Читать онлайн Другие. Саша бесплатно

День X. Саша.

Взгляд Саши блуждал по фигуре Ады: как только она отошла на достаточное расстояние, спина её выпрямилась, плечи расправились, и он живо представил себе огненные крылья Феникса. И даже несмотря на сотрясающие тело рыдания, она чудилась ему сильной, смелой и отчаянной – именно такой, какой и должна быть пара сущности и истинного экзистенциалиста.

Что делать теперь, когда Льётольв мёртв, а Денеб лишился тела, – Саша мог только предполагать. Одно он знал точно, заболевший странной упрямой уверенностью: его долг – защищать Аду, беречь её и частичку, которую оставил Ден. Пожалуй, наступил тот момент, когда ему, теперь сильнейшему (ввиду смерти Льё) экзистенциалисту, нужно проявить смелость, мужество и приличную долю хитрости. Выйти из тени не буквально, но фигурально. Возможно, даже перестать быть безразличным к тому, что происходит. На самом деле он понимал, что ступил на этот рискованный путь давно, когда взялся негласно помогать Льё, тогда, когда предупредил об опасности, когда узнал слишком много и отказался участвовать в фактическом убийстве своих же товарищей, пусть и отступников.

Он всегда считал Льё и Дена самой лучшей рабочей парой, благородными в какой-то степени экзистенциалистами. Льё, вопреки всем своим недостаткам, был верным и честным другом,откровенным и прямолинейным, и – невероятным мастером своего дела, исследователем. Если бы Судьба оказалась чуть более благосклонна к нему, а он сам – менее упрямым, то не случилось бы договора между Марселем и Сёртуном, не произошло бы раскола в сообществах, а сам Льё, да и Денеб, наверняка, остались бы живы.

Саша ждал сообщения от своей сущности – о месте встречи в первую очередь. Состояние Ады его иногда пугало, а отчаяние Майи – злило. Ему требовалась любая посильная помощь. Саша доверял своему товарищу, но ещё больше привык верить собственному чутью, и оно говорило о том, что скорее всего рабочей пары у него больше нет. Чем это грозило обернуться, Саша старался не думать. Стратегия его была проста – решать проблемы по мере их поступления, понять, что происходит в сообществах и выжидать.

Марсель жив, Арма – тоже. Силы равны. И главный козырь – в руках Саши, замкнувшийся в себе, раздавленный обстоятельствами, но переполненный злобой. Впрочем, как и ненормальной любовью. Ада злилась, боялась, страдала, надеялась и снова злилась.

Дольше оставаться в деревеньке было нельзя, да и свою главную цель пребывание здесь исчерпало: Ада пришла в себя, немного восстановилась и готова двигаться дальше. Вот только куда, Саша ещё и сам не знал. Возвращаться в Москву рано,и вряд ли в ближайшее время возможно и необходимо. Поэтому, ближе к вечеру, Саша, Ада и Майя сели в машину и отправились дальше на Восток, туда, куда вела дорога.

Ада наотрез отказалась садиться на заднее сиденье, расположившись рядом с Сашей. Взгляд её был направлен строго вперед, и иногда казался стеклянным. За первые два часа пути она не проронила ни слова, и только когда солнце заметно склонилось к горизонту, Ада резко схватила Сашу за руку, и он затормозил. Выбежав на обочину, она упала в траву на колени, сотрясаясь то ли от судорожных рыданий, то ли от рвотных позывов.

Саша вышел из машины и остановился, облокотившись на пассажирскую дверь, наблюдая за Фениксом.

– Ей уже было так плохо, – тихо вымолвила Майя, тоже выбираясь на свежий воздух.

– Это потому, что она – Феникс, а я – экзистенциалист, и мои блоки слишком слабые. Льё справлялся лучше. У нас слишком разная природа, чтобы долго находиться рядом.

– А почему тебе не становится плохо?

– Экзистенциальная сущность такова, что многое отражает. А Фениксы, наоборот, лучше и больше поглощают. Они ведь – огонь.

– Но я видела, как Денеб помогал!

– Ден – уникум, как и Льё, впрочем… – Саша помолчал. – И ада. Они все – особенные. Я не такой. Ладно. Жди здесь.

Саша медленно двинулся вперед, сминая ногами молодую, чуть пыльную придорожную траву. Аде было гораздо хуже, чем он предполагал: вопреки ожиданиям, рана на боку не только не зарастала привычными темпами, но открылась и кровоточила, пропитав и без того грязную, порванную блузку, а вместе с ней и пиджак.

Феникс тяжело дышала, из последних сил упираясь дрожащими руками в землю, иногда выдыхая серый пепельный дым. Саша присел рядом с ней на корточки и слегка прикоснулся к спине.

– Ада?

– Оставь меня здесь, – прохрипела она. – Нет больше сил.

– Не могу, ты же знаешь.

– Тебя никто не просил!

– Неужели ты думаешь, что Льё и Ден хотели, чтобы ты умерла?

– Иди к чёрту! Ты – не они, ты ничего не сможешь сделать.

– Любить тебя – не смогу, а помочь выжить, зализать раны и отомстить… Ада, не опускай руки, ты не такая.

– Откуда тебе знать? – силы её оставили, и она навзничь повалилась в траву.

– Ты не можешь так поступить с Деном. Ада! Вспомни, что ты прячешь?

– Я не могу, Саш, мне слишком больно.

Тело Ады обжигало Сашины руки, но он всё же поднял её и уложил к себе на колени, одной ладонью зажимая кровоточащий бок, а другой стирая слёзы, больше напоминавшие капли кипятка.

– За что, Саш? За что? – причитала она, бессмысленно сжимая ладони в подобие кулаков.

– За гордость, самоуверенность. За любовь, в конце концов.

– Ты ведь понимаешь меня… Ты пережил что-то похожее…

– Вот и ещё одна причина, почему я с тобой сейчас. Ада, – он наклонился к самому её уху, чувствуя жар и отчаяние. – Я делаю всё, что могу, помоги мне немного. А потом мы что-нибудь придумаем.

Она ничего не ответила, только поймала и крепко сжала его руку. Саша снял рубашку, разорвал на куски, чтобы смастерить подобие повязки и крепко перетянул рану Алды, снова впавшей в забытье. С помощью Майи уложил её в машину и двинулся дальше. В голове его зрел план, нужно было только встретиться с Якшей – своей сущностью, тогда пазл или сложится, или понадобятся новые идеи.

Всю остальную дорогу Ада редко приходила в себя, либо просто притворялась, чтобы не разговаривать. Майя тоже притихла, пейзаж за окном оставался однообразным: зеленеющие поля, сменяющиеся пролесками, городками и посёлками, до боли обыденная жизнь. Пару раз делали остановки на заправке, чтобы долить бензин и что-нибудь съесть. Общий потрёпанный вид напрягал экзистенциалиста, ему хотелось помыться, переодеться, нормально поесть. Навигатор говорил, что до ближайшего крупного города – Кирова, ехать ещё как минимум час.

– Сколько мы уже едем? – спросила Майя, когда они снова тронулись.

– Часов семь, может, больше.

– Кошмар. Я ведь смогу вернуться, как только доберёмся до города?

– В Москву? Нет.

– Почему?

– Я тебе сто раз говорил.

– Да блин! Мне всё равно ничего неизвестно! Я хочу домой!

– Тебе известно местоположение Ады. И то, что она со мной. Этого достаточно. Остальное из тебя вытащат. Я, конечно, мог бы стереть всё из твоей головы, но увы, принципы не позволят. Мало ли, как дальше повернётся. Так что ты будешь с нами столько, сколько понадобится.

– Идиотизм.

– Вот ты странная! Я же знаю, что у тебя со Льё что-то было, и ты даже не переживаешь, не грустишь, думаешь только о себе – как бы поскорее вернуться домой. А то, что Ада чуть не умерла, что мы все в опасности? Как тебе такое? Что ты за человек вообще?

– Благодаря вам, сущностям, я такая теперь, – психанула Майя. – Ты видел, что эти трое творили? Да я не понимаю, как могла влюбиться в Льётольва! Он аморальный и беспринципный, как и ваша Ада! Мне противно.

– Может не стоить судить так поверхностно? Ты не знаешь, что творилось у них в душе, чтобы говорить про аморальность и беспринципность. Льё самый честный и верный экзистенциалист изо всех, кого я знаю. А Денеб – невероятная сущность. Возьмём, к примеру, Марселя? А? Как тебе его образ: по силе он не сказать, чтобы очень крут, но при этом гонора столько, что хватило на убийство собственной сущности, часть которой теперь то ли в умерла вместе с Сёртуном, то ли где-то спрятана. Как Марс живёт сейчас, даже я не очень понимаю. Но сам факт! Сущность – это почти как брат, тот, кто всегда рядом, помогает во всём. С детства!

– Ну… – Майя замялась.

– Чего ну? Это по-твоему не аморально? Убить брата?

– Мы же не знаем всего…

– Ты себя слышишь?! То есть, женщине любить двоих мужчин – нельзя, а убивать брата – можно? – Саша от негодования даже хлопнул по рулю.

– Это всё слишком сложно, есть куча нюансов.

– Ты просто хочешь оправдать своё безразличие к смерти Льё. Потому что себя жалеешь. Я всегда знал, что люди – это гибель человечества.

– Ага! А вы, сущности, прямо-таки спасение!

– Да. Вообще-то, именно так. Вспомни, что я говорил про влияния… И нашу роль.

Майя притихла, то ли задумалась над словами Саши, то ли решила больше не спорить. Экзистенциалисту, в целом, было всё равно. Он спешил добраться до Кирова как можно скорее, в ожидании поглядывал на телефон – но Якша так и не объявлялся. Причин могло быть много, и ни одна из них не казалась существенной. Для сущности и экзистенциалиста нет никого важнее друг друга, крепкая связь – в первую очередь залог выживания.

Пейзаж снова начал меняться, похоже, пригород Кирова достигнут. На короткое мгновение Саше показалось, что у него дежавю: небольшие города иногда так похожи друг на друга в своей простоте, что отличить один от другого сложно. Он притормозил у первого попавшегося на пути магазина с одеждой.

– Жди здесь, я куплю нам всем что-нибудь переодеться. Пиджак на голое тело только для подиума хорош, – улыбнулся Саша сам себе в зеркало заднего вида. – Следи за Адой. Поняла?

– Поняла, – вздохнула Майя, поворачиваясь к спящему Фениксу.

Экзистенциалист влетел в двери магазина с изяществом, достойным Льётольва, несколько смутив девушку-консультанта своим странным видом.

– У вас тут нормальная одежда есть?! – вопросил он раздраженно, перебирая разноцветные футболки и шорты. – Брюки? Рубашки? Джинсы хотя бы и желательно без рисунков?

– Да, конечно, – испуганно забегали вокруг него продавцы, предлагая то одно, то другое.

Саша вздохнул, стараясь успокоиться. Поступиться собственными принципами, по которым его внешний вид всегда должен был быть идеальным, дорогим и ухоженным, крайне трудно. В итоге он остановил выбор на чёрной льняной рубашке – любимого цвета почти всех экзистенциалистов, и летних брюках. Хуже дело обстояло с женским гардеробом, но, немного поразмыслив, для Майи Саша взял простой набор “джинсы+футболка”, надеясь угадать с размером, а для Ады – лёгкий и удобный костюм из широких брюк и рубашки свободного кроя тёмно-коричневого цвета, чтобы скрыть повязку и израненное тело.

– Это, конечно, не шёлк, – угрюмо шептал он в поисках бумажника, стоя на кассе. – Девушки! А подскажите, где у вас тут самая лучшая гостиница? И какое-нибудь питейное заведение?

– Гостиница самая лучшая ближе к берегу Вятки, вы её узнаете по огромному зданию. И кальян-бар на улице Ленина, наверное, – кассирша испуганно глянула на коллегу.

– Да, место уютное, с хорошим баром…

– Спасибо, – одарил их лучезарной улыбкой Саша, забирая пакеты. – Если что, меня у вас не было. И вы мне никаких адресов не называли.

Закинув пакеты в багажник, он вернулся за руль. Майя действительно не сводила глаз с Ады, а та уже сидела, подобрав колени к груди.

– Я купил нам одежду. Как ты? – обернулся на неё экзистенциалист.

– Не знаю.

– Бок кровит?

– Вроде нет.

– Тогда едем в гостиницу, приведём себя в порядок, а потом приглашаю вас, девушки, на ужин.

Никто не сопротивлялся решениям Саши. Как-никак, он здесь был единственным мужчиной и человеком с финансами. Так что спустя пятнадцать минут они уже заходили в просторный холл гостиницы и получали ключи от номеров: для вида два, один из которых на двоих, другой одноместный. Но экзистенциалист предупредил, что ночевать все будут вместе ради безопасности и спокойствия – Майе он вдруг перестал доверять.

– Так. Майя первая идёт в душ, пока я разберусь с раной Ады. И нет, дорогуша, выбора у тебя нет, – Саша бросил ей пакет с новыми вещами и проводил в ванную.

Номер оказался огромным, с полноценной гостиной и спальней. Ада улеглась на диван, молчаливо наблюдая, как осторожно экзистенциалист снимает импровизированную повязку. Саша старался не причинять ей боли и с удовлетворением отметил, что восстановление идёт полным ходом.

– Тебе действительно лучше.

– Наверное. Тело всего лишь тело.

– Зря ты так.

– Это что, комплимент?

– Констатация факта. Ты и сама знаешь, что идеальна. Не знаю, что там говорят в сообществе Фениксов, но среди экзистенциалистов про тебя рассказывают много всего. Мы же ценители красоты.

– Эстеты, да?

– Конечно. Иначе никак.

– Зачем ты таскаешь с нами эту серую мышь? – Ада мрачнела на глазах.

– Ты про Майю? Мышь, забавно.

– Так почему?

– А куда я её дену-то? Отпустить – найдёт Марсель и вытащит всё, что может. Исказить? На такое не пойду, не хватало потом ещё быть судимым за это.

– Если нас поймают, судить будут за вещи похуже, Саш.

– И что? Лишний пункт в обвинениях мне ни к чему.

– Ты говорил про месть. Есть план?

– Пока не могу ничего сказать…

Ада пристально посмотрела ему в глаза, и экзистенциалист не смог выдержать этот взгляд. Он ждал вопроса, знал, что Феникс задаст его, но ответа не находил и сам.

– Почему ты один?

– Я не думал, что всё повернется именно так. Мы решили, что одного меня будет достаточно.

– Где твоя сущность, Саш? – настаивала Ада.

– Я не знаю, он не отвечает на звонки.

– Где? Твоя? Сущность? Последний раз спрашиваю! – крикнула она в зверском отчаянии и злобно сверкнула глазами.

– Мне незачем тебе врать.

– Сдохнуть хочешь?

– В ближайшие несколько дней – нет, – улыбнулся Саша обезоруживающе.

– А если его убьют? А? – Ада схватила его за лацканы пиджака и притянула к себе, тяжело дыша прямо в лицо.

– Не станут.

– Но вдруг? Ты что? Оставишь меня одну? Ещё одна смерть?

– Ада… – он осторожно отцепил её руки и крепко обнял. – Не будет больше никаких смертей. Если только те, которые ты сама захочешь увидеть. Обещаю.

– Найди его, найди и скажи мне, что твоя сущность жива. Саша!

– Тише. Не паникуй. Экономь силы. Сейчас сходишь в душ, если нужна помощь, я готов… А потом будем отдыхать, пойдём в бар, закажем лучший кальян…

– И чего-нибудь крепкого.

– Что захочешь, Феникс…

– Лапушка.

– М?

– Ден сказал бы “лапушка”…

– Я не Денеб.

– Жаль…

В гостиную вышла Майя с полотенцем на голове и одетая в чистое. Взгляд её остановился на Саше, а лицо исказила гримаса непонимания и омерзения. Он чуть пригрозил ей пальцем и отпустил от себя Аду.

– Сама справишься?

– Должна. Но ты у двери постой, на всякий случай, – внезапно смягчилась она.

Майя пристально наблюдала за экзистенциалистом, устроившись в кресле. Он же в свою очередь изучал её мрачное лицо, пытаясь понять, что творится в голове “серой мыши”. Ещё тогда, в Ярославле, в ресторане, ему стало ясно, что она искажена, но не сильно и очень аккуратно. Видимо, на поведение повлиял стресс и странное соперничество с Адой, даже ревность. И этот факт сильно беспокоил. Женщины бывают не только коварными, но и отчаянно злыми, когда пытаются найти виновника своих несчастий. Майя выбрала целью своего ядовитого жала Феникса, Аду, но она и представить себе не могла в этот момент, настолько опрометчиво её желание.

Он вздохнул и опустил взгляд. За дверью шумела вода и слышались тихие всхлипы. Израненное тело Феникса боялось воды, но нуждалось в ней, а может Ада дала волю эмоциям, пока никто не видит. Саша постучал, поддавшись секундой панике.

– Ада?

– Да.

– Ты в порядке?

Она чуть помолчала, выключила воду и только тогда ответила.

– Да. Сейчас выйду.

С длинных волос еë стекала вода, тоскливо капая на пол, она завернулась в гостиничный халат и босиком брела к дивану. И всё равно была прекрасна. Где-то в глубине души Саша понимал Льётольва и его странную любовь и преданность этой женщине: она буквально искрила от силы, скрытой внутри, была недоступна и в то же время вполне открыта и располагала к себе. Таких, как Ада, можно или любить, или ненавидеть. Никаких промежуточных вариантов. Но он надеялся, что сумеет удержать баланс.

– Оставлять вас одних – не самый лучший выбор, но я тоже хотел бы привести себя в порядок. Так что держите дистанцию, дверь будет открыта, если что.

Никто ничего не ответил, поэтому Саша, пожав плечами, удалился в ванную. Здесь было душно и влажно, на полу в углу валялась окровавленная одежды Ады, остро напоминавшая о том, что случилось. Потерять единственного экзистенциалиста из сообщества, которому можно было доверять, кого он, Саша, считал другом, оказалось страшнее, чем признать его отступником. По-хорошему, при расколе, можно было бы рассчитывать получить на свою сторону энное количество союзников, но без поддержки не стоило и думать об этом. Сейчас он – один против всех. Что с Фениксами – неизвестно, внутренняя кухня огненного сообщества всегда была для экзистенциалистов тайной. Сущности не захотят предавать свои рабочие пары, что очевидно и вполне благоразумно.

– Чёртов Якша, – шептал Саша, остервенело намыливаясь. – И где его носит, зараза? Жив ведь, знаю. Только бы хватило ума не лезть на рожон.

Якша, или как он себя называл в человеческом обществе – Ярослав – на пару лет моложе Саши и не настолько силён, как ему хотелось бы. А ещё довольно влюбчивый и безбашенный, так что иногда казался самым настоящим юнцом, только вчера окончившим школу. Он носил длинные волнистые волосы, достающие чуть ли не до ягодиц, обязательно белого цвета, частенько заплетал их в косу, особенно перед сражением с влияниями и вставлял в звенья маленькие двухсторонние шипы. Определенно – позёр, как и большинство сущностей, но достаточно хитрый при этом и прямолинейный, чего не хватало самому Саше, во всяком случае, так ему думалось. В периоды романтических загулов, Якша мог пропадать на пару дней, но настойчивые звонки или сообщения никогда не игнорировал.

Облачившись во второй халат, Саша вернулся в гостиную, где всё так же стояла гнетущая тишина.

– Телефон не звонил? – поинтересовался он.

– Нет, – откликнулась Майя.

– И всё же… Он ведь жив, Саш? – Ада небрежно поднялась, направляясь к пакетам с одеждой.

– Ну если я тут, то да.

– Я б убила его за такое…

– С этим надо полегче, или ты и меня хочешь угробить? За компанию, так сказать.

– Тебя? – она подняла на него заинтересованный взгляд. – Нет. Но ведь мы из-за него здесь, да?

– Не только.

– О ком вы? – встряла Майя-волонтёрша.

– О моей сущности, Якше. Без него будет сложновато.

– Что мы вообще будем делать дальше?

– Давайте потом об этом? – Саша устало опустился на диван, наблюдая, как Ада рассматривает костюм, который он ей купил. – Извини, но это не шёлк, увы и ах.

– Сойдёт, если гореть не буду, – вполне серьёзно ответила она.

– Я тебе не дам.

Спустя полчаса они уже сидели за столиком недалеко от барной стойки и ждали заказ. Саша настоял на кальяне и предвкушал вкусный ужин. Майя, всё такая же мрачная, старалась не смотреть на спутников. Ада же бросала неоднозначные взгляды на бар.

– Странно, будто только вчера вечером мы сидели почти в такой же обстановке, и всё было хорошо. Было весело. И они… – Феникс запнулась, заметив официанта с подносом, внимательно следила за каждой тарелкой и бокалом, опускающимися на стол, а после продолжила. – Они оба…

– Давай просто выпьем. За них, – предложил Саша, протягивая ей вино. – Тебе станет чуть легче.

– На пару минут?

– Хотя бы на пару. А с другой стороны, никто нам не мешает пить сегодня столько, сколько мы хотим. Правда? – он сдержанно улыбнулся и приподнял бокал.

