются на нейтральной территории – вроде причин кинуться в драку нет, но лучше быть ко всему готовым.

– Как ваши объемы отгрузок? – продолжает беседу Стив, в то время как Данил просто улыбается, глядя не на него, а снова на меня.

– Да что с ними будет? Растут, – беспечно пожимает плечами парень. – Грузоотправители подумывали сменить нефтяной терминал, но я убедил их в том, что на данный момент логистика по остальным направлениям оставляет желает лучшего.

– И-и-и? – вопросительно протягивает шеф.

– И-и-и… я, пожалуй, пока заберу одну свою вещь, а о делах предлагаю поговорить в понедельник, на свежую голову. Только что с самолета, устал и проголодался. Рыжик, тебе пригодилась моя куртка?

Еще как пригодилась. Но обручальному кольцу на твоем пальце этого знать не надо.

– Да, да. Сейчас отдам, – я кидаюсь к вешалке и достаю свой ежедневный “дозняк” смутных желаний. – Вот. Держи. И спасибо еще раз. Ты меня тогда выручил.

– Рад был уберечь красивую девушку от ненужных соплей.

А ты и не уберег, – хочется сказать мне, но я лишь протягиваю куртку. Я что, скажу ему о том, что сопли все же были? Но не от простуды, а при воспоминании о его чертовом обручальном кольце. ПМС у меня был, вот сто пудов.

И вздрагиваю, когда крепкие и теплые пальцы Данила соприкасаются с моими в момент передачи одежды.

– Слушай, Рыжик, как насчет того, чтобы…

– Джин! Где моя гребаная статистика по штормовым предупреждениям за предыдущий месяц?

Я отчего-то уверена, что шеф не только слышит наш короткий диалог, но и прекрасно понимает, о чем мы говорим. Стив тот еще хитрец. Усиленно прикидывается, что не говорит по-русски, но умудряется каким-то волшебным образом завести дружбу со всеми окрестными таксистами, барменами из любимых им забегаловок и продавщицами на колхозном рынке. Да, да, я тоже кое-что про него знаю. Манипулятор чертов.

– Прости, меня шеф зовет.

– Конечно. Да, не буду отвлекать. Пока.

– Джи-и-ин! Где моя хренова статистика? – гневно рычит начальник.

– Пока! Увидимся.

– Это я тебе гарантирую.

С моего рабочего места в окно прекрасно видно основное офисное здание нефтерайона. И я то и дело отвлекаюсь от поисков внезапно потребовавшегося шефу файла, чтобы лишний раз полюбоваться вышедшим из нашей двери парнем. Несмотря на заявленную усталость, у него походка уверенного в себе и своих силах человека. Даже не просто человека, а победителя, выигравшего очередную битву: прямые развернутые плечи, почти военная выправка, четкий шаг, никакой тебе моряцкой походочки вразвалочки или заплетающегося шага. Я замечаю, что Данил, подойдя ко входу, отчего-то медлит рядом с ним, а потом оглядывается и, найдя взглядом Док-два, широко улыбается.

Черт!

Не надо было надевать сегодня эти “обосрашки”. Я в них наверняка глупо выгляжу. Хотя… какая мне разница, если он женат.

– Джин, я тебе очень не советую.

– Ты о чем?

– О Дане. Не стоит.

Я наверняка краснею от смущения, потому что щеки горят огнем – неужели окружающим виден мой интерес к этому парню? Я вроде веду себя довольно адекватно. Или нет?

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Стив, но как раз хотела спросить об этом человеке. Мне показалось или ты его недолюбливаешь за что-то?

Стив морщится, как будто ему под нос сунули ненавистную ему таранку, которую он называет не иначе как “дохлой рыбой”.

– Этот поганец увел у меня самого перспективного сотрудника, который был у меня за последние пять лет работы.

– Кого же?

– Себя.

Я хлопаю глазами и не решаюсь задать логично вытекающий вопрос.

А Стив откидывается на спинку кресла, прикуривает сигарету и, выпустив плотную струю дыма, пускается в объяснения.

– Этот засранец пришел ко мне на работу несколько лет назад, совсем сопливым мальчишкой, только-только закончившим вашу эту мореходку, или как вы там ее называете. Я закрыл его испытательный срок через две недели. Потому что это был единственный стажер, которому не надо было ничего повторять по два раза. Он был вдумчивым, очень внимательным и чертовски исполнительным. И единственным, кто не обращал внимания на мои вопли. Хотя у меня тогда был довольно… хм… сложный период в жизни, и я заводился с полпинка.

Эм… то есть сейчас у тебя все норм и ты спокоен? А вот раньше было еще… громче? Боже, как эти стены выдержали те вопли, если содрогаются даже от этих?

– Мы тогда как раз строили этот Док-два здесь. Практически своими руками, потому что кризис нас здорово подкосил на тот момент и денег катастрофически не хватало. Многие молодые тогда плюнули и ушли, а этот остался. По несколько дней не вылазил с работы, ходил на инспекцию судна, возвращался, спал пару часов и впрягался в работы по строительству. И так несколько месяцев. А потом в один прекрасный день предложил мне посмотреть на программу, которую он написал сам, для облегчения составления и обработки отчетов. Программу. На платформе Майкрософт Аксесс. На английском языке. Сказал, что ее надо бы за пару месяцев обкатать, чтобы он смог подправить все баги. А еще через месяц принес мне примерный план развития филиалов компании по побережью и сказал, что проанализировал рынок сюрвейерских услуг и видит, что мы могли бы занять в нем очень интересную с точки зрения прибыли пустующую нишу. И знаешь что?

– Что? – машинально переспрашиваю я.

– Именно в соответствии с его планом развития мы действуем последние года три, и все отчеты ты сейчас тоже делаешь в написанной им программе.

– А потом?

– А потом я сказал акционерам, что этот парень слишком хорош, чтобы прозябать на терминале, занимаясь отбором проб, и они со мной согласились. Но в ответ на наше предложение стать руководителем одного из новых филиалов он только рассмеялся и сказал, что ему это не интересно. И что он узнал о сюрвее все, что ему требовалось для его саморазвития. И ушел в агентскую компанию. Там он проработал тоже что-то около года с копейками. По такой же схеме. Вкалывал как проклятый, внес кучу предложений по повышению эффективности их работы, оптимизировал процессы и…

– Уволился?

– Ага. А два года назад пришел простым экспедитором в местное отделение “СаусОйла”. Знаешь, кто он сейчас в этой компании?

– Я когда познакомилась с ним… случайно, еще месяц назад, он сказал, что он экспедитор.

– Экспедитор? Ну да, ну да. Наверняка тащился на танкер, чтобы по своему обыкновению проконтролировать работу подчиненных. Он директор департамента комплексного обслуживания судов, а именно: агентирование, экспедирование и таможенное оформление. – Стив качает головой и отворачивается к экрану. – Это очень амбициозный парень. Ему всегда мало того, что у него есть. А как только он добивается поставленной задачи или цели, он теряет к ней интерес.

– Любопытный типчик, – вздергиваю я бровь, пытаясь сопоставить то, что видела собственными глазами, с тем, что рассказал человек, мнению которого я доверяю.

– Любопытный. Но мой тебе совет – не очаровывайся этим говнюком. Он умеет делать больно людям, – шеф хмурится и потирает виски, словно у него разболелась голова.

– Да все равно он женат, – невольно вздыхаю я. –  Не волнуйся, шеф. Я в принципе стараюсь не очаровываться людьми. К тому же у меня табу на отношения с женатыми парнями. Сделать тебе чаек, как ты любишь? С молоком?

Стив устало кивает, и я тащусь на кухню, по дороге на автомате кидая взгляд на спальню, в которой на привычном месте не висит полюбившаяся мне куртка.

Ну и черт с ней. Пускай ее нюхает его жена.

Глава 5

– Итак, парни, говнюки незабываемые, придурки талантливые, балбесы мои любимые, сегодня у нас праздник. Наша Джинджер окончательно и бесповоротно вливается в нашу команду! Ура, братва!

Его волнистые волосы рассыпаны по плечам, усы двигаются в такт речи, а еще он смешно морщит свой крупный нос-картошкой. Он такой милый, когда беззлобно ругает всех сидящих за составленными вместе столами в небольшом караоке-баре, что почти под завязку забит сегодня нами – полевыми работниками “ФастПойнта”. Наш лохматый-волосатый дракон, наш огнедышащий морской волк, наш “сладкий папочка”, как называют его парни, наш Стив, который порвет за нас любого, защитит и отстоит, чтобы потом единолично вздрючить, стоит, слегка покачиваясь после четвертой (или пятой?) кружки пива, каждую из которых он полировал “писят-уодки-пыжалста-да?”, и толкает прочувствованный спич.

– Гип-гип, Рыжик!

– Йух-ху, красотка!

– Молодец, выдержала!

– Сегодня наш праздник в какой-то мере двойной – мы обмываем не только ее зачисление в штат, но и ее новенькую, с пылу, с жару, только что полученную водительскую лицензию, дающую ей право управлять нашими раздолбанными, смердючими, трескучими, но нежно любимыми “Поросенком” и “Прелестью”!

Эта сомнительная честь была для меня самым большим камнем преткновения в получении водительских прав, организовать которые в столь плотном рабочем графике было тем еще квестом. Дело в том, что “Поросенок” и “Прелесть” – два древнейших джипа, Ленд Роверы то ли 70-х, то ли 80-х годов. Чтобы вы понимали древность этих монстров, скажу одну деталь – лобовое стекло можно открыть, откинув его на капот. Каково?

“Поросенок” при этом страшно не любит вторую и третью передачи, поэтому с первой надо очень быстро перейти на четвертую скорость, а “Прелесть” после одной неприятной аварии уводит влево, и ее надо постоянно подруливать, чтобы не вылетать на встречку.

– Йе-е-е, Рыж, за рулем этих монстров ты будешь выглядеть королевой!

– Джин и так выглядит как королева. Даже в своих любимых обосрашках.

– Джин, какого черта ты не носишь короткие юбки на работу? Это ж какая мотивация была бы для нас, несчастных, уставших, голодных парней!

