Читать онлайн 30 нажатий. 2 вдоха. Как спасают жизни бесплатно

– Почему никто телефон не взял, Командир? – Я бегу за лысым человеком со шрамом и сама боюсь того, что разговариваю с ним. Он вызывает у меня чувство уважения вперемешку со страхом. – А если там…

Он не дает мне договорить. Резко останавливается и поворачивается. Впервые я вижу в нем не солдата, а человека.

– Что «если»? А если там беременная жена или пожилая мать? Ты что им скажешь? Что их муж или сын лежит в черном мешке в труповозке? Ты готова взять эту ответственность на себя?

Мне двадцать два

– И чего ты мне подмигиваешь? – Небольшого роста, крепко сбитый мужчина сидит напротив меня и ест пельмени. Он абсолютно лыс, через всю его голову проходит шрам.

– Командир, хорош молодежь пугать. Поехали. У нас вызов: ДТП с зажатым на МКАДе. – В небольшую комнату в центре Москвы входит крупный бородатый мужчина, стриженный «под бобрик».

2008 год. Мне 22, началась моя первая смена в качестве спасателя в этом отряде. Каждого из них я вижу первый раз. И… боюсь на них смотреть. Их трое. Они огромны, серьезны, и каждый как минимум лет на десять старше меня. Я просто молчу и слушаю, молчу и слушаю…

Лысый быстро встает, закидывает в рот пару недоеденных пельменей и, надевая по дороге боевку, уходит заводить автомобиль. Он старший и водитель.

Я вскакиваю за ним, выбегаю из комнаты. В коридоре судорожно пытаюсь натянуть боевку. Рукав никак не хочет пролезать в куртку на три размера больше. Каска выпадает из рук, и подшлемник вываливается из нее.

– Ну что, молодежь? Страшно? Адреналинчик пошел? Да ты не торопись, там подождут… – раздается дружный мужской смех.

Третий огромный мужчина подхватывает мою каску.

– В машине оденешься. Давай, мелкая, шустрей! – Его зеленые огромные глаза смеются.

Подбегаю к машине и сажусь в самый дальний угол. Пытаюсь натянуть на голову каску. Понимаю, что забыла подшлемник.

«Ну и фиг с ним», – проносится в голове. Сердце колотится, руки трясутся.

«Я же ничего не знаю, ничего не умею. Вот на хрена я сюда пришла? Надо было в танцы идти». Страх стучит в висках… Страх вперемешку с адреналином.

– Ну, куда прет? Магнезию ему внутрипопочно послойно! – Стриженый мужчина хватает громкоговоритель и на всю трассу, практически «по матушке», пытается растолкать впереди едущие машины. Сирена орет так, что даже внутри машины от нее нет спасения. Голова начинает постепенно опухать.

– Доктор, барышню нашу в краску вогнал.

– Привыкнет… Косой, ошейник возьми.

Машина прорывается по крайней левой полосе, несется изо всех возможных для нее сил. Мы сидим в старенькой «газели», доставшейся новому отряду по наследству. Она загружена разнокалиберным оборудованием. В этот момент мне кажется, что она весит несколько тонн, не меньше.

Перед машиной выскакивает новенький черный «мерседес». В такой машине и под двести разгонишься – не почувствуешь. Не то что в нашей «газели». 120 – и… взлетаешь! А многотонный зад заносит на поворотах.

– Товарищи милиционеры перекрестились, – раздается с переднего сиденья бас.

– А я еще и описался, похоже. – Зеленоглазого и меня заносит в бок, и я больно ударяюсь об аптечку, когда наша «газель» выскакивает на перекресток и проходит его на полном ходу боком, дрифтуя многотонным задом.

Командир выравнивает машину, и мы гоним дальше, пытаясь догнать «мерседес».

– Уступаем дорогу спецтранспорту! Уступаем дорогу спецтранспорту! – стриженый мужчина орет, сирена воет.

– Да не ори ты! Я его догнать не могу!.. Блин! – водитель тихонько матерится.

В машине раздается смех. Я понимаю, что тоже смеюсь. Страх начинает отпускать.

Водитель «мерседеса» нажимает на газ и уходит в горизонт. А мы под звук сирены несемся изо всех возможных сил нашей «газели» на ДТП с зажатым пострадавшим.

– Вон там! Под шаланду вошла машина. Кабриолет. Думаю, там живых нет. – Мужчина со шрамом притормаживает автомобиль. – Слышь, Марин, ты выставляешь конуса. Держись рядом и никуда не лезь.

– Хорошо! Только я Катя, – отвечаю и вжимаюсь в кресло, посильнее затягивая каску.

– Да не тяни ты ее так, а то шеей крутить не сможешь. – Косой расслабляет тугое крепление на моей каске. Дышать становится легче.

В машине вдруг наступила тишина. Смех и шуточки прекратились. Мужчины сразу постарели лет на десять, наверное.

С левой стороны через поток машин стоит автомобиль – тягач с открытым полуприцепом – шаланда. Под ним – нужная нам машина. Она въехала полностью, крышу срезало. Как, видимо, и голову человека, сидящего на переднем сиденье.

– Доктор, докладывай! Прибытие.

– По адресу прибыли. Разведка. – В ответ рация зашипела.

Машина остановилась, и двое мужчин в касках выскочили, схватив аптечку и шейный воротник – «ошейник», чтобы перебраться через ограждение, пока машина будет разворачиваться.

– Да куда вы ломанулись?! Некого там спасать. – Лысый мужчина резко нажал на газ и включил сирену.

Я осталась в машине.

Адреналин пульсирует в висках. Чувствуется, как он разбегается по венам и дрожь охватывает всё тело.

Мы с Командиром подъезжаем к месту аварии. Я выскакиваю из машины, хватаю конуса и бегу огораживать место происшествия. Руки сами знают, что делать. И через пару минут я уже стою рядом с мужчинами.

