Читать онлайн Мечта на ладони бесплатно

Глава 1

Громкий крик заставил подскочить в постели. Быстрый взгляд на часы убедил – что-то стряслось. До обхода ещё сорок минут, но сегодня не мой день. Пришлось вставать. Обречённый стон вырвался сам собой. Я надела тёплые носки, накинула толстый халат и, не забыв прихватить связку ключей, поспешила на поиски кричавшего.

Звуки доносились из женского крыла. Пробираясь между комнатами, успела заметить уже поднявшихся на крик людей. «Как же я их потом всех уложу?» – этот вопрос не оставлял на протяжении всего пути. Но идти пришлось недолго: уже в третьей по счёту комнате нашёлся источник шума.

Запирая за собой дверь, услышала:

– Айрин, деточка. Ты бы поторопилась, она сейчас себя погубит.

Но отвечать пожилой даме не было времени. Как только замок щёлкнул, а связка ключей оказалась во внутреннем кармане халата, я кинулась к больной.

Молодая женщина сидела на полу, бормотала что-то под нос, периодически вскрикивала. Монотонно раскачивалась и раздирала руки ногтями. Те уже сочились кровью, но пациентка будто не чувствовала боли, лишь повторяла одну и ту же фразу:

– Он жив. Он жив.

– Милли? Поднимайся. Я отведу тебя в кровать, – положив руку на плечо несчастной, проговорила я.

Женщина мгновенно вскинулась. Подскочила на ноги и громко закричала:

– Мой сын жив! – Милли заметалась по комнате, разбудив даже самых стойких.

– Пойдём в кровать. Я постараюсь найти его, – протянула женщине руку и улыбнулась показывая: «всё хорошо, тебя никто не обидит».

Милли всхлипнула и посмотрела внимательнее. Во взгляде больной – страх и сомнения, но что-то заставило подойти её ближе и вложить свою руку. Волоча ногами, мы пробирались между кроватей и молчаливых пациенток. Мне приходилось удерживать Милли за плечи.

В замочной скважине повернулся ключ. В тишине, разбавленной только всхлипами Милли, скрежет замка разнёсся словно звук сходившей лавины. В этот момент произошло сразу две вещи: в комнату вошёл Мартин, а женщина закричала и с огромной силой оттолкнула меня.

От неожиданности я упала, приложившись плечом о деревянную кровать. В глазах заплясали мошки, а мир вокруг потускнел от дикой боли.

– Лгунья! Вы все лгуны и воры, украли моего сына! – истошные вопли вернули меня в реальность. Лежать на полу и жалеть себя не было времени. К счастью, Мартину удалось скрутить больную. Оставалось только дать Милли лекарство.

Опираясь на одну руку, я поднялась с пола. Преодолевая накатывающую из-за боли тошноту, направилась к источнику сегодняшних проблем. Девушка дёргалась, ругалась и бранилась, сейчас для меня это было сподручно. Порывшись в карманах халата, я нащупала пакетик с гранулами сон-травы, и воспользовавшись тем, что Милли почти не закрывала рот, всыпала содержимое.

– Ну наконец, – напарник выдохнул, а девушка в его тисках мгновенно обмякла. Мартин старался не смотреть на меня. Меж его бровей залегла складка, говорил в сторону – так он проявлял своё смущение.

– Ты сам сможешь до кровати её донести? Кажется, у меня что-то с рукой. – на этих словах брови Мартина ещё больше сдвинулись к переносице, а губы превратились в узкую полоску. – Не переживай, – я поспешила успокоить, – На мне быстро заживает, ты ведь знаешь. Наверное, старый вывих даёт о себе знать.

Мартин, не мешкая, направился с телом Милли к кровати. А я отчаянно боролась с болью. Уже стоя у двери, услышала сигнал побудки. Обречённый стон из груди вырвался сам собой, а плечи рефлекторно опустились и вызвали новый приступ острой боли. В глазах потемнело, голова закружилась.

– Ты как? – встревоженный голос напарника звучал как через толщу воды.

– Всё нормально. Сегодня утро без меня. Прикрой в случае чего. – и не дожидаясь ответа, поспешила со всей возможной скоростью к себе.

Впервые серьёзную травму плеча я получила ещё в детстве. Даже не помню причину того избиения. В памяти запечатлелась лишь боль и искажённое ненавистью лицо управляющей.

