Читать онлайн S-T-I-K-S. Начни сначала бесплатно

Увертюра

Растревожил звук. Отбивала такт ударами метронома распахнутая сквозняком форточка. Хлопала, бренчала, лязгала, заставив вернутся в сознание и открыть глаза.

Потолок, знакомый до последней выбоины, потёк и изогнулся. От такого зрелища тугим комком в груди заворочался страх. Она зажмурилась и быстро открыла глаза. Ничего страшного нет, это просто слёзы, искажающие реальность, а потолок вот он, такой же как всегда: плоский, серый, ободранный, знакомый до последней выбоины.

“Блим, блим, блим” – словно будильник стучала форточка расхлябанным замком. В голове вертелась мысль: “Будильник, подъем, надо встать”. Она завозилась на жесткой кровати, подтянулась и тело отозвалось острой болью, отчего в глазах потемнело, сознание стремительно побежало из реальности, предоставляя телу самостоятельно справляться с командой “подъём".

Форточка бьётся под сквозняком: “Блим, блим, блим…” И вторит ей металлическим лязгом открытый электромагнитный замок двери палаты. “Бли…м–ги… бли…м–ги…бе…ги,.. бе–ги!”

Рука уперлась в шершавую стену, ноги жжет холодом кафельного пола, жгуты от катетера, запутались вокруг колена словно скользкая змея. “Беги!” – взрывается одновременный грохот форточки и двери: “Беги–ги!”

Она делает шаг. Пол опасно приближается, теряет равновесие тело, наступает на шланг катетера, и снова боль пронзает её от паха до макушки. Вспышка в глазах, но тело движется, ему хочется жить. Это ей хочется жить.

Одна единственная мысль бьётся жилкой по виску: “прочь… прочь,… прочь отсюда! Пока тюремщики и мучители не опомнились, пока двери открыты. Беги!”

И она пошла за звуком, придерживаясь рукой о стену, шла на этот стук. Ну как шла, она скорее переставляла ноги в такт ударам, задыхаясь и грозясь упасть на каждом шагу от слабости, нежели шла.

Пол предательски менял положение в пространстве, желудок пытался выскочить наружу. Мокрая от пота больничная операционная рубашка противно липла к коже. И только пульсирующая в голове мысль: “Беги!”, заставляла двигаться.

Стена палаты, наконец, закончилась. Она с удивлением смотрела на свободно болтающуюся дверь. Впервые за всё её пребывание здесь путь на свободу был открыт. Откуда сквозняк в больнице? В этом особо охраняемом учреждение для тех, кому отказано в праве на свободную жизнь. Но незакрытые окна и дверь её тщательно охраняемой палаты вслед за движением ветра брякали разблокированными замками, устраивая концерт. Этот разноголосый оркестр лязгающих, звякающих, стучащих и скрипящих инструментов был самой прекрасной для неё музыкой. Всё это и являлось увертюрой свободы.

Она робко толкнула дверь палаты. За ней тусклый коридор с тремя окнами, едва светит аварийное освещение. За окнами серой стеной ливень шумит, литаврами и барабанами грохочет гроза. Теперь по коридору направо, там будка охранника, санитарный пост отделения судебной психиатрии. Над ним тускло светится зеленая вывеска с бегущим человечком. Она оценила расстояние до манящего свободой человечка – тридцать два. Тридцать два мучительных шага до заветной таблички “Выход”.

За коридорными решётками будка охранника-санитара. Следил он в основном, чтобы пациенты трех палат никуда не сбежали, несмотря на сигнальные браслеты, принудительную кому и накрепко закрытые двери с окнами. Этот охранник заботился, чтобы другие обитатели больницы не совали нос в «судебное психиатрическое отделение», мол, здесь буйные и очень-очень страшные психи.

В тусклой подсветке аварийки надпись «Судебная психиатрия» спровоцировала набор бессвязных мыслей и образов: рука открывающая дверь, быстрый укол в изгиб локтя, испуг в груди, сползающее по косяку тело. Серый, изъязвленный потолок палаты, рыжая тетка поправляющая капельницу, какой-то мужик, страх, боль, спазм в легких. Свет, боль, темнота, безумие. И снова страх и боль. Машет рукой бегущий человек на зелёной полоске над дверью, бьётся молоточками в висках “Беги”

С миром что-то не так. Пол шатается, стена иногда вырывается из под руки. Надо передохнуть пару минут. Осталось всего три шага до заветной двери. Она прислонилась к стене напротив будки санитара. В будке темно. Рука тянется к задвижке на двери и тут на стекло будки кто-то прыгает. Сжатые до боли пальцы продолжают судорожно дергать задвижку, страшное распухшее лицо напротив прижимается к стеклу и вращает глазами, нечеловеческими темными зрачками, серые руки скребут по стеклу, оставляя на стекле влажные полосы.

Тишина.

Психи не должны никого беспокоить, стекло будки прочное, зарешеченное и звуконепроницаемое. Липким холодным потом стекает ужас, пальцы, наконец, справились с задвижкой и она рвёт на себя дверь, вываливаясь в темный холл. “Беги!” – разрывается в висках, а впереди призывно мигает человечек на зеленой табличке “Выход”.

Горло сдавливает, рвётся наружу её собственный крик, лёгкие разрываются от спазма, но звука нет. Она бросается к выходу: тело дёргается, сопротивляется боли. “Беги!”

Слева в темноте холла переход в другое отделение. Там движение, гулкий удар в дверь. Что-то страшное бьется за дверью и в животе стягивается тугой комок ужаса. “Беги!” – гремит форточками и замками больница.

Снова в мозгу злорадное: “Нет, у нас не те Двери! У психов они открываются вовнутрь”. Выход на лестничную площадку. В замке связка ключей. Поворот. Ей кажется, что она несется вниз как ветер, судорожно сжимая в кулаке ключи. Но в реальности тело шатается, цепляясь то за перила, то за стену.

Второй этаж.

Те же зарешеченные двери, лестничный пролет и бежит человечек на зелёной мерцающей табличке “Вниз”.

Первый этаж.

Широкий предбанник заканчивается подъездом с крыльцом, накрытым полуразвалившимся козырьком с которого струями льют нити дождя. Дождь, словно ледяной душ, хлещет по телу.

Холодно.

В десяти метрах от крыльца две столкнувшиеся машины скорой помощи. Одна подозрительно накренилась на бок и привалилась к старому дубу. Вторая пока твердо стоит на четырех колесах, отчаянно мигает люстрами. Никого вокруг. Но в затуманенном мозгу эта картина не вызывает паники или удивления. Люстры машин подмигивают и взвизгивают: «уууходи! У-уходи!»

Она приваливается к шершавой стене больницы, измученное пронизывающими болезненными ударами тело снова отпускает сознание в темноту.

Акт 1. Сцена 1. Безымянная.

Свет. Страх.

Стена покрытая каменной крошкой.

Новый приступ тошноты и головокружения застал её крадущуюся вдоль стены больницы к кустам буйно цветущей сирени. В зарослях пряталась тропинка, по которой можно было бы дойти незаметно до конца больничного забора к пролому в стене. Там снова выскользнуть в переплетении веток, и так, прячась за нестриженной городской растительностью, уходить и уходить прочь. Метра за три до кустов, она замерла, показалось, что услышала хлопки, очень похожие на выстрелы. Задумалась: «Куда? Домой. Да, домой. Дом где? Дом там – повернула голову направо – обязательно дойду».

Кое-как добравшись до конца больничной ограды, она снова нырнула в едва заметную тропинку в плотных кустах сирени.

Тело живёт какой-то своей жизнью бесконечной боли. Шатается и бьётся в ознобе. Один раз она неудачно упала прямо в мелкую лужу, перемазав свое странное одеяние, и оно потеряло бледно зеленый больничный цвет, превратившись в липкую серую тряпку. Встала. Пришлось отдышаться.

Ей надо домой. Сколько сейчас время? Неизвестно. А какое время суток? Утро? День? Вечер? Серая мгла и дождь никак не помогли с ответом.

На следующих пятидесяти метрах к ней под ноги вывалился из кустов большой рыжий кот. Молча потерся о её ноги мокрой шкурой, и она с удивлением обнаружила, что стоит босая. Как она за это время не рассекла в кровь ноги? И где найти хоть какую-то обувь, ведь любой встречный сразу сообщит в психушку. Вернёт к мучителям. От этой мысли внутри вспыхнула всепоглощающая ненависть, перекрывая дыхания, вливая адреналин в тело. Обратно нельзя.

Шагов через двадцать дурнота снова накатила на неё, и пришлось делать перерыв. Кот, семенивший перед ней, остановился, уселся на мокрую тропинку в ожидании. Ещё через десять минут шатания по тропинке, кусты прерывались протоптанной дорожкой к остановке.

И тут она увидела первого человека, верней то, что от него осталось: обглоданный костяк рёбер и гладко обгрызенный череп. Рук и ног у скелета не было, зато тянулась дорожка внутренностей, воняя кислым дерьмом.

Раскиданные кости перекрывали прогалину, которую надо было преодолеть, чтобы нырнуть в следующую полосу кустов. Сюрреализм, остро пахнущий смертью.

Её вывернуло. Горло отказывалось издавать хоть какие-то звуки, но желудок отчаянно рвался наружу. Она упала на колени и, опираясь руками, выплевывала из себя испуг. В больнице её наверное не кормили, кроме болезненных спазмов и воздуха ничего не выходило. Кот укоризненно посмотрел на неё, фыркнул, потряс лапками, спокойно перепрыгнул через костяк, уверенно пошёл к кустам. Там он снова уселся на тропинку, внимательно посмотрел на неё, и как ни в чем не бывало, начал приводить в порядок промокшую шкуру.

Почему-то ей стало стыдно перед котом. Зажмурив глаза, она решительно пошла через прогалину. Это был неумный поступок, в любой момент можно было наткнуться на скользкие внутренности или запнуться о кости. Но ей повезло. Добежав до кота, она решительно понеслась прочь от трупа. Рыжий ободрил такой подход к проблеме, поднял хвост трубой, обогнал её весёлой припрыжкой и снова возглавил их маленький отряд. Внутри поселилось чувство уважения к коту. Она тут же уверилась, что кот специально пришёл за ней и его надо слушаться.

Дикие заросли упирались в небольшой облагороженный сквер у перекрёстка. Кот остановился у последних кустов и внимательно стал оглядывать дорогу, нервно подергивая кончиком хвоста. На перекрёстке столкнулись несколько машин и автобус, оттуда несло гарью, и ещё каким-то смутно знакомым неприятным запахом. Слева от перекрестка послышались выстрелы и звук мотора какого-то тяжелого транспорта. Рыжий оглянулся на неё, затем крадучись заскользил вправо. Ей захотелось стать таким же котом, и так же незаметно красться прочь от опасных звуков. Прятаться у неё получалось плохо, но Рыжий выбирал безопасные пути, и устрашающие звуки остались позади. Пару раз кот замирал, вжимался в куст, скамейку или машину. Она пыталась повторить его маневры, не шуметь и быть незаметной.

Мимо них проходили странные люди, спешащие в сторону канонады. Часть из этих странных прохожих двигались какой-то неестественной походкой, были среди них и очень резвые, некоторые почему-то без штанов. От этих людей пахло экскрементами, кислятиной и гнильем. Коту они не нравились, ей тоже. Она не хотела бы встречаться с людьми вообще, а с этими в особенности.

Через квартал Рыжий решительно пересёк дорогу, направился к небольшому магазину с крыльцом шириной в два окна на первом этаже пятиэтажки. На вывеске красовалась большая рыба рядом с надписью «Мастер карп». Окна магазина были закрыты рольставнями, а вот дверь приоткрыта, словно человек утром пришел на работу, открыл дверь, но что-то отвлекло его и он ушел, забыв закрыть за собой. Она с трудом взобралась на крыльцо, скользнула в магазин за котом, и быстро закрыла дверь. На прилавке наша ключи, проверила замок, опустила рольставни на дверь. Делала всё на автомате, вообще не отдавая себе отчет о том, зачем именно так надо поступать.

В магазине стало сумеречно. Свет пробивался из небольшой незакрытой фрамуги в торцевой стене дома, прямо под ней стояла касса на столе. Кот решительно забрался на стойку, внимательно посмотрел на нее, а затем начал вылизывать мокрую шерсть.

Она начала собирать вещи: футболку, штаны, куртку, термобелье, носки, прорезиненные кроссовки, шляпу с сеткой, майку, жилет, купальник. Вещи она показывала коту, почему-то решив, что его одобрение необходимо. Ей вообще показалось, что кот знает, что нужно делать и именно он среди них двоих главный. А может она боялась одиночества или это воспаленный, ещё не отошедший от препаратов мозг нашел того, кто о ней может позаботиться. Пусть небольшого и не сильного, но однозначно умного и понимающего толк в её побеге. То что это был просто кот ее не смущало.

И она тащила вещи тряся перед рыжей мордой, он или фыркал, или одобрительно молчал. Наконец, куча вещей была сложена рядом с примерочной. Она сняла с себя грязную больничную рубашку и посмотрела в зеркало. Из полумрака на неё смотрело измученное, худое существо неизвестного пола, бледное, с ввалившимися глазами и ершиком из волос. На шее виднелся глубокий розовый шрам, такой же безобразный шрам с нитями швов шел по животу и спине. Ко всему прочему она была заляпана грязью.

У кассы нашлась бутылка воды и влажные салфетки. Она принялась оттирать себя от грязи. Ярость на больничных мучителей и жалость к себе давили на горло, слезы катились из глаз, а она все терла, терла и терла. Пока кот не спрыгнул со стойки и не боднул ее головой в колени. Она прижал его к себе, Рыжий замурлыкал и она беззвучно заплакала.

Минут пятнадцать её трясло, но после истерика иссякла. Она начала собирать всё нужное, как ей казалось: сметая с полки и скидывая в рюкзак вещи по принципу “чтоб не большое”. Нашла наколенники и налокотники, перчатки без пальцев, складной матрас пенку, палатку- “одноместку”. Эти девайсы Кот явно одобрил. В результате рюкзак распух, отяжелел. А она стала натягивать вещи, одевшись как капуста: пару футболок, белье, штаны, носки в двух экземплярах, но почему то разного цвета, поверх сапоги чулки то ли для подводного плавания, толи для шастанья по плавням. Еще штаны с веревками под коленками и кучей карманов, прорезиненные, для лазания по болоту. Два пояса один с подводным ружьем, второй с ножом. Плащ непромоканец, большая широкополая рыбачья панама с сеткой от комаров. Рюкзак на плечо. Из зеркала на нее смотрела копна из одежды на тонких ножках.

Закончив грабить магазин рыбаков, она задумалась и прислонилась отдохнуть к кассовой стойке, мучила жажда, стало жарко, но кот решительно пошел к служебной двери. Перебрав несколько ключей, они выбрались в небольшую комнату без окон, но с двумя дверьми: одной в туалет и второй дверью в подсобку продуктового магазинчика. Увидев еду, она побросала свои пожитки. Кот тоже не стал стесняться и залез в витрину с колбасами. Сначала она ела все подряд: булочки, конфеты, колбасу, запивая все это газировкой. Еда нещадно драла горло, но голод был сильней боли. Затем бросилась набить рюкзак по тому же непонятному принципу “что поменьше”. В дело пошли «дошираки», тушенка, овощные консервы, кошачья еда, чай и конфеты. Прихватила полторашку воды, открыла и жадно залила в себя. И без того набитый рюкзак еще добавил несколько килограмм. Она с трудом его подняла, но расстаться хоть с одним полезным предметом было жалко.

После еды хотелось спать, живот надулся, а ещё болела голова. И очень не хотелось выходить на улицу под дождь. Но Рыжый нервничал, упорно топчась у наружной двери магазина. И она натянула большой рюкзак, шатаясь от тяжести и головокружения, вышла за котом.

Улица уходила вниз, ей показалось, что внизу улица должна упереться в набережную. Кажется, за рекой через пару кварталов был её дом. Дом… вернуться домой. Кот решительно повернулся в ту сторону и снова заскользил вдоль стен домов, прячась за кустами палисадников. За ним пыхтя и очень стараясь быть незаметной, пошла она.

Внезапно снизу улицы послышались взрывы, частая стрельба. Кот вжался в куст в палисаднике очередной пятиэтажки и замер. Она плюхнулась рядом, замаскировавшись за клумбой буйно разросшегося водосбора.

Канонада длилась минут двадцать. Все это время она прижималась к земле старательно смотря вниз, как-будто если не смотреть по сторонам, то ничего не случиться.

Наконец стрельба утихла, но они продолжали лежать. Через некоторое время снизу показалась колонна, впереди ехала машина с кузовом утыканным арматурными прутьями словно еж иголка и, наверху кабины стоял пулемет и огромный мужик в камуфляже с яркими наушниками, подпрыгивал ворочая стволом вправо влево. От колонны доносился усиленный мегафоном голос: «Граждане, это эвакуация, выходите к колонне на площадь, мы вас эвакуируем в безопасное место». Проехал автобус, такой же камуфляжный как остальная техника, с зарешеченными окнами, а потом остроносая, явно военная машина на восьми колесах.

Несмотря на призыв, ей не хотелось встречаться с этими людьми, да и с людьми вообще. Ненависть ворочалась внутри тела. Кот тоже не желал с этими людьми контактировать. Колонна проехала, громыхая и пованивая выхлопами. А они с котом снова пошли вдоль улицы вниз к набережной.

Через квартал обнаружилась причина канонады. Посередине улицы стояла и чадила развороченная военная остроносая машина и грузовой Урал. На дороге валялись трупы людей в камуфляже. Кот начал обходить место боя по дуге, все так же придерживаясь защитных кустов и деревьев. На одном из пригорков в зарослях они наткнулись на тело усатого мужика, который обнимал большую винтовку с оптическим прицелом. Под ним расплывалась лужа крови, рядом валялся пустой одноразовый шприц, в метре – небольшой пухленький рюкзачок. Рыжий вдруг начал яростно царапать карман на бедре мужика, она сняла с себя свой огромный рюкзак, наклонилась, открыла клапан и кот выудил из кармана пол литровую плоскую пластиковую флягу. Она же подобрала рюкзачок мужика, бегло осмотрела содержимое находки: аптечка, магазины к винтовке и гильзы в мешочке, пара банок тушенки, сухой спирт, какая-то замызганная книжка и бумажки, пластиковый контейнер с чем-то непонятным внутри. Из оружия у мужика кроме винтовки оказался нож, ледоруб, пистолет и пара гранат. Обалдев от такого количества оружия, она зависла. Взяла винтовку, которая была почти с нее ростом, пистолет засунула к себе в рюкзак, нож, ледоруб и гранаты оставила. С гранатами она не знала, что делать, а вот винтовка почему то внушала уверенность. Кажется, когда-то занималась биатлоном? Слово это в голове крутилось. Стоп, а точно занималась? Да, занималась, кажется. Винтовка внушала уверенность.Только пугали размеры. Вот те винтовки, с которыми она наматывала круги на лыжах, были легче и меньше, намного меньше. Руки привычно перекинули тяжелое оружие за спину, широкие лямки двойного ремня легли на плечи. Приклад повис ниже ягодиц, а дуло возвысилось над головой, выше шляпы. Она убедилась, что приклад не будет больно колотить при ходьбе по ногам. А еще надо было натянуть свой рюкзак. С винтовкой на плечах,которая не давала сгибаться, натянуть ужасно тяжелый рюкзак было трудно. Вся эта конструкция грозила придавить её прямо на месте, ну или через пару шагов. А ещё хотелось взять рюкзак убитого мужика. Мужик, кстати, почему-то не вызвал у неё никакой паники или эмоций. Он был обычным человеком, не вонял, лежал спокойно.

Пока пыхтела, напяливая груз, и размышляла о добыче, кот активно жевал пробку фляги. Заметив, с каким остервенением он кусал пластиковую крышку фляги, она опустила свой рюкзак с плеч. Нагнулась параллельно земле, так как винтовка не давала возможности нормально согнуть позвоночник. Взяла флягу у кота, открутила крышку, понюхала содержимое: воняло какой-то гадостью и алкоголем. Кот впервые тихо мяукнул, глядя на флягу. Она налила содержимое в крышку и поставила перед котом. Винтовку при этом пришлось снять снова. Рыжий жадно вылакал вонючую жидкость и уставился на нее. Они переглядывались пару минут, и она поняла, что кот предлагает ей тоже выпить. Так как из их парочки именно кот был в авторитете, то она подумала, что стоило бы послушаться более умного собрата по несчастью, и поднесла флягу ко рту. Вонь вызвала рвотный спазм. Но она решилась. Сделала глоток и чуть не выплюнула гнилостно алкогольное содержимое вместе с недавно съеденным. С трудом проглотила. Что-то теплое прошло по горлу и согрело тело. Через несколько минут тошнота прошла, ещё через пару минут и головная боль стала отпускать. «Лекарство» – приняла она очевидный вывод, и сделала еще три жадных глотка прямо из фляги, стараясь убедить себя, что лекарство может вонять как угодно, главное чтобы лечило.

Она кивнула коту, одобряя такой подход к делу, и снова повторила навьючивание на себя пожитков. Показалось, что груз существенно «потерял» в весе, и она решилась, поднять маленький рюкзак бородача и надеть его спереди. Вся эта процедура повторного одевания и раздевания ужасно доставала. Но бросить то, что она уже посчитала своим, не было никаких сил. Два рюкзака дополнили ее худую фигуру почти до полного шара, увешанного камуфляжными лохмотьями и широкополой шляпой на голове. Зрелище со стороны наверное было тем ещё: нечто круглое на тонких ногах, с торчащей поверх палкой ствола винтовки. Рыжий одобрительно потерся о её ноги и засеменил к реке через очередные кусты.

Они снова крались, перебегали, переползали или замирали в кустах.

В очередных зарослях американского клена они наткнулись на мертвое чудовище. Вид животного её озадачил. Такого она в жизни не видела. Огромная гориллоподобная туша, лишенная волос, тёмно-серой кожей, с пастью как у акулы, вся в костных наростах была разорвана пополам. Один его вид испугал её до трясучки в коленях. Кот же не испугался, он прыгнул чудовищу на затылок, и стал яростно царапать шишку в основании черепа. Кот царапал, ворчал и поглядывал на неё. В конце-концов до неё дошло, что он, что-то пытается вытащить из шишки. Нарост был похож на утопленную в череп головку чеснока. Она повторила операцию разоблачения пожитков, вытащила нож с пояса, стала ковырять нарост по бороздам. Нож с трудом вгрызался в полоски между дольками. Но нарост держался. Тогда она подобрала валяющийся рядом кирпич и стала стучать по рукоятке ножа. Звук ударов показался ей слишком громким, она занервничала, но тут кожа на наросте лопнула и он раскрылся. Кот запустил лапу внутрь, вытаскивая какой-то комок черной паутины с шариками и бусинами. Рыжий выбрал из паутины зеленую бусину-виноградину и начал ее жевать. «Ну, раз ему это нужно, возьмем» – подумала она и положила всю массу в карман рюкзака убитого снайпера. Кот пожевав виноградину, зажал ее во рту, словно пойманную мышь и уверенно побежал к реке. Она повторила облачения с рюкзаками и поспешила за котом.

Вскоре они добрались до набережной. И тут ее ждал сюрприз: вместо привычного пейзажа знакомых домов на противоположном берегу реки стояли корпуса какого-то завода. Она точно знала, что в ее городе такого не было, теперь на месте ее дома стояли ангары, тянулись в свинцовое небо трубы. Её охватила паника и отчаяние – как ей вернуться домой? Из ступора вывел кот, боднувший её по ноге. Затем он нетерпеливо зацепил когтями за штанину и бросился в лесопосадку слева от набережной, за которой виднелась лодочная станция. Она рванула за единственно близким существом – котом. И вовремя. Сверху по улице вслед за ними спускалась группа странных людей, позади которых мелькала гориллоподобная фигура, очень напоминающая мертвое чудовище, которое они недавно обобрали.

Липкий страх охватил тело. Кот спешил к мосткам, где были зашвартованы лодки. Перед мостками высился большой ангар и небольшая бревенчатая контора с террасой. На террасе, покачиваясь с пятки на носок, стояли два странных человека. Перед самыми мостками стоял джип с раскрытыми дверями и багажником, на мостках ящик с шестью бутылками водки. Машина перегораживала вход на причал, оставив слева и справа узкий проход.

Кот прошмыгнул мимо джипа, пронесся по деревянным мосткам и заметался, не понимая, в какую лодку прыгнуть. Она же с трудом протиснулась своим немалым шаром из рюкзаков в узкий проход к мосткам. Пот заливал лицо, рюкзаки и оружие пригибали к деревянному настилу, она задыхалась от тяжести и бега. Но ужас от возможной встречи лицом к лицу с толпой, возглавляемой чудовищем, подстрекал её и она бежала.

У мостков стояли лодки и катера самых разных видов. Но у большинства моторы были зачехлены и подняты, и она не была уверена, что справится с ними. Да и дождь в открытые лодки изрядно налил воды. К концу мостков были пришвартованы железные понтоны, у крайнего она увидела алюминиевый катер с высоким тентом, такой прямо с рекламного проспекта для рыбаков. На корме торчал погруженный в воду подвесной мотор. На понтоне стоял еще один ящик водки и какой-то пластиковый органайзер. Похоже, что люди, разгружавшие джип у мостков, как раз собирались куда-то на этом катере. Самое главное в уключины на бортах были вставлены весла, а сам катер привязан к понтону двумя капроновыми веревками с синими овальными подушечками. Боковой отсек тента был поднят. Это существенно облегчало угон лодки. Чтобы оценить ситуацию и сделать выбор понадобилось несколько секунд, но за это время толпа опасно приблизилась. Она бросилась к катеру по понтонам, железо под ногами гулко забухало, и два качающихся человека на террасе резко повернули в её сторону головы. Раздалось урчание.

У катера скинула рюкзаки и винтовку. В панике заталкивая свои баулы под тент лодки, которая от её усилий заходила ходуном. Туда же полетел ящик водки и органайзер. Затем судорожно вцепилась в веревки, привязывающие катер к понтону. Руки дрожали, она не знала как развязать накрученные на швартовые узлы, схватила нож и яростно начала пилить плотный реп шнур, сам по себе приспособленный переносить нагрузки и истирание, поэтому процесс обрезания концов затянулся. Урчащие странные люди уже бежали деревянным мосткам, а из-за кустов появились те, что спускались с улицы во главе с гориллой.

Носовой шнур лопнул, катер стал отходить от понтона, качаясь и заваливаясь от её дёрганных, неумелых движений. Она кинулась к корме, яростно пиля второй шнур. Толпа очень быстро приближалась к понтону. Урчащие толи люди, толи уже животные толкали друг друга. Несколько особей свалилось в воду.

Едва конец лопнул, она толкнула причал руками и рванула к веслам, нелепо тарабаня по воде, загребая кормой на реку. Катер из-за её неумелых и суетливых движений двигался вдоль понтона крайне медленно, значительно медленней, чем бежали преследователи. Лодка только-только прошла край понтона, а группа с гориллой догнала двух стражей лодочной станции, и уже загрохотала по металлическому настилу. Метр, два, три. Разогнавшись чудовища прыгали, целясь в лодку, промахивались. Она яростно гребла веслами, поднимая кучу бесполезных брызг. Часть преследователей неудачно спрыгнувших с понтона, барахтались, хлопая по воде руками и тонули. Задние напирали на передних и сталкивали их с причала. Расшвыряв мешающих, горилла утробно зарычала, примерилась и прыгнула, когда лодка отошла от понтона на пять метров.

Прыжок почти удался, монстр зацепиться за край борта, катер накренился, угрожая зачерпнуть воду бортом. Чудовище тянуло ко дну, и оно не могло вытащить свое тело на борт лодки, не имея опоры под ногами, вода же сильно сковывала движение. Взвыл кот, она бросила весла и кинулась долбить по руке гориллы ножом, еще сильней накреняя катер на тот же борт с риском зачерпнуть воды и потонуть. Ужас подстегивал, она яростно колотила по лодке, рубила по конечностям чудовища. Пара крючковатых фланг с когтями отлетели в лодку. Но горилла упорно подтягивала свое тело наверх. Вдруг голова чудовища дернулась, и туша тут же камнем ушла под воду, пару раз проскрежетав по днищу. Не дав себе отдышаться, она кинулась снова к веслам: «Грести, надо грести прочь от берега. Как развернуть этот чертов катер носом к реке?» Она тарабанила веслами по воде, влево-вправо. Катер медленно разворачивался. Надо грести, грести, катер широкий, а руки слишком маленькие, и весла явно не для спортивной гребли. Кое-как отгребя от понтона метров на двадцать, она вздохнула и затряслась. А где кот? И закричать нечем. Она осмотрелась: Рыжий кот забился у двери в носовую каюту и с ужасом таращился на неё. Бросив весла, кинулась, обняла единственное родное существо в этом страшном мире, прижала к себе мокрое тельце и снова беззвучно заплакала.

Катер подхватило слабое течение, понесло от берега, слегка покачивая с боку на боку на мелких волнах. Тем временем к лодочной станции стекались все новые и новые существа. Вскоре маленькая площадка перед пирсом наполнилась урчащей на все тональности толпой. Рыча на удаляющуюся добычу толпа потянулась вдоль берега за катером.

Никем не управляемую лодку слабое течение волокло дальше к стремнине. Двум пассажирам внутри не пришло в голову оглядеться по сторонам, выбрать маршрут движения, или на худой конец поправить расставленные в разные стороны весла, отчего лодку изрядно крутило. На стремнине сильное течение подхватило катерок, понесло вниз, где русло реки разливалось так, что противоположный берег едва было видно. Через пару километров, закрутив ещё несколько раз катер, течение выбросило его в слабый поток, огибающий небольшой остров. Могучая река, когда-то намыла мель, вокруг гранитного останца, куда регулярно выбрасывало несомый рекой мусор, там же нашел свое последнее пристанище старый речной корабль, разбитые лодки и другой хлам. Постепенно коса белого речного песка выросла вокруг холма мусора, затянулась кустами ивы, наверху среди гранитных плит прижились несколько тополей и осин, а мелководье занял рогоз и кусты ивы.

Угасающее течение прижало катер к кустам, неубранные весла стали цепляться за торчащие из воды ветки ивы и тростник. Эти скрежещущие звуки вывели ее из оцепенения, она выглянула из-под тента катера, увидела остров, и снова заработала веслами, заметив небольшую протоку в плотных зарослях тростника. Наконец катер заскрипел днищем по песку, она неуклюже перевалилась через борт в холодную воду, пыхтя, подтащила катер к берегу.

