Читать онлайн Снег на моей голове бесплатно
Глава 1
Высокая блондинка стояла на выходе из аэровокзала и вдыхала морозный зимний воздух. В конце концов, что бы там ни случилось, а жизнь продолжается. А случилось, если подумать, много хорошего за прошедшие годы. И не далее, как пару дней назад, они отпраздновали на сцене Нью-Йорк Сити бэллет триумфальное выступление ее труппы. Ей бы радоваться, а чувство, словно опять в жизни все наперекосяк.
Поправила тяжелые густые светлые волосы, собранные в низкий хвост и чуть нервно избавилась от резинки. Не любила, но летать с распущенными не любила еще больше. Москва встречала снегопадом. Как много лет назад, когда она вернулась домой.
Уголок губы чуть дрогнул в легкой грустной улыбке. Тогда у нее хотя бы была надежда, что возвращается туда, где ее ждут и любят. Впрочем, и понять, что обманулась, было тем тяжелее, чем больше было молодой веры в любовь. Сейчас она хотя бы не питает иллюзии, что любит и ждет. Не так мало, Ариадна Александровна. Это, давайте честно, не так мало – не обмануться в ожиданиях. Чему-то за десяток с лишком лет жизнь ее научила.
Легкая снежинка приземлилась на щеку и стекла каплей-слезинкой, резко вытерла. А снег все летел и летел, падая на светлые волосы, лицо, ткань темно-серого пальто, ладонь с длинными, инопланетными пальцами, сжимающимися на ручке огромного в тон пальто, серго, чемодана.
Много лет назад Ариадне Серебряковой не полагалось ни дорогого пальто за несколько сотен тысяч российских рублей, ни дорогого чемодана, ни даже билета бизнес-класса на сколько-нибудь удобный рейс. И на выходе она стояла с рюкзаком на плече и младенцем полутора месяцев от роду на руках.
Снег точно так же падал на непокрытую голову, молодая женщина, рефлекторно покачивая ребенка, озиралась по сторонам в надежде увидеть знакомый силуэт любимого мужчины, торопящегося от парковки. Володи не было, хотя сам же написал ей чуть больше суток назад, что встретит их с дочкой и отвезет домой. У них теперь будет общий дом. Для нее, для него, для их девочки Эвы или Евы, кому как удобнее.
Ева, было успокоившаяся после посадки, насосавшаяся материнского молока и уснувшая, сморщилась от попавшей на закрытый глаз снежинки и раздумывала, не повопить ли ей, не просыпаясь, когда мать нежно поцеловала малышку в закрытый глазик, оттаяв небесную ледышку. Залюбовалась крошечным личиком, разглядев в нем в очередной раз все приметы родства с Володей, и так погрузилась в нежное воркование, что даже вздрогнула при звуках знакомого раздраженного голоса:
– Ну, чего ты встала, давай скорее, меня работа ждет!
Владимир стянул с ее плеча рюкзак с вещами и заспешил к автомобилю. На ребенка даже не взглянул. Можно понять, руководителю театра “Стелла” и ведущему балетмейстеру Большого, преподавателю балетного училища, безусловно, не до долгих объятий с молодой матерью своего ребенка. Тем более не здесь же, у всех на виду? А вдруг кто-то из знакомых объявится?
У Володи, а для широкого круга заслуженного деятеля искусство Владимира Эдуардовича Дадиани, имелось несчетное количество достоинств. Мужчина был высок, откровенно красив той яркой красотой, которая встречается в очень редком представителе сильного пола. От предков с Кавказа ему достались густые темные волосы, спадающие волнами почти до плеч, высокие скулы и широкий подбородок. Полные губы с красивым абрисом то и дело изгибались в кошачьей улыбке, а в глазах, серо-зеленых, поблескивающих из-под густых ресниц, светилась ласковая усмешка, применяемая почти ко всем и почти всегда. В свои сорок пять Володя оставался строен, не растерял за годы без выступлений прекрасной физической формы, а природная гибкость вызывала зависть не только у артистов балета, но и у актрис.
Стоит сказать, что и Ариадна отчасти завидовала любимому мужчине, хотя ей никакой большой балет не грозил и не светил. Уже три года она работала младшим хореографом, вернувшись, к слову, все из той же Америки, где выступала в самых разных шоу.
Жизнь танцора балета меняется одним днем, одним неудачным приземлением, одной травмой. До восемнадцати лет у Ариадны Серебряковой были неплохие перспективы. Она даже успела выступить на престижных сценах Москвы и Петербурга, хоть и не в заглавных ролях. А потом, во время одной из репетиций, все завершилось. Быстро, просто. Бесповоротно. И что толку сетовать на невнимательность партнера, если перелом нижнего отдела позвоночника безвозвратно закрыл возможность вернуться на сцену.
Полгода лежала, разглядывая потолок и стены больничной палаты, полгода попыток просто выпрямиться и начать нормально ходить, полгода на полное восстановление. А потом ты свободна как ветер. Ищи себя, в чем хочешь и в чем сможешь. Все, что умела двадцатилетняя балерина – танцевать. Все, чего хотела – не видеть город, где ее балетная судьба закончилась.
Друзья посоветовали агентство, набирающее танцующих девочек в труппы за границу. Было все равно куда, лишь бы подальше от Москвы. От всего вчерашнего, что было, что ныло. Америка – это же достаточно далеко, если подумать?