К счастью, в этот раз обошлось без вывиха. Ушиб, да и только. Тонкий слой мази быстро справился с болевыми ощущениями. Лёгкая немота в плече появилась мгновенно, но это не повлияло на подвижность пальцев. Долго отлёживаться я не стала и сразу отправилась на работу.

Успела к концу завтрака. Глухо стучали деревянные ложки о такие же деревянные тарелки. Исключением были кружки – медные. Почти все присутствующие могли принимать пищу самостоятельно. Остальным помогал персонал. Я заметила пожилую даму с трясущимися руками, тщетно пытающуюся донести ложку с кашей ко рту.

– Деточка. Ты будешь меня кормить? – вместо приветствия спросила женщина. Забавно, но почти все престарелые пациенты обращались ко мне как к своей внучке. И часто называли «деточка».

– Вы против? – с наигранным испугом уточнила я, а после улыбнулась милой женщине.

Уже в процессе поедания каши старушка спросила:

– Я сегодня не видела новенькой. Ну, той, что ребёнка потеряла. Она уже должна была проснуться.

– Госпожа, – аккуратно вытирая беззубый рот пациентки, я со вздохом призналась. – Милли под сон-травой. Успокоить удалось только этим методом. Уже второй раз подряд.

Пациентка в ужасе ахнула. Больше ничего не спросила, только есть стала с меньшим энтузиазмом.

Для этой женщины сон-трава знакома не понаслышке. В пансион Густа она прибыла два года назад. Всё утверждала, что несносная невестка упекла её сюда после смерти мужа. Буянила. Как итог: часто пребывала в сонном состоянии.

Это «лекарство» усыпляло минимум на трое суток, а после пробуждения человек себя не помнил. Забывал даже имя. Хорошо хоть, эффект временный. Однако накопительный. Здоровье женщины очень испортилось от истощения и зубы она потеряла уже в этих стенах. Свою роль в этом сыграл и местный климат. Лютые морозы Ваолии мало кого щадят. Прибавить сюда ветра с океана и вечную сырость плохо отапливаемого помещения, то выжить после «курса» сон-травы – счастье.

За размышлениями прошёл завтрак. Пациентов отвели в общую гостиную, где они проводили свободное время. Широкая длинная комната была заставлена скамьями. Здесь меня не покидало давящее ощущение. Серые стены, узкие окна и гомон из голосов не вызывали приятных чувств. Да что говорить. Я ненавидела весь пансион. Это мрачное одноэтажное здание со странной планировкой вызывало лишь апатию и тошноту.

Центром пансиона служила столовая, за ней по обе стороны находились купальни: женская и мужская. За мужской купальней расположилась гостиная – так это душное злосчастное место называла госпожа управляющая. Как по мне, то комната больше походила на грязный вокзал или тюремную камеру. Дальше от «центральных» комнат по обе стороны тянулся узкий коридор, из которого можно было попасть в каждую палату, а вот вход был один и тщательно спрятан. В пансионе я провела всю свою жизнь и не могу вспомнить, чтобы хоть один пациент попытался сбежать.

Рано или поздно осознание накрывало каждого. Остров Ваолия не то место, где можно выжить в одиночку. Те же, кому посчастливилось лишиться разума полностью, были всем довольны. Их кормили, мыли, помогали одеваться. Мыслей о побеге они даже не допускали. Да и мыслили ли они? Всегда было любопытно, что творится в головах людей, которые слышат голоса или видят призраков. Да, такие тоже попадались. Но чаще к нам привозили неугодных стариков. Дети редко хотят ухаживать за престарелыми родителями. Были даже те, кто ради наследства признавал своих родителей душевнобольными. «Мерзкие люди! Будь у меня мама, никогда бы её не отдала, даже сумасшедшую», – невольно вспыхнула мысль. Она укоренилась во мне и всплывала всякий раз, когда я находилась в гостиной, а все «постояльцы» были в сборе. В такие моменты была отчётливо видна людская корысть, лень и пренебрежение.

Госпожа Рэй – мой спаситель, но и её теперь не стало. Злость клокотала во мне, да и ноющее плечо не способствовало успокоению.

– Пойду проверю лампады и печи, – обратилась я к одной из смотрительниц. Мне срочно нужно было отвлечься.