– Мотивация к чему? – улыбаюсь я “несчастным” и “уставшим”.

– Поскорее закончить инспекцию и вернуться в Док-два, милый, милый дом, где ждет тебя красотка в мини.

– И шпильки! Даешь Джини в мини и шпильках!

– Ага, щаз. Как я в мини и шпильках буду тащить вам ваши ведра со жратвой из столовой?

Этим зубоскалам нравится подтрунивать надо мной. Но я не в обиде. Потому что они свои.

– Да мы за ради хлеба и зрелищ на руках тебя отнесем туда и обратно!

– Угу-угу, так я вам и поверила, охламонам.

– А в чем проблема доехать до столовой на “Поросенке”?

– В шпильках? Хочу посмотреть, как ты управишься с механикой на высоких каблуках.

– Я согласен на мини и гриндерсы. Но только когда ты за рулем!

Мне так уютно с ними. Весело, беззаботно. Чувствую себя немножко Белоснежкой в окружении толпы гномов. Я знаю их жен и невест, их детей и подруг, а те знают меня и почти не ревнуют. Мы чувствуем себя семьей – огромной, крикливой, но невероятной дружной семьей. Эдакий разношерстный гомонящий табор с бароном во главе. Да и живем мы, вернее, большая часть этой банды, почти как цыгане, в вечных разъездах. Под началом Стива порядка шестидесяти парней. И все они работают вахтовым методом в десяти наших филиалах: Одесса, Николаев, Порт-Кавказ, Новороссийск, Туапсе, Волгоград, а еще Баку, Махачкала, Атырау и Актау (описанные в книге события происходят до 2014 года, до того момента, когда в бизнес вмешалась политика – прим. Автора). Стив сам формирует команды, составляет графики и периодически ездит с проверками. В дни его отсутствия в Доке становится слишком тихо. Нет, работа по-прежнему идет, парни справляются, и претензий от клиентов не поступает. Но Элвис по выходным не поет, в кухне не пахнет карри из цыпленка и никто не ворчит в спину, что я снова напялила на себя ужасную бомжатскую одежду. Как водится, именно в дни его отсутствия “внезапно” активизируется головной Лондонский офис, откуда десятками прилетают дурацкие поручения, запросы и задания. Но я уже ученая. И каждое из них пересылаю шефу с просьбой подтвердить целесообразность исполнения. И в большинстве случаев мне приходит отбой.

И я частенько вспоминаю слова Данила о том, что философия нашего начальника в том, чтобы собрать команду из хороших людей и сделать из них отличных профессионалов. Прекрасная философия. А Стив – самый лучший наставник, о котором только можно мечтать.

– Джини, спой нам.

– Да! Спой!

– Пой, Рыжая!

“Хочу быть любима тобой,

Только тобой, и никто мне не нужен,

Хочу быть любима лишь тобой…”

Кокетливая песенка из древнего американского фильма (“В джазе только девушки” – прим. Автора) приводит народ в полный восторг. Я по дружески флиртую с коллегами, получая в ответ такие же дружеские, ни к чему не обязывающие воздушные поцелуи.

“Мне не надо стремиться к чему-то другому,

Довольно того, чтобы стал моим ты.”

В какой-то момент я вдруг ловлю себя на странном ощущении чьего-то тяжелого взгляда в спину.

“Па-дидили-дидили-дидили-дам

Пу-буп-пи-ду!”

Я оглядываюсь по сторонам и за самым дальним столиком, в темном углу, замечаю знакомую фигуру.

А он что здесь делает?

Все это время я старательно избегаю встреч с Данилом. Переступаю через свои глупые мечты, уговариваю не зацикливаться на том, кто мне не подходит вовсе. И у меня почти получается. Тут главное четко разложить все по полочкам. Во-первых, если бы хотел, сам нашел бы возможность встретиться, поймал бы меня, в конце концов, когда я периодически вынуждена зайти в их офис с документами по очередному совместно отработанному танкеру. А во-вторых, он женат, и это самое непреодолимое с моей точки зрения препятствие.

Я отворачиваюсь, сделав вид, что не признала в темноте, и возвращаюсь к нашему столу. Я все еще улыбаюсь, но настроение испорчено, а голова, как намагниченная стрелка компаса, так и норовит повернуться в сторону дальнего столика. Через несколько минут я все же не выдерживаю и украдкой оглядываюсь.

Столик пуст, лишь стоит пузатый бокал, в котором подают коньяк.

И это к лучшему.

– Эй, Рыж, ты куда?

– Если бы среди вас была еще одна девочка, я бы попросила ее помочь мне припудрить носик. Но раз уж среди полевых сотрудников я одна такая красивая, придется постараться и справиться с этим самой, – завуалированно отвечаю я и выхожу из зала.

В дамской комнате я смотрю на себя в зеркало и криво усмехаюсь. Мои подруги искренне недоумевают, почему за три месяца работы исключительно в мужском коллективе я так и не завела себе парня. Даже с учетом того, что половина ребят давно и счастливо женаты или состоят в отношениях, есть же абсолютно холостые и свободные. А мне… ни один не вызывает желания уткнуться в шею и вдохнуть запах полной грудью. Вернее, один как раз и вызывает. Только один. Самый неподходящий. Пу-буп-пи-ду, ага.

– Дура ты, Леля. Зарекалась ведь влюбляться. Проповедуешь ведь трезвый взгляд и никаких соплей. А сама?

А я и не влюбилась, – отвечаю собственному отражению. – Я просто… хочу. Вот просто хочу. Как хотят голубую мечту. Нечто недостижимое. Пусть не навсегда, пусть просто на время. Пусть на несколько дней, ночей, недель. Чтобы ух-х-х! Чтобы было потом что вспомнить. А влюбляться я точно не хочу. И вообще, это не любовь никакая, это просто гормоны разбушевались и пытаются найти выход, давят на психику, будоражат эмоции. А по большому счету… всего лишь инстинкт размножения. Всего лишь похоть, всего лишь вдруг вспыхнувшее желание. Почему именно он вызвал его? Да черт его знает. Возможно, моя внутренняя самка с какого-то перепугу решила, что этот самец ей подходит. Возможно, это самка и не животного вовсе, а какой-нибудь бабочки, что узнала своего избранника по запаху и летит к нему в стремлении быстро-быстро размножиться и умереть в тот же день.

Я стираю с губ “съевшуюся” помаду. Подправлять лениво да и незачем, уже темно, никто не заметит огреха в макияже. Да и видели меня парни сотни раз по-простому, умытую, в драных джинсах и затасканных майках. Говорю же – семья. Кого стесняться, перед кем выпендриваться?

Ладно. У меня там пиво стоит недопитое. Хватит любоваться на себя в туалете.

Расходимся мы далеко за полночь. На улице льет как из ведра, поэтому в вызванные такси мы грузимся по несколько человек, кто с кем рядом живет. Меня удается довезти только до остановки, ибо въезд во двор перекопан очередными коммунальщиками, и до подъезда надо добежать метров двести. Мальчишки предлагают провести до самой двери в квартиру, но я твердо отказываюсь. Еще не хватало мне, чтобы соседи потом рассказывали родителям, что я мало того, что дома вообще не бываю днем, так еще и по ночам мужиков каких-то таскаю пачками.

Встряхивая намокшими волосами, я поднимаюсь по лестнице на свой четвертый этаж, по дороге доставая из сумочки ключи, и чуть не спотыкаюсь на последних ступенях, вдохнув знакомый запах.

А перед моей дверью, прямо на коврике, стоит самое настоящее лукошко со свежей брусникой.

Глава 6

Вежливый Стив – нонсенс. Если он не матерится несколько дней подряд, значит, что-то идет не так.

Эту примету мы распознали, только когда грянул гром.

– И что теперь с нами будет?

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Все понятно, бизнес есть бизнес, и если экономическая ситуация требует непопулярных решений, то приходится прибегать к ним.

– Джинджер, не расстраивайся. Все будет хорошо. Это просто… м-м-м… слияние. Считай это… новым этапом, новым опытом, новой ступенькой и для себя, и для всех нас вообще.

– Да это все ясно, сложные времена, бла-бла-бла. Просто… Мы же были семьей. И вдруг… – я все же всхлипываю и утыкаюсь лбом в плечо шефа. – Терпеть не могу все эти гребаные изменения. И вовсе это не хреново слияние. Сливаются две равнозначные компании, а нас просто поглощают.

– Джин, все будет хорошо, веришь?

– Тебе – да, но хотелось бы конкретики.

Стив взгромождает ноги на стол с готовым к упаковке и перевозке компьютером и закуривает.

– По подписанному соглашению весь персонал сохраняет свои рабочие места в прежних должностях и с прежними окладами. Почти весь. За исключением руководителей направлений. Их кандидатуры будут рассматривать в головном офисе в Хьюстоне. Тебя и парней это точно не касается.

– А ты?

– Хм, тут все с точностью до наоборот: меня не устраивает кандидатура хьюстонского офиса в качестве руководства, терпеть не могу американцев, у нас с ними давние терки, исторически сложившиеся, так сказать. Поэтому я уйду вместе с нашим генеральным на новый проект.

– Я с тобой.

– Джин, у нас пока все слишком смутно и неопределенно. Стартап, хаос и шаткие перспективы. А здесь у тебя будет привычная тебе работа, свои парни…

– Плевать. Я не хочу работать с другим начальником.

– Сергей Николайэвитч – опытный руководитель. Он возглавлял филиал “ОйлЛаба” последние пять лет.

– Козел ваш Сергей Николаевич. Он не может отличить “кислую” от “сладкой” по цвету и требует, чтобы девушки ходили на работу в офис в соответствии с принятым дресс-кодом: черная юбка и белая блузка.

Стив добродушно усмехается в густые усы, да и я невольно улыбаюсь, вспоминая свой первый рабочий день.

– Стив, я тебе вот что скажу. Я подам гребаное заявление на увольнение в тот же день, когда уйдешь ты. А сегодня я напьюсь в хлам. Вот просто в *опу. А тебе, засранец, я еще это припомню. Будешь знать, как молчать до последнего!

Дрожащими пальцами я хватаю сигарету и прикуриваю от подставленной шефом зажигалки.