Сколько стоит жилье, сколько стоит еда, сколько стоит одежда и сколько тебе заплатят – вот что надо выяснять в первую очередь подписывая непонятно с кем контракты, тем более, когда не очень-то владеешь английским. После первой зарплаты Ариадна поняла, почему американки не идут в это шоу. Полгода обязательной отработки, подработки, конечно, нелегальные. Чудом попала в один из маленьких театров на совсем уж мелкую должность. Днем работала официально. Вечером танцевала. Ночью тоже предлагали поработать. После пары голодных месяцев не отказываешься ни от чего, кроме откровенной проституции, чего не было в ее жизни, того не было. Остальное – случалось. За первый, самый страшный год суровая американская жизнь научила, что любой труд почетен и престижен, если это не криминал. То, что тебя кормит, обувает, одевает и дает хоть какие-то возможности откладывать, пусть и копейки, то и хорошая работа. Она до сих пор была благодарна директору ее заштатного театрика, который ходатайствовал о получении гринкарты для своей сотрудницы. Хорошие люди есть везде. Это качество не зависит от национальности. Плохие люди – тоже есть везде. Саймон, с которым делили общие кров и стол, а после и кровать, был весьма так себе человеком, по крайней мере, оплеуха, которой он расквасил ей нос стала хорошим поводом подумать, а тот ли мужчина рядом?
Потихоньку жизнь наладилась. В ней не было саймонов, но была работа, в которой все больше стало того, что она любила, то есть танца и его постановки, и все меньше всевозможных заданий для девочки на подхвате. Потом появился другой театр, где попросили помочь с постановкой хореографии, потом третий. Потом маленький кружок, который искал преподавателя танца для детей. И веселый Ленни, организатор и преподаватель старшей группы. Хорошая жизнь. Спокойная.
Ариадна почти забыла, и про балет, и про Москву. Только мама не забывалась. Чем проще становилась жизнь в Штатах, тем гуще тосковалось по родителям. Светлым маминым глазам, как у Ариадны, только не пристально-холодным, а нежным и теплым, острым отцовским скулам с запавшими щеками, которые было так приятно целовать и колоться о седоватую щетину. Даже глядя в зеркало, теперь видела в себе родителей. Вот эта ухмылка крупного рта – отцовская, вот этот жест, которым с глаз отбрасывает светлые локоны – мамина.
– Ну, что ты мучаешься?– сказал Ленни,– Купи билет и съезди домой.
Для добряка Ленни это было плохим предложением. Ариадна приехала в Москву и поняла, что дом остается домом, даже если ты на него была обижена. Даже если он продолжает бить тебя с носка по самым нежным местам.
Москва била. Ее не ждали, нигде, ни в одном театре, ни в одном училище. Балетмейстер? Хореограф? Девушка, милая, нам бы своих устроить! Выпускников, бывших танцоров. Володя сказал так же. Сначала. А через две недели позвонил и спросил, актуален ли еще поиск работы?
И дал контакты какой-то детской балетной студии. Любительщина. Два педагога, которые, то ли учились где-то, то ли им так показалось до того, как одна начала попивать, а вторая просто устала от всего, худющий злой администратор в огромных очках и с серым от недосыпа лицом. И стайка ничего неумеющих детей: без оттянутого носка, без прямых спин. Конечно, без нормальных позиций.
Год она, не разгибаясь, просидела в ногах у учеников и учениц, разворачивая стопы. Через год вышли на совсем маленький городской конкурс. И выиграли его в двух номинациях. Володя пришел поздравить лично.
Антон, тот самый всклокоченный, серый администратор, расцветший от мыслей о возможной поддержке студии муниципалитетом после побед, не знал, как устроить благодетеля Владимира Эдуардовича, принесшего ему в клюве птицу счастья Ариадну. На радостях сводил и молоденькую преподавательницу и благодетеля Дадиани в грузинский ресторан.
Володя удивился, долго с прищуром ухмылялся и нашептал на ухо, сидящей рядом девушке, что от Грузии у него лишь фамилия прадеда, да нос. Но от вкусной еды, конечно, не отказались. От вина – тоже. Солидный гость вызвался довезти Ариадну до дома. Так закончился первый вечер.
Утро следующего дня началось со встречи у дома и огромного букета белых роз. А следом за ними приглашения составить компанию на одной из творческих встреч.
Стоит ли рассказывать, что было дальше? Ариадне стукнул двадцать восемь. Тесту на беременность пришла пора показать свои две полоски. Володе пришло время вспомнить, что он прекрасный семьянин, муж и отец троих очаровательных Дадиани, младший из которых заканчивал девятый класс. Не время сейчас рушить брак. Да и не так же сразу. Надо всех подготовить, включая пожилых родителей.
В общем, он все решит. А дети! Милая, дети – это счастье. В главном Ариадна была согласна с мужчиной: их Ева – счастье. Переводила умиленный взгляд с ребенка на мужчину, которого в душе считала мужем и внутри все теплело, становилось светло и радостно.
Машина встала у ее дома.
– А мы не домой?– удивилась женщина.
– В смысле?– искренне не понял Владимир.
– Я думала, мы будем жить вместе,– растерялась молодая мать, ребенок тут же ощутил смену настроения и закряхтел, готовясь разреветься.
Володя провел большой красивой рукой по лицу и отбросил длинную темную челку с первой прядью седины:
– Золотко, тебе сейчас будет точно проще с мамой. Я опытный родитель. Да и надо все же вместе выбрать, где жить? Так ведь?
Спорить не стала. Он во всем был старшее и мудрее нее. Если считает, что так лучше, наверное, так и правда лучше.
Глава 2
Любовь умирает долго, к этому нехитрому закону Ариадна пытается притерпеться многие годы. Если была большая любовь, если у нее есть продолжение, если есть общность, умирать она будет долго. Видимо, наступил новый этап медленного умирания, к которому надо начинать приспосабливаться.
Залезла в сумку, вытащила телефон, чтобы вызвать такси. Откатила чемодан чуть в сторону и накинула на голову широкий шарф, чтобы хоть как-то прикрыть волосы от летящих хлопьев снега.
Сколько умирала любовь к Володе то и дело пытаясь возродиться? Годы. Многие годы. Ева росла, вспоминая папу во все более редкие визиты того в просторную, светлую квартиру в высотке на берегу Москвы-реки. Красивый новый дом в хорошем районе.