Познаний в морском деле у неё видимо не было, но в памяти всплывали какие-то простые рыбацкие истины, то ли из детства, то ли подслушанные где-то, то ли подсмотренные в кино. Лодку следовало вытащить хотя бы на треть на берег и закрепить. С крепежом были проблемы, канат, скромно привязанный к носу, она обрубила у понтона, и метровый огрызок веревки некуда было привязать. Наверное, стоило поискать в катере или в вещах что-то подходящее. С этой мыслью она вернулась под тент, и принялась раскладывать вещи. Погружаясь в процесс, мозг, ещё не отошедший от препаратов, мысль о веревке потерял. Зато её обуяла радость приобретения: вещи раскладывались на кучки, в полезное и не очень, но смысл этого перебора тоже очень скоро забылся. Простые, хотя и бессмысленные действия ее успокоили. В конце-концов, она бросила возиться с вещами, обнаружив, что на улице наступили сумерки. Внутри лодки было сухо, но с реки поднимался холодный влажный ветерок, и все еще шел небольшой дождик. Она расчехлила и опустила тент до бортов, отчего катер превратился в маленький домик на воде. Сложила кресла, распахнула мини дверку в носовую каюту, постелила коврик пенку на дно, переоделась в сухие вещи, и уже собралась закутаться в спальник, который нашла в носовом отсеке лодки. Тут кот отвлек её, Рыжий снова вытащил флягу с вонючей жидкостью из кармана рюкзака, и требовательно посмотрел на спутницу. «Как в больнице» – подумала она, вздохнула и налила в крышку коту, сама сделала два глотка из фляги. «Обязательные лекарства для психов, приняты» – усмехнулась она сама себе. Кот вытащил из развала вещей маленький пакетик корма, она молча протянула руку, открыла пакет и высыпала на скамейку рядом. И сама захрустела кошачьей едой вместе с котом. Затем завернулась в спальник, уставилась в потолок тента.

Безумный день подошел к концу. Был ли этот день вообще? Может ей снилось все? Завтра придет санитарка, грубо растолкает её, затем принесут капельницу, и она снова уснет. Может так и будет. Закрыв глаза, она прислушалась: в борт лодки мелодично стучали мелкие волны, шумел тростник и ивы, шуршал под дном катера песок, тихо моросил по крыше дождь и капали с тента в воду звенящие капли. Чуть поодаль заплакала мелкая птичка-крапивник, начали в заводях разводить треть лягушки. Мягкие мирные звуки окутывали ее, сплетались в незатейливую мелодию жизни. Где-то на границе звуков она услышала далекие хлопки и урчание, но так далеко, что общую канву музыки реки они не нарушили. Мягкая мелодия успокоила, и она уснула спокойным сном человека, которому нечего терять. Рядом удовлетворенно вытянулся рыжий кот и замурлыкал.

Акт 1. Сцена 2. Антей.

Я устроил точку на крыше двенадцатиэтажки. Палило полуденное солнце. Мысли текли вяло, и все в сторону философии, что для этого мира было плохим признаком. В Улье или Стиксе философствовать некогда, но мысли крутились сами по себе, с размышлениями о природе Улья, куда нас всех, тут живущих, закидывало непонятной силой перезагрузки. И мы сразу попадали в кошмар. Да, именно в кошмар, потому, что даже самые продвинутые бойцы, самые четко ориентированные на насилие, не ожидали такого. Стикс то ли божественная синекура, дающая второй шанс и бессмертие, то ли предверье ада.

Люди, и не только люди, попадая сюда заражались разумным грибом, который просто жил и размножался внутри тел. Большая часть попавших в Улей теряла контроль над своим телом и сознанием, превращаясь в биомассу. Постоянно изменяющуюся биомассу. Каждый стремился стать крупней, мощней, и ел своих собратьев по несчастью, переводя белки, жиры и углеводы в реформацию своего тела. Не все теряли разум, были те, кто имел иммунитет к заразе Стикса. Очень небольшой процент, прямо скажем, и из него еще меньший процент адаптировался, выживал здесь, и еще меньше из выживших оставались людьми.

В мире, где всё, что тебе надо подгрузит Улей, надо только выжить и не стать кормом для зараженных. В мире, где каждый иммунный новичок по сути получал бессмертие, правда бессмертие в вечно жрущем аду. Крышу сносило многим. Ибо Стикс это право сильного. Многие это право вместе со съехавшей от чудачеств Улья психикой, переводили в право безнаказанности. По сути все жители Улья конченные отморозки.

Ну да, можно сказать, что рейдеры, таскающие хабар из вновь прибывших кластеров, самые что ни на есть “простецкие” парни, с “понятиями”, которые просто выживают. Или трейсеры, герои, чтоб их, сокращающие поголовье разожравшихся зараженных, то же с “понятиями”, делают нужное дело. Или вот такие как я, работающие на организацию исследования Стикса, Институт. И я тоже с “понятиями”. Но вот прижми нас в угол, и первое, что мы станем делать – убивать. А если еще не дай бог лишить ресурсов, то любой даже очень приличный рейдер или трейсер должен рассматриваться как враг. Кто его знает, что там в черепушке у пожившего в Улье иммунного? Да и я, по сути, мало чем отличаюсь. Так же, сначала устраню угрозу, а потому буду говорить с тем, что осталось, а может и не буду вовсе. Каждую минуту, час, день – сплошная борьба и напряжение. Не мудрено, что психику сносит даже у стрессоустойчивых.

М-да. А самое главное в этой вечной борьбе теряется смысл. Вроде как я жил когда-то в другом мире, где меня звали кажется Андреем, а теперь болтаюсь между выживанием и смертью, строю, понимаешь, какую-то жизнь. Я усмехнулся. Жизнь! Ну да! Грузятся в Улей стандартные кластеры – осколки или кто-то считает что копии чужих миров, принося новую биомассу. Жмутся иммунные к стабильным кластерам, стабам, строя свои общины, налаживают быт и даже вот философию какую-то. Рвутся в мир Улья вечно жадные до бессмертия внешники из нормальных миров, вылавливая иммунных, слово скот. Все жрут друг друга. Вот и вся философия Стикса.

От таких мыслей настроение резко пошло вниз. Хотя возможно это предчувствие?

Задание, которое всучил мне в стабильной кластере “Последнее убежище” руководитель местного отделения Института, мягко говоря раздражало. И злился я не на Улей, а на этот приказ.

Мою изыскательскую бригаду редко обременяли какими-то “почтовыми поручениями”, как их называл Бастард. Не наша специфика таскать по кластерам “пассажиров”, понадобившихся за каким-то чёртом Институту. Тем более тех, кто большую часть своей жизни в Улье сидит по стабильным кластерам. В конце концов для этого есть другие, хмс… специалисты. А мои бойцы совсем не трейсеры и тем более телохранители, чтобы таскать чьи-то тушки в узком горлышке перехода на соседний домен Улья. Тут и так хватает безумия, бардака в перезагрузках и вечной войны.

Хотя в Стиксте всегда война всех со всеми и с зараженными, конечно. Но опять же нам то, что с того? Я собирал мою пятерку для изучения и описания Улья, ну в крайнем случае для разведки маршрутов или для поиска чего-нибудь полезного Институту. А тут – доведи и передай с рук на руки. Да еще не спрашивай ни в коем случае, кого ведешь, и что он может, хотя бы в плане своей защиты. Вообще от такого поручения сразу попахивало дерьмом. А я не очень то хотел, чтобы мои парни запросто так отдали вечно голодному Стиксу душу.

Но, возражения и уточнения никто слушать не стал, и нам всучили три тушки “стабистов”, два “Водника”, которые велено было оставить на ближайшем к Червертаку стабе. А дальнейшую транспортировку обеспечивать на месте теми средствами, которые найдем. Так себе план, да ещё без подготовки.

Развязку “Червертак” никто из моих парней не любил. Но в радиусе трёхсот километров почитателей этого места было множество. И их понять можно. Хабар, который вывозили с четырех, последовательно перезагружающихся кластеров, всегда был четкий. Потому что здесь первым загружался полигон научно-исследовательского института военного министерства России, вместе с образцами новейшего оружия для диверсионных подразделений. Прилетал этот лакомый кусок раз в полтора месяца по земным меркам. Приносил только что прибывшее на полигон в двух вагонах экипировку и всякое нужное: от боеприпаса до стволов. Все это богатство в смазке, новенькое, хорошо упакованное и приготовленное к транспортировке преспокойно лежало прямо в кузовах “Уралов”, рядом со складами полигона. Вот прямо садись за баранку и рви когти, верней тащи в свои закрома.

Следом за Полигоном с интервалом в полтора суток прилетал еще один вкусный кусок: Сборочный цех специальных машин Уральского Автозавода. В это самом Цеху к не хилому хабару со стрелковой с Полигона прилагались пять “Водников”, а также спецтехника для разгона демонстраций в количестве 17 готовых единиц и 10 почти собранных. То что доктор прописал для прогулок по Улью. Собранное при этом заводским способом, бронированное. Был в цеху еще или болотоход, или какая-то уникальная машина на конусообразных понтонах. Как раз шастать по плавням и болотам близлежащего водного Меридиана.

Третий кластер грузился ещё через двенадцать часов от перезагрузки Цеха, с ним прилетал кусок учебной части не чего-нибудь там “инженерного”, а ЗРВ КВС России. Ну да, те самые зенитно-ракетные войска и самые нужные для обороны любого поселения в Улье: и люди, и техника, и боеприпас.

Четвертым в гирлянде “рейдерского рая” загружался целый ДОС , где расположена танковая дивизия со скадами, полигонами и различными видами техники, разумеется. С полным комплектом боезапаса, топливом и наличем работоспособной обслуги и машин упакованными для военных действий видимо где-то в “Миротворческой миссии”. Этот грузился с интервалом в двадцать восемь часов от Учебки.

Итого имеем четыре “вкуснейших” загрузки в течении почти трех суток с интервалом в полтора месяца. И все это богатство прилегало прямо к “горлышку”, которым заканчивался наш центральный домен. В этой сужающейся воронке с мешаниной кластеров мигающих, зависших, стандартных и черноты, артерией протекала река, связывающая по сути два домена. Эта река, или нанизанные на нее каскады озер, болот и кусков заливов, которые так любит стыковать Улей, назвали Меридианом. Все бы ничего, но Меридиан, по которому нам предстояло тащить в другой домен нашу “посылку”, отделял четвертый кластер от третьего. Соединяя их ровно посередине водной артерии автомобильным мостом из двух неравнозначных кусков. Дос прилетал с востока, а первые три с запада. И вот раз в полтора месяца к этому “Червертаку” стекались все кому неймется: от внешников, муров, стронгов, конфликтующих альянсов стабов Запада и Востока, и конечно мигрирующих тварей. Да и сам “Четвертак” приносил не много ни мало около миллиона душ, жадно перерабатываемых Стиксом.

Проблема была в том, что в радиусе двухсот километров не было ни одной более менее большой перезагрузки с коротким периодом и с достаточным количеством еды, чтобы прокормить успевших отожраться в Четвертаке зараженных. А это означало, что к началу следующей перезагрузки мигрировали к Четвертаку далеко не слабые твари.

И вот я лежу себе на крыше двенадцатиэтажки подгрузившегося первым Полигона, с которым прилетел кусок приволжского города, вместе с набережной и частью Саратовского водохранилища. Всего пару кварталов многоэтажек в западной части и сам полигон в восточной части кластера.

Мой наблюдательный пункт расположен фактически на границе с Цехом, которая проходила по проспекту Ленина, а за ним… За ним виднелись развалины прошлой загрузки Цеха. С него тянуло трупным застарелым запахом. К этой границе Полигона собралась толпа удивленных, но местами уже “поплывших” жителей. Так как период перезагрузки был достаточно большим, то и обращение шло в течении первых двух суток. И это было плохо. Бойня, которая вот вот должна была начаться, захватывала почти разумных людей. Нам предстояло наблюдать апокалипсис, в котором убивать будут людей, ещё говорящих и ещё что-то соображающих. Сначала закончится грызня за Полигон и его сокровища, а затем в городок хлынут зараженные и иммунные отморозки всех мастей, как плохих, так и условно хороших. А еще внешники обязательно придут собирать урожай потрохов с таких готовеньких честных рейдеров. За ними подтянутся стронги. И начнётся война.

Бой за полигон уже начался, кто там стрелял, в кого, было непонятно, да и для нашей задачи знать не нужно. В город уже втянулась колонна муров с одной стороны, а с другой заняли позиции бойцы Печкина, и целых три группы со стороны речного альянса независимых стабов, гордо именовавших себя “Анархисты”, расположенных вдоль Меридиана немногим дальше двухсот семидесяти километров южней Четвертака. Мне прекрасно были видны их позиции, но честно говоря ни вмешиваться, ни поддерживать кого-то смысла не было.

У нас груз, у них вечная война, у Стикса вечное изменение. И постоянное перетекание биомассы в желудки зараженных.

Я старался не смотреть на толпу, приблизившуюся к границе кластера. Там шумно обсуждали и предполагали. Иногда вспыхивали громкие разговоры, на грани ругани и даже пара потасовок. Задние напирали на передних, стремясь разгадать, куда подевалась часть города за проспектом, и почему там квартал, как после бомбежки. Передние, тщательно упирались, не стремясь перевалить через ровную линию границы кластера. Люди начинали бузотерить.

По большей части эти нервы обуславливались тем, что народ “плыл” к обращению. И процент агрессивных придурков рос с каждым часом. Не способствовала тишине и разумной деятельности приближающаяся с полигона стрельба. Вот-вот кто-то кого-то начнет кусать и заурчит…

И я вынужден был в своем убежище слушать гул нового мяса Стикса. “Гудят как пчелы” – усмехнулся я, подумав, что Улей не зря ульем называют. И ещё подумал, что не смотря на свой статус, совсем негоже забывать про правила, а вдруг там в толпе есть иммунные новички: Скинуть им что ли листовки? Порылся в рюкзаке, вытащил пачку листовок, и перегнувшись через парапет, швырнул их на головы, стоящих внизу людей. Ветер подхватил листы, расшвырял их в разные стороны, почти треть улетела на соседний кластер. “Тфу, ты” – проворчал я, но увидел , что кое-кто в толпе листочки всё-таки подобрал, а ещё минут через 15 несколько человек стали выбираться из толпы в город. “Ну вот, будем считать, что новичкам я все таки помог, поди зачтёт Улей” – одобрительно подумал я, и вернулся к созерцанию диспозиции, отслеживая где там мои парни.

Стабильный кластер, в котором остался наш “груз” находился в пяти километрах и прекрасно просматривался с моего наблюдательного пункта. Кусок сельской местности, видимо откуда-то из Ставрополья, с развалинами частного дома и старым садом в котором разрослись плодовые деревья, склоняя ветви к земле под грузом налитых спелостью плодов. Почти равнобедренный километровый треугольник. “Водники” бросили у развалин, но своих подопечных “Стабистов” и технику не разглядел, так как Бастард остался не только охранять, но и накрыть “невидимостью” наших пассажиров. Я вызвал Бастарда. В ответ в наушнике раздалось смачное чавканье. “Ты хоть мне набери груш, или чем ты там чавкаешь” – сказал я. В ухе хрюкнуло басом.

До перезагрузки Цеха оставалось еще восемь часов.

Оставшаяся тройка моих парней сейчас собирала на кластере технику, на которой нам нужно было прорваться через Цех и Учебку к мосту. Если бы мы были без пассажиров, то прогулка через Четвертак была бы даже приятной. Хабар нас не интересовал, а вот возможность отдохнуть в ещё живых городах, до того как там начнется бойня была вполне реальная. В Учебке обычно работало два ресторана, а в Цеху, самая что ни на есть баня с бассейном, массажным салоном и девицами с низкой социальной ответственностью, которым не надо было платить споранами за “любовь”. Достаточно было притащить никому не нужную бумагу и возможно на пару часов почувствовать себя в своем “старом” нормальном мире.

Конечно, все эти простые радости пользовались популярностью, но большинство рейдерских групп, как правило, стремились в этот момент не к утехам, а поближе к позициям, с которых можно было устранить соперников в деле добывания хабара.

Мне, Бастарду, Дарвину, Колумбу и Менделю было все равно до войн за плюшки, или стронгов с внешниками и мурами.

От размышлений отвлёк вызов:

– Командир, а Цех у нас решил загрузиться на час раньше, чем обычно, – доложил Колумб.

Я вздохнул, достал из чехла приготовленную палатку, надувной матрас. И принялся обустраивать свое место: впереди ожидалась перезагрузка Цеха, а за ней настоящая гроза с хорошим ливнем. Цех прилетал из конца апреля с холодным воздухом и высокой влажностью, а у нас стоял жаркий июнь Это столкновение заканчивалось хорошими шквалами и дождем, а в этот раз ещё и со стороны равнины шли низкие черные тучи. У Стикса кроме всего прочего, был и свой собственный климатический апокалипсис. Низкие тучи намекали на нехилое светопреставление.

Закончив с обустройством лежки, проверил своих парней. Дарвин с Колумбом караулили инкасаторскую службу. Мендель где-то гулял.

Для транспортировки груза было решено взять бронированную инкасаторскую машину из местных. Товарищи устроились с комфортом, напротив гаража в небольшой полуподвальной кафешке, явно набивая животы, пока персонал общепита ещё помнил как готовить и разговаривал осмыслено. Заверили меня, что “кадиллак” в порядке, “водятел” с ключами под присмотром и на прицеле, чтоб не сбежал, как заурчит. Я в ответ им похихикал, что мол ещё не ясно, заурчит ли водитель, и не придется ли к посылке еще и его тащить. И что если они его прихватят, будут сами ему сопли подтирать и рассказы рассказывать.

– Эй, Крузенштерны, человеки-параходы, – я если что, вашего новичка прихвачу. – вклинился в наш эфир Печкин.

Хороший ты мужик, Печкин, правильный, – похвалил его Колумб, – только вот закончишь когда-нибудь, спасая чужие жизни, да ещё неизвестно кого.

– Почему неизвестно? – уточнил Печкин, – ясно дело, людей спасаю. Я спасу, мурам меньше достанется, глядишь человека приведу. В Улье с настоящих людей то дефицит.

– А почему это мы человеки-пароходы? – переспросил Дарвин, – мы исследователи, я вот вообще биолог.

– А потому что вы в круизы ходите, как есть круизенштерны, а это и человек и пароход. Хотя в моем мире он парусник. Большой такой парусник, учебный. – ответил биологу Печкин.

Шутка была банальной и старой, но веяло от нее тем самым безопасным прошлым миром, так что снова вгруди зашевелилась позабыта на несколько лет тоска по нормальной, человеческой жизни. Я снова себя одернул: "Ох и накажет Улей за такое нарушение правил."

Мне с моей крыши позиция Печкина была видна как на ладони. Он прятался на небольшом холме, поросшем сиренью, через которую шла асфальтовая беговая дорожка. Так как его холм был почти у выхода к реке, народу рядом не наблюдалось. Зато с его позиции как раз было видно круговое кольцо на Жигулевском проспекте, по которому до сих пор полз какой то городской транспорт. И это несмотря на стрельбу, и общий порезанный за пределами Полигона пейзаж. Хотя к стрельбе здесь люди были привычные, а пейзаж. А что пейзаж? Люди этого кластера по большей части военные или около того. Сразу после тумана власть сказала “разбираемся” и “быть спокойными”, вот они и были спокойными.

– командир, с запада Ахтунг – пробасил Бастард, – около сотни зараженных, крупняк. А чуть левее – смотри колонна внешников с мурами.

Я посмотрел. С запада действительно прямо перед накатывающей волной низких грозовых туч по выбеленному солнцем полотну разного оттенка желтого степных кластеров, неслась толпа. Я посмотрел в прицел – ниже топтуна в толпе тварей не было. Чуть левей по довольно широкой лоскутной автостраде неслась колонна из пятнадцати единиц техники разной направленности: от тяжелых БТР, до рефрижераторов. Вдоль трассы сновали местные “шайтан” машины – пикапы с пулеметными гнездами. А сверху над колонной носились акулоподобные беспилотники. Две волны должны были сойтись прямо в горле Жигулевского проспекта. В колонне тварей явно заметили, и ускорились, чтобы завязать бой внутри застройки, а не в чистом поле. Твари тоже заметили людей, и тоже ускорились.

Я наблюдал, как два живых массива ворвались в окраины города, ударили друг по другу. И тут справа со стороны Полигона выползла ещё одна колонна машин с размалёванными бортами анархистской вольницы. Началось.

Стрельба на проспекте привела толпу жителей, стоящих под моей двенадцатиэтажкой в движение. Большая часть отхлынула, потянулась в город. Но остался с десяток человек, которые были явно имунными и не спешили присоединиться к бою, разгорающемуся на западе этого кластера. Я приник к прицелу винтовки, рассматривая разворачивающееся сражение. Два рубера налетели на рефрижератор, рвали обшивку больших машин. По ним отстреливались беспилотники, приводя в хлам собственную технику. Стая зараженных под предводительством почти элитника устремилась в хвост колонны, к машине связи. Туда же рванули пикапы.

С полигона на полном ходу в город ворвалась колонна анархистов. Впереди шёл карьерный самосвал с навешанным отвалом, сгребая машины с проспекта, освобождая проезд колонне. За ним шла установленная на гибриде карьерного самосвала “зушка”, расплёвывая очереди по беспилотникам внешников. Сверкало, гремело, дымилось, выли сирены сигналок машин, покореженных, сброшенных с проспекта. Расползались люди, а кто-то уже урчал и лез на агрессивную технику.

С запада сверкнула первая молния и громыхнуло, перекрывая канонаду. Закапали первые крупные капли дождя.

Вызвал парней:

– Колумб, как ваш кадиллак, готов? Вы бы под шумок убрали его,от греха подальше. Хотя до вас колонне ещё три квартала, но там же не только организованные анархисты, там и рейдеров всяких разных полно. Приберут технику.

– Окей, мы уже начали. Прибрали. Мы справа от ангара. А водятел скис. – ответил Колумб и я нашел их позицию. Инкасаторская машина спряталась за угол ангара, отгараживаясь от нашествия с запада.

Снова посмотрел в гущу боя. Твари разбегались вокруг уже двух колонн, плавно перемещаясь к позиции Печкина.

Машина связи внешников пока была активна. Беспилотники носились за зараженными, отстреливая боезапас. Отрабатывали пулеметы.

Я увидел как топтуна разорвал напополам снаряд недалеко от позиции Печкина.

– Печкин, приём – сказал я, и услышал отзыв, продолжил – к тебе тащатся Печкин, ты бы поостерегся.

В прицел разглядел, как Печкин поднял руку, в жесте “Понял. Принял”.

Тем временем гроза набрала полную силу. С неба сплошным потоком лилась ледяная вода. Потемнело. По улицам ветер нес всякий хлам, и шла к реке по улицам сплошным потоком вода. Но воюющие стороны небесные хляби не остановили. Так же как и оголодавших зараженных.

Мини орда втянулась в город, несясь по улицам и ловя пока ещё не спрятавшихся в укрытия людей. Колонна анархистов ввязалась в бой со стаей из трех руберов. Внешники добили элитника, но потеряли почти треть колонны.

Я поймал себя на мысли о том, что вся канитель: эти перестрелки, бои, орущие от ужаса и уже урчащие люди меня не трогают. Очерствел я похоже в Стиксе, раз душа моя не маялась от гибели ребенка, разорванного на куски его же урчащей мамашей. Дошёл уже до того, что разборки стронгов и муров, внешников и рейдеров меня совсем не беспокоят. Я просто рассматриваю диспозицию, видя как крохотные фигурки в прицеле падают или сбегают.

Однако бой приближался к лежке Печкина. И я сосредоточился на его позиции, перевел винтовку в автоматический режим. Печкин, в отличие от меня, переживал за людей и взял какую-то дурацкую миссию по спасению. Не то, чтобы его увлечение таскать из кластеров новичков меня привлекало. Просто, прожив в Улье почти семь лет, я впервые встречал такого вот чудака из старожилов, да ещё с эмоциями, героизмом и человеколюбием. И таскался Печкин на перезагрузку Четвертака регулярно. И выводил с кластеров новичков иногда по два десятка. И что примечательно, практически все его новички становились приличными людьми. В этом домене Улья было даже престижно быть крестником Печкина. У меня он вызывал уважение, у Клумба иронию, у Дарвина желание исследовать его таланты, у Менделя предложение организовать новую секту “Последователей Печкина”, а у Бастарда сыновье желание, так как последний был его крестиком, впрочем так же как и Колумб.

Ворчание Бастарда и вывело меня из созерцания.

– Антей, прикрой папашку Печкина, что-то не спокойно мне – сказал он.

– Понял, принял – ответил я, сменив созерцание на боевой режим.

Бой действительно очень нехорошо разворачивался, забирая в клещи позицию Печкина. С одной стороны тянулась колонна внешников, а с другой воевали со стаей зараженных во главе с рубером целых две ватаги трейсеров. Я успел отстрелять несколько зараженных, отработал по пикапам, опасно приближавшимся к холму. Но тут увидел как в Печкина попала очередь. Увидел как он вытянул из спец набора шприц со спеком, вколол его в бедро и обмяк.

Я выругался, но следующие десять минут был вынужден прикрывать неподвижное тело ото всех участников событий. Пока колонна не ушла вглубь города, оттянув на себя зараженных.

– Бастард, приём. Не уберег я Печкина, прилетело ему. Но он жив, только в отключке. Беда в том, что мы со своих позиций еще часа два не сдвинемся. Я то уж точно. Хотя сейчас попробую найти нашего эскулапа, может он до героя этого недоделанного доберется, пока тот не отошёл к Улью.

Бастард выругался. А я стал вызывать Менделя. Но тот отмалчивался. Нет, за цельность Менделя я не боялся. Это только глупые новички и не очень умные жители Улья могут посчитать лекаря, особенно лекаря со стажем, легкой добычей. Иногда даже муры считают, что попавший в лапы знахарь, что-то похожее на жителя стаба, обслуга и неумеха. Но умные люди не стали бы задирать любого целителя, надеясь на его немощность и безобидность. Тот кто умеет сращивать кости и сосуды, условным мановением рук, тот кто может накачивать энергией другого человека, ушедшего практически за грань – очень опасный человек. Так как любое из этих умений может иметь обратный ход.

Мендель супер бойцом не выглядел, он был худ, носил всякие яркие тряпки, которые больше подходили новичку, брился, в том числе гуляя по кластерам, хотя большинство рейдеров зарастали щетиной. А наш лекарь выглядел самым настоящим шалопаем новичком, разве что загар Стикса мог его выдать. Своим обманчивым видом он пользовался вводя в заблуждение всех, кого встречал. Никто не ожидал от голубоглазого, загорелого юнца лет этак 19, с соломенной челкой и бритыми висками какого-то подвоха. И обычно круто ошибался,насчет его безобидности.

Из всей нашей исследовательской группы Мендель был самым независимым. Он часто просто бродил по кластерам в одиночку, аргументируя и отстаивая свое право на одиночество тем, что “возьмешь вас с собой, придурков, а потом вместо познавательной приятной прогулки будешь или по кластерам таскать на носилках, или сращивать кости. Мне хватает этих развлечений в наших исследовательских рейдах…” – говорил он, укращая очередного напрашивающегося в попутчики эпитетами, раскрашивая и высмеивая все таланты последнего и его бесполезность.

Мне тоже доставалось, хотя именно я был его крестным. Но в рейды группы Мендель выходил, дело свое делал. Мне же его мотивация таскаться с исследовательской группой института была понятна. Он объяснял, что изучает и составляет какие-то там карты умений Стикса, разыскивает взаимосвязи и варианты даров. Мол всё это надо ему, и что на конференции целителей он тоже сделает доклад по своим наблюдениям. Они вот-вот разгадают загадки Стикса, и как он, Стикс, распределяет между иммунными дары. Хотя бы цель у человека есть. Уважаю.

Минут пятнадцать толку от вызова Менделя не было. Наконец я услышал тяжкий вздох человека, явно оторванного от какого то важного дела:

– Антей, нам торчать на этом кластере до перезагрузки Учебки. А ты издергал меня уже всего, хотя мы только только прибыли в это чудное место. Неужели вы боевики недоделанные, успели чем-то повредиться?

– Нет, о Великий эскулап, слава Стиксу, вся группа жива здорова, с костями, с оружием, и не поверишь даже с головами на месте. Тут Печкину прилетело. Видел как он вколол спек и обмяк. Ты бы подлечил нашего героя-спасателя, что ли.

Послышался глубокий вздох, Мендель проворчал:

– в каком месте лежит пациент?

Я обрисовал ему позицию Печкина, Мендель подтвердил, что спасателя иммунных не оставит без помощи и прямо сейчас, в течении минут двадцати или тридцати к пациенту прибудет. И отключился.

Я снова приник к прицелу, эти полчаса прогулки Менделя придется прикрывать несчастного Печкина. Вот интересно, а где его собственные бойцы?

Город уже урчал основательно, толпы потерявших разум бывших людей спешили на звук канонады. Собирались в группы по нескольку особей и тянулись за боем к границе Цеха. Я заметил, что среди вновь прибывших в Стикс уже есть прыгуны, есть и те, кто потерял штаны. Стикс начал перемалывать прибывшую биомассу, а его трапеза всегда благоухала одинаково. Я представил, как там пахнет внизу: сладковатым запахом смерти, внутренностей и экскрементов. Стикс жрал. Он урчал многоголосьем, и жевал тысячами челюстей, он раздавал дары, он приветствовал смелых, он благословлял отбросы, он наслаждался жестокостью. И раздавал бонусы новичкам.

Я заметил движение справа от Печкина в кустах палисадника старой хрущевки. Перевел прицел: в кустах прижимался к земле большой рыжий кот, а рядом с ним громоздились какая то куча. Кот внимательно осматривал пространство, перемещался на пять шесть метров до следующего укрытия и куча ползла за ним. Двое явно перемещались в сторону Печкина, а я размышлял стоит или не стоит прервать жизнь кучи, которая видимо все таки была человеком. Любопытство взяло верх. Недалеко от позиции Печкина куча поднялась с земли и превратилась в нечто: на тоненьких ножках что-то шарообразное в лохмотьях маскировочного костюма охотника натянутого на рыбацкий плащ, завершала конструкцию широкополая шляпа с антимоскитной сеткой.

Наткнувшись на почти упокоенного Печкина шарик на ножках застыл, а потом начал разоблачаться. Снял лохмотья, снял большой шарообразный рюкзак, шляпа с антикомариной сеткой при этом осталась на голове. Невообразимая глупость закрывающий обзор головной убор, но это существо явно не испытывало каких то неудобств и не думало совсем о безопасности.

Первым делом человек заинтересовался оружием Печкина. Потрогал клевец, ножи, связку гранат, и наконец заинтересовался винтовкой. Агрегат у Печкина был знатный, и огромный, не для всякого крепкого мужчины подходил. Таскать модифицированную в одном из миров СВ, с эксклюзивным пламегасителем, глушителем и обвесом может не всякий. Неудобное такое оружие, если ты конечно не снайпер. Для ближнего боя так совсем ни к чему. Но у Печкина было три таланта: соколиный глаз, умение управлять весом и маскировка. Если бы не его страстное увлечение спасением, он с ватагой был бы одним из лучших трейсеров. И, не побоюсь сказать, одним из лучших в этом домене снайперов, если бы кто-то взялся мерятся в Стиксе качеством умений пострелять.

