Читать онлайн Проклятая каста бесплатно

Проклятая каста

Часть первая. Ракетчик.

1

«Наконец я увидела Эдварда; меня он, похоже, не замечал.

Это действительно Эдвард, а не игра воображения! Оказывается, галлюцинации были не так уж безупречны и не раскрывали его подлинного совершенства.

Неподвижный, словно статуя, он стоял буквально в метре от площади. Глаза закрыты, ладони разжаты, тонкие пальцы расслаблены. Лицо безмятежное, будто он спит и видит хороший сон. Грудь обнажена: белая футболка брошена на мостовую, и проникающий с площади свет дарит бледной коже неяркое сияние. Никогда не видела ничего красивее! Я задыхалась от безостановочного крика и отчаяния. Семь месяцев ничего не значили, равно как и ужасные слова, что он сказал мне в лесу. Равно как и то, что я, скорее всего, ему не нужна. А вот мне до конца жизни будет нужен только он.

Часы пробили снова, и Эдвард шагнул к залитой солнцем площади…» <Отрывок из серии романов «Сумерки» Стефани Майер>.

Прозвучит банально, но все всегда происходит «на самом интересном месте». И именно в этот момент прозвучал стук в дверь. Впрочем, телефон я отложил без сожаления. Сколько раз я перечитал «Сагу», уже и не вспомню, наверное, это единственная из историй о вампирах, которая мне нравится. А если бы там было поменьше Беллиной рефлексии, так вообще было бы здорово. Тогда как Каллены мне напоминают наших коммунистов, у них разум и воля смогли победить даже физиологические изменения. Так что я в курсе, что Белла Эдварду выйти на площадь не даст, а потом они, вместе с Элис, относительно благополучно посетят логово Вольтури – вампиров-смотрящих.

Поэтому я спокойно прикрыл телефон газетой «Правда» от 6 февраля 1943 года.

– Входите!

– Товарищ старший майор, – в дверь просунулась голова дежурного, – вы просили сообщить, когда прибудут наблюдатели, они здесь.

– Проси, – дежурный исчез, и я убрал телефон в ящик стола, замкнув его на ключ.

Через минуту в низкую дверь, словно прямо века из 16-го, пригнувшись, вошли два степенных бородача в теплых тулупах, с овчинными шапками в руках и рукавицами за веревочными поясами. Пошарив по привычке глазами и не найдя на дощатых стенах ни иконы, ни окна, которого в землянке не полагалось, традиционно перекрестились двуперстием на лампочку Ильича под потолком.

– Здравствуйте, Лев Вячеславович, – пробасил первый, а я вышел из-за стола и поздоровался с обоими за руку.

– Здравствуйте, Прохор Иванович, ну как там, рассказывайте? – моя нетерпеливость не укрылась от бородача, но он не торопился и отвечал степенно, с расстановочкой.

– Ракеты ваши прилетели, две из них попали в указанную вами сопочку. Одна у подножья, вторая саженях в трёхстах от вершины. Одна перелетела и упала у подножья с другой стороны.

– На каком расстоянии от вершины по прямой?

– Да с версту будет

– Йес! – я изобразил рукой известный в 90-е радостный жест. – Фото сделали?

– Сделали, вон, Фомка фотоаппарат возил, – второй старовер достал из-за пазухи ФЭД и произнес довольно чистым, так не вязавшимся с его медвежьей внешностью баритоном. – Все снял, товарищ начальник.

– Отлично! Сдавайте пленку на проявку и можете отдыхать.

– Лев Вячеславович, – обратился вновь старший, – Фомка просится поучаствовать во всех этих бесовских штучках с пленками.

– Не вижу причин отказать,

– Спасибо, я побежал тогда, – обрадованный молодой старовер быстро выскочил за дверь.

– Спасибо!

– Любознательность можно только приветствовать, Фома очень любит возиться с техникой.

– Да уж, я его вожжами сколько раз учил, а толку… – сокрушался Прохор Иванович.

Я улыбнулся про себя, тяжело давалась техническая премудрость общине староверов, годами жившей в сибирской тайге безо всяких связей с обществом. И не потому что они были тупыми, скорее, наоборот, были посмышлёнее многих людей в большом мире, а потому что не принимали технику, считая ее дьявольским искушением.

– Вы еще что-то хотели? – задал я вопрос, видя, что визитер не торопится уходить.

– Да, Лев Вячеславович, – старовер помялся. – Мы тут со стариками подумали, у вас народу-то все больше становится, а урожаи тут у нас не каждый год хорошие.

– Понимаю, зона рискованного земледелия, – и это еще мягко сказано, староверы умудрялись выращивать на севере томской области рожь, ячмень, картофель, и даже овощи, но чего им это стоило…

– Так вот, надо бы увеличить огнища, а то, не ровен час, в плохой урожай, не хватит для пропитания всем. Дали бы вы нам сотню-другую своих заключенных. Мы бы к весне новые огнища выжгли, раскорчевали, а потом распахали бы.

– Да не вопрос вообще, сейчас позвоню товарищу Филиппову, – я направился к телефонному аппарату. – А семена-то у вас есть, или, может быть, с Большой земли завезти?

– Все у нас есть, только земли может не хватить.

Покрутив ручку, я вызвал телефонистку:

– Дашенька, Ивана Гавриловича дай мне.

– Есть.

Но через некоторое время огорченный голос Даши сообщил, что начальник лагеря не отвечает.

– Ладно, вышел куда-то, видимо, сами найдем.

2

Положив трубку на рычаг, я снял с гвоздя на стене форменный полушубок, всунул ноги в валенки и, схватив со стола шапку со звездой, вышел вслед за старовером из комнаты, поклонившись низкой притолоке.

В приемной дежурный в форме старшего лейтенанта госбезопасности, вскочил из-за стола, вытянувшись по стойке «смирно».

– Вольно, Вадим, если что, я на территории, поищу начальника лагеря, не отвечает по телефону.

– Есть.

– Да, и еще, дай мне документ о пересмотре дела заключенного Королева.

Звякнув связкой ключей в замке сейфа, старлей порылся в его стальных недрах и вынул картонную папку.

– Там все подписи и печати уже есть, дата освобождения только не написана, проставь сегодняшним числом, а то у меня почерк, сам знаешь, как у гения.

– Сейчас, – дежурный обмакнул перо в чернильницу и аккуратно вывел каллиграфическим почерком «10 февраля 1943 года». – Вот, готово.

– Спасибо, – я взял папку подмышку и вышел вслед за терпеливо ожидавшим все это время старовером на улицу. Морозный воздух сразу же перехватил дыхание. Так что пришлось прикрыть лицо рукавицей. А ведь наблюдатели, отец и сын Когтевы, проехали по такой-то погодке на собачьих упряжках в две стороны, почитай шестьсот километров до цели ракетного испытательного пуска.

Землянка начальника производства, которая являлась одновременно и моим рабочим кабинетом и жилищем, располагалась рядом с большим рубленным банным комплексом, которым пользовались вольнонаемные, занятые на сборочном ракетном производстве и служащие лагеря, развернутого здесь на краю света для обеспечения работы сверхсекретного объекта. Благодаря стратегическому расположению и проведенным под землею трубам, это было единственное жилище, в котором всегда были тепло и горячая вода.

Завод №707 был построен в 41-ом на отшибе от любых населенных пунктов Эдуардом Петровичем Берзиным, который ради этого вынужден был, по личному приказу Сталина, оставить на время свою колымскую «республику ШКИД». Сюда, в таежные дебри, была проведена железнодорожная ветка, по которой доставили необходимое оборудование, стройматериалы. По ней же осуществлялась и доставка комплектующих для ракет. С собою он взял и своего давнего помощника еще по Вишере и начальника УСВИТлага – Ивана Гавриловича Филиппова, который выстроил лагерь для обслуживания производства, здесь содержались заключенные только с большими сроками, от 15 лет, чтобы как можно дольше сохранить режим секретности. Зэки же построили бараки для вольнонаемных работников, цеха и остальную заводскую инфраструктуру, обнеся весь завод рядами спиралей Бруно, а взвод саперов, входивших в охрану лагеря, щедро «просеял» подходы к «колючке» противопехотными минами.

Так что положение даже вольнонаемных работников завода мало чем отличалось от положения осужденных. Особенно с учетом того, что Эдуард Петрович и здесь по максимуму применял расконвоирование за хорошую работу и примерное поведение. Даже на отдых в Сочи работники завода с семьями выезжали в спецвагоне в закрытый и столь же хорошо охраняемый санаторий, для этого я выбрал уже знакомый мне «Красный штурм».

После того, как завод был запущен, Эдуард Петрович вернулся в Магадан, а начальником производства вместо него назначили меня. Как безапелляционно заявил Виктор Абакумов: «Хватит шарахаться по фронтам. Толку от тебя там уже ноль, а вот голову сложить можешь в два счета». Ну а в помощь мне мой здешний «крестный» оставил товарища Филиппова.

Поспевая вслед за широко шагающим по скрипучему снегу старовером и козыряя встречным чекистам и вохровцам, я на ходу спрашивал, не видал ли кто начальника лагеря. Один из них сообщил, что видел товарища Филиппова в новой котельной. Туда мы и направились по широкому проезду между двумя рядами заборов из колючей проволоки. С одной стороны сплошной стеной возвышались переходящие один в другой заводские цеха, в которых поточным методом, перевозя изделие от позиции к позиции на железнодорожном транспортере, собирали ракеты Р-1. По другую же сторону тянулись столь же унылые многоквартирные рубленые бараки для вольнонаемных, несколько частных домов для руководства, а дальше возвышались пулеметные вышки «зоны».

3

Еще на подходе к отчаянно дымящей из длинной трубы котельной, был слышен зычный голос Филиппова, который виртуозно материл кого-то. А, судя по звукам, пару раз был слышен и луськ здоровых затрещин.

– Здравствуйте, – отвлекся от кучки арестантов на подходящих начальник лагеря, его широкое крестьянское лицо с носом-картошкой быстро приняло радушное выражение.

– Чего, Иван Гаврилович, воюете со своими подопечными? – поинтересовался я, поздоровавшись с Филипповым за руку.

– Да, Лева, представляете, умудрились, заразы, ночью нажраться, как свиньи, чуть все цеха не разморозили!

– А где же они пойло-то взяли? – удивился я.

– Не поверите, – рассказывает чекист, – слили незамерзайку с водовозки, что вчера воду доливала.

– Так они же отравиться должны бы были!

– Не, живы-здоровы, только болеют с похмела. Они, паразиты, ночью, в самый мороз, выставили на улицу лом, и по нему слили жидкость в ведро.

– Ну-ка, Пряха, ты тут главный инженер у этих алкашей, поясни товарищу Абалкину, как вы спирт добыли.