Сколько она верила в его любовь и в то, что у них семья? Года три, пожалуй. Еще три года после возвращения в Россию с дочерью на руках. Может, верила бы и дольше, если бы не обстоятельства, не дававшие закрывать глаза на правду. Очень легко верить ласковому мужчине, прижимающему тебя к сердцу ночью и шепчущему слова любви.
А ночами-то мужчины правды не говорят. Ночами за них говорит их благодарность за постельные радости, их фантазии из параллельной реальности, их вина, да и много что еще, в чем нет ни грамма трезвости.
Правду мужчины говорят днем, при ярком свете солнца, когда нельзя спрятать глаза. Первую правду Володя сказал, когда Ариадну позвали в театр Комиссаржевской ставить хореографию. Хороший контракт. Она его заслужила своим трудом. Своими постановками на самодеятельных сценах. Дадиани попросил воздержаться от сотрудничества с театром, отказавшим его ученику как постановщику.
– Почему?– удивленно вскинула аккуратную бровь Ариадна, вполуха слушая щебетание дочери.– Это хорошее предложение, я планирую его принять.– Ева побудет с бабушкой, я съезжу в Петербург. Хороший опыт, хороший пункт в портфолио. Для нашей школы – тоже большой плюс: их педагог ставит для такого уважаемого театра.
– Я рассчитываю, что мы все же одна команда,– поджал губы Дадиани.
– Мне отказываться теперь от всех предложений, в которых будут замешаны интересы твоих учеников?– удивление уже граничило с возмущением.– Володя, я же так не смогу взять ни одной работы?! Твои студенты – везде!
– От всех – не нужно. А от этой – откажись,– настоятельно попросил мужчина.
Утвердительного ответа ждать не стал, был уверен в силе своего слова и мере своего влияния. Остался на ночь, нежно любил, окружив Ариадну заботливой силой своей страсти. В нем был опыт, знания, умение чувствовать и любовь к ночным откровениям.
– Все-таки, пойми правильно, когда к тебе приходит близкий человек, почти сын, прося поддержать в его беде, ты соглашаешься, а потом выяснится, что работу отдали твоей жене. Ведь ты мне жена по смыслу и сути. Как в такой ситуации смотреть в глаза человеку?– шептал в темноте любовник.
В чем-то он был прав, но и Ариадна была по-своему права: такие предложения регулярно с неба не падают. Тем более убедилась в своей правоте, придя на работу и рассказав о возможно контракте Антону. У щуплого руководителя глаза на лоб полезли от того, что услышал:
– Аришка, звезда моя, ты вот сейчас серьезно размышляешь?!
Конечно, Антон по гроб жизни обязан Дадиани Ариадной, но не надо из его благодарности делать петлю, на которой администратор школы танцев должен взять и ни с того, ни с сего сам повеситься.
– Сейчас же звони и соглашайся!– сунул ей в руку собственный мобильник.– Совсем ненормальная женщина! Нашла от чего отказываться!
С подобными причитаниями о приоритетах в голове прекрасных дам Антоша ходил вокруг своей подчиненной до тех пор, пока она не договорилась о времени и месте встречи, а так же сумме договора. При том, что самой молодой женщине было совершенно неважно, сколько и чего ей заплатят. но, как только она об этом заикнулась, директор отобрал трубку и повел беседу уже в другом ключе, представившись менеджером хореографа Серебряковой. И так у Антошки ловко получалось гнуть свою финансовую линию, продавливая интересы подопечной, что даже залюбовалась им.
Этот телефонный разговор стал началом долгого пути рука об руку. За десяток лет совместного движения Антошка набрал солидности, какой-никакой мышечной массы в спортзалах и авторитета, позволяющего ему убивать одним взглядом из-за стекол все таких же очков, ну ладно, не таких же – намного дороже.
Итак, в первом большом деле нашелся Ариадне преданный друг, с которым начали большой путь к вершине. И преданный враг в лице того самого протеже Володи, из кляузных статеек которого Серебрякова узнавала много интересного о себе, от наличия миллионов в оффшорах и особняка на Мальдивах, до переломанных ног, рук и хребтов своих танцоров. И бумага-то все стерпит, не изморщится, а у интернет-пикселов изначально не задано функции деформации от кляузничества и вранья.
Сейчас уже не удивляется, а десять лет назад искренне верила, что Володя примет ее сторону в начавшейся борьбе. Мужчины познаются в успехе намного лучше, чем в печали. Дадиани не простил любовнице своеволия. Наказал тем, что исчез из ее жизни. И из жизни Евы, конечно, тоже. Хотя нет, не исчез, ушел показательно, чтобы поняла, чем не угодила и разочаровала. Прочитал длинную воспитательную речь, суть которой сводилась к мысли: не жена ты мне более и женой быть не можешь.
В ответ на это у сладкой девочки-Ариши, которая ублажала маститого Владимира Эдуардовича ночами и заглядывала ему в рот днями и прорезался голос, обозначивший характер. Во-первых, Ариадна напомнила, что женой Володе никогда не была. Во-вторых, даже мужу не будет позволено запрещать ей выбирать ту работу, которая ей по сердцу. А, в-третьих, ждать, когда папа Евы найдет в себе силы, а в плотном графике своей жизни время уже признать свою дочь официально ровней троим детям от законного брака, тоже как-то прискучило.
Если бы большой скандал означал завершение большой любви, как было бы просто, не правда ли? Но ведь ничего подобного! Ты все равно любишь. Может быть, после такого даже сильнее. Особенно, когда понимаешь, что и он не забыл. Ее большая светлая квартира, где они жили с Евой, оплачивалась так же аккуратно, как и раньше. Денег, наверное, было меньше, но женщина настолько была загружена работой, что тратить все равно не имела ни сил, ни времени. Ей хватало. Метро и автобусы не так дорого стоят. Ужином кормит мама, когда забирает от нее Еву.
