Читать онлайн Смерть – это лекарство бесплатно

1

Некая ночная птица летела над городом Луисвилл, округ Джефферсон, штат Кентукки. Прохладный и легкий летний ветерок обдувал ее перья. Это замечательное создание хорошо обособленно от остальных групп современных животных. Один из наиболее характерных признаков – покров из перьев, предохраняющий тело от неблагоприятных изменений температуры и играющий важную роль при полете. Где вы еще могли видеть такое животное, которое могло бы летать? Именно летать, а не парить, как белка-летяга. Способность к полету – главнейшая особенность птиц (отсутствие ее у некоторых видов – вторичное явление). Только задумайтесь, каково это – уметь летать! Смотреть на мир с высоты птичьего полета. Нет никаких препятствий и рамок, можно лететь, куда твоей душе угодно. Не зря говорят: быть свободным, как птица в небе.

Именно к таким людям и относилась Линда Уайт.

Молодая двадцатилетняя девушка лежала в кровати, укрывшись одеялом, и смотрела в окно своей маленькой, но уютной комнаты, и наблюдала за тем, как та самая ночная птица пролетала на фоне луны. Линда не могла заснуть из-за своих размышлений о жизни на ферме родителей. Когда ее родители, Джозеф и Дженнифер Уайт, были еще молоды, они купили земельный участок с небольшим одноэтажным домом. Уайты вели свое хозяйство: содержали скотину, выращивали урожай на продажу, а иногда Дженнифер поступали просьбы что-нибудь сшить или подлатать.

Несмотря на такую занятость, семья жила в не очень большом достатке. Дела шли плохо: урожая с каждым годом было все меньше и меньше, скотина дохла. Но они не отчаивались и верили в лучшее.

Родители Линды были уже не молоды, и им было трудно вести хозяйство в одиночку, а денег на рабочих не было. И поэтому дочь помогала им. Она и раньше пыталась протягивать им руку помощи, но тогда она была гораздо моложе, и родители хотели, чтобы у нее было счастливое детство без забот и хлопот. Но Джозеф и Дженнифер не баловали ее: мама наказывала держать порядок в доме, забирать почту и многую другую работу, которая не доставляла серьезных хлопот.

Как уже было сказано ранее, родители хотели, чтобы у дочери было счастливое детство. И они захотели этого, как только она появилась на свет. Джозефу и Дженнифер доставляло удовольствие видеть, как Линда резвится с друзьями, которых у нее было не очень много, потому что они жили достаточно далеко от других, но все равно вблизи их фермы было пару десятков домов и ферм, и Линда дружила с соседскими детьми, как с мальчиками, так и с девочками. Сейчас, конечно, они не прыгали через веревочку, не играли в прятки, салочки, но все равно прогуливались по окрестностям… Хотя и это происходит все реже и реже, потому что она все больше времени проводит с родителями и помогает им. Но с полной уверенностью можно сказать, что у нее было счастливое детство. Она была свободна, как птица в небе! И поэтому с раннего возраста родители стали называть ее «Птичкой». Друзья тоже не отставали от родителей, и это милое ласковое прозвище перешло и в их вооружение.

По сказанному ранее можно понять, что Линда не могла уснуть из-за размышлений, как поступить ее семье, если дела не будут налаживаться. Но, помимо этого, были еще некоторые мысли, которые не давали ей заснуть. Эти мысли касались ее внешности.

Линда была очень милой, хрупкой, застенчивой, робкой, невинной девушкой с красивыми большими голубыми глазами, тоненькими губками, светло-русыми волосами, которые еле доставали до ее плеч. И казалось, что может беспокоить ее с такой ангельской внешностью. Ответ крылся ниже ее головы. Ее тело не обладало пышными формами: маленькая грудь, талия и бедра не выделялись под одеждой, а ножки… обычные ножки, которые не выражали сексуальности. Но несмотря на все это, Линда была такой хорошенькой, изящной девушкой с милой улыбкой, которая способна растопить айсберг. О таких говорят, что от них на душе становится легче.

Именно из-за своих «неудачных» частей тела, которые привлекают мужчин, она переживала, что не найдет своего суженого и проживет всю жизнь одна. Хоть люди и говорили ей, что она прекрасна, она же считала это обычным лицемерием. По правде говоря, никакого лицемерия не было: просто девочка сама себя загнала в такие рамки.

И ко всему этому она впадала в отчаяние, когда видела и думала о друзьях, которые уже нашли свою вторую половинку, обвенчались, или тех, у которых уже родились дети. Некоторых из них Линда даже качала на руках. А если брать ее, то она в свои двадцать лет не то что не делила с кем-то постель, а даже ни разу не целовалась. Хоть она и отчаивалась по этому поводу, но все же продолжала верить, что рано или поздно появится тот самый человек, который и станет ее судьбой.

И надо сказать, что один из ее друзей, Энди Уокер, был ей симпатичен. Он был смышленым, опрятным, честным, справедливым молодым человеком, который жил по соседству. Линда тоже была ему симпатична, но за все пятнадцать лет, что они были знакомы, они так и оставались друзьями. Ведь если бы Энди захотел начать с ней серьезные отношения, то уже бы поднял эту тему. Сама Линда стеснялась говорить на эту тему или боялась получить отказ. Но кто знает, может, через несколько лет этой долгой дружбе придет конец, и они больше не будут друзьями, а станут мужем и женой. А ведь действительно! Жизнь может кардинально измениться завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год или пять лет. Мечтать невредно, особенно о будущем, прекрасной жизни, любви и завтрашнем днем.

Если брать во внимание завтрашний день, то Линда вспомнила, что ей рано вставать, потому что уже почти конец лета и сбор урожая не ждет. Она отбросила волнующие мысли, закрыла глаза и уснула.

2

Гефест закукарекал с первыми лучами солнца на горизонте. Это был последний петух, который остался у Уайтов. Его пение разносилось по всем окрестностям фермы, было слышно даже в подвале дома. Если уж это пение было слышно повсюду, то не составляло труда услышать его и в комнате Линды. Звонкое кукареканье вывело ее из сна. Она медленно открыла глаза, и первое, что увидела, был деревянный потолок комнаты. Осмотрев сонными глазами комнату, Линда потянулась и села на кровать, протирая глаза. Спала она в ночной сорочке, которая за ночь помялась так же, как и простынь на кровати во время ночных ерзаний спящей девушки.

Опустив босые ноги на пол, Линда тут же начала отходить от дремы, потому что пол был прохладным и действовал так же, как одно эффективное средство для пробуждения – ведро холодной воды, вылитое на спящего. Снова подняв руки кверху и потянувшись, повернув корпус в обе стороны, Линда направилась к прикроватному сундуку, который стоял у изножья деревянной кровати. На этом сундуке лежала приготовленная с вечера одежда для работы на ферме: джинсы с лямками, синяя рубашка, носки и красный платок.

Линда скинула с плеч лямки ночной сорочки, и она упала на пол, оставив юную девушку в чем мать родила. Но она не спешила одеваться. Полностью обнаженная Линда подошла к зеркалу и начала рассматривать себя в нем: сначала спереди, потом сзади. А затем повернулась снова лицом к зеркалу.

– Как бы я хотела быть красивой, – прошептала она. – Я страшная… эх.

Опустив плечи, она вернулась к сундуку и оделась в рабочую одежду, повязала красный платок на голову и вышла из комнаты.

3

Пройдя в кухню и никого в ней не обнаружив, Линда вышла на улицу через дверь в восточной части кухни. Оказавшись на деревянной веранде, которая была пристроена к дому, она посмотрела на родительские кресла-качалки, а затем спустилась с деревянной пристройки. Пройдя четыре ступеньки вниз, она направилась к кукурузному полю с надеждой найти там родителей.

Подойдя к полю, она заметила, что среди кукурузных ростков движутся две фигуры. Линда тут же направилась к ним.

Первые ряды ростков были уже без початков. Раздвигая их руками, Линда начала пробираться вглубь поля. Но, пройдя буквально несколько ярдов, она вышла на небольшой пяточек, где ее родители складывали кукурузу в деревянные ящики. Джозеф и Дженнифер, услышав шелест, повернулись туда, откуда он исходил, а исходил он со стороны дома, и они сразу поняли, что их дочь идет к ним.

– А вот и наша помощница! – сказал отец. – Доброе утро, красавица!

– Иди к нам, Птичка, – позвала мама.

«Не льстите мне, – про себя сказала Линда. – Я-то вижу в зеркале, что я никакая не красавица».

– Мама, папа, а вы во сколько встали? А то я смотрю, вы уже собрали первые ряды.

– Мы встали еще до того, как Гефест пропел свою пробуждающую песню. И не забывай, что кто рано встает, тому Бог подает, – ответила мама.

«Но не настолько же рано надо вставать! – возмущалась Линда. – Вы и так уже не молоды, так еще и не спите как следует: ложитесь поздно, потому что работаете до поздней ночи, и встаете еще до первых петухов… Что-то за последние годы Бог не дает нам хорошего урожая».

– Ну хватит болтать, ведь початки сами не спрыгнут со стебля и не полезут в мешок, – пошутил отец.

Все семейство заулыбалось и принялось за работу. Каждый из Уайтов проверял на ощупь, по всей ли длине початка окончание стало упругим и округлым, ведь у незрелого оно острое. Шелковистые «волосы» у созревших початков были сухие и коричневые. Всем фермерам должно быть известно, что именно на пике зрелости зерна имеют наибольшую концентрацию сахара и всех полезных веществ. Но у Линды была маленькая проблема: она не всегда могла понять на ощупь зрелость кукурузы, и ей приходилось немного отгибать укрывные листики и осматривать зернышки, которые при свете солнца напоминали золото в зеленой обертке.

До обеда они работали без особо больших перерывов, но ближе к полудню направились в дом, чтобы отобедать сэндвичами с лимонадом. И когда мать с дочкой направились обратно на поле, отец пошел в амбар и вывел оттуда могучего жеребца по кличке Брауни. Джозеф запряг коня телегой и повел его к тому месту, где проходил сбор урожая. Семья Уайтов не располагала большим бюджетом, и поэтому им приходилось использовать в качестве средства перевозки запряженных лошадей, в то время как более успешные фермеры использовали грузовые автомобили.

Пока Джозеф ходил за лошадью, мама и дочка вернулись на кукурузное поле. Дженнифер направилась к своему месту, где она остановилась собирать початки, а Линда к своему. Собрав очередной ящик, Линда понесла его к тому месту, где стояли другие. Поставила еще один рядом с остальными, взяла пустой и направилась дальше собирать кукурузу, но, отойдя на несколько шагов, она услышала, как что-то упало на землю. Вернувшись к собранному урожаю, Линда увидела, что один початок выпал из ящика. Она потянула руку, чтобы поднять и положить его на место, как вдруг, наклонившись, услышала легкий писк. За углом другого ящика пряталась маленькая серенькая мышка, которая наблюдала за Линдой крошечными и черными глазами-бусинками. Все стало понятно. Эта мышка залезла в ящик и хотела полакомиться кукурузой, но, видать, початок лежал на самом верху не очень устойчиво, и когда мышка залезла на него, то он выпал. А эта кроха испугалась не только падения, но и приближения великанши. Вот она и спряталась за другим ящиком.

– Ты, видать, голодный, малыш. Хочешь кушать? – спросила Линда, протягивая кукурузный початок мышке.

Маленький мохнатый клубочек подошел поближе к початку, вытянул мордочку и начал обнюхивать предлагаемое лакомство маленьким розовым носиком, шевеля тоненькими струнками-усиками. А про себя Линда думала: почему же это мышка не боится ее. Может, она уже привыкла к людям? Или это очень смелая мышка? В любом случае она не убежала к себе в норку, а осталась здесь, хоть и спряталась за ящиком. Мышка уже встала на задние лапки и начала протягивать передние, чтобы начать есть зерна кукурузы, как неожиданно для нее самой огромная великанша резко убрала лакомство и начала что-то говорить.

– Что же я делаю?! Кормлю мышку урожаем, который мы собираем на продажу. Один початок стоит пару центов, а несколько центов будут не лишними в нашем нынешнем положении. Я уверена, что людям не захочется покупать кукурузу, которую погрыз грязный грызун.

Линда посмотрела на мышку.

– Без обид… Но факт остается фактом…

Мышка так и стояла рядом с великаншей, продолжая смотреть на нее и на лакомство.

– …Но я же могу сама выковырять зерна из початка и дать тебе. Ведь одно дело, когда на зернах видны маленькие укусы, а другое дело, когда этих зерен вообще нет. Тем более покупатель не будет против, если не будет двух-трех зерен… Да и вообще, что я тут распинаюсь? Многие зерна выпадают из початка сами по себе. Правда?

Мышка пошевелила усами в знак согласия.

– Вижу, что ты меня понимаешь. Так что вот, держи.

Линда аккуратно подцепила и вытащила ногтем золотое зерно и, положив его на ладонь, опустила мышке, которая в свою очередь взобралась передними лапками на руку Линды, взяла маленькое золотое зерно в зубы и побежала с ним в стебли кукурузы. Линда смотрела, как ее новый друг забежал в стебли и скрылся в них. Затем она вернулась к тому месту, где собирала кукурузу.

Около пяти минут Линда спокойно собирала початки, а когда присела на корточки, чтобы собрать нижние, то снова услышала мышиный писк. Только на этот раз писк был не единым. Опустив глаза, Линда увидела, что на нее смотрят восемь черных глаз-бусинок. Линда поняла, что ее новый друг на самом деле подруга, которая привела с собой троих маленьких мышат. Новая подруга оказалась еще и мамой, которая привела с собой детишек, чтобы добрая великанша накормила их всех.

Великанша молча смотрела на них, хлопая глазами, и говорила про себя: «Отлично! Я ее подкормила, и теперь она пришла снова и будет требовать еще… Так еще и детишек привела… Но уж нет! Больше они от меня ничего не получат. Они же как-то и до меня добывали себе пищу, вот и сейчас смогут».

Линда встала с корточек и направилась к другому ряду кукурузы. Начав собирать ее в очередной ящик, она увидела, что четыре маленьких мохнатых клубочка, один из которых был большим по сравнению с тремя другими, бегут от того места, где она только что сидела, к ее новому местоположению. Они подбежали к ней, сели, начали задорно махать хвостиками, а мама-мышка встала на задние лапки и начала шевелить усами. Казалось, что они делают все это специально, чтобы заставить Линду проявить жалость и накормить их. В черных глазах большого клубочка были видны солнечные блики, и казалось, что эти глаза вот-вот зальются слезами.

Великанша пыталась заставить себя не смотреть в ту сторону, но все было безуспешно. Было достаточно посмотреть на них, чтобы сердце наполнилось жаром, и все ее внутренние мысли о том, что эти зверьки смогут сами добыть себе еды, исчезли. Линда не могла не проявить жалость к этим маленьким зверятам. Она сорвала початок и положила его рядом с мышками, перед ними.

Мама-мышка обошла початок, встала с противоположной стороны, закинула передние крошечные лапки на кукурузу и начала толкать, упираясь крошечными задними лапками в землю. Но початок не сдвинулся с места. Увидев, что у мамы в одиночку ничего не получается, детишки подбежали к маме и начали помогать толкать, но ничего не изменилось: початок так и остался на месте, хотя пару раз покачнулся взад и вперед, но не покатился. И тогда старшая мышка повернула свою мордашку на великаншу, а она в свою очередь поняла, что мышка просит о помощи. Четыре клубочка отбежали в сторону, чтобы не мешать могучей великанше взять початок. Наклонившись и протянув руку к мышиному лакомству, Линда взяла кукурузу и, выпрямившись, стала смотреть на новую подружку, мол, спрашивая: «И куда же мне ее нести?» Новая подружка каким-то образом поняла по взгляду Линды, что она хочет узнать, и отбежала буквально на один-два ярда вперед, как бы отвечая на вопрос Линды: «За мной! Я покажу, куда нести». Линда поняла, чего хочет мама-мышка, таким же непонятным образом, как и она поняла вопрос великанши, и пошла за мышкой.

Войдя в стебли кукурузы, которые тут же зашелестели, Линда оказалась в прохладной тени этих злаковых растений. Зеленые стебли сомкнулись позади Линды, закрывая ей вид на тот участок, где она стояла буквально минуту назад под летним солнцем. Она шла за мышкой, держа в одной руке початок, а другой раздвигала зеленые стебли кукурузы, прокладывая себе дорогу, а три маленьких детеныша-мышонка бежали рядом. Великанша ступала аккуратно, чтобы не наступить на этих крошечных и крупных зверят. Пройдя буквально пять-семь ярдов, Линда обнаружила что-то наподобие маленького шалашика, который был сделан из листьев кукурузы, крошечных веток и грязи. Дом мышиного семейства. Шалаш больше напоминал шар, но с отверстием посередине – входом. Линда посмотрела на початок у себя в руке, а затем на мышиный домик. Даже дураку было понятно, что початок не войдет целиком в этот шалаш, а если его туда засунуть, то он будет вылезать через входное отверстие, закрывая вход.