– А чего рассказывать-то, – забубнил, размазывая кровь, шедшую ранее носом по чумазому лицу здоровенный детина в ватном комбезе, столь похожем на горнорлыжку, в которой я щеголял в Магадане во время своего попаданчества, и которая тогда еще приглянулась товарищу Филиппову. – Ну, там, ядовитая гадость, она тяжелая, к лому холодному прилипла, а спирт, он легкий, в ведро и слился.

– Во, видали, какие Менделеевы доморощенные у нас водятся, – развел руками Иван Гаврилович.

– Да, правду говорят, что голь на выдумки хитра, – подивился я, – но, все-таки, Иван Гаврилович, не дело бить осужденных.

– Да нет, товарищ начальник производства, вы что! – в голос воскликнула вся бригада кочегаров, – мы же понимаем, не маленькие, виноваты. Так лучше по морде, чем обратно под конвой.

Махнув рукой, я отошел, жестом приглашая Филиппова за собой. Тот, отпустил заключенных, погрозив им еще раз для острастки кулаком, тоже пошел за мною к деликатно остановившемуся поодаль Когтеву-старшему.

– Ну как тут по морде-то не дать, – оправдывался чекист, – коль у меня всего две бригады кочегаров обученных на две кочегарки и банно-прачечный комбинат, заменить-то некем, так что обратно на зону не отправишь, а так и авторитет власти не уронил и работников сохранил.

– Иван Гаврилович, – начал я, – смотрите, вот товарищу Когтеву нужно полторы-две сотни зэков, чтобы расчистить новые поля, продовольствие чтобы было с запасом. Можем выделить людей?

– Да выделить-то не проблема, – почесал короткий ежик под шапкой Филиппов, только вот как их там обустроить?

– А вы, Иван Гаврилович, не беспокойтесь, – вступил в разговор старовер, – мы и каторжанам вашим и охранникам теплые балаганы из лапника елового понастроим. Питанием обеспечим, а бежать отсюда все равно некуда. Выбраться можно только по чугунке или по воздуху.

– Да уж, в самолет не попасть, а давеча один попытался на платформе спрятаться, так только ледышка до Асино доехала, – согласился Иван Гаврилович. – Ладно, готовьте временные жилища, как будете готовы, маякните.

– И, да, – добавил энкаведэшник, – собачек своих, все-таки, нарядите на охрану, а то ведь кто-нибудь сдуру в тайгу рванет, да замерзнет или волки схарчат.

– Сделаем, – согласился старовер.

– Да, еще, чуть не забыл, – спохватился Филиппов, – товарищ Когтев, когда вы мне уже кандидатуру на участкового милиционера дадите? Уже два месяца прошу.

– Прохор Иванович, правда, сколько можно тянуть? – укорил я.

– Да к чему нам участковый тот? – развел руками Когтев. – Мы ведь живем своим укладом, только вот с вами взаимно выгодно сотрудничаем.

– Прохор Иванович, ну вам же еще товарищ Берзин говорил, что нельзя в советской стране «не иметь дел с государевыми людьми». Порядок и закон везде быть должны, нужен участковый уполномоченный, значит нужен. Ведь и чтобы с нами сотрудничать вашей общине сделали статус колхозной артели. А чтобы в ваши дела никто не лез, у вас и просят дать в участковые уполномоченные своего человека.

– Ладно… – сдался старовер, – все равно уже мой Фомка в ваших бесовских штучках замарался, берите его еще и государевым человеком, всем миром отмолим его непутевую душу как-нибудь.

4

У ворот, устроенных во внешнем ограждении, в пушистом снегу лежали запряженные в нарты собаки. Отдохнувшие, они встретили хозяина радостным лаем, виляя пушистыми баранками хвостов.

– Ну, балованные, кормить уже дома буду! – грозно осадил собак Прохор Иванович, сел на корточки перед вожаком, потрепал его ласково по холке, заглянул в глаза, что-то тихо приговаривая. В ответ пес лизнул хозяина в нос, и под его властным взглядом вся стая немедленно выстроилась в походный порядок, тихо повизгивая перед дорогой.

– Ждать! – строго приказал старовер вожаку сыновней упряжки и тронул потяг. – Ну, пошли, родимые, пошли, кхо-кхо-кхо!

Наблюдая, как в снежной пыли, поднятой десятками мохнатых лап, быстро исчезает высокая фигура стоящего на запятках нарт каюра, я подумал, что нашему заводу очень повезло с этой общиной. Еще геодезисты нашли неподалеку от облюбованного под завод места, разбросанные на большой площади небольшие, на несколько дворов починки общины староверов-беспоповцев. Летом сообщения между починками практически не было, только пеший мог с трудом пройти через тайгу и болота, в окружении облаков гнуса. Так что все короткое лето люди работали в своих хозяйствах и на пасеках, чтобы обеспечить себя на зиму продовольствием. Осенью, после уборки урожая, начинался сезон охоты, забивающий мясными тушами глубокие погреба, в которых даже летом не таял запасенный лед. И только с установлением холодов и выпадением снега, открывались зимние дороги, возвращались из тайги собаки, которые все лето отдыхали от зимних трудов на вольных хлебах, и люди начинали ездить друг к другу в гости, обмениваясь необходимыми продуктами, играя свадьбы и справляя церковные праздники.

Когда появились первые строители, староверы хотели было сняться с насиженных мест и уходить еще дальше на север. Однако, прибывший в числе первых Эдуард Петрович, оценил пользу, которую могла принести община, и уговорил стариков остаться на месте. Для легализации был создан колхоз, который всю свою продукцию сдавал и продавал на завод. А по-другому и не получилось бы: везти продукты еще куда-либо вышло бы слишком дорого. Паспорта, которых как огня боялись старообрядцы, называя дьявольским клеймом, колхозникам в то время не полагались, так что все устроилось ко всеобщему удовольствию. Староверов никто не трогал, дела с руководством завода вел только председатель колхоза – Прохор Иванович Когтев. Даже в армию, не смотря на войну, никого не призывали, потому что все мужское население общины имело бронь, обеспечивая работу стратегического оборонного предприятия.

– А где Фома-то? – спросил Филиппов, который тоже провожал глазами каюра, кивнув на тихо грызущуюся от скуки у ворот свору.

– В фотографической лаборатории, интерес к фотографии проявляет.

– Ладно, пойду, обрадую парня, что папаня разрешил ему милиционером сделаться, – усмехнулся Иван Гаврилович, – даром что у самого уже семья, семеро по лавкам, а отца боится, как огня, мол, я бы пошел в милиционеры, да батя узнает, засечет.

– А я пойду, обрадую Сергея Павловича, – я потряс папкой.

– Значит, испытания прошли успешно?

– Да, дальность и точность подтвердились.

– Ну и хорошо, дом-то ему уже приготовили, может даже семью перевезти, жена-то у него, вроде бы, врач, а нам врачей ох, как не хватает.

– Посмотрим, – уклончиво ответил я, из истории своего мира помнил, что отношения у четы Королевых после освобождения Сергея Павловича не заладились.

– А, вообще, большой конструктор ведь, чего на вредительство потянуло? Мы ведь его с Колымы привезли.

Я промолчал о том, кто дал Берзину «наколку» на осужденного С. П. Королева, как на гениального конструктора. Впрочем, за Сергея Павловича хлопотали многие знаменитые люди в СССР, так что до Эдуарда Петровича эта информация и так бы, думаю, дошла.

– Да не столько вредительство, сколько излишняя самостоятельность, самоуверенность и увлеченность. Если бы проект крылатой ракеты «выстрелил», то ничего бы ему не было, а так, и основная разработка затянулась и самовольная не получилась, а денежки государственные тоже ушли.

– Ну, надеюсь, что теперь-то он не будет самовольничать, – вздохнул начальник лагеря.

– Ага, горбатого могила исправит, – усмехнулся я, – сами ведь знаете, что он, кроме Р-1 уже чертежи для Р-2 готовит. Но его эта история, видимо, все-таки кое-чему научила. И дополнительные работы не повредили срокам и успешности выполнения основной работы по Р-1.

– Встать, смирно! Товарищи офицеры! – окрик дежурного подбросил и заключенных, и вольных инженеров, которые на заводе носили офицерские звания. Все застыли у кульманов и около своих рабочих столов. Только тихо гудел на холостом ходу в углу токарный станок.

– Здравствуйте, товарищи, вольно, продолжайте работать, – я сделал рукой общий приветственный жест и прошел к столу, у которого меня ожидал пока еще не знаменитый мужчина средних лет, его лицо казалось несколько непропорциональным из-за высокого лба, высота которого, как будто подчеркивалась зачесанными назад волосами. Невзгоды ежовского следствия и последующих этапов до Колымы, конечно, наложили на него свой отпечаток в виде ранней седины и горькой складки, залегшей в уголках губ. А бирка с номером на лацкане пиджака навязчиво говорила о том, что он до сих пор арестант. Но чувствовалось, что в последние два года жизнь налаживалась и Сергей Павлович не зацикливается на своем положении, целиком погруженный в любимую работу

– Сергей Павлович, у меня отличные новости, – пожав протянутую руку и получив приглашение, присел к столу.

– Испытания прошли успешно?

– Так точно, и, как я и говорил, вот документы о вашем освобождении. А сегодня я подпишу приказ об официальном назначении вас Главным конструктором и заместителем начальника производства.

Королев взволнованно взял картонную папку, вгляделся в подписи и печати, а, затем, с силой ее захлопнув, вновь протянул мне руку.

– Спасибо, Лев Вячеславович! – а все сотрудники конструкторского бюро, зааплодировали.

– Дом для вас в «вольной» части уже готов, сегодня можете заселяться. Может быть, хотите выбраться на недельку в Москву, повидаться с семьей?

– Думаю, что можно…

– Хорошо, первым же самолетом слетаете в столицу, ну а потом нужно продолжать работу,– чтобы привлечь общее внимание, я несколько повысил голос. – Р-1, это только начало, товарищи, так сказать, проба пера, наша задача построить ракету, которая сможет поразить империалистов в самое их черное сердце, расположенное в Вашингтоне.

5

Взяв главного конструктора под локоть, я повлек его в коридор.

– Сергей Павлович, я знаю, что вы уже в инициативном порядке занимаетесь вопросами усовершенствования Р-1 и даже проводите расчеты для межконтинентальной баллистической ракеты.

Королев удивленно посмотрел на меня:

– Ну, про то, что мы параллельно проектируем Р-2, вам могли сообщить осведомители, но расчеты по межконтинентальной ракете я делаю сам в свободное время, как вы об этом узнали?

– Для НКВД нет никаких секретов, – отшутился я.