Итак, сначала она злилась на Володю, потом испытывала признательность за то, что продолжает участвовать в жизни их маленькой семьи, хоть и носа не кажет. Потом обижалась, что ждет от нее первого шага навстречу, а ей гордость не позволяла делать этот шаг. А потом пришла. Был вечер, Ариадна стояла у служебного входа театра “Стелла”, ждала своего мужчину. Машина Дадиани была на месте, стало быть, и сам он еще оставался на работе.
Владимир Эдуардович вынырнул из дверей своего культурного заведения не один, а в обнимку с тоненькой до прозрачности невысокой брюнеточкой, на которую смотрел сверху вниз тем очаровывающим взглядом, который Ариадна знала прекрасно.
Чего точно не ждал руководитель театра тем вечером – встречи с бывшей, матерью своего ребенка. Возможно, тоже бывшего. Догонял молодую женщину, бегущую в темноту вечера на удивление споро для его неюных лет. Поймал за руку. И не стал извиняться. Может, он вообще, не умел этого делать. Всего лишь сказал:
– Я слишком долго ждал тебя.
Отвечать на его поцелуи не надо было, обнимать – тем более. А уж соглашаться на все, на что согласилась после.
В некотором смысле, секс в гостиницах – форма унижения себя. Вам попросту некуда идти: у него жена, у тебя ребенок и родители. И вы снимаете номер, где в тяжелом дыхании, торопливом стягивании одежды, быстром проникновении тела в тело на чужих, пусть и дорогих простынях, тебя берут про запас.
– Хорошо, что ты все-таки пришла,– лениво обводил крылышко лопатки подушечкой пальца Володя. Без тебя все совсем не так.
Лениво целовал длинную женскую спину, двигаясь от шеи к пояснице по позвоночнику.
– Никогда, ни одной женщине не хотел позвонить и про все забыть. Только тебе,– поцелуи замерли на крестце, большие мужские ладони накрыли обе ягодицы, чуть развел в сторону руками бедра и перетек поцелуями на внутреннюю поверхность. Женская спина непроизвольно прогнулась в ответ на ласку.
Лобзания и без того откровенные становились совершенно неприличными, абсолютно интимными, мужской язык поглаживал теплую плоть между женскими ногами. Развернулся, оказавшись лицом под возбуждающимся молодым телом и продолжил свою игру.
Где-то между оргазмами она ему простила все недостатки и ошибки, которые совершил. И была готова вернуться на прежние позиции. Но, видимо, у Володи были какие-то свои мысли по этому поводу. Отвез домой, поцеловал на прощание. И уехал. Сначала в ночь. Потом в командировку, потом с семьей на длительный отдых.
По возвращении он отвез ее в следующую гостиницу, потом был какой-то СПА-пансионат, потом еще что-то в том же духе. В той квартире, что оплачивал, больше не появлялся, Евой не интересовался. Даже не так: вежливо выслушивал, когда мать заводила разговор о ребенке, но сам не проявлял никакой инициативы.
Может быть, тогда надо было меньше работать и больше внимания уделять себе, чтобы вовремя заметить, что она стала не просто любовницей женатого мужчины, а проходным вариантом. Вероятно, одним из многих. Но Ариадне было не очень до тонких материй, школа танцев переезжала в новое здание. Расширялась. Они искали преподавателей классического и современного танца. Даже не очень переживала из-за странных свиданий, так как Ева папу уже забыла, сил знакомить их заново не было. В чем-то даже устраивал секс, не ведущий ни к чему и не требующий ничего. Перезагружалась, не обременялась. И все-таки, может быть, тогда любовь умирала безвозвратно, а Ариадна не замечала между страстными соитиями и постоянным желанием видеть дочку хоть немного чаще и немного дольше. Еще и хорошо бы неспящей. Все остальное время в жизни занимала ее школа. А ближе Антона попросту не было мужчины. Уж, конечно, Володе на такую меру близости претендовать не приходилось. Но ему и надо не было.
Глава 3
Постояла с трубкой в руках и запихнула назад в сумку. Хотелось чуть больше безвременья. Сейчас приедет домой, а там суета и подготовка к празднику. У Евы сегодня день рождения. Вечером придут ее друзья, будет вечеринка. Маме велено смыться из поля зрения. Взрослые люди гуляют. Двенадцать лет как-никак. Ей уже можно на переднее сидение в автомобиле без детского кресла. Считай, аттестат зрелости.
Как же все быстро-то! Еве – двенадцать, Школе Ариадны – пятнадцать. Ее театру современного балета – полные семь лет. Любви, которой больше нет… А вот тут дат не знала. Есть любовь, как удар молнии, как было с Володей, а бывает и иначе.
Ее не было неделю: выезжали на конкурс в Казахстан. Международный турнир танцевальных коллективов “Мир танца”. Вернулись молодцами с первой премией, а хотелось гран-при. Через три года возьмут и его.
Антошка встретил в аэропорту, всех усадил в заказанный автобус и повез к зданию школы, по дороге сообщая, что успело произойти за время отсутствия Ариадны. Было все более или менее гладко, не считая визита СЭС и пожарников.
– Кому мы опять на хвост наступили?– удивилась молодая женщина.
– Выясняю,– уже привыкли, как только начиналась суета вокруг разрешительных и регламентирующих документов, пора искать ущемленных.
Дело в том, что они сейчас точно никому и ничего не переходили, ни на чьи хвосты не наступали.
– Спрошу у Володи, может, он что-то знает?– вздохнула блондинка.
– Ну, спроси,– Антон давно не одобрял продолжавшиеся странные отношения между Дадиани и его подругой, но и вслух лишний раз не говорил.
Да и что тут скажешь? Пусть Владимир Эдуардович тот еще жук навозный, но от него есть своя польза, а Аришка, наверное, не малолетняя девочка, должна понимать, в чем завязла?
