Читать онлайн Сквозь память бесплатно

© Алексей Владимирович Попов, 2023

ISBN 978-5-0060-4685-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СКВОЗЬ ПАМЯТЬ

Пролог

Если страх заставляет размышлять, то сейчас самое время для этого. Чем обусловлен человеческий страх? Вероятно, предвкушением наступления каких-то неприятных моментов; чего-то такого, когда не представляешь, как защититься. И именно сейчас стало очень страшно. Страшно за собственную жизнь. Возможно, я не понимаю чего-то в психологии, но я точно знаю, что у человека есть ощущение или даже предчувствие, что он может умереть, или его могут убить. Я не хочу показаться очень наивным и глупым человеком, но порой мне кажется, что страх – это главная причина, по которой человек сходит с ума.

Последние несколько лет я лишь терял близких мне людей. Смерть смеялась надо мной. Она стояла близко и как бы говорила: «Скоро приду к тебе в дом. Готовься встречать гостей». Размышляя, я понял, что этому пора положить конец. Я должен победить свой собственный страх. Бессмысленно сидеть и ждать, что кто-то или что-то повлияет на твою судьбу. Поэтому мысленно я взвел курок револьвера и жду, чтобы пустить пулю в невидимые оболочки абстрактной субстанции под названием страх. Я уже не думаю ни о большевиках, ни о войне, ни о том, что завтра или даже сегодня ко мне в дом могут прийти люди и это станет последним днем моей жизни. Хочется пожить эти дни, как человек. Заказать экипаж и посетить Мариинский театр. Или может быть в «Палкинъ», чтобы отведать свежей волжской стерляди. Да, действительно мои мысли выглядят крайне наивно. Сложно представить, какой нынче репертуар в Мариинском. И совсем неясно, какие блюда подают нынче в «Палкине» и работает ли он сейчас при советской власти. Полагаю, что со свежей рыбой во всем Петербурге сложно. Интересно, какие сейчас цены в «Палкине»? Да и какие деньги принимают?

Да, я намеренно написал Петербург. Я не могу привыкнуть к тому, что в 14-м году Санкт-Петербург переименовали в Петроград. Сделано это было из-за возникшей ненависти ко всему немецкому. А я по-прежнему называю по старинке – Санкт-Петербург. Также сложно привыкнуть к новому календарю. 31 января этого года Россия начала жить по григорианскому календарю. Но эта отмена к немцам отношения не имеет.

Сегодня 10 сентября 1918 года по новому стилю. Я решился. Решился написать немного о своей жизни и открыть один секрет. Меня зовут Николай Тимофеевич Ухов. Мне 58 лет. Я химик-фармаколог. Вся моя жизнь связана с наукой. Но, мне почему-то кажется, что это было в другой жизни. В той жизни, где я грезил мечтами об открытиях. Теперь все изменилось. Теперь Россия, как та телега, которая мчит на всех парах без тормозов в пропасть, и я вместе с ней. На данный момент мне действительно нечего сказать, каково будущее моей Родины. Но если Россия воспрянет духом, то я очень надеюсь, что мой дневник, который я начал писать, когда-нибудь попадет в хорошие руки. И из этого дневника будущее поколение почерпает для себя что-нибудь полезное. Я заранее прошу прощения, что я не настолько красноречив, как, например Александр Александрович Блок (моя покойная жена была очень неплохо знакома с ним и водила меня на его поэтические вечера), но постараюсь в дневнике доходчиво и ясно изложить все свои мысли. На сегодня я, пожалуй, закончу свои записи и перенесу на другой день. Так много хотелось сразу вам изложить. В голове все смешалось. Не знаю с чего начать и как продолжить. Мой дневник – это слова вопреки тому, что является для меня препятствием. Мой дневник – это предтеча моей наступившей старости. Хочу все записать, чтобы мой труд не пропал зря.

Уже темнеет. При свете керосиновой лампы долго писать мне сложно – в городе возникают перебои с электричеством и свет часто гаснет. Поэтому все самое основное потом.

Глава 1. Свет погас

Санкт-Петербург 8 июня 2012 года

Он сидел в своей машине, копошась в мобильном телефоне и размышляя, как построить разговор с собственной женой. Олег Налимов ясно представлял, что уже не первый раз подводит жену, обещая отвезти ее и дочь на дачу. А именно, – утром этого дня он клятвенно обещал, что освободится пораньше и отвезет их. Но уже скоро 9 вечера и поездка видимо откладывается – его Таня, вряд ли согласится ехать с семилетней дочкой в столь позднее время. На дачу надо было ехать сегодня. Завтра с утра у него есть строгая договоренность о встречи с очень важным человеком.

Для Олега есть всему этому объяснение – занятость на работе. Точнее, – постоянная занятость на работе, которая не дает ему заниматься семьей. Только это все на самом деле видимость. Работа, которую Олег, тем не менее, очень любит, успехов ни в финансах, ни в карьерном плане ему не приносит. Он как был штатным журналистом журналистского агентства с весьма скромной зарплатой, так им и остался. Хотя свою юношескую мечту он осуществил: будучи еще подростком, Олег писал некоторые статьи и отправлял их в различные детские газеты, но опубликованы статьи не были, хотя его родители хвалили за старание и всячески поощряли устремления. Потом был журфак СПбГУ, который Олег закончил не без труда. И наконец, постоянные поиски хорошей, интересной и оплачиваемой работы, которые привели его в интернет-агентство «Панорама Петербурга». Два года назад он по протекции своего университетского приятеля Сергея Пименова был принят в штат этой организации, где смог закрепиться и возглавить собственную «колонку». В ней он публиковал свои суждения относительно различных паранормальных явлений. Его увлечения этой темой могло бы и не найти своего читателя и какого-либо интереса к данной теме, но именно глубокие знания и подробный анализ, который проводил Олег в своих статьях, нашли отклики среди публики. Свой первый подробный анализ посвященный «перевалу Дятлова» оказался своего рода «визитной карточкой» Олега Налимова, после которой он получил хвалебные отзывы. Он тщательно подготовился, представил материал главному редактору, и главред дал добро на публикацию. В итоге получилось очень неплохо.

А еще говорят, что Олегу очень повезло с женой. Его Таня была очень красивой, милой, интеллигентной и спокойной женщиной, которая была воспитана в очень хороших манерах. Она была единственным ребенком в семье, и ее родители вложили в воспитание дочери все, что только возможно. Ее мама с детства следила за развитием дочери, как внешне, так и внутренне, не позволяя ей самовольства. Отец вкладывал немалые средства в ее обучение. И когда Таня встретила Олега и захотела выйти за него замуж, родители Тани поначалу без восторга восприняли желание дочери. Но Таня была настолько убедительна в своем желании, а также убедителен был и Олег, что в итоге родители дали добро на их брак. Ей было 22, ему 25, когда они поженились. Через з года у них родилась Настя. А еще через пару лет семейная пара въехала в новую двухкомнатную квартиру на Звездной улице. И также это заслуга родителей Тани, которые вложили большую часть средств на покупку квартиры.

После рождения дочери, Таня по примеру своей мамы сосредоточилась на воспитании Насти. А Олега несмотря на то, что обожал свою дочь и жену, все больше и больше поглощала работа. Поэтому отношения между супругами постепенно портились из-за того, что, по мнению Тани, Олег не должным образом уделяет внимание семье.

Вот и сейчас он сидел и раздумывал, как построить разговор с женой, дабы не поссориться окончательно. Ведь он обещал ей, что сегодня обязательно повезет семью на дачу к тестю и теще, а сам уже на завтра договорился на встречу по работе. Его мысли прервал телефонный звонок. Звонил его коллега и приятель Сергей Пименов:

– Привет Серега! – бодро отозвался Олег.

– Привет! Ты дома?

– Нет. Я еще на проспекте Непокоренных. Недалеко от кольцевой. Собираюсь к дому.

– Ты не едешь на дачу?

– Хотелось бы. Но у меня на завтра назначена встреча с одной важной персоной. У меня обалденный материал готовится. И мне чрезвычайно важно с ним встретиться. Но я не знаю, что Тане говорить. Я обещал ей сегодня. А получается, что смогу только завтра во второй половине дня.

– Персона такая важная?

– Да. Пропустить нельзя.

– Как же Таня? У тебя же есть опыт общения и примирения с ней?

– Да. Воспользуюсь проверенным способом. Ты что-то хотел?

– Нет. Хотел лишь узнать твои планы на выходные.

– Вот они пока такие неопределенные. Ладно, давай! Поеду к дому.

Олег решительно направил автомобиль по проспекту. Ему предстояла долгая дорога по кольцевой дороге к дому. Около часа езды, если ехать быстро. Проверенным способом Олег считал, что если купить своей жене разных сладостей, то она сменит гнев на милость. Тане с детства запрещали мучное, изделия из шоколада, торты и разные конфеты. Ее мама следила за Таней, а Таня обожала сладости. Теща с детства внушала, что шоколад, конфеты и прочие гастрономические вкусности лишь портят фигуру и зубы. И если Таня будет злоупотреблять ими, то вырастит некрасивой. Таню это пугало, но в то же время, когда она видела, как на витринах в магазинах были красиво разложены торты и пирожные, ей хотелось от души расплакаться. И ее мама не давала ей никаких послаблений. Если говорила нет, – значит, нет. Сладости были строго лимитированы. Когда Таня выросла, ограничения исчезли. Ей никто не мог запретить вдоволь, насытиться любимыми булочками, пирожными и конфетами. Но она уже не испытывала того рвения и желания, какое было у нее в детстве. Она не отказывалась, если предлагали попить чай с тортом или пирожными. Но каждодневной потребности, дабы восполнить тот пробел в детстве, она не испытывала. Хотя если муж приносил что-нибудь свежее, она не отказывала себе в том, чтобы в очередной раз получить удовольствие от своих любимых яств.

Олег не имел представления, что ему дальше делать. Везти жену на дачу сейчас? Согласится или нет? Встречаться завтра с важным клиентом завтра надо обязательно. Какова будет ее реакция на то, что он, обещая освободиться раньше, возвращается домой поздно? Будь, что будет. Он набрал номер ее телефона. К трубке долго не подходили. Наконец он услышал сухое Танино «Алло!»

– Танюша! Я виноват перед тобой? Правда?

– Мне все равно перед кем ты чувствуешь себя виноватым.

– Танюша, хочешь, завтра утром мы встанем и сразу поедем на дачу к твоим родителям? – соврал он.

– Меня не интересуют твои «завтра». Я слышу их регулярно. Я завтра с Настей сама отправлюсь. Родители закажут мне такси. А ты можешь продолжать испытывать чувство вины и дальше.

Она отключилась. Олег грустно посмотрел вперед. Допек он жену своими невыполненными обещаниями, но, тем не менее, он все еще рассчитывал, что искупит вину при помощи сладкого.

Уже возле дома Олег заехал в магазин и купил Танин любимый сметанный тортик, а также бутылку красного сухого вина. Сложив все в пакет, он направился к дому. По дороге несколько раз повторял: «Только бы все у меня получилось! Только бы она сменила гнев на милость!» Он поднялся на свой 7-й этаж. Выйдя из лифта, Олег неожиданно почувствовал, что кто-то как будто стоит у него за спиной. Он обернулся. Выстрел в грудь покрыл его грудную клетку алым цветом. Все было тихо. Несколько глухих и неслышных хлопков. Олег выронил пакет с вином и тортом, даже бутылка не разбилась. Видимо торт стал препятствием между стеклом и бетоном. Олег как подкошенный упал на пол лестничной клетки.

Свет погас…

Глава 2. Биография. Начало

Петроград 11 сентября 1918 года.

Вчера я решил сделать то, что никогда бы не решился – написать свой личный дневник. Когда я активно занимался своей научной деятельностью, мне по долгу службы приходилось составлять записи технологических процессов. Но это было необходимо для того, чтобы фиксировать в них все происходящее. Буквально поминутно указывать, что изменилось, как прошли изменения, насколько эффективен тот или иной процесс. Но я никогда бы не написал, например собственную автобиографию. Я совершенно не умею излагать собственные мысли в литературном стиле.

Но желание почувствовать себя Антоном Павловичем Чеховым пересилило меня. Вы спросите, почему я решился? Я хотел бы кое-что рассказать вам. Об одном препарате, который должен будет в будущем помогать людям. Это был долгий процесс. Я создавал его вместе с одним русским ученым. Зовут его Константин Григорьевич Спицын. К сожалению, он покинул этот мир три года назад.

С чего же начать? На сегодняшний день ситуация в городе и в стране очень напряжена. И я вовсе не иронизирую. Совсем недавно большевики издали декрет: «5 сентября 1918 года Совет Народных Комиссаров РСФСР вынес постановление «О красном терроре». Постановление гласило, что СНК, заслушав доклад Председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…

Именно в этот день председатель ВЦИК Яков Свердлов, подписавший этот декрет, заявил о начале красного террора. Это стало ответом на убийство 30 августа председателя Петроградского ЧК Моисея Урицкого и покушение в тот же день на председателя совнаркома Владимира Ульянова-Ленина. На передовицах газет жирным шрифтом выделено «Да здравствует красный террор! Смерть империалистам». Данное постановление фактически узаконивает в стране смертную казнь без каких-либо на то причин. То есть без суда и следствия. Таким образом, Россия становится страной, в которой будет царить неправовая диктатура. Государство будет карать всех, кого посчитает классовым врагом. Сначала боролись против диктатуры самодержавия, в итоге пришли к диктатуре большевизма. Одно поменяли на другое. Впрочем, неудивительно, что такой декрет вышел. Рано или поздно, но большевики взялись бы за своих врагов. Уж больно много их у них. И я не могу точно охарактеризовать, кем я являюсь сейчас для советской власти. Вполне возможно, что я и есть классовый враг хотя бы потому, что мои дед и отец были помещиками. Все возможно. Сейчас я не могу назвать конкретных классовых врагов большевиков, но однозначно их очень много. Гораздо больше, чем я думал.

Кстати, я очень неплохо знал убитого председателя питерского ЧК Моисея Соломоновича Урицкого. У нас с ним было несколько встреч на Гороховой – в здании ЧК. Он произвел на меня сильное впечатление. С одной стороны видно, что очень волевой и мудрый человек, с другой стороны – жесткий и не в меру гуманный. Я никогда не забуду, как он смотрел на меня. Его взгляд через пенсне, словно лупой прожигал. При этом совершенно невозможно было понять, о чем он думает. Он легко скрывал любые эмоции. Но Урицкий по сравнению с его заместителем Глебом Бокием – просто ангел. Бокий навевал на меня ужас. В его глазах было что-то дьявольское. Позже, я хотел бы посвятить Урицкому пару слов.

Я продолжаю. Война с Германией закончилась, но в стране идет гражданская война. Благодаря Брестскому миру Россия потеряла версты собственных земель. И по-прежнему теряет. Я даже не знаю, в каких границах мы сейчас существуем, и что собой представляет государство РСФСР, тоже не знаю. Везде полыхает огонь. И не знаешь, кто твой друг, а кто враг. Везде пишут про генерала Антона Деникина, как злейшего врага советской власти. В войне с Германией Деникин – кавалер ордена Святого Георгия и золотого оружия «За храбрость». Я лично знаю некоторых, которые уехали служить в добровольческую армию к Алексееву и Деникину. Почему русский убивает русского? Ради идеи? Мой младший сын тоже считает Деникина врагом. И он полностью на стороне большевиков. Его последнее письмо мне наполнено ненавистью, злобой к врагам революции и трудового народа. А заодно и меня облил помоями грязи, назвав пособником империализма. Кто ему это втемяшил в голову? И за короткий срок. И все эти революции! Будь они прокляты!

Я постараюсь не очень объемно изложить о себе и своих впечатлениях. Еще совсем недавно мне казалось, что я живу в замечательную эпоху. За последние 10—20 лет произошло столько изменений. Стали массово использовать электричество, Николай – наш император начал печатать золотой рубль. Телеграф, телефон стали появляться повсеместно. Всего не перечислишь. Мне кажется, в совершенно новом качестве предстал наш театр и балет. Я заядлый театрал и любитель балета, поэтому мои герои как будто стоят передо мной: Кшесинская, Ваганова, Балашова, Фокин – это лишь те, кто приходит на память среди представителей русского балета. Я был в восторге, как танцевала юная Анна Павлова. Она как бабочка порхала на сцене Мариинского. Но Павлова не сравнится с великолепной Матильдой Феликсовной. На ее премьеры было не попасть. После окончания ее выступлений, возле Мариинского всегда скапливались толпы поклонников. И в любую погоду почти у каждого поклонника был букет свежих цветов. Среди театральных актеров мой кумир без сомнения Верочка Коммисаржевская. Она – блистательная театральная героиня. Ее премьеры я старался не пропускать. До сих пор вспоминаю, как она великолепно сыграла Ларису Огудалову в «Бесприданнице» Островского. Я сидел в первых рядах и видел, как самозабвенно она сыграла свою героиню. И мне безумно жаль, что Верочка покинула наш мир. Ее нет с нами уже более 7 лет.

А вот чего я никак не могу принять, так это кинематограф. Я не понимаю, что привлекательного в том, как пляшущие человечки на белом экране под музыкальный аккомпанемент играют, словно воспроизведенная фотокарточка. Ненатурально, неестественно. Игра актеров должна быть живой, яркой. А не как в кинематографе.

Сегодня у меня есть еще немного времени, и я бы хотел рассказать вам некоторые моменты из моей биографии. Я родился в селе Никольское Новоторжского уезда Тверской губернии 4 марта 1860 года по старому стилю. В этом селе находилась усадьба моего деда. Поместье мой дед Кирилл Федорович Ухов получил благодаря усердной службе в Московском драгунском полку Императора Петра Великого. Позже этот полк был переименован в 1-й лейб-драгунский Московский Императора Петра Великого полк. Дед дослужил до звания майора. Особо дед отличился в Бородинском сражении в районе батареи Раевского, принимал участие в кавалерийской атаке, возглавленной лично Барклаем де Толли. А также в сражении под поселком Красный, где была разбита и взята в плен многотысячная пехота французского маршала Даву. Также можно отметить и его походы в Пруссию, где их полк особо отличился в Лейпциговской битве в октябре 1813-го. Он вышел в отставку в 1838 году. После некоторых его писем, император Николай первый даровал ему поместье и несколько десятков душ крепостных. В 1855-м в возрасте 66 лет дед скончался. Мой отец Тимофей Кириллович Ухов родился в 1828 году. У отца был младший брат Михаил, который был его моложе на 8 лет. И вот с дядей Михаилом и возникли все наши дальнейшие невзгоды.