Не стану же говорить, что об этом вычитал на ноуте в статье о Сергее Павловиче и, совершенно справедливо предположил, что и здесь он не ограничится работой над копией ФАУ-2, документы по которой достали Штирлицы Павла Судоплатова. К ним мы добавили несколько статей из ноута, которые дали наметки, как избежать низкой точности, характерной для детища Вернера фон Брауна.

– Так вот, – продолжил я. – Смотрите, Сергей Павлович, точность наших ракет все равно крайне низкая. Плюс-минус километр – это все равно, что «два лаптя правее солнышка». Согласны со мной?

– Да.

– По этой причине, ставить их на вооружение Красной армии особого смысла не имеет, излишняя трата денег и ресурсов, хотя совершенствовать их мы, конечно, будем.

– Но, самое главное, основной нашей задачей, как я и сказал, должна быть возможность «попасть в Америку». На этом попрошу вас и сосредоточиться.

– Но ведь даже когда нам удастся запустить ракету на другой континент, она не нанесет больших разрушений, а в какие-то важные цели не попадет.

– Поверьте, Сергей Павлович, капиталистам наш «подарок» очень сильно не понравится, вы только дайте нам возможность доставить его по адресу.

– Ну, хорошо, товарищ Абалкин, я думал за три-четыре месяца подготовить для опытного производства ракету Р-2 с дальностью в 1200 километров, но мы скорректируем свою работу, и основное время будем уделять межконтинентальной ракете, а работу над Р-2 будем вести в свободное время.

Вечер был самым скучным временем. Собственно говоря, и днем у меня не было большого количества дел. Производством уже сейчас во многом руководил Королев, так что подписанный сегодня приказ только зафиксировал сложившуюся ситуацию. Лагерь держал своей тяжелой властной рукой товарищ Филиппов, поэтому мне, в-основном, отводилась роль «свадебного генерала». Тем не менее, я старался вникать в вопросы жизни завода, тем более что за проставленные на документах подписи здесь, в 40-х, принято было отвечать со всей серьезностью. И оказаться в роли зицпредседателя Фунта мне ну никак не улыбалось.

Так что днем я был достаточно занят, чтобы не чувствовать скуки. А вот по вечерам делать было решительно нечего. Все книги на телефоне я уже перечитал, и даже поиграть было не на чем, ноут у меня несколько месяцев назад «отжал» товарищ Сталин. Так что после душа, я предвкушал очередной скучный вечер и собирался уже завалиться на кровать и погрузиться в будни вампирско-оборотневского городка Форкс. Однако эти планы перечеркнул стук в дверь.

– Товарищ Абалкин, срочная радиограмма из Москвы!

За дверью стоял дежурный.

– Вот, только что принесли с радиостанции, извините, но написано «срочно».

– Спасибо, – я взял бланк с наклеенными на него лентами шифровки, за подписью зам начальника ГУГБ Виктора Абакумова, в которой мне указывалось немедленно вылететь в Москву, самолет за мною выслан.

Странно, что за срочность такая? В последние месяцы мне начало казаться, что прогрессоры про меня забыли. Даже когда наездами бывал в Москве, не то что с товарищем Берией не встречался, а даже Виктор, которому я теперь подчинялся напрямую, был занят до чертиков и находил время только перекинуться парой слов, между служебными разговорами. А тут прям, «хватай мешки, вокзал отходит». Впрочем, смысл гадать, приеду в Москву узнаю.

Так что я прямо в рубахе и форменных шароварах перешел через приемную в рабочий кабинет и снял телефонную трубку.

– Сонечка, – узнал по голосу сменившуюся телефонистку, – найди мне начальника лагеря, наверное, он уже дома.

Через несколько секунд в трубке послышался голос Филиппова.

– Слушаю!

– Иван Гаврилович, извините, что поздно, но пришла срочная радиограмма, мне приказано вылететь в Москву, самолет уже выслан. Так что с завтрашнего дня остаетесь за главного.

– Ясно, какие-то особые указания будут?

– Да нет, все крутится, все работает, на производстве старшим останется Сергей Павлович, присмотрите, чтобы все у него ровно было с руководством производства.

– Сделаю.

– Спасибо, отбой.

Следующим попросил вызвать Королева. В новом доме его не оказалось, зато нашелся на рабочем месте.

– Сергей Павлович, добрый вечер, работаете сверхурочно над дополнительными проектами, или отмечаете новоселье?

– Да нет, Лев Вячеславович, решили задержаться с товарищами, чтобы обсудить, как перестроить работу на ракеты большой дальности.

– Я прошу прощения, но ваша поездка к семье пока откладывается, меня срочно вызывают в Москву, товарищ Филиппов останется за старшего, а вы будете заниматься всеми производственными вопросами.

– Ничего страшного, я и сам потом подумал, что сейчас не время для поездки. Вот налажу работу КБ по новому проекту, тогда можно и домой съездить.

– Хорошо, когда вернусь, поговорим, если будут какие-то непонятки с руководством, обратитесь к товарищу Филиппову, я его предупредил, приказ на ваше назначение уже мною подписан, возьмете в конторе.

– Да, думаю, проблем не будет, и с главным инженером и со снабженцем я уже работал.

– Ну, тогда, успехов, до свидания.

6

Под крылом убегают назад дома и улицы столицы. Самолет заходит на посадку на Центральный московский аэродром. В просторном салоне Ли-2 на 28 мест я оказался единственным пассажиром. Прям мистика, гонять такую машину в такую даль из-за моей скромной персоны.

Пробежав по бетонной полосе, самолет зарулил на стоянку рядом с аэровокзалом.

– Пройдемте, товарищ, – пилот, выйдя из кабины, открыл дверь и спустил на поле лесенку, а когда я спустился на бетон, подал мои вещи.

– Спасибо, до аэровокзала пешком дойду?

– Так точно, нам специально поближе разрешили встать.

В это время аэропорты еще не были наглухо ограждены от окружающего мира, до эпохи террористических актов и незапланированных полетов в арабские страны было еще далеко. Так что я спокойно обошел здание аэровокзала и остановился на площади.

Интересно, целый самолет за мною в Сибирь заслать можно, а вот машину подогнать к аэропорту не додумались. Впрочем, не велик боярин, доеду на метро.

Купив в вестибюле станции «Аэропорт» билетик, спустился на платформу. Будучи впервые в Москве, долго недоумевал, что за станция «Аэропорт» посреди города и на большом удалении ото всех современных аэропортов столицы. Только позже прочел в Интернете, что аэропорт там-таки был. Правда, давно и не долго. Но именно в него я сегодня и прилетел. А вообще: удобно, с самолета и прямо в метро. Даже покруче аэроэкспресса будет.

На станции «Охотный ряд» сделал пересадку с зеленой на красную ветку. И, выйдя уже на следующей станции «Дзержинская», оказался на ставшей давно уже родной Лубянке.

К зам. начальника ГУГБ и начальнику СМЕРШа по совместительству, меня в этот раз, проводили без задержек. «Как же я скучал по этим медвежьим объятиям». Проверив, на месте ли плечевые суставы, я присел напротив Виктора.

– Ну и к чему такая спешка?

– Не поверишь, – смеется Виктор, – замотались и чуть не забыли, что ты у нас в команде играешь для недругов роль большого вопросительного знака, в тени которого мы обтяпываем наши делишки. Хорошо, что твой давний доброжелатель товарищ Жуков стал суетиться, наведываться к тебе на квартиру, спрашивать, когда появишься. А Анька, умница, мне позвонила.

– А из-за чего сыр-бор-то?

– Да тут совещание завтра будет у товарища Сталина с Политбюро, командованием фронтов и представителями Генштаба по поводу планов на летнюю кампанию. Я особо не вникал, но твой крестник состряпал какой-то гениальный план, который должен позволить уже в этом году завершить боевые действия.

– И, поскольку там участвуют конно-механизированные войска, Жуков, понятное дело, встал в позу «а баба Яга против»? – продолжил я. – А что Шапошников говорит?

– А ничего Борис Михайлович не говорит, плох он очень, отправили на море. Сталин настрого запретил даже упоминать при нем о работе, пока легкие не восстановятся от чахотки. А в Генштабе сейчас исполняет обязанности Василевский, и он себя не очень уютно чувствует между авторитетом Блюхера и Жукова. Вот и решили собрать расширенное заседание, по поводу которого Жуков до тебя и домагивается.

– Ясно, так чего мне делать-то?

– Как чего? Езжай домой, повидайся с семьей, отдохни с дороги и встречай незваного гостя, делай умный вид, ну а завтра перед совещанием переговоришь с Мишей или с Блюхером, они тебе растолкуют, в чем там дело в действительности.

– А ты на совещании будешь?

– А куда я денусь-то? Но ты ведь знаешь, что я в военных вопросах ни бельмеса не смыслю, так что буду исключительно в виде группы поддержки при голосовании «за наших». Ну, еще и доклад сделаю по поводу нашего планируемого ракетного показательного выступления. Вы там как, до Первомая полсотни изделий сможете поставить?

– Да, вроде бы, проблем не вижу, если смежники не подведут, то наш конвейер справится.

– Пусть попробуют, – усмехнулся Виктор. – Головы открутим, у товарища Сталина на эту акцию устрашения большие надежды.

– А Аня дома, не на службе?

– Вот блин, совсем ты, Лева, от дома отбился. У Ани, как ты понимаешь, самый высокий допуск в Союзе, за исключением тебя, конечно. Так что ее вызываем стенографировать только наиболее секретные совещания. На это время она оставляет Ваньку с женой маршала Буденного.

– Понятно, ну, тогда я пошел.

– Давай, Аньке и Ванюхе привет, – улыбнулся Виктор, – завтра, кстати, она и будет совещание стенографировать.

7

Третий этаж, знакомая массивная деревянная дверь с ковриком для вытирания ног. Достаю ключ, который уже давно соскучился по работе в ящике стола, и потихоньку открываю дверь. В квартире, как всегда, стоит вкусный запах какой-то готовки. Стараясь шуметь побольше, разуваюсь и снимаю шинель. На звуки в коридор выглядывает Аня.

– Ванюша, папа приехал!

Из комнат торопливый перебор босых ножек, и в коридор вылетает русое вихрастое чудо в длинной рубашке и коротких штанишках.

– Папка! Папка приехал! – чудо подбегает и взлетает в воздух на моих руках, маленькие ручки обнимают шею.

– Здравствуй, дорогой! – целую упругую румяную щечку, сын хитро смотрит, и я ободряюще киваю. Он лезет в верхний карман гимнастерки и достает оттуда когтевскую поделку. Староверы, видевшие у меня в кабинете Ванькину фотокарточку, презентовали искусно вырезанную из рога собачью упряжку.

