Читать онлайн Стимуляция. Его радикальная соседка бесплатно

Дизайнер обложки Виктор Улин

Фотограф Виктор Улин

© Виктор Улин, 2023

© Виктор Улин, дизайн обложки, 2023

© Виктор Улин, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-5815-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

– Слушай, Сергей, скажи мне, только честно…

Лена Ломилина глядела в упор, жарко дышала коньяком.

– Слушаю, Лена, – ответил Ремезов. – И скажу тебе. Честно и только честно.

– Давно хотела тебя спросить, но стеснялась. Сейчас пьяная, как не знаю кто, ты тоже пьяный в дугу, ничего не страшно.

– Еще не в дугу, но уже начал сгибаться. Можешь спрашивать.

– Как часто вы с Надеждой занимаетесь сексом?

– Сексом? – переспросил он.

– Ну да. Сколько раз в неделю вы трахаетесь? вот мы с Колей…

Не договорив, Лена посмотрела в сторону.

– …Да ладно, про мы с Колей потом, – она взглянула опять, в вырезе цветастого платья темнела ложбинка бюста. – Как трахаетесь вы с Надей?

Ремезов ответил не сразу, причем не из-за Лениного лексикона.

Полуцензурное слово было допустимо между людьми, которые дружили семьями тысячу лет и жили в одном подъезде, разделенные двумя этажами.

Да и вообще формат вечера допускал все возможные вопросы.

Они собрались у Ремезовых, чтобы отметить сороковой день рождения хозяина. Рассудительный Николай утверждал, что этот юбилей отмечать не принято, но женщины махнули на приметы.

Жизнь в последнее время летела слишком быстро, они стали встречаться так редко, что стоило использовать любую возможность.

Сейчас, когда все наелись досыта и еще больше напились, Надя с Николаем устроились в гостиной перед телевизором и запустили известный наизусть фильм с Брюсом Уиллисом.

Лене захотелось выпить еще – Ремезов налил по пузатой рюмке коньяка и они вышли на балкон.

Балконов в квартире имелось два, просто окно было только в дочкиной комнате, самой маленькой из трех.

Гостиная смотрела на скучный двор, с трех сторон окруженный девятиэтажками, заставленный автомобилями, загаженный собаками и замусоренный детьми. Туда выходить для того, чтобы – по словам Лены, «поностальгировать о временах, когда сорок лет казались недостижимым пределом» – не тянуло.

А балкон супружеской спальни был идеален. С него открывался вид на дамбу, защищающую низинный район от паводка. За насыпью плавно поворачивалась река, дальше темнел лесной массив противоположного берега, вечером у горизонта дрожали желтые огоньки региональной трассы. Здесь пахло природой и надеждами.

Правда, весной начали убирать гаражи, заполнявшие пустырь между дамбой и домом. Пессимисты утверждали, что тут построят шестнадцатиэтажку, которая встанет окна в окна, загородит и вид и солнечный свет.

Но Ремезов знал, что жизнь коротка и не стоит загадывать слишком далеко. Во всяком случае, этим июльским вечером тут было прекрасно.

Выйдя с коньяком на «речной» балкон, они выпили, дружески поцеловались, затем выпили еще и поцеловались второй раз. Такие поцелуи были привычными, все четверо целовались между собой в присутствии супругов.

Некоторое время они постояли молча, глядя на реку и лес.

А потом Лена заговорила об интимных делах.

Тема не была запретной; в нынешние времена никто не считал, что люди размножаются почкованием. И, кроме того, приятель-врач говорил, что в женском организме алкоголь снимает тормоза, и пьяная женщина может думать только о сексе.

Разговор не нес двусмысленности; давняя дружба позволяла обсуждать что угодно. А примерно одинаковый возраст с разбросом в два-три года обуславливал одинаковые проблемы.

– Ты задала самый больной из вопросов, – наконец ответил Ремезов. – Мне на эту тему не хочется даже думать. Когда не думаешь, кажется, что его нет. А когда подумаешь… Но раз уж заговорили…

– Да, раз уж заговорили, – подхватила Лена, шагнула вдоль балкона, покачнулась, задела его рукой. – Раз уж заговорили?

От нее сильно пахло коньяком и слабее – духами.

– Раз уж заговорили, – он вздохнул. – Скажем так. Грустно осознавать, до какой степени мы постарели и насколько опустошилась наша жизнь…

– Похоже, у нас сходные проблемы, – вставила она.

– …Если ответить честно, то трахаемся мы с Надей от силы раз в месяц.