Мой отец умер от воспаления легких, когда мне было 15 лет. Дед перед смертью завещал усадьбу обоим сыновьям в равной доле. Но дядю не прельщала жизнь в захолустье. Он мечтал перебраться в одну из столиц – Москву или Петербург. И он обосновался в Москве, где работал в типографии. Но что-то у него произошло. Говорят его обманула любовница. К тому же он любил играть в карты и частенько проигрывал немалые суммы. В итоге дядя совершил мошенничество, в результате которого я, мама и сестра фактически оказались без дома. Произошло это в 1875 году, то есть через полгода после смерти отца. Мошенник оформил усадьбу на одного Петербургского ресторатора. Тот, перед тем как купить наше поместье, продал свои рестораны в Петербурге и оформил купчую на наш дом. Вы спросите, законно ли это? Конечно, нет. Потому как после смерти моего отца его доля должна была по завещанию уйти его жене – моей матери. Но дядька скрыл завещание.

Это доподлинно известно стало несколько лет назад, когда дядя умер и в его московской квартире был обнаружен тайник, в котором хранились документы. В том числе и завещание отца. Дядя подделал завещание и выселил нас из поместья. Но тогда, в 1875 году моей семье нужно было что-то делать. Мой старший брат уже год как находился в Санкт-Петербурге, где учился в Императорской медико-хирургической академии. Чуть позже она была переименована в Императорскую Военно-медицинскую академию.

Мы собрали все, что смогли собрать и увести из вещей и отправились в Петербург.

Первый год в столице был очень сложный. Мне, маме и сестре удалось снять комнату в 15 аршин на Петербургской стороне. Мама занималась стиркой белья, сестра помогала маме в стирке, я раздавал газеты за гривенник в день. Мы жили тогда очень бедно. Но помогло дружба моей мамы с хозяином. Мама была очень интеллигентной женщиной. К ней всегда тянулись исключительно добрые и порядочные люди. Даже несмотря на то, что наша семья оказалась в незавидном положении после уезда из родового поместья, хозяин квартиры, где мы жили, с радостью нам помог. Он был человеком небедным. Он помог мне и моей сестре окончить начальную школу. И сделал безвозмездно. И я благодарен ему в тысячу крат за это.

В 1877-м году я поступил в Императорскую Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге. К тому моменту мой брат находился в Калмыкии. Именно в тот год пришло сообщение, что там, где находился мой брат, эпидемия чумы. Мой старший брат умер от чумы.

Я плакал и не мог себя остановить. После смерти моего старшего брата, мои взгляды на жизнь начали меняться. Я тогда впервые почувствовал беспомощность, потому что, даже если бы я находился рядом с ним, я бы не смог ему помочь. Я бессилен. Это было ужасно… Люди заражались холерой, чумой, тифом и в муках умирали. Тогда я, 17 лет отроду решил, что хочу найти возможность навсегда излечить людей от этих болезней. Чтобы тиф, холера и чума навсегда были вычеркнуты из человеческого анамнеза; чтобы об этих болезнях более никто и никогда не вспоминал. В тот момент я решил, что тоже хочу стать врачом. Я полагал, что добьюсь этого обязательно. Это было смыслом моей жизни.

Глава 3. Непонятная любовь

Санкт-Петербург. 9 июня 2012 года.

Надо сказать, что к полудню отправляющихся в отпуск или в путешествия было не очень много. Очень много было представителей Средней Азии: Таджикистан, Узбекистан, Киргизстан. Толпы людей из этих бывших советских республик либо приезжали в Санкт-Петербург, либо уезжали в отпуск. Мужчины, женщины, дети – многие из них уже имели временное проживание в Российской федерации или даже паспорт гражданина России. Среди этой разнородной толпы людей прогуливалась молодая, симпатичная, с длинными черными волосами девушка славянской внешности. На вид около 30 лет. Она ожидала рейс из Парижа, на котором должен был прилететь ее друг Денис Ковалев.

Ее звали Наталья. И фамилию имела яркую и гордую – Франклин. Эту фамилию она получила благодаря замужеству с канадцем – Брендоном Франклином. Наталья (в девичьи Белорукова) Франклин родилась в сентябре 1981 года в Нижнем Новгороде (тогда г. Горький) в семье работника внешторга. Ее отец очень часто работал за границей. В СССР он жил на два дома: в Горьком и в Москве. А остальную часть времени он проводил за границей. Карьера отца Наташи Вячеслава Николаевича требовала частое нахождение в Москве. А мама Наташи так и не смогла привыкнуть к столичной жизни. Не прошло и 5 лет, как отец и мать Наташи развелись. Но, несмотря на развод, отец души не чаял в своей дочери. Каждый раз, приезжая из-за границы, Вячеслав Алексеевич Белоруков направлялся в Нижний, чтобы повидать свою дочь. Он задаривал подарками дочь так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Больше всего Наташа обожала мир моды и косметики. Ее не интересовали куклы и одежды для кукол. Ее интересовало то, как в данный момент одеваются ее сверстницы или девочки постарше ее. Что нынче модного в купальниках. Какие нынче в моде одежды для молодежных вечеринок. Когда она выросла, то начала интересоваться модельным бизнесом, благо ее фигура и внешность позволяли претендовать на какие-либо дивиденты в этом деле. Поняв, что в Нижнем Новгороде ей почти ничего не светит, она собралась и уехала в Москву. Долго скитаясь в поисках работы и жилья, ей удалось устроиться в одно модельное агентство. Там ей не предложили заоблачные гонорары и снимки на обложках модных журналов, но она смогла получить комнату в общежитии, бесплатное питание и небольшое жалование. Желаемое далеко от действительности. Наташа не смогла проявить себя в модельном бизнесе. То, что она красива, интересна, стройна – да, это факт. Но для достижения результата нужно что-то больше – харизма, проницательность, беспринципность. На тот момент всем этим 19-летняя Наташа не обладала. И неизвестно, чтобы стало с ней дальше. Может быть, Наташа снималась в дешевых журналах в рекламе нижнего белья. Или уехала обратно в Нижний Новгород искать снова счастья. Или стала бы зарабатывать другим способом, пытаясь закрепиться в столице. Но, на счастье появился Брендон Франклин из Канады. Этот молодой 28-летний сын владельца аптек и небольшой фирмы по производству лекарств в Канаде, сразил ее на повал. Они познакомились на одной вечеринке в одном из московских ночных клубов. Они были вместе весь вечер. Потом они провели всю ночь. Брендон был настолько сражен красотой и обаятельностью Наташи, что признался ей в любви через три дня после той встречи. И потом он лишь настаивал, что его чувства очень сильны. Брендон, видимо посовещавшись с родителями, сделал Наташе предложение – выйти за него замуж. Наташа, не раздумывая согласилась.

Затем у Наташи была жизнь в Канаде. В пригороде города Виннипег. Сейчас она вспоминает эту жизнь с ужасом. Да, действительно было ей не особо приятно жить в Канаде, но что она хотела? У нее был двухэтажный дом в пригороде Виннипега. Недалеко река Ред-Ривер. У мужа стабильный доход менеджера компании его отца. У него две машины. Многочисленные возможности ее свекра. То есть, Наташе не надо думать о будущем на протяжении десятилетий? Нет! Ей осточертело жить одной в этой «клетке». Ей не хотелось иметь от него детей. Ей надоело ждать, когда ее любимый муж придет после матча своей любимой хоккейной команды «Виннипег Джетс» – трезвым или нетрезвым. Ей надоело прислуживать собакам «любимого» мужа, дабы по времени выгуливать их из своих небольших вольеров. Ей надоело сидеть одной и смотреть в пустоту. С ее мужем они общались редко, так как оказалось, что они как будто чужие люди. Он только раздавал указания, что она должна будет сделать, перед тем как он уезжал на работу и возвращался домой к ночи. И ей надоело говорить по-английски! Она хоть и выучила язык за 2 года жизни с Брендоном, но для себя этот язык не приняла. Ей было чуждо общаться с соседями и родственниками Брендона. В итоге, в 2004-м году пара развелась. И Наташа уехала в Россию.

Ей снова пришлось сложно: опять аренда дешевой комнаты на окраине Москвы, опять неквалифицированная и низкооплачиваемая работа. Но один телефонный разговор со своей мамой многое изменил. Она не хотела возвращаться в Нижний Новгород: жизнь в этом городе ей казалось унылой и тоскливой. Как-то, общаясь по телефону со мамой ее родительница, проявив настойчивость сказала: «Раз ты не хочешь ехать домой, то живи в своей столице! Но живи по-человечески, а не как лимитчица. Поэтому, наберись смелости и найди своего отца. Он обязан тебе помочь»! Собрав немногочисленные данные о возможном местопребывании своего отца в Москве, она нашла его. Ее папа был успешным человеком всегда. В начале 2000-х Вячеслав Белоруков открыл девелоперскую компанию. За первый год работы эта компания заработала один миллион рублей чистой прибыли. С каждым годом доход компании только прирастал. На этом фоне богател Вячеслав Белоруков. У него уже была новая семья: жена, которая моложе его на 18 лет и маленький сын. Немного разбогатев, он купил четырехкомнатную квартиру в новостройках и начал строить большой загородный дом. Новое и внезапное появление дочери только обрадовало отца. Он сразу же перевез ее к себе. Кроме того, ему необходимо было помочь с дальнейшим трудоустройством своей Наташи. Но так, чтобы это было всерьез и надолго. Так как Наташа особо не умела ничего делать и кроме школы нигде не училась, выбор был весьма скудный. Обучать ее на менеджера в своей фирме? Наташа не хотела. Работа секретарем в ее фирме? Наташа и делопроизводству не была обучена. Тем более что работа секретарем волокитная и без перспектив на дальнейший рост. Решение было принято быстро. Вячеслав хорошо помнил детские и подростковые увлечения Наташи модой и красотой. А в Санкт-Петербурге жил его приятель, который занимался поставкой косметики из стран Европы. Его приятель Николай не мог отказать Вячеславу. Совсем недавно Вячеслав оплатил лечение его жены в клиники Израиля. Благодаря успешной операции жена Николая встала на ноги. До этого жена Николая получила серьезную травму. Вопрос стоял вплоть до ампутации ноги. Поэтому в благодарность Николай взял на себя бремя обучения азов бизнеса торговли импортом для его дочери. А в дальнейшем, – помощь на первых этапах становления ее собственного дела.

Так Наташа переехала в Санкт-Петербург. Отец снял ей квартиру, обещая каждый месяц платить, пока она не сможет это делать сама. И Наташа начала осваивать нелегкие основы бизнеса и менеджмента. Николай брал ее в заграничные поездки, рассказывал основы бухгалтерии, правила ведения переговоров с поставщиками. Хоть и непросто, но Наташа стала вникать. Все-таки страсть и любовь к красоте осталось в ее сердце. К началу 2007-го года Наташа сумела создать небольшую оптовую фирму. Первые полгода Николай опекал ее, помогал с бухгалтерией, налаживал ей делопроизводство. К лету этого года она стала самостоятельно вести дела своей фирмы. И фирма постепенно стала приносить прибыль. Помня наставления Николая, она не стала разбрасываться деньгами. Она начала развивать свой бизнес, открывая новые склады и закупая больше товаров. Теперь Наташа Франклин – это уже не та Наташенька в ее 18—19 лет, которую можно легко облапошить, обещая ей «красивую жизнь» на подиумах и на обложках различных глянцевых журналов. Это уже серьезная леди.

Но потом в жизни Наташи случился небольшой перелом. Она встретила мужчину, который поразил ее сердце. Этим мужчиной оказался Денис Ковалев.

Денис родился в январе 82-го года. Дед Дениса Федор Ильич преподавал в Санкт-Петербургском университете политическую экономику. Когда-то дед был подвергнут жесткой критике среди своих коллег за попытку в своей диссертации обосновать преимущество рыночной экономики над плановой. Вступились коллеги из других ВУЗов Советского Союза. Тот случай так и остался случаем, но с того момента дед Дениса перестал быть среди ведущих профессоров университета. И его, несмотря на упорство, отправили на пенсию в шестидесятилетнем возрасте. Но уже начался 89-й год. Кооперативное движение в стране шло полным ходом. Многие молодые бывшие коллеги Федора Ильича не забывали его, понимая, что именно Федор Ильич очень неплохо разбирается в хитросплетениях рыночной экономики, которая делала самые первые робкие шаги в стране Советов. Поэтому нередко обращались к нему за советом. Федор Ильич был полон сил и желания работать. Официально он устроился на работу контроллером на завод, но в свободное время он вместе со своими бывшими проверенными временем коллегами начал создавать будущий бизнес-проект. Федор Ильич крайне негативно относился к советским кооперативам. Он совершенно не понимал людей, которые с удовольствием покупают трикотажные футболки, произведенные на советской фабрике, на которые современные кооператоры выводили привлекательные глазу надписи. То есть, достаточно всего договориться с директором швейной фабрики, который продаст тебе партию футболок по государственной цене. Далее кооператор наносит незамысловатый модный и привлекательный рисунок и в итоге цена футболки уже превышает в 5 раз государственной цены. Федор Ильич считал это мусорной коммерцией: «Все равно, что найти старую кастрюлю в мусорном баке, отмыть, очистить от ржавчины и продать ее». Такой вид предпринимательства долго не проживет. И это не коммерция, а банальная спекуляция – говорил он – другое дело – это частное оказание услуг. Это может быть парикмахерские услуги, услуги по строительству, услуги по ремонту бытовой техники и многое другое. Но для такой деятельности нужен другой масштаб и больше свободы предпринимательства, нежели тот, который был в конце 89-го года в СССР. На тот момент это было невозможно. Федор Ильич размышлял более масштабно: «Нужны более совершенные технологии, более совершенное оборудование, которых нет. Нужна частная собственность. А для этого нужно много денег. Помимо рублей, нужна еще и валюта. Наше государство не может нам дать ни того, ни другого, ни третьего» – говорил он. Но Федор Ильич кое-что придумал.

Надо сказать, что коммерческая деятельность в позднем СССР и ранней Россией была тесно связана с криминалом. Предпринимателей обкладывали данью откровенные бандиты или правоохранительные органы. Высокие доходы предпринимателей контролировались местной властью. Федор Ильич понимал, что серьезное предприятие невозможно построить без помощи государства. «Да – полагал он – государство может быть слишком жадным или обманет, но другого варианта пока нет». И ему невольно пришлось обратиться в самые высшие государственные органы. Анатолия Александровича Собчака дед Дениса знал еще по работе в университете. Лично был с ним знаком, общался, но лишь в стенах университета. За пределами университета они не общались и не встречались. Но кто, как не Собчак в состоянии помочь. Поэтому Федору Ильичу стоило огромных трудов, чтобы найти и добиться встречи с депутатом Верховного совета СССР, председателем подкомитета по хозяйственному законодательству и правопорядку. Федор Ильич не прогадал, заранее полагаясь на Собчака: Анатолий Александрович строил свою политическую карьеру стремительно. Через месяц он уже депутат Ленсовета. Еще через месяц председатель Ленсовета. И после упразднения должности председателя Ленсовета, Собчак становится мэром Ленинграда. Разговор с Собчаком был долгий. Встречались не один раз. В итоге Собчак пообещал своему бывшему коллеге Федору Ковалеву помощь в создании совместного советско-французского предприятия по поставке из Европы медицинской техники. Федору Ковалеву была предложена должность экономического советника в этом предприятии, а его сыну Николаю должность заместителя коммерческого директора. При этом сам Федор Ильич входил в совет директоров предприятия. Неожиданно? Очень, но время покажет.

Все было хорошо, предприятие заработало и стало приносить прибыль. Но предчувствие Федора Ильича оказалось пророческим. Совместное предприятие стало средством для отмывания и воровства государственных денег. Не сразу – спустя время, когда предприятие заработало. Федор Ильич в середине 92-го года вышел из совета директоров, затем продал задешево свои акции и покинул должность экономического советника. Сделал он это бесшумно и добровольно. Его сын Николай ушел с должности заместителя директора по коммерческим вопросам спустя полгода. В канун нового 93-го года Федор Ильич сказал сыну: «Николай! Бери семью и уезжай из страны! В этой стране еще много лет не будет порядка. Ты умный! И тебе надо развиваться. Эта страна тебе развиваться не даст. А я с матерью как-нибудь здесь. Старые мы, чтобы покидать родину». Николай так и сделал. Вместе с семьей уехал во Францию. Самый ценный капитал, который Николай накопил за время работы в совместном предприятии – это собственные связи и связи отца, благодаря которым он смог относительно легко устроиться, обжиться в чужой стране. К тому же, Николай хорошо владел английским и начал изучать французский язык. Уже во Франции подрастал Денис. Денис закончил медицинский факультет и получил степень бакалавра. Но работать по профессии не стал. Его отец Николай Федорович к моменту окончания университета уже крепко стоял на ногах и владел фирмой по продаже медицинской техники и оборудования (собственные связи и связи отца помогли). Денис выбрал бизнес отца. Он четко внимал наставления отца и его партнеров. И буквально за 3 года Денис освоил все азы непростого бизнеса. Тогда отец решил сделать его представителем по России. Денис с удовольствием согласился. Его тянуло в Санкт-Петербург. И вот однажды, приехав в Санкт-Петербург в начале снежной зимы 2011- года, он встретил в одном из ночных клубов Наташу Франклин.

Их отношения сложились не сразу. Наташе симпатизировал этот молодой человек, но она уже была не той, которая бы разбрасывалась чувствами без оглядки. Когда их отношения стали крепче, она сама себя спрашивала: «Дорогая! Ты в своем уме? Ты хочешь снова отдать свою душу непонятному и далекому человеку?» И душа словно бы отвечала ей: «Да, я хочу! Я влюблена». И она снова и снова проверяла свои чувства к Денису. И каждый раз, когда они встречались, ее сердце стучало как метроном.