В машине на переднем сиденье – человек. Доктор проверяет пульс. Хотя это не нужно: машина вошла под шаланду, голова мужчины на переднем сиденье резко и неестественно отклонена назад. Живых в машине уже нет.

– Мгновенно. Думаю, он даже не понял. – Лысый мужчина стукнул меня по спине. – Если что, отойди. Там кусты есть. Ну, если блевать потянет.

Мне не дурно. В висках до сих пор пульсирует кровь. Эмоций нет. В голове начинают появляться мысли: как его оттуда достать?

– Погоди, малая. Хватит на тебя подвигов. Надо следственный комитет дождаться.

Водитель шаланды бледен, ходит от одного к другомуи всё бормочет себе под нос:

– Я же выставил знак! Ну как же? Как же он не заметил?

Так проходит минут десять.

Приезжают следователи, карета скорой помощи, труповозка, еще один спасательный отряд. Пока следователи опрашивают и фотографируют, мужчины обсуждают, как доставать тело. Я стою рядом и слушаю, слушаю…

«Мертвых достаем, как живых», – в голове звучат слова преподавателя по проведению спасательных работ.

– При помощи троса доставать будем? – вырывается у меня.

Мужчины оборачиваются, и наш старший с легкой улыбкой говорит:

– Да! Вы всё присоедините, а я движение остановлю.

Ребята начинают быстро бегать, четко и слаженно работать. Я слушаю, помогаю.

Человек сидит на переднем сиденье и как будто ждет, что его машину вытащат и он поедет дальше.

– Не, ты смотри! Одна армейская задница перекрыла весь МКАД! – Косой останавливается и начинает смеяться.

Человек со шрамом перекрыл, полностью перекрыл одну сторону МКАДа.

Все начинают смеяться, следователи – даже фотографировать.

– Чего ржете? Давайте шустрей! – армейский, четко поставленный голос перекрикивает шум машин и смех.

К машине присоединяют трос и аккуратно, обезопасив всё и вся, потихоньку вытягивают из-под шаланды. Потом гидравлическим инструментом доснимают крышу, отжимают торпеду, чтобы освободить тело.

Я беру черный трупный мешок у труповозки и расстилаю его на земле. Все вместе мы аккуратно вынимаем тело молодого мужчины и кладем в мешок.

Дальше начинается оформление документов. Взаимодействия с другим отрядом, со скорой и труповозкой, с полицией и следователями. Наша работа закончена.

Я снимаю каску и вдыхаю воздух. Осенний. Легкий. Сладкий.

Мой взгляд случайно падает на машину. Только сейчас я замечаю маленькое розовое платье, небрежно лежащее возле разобранного автомобиля. Не детское – кукольное. Кто-то, видимо, случайно забыл его в машине.

Я засмотрелась. Из задумчивости меня вывел звонок. Телефонный звонок. Я лезу в карман. Но это не мой телефон. Я оглядываюсь и вижу, как мои ребята тоже проверяют свои телефоны. И тут я понимаю, что звонит совершенно чужой телефон. Телефон владельца маленького розового платья.

Он лежит на капоте машины. Черный недорогой телефон. И звонит. Вокруг стоят мужчины. Кто в каске, кто в форме, кто в пиджаке и куртке. А телефон звонит и звонит. Звонит и звонит… Но… никто не берет трубку. Они смотрят, как зачарованные… Телефон звонит… Розовое платье гоняет по асфальту ветер.

– Так, Док, докладывай. Закончили. Один горняк. Поехали, а то еда совсем остыла. – Командир первым нарушает тишину, разворачивается и быстрым армейским шагом направляется к машине.

– Почему никто телефон не взял, Командир? – Я бегу за лысым человеком со шрамом и сама боюсь того, что разговариваю с ним. Он вызывает у меня чувство уважения вперемешку со страхом. – А если там…

Он не дает мне договорить. Резко останавливается и поворачивается. Впервые я вижу в нем не солдата, а человека.

– Что «если»? А если там беременная жена или пожилая мать? Ты что им скажешь? Что их муж или сын лежит в черном мешке в труповозке? Ты готова взять эту ответственность на себя?

Я замолкаю, сажусь на заднее сиденье машины. А в голове так и крутится эта картинка: розовое кукольное платье гоняет по асфальту ветер и на капоте автомобиля звонит, звонит, звонит… телефон.

Это было мое первое, но далеко не последнее ДТП. И первый, наверное, труп. Во всяком случае, первый запомнившийся.

Именно там, на МКАДе, рядом с этим розовым платьем, я поняла, что никто из нас, не работающих в экстренных службах, не знает, что происходит в этом городе. Каждый живет своей жизнью, не задумываясь о том, что происходит вокруг.

Мы теряемся, когда что-то выпадает из размеренного темпа нашей жизни.

Видя, как что-то случилось, мы часто думаем, будто кто-то что-то сделает. Поможет, позвонит… Но если так подумают все?

Если вы на своем пути увидели ДТП, не проезжайте мимо. Даже если вы не знаете, что делать. Наберите 112. Скажите адрес, сколько людей пострадало, есть ли разлитие топлива.

Точный адрес позволит спасателям и скорой приехать вовремя. От количества пострадавших будет зависеть, сколько карет скорой помощи вышлют на ДТП (в Москве есть правило: 1 пострадавший = 1 скорая). Поэтому, если остановились, посмотрите вокруг: может, кто-то выпал и лежит на обочине, или разлилось топливо. Об этом необходимо сообщить оператору.

Не нужно вытаскивать зажатых людей, если нет угрозы для их жизни (возгорания автомобиля, взрыва). Вы можете только навредить. Делайте это, только если вы уверены, что пострадавшему станет хуже, если вы его не будете трогать. В среде спасателей есть правило: людей не вытаскивают из машины, а разбирают машину вокруг человека, чтобы не навредить.

Это основной принцип оказания любой помощи: НЕ НАВРЕДИ! Не сделай хуже, чем было до тебя!

