Читать онлайн Невинность в расплату бесплатно

ПРОЛОГ

   Я не дышу.

   Все тело, подрагивающее мелкой дрожью, окутывает ледяной холод.

   Дурацкая свеча дрожит в ледяных пальцах так, что сейчас нервная пляска свечи подожжет накинутый невесомый халат и распущенные волосы.

   Я здесь.

   В доме Бадрида Багирова. В его кабинете. Сама себе не верю.

   Он сидит у камина.

   Широко расставив крепкие длинные ноги. Медленно потягивая виски из уже наполовину опустевшего стакана.

   И прожигает. Прожигает меня черными, ледяными, ядовитыми глазами.

   Буравит холодным металлическим взглядом из-под нахмуренных бровей.

   От этого взгляда у каждого замирает дыхание. Вышибает воздух. Я и раньше слова не могла сказать, когда он смотрел. Вот так. Как может только он.

   Но теперь…

   Теперь это в тысячи раз страшнее.

– Так зачем ты пришла, Мария? Забирать мое время? Оно слишком дорого. Особенно, для тебя.

   Вздрагиваю.

   Его голос бьет прямо под ребра. Заставляет покачнуться. Но отступать некуда.

   Дрожащими руками откладываю свечу. Ставлю на стол.

   Расстегиваю пуговички халата, стараясь не смотреть ему в глаза. Не задыхаться от его бешеной энергетики, которая даже так. На расстоянии. Пропитывает меня насквозь. Прошибает.

– За этим, – выдыхаю, наконец сумев поднять на него взгляд.

   Халат падает к моим ногам.

   Я остаюсь перед ним в одном прозрачном, как паутинка балдахоне.

   Совершенно голая. Без белья.

   В приглушенном свете мое тело все перед ним нараспашку.

   Одним рывком подымается с кресла.

   Оказывается передо мной. Как скала, нависает, буравя черными порочными глазами. Хлещет, как плеткой. Ударом лупит взглядом.

   Опаляет обжигающим и ледяным одновременно дыханием.

   Теперь я чувствую себя совсем крошечной. Он как скала. Как зверь. Способный растерзать.

– Значит, твой отец вырастил двоих шлюх.

   Его голос лупит похлеще взгляда.

   Презрением, от которого скручивают руки.

   И мощной силой, что заставляет врасти ногами в этот проклятый пол.

– Одна, которая должна была завтра взойти со мной на алтарь и стать супругой, войти в благородный род, решила трахнуться перед этим с каким-то заморышем. А вторая пришла отработать ее вину?

– Я девственница, – шепчу на грани потери сознания. – Я чиста, Бадрид. К моему лицу и телу никогда не прикасался ни один мужчина. Мы все понимаем, что Александра поступила непростительно. Покрыла страшным пятном позора нашу семью. И перед тобой… Перед тобой совершила страшное. Этому нет ни оправданий, ни прощения. Но… Мой отец… Послал меня… Загладить ее вину. Перед тобой.

   Руки дрожат.

   Лучше бы не ставила свечу. Не отставляла.

   Хотя. Наверное, и не удержала бы ее сейчас в руках. Уронила бы на пол. И еще сильнее разозлила и без того разъяренного Багирова.

– Вот, значит, как.

   Наклоняется.

   Диким, пронзающим взглядом ощупывает все мое тело.

   Не смотрит.

   Словно уже берет.

   Рвет. Распинает на части.

   Клеймо выжигает.

   А я… Я не могу даже закрыться.

– Ты понимаешь, что это значит, Мария?

   С шумом, как дикий зверь втягивает воздух прямо у моей груди. Прямо над напряженными сосками, которые сейчас выкручивает от страха.

– Ты будешь никем. Даже не наложницей. Меньше, чем рабыней. Я буду трахать тебя где захочу, когда захочу и как захочу. Молча. Утоляя свою похоть. Как вещь. Как самую поганую тряпку. Ты никогда не выйдешь замуж. Не родишь детей. У тебя никогда. Не будет. Ничего своего. Никакого права голоса. Ты рот открывать будешь только для того, чтобы ублажать мой член. Никто и ничто. И. Если. Мне не понравится. Я просто вышвырну тебя отсюда. Ты будешь изгоем и позором. Твоя семья не примет тебя обратно.

– Я знаю.

   Нервно тереблю подол прозрачного балахона руками.

– Я знаю, на что иду. Бадрид.

– Думаешь, твоя девственность способна отменить войну? Смыть унижение и позор? Плевок, который швырнула мне в лицо твоя семья?

   Ежусь.

   Еле сдерживаюсь, чтобы не обхватить плечи руками.

   И не сбежать отсюда со всех ног.

   Это была очень слабая надежда.

   Род Багировых жесток. Силен. Властен.

   Такого не прощают.

   За такое сметают всю семью. Вырезают. Отбирают все, что есть. Сжигают дома.

   Это страшное преступление. Александра и правда сошла с ума. Дикое безумие. Перед самой свадьбой отдаться другому. Свадьбой с самим Багировым!

   И…

   Это дикий, безумный план. Прийти сюда и предложить себя ему! Совершенно безумный!

   Но…

   Это единственный шанс. Единственный выход.

   Здесь не помогли бы ни деньги, ни мольбы, ничего…

   Только так. Только единственный шанс. И то, довольно призрачный.

   Багиров может взять меня, а после вышвырнуть. Или оставить при себе, так, как он сказал. Собачкой. Шлюхой. Безмолвной рабыней.

   И все равно камня на камне не оставить от нашей семьи.

   Такого никогда не прощали. Никогда. Такое оскорбление во все времена стирается только кровью.

– Бадрид…

   Опускаю глаза.

   Стараюсь оградиться от его тяжелого дыхания, что пульсом гудит в висках, раскалывая их насквозь.

– Я прошу. Принять. Меня как извинение моей семьи.

– Хорошо, – его пальцы смыкаются на моем соске, заставляя вздрогнуть.

   Острый поток тока в один миг пронзает насквозь. Кипятком. Прошибает так, что еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Не отпрянуть.

– Хорошо, Мария. Я приму твою девственность. Но ты понимаешь. За это я ничего тебе не обещаю. Ни-че-го.

   Шумно выдыхаю, прикрывая глаза, когда его руки болезненно обхватывают полушария моей груди.

   Ну вот и все.

   Шаг в пропасть сделан.

1 Глава 1

Глава 1.

– Боже, Мэри! Ты таращилась на Багирова так, что рта не могла закрыть!

   Алекса швыряет в меня подушкой.

   Да. Ей уже двадцать, а мне восемнадцать, а мы до сих пор делим одну комнату на двоих.

   Нет. У нас довольно места. Целый дом. Но мы, пусть такие и до ужаса, просто поразительно разные, всегда были настолько неразлучны, что ни за что не могли бы представить, как это жить не вместе.

   Не болтать перед сном, развалившись на своих постелях рядышком. Не делиться секретами и не ругаться из-за того, что кто-то слишком долго сидит в ванной.

   Алекса полная моя противоположность.

   Сильная. Яркая. Рыжеволосая вечно несущаяся куда-то фурия.

   Ей все интересно. До всего есть дело. Ей надо всегда побывать везде.

   И на гонках. И на самых крутых вечеринках. И на стрип танцах, которым обязательно нужно научиться. И на студенческой вечеринке в общаге до утра.

   Ничто не может пройти мимо Алексы. Жизнь слишком коротка, и надо брать ее всю, – такой ее девиз.

   Конечно, родители уверены, что их старшая дочь просто ангел. Потому что я постоянно ее прикрываю.

   Ну, а вечные круги под глазами у нее, конечно же, от того, что рьяно учится по ночам.

– Ты перетруждаешь себя, милая, – миллионы раз говорила мама по утрам, поглаживая Алексу по руке.

– Твоя эта вся учеба… Экономика… Это все тебе не пригодится. Роль женщины выйти замуж и стать хозяйкой большого дома. Опорой мужчины. Его тылом. Тебе уж точно не придется своей экономикой зарабатывать на жизнь. Брала бы пример с Мари. Она уже вполне способна стать хозяйкой. Управлять домом и слугами. Тихая, спокойная. Размеренная.  Нежная. Только ты со всем носишься. Никак успокоиться не можешь. Мужчине нужна нежная жена, а не ураган. Алекса!

– Мари тоже учит языки в универе, – пожимает плечами, чуть не давясь завтраком. Конечно. Ей же опять срочно надо куда-то лететь.

– Да. Образование совсем не грех. Даже нужно и почетно. Женщина не должна быть дремучей. Умной и образованной, разве я спорю? Но не надо уж слишком усердствовать, Алекс. Лучше больше бы времени занималась собой. Другим образованием. Более мягким. Не забывай. Скоро ты станешь женой и хозяйкой одного из самого влиятельного человека Европы. Ты должна уметь подавать себя. А не носиться, как молодая ретивая козочка.

– Ну мааааам!

   Алекса, как всегда, фыркает, а глаза горят предвкушением новых приключений.

   Ну да. Ей сегодня ночью еще сматываться на гонки.

   И подтягивать хвосты по зачетам, которые она завалила.

– Это же так нудно! Большой дом! Потом дети! Долгие разговоры со всеми этими нужными людьми! Мне почти двадцать! И скоро меня закроют в самую настоящую тюрьму! Дай мне еще свободы! Надышаться жизнью перед унылым склепом!

   Мать только вздыхает, а Алекса уже срывается с места.

   На ходу чмокает ее в волосы и улетает, допивая кофе.

   И я  вздыхаю.

   Я хотела бы так же.

   Вот так уметь спорить и никого не слушать.

   Быть такой шикарной. Веселой. Дерзкой, как она.

   За ней и парни потому табунами бегают. И друзей у Алексы весь университет. Она везде. Самая яркая. Самая веселая.

   Не то, что я.

   Я так не умею.

   Сижу над книжками. Над переводами, которые Алексе показались бы скучными. Но мне нравится. Слушаю классическую музыку и совсем по-другому одеваюсь.

   И в жизни бы не осмелилась, как она, сбегать из дома по ночам.

   Мне иногда даже завидно.

   Хотя… Мы просто разные.

   Я вряд ли смогла бы получать кайф от всего того, чем занимается Алекса.

   Одна только ее вчерашняя выходка чего стоит!

   Когда напилась в супер-новом баре и вылезла на стойку танцевать! Я бы с ума сошла!

– Ты смотрела на него, как на привидение!

   Хохочет, пока я отшвыриваю подушку обратно.

– Прям в соляной столб превратилась. Замерла. Рот не могла раскрыть. Двух слов сказать. Или влюбилась? Мариииии! В моего жениха!

   Даже не спорю.

   Багиров меня просто оглушил.

   Невероятной энергетикой. Сумасшедшей. Бешенной. Такой, которая при единственном взгляде просто сбивает с ног.

   Но он… Он зверь. Настоящий. Исполин, который, кажется, способен убивать одним тяжелым взглядом.

   Не понимаю, как Алекса этого не заметила.

   Да перед ним все замирали!

   Даже отец. Он и сам с трудом выдавливал из себя слова.

   Багиров появился, как принц из сказки. Это правда.

   Договоренность их свадьбы подписана давно. Так давно, что я даже не уверена, что на моей памяти он был хоть раз в нашем доме. Просто мы с детства знали, что Алекса просватана. И все. Никогда даже не видели жениха. Разве что на фото. Но они не передают и сотой части того, каким он оказался в реальности.

   Он прислал своих людей в наш дом.

   С дорогими подарками.

   Украшениями для меня, мамы, и конечно же, своей невесты. Такими, от которых мы только рты раскрыли.

   Отцу прислал какую-то сумасшедшую коллекцию оружия и ящик роскошного виски.

   Вместе с приглашением поужинать в самом роскошном ресторане столицы. В котором, естественно, во время ужина, не было никого, кроме нас.

   Мы с Алексой глупо хихикали, надев свои лучшие наряды, пока ждали жениха.

   Но… Стоило ему появиться, как обе замерли. И пусть она не говорит, что я одна. Сама превратилась в самую настоящую статую и раскрыла рот.

      Огромный. Мрачный. Ледяной.

   С тяжелым черным взглядом, что прожигает насквозь.

   Невероятно красивое лицо. Мужественное. Высокий лоб, густые черные волосы, твердый подбородок. Идеальный. Дьявольский.

   Его красота ударила будто волной. Жестокая. Холодная. Чужая.

   Огромное тело с перекатывающими мышцами заставило отпрянуть.

   Хищник. Зверь.

   И пусть он улыбался и был предельно вежлив.

   Ухаживал за мамой и бросал пронзающий взгляд на Алексу, от которого сердце начинало биться где-то в горле.

   Зверь. Зверь. Зверь.

   Стучало у меня в висках.

   Настоящий дьявол.

   Ленивая расслабленность хищника не спрятала тяжелый лед в глазах.

   Нажим, с которым он смотрел на каждого.

   Внутри замирало. Ощущение, что вот так же, улыбаясь одними идеально очерченными губами, он способен в любой момент рвануться и просто растерзать. Выгрызть горло.

   От него это исходило волнами. Волнами, которые бьют по самой коже. Ощущаются физически. Отбиваются в животе ударами. Набатом.

   Даже Алекса, всегда бойкая, и то притихла. Только улыбалась и кивала в основном в ответ. Кажется, даже не всегда понимая, о чем он ее спрашивал.

   Отец, крупный, почти под два метра ростом мужчина рядом с Багировым казался и вовсе карликом. Будто съежился. Стал меньше в разы.

   И дело тут совсем не в росте.

   В том, как этот мужчина умеет порабощать все вокруг. Одним своим присутствием. Одним взглядом.

   Но почему-то за весь вечер этих взглядом досталось именно мне. Хоть я и казалась оставаться самой незаметной.

   Каждый раз прожигал меня. Ударял льдом и пламенем. Так, что распахивались губы и я замирала. Не в силах даже сделать глоток воды.

   Отбиваясь в животе. Под кожей. Под ребрами. Каждый раз, когда черные жгучие глаза останавливались на моем лице.

   Заставляя гореть.

   Замирать.

   Чувствовать, как внутри расползается что-то черное.

   Мрачное. Тягучее.

   Заставляет цепенеть, а после оглушительно заводит сердце так, что оно начинает биться где-то в горле. Выскакивая наружу.

– Рад познакомиться, Мариии, – его голос впился внутрь. В кожу.

   Вязкой волной, как горячая смола.

   Бархатный. Низкий. Чуть хриплый. Тягучий.

   Разъел какие-то поры. Оплел паутиной. Липкой. Больной.

   И пальцы ударило током, когда прикоснулся. Едва. К самым кончикам, на прощанье.

   Так, что этот ток выстрелил в пятках. Пронзил все нутро.

2 Глава 2

– Можно подумать, ты сама осталась спокойной. Не ври, Алекса! Мы все были от него в шоке!

– Это да…

   Задумчиво обхватывает подушку, усаживаясь на постели.

   Наконец становится серьезной. Для Алексы это прям как полет кометы, так редко бывает.

– Знаешь. Я вот думаю. Как это? Жить с таким мужчиной. Если честно, с ним даже в одном зале находится и то было трудно. Будто задыхаешься, – шепчу, понимая, что никак не могу предствить Алексу его женой. Ну вот никак. Рядом они как-то не складываются.

– Ну, дорогая! Это просто пока. Первое знакомство! Офигенное впечатление! Ну, а по сути? Он просто мужчина! Такой же, как остальные! Ну? Ласково. Глазками пострелять. Плечиками повести. И весь страх, которого напустил, пройдет!

– Ой, мне так не кажется. Ты просто привыкла к своим парням, Алекс. А тут… Тут совсем другое дело.

– Ты просто слишком много думаешь и совсем не знаешь мужчин, Мари! Расслабься! Все будет отлично! Справлюсь и с этим медведем! Это в природе женщины! Будет есть с моих рук, если правильно себя повести! Не переживай! Я и тебя так научу! Очень скоро и ты сумеешь вертеть мужиками, как захочешь! В этом такой кайф, Мари! Даже не представляешь!

– А вообще, знаешь… Ты и так ему понравилась. Без всего. Если бы я тебя не знала, решила бы, что маленькая Мари захотела увести себе моего богатого жениха!

– Перестань, Алекс. Не говори глупостей, – швыряю в нее подушкой.

– Серьезно. Ты что? Не видела? Да он на тебя только весь вечер и смотрел! Так, что даже у меня мурашки шли по коже. Ты понравилась ему, Мари. Зацепила.

– Он просто знакомился, – пожимаю плечами, чувствуя, как вся покрываюсь удушливой краской.

   Да. Его взгляд снова вспоминается. Пробирает так, будто срывает кожу.

– Как знаешь. А я… Знаешь, я была бы рада, если нас поменяли местами!

– Что? Как это? Поменяли? Ты о чем?

– Марииии, – вздыхает, снова падая на постель. – Черт! Это все так не вовремя! Не хочу! Я не хочу за него замуж! Не сейчас! Сергей. Он… Понимаешь… Он таааакой!

– О, Боже.

   Даже закрываю лицо руками.

– Алекса! Только не говори, что ты таки влюбилась в этого ненормального гонщика!