– Мама, смотри какие собачки! Папа, а что они делают?

– Ну вот, смотри, веревочки – это алыки, они идут к центральной направляющей, так собачки все вместе чего-то тянут.

– А чего тянут?

– Да все, что угодно, – конец амортизатора заканчивается искусно сделанным когтем, – зацепляешь вот за эту штучку какую-нибудь машинку, и они тянут.

– Ура! – Ванька выкручивается из рук на пол и убегает в комнату.

Теперь можно обнять и жену, она прячет лицо у меня на груди, а я отвожу русую челку и целую в лоб.

– Вы надолго?

– Посмотрим, совещание завтра, а обратно полечу, как самолет следующий пойдет.

– Есть хотите?

Усмехаюсь:

– Ну, с такими запахами, даже если бы не хотел, то захотел бы…

Аня вспыхивает, как всегда, когда ее хвалят.

– Это Ваньке, мы ведь вас не ждали, сейчас по-быстрому что-нибудь приготовлю, – убегает на кухню.

Заглядываю в гостиную, на ковре среди разложенных игрушек, которых с моей последней побывки, явно прибавилось, сидит Ванька. Зацепил когтем за бампер полуторки, увидел меня.

– Пап, смотри, собачки машинку тащат!

Улыбаюсь, тут-то, конечно, упряжка будет как бы не побольше машины размером, а про себя вспоминаю анекдот, как купил чукча КАМАЗ, и когда у него спросили, «как машина», отвечает: «Хорошая машина, большая, только собаки быстро устают тащить».

Пока переодеваюсь в спальне в домашнее, вкусные запахи множатся, а, придя на кухню, еще успеваю почистить картошку, пока Аня куховарит у плиты.

– Чем сегодня блудного мужа порадуешь?

– Котлетки с грибами, картошку порежьте помельче, чтобы быстрее сварилась, а потом добавляет, – Лева, вас товарищ Жуков последние дни искал, сегодня, наверное, тоже придет.

– Да, знаю, мне Виктор уже сказал, ты молодец, что позвонила ему, это было важно.

Георгий Константинович, как будто ждал, пока мы поедим. Едва я взялся отнести тарелку в раковину, как раздался звонок в дверь.

– Я открою, – Аня, прям в фартуке, выпорхнула из кухни.

И вскоре на пороге появился собственной персоной товарищ Жуков, нацепивший на лицо самую обаятельную из улыбок агента Кея.

– Хлеб да соль, хозяева.

– С нами за стол.

– Спасибо, ужинал.

– Тогда чайку?

– Не откажусь.

Вытаскиваю из-под стола табурет.

– Присаживайтесь, Ань, чайку сделай, плз.

Аня проскальзывает мимо массивного Жукова и начинает греметь чайными чашками, пока мы ведем «светскую» часть беседы, вежливо интересуемся семейными делами друг друга, зову Ваньку, чтобы показал нынешний подарок, Георгий Константинович цокает языком, восхищается. Едва же Аня, поставив на стол чашки, исчезает, нетерпеливый командир сразу же, что называется, «берет быка за рога».

8

– Лев Вячеславович, вы ведь в курсе темы завтрашнего совещания, – это не вопрос, а уверенное утверждение, так что я только утвердительно киваю.

– Я очень уважаю маршала Блюхера и всю вашу энкавэдэшную команду, вы, конечно, много сделали уже для победы, но сейчас Василий Константинович явно зарвался.

– Почему?

– Ну, сами посудите, Лев Вячеславович, про ту напряженность, которую нам придется выдержать при двойном охвате главных группировок противника, я бы промолчал. Ведь войск у нас, действительно, хватает, а риск на войне должен присутствовать, разгром же главных сил Вермахта этот риск оправдывает. Но использовать конно-механизированные корпуса, да еще и пустить их первым эшелоном наступления – это не риск, это форменное самоубийство.

– Ведь сейчас ситуация серьезно изменилась. Мы имеем дело уже не с «чизетами», – про себя отмечаю, что запущенное мною в 41-ом слэнговое название чешских танков из бобровской «Эпохи мертворожденных» отлично прижилось в РККА, – и даже не с тройками и «окурками» Т-4. Сейчас основной ударной силой Вермахта будут «Тигры», с которыми мы уже встречались, и совершенно новый тяжелый танк «Пантера». Что против толстенной шкуры этих зверей могут выставить ваши конно-механизированные дивизии? Разве что только зенитки, поставленные на прямую наводку. Да они сходу сомнут ваши картонные танки и легкое ПТО.

Я задумался, в словах Жукова определенная логика была, но авторитет маршала Блюхера, как полководца, в моих глазах стоял очень высоко, и я не знал, из каких предпосылок он исходил при разработке операции, так что я промолчал. Выждав паузу, чтобы до собеседника лучше дошли доводы, Георгий Константинович продолжил:

– При этом для обеспечения наступления им будет передан практически весь парк наших полноприводных грузовиков и, в случае поражения, они, конечно, будут потеряны. А без них наступление мотомеханизированных частей не будет иметь решительных успехов. Немцы опять выкрутятся, также как и в ходе проводимой мною в конце прошлого года Припятско-Бердичевской наступательной операции под Киевом. Обычные грузовики завязли в грязи, не смогли подвезти боеприпасы на внешний фронт окружения, и Паулюсу удалось выйти из котла. Да еще и с огромными потерями среди с таким трудом созданных мотомеханизированных войск.

В официальных источниках СССР об этой операции было принято отзываться только в восторженных выражениях, а Жукова советская пресса прямо носила на руках. Это, действительно, была первая успешная именно наступательная, а не контрнаступательная операция РККА с начала войны, в ходе которой фашисты были отброшены от Киева. Мать городов русских в этой истории стала для них аналогом Сталинграда, не даром штурмовал Киев тот же Фридрих Вильгельм Паулюс. Мощное наступление из непроходимого района Припятских болот явилось для немцев полной неожиданностью, что позволило легко прорвать их фронт и выйти в тылы развернувшейся вдоль Днепра группировке группы армий «Б» в составе 6-ой полевой и 1-ой танковой армий немцев. В отличие от Сталинградской битвы немцам не удалось бы здесь свалить свое поражение на низкое качество союзных румын и итальянцев, которых тут просто не было. Но именно по этой причине Киевский котел не стал роковым Сталинградским для генерала Паулюса. Удачно организованный командующим группой армий «Б» Эрихом фон Манштейном контрудар не позволил полностью оформить котел, а своевременное разрешение на отход позволило спасти окруженные части. Ситуация напоминала выход из окружения под Минском Западного фронта генерала Кирпоноса в июне 1941-го. <примерным аналогом операции из реальной истории является Проскурово-Черновицкая наступательная операция 1-го Украинского фронта в марте-апреле 1944 года под руководством того же Г. К. Жукова>.

– М-да, Георгий Константинович, дали вы мне пищу для размышлений.

– Вы ведь не участвовали в разработке этой операции, – зашел с другой стороны Жуков, – так что взгляните на нее со стороны, не замыленным, так сказать, взором. И вы увидите, что никакого предубеждения против конно-механизированных войск с моей стороны тут нет, а вот риск здесь совершенно неприемлем и даже губителен.

– Хорошо, я ничего не обещаю, но я подумаю, операция действительно выглядит сомнительной.

– Ну, вот и отлично, самое главное ведь, как будет лучше для дела, – Жуков быстро «добил» свою чашку и распрощался.

Посидев еще немного над остывающим чаем, я решал, как поступить, встретиться сейчас с Михаилом Потаповым, который, понятно, в курсе разработки маршала, или провести редкий вечер в семейном кругу. В результате пришел к соломонову решению, позвонил Михаилу по телефону и, не говоря, что я уже дома, договорился на завтра с утра встретиться у подъезда и прогуляться до Лубянки, поговорить перед совещанием. Когда я положил трубку, ко мне подошла Аня, спрятав, как всегда, лицо на груди, тихо произнесла: «Я соскучилась»…

9

Утром мы, как порядочная семья, втроем вышли из подъезда.

– Ладно, мы к Буденным, встретимся на совещании. Ваня, помаши папе ручкой. – Я чмокнул жену в носик, а Ванька, еще несколько раз оборачивался и махал рукой в варежке.

Когда мы собирались, и Аня сказала ему, что поедет к Буденным, он обрадованно завопил:

– К тете Маше, ура, я Сереже и Нине новых собачек покажу! – и побежал в комнату за вчерашним подарком.

Пока я смотрел вслед своим, направляющимся к станции метро Кировская, подошел и Михаил.

– Привет, пропажа, пойдем хоть прогуляемся, поговорим, я водителю сказал, чтобы ждал меня на Лубянке, – мы крепко пожали друг другу руки и направились в сторону Покровки.

Разговор сначала крутился вокруг второстепенных вопросов. Михаил рассказал, что после объединения Инспекций конно-механизированных и мотомеханизированных войск, его назначили инспектором новой Инспекции Подвижных войск РККА.

– А вообще, в армии чувствую себя «чужим среди своих», – грустно сказал Михаил, – с уходом маршала Ворошилова отношение в НКО к Василию Константиновичу не улучшилось. Если бы не люди товарища Буденного, то и поговорить по душам не с кем было бы.

– Ну, так сейчас ведь товарищ Сталин взял на себя руководство НКО.

– Да, по крайней мере, на докладах не докапывается ни кто.

Помолчали: под ногами тихо скрипел снежк: Москву посетили морозы. С сибирскими, конечно, не сравнить, но, все же, хорошо, что без ветра, иначе прогуляться бы не получилось.

Я смотрел по сторонам и чувствовал какой-то диссонанс. Военная Москва в хронике всегда была заставлена противотанковыми ежами, перекрестки перечерчены брустверами из мешков с песком. Оказалось, что я сказал об этом вслух.

– Какие ежи? – удивился Михаил. – Фронт более чем в 400 километрах. Даже ПВО в самом городе уже, во многом, свернуто. Немцы только в августе-декабре 41-го пытались проводить массированные ночные бомбардировки, толку особенного не было, а вот потери были серьезные. Так что сейчас воздушная тревога вообще редко звучит.

– Да, конечно, ты прав, – поспешил я исправить свою оплошность, и, чтобы перевести неудобный разговор, спросил: – А что вы там с товарищем Блюхером напридумывали, не зарываетесь, стратеги, действительно?

– Уже Жуков нажаловался? То-то он тебя все искал, по всей Москве колобродил, все думает, наверное, что ты – кто-то вроде «серого кардинала».

– Ты его не разубеждай.

– Почему?

– Ну, так надо, у Виктора спроси, он больше в курсе.