– Единственный способ спрятать вашу пищу от природных факторов – это достать зерна из початка и засунуть их внутрь. Я положу початок здесь, а дальше вы сами, ребята, – сказала Линда и положила кукурузу рядом с шалашиком.

Но маленькая подружка, смотря на Линду, просила ее помочь до конца, чтобы великанша сама достала зерна и положила их внутрь домика. Добрая великанша согласилась:

– Хорошо, я сама это сделаю.

Она начала аккуратно вынимать зерна кукурузы из початка и складывать их в руку, а когда рука уже становилась полной, то засыпала золотые зерна в шалаш. К сожалению, не все зерна были аккуратно вытащены из початка, потому что некоторые из них раздавились между пальцами Линды, как что-то сочное давится между двумя тисками. А когда початок опустел, Линда удивилась, что все зерна уместились в этот маленький домик. Удивление было не долгим, потому что этот шалашик мог быть только «верхушкой айсберга», потому что внутри может находиться вход в подземную норку, куда и провалились все зерна.

Когда Линда закончила, то она увидела, как все четыре мышки радостно виляют хвостами. Малыши начали забираться внутрь шалашика. Следом за ними начала забираться и мама, но перед этим помогла забраться детишкам, а потом она скрылась внутри шалашика.

Великанша уже начинала разворачиваться, как неожиданно из входа в домик вылезла мордочка мамы-мышки. Мышка смотрела на нее, а затем наружу через отверстие начали просовываться малыши. И все это мышиное семейство дружно поблагодарило добрую великаншу:

– Пипь-пи-пипь-пип.

Линда усмехнулась.

– Да не за что, – проговорила она и пошла в обратном направлении.

4

Линда подошла к последним стебелькам кукурузы, которые разделяли ее от того места, откуда она ушла, а когда раздвинула их и вышла из зарослей, то оказалась в объятьях тепла: она вышла из прохладной тени кукурузы. Линда запрокинула голову и посмотрела в небо. По иронии судьбы на синем фоне среди белых облаков пролетела стая птиц. Рот Линды растянулся в улыбке.

– Птичка моя, а ты где была? – спросила мама.

– Отдыхала в тени. Сегодня очень жарко, мама, – недолго думая, ответила дочь.

– Да, сегодня достаточно жарко в это время года. Но я надеюсь, что ты отдохнула и готова снова приняться за работу, ведь нам осталось совсем немного. Собираем то, что осталось, помогаем отцу погрузить ящики в повозку. – Джозеф уже пришел с Брауни на кукурузное поле и начал загружать заполненные ящики в телегу. – А потом пойдем собирать кукурузу на другом участке поля.

Птичка кивнула и, взяв пустой ящик, который был одним из последних, начала собирать оставшуюся кукурузу.

5

Время уже перевалило далеко за полдень. Солнце сильно пекло, нагревая воздух. Пот ручьями лился по лицу Линды. От него все ее тело стало влажным и соленым, и из-за этого ее синяя рубашка прилипала к телу, облегая маленькую грудь. На рубашке темными пятнами проступал пот, особенно на спине и под мышками. Все волосы на голове стали слега влажными, а красный повязанный на голову платок пропитался влагой. На джинсах в области промежности появилась темная полоска. Ноги в сапогах вспотели и уже испускали неприятный кислый запах. Но несмотря на все это, работа продолжалась и будет продолжаться еще достаточно долгий период времени до заката.

Джозеф помогал своим любимым девушкам собирать урожай и наполнять ящики, а они помогали ему носить и загружать эти ящики в телегу. Но также он пару раз возвращался в дом, чтобы принести на поле наполненный графин с водой или лимонадом и что-нибудь перекусить.

Когда работа уже подходила к концу, Линда собиралась сорвать початки с последних стеблей, как неожиданно услышала острый крик боли. Обернулась и увидела свою маму, которая сидела на земле, потирая поясницу. Дочь тут же бросилась поднимать ее.

– Мама! Что случилось?! Ты не ушиблась?

– Все хорошо, Птичка моя. Я в полном порядке, – врала родная мама своей единственной дочери.

– Не ври мне, пожалуйста. Скажи, что случилось.

Дженнифер смотрела на нее удивленными выпученными глазами:

– С чего это ты решила, что я тебе вру?

– Если бы с тобой было все в порядке, то ты бы не кричала от боли и не сидела бы на земле, потирая поясницу… Ты спину потянула, что ли? Если да, то давай попросим соседей отвезти тебя к врачу. Он выпишет тебе какие-нибудь уколы, мазь, лекарства.

– Ох, доченька моя любимая, от старости нет лекарства. С этим уже ничего не поделаешь. И никто и ничто мне уже не поможет… А вот подняться сейчас кое-кто поможет, – Дженнифер улыбнулась.

Линда тоже улыбнулась и помогла маме подняться на ноги. Но потом эта улыбка пропала, не оставив и следа, потому что правда жизни дала о себе знать: люди невечные. Рано или поздно каждый из нас покинет этот мир. А старость является одним из признаков того, что дни этого человека «скоро» закончатся.

– Спасибо большое, Птичка моя. Давай побыстрее закончим работу здесь и пойдем дальше.

Дочь молча кивнула и пошла дальше собирать кукурузу. Но перед тем, как отойти от матери, она кинула на нее быстрый взгляд, но и этого взгляда было достаточно, чтобы увидеть на голове сорокадевятилетней Дженнифер Уайт первые пряди седых волос.

Линда уже завершала сбор последних початков, но все это время неоднократно смотрела на мать, которая, присев на корточки, собирала последние початки снизу стеблей. На ее красной рубашке, которая вылезла из синих рабочих джинсов, от воротника и до поясницы бежала полоса пота. Волосы, которые она завязала в начале дня в пучок, уже растрепались, и некоторые пряди падали на плечи русым дождем. На ее лице уже давно появились первые возрастные морщины, в особенности они появились на лбу и межбровье. А нежные и мягкие руки, которые в молодости гладили, ласкали мужа и укутанную в пеленки малышку, давно превратились в грубые, твердые, мозолистые руки за долгие годы работы на ферме. На черно-белых свадебных фотографиях, которые стояли в рамках на каминной полке, под свадебным платьем скрывалась молодая фигура в виде песочных часов, а сейчас же под рабочей одеждой скрывается фигура в виде прямоугольника. Но, несмотря на все эти изменения, Джозеф Уайт продолжал любить Дженнифер такой, какая она была.

Когда последний ящик был наполнен початками, Линда подняла его, приложив немало усилий, и понесла к телеге, но, когда оставалось буквально два-три ярда до места погрузки, Джозеф перехватил достаточно тяжелый ящик из рук дочери и донес его сам. Руки Линды «забились», но потихоньку начали отходить от тяжести.

Именно в тот момент, когда Джозеф залез в телегу и начал ровно расставлять ящики в ряды и закреплять их веревками, Линда обратила внимание на руки отца, на мужские крепкие и грубые руки, которые и так от природы такие, так если еще и повседневная тяжелая работа, то тяжело представить, какими они стали сейчас. Сам же пятидесятилетний Джозеф, так же как и его жена, изменился с молодости: на лице также появились морщины, среди темных волос седых было столько же, сколько у Дженнифер. И также на свадебной фотографии под костюмом скрывалась фигура, которая спустя годы изменилась, но не сильно, потому что все его тело осталось рельефным благодаря тяжелой работе на ферме: таскание тяжести и почти все время в движении. Даже когда он приходил в спальню, где Дженнифер ждала его, обнаженным и ложился на нее, то она с большим удовольствием, как и много лет назад, нежно гладила его рельефное тело и постанывала под ним. А в конце, когда их тела вздрагивали в одновременном оргазме, она легонько вскрикивала, чтобы дочь не услышала. Но когда Птички не было дома, то вся комната пронзалась восхитительным криком. Несмотря на все изменения, которые произошли с Джозефом, Дженнифер все равно любила его таким, какой он был.

Когда телега была загружена, Джозеф повел Брауни в амбар, где хранился весь собранный урожай, а мама с дочерью, взяв оставшиеся пустые ящики, отправились на другой участок собирать кукурузу. Вернувшись, отец привез еще ящиков и те, в которых он уже возил кукурузу: доставив полные ящики в амбар, он пересыпал их содержимое в мешки и поехал с пустыми ящиками обратно на поле.

Семья Уайтов продолжала свою работу до тех пор, пока горизонт не окрасился в розовый цвет, а сумерки не начали сгущаться. Завершив работу, отвезя в амбар последнюю партию ящиков с кукурузой, вся семья вернулась домой. Они по очереди умылись и, переодевшись в домашнюю одежду, принялись ужинать. Уайты отужинали в теплом семейном кругу, и в конце ужина Джозеф сообщил о том, что завтра у них в планах начать сбор табака. Когда трапеза подошла к концу, Линда взяла всю сегодняшнюю грязную одежду, выстирала ее на улице в бочке и развесила на веревке, натянутой между двумя деревянными балками. А затем она отправилась спать. Вся уставшая за сегодняшний день, Птичка, скинув с себя домашнее платье и не надевая ночную сорочку, упала на кровать лицом в подушку и улеглась под одеяло, но сон не приходил, ведь она отгоняла его своими размышлениями.

6

«Боже, как же я устала за сегодня! Ног и рук вообще не чувствую. Такое чувство, что на губах до сих пор остался соленый привкус пота. Эта жара меня за сегодня доконала. Надеюсь, что завтра будет не так жарко, как сегодня. А еще лучше, чтобы завтра вообще солнце не выглядывало из-за облаков.

Завтра собираем табак, значит. Это растение единственное, которое из года в год успешно выращивается на нашей ферме. Каждый раз качество табака лучшее в округе. Все это связано с тем, что отец с юных лет был любителем покурить. В основном он курит самокрутки, которые сам забивает своим лично выращенным табаком. Но бывает и такое, что не отказывает себе и в покупных сигаретах. Так, иногда в его кармане уютно лежит пачка сигарет «Camel». Но также отец любит, сидя на одном из двух кресел в маленькой скромной гостинице возле камина, покурить деревянную трубку, которая была подарена тестем как свадебный подарок. Поэтому, как страстный любитель курения, отец относится к выращиванию табака очень серьезно. И это дает свои результаты: табачные листья или же уже измельченный табак в кисетах или табакерках продаются моментально. Так что табак Уайтов – лучший в нашем округе… Но даже несмотря на такой успех в выращивании табака, дела идут не очень хорошо. Но все равно, если бы не мой отец, мы бы не выращивали это курительное растение, которое приносит нам прибыль. Если бы не оно, к примеру, мы имели бы с продаж не пятьдесят долларов, а сорок. А десять долларов в нашем нынешнем положении играют большую роль. Спасибо тебе большое, папа!

Кстати, по поводу папы… а точнее, по поводу папы-мыши. Где же он? Я не видела его среди представителей мышиного семейства. Хотя, скорее всего, все семейство пошло добывать себе пищу: глава семейства пошел в одну сторону, а заботливая мать с детьми пошли в другую сторону, где и встретили меня. Но могло быть все гораздо хуже, потому что у нас в окрестностях достаточно много бродящих котов. Скорее всего, один из таких, усатых, виляющих хвостом, худых и голодных, поймал когтистой лапой папу-мышку, взял за хвост, поднял, поднес к открытой пасти, разжал лапу и отправил главу мышиного семейства в красно-розовое жерло. А в черных глазах-бусинках виднелась черная пустота глотки кота. А также возможно, что когда папа троих детей провалился в темноту, поднял мордочку вверх и увидел, как захлопнулась кошачья пасть, отрезав последние лучи света, перед тем как провалиться в бесконечную и постоянную темноту.

Бр-р-р! Что-то какие-то жутко мрачные у меня мысли перед сном. Все с мышонком должно быть нормально. Он же мог просто спать в шалашике, вот и все».

Линда зевнула.

«Думаю, что мне тоже пора спать. А то завтра тяжелый день. Интересно, а родители завтра тоже проснутся раньше, чем Гефест пропоет? В их возрасте надо больше отдыхать, а то они уже старые… Старые… Уже прожили полвека. Скоро придет то время, когда им будет тяжело ходить, будут сидеть в своих креслах у камина и вспоминать все веселые моменты их жизни, как совместной, так и когда они были не вместе.

А когда придет их время, я надеюсь, что это произойдет, когда я сама буду седой женщиной или седой девушкой, потому что кто возьмет в жены такую уродину, которую я вижу в зеркале, а тем более захочет лечь с ней в постель, то мне нужно будет попросить плотника сколотить им гробы из дуба… хотя, если дела будут идти плохо, то о дубовых гробах можно и не думать. Но к тому времени станет понятно, из какого дерева делать последние домики для родителей, а затем придать их тела земле, воткнуть в землю два креста, прибить к каждому по табличке: «Здесь лежит Джозеф Уайт. 1878 года рождения. Любящий муж и отец» и «Здесь лежит Дженнифер Уайт. 1879 года рождения. Любящая жена и мать». Я положу их вместе так же, как они и ложились спать на протяжении последних тридцати лет. Последний раз они засну…»

Темнота закрытых век стала малинового цвета. Гефест закукарекал.

«Уже утро! Я даже не помню, как уснула прошлой ночью. Помню только, как размышляла о том, как… как… о том, как буду хоронить своих родителей. Как я вообще смогла заснуть с такими мыслями? Скорее всего, вчерашний тяжелый рабочий день сделал свое дело: забрал большую часть сил, а их остатка хватило на то, чтобы поразмышлять перед сном. Ладно, новый день, новые силы и новые возможности. Пора вставать».

7

Легкий прохладный воздух заставил нежную кожу Линды покрыться мурашками. Она скрестила руки и стала растирать кожу, чтобы согреться. Даже если бы она вчера перед сном надела ночную сорочку, то все равно бы замерзла за ночь, потому что на улице стало гораздо прохладнее, чем было вчера.

Сев на кровати, Линда опустила босые ноги на пол и тут же подняла их обратно на кровать, ведь по сравнению со вчерашним днем пол был ледяным. Встав на четвереньки, Птичка прошла по кровати до сундука и увидела, что на нем лежит вчерашняя одежда, но также добавилась серая кофточка: заботливая мама собрала вещи, которые сушились на улице, и принесла их дочери, когда та спала, провалившись в сон после тяжелого рабочего дня. Линда взяла одежду, сразу же надела носки, а затем встала на пол. Через носки холодный деревянный пол не так сильно чувствовался. Она полностью оделась, так же как и вчера, только поверх рубашки надела еще кофту. Красный платок был повязан на голову. Линда вышла из своей комнаты и отправилась в кухню. Идя по коридору, она уловила приятный запах жареного бекона с яйцами.

Завтрак был уже готов. Дженнифер поставила третью тарелку с яичницей на круглый стол в середине комнаты.

– Доброго утра, Птичка моя! Как спалось?

– Доброе утро, мама. Спала без задних ног. Очень устала за вчерашний день, но сейчас, после крепкого сна, чувствую себя отлично, – Линда улыбнулась маме, обнажив ровные и белоснежные зубы.

– Вот и отлично. Сейчас позавтракаем и будем приниматься за работу. Будь так добра и позови папу завтракать. Он на веранде.

Дочка кивнула и удалилась.

Джозеф сидел на своем кресле-качалке, слегка покачиваясь вперед-назад, ровным взглядом смотря куда-то вперед. Вид у него был задумчивый, как будто он был в трансе, а изо рта валился сизый клуб дыма. А между средним и указательным пальцами он держал сигарету, от которой струйкой вверх бежал дымок.

– Папа, мама зовет за стол, – позвала Линда.

Джозеф вышел из транса и посмотрел на свою дочь.

– А-а, моя любимая Птичка уже проснулась! Сейчас приду, только вот докурю.

Он показал Линде сигарету, которая уже была выкурена больше чем наполовину, уткнув красный огонек в небо.

– Хорошо, я передам маме, что ты скоро придешь.

Джозеф ей молча кивнул, и она вернулась на кухню. А сам он продолжил молча смотреть вдаль, докуривая сигарету. Но когда в сигарете табака осталось на две-три затяжки, то он встал с кресла, держа при этом сигарету во рту, спустился по ступенькам вниз, обошел дом, докурил сигарету, потушил ее о холодную землю, но не выкинул окурок, а продолжал держать между указательным и средним пальцами. Вышел на передний двор и направился к почтовому ящику, который был прикручен к деревянному забору. Железный почтовый ящик уже потихоньку начал покрываться ржавчиной, особенно это было заметно на верхней его части. Красный флажок был поднят вверх, что свидетельствовало о том, что почтальон принес почту. Джозеф открыл ящик и достал небольшую стопку бумаг. Убрал окурок в карман, потому что не хотел никуда его выбрасывать, помимо мусорного ведра. Просмотрел почту и направился обратно в дом, зайдя с парадного входа.