– А чем он ненормальный? Ну вот чем, а? Он молодой. Шикарный. И, между прочим, из очень неплохой семьи. Точно не ниже уровнем, чем наша. Даже выше. У него отец известный бизнесмен! И… Если бы не эта идиотская, дурацкая давняя брачная договоренность! Если бы не Багиров, который, если честно, по-хорошему, мог бы о ней и забыть, как я надеялась. Или откупиться. Ведь и такие случаи были. Мы не подходим их семье. Ни по уровню. Ни по чем. Наши деды когда-то что-то вместе начинали. Придумали эти брачные договоренности чуть ли не до седьмого колена. Так дружбу, блин, на века и поддержку кровную связывали. По-хорошему-то и толку и выгоды для Багировых в этом браке нет! По традиции, он мог приехать и предложить отцу отступные. И я надеялась… Что так и будет!

– Ох, Алекс. Это вряд ли. Думаю, если бы он хотел разорвать этот договор, то не звал бы нас на ужин. Сразу бы пришел к отцу.

– Я тоже так думаю, – тяжело вздыхает. – Но… Надежда же умирает последней, правильно! Черт! Да я только жить начинаю! Я люблюююююю! Люблю его, понимаешь! А тут этот Багиров. Как снег на голову. Ладно, сестренка. Заболтались. Лучше помоги мне сегодня сбежать. Я собираюсь провести с ним всю ночь. Поедем на озеро. Вдвоем…

– С ума сошла! Алекса! Только не сегодня! Если отец узнает! А если узнает Багиров! Что ты! После того, как он появился какие-то шашни крутишь! Алекс! Ты прекрасно понимаешь, что будет! Это страшные люди! Они такого не простят!

– Мари! Я люблю его! Я сдохну без него, понимаешь! Сдохну с этим чудовищем! Если он не откажется… То… Хотя бы так. Хотя бы глоток. Маленький. Того, кого люблю. На прощанье. Перед смертью. Черт, Мари! Сколько мне осталось? Месяц? Месяц до двадцати! А как раз в двадцать и должен состояться этот идиотский брак! Ну пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

   Она падает на колени перед моей постелью, хватая за руки.

   Черт.

   Вот такой Алексу я не видела еще никогда в жизни!

   Похоже, она действительно влюбилась в своего байкера, да еще и серьезно!

– Хорошо, Алекс. Конечно. Я тебя прикрою, – вздыхаю, понимая, что все равно нет выхода.

3 Глава 3

   Дурацкие средневековые традиции.

   Этот брак загнал нас всех в ловушку.

   Но если Багиров не откажется сам, отец ни за что не упустит возможность породниться с такой семьей!

   Что ему любовь? Что чувства?

   Конечно, все это он считает глупой женской блажью. Дурацкими капризами.

   А жизнь, по мнению Рустама Булатова, нашего отца, должна зиждиться на каменных сводах здравомыслия.

   Да и семье Багировых никто в здравом уме точно ни в чем не откажет!

   Это же… Это же хозяева целой империи! Некоронованые короли! Серые кардиналы! Именно те, кто и вертит нашу планету, как им хочется! Негласно управляя почти всем еще с несколькими семействами такого же ранга.

   Назначают политиков. Заставляют всех выполнять их приказы по щелчку.

   Боже. Во что мы вляпались?!

*   *   *

   Алекса не возвращается, а я не нахожу себе места.

   Черт!

  Ну договорились же!

   Договорились, что не на всю ночь, а на пару часов отлучится!

   Отец как в лихорадке.

   Подготовка к свадьбе полным ходом.

   А она…

   Она как будто с катушек слетела в эти последние недели!

   Ни разу. Ни разу за все время не ночует дома!

   Я уже устала ее прикрывать.

   Отвечать родителям из-за двери ее голосом. Прикидываясь усталой и замученной.

   Ведь им постоянно! Постоянно, каждую минуту что-то надо!

   Спросить, уточнить, в миллионный раз подогнать платье и перебрать украшения! Черт!

   Зато Алекса ползает, как полудохлая муха после своих ночных похождений.

   Каждый день все сереет и бледнеет еще больше.

   Любовь выжигает ее, как червяк. Изнутри.

   Не увлеченность. Лихорадка. С ненормальным блеском в глазах и расбухшими, до крови искусанными губами.

– Я люблю его, – выдыхает она, возвращаясь и падая, как камень, на постель. – Люблююююю, Мари! Боже! Чтоб этот Багиров провалился! Я же без него… Я без него просто сдохну!

   Только всем наплевать.

   Кому объяснишь?

   Матери, что светится от счастья и ничего не замечает?

   Отцу, который спит и видит, как мы взлетаем на социальный Олимп?

   Никому.

   Приходится молчать. И прикрывать Алексу, пропадающую каждую ночь.

   А что остается?

   Пусть хоть напоследок вдохнет своего счастья. Своей жизни. Иначе ее просто запрут в доме и не выпустят до тех пор, пока ее не заберет муж.

– Алекса! Возвращайся немедленно!

   Пришлось самой вылезти в окно ночью и перелезть через ограду, чтобы дозвониться сестре. Ну, в общем-то меня никто не заподозрит. Если кого-то встречу, объясню, что тоже, как и все, дико нервничаю перед свадьбой и не могу уснуть, вот и вышла прогуляться.

– Багиров должен утром приехать в город. Ты меня слышишь?! Он вполне способен сразу заехать к нам! И если ты в это время начнешь влезать в окно…

– Может, и к лучшему, – чуть не матерюсь, слыша ее безжизненный голос. – Увидит, что невеста его недостойна. Шастает по ночам. Откажется.

– Отец тебя убьет. Нас обеих убьет, Алекс. Возвращайся!

   Еде сдерживаюсь, чтоб не наорать.

– Не слишком ли позднее время для прогулок?

   Только успеваю отключить телефон и спрятать в карман, как в спину резко бьет суровый властный голос.

   И, пусть я слышала его раз в жизни, этого достаточно, чтобы узнать даже через миллион лет.

– Господин Багиров, – разворачиваюсь на дрожащих ногах.

   Тут же ошпаривает взглядом.

   Забирается под накинутое платье.

   Крюком захватывает позвоночник. Так, что в один миг меня начинает потряхивать.

– Называй меня Бадрид, – он близко. Слишком близко.

   Один шаг, и вот его дыхание уже опаляет мое и без того горящее лицо.

   Глаза прожигают.

   Чувствую себя, как воришка на допросе.

   Хотя…

   Я и так чуть не попалась. А его взгляд сверлит хуже рентгена.

– Мы ведь уже почти семья.

   Нутро прожигает. Что он слышал? Почему его взгляд такой тяжелый?

      Давит. Придавливает к земле. Одним взглядом заставляет выдать все тайны. Во всем признаться.

   Раздирает кожу. До мяса. Едкой кислотой.

Мари.

   Его голос вырывает из дурманного плена взгляда.

   Только для того, чтобы, как в кипящий котел, бросить в новый еще более вязкий дурман.

– Мне не нравится, что ваш отец позволяет вам такое. Быть на улице. Ночью. Пусть даже только за оградой. Женщине не пристало разгуливать одной ночью на улицах.

   Он говорит строго. Рвано. Резко.

   И внутри все сжимается. Снова и снова. Перед глазами темнеет.

   Его это злит? Приводит в ярость? Я четко слышу почти бешеные нотки в его голосе, хоть лицо и остается непроницаемым. Ледяным. Высеченным из камня.

   Но ярость мечется и в глазах.

   О, Боже. Если он узнает… Если он только узнает…

– Столько хлопот и переживаний с этой свадьбой, – выдавливаю из себя слабую, очень бледную улыбку.

   Поражаюсь, как не дрожат губы.

   Как я, черт возьми, еще не свалилась в обморок прямо ему под ноги.

4 Глава 4

– Переполох. Все волнуются. И я… Просто не могу уснуть.

– Свадьба должна радовать, – его голос вдруг превращается в чистый расплавленный бархат.

   И глаза.

   Его глаза оказываются рядом с моими. Совсем рядом.

   Вязкой пропастью. Таким же черным бархатом.

   В котором вдруг хочется утонуть. На миг. На мгновение. На минутку. И сердце заходится с бешеной безумной скоростью.

– Это ведь праздник. Радость, да, Мари?

– Конечно, – ошарашенно выдыхаю, не понимая этой перемены.

– Слово предков для меня нерушимо. Это святое. Но… Наши традиции позволяют брать не одну жену.

   Его пальцы вдруг ложатся на мои губы. Опаляя. Пронзая током и огнем до внутренностей.

   Замираю.

   Не могу моргнуть. Не отвожу глаз от его совсем почерневшего взгляда.

– Я бы хотел. Чтобы ты подумала, – оплетает меня мраком своего голоса. Бархата. Силы. Режет по всем окончанием. Не отрывая пальцев от губ.

   Вызывая внутри пожар. Настоящее пламя. Оно беснуется внутри меня. Сжигает. Пожирает.

– В договоренности нет свободной воли. Это традиция, которую мы должны чтить. Но в остальном… Подумай, Мари. Подумай, девочка…

   Проводит пальцами по губам до самого края.

   Заставляя крупный ток вспыхивать под кожей.

   Исчезает. Растворяется в черноте ночи. Как тень. Как привидение. Настоящий исполинский призрак.

   Едва проведя своими губами напоследок. Не коснувшись. Только рядом. Опалив своим воздухом, своим дыханием. Отравив.

   И будто оставив след. Клеймо.

   Губы горят. Кажется, даже когда касаюсь руками, их обжигает.

   О, Боже.

   Замерев, смотрю ему вслед. А после бросаюсь бежать.

    Задыхаясь, сбиваясь с дыхания.

   Одним взмахом перепрыгиваю высокую ограду. Даже не помню, как вваливаюсь в нашу комнату через окно.

   Внутри полный раздрай.

   Ток. Пожар. Фейерверки.

   Не соображаю, что делаю.

   Просто подхожу к огромному зеркалу.

   Сбрасываю платье. Остаюсь обнаженной. Полностью.

   Алекс была права!

   Я и правда? Правда ему понравилась?

   Как в первый раз рассматриваю себя в зеркале.

   Белая, почти прозрачная кожа. Просто светится. Видны голубые жилки вен. Как фарфор, говорила мама. Но я всегда завидовала Алексе. Ее кожа и правда светится. Она золотая. Вот просто по-настоящему золотая, не то, что моя! Прозрачная и блеклая!

   Длинные волосы. Вечно непослушно вьющиеся до самых икр. Черные, как смоль. Даже если бы и хотела что-то изменить, перекрасить, не выйдет. Пару раз пробовала. Этот ужасный черный цвет не берет ничего! Будто меня при рождении облили смолой!

   Фигура?

   Что ж. Может, и неплохо.

   Но у меня нет ни длинных ног от ушей, как у сестры, ни ее идеальной модельной фигуры. Я ниже ее на голову. Тонкая талия, но слишком округлая и тяжелая грудь. Крутые бедра. Совсем не то, что сейчас считается эталоном красоты.

   Нет. Я никогда не комплексовала особенно по этому поводу. Просто мы с Алексой и правда словно не родные. Огромная разница.

   Так что никогда в жизни не обольщалась. Привыкла к этому. Конечно, когда мы рядом, на меня взгляд упадет в последнюю очередь.

   Как завороженная смотрю на губы.

   Он и правда будто выжег свое клеймо. Они горят. Полыхают яркой краской. И глаза. Глаза лихорадочно светятся.

   Почти… Почти как у Алексы, когда она говорит о своем Сергее!

   Черт! Неужели это правда? Я влюбилась? В Багирова? Может, еще тогда, с первой встречи?

   Его голос, вот такой. Новый. Неизвестный. Бархатный. До сих пор будоражит, заставляя дышать так тяжело, как будто я бегом пролетела через весь город. А внизу живота разливается какая-то дикая слабость…

   И эти мурашки. Они пронзают меня просто всю!

– Влюбилась, – ошарашенно шепчу, так и падая на постель обнаженной.

   И что теперь делать?

   Стать его второй женой?

   После Алексы?

   Закрываю лицо руками.

   О таком я никогда не думала.

   Старая традиция, да. Мы только слышали о том, что так бывает.

   Но уже тысячи лет никто не берет себе нескольких жен. У нас, по крайней мере.

   Да и как это возможно?

   Делить с ним постель после Алексы? Как??? Я даже в страшном сне представить себе такого не могу!

   Разве вообще можно делить мужчину?

   Нет. Это бред. Бред. Надо забыть.

   Обхватываю себя руками, жалея, что нельзя саму себя выключить, нажав на какую-то кнопку и просто провалиться в сон.

– Подумай. Подумай девочка.

   Его голос до сих пор звучит внутри. Сводит с ума. Пробуждает диких демонов.

   А его прикосновение так и горит на губах. Пожаром.

5 Глава 5

– Я! Тебя! Просила!

   Шиплю, когда Алекса, уже на самом рассвете вваливается в окно.

   Черт, да она совсем голову потеряла! Уже ведь почти совсем светло!

      До сих пор будто в лихорадке. Ни на минутку так и не смогла закрыть глаз.

– Багиров в городе! Прислал сообщение, что приедет на завтрак! Алекса! Весь дом половину ночи на ногах! Тебя все! Тебя любой мог заметить! Ты вообще понимаешь!

– О, Боже. Мэри. Не ори. Черт. Я такая несчастная.

   Сестра просто падает рядом со мной на постель. Обхватывает руками плечи. И начинает рыдать. Громко. Судорожно. В голос.

   Вся злость на нее смывается шоком. Никогда. Никогда я не видела Алексу такой!

– Сашка. Ну перестань.

   Обнимаю ее вздрагивающие плечи.

– Ну… Все наладится… Может, он не такой и монстр… Ну…

– Ты не понимаешь. Я его люблю! Люблю, Мари! Я не могу! Я лучше сдохну, чем буду с другим! Я… Он вся моя жизнь! Вся! Понимаешь! Я не выйду за Багирова! Я что-то с собой сделаю! Я не могу! Не хочу! Маааариииииии! И он же! Он же тоже меня тааак любит! И мы… Мы могли бы быть счастливы! Счастливы, понимаешь, если бы не этот проклятый…

– Тсссссс. Тихо, Алекса! Ты с ума сошла! Если отец услышит…

– Милая, – мама стучит в комнату. – Бадрид скоро приедет. Собирайся. Нельзя заставлять ждать дорогого жениха.

– Я повешусь, – обреченно выдыхает Алекса. – Я точно повешусь, Машка! Или сойду с ума!

– Нельзя. Так нельзя, – вожу руками по спине, пытаясь успокоить. – Нам надо вставать. Надо, Алекс! И ты должна сейчас выглядеть хотя бы как человек!

– Зачем? Ну и пусть. Пусть увидит такую. Запухшую. Зареванную. Может, еще откажется.

   Ох, нет.

   Слово предков для него нерушимо. Надеяться не на что. Просто нет смысла.

   Но я только киваю, поглаживая Алекс по голове. Иначе ее совсем сорвет на истерику. И нам ох, как не поздоровится!

*   *

– Надеюсь, ты выспалась.

   Руки Багирова ложатся мне на спину.

   Проводит снизу вверх.

   Медленно. Тягуче.

   Просто скользит подушечками пальцев.

   А мне почти подбрасывает. Бьет током.

   От запаха, такого терпкого. Мощного. Мужского. От голоса. От того, как заплетается в волосах и опаляет ухо его дыхание. Его низкий глубокий голос.

   Это безумие. Я просто млею. От того, что он просто стоит рядом и слегка меня касается.

– Или думала всю ночь? Обо мне?

   Голова кругом. В мозгах кипяток.

   С удовольствием бы сбежала, но так не принимают гостей. Тем более, жениха сестры.

– Я…

   Не нахожусь с ответом и чуть не роняю вазу, которую несла в зал, когда у двери появляется отец. Изумленными глазами смотрит на касающегося меня Багирова.

– Мне нужно идти. Простите, – лепечу, пользуясь возможностью и сбегая.

   Алекса сидит за столом, как на похоронах. Молча опустив глаза в тарелку и что-то в ней ковыряя.

   Родители спасают ситуацию. Пытаются разговорить гостя.

   Но он будто не видит. Не слышит.

   Неотрывно прожигает весь завтрак меня глазами.

   Я просто физически ощущаю тяжесть его взгляда. Так сильно, что удивляюсь, как еще способна удерживать приборы.

   Он просачивается под кожу. Вызывает ураган. Пожар. Взрыв. Снова и снова. Волнами. Такими, что дышать тяжело. Невозможно.

   А если он не оставит мне выбора?

   Сейчас отравится говорить с отцом? Спросит кто-то моего мнения? Или решат все за меня?

   О Боже.

   Я не знаю, чего хочу. Он как пропасть. Страшный и до одури притягательный. Пропасть, в которую я сорвусь. Уже срываюсь, даже просто сидя от него напротив.

   Кажется, весь воздух вокруг нас сгущается. Скручивается в звенящую спираль. И вспыхивает. На пальцах. На губах. На груди. Везде, куда он прикасается своим черным, пронзающим взглядом.

