Читать онлайн Мои друзья призраки бесплатно
Иллюстратор Екатерина Варжунтович
Перевод с испанского Полины Казанковой
Original h2: AMICS MONSTRUOSOS by Anna Manso
© 2014 Anna Manso, for the text Rights negotiated through Ute Korner Literary Agent – www.uklitag.com
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление ООО «Издательский дом «Тинбук», 2023
Мой мир
Пусть я ещё маленькая, но уже не глупая. Я давным-давно поняла, что существует два мира: один реальный, а другой – мой. В реальном мире папы и мамы заботятся о своих дочках: по утрам заплетают косички, ворчат, мол, волосы всё время путаются, потом отводят в школу, ругают за невыученные уроки и варят настоящий суп из овощей, курицы и других ингредиентов вместо того, чтобы купить готовый бульон в пакете.
В моём мире по вечерам за мной присматривает соседка Джени. Она моментально засыпает, и я укрываю её одеялом, чтобы не простудилась. Бедняжка, разве она виновата, что вынуждена учиться и работать, работать и учиться, так что к вечеру она валится с ног от усталости? Когда папа с мамой приходят домой, я сама считаю, сколько они должны заплатить Джени. Родители такие рассеянные! Если бы не я, то они либо недоплачивали бы ей, либо переплачивали бы, а может, и вовсе забывали бы заплатить.
Это нормально. Мои родители в миллион раз моложе пап и мам моих ровесников. У них мало опыта, они новички, так что им нужна помощь.
Я придумала звание «Профессиональные родители», и, когда говорю, что папе с мамой до него далеко, они заливисто смеются и соглашаются со мной. А ещё я частенько напоминаю им, что мы не ели овощей уже две недели или что я самая застенчивая девочка на свете. Они всё время об этом забывают.
Родители уверены, что настанет день – и я излечусь от своей робости. Если бы это было так просто! Когда ноги потеют и плохо пахнут, ты посыпаешь их тальком или сбрызгиваешь дезодорантом, и дело с концом. От застенчивости так просто не избавиться. Именно так я и думала, пока не произошло вот что.
Труоихд
В ночь, когда началась эта история, Джени заснула в моей кровати, а я прилегла рядом. Мне не спалось. Везёт же моей няне! Она может спать где угодно, даже в неудобных местах. Мне бы так! По телевизору показывают такие передачи, в которых герои битый час мусолят одну и ту же тему. Когда меня что-то тревожит, голова напоминает одну из таких программ. Я снова и снова думаю о том, что не даёт мне покоя, а если у меня спросят, о чём задумалась, отвечаю, что о трассе «Формулы-1».
Тогда у меня из головы не выходили Палома и Беатрис, две самые напыщенные, бестолковые и гламурные мои одноклассницы. Весь год они издевались надо мной: то им казалась нелепой дешёвая одежда, которую мама с папой покупают мне на воскресной ярмарке, то насмехались над моей робостью, то, как в тот самый день, донимали меня, называя трусихой.
Не так страшно быть застенчивой; хуже всего, когда ты робкая и трусливая одновременно. Бабушка говорит, что робость – одна из форм трусости, но я с ней не согласна. Я стеснительная, а ещё до смерти боюсь всяких историй о привидениях и монстрах.
Палома и Беатрис узнали, что я ни разу в жизни не смотрела фильмы ужасов – вот какая я трусиха. Девочки сразу же всем об этом рассказали, и в классе меня подняли на смех. Была бы я просто боязливой, расквасила бы всем им носы, а так из-за своей робости даже не ответила на насмешки.
Лёжа рядом с Джени, я размышляла, как бы мне стать смелее, чем ниндзя, и бесстрашно раздавать оплеухи направо и налево. Мне ничего не пришло в голову, я устала думать и махнула на это рукой. Но, несмотря на утомлённость, мне не спалось. Джени сильно простудилась и храпела как паровоз. Я села в кровати, мне было грустно и хотелось спать.
Рассказать бы няне о том, что я чувствую, но жалко было её будить. Поделиться мыслями с родителями я тоже не могла. Они думают, что у девочек моего возраста только две беды: не знаешь, что надеть, юбку или брюки, и не можешь съесть на десерт шоколадный торт, когда тебе вздумается.