Положив почту на кухонную гарнитуру, Джозеф присоединился к семье за столом. Он быстрее всех справился с едой, но остался за столом, взяв газету, которую почтальон положил в почтовый ящик вместе с несколькими письмами, и принялся ее читать.

– Я и забыл, что вчера почтальон приносил почту.

Джозеф выглянул из-за газеты и издал легонький смешок. Две его любимые девушки посмотрели на него, на секунду оторвавшись от еды, но ничего не ответили, а просто молча улыбнулись и принялись продолжать завтрак. Джозеф поднял газету и принялся дальше за свое дело.

Спустя пять минут, когда Дженнифер и Линда доедали свой завтрак, Джозеф радостно воскликнул:

– Ага! Вот оно. Я так и думал.

– Что такого ты там увидел, дорогой? – поинтересовалась жена.

– Объявление о ярмарке. А точнее, о ее переносе на неделю позже, – ответил муж.

В основном семья Уайтов продавала свой урожай продуктовым магазинам или ресторанам, которые делали у них заказ, но также продажа на ярмарках приносила хороший доход, но не достаточный для выхода из их положения.

Доев свой завтрак, Линда посмотрела на тарелку мамы и увидела, что та тоже закончила есть, поэтому она, Линда, протянула руку, взяла тарелку мамы и поставила ее на свою тарелку, а затем проделала то же самое с тарелкой отца, а потом положила три вилки и три ножа на самую верхнюю тарелку, по которой слегка был размазан желток и были небольшие капельки беконного жира. Линда отнесла грязную посуду в раковину и вернулась на свое место за столом.

Джозеф сложил газету, положил ее на стол и сказал:

– Ну что же, спасибо нашей любимой маме за прекрасный завтрак, а теперь пора за работу.

Он посмотрел на дочь, а потом перевел взгляд на Дженнифер:

– Птичка, ты иди пока что начинай собирать, а мы с мамой хотим кое о чем поговорить. Хорошо?

Линда молча встала из-за стола, кивнула, но про себя спрашивала: «О чем таком они хотят поговорить?»

– Постой, Птичка, – сказала Дженнифер и подошла к дочери. – Сегодня достаточно пасмурно, солнце не светит и не печет так, как вчера… Да что там говорить, все небо затянуто серым покрывалом. Поэтому лучше сделать так.

Она протянула руки за голову дочери, нашла там узелок, на который был завязан платок, сняла его с головы Линды, обвила вокруг шеи и завязала сзади узел, так что один из углов платка смотрел вниз. Он выглядел как треугольник.

– Вот так лучше.

– Ага, ты прям как Дженни Стивен1, – сказал Джозеф, улыбаясь и при этом имитируя правой рукой пистолет, который был направлен на Линду.

Дженнифер косо посмотрела из-за плеча на мужа, слегка нахмурив брови:

– Не смей называть нашу дочь именем этой бандитки.

Джозеф перестал имитировать пистолет, но продолжал улыбаться.

Дженнифер отступила на шаг от дочери, посмотрела на нее и сказала, что она может идти, и то, что они присоединятся к ней после разговора.

– Хорошо. Я пошла. Спасибо за вкусный завтрак, мама. Люблю вас.

– Мы тебя тоже любим, – по очереди сказали родители.

Линда обвила их быстрым взглядом, а затем опустила глаза на ежедневный выпуск «The Courier-Journal»2, лежавший на столе и который был открыт на странице со статьей, про которую Джозеф сказал: «Я так и знал». Но Линда не придала этому большого значения, вышла из кухни через дверь на задний двор и отправилась на сбор табака, и очень зря, что не придала, потому что именно на этой ярмарке и после нее ее жизнь изменится навсегда. Но ее не стоит винить, ведь никто не знает, что будет завтра, послезавтра, через неделю, через год.

Статья в газете выглядела так:

««С большим сожалением мы вынуждены сообщить, что осенняя ярмарка в Луисвилле, которая проводится каждый год в сентябре с 8-го числа по 15-е число, переносится на неделю позже из-за вынужденных обстоятельств.

Мы просим фермеров и всех тех, кто мечтал побывать на этой замечательной ярмарке, не опускать рук, потому что одна неделя переноса – это не отмена данного мероприятия совсем с последующим переносом на следующий год.

Мы ждем всех жителей и гостей города Луисвилля и округа Джефферсона на этом замечательном и веселом мероприятии. Приносим свои извинения за доставленные неудобства и надеемся, что перенос не сильно скажется на ваших планах», – сообщает администрация города.

Данная статья датируется:

8.15.1928»

8

Линда стояла и смотрела на зеленый ковер, который был соткан из листьев табака. Верхний ярус доставал примерно ей до грудей. На одном кусте таких ярусов было от четырех-шести штук. Нижняя ломка уже была убрана примерно сорок пять дней назад, когда она уже созрела. А еще сорок – сорок пять дней назад, получается, около девяноста дней назад, была посадка табака. Сейчас настало время сбора верхнего и среднего яруса. Листья среднего и верхнего яруса были с волнистыми очертаниями, стали плотными и очень липкими. А их края немного подворачивались книзу. Насыщенный зеленый цвет пропал, но листья еще не начали желтеть. Птичка начала собирать листья. Черешок, в свою очередь, стал настолько хрупким, что с легкостью отделялся от стебля. Линда могла слышать щелчок при обламывании листа и могла видеть белые центральные жилы. Когда в руке набиралось по пять-восемь листьев, она брала бечевку и связывала все листья воедино, обмотав ту часть листьев, которой они «крепились» к стеблю, и складывала их в картонные коробки. Иногда случалось так, что лист загибался, когда Линда пыталась его отломить, что свидетельствовало о том, что он еще не созрел.

В одиночку дочка собрала около десяти кустов, а потом родители присоединились к ней. Так они и проработали практически весь день. Изначально они планировали собирать урожай сначала с утра, а потом вечером, но раз за разом поднимая глаза к серому полотну, боязнь, что пойдет дождь, становилась все сильнее и сильнее. Тучи даже не думали рассасываться, а солнце даже не хотело выглянуть на пару минуточек. Джозеф много раз говорил: «Запомните, если идет дождь, то собирать урожай нельзя. Также нельзя собирать и после дождя еще сутки. Лучше всего собирать листы утром, а еще лучше вечером, в это время в них меньше всего влаги». Но и одного раза было достаточно, чтобы жена и дочь все поняли, но не зря же говорят, что повторение – мать учения.

Ближе к вечеру они начали переносить картонные коробки в дом и спускать их в подвал, где им предстояло томиться. У Уайтов не было теплицы, где куда удобнее высушивать табак. Но что есть, то есть, и отсутствие теплицы не мешало им выращивать отличный табак.

В подвал не проникали солнечные лучи, что очень хорошо для томления табачных листьев. Также в нем было прохладно, но это нестрашно, потому что прохлада не навредит урожаю, а просто время томления увеличится. Когда в подвал были спущены почти все коробки, Джозеф начал нанизывать листья на шнур на небольшом расстоянии друг от друга и подвешивать на потолок. Конечно, можно было и не доставать листья из коробок, а просто накрыть их влажной тряпкой. Но Джозефу не был приятен тот факт, что в таком случае придется два-три раза в день перекладывать листья, потому что они могут загнить или запреть. Буквально через полчаса почти весь подвал был обвешан табачными листьями.

Обычно процесс томления занимает четыре-семь дней. За это время в листах разрушается крахмал, снижается количество белков и никотина, повышается содержание эфирных масел. Благодаря этому вкус и аромат становятся лучше.

Джозеф стоял вокруг подвешенных табачных листьев, уткнув руки в пояс, и любовался урожаем. Неужели человек настолько может любить табак?

Линда и Дженнифер спустились к нему в подвал. Каждая несла по коробке.

– Ну что же, это последние? – спросил Джозеф.

– Нет, – ответила Линда. – Там осталась последняя коробка.

– Хорошо. Я сам схожу за ней. А вы, девчонки, давайте отдохните.

Он достал пачку сигарет. Взял одну в рот, подкурил спичкой, которую поджег о шершавый ноготь, и начал свой путь наверх.

Джозеф начал подниматься по лестнице. Поднялся на одну ступень. Вторую. Третью. Еще пару шагов, и он у двери, которая отделяет основной дом от подвала. Едкий дым стремится вверх и попадает ему в правый глаз. Тот начинает слезиться. Джозеф корчится от боли, прижимая ладонь к глазу. Когда жгучая боль отступает, отец слышит голос дочери, которая говорит ему, что он уронил сигарету. На деревянную лестницу, между прочим. Он тут же наклоняется, чтобы поднять ее, но когда выпрямляется, то весь мир начинает расплываться, кружиться перед глазами, ноги начинают подкашиваться. У него не получается сделать шаг вперед, чтобы продолжить восхождение. Вместо этого он ставит одну ногу назад, хватается руками за перила и медленно опускается (или это ему только так кажется, что медленно?) на ступеньки, спиной прижимаясь к перилам. Следующее мгновение он смотрит перед собой и ничего не видит, кроме подступающей темноты. Но прекрасно слышит крики дочери и жены. «Папа! Что с тобой?!» – кричит Линда. «Джозеф!» – только и может произнести женщина, которая большую часть своей жизни прожила с ним бок о бок. Помимо криков, отец слышит и стук каблуков их сапог, который быстро приближается. Глаза уже полностью погрузились в темноту. Он кладет голову на плечо, и его сознание начинает падать в пустоту. Но он все равно чувствует, как четыре холодные руки, которые пару мгновений назад были теплыми, касаются его. И последнее, что понимает его сознание перед тем, как окончательно провалиться в пустоту, это то, что его кто-то берет под руки и тащит наверх.

Джозеф начинает приходить в себя, когда чувствует, как что-то холодное лежит у него на лбу. Что-то стекает холодными струйками вниз, оставляя мокрую полосу от виска до уха и до нижней челюсти. Со временем он открывает глаза и видит перед собой лицо Дженнифер и Линды. Медленным взором осматривается и понимает, что он находится в спальне. Видит свою одежду на стуле. Под одеялом он лежит в одном нижнем белье. Решает подняться, упершись локтями в матрас, но тут жена хватает его за плечи и тянет обратно вниз на матрас.

– Тихо-тихо. Лежи, не вставай, – говорит она мужу.

Джозеф протягивает руку ко лбу, нащупывает мокрое полотенце и стаскивает его. Линда пытается вернуть его на место, но все тщетно.

– Что со мной случилось? Последнее, что я помню, это то, как мы были в подвале и вешали табак… а потом… потом… как вы меня куда-то выносите под руки.

– Скорее всего, у тебя закружилась голова из-за того, что ты резко выпрямился, когда поднимал сигарету. Вот тебе стало плохо, и ты потерял сознание, – ответила Дженнифер на вопрос Джозефа.

– Мд-а-а, – протянул Джозеф. – И долго я пролежал без сознания?

– Около двух-трех часов, – сказала Линда. – Папочка, как ты себя чувствуешь?

– Немного подавленно, Птичка моя. Не переживай. Все будет хорошо.

Джозеф повернул голову и посмотрел через плечо Линды в окно. Уже начинало темнеть.

– Солнце так и не выглянуло?

Мама с дочерью одновременно кивнули.

– А пока я лежал без сознания, дождь был?

Линда потрясла головой.

– Это хорошо. А то пару кустиков-то еще осталось. Надо бы их убрать… Хотя, думаю, уже в следующий раз уберем. Послезавтра, если сегодня ночью дождь все-таки решит пойти.

– Ой! – вырвалось у Линды.

– Что такое, Птичка? – спросила Дженнифер.

– Я забыла про последнюю коробку с листьями.

Она опустила глаза и начала смотреть на свои сапоги. Щеки слегка, но заметно залились румянцем. По ее виду было понятно, что ей стыдно и она сожалеет о своем поступке.

Джозеф посмотрел на Дженнифер, а затем коснулся рукой предплечья Линды.

– Мы тебя не виним. У тебя было другое важное дело. Куда более важное, чем эта коробка. Ты позаботилась о своем старике.

Дженнифер улыбнулась саркастической улыбкой.

– Ты и сама прекрасно видишь, что он натворил. Так что не переживай.

– Но я все равно пойду и принесу ее, – сказала Линда и встала со стула. – Я быстренько. Принесу и сама его развешу в подвале.

– Смотри, завтра я буду как в свои двадцать лет: спущусь и проверю, как ты справилась с работой.

Губы Джозефа растянулись в улыбке.

Линда, тоже улыбнувшись, вышла из комнаты родителей. Но, уходя, она услышала, как мама сказала папе:

– Ну что, Ромео, больше не будешь лазить ко мне на балкон.

– Это еще почему?

– Да потому что я не собираюсь тащить тебя на себе до кровати.

Смех вырвался из груди Дженнифер. А спустя секунду и из груди Джозефа.

Выходя на улицу, Линда продолжала улыбаться, потому что она была счастлива, что с отцом ничего настолько страшного не случилось. Ее родители счастливы вместе, а она счастлива вместе с ними.

После выхода из дома Птичка увидела последнюю оставшуюся коробку с зелеными табачными листьями внутри. Она, Линда, выдохнула и расслабилась, потому что с собранным урожаем ничего не случилось. А особенно замечательно, что дождя не было, ведь обычная картонная коробка не защитит от дождя, и все.

Ровные грани коробки вырисовывали идеальный куб, как вдруг на верхней плоскости куба появился маленький бугорок. Линда удивилась, но вскоре, подойдя поближе, увидела, что из себя представляет этот бугорок. Это была ее новая маленькая подружка. Эта малышка спокойно смотрела на приближающуюся великаншу.

– Ну привет, красотка, – поздоровалась Линда.

– Пип, – ответила мышка.

– Я так и знала, что стоит подкормить тебя один разок, ты будешь прибегать постоянно… Но я не думала, что так скоро.

Мышка встала на задние лапки и начала потирать мордочку передними, как будто умываясь водой. Линда стояла в непонимании, и у нее было такое чувство, словно мышка пытается ей что-то сказать.

– Прости, дорогуша, но у меня нет с собой еды. Да даже если бы и была, то я не дала бы тебе… Прости.

Линда наклонилась и медленно протянула руку к мордочке мышки, а она, на удивление великанши, спокойно смотрела на нее, и даже не было намека на то, что ей страшно и она готова бежать со всех ног. Линда аккуратно взяла мышку в ладонь и убрала с коробки, опустив на землю.

– Все. Беги к своим деткам. Они, должно быть, уже соскучились. Мне вот тоже пора к своей семье, – сказала Птичка. А затем взяла коробку, встала и пошла обратно домой, но просто уйти не обернувшись она не могла. Она повернула голову и увидела, как этот маленький клубочек сидит на том самом месте и смотрит на нее, подергивая усиками.

Около пятнадцати секунд они смотрели друг на друга. Черные глаза-бусинки смотрят прямиком в голубые глаза великанши. Но потом мышка повернула мордочку и побежала в заросли кукурузы.

– Ну вот, кажись, она поняла, что ей пора к своим детишкам.

Линда издала легкий смешок и пошла в дом. Но сделав буквально один шаг, она почувствовала, как что-то коснулось ее волос. Спустя секунду еще раз. И еще. Еще. Затем вся ее одежда начала покрываться темными пятнами. Дождь все-таки пошел под конец сегодняшнего дня. Прижав коробку к правому боку, она легким бегом направилась в сторону дома.

Вернувшись в семейное гнездышко, Птичка направилась в подвал, взяла шнур и проделала с листьями то же самое, что и отец. Затем она нашла свободное место, куда можно разместить последний шнур с табачными листьями, повесила его и, поднявшись из подвала, направилась в спальню родителей, чтобы проведать отца.

Ее родители так и были в своей комнате. Джозеф лежал, ни на минуту не вставая, а Дженнифер, как заботливая сиделка, всегда находилась рядом с больным. Они так и продолжали разговаривать, смеяться и улыбаться.

Но, к сожалению, Линда и Дженнифер отужинали без Джозефа. Сидя вдвоем на кухне, мама с дочерью редко переговаривались. Почти весь ужин они провели в тишине. Эту тишину нарушал только стук дождя, который превратился в жуткий ливень. Но до грозы дело еще не дошло.

Весь вечер Джозеф пролежал в постели. Даже на ужин не пришел. Но то была не его воля, а воля жены с дочерью, потому что те переживали, что вставания с кровати приведут к плачевным последствиям, потому что потеря сознания и головокружение – это не шутки. Больному нужен был постельный режим. Так что Линда и Дженнифер принесли ему ужин в постель. Любимая жена даже пыталась покормить больного мужа с ложечки, но он все говорил одно и то же: «Со мной все в порядке. Я и сам могу поесть». На что Дженнифер отвечала: «А вот поезд приближается к туннелю. Открой-ка ротик, малыш». Линда про себя подумала, что в слово «малыш» мама вкладывает не то значение, какое вкладывают матери, когда обращаются к своему ребенку, а то значение, которое вкладывают женщины к своим мужчинам, которых любят.