– Я не тороплю тебя, девочка, – сама не понимаю, как мы остаемся на какой-то миг одни.

   Хотя… Кроме него я и так никого не замечала. Он словно всех вытеснил. Вытолкал из комнаты. Из мира.

   Проводит костяшками пальцев по щеке, и я, как кошка, готова тянуться и тянуться за этими руками. Ноги ватные. Еле дышу.

– Но не хотел бы, чтобы ты затягивала с ответом.

   Снова ведет по губам. Вспышкой. Новым клеймом.

   Пора прощаться. Завтрак закончен. Все возвращаются. Провожают гостя. И только я. Никак. Не могу. Сдвинуться с места.

– Мари, – грохочет отец, возвращаясь и усаживаясь напротив. – Может, объяснишь, что с тобой такое происходит в последнее время?

   Кажется, даже Алекса заметила, несмотря на собственные переживания.

– Ничего. Все в порядке, – повторяю то, что уже стало привычным. – Просто волнуюсь. Не каждый день сестра выходит замуж и уезжает из дома.

    И не каждый день понимаешь, что влюблена в чужого жениха, – добавляю мысленно, сжимая вилку так, что белеют пальцы.

   Впрочем, разве это любовь?

   Дикость какая-то. Дурман. Притяжение. Или просто его бешеная энергия, которая так сильно лупит по всем нервным окончаниям, что я просто не могу сопротивляться!

   Нет.

   Я не должна об этом думать!

   При одной мысли о том, чтобы стать второй женой выкручивает желудок нервным спазмом.

   В конце концов, это будет семья моей сестры!

   И Алекса … Она же взбалмошная. У нее всегда так. Все на максимум. А после перегорает, как лампочка.

   Может, отец и прав.

   Пройдет ее юношеская влюбленность. И она еще будет счастлива со свои Багировым, а про Сережку и думать забудет!

   А я..

   Я не стану ей мешать. Путаться под ногами… Второй…

   Мне надо просто забыть. Просто сбросить это безумное наваждение!

6 Глава 6

  *   *

– Мама! Я привезла наши платья!

   За два дня перед свадьбой дым коромыслом.

   Хорошо, что успели все сделать. И даже больше нечего подгонять!

   Влетаю в дом и просто замираю.

– Суууука!

   Отец в ярости. С перекошенным лицом.

   И Алекса.

  Перед ним. На полу.

– Сука, – резко бьет в лицо. Наотмашь. Так, что хлещет кровь.

   Сашка отлетает, но он продолжает наступать. Еще один удар. Еще.

– Проклятая тварь! Кааааак! Как ты умудрилась лечь под какого-то козла! Ты совсем охренела! За месяц перед свадьбой! Блядь!

   Еще один удар. Такой силы, что у меня самой перед глазами темнеет.

– Отец!

   Алекс ползет. Давится кровью и слезами. Хватает его за ноги.

– Отец! Я не хотела… Я… Я хотела все исправить!

– И поэтому пошла выскоблить свой поганый плод! Целку вшить! Куда? Куда ты пошла, идиотка? В клинику! В городе, где все принадлежит Багировым! Ты понимаешь? Понимаешь, что врач первым делом позвонил Бадриду, и только  потом мне! Я вообще не понимаю, как ты живой после такого до дома добралась! Сука!

   С ужасом перевожу глаза на мать.

   Она хватается за сердце. Медленно сползает вниз по стене.

– Отец! Прекрати!

   Пытаюсь броситься. Остановить. Вцепиться в руку.

   Но только отлетаю,  задетая новым ударом.

– Шлюха! Как ты могла! Как ты могла так всех нас подставить? Ты понимаешь? Понимаешь? Багиров за такое не пощадит. Блядь! Да он не только тебя и твоего выродка! Он нас всех! Всех убьет! Мокрого места не оставит! Ты знаешь? Знаешь, что по традиции я должен сделать, чтобы нас простили и оставили в покое после такого? Сам! Своими руками отрезать тебе голову и принести ее обманутому жениху! Да! Только тогда есть шанс, что твою сестру. Твою мать. Нас всех не прирежут! Не порежут на лоскутки! Как ты только додумалась?! Чем ты вообще думала! Шлюха! Поганая мерзкая шлюха! Тварь!

– Я люблю его, отец!

   Алекса просто воет. Цепляется за него руками.

– И я… Я правда. Хотела. Исправить….

– И что теперь? Мне? Что теперь делать? Сбежать и спрятаться не выйдет. Это не та семья! Не та, мать твою, семья, чтобы сбежать!

– Мари!

   Алекс вдруг разворачивается. С диким блеском в глазах начинает ползти ко мне. Цепляется за ногу.

– Она! Традиция! Да! Можно… Можно отдать сестру или женщину из семьи, если она девственница! Он может взять! Он возьмет, возьмет Мари! Мы же все видели, как он на нее смотрел! Да он хочет ее гораздо больше, чем меня! Она просто пойдет к нему. Отдаст свою девственность. И нас тогда не тронут! Мари!

– Ты с ума сошла.

   Это все дурной сон. Дурман. Это неправда. Не на самом деле.

    Черт!

   Реально выть хочется.

   Конечно, мы знаем традиции. Учили эти чертовы законы, непонятно кем и для кого в каком веке писанные.

   Там это было.

   Отец, если невеста оскорбила жениха потерей девственности до свадьбы реально должен сам. Лично. Ее убить. И тогда есть шанс, что его семья, остальные родственники будут прощены… Или… Или семья должна отдать на откуп другую девушку. Отдать ее девственность и жизнь. В полное распоряжение. Но… Не женой… Не женой. Жалкой игрушкой. Наложницей. Даже ниже. Никем. Просто вещью. Никто не станет родниться с родом, в котором оказалась шлюха.

   Это позор. Жуткое пятно. Отец при любом раскладе должен будет, по этим законам, Алексу выставить из дома! Отказаться от нее. Навсегда.

   Но это же бред.

   Разве сейчас эти дикие традиции действуют? Это же средневековье, которое должно остаться в прошлом!

– Багиров прислал черный конверт, – хмуро выдает отец, буравя меня глазами.

– И… Что это значит? Отказ от свадьбы?

   Черт! Ну не может же он соблюдать дурацкие старые законы! Вообще, мне казалось, что все это сказки. Попугать детей тем, как страшно было когда-то.

– Это значит, что он собирается уничтожить всю семью. Такие люди плевков в лицо не прощают. Час назад сгорел наш ресторан. Взлетел на воздух. И это. Только начало. Банки заблокировали все счета. Я уверен. Он не вырежет нас просто так. О, нет. Багиров будет играть с нами, как кот с мышью прежде, чем прихлопнет. Он для начала раздавит. Уничтожит во всех смыслах.

– Нет, – пячусь назад, не чувствуя, что уже давно вжимаюсь в стену. – Нет. Нет, нет, нет! Вы же все это несерьезно!

– У нас нет другого выхода, Мария, – резко выдыхает отец. – Тебе придется идти к нему. Умолять. Просить. Падать в ноги. Иначе… Иначе мы все умрем. Пусть даже Багиров сам по себе и не начинал мести. Но для всех окружающих. Он должен. Должен исполнять традиции. Иначе авторитет их семьи рухнет. А он этого точно не допустит! Что наши жизни по сравнению с репутацией Багировых? Пустой звук.

– Вы что? Вы серьезно? Нееееет…

   Качаю головой. Все еще не могу поверить, принять этот абсурд.

– Да, Мария. Я абсолютно. Серьезно. Ты должна его удовлетворить. Ему должно с тобой понравится. Иначе… Иначе твоя жертва не поможет и мы все окажемся на кладбище.

– Машшша!

   И снова Алекса. Ее окровавленные губы. Медовые глаза, полные ужаса.

   На коленях. Передо мной. Хватая за руку.

– Помоги! Спаси нас! Нас всех! От тебя хочет! Он просто пожирал тебя глазами тогда, на завтраке! Только ты! Только ты можешь нас всех спасти!

   В тот же вечер уволились все, кто на нас работал.

   Охрана в доме. Прислуга.

   Они все просто ушли.

   Наутро мать не пустили в магазин. Безумная попытка отца выехать из города ни к чему не провела. Нас отвезли обратно. С мигалками. И под дулами пистолетов.

   Черная метка Багирова. Медленная и мучительная смерть. Мы вне закона.

   И вот я стою перед ним.

   Распахнутая. Почти обнаженная.

   В одном тоненьком прозрачном балахоне, который не скрывает ничего. Светится, как паутинка.

   Он может уничтожить всю нашу семью. Такие не прощают оскорблений.

   И именно я. Должна принять его гнев. Всю его ненависть. Вся лютую, дикую ярость.

   Ради того, чтобы спасти тех, кто мне дорог.

7 Глава 7

Он сидит у камина.

   Широко расставив крепкие длинные ноги. Медленно потягивая виски из уже наполовину опустевшего стакана.

   И прожигает. Прожигает меня черными, ледяными, ядовитыми глазами.

   Буравит холодным металлическим взглядом из-под нахмуренных бровей.

   От этого взгляда у каждого замирает дыхание. Вышибает воздух. Я и раньше слова не могла сказать, когда он смотрел. Вот так. Как может только он.

   Но теперь…

   Теперь это в тысячи раз страшнее.

– Так зачем ты пришла, Мария? Забирать мое время? Оно слишком дорого. Особенно, для тебя.

   Вздрагиваю.

   Его голос бьет прямо под ребра. Заставляет покачнуться. Но отступать некуда.

   Дрожащими руками откладываю свечу. Ставлю на стол.

   Расстегиваю пуговички халата, стараясь не смотреть ему в глаза. Не задыхаться от его бешеной энергетики, которая даже так. На расстоянии. Пропитывает меня насквозь. Прошибает.

– За этим, – выдыхаю, наконец сумев поднять на него взгляд.

   Халат падает к моим ногам.

   Я остаюсь перед ним в одном прозрачном, как паутинка балдахоне.

   Совершенно голая. Без белья.

   В приглушенном свете мое тело все перед ним нараспашку.

   Одним рывком подымается с кресла.

   Оказывается передо мной. Как скала, нависает, буравя черными порочными глазами. Хлещет, как плеткой. Ударом лупит взглядом.

   Опаляет обжигающим и ледяным одновременно дыханием.

   Теперь я чувствую себя совсем крошечной. Он как скала. Как зверь. Способный растерзать.

– Значит, твой отец вырастил двоих шлюх.

   Его голос лупит похлеще взгляда.

   Презрением, от которого скручивает руки.

   И мощной силой, что заставляет врасти ногами в этот проклятый пол.

– Одна, которая должна была завтра взойти со мной на алтарь и стать супругой, войти в благородный род, решила трахнуться перед этим с каким-то заморышем. А вторая пришла отработать ее вину?

– Я девственница, – шепчу на грани потери сознания. – Я чиста, Бадрид. К моему лицу и телу никогда не прикасался ни один мужчина. Мы все понимаем, что Александра поступила непростительно. Покрыла страшным пятном позора нашу семью. И перед тобой… Перед тобой совершила страшное. Этому нет ни оправданий, ни прощения. Но… Мой отец… Послал меня… Загладить ее вину. Перед тобой.

   Руки дрожат.

   Лучше бы не ставила свечу. Не отставляла.

   Хотя. Наверное, и не удержала бы ее сейчас в руках. Уронила бы на пол. И еще сильнее разозлила и без того разъяренного Багирова.

– Вот, значит, как.

   Наклоняется.

   Диким, пронзающим взглядом ощупывает все мое тело.

   Не смотрит.

   Словно уже берет.

   Рвет. Распинает на части.

   Клеймо выжигает.

   А я… Я не могу даже закрыться.

– Ты понимаешь, что это значит, Мария?

   С шумом, как дикий зверь втягивает воздух прямо у моей груди. Прямо над напряженными сосками, которые сейчас выкручивает от страха.

– Ты будешь никем. Даже не наложницей. Меньше, чем рабыней. Я буду трахать тебя где захочу, когда захочу и как захочу. Молча. Утоляя свою похоть. Как вещь. Как самую поганую тряпку. Ты никогда не выйдешь замуж. Не родишь детей. У тебя никогда. Не будет. Ничего своего. Никакого права голоса. Ты рот открывать будешь только для того, чтобы ублажать мой член. Никто и ничто. И. Если. Мне не понравится. Я просто вышвырну тебя отсюда. Ты будешь изгоем и позором. Твоя семья не примет тебя обратно.

– Я знаю.

   Нервно тереблю подол прозрачного балахона руками.

– Я знаю, на что иду. Бадрид.

– Думаешь, твоя девственность способна отменить войну? Смыть унижение и позор? Плевок, который швырнула мне в лицо твоя семья?

   Ежусь.

   Еле сдерживаюсь, чтобы не обхватить плечи руками.

   И не сбежать отсюда со всех ног.

   Это была очень слабая надежда.

   Род Багировых жесток. Силен. Властен.

   Такого не прощают.

   И…

   Это дикий, безумный план. Прийти сюда и предложить себя ему! Совершенно безумный!

   Но…

   Это единственный шанс. Единственный выход.

Такого никогда не прощали. Никогда. Такое оскорбление во все времена стирается только кровью.

– Бадрид…

   Опускаю глаза.

   Стараюсь оградиться от его тяжелого дыхания, что пульсом гудит в висках, раскалывая их насквозь.

– Я прошу. Принять. Меня как извинение моей семьи.

– Хорошо, – его пальцы смыкаются на моем соске, заставляя вздрогнуть.

   Острый поток тока в один миг пронзает насквозь. Кипятком. Прошибает так, что еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Не отпрянуть.

– Хорошо, Мария. Я приму твою девственность. Но ты понимаешь. За это я ничего тебе не обещаю. Ни-че-го.

*   *   *

– Сбрасывай это.

   Его голос лупит приказом. Ледяным. Пробивающим до костей.

   Задираю подол, пытаясь снять чрез голову.

   Но Багиров перехватывает мою руку.

   Резко дергает ткань на груди, заставляя ее с треском разойтись.

   Последняя одежда тонкой лужицей падает мне под ноги.

   Кожа покалывает. Зудит. Трещит под его яростными глазами.

   Больше не прикасается. Только смотрит. Но и этого хватает, чтобы чувствовать, будто он сдирает с меня кожу. Заживо.

– Тебе придется серьезно постараться, Мари, – выдыхает с рычанием, пробирая все нервные окончания до вспышек перед глазами. – Очень серьезно, чтобы погасить мою ярость.

   Не дышу. Не поднимаю глаз. Просто стою, как изваяние.

   Его руки начинают скользить по моему телу.

   Сильно. С нажимом. Как будто он месит мое тело, как тесто.

   Ведет по груди. Болезненными прикосновениями. Сжимает соски с грубой, животной силой.

   Меня разрывает. Простреливает. Перемалывает. Кожа горит. На кончиках сосков дикие вспышки, отдающиеся в голове.

   Но я молчу. Не шевелюсь. Жду приказа, если он последует. А если нет? Что я должна делать?

– Раздвинь ноги, – отходит на полушаг, и только тогда я снова обретаю возможность вдохнуть воздух.

   Рефлекторно дергаюсь. Наоборот. Еще сильнее стискиваю вдруг бедра.

   Колени белеют от напряжения.

   Но, услышав его недовольный рык, тут же послушно расставляю ноги.

– Раздвинь складки, – лупит по нервам новым приказ. – Покажи мне. Я хочу видеть. Все.

   Трясет. Как же невозможно меня трясет!

   Особенно, когда начинаю думать, что все могло бы быть по-другому… Нееет! Вот об этом думать нельзя! Ни на секунду! Иначе я совсем, окончательно свихнусь! Думать надо только о них. О родителях. О том, что сейчас я выкупаю их жизни. Выдираю из лап чудовища.

   А про Алексу… Про Алексу я думать просто не могу!

   Дрожащими руками скольжу по гладко выбритому лобку.

   Опускаю ниже. Медленно раздвигаю эти губы.

   Краем глаза замечаю, как чернеет его взгляд. Глаза превращаются в черные угли, что прожигают снова и снова. Насквозь.

   Обходит меня яростными шагами хищника.

   Усаживается обратно в свое кресло.

   Просто смотрит. Прямо туда. В самую распахнутую для него. По его приказу сердцевину.

   Лениво тянется за своим стаканом. Медленно делает новый глоток.

   И я не понимаю. На миг его глаза хищно вспыхнули. Но теперь он снова смотрит на меня ледяным, равнодушным взглядом, под которым я замерзаю в лед.

  Ему интересно? Ему вообще это нужно? Или я зря пришла и меня сейчас отсюда вышвырнут на улицу? Голую…

– Сожми свою грудь, – новый приказ. Резкий. Четкий. Без всякого интереса.

   Послушно поднимаю руку.

   Обхватываю полушарие.

– Не так. Сожми сосок. Сильно.

      Сжимаю двумя пальцами разбухший после его касаний сосок. С силой. Так, что пробивает до самого низа живота. На глазах вспыхивают слезы.

   Он может делать со мной, что угодно. Избивать. Хлестать ремнем. Все.