Я почувствовала себя маленькой, одинокой и жалкой, какой бывает маленькая, одинокая и жалкая тряпичная кукла, забытая на дне коробки. И, собравшись с мыслями, сильно-сильно пожелала, чтобы кто-нибудь мне помог. Ничего не произошло. Хотя нет, в соседней комнате что-то шевельнулось. Я решила взглянуть, что это было; сердце забилось со скоростью тысяча ударов в минуту, коленки задрожали. Как ни злилась я на себя за трусость, а сделать с этим ничего не могла.
Но оказалось, что шумели вовсе не привидения. Просто с полки упал DVD-диск. Один из моих любимых фильмов.
Палома с Беатрис и тут посмеялись бы надо мной. Сказали бы, что это развлечение для малышей, и так оно и есть: это кино для маленьких девочек, таких как я. Поставив диск на место, я перевела взгляд на самую верхнюю полку, туда, где стоят запрещённые фильмы. Взрослые всегда убирают такое на самый верх, чтобы дети не смогли дотянуться (моим наивным родителям даже в голову не приходит, что можно подставить табуретку). Наверняка на верхней полке найдётся какой-нибудь ужастик. Может, посмотрю несколько минут, хотя бы самое начало, а там, глядишь, и до конца доберусь.
Я взобралась на табурет и стала искать: вот фильмы о войне, а вот о боксёрах, о любви, где герои целуются и занимаются всякими непристойностями. Нашла! «Синий ужас»!
Дрожащими руками я взяла диск, и при взгляде на обложку по телу пробежала дрожь. Просто кошмар: название фильма написано синими, как бы подтаявшими буквами. Я чуть было не вернула диск на место, но подумала, что Палома с Беатрис правы: позор-то какой, в моём возрасте не посмотреть ни одного ужастика! Делать этого мне не хотелось, но я решила: хватит быть трусихой.
У меня было дурное предчувствие. От волнения вдруг заурчало в животе. Будто он знал, что добром это не кончится, и пытался разбудить Джени. Посмотрим «Синий ужас» вместе, подумала я, а если станет совсем страшно, можно обнять няню и сжать её так крепко, как будто выжимаешь сок из апельсина. Хотя на самом деле мне хотелось, чтобы Джени строго-настрого запретила включать фильм, чтобы сказала, что я ещё маленькая и мне пока рано такое смотреть. В голове перемешались страх и решительность, желание побороть трусость и стремление навсегда остаться трусихой.
Джени спала очень крепко. Я всё перепробовала: и трясла её, и пятки щекотала, – но няня так и не проснулась. Вернувшись в комнату совсем одна, я включила фильм и целый час, дрожа от страха, неотрывно смотрела в экран.
Фильм назывался «Синий ужас», потому что главная героиня, зловещего вида девочка, пускала синие молнии из глаз. Те, кого она поражала этими молниями, становились такими же жуткими, как она. К концу фильма женщина-учёный поняла, что остановить полчище заражённых девочкой людей может только сок редкого кактуса. Всех пострадавших щедро обливали этим соком, и они снова становились самими собой. Из моего пересказа непонятно, чего тут страшного, но образ главной героини, с улыбкой стреляющей молниями из глаз, наводил неподдельный ужас. Честное слово! Досмотреть я не смогла. Сдалась, когда женщина-учёный сражалась с оравой монстров. Нужно было вырубить телевизор, но я так разволновалась, что перепутала все кнопки на пульте. Вместо кнопки выключения нажала на другую и прибавила громкость, а испугавшись, прибавила ещё.
Родители подключили к телевизору супермощные колонки, и комнату вмиг наполнили крики сотен жутких монстров. Послышался оглушительный грохот. Я оцепенела. Потом закрыла уши руками. Не помогло. С закрытыми глазами и ушами, чтобы ничего не видеть и не слышать, я, как гусеница, подползла к телевизору и сквозь дрожь выключила его. Тут в дверях, едва продрав глаза, появилась Джени.
– Что ты делаешь? Такое ощущение, что в квартире самолёт приземлился…
– Не ту кнопку на пульте нажала… – дрожащим голосом ответила я.