Все молча выпили, Майя принялась за еду, но Ада не притронулась ни к чему. Саша тревожно поглядывал на неё, пока не принесли кальян. Тогда он чуть расслабился, да и Феникс тоже, но курить отказалась.

– Саш, ты за всё платишь сегодня? – только и спросила она.

– Абсолютно. Для тебя никаких ограничений, Феникс.

– Я к бару.

– Если что, я рядом.

Ада вальяжно, чуть придерживая больной бок, добралась до барной стойки и с грацией змеи опустилась на высокий стул, попутно делая заказ. Саша невольно поймал себя на мысли, что ему нравится её манера подавать себя, как не всем доступный, нерационально дорогой десерт, внутри которого спрятан сюрприз. Вот из-за этой слабости экзистенциалистов перед Фениксами, заключающейся в притягательной, магнитной силе огненных птиц, они и не работают вместе слишком плотно.

Защитные, сдерживающие блоки можно было немного отпустить, и Саша вздохнул с некоторым облегчением. Сейчас не время подвергать Аду очередным физическим мучениям. Он выпускал густой сладкий дым из кальяна, с удовольствием посматривая на публику.

– Дурацкое чувство, что история повторяется. Вот просто один в один. У вас что, какие-то сценарии прописаны? – влезла с бессмысленными вопросами в размышления Майя, почти повторив мысли Ады.

– Если ты ещё не поняла, мы так живем. Это – образ жизни. Заводские работяги по вечерам смотрят телек или бухают, чтобы снять стресс. Мы фактически делаем тоже самое, только обёртка другая. Вот ты чего такая нудная и зашоренная, не понимаю? – отбил выпад Саша.

– Я не нудная! Просто… Моя жизнь другая, и она мне нравится. Я хочу её вернуть. А этот вечер ужасно напоминает тот, перед тем как…

– Думаешь, что всё может повториться один в один? Дураков среди экзистенциалистов нет, в отличие от Фениксов. Но ни те, ни другие не полезут в новую драку, не вылечив раны.

– А будет новая драка?

– Скорее всего.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– Чему быть, тому быть. Не так ли? Льё был сдерживающей силой, гарантом равновесия в системе, во всяком случае пока Сёртун стоял с другой стороны. А теперь всё полетело в тартарары. Нас затянет в любом случае. Так что… – он наполнил бокал. – Твоё здоровье! – и залпом выпил, снова потянувшись к бутылке.

Краем глаза Саша видел, как Ада пьёт рюмку за рюмкой, как отшивает тех, кто подсаживается к ней, и решил подойти. Просто так с одной стороны, а с другой, чтобы показать настойчивым посетителям, что дама не одна. По-хозяйски положив руку ей на талию, он чуть склонился и прошептал:

– Посижу тут с тобой, на всякий случай…

– Играем в пару?

– Чтобы идиоты всякие не лезли.

– Я и сама в состоянии с ними справиться.

– Знаю, но пусть даже не подходят. Они тебе не нужны сегодня.

– И вообще не нужны.

– Оформите-ка нам шотов наборов пять, – с улыбкой попросил Саша у бармена.

– А ты знаешь толк в лечении душевных страданий, – впервые за всё время улыбнулась Ада.

– Обижаешь, Феникс…

– Саш?.. – она пробежала пальцами по его ладони и задержала взгляд на запястье.

– М?

– Я хочу отомстить Марселю. И не просто отомстить. Причинить ему такую же боль, отобрать у него всё. И только потом позволить умереть…

– Жестоко, – он поймал её ладонь и крепко сжал, поднеся к своим губам. Лёгкое прикосновение. – Но мне нравится. Как и огонь в твоих глазах.

– Побудем подобием рабочей пары?

– Однозначно.

Перед ними оказалась первая партия шотов, которая была выпита на скорость, без закуски и перерывов между рюмками. Ада с диким восторгом смотрела Саше в глаза, бросая вызов, а он с удовольствием принимал его. Наблюдать за Фениксом, за рвущимися наружу эмоциями было невероятно любопытно и интересно, почти наркотически опьяняюще: взгляд тёмных глаз с огненными всполохами, взмахи густых ресниц и многообещающая улыбка, пусть и навязанная предельным уровнем алкоголя в крови. Фениксы быстро пьянеют, но так же быстро и приходят в себя. Аду не перепить, но Саша упорно пытался. Оба становились всё более откровенными в своих прикосновениях и движениях, что могло стать проблемой.

– Я сейчас, без меня не пей, – экзистенциалист поднялся и, чуть пошатываясь, добрался до столика, чтобы сделать несколько затяжек и забрать кальян с собой.

– Саш, прекратите! – прошептала Майя ему на ухо, когда он вернулся на место.

– Зачем? – посмотрел Саша на неё совершенно трезвым взглядом. – Дай ей переболеть! Ада только что потеряла самых важных людей в своей жизни… Она должна прожить эту боль.

– Она спала с ними. С каждым из них.

– И что? Это как-то отменяет или подтверждает любовь? Или освобождает от страданий?

– Нет, но…

– Никаких но, дорогуша. Просто не мешай мне. Я знаю, что делаю, – улыбнулся экзистенциалист, и взгляд его затуманился алкогольной поволокой.

Он сделал ещё одну затяжку, схватил кальян и потащил его к бару, где уже подготовили место, явно понимая, что таким клиентам не стоит отказывать в небольшой слабости. Ада радостно выхватила мундштук из его рук и тут же выпустила облако сизого дыма.

– Может, ты и прав, боль чуть притупляется, когда думаешь медленнее.

– Ты сомневалась? – придвинулся он ближе, подав бармену знак налить.

– Сложно доверять тому, кого совсем не знаешь.

– Давай расскажу что-нибудь. Что ты хочешь знать?

– Почему ты оставил попытки, Саш? С той девушкой. Льё рассказывал…

– Ах, это… – он опустил взгляд, стараясь собраться с мыслями. Воспоминания о прошлом всё ещё больно резали сердце и терзали душу, стоило только выпустить их наружу. – Так лучше для неё. Я бы не хотел, чтобы она жила как я, мотаясь по свету, без постоянного пристанища… Ну и… Она – человек. Вполне могла стать разменной монетой. Ада. Не тебе объяснять, что экзистенциалист и человек – не пара.

– Да… Как сущность и Феникс. Саша?

– М?

Она чуть привстала, набрав в грудь побольше дыма, и прислонилась лбом ко лбу экзистенциалиста, медленно выдыхая ему в лицо. Её рука мягко скользила по чёрным волосам, спускаясь к шее и ложась на плечо.

– Обещай мне…

– Что?

– Что не оставишь меня. Ни под каким предлогом. Что пойдёшь до самого конца. Либо убьёшь меня, если я не справлюсь.

– Не могу.

– Почему?

Саша схватил её за талию и резко притянул к себе, оказавшись слишком близко, чувствуя как бьётся горячее сердце Феникса, как тяжело вздымается грудь и как горит тело.

– Потому что частичка должна жить, – шепнул он, касаясь губами уха Ады, рукой прижав голову к себе.

Она тяжело выдохнула ему в шею и обмякла, требуя быть обнятой. Что, собственно, Саша и сделал: крепко обнял её, усадив к себе на колени и позволил улечься на плечо. Они курили кальян, подавая друг другу красивый, тёмного дерева, мундштук, и запивая сладкий дым терпкими шотами до тех пор, пока администратор не сообщил, что заведение скоро закрывается. Тогда, расплатившись и оставив щедрые чаевые, все трое вышли на пустую ночную улицу.

Ада отказалась садиться в машину или вызывать такси, да и Саша был не против прогуляться. И только Майя осталась недовольна. Весь вечер экзистенциалист ловил её косые взгляды, теряясь в догадках. Он всё больше утверждался в том, что волонтёрша – слабое звено в их компании, но никак не мог придумать способ, как склонить эту упрямую “серую мышь” на сторону Ады. Трудно будет строить планы мести или сражаться с Марселем и его сподвижниками, если за спиной будет стоять мрачная Майя.

Необходимость поддерживать блоки, чрезмерное количество алкоголя и общая усталость давили на Сашу, поэтому, когда он оказался в гостиничном номере, то с размаху рухнул на диван и почти тут же крепко заснул, оставив женщин одних. В густой темноте сна ему виделся сгорающий Льётольв и рассеивающийся в утренней дымке Денеб, а сквозь весь этот экзистенциальный ужас – перепуганное лицо Марселя. Таким он никогда его не видел, да и больше не хотел видеть. То, что случилось, – беспрецедентно, вопиюще жутко, и кошмар, происходящий во сне, перестал Саше казаться сном, вынуждая его метаться по дивану в поисках спасения.

Открыв глаза, он стёр с лица пот и сел. В номере было темно и душно, а ещё – тихо. Майя спала здесь же, свернувшись калачиком в кресле, дверь в спальню – заперта. Расстегивая рубашку, совершенно мокрую от пота, Саша, не издав ни одного лишнего звука, подобрался к соседней комнате, медленно нажал на дверную ручку и вошёл.

Дым. Всё пространство занимал серый пепельный дым, тягучий, медленный, заворачивающийся причудливыми узорами, плывущий сквозь время, поднимающийся и опускающийся. Он скрывал всё: и выкрашенные в бежевый цвет стены номера, и большой пейзаж, украшавший пролет между окном и дверью, даже слабый лунный свет терялся в нём, рассеиваясь на широкие дымные полосы. Ада лежала на кровати в нижнем белье и распахнутой рубашке. В руках её, как изящная кисть, лежал мундштук с сигаретой, от которой тянулась тонкая смурая струйка.

Саша прикрыл дверь, опёрся на стену, продолжая расстегивать пуговицы и в этот момент понял, что не так.

– Где ты взяла его?

– Мундштук? – уточнила Ада, хотя это было очевидно. – Нашла в твоих вещах.

– Что ты искала?

– Сигареты.

– И сколько ты уже?

– Почти все запасы.

– Плохо не станет?

– Хуже чем есть – нет.

– И зачем…

Ада не ответила, только глубоко затянулась, чуть задержала дым внутри лёгких и медленно выпустила его через рот. Просто открыла его и ждала, пока всё не произойдет само собой. Саша понимал её состояние, сам переживший не одну тяжёлую потерю. Но лишения этой женщины казались ему во сто крат больнее, чем собственные. И сейчас, всё ещё израненная, лежащая на постели в полнейшем изнеможении, истерзанная горестными мыслями, она виделась ему трогательной,беззащитной и возмутительно красивой, а вместе с тем – бессовестно вульгарной и жестокой. В первую очередь по отношению к себе. Он подошёл к ней и лёг рядом. Ада протянула ему пачку сигарет и зажигалку. Саша прикурил.

– Т-с-с, – она приложила ладонь к его губам. – Не выдыхай резко.

Послушно выпустив дым как можно более осторожно, он поднял взгляд к потолку.

– Смотри, – продолжала Ада. – Видишь? Какие изящные линии, как змеи в водовороте. Когда Фениксы поджигают что-то, дым не такой красивый. Как-то Льё искажал реальность с этим мундштуком в руках. И это было невероятно… Он был невероятным. Когда я прикасалась к нему, у меня дрожали руки… – произносила она фразы, перескакивая с одного на другое.

– Дым больше похож на сущностей, когда они выходят из тени, – шепнул Саша, с интересом слушая Аду. Он и представить не мог, насколько глубокими были чувства между его товарищем и Фениксом.

– Не хватает сверкающих огоньков…

– Это не обязательно. Просто Ден был огнем, поэтому…

– Он всё ещё есть.

– Чем дольше ты будешь обманывать себя, тем хуже.

– Ты же видел!

– Без тела, Ада… Может пройти лет десять, а может – все пятьдесят. И без экзистенциалиста… Ты просто не доживёшь.

– Нужно достать частичку.

– Что? – Саша в удивлении перестал курить и повернулся к Аде. Она лежала всё с тем же выражением лица, что и пятью минутами раньше.

– Если я собираюсь мстить, а я собираюсь, то она может погибнуть со мной. Этого нельзя допустить.

– А вне тебя разве она сможет жить?

– Заодно и узнаем.

– Как ты себе это представляешь? Как достать её?

– Вынуть сердце? – Феникс повернулась к нему и хищно улыбнулась, отчего у Саши побежали мурашки. Её взгляд был безумным, решительным и хладнокровным.

– Мы не будем этого делать, Ада. Найдем такой способ мести, чтобы ты точно осталась жива.

– Да какой смысл? Умру я раньше или позже – не имеет значения, если частичка останется внутри, она умрёт вместе со мной. Значит, её нужно извлечь.

– А если она не готова? Даже дети не рождаются сразу, – попытался воззвать к разуму Саша.

– Подождём тогда… Совсем немного подождём… Саш… – она положила горячую ладонь на его щёку, сквозь темноту всматриваясь в чёрные глаза, скользнула взглядом к губам, а рукой – к шее и ниже. – Ты напоминаешь мне его…

– Ада. Не надо, – шепнул он, хотя сам чувствовал тугой комок эмоций, сдавивший грудь. Всё тело превратилось в упругую пружину, ждущую крошечного триггера, чтобы разжаться, выпустив энергию наружу.

– Ты ведь не оставишь меня? – она отбросила сигарету, и ловко вырвав из руки Саши вторую, затушила её, сжав в ладони. – Обещай.

– Я экзистенциалист… – повинуясь огненной настойчивости, он чуть притянул её к себе.

– А я Феникс. И что? – лицо Ады сало ближе, обжигая дыханием. Каждое слово грозилось добраться до губ Саши раньше, чем прозвучать.

– Ты пара сущности.

– А ещё приёмник и усилитель… И просто Ада.

Саша не успел ничего сказать и понять, как её имя проникло к нему в рот вместе с дыханием Феникса. Она целовала его, безудержно и чересчур страстно, и он не мог сопротивляться. В ней было слишком много жара, слишком много чувств, которые требовали полного поглощения, телесной и душевной отдачи, засасывали как болото, тянули на дно бездумных, животных удовольствий.

Ада ловко сняла с него рубашку. Руки Саши чувствовали тугую повязку на боку Феникса и другие шрамы. Она дрожала всем телом, покрываясь мелкими капельками пота, от неё пахло дымом, тревожно и многообещающе. Настоящий дурман с нотками благовоний. Похоже, Феникс не собиралась останавливаться на поцелуях, она требовала продолжения, властно и настойчиво. Не давая Саше опомниться, стянула брюки и с силой перевернула его на себя, обхватив ногами.

– Ада… Может не надо? – попытался вернуть себе разум он, тем не менее с маниакальным желанием прикосновений, подхватывая её под спину и продолжая ласки. – Это глупо.

– Не хочешь меня? – с придыханием шепнула она ему на ухо, чуть прихватывая мочку губами, спускаясь к шее, заставляя поддаваться стремлениям тела.

– Не хочу.

– Врёшь.

– Ада!

– Саш, я сейчас умру, если ты не позволишь мне… – она тяжело вздохнула, слишком тяжело, задыхаясь прокуренным воздухом, запертым в комнате.

– Разве именно я тебе нужен? – тихо ответил Саша, бережно снимая с неё рубашку и расстегивая бюстгальтер, мучительно представляя вид обнаженного тела.

– Экзистенциалист! – простонала Ада, наслаждаясь элегантными и нежными поцелуями, покрывающими её грудь.

– Не могу я так, – отрывисто шепнул он, увлекаемый Фениксом в подушки.

– И я…

Она не давала ему передышки, удушая поцелуями и откровенными телесными намёками. Саше казалось, что дым стал гуще, а тело Ады горячее. Прикасаться к ней было страшно и иногда больно, но он не мог остановиться. Понимал, что должен прекратить и продолжал скользить ладонями по влажному телу, повинуясь требованиям Феникса. А она теснила его руки ниже, заигрывая так откровенно и развязно, что заставляла просыпаться самые тёмные и извращенные фантазии.

– Я же знаю, каким ты можешь быть… – прохрипела Ада, растягивая слова от удовольствия, пытаясь параллельно избавить Сашу от остатков одежды.

– Откуда тебе знать, – еле слышно ответил он, из последних сил сдерживая свои необузданные желания, стараясь ограничиться в ласках только руками.

– Такой как ты не может быть другим, – она вдруг резко схватила его руками и ногами, повалив на себя. – Саша! Ну сделай же это! Прошу тебя! Сделай так, чтобы я рыдала, чтобы умоляла остановиться. Пожалуйста. Мне нужно забыться.

– Это не поможет, Ада… Ты себе потом не простишь. Да и я тоже, – проговорил он, зная, что они оба уже заключили сделку с совестью и получили молчаливое одобрение от тех, кого здесь нет. – Ты ни в чём не виновата… Наказание не нужно… Прости себя.

Она помотала головой, отказываясь от чего-то, только ей известного. Саше казалось, что она не слышит ни его, ни себя, ни безмолвного присутствия Денеба. Именно сущность пыталась создать Ада, заполняя комнату дымом, накачивая себя никотином до помутнения рассудка. Чувствовал ли он что-то по отношению к Фениксу? Кроме сумасшедшего желания обладать этим телом? Нет. Но прекрасно понимал, что иначе никак. Здесь и сейчас либо он сделает то, что ей так необходимо, либо… Медленная смерть для двоих.

– Не нужно умолять меня, это – не наказание. Это – лекарство, – шепнул Саша, сдаваясь.

Феникс закусила губу и впилась дрожащими руками в его спину, утопая в бесшумных горьких слезах. Саша вкладывал в каждое своё движение столько нежности и внимания, сколько мог, растягивая удовольствие, прислушиваясь к их общим реакциям. А когда понял, что этого уже недостаточно, дал волю небольшой части своей ненасытной мужской натуры, зажав рот Ады ладонью. Она всхлипывала под его натиском, хрипела и извивалась, но ни на мгновение не отстранилась, требуя больше, – всего его.

Перед глазами у Саши комната опасно поплыла, обещая скорый выход из тени. Ладони Ады пропускали статическое электричество, тем самым только сильнее подталкивая его к границе.

– Не выталкивай нас, ты что? – шепнул он, чуть отпуская её.

– Это не опасно… – выдохнула Феникс дым.

– Горишь, Ада…

– Совсем не сгорю. Не останавливайся, ещё чуть-чуть.

– Я бы не…

– Саша, – прорычала она.

И в который раз за эту ночь, экзистенциалист сдался. Закопал все свои принципы, задушил совесть, выпустил на волю зверя под именем “безудержная страсть”. И этот зверь раздирал горячечное тело Ады в клочья и собирал его обратно, наслаждаясь отчаянными судорогами, сдавленными стонами и оборванными криками, ублажая себя сладкими страданиями изможденной плоти. Вспоминать о том, что происходило, будет страшно, но забыть – нельзя.

Дикими усилиями оставаясь в тени и сохраняя блоки, Саша сделал то, чего пять минут назад не собирался. Они оба напоили друг друга сумасшедшим удовольствием, абсолютно безумным и жестоким в своём неистовстве. Ада не могла рыдать, как хотела, а только задыхалась под тяжёлым телом экзистенциалиста, прижимавшим её к мокрой постели, каждую мышцу сводило отступающее наслаждение, сдавливая лёгкие и сердце. Саша не мог найти в себе силы, чтобы лечь рядом и, уткнувшись в плечо Феникса, считывал кожей напряжение дрожащего тела.

Поцелуй, ещё один, чуть легче, медленнее, отпускающий, дарующий свободу, беглый. Едва ощутимый, последний? Нет. Снова, изголодавшийся, пепельный. Кроткий.

Саша упал рядом с Адой, вслепую пытаясь нащупать где-нибудь сигареты.

– Курить…

– Держи, – Феникс с трудом отыскала пачку и прикурила для экзистенциалиста, осторожно вложив сигарету в его губы.

– Жёстко.

– Спасибо, Саш…

– Да ладно… Убить меня за это уже некому, а так… – он передал ей сигарету, взглянул на дымное облачко, и забрал обратно.

– Странно, что у тебя нет постоянной женщины. Нет ведь?

– Нет. А надо? – Саша чуть придвинулся к ней, осторожно поглаживая голую грудь и живот. Повязка промокла от крови. – Эй… Опять открылась…

– Забей, – Ада убрала его руку выше. – Ты такой… Вкусный мужчина… Странно, что один.

– А у кого из экзистенциалистов ты вообще постоянную подругу видела? – улыбнулся он.

– Льё пытался.

– Месяц-два. Это разве постоянство? Да и зачем? Если хочешь знать, у меня имеются замечательные девушки в буферах. Когда бываю там, навещаю их обязательно. А могу и не навещать. По настроению. Теперь-то точно не стану…

– Почему? – она чуть поластилась, выпрашивая объятий, и Саша не стал противиться, приютив Аду на своём плече.

– После тебя они все будут не такими интересными и возбуждающими.

– Фу, как некрасиво, – со смешком ответила Ада.

На краткое мгновение Саше показалось, что она действительно забылась, позволив сильнейшему Фениксу, знаменитой не только своей силой, но и безумными сексуальными похождениями, выйти на авансцену, спрятав Аду настоящую, горюющую, далеко-далеко, туда, где её не достанут воспоминания и образы реальности.