Денис был очарован Наташей. И тоже не мог разобраться со своими чувствами. С одной стороны, он был счастлив рядом с ней. С другой – он чувствовал, что между ними расстояния. Не в прямом смысле, а в том, что их души не могут соединиться вместе. Уезжая во Францию, он думал о ней. Тем не менее, он не решался предложить ей выйти за него замуж и переехать жить к нему. Почему? Сам он на этот вопрос ответить не мог.

Самолет приземлился вовремя. Денис неторопливо прошел паспортный контроль и вышел в здание терминала. Наташа смотрела на него со странной улыбкой. Будто бы встречает его спустя много лет, хотя еще в середине апреля он был в Санкт-Петербурге несколько дней. Везя по полированному полу сумку на колесах, Денис подошел к ней. Они обнялись и робко поцеловались. Потом они вышли из здания терминала и направились к автомобильной парковке. Взгляд Наташи был тот же, что и при встрече с ним: улыбчивый и наполнен грустью. Он погрузил сумку в багажник, сели в машину и уехали в город. По дороге Денис рассказывал про Париж, про своего отца, про перелет из Парижа. Наташа вела автомобиль, кивала ему и только изредка вставляла слова. В городе было свободно – многие жители города предпочли уехать, поэтому менее чем за полчаса они добрались до улицы Жуковского, где была снята квартира для Дениса.

– Вот тебе ключи от квартиры. Третий этаж, квартира 15 – сказала Наташа, протягивая ему связку ключей – пароль от Wi-Fi увидишь на столике при входе. С ужином я думаю, разберешься сам.

– Наташа, останься со мной! – сказал он.

– Нет, я домой.

– Я соскучился…

– Ты по делу приехал – резко ответила она – Отдыхай, набирайся сил. Ешь больше витаминов. До начала еще неделя. Может больше.

– Делу время, потехи час…

– Когда сделаешь дело, будет тебе потеха. Все. Иди.

Денис, посмотрев в окно, повернулся к Наташе и попытался ее крепко поцеловать, но она лишь увернулась и, подставив правую щеку, разрешила ему себя поцеловать в нее. Денис не стал упорствовать. Он спокойно вышел из машины, забрал сумку из багажника, кинув Наташе напоследок: «До завтра!»

Она сидела в машине еще несколько минут. Раньше она не понимала, почему у них с Денисом такая непонятная любовь, такие странные чувства. Возможно, теперь к ней пришло понимания того, что Денис не в состоянии отдавать любовь на 100%. Если у него где-то возникнет предметный интерес, он, не раздумывая задвинет свои чувства на задний план и полностью погрузится в атмосферу собственных интересов. Что и происходит в данный момент…

Глава 4. Биография. Русское химическое общество

Петроград. 12 сентября 1918 года

Вчера я быстро закончил свои записи. Сегодня постараюсь написать больше. Сегодня у меня небольшая радость. Утром я встретил свою соседку Зинаиду Кирилловну Москалеву, которая поделилась частью пайка, который получает ее муж Леонид Михайлович. Леонид Михайлович служит начальником железнодорожного депо Варшавского вокзала. Большевики очень ценят работников железной дороги, потому и снабжают их вдоволь пайком. Зинаида Кирилловна дала мне 1 фунт пшеничной муки, 1,5 фунта гречневой крупы, пол лота индийского чая, 6 штук куриных яиц и несколько кусочков сахара. А еще она обещала прийти вечером и угостить пирогом с морковью. Боже! Я сегодня буду пить настоящий индийский чай с сахаром и с пирогом. Это просто невообразимо. Давненько ее муж не получал настоящий чай. Видимо хорошо дела пошли у большевиков, раз уж такие богатства появились. Наверное, погнали из Самары КомУч (прим. – Комитет по учредительному собранию. Первое антибольшевистское всероссийское правительство России, созданное в Самаре летом 1918 года членами Учредительного собрания, не признавшими разгон собрания декретом ВЦИКа 6 января 1918 года) и взяли продовольственные склады. Не имеет особого значения. Просто я от души благодарен своим соседям Москалевым за заботу. Когда-то я заботился об их сыне. Их тринадцатилетнего сына Сережу свалила лихорадка. Он не вставал с постели. Мне удалось его поставить на ноги. Я отпаивал его травами. Сам делал лекарства. Мой метод помог ему. Но война не помогла. Похоронка на него пришла в середине 1915-го. Сережа погиб под Галицией. Я не пойму, как его могли мобилизовать в армию. Он был слаб для войны. Кроме того, я помогал и их дочери Ольге. Оленька старше Сережи на 5 лет. И она тоже в детстве частенько хворала. Слава Богу, что Оленька и Сережа не заболели скарлатиной. У нашей соседки сынишка возраста семи лет скончался от этой страшной болезни. Сейчас Оленька замужем и живет отдельно. Ее муж служит инженером на Обуховском заводе. Она с мужем частенько навещает родителей. Непросто стало рабочим на заводе. Паек постоянно урезают. И рабочие часто болеют, а партия большевиков требует, требует.

Но я отвлекся. В прошлый раз я закончил на том, что в семнадцатилетнем возрасте я решил так же, как и мой брат поступить в Императорскую Военно-медицинскую академию. Что я и сделал. Моя учеба длилась 6 лет. Случилось неожиданное. На втором году обучения мой профессор по физиологии Борис Карлович Трейден сказал мне: «Я должен вам сказать, что у вас отличные способности в области фармакологии. Я считаю целесообразным закончить вам провизорский факультет. После окончания академии я дам вам рекомендацию от лучших ученых империи». Впервые, после этих слов профессора Трейдена, в душу закралось сомнение. Ранее я хотел посвятить себя борьбе с инфекционными заболеваниями. Теперь же авторитетный профессор рекомендует мне оставить мою идею и посвятить судьбу другому делу. Это было очень непросто, но я принял новый вызов. Я защитил диплом на тему «Использование лекарственного растительного сырья, содержащего различные активные вещества, применяемого при заболеваниях различной этиологии».

Закончив академию, я пошел работать в химическую лабораторию на Васильевском острове провизором. Я исследовал новые препараты. Жизнь в столице постепенно налаживалась. Мы с мамой и сестрой смогли снять квартиру в доходном доме на третьей Рождественской улице. Летом 1890 года свершилось одно из самых знаменательных событий моей жизни – венчание с моей супругой Софьей Дмитриевной Бахновской. Ее отец Дмитрий Станиславович Бахновский был когда-то зажиточным купцом. В 70-х он выкупил дом на углу Пантелеймоновской улицы и Литейного проспекта. Внизу открыл небольшой трактир, а остальную площадь сдавал под жилье или под игральные залы. Софья Дмитриевна была четвертым ребенком в семье Бахновских. До нее родились два ее брата и сестра. Еще один ребенок умер при родах. Мы венчались с Софьей Дмитриевной в Пантелеймоновской церкви, которая находилась рядом с домом купца Бахновского. После венчания я переехал жить к своей супруге. К этому моменту я заканчивал работу над своей диссертацией.

Тема моей диссертации, возможно обычному человеку будет не понятна. Для тех, кто разбирается в медицине и фармакологии, скажу: «Морфофункциональные изменения структуры головного мозга при действии тимоаналептиков». Тимоаналептиками (прим – антидепрессанты) я занимался на протяжении 5 лет. Нашей лаборатории был получен заказ на исследования тимоаналептиков, и я долгое время возглавлял группу по исследованию этих препаратов. Осенью 1890 года я защитил диссертацию в Петербургском университете. И вот однажды летом 1891 года на пороге нашей лаборатории появился человек, с которым была связана вся моя дальнейшая жизнь и судьба. Звали его Константин Григорьевич Спицын.

Передо мной стоял элегантный мужчина сорока с небольшим лет. Его английский костюм подчеркивал его утонченный вкус. Его изящные бакенбарды придавали ему дополнительный шарм. Среднего роста, с зелеными глазами и темными волосами. Его улыбка придавала ему доброжелательность.

– Разрешите представиться! Спицын Константин Григорьевич! – по-военному отчеканил он.

– Ухов Николай Тимофеевич – робко ответил я – Химик. Фармаколог.

– Да, я знаю о вас. Точнее знаком с вашей диссертацией. Именно поэтому и пришел к вам, чтобы лично познакомиться. Я тоже ученый-химик. Хотя в последнее время больше занимаюсь коммерцией и предпринимательством. Много путешествую по России, занимаясь исследованием.

Я не знал, что сказать. Этот человек произвел на меня очень сильное впечатление. На мое счастье инициативу в свои руки взял он.

– Николай Тимофеевич, я бы хотел вас сегодня вместе с супругой пригласить на ужин. Сегодня в 19—00 в ресторане «Дюссо» на Большой Морской, 16 состоится ужин, где соберутся члены «Русского химического общества». Считаю долгом пригласить вас и вашу супругу. Я знаю, что вы не так давно бракосочетались. Заодно я бы хотел с вами обсудить одну идею. Уверен, она вам понравится.

– Надо признаться, что я обескуражен, но я с удовольствием принимаю ваше предложение.

«Боже! – подумал тогда я – это неописуемо. Меня приглашают на ужин к известнейшим ученым нашей империи»

Спицын улыбнулся и вручил мне пригласительную карточку, на которой каллиграфическим почерком были выведены наши с женой имена и фамилии. Все так молниеносно и неожиданно.

– Жду вас сегодня в 19—00 – сказал он – если желаете, могу выслать за вами экипаж.

– Благодарю! – улыбнулся я – Мы доберемся сами.

– Тогда до встречи!

Я попрощался со Спицыным. Вечером того же дня мы с женой прибыли в ресторан «Дюссо». Правда опоздали немного из-за того, что супруга, как и я, была обескуражена приглашением на ужин, и она оказалась не готова. На сборы ей потребовалось время. То, что я там увидел, словами описать невозможно. За 31 год моей жизни я не встречал еще столь уважаемых и знаменитых людей. Запомнилось, как я волновался, когда меня Спицын представлял гостям:

– Знакомьтесь, молодой ученый-фармаколог Ухов Николай Тимофеевич – представил он меня очередному гостю – Николай Тимофеевич на данный момент специализируется в области антидепрессантов. Защитил диссертацию на эту тему.

Гость пожал мне руку. Передо мной стоял очень пожилой человек лет 65.

– Лачинов Петр Александрович – теперь уже Спицын представлял мне гостя – Петр Александрович известен тем, что синтезировал различные нитро, циан и галогенпроизводные бензола, толуола и других ароматических свойств углеводородов. Кроме того, Петр Александрович известен тем, что разработал способ точного определения фосфорной кислоты при почвенных анализах.

«Вот это да! – подумал я – Кто он, а кто я?» В какой-то момент мне стало неловко от того, что меня пригласили сюда. Сюда были приглашены заслуженные ученые. А кто был я? Простой лаборант.

Кого только не было на этом ужине. Спицын показал мне фотографию 1868-го года, где были запечатлены основатели русского химического общества. Среди них выделялся Дмитрий Иванович Менделеев, которого, к моему сожалению, на ужине не было. Он находился в это время за границей.

После того, как я съел несколько медальонов горячей баранины с салатом из свежей капусты в оливковом масле, Спицын позвал меня поговорить с глазу на глаз. Мы отошли в фойе ресторана, держа в руках бокалы с красным грузинским вином. Мы расположились в уютных креслах.

– Николай Тимофеевич – закурив сигару, начал он – я в Петербурге проездом. Сам живу в Москве. Прибыл в Петербург по приглашению членов русского химического общества. А также для возможной встречи с министром финансов Вышнеградским Иваном Алексеевичем. Жаль, нет Менделеева. Если бы был в Петербурге Дмитрий Иванович, то добиться аудиенции с министром было бы проще. При нынешней ситуации приходиться лишь уповать на удачу. Какова цель моего визита к Ивану Алексеевичу? Я хочу добиться финансирования крупного коммерческого проекта. Мой проект направлен на то, чтобы создать в разных городах империи лаборатории по производству лекарств. Нашему государству катастрофически не хватает лекарств от самых простых заболеваний. И мы не можем постоянно закупать лекарственные препараты за границей. Зная, что нынешний министр постоянно увеличивает таможенные пошлины на ввозимые товары, полагаю, что он рассмотрит мой проект.

– Это великолепно с вашей стороны – ответил я – а я для чего вам?

– Я внимательно ознакомился с вашей диссертацией. И должен вас похвалить за проделанную работу. Полагаю, что вы в состоянии возглавить одну из лабораторий в столице.

– Я!? – моему удивлению не было предела – Константин Григорьевич, вы сейчас пошутили?

– Какие могут быть шутки, Николай Тимофеевич – спокойно сказал он – Вы в себе сомневаетесь?

Я начал невнятно что-то мычать. Отпив из бокала, Спицын сказал:

– Вы молоды. У вас отличные перспективы. Вас хвалят. У вас есть профессиональная хватка. И вы успешны. Я говорил с вашим руководителем. Он не раз подчеркивал, какие успехи вы делаете. Разумеется, вы обязаны все хорошенько обдумать. Тем более, что пока еще рано говорить о реализации моего коммерческого проекта.

– Да, да! Вы абсолютно правы. Я должен подумать и еще о чем-то говорить рано.

Мы уехали с женой около 11 ночи. На память была сделана совместная фотография. Мне было очень лестно, что фотографироваться пригласили меня. Но фотографию я так и не увидел. Мы договорились с Константином Григорьевичем встретиться на следующий день и обсудить возможное сотрудничество. Но встреча не состоялась. После полудня посыльный принес письмо от Спицына:

«Многоуважаемый Николай Тимофеевич! Я немного разочарован. Встреча с министром финансов Вышнеградским не дала результата, хотя он принял меня. Он сказал, что в данный момент финансирование моего коммерческого проекта обойдется очень дорого. Я наивно полагал, что мой дар коммерсанта поможет в осуществлении моего проекта. Но мне было сказано, что сейчас государство не может позволить себе столь рачительные расходы. Следует подождать. Но я предполагал, что Вышнеградский может отказать. Еще до встречи с ним мне намекнули, что нынешний министр финансов может быть снят с должности в ближайшее время и его место займет Сергей Витте – начальник департамента железнодорожных дел при министерстве финансов, которому благоволит император. Но я свои замыслы оставлять не собираюсь. Возможно, мне поможет Дмитрий Иванович Менделеев. Или кто-то другой. Или мне помогут мои немецкие друзья. Хотя на них особой надежды нет. В любом случае наш разговор в ресторане остается в силе, и я по-прежнему рассчитываю на вас. Прошу извинить меня, но я должен срочно покинуть столицу.

В середине августа этого года я намерен посетить Германию – земля Саксония (пригород Дрездена). Там у меня находится дом на берегу Эльбы. Приглашаю вас и вашу супругу посетить мою скромную обитель. Я напишу вам сразу, когда приеду туда.

На этом позвольте выразить вам глубокую признательность! Огромное вам спасибо за знакомство!»

Подпись: Спицын К. Г.

В том году мы не поехали в Саксонию. Нам с женой удалось это сделать лишь в мае 1893-го года. Действительно, там прекрасно. Свежий воздух, река, шикарная природа. Спицын рассказывал мне, что он завалил письмами Менделеева, министра финансов Витте, премьер-министра Бунге, но каждый раз получал отрицательный ответ. Положительный ответ он получит лишь в конце марта 1898-го года, когда его письмо ляжет на стол императору. К этому моменту Россией править будет уже Николай Александрович Романов. Что побудило Николая одобрить проект Спицына, до сих пор неизвестно. Ведь именно в этот период строилась Транссибирская железная дорога. Возможно, империя взяла кредиты. Но это уже не важно. А наша семья пополнилась двумя сыновьями: в апреле 1894-го года родился наш старший сын Иван, в июле 1897-го года – наш младший сын Егор.

Глава 5. Путешествие на стальном драконе

Санкт-Петербург 9 июня 2012 года

Жаркий летний день в Санкт-Петербурге. Многие жители города выехали за город, чтобы отдохнуть на природе и расслабиться хотя бы на выходные дни. Тем не менее, ночная жизнь города в летнее время ни на минуту не прекращается. Некоторые бары, рестораны, ночные клубы работают до утра. Даже ранним утром, когда уже светло, можно встретить компании подвыпивших людей, которые все еще ищут приключения.

Два молодых студента 2-го курса Санкт-Петербургского государственного лесотехнического университета отправились поздним вечером отдыхать в ночной клуб «Феодора» на Суворовском проспекте в надежде познакомиться с красивыми незнакомками. Проведя в клубе около часа и выпив два бокала пива, один из студентов Максим Сергачев немного загрустил. Этот клуб явно не был ориентирован на молодежную публику. Средний возраст присутствовавших в клубе примерно чуть за 30 лет. Были, конечно, и ровесники Максима, которым чуть за 20. Но преобладающее большинство отдыхающих были старше. А ведь Максим, соглашаясь пойти со своим университетским приятелем развлечься, полагал, что в клубе будет много девушек 20—25 лет. Помимо этого, музыка, которая развлекала публику, не соответствовала вкусам Максима. Поэтому, проведя около часа в клубе, он стал задумываться о том, чтобы покинуть это заведение.

Его приятель Виктор Ромашов, наоборот, был в приподнятом настроении. Он все время смотрел куда-то по сторонам, будто ища кого-то. И по его поведению не было заметно, что ему здесь не комфортно. Максим же начинал терять терпение.

– Что мы здесь делаем? – спросил он – Пойдем отсюда! Здесь очень унылое заведение. И девок совсем нет. Хотя ты мне обещал, что будут.

– Погодь! – ответил Виктор – Еще не время! Еще придут.

– Уже 11 ночи. Когда будут? Здесь одни только пенсионерки, кому за 30 или за 40. При этом еще со своими мужиками. Даже к таким не подкатишь…

– Не волнуйся ты так! – твердо сказал Виктор.

Виктор, сидя за небольшим столиком, постоянно крутился по сторонам. Он был очень возбужден и явно нервничал. Не выдержав томления, он встал и пошел к барной стойке, бросив другу: «Я быстро!». Подошел к бармену, поговорил с ним примерно 5 минут и вернулся за свой столик.