– Опять ваши чекистские тайны Мадридского двора. Так Виктор мне и рассказал все, если ему начинаешь неудобные вопросы задавать, он их сразу же заливает самогонкой…

– Он это могет…

– Ну, собственно говоря, на совещании сам все услышишь, мы ведь с маршалом не одни сутки просидели над картами, на рекогносцировки выезжали. Василий Константинович даже с Борисом Михайловичем советовался несколько раз, пока товарищ Сталин того в Сочи не отправил, что на него вообще не похоже. Но больно уж заманчивые перспективы, если все получится, то войне конец. И не такие уж беззубые наши конно-механизированные корпуса перед тяжелыми танками, мы все дивизионные батареи ПТО заменили на танки Т-34-57, которые в мотомеханизированных корпусах меняют на Т-34-85.

– Ну, да, а еще зенитки, – добавил я, помня, что в моей истории немцы из своих зениток в 41-ом выбивали наши Т-34 и КВ, бывшие не по зубам их 37-мм противотанковым «колотушкам».

– Конечно, и дивизионки тоже по тяжелым танкам могут работать.

– Понимаю, но объясни один нюанс: почему первыми нужно пускать наших цириков, а не мотомеханизированные корпуса?

– А… да тут все просто, первая операция будет на меньшую глубину, чем вторая, учитывая меньшую подвижность конно-механизированных корпусов, ее может не хватить, чтобы совершить второй охват, когда немцы будут в более разреженных построениях, более подвижны, и уже будут знать, чего от нас ждать. Плюс больше шансов встретить сильные танковые контратаки резервами из тыла, с которыми, конно-механизированным войскам сложнее будет справиться.

– Вообще, конечно, это будет последняя операция конно-механизированных войск, – с грустью добавил Михаил, помолчав.

За разговором мы не заметили, как прошли Покровку, Маросейку и повернули на Лубянский проезд, вдали уже виднелась площадь Дзержинского.

– Ладно, посмотрим, как там, на совещании, сложится, а что-то ты, Михаил, к товарищу Жукову отношение изменил? Вы ведь раньше были не разлей вода.

– Честно говоря, достал он своим упрямством твердолобым, – вздохнул Потапов, – Да и правы вы были с Виктором: как полевик он, конечно, на своем месте, но как штабист – никакой.

– А что так?

– Это ведь он, будучи начальником Генштаба, весь 41-ый и половину 42-го укреплял Западный фронт, против которого немцы никаких операций не проводили после нашего отхода на рубеж Двины-Днепра. А он там ажно два резервных фронта создал – 1-ый и 2-ой Резервные. Мотивировал тем, что немцы, мол, всегда старались столицы брать.

– И, ты знаешь, что меня больше всего удивило, – обернулся ко мне Михаил, – товарищ Сталин и маршал Блюхер ему особо не возражали, хотя, как-то на совещании товарищ Сталин и говорил, что он на месте Гитлера атаковал бы Украину – там ресурсы, промышленность.

«Знаю, – подумал я, – почему товарищ Сталин и маршал Блюхер с Жуковым не спорили».

Но вслух не сказал, рано еще Михаилу знать о том, что попаданческий инсайд может быть не только полезным, но и вредным. Моя версия истории с битвой за Москву дамокловым мечом висела над руководством СССР, тогда как Гитлер сумел на неудачах поломать своих генералов и перенести направление главного удара на Украину.

– Да, так вот, – продолжал Потапов, – если бы у Юго-Западного фронта были эти резервы, немцам ни за что не удалось бы прорваться до Днепра.

– Ну, собственно, после того, как немцы прорвались к Киеву, Жукова и сняли с НГШ.

– Именно, – подтвердил Михаил, – хотя надо было бы еще раньше, когда по его приказу генерал Кирпонос три месяца стучался лбами наших солдат в оборону фрицев в междуречье Двины и Днепра. Хорошо, Георгий Константинович его снял, и поставили Рокоссовского, который приказал свернуть наступление и вышел непосредственно на Сталина, иначе потери были бы еще больше. <аналогами из реальной истории могут служить Ржевско-Вяземская наступательная операция РККА 1942 года и действия генерала К. К. Рокоссовского во время оборонительного этапа Битвы за Москву>.

– Да, не умели мы тогда еще прорывать оборону немцев.

– Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло: товарищ Жуков догадался, наконец-то, как нужно действовать при прорыве фронта.

– А результатом стала Припятско-Бердичевская наступательная операция?

– Да, ему не терпелось опробовать новый способ и никакие уговоры подождать до того, как будет готово необходимое количество полноприводных грузовиков, его не остановили. Продавил-таки решение Ставки о наступлении.

– ИМХО, он просто хотел стать первым, кто в РККА опробовал «тактику грузовиков».

Мы, как раз, остановились у здания Управления НКВД, и Михаил помахал рукой водителю эмки, припарковавшему свой автомобиль неподалеку от входа, «подожди, мол, еще».

– Что такое ИМХО? – удивился он, а я опять прикусил язык, чувствуя, что привнес в прошлое еще один из интернет-мемов.

– Аббревиатура от выражения «по моему скромному мнению», только на английском «In my humble opinion», или IMHO.

– Никогда не слышал, но звучит интересно.

– Все когда-то бывает в первый раз.

– А чего это ты, Лева, английским занялся?

– В дипломаты готовлюсь, – отшутился я, еще не представляя, насколько оказался прав, – вот успешно проведете операцию, победим, надо будет мирный договор подписывать.

– Ладно, не будем делить шкуру неубитого фрица, – Михаил хлопнул меня по плечу, – давай, Лёв, до вечера.

– Да уж, товарищ Сталин сам по ночам работает и другим спать не дает…

10

– … Итак, товарищи, в ходе операций, проводимых РККА и Вермахтом в 1941 и 1942-го годах, с учетом выполненных промышленностью и планируемых к исполнению до мая текущего года заказов, на фронте сложилась следующая ситуация,.. – в ходе своего доклада исполняющий обязанности начальника Генштаба генерал Василевский кратко остановился на предыстории операций, которые привели к нынешнему положению войск на фронте, после чего перешел к оперативной карте и начал рассказывать о существующей оперативной обстановке.

Расширенное заседание Ставки и Политбюро уже традиционно напоминало мне стрелку бригад «армейцев» и «чекистов», или сходку Вольтури и Калленов. С нашей «чекистской» стороны стола сидели маршал Блюхер, Михаил Потапов, Виктор Абакумов, товарищ Берия, ну и я, в виде пресловутого «вопросительного знака». Напротив же сосредоточился «клан военных», только раньше их «бригаду» возглавляли маршал Ворошилов или Тимошенко, а теперь их обоих на второй план оттеснил своим возросшим авторитетом Жуков, «адъютантом» при котором, вместо «переметнувшегося к чекистам» Михаила, теперь состоял генерал Москаленко. Остальные участники совещания – командующие фронтами и направлениями, штатские члены Политбюро, расселись вперемешку в виде массовки и «свидетелей». Собственно, их и предстоит убедить в своей правоте одной из сторон.

Жаль, что не было на совещании маршала Буденного, Семен Михайлович очень дипломатично умел найти подход к обеим противостоящим «партиям». Однако, как его летом направили в Крым в качестве представителя Ставки в Приморской армии, так он там и «завис». Даже после того, как Гот вывел из Крыма войска группы армий «А», во избежание окружения после отхода Паулюса из-под Киева, Семен Михайлович остался на полуострове, занимаясь восстановлением хозяйства и курируя деятельность Черноморского флота против румынских портов и авиации против нефтяных полей Плоешти. Присутствие тактичного Буденного гораздо меньше нервировало командиров на местах, чем, например, истеричного Кулика, мрачного Мехлиса или грубияна Жукова. Тогда как получить ресурсы и резервы благодаря ему было гораздо легче.

Благодаря перманентной мобилизации и увеличению мощностей промышленности, которую не пришлось эвакуировать на восток, а возводили новые заводы на уже подготовленной под стройки этой и следующей пятилетки инфраструктуре, Красная армия сейчас превосходила силы Вермахта примерно в 3 раза по численности. Более чем двукратным было превосходство по самолетам и танкам новых типов, при сохранении еще значительного парка старых и примерно в 5 раз по ствольной артиллерии всех видов. Это позволило на основных направлениях Западного и Юго-Западного фронтов развернуть в тылу каждого из них по два резервных фронта: 1-ый, 2-ой, 3-ий и 5-ый Резервные фронты. Фланговые Южный и Северо-Западный фронты имели в тылу 4-ый и 6-ой Резервные фронты соответственно.

Конечно, реализовать это преимущество в наступлении мешали вопросы логистики. Тем не менее, Красная армия имела уже подавляющее преимущество по подвижным соединениям. К маю должна была быть сформирована и пополнена после зимних сражений 51 танковая дивизия против 27 танковых и моторизованных дивизий Вермахта, развернутых на Восточном фронте. В них по штату было 7000 танков Т-34-76, а приданные ранее 3500 «противотанковых» танков Т-34-57 к маю должны быть полностью заменены на новые танки Т-34-85, три из пяти мотострелковых батальонов каждой дивизии планировалось посадить на бронетранспортеры на базе «Комсомольца». А два оставшихся уже сейчас «рассекали» на мотоциклах.

– Слабым местом наших мотомеханизированных соединений является автомобильная техника и тягачи. Некомплект по ним ожидается на уровне 40% и планировалось его покрыть за счет расформирования большей части конно-механизированных дивизий.

– У меня все, товарищи, – завершил свой доклад Александр Михайлович.

– Товарищ Берия, а подскажите, почему принято решение отказаться от замены всех танков Т-34-76 в мотомеханизированных войсках на Т-34-85? – задал вопрос попыхивавший в углу трубкой Сталин.

– К сожалению, – поднялся, блеснув стеклышками пенсне, Лаврентий Павлович, – ни Наркомвнешторгу, ни СМЕРШу не удалось закупить на Западе необходимое количество карусельных станков для обточки погонов под башни новых танков. Напрямую нам ничего не продают, и американцы и англичане настороже, военные блокируют большинство наших попыток закупить оборудование через подставные фирмы. Так что пришлось изготавливать станки своими силами. В результате Харьковский и Челябинский заводы пока не могут производить Т-34-85 и в этом году продолжают выпуск Т-34-76.

– По этой причине мы решили ограничиться заменой большей части танков Т-34-57, которые использовались как противотанковые из-за усиления бронирования немецких танков на Т-34-85, у которых и бронепробиваемость на уровне, и фугасное действие снаряда достаточное, – поддержал его тоже поднявшийся Михаил.