– Меня беспокоит твоя рана, – серьёзно сказал Саша, пытаясь повернуть разговор в другое русло.

– Не хочу об этом.

– Уверена, что всё нормально?

– Да.

– Ладно, – он затушил сигарету и бросил окурок на пол. – Нужно выспаться. Неизвестно, что день грядущий нам готовит, – буркнул экзистенциалист, поднимаясь, чтобы найти одежду.

– Ты куда?

– Спать же.

– И оставишь меня одну?

– Чего ты боишься?

– Воспоминаний, Саш.

– Я не смогу тебя от них защитить.

– Но я хотя бы не буду одна! Они невыносимы. Стоит только закрыть глаза, как я вижу огонь, всюду! А в нём – Льё, умирающий, молчаливый. Он горит и всё никак не может сгореть, а я стою и смотрю, потому что руки и ноги не шевелятся, даже не могу закричать. И если получается вынырнуть из этого ужаса, я слышу голос Дена, вижу, как он рассеивается, исчезает в пустоте, не оставляя мне ничего, кроме… Да ничего не оставляя! Раньше я думала, что никогда не смогу забыть то, что делал со мной Сёртун, но ошиблась. Те воспоминания – ничто по сравнению с болью, которая теперь во мне, вмурована в моё сердце.

Саша слушал её, наблюдая, как тревожно она сжимает свои пальцы, как пытается не смотреть ему в глаза, как нервно отбрасывает волосы с лица и часто-часто дышит. Искаженный, выжженный Феникс, переживший слишком много трагедий, Ада вполне могла реально сойти с ума или впасть в депрессию. По природе хрупкая психика огненного создания расшаталась до опасного состояния, и он уже жалел, что дал такую обидную слабину, позволив ей получить то, чем она привыкла заглушать боль. Это всё равно что вколоть наркоману обезболивающее с морфием. Да и метка, призванная сдерживать Аду, не работала больше так, как задумывал Денеб. И об этом Саша решил ей не напоминать.

– Хорошо. Эту ночь побуду с тобой. Ложись, – он увлек её на кровать и укрыл одеялом. Сам же поднялся, чтобы одеться и открыть окно.

– Что там с твоей сущностью?

– Не знаю. Ты не дала мне спокойно обдумать, что делать.

– А Майя?

– Что с ней? – Саша лёг рядом, подложив руки под голову, уже не чувствуя усталости. Вот, оказывается, каким может быть взаимодействие с Фениксом. Исцеляющим.

– Действительно будем таскать за собой?

– Пока да.

День Y. Якша.

Сквозь сон до Саши доносился приглушенный звук знакомой мелодии. Глаза открываться не хотели. Он сел в постели, спустив босые ноги на мягкий ковёр, нащупав там ночной окурок.

Телефон.

Выругавшись, экзистенциалист резко вскочил, запутался в одеяле и своих же брюках, валяющихся на полу. Еле освободившись, выбежал в гостиную, столкнувшись взглядом с удивленной Майей. Телефон замолчал, но тут же зазвонил снова. Саша метался по комнате в поисках, пока не обнаружил его на диване под подушкой.

– Да! – крикнул он в трубку.

– И тебе не хворать, – раздался тягучий голос Якши.

– Идиот! Где ты пропадаешь?

– Как где? Прячусь, блин. После твоего финта с Фениксом пришлось не возвращаться в буфер, как планировал.

– Ладно, хрен с тобой, – прошипел Саша. – Где ты сейчас?

– У тебя под боком почти. Из Новосиба утром примчался. Обходные пути, все дела…

– Отлично. Сейчас скину адрес. И захвати еды, не хочу выходить из номера.

– Что так?

– Устал! – гаркнул он, чувствуя предельную злость и необъяснимую ненависть ко всему вокруг.

Якша повесил трубку, Саша отправил ему сообщение и упал на диван. Майя всё это время внимательно следила за ним с выражением презрения и негодования на лице.

– Бесишь, – буркнул он. – Что не так?!

– Не понимаю я вас.

– Что?

– Вас, сущностей, так же верно говорить? Ты же не просто так ночевал вместе с ней, – Майя неопределенно кивнула в сторону спальни. – Да?

– Какое твоё дело вообще?

– Совсем недавно ты говорил в другом тоне со мной.

– Потому что ты не лезла не в своё дело.

– Пока я тут с вами, любое дело – моё! Пока вы продолжаете развлекаться, устраивая дикие игрища и попойки на костях так называемых друзей, я вынуждена всё это терпеть, боясь каждую минуту быть убитой.

– Да кому надо тебя убивать? – чуть улыбнулся Саша, ни капли не смущаясь своего внешнего вида и косых взглядов Майи. – У нас есть ещё несколько дней, прежде чем что-то начнёт происходить.

– Зачем вы с ней это устроили?

– Да что? – он уже готов был смеяться в голос, удивляясь такой ревностной настойчивости. – Или у тебя какие-то личные мотивы, что ты так дотошно пытаешься выяснить, что происходило ночью?

– Просто хочу понять.

– Не-е-е-т. Ты не просто хочешь понять, ты злишься. Ты ненавидишь Аду и продолжаешь ревновать Льё. Ты не понимаешь, чем не устроила его, тогда как Феникс значила для него слишком много. Ада в твоём понимании – беспринципная шлюха, давай называть вещи своими именами. Так что, я думаю, что тебе не хочется её понимать на самом деле, и меня – тоже. Тебе нужно доказать своё превосходство. Но знаешь, твои принципы – только в твоей голове, все остальные люди и не-люди им не должны подчиняться.

Майя покраснела и чуть не задохнулась от возмущения, она открывала рот, пытаясь что-то сказать, закрывала его, набирая в лёгкие ещё больше воздуха, чем забавляла Сашу, и наконец выдала:

– Но ведь… Льётольв был твоим товарищем. И Денеб. Они оба. Неужели ты хочешь занять их место рядом с ней? Тебе мало других женщин? У тебя нет семьи? Почему вы все не видите ничего противного в таких отношениях, как это вообще возможно…

– Я не интересуюсь женщинами. Во всяком случае в том смысле, который ты имеешь ввиду, – вполне серьёзно откликнулся Саша. Какой же глупой и наивной показалась ему Майя в этот момент, совершенно запутавшаяся в сложностях взаимоотношений и превратностях судьбы.

– Но Льё…

– Что Льё? Что он, что Ден, вели совершенно определённый образ жизни. Не вижу ничего плохого и тем более странного.

– Как же вы тогда появляетесь на свет? – свернула она в другую сторону, так и не поняв Сашу.

– Известно как. Рождаемся у обычных людей. Если что – я про экзистенциалистов говорю. С сущностями и Фениксами всё несколько иначе.

– То есть у тебя не может быть детей?

– Слушай, твои вопросы раздражающе глупые. При чем тут мои гипотетические дети?

– Ну а всё же? – настаивала Майя.

– Может быть я и могу стать отцом, не проверял, – рассмеялся Саша, но лицо его было сурово-непроницаемым. Он рассматривал небольшие ожоги на своём теле, которые не заметил сразу. Значит, ему не показалось, – прикосновения Ады действительно были слишком горячими. Они вполне могли бы оба сгореть.

– И тебя это не волнует? – уставилась на него “серая мышь”.

– Почему меня должно это волновать? Слушай, дорогуша, я живу так, как мне нравится. Сплю с тем, с кем хочу. Это может быть одна скромная милая девушка лет восемнадцати, или веселая компания из четырёх девчонок чуть помладше тебя, они могут быть официантками, скрипачками, моделями, да кем угодно. Мне хочется эмоций и чувственности – я их получаю. Моя семья – это моё сообщество. Моя цель – быть одним из лучших экзистенциалистов. Ради этого я живу. Понятно? Не ради детей, не ради секса и удовольствий, не ради выпивки и всего прочего. Только ради своей истинной цели. Если хочешь знать, Льё тоже жил по этим же принципам. Довёл их до абсолюта, потому и был самым сильным. И если бы не слабость в виде чувств к Аде и Дену, – до сих пор был бы жив.

Дверь спальни открылась, и в гостиную вышла взлохмаченная, заспанная Ада, завёрнутая в одеяло. Выглядела она снова неважно и тяжело опустилась рядом с Сашей, подобрав ноги под себя и уцепившись за экзистенциалиста.

– Доброе утро, – прохрипела она. Откашлялась и продолжила тихо, – новости?

– Якша едет.

– Живой, значит.

– Конечно, – сдержанно улыбнулся Саша. – Ты как?

– Да вот, – она показала ему свои ладони, покрытые волдырями от ожогов. – Страшный сон.

– Я же ушёл от тебя десять минут назад…

– А разве огню много надо? – Ада снова спрятала ладони и вздохнула.

– Если ты не восстановишься хотя бы частично дня через два, нам придётся туго.

– Вы что, всё же собираетесь драться? – встряла Майя.

– Не исключено, сколько раз повторять, – пожал плечами экзистенциалист.

– А этот Якша, он кто?

– Моя сущность, кто ж ещё. Посмотрим, что расскажет. Но лишнего при нём не говорите, нет у меня пока что никакого доверия к нему. Кто знает, что задумал Марсель и насколько далеко зашёл в своих планах Сёртун, когда ещё был жив. Любой может оказаться предателем.

– Мне плохо, – шепнула Ада и метеором убежала в ванную, оставляя за собой лёгкий запах выжженной земли.

– Что с ней? – Майя проследила взглядом за Фениксом.

– Кошмары. И мои слабые блоки.

– А как же?. .

– Ты опять?!

– Да! А как же то, что было ночью?

– Ещё раз ты задашь мне или, не дай Бог, Аде этот идиотский вопрос… – Саша поднялся и навис над ней. – Не просто искажу, а убью. Ясно? Если твой извращенный моралью мозг требует знать, что происходило, могла бы и подсмотреть. Может заслужила бы звание не серой мыши, а вуайеристки. Хочешь знать? – он приблизился к лицу Майи почти вплотную, сверкая чёрными глазами и заслоняя волосами свет. – Хочешь?! – она испуганно кивнула. – Представь свои самые смелые и отвратительные сексуальные фантазии. Умножь на десять. И посиди тут, помолчи.

Он резко отстранился и ушёл в спальню, хлопнув дверью так, что Майя подскочила в кресле и сжалась от ужаса. Сашу поглощала неведомая до этого момента злость на весь мир: на людей с их откровенной слепотой и глупыми принципами, на сообщества Фениксов и экзистенциалистов за бесконечное соперничество и отстранённость, на Якшу, в конце концов, который всё никак не появлялся. И на Майю. На неё он злился больше всех: преподносила она себя как милую и добрую девушку, с верными жизненными ориентирами и вроде как задетую безвременной кончиной Льё, а на самом деле её пожирала страшная ядовитая зависть, которая не позволяла сочувствовать и сопереживать. Из любого действия она вычленяла то, что могло позволить ей тешить свои отвратительные чувства ещё больше. Она не хотела испытывать боль потери, она хотела лишь жалеть себя. А именно этого Саша в людях не переносил больше всего.

Комната хранила следы прошедшей ночи, и он невольно улыбнулся царящему бардаку и пропитавшему всё вокруг запаху дыма. Фениксы – настоящая и единственная слабость экзистенциалистов. Соблазн, которому невозможно не поддаться. Необъяснимо, зачастую аморально и безумно, но… Один раз попробовав, отказаться уже не получится. Гибельный путь. Путь, на который следом за Льё ступил и он, Саша. Хотя Льётольв любил Аду, а это совершенно другая история, более сложная и тяжелая, наложившаяся на естественную природную тягу, на проклятие экзистенциалистов.

Всё же падение в пропасть, которое Саша предчувствовал ещё полгода назад, продолжалось. Оно не остановилось со смертью Сёртуна – главного врага, и смерть Льё тоже не смогла уменьшить скорость. Теперь сильнейший и самый уязвимый в сообществе – Саша. Но на пару с Якшей ему не справиться, даже вместе с Адой. Его разум поспешно искал выходы, лазейки, что-то такое, о чем никто никогда бы не подумал. А руки надевали рубашку на обожжённое тело, не справляясь с пуговицами, поднимали окурки и одежду.

Мундштук.

Саша подхватил его, держа на манер кисти, и тяжелый вздох вырвался из груди. В дверь постучали, в щели появилась голова Майи.

– К нам кто-то пришёл, – шепнула она.

– Иду.

В ванной все ещё шумела вода, а за входной дверью обнаружился Якша с пакетами. Одетый, как и всегда, с иголочки – в черную косуху не по погоде, обтягивающие джинсы с поперечными нашивками на коленях и черную футболку с кричащей белой надписью “FUCK”. Длинные белые волнистые волосы распущены, что частенько Сашу раздражало.

– Привет, господа хорошие, – бросил Якша, проходя в номер и позволяя товарищу закрыть за ним дверь. – Еды вам принёс. Кофе и прочая ерунда.

Он протянул Саше пакеты, скинул куртку и не разуваясь устроился в гостиной на кресле, которое до этого занимала Майя.

– А чего вы мрачные такие? Ярослав, – протянул он руку Майе, перегибаясь через журнальный столик. Она как раз усаживалась во второе кресло, мрачно посматривая на гостя.

– Майя, – откликнулась “серая мышь”.

– А… Наслышан-наслышан. Феникс тут? – обратился Якша к Саше.

– В душе. Выйдет, тогда и поговорим серьёзно, обо всём сразу, – экзистенциалист взял стакан с кофе и вернулся на диван.

– Плохо выглядишь, Саш.

– Посмотрел бы я на тебя после всего этого дурдома.

– Мне, знаешь ли, тоже досталось, – отмахнулся Якша. – Никто ж не думал, что ты вместо того, чтобы увезти Аду в буфер, тупо сбежишь с ней. Повезло, что я далеко был.

Тихо скрипнула дверь, все посмотрели в сторону ванной. Ада выходила медленно, завёрнутая в полотенце, всё такая же бледная, но с решительным лицом. Она бросила суровый взгляд на Якшу и забралась на диван рядом с Сашей, передавшим ей свой стакан с кофе.

– Приветствую, Феникс, – стушевался он.

– Здравствуй, essentia, – строго отозвалась Ада. – Рассказывай.

– Тебе лучше? Как рана? – шепнул Саша, пока сущность шуршала пакетами, прежде чем заговорить.

– Не знаю. Сам потом посмотришь, – откликнулась Ада и подобралась ещё ближе.

– У тебя жар.

– Да.

– Это плохо.

– Плевать.

– Вы о чём там? – окликнул их Якша, закидывая в рот снеки.

– Говори давай, нечего тут, – осадил его Саша.

– Ну а чего говорить? Мне предъявили сразу, как только разобрались, что ты сбежал. А я что? Меня в Ярославле и близко не было, о твоих планах я ничего не знал. Так и сказал Марселю. После уже от тебя сообщение пришло. Я чуток занят был, – неоднозначная полуулыбка пробежала по его лицу.

– Почему не отвечал?

– Телефон посеял. Ты чё, не видел, я тебе с другого номера звонил.

– Возможно… Не суть. Так что Марсель?

– Да бешеный просто. Сначала паниковал: они же всех угробили, на кого он рассчитывал! И ты предал. Кстати, поздравляю, ты официально объявлен преступником и заочно изгнан из сообщества. Так что если кто-нибудь узнает, что я с тобой встречался, то мне тоже придётся того… – он чуть помолчал. – Хотя так и так придётся. Я ж твоя сущность.

– Ты готов? – Саша старался рассмотреть даже мелкие движения и взгляды Якши, чтобы понять, насколько он честен и не ведёт ли двойную игру. С него сталось бы, просто из-за обычного страха. Он вдруг будто забыл, что сам не так давно корил себя и за трусость и за решительное предательство сообщества в пользу Льё.

Пока Якша тянул с ответом, потягивая кофе и оглядывая присутствующих, Ада пробралась под руку Саши, чтобы он её обнял, и сильнее сжалась. Им было жарко из-за её горячего тела, а экзистенциалисту – тревожно. Никогда он не видел, чтобы Фениксам было настолько плохо и так долго по времени. С ней происходило нечто странное и явно нехорошее.

– Готов, что уж… У вас, как я вижу, тоже что-то интересное произошло?

– У Фениксов в сообществе какие настроения? Арма? – Саша проигнорировал вопрос Якши, не желая тому ничего объяснять, пока сам не разобрался до конца.

– Арма… Та ещё старуха. Безумная. Обвинила Марселя в попрании устоев нашего общества, раскопала инфу про его убитую сущность, в общем… Грядёт масштабное противостояние. Вот только рядовые не хотят идти за своими командирами. Позиция наблюдателя нынче считается в сообществах самой безопасной, ну кроме отшибленных на голову Фениксов и некоторых экзистенциалистов. А самое забавное, – он рассмеялся, но Саша обратил внимание, как крепко при этом руки сжали стаканчик с кофе, – и та и другая сторона хочет раздобыть Аду. Говорят, она совершенно особенная из-за пары с Денебом. И тебя, Саш, тоже все хотят. Вы теперь сильнейшие. А если ещё и объединитесь, что, видимо, уже произошло, то всем остальным крышка. Никто не хочет умирать…

– Ожидаемо, – резюмировал Саша.

– И это всё?

– Audi, multa, loquere pauca (Слушай много, говори мало (лат.)). А что ещё ты от меня ждал? Ада ранена, восстанавливается тяжело. Я без твоей поддержки в пекло лезть тоже не могу. Тем более с нами человек и больше никого. По сути, боевая единица у нас одна – я. Принимать ничью сторону не собираюсь, кроме справедливости. Вот за неё и буду сражаться. Только сначала вылечу Феникса.

– Так что, плана нет?

– Нет.

Майя, до этого молча слушавшая разговор и искоса поглядывающая на Аду, отставила стакан и с вызовом бросила Саше:

– Ты всех нас подвёл под монастырь.

– Хочешь сказать, что я сделал что-то не так?

– Конечно! С какого перепугу ты бросился увозить Аду, спасать её и, как я теперь понимаю, предал своих? И меня прихватил!

– Мы кажется говорили об этом? Хочешь попасть в лапы Марселю? Пожалуйста! Вали! Прямо сейчас собирай свои манатки и чеши отсюда. Пусть он вытрясет из тебя всю личность, препарирует её, отыщет хоть что-нибудь полезное. Это даст нам время. Давай! Пошла вон! – сорвался Саша, не узнавая себя. Майя испуганно притихла и вжалась в кресло.

– Красава, – хохотнул Якша. – Где растерял экзистенциальную интеллигентность?

– Тогда, на набережной. Когда отбивался от Магнуса.

– Давненько. Хорошо ж тебя тогда братец Льё отделал.

– Скорее наоборот, – буркнул Саша, стараясь успокоиться.

– Брата Льё звали Магнус? – подала голос Ада.

– Да, потому он и носил двойное имя. В память…

– Мы что-то делаем не так, – монотонно продолжила она. – История бесконечно повторяется, словно мы ходим по кругу, попали в какую-то временную петлю. Раз за разом проходим одинаковые события, только зовут нас каждый раз по-новому. Нужно разорвать этот круг, Саш. Ты сильный. Ты истинный экзистенциалист! Придумай что-нибудь!

– Без тебя я не справлюсь, Ада.

– Давайте решать, а? Я так не могу, мне нужна определенность, – взмолился Якша, уничтожая вторую пачку снеков.

– До вечера останемся здесь. Феникса не трогаем, ей нужен покой. На вас, – Саша указал на свою сущность и Майю, – провизия в дорогу, смена одежды, лекарства. Всё, что, может понадобиться. В ночь будем выезжать.

– Куда?

– В сторону буфера.

День Z. Ада.

Проводив Якшу с Майей, Саша занялся приготовлениями к отъезду: в первую очередь закрыл счёт за гостиничные номера, привёл себя в порядок, пока Ада спала. Во всяком случае, он старался верить в это. Новостная лента соцсетей и мессенджеры были подозрительно пустыми и привычно-обыденными. Никаких намеков на движения внутри сообществ. Либо затишье перед бурей, либо великолепная массовая маскировка. Ему бы сейчас не помешал хороший дружеский совет, какие бывало давал Льётольв.

Саше всё казалось, что лучший из лучших просто сдался. Не захотел продолжать жить так, как жил. Может, он даже искал смерти, чувствуя в ней освобождение. Только зачем утащил за собой Денеба, если знал, что по-другому не получится? Обрек Аду на вечные мучения, боль и вину. Льё был эгоистичным, самовлюбленным, но не до такой степени, чтобы настолько жестоко обойтись с любимой женщиной. Значит, всё произошло случайно. Да и кто мог ожидать, что Марсель с Сёртуном зашли так далеко?

Феникс тихо простонала что-то во сне, и Саша подобрался к ней, осторожно приложив ладонь ко лбу. Жар не спадал.

– Ада?…

В ответ тишина.

– Адочка? – шепнул он, приблизившись к её лицу.

Она открыла глаза и долго смотрела на Сашу, будто бы пыталась собрать его образ из осколков, искала в своей памяти.

– Саша?

– У тебя что-нибудь болит? – с незнакомой ему нежностью, он провёл рукой по влажным волосам Ады, борясь с желанием прикоснуться к губам. – Ты стонала во сне.