   Я рабыня теперь. В его полной власти. Я обязана подчиняться всему. Терпеть все, что ему придет в голову.

____________

8 Глава 8

– Иди сюда.

   Стараясь не пошатываться, делаю осторожный шаг. Еще один. Еще.

   Оказываюсь рядом.

   И вот он одним рывком усаживает меня себе на колени, раздвигая ноги.

   Прямо горящей промежностью чувствую огромный бугор у него между ног.

   Бадрид резко ведет по себе моим телом. Распахнутыми бедрами.

   Жесткая ткань брюк впивается в нежные складочки. Они горят. Трутся о его член через штаны. Все печет.

   Но он не останавливается. Продолжает мной просто по себе елозить. Вжимает все крепче и крепче. С яростно сжатыми челюстями.

   Меня трясет. Хочется ухватиться за что-то. За его плечи? Но я даже не знаю, имею ли право к нему прикасаться. Такого приказа не было. И потому так и оставляю руки висеть. Они болтаются, как плети.

   Бадрид резко отстраняет меня. Подымает почти за шкирку, как котенка.

   Слышу звук молнии на его брюках. Только слышу, совсем не вижу движений его рук.

   Дергает обратно. Вжимает в свои бедра.

   И я кричу. Меня выгибает. Прошибает насквозь.

   Одним рывком он просто насаживает меня на свой огромный член.

   Боже! Это невыносимо.

   Все внутренности будто раздирает на части!

   Между ногами, в промежности искры. Как будто все внутри выжигает огнем.

   Это невозможно.

   Я задыхаюсь. Ловлю распахнутым ртом раскаленный воздух. Слезы сами по себе брызгают из глаз.

   Уже не думаю, можно ли мне его касаться. Впиваюсь ногтями в плечи.  Бьюсь, извиваюсь под его руками.

   Это раздирает. Душит. Кажется, он разорвал меня. На части. До печени. До горла, которым безуспешно пытаюсь втолкнуть в себя хоть немного воздуха.

– Расслабься, Мария, – ледяной приказ и тут же жесткий хлопок по ягодице. – Расслабься и впусти меня до конца. Ты пришла отрабатывать. Так отрабатывай.

   Ледяные глаза. Совершенно. Без выражения. Без тепла. Без всякой жалости.

   И руки. Руки, что ухватив за бедра еще сильнее, продолжают насаживать меня на огромный раскаленный член.

   Он как камень внутри меня. Как отбойный молоток. Равнодушный и жестокий.

   Просто лупит.  Врывается внутрь отточенными жесткими толчками.

   Он гигантский. Просто невозможно огромный.

   Но новый резкий толчок, от которого я  до крови закусываю губы говорит о том, что то, что чуть не разодрало меня – еще не предел.

– Не дергайся! – еще один хлесткий ледяной приказ.

   Он начинает сам двигаться бедрами навстречу. Вколачивается на максимум, продолжая толкать меня на себя на запредельной скорости.

   Это больно. Это дико, дико, сумасшедше больно.

   И он… Равнодушный. Отстраненный. Берущий меня, будто неживую куклу.

   Мучительно пытаюсь поймать запухшими глазами его взгляд.

   Ведь там же… там же была какая-то нежность, когда он на меня смотрел… Человечность… Какое-то тепло…

   Но сейчас это лишь два полыхающих угля.

   Горящих ядовитой, дикой, одержимой яростью.

   Он долбиться в меня с жуткой злостью. Как будто и вправду хочет убить. Замолоть каменным огромным членом насквозь…

– Бадрид, – я все же пытаюсь. Еде слышно. После очередного расплющивающего меня яростного толчка.

– Бадрид…

   Черт! У меня даже губы онемели. Все силы уходят на то, чтобы выдохнуть два слога.

   Но он будто не слышит. Он смотрит куда-то сквозь меня.

   Продолжая держать за ягодицы такими железными тисками, что я уже чувствую, как на них расцветают синяки.

   Кажется, он сейчас пробьет мне горло. Пронзит по-настоящему насквозь, проткнет, как вертелом.

      Эта наполненность им разрывает. Пронзает каждую клеточку. Выламывает кости. Перемалывает меня внутри в фарш.

   Даже то, что пытаюсь представить перед глазами лица родителей, которым я выкупаю сейчас жизнь, помогает мало.

   Я не выдержу. Не выдержу этой дикой, одержимой его ярости.

Я. Не. Смогу!

   Его член наливается еще сильнее внутри меня.

  Становится совсем деревянным. Каменным. Колотит стенки, заставляя меня совсем потерять контроль. Впиться в его плечи ногтями так, что вижу струйки текущей по ним крови. И тихо высрикивать, хоть и стараюсь сдерживаться.

   Бадрид на миг прикрывает глаза. Его лицо искажается так, как будто это его раздирает на части нечеловеческая боль.

   И внутри меня обдает резкой, вязкой горячей струей.

   Ослепляя окончательно.

   Разрывая даже глаза на осколки этой неистовой вспышкой. Этим судорожным выстрелом.

   Обвисаю прямо на нем.

   Падаю спиной назад. Повалилась бы на ковер с его колен, если бы не продолжал удерживать за бедра.

   Ловлю распахнутым ртом воздух.

   И лишь одна. Одна мысль пульсирует в болезненных висках.

   Это закончилось? Эта пытка в прошлом?

   Почему тогда он не выходит из меня? Не отпускает?

   А его член внутри все такой же твердый. Каменный. Все так же жадно дергается и пульсирует внутри. Выбивая клеймо каждой своей вздутой веной, которую я так остро чувствую судорожно сжатыми стенками.

   Боль отступает. Я наконец могу вздохнуть. Втолкнуть воздух в по-прежнему, как тисками сжатую грудь, когда Багиров резко отшвыривает меня.

   Прямо себе под ноги. На ковер.

   Не смотрю на него. Не поднимаю глаз. Только впиваюсь судорожно пальцами в высокий мягкий ворс ковра. Чтобы не повалиться на живот окончательно.

   Между ног все горит. Пылает. Пламенеет.

   Чувствую, как горячая густая кровь стекает на белоснежный ковер, пачкая его.

   Но даже сейчас не могу пошевелиться.

– Вытри, – мне прямо на лицо летят влажные салфетки.

   Поднимаю их дрожащими руками. Занемевшими, не слушающимися пальцами.

   Неверящим взглядом сквозь слезы впиваюсь в его лицо.

   Все остальное, будто в пелене. Но его жестокие черты я вижу очень четко. Очень ярко. Как вспышку.

   На красивом. Дьявольски. Нечеловечески красивом, идеально очерченном лице нет ни одной эмоции. Пустые ледяные черные глаза пронзают меня тысячами ледяных иголок.

9 Глава 9

Прямо перед моим лицом его огромный член.

   Задыхаюсь, глядя на это огромное орудие.

   Как он вообще мог поместиться во мне и не убить?

   Смотрит четко вверх. Огромная головка, дергающаяся перед моим лицом измазана густой темной кровью. И такие же разводы почти по всей длине.

   Дрожащей рукой обвожу по самому верху.

– Сильнее, Мари. Увереннее.

   Снова лупит приказом.

   Он даже не смотрит на меня. Только на свой член. Наблюдает за тем, как я избавляю его от собственной крови.

   Молюсь о том, чтобы все все же оказалось позади.

   Начинаю тереть сильнее. Скользить, стирая следы своей девственности. Своего падения.

   Теперь меня потряхивает жаром изнутри.

   Наверное, я только сейчас, видя эту кровь, по-настоящему до конца осознаю, что со мной стало.

   Я больше не девственница.

   Я никогда не смогу стать женой. Ни первой, ни второй, ни третьей. Никем.

   Я испачкана этим мужчиной. Осквернена. По собственной воле.

   Внутри закипает отчаяние.

   И ведь…

   Ведь еще неизвестно, пойдет ли он на уступки! Пощадит ли нашу семью!

   В глубине души я все же надеялась. После того, как он на меня смотрел. Надеялась, что и правда нравлюсь ему. Что он относится ко мне как-то по-особенному.

   Чего ждала?

   Наверное, того, что он будет хотя бы нежным.

   Или и вовсе пожалеет. Позволит уйти. Пообещает, что нашу семью не тронут.

   Но сейчас. Когда даже в его глазах нет ни вспышки, ни тени того отклика, который я видела когда-то, понимаю, как была наивна.

   Нет.

   Для таких, как Багировы, не существует людей. Человеческого. Все они – мошки, пылинки под их ногами. Которых раздавят даже не заметив. Их честь. Их репутация. Их бизнес и авторитет. Это единственное, что может иметь для этих людей значение.

   Даже не верится.

   Даже не верится, насколько всего за каких-то пару часов перевернулся весь мой мир!

   Еще недавно я рассуждала о возможности выйти замуж за этого мужчину. Сходила с ума от его прикосновений. А теперь я просто вещь. Просто вещь у него под ногами!

– Открой рот, – следует новый ледяной и бесстрастный приказ.

   Только хлопаю глазами, ничего не понимая.

   Багиров резко надавливает мне на скулы, так, что мой рот распахивается сам по себе.

   Хватает за затылок. Резко дергает на себя. Насаживает на огромный вздыбленный член.

   Резко. Одним толчком. До самого упора.

   Так, что горло раздирает единым ударом.

   Он просто насаживает меня на огромный твердокаменный орган. Снова и снова.

   Заставляя вспыхивать перед глазами яркие ослепительные всполохи.

   Удар. Еще один. Еще.

   Я задыхаюсь. Я давлюсь.

   Рефлекторно судорожно выбрасываю руки вперед, чтобы защититься от его напора.

   Но тут же одергиваю, слыша его предупреждающий рык.

   Руки снова безвольно повисают вдоль тела, будто плети.

   Резкий терпкий вкус пронизывает меня насквозь. Въедается в кровь с каждым толчком.

   Я уже ничего не вижу. Не чувствую. Даже не дышу.

   Только его удары.

   Глубже. И глубже.

   Мое лицо все жестче и жестче холодной размеренной рукой вбивается в его живот. Член, кажется, пронзает до самого сердца.

   Вспышка. Еще. Еще удар. Хлесткий.

   Захлебываюсь слюной, слезами, но Багиров совершенно равнодушен.

   Удовольствие?

   Судя по его каменному лицу, этот мужчина не чувствует совершенно ничего! Просто бьет. Просто таранит. Снова и снова.

   Вбиваясь все глубже. Ударяя все сильней.

И каждый удар будто раскалывает меня на обломки. Все тело. До самых пяток. Отбивается в животе. Между ног, где все по-прежнему полыхает.

   Он дергает яростно. Вжимает в себя вдруг так, что перед глазами окончательно темнеет.

   Кислород перекрыт окончательно. Мое тело начинает конвульсивно дергаться под его железной, нечеловеческой хваткой.

   Вот и все, – мелькает на заднем плане сознания, когда горло снова пронзает раздирающей вспышкой.

   Он меня убил. И так… Даже лучше…

   И в тот же миг в горло ударяет горячая струя.

   Пытаюсь вывернуться. Отстраниться. Захлебываюсь. Давлюсть окончательно.

   Но Багиров уверенно тянет на себя. За волосы.

– Оближи.

   Отшвыривает, дав наконец мне возможность глотнуть воздух.

   Обеими руками хватаюсь за горло. Судорожно дышу. Хватаю воздух. Темнота перед глазами чуть рассеивается. Но только чуть…

   Внутри как будто по-прежнему его член. Раздирает колом.

– Облизывай. Мари.

   Его член снова утыкается в мои губы.

   Преодолеваю дичайшую судорожную дрожь.

    Все. Все закончилось. Осталась самая малость. Просто облизать. Просто вычистить языком его сперму.

   Его орган кажется раскаленным.

   Послушно наклоняюсь губами над огромной головкой. Провожу языком, замечая, как вспыхивают темным яростным его глаза.

   Теперь он смотрит. Следит за каждым моим движением. Яростно. С дико безумно горящими глазами.

   Переполненными ледянящей тьмой. Дикой озверевшей похотью. Хриплый выдох выдает, как он сейчас напряжен.

   Черт. Лучше было бы равнодушие. Такой горящий взгляд Багирова пугает еще сильнее.

Скольжу губами. Вылизываю. Стараюсь изо всех сил. Чувствую, как хватка на моих волосах становится слабее.

   Опускаюсь лицом до самого основания. До самых яиц. Вылизываю все. Провожу языком, который уже распух и горит по каждой вене. Не пропуская ни миллиметра кожи.

– Хватит.

   Отпускает меня и теперь я действительно просто падаю ему под ноги. Ноги не держат. Хочется только одного. Свернуться калачиком. Кое-как уползти отсюда. И просто сдохнуть.

   Пальцы и губы перепачканы его спермой. Почему-то резкий запах бьет в нос. Действует почти как нашатырь.

   Салфеток нет. Да нет и сил даже утереть все еще текущие слезы.

– Ты рано развалилась, Мари, – громыхает надо мной бесстрастный жестокий голос. – Я не закончил. Становись на четвереньки. Спиной ко мне.

   Я не могу подняться. Даже если бы и хотела.

   Руки и ноги просто обвисли. Только все тело ломит в мучительной судорожной дрожи.

   Но он одним рывком ставит меня на четвереньки.

   Нажимает на спину, заставляя прогнуться так, что моя голова оказывается полностью вжата в ковер.

    он резко ударяет в промежность. Жестко, с оттяжкой врываясь до упора.

   Трясусь. Дрожу. Еле сдерживаю рвотный спазм, который пронзает желудок.

   Кажется, так все уже разорвано. До мяса. Сдерта кожа, а все внутренности расплющены его огромным членом.

   Кажется, что мой крик разорвет мне барабанные перепонки, но на самом деле я только беззвучно распахиваю рот.

   Но ему все равно.

   Он бьется. Резко. Жестко. До упора.

   До тех пор, пока перед глазами окончательно не темнеет, а меня не отшвыривает на пол, как рваную тряпку.

   Тело только подрагивает, скутившись на ковре.

   Чувствую, как из него вытекает вязкая липкая влага.

   Но мне все равно.

   Я уже ни на что не реагирую. Кажется, миллиарды иголок пронзают все тело. Ногти. Волосы. Губы. Горло. Лицо.

   На меня со шлепком падают сверху влажные салфетки. Но нет сил даже пошевелить руками, чтобы их поднять.

   Последнее, что вижу, как Багиров просто переступает через мое тело и выходит. С громким стуком за ним захлопывается дверь.

   Блеск. Блеск его начищенной туфли. Прямо перед глазами. Последняя вспышка. Перед тем, как я проваливаюсь в полную и абсолютную темноту.

10 Глава 10

*   *   *

   Резкий свет бьет по глазам, когда открываю тяжелые, налитые свинцом веки.

   Горло саднит до жути. Так, что невозможно сглотнуть.

   Между ног сразу же ощущаю болезненную, простреливающую насквозь вспышку.

   Вся кожа горит. Печет.

   И даже мягкое белье, на котором я лежу, не облегчает этой боли. Наоборот. Каждое касание снова и снова заставляет меня вздрагивать.

   Глухо стону, пытаясь подняться и снова падаю в постель.

   Пытаюсь вспомнить, как здесь оказалась.

   Память подкидывает ощущение, как в полной, простреленной болью темноте, меня подхватывают чьи-то руки. Прижимают к горячей, огромной, стальной груди. Чьи-то пальцы нежно перебирают волосы, а в лицо бьет резкий запах дорогого виски.

   И несут. Бережно укладывают. Кажется, на миг я пытаюсь разлепить глаза и вижу прямо перед собой черный мрак взгляда Бадрида…

   Нет.

   Это все, конечно, бред. Просто бред воспаленного сознания.

   Он не мог принести меня сюда. Не мог нести на руках. К тому, кем я теперь стала, Багиров побрезгует прикоснуться. После всего… После всего, что натворила Алекса…

   Видимо, это мое подсознание так просто играет.

   Я вдруг осталась одна. Совершенно, совсем одна!

   Ему хочется найти защитника. Того, кто бы меня спас. И вот оно подкидывает того, кто, казалось бы, мог идеально подойти для этой роли. Того, в чьих руках власть. Того, кто единственный способен защитить. Того, кто почти убил меня вчера. Во всех смыслах.

   Со стоном протягиваю руку к стакану воды рядом на тумбочке.

   Глотаю залпом, чувствуя, как даже вода хочет вылиться из меня наружу.

   Горло тут же пронзает диким спазмом. Так, что рефлекторно обхватываю руками.

   До сих пор меня словно прошивает насквозь. С обеих сторон его обезумившими толчками. Его неистовым, огромным, раскаленным членом.

   Рядом со стаканом белая таблетка. Хватаю и проглатываю, даже не задумываясь. Если есть хоть что-то, способное облегчить мне боль, я должна этим воспользоваться.

   Но все же скорее это противозачаточное.

   Беременность рабыни уж точно не входит в планы Багирова.

   А, значит, это нужно выпить как можно скорее.

   Кажется, даже по моим костям проехались танком. Они ноют просто нещадно.

   Но, немного отдышавшись, я заставляю себя подняться.