Не такой уж у меня и большой рабочий опыт накоплен к почти тридцати годам, но я твердо уверена, что те месяцы, что я проработала под началом Стива Блэтчфорда, были самыми яркими, насыщенными и реально классными в моей профессиональной жизни. А уж изученному объему табуизированной лексики и эвфемизмов, а по-простому – английскому матерному теперь могут позавидовать и преподаватели из университета, хоть диссертацию садись и пиши.

– Договорились. Идем напьемся вместе, и можешь выбить из меня дерьмо за то, что хранил в секрете от тебя коммерческую тайну.

Конечно, я утрирую.

Напиться “в *опу” у меня никогда особо не получается, намного раньше просто становится откровенно нехорошо. Не выходит и сейчас. Может, просто слишком бурлят эмоции, пережигая алкоголь в крови.

А вот шеф ничего такого не обещал, но исполняет за двоих.

– Джин, хочу поднять за тебя тост!

Это уже десятый по счету, но я только согласно киваю.

– Ты классная, Джин, – язык плохо его слушается, но он упорно продолжает: – Ты такая классная, такая суперская, такая мегазвезда, что прямо ух-х-х, да. Я когда тебя первый раз увидел, сразу понял, что ты такая. И ты такая, да. И я так тебя люблю, что даже прж…режр… переживаю, да. Переживаю, что ты… ик… рили крутая, а до сих пор одна. Почему? Тебя кто-то… ик… обидел? Кто-то из этих мудаков? Ты скажи, я им… ик… яйца оборву, да. Надо?

С него станется пойти и оборвать кому-нибудь чего-нибудь. А это чревато. Так что лучше перевести все в шутку. Что я и делаю.

– А с чего ты взял, что я одна? А вдруг я вообще… по девочкам?

– Ты? Не-а, – шеф мотает башкой, и его хвост рассыпается по плечам шелковистой волной. Вот спрашивается, на хрена мужику такие волосы, а? И такие длинные ресницы?

– Ты точно не по девочкам. Ты сто процентом по мальчикам. Только не пойму, почему одна.

– А вдруг мне ты нравишься? – беззлобно продолжаю поддевать шефа.

Он упирается щекой в кулак и внимательно смотрит на меня блестящими от выпитого спиртного глазами.

– Не-а. То есть ты меня, конечно, любишь, я в этом ни на грамм не сомневаюсь. И веришь мне. И готова за мной в огонь и в воду. Но я тебе не нравлюсь. Как бы это так сказать… В общем, не стоит у тебя на меня.

Ты смотри, а ведь правильно все разложил. Люблю. Верю. Готова. Но не стоит.

– Но я знаю, на кого стоит.

Черт! А вот это интересно.

– И на кого же?

– На Дана точно стоИт. Но не стОит. Он того не стоит. Ты для него слишком… хорошая, да. А с ним надо быть стервой. Сучкой. А ты так не сможешь. И он тебя сломает. Как сломал свою жену – хорошую девочку Лизу. Давай выпьем?

– Давай, – соглашаюсь я, немного ошарашенная таким экспрес-психоанализом.

Упомянутого Данила я вижу регулярно, но как-то мимолетно. Мы частенько пересекаемся в офисе “СаусОйла”, куда я каждое утро забегаю поздороваться с его экспедиторами и выпытать у них цифры отгруженных за ночь танкеров и прочую инфу. На самом деле, положа руку на сердце, они могут и не говорить, потому как сведения эти практически являются коммерческой тайной. Но им дали “добро”, и они делятся. И я даже знаю, кто дал это “добро”. Информация в этой сфере, как впрочем, и во всех остальных, на вес золота. И тот, кто первым узнает и успеет ее применить, имеет шанс урвать нового клиента и, соответственно, премию. И Стив получает эти премии регулярно. И о нас не забывает.

И шеф, дьявол его раздери, прав. Опять.

Потому что парень-гроза, который не делает ну никаких видимых шагов к сближению, гвоздем сидит в моих мозгах.

И я НЕ влюбилась. Нет! Я не собираюсь портить свою жизнь влюбленностью в женатого человека.

Но хочу его так, что страшно порой спалиться.

– Рыжик, после твоих визитов мои парни работать не могут, – улыбается он, сидя за своим столом.

– Мне не приходить? – округляю глаза в притворном возмущении.

– Ни в коем случае. Без твоих визитов я работать не смогу.

И что он имеет в виду? И почему у меня от этих простых слов горят щеки, а руки начинают подрагивать?

– Ольчик, у нашего Данилы днюха, мы тут подарок ему готовим. Поможешь?

– Конечно, а что надо?

– Слушай, а давай ты споешь ему “Happy birthday”, а? Но не просто так, а как Мэрилин Монро для Кеннеди пела. Он точно заценит…

Он сам им об этом сказал? А зачем? И я бы спела, но боюсь, что голос дрогнет. И что шутки не получится. А получится слишком откровенное “трахни-меня-немедленно” мурлыканье мартовской кошки. Так что лучше не петь.

– Ты опять работаешь в выходной, Рыжик? Стив тебя совсем загонял, нельзя же так, – качает он головой и открывает заднюю дверь служебного автомобиля. – Садись, подкинем домой.

И я сажусь, а он садится рядом, бросив водителю коротко:

– Сперва завезем Олю, потом вернемся в центральный.

И всю дорогу мы молчим. Молчим, но сидим, практически соприкасаясь бедрами. И в местах соприкосновения моя кожа под слоями одежды горит и плавится, а легкие настолько забиты его запахом, его ароматом, что еще чуть-чуть, и я захлебнусь, утону и, плюнув на водителя и чертово кольцо, перекину ногу на его бедро, оседлаю и вопьюсь в губы голодным поцелуем. Мне иногда приходит в голову, что я не трахнуть его хочу, а сожрать. Вот впиться в шею зубами, сцепить челюсти и утробно рычать окружающим: “Это. Моя. Добыча!”

Довезя до дома, Данил обязательно выходит из машины, помогает выйти мне, даже если я в джинсах и ботинках, и с улыбкой прощается:

– Пока, Рыжик. Береги себя.

А я дохожу до квартиры, сдираю с себя одежду и помогаю себе в горячем душе получить столь необходимую и желанную телу разрядку. Пока ощущение его прикосновений свежи в памяти, а аромат не выветрился из легких окончательно.

Вот на него стоИт. Да. А на других нет.

Короче, я все же умудряюсь каким-то образом напиться в этот вечер.

“Хочу, чтоб именно ты меня целовал,

Па-дидили-дидили-дидили-дам

Пу-буп-пи-ду!”

Меня слегка пошатывает. Самую малость. Но я прекрасно соображаю. Все-все. И мне все совершенно ясно и понятно. Да. И даже язык не заплетается на пу-буп-пи-ду. И ключом я прекрасно попаду в замок сама. Да. И не надо мне помо…

– Ой, а ты что тут делаешь?

– Да смотрю, девушка идет красивая. Одна. Дай, думаю, провожу ее. А то до дома девушка одна не дойдет.

– И прекрасно я домой девушкой дошла. И ничего со мной… Ой, уронила.

– Стой уже. Сам подниму.

Он поднимает выпавшие из моих рук ключи и открывает дверь так, словно делает это постоянно.

И почему-то в этот момент ноги вдруг решают, что можно расслабиться и дальше никуда не идти. А зачем? Если можно попроситься на ручки?

– Рыж, погоди. Постой секундочку, я только разую тебя. Стой. Не навалива… Ладно. Если тебе так удобно.

Черт возьми, как же приятно. И руки у него такие теплые. И такие нежные. А у меня педикюр несвежий. И я целый день как савраска носилась. Небось воняют ноги-то.

– Не воняют. Не переживай, – усмехаются он. – И у тебя и без педикюра очень милые пальчики на ногах.

Да я вся, в общем-то, миленькая.

– И ты вся реально миленькая. И да. Ты все это говоришь вслух.

Не все. Если я скажу вслух все, то…

– А если я скажу вслух все, что думаю, то ты пошлешь меня. Потому что я тебя хочу. Так что аж зубы сводит. Но я стараюсь быть джентльменом и не собираюсь пользоваться…

– Да нахрен мне твое джентльменство не сдалось. Понимаешь? Я тебя хочу. Вот прямо сейчас хочу. И я даже рада, что я нетрезвая и имею полное право говорить то, что у меня на уме. А на уме у меня ты. Но сперва я должна предупредить – я тебя не люблю.

– Нет?

– Нет. Вот еще. Ты женат. А я без педикюра. Поэтому никакой любви.

– Чисто секс?

– Чисто секс. Чисто гормоны. Чисто похоть и вожделение. Но прямо здесь и сейчас. Слабо?

– Не пожалеешь?

– Значит слабо.

– Не бери меня на слабо, Рыжик. Ты просто не знаешь, с кем связываешься.

– Это ты, страшно амбициозный, но дико милый парень-гроза, не знаешь, с кем связываешься. Потому что я тебя… ик… использую, поиграюсь тобой, сломаю и выброшу. Верну тебя твоей славной девочке-жене Лизе после того, как собью свою охотку. Понял?

– Понял. Пойдем умываться, хищница.

Глава 7

Мы, мужчины, врем в первую очередь себе, когда отрицаем любовь с первого взгляда. Она есть. Существует. Как минимум в моей жизни.

И именно над ней, своей жизнью, я потерял контроль с тех пор, как в нее ворвалась одна сладкоголосая сирена.

У нее рыжие волосы и светлые, как речная вода, серо-зеленые глаза. И трогательные слипшиеся в стрелочки от дождевой воды ресницы. И пухлые губы. И чистая кожа на лице без грамма косметики. И длинные ноги. И высокая грудь. И вообще непонятно, каким ветром ее занесло на нефтерайон в этой юбчонке и блузочке. Кто-то жестко подшутил над девчонкой, отправив по длинному причалу в столь неподходящей одежде да еще с такой ношей. И я знаю кто. Опять Стив с его дурацкими уроками выживания.