Когда Джозеф закончил ужинать, он позвал дочь к себе, попросил ее нагнуться к нему и поцеловал в лоб, а затем добавил:

– Спокойной ночи, доченька. Спасибо тебе за заботу. Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, папочка. И тебе спокойной ночи.

Линда отошла от отца и направилась к маме. Обойдя кровать, пожелала и ей спокойной ночи. Дженнифер также поцеловала ее в лоб и сказала, что любит ее.

А когда Линда вышла из комнаты родителей, закрыв за собой дверь, Дженнифер сняла с себя одежду и легла на грудь Джозефа, а он в свою очередь обнял ее.

У себя в комнате Линда засыпала под звуки ливня и свои мысли.

9

«Боже, да что же это такое? Два дня подряд мое сердце обливается кровью, а потом эта кровь разбрызгивается из-за того, что сердце начинает бешено колотиться у меня в груди из-за страха и риска, что эти два дня могли стать последними, когда я видела своих родителей живыми… Сначала мама, а потом папа… И сегодняшний день показал, что ситуация с папочкой гораздо хуже. Ведь если мама упала, но не потеряла сознание, то п-папа…»

Лежа с закрытыми глазами на кровати, Линда начала всхлипывать и постанывать. Через закрытые веки проступили слезы.

«…Признаться честно, то когда я увидела, как папа, опершись спиной на перила, присел на лестнице, у меня в голове яростным криком прозвучали два слова: „ВСЕ! УМЕР!“ Ну а что еще я могла подумать в таком случае? Мало ли что могло произойти, когда он нагибался, чтобы поднять сигарету: инсульт, тромб оторвался… Но потом, когда мы с мамой подбежали к нему, то заметили, что его рубашка поднимается и опускается. Дышит! Живой! Но дышал он очень тяжело. Повезло, что он оперся на перила и присел. Должно быть, предпринял эту попытку из последних сил, перед тем как потерять сознание, а не полетел с лестницы и не разбил себе голову… Даже представить себе не могу, как мы будем жить с мамой без него… Хорошо, что все обошлось и сегодня он заснул в кровати рядом с мамой, а не на холодном столе в морге с посиневшими губами и холодный как лед, с зашитым Y-образным порезом, после того как холодное лезвие хирургического скальпеля впилось в его тело в области груди и направилось вниз, к паху, разрезая плоть, как нож режет масло… А затем его последним домиком стал бы деревянный гроб в земле, а вместо почтового ящика был бы деревянный крест…»

Слезы начали сильнее проступать через закрытые веки. Они, слезы, несколькими струйками бежали вниз по щекам. Линда повернулась на левый бок и, прижав колени к своей маленькой груди, свернулась в клубок. А стоны стали еще сильнее.

«…Хватит… Хватит об этом думать. Все же обошлось. Он сейчас в теплой постели рядом с любимой женщиной. Все будет хорошо… Нет! Все будет отлично у него и у мамы. У нас все будет отлично… Но как представлю, что с ними случится что-то ужасное, то это мощным раскатом грома врывается в мою голову…»

Реальный раскат грома ворвался в голову Линды, но на этот раз гром пришел не из подсознания, а с улицы. Птичка вскочила, села на кровати, тяжело дыша, с заплаканными красными глазами, зажав в кулаках белое одеяло и прижимая его к груди. Через одно единственное окно в комнату Линды на долю секунды ворвался белый свет, который был послан в ее окно молнией. Повернув голову к окну, она увидела, как сильно разбушевался легонький дождь, начавшийся ближе к вечеру, превратившись в ужасный ливень с грозой.

«…Ну надо же, что творится на улице. Хорошо, что я вспомнила о последней коробке с табаком. Ха-ха, папа бы меня отругал за то, что я не позаботилась о его любимом „ребеночке“. Ладно, надо попробовать заснуть и не беспокоиться о родителях. Как там Марк Твен говорил? Что-то вроде: „В жизни я беспокоился о многом, и большая часть из этого так и не произошла“. Во-о-от. Спокойной ночи, мама и папа. Я люблю вас…»

Линда уже снова улеглась, как вдруг снова подскочила.

«…Мышка!»

10

Линда сама не знала, что движет ей в этот момент. С чего это вдруг она так запереживала из-за какой-то там мышки? Возможно, когда она смотрела в окно, то заметила кукурузное поле и вспомнила о ней. Забеспокоилась из-за того, что может произойти с ней и с ее детишками в эту грозу. Но ведь до этой ночи грозы тоже были и, как можно видеть, с мышкой и с ее детишками все в порядке. А где же папа-мышка? Да и к тому же в окрестностях фермы Уайтов подружка Линды не единственная мышь. Что же это теперь получается, из-за всех беспокоиться?

Но эта мышка не была как все. Возможно, это и заставило Линду вскочить с кровати в глубокую ночь. Не может обычная мышка так спокойно вести себя, когда великанша дает ей лакомство, приводить детей, чтобы она их тоже угостила, приходить на следующий день и спокойно сидеть и смотреть на нее. И самое главное, не может обычная мышь показывать человеку путь к своему домику и не может благодарить Линду на мышином языке. Как будто она понимает, что должна так делать.

Линда молниеносно надела джинсы и сапоги, накинула на себя рубашку и, не застегивая ее, побежала на кухню. Она переживала, что родители проснутся из-за того, что услышат, как она пробегает мимо их спальни. Но они крепко спали и не могли услышать, как скрипит пол в коридоре, когда их дочь пробегала по нему. Не услышали они и, как со скрипом открывалась дверь на кухне, которая вела на улицу, на задний двор.

Распахнув дверь, Линду сковала ночная прохлада. По кухне загулял ветер, развевая полотенца, занавески, как флаги на ветру. Птичка смотрела вперед и испугалась жуткой картины. Но это не помешало ей направиться к кукурузному полю, по пути застегивая рубашку.

Только выйдя из-под карниза веранды, Линда за пару секунд промокла под холодным ливнем. Все тело начало дрожать от холода, побежали мурашки, волосы и одежда липли к телу. Синяя рубашка начала темнеть из-за воды. Ливень был настолько сильный, что не позволял увидеть горизонт. Гром и молния каждый раз заставали Птичку врасплох. Холодный ветер дул ей в лицо, обжигая кожу. Но Линда бежала к полю, то оббегая лужи, то вступая прямо в них, разбрызгивая грязную воду во все стороны и намачивая нижнюю часть джинсов еще сильнее.

Добравшись до места, Линда нырнула в зеленый лабиринт. Руками она прокладывала себе путь, но из-за ветра некоторые стебли наклонялись и словно мокрым хлыстом били ее по лицу, помогая ветру, тоже обжигали лицо. Хоть на улице и была глубокая ночь, вне зарослей кукурузы можно было что-то разглядеть, а в самой кукурузе была полная тьма, которая освещалась яркими вспышками молний. Линде было достаточно одной-двух секунд, чтобы разглядеть, что впереди, но куда именно бежать в такой суматохе, она не могла понять. Где же тот участок поля, на котором она впервые увидела мышку? Там она уже могла более-менее понять, куда ей бежать. Но, увы, пока что ей приходилось блуждать в этом лабиринте, получая мокрые пощечины от кукурузных стеблей. Она была вся промокшая, замершая до такой степени, что пальцы на руках уже еле шевелились. Линда не знала, сколько она бегала по полю в поисках своей подружки, а иногда ей казалось, что она бегает по кругу. Попробуй что-нибудь разбери в этой суете.

Хоть все тело и было мокрое от дождя, Линда поняла, что уже вся вспотела, а дыхание сбилось. В боку уже появилась боль, но великанша не собиралась бросать поиски. Маленькие черные глаза-бусинки, которые мелькали перед ней, придавали сил. Но спустя какое-то время Линда остановилась, держась рукой за бок и тяжело дыша. Другой рукой она пыталась убрать мокрые волосы с лица. «А что, если я ее раздавила?! Я столько бегала, смотря только перед собой, а под ноги даже ни разу и не взглянула. Повезло, если не раздавила, но пробежать мимо ее домика я тоже могла. Надо быть внимательнее и смотреть под ноги», – сказала Линда про себя и продолжила поиски. На этот раз тщательно смотря под ноги из-за страха пробежать домик или раздавить мышку. Если уже не раздавила. Раздавить свою маленькую подружку было для нее куда страшнее, чем просто пробежать мимо мышиного шалашика. Так страх раздавить мышку стал первым, чего она испугалась на этом поле в ту ночь, а то, чего она испугается во второй раз, ждало ее буквально в нескольких ярдах впереди.

Линда продолжала бежать, смотря на свои ноги и то, куда они ступают, слышала, как хлюпают сапоги, вступая в грязь. И вот, когда молния в очередной раз осветила ей путь, она увидела, что через несколько метров сквозь стебли виднеется пустой участок земли. «Вот это то место, где мы начали собирать кукурузу. А значит, где-то уже близко и дом мышки. Но надо все равно внимательнее смотреть под ноги, может так случиться, что я бегу как раз по той тропинке, по которой вела меня мышка», – снова про себя сказала Линда и продолжила бежать, посматривая вниз. И в тот момент, когда Птичка выбежала на пустой участок, смотрела она так же под ноги и не увидела, во что такое твердое она ударилась.

Стукнувшись обо что-то твердое лбом, Линда упала спиной в грязь. Все тело еще сильнее начало замерзать от холодной и мокрой грязи, которая, словно миллион маленьких сосулек, впилась в кожу и начала растекаться по рубашке и под ней. Птичка поднялась и села на холодную землю, потирая лоб в месте удара и слегка постанывая. Но когда она открыла глаза, то она моментально забыла про боль во лбу, потому что все ее тело сковал страх и ей уже было не до боли. Перед ней стоял человек, как минимум шесть футов ростом, в черных лохмотьях, которые служили ему одеждой. Эти лохмотья ветер развевал в разные стороны. Вся его одежда была разорвана и разрезана ножом. На его голове была старая, то ли черная, то ли темно-синяя мужская шляпа с широкими полями, которая таинственным образом не слетала с его головы в такой жуткий ветер. Шею покрывал старый шарф. Его лицо было каким-то серым и выглядело оно таким пухлым, словно этот человек должен весить больше четырехсот фунтов. Но несмотря на пухлое лицо, руки его были до ужаса худые. Но это не самое страшное. Страшнее то, что он держал на своих плечах. Поддерживая рукой деревянную ручку, странный человек держал косу. Этот человек смотрел на Линду пустыми черными глазами и улыбался ей зашитым ртом. Он был зашит так, что он мог только улыбаться.

Испуганная Птичка уже набрала полную грудь воздуха, чтобы извлечь протяжный крик. Но тут молния осветила этот участок, и Линда успокоилась. Пугало. Перед ней стояло пугало. Молния пролила свет на этого «человека» в лохмотьях и с косой на плечах. Вместо головы был мешок, набитый соломой, что и придавало лицу пухлый вид. А рот был вышит ниткой в виде улыбки. Молния также осветила деревянный скелет пугала, который Линда увидела сквозь рваные дырки в лохмотьях.

Линда начала подниматься с холодной земли, как вдруг увидела рядом с единственной деревянной и худой ногой маленького, лежащего в грязи зверька. Птичка подошла поближе, нагнулась и хотела уже взять зверька в руки, чтобы получше его рассмотреть, как ее настигла тоска.

– А вот и папа-мышь, – шепотом произнесла великанша и встала. – Скорее всего, он шел к своей семье, а это значит, что я уже близко.

Еще около двух-трех минут она бродила по зарослям. Пока не вышла на тот участок, где она в первый раз увидела свою подругу. А дальше поиск пошел гораздо легче. Линда была счастлива, но не долго, потому что когда она пришла к шалашику мышки, чтобы забрать его обитателей к себе в дом, мышиного домика уже и не было. А точнее, он был, вот только весь разрушенный, раздавленный. Великанша подошла поближе и заглянула внутрь разрушенного маленького домика. Внутри никого не было. Небольшое облегчение посетило Линду. Но где же мышки? В панике добрая великанша начинает их искать. Поднимает нижние зеленые листья на стеблях кукурузы, которые из-за дождя наклонились вниз. И под одним из таких листов находит один промокший, дрожащий от холода мохнатый клубочек, к которому прижимаются тоже трясущиеся от холода три маленьких клубочка. Мама-мышка поднимает мордочку и видит того, кто поднял их листок-зонтик. В глазах-бусинках не хватает места радости. Добрая великанша пришла на помощь.

Линда, тоже вся промокшая до нитки и замерзшая, не находит никакого другого способа, как засунуть все мышиное семейство себе под рубашку. Она прекрасно понимает, что под ее промокшей рубашкой им будет не настолько теплее, как под сухой. Да и тело у нее уже не такое горячее, потому что оно успело остыть после бега во время поисков рядом с разрушенным шалашиком. Но по пути домой великанша снова будет бежать, и тело разогреется, и клубочкам хоть и немного, но станет теплее под мокрой тканью. Линда растягивает пуговицы в области живота, берет в охапку за раз всех четверых и сует себе под рубашку. Поддерживает их одной рукой. Она чувствует слабое тепло их телец.

– Только, чур, не щекотаться и не кусаться, – попросила Линда. – Ладно, пора домой.

И она побежала обратно.

Путь до дома занял гораздо меньше времени, что не могло не радовать. Войдя на кухню, заперев за собой дверь на засов, Линда ощутила тепло дома. Даже холодный пол казался таким теплым по сравнению с тем, что творилось на улице. Замерзшие ноги и руки начали потихоньку покалывать, согреваться. Великанша направилась в свою комнату. На этот раз, проходя мимо комнаты родителей, она шла тихо, аккуратно ступая с пятки на носок. Дойдя до своей комнаты, великанша достала из-под рубашки мышат и положила их к себе на кровать. Они тут же начали пытаться зарыться в теплое одеяло. Линда скинула с себя мокрую одежду и достала из прикроватного сундука один из своих шарфов-платков. Завернула в него всех мышат. Они даже не сопротивлялись. Не обычные мышки. Затем она решила пока что разместить их у изголовья кровати, рядом со своей подушкой, чтобы потом при свете дня решить, где их разместить получше.

Когда мышата были в тепле и уложены в изголовье кровати, Линда сама залезла под одеяло и закрыла глаза.

«Да что ты будешь делать! – про себя прокричала Линда. – Я же в грязи валялась, а теперь в чистую постель. Эх-х-х… Завтра постираю. Самое главное – это не заболеть после таких ночных забегов».

– Пи-пип-пипи пи-пи, – донеслось из-под шарфа в изголовье кровати.

– И вам спокойной ночи.

1

«Гефест уже прокукарекал, а я даже и не слышала этого. Хотя не удивительно, что после таких ночных приключений я спала как убитая. Вроде чувствую себя нормально, не лихорадит, температуры нет. Повезло, что тут еще сказать.

Судя по тому, как за окном светит солнце, времени должно быть уже где-то около десяти-одиннадцати часов. Странно еще то, что мама и папа не разбудили меня. Возможно, они сами еще спят. Хотя это как-то странно, ведь нам же нужно продолжать собирать урожай, чтобы успеть к осенней ярмарке. А они дрыхнут. Хе-хе. Возможно, у нас сегодня будет выходной.

Надо решить, куда лучше приютить моих новых друзей… И, пожалуй, надо будет похоронить папу-мышку. Будь он обычной мышью, я бы этого не стала делать, но что-то мне подсказывает, что он такой же, как и его спутница. Да и детишки, должно быть, у них такие же. Нужно будет принести им еды и воды. Вот! Кажись, неплохой план.

Ну, думаю, еще пару минуток полежу, и можно вставать. Ой! Совсем забыла про постель! Я же сейчас вся в грязи лежу!»

2

Линда откинула одеяло ногами, яростно махая ими, словно она была на велосипеде, встала с кровати и вздохнула с облегчением. Не с большим, но с облегчением. Постельное белье было грязным, но не настолько все было ужасно, как она себе представляла. Должно быть, по дороге домой дождь смыл большую часть грязи. На белой ткани были засохшие коричневые следы. Но, как показалось Линде, будет достаточно замочить все испачканное белье, постирать с мылом, и вот – чистота. А вот ситуация с джинсами была гораздо хуже. От самого низа до уровня чуть выше колен все джинсы были испачканы в грязи. Она засохла и покрыла синюю ткань корочкой. Смотря на свои запачканные джинсы, Линда боялась представить, что творится с ее сапогами. А чего стоило ожидать от выхода на улицу в такую ужасную погоду, да и еще когда ты живешь на ферме?