Человечек со шляпой, закончив обзор добычи, надел винтовку как рюкзак: двумя широкими лямками через спину. Челюсть у меня так и отпала: винтовка торчала выше шляпы с сеткой, а приклад болтался чуть ниже того места, которое у нормальных людей чует все неприятности. Следующие действия шарика меня поставили в тупик. Он пытался надеть свой огромный рюкзак поверх винтовки. Из чего я сделал вывод, что это явно сумасшедший или реально крутой житель Стикса, типа нашего Менделя, ибо прикрывать оружие рюкзаком в условиях постоянно жрущего Стикса это явное самоубийство или …

Но тут человек меня снова удивил, ибо он попытался нагнуться к чему-то заинтересовавшему его, у него не получилось и он снова стал разоблачаться. Снял накидку, рюкзак, стянул винтовку и…вытащил по-моем флягу с живцом, которую Печкин таскал на поясном ремне. Шарик открутил крышку и налил пойло… коту! Затем сам хлебнул из фляги, и я подумал снова, что видимо человечек явно не новичок.

Но он вновь меня удивил: он поднял тревожный малый рюкзак Печкина, натянул его спереди и снова начал натягивать на себя свои пожитки, так же надев винтовку, а поверх нее свой рюкзак. Теперь его фигура стала полным шаром на хлипких ножках в лохмотьях.

Человечек и кот потеряли всякий интерес к Печкину и двинулись к набережной. Я снова подумал, что это явно новичок. Очень странный шарообразный новичок, потому что любой в Улье знает, что зараженные не любят воды, но берега водных преград становятся для них тропами миграций. Следующая остановка шарика в лохмотьях была у трупа топтуна, разорванного пополам. Человек снова все снял, а затем стал ковырять нарост на голове, и снова я предположил, что передо мной новичок из этого кластера. Шарик вставил нож, но видимо сил не хватало раскрыть нарост, он подобрал обломок кирпича, начал долбить по ножу. Глупый и сильно шумный новичок. Рядом с водой, без оружия шумный новичок, прямо таки громкое приглашение на обед для обитателей Стикса.

Но шарику снова повезло, им никто не заинтересовался. Закончив с шумной работой, он снова облачился в свои рюкзаки. Промелькнул рыжий кот и парочка потащилась к набережной.

В этот увлекательный момент из жизни Шариковых и кота, ожила связь. Я принял. Мендель добрался до Печкина и вызывал меня:

Антей, а куда этот спасатель подевал свою винтовку?

Ушла его винтовка, своими ногами, метрах в пятиста сейчас, двигается вдоль Меридиана – сказал я, – ты не поверишь, Мендель. Что я сейчас наблюдал. Даже стрелять не стал, ибо такой цирк Стикс показывает не часто.

Потом расскажешь, прикрой пока, а то я тут пациентом займусь, а на мои тылы кто-нибудь позарится.

Ой, Мендель, ты свои тылы то как сам оцениваешь? Пару килограмм маслов, и даже Улей не смог нарастить что-то приличное. Да любой рубер, глядя на тебя задумается об откорме, так как твои маслы могут его погубить во время приема пищи, да и ценности в твоих костях, кажется не много.

Мендель ничего не ответил, лишь показав какой-то странный жест рукой, нагнулся над Печкиным и занялся пациентом вплотную. Мне снова пришлось контролировать местность, и “шарика” из виду я потерял.

Следующие пятнадцать минут Мендель возился с Печкиным, а я гасил вокруг их позиции не нужное. Наконец эскулап проворчал по связи что пациент жив, и будет жить, и даже своими ногами дойдет, но не сейчас, а часика так через два. Пришлось мне уговаривать парней доехать на инкасаторской машине и забрать потерпевшего вместе с лекарем. Еще полчаса пришлось контролировать путь нашего броневичка. Затем парни прибрали Печкина, спрятали снова машину, ворча о том, что оставшиеся два часа могли бы провести не в душном фургоне, а в приличном месте.

Дело было сделано, и я снова зашарил по местности через прицел, отыскивая шарика с котом. Каково же было мое удивление, когда я увидел толпу падающих с причала лодочной станции зараженных, пытающихся допрыгнуть до катера, который странно дергался от неумелых взмахов гребца. Затем увидел как топтун прыгнул с понтона. зацепился за борт лодки, отчаянно ее накренив, а безумный новичок в шляпе стал колотить по борту.

Я прицелился, до катера было далеко, практически предел выстрела, даже с моим умением. Выстрелил. Несмотря на то, что пуля попала в шею топтуна на излете, удар по шейному наросту убивал любого зараженного.Топтун пошел ко дну.

Следующие пару часов я поглядывал на разлившийся в этом месте Меридиан, катер несло к группе стабильных кластеров, в трех километрах от нашего берега. Заметил, как он ткнулся в кусты, увидел как скрылся в небольшой прибрежной протоке. А Шарик то удачлив.

Акт 1. Сцена 3. Печкин

К очередному рейду в “Четвертак” моя команда поредела. Из пяти человек отряда за последние полтора месяца выбыли двое. Они не ушли по каким-то идеологическим соображениям или за лучшей долей, все проще. Из очередного рейда по восточным кластерам мы привезли двух тяжелораненых. А вчера решался вопрос – идти в рейд к Четвертаку, или в этот раз пропустить?

Правда лично меня этот выбор не касался. Раз стою на ногах, значит к своему родному кластеру, с которым четыре года назад загрузился в Улей, я пойду.

Мои напарники это знали. Так же как и о мотивах, и лично их я ни к чему не принуждал, разговорами не уговаривал.

Вечером за ужином в баре “Веселый Топтун” Семен Семеныч и поручик Ржевский, просто кивнули, обозначили время и ушли собираться. Нам надо было преодолеть долгих двести семьдесят километров от Последнего убежища до Полигона. Не расстояние в условиях какой-нибудь развитой и не очень страны моего прошлого мира. По хорошей трассе да на неплохой машине каких-то три часа, но не в условиях Улья. С технологиями, трассами и с машинами проблем не было. Проблемы были в другом: весь путь пролегал вдоль водного Меридиана, делящего наш домен Улья на восток и запад. Меридиан раскидывался то заболоченной местностью, то сжимался полноводной рекой или разливался водохранилищем. Каждый житель Улья знает: вдоль воды идут миграции зараженных, а значит риск нарваться на стаю, или даже орду, велик.

Если бы мы располагались со стороны востока, или внешки, то нам грозила встреча максимум со стаями. Так как внешники регулярно сокращали поголовье со своей стороны, то и к узкому горлу перехода между доменами, зажатыми кластерами черноты, приходили только те зараженные, что умудрились выжить. Они были не сильными, но даже топтун, пусть не самый прокачанный зараженный мог открутить голову любому иммунному, если тот даст ему шанс. С нашей же, западной стороны, территория кишела тварями намного сильней, которые регулярно пополнялись мигрирующими из Пекла ордами.

Стоит посмотреть на карту, которую мне подарил мой крестник Бастард, состоящий ныне в команде исследователей от Института, то видно, что наш домен и соседние домены, словно сосиски в гирлянде, нанизаны на Меридиан, и перевязаны в узких местах чернотой, надежно разделяющей “сосиски” друг от друга. С одной, условно восточной стороны “сосиски” ограничены активностью внешников, с другой – ужасами Пекла. Вот и живут более менее прилично иммунные в узкой полосе между западом и востоком, и не стараются перебраться из своего домена в соседний. Да и с какой целью туда лезть? Твари везде одинаковые, местность вокруг изучена слабо, ресурсов хватает, и конечно Улей не то место, где можно гулять по кастерам в качестве познавательной прогулки. Тут надо выживать.

Поймав себя на мысли о географии Стикста, я усмехнулся. Надо же! Четыре года назад я не то, чтобы мог подумать о географии этого мира, я до жути боялся выйти в рейд на десять километров от стаба. Таких жмущихся в задавленных Стиксом поселениях людишек основная масса. И уж конечно география мира их не интересует, максимум – три десятка кластеров вокруг какого-нибудь стаба, с пометками что интересного приносит каждая перезагрузка. Или может быть и интересует кого-то более масштабные сведения, но вот такой простой взгляд на карту местности большинству иммунных не доступен, это суть секретные сведения Института.

Собрав свои рюкзаки, проверив оружие и одежду, я завалился на диван. До выхода в рейд оставалось десять часов. Лучше всего их было потратить на спокойный сон. Ещё бы уметь впрок высыпаться.

Закинув руки за голову, я уставился в потолок гостинной моего коттеджа. Да, в Улье я могу себе позволить шикарный рубленный дом, напичканный всяким нужным и современным. А вот в своей прошлой жизни не мог. Ни дома, ни современного всего, что нужно. В прошлой жизни я был по сути списанный с довольствия ВС России инструктор – испытатель, приписанный после комиссования по ранению к Полигону. К моменту приписки, верней официального приема на работу, за спиной у меня было две официальных командировки в очень горячие точки, одна из которых закончилась размахиванием табельным оружием перед носом штабной сволочи, по вине которой погиб мой друг, практически брат. Хотя не только размахивал табельным, но и прострелил этой гниде ногу. Полковой дело замял увольнением по “ранению”, а в моем личном деле появилась пометка о нестабильности психики. Психику, увольнение, и гибель брата я, в силу традиций, врачевал соответствующими дозами спиртного. В конечном итоге жена, не видевшая ранее меня по полгода и больше, не смогла вынести моего тотально-пьяного присутствия, сменила меня и место жительства. Да и ладно, её уход я не заметил. Детей у нас не было, и кроме совместного счета в банке, более ничего не связывало.

В день Улья, я отмечал крутой поворот в моей жизни. Банькой и душевными разговорами с прапором моей бывшей боевой части, на его “фазенде”, стоящей на берегу Саратовского водохранилища. Праздновали мы не что-нибудь, а последнюю неделю моей холостяцкой жизни. За год до этого дня в мое подразделение испытателей стрелкового оружия была зачислена Анна Сергеевна. Молодая женщина, мать одиночка, закончившая музыкальное училище по классу хоровое пение. Её музыкальные таланты в городке рядом с Полигоном применять в общем-то было негде. Вернувшись в родной городок вместе с дочерью подростком в родительскую квартиру, она не нашла ничего лучше, как пойти работать на Полигон. Занесла ее судьба нелегкая в наш дружный коллектив, отладчиков-испытателей экспериментальных видов оружия для спецподразделений и диверсионных операций. Да уж. У Судьбы свои собственные приколы. За последний я до сих пор благодарен, этот год с Анной Сергеевной внёс в мою жизнь новые чувства и какой-то смысл.

Анечка с тонкими пальчиками, и с не менее тонкой душой, прекрасно обращалась с метрическим и лабораторным оборудованием, и не плохо справлялась проведением экспериментов. Впрочем, последнее было понятно, в юности, кроме занятий в музыкальной школе, она занималась биатлоном, достигнув в этом неплохих результатов, для девушки, нацеленной на музыку и возвышенное, а не на спортивные достижения. На последнем настаивал ее отец, как и большинство местных жителей привязанный к Полигону и армии. Отец знаменитый в узких кругах специалистов по всякому интересному оружию. Он свое дело любил, и хотел бы воспитать сына преемника, но не повезло, родилась только дочь.

Романтическая натура Анечки пела и стремилась к прекрасному, а руки настраивали прицелы, чистили стволы, снаряжали патроны. Делала она свою работу так же утонченно, как и играла на фортепиано и скрипке, под удивительную музыку, к которой приучила весь разношерстный коллектив. Моя же циничная и замершая к тому времени душа, оттаяла рядом с этой немного грустной женщиной. Через год я не представлял свою жизнь без неё и её дочери.

Но случилась не свадьба, случился Стикс.

Утром четверга, после мальчишника я вышел на мостки. Плотный туман не редкость над великой русской рекой, так что кроме запаха меня ничего не насторожило.Туман, утро, всплески рыбы, далекий говор чаек. Красота, если бы не вонь. Уставшее от праздника тело, требовало лекарст. Я пошел за баню к пригорку, где должен был стоять дом и припаркованные машины. Однако ни дома, ни машин там не было. Уже позже я понял, что граница кластера проходила прямо по ступенькам бани. Вот что на стоило тогда продолжить пьянку в доме, а не в бане?

Днем мои помятые похмельные друзья заурчали. И начался первый день моего личного наказания в чистилище.

Наверное каждый житель Стикса помнит свои первые дни до последней мелочи. Я не исключение, помню каждый свой шаг, свои чувства, ошарашенность, страх, своё отчаяние, когда добравшись до разграбленного Полигона, обнаружил тела сотрудников и растерзанный труп Анечки. Красивое платье в мелкий синий цветочек, задранное вверх, вымазанные кровью ноги, пустые синие глаза и крохотная дырка во лбу.

Я взвыл, хотел толи умереть, толи убить всех, до кого дотянусь.

В городе шел бой, в городе бродили двуногие чудовища. Я вытащил из стационарного подпольного сейфа модернизированную Анечкиным отцом СВ, выгреб экспериментальные боеприпасы и пошел по следам налетчиков. И нашел колонну техники, куда сгоняли горожан. Одетые в камуфляж люди, в том числе и бабы, заталкивали в кунги людей, со связанными руками, но не всех, кого-то прямо на месте отстреливали. Среди гражданских стоял крик, плач. Но охранников это не смущало. Нисколько не колебаясь я четко понимал, кто тут свой, а кто чужой.

Переводя прицел с одного мерзавца к другому, я стрелял и стрелял. Помню троих тварей, насиловавших девчонку, помню как зарядил в них экспериментальный дозвуковой разрывной патрон. С наслаждением отметив результат. Перед глазами стояла мертвая Анечка. Глаза и разум застилала ярость.

Закончился мой бой попаданием снаряда с беспилотника в частный дом, где я укрылся на чердаке.

Следующее, что помню бородатого по самые глаза мужика, хлопающего меня по щеке. “Очнулся, бро?” – спросил он – “ну ты и задал мурам по самые гланды” – рассмеялся он. Протянул руку – “Я – Север, тебе значит крестным буду. Как же мне тебя крестить то, бро? Смотрю ты тут прямо удачно так в печку провалился. Печник прямо, а, вот Печкиным будешь. Добро пожаловать в Улей, Печкин”.

Следующие два часа, пока мы ждали перехода зараженных и мародеров в соседний загружающийся кластер, Север мне подробно рассказывал где я очутился и как тут все устроено. До меня доходило трудно, меня давило знание, что Анечки больше нет. Север, видя такое мое нетипичное отношение к Улью, уточнил, что не так? И я выложил ему об Анечке, о свадьбе, о том, что всё потерял прямо вот только что. На что Север ответил, что Улей тем и хорош, что дает всем шанс начать сначала. Что для меня это прямо отличный повод повеселеть. Приду к следующей перезагрузке, и чем Стикс не шутит, даст Улей мне шанс на счастье.

И я уже четвертый год подряд не пропустил ни одну перезагрузку Полигона, но Анечки так и не нашел. Улей чуть поменял время загрузки, пьянка моя начиналась в среду, утром в четверг загрузился в Стикс, первый бой на Полигоне произошел днем четверга. Почти десять раз я приходил в лабораторию, успевал перекинуться с ошарашенной Анечкой несколькими фразами, но затем ее прибирал Стикс, и мне приходилось собственной рукой её убивать. Каждые полтора месяца надежды, и расставания. Но Улей сжалился надо мной. Раз за разом Стикс смещал время загрузки на несколько минут вперед, и наконец, стал грузиться в пятницу утром. Освободив меня от Анечки, так как утром в пятницу она ни разу больше на работу не пришла. Теперь меня занимала другая история – что с ней случилось с четверга на пятницу в нашем мире? Я расспрашивал об Анечке с каждой перезагрузкой слабо соображающих бывших сослуживцев, затем водителей автобусов, просто знакомых. Выяснил только одно, что в пятницу утром она осталась дома, и больше на работу не выходила. Слава богу ее дом стоял на другой стороне реки и эта часть города не попадала в Стикс. Хотя может конечно и попадала, но не в нашем домене. Улей избавил меня от боли и ежемесячного акта мазохизма. Теперь я просто приходил в Четвертак на каждую перезагрузку, просто помогал новичкам. Оплачивая свою благодарность Улью, хотя, чего греха таить, всё ещё надеялся на встречу.

Акт 1. Сцена 4. Безымянная.

Разбудил её организм, настойчиво требующий удовлетворения естественных потребностей. Дождь прекратился под утро, небо расчистилось, солнце начало нагревать воздух под тентом лодки. Она выползла из спальника. Кокпит катера представлял собой странное зрелище: везде были набросаны кучками вещи, словно воронье гнездо, в лотке которого расположилась походная постель. Надо было вылезать на улицу. Она неуклюже перевалилась через борт катера, опустила ноги в прохладную воду реки. Это её взбодрило. Для потребностей подошли ближайшие кусты.

Белый речной песок приятно охватывал ступни, слабый утренний бриз ласково обдувал лицо. Над островом пролетали чайки, и где то в зарослях ивы весело перекрикивались пичуги. Это мирное утро так резко контрастировало со вчерашним кошмаром, что она засомневалась, а был вчерашний день в реальности, или это был морок и сон? Она бодро зашагала к тополям на вершине острова, где уже суетился рыжий кот, за кем-то гоняясь в скудной опавшей листве.

С вершины косы хорошо просматривались окрестности: вверх по течению широкой реки в утреннем тумане виднелся силуэт города, откуда они сбежали, вниз река разливалась широким простором, так что правый берег только угадывался далеко-далеко. Коса, к которой она пришвартовала лодку, сверху походила на наконечник стрелы, словно нож разрезала реку на две части, а ниже водная гладь дробилась тремя вытянутыми вдоль течения островами. В памяти всплывали похожие картины из прошлой жизни, пейзаж напоминал Саратовское водохранилище, но знакомых из детства линий берегов она не находила. Словно внося штрих к воспоминаниям, над рекой пролетел тяжелый белохвостый орлан. Вид величественной птицы ее восхитил, внутри беспокойство отступило, стало хорошо-хорошо, как в детстве, когда она с дедом ходила на рыбалку по Волге. Кажется, тогда он называл ее ласково Ленточкой?

В голове не было никаких планов и не было мыслей, что делать, куда идти. Вымотанный психушкой мозг не желал ничего анализировать и рассуждать, да и реальность перемешанная событиями прошлой ночи казалась бредом. Ещё час она бродила по острову, обследовала остов старого кораблика, который оказался останками колесного парохода, шлепала по мелководью, поднимая песок со дна и наблюдая за мальками. В общем, исследовала окружающий мир, словно ребенок. Затем вернулась к катеру, так как желудок настойчиво потребовал пищи. Царивший в катере хаос удивил ее. «Не порядок, Ленточка» – подумала она, вспоминая, как у деда были уложены снасти и вещи в лодке. Следующие полтора часа ушло на уборку, вещи разложила уже как надо – еду и посуду на «камбуз», спальник и одежду в «кубрик». Долго мучилась с оружием, которое не знала куда пристроить. В конце концов, длинная винтовка расположилась рядом с «кроватью», а остальное было равномерно распихано по бортам катера. Хаос в катере прекратился, и кокпит стал походить на комнату безумной студентки. Наконец она принялась за готовку. Аппетитно запахло тушенкой, и тут же появился кот. Они молча чавкали, наслаждаясь едой. Затем кот ушёл по своим делам, а она отправилась на остров – загорать. Мыслей в голове не было, не было и беспокойства, что делать дальше. Она просто наслаждалась свободой и покоем.

Этот день она пляжничала. Стояла чудесная летняя погода. Белый песок нагревался на солнце, она закапывалась в него, грелась, затем плескалась на мелководье, где стайки мальков щекоча, покусывали кожу. Измученное, изувеченное в больнице вивисекторами тело впитывало силу окружающего мира. Вода ласкала и смывала боль, солнце напитывало энергией. Кожа, давно не знавшая солнечного света обгорела и была горячей. Не хотелось одеваться, но к вечеру дневной ветер угас, и над островом загудели тучи комаров. Пришлось ретироваться в лодку, завешивая пожитками щели, спасаясь от местных кровопийц.

Поужинав рыбными консервами и чаем с конфетами, она налила из фляги коту «лекарство», сделав несколько глотков сама. И отметила, что жидкость заканчивается. Эта неприятная новость прошла мимо мозга, и не разрушила состояние счастья, которое бывает у ребенка, после насыщенного летнего дня.

Следующим утром она разделила остатки жидкости из фляги между котом и собой. Она чувствовала, что без «лекарства» может вернуться боль. А значит, надо было добыть где-то это живительное питье. И логика подсказывала, что оно вполне может оказаться у кого-то ещё, или ей могли подсказать, где его приобрести. Мозг, сбросивший, наконец, морок больницы, заработал. Второй день на реке не было признаков людей. Нет, конечно, по реке иногда несло какой-то хлам от человеческой жизнедеятельности, и на острове лежал старый кораблик с несколькими разбитыми лодками. Но не было привычных звуков, которые создают люди. Ни разу не загудела моторка, и из города не принесло привычных звуков городской суеты. Людей вокруг не было. С одной стороны это было хорошо, люди в ее положении означали возможные неприятности. Но и решить насущные проблемы она тоже не знала как. Во- первых, закончилось «лекарство», во-вторых, продукты, которые она притащила из города, тоже сокращались. И с этим надо было что-то делать.

Она решила сначала провести ревизию всего, что у нее есть, изучить берега реки, и потом, если повезет, сплавать до ближайшего магазина. Не бог весть, какой план, но все же.

И снова принялась за разбор вещей. На этот раз она внимательно провела ревизию продуктов, разложив их на кучки, составляя свое меню. Не густо, но неделю на запасах протянуть можно. Затем осмотрела катер внимательно и обнаружила за носовой каютой еще один отсек, где стояли две канистры с бензином, моторное масло, чемоданчик с рыбацкими принадлежностями, и две телескопических удочки, а так же моток веревки и якорь-кошка. К тому же у нее самой было подводное ружье с гарпуном. В лодке еще нашелся камуфляжный спасательный жилет, сетка-садок и сложенный сачок, а еще свернутая сеть. Вполне можно было бы половить рыбу. Идея неплохая, но вот все познания в рыбной ловле ограничивались воспоминаниями о рыбалке с дедом из далекого детства.

Хозяин катера явно собирался на рыбалку, жаль, что не положил продуктов и еще чего-нибудь полезного. После осмотра катера, она принялась за ревизию оружия. Пришло время распотрошить рюкзак убитого снайпера. Рюкзачок, по сравнению с тем огромным баулом, который она утащила из магазина, имел скромные размеры, но в нём она нашла сокровища, которые сразу повысили настроение, и дали пищу для размышлений.

Кроме патронов двух калибров, она обнаружила магазины к винтовке и пистолету. В отдельном пакете мужик зачем-то собрал гильзы. Ещё там обнаружилось изрядно затёртое руководство к винтовке, набор для чистки оружия, и пластиковый контейнер с зеленоватыми виноградинами, похожими на ту, что вытащил кот из мертвого монстра. В контейнере, кроме виноградин, нашлись двадцать горошин желтоватого цвета, похожие на подмоченный чаем кусковой сахар, и в завернутые в тряпицу два круглых шарика-бусины, иссиня черного и красного цвета. Зачем нужны были мужику такие странные предметы, было не понятно. Еще в рюкзаке оказался мульти тул, небольшой складной нож, алюминиевая ложка, механическая кремниевая зажигалка-огниво, а также аптечка с перевязочными пакетами, сшивным материалом, иглой, пара шприцов с желтоватой жидкостью, две капельницы и пакет с физраствором на 500 миллилитров. И поллитровая бутылка коньяка. Из вещей мужика особенно заинтересовал исписанный блокнот с привязанной к нему ручкой, а в руководстве к оружию нашлось несколько тоненьких брошюр на десять листов, явно выпущенных самиздатом. «Добро пожаловать в Улей» – гласил заголовок на обложке.

Разложив перед собой найденные бумаги, она задумалась. Можно было бы пойти к холму острова и начать осматривать берега в оптику винтовки. Не бинокль конечно, но оптика на винтовке имеет хорошее приближение и четкость. Но логичней было бы изучить оружие досконально, а для этого надо почитать руководство. Руководство было толстым, блокнот значительно меньше в размерах, и уж совсем не много информации предлагала брошюрка. Заварив чай в котелке, она решила начать с брошюры.

«Привет, новичок!» – радостно начиналась книженция – «Ты оказался в Улье. Это другой мир, если хочешь другая планета. Здесь есть свои законы, и жизнь потребует от тебя усилий. Изучи это руководство к жизни в Улье внимательно, это поможет тебе выжить и добраться до нас. Как это сделать, ты узнаешь в конце руководства.»

Начало её озадачило. Позитивный настрой не вязался с предположением о возможной гибели новичка. Но слова, которые шли дальше ее насторожили. «Мы все попали в Улей одинаково: сначала был странный пахнущий кисловатой химией туман, затем люди начали сходить с ума, стали поедать других людей. Затем каждый из нас бежал и обнаруживал совсем незнакомую местность». Мда, туман точно был, это она помнила, и охранника кинувшегося на нее тоже, и этих сумасшедших людей на лодочной станции, и убитого мужика, монстра, и вот она винтовка, лежит рядом, подтверждая реальность воспоминаний.

«Сейчас тебе кажется, что все это какая-то сказка или выдумки. Но посмотри по сторонам – узнаешь ли ты знакомые места? » Следуя руководству из книжки, она выглянула из под тента и осмотрела ещё раз округу. Нет, эти места она точно не знала. Вспомнились корпуса какого то завода на месте, где должен быть её дом. «Теперь, когда ты знаешь, что оказался в новом мире, тебе следует знать некоторые важные вещи, без которых ты быстро погибнешь».

«Улей состоит из сот – кластеров. В твоем мире, когда появился туман большой кусок территории со всем на нем: от домов, машин до живых существ был перенесен в этот мир. Такие куски других миров называются кластеры или соты. Они могут быть разных размеров, от небольших в несколько метров до огромных многокилометровых. Соты бывают стандартные и стабильные. Те кластеры, которые обновляются, раз за разом, называются стандартными. Обновление кластера начинается с кислого запаха и тумана. Это явление называется перезагрузка. Находиться на перезагружающемся кластере смертельно опасно. Если ты увидел или почувствовал такой кислый туман беги до границы кластера как можно быстрей. Стабильные кластеры – те, которые не перезагружаются или перезагружаются очень редко. Такие кластеры называются стабами и там относительно безопасно. В таких стабильных кластерах живут местные люди, иногда в них строят целые города. Именно в стаб тебе надо идти.» Она фыркнула, откуда знать неизвестным авторам брошюрки, куда ей надо? И зачем? Но, продолжила чтение. Ниже шло описание, как понять, что кластер является стабом. По признакам её остров-коса очень походил на стаб. Вопрос только – почему на этом так удачно расположенном острове никто не поселился.

Почти полдня она изучала руководство для новичков. Не смотря на тощий вид книжечки, шутливый тон автора, информации было много, и вся она в голову не укладывалась, а ещё одолевали сомнения. Первые полезности в книжечке были. Её действительно обрадовало – способ приготовления «чудо-лекарства», «живца или живчика». То, что основным ингредиентом были потроха монстров, ее не задело, монстры и вообще этот мир больше казался бредом или сном. А во сне и в бреду всякое бывает, так что расстраиваться по пустякам не стоит.

Прочитав рецепт, она вспомнила, что засунула в боковой карман рюкзачка снайпера, «добычу» из мертвого монстра. Пришло время полюбопытствовать, чем же их порадовал первый в Улье добытый хабар. В трофее оказалось четыре горошины и восемнадцать споранов. Спораны походили на виноградины кишмиш, зеленовато-серого цвета. К слову сказать, пролежав в комке чёрной паутины почти трое суток, они пахли осенними опятами и нисколько не изменились на вид.

В рецепт входил алкоголь, плоская бутылка коньяка у неё была. Положив все спораны в одну кучку, из монстра и из коробочки снайпера, пересчитала их. Вышло сорок шесть споранов, двадцать четыре горошины и две жемчужины. Так что в ближайшее время вопрос по добыче ингредиентов из монстров не стоял, зато не хватало алкоголя, который использовался в рецепте. У неё оказалось только пол литра коньяка, к сожалению закинутый с причала ящик с водкой разбился. А этого пол-литра хватит для приготовления живчика на шесть дней, если конечно они с рыжим котом не начнут увеличивать дозу приема. Так что за ближайшие несколько дней надо было решить что делать, ибо бытовая необходимость прижмет. «Улей богат, он дает своим жителям все необходимое, только возьми. Для этого надо бродить по этому миру.» – вещала брошюрка.

Судя по информации из книжки, её остров был безопасным, а вот что её ждет на других кластерах? Один бестиарий этого мира приводил в ужас даже при взгляде на нарисованных монстров. Ну и комментарии составителя тоже радости не прибавляли. Выходило, что реальные шансы уцелеть при встрече с двумя типами – пустышами и бегунами, и то, при схватке один на один. А вот всё, что было выше рангом, грозило не шуточными неприятностями, часто смертельными. Так что решение, что делать и как жить дальше требовало серьёзных размышлений.

Пока же она занялась насущными проблемами: сделала «живчик», растворив в коньяке три виноградины-спораны, и процедив раствор, попробовала. Вкус был так себе, да и алкоголя для неё было слишком много. Она вскипятила воду, добавила в неё собранных на острове листьев дикой смородины и малины, остудила и смешала с раствором. Вкус живца несколько улучшился, да и градус алкоголя снизился. Она разлила живец пустую флягу снайпера и в полторашку из-под воды. Запас припрятала в «кубрике» катера.

Чтение брошюры и приготовление живца заняли у неё почти две третьих дня. Закончив с делами, она снова растянулась на песке, наслаждаясь отдыхом и летним солнцем. «Какой удивительный мир» – подумала она – «здесь всегда лето, и это здорово!» И снова как на курорте – купалась и загорала, пока комариный рой не загнал её под тент лодки. Вечером пришел Рыжий, попробовал живец, оценил, замурлыкал, закусил скромным ужином. Кот и она весь вечер просидели на корме катера и глазели на простор реки. На Реке шла обычная речная жизнь: пролетали чайки, плескалась рыба. Все как на Земле, но на закате солнце, едва коснувшись горизонта, взорвалось черными пятнами, доказывая, что она не на Земле, а в совершенно другом мире – Улье.

Акт 1. Сцена 5. Печкин.

По традиции мы покинули Последнее Убежище утром. На КПП нам пожал руки старший смены и покачал головой, мол куда вы такой куцей командой. В стабе у нас остались супер водитель, он же слабенький лекарь по совместительству и силовик-пулеметчик, он же бегун, он же загонщик. В Улье не бывает узконаправленных специалистов, в команде всегда должны быть “сменщики” или разработанная и отлаженная система взаимодействия при потере кого-то. Я, снайпер, “скрытник”, “грузчик”, руководитель отряда по совместительству, как наиболее подкованный в диверсионных действиях бывший военный. Сенс – Поручик Ржевский, он же штатный медработник, так как в прошлом Ржевский был студентом медиком, работавшим помощником патологоанатома. Его второй дар “заморозка или охладитель”. Не самый плохой дар, в Стиксе даже самые странные дары всегда можно использовать на благо. Например, если шел дождь, Ржевский вполне мог заморозить топтуна.