Покивав и сделав жест «садитесь», Сталин подошел к креслу во главе стола и, опираясь на стол, негромко заговорил:

– Товарищи, как видите, Красная армия за эти полтора года получила все необходимое для того, чтобы бить врага. Есть в достатке обученные бойцы и командиры, части укомплектованы вооружением и техникой. Мы опробовали тактику прорыва вражеского фронта. Судя по данным разведки, Гитлер отдал приказ о переходе к стратегической обороне на Восточном фронте и возведении «Западного вала» на побережье. Так что, товарищи, пришло время вышвырнуть врага с советской территории. Достаточно грязный сапог завоевателя попирал священную русскую землю, довольно советским людям находиться под гнетом захватчиков.

Помолчав несколько секунд, он продолжил:

– Сегодняшнее совещание призвано решить, какие из планов, разработанных нашими полководцами, будут приняты для разгрома и изгнания врага. Прошу вас начать доклад, товарищ Блюхер.

11

Маршал Блюхер, поправив черную повязку, перерубавшую его лицо надвое, вышел к карте и взял указку. Рядом немедленно возникли порученцы с бумагами и ватманами.

– Товарищи, у нас, кроме мотомеханизированных корпусов, также остаются пока на вооружении конно-механизированные войска, которые отлично показали себя в прошедшие полтора года. С учетом 26 конно-механизированных корпусов, мы имеем более чем 4-хкратное превосходство над противником в подвижных соединениях. Это может позволить нам провести не две, как раньше планировалось, масштабные наступательные операции, а четыре. С тем, чтобы окружить и разгромить не только полевые войска Вермахта, но и его резервы. И уже в этом году, либо в начале следующего, завершить войну.

Взяв у порученца листок, маршал продолжил, показывая указкой на карте пункты.

Первые удары силами Западного и Юго-Западного фронтов должны быть нанесены с линии Старые Храковичи – Копань – Жлобин – Рогачев – Могилев – Орша – Витебск, на фронт озеро Нароч – Вилейка – Молодечно – Столбцы – Несвиж – Клецк. А также с линии Коростень – Житомир – Бердичев – Винница на фронт Поворск – Луцк – Кременец – Тарнополь. Основные удары должны наноситься на внутренних флангах из района Припятских болот. А на внешних флангах в полосе Западного фронта по бедной шоссейными дорогами местности с директивой Витебск – Лукомль с выходом на шоссе Витебск – Минск западнее Лепеля. В полосе же Юго-Западного фронта из района южнее Винницы с директивой на Волковинцы с выходом на шоссе Винница-Тарнополь западнее Хмельницкого.

Эти удары наносятся силами конно-механизированных корпусов, усиленных на внутренних флангах стрелковыми корпусами, задачей которых является прикрытие флангов выдвигающихся соединений. Задача конно-механизированных корпусов – создать внешний фронт окружения. Вслед за ними, после того, как противник ослабит свой фронт отводом резервов на место прорыва, начинается наступление стрелковых корпусов, лидируемых бригадами прорыва, для взятия под контроль железнодорожных линий Витебск – Вилейка, Гомель – Пинск, Коростень – Ковель и Винница – Тарнополь. Они, во-первых, образуют внутренний фронт окружения, а во-вторых, захватывают, восстанавливают и удерживают линии коммуникаций, необходимые для развертывания войск из состава резервных фронтов и мотомеханизированных корпусов для второго этапа наступления. И для организации завоза их снабжения.

Операции выполняются последовательно, с тем, чтобы противник начал переброску резервов на атакованный фронт, ослабив не атакованное направление. Также последовательность нужна для частичной переброски автомобильных полков РГК и внедорожных грузовиков ЗИС-40 для организации снабжения на бездорожье. Глубина операций примерно 250 километров, срок операций – 15-20 дней.

После формирования внутреннего фронта окружения и переброски по железной дороге мотомеханизированных соединений, они меняют на внешнем фронте окружения конно-механизированные, принимая от них недостающую технику. Конно-механизированные корпуса после этого используются уже на внутреннем фронте окружения, сменяя направляемые на исходные позиции для следующего наступления стрелковые части.

Второй этап наступления начинается после возвращения переданных на соседний участок фронта автомобильных полков РГК. Глубина охвата предполагается примерно в 350 километров до линии Остроленка – Демблин – Жешув. Но конкретные направления основных ударов фронты должны выбрать исходя из сложившейся ситуации.

– Северо-Западный и Южный фронты наступают сильными левым и правым флангами соответственно, обеспечивают внешние фланги наступления соседей, сковывая противостоящие войска противника и преследуя их после начала отхода, – завершил свой доклад Василий Константинович.

12

На совещании, что называется «родился мент», потому что план был действительно очень смелый.

Первым не выдержал Жуков.

– Разрешите?! – и, получив кивок от Сталина, поднявшись, начал говорить, не скрывая раздражения:

– Товарищи, исходя из того, что ранее говорилось о плане операций маршала Блюхера, я, конечно, ожидал чего-то подобного. Но то, что мы услышали, не лезет ни в какие ворота. Успех операции зависит от устаревших конно-механизированных корпусов. При чем, они даже не лидируются бригадами прорыва! Если на внутренних флангах, в Полесье еще можно предположить успешный прорыв фронта, то на внешних флангах, где им придется преодолевать подготовленную оборону противника, это совершенно бесперспективно. Но даже в Полесье после прорыва конно-механизированные корпуса не смогут отразить контрудары немецких танковых дивизий, вооруженных танками «Пантера» и лидируемые батальонами «Тигров». Да сорокапятки БТ-шек и батарей ПТО не смогут справиться даже с усиленным бронированием экранированных «троек» и «четверок». При этом вслед за ними нам предлагают пустить наши мотомеханизированные корпуса, которые еще не будут укомплектованы достаточным количеством техники, без достаточного снабжения, поскольку пути сообщения узких коридоров, по которым будут двигаться наши войска, будут перегружены. Железные дороги немцы перешили под европейскую колею, и мы не сможем их использовать. Эти коридоры станут для наших мехкорпусов ловушкой!

Обведя взглядом собравшихся, Георгий Константинович зловеще завершил.

– То, что мы сейчас слышали, товарищи, это не план победоносной операции, это прямой путь к разгрому советских подвижных войск, колоссальным потерям и затягиванию войны. Это измена Родине, товарищи!

«Круто загнул товарищ Жуков» – подумалось мне, но в этом момент Сталин веско, с явно проявившимся грузинским акцентом осадил Жукова.

– Товарищ Жуков, попрошу вас не бросаться столь тяжелыми обвинениями, все здесь присутствующие – коммунисты и, безусловно, делают все для нашей победы, в меру своих сил и возможностей.

– Прошу прощения, товарищ Верховный главнокомандующий, – официально проговорил Георгий Константинович и плюхнулся на место.

Товарищ Берия чуть заметно кивнул Михаилу. А я подумал: «По ходу, у них тут уже все роли расписаны, один я при своих интересах».

– Разрешите!

– Пожалуйста, товарищ Потапов.

– Товарищи, – начал, поднявшись, Михаил, – отвечая на эмоциональную речь товарища Жукова, хочу сказать, что конно-механизированные части не так уж и беззубы. Ведь заменяемые новыми танками Т-34-85 «противотанковые» танки Т-34-57 передаются в батареи ПТО конно-механизированных дивизий…

– Девять против двухсот… – с места фыркнул генерал Москаленко, но так, чтобы все его услышали.

Однако Михаил даже ухом не повел.

– В корпусе уже 27 таких танков – это больше половины от батальона «Тигров», ну и 200 танков сосредоточить в одной боевой группе совсем не характерно для немцев, они ведут более гибкие боевые действия. Кроме того, после отсечения пехоты против танков могут действовать и зенитки, и дивизионная артиллерия, которые способны бороться даже с тяжелыми танками.

– Но самое главное, товарищи, – продолжил Потапов, несколько усилив голос для придания веса своим словам, – основным принципом конно-механизированных войск является – «бить там, где нет противника». Именно так мы в июне 41-го на Юго-Западном фронте смогли вклиниться между танковыми дивизиями противника и его пехотой и обеспечить окружение первых. Немцы не ожидают от нас столь большой глубины продвижения, ведь сами они только лишь в Приграничном сражении против Западного фронта наносили столь глубокий удар. Все остальные операции проводили на глубину в 100-150 километров. Наша Припять-Бердичевская операция имела глубину около 100 километров. Это обусловлено возможностями снабжения. На начало войны противник имел более 600тысяч грузовиков, из них около 150тысяч внедорожных. На конец 1941 года у Вермахта было примерно 450 тысяч грузовых автомобилей, при чем, значительное количество из них вышло из строя из-за проблем с обслуживанием и запчастями к разнородному автопарку. Соответственно сократилась и глубина возможных операций. В РККА сейчас 700тысяч автомобилей, в основном, ЗИС-5, ЗИС-6 и внедорожных ЗИС-40, созданных на одной и той же базе. С учетом этого и неизвестности, где будет нами наноситься главный удар, противник просто не успеет нанести контрудар по конно-механизированным корпусам. Удар придется по прикрывающим фланги стрелковым дивизиям, как это было с контрударами 8-го и 15-го конно-механизированных корпусов в Приграничном сражении. Поскольку они нацеливались на контрудары по противнику, наступающему в обход Львовского выступа.

– Прорыв обороны противника будет проведен за счет создания подавляющего превосходства в артиллерии РГК на участке прорыва. Конно-механизированные части будут наступать за валом огня гаубичных полков РГК, а пушечные полки контрбатарейной борьбой не позволят немцам поставить заградительный огонь.

– Что же касается железнодорожного транспорта, то его предполагается использовать без смены колеи. Мы будем менять колесные пары, – по знаку маршала Блюхера, порученец вывесил на стену плакат, на котором я смог разобрать только паровоз и надпись «Мобильный станок для выкатки колесных пар».

– При заезде на станок, осуществляется подъем вагона гидравлическими подъемниками, выкатка старых колесных пар, установка новых. После чего вагон опускается на рельсы другой колеи и отправляется за маневровым паровозом на формирование поезда. Время замены одной колесной пары – две минуты. Количество станков, которые предполагается произвести – 40 единиц.

Вновь на заседании наступила тишина. Все претензии «армейцев», конечно, были нами отбиты, но, все-таки план маршала Блюхера действительно очень сильно зависел от отличной организации всего процесса. Особенно это касалось вопросов «челночной» переброски автотранспорта между наступающими фронтами. Поскольку высказаться больше никто не пожелал, можно было ожидать, что товарищ Сталин сейчас объявит голосование. Но, внезапно (для меня), он произнес:

– А что думает по поводу этой операции товарищ Абалкин?

«Э-э-э, товарищи прогрессоры, вы чего это, меня на амбразуру?!!! Ну, хоть предупредили бы, что ли. Уж если маршал Блюхер с Михаилом – профессионалы, кого не убедили, так чего от меня-то ждут?!».