От нее пахнет моей ночной бессонницей и моим же желанием – ослепляющим, заливающим глаза красной пеленой и бьющим одновременно в пах и в башку валом жгучей лавы, странным и диким ощущением узнавания своей Женщины. Но я не имею права показывать его.

Потому что есть Лиза.

И потому что Лиза сейчас страдает.

Я понимаю ее и очень сочувствую. “Эко”, на которое она возлагала такие надежды, не принесло желаемого результата. Все впустую. Поездки, консультации, длительная подготовка… Ничего. Она не хочет меня слышать. Ей трудно принять тот факт, что она не может родить ребенка. Я уверен, что этот приговор не окончательный. Я присылаю ей ссылки на статьи и передачи, я пытаюсь убедить ее в том, что сейчас просто-напросто не время для ребенка. Возможно, не готова она. Возможно, я. И второе вернее всего. Я фаталист. Я верю в то, что все происходящее с нами не случайно, все имеет свои причины. И свои последствия. И если ребенок, наш ребенок, не хочет приходить в этот мир, значит, просто не наступило его время. А может, такого дитя не может существовать в принципе. Потому что… Потому что наш брак уже изжил себя.

Я люблю ее. По своему. Скорее, как старший брат. Как тот, кто когда-то взял на себя ответственность за ее жизнь и благополучие. Но нам вместе давно уже неуютно. Мы пытаемся придумать что-то, что нас могло бы объединить. Но все это лишь продлевает агонию.

Моя жена-ребенок. Беспомощная и беззащитная. Нераскрывшийся бутон, который я с какого-то хрена полез срывать три года назад.

– Даня, о чем ты думаешь?

– О нас. О тебе.

– А мне почему-то кажется, что мыслями ты очень далеко отсюда.

Чертова женская интуиция.

– Я тебе надоела?

– Лиза, не начинай.

– Ты зря думаешь, что я ничего не понимаю. У меня нет высшего образования, как у тебя. Но мозги у меня на месте.

– Я никогда и не утверждал обратного.

– И я вижу, что… – она всхлипывает, но старается взять себя в руки. – Я вижу и понимаю, что ты был прав. Мне просто не суждено иметь детей. А зачем тебе бесплодная жена?

Я обнимаю ее одной рукой и целую в макушку.

– Ты не бесплодная. И у тебя еще будут дети.

– Почему у меня, а не у нас?

Я молчу, потому что категорически не хочу ей врать. Никогда не врал и сейчас не собираюсь.

– Лиз, послушай, иногда случается так, что оба партнера совершенно здоровы. И оба могут иметь детей. Но… с другими. Понимаешь?

– У тебя кто-то есть?

И я снова не могу соврать.

– Нет. Пока нет.

– Ты влюбился?

Она очень проницательна. Моя жена-ребенок. И за эти три с лишним года кое-что поняла обо мне. Я не оставляю за спиной незакрытых гештальтов. Я должен довести до логического конца одну историю и только потом нырять в другую. А врать обеим – низко, подло и недостойно настоящего мужчины. Так меня учил отец.

– Я все поняла, Даня. Ты ведь уходишь от меня?

– Я оставлю все тебе. Квартиру, машину. Возьму на себя коммуналку, готов помочь с учебой, если ты решишься. Но тебе придется научиться зарабатывать себе на жизнь. Прости.

Когда-то я обещал ей, что моей супруге не придется думать о хлебе насущном. И она восприняла это как должное и была для меня прекрасной женой и замечательной хозяйкой, обустраивающей наш быт и заботящейся обо мне. Когда бы я не вернулся домой, обеденный стол накрыт и красиво сервирован, в квартире чистота и порядок. И сама она никогда не позволяет себе дома ни застиранных халатов, ни вытянутых спортивных костюмов: домашнее платьице, легкий макияж, укладка, улыбка…

Чего мне не хватает?

Нас до сих пор считают идеальной парой. Мы не скандалим, не ругаемся, не выясняем отношения, не жалуемся друг на друга, потому что нет повода.

Ни повода, ни искры.

Зато когда я хоть на секунду, мимолетно, краешком пальца прикасаюсь к моей сирене, меня прожаривает, как на электрическом стуле. Как еще не дымлюсь не понятно. Но руки аж скрючивает от желания схватить за волосы, запрокинуть голову так, чтобы нежное горло было открыто моим поцелуям-укусам, и накинуться, распластать, вдолбиться, врезаться. С размаху. Влет. До упора. Втиснуться. Влезть в нее. Глубоко. Под шкуру. Под кожу. В жилы. В вены. В кровь.

Как она в меня.

Влезла непрошенной гостьей и отравила. Я болен ею. Смертельно. И не желаю лечиться. Я должен сосредоточиться сейчас на другом – решается моя карьера, мое будущее, собственно, как и будущее многих людей, зависящих от меня. А я могу только думать о том, что она снова тащится со своим шефом на раздолбанном лендровере, у которого вылетают передачи. Вот куда, спрашивается?

– Я тебя хочу.

Эх, сирена моя, знала бы ты, как я тебя хочу. И как давно.

– Вот прямо сейчас хочу.

И сейчас, и до того, и потом. И всегда буду хотеть. И, похоже, всегда хотел. Только никак тебя найти не мог.

– И я даже рада, что я нетрезвая и имею полное право говорить то, что у меня на уме.

Такой милый девчачий прием, призванный оправдать в будущем свою искренность. Со мной не надо притворяться, сирена. Со мной можно быть честной.

Даже если твоя честность режет сердце.

– Я тебя не люблю.

Плевать.

Уже плевать.

Химия? Пусть химия.

Гормоны? Годится!

Вожделение? Похоть? Вот и славно. Будем работать с тем, что есть.

Моряк, поплывший от голоса сирены, наверняка знает, что морской деве не нужна его любовь. Но он кидается в ледяную океанскую воду, надеясь своей кипящей кровью согреть ее. И тонет. Как я тону в этих прозрачных серо-зеленых глазах. Захлебываюсь от недостатка воздуха в горящих легких, погружаюсь в пучину ее гортанных стонов и хриплых вскриков. Мне мало-мало-мало ее губ, ее горячечного шепота, ее “хочу-сейчас-немедленно” приказов. Я подхватываю ее на руки и несу куда-то, задевая плечами косяки и смутно виднеющуюся в темноте квартиры мебель. Меня трясет от необходимости оказаться с ней, в ней, на ней или под ней. Главное – не выпустить, не дать ей опомниться, не позволить вдруг внезапно протрезветь, заткнуть рот, чтобы не услышать сейчас губительное “нет”.

Моя сирена гибкая, как молодая лоза. Она оплетает меня, опутывает, спеленывает руками, ногами, рыжими, как всполохи открытого огня, волосами, что плотной завесой застилают глаза и разум. Затыкают рот совести и принципам. Реакция ее тела напрочь сносит все мои предыдущие умозаключения и представления о женском оргазме. Я думал, что удовольствие женщины – морская волна, которая мягко покачивает мужчину, убаюкивая его и позволяя двумя гребками подняться на свою вершину. Но с ней меня затягивает в гигантский девятый вал, в трубу, из которой ни одному опытному серферу не выбраться, не выплыть, не выгрести, только рассыпаться на миллиарды брызг, раствориться, уйти на самое дно, пропасть во мраке глубочайшей Марианской впадины. Чтобы оттуда услышать требовательное:

– Хочу. Еще. Немедленно.

И я даю еще. И то, что показалось маленькой смертью, превращается в рождение чего-то нового, огромного, ненасытного и бездонного одновременно. И уже я хриплю: “Еще. Откройся мне вся”. Я изливаюсь и извергаюсь, фонтанирую своей жизненной силой, своей сутью, своей жаждой присвоить и заклеймить каждый квадратный сантиметр и парсек этой новой Вселенной.

Это. Моя. Женщина.

Не ребенок. Не сестра. Не подопечная.

Моя Женщина. Которая будет для меня всем. Она уже все для меня.

Но кто для нее я?

Глава 8

Даже самый фантастический оргазм не повод для произнесения вслух глупостей всяких и дурацких, никому не нужных слов на букву “Л”. Даже если эти самые оргазмы накрывают тебя всю ночь один за одним.

Бе-бе-бе, всю ночь. Вот брехушка, – скажет кто-то.

Бе-бе-бе, всю ночь. А потом еще и утром. И з-з-зависть плохое чувство, – отвечу я.

Да я и сама себе завидую. Но не столько количеству этих самых “О-о-о-о”, испытанных за ночь с Данилом, сколько их качеству.

И я знаю, о чем говорю.

Никто из моих родных и близких не знает, кем был “тот самый” мой первый мужчина. А я никому и не рассказываю. Вообще не распространяюсь о своем первом сексуальном опыте. Потому что мой рассказ звучал бы как невероятно циничная, грязная, пошлая, но при этом удивительная эротическая история, достойная какого-нибудь ток-шоу на центральном телеканале.

Мой самый первый любовник практиковал тантрический секс.

Практиковал, разумеется, и до меня, и со мной, и, конечно же, после меня. На самом деле нас, таких вот юных и не очень глупышек, было в его окружении предостаточно.

Володя. Владимир Андреевич, кандидат медицинских наук, автор нескольких монографий по женской сексуальности, руководитель центра нетрадиционной медицины и парапсихологии, йог и секс-гуру, регулярно устраивавший секс-марафоны с очередной подходящей кандидаткой на “раскачку свадхистхана чакры” на несколько суток. Ни разу не красавец, не брутальный мачо, даже харизматичным его можно было назвать с огромной натяжкой. Бесспорным было одно. Его ум. Его жажда знаний. Его целеустремленность в обретении новой информации. Его неутомимость в сексе. И какое-то неистребимое желание проверить все на своей шкуре и на шкуре тех, кто соглашался быть его подопытным кроликом.

Таких крольчишек в большом столичном городе, где я училась, находилось много, материала для сбора данных и на книги, и на научные работы набиралось море, поток желающих предоставить собственное тело для “раскачки” не иссякал, и Володя неутомимо трудился над сексуальным, эмоциональным и астральным здоровьем благодарных женщин.

Была ли я влюблена в этого человека? Боже упаси.

Нравился ли он мне как мужчина? Да ни разу.