Семен Семеныч был кинетиком, то есть мог вложить в контактный удар силу равную воздействию двух тонн, двигающихся со скоростью семьдесят километров в час. Особенностью Семен Семеныча было то, что он мог как сосредоточить свою силу в одном месте, скажем в кулаке, так и встретить летящее в него что-то в виде щита, способного выдержать эти самые две тонны. А еще Семен Семеныч при отсутствии штатного водителя брался за баранку. Так что назвать нашу команду “куцей” или “беспомощной” никак нельзя. Мы вполне слаженная боевая группа, правда в этот раз нам пришлось существенно снизить темп продвижения и объемы боеприпаса, переносимые с собой.

Маршрут до Четвертака занимал трое суток. Ночевали в заранее обустроенных убежищах, днем двигались. Весь путь был порезан на отрезки: часть проходила по водному меридиану, часть по степным кластерам.

Первый отрезок в тридцать километров был ничем не примечательным. Территория вокруг Последнего убежища тщательно патрулировалась, зачищалась от зараженных, была напичкана минными полями дополнительными КПП. Эту часть пути мы проехали с ветерком, использовали “УАЗ буханку”. Как раз для такой небольшой команды и не сильно большого груза. Оставив машину на небольшом стабе недалеко от берега Меридиана, который в этом месте разливался не глубокими лиманами, заросшими камышом с сетью узких проток. Накачали надувной катерок с жестким дном, загрузили в него наши пожитки, пару аккумуляторов и электрический лодочный мотор. И потащили наше плавсредство, готовое к спуску следующие сто метров по плавням до более глубокой протоки. Ржевский мониторил окружающую территорию на наличие зараженных и людей. Поэтому приходилось останавливаться часто. Но Стикс полностью оправдывает поговорки “лучше меньше, да лучше”, или “Тише едешь, дальше будешь”.

Как только вода в протоке дошла до середины бедра, группа погрузилась в катер и мы очень медленно, и очень тихо пошли вверх по Меридиану. За следующие двенадцать часов надо было преодолеть почти семьдесят километров. Бесшумное и очень осторожное движение по лениво текущему Меридиану.

Один из основных законов этого мира – изменение. В Стиксе нет постоянства, любой попавший сюда и проживший хоть сколько нибудь знает, что ходить даже знакомыми тропами надо очень осторожно. Как только расслабишься Улей на знакомую дорогу навстречу тебе выведет рубера или элитника, чтобы ты, зарвавшийся иммунный, не забывал – Стикс всё время меняется, течёт, как и та легендарная река между миром мертвых и живых.

Тихие протоки, жарящее солнце, плавящее тела, плеск воды у носа катерка, и едва слышное журчание электромотора. Три напряженных человека, словно взведенные арбалеты с готовыми сорваться болтами, смотрят, слушают. Это напряжение выматывало. К концу дня, причалив к крохотному стабу затерянному среди проток и плавней, мы молча выгрузились, и упали во влажную траву пролежав полчаса без движения.

Чем хороша слаженная группа? Тем что каждый делает свое дело, не задавая вопросов, и все мы действуем как единый слаженный организм. Семен Семеныч развел небольшую газовую плитку, разогрел припасенные пайки, вскипятил чайник. Я достал из лодки “спальные места”,числом три, несмотря на то, что один из нас по очереди будет бдить. Вот думаю, что наши “спальные места” надо запатентовать, или договориться с кем-то из оружейников на выгодный контракт. Пусть спораны капают с продаж, не всё же за зараженными по кластерам носиться ради местной валюты. Неплохое решение для кочующих рейдеров – и тепло, и спать можно и в тоже время отличное прикрытие от поисковых команд внешников.

Это я два года назад из своей лаборатории унёс прототип – диверсионный костюм с поглощением теплового излучения. Да, на нашем Полигоне тестировали не только оружие. Костюм со специальной блестящей подкладкой прекрасно скрывал от тепловизоров и приборов, использующих инфракрасное распознавание. Доработал, сделал специальную разгрузку под “сон”, так чтобы спать не снимая с себя готового боекомплекта. В Стиксе нельзя расслабляться никогда. Даже в условно безопасном стабе, затерянном посреди плавней лимана Меридиана.

Поужинав и дождавшись когда Солнце Стикса коснулось горизонта и погасло черными пятнами, распределили вахты и пошли спать. Первым заступил в дозор Ржевский. Ставить в первую вахту сенса было правильным. Зараженные не любят холода, и пока первые часы воздух остывал от зноя дня, риск попасться вышедшему на охоту зараженному был велик, а под утро снижался.

Я лег, пристроил рядом тяжелую СВД, полностью снаряженную для стрельбы и бесшумный пистолет-пулемет Вал. Все как обычно, для ближнего боя Вал, для резкого снятия с точки, а по установлению достаточного разрыва с целью – винтовка. Еще одно правило Сикса – оружие должно быть всегда готово и всегда рядом. Прилаживая оружие поймал воспоминание как мы группой отрабатывали до автоматизма выход из сна к бою. Теперь мои парни могут начать бой через 30 секунд после пробуждения. Мало кто задумывается, что на тренировках и слаживание группы надо довести до автоматизма бытовые нужды и регламент, кто и что делает. Да, самая распространенная ошибка даже очень продвинутых бойцов в Стиксе – пойти в кусты по нужде в незащищенный сектор. А уж приучение новичков к тому, что нужду надо справлять практически на глазах у окружающих, всегда вызывает ажиотаж. И только объяснение, что лучше снять штаны и погадить рядом с товарищем, чем оставить в ближайших кустах свою жизнь, приводит в чувство. Правда не всех.

Проснулся я от касания. Ржевский показал жестами о приближении зараженного. И я услышал всплески и шуршание в камышах, если бы не предупреждение Ржевского едва отличимые от обычных звуков лимана.

Ревский жестами показал, что в плавнях скорей всего зараженный элитного класса.Так же жестами распределили точки. Роли у нас отработаны давно. При единичной цели Семен Семеныч ставит щит на отвлекающего монстра Ржевского, а я с удаления стреляю. Мы замерли. Надежды на то, что плавно двигающийся в камышах элитник пройдет мимо, были минимальные. Не затем он шарахался рядом с этим стабом, практически в середине двух километрового лимана, чтобы пройти мимо. Он точно по наши души пришел. Или Стикс его привел, взбодрить зарвавшихся иммунных, привыкших шарить по одному и тому же маршруту.

Хищник крался. Я рассматривал через ночной визир силуэт. Для хорошего страйк выстрела мне нужен был или затылок с наростом или открытая пасть. Задача сложная, расстояние небольшое, место для боя всего сто квадратных метров. Сместиться, чтобы сменить сектор обстрела, некуда. Я видел как тенью сместился вправо Ржевский, и за его движением силуэт монстра развернулся вправо. Слишком малый угол атаки, и я плавно смещался влево. Держать на весу СВД четко удерживая прицел может далеко не каждый снайпер или охотник. Активировал дар, поле будущего боя покрылось сеткой возможных траекторий выстрела, руки налились силой, удерживая винтовку. Вес на левую ногу, перетекание тела, шаг накрест правой, снова перетекание веса, снова шаг влево. Лишь бы ничего не зашуршало под ногами. Увидел как подобрался элитник для прыжка. Огромный, корявый и удивительно проворный зверь. Я вглядывался в вероятные траектории выстрела, изменяющиеся при моем скольжения влево и при движении монстра, пока удачной не проявлялось. Хищник приготовился, нагнул голову, открыв узкую щель между пластинами костяной брони. И я, ухватив на лучшую линию прицела, стал заваливаться на траву, уже сжимая курок. Три пули устремились к цели, но только одна попала куда нужно: в нарост спорового мешка, спрятанный под броней. Всё это действие длилось доли секунды, зараженный коснулся земли уже мёртвым, бьющимся в агонии телом. Но за мгновение до того его увенчанная костяными наростами лапа пробила щит Семеныча и отбросила поручика Ржевского в камыши.

Дар схлынул, сетка трассеров погасла. Плечо отозвалось острой болью. Да, такой трюк с заваливаем на землю с одновременной стрельбой из снайперской винтовки с рук возможен только под даром. Всё на бешенной скорости, в движении, и силу качать в руки, но вот отдача, которая конечно была во время выстрела, выбила плечо. Рука повисла плетью.

Секундный бой кончился, “наши” победили. Справа к упавшему в воду Ржевскому бросился Семеныч, и я проковылял мимо затихающего элитника к ним. Ржевский был жив, но три глубоких раны в наличие, пусть и поверхностных, задевших только мышечный корсет, но главное не внутренности. Ржевский тихо ругнулся. И это были первые слова того момента, как мы разошлись по точкам на ночь.

Я вздохнул. Кровь льётся. Плохо. Надо зашить раны, и так забинтовать и обмотать тело пленкой, чтобы ни грамма запаха крови наружу. Зараженные такое чутье имеют, что как акулы в воде чуют свежую кровь на довольно большом расстоянии. Шить раны Ржевского пришлось Семенычу. А я стал ждать своей очереди на скорую медицинскую помощь – надо было вправить плечо на место.

К утру боли не останется, у иммунных, особенно тех, кто в Улье несколько лет, регенерация ускорена. И у Ржевского тоже раны затянутся, хотя бы частично, к вечеру завтрашнего дня. И если бы наш путь дальше шёл по воде, но в середине следующего дня мы должны были сделать марш бросок по суше по восточному берегу. Меридиан изгибался и сужался бурной рекой, там наш катерок с электромотором не пройдет. А это значит нужен будет транспорт, и пятнадцати километровая поездка через несколько кластеров на том что найдем на кластерах, или пешком.

Территория, которая отделяла Четвертак от Последнего Убежища была пустыной, но это если применять за норму заселение сам Четвертак или другие городские кластеры. В этой полупустой лесостепи попадались небольшие деревеньки, куски железнодорожных станций, заправки и даже базы отдыха. Но конечно все эти небогатые загрузки не могли прокормить армию зараженных выходящих каждые полтора месяца с Четвертака. Поэтому конкуренция охотников за пищей в чахлых кластерах резко возрастала, нарваться на стаю во главе с рубером или элитником можно было легко. Именно поэтому мы выбирали для объезда бурного участка реки восточный берег, так как с востока в Четвертаке загружался лишь один кластер, пусть и большой, но исходящие с него стаи были меньше, несравнимо меньше, чем на западном берегу Меридиана, куда кроме всего прочего, часто откочевывали мигрирующие зараженные из Пекла.

Через полчаса Ржевский красовался перебинтованным и упакованным в пленку торсом, а я избавился от немощи в плече. Пришло время осмотреть добычу. Картина, которая предстала перед нами была еще той: бронированная костяными наростами туша, больше походила на, … да ни на что она не походила. Огромный горб на спине, отсутствующая шея, шипастый хвост, передние лапы с когтями как у медведя, вытянутая пасть с торчащими вверх загнутыми клыками, как у секача. Шерсти на образине не было.

– Похоже это бывший кабан. – задумчиво сказал Ржевский.

– кабан и есть, только это объясняет его ползание по плавным в лимане. Хотя честно говоря от кабана только вытянутая морда и клыки, торчащие вверх.

– А теперь нам пилить ему голову и вытаскивать этот кошмар с кластера, Иначе он тут все провоняет. – сказал Семеныч, и скривился.

И я с ним согласился. Достать из затылочной части споровый мешок зараженного и его содержимое невозможно без снятия броневых пластин. А ведь они реально из кости, примерно такой же как панцирь черепахи. А потом надо придумать как перетащить тушу со стаба, отбуксировать метров на 50 в сторону, на стандартный кластер, и заякорить ее там, чтоб назад не прибило, в ожидании перезагрузки. Если этого не сделать, то наш перевалочный пункт использовать будет невозможно, пока от элитника не останутся голые кости.

Семеныч отхлебнул живца и ударил снизу по костяному наросту, чтобы освободить доступ к споровому мешку. Пластина отлетела в воду, вместе с куском мышц, по туше заструилась сукровица.

– Тьфу, – фыркнул Ржевский, – сейчас еще в этом перемажемся.

– Да ладно тебе, поручик – все равно пока будем вытаскивать тушу вымажемся и костюмы придется менять, но давайте уже по утру это всё.

Семеныч выскреб содержимое спорового мешка и мы, развалив его на полиэтиленовой пленке, стали считать добычу. Монстр подарил нам три красных жемчужины, избавив от расчетов и учета деления добычи между нами, пятьюдесятью тремя горошинами и почти полутора сотней споранов. Жемчужины разобрали каждый себе, так же как по десятку горошин и по двадцать споранов, а остальная добыча должна была идти в актив группы. Семеныч, а он у нас был казначеем, собрал хабар, переложив его в пластиковый контейнер-органайзер, и сказал, что в Четвертак не потащит, а оставит на этом на стабе, в нашем схороне вместе с запасом продуктов, боекомплекта, одежды. Мы с Режевским такое решение поддержали. Закончив на этом, разошлись по точкам спать. Остаток ночи караулить в плавнях некого, туша элитника отпугивала всех менее развитых зараженных, если они тут были, а людям сегодня взяться уже было не откуда. Полночи прошло, прогуливающихся сумасбродов по ночам Стикс наказывает. Обычно одним единственным способом – окончательной смертью.

Как только горизонт окрасился предрассветной красноватой полосой, мы приступили к уборке крохотного стаба. Мне пришлось лезть в плавни и вместе с Семен Семенычем оттаскивать тушу элитника на стандартный кластер. Для этого надо тушу максимально порубить на куски, залить все кровью и перепачкаться самим. Мыться пришлось в холодной воде лимана. Затем переодеваться в чистую одежду, а грязную и испачканную кровью упаковывать в мешки и транспортировать к туше, заякорить, чтобы ее не унесло обратно на стаб. Все эти манипуляции были необходимы. Ведь обратный маршрут идет через этот же стабильный кластер, и чужого присутствия в виде зараженных или людей нам не надо.

Мы сложили в схрон лишние вещи, пополнили свой боекомплект. Схроны на стабах по ходу маршрута пополнялись регулярно. Ведь выводить новичков до Последнего Убежища без соответствующей экипировки нельзя, слишком много будет потерь.

Ещё раз проверив стаб на наличие улик, указывающих на наше присутствие, тронулись в путь. Этот день обещал быть насыщенным, а судя по началу рейда, тяжелым.

И я угадал. Первые проблемы начались сразу, а мы даже не успели пристать к восточному берегу. Урчащая на два голоса проблема – два топтуна кинулись на нас по мелководью. Надо же как оголодали, даже не удержались в засаде и в воду полезли. Топтунов сняли тихо. Выгрузились. Пока Ржевский бдил окружающий пейзаж, перебрали экипировку, и приготовили манок: вскрыли пакет с окровавленной одеждой Сенса, расположили тряпки на сиденьях, развернули наш катерок к течению, закрепили двигатель под небольшим углом к оси и завели мотор. Легкий катер без нас в качестве груза, будет пыхтеть по реке, слегка развёрнутый мотор, не даст прибить его к берегу течением, и он будет двигаться тихим ходом ещё часа два. А это не много ни мало почти половина маршрута, который нам надо преодолеть. Ветер дует с реки и вверх по течению. На запах прибежит большая часть зараженных, что слоняется вдоль Меридиана. Если повезёт, то все они соберутся к берегу, и на три-пять километров от берега концентрация проблем снизится.

Отошли от реки на нужное расстояние, задержались на полчаса, давая нашему манку поработать. С места привала река была видна отлично. И, как и предполагалось, через полчаса на берегу вслед за катером потянулись первые зараженные, привлекая своим урчанием, тех кто ещё не учуял. Вскоре за манком по берегу потащилась толпа с дюжину топтунов, а в отдалении замаячил рубер.

Я тронул за плечо Ржевского, он кивнул, подтверждая, что путь на километр в окружности чист. И мы тронулись, стараясь взять хороший темп, пока ситуация складывалась благоприятной.

Пятнадцать километров марш броска в условиях Улья может растянутся на весь день или даже на два. Все зависит не от выносливости или от способности быстро бегать, а от … да от всего скорость передвижения в Улье зависит. Застрять можно на любой случайности, мелочи. Неожиданно выскочивший заурчавший пустыш может привлечь кого то покрупней, и поумнее. Или вдруг именно эти кластеры привлекли муров, или перезагрузка внештатная случилась. Улей горазд на сюрпризы, как правило неприятные. И мы спешили, и спешили, не утрачивая бдительности. Пройдя почти за три часа пятнадцати километровый перешеек почти до конечной точки маршрута. В этой точке загружался кусок водохранилища с частью дамбы, охранным постом, куском береговой линии и небольшой, “дикой” стоянкой для катеров. В чистом поле стоянка для машин, будка охранника на курьих ножках, склад гараж для ГСМ, и несколько мостков-причалов среди тросника, с пришвартованными лодками всякого вида: от простых рыбацких баркасов, “казанок”, до небольших речных трамвайчиков.

В этот раз нас подвел неутомимый манок, который практически привел собранную толпу зараженных к дамбе. Заряда батареи хватило.

– Чтоб его! – выругался Ржевский. – Тут кроме этого паровозика – он кивнул на собранную катерком-манком толпу, – хватает зараженных. В радиусе километра около трех десятков, и на территории стоянки с десяток.

Да, ситуация была патовая. Нам надо было выбрать какой-нибудь катер, или речной трамвайчик, проверить его, загрузить топливо. А для этого надо было шариться на территории катерной стоянки. Бесшумно убрать зараженных со стоянки не получится, пусть слабо, тихо, но успеют заурчать, и тогда на их зов прибежит растревоженная манком толпа. Стоит пошуметь подольше, и с близлежащей территории соберутся ещё оголодавшие, а может подтянется и элита. А нас трое, один недавно ранен, оружие не для массового истребления зараженных, и задача другая – выбрать плавсредство, загрузить топливом на следующие сто километров и тихо уйти.

– Думать надо братцы, – тихо высказался я, – тут дело такое, с наскока, абы какой катер не возьмём. Время надо проверить движок, топливо. А если тут пошумим…

Минут дется мы молчали, осматривая местность. Толпа монстров так и толкалась на конце дамбы, недовольно урча на пустой катер. Кровавые тряпки выволокли оттуда, борта покусали, голосили возбужденно и зло. Рубер напал на какого-то жрача, тот жалобно заскулил, и толпа просто прикончила невезучего.

– Совсем оголодали, озверели, – вздохнул Семен Семеныч, – так и в орду сбиваться начнут.

Мысль была здравой. Только оголодавшие твари, собирающиеся в орду, ещё больше ухудшали наше положение.

– А давай ещё один манок сделаем, из трактора, например, или болтушку-колотушку. Пару километров назад, я видел трактор в поле. Только надо придумать как его отсроченно завести, и потом как уйти к воде, чтобы след сбить. – предложил Семеныч

Ещё несколько минут мы молча думали. Потом я подвел итог:

– Семеныч, с трактором или колотушкой тебе возиться придется. Так как в катерах, моторах у нас только Ржевский понимает. Мне придется вас прикрывать. Причем сначала ты заводишь колотушку. Я к тому моменту должен присмотреть позицию, где то повыше. Как только зараженные начнут уходить отсюда, Ржевский рванет к катерам. А тебе надо "ноги в руки" и назад.

Придумать то легко, а вот как реализовать? Для болтушки-колотушки нужны были или две хороших пружины от дверей или хорошая резиновая лента, лёгкие хорошо гремящие предметы, типа консервных банок, две, а лучше три пустых канистры, ну и верёвка подлиннее. От её длины зависит фора, с которой запускающий колотушку будет убегать. Хотя можно было нагородить например спусковой механизм из отвеса с высыпающимся песком.

Конструкция простая. В пластиковые канистры загружаются бренчалки, канистры связываются между собой, чтобы грохота побольше было. Импровизированные барабаны прикрепляются к двум резинкам или пружинам. Обе резины растянуты до предела и закреплены на отведенные в сторону гибкие ветки, которые в свою очередь зафиксированы на растяжках со спусковым механизмом. Спусковой механизм простой – колышек с оттяжкой с хитрым узлом и высыпающимся грузом. Песок из первого груза высыпается, Конец из узла вытягивается, удерживающий конструкцию колышек выскакивает, отпуская растяжку. Отпущенная ветка пытается занять свое положение и вся конструкция гремя, летит ко второму закрепленному краю. А там такая же растяжка с такой же натянутой резиной и веткой. И пока колебания в этой системе не угаснут, болтушка-колотушка будет греметь привлекая к себе зараженных. В некоторых случаях удавалось погреметь почти десять минут. Достаточно, чтобы все зараженные в округе, куда доносится грохот отправились осмотреть, что там такое нестандартное гремит. Может что-то питательное?

Хорошо, что в нашей экипировке были самые главные части этой конструкции: резина и репшнур для оттяжек. Гремелки, мешки для песка, канистры Семенычу надо найти самостоятельно. Дело это тонкое, хлопотное, а вот результат не очевидный.

Собрав необходимое для Семеныча, мы с Ржевским залегли в кустах. Почти два часа на подготовку. Но в Стиксе два часа подготовки диверсии это мелочи, по сравнению с жизнью.

Болтушку-колотушку Семеныч запустил. Гремела она добрых семь минут, но этого было достаточно, чтобы толпа зараженных оторвалась от катерка-манка и двинулась на звук, очищая нам поле деятельности.

Как только дамба стала свободной, я рванул к полуразрушенной башне охраны. Пусть не очень высокая, но она всё-таки возвышалась над местностью, давая мне возможность хоть как то контролировать территорию и прикрывать своих парней. Рванул груженный, таща не только свою экипировку и рюкзаки, но и львиную долю груза, который был у Семеныча. Ржевский начал пробираться к катерной стоянке. Не все зараженные ушли к колотушке, кое-кто остался. И как только я занял позицию, пришлось начать отстрел.

Время летело для нас, утекали драгоценные минуты увеличивая риск привлечения зараженных. Ржевский метался по катерной стоянке, а я целил и стрелял. Разрываясь между двумя направлениями: контролировать катерную стоянку и путь Семеныча.

Мы почти успели. Снова это “почти”. Ржевский подготовил баркас с навесом, поставил его на растяжку. Семеныч уже пересекал забор катерной стоянки, когда я увидел как за Семенычем мелькнула тень. Стая! Два рубера загоняли Семеныча по всем правилам охоты. Я активировал дар выцеливания траекторию страйк выстрела. Руберов два, одного завалю, но не обоих сразу.

И понеслось. Затарахтел двигатель баркаса, натягивая кормовой швартовый, Ржевский замер с ножом над струной репшнура. Семеныч перекатом уходит от удара лапы рубера. Выстрел. Первый загонщик падает в агонии. Выстрел. Второй рубер ранен, заваливается в бок, но прыгает и бьет по моему товарищу, попадает по его щиту. Отдача. И этот загонщик падает, отстает. Ещё рывок Семеныча к причалу. Шевелятся прибрежные кусты. Пять метров до кормы баркаса. Почти ушли. И тут на мелководье вздрагивает тростник, и в мареве нагретого воздуха проступает фигура огромного элитника. Мой дар ещё активен, но ни одной благоприятной траектории нет. Семеныч уже летит в кокпит баркаса, мощное тело зараженного рвется за ним, вытягивая огромную лапу, утыканную шипами. Выстрел. Не страйк, но над глазом ломается бронированная пластина, сбивая бросок элитного охотника. Острые когти вырывают кусок из предплечья Семеныча, и он падает в уходящий от причала баркас окровавленной сломанной куклой.

Парни в безопасности, медленно уходит от катерной стоянки баркас. Но ничего ещё не закончилось. Элитник в бешенстве рычит. Он знает, кто его отвлек. Он меня высматривает. Бесится. Рёв, рык. И его стая бежит к дамбе, прямо к моей лежке. Выстрел, выстрел. Ещё два зараженных тормозят. Выстрел. Дар молчит, у меня уже нет никакого резерва.

Пора срываться вниз к бетонному основанию дамбы, уходящему в глубину. Лишь бы баркас подошел как можно ближе. Ржевский уже снес навес. Теперь это просто большая лодка, и я должен в неё попасть всеми своими баулами, словно в баскетбольную корзину. У нас не так много оружия, чтоб его бросать.

Шприц в руке, укол в бедро. Спек. Мне нужно сделать невозможное, на пределе всех моих прокачанных и развитых Ульем умений. Снова дар, теперь уже не мои резервы, а наркотик активирует. Летит груз по единственно верной траектории, а на самого себя уже нет сил. Я качусь кубарем по откосу дамбы, падаю воду, захлебываюсь.

Мелькает тень надо мной поверх воды. Ныряю. Протягиваю себя на глубину и дальше от берега. Вспыхивает пузырьками над головой удар по воде. Легкие разрывает, в глазах краснота. Ещё гребок. Вверх. В десяти метрах от меня по грудь в воде ревет и бесится элитник. А еще сотню метров как-то плыть до спасительного борта баркаса. Мир расцвечен яркими красками, эйфория. Я тянусь к борту выжигая последние силы из организма. Выдергиваю себя вверх.

С меня льется вода. Семеныч валяется бледный, в отключке, кровью залит кокпит баркаса. Отлично начался рейд. Уже двое ранены, и я под спеком. Надо успеть залатать Семеныча, не напортачить под наркотой с медпомощью, а то пришью что-нибудь не то. Еще бы успеть отойти от кайфа до того, как мы пристаем к берегу Полигона. Похоже условно белая полоса от Улья точно закончилась.

Всё. Спать, пока не издох от неимоверной нагрузки.

Акт 1. Сцена 6. Антей

Дождь то прекращался, то усиливался. Уже через

восемнадцать часов после перезагрузки Полигон обзавелся развалинами, пожарами в высотных домах, покорёженными машинами, урчащими толпами пустышей. И внутри этого безобразия жили своей обычной жизнью жители Улья: убивали друг друга и заражённых, насиловали, грабили, а кто-то выводил с кластеров новичков. Все участники акта перезагрузки были заняты. А мы просто ждали. Я даже успел вздремнуть на своей точке целых три часа, когда мои парни убрались в укрытия. Роскошь в условиях агонизирующего обломка другого мира, занесенного в Стикс.

Ночью загрузился Цех. Находиться в пятидесяти метрах от новой загрузки всегда бодряще. Все эти всполохи, потрескивания, клубы тумана – величественная магия Улья. Мне иногда кажется, что когда идёт перезагрузка вокруг нового кластера всё замирает, не только иммунные, но и зараженные. И я не спал, сверялся со временем предсказанной загрузки и радовался, что Улей забросил ночной кластер, а это значит, что принесло в мутные воды Стикса не так много людей, как принесло бы, если бы кластер загружался днём. Но это означало, что боевые действия на ближайшие двенадцать часов перенесутся в пустой Цех. Уплотнятся ватаги рейдеров, чтобы со следующей загрузкой рвануть в Учебку. Вот тогда мы выдвинемся с волной рейдеров и зараженных к третьему кластеру Четвертака, чтобы на берегу Меридиана, куска очередной неизвестной реки, пересесть на катер. А по дороге запастись всем необходимым, так как до следующего домена нам пробиваться целую неделю, и по дороге раздобыть продукты, топливо будет просто негде. Да, тропа, или лучше сказать путь, развлечение то ещё.

Как только отгремело и отсверкало чудо перезагрузки, хлынули толпы страждущих иммунных в Цех, за ними потянулась урчащая на все голоса орда заражённых. Однако не стоило расслабляться и думать, что теперь, на уже раскрученном Полигоне наступило счастье тишины и покоя. Колонна внешников все так же призывала людей прийти на “эвакуацию”, то там то тут слышались выстрелы. Изворотливые и умные элитники продолжали охотится на людей. Обычная жизнь мира Улья в агонизирующем кластере. А для нас еще несколько часов ожидания, уже настороженного и в тоже время нудного, пропитанного окружающими эманациями смерти.

Но по крайней мере одному из моей команды скучно точно не было. Дарвин, биолог наш институтский, занимался любимым делом: вёл учёт поголовья заражённых, миграций, и биоценоза удивительного мира Улья. Добывал сведения между прочим секретные, безусловно полезные не только для сотрудников института, или руководства дружественных Институту альянсов людей, но и для любого рейдера, если конечно последний хотел бы повысить, так сказать, свой профессионализм. Дарвин талантище! Талантище с пылким сердцем, пытливым умом и неуёмным фанатизмом в глазах. В своём старом мире таким был и тут остался тем же биологом-экологом, защитником теперь уже своего нового мира.

Попал он в Улей в лесостепном кластере, в осколке своего мира, где на тот момент находился в научной экспедиции и изучал каких-то эндемичных сусликов. Его кластер загрузился ночью, а утром просматривая, что наснимали камеры, выставленные у сусликовых нор, он увидел вместо шустрых зверьков кочующего рубера. Сначала его обросшие костяными наростами лапы, а затем красавца в полный рост. И вы думаете он испугался? Заметил, что окружающий горизонт изменился? Нет! Этот ученый фанатик увидев в камере чудовище, пошёл к месту съемки, отснял следы рубера, записал свои думы и… пошел по следу “уникального” зверя. Нисколько не задумываясь о том, что оставленные вмятины от когтей и лап явно принадлежат хищнику, о гастрономических предпочтениях которого ученый ничего не знал. Он шёл по следу, изучал экскременты хищника, его лежки, остатки трапезы, и вышел под мой выстрел, на точку, где закончил свой путь изучаемый объект.

Увидев тело рубера, двух мужиков, обвешанных оружием и ковыряющихся в туше, Дарвин подошёл, начал осматривать и фотографировать экспонат, как ни в чём не бывало, допрашивать нас о том, что мы можем сказать об этом уникальном объекте. А у нас отвисли челюсти, первые минуты мы просто смотрели на увлечённого новичка, который сыпал терминами, чесал затылок, вдохновленно щупал когти, заглядывал в пасть руберу, удивлялся броне, рассказывал о своих выводах, которые он сделал по помету данного экземпляра. А попутно выдвигал теории, как такое вообще могло вырасти, и чем, согласно теории Дарвина, это могло быть вызвано.

Оценив новичка, я хлопнул его по плечу, хмыкнул:

– теория эволюции говоришь? А ты в курсе, где находишься, что это за место или … хмс зверь? Дарвин, мля.

Мы рассмеялись, и я протянув руку, представился:

– Здорово, Дарвин, я – Антей. Добро пожаловать в Улей, биолог.

А дальше мы просто шли через Стикс, удивляясь как легко вошёл в наш коллектив этот увлеченный учёный. Его не пугал новый мир, его законы, он восторгался огромным полем деятельности, записывал, фотографировал, уточнял, и при этом был человеком знающим как ходить на охоте, стрелять. Через неделю, когда мы дошли до большого стаба на западе домена, я уже точно знал, что предложу Дарвину институтскую должность и место в своей команде.