Ну и самое главное: сначала обезопасьте себя (огородите место ДПТ знаком, другим автомобилем), а потом помогайте. Прежде чем подойти к месту ДТП, убедитесь, что вам ничего не угрожает (несущиеся автомобили, к примеру).

– Вы же не можете просто взять и уехать! – Я хватаю круглого лысого мужчину за руку.

– Вы ее к себе можете взять? Удочерить? – Наступает тягостная тишина. Мужчина мягко освобождает свою руку из моего захвата.

– Вот, и я так думаю! Выбросьте это из головы. – Мужчина, похожий на бочонок с пивом, садится в лифт, и двери за ним закрываются.

Слетевший памперс

– Так ты залез или нет? – рация заорала на весь двор.

– Да погоди ты. Тут окно хлипкое. Аккуратно надо, – прошипел мужской голос в ответ.

Осень. Листья почти совсем облетели, обнажив стволы деревьев. Моросит неприятный, мелкими осколками, дождь.

Мы втроем стоим на балконе третьего этажа кирпичного дома где-то в центре Москвы.

Втроем – это я, Командир и бабушка голубоглазого чуда, смотрящего на нас из-за балконной двери.

– Это очень хорошо, что листья уже опали. А то вы могли бы долго простоять тут, – я успокаиваю пожилую женщину и укутываю ее в куртку от своей боевки.

– Теперь даже в туалет буду носить с собой телефон. – Она застегивает куртку.

На нас с той стороны балконной двери смотрит девочка лет трех. Голубоглазая кудрявая блондинка. Она спряталась за стоящий посередине комнаты диван. Из-за него виднеется белый памперс с мишками и кудрявая голова.

Квартира маленькая, уютная, аккуратно убранная. На стуле лежит только что поглаженное белье. В таких квартирах пахнет свежестью и выпечкой. В дальнем углу работает телевизор. Там показывают «Машу и Медведя». Повсюду разбросаны игрушки и детские книжки.

Несколько минут назад мы с Командиром по трехколенной лестнице залезли на балкон. Док пошел осматривать дверь, а Косой стал искать открытые окна.

Дверь оказалась новой, добротной. Изнутри закрытой на два замка и щеколду. Балкон милый голубоглазый ребенок тоже умудрился закрыть на щеколду так, что нужно ломать дверь.

А вот Косому повезло больше. Окно в кухню оказалось открытым. И он полез в него, чтобы открыть балконную дверь изнутри.

Зеленоглазый шатен снял с себя практически всю лишнюю амуницию, чтобы не испугать ребенка. Аккуратно, чтобы не зацепить пожарными сапогами и не снести растущие в горшках на подоконнике бархатцы, он влез в окно по лестнице.

Прошел по небольшому коридору и очутился в комнате. Один на один с ребенком.

– Привет, не бойся, – мужчина присел на корточки и улыбнулся.

А вот рацию выключить забыл.

– Да откроешь ты дверь когда-нибудь или нет?! Мы уже совсем мокрые под этим дождем! – Рация заорала именно в тот момент, когда Косой уже почти подошел к девочке… и оп-п-п.

Первый и пока единственный раз я видела, как ребенок какает так быстро и много, что падает памперс.

Косой быстро подошел и открыл балкон. Белокурая бестия, потеряв памперс, унеслась в другой конец комнаты и спряталась за телевизор.

Напуганная и замерзшая бабушка, отбросив двухметрового Косого в сторону, влетела в квартиру, добежала до ребенка и схватила его. На глазах у нее выступили слезы.

– Ребята, спасибо вам, – женщина взяла одеяло и замотала в него внучку.

У Дока зазвонил карман боевки. Это был оперативный телефон.

– Да, приняли. Время выезда – 19:10. – Он убрал телефон обратно в карман. – Поехали! Вызов! Дверь открыть. Человек сутки не отвечает.

Плавность милой картины, запахи выпечки и уюта сразу сменились быстрыми движениями.

Лестницу сложили, оборудование убрали в автомобиль. И через несколько минут наша «газель» неслась под вой сирены на следующий вызов. Открывать дверь, за которой пожилой человек не отвечал больше суток.

– Слушай, ты, армейская задница, смотри до чего ребенка напугал. – Косой прикручивал камеру к каске, сидя на заднем сиденье.

– Не, Косой, это она на твою красоту так среагировала. Очаровашка ты наш! – Док хлопнул его по плечу. Всё. Машина взорвалась смехом.

Он не дотянется

Ночь. Я выхожу из машины и вижу звездное небо. Декабрь. Зимний воздух очистился от смога, и звезды, хоть их и немного, ярко сияют. Под ногами похрустывает белый снег. Несколько часов назад был сильный снегопад, и люди еще не успели утоптать его. На улице пахнет морозом и детством.

Мы приехали в кооперативный дом с закрытым двором. Кирпичные высотки с разными уровнями этажей. В каждом подъезде – консьерж, ковер и живые цветы в горшках.

Мы заходим в один из таких типовых подъездов. Вызываем лифт и поднимаемся на двенадцатый этаж.

На выходе из лифта нас встречает молодая женщина в голубом шелковом халате, тапочках с красными помпонами и с розовым мусорным ведром. У нее красные глаза и мурашки на руках.

– Вы вызывали? – Командир выходит из лифта первым.

– Да, сюда, пожалуйста. Ярик закрылся на нижний замок, – она зевает и пытается посильнее завернуться в халат. Халатик еле доходит ей до колен, обнажая стройные и красивые, но уже начинающие синеть от холода ноги.

Лестничная клетка на четыре квартиры с однотипными дверями.

Дом новый. Построен уже в двухтысячных годах в районе Бауманской. Квартиры свободной планировки.

– У вас что, всем такие двери ставили? По стандарту? – Косой осматривает дверь, проверяя на наличие закрытых замков. – Бронепластина. Только бензорезить. Хорошо, что ваш Ярик только до одного замка дотянулся.

Молодая женщина утирает уголком халата слезу.