Просмотрев свою рубашку, Линда кинула ее и штаны в одну кучу, а затем добавила и свою ночную сорочку и нижнее белье. Стояла она полностью обнаженная. Из прикроватного сундука она достала еще одну пару джинсов и новую рубашку, а также полотенце, в которое она завернулась, прикрыв свои прелести, и вышла из своей комнаты, взяв грязную одежду в одну руку, а чистую в другую. Перед тем как надеть чистую одежду, она пошла отмыться от грязи.

Предположение Линды было правильным: ее родители действительно еще спали. Поэтому, умывшись, почистив сапоги, от которых засохшая грязь отлетала кусками, постирав всю одежду и развесив ее на улице сушиться, вся освеженная и чистая, она вернулась в свою комнату, закрыла дверь и начала думать, куда ей прятать своих сожителей. Именно прятать, потому что родители не потерпят грызунов в доме.

Изначально она планировала спрятать их в своем платяном шкафу. Все равно там было только два-три платья, которые надевались крайне редко. Так, на особенные случаи: день рождения, чья-то свадьба, просто сходить прогуляться. Но хоть платья дешевые и редко надеваются, но все равно будет жалко, если мышки их погрызут. Да и тем более шкаф почти всегда закрыт. А она не хотела запирать их там без света и свободы. И кому будет приятно, когда одно платье все-таки пригодится, а открыв дверцу шкафа, ты обнаружишь там мышиный помет.

Второй вариант был – спрятать их в сундук. Но снова же там тоже хранятся вещи, а это тоже риск: погрызенные вещи и помет. Сундук отпадает.

Был вариант спрятать их в амбаре, но тоже нет, потому что какой-нибудь кот мог залезть туда, и все.

Опечаленная и не знавшая, куда деть мышат, Линда взяла завернутых в шарф-платок зверят и спросила:

– Куда же мне вас деть? Хотя бы на первое время.

Под тканью шарфа мама-мышка начала шевелиться. Появилось тихое шуршание.

– Тихо, малышка. Что же ты так запереживала? – Линда держала закутанных мышат так, словно держала ребенка, и осматривала свою комнату в поисках укромного места. – Ну, конечно же, если хочешь что-то спрятать, то спрячь это на самом видном или банальном месте. Под кроватью.

Великанша легла на пол и задвинула закутанных мышей под кровать. Затем раскутала их, подогнула шарф таким образом, что он стал похож на круглое блюдечко с высокими боками. Такая вот маленькая круглая кровать под огромной кроватью. Тут их никто не найдет… Хотя есть вероятность, что кто-то из родителей заглянет под кровать и обнаружит незваных гостей. Но тут снова вспоминаются слова Марка Твена: «В жизни я беспокоился о многом, и большая часть из этого так и не произошла». Тут они не смогут ничего погрызть, если, конечно, не вскарабкаются вверх по ножкам кровати и не пообедают матрасом. Да и помет отсюда будет легко убирать. Идеальное место.

– Так. Сидите тихо, не пищите и никуда не ходите, – начала давать указания Линда, – а я пойду и принесу вам чего-нибудь поесть и попить.

Великанша вышла из комнаты, а мама с детьми остались сидеть в своей импровизированной кровати.

3

– Насколько я знаю, мыши обычно любят есть зерна, фрукты и семена, но также могут есть корни растений и кору деревьев, – произносила Линда вслух, стоя напротив ворот в амбар. – Думаю, Гефест не будет против, если я позаимствую у него немного зерна. Мыши едят в основном не так уж и много.

В амбаре было достаточно светло. Почти по всему полу было разбросано сено. Было около пяти коров. Все они медленно пожевывали сено, отгоняя мух хвостами. Некоторые лениво мычали. А поверх мычания ложилось блеяние трех овец. Брауни стоял в стойле и пожевывал овес, а на него из соседнего стойла поглядывала Агата. И когда их взгляды встречались, Брауни фыркал и начинал постукивать копытом. В свою очередь бело-серая кобыла мотала головой, развевая шелковистую гриву. Они заигрывали друг с другом. В дальнем конце амбара в загоне похрюкивали две свиньи. Не очень большой скотный двор: половина скота уже померла. Дела у Уайтов были плохи.

Буквально в пару шагах слева от Линды, у входа в амбар, лежали мешки с зернами. Один уже был пуст наполовину, а внутри него лежала металлическая чашка для кормежки Гефеста. Но когда великанша направилась к этому месту, она не принялась наполнять металлическую чашку, чтобы потом высыпать ее содержимое в тарелку, которую она взяла из дома, и отнести мышатам. Она посмотрела на инструменты, которые висели на прибитых к стене гвоздях, лежали на полке и стояли рядом, облокотившиеся на стену. Среди инструментов Линда нашла лопату, взяла ее и направилась на кукурузное поле.

В ясную погоду, когда жуткий дождь не мешает тебе видеть то, что творится впереди, когда холодный ветер не обжигает тебе лицо, тело не сковывается от прохлады, по лицу никто не бьет, то найти определенный участок на кукурузном поле становится гораздо легче и быстрее. Буквально спустя несколько минут Линда вышла на незасеянный участок с пугалом. При свете дня «человек в черном» не казался таким уж и страшным, но назвать его добродушным и спокойно находиться рядом с ним тоже было трудно. На фоне яркого солнца, которое светит из-за его спины, он кажется еще живее, нежели в темноте. Солнечные лучи так четко освещают каждый участок его тела и одежды. Видны все порезы и разрывы ткани. Как будто на него напала стая диких собак и разорвала в клочья. Так еще и эта коса. А если бы Линда налетела на нее в ночи? Что тогда?

Тело папы-мышки так и лежало на том месте, где его и обнаружила Линда. Она выкопала небольшую ямку и собиралась похоронить в ней мышь, но когда она хотела воспользоваться лопатой как совком, чтобы поднять тело и предать его земле, мимо нее пробежал дикий кот с побитым глазом и порванным правым ухом, остановился буквально в ярде от Линды и зашипел, выгнув при этом спину, а затем скрылся в зарослях кукурузы.

– А вот, должно быть, и убийца, – промолвила Линда и положила тело в землю. Два раза зачерпнула полную лопату земли и закопала отца троих мышат и мужа своей подруги.

Убийцы всегда возвращаются на место преступления.

Закопав маленькое тельце, Линда развернулась спиной к солнцу и пугалу и направилась обратно к амбару. Но тут подул ветер, не такой сильный, как ночью, и по телу великанши пробежали мурашки. Кукурузные стебли зашевелились, а позади Линды что-то треснуло. Она обернулась и посмотрела на пугало. «Человек в черном» стоял на своей одной худой деревянной ноге, слегка пошатываясь из стороны в сторону. Его вышитая улыбка говорила о его намерении сделать что-то плохое. А пустые черные глаза ничего не говорили, потому что по ним и так можно было понять, что он не чувствует страха перед последствиями за свои плохие намерения.

– С таким внешним видом Дороти тебя ни за что не сняла бы, Страшила3.

Линда ушла обратно в амбар, оставив позади себя маленький холмик земли и «человека в черном», которому суждено было стоять на своей одной ноге до тех пор, пока Джозеф его не уберет.

Добрая великанша набрала в амбаре тарелку зерна, а на кухне набрала в блюдце воды и отнесла их себе в комнату. Когда она вернулась, то обнаружила, что мышиное семейство так и сидит в своей кровати. Линда поставила воду и пищу рядом с ней, и все четверо принялись за угощение. Птичка молча смотрела на них и слегка улыбалась. Мама-мышка попила воды, подняла свою мордашку над блюдцем. На усах и шерстке в области крохотного ротика остались капельки воды.

– Пипь-пи-пипь-пип.

– Кушайте на здоровье, – сказала Лида и начала подниматься с пола. Ее улыбка стала шире. Она уже поднималась на ноги, как вдруг схватилась за голову и начала осмысливать происходящее: – Так! Стоп! Это ненормально. Почему мы понимаем друг друга? Я сначала думала, что все это совпадение. Но это не похоже на обычное совпадение. Я знаю, что ты не обычная мышь, то есть считаю тебя умнее других мышей. Но сейчас мне кажется, что ты ведешь себя как человек. Ты желаешь мне спокойной ночи, благодаришь за еду. А еще я понимаю твой писк и отвечаю тебе.

Стук в дверь.

– Птичка, у тебя все хорошо? Ты с кем там разговариваешь? – донесся из-за двери голос мамы.

– Это мама, – тихо сказала Линда то ли сама себе, то ли мышкам. А потом сказала уже громче, чтобы Дженнифер услышала: – Да, мама, все хорошо. Это просто мысли вслух.

– Ясно. Через пять-десять минут обед будет готов, и можешь приходить.

– Хорошо, мама.

Линда снова заглянула под кровать.

– Мне нужно отойти. Еда и вода у вас есть, так что сидите тихо и никуда не вылезайте… Я знаю, что вы прекрасно понимаете, о чем я.

– Пи, – ответила старшая мышь.

Великанша удовлетворительно кивнула и через пять минут вышла из комнаты.

4

День близился к полудню. В кухне стоял вызывающий слюнки и заставляющий урчать живот запах: картофельное пюре с подливой, небольшой кусок мяса, отваренная кукуруза с солью и небольшая горстка гороха.

Линда отодвинула стул, села за стол, поблагодарила маму за обед и принялась за еду. А затем Дженнифер присоединилась к ней.

– Как папа себя чувствует? – встревоженно спросила Линда, боясь услышать об ухудшении самочувствия отца.

– Гораздо лучше, чем вчера.

Дочь с облегчением выдохнула.

– Идет на поправку.

– Он все еще в постели?

– Нет, он на веранде, курит.

Сразу после этой фразы, словно она была сигналом для входа, Джозеф вошел в кухню. Как только он сел за стол, едкий запах табака ударил в нос его девочкам.

Ели они в основном молча. Иногда коротко переговаривались на различные темы, пока отец не спросил свою дочь:

– А куда это ты ходила, Птичка моя? Я видел в окне, как ты возвращалась со стороны амбара.

– Да так, решила прогуляться, подышать свежим воздухом, нагулять аппетит перед едой.

– А не хочешь ли ты после обеда сходить еще прогуляться? – спросил Джозеф улыбаясь. – Кое-кто ждет тебя у нашего почтового ящика. Я встретил его, когда забирал почту. Он категорически отказывался от моего приглашения зайти в дом, чтобы не стоять на улице.

Когда отец сказал, что кое-кто ждет ее у почтового ящика, первый вопрос, который возник в голове Линды, был таким: «Кто же это пришел и ждет меня?» Но потом, после того как прозвучало слово «он», моментально задался следующий вопрос: «У меня, конечно, много друзей-мальчиков, но кто же именно этот он?» Второй вопрос Линда задала отцу.

– Сходи и узнай, – Джозеф широко улыбнулся, продемонстрировав свои белые зубы. – Может, это твоя будущая половинка.

Глаза дочери округлились, да так, что чуть не выпали из глазниц.

– Джозеф, дорогой, ты уверен? – наконец подала голос Дженнифер. – Может, не стоит так сильно спешить.

– Вы это о чем? – на удивление спокойно задала свой вопрос Линда.

– Не обращай внимания, доченька. Папа просто неудачно пошутил про вторую половинку, – ответила мама на вопрос дочки. – Но ты все равно сходи и прогуляйся после обеда. Нам с папой надо поговорить… наедине.

Линда заметила, как в этот момент мама строго смотрит на отца.

– Хорошо, Птичка?

– Да, мама.

После того как в тарелке Линды ничего не осталось, она встала из-за стола, но остановилась, чтобы выслушать настаивание отца о том, что сегодня у них выходной и чтобы она не загуливалась допоздна. Связано ли это было со вчерашним случаем в подвале, Линда не знала. И только тогда Птичка вышла в коридор, но остановилась у дверного проема, прижалась к стене и начала слушать разговор родителей, который ей не понравился с самого начала.

– Ты думаешь, что мы делаем правильный выбор? – спрашивала жена мужа. – Не сделаем мы только хуже?

– Что мы можем сделать хуже, чем есть сейчас? Дженнифер, дорогая моя, ты же сама прекрасно видишь, как идут дела. Надо думать о будущем нашей дочери. Я так же, как и ты, не хочу, чтобы она всю жизнь проработала на этой ферме, которая приносит доход, на который еле-еле проживешь. У наших соседей, у которых есть неженатые сыновья, дела идут куда лучше. Если наша Птичка выйдет за кого-то из них замуж, то жизнь у нее будет гораздо лучше, чем здесь… Немного постыдно такое говорить, но если там, в другом месте, у нее будет доход побольше, то она сможет помогать и нам.

– Но вдруг она не будет счастлива в этом браке, что тогда?

– Поживем и увидим.

Линда отошла от стены и направилась к выходу из дома, роняя на пол слезы и говоря про себя: «Спасибо вам за все. За то, что дали мне жизнь, за заботу, любовь, учебу, беззаботное и веселое детство. Я обязательно вас отблагодарю, мама и папа». Оказавшись рядом со входной дверью, Линда не стала сразу ее открывать, а для начала вытерла мокрые глаза тыльной стороной ладони и только затем вышла из дома.

Солнце святило прямиком в глаза. На улице было тепло и светло. Даже не верилось, что прошлой ночью была ужасная гроза. Линда спускалась с крыльца, прикрывая глаза ладонью, а затем, убрав руку, которая служила ей в качестве козырька от солнца, она увидела его, про которого отец говорил «кое-кто» и «он».

Там стоял, облокотившись руками на забор, юноша в темно-синих джинсах, в которые была заправлена белая рубашка, с соломинкой во рту, которую «он» гонял языком в разные стороны, смотря прямо на входную дверь одноэтажного домика Уайтов, улыбаясь. Это был не кое-кто, а молодой ровесник Линды с каштановыми волосами, которого она знала с пятилетнего возраста и который был ей симпатичен. Это был Энди Уокер.

5

– Птичка, Птичка, Птичка, ты моя сестричка! Маленькая, прям как спичка. Если тебя разозлить, то закричишь, как истеричка, – задорно пропел Энди, а Линда в свою очередь, покачивая головой и улыбаясь, направилась к нему.

– И тебе привет, Энди, которому никогда не стать денди.

На ее ответ юноша ничего не ответил, а только сильнее улыбнулся.

– Как дела, Линда? – спросил Энди. – Как спалось?

– Дела нормально.

Внутри она винила себя за ложь: как дела могут быть нормальными, если родители стареют, урожай с каждым годом все меньше и меньше, скотина мрет.

– Спалось тоже нормально, – снова ложь, потому что нормальный сон – это когда человек спит крепко в своей кровати, а не бегает по кукурузному полю в поисках мышки и детишек. – А ты как поживаешь?

– Тоже нормально… Слушай, а ты не хочешь прогуляться? Погода сегодня просто замечательная.

– Я буду только рада! А куда пойдем? И кто еще с нами пойдет?

– Да я так подумал, что, может быть, мы сегодня с тобой только вдвоем погуляем.

По внешнему виду Энди было видно, что он стесняется это говорить.

Когда Линда услышала это предложение, она тоже немного застеснялась и засмущалась, но все равно согласилась:

– О! Вот, значит, как. Хорошо. Я не против и вдвоем прогуляться.

Птичка и Энди улыбнулись друг другу.

– Здорово. Только у меня есть одно предложение.

– Какое?

– Вчера ночью, во время грозы, из-за сильного ветра у нас во дворе рухнуло единственное и любимое мамино яблочное дерево. Сейчас отец пилит его на мелкие дровишки. А вот яблоки валяются на земле, некоторые побиты, а другие в порядке, несколько осталось и на ветках. Вот я и подумал, почему нам не прогуляться до меня, собрать эти яблоки и отнести половинку вам. А затем дальше пойти гулять. Как ты на это смотришь?

– Это так мило с твоей стороны. Я – за.

И они направились вниз по дороге к ферме Уокеров.

6

Сказать, что Сэм Уокер был большим и богатым фермером, было сложно, потому что в округе Джефферсон были куда более состоятельные фермеры, но назвать его успешным можно было спокойно. А если сравнивать его с Джозефом Уайтом, то много сравнивать не было смысла, потому что достаточно было знать, что Сэм Уокер использует для перевозки урожая и просто в личных целях небольшой грузовичок компании «Ford», а не запрягает лошадь. Фермерский участок Уокеров был гораздо больше, чем у Линды и ее родителей, скотина не сокращалась с каждым годом, урожай был добротным, дом был двухэтажным, с крыши которого торчали три дымоходные трубы. В общем, Сэм Уокер и его семья жили в достатке.

Энди был вторым ребенком Сэма и Андрианы, а их первенцем была дочь Николь, которая была старше своего брата на пять лет.

7

Из одной из трех труб поднимался дымок, Линда решила, что женщины сейчас что-то готовят на кухне. А вот Сэм Уокер был во дворе. Он сгорбился над свалившимся яблочным деревом, поставив одну ногу на ствол, и поддерживал рукой ствол, чтобы он не гулял, когда он распиливал дерево на дрова ручной пилой.