– Мне нужен обмен, Саш. Я слишком слаба. Мне нужен Ден.

– Его нет, ты же знаешь… Что за обмен?

– Когда я не справлялась с собой, когда убивала себя, Денеб окутывал меня туманом, дарил то холод, то тепло. Он успокаивал. Только он. Был и ещё способ, быстрый, грубый, но… – Ада села, вцепившись в руки Саши до побелевших костяшек. – Как без него?

– Я не понимаю, как это работало.

– Они оба знали.

– Их нет! Слышишь? Нам нужно что-то другое. Частичка ведь тоже сущность? – Саша заглянул в глаза Фениксу снизу вверх, почти уложив голову ей на колени. – Обратись к ней.

– Она слаба. Маленькая. И Ден так далеко.

– Ты же слышала его тогда, в деревне? Да? Попробуй, выйди из тени, позови.

– Будапешт.

Ада вдруг застыла, отпустив Сашины руки, и перестала дышать. Всего несколько секунд, но такие долгие, что экзистенциалист испугался. Он поднялся, обхватил голову Феникса и поднял к себе.

– Что там?

– Льё! Он ведь смог восстановить моё крыло, вернее, ускорить восстановление! Он просто нарисовал! Меня, а потом себя рядом. Вокруг – огонь. И я одна, с крылом. С новым. Большим! Саша!

– Нет, – он помотал головой. – Я не художник.

– Тогда как? Как ты работаешь?

– Музыка, Ада… Звуки.

– Не понимаю.

– Это сложно. Сложнее, чем рисунки Льё. Suum cuique.

– Попробуй… Пожалуйста.

– Адочка… – он всё же увлек её в свои объятия, в который раз поддаваясь желанию чувствовать Феникса так близко, как это возможно. – Он любил тебя. Поэтому всё получилось. Он был идеальным. И у него была такая же сущность.

– А Якша?

– Он предатель.

– Как ты узнал?

– Заглянул в голову. Он слишком нервничал. Ел то, что никогда не ест. В курсе состояния Марселя и Армы, при этом говорит, что в сообществах все притихли. Тогда откуда информация? С кем он успел пообщаться? Явно не из рядовых. Кто бы стал говорить с сущностью предателя? И как его спокойно отпустили после задания?

– Нас ведь тоже отпустили.

– Знали, что я должен был забрать тебя в случае того исхода, который и случился. Иначе бы не вышло. Они доверяли мне, поэтому ничего не заподозрили.

– Ты ведь догадывался, да? Что всё так? – Ада в бессилии утянула Сашу на диван, улеглась к нему на колени и внимательно посмотрела в глаза.

– Конечно.

– И пустил его?

– Чтобы убедиться. И усыпить бдительность.

– Расскажи, что задумал.

– Мне нужно твоё согласие, Феникс.

– Да.

– Я ведь ещё не озвучил предложение.

– Плевать, что ты хотел предложить. Я согласна, если это поможет мне отомстить.

– Моя идея слишком рискованная.

– Ну?

– Ты знаешь, как экзистенциалист и сущность становятся рабочей парой?

– Нет.

– У каждой пары, конечно, своя история. Универсальных методов нет. Всё решается в зависимости от личных особенностей экзистенциалиста и сущности. Ошибки случаются. Так что… Не всегда это красиво и волшебно, как хотелось бы. Когда я был ещё совсем мальчишкой, как и Якша, мы учились в спецшколе. Для таких, как мы. Не знаю, как заведено у Фениксов, у нас же классы были смешанными, поскольку возраст не влияет на установление особой связи. Учителя присматривались к нашему взаимодействию, проверяли границы и объемы силы. Уже позже оказалось… – Саша чуть помолчал, невольно вспоминая те далекие времена, товарищей, с которыми теперь оказался врагами.

– Что оказалось? – Ада замерла, слушая его, и теперь требовала продолжения, теребя пуговицу на расстегнутой рубашке экзистенциалиста.

– А… Что мы со Льё по силе совершенно одинаковы. Вот такая ирония. Только он был гораздо более сообразительным, честным и целеустремленным, чем я. Трудолюбивым даже. Он уже тогда мог бы совершенно спокойно считаться истинным. Меня же всегда губила мелочность и трусость. Да и дружил я крепко и близко… Ни с кем. А у Льётольва был Денеб. Уже тогда, хотя и…

– Знаю. Он должен был стать сущностью той девочки, да? Которая потом умерла.

– Да… Они говорили тебе?

Ада только кивнула и отвернулась, уткнувшись в его живот.

– Так вот я и остался без сущности. Чтобы раскрыть потенциал экзистенциалиста полностью, нужна резонирующая essentia, схожая по многим пунктам. Мне же все подходили только наполовину. Я долго ждал, дольше, чем следовало бы. Пока не появился Якша. Дурак дураком, но от природы вполне себе одаренный. Не Денеб, конечно. Но лучше, чем все прочие. Из-за того, что совпадение не было идеальным, провалилось три попытки нашего объединения. Тогда кто-то предложил, скорее в шутку, чем серьёзно, попробовать что-то вроде переливания крови. Прямые инъекции.

– То есть, берут у тебя и переливают ему? И обратно?

– Ага. Два шприца, одномоментно. Только это сработало плохо. Поэтому пришлось… Пить.

– Кровь?

– Ага. Чтобы отторжения не было. Сначала выпить, потом вколоть. Снова выпить, снова вколоть.

– Это бред какой-то…

– Зато получилось. С Деном было бы проще.

– А ты знаешь, как они стали?

– Только догадываюсь. Слухи ходили. Сами они не рассказывали. Ибо после повторяли в более сложных комбинациях. Условно это выглядело так, будто бы Льё вливали вместо крови Денеба.

– Господи… К чему ты мне это рассказал? Не просто так ведь, да?

– Да. В тебе есть частичка Дена. Значит, ты на какой-то процент – сущность. У вас с ним происходил обмен, как ты говоришь. Значит, есть резистентность. Мы могли бы попробовать стать частично рабочей парой. И убрать Якшу. Связались бы друг с другом для усиления и поддержки. М?

– Сказала же, согласна.

– И не страшно? Неизвестно, каким будет результат. Мы и умереть можем.

– Смерти я уже не боюсь.

– Тогда по рукам?

– Да.

– Вот же ты… Феникс, – с нескрываемым восхищением прошептал Саша. – Познакомься мы чуть раньше…

– Устроили бы секс-марафон, не более, – усмехнулась Ада в ответ.

– Твоя дорогая серая мышь вообще этого не понимает, кстати. Для неё всё, что в постели происходит – таинство какое-то, чуть ли не священное. А ты вот так просто говоришь…

– И делаю. Если хочу, – она ухватила его за шею и притянула к себе, легко коснувшись губ.

– И всё же, Ада, я – не замена Дена и Льё.

– Но хотел бы?

– Не уверен. Проклятие экзистенциалистов, слышала? Просто не могу тебе отказать…

– Вот и не отказывай. Не влюбляйся только, – и словно в насмешку, она снова поцеловала его.

– Никогда, – шепнул Саша, безуспешно пытаясь совладать с собой. – Ты издеваешься.

– Каменный Саша, – рассмеялась Ада, ускользая из его рук.

– Будешь тут каменным, – он тяжело выдохнул. Тело, действительно, слишком сильно реагировало на Феникса, полностью игнорируя сигналы разума.

– Пойду переоденусь.

– Стой. Дай посмотрю, что у тебя с боком.

Ада молча вернулась к нему и без смущения сняла полотенце, откровенно наслаждаясь напряжением экзистенциалиста. Он же внимательно осмотрел рану, которую Феникс не перевязывала после душа, стараясь не прикасаться.

– Гораздо лучше, чем было.

– А говорил, что не можешь мне ничем помочь. Лжец.

– Это не я.

– Мне лучше знать, ты или нет.

С этими словами она бросила полотенце на пол и слегка пошатываясь удалилась в спальню, оставив Сашу наедине с мыслями и чувствами. Оставив его думать над будущим. Оно теперь зависело, пожалуй, от него одного. И права на ошибку не было. Чуть поразмыслив, он открыл карту в телефоне, нашёл ближайшую аптеку и принялся ждать, когда вернутся Якша с Майей. Проникнуть в буфер проще на общественном транспорте, но Ада не готова к такому путешествию. Значит, нужно максимально близко подойти к куполу на своей машине, а дальше прорываться тем же способом, что и вырвался Льё с компанией несколько дней назад. Без сущности этого не сделать, а Саше хотелось бы оставить его за пределами буфера. Пазл не желал складываться: то ли не хватало деталей, то ли руки были неумелыми.

Он попробовал представить Аду совершенно здоровую, без ран и ожогов, светящуюся невидимым светом, полыхающую ярким огнём, с невероятными крыльями Феникса. Может быть, это могло подействовать на её состояние? Только как? Льё рисовал. Ему было гораздо проще. С каким звуком ассоциировалась у Саши Ада? Треск поленьев в костре? Нет. Шум воды? Тем более нет. Когда он увидел её впервые? На суде. Она была собранная, чуть напуганная, но жутко злая при этом. Держалась за Льётольва и излучала столько огня, что чуть ли не искрила. Они оба тогда выглядели свободными, и звучали бы так же – легко, радостно и чуточку тревожно. Как какая-нибудь фортепианная пьеса, или ноктюрн.

Параллельно с размышлениями, Саша начал перебирать пальцами по подлокотнику, имитируя игру на фортепиано. Почти десять лет своей жизни он посвятил обучению, прекрасно владел не только этим инструментом, но в последнее время боялся подступиться. Слишком много тревожных воспоминаний. Откуда-то из глубин памяти, ещё с тех давних пор, когда он мечтал поступить в консерваторию, всплыла мелодия, написанная Листом. Вот она точно похожа на Аду: немного грустная, но изящная, со своим, особенным, настроением. Больше напоминающая яркую осень, когда ещё высокое, но холодное солнце, золотящее листву, сменяется порывистым дождём. Да, она именно такая: непостоянная, красивая, иногда холодная, иногда как бабье лето – внезапно нежная.

Саша растянулся на диване, позабыв о том, где он и кто он такой. Курить не хотелось, есть тоже. Даже недостаток сна не чувствовался. Феникс права, он – сильный, и если бы захотел чуть раньше, то занял бы место Мота запросто. Но в его картине мира должность Марселя принадлежала Льё. Вместе бы они составили отличное руководство сообщества. Может, удалось бы избежать нынешней ситуации.

– Дурак ты, Сашка… – пробормотал он себе под нос, и закрыл глаза.

Тишина. Аду не было слышно, сквозь плотно закрытые окна не доносилось никаких звуков, в коридоре за дверью никто не ходил. Пустота. Только билось экзистенциальное сердце, в ему одному известном ритме, выбивая свою собственную мелодию, которой подчиняется жизнь, желания и даже мысли. Саше вдруг захотелось ощутить под пальцами тяжесть чуть желтоватых костяных клавиш старого пианино, что стояло у него дома, в самой дальней комнате, оборудованной под библиотеку, а бабушкой пафосно называемой “музыкальный зал”. Она хотела увидеть единственного внука на большой сцене, но не дожила пару лет до его выпускного. Каждую субботу бабушка заваривала травяной чай, пекла бисквитный пирог с ягодами, покупала к нему мороженое, и просила Сашу играть ей старинные романсы, небольшие пьесы Чайковского, Прокофьева и Грига, арии из опер, названия которых она постоянно забывала. Наверное, после её ухода в нём что-то и надломилось. В двери стучалась взрослая жизнь, обязанности экзистенциалиста, и будущее, непохожее на то, что рисовали ему родители.

– Саш, – раздался тихий знакомый голос.

– Я тут, – ответил он едва слышно.

– Вижу… Что ты сделал? – ему показалось, что Ада опустилась рядом на пол.

– Ты слышала когда-нибудь фортепианные пьесы Ференца Листа?

Вместо ответа, он почувствовал, как прохладная ладонь Ады сжала его руку, а нежные губы едва коснулись её.

– В Вене…

Саша улыбнулся, не открывая глаз. Видеть сейчас Феникса было выше его сил. Слишком многое заставила она его вспомнить, снова почувствовать. И это ласковое прикосновение, сравнимое с поклонением, – пугало и холодило душу, вместе с тем наполняя её теплом.

– Думаю, из нас получится отличная пара.

– Я хочу, чтобы от Марселя не осталось и горстки пепла, Саш.

– Так и будет. Знаешь, – он сел, обхватив её ладони, осторожно перебирая тонкие пальцы, уже не покрытые ожогами, – мне не нужна власть, и я не стану занимать его место. Пусть всё будет по справедливости.

– Справедливая месть. Да.

– Да…

Нутром он чувствовал, как каждая минута, проведённая рядом с Адой, переворачивает его экзистенциальную сущность. Ему хватит недели, чтобы оказаться полностью в её власти, не влюбиться, нет, стать одержимым, привязанным, готовым сгореть заживо, но не отпустить. Значит, времени нет. Саша поднёс её ладони к губам и принялся целовать. Сначала каждый пальчик, добираясь до запястья, и обратно.

– Не сходи с ума…

– Поздно. Ты меня уже отравила. Собой.

– Я…

Что хотела сказать Ада, Саша так и не узнал. Входная дверь распахнулась, и в номер ворвались ссорящиеся Якша с Майей. В руках они несли несколько огромных пакетов, которые оказались брошенными в прихожей. Поспешно отпустив Феникса, экзистенциалист отошёл к окну, делая вид, что его мало интересует происходящее.

– Впервые вижу такого нудного человека! – возмущался Якша. – Ей же всё не так! Вода не такая, еда ерундовая. Да какая разница! Если это всё съедобно.

– Он не глядя брал с полок всё подряд! – отстаивала себя Майя.

– Я же брал нормальные продукты!

– Ты ценник видел?

– О Боже! Это мои деньги. Какого чёрта ты их считаешь вообще?

– Вы всё купили? – крикнул Саша.

– Да, – саркастически выдал Якша. – Не без труда. Будто мамонта добывали.

– Сигареты, – скомандовал экзистенциалист, протягивая руку в пустоту гостиной.

Якша замешкался, отыскивая в пакетах табак и тихо матерясь. Майя по-актерски демонстративно вздохнула и удалилась в ванную. Наконец-то сущности удалось найти сигареты, и пачка полетела прямиком в ладонь Саши вместе с зажигалкой. Он закурил, открывая окно, наслаждаясь горьким привкусом крепкого дыма.

– Позабористее ничего у тебя нет? – уточнил он.

– Ты ещё балуешься? – удивился Якша.

– Просто спрашиваю.

– Найдётся.

– Слежки не было или чего-то подозрительного на улице?

– Тишина.

– Тогда отдыхаем несколько часов. Можно спать, есть, что угодно. Но не выходить. Документы сдаём мне. Поедем до Москвы на машине, подберёмся настолько близко, насколько получится. Дальше будем пробиваться сквозь купол.

– Каким образом? – уточнил Якша.

– Мы выбирались на электричке, пробивали втроём. Еле удалось, – добавила Ада.

– Попробуем сделать иначе. Есть два варианта, – продолжал Саша, методично выпуская густой серый дым, и готовясь закурить следующую сигарету. – Первый. Добираемся по шоссе до купола, делаем брешь в этом же месте и торжественно въезжаем на машине в чудесный Московский буфер. Этот вариант самый простой. Перемещаться по городу удобнее будет, да и вообще… Не хотелось бы вмешивать людей в наши возможные разборки.

– А второй? – Якша достал упаковку с чипсами и закидывал по одному кусочку в рот, подбрасывая их высоко вверх.

– Менее приятный. Если поймем, что все входы перекрыты, то бросим машину на подъезде, сойдем с дороги, отойдем от шоссе максимально далеко. Пешком, конечно. Пробьем купол в неохраняемом месте. Соответственно, дальше придётся пользоваться или ногами или общественным транспортом.

– Второй вариант лучше, – резюмировала Ада.

– Почему? – удивилась сущность, пропуская кусочек засушенной картошки в соли мимо рта.

– Меньше шансов быть обнаруженными. Да и чтобы затеряться в Москве нужно слиться с обычными людьми. Так что давайте сразу действовать так. Неизвестно, получится ли у нас быстро разобраться с куполом. Лучше, чтоб не было свидетелей. А шоссе даже ночами забиты машинами.

– Логично.

– Логично, но твоё состояние, Ада, – Саша сурово глянул на неё и тут же отвернулся к окну, – нестабильно. Мне не хотелось бы оказаться в ситуации, когда тебя нужно срочно грузить в такси или тащить на себе.

– Всё будет нормально, – ответила Феникс, поднимаясь с пола, мимоходом бросив угрюмый взгляд на появившуюся в гостиной Майю. – Ты же рядом.

До поздних летних сумерек оставалось несколько часов. Наскоро перекусив в ресторане при гостинице, они погрузили пожитки в машину, стараясь разместиться для дальней дороги с удобствами.

– Ждите меня здесь, – бросил Саша. – Пять минут.

Не дожидаясь ответа, он стремительно удалился в сторону аптеки. На душе было тревожно. Как только вещи оказались уложены в багажник, Саша стал сомневаться в целесообразности возвращения в буфер, да и вообще борьбы. Если её проиграли Льё с Деном, сможет ли он что-то сделать? Один. Пусть даже с поддержкой Ады. И зачем это нужно? Ради какой великой цели? Разве у него когда-нибудь была цель? Нет. Только желание – просто жить. И сейчас ничто не мешало его осуществить, взять с собой Феникса и покинуть эту страну, добраться до самого далëкого, захудалого буфера или любого другого тихого городка. Купить дом, разбить сад, играть на старом пианино любимые пьесы, перестать рисковать своей жизнью, перестать видеть ужасы изгнания влияний, перестать быть марионеткой в руках сообщества. Быть в конце концов собой.

“Ада не согласится”, – подумал Саша, дëргая на себя тяжёлую дверь аптеки. Пахнуло прохладой и резким запахом лекарств.

– Добрый вечер, – поздоровался он с женщиной-провизором лет шестидесяти.

– Десять минут до закрытия, молодой человек, – довольно грубо ответила она.

– Я знаю. Долго вас не задержу. Одноразовые шприцы с иглами, пожалуйста, штук пятьдесят. Катетеры-бабочки… Канюли, знаете? Спиртовые салфетки. И какие-нибудь обезболивающие безрецептурные. Пачек десять, – улыбнулся Саша, понимая, что выглядит с такими запросами крайне подозрительно. Он мог бы залезть этой даме в голову и сделать так, чтобы она не задавала лишних вопросов, но не хотел. Экзистенциальная сила стала тяготить его довольно давно, последние года три, и избегание её стало почти привычкой.

– К чему вам столько? – недоверчиво сощурилась провизор.

– Я разве похож на наркомана? Вы же об этом подумали?

– Кто вас разберёт…

– Коллега после несчастного случая на работе нуждается в лечении. Она нежная женщина с тонкими венами. А в больницах… Вы и сами знаете, как плохо бывает с расходниками…

– Нехорошо врать. Особенно такому презентабельному мужчине.

– А я и не вру. Давайте скорее, до закрытия всего ничего.

Пока провизор гремела ящичками, Саша продолжал думать. Избавиться от Якши до прибытия в буфер проще и сложнее одновременно. К этому моменту они с Адой уже должны стать рабочей парой, чтобы он остался жив. Если же убить сущность раньше, то есть шанс не успеть провести все необходимые процедуры. И всё равно остается риск, что идея с кровью не сработает. В Москве у Якши будет в десять раз больше степеней свободы, чем сейчас, и огромная поддержка Марселя. С другой стороны, бои в густонаселённом городе масштабно вести никто не станет. Проще потянуть время.

Саша тряхнул волосами и расстегнул пару пуговиц на рубашке, которая неожиданно стала его душить.

– Ваша покупка. Платить картой будете? – сурово буркнула провизор.

– Наличными, – экзистенциалист бросил на прилавок сумму в два раза больше заявленной, лучезарно улыбнулся, схватив пакет и, уже разворачиваясь, добавил, – доброе дело сделали, милая. Хорошего вечера!

Небо стремительно теряло цвет, с восточной стороны отчаянно темнея, а с западной всё ещё подсвечиваясь невидимым солнцем. Сердце Саши наполнилось горечью. Наверное, что-то подобное ощущают все экзистенциалисты, когда добираются до определëнного возраста. Ни с чем несравнимая пустота, предвкушение трагического конца, который, в общем-то, неизбежен. И гложущее чувство никчëмности. Никто из людей не знает о деятельности сущностей, большинство даже не догадывается об их существовании. Безнадёжность. Вот что ощущал Саша. И притяжение к Фениксу. Губительное. Мучительное. Болезненное.

И сейчас, в сотне метров от неё, он чувствовал, как тело подрагивает, как напрягаются мышцы, готовые к решающему рывку, который приблизит экзистенциалиста к инквизиторскому костру. Ничего, совершенно ничего Саша не мог с собой поделать. И не хотел.

Он уже проделал половину пути к машине, как заметил цветочный магазин. Ему не пришлось выбирать: только чайные розы, только эти странные цветы ассоциировались с Адой, с теми чувствами, которые она вызывала. Самая большая роза очутилась в его руках и благополучно оказалась вручена нисколько не удивленному Фениксу.

