Читать онлайн Заберу тебя себе бесплатно

Заберу тебя себе

Глава 1

Кирилл.

– Ну что, тебя можно поздравить? – раскрываю ладонь, чтобы поприветствовать друга.

Мой друг Глеб Навицкий женился. Снова.

Подхожу к его жене Миле и аккуратно приобнимаю. Спину начинает прожигать взгляд Глеба, будто высекает прутиком по сгоревшей коже. Контролирует, чтобы близко к себе не прижал.

Отхожу на безопасное расстояние и выдыхаю. От Навицкого такое напряжение исходило, земля под ногами трескалась.

– Я смотрю, вы по-скромному решили? В этот раз? – спрашиваю и подмигиваю.

Навицкие забронировали стол в ресторане и пригласили близких друзей. Вот и все торжество.

– Пойду девчонок встречу. Только подъехали, – Мила обращается к Глебу.

Хорошо они смотрятся вместе и правда дополняют друг друга. Где-то глубоко внутри пронеслась вспышка, что хочется так же. Чтобы улыбались мне искренне, чтобы рука касалась невзначай как незаменимая поддержка. Вспыхивает и тухло гаснет, прокрутившись пару раз вокруг своей оси.

Делаю два больших глотка воды и отворачиваюсь к окну.

– Ты же планировал не один быть, – интересуется Глеб и смотрит вслед своей жене, ни на градус взгляда не смещает. – Передумал?

– Планировал. Но не срослось, – веду плечами.

Хотел бы сказать, что жаль, но мне нисколько не жаль. Слишком цепкой оказалась девчонка. Возьми я ее с собой на такое событие, считай, уже примерила на себя мою фамилию и придумала имена нашим детям.

Пфф… Аж перекосило от этой мысли. Вот только не с ней.

– Ничего, сейчас с подружками Милы познакомишься. Но сближаться не советую.

Мысленно потираю ладошки.

«Так-так-так. Это интересно».

– Почему это? Прилипнут, что как кожу сдирать придется? – усмехаюсь. Сам кошусь на окно, где замечаю три фигуры. Притягивают хлеще магнита.

Такая липучка тоже была. Мамина идея. Дочь одной знакомой из ее дамского клуба. Богатая родословная, два высших образования, без вредных привычек, и … до зубного скрежета скучная и надоедливая. Мама расстроилась, а я бежал от такой, только пятки сверкали.

– Нет. Сучки редкостные. Особенно Зоя. Черт, меня прям крутит от бешенства, когда вижу ее.

Глеб сцепил челюсти, и я правда слышу хруст зубной эмали. Стало теперь интересно, кто такая эта Зоя.

– Значит, Зоя, – повторяю я себе тише.

И тут же перевожу взгляд на Навицкого. Эта подруга его жены, кто знает, что он со мной может сделать, реши я провести с ней вечерок. Ну, или два. Пока тяжело решить.

В зал заходит Мила, а позади нее идут две девушки. Обе высокие, с длиннющими ногами. Сглатываю слюну. Женские ножки – моя слабость. Сердце перемещается чуть ниже, и слышу звон вместе глухого стука.

Они идут медленно, шаги легкие, будто и пола-то не касаются.

– Кир, знакомься, это Соня, – Мила аккуратно взмахивает рукой и указывает на брюнетку. Та мило улыбается. А в глазах вижу яркие брызги, словно бенгальские огни зажгли пачкой. Улыбка тягучая и манящая.

Киваю ей и улыбаюсь в ответ. Приятная, красивая, но пока мимо. Кто бы еще сказал, что ищу…

–– А это Зоя.

Перевожу взгляд на другую девушку. Та достала телефон из малюсенькой сумочки и пишет что-то там, быстро перебирая наманикюренными пальчиками. Ни тебе тягучей улыбки, ни блеска в глазах. Ничего. Тотальный игнор. Руку даю на отсечение, не слышав, что ей говорит Мила.

Как-то подобрался даже весь. Плечи расправил и спину выпрямил.

– Зойка! – окликает ее Навицкая и извинительно кривит губы. Забирает у этой Зойки телефон и, можно сказать, силой заставляет посмотреть на меня. Дождался, называется.

Хмурюсь. Терпеть не могу такое поведение псевдокоролевы. Такие особы нервы выдергивают пинцетом. Внутри зарождается протест и горячий шар негодования.

«Зойка, значит…».

– Привет, – подает она свой голосок. Эхом заполняет черепную коробку. А там вдруг стало пусто…

В глаза смотрит долго, пристально. Заставили ведь. Меня от ее взгляда прошибает взрывной волной пренебрежения и высокомерия. Плющит и раздавливает.

– Ну, привет, – отвечаю.

Трясти начинает от бешенства. Она хоть и высокая, но ниже меня, а смотрит так, что хочется сесть на стул. Вроде как перестал иметь право смотреть на нее сверху вниз.

Глеб уходит встречать Кречетова. Я остаюсь в обществе этих балерин. Знал, что женщины в сборе те еще змеи, но сейчас я чувствую, как скользкая тварь обвивает мою шею. Слышу шипение над ухом, а зубы вот-вот вонзятся в артерию. Рукой стряхиваю фантомное шевеление по телу.

Отодвигаю стул для Зои и взглядом цепляю тонкую длинную шею и узенькую золотую цепочку с кулоном. Он исчезает в ложбинке груди, теряется. Хочется нырнуть туда к нему. Цепко хватаюсь за спинку стула до побелевших костяшек, чтобы все-таки не коснуться ее светлой-светлой, почти молочной, кожи.

– Вино? – спрашиваю Милу. Она здесь самая нормальная.

– Пожалуй, – улыбается и бросает укоризненный взгляд на своих подруг. Слежу за их немым диалогом. Особенно за Зойкой. Та снова в телефоне.

Обхожу Навицкую с бутылкой в руках, Соню и дохожу до этой ведьмы. Наклоняюсь к ее бокалу, рубиновая жидкость должна политься из горла в высокий бокал. В этот момент Зоя убирает его и несколько капель орошают белоснежную скатерть.

Застываю с вином в руке.

Вот блядь. Виновата она, а у меня аж нервы все натянулись как веревки для белья. И мотает их от сильного ветра в разные стороны. Неприятно, надо сказать.

Напрягаюсь весь до боли в мышцах. Две минуты знакомства с ней, а наизнанку выворачивает швами наружу от раздражения. Готов стрелять огненными шарами и плеваться огнем. Какое-то необъяснимое желание чуть придушить балетную ведьму.

– Я не просила, – пищит.

Взглядом своим чиркает до глубоких ран. Дышит часто, ноздри раздуваются и белеют. Губы пухлые свои поджала, а я только и делаю, что путешествую взглядом по ее неспокойному лицу. Такие мысли заполняют голову, озвучить страшно.

Меня швыряет как на американских горках от одного ее ненавистного взгляда.

И мне мало. Хочется еще. Внутри карнавал из эмоций. И все такие новые и чуть странные. Как и сама эта Зойка.

– Как, говоришь, тебя зовут? – глаза прищурил и чуть нагнулся к ней. Пахнет вкусно. Втягиваю ее запах сильнее, пока все рецепторы не заполнились до отказа.

Она театрально вздыхает. Актриса ведь. Пауза наполнена ее длинным вдохом и моей нездоровой кардиограммой.

– Зоя.

И стреляет красивыми глазками в меня. Училась, что ль, этому? Под ребра заползает и обвивает их. Самая настоящая змея.

Ты будешь моей, Зоя.

Глава 2

Зоя.

Телефон в очередной раз пиликает в сумочке. Еще с прошлого сообщения жгут руки. Быстро касаюсь взглядом Милы и как профессиональный воришка под столом, открываю входящее сообщение.

Да что ж такое! Хнычу, как пигалица малолетняя. Соперница присылает фотки, где она в обнимку с любовью всей твоей жизни. Он целует Ирку и зажимает в углу. Сучка блондинистая. Так бы и повырывала ее наращенные лохмы.

Чешу ладонь усердно, стараюсь унять стойкое желание.

Р-р-р..

– Зоя! – Сонька по правую руку рычит хлеще, чем я в душе. – Убери свой телефон, пока я его не разбила.

– Да все-все, – гашу экран, выключаю звук.

Перед глазами все та фотография. Въелась намертво. Она темная и нечеткая, но я ясно видела, как Ирка прижималась к Лео, трогала его своими лапами загребущими.

Меня сжимает тисками от ревности, когда представляю их вместе.

Лео приехал к нам полгода назад. Новый режиссер. В него нельзя не влюбиться. Высокий, красивый, с озорными темными кудряшками и просто сногсшибательной улыбкой. В самое сердце, в «десяточку» и навылет. С первой попытки.

– Еще вина? – голос с легкой хрипотцой жужжит противно над левым ухом и отвлекает от зудящих мыслей.

«Как его зовут? Мила представляла… Кир, это ведь Кирилл, друг Навицкого».

Еще раз обвожу его взглядом, вкладываю такое безразличие, словно его и нет рядом. Только в клетки мои он яростно стучится.

Нет.

– Правильно, а то опять из-за тебя скатерть в пятнах будет, – говорит в шутку, и… улыбается хищно, плотоядно. Ха, думает испугать или завлечь? Три раза, ха.

Убийственно выжигаю взглядом его глаза, губы, шею, как паяльником по контуру тела прохожусь.

– Нравлюсь? – двигается ближе.

В нос ударяет запах его парфюма. Если и есть в нем что-то офигенное, так это аромат. Объем легких хочется увеличить, чтобы вдыхать его еще больше, еще сильнее.

– А должен? – говорю на выдохе.

Его глаза устремлены на мои губы. Я рефлекторно облизываю их, нежная кожа быстро высыхает. Ее покалывает от лишнего внимания. Привычного мне, но лишнего сейчас.

Кирилл странно хмыкает. В глазах темень, как в колодец смотришь. Пугает. Отвожу взгляд и переключаю свое внимание на Милку. Она с Глебом что-то рассказывает. Суть пока не улавливаю. Глупо улыбаюсь и выпиваю всю воду в бокале до последней капли, некрасиво опрокинув его.

Левую часть тела и лица ощутимо печет. Гадко так, словно наждачкой шкрябают вверх-вниз.

– С тебя Кир глаз не сводит, – Соня наклоняется и шепчет как заговорщик. Еще и бровями ведет. Раздражает только.

Я привыкла к вниманию. Когда каждый клочок одежды подвергается критике, а каждая клеточка твоего тела рассматривается под мощными прожекторами. Но сейчас другое чувство. Я словно букашка под микроскопом. Неуютно дергаю плечами. Этот Кир заставляет меня неуклюже ежиться под его тяжелым и жгучим взглядом.

– Мне все равно, – говорю Соньке и отмахиваюсь.

Смотрю на него, думаю, если уж заметили его наглые рассматривания, должен свернуть их, найти другой объект. А он все улыбается открыто и вроде как пленительно и подмигивает.

– Врушка, – Соня шепчет тихо и на ушко. Морщусь от ее правды.

Мне не нужно его внимание. Кир мне неинтересен. Он наглый, упертый и вообще друг Навицкого. Но главное, он не Лео.

Телефон снова дает о себе знать. Вибрация перекатывается на тело и приятно пульсирует.

– Прошу прощения, – откладываю салфетку, беру сумочку и направляюсь в дамскую комнату.

Быстро-быстро теперь перебираю ногами. Зудит, как хочется открыть сообщение. Выбиваются какие-то мазохистские наклонности. Ведь знаю, что там, на присланной фотографии.

Добегаю и с шумным выдохом закрываю дверь кабинки с громким щелчком. Несколько раз сбиваюсь, набирая код на телефоне.

– Да что ж такое! – ругаюсь.

На экране опять фото Лео и Ирки. Сучка. Они целуются. И это не просто чмок в щеку. Это настоящий поцелуй. Даже на этой маленькой картинке, я вижу их связанные узлом языки.

Внутри разрастается тугая субстанция, противно склеивая все жизненно важные органы. Меня кроет от ненависти к ней, перед глазами даже темнеет, и воздух становится плотным и черным как дым от костра. Он въедается во все поры и проникает в кровь.

Сжимаю телефон, и один Бог видит, как хочется от отчаяния запустить этот аппарат в стену. Только фиг мне кто новый купит. За этот-то еще кредит не выплатила.

Выхожу из кабинки и направляюсь к зеркалу. В глазах инквизиторский огонь. Готова губить все живое и невинное вокруг себя. Закусываю нервно губы, что они покрываются ранами и кровят.

Так обидно. Чем Ирка его зацепила? Искусственная и холодная мымра, вот кто она. Но хоть вой от бессилия и злости.

Выхожу, резко распахивая дверь.

– Блядь! – голос с хрипотцой эхом отбивается от стен, цепляется маленькими крючочками ко мне и тонет в пространстве. – Больно! А еще говорят девушки слабые.

Принесла, нелегкая…

Кир трет предплечье. Еще один врун. Ну вот не больно ему. Совсем. Ни капельки. По глазам вижу, по его темным, с нехорошим прищуром, глазам.

Однако застываю на месте восковой свечкой и делаю шаги к нему. Ближе и ближе, пока аромат не касается моих рецепторов, откидывая волновыми барашками.

– Извини…

– Долго ты, – еще и претензии предъявляет. На нервы действует.

А ты зачем ждал? Ваш туалет в другой стороне!

Касаюсь его предплечья, куда ударила дверью. Твердо.

– Тогда ты теперь обязана меня проводить. Я ранен… Из-за тебя, между прочим, Зоя, – вибрирует голосом до мурашек.

Руку почему-то не убираю, мышцы изучаю. Как на пластырь приклеили. А кожу покалывают неуемные микротоки.

– Так может, тебе в больницу? Капельницы, клизмы, все дела…

– А ты жестокая, Зоя…

Мы зависли на глазах друг друга. Кир странно ухмыляется, как охотник с добычей в своих лапах. А я, получается, его добыча? Ну уж нет. Отталкиваю его и делаю два шага назад.

«Что обо мне подумает Лео? Нравится он, а обжиматься у туалета с другим готова. Эх, Зойка!».

– Ты мне не нравишься! – заявляю открыто и опускаю взгляд. Внутри творится какой-то беспредел. Бунт и революция, еще больше запутывают.

– Это пока, – хищный оскал и он движется на меня, к стене прижимает.

– Закричу! А я делаю это громко, будь уверен, – блею как овечка. Мне и страшно, и… интересно.

– Это уж так и быть мы проверим, – носом утыкается мне в шею и странно мычит. Ему словно нравится. В ступор меня вгоняет. Потому что я абсолютно не знаю, что делать. Снова оттолкнуть и бежать? Или уколоть побольнее, чтобы отстал сам?

– Что? – восклицаю и шумно вбираю в себя весь воздух вокруг нас. А он, черт возьми, весь пропитался Киром. – У меня… у меня есть любовник, – нагло вру. И в глаза смотрю, не отвожу в сторону.

Кир прищуривается, читает по лицу. И тоже дышит часто. Мы как две спички, зажженные одновременно.

Рукой проводит под линией груди и опускается на живот. Стряхиваю. Там меня может касаться только Лео. Во время репетиции, когда его рука раз за разом трогает оголенные участки, просто на крохотные кусочки в разные стороны разбрасывает. Дыхание перехватывает, и … я падаю. Постоянно.