Мрачный слабоосвещённый коридор встретил прохладой. Лампады на стенах горели ровно, каждая прикрытая алкаром мерцала, отбрасывая причудливые тени. Источников света было мало. Алкары служил защитой от ветров, дождей, пыли и других внешних факторов. Однажды я слышала, что люди научились создавать очень большие камни – один такой алкар мог укрыть весь императорский дворец. «Нам бы такой – с тоской подумала я, – Мы бы перестали мёрзнуть, а пациенты болеть».

Первым делом заглянула в палату, где спала Милли. Случалось, что слабые замерзали во время сна, а всё безумная экономия управляющей! Мы только и успевали выгружать тела в ледник.

По центру каждой палаты стояли металлические печи, отапливаемые трантом. Этот чёрный камень добывался заключёнными на нашем острове. Даже затрат на перевозку не было. Но как говорила управляющая: «Экономия должна быть экономной». Не удивлюсь, если часть денег за закупку транта она забирала себе.

Пока ходила по комнатам и закидывала трант в печи, немного успокоилась. Но плечо всё ещё ныло. И, не заставляя себя больше работать, отправилась в комнату.

Спальня, она же гостиная и целый дом для меня одной, находилась сразу за столовой. С внутренней стороны, рядом с выходом. Закуток в несколько квадратных метров без окон. Кровать, стул и сундук – сложно назвать полноценной спальней. Но это было единственное место моего уединения.

Не теряя ни минуты, я зажгла несколько лампад. Достала из сундука кожаную папку со слегка пожелтевшими листами. Настал момент моего счастья. Для меня трант и бумага служили источником спокойствия и отстранения от этого мира. Рисовала я в большей степени портреты пациентов. Фантазия моя работала плохо, прочитанное в исторических или географических книгах невозможно было передать чёрным камнем. Тогда как лица других могут подарить разные ощущения. Кажется, именно так я научилась хоть немного понимать людей. Их улыбки, когда они мечтают. Хмурые брови при сложной задаче. Широко раскрытые глаза от испуга. Из таких деталей у меня получился не один десяток рисунков. Жаль, что не все люди с моих портретов до сих пор здравствуют. Кто-то ещё в леднике, а кто-то уже отправился к Духам ветров после ритуального сожжения. Я бережно храню каждый рисунок, ведь лица ушедших должны помнить.

Но порисовать так и не вышло. Плечо болело. Бессонная ночь давала о себе знать, а общая усталость ослабила организм. У меня был жар. Поняла я это, только когда мои руки мелко задрожали. Так что я просто выпила настой из трав против воспаления, натёрла ушибленное место мазью и провалилась в сон. Как оказалось, не зря. Следующий день приготовил немало для меня подарков.

Глава 2

Всю ночь меня лихорадило. Мартин несколько раз стучался, спрашивал, чем помочь. Но мне было достаточно и того, что не пришлось выходить на ночные обходы.

К утру жар спал, и я забылась крепким сном. В общей гостиной появилась уже после завтрака, за что получила неодобрительные взгляды от смотрительниц.

Меня не очень жаловали. Каждая считала своим долгом напомнить, что я дочь сумасшедшей, сгнившей в стенах психбольницы. Бедная сиротка, милостью госпожи управляющей, всё ещё живущая под опекой «благородной» дамы. Содержанка, нахлебница, неблагодарная приживалка. Такие слова и ещё много похожих, часто летели мне прямо в лицо. Я старалась работать, отрабатывать свой хлеб и кров. Но им всегда было мало. А с тех пор, как я начала получать жалование, они и вовсе словно с цепи сорвались.

Когда в стенах пансиона «Густа» появился Мартин, смотрительницы присмирели. Оскорбления стали литься исключительно в спину. Причины такого поведения я не понимала, но подозревала, что женщины побаивались моего напарника. А вот пакости и донесения на меня участились. Так что я не сомневалась – ожидать мне сегодня очередного выговора и наказания.

Управляющая появлялась нечасто. Она проживала на материке, а когда приезжала, останавливалась в своём домике, недалеко от бухты.

Стоило мне утешиться, как в дверях появилась Эдна Винсент – госпожа управляющая! Следом за ней прошествовала новая партия больных в сопровождении нескольких смотрительниц. Всего трое новеньких, но что удивительно, среди них был молодой мужчина. Крайняя редкость.

«Бедненький. Наверное, совсем умом тронулся» – единственная возникшая у меня мысль при взгляде на темноволосого мужчину лет тридцати. Его отсутствующий взгляд, выдавал действие сон-травы. Пустота в глазах, скованные и неуверенные движения. Человек просто не понимал, кто он и что делает. Всю неосознанную партию прошествовавших мимо пациентов, отвели в купальню, помыть и переодеть.