   Пошатываюсь. Чуть не заваливаюсь на спину, сделав первый шаг с постели.

   Между ног тянет так, что каждое движение отдается острой болью. Глухим стоном.

   Но я не имею права разлеживаться.

   Вспоминаю все, что мне известно о наложницах. Они точно не получают своих комнат. Выполняют самую грязную работу. Не те, которых выбрал хозяин, нет. Те, которые пришли своим телом оплатить позор или долг. Оскорбление…

   С ними не разговаривают. Они не имеют права поднимать глаза даже на слуг. Безмолвные и молчаливые. Безымянные. Просто вещи.

   По щелчку пальцев, по первому приказу господина обязанные его обслуживать. Ублажать во всех смыслах. Всегда. Оставаясь бледной тенью. Даже есть на кухне со слугами, и то не имею права. Прав нет. Никаких. Ни прав, ни человека. Ни-че-го.

   Поэтому валяться мне точно здесь нельзя. Нужно встать. Привести себя в порядок. Пока меня отсюда не выволокли за волосы. И не отправили драить туалеты. Или какое унижение придумает для меня Бадрид? Какую кару назначит, кроме той, которую уже взял?

   Тело раскалывается нещадно.

   Таблетка все же не остудила боль. Значит, была не от нее.

   Кое-как доползаю до душа, иногда придерживаясь за стены.

   Глухо стону, когда тело охватывают теплые струи воды.

   Соски горят. Будто их плавили каленым железом. Между ног страшно прикоснуться. Все разбухло. Растерто. Все болезненно до жути.

   Но я осторожно ввожу внутрь несколько пальцев, вскрикивая от боли.

   Мне нужно проверить. Рассчитывать на доктора в моем случае смешно.

   Облегченно выдыхаю, понимая, что, кажется, разрывов все же нет.

   Только засохшая запекшаяся кровь. Много крови.

   Резкий запах вызывает тошноту. Кружит голову. Но с этим я справлюсь.

   Вымываю кожу, стараясь смыть с себя всю боль. Даже его запах. До хруста. Долго взбиваю пену на волосах. Кто знает. В следующий раз у меня может и не быть возможности помыться ароматными средствами.

   Выходя, замечаю на столе поднос с едой.

   От одного запах скручивает рвотный рефлекс.

   Но я себя заставляю. Пересиливаю. Впихиваю кусочки еды, напоминая, что должна набираться сил.

   Распахиваю шкафы. Заглядываю в тумбочки.

   Ничего. Ни клочка одежды, кроме единственного полотенца, которое обнаружилось в ванной.

   Значит, Бадрид так решил. Я должна быть обнаженной для него и всегда готовой.

11 Глава 11

– Вас надо осмотреть. Ложитесь.

   Едва успеваю завернуться в простыню, когда в комнату входит женщина средних лет.

   Не глядя на меня, она просто становится рядом с постелью.

   Это доктор.

   В белом халате. Она тут же достает какие-то инструменты и надевает перчатки.

– Я возьму анализы.

   Сухо поясняет, все так же глядя мимо меня. Куда-то в сторону.

   Молча ложусь на постель.

   Бадрид озаботился тем, нет ли у меня разрывов?

   В сущности, это, похоже, неплохой знак.

   Или он подозревает, что я могла поступить так же, как и Алекса?

  Считает, что я могла быть с мужчиной, а после устранить последствия операционным путем? Хочет меня проверить?

   Отгоняю эти мысли. Ведь, если так, то моя жертва была напрасной.

   Он не примет такого. Раздавит нас всех.

   Впрочем, если бы он думал так, то вряд ли была вчерашняя ночь.

   Наверное, просто обычный осмотр. Без всяких подвохов и подозрений с его стороны.

   Или… Забота?

– Все в порядке, – подводит итог доктор, пока я болезненно морщусь от прикосновений внутри.

– Надеюсь, вы выпили таблетку. Это от нежелательных последствий незащищенного акта.

   Только киваю. Хотя. Судя по всему, ее мой ответ не интересует вообще. Она по-прежнему на меня не сморит.

– Противозачаточные вам пропишут по результатам анализов.

   Теперь она забирает мазки. А после берет зачем-то на анализ и кровь.

   Я только молча подставляю руку.

   Стараясь, чтобы мое лицо не пылало так сильно.

   Кажется, о кожу щек можно обжечься.

   Это позор.

   Быть просто любовницей, а ведь всей правды она даже не знает!

   Я ниже. Ниже, чем просто женщина, отдавшаяся мужчине без свадьбы. Я просто рабыня. И то. Если Бадрид так решит. Если не вышвырнет и не откажется от сделки по старой традиции.

   Знает ли она, кто я? Из какого рода?

   Надеюсь, что нет.

   Пусть думает, что я одна из глупых девушек, которые ищут богатства и сладкой жизни в постели того, кто обладает властью и деньгами.

   И все же…

   Мучительно хочется провалиться сквозь землю.

   Не думала, что секс не с мужем будет гореть на моем лбу, как клеймо!

   А ведь это так. Теперь все будут знать об этом!

   Она забирает последние анализы и выходит.

   А я с облегчением выдыхаю и остаюсь наедине со своими тревогами и тяжелыми мыслями.

   Где Бадрид? Что он решил в итоге? Что со мной и нами всеми будет дальше?

   Ожидание сводит меня с ума. День неумолимо катится в вечер.

   Никто не приходит. Не отдает никаких приказов.

   Уже совсем темно, когда все же расслабляюсь.

   У него хватило жалости дать мне передышку? Только вот тревога за родных сжирает меня дотла.

   Он мог бы сообщить. Хоть бы слово. Одно. Через слуг. Простил или нет. Не более.

   Или он сам еще не принял своего решения?

   Ну, да, понимаю с горечью, лежа на кровати и бездумно глядя в потолок.

   Вчера я его точно не впечатлила. Может, и не надо было быть такой правильной. Тогда был бы хотя бы какой-то опыт, а так…

   Может, Багиров обо мне уже и не помнит.

Встань.

   Я давно уже забылась тяжелым сном, когда его резкий голос заставляет подпрыгнуть на постели.

   Грубокая ночь.

   Бадрид в темноте, полностью одетый стоит возле кровати. Как скала. Как ангел смерти. Как приговор.

– Тряпки убрать, – делает шаг, вмиг оказываясь рядом со мной. Пронзает ледяными буравящими глазами.

   Рывком отшвыривает простыню, которой я рефлекторно пытаюсь прикрыться, закрывая грудь.

   Она летит на пол.

   Но Багиров даже не смотрит на мое тело.

   Медленно расстегивает ремень. Обхватывает свой огромный член, вытаскивая его из брюк.

– Бадрид…

– Молчать! У тебя нет права называть меня по имени. Нет права прикрываться и надевать на себя что-то. Ты можешь открывать рот только для того, чтобы исполнить мой приказ и заглотить мой член.

   Резко опускаю глаза. Черт. Я снова забылась.

   Все, что могу видеть перед собой, только огромный вздыбленный, уже дергающийся и пульсирующий огромной головкой орган.

   Глухо сглатываю, прочищая горло.

   От одного его вида в нем начинает саднить и печь.

– Но…

   Выдавливаю, справляясь с приступом паники.

   Судорожно впиваюсь пальцами в простыню.

– Моя семья… Я должна знать…

   Сумасшедшая смелость, тем более, после того, как мне приказали молчать. Но я должна знать, что он решил! Должна!

– Обрабатывай член, Мари.

   Его ремень со свистом рассекает воздух у моего уха. Ударяет по матрасу с силой. Так, что я вздрагиваю.

   Он не хватает. Не дергает на себя, как в первый раз.

   Просто ждет. Ждет, пока я сделаю все сама. Водит рукой по огромному вытянутому перед моим лицом стволу, сжав пальцы.

   Голова кружится от одного воспоминания, как я задыхалась. Резкий мускусный запах нещадно бьет в нос.

   Подчиняюсь.

   Аккуратно, медленно наклоняюсь над багровой головкой. Провожу языком, чувствуя, как он становится еще тверже. Как набухают под моими руками вены, когда обхватывая пальцами обеих рук разбухший орган.

   Большой. Слишком большой. Еле обхватить двумя руками.

Сейчас уже не страшно. Даже, на удивление, не противно.

   Поражаюсь, как он сумел поместиться у меня внутри.

   Горло дерет спазмом, когда вспоминаю, как он толкался в меня прямо в горло. Кажется, даже до желудка.

   Из глаз сами по себе брызгают слезы.

   Продолжаю водить руками по всей длине.

   Облизываю головку, чувствуя, как меня всю, будто насквозь прошибает его странным, терпким, чуть солоноватым вкусом.

   Пытаюсь обхватить руками.

   Осторожно втягиваю внутрь.

   Видимо, слишком медленно.

   Вижу, как его глаза опасно темнеют.

   Из горла вырывается легкое рычание, а рука обхватывает мой затылок, резко дергая вперед голову.

   Но, как ни странно, Багиров останавливается.

   Не прокалывает меня, как в первый раз своим огромным, как раскаленная кочерга, членом до самых внутренностей.

   Останавлявается, уперевшись в самое небо.

   Дальше проползает медленно. Растягивая. Давая привыкнуть.

   И все равно слезы затапливаются в один момент. Просто хлещут фонтаном.

   Я давлюсь. Давлюсь и ничего не могу с собой поделать.

   Делает новый рывок, и воздух сразу покидает легкие. Выжигает весь кислород внутри. Жестко. Одним движением. Одним обезумевшим толчком.

   Даже не пытаюсь поднять руки и закрываться. Вывернуться. Будет только хуже. И все равно не поможет.

   Но его раздутый член медленно и плавно покидает мое горло. Слишком медленно. Так, что, кажется, каждая раздутая вена оцарапывает его. Оставляет клеймо. Выжженный след.

   Снова упирается мне в небо. До упора. Но теперь я хотя бы могу дышать.

   Хотя по факту почти и не вдыхаю. Только трясусь, как в бешеной лихорадке.

   Глотаю воздух и просто начинаю скользить обхватывая губами по всей длине. Не дожидаюсь следующего рывка, который прострелит меня насквозь.

   По тихому вздоху сквозь зубы, со свистом и запрокинутой голове Багирова догадываюсь, что ему нравится.

   Медленнее? Быстрее?

   Если бы я имела об этом хоть какое-то понятие…

– Высуни язык и открой рот, – лупит Бадрид очередным ледяным, хлестким приказом.

   Послушно повинуюсь.

   Стараюсь со стороны даже не представлять, как выглядит вся эта дикость.

   Разнузданно. Порочно. Мерзко.

   С распахнутым ртом и высунутым языком перед ним на коленях. С глазами, залитыми слезами. Напротив его вздутого воспаленного и дергающегося члена. Того, кто так совсем недавно упрекал меня в том, что я вышла за калитку отца темным вечером без сопровождения.

   Дикость. Господи, какая же это дикость! Какая лютая пропасть, в которую я на всей скорости, просто кубарем слетела!

А Бадрид обхватывает рукой своей огромный член. Скользит от основания вверх кулаком.

   И бьется. Бьется прямо в мой рот. С размаха. Выходя до конца и вновь заталкивая до упора.

   Продолжая сжимать его внизу. Только благодаря этому я еще жива. Не проникает до конца. Не протаранивает на этой бешенной скорости, которая все ускоряется, меня насквозь.

   Это длится, кажется, целую вечность. Его рывки становятся жаднее. Жестче. Яростнее.

   Он просто выдалбливает меня. Лупит, ударяясь в горло.

   Под хлипкие шлепки, что выстреливают из моего рта.  Пошлые. Влажные.

   Боже.

   Меня ведь никогда даже никто не целовал!

   А когда Алекса рассказывала про настоящий поцелуй с языками, мне становилось так дико. Как чей-то язык можно впустить в свой рот? Обмениваться слюнями? Это же непристойно…

   Скулы Бадрида сжимаются. До меня доносится тихий хриплый свист.

   Его орган у самого горла замирает.

   Твердеет. Становится таким безумно твердым, что я снова давлюсь. Пытаюсь сглотнуть, но он проталкивается дальше. Глубже. Снова в горло.

   Расширяется. Растягивает меня так, что перед глазами темнеет.

   Внутрь меня выстреливает его мощная горячая струя. Обжигающая. Переполняя своим вкусом легкие и кровь.

   Снова еле подавляю рвотный рефлекс. Сейчас нельзя.

   Хочется повалиться на постель, но я послушно глотаю все до капли.

   Вылизываю его огромный, все еще до сумасшедствия, пугающе твердый член, когда он выходит из моего рта.

   Старательно вылизываю. Медленно. Стараясь не пропустить ни пятнышка. Опускаюсь до самых яиц. Вычищаю черную поросль волос на твердом животе. Все вычищаю. Будто кошка.

   Надеясь только на одно.

   Что он успокоиться. Что ему достаточно хватило.

   Если сейчас он меня возьмет, ворвется внутрь, я просто не выдержу. И так ощущение, что с меня там содрали кожу.

   Даже при одной мысли, что он может сейчас туда войти, окончательно темнеет перед глазами и подкашиваются ноги.

   Я не выдержу. Я завою. Начну уползать, пока не выползу просто на улицу! Через окно. Прямо так. Голая. И буду ползти по дороге. До самого родительского дома. И плевать мне на все последствия. На расплату. Потому что я. Этого. Просто не выдержу!

   Еле подавляю вскрик облегчения, когда Бадрид все с тем же каменным лицом заправляет член в брюки.

   Кажется, так замираю, что даже не дышу, наблюдая за этим. Не вспугнуть. Только бы не передумал!

   Но молния на штанах защелкивается с оглушительным визгом, который приносит мне облегчением. Только сейчас чуть расслабляюсь и наконец позволяю себе спокойно вдохнуть.

– Я дал твоей семье двадцать четыре часа на то, чтобы убраться из города, – безучастно сообщает Багиров, проведя рукой по моим губам. – После этого все, чем вы владели в этом городе, будет выжжено или взлетит на воздух.

Валюсь с глухим стоном на постель, как только дверь за Багировым захлопывается.

   В горле саднит. Пальцы и кожа горят от его разбухшего члена, который до сих пор будто чувствую на себе.

   В руках.

   В горле.

   Внутри себя, раздирающей складки и влагалище огромной дубиной. Раскаленной. Разбухшей.

   Вся забита его запахом и вкусом. Вся перемазана.

   Но нет сил подняться. Пойти и смыть с себя все. Или хотя бы вытереться.

   Стон облегчения и тут же глухой удар сердца в груди. Будто я лечу в пропасть.

   Да. Черт возьми, да. Я выкупила жизнь своей семьи.

   Но…

   Я ведь продала, загубила свою собственную!

   Только теперь. Когда дикое напряжение, бесконечный страх за семью наконец отступает, я в полной мере начинаю чувствовать эту боль.

   Безумную. Раздирающую. И в своем теле и в своей душе.

   Все мои мечты. Все планы на жизнь! Яркие сны и глупые, пусть детские наивные мечтания!

   Все это уничтожено!

   Как дорогие мне вещи. Память о детстве. Мои рисунки. Наброски. Заметки, где я накидывала переводы, мечтая, что когда-нибудь счастливо выйду замуж и открою свое бюро по языкам. Ну, или маленькое туристическое агентство!

   Пусть смешно и наивно. Пусть я не мечтала никогда стать королевой. Женой главы огромного клана. Пусть. Но это была моя жизнь! Моя и мои мечты!

   И самым страшным потрясением в ней стало то, что меня вдруг унесло. Я вдруг влюбилась в жениха сестры и дико переживала о том, что могла бы стать его ВТОРОЙ женой!

   Боже!

   Вот теперь по-настоящему выкручивает, выламывает, выворачивает ребра. Насквозь. Так, что, кажется, они просто с мясом вылетают из груди.

   Будь ты проклята, Алекса! Будь. Ты проклята!

   Ради чего? Ради чего пришлось загубить столько жизней? Ради того, чтобы раздвинуть ноги перед каким-то байкером?

   Любовь, видите ли, ее накрыла!

   Любовь!

   Ценой стольких жизней и всей моей судьбы!

   Обхватываю подушку. Впиваюсь в нее зубами.

   Все, что я могу. Все, что мне остается, – это просто тихонько выть от собственного бессилия!

12 Глава 12

Бадрид

– Расскажи мне, Ингвар, как это ты вдруг решил, что можешь задержать мои поставки?

   Блядь.

   Я дожился до того, что хлещу виски прямо во время работы. Охренеть.

   И не важно, что это мой кабинет.

   В самом дорогом и роскошном клубе столицы.

   Не важно, что Ингвар сопля под ногами. Хотя кто-то, конечно, и их клан признает авторитетным.

   Это все херня.

   Главное. Что я никогда не прикладывался к спиртному больше, чем нужно. И уж тем более, не когда выясняю работу с поставками.

   Да и с чем угодно.

   В работе нужен четкий разум и крепкая рука. Чтобы не промахнуться, когда заметишь, как подозрительно моргает оппонент. Переговоры – это тоже искусство вовремя увидеть угрозу и первым выхватить ствол. Какой бы авторитетной и сильной ни была твоя семья, твоя империя.