Джени так хотела спать, что больше вопросов не задавала. Мы улеглись в кровать, и я поклялась никогда больше не смотреть ужастики. Моя няня снова захрапела. Но когда я, несмотря на это, всё-таки смогла заснуть, то вдруг сквозь сон услышала мрачный голос.
– Эй, девочка! Ку-ку! Просыпайся, я пришёл! Стоило мне приоткрыть глаза, как я моментально проснулась. Загробный голос принадлежал самому необыкновенному псу, которого я когда-либо встречала. Он был одновременно и живой, и мёртвый. Шкура сморщенная и помятая, как кожица подгнившего помидора, а вонь просто мерзкая! Глаза у моего гостя были жёлтые, шерсть – грязно-бурая с подпалинами цвета зелёной слизи. От хвоста осталось одно название – он был больше похож на куриный шашлык, чем на собачий хвост; с изодранной морды не сходил дьявольский оскал. Ну и жуть!
Тут со мной случилось то, что часто снится в кошмарах: я хотела закричать, но не смогла и, спрятав голову под подушку, взмолилась: пожалуйста, пусть это видение исчезнет! Но, кажется, зверь умел читать мысли, потому что он позвал снова:
– Слушай, подруга, я никуда не уйду. Вылезай из-под подушки, давай играть.
– Пожалуйста, уходи! Мне страшно… – пискнула я.
– А ты не бойся. Я, зомби-пёс, совсем не опасный. Друзья говорят, даже симпатичный.
Зомби-пёс! От этих слов у меня волосы встали дыбом. Не знаю, как я нашла в себе смелость во весь голос закричать:
– Убирайся!
Джени вздрогнула и проснулась, испуганно озираясь по сторонам.
– Что такое?
Бедная моя няня! Она не понимала, где находится: у меня дома, в читальном зале районной библиотеки или у себя в спальне.
– Здесь собака! Страшная и злая! – заголосила я.
Мне не хватило духу сказать няне правду. Да и кто бы поверил в такое? Джени осмотрела комнату вдоль и поперёк. Изучила каждый сантиметр, будто следователь в поисках оставленных на месте преступления улик. Заглянула во все углы, даже нашла мою кроссовку, пропавшую неделю назад, но никаких следов собаки не обнаружила. Наконец она сдалась.
– Это просто сон, – сладко зевнув, сказала она.
– Может быть…
Ясно же, что Джени – всего лишь няня, а не охотник за привидениями.
Хорошо, что сразу после этого вернулись родители и она ушла, без конца зевая и уверяя папу с мамой, что я прекрасно себя вела. Той ночью я спала вместе с ними, а зомби-пёс больше не появлялся.
Зомби – пёс и кошкд-мумия
На следующее утро, в воскресенье, мы, как обычно, пошли на рынок выходного дня недалеко от дома, где всегда много народа. При свете дня я подумала, что Джени права и зомби-пёс мне просто приснился и стала изучать прилавки с ярким нижним бельём и ботинками за один евро. Но больше всего на свете мне нравилась та часть рынка, где продают домашних животных: цыплят, утят и беспородных щенят. Накануне родители, как обычно, вернулись со свидания влюблёнными друг в дружку, как подростки. И всё бы ничего, но из-за этого они становятся менее строгими и вытворяют разные глупости. Как-то раз спросили, не хочу ли я сестрёнку-китаянку.
– Вы что, собрались удочерить девочку из Китая? – удивилась я.
– Нет, Сандра, крошка, мы просто спросили.
– Понятно. Я-то не против, но придётся купить ещё одну кровать, а комната у меня маленькая, места не хватит. Значит, нужно будет искать квартиру побольше.
На лицах родителей отразился такой ужас, что стало ясно: об этой мелочи папа с мамой не подумали. Им повезло, что у них есть я. У меня-то всё под контролем: я знаю, поместится ли в комнату кровать, помню, что нужно достать курицу из морозилки и сходить на собрание к моей учительнице Марисе.
Бедные мои родители-любители! До профессионалов им ещё далеко!
С другой стороны, хорошо, что они у меня такие. Когда папы и мамы моих одноклассников собираются на свидание, то идут в кино, ресторан или театр, а мои мчатся на дискотеки – они их просто обожают! – а потом учат меня всяким новомодным танцам. У нас дома нет толстых заумных книг, зато есть караоке, и мы никогда не скучаем. И игрушки на День Волхвов[1] достаются не только мне. В последний раз родителям волхвы принесли игровую приставку, а мне – самокат.