– Ты знал?

– Наверное, – пожал плечами Саша, занимая водительское сиденье.

– Не очень понимаю, – начал было Якша, выглядывая из-за спинки.

– Такие же розы в тот вечер принесли Льё и Ден, – изумленно выдала Майя. – Это что, традиция?

– Они просто лучше всего подходят Фениксам, – заключил экзистенциалист, заводя машину. – Попрощайтесь с этим гостеприимным городом. Следующая большая остановка будет в Москве.

Из Кирова выехали быстро, ориентируясь на навигатор. Якша сразу погрузился в бесконечный скроллинг соцсетей, Майя отвернулась к окну. Ада, сидя на пассажирском сидении рядом с Сашей, методично и осторожно отворачивала лепестки розы один за другим, отрывала их и бросала в приоткрытое окно. Иногда ему казалось, что Феникс застряла в дне, когда всё и случилось, либо в паре суток до. Какая-то её часть отказывалась принимать смерть Льё и Денеба, всячески сопротивлялась. А другая, приняв это как неизбежное, стремилась вернуться к той Аде, которая существовала до того, как познакомилась с сущностью. Но там, в том прошлом, был жив Сёртун, заставляющий быть виноватой и бесконечно умолять о пощаде и наказании одновременно. Именно поэтому она то бросалась в объятия Саши, то отгораживалась от него. Именно поэтому сейчас Ада изредка вздрагивала, протягивая к нему ладони и тут же отдергивая их. Он был нужен ей и не нужен одновременно. И оба они будто выпили самый пьянящий и отравляющий коктейль из всех, которые только существуют.

– Музыку бы включил, – буркнул недовольный Якша спустя пару часов бесконечной монотонной езды.

– Какую?

– А что у нас есть?

– Мой обычный плейлист, – откликнулся Саша.

– О… Надеюсь без классики?

– В этой машине – без.

– Чем она тебе не угодила?

– Рабочая.

– Да ты зажрался, Александр! – хохотнул Якша, откидывая телефон назад к окну.

– Я просил меня так не называть, – напрягся Саша, ловя подозрительный взгляд Ады.

– Тормози, тогда, начальник, – продолжала веселиться сущность.

– С какого?

– Отлить надо!

– Вот же…

– Ну извини. Жарко. Я уже бутылку воды выпил.

– Идиот… – раздраженно буркнул Саша, но машину остановил. – Девушки?

– Нет, спасибо, – ответили обе.

– Тогда подождите нас тут, – глупо улыбнулся Якша.

Тёплая летняя ночь, окутанная придорожной лесополосой, тихо напевала запоздалой птичьей трелью, шумом ветра в деревьях, шорохами шин проезжающих мимо машин. Саша с облегчением вдохнул свежий воздух, пробираясь за Якшей. Он вдруг почувствовал себя лет на десять моложе, более свободным, более развязным, смелым и бесшабашным.

– Живём один раз, – вырвалось у него.

– А? – откликнулся Якша от соседнего куста.

– Да так… У тебя же с собой есть что-нибудь веселящее?

– Есть-есть… Думаешь, я не знал, что тебе без допинга никак?

– Так очевидно?

– Сейчас – да, – сущность помолчала. – Я не понял, ты что, мутишь с Фениксом?

– Немного.

– Э… Зачем? Говорят же, что она по уши влюблена была в Денеба.

– Ну мало ли что говорят.

– Расскажи, какая она?

– А сам не видишь?

– Ну… Я ж не об этом.

– Всё остальное тебя не касается.

– Как не касается? А как же проклятие экзистенциалистов? Или ты хочешь сказать, что это не оно?

– Сам как считаешь?

– Э… – Якша глянул на Сашу и, встретив насмешливо-холодный взгляд, озадаченно замолчал.

– Давай сюда наши игрушки. Ехать долго. Скучно.

После некоторой возни, два ярких сигаретных огонёчка зажглись в темноте. Саша выпустил густое облако едкого дыма и улыбнулся.

– Лан, пошли.

Около машины стояла Ада, прислонившись к закрытой двери, и смотрела в небо, запрокинув голову. Изящные изгибы тонкой шеи, стекающие в полурасстёгнутую рубашку, манили своей доступностью и красотой. Руки, сложенные под грудью, наоборот, говорили о суровости хозяйки и о труднодоступности. Она будто бы не дышала, застыв тёмным изваянием на краю дороги. Саша прекрасно представлял, каковы её невероятные крылья, как она прекрасна, охваченная горящим пламенем, и вспоминал предыдущую ночь. Горячие поцелуи, струйки горького пота, льющиеся по телу, сдавленные вздохи и крепкие объятия, откровенные прикосновения и сила, диктующая желания. Он и сейчас был готов повторить всё то же самое, несмотря на Майю и Якшу, несмотря на понимание ситуации.

Пока Якша возился в багажнике, доставая еду и бутылки с водой, Саша остановился рядом с Адой, откровенно раздевая её взглядом.

– Хочешь? – шепнул он, выдыхая тягучий дым так, чтобы она увидела облачко, но не попала в него.

– Тебя, – ответила Ада, резко опуская голову, и всматриваясь в его лицо.

– Рискуешь… Но я готов, – против воли вырвалось у Саши.

– Не сомневаюсь, – она с силой прижалась к нему, запуская руки под рубашку и чуть ниже.

Экзистенциалист затянулся сильнее, одной рукой обнимая Аду. В голове клубился туман, подталкивая его к самому краю тени, будоража ощущения и делая их острее. Феникс потребовала Сашины губы, и с блаженным наслаждением втянула весь дым из его рта, осторожно выдыхая через нос. Он чувствовал её тело так близко со своим, будто они были раздеты. Чистое безумие, заточенное, как самурайский нож, приторное, как восточные сладости. Ещё одна затяжка, достигающая дна лёгких, и долгий, мучительный выдох в Феникса с легким прикосновением к чуть влажным губам.

Саша прижал Аду к машине, подхватывая под бедра и прикусив тлеющую сигарету. Она с восторгом бессовестной девчонки расхохоталась в голос, тут же отбирая косяк и впиваясь в губы экзистенциалиста.

– Эй! Полегче, господа хорошие! – крикнул сквозь смех Якша. – У вас там в машине юная непорочная дева! Едем что ли?

– Едем! – зло ответила Ада, чуть отталкивая Сашу.

Он пнул первый попавшийся камень, выругался и забрался через пассажирское сиденье на своё место.

– Ты, сущность, – скомандовал он, – раскури ещё. Хреново берёт.

– Э… Саня, – озадачился Якша. – Ты же за рулем.

– Давай говорю!

– И мне, – вставила Ада. – Забавная штука.

– Из тени выпасть не боитесь?

– Нет, – ответили они на два голоса.

Майя надулась и отвернулась, прикрыв нос ладонью. Саша был рад, что она не решилась комментировать происходящее, иначе он бы точно врезал ей, несмотря на то, что никогда не поднимал руку на женщин. Салон медленно наполнялся сизым дымом, играла музыка, Якша рассказывал всякую ерунду, потягивая то сигарету, то сок из бутылки, кочующей между ним и передними сидениями.

– Вообще, – растягивал он слова, – если бы не прилюдное сжигание Сёртуна, я мог бы прекрасно оттянуться в Новосибе. Обожаю бывать там по работе. Саш, тебе надо съездить. Я таких девчонок нашёл, невозможно не влюбиться!

– А когда ты не влюблялся-то? – отшутился Саша.

– Ну… Прикинь, просто прикинь! Одна такая высокая, тонкая-тонкая… Обнимешь, и переломится. Серьёзно! Волосы длинные-длинные, в чёрный крашенные. Чем-то на китаянку смахивает. Пока по её ногами доберешься до…Э… – Якша покосился на Майю. – Кароче, умереть уже можно. А вторая – огонь. Рыжая, натуральная! Бойкая до невозможности.

– Где ты их нашёл?

– Да тупо в баре. Серьёзно. С задания шёл, умотался, как последний экзистенциалист. Думал сдохну. Зашёл опрокинуть пару рюмок чего покрепче. Нервы сдали немного. Одному, знаешь ли… Ну да лан. Захожу в бар, раз выпил, второй… А потом – глядь. В уголке сидят, красавицы. Я ж не дурак, знаю, кто такие. Глаз-алмаз, – он блаженно затянулся и замолчал.

– Дальше-то что? – поторопил Саша, планомерно прибавляя скорость.

– Дальше? – удивился Якша.

– Мало выкурил, чтоб память терять, – зло рассмеялся экзистенциалист.

– Девушки, – подсказала Ада, стряхивая пепел под ноги.

– Точно! – подхватил мысль Якша. – Меня после задания видеть надо. Я же в форме с иголочки, коса фирменная, все дела… Подсел к ним. Угостил хорошо. Эти нимфы щебечут и щебечут, глазами стреляют, намекают… А мне что? Пофиг на всё. Взял такси, да и отвёз нас в номер. Самый, знаете ли, хороший. Ушатали они меня так, что я утром встать не мог. Реально.

– И телефон потерял? – недобро улыбнулся Саша.

– Наверное. Мы же ещё в номер коньяк брали, кальян, потом курили моё. Я и не помню уже. Они меня как раздели, так я только отрывки запомнил. Ноги длиннющие, волосы рыжие, огненные. Вот ты за ночь сколько раз…эээ, – он снова покосился на Майю. – Ну… Того… Да ***! Как при ней говорить-то? – психанул Якша.

– Прямым текстом! – расхохоталась Ада. – Называй вещи своими именами, чего стесняться?!

– Извращенцы, – буркнула Майя, отворачиваясь ещё больше.

– Если под кайфом, то раза три можно. Сейчас. Раньше было веселее, – откликнулся Саша.

– Вот! Три! Я пять точно насчитал.

– Идиот, мог бы и сдохнуть там. От любви! – продолжал веселиться Саша.

– Не! Ну они ж нереальные! Ты бы сам увидел, не смог бы устоять!

– Да чего мне твои мелкие…

– Зря ты так, Саня! Это ж как король, лежишь, наслаждаешься…

– Две это ерунда.

– Ха! Чего я про тебя не знаю? – подался вперёд Якша.

– Много чего.

– Сколько? – заинтересовалась Ада, выбросив окурок в окно. – Ярик, да? Дай ещё.

– Э… Многовато курите, дамочка.

– Дай ей, – скомандовал Саша и продолжил. – Четыре.

– Вот ты… – задохнулась от возмущения и удивления сущность. – Музыкантши твои, да?

– Не важно.

– А нафига столько?

– Попробуй, узнаешь.

– Ты меня убиваешь…

– Мечтай теперь, малявка, – усмехнулся экзистенциалист, принимая от Ады затяжку.

– Ну а ты, Феникс. Чем похвастаешься? – обратился Якша к Аде.

– Ни вторых, ни третьих женщин в постели не терплю… А вот мужчин, – она как-то странно взглянула на Сашу, отчего он на мгновение потерялся в пространстве и чуть сбросил скорость. – Но мне больше нравится не количество… Игры.

– Ну значит правду говорят про тебя, – безалаберно бросил Ярослав.

– Ага. Говорят.

– Давайте сменим тему, – потребовал Саша.

– Наконец-то! – вырвалось у Майи.

Машина взорвалась дружным хохотом троих сущностей. Якша смеялся до слёз и выронил сигарету, получил за это пару непечатных нареканий от экзистенциалиста. Ада вроде бы и смеялась со всеми, но Саша видел, как ей тяжело держаться. Первая волна драйва проходила, сменяясь тяжёлым, почти депрессивным настроением.

– Может, поспишь? – шепнул он ей.

Она ничего не ответила, только протянула руку через рычаг коробки передач и крепко сжала Сашино колено. Так и не убрав ладони, притихнув, смотрела вперед, в темноту и разбегающиеся от света фар отбойники и толпы мошек. Минут тридцать спустя угомонился Якша, заснув, свернувшись полукалачиком. Майя, завернувшись в куртку, тоже спала. Только Ада не смыкала глаз. Саша крепко держал руль, уверенно направляя машину вперёд, к неизбежному.

– До Москвы недолго осталось, – шепнул он Фениксу некоторое время спустя. – Нам нужно кое-что сделать с тобой. Остановлюсь.

– Хорошо, – кивнула Ада.

Оставив машину со спящими на обочине, засыпанной шумным гравием, Саша схватил Феникса за руку и потащил в лесок. Небо едва заметно светлело где-то позади. Продираясь сквозь корявые ветки, экзистенциалист думал только о том, чтобы его план удался. Здесь и сейчас. Что будет через несколько часов уже не так важно. Только этот момент имеет значение. Остановившись на более или менее свободном месте, он прислонил Аду к дереву.

– В Москве всё может повернуться как угодно, времени не будет. Пробуем начать слияние в пару.

– Уверен?

– Да. Хуже уже некуда всё равно.

– А Якша? Догадается?

– У него отходняки всегда долгие и тяжёлые, не поймёт. А когда врубится, будет поздно.

– Давай.

– Сядь, мало ли.

Ада опустилась на траву под деревом, прижавшись к тёплой коре. Саша сел перед ней, достал четыре шприца, салфетки и небольшую бутылку воды, которые прихватил из машины. Молча, действуя уверенно, будто бы выполняя что-то совершенно обыденное, он протер их руки спиртовыми салфетками, посветив телефоном, нащупал вену на руке Феникса и аккуратно ввёл иглу. Тёмная кровь медленно потекла внутрь шприца.

– Не больно? – уточнил он, проделывая всё тоже самое со своей рукой.

– Не знаю.

– Сейчас крови наберется достаточно, я возьму ещё по одному. Пока буду вводить тебе свою дозу, вторую придётся пить.

– Насколько она противная?

– Солёная. Чуть горьковатая. И тёплая. Холодная легче идёт.

– Саш, ты как вампир, – попробовала улыбнуться Ада, принимая из его рук потяжелевший шприц, пока он возился со второй партией.

– Если честно, от вида крови меня тошнит.

– Сколько раз нам так придется сделать?

– Не знаю. Почувствуем, когда достаточно. И не факт ведь, что получится.

– Ноги ватные почему-то.

– Спокойно. Салфетку понюхай.

Поменяв полные шприцы местами, Саша осторожно надавил на поршень, чтобы Ада первая получила его кровь. Она, видя его действия, сбросила иглу и по капле выдавливала тёмную жидкость себе в рот. Исхитрившись, экзистенциалист метко воткнул шприц в свою вену, работая теперь двумя руками.

– Какая гадость, – с придыханием шепнула Ада. – Меня сейчас вывернет.

– Держись. Водой запей.

– А ты?

– Руки только две, Адочка.

– Открывай рот!

Она выдавила остатки крови, крепко сжав губы, стараясь не делать глотков, и принялась вливать свою в рот Саше, пока он передавал им последние капли сквозь вены. Когда всё закончилось и шприцы были выкинуты в сторону, а раны крепко зажаты, Ада упала в объятия экзистенциалиста, борясь с рвотными позывами. Он ухватил её крепко, стараясь унять свою собственную дрожь. По венам будто бы пустили огонь, они горели, неся горячую, как вулканическую лаву, кровь, к сердцу, заставляя мышцы напрягаться и оргазмировать судорогами.

– Саш? – шепнула Ада, ища руками его лицо.

– Тут я.

– Плохо…

– Тише.

Он притянул её ближе и крепко поцеловал, долго, нежно, наслаждаясь каждой секундой, но чувствуя металлический вкус крови на губах. Феникс находилась на грани потери сознания, покрываясь ледяным потом.

– Потерпи минутку, всё нормально. Я чувствую.

– Дышать, – прохрипела Ада, вмиг став горячей, как в приступе лихорадки.

– Дыши.

– Как? – ей явно не хватало воздуха, хотя она пыталась делать вдохи грудью.

И снова Саша целовал её, только так у Феникса выходило дышать, он чувствовал, как она несмело втягивает носом воздух, отвечая на его прикосновения, и не отпускал. Минута, может две, прошли в тягучих кровавых поцелуях, и только после этого Ада смогла сделать нормальный полноценный вдох.

– Странно, – шепнула она. – Твоя кровь такая тяжелая. Как ртуть.

– Это нормально. Ты привыкнешь. Через пару часов разойдётся, и не заметишь.

– Что я должна ощутить, когда стану твоей сущностью?

– Меня.

– Конкретнее.

– Наше слияние не будет полным, поэтому ощущения не должны быть яркими. Может появятся одинаковые чувства, может ощутишь моё физическое состояние. Не знаю. Сложно сказать. Ты поймешь. Будто ты не одна, как-то так. И – главное! Опора. Вот. Внутри будет ясное понимание, что тебя поддерживают.

– Звучит красиво…

– Слияние – прекрасно. Если экзистенциалист и сущность подходят друг другу.

– Как мы? – с надеждой посмотрела на него Ада, и Саше почудился в её глазах огонёк.

– Как мы…

Со стороны дороги послышался лёгкий шорох. Экзистенциалист вскочил, спрятав телефон в карман, и в полной темноте поднял Аду.

– Кто-то идёт, – шепнул он.

– Так тихо только серая мышь может.

– Маскируемся.

Неожиданно Феникс толкнула его к дереву, опустившись перед ним на колени и крепко обхватив руками сзади. Саша не успел ничего сказать или сделать, только мимоходом пожалеть, что это всего лишь игра на публику. Среди деревьев плясал слабый белый свет фонарика. Сквозь кусты к ним выбралась Майя, сдавленно вскрикнув.

– Да что вы…! – просипела она.

– Не переживай, – ответила Ада, поднимаясь и медленно облизывая губы. Саша не сумел сдержать довольной улыбки. – Ничего противозаконного не происходило. Всё исключительно добровольно и очень приятно.

– Гадость какая, – заторможенно отозвалась Майя, выхватывая фонариком шприцы подле дерева. – Вы чем тут… Занимались?

– Ясно чем, милашка, – процедила сквозь зубы Феникс, проходя мимо “мыши”, наигранно нежно проводя ладонью по её щеке. Майя отпрянула в сторону, скукожившись.

– У тебя минут пять, Май. Мы ждём в машине, – с некоторой долей снисхождения добавил Саша, увлекая Аду за собой к дороге.

– Какая же она дура… – не выдержала Феникс.

– Забей, – чуть приобнял её Саша.

– Бесит. Всё так же бесит. Мне кажется, что она только рада была, когда Льё… Когда он… Он… – Ада словно пропала, растаяла в предрассветной дымке, погрузившись в только ей доступные воспоминания.

– Не надо, моя… – вырвалось у Саши, когда он остановился, чтобы ухватить её двумя руками.

– Твоя? – посмотрела она на него невидящими глазами.

– Не вспоминай о Льё. Не думай о Денебе. Только ты и частичка сейчас имеете смысл. Слышишь? Плевать на Майю, плевать на тех, кто погиб тогда. И на Якшу тоже. Даже Марсель не имеет никакого значения. Только ты. Ада.

– Не любовь. Только не она. Пожалуйста.

– О чём ты? – Саша всё же притянул её к себе, доверчиво протянувшую ладони.

– О тебе. Не люби меня. Не надо.

– Я не люблю, – шепнул он, а внутри всё опасливо сжалось. Тревога заполнила сердце, подтолкнула его вверх. Нет, ни о какой любви или влюбленности не могло быть и речи. Только проклятие экзистенциалистов, только губительная тяга мотылька к огню, ничего более. Он хотел её тело, её силу, и обещал себе отдать долг Льё, защищая Аду до последнего.

– Но ведь… Твоя?

– Моя. Пусть пока возможная пара.

– Получилось же, почему возможная?

– Это только первое вливание, Ада.

Они молча забрались в машину, где по-прежнему мирно спал Якша. Вскоре вернулась Майя, с отвращением посмотрела на Феникса и спрятала взгляд от Саши, пристально наблюдавшим за ней в зеркало. За окном снова мелькали поля, лесочки и всё чаще стали попадаться посёлки. Под утро они доберутся до Москвы. Первое вливание оказалось вполне успешным, что никак не гарантировало такого же продолжения, но нутром Саша чувствовал, что всё получится. Если Денеб был создан для Льётольва, а Ада для Денеба, то, как это ни странно звучало, он – идеальная рабочая пара для Феникса. Да, такого никогда не случалось, возможно потому, что никто не пробовал. А возможно из-за того, что внутри Ады частичка Денеба, который также идеально подходил Саше, как и Льё. Судьба связала их всех четверых странными узлами, перепутала нити, теперь стремясь вернуть всё на круги своя. Получится ли? Хотелось бы верить, что да. Но чем ближе становился буфер, тем меньше надежды оставалось в сердце экзистенциалиста.