Тем не менее, пришлось встать под перекрестным огнем заинтересованных взглядов всех присутствующих, в большей половине которых явно читался самый популярный вопрос: «Что же ты за гусь, Лева Абалкин?»

«Ладно, начнем с воды, а там, глядишь, что-нибудь дельное и успеет прийти в голову».

– Товарищи, план маршала Блюхера, действительно, предполагает очень большой риск, очень велики требования к тем, кто будет координировать и исполнять эти планы. Поэтому я прекрасно понимаю командиров, которые его критикуют…

«ВОТ ОНО! НАШЕЛ!»

– По этой причине я бы хотел спросить мнение потенциальных исполнителей плана, здесь присутствуют товарищи Жуков и Рокоссовский, командующие Южного и Северного направлений, считают ли они себя и свои подчиненные войска способными выполнить поставленные задачи?

«Фух, вот это я выдал». Что там у нас вокруг? Глаза товарища Берии только чуть-чуть уступают кружкам стекол его пенсне, Михаил показывает из-под стола большой палец, маршал и Потапов сохраняют профессиональную невозмутимость. На Жукова я смотреть боялся, по-видимому, после нынешнего совещания мне будет противопоказано встречаться с ним в темной подворотне.

– Очень хорошее у вас предложение, товарищ Абалкин, – кажется даже Сталин улыбается в усы в стиле анекдота «Харёщий у вас план, таварищ Жюков».

– Мнение товарища Жукова мы уже слышали, так что попрошу высказаться товарища Рокоссовского.

Зал затаил дыхание, когда со своего места поднялась стройная фигура генерала Рокоссовского. Константин Константинович, понимая свой груз ответственности, выдержал подобающую паузу и сказал одно лишь слово.

– Готов!

13

– Мужики, а вы чего уже такие пьяные?

Из открытой двери потаповской квартиры в нашем знаменитом доме командного состава РККА, ко мне с объятьями бросились Виктор и Михаил. Первый не только пытался сломать мне ребра одной рукой, но второй еще и умудрялся потрясать угрожающей по размеру и не совсем полной бутылью самогонки. А вот Михаил уже явно не очень твердо стоял на ногах.

– Фальстарт, дружище, извини, но пока ты укладывал своего Ваньку, мы не могли не выпить за успех сегодняшнего совещания!

Вырвавшись из не совсем трезвых объятий друзей, я прошел в квартиру и показал им большую кастрюлю с картошкой и жареной рыбой, которые Аня приготовила на закуску, пока я укладывал спать сына.

– Картошечка… – голосом Савелия Крамарова из «Джентльменов удачи» умилился Михаил.

– Закуска градус крадет! – возразил Абакумов, подтверждая его слова, на столе в кухне закуски было немного, кроме ополовиненной буханки хлеба стояли две банки тушенки и полкольца колбасы.

– Чтобы за тобой угнаться, нужно градус не красть, а грабить, – усмехнулся я, накладывая Михаилу в тарелку добрую горку картошки и два больших стейка рыбы.

– Штрафную опоздавшему! – Виктор встряхнул бутыль.

– Штрафную тому, кто виноват в опоздании.

– Это кому?

– Ваньке, конечно, кого я спать укладывал?!

Абакумов расхохотался.

– Это сколько же мне ждать, нужно, чтобы штрафную ему налить?

– Нет, Лёв, ты пожалей парня, сколько у него штрафных накопится, пока ему это станет можно, – с набитым ртом добавил Михаил.

Виктор разлил самогонку по стаканчикам.

– Ну, за отличную мысль, которая столь вовремя пришла Леве в голову! – объявил он под звон бокалов. – Все-таки, исход голосования был непредсказуем, а так, коль Константин Константинович готов выполнять наш план, то и голосовать смысла нет. Если же Западный фронт постигнет неудача, то Жуков может наступать мотомеханизированными корпусами.

– Все-таки, предупреждать надо, что вы меня решили в качестве «ультима ратер» использовать, – укорил я. – Я бы хоть подготовился.

– Экспромт получился лучше, – заявил Виктор, – кроме того, мы не рассчитывали на тебя, товарищ Сталин просто решил показать твою значимость, мол, без тебя нигде черти гороха не молотят.

– Серьезно? Знал бы я об этом раньше…

– И не придумал бы выигрышный вариант.

– Вполне возможно.

– М-да, товарищи чекисты, – отставив очищенную тарелку, проговорил Михаил, – все-таки, есть у вас какие-то тайны Мадридского двора.

– Ты о чем?

– Не о чем, а о ком, о тебе, Лева, необычный ты человек, недаром Георгий Константинович говорит, что ты – «темная лошадка».

– Да уж, с товарищем Жуковым мне сейчас в темном переулке лучше не встречаться, – попытался отшутиться я, но Виктор внезапно разоткровенничался.

– Миш, собственно говоря, разве для дружбы тебе мало, что Левка наш, советский человек, коммунист и настоящий друг?

– Конечно, не мало, но, все-таки, когда вы друг с дружкой обсуждаете свои секреты, я получаюсь какой-то третий лишний.

– Ладно, дружище, ты прав, как думаешь, откуда у нас такие точные данные о том, как будут действовать японцы, как устроена оборона у финнов и когда и как нападут фрицы?

– Ну, наверное, от агентурной разведки.

– Агентурная разведка назначала штук 20 сроков нападения гитлеровцев, ты это и сам знаешь. А мы, как видишь, прекрасно знали, как будет действовать враг. Знали, потому что это все уже было.

– Что значит, «было»?

– А вот то и значит, что Лева попал к нам из будущего, и в его варианте истории все это уже было.

– Из будущего?

– Из 2012 года.

– Но как?

– Миш, я бы сам хотел знать, как, единственно помню, как взорвался фонарь во время бури в Магадане в 2012, а очнулся в больнице в Магадане в 1937-ом.

– Магадан? Там же каторга, как ты оттуда выбрался?

– Нормально выбрался, каторга при царе была, а сейчас – перевоспитание.

– Помнишь Берзина? Ну, на пикнике, который Буденный устраивал еще в 36-ой дивизии, с женами и детьми, – опять взял ситуацию в свои руки Абакумов.

– Да, помню, мы еще тогда все на «ты» перешли, – улыбнулся Михаил.

– Вот Эдуард Петрович Леву в Москву ко мне и направил, у него проблемы были с Фриновским, если бы он или кто-то из его людей на материк выбрался, их бы арестовали, как маршала Блюхера.

– Блин, ну вы нашли, мужики, когда такие новости сообщать, я ведь завтра подумаю, что мне это по пьяни пригрезилось.

– Ладно, спросишь, мы тебе еще раз расскажем, да Лева еще покажет свои причиндалы, которые Берзину и мне показывал, чтобы мы поверили, просто сейчас записная книжка электрическая у товарища Сталина, а на телефоне Анька английский учит, только ты не болтай об этом пока.

– Ну, об этом мог бы и не предупреждать, – даже обиделся Михаил.

– Ну и чего ты решил с Мишей разоткровенничаться? – спросил я, когда тот закрыл за нами дверь квартиры.

– Давай я тебя провожу, а то точно Жуков в темном подъезде подкараулит, – спускаясь по лестнице, пошутил Виктор. – Он прав, не по-дружески получается друга в-темную использовать.

– Ну а про прогрессорство же не рассказал.

– Ну ты, Лева, чудак, хочешь, чтобы у Михаила тут же ум за разум зашел? – рассмеялся Абакумов. – Про прогрессорство можно будет говорить только, когда коммунизм построим, а вот твое попаданчество скоро станет секретом Полишинеля.

– Почему?

– Товарищ Сталин хочет использовать его, чтобы принудить немцев заключить мир.

– Для этого ноутбук взял?

– Да, Лаврентий Палыч говорит, мол, нельзя использовать технику, которой нет у туземцев. Но товарищ Сталин ему возразил, что это ведь не наша техника.

– А про использование техники из будущего нигде не сказано, – усмехаюсь я.

– Сечешь фишку, – хитро улыбается словечку из будущего Виктор, – да и своим раскрыть, почему ты такой продвинутый и всем необходимый, а то товарищи уже головы сломали, кто такой Лева Абалкин и чего с ним так все носятся.

– Думаешь, народ такое переварит?

– Ну, до народа, думаю, не дойдет, останется в верхах, но знать о тебе скоро будет гораздо больше людей, чем раньше, вот и решил Михаилу тоже рассказать… по-дружески.

– Понятно, когда там самолет-то на завод пойдет?

– Не терпится вернуться к своим зэкам? Или, может, какая симпатичная зэчка завелась?

– А я не такой, как у твоего отца дети.

– Ну и нечем тут гордиться. Думаю, недельку тут просидишь, там какие-то сложные детали вот-вот должны закончить, загрузим вместе с тобой. Так что обрадуй свою соломенную вдовушку.

На улице уже не морозно, в свете фонарей порхают еще несмелые снежинки. Пожав друг другу руки, мы разошлись по своим подъездам.

Осторожно, стараясь не звякнуть лишний раз ключом, открываю дверь, вслушиваюсь в темную тишину квартиры. Лампочка под потолком загорается особенно ярко после полного мрака. Снимаю шинель, вешаю ее на вешалку. Теперь отнести на кухню кастрюлю.

Прикрыв за собой дверь, открываю воду в раковине. М-да, брусок хозяйственного мыла и тряпка не особо хорошо заменяют губки и «фэйри». Сейчас-то уже привык, а по первости, мытье посуды просто бесило. Поставив вымытую кастрюлю на расстеленное полотенце, выключаю свет.

В спальне, в свете уличных фонарей, проникающем сквозь окна, не так темно, как в прихожей. Тикают ходики, оставшиеся от предыдущих хозяев квартиры, на комоде с зеркалом поблескивают какие-то склянки и баночки. Аня спит на своей половине кровати, рядом на подушке лежат наушники и телефон. Ей нужно учить английский, чтобы стенографировать международные встречи. Блин, ноут товарищ Сталин отжал, телефон жене оставить придется, а то научиться воспринимать английский на слух без практики очень сложно. Что я делать-то буду у себя в Сибири? Придется в лагерную библиотеку идти, вспомнить детство, когда читал бумажные книги.

В тепле квартиры меня слегка подразморило, пока раздеваюсь, немного пошатывает. Ныряю под одеяло в сонное тепло женского тела, стараясь поменьше дышать в сторону жены. Но Аня, даже не просыпаясь, переворачивается и удобно устраивается под моей рукой. Закрываю глаза, голова слегка кружится. Все, спать.