Хотелось ли мне от него детей? Господь с вами.

Желала ли я тех чувственных ощущений, которые он мне давал? Тысячу раз да.

– Чувствуй. Не задумывайся, не анализируй, не распыляйся мыслями, но и не пытайся придумать себе ощущения. Отпусти себя и просто услышь. Ты можешь. Твое тело, именно твое, создано для этих ощущений. Миллионы могут позавидовать тебе, потому что то, что они считают сексом, является лишь тупой зарядкой. Упражнениями “наши пальчики писали” по сравнению со спортом высоких достижений.

Я лишь недоверчиво качаю головой. Он реально думает, что я поведусь на такой нелепый комплимент? Но Володя совершенно серьезен.

– Ольчик, поверь, у каждого из нас свои таланты. Кому-то от природы даны вокальные данные, кого-то вселенная одарила способностями к языкам, другой с легкостью перемножает в уме четырехзначные цифры, а ты способна на оргазмы выше третьей ступени. Это редкость, описанная в старых трактатах йогов и подтвержденная исследованиями таких видных американских ученых, как Кинси, Мастерс и Джонсон. В свое время недоучившиеся факиры попытались переложить те техники в истасканной всем, кому не лень, “Кама-сутре”. Но только попытались. Потому что практика тантрического секса не имеет ничего общего с акробатическими упражнениями. В тантре тело является лишь инструментом, оргазм методикой, а результат, к которому надо стремиться –  состояние расширенного сознания, так называемое самадхи. И никакие психотропные препараты наподобие ЛСД рядом не стояли с астральным выбросом четвертой ступени во время оргазма.

Володя закуривает вонючую сигаретку и открывает компьютер.

– Вот, смотри. Видишь график? Это работа симпатического и парасимпатического отделов вегетативной нервной системы женщины во время возбуждения, а вот – на пике удовольствия. Но если в этот момент, на пике, продолжить стимуляцию…

Он рассказывает очень интересно. И сидя голышом в постели, и читая лекции в своем Центре. У него много слушателей, поклонников, последователей, учеников и просто заинтересовавшихся его работами и исследованиями. Полки его книжных шкафов забиты не только учебниками и справочниками, но и кучей журналов иностранных изданий на английском, французском, немецком и испанском языках. С ними дико интересно и очень чувственно. И я, даже совершенно точно будучи уверенной в том, что не желаю от него ничего, кроме чувственных ощущений, все же в какой-то момент осознаю, что начинаю скучать по нему, хотеть не только его прикосновений, но и разговоров, прогулок, чего-то общего кроме постели и офигенского секса. Рука так и тянется написать ему смс-ку среди ночи и спросить примитивное “Как дела?” или “Что ты сейчас делаешь?”. Я верю всему тому, что он говорит и чувствую себя рядом с ним в полной безопасности. До тех пор пока однажды совершенно случайно не слышу его разговор с одним из его так называемых “учеников”.

– Если хочешь отработать все эти навыки, то очень рекомендую Ольгу. Я ее раскачивал и раскочегаривал почти полгода, для нее теперь секс как доза для нарика. А кончает так, что и тебя уносит, если правильно простимулируешь все точки, как я говорил на лекции. У нее есть пара фишек, которые надо иметь в виду – она терпеть не может, когда мужик в постели разговаривает, задает глупые вопросы типа “детка-тебе-хорошо?” или употребляет грязные словечки, а вторая – ее нельзя заставлять делать минет. Только если сама захочет и сочтет нужным. Вот тогда держись, это будет настоящий взрыв мозга. Но если вздумаешь сунуть ей под нос, это будет последний трах в твоей жизни. А в остальном – лучшего тренажера просто не найти. Сперва хотел ее одному авторитетному товарищу предложить, но он любит совсем молоденьких. Поэтому передаю тебе. Она как раз сегодня на лекцию придет, познакомлю. Дать пока ее телефончик?

– А если она откажет?

– Ольга? Не-е-е, не откажет. Без вариантов. Я ее так подсадил, что ей теперь либо трахаться с теми, кого я ей порекомендую, либо вообще по рукам пойти.  Говорю же – этот тантрический секс верная штука. Любую бабу можно подсадить на свой член так, что она сама за тобой бегать будет и подставляться, как сучка течная. И ей будет неважно, какой ты на рожу и сколько у тебя бабок, лишь бы трахал как надо. Вот на ней отточишь свое мастерство, а потом подберешь себе целочку. Только мне обязательно покажешь, я хотя бы ее внешние антропометрические данные проанализирую.

Телефон я сменила через пятнадцать минут. Новую съемную квартиру нашла через три дня. Володю больше в своей жизни не видела. И не хотела. Да и следующих партнеров выбирала таких, что и слыхом не слыхивали о тантрическом сексе. И ни один меня в постели не разочаровал, потому что я тоже немного наловчилась анализировать внешние антропометрические данные. А уж обучить некоторым фокусам, исключительно для того, чтобы мне было хорошо, не такой уж и сложной задачей оказалось. И слава богу эмоциональной привязанности ни к кому не испытывала, расставаясь с ними легко и без надрывов.

Так что, Володя, про нарика и течную сучку ты ошибся. Не такая уж и ломка у меня была. Да и течка… только вот с Данилом и началась.

Но подставляться я и ему не собираюсь. Просто наемся сейчас от души, налопаюсь от пуза, налакаюсь вволю и впрок и отпущу. И себя от него. И его от меня. К жене, к милой девочке Лизе.

Только надо запретить себе привыкать к его запаху, к его вкусу, его рваному дыханию и утробному рыку. К нежности его рук, шелковистости языка, к ощущению полыхающей кожи под руками, к перекатыванию каменеющих мускулов под ладонями, к ритму его ударов и толчков, к пьяному, ошалевшему взгляду и требовательному “откройся мне вся!”.

И, черт подери, к самому вкусному в мире кофе, поданному мне в постель.

Глава 9

Всласть залюбленная, как следует оттраханная женщина выглядит иначе. При том же весе, цвете глаз, в той же одежде, с любым макияжем (его может просто не быть вообще) такая девушка воспринимается другими мужиками красавицей. Ведьмой, от которой глаз отвести невозможно. Этот феномен Володя тоже объяснял. Что-то типа того, что первая сигнальная система – поведение, жесты, мимика, короче все, кроме речи – удовлетворенной женщины буквально вопит: “Я готова понести потомство от лучшего самца! Я могу сделать его бессмертным, передав его ДНК следующим поколениям!”. И самцы, каждый из которых считает себя лучшим и всегда готов запечатлеть себя в потомках, буквально бабочками слетаются на столь желанный огонек, предлагающий им удовлетворение их основного инстинкта – инстинкта размножения.

Мне еле удается всучить деньги за проезд любвеобильному таксисту-кавказцу, мамой поклявшемуся дождаться меня после работы, на причале приходится практически отбиваться от знакомого агента*, возвращающегося после отхода танкера и с какого-то перепугу лезущего ко мне обниматься. Новенький сюрвейер-стажер, полыхая румянцем, зачем-то делает мне кофе, бухнув туда три ложки сахара, и чуть не обливает им меня же, когда я просто с благодарностью улыбаюсь ему. И даже мой родной шеф-матерщинник, приехавший чуть позже обычного, зайдя в Док-два, ведет носом, передергивает плечами и провозглашает:

– У-у-у, от кого-то пахнет отвязным сексом. Похоже, скоро в порту найдут утопленника, попавшего в сети к русалке.

– Дурак усатый-волосатый, – беззлобно отмахиваюсь я. – Завидуй молча.

Стив лишь усмехается и ласково треплет меня по голове.

– Будь хорошей девочкой, Джин. Если не получится хорошей, постарайся быть аккуратной.

Городской офис и лаборатория практически уверены в том, что мы со Стивом любовники. При этом все наши парни точно так же уверены в обратном. А мы просто друзья. На самом деле друзья. Ну или брат с сестрой. Только ему разрешается ругать меня на чем свет стоит за то, что курьерская почта везет документы в Турцию через Германию. При чем здесь я? Да не при чем. И мы оба знаем это. Но Стиву надо выплеснуть эмоции, а я совершенно спокойно выслушиваю его вопли и ор и тут же иду делать ему его чертов милки-кофе. И только мне он звонит ночью из полицейского участка, попав в очередную переделку, как это уже случалось пару раз. И только ему я могу рассказать о своей беде с маминым здоровьем и на следующий день обнаружить в своей сумочке конверт, набитый деньгами.

– Потом вернешь. Когда накопишь.

Выпив свой кофе и выкурив несколько вонючих сигарет, Стив наконец задает вопрос, который я подсознательно ждала.

– Значит, все-таки Данил.

Я сижу спиной и не вижу его лица, но мне и не надо. Я затылком вижу его гримасу неодобрения.

– Дело твое. Я предупреждал. Сопли подтирать не буду.

– Будешь, куда ты денешься, – все так же не поворачиваясь отвечаю я. – Только я как-нибудь обойдусь и без них. Без соплей. Есть у вас в языке такое выражение – “розовые сопли”?

– Какие? – брезгливо морщится шеф. – Нет, фу, тошниловка какая-то.

– Вот и обойдусь без тошниловки. Не переживай, Стив. Я не влюбилась. И не собираюсь. Так что на моей работоспособности это не отразится никоим образом.

– Ну и ладно, – кивает он и добавляет: – Вот кстати… О работоспособности. Не хочешь сходить в отпуск?

– Неожиданный поворот. С хрена ли?

– Короче так. Пиши заявление на отпуск с последующим увольнением. Как я. Мы с тобой уходим из “ФастПойнта”. С генеральным все согласовано. Никаких проволочек и задержек не будет. Он и сам свалит в ближайшее время, как только передаст все полномочия. Через три недели начинают приходить контейнеры с первым грузом и документацией на новый проект по строительству трубопровода. А я завтра улетаю в Москву на встречи с клиентами и финансовыми партнерами. Пока есть время, отдохни хотя бы недельку перед стартапом. Потому что потом нам придется дневать и ночевать на работе. Ты же со мной?

Миленький мой! Да я с тобой куда угодно! Хоть на край света, хоть в пекло адово, хоть в стартап по новому проекту. Как же я тебя брошу?