В его голове играли мелодии, пытающиеся найти выход, требующие реализации через экзистенциальную сущность. Саша никогда не любил сражения с влияниями, избегал слишком жестоких методов, не наблюдал за работой Фениксов и не восхищался ими, как это делали многие. Он бы с радостью оставил это всё на кого-нибудь другого, более твёрдого по природе. Только лишь благодаря своей принципиальности и чувству справедливости, да и врожденной силе, он добрался до высокого положения, которое в целом, не было ему так нужно, как представлялось. Раньше Саша думал, что когда доберётся до руководства сообществом, то сможет сказать, что действительно чего-то стоит, что его жизнь не пуста. Но всё вышло совсем не так. Жизнь после достигнутых вершин потеряла всякий смысл, отчаяние от исчезновения которого заполнялось лёгким наркотическим угаром, бессмысленными путешествиями, беспорядочными связями и редкими встречами с друзьями. С одним другом. Льётольвом. И музыкой.

Саша вспомнил, как виделся со Льё в Москве, на концерте. Ведь он пытался его остановить, не допустить трагедии. А теперь сам рвётся доказать что-то при помощи силы, доказать себе! Он повторяет те же ошибки. И самое страшное, что рядом с ним та же самая женщина, что была рядом со Льётольвом, что любила его. Странным образом несколько разных историй сошлись на Аде, как в точке притяжения. У любой силы есть источник, есть то, что рождает её и то, что поглощает, требуя вернуть своё. Существование Фениксов и экзистенциалистов с сущностями, как раздельных сообществ, подходит к концу. Сила уже ничего не решает, решает только то, что внутри – истинный, чистейший экзистенциализм. Смогут ли они с Адой преодолеть всё, что ещё им уготовано? Смогут ли справиться со своими чувствами?

Должны.

Саша должен.

Он повернулся к ней, чтобы заглянуть в глаза, такие манящие, тёмно-карие, в обрамлении густых ресниц. Феникс плакала. Тихо и безутешно, не пытаясь стереть слёзы.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – Ада чувствовала всё то, о чём Саша сейчас подумал. И ладони её таинственно поблескивали.

Экзистенциалист дотянулся до руки Феникса, притянул к своим губам и ласково поцеловал.

– Спасибо, – шепнула она. – Ты так на него похож.

– В какой-то степени, я и есть – он, – улыбнулся Саша, поразившись своим словам и ужаснувшись их же. Только не любовь. Нет.

День 0. Москва.

День 1. Саша.

Мне порядком поднадоели бесконечные поездки последней недели. Конечно, перемещения входили в привычный рабочий набор, но учитывая нынешний антураж, я чувствовал себя предельно вымотанным. А ещё злым. И болезненно одержимым.

Мы стояли перед чёрной дверью, ведущей в салон. Якша всё ещё не мог прийти в себя и хоть чуточку протрезветь, но оно к лучшему – второе вливание имело шанс остаться незамеченным. Майя тенью маячила где-то за моей спиной, и я со звериной агрессией был готов исказить её полностью, ну или перегрызть глотку на крайний случай. Только близость Ады хоть как-то помогала держаться в привычном формате поведения. С одной стороны. С другой же – иногда я не мог думать ни о чём другом, кроме как о ней.

Дверь даже не скрипнула, впуская нас в таинственный и приятный полумрак салона. Милая девушка-администратор – я помнил её по прошлым своим визитам. Конечно, она узнала меня сразу.

– Доброго дня, милая, – поздоровался я, стараясь принять как можно более презентабельный вид в этой ужасной дешёвой одежде, несвежий и уставший.

– Саша. Рада видеть. Дениса нет на месте и в ближайшее время не будет.

– Да, я в курсе, – горькая усмешка сама собой выползла на лицо. Ближайшее время может растянуться на десятки лет. В лучшем случае. – Мне кое-что было оставлено. Верно?

– Верно. Подождёте минуту?

– Конечно.

Девушка буквально испарилась за тёмной занавеской, ведущей в подсобные помещения. Ада молчаливо оглядывалась по сторонам, наверняка сжигаемая ностальгией. Я и сам припомнил, как попал сюда впервые, где-то через месяц после того, как Льё и Ден обосновались в Московском буфере. Оба тогда были полны надежд, несмотря на катастрофическое положение в сообществе и отсутствие каких бы то ни было перспектив. Всегда полные энергии и задумок, они не давали мне отчаяться. Жаль, что я не решился перейти на их сторону раньше.

– Возьмите, – вернулась администратор с большим чёрным конвертом. – Адвокат Дениса заходил на днях, просил передать лично в руки. В его договоре не прописана столь ранняя встреча с вами, Саша, поэтому только конверт. Повторяю всё слово в слово, как он просил. Увы, не могу назвать имени.

– Оно и не нужно. Спасибо. Денис вне зоны доступа, если вдруг что-то понадобится или возникнут вопросы, можете смело набирать мне, – я черканул номер телефона на какой-то бумажке, попавшейся под руку за стойкой администратора, и, послав самую доброжелательную улыбку исполнительной девушке, подозвал Аду, чтобы поскорее увести её из этого места.

– Адвокат? – уточнила она, когда мы выбрались на улицу.

– Да. У вас не так? У Фениксов? Экзистенциалисты и сущности продумывают любые исходы наперёд. У меня тоже есть что-то вроде завещаний и последней воли, задокументированных. Хранятся в надёжном месте. Если вдруг что – моментально попадут в нужные руки.

– Нет, у нас не так, – мрачно ответила Ада, наградив меня странным тягучим взглядом. – Во всяком случае, у меня. Да и кому оставлять имущество? Если только другим Фениксам.

– Дело ведь не только в имуществе, Адочка…

– Долго вы будете трепаться? – вмешался Якша, которому явно немного полегчало.

– Тень тебя побери… Чего орёшь? Такси лови лучше, – вызверился я. Нервы сдавали. Мне нужно было срочно заглянуть в конверт и желательно без посторонних глаз. Но делать это в квартире Денеба…

– Саш, а ключ? – спохватилась Феникс, когда перед нами затормозила машина.

– Сообразим на месте.

Всю дорогу я ощупывал конверт, пытаясь понять, что лежит внутри. Один край был тяжелее остальных, и мне показалось, что там как раз спрятано что-то вроде ключей. Осторожно надорвав бумагу, я обнаружил именно то, что ожидал – небольшую связку с брелком. Пожалуй, эта небольшая поездка, оказалась самой долгой за все последние дни.

С напряжением и несвойственной мне тревогой, даже лёгким страхом, я вставил ключ в замочную скважину. Он повернулся спокойно, быстро, едва щёлкнув.

Квартира Денеба встретила нас полумраком задёрнутых штор, тишиной, пушистым ковром в гостиной и огромной кроватью с балдахином в спальне. Но Ада прямиком направилась вовсе не туда, а на кухню. Я последовал за ней и застыл, когда увидел рисунок на стене, явно сделанный Льётольвом.

Три узнаваемых силуэта: посередине Ада, а по бокам Льё и Ден. Рисовались они скорее всего в спешке, но с присущей Льё страстью, а ещё… Я чувствовал его любовь, вложенную в каждый мазок кисти. Хотелось спросить у Феникса, что же такого произошло между ними, вылившееся в такой невероятный творческий порыв? Догадаться было просто, но я хотел знать наверняка. Хотя бы потому, что для четвёртой фигуры здесь не нашлось бы места.

Ада любовно провела ладонью вдоль каждого силуэта, нежно поглаживая их кончиками пальцев. Стоило бы позволить себе заглянуть в её голову, но я не мог, наблюдая за гипнотически тоскливыми движениями тонких запястьев. Она прекрасна. Она притягательна. Настолько мною желанна, что не срабатывал даже инстинкт самосохранения, отказывали любые экзистенциальные навыки и стирались образы прошлых женщин. Кроме одного, но я не хотел вспоминать. Нет. Мне нужно было тепло Ады, её огонь, её чувства, прикосновения и вся она.

Поддавшись нестерпимым желаниям, я как можно более нежно обнял её со спины, притягивая к себе, высказывая то, что невозможно описать словами. Тело Ады напряглось, подавляя едва ощутимую дрожь. Она обхватила мои руки, прижимая их крепче к своему животу.

– Я знаю, как сильно ты их любила, – шепнул я ей на ухо.

– Люблю. Это навсегда, Саш.

– Зато боль не навсегда. Она притупится со временем, оставит только горький привкус.

– Хотела бы я тебе верить.

– Верь.

– Когда следующее вливание?

– Через пару часов. Как раз хватит времени обустроиться и немного отдохнуть.

– Сваришь кофе? – она развернулась в моих руках и заглянула в глаза.

– Конечно, – в этом взгляде я не просто тонул, я захлёбывался, уничтожаемый пламенем, рождённым огненной птицей. Феникс. Мне стоило бы ненавидеть Аду за это, но я не мог. И не хотел. – Адочка…

– Хочешь? Снова?

– Каждую минуту. Это такая боль, ты не можешь себе представить.

– Почему же? С Деном, когда мы обменивались, было точно так же. Мучительное желание обладать его телом и его сутью, всем его существом, чтобы слиться воедино, чтобы напитаться тем, что даёт силы жить. Это больше, чем наркотик, это страшнее зависимости, но это самое прекрасное, что могло быть между Фениксом и сущностью. А с тобой…

– Не так.

– Иначе. Для тебя я, как для меня Денеб. Но… И ты, почти как…

– Т-с-с-с,– я приложил палец к её губам. – Оставим этот разговор на потом. Сейчас – кофе. Чёрный конверт. И план.

Спустя минут пятнадцать, все вчетвером мы сидели в гостиной, отстранённо посматривая вокруг, избегая взглядов, потягивали кофе, закусывая его яблоками, найденными в холодильнике. Якша то и дело бегал в ванную, спасаясь умываниями ледяной водой и сетуя на палёный коньяк. Майя демонстрировала полное безразличие, Ада, кажется, впала в забытье. И только я изучал то, что нашлось в конверте.

Там были адреса: квартира Льё, галерея, запасная квартира, доверенности на машины и управление всеми делами, номера банковских счетов, которые вряд ли могли мне понадобиться, и контакты грамотных управленцев, которым можно доверять. Типичная юридическая ерунда. Но более всего меня привлекло небольшое письмо. Я перечитал его раз пять, прежде чем потянуться к зажигалке.

Писал Денеб.

“Саша. Если эта записка у тебя в руках, значит наша вылазка на Северо-Восток закончилась так, как никто не ожидал. Обращаюсь именно к тебе потому, что ты умеешь хранить тайны, знаешь о частичке и совершенно точно сможешь помочь. Мне неизвестна природа этого явления, непонятны последствия для Ады, но я могу предполагать. Вечно находиться внутри она не сможет. Извлечь её насильно тоже не выйдет, если мы не хотим, чтобы наш Феникс покинула этот мир. Нужно ждать и наблюдать. Вы точно поймёте, когда пришло время. Это же почти ребенок. Если до этого момента я не вернусь, то просто выпустите частичку на свободу. Она найдёт себе тело, создаст себя сама. Во всяком случае, я так думаю. Это единственное, что может служить мне якорем, если моё тело будет уничтожено. Береги лапушку, она слишком ранима, ей нужна опора, душевное тепло и понимание. Одна она не справится с такой ношей.

Саша. Я верю тебе за себя и за Льё. Он бы не стал оставлять никаких писем, но я не имею права оставлять мою птичку в одиночестве. Будь рядом с ней. Не отдавай её Марселю. Она – будущее наших сообществ.

Ден.

П.С. Прочтёшь – уничтожь”

Я поднёс к письму зажигалку и наблюдал, как огонь сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее пожирал последнюю волю Денеба. Странно, но никто не задавал вопросов. Якша нервно перемещался по комнате, будто бы искал что-то, но при этом молчал. Совершенно на него не похоже. Майя уткнулась в кружку с кофе, может, надеялась на её дне разглядеть своё будущее?

Ада. Она внимательно прочла те бумаги, которые я отложил на стол, и ждала, прожигая меня взглядом.

– Что там? – наконец спросила Феникс.

– Письмо.

– От Дена? – глаза её затеплились едва уловимой надеждой, и я не смог выдержать, чуть опустив голову.

– Птичка… Красиво звучит.

Метнувшись в мою сторону, она попыталась выхватить почти догоревшее письмо, но я успел отдернуть руку. Бумага вспыхнула последний раз, опаляя пальцы, и рассеялась серым пеплом.

– Саша! Ты должен был показать его мне! – зашлась чуть ли не в истерике Ада, дрожащими губами она пыталась сказать ещё что-то, но эмоции взяли верх.

– Не должен был. Оно адресовано мне. И только.

Феникс бросила в меня полный злости и отчаяния взгляд, резко поднялась и ушла в спальню, со всей силы хлопнув дверью. Майя вздрогнула и издевательски хмыкнула. Только моя сущность, кажется, не обратил внимания на то, что произошло. Якша всё ещё стоял у окна, где застыл минуту назад. Я потянулся за телефоном: нужно было сделать кое-что важное. Оставив самую слабую часть компании в гостиной, заперся в ванной, чтобы поговорить спокойно. Доверенное лицо Льётольва ответил моментально. Мужчина с хрипловатым голосом, который мне не удалось узнать. Он был готов выполнять любые поручения, более того, оказался готов к осуществлению моего плана, будто бы знал его заранее. Вполне возможно, что Льё предвидел и такой исход, а потому проработал и его. Хитро. Дальновидно. Слишком похоже на Ужаса. Вообще, изо всех последовательных поступков этого экзистенциалиста выбивались только два: связь с Адой и поездка в Ярославль.

Доверенного я попросил разослать приглашения на приём, который распорядился организовать завтра вечером. Мне хотелось, чтобы присутствовали все самые важные: Марсель, Арма, другие ключевые персоны сообществ, отступники, обитающие в буфере. Прилюдная беседа, подобие суда присяжных – именно то, что было нужно всем нам. Сначала разговор, а уж после – физическое устранение. Месть. Да, мы не совсем готовы. Но ждать не имеет никакого смысла. Либо мы, либо нас.

Ден просил беречь его лапушку. Но я уверен, что долго прятаться невозможно. Если оставить всё как есть, мы будем рисковать частичкой. Она должна покинуть Аду в мир спокойный, мир без Марселя и его ненависти.

Обговорив все нюансы завтрашнего вечера, я успокоился. Всегда любил действовать по строгому плану, тогда любые случайности переносятся легче, не вызывают паники и не ведут к поспешным решениям. И всё равно ощущение, что я топчусь на месте, стоя по пояс в тине болотной меня не отпускало. Что-то происходило, но казалось, что не происходило ничего. Мир словно замер. Мы куда-то ехали, о чем-то говорили, но всё это пустое, движение без движения, динамика на нуле. Моя экзистенциальная натура требовала действий, требовала безумств и сводила с ума. Я не привык сидеть в засаде, подолгу оставаться в обществе одних и тех же людей. Майя и Якша безумно раздражали, и мне было совершенно непонятно, что делать с первой. Да и со вторым тоже. Пожалуй, хотелось отодвинуть момент его неминуемой смерти подальше, сложить с себя груз вины.

Был ли Якша мне другом? Отчасти. Рабочая пара, товарищ. И теперь – предатель. В нём всегда тлела червоточина, зародившаяся в далёком детстве из страха быть покинутым, не оправдать надежды, остаться на задворках, в тех самых последних рядах, которые никто никогда не видит. Он желал власти, желал внимания, роскошной жизни, признания, уважения, но не обладал и половиной качеств, обычно приводящих людей к вершине. Мы редко когда проводили свободное время вместе, особенно после того, как я чуть не лишился всего. Раньше частенько зависали в барах или на частных квартирах, курили, пили, не пренебрегали женским обществом. Якша будто бы там и остался, в этом молодом безудержном угаре вседозволенности. Мне же ближе оказались более эстетичные развлечения. Более тихие, даже скрытные. Никаких лишних людей и взглядов, минимум близких контактов, больше одиночества. Я словно повзрослел, а Якша остался двадцатилетним парнем.

Вспомнив, что я заперся в ванной, с неземным удовольствием забрался в душ. Вот чего мне не хватало последние сутки. Хорошего горячего душа, такого, чтобы смыл все мысли вместе с запахами улицы и дороги, утащил в сливное отверстие усталость и тревогу. Только под струями почти кипятка, я мог не думать об Аде, тратя весь ресурс на убеждение о том, что на самом деле вода не настолько обжигает моё тело.

Самоистязание, причем добровольное, уже почти стало стилем жизни. Что поделать, если ужасы работы экзистенциалиста требовали от меня своеобразной расплаты. После того, как Льё официально стал отступником и перестал участвовать в работе по уничтожению влияний, на меня свалились поистине гигантские объемы заданий. Почти каждый день я вынужден был что-то делать без шанса на нормальный отдых и восстановление. Голова гудела бесконечными воспоминаниями и чужими ощущениями боли, страха, ужаса и безудержными желаниями спастись любой ценой. Когда долго взаимодействуешь с влияниями, рискуешь и сам схватить их часть: стать немного сумасшедшим, например, превратиться в припадочного имбецила, обладающего силой. Алкоголь перестал спасать, действовала только музыка и нежные женские объятия. Но и они вскоре потеряли своё волшебное действие, ибо ничего настоящего и искреннего я в них не видел.

Осталась только она – магия звуков, сложенных композитором в волшебные мелодии, уносящая моё измотанное и уже чуточку больное сознание в мир спокойствия, тишины и беззаботности. Я часами мог слушать старые записи, или каждый вечер посещать концерты, если случалась такая возможность. Какое-то время не засыпал без фоновой музыки и думал, что действительно схожу с ума. Иногда сквозь чарующие звуки проскакивали те мелодии и созвучия, которые я слышал или использовал во время работы, и тогда возникший диссонанс ввергал меня или в состояние бессильного отчаяния или в слепую агрессию против самого себя. Чем это кончалось? Ненормальной пьянкой, наркотическим угаром, извращёнными сексуальными утехами на грани насилия. Помогало ли? Отчасти. Сначала на несколько дней, позже – часов. Врачи сообщества готовы были диагностировать условную депрессию или психоз – что пожелаю, – и отстранить меня от работы. Но я не пошёл на этот мелкий, разрушительный по своей сути шаг. Ушёл в подполье, душил себя силой воли и вспомнила Льё. Старался равняться на него, его стальное спокойствие, рассудительность и истинную экзистенциальную суть.

Теперь же, заболев Адой, я не мог справляться с тем, что происходило внутри. Тело изнывало без её прикосновений, без её близости, в голове крутился заведённый Фениксом волчок, беспрестанно твердящий имя. С этим всем ещё как-то можно было справиться, учитывая ответное проявление эмоций. Но хуже того – я и сейчас ощущал с трепетом в своём сердце не любовь, не одержимость, но предвкушение. Я словно стоял в крошечном шаге от того, чтобы свалиться в пропасть настоящей влюблённости, навязанной мне проклятием экзистенциалистов и желанием исправить то, что исправить невозможно.

Если не смог стать счастливым ни я, ни Ден со Льё, если мы все потеряли любимых женщин, то… Возможно ли согреть сердце Ады, чтобы задушить чувство вины?

В дверь тихо постучали. Я выключил воду, обернулся полотенцем и подошёл ближе.

– Кто там?

– Это я, – послышался голос Феникса. – Тебя долго не было.

– Душ принимал.

– Пустишь?

Я молча приоткрыл дверь, пропуская Аду внутрь. В ванной висел горячий влажный туман, она держала в руках небольшой свёрток и слишком внимательно смотрела мне в глаза. Заперев нас, я обратился к ней с немым вопросом.

– Двойную дозу, – откликнулась она.

– Слишком рискованно.

– Времени нет. Я не могу больше ждать. Чем быстрее мы разберёмся с Якшей, тем лучше.

– Завтра вечером приём. Надеюсь, что Марсель и Арма пожалуют.

– Приём?

– Да. Приглашены сильнейшие представители сообществ, отступники тоже. Соберёмся в ресторанчике Льё, поговорим. Суд с присяжными. Посмотрим на обстановку. А дальше… – я чуть помолчал, забирая из её рук свёрток. – По обстоятельствам. Нужно будет сражаться, значит…

– Месть.

– Как ты и хотела, птичка…

– Тогда ты обязан разрешить двойную дозу. Это всего четыре в общей сложности. Мы не успеем до завтра. Саша! Нам нужно больше. Сколько максимально возможно?

– Не больше пяти. Но не забывай о Якше. После экваториального вливания он точно догадается. Это будет проблематично.

– Мы не дадим ему шанса прийти в себя.

– Тебе не кажется, что это слишком мерзко?

– Ты сам предложил убить его так изощрённо, я просто пытаюсь уменьшить страдания и ускорить процесс.

Ада была полна решимости, слепой жажды мести. Она не сострадала Якше и явно пошла бы не только на убийство, скорее всего – на что угодно, лишь бы увеличить силу, подобраться к Марселю и уничтожить его. Мне вдруг стало страшно за Феникса. Издевательства Сёртуна в юности, трагедия за трагедией во взрослом возрасте… Она могла быть светом, спасительным огнём, но становилась огнём карательным. Кажется, даже черты лица стали более острыми, решительными. Пропасть, над которой стояла сейчас Ада, в тысячу раз глубже и опаснее той, над которой завис я.

Мы опустились на пол рядом со стеной, разложив на полотенце принесённые Адой шприцы. Как заправские наркоманы методично орудовали тонкими иглами и вонючими спиртовыми салфетками. Первые два вливания прошли без проблем. Перед третьим я вспомнил о Майе и Якше.