– Он же еще совсем маленький. Я не думала, что достанет, – она ежится, пытаясь еще сильнее запахнуть халат на груди.

– Возьмите куртку. – Командир снимает верх боевки и отдает женщине. – Давно вы вышли мусор выбрасывать?

– Около двух часов назад. Он вроде спал. Я выкинула, дергаю дверь. А она закрыта. И только смех из-за двери. Пыталась с ним договориться, а он смеется. Не понимает, что надо сделать, – женщина начинает плакать.

– А чего сразу не позвонили? – Док подходит к женщине.

– Телефон в квартире забыла. Думала, смогу уговорить. А как поняла, что нет, до соседей пыталась достучаться.

– В следующий раз без телефона не выходите.

– Угу, – женщина начинает всхлипывать сильнее.

– Сколько ему лет? Сейчас он с вами разговаривает? – я меняю тему разговора.

– Три. Молчит, мне кажется, он уснул, – она уже начинает рыдать взахлеб.

– Сейчас откроем, – Косой подходит к женщине и дает ей платок. – А муж ваш где?

– Косой, блин… – Командир осекает его.

– Да может, у него ключи есть?

– Ага. – Док и я подходим к двери.

– Мужа нет, – женщина улыбается Косому.

– Бензорезим? – спрашиваю я у Командира.

– Да, давай. Так быстрее будет. Косой, возьми все подписи, – мужчина со шрамом дает зеленоглазому папку с документами.

Косой, аккуратно приобняв женщину, отводит ее в сторону и подписывает документы на согласие о вскрытии двери и отказ от претензий за причиненный ущерб.

Я подхожу к двери и осматриваю, где лучше делать пропил.

– Командир, а помнишь тот случай с памперсом много лет назад?

– А, это когда от красоты Косого памперс у ребенка упал? – Мужчина со шрамом немного оброс, но шрам виден по-прежнему хорошо.

– Ага, – я улыбаюсь ему в ответ, надевая каску. Завожу бензорез. – Я вот думаю, почему родители и бабушки такие самонадеянные. – Закрываю забрало каски, нажимаю на газ и приближаю диск бензореза к двери. Раздается скрежет металла о металл, и в разные стороны фейерверком разлетаются искры.

Дверь открывается через несколько минут.

Хрупкая женщина отталкивает огромного Косого в сторону так, что он ударяется головой о косяк, отпихивает меня с бензорезом и влетает в квартиру.

Мы за ней. Везде пусто. И только в дальней комнате на диване, свернувшись калачиком, спит мальчик трех лет.

Он даже не замечает нашего прихода. Как и нашей работы. В отличие от соседей, которые появились в дверном проеме с явным намерением рассказать нам, какие мы тихие и замечательные.

– Сколько можно?! Вы мне ребенка разбудили! – Дородная женщина в розовых бигуди и розовом длинном байковом халате с синими цветами отстраняет своего мужа, явно засмотревшегося на совсем оголившиеся ноги мамы Ярика. – Завела не пойми от кого ребенка и не следит, – потом перехватывает взгляд мужа и отстраняет его своим бюстом из квартиры.

– Пойду разберусь, – Док вздыхает, забирает бензорез и уходит в направлении стоящих в дверях соседей.

Слышен звук закрывающейся двери, и наступает тишина.

Я осматриваю малыша. Он даже не просыпается.

– Удивительно, как он не плакал и уснул без вас. Не испугался.

– Он немного необычный у меня, – женщина виновато улыбается и укрывает малыша пледом.

– Завтра вызовите ребят, которые вам двери ставили. Они должны всё поменять. Дверь же на гарантии? – Командир нарушает неудобно повисшую тишину.

– Да, конечно. Спасибо вам огромное.

Командир забирает свою куртку, и мы прощаемся с женщиной.

Мы оставляем ее с так и не проснувшимся от шума сыном, выходим из квартиры и прикрываем за собой дверь.

Садимся в лифт и уезжаем в декабрьскую ночь.

– Косой, а ты чего телефончик не взял? – смеюсь я.

– Не люблю, когда женщины меня бьют, – отвечает он и потирает шишку на лбу. – Да и жена против будет.

Мы выходим на улицу, Док закуривает.

– Это точно.

Мы начинаем смеяться.

Малыш захлопнул дверь в квартиру или закрыл на балконе бабушку. Всегда все говорят одно и то же:

– Ну, это не могло с нами произойти. Он же еще совсем маленький. Мы думали, не достанет.

Могло и может. Достанет. Маленький ребенок, когда он уже пошел, напоминает стихийное бедствие.

Чтобы не ломать дверь, не трепать нервы:

• снимите задвижки ВЕЗДЕ;

• идете на балкон, в туалет, мусор выкидывать – берите с собой телефон;

• если все-таки это произошло, звоните в 112; обязательно скажите, что в квартире маленький ребенок! Приедут очень быстро и, конечно же, бесплатно откроют дверь.

А лучше просто не оставляйте детей одних.

Маруся, или Это тоже норма

Двери лифта открылись. Перед нами оказались девочка лет пяти и женщина с сумками. Девочка была одета в пальто на несколько размеров больше. Она пряталась за спину женщины.

– Вы вызывали? – Косой вышел из лифта первым, держа в руках бензорез. За ним шел Командир с чемоданчиками, следом Доктор с аптечкой. И замыкала странное шествие в касках я с «хулиганом» с кувалдой наперевес.

– Да. Не могу дверь открыть, она на щеколду изнутри закрыта. Мама не отвечает, – сказала женщина и резко отпихнула ребенка: – Маш, иди погуляй.

– Но я не хочу, там холодно, – девочка съежилась, посильнее закутавшись в старенькое пальтишко.

– Привет. Как тебя зовут? – Я передернула плечами, вспомнив ветер и моросивший на улице дождь. – Пойдем к окошку, покажешь мне, где ты любишь гулять.

Я поставила к стенке «хулигана» с кувалдой и взяла девочку за руку. Она спокойно, безропотно и даже с радостью увела меня к окну. Начала рассказывать про своих друзей и вытащила книжку из-за мусоропровода.