– Макс! Тут такая тема… не хочешь кайфануть? – быстро спросил он.

– Чего?! – Максим удивленно посмотрел на приятеля.

– Ну, можно взять пару «сушек» и оттянуться.

– Какие еще «сушки»?! Ты толком объяснить можешь?

– Смотри! «Сушка» – это стальной дракончик. Или еще называют СУ-19. Так вот, стальной дракон – так называют одну штуку, которая классно вставляет. Всего один маленький глоток, и ты все равно, что летаешь по просторам земли. Твой разум подавлен. Но твой мозг и твое тело получает лишь самое прекрасное. Просто великолепные ощущения!

– Ты что?! Хочешь меня на наркотики подсадить? Нет! Ты знаешь, что это не мое.

– Это не наркотик, Макс. К «сушке» нет привыкания. Один раз попробуешь, кайфанешь и забудешь. А если понравится, то всегда можно взять еще. Вещь бесподобная! И дешевле, чем нажраться пивом или водкой. К тому же, похмелья нет, как после алкашки.

Максим задумался.

– Я не знаю… я и водку особо не люблю, а ты предлагаешь мне какую-то дрянь.

– Поверь, никаких особых последствий не будет. Знаешь почему «сушку» называют Стальной дракон? Есть такой аттракцион, называется Стальной дракон. Американские горки. Самые крутые горки в мире. Где-то в Токио или Шанхае – точно не помню. Так вот, приняв «сушку» внутрь, ты получаешь такое же удовольствие, как будто ты сидишь в вагончике этого аттракциона и паришь в нем где-то в Токио или Шанхае. Адреналин так и прет.

– А почему тогда «сушка»?

– Точно не знаю. Говорят, что буквы «С» и «У» – это аббревиатура. Число «19» что-то обозначает. Но не говорят СУ-19. Просто – «Сушка». Тут главное определиться с дозой. Самая маленькая доза – это 100 миллилитров. Стоит она 300 рублей. Но это для девушек или женщин с их хрупкими организмами. Примерно 250 миллилитров стоят 500 рублей. Это нам в самый раз. А 350 миллилитров стоит 800. Это уже для крупных мужчин.

– Давай лучше не будем рисковать. Возьми мне тогда для пробы самую маленькую дозу. Вдруг еще стошнит?

– Не бойся Макс! Поверь, для получения полного кайфа, необходима средняя доза.

– А где ты их возьмешь?

– Поверь, мой друг! Я знаю, где это взять! – и тут же Виктор убежал куда-то.

Примерно через 5 минут он прибежал обратно, радостно смотря на приятеля. Он ему кивнул: «Пойдем».

Подъезжает машина полицейских. На скамейке сидят двое молодых людей. Молодой младший лейтенант, выйдя из машины, смотря на двоих молодых парней, кивнул: «Сажаем, этих двоих. Обдолбанные чем-то».

В небольшом садике на Суворовском проспекте распластались на скамейке, словно покойники Максим Сергачев и Виктор Ромашов. Полицейские с большим трудом запихали их в УАЗик. Молодые люди не подали признаков жизни. Пластиковые баночки, в которых находился Стальной дракон они выкинули подальше от скамейки.

Очень часто во время дежурства в выходные дни капитану управления по контролю за оборотом наркотиков ГУ МВД России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области Алексею Овчаренко приходилось заниматься непосредственно делами по службе, а не проводить время в пустую за кружкой кофе и компьютерными играми в кабинете, как его коллеги, которые оставались на дежурство в выходные дни. Вот и сейчас поступил сигнал из городской больницы имени Джанелидзе, где ночью поступили двое подростков в сильном наркотическом опьянении. Пришлось собираться и ехать туда. Если бы эти двое подростков баловались лишь простыми «молодежными» таблетками, то вряд ли бы поступили в больницу с острым отравлением. Скорее всего, пришли бы в себя через какое-то время. Но здесь был особый случай: судя по заявлениям врачей, это был наркотик под характерным названием Стальной дракон. И симптомы у одного подростка характерны: он резко стал рассказывать какие-то заумные рассказы на исторические темы. Подросток резко «поумнел».

Войдя в здание больницы, Овчаренко подошел к пустующему окну регистрации:

– Капитан Овчаренко, УФСКН – он предъявил свое удостоверение в открытом виде – сегодня ночью должны были привезти двух молодых наркоманов…

– Да, они здесь – ответила молодая девушка, посмотрев в журнал – Их медицинские карты у дежурного врача на втором этаже в 205-м кабинете наркологического отделения.

– Спасибо. Я тогда поднимусь?

– Конечно.

– Этих ребят привезли под воздействием фонтурапила?

Девушка видимо не поняла, о чем идет речь, поэтому решила ответить стандартно: «Не знаю… спросите лучше у доктора – Романа Николаевича».

Алексей поднялся на второй этаж. Дежурный врач находился в кабинете.

– Разрешите? – Алексей приоткрыл дверь – капитан Овчаренко. Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков.

– Проходите капитан! – по сравнению с Овчаренко, дежурный врач выглядел гигантом: высокий, крепкий, но видно, что уже не молодой – на голове почти не было волос – Простите, сколько вам лет? Вы так молодо выглядите.

– Мне 29.

– Весьма неожиданно! Я Орлов Роман Николаевич. Вы видимо по поводу тех двоих, которых привезли ночью?

– Скорее всего.

– Они оба отравились препаратом, который мы называем Фонтурапил. Или, по-вашему, СУ-19. Кстати, все хотел узнать. Почему СУ-19?

– Четких объяснений на этот счет нет. Я слышал, что название связано с какой-то легендой. Правда, не знаю с какой. Слухи разные ходят. Но среди наркоманов существует устойчивое название Стальной дракон. Они испытывают кайф, словно на крутых американских горках прокатились. А самый крутой подобный аттракцион есть в Японии. И называется стальным драконом.

– Ясно. Ну что ж, капитан, можете пообщаться с ними. Только сегодня они останутся здесь. Пусть врач их осмотрит завтра.

– Это даже лучше. Мне с ними побеседовать серьезно надо.

В палате было четверо. Когда Овчаренко зашел в палату, Сергачев и Ромашов резко насторожились, увидев человека в форме полицейского. Овчаренко, долго не церемонясь, взял табуретку, достал из папки бумаги и авторучку, вынул из кармана мобильный телефон, включив режим диктофона и начал беседу:

– Молодые люди! Я из федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков. Фамилия моя Овчаренко. Я надеюсь, что вы будете предельно откровенны со мной, если не желаете дальнейших неприятностей. Поэтому попрошу вас говорить все, что запомнили за вчерашний вечер. Ничего не утаивать и быть максимально последовательными. Уяснили?

Оба кивнули в ответ.

– Начнем с тебя! – Овчаренко указал на Максима Сергачева – Рассказывай все от начала до конца в подробностях. Как вы встретились с приятелем, как пришли в ночной клуб. Вплоть до того момента, когда ты совсем ничего не помнишь.

Максим говорил все, как было, не утаивая ничего. Его сильно испугал вчерашний вечер. Он нервничал, полагая, что влип в серьезные неприятности. Алексей Овчаренко держал его на дистанции, дабы молодой человек был предельно искренен с ним и, чтобы у него создавалось впечатление, что парня ждут серьезные неприятности. И тут наступил момент, когда Максим сделал небольшую паузу, чтобы продолжить:

– Когда я выпил эту штуку из баночки, – продолжал он – у меня сначала слегка закружилась голова. А потом началось прояснение. И я как будто еду в поезде куда-то. Еду, еду, а потом вроде как остановка. И тут я как будто бы сижу в здании суда, и идет суд. Судят трех фарцовщиков и валютных спекулянтов: Рокотова, Файбишенко и Яковлева. Этим людям дали 15 лет лишения свободы. Но это был уже второй суд. До этого задним числом была внесена поправка в уголовный кодекс. До поправки Рокотов и Файбишенко получили максимальный срок – 8 лет. После настоятельной просьбы Хрущева уголовный кодекс изменили, и фигуранты дела получили уже 15 лет лишения свободы.

«Вот, что делает с молодыми неокрепшими умами этот пресловутый СУ-19? – подумал Овчаренко – и кто бы мог предположить, что этот подросток почти подробно расскажет про знаменитое и нашумевшее уголовное дело почти 50-ти летней давности»

– Их в итоге расстреляли – дополнил Овчаренко.

– Что? – переспросил Сергачев.

– Я говорю, что состоялся третий суд, и фигуранты получили высшую меру наказания – расстрел. Приговор был приведен в исполнение. Ладно, продолжай!

– На чем я остановился? На суде? – трепетно переспросил Максим.

– Да. Суд закончился. Что дальше было?

– Не знаю – ответил Максим – поверьте, не знаю. Дальше, как будто снова куда-то еду. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. И потом замедление. И я очутился где-то в поле. Помню, что было очень светло и светило солнце. Недалеко от города Орска – Оренбургской области. Я запомнил. В поле дымилась разбитая космическая капсула, в которой заживо сгорел летчик-космонавт Владимир Комаров. У капсулы стропы запасного парашюта скрутились из-за вращения, и она врезалась на огромной скорости в землю и загорелась. И я видел, как капсула упала. И я видел, как работали спасатели, а потом приехал на место гибели Гагарин.

– Так ты и самого Гагарина видел?

– Да. Но потом я уже плохо помню дальнейшие события. И уже после всего я очнулся здесь.

Алексей понимал, что парень вряд ли мог его обманывать под воздействием СУ-19. И он понимал, что пересказанные события он вряд ли бы вычитал ранее в интернете или где-либо еще. Максим сильно испугался, пережил небольшой стресс после всего случившегося. И после того, как попал в неприятную ситуацию, он готов был говорить всю правду. И Алексей понимал, что Максим Сергачев не покупал эти баночки с СУ-19. Основным зачинщиком приключений был Виктор Ромашов.

– Расскажи теперь ты нам всю правду, дружок! – панибратски обратился к нему Алексей.

Виктор немного замялся, но все же выдавил из себя несколько слов, которые явно не устроили Овчаренко.

– Нет, ты давай к сути переходи – резко встрял Овчаренко – этот рассказ нам уже поведал твой друг. Ты расскажи, где ты взял и у кого ты покупал эти «сушки».

– Да месяц назад на первомайских праздниках меня приводил в этот клуб один парень. Мы вместе в универе учимся. Только он на два года старше. Зашли мы тогда, и он предложил мне попробовать «дракона». Я сначала тоже отказывался, но он убедил меня, что вещь просто сногсшибательная. И я согласился. Так вот, мой приятель взял эти бутылочки с «дракончиками», и мы ушли. Мне сначала было немного стремно, я боялся, что последствия могут быть. Я тогда «дракона» впервые попробовал. Мне очень понравилось. Такого, как вчера не было. Я так кайфанул отменно, словно полетал на дельтаплане. Ну, я и решил вчера, что хочу еще попробовать. Меня предупредили, что незнакомым в клубе никто не продаст. Я позвонил своему приятелю, Толику, с которым первый раз попробовал. Он мне сказал, чтобы я подошел к бармену и сказал, что я от Серой Шейки. И все. И бармен позвал меня в подсобку и продал два бутылька.

– Все так просто?

– Ну да…

– Мне нужны полные данные на твоего приятеля, с которым ты в первый раз попробовал. Полные данные!

– Я только знаю, как его зовут и номер сотового телефона – Виктор от страха заежился.

– Пиши здесь! – Овчаренко вынул блокнот и ручку. Ромашов послушно написал в блокнот имя, фамилию и номер телефона своего приятеля.

– Смотри, если обманул, не поздоровится тебе! И завязывайте вы с этими «дракончиками»! Когда-нибудь накатаетесь на этом «дракончике», он вас на тот свет и отправит. Скажите спасибо, что вас откачали.

Все это время, когда Максим и Виктор ведали свой рассказ, Алексей записывал. Он поднес каждому по листу бумаги.

– Вот здесь распишитесь, что ознакомились и прочитали. Из города никуда не уезжать. Если обманули, будете наказаны оба. Я-то найду такую возможность. А тебе – он указал ручкой на Виктора – зайти ко мне во вторник, когда из больницы выпишут. Вот адрес! – Алексей достал из кармана визитку.

Оба безропотно подписали бумаги. Капитан Овчаренко сложил показания в папку и вышел из палаты. Побеседовав минут 10 с дежурным врачом, он вышел из больницы. Оставалось только доложить своему непосредственному начальнику капитану Георгию Гуляеву о своей удачной поездке в больницу, что он и сделал, набрав его номер телефона.

– Товарищ майор? – сказал он в трубку – это Овчаренко.

– Слушаю тебя, Леша – ответили ему.

– Похоже, есть контакт. Су-19.

– Это хорошо!

– Да, я только что из больницы Джанелидзе. Вчера ночью привезли двух студентов, которые траванулись, как тот азербайджанец три недели назад. Только с азербайджанца толку никакого, в отличии от моих подопечных. Этих двоих подобрали местные ППС-ники недалеко от ночного клуба «Феодора», что на Суворовском. Так вот, один из этих двоих там купил две «сушки» в клубе. Затем они вышли из клуба, сели на скамейку и оба «улетели» на «дракончике».

– Так! И что еще ты выяснил?

– Они от страха в штаны наложили, поэтому все мне рассказали. Есть кое-какие данные. Надеюсь, товарищ майор, что пазл должен сложиться. Вполне возможно, что выйдем на основного поставщика. Серая шейка…

– Ох… это удачно ты зашел, Алексей. Надеюсь, что на этот раз этот «дракон» от нас не улетит. Вот только думаю, сложно будет этого дракона обезглавить. В понедельник мне все расскажешь. Ты записал разговор на диктофон?

– Так точно, товарищ майор!

– Молодец! – как бы по слогам сказал Гуляев.

Глава 6. СУ

Петроград 13 сентября 1918 года.

Не думал я, что знакомство со Спицыным перевернет мою жизнь. Я наивно полагал, что ничто не будет меняться. Я стал постепенно забывать наш разговор, состоявшийся тогда с ним. Моя жизнь шла медленно и размеренно. И жизнь в России шла плавно и монотонно. И наступил 20-й век. Страна стала медленно, но развиваться, как вдруг внезапно война с Японией. Убийства двух министров внутренних дел Сипягина и Плеве. Люди стали неуправляемы. Война с Японией спровоцировала какую-то бездумную провокацию внутри страны: убийства на Дворцовой площади и в районе нарвских ворот в январе 1905-го года; декабрьское восстание в Москве; постоянные сводки о крестьянских восстаниях; стачки; восстание моряков. И снова покушения, убийства… Люди то ли озверели, то ли были готовы поднять на штыки целую страну. Так эта лихорадка в России продолжалась до июня 1907 года, пока царь не распустил государственную думу.

Это было тогда. Тогда я еще не понимал, что все еще впереди. Тогда, в 1905-м это было лишь начало того, что будет в феврале 17-го. Я был молод, и я думал, что все переменится. Закончится война с Японией, прекратятся эти беспорядки, царь поставит во главе правительства грамотного человека и все закончится. Россия станет мировой державой. Тогда я ошибался…

В августе 1904-го года в Петербург приехал Спицын. Он сиял от радости. И ему не терпелось поделиться со мной благостной вестью. Мы встретились с ним после полудня в Летнем саду. Он долго не говорил мне ничего, хотя его радость на лице скрыть было невозможно. Наконец-таки он сказал:

– Николай Тимофеевич, я добился своего. Я добился того, о чем думал эти годы!

Я с удивлением посмотрел на него. И он продолжил.

– В номере моей гостиницы лежит верительное письмо, подписанное императором и утвержденное министром финансов Коковцевым.

– Что это за письмо? – спросил я.

– А вы забыли? Долгие годы я вынашивал идею создания акционерного общества. Мы будем открывать лаборатории на территории империи, и создавать новые лекарства. Еще в прошлом веке мы с вами об этом говорили. Помните?

– Да-да. Я помню. Честно говоря, я уже подумал, что ваши замыслы несбыточные.

– Николай Тимофеевич, сейчас мир стремительно развивается. Посмотрите на нынешнюю Германию. Германия развивается бешеными темпами. Российская империя отстает от Германии почти во всем. Немецкая промышленность сейчас выходит на первые места по многим показателям. Посмотрите на нынешний прогресс человечества. Граф фон Цеппелин сконструировал дирижабль – огромный летательный аппарат, наполненный водородом и управляемый благодаря современным двигателям. Вы представляете, что это такое? Человечество наконец-таки может летать в небе. Затем, во всем мире радио входит в жизнь людей, как способ получения информации. А какой прорыв совершила компания «Дженерал Электрик»? Я думаю, что благодаря созданной Эдисоном этой компании, скоро электричество будет повсеместно. Оно будет дешевым в производстве и сможет заменять продукты переработки нефти и угля. Людям не нужно будет рубить леса для дров – электрическое отопление должно будет их заменить. И мы не должны отставать в прогрессе от ведущих стран мира. Но у нас до сих пор умирают люди от тифа, скарлатины, пневмонии. А в некоторых местах холера и чума, которые забирают жизни тысяч, десятков тысяч людей. Как можно развиваться, когда мы не можем справиться с болезнями и эпидемиями прошлого или даже позапрошлого веков?

– Я согласен с вами – ответил я – И что же?

– Банк выделяет ссуду. Этой ссуды должно хватить, чтобы открыть несколько лабораторий в столице, в Москве, и я думаю в Харькове и Риге. Дальше я хотел еще открыть в Варшаве, в Вильно, в Киеве, в Казани, в Тифлисе и в Екатеринославле. Во всех крупных городах империи будут лаборатории, где будет производство новых лекарств. И хорошо, что во многих городах есть университеты, где будут вырастать молодые специалисты. Если все пойдет так, как задумано, то лет через пять мы сможем стать крупнейшей фармацевтической державой империи. Мы договорились, что паи компании будут распределены таким образом: государство будет иметь контрольный пакет и право эмиссии акций. Я буду акционером с небольшим паем.

Я понял в этот момент, что Спицын любит играть по-крупному. Он – птица высокого полета. И его предпринимательские способности вызывают восхищение. Добиваться столько лет своей мечты, которая казалась непосильным грузом… и в итоге добиться, в этот момент я ему сильно позавидовал.