– Эти двое ничего не заподозрят?

– Им плевать. Якша, когда я выходила из спальни, накачивал себя чем-то из бара Дена, а Майя кажется дремала на диване. Думаю, они подумают вполне шаблонно. Что могут делать мужчина и женщина в ванной вместе?

– Точно не пить кровь друг друга, – попытался я улыбнуться, хоть ситуация и не располагала.

Внутри всё горело, как и в предыдущие разы, но теперь этот огонь никуда не собирался уходить, заставляя меня потеть так, будто я находился в бане. Ада же, наоборот, стремительно бледнела, даже губы сливались по цвету с лицом. Третье вливание заставило мои руки трястись, как у столетнего старика, а Феникса закутаться в попавшийся под руку банный халат. Но никто из нас не собирался останавливаться, об этом не нужно было даже говорить.

Набрав в рот последний глоток крови, Ада исказилась в лице, не готовая отправить часть меня внутрь. Она сжала губы и смертельно бледная посмотрела на меня с призывом о помощи. Быстро опустошив шприцы в наши вены, я ухватил слабое, неожиданно ледяное тело Феникса, и прижал к себе. Поцелуй. Это единственное, что спасло бы ситуацию. Птичка поняла всё без слов, несмело, всё ещё сжатыми губами, она приблизилась ко мне, напоминая подростка, впервые собирающегося прикоснуться к мужчине. Мгновение – и мы единое целое, кошмарный, страстно-соленый с металлическим привкусом поцелуй, призванный не доставить удовольствие, а приглушить сопротивление организма. Отвлекающий тошнотворный приём. Из глаз Ады полились слёзы, от тошноты и едкого пота, стекающего по лицу, я не мог нормально дышать. Мы держались друг за друга, как сносимые потоком воды.

Феникс оттолкнулась и поползла под душ, на ощупь пытаясь включить воду. С трудом поднявшись, я помог ей встать, вернее сесть, под спасительные струи воды, а сам без сил опустился на пол снаружи.

– Горячее, – шепнула она. Я послушно прибавил. – Ты был прав. Это слишком. Кровь. От одной только мысли выворачивает.

– Мы убийцы, Ада.

– Плевать. Они – тоже. И Якша предатель.

– Всё так быстро разрушилось…

– А было ли что-то?

– Если вспомнить, что я видел в твоей голове перед судом… Не было. Хотя… Надежда?

– Помню тот день, когда я встречалась с Гершей, чтобы передать документы и немного подразнить. Всё думала, что играю. Что это невинные забавы ради забав. Что смогу справиться с ситуацией, перехитрить Сёртуна, Дена и… И даже Льё, – она чуть повозилась, стаскивая с себя мокрую одежду. – Здесь. В этой самой ванной, Денеб раздевал меня так ласково, заботливо. Говорил такие верные слова… А я… Решила его проверить, а ведь никакой проверки и не требовалось. Я Феникс до мозга костей, искажённый, порченный. Что если сейчас именно я тащу тебя туда же, куда и… Саш!

– Ада, какая разница, кто кого и куда тащит? Если все мы катимся под уклон просто потому, что мир немного сошёл со своей оси? Знаешь, когда мне пришлось отказаться от той, кого я безмерно любил, это было сравнимо с её смертью. У меня будто почву из-под ног выбили. Я хотел мстить, хотел уничтожить к чертям всё и всех, в том числе и самого себя. Во мне было столько ненависти, что хватило бы на весь мир. А потом я понял, что проще винить сообщество или самого себя, чем понять и принять факт собственного бессилия. Очень многое не зависит от нас. Да, мы пытаемся что-то изменить, иногда получается, иногда – нет. И никто в этом не виноват. Я с тобой по своей воле. Не знаю – почему. Наверное, так правильно. О последствиях думать не собираюсь. Ни сейчас, ни через пару часов, ни через десять лет.

– Я могла бы полюбить тебя… Твои слова так понятны… – Ада обхватила меня мокрыми ладонями, с её волос лилась вода, а губы ласково касались шеи, вызывая лёгкий приступ удушья от моментально возникшего желания.

– Так полюби. Вдруг это станет спасением? – шепнул я.

– Сердцу не прикажешь… В нём и так живут двое.

– То, что происходит между нами – ненормально.

– Конечно. Говорят, ты хоть и пользуешься женщинами, но не особо их жалуешь.

– Сторонюсь излишней близости, так будет верно.

Она продолжала свои настойчивые, разгорячённые ласки, откровенно дразня меня, испытывая терпение, проверяя на прочность.

– А среди Фениксов ходят совсем другие слухи…

– Смешно. Я слышал об этом.

– И ты никогда не пробовал?

– Мужчин? – я невольно улыбнулся. Сотню раз доходили бредовые рассказы обо мне, достойные быть изданными в виде книги с пометкой 21+.

– И их тоже…

– Я похож на гея?

– Нет.

– Если тебе очень интересно, то вариант секса с участием ещё одного мужского персонажа пробовал. Так себе история.

– А мне понравилось.

– Ада-Ада, – покачал я головой, перехватывая её руки.

– Хочу тебя, – одними губами проговорила она, ускользая под душ.

– Я имею право не согласиться? – запрокинув голову, я пытался рассмотреть обнажённое тело Феникса, увидев только лишь татуированные крылья на спине.

Ада передёрнула плечами. Если бы я нашёл в себе силы сказать “нет”… Но так нельзя. Иначе проклятие сожрёт меня полностью, поглотит мозг, сотрёт все мысли, кроме одной, уничтожит образы, кроме одного, превратит в похотливого робота-преследователя. Идиотская фраза про “выпустить пар” вдруг приобрела вполне разумный оттенок, и я, сбросив полотенце, добрался до Феникса.

Медленно поднял её и провёл ладонями по мокрым бёдрам, остановившись на упругих ягодицах. Ада упиралась ладонями в стену, всем своим существом говоря об одном. И я не стал дожидаться чего-то большего, ибо боялся, что достаточно будет единственного прикосновения, чтобы всё закончить даже не начав. Внутри она оказалась безжизненно холодной, тогда как я непривычно полыхал. Нас обоих потревожила странная, нечеловеческая дрожь. Я не спешил, желая быть нежным. С каждым моим осторожным, а дальше – чуть более смелым – движением, она становилась теплее, мелодично постанывая на выдохе, призывно выгибаясь в пояснице, даря мне большую свободу. Под ладонями я чувствовал то её мягкую, возбужденную грудь, то напряжённый живот. Мои руки подчинялись невербальным указам Ады, а губы исследовали изящную шею, острые, худые плечи и великолепные рисунки на спине.

Несколько минут спустя она, уже не стесняясь, полностью отдалась мне и нашему маленькому акту баловства, иногда довольно откровенно и громко оповещая всех в квартире о своём наслаждении. Небольшая порция хулиганского адреналина едва кружила голову, и я забывал обо всём, кроме неистового желания продолжать до тех пор, пока Ада не стала бы молить остановиться.

Мы оба горели, неожиданно выровняв температурный баланс и уведя его в плюс настолько сильно, что мне пришлось украдкой выкрутить горячую воду почти до нуля. И в этот момент ладошки птички Дена начали мерцать золотистым блеском. Это было так нежно, так трогательно, что я прижал её к себе ещё больше, чувствуя предательски подступившие к горлу слёзы. Дикость. Ноги Адочки чуть подогнулись, и лёгкая, нарастающая волна приторно-сладкой дрожи поднялась, накрыла нас и растворилась, оставив терпкое винное послевкусие.

– Саша… – дрожащим голосом позвала она.

– Я тут, моя огненная, – откликнулся я с диким желанием никуда и никогда её не отпускать.

– Откликнулось… Частичка, – Ада повернулась ко мне. В глазах вспыхивали огоньки, а ладони ещё хранили золотистые отблески.

– Частичка?

– Да… Не понимаю…

– Просто она через тебя, или ты через неё теперь почти моя сущность…

– Essentia… Назови меня. Как он назови!

Я только покачал головой. Это слишком сложно, слишком опасно. Это последний шаг. Дальше – пропасть.

– Саша!

– Боюсь.

– Ты не должен!

– Обещай мне, что завтра уйдёшь с приёма, если я дам знак. Обещай, что не станешь вмешиваться, если завяжется бой. Так хотел бы Денеб.

– Ладно, – чуть помявшись ответила Ада.

– Вот и умница… Лапушка.

От благодарного, болезненного и тёмного, как далёкий космос, взгляда, во мне что-то оборвалось, закружилось, раздирая внутренности в клочья и застряло в сердце. Я провёл пальцем по её губам, спускаясь к шее, чуть приоткрывая рот, и поцеловал. Так долго и так осторожно, как только мог, превращая мгновение в вечность, слушая мелодию одинокой скрипки, звучащей в моей голове.

Ухаживать за ней оказалось неожиданно приятно: вытереть волосы полотенцем, накинуть на плечи халат, аккуратно завязав пояс изящным узлом. Кажется, я начал понимать Льё и его желание быть рядом с этой женщиной, чувствуя её силу и слабость. Денебу нереально повезло оказаться настоящей парой для Ады. То, что она могла дать всем нам не шло ни в какое сравнение с тем, что давали ей мы.

Мы.

Похоже, я смирился. В этих отношениях нас теперь было четверо. И интуитивно я понимал, что никого больше не будет. Как четырёхтактные размеры, в которых можно писать лирические песни, бодрые марши или виртуозные этюды. Она, Ада, объединила нас, экзистенциалистов и сущность. Ради чего? Я чуть призадумался и тут же нашёл ответ. Ради частички. То есть, ради будущего сообществ. Другого будущего.

– Эй, – окликнула меня Феникс, прижимаясь всем телом со спины, пока я, оказывается, тупо пялился в зеркало, не видя перед собой ничего. – В каких облаках витаешь?

– Сам не знаю.

– Пора покидать наше временное убежище, поесть чего-нибудь и проверить, жив ли Якша.

Ада чуть рассмеялась, немного отрешённо и хладнокровно, будто бы речь шла не о живом существе. Я снова завернулся в полотенце, и мы вместе вышли в прохладу квартиры. Феникс сразу свернула в кухню, а мне пришлось пробираться в гостиную, готовясь принять на себя основной удар однозначно брезгливого взгляда Майи. Её я заметил сразу – бессмысленно перебирающей штору у окна. А вот Якша будто бы пропал, и только чуть присмотревшись, я с удивлением понял, что он лежит на полу между диваном и столиком.

– Что с ним? – спросил я больше у себя, чем у Майи, но она ответила глухим, злым голосом.

– Упал. Напился до умопомрачения и рухнул с дивана. Такого слона поднимать не собираюсь. Пока вы развлекались, мне пришлось наблюдать отвратительное падение человека. Во всех смыслах.

– Да уж, – я подошёл к своей сущности, проверил пульс. Слабый. Пусть спит. Так даже лучше.

– Я могла бы уйти отсюда пока вы там… Но я всё ещё здесь. Терплю ваши мерзости. Вопрос – зачем?

– Тебя никто не держит.

– Если бы вы мне дали гарантии безопасности…

– Что, прости? – обе руки пронзила случайная острая боль, погаснувшая через секунду, но я всё равно дернулся в сторону от Якши, задыхаясь.

– Гарантии!

– Завтра будут тебе гарантии. Может даже безопасность, – почувствовав невыносимое бессилие, я опустился в кресло. Холодно. С волос стекала вода, грудь ощутила слабое дуновение ветра, невесть откуда взявшегося в квартире, или мне только показалось. Ледяная Ада, обретающая физические признаки сущности, огненный я, экзистенциалист, напитанный кровью Феникса, – всё смешивалось, варилось, выжимало организм до последней капли. Сейчас я немного завидовал невменяемому сну Якши, пьяный угар которого позволял ничего не чувствовать и не понимать. Когда он придёт в себя, нас точно ждёт совсем непростой разговор. Или того хуже…

– Эй! – крикнула Майя почти мне в ухо. – Оглох что ли?!

– Не ори, дура! – я еле сдержался, чтобы… Не ударить? Да уж, я уже не тот… – Чего надо?

– Говорю, почему завтра?

– А… У нас встреча важная намечается. Ты, кстати, тоже приглашена. Так что очень советую найти что-нибудь приличное в местном гардеробе.

– Как меня это достало, – буркнула она, возвращаясь к окну. – Не собираюсь надевать ничего из того, что здесь есть.

– Тогда закажи что-нибудь, не тупи! И не беси меня.

Внезапно нашу перепалку прервал звонок моего телефона. Номер неизвестный. Я поднял трубку и тут же узнал звонившего. Начальник Московского архива. Чудесно.

– День добрый.

– Саша, здравствуй.

– Чем обязан?

– Получил приглашение.

– Отлично.

– Я приду. Но хотел предупредить, что Марсель уже в Москве. Заходил к нам за документами и Кодексом. Не помню, когда последний раз его извлекали из хранилища. Мы наслышаны о случившемся в Ярославле…

– И? – он темнил, и меня это жутко раздражало.

– Ты же знаешь, что до буферов информация доходит очень медленно и искаженно, но… Скажи, это передел сфер влияния?

– Нет. Это больше. Изменение концепции существования сообществ.

– То есть ты не хочешь занять место Марселя?

– Нет.

– А что тогда?

– Хочу правды. И другой системы. Хочу, чтобы Марсель и Арма ответили за себя и сообщества. Ответили за то, что случилось.

– Саша, ходят слухи, что ты предал их.

– Да. Это так. Но я не предал себя и лучшего экзистенциалиста.

– Кхм… Мне бы хотелось понимать, чем грозит завтрашняя встреча, – он глухо кашлянул и голос его дрогнул. Трус. Все они трусы, страшатся потерять насиженные места и принять даже минимальные изменения.

– Надеюсь, что ничем. Если у Марса хватит ума не затевать разборки в буфере. Если что, мой дорогой, я не рассчитываю ни на чью поддержку.

– Ты же знаешь, Саша… Я всегда готов встать с тобой рядом, но пока не понимаю, что происходит.

– Если бы Льё был жив, он бы без раздумий встал со мной плечом к плечу, точно так же, как сделал я для него. До завтра.

Не дожидаясь бессмысленного скользкого ответа, я повесил трубку. Значит, Марс здесь. Отлично. Завтрашний вечер обещал стать настоящим представлением. Но я был более чем уверен, что у моего теперь уже соперника, наверняка есть козыри, гаденькие сюрпризы и чёткая цель. И сила. Но вряд ли он догадывался о моих сумасшедших поступках и будет действовать исходя из понятия предательства. А если учитывать, что Якша с ним в сговоре, то ситуацию они будут выворачивать именно против меня. Давить на профессиональную несостоятельность, достанут из пыльных сундуков свидетельства моего прошлого депрессивного состояния, укажут на возможные ошибки, помешательства и приплетут проклятие экзистенциалистов. Не страшно. Я смогу с этим разобраться. И даже если нет, то запасные планы всегда спасают.

– Май, а тебя что, никто не ищет?

– Откуда мне знать. Телефон где-то потеряла.

– И молчала?

– Как будто тебя это волновало.

– Могла бы сказать, купили бы новый. Завтра, если что-то пойдёт не так, и я не смогу защитить вас, тебе придётся бежать. Скорее всего одной, Ада вероятнее прибьет тебя, чем станет помогать.

– Чего? – протянула она с нотками ужаса в голосе.

– Что слышала. Поэтому накидай мне список того, что тебе может понадобиться. Телефон там, что ещё? Одежда? Деньги и так будут.

– Господи… За что мне это всё. Ну за что? – шёпотом взмолилась она за моей спиной.

Да уж, повезло так повезло. У Льё были свои слабости и чаяния, жертвой которых эта когда-то милая девушка и пала. Надо будет завтра договориться с присутствующими о том, чтобы просто выжечь из её памяти всё лишнее и отпустить. Хватит жертв. Хватит смертей. Майя – просто человек, пусть им и остаётся. Дела сущностей, экзистенциалистов и Фениксов всегда касались только их, обходя людей стороной. Мы призваны своими силами помогать им, а не вредить. Этот принцип стоит использовать и для “серой мыши”.

Бросив взгляд на экран телефона, я вдруг понял, что совершенно потерялся во времени, а день, тем не менее, клонился к вечеру. Майя продолжала что-то бурчать себе под нос, Якша усиленно сопел в ковëр, а Ада… Ада. Пойти к ней хотелось нестерпимо, но тогда можно было бы забыть о ясном уме, который сейчас требовался всем нам.

Да, самый лучший выход – исказить Майю, отпустить её восвояси, логично объяснить неминуемую гибель Якши, и добиться от Марселя согласия на битву для разрешения спора и… И? Если он выйдет победителем, то в сообществах ничего не изменится. А если повезëт мне, то что тогда? Каков мой план? Доказать возможность благополучного взаимодействия сущностей с Фениксами? Экзистенциалистов с ними же? Рассказать о существовании частички? Чего я хочу? Что буду делать? Разве мне дадут спокойно уйти, бросить всё, разрушив? Арма – хитрая старуха. В случае поражения Марселя неизвестно, как она себя поведёт. И союзников у меня, пожалуй, слишком мало на данный момент. Но об этом никто не должен знать. Играть, так по-крупному.

– Саш! – крикнула с кухни Ада.

– Иду! – отозвался я. Хотел уже было выйти, как вспомнил о Майе и вывел её из глубокой задумчивости, протянув телефон. – Заказывай, что тебе надо. Карта привязана. Не стесняйся, иначе сам сделаю. Тогда точно будет и стыдно и страшно.

– Да пошёл ты, – огрызнулась она, и я мельком заглянув в её голову понял, что по неизвестной причине искажение разрасталось, подобно тлеющей бумаге, пожирая и очерняя личность Майи. Странно. Но подумать об этом стоит чуть позже. Сначала Ада.

На кухне расплескался уютный кофейный аромат, стол был занят большой миской салата, но Феникс стояла над плитой, подняв руки ладонями вверх, будто в молитве. Когда я зашёл, она оглянулась на меня с испугом в глазах.

– Что случилось? – её тревога передалась и мне, я быстро оказался рядом, взяв хрупкие руки Ады в свои.

– Смотри, – она кивнула вниз. – Я прихватила горячую сковороду, обожглась. Пять минут уже жду, когда пятно начнёт исчезать, но ничего не происходит!

– А должно? Насколько быстро раньше заживали раны?

– Такие мелкие почти моментально. И это ведь огонь, Саш! Это моя стихия.

– Сущности тоже довольно быстро заживляют свои мелкие раны, если помнить о том, что внутри тебя. Может… – я крепко задумался, пугать Аду не хотелось, но и оставить без внимания ситуацию тоже нельзя. – Может повлияло наше слияние? Организм перегружен и не справляется с регенерацией?

– Да уж. Я со всех сторон теперь уникальный случай. Так что ли? – она спрятала руки в карманы халата и уселась за стол.

– Выходит, что так. Ты, кстати, что из Денеба, что изо Льё – сделала уникальные случаи.

– И из тебя?

– Вроде как.

– Будешь есть? Я редко готовлю, считай этот день почти праздничным.

– Что отмечаем?

– Мою несостоявшуюся свадьбу, – мрачно изрекла Феникс.

– Ты собиралась замуж? Неужто за Дена?

– Не знаю. Это уже не важно, наверное. Ничего не важно, – она отпила кофе, осторожно положила салат в тарелку и придвинула ко мне. – Как-то Ден пошутил, что я его невеста, а потом всё так закрутилось… Я правда думала, что мы сможем быть вместе.

– Боль притупится, и потом ты будешь вспоминать всё, как сон. Это неизбежно. Слишком долго страдать наш мозг не позволяет.

– Я не хочу этого “потом”. Без Денеба… Безо Льё… Какой смысл, Саш?

Эти её слова острым лезвием задели моё сердце. Она оставляла место для тех, кого по-настоящему любила. И какими бы красивыми не показывались мне иллюзии, они оставались лишь иллюзиями. Быть подделкой, дешёвой репликой, играть роль замены. Для женщины. Как я вообще мог до такого дойти?

– Тогда и в мести нет смысла, – пожалуй, слишком резко ответил я. – За стеной валяется полуживой Якша, зудит искажённая Майя, Льё не вернуть. Ден ещё долго не сможет выбраться в тень и восстановить тело. Наша жизнь и будущее уже разрушены. Месть ничего не изменит, никого не вернёт и не сделает счастливым. Да и в наших с тобой маленьких радостях тоже нет смысла. Как и в моём присутствии здесь, – я не собирался говорить ничего такого, но слова сами собой срывались с губ. Лицо Ады мрачнело с каждой новой фразой. Я встал и, бросив на ходу, – увидимся завтра, – поспешил выйти из кухни.

Вслед мне не раздалось ни звука. Только гнетущая тишина. Оттолкнуть Аду сейчас значило или спасти её или потерять. Очередной выход моей трусости на сцену. Может быть Феникс передумает, со злости бросит идею мстить, и тогда я тоже смогу обо всём забыть, спрятаться ото всех, стать наконец-то самим собой. Признать нежелание бороться с Марселем оказалось труднее, чем я думал и больнее, чем ожидал. Корить себя за возвращение в Москву – логично, но встроенное мерило эгоизма говорило о том, что все мои действия оправданы, хотя бы эмоциями.