– Ужас! А я думала, что только у нас…

– …От силы раз в месяц, причем не из-за того, что нет условий. Вон сейчас, к примеру, Лизку на все лето сплавили к бабушке, все вечера наши. В пятницу можно раздеться и ходить голыми до понедельника. И…

– И вставлять в любой момент, где угодно и как угодно? – подсказала Лена.

– Да, именно так. Можно все, как в первые годы. А… неохота.

– А почему неохота, можешь сказать?

– Не знаю. Неохота, и все. Привычка, должно быть. Мы ведь женаты уже двенадцать лет. И извини за интимные подробности…

– …Извиняю, – она грустно усмехнулась, отпила коньяка и прижалась к нему плечом.

Ремезов тоже сделал глоток и опустил свободную руку на бедро соседки.

Могучее и крутое, оно казалось чуть влажным под туго обтянувшим платьем. Под пальцами угадывался край Лениных трусиков, глубоко вдавленный в мякоть резинкой.

Он осязал подробности, но это ничего не значило. Они с Леной были кем-то вроде брата и сестры. Ремезов обнял гостью машинально, так же машинально она приникла к нему, еще сильнее обдала запахом.

– …Извини за подробности, но мы с Надей так хорошо знаем друг друга, что скучно, – продолжил он. – Все скучно. Все давным-давно известно, испробовано и нет никаких тайн. Поэтому даже в благоприятной обстановке невозможно возбудиться. То есть, ты понимаешь…

– Понимаю.

– …Понимаешь, я гляжу на свою жену и она мне нравится. Очень нравится. У Нади красивая большая грудь…

– …И еще какая! – перебила Лена. – Имей я такую грудь, была бы самой счастливой женщиной в мире!

– Каждому свое, – возразил он и нежно похлопал соседку по ягодице. – У Нади – грудь, у тебя – попа. Всем попам попа, Кольке остается лишь позавидовать.

– За «всем попам попу» спасибо. А насчет «Кольке позавидовать»…

Лена вздохнула.

– …Я еще не настолько пьяна, чтобы сказать все, что думаю по этому поводу.

– Так исправим? – предложил Ремезов. – Там в бутылке осталось коньяку, да она и не последняя, вообще-то.

– Пока не надо. А то я за себя не ручаюсь.

Он пожал плечами.

– Так что там у вас с Надеждой? – напомнила она. – У которой большая красивая грудь?

– Да ничего, – вздохнув, Ремезов допил свой коньяк. – Ты понимаешь, когда-то увижу ее лифчик – и улетаю на небеса. А сейчас смотрю на все, что угодно, и… И ничего, все прекрасно, но ничего не хочется. Просто так жена уже не вдохновляет. Чувствую, надо что-то другое.

– А порнушкой не пользуетесь?

– А ты как думаешь? – он усмехнулся. —Любой нормальный человек хоть раз в жизни припадал к этому роднику. В нашей дикарской стране, конечно, говорить об этом все равно, что признаться в копрофилии. Но на самом деле разрешенная порнография – как и официальная проституция – есть один из факторов сексуальной стабильности общества. Средний американец тратит около тысячи долларов в год на покупку платного порноконтента. Когда-то и нам помогало, Но сейчас уже нет. Тоже надоело и не дает особого интереса. Что там увидишь? Чьи-то чужие части тел… Все известно, ничего не поднимает.

Лена кивнула.

– А у вас как с этим делом? – в свою очередь спросил Ремезов. – С нами все ясно, теперь расскажи о вас с Колей, раз уж пошел разговор.

– Нет смысла рассказывать, – она махнула рукой. – Слово в слово, что и у вас. Мы, правда, одно время себя снимали на камеру, потом возбуждались, глядя… Но теперь и это надоело. Выходит, без разницы, кто трахается: кто-то там или мы сами – если друг другу уже не интересны. К тому же у нас сын, а не дочь. Ему зудит в одном месте, замучались от него прятать, а записать и тут же стереть – вообще никакого смысла.

– И что обидно, – с горечью сказал он. – Ведь мы еще не старые. А на самом деле все надоело. Все до последних чертиков. При том, что на секс еще тянет.

– Тянет и еще как! – подтвердила Лена. – Вот я сейчас стою тут и хочу до потери пульса.

– Кого?

– Никого. Просто трахаться. Абстрактно. Все равно с кем, лишь бы получить все, чего уже не получаю.

– Все зависит от темперамента, ясное дело.