Энди открыл деревянную калитку, которая была ему по пояс, и отступил в сторону, показывая Линде, чтобы она проходила первая. Дамы вперед.

Птичка увидела, сколько яблок разбросано вокруг упавшего дерева, корни которого напоминали ей скрюченные от артрита пальцы старика. Сэм выпрямился и посмотрел на молодого сына и девушку, идущую рядом с ним.

– А вот и вы, ребята.

Он вытер пот со лба.

– Как вы хорошо смотритесь друг с другом. Энди, принеси, пожалуйста, ведра из сарая, и можете приниматься за сбор… Линда, не надо стесняться, набирай полное ведро себе и родителям. Это все по соседской дружбе.

Она молча кивнула и, так же не говоря ни слова, стала ждать, пока Энди придет с ведрами. А когда он вернулся, они принялись собирать упавшие яблоки, отбирая менее побитые, а когда ветки с яблоками были отпилены от ствола, Линда и Энди принялись срывать плоды оттуда.

Яблок набралось ровно на четыре ведра. Было решено, что два ведра пойдут Уайтам, а остальные Уокерам. Линда и Энди были готовы отправиться обратно на ферму родителей Птички, но их позвал Сэм, который стоял на крыльце дома, и попросил ребят подойти к нему.

8

– Линда, когда примерно твой отец хочет, чтобы я помог ему отвезти ваш урожай на ярмарку? Лично мы, как и всегда, планируем начать отвозить свои товары за два-три дня до начала ярмарки, чтобы все разложить, подготовить.

– Спасибо вам, мистер Уокер, за вашу помощь, за то, что вы столько лет помогаете нашей семье. Мы все искренне благодарны, но мы не хотим вас сильно утруждать. Поэтому лучше, конечно, чтобы вы сначала справились со своими обязанностями, а уж потом помогли нам.

Сэм улыбнулся, проронил легкий смешок, а затем и вовсе рассмеялся:

– Линда, вы нас совсем не утруждаете. Все в порядке. Друзья и соседи должны же помогать друг другу.

Уголки рта Линды поднялись вверх. После короткой паузы отец Энди нарушил тишину своими воспоминаниями:

– Даже не верится, как быстро летит время. Я помню тебя, Линда, вот такой.

Он опустил руку до колена, показывая, какой она была маленькой.

– А сейчас! Прям красавица-невеста…

«С чего вы взяли, что я красивая? Да, может, лицом я еще как-то более-менее вышла, а вот все остальное оставляет желать лучшего», – про себя говорила Линда.

– …и жених у тебя красавец, – Сэм указал на Энди, а он в свою очередь покрылся легким румянцем и сказал отцу:

– Папа, ну не начинай, пожалуйста.

– А что я такого сказал? И говорю, что ты красавец, не как любящий отец, а как человек, смотрящий правде в глаза.

Линда начала смущаться, застенчиво потирать ладони, отводить взгляд куда-то в сторону и тоже покрылась легким румянцем.

«С чего это сегодня все вдруг решили поговорить о моем замужестве?» – спрашивала Птичка сама себя.

– Сэмми, отстань от детишек, не смущай их, – сказала Андриана Уокер, выходя на крыльцо.

– А вот подслушивать нехорошо, дорогая, – ответил муж.

– С чего это ты взял, что я подслушивала? Просто оказалась в нужном месте в нужное время и услышала ваш разговор, – говоря это, она подошла и встала рядом с мужем. На ней был кухонный фартук, а на руках и правой щеке осталась белая пыль – остатки муки. Линда была права, решив, что женщины что-то готовили на кухне, а точнее пекли. Николь не стала выходить на крыльцо, а осталась в дверном проеме, наклонив голову и прижавшись щекой к деревянному косяку. Ее руки и фартук тоже были в муке. – Как поживают твои родители, Линда?

– Отлично.

Она решила, что не стоит рассказывать про вчерашний и позавчерашний день.

– Вот и замечательно. Дай бог, чтобы они прожили еще столько же. В любви и здравии. Они очень хорошие… Нет, замечательные люди.

– Да, так и есть, – поддержала Линда слова Андрианы.

– И дочь у них замечательная, – добавила она. – Прям красавица-невеста…

– Я то же самое и сказала, – перебил ее Сэм, но жена как будто его не услышала, улыбаясь, продолжала говорить.

– …Я тебе это говорю как женщина женщине.

– Спасибо вам большое за такие теплые и приятные слова, – уже вслух поблагодарила Птичка.

– Вы планируете еще погулять после того, как отнесете ведра? – спросил Сэм.

– Да, – коротко и ясно ответил Энди.

– Ну тогда не будем вас больше задерживать. Линда, скажи отцу, чтобы он пришел ко мне и мы обсудили, когда лучше отвезти ваши товары на ярмарку.

– Хорошо. До свидания и спасибо большое за яблоки.

Андриана и Сэм попрощались. А вот сестра Энди, впервые проронив слова за эту встречу, сказала, широко улыбаясь:

– Удачи вам, голубки.

Линда и Энди спустились с крыльца и направились к месту, где оставили ведра с яблоками. И трудно сказать, что произошло, когда Линда наклонилась, взяла за ручку ведро и выпрямилась, поднимая его. То ли из-за тяжести ведра, то ли по воле судьбы, но она потеряла равновесие и попятилась назад, пытаясь сохранить устойчивость, пока Энди не поймал ее за талию, не дав ей упасть. Она тут же почувствовала, как жар окутал все ее тело, чувствовала, как ее лицо горит от смущения. Крепкие руки Энди держали ее. Первые руки парня, которые коснулись ее.

– Ты в порядке, Птичка?

– Д-да, все хорошо, спасибо, что поймал.

Ей было стыдно повернуться и посмотреть на него, поэтому она смотрела только перед собой.

– Давай я понесу и твое ведро.

– Н-нет, не стоит. Все в порядке.

– Ну хорошо. Но, если будет слишком тяжело, ты только скажи.

Энди взял свое ведро и прошел вперед нее, а она, начав потихоньку отходить от смущения, последовала за ним в направлении дома.

9

Половина пути уже была пройдена, когда обе руки Линды устали, начали неметь от тяжести ведра. Она то и дело меняла руки, но силы были уже на исходе. Юные, по-прежнему нежные руки, что очень удивительно при ее жизни и работе на ферме, уже покраснели от впивания металлической дуговой ручки ведра в эту нежную кожу. Нужна была минутка отдыха, дать рукам передохнуть, встряхнуть их и пойти дальше. И поэтому Линда опустила железное ведро на дорогу, подняв маленькое облачко пыли. Она позвала Энди, который так и шел впереди нее, и попросила его сделать перерыв. Он подошел к ней, поставил свое ведро рядом, и они стояли абсолютно одни посреди дороги.

Слева от них был хутор с усадьбой Андреаса Миллера. Вся земля на хуторе была покрыта зеленой, аккуратно подстриженной травой. Периметр участка огораживал рядовой деревянный забор. Именно у этого забора и стояла овдовевшая дочь Андреаса и его жены Цецилии Виктория, которая носила фамилию мужа – Бекхэм. Она качала на своих руках своего закутанного в пеленки двухлетнего сына Йозефа, но укачивание ребенка не помешало ей помахать рукой, здороваясь с Линдой и Энди, держа при этом ребенка одной рукой и прижимая его к груди. К слову, Йозеф был один из тех детей, которых Линда качала на руках.

Линда первая заметила Викторию и тоже начала махать рукой, а затем Энди присоединился к ней. Птичка увидела, как на лице Виктории растянулась улыбка.

Поздоровавшись с ребятами, мама снова взяла сына в обе руки и продолжила гулять по периметру усадьбы, давая ребенку подышать свежим воздухом. Даже когда она скрылась за угол белого каменного дома, Линда и Энди продолжали смотреть на то место, где в последний раз могли видеть Викторию.

– Слушай, Птичка, а ты хочешь детей? – спросил Энди, даже не подозревая, что своим вопросом заставляет подругу покраснеть как помидор.

– Д-да, – смущенно ответила Линда.

Она отвернулась от Энди, пряча свое покрасневшее лицо. Взгляд ее был устремлен куда-то в сторону и вниз.

– Я вот тоже хочу. Хотелось бы, конечно, двух: мальчика и девочку, – говоря это, он еще сильнее смущал свою спутницу, вгоняя ее в ступор и окутывая волной стеснения и смущения. Линда даже подумала, а не намекает ли Энди на то, что им стоит сделать ребенка и, судя по его расспросам, сделать это в ближайшее время. Но следующей фразой он отбросил эти мысли, и смущение с покраснением начали отступать: – Но сначала надо нажить что-то, чтобы было на что прокормить и содержать ребенка. Да и к тому же, думаю, ты такого же мнения, что в постель нужно ложиться с тем человеком, в котором ты уверен, нежели с кем попало… Эй, Птичка, что такое? – Энди перестал смотреть на угол, за которым скрылась Виктория, и обратил внимание на Линду. – Тебя, что ли, смущает такой разговор?

Линда молча кивнула.

– А. Тогда извини.

– Все хорошо, не извиняйся. – Она наконец повернулась к нему, и он заметил оставшиеся покраснения на ее щеках. – Пошли дальше.

– Давай я все-таки понесу и твое ведро. Мне не сложно.

Птичка взяла свое ведро и, одарив Энди улыбкой, пошла дальше. Он последовал ее примеру и быстрым шагом догнал и поравнялся с ней.

10

На удивление Линды, входная дверь с переднего двора оказалась закрыта. Она пришла к мнению, что родители решили отдохнуть и закрыли дверь. А вот задняя дверь на кухню должна быть открыта, потому что родители ее не закрывали на день, если решали прилечь отдохнуть, а Линды дома не было. Вот и сейчас их дочь вместе с Энди отправилась на задний двор.

И вот, когда они оказались на заднем дворе, удивление Линды сменилось таким шоком, что она чуть не отпустила, бросила ведро на землю: ее отец, который вчера потерял сознание и должен лежать, отдыхать в постели, сейчас сидел на деревянном полу веранды в выцветшей сиреневой рубашке, в синих джинсах, в рабочих ботинках. У его левой ноги на земле стоял деревянный ящик с инструментами, возле правой на полу веранды стояла белая чашка с чаем. Джозеф чинил деревянную декоративную решетку между землей и полом веранды. Дженнифер сидела рядом с ним в своем кресле-качалке в желтом платье, упершись локтем в подлокотник, подперев ладонью подбородок, и смотрела на мужа. Ее босые ноги грелись на нагретом солнцем полу. Над их головами росла плетистая красная роза, обвивая зеленые деревянные балки. Позади них было окно с раскрытыми зелеными ставнями. На левой ставне отсутствовало две-три реечки. Если бы кто-то запечатлел этот момент на холсте, добавив слева от них двух играющих детей, то одно из названий, которое бы подходило этой картине, было бы «Семейное счастье».

– Папа! Ты же должен отдыхать. Хоть ты сам и сказал, что тебе лучше, но это не означает, что ты должен работать. А вдруг тебе снова станет плохо?

– Успокойся, Птичка моя. Это не такая уж и напряженная работа.

Дженнифер взглянула на наполненные яблоками ведра в руках дочери и ее друга.

– Это все нам, Энди? – спросила она.

Энди поздоровался и кивнул:

– Да, миссис Уайт.

– Отнесите их, пожалуйста, в кухню.

Ребята прошли мимо Джозефа и Дженнифер на кухню и оставили там ведра. Птичка сказала родителям, что они пойдут еще гулять. Отец с матерью только молча кивнули и не стали их больше задерживать.

Линда и Энди провели весь день вместе. Прогуливались по полю, шутили, смеялись, веселились, узнавали друг у друга, как проходят их дни. Переждали жаркую часть дня под большим деревом через дорогу на поле напротив фермы Уайтов. И время прощания наступило тогда, когда горизонт стал окрашиваться в оранжево-красный цвет. Энди забрал два пустых ведра и прощался со своей подругой возле ее дома, напротив почтового ящика.

– Знаешь, это даже забавно, – начал Энди. – Мы встретились сегодня в первый раз у этого забора, вот прям на этом самом месте, возле почтового ящика. И сейчас прощаемся тут же.

– Да, забавно как-то, – согласилась Линда. – Спасибо тебе за сегодняшний день. Мне было очень приятно провести его с тобой… И за яблоки.

Смущенная улыбка появилась на ее лице.

– Не благодари. Мне тоже было приятно провести с тобой день.

– Ну, тогда до встречи, – попрощалась Линда.

– Да, до встречи.

И они, улыбнувшись друг другу, отошли от забора и направились в противоположные стороны. Линда отошла буквально на три-четыре шага, перед тем как Энди окликнул ее:

– Птичка!

Она повернулась к нему.

– Может, завтра еще раз погуляем вместе… Только ты и я?

– Я буду очень рада.

– Тогда до завтра, Птичка!

Махая рукой, Энди медленным, но веселым шагом отправился домой.

– До завтра! – снова попрощалась Линда и направилась к дому.

По пути к дому она задалась вопросом: с чего это вдруг Энди начал проявлять к ней такое внимание: звать гулять вдвоем, помогать и интересоваться ее жизнью?

Ответ был очень прост: спустя пятнадцать лет знакомства она перестала нравиться ему как друг. А начала нравиться как девушка.

11

«Мда-а-а… Сегодня был очень насыщенный… странный день. Начиная с того, что я понимаю мышей, а они понимают меня. Интересом, который Энди начал проявлять ко мне. Заканчивая разговором родителей про замужество. Почему все сегодня начали про это говорить?! Может, это все связано с тем, о чем говорили родители сегодня на кухне? Думаю, что да. Ну раз уж дело в этом, то я уже решила, что ради них я готова на такое. Тем более что-то мне подсказывает, что Энди как раз тот самый. И его родители, должно быть, уже обсуждали это с моими. Он мне симпатичен, так что думаю, у нас все получится. Его родители дружат с моими, и они более успешные, чем мы. Они и так много с чем помогают нам. А если я стану Линдой Уокер, то помощи будет еще больше. Уже помощь будет не по-дружески, а по-родственному. Так будет правильнее. К тому же, как некоторые говорят, брак с друзьями гораздо крепче.

Интересно, а какие дети родятся у такого красивого парня и такой уродины, как я? Ох, Энди, мне жаль, что тебе, такому красивому мальчику, придется лечь со мной в постель, что твое милое личико, которое только недавно познакомилось с бритвой, будет просыпаться каждое утро напротив такого, как мое. Мои худые руки будут нежно поглаживать твои крепкие мускулы, а твои такие же крепкие руки будут касаться моего «плоского» тела.

Ох!»

Она тихо разок простонала.

«Его крепкие руки сегодня коснулись моей талии! Как же мне было приятно ощутить мужские руки на своем теле. Как же бы мне хотелось, чтобы он потрогал меня еще где-нибудь и поласкал».

Нижнюю часть ее живота кинуло в жар. Она стала чувствовать, как ее расщелина начала намокать. Рука произвольно начала скользить по телу вниз. Пальцы окунулись в теплую жидкость. Она начала медленно поглаживать себя внизу.

«Энди, хоть бы твой твердый, объятый жаром член сейчас оказался вместо моих пальчиков».

Другой рукой она начала ласкать свой набухший сосок. Стоны усилились и участились, и чтобы сдержать их, она прикусила нижнюю губу. Глаза, и так закрытые, еще сильнее зажмурились.

«Энди, я хочу тебя. М-м-м. Сильнее, сильнее!»

Когда стоны стали не сдерживаемые, она перестала ласкать свою грудь и зажала рот рукой. Все ее тело горело.

«Боже, сделай так, чтобы он захотел меня, чтобы придя в первую брачную ночь и увидев мое обнаженное тело, нижняя часть его брюк была оттопырена».

Ее тело начало вздрагивать. Она уже не могла остановиться ублажать себя. Уже доходила до пика удовольствия. Все мышцы тела были напряжены.

«Еще, любимый! Не останавливайся. Я люблю тебя!»

Она представляла, как она лежит на спине, а Энди, держась на прямых руках, стоит над ней. Мышцы его пресса напряжены. Его бедра двигаются все быстрее при каждом ее стоне. Их пахи объяты неимоверным жаром. Она чувствует его тепло внутри себя. Держится за его руки.

«Как же приятно! Я не могу остановиться. Еще немного, и я вот-вот… А-а-а-ах-х!»

Она прогнулась в спине, скинув с себя белое одеяло. Ноги задергались, как при конвульсиях. Все мышцы были напряжены до предела. Промежность была невероятно мокрой. А спустя несколько мгновений мышцы расслабились. Все ее тело стало ватным. Сама того не замечая, она убрала руку от своей расщелины и, еле шевеля, вытерла ее о простыню.

«Если мне так хорошо с собой, то каково мне будет с Энди?