– Это мой тайник, – по секрету на ухо сообщила мне девочка, – я всегда там свои сокровища прячу. Там папа их не находит. Раньше я прятала под кровать, но однажды папа нашел там мишку и унес. И теперь я прячу здесь. И папа, даже когда странный, ни о чем не догадывается.

– Док, заводи бензорез. Скорую вызовем, когда откроем, – громкий мужской голос послышался из-за угла. Девочка схватила свою книжку и убежала смотреть, что же там происходит.

Мужчины в касках и боевках начали вскрывать дверь бензорезом. Раздался дикий шум, и искры полетели во все стороны. Ребенок стоял в стороне и смотрел как завороженный.

Через несколько минут дверь поддалась натиску крутящегося диска, огрызнулась железом и открылась.

Бабушка Маши тихо сидела в дальней комнате, подогнув ноги под себя, улыбаясь и глядя в одну точку. Старый пес неохотно поднял голову и гавкнул, больше для порядка, когда мы вошли в квартиру. Бабушка не обратила на нас внимания, и пес с чувством выполненного долга, положив голову на лапы, продолжил дремать.

– Мам, ну почему? Почему ты не открывала? – Женщина вбежала следом. Она начала трясти мать. И та на мгновение очнулась.

– Лена, ну зачем ты так кричишь? Сейчас я доварю кашу, и мы пойдем с Машей гулять. – На столе рядом с кроватью лежала целая горсть таблеток.

– Мама, ты забыла их принять?

– Ну, конечно, зачем они мне? – Пожилая женщина встала с кровати. – Ой, какие симпатичные мужчины. Вы ангелы?

– Извините, мама состоит на учете в психдиспансере. Она никогда не закрывалась на задвижку. – Молодая женщина поставила сумки с продуктами на пол.

Вокруг нее царил хаос. По углам были аккуратно разложены кучи каких-то непонятных тряпок. Мебели, кроме бабушкиной кровати и небольшой детской кроватки со стопкой газет вместо одной ножки, не было никакой.

Обычная квартира в типичной московской «панельке», где-то в одном из спальных районов города. Оборванные обои в коридоре, вместо вешалки – забитые кривые гвозди. На столе в кухне – пустые трехлитровые банки; холодильник тоже пуст: только бутылка кефира и банка соленых огурцов. И запах, запах старой собаки, за которой несколько дней никто не убирал.

– Ребенок спит здесь? – паузу прервал Командир. Он стоял в дверях комнаты, держа в руках каску.

– Спасибо, что дверь открыли. Дальше мы сами. – Машина мать сгребла часть хлама с детской кроватки.

– Я еще раз повторяю вопрос: ребенок спит здесь? – Мужчина со шрамом положил каску рядом с бензорезом и вошел в комнату.

– Я сказала, что больше нам помощь не требуется. – Женщина беспомощно оглянулась вокруг. Она напоминала загнанного в угол зверя. – Поймите! Игоря посадили. Я устроилась на работу. У нас теперь всё будет хорошо.

– Вы понимаете, что мы не можем так оставить с вами ребенка? – Это моя первая такая квартира. Я держу девочку за руку, и единственное, что хочу сделать, это спрятать ее, укрыть, завернуть в теплый плед и никому не отдавать.

– Это не ваше дело! – мать начала повышать голос.

Маша испугалась и, высвободив свою руку, убежала обратно на лестницу.

– Я вызываю службу по защите детей, или как там она называется. – Я выбежала за ребенком.

– Это вас не касается! – Машина мать начала силой выгонять спасателей из квартиры.

Те, чтобы не устраивать скандал раньше времени, вышли на лестничную клетку.

– Командир, взгляни. – Косой уже давно стоял на лестнице, подальше от этого разговора. Он курил свой красный «Мальборо» и с любопытством смотрел в окно.

– Что случилось? – Командир, прихватив бензорез, направился к нему.

По улице, перекатываясь мелкими шажками от одного дома к другому, двигались два колобка в бронежилетах.

– Как думаешь, на нас вызвали? – Док взял сигарету у Косого и затянулся.

– Сейчас узнаем. Минут через пять добегут, – мужчины рассмеялись.

– Как же вы достали с этими сигаретами! – Командир отошел в сторону от дыма.

Девочка сидела около мусоропровода, обняв свою книжку. Она вздрогнула от их смеха. Старый, непонятно откуда взявшийся пес лежал около ее ног. Я сидела на лестничных ступеньках, издалека поглядывая на нее.

– Вызвала? Успокойся! Это для тебя ненормально. А для них это норма. Посмотришь, никто ее никуда не заберет. У нее есть мать. Оставят в семье. Мы сделали всё, что могли. – Косой присел рядом со мной и дал мне закурить. Девочка сидела поодаль и никого к себе не подпускала, кроме пса.

– Но это же неправильно! Надо что-то делать!

– Что? Ты заберешь ее домой? Может, ты их всех заберешь к себе домой?

Я сделала затяжку.

Дверь лифта открылась. И там оказалось пусто… Зато по лестнице, громко дыша и тихо матерясь, поднимались два колобка в бронежилетах и с автоматами.

Добежав до нас, сидящих на ступеньках, они недоуменно остановились.

– Стреляли?

– Кто? – Косой и я сидели бок о бок в боевках и с касками между ног.

– Не знаем, – колобки переглянулись, – нас вызвали на стрельбу.

– Это мы дверь вскрывали. – Косой затянулся папиросой.

– А… – наступило молчание.

– Мужики, я думал: когда же вы добежите? – Док подошел к ним и протянул руку одному, чтобы поздороваться. Тот посмотрел на товарища и протянул руку в ответ.

– Снимайте броники. Видимо, вас вызвали особо бдительные соседи. – Командир подошел и протянул руку второму колобку.

– Кто старший?

– Я. – Командир отставил в сторону «хулигана» с кувалдой, чтобы не задеть подошедшую из любопытства девочку.