– Да нет никакого темперамента! – воскликнула она. – Нет и даже в молодости не было, я же рыба по гороскопу!

– Рыба? – повторил он рассеянно. – А ну да, твой день рождения отмечаем в марте.

– Холодная рыба. Вот мы сейчас с тобой стоим разговариваем о сексе, о груди твоей жены и всем прочем, и я говорю, что хочу трахаться, но можешь проверить…

Отстранившись, она приподняла цветастое платье, сверкнула белыми бедрами.

– Что – проверить?

– Мои трусики. Залезь – увидишь, что там.

– А что там? – невольно переспросил Ремезов.

– Штаб Лоуренса Аравийского, хотя звучат такие темы…

Лена не договорила, оправила подол.

– И на самом деле хочу я конкретно только Ломилина. Его одного, потому что мне с ним комфортно. Но я его уже не хочу, потому что…

Она поставила пустую рюмку на отлив окна, посмотрелась в стекло, поправила коротко стриженные волосы.

– …В общем, сама не знаю, как выразить. Но вот лежим мы с Ломилиным в постели. И я теоретически хочу трахаться, а у самой сухо. Как сейчас, можешь проверить, еще раз говорю.

– Проверять не буду, верю на слово. Но понимаю, что ты хочешь выразить.

– Плюс к тому у меня маленькая грудь…

– Грудь в данной ситуации не играет роли, – перебил он. – Поверь мне как мужчине. Когда дело дошло до секса, уже все равно, большая грудь у женщины или маленькая, или ее вообще нет.

– Как ни странно, верю. Потому что у нас с Ломилиным когда-то все было на высоте при том, что грудь у меня всегда была никакая.

– То-то и оно, – сказал Ремезов. – Вроде все есть и все хорошо, но чего-то не хватает. При том, я уже сказал, трахаться хочется. Порой до потери пульса, но с женой… как-то все угасло. А заводить женщину на стороне боюсь. Она ведь тоже рано или поздно надоест.

– Вот-вот, – подтвердила Лена. – В сексе рано или поздно надоедает все. Вот мы с Ломилиным одно время фантазировали, будто мы брат и сестра, или мать с сыном, или отец с дочерью. Сначала втыкало, потом тоже надоело.

– Да уж, – он вздохнул. – «Любовь – не вздохи на скамейке»… И ведь писали же такую херню, и кто-то ей верил! А на самом деле все не так.

– Точно, не так. Любовь – это тоска в постели.

– Может, выпьем еще? И уйдем от грустных тем?

– Выпьем, но сначала договорим, – она провела в воздухе рукой. – Тема слишком серьезная, ты согласен?

– Согласен.

– В советские времена считалось, что семья ставит крест на интимной жизни. Со стороны, конечно, проблема может считаться извращением. Мы счастливо женаты, прекрасно живем, воспитываем – вы Лизочку, мы Володю – все у нас есть. И радость и насущные заботы. И может показаться, что даже пошло при этом хотеть качественно трахаться.

– Мне не кажется. Трахаться – самое большое удовольствие в жизни. И когда этот аспект гаснет, вместе с ним угасает все остальное.

– Согласна с тобой, – Лена кивнула. – Ты это еще раз понимаешь. Хотя на самом деле в нашем обществе такие ханжи, что об этом я даже с подругами не решаюсь поговорить.

– И я не решаюсь обсуждать это с друзьями. Даже с Колькой.

– На самом деле, если не трахаться, то зачем жить? Ради разумного светлого будущего и прочей чепухи? Но нафига мне это будущее, если я не трахаюсь в настоящем?!

Последние слова Лена выкрикнула так громко, что Ремезов оглянулся в проем балконной двери.

Но там все шло нормально, из гостиной несся бубнеж Брюса Уиллиса в исполнении русского переводчика.

– Если не трахаться, то лучше лечь в могилу и попросить друзей, чтобы засыпали.

– Я согласен с тобой, Лена. Все эти дети-внуки и прочая свинотень… Ничего не стоит в шкале реальных удовольствий.

– Так и я о том же, Сережа. Причем я не маргиналка. Я обычная женщина, каких десять в шестой степени на миллион. Но все делают вид, что у всех все хорошо, хотя у всех ничего хорошего, все молчат и ходят на сторону. А я так не хочу.

– Я тоже, – Ремезов вздохнул. – Ты понимаешь, я люблю Надю, мне не нужен никто, кроме нее. Вернуть бы свежесть отношений… Но, боюсь, это невозможно.