Тем временем к госпоже Винсент подошла одна из смотрительниц и принялась что-то тихо нашёптывать. По тяжёлому взгляду, направленному в мою сторону, я сразу поняла, что меня ждёт.

– Айрин! Быстро за мной! – скомандовала Эдна, круто разворачиваясь на коротких каблучках.

Мне ничего не оставалось, как пойти вслед за высокой, сухопарой женщиной, возраст которой не поддавался определению. Да я и не спрашивала. В моей памяти Эдна Винсент всегда была худой, прямой и вечно недовольной. Холодные голубые глаза в обрамлении мелких морщинок и седая прядь, тянувшаяся от виска и уходящая в высокий пучок, были неизменны. Время было не властно над Эдной Винсент.

– Ну? Что на этот раз? – скрестив тощие руки на костлявой груди. Эдна ждала ответа. Во взгляде бушевала ненависть и предвкушение.

– Вчера повредила руку и не могла работать. Если вы об этом…

– Ты, мерзкая девчонка, не имеешь права отлынивать! Благодари всех Духов, что я не выкинула тебя вместе с матерью в ледник! – её ноздри раздулись от гнева. Тонкие губы побледнели, так что стали совсем незаметны. – Руки. – ледяным тоном приказала управляющая.

Сердце упало в пятки. Я знала, как жестока может быть Эдна. Мольбы о пощаде никогда не помогали, наоборот, они распаляли её ещё больше. Каждый последующий удар Госпожи Винсент, наносился с бо́льшим азартом и упоением. Моё многострадальное плечо, множество мелких шрамов на руках и спине, заслуга той женщины, что сейчас требовала расправы.

Вот и сегодня я покорно встала перед Эдной Винсент. Засучила рукава и вытянула руки. Я всё ещё не знала, куда в такие моменты деть свой взгляд. Немного поразмыслив, решила, что вины моей нет, а значит наказание не заслуженное. После первого удара розгой я посмотрела прямо в холодные, пустые, голубые глаза.

Я помнила госпожу Рэй. Та, умирая, просила научиться постоять за себя. Как я буду это делать, ещё не знала, но была решительно настроенна отстаивать себя.

Удар. Ещё удар.

Я молчала не прерывая зрительного контакта, а Эдна продолжала взмахивать и опускать прутья на мои руки.

С каждой новой вспышкой обжигающей, жгучей боли, ненависть во мне росла. Мечтала – однажды отнять эти поганые розги и вернуть Эдне, каждый удар, крепла с каждой секундой. Росло жеелание показать всю боль, испытанную мной за девятнадцать лет. Так чтобы каждое прикосновение прутьев к коже заставляли Эдну просить о пощаде. До тех пор, пока она бы не сломалась. Ведь именно этого опекунша ждала от меня всю мою жизнь.

– Я отсутствовала всего пару месяцев, но тебя, кажется, нужно переводить в пациенты! Ты как дикий зверь. Совсем от рук отбилась. – сказав эти слова, Эдна Винсент совершила невероятное. Отшвырнула пыточное орудие в сторону и нежданно удалилась, не сказав больше ни слова. Сегодня я отделалась «малой кровью». Но руки придётся лечить и не один день.

С тяжёлым вздохом я отправилась к себе смывать кровь и перематывать раны. До комнаты шла быстро. Мной двигал болевой шок и ненависть. Но я осознавала, что нужно было спешить, ведь скоро саднящая боль проявит себя в полную силу.

В прошлый раз я лечила спину. Кажется, ещё не так давно из ран сочилась кровь, а спать я могла только на животе, и то урывками. Одна из пациенток, та что уже ушла из этого мира, учила меня, никого не бояться. Особенно тех, кто настроен агрессивно по отношению ко мне. К сожалению, в моём окружении их было большинство. С уходом госпожи Рэй, во мне как будто что-то выключили. И именно тогда я дала себе обещание: ни перед кем не пресмыкаться, не бояться и не просить прощения. Решила вести себя так, как вела себя при жизни сама Госпожа Рэй: «Любые козни судьбы принимай с высоко поднятой головой. Не позволяй людской злобе сломать тебя, деточка» – госпожа Рэй твердила, что я должна запомнить эти слова как заповедь. Пациенткой в нашем пансионе она прожила всего около четырёх лет, но эти несколько лет стали для меня нечаянной радостью. Я искренне полюбила госпожу Рэй. Она стала для меня названной матерью.