– Мой любовник самый лучший, – представляю Лео, – нежный, ласковый. Он дарит такое наслаждение, что и кричать не надо, только говорить шепотом слова любви на ушко.

Сказав это, ток по венам пускается. Да, именно так я представляю себе нашу близость с Лео. И плакать хочется от того, как сильно я этого желаю. До сломанных косточек, до сжатых вен, до остановки сердца.

Только его, только он.

Кир замер и, кажется, не дышит. Взгляд леденеет, цвет глаз меняется и бросает в ледяную реку с разбегу.

А потом снова скалится. Да так, что поджилки все трясутся, а язык присыхает к небу.

– Врешь как дышишь. Зоя!

Хлопаю ресницами.

«Бесит! Ох, как он меня раздражает!».

– Все равно не проверишь, Кир!

Вырываюсь из его захвата, подныриваю под локтем и иду в сторону зала. Потряхивать начало от такой близости мужского тела. А учитывая еще дьявольский аромат, внутри все вверх дном переворачивается, а на место встать не может.

– Зоя, к черту такого любовника, если ты не кричишь под ним! – доносится вслед. Ускоряюсь. В спину слова как шары пейнтбола летят, – Бросай, слышишь?

А я не нахожу ничего лучше, как показать ему язык и скрыться за стеной. Боже, я беспросветная дура. Его смех густым туманом опоясывает и сжимает.

Глава 3

Зоя.

Бегу в театр, опаздываю. Мой извечный косяк. Ругаюсь на себя и бегу, бегу и снова ругаюсь. В очередной раз обещаю будильник раньше заводить, или меньше времени на макияж и прическу отводить. Хотя… Лео же будет на меня смотреть!

Пожалуй, мне нужно меньше спать.

– Зоя! Тебя уже искали!

– Да тут я! – цежу сквозь зубы недовольно.

Быстро переодеваюсь. После сегодняшнего спринта можно как бы и на разминку не идти. Дыхание только перевести нужно. Горло все першит и щекочет, тело требует воды. Сползаю по стене, хватаясь за воздух.

Забегаю в зал, девчонки уже вовсю приступили к разогреву. Глазами сразу ищу Ирку.

– Эй, Зойка, иди сюда.

Соня выхватывает меня за руку. Ноги заплетаются, и я чуть не падаю. Ирка в центре, посылает мне лучи «добра» и «счастья». Отвечаю тем же.

Вечером мне пришло еще одно сообщение. На этот раз текст. «Он классно целуется». Перед глазами заискрила сварочная стружка, глазные яблоки жжет. Ненависть и ревность скрутили по рукам и ногам. И вздоха невозможно сделать.

– Ты вчера так сбежала со свадьбы. Не стыдно? – шепчет в наклоне Соня. Раздражает.

– Ни капельки. Не смогла уже находиться за одним столом с ним, – снова наклон, и теперь шепчу я.

– Только потому, что он друг Навицкого? – щекочет нервы своими вопросами.

Ирка разминается усерднее. Как бы чего не вывихнула себе и не растянула. Хотя пусть. Ее партию тогда буду танцевать я. И с Лео буду рядом. Будем касаться друг друга и дыхание ловить.

«Ой, мамочки, я уже поплыла только от одной этой мысли».

– Он мне просто не понравился. Его интерес вчера был навязчивым и лишним, Соня, – чуть громче говорю, внимание привлекаю. И Иркино в том числе. Маленькие сплетницы.

– Хм… а по-моему, он офигенный.

«Как же, офигенный…».

А в нос странным образом ударяет волна его парфюма, даже покрутилась вокруг себя. Это же невозможно, чтобы Кир оказался в репетиционном зале. Он и на балете-то ни разу не был. Гонщик этот.

Разминка занимает час, потом следует репетиция. Я взглядом стараюсь ухватить Лео. Вот он зашел в зал, что-то говорит девчонкам из кордебалета, улыбается им, что хочется оказаться на их месте.

– Зоя, – Лео говорит немного с акцентом, который понравился мне с первого произнесенного им слова.

Лео проходит так близко, стоит чуть подать руку в сторону и коснусь его. Уф, мурашки крупными ручьями устремились по коже, дёргаюсь.

– Давай попробуем сегодня вместе порепетировать? – обращается ко мне.

Я забыла, как говорить. Уставилась на него, как на божество, сошедшее на грешную землю.

– К-конечно, – улыбка дурацкая. У Ирки лучше получается. Каждый ее вдох легким флиртом пропитан.

Отходим в центр и начинаем двигаться. Тело внезапно становится деревянным и неподвижным. Не слушается.

Внутри происходит что-то невообразимое. Как с цепи все сорвалось в диком скаче, не успокоить и не усмирить.

– Зоя, расслабься.

На нас смотрит половина труппы, в том числе и Ирка. Оглядываю всю эту толпу. Кто-то репетирует свои партии, кто-то продолжает разминку, а кто-то каждую мою клеточку обсуждает.

– Лео, – говорю с придыханием. Трясет сильно, будто голой на мороз вышла. – Не получается, – и зуб на зуб не попадает.

Со стороны всегда кажется, что это просто – находиться рядом с тем, кого любишь. Но это ни фига непросто. Твое тело перестает слушаться, предает тебя. Кровь бурлит, а мозги в кашу. И Боже, как это состояние бесит.

Вот он мой шанс, показать, как Лео мне нравится, обратить на себя внимание. А я как дурочка млею. Танец – тотальный провал. Одно разочарование.

Тьфу.

– Зоя, ты так хорошо на репетиции свою партию танцевала. А сейчас, что с тобой случилось?

О, этот акцент. Хочется слушать его речь и слушать. Кажется, что по коже проворные букашки крадутся и перекатываются.

– Вот смотри, я кладу свою руку тебе под грудь, ты опираешься на нее. Не боишься. И прогибаешься.

Он касается моих ребер – они трескаются – ведет вниз, другой рукой слегка надавливает на грудной отдел позвоночника. Я прогибаюсь. Господи, я готова выучить все твои молитвы, только бы он не убирал свои руки. Такие теплые, даже горячие.

– Вот, правильно. Молодец!

Он хвалит. Лео меня хвалит! Хоть в обморок падай счастья.

Из дальнего угла Ирка высекает меня взглядом. Печет невообразимо все участки тела. И те, что скрыты, и голые. Хлещет прутиком. Но, я, получается, склонна к мазохизму, мне ведь нравится ловить ее выпады.

Поворачиваюсь в ее сторону и подмигиваю.

Так тебе, получай. Душа хочет кричать, чтобы Ирка подавилась своей ревностью. Пусть поймет, что я чувствовала вчера, когда смотрела на отправленные ею фотографии. Увеличивала, вглядывалась и по кусочкам себя разбирала.

– Умничка, – Лео целует меня в щеку после отрепетированной партии. Он касается моей щеки, и бедная девочка Зоя расплавилась как пластик в открытом огне.

– Тебе понравилось? Правда?

Кивает.

– Будешь танцевать во втором составе. Мне нравится твоя гибкость, твои развороты. Замечательный арабеск. Засмотрелся, Зоя! Только надо убирать твою зажатость, – снова проводит по телу рукой.

«Да что же он со мной творит!».

После выступления выходим с Соней вместе. Уставшие, но довольные. Вечер поздний. Обычно мы прогуливаемся до площади, спускаемся в метро, и каждый едет в свою сторону.

– Зоя, смотри, – Соня толкает локтем и попадает между ребер. Ощутимо. Я успела поморщиться.

– Это ты все? – зло смиряю ее взглядом.

– Ну а что? Кир просто попросил ему немного помочь…

– А если попросит помочь тебя еще что-то для него сделать? Добрая душа, блин.

Кирилл стоит около своей машины. Красивая такая. С хищными фарами и аэрографией. Не пойму только, что нарисовано. Какая-то абстракция странная.

Он одет в рваные джинсы и белую майку, от которой даже глаза зарезало. Такое различие со вчерашним образом, где он был в черном костюме и белой рубашке.

– Идем? – обращаюсь к Соне.

Я обвела образ Кира взглядом и направилась в противоположную сторону. Я не просила его приезжать и встречать меня. И вообще, задержалась сегодня после спектакля в надежде дождаться Лео. В голове выстроила план, где он предлагает подвезти меня до дома.

Не срослось. Ирка перехватила. Сучка.

– Он к тебе, Зоя, – Соня стоит на месте. Ее ноги как столбы, вбиты в твердую землю.

Снова кидаюсь на его образ. Выглядит… симпатично, даже привлекательно. И аромат его доносится против всех законов физики.

– И что с того? Мне в другую сторону.

«К Лео», – чуть не кричу.

– Ты знаешь, вчера вечером, он замучил Милу, выясняя, что ты любишь, какие цветы твои любимые, фильмы, музыка. Все-все о тебе хотел узнать.

Торможу на месте. Блин, это трогает. Приятно как-то…

– И вы все обо мне растрепали, да? Подружки?

Наблюдаю за Киром. Открыл заднюю дверцу своего хищника и вытаскивает оттуда необъятный букет моих любимых пионов. Боже, мне пищать охота. Даже на расстоянии цветы выглядят шикарными, и… до безумия дорогими.

– Я пойду, – слышу шепот Соньки. И затем тихие-тихие шаги. Бросила меня, оставила одну.

Между мной и Киром пару метров. Взгляд перемещается то на него, то на букет. Странный он, друг Навицкого.

– Привет, – уверенно здоровается. Конечно же, без акцента. Упущение.

– Привет, – отворачиваюсь.

– Вот, тебе, – протягивает букет.

Меня окутывает цветочным облаком. Даже глаза хочется закатить от удовольствия. Ммм, пионы, моя слабость.

– Спасибо. Но я не очень люблю пионы, – и зорко впиваюсь в его глаза. Что ты на это мне ответишь, Кир?

Он обезоружен. Мается и взгляды в сторону Соньки бросает, а ее-то уже и нет. Ну что, посыпался?

– Ну и ладно. Все равно букет со скидкой купил.

– Что? Ловлю глотки воздуха ртом от наступающей злости.

– И зачем ты обо мне вчера все расспрашивал? – носом утыкаюсь в букет. Кир улыбается. А мне нравится этот ничего не значащий разговор. Он будто на грани флирта, который я вправе не поддержать. Или поддержать… еще не решила. Меня же это ни к чему не обязывает.

– Можно подумать, ты сама все о себе расскажешь, Зоя! – наклоняется ко мне очень близко и имя мое шепчет на ухо. Из колеи выбивает.

– И не подумаю!

– Хм, просто не будет, да? – обращается ко мне. Я лишь жму плечами. Мне начинает нравиться его подкалывать. – Ладно, садись, – подходим к машине, и Кир открывает мне переднюю пассажирскую дверь.

Смотрю на нее, думаю…

– Спасибо, но нет.

– Не понял.

– Я с тобой никуда не поеду.

– Почему? Боишься?

Думай, Зойка, думай. Хочу словить еще одну эмоцию и вкусно ее проглотить. Как десерт.

– У меня свидание.

Разворачиваюсь и ухожу.

Хочу услышать быстрые шаги позади себя, какие-то ругательства. И руки на талии, сжимающие до легкой боли и отрывающие меня от земли.

– Тогда удачи.

Кир садится в машину и отъезжает. Он. Меня. Уделал.

– Только прошу, букет мой никуда не выкидывай. Пусть твой любовник знает, какие цветы надо дарить своей женщине, окей?

Выжимает газ и с визгом выезжает.

Глава 4

Зоя.

Дорога до одного загородного дома заняла больше часа. Кто бы знал, как я ненавижу машины, пробки и постоянный запах бензина и выхлопных газов. Тошнит! И в прямом и переносном смысле.

– Будешь водичку, Зойка? – спрашивает Анька.

Я с ней познакомилась около полугода назад на одном конкурсе. С тех пор нет да нет, но она вытаскивает меня на подработки. Часто вот такие вот закрытые мероприятия: благотворительный вечер, день рождения очередного важного человека, открытие фонда и все в таком духе. Мы танцуем какое-нибудь варьете или вариации из классики. Бывает и современный танец.

– Не помешает, – выхватываю бутылку и жадно пью.

Струйки скатываются из уголков губ, пачкая новую футболку. А я все пью и пью. Кажется, в эту жару невозможно напиться. Время шестой час, а солнце шпарит ядрено. Меня будто в пекле полощут.

– Вот засада, – отряхиваю.

Но на ярко-розовой ткани уже темные ручейки.

– Жара!

«А то я не чувствую», – вопит голос у меня внутри. Но я только откидываюсь на спинку сидения. Сил ведь нет. Если к вечеру температура не спадет, не представляю, как танцевать-то.

До конечной точки доезжаем за полчаса до начала нашего выступления. Организатор сего мероприятия чуть кожу нашу взглядом не содрал. Так он, точнее, она, был зол. Ну, сорри, как говорится. Была б моя воля, вообще бы не приехала. Но деньги платят хорошие за несколько минут выступления.

– Сегодня она какая-то взволнованная, – шепчу Аньке.

Так-то это организаторша нормальная. Деньги выплачивает хорошие, ничего в карман себе не откладывает. Да и сами вечера более, чем достойные. Ни пьяного сброда, ни противных и жирных старичков-папиков. Брр… аж в груди закололо.

– Сегодня какой-то важный прием одной дамочки. Говорят, она с мужем переехала из Питера в Москву. Из-за сына. Тот уже несколько лет, как покинул их дворец под Гатчиной и свинтил в столицу.

Потираю ладошки. Вот что мне еще нравится на таких вечерах, так это сплетни про богатеев. Ну а что? У меня жизнь скучна, так хоть в чужую нырнуть.

– Да ладно? Это такой прием в честь переезда? Крутяк!

Окидываю взглядом сад размером с футбольное поле, через который нас проводят, входная дверь – черный выход. Да чтоб у меня дома такая стояла! Потом коридоры, комнаты, столовая. И это только гостевой домик.

Вот… почему некоторым достается все это великолепие с рождения, а кто-то телефон в кредит берет? Почему так все несправедливо? Топнуть ногой хочется и по-детски надуть губки.

– Ты чего застыла, Зойка? Нас живьем сейчас съедят! – Анька психует.

На самом деле нас не штрафовали ни разу, потому что мы девушки дисциплинированные и ответственные. Но такая статья есть. Нас могут оштрафовать. А так как приехала я сюда из-за денег и только, то ноги в руки, Зойка, и бегом за Анькой. Потом погуглю и фотки с вечера посмотрю.

Нас ведут в большую комнату. Наверняка у нее есть неординарное название. Типа чайной или приемной. Фиг этих богатых разберешь. Но мне здесь нравится. Уютненько.

– Вот скажи мне, Анька. Почему у этих богатых такие причуды, а? Взять этот дом. Здесь точно живет их прислуга, повар, дворецкий там. Уверена, и такой здесь имеется. А это, блин, дом по метражу больше моей съемной квартирки раз в десять, может, и больше.