Вот и сейчас, принимая решение о том, когда выдвигаться к следующему кластеру, я опирался на исследования Дарвина. А исследования говорили, что толпа, перекинувшись в другой кластер, унесла с собой не всех тварей, наиболее умная элита зараженных, и их хорошо слаженные боевые стаи остались здесь, планомерно и спокойно истреблять остатки биомассы, оставшейся в запертых квартирках, испуганной, иммунной и очень вкусной. И именно теперь моей команде стоило озаботиться мерами повышенной осторожности.

Как только колонны рейдеров перестали проезжать мимо моего поста, я дал команду Бастарду выдвинутся в город, инкасаторский бронивичок подогнать к магазину охотника и рыболова, спаренного с продуктовым отделом. И начать процесс сборки всего необходимого для нашего рывка к меридиану. Вода, еда, газовые баллоны, подвесной лодочный электромотор, спасательные жилеты, несколько многометровых бухт репшнуров. Это для нас, и что там еще может понадобиться Печкину, так как я собирался расстаться с ним у реки. У него свои задачи и путь, у нас свой.

Пока парни подтягивались к намеченной точке, я приготовился эвакуироваться со своего наблюдательного пункта на соседний дом, оставив на крыше приготовленные для отвлечения внимания самых опасных зараженных сюрпризы.

Дислокацию фишки менял не просто так. Во-первых, с текущей не просматривался коридор и подходы к нему, по которому нам придется продвигаться, а также пятиэтажка, в котором находились два магазина, где затаривались парни, так что прикрыть со своего насеста я их просто не мог. Во вторых, нам нужно полноценное убежище на следующие восемнадцать часов. Убежище, которое имеет много путей отхода, хорошо защищено, и легко покидаемо в случае всякого нехорошего.

Поэтому я приготовил спортивный арбалет с бухтой тонкого репшнура, отстрелил подвес на соседнею много подъездную девятиэтажку, которую местные называли Пентагоном за длину и конфигурацию. Почти полкилометра крыш. Замечательная хозяйственная будка, отличные целых четыре пожарных лестницы. И две пожарные цистерны с водой, уже разогретые теплым воздухом Улья. Пентагон возвышался над старыми пятиэтажками, и разворачивался к границе Цеха торцом, у подножья была чистая автомобильная стоянка и удивительно свободный проезд через проспект Ленина. И что самое приятное – Улей пристыковал к перекрестку широкое асфальтированное шоссе Цеха, которое из-за ночной перезагрузки радовало полным отсутствием машин. Рейдеры этот перекресток не очень уважали, так как он не примыкал ни к каким широким сквозным магистралям Полигона. Не нравятся большим колоннам перекрестки и закоулки, резкие повороты, поставляющие технику под бортовой обстрел или под засаду. А вот нам с одной единственной машиной, взятой в этом кластере, этот путь в самый раз. Осталось только собраться всем на точке, переждать, отдохнуть и тронуться в путь, как только загрузится третий кластер Четвертака.

Я в последний раз оглядел крышу двенадцатиэтажки, достал из рюкзака альпинистское снаряжение, обвязался, прицепил карабин к репшнуру, навьючил свое барахло и скользнул вниз к крыше Пентагона. Дотянулся до козырька балконной крыши последнего этажа, перелез через поребрик. И пошел по крыше длинной девятиэтажки к торцевой части, где громоздилась одна из пожарных цистерн. Шел, заглядывая в шахты выхода их подъездов, ставя растяжки с сюрпризами и сигналками, так, чтобы если полезут из подъезда зараженные, надстройка рухнула вниз, заблокировав проход. Привычное занятие, отработанное со спецами подрывниками из Института, когда проходил обучение в качестве специалиста разведки и сбора информации. А по сути учился на диверсанта, с упором на повадки заражённых, и конечно повадки людей. Вот чем Улей хорош: если ты будешь упорен – станешь кем захочешь. И времени на это Стикс даёт сколько унесешь, то есть сумеешь выжить. Вот приспичило мне стать снайпером, подрывником, альпинистом и стал. Хотя последнее занятие не очень нравится, если честно, так же как прыгать с парапланом в условиях городской застройки. Этому тоже пришлось научиться, так же как моим парням. Был у нас один такой рейд в Пекло.

Что это меня сегодня на воспоминания, да на философию тянет? Никак Стикс о чём-то намекает? Прислушаться бы и понять.

В хозяйственной будке из профнастила я начал подготавливать место под отдых. Всех дел – кинуть свой рюкзак. Достал ещё один комплект альпинистского снаряжения, включая легкую, но удивительно прочную люльку для подъема раненых альпинистов. Она нам заменит подъемник на крышу. И только успел закрепить снасти на торце дома, как ожила гарнитура, парни уже подъезжали к Пентагону.

Дальнейшее дело было привычным, отработанным до мелочей и ролей в этом самом деле. Броневичок подгоняли к торцу дома вплотную, только чтоб дверь пассажира распахнуть на две трети. Открыли задние двери, вытащили шнур на крышу фургона, чтобы открыть двери сразу, как только спустимся. На крыше подготовили пакет сюрпризов для защиты от зараженных, если таковые будут докучать при эвакуации. Водитель оставил ключи на “тайном месте”, так чтоб одним движение вытащить и сразу завести машину. В общем все для отработанной быстрой эвакуации. Последний штрих добавил Бастард: выгрузил из фургона легкий мотокросс, и привалил его к дому, с ключом зажигания в замке. Это возможный путь для меня, так как прикрывать эвакуацию группы моя задача, они выдвигались непосредственно на бронивичке, я же буду отстреливать помехи и только потом улепетывать сам. Кроме этого Дарвин побрызгал и фургон и следы нашей группы мятно-горчичным раствором, отпугивающим зараженных, и делающих для них наши средства передвижения не интересными. А то бывает зараженные запросто так гробят технику, только из-за того что она пахнет свежим иммунным. Затем по периметру парковки заложили хлопушки фейерверки, тоже для то же цели – отвлекать от нас и привлекать к светопредставлению, пока мы сматываемся.

Я, как обычно выцеливал опасности, пока команда с пассажирами и покалеченным Печкиным поднималась наверх.

Разместились мы с определённым комфортом. Мендель принялся готовить то ли обед, то ли ужин – греть то, что было взято из какого-то ресторана. Бастард расставил камеры, зарядил маленький беспилотник, поставил датчики на звук и движение по периметру, сунул планшет управления с боксами подзарядки мне в руки и ушел первым на фишку, бдить пространство, беречь наш покой. Хотя тоже вся эта охранная система одноразовая, на выброс, если придется эвакуироваться с убежища.

Пока ели, лениво переговаривались, в общем то ни о чём. А после я отозвал бледного Печкина в сторону, расспросить, что он собирается делать и где его команда, и поделиться куда делась его знаменитая винтовка. Мой рассказ о странном шарике с котом, умыкнувшем его оружие у Печкина вызвал странную радость.

– Заберу на обратном пути со стрелки, если конечно этот новичок там окажется. Думаешь он иммунный, Антей?

– Скорей всего да, ты же знаешь животные точно знают кого стоит боятся, а кому доверять. Кот не пошёл бы рядом с будущим зараженным, да и время прошло после перезагрузки достаточно.

– Лады – вздохнул Печкин, – Заберу. Продержится поди несколько дней с моим живцом и литературой о Стиксе. А то мне ещё отработать Полигон надо: собрать новичков кто остался и до кого дотянусь, отконвоировать к яхт клубу на берегу с Учебкой, там нас подберут мои парни, они катером должны обзавестись и припасами. Ржевский не хорошо ранен, и Семен Семеныч тоже.

– Ты ж без оружия Печкин, после ранения. Куда бродить одному в разграбленном кластере? – удивился я.

Печкин пожал плечами:

– Мендель подлатал, я на ногах, оружие не вопрос. Частично амуницию подобрал с твоими ребятами в магазинах. Не пропаду, не впервой. За помощь вам спасибо, должен буду.

Я усмехнулся:

– Печкин, какое должен? Ты ж половине моей команде крестным будешь. Это я тебе за них должен – рассмеялся я, – когда думаешь отправиться?

– а вот как Учебка загрузится и отправлюсь, с вами эвакуируюсь.

– Принял – кивнул я, – пойдём пока отдыхать про запас, и Мендель тебя ещё подлечит, да и живцом тебя надо обеспечить на первое время.

– Лады – снова вздохнул Печкин, – я к крестнику пока присоединюсь, помониторю окрестности.

Я согласился и пошел выспаться впрок. От вахты меня освободили, так как я основное прикрытие при отходе. И делать было нечего, спать и спать, пока Стикс даёт.

В этот раз Учебка загрузилась ночью. Загрузка сопровождалась грозой, причем гроза шла как внутри загружаемого кластера, так и снаружи. Вот интересно – кластеры Четвертака грузятся с одинаковым интервалом – раз в полтора месяца, а скорость заражения разная. И это противоречит общей теории, что мол скорость заражения зависит от частоты загрузки кластера. Философствую.

Пока мы ждали рассвета задал этот вопрос. Мендель и Дарвин тут же начали сыпать терминами, но пришли неожиданно к общему выводу, что последовательная загрузка подряд кластеров с большим числом биомассы, повышает количество спор в данной конкретной территории. Они тут же принялись составлять чек лист, как проверить свою теорию на ДОСе, что загружался последним.

Свои научные изыскания моя команда любила обсудить. Кто-то на привале обсуждает рейды, или свои приключения, или баб, а мои орлы – теории и предположения. Действительно, поговорить о нашей работе на Институт в стабе нельзя, разве что на базах института. Остается только своей командой в рейдах. Вот только хотя сегодня мои бойцы обсуждали и не особо-то ценный эксперимент, но я краем зрения увидел как насторожили ушки наши пассажиры. Им было интересно, а еще они старались не глядеть друг другу в глаза, и делали вид, что не знакомы. Обычно люди незнакомые присматриваются к нечаянно организованной группе, вопросы задают, да даже просто бытовые движения, жесты и просьбы. А эти – молчали, причем молчали и настолько не контактировали друг с другом, что с головой выдавали свою командную слаженность. Снова заскреблось нехорошее предчувствие, подняла голову личная параноя, и я, выходя проверить как там дежурит на фишке Бастард, попросил его поставить прослушку на наших пассажиров и присмотреться. Мимоходом обсудил с Печкиным план прохода к горлышку перехода на соседний домен по воде. Он передал мне отзыв для контакта с остатками его команды в яхт клубе, а также целевые указания для них.

Поехали!

Акт 1. Сцена 7. Юрка

Акт 2. Сцена 1. Безымянная

Следующим утром её разбудил удар волны в катер. Сначала лодку подбросило вверх, затем хлопнуло о дно реки, и снова подбросило. После чего волна прошлась ещё два раза и затихла. Несмотря на то, что волну гасили прибрежные камыши и заросли ивы, удар был внушительным, на неё посыпались плохо закрепленные предметы, и лодка зачерпнула бортом воды. Пережив местное цунами, она выползла из-под тента и посмотрела на реку. Тишина. Сверху по течению реки поднялся ветерок, и внезапно, она услышала привычные многоголосие большого города: звук клаксонов машин, шум двигателей. Звуки шли издалека, но в уже привычной размеренной мелодии пустого мира они были оглушительные.

Она наскоро переоделась в сухое, и вышла на вершину косы. Справа был привычный пейзаж, там, в километрах в трёх, виднелись многоэтажки её родного города, верней того, что от него осталось. А вот слева, вверху по течению, откуда тянуло ветром, пейзаж обновился, вместо унылых развалин виднелись цветные полоски крыш, и оттуда доносились звуки городской жизни. До левого берега было дальше, чем, до правого, и разглядеть подробности не получалось. А посмотреть очень хотелось. Тут она вспомнила, что на винтовке есть отличный оптический прицел, и вот может через него, что-то можно увидеть?

Она вернулась в катер, откопала громадную винтовку. Снять прицел или тащить винтовку? С одной стороны настроенный прицел был залогом хорошей точности, с другой, она так неаккуратно тащила винтовку, столько раз её роняла, хранила кое-как. Оглядев оружие, она всё-таки решила не снимать прицела, а нести винтовку. Дотащив свое оружие до вершины косы, она огляделась, смотреть было удобно, установив винтовку на сошки, но хорошей позиции для лежки, среди кустов и деревьев она не усмотрела. Тут стоило сначала окопаться и расчистить обзор. Зато чуть ниже виднелись останки рубки колесного парохода. Вот туда она и направилась.

С трудом забравшись по останкам ржавого железа на плоскую крышу рубки, она поставила винтовку на сошки. Нагретое утреннем солнцем железо приятно согревало тело, и скрипело, угрожая провалиться под её небольшой тушкой. Оружие её не пугало. Она хорошо помнила, что когда-то занималась биатлоном. Тренированное тело не забыло движений и поз. Так что легла она слегка сместившись с линии прицела, раскинула ноги в стороны и вывернула носки, как-будто была одета в лыжи. Корпус приподняла на локтях, и руки привычно легли по месту: приклад в правое плечо, ладонь на затворе, левая держит цевьё. Винтовка была тяжелой, значительно тяжелей легковесной ТОЗ-13, и БИ- 3А, из которых она когда-то стреляла. Раздвинутые сошки хорошо удерживали ствол. Вот только промучилась подстраиваясь под прицел, то выглядывая береговую линию двумя глазами, то закрывая один глаз, пока зрение не приноровилось к оптике. Наконец она смогла начать внимательно осматривать берег. Приближение было хорошим, хотя прицел был выставлен покойным снайпером не на максимальную кратность, но она хорошо разглядела набережную неизвестного ей города и ряд цветных малоэтажных домиков, видимо старой дореволюционной постройки, расположенных вдоль неё, которые примыкали к хрущевским пятиэтажкам, переходящими в свою очередь в современные высотки. Слева веселые домики с новенькими крышами цветного профнастила обрывались как-то сразу, вместе с ними обрывалась и набережная, вдоль которой шла городская широкополосная дорога. Рядом с этим местом обрыва скопилось несколько машин и автобусов. Видно было, что люди повылазили из машин и о чём-то спорили. Несколько машин, уткнувшиеся в хвост пробки, развернулись и покатили по набережной вправо, вдоль реки. Она уцепилась взглядом за красненькую малолитражку и повела за ней прицел: вот в поле зрения попала небольшая пристань – цветастенький дебаркадер, которому прислонился небольшой речной трамвайчик, чуть дальше к набережной пришвартовано несколько представительских катеров. Красная машинка ехала дальше, мелькали витрины, каких-то толи магазинов, то ли кафе. На набережной кое-где столпились люди. Машинка про скользила мимо многоэтажек несколько километров, упершись в хвост очередного затора из автомобилей, за ним набережная внезапно закончилась берегом реки, поросшим кустами. Красная машина развернулась снова, чтобы через пару километров свернуть на улицу, подходящую к набережной перпендикулярно и скрыться в глубине города.

Она еще внимательно просматривала видимую часть набережной, но скоро затекли руки и спина. Пришлось подняться и размяться, отчего крыша рубки парохода снова застонала. Солнце начинало припекать. Она стянула с себя камуфляжную футболку, а других у нее просто не было. Накинула её на винтовку. И пошла «топлес» по своему острову – искупаться, позавтракать, хлебнуть живца. Просто отдохнуть не получилось, позавтракав консервами, выделив еду и порцию живца коту, она принялась за уборку беспорядка в катере, и просушку вещей. По ближайшим кустам развесила промокшую одежду, вытащила спальник и пенку. Катер хлебнул изрядно воды, так что пришлось на корме вычерпывать потоп специальным совком, благо тот плавал прямо под полом-настилом. В конце-концов пришлось вытащить практически все барахло, чтобы поднять пол и откачать воду. Под стланями обнаружились разбухшие фаланги пальцев монстра, который прыгнул за ней в реку. Они уже пованивали падалью. Она хотела их выкинуть, но вдруг вспомнила, что какая-то рыба может клюнуть на эту наживку. Вонючие пальцы отложила в полиэтиленовый мешок. Закончив с откачкой воды, она принялась начищать кокпит и палубу своего убежища. Затем снова начала обустраивать свое жилище, с перерывами на отдых, купание и чай с сухарями. Убив на всё это несколько часов.

Затем ей показалось, что стоит катер не очень-то хорошо. Не смотря на свои габариты почти шесть метров в длину и высотой борта в самой высокой части почти метр, катер всё-таки хлебнул воды. Ей захотелось перевести его в более спокойное место. И оно нашлось, остров был похож на оголовок стрелы, или стрелки указателя. Между двумя концами был небольшой заливчик, так же заросший по берегам рогозом и ивняком. Она кое-как столкнула катер на воду, и ещё час гребла неудобными веслами, огибая «оперение стрелы», стараясь придерживаться края камыша, чтобы течение не унесло её прочь. Неожиданно посередине берега «лагуны» нашлись остатки старых мостков, настил давно развалился, но вот бревенчатые сваи, стояли прочно. Это было приятно, если починить мостки, то не придётся каждый раз мочить ноги, выбираясь из катера. Но пока она снова попыталась вытащить катер на песчаный берег. С узкой полоски песка к центру острова уходила тропинка, верней намек на неё. Когда-то тут была проложена «гать» из стволов плавника и жердей, которая сгнила, практически потонула в песке, затянулась травой. Звуки города здесь слышались хуже, на пределе слышимости, но тональность явно поменялась, все больше сигналило машин, и шум стал напоминать гудящий пчелиный рой. Затем она услышала гул лодочного мотора, который пронесся мимо её острова и стал удаляться куда-то. Что её подстегнуло бросить переезд, и пойти к своей позиции посмотреть снова на город. А в нём произошли существенные изменения. Где-то в многоэтажной застройке поднимался густой дым, и стала слышна трескотня выстрелов. Набережная была забита машинами, и людьми. Какая-то толпа ломилась на дебаркадер, на пристани, поодаль от дебаркадера, где стояли катера тоже шла возня. Она увеличила приближение на прицеле: люди таскали какие-то баулы в катера из двух микроавтобусов, по периметру этот переезд охраняло несколько бойцов в камуфляже. Они-то и постреливали в шатающиеся, приближающиеся к месту погрузке силуэты. Она ещё увеличила кратность, поймала в прицел одну из фигур: это пока еще походило на человека, да и может с час назад, точно было им. Скорей всего молодой парень в цветастой футболке и светлых джинсах, теперь перемазанных кровью. Он шатался, при этом руки словно плети, раскачивались в такт неспешному, но целенаправленному движению. Один из охранников выстрелил по нему, она увидела фонтанчик крови, вылетевшей из живота парня, но, несмотря на попадание, тот не упал, не изменил движения, точно двигаясь к своему обидчику. С пятой попытки парню попали в голову, и он затих.

Фигур вокруг джипов становилось больше, выстрелы слышались ещё чаще. Через полчаса в поле зрения попалась крупная горилла подобная фигура, быстро приближающаяся к месту погрузки. Охранники тоже заметили её, стали стрелять, но безуспешно. В панике бросили погрузку и кинулись к катерам, видимо что-то крича, она видела, как раскрываются рты. На катере засуетились, взревел мотор, один из катеров скоро отошел от пристани. На втором замешкались, и это стоило одному из охранников жизни: горилла скакнула прямо к нему, рванула словно игрушку и отшвырнула, нацелившись на мечущиеся по катеру фигуры. Но расстояние между набережной и катером увеличилось, и монстр прыгать не стал. Вся эта картина живо ей напомнила её собственное бегство. Передернуло. Но действие с беглецами не закончилось. Катера рванули вниз по реке, придерживаясь правого берега. Её это порадовало, так как река переходила в огромное озеро и катера, следуя за береговой линией, пройдя мимо ее острова, неизбежно отдаляться от неё. Делить своё одиночество и безопасность с вооруженными людьми, да и людьми вообще она не хотела.

Минут через двадцать один из катеров резко сбавил ход, закрутился, выписывая странные кульбиты на воде. Грохнуло несколько выстрелов. Двигатель замолчал. Второй катер тоже затормозил и осторожно приблизился к стоящей посудине. Люди видимо переговаривались, затем снова грохнул выстрел, с подошедшего катера на второй перешли два человека, моторы снова взревели и беглецы пошли прочь от её острова.

Между тем, над городом поднялись ещё несколько дымов. Она перевела прицел на левый край города, отметив там, какое-то движение. Действительно откуда- то с «материка» к городу приближались «точки» колонна грузовых машин и военной техники. Она втянулась, где-то на окраине в застройку. К звукам прибавилась очередь крупнокалиберного пулемета. Она переводила прицел с места на место, выхватывая картины каких-то стычек. Пару раз глухо бахнуло орудие. На набережной она заметила как огромный, размером с газель монстр прыгал по оставшимся автомобилям, от чего те вскрикивали сигнализацией. От него в стороны разбегались фигуры людей. В городе перед её прицелом разворачивался полномасштабный рукотворный разгром. Страшно и странно было сидеть на острове в безопасности и наблюдать картину катастрофы.

К вечеру она устала бояться и расстраиваться, сползла со своего наблюдательного пункта, прихватив винтовку. Она уже корила себя за глупость, что оставила свое оружие днем на острове. Не справься она с катером, или унеси ее течение прочь от острова, осталась бы безоружной. Пистолет не в счет, стрелять она из него толком не умеет, да и монстрам, которых она наблюдала, от такой пальбы ничего не будет.

Вечером, чтобы хоть как-то успокоиться, она решила закинуть удочку. Захватив незнакомые снасти, которые нашла в лодке и протухшую наживку, вышла через заросли на край левой косы острова. Пройти эти триста метров до края косы было еще тем делом. Снасти цеплялись за кусты, на лицо липла паутина, она запиналась за валежник и старый камыш. На конце косы течение реки ускорялось, переваливая отмель, за которой образовалась подводная яма. Следующие полчаса она боролась со снастью. Нацепив приманку, вскидывала, удилище, стараясь закинуть как можно дальше. С первого раза не получилось, и со второго тоже. Пока до неё не дошло, что катушку надо переключать, а леску придерживать, леска с насадкой улетала в кусты, путалась. Насадка слетала, она ползала за ней по кустам, чертыхаясь и проклиная всю затею, но собственная твердолобость не давала отступать. Наконец, через час снасть удачно улетела в яму за перекатом, хотя уверенности в том, что в воду попал не один голый крючок, не было. Она приперла кусок бревна, прижала удилище, и уселась наблюдать за снастью. Полчаса ничего не происходило. Дело шло к черному закату, после которого наступала темнота. Появились комары, и она уже хотела уйти в катер, бросив всю эту затею с рыбалкой. Как вдруг, удилище изогнулась, а леска зазвенела и дёрнулась, тут же затрещала катушка, она снова не переключила её на стопор. Кинулась к удилищу, судорожно тормозя катушку, и стопоря её. Леска снова натянулась струной, вырывая удилище из рук, затем обмякла. Она стала выкручивать катушку, леска дернулась. Ещё полчаса она то тянула и крутила, то упиралась, чтобы не отпустить снасть из рук. Устала, но добычу было бросать жалко. Затем на мелководье показалась морда рыбы, которая тоже устала от ее упрямства. Следующие минут пятнадцать она сидела на берегу, а рыба валялась и шуршала в кустах. Перепутав безнадежно леску вокруг себя и веток. Уже почти в темноте она добралась до лагеря, таща свою добычу и испорченную снасть. Сом, совсем чуть-чуть не дотянувший до метра, заглотил наживку, и только стальной поводок, не дал ему сорваться. Она завернула добычу в разорванный пакет, так и не сняв с крючка, и оставила прямо на берегу. Утолкавшись в катер вместе с вернувшимся с охоты котом, приняв дозу живца и перекусила консервами. Завернулась в спальник, закрыла глаза. Настроение было пустым, никаким. Трудная рыбалка вынесла из тела все переживания дня, хотелось спать и ничего больше. Снова на неё обрушился сонм звуков ночной реки, но теперь к нему примешивались звуки агонизирующего города. Ей казалось, что она слышит крики умирающих, рев монстров и звуки боя. Чем больше прислушивалась, тем четче и выразительней были звуки. А воображение дорисовывало страшные картины. Чтобы хоть как-то отстраниться, она выбрала из безумного хора спокойную песню ночного крапивника, следуя за ней сознанием как за маячком. И о чудо, адские звуки города ушли на третий план, и она уснула.

Проснулась она от странных звуков. Кто-то рядом пыхтел и шуршал. Выбравшись из лодки, она увидела как Рыжий кот, вцепившись в голову пойманной вчера рыбы, пыхтел, урчал и тянул добычу из завернутого полиэтилена. При свете солнца она ещё раз удивилась, как сумела вытащить такую большую рыбину. Теперь надо было как-то почистить и приготовить сома. А с этим снова нарисовалась проблема: ни разделочной доски, ни достаточно большой емкости у нее не было. Вокруг было много воды и столь же много мелкого речного песка. Внедриться песок в мясо, будет скрипеть на зубах, испортит всю готовку.

Дотащив сома до носовой части катера, она начала отпиливать голову и потрошить. Пришлось помучаться, чтобы не повредив снасть, вытащить крючок из внутренностей. Затем встала проблема – как сохранить рыбу, днём поднимется жара, сварить всю рыбу в маленьком походном котелке не представлялось возможным. Да и не съесть за раз столько. Поэтому она разрезала сома на куски, хребет, хвост и голову решила сварить сразу. А остальное нарезав на полоски, посыпала солью, затолкала в полиэтиленовые пакеты, проложив ивовыми листьями, закопала в песок. Так селедку залом солили когда-то с дедом.

Вся возня с рыбой заняла полдня. Ей удалось позавтракать-пообедать пустым рыбным бульоном-ухой, в которой ничего кроме рыбы не было. Но эта еда показалась ей верхом гастрономического изыска. Она вытащила на берег туристический коврик, растянулась под солнцем и мечтательно уставилась на небо. «После сытного обеда, по закону Архимеда полагается поспать» – прокрутилась в голове присказка. Но поспать не получалось, в голове вдруг разом понеслись мысли, словно мозг, наконец очистился от морока больницы, отдохнул, и начал работать и работать. А мысли были в основном о том, что делать дальше. Остров ей нравился относительной тишиной и безопасностью, но если подумать, то она скорей заложник острова: выгрести на катере против течения она не сможет. Весла на катере были для парковки или отхода от берега на глубину, а с мотором она не знала, что делать. Да и звук от мотора будет очень сильным, если она его заведет. Но и жить Робинзоном тут не возможно, может еще пару, тройку дней она протянет, а элементарный быт надо налаживать. Всё, что ей нужно, есть по обоим берегам реки, но рискнуть и выйти по магазинам она не готова. А выйти и приобрести все необходимое рано или поздно придется. Тело, хоть и наливалось энергией, всё ещё было слабым. Если она рискнет пересечь реку до берега, надо быть готовой хотя бы с тем, что у неё есть, защищать свою жизнь. «Все, с завтрашнего дня начну тренироваться: как ходить, как стрелять, как защищаться. Вот такая стратегическая задача, товарищ боец» – пронеслась в голове знакомая фраза. Память то и дело услужливо подбрасывала какой то прошлый опыт, но точно описать свою биографию или назвать свое полное имя она не могла.

Остаток дня она потратила на планы-мечты и осмотр окрестностей с рубки парохода. В перезагрузившемся городском кластере дела с прошлого дня ещё ухудшились. Дымов пожарищ было ещё больше, гражданских машин и людей уже не было видно совсем. Цветные домики на набережной тоже горели, а вот монстров, шастающих по набережной, уже не было. Зато было слышно как где-то между домов то и дело работали пулемёты и бахало взрывами. Кто с кем воевал было не понятно. Отметив про себя, что монстры видимо ушли с набережной внутрь города вслед за развоевавшимися там людьми, она подумала, что вот в этот момент когда одни воюют, а другие за вояками охотятся, она вполне могла бы заглянуть в пару магазинов на набережной, по быстрому пополнить свои запасы. Отметила, что запасы пополнить можно и сразу после перезагрузки, монстры ещё не набежали, а люди ещё в здравом уме. Но для променада нужны деньги. А где их взять? Ну и до города как-то добраться еще надо.

Укутавшись в спальник, вслед за упавшим в чёрным солнцем, она подумала, что всё-таки стоит освоить управление моторной лодкой. Не посчитала что это сложней чем мотоцикл или машина. Потихоньку сознание стало засыпать. И в какой-то момент звуки ночной реки снова ворвались в сознание, как будто она растворился в окружающем мире. Снова шуршал песок, плескалась в борт вода, шумел камыш и кусты, заплакал новой крапивник. Она потянулась за звуком трели птицы, и вдруг как-будто очутилась рядом с пичугой. Вон покачивается под певцом камышинка, вон висит рядом на трёх сплетённых стеблях гнездо, в котором возится над птенцами его подруга. Тих-тих-тих – слышно как часто-часто бьется её сердечко. Картина была настолько ясной, что ей показалось, она рядом стоит с птицами и может протянуть руку, дотронуться до них. Вздрогнула, сбросила морок. Завтра надо обязательно найти это место. Что за чудеса такие – она может летать за звуком? Оттолкнувшись от звука песни птицы, она снова ощутила всё многообразие ночной жизни. И эти звуки были очень громкие, они мешали уснуть, они раздражали, так что хотелось надеть наушники и отгородиться от мира. Она закуталась с головой в спальник, звуки стали чуть тише. Но не ушли. Помучавшись целый час с ощущением звукового разнообразия, она устала, голова болела, затем она сосредоточилась за успокаивающей мелодией ночной реки. Шир- мур, шуршала волна. Щир мур. Звуки волны все четче, звуки мира все блекше. В конце концов она уснула.

Акт 2. Сцена 2. Юрка

Финн неожиданно подскочил. Я приложился спиной о торчащий из стланей стопор и от боли проснулся. Швертбот снова подбросило, зашатало, по кокпиту бренча покатился котелок, в котором вечером кипятил воду. Проснуться то я проснулся, но вот сразу встать и выползти из-под разложенного палаткой паруса не сумел. Пока распутался из спальника, сумел встать на четвереньки, откинуть парус, финн таскало, он подпрыгивал на волне, а меня швыряло внутри него. Странная какая-то ситуация – все было тихо и мирно, и бац, откуда ни возьмись не хилая такая волна. И схлынуло волнение так же быстро, как началось.

Вылез из под паруса и огляделся – по воде шла небольшая зыбь, ветра не было, вокруг тростник весь полег в воду. От острова яхту отнесло. Хорошо, что все свои пожитки я убрал вечером на швертбот, ничего кроме порядка внутри моего плавучего убежища, не пострадало. Вот с наведения порядка я и начал этот день. Умылся, глотнул холодного вчерашнего чая из бутылки. Начал снова упаковывать вещи, раскладывая их по местам. По плану было сегодня дальше исследовать акваторию и искать тот самый нормальный для отсидки остров.