   Всегда могут найтись отчаянные, которые хотят занять твое место. Всегда.

– Бадрид…

   Блядь. Расплывается в улыбке.

   Еще и руки в стороны расставляет, как будто я его, на хрен, лучший друг. И он обниматься предлагает. Ну, или чтобы показать, что его руки на безопасном расстоянии от ремня, за которым может быть ствол. Тогда это разумный ход. Но все равно неприятный. Морщусь.

– Это всего лишь проволочка. Всего два часа. Задержки. На перевалочных пунктах и границах сейчас оххххх, как неспокойно. Но все будет в порядке. Товар будет в свой срок. Ведь сутки не закончились. Все будет. До полуночи. Обязательно. И поверь. К нему я приложу свои искренние извинения. Почти половину моей доли. А это немало. Это то, за что мои люди могли бы жить месяц. И я примчался к тебе сразу, как только мне сообщили, что произошла задержка. Сам. Ты же знаешь. Я никогда. В жизни бы не пошел против тебя. Мысли бы не допустил напортачить. Хотя бы напортачить, Бадрид! О другом я даже думать боюсь! В мыслях другого слова не называю, когда речь идет о тебе!

   Глотаю то, что осталось в стакане. Одним махом. Больше половины.

   Да. Таможни. Границы. Поставки.

   Мой брат Роман. Который называет себя Градовым. Паршивая овца, давно покинувшая семью.

  Умудрился поднасрать так, что до сих пор разгребать и разгребать остается.

   Грохнул членов десяти! Десяти, мать его, влиятельных семей!

   Устроил нам, блядь, войну кланов. Почти, на хрен, престолов!

   Теперь каждая семья против нас ополчилась.

   Пока еще открыто выступать не решается никто. Да и хрен тут решишься. Знают. Что если ударим, то снесем одним махом.

   Но и нам взрыв делать не резон. Потому что тем взрывом и нас накроет.

   Снести может все. Дочиста. До основания.

   Потом уже никто и никогда не соберет тех осколков.

   Так и действуют. Исподтишка. Проверяют на прочность.

   Проблемы в парламентах трех стран начались с нужными нам законопроектами. Положили под стол. Под сукно, блядь. И краев не найти. Каждый божится, что проголосовал.

   И концерн наш по технологиям вдруг глюкнул. Все, на хрен, программы зависли.

   Все один к одному.

   Каждую секунду мы теряем миллиарды.

   Я даже чувствую, как они с шелестом пролетают сквозь пальцы. Каждую. Гребанную. Секунду.

   Нет. Я где-то Градова даже могу понять.

   Где-то очень сильно в глубине души. На самом донышке. Так, на уровне крупинки.

   Отец сто лет назад подписал брачный договор. Соединил его и Мириам Вольскую, дочь одного из наивысших кланов планеты.

   Ну и что, что Роман ушел из семьи и открестился?

   Договор предков, это святое. Я даже Алексу готов был в жены взять. Даже не думал оспаривать, хоть, по большому счету, из семья для нас ни интереса, ни ценности не представляет!

   Но есть традиции. Нерушимые. Вечные.

   Наши деды договорились когда-то об этом По дружбе.

   Вместе бизнес поднимали. Его дед моему в свое время жизнь спас. Из-под пули вытащил.

   Скажем, кровная благодарность. Дань уважения. Так было принято в наших семьях испокон веков.

   Но Ромка. Сначала психанул и ушел из семьи, заявив, что не желает иметь с нами ничего общего. А после и вовсе свихнулся на какой-то шлюхе. Жить с ней начал. В дом к себе привел.

   Признаю.

   Девушка оказалась не совсем шлюхой. Может, мы с Арманом даже где-то перегнули, когда выкрали ее и отправили на аукцион для богатых извращенцев.

   Но цель была правильная. Благородная. Направить наконец заблудшего младшего брата на путь истинный! Открыть ему глаза на эту шлюху и заставить все-таки жениться на девушке из правильной семьи!

   И что?

   Этот идиот просто взял и поднял мой клуб на воздух! А перед этим умудрился пристрелить десяток людей и мне руку!

   Мог пристрелить двоих. Троих. Ну, пусть и десятерых. Но, мать его, из одной семьи, а не по одному из каждого клана!

   Хотя брат вызывает, конечно, уважение. Пошел против всех. Доказал, что имеет право на собственное мнение и свой выбор.

   Проблем создал так до хера, что до сих пор душат нас всех. Но право доказал и тут я готов протянуть и пожать ему руку.

   Не признать нельзя. Не прогнулся.

   Потому что мы-одна кровь. И слабостей в нашей семье нет у ни кого. Никто слабинки не даст. Никогда. Хоть ты его продырявливай.

   Пришлось самому с отцом разговаривать. Убедить обезумевшего от ярости старика не трогать Градова и его женщину.

   Хотя он и тут успел. Так по отцу ударил, что проблем еще больше стало. Без меня справился.

   Но проблемы лезут и лезут. Как, мать его, грызуны из всех прохудившихся щелей бомжацкого дома!

– Можешь налить себе виски, – невероятно щедро предлагаю Ингвару.

    Все равно пока товар не будет на моих складах, он отсюда не выйдет.

   И мы оба это прекрасно понимаем.

   Потому и примчался. Сам. Чтобы не приволокли его сюда с простреленными коленями.

   Это серьезный товар. Крупная поставка оружия, которое уже ждут. Каждая секунда промедления не доставляет Ингвару шансов на нормальное функционированием его организма.

– Бадрид.

   Смачно отпивает мой виски. Откидывается на стуле. Даже глаза от наслаждения прикрывает.

   Да. Мой виски – это напиток богов. Нигде такого нет.

   Но, раз расслабился, значит и правда. На границах это обиженные Градовым семьи препятствия устраивают. Мой поставщик чист. Иначе продолжал бы дергаться и отказался.

– Говорят, ты семью Булатовых отпустил.

   Что, блядь?

   Вскидываю глаза.

   Чувствую, как сжимаются кулаки и челюсти.

   Кровь с полоборота закипает в венах.

   Охренеть.

   Поставщик будет рассуждать о моей личной жизни? Трепать то, что никого, кроме меня одного не касается?

   Хотя, о чем я думал. Конечно. Это феерический пиздец.

   Невеста, блядь. Невеста самого Багирова! За пару дней до свадьбы вдруг не просто оказалась не девственницей, а еще и залетела!

   Впрочем, сам факт свадьбы особенно не афишировался. Это дело скорее семейное, как и причины, по которым я собирался забрать в свой дом в качестве супруги Алексадру Булатову.

   Подробностей, естественно, не раскрывали.

   По официальной версии, у нас возникли исключительно семейные разногласия. Бизнес не сложился, который мы должны были объединить. Естественно, врач, которому Булатова поведала свою отвратительную тайну в расчете на аборт и на вшитую девственную плевру, получил достаточно денег за свое молчание.

   Да и не смертник же он, в конце концов. Не террорист-фанат – самоубийца. Чтобы о таком хотя бы подумать кому-нибудь сказать.

– Говорят, сестра у нее была?

   Ингвар совсем, кажется краев не понимает.

   Наливает себе третий стакан.

   Болтается спиной на стуле так, как будто бы он в каком-нибудь притоне.

– Удивительной красоты, говорят, сестра. Ходят слухи, что она жизнь Булатовых и выкупила. Рабыней твоей стала. По традиции.

– Кто говорит?

   Медленно, тяжело вздергиваю бровь.

   Рука опасно обхватывает стакан.

   Но Ингвар и не замечает.

– Рабыня же по традиции потом всем слугам достается? – дальше гнет свое. – Я бы хотел… Если возможно… Я бы ее купил у тебя потом, Бадрид. Говорят, она реальная красавица. Княжеской красоты… Такой. Классической. Несовременной. Такой днем с огнем теперь не найти. Да и я… Я фото видел. Самому реально интересно стало. Чтобы ты! Сам Бадрид Багиров кому-то хоть какой долг простил? Никто не знает, за что ты их выгнал из города. Но грех наверняка был. Все знают, что ты справедлив. Но ты никогда Никому. Ничего. Не прощаешь. А тут… Видимо, горячая штучка, раз прощение вымолила у тебя. И я подумал… Ну тебе же плевать, все равно уже будет. А я бы ее себе наложницей взял. Пощади девчонку, а? Чего отдавать красоту на растерзание? Отдай потом мне, как наиграешься. Я серьезный выкуп за девку заплатить готов.

   Пиздец.

   Рука работает сама.

   Резко. Одним движением.

   Впереди мысли действует.

   Секунда, – и нет у меня поставщика.

   Только дырка во лбу и растекающийся по столу шикарный виски.

13 Глава 13

– Бадрид!

   Окидываю недобрым взглядом тут же появившегося за звук выстрела Рувима.

– Поставки пришли. Все укомплектовано. А ты… Его..

– Убери здесь, – откидываюсь на спинку кресла, доливая себе до верха новую порцию виски.

   Блядь.

   Погорячился.

   Однозначно.

   Но рука дернулась сама.

   Поставщик, партнер и кто угодно не только дело должен уметь делать. И делать его в сроки. Хорошо, грамотно и качественно.

   Нужно понимать еще, о чем ты говоришь!

   Мария.

   Сжимаю зубы так, что начинают крошиться.

   Блядь.

   Как видение.

   В пелене будто появилась передо мной, когда увидел.

   Никогда не морочился со всей хренотенью.

   Чувств нет. Их не существует. И сердце, если и дергается, то это уже проблема. Тут к врачу обращаться надо.

   А женщина? Что, в сущности, такое женщина?

   Достойная семья. Спутница, умеющая промолчать и знающая, что когда сказать. Мать, которая выносит детей.

   И секс.

   Не обязательно с женой, естественно.

   Жгучих страстных любовниц можно держать у себя гаремом.

   Правда, и их распустил. Каждая из них получила довольно щедрые отступные, съехав из моих домов. Ровно перед тем, как я отправился на знакомство с невестой.

   Не дело. Не дело бросать пятно на семью. Особенно перед свадьбой. Даже при том, что семья Булатовых низшего уровня. Но это моя будущая семья. И я в ответе за то, чтобы ни пятнышка, ни единой сплетни не проскользнуло.

   Сжимаю стакан так, что он разлетается в руке. Отшвыриваю, наливая новый. Жадно глотаю, чувствуя, как жар разливается по горлу.

   Но не расслабляет.

   Блядь.

   Все внутри бугрится, как налитое железом. До ломки.

   Увидел же ее, и реально, сердце таки дернулось.

   Резко. Как оборвали. Даже потемнело в глазах.

   А после. После вспышка. Как луч солнца, что заставляет ослепнуть вмиг.

   И вот такая она…

   Мария…

   Вдруг встала передо мной с этим сиянием.

   Я такой не видел. Миллионы женщин перепробовал, но такой не встречал.

   Глаз оторвать не мог. Весь вечер только она перед глазами.

   Невеста, Александра оказалась просто обыкновенной. Пустышкой с пустыми ужимками.

   Как все.

   Красивая. Вежливая. Ухоженная. Умеющая себя подать и вести вежливый разговор. И… Никакая.

   Впрочем, я особо даже и не присматривался. Так, наблюдал краем глаза.

   Но Мари…

   Черт. Реально. Просто посмотрела. Одна тихая улыбка. Незаметная. Как мираж или иллюзия. То ли и была, а то ли нет.

   И глаза ее. Огромные. Как алмазы.

   Робко подняла и тут же опустила.

   И сжалось.

   Сжалось и ударило. Прямо в самое сердце.

   Так, что, блядь, дух сперло.

   Никогда.

   Никогда я, Бадрид Багиров, не терял ледяного спокойствия.

   А теперь.

   Так и остался бы стоять. Зачарованный.

   Чуть не рванулся забрать ее.

   Тупо забрать и послать все к чертям.

   Всю свадьбу, все договоренности предков.

   Долг. Традиции. Честь, в конце концов.

   Чуть не рванулся.

   Впервые в жизни.

   Но ясная голова превыше всего.

   Это был миг. Иллюзия. Помутнение.

   Я никогда не забываю, кто я. И уж тем более, не забуду о том, что слово дано. Пусть даже и не мной лично. Предком. Дедом. Семьей.

   Это кровь. Это честь. И слово обратно не забирают.

   Никогда.

   Позор хуже смерти. А слово нарушить – разве не самый страшный позор?

   Хотя…

   Поступок моей невесты показал мне все грани бесчестия. И того, каким бывает позор на самом деле. Ниже которого просто некуда падать.

   Все тело передергивает с отвращением.

  Опрокидываю новый стакан виски. Залпом.

   Мерзость.

   Чуть было не связался со шлюховским отродьем.

   Не бывает одной-единственой паршивой овцы в семье. Семья это кровь. А, значит, у Булатовых вся кровь гнилая. И этой гнилью мог бы пропитаться мой наследник.

   Что ж. При таком раскладе хорошо, что истинная сущность невесты и ее семьи раскрылась.

   Но такой плевок в лицо…

   Сжимаю кулаки.

   Их надо было уничтожить. Выжечь дотла прямо внутри их дома.

   Надо было.

   Позор может быть смыт только кровью.

   А я никогда. Ничего. Не прощал. Никому и никогда.

   Потому что прощать это слабость. А слабостей мужчина, тем более, из рода Багировых, допускать не способен!

14 Глава 14

– Бадрид.

   Окидываю взглядом Армана, что пытается усесться в кресло напротив.

– Подожди, – взмахиваю рукой. – В другое присядешь. Сейчас  Рувим принесет.

   Ингвара уже вынесли. Но надо приучить помощника, что мебель тоже стоит менять после такого.

– Ты пьешь? В кабинете?

   А вот и второй брат. Давид.

   Собрались, надо же. Как на свадьбу.

– Да. Я пью, – пожимаю плечами.

– Поверить не могу, что ты их отпустил!

   Арман хватает со стола бутылку и вливает прямо в горло.

– Я бы на твоем месте тоже бы нажрался в хлам, – закидывает ноги на стол, опускаясь в новое принесенное кресло. – Но брат… Я бы нажрался в хлам и расхерачил все, что попадется под руку! Их дома! Их вещи! Их бизнес и людей. Раздавил бы. Размазал. Со всей на хрен яростью! Ты мог бы дать ей прорваться, а не пытаться сдерживаться! Тут не тот случай! Вот совсем.

– Я бы стрелял, – кивает Давид. – Молча. В упор. Сначала ту, которая называлась невестой. Потом всех остальных из рода. На глазах у тех родителей, что вырастили такое гнилье.

– Так как же так вышло? Что ты. Ты отпустил эту семью, брат? Такого не только не было в нашем роду, такого никто бы и представить себе не мог! Мы карали за меньшее! До самой дальней родни! Чтоб и памяти о таких людях не осталось! Ни памяти, ни могил, ни тех, кто бы мог на те могилы прийти!

– Я не узнаю тебя Бадрид, – Арман качает головой и снова тянется за виски. – Ты мне сломал руку. Безжалостно. Молча. И без эмоций. Когда в двенадцать лет я просто взял то, что принадлежало тебе. Поиграть.

– Украл, – напоминаю, прикрывая веки. – Каждый должен помнить о том, что на чужое посягать нельзя. Этот урок дался тебе на всю жизнь, Арман.

– А сейчас? Сейчас разве на твое не посягнули? Бадрид! Объясни нам! Как? Как и почему ты их отпустил?

– Ты не прав, брат, – Давид ухмыляется, глядя на сжимающего кулаки и челюсти Армана.

– Бадрид из нас всех самый выдержанный. Самый мудрый. Это мы с тобой полетели бы палить и крушить все без разбора. Да. Но наш старший брат не такой. Я уверен. Ты же наверняка все продумал, да, Бадрид? Сделал вид, что отпустил. Дал надежду. Возможность этим подонкам вдохнуть воздуха. Поверить, что эта мерзость им обошлась! Нет! Только поверить! Что. Можно. Плюнуть. Багировым. В лица. А после совершенно спокойно уйти! Это надо быть совсем отчаянным идиотом. С отбитыми напрочь мозгами. Конечно, ты так просто их не отпустишь. Наверняка ты задумал страшную. Лютую месть. И тем она будет для них страшнее, что Булатовы уверены, что ты сохранил им их поганые мерзкие жизни!

– Да, брат, – кивает и Арман, делая глубокий долгий глоток.

– Ну, вот в такое я еще могу поверить, потому что… Потому что реально, все в шоке. Все. Я за нас с Давидом молчу. Мы знаем, почему так вышло и в полном ахуе. Но остальные. Да все семьи сейчас выжидают. Ждут, как ты поступишь дальше. Все. Хоть и не знают причин, но всем понятно. Чтобы ты отказался от этой свадьбы, должно было быть страшное преступление с их стороны! Так что выжидаются все. Твоего ответного, настоящего удара. И мы, Бадрид, выжидаем его больше всех.

– Но скажи, – теперь уже и Давид тянется к бутылке.

– Понимаю. Ты наверняка придумал очень жесткую месть. Но! На хрена! Ты. В свой дом! В собственный, мать твою! Взял эту девчонку? Дочь поганого отродья не должна собой марать даже воздух, которым мы дышим!