Целый день я ношусь белкой в колесе, подчищая хвосты и недоделанные отчеты. Парни расстроены и немного растеряны, и я их понимаю. Сама бы не согласилась остаться без двух самых главных ключевых фигур в нашей компании –  Стива и директора.

– Рыжик, как думаешь, Стив будет набирать людей в новую команду?

– Не знаю. Почему сам у него не спросишь?

– Да он опять с самого утра рычит на всех.

– Слушай, вот скажи мне, ты действительно его настолько боишься? – я вдруг чувствую обиду за шефа. – Он когда-нибудь рычал не по делу?

Коллега мотает головой.

– Вот и я о том же. А теперь просто на секунду представь: попросился ты к нему в новый проект, где надо быстро реагировать на все запросы, потому что любой стартап это дикий гемор. Ты что, ко мне будешь бегать, чтобы через меня ответить? Нахрен ему такой сотрудник нужен?

Нет, ну реально. Делают из моего любимого усатого-лохматого какого-то людоеда страшного, а он на самом деле просто лапочка. И матерится он абсолютно беззлобно. Или это просто я настолько привыкла к нему?

Домой я возвращаюсь уже поздним вечером, уставшая как скотина. А на коврике перед дверью лежит перевязанная алой лентой подарочная упаковка.

В прихожей я не разуваюсь, лишь бросаю на пол рюкзачок, рассматривая неожиданную находку.

– Леля, ты не должна брать ее в руки, – говорю я себе, охватив коробку обеими ладонями.

– Леля, лучше вообще не открывать, – вопит внутренний голос в тот момент, когда бант уже развязан.

– Леля, ты терпеть не можешь такое барахло, – бухтит вкус, напоминающий, что он предпочитает минимализм и отсутствие различных вычурных пылесборников, а пальцы бережно обводят изящную фигурку русалочки, обвивающей хвостом перламутровую раковину с замочком.

– Леля, это вульгарно и пОшло. Все вот эти вот подарки после первой ночи… – морщится гордость, пока я с восторгом рассматриваю тонкую цепочку с изящной подвеской в форме сердечка, в центре которого нежно мерцает розовая каплевидная жемчужина.

– Леля, это надо немедленно отдать дарителю. Пусть жену свою радует, – припечатывает совесть, а руки тем временем застегивают замочек на шее.

Я твердо уверена, что это подарок от Данила. Точно так же я уверена в том, что в эту самую секунду он где-то рядом. Где-то буквально в двух шагах от меня.

И я кидаюсь ко входной двери, выглядываю в глазок, а потом распахиваю ее.

– Привет. Ты не отвечала на смс.

– Прости. Сегодня жуткий день на работе. Ты почему не спишь так поздно?

– Не спится. Не хватает вроде как чего-то.

– Зайдешь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не смогу уйти.

– Ну так и не уходи, я не гоню.

– У меня самолет в пять утра.

– Далеко собрался?

– В Москву, в командировку. На пару дней.

– Позвонишь, как вернешься?

– А ты ответишь на звонок?

– Теперь обязательно отвечу. Я в отпуске с завтрашнего дня. На целую неделю. И вообще увольняюсь из “ФастПойнта”. Вместе со Стивом.

– Я в курсе.

– Даже и не знаю, нравится мне, что в нашем маленьком городке новости разлетаются так быстро, или нет.

– Ну, определенные новости в определенных кругах становятся известны практически сразу же. Ты уверена?

– В чем?

– В своем решении по поводу работы.

– Прости, с чего такой вопрос? – я невольно хмурюсь, поскольку действительно не совсем понимаю, почему Данил задает мне его.

– Ты поселишься в офисе.

– И что с того? У меня ни семьи, ни детей. К родителям я на выходных только езжу, кошку кормить не надо, собаку выгуливать не требуется, ибо их у меня нет. Почему бы и не пожить в просторном здании в центре города?

– А на меня у тебя время останется?

– А это смотря на что. И как часто… – я прикусываю нижнюю губу и невольно облизываю ее. Потому что… Да ну хватит уже на пороге пикироваться.

Его губы мягкие и твердые одновременно. Его дыхание чуть отдает коньяком и сумасшествием. Его руки держат мое лицо так нежно и бережно, что я не могу придумать ни одной причины отказаться от еще одной безумной ночи. И не хочу ее придумывать. Зачем? Есть только здесь и сейчас. Все разумные доводы были “до” вчерашней ночи и появятся “после”. После того, как я верну его хорошей девочке-жене. А здесь и сейчас я пью его поцелуй, впитываю его живительную силу, как измученный засухой цветок пьет первые капли летнего дождя. Его грозовые глаза вспыхивают яркими желтыми всполохами, словно молнии пробивают свинцовые тучи. Он сам шторм и ураган для моей души, а мое тело хочет снова утонуть в нем.

– На то, чтобы быть в тебе. Двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю.

– Не сотрешься? – мурлычу я в мужские губы.

– Поверь, я мечтаю стереться вот так. Ты просто не представляешь, насколько я этого хочу.

– Но?

– Но есть “но”, много “но”. Пока есть. Но я с ними разберусь. Да еще самолет этот дурацкий. Не проспать бы…

– В пять утра? – я беру его руку и кладу ее на подвеску, отмечая, что мужские пальцы подрагивают.

Он нежно оглаживает кулон, задевая голую кожу и посылая крохотные искры-разряды желания, что прошивают мое тело мощнейшим “надо-немедленно-трахнуть-этого-самца” импульсом.

– До пяти утра еще уйма времени, – шепчу я ему в самое ухо и с восторгом слышу низкий утробный хрип. – И мы можем даже не ложиться.

Глава 10

– Ведьма, – горячечный шепот в ухо. А нетерпеливые руки уже сминают грудь, что сама рвется в жесткий захват, желает его, жаждет его обладания ею. Мною.

– Сирена морская. – Ткань жалобно потрескивает, трусливо сдаваясь стихийному напору, а щеку обжигает трение дневной щетины.

– Дурманишь. Затягиваешь. Пьянишь крепче любого виски. – Его ладони уже под моими ягодицами, приподнимают, бесцеремонно притирая к вздыбленной ширинке.

Я обхватываю его талию ногами, впиваясь в рот, затыкая его, занимая более важными вещами, чем бормотание каких-то глупостей. Мне твой язык нужен не для этого, парень-гроза.

– В душ, – приказываю я. И он, спотыкаясь на плохо знакомых поворотах, заносит меня в ванную, сдирая по дороге ненужные, мешающие тряпки. Они, скорее всего, не переживут сегодняшнего нашего штормового столкновения, но наплевать на них. Я на ощупь открываю кран, и в мужскую спину бьет струя холодной воды. Дан мощно вздрагивает, но только шипит, лишь крепче сжимая меня и разворачиваясь так, чтобы не подставить случайно под неотрегулированную воду.

– Прости, нечаянно, – не могу сдержать шальную улыбку.

– Все равно не отпускает. – Его глаза под отяжелевшими веками почти черные. И только редкие молнии мелькают в этой затягивающей бездне. В той самой, в которой я готова пропасть без следа и сожалений. Сегодня, пусть только сегодня. Еще один “здесь и сейчас” раз. – Холодный душ мне не помеха. Не жди пощады, женщина.

– Боялась, – оскаливаюсь я коварно и обхватываю тяжелый пульсирующий член. Он ложится в мою руку так, словно они выточены друг под друга, а Данил от этого прикосновения запрокидывает голову, не обращая внимания на заливающую лицо воду, и хрипло, с  посвистом выдыхает.

Обожаю наблюдать за выражением некоторой беспомощности на мужском лице в этот момент. То самое ощущение собственной полной и безграничной власти над тем, кто столь неосмотрительно вручил в твои руки свою самую большую драгоценность. Да, именно так. Никакое состояние, никакие банковские вклады, никакие принадлежащие самцу заводы, газеты и пароходы не подвинут в рейтинге его сущность, его центр вселенной, его собственное божество, манипулирующее мужским сознанием и контролирующее его поведение. Поэтому та, что держит мужика за яйца в буквальном смысле этого слова, становится в этот момент его Госпожой.

Я опускаюсь на колени перед ним, не позволяя нашим взглядам расцепиться.

Удивительное дело. Казалось бы, он смотрит сверху вниз, он довлеет массой своего тела надо мной, я у его ног. Но его взгляд умоляет, и в моих силах прямо сейчас вознести его на вершину удовольствия или лишь подразнить, продинамить, поманить обещанием рая и захлопнуть двери перед носом.

Самолет, говоришь, в пять утра?

Ты у меня сейчас прямо так полетишь.

– Нет, – вдруг хрипит он и словно подломленный резко опускается рядом. – Не хочу так.

Какого?.. Что значит “не хочу”?

– Только баш на баш, сирена. Ты мне, я тебе. Одновременно.

Он подрывает меня вверх, хватает, не глядя, гель для душа, поливая меня тягучей жидкостью прямо из бутылочки, быстро взбивает пену руками, так же быстро споласкивает под душем, заодно смывая пышные хлопья с себя, выскакивает из кабинки, встряхнув головой, как намокший под ливнем пес, заворачивает меня в банное полотенце и тащит в спальню, умудряясь хлопнуть рукой по выключателю. Ты смотри, и ведь запомнил дорогу с первой ночи.

На кровать он меня буквально вытряхивает, как наворованное добро из мешка.

Я оказываюсь на спине с раскинутыми руками, упираясь ступнями ему в плечи, и чувствую горячее дыхание на лодыжках, от которого весь загривок дыбом, точно я зверь, а не человек. Он медленно проводит руками по моим ногам, оставляя пылающую фантомную дорожку его прикосновений, и разводит колени. Я полностью раскрыта перед его жадным, потемневшим взглядом.