Сегодня мне было хуже, чем вчера. Голова теперь надоедала постоянной тупой болью, горло пересохло, жажда мучила как-будто неделю селедку трескал, болели суставы и мышцы. Но судя по всему температуры не было, я ещё раз провел тест на свою вменяемость: проговорил пару скороговорок, и снова начал вспоминать свою многочисленную родню, для верности к именам прибавив даты рождения, какие помнил. Память работала, людей есть не хотелось, впрочем есть я не хотел вообще, только пить.

Но как бы то ни было, несмотря на самочувствие, стоять посреди плавней смысла не было. И я взялся за весло, чтобы выгрести из залегшего тростника на чистую воду. Над водой поднимался не густой туман, самый обыкновенный, какой бывает после хорошего дождя в преддверии жаркого дня – вся видимость на полкилометра. Поэтому я просто греб. Туман потихоньку поднимался, и я снова проникся шириной просторов водохранилища, берега виднелись еле-еле, тонкой полоской. Я озирался по сторонам надеясь увидеть кусты или деревья, символизирующие наличие острова. Углядел несколько мест, осталось только решить как до них добраться, ветра пока не было от слова совсем. Поэтому я убрал весло, уселся по удобней внутри финна, и предоставил течению куда-то меня нести. Вокруг просыпалась обычная жизнь реки: птицы, всплески. И такое всё умиротворяющее, но что-то царапало сознание. Я попытался понять что не так, перебирая в памяти похожие из моей жизни моменты. Через полчаса меня торкнуло: над водой стелились отголоски жизни большого города!

А между тем ещё вчера вечером природа радовала ласковыми звуками и девственной античеловеческой пустотой. Где-то, судя по всему, в киллометрах четырех-пяти, шумела многоголосая городская суета. И я сразу задумался – “а мне оно надо? Ну в смысле – к людям надо или нет? Или придерживаться изначального плана?“

Сейчас я полусидел в кокпите финна, плавно несомого ленивым течением, пусть измученный жаждой и головной болью, но в безопасности. Я, как и большинство любителей парусных гонок, на воде чувствовал себя именно в безопасности. Меня не укатал вчерашний ветер, река, гроза. Всё прошло штатно. Швертбот не перевернулся, и даже если бы перевернулся, и то было бы просто мокро, холодно, но не смертельно. Да, именно не смертельно, гроза прошла, течение вынесло бы все равно рано или поздно на мелководье, так уж любая река устроена. А уж поднять швертбот даже совсем затопленный и с полным оверкилем – дело техники. На такие ситуации я, как и все воспитанники Елен, натаскан. Однако вчерашний день ужасен не простым яхтингом и водным экстримом. И пора признаться самому себе, что пришло время подумать и оценить все, что со мной произошло в предыдущие сумасшедшие сутки. Начиная от пропавшей гостиницы, безумных людей, разрушенных городов, изменившегося водохранилища, чёрного солнца и чужих звёзд.

Вот с чего начать? Как в таких условиях оценить обстановку? Ладно начну с простого. Река или водохранилище, или залив чего-то там, есть в наличие. Не скажу, что в самом водном объекте есть что-то сверхестественное. Вялое течение уныло толкающее мой швертбот проносило меня над песчаными косами с глубиной над ними около метра, перемежающимися с непроглядными в толще воды ямами. Ничего необычного. Словно я где-нибудь на Волге. Нет, на водохранилище, где проходили парусные гонки, тоже такие вот пейзажи, но масштабы все таки разные. Даже в том месте, где сошлись два моста расстояние от берега до берега километров семь восемь, а уж где развивалось это чудо море все пятнадцать, а то и двадцать, судя по тому, как далека от меня полоска берега. Итак, всё в общем похоже, на то что я знал, но только место не совсем то, где я был сутки назад. При этом в это “не совсем то место” угодил не просто я лично, а весь яхт клуб, часть города, кусок моста, и не просто угодили наши родные пейзажи куда-то там в чистое поле, а прикрепились прямо к другим объектам. Вернее сказать я наблюдал как куски одной территории смешались с кусками совсем других территорий. И все они примерно одной степени гадости, то есть более менее походят друг на друга. Вот и мое водохранилище пристыкованно к похожему водному объекту, а не к “море-окияну” где нибудь в тропиках. И что мне это дает? А ничего пока, кроме того, что тут вс` привычное. Самый простой вывод – есть местную рыбу, пить местную воду можно, не отравлюсь. Чай фугу рыбу из этих вод не вытащу.

Второе, люди, попавшие сюда, “не знаю куда”, начали съезжать с катушек и плавно превратились в безмозглых каннибалов. Но не все поголовно, я вот, к примеру, не превратился, и кажется мне, что красномордый мужик из ГИБДД тоже крышей не поехал. А еще я видел и явно местных людей, приспособленных к жизни здесь, пока не знаю где именно это “здесь”. Люди эти вооружены, а значит следует как минимум не бросаться в объятия к первым встречным местным, а хотя бы понаблюдать. То, что к людям придется выходить на контакт ясно, не ясно к каким именно стоит выходить, а к каким нет. Вот те, что гарцевали в колонне на шоссе мне совсем не понравились, да и те, что возились в яхт клубе теплых чувств не вызывают, особенно учитывая то, что последний смотрел на удирающего меня сквозь прицел. И это опять укладывается в принятый план: найти остров, отсидеться. Отоспаться и отдохнуть в конце концов, прежде чем выбираться на вылазки в поисках людей.

Третье, стоит учитывать в этом месте есть своя живность, причем агрессивная, достаточно было посмотреть на монстра, который громил яхт клуб. И это ещё один довод обосноваться на острове – небольшое пространство можно исследовать, да и такой туше надо что-то есть, судя по всему гибрид носорога с гориллой рыбой не питается, и переплывать расстояние в несколько километров, чтобы сожрать меня, не станет. Как это не прискорбно, но для такой пасти еды достаточно в городе. Но это значит, что я должен стать на порядок внимательней, тише и ещё раз внимательней. Н-да…

И на закусочку, солнце и звёзды. Я, конечно, не был во всех уголках Земли, но мне кажется, что звезды чужие, совсем. А уж солнце распадающееся черными пятнами и ночь, которая наступает практически без сумерек это вообще просто… Просто… Чёрт. Если всё это сложить то получается я не на Земле, а где-то … где-то в другом мире? На другой планете, если смотреть на звезды. Но это, конечно, невозможный бред, хотя все факты именно за эту версию. Допустим, я ещё соглашусь на какую-то версию попаданства себя лично, пишут-то про такое много, чем черт не шутит? Но чтобы такие масштабы! Нет, не думать об этом, думать о том, что есть. Иначе…

Вот что твердила Елен для таких, хотя нет, не таких конечно, ситуаций? Самое подходящее из слов Елен: “Не фантазируй сверх меры! Прогноз и план действий – это не фантазии. Оценивай всегда то, что тебя окружает – вода, ветер, ты сам, твоя яхта. И не крути по сторонам, никто тебе не подскажет! Наплевать, что там думает о тебе Гришка, или Ванька, или что они со своим парусом делают! Оценивай себя! Я говорю именно “себя” и то, что ты можешь сделать сам! Лично.” Примерно так бы и сказала.

Вот с этого и начну.

Ветра нет. Течение слабое, но грести больше не буду. Силы потрачу только. Солнце раскочегарится днём, ветер появится. Он не может не появиться, хотя бы потому, что вода и суша прогреваются неравномерно, восходящие потоки разные, так что ветер будет. Вот тогда и решу какой из островов первым исследовать.

Пока дожидался ветра, решил сориентироваться по сторонам света. Да, возможно это другая планета, но как-то привязаться к ходящему по небосводу солнцу можно? Вот если я на Земле в северном полушарии буду смотреть на юг, тогда восток у меня будет по левую сторону, а запад по правую, а север значит будет в затылок смотреть. Сейчас, если смотреть по течению реки восток был по правую руку, а запад по левую. Или моя река-море течёт с юга не север, или,… или это южное полушарие другого мира, если примерять эту планету на… Тфу, не буду применять, итак географический кретинизм развивается. Я в Австралии не был, по Лене и Енисею не ходил, все по рекам текущим с севера на юг, и мне тяжко поменять координаты, блин. Будем считать, что река течет именно с юга на север. И что мне это дает? Типа левый берег будет низкий, а правый высокий и загибаться вправо будет река? Типа по ходу вращения планеты? Проверю конечно, куда течение сносит, но такие глобальные выводы мне пока ни к чему. Хотя… если я и об этом могу рассуждать, то и могу утверждать, что зомби-каннибалом мне в ближайшее время стать не светит. И тут моё воображение подкинуло следующую картинку: сидит перемазанный кровищей наш яхтклубовский моторист, в руке чужое откусанное ухо, а сам, понимаешь, на звезды смотрит. И морда такая умная-умная, не хай, что кровью вымазана. Тфу.., привидится же такое.

Ветра я дождался. Вместе с ветром совсем растаял утренний туман и появилась возможность хоть как-то сориентироваться. На севере, то есть там, где я север прикинул, виднелся мост, расстояние до него от трех до пяти километров. И если присмотреться в восточную часть моста то там, где вчера были развалины стоял новенький современный город, даже с многоэтажками. Сегодня уже живой город, именно оттуда доносились звуки цивилизации.

На юге в ну очень большой дали есть острова, практически по середине этого чуда-моря. Хотя нет, острова ближе все таки к западному берегу. На моем траверзе тоже есть острова как на востоке, так и на западе, и расстояние до берегов в этом месте уже, чем ниже по течению. С этих островов и начну. И я решительно повернул руль и пошел удобным галсом прямо к ближайшему острову.

Однако в отличие от прошлого дня ветер не радовал, и финн тащился вяло. Иногда, попадая в более сильное течение, радовал бурунчиком под форштевнем, но всеравно несчастные три километра до ближайшего острова я тащился больше часа. А солнце, между прочим, наращивало градус, и, честно говоря, уже мечталось встать на землю, сходить по большой надобности в кусты и начать обустраиваться. Все таки люди – не рыбы, а финн – не круизная яхта, в нём живого места, свободного от стопоров и оттяжек, куда тело можно пристроить практически нет, чуть повернешься и уже что-то острое впивается в ляжку.

Первый ближайший остров оказался выходом песчанной косы, едва заросшей тростником и ивами. Под ногами то и дело хлюпало. Обустраиваться на таком не стоит, уже попробовал: первая волна смыла. Но осмотрелся, наметил следующий объект в паре километров с высокими деревьями, довольно длинный. Пешком огибал первый остров еще час, волоча финн на поводке, расслабляя ноги в прибойном плотном песке, купаясь по ходу, чтобы хоть как-то охладиться. Воду пил как не в себя. Стал переживать, что с такими темпами питьевая вода быстро закончится, а кипятить пока негде. Когда подошел к краю вытянутого острова, ветер порадовал – стал ровным, но недостаточно сильным, чтобы повиснуть на ремнях откренивая швертбот. Хоть что-то приятное, так как снова висеть за бортом и напрягаться не хотелось, хотя и тащиться со скоростью хромой собаки под палящим солнцем тоже “не айс”.

Второй остров с первого взгляда прямо порадовал: так же вытянутый вдоль течения реки, но поросший хорошими толстыми деревьями, кустами. Берег выше прибойной линии не менее, чем на метр. Решил обойти его по воде кругом, чтобы осмотреть все прежде, чем высаживаться. Начал подниматься вверх по течению лавируя галсами, и потратил на это ещё с полчаса. Остров оказался треугольным, причем углом разрезающим течение на два потока. Сторона к которой я изначально подошёл оказалась короче других, радовала хорошей глубиной у берега, вялым течением, но напрягала поваленным в реку деревьями. Вторая сторона треугольного острова была длинней, естественно вдоль нее поток воды понесся быстрей. Базовый принцип гидродинамики в действии.

Это позволило мне спустить парус и наслаждаться окрестностями, пока стремнина несла меня вдоль берега. Вода подмывала берег, оставляя обвалы и пляжики, от которых вглубь острова отходили протоптанные тропинки. Значит люди облюбовали это место для отдыха. Но ни одной палатки на этой стороне острова не было. Когда обогнул остров, разочаровался: на третьей стороне треугольника расположилась дикая база для рыбаков: мостки, два понтона, а в тени деревьев будки домики, типа “гараж обыкновенный, железный”. И риск нарваться людей сразу вырос. Хорошо, что финн идёт очень тихо, да и я лишних звуков не издавал. Помялся, помялся в сомнениях, но все таки решил высадиться и исследовать остров. Взял весло, уселся на борт и тихо, тихо стал грести к мосткам.

Мостки для причала выбрал специально – к ним можно бесшумно швартоваться, и ходить тоже, а понтон он железный, будет бренчать под ногами. К тому же у москов болталась казанка с мотором и торчащими удочками, есть шансы на то, что внутри найдутся кошка-якорь, подходящий линь и может что-то полезное для меня. Я человек ученый чужим опытом: поставлю финн на такую же растяжку, как ставили катера пришлые мужики в яхт клубе, так чтобы сбросить с кормы швартовый и одним рывком линя оттащить швертбот на открытую воду от мостков метра на три-четыре. Убил на швартовку пожалуй ещё час, пока тихо добрался до казанки, перебрал по борту руками, нашел то, что рассчитывал, пока достал якорь кошку, пока отплыл, закинул его, пока назад к мосткам догреб, умаялся. Но плюс все таки был – быстрая эвакуация обеспечена, и якорем обзавелся с много метровым линем. Ещё минут пятнадцать таращился на берег вытащив над мостком только голову, словно суслик у дороги. Никого. И это, кстати, напрягло больше всего, лодки на месте, людей нет, значит или по домикам кого-то жуют или по кустам в засаде сидят. Присматривался к живности – она всегда знает есть человек рядом или нет. По берегу важно расхаживало несколько ворон, деловито что-то подбирая из травы. Вороны птицы очень чуткие, и умные, на рожон лезть не станут. И я решился – аккуратно вылез на мостик, крадучись пошел к берегу. Никого. Но я, помня о том, что уже видел, следил за обстановкой и двигался очень медленно, стараясь не удаляться от мостика с пришвартованным финном.

Всё было относительно мирно и спокойно. У первого гаража разбросанная посуда. Но выглядит все так, как на утро в палаточном лагере у компании хорошо подгулявшей накануне. Из полезного нашелся туристический железный топор, которого, кстати, я почему-то из рундуков яхтсменов не догадался захватить. Обзавелся сейчас. Представил себя зверобоем и чингачгуком в одном лице. В руке топор, на ногах старые промокшие кеды, из одежды замызганный спасжилет поверх длинной футболки цвета “хаки”. Крадусь вдоль кустов, выглядывая бледнолицых. Ещё пару веток прилепить к голове и вымазаться сажей для полноты образа. А вокруг мечта туриста: солнышко, птички покрикивают, листья шевелятся, речка блестит. Но вот тянет откуда то тонким запахом падали. Или рыба тухлая в кустах, или..? И вот свербит где-то в душе, что надо улепетывать с этого прекрасного острова, да побыстрей. Интуиция прямо орала, и пошел я бочком-бочком пятясь к мосткам, стараясь не упускать из виду окрестности. Но несмотря на то, что я был внимателен и ждал чего нибудь “этакого”, первую урчащую неприятность все-таки проворонил. Оно выпрыгнуло на меня из-за второго гаражика, когда я почти добрался до мостков. Вот только что там никого не было, и вдруг крупное тело кидается на меня. Я инстиктивно отпрыгиваю, замахиваясь топориком, промазываю, меня разворачивает, разбухшая мышцами серая рука с кривыми желтыми когтями проноситься мимо горла. Нападающий по инерции летит вперед, я ударяю топориком прямо по темечку. Любимое оружие индейцев застревает у него в голове, а я валюсь задницей в воду у мостков. Копошусь и на четвереньках ползу к причалу. Серая туша дергается в агонии. Я бегу по мосткам к спасительному финну, путаясь в своих собственных ногах, а сзади раздается новый басовитый рык. Как я оказался в кокпите швертбота, знают только мои разбитые в кровь коленки. Я туда нырнул прямо с мостков, “рыбкой”, скручиваясь в полете, чтобы не долбануться головой. Рукой прямо в прыжке дергая швартовый и натянутый к якорю линь. И так дернул и так оттолкнулся, что финн отскочил от мостков на три метра и весело побежал прочь от берега. За спиной с треском ломались доски мостика, рычало и урчало. Я обернулся лишь тогда, когда над головой зашелестел наполненный ветром парус. Мостик разносил в щепки монстр. Фигура отдаленно напоминающая человека, руки длинные, увитые мышцами, на голове клочки волос, кожа серая, а на бычьей шее поблескивает золотая цепь. Твою ж то маму… Это было человеком?

От влитого в тело адреналина тряслись руки. Как хорошо, что все швартовки и отходы, ныряния в кокпит хоть с воды, хоть с причала, отработаны до автоматизма. Вот если найду какой-нибудь храм, точно свечку за Елен поставлю, хотя ни в кого до сего дня не верил. Но поставлю.

От страха я пронёсся мимо первого острова и пошуршал галсами на восток, оставив за спиной на западе россыпи мелких и крупных островов среди заросших тростником мелей, проток, заливов большого водохранилища. На востоке тоже были острова с крупными деревьями, но меньше мелей с плавнями, и я решил, что надо выбирать только небольшие острова, и ни в коем случае не высаживаться, если на острове есть хоть намек на присутствие людей.

Подходящий остров был четвертым из обследованных за этот день. Длинный, почти на полкилометра, но узкий, так что через стройный ряд старых тополей на его гребне просматривалась вода. Я приткнул швертбот к нижнему по течению краю острова, над глубокой ямой у края песчаной косы. Снова соорудил растяжку швартовых, снял парус. Воткнул в кокпит ветки ивы, типа замаскировал. Остров радовал полным отсутствием людей и намеков на их пребывание. Да и что тут делать? Коса в самом широком месте достигала чуть более семидесяти шагов, одиноко стоящие на гребне тополя укрытия от ветра и солнца не давали, песчаные пляжики заросли рогозом, небольшими кустами ивы и молодой ольхи. Последняя порадовала широкими листами как альтернатива туалетной бумаги для одинокого робинзона.

Я обошёл остров, ещё раз убедившись, что людей и нелюдей на нём нет. Вернулся к стоянке моего лучшего друга “Пряника”. Настроил газовую плитку и занялся заготовкой воды. Жажда не проходила. И мне уже казалось, что я реально водяной, никогда не пил столько воды за сутки, почти десять литров!

Из еды у меня осталось три банки тушенки, одна рыбная консерва, макароны и целых два нарезных хлебных батона. Без всякого удовольствия посмотрел на консервы и убрал их. И так напиться не могу, а с соленой тушенки ещё хуже станет. Хлеб вытряхнул из упаковки, разложил кусками на палубе Пряника, чтобы подсушить. А то вот-вот плесень поползет по запасам, она хоть и пенициллином богата, но все таки лучше без неё. Закончив с хозяйственными делами, стал думать, что дальше делать. Остров неплох, удовлетворяет моим требованиям, можно остаться здесь. Тем более солнце перевалило уже за полдень, я устал, натерпелся всякого за вчера и уже за сегодня, настроение на отметке “глубокая унылость”, того и гляди переползет в депресняк. Знаю из теории и немного из практики, такое настроение в кризисной ситуации как правило приводит к гибели экипажа. Да, большинство трагедий в море случается не столько от стихий, сколько от неадекватного поведения людей. Этой теме и Елен регулярно уделяла внимание, вдалбливая правила, и мой отец со своими сослуживцами. А он у меня настоящий морской офицер в отставке. Сколько мы не обсуждали трагедий в море, практически всегда и везде пассивность, усталость и отчаяние приводили к гибели людей.

“Главное, Юрка, поймать тот момент, когда апатия вот-вот тебя захватит. Правило номер пять: не допустить до самого себя эту сволочь. Если ты вдруг, вот вдруг окажешься в ситуации когда руки опускаются, или готов их опустить вот-вот, вспомни, что надо делать. Вызубри наизусть, доведи до своей подкорки и до полного автоматизма.” – твердила Елен, заставляя каждый раз отжиматься до дрожи в руках, когда после гонок или тренировок я буквально полз с яхты, желанием бросить всё, и никогда больше не связываться ни с яхтингом, ни с Елен.

“Сначала дай пинка своему телу. В разогретом организме, когда кровь бурлит в мышцах, сердце долбился в грудную клетку, апатия не выживает. Почувствовал, что вот-вот накатит отчаяние, упал, отжался до трясучки в руках. Затем умойся, лучше холодной водой. Твоё настроение это просто набор химии, внутри твоего тела. Так наподдай всей этой чепухе гормонами злости, адреналином, выбей из себя дурь сам. А потом начинай просто наблюдать, что вокруг тебя твориться, включай мозг и думай.” – твердила Елен, – “И никогда, слышишь меня? Никогда не сдавайся.”

Я отчетливо помню её первый, и как мне казалось тогда, жестокий урок. Мне было двенадцать и я, мажущийся соплями, сорвался в истерику от своего первого проигрыша. Шесть гонок. Уставший, злой, обиженный на соперников, залитый по уши собственным позором, я бросил мачту с парусом прямо на слип и пошёл, твердо решив: “Всё, ноги моей не будет больше в этом яхт клубе”. “Куда?” – возмутилась Елен, когда я твердо намеревался уйти со слипа, где убирали свои яхты другие пацаны. “А ну стоять” – рыкнула до той поры очень вежливая и заботливая Елен. “Да пошла ты!” – взвизгнул я в ответ, стараясь бегом прошмыгнуть мимо неё. А она просто поставила мне подножку, так что я плюхнулся на землю пузом. “А ну быстро отжиматься.” – рявкнула, заставила. И хотя я ныл, обзывался, но пыхтел и отжимался. Маленький пацан, двенадцати лет, против этой стервы. Я отжимался и ненавидел её, ненавидел пацанят, которые смотрели на моё унижение, злился и мечтал их всех уничтожить. А когда злые слезы перестали застилать глаза, услышал дружное сопение. Рядом с моей детской ладошкой загорелая ладонь Елен, которая тоже отжималась вместе со мной, правда на одной руке, а рядом с ней все её тогдашние старшие воспитанники также тяжко дышали и отжимались. Когда я, обессиленный, упал, один из старших протянул руку, молча помог подняться. В тот день мы ещё час всей командой вместе с Елен убирали вооружение, таскали корпуса. И ни одного злого слова или взгляда. А потом топали пешком до города ещё пять километров в темноте августовского вечера. И прежде, чем расстаться у моего двора, Елен ткнула меня пальцем в плечо, сказала: “Запомни, Юрка. Никто кроме тебя самого не сделает из тебя ни супер яхтсмена, ни просто нормального мужика.”

А вот сейчас засада, я то уже чувствовал, что прямо сейчас на этом чертовом острове, в этом проклятом месте, растекусь лужицей жажды, головной боли, полной апатии. Сдернул себя с КОРТОЧЕК, начал разогревать уставшее, ноющее тело до звенящей пустоты в голове, до вышедшей по всему телу каплями пота водой. Затем нырнул в реку, постирал грязную одежду и почувствовав себя лучше, пошел наблюдать.

До города на востоке было далековато. Часть моста, ведущая к городу располагалась выше моего убежища, а ниже по течению виднелась речная пристань, с трехпалубным речным теплоходом и дебаркайдером на набережной. Вдоль берега по набережной сновали бусинки машин. Расстояние было большим, разглядеть какие-то подробности, кроме обыкновенной городской суеты не удавалось. Но в нескольких местах раскинувшегося города поднимались плотные дымы пожаров, а до слуха доносились отголоски сирен. Я чувствовал тревожное настроение человеческого муравейника. Заметил, как от разных участков набережной расползаются по водохранилищу точки катеров, лодок. Не один я такой умный, решивший убраться на воду от скопления начинающих паниковать людей. Вот только и мне никакие новые “робинзоны с пятницами” на моем острове не нужны. Или снова надо быть готовым сорваться с места, и уйти как можно дальше вниз по течению. В конце-концов там тоже были видны россыпи островов. Беспокойство нарастало. Я ещё раз проверил состояние “Пряника”, убрал выстиранные вещи, приготовил все для быстрого отхода. Свой наблюдательный пункт расположил в десяти метрах от стоянки швертбота, на стороне выходившей на панораму города. Точки лодок расползались по всем направлениям, но по большей части вверх по течению или вниз. Это тоже понятно, островов, расположенных ближе к берегу, чем занятый мной, было в достатке. Однако эта суета заставляла нервничать меня всё больше и больше. И то ли я накаркал, то ли дождался, то ли до “предчувствовался”, в сторону моего острова направилось целых две точки, через полчаса ставшие двумя пластиковыми катерами, за которыми как правило таскают лыжников, или плюшки. Вот засада. Но я точно с этими людьми на этом острове оставаться не стану. Ни за что! Уже знаю, чем может закончится общение, минимум – урчанием. Из встреченных мной людей уж очень небольшой процент остался в разуме.

Стартовать буду, как только они пристанут к острову. Пока суетятся, выдыхают, пока осматриваются, я соскользну под ветер и назад, на запад, к плавням, под прикрытие заросших лиманов.

Катера приближались. Судя по всему нацеливаясь пристать к середине острова, что мне на руку. Рев мощных моторов уже заглушил все окружающие звуки, и видимо поэтому я не заметил то, от чего надо было закапываться в землю. Когда лодкам до берега оставалось пара десятков метров, рулевые снизили обороты, и стал слышен еще один звук, высокий, свистящий, какой-то жуткий. А потом из-за противоположного края острова, едва касаясь кромки деревьев вылетел черный, крестообразный самолет. Вжикнула очередь прямо по катерам, бухнуло взрывом, в небо рванулся черный дым. Я дернулся к финну, но в этот момент самолет круто развернулся и пошел снова в атаку на прыгнувших в воду людей. Шел он вдоль острова, стреляя короткими очередями. Что-то тонко взвизгнуло рядом со мной, цапнуло за ногу, я покатился в прибрежные кусты ивы, вжимаясь в ветки и рогоз, вдавливая себя под воду. А потом воющий звук самолета удалился, и только треск и рев пламени от горящих катеров доносился с той стороны.

Я выполз на берег. Осмотрел икру, рана была сквозная, кровь лилась, нога неимоверно болела. Хотелось заорать и я еле сдерживался. Стянул футболку, разорвал ее, перебинтовал ногу, чтобы хоть как-то остановить кровь. Поскуливая от боли, пыхтя, поднялся. Осмотрелся. Чуть-чуть не дойдя до берега, пылал катер, несколько тел в синих спасжилетах плавали в воде, один человек уткнувшись носом в песок лежал на линии прибоя. Я похромал к месту трагедии, хотя делать этого не хотелось по вполне понятным причинам. Однако не совсем же я эгоист конченный, вдруг кто-то просто ранен. Но моя совесть и человеколюбие никому уже помочь не могли.

Осознавая, что теперь на этом острове, рядом с трупами и чадящими катерами мне делать нечего, я вернулся к финну, и отправился вниз по течению, попутным курсом забирая чуть-чуть к западу. Там, вдали от этого проклятого города, практически на линии горизонта высились холмы высоких островов с густым лесом.

К головной боли, жажде, добавились дергающая боль в ноге, слабость. Моя импровизированная повязка пропиталась кровью. Я, откопав в моем барахле аптечку, снова ее перебинтовал, но ещё через час повязка опять потемнела. Оптимизма мне вся ситуация и собственное самочувствование не добавили.

Финн плавно переваливаясь с боку на боку, шёл под попутным слабым ветром медленно. Я то и дело прислушивался, осматривал небо. Честно говоря не понимая, а что я буду делать, если черный самолет вернется. Вспоминая его очертания, размеры, я понял, что это скорей всего небольшой беспилотник. И именно поэтому, отсреляв свой запас боеприпаса, он не стал ещё раз проходить над островом и ушёл на восток в агонизирующий город. Однако мне было без разницы: что самолет, что беспилотник, один хрен, если вернется, мне конец. И я молился неизвестному мне богу, или всем богам, лишь бы без проблем дотянуть до спасительных островов.

Валкая “походка” финна укачивала, я старался удерживать себя в сознании, с каждой уходящей минутой это становилось делать всё трудней и трудней, острова слишком медленно приближались. В конце-концов, я раскрепил руль, чтобы зафиксировать курс, так как пару раз отключался. И только когда солнце уже почти коснулось горизонта, ближайший крупный остров с высоким холмом по центру оказался в каком-нибудь километре, но тут ветер скис, пришлось достать весло и грести.

Солнце, коснувшись горизонта снова распалось черными пятнами, резко потемнело. Проступившие крупные звезды давали немного света, и я правил финн прямо к темнеющему берегу, через небольшие заросли тростника. “Пряник” ткнулся в песок, уперся швертом в дно. К тому моменту я уже был не в силах вытащить распертый шверт, чтобы вытянуть швертбот на берег и пришвартовать. Перевалился через борт в воду, доплелся до берега, еле-еле нашел за что закрепить швартовый, уже в полуобморочном состоянии спустил парус. Тут из меня словно стержень кто то вытащил, я упал прямо у линии прибоя под метровый скат берега, и отключился.

Акт 2. Сцена 3. Антей

Расстались с Печкиным на парковке у Пентагона. Несмотря на интенсивную помощь нашего знахаря он был бледен, под глазами залегли черные тени. Однако, на моё предложение добросить его до товарищей в яхт клубе, просто махнул рукой и криво улыбнулся:

– Мы ж всё обсудили. У меня, Антей, свой регулярный маршрут. И не надо за меня беспокоится. Стикс сам решит что кому положено.

– Фаталист – усмехнулся я, – что-то ранее я не замечал за тобой покорности к воле Улья.

Но тут к нам подошёл Мендель, хлопнул меня по плечу и разрушил всю атмосферу таинственности:

– Командир, да ты брось в мистику впадать. Он же такой загадочный и бледный от спека. Дважды укололся за последние сутки. С первого выкачал всю энергию из себя, а со второго от смерти бежал. И на этом не успокоился, снова у меня взял пару флаконов. Ты, Печкин, давай без фанатизма. Вроде иммунный со стажем, а так свой организм ушатал за последние двое суток, что я бы тебя не по кластерам гулять отправил, а в больничку, под присмотр и полный покой дней на десять.

Видя, что его сентенции на Печинка никакого благотворного воздействия не оказали, Мендель пнул мелкий камешек и полез внутрь нашего броневичка, ворча себе под нос. Я передал Печкину пульты управления от заложенных на парковке и на крышах фейверков, пожал руку и мы разошлись. Ещё до того, как микроавтобус выехал с парковки на широкополосное шоссе, Печкин растворился. Вот только что стоял одинокой фигурой, глядя нам вслед, и вдруг подернулся дымкой и исчез. Хорошее умение “скрыт”, ничего не скажешь.