– Тош, вы сегодня без меня управитесь?– спросила Ариадна.
– Само собой,– пожал плечами менеджер.– А в чем дело?
Думал, у нее очередная собачья свадьба с Володей, заранее морщился, хоть, стоит повторить, польза своя от этого паразита красивого и была.
– Мама звонила, у Евки температура высокая второй день. Домой хочу. К ребенку!
– Хоть с парковки пересаживайся за руль своей колымаги и поезжай,– Еву все любили, веселая талантливая девочка с отцовскими зелеными глазками и темными волнистыми волосами.
Ариадне временами казалось, что в девочке нет вообще ничего ее, кроме пола. Дочь росла между танцклассами, коридорами школы и закулисьем десятков сцен, где выступали ученики матери. Занималась в детской группе, которой опять требовался педагог. Женщина глубоко вздохнула, возвращаясь к обязанностям руководителя.
– Что у нас с учителем для младших?– напомнила Антону.
– А! Между прочим, нашел. Взял на испытательный срок. Посмотришь, решим,– отчитался партнер.
– Что б я без тебя делала, Тошка?– Склонила голову на худое мужское плечо.
– Ясен-трясен, прозябала б ты без меня, мать! —гордо доложил Антон.– Ты ж деньгам цены не знаешь. А времени своему – тем паче!
Взаимно довольные друг другом доехали до здания школы. Антон помог выйти всей кавалькаде. В самом конце подхватил со ступенек Ариадну и даже чуть покружил перед тем, как поставить на земную твердь. С багажом и морем впечатлений ввалились в холл. Побросали вещи, где пришлось, и разбрелись кто куда: у части группы уже через полчаса начиналась классы, у другой сегодня был выходной, а мужчина и женщина, создавшие этот мир танца, направились озирать владения свои. Прошли через классы для старших, залы разминок, классы индивидуальных занятий, заглянули в репетиционный зал и в самом конце дошли до просторного помещения, где работали большие группы детей.
– Глянь, кого я тебе нашел. Закачаешься!– хихикнул Антон и открыл двери, запуская блондинку.
Человек пятнадцать малышей от пяти до восьми лет стояли у станка, повторяя базовые упражнения. Над тишиной труда звучал красивый баритон с легкой хрипотцой:
– Три, четыре, пять, шесть, семь. Колено отводи! Восемь! Поворот!
Класс хором развернулся и увидел вошедших. Дети замерли, потеряв позиции. Ариадна и сама замерла, глядя на всклокоченного русоволосого педагога, бродящего между двумя рядами учащихся и ведущего счет повторениям.
Новый учитель ее тоже заметил, но, в отличие от своих подопечных, прекрасно смог сделать вид, что в глаза не видит, только чуть повысил голос и потребовал от учеников не отвлекаться. Начал мерный счет повторов.
Удивил Ариадну избранец Антона не торчащими во все стороны антеннами упрямых волос, не безразличием к ее появлению, а сильной хромотой и тростью, на которую опирался при ходьбе.
Только успела подумать, что же такое приключилось с еще совсем молодым мужчиной, на вид, не дала бы ему больше тридцати, как новый учитель поднял свою палку и вполне ощутимо зацепил ею ногу одного из мальчиков:
– Нурлан, еще раз отпустишь бедро, я его тебе подниму этой палкой!– вроде и не ударил, но можно было не сомневаться, мальчик ощутил орудие воздействия достаточно хорошо, потому что тут же открыл пах и отвел ногу сильнее.
Занятие шло своим ритмом. Нелепый инвалид звучал над головами учеников невозможно красивыми тонами и подтонами своего глубокого голоса. Трость то и дело цеплялась за ноги, пальцы рук, плечи, призывая детей не расслабляться.
Ариадна поманила на выход своего директора-распорядителя. Как только дверь закрылась, вопросила:
– Антош, это что?!
– Это Николай Сергеевич,– нисколько не смутившись, доложил друг,– люби его и жалуй.
– У нас общество помощи инвалидам, утратившим смысл жизни?– подняла удивленно бровь.
– С чего ты взяла, что он инвалид, потерянный в жизни?– удивился Антон.– У Коли операция по замене коленного сустава пару недель назад была. Оклемался вот, пришел работать. Месяца через два от здоровых не отличишь.
– Тош, откуда ты этого Колю, гребешка и новой одежды незнающего, на мою голову откопал?!– воздела голубые глаза к потолку женщина.
– Между прочим, ты зря!– разобиделся мужчина.– Коля хороший учитель. Он до тебя у нас учил ребятишек, но потом сын родился, ушел на более сытные хлеба. И вообще, он, может, мог бы стать вторым Барышниковым, если бы в семнадцить лет не поскользнулся и не разорвал крестообразные связки на правой ноге. А потом его не залечили до остеомиелита. В итоге правый коленный сустав у него искусственный. Менял в этом году. Пока не расходился.
– Чего с сытных хлебов к нам занесло?– поморщилась героической истории преодоления блондинка.
– Я его долго звал назад. Уговорил,– гордо доложил Антон.
– О боже!– вздохнула Ариадна.– Надеюсь, ты в нем не ошибаешься!..
– Да что в нем не так-то?!– возмутился менеджер.
– Антош! Твой Коля – это антиэстетика!– Ариадне хотелось расплакаться от того, что она увидела.
Ладно, то, что он невысокого роста – это не беда. Не всем же быть атлетичными героями. И то, что хромает – тоже не самое ужасное, хотя, конечно, педагог с физическим недостатком в их школе не радовал. Но если хороший учитель – это не великая проблема. И главное, это все не очень исправишь. Но, судя по его растянутым штанам, невнятного вида футболке и всклокоченной голове, которая бог ведает, когда была у парикмахера, невольно возникает вопрос – он хоть с гигиеной-то дружит?!