– Николай Тимофеевич, я приглашаю вас на обед. И мое предложение, сделанное вам много лет назад на ужине в кругу представителей химиков, остается в силе. Кстати, я следил и слежу за вашими успехами. Я регулярно читаю журнал «Русская медицина». Недавно прочитал вашу статью, где вы рассказывали о новом, изобретенном вами средстве от похмелья. Я-то думал, что лучшего, чем с утра выпить пятьдесят грамм не бывает, но вы подошли к этому с научной точкой зрения.

Мне стало смешно. Глядя на меня, Спицын тоже рассмеялся.

– Это не только средство от похмелья, но и средство, которое притупляет желание человека выпить – начал оправдываться я.

– Понимаю, понимаю – Спицын обхватил меня слегка за рукав, увлекая на выход из Летнего сада.

Я был очень удивлен, что Константин Григорьевич Спицын являлся хорошим знатоком Петербургских ресторанов и трактиров. Он пригласил меня тогда в ресторан «Контан» на Мойке 58. По дороге в ресторан, он рассказывал мне, где подают хорошую холодную телятину или гуляш. Он неплохо был знаком с Петербургскими шеф-поварами различных ресторанов.

Мы расположились на улице во дворе ресторана. Погода была теплая, но солнце постоянно то появлялось, то сразу исчезало за тучу. Во время обеда Спицын в очередной раз сделал мне предложение поработать у него. Я согласился. Это был мой новый вызов. На новом месте я бы мог посвятить себя творчеству. И это меня привлекало.

Уже в конце февраля 1905-го года я приступил к новой должности – начальника экспериментальной лаборатории фармакологии и исследования химических препаратов акционерного общества «Русская фармакология». Мое рабочее место находилось на 15-й линии Васильевского острова. Я был очень доволен. Мне удалось привлечь к работе почти две дюжины квалифицированных сотрудников и пару дюжин лаборантов.

Казалось бы, что ничто не может помешать мне, свободно творить и создавать. Хотя я понимал, что не могу и не должен выступать в роли свободного художника и писать полотна, которые мне придут в голову. Моя миссия направлена на государство. И я должен выполнять государственные заказы, прежде всего. Но буквально сразу я ощутил на себе давление со стороны Константина Григорьевича. Мне показалось, что он чего-то хочет от меня, от моих сотрудников. Что он пытается использовать нас в своих личных интересах. Первоначально я не придавал этому никакого значения. Я послушно выполнял все требования, которые предписывали нашей лаборатории. Но потом в приватной беседе со Спицыным я решил аккуратно выведать у него, какие цели он преследует, оказывая такое давление на меня. Тем не менее, Спицын молчал. И молчал очень долго. Пока в России не случился серьезный финансовый кризис.

Это было в декабре 1905 года. От лица Петербургского совета рабочих депутатов был напечатан в газете финансовый манифест, в котором автор в мрачных тонах описывал все финансовое состояние страны. Тотчас начались изъятие вкладов из банков и сберегательных касс. Премьер-министр Витте был в ярости. Финансовая система России была на грани краха. Началось расследование. Выяснили автора этой статьи – некто Карл Ваверка – подданный Австро-Венгрии. Позже выяснилось, что настоящее имя Ваверки – Израиль Гельфанд – подданный Российской империи, которого уже много лет разыскивала полиция. Благодаря напечатанному манифесту, акционерное общество «Русская фармакология» едва не обанкротилось. В конце декабря 1905 года Константин Григорьевич прибыл в Петербург и сообщил нам, что финансирование наших исследований временно приостановлено. Эта приостановка длилась около года. Только в середине октября 1906 года мы вновь возобновили свои исследования. Пока было затишье в нашей деятельности, я не выражал особого беспокойства, в отличие от Спицына. Он был на грани ярости. И его такое состояние было объяснимо. В конце концов, Константин Григорьевич все-таки поведал мне свою печаль – его жена тяжело больна. Она находилась в психиатрической клинике в Москве с диагнозом слабоумие.

Врачи-психиатры говорят, что такой диагноз распознать крайне сложно, ибо это заболевание, прежде всего, связано с мозгом. Распознать можно лишь по таким признакам, как усталость, слабость, снижение работоспособности, рассеянность, нарушение памяти. И то, диагноз слабоумие может поставить лишь весьма квалифицированный специалист. Лечить это заболевание почти невозможно. Если не сказать, что совсем невозможно. Нужны сильные лекарства. Но какие? Спицын рассказал, что симптомы этого заболевания у его жены появились примерно 3 с половиной года назад – в начале 1903 года. С каждым месяцем симптомы лишь проявлялись. В итоге в начале 1905 года было принято решение инкогнито определить Викторию Федоровну – жену Спицына в Преображенскую больницу для душевнобольных. Руководитель больницы профессор Николай Николаевич Баженов осмотрел жену Спицына и поставил ей такой неутешительный диагноз. Поначалу Спицын пребывал в тяжелом расстройстве из-за болезни жены, но быстро взял себя в руки. За собственные средства он собрал консилиум врачей. Взял слово о неразглашении тайны консилиума у каждого собравшегося. Коллегиально было принято решение провести медикаментозное лечение. И тут, как раз мои изобретения тимоаналептиков пригодились очень кстати.

Я очень хорошо помню тот разговор летом 1906 года, когда Спицын открыл свою тайну. Мы находились тогда в номере его гостиницы и медленно попивали коньяк.

– Поймите меня правильно, Николай Тимофеевич – сказал он – я не мог вам ничего тогда сказать. Во-первых, я сразу решил, что недуг супруги будет в тайне. Во-вторых, я хотел, чтобы ее лечение дало хоть какой-то результат. И в-третьих, я должен был подготовиться к нашему разговору. Но сейчас она идет на поправку. И во многом благодаря вам. За что я вам всегда буду благодарен. Но, тем не менее, есть кое-что, что весьма тревожит профессора Баженова. Если слабости, усталости и снижения работоспособности Виктория Федоровна уже особо не чувствует, то вот с памятью и рассеянностью не все так хорошо. И это очень тревожно. Поэтому я и хотел, чтобы вы ускорили исследования. А когда с финансами стало совсем плохо, то мои нервы совсем сдали. Я понимал тогда, что если промедлить, то недуг будет прогрессировать.

– Почему же вы раньше ничего не сказали? – спросил я – неужели вы думаете, что я бы ради такого дела прекратил свои исследования? Вы совершенно недооцениваете меня, Константин Григорьевич. И я немедленно возобновлю свою работу.

– Я не требую от вас этого.

– Но я все-таки продолжу – твердо сказал я – все, что касается здоровья людей, является моим долгом.

– Благодарю вас, Николай Тимофеевич.

– Мне важно знать, что от меня требуется сейчас, прежде всего, чтобы помочь вашей жене.

– Сейчас самое важное – это, чтобы у супруги не прогрессировал склероз и рассеянность. Я понимаю, что вам будет сложно… и я понимаю, что не могу от вас ничего требовать, но прошу вас постараться ей помочь. Я готов познакомить вас с учеником Владимира Михайловича Бехтерева Людвигом Пуусеппом. Кстати, он закончил ваш альма-матер. Сейчас он секретарь Русского общества нормальной и патологической психологии. Уверен, что он даст вам полезные советы. Если не поможет, то я готов идти к Бехтереву, несмотря на его постоянную занятость. Но я уверен в вас. Я уверен, что вы вернете здоровье моей жене.

Итак, это снова новый вызов. Я и подумать не мог, что жена Спицына психически не здорова, и я должен был придумать что-то такое, чтобы ее спасти от полного разложения личности. Мне предстояло решить неимоверно сложно задачу. До сих пор еще никому не удавалось медикаментозно решить проблему старения человека. Как и никому, еще не удавалось остановить процесс разрушения памяти. Я и представить не мог, что мне делать, с чего начинать. Да, мне удалось встретиться с Пуусеппом. Этот молодой человек произвел на меня очень хорошее впечатление. Я и представить не мог, что он к своим 30 с небольшим годам уже защитил докторскую диссертацию. Дал ли он мне советов? Думаю, что да. После разговора с ним я решил рискнуть совершить нечто подвига: вывести формулу абсолютно нового лекарства от сложного недуга.

И я незамедлительно приступил к работе. Попробую описать вам то, что я делал. Я взял за основу группу ноотропных препаратов под названием «фонтурацетам», которую я сам и изобрел. Фонтурацетам принадлежит к семейству производных пейрорацетама (2-пирролидонов) и является фенилзамещенным пирацетамом. Для химиков я помещу формулу:

Далее, мне необходимо было синтезировать этот препарат, чтобы добавить: а) высокого эффекта в отношении когнитивных дисфункций; б) антиамнестического действия; в) повышения скорости передачи информации между полушариями головного мозга и устойчивостью тканей мозга к гипоксии и токсическим воздействиям.

Что в итоге вышло? У меня ничего не получалось. Совсем ничего. Чтобы я не делал, никаких результатов не было. Я просиживал в лаборатории, работал у себя дома до глубокой ночи. Прошел год, закончилась революция. Затем прошел еще год. Виктории Федоровне становилось хуже. Я нервничал из-за того, что у меня ничего не получалось. Спицын тоже нервничал, видя, что его жене становится все хуже. И вот к концу 1908 года мне кое-что удалось. Я все-таки смог синтезировать этот препарат так, чтобы эффект возымел действие. Мне удалось добавить пиритинол и синтезировать его с фонтурацетамом, чтобы получить то, что я хотел. Для химиков снова формула:

Что я сделал? Я применил бромирование. Формула выглядит так:

CF₃CH₂Cl+Br₂ (7—10 сек) при 320~340^O С – CF₃CBr₂Cl+CF₃CH₂Cl.

В результате этого опыта происходит резкая активация метаболического процесса в центральной нервной системе, которая непосредственно воздействует на головной мозг. После этого я поместил полученный препарат на центрифугу. После центрифугирования (3 мин) нагреваю полученную массу до кипения и добавляю некоторое количество _y -бутиролактона. Для получения более нужного эффекта я решил увеличить время центрифугирования до 4 минут. Как только жидкость окрашивается в янтарный цвет, препарат готов.

В итоге я провел опыты на приговоренных к каторге (удивительно, что Константин Григорьевич добился разрешения на проведение опытов), которые пожелали стать подопытными. Я увидел желаемый результат. Я ждал, что мое изобретение одобрят. Не дождался. В начале 1909 года главное управление здравоохранения Российской империи выдало заключение, что мой препарат слишком опасен, ибо велика вероятность остановки сердца. Необходима доработка или изменение состава компонентов. Но я ожидал этого. Действительно нужна была доработка, потому что существовали риски побочных эффектов. Но в меня верил Спицын. Я с риском для собственной жизни провел эксперимент над собой. Я принял 5 внутривенных инъекций. Это было непередаваемое ощущение. Я был под воздействием галлюциногенного препарата. Это длилось примерно 5—10 минут, после чего я пришел в себя. Говорят, что эффект сравним с применением морфинов. И опять у меня возникло беспокойство: а что, если мой препарат имеет способность к зависимости? Получается, что это обычный наркотик. Спицын настоял на том, чтобы я прописал Виктории Федоровне 30-дневный курс внутривенных инъекций. И… ей стало намного лучше. К ней стала возвращаться память. Она перестала быть столь рассеянной, как раньше. Она стала оживать. Я не заметил зависимости от моего лекарства ни у себя, как оказалось у жены Спицына тоже. Я решил, что это мое изобретение я назову просто – СУ – Спицын и Ухов. По фамилии двух ученых. Но это было лишь начало. Впереди было более совершенное «СУ».

Глава 7. Не будем торопиться

10 июня 2012 года. Санкт-Петербург.

Наташа Франклин припарковала машину напротив дома, где снимал квартиру ее бывший возлюбленный Денис Ковалев. Она сидела минут 10, слушая радио, но думая о своем, не вникая в музыкальную линейку этого радио. Она о чем-то задумалась, затем выключила радио, вышла из машины и резко зашагала в сторону подъезда, где жил Денис. Он быстро открыл ей дверь, она также быстро нырнула в дверь подъезда. Он ожидал ее в весьма приподнятом настроении, встретив ее в банном халате после душа.

– Наташенька! – воскликнул он – представь себе! Прочитал сегодня интересные новости – он взял компьютерный планшет – выступает некая Малгожата Велковска – представитель МИДа Польши. Послушай, что она говорит: «Вчера, в торговом центре города Гданьска был задержан гражданин России Назир Эрикбаев, у которого был обнаружен наркотик под названием СУ-19. Это уже не первый раз, когда граждане Российской Федерации задерживаются на территории Польши. Польская республика выражает официальный протест министерству иностранных дел РФ в связи с данным фактом». Как тебе? Опять они мои наработки стырили?

На лице Наташи появилась гримаса полного безразличия.

– Денис! – сказала она спокойно – зачем тебе все это? Ты понимаешь, что можешь погибнуть? Ты понимаешь, что ты мне не безразличен? Мне все равно, что там в Польше. Мне ты важен.

– Наташенька! Прошу тебя, не надо беспокойства. Все под контролем. Я все-таки врач.

– Это безумие, Денис! – она потерла висок рукой – какой ты врач? Ты лишь закончил медицинский факультет, но по профессии не работал не дня. Ты дилетант в этом деле. Ты можешь умереть.

– Почему я должен умереть? – возмутился Денис – профессор Ухов четко описал весь процесс. Я понимаю, если бы я был бы болен и не способен воспринимать эти лекарства. Но я здоров.

– Денис, кто знает, а вдруг ты станешь неадекватным?

– Наташенька, не преувеличивай! Все просчитано. Все уже испытано. Меня сейчас интересует, кто такой Назир Эрикбаев. От кого он действует? И откуда поляки узнали про СУ-19?

Она промолчала.

– Вот и отлично! Теперь мне нужно 15 минут, и поедем к Пронину.

Все было готово так, как и просил Денис. Была снята недорогая двухкомнатная квартира на проспекте Большевиков, которая имела невзрачный вид. Арендатор обязался за свой счет, невзирая на арендную плату сделать небольшой косметический ремонт. Стены были поклеены флезилиновыми обоями и выкрашены белой краской. Электричество и сантехника должны быть идеальны. Для этого поменяли кабель, поставили новые розетки и выключатели. Заменили трубы, краны, унитаз, раковину, поставив новые. На сегодняшний день эта квартира напоминала больше больничную палату.

Денис приехал вместе с Наташей к полудню. Его встречал Алексей Пронин – бывший одноклассник и друг.

– Сегодня должны привести все оборудование для операции – сказал Алексей – максимум послезавтра все будет готово для тебя.

– Торопиться не будем – ответил Денис – Мне важно, чтобы все прошло так, как я задумывал. Добавь к интерьеру немного уюта: удобный диван, пару кресел, столик, комнатные цветы и прочее. Хорошо?

– Хорошо. Денис, я вызвал анестезиологов, хирургов и других компетентных людей. Не волнуйся, все должно пройти так, как ты задумал. Все будут работать в режиме полной боеготовности.

Денис внимательно осмотрел всю квартиру. Он провел рукой по обоям, подергал розетки и выключатели, зашел в санузел и проверил надежность унитаза и раковины. Так внимательно все смотрел, будто бы хотел найти какой-то изъян. Потом выдохнул и спокойно сказал:

– Не будем торопиться – сказал он – Меня все устраивает. Вижу, что ты постарался к моему приезду. Ставлю тебе «отлично» за готовность номер 1. Только анестезиологов и хирурга я выберу сам. Не доверяю я всяким «левым» врачам.

– Хорошо – ответил Алексей.

Денис достал из пакета, который держал в руке бутылку французского коньяка, два пластиковых стакана и апельсин. На небольшом столике он разлил по стаканам янтарной жидкости и почистил апельсин.

– Леша, ты в курсе, что я тебе доверяю себя?

Пронин посмотрел на Дениса с испугом и быстро сказал:

– Денис, можешь быть спокоен…

– Леша, я буду спокоен только тогда, когда задуманная операция пройдет на отлично. А пока, подумай обо мне…

– Ты прекрасно знаешь, что нами будет руководить опытный специалист из Москвы. Он не допустит ошибок.

– Посмотрим, какой он специалист… – он с пристрастием посмотрел на Пронина.

Глава 8. Боги жаждут!

Петроград. 14 сентября 1918 года.

Сегодняшний день – это не вчерашний день. Сегодня мне нужно как-то жить в это непростое время. Поэтому я устроился работать сторожем в наш научный университет на Литейном проспекте. От дома до работы мне идти около получаса, но, тем не менее, я за это время могу в своей голове продумать то, что могу написать вам.