Цех мы проскочили без приключений. За зарешеченным окном броневичка мелькали покореженные машины, пятна пожаров на стенах промышленных ангаров и разрушенный в нескольких местах заводской забор. Брошенный пикап с развороченной турелью, обгорелый остов армейского Урала, потерявшая задний мост новенькая бронемашина для разгона демонстраций. Да… Славные рейдеры, мародёры и прочие веселые жители Улья прошли Цех с размахом. На кольце, к которому Стикс пристыковал узкую улицу пригорода Учебки несколько искореженных машин, сдвинутые к обочине, на асфальте раздавленные трупы. Ветром колышет цветастую тряпку, остатки платья. Эта картина зацепила что-то внутри меня, злое и грустное. Снова заскреблась паранойя, хотя с чего бы? Обычная картина в Стиксе после перезагрузки, привычная картина…

В приоткрытую форточку тянуло запахами разогретого железа, гарью.

Это запахи погибающей в Улье цивилизации.

Наш транспорт тащился по узкой улице, по сторонам зажатую малоэтажной застройкой, заросшей старыми липами. Типичный провинциальный городок из глубинки России. Люблю частный сектор, в нём на порядок меньше пустышей, а значит на порядок меньше рисков нарваться на большую стаю. Несмотря на то, что у меня условно “крутая” команда, состоящая не из новичков, Стикс приучил к постоянной боеготовности, и давно отбил всякое чувство превосходства. Лучше всегда думать, что ты в опасности, и бдить, чем глупо попасться и потерять жизнь.

Коллектив молчал. Только тарахтение броневичка сопровождало нашу поездку. Мендель таращился в окно, так же как и я, нервно перебирая в руках черные бусины четок. На лице застыла гримаса Пьеро. Заостренные черты, опущенные уголки губ. А вот каково ему здесь? Я привык к независимости Менделя, к его манере балагурить и отрицать саму суть Стикса. Как и большинство целителей он больше всего вписывается в этот мир. А на самом деле, что он чувствует? Девятнадцатидетним пацаном попавшим чуть больше трех лет назад в Улей, удачно выжившим среди мигрирующей с Запада орды. Удачно выжившим… Мда.

Большинство жителей Улья – моральные калеки. Очень редко новичок попадает в стаб сразу, переехав из привычной цивилизации с ее устоями и законами в условно такое же место, не успев отравить свою душу атмосферой разрушения и гибели. Основное качество, что объединяет всех жителей Улья – сорванные печати человечности. Надо бы записать и потом включить эту мысль в пособие для новичков. Да, понимаю, мало кого насторожит и поможет, но все таки. Хотя терминология “Печать человечности” – какая-то мистическая. Видимо щелкающие черные четки в руках Менделя на меня так влияют. Я очнулся от своих рассуждений в тот момент, когда броневичок вывернул на перекресток у двухэтажного здания ГИБДД. С плаца на перекресток фактически под колеса броневичка кинулся крупный мужик в форме. В зарешеченном окне промелькнула его красная морда, и он умудрился хлопнуть по корпусу машины ладонями. Бастард даже ногу с педали не снял, так и катил вперед. Но тут щелкнули четки Менделя, он вынырнул из своего транса и зло сказал:

– Стой, это имунный. Заберем. – Отчеканил приказом, даже не посоветовавшись: а надо ли нам такое пополнение?

От резкого торможения машина качнулась, нас дернуло вперед, Бастард, выдохнул, словно согласие дал на приказ Менделя:

– Печкину передадим, все равно к его парням в клуб собираемся.

Я уже хотел одернуть их, ведь субординацию в группе принято соблюдать, а главный тут я, но, заметил как переглянулись пассажиры, а у одного из них чуть-чуть скривился краешек губ, нашей посылке изменение состава команды не нравилось. Отлично!

– По закону Улья, аминь – подвел итог я, словно представлял не научную организацию, а был сектантом – проповедником. И снова увидев искривленные губы пассажира, злорадно усмехнулся. Чем дальше, тем все подозрительней и подозрительней казались наши подопечные.

Задняя дверь броневичка распахнулась и в салон ввалился запыхавшийся мент:

– Ой, спасибо мужики, ой выручили, – забормотал он слова благодарности, утирая пот с лица.

Мендель молча протянул ему алюминиевую армейскую флягу с живцом. И тот не принюхиваясь глотнул. Перекосился, занюхал рукавом, просипел:

– Ну и гадость же, но к месту, к месту, – отдал флягу хозяину. – А вы мужики знаете, что тут твориться? Мне бы до дома, жену проверить.

– Служивый, мы тут не доставка по адресам, – ответил за всех Бастард, не отрываясь от дороги. – Что твориться знаем, но помочь тебе с доставкой на дом, не можем, дела у нас свои. Но если по пути, не вопрос, высадим. Мы к яхт клубу едим. Знаешь где?

Мужик закивал:

– Да мне по пути, по пути, тут одна дорога, вот прям у заправки дом стоит. Практически на съезде к водохранилищу.

– Хорошо, – кивнул ему Бастрад, – приторможу, если к тому времени, ты не передумаешь.

– На вот, почитай пока, – я сунул мужику в руки листовку.

В броневичке снова воцарилась условная тишина, прерываемая ревом двигателя и сопением мужика, изучающего листок. Он смешно шевелил губами, читая листовку, и, дойдя до конца, снова начал читать, будто чего-то не понял и бормотал: “Дак, как же этой, вот ишь, ешкин кот”. Затем поднял на меня взгляд.

– Да, именно то, что написано. – ответил на его немой вопрос я. – мы, конечно, притормозим у твоего дома. И даже дадим тебе минут десять. Сам понимаешь, с моей точки зрения нет шансов, что у тебя дома еще один … хмс… иммунный обретается. Но дадим время проверить. Если за десять минут не управишься, извини, ждать не будем. Сам тогда до яхт клуба добирайся. И вот внимательно слушай, что сейчас скажу. Во-первых, крестным твоим, если что, или кто спросит будет Мендель. Да вот этот пацан. Он настоял тебя подобрать, и теперь ты его ответственность. Но особо не надейся на крестного, тебе не нянька. Он тебе имя сам даст, чуть позже. И… Мендель выдели припаса крестнику, мало ли. – кивнул я лекарю. Мендель начал копаться в своих скудных пожитках.

Мужик уселся на лавку рядом с Менделем, уставился в окно, периодически давая Бастарду подсказки как быстрей доехать до яхтклуба. Хотя водитель в таких подсказках не особо нуждался. Сколько раз мы проезжали этим маршрутом за последние четыре года? Но старался новичок быть полезным. Что ж, это только в плюс ему. Недалеко от заправки, расположенной близко к нашей цели, попросил притормозить у небольшого кирпичного домика, с буйно цветущей сиренью в палисаднике. Такое всё мирное, домашнее.

– У тебя десять минут, не больше, – напомнил Бастард. А я подтолкнул к выходу Дарвина, сенсорить обстановку, а сам открыл верхний люк и занял позицию.

Через полминуты Дарвин стал описывать все отслеженные биологические объекты в радиусе трехсот метров. Крупных зараженных не было.

Через пять минут из домика послышались три выстрела, а к концу выделенного срока, из калитки вывалился бледный гаишник со спортивной сумкой в руках.

Трясущимися руками распахнул дверь броневичка, молча уселся на то же место, плотно сжав побелевшие губы. За ним внутрь скользнул Дарвин и мы тронулись к яхт клубу.

– Кто? – равнодушно спросил его Мендель

– Жена, мать парализованную загрызла, я её… – выдохнул мужик и приложился к протянутой фляге с живцом.

Я кивнул:

– Молодец, что не скатился в истерику. Доберемся до места, твой крестный тебя просветит что тут и к чему. А пока историй в голове своей и эмоций не генери. Относись как к фильму, или и компьютерной игре.

Через несколько минут наш транспорт подкатил к воротам. Встретил нас клуб смятым в гармошку профнастилом на воротах, перекрыты проездом каким-то автомобилем. Я стал вызывать товарищей Печкина. Вскоре от ворот отъехал микроавтобус, броневичок вполз на территорию, и мы спустились от въездных ворот к воде.

Уютненькое место этот яхт клуб. Расположился он в небольшом заливе. С одной стороны ровная полоска пляжа, переходящая в болотце, с другой высокий холм, а в месте, где холм переходит в пляж рукотворная площадка с ангаром эллинга, рельсами с киль блоками под килевые яхты и бетонным слипом, заканчивающаяся понтонной пристанью. Напротив слипа, прицепившись боком к стене эллинга, кают компания – небольшой домик на сваях с панорамными окнами. Кумбы, отсыпанная белой мраморной крошкой площадка для построений, открытая терраса перед кают компанией, у пирса гусак кронштейна под тяжелую бронзовую рынду. На слипе словно воробьи на жердочках примостились детские спортивные яхточки. Красота, тишина, вот только смятые в гармошку створки ворот эллинга да темная полоса крови на мраморной крошке дорожки портили картину.

Я поздоровался за руки с Семенычем и Ржевским. Выглядели они чуть лучше Печкина, чувствовалось, что ребята совсем недавно побывали в передряге. Голова рубера, валяющаяся рядом с верхними воротами яхт клуба, подсказывала, что и здесь они уже успели повоевать. Переговорив с соратниками Печкина о наших планах и идеях их командира, я раздал указания своим бойцам. Надо было найти довольно вместительный катер, чтобы на хорошей скорости пройти вверх по течению Меридиана с большим грузом и восемью пассажирами. Спасательные катера, стоящие у понтонов для наших целей не годились. Осталось найти подходящую посудину среди множества лодочных станций, расположенных в изрезанной береговой линии трех подгруженных кластеров.

Своих пассажиров, Менделя и его крестника я определил пока отдыхать в кают компании. Помещение напоминало капитанскую кормовую каюту какой-нибудь каравеллы, если бы не пластиковые окна и двери. Сразу видно яхтсмены любили свой клуб. Вкладывали в стиль душу и немалое умение работать с деревом. Вот только в кают компании был срач. Обыкновенный срач, который образуется после мужских пьянок. Да и крови на полу было достаточно.

– Да уж… – протянул недовольно чистоплюй Мендель, – и в таком гадюшнике придется торчать сутки, а то и двое?

Вышел и вернулся минут через десять с ведром, шваброй и двумя пластиковыми ящиками.

Свел светлые брови к носу, грозно поглядев на мнущихся возле диванов пассажиров:

– Давайте полезное сделайте, убраться надо. – грохнул перед ними ведро со шваброй.

Строгая мина на его худом лице в совокупности с молодежным прикидом из ярко салатовой футболки и потертых джинс, на пассажиров влияния не возымели. Один даже умудрился огрызнуться, мол а мы-то с какого тут уборщицами должны заделаться?

Это они зря. Через несколько секунд фигура Менделя напоминала стойку боевого цыпленка: вытянутая шея, вздыбленная соломенная челка над бритыми висками, вздернутый нос, искривленные губы, руки в карманах джинс, подтянутые кверху штанины, и расставленные в стороны локти, словно крылья. Я заулыбался. Послышался звук втянутого воздуха, раздалось шипение:

– Да, вы не охренели? Все заняты, чтобы благополучно дотащить ваши задницы до места, Антей опять зависнет на фишке, Бастард, который между прочим рулил и всю ночь и бдил, а до этого выкладывался прикрывая вас в кустах на стабе за лодкой уходит, так же как и Дарвин, а вы, ..ляди не можете тут убрать, чтоб было где отдохнуть и поесть?

Мендель начал распыляться не на шутку, потрясая ведром, напирал на довольно крупных, по сравнению с ним, пассажиров. На самом деле Мендель очень уравновешенный иммунный, и этот рукотворный скандальчик был провокацией. Пассажиры не нравились никому из моей команды, а наш лекарь банально их начал колоть. И у него и у меня давно чесались руки, чтобы наконец получить ответы, а кого и главное зачем нам впихнули, и какие радости нам ждать в конце нашего пути?

Крестник Менделя хотел вмешаться и заняться уборкой самостоятельно. Плюс ему в карму конечно, мужик не хочет бесполезным грузом быть группе. Это хорошо. Но я легонько придержал его, давая понять, что вмешиваться не стоит, если уж хочет, пусть уберет мусор со столов в ящики, да только далеко не уносит, в эллинге запрем в какой-нибудь кубрик. Я вышел из кают компании. Надо было идти на фишку. Это, конечно, прекрасно, что голова рубера и его вонь будет отгонять часть зараженных от яхт клуба, но кроме пустошей, бегунов и топтунов в город пришли и покруче твари, которых запах крупного зараженного скорей привлечет, а не отпугнет. Да и люди. Люди могут появиться разные. Повел плечами. На улице моросил дождь, дул злой пронизывающий ветер. А мне пришлось устраиваться наверху эллинга прямо под открытым небом.

На пирсе готовилась отчалить команда мародеров: Бастрад, Дарвин, Колумб и Семеныч. Бледный Ржевский подошел ко мне уточнить роли и порядок смен на фишке. Я пожал плечами:

– Ты, Ржевский, к Менделю подойди, он тебя пусть подлатает и обновит. Я пока на фишку. Не думаю, что в ближайший час у нас будут неприятности. Город ещё полон добычи для зараженных, ваш рубер тоже отпугивает не нужное. Так что передохнуть у тебя есть пара часов, только сканируй местность регулярно. А как вернутся наши матросы-мародеры, так определимся. Но мне надо, чтобы мои люди хорошо отдохнули перед рывком. Нам через черноту идти. Так что не обессудь, мы отдыхаем, а охрана периметра на вас с Семенычем ляжет, пока ваш командир не вернулся. Новичка в рассчет не беру. Кстати, вы его заберете?

Ржевский кивнул, одновременно отвечая на вопрос, и соглашаясь с предложенным порядком вахты. И мы разошлись. Я карабкаться по скользкой металлической лестнице наверх эллинга, он в кают компанию, где бушевал праведным гневом Мендель.

Я мок на крыше умостившись как воробей на узкой смотровой площадке, сваренной из арматуры рукастыми яхтсменами. Представлял как с этого места выглядит водохранилище и сам яхт клуб в солнечный летний день. Наверняка красиво. А вот нам ни разу не попалось хорошей погоды, а то можно было бы отдохнуть здесь как на курорте. Подумал, даже как-то затосковал, но потом вспомнил, что чаще всего перезагрузка приносила вместе с яхт клубом детей и подростков. Картинка отдыха в мечтах сразу потеряла привлекательность. Стикс жалости к биомассе не знает. Спорам все равно кого модифицировать, лишь бы был достаточный вес. Это нам сегодня повезло, уже шесть упокоенных командой Печкина мужиков, один пустышь, скребущийся внутри эллинга. Надо кстати подсказать Менделю, чтоб на нем своего новичка натренировал клевцом работать. Тоже надо научить преодолевать человеколюбие и брезгливость, а то не выживет. Да, нам повезло, товарищи Печкина даже успели недогрызенный труп убрать из кают компании. Вообще Печкин идеально натренировал свою команду. Даже объяснять ничего не надо, и говорить тоже. Мне нравится наблюдать вот за такими слаженными группами, особенно за теми, кто натренирован на взаимозаменяемость. Конечно такое гармоничное взаиможействие без постоянных тренировок не достичь. А многие трейсеры и рейдеры на этот важный момент не обращают внимание, предпочитая набирать боевой опыт в кластерах. Дохнут такие с завидной регулярностью. Нас же тренирует Институт, посылая в обучение ко всяким спецам, организация как ни как. А Печкин сам собрал, сам тренировал. Впрочем чего ещё ожидать от бывшего спеца?

Внизу шла работа. Мендель всё-таки убедил наших пассажиров заняться уборкой. А сам вместе с Ржевским и своим крестником разгружал на понтон наши вещи. Все для быстрой эвакуации. Интересно удалось Менделю прикоснуться хотя бы к одному из подопечных и считать умения? Зудит прямо внутри, что что-то не так с этими товарищами. И знать, на что они способны очень хочется, прям жизненно необходимо.

Дождь всё лил. Словно стремился смыть всю грязь и жестокость с обломков чужих миров, а заодно и горечь с души. Непосильная задача для дождя, и горечь там до конца моих дней. Я протер лицо от капельь, разглядывая слип, по которому вышагивал в желтой яхтенной куртке-непромоканце Мендель. Парень обходил спортивные яхточки, поглаживая белые глянцевые бока правой рукой, левой щелкал своими черными четками.

Тогда тоже шёл дождь. Дарвин и Колумб наметили очередной отбор генетического материала для основной научной работы группы. О которой, между прочим, никто из Института даже не догадывался. Мы не просто тщательно скрывали суть исследования, свою базу-лабораторию, но и всячески демонстрировали совсем иные интересы. Основная цель наших скрытых исследований – найти блокиратор заразы Стикса, катализатор или ингибитор для симбионта или же условия в которых можно держать симбионта в рамках, сохраняющих разум человека. Знаю, над этим бьются все внешники и практически все более-менее оснащенные команды Института и не только его. Это да. И даже предположу, что каких-либо результатов кто-то уже добился. Но вот в чем соль, пока мы занимались исследованием одной проблемы, по ходу нашли много интересного в части того как устроен Стикс, его биоценоз и кое-что ещё. За любой, даже не самый важный из лабораторных или экспедиционных журналов убили бы не задумываясь. И мы мимикрировали.Об исследованиях не говорили нигде кроме одиноких стоянок, или в лаборатории. Остальным демонстрировали служебное рвение и определенную степень тупизны, особенно в делах научных.

В тот день, прикрывшись непогодой и отсутствием каких бы то ни было задач от руководства Института, мы отправились бродить по кластерам, а на самом деле в свою лабораторию. Обсудить, подвести итоги, наметить план действий. Лаборатория располагалась в остатках подземного бомбоубежища, на одном из стабов, затерянном среди степных пустынных кластеров, почти на границе с Пеклом. За два года лабораторию обустроили основательно, включая видеоконтроль за тем, что творится наверху. Мы сидели в общей гостинной, обедали, разговаривая о важном. На одной из стен Бастард организовал трансляцию видео наблюдения. Кроме помещений бункера, в режиме онлайн шел радиальный обзор местности. И вот на нескольких мониторах увидели начало исхода орды из пекла. Несмотря на ливень, мимо камеры, то и дело проходили группы зараженных различного класса. Дарвин между делом поглядывал, что-то отмечал в своем блокноте. Видимо подсчитывал объём орды. И вот, он в очередной раз прилип к монитору, и заволновался:

– Смотрите, смотрите. Там среди стаи иммунный.

Все вглядывались в монитор, куда указывал Дарвин. Действительно, в хвосте группы из одиннадцати зараженных плелся вполне себе человек. Худой, в замызганной куртке кислотного лимонного цвета, в изрядно потрепанных джинсах, руки в карманах, локти расставлены в стороны. такой каррикатурный цыпленок. Брёл этот птиц рядом с топтуном. И топтун никакого внимания на спутника не обращал.

– Смотрите, ну прям из игры престолов белый ходок, чтобы его… – проворчал Бастард.

– А мне вот что интересно, – сказал Дарвин, – как он умудряется среди мигрирующей орды спокойно бродить? Надо бы изъять экземпляр, изучить.

И они засуетились. Если Дарвина и Колумба накрывает научный интерес, пиши пропало, ради результата они способны и в орду залезть. Я только успел сказать:

– Аккуратней там… – а моя взбалмошная научная бригада, уже бежала к тамбуру бункера, ловить понравившийся экземпляр. Мне же оставалось наблюдать в мониторы и координировать действия.

Если кто-то думает, что орда, это такая плотная масса заражённых, идущая, бегущая стройными колоннами или плотной толпой, то он круто ошибается. Вообще, ордой мы называем целенаправленное движение групп зараженных в одну сторону, если плотность на один километр становится выше ста особей, и если во время движения зараженные перестают конкурировать друг с другом, пожирать более слабых. Однако в орде зараженные чаще всего идут группами, стаями. И есть моменты, когда в потоке появляются разрывы. Так что моим бойцам немного повезло, или Улей просто давал шанс новичку. Парни вылетели из распахнутых ворот бункера, Бастард накрыл группу скрытом и они понеслись за иммунным, догнали, стукнули того по голове, чтобы не мешал эвакуации и бодро засеменили назад в убежще. Не нарвались на обратном пути на новые стаи, или на элитника, на которого скрыт Бастарда мог и не сработать.

Я осмотрел добычу группы уже на больничной кушетке, куда его поместили, принайтовав ремнями и воткнув капельницу с раствором живца. Новичок был крайне истощен, находился в стадии глубочайшего спорового голодания, ещё немного и заурчал бы, потеряв разум.

Следующие трое суток, новичок спал, ел и молчал. А потом заговорил, да так что не остановишь. Рассказывал всё подряд: какие-то истории из своей жизни, какие-то истории из его жизни уже в Улье. Оказалось, что загрузился его кластер аж две недели назад. Большинство иммунных через пять дней, без дозы живца уже превращались в пустышей, а паренек протянул почти две с половиной недели.

Мои парни по очереди его опрашивали, верней допрашивали. Постепенно выводя на нормальное общение и рассказывая о Стиксе. Нормальное в рамках понимания группы ученых, изучающий подопытного. Через пять дней допросы превратились в жаркие споры людей, захваченных одной или несколькими идеями. Парня звали Григорием, он закончил медицинскую академию по специальности биоинженерия и биоинформатика, и успел поработать в какойто исследовательской лаборатории. Как только он озвучил эту часть своей биографии, то был переквалифицирован из подопытного в младшего сотрудника научной группы. Не мной, а активными участниками моей бригады.

Я же заглядывая к нему в палату, где шли горячие споры, делал жест рука-лицо, и нейтрально хмыкал. В конце концов, при очередных посиделках в общей гостинной, Дарвин от лица большей части моей команды произнес:

– Антей, мы тут подумали и решили взять Менделя в свою команду.

– Это хорошо, конечно, что вы решили, плохо, что когда решали забыли опросить меня, – строго сказал я, хотя по правде все решения о приеме кого-то в команду мы так и решали общим голосованием. – А почему Мендель?

– Так он же Григорий, почти Грегори, и специальность соответствующая.

– Я честно говоря не понял, как молекулярная биология сочетается с генетикой, но Мендель, так Мендель. У нас не боевая группа, а прямо какой то научный симпозиум. – вздохнул я.

– Из великих светил тут только двое, Я и Мендель – сказал Дарвин.

– А еще хакер Бастард, и я… Хотя по твоей логике я должен зваться не Антеем, а Менделеевым, как минимум. – вздохнул я, понимая, что споров по поводу нового члена комаенды не будет. Поодолжил, обращаясь уже к новичку:

– Ладно Мендель, общим голосованием ты принят в группу. Мы работаем на Институт, но это прикрытие наших собственных интересов. Завтра я тебя проинструктирую. И учти Мендель, мы не только изыскатели, мы боевая группа. Так что каждый тут умеет убивать, выживать и хорошо бегать. Без этого в Улье не выжить. Так что советую тебе в ближайшее время уделить пристальное, прямо скажем, научное внимание именно этим вопросам.

Акт 2. Сцена 4. Печкин

Я стоял посреди своего бывшего рабочего кабинета, и пялился на желтоватую картонную папку с завязками с угловым красным штампом. Двадцать минут назад я прочел её содержимое трижды. И никак не мог поверить в написанное. Запрос личного дела, характеристик с места работы, опросный лист контактов. Стандартная процедура получения информации с места работы лица, задержанного и подозреваемого по статье “измена родине”. Запрос данных на Соколову Анну Сергеевну, работающую в должности старшего лаборанта. На мою невесту, мою любимую, которая пропала в ночь с четверга на пятницу в моем прежнем мире.

Тридцать шесть перезагрузки Полигона, и вот она – правда. Да что же со мной такое? Четыре года жизни в Улье, у меня новое имя, новая реальность, а эта желтая папочка напрочь выбила меня из равновесия. Сколько раз я видел Анечку мёртвой или убивал её сам? Шесть и пятнадцать. А я ещё радовался, как дурак, когда Улей перестал подгружать мой родной кластер в один и тот же день. Избавил меня от акта самоистязания. Хотел узнать,что случилось? Вот, радуйся дурак, узнал.

Стоп. Это только одна загрузка из множества вариантов мультиверсума. Есть миры, где мы счастливы, где точно всё хорошо. Хотя теперь я точно знаю, что случилось. И знаю, что мне делать. Внутри зудели мысли, я сжимал и разжимал кулаки, пытаясь успокоить эмоции и начать думать ясно. Радость, чёрт, неимоверная, что спецприемник грузится в моем кластере. Теперь где искать знаю.

Вот только, что я могу изменить, находясь здесь, в Улье?

Я вытащил из папки листки, сунул их в пластиковый файл и убрал во внутренний карман. Оттащил убитого пустыша с моим собственным лицом, чтобы добраться до подпольного сейфа с оружием. Вот тоже загадка мультиверсума, миров множество, вариантов событий множество, а отпечатки пальцев у копий одни и те же, до последней загогулины и радужка глаз одинаковая.

Открыл панель в стене, прижал палец, считал радужку, открыл сейф. Вот она – моя СВ, боеприпас. Экипировался, закрыл сейф, сдвинул пустыша на место. Подумал и поджег несколько бумаг на столе. Почему-то захотелось сделать это, хотя раньше не переживал за обнаружение сейфа. Еще раз осмотрел свой кабинет, прошел через инженерный зал, где среди офисной мебели уже лежали упокоенные бывшие сотрудники, вышел в первую лабораторию, где должны были проводить исследования новых типов бронежилетов. Лаборатория представляла собой стрелковую комнату, напичканную датчиками, снимающими множество параметров выстрела. В этот раз расстреливали новый бронежилет, созданный из полимерного композитного материала. Очень удачная разработка, жаль, что на месте испытаний, было два экземпляра, один раскуроченный за полдня испытаний, второй готовился занять его место. Он мне и достался. Отлично! Осталось упаковать комплект белья, забрать малошумный пистолет-пулемет Вал, разгрузку, ножи, накидку и два рюкзака специальных моделей. Через полчаса я был заново укомплектован и готов приступить к обязанностями спасателя новичков. К тому моменту, как я покинул территорию испытательной площадки, лабораторный корпус дымил разгорающимся пожаром. А я двигался новым курсом: сначала в спецприемник. Вероятность того, что застану Анечку внутри его недр живой стремилась к нулю. Прошло полтора суток, или её снова призвал Стикс в ряды зараженных, или уже закусили бывшие безопасники и заключенные. Но я должен просмотреть документы, чтобы сделать выводы и наметить дальнейший план. Конечно по пути буди подбирать новичков, если встречу.

Я шёл сквозь разрушающийся и погружающейся в хаос родной городок, стараясь отстранится от мыслей о прошлой жизни, так настойчиво впадающих в мою текущую жизнь. Одергивая себя, настойчиво напоминая, что Улей не то, место, где можно рефлексировать, поддаваться эмоциями, воспоминаниями. И видимо именно из-за моего настроения, чуть не попался. Я продвигался по узкой улочке, лавируя между бараками, построенными сразу после второй мировой войны, и вынырнул из-за угла очередного дома, примыкающего к небольшой площади, рядом с Жигулевским проспектом, да так и замер. На площади стояло два военных Урала, два пикапа с турелями, и прямо на асфальте сидело с десяток гражданских, охраняемых местными вооруженными чем попало людьми. Завернул, замер на несколько секунд и резко ушел в скрыт. Надо было разобраться, что это за люди. Маркировки на машинах не было. Муры? Честные рейдерские команды? Мародеры? Гражданские вели себя тихо, руки не связаны. Хотя это ничего не значит. И муры часто ведут себя по началу дружественно, пока человеческий скот не окажется на ферме по выращиванию органов.

Обругав себя по всякому, вернулся во двор дома и поднялся на чердак, так чтобы видеть, что творится на площади. Выбранная позиция была не очень хорошая. Треугольная скатная крыша, имела несколько окон, но вот только площадь из них просматривалась частично, так что все цели, которые возможно придется накрывать не попадали в обзор. Зато из моего окна прекрасно было видны здания и двор местного спецприемника, что снова меня вернуло к размышлениям об Анечке. Я смотрел, ждал и…

Моросящий дождь прекратился, на асфальте блестели лужи, под ярким солнцем Стикса, слабый ветерок шевелил листву тополей и нёс запах свежести, весны и сирени. Сирени?

Внезапная догадка подбросила меня, и я ринулся в подъезд дома, к почтовым ящикам, чтобы найти хоть одну газету. Я нёсся вниз, ругая себя за невнимательность, и привыканию к одному и тому же сценарию перезагрузки. На втором этаже на меня кинулось заурчавшее тело, и я, отработанным движением ткнул бегуна в шею ножом, отшвырнув на стену, перепрыгнул дергающееся в агонии ноги, двумя прыжками преодолевая лестничный пролет к площадке второго этажа, где на стене красовались покореженные временем и вандалами почтовые ящики.

Взламывая ящики, вытряхивая кучу корреспонденции и рекламы, искал любую газету с датой выпуска. Матерясь тихо, на то, что люди не выписывают газет, наконец нашел одну единственную прессу “Жигулевская правда”, номер тридцать шесть, от пятого мая две тысячи двадцатого года. Я стёк по стене, удерживая проклятый листок, гоняя в голове беспорядочно метающиеся мысли. Двадцатый год, это год и одиннадцать месяцев, после моего попадания в Стикс. Проклятье.

Привычка складывать все факты в единый массив выручила меня снова, заменив рассуждениями эмоции. Итак, что я имею, июль, восемнадцатый год, пятница, Анечка пропадает. Пятое мая двадцатого года – папка с запросом из спецотдела. Итак, мне предстоит восстановить год и одиннадцать месяцев потерянных Стиксом в перезагрузках. Шансы на удачу? На то, чтобы найти Анечку прямо скажем минимальны, на то, чтобы вытрясти из участников всю правду довольно большие, если Стикс оставит даты перезагрузки как есть. Но это Стикс, ему доверять нельзя. Поэтому сегодня надо максимально порыться в документации спецприемника, и если будет удача в следующих загрузках, основной целью делать безопасников.

Из размышлений меня вырвали глухие выстрели и крики. Я взметнулся снова на чердак, посмотреть, что творится на площади. А там прибавилось транспорта, людей и началась суета погрузки. И всё встало на свои места. На крыше подъехавшего БРДМ красовался перечеркнутый белый круг. “Нули”, условно элитные части приспешников внешников. Муры, чтобы их пустыш сожрал. Эти “нули” условно дисциплинированные, действуют слаженно, как нормальное воинское подразделение, да они и есть бывшие военные с этого же полигона и частично признанные и завербованные внешниками. Именно поэтому все походит на эвакуацию, именно поэтому гражданские не связаны и даже кто-то держит в руках пожитки. Но выстрелы, крики и суета начались не из-за паники среди новичков. Муры работали по стае зараженных. Хорошо организованной стае, состоящей из загонщиков и засады. Внизу муры старались запихать в кунги новичков, а с пикапов работали вдоль Жигулевского проспекта крупнокалиберным по шести топтунам, мечущимся по примыкающим к проспекту пешеходным дорожкам, заросшим старыми липами. В тыл к стреляющим заходили два рубера. Топтуны гремели, переворачивая машины, привлекая к себе внимание, а засадная группа медленно, но верно приближалась к площади, не замеченная никем.