– Красавица моя, – шепчет, вдыхая рвано, жадно, тоже по-звериному ловя мой аромат. – Какая же ты…

Потираясь щекой о внутреннюю часть бедра, он начинает вырисовывать цепочку огненных поцелуев-укусов от колена и выше, выше, туда, где сосредоточился сейчас мой пульс. Где внутренние мышцы уже мелко дрожат в предвкушении удовольствия, где бедра сами раскрываются, распахиваются шире некуда, приветствуя атаку его языка. Шелковистый агрессор не церемонится, то врываясь, то внезапно отступая, зажигает звезды в моей голове, а потом так же внезапно гасит их горячим дыханием. Я задыхаюсь, царапаю его шею, сама не понимая, чего хочу – оттолкнуть или вдавить в себя, заставить продолжать или увернуться, чтобы наброситься самой на него.

– Жадюга, – голос, низкий, огрубевший вконец от похоти, посылает в меня вибрации, от которых становится еще жарче. Почти невыносимо. – Щедрая, обильная, сладкая жадина. Дай мне. Выпить тебя хочу, осушить до самого дна. Дай.

И я даю, выключаю сознание, оставляя лишь ощущения.

Я не помню, в какой момент оказываюсь сверху, оседлав его рот. Не замечаю времени, которое требуется мне, чтобы дотянуться жадными губами до его члена, блестящего от предсеменной жидкости. Он тоже сладкий. Чуть-чуть. И немного соленый. И еще слегка острый. И очень красивый. Ровный, гладкий, скользкий. И такой твердый. С набухшими прожилками вен, обвивающих ствол. С горяченной головкой, которую мне хочется, именно хочется облизать, втянуть, посасывая и отпуская. Дан рычит и стонет подо мной, содрогается всем телом, но темпа не сбавляет. Не жалеет, не дает ни шанса остыть, опомниться. Как и я ему. И наши не ведающие о существовании стыда ласки, посасывания и вылизывания в какой-то момент удивительным образом синхронизируются настолько идеально, что мне кажется, это я сама прикусываю свой клитор. До нежной боли, простреливающей позвоночник. Что я сама втягиваю в рот половые губы. Прохожусь по складочкам длинным, с оттягом, движением-пыткой. Я даже не хочу сейчас взорваться в ослепительном оргазме, хочу продлить это сумасшедшее скольжение в-себя-из-себя, хочу тоже напиться, насытиться досуха, до дна, до самого края. Но в какой-то момент Данил решает, что простого умопомрачения мне мало, и мягко, но требовательно раздвигает мои ягодицы.

– Тш-ш-ш, не дергайся. Я буду очень нежен, сирена. Всегда. Очень. Нежен. С тобой.

Для меня в сексе нет запретных зон или поз, движений или удовольствий. Если с тобой мужчина, который чувствует твое тело, который играет на нем не только для своего, но и для твоего наслаждения. Но именно сейчас, верхом на Дане, я со стыдливым восторгом представляю всю невыносимо возбуждающую порочность, всю сладкую греховность этой картины: его язык на моем клиторе, а пальцы нежно скользят в тугом колечке ануса. Я одновременно и расслаблена, и напоминаю себе стрелу, готовую сорваться с тетивы.

– Я хочу кончить в тебя. Сюда, – он шевелит пальцами, и меня снова пронзает зарядом чувственного блаженства.

– Да, – сиплю я сквозь зубы. Всегда да. В этом нашем сегодняшнем “всегда” будет да.

– Но сперва ты. Только после тебя, моя ведьма.

Он переворачивает меня, уже плохо ориентирующуюся в пространстве, на живот, приподнимая ягодицы, и снова впивается требовательным поцелуем, проталкивая язык в начинающее сокращаться в преддверии оргазма отверстие.

– Кончи… Кончи мне на язык. Я хочу почувствовать это.

Я хочу кончать на его языке вечность. Хочу содрогаться на нем и хрипло, утробно стонать-рычать-мурлыкать. Хочу, чтобы его пальцы в это время продолжали растягивать вход в меня для него, для вылизанного мною только что члена, такого огромного, жаркого, дарящего мне ощущение сокрушительной наполненности, до легкой боли, до острого восторга насаженной, надетой, натянутой на него. До состояния абсолютной желеобразности тела, в котором каждая агонизирующая в оргазме клеточка вопит и требует: “Оставь его нам навсегда!”

Оставь.

Глава 11

Утром я долго не могу встать с кровати. Не потому что хочу спать, а потому что пытаюсь собрать в кучу не только тело, что потягивает, ломит, до сих пор периодически потряхивает и простреливает легкими искрами пережитых ночью ощущений. Мои мозги тоже нуждаются в реальной перезагрузке.

Это… Это было классно. Крышесносно. Ошеломительно. Восхитительно и улетно…

И чуточку… Да какой там чуточку? Ну себе самой-то не ври! Это было   совершенно неправильно.

Еще вчера утром я даже не думала об этом. Как-то… не осознала, что ли. А сегодня, после второй подряд ночи меня вдруг накрыло. Словно протрезвела только сейчас.

Чертов Володя был прав и в этом.

– Никогда не соглашайтесь на секс после спиртного. Неважно, кто из партнеров выпил. Да, реакции тела будут казаться ярче, мышцы будут легче расслабляться, “доплыть” до состояния тоже проще, ибо внутренние цензоры, регулирующие морально-этическую составляющую, спят. Но мой вам совет и наказ – занимайтесь сексом только при условии вменяемого состояния обоих. Особенно если хотите кого-то трахнуть в первый раз или в первый раз попробовать что-то новое даже с проверенным партнером. Потому что ни вам, ни вашему партнеру утром не должно прийти в голову, что ночью вы совершили ошибку или перешли границы допустимого под влиянием алкоголя. Прямо противоположное я бы вам сказал только в том случае, если вашей целью является шантаж или манипуляция. Но я вам этого не говорить не буду. Сами догадывайтесь.

Ну в точку же!

Только я уже дважды совершила эту ошибку – и на нетрезвую голову, и на трезвую.

И ладно, в первом случае я действительно могу озвучить наиглупейшую отмазку “ой, такая была… ну, понимаешь, ничего не помню, ответственности не несу”. А вчера-то зачем?

Вчера мне думалось, “я подумаю об этом завтра”. А сегодня как раз и есть то самое “завтра”. И сегодня, по зрелому размышлению, я в своем поведении вижу больше от манипуляции, чем от ошибки. Манипуляции и заигрывания с собственной совестью.

Что он сказал тебе в первый раз? Что пытается быть джентльменом и не намерен воспользоваться твоим состоянием неадекватности, так? Маладэц! Балл ему в копилочку. А ты? Просто взяла и залезла на него с ногами, пьянь болотная.

Что он сказал вчера? Что есть какие-то вещи, какие-то “но”, которые он должен сперва решить, и что у него самолет. То есть пытался в очередной раз не допустить того, что произошло. А ты что? Правильно. Заткнула ему рот поцелуем. Иначе говоря: соблазнила, запутала, обманула и вообще – получается, что это не он сам к тебе пришел, а ты откровенно вешаешься на него.

Капе-е-ец. Приплыли, госпожа Малышева.

Мало того, что парень женат, и ты практически выступаешь в роли разлучницы, так еще и явно играешь его плотскими желаниями. Наверняка в том браке у него не все гладко с сексом, раз на тебе он отрывается и просто маньячит вовсю, но блин! Ты же взрослая, умная женщина, не какая-то там… “шалава”, как сказала бы одна из соседок, что вечно сидят на лавочке под подъездом, чтобы вот так взять и отмахнуться от элементарных приличий.

Но знаете что? Он тоже хорош. Женат? Женат. Изменяешь жене? По факту изменяешь. И началось-то все задолго до секса, верно?

И курточку мы накинули, и брусничку принесли (ведь сто пудов он, больше некому), и комплиментики отвешивали, да еще и подарочек эдакий с намеком преподнесли.

Что-то щекочет шею, и я пытаюсь скинуть раздражающий локон, но натыкаюсь на подвеску, которую так и не сняла на ночь.

– Утро действительно мудренее вечера, – соглашаюсь вслух со своими мыслями и расстегиваю замочек непослушными пальцами. Изящная безделушка, словно имеющая собственную волю, старательно путается в завитках волос, собачка постоянно клацает, возвращаясь в прежнее замкнутое состояние, цепочка так и норовит выскользнуть из рук, и мне приходится повозиться несколько минут, чтобы снять с себя своенравное украшение. В ванной я долго стою под душем, бездумно передвигая регулятор воды с прохладной на теплую и обратно. Но ни контрастный душ, ни привычный крепкий кофе, сваренный в этот раз собственноручно, не разгоняют спутанный клубок обрывочных “офигенски же, ну?”, “какого черта ты снова это сделала!”, “когда он там возвращается?”, “лучше бы больше не видеться с ним”, “господи, мне никогда не было так хорошо ни с кем”…

В голове царят сумбур и хаос, и слава богу, что сегодня не надо идти на работу.

– Я не связываюсь с женатыми, – передразниванию сама себя за второй чашкой кофе. – Не волнуйся, Стив, это не скажется на моей работоспособности.

Еще как скажется. Мой рабочий инструмент – мозги. А если они забиты постоянно всплывающими перед глазами картинками двух голых, потных, рычащих от страсти тел… Ну, не факт, что срочный отчет я отправлю куда надо и подпишусь цензурно.

Я решительно прихлопываю стол ладонями, срываюсь в спальню и быстро, пока меня не развезло опять на всякие ненужные сантименты, снимаю постельное белье, пропахшее нашим сексом – греховным, сладким, умопомрачительным, разрушительным для моей личности наслаждением.

Я не хочу стать очередным подтверждением слов своего бывшего любовника о том, что любую бабу можно подсадить на секс, ради которого она забудет все и всех. Член Данилы хорош, чертовски хорош. Но не лучше моих принципов, моей совести и моего самоуважения.

Звонок приятельницы раздается в тот момент, когда я уже навела порядок в квартире, перестирала все белье и заправила кровать свежим, не напоминающим о моей слабости.

– Ольчик, я тут разрабатываю одну методику, мне нужен подопытный кролик. Поможешь?