– По-моему, тебе просто надо с ним ближе познакомиться,– не отступал от своего Антон,– уверен, вы подружитесь!
– Я правда очень надеюсь, что он хороший учитель,– из того, что успела увидеть, пожалуй, была склонна пока соглашаться с этим мнением товарища.– Но Тош, давай-ка я с ним знакомство отложу на завтра что ли? Поеду домой. Мне надо переварить этого твоего Колю.
Что-то серьезно смущало в новом учителе. Даже не трость, тем более Антошка сказал, что она временное явление. И уж конечно, не то, как новый педагог использовал свою палку. Тут Ариадна, пожалуй, и позавидовала, она бы взяла на вооружение. Больно он им не делал, не больше боли, чем допустимо, а прикосновение тяжелого предмета невольно заставляло выпрямлять спины и разгибать суставы до конца. Очень удобная штука, очень правильный подход. Но чем-то он ей не понравился. Нет, не так, было неспокойно от этого человека.
И тут озарило: он не отреагировал на появление Ариадны. Ни как подчиненный, хотя, наверное, знал, кто она такая, ни как мужчина, хотя, давайте прямо, таким Колям такие Ариадны не то, чтобы каждый день в ноги падают, мог бы и выразить свое восхищение!
Зачем ей хотелось восхищения Николая, понимала не очень, но как-то складывалось в работе, что мужчина, который смотрит с обожанием и делает больше, и делает лучше, что немаловажно! Да и на женщин это распространялось. Может быть, отчасти в несбывшейся приме-балерине не умерла потребность в поклонении публики. Психика сублимировала и вернула вот в таком виде.
К слову, именно стоять перед аплодирующим залом теперь было почти неважно. И на сцену больше не хотелось. Любая из ее учениц, даже маленькая, сейчас делал больше, чем может Ариадна. А выйти и показать плохо, лучше не выходить вовсе! Пусть танцуют те, кто может.
Итак, по здравом размышлении внезапно вышло, что хотелось любви от этого лохматого Коли. Не в смысле – мужской, а в смысле – поклоняющейся. Некоторые откровения о самой себе удивляют до невозможности.
Невольно улыбнулась. Антон заметил эту улыбку и поинтересовался:
– Чему обрадовалась?
– Кажется, я кое-что поняла,– заметила внимательный взгляд готового хоть сейчас исполнять указания человека,– про себя.
Тошка расслабился и нежно улыбнулся. Он любил, когда Ариадна превращалась в философа. Ее размышления, может, не претендовали на большой трактат мирового значения, но о ней самой говорили много. И были честны.
– И какое откровение тебя настигло в этот раз?– уточнил директор.
– Хочу чтобы мной восхищались!– призналась женщина.
– Я тобой восхищаюсь,– вполне резонно поддержал ее желание друг.
– Хочу, чтобы все, а не только ты!– потребовала у Антона и мира.
– Поищем возможности,– сказал так, как говорил при любом ее требовании от хороших пуантов до нового педагога.
– Тош, а ты звезду с неба можешь достать?– пошутила Серебрякова.
– Тоша может все, но Тоша не может все сразу,– мужчина поправил очки.– Тебе сначала обожания или звезд с неба?
– Того и этого… и можно без хлеба,– так и быть смилостивилась над товарищем Ариадна.
– Поезжай уже домой, Аришк,– захохотал управленец.– Завтра привози полный список с приоритетностью по пунктам. Я рассмотрю.
Обвила одной рукой кадыкастую шею, чмокнула куда-то под челюсть и заторопилась к болеющей дочке. О распустехе-Коле больше не вспоминала. В конце концов, она сможет его выгнать в любой момент, пока идет испытательный срок. Так и что о нем думать раньше времени?
Глава 4
Если вдуматься, влюбиться правильнее всего было в Антошку, вот уж кто незаменимый со всех сторон человек в ее жизни. Кто знает, отмечали бы сегодня двенадцатый день рождения Евы, если бы Антон не перевернул половину России и не нашел того самого врача, который не только смог поставить правильный диагноз, но и назначил лечение, позволившее забыть о том, что дочь по сути чуть не умерла, умирала, если сказать правду.
Горечь одной болезни, в которой было продолжение жизни, новое рождение и неизбежная смерть.
К тому моменту, когда все началось, о злосчастном гриппе давно уже забыли. Ева бегала на уроки танцев к лохматому Коле, отзывалась об учителе сдержанно-хорошо, только жаловалась, что у него трудно. Нагрузка большая. Устает все время сильно, иногда даже закончить класс трудно.
Ариадна жалобы дочери слушала невнимательно. Были заботы поважнее: то канифоль привезут какую попало, то пуанты придут совсем не того качества, которые должны быть у серьезного уровня танцора, то подготовка к выступлению, то приходится уехать по приглашению театра, ставить номер или даже целый спектакль. В общем, не до детских стенаний о тяготах труда танцора.
Первой забеспокоилась бабушка евы, доложив, что ребенок стал плохо есть. Просила последить мать. Это, конечно, ее упущение в полной мере, но, с другой стороны, назвать дочку особенно худой тоже было нельзя. Ну, не хочет ребенок есть, да и ладно. К тому же она после танцев всегда уставшая.
Следующим звонком стал разговор с Николаем Сергеевичем, именно на таком обращении новый сотрудник буквально настоял, хотя Серебрякова и так бы не стала звать его Колькой, тем более при детях, но ему и нейтральное Николай не понравилось.
После одного из занятий, которые руководительница навестила в рамках испытательного срока и где позволила себе сделать замечание преподавателю, обтрепыш-Коля пришел в директорский кабинет и завел вежливый, но непреклонный разговор.
– Ариадна Александровна,– проговорил преподаватель,– присаживаясь на стул против ее рабочего стола,– у вас прекрасная школа, в которой мне очень нравится работать.