– Возможно все, – возразила она. – Стоит только захотеть, можно в космос полететь.

– Хотеть-то хочу, но не знаю, как.

– Нужно обновление. Стимуляция интереса друг к другу.

– Стимуляция? – переспросил он. – Какая именно? И вообще, может ли что-то помочь, в нашем жизненном статусе?

– Есть разные способы. Недавно я прочитала об одном безобидном, его легко осуществить с друзьями, которым доверяешь как самой себе.

– И что же это за способ?

– Трахаться вчетвером одновременно.

– Свинг?

Бросив слово, он почувствовал, что краснеет.

На Лене Ломилиной лежало табу, обусловленное отношениями с Николаем, но как женщина она была привлекательна.

Соседка не ответила, Ремезов понял, что она тоже покраснела.

В тишине, наполненной запахами июльского вечера и редкими криками чаек с реки, натянулась какая-то красная нить.

Из гостиной – через спальню и коридор – донеслись неразборчивые голоса его жены и ее мужа. Кажется, там не только смотрели фильм, но и попивали коньяк.

– Извини, – сказал Ремезов. – Все это прекрасно, ты еще прекраснее, но свингом заниматься не буду. Коля мой лучший друг.

– Кто говорит о свинге? – возразила Лена. – Никакой перемены партнеров, ничего непристойного. Просто живая порнография, в тысячу раз более сильная, чем инетская. Пишут, что мертвого поднимает из могилы.

– Живая порнография? Это как?

– Очень просто. Ты трахаешь Надежду, меня трахает Коля, мы смотрим друг на друга. Должно втыкать до небес.

– И что… – спросил Ремезов. – Ты разденешься у меня на глазах?!

– Нет, Ломилин будет трахать меня через дырку в хиджабе, как азерскую жену, – она засмеялась. – Мы все разденемся, потом потрахаемся каждый со своим.

Он помолчал.

Ленины губы были накрашены алой помадой. Она выглядела яркой, из нее исходила энергия.

– Или ты не согласен?

– Я…

– С Надеждой мы все обсудили. Она тоже считает, что раз в месяц в возрасте женского расцвета – лучше вовсе не жить. Я о вас на самом деле все знала, просто хотела услышать твое вИдение проблемы.

– Ну ты лиса, – восхищенно пробормотал Ремезов. – Патрикеевна рядом с тобой отдыхает, про Алису даже не говорю.

– Я знаю, – Лена скромно кивнула. – В общем, женская половина согласна. Что скажешь ты?

– А что скажет Колька? – ответил он.

– Вижу настоящего мужика, – она усмехнулась. – В серьезном случае спрятаться за чужое мнение, потом сказать «а я думал так»… Колька пока ничего не скажет, я с ним еще не развивала тему. Но знаю, что он уже посматривает на сторону. Так что – извини за выражение – Надеждины сиськи ему зайдут, и еще как! Визуально, повторяю, визуально. Уверена, согласится. Дело за тобой.

– Я… – Ремезов потер затылок. – Все это как обвал лавины, но…

– Но, – подсказала Лена, глядя насмешливо.

– Но, с одной стороны, перспектива после десяти лет дружбы…

– Двенадцати на самом деле.

– …После двенадцати лет непорочной дружбы увидеть тебя голой – это сильнее, чем «Фауст» Гете.

– За перспективу спасибо, но вынуждена тебя огорчить. Ничего достойного ты не увидишь. Тело твоей жены на порядки лучше.

– Но если поверить в перспективу возрождения отношений…

Ремезов посмотрел вдаль.

Постепенно темнело, над невероятно далеким шоссе затеплились оранжевые фонари.

– …Почему бы не попробовать. Ведь по сути мы не будем делать ничего плохого.

– О чем я и говорю, Сережа!

– Хуже не будет.

– Вот это точно, может быть только лучше. Так займемся?

– Когда?

– Да хоть сейчас. Могу раздеться прямо на балконе. Квартира пустая, в пьяная в жёпу, на все готова, настроение зашибись.

– Сейчас не стоит, – возразил он. – Я тоже слишком сильно выпил. А мужская сущность обманчива. Чем больше пьешь, тем больше хочется и меньше можется. Если устроим…

– Стимуляцию, – подсказала Лена.

– …Стимуляцию в моем нынешнем состоянии, результат будет плачевен. И может стать хуже.

– Тогда когда?

– Какой у нас сегодня день недели?