14

Кажется, я все-таки уснул. Сказались нервотрепка и недосып организации отправки на фронт нашего ракетного подразделения. И то, до нас ни кто еще не выводил к линии фронта 50 железнодорожных транспортеров с баллистическими ракетами. Учитывая, что размещали их после сборки на разных удаленных станциях, собрать всю эту рать было не так уж и легко. А, может, и не уснул, пейзаж за окном вагона не изменился. Такой же лес, только поезд стоит, именно толчок остановки состава привел меня в чувство.

Выглянув в окно, я увидел, что от остановившегося позади в кривой состава уже бегут в лес бойцы батальона НКВД, осуществляющие ближнее прикрытие позиции старта нашего поезда, везущего пять пусковых с установленными на них ракетами. Так что ни какому диверсанту, не добраться до нашего секретного груза. Каждую из пяти железнодорожных линий, на которые выведены поезда, прикрывает своя стрелковая дивизия из состава резервных фронтов, так что и оказавшихся в неглубоком тылу вражеских подразделений тоже опасаться не нужно. А вот от пиратов Геринга каждые два поезда, защищает истребительный авиаполк.

Из пассажирских вагонов нашего поезда тоже сыпался народ в форме. Но эти далеко не бежали, строились у насыпи под окрики командиров. Расправив затекшие от долгого сидения на полке плечи, я вышел из купе и направился в командный центр всего нашего ракетного подразделения в/ч №707 НКВД СССР. В центре мягкого вагона сломали стенки трех купе и разместили там столы, шкафы и все, что необходимо для работы штаба. Кроме телефонистки и радисток здесь был только явно волнующийся Королев.

– Здравствуйте, Сергей Павлович, волнуетесь перед бенефисом?

– Да, есть немного, – улыбается конструктор.

– Может, коньячку против нервов?

– Нет уж, давайте, сначала удачный пуск, а потом уже коньячок.

– Ну, как хотите, пойдемте глянем на работу нашей команды?

– Пойдемте.

Когда мы спустились из вагона, стройные шеренги бойцов уже рассыпались вдоль состава, одни копошились на мощных четырёхосных платформах, снимая с ракет маскировочный брезент. Другие раскручивали рычагами мощные опоры транспортеров. Третьи тащили от паровоза и подключали гидравлические шланги. В майском воздухе, смешиваясь с ароматами свежей зелени, поплыли запахи угольного дыма, машинного масла и нагретого металла. Каждая ракета с пусковой располагалась на двух транспортерах. С каждой стороны состава было установлено по мощному паровозу типа «ФД».

Рядом с каждой пусковой командир с секундомером в руках. Помогают ракетчикам, где крепким словцом, а где и делом, у них свое соревнование, какой расчет первым подготовит свою ракету к пуску. Такое же соревнование идет и между поездами. Работа спорится, одна за другой направляющие под действием мощных гидравлических домкратов поднимаются вверх, после чего разворачиваются на 90 градусов, выводя двигатель ракеты за пределы транспортера. Теперь самая «приятная» часть работы – через новую систему шлангов залить из прицепленных к составу цистерн ракетное топливо – С2Н5ОН – правильно, спирт. Но еще больший геморрой – заправка кислородом. Удержать этот активный газ в закрытом объеме в то время было практически не реально. Так что, закурив сигарету рядом с заправляющейся ракетой можно было легко и непринужденно превратиться в факел. По этой причине у ракетчиков на построении перед работой отбирали все сигареты и спички, инструменты обрезинены, даже сапоги небыли подкованы, чтобы не было искр.

Один за другим командиры пусковых рапортуют командиру поезда о готовности. Направляющие подняты и развернуты, ракеты заправлены, личный состав убрался в укрытия, заранее отрытые с противоположной стороны насыпи. Получив последний рапорт, командир поезда по телефону сообщает в штабной вагон. С другими поездами разница только в том, что там сообщение передается по радио.

Из вагона выпрыгивает начальник связи и с кипой бланков в руках направляется к нам.

– Товарищ комиссар госбезопасности, ракетная дивизия в 15-минутной готовности к запуску.

– Передавайте запуск, – начальник связи убегает в вагон, размахивая фуражкой машинисту, который, подав гудок, плавно трогается, увозя в укрытие кривого участка пути штабной вагон.

– Пойдемте и мы в укрытие, Сергей Павлович.

Бросив последний взгляд на готовые к старту ракеты, мы, не спеша, направляемся на свой командный пункт. В отрытой в земле щели, перекрытой маскировочной сетью с секундомером в руках уже стоит командир поезда.

– Сергей Павлович, – киваю на ракетницу в руках командира, – ваш бенефис, берите.

– Спасибо, – командир отдает Королеву ракетный пистолет.

Томительно тянутся минуты под монотонный отсчет, вот пошли секунды: «десять», «девять», «восемь», «семь», «шесть», «пять», «четыре», «три», «два», «один».

– Поехали, – с громким щелчком секундомера безбожно плагиачу Юрия Гагарина, а Сергей Павлович выпускает в зазор между сеткой и землей зеленый светлячок.

В ответ, спустя несколько секунд, раздается могучий рев пяти ракетных двигателей. Из-под колес транспортеров вырываются клубы дыма, огневые струи бьют в землю с противоположной стороны насыпи. В клубах дыма серебристые рыбины ракет медленно и торжественно начинают свой подъем под радостные крики ракетчиков, перекрывающие даже рев реактивного пламени.

– Ну вот и весь бенефис, – с некоторой грустью говорит Королев.

«Да уж, – думаю про себя. – Это как с Новым годом, ждешь, готовишься, крошишь салаты, дом намываешь, наряжаешься. А пробило 12 и вон он, вам Новый год».

А вслух сказал.

– Думаю, что продолжение будет, когда придут данные о результатах удара. Давайте поедем в штаб Западного фронта, там сейчас все командование тоже ожидает этого отчета.

15

– Ну сколько вас можно ждать-то? – приветствовали в штабе Западного фронта нас с Королевым генеральские упреки.

Добраться сюда оказалось нетривиальной задачей. Пока свернули обратно в походное положение поезд, я вызвал по радио из штаба Западного фронта машину на безымянный разъезд в районе Кричева. Поскольку наши ракетные поезда были секретными, остановиться на любой станции и сойти мы не могли. Однако поезд уже ушел, а нам с Сергеем Павловичем пришлось коротать еще несколько часов в будке стрелочника в ожидании машины. И потом тащиться с черепашьей скоростью по трассе на Дрибин, забитой движущимися в обе стороны грузовиками и войсковыми колоннами. Так что в штаб мы попали только к ночи.

– К вам сейчас только самолетом можно быстро долететь, товарищи, представляю вам нашего гениального конструктора ракет – Королев Сергей Павлович, – вспомнился в тему анекдот про «Али-бабу и сорок разбойников на конях и, да иди ты нафиг, ежик», потому что от рукопожатий рука устала, здесь все, Блюхер, Миша Потапов, Рокоссовский и командующий фронтом Иван Степанович Конев, со товарищи штабные чины. Честно говоря, к героям моего прошлого уже немного привык. Думаю, что если бы встретился с пусть еще и не маршалом Коневым в пору своего попаданчества, тоже смотрел бы во все глаза и думал о селфи. Но сейчас уже как-то обвыкся, ну Конев, ну Иван Степанович, но уже не легендарный маршал, а простой человек из плоти и крови, один из многих героев войны, которая, к счастью, не стала Великой Отечественной, тут ее называют Отечественной Второй. Последним руку мне подал полковник с удлиненным овальным лицом, увенчанным высокой шапкой волос, его губы были сложены в благожелательную улыбку, от чего вокруг них образовалась складка, а внимательные глаза под широкими бровями смотрели изучающе.

– Борис Николаевич Кампов, – представил полковника Михаил, корреспондент газеты «Правда», будет писать про ваши с Сергеем Павловичем дела.

– Если коротко, то как, успех? – спросил я у Михаила.

– Вполне, от станции и складов, а также поселка Марьина Горка ничего не осталось, можно сказать, что уничтожена четверть всех припасов и топлива, 40 танков «Пантера» сгорело прямо в эшелоне из-за горевших вокруг цистерн с топливом, а снаряды рвутся до сих пор.

– А люди? – ужаснулся Сергей Павлович.

– Потери среди немцев пока неизвестны, мирное население же из Марьиной Горки немцы выселили еще год назад, когда расположили там крупный узел снабжения.

– Ну, ладно, давайте уже смотреть пленку, – нетерпеливо прервал наш разговор Василий Константинович, и мы всей гурьбой прошли в импровизированный кинозал: затемненную одеялами комнату, в которой был установлен кинопроектор, а на стене вывешена белая простыня как в фильме «Человек с бульвара капуцинов». Стульев всем не хватило, так что штабным пришлось постоять.

Погасив свет, кинооператор завел свою «шарманку», отобразив на экране съемку с борта самолета-разведчика. Внизу виднелась железнодорожная станция с большим развитием. Большинство путей были забиты составами вагонов и цистерн, среди поездов явно виднелся подготовленный к разгрузке на бетонную платформу эшелон танков со снятыми уже брезентовыми накидками. Отдельные ветки отходили к рядам складов, поселок по сравнению с этим складским хозяйством казался и вовсе небольшим. По дорогам к складам и от них тянулись маленькие коробочки многочисленных автомашин. Да, почти за два года немцы успели понастроить здесь мощный логистический центр. В объективе то и дело вспухали облака шрапнельных разрывов. Зенитная артиллерия лениво вела огонь по назойливому соглядатаю.

Внезапно экран прочертили несколько падающих в разных местах предметов, в которых даже никто не успел опознать ракеты. Зато на земле в разных местах атакуемого объекта вскинулись султаны взрывов, выкинув вверх огонь, обломки складов, вагонов и просто земли. Пламя, охватившее несколько эшелонов с топливом, немедленно перекинулось на соседние. Очевидно, произошел разлив пылающих нефтепродуктов. Пылали и несколько складов, было видно, как к ним и на станционные пути несутся пожарные автомобили. Только огненная стихия внизу несколько подуспокоилась, пожарные включились в борьбу с огнем, как начали падать другие ракеты. По ощущениям, в течение 20 минут ролика пришли все пять прилетов, которые опять распределились по всей площади объекта. После того, как упала последняя ракета, уже не было видно ни станции, ни складов. Не было и поселка, камера уже фиксировала на земле только море огня и дыма, из которого в воздух взлетали султаны все новых и новых уже самопроизвольных взрывов. А когда лента кончилась, и киномеханик зажег свет, все обернулись на Королева, маршал встал и молча пожал ему руку.

– Сергей Павлович, вот это – настоящий бенефис, – произнес я, тоже потрясенный увиденным, а остальные присутствующие зааплодировали.

Продолжить чтение