Читать онлайн Советский архимандрит бесплатно
Савраскин
(Конец 1950-х – 1960-е годы, Печоры, Псковская область)
В этом маленьком городке все знали всё и про всех, а семья учителя истории, парторга школы Савраскина, была тем более на виду: его жена очень долго болела, и местные врачи не могли её вылечить. Савраскины решили поехать в Москву. Там они остановились у дальних родственников, сделали необходимые обследования и обошли всех врачей, однако столичные светила оказались также бессильны, как и местные. Вернувшись в Печоры, женщина обратилась к Богу, но и это не помогло. Она быстро слабела, с каждым днём ей становилось всё хуже. Она понимала, что долго не проживёт, но, всё же, пересилив себя, решила пойти на очередной крестный ход. Отговаривать её было бесполезно, и дочь Маша пошла с ней.
Крестный ход был важным событием в Печорах. Настоятель монастыря Алипий продумал его до мельчайших деталей. Впереди шёл он сам в парадной одежде, затем наместник, державший большой крест в золотой оправе, потом монахи с иконами Иисуса и девы Марии, далее послушники с иконами святых рангом пониже, и, наконец, трудники с хоругвями. Потом следовали жители городка, для которых это шествие было одним из немногих развлечений.
Жена Савраскина умерла на следующий день. Она хотела, чтобы её похоронили по церковным обрядам, но муж-парторг сделал по-своему, а Маша, знавшая о желании матери, пошла в Покровскую церковь, поставить свечку и заказать поминальную молитву. Она бывала здесь и раньше, но тогда она сопровождала мать и думала лишь о том, как бы побыстрее уйти, да и на сей раз осталась только потому, что усопших поминали в самом конце.
В тот день службу вёл настоятель, а говорил он так, что Маша заслушалась. В следующий раз она пришла в храм на девятый день после смерти матери, потом на сороковой, а спустя год заявила отцу, что пойдёт на крестный ход.
Савраскин устроил скандал. Он заявил, что если она уйдёт, то домой может не возвращаться.
И она действительно не вернулась, а утром её труп обнаружили на одной из окраин города. Савраскин обвинял в её смерти церковь и крестный ход, а Всевышний с этого момента стал его личным врагом.
Спустя некоторое время, чтобы не оставаться в полном одиночестве, Савраскин поселил у себя жильца. Им оказался выпускник Ленинградского музыкального училища Эдик, которого распределили в недавно открывшуюся музыкальную школу города. Эдик привёз с собой последнее чудо техники – магнитофон и ни на минуту его не выключал. Слушал он Элвиса Пресли, которого называл королём джаза.
– Почему же у нас никто не знает этого короля? – как-то спросил его Савраскин.
– Знают, – возразил Эдик, – поговорите со своими учениками. Савраскин поговорил и убедился, что Эдик прав, а школьники, узнав про магнитофон и про записи, стали упрашивать Эдика устроить в школе вечер песен Пресли, но вместо этого Эдик прочитал лекцию о современной Западной музыке, иллюстрируя её многочисленными примерами. Желающих попасть на лекцию оказалось так много, что они с трудом уместились в спортивном зале школы, а в конце лекции присутствующие засыпали Эдика вопросами. Разошлись только после того, как Эдик пообещал в следующий раз рассказать про Rolling stones и Beatles.
Однако следующего раза не случилось: директор школы пожалел, что вообще разрешил говорить о джазе. Савраскин же, увидев, с каким интересом школьники слушали музыку, подумал, что если передавать эти буги-вуги и рок-н-ролы по радио во время крестного хода, то вся молодёжь приклеится к приёмникам и никуда не пойдёт. Он даже сказал об этом секретарю горкома КПСС Печор, но тот отнёсся к идее прохладно. Он вообще проявлял пассивность в борьбе с религией. Незадолго до этого, когда Савраскин предложил ему ввести в школе курс «Атеистическое воспитание», он ответил, что в Министерстве просвещения не хватает денег даже на обязательные предметы, а если Савраскин так уж хочет внедрить своё предложение, он сам может обратиться в РОНО.