Тем воскресным утром папа с мамой бродили по рынку обнявшись и ворковали, как голубки. Они спросили, что стряслось вчера ночью: соседи пожаловались на шум. Я ответила, что перепутала кнопки на пульте и включила звук на максимум, но папа с мамой уже не слушали. Они засмотрелись на одну из клеток с животными и вдруг выдали очередную глупость:
– Ну-ка, Сандра, выбирай щеночка. Мы тебе его купим.
Я даже подпрыгнула от радости. Столько лет я просила, умоляла, требовала, и теперь моя мечта наконец-то сбудется! Однако недавний визит зомби-пса заставил меня передумать.
– Не хочу собаку. Хочу уточку.
Утята такие милые, но утёнка папа с мамой купить не захотели. Сказали, он никогда не научится ходить в туалет куда следует, и нет, нет и ещё раз нет.
В самый разгар спора у папы зазвонил телефон. Звонила бабушка, приглашала на ужин. Она живёт далеко, в богатом районе. Говорит, мы выбрали худший квартал в городе, и не понимает, почему бы нам не переехать в более приятное место. А ещё она не понимает, почему папа работает простым механиком в мастерской и одевается как рокер, а мама забросила учёбу и тратит время зря, сидя за кассой в супермаркете… Чаще всего их с папой разговоры заканчиваются ссорами, так случилось и в этот раз.
Папа напомнил бабушке, что сегодня её очередь ехать к нам в гости и мы уже купили курицу гриль, а бабушка сказала, что у неё разболелась нога и если бы папа был хорошим сыном, то приехал бы сам. Папа, сердито фыркнув, ответил, что больная нога – это всё выдумки, а бабушка возразила, что вовсе не выдумки и если мы не хотим с ней видеться, то лучше так и сказать. Потом они стали кричать друг на друга, и папа бросил трубку. По-моему, он бы вообще швырнул телефон на землю и раздавил ногой, если бы я его не отвлекла. Мне не пришло в голову ничего лучше, чем сказать:
– Я передумала. Не хочу уточку, хочу морскую свинку.
В итоге мне никого не купили: ни собачку, ни уточку, ни морскую свинку, – и к бабушке я не поехала. А жаль! Она любит командовать, мы всегда делаем только то, что хочется ей, хотя папа упрямый как баран и хочет, чтобы всё было так, как скажет он. Я люблю их обоих. Абсолютно одинаково.
Мы вернулись домой. Воскресенье выдалось тоскливым, скоро наступил вечер. Я доделывала уроки у себя в комнате, как вдруг снова услышала тот леденящий душу голос, и по телу пробежала дрожь.
– Проверь-ка пример с умножением. Семью семь не равно сорок два.
Рядом со мной снова возник зомби-пёс! От него нестерпимо разило. Хотя что тут удивительного – он ведь мёртвый, хотя и живой. Кричать я на сей раз не стала, только пискнула:
– Спасибо… Я пока плохо знаю таблицу умножения на семь.
– Я тоже, но это неважно. Надо выучить. О, придумал! Сейчас позову Египтянку, это моя подруга. Она в математике ас! Ты только не пугайся, она кошка-мумия. Египтянка!
Тут откуда ни возьмись появилась кошка, от ушей до хвоста замотанная в бинты. Она ходила на прямых ногах, как мумии в ужастиках, и выглядела ещё страшнее, чем пёс. Хотя, может, я просто уже привыкла к нему, а кошку видела впервые. И она снова и снова, словно древнее проклятье, повторяла таблицу умножения на семь.
– Семью три – двадцать один, семью четыре – двадцать восемь, семью пять – тридцать пять, семью шесть – сорок два, семью семь…
Она замолчала и посмотрела на меня в упор. Очевидно, новая знакомая добивалась от меня ответа, а я и слова вымолвить не могла, как будто язык проглотила.
– Семью семь…
Мумия не унималась. Поняв, что я не знаю ответа, она стала как-то странно перебирать ногами. Я побоялась, что гостья ударит меня своей прямой, как палка, лапой, и пулей выскочила из комнаты прямиком в родительскую спальню.