Удивительным в его словах была не похвала учебному заведению, созданному Антоном и Ариадной, школа у них, и правда, прекрасная, а манера, в которой он вел свою речь: будто не он находится на испытательном сроке, а работа проходит испытательный срок у Николая. Удивленно прищурилась манерке подчиненного, но тот совершенно не отреагировал на грозный взгляд и продолжил своим певучим голосом с мягкими интонациями:
– У меня к вам будет только одна большая просьба. Вы педагог, я тоже педагог. При том, что вы мой руководитель, для детей руководитель – я. Я настаиваю, чтобы в их присутствии вы обращались ко мне на “вы” и по имени и отчеству.
Просьба была вполне законной, хотя и несколько с перебором по мнению Серебряковой, но она успела убедиться, что педагог из Николая и правда великолепный, так что такая малость, как потрафить его эго, точно не может вызвать затруднения.
– Хорошо, Николай Сергеевич, меня совершенно не затруднит так обращаться к вам, хоть в присутствии детей, хоть в личном общении.
Улыбка у него была ласковая, а серый взгляд от этого становился чуть удивленным:
– Если в личном общении вы будете звать меня по имени и на “ты”, мне это доставит массу удовольствия.
Пожалуй, невнятный Коля был не таким уж серым и лапчатым, как казалось его руководительнице. Наверное, даже опасным, потому что смог ввести Ариадну в абсолютное недоумение и совершенно не смутился этим. Вежливо попрощался и отправился по своим делам.
Итак, Николая Сергеевич, в приватном общении, желавшего называться Колей, она тоже внимательно выслушала по поводу состояния и функциональной готовности своей дочери. По сути, педагог попросту предложил на будущий год спустить Еву к детям помладше. И, хоть она и была самой маленькой в его классе, однако же, до этого прекрасно справлялась с тем, что давали другие учителя. Мать отказалась.
– Ариадна Александровна,– беседа шла в коридоре, Николай, подстроившись к широкому шагу женщины, шагал рядом и объяснял ситуацию,– нет никакой беды, если Ева останется с группой в более близком возрасте, ни для нее, ни для вас. Ей очень трудно, хотя видно, что старается изо всех сил. Но нет в ней пока столько сил! Подрастет, и через пару лет будет прекрасно справляться!
– Николай Сергеевич, у моей дочери отродясь не было проблем с тем, чтобы успевать со своими одноклассниками! Может быть, ошибка в нагрузке, которую даете вы?!– она вряд ли всерьез рассматривала вопрос избыточной нагрузки, потому что сама присутствовала на нескольких занятиях, кроме того, никаких жалоб ни от учеников, ни от родителей не было, но соглашаться с тем, что Ева банально не тянет тоже не хотелось.
Преподаватель дочери потер подбородок, видимо, ища слова, которыми сможет убедить в Серебряковой мать, когда ту отвлекла вопросом шедшая навстречу учительница современного танца. Ариадна пообещала подумать над словами мужчины и переключилась на проблемы подчиненной.
Итак, звонки были, она их пропустила мимо ушей. И до того жуткого сентябрьского дня не слышала и не вспоминала. В новый год Ева вошла, конечно же, с теми же, с кем училась и до этого. Нечего было ее девочке делать в предыдущем году. В отпуске и сама женщина заметила некоторую вялость, поудивлялась переборчивости и не слишком серьезному аппетиту, но жалоб у Евушки не было ни на что, так что решили, просто устал ребенок. Да и растет, а это не всегда равномерно, дает себя знать отставание каких-то систем. Все уравновесится.
Серебрякову нашли в тот день в репетиционном классе с парой, которой готовили номер для конкурса. Педагог-балетмейстер как раз отводил руки партнерши в положение, в котором хотел их видеть, Ариадна, склонив голову оценивала позу, когда распахнулась дверь и влетел один из одноклассников Евы.
– Ариадна Александровна ваша дочь сознание потеряла!– выкрикнул мальчик и остановился, тяжело дыша, пояснил.– Я вас едва нашел!
Говорил ли ребенок еще что-то, не слышала, с места ее сорвало страхом, звеневшим в голове и каждой мышце тела. До медпункта долетела, не чувствуя под собой ног и земли под ними. Бледненькая Ева лежала на кушетке, в сознании. Над ней у изголовья сидел врач, а в ногах – Николай, массируя стопы ребенка и, кажется, совершенно не замечая этого.
– Низкое у нее давление,– резюмировал медик,– может, анемия, может, еще что-то. Может, поела плохо или недомогает. Больше не могу ничего внятного сказать. Я не узкий специалист.
Врач повернулся к замершей матери и закончил:
– Нужно полное обследование Ариадна Александровна. Не думаю, что есть какая-то серьезная проблема, но лучше перебдеть, чем недобдеть.
Ариадна не знала, накинуться ли ей на учителя, доведшего ребенка до такого состояния или просто схватить дочь и бежать по врачам. Решение принял Коля, вставший с кушетки и за локоть взявший замершую блондинку:
– Ариадна Александровна, могу я вас попросить на пару слов?
Пальцы у него были жесткие, хватка крепкая, все поведение уверенное и спокойное. Пошла на выход, плохо соображая, что делает. Очнулась только за закрытыми дверями медпункта и сразу захотела назад, но е не пустили.
– Слушай меня,– подчиненный обратился на “ты”, но так, что даже поправлять не стала.– Бери ребенка и в ближайшую больницу. Ненормально это! Поняла?!
Пророческими слова оказались. Обследования выявили миокардит перешедший в миокардиопатию. Врачи утверждали – осложнения после гриппа. Могло пройти само, но на фоне серьезной физической нагрузки обернулось вот так. Будет ли прогрессировать? Возможно. Как лечить? Есть стандартный набор препаратов, будет нормально жить. На вполне резонное замечание, что в целом ребенок и так живет нормально, если не считать невозможности вытягивать ритм танцоров, качали головами: какие уж теперь танцы? Пусть просто живет. С поддерживающей терапией, наверное, проживет неплохо. Если прогрессировать не будет. Если все как-то молодой организм сгладит и компенсирует.