Деньги!!! Что такое сейчас в наше время деньги? Ничто – я уже писал об этом. Деньги под названием «керенки», напечатанные этим недоноском Александром Федоровичем Керенским в 1917-м году, сейчас и является средством, позволяющем обменять на продукты. Хотя и «керенки» уже обесценились так, что за некоторые продукты «керенки» не принимают. Царские деньги еще в цене, но их почти не осталось на руках у населения. Вы, наверное, и не знаете, что такое «керенки». «Керенками» называли те бумажки, которые печатали в 1917-м году при правительстве Керенского. Если можно подтирать собственную задницу после дефекации, то только «керенками». Такого унижения для народа я не видел никогда. Что они из себя представляли? Это рубли, напечатанные в период, когда инфляция достигла огромных размеров, а наличных денег не хватало. Это те «рубли», которые требовали рабочие за свою работу. И Керенский их печатал. Дошло до того, что напечатанные рулоны с «керенками» начали резать ножницами. А потом – о, ужас! – начали выдавать заработную плату рулонами неразрезанных купюр! Тебе дают целый рулон, и ты забираешь это в качестве заработной платы. И все. Что ты после этого думаешь? Куда ты эти рулоны сможешь приспособить, когда нет хлеба, крупы, картошки? А большевики не придумали еще свои деньги. Рулон «керенок» не стоит и ломаного куска царского империала. Что-то мне это напоминает. Вам не кажется? Медные монеты времен царя Алексея Романова, когда из-за нехватки серебра в стране, разрешали чеканить медные монеты и выплачивать ими жалование. Но налоги приходилось все равно платить серебром. Поэтому медь обесценилась. В результате вспыхивали медные бунты. Черт с ним! С Керенским и его бумажками. Сегодня с деньгами или без них – все равно ничего не купить. Надо работать, чтобы получать хоть какой-то паек. Находясь на службе, у меня будет немного времени продолжить. Я расскажу немного о своих родных и близких. Я потерял много близких мне людей за последние десять лет. Мой старший сын погиб в войне с Германией. В самом ее начале – в сентябре – он служил в корпусе генерала Самсонова. Моя жена скончалась через год, не выдержав гибели старшего сына. Сердце. Это было в июле. А Константин Григорьевич Спицын умер 12 сентября 1915 года. Он не был старым. Но он снова скрыл от меня. У него были больные почки, и он умер от почечной недостаточности. Буквально за 3 месяца до его смерти, я посетил Москву. Я гостил у него. И тогда он сообщил мне, что его болезнь дала обострение. И теперь, видимо он отходит от дел в виду своей болезни. Я не мог поверить своим глазам то, что увидел. Еще полгода назад я встречался с ним. Он был бодр и здоров. Теперь я увидел увядающего старика. Ему было 63 года, когда он ушел из жизни. К сожалению, судьба Виктории Федоровны – его жены – мне неизвестна. В июне 1913-го, когда я был в Первопрестольной, она уже выписалась из клиники. Она была абсолютно здорова. Никаких и малейших признаков на ее психическое расстройство видно не было. Я очень обрадовался, что смог помочь ей. Внутренне я гордился собой. Но, с другой стороны, я видел, что Константин Григорьевич медленно угасает.

Среди моих близких остались лишь младшая сестра Ирина, которая младше меня на 5 с половиной лет. Она вышла замуж в 1890-м году, через два года родила дочь Лизу. Ее муж Петр Арсеньевич Резаков в 1907-м году вступил в партию «Союз 17 октября» и стал работать корреспондентом их партийной газеты «Слово». Но в июле 1917 года сестра с мужем и дочерью эмигрировали в Финляндию. Необходимость уехать из страны была обусловлена внутренней ситуацией в стране: во-первых, это беспорядки в Петербурге в начале июля, когда в центре города были вооруженные столкновения и во-вторых, у моего шурина с каждым днем возникало все больше и больше проблем. Партия «октябристов» была распущена, газеты «Слово» уже давным-давно не существовало. Резаков печатался в газете «Русские ведомости», но без особого успеха. А после того, как либеральные партии после свержения монархии стали терять популярность и на них начал довлеть Петроградский совет рабочих и крестьянских депутатов, то стало волнительно за себя и за семью. Время было ужасное. Временное правительство допустило столько ошибок, что хватило с лихвой. По улице стало опасно ходить, потому как преступность в городе резко возросла. Социалистические партии стали более популярными, нежели либеральные. Народ стал относиться негативно к либералам. Поэтому и было принято решение уехать. Моя сестра Ирина звала и меня с собой. Но я категорически не хотел уезжать. Здесь похоронены мои мама и жена. И в этот дом должен будет вернуться мой сын, когда закончится эта война. Ирина мне пишет. Не так часто. Ей очень сложно там. Ее мужу не найти постоянной работы. Она тоже перебивается временными заработками. Аренда жилья дорогая. Тем более, когда узнают, что русские. Зато больше повезло племяннице. Она на год старшего моего младшего сына. Ей удалось устроиться художником-декоратором в театре города Хельсинки. Тем, кто не знает, напомню, что в период нахождения Хельсинки в составе Российской империи, этот город официально назывался Гельсингфорс. Но по-фински это звучит Хельсинки.

Ну и мой сын. Это моя боль! Что с ним случилось за короткое время, я так и не могу понять. Его призвали на балтийский флот в конце 15-года. Сначала он поступил на службу матросом на эскадренный миноносец «Гром» в минную дивизию контр-адмирала Колчака. Егор в письме с упоением рассказывал, как они ходили выставлять на Балтику минные заграждения. Я очень переживал за него. В газетах писали, что немецкий флот гораздо сильнее, чем наш. Немецкие крейсера последнего поколения быстроходны, хорошо вооружены орудиями разного калибра и имеют хорошую броневую защиту из «крупповской» стали. Эсминец Егора для немецких крейсеров словно утка, которую охотник желает подстрелить. Но все обошлось. Слава богу! Серьезных столкновений с противником их кораблю удалось избежать. А в середине февраля 1917-го года Егора переводят на службу в состав экипажа линкора «Петропавловск». Этот корабль был переведен из Гельсингфорса в Кронштадт. И вот тут что-то и надломилось у сына. Он стал писать странные письма. Раньше текст его писем был пронизан духом патриотизма и юношеского, наивного романтизма. Сейчас же он стал говорить о социальной справедливости, о классовом неравенстве, о свободах и правах. У меня сохранились все его письма. Позвольте, я зачитаю вам одно из них, чтобы вы сделали свой вывод:

«Здравствуй папа! Я все чаще убеждаюсь в последнее время, что все, что я раньше думал, было моим заблуждением. Мне кажется, что я был заложником совсем не тех ценностей, которые нужны нашему обществу. Мы ведем бессмысленную войну. Мы бились раньше за царя и империю. Немцы сражались за кайзера и империю. А в итоге мы и они получили тысячи бессмысленных жертв, голод и нищету. За что погиб брат Ванька в самом начале войны? Попробуй сам ответить на этот вопрос. Вот и мои сослуживцы сидят здесь в Кронштадте в этом огромном, стальном, плавучем сарае, хотя могли бы приносить гораздо больше пользы вне нахождения на корабле. Большинство моих сослуживцев – это простые крестьяне из разных губерний нашей Родины. Они бы могли сеять и растить хлеб, заводить семьи и растить детей. Но вместо этого они сидят и ждут, когда поступит приказ выйти в море.

Папа, ты считаешь справедливым то, что происходит на нашей многострадальной родине? Я – нет. Сначала мы были в кандалах самодержавия, сейчас мы рабы у буржуазии. А помнишь, ты мне рассказывал про французскую революцию? Я тогда спросил тебя: «Ради чего они свергли короля»? Ты сказал: «Они хотели справедливости. Они хотели, чтобы восторжествовал принцип: «Свобода, равенство и братство». Я тогда не понял твоих слов, но запомнил их. Так почему тогда у нас не так? Мне жалуются некоторые сослуживцы, что им в деревнях приходится работать без остановки от рассвета до заката. И это в буквальном смысле слова. Чтобы прокормить себя и своих родных, приходится браться за любую работу. Я считаю, что должна быть во всем справедливость. Нельзя так, чтобы один целый день работал, как Арденская лошадь, а другой – в трактире водку целый день пил. Должно быть так, как ты мне говорил: «Свобода, равенство, братство».

В целом, мне нравится моя служба. Если с Колчаком было больше боевых заданий, связанных с опасностью, то здесь – на линкоре мы стоим в порту. Больше занимаемся нудной работой – смотрим за техническим состоянием и надлежащим видом корабля. У меня появилось больше свободного времени. И я стал больше читать. Спасибо тебе, что научил меня грамоте. Наш старший лейтенант Макеев – заместитель квартмейстера – постоянно снабжает меня книгами. Я уже прочитал «Овода» Войнич, «Жерминаль» Эмиля Золя. Сейчас я читаю книгу Анатоля Франса «Боги жаждут». Очень интересно!»

Буду прощаться с тобой. Еще напишу. Надеюсь, скоро получу отпуск, и мы увидимся!

Твой сын Егор Ухов.

Когда Егор написал про Анатоля Франса и его роман «Боги жаждут», я сразу вспомнил 1913 год. Тогда в Петербург прибыл автор этого романа, и мы с женой пошли на творческий вечер с Франсом. Ранее я упомянул, что супруга была знакома с Александром Блоком. Софья Дмитриевна очень любила поэзию. Ей очень импонировал молодой петербургский поэт Герман Селезнев, который часто бывал у нас дома и читал нам свои стихи. Тогда мне даже показалось, что он тайно влюблен в мою жену…

Но я отвлекся. Софья Дмитриевна была знакома со многими литераторами империи, так как занималась переводами. Она свободно говорила на французском и немецком языке. Не так хорошо знала английский язык. Поэтому она не упускала шанс познакомиться с известным французским писателем. Мне же было тогда не до творческих вечеров. Я был обеспокоен здоровьем своего друга – профессора Спицына. Но все же не мог отказать жене, чтобы не пойти с ней вместе. По правде говоря, я сидел и скучал, слушая писателя. Она же ловила каждое его слово. Несмотря на то, что он говорил по-французски, в зале нашелся человек, который вызвался синхронно переводить Анатоля Франса на русский язык. Когда встреча закончилась, моя жена Софья Дмитриевна подошла к писателю и говорила с ним примерно 15 минут. В результате он подарил ей книгу с его подписью. И эта книга называлась «Боги жаждут».

Софья Дмитриевна прочитала этот роман за 2 дня. Я сначала не хотел читать, но в итоге жена буквально заставила. И я прочитал роман. И скажу вам, мои дорогие читатели, этот роман произвел на меня как гнетущее, так и восторженное впечатление. Никогда так художественное произведение не возбуждало мое сознание. Если вкратце, то попробую высказать краткое содержание.

В центре романа молодой художник Эварист Гамлен. По природе своей душевно тонкий и добрый человек, помогавший обездоленным. Как художник был безвестен. Презирая временные лишения и невзгоды, Гамлен был уверен, что «революция навсегда осчастливит род человеческий», хотя его пыл то и дело охлаждала его матушка, скептически относившаяся к идее социального равенства: «Это невозможно, хотя бы вы все в стране перевернули вверх дном: всегда будут люди знатные и безвестные, жирные и тощие». Но он был патриотом и поборником социальной справедливости, истовым почитателем Марата и Робеспьера. Как-то Гамлен выполнил просьбу своей случайной знакомой, вдовы прокурора, за что мадам, пользуясь своими связями, рекомендовала его кандидатуру членам Комитета общественного спасения в качестве присяжного заседателя в Революционный трибунал. Никогда не помышлявший о столь ответственном посте Гамлен после минутного колебания принял эту должность «только затем, чтобы служить республике и отомстить всем ее врагам». Начав свое служение революции с утверждения, что для того, «чтобы обвинить кого-либо, нужны улики», Гамлен пришел к выводу, что надо карать «грузчиков и служанок так же сурово, как аристократов и финансистов». В глазах Гамлена идея наказания получала религиозно-мистическую окраску, и, если преступление было доказано, он голосовал за смертную казнь. Под влиянием окружающей жизни Гамлен стал подозрителен и тревожен: на каждом шагу он встречал заговорщиков и изменников и все более утверждался в мысли, что отечество спасет только «святая гильотина». Убийство Марата подтолкнуло Конвент принять закон о подозрительных – «врагах революции и республики, сочувствующих тирании». После казни бывшей королевы Франции Марии-Антуанетты казни стали массовым явлением. Вскоре Гамлен стал подобием зверя. Он не щадил никого. Он был непреклонен даже тогда, когда от него отвернулись мать, назвав его «чудовищем» и «негодяем». Он больше не принадлежал себе. Вскоре были существенно упрощены процессуальные формы, и сокращенное судопроизводство только ускорило общую развязку. Допрос каждого подсудимого продолжался не больше трех-четырех минут. Обвинитель требовал смертной казни для всех. Присяжные высказались заранее единогласно, односложной репликой или просто кивком головы. Герой, предчувствуя скорую гибель, думал: «Мы говорили: победить или умереть. Мы ошиблись. Надо было сказать: победить и умереть». Незадолго до этого Эварист сказал своей возлюбленной, что не может больше принимать ее любовь. «Я принес в жертву родине и жизнь, и честь. Я умру опозоренным и ничего не смогу завещать тебе, кроме ненавистного имени». В июле 1794 года произошел термидорианский переворот, в результате которого были казнены Робеспьер и его сторонники, в том числе и Гамлен. Последней мыслью Эвариста было сожаление о том, что республиканцы «проявили слабость, грешили снисходительностью, предали Республику».

Для чего я вам рассказал все это? Я увидел сходство. Сходство с тем, что происходит в нашей молодой Советской республике. Герой французской революции жирондист Верньо когда-то сказал: «революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей». А затем его отправили на гильотину. Дантон сказал: «Мы будем отправлять на гильотину священников и аристократов не потому, что они не виновны, а потому что им не место в новом обществе». И тоже был казнен. А все потому, что на свет рождаются вот такие «душевно тонкие и добрые» Эваристы Гамлены. Сначала он безжалостно отправлял на эшафот, затем его. И я не удивлюсь, что в скором времени появятся дети нашей революции, принесенные в жертву богу Сатурну. Хотя я обманываю — они уже есть. И их много. Только большевики их не считают жертвами. Они – враги – те, кто не принял захват власти большевиками и устранение временного правительства. А врагов надо уничтожать. Но что будет, когда большевики начнут пожирать сами себя…, как Робеспьер Дантона. В этом письме я увидел первые признаки. Я понял, насколько легко он поддается влиянию, хотя в его возрасте это сделать легко. Возможно старшие офицеры «раскачивали эту революционную лодку». Я написал ему ответ. Мой первый ответ не был столь убедительным. Я просто предостерегал его от ненужных связей и верно служить, выполнять присягу. Позже Егор написал уже более грозное письмо мне. В нем звучали более радикальные нотки. И тут во мне воцарился ужас.

Дело в том, что я совсем забыл о новости, которая будоражила Петроград в начале марта. Некоторые газеты об этой новости умолчали, но в немногих газетах об этом сообщили. Моя соседка Зинаида Кирилловна рассказала мне, что 4 марта 1917 года был убит командующий Императорским Балтийским флотом вице-адмирал Адриан Иванович Непенин. По ее версии он был заколот штыками матросами Кронштадта. Я об этом не знал. Но я знал уже тогда, что Егора перевели в Кронштадт на линкор «Петропавловск». Честно говоря, мне нет смысла не доверять ей. Она всегда была искренна ко мне. Сначала я насторожился, узнав об этом. Но почему-то быстро потерял интерес к этому сообщению. Я подумал, что Егор никогда и ни за что не будет вступать хотя бы в малейшие авантюры. Но и масштабы авантюры разные. Одно дело – это напиться и устроить погром в собственной каюте, другое – убить командующего флота. Но все-таки мои сомнения взяли вверх. Опьяненные революцией солдаты и матросы стали неуправляемыми. Думаю, что Непенина действительно закололи штыками матросы Кронштадта. А еще, после событий конца февраля прошлого года, некий Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов выпускает приказ №1. О чем этот приказ? Весь зачитывать не буду. Но сообщу основные пункты.

Во всех ротах, батальонах, полках, эскадронах и на судах военного флота выбираются комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных частей. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов. Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям. Во внеслужебное время отмена знаков почтения к старшему по званию. Приказ офицера исполняется только после одобрения созданного комитета.

Из этого приказа я понял, что в армии начинается анархия. Теперь солдаты и матросы, назначая своих выборных представителей в частях, могут не выполнять приказы старших офицеров. То есть, они вполне вольны будут делать все, что вздумается. Случай с Непениным просто вопиющий.

Из всех близких мне людей, в Петербурге осталась лишь младшая сестра жены Маргарита и ее муж Владимир, который был служащим в Государственном дворянском земельном банке. Они иногда навещали меня. Как и я их. Были еще и бывшие сослуживцы, с которыми почти не виделись.

На этом, пожалуй, я сегодня закончу. Что происходило прошлым годом, я еще вкратце вам расскажу. Это был жуткий год. Это был настоящий ад.

Глава 9. Гость из Польши

Санкт-Петербург. 10 июня 2012 года.

С момента гибели Олега Налимова прошло почти двое суток. Сергей Пименов неоднократно пытался дозвониться до вдовы Олега, но она из раза в раз отключала связь. И вдруг на мобильный телефон Сергея приходит сообщение от Татьяны – вдовы Олега: «Мне пишет в фейсбуке (прим. – Экстремистская организация, запрещенная в РФ) какой-то поляк. Представился журналистом. Некто Рафал Богун. Кто он такой? Что ему от меня нужно»? Сергей не имел ни малейшего представления об этом загадочном поляке. Решив, что настал нужный момент, он набрал ее номер телефона. Она ответила, хотя не сразу. Она явно была не в состоянии говорить.

– Таня – резко выпалил Сергей – очень хорошо, что ты ответила. Я очень соболезную твоему горю. У меня нет слов…

– Да, понятно – еле выговорила она – ответь мне на вопрос…

– Я не знаю, кто такой этот поляк. Честное слово, первый раз о нем слышу.

– Он знает про Олега. Он знает, что его убили. Откуда…

– Может быть, Олег его знал?

– Я напишу ему адрес твоей страницы в фейсбуке (прим. – Экстремистская организация, запрещенная в РФ). Напишу, чтобы он связался с тобой. А меня оставьте в покое.

– Хорошо. Таня…

– Пока! – оборвала она его и отключила телефон.

В этот же день загадочный Рафал Богун написал Сергею. Это было короткое сообщение на русском языке: «Очень надо встретиться. По поводу Олега. Завтра вечером примерно в 18—00 прилетаю в Петербург из Москвы. Чтобы я быстро вас нашел наденьте на голову бейсболку. Можете, например с логотипом любого клуба из НБА».

Сергей решил написать ответ: «Кто вы такой? Что вам известно по поводу Олега»? Ответ последовал незамедлительно: «Узнаете при встрече».

Было весьма неожиданно узнать, что какой-то журналист из Польши имел контакт с его другом и видимо что-то знает о его убийстве. Но так ли это? Не могло ли быть так, что это своеобразная ловушка? Приедет в аэропорт встречать самолет, а там его уже поджидают. Нет, Сергей твердо решил встретить это поляка. Возможно, он что-то действительно знает и, таким образом можно будет хоть что-то узнать об убийстве Олега. Олег был настолько безобиден, что совершенно неясно, кому и зачем понадобилась жизнь Олега.