– Курить будете? – Косой протянул им открытую пачку сигарет. Колобки угостились. Покурили с нами, поспрашивали про семью. Обещали передать участковому. Еще раз покурили. Записали все данные. Поматерились на соседей. Сели в лифт и уехали.

Через полчаса маленький шарообразный мужчина в очках вышел из Машиной квартиры и направился к лифту.

– Вы что? Просто возьмете и уедете? – Я выскочила вслед за ним.

– Нам некуда ее деть. У нее есть мать, квартира. Мать устроилась на работу, отца-наркомана посадили. Мы взяли на контроль.

– Ну вы же не можете просто взять и уехать! – Я схватила его за руку.

– Вы ее к себе хотите взять? Удочерить? – Наступила тягостная тишина. Мужчина мягко освободил свою руку из моего захвата.

– Вот, я так и думал! Выбросьте это из головы. – Мужчина, похожий на бочонок с пивом, вошел в лифт, дверь за ним закрылась.

Я осталась одна на лестничной клетке.

– А мы идем гулять! – Маша вышла из квартиры с бабушкой и Шариком. – Приезжай к нам еще. Ты хорошая, мне понравилась, – девочка подбежала и обняла меня.

– Машенька, пойдем! – Бабушка стояла в лифте и тихо улыбалась своим мыслям. Маша подбежала и поцеловала бабушку. Двери лифта снова закрылись.

– Ребят, десять вечера. Собираем вещи и в подразделение. Еще машину мыть. – Командир подошел и дал мне красное «Мальборо» из пачки. – Отзванивайся, время закрытия – 22:00.

На следующий день в небольшой квартирке на окраине Москвы маленькая белокурая девочка выбежала мне навстречу.

– Катя, а ты к нам до вечера же? – Я стояла в дверях квартиры своей лучшей подруги. Уставшая после суток, но веселая: я же на день рождения приехала.

Ее пятилетняя дочка обнимала меня за шею и взахлеб рассказывала про книжку, которую они сейчас читают с папой.

Мне навстречу вышли ее родители. Мои ровесники. Обоим около двадцати пяти, высшее образование, хорошо оплачиваемая работа. По вечерам – бассейн и спорт, по выходным – театр, выставки, прогулки. Отпуск – путешествие к морю.

Те, чью жизнь я еще вчера считала нормой.

Отец девочки схватил ее на руки и поднял к потолку.

– Дай же переодеться крестной, Марусь.

К горлу подступил комок.

Что для каждого из нас норма? И есть ли она вообще?

Раздается хруст дерева и скрежет железа. Дверь отлетает в сторону. Мы вбегаем в квартиру. Коридор. Куда дальше? Я и Док – в комнату, Командир и Рыжий – на кухню.

Нам с Доком повезло. Как в каком-то постановочном кадре: посередине комнаты стоит стул, на люстре висит веревка. Она пуста.

Четыре утра

– Смотри, как мозги красиво лежат. – Огромный, как скала, мужчина сидит на корточках возле бездыханного женского тела. Он подстрижен машинкой, и с высоты окна его голова напоминает зимний холм: такой же седой и с мелкой растительностью.

На козырьке подъезда лежит женщина. На вид ей лет шестьдесят. Окно, из которого она прыгнула, находится на четырнадцатом этаже. Поэтому удивительно, что мозг так сохранился. Черепная коробка просто треснула, и он выпал. Целехонький, хоть анатомию изучай.

«Ну вот, докатилась. Привет, профдеформация», – проносится в голове в ответ на эти мысли.

Шею ломит. Это уже тринадцатый или четырнадцатый вызов за сутки. Поспать удалось пару часов суммарно. И вот четыре утра. В это время всегда что-то происходит: кто-то в кого-то врезается на трассе, кто-то прыгает из окна или идет в туалет и падает. Критическое время для города.

Надеваю каску, перчатки, беру в руки трупный мешок и перекидываю ногу через подоконник окна, выходящего на козырек.

Там уже Косой и Док. Мы аккуратно упаковываем тело в мешок. Берем за руки и за ноги и перекладываем в черный, не пропускающий свет, огромный полиэтиленовый пакет. Дальше дело доходит до мозга.

– Как думаешь, его в отдельный пакет, наверное, вначале надо? – Я беру мозг в руки.

– Нет, полиция сказала, чтобы вместе упаковывали. – Зеленоглазый застегивает трупный мешок от ног к голове, оставляя только место, куда я кладу ничем не испорченный мозг.

– Все-таки это удивительно. С такой высоты, а мозг, смотри-ка, целехонький. Как будто так и задумано. – Косой застегивает мешок наглухо.

Мы спускаем тело женщины при помощи веревок и альпинистского снаряжения на асфальт перед домом. Спускаемся сами и укладываем его в труповозку.

Водитель машины дремлет, прислонившись к стеклу. Один из перевозчиков нам помогает. Он выше Дока, абсолютно лыс, а когда зевает, обнажает несколько золотых зубов.

– И чего им не спится? – Он снова зевает во весь рот. Закрывает дверь грузового отсека и уходит к водителю, пожимая по дороге Доку и Косому руки. – Надеюсь, больше не пересечемся.

Командир стоит в стороне и беседует с беременной женщиной. Рядом с ними стоит бригада скорой помощи.

Женщине на вид лет 30–35. Наскоро наброшенная куртка, пижамные штаны и кроссовки на голую ногу. Она держит за руку маленькую девочку. Та трет себе глазки и практически спит стоя.

– Кто это? – спрашиваю Командира, когда он подходит к нам с подписанными документами.

– Дочь.

– Дочь? Я думала, она одинокая. Непонятно…

– Вот и она не понимает, почему и зачем. Благополучная семья: дом, муж, дети, достаток. И тут ни с того ни с сего… У каждого из нас свои тайны. Мы никогда толком не знаем людей, с которыми живем под одной крышей. – Командир снимает свой подшлемник и поправляет легкий ежик на голове.