Думаю, что мне сегодня будет трудно заснуть. Я сильно возбуждена… но надо попробовать. И надо сделать так, чтобы Энди захотел быть со мной… Стоп! А что он сегодня сказал про постель? Что-то вроде, что в постель нужно ложиться с тем человеком, в котором ты уверен. А вдруг он во мне не уверен? Что, если все эти разговоры про замужество и детей – так, просто случайное совпадение? Не считая разговора моих родителей. Может, мистер и миссис Уокер в шутку все это говорили, и никакого разговора с моими родителями не было. Вдруг Энди зовет меня гулять с ним только из-за того, что я ему интересна только как друг! Надо сделать так, чтобы он был уверен во мне как и в девушке… А если наоборот: все эти разговоры про замуж правда? Я уже запуталась. Надо успокоиться. Если Энди и действительно хочет взять меня в жены, то пускай так и будет. А если нет, то не надо к нему навязываться: так я его еще сильнее оттолкну от себя. Посмотрим, что будет завтра. Не зря же он снова позвал меня гулять. Вот! Действительно. Это что-то да значит. Может, послезавтра он станет еще сильнее уверен во мне, а потом, через неделю, еще! Все. Решено. Посмотрим, что будет дальше, и там уже решим, что делать: выходить замуж за Энди или искать другого… Теперь надо попробовать заснуть и узнать, что будет завтра.

Я же сама много раз говорила, что никто не знает, что будет завтра, послезавтра, через неделю, через месяц».

1

На протяжении последующих тридцати дней Линда и Энди так и продолжали быть вместе. Они гуляли по окрестностям после работы на фермах, смотрели на ночное небо, лежа близко друг к другу.

Но они по-прежнему оставались просто друзьями. Никаких разговоров со стороны Энди на тему любви и свадьбы не было. И Линда уже решила, что все эти разговоры про свадьбу, которые она слышала от мистера и миссис Уокер, были простым совпадением и Энди не питает к ней теплых чувств как к девушке, а только как к другу.

Но все изменил один день, когда в очередной раз, прогуливаясь вместе вечером, они остановились возле того дерева напротив фермы Уайтов, под которым они прятались от жары, и Энди вырезал своим складным ножом надпись: «Линда и Энди».

Линда завороженно смотрела, как на стволе появлялись первые буквы. Что именно хотел написать Энди, она еще не знала, но когда увидела, какие слова появились на старинной и крепкой «коже» дерева, то очередная волна стыда подкатила к ней, заставив личико покраснеть. А что касается Энди, то он просто смеялся над тем, как смущается его подружка. К нему даже пришла в голову мысль поместить эту надпись в вырезанное сердце, но решил пока этого не делать, потому что понял, что тогда Птичка точно сгорит со стыда… Или не хотел торопить события?

В любом случае, когда надпись была готова, а Линда потихоньку отошла от смущения, они оба смотрели на эту надпись. Энди приблизился к ней и обнял за плечи. Его рука дрожала. Со стороны это объятие напоминало момент, когда два товарища, много выпив, начинали класть руки на плечи друг другу.

Именно этот день, именно этот момент дал понять Линде, что она нравится Энди не только как друг. И она поняла, что он не торопит события, потому что хочет узнать ее получше. Узнать, сможет ли он ей довериться, та ли она самая. Как будто пятнадцать лет знакомства мешали ему это сделать.

2

За день до начала осенней ярмарки, примерно где-то в час пополудни, возле фермы Уайтов стоял грузовичок Уокеров «Ford Model AA»4. Данный автомобиль был куплен еще в прошлом году, когда их только начали выпускать. Зеленая кабина поблескивала на солнце, а два металлических «глаза», которые излучали свет, также поблескивали на солнышке. Передний бампер слегка начал ржаветь. Лобовое стекло слегка запылилось, но было достаточно один-два раза пройтись по нему мокрой тряпкой, чтобы избавиться от пыли. Этот «Ford» обладал достаточной вместительностью: можно было загрузить полный кузов, и чтобы груз не выпал по дороге, были сделаны деревянные борта.

Когда урожай Уайтов был погружен, Джозеф, Сэм и Энди отправились на ярмарку подготавливать место для мистера Уайта и его дочери с женой к завтрашнему дню. Уокеры уже подготовили свое место. И пока мужчины были заняты, Дженнифер с Линдой отправились в гости к Андриане и Николь.

3

Наступил первый день ярмарки. Все ряды были переполнены посетителями. Каждый мог найти то, что ему было нужно: тут тебе и кукуруза, сорго, ячмень, соя, арахис, подсолнечник, пшеница, сено, зерна, куриные яйца и сами куры, различные виды домашних птиц, рогатый скот, молодые жеребята (немного, но все же есть), молочные продукты. И, конечно же, табак. Его продавал чуть ли не каждый, но многие знали, что лучший табак у фермера Джозефа Уайта.

Случалось, что Джозефу приходилось отлучиться, то Дженнифер уходила разменять деньги для сдачи или по другим делам. Как итог, Линда оставалась одна за прилавком. Но ей не приходилось скучать, потому что через два ряда было место Уокеров. И Энди то и дело бегал к ней: то также разменять деньги, то попросить пустой ящик, поговорить или просто подразнить ее. Но она тоже бегала к нему. В основном за тем же, что и он, но также чтобы в очередной раз взглянуть на него… Может, он тоже так часто бегал к ней, чтобы полюбоваться ею?

Первый день ярмарки прошел быстро и незаметно. Время уже близилось к вечеру. Народу становилось все меньше и меньше. Линда в очередной раз осталась одна за прилавком. Около пяти минут она сидела в одиночестве. Родители все не возвращались, и Энди что-то не было видно. Она посмотрела налево – никого, никто не шел к ней что-нибудь прикупить. Затем направо – то же самое. «Ну раз уж никого нет, то можно и полетать в облаках», – решила она. Облокотилась на руку, уперев локоть в прилавок, подперла щеку. Слегка подняла глаза и смотрела на небо.

Минуту смотрит. Две. Три. Четыре. Просто облачное небо. Пять. И вот замечает, как по небу пролетают две птицы. Линда слегка улыбается, представляет, что эти две свободно порхающие в небе птицы – она и Энди.

– Извините, – незнакомый голос вывел Линду из грез. – Можно кое-что уточнить?

Линда вскочила со стула, на котором сидела, и не понятно зачем начала отряхивать рубашку. Она была удивлена, увидев незнакомца в дорогом костюме чернильного цвета.

– Да-да. Чего бы вы хотели?

– Скажите, пожалуйста, это вы продаете табак? – сказал очень интеллигентный молодой человек лет так двадцати или около того. Этот вопрос был адресован именно Линде, а не желанием покупателя узнать, есть ли табак в наличии.

– Да, я. Вот, посмотрите, что есть в наличии.

Линда указала на правый край прилавка от нее. Там лежало около десяти кисетов, завязанных шнурком, а на стене рядом висели сушеные табачные листья.

– У нас есть уже нарезанный табак в кисете для самокруток и сушеные листья, если вы хотите нарезать листы сами…

– Извините, конечно, но мне сказали, что самый лучший табак на этой ярмарке продает мистер Джозеф Уайт и что я могу найти его на этом самом месте.

После этого Линда сразу поняла, что к чему. Этот юноша ожидал увидеть здесь ее отца, а не ее.

– Я его дочь, Линда, – она улыбнулась молодому незнакомцу.

– Приятно познакомиться, мисс… миссис…

– Мисс Уайт, – помогла ему закончить Линда.

– Приятно познакомиться, мисс Уайт.

Он коснулся пальцами невидимой шляпы.

– Меня зовут Август Коллинз, – представился он и формально престал быть незнакомцем.

– Рада знакомству, Август, – Птичка присела в реверансе. – Сколько табака вы хотите купить?

– Может, лучше будем общаться на «ты»? – предложил Август. – Я так погляжу, что на вид у нас не такая уж и большая разница в возрасте.

– Сколько табака ты хочешь купить, Август? – задорно переспросила Линда.

– Пожалуй, сперва возьму на пробу один кисет. Хоть многие и говорят, что твой отец выращивает отличный табак, но я все же хочу проверить это сам, а не ориентироваться на слухи.

Линда направилась к прилавку, чтобы подать один кисет Августу.

– Ты очень милая, – проронил Август.

И тут Птичка остолбенела от шока. Впервые ей сделали комплимент не родственники, друзья или близкие знакомые. Ее щеки и скулы покрылись лепестками роз.

– С-спасибо, конечно… Это как-то неожиданно, – в недоумении сказала она, а в голове продолжила: «Абсолютно посторонний человек, имя и фамилию которого я узнала буквально пару минут назад, назвал меня милой!»

– Прости. Наверно, это было слишком резко с моей стороны.

– Все в порядке, – попыталась утешить его Линда.

– Давай сделаем вид, что этого не было.

Линда кивнула и рассчитала Августа, но, когда табак и сдача оказались у него, он не спешил уходить. Других покупателей не было, и он продолжил разговаривать с ней. Уперся руками на прилавок и слегка наклонился к Линде.

– Расскажи, пожалуйста, о себе, Линда. Чем ты занимаешься? Чем… Кхе-кхе… – кашель не позволил ему закончить вопрос. – Кх-кх… Прошу меня извинить.

Август Коллинз достал из внутреннего кармана своего пиджака синий платок и прикрыл им рот.

– Я слегка простыл.

– Может, стоит обратиться к врачу? – заботливо предложила Линда.

– Ничего серьезного. Просто обычная простуда.

Кашель снова дал о себе знать, но вскоре прекратился.

– Кстати, что касается врачей. Хочешь, расскажу анекдот про экзамены по анатомии человека?

Линда кивнула.

– Во время экзамена по анатомии человека ученика Боба выгнали из аудитории за то, что он пытался ответить на вопрос «Сколько ребер в теле человека?» путем вскрытия и пересчета своих.

Линда тихонько засмеялась, прикрывая рот кончиками пальцев. Август тоже присоединился к ней.

Со стороны было видно, что Линде весело, но внутри ее головы бегали совсем не веселые мысли: «А что, если вдруг Энди увидит, как я весело провожу время с незнакомцем? Он же начнет ревновать! Как же хорошо, что он ничего не видит!»

Но Энди все видел.

4

Он все прекрасно видел. Но он был из тех парней, которые не ревнуют в любой ситуации, когда девушка общается с другим наедине. Энди Уокер предпочитал сначала разобраться в ситуации, а не бросаться вперед с залитыми яростью и ревностью глазами, крича во все горло, что его девушка лживая шлюха, и с намерением набить морду типу, с которым она общалась. Энди был способен набить морду и из-за ревности, ведь ревность – это показатель любви. Но сначала разбирался в ситуации. Мало ли кто мог подойти к девушке, за которой он ухаживает: будь то друг, брат, одноклассник, дальний родственник. Вашей возлюбленной определенно не понравится, если вы разобьете нос ее брату.

Когда покупателей стало меньше, родители уже не так сильно нуждались в помощи сына. Вот он и решил в очередной раз сходить к Линде. Преодолев два ряда, он остановился, потому что увидел, как Линда разговаривает с очередным клиентом. Клиент стоял спиной к Энди. Он, Энди, решил подождать, пока Линда рассчитает покупателя, чтобы не отвлекать ее от продажи. Он облокотился левым плечом на деревянную стену киоска своего друга и стал ждать.

И вот он, скрестив руки на груди, ждет и ждет, а клиент все не уходит. Даже не собирается уходить, наоборот, все энергичнее заводит разговор с Линдой.

– Слушай, Томми, ты случайно не знаешь, что это за тип разговаривает с Линдой?

Томми оторвался от чтения ежедневной газеты «The Courier-Journal» и посмотрел в сторону киоска Уайтов.

– Это Август Коллинз. Сынишка Чарльза Коллинза. Его богатенький папаша владеет сетью отелей в Луисвилле и одним в Нью-Йорке. И планирует назначить сынишку своим наследником в отельном бизнесе.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Энди, услышав столько информации.

– Газеты надо читать, – ответил Томми на вопрос своего друга и развернул газету лицом к нему, открыв страницу с фотографией Чарльза и Августа на фоне одного из принадлежащих их семье отеля.

– А, вон оно как! Сын богатенького отца разговаривает сейчас с Линдой.

Энди занервничал, сжал кулаки. Томми это заметил.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Энди. Что она поведется на деньги и красивую жизнь и убежит с ним. Но я на твоем месте бы не переживал и не горячился.

Энди, изогнув бровь, глянул на друга.

– Все наши друзья знают, что ты ухаживаешь за Линдой. Да, она не первая красавица в окрестностях, но она же не уродка… Я хочу сказать, что Линда – птица не его полета. Таким парням, как этот Август Коллинз, интересны девушки с пышными прелестями спереди и сзади. Извини, конечно, но у Линды ничего такого нет. Ему интересны девушки, которые проводят выходные в загородных клубах, играют там в гольф и теннис. Ему не интересна обычная девушка с фермы.

Трехсекундная пауза.

– А вот и подтверждение моих слов, – Томми мотнул головой в сторону Линды и Августа. Энди повернулся в указанном направлении.

Он увидел, что Август Коллинз взял кисет с табаком, положил его во внутренний карман пиджака и отошел от прилавка. Подняв руку, попрощался с Линдой. Увиденное успокоило Энди. Он разжал кулаки и облегченно выдохнул.

– Пойду и поговорю с ней, – произнес Энди.

Было непонятно, сказал он это Томми или просто мысли вслух. Сапог только начал отрываться от земли, как на плечо Энди упала тяжелая рука отца. Поднятая нога тут же вернулась на место.

– Энди, сынок, нам нужна твоя помощь, – сказал Сэм.

– Да, папа, конечно, я буквально через пару минут подойду.

– Сын, это срочно, – уже строго сказал отец.

– Ладно, хорошо, иду, – опечаленно сказал Энди, как будто делал одолжение, а сам пообещал себе, что вечером встретится с Линдой и поговорит с ней.

Но этим вечером и на протяжении следующих дней Линде и Энди не суждено было встретиться. Семья Энди получила письмо, в котором говорилось, что тетушка Энди и Николь, родная сестра Сэма, повредила ногу и прикована к постели. Семья приняла решение, что Сэм и Энди поедут навестить тетушку на пару дней. Затем Сэм вернется, а Энди останется ухаживать за ней, пока она не поправится и снова не сможет ходить.

Энди это совсем не нравилось. Не сам факт того, что ему придется после отъезда отца одному ухаживать за тетей, а то, что он оставляет Линду одну. Энди боялся, что с ней может что-то случиться… или она встретит какого-то другого и полюбит больше, чем его.

Его опасения были верны.

5

Вечером того же дня Линда вышла из дома и пошла забирать дневную газету из почтового ящика, которую Джозеф забыл забрать с утра из-за утренней суматохи.

Небо уже стало окрашиваться в красно-оранжевый цвет. Линия горизонта розовела. Деревья слегка покачивались из-за легкого ветерка. Был слышен шелест листьев.

Выйдя из дома, по пути за газетой Линда заметила, как по дороге едет автомобиль. Сначала она не придала этому значения, затем решила, что, возможно, это едет Энди на грузовике отца. Думала, что он хочет сказать ей что-то важное, или очень спешит, раз воспользовался машиной, чтобы доехать к ее дому, или просто очень устал после сегодняшнего дня на ярмарке, и у него нет сил идти пешком от своего дома до нее. В любом случае, если это он, то она подождет его возле почтового ящика с газетой в руках. А если не он, то пойдет домой, поужинает, умоется, покормит мышат и ляжет спать.

Линда подошла к ящику, открыла крышку, петли издали визг. Она заглянула внутрь, просунула руку и взяла газету. Но еще до того, как она выпрямилась и перестала смотреть внутрь ящика, услышала звук тормозов, визг шин и шорох гравия под колесами. Линда решила, что это точно Энди приехал.

Она повернулась к дороге с закрытыми глазами, одаряя Энди улыбкой. И когда она открыла их, чтобы взглянуть на него, они чуть не вылетели из глазниц. Руки плетями упали вниз, левая рука еле держала газету. Улыбка моментально исчезла с ее лица: челюсть чуть не отпала от увиденного.

Перед домом Линды стоял не грузовик компании «Ford», как это было вчера, а большой и роскошный легковой автомобиль, представленный немецкой компанией «Daimler-Motoren-Gesellschaft»5 в 1924 году – «Mercedes 24/100/140 PS»6.

Птичка смотрела на этот автомобиль как загипнотизированная. Из транса ее вывел звук открывающейся двери с водительского места. На дорогу возле фермы, где все ходили в рабочих ботинках и сапогах, ступили черные туфли «Alden» со шнурками. На водителе был костюм-тройка фирмы «Brooks Brothers» чернильного цвета с брюками узкого покрова и белая рубашка той же фирмы. Брюки держал ремень «Hugo Boss». Запястье левой руки было украшено наручными часами «Tissot». Черные волосы, закрепленные гелием, были зачесаны назад и слегка под бок, с пробором слева и с коротко подстриженными боками.