– Да не знаю я, Зойка. – Спешно натягивает белые колготки, – кто-то вот в этом во всем родился, затем его женили или выдали замуж за такого же. У этих людей свой род и свое племя получается. Живут они своей группой и живут. Ну, множится их богатство и множится. Мне до них нет никакого дела.

– А мы беднеем и беднеем. Ты это хочешь сказать? Лучше молчи тогда!

– Нет. То, что богато и изысканно для нас, обычно для них. Но и то, что имеем мы, может быть роскошью для кого-то.

Смотрю вопросительно на Аньку. Она завязывает ленты на пуантах с таким непринужденным видом, будто находится в репетиционном зале, а не в роскошном доме, где даже в воздухе витает не пыль, а золотая пыльца. И так тошно на душе стало. Прям в морской узел завязаться хочется.

Уселась в широкое кресло. Сейчас бы охлаждающий коктейль с ярким зонтиком, а не тесная пачка и натянутая улыбка. Устала… Жара еще эта…

– Девочки, готовы? Через пару минут свое выступление заканчивает пара танцоров, и выходите вы.

Мы снова пересекаем сад. С другой стороны дома большая лужайка с беседками. Там все торжество и проходит. Все в красивых вечерних платьях, шикарными прическами. А мужчины в костюмах.

– Готовы?

Сцена освобождается. Ведущий вечера представляет нас, и мы слышим редкие хлопки.

В груди поселяется объемное чувство, которому нет название. Оно раздувается словно воздушный шарик больше и больше. Только никак не может лопнуть. Давно я его не испытывала. Смесь какой-то тревоги, волнения и опасности. Ноги сводит. А они мне сейчас очень нужны, причем послушные.

Мы с Анькой поднимаемся по ступеням на сцену. Воздух стал горячее, чем был в полдень. Будто в пустыню переместились, где даже легкого ветерка нет.

– Эй, ты чего? – Анька чувствует мое напряжение.

Несколько сотен пар глаз устремлены на нас. Господи, меня сейчас правда стошнит от такого внимания. Какой-то препарируемой лягушкой себя чувствую.

– Все… все хорошо, Ань, – дышу часто. В легкие обжигающий песок попадает и заполняет все альвеолы внутри, вены, артерии, бронхи. Неприятно и болезненно.

– Тогда соберись. Нам Леманны не за красивые глазки деньги платят.

– А за тела, – сорвалось у меня с языка.

– Да ну тебя, – прыскает.

Слышу легкие покашливания и цыканья в нашу сторону. Конечно, они должны смотреть балет, а не скованные движения двух девчонок.

Начинаем танцевать синхронно. Вариация из «Конька-Горбунка», что когда-то давно мы с Милой так и не станцевали. Разругались.

С каждым движением стараюсь избавиться от того напряжения, что взяло меня в плен. Сложно. Эти взгляды в нашу сторону хлеще выступления перед экзаменационной комиссией. Да перед первым моим спектаклем я не чувствовала себя так!

Я превратилась в статуэтку с блошиного рынка. Вроде красивая, утонченная, но продает ее дряхлая старушка. Стащила эту совсем неценную статуэтку из соседней квартиры, когда соседка померла и за пару центов впаривает наивному немцу.

Глазами цепляюсь за одну пару, за другую. Все сливается и плывет, как по волнам катаюсь.

– Если зритель будет недоволен, я больше тебя с собой не возьму, поняла, – шепчет Анька, как только мы оказываемся с ней рядом.

А я и ответить не могу. Язык свой длинный прикусила и проглотила.

– И деньги за выступление будешь мне должна, – улыбается и сквозь зубы проговаривает.

Да что ты молчишь, Зойка? Ответь ей!

Последний раз обвожу наш импровизированный зал взглядом и натыкаюсь на прошибающие глаза одного из гостей. Или он не гость здесь? Черт меня дернул посмотреть влево, в самый край, и задержаться на какие-то доли секунды. Все рушится словно пирамидка.

Его фигуру я узнала сразу. На красивом лице натягивается наглая ухмылка, схожая с оскалом. Кажется, его клыки даже стали острее. Брови взлетели вверх, а голову склонил набок. Оценивает.

Сквозь сердце прошла ядовитая стрела навылет. Меня и правда прострелило. Осталось только вскрикнуть.

Это типа смешно? Что он здесь делает?

Кирилл облокотился на высокий столик и внаглую рассматривает меня. Сантиметр за сантиметром поднимает свой взгляд по моему телу.

Путь этот жжется, в кожу впитывается.

И, конечно же, мое выступление заканчивается падением. Такого позора еще не было. Это все Кир. Он меня своим взглядом и толкнул. В теле дрожь, на коже крупные и мерзкие мурашки, а в душе складывается домиком обида. И негодование.

Перекидываю взгляд на Кирилла. Стоит как ни в чем не бывало, пальцами захватывает со стола канапешку с красной икрой, отправляет ее в рот и начинает активно жевать. Челюсть не вывихнул бы, зараза такая. А потом подмигивает, как сигнал посылает.

Прелестно, просто прелестно.

Глава 5

Зоя.

Когда на сцене во время спектакля с артистом что-то случается, то же падение, его задача быстро собраться, взять себя в руки и продолжить танцевать свою партию. Проще говоря, сделать вид, что ничего страшного-то и не произошло. Ну, упал и упал.

Я же разлеглась белым лебедем и вперилась в одну точку. Она в шикарном черном костюме, белой рубашке с запонками и взлохмаченными от ветра темными волосами. В легкой небрежности что-то все-таки есть манящее и притягивающее.

Только сил нет, как бесит!

– Ты с ума сошла, Зойка! – Анька начинает тихо кричать мне на ухо. Это неприятно. – А ну вставай! Все, точно, за выступление нам денег не видать. Леманны те еще перфекционисты и снобы. Такой провал, да на их вечере!

Уходим со сцены в кромешной тишине. Вот черт, как же стыдно. И перед зрителями, и перед этими Леманнами (как хоть они выглядят?).

 Анькину злость я ощущаю всей кожей. Вон как за предплечье схватила и тянет вперед. Того и гляди руку мне вывернет и ни капельки не пожалеет.

– Ну? И что это было? – строго спрашивает.

Мы заходим в ту комнату, где и переодевались. Здесь уже накрыт небольшой стол с закусками и горячим. Из чашек дымится ароматный кофе. В животе зазывно заурчало, привлекая внимание. Ненавижу такую подставу от своего желудка. Предатель!

– Упала я. Не видела? – обиженно говорю. Накинулась на меня, будто сама такая безупречная. Ага, как же!

– Видела! Еще как! Просила ведь тебя собраться. Теперь все наше выступление, вся эта долгая дорога – все коту под хвост. Не заплатят нам. И все из-за тебя, Зоя!

Опускаю взгляд. Неудобно вышло, согласна. Мне ведь деньги нужны не меньше, чем ей. И не появись здесь этот Кирилл, все было бы по-другому.

– Прости. Это вообще первое мое падение. Я… тоже несколько в шоке. Извини… – повторяю. Вину свою чувствую и не отрицаю. От этого не менее тошно.

Мы подходим к накрытому столу и садимся друг напротив друга. В полном молчании, а может и игноре. Уверена, это мое последнее совместное выступление с Анькой. Больше она не пригласит. Это значит, искать мне подработку в другом месте.

Аппетит вроде как есть, но только вилкой ковыряю в тарелке. Заполнить пустоту и тишину хочется, а нечем. Слов нет.

Снова извиняться? Ну уж нет. С таким же успехом и сама Анька могла зацепиться за выступ и грохнуться.

Каждый косится на часы. Прошло уже около часа после нашего выступления. Нет ни организатора, ни хозяйки вечера. Это значит, что нам точно уже не заплатят. И хочется заплакать. Зажмуриваю глаза, сдерживаю слезы.

Просто я не люблю плакать.

– Девушки, добрый вечер, – мужской голос заставляет вздрогнуть.

Он неприятно пробирается под ткань костюма, под кожу и предательски холодит. Хочется пятиться назад, укрываться и прятаться. Настолько он неприятный.

– Добрый вечер, – Анька реагирует первой. Обладатель низкого голоса ей тоже не нравится. По сторонам оглядывается в поисках поддержки, которой и нет вовсе.

Парень лет двадцати пяти, не больше. Одет в шикарный костюм, как и все гости. Улыбается только странно. Не хочется ему отвечать улыбкой в ответ. Противное состояние внутри. Будто сладкого переела, внутри все горит и щиплет, а живот и желудок скручивает от ударной дозы сахара.

– Видел вас на сцене. Не оставили вы меня равнодушным. А я, признаться, не очень люблю такое искусство.

– Такое это какое? – Анька зачем-то решила вступить с ним в диалог. А мне хочется схватить свой рюкзак и уносить ноги.

– Классическое. Я больше про выход за рамки, – подмигивает нам обеим и показывает свои зубы. Два передних резца чуть выдвинуты некрасиво вперед. – Немного разнообразия не помешает. Да, малышки?

Он смотрит ровно на меня. Так, что сердце все болезненно скрючивается от страха. Волоски по всему телу встают дыбом и от моего частого дыхания шевелятся.

– Тебя как зовут? – обращается ко мне. Во рту сухо, слова невозможно произнести. Кажется, и гул какой-то в ушах. Комната начинает вращаться вокруг меня со скрипящим звуком.

– Ух-ходите, пожалуйста, – звучит так жалко, что он вот-вот рассмеется мне в лицо.

– Ну-ну, так быстро? Я рассчитывал на некую беседу там, общение.

Парень поднимается с кресла и идет в мою сторону. Перестаю дышать. Все безусловные рефлексы дают сбой. Тело резко забывает, как это – дышать?

– Боишься меня, да? Не бойся.

Сам настолько приблизился, что я чувствую тяжесть его тела, пригвождает меня к земле только своей силой. Маленьким испуганным зверьком себя чувствую. Мой взгляд, уверена, мечется, а слезы предательски скатываются.

Анька быстро забрала свой рюкзак, вещи и только и слышу, как хлопнула дверь. Она меня бросила, сучка. Оставила один на один с этим неандертальцем и тупо сбежала.

Разозлиться бы на нее. Но, знаю, сама поступила бы так же. Инстинкт самосохранения он ведь такой. В первую очередь думаешь о себе.

– Так как зовут тебя, красивая?

Отрицательно машу головой и неаккуратно слезы размазываю. Перед глазами все плывет, а я тону в своем страхе. В голове мысли только о том, что будет дальше. Хочу их стряхнуть, но не получается. Его руки, касающиеся моих плеч, волос, лица – все говорит о том, что это только начало. Он не уйдет, а я не убегу. Меня не придут спасать, кричать бесполезно.

Прикрываю глаза, чтобы мысленно вести счет. Приготовилась терпеть. А он отскакивает от меня с воплем и отлетает куда-то в стену. Я от этого резкого движения сама падаю назад, зацепив какую-то вазу.

Твою ж мать. Надеюсь, это стекло, купленное по акции.

– Ты охренел, Петюнечка? Тебе показать, как с девушками общаться надо? В твоем пансионе в Шотландии не научили, что ль? Так я покажу.

Удар! Еще удар. Моего обидчика кто-то бьет, а я… зажмурилась и отвернулась.

– Да все, все. Понял. Перестань уже, Кир! Больно, черт.

Но следует последний удар и крик.

Приоткрываю один глаз, и открывшаяся картинка странно греет душу. Она неправильная, даже опасная, а мне так нравится.

Кир будто с катушек слетел: рубашка порвана, волосы взлохмачены еще больше, плечи так высоко поднимаются, что, кажется, он в легкие быстро и резко весь воздух закачивает одним вдохом.

Глава 6

Зоя.

– Ты мне нос сломал, ублюдок! – голос этого Петюнечки уже не кажется мне холодным и противным. Только писклявым. – Жди ответку, Леманн. Матери расскажу.

– Ты еще больший дебил, чем я думал. Маме он расскажет… Ты еще захныч. Помнишь, как ты с дерева упал в десять лет и в слезах жаловаться матери побежал? «Мама, Мама, меня Кирилл толкнул». Тьфу!

Он говорит это все быстро, но с выражением. Нагнулся к сгорбленному Петечке и сам вставать не спешит. А я хочу, чтобы уже отошел от него и обратил внимание на меня. Кого защищал-то? Или кулаками просто пришел помахать?

– Давай, Петька, извиняйся, – устало говорит и бросает на меня взгляд. Он такой темный, еще злостью отливает за слиток золотой.

– Да пошел ты, – толкает Кирилла, и… убегает.

Смотрится смешно, я даже прыскаю от смеха. Страх ушел и больше не возвращается. Комната вернулась на место, голова уже не кружится. Дышу свободно и чувствую туалетную воду моего спасителя.

Эх, Зоя, друг Навицкого стал уже для тебя не просто Кириллом, сокращенно Киром, а «спасителем». Треснуть бы тебе за то, что размякла как сыр на солнце.

Мы оба смотрим на дверь, которая открыта настежь. Мне резко становится неуютно в одном помещении с Кириллом. Знаю, спас, но от него я тоже не знаю, чего ожидать. А учитывая его настойчивость, так вовсе паутиной рядом с ним обрастаю.

– Извини его, – начинает первый.

Мне вдруг начинает казаться, что сейчас он стал другим. Пропала настырность, вседозволенность. Игра, в конце концов. Передо мной не мажор, которому можно все, а обычный парень, который поступил благородно.

– Он бы ничего не сделал, поверь мне, – снова говорит быстро, словно не успевает, – всю жизнь на пару минут его смелости хватало. А так, ткни палкой и заплачет, мамочке жаловаться побежит. Я не уверен вообще, что он знает, как обращаться с… – осекается. Думает, как бы помягче все обставить, – прекрасным полом и доставить удовольствие.

Закатываю глаза и так приятно от этих слов. То, как он красиво их подобрал. Удовольствие, прекрасный пол…

Ты ли это, Кир?

– Ну, когда тебя зажимает такая детина, это не кажется безобидным и безопасным.

– Хм, согласен. Еще раз прости. Это, если что, я за него прошу.

Киваю. Когда он кажется таким простым, с ним и разговаривать проще. Возможно, мы даже смогли бы подружиться.

– Ты правда за меня испугался? Как ты вообще оказался здесь?

– Увидел, что Петька к вам пошел, за ним отправился. Знаю ведь, что дурной.

– То есть, ты пошел проследить за ним, а не найти меня?

Как-то неприятненько стало. То с цветами у театра встречает, то не спешит увидеться. Подобралась вся, резко встаю и направляюсь к кучке своей одежды. Она упала и теперь моя новая красивая футболка смята.

Кир молча следит за моими движениями. Я замечаю привычную наглую улыбку и острые клыки. Меня это завораживает и раздражает одновременно. Хочется сказать, чтобы уходил и не возвращался и в то же время, чтобы остался и снова что-то мне рассказал. Я любопытная до чужих секретов и историй.

– Выйди. Мне надо переодеться, – отворачиваюсь и начинаю медленно развязывать юбку.

– А если я не хочу?

Он уселся в кресло. Ровно на то место, где сидел Петечка. Наблюдаю за сменой его настроения. И вообще, снова наглый Кир ворвался и раздражает все мои рецепторы.

Только страха перед ним нет. Где-то в глубине души я уверена, он никогда меня не обидит.