Мимо нас проходят двое полицейских, которые дали нам разрешение на то, чтобы снять тело. Они ржут. Нет! Не смеются! Они ржут! Ржут в голос!

Между нами и скорой, где сидит дочь женщины, которая недавно выпрыгнула из окна четырнадцатого этажа, несколько метров. Медики отпаивают ее валерьянкой. И уговаривают поехать в больницу, чтобы не было проблем с беременностью. Судя по тому, что невысокая женщина уже похожа на шарик со всех сторон, кроме спины, срок беременности большой. А они ржут!

– Можно ржать потише? – Я не выдерживаю.

– Брось! Каждому свое. – Док останавливает мою попытку подойти к ним.

Двое круглых, одетых в синие дутые куртки полицейских на меня не реагируют. Они доходят до своей машины, достают пирожки и начинают их есть. Точнее, жрать.

– Слушай, скоро косичку будем тебе завязывать. – Док пытается сменить тему и рукой проходится по Командирской голове.

– Ага! Только попробуйте. – Начинается привычная перепалка между ними.

Я складываю вещи в багажник. И тут понимаю, что на козырьке забыла фонарь.

Залезаю, чтобы его забрать, и застываю. Над спящим субботним городом постепенно начинает всходить солнце. Нежно-розовые оттенки окрашивают горизонт. А в открытой карете скорой помощи сидит беременная женщина и смотрит в одну точку. Полицейские дожирают свои пирожки.

Мать и сын

– Вы дверь ломаете, мы с Косым через окно по лестнице, – прорычала рация. Командир надел каску и полез по трехколенке, приставленной к стене дома, в окно третьего этажа.

Мы с Доком в это время ломаем «хулиганом» с кувалдой дверь в небольшом кирпичном доме на севере Москвы.

Рядом с нами стоят двое молодых людей. Один постоянно крутит в руках свой Vertu с небольшими рубинами. Он то стоит рядом с нами, то убегает на улицу. Второй ходит по лестничной клетке и набирает, набирает номер телефона. На том конце только длинные гудки.

– Долго она не выходит на связь?

– Около получаса. У нас брат неделю назад погиб. Я только сегодня вышел на работу. С ней всё время сидел. Она вроде нормальная уже была. – Мужчина без Vertu, молодой голубоглазый блондин в розовой рубашке, джинсах и мокасинах на голую ногу, еще и еще раз набирает номер телефона.

Пока вставляем «хулиган» между косяком и полотном двери, думаю: «Мокасины классные, новая коллекция Baldinini, надо будет Димке такие на день рождения подарить. Тьфу ты, блин!»

– Зачем ты ее там оставил одну?! – Мужчина с Vertu снова появляется рядом с нами и начинает вырывать телефон у своего брата. Он старше, на нем костюм от Prada: серый, добротный, с зауженными брюками.

Огромный бородатый врач реанимации начинает их растаскивать.

• Успокоились, оба! Какие лекарства есть в квартире? – Кажется, что он может просто перешибить двух тоненьких молодых людей своей огромной черной бородищей.

• Успокоительные какие-то. Феназепам, что ли. – Серый костюм оставляет брата, тот сползает по стенке и начинает тихо рыдать.

• Вошли в окно! На полу женщина! Пульс есть! – взрывается рация. И в этот момент дверь поддается, косяк ломается. Дверь отгибается, щелкает замок, полотно двери уходит в сторону.

Бородатый врач хватает аптечку и вбегает в квартиру. Мы летим за ним.

Огромная квартира где-то на Соколе. Отделанная по последнему слову моды. В коридоре белая кожаная мебель, с которой еще не сняли чехлы. На полу – натуральный ковер. На стенах – картины, написанные маслом. В таких квартирах хочется сразу снять боевку и сапоги пожарного или хотя бы попросить бахилы. Но это ощущение придет потом. Сейчас там, где-то в недрах этой роскоши, лежит женщина, которая выпила смертельную дозу лекарств. И до нее надо добраться.

Мы пробегаем коридор и несколько комнат, пока не оказываемся на кухне.

Женщина лет пятидесяти полулежит, прислонившись к дверце новенького кухонного гарнитура. Кажется, она просто дремлет.

– Пульс есть, но нитевидный, – старший обращается к врачу.

– Так! Разошлись все к такой-то матери, – врач пытается нащупать пульс. – Таз и воду. Живо! Промывать будем. И найдите пустые упаковки от таблеток: надо понять, чего она наелась.

Оба парня появляются в дверях кухни. Тот, что в мокасинах, издает протяжный вопль и начинает оседать по стенке. Хватаю его и подставляю табуретку. Поворачиваюсь и трясу за плечи того, что в костюме от Prada.

– Мне нужен таз и кувшин! – ору на него, чтобы привести хоть немного в себя. Он смотрит мимо меня. Его брат на табуретке начинает тихонько подвывать. Еще раз трясу и слегка бью по щеке старшего брата.

– Уведи брата и дай мне таз! – перехожу на ты.

Он смотрит на меня, кивает в сторону ванной:

– Там… – поднимает брата и уводит его в комнату.

Я беру таз из ванной и кувшин с полки на кухне, и мы начинаем промывать желудок женщине.

Через воронку ей в рот вливаем воду и вызываем рвотный рефлекс… литров пять – десять. После пары литров воды она начинает потихоньку оживать и вяло сопротивляться. Док держит ее. Реаниматолог что-то колет в вену после осмотра пустых пачек. Командир и я продолжаем промывать желудок.

Женщина начинает приходить в сознание. Молча смотрит на нас, и по щекам ее текут слезы.

– Ну, кризис миновал. Теперь давайте ее в скорую грузить. – Врач собирает свой инструмент. Женщина в сознании, но совсем без сил, даже не сопротивляется. Мы аккуратно кладем ее на волокуши и относим в карету скорой помощи.

Оба ее сына идут за нами. Старший, спохватившись, поднимает забытый на лестничной клетке Vertu.