– Нет. Я понимаю. Женщин после такого надо пускать в разнос. Всех. И мать непутевую, и младшую дочь и уж тем более эту суку. Это же не женщины. Это, блядь, дно такое, которое даже в «Энигме» продавать клиентам, как игрушки, непристойно.  Охране отдать. Привселюдно чтоб драли. На глазах у всех. Прямо во дворе. Да хоть отморозкам потом отдать. Самым голодным уголовникам. Или извращенцам из тех, что любят по последнего издыхания трахать, играя в свои больные игры. Алексу! Эту дрянь! В первую очередь! И даже, на хрен, их конченного отца! Но отпустить, а младшую дрянь оставить в доме! Что ты задумал, брат? Реально. При всей фантазии. Я не понимаю!

– Даже если она сидит у тебя в собачьей будке и наручниках и жрет с земли, – хмуро кивает Арман. – Я тоже понять не могу. На хрена. Эта шваль. В твоем доме.

– Я. Не собираюсь. Давать отчет. Никому в этой ситуации.

   Сжимаю руки в замок.

– Ты что, брат? Какой отчет? Мы же не за этим! Мы семья! И просто пришли тебя поддержать!

   Арман, как всегда, начинает психовать. Похож. Похож на брата-близнеца. Тот тоже всегда вскипал, как спичка. До пара из ушей.

   Так и ушел из семьи. На своих психах. С раздувающимися от дыма ноздрями.

   Но я знаю.

   Импульс и эмоции – самое дно. Наворотить можно таких дров, каких потом могильщик не растащит с твоего тела.

   Никак не вытравил в брате эти его порывы. Вон и сейчас. Он уже готов крушить все вокруг. Даже кулаки сжатые дрожат. И ноздри раздуваются.

– Понимаю, – протираю пальцами виски. – Все понимаю, братья. Но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Это личное дело. И только мне его решать.

– Конечно, брат.

   Оба понимают. Поднимаются. Арман таки захватывает со стола бутылку, прикладываясь к ней уже на ходу.

– Конечно. Но мы ждем. Ждем твоего решения и твоей расправы. Оооооо, я даже представить не могу, какой она будет страшной!

– Надеюсь, в этот раз ты не решишь справляться со всем сам! – кивает Давид. – В таком у меня даже пальцы горят поучаствовать! И есть идеи! Но план, конечно, твой!

– Мы ждем, брат! Ждем, когда все по-настоящему начнется!

   Братья выходят, громко хлопнув дверью.

   Дьявол!

   Челюсти хрустят до крошева зубов.

   Сам не замечаю, как в руке лопает стакан, а кулак жестко опускается на стол.

   Твою мать!

   Слабость.

   Слабость, это трещина, которая разрушит на хрен человека изнутри.

   Один. Один единственный раз ты допустишь слабость и можешь себя закапывать. Сам.

   Откидываюсь в глубокое кресло, тяжело протирая виски.

   Я и слабость. Это несовместимо. Никогда. Никогда я не давал трещин и слабинок!

   Прикрываю глаза, глотая уже по-плебейски. Из горла. Как Арман.

   Блядь.

   И все равно.

   Она перед глазами.

   Такая, какой увидел в первый раз.

   В этой, блядь, солнечной дымке света.

   И дергает.

   Снова дергает, сука, в сердце.

   Рвано. Резко. Жестко.

   Так, как будто руками она его держит и на себя тянет.

   Губами своими. Нежными. Розовыми.

   Глазами огромными черными распахнутыми. Как два черных солнца. Как, блядь, два алмаза черных.

   Улыбкой своей невесомой. Запахом. Каждым изгибом тела. Каждым движением.

   И закипает.

   Внутри все просто закипает.

   Кровь дымиться так, что все тело начинает реветь.

   Закипает бешенной. Безумной. Отчаянной яростью.

   Сметая на хрен все мое хладнокровие.

   Слабость.

   Я и слабость это несовместимо!

   От девчонки надо избавляться.

   Удивительно, как я вообще выслушал ее просьбу.

   И даже сумел прикоснуться. После всего.

15 Глава 15

*   *   *

Мари.

  Я просто сижу, как птица в клетке.

   Поначалу металась и вздрагивала от каждого звука. От каждого шороха.

   Дергалась.

   Боялась, что войдет Бадрид.

   Даже не знаю, чего боялась больше.

   Того, что просто появится.

   Полыхнет своими мрачными, злыми, прожигающими яростью и ненавистью глазами.

   Снова дернет на себя. Заставит обслуживать.

   Заглатывать его член или раздвигать перед ним ноги.

   Льда его черного, страшного в глазах. Злобы его. Того, с какой силой меня брал.

   Или другого.

   Того, что придет и просто вышвырнет. Скажет, что передумал. И все отменяется.

   Да.

   У меня было время подумать.

   Верно ли я поступила, пойдя на эту страшную жертву? По сути, загубив свою собственную жизнь?

   Возможно, был другой выход.

   Быть может, учинив расправу над семьей, меня Бадрид бы не тронул. И был бы не так жесток с ними, как того требуют нравы и негласные законы… Ведь он…

   Боже.

   Сердце до сих пор дергается.

   Дергается так, что приходится прижимать к груди ладони. Чтобы не вырвалось.

   От нашей первой встречи. От тех искр, что пролетели, когда он просто коснулся меня рукой.

   И не могу. Не могу не думать о том, насколько все могло было бы быть иначе! С ним…

   Ведь тот разъяренный зверь, который меня брал, холодно и жестко, совсем не тот Бадрид, какого я встретила! Не тот, каким он мог бы быть со мной… Не тот…

   Но нет.

   Я отметаю иллюзии. Сжимаю руки в кулаки, царапая ладони, чтобы отрезветь.

   Он не простил бы. Я не выпросила бы у него ни своей жизни, ни жизни нашей семьи. Выхода, другого выхода не было!

   Но какая участь теперь ждет меня?

   Тело постепенно перестает гореть.

   Как ни странно, оно приходит в себя быстро.

   Тягучие ощущения во влагалище еще тянут. Внутри все подергивает. Но… Почему-то от этих ударов внутри какое-то странное тепло отдается в сосках…

   Прислушиваюсь к собственным ощущениям, просто стараясь унять нервы.

   Я стала женщиной. Это странно. До жути. И неважно, как.

   Изменилось ли что-то во мне?

   Не знаю.

   Но ощущение как будто в теле появилась какая-то струна. Натянутая до предела. Дрожащая. До звона. До разрыва.

   Три дня.

   Три дня я так и проторчала в этой комнате!

   Никто не появился.

   Никто со мной не заговорил.

   Только поднос с едой регулярно появлялся в комнате.

   Его приносила хмурая женщина средних лет с поджатыми губами.

   Не глядя на меня. Даже не поднимая глаз.

   Просто оставляла еду на столе, а после убирала.

   А я, естественно, так и не решилась с ней заговорить.

   Да и зачем?

   Вряд ли в этом доме я смогу завести друзей или хотя бы поговорить с кем-то нормально, по-человески.

   Ну, а про мою дальнейшую участь она наверняка ничего не знает.

   О том, чтобы повернуть ручку двери и попробовать выйти, даже и речи, естественно, нет. Кто я? Я даже не имею право на собственное имя. И уже тем более, на то, чтобы осматриваться в коридорах. Дома своего хозяина.

   Хозяина.

   Ведь я теперь его рабыня.

   Как он со мной поступит?

   Ледянящий страх оцепляет изнутри.

   Как поначалу я боялась, что Бадрид снова придет и начнет меня брать. Грубо, жестко. Резко.

   Настолько же сейчас ждала.

   Ждала, чтобы хоть немного прояснило мое будущее.

   Что он сделает со мной?

   А может, лучше бы не знать.

   Иногда ожидание лучше той реальности, в которую ты попадаешь.

   Остается только надеяться, что он просто обо мне забыл. Уехал. У него много дел, и уж точно не до какой-то там девчонки.

   И что он все же сдержал слово.

   Ведь слово Бадрида Багирова нерушимо, да?

16 Глава 16

*   *   *

Бадрид.

– Лузанские перекрыли нам границы, – цежу сквозь зубы в главном офисе.

   Той же ночью пришлось вылететь.

   Проблемы с поставками Ингвара просто хрень собачья по сравнению с тем, что началось уже через пять минут.

– Все. Все стоит. Абсолютно.

   Твою мать.

   Мы достигали своего состояния и положения долго. Годы. Десятки лет.

   По-крупному шла игра. Всегда по-крупному.

   С самыми высокими ставками. А самая высокая из них – жизнь.

   Но кто не готов рискнуть даже ею ради того, чтобы достичь того, до чего мы дошли?

   И в нашей империи войны не было уже годы. Годы!

– Это не главная проблема, – семейный совет собрался за круглым столом.

   Братья и помощники. Самые надежные. Самые верные.

   Те, кто нам как семья.

   Других в помещении нет.

   Все, кроме отца.

   Его пока не посвящаем.

   Главу рода. Главу империи. Держим в стороне.

   Сами. Сами должны решать вопросы!

   Тем более, что вся это война таки началась именно из-за еще одного нашего брата.

   Роман. Роман, мать его, Градов. Так он себя называет с тех пор, как плюнул против святого и ушел из семьи.

   Именно он нарушил волю отца. Решил отказаться от договорного старого брака. С одним из древнейших и сильнейших родов!

   Мало того, что посеял вражду между нами и Вольскими! Нет! Этого мало!

   Ему приспичило еще и пострелять. Прямо в моем заведении.

   И все ради той пигалицы, которую он выбрал себе в жены! Ради того, чтобы ее не продали одному из них!

   И вот результат.

   Война.

   Настоящая.

   Без переговоров. Без условий.

   Десять родов ополчились на нас.

   Никакой дипломатии. Только грязные игры.

   Только хитрость и сила. И вопрос лишь в том, как далеко мы им позволим зайти.

   Одной силой прогибать и нужно. Только так возможно. Иначе…

   Иначе камня на камне от нас и от нашей империи ни хрена не останется.

   Брат!

   Скриплю зубами, сжимая в замок пальцы.

   Вот кто бы угодно мог так подставить. Спланированно. Задуманно.

   Но нет. Этот идиот просто пострелял всех и подорвал на хрен клуб ради того, чтобы забрать свою девчонку!

   Ну, и показать свою силу, не без этого.

   Все-таки, у нас одна кровь.

   И я, наверное, поступил бы точно так же.

   Поэтому надо решать. Самим. Пока отец не узнал и не вмешался.

   Роман, конечно, давно ушел из семьи. И сейчас сам по себе.

   Но если Карим Багиров узнает, что он устроил, он просто уничтожит Романа! Просто сметет с лица земли!

   Это пока он умылся. Молчит, хоть тот и пошел против его воли. Но при таких раскладах…

   Не пожалеет.

   Убьет. И его, и его женщину и детей.

   Платить по счетам – это тоже нерушимый закон Багировых. Мы не прощаем. Никогда. Никому. Ничего.

   Прощать и закрывать глаза – слабость.

   А слабаков уничтожают. Это вопрос времени.

– На одной из границ реальная стрельба началась, – Арман закидывает ноги на стол, не обращая внимания, как я морщусь.

  Ладно. Сейчас это неважно.

– Наши машины с товаром подорвали по дороге в Эмираты, – добавляет Давид, а мне остается только еще сильнее стиснуть зубы.

– Это не одна семья. Не только Лузанские. Нас обкладывают со всех сторон.

   И не просто обкладывают.

   Действуют дерзко. Нагло. Нахрапом.

   Это уже не просто исподтишка перекрыть границы. Так, что не сразу догадаешься о наезде и о том, кто конкретно за ним стоит.

   Это уже вызов.

   Пока маленький, но предвестник самой настоящей жестокой войны. Кровавой войны. Насмерть. До полного краха.

– Надо ехать, Бадрид.

   Братья поднимаются. Полная готовность.

   Спокойны и собраны, как всегда во время опасности и угрозы.

   Как и должно быть.

– Нет.

   Откидываюсь в кресле.

– Ехать на разборки, которые нам устроили и отбиваться это не вариант. Надо ударить в ответ. По самому для них ценному. Иначе нам войны не выиграть.

   Блядь. Сжимаю кулаки.

   В конце концов, первый удар пошел от нас.

   По-хорошему, если разобраться, то каждая из их семей в своем праве!

   Дурак. Мой брат просто идиот.

   Ну, как можно было просто. Так тупо. Палить по всем без разбора? Не думая ни о каких последствиях!

   По сути дела, эти люди пострадали ни за что.

   Всего лишь из-за его дикой одержимости девчонкой. Желанием ее забрать из клуба и уничтожать всех, кто встанет на его пути.

   Хотя они и не становились. Они просто пришли, как обычные посетители.

   В мой клуб!

   И не обычные, а самые что ни на есть элитные! При этом, постоянные.

   Зная, что никакой угрозы для них в месте, принадлежащему нашей семье нет и быть не может!

   Правда, Арман девчонку Романа туда приволок. Заставил танцевать. Выставил на аукцион.

   Все мы в ответе. Все.

   Но Роману в любом случае не стоило так горячиться!

   Мать твою!

– Будем готовить решающий удар, – чеканю, чувствуя, как сводит челюсти. – Но прежде я попробую нанести визиты. Переговорю с каждым. Принесу наши извинения и предложу компенсации. Любые. Любые!

   И это правда.

   Потерь, конечно, может быть немерянно. Непредвиденно.

   Но и наша вина прямая. Надо быть справедливым. Виноваты мы. Багировы. И неважно, что все это нелепая случайность. Что Ромка с катушек слетел и озверел.

   Наша вина.

– Серьезно, Бадрид?

   Арман вскидывается.

– Молчи. Ты молчи. Привезти туда девчонку была твоя идея. Люди пострадали ни за что. Я должен принести извинения, Арман. Запомни. Если ты неправ, неважно, какая за тобой стоит сила. Ты неправ и все. И должен извиниться. Даже перед тем, кто стоит на сто шагов ниже и не представляет для тебя угрозы. Будет война, значит, мы должны быть к ней готовы. Но прежде… Прежде нужно попытаться решить вопрос мирным путем. Полностью признав свою неправоту перед этими людьми.

– Надо было ее вышвырнуть подыхать в пустыне. Тогда Роман даже если бы и приехал, то выжигал бы только песок.

– Значит, надо было, – сжимаю пальцы. – Мог бы предвидеть, что он слетит с катушек. Землю вывернет. Пусть он ушел из дома в двенадцать, но характер и натура наши. Ты бы умылся, если бы твою женщину выкрали? Попустил?

– Оказалось, что мы его совсем не знали.

– Знали. Просто нужно было думать. Предвидеть. Понимать. Такой своего не отпустит. И никому не позволит на него влиять. Как и все мы. Одна кровь, Арман. Одна кровь. Одна натура. Хоть с мясом выдри все воспоминания о семье. Хоть меняй сто раз фамилии и отчества. Натуру не изменишь. Никогда.

– Это нелепый план, – Давид тяжело поднимается. – Они тебя просто убьют, как только ты покажешься на пороге. Надо бить в ответ. И выезжать на места.

– Это мой долг, Давид. Долг.

– А ты? Ты сам-то что? Выслушал?  Пришли к тебе после такого с повинной головой и что? Денег бы взял? За смерть сына? Отца? Брата?

– Бадрид. Давид прав. Ты идешь на верную смерть.

– Выезжайте на места. Разберитесь со стрельбой и с закрытыми таможнями. Занимайтесь всеми очагами, что, чую, сейчас начнут полыхать один за другим. И нет. Я бы не простил. Не стал бы разговаривать. Но я должен хотя бы попытаться пока урегулировать вопрос как можно с наименьшими потерями. И Давид. Найди мне Санникова. Он знает все и обо всех. Через него мы проследим, кто откуда наносит удары.

– Санникова? – Давид присвистывает.

– Я знаю, что ты с ним уже связывался. Да. С лучшим другом брата, о котором мы не говорим все эти годы. И который устроил нам все эти проблемы.

– Ты знаешь, какую цену он берет за свои услуги? Наивысшую. Безоговорочный долг. За помощь Санникова ты будешь обязан никогда не вмешиваться в его дела. И выполнить любую просьбу, с которой он к тебе придет. Это очень высокая цена, Бадрид. Я бы сто раз подумал.

– Иногда нужно принимать цены, не торгуясь, брат. На сегодняшний день выхода у нас нет.

17 Глава 17

*   *   *

   Элитные девочки извиваются на шесте.

   Три дня.

   Три дня пришлось потратить на то, чтобы встретиться с семьями.

   Ожидаемо, ни одна из них не приняла на себя ответственность за то, что творится в нашей империи.

   А оно творится.

   Разрастается.

   Перебоев все больше.

   Начинают пропадать люди.

   Надежные. Проверенные. Те, с которыми работали не один год.

   Три дня переговоров. Предложений. Попыток пойти еще каким-то мирным путем.

   Они должны понимать.

   При всей жажде мести, не у каждой из семей есть такая сила, чтобы пойти против нас.

   Не у каждой. Но если все они соберутся вместе….