Целый день перед поездкой в аэропорт его терзали сомнения. В голове один за другим возникали различные сценарии того, что может произойти. Тем более, что анкета в фейсбуке запросто может быть липовой, настоящего лица его не видел, голос не слышал. Иностранец, который по-русски пишет, как на своем родном языке – все это лишь добавляло сомнений. С другой стороны его страница явно не выглядела, как будто зарегистрирована была совсем недавно. Много фотографий с разных стран, много записей на польском, немецком, английском языках. И фотография самого Рафала примерно соответствовала наследнику Речи Посполитой. Было отчетливо заметно, что пользователь часто заходит на свою страницу и публикует в ней свои посты. Ну и аэропорт все-таки публичное место. Не станут в аэропорту его похищать. А с утра ему принесли повестку: вызывали в следственный комитет к следователю на допрос в качестве свидетеля.

«Это еще что такое? – подумал он – какой еще свидетель»? Не мешкая ни минуты, он набрал номер телефона своего приятеля, который когда-то с ним учился в университете, но на юридическом факультете. После окончания университета он пошел работать в таможню, где и по сей день несет службу.

– Иван, привет – сказал он в трубку мобильного телефона – меня повесткой в следственный комитет вызывают на допрос в качестве свидетеля к следователю Купцовой. Как это понять? Я ни сном, ни духом не знаю, что и как там произошло у Налимова.

– Серега – немного уставшим голосом ответил собеседник – это нормально. Тебя, как и других сейчас будут проверять по полной программе. Следачке нужен мотив. Ей за что-то нужно уцепиться. Иначе дело повиснет.

– Стоп! А какой у меня может быть мотив убийства?

– Любой! Например, личный мотив. Ты к его жене не ровно дышал? Было, не спорь! Вот и мотив. Пойми, слишком серьезное убийство. У парня зафиксировано 12 огнестрельных ранений из американского «Ингрема М10». Олега явно ждали, стреляли в упор с двух или трех метров. Все, как в детективных фильмах. То есть, это явно заказное убийство. И раскрыть его нужно обязательно. А ты как думал?

– И что же мне делать?

– Говорить правду. Будешь вилять, как уж, – точно начнут тебя прессовать.

– Ладно, спасибо – Сергей в небольшом отчаянии выдохнул из легких воздух. Про себя подумал: «Вот уж… одно на другое…»

Помимо того, что в скором времени появится таинственный незнакомец из Польши, еще добавилась другая проблема: поход на допрос в главное следственное управление Санкт-Петербурга. От надвигавшегося волнения Сергей постоянно смотрел по сторонам, как будто искал кого-то, кто придет за ним. Постоянное кручение головой по сторонам привлекло внимание рядом стоящей женщины, которая слегка заволновалась странным поведением мужчины в бейсболке с логотипом клуба НБА «Бостон Селтикс». Когда первые пассажиры стали выходить в зал прилета, Сергей еще больше заволновался. Он делал шаги из стороны в сторону, слегка размахивал руками и снова крутил головой. Рафал появился неожиданно. Буквально на минуту Сергей ослабил бдительность, как возле него возник силуэт темно-русого высокого мужчины. На вид ему примерно 45 лет. Глаза зеленые с большими зрачками, нос горбинкой, широкий лоб. Волосы зачесаны назад.

– Здравствуйте! – поприветствовал он – Сергей?

– Да.

– Рафал Богун. Пойдемте! Все вопросы вы зададите, когда мы выйдем из терминала. Здесь я не буду ничего говорить. Не хочу, чтобы лишние люди нас услышали. Вы на автомобиле?

– Да.

– Тогда я быстро возьму свой небольшой багаж, и мы отправимся в город.

Надо сказать, Рафал очень прилично и почти без акцента говорил по-русски. До машины они шли молча. Сергей гостеприимно взял небольшой чемодан Рафала и положил его в багажник своего Фольксвагена «Гольф». Только после того, как машина покинула парковку аэропорта, Рафал решил прервать молчание.

– Я понимаю, Сергей, что вы немного обескуражены моим неожиданным визитом, но это было необходимо. Как и необходимо было встретиться с вами, поскольку вы неплохо знали Олега Налимова.

– Для начала, куда вас отвезти? – не глядя на Рафала, сказал Сергей.

– В отель. Лучше где-нибудь в центре. Необязательно дорогой отель.

– Хорошо. Теперь рассказывайте. Желательно подробно.

Рафал посмотрел в окно, оглядывая высотки, прилегающие к шоссе. И мысленно, составляя в голове план своего рассказа, начал:

– Вы знаете, что меня зовут Рафал Богун. Я польский журналист. В данный момент я не представляю какое-то определенное издание. Было время, когда я работал в ведущей польской газете «Wyborcza» По-русски означает газета избирателя. Эта общественно-политическая газета. Но я писал о криминале. В том числе и о международном криминале. Сейчас я работаю, как независимый журналист или под конкретного заказчика. Кроме того, работаю над книгой. Мне поступил заказ. Ко мне обратились люди, которые представляют определенные правительственные структуры. В нашей стране появился неизвестный наркотик. Его действие отличалось от действия опиатов, группы амфетамина, кокаина. На тот момент, это был еще неопознанный галлюциноген – хорошо синтезированный химический раствор внутреннего потребления. Наши полицейские задержали несколько внутренних распространителей этого наркотика. Выяснилось, что поставка в страну идет из России. Позже нашим полицейским удалось поймать русского челнока, который доставлял в Польшу этот наркотик. К сожалению информации, которую рассказал полицейским этот челнок, оказалось мало. Он лишь маленький кирпич в нижних рядах большой пирамиды. Одним словом, он исполнитель, который даже не знает, кто основной поручитель выполнить заказ. До вершины пирамиды не достать. Наше министерство внутренних дел пыталось взаимодействовать с вашим министерством. К сожалению, взаимодействия не получилось. Ваши полицейские также не могут достигнуть этой вершины. Никто не знает, кто руководит тем синдикатом, который производит и распространяет этот наркотик. Удалось лишь узнать, что наркотик называется СУ-19. Две буквы – это первые буквы фамилий русских химиков – Спицын и Ухов. Эти двое жили и работали в России до революций. И цифра 19 видимо означает год, когда этот наркотик был изобретен и синтезирован.

– Замечательный рассказ – Сергей выслушал и добавил – я только не пойму, причем здесь Олег? Причем здесь я? Я не занимаюсь и не занимался никогда распространением, производством и употреблением наркотиков. Ни я, ни Олег не писали о наркотиках. К чему вы мне все это рассказали?

– Вы не дослушали меня до конца – Рафал откинулся на сидении и продолжил – секрет производства и синтезирования этого наркотика очень сложен. Грамотный химик вполне способен превратить этот наркотик в лекарство. Или в смертельный яд. Спицин и Ухов, скорее всего и создавали лекарство. При приеме внутрь создается эффект путешествия во времени. Человек будто летает на машине времени, попадая в те или иные времена. Видит и хорошо запоминает то, что увидел. В момент наркотического опьянения сознание человека находится в состоянии потустороннего мира. Хотя нет, я неправильно выразился. В момент опьянения сознание человека испытывает потребность черпать знания из прошлого и запоминать их. Человек ничего не соображает, но сознание его работает, все видит и закачивает в мозг информацию. Однако, это не безопасно. Если человек знает свою норму, то сможет выйти из состояния наркотического опьянения. Если нет, может умереть – сердце не выдержит нагрузки…

– Рафал, вы интересный рассказчик – прервал его Налимов – только мне это малоинтересно. У меня убит друг. Убит зверски. Следственный комитет ищет убийцу. Подозрение может вызвать любой. В том числе и я. Я согласился с вами встретиться лишь потому, что в своем сообщении вы упомянули Олега.

– Я думаю Олег связан с тем, что я вам рассказал. Не напрямую, но косвенно

– Сергей всю дорогу смотрел вперед, не оборачиваясь на Рафала. Но сейчас удивленно и немного укоризненно посмотрел на своего попутчика.

– Каким это образом? – громко спросил он.

– Proszę słuchać! (пожалуйста слушайте – польск.) – Рафал не выдержал и перешел на польский – Я в России нахожусь уже год. Моя задача – подобраться к вершине пирамиды того синдиката, который производит СУ-19. Наши полицейские будут ловить курьеров из России, хоть каждый месяц, каждую неделю. Но все равно эту отраву ваша страна будет отправлять в Польшу снова и снова. И будет гибнуть наша и ваша молодежь. Потому что для них эта забава, игра, кайф. Они не понимают, что лишь малая передозировка может закончиться летальным исходом. Сколько раз наши дипломаты обращались к вашим, чтобы вы уже действовали. Уверен, что не только польские власти обращались к вашим властям. И ваши правоохранительные органы ничего не могут сделать. Они не сдвинулись ни на шаг в поисках. Поэтому я здесь провожу неофициальное расследование, чтобы выявить верхушку. И за год я проделал немалую работу. И неспроста вышел на вашего друга. Олег, сам того не думая, оказался втянутым в эту историю с СУ-19. Он готовил материал к публикации об одном человеке, который кое-что знает об ученом Николае Ухове. Полагаю, что за это и поплатился жизнью.

– Вы на сочувствие давите? Так это зря. Наркотиками весь мир торгует и их же весь мир покупает. И если Колумбия или Афганистан торговали и торгуют всегда, и являются основными странами-поставщиками, то Россия здесь далеко не на первом месте. Когда-то давно героин был признан, как бесподобное лекарство. И тот, кто создал его, был признан великим ученым. Однако вышло все иначе. И во всем мире от героина умирают – от самого страшного наркотика в мире. Так что теперь, обвинить страну, в которой героин был запатентован? Ладно, что от меня вы хотите?

– Сергей, помогите мне, а я помогу вам. Помогу найти убийцу Олега.

– Вы? Как? Вы даже не из России. Почему же вы не можете тогда найти эту самую вашу верхушку.

– У меня много знакомых в России. Раскрыть убийство гораздо проще, чем выйти на лидеров наркосиндиката. Поверьте, я пишу о криминале всю свою сознательную жизнь. Я знаком с криминальными авторитетами и высокопрофессиональными сыщиками. У вас в Петербурге есть люди, которые смогут выполнить работу за ваших полицейских.

– Вы меня удивляете, Рафал. Зачем мне заниматься раскрытием убийства? Пусть даже и собственного друга. Пусть полиция и занимается этим делом.

– Полиция может и не найти убийцу. Судя по почерку, убийство было хорошо спланировано и выполнено почти безукоризненно. Судя по тому, что я знаю об этом преступлении, то могу лишь сказать: видна рука профессионала. Поверьте, я разбираюсь.

– Ну а как же я вам смогу помочь в поиске этой вашей верхушки?

– Я бы не обратился к вам, если бы не смерть Олега. Мы ведь с Олегом наладили контакт давно. Регулярно общались в скайпе, переписывались по электронной почте. Я совершенно случайно вышел на него, когда прочитал на вашем сайте интервью с одним пожилым жителем Петербурга.

Сергей помнил то интервью, которое Олег взял у 84-летнего Бориса Севостьянова. В тот момент у Олега ничего не получалось. Он находился в творческом кризисе. Главный редактор постоянно критиковал Олега за бездеятельность, а материалы, которые Олег предоставлял, отбраковывались один за другим. Но вот интервью с пожилым петербуржцем опубликовано было, хотя ничего интересного в нем не было. Сергей прочитал это интервью и забыл, не вникая в суть. Очередной плод воображения старого человека.

– Именно в этом интервью Олег и упомянул СУ-19 – продолжал Рафал. – Я связался с Олегом. Просил его рассказать об этом человеке. Об их беседе. Приехал в Петербург, встретился с ним, предложил даже деньги за информацию. Однако полной неожиданностью стало то, что тот пожилой мужчина внезапно умер. Я сам хотел поговорить с ним, выяснить более детально что-нибудь существенное. Как видите, не вышло. Но, поговорив с Олегом, я выяснил, что у того мужчины была какая-то тетрадь. В этой тетради содержалась инструкция по производству этого наркотика. Я попросил Олега помочь мне. Мы решили действовать параллельно. Он в Петербурге, я в Москве. Удалось узнать самое главное: эта тетрадь похоже является источником инструкции по производству СУ-19 и сейчас эта тетрадь в неизвестных руках. Но я сделал вывод, что Олег что-то недоговаривает. Я его понимаю, он хочет сделать свой эксклюзивный материал…

– Рафал, вы в своем уме? Вы предлагаете мне искать иголку в стоге сена. Я, по-вашему, похож на Пинкертона?

– Сергей, вы слишком эмоциональны. Для нашей с вами профессии это не допустимо. Вы журналист и должны понимать, что для того, чтобы добиться необходимого результата, нужно действовать нестандартно. Если хорошо искать, то обязательно найдется то, что ищешь. Конечно, я понимаю, что все возможно я не там ищу, но интуиция мне подсказывает, что разгадка здесь – в Санкт-Петербурге. Я готов вам за сотрудничество платить. Вы житель этого города, хорошо знаете улицы города. Это ваша территория. В конце концов, вы работали с Олегом вместе и знакомы с его семьей. Вот поэтому я и прошу вас помочь мне.

Сергей прокручивал мысли в голове. Этот польский журналист выдал столько информации, что невозможно было сделать какой-либо стоящий вывод. «Какая-то авантюра» – подумал он – «Какие-то шпионские страсти, тайны, интриги…» Обычно, если лезешь туда, куда не следует, то это может закончится печально. Олег видимо влез и погиб. Но так ли это? Что мог сделать Олег? Может этот поляк обманывает, сам не понимает, что все его предположения лишь его беспочвенные домыслы.

– Хорошо – сказал он – допустим я соглашаюсь, сколько вы готовы платить? И у вас наверняка есть какой-либо план действий. С чего начинать?

– Насчет оплаты, то я должен буду согласовать сумму с заказчиком. В любом случае аванс готов выдать хоть сейчас в размере 1000 евро. Что касаемо «с чего начинать», то завтра мы должны будем посетить одного человека. Это бывший полицейский. Он поможет нам в поиске убийцы вашего друга. Зовут его Роман Гоголев. Его уволили из полиции за частые пьяные загулы. Но он профессионал своего дела. В его бытность полицейского у него были отличные показатели. Мы поедем к нему на такси, придется выпивать с ним. Только когда он не трезв, его можно будет склонить к сотрудничеству.

Сергей лишь усмехнулся и помотал головой. Они почти подъехали к отелю. Это был отель «Танаис» на улице Некрасова. Вполне возможно, что мест в отеле не было, но на удивление больше половины номеров пустовало. Поэтому Рафалу удалось без труда снять одноместный номер на 5 дней с возможностью продления. Оформив документы, они обменялись номерами мобильных телефонов.

– Я вас очень жду завтра – Рафал вынул из кошелька сумму в 1000 евро, протянул Сергею и добавил – Спасибо, что согласились.

Уже выйдя из отеля и садясь в свой «фольксваген», Сергей вспомнил, что забыл спросить самое главное. Соглашаясь на помощь польскому журналисту, он совершенно не подумал, что эта «помощь» может быть не безопасной. В его мозгах блуждали лишь гонорар, который посулит ему Рафал и сумма в 1000 евро, которая уже выплачена в качестве аванса. А ведь Олег, если исходить из суждений Рафала, погиб из-за того, что невольно влез туда, куда его хочет затащить его польский коллега. Он набрал номер Рафала:

– Рафал, один вопрос…

Но не успел произнести фразу до конца, как Рафал его оборвал:

– Сергей, пожалуйста, все разговоры только не по телефону. Не люблю. Завтра придете и все, что не сказали, скажите.

«Ну, что ж… более, чем убедительный польский пан» – подумал он.

Это был поединок в журналистский армреслинг: Рафал тянул на себя, Сергей – оборонялся, не давая Рафалу победить. Но поляк победил. Рафал лгал Сергею и солгал красиво и уверенно. Он намеренно изменил сценарий своего пребывания в России и не сказал того, что этот русский не должен знать.

Глава 10. Красный Моисей

Петроград 16 сентября 1918 года.

Для меня, как и для многих подданных империи, год 1917-й и 1918-й были ужасными. И хотя до конца 1918 года еще не близко, но предварительные выводы сделать уже можно. Ничего хорошего месяцы этого года мне не принесли. Стало намного хуже.

Надо сказать, что Вторая Отечественная война с Германией, которая началась в 14-м, назревала давно. Несмотря на то, что император Николай и кайзер Германии были родственниками, национальные интересы двух империй были выше. Война была неминуема, хотя еще в начале века говорилось, что в связи с созданием такого смертоносного оружия, как пулемет и гаубица, крупной войны не будет. В итоге война случилась, но в обеих империях разумно полагали, что война продлится максимум год. Летом 14-го в стране захлестнула волна патриотизма, мобилизованные солдаты с воодушевлением шли на фронт. Но никто не мог и предположить, что зимовать им придется в холодных землянках и окопах. И не единожды. Война выкачивала все силы и ресурсы из империи. Народ стал нищать. Конец 16-го года, когда все газеты рапортовали об успехах на фронте за год, случилось то, чего многие не ждали. А началось с речи депутата госдумы Павла Милюкова в первый день осенней сессии под названием «Глупость или измена». Это был сильнейший удар по правительству и императорской семье. Его речь мгновенно разошлась по стране. В ней он жестко критикует правительство, императора и его супругу. Вот с этой речи и началось медленное падение страны. Оживились партии, в народе обострилось чувство недовольства властью. В результате все случилось неожиданно и быстро, хотя мало кто это предполагал.

Февраль 1917-го в России оказался на редкость снежным. Почти каждый день метель, вьюга. Железнодорожный транспорт частично парализовало. Из-за постоянных снежных заносов поезда постоянно останавливались, пока железнодорожники не расчистят пути. Возникли перебои с хлебом в столице. Хотя, какие перебои? Белый хлеб был (почти всегда), а черного хлеба (из ржаной муки) не хватало. Потом и белый хлеб стал пропадать. Народ начал штурмовать хлебные лавки. Стихийно начались митинги, протесты против правительства, самодержавия. Затем митинги поддержали военные. В Петрограде произошли убийства. А чуть позже были опубликованы три документа: «Об отречении Государя Императора Николая второго от престола Российского и о сложении с себя верховной власти», « Декларация Временного правительства о его составе и задачах» и «Об отказе Великого Князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти впредь до установления в Учредительном собрании образа правления и новых основных законов государства Российского». Это означало падение самодержавия. Или революция.