Фигня вопрос. И даже очень в тему, как раз надо отвлечься, а у меня полно свободного времени, все равно сегодня к родителям уже не поеду. Натуся сейчас подвизается школьным психологом, а в свободное время ведет какие-то курсы самопознания, самосовершенствования, саморазвития и прочих “самозаморачиваний”. На каждой встрече с ней на меня вываливается масса полезной и бесполезной, интересной и сомнительной, странной и откровенно вредной информации, которую приходится долго и нудно фильтровать либо вообще пропускать мимо ушей. Но она варит замечательный кофеек да и вообще классная тетка, с которой приятно поговорить “за жизнь”. Через час я уже сижу на захламленной кухоньке приятельницы.

– …Натуся, я не говорю о том, что голый секс может служить прочной основой для отношений. Но если у тебя с мужиком совпадают ваши санитарно-гигиенические нормы… – я кручу в воздухе руками, пытаясь подобрать верное слово, – жизни, и если при этом вы удовлетворяете друг друга в сексе, то вы проживете долго и счастливо. И для этого не нужны никакие дурацкие слова на букву “Л”, никакие бабочки и никакие сю-сю-му-му. Заметь, я при этом не упоминаю еще одно дурацкое слово – на букву “Б”.

Подруга в очередной раз выпучивает глаза.

– Я про брак. Короче, ни в любовь, ни в институт брака я не верю. И тебе не советую. Зато я верю в разумный подход к выбору партнера и множественный оргазм. Кстати, отличный тост. Я б под такой даже выпила. Тащи свой коньяк. Хотя нет. Никакого спиртного. Ну его нафиг. Свари еще кофейку.

На самом деле я говорю это не столько для Наташи, сколько для себя самой. Мне себя надо убедить в том, что эпизоды с Данилом – просто секс. Увы, по пьяни. Ну, или по ошибке. Но просто секс. Отличный, ни к чему не обязывающий и ничего не разрушающий мимолетный трах – офигенский, бомбический, суперский – но просто трах голодного женатого мужика и запавшей на его красивые глаза дуры.

– Оль, а у тебя все нормально? У тебя руки дрожат, – вдруг спрашивает Наташа.

– Нет, Натуся. Совсем нормальным это не назовешь. Я тут мужика одного… трахнула. Дважды причем. А он женатый.

– А ты не знала? Скрывал, скотина? – ахает подруга, у которой бывший муж в последние пару лет их брака налево ходил регулярно.

– Да в том-то и дело, что не скрывал. Сказал. Да и говорить не надо было. Он кольцо носит не пряча. – А вот посмотреть сейчас Наташе в глаза я почему-то не могу. Мне… стыдно?

– Оль…

– Да все я понимаю. Потому и говорю, что брак – фигня. Не удерживает никого штамп в паспорте от измены. Потому и сама замуж не хочу. – Я прикуриваю еще одну сигарету, хотя меня уже слегка подташнивает от выкуренного за сегодня.

– Блин, Оль…

– Наташ, я даже знаю, что ты сейчас скажешь: про карму, про совесть, про расплату. Да и бог с ним. Расплачусь, чай не переломлюсь. Просто… просто такого секса у меня никогда ни с кем не было. Настолько… не знаю, я чувствовала себя богиней. Самым желанным сокровищем. Драгоценностью. Чуть ли не смыслом его жизни, понимаешь? И в то же время сукой конченой, что делает больно другому хорошему человеку, пусть я ее совсем не знаю. И что теперь?

– Тут из меня плохой советчик, Оль. Слишком больно быть в шкуре той, что осталась на другой стороне, понимаешь?

– Понимаю. Это я тоже понимаю. Поэтому… Ой, да ладно. Не парься. Все проходит, и это пройдет. Сейчас вот выйду на работу, впрягусь в новый проект и забуду о том, как меня саму зовут. Короче, все нормально. – Я допиваю последний глоток кофе, который внезапно кажется мне дико горьким. – Но без такой нормальности было бы лучше.

Натуся тяжело вздыхает и произносит, качая головой:

– Я, может, и не самый хороший психолог, тут ты права. Но я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в то, что ты просто так взяла и трахнула женатого парня, просто потому, что у тебя где-то там зачесалось и тебе просто захотелось секса. Боюсь, как бы ты ни хорохорилась, с тобой все же случилось то, что ты так яростно отрицаешь. Влюбилась ты, подруга.

Глава 12

– Но позвольте, Владимир Иванович, а как же любовь?

Володя, нарочито закатив глаза, поворачивается к задавшей вопрос девушке.

– Голубушка, вы вообще чем слушаете? Я же четко сказал – базовых эмоций всего шесть. Шесть! Страх, отвращение, гнев, печаль, удивление и радость. Некоторые психологи пытаются доказать, что их больше, но на самом деле та же выделенная ими эмоция вины – раскаяния, это всего навсего манипуляция сознанием человека с целью принятия ответственности за поступок, совершенных вразрез с нравственными нормами социума. И поверьте, у представителя племени бушменов и у европейца, к примеру, эти эмоции будут вызываться совершенно разными поступками. Бушмен ходит обнаженным, и для него демонстрация первичных половых признаков в порядке вещей. Для жителя Лондона или Мадрида это неприемлемо, хотя многие готовы заплатить за удовольствие лицезреть эту демонстрацию. Но и житель буша, и любитель стриптиза одинаково будут обмирать от страха, оказавшись один на один с разъяренным львом. Вы чувствуете разницу? То же самое со стыдом, тревогой, завистью, ревностью и так далее, это уже производные, сочетание базовых в тех или иных пропорциях. А вот базовой мы можем назвать только ту эмоцию, которая от одинаковых триггеров запускает одни и те же механизмы в психике людей разных культур, разных рас, разных менталитетов.

– Но во все века поэты и художники воспевали силу любви… – продолжает гнуть свою линию девушка.

– И зарабатывали на этом приличные деньги. Кстати, многие из поэтов и художников в принципе были неспособны на любовь к женщине, поскольку предпочитали мужчин. Сколько оргазмов вы испытали со своим партнером этой ночью?

– Простите? А какое отношение…

– Понятно, можете не продолжать. Видно, что этой ночью ни одного. Когда у вас в последний раз был секс?

– У меня сейчас нет парня, но я все равно не понимаю…

– Сказки о так называемой любви больше всего любят неудовлетворенные женщины. Неудовлетворенные ни по одному из пунктов, упомянутых мною в предыдущей лекции, а именно: сексом, деньгами и властью. Судя по вашим туфелькам вы вряд ли приехали сюда на Майбахе, после лекции наверняка не собираетесь на личную встречу с Председателем Правительства, а тут еще и парня нет. Задержитесь, пожалуйста, после окончания лекции. На пару слов.

Я уверена, что после этой “пары слов” девушка на какое-то время будет удовлетворена как минимум в сексе. Володя никогда не реагирует на вопросы и замечания из зала, если его не заинтересовал собеседник. Девушки его могут заинтересовать только в том случае, если он успел проанализировать их антропометрические данные и результаты этого анализа показали некий приемлемый для него потенциал. Этими методиками он не делится с широкими массами, оставляя самый “цимус” только для проверенных приближенных…

– Володя, дай бог ему здоровья, тот еще манипулятор, конечно. Но кое в чем он прав. Нет любви. Нет. И не стоит заморачиваться. И я не влюбилась. Я просто… немного сошла с ума. Самую малость. Но сейчас это лечится. Сейчас все лечится.

Я бегу по пустынной ранним утром набережной и занимаюсь аутотренингом.

– Это не любовь. Это просто гормоны взбесились. Овуляция, либидо скакануло, мужика давно не было. И вот печальный результат. Надо срочно найти мужика. Для здоровья. В первую очередь психического. А этого забудь. Все. Не было никаких бабочек. И соплей тоже не будет.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и в этот момент телефон тренькает сигналом пришедшей смс. Очередной из десятков.

“Я еще не улетел, но уже соскучился”

“Мои руки до сих пор пахнут тобой”

“Сижу на встрече с акционерами, а думать могу только о том, как ты выстанывала мои имя”

“Меня задерживают здесь еще на несколько дней. А я уже дышать не могу не рядом с тобой”

“Без твоей сладости на языке у меня ломка”

“Чем ты меня одурманила, сирена моя?”

Я не хочу их читать. Не хочу перечитывать. Не хочу коллекционировать эти короткие фразы, каждая из которых заставляет меня вспыхивать от новой лавины возбуждения. Оно затаилось где-то в районе солнечного сплетения, и от набора этих букв, пляшущих перед глазами, мгновенно детонирует, распространяясь ударной волной ядерного взрыва по всему телу. Каждое слово – обжигающий поцелуй, прикосновение языка к телу, нескромная ласка, горящий след, будто он не на телефоне их пишет, а непосредственно на моей коже.

“Я тебя хочу”

“Я в тебя хочу”

“Я только с тобой хочу”

У меня не хватает воли удалить эти признания не читая. Зато почему-то хватает памяти намертво запомнить каждое после перемещения в корзину.

Да какого черта!

“Контакт “Парень-гроза” заблокирован”.

И пора наконец выходить на работу и возвращаться к нормальному течению жизни.

Только мужика найти обязательно.

– Хай, Джин. Что делаешь? Оттопыриваешься?

Да не то слово. Оттопыриваюсь и расколбашиваюсь.

– Так, мед мой сахарный, шевели копытами в городской офис “ФастПойнта”. Я договорился, тебе дадут “Поросенка”, встретишь меня в аэропорту. Я через полчаса вылетаю, через пару часов буду. У меня до хрена гребаных баулов, которые больше никуда не поместятся. Все. Не целую, а то влюбишься.

Ну наконец-то!

Как старая боевая лошадь при звуках военного рожка я ломлюсь домой, успев за какие-то полчаса принять душ, натянуть драные джинсы – не по моде, а от старости, ибо в “Поросенке” водительское сиденье так до конца и не очистили от мазута, и пачкать нормальную одежду просто жалко – и накинуть потертую старую косуху. Плюс полтора часа на дорогу, и вуаля: я с нетерпение ожидаю своего любимого босса, сидя на капоте нашего пошарпанного, исцарапанного, древнего, но верного лендровера. После всех душевных метаний последних дней мне надо хотя бы глазами зацепиться за нечто стабильное, незыблемое и непробиваемо спокойное. И такой якорь для меня – наш Стив.

Продолжить чтение