Судьба этой женщины была незавидная. После кончины супруга, дальние родственники предъявили адвокату справку о её невменяемости. В нашем мире, если ты одинокая вдова, сложно отстоять своё право. Завещание супруга пропало неизвестным образом. Так и получилось, что ранее принадлежавший вдове дом и наследство, ушли в чужие руки, а вместе с недвижимостью и право по опеке над госпожой Рэй перешло в чужие руки. В конце концов её отправили на остров, доживать последние деньки, хоть женщина и была в полном уме.

Как работала система «сбыта родственников», я не знала. Только понимала, что большинство находящихся в этих стенах – неудобны, невыгодны, или просто мешают своим близким. Пациенты безропотно принявшие свою судьбу, жили далеко не один год. Те же, кто постоянно шумел и требовал справедливости, быстро покидали этот мир. Их пичкали травой до тех пор, пока тело не ослабевало, а разум не терял прежней остроты.

Смывая ледяной водой свежую кровь, сочащуюся тонкими струйками по рукам, я мысленно себя похвалила. Сегодня я смогла показать, что не боюсь. Осталось поработать над ещё одной проблемой, и можно смело уезжать из этого Духами забытого места. За два года пока получаю жалование, успела скопить прилично. Тратить мне было не на что. Одежду, бумагу, и разную мелочь часто приносил Мартин и никогда не брал денег. «Детей у меня нет, дай хоть тебя побалую» – постоянно твердил он, одну и ту же фразу.

Жила я здесь, в пансионе. Питалась тем же, что и больные. Конечно, из моего жалования вычиталась немалая часть, но я привыкла. По имперским меркам, работа в Ваолии, из-за сурового климата очень хорошо оплачивалась.

Месячная плата смотрительницы пятнадцать золотых, тогда как на материке платили всего семь, за такую же работу. Мне доставалось, за вычетом, только одиннадцать. Хотя съедала я вряд ли даже на золотой. Куда уходили эти деньги, даже не пыталась узнать.

Я поставила себе задачу выбраться отсюда, несмотря ни на что. Пусть медленно, но верно, я приближаюсь к своей цели.

Наложив толстый слой мази на повреждённые участки и замотав руки, больше из комнаты я не выходила. Мои обязанности – ночные дежурства, побудка и завтрак. Остальное время, сначала по указу управляющей, а после, на добровольных началах, помогала другим женщинам-смотрительцам. С появлением Мартина меня внесли в трудовую книгу и назначили жалованье. Подозреваю, что это была заслуга Мартина, а не инициатива управления, хоть он и отрицал свою причастность. За переработку мне не платили. Да и не нужно было. Я проводила время со стариками и теми, кто действительно нуждался в помощи и заботе. Если ко вторым я просто проявляла сострадание, то первые растили меня. Учили читать, писать, рассказывали историю империи.

Каждому пациенту разрешалось брать с собой средства личной гигиены и книги. Большее не допускалось правилами пансиона. Щётки и полотенца изнашивались, и на их смену выдавались одинаковые, плохого качества наборы. Вероятно, самые дешёвые из тех, что можно было купить. Но вот книги! Их хранили, берегли и передавали между собой, а уже прочитанное складывали. Так, в столовой, кроме длинных столов со скамьями, у одной стены, как раз за той, где находилась моя комната, стоял большой доверху забитый книгами стеллаж.

Вечером, после ужина в комнату постучали.

– Мартин, это ты? – да больше и некому было. Последние смотрители ушли около получаса назад. Каморка между столовой и выходом, тонкие стены, всегда держали в курсе всех посещений.

– Ты как? – открыв дверь снаружи, Мартин спросил без приветствия. Он был единственным смотрителем-мужчиной в пансионе Густа и дежурил исключительно по ночам.

– Жить буду – попыталась улыбнуться, но вышло не очень.

– Прости меня. Я сегодня совсем не буду спать. Обещаю. Не выходи из комнаты. – привычно нахмурил брови напарник.

– Что ты! Ты ведь не можешь дежурить вечно один… – договорить не успела.

– Я заснул, и твоё плечо пострадало. Наказания от Эдны можно было избежать. Так что, не спорь. Это полностью моя вина. – резко развернулся и не сказав ни слова исчез в незаметном дверном проёме. А через несколько мгновений Мартин вновь появился и протянул мне бумажный куль.