Бросить Аду. Оставить её разбираться с проблемами самостоятельно. Спасти себя. Не делать то, что заранее обречено на провал и действительно бессмысленно. Мерзко? Гадливо? Особенно после того, как мы почти завершили слияние. Да. Но если это единственный способ спасти нас? Птичка Дена не остановится ни перед чем, пойдет до конца. И, скорее всего, найдёт свою погибель. Чёткого плана мы не имеем, надеемся исключительно на разум присутствующих, на их гипотетическую поддержку. Но что, если вместо поддержки и небольшой битвы с Марселем, получим окончательный раскол в сообществах и полномасштабную войну? Стоит ли спускать такой снежный ком с горы? Я даже был не уверен, что стоило думать о сражении.

– Ну что? – спросил я у Майи, лишь бы не слышать тишину. – Заказала?

– Да.

– Вот и славно.

– Этот ваш… Якша, проснулся. Но невменяемый, – она кивнула к окну. На подоконнике восседала моя сущность. Он был настолько незаметным, что я бы никогда не обратил на него внимания, если бы не прямое указание.

– Перепил, – голос мой странно дрогнул, чувствуя бессилие Ярослава, как своё собственное.

Он сидел, ссутулившись, растрепав косу, и медленно перекладывал из одной руки в другую тяжёлый металлический шип, который вытащил из волос. Пустой, потерянный взгляд бегал со стекла на откос и обратно. Одна нога безвольно свешивалась с подоконника и чуть подрагивала в такт движениям рук. Якша дышал тяжело, с едва различимым присвистом, и отчаянно напоминал тень.

– Саш, – одними губами проговорил он, хрипло, по-стариковски. – Зачем?

Осторожно повернув голову, Ярослав впился в меня взглядом, полным горечи. Таким смотрят суицидники и люди, отчаявшиеся быть спасёнными. Сколько раз я видел такие лица, когда боролся с влияниями. Отравленные душевными и телесными муками, почти лишившиеся разума и надежды, обезумевшие, но уже погасшие. С потушенной ненавистью, с догорающей злобой и обязательно – мольбой. Я не хотел смотреть в его глаза, но не мог даже моргнуть. Якша всё понял. Почувствовал. И заставил меня погрузиться с головой в вину. В горячее сожаление о непростительном предательстве. О грядущем убийстве.

– Ты предал меня. Прости, – всё же выговорил я.

– Эй! Что опять?! – Майя подскочила с кресла и зачем-то отошла за диван.

– Он убивает меня, – криво улыбнулся Якша, указывая шипом в мою сторону.

– Как? – упавшим голосом, как привидение, откликнулась “мышь”.

– Кого ты выбрал вместо меня? – игнорируя вопрос, обратился ко мне он.

– Главное – выбрал, а кто это, не так важно. Лучше скажи, зачем ты предал?

– А я всегда был трусом, как и ты. Вот и снова испугался. Быть сущностью очередного отступника. Не весело. Опасно. Бесперспективно. Тебя не оставили бы в живых. А я умирать настроен не был, – Якша отвернулся к окну и бросил шип на пол. Тот с глухим металлическим стуком отскочил от половицы и покатился прямиком к моим ногам, но застрял в пушистом ковре Денеба.

– Теперь уже всё равно.

– На что ты надеешься, Саш? На свою силу? На Аду?

– На разум.

– Идиот.

– Вот именно поэтому мы с тобой всегда были позади Денеба и Льётольва. Вместо того, чтобы быть впереди. Если бы ты не держал меня за дурака, если бы не искал лёгких путей…

– И родился бы кем-нибудь другим? Да ты вечно страдал, что тебе достался я, а не Ден или ещё кто! Потому что тебе хотелось силы! Лидерства! Но не из-за гордыни и тщеславия, а из-за страха! Ты всегда боялся быть побеждëнным, убитым, забытым и брошенным. Но все страхи осуществились! Потому что ты поддался проклятию! Ты продался Фениксу, повелся на тело, на секс! Тьфу… – Якшу затрясло, как в припадке, и он глухо закашлялся.

– Даже если всё так, как ты говоришь… Это не повод отталкивать своего экзистенциалиста. Мы ведь друг без друга не выжили бы. Или ты надеялся, что Марс сделает тебя своей сущностью?

– Он и сделал бы.

– С чего? Он уничтожил своего напарника, слившись частично с Сёртуном, а частично – с влиянием! А ещё одну крошечную часть собственной сущности запер в себе же. Ты ему вообще не нужен. Ему никто не нужен! А тебя просто тупо использовали, как дешëвую шлюху.

– А Кодекс? – побледнел Якша. Стоило раскрыть то, что мне удалось узнать, чтобы припугнуть его. Напоследок.

– К чëрту слал Кодекс Марсель. Да и я теперь – тоже…

– Почему ты раньше не сказал?! Зачем убиваешь меня?

– Потому что ты – это ты, уж прости.

– А ещё экзистенциалист…

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?! – снова включилась Майя, безумным взглядом перебегая от меня к Якше.

– Отвянь, – бросил я ей, неожиданно вспомнив, что всё ещё брожу по квартире в полотенце. Но стоило мне сделать шаг в сторону, как я наткнулся на Аду. Резким движением с совершенно неженской силой, она развернула меня к себе и с размаха влепила звонкую пощечину, что я едва удержался на ногах. Щеку обожгло болью и горячим прикосновением.

– Ты! – крикнула она мне в лицо. – Ты – грëбаный трус! Оказывается! Где твоё достоинство, а? Истинный экзистенциалист! Чуть ли не сильнее Льё! Наркоман! Алкоголик! Музыкант недоделанный! Решил пойти на попятную?!

– Ада…

– Заткнись! – она снова замахнулась на меня и обожгла уже другую щеку. – Хочешь свалить? Бросить на меня эту идиотку-мышь и полудохлую сущность? Думаешь не сможешь уболтать Марселя? Правильно думаешь! Потому что среди экзистенциалистов таких дураков как ты – нет! И среди Фениксов тоже, Гершу-то я своими руками прикончила. И с тобой сделаю тоже самое! Ненавижу! – прорычала Ада, моментально выходя из тени.

Меня обдало жаром невидимых крыльев Феникса. Я не собирался выходить за ней, не собирался и сопротивляться. Хочет убивать – пусть. Ненавидит – тоже пусть. В конце концов, я заслужил. Потому что без сотой доли ста процентов готов сдаться. То ли от усталости – нужно держать блоки, нужно следить за Майей, думать о плане; то ли от тяготящей необходимости чувствовать рядом Аду. Любить её. Господи… Я должен признаться хотя бы себе, что безумно хочу её любить, я снова хочу чувствовать в своём сердце и душе то, что старательно убивал изо дня в день. Любовь.

В огненном дыхании, окружающем меня, перед глазами проносились сцены давно потерянного прошлого, от которого я отказался, и которое сломало жизнь не только мне, но и Льё с Деном, которое обострило ненависть между ними и Сёртуном. Лицо той, которую я любил. Она никогда бы не смогла понять и принять меня настоящего, правила сообществ и сторону жизни, скрытую от людей. Как и Майя она бы мучилась, страдала и в конце концов либо сошла бы с ума, либо обозлилась на меня. Или того хуже – пала жертвой какого-нибудь гада из сообществ. Да и я своим присутствием отравлял бы её сознание, как Ада сейчас отравляет моё.

Я склонил голову и упал на колени, не в силах выдерживать жар. Кажется, в воспоминаниях Феникса был очень похожий момент, когда Сёртун пришёл к ней с угрозами. Тогда птичка Дена валялась у него в ногах, моля о пощаде. Теперь и она делала со мной то же, что всю жизнь испытывала на себе. Ада мстила через меня тем, кто причинил ей боль. Жестоко мстила. Не стесняясь устраивала мне Ад на Земле. Кипящий котел.

Дышать стало нечем, лёгкие будто высохли. Стоило вытолкнуть её обратно в тень, или выйти самому. Остановить казнь. Но я не хотел. И даже инстинкт самосохранения, любовно взращиваемый в экзистенциалистах с пелёнок, – молчал. Кровь готовилась закипеть, выворачивая мышцы, а с ними и сухожилия. Сердце неслось со скоростью японского синкансена, готовое захлебнуться. Мне пришлось упасть на локти, почти уткнувшись головой в этот дурацкий пушистый ковëр, лежащий здесь насмешкой.

– Хватит! – пискнула где-то в стороне Майя, но тут же замолчала.

От окна посмеивался Якша. Больше я ничего не услышал – в ушах зазвенело. Надо было что-нибудь сказать или сделать, но мысли не шли в голову.

– Ты прекрасна, – прохрипел я, будто набрав в рот песок. – Если бы только я мог тебя любить.

Видимо по инерции ещё какое-то время Ада продолжала поджаривать меня. Но мы почти едины, так что она наверняка ощутила на себе силу собственной ненависти и злости, пусть и не настолько сурово. Я почувствовал, как она вернулась в тень. Тело медленно остывало, подрагивая от воспоминаний о боли. Оно ныло и страдало, требуя спасения. Но я не делал ничего. Только дышал, боясь лишний раз пошевелиться.

Время будто остановилось. Слышны были чьи-то лëгкие шаги, позже – шаги торопливые, покашливание Якши, звон посуды, стук в дверь и телефонный звонок, тихие разговоры и далëкие раскаты грома. Возможно, я провёл на полу, сложившись пополам час или два, три – тоже вариант. Хотелось пить, дышать полной грудью и выйти под надвигающийся дождь. Или умереть. Раз и навсегда. Но на задворках сознания зудела мысль о жизни, об Аде. Птичка. Лапушка. Видел бы её сейчас Денеб. И почему он больше не проявлял себя с того самого дня? Копил силы? Занят поисками нового тела? Каким образом ему удавалось сдерживать Феникса, и почему она не отстаивала себя таким же образом перед Сёртуном?

Пыль.

Всё это пыль.

Прошлое.

Пустое прошлое.

Боль.

Нескончаемая боль.

Музыка.

Меня спасёт только музыка.

Еле передвигая пальцами, я принялся перебирать ими по полу так, будто бы это было моё любимое пианино. Сначала обычные гаммы, потом трезвучия и их обращения, сложенные в подобие простейших мелодий, дурацкие этюды из музыкальной школы, внезапно всплывший в памяти старинный романс, слов которого я никогда не мог запомнить. А дальше – всё подряд. В моей голове звучали мелодии, переливаясь одна в другую, звенящие и тоскующие, полнозвучные и одиноко-голые, нагие и нежные, как нимфы. Моя сила – в чувствах. В умении души перенести их во что-то почти осязаемое, создать из мысли, из предчувствия образ, собрать его из звуков и тем самым оживить. И я вовсе не трус. Во мне достаточно смелости и достоинства, но слишком много лишней эмпатии, которую я прикрываю чем угодно, даже агрессией.

Ада…

Она такая же. В ней кипят эмоции, чувства, переливаясь через край. Она как огонь, вышедший из-под контроля, оторванное пламя, мечущееся в поисках пищи. А нужно только сгрести угли, поместить их в очаг и присматривать за ним, иногда поддувать, чтобы огонь не погас, иногда перекрывать доступ кислорода. И тогда Феникс будет гореть вечно.

Я попробовал подняться, ужасаясь кошмарному головокружению. Почти над ухом раздался дикий хохот Якши, я сплюнул от негодования и побрëл в спальню.

День 2. Якша.

Со спокойствием Атлантов я добрался до постели Денеба. Тёмно-бордовые шёлковые простыни, такой же балдахин, а напротив кровати часы во всю стену, выложенные цифрами. Стрелки показывали десять вечера. За окном таял в серой вечерней дымке буфер. Я не думал, что мои мучения длились так долго. Тело изнывало от лихорадки, возникшей из-за перегрева. Стоило бы переодеться, но от одной только мысли о прикосновении грубой ткани становилось хуже.

Прохладные простыни приняли истерзанного меня, как родного, будто только и ждали возможности утешить. На короткое мгновение я забылся, растворился в нежности. К утру станет легче. Конечно, если бы Якша всё ещё оставался моей сущностью на сто процентов, то смог бы помочь в восстановлении и лечении. Без него будет сложнее, а Феникс… Она вряд ли возьмётся помогать, особенно после того, как чуть не убила меня.

Мы зашли в тупик. Вернее я. Ощущение распада личности, разделение её на две противоборствующие стороны сводило с ума. Одна моя часть отчаянно и смело рвалась в бой, требовала приложить все силы к тому, чтобы переиграть Марселя. Другая же трусливо и логично подсказывала не лезть на рожон, не брать пример со Льё и сохранить жизнь и себе, и Адочке. Да и Якше заодно. Возникшее чувство вины за содеянное, капля раскаяния, наложившаяся на него, глухим набатом гудели в голове. Имел ли я право? Разве Фениксы были когда-либо важнее для экзистенциалистов, чем собственные сущности? Не под влиянием ли проклятья я решился на этот шаг? И на что я надеюсь – на любовь Ады, на власть или на спокойную жизнь? Проще говоря, я пытался понять, зачем делаю то, что делаю. Чувство долга перед Льё лишь затравка, маленькое оправдание, приведшее меня к омуту. Правда тонул я с превеликим удовольствием.

Якше осталось жить недолго, если всё же мы с Адой завершим слияние. Если она вообще ещё здесь.И если мы переживём финальное вливание. Хаос. В голове бардак, как после землетрясения.

В висках стучала боль, пульсировала, как заражённая горячкой кровь. Я закрыл глаза, отдавшись тьме и задремал.

Пробуждение оказалось мягким, ласковым, каким давно не было. Настолько давно, что я и вспоминать не хотел – когда. Чьи-то лёгкие, нежные руки гладили мою голову, путаясь в волосах. Как я не пытался оставить глаза закрытыми подольше, сделать этого не удалось. В комнате царила полутьма, горели одинокие светильники. В настежь распахнутое окно врывались смелые порывы ветра, раздувая чёрные шторы. Пахло свежестью и немного пеплом. Рядом полулежала Ада, печально разглядывая моё лицо. Когда я посмотрел на неё, она улыбнулась так пронзительно-виновато, что у меня защемило сердце.

– Я чуть не убила тебя, – шепнула Феникс, любовно проведя ладонью по моей щеке.

– Заслужил.

– Не правда, – она прилегла рядом, избегая моего взгляда, и осторожно положила руку на грудь. – Очень больно?

– Уже терпимо. Думал, ты уйдёшь.

– Я хотела… Но кроме тебя у меня никого ведь больше нет. Ты имеешь право на сомнения. Не знаю, что даст мне месть. И ничего не сделать не могу. Марсель виновен в том, что случилось. Могло ведь быть и хуже! Он должен быть наказан. Сообщества должны знать, что происходит в самых верхах, кто ими управляет. Может, тогда и мне станет спокойнее. Да, это не вернёт мне ни Льё, ни Дена… – Ада замолчала, подавив тяжелый вздох. – Я не знаю, Саш.

– Мне бы просто не хотелось, чтобы ты погибла так же, как и они. Вот и всё. Мы не знаем, что в голове у Марселя, как отреагируют сообщества, встанет ли кто-то на нашу сторону. Вся эта затея – огромный риск, и я жалею, что втянул тебя в это. Ведь в тот день можно было увезти тебя куда угодно, можно было уговорить не мстить, затаиться и просто жить.

– И ты думаешь, нас бы не стали искать? Пока мы живы – мы угроза. Так и Льё с Денебом говорили. Рано или поздно… Всё придёт к одному, – она вдруг прижалась к моему плечу, сжимая его руками. – Так больно… Больно думать, что я с тобой обошлась почти как с Сёртуном. Эта ненависть… Прости.

– В отличие от огненного старика, я жив и даже могу говорить. А ещё хочу курить больше, чем пить, – мне хотелось улыбнуться, чтобы Ада успокоилась, обнять её, но тело сковало предчувствием боли.

– Я принесу, – она поднялась, шурша простынями.

– А эти двое? Нормально всё? – запоздало вспомнил я.

– Мышь предсказуемо испугалась и впала в панику. Я уж думала, что она никогда в себя не придёт. Зато притихла. Сидит, смотрит что-то. А Якша… Ему плохо. Лежит на диване, ничего не ел и не пил. Может спит, а может прикидывается. В таком состоянии точно никуда не сбежит, если только до первого этажа кубарем по лестнице.

– Да уж…

– Саш…

– А?

– Мы пропустили следующее вливание… – с намёком протянула Феникс, а я только ухмыльнулся. Её ничто не остановит: ни жгучее чувство вины, ни страх стать убийцей.

– Неси.

Ада бесшумно вышла из комнаты, мелькнув распущенными волосами, и мне вдруг показалось, что они стали необычайно длинными. Похоже, завтрашнему вечеру быть. И мести – тоже. Хоть я и не готов.

Из окна донёсся приглушённый раскат грома. Лето решило о себе напомнить. Как-то так получалось всегда, что именно в это время года у экзистенциалистов работы становилось чуть меньше, и можно было себе позволить отдохнуть. Некоторые уезжали к родителям, некоторые – на курорты или в буферы. А я пятый год подряд никуда не собирался. Может, заскочил бы в Вену или Берлин, чтобы непременно посетить парочку концертов симфонической музыки. На могиле бабушки не был уже слишком давно, настолько, что возвращаться туда страшно. Нет, я не увидел бы запустения, – родители наверняка ухаживают, но изменения мои настолько сильны, что ей не стоит о них знать. Да, это глупо, считать, будто мёртвые видят нас, живых, но мне никогда не хотелось её огорчать. Единственного человека, которому я мог доверять больше, чем себе. Она любила меня беззаветно и строго, любила мою музыку и хотела научить носить цветы в петлице пиджака. А я так и не научился.

Я снова закрыл глаза, последовательно восстанавливая образ бабушки и нашей музыкальной комнаты. Но успел добраться только до белой скатерти с подзорами. Вернулась Ада. В руках она несла два бокала, бутылку вина, а в другой – свёрнутое полотенце. В нём, как я верно догадался – наши маленькие медицинские игрушки.

Она присела на край кровати, отложив бутылку, и осторожно развернула сверток.

– Ты уверен, что не станет хуже? У тебя такой вид…

– Как у варёного рака?

– Получше, но всё равно нездоровый.

– Адочка, я, конечно, не Феникс в плане восстановления, но пока ещё имею в себе часть сущности. К утру буду свежим и почти красивым.

– Как всегда, – вздохнула она. – Нельзя быть таким. Вы, экзистенциалисты, какие-то неправильные. Слишком разные и интересные, сплошное искушение.

– Это не мы такие, просто ты – невероятная Ада.

– Ненасытная, как Денчик говорил, – неожиданно она улыбнулась, словно прогоняя нахлынувшую тоску. – Готов?

– Всегда.

– Двойную дозу тогда. Чтобы ночь провести спокойно, а утром всё закончить.

Я промолчал. Ада торопилась, хотела поскорее покончить хотя бы с чем-то одним, готова была рисковать, а мне уже было не так важно, что происходит. Я сам себя отдал в руки этой женщине и Судьбе, так что теперь мог только плыть по течению и немного рулить. Руки коснулась прохладная влажная стерильная салфетка. Болезненно вонзилась под кожу игла. Феникс вытянула её медленно, стараясь не причинять боли, но я всё равно чувствовал движение инородного металлического стержня. И вторая порция, быстрая, резкая. А теперь обмен.

– Помоги мне, Саш.

– Рискну.

Стиснув зубы я принял полулежачее положение. Ощущение было такое, будто меня окунули в перец чили. На глаза против воли навернулись слёзы, но я взял из рук Ады шприц и вогнал иглу в вену. Она сделала то же самое с моей рукой. На манер сигар мы ухватили во рты вторые шприцы. Феникс кивнула, и медленные потоки крови начали своё торжественное шествие. Оказывается, к солоноватому металлическому вкусу можно привыкнуть. Наверное, вампиры, если они существуют, тоже поначалу блевали от живительного напитка, а потом вошли в раж.

От двери раздался невразумительный возглас, и показалась перепуганная бледная Майя. Она закрывала рот руками, то ли пытаясь сдержать крик, то ли рвотные позывы, а может просто не знала, куда себя деть. Я бы рассмеялся в голос, если бы уже допил кровь. Поэтому просто подмигнул ей. “Серая мышь” прислонилась к дверному косяку, готовая сползти по нему как слизняк.

– Что… Вы… – промямлила она с усилием.

– Кровушку пьём, дорогуша, – наконец-то смог ответить я, устало откидываясь на простыни.

– Не скажу, что вкусно. Но это ведь Сашина кровь, – улыбнулась ей Ада, убирая шприцы и салфетки, старательно заворачивая в полотенце.

– Господи… Зачем?

– Ты разве глухая? – продолжала в насмешливом тоне Феникс. – Якша вроде ясно сказал. Мы убиваем его. Теперь я буду Сашиной сущностью.

– Что за кошмар? – Майя устало опустилась на пол, хватаясь за голову. Но тут же подняла взгляд: в комнату ворвался Ярослав, мертвенно бледный и страшно злой.