Вспомнил разговор с Дарвиным о том, что стая и руководящий ей высокоуровневый зараженный по своим повадкам напоминает волчью стаю, а иногда действия группы зараженных очень разумны, с поправкой, что глава стаи часто не жалеет свою пехоту. Разговор, в который я не очень-то поверил, но вот имел возможность теперь наблюдать охоту стаи. Шесть топтунов, доросших почти до руберов, два, а нет, три рубера. Итого девять, а в стаях бывает и по одиннадцать голов, и по тринадцать. Я внимательно осматривал пространство, пытаясь угадать, где тот, кто руководит облавой? Ещё один рубер? Элитник?

Уралы с гражданскими сдали к окнам первого этажа моего дома, и видимо приготовились, если, что выскакивать новичков внутрь здания, БРДМ выдвинулся, прикрывая транспорт, ощетинившись ещё одним пулемётом в сторону атаки, на пикапах по очереди заменили стволы. Послышался визжащий звук приближающегося беспилотника истребителя. Он пронесся над топтунами и устремился к затаившимся руберам. А муры и их друзья с внешки не идиоты, да и работает беспилотник по тепловизорам. Однако что его четыре ракеты? Помножил на ноль беспилотник только одного из стаи, и то, не факт что убил. И ушел черным крестом чиркнув по голубому небу. Потеряв трёх загонщиков, топтуны кинулись в прилегающие к проспекту улочки, бросив огрызающуюся огнём добычу. Ещё дважды пролетал над площадью беспилотник, не найдя никого, и муры, обманувшись тишиной обстановки, стали выводить с площади технику. Первым выдвинулся бардак за ним один из Уралов, потом пикап, и снова Урал, замыкал колонну второй пикап. Машины подъехали к выезду с площади к проспекту, пройдя каких-то сто метров, как я заметил дрогнувший маревом воздух рядом с тем углом, из которого недавно выскочил на площадь я.

Марево подернулось, из воздуха материализовалась серая когтистая лапа, ухватив кубовый мусорный контейнер, и зашвыриывая его в последний пикап. И появился хозяин разбежавшегося воинства. Мусорный бак, рассыпая хлам на головы пулеметного расчета, грохнулся на кабину пикапа, выведя транспорт из строя. Элитник в три огромных прыжка оказался рядом с кормой Урала, по пути зацепив лапищей пулемётчика, и откинув его, как игрушку, в сторону. Одновременно с ним в борт второго пикапа влетел рубер, а второй вцепился в колесо бардака. Зараженные грамотно выводили из строя огневое прикрытие. Через несколько секунд к начавшемуся по новой бою присоединились остатки стаи.

Надо отдать должное мурам, они старались продать свою жизнь подороже. Бардак огрызался огнём, стучали очереди, из боя вышла тройка топтунов, один из руберов потерял контроль за ногами и волочил свою тушу рывками на руках, оставляя на асфальте черный кровавый след. Но за первые минуты боя, муры потеряли оба пикапа, а элитник начал рвать БРДМ, не обращая внимания на редкие очереди и фырчащие моторами покореженные Уралы, пытающиеся покинуть поле боя.

Я разложил винтовку, зарядил магазины бронебойными дозвуковыми патронами, со смещенным сердечником. Как и все жители Улья, я ненавидел муров и внешников, для которых мы были просто мясом, хорошо продаваемым мясом в мирах внешников, но ещё я был человеком, иммунным, а там, в кунгах Уралов были люди. Ничего не знающие о Стиксе новички.

Активировал дар, выцеливая траекторию страйк выстрела. Элитник был настолько подвижен, словно мерцал, так что выцелить споровый мешок не было никакой возможности и я выстрелил в шею рубера, который кинулся к Уралу. Новая попытка выцелить командира банды зараженных не увенчалась успехом, и я убрал раненого рубера, под шум боя, пока элитник не учуял опасности от меня. В этот момент снова раздался высокий режущий звук беспилотника. Элитник взревел, спрыгнул с БРДМ, рванувшего в тот же момент по проспекту прочь от места боя. Беспилотник выпустил ракеты в охотника, но только одна ударила ему прямо под костяные наросты у позвоночника, разбрызгивая красное. Туша дернулась, удачно покатившись под бок Урала, словно прикрываясь им. Затихла. Я смотрел вослед уезжающему БРДМ, из которого никто не вышел, чтобы подобрать раненых, или распотрошить поверженных зараженных. Муры, что с них взять.

Удалился визжащий звук беспилотника и рёв бардака, а я ещё минут пятнадцать осматривал поле боя, прежде чем решился спустится к покореенной технике. Я человек, и не надо об этом забывать ни через год, ни через десять лет жизни в Улье. Обошёл по дуге, осматривая трупы зараженных, потроша их, проверяя людей. Добрался до первого Урала, заглянул через разбитые окна в кунг. Отметив раскиданные тела и залитые кровью пол стены, даже потолок. Подтянулся, пошёл проверять живых. Из десяти человек живыми оказались пятеро, один сломал ногу, и был в отключке, второй видимо сломал ключицу, стонал, был белым как мел, и еле ворочал языком, девушка и пацан лет пятнадцати, зажатые сдвоенным сиденьем практически не пострадали, но находились в шоке. Средних лет мужик, видимо, получил по голове, смотрел мутным взглядом, и попытался подняться, поскальзываясь на мокром и скользком от крови полу. Вот черт, измажутся кровью, придется всех отмывать и переодевать, причем поблизости от элитника, чтобы хоть запах крупного зараженного отпугнул других тварей, пока мы не команда, а кучка калек.

Приложив к губам контуженного мужика флягу с живцом, заставил его сделать три глотка.

– Молчи, и соблюдай тишину. Будем сейчас выбираться. Понял? – спросил я, и дождавшись, когда его взгляд стал чуть осмысленней, сказал: Теперь вставай, и вытаскивай молодежь на улицу. стойте у колеса Урала со стороны водителя. Дашь им по три глотка из этой фляги.

Видя как мужик попытался что-то сказать, врубил командира в голос:

– Тут я начальник, ты слушаешься меня от и до, дословно. Если жить хочешь конечно. Все вопросы потом. Сейчас я говорю, ты делаешь. Усёк?

Дождался от него кивка. Ткнул пальцем в сторону девушки и пацана.

– Сначала их. Затем выходите и стойте не отсвечивая у колеса. Тихо, без вопросов, пока я проверяю второй Урал. Дальше распоряжения дам.

Вернулся к раненому со сломанной ногой. Спека у меня две дозы. Всего две, и это последний шанс. Покрутил шприц в руках, убрал назад в сумку. Достал капельницу с физраствором, растворенным в нем живцом и микродозой спека. Разрезал рукав, закрепил жгут, воткнул иглу. Прицепил пакет на дужку сиденья. Второго в отключке ощупал, убедившись что переломов конечностей нет,есть шишак на голове и подвижная ключица. Его туго бинтовать придется и шину ставить на плечи. Этого потом, пусть пока валяется, пока я проверю второй Урал.

Выпрыгнул из разбитого окна, пошёл ко второй машине, по пути осматривая трупы муров. Живых – ноль. Это хорошо, а то бы мучался человеколюбием, не зная что с этими мурами делать. Вот они бы не раздумывали, найдя меня раненным – затолкали бы на ферму. Второй кунг наполовину был разорван и смят. Только в передней части, ближе к кабине на меня смотрели расширенные от ужаса три пары глаз. Женщины, чтоб их. Ладно, что не истерят. Только орущих баб мне не хватает, в комплекте к калекам. Из живых нашелся еще один молодой парень, зажатый сдвух сторон покореженными сиденьями. Врубил дар, вытащил его из плена. Пока он пытался отдышаться, поманил рукой трёх тёток. Сказал:

– Так, товарищи новички. Слушайте меня, вопросов пока не задавать, истерик не закатывать, выполнять всё, что сказано, если хотите жить. Сейчас, выходим. Идём за мной к второй группе. И молчим, чтобы не увидели. Это вас касается, – я ткнул пальцем в баб, – Усекли?

Три головы кивнули. Губы у них подрагивали, носы шмыгали, но они упорно давили в себе слёзы. Что ж, хорошо.

– На, – сунул я в руки парню флягу, – сделай три глотка. Через не могу. Да это противно, но надо.

Забрал флягу. Сунул первой женщине:

– Теперь ты, тоже три глотка. Да, воняет, но пей. И не кривись.

Толкнул флягу к губам. Она закашлялась, но живец сглотнула.

– Теперь вы, тоже самое.

Одна пробормотала что-то про гигиену и стаканчик. Я усмехнулся, бабы были забрызганы мозгами и кровью.

– Не о гигиене надо сейчас думать, а как выжить. Все на выход.

Спрыгнул первым. Помог спуститься женщинам, все таки высота кунга больше метра. Показал куда идти. Замкнул группу. Когда новички собрались у левого борта первой машины, сказал:

– Так, вопросы что, куда, почему – потом. Сейчас задача, собрать оружие, упаковаться, добраться до места, где можно помыться и сменить одежду. Здесь в кровавой экипировке ходить нельзя. Поэтому давайте знакомится. Я, Печкин. Ваш крестный, проводник до безопасного места, инструктор и командир. Путь у нас долгий почти триста километров. Чтобы добраться живыми надо соблюдать правила и приказы. Кто из вас держал оружие в руках?

Парень из первой машины помялся:

– Я, в армии служил, но стрелял из автомата два раза, за всю службу.

Я с трудом сдержал не довольную усмешку. Главное, что он знает с какой стороны дуло. Женщины молчали. Понятно. Эти просто груз. Пацан, вытащенный из первой машины, поднял руку:

– Я в тире стрелял из винтовки.

Я кивнул. Конечно не боец, но хоть что-то.

Посмотрел на мужика, из второй машины. Он пожал плечами:

– Служил на флоте, но это было почти тридцать лет назад.

Я снова кивнул. Ладно, этот хотя бы дисциплину знает, на флоте не забалуешь. Продолжил:

– Кто с медициной знаком?

Робкое “я” послышалось совсем не от троицы женщин, а от девчонки.

– Я в медучилище учусь на втором курсе.

– Практику уже проходила? – спросил я. И она кивнула.

– Теперь про имена, позывные – продолжил я. – рассчитаемся по номерам. Первый – я ткнул в матроса, – второй, – показал на парня из второй машины, – третий – сказал пацану.

Четвертой стала студентка медучилища, номера с пятого по седьмой достались женщинам. Восьмой и девятый – получили раненые.

– Так, товарищи новички, слушайте команды. Первый, второй, третий – пойдете со мной собирать оружие и полезное. Сносить всё будем сюда. Пятая, шестая, седьмая – вы принимаете вещи, сортируете по девяти комплектам: одна фляга, одна аптечка, одно оружие огнестрельное, один клевец, это топор такой на ледоруб похож, один нож, одна бутылка воды если есть, один рюкзак. Повторите, как комплектовать.

Женщины повторили.

– Четвертая. Ты лезешь в Урал, там двое раненных. Одному надо зафиксировать ногу, у него перелом. Досмотреть капельницу. У второго, снять одежду, подготовить под наложение шин, у него перелом ключицы. Пока не буди. Поставь систему – я вытащил аптечку и второй комплект капельницы, сунул ей. Задача понятна?

Девушка кивнула. Не фонтан конечно, губы трясутся тоже, но вроде понимает, что делать.

Я прислонил свою СВ к борту Урала, вытащил пистолет-пулемет Вал.

– Пошли, – махнул первому, Второму и Третьему.

Остановился у трупа второго номера пулеметного расчета.

– Вот смотрите, что искать и что брать. Фляга – открутил крышку, дал понюхать. – примерно такой запах, плюс минус. Клевец – ткнул на соответствующий инструмент на поясе у мура. – Пояс тоже берем. Огнестрельное, патроны, магазины, ножи. И вот что ещё, – я ощупал карманы у трупа, вытащил пластиковый органайзер и показал содержимое: бусины споранов, горошины, – И ещё смотрите аптечки, перевязочный материал, и вот такие шприцы, – показал им спек, продолжил – Рюкзак, небольшой, главное, чтобы почище. Понятно?

Моя мародерская команда кивнула. Я продолжил:

– Собираем, отдаем Третьему, он несёт нашим женщинам. Внимание. Делаем всё тихо. Кабины тоже осматриваем, там тоже может быть барахло. Так Первый – вот твой участок – я указал ему поле для осмотра, – Второй, вот твой. А я пошёл ранеными заниматься.

Девочка медсестра сделала даже больше, чем я ожидал. Восьмой был прислонен к сиденью и посажен на чью-то одежду, без рубашки, с воткнутой в руку капельницей.

У Девятого разрезана штанина в месте перелома. Голень. Хреново, надо костыли ему какие-то городить. Нога конечно срастется, но через неделю примерно.

Капельница почти подошла к концу. Пациент порозовел. Того и гляди глазами захлопает. Я оглядел кунг на предмет досок, чтобы сделать лубки. Свободного ничего не нашлось, пришлось отодрать обшивку, в кунгах довольно часть под обшивку ставили доски. Тот ещё совок, но вот пригодилось. Врубил дар. Разломал доску. Подточил лубки ножом до нужного размера. Обмотал бинтом. Вдвоём пристроили конструкцию потерпевшему.

Скатал два кольца-шины для Восьмого, вдвоём натянули ему на плечи, стянули бинтами, чтобы не двигались. Перетянули туго плечо.

– Такс, куртку потом найдем, как очнется. Теперь смотри. Как капельница закончится – позовешь меня. Я их разбужу от обморока. Не кричи только. Пацану передашь, он меня позовет.

Я выпрыгнул наружу. Отметил, что Первый и Второй закончили собирать хабар из вверенных секторов. Указал им на следующие сектора, со стороны водителей, предупредив, чтобы к тушам зараженных не приближались. Не надо мне сейчас впечатлений от них, разговоров и истерик. Пошёл осматривать правую часть распотрошенной колонны и думать, куда мне своё воинство пристроить, чтобы умыться, привести в порядок и провести инструктаж.

Осмотрел всё, собрал, что нужно. Отдал пацану, чтобы отнёс. Подошёл к туше элитника. Он так неудачно для меня упал – прижавшись спиной и затылком к Уралу, так что до спорового мешка не подберешься. Постоял, посмотрел, плюнул. Да и Стикс с ним, с жемчугом и споранами, один не оттащу, некогда возится. Стал рассматривать монстра. Туша переливалась от глубоко черного до блестяще серого. Множество шишек и шипов по телу, каждая крупная пластина заканчиваются крючьями шипов к центру пластины в три четыре сантиметров, как выпущенные когти у кошки. Посмотрел ближе. Так и есть из края пластин словно когти выставлены, и даже отверстия есть, куда они втягивались. Надо же. Впервые такое вижу. На голове, над ушами двойные рога, загнутые вперед и назад, угольно черные. Ну прям черт из ада. Морда похожа больше на тираннозавра, но не такая длинная челюсть, более широкая, и зубы скрыты под губами. Утопленные глазницы, прямой нос, клапаны ноздрей. Губы тоже сейчас усеяны колючками когтей, плотно сжаты. Руки и ноги тоже в броне, костяных шишках и колючках. Судя по развороту костей, оно и прямо ходило и на четырех ногах не плохо бегало.

На шее под челюстью блеснуло что-то металлом. Присмотрелся. между бронированный пластин впечаталась золотая пластинка с номером и круглый кулон. Когда-то это определенно было человеком. Я смотрел на золотые безделушки, и вдруг заметил, как они шевельнулись. Пригляделся: ну точно, словно под кулонами пульсирующая жилка редко бьется. Меня прошиб холодный пот. Я осторожно сделал шаг назад, другой. Вдруг глаз чудовища открылся, на меня уставилась серо голубая радужка с крестообразным зрачком. Взгляд сфокусировался на мне и зрачок сжался в круг. Вот с таким круглым зрачком глаз был почти человеческий. Я сделал ещё шаг назад, поднимая для стрельбы Вал. Глаз моргнул. Я увидел, как по всему телу внутрь пластин втянулись крючки колючки. Я плавно поднял вал, уставив дуло в глаз. Колючки тут же выросли и монстр вздохнул. Словно давая мне понять, что я с моей смешной пушкой умру сразу же, как только… Я опустил дуло вниз, колючки втянулись, глаз моргнул. Приподнял дуло, колючки вышли наверх, элитник потянул воздух. Я повторил подъем и опускание оружия, получая один и тот же эффект. Выдохнул сам, тихо сказал:

– Понял тебя. Я не трогаю тебя, ты нас тоже. Даешь нам уйти. Так?

Голубой глаз моргнул. Колючки втянулись. По какому-то наитию, я убрал Вал за спину, сделал шаг к морде, протянул руку. Элитник втянул воздух, словно запоминая мой запах.

Я отошел на пару шагов, присел на асфальт, не прерывая зрительного контакта. И поймал себя на мысли, что собираюсь сморозить какую-то глупость. Мысль, словно жужжащий комар засела в голове “контракт, давай контракт”, и я проговорил её вслух:

– А если мы с тобой договоримся? Я прикрою тебя, то того момента, пока ты не встанешь на ноги. А ты прикроешь меня до следующего кластера, с моей инвалидной командой?

Глаз мигнул. Я пробормотал:

– Чувствую себя идиотом.

Зрачок расплылся крестом, словно монстр улыбнулся глазами. Снова собрался в круг.

– Будем считать, что договорились. – Сказал я, и глаз снова мигнул. – Я Печкин, а тебя буду звать десятым. Прости, но другого имени нет. У меня девять новичков, я командир, а ты будешь десятым.

Глаз снова расплылся крестом и затем моргнул.

– Ладно, Десятый. Я буду вон там – ткнул на рядом стоящий дом. – Тебя прикрывать. Инвалиды мои там же, пока ты на ноги не встанешь. Затем мы пойдем к реке. Не знаю, что ты из этого понял, но контракт есть контракт. И прости уж, больше мне помочь тебе нечем.

Он улыбнулся глазом снова и моргнул. А я встал и тихонечко попятился, от него, а затем быстрым шагом пошел к новичкам.

Моя команда закончила мародерить. Рассказал им свой план:

– Так, сейчас перемещаемся в этот дом. – Показал за спину. -Там ждем сутки, а то и двое, изучаем всё, что положено знать вам, учимся как будем двигаться. Отмоемся, переоденемся. Подождем когда раненые придут в транспортировочный вид.

У одной из женщин на лице так и читался вопрос и предположение: “зачем нам раненые, мы с ними умрем”. Я ответил на ее невысказанный вопрос:

– Нет, мы никого здесь не бросим. И никто не умрет, если вы будите вести себя как вам скажу. И дурить не станете. Первый, Второй. Пошли вытаскивать наших раненных.

Я залез в кунг. Девятый уже пришел в сознание и на его лице отражалась масса вопросов.

– Подожди, сейчас разбужу второго потерпевшего и все объясню.

Капельница у пациента с переломом ключицы закончилась, но в он все ещё был в отключке. Жаль, но придется будить своими методами. Я достал из-за пазухи кожаный органайзер с специальными иглами. Ткнул иглой сначала в две точки на голове, а потом в нервный узел на локте. Человек вздрогнул, ойкнул и открыл глаза. Я убрал иглы.

– Так, товарищи раненые. Сейчас мы вас транспортируем в другое место, там вы получите полные объяснения что, почем, куда, и как быть. Ваша задача быть тихими и помогать вас перемещать. Пока к вам будут обращаться по номерам. Ты – восьмой, а ты девятый. В группе не считая меня девять человек, из них четверо женщины. Давайте Первый, Второй, работаем.

И мы начали перемещаться. Два часа я потратил на то, чтобы довести всю группу до квартир второго этажа. Разместить, раздать поручения. Затем пройтись по дому, упокоить пустышей, уча этому делу первую тройку. Женщин не рискнул брать, и так на грани истерики, задавливают только тем, что боятся как бы их не бросили. А тут ещё учится по черепушкам клевцом бить. Вся тройка хорошо проблевалась. Упокоить пустыша удалось только первому, остальные тряслись и мотали головами. Заставил их потом бить клевцом трупы. Отрабатывать удар и перебороть брезгливость к мозгами и крови. Пустышей во всем доме оказалось десять штук. И дом не большой и этажность не великая, и на работу с утра многие ушли, так и шляются где-то урча в городе.

Забаррикадировали вход в первый подъезд, я пробил на втором этаже проход во второй подъезд. Заставил натаскать воду из квартир в ванны квартир, где мы расположились. Заставил всех отмыться от крови. Найти одежду, переодеться. У женщин и второго нашлись вещи, взятые из дома. Заставил сварить ужин. Выпить всем живца. Провел лекцию о Стиксе. Выдал листовки, которые мне всучил Антей. Жаль, что моих брошюр не осталось. Дал первую вводную о заразе Стикса, мультиверсуме, о возможностях. Предложил подумать, составить список интересующих вопросов для следующей лекции.

И ушел на фишку выше этажом, забрав с собой пацана, назначив порядок дежурства для живого мужского населения.

Пацана взял не просто так. Теперь каждый, кто собирался со мной дежурить на фишке, получал не только дополнительные разъяснения, но и допрашивался подробно, чтобы понять что за человек, какие у него могут быть полезные навыки для выживания в Улье. Не дары, а именно навыки. И я учил конечно азам наблюдения, распорядку и некоторым правилам выживания. Так что последние десять часов чувствовал инструктором среди новобранцев. А ещё, все это время мне пришлось постоянно мониторить обстановку, памятуя про контракт с элитником. Зараженных я не боялся, запах и эманации элиты отгонял от нашего места более слабых зараженных, и будет отгонять ещё какое-то время. В нашем случае большую опасность несли люди. Именно поэтому, до того, как мы выдвинулись к дому, мне с первой тройкой пришлось сначала разделать двух руберов и топтунов, вытащить на широкий проспект их головы за сто метров, демонстрируя, что охота прошла отлично и никакой ватаге мародеров, трейсеров и рейдеров тут ловить нечего. Но это не избавило меня от постоянной напряженности и контроля за окружающей территорией.

Элитник так и лежал не шевелясь. Ночью я решился на безумство. В одной из квартир на первом этаже при осмотре дома обнаружил морозильный ларь с замороженной птицей и рубленным мясом. Не смотря на то, что заканчивались вторые сутки загрузки мясо в ларе еще поблескивало льдом и было пригодно для готовки. Часть всучил женщинам, чтобы приготовили еды. А килограмм пятнадцать свалил в сумку-китайку и ночью пошел кормить раненого Десятого. Безумец, знаю.

Накинул скрыт и дотащил сумку с мясом до монстра. Присмотрелся. Теперь было видно, что бок охотника пусть не часто, но понимается. Замер не доходя пару метров и тихо сказал:

– Слушай Десятый, я тут тебе мяса принес. Вот только не знаю как отдать.

Блеснул открытый глаз, послышался шум всасываемого ноздрями воздуха. Я продолжил:

– Могу подтащить к твоей пасти. А ты как нибудь съешь.

Снова вздох, и тихий звук, больше подходящий на бульк.

– Даже не знаю, что думать Десятый, это твое согласие?

– Бульк.

– Ладно, будем считать, что согласие, и ты гарантируешь, что меня не перепутаешь с мясом.

Бульк, бульк.

Я вытащил из сумки кусок килограмма на три. Аккуратно приблизился к морде, со стороны ноздрей. Опустился на корточки, поднес кусок. Монстр снова втянул носом воздух. Я положил кусок мяса прямо у губ. Сделал шаг назад. Челюсти едва приоткрылись, из пасти высунулся липкий язык, и на этом все. Ни поднять голову, ни подцепить кусок, чтобы сглотнуть, элитник не мог.

– Да уж, Десятый, или ты притворяешься, или ты реально слаб, даже пожрать не можешь.

– Бульк, бульк.

– Не знаю, что я сейчас делаю, но давай попробуем тебя покормить. Ты главное челюсти разожми.

Я снова приблизился к пасти. И придерживая кусок с одной стороны засунул его в щель между челюстями.Теперь кусок лежал прямо в пасти, прижатый языком,потекли слюни, вяло шевельнулся язык, но монстр не смог даже проглотить.

– Да твою же маму, Десятый! – выругался я, понимая, что по факту, ему надо этот кусок засунуть не на язык, а прямо в глотку. На подвиг, чтобы засунуть руку прямо в пасть элитнику, пусть почти дохлому, я не был готов.

Я тихо выругался. В ответ Десятый глубоко вздохнул и забулькал.

Я встал, пошел искать какую-то палку, или прут, или арматуру, на которую можно было бы насадить мясо и толкнуть его поближе к горлу зверюги. Минут через пятнадцать нашел кусок торчащей арматуры из рухнувшего жби столба. Ещё минут десять отчаянно матерясь выламывал арматуру из бетона, используя свой силовой дар. Арматурина получилась длиной около семидесяти сантиметров, почти сравнялась с длиной челюстей монстра. Подлиннее бы конечно. Насадив на нее как на вилку кусок мяса я снова приблизился к Десятому. Предыдущий кусок так и болтался между его челюстями залитый слюной. На меня пялился поблескивающий в звездном свете голодный голубой глаз.

– Да уж, Десятый. Тут одним контрактом на не нападение, ты не отделаешься. – Сказал я и положил второй кусок нанизанный на арматуру сбоку между челюстями.

Дальше я ругался и сопел, пытаясь с помощью арматуры, протолкнуть два куска ближе к горлу. Но челюсти монстра не раскрывались, а язык откровенно мешался, и я боялся ткнуть арматурой во что-нибудь внутри. Мало ли как оно расценит эти действия. Я пыхтел, матерился, и уговаривал его сделать “ам”. Зверюга же вяло сопела, булькала и шевелила языком, доказывая что жрать хочет, но не может. Элитник даже глаз закрыл, видимо, чтобы меня не смущать. В какой-то момент я увлекшись понял, что уговариваю его, ворча прямо в то место, где должно быть ухо, держась руками за изогнутый рог. Затем махнул на страхи, взялся за ноздрю одной рукой, за нижнюю губу второй и под даром начал раскрывать челюсти. Совсем как дрессировщик тигров, который готовится засунуть голову в пасть. Пытаясь удержать челюсти раскрытыми, подставил ногу к нижней, а рукой продолжал орудовать арматурой, проталкивая злосчастное мясо к горлу, Наконец, вяло шевельнувшийся язык отправил первый кусок вовнутрь. За ним протолкнул второй. Монстр удовлетворенно пробулькал.

Я подтащил сумку к морде, запихивая в раскрытую пасть всё, что в ней было и проталкивая уже рукой, от усталости перестав боятся, что прямо сейчас челюсти захлопнутся и я лишусь ноги или руки. Закончив с едой, сел, оперся спиной на нижнюю челюсть, погладил сегменты брони рядом с глазом.

– Умаял ты меня, Десятый. Знаю, что для такой туши доза смешная, попробую найти ещё. Людьми кормить тебя не буду, не обессудь.

Он забулькал в ответ. Медленно сомкнул челюсти, словно боясь, что испугаюсь.

Я поплелся в дом. Проверил спящих вповалку подопечных. Разбудил Второго для смены на фишке, а сам нашел ведро, наполнил его до половины водой и закинул в него несколько кусков. Как напоить охотника не знал, решил, что мясо наберет воды и это сойдет за питье. Прилег на два часа.

Акт 2. Сцена 5. Безымянная

Разбудил кот, нетерпеливо топчущийся по груди. Солнце уже успело нагреть темный тент катера, в кокпите стало душно. Она вылезла из спальника, потянулась навстречу ласковому утру. Купание, завтрак, тренировка которую она себе придумала и выдвижение на наблюдательный пост. План на день был прост и понятен.

Когда с утренними процедурами закончила, решила потренироваться до завтрака. Упражнения были просты, нацелены на выживание, и в перспективе должны были помочь преодолеть страх путешествия в город. Хотя вот с этим самым “нацелены”, нарисовалась большая проблема. Вот как превратить огромную для мелких габаритов тела винтовку в оружие быстрой защиты? Почему-то в голове промелькнули смешные картинки разряженных деревянных солдатиков в позах “винтовка к ноге”, “на плечо”, и “колоть” гипотетического врага. Транспортировочное положение винтовки “за спиной”, а если быть точней, таскала она оружие как рюкзак. И вот как быстро из этого положения направить оружие на цель? Нет, стойку под выстрел из положения стоя тело знало. Но это самое тело никогда не таскало палку весом десять килограмм. Десять! Да это почти четверть её собственного веса. Руки из постромок, разворот корпуса вдоль выстрела, левая рука согнута и пытается упереться в оголовок тазовой кости, корпус прогнуть к правой ноге и в спине, правое плечо вверх, щеку прижать…, а не к чему прижать, нужно менять приклад, планку – упор наращивать. Но вся эта конструкция из собственного тела и выставленной на уровне плеч винтовки никак не хотела стоять устойчиво. В попытках найти положение для выстрела нужно было больше прогибаться в спине, выше поднимать правое плечо и опускать левое, и больше отклоняться назад по линии выстрела. Винтовка была слишком тяжелой и большой. Мышцы и связки заныли от напряжения. Сделав всего пять постановок, причем не очень удачных, она обессилила. Руки задрожали, дыхание стало рваным и глубоким. Может из положения с колена или лежа будет лучше? Но в этом случае кроме выпутывания из постромок надо было отработать падение в нужную стойку. Снова стонали связки от неправильного распределения нагрузки. Винтовку на печи, вдох-выдох, выбрасывание рук из ремней, стойка, поворот, упасть на правое колено, приклад тянется к щеке, и конструкция человек-тяжелая палка валится лицом в песок, потеряв равновесие. Да уж! Ни прицелится толком, а уж отдача однозначно выведет бойца из строя. В воображении красивые красно белые деревянные солдатики ломаются и улетают в неизвестность.

На третьей попытке сделать стойку с колен, организм запротестовал, спину скрутило простреливающей болью. Так что осталось только одно положение – лежа. Лежать конечно приятней, и винтовка не кажется здоровенной бесполезной дубиной. Но вот отработка режима “бежим или идем” – “падаем и раскладываем”, совсем не прельщало. Эта попытка “отработать” тоже провалилась. Сделать два шага, типа “идем”, разворот в сторону цели, стойка “колено-упор”, падение на живот, и снова разворот плеч. Из всего перечисленного только прижимание к земле было самым удачным. Да, вывод очевиден: винтовка слишком тяжелая и большая, и не может использоваться даже в качестве дубины. Попробуй-ка помахай десятью килограммами, да ещё быстро. Ну если только противник прикинется деревом, то и в этом случае её сил хватит на один удар, потому что после него, она сама отлетит куда подальше. Сила воздействия равна силе противодействия.

Кот, наблюдавший за её упражнениями, сделал тихий мяв, и направился к катеру. Мол, пора завтракать, подруга. Странные упражнения попутчицы похоже вызывали у Рыжего здоровый скептицизм.

Завтрак не радовал. Два глотка живца, холодная уха, поделенный пополам с котом кусок вареного сома. Уха прямо так и намекала – “доешь меня, а то протухну к обеду”. Пошарилась в закромах и стало грустно. Есть конечно ещё засоленный и засыпанный песком сом, но он условно сырой. Его вялить надо, и то через пару дней.