Врач не пускает парней в карету скорой помощи – только говорит, в какую больницу повезут их мать. Они оба убегают обратно в квартиру, через несколько минут с собранными сумками уже садятся в новый «ауди» и газуют за каретой.

– Успели. – Косой собирает лестницу и улыбается.

– Всегда бы так, да? – Я убираю «хулигана» с кувалдой в машину.

Ребята нашли нас через месяц, их мать поправилась.

Веревка

Машина останавливается у пятого подъезда много-этажки где-то в районе Войковской. Мы выскакиваем из машины. Командир хватает бензорез, Рыжий – «хулигана» с кувалдой, Док – аптечку. Мы приехали раньше скорой. Вой ее сирены слышен вдалеке.

Я подбегаю к маленькой сухонькой бабушке. На вид ей далеко за восемьдесят. Одета в старое пальтишко и платочек в ромашку, в трясущихся руках маленький ридикюль.

– Дочка, не могу дверь открыть. Заперся на щеколду изнутри и молчит. Старый пень. А я как раз только из театра. Он же парализованный, не ходит. Ну как же он смог?!

– Как вас зовут?

– Мария Васильевна.

– Мария Васильевна, какой этаж?

– Седьмой.

– Так, не вариант. – Командир подходит ко мне. – Давайте к двери.

Мы поднимаемся на этаж. В лифте бабушка, я, Командир, бензорез, «хулиган» с кувалдой. Остальные бегут по лестнице.

Пока мы поднимаемся и Мария Васильевна показывает нам дверь, ребята успевают добежать.

Дверь деревянная, закрыта на замки изнутри.

– Так, «хулиган» с кувалдой, – командует старший.

«Хулиган» вставляем между полотном и откосом. Несколько ударов кувалдой по нему, резким движением на рычаг – дверь отлетает в сторону. Мы вбегаем в квартиру. Коридор. Куда дальше? Я и Док – в комнату, Командир и Рыжий – на кухню.

Нам с Доком повезло. Как в каком-то постановочном кадре: посередине комнаты стоит стул, а на люстре висит веревка. Она пустая.

А рядом со стулом лежит дедушка лет девяноста. У него парализованы ноги. Он пытается забраться на стул, чтобы пропустить голову в петлю.

В комнату вбегают Командир с Рыжим. Мы застываем на мгновение. Дедушка не замечает нашего появления, целенаправленно и упорно пытаясь забраться на стул.

– Отец, ну ты что, успокойся! – Док оживает первым, подходит к старику и аккуратно берет его за руку.

Тот никак не реагирует и продолжает свое занятие.

Командир, Рыжий и я подходим, берем его на руки и относим на кровать. Он не сопротивляется. Он просто молчит и смотрит на стул и веревку. Его жена, с которой они прожили вместе целую жизнь, стоит в дверях и плачет.

– Ваня, зачем же ты так? Дурак старый, с кем же я останусь?!

Я не помню, чем закончился этот вызов. Приехала скорая, позвонили в службу психологической помощи – думаю, всё по регламенту, как всегда. Я помню только девяностолетнего старичка, спокойно лежащего на кровати с открытыми глазами. Он молчит и смотрит в одну точку.

Больше мы их обоих не видели.

Что ведет людей к этой цели – уйти из жизни? Когда что-то случается: кто-то погибает из близких, несчастная любовь, смещение психики, – это еще можно предугадать. Но когда всё в порядке, в видимом порядке, – нормальная жизнь без серьезных потрясений, семья, достаток. Почему люди решают уйти? За десять лет работы я не нашла ответа. Но поняла, что именно такие «тихие» самоубийства чаще всего удаются.

Если человек стоит на мосту и кричит, что он сейчас прыгнет, или по телефону экстренной службе говорит, что сейчас вскроет вены, – это болезнь, кайф или «показательное выступление».

Но если человек действительно решил уйти, он сделает это тихо. Не привлекая внимания к себе, чтобы ему не мешали.

Часто мы не знаем людей, с которыми живем под одной крышей. И даже не догадываемся о том аде, который творится у них в душе.

Есть вызовы, после которых хочется развернуться и больше не заниматься этой работой. Уехать на необитаемый остров и больше никогда не контактировать ни с одной человеческой особью.

Самое начало

Начало для меня. Еще до первой смены с моими ребятами. Мой первый вызов.

Я только отучилась на спасателя, и меня отправили на стажировку в другой отряд. У меня глаза горят. Я хочу на ДТП, на пожар. Всех спасу! И сразу! Дайте только повод.

И вот – мой первый вызов.

И это не пожар, не ДТП и даже не вскрытие двери. Это так называемая «социалка».

Нужно поднять пожилого мужчину, упавшего в коридоре. И мы едем. Едем в соседний с моим дом. Красный, кирпичный. Он сложен квадратом. Построен сразу после войны. В нем высоченные потолки и огромные кухни. Там живет много моих друзей и знакомых.

Мы подъезжаем к подъезду, в котором живет моя лучшая подруга. Поднимаемся на восьмой этаж.

Дверь нам открывает маленькая сухонькая старушка. На полу в коридоре сидит пожилой мужчина, тоже невысокий и сухопарый. Но старушка не в силах его поднять, а сам он не может. Руки соскользнули с ходунков, и он сел на пол. На нем памперс, белый, для взрослых, и темно-синяя рубашка.

Мы входим в квартиру. Медик смены вручает мне одноразовые перчатки.

– Никуда не лезь, смотри и слушай.

– Как вас зовут? – спрашивает старший, подойдя к мужчине.

– Семен Иванович, – отвечает мужчина, пытаясь прикрыть пледом памперс. Старушка, вызвав спасателей, накрыла мужа пледом, чтобы тот не замерз.

– Семен Иванович, вы сами ходите? На ноги опереться сможете?

– Да. Вы меня, главное, поставьте вертикально. Дочка, ты отвернись, ладно? – обращается он уже ко мне.