   Скрежещу зубами, сжимая челюсти.

   Брат. Родной брат, и чтобы так подставить? А все из-за чего? Из-за того, что нету здравого смысла!

   Девчонка! Как бы он на нее ни запал. Женщина. Слабость. Она губит. Губит!

   И не одного! Целую семью! Целый клан! Империю, что выстраивалась десятки лет!

   Одна. Единственная. Слабость.

– Что решаем?

   Арман и Давид уже в сборе.

– Пока ждем ответ. Я сделал много щедрых предложений. Настолько щедрых, что можно переступить через себя и свою гордость. Надеюсь, это поможет. Но готовимся к ударам в ответ. Напрямую. Наповал. Что Санников?

– Пока молчит. Говорил же. Вряд ли он станет с нами работать. Но я сам кое-что нашел. Тут пара файлов с информацией, – Давид протягивает черную флешку.

– Тут реально все объединились против нас, брат. Конечно, исподтишка. Пока прямо никто о себе не заявит и не выступит. Пока все выжидают, бросая против нас ресурс.

   Да.

   Кроме прочего, это шикарная возможность свалить империю Багировых. А после разделить пределы власти. Когда бы еще им выдалась подобная возможность? А так и повод есть.

– Таможни я пока открыл. Пришлось менять руководство на уровне страны, – Арман, как всегда, успел. – Несколько перестрелок, несколько больших корпораций, счета которых заморозили. Пока препятствий в нашей работе быть не должно.

– Хорошо, – киваю, откидываясь в глубокое кресло.

   Нужно расслабиться. Отдохнуть. Перед решающим ударом, если мои доводы не подействуют.

   Щелчок пальцев, и Айя, лучшая из девочек, игриво покачивая обнаженными бедрами, спускается со сцены.

   Привычным жестом опускается на колени, расстегивая молнию брюк.

   Умелая. Привычная. Идеальный способ расслабиться.

   Поднимает на меня глаза, и, облизав ствол по всей длине, заглатывает на максимум. До упора. Сразу.

   Только вспышкой перед передо мной другие глаза.

   Яркие.

   Как два черных алмаза.

   Огромные. Как драгоценность, которой нет на свете.

   Полные слез и чего-то такого, от чего сердце снова дергается.

   Резко. Неистово.

   Так, что в висках колотить начинает.

   Мари…

   Блядь, кажется, я говорю это имя вслух. Оно само вылетает из сжатой челюсти.

   И член дергается неудержимо.

   Обхватываю длинную копну рыжих волос рукой и яростно начинаю вбиваться в глотку Айи.

   Даже она, привычная, дергается, как рыба на песке.

   Задыхается. Захлебывается. Пытается упереться мне в пах руками и отстраниться.

   Но я не останавливаюсь. Долблю. С бешенством. С яростью. До упора. На максимум.

   Так, что влажные шлепки и хрипы перекрывают музыку в клубе.

   Член просто каменный. Как будто сто лет женщину не трахал.

   И где-то в глубине души закипает глухая ярость.

   Другую. Другую хочу.

   Дико хочу. До одури. До помутнения рассудка.

   Другие глаза и имя. Это имя. Мари.

   Хочу, чтобы она на меня смотрела.

   Вбиваться. Вколачиваться. Ласкать.

   Проводить пальцами по распухшим губам. Слышать ее стоны.

   Изучать каждую грань тела.

   Трогать. Ласкать. Распробовать вкус.

   По-настоящему распробовать.

   Как она пахнет. Как дрожит, когда распахнуть ее и прикасаться везде. Изучать все ее потайные точки.

   Раскрывать. Запахом ее напиваться. Блядь. Какой у нее сладкий запах.

   Пригубил, а ведет.

   Ведет так, что три дня на переговорах от этого запаха отмыться не мог.

   На коже. На губах. Внутри себя чувствовал.

   Империя может рухнуть. На щелчок.

   Концентрация внимания должны быть на максимум. Один просчет, и можно потерять все.

   А у меня только девчонка перед глазами.

   Нежная.

   С запахом этим ее одуренным.

С той, блядь, улыбкой, которую увидел в первый раз.

   И член дергает до ломоты. Со всех суставах будто ломка. И там, под ребрами, рывком. Жестко. Почти навылет.

   Прикасаться к ней не надо было. На порог нельзя было отребье это пускать.

   Мараться.

   Но нежное тело перед глазами. Так и сияет фарфоровой белизной.

   И под руками бархат ее кожи. Ее губ. Пухлых. Упругих. Мягких.

   И приходится каждый раз сжимать кулаки.

  Всполохами перед глазами, как брал бы ее. Как ласкал. Как доводил бы до одури, до истомы. Снова и снова. Как бы имя мое выкрикивала и касалась руками, изнемогая.

   Женщин так не берут, как я ее взял. Так берут только шлюх.

   И от этого ядом внутри странная, тягучая дрянь разливается.

   Разливается так, что запить ее, выжечь из себя хочется.

   Но разве она не шлюха?

   Она и того не заслужила.

   Никогда бы не принял такую. Никогда. Ни за что бы не простил.

   Любая другая просить бы решилась, вышвырнул на задний двор. К псам. Без тряпок.

   Но я взял.

   Пусть грубо и с яростью. Да! Потому что не шлюхой. Потому что иначе ее хотел.

   С самой первой встречи. С самого начала.

   И удержаться не смог. Не смог не тронуть. Не прикоснуться.

   А хотел убить.

   С того самого момента, как передо мной появилась.

   Как сбросила свой ничего не прикрывающий халатик.

   Одного хотел.

   Вцепиться рукой в эту нежную шейку. И переломить. Посмотреть, как вспыхнут и расширятся огромные глаза, что на крючок меня поймали. В которых я почти утонул. Впервые, на хрен, в жизни, утонул!

   Шлюха. Дешевая же шлюха. Как и ее сестра.

   Пришла телом выторговывать их поганые жизни.

   Под любого бы легла. Любому отдалась бы.

   Руки пачкать о такую противно.

   Но я…

   Блядь, я еще на руки даже поднял.

   Измученную.

   В постель отнес.

   И прижимал.

   С каких-то херов прижимал к себе.

   Смотрел на тихое лицо. Гладил волосы.

   Это надо вытравить. Вытравить из себя. Одним ударом. Навсегда. Навечно.

– Хватит, Айя, – отшвыриваю девчонку, понимая, что совсем сейчас забью своей яростью. И все без толку. Как ни таранюсь, а передо мной другие. Блядские. Ядовитые глаза. Того отродья. – Свободна.

   Она валится на пол, судорожно ловя горлом воздух. Хватается на шею.

   А та? Та тоже хваталась?

– Бадрид, – Арман отпускает ту, что выплясывала у него на коленях.

– По-хорошему тебе скажу. Раньше нам не пришлось бы ждать трех дней. Даже трех часов ждать бы не пришлось после того, как мы кому-то что-то предложили.

– Все знают. Мы приходим с батогом и пряником. Не примешь дар, получишь удар, от которого не оправишься.

– И все говорят. Что Багировы больше не способны на настоящий удар. После того, как ты отпустил семью Булатовых.  Рустам даже бизнес какой-то ведет до сих пор.

– Согласен, – Давид шлепает по голому заду ту, что успела его ублажить. – Из-за этого поступка наш авторитет упал до нуля. Что ты дальше собираешься с ними делать, брат? Это твой удар. Мы вмешиваться не вправе.

   Да.

   Скриплю зубами, наливая себе первый за три дня стакан виски.

   Член стоит просто адски, мешая здраво рассуждать.

   А под руками будто горит ее кожа. Соски. Упругие. Маленькие. Острые, как камушки. Нежно-розовые. Такие упругие, от которых жар разносится по всему телу. Простреливает. Обжигает. Кровь вскипает на раз.

   Выдохи ее рваные.

   И упругость.

   Охренеть, какая упругость внутри, в ее теле.

   Я такого тела, кажется, даже не видел. Хрупкая. Нежная. Бархатная везде. И внутри.

   Внутри она рай. Сладость. Нектар. Пища богов.

   Тысячи женщин у меня было. Тысячи, а, может, и десятки тысяч.

   Но никогда. Никогда такой не видел. Не прикасался к такому телу. Никогда такой к себе не прижимал, не пробовал.

   И никогда. Кровь. Не кипела так при одной мысли, при одном всполохе воспоминания о женщине.

   Вспышка – и кожа ее под руками.

   Как бред. Как наваждение.

   Еще одна, – и ее рваный стон, что пробивает кожу. Насквозь.

   И тело. Все ее тело под моей кожей.

   Упругие бедра. Грудь, – сочная, что в ладонях сжимается. Губы.

   Мягкие. Упругие. Нежные и страстные одновременно.

   Я, блядь, еще с первого прикосновения к этим губам знал, что удержаться невозможно. Как только пальцами провел. Прикоснулся. Невесомо.

   Тут же обожгло. Пронзило всего насквозь. До затылка.

   Уже тогда въелась.

   И глаза.

   Глаза эти невозможные.

   Царапают.

   Нет ее, а будто взгляд на меня поднимает.

   Нежный. Томный. Сверкает черными алмазами.

   И царапает. Прямо под ребрами. Царапает так, что растереть грудь себе хочется. Вырвать это оттуда. Изнутри. Пусть даже ребра превратятся в крошево. Но вырвать!

   Они оба правы.

   Нас просто перестали бояться после этого.

   После того, как я впустил в дом эту девчонку. И не смог. Не смог удержаться. Пеленой накрыло. Впервые в жизни.

   И даже думать не о чем.

   Я не должен был идти на эту сделку.

   Когда тебя оскорбили, плюнули в лицо, а после этого еще и предлагают откуп, это, по сути, еще один плевок. Двойное оскорбление.

   Вытрись и прими оплату, как собака, за то, что тебя унизили.

   А кто берет плату за такое, об того бесконечно можно вытирать ноги. Готов стерпеть любое унижение.  Это ниже дна.

   И я. От этой платы не смог, не смог отказаться!

Сердце разрывало ребра, когда она стояла передо мной!

   Такая нежная. Такая чистая, как мне казалось.

   И пусть я понимал уже, пусть знал, что она из семьи, где не следуют ни чести, ни законам, а, значит, как и ее сестра, способна на самое мерзкое, а все равно мне веяло от этой девочки чистотой.

   Если бы ствол у виска держали и требовали отпустить семью, я плюнул бы в лицо и рассмеялся. Принял бы пулю, но честь бы не попрал. Никакого откупа не то, что бы не принял, даже за один разговор о таком шею бы свернул.

   Бадрид Багиров и плата за унижение? В страшном сне такого не представил бы!

   Хоть сейчас и предлагаю такую же плату другим.

   Но в том-то и вопрос. Они другие.

   А я…

   Я не смог удержаться. Отказаться от нее. От  женщины, что впервые заставила мое сердце дрогнуть.

   Не смог.

   Потому и обрушился на нее со всей яростью.

   Холодно, как настоящую шлюху, брал снова и снова.

   Не ее. Себя раздирал, когда врезался в нежное тело. Когда видел, как искривляется от боли ее чувственный, манящий рот.

   Разве она может чем-то отличаться от той, другой, что залетела от чужака? Без свадьбы, да еще и перед самой свадьбой с другим?

  Не может.

   Один род. Одно воспитание. Одни и те же устои.

   Не удивлюсь, если она даже знала о разгульной жизни своей старшей сестры. Просто та, что поманила меня, опьянила, она моложе. Дать ей время, и пошла бы по рукам, как и первая.

   Все понимал. Все.

   Каждый толчок в нее клеймил мою кожу и нутро ожогами.

   Я сам себя предавал, не в силах отказаться от предложенного откупа. Предавал дважды.

   Сам себя унижал и втаптывал в грязь. Одним лишь тем, что позволил ей переступить порог моего дома.

   Сам себе плевал в лицо и утирался, чувствуя, как семя выстреливает из самого нутра.

   За оскорбление, страшное, кровное, платы не берут. Не берут!

   Стучало в висках.

   А я не мог остановиться. Снова и снова брал ее. Эту плату. Снова и снова вколачивался в нежное тело. В упругие губы, которые почти свели с ума…

   Размазывая не ее. Самого себя. И себя же ненавидя.

      Плевок. Она еще один плевок мне в лицо. Лютый. Страшный. За который убивают.

   И пусть его можно оправдать традицией. Пусть я беру взамен чужих жизней девственность и тело. По сути, всю ее жизнь, до ее последней капли.

   Но суть не меняется. Я, Бадрид Багиров, взял плату за оскорбление. Сам себя этим вывалял в грязи.

   Еще не поздно все переиграть. Еще. Не поздно.

   Избавиться от девчонки или отправить ее шлюхой в один из клубов. Продать с аукциона. И разобраться с остальной семьей.

18 Глава 18

Мари

   Уже совсем глубокая ночь.

   Я проваливаюсь наконец в очередной больной сон, как тут же подпрыгиваю на постели.

   Дверь в грохотом распахивается.

   Так резко, так мощно, что, кажется, ее просто вынесли.

   Слетела с петель.

   Но мне двери не видно.

   Бадрид.

   Он закрывается собой весь проход.

   Своим огромным исполинским телом.

   Обхватываю себя руками и в ужасе просто отползаю подальше.

   Жмусь к спинке кровати.

   Он смотрит исподлобья.

   Рвано дышит.

   Опустив голову, рассматривает меня.

   Глаза светятся яростью. Таким гневом, что просто бьет по коже, заставляя ее биться в крупной дрожи.

   Он пожирает этими светящимися, дьявольски горящими в темноте глазами.

   Сжирает меня, срывая все.

   Я не обнаженная под его взглядом. Он срывает кожу.

   И будто убивает этими глазами.

   Так, что задыхаюсь.

   Будто чувствую на своем горле огромную тяжелую руку.

   О Боже.

   Он разъярен.

   Разъярен и совершенно пьян!

– Бадрид…

   Говорю тихо.

   Пытаюсь унять эту ярость. Как-то успокоить тихим голосом.

   Отползая медленно. Все дальше. Пока окончательно не впечатываюсь в стену…

– Бадрид…

   Но он не двигается.

   Только стоит в проходе, прожигая меня этим дьявольским, запредельным огнем.

   А после…

   После в один шаг оказывается рядом.

Резко хватает, сбрасывая простыню.

   Боже. Он в ярости. Пьян. И совершенно невменяем!

   Как сам дьявол.

   Пытаюсь сжаться, но это бесполезно. Бессмысленно.

   Он резко дергает меня на себя. Одним жестким рывком.

   Шумно, как дикий зверь втягивает воздух у моего лица. Будто выпивает. Всю. Насквозь.

   И прожигает.

   Прожигает этими горящими глазами.

   Будто уже входит внутрь. Насквозь. Полностью. Заставляя кипеть и сворачиваться кровь внутри.

   Один его взгляд, один его вдох опаляет всю кожу.

   Заставляет гореть.

   Диким безумием разливаться что-то в самой глубине.

– Бадрид…

   Голова сама бессильно откидывается назад.

   Но он тут же ловит мой затылок.

   Дергает на себя.

   Впивается твердыми губами в губы.

   Жестко. Резко. Ядовито. Яростно.

   Подчиняя.

   Сжигая меня дотла.

   Ударяет языком внутрь, яростным ударом раздвигая мои губы и зубы.

   И этот удар прошибает насквозь. Все естество. До самой груди. Под ребра. Вниз живота.

   Я будто наполнена им. До предела. Так, что и выдохнуть не могу.

   Он разбивает. Порабощает. Вбивается в самую суть. Размалывает меня на ошметки.

   Резко толкается до самого горла.

   Быстро. Резко. Часто.

   Полностью, раз за разом вышибая из меня дыхание.

   Моя кожа горит.

   Все внутри полыхает безумием. Жаром.

   Его ярость вбивается в меня.

   Вбивается и опаляет.

   И так же резко вдруг отшвыривает на постель.

   Я уже выжата.

   Этим безумным напором.

   Полыханием глаз, что продолжают меня прожигать. Этим странным огнем, который, кажется, вытянул из меня все силы.

   Даже не шевелюсь. Просто не могу. Просто не способна!

   Одним рывком он срывает с себя одежду.

   В мгновение нависает надо мной своим огромным, разгоряченным до невозможности, телом. Таким горячим, что, кажется, у меня останутся ожоги.

   Его безумие никуда не делось.

   Наоборот. Глаза, кажется, потемнели еще больше. Еще сильнее горят яростью.

   А огромный вздыбленный член уже впивается в меня. По животу своей каменной тягучей твердостью. Раздавливает внутренности через кожу там, где так резко вдавился.

– Мари…

   Его глаза становятся просто черным пламенем.

   Но…

   Он не набрасывается. Не начинает резко вбиваться в меня, как раньше. На полную мощность. Терзая и разламывая все тело на кусочки.

   Не отрывая взгляда, проводит рукой по щеке.

   Так нежно. Так дико и запредельно трепетно, что внутри меня все сжимается. Все начинает дрожать.

– Блядь… Мариииииии…

   Я не знаю, чего ждать. Не знаю, что делать с ним рядом. Что сделает он…