Секретарь горкома не хотел ссориться ни с Савраскиным, ни с архимандритом, с которым часто встречался для решения хозяйственных проблем. Он знал, что настоятель был тонкий дипломат, и после того, как борьба с религией в Советском Союзе перешла в истерию, Алипий стал приглашать в монастырь высокопоставленных гостей. Он сам проводил для них экскурсии, во время которых называл себя советским митрополитом и говорил, что основные принципы «Морального кодекса строителя коммунизма» «не убий, не укради, возлюби ближнего своего» взяты из Библии. Чтобы умерить пыл Савраскина, секретарь горкома пригласил его на одно из хозяйственных совещаний, где был и Алипий.
Когда он представил их друг другу, Савраскин демонстративно убрал руки за спину. Алипий чуть заметно улыбнулся.
– Ваше преосвященство, – быстро заговорил партийный руководитель Печор, пытаясь загладить неловкость, – у моего коллеги недавно умерли жена и дочь.
– Прими мои искренние соболезнования, сын мой, – сказал Алипий.
– Мне не нужны ваши соболезнования! Вы обманываете людей. Если бы Бог существовал, он не допустил бы такой несправедливости, не лишил бы меня жены и дочери. Они не сделали ничего плохого, они даже в церковь ходили, а умерли сразу после крестного хода. На что же ваш Бог смотрел? Он наказал не только их, но и меня. Я остался совсем один.
– Сын мой, пока ты жив, ты должен стараться быть счастливым, а с женой ты обязательно встретишься.
– Где, в загробном мире? Его нет, – отрезал Савраскин.
– Откуда ты знаешь, ты же там не был, – возразил Алипий.
– Недавно человек в космос летал, а Бога не видел.
– Ты тоже в Москву ездил, а Хрущёва не видел, – ответил Алипий.
– Я ездил туда не с Хрущёвым встречаться, а жену врачам показать.
– Так ведь и Гагарин в космос летал не на приём к Господу.
***
После встречи с Савраскиным, Алипий зашёл в свои покои, взял письмо, которое в его отсутствие принёс келейник и сел у камина. Письмо было из ФРГ, от жителя города Реслингхаус Георга Штайна. Ни имя человека, ни название города Алипию ничего не говорили. Он раскрыл конверт, вынул бумагу и повертел её в руках. Она была аккуратно исписана каллиграфическим почерком, на языке, который он не понимал, и Алипий подумал, что герр Штайн дал ему прекрасный повод встретиться с сестрой. Она знала немецкий в совершенстве, и если он придёт к ней не как настоятель монастыря, а как частное лицо в гражданской одежде, то не привлечёт к себе внимания, но самое главное, после того, как она осталась вдовой, никто не запретит ей встретиться с ним.
***
А когда Савраскин вернулся домой, на него напала жажда деятельности. Он написал письмо, в котором предлагал запускать по радио джаз во время крестного хода, уверяя, что это поможет отвлечь молодёжь от церкви. Направил он своё письмо в комитет по телевидению и радиовещанию.
В комитете знали, что Хрущёв объявил войну религии, но знали также, что и современная Западная музыка не была у него в чести. Боясь принять неправильное решение, председатель комитета записался на приём и высказал Хозяину идею Савраскина.
Хрущёв задумался: недавно в одном из своих выступлений он говорил, что капиталисты используют все средства, чтобы воздействовать на советских людей и одним из этих средств является чуждая советскому народу музыка. И вот теперь ему предлагают заменить одно зло другим.
Председатель комитета, пытаясь произвести впечатление, сказал, что о концерте необязательно объявлять заранее, достаточно распространить слухи о нём, потому что народ слухам верит больше, чем официальным сообщениям. Концерт же передадут всего один раз, а с одного раза никто эти рок-н-ролы не запомнит.
Хрущёв подумал, что он-то уж точно не запомнит, ему не удавалось повторить даже мелодию песен, которые он слышал много раз. А тут и музыка какая-то дурацкая, и слова иностранные. Может, этот тип прав.
Председатель комитета, заметив его колебания и желая отвести от себя всяческие подозрения, добавил, что подал эту мысль житель города Печоры, Савраскин.
– А он, случайно, не провокатор? – спросил Хрущёв, – советует отвлечь нашу молодёжь от религии, а сам хочет приучить её к джазу.