От этих слов в Ариадне будто лампочку выключили. Был у нее здоровый ребенок, а теперь кто – инвалид? Пусть лежит, живет, дышит. И все что ли? Задала совершенно дурацикий вопрос, который не имел никакого значения для шестилетней девочки: а как же беременность и роды. Ответ был убивающим: бывали прецеденты, но никто не скажет, как выдержит организм нагрузку. У вашего ребенка больное сердце, мамочка. Хотите чудес? Ищите волшебника, а в обычных больницах, даже платных, работают просто люди.
Ариадна пошла к Володе. Даже не так, она пошла ко всем сразу, но к отцу своего ребенка, конечно, первому. Дадиани, мягко говоря, с удивлением обнаружил в своем рабочем кабинете женщину, которую уже и в своей постели-то видел не так часто. Они даже не ссорились, если подумать, просто у нее много работы, у него – много работы. Графики редко пересекаются. А так – все хорошо.
Внимательно выслушал. Бедой проникся. Пообещал найти лучших врачей. И пропал. Нет, не совсем, конечно, отвечал на звонки и сообщения, говорил, что непременно позвонит, то одному, то другому кардиологу. Звонил ли? Неизвестно. В любом случае с мертвой точки дело сдвинул не Володя, а Антон, который точно звонил. Запрашивал все медицинские документы у Серебряковой, куда-то посылал, ждал ответов. И нашел.
Пришел в один прекрасный день с номером телефона, именем, фамилией, временем первой консультации. Ариадна плакала у партнера на плече и обещала тому все, чего он пожелает.
– Ты хоть съезди туда сначала с Евой, а потом такими обещаниями разбрасывайся,– гладил по плечам рыдающую подругу тощий очкарик-Антошка, оказавшийся куда как больше мужчиной, чем красавец-мужчина Дадиани.
Так вернулась жизнь, почти обычная для Евы, так неизбежно умерла любовь к Володе. А еще… Коля увидел ее сидящую в машине без сил. Даже завести мотор и поехать не могла. Спросил, все ли в порядке? Было не в порядке, но ехать тоже было надо.
– Высаживайся,– махнул рукой Николай, который, кажется, и правда забывал про всякую субординацию вне присутствия учеников.– Давай-давай, отвезу тебя домой, чтобы быть спокойным. Выпьешь успокоительное, ночь отоспишься. Завтра будешь человеком!
Пересадил на пассажирское сиденье, сам забрался за руль.
– А вы в душе тот еще хам, Николай Сергеевич,– глядя на его уверенные действия по отладке водительского места и правке зеркал, заметила Серебрякова.
– Ерунда какая!– возмутился подчиненный.– Я всего лишь не хочу, чтобы Ева осталась без матери, не дай бог. Мне нравится твоя девочка. Поехали!
Почему-то было очень приятно, что ему нравится Ева. Хотя, всякому родителю лестно, когда об их ребенке отзываются так трепетно. Коля, вроде, ничего и не сказал, но слышалось, что со всей душой к ее дочке.
– Спасибо,– поблагодарила за отношение к девочке.
– Я просто помог хорошему человеку,– пожал плечами.
– Я не об этом,– покачала головой,– хорошо, что ты тогда про обязательное обследование сказал. Я могла бы и спустить на тормозах.
– Вряд ли,– тряхнул лохматой головой,– ты же женщина-правило.
– В смысле?– удивилась определению.
– В смысле, ты ни одного угла не срезаешь. Идешь так, как положено по правилам. Это вызывает восхищение, хотя дико бесит,– у него хороший смех, заразительный.
– Ты меня просто плохо знаешь!– рассмеялась в ответ блондинка.
– Вот сейчас напрягся и сильно задумался,– пошутил водитель, глянув в сторону пассажирского сидения.
Так и прохохотали всю дорогу до дома. И там родилось что-то совсем настоящее, что нельзя убить никакими обидами или ошибками.
Одна жизнь, одна смерть, одно рождение. И все это благодаря одной болезни.
Глава 5
– Да быть того не может! – Ариадна резко повернулась на удивленную фразу и хлопок по плечу.
За спиной стояла невысокая крепкая шатенка чуть старше задумавшейся блондинки и самым настоящим образом, демонстрируемым каждой мышцей квадратного скуластого лица, удивлялась:
– Мать, какого ляда ту тут делаешь?! Буквально два дня назад давала про тебя материал о триумфе на американских подмостках! Чего тебе не сиделось в благословенной загнивающей?!
– Решила загнивать в богом проклятой,– рассмеялась хореограф, обнимая случайно встреченную знакомую.
Хотя, правду сказать, Сашка была ни разу не случайной, отчасти даже навязанной Антоном, которому ее ровно так же навязали из министерства Культуры. И воленс-ноленс, а люби и жалуй руководителя отдела современного искусства федерального канала “Свет”. Слоган этого тонкого медиа-рупора звучал с такой претензией, что Серебрякова уже бы на одном нем поставила крест, а следом и на всем канале, но, когда вы живете не только на свои, но уже и на государственные, приходится мириться и с державным пафосом, и с “перегибами на местах”. В общем, “да будет “Свет”!” Антошке это сказали в МинКульте, а Тошенька донес до свет-солнышка Ариадны. Следом и материализовалась Александра.
Сашка была амбивалентна, как и ее работодатель: то есть могла прочитать без подготовки публичную лекцию на полтора часа, допустим, о зарождении современной стилистики танцевального искусства, но при этом ругалась на операторов и сценаристов, словно старший грузчик на подчиненных. А значит, была человеком небезынтересным.