Я был тогда сражен наповал. Российская империя прекращала свое существование. Начиналась новая эпоха. И вот с началом новой эпохи и началось все самое ужасное. Новое временное правительство решительно взялось за дело. Мне непросто перечислить все то, что сделали наши «февралисты», но лишь подчеркну основное – то, что почувствовал я сам. Во-первых, объявлена амнистия. На свободу вышли и уголовники, и политические. Во-вторых, была упразднена полиция. Преступность росла с каждым днем. В-третьих, в армии произошли изменения из-за нового приказа №1. О нем я уже говорил. В результате – армия перестала воевать, огромное количество дезертиров и в итоге, – проигранная война. Но еще одно изменение в жизни страны повергло меня в ужас. Временное правительство ликвидировало дворников на улицах Петербурга. Кучи неубранного мусора, который валялся на улицах и во дворах; мочащиеся и испражняющиеся люди прямо на улице; крысы и другие распространители инфекций – таков результат данного нововведения. Естественно, возросло количество заболевших тифом, холерой, дизентерией. Революция, как результат того, чего я добивался годами – борьба за здоровье людей! И еще одна удивительная штука: лузгание семечек и выплевывание шелухи на тротуар. Неважно, находишься ты на Невском, Литейном или возле парадного входа дворца Белосельских-Белозерских. Ты можешь спокойно стоять, лузгать семечки и плевать шелуху под ноги входящих во дворец.

Помните, я вам рассказывал свои впечатления о романе Анатоля Франса «Боги жаждут»? Я говорил, что роман вызвал у меня гнетущее впечатление. Так вот, именно та Франция, описанная в своем романе автором, была не похожа на ту Францию, которой восхищались наши люди, побывавшие там. Россия весь 1917-й год была унылой, гнетущей и опасной – непохожей на Россию начала века. В трамвае стало очень опасно ездить. Бывало, зайдут парочка пьяных матросов и начнут приставать к пассажирам. А если это поздно вечером? Если сильно пьяные, то могут избить или из трамвая выкинуть пассажира.

И вот пришли к власти большевики. Впрочем, я этому не удивился. После неудачной попытки установить диктатуру генералом Лавром Корниловым, большевики стали единственной силой, способной взять власть в стране. Временное правительство окончательно потеряло доверие у народа. Петросовет, где большинство было у большевиков, имел колоссальную поддержку. Итак, у нас установилась республика Советов. Ввели 8-ми часовой рабочий день, ввели социальные пособия по болезни и по старости. Заключили мир с центральными державами. Да, невыгодный мир. Но зато мир. Но все оказалось не так, как хотелось бы.

В самом начале моего дневника я подчеркнул, что страх сильно гложет меня. Может быть, действительно, я стал сильнее бояться большевиков. А может, это просто мое уныние, которое развивалось из-за того, что я терял близких мне людей. Решительность действий большевиков вполне объяснима. Они сразу дали понять, что не допустят посредников между властью и народом. Есть власть – большевики, и есть народ – рабочие и крестьяне. Прослойки быть не может. Потому как прослойка – это элита, которая хочет править, но не за что не отвечать. Поэтому большевики решительно взялись за дело. Сначала они медленно, но, верно, начали уничтожать буржуазию, как главных своих врагов. Затем они уничтожили всех своих союзников, которые были солидарны с большевиками, но не во всем с ними согласны. Теперь они возьмутся за оставшуюся прослойку – интеллигенцию, чтобы окончательно остались они и пролетариат. Так и должно быть. Никакой свободы, равенства и братства.

А врагов у них, как блох на бездомной собаке. На юге Деникин, на востоке – чехи. Свое слово обязательно скажет Антанта. Да, бывшие союзники по Антанте большевиков не признали и были недовольны, что они заключили с немцами мир. Но на сегодня большевики – это власть. И глупо говорить, что еще неделя – две и большевиков прогонят. Нет, они создадут свою красную армию и будут уничтожать внешних и внутренних врагов. Тех, кто не захочет влиться в класс пролетариата, а захочет иметь свои вольные суждения, независящие от политики большевиков, они не станут терпеть. А кто представляет эту самую элиту – внутренних врагов? Керенский? Нет, его давным-давно нет в советской России. Меценат Рябушинский? Политик Родзянко? Их тоже нет. Нет же! Элита – это те, кто здесь – профессора, академики, писатели, музыканты, художники, военачальники. Элиту, если хотите, представляю я. О, нет! Представлял. Теперь я простой сторож. Я хотел заниматься наукой, хотел продолжать работу, которую мы начали еще с Константином Григорьевичем, хотел, вполне возможно, стать этой элитой, но мне указали мое место. И постарался в этом ранее упомянутый мной Моисей Соломонович Урицкий – бывший председатель Петроградского ЧК – ныне покойный.

Впервые я познакомился с ним в конце марта 1918 года. Мои дела в лаборатории шли просто ужасно. У меня остался всего один ассистент – молодой студент – лаборант Арсений Крапивин. Этот лопоухий, небольшого росточка с кудрявыми волосами двадцатилетний паренек получал очень маленькое жалование. Хватало только на еду. Но он не хотел уходить от меня. Ему хотелось практики, как будущему специалисту. После того, как большевики пришли к власти, жалование пришлось снова урезать. Я ему доплачивал из своего кармана, потому, как тогда совсем ничего не оставалось бы. Я не знал, что дальше делать. Вариант был только один – закрыть лабораторию и не продолжать работу. Но нашлись люди, которые пообещали мне встречу с очень уважаемым в городе человеком, который выслушает меня и при случае поможет. Этим человеком был Моисей Урицкий – бывший член Петроградского временно-революционного комитета – ныне председатель Петроградской чрезвычайной комиссии. Сама комиссия находилась по адресу Гороховая улица дом 2 и занимала небольшие помещения, так как работало в ней не так много человек. Кабинет Урицкого был на первом этаже в дальнем крыле коридора. Я вспоминаю тот день, когда я впервые пересек порог этого здания. Как с неуверенностью шел к нему на прием. В приемной сидела девушка – секретарь. На мое счастье я прождал в приемной, пока меня не пригласят в его кабинет, не долго. Зайдя в кабинет, Урицкий сидел за столом и увлеченно читал газету. Я терпеливо стоял и ждал. Спустя некоторое мгновение, он поднял взгляд и заинтересованно посмотрел на меня.

– Вы химик Ухов? – спросил он.

– Да, это я… – я слегка замешкался, но тут же уяснил для себя, что к таким людям обязательно нужно добавлять слово «товарищ» – Я Ухов, товарищ Урицкий.

– Я слушаю вас. У вас ко мне дело? – он слегка покривил губами и поправил свое пенсне на переносице.

– Товарищ Урицкий! – отчеканил я – мне очень нужна ваша помощь. Я работаю в лаборатории на Васильевском острове. Мы тестируем и создаем новые лекарства. Но, в последнее время финансирование лаборатории сократилось до такой степени, что я не знаю, как дальше существовать.

– И что же вы хотите от меня? Деньги? Так ведь я не банк.

– Товарищ Урицкий, вы в Петрограде очень известный и влиятельный человек. Да не только в Петрограде, но и в ЦК партии. Вы на хорошем счету у Ленина…

– Это значит, что я должен звонить сейчас в Москву Ленину? – прервал он меня – и просить его, чтобы он помог какому-то химику Ухову?

Я забыл сказать, что на момент моей встречи с Урицким все Советское правительство уже перебралось в Москву.

– Нет, но…

– Товарищ Ухов, какой у вас послужной список?

– В каком смысле?

– Ну, чем вы занимались, где служили, что сделали? Я о вас ничего не слышал. Я не могу вот так сразу ходатайствовать за неизвестного мне человека.

Я задумался. Не сразу, но решил начать с учебы.

– Я закончил Военно-медицинскую академию. Потом защитил диссертацию по теме антидепрессантов. Работал провизором. Потом мне поступило очень выгодное предложение работать совместно с профессором Спицыным…

– Подождите! Спицын? – задумался Урицкий – фамилия знакомая. Это не тот ли пройдоха, что крутился среди питерских и московских банкиров и предпринимателей, называя себя ученым?

– Почему пройдоха? – мягко спросил я – Константин Григорьевич Спицын – известный ученый, химик…

– Все они такие – проходимцы! Называют себя учеными, а на самом деле хотят лишь карманы свои набить – он снова поправил пенсне и внимательно посмотрел на меня – продолжайте!

– Дело в том, что совместная работа со Спицыным продолжалась вплоть до его смерти. Совместно мы создали много лекарств. В основном, это лекарства для душевно больных. Моей главной работой считаю исследование головного мозга на психическое состояние человека.

– Интересно, интересно – он постучал костяшками пальцев по столу – и что же, вы предлагаете мне вместо того, чтобы заниматься выявлением контрреволюционеров и саботажников, искать вам средства для продолжения ваших исследований? Это не ко мне. Это вам нужно в Петросовет к Зиновьеву. Но, уверяю вас, товарищ Зиновьев не откликнется на вашу просьбу. Ему не до этого сейчас. Со стороны Финляндии и Эстонии возможны вражеские силы с наступлением на Петроград. Нужно защищать город. Кроме того, город нуждается в продовольствии. Знаете об этом? Лучше напишите письмо в Моссовет Ногину. Если он рассмотрит его, то ваша просьба пойдет далее по инстанциям. А там, глядишь, и что-нибудь получится.

Я был обескуражен его ответом. Я полагал, что сейчас он мне скажет: «Аудиенция закончена», и я уйду прочь. Но Урицкий, как будто бы моментально изменился.

– Товарищ ученый! – бодро сказал он – по правде говоря, вы мне симпатичны. Я вижу, по глазам, что вы обескуражены. Хорошо, я готов вам посодействовать. Я поговорю с одним питерским профессором с кафедры анатомии. Если ему будет интересно, то постараюсь что-нибудь сделать для вас. Хотя, это лишняя забота для меня. Предоставьте в письменном виде ваш послужной список, чтобы этот профессор смог ознакомиться с ним.

– Конечно, конечно! – ответил я.

– Секретарю оставьте его. Запечатайте в конверт, мне передадут. А где-нибудь через месяц – полтора мы с вами снова встретимся. Вы член партии большевиков?

– Нет.

– До этого состояли в какой-нибудь партии?

– Я не интересовался политикой. И ни в каких партиях не состоял.

– Ну что ж… считаю, что наша встреча закончена. Договоренность в силе – на этот раз Урицкий снял пенсне и встал, показывая всем своим видом, что больше говорить со мной не намерен.

Я сделал все, что он велел. Я ждал следующей встречи с ним очень долго. Я дважды в неделю ходил на Гороховую к нему, но каждый раз мне говорили: «Моисей Соломонович не принимает. Можете написать свою просьбу и оставить в канцелярии». И так из раза в раз. Но однажды в первой декаде мая мне все-таки удалось записаться на встречу. Я ждал с нетерпением. Но грядущая встреча принесла лишь сплошные разочарования.

– Это вы, товарищ ученый? – увидев меня, сказал Урицкий – Как же! Запомнил вас.

«А разве для того берут людей в ЧК, чтобы у них не было хорошей памяти на лица»? – подумал я. Не дав мне ничего сказать, он продолжил:

– Вынужден сказать вам, что ваша тема бесперспективна. Я разговаривал с людьми о вас и вашей работе. Ваша работа не вызвала одобрения среди членов группы петроградских профессоров. Однако было отмечено, что ваш подход соответствует неплохим знаниям в области фармакологии. Из вышесказанного, могу лишь походатайствовать за вас, чтобы вас взяли на должность лаборанта в Технологический институт. Или доверить вам преподавательское ремесло. Более ничего не могу.

В этот момент без стука вошел сухощавый среднего роста мужчина. Судя по своим повадкам и манерам входить в кабинет начальника Петроградского ЧК без стука, это был никак не меньше, чем заместитель Урицкого. Так и оказалось. Это был заместитель Петроградского ЧК Глеб Бокий. Ныне, после смерти Урицкого назначен начальником ЧК. Удивительно, но образ Бокия больше подходил образу чекистов. Урицкий больше соответствовал образу интеллигентного преподавателя в высшем учебном заведении. Дважды встречался с ним и дважды на нем был шикарный заграничный костюм, который шикарно сидел на нем. Бокий, наоборот, выглядел, словно под стать своему главному шефу – Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому – угрюмый, в элитном темно-светлом костюме.

– Моисей Соломонович, я не помешаю? – спросил Бокий.

– Нет, что вы. Проходите – спокойно сказал Урицкий – Вот, знакомьтесь, Николай Ухов. Химик-фармаколог.

Бокий посмотрел на меня с каким-то презрительным интересом и спросил, глядя на своего шефа:

– И чем занимается товарищ химик-фармаколог?

– Раньше была акционерная компания. Выпускали какие-то лекарства. Теперь эта компания будет полностью национализирована, а наш товарищ химик найдет себе новое место – полезное для общества.

– Может наш товарищ химик будет полезен для работы в ЧК?

Бокий явно имел в голове свои соображения. Не понравился мне этот человек. Что-то странное в нем было.

– Уверяю вас Глеб Иванович – ответил Урицкий – сейчас абсолютно не то время, чтобы финансировать разные авантюры разных – он сделал паузу -ученых. Мир с немцами слишком дорого нам обошелся. Вы знали мою позицию по этому вопросу…

Бокию оставалось только покачать головой. Затем Урицкий переключил внимание на меня.

– Так что, Николай Тимофеевич – перед тем как произнести мое имя и отчество, он взглянул в какую-то папку – походатайствовать за вас в Технологическом институте? Советское правительство не бросает на произвол судьбы даже таких авантюристов, как вы. Хотя ваш внутренний мир явно не склонен воспринимать различного рода авантюры. И этим только вы мне симпатичны.

И тут я, не проронив до этого ни слова, позволил себе возразить грозному начальнику чекистов. Мои слова стали концом моих дальнейших надежд и ожиданий:

– Почему же я авантюрист? Вы просто не понимаете… моя работа движется к завершению. Я уверен, что тот препарат, который я должен закончить, обязательно поможет советской медицине. Он избавит многих от страданий. Поймите, я слаб, как преподаватель. Но я по-прежнему могу созидать…

– Вы кем себя возомнили? – резко возразил Урицкий – Менделеевым? Светилом мировой науки? Или самим товарищем Семашко? Вы – никто! Освободитель от страданий. Если вы считаете, что советская власть будет дозволять свободно мыслить, свободно творить, то вы глубоко ошибаетесь. Советская власть будет позволять делать лишь то, что полезно рабочему классу.

Вот так вот! Все просто. Он лишь объяснил мне, что большевистская Россия – это не та Россия, которая была. Здесь не нужна наука. Здесь нужна советская наука. Вместо красивой русской поэзии – нужна уродливая советская поэзия. И так будет со всей интеллигентной массой в России. А это и есть своего рода элита. Вероятно, я абсолютно неверно использую слово «элита». В своем дневнике я волен изъясняться так, как считаю нужным. Но кому-то может показаться, что данное слово неуместно. Поэтому заранее прошу прощение.

В итоге Красный Моисей уничтожил меня. Уничтожил меня морально, вывернув из нутра большую часть моей жизни. Буквально через несколько дней пришли в лабораторию люди с распоряжением о национализации. Было предписано выехать за три дня. Я рассчитал своего ассистента Арсения Крапивина. Все, что мог, я вывез к себе домой. Что теперь на месте моей бывшей лаборатории, я не знаю.

Глава 11. Гоголь

Спустя 2 дня

Две бессонные ночи, которые я провел, привели меня к неожиданному. Я вывел формулу:

Получился сложный эфир уксусной кислоты и холина. Добавляя по 0,1 мг эссенции в мой «СУ», я заметил реакцию. Цвет жидкости постепенно темнел. Добавив всего лишь 3 мг эссенции, я решил испытать препарат. Сегодня же я попросил своего ассистента ввести мне 2 кубика получившегося препарата.

А вот о результатах эксперимента я постараюсь сообщить в ближайшее время.

Глава 13. Серая Шейка

Санкт-Петербург 13 июня 2012 года.

Великолепная работа! Менее чем за сутки Гоголь начал разматывать клубок преступления. Видимо до сих пор в УГРО центрального района кусают локти, что потеряли такого ценного сотрудника, как Роман Андреевич Гоголев. Сергей Пименов и не ожидал, что услышит голос Гоголя в трубке своего телефона, когда стрелка часов показывала половину четвертого после полудни: «Привет, сыщики! Приезжайте. Есть разговор по вашему делу. Только захватите выпить»!

• ……………

С угрюмым взглядом и неряшливым видом Гоголь встретил у себя в квартире парочку неожиданных вчерашних знакомых. Как и вчера, он первым делом поинтересовался наличием алкоголя у гостей. Убедившись в наличии, он галантно пригласил их пройти в дом. Из-за жары гости отказались принимать спиртное, Гоголь мгновенно выпил полстакана водки. Сергей ехидно подметил:

– Николай Васильевич Гоголь столько не пил…

– Откуда ты знаешь? – спросил Гоголь.

– Если бы столько пил, вряд ли бы написал «Мертвые души» или «Тараса Бульбу».

– А ты уверен, что это он написал?

– Думаю да.

– Я не писал «Тараса Бульбу», но я знаю, кто написал про серую шейку. Мамин-Сибиряк, кажется? А вот и нет! Я – гордо сказал Гоголь.

Пименов удивленно посмотрел на него, Рафал сидел с непонимающим взглядом, как будто бы его пригласили только ради присутствия.

– За несколько дней до убийства, пистолет-пулемет системы «Ингрем М10» приобрел человек, которого называют Серая Шейка. Его полное имя Салман Камалов. 38 лет. Дагестанец. В Питере живет 18 лет. Отслужив армию, остался здесь. Закончил строительный институт. В моем бывшем ведомстве числился, как наркоторговец. Центральный, Василеостровский и Петроградский районы – это его земля, где он распространял дурь. В 2003-м году получил срок 3 года, из которых отсидел только полтора и был выпущен по УДО. Проходил еще по делу в 2009-м, но адвокату удалось вывести его из числа обвиняемых в свидетели.