– Пятница, мне кажется

– Завтра мы будем приходить в себя после нынешнего перепоя. А вот послезавтра, в воскресенье – самое то попробовать.

– Точно, – она кивнула. – В воскресенье – мы у вас.

– Нет, Лена, не у нас. Квартира вроде большая, но вчетвером устроиться негде. Выедем в Боголюбовку. Вовка сможет остаться дома без вас?

– А куда он денется? Сейчас же остался!

– Ну так вот. Уедем и оторвемся в голизне древних греков.

– Окей, – радостно сказала Лена. – А я завтра подготовлю Ломилина. Сделаю из него всегда готового пионэра!

2

Над душистым луговым разнотравьем волновалось знойное марево. Жужжали пчелы, потрескивали стрекозы, беззвучно порхали бабочки. Где-то неподалеку, ощущая разгар лета, пробовал свой напильник кузнечик.

Под огромной повислой березой, раскинувшей сучья над пригорком, было расстелено покрывало. Солнечный свет, пробиваясь сквозь мельтешение темно-зеленой листвы, изнемогал и падал обессиленным. Здесь было почти свежо и очень уютно.

В иной ситуации – при выезде на природу вчетвером или даже вшестером с детьми на двух машинах с расчетом на трезвых жен, садящихся за руль – Ремезов расслабился бы в полную силу. Они с Николаем сначала бы крепко выпили, потом полежали в пятнистой тени, потом побродили по окрестностям в поисках грибов или поздних ягод, предоставив женщинам общаться вдвоем. Напоследок, вероятно, искупались бы в озерке, которое пряталось за перелеском, а всю обратную дорогу спали на задних сиденьях.

Но сегодня ситуация была иной.

Вроде бы договорившись обо всем и заранее настроившись на «стимуляцию», утром назначенного дня они ощущали неловкость. По дороге сюда женщины преувеличенно весело болтали за Ремезовской спиной – каждая о своем, не слушая другую и теряя нить. Николай, сидевший на переднем сиденье, молчал и непрерывно менял диски в магнитоле, перебирал дорожку за дорожкой и не мог остановиться ни на одной.

Подъезжая к отвороту на Боголюбовку, Ремезов испытал малодушное желание встретить какое-то препятствие вроде занятого места. Еще лучше было обнаружить там компанию грибников или травников, расползшихся по лугу и отрезающих возможность провести сеанс параллельного секса.

Но препятствий не встретилось, травянистый пригорок под березой оказался свободным, ни одного человека не виднелось в поле зрения.

Нервозная скованность витала в воздухе. Когда Ремезов съехал с проселка, вырулил по кочкам между кустов, втянулся в тень, поставил селектор на «Р» и заглушил двигатель, в машине упала плотная тишина. Никто не двигался с места, все будто надеялись, что сейчас они сделают круг и уедут, не успев ничего совершить.

Он тоже сидел, барабанил пальцами по рулю и находился на грани того, чтобы повернуть ключ зажигания и возвращаться домой.

Когда тишина дошла до обморочной густоты, Лена потрогала Ремезова за плечо и жестом попросила открыть багажник. Не говоря ни слова, она выбралась наружу, погремела, пошуршала и позвенела в припасах, потом просунулась в салон с двумя стаканами.

Коньячный дух взорвал тишину, в машину хлынули радостные звуки луга.

Женщины выпили молча – залпом, как водку. Николай встал, прошел к багажнику и вылил в себя остатки семисотграммовой бутылки. Ремезов испытал досаду из-за того, что не может раскрепоститься таким же образом, но ударное опьянение всех передалось и ему.

Суетясь больше необходимого и мешая друг другу, Лена с Надей расстелили покрывало, поставили еще одну бутылку и какую-то закуску, колбасу и помидоры, которую в спешке собирали дома. Они о чем-то переговаривались – нетрезво и по-настоящему весело – Ремезов не разбирал слов, в ушах стояли ватные пробки.

Он прохаживался взад-вперед около машины, смотрел на возню и пытался представить, что последует за приготовлениями.

Подруги нарядились по-летнему – в одежду, более открывающую, чем скрывающую. На обеих были короткие шорты и одинаковые белые футболки. Сквозь Надину просвечивал красный купальник, у Лены на спине проступала застежка черного бюстгальтера. Надя, медицинский представитель английской фармацевтической компании, вела гиперактивный образ жизни, целыми днями разъезжала по городу, поэтому оставалась стройной. Лена была бухгалтером, всю жизнь просидела за столом и сильно раздалась в нижней части.