– Привет, Линда! – радостно поздоровался Август Коллинз, выйдя из машины.

Линда с трудом смогла отойти от шока. Мало того, когда она только начала отходить от шока, вызванного дорогой машиной, при одном только взгляде на Августа ее охватил еще один.

– П-привет, А-август. А что ты тут делаешь?

– Понимаешь, хоть наш разговор на ярмарке был коротким, но за это время, что мы общались, ты мне очень понравилась… И вот я захотел узнать тебя получше. Я поспрашивал у… – кашель снова не дал ему сказать предложение без запинки. – …фермеров, которые живут ближе к городу, где я могу найти вашу ферму. По пути сюда пару раз уточнил дорогу. И вот я здесь, – Август закончил объяснять и улыбнулся.

«Ради меня он пошел на такое? Он же мог просто забыть про девчонку, которая продала ему кисет, и все, а он…» – думала Линда.

– Ясно, – ответила она ему.

Около пятнадцати секунд они стояли молча. Смотрели друг на друга и как-то глупо улыбались. Август нарушил тишину.

– А это, значит, ваш фермерский домик?

– Да, – ответила Линда. – Маленький, но уютный. Вон там наш амбар.

Она указала, где именно. Август кивал в такт ее словам.

– За домом все хозяйство: огороды, грядки, кукурузное поле.

Они разговорились, и Август заметил, что во время разговора Линда то и дело смотрит на автомобиль, припаркованный позади них.

– Тебя, я смотрю, заинтересовала машина? Ты так часто на нее смотришь.

– Да, я никогда раньше не видела таких роскошных автомобилей.

Линда прошла вдоль правого борта от задней пассажирской двери к эмблеме «Mercedes» – металлической трехлучевой звезде. Корпус машины был кремово-желтого цвета, за исключением крыши, всех стоек и передних и задних крыльев: они были черного цвета.

– Это вторая машина нашей семьи.

Линда резко повернула голову на Августа:

– Вторая?!

– Да, вторая. На первой ездит только мой отец, а эта наша семейная.

Август обеими руками указал на автомобиль, как будто он продавал его на аукционе, и Линда продолжила смотреть на него.

– Ее мы используем, когда хотим поехать куда-то всей семьей. Кх-кхе. На пикник, в парк, загородный клуб… Мне очень нравится водить. Так что, когда нужно куда-то поехать, за рулем всегда я… И, признаться честно, это я уговорил отца купить этот автомобиль. Кхе-кхе. Он хотел купить наш, отечественный, но я больше предпочитаю немецкие.

Линда снова повернула голову на Августа, но на этот раз спокойно, не резко.

– А почему именно немецкие?

– Die deutsche Autoindustrie ist die beste der Welt!7 – ответил Август.

– Извини, но я не говорю по-немецки, – призналась Линда и улыбнулась.

– Я хочу сказать, что немецкий автопром лучший во всем мире!

– Ясно… А дорого обслуживать такую машину?

– Не особо. Мой отец владеет сетью отелей и является крупным и успешным игроком на бирже.

– Да? – спросила Линда.

В ответ Август кивнул.

– А что это мы все обо мне да обо мне, – он улыбнулся и продолжил: – Я же приехал сюда, чтобы узнать тебя получше. Вот я и…

Он посмотрел на часы.

– Ой, а времени-то уже сколько. Когда разговариваешь с красивой и интересной девушкой, время летит так незаметно.

Линда смущенно опустила голову и начала застенчиво мять газету.

– Мне надо возвращаться домой, а то родители будут переживать.

– Да, конечно. Удачи тебе.

– Может, завтра снова встретимся? Тогда мы сможем подольше пообщаться и узнать друг друга еще получше?

Линда, не поднимая головы, сказала, что следующие четыре дня будет занята, помогать своим родителям на ярмарке.

– Тогда предлагаю так: после ярмарки я приглашаю тебя прогуляться по парку.

– Я согласна, – с тяжестью в голосе сказала она, но Август этой тяжести не заметил.

– Вот и отлично. До встречи, Линда!

– Пока, Август.

– Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

– Я тоже… – грустным шепотом проронила Линда.

Август открыл водительскую дверцу и уже намеревался сесть в салон, но остановился, положил одну руку на крышу и обратился к Линде:

– Я буду приезжать на ярмарку каждый день, чтобы увидеться с тобой.

Линда улыбнулась ему, и он сел в салон, запустил двигатель и поехал разворачиваться. Линда махала ему свободной рукой, одаривала на прощание улыбкой и смотрела ему вслед, пока автомобиль не отъехал на приличное расстояние. А когда Август отдалился, улыбка исчезла. Счастье сменилось грустью. Линда тихо сказала сама себе:

– Богатый парень из богатой семьи, который, скорее всего, свободен в плане отношений. Кажись, я сегодня снова нормально не засну, а буду лежать и думать, что мне делать.

Она с грустным лицом, опустив плечи, направилась к дому. Она была права: сегодня она не сразу заснет, а будет думать о том, как ей поступить. Куча мыслей будет бегать у нее в голове.

Но сейчас, по пути домой, когда в уголках глаз заблестели слезы, у нее в голове бегало только три слова: «Прости меня, Энди».

6

Эти три слова и не давали заснуть Линде ночью.

«Прости меня, Энди. Пожалуйста, прости. Прости. Прости…»

Она тихо бормотала эти три слова сквозь слезы.

«…пожалуйста».

Проронив эти слова еще несколько раз, она замолчала и перешла на внутренний голос.

«Мне это ужасно трудно признавать, говорить, да даже думать о таком, чтобы уйти от Энди. Он столько сделал для меня за этот месяц. Первый мальчик, который за мной начал ухаживать. Первый, кто меня обнял. Ему без разницы, что у меня под платьем, лифчиком. Важность для него играет то, что у меня в душе. Вот поэтому он так долго со мной наедине и общался: хотел меня узнать получше. Скорее всего, он-то как раз и хотел быть со мной как парень с девушкой… Но если честно, то он как-то сильно медленно все это делал… Боже, прости меня за то, что я так говорю… Но факт в том, что он только спустя пятнадцать лет начал интересоваться мной как девушкой…»

Скажи спасибо, что вообще начал!

«…И тут появляется Август, и все! В первый же день знакомства уже узнал, где я живу. Столько комплиментов сделал. Буквально спустя около десяти минут разговора я его так сильно заинтересовала, что он позвал меня прогуляться в парк, пообещал приезжать на ярмарку, чтобы видеться со мной. Столько всего, а мы даже день не знакомы… Прости, Энди, пожалуйста, но ты и вправду медленно как-то все делал. Я понимаю, что ты хотел узнать меня получше. С отношениями не надо спешить, если ты не уверен в человеке, но все равно можно быть и поэнергичнее… Но даже медлительность Энди – это не главное. Даже если бы мы еще месяц просто общались, а потом он все же предложил бы мне быть с ним, то я бы согласилась… НО АВГУСТ! Боже! Почему все так? Почему я должна бросать Энди?.. Но мы ведь с ним объективно так и не были парнем с девушкой… Фактически я его не бросаю… НО ВСЕ РАВНО! Мне придется отстранить его от себя из-за того, что у Августа и его семьи большие деньги…»

Линда резко открыла мокрые удивленные покрасневшие глаза.

«А не значит ли это, что я поступаю как продажная девка?! Я ухожу от одного к другому, более богатому. Но, с другой стороны, я же ухожу не из-за того, что Август пообещал мне роскошную жизнь, дорогие подарки, поездки на дорогих автомобилях в загородные клубы? Семья Энди, если я стану его женой, сможет поддерживать нас финансово, и дела у нас будут получше. А если я буду женой Августа… ЧТО СО МНОЙ?! Я ЕГО ДАЖЕ РОВНО ДЕНЬ НЕ ЗНАЮ, А УЖЕ ГОВОРЮ ПРО ЗАМУЖЕСТВО… то финансовой поддержки будет гораздо больше… Прости меня, Энди. Кажись, я прихожу к очевидному выводу…»

Около пяти минут Линда лежала, ни о чем не думая, вновь закрыв глаза.

«Но ведь правда, я знаю Августа меньше дня. Вдруг он мне не подойдет? Вдруг у него есть какие-то психические отклонения, которые проявляются, когда он в домашней обстановке, и об этих отклонениях знают только близкие люди? Надо узнать его получше… То же самое делал Энди и со мной…»

Истерика начала подступать все ближе.

«…Август же будет приезжать на ярмарку оставшиеся дни, а потом мы погуляем с ним в парке. Вот я и узнаю его получше. Может, он даже мне и не подойдет. Вдруг это он сейчас строит такого джентльмена, а через пару месяцев знакомства окажется скотиной. Действительно, все же может быть. Он мне не подойдет, и я вернусь к Эн… А захочет ли он, чтобы я к нему возвращалась?.. Но я ведь уже говорила, что мы с ним и не встречаемся. Может, я сильно волнуюсь? Я собираюсь уйти от друга, а не от своего парня… и то не прям уйти, а сказать, что у нас ничего не получится. Совесть, конечно, меня замучает, но ради своих родителей я готова на все. Ужасное решение, но надо попробовать ради них. Они столько старались, чтобы у меня было счастливое детство, и я должна их за это отблагодарить.

Прости меня, Энди. Прости, пожалуйста».

Истерика приблизилась еще ближе.

«Надо будет завтра поговорить с ним по этому поводу. Я надеюсь, что он все поймет…

Я даже представить себе не могу, что сделает Энди, когда услышит такое. Если я уйду к Августу, как он, бедненький, будет жить с осознанием, что девушка, за которой он ухаживал, рассказывал интересные истории, с которой смеялся, гулял наедине до позднего вечера, а иногда и до ночи, провожал до дома, купался в реке, с которой знаком пятнадцать лет, чье имя вместе со своим вырезал на дереве, будет с другим парнем. Он будет ходить в печали. Знакомые, друзья, близкие будут спрашивать его, почему он такой грустный, а он будет им говорить, что он не грустный, что все в порядке, но люди со стороны будут видеть, что это ложь. Он будет психовать, кричать, срываться на близких, плакать, потому что будет не понимать, почему девушка, которой он столько сделал, ушла от него к другому. Он будет чуть ли не каждую ночь ложиться в кровать и не сможет заснуть до тех пор, пока организм сам не отключится. Будет укутываться одеялом и лежать один и представлять, как его девушка спит в обнимку с другим или, еще хуже, трахается. Как ее руки нежно гладят, ласкают его тело, губы целуют плечо, грудь, шею, лоб, щеки, нос, губы. Ее груди нежно трутся о его тело, а его пальцы нежно ласкают ее набухшие соски, и тоже обнимает ее, целуя в те же места. Они лежат вдвоем под одеялом и греются друг о друга: кожа одной соприкасается с кожей другого, и они засыпают вместе. А он, Энди, лежит один в постели, не чувствуя рядом женского тела, нежных касаний, поцелуев и тепла. Лежит один с закрытыми глазами, представляет все это, и слезы бегут из его глаз, сочатся сквозь сомкнутые веки, и ничего не может понять, а только надеется, что рано или поздно все-таки придет другая и согреет ему постель. Ему уже будет без разницы, кто это будет: красавица или уродина, умная или глупышка, главное, что не та, которая ведется на деньги. Но также у него проскакивают мысли, что он всю жизнь проживет один: никто и никогда не захочет с ним быть, никто не ляжет с ним в кровать, никого он не сможет повести под венец, никто не родит ему детишек. И его слезы все льются и льются. Никто этого не видит и не слышит. И он никому не говорит об этом, потому что не может выразить словами свои чувства: в голове у него есть мысль, как выразить все это, но сказать, чтобы люди его поняли, он не может. И, следовательно, никто не знает, что Энди Уокеру очень одиноко, тяжело и тоскливо.

Энди тоскливо и одиноко…»

И вот тут истерика подошла прям вплотную. Руки Птички неимоверно крепко сжали простынь, так сильно, что она почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Рыдая, готовая биться в истерике, но лишь бы выплеснуть эмоции, Линда начала вскрикивать…

«А-а-а!!!»

…Но тут же поняла, что этим разбудит родителей, и обеими руками закрыла себе рот. Но это не помогло. Ну как не помогло? Она все равно закричала, но не так громко, как это могло быть. Все щеки были мокрые. Подушка тоже. Все лицо и глаза красные. Присутствует чувство тошноты вместе с желанием что-нибудь разбить. Ноги и руки трясутся. В них ощущается слабость. Во время этого Линда произносила только одну фразу и иногда переставляя слова и добавляя «пожалуйста».

«Прости меня, Энди! Прости меня! Прости, Энди, меня, пожалуйста!»

Линда сама не знала, сколько продолжалась эта истерика, но, когда она стихла, Птичка лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Водопада слез уже не было, но струйки все равно бежали по щекам. Она вытирала слезы ладонью, но они все бежали и бежали.

Продолжая просто смотреть в потолок, Линда почувствовала, как один край ее одеяла стал слегка тяжелее. Она взглянула туда и увидела, как по белой ткани поднимается клубочек, который уже месяц жил вместе с детьми у великанши. Мышка залезла на кровать, побежала по ногам Птички к ее лицу. Остановилась между двумя грудями Линды, прикрытыми сорочкой, и маленькие глазки начали смотреть в огромные голубые глаза.

– Извини, что разбудила тебя своими психами, – попросила Линда прощения у мышки. – Я не хотела беспокоить тебя и твоих детишек, просто у меня сейчас в жизни творится такой ужас.

«Так и у тебя тоже бы творился, если ты узнала, что твой муж и отец твоих детей был растерзан котом. Я уже месяц как держу это в себе и не говорю тебе».

Мышка подбежала еще ближе к лицу великанши. Настолько близко, что смогла коснуться своим крошечным носиком ее подбородка и потереться об него.

«Она что, меня так пытается успокоить и поддержать? Действительно необычная мышка».

– Спасибо тебе.

Линда посадила мышку в ладошку и кончиком пальца погладила по шерстке.

– Слушай, а вот ты живешь у меня уже месяц, и я тебе так и не придумала имени. Хм-м.

«Какое имя можно дать мышке? Что-то такое… Даже не знаю. Ми… Ми… Как звали ту подружку Микки Мауса из мультфильма про самолет?8 Минни! Точно!»

– Я буду звать тебя Минни, – сказала Линда, и мышка согласилась, издав «пип». Где-то около двух-трех минут они молчали. Молчание прервала великанша:

– Минни, я хочу тебе кое-что рассказать. Мне тяжело это держать в себе. Тебя это расстроит, но лучше я тебе скажу горькую правду, чем сладкую ложь… Твой муж и отец твоих детишек умер…

Добрая великанша увидела, как мордочка Минни поникла.

– Его загрыз кот. Я похоронила твоего избранника на том поле, где я встретила тебя в первый раз.

В ответ – «пип».

– Но ты не переживай: здесь ты и твои детишки в безопасности. Сюда не проберется ни один кот. Я тебе гарантирую.

Снова «пип».

«Я так и знала, что она все поймет. Умная и необычная мышка… очень необычная. Верну я ее малышам. А сама подумаю по поводу завтрашнего разговора с Энди. Что же мне ему говорить?»

Линда положила Минни к детишкам и вернулась в кровать. Очень долго она думала по поводу предстоящего разговора. Но даже когда полностью обдумала, не смогла заснуть: нервы, волнение, страх делали свое дело.

Сон пришел к ней, когда организм не выдержал и сам отключился.

1

На следующий день, второй день ярмарки, Линда узнала, когда пришла к ларьку Уокеров, чтобы поговорить с Энди, что он вместе с отцом уехал ухаживать за больной тетушкой. Эта информация подействовала на Линду двояко. С одной стороны, она опечалилась, что не сможет серьезно поговорить с Энди. С другой – теперь, пока его нет, она может спокойно побыть с Августом и узнать получше, может, даже сблизиться.

Август, как и обещал, каждый день приезжал на ярмарку, чтобы увидеться с Линдой. В свободное время они отходили в сторонку, чтобы родители не видели, и разговаривали на различные темы. Его кашель так и не проходил. Джозеф и Дженнифер знать не знали про Августа. Но скоро им предстояло узнать.

Так и продолжалось последующие дни ярмарки. А после нее наступило время первого свидания Линды и Августа.

Август Коллинз приехал к ферме Уайтов ближе к полудню с одной розой. Линда уже ждала его возле забора в одном из своих дешевых платьев. Оно было голубого цвета. Обычное, простое платье. Они поздоровались, и Линда, удивленная подаренным цветком, впервые в своей жизни села в роскошный автомобиль на переднее пассажирское сиденье. Август повел машину к парку Шоне, где они должны были провести день, спокойно прогуливаясь и общаясь друг с другом.