Устало опускаюсь на кресло рядом с ним. Выдохлась.

– Что ты от меня ждешь, Кирилл Леманн?

Да-да. Кирилл Леманн. Мажор, сын хозяев, которые так и не заплатили за выступление, до ужаса богатые, интеллигентные, с родословной, в которой одни царские советники и министры.

– Я требую всего три свидания, – говорит уверенно и несколько расслабленно.

– Требую? – мои нервы подожгли как фитиль свечки.

– Ну, прошу, – разводит руки в стороны. В глазах нездоровый огонёк, его искры не обжигают, а жалят. – Я тебя спас, между прочим. Хотелось благодарности, как бы…

– Ты мне не нравишься, Кир!

– Не проблема. Исправлю.

Разглядываю его пристально, будто в первый раз вижу. В груди сдавливает неуемное чувство какой-то обиды, смешанной с удовольствием. Безумная смесь получается так-то.

– Хорошо, – тихо отвечаю. Сама еще не понимаю, на что подписалась. В моих планах было завоевание Лео, а тут свидания не просто с другом Навицкого, с самим сыном Леманнов.

Кир улыбается так, что у меня ноги подгибаются. Ох, тепло как обруч раскручивается по телу. В его глазах пылает азарт, радость и, черт возьми, победа.

Глупо улыбаюсь ему в ответ. Потому что сдерживаться – сил больше нет.

– Тогда я позвоню? – пятится назад, сшибает еще какую-то вазу или что это. Она падает с громом, разбивается. Кир матерится и снова извиняется. Таким милым кажется, улыбку еще больше растягивает на моем лице.

– Ты мой номер не знаешь.

– Пфф! Знаю!

– Я тебе его не давала, – с укоризной смотрю сквозь нисходящую улыбку.

Он пожимает плечами. Снова идет спиной вперед, мало видно ему одной разбитой вазы. Взгляд тянется от меня все дальше и дальше, а тоньше не становится.

– Зойка, такси тебя за воротами ждет. Отвез бы сам, но я бокал шампанского опрокинул.

– Спасибо, – отвечаю ошарашено. Кажется, зря я согласилась на эти долбаные свидания. Еще одна такая забота с его стороны и я на пути к влюбленности. Вот черт. В такого как Леманн влюбляться точно нельзя.

Можно забрать свои слова обратно?

– А, еще. Любовнику своему привет передавай.

Глава 7

Кирилл.

Выхожу из гостевого дома. В голове такая хуеверть пока происходит, пока сам не могу еще разобраться.

Я пошел за Петечкой, зная, что он может натворить дичь. Всю жизнь таким был, сколько его помню. Наши мамы двоюродные сестры, поэтому знаю я этого ушлепка с самого его рождения.

Поначалу неплохо дружили. Делить нам было нечего, всего было завались у каждого. А потом в нем то ли зависть проснулась, то ли обида. У меня получалось все лучше, чем у него: учеба, спорт. Тут еще и родители его сыграли не последнюю роль.

«Посмотри, как у Кирилла» , «Бери пример с брата», «Если бы делал так, как Леманн, вышло бы лучше и правильнее».

Поэтому его неприязнь ко мне вполне имеет под собой почву. Ну и, что уж, иногда ее подпитывал. Сам не знал зачем. Просто в какой-то момент мне это понравилось. Видеть его реакцию, как он розовеет от бешенства, а ноздри белеют до синего отлива. Нравилось, черт.

Пока не вырос.

Последний раз мы виделись с ним года четыре назад. Мать юбилей справляла. Не мог не приехать. В Питере они еще с отцом жили. Мы не обмолвились с Петечкой ни словом. Я лишь кивнул в знак приветствия, а он отвернулся.

Оборачиваюсь на дверь, за которой оставил Зойку и по-дебильному улыбаться начал. Не думал, честно говоря, что согласится на эти три свидания. В голове еще несколько вариантов имел, как заставить ее согласиться. Упертая ведь, сучка.

Ну, а там легкая романтика, привычное соблазнение. И моя. Моя будет. Ух, руки чешутся приступить к задуманному.

– Кирилл, – голос матери как всегда мягкий, привычный.

Она стоит на углу гостевого домика. Ждет. Слышала, что происходит за дверью? Видела? Снова раздражение какое-то по всем внутренностям пробегается. Потому что сколько себя помню, не было ни одного дела, куда бы она не совала свой идеально сделанный носик.

Я маму люблю. Очень. Но в какой-то момент она стала забывать, что я вырос. И все, что мне нужно от нее получать, это безусловная любовь и поддержка.

– Мама? Я думала ты не оставляешь своих гостей одних?

Иду не останавливаясь. Мне важно увести маму от домика, где вот-вот должна выйти Зоя. Вопросов ведь потом не оберешься, замучаешься отмахиваться.

– Ты так быстро умчался за Петром. Что у вас произошло?

Она догоняет и по-матерински берет меня под локоть. Я, конечно же, его подставляю.

– Петр, – выделяю его имя, – ведет себя некрасиво. Вот и все.

– Он просто еще молодой, неопытный. Ты бы научил, подсказал бы.

Как-то резко захотелось снять ее руку с себя и уйти еще дальше, в сад. Хочу побыть один и не слушать очередные просьбы и наставления мамы. Все это напоминает забытый спектакль, где я основной добродетель, а Петечка – злодей, который должен в конце этой самой пьесы исправиться.

– Ему двадцать четыре мама. Двадцать четыре. Я в его возрасте уже переехал в Москву, начал зарабатывать свои деньги и строить свою жизнь. Самостоятельно, вдали от дома и вашего с папой влияния и связей. Пока он сам не поймет, что нужно что-то менять, советы бесполезны.

«Особенно, если ты немножечко гондон», – про себя заканчиваю свою мысль. Матери ее знать не обязательно.

– Кстати, сын. Ты говоришь, что уже взрослый, но о моих просьбах о присмотреть себе невесту, ты отмахиваешься как от надоедливой мухи. Нехорошо, дорогой.

– Мне двадцать семь, мама. Я не планирую пока жениться. Не планирую семью.

– Только развлечения?

Широко улыбаясь, вспоминая Зойкины глаза. Как ошарашено она смотрела на Петьку. Я видел столько страха в них, что мне искренне захотелось спасти ее, а не проучить брата. Защитник, блядь. По телу тепло растекается как расплавленное масло. Ей понравился мой поступок. Я все-таки молодец.

– Почему бы и нет, – неопределенно пожимаю плечами и все еще озираюсь в сторону домика. Дверь не хлопает, значит, Зойка еще внутри. Возможно, переодевается.

Шумно сглатываю, вспоминаю, как ее золотой кулон затерялся в ложбинке груди. Она у нее небольшая, но отчего-то уверен, что с очаровательными сосочками-вишенками.

Моргаю часто, смахивая воображаемые картинки и поправляя брюки. Только от этого у меня уже все каменеет в паху. Через три свидания проверим, прав ли я оказался.

По дорожке идем медленно, будто еще не все мне сказала мама. Желание сбежать с этого вечера растет с каждой секундой.

– А кто эта девушка? – интересуется аккуратно.

Странность в том, что мне отчаянно не хочется обсуждать с ней Зою. Не то чтобы я всегда с матерью разговаривал о своих пассиях, но ее слова в их адрес я пропускал мимо ушей. А теперь странным образом либо желаю отшутиться, либо промолчать вовсе.

Зоя не вписывается ни в один мой стандарт. За исключением одного – обожаю небольшую грудь. Вот фетиш такой. Все любят упругую троечку, у меня стоит на аккуратную единичку.

– Одна знакомая.

– Я спрашиваю: кто она? Кто родители? Откуда родом? В какой стране училась?

У меня глаза с легкой болью закатывается под веки. Челюсти сжимаю крепче, а язык прикусываю. В прямом смысле этого слова.

– Это так важно, я понимаю?

– Конечно, дорогой.

– Почему? Прошу, мам, ответь мне честно. Зачем тебе это знать?

Она долго думает. Морщинки на лбу стали заметнее, хотя мама жестко следит за своей мимикой. Уголки губ опущены вниз. Она… недовольна. Кожей чувствую ее раздраженность моими вопросами.

– Мне не понравилось, как ты на нее смотрел! – говорит четко, повышая тон своего голоса. Пугает несколько такая реакция.

По спине пробегает холодок. Становится неприятно. Зябко. И это в жаркий летний вечер, когда пару часов назад хотелось опустить голову в лед и грызть его, чтобы хоть как-то охладить себя.

– И как же я на нее смотрел?

– Как охотник на жертву. – Делает паузу. Театральную, мать ее. Сердце ускоряет свой ритм, с каждый кругом все быстрее и быстрее стучит. – Которая ему нравится. Нехорошее у меня предчувствие, Кирилл. Ой, нехорошее.

Я долго всматриваюсь в мамино лицо. Ищу хоть тонкий намек на шутку. Она же есть, правда?

– Так ты же все равно не дашь мне сделать более серьезные шаги в сторону девушки, которую ты не одобришь, мам. – Подмигиваю ей и улыбаюсь. Пробую ее хоть как-то успокоить. Самого молнией прошибает, и трясет от ее разряда долго. – И я сказал тебе, ничего я с ней не планирую.

– Только развлечение. Я помню.

Но недовольство не сходит с ее лица. Что-то есть еще. Господи, из меня этот разговор высосал все силы. Особенность матери такая. Три вопроса, два ответа – и я без сил. Как по нервам поиграли, по органам постучали, ну, и мозги разложили в другом порядке.

– Во время своего развлечения не забывай про защиту, сынок.

Мама делает шаг вперед и ускоряет темп. Уходит. Свои советы она дала, ответы на свои вопросы получила. Можно и уходить. Сводит всего от злости. Как в детство вернулся, когда мою жизнь вырезали как деталь. Обточил, отшлифовал и вот – идеальный фрагмент их семейной мозаики.

Домой приезжаю спустя час. Быстро принимаю душ и заваливаюсь в кровать. Осадок после вечера хуже некуда. Устал до белеющих пятен в глазах, а я уставился в потолок и заснуть не могу.

Время перевалило за полночь, а на телефон приходит несколько сообщений. Не задумываясь, открываю.

«Я придумала»

«Передумала»

«Незряч»

«Не хочу с тобой никаких свиданий»

Жду. Что исправит. Вон сколько настрочила, сучка трусливая. Руки как у алкоголика трясутся. Все ответа жду. Азарт просыпается, хоть ставку делай, поплыла уже девчонка или нет.

«Любовник не отпускает? Хочешь, поговорю?» – не выдерживаю, пишу быстро. Сам чуть ошибок не наделал.

«Нет, стойкая аллергия на твои шуточки вырабатывается».

Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Строптивая, упрямая. Может ловить удары. Интересно будет.

«Спокойной ночи, Зоя. Надень завтра юбку покороче. Ножки твои мне нравятся»

«Юбок нет. Только пачки. Пойдет?»

Укладываюсь обратно в кровать. Как ошпаренный ведь вскочил и метался по комнате. Она среди ночи достала мой номер, не поленилась написать, даже больше, переписываться.

«Всегда хотел заняться сексом с балериной в пачке. До завтра, Зоя»

«Придурок!»

Глава 8

Зоя.

«Придурок!» – пишу я в итоге и сразу отправляю. Даже если слово написано с ошибкой, пусть читает так.

Откидываю телефон на кровать, тот ударяется об стену с глухим стуком. Аж дыхание остановилось. Нервы ни к черту с этим Леманном. Вон, телефоном уже разбрасываюсь.

Ложусь следом, телефон к себе прижимаю. На обоях фотография Лео. Как только он приехал к нам, и я впервые его увидела, влюбилась в его красоту.

Никогда не верила в любовь с первого взгляда. А тут такая подстава. Влюбилась, спать не могла, о нем мечтала. А Лео на Ирку внимание обратил. Мне лишь кивки приветствия доставались и редкие сцены на репетиции. Бесилась жутко.

Я скопировала все его фотографии из интернета. А свою самую любимую, где он стоит на фоне реки, летом, позирует – на обои поставила. Его кудряшки смешно развиваются, улыбка широкая, открытая. У глаз морщинки солнечными лучиками расходятся. Не мужчина – мечта.

И как я только могла согласиться на эти свидания с Кириллом? Боже, стыдно за свою легкомысленность.

Телефон в руке подпрыгивает, когда звуковая вибрация раздается по комнате.

Мила.

Долго смотрю на имя лучшей подруги. Не взять – нельзя, а ответить на звонок… Знаю, о чем будет разговор. Я среди ночи спросила телефон парня, чтобы что-то важное ему сообщить. Вопросов у нее должно быть целое море.

– Мила? – искусственно зеваю. Может, разговор будет коротким?

– Позвонила?

Закатываю глаза. Не будет.

– Написала.

– И?

Делаю глубокий вдох. Непросто рассказывать о своих «отношениях» с мужчинами. У меня-то их никогда особо и не было. Не знаю я, что можно рассказать, что нельзя. Как это вообще происходит? Теряюсь. Вроде и поддержка нужна, совет, а вроде, и сама справлюсь.

– Сказала, что не пойду с ним на свидание. Не хочу. Я… с Лео хочу.

Мила вздыхает. Какое-то необъяснимое напряжение между нами натягивается. Мы не видим сейчас друг друга, да и в трубке тишина. Чувствую ее невысказанное недовольство. Мила больше, чем уверена, думает над тем, чтобы переубедить меня на счет Лео. Он ей не нравится.

«А мне Кирилл Леманн», – добавляю в свою неозвученную мысль.

И вспоминаю, как он оттащил от меня своего брата, каким диким взглядом смотрел на меня. Упертость его эта, наглость… Губы сами растягиваются в улыбке. Са-ми!

– Зойка, – тон непринужденный, немного поучающий. Не люблю его. Он словно разрезает нас, ставит на разные ступени. И от этого обидно. – Кирилл хороший, правда. На свидание позвал тебя он, а не Лео, – выговаривает последнее имя спешно и четко. – Ты просто не даешь ему шанса из-за своей фантомной влюбленности.

Кладу трубку. И так ужасное настроение становится еще хуже. Спать не хочу, а хочу плакать. И первый раз за очень долгое время я позволяю себе выпустить пару капель, пока никто не видит.

* * *

Утром конечно же встаю со слегка опухшими веками. Крылья носа предательски красного цвета, а губы чуть увеличились из-за постоянных прикусываний. И кажется стали очень чувствительными и сухими, как на солнце обгорели.

– И куда ты такая пойдешь? – говорю своему отражению. Снова в горле предательский ком. Теперь от обиды на себя, что позволила вчера себе чуть поплакать.

Наношу тональный крем. Он скроет не только мои веснушки, но и красноту.

Из гардероба достаю джинсы и белую футболку. Не хочу наряжаться для Леманна. И гладить вещи не буду. Так и пойду в мятой одежде.

Волосы собираю в высокий хвост.

Кеды, сумка через плечо, и я готова выдвигаться из дома.

Смотрю на себя в зеркало, и мне не нравится то, что я вижу. Ну вот совсем. Вспоминаю, какие девушки были на вчерашнем вечере, и становится грустно. У меня ведь не получится быть такой как они – элегантными, изысканными, очаровательными до мозга костей. Я ведь другая. Изначально была другой.

Берусь за ключ, хочу открыть уже дверь, но с каким-то отчаянным вздохом и ругательством прохожу обратно к шкафу. Достаю платье. Я его еще ни разу не надевала. Мила посоветовала его купить, когда мы ходили по магазинам. Оно, как она выразилась, очень женственное.

Глажу его, чтобы ни одного залома не осталось, и надеваю. Волосы распускаю. А губы крашу розовым блеском, на скулы наношу легкие румяна.

Улыбка сама собой растягивается на губах.

О, еще духи забыла. По капельке за мочки ушей и капелька на впадинку между ключицами.

Ну и кто теперь скажет, что Зоя Беляева хуже тех особ с праздника, а?

Кирилл прислал сообщение с адресом ранним утром, я еще спала. Открываю его, пальцы слегка потряхивает. Но я списываю это на недосып. Потому что я не волнуюсь. Не могу волноваться.

Встреча в небольшом сквере в центре. Пока нет ни одной мысли, куда поведет меня Кир. Это заставляет сердце как-то странно танцевать в своем радостном ритме. Объясняю это тем, что приятная неизвестность всегда так действует на организм. Позови меня куда-нибудь другой человек, реагировала бы так же.

Я выхожу из метро и чуть ускоряю темп. Опаздываю дико. Странное желание, чтобы он все-таки дождался. Если нет, я… разочаруюсь в нем, пожалуй.

Но другая часть меня твердит, что хочет, чтобы он уехал, не дождавшись. Потому что так будет легче. А что легче – не понимаю.

Подхожу к скамейкам. Вижу несколько парочек. Целуются. Противные скребки ощущаю в груди. Моя мечта сидеть так же на лавочке с Лео. Обниматься и целоваться.

Прохожу вдоль всего сквера, и… нет Кирилла Леманна. Совсем. Нигде.

Все-таки разочарована. Чтобы я не говорила самому Киру, Миле, мне хотелось сегодня провести с ним вечер. Против всех законов логики, забивая на чувства к Лео, я хотела побыть с Кириллом. Вот как-то так.

Опускаюсь на ближайшую свободную скамейку, откидываюсь на спинку, взгляд упирается во влюбленную парочку напротив. Они целуются так откровенно, что я вижу их сплетающиеся языки. Его руки нырнули в вырез ее блузки, а ее пальцы считают кубики под его футболкой. Подглядывать нехорошо, а я уставилась на них, что, заметь они меня, покрутили бы у виска.

– Ты опоздала, Зоя, – раздается над ухом так резко. Подскакиваю как ошпаренная.

Он скрестил руки и, нагнувшись, локтями уперся в край лавочки. Сверлит меня взглядом. Недовольным выглядит. А мне… радостно. Что пришел.

Да не просто пришел. Он ждал меня.

– Забыла просто. Вспомнила, вот и пришла. Обещала ведь. А я не люблю нарушать обещания, – в конце своей речи не забываю хмыкнуть. Ведь мне это все неважно.

Кир цыкает, обходит лавочку и встает ровно напротив меня, загораживает парочку.

Мне хочется снова посмотреть на него. Нравится его хмурое лицо. Становится очаровательным. Силой удерживаю глаза на каком-то кусочке облупившейся краски, ковыряю ее ногтями и закусываю внутреннюю сторону щеки. Черт, больно.

И улыбаюсь все-таки.

– И долго ты меня ждал?

– Ага, сейчас прям я так и сказал.

– Пожалуйста, – прошу.

Вздыхает тяжело. Поворачивает голову сначала влево, потом вправо. Повторяю за ним зачем-то. И жду. Если бы мне пару дней назад сказали, что буду ждать ответа от Кирилла, сколько он прождал меня на нашем первом свидании – не поверила бы. Звучит фантастически и неправдоподобно. Ведь я совсем не собиралась видеться с ним. Да даже разговаривать больше не хотела.

– Туда и обратно десять раз.

Упс. В голове подсчитываю количество минут. Это… неожиданно и приятно. Может, и не зря я переоделась перед выходом.

– Вот, это тебе.

Кирилл из-за спины достает один единственный цветок, его и не заметишь сразу. Улыбка сходит с моего лица. Дыхание частое от злости на Леманна.

Ведь он… издевается?

– Что это? – спрашиваю наигранно мило и сладко.

– Гвоздика. Розовая. Красивая. Нравится?

Смотрю на чуть повядшие лепестки цветка. Зеленые листочки, покрытые белесым налетом. Взгляд перекатывается на мужские пальцы, сжимающие упругий стебель, ладонь с выпуклыми венами и руки с выгоревшими на солнце волосами.

И меня снова придавливает чувство раздражения, смешанное с каким-то непонятным мне наслаждением. Я теряюсь настолько, что молча еложу взглядом то по цветку, то по Кириллу.

В груди палитра из ощущений разбилась.

Протягиваю руку к цветку. Он же не виноват, что этот дурак такой… дурак.

– Ее тоже со скидкой купил? Потому что последняя?

– Ну зачем ты так? Я, может, ее выбирал долго, с флористами советовался. А ты «акция», «последняя».

– Ужинать в «Теремок» поведешь?

Кира так и тянет улыбнуться. Признаться, мне и самой нравятся наши с ним диалоги. Какие-то шутки на грани флирта. И почему-то я совсем не задумываюсь, что он обо мне подумает. Я расслаблена.

«Не как с Лео», – мысль цепко крепится ко мне. От этого становится грустно. Потому что хочется совсем по-другому. Чтобы я вела себя так с Лео, а не с Киром. Чтобы сейчас на месте Леманна был Лео.

– Не, за углом шаурма вкусная. Сейчас купим и на лавочке посидим. Давай?

– Ты хотел сказать «шаверма», питерская интеллигенция?

– А ты знаешь, что шаверма, скорее всего, является вариантом произношения одного и того же блюда, которое называли так просто по ошибке? Но он проще в произношении и это фонетически более удобное слово.

Если посмотреть со стороны, то передо мной парень, одетый в дорогущие джинсы, белоснежную и идеально выглаженную рубашку, с одной единственной гвоздикой в руке. Он рассказывает какую-то фигню, а я слушаю, разинув рот. Странная картинка выходит. Но почему она ввязывается в мою странную жизнь?

– Ну так что? Идем? – голос у Кира ровный, без задорных ноток. И не всегда понятно, он шутит или нет. Но от его тона так спокойно становится. Говорил бы и говорил, а я слушала.

– К-куда?

– На свидание, Зоя, на свидание.

Он протягивает мне руку, и я без единого сомнения вкладываю ему свою ладонь. Приятные покалывания устремились от точек соприкосновения. Его ладонь теплая-теплая и сухая. Она приятно согревает мою. Мамочки, не хочу, чтобы он отпускал меня. Еще ни разу в жизни я не испытывала такое удовольствие.

Кир просто взял мою руку, а у меня коленки дрожать начинаю, и улыбаться стала странно.

Доходим до его машины. Она рядом оказалась. Снова тот хищник с яркой аэрографией. Сексуальным жестом он снимает машину с сигналки и открывает заднюю дверь.

Слежу за ним взглядом, боясь упустить детали. Они кажутся такими вкусными.

– Да выкинь ты уже эту гвоздику! – чуть повышает голос. А я схватилась за цветок, будто самое дорогое отбирают. Господи, всего лишь гвоздичка, а я готова сражаться за нее как за свою честь, дурная.

– Ты чего? – смотрю как она изломанная лежит на плитке и вдруг осознаю, что мне понравился этот цветок. Он такой же, как и я. Красивый, но недооцененный.

– Вот твои цветы.

Кир вытаскивает с заднего сиденья огромный букет. Сам еле держит его в руках. Слов не нахожу, чтобы описать это великолепие. Перетянутые крупной бечевкой большие белые розы. Запах стоит такой, что голова кружится, на языке сладость их нектара, а на коже я чувствую нежность лепестков.

Что он творит? Леманн этот?

– Это все мне? – не веря спрашиваю. Второй подаренный букет в моей жизни. Первый был тоже от Кира. Теперь стыдно сознаться, как жестко я его тогда обманула.

– Нет, только половина. После тебя еще свидание. – Говорит раздраженно. Да плевать. Я теперь знаю, что у него ужасные шутки и вообще ужасное чувство юмора, но офигенный вкус на цветы.

Утыкаюсь носом в букет и плыву. Так здорово, двигаться не хочется.

– Все, Зоя, садись. Опаздываем.

Кир обходит машину и открывает мне дверь. А я незаметно все-таки подбираю с дороги поврежденную гвоздику и забираю ее себе. Пока Кирилл не видит. А то еще ругаться начнет. Невыносимый!

– Ну что, в Питер, за шавермой? – спрашивает и очаровательно подмигивает.

Глава 9

Зоя.

Мы едем размеренно. Больше всего боялась, что Кир будет гнать. А я не люблю скорость. Но он даже из ряда в ряд не перестраивается, хоть, как поняла, мы и опаздываем. Мне нравится, как он ведет машину. Есть в этом что-то сексуально-возбуждающее. В таком спокойствии и уверенности.

– И куда ты все-таки меня везешь? – спрашиваю между делом. Стараюсь придать голосу непринужденный тон, а саму так и раздирает любопытство. Усидеть спокойно на месте очень сложно.

– В одно интересное место. Сам еще не был. – Кир говорит это спокойным тоном, взгляд устремлен на дорогу. Только изредка посматривает на меня, словно проверяет, на месте ли я еще.

Пальцы постоянно теребят повядшие лепестки гвоздики. Кир убрал огромный букет роз снова на заднее сиденье, а сломанный цветок остался у меня в руке.

– Знал бы, букет гвоздик тебе подарил, – говорит тихо, с легкими хриплыми нотками в голосе, и странно косится он на мои руки. Взглядом колен касается. Кожу покалывать начинает, словно щетиной по ней провели.

– Я люблю пионы, – томно вздыхаю и отворачиваюсь к окну, скрывая ладонью улыбку.

Тащусь от того, как на мою колкость, он отвечает своей. До порхающих мотыльков в животе.

Кир хмыкает, но молчит. Готова снова повторить то, что сказала. Я просто требую его вкусную реакцию на мой выпад!

А он лишь говорит:

– Душу из меня вынимать по кусочкам будешь, да? Эх, Зоя.

– Только если она сладкая.

Ох, мурашки расползаются от наших диалогов.

Мы подъезжаем к ресторану. Хочется сказать, что банальщина. Возникает желание позлить Леманна. Но я пока сижу и помалкиваю. Все же предвкушение чего-то странного и необычного окутывает невесомой дымкой.

И совершенно выбешивает меня, когда помогает выбраться из машины, подав руку. Что ж он такой… хороший?

– Ты никогда не был в ресторанах, Леманн? – провоцирую и смотрю прямо в глаза.

Говорят, в мире зверей у самцов это означает вызов. А если самка с таким вызовом будет смотреть на самца? На задворках сознания мелькает, что это опасно и нужно быть осторожной.

– Этот ресторан особенный, – говорит скомкано и опускает взгляд на мои губы. Рефлекторно облизываю их, а Кир повторяет ровно тоже со своими. Мы стоим и пялимся на губы друг друга.

То, что происходит в эту секунду между нами, заставляет дыхание сбиться. Это становится привычным, но я противлюсь изо всех сил.

Потому что «всего три свидания».

Мы проходим в холл ресторана, где нас встречают и просят надеть на глаза что-то вроде очков. Долго смотрю на этот предмет. Воздух вбираю ртом, по нервам разряды проходят как по проводам. Они опасно искрят.

– Ты. Куда. Меня привел? – цежу сквозь зубы. Или шиплю. От страха и гнева просто пелена застилает глаза.

– В ресторан, – кажется, Кир не замечает изменений во мне. А я уже трясусь вся. Понять бы, это так страшно или от желания голову ему открутить.

– А это зачем? – указываю на «очки».

– Чтобы ничего не видеть.

Боже, меня выворачивает наизнанку и скручивает в рулет. От неприятных ощущений готова выть и ругаться. Ненавижу. Не-на-ви-жу!

– Кирилл. Я туда не пойду. Я. Боюсь. Темноты.

До остановки сердца, до высушенных вен, леденеют органы. Всегда боялась. Я даже сплю только с включенным ночником. Потому что как только закрываю глаза, дыхание сбивается, сердце частит до гулкой боли, а тело сводит от пронизывающего страха.

В детстве бабушка в наказание часто запирала меня в чулане. Он был маленьким, и света там не было. Я постоянно слышала скрип половиц и какие-то шуршания в углах. Спиной прижималась к двери, обнимала колени руками, глаза были зажмурены настолько, что сверкали молнии перед ними. Векам от напряжения со временем становилось больно, а я терпела. Время растягивалось как свежая смола.

– Пфф, ты чего? – спрашивает между делом.

Кир рассматривает очки пристально, словно выбирает: купить или нет. Это выглядит странно. А потом достает из кармана маленькую упаковку влажных салфеток и достает одну, чтобы протереть.

Страх куда-то уплыл. Вместо него удивление ударило по голове.

– Ничего не бойся. Я же с тобой буду, – говорит ровно и так, блин, уверенно. Шансов не оставляет.

Кир протягивает вторую салфетку мне. Жест выглядит обыденным, и его совсем ничего не смущает. Ни вопросительный взгляд встречающего, ни мое молчание. Будто все так, как и должно быть.

А тут мужчина очки дезинфицирует салфетками, которые носит с собой в кармане как мама малыша.

Я забираю у него салфетку и повторяю его действия. Пока мой мозг переваривает происходящее, Кир помогает мне с очками, надевает их на меня и берет за руку.

С этого момента его рука самое ценное. Я помню, какая она. И, не задумываясь, сжимаю крепче.

– Трусишка, – говорит мягко. Это почему-то сейчас не кажется мне обидным, хотя я всю свою жизнь не люблю это прозвище.

Когда глаза перестают видеть, обостряются другие чувства: слух, вкус, даже ощущения на кончиках пальцев по-другому воспринимаются. Все рецепторы становится очень чувствительными.

Мозг пытается перестроиться на изменения во мне, и я ощущаю легкое головокружение и тошноту.

Похожее состояние было, когда мы на гастролях ходили в популярные «дома-перевертыши». Вся обстановка оформлена вверх дном, а размеры мебели могут быть изменены: широкое стало узким и наоборот. Наша привычная картинка стала другой, и организм проходит стадию шока.

Только крепче хватаюсь за Кира. Аромат его туалетной воды, смешанный с запахом кожи, такой явный. Удивляюсь, почему я так отчетливо не слышала его хотя бы машине. Вдыхаю аромат полной грудью. Боже, какой же он вкусный.

Захотелось поцеловать бьющуюся венку на шее, куда попадают первые капли духов.

Кажется, если допустить мысль, что он отпустит мою руку, я найду его только по одному запаху. Меня не собьет и запах еды, чужого парфюма, какая-то сладость сахарной ваты, и … твою мать, пота. Мы прошли какую-то вонючку. Тошнота усиливается, и на ощупь руками прохожусь по телу Кира. Жмусь и нюхаю его.

– Ты тоже вкусно пахнешь. Так бы и съел, – плотоядно говорит. И более чем уверена, скалится. Его острые клыки снова выделяются. Я правда вижу его таким перед собой.

– Чем? – спрашиваю и жду ответа. В темноте время и правда тянется. Только сейчас мне не страшно. Скорее остро.

Он смеется глухо. Смех из глубин диафрагмы идет и кажется очень низким.

– Вкусным сексом, Зоя.

Не вижу, но чувствую, как покрываюсь позорным румянцем. Щеки в момент становятся пунцовыми. Сейчас я несказанно рада, что мы в кромешной тьме, и Кир не видит моего позора.

Прозвучало несколько расслабленно, в стиле Леманна. Мне должно быть приятны такие слова. Наверное. Я лишь хочу высвободить свою ладонь.

А он это чувствует. Говорю же, все обостряется.

– Не пугайся. Сегодня только первое свидание. Впереди еще два. Раньше не полезу к тебе.

– Тебе никогда не говорили, что ты очень самоуверенный?

– Говорили. На первом свидании, – и снова я чувствую его оскал.

Мы не видим еду, которую приносят. Можем только по запаху определить, по вкусу понять. Как загадка. Ну, пальцами щупать то, что принесли, я не стала. А вот Кир тыкнул. Ему стало интересно.

Я смеялась. Не думала, что Кирилл Леманн на такое способен. Я все еще не могу его понять. Сейчас он кажется одним, а потом резко меняется и передо мной уже совсем другой человек. Сложно уловить истинного Кира. Это раздражает безумно, а потом восхищает. Он сам весь смесь безумия и восхищения, которая может такой бедлам учудить. И в моей жизни тоже.

– Ты знаешь, что сама концепция ресторанов в темноте – это социальный проект? Чтобы обычные люди, без каких-либо особенностей, могли почувствовать на себе, какова жизнь тех, кто лишен зрения. Скажи, интересно?

Кир снова говорит быстро, немного сбивчиво. Заметила, как только он сбрасывает с себя маску обходительного мажора и становится обычным парнем, то начинает быстро изъясняться. Будто время его ограничено, он рискует не успеть.

А мне, черт возьми, нравится этот обычный парень-торопыга.

– Есть же простые вещи, например, взять со стола вилку и нож, затем отрезать кусочек от приготовленного блюда, наколоть его на вилку и отправить рот. В темноте это превращается в самый настоящий квест. Для нас это любопытно, интересно. В каком-то смысле загадочно. А кто-то живет так с рождения.

– С детства я очень сильно боюсь темноты, – не знаю, что меня подтолкнуло к тому, чтобы сознаться, может, та же темнота, но мне захотелось ему это сказать.

– Все мы чего-то боимся.

Желаю сесть ближе к нему. Его запах до сих пор окружает меня, голос близко, накрывает с головой. А мне все мало.

Хочется больше его голоса, запаха. Чтобы снова взял мою ладонь, и я почувствовала ее тепло, чтобы улыбнулся мне хитро.

Темнота плохо на меня действует. Я чувствую то, что не должна. И не буду!

– Мы еще долго? – меняю тональность. Знаю, Кира это сбивает. Я своим поведением его сбиваю.

И понравившийся мне парень-торопыга скрылся.

– Уф, Зоя, своему любовнику ты тоже задаешь такой вопрос?

Зрение все-таки важно. Я как ненормальная хочу посмотреть на него. Увидеть его глаза, взгляд. Он стал темным? Покрылся корочкой льда? Там есть блики бешенства и раздражения?

Но чувствую едва уловимый запах легкой обиды и досады.

Я знаю, что прохожусь острой бритвой по его нервам. Возможно, и чувствам.

– Я хочу уйти, Кирилл, – говорю строго. Внутри все бьется в истерике. Отчетливо теперь осознаю, что больше темноты я боюсь втрескаться в этого человека.

Молчание. Я слышу его густое и глубокое дыхание.

– Понял.

Он каким-то образом зовет официантов, нам помогают выйти из темного зала в холл. Все это время я дышу через раз.

Глаза режет от яркого света, когда снимаю очки. Кир хмурится. Глаз не оторвать. Красивый.

И резко отвожу взгляд, не позволяю себе его разглядывать. Это уже лишнее.

До машины идем, не разговаривая. Неуютная тишина висит над нами.

– Ты правда так темноты испугалась? – спрашивает спустя время. Мы выехали на шоссе в сторону моего дома. Он знает мой адрес. И сейчас это уже не раздражает. Скорее, заставляет чувствовать себя еще более виноватой.

– Да, – вру. Кир решил, что это все она, темнота дурацкая.

– Прости. Надо было как-то тебя предупредить что ли. В следующий раз буду думать.

– Следующего раза не будет, Кирилл, – не хочу сейчас смотреть на него. С каждой проведенной минутой вместе он заползает внутрь как вирус. А болеть я не хочу. Не люблю это дело.

Леманн останавливает машину напротив подъезда. Да что ж такое, он и номер подъезда знает?!

– Хорошо. Твои предложения по второму свиданию, – разводит руки в стороны. Милый сейчас такой.

Я лишь отрицательно качаю головой.

– Упрямая коза, – ругается.

Хлопнуть бы дверью его машины и скрыться в подъезде. Но догонит ведь, номер квартиры знает. А на свою территорию я его не впущу.

– На балет приходи, – говорю между делом. Более чем уверена, сольется.

Кир морщится, словно букашку раздавил. Точно сольется. В груди растекается противная лекарственная горечь.

Он провожает меня до подъезда. Я все это время стараюсь не думать о том, что будет дальше. Короткий поцелуй? Кожа пылает и становится жарко. Я даже обернуться боюсь.

– Ну, пока? – шепчу. Взглядом в свою гвоздику уткнулась. Стесняюсь, как бы…

– Поцеловать-то хоть можно? – спрашивает так, что ответ его вообще не интересует. Я лишь по сторонам смотрю, как загнанная в угол.

– Нет.

Кир наклоняется и хочет коснуться губ. Этот человек и правда не понимает слова «нет» Отворачиваюсь. Через силу.

– Как девственница ломаешься… – произносит обиженно. Обида выходит на поверхность. Я наконец-то вижу ее. Такая тонкая, невесомая, но она есть. Ему не нравится мое поведение, его это обижает.

Его слова обухом по голове. Тело напрягается, а мозг воспринимает их как опасность. Теперь моя цель – защищаться.

Толкаю его в грудь и убегаю в подъезд. Кир даже не стал догонять. Прислоняюсь к закрытой двери и прикрываю глаза. Здесь так же темно. Раньше я проскакивала этот пролет быстро. Сейчас мне ровно. Через минуту глаза привыкнут к темноте, и я увижу очертания лестницы и дверей.

«Балет, так балет. Коза моя», – читаю входящее сообщение.

Вот дурак, а…

Глава 10

Зоя.

– И что? Ты вот так прервала свидание и попросила отвезти тебя домой? – удивленно спрашивает Соня.

– Ну да, – скованно отвечаю и взглядом утыкаюсь в свои пуанты. Поправляю невидимую ниточку.

– Вот ты дура, – прыскает Соня. Злит своими словами.

Может, и дура. Может, и стоило вчера остаться. Но как признаться даже лучшей подруге, что меня беспокоят те чувства, которые проблескивают внутри, когда я рядом с Киром. Если это зайдет дальше, чем три свидания? Я влюблюсь в него по уши, а он… просто играл. Как богатый мальчик со своей новой игрушкой.

– Больно ты понимаешь, – встаю резко и отхожу. – Мне Лео нужен. Ты разве этого не знаешь? – чуть тише говорю. Саму разрядом прошибает и разрывает в разные стороны.

– Лео. Лео. Лео. Он с Иркой, ты этого не видишь? Ты ему не нужна.

В это время в зал входят Ирка с Лео в обнимку. Они уже не скрывают своих отношений. В эту секунду безумно хочется стать слепой. Видеть их вместе по-настоящему больно.

Это сможет понять та, кто знает, что такое безответная любовь. Мое сердце полосуют старыми ржавыми бритвами, стоило увидеть любимого мужчину, идущего рядом с этой крашеной сучкой.

Душа орет, органы все горят от всепоглощающей ненависти к Ирке. А Лео… такой красивый, улыбается ей. Рука лежит на ее талии, на ушко шепчет что-то щемяще-нежное. Моя ненависть трансформируется в какое-то отчаяние.

Последний спектакль проходит на отлично. Впереди небольшой отпуск. Мы с девчонками забиваемся в раздевалку и дружно выдыхаем. Хочется снять с себя весь реквизит, смыть грим и продумать план отпуска.

Нужно будет обязательно съездить к маме. А еще неимоверно хочется на море. Точно посмотрю все фильмы, которые записывала к себе в блокнот, и сходить на концерт одного известного исполнителя. Билеты давным-давно прилеплены к зеркалу в коридоре.

А общем, планов полно.

Дверь открывается резко. Красавчик Лео стоит в проеме и цепляет меня взглядом. Сердце вначале замедляет свой ритм – опасно – а потом быстро набирает обороты, что оно как по лесенке к горлу подкатывает.

Лео идет в мою сторону не спеша, ни на кого не обращая внимание. Так и хочется выкрикнуть: «Выкуси, Ирка, он мой!».

Немею и стою как вкопанная. Что говорить, как себя вести – не знаю. Ох, жаль в академии этому не учили. Кажется, это умение важнее знания французского языка. Намного важнее.

– Зоя?

Кажется, все забросили свои дела и обратили свое внимание на нас. Это приятно греет изнутри, но и заставляет немного нервничать. С каким-то навязчивым движением поправляю зализанные волосы, зубами черчу по губам и переминаюсь с ноги на ногу. Ненавижу такое состояние.

– Лео, – обворожительно улыбаюсь. Ну, насколько умею. Я, конечно, не Ирка, но тоже что-то могу.

– Тебе, – говорит мягко, словно в транс вводит. Я и не сразу замечаю большой букет в его руках. Конечно, в глаза ему смотрю от самой двери.

Шумно и резко выдыхаю. Окажись я сейчас одна, прыгала бы до потолка и визжала как сумасшедшая. Выплясывала бы ненормальные танцы и пела нелепые песни. Так ведут себя те, кому любимый мужчина дарит цветы? Безумие в каждом шаге.

Букет из крупных белых пионов с розовой окантовкой и бледно-розовых гвоздик. С ума сойти!

– Спасибо, Лео. Это несколько неожиданно, – изъясняюсь чересчур быстро. Словно у Кира привычку переняла.

«Учитывая, что ты с Иркой спишь», – подсказывает сучье нутро. Но я улыбаюсь. Широко-широко.

– О, нет-нет. Это просили тебе передать, – Лео отрицательно замахал рукой. Милый, красивый, но … почему не ты, а? Просто выгрызаю себя изнутри от обиды. Даже дыры уже видны.

– Передать? – спрашиваю. Скулы затекли от искусственной улыбки.

Лео передает мне тяжелый букет с радостью, что избавился от этой ноши. А в голове, как испорченная пластинка, играет: «Просили передать, просили передать». Вечер теряет краски и яркие звуки.

– Да-да. Молодой человек. Он встретил меня у входа в служебное помещение. Еще на словах сказал: «Надеюсь, любовник будет не в обиде». Да, кажется, именно эти слова.

Дыши, Зоя, просто дыши. Это легко. Ты делала это, как только родилась на свет. Не получается. Будто легких нет, выдрали с корнем. Вместо них впихнули злость, гнев, а еще яд и желчь. И все это перемешали и сиропом полили. То еще месиво.

Ух, Кирилл Леманн!

– Зоя, у тебя есть любовник? – удивленно спрашивает. Это несколько обидно. У меня что, не может его быть? Я так плохо выгляжу? Или пахнет от меня плохо?

– Тебе это не нравится? – голос несколько дрожит. Такая тонкая тема. Не думала, что когда-то буду ее касаться в разговоре с Лео. Хм.. Лео и любовник. Внутри все затрепетало от такой комбинации.

– Ты очень красивая, Зоя. Я рад, что есть кто-то, кто может доставить тебе удовольствие.

Я покрываюсь неприятными красными пятнами, они становятся ярче и ярче с каждой секунду, а я смущаюсь сильнее и сильнее. Непривычно слышать такое от Лео, да еще и сказанное мягко и по-доброму, что чуть подбешивает. Слегка так, до сплющенных плоскогубцами нервов.

– Но не такая красивая, как Ира? – смотрю в глаза. Они у него красивого голубого оттенка, готова любоваться хоть всю жизнь. Так себе и представляла, когда только его увидела.

– Зоя, Зоя, – Лео протягивает ко мне руку и касается подбородка. Жест настолько интимный, что мне ничего не остается, как прикрыть глаза от нежности.

Но сейчас кожа его пальцев уже не кажется такой пробирающе горячей. А шершавые мозоли травмируют кожу. Мне так чувствуется.

Бред какой-то… Это всего лишь обида, что он не со мной.

– Бери букет. Он очень красивый. И тебе идут эти цветы. Такие же интересные, обворожительные и… сексуальные, – взглядом проходится по клеточкам на моем лице. Вспыхиваю сильнее. Воздух нагрелся между нами. А если я чуть привстану на носочки, то коснусь кончика его носа своим. Боже, меня же уносит течением.

– Они точно не от тебя? – спрашиваю и глупо уставилась на розовые гвоздики. Ну конечно же нет. Они от Леманна. Тут и гадать не надо.

Интересно, он специально собрал в букет эти два цветка или снова уготовил мне шутку про акцию?

– Я бы подарил тебе другие, Зоя.

– Какие? – был бы хвостик, поджала бы в нетерпении. Перед глазами летают сердечки, а в горячем воздухе пахнет сахарной ватой.

– Лилии. Скажи, они прекрасны? Не могут оставить никого равнодушным. Как и ты.

Упс. Ошибочка вышла. Дисконект. У меня на лилии жуткая аллергия. Нос в красный пятак превращается, и чихать начинаю, не переставая. Ненавижу лилии.

– Обожаю лилии.

Соня права. Дура дурой я.

Лео, не спрашивая, берет мою ладонь и касается губами тыльной стороны. Меня сквозняк прошибает до маленьких косточек. Уф, аж подбрасывает от этого ветра. И я молчу, не в силах что-либо сказать или сделать. Так и стою, уставившись на то, как несколько секунд, не отрываясь, губы Лео лобызают мою ладонь.

Он уходит не спеша. Каждой балерине кивает, посылает знаки приветствия. Где-то в моей голове рациональная часть пищит, что его отношение ко мне ничуть не особенное. Обычный бабник, с примитивными манерами. Но нет, я засовываю эту рациональность туда, откуда не вытащишь и клещами. Не пожалеть бы, Зойка.

Букет тяжелый. Руки не выдерживают, и он падает на пол. Аромат лепестков волной поднимается вверх, задевая чувствительные рецепторы. Хочу вдохнуть их полной грудью, а не получается, грудную клетку будто заточили под железные прутья.

Я хотела бы, чтобы этот букет мне подарил Лео. И сейчас я полна обиды на него, на себя, да на того же Леманна, что будто встал между нами.

– Слушаю, свет очей моих, – набираю Кирилла. Он отвечает со второго гудка. От его расслабленного тона я напрягаюсь в два раза сильнее. Реакция такая на него. Неподконтрольная мне.

– Букет твой передали, – перехожу к делу. Хочу выдавить свою злость на Кира. Как только посмел передать букет Лео. Лео! Словно издевается. И… он не может же ни о чем догадываться?

– Шикарный, да? Сам собирал!

– И что ж сам не подарил, флорист-любитель?

– Не смог, Зойка. Тут, – замолкает. Я так и вижу, как он верхними зубами закусывает нижнюю губу в раздражении, – дела нарисовались. Но я видел тебя на сцене. Все, как и обещал. Пятая слева.

– Третья! – возмущаюсь. – Как только посмел!

– Пятая! – упрямо заявляет. Даже как бы и поверить готова. Глаза прищурила, вспоминаю, может, и правда пятая. Да, бред!

– Да третья!

– Ну, просто у пятой попка тоже хорошая была. Видать, перепутал.

Вот кобель, а! Мое возмущение пальцем проткнуть можно – такое оно объемное и твердое.

Пятая – это Ирка.

– Ну и иди тогда на свидание с «пятой», – так и подбивает трубку бросить. Но, что-то еще удерживает. Состояние ожидание его ответа кожу приятно стягивает.

«И букет свой забери», – чешется на языке. Но я молчу. И жду. На том конце молчание. Он ответ, что ли, продумывает?

– А с третьей можно? Мне цифра «пять» не нравится.

– Почему?

– Идеальная какая-то.

– Ты просто был троечником, вот и все. Признайся.

– Просто цифра «три» красивая. И очень значимая. Три богатыря, три девицы под окном, за три моря…

– Ага, карта «тройка», – на лице играет улыбка. Как я не удерживала уголки ровно, они все равно упорно ползут вверх. День за днем, слово за слово, мое тело меня предает и перестает меня слушаться.

– Это что такое? – спрашивает удивленно.

– Не важно, – тихо ухмыляюсь.

И снова молчание. Никто трубку класть не спешит. Девчонки уже покинули гримерку, я еще даже грим не смыла. Любуюсь на себя в зеркало, и меня резко поражает мысль:

«А если Кир прямо сейчас позовет меня куда-то, я пойду?» С этим вопросом быстрее света начинаю стирать краски с лица.

– Ну что, пойдешь со мной на второе свидание? Это я, вроде как, провафлил. Слился, – он извиняется. Ему и правда неудобно за сорванные планы. – Ты обещала!

Вздыхаю и слышу эхо своего вздоха в динамике. Даже мурашки от ушной раковины вдоль шеи и груди разбрелись.

– Обещанного три года ждут, Кирилл Леманн.

Он смеется открыто. Так зазывно! Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не засмеяться самой. Все мысли из головы выветрились после его голоса, смеха. И история с Лео кажется уже не обидной, а попросту смешной.

– Зоя-я, – он растягивает мое имя, что позорно пропускаю короткий стон. Невыносимый и нестерпимый Кир, – ты мне будто горячим утюгом яйца гладишь в свое удовольствие.

Дурак! Трубку, что ль, все-таки бросить?

– Ну, если еще болтаешь со мной, значит, терпимо.

И когда-нибудь он так же прогладит утюгом мой длинный язык.

– Хм… коза балетная! Наберу через два дня. И только попробуй трубку не взять. Слышишь меня, Зоя? С ноги дверь твою открою и своей сделаю. Усекла?

Ответа не ждет. Он его и не получит. Потому что я конкретно так прикусила свой язык от его тона, слов, и … с какого спрашивается, он мне приказывает?

– Дурак, – говорю в трубку, но меня никто не слышит. Только длинные гудки и погасший экран.

Да фиг ты меня теперь увидишь через два дня! Уйду, убегу, растворюсь.

Выхожу из гримерки, закрываю дверь, спускаюсь по лестнице, даже выхожу из здания театра.

Но возвращаюсь как бешеная пчела, потому что букет его забыла.

Глава 11

Зоя.

Первый день отпуска проходит по обычному сценарию: уборка, закупка продуктов, встреча с девчонками. Собирались оторваться в клубе, но за Милой бы увязался Глеб. Не может ее теперь одну отпускать, говнюк мажористый. Поэтому по-скромному собираемся вечером у меня.

Я снимаю небольшую однокомнатную квартиру, зато в хорошем современном районе. До театра мне меньше получала по прямой ветке метро. Ну, разве не шикарно? А какой вид из окна! Дом крайний и из окон квартиры красивый вид на город. Ночью особенно классно.

Так бы смотреть на закат, зажигающиеся фонари и обниматься с любимым человеком. Я так мечтаю. Речь, конечно же, про Лео.

Звонок в домофон. Стараюсь избавиться от навязчивых картинок в своей голове и открываю девчонкам дверь.

– Привет, – здороваюсь.

Соня заходит первая, за ней Мила. В коридоре после них как всегда целая вакханалия цветочных ароматов. Нос немеет и отказывается воспринимать другие запахи.

– Как вчерашнее выступление? – начинает с главного. Значит, Соне уже донесли про букет.

– Правда, что у Ирки такая же офигенная попа, как и у меня? – устала задаваться этим вопросом. Как Кир мог перепутать? Мы же абсолютно разные!

– Я не обращала внимания на ее попу, Зойка, – раздраженно отвечает. Так и хочется ущипнуть за плечо. Могла бы и соврать ради лучшей подруги. Со вчерашнего вечера сравниваю свою пятую точку и Иркину по ее фотографиям в соцсетях.

Мила хозяйничает на кухне: раскладывает нарезку, разливает вино по бокалам, подключает выбранный на вечер фильм. И молчит. Хотя более чем уверена, ее мнение ничуть не отличается от Сониного. Как против меня дружат, заразы.

– Жаль, – что еще могу сказать?

Но Кир обратил внимания. И сравнил. Точнее, перепутал. Не прощу, гада. И, конечно же, после такого никуда с ним не пойду.

– А букет от кого был? – осторожно интересуется. Сама с Милой глазками стреляет. Почти незаметно. Но я-то все вижу. Кулаком по столу хочется стукнуть, чтобы прекратили, заговорщицы. Обидно, так-то…

– А то ты не знаешь?!

Снова мажущие взгляды. Уголки губ невинно ползут вниз.

– Нет.

Сощурила глаза и рассматриваю своих подруг. Хитрые обе, у каждой в голове сотни мыслей вертятся, как шарики в лотерее.

– От Леманна, – сознаюсь тихо.

По коже очень осторожно начали появляться мурашки. Незаметные такие еще, как от легкого прохладного ветерка. Букет стоит на окне в комнате. Вчера как пришла, достала цветы из упаковки, обрезала нижние листья и поставила в вазу. Долго любовалась ими.

– От Ле-е-еманна, – тянет гласные. Да, мне тоже нравится его фамилия. Звучная. И очень красивая. – То есть, не от Лео?

Начинаю закипать. Тема с шуточной переходит в разряд острых. Если раньше я спокойно могла пропускать мимо ушей их издевки в его адрес, и в свой, соответственно, сейчас внутри пульсирует раздражающее и зудящее чувство. Мне неприятны их нападки в сторону Лео и постоянное восхваление Кира в моих глазах.

– Нет, не от него, – отворачиваюсь от них к раковине, чтобы помыть фрукты.

– А Кир… он звонит? Звонил тебе?

С грохотом бросаю уже чистые яблоки обратно в раковину. Брызги летят в разные стороны. Но мне плевать.

– Мы можем поговорить о ком-то, кроме Леманна? – спрашиваю резко.

Сама себя перестала узнавать. А главное, я не совсем понимаю, почему такую реакцию вызывают эти вопросы, намеки, да и сам Кир.

Как голыми и мокрыми руками провода коснуться – в секунду вспыхиваю и трясусь.

– Можем, – говорит Мила.

На кухне воцарилась тишина. Дыхания такие тихие, что нервы тоненькими кручочками цепляются и тянутся в разные стороны.

– Какие планы на отпуск? – ненавязчиво спрашивает Милка. Между нами ощущается натянутость. Резко становится неуютно даже на собственной кухне. Такого давно между нами не было. Мы могли ругаться, ссориться, но вот это молчание на кухне… жуть.

– К маме съезжу. Была у нее еще в феврале. Скучаю.

Отодвигаю бокал с вином, не сделав и пары глотков. Не хочу. Ощущение одиночества поглощает даже среди близких подруг.

Наш вечер заканчивается раньше обычного. Резко иссякли все темы для разговоров. Так паршиво внутри от этого чувства.

– Тебе сегодня что-то твой Навицкий не звонил, – хочу съязвить. Нереализованное желание укусить за причиненное мне душевное беспокойство. Странная черта, девчонки знают о ней и уже привыкли, что иногда я и правда веду себя как… сучка.

– В Питер уехал. Что-то там сделка какая-то срывается. Они с Кириллом побросали все дела, и…

Снова игра в «гляделки». Имя «Кирилл» в этом доме приравнивается к ругательству. Сердце замирает, набрав высоту, и дрожать начинает. Я сама не своя. Ощущений столько, что задыхаться начинаю.

Он уехал со спектакля, передав букет, потому что проблемы с салоном. Не потому, что не интересно, не потому что устал… Какие еще оправдания вертелись в моей голове?

– Извини, – Мила опускает взгляд и быстро завязывает шнурки на кедах. Девчонки будто и правда торопятся покинуть свою квартиру.

– Что-то серьезное? У них? Ну, на работе? – спрашиваю тихо. В этой навязанной тишине находиться непривычно. Не знаешь, куда деть руки, как стоять, даже к дыханию придираешься.

Мила закусывает нижнюю губу, оттягивает момент. Я вся извелась. Какое мне вообще дело до Кира и его дурацких машин?

Но в теле все процессы на паузу поставлены в ожидании ее ответа. Черт, да он сейчас, кажется, как приговор судьи по уголовному праву. Жить или умереть?

– Я не знаю, Зойка. Если есть желание, уточни у… – делает театральную паузу. Зря мы, что ли, учились? – Кирилла Леманна, – выделяет она его имя и выходит за дверь, не попрощавшись.

Девчонки уходят с шумом. Обиделись. И я тоже. Чуть язык закрытой двери не показала.

Бреду до своего окна. Там сейчас такой закат должен разворачиваться, что в груди все мерцать начинает, и слезы на глаза наворачиваются.

Телефон нарушает мое уединение. Девчонки, кто же еще? Беру трубку, даже не глядя на экран. Упущение.

– Скучала?

Вот черт. Сильнее сжимаю телефон в руке, что он гореть начинает и обжигать кожу ладони.

Непроизвольно улыбаюсь. Стоило услышать его голос. Слабая у меня оборона выходит. Рушится вон на глазах, стоило ему только спросить, скучала ли я.

А я скучала?

– По тебе? Ни капельки, – сжимаю губы, чтобы не улыбаться. Как же это сложно! Скучала, выходит. А девчонки правы. Чертовски правы.

– А я вот скучал, Зоя. Так что, собирайся и спускайся, – уверенно заявляет. Безапелляционно. Его настырность стала подкупать. Но… не на ту напал.

– И не подумаю, – усаживаюсь на диван. Спина ровная, левая рука лежит на коленях. Все тело в напряжении. Как в ожидании широкого прыжка.

– Гвоздики куплю. Или пионы. Мне без разницы, а тебе приятно, – голос мягкий и чуть игривый. В сети свои затягивает, паук.

– Я спать хочу, а не цветы.

– Зоя, поднимусь ведь.

– Не открою.

А сама в голос смеюсь. Какой там спать, мне и правда хочется спуститься, и просто увидеть его.

– Да куда ты денешься, коза моя.

Да что ж такое, он обзывается, а я откинулась на диван и так хорошо стало. Даже про ссору с девчонками забыла.

– Позови меня! – провоцирую. В груди становится тесно от непередаваемой эйфории. Она объемная, сквозь органы все просачивается и греет их. Не помню, чтобы что-то похожее у меня было с Лео. У меня вообще такого никогда не было. Это несколько пугает. А что, если это чувство вызывает зависимость? Есть вообще лекарство от такой эйфории?

Кир бросает трубку резко. Эйфория сменяется разочарованием, перед глазами с хлопком все окружение черно-белым становится.

– Кир? – зову в трубку. А там… тишина.

Отхожу к окну и открываю его настежь. Господи, воздух такой свежий, летний. Но ни капельки не облегчает накрывшую меня агонию. Меня кинул Кирилл Леманн.

– ЗО-Я!

Этот дурак стоит под окнами и глазами ищет мое окно. Головой так и вертит, сейчас открутится. Руку прижимаю к груди, сердце выпрыгнет сейчас через окно, так быстро оно бьется.

– Тише ты, – говорю спокойно, но он же меня не услышит. Все зовет меня. Попросила ведь.

Набираю его номер. Кир берет трубку с первого гудка, будто ждал. Дышит часто, запыхался.

– Ну и что ты кричишь?

– Ты же просила позвать тебя. Вот я и зову. Странная ты, – на полном серьезе говорит. Это вроде как его претензия, а я улыбаюсь. – Выходи давай уже. Блин, я, кажется, голос сорвал.

Кидаюсь к шкафу и нацепляю первые попавшиеся джинсы и футболку. Спешу. Твою мать, я спешу спуститься к Леманну. Только недавно запретила девчонкам его имя в моем доме произносить, а сейчас шуршу помадами в поисках любимой. Не выйду же я не накрашенной к Киру.

Спускаюсь по лестнице. Лифт же некогда ждать. У меня будто и правда свидание. Только перед тем, как открыть подъездную дверь перевожу дыхание, выравниваю. Кир ни о чем не должен догадаться: как спешила, как помаду искала, как чуть не споткнулась о ступеньку.

– Привет, – голос предает. Все еще часто дышу. Воздух густой, втягивать его сложно.

– Красивая. Коза.

Улыбается так, что устоять на ногах сложно, колени слабеют. И снова новое чувство режет в груди. Я словно парить начинаю от того, как он на меня смотрит и что говорит. И смеяться хочется, и плакать. Да и обнять его смертельно хочется.

– Нравлюсь?

Он хмыкает странно и глаза прищуривает. В сердце дверь ищет и черт, он на верном пути.

– Чуть-чуть, – и показывает мне сомкнутые указательный и большой пальцы. Сколько для него это «чуть-чуть».

Вот что за человек?

– Прошу, – открывает передо мной пассажирскую дверь.

Скрестила руки на груди. Снова вредничаю. Чуть-чуть, значит?

Кир вздыхает тяжело и, близко подойдя, без вопросов берет меня на руки. От касаний его рук теплые ручейки по коже струятся. Следом мурашки табуном идут. Приятно и умопомрачительно. Не хочу, чтобы отпускал. Я будто на своем месте. Мне комфортно. Тут, на руках у Леманна.

– А ты тяжелая!

Невыносимый человек!

Глава 12

Зоя.

– Как Питер? – спрашиваю между делом.

Сама смотрю в окно и стараюсь не смотреть в его сторону. Каждый раз, как только ловлю его взгляд, что-то щелкает внутри.

– Ты уже в курсе? – довольно улыбается. А улыбка у него и правда очаровательная. – Зойка, а мне приятно, что ты обо мне думала.

Кир чуть расслабляется и откидывает голову на подголовник. Езда сейчас мягкая и приятная. Вот-вот усну.

– Я не думала. Так, Милка обронила между делом, – веду плечами и стараюсь не выдать себя.

– И ты распереживалась, – продолжает.

– Много на себя берешь, Леманн. Вот еще, переживать. Ты перепутал мою попу с Иркиной! После такого я вообще не хотела к тебе выходить!

– Ирка, как я понимаю, не твоя подруга. Дрянь последняя и сучка крашенная? – говорит так уверенно, будто в курсе всех моих чувств. Это несколько настораживает, но и подкупает. Первая догадка и сразу в десяточку.

– А ты на нее пялился.

– Не пялился я, – чуть повышает голос. Но мы не ругаемся. Это нечто другое. Какой-то странный флирт, особенный.

Скрещиваю руки на груди. Меня на самом деле задело, что он ее попу оценил в первую очередь. А я так, какая-то там третья слева.

– Зато у нее ноги короче.

Бросаю на Кира быстрый взгляд. Что я надеялась там увидеть? Что врет? Ничего не вижу. Тепло только по телу растекается, как растопленное сливочное масло, смазывает все шероховатости и неровности.

– Правда? – опасливо спрашиваю. И не дай Бог сейчас ответит, что он пошутил. Я даже подобралась вся в ожидании его слов.

– Пфф, ты еще спрашиваешь? Коротенькие и невзрачные.

– И кривые! – добавляю я.

Господи, мы обсуждаем Иркины ноги. Едем вроде как на свидание, а обсуждаем не меня, а ее. И тут, черт возьми, удружила.

– Так, а я о чем, – восклицаю, – а у меня? – осторожно спрашиваю. Сейчас самое время засыпать комплиментами. Зажмурилась и жду. По коже холодок приятный пробегает.

Кир молчит. Кажется, погасил наш диалог в одну секунду. Потерял интерес. Это пугает. Всего лишь секунда, а он уже не со мной. Переключил свое внимание на объект более выгодный ему. Что это?

– А у тебя классные ножки, Зой, – нейтрально говорит. Я перестала ровно дышать. Его фраза обычная, пустая. А я так надеялась услышать приятное в свой адрес. Да даже шутку. Они у нас получаются классные.

– Кир? Ты… У тебя все в порядке? – он снижает скорость и перестраивается в другой ряд. Потом быстро скролит что-то в телефоне. Кажется, я для него перестала существовать. Пустое место, пшик.

Когда наше общение с Леманном прекратится, я буду знать, что творится у меня внутри: обида, горечь и сожаление.

Только никому и никогда я в этом не признаюсь.

– Кир? – чуть повышаю голос. – Да черт тебя дери, ты для этого меня вытащил из дома, на руках к машине нес и звал меня под окнами?

– Помолчи! – говорит с грубостью.

И весь внимания в своем телефоне. Хоть бери и выкидывай. Только страшно. Я не знаю, что ожидать от такого Леманна.

Закусываю губу с такой силой, что, кажется, зубами разгрызла тонкую кожу. И молчу. Я правда молчу. Не кричу обидные слова в ответ, не ругаю, не лезу. Будто правда своей грубостью на какую-то кнопку нажал, что мне резко стало … больно.

– Так что ты там говорила? – снова улыбается и возвращает мне того Кира, который вызывает у меня раздражение и симпатию одновременно.

– Ничего.

Хочу добавить, чтобы развернул машину и отвез обратно, поставил на то место, где взял, и уехал. И никогда не возвращался.

Кир останавливает машину и включает аварийку. Нам сигналят сзади и кричат ругательства. Но Леманну все равно, он же … Леманн. Ему, получается, можно все.

– Я, – набираю воздуха в легкие, пока она не затрещат от боли, и произношу на одном дыхании, – ты так резко выключил меня из своей реальности. Как долбаную вилку из розетки. Хоп – и нет контакта. Меня это пугает, Кирилл.

– Почему?

– Потому что ты переключился на другую тему, не завершив эту. Резко, грубо, словно потерял интерес.

– Надо было кое-что отправить. Это работа.

– Но ты мог попросить подождать. А ты как тесаком рубанул между нами.

– Черт, Зоя, все лишь попросил помолчать. Мне нужно было переключиться. Если я весь внимания в одном деле, не успокоюсь, пока не доведу до конца. Я такой, – он значительно повышает голос. – От первого до последнего числа, от старта до финиша я отдаюсь по максимуму ради цели.

Ради цели… мигает капслоком у меня в голове. Я для него цель? Что будет, когда он получит желаемое? Ведь я могу быть финишом, как он сказал.

Языком даже не могу пошевелить, чтобы хоть что-то ему ответить.

– Все, не дуйся.

Отключает кнопку аварийки и выжимает газ. Тема для него исчерпана, а меня в лед заморозили, даже зябко стало.

Спустя пять минут мы подъезжаем к зданию кинотеатра. Давно, кстати, не ходила в кино. Первая попытка улыбнуться и скосить взгляд на Кира. Будто и правда в голову мне пробрался, хитрый лис.

– Билеты на последний ряд, Зоя, – шепчет близко. Его попытка меня расшевелить. Я для него просто обиженная девчонка сейчас.

– Ужастик, небось, какой, – стараюсь шутить.

– Не-а. Романтическая комедия. А я их терпеть не могу, Зоя. Все ради тебя, все ради тебя, – повторяет дважды.

Этот Леманн знает, что делать. Прописал у себя в голове план и следует ему неукоснительно. Глупая и доверчивая Зоя Беляева ему начинает верить и поддаваться.

– Какие жертвы. Только я тоже не люблю такие фильмы, – нагло вру.

Хоть чуть-чуть, но насолить очень хочется. Неимоверно и нестерпимо, ладони даже чешутся от этой пакости.

– Врешь? – не верит. Я чуть не подпрыгнула от радости. Леманн сомневается.

– С чего бы? Я похожа на ту, которая любит сопли в сахаре?

Господи, о чем это я? Конечно похожа. Эти фильмы единственные, над чем я могу спокойно плакать и не стесняться своих слез.

– Вообще-то да. Еще и плачешь, когда смотришь.

Ух, по венам горячее варенье льется и склеивает стенки. Он меня как книгу читает.

– Ошибочка, Кирилл.

Я заставляю купить его билет на боевик. Кир отстоял места в последнем ряду. Мы, конечно, та еще парочка.

На экране с первых кадров кровавое месиво. Тошнить начинает уже на титрах. Самое интересное, что Кир прекрасно знал, что я вру, но позволил мне повыкобениваться. Какое-то ненормальное желание показать, что я не как все, во мне есть то, что на самом деле будет ему интересно и важно. С чего я решила, что это боевики – кто ж знает.

За сюжетом не слежу, постоянно перевожу взгляд на Кира. Он устал. Я вижу, как глаза нахмурил, моргает медленно, а дышать стал глубже. Он словно готов уснуть. Это заставляет улыбаться.

– Ты же должен быть в Питере, – шепчу. Он так и не признался мне.

– Должен, – первый зевок.

– Почему не там?

– Потому что все решили. Ну, я сразу сел в машину и к тебе прикатил.

Сердце предательски ускоряет свой ритм. И так громко оно это делает, что боюсь, как бы Кир не услышал.

Он вместо того, чтобы идти спать и отдыхать, проехал сотни километров ради ночного сеанса с взбалмошной и не всегда уравновешенной Зоей.

– Спасибо. Мне приятно, – сознаюсь. Молчать и терпеть уже не в силах. Как мозоль сидели внутри эти слова, а сказав, вылечилась.

Потом он убирает подлокотник между нами и пристраивает голову мне на коленях. Меня затапливает такая нежность к нему! В груди хорошо и спокойно, словно и правда на экране мелодраму смотрю про любовь.

Я разглядываю его профиль, когда свет на экране становится очень ярким. У Кира длинные, загнутые ресницы. Мечта всех девушек. На носу обнаруживаю несколько веснушек. Они незаметные. Так смешно становится, ведь не видела раньше, не присматривалась. Губы… их хочется поцеловать.

Желание яркое, как вспышки на экране. Там, кажется, стреляют. Но я и не дергаюсь вовсе. Просто смотрю на Кирилла, как он спит. Вроде как пытаюсь его сон охранять. Получается неплохо.

Желанный холостяк Москвы и Питера заснул на коленях неизвестной балерины Зои Беляевой.

Отпад!

Глава 13

Зоя.

– Ну что? Документы все подписаны? Можно выдыхать? – спрашиваю быстро как из автоматной очереди.

Я звоню Наве, как только отвез Зою обратно домой. Коза снова не дала себя поцеловать. Ничего, и не такие крепости брали. Рано или поздно девочка будет моей.

Остановился на шоссе и снова включил «аварийку». Не могу вести машину, когда такой нервяк. Руки как у алкоголика со стажем, взгляд бегает как у умалишенного. Про голос молчу. Кажется, он сел из-за переживаний.

– Блядь, думал, поседею, пока все не подписали. Поздравляю, Кир, мы официально открыли второй салон.

Сердце бахает как взрывная граната. Глушит до легкой контузии. А я ржу. Точно ненормальный. Глеб тоже не вполне в адеквате.

Но только мы и можем понять друг друга, когда два мажора начинают свое дело с нуля. Наше дело началось с банальной любви к гонкам и спортивным машинам. А переросло во вполне приличный бизнес.

– Уфф! Пиздец! Я счастлив, Нава-а!

Аж колбасит не по-детски. Как на голодный желудок стопку опрокинул и косячком затянул. Кайф!

Откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза. Только-только начинает отпускать напряжение.

С детства не люблю, когда начатое не доводится до конца. Выбешивает так, что об стенку долбиться буду, но завершу дело. Если тема заинтересовала, я изучу ее от и до.

Мама говорит, это потому что я овен по гороскопу.

– Слушай, может, куда-нибудь рванем отметить? А? – расслабленно спрашиваю.

– Я в Питере еще. Забыл? Завтра утром только в Москву возвращаюсь.

– Точно. Из головы вылетело. Совсем закрутился.

– Или кто-то закрутил, – неприятно намекает. Чувствую какой-то подтекст. Его просьбу держаться от Зои подальше я помню. Но, как настоящий овен, делаю только то, что считаю нужным. Уперто, целенаправленно и без зазрений совести.

Слышу звук входящего сообщения. По барабанным перепонкам вибрация разошлась и эхом в теле отозвалась.

«Коза»

Быстро прощаюсь с Навицким. Но сообщение открывать не спешу. Мне нравится это состояние ожидания. Мозг посылает тысячи идей, что же могла прислать Зоя. Но больше чем уверен, ни одна не подтвердится. Зойка отличается от других девушек. Необычная она какая-то, не просто с изюминкой, а легкой ебанцой. А это никак не скучно. Может, поэтому и тянусь с ней. Разгадать хочу, узнать, в мозг к ней прорваться, а уж потом и телом закусить.

– Третья слева, блядь, – ругаюсь под нос и смеюсь.

Сообщение открываю только дома в постели. Ну вдруг так нечто сексуальное и эротичное. В белье себя, например, сфоткала и мне отправила. Приятней смотреть на это чистым, лежа в кровати, а не за рулем машины.

Там правда фотография. Только не ее сиськи первого размера, упакованные в лифчик-сеточку. А я. Я, твою ж мать! Сплю у нее на коленях.

Было очень уютно. Глаза слипались намертво. Потом я увидел их – колени – и понял, что хочу. Так глупо, наверное, выглядело.

Но сижу и улыбаюсь по-придурошному.

«Хотела тебя поцеловать. Понадеялась, что превратишься в нормального человека», – пишет следом. Эта девушка заставляет меня и правда смеяться. Над ней, над собой, над нами вместе. День за днем путь к моей цели кажется мне интересней и забавней.

«Главное, чтобы ты меня в жабенка не превратила. У твоих поцелуев возможен обратный эффект»

Пишу и погружаюсь в какое-то слепое ожидание ее ответа. Эти долбанные мигающие три точки так здорово играют на моих нервах «Лунную сонату», что Бетховен обзавидовался бы.

«Возможно моя слюна ядовита. Рискнешь, Леманн?»

Вот коза балетная.

«Как у змеи? Отсосешь потом? Яд, разумеется»

Ответа, конечно же, не жду. Зойка, наверное, переводит гневное дыхание. От злости мысли не могут сформироваться в интересный ответ, и она отбрасывает телефон в сторону, чтобы потом кинуться к нему и пожалеть. Небось, куплен в кредит и до безумия боится его разбить.

* * *

У матери сегодня вечером очередной прием. Как только они с отцом переехали в Москву, так весь столичный бомонд стал ошиваться в их доме в выходные дни.

Подъезжаю, скорее всего, одним из последних. Раньше считал, что у меня тачка отпад. А сейчас у гаража столпились такие машины, что сам присвистываю, проходя мимо «Bugatti Divo» за шесть миллионов зелени. Твою мать, люди, кем и где вы работаете?

– Дорогой, ты все-таки решил почтить нас своим присутствием? – сладко поет мама.

Она аккуратно касается моих идеально выбритых щек и оставляет след красной помады, чтобы потом также аккуратно стереть следы.

– Тебе. Твои любимые, – протягиваю любимые мамины гардении из ее любимого салона цветов. Я, конечно, неплохо зарабатываю, но при виде цены за один какой-то беленький цветок, чуть не поперхнулся. Жаль, на них не бывает акции.

– Ох, они прекрасны. Правда, мой сын просто сокровище? Не бывает вечера, чтобы он матери цветы не подарил.

Улыбаюсь так искусственно, до сведенных жевательных мышц. Ауч!

Мама уносит самый дорогой букет в столице, оставляя меня на растерзание ее благородных дам. Замечаю, что несколько пришли с дочерьми. Никогда не любил, когда вокруг меня скапливается столько прекрасного пола. Начинает казаться, что тебя силой пнули в самый настоящий гадюшник. Эти змеи вьются вокруг тебя клубками.

Вообще, настоящие змеи нападают на людей лишь в целях самозащиты. Некоторые представители просто шипят и уползают восвояси. Но некоторые наоборот нападают первыми, просто чтобы предотвратить нападение человеком.  Печально, что после укуса, змея ничего не приобретает, а только теряет яд. На восстановление уходит много времени. Из этого следует, что она не сможет полноценно охотиться.

– Привет, – здоровается миловидная блондинка. Ее  походка манящая, изгибы тела привлекательные. Так и вижу под платьем красивый кружевной комплект и идеально сделанный третий размер груди.

У Зойки все по-другому… Моя любимая единичка.

И я какого-то хрена сравнил. У себя в голове.

– Привет, – отвечаю нейтрально.

Даже в самом змеином месте немного хладнокровия при невольной встрече со змеей позволит избежать ее укуса. Кажется, у меня получается.

– Твоя мама много о тебе рассказывала, Кирилл Леманн. – Выделяет она мои имя и фамилию.

– А ты?

Она улыбается одними уголками губ. Думает, заинтересовался ей. А мне пофигу. Вот прям совсем на нее пофиг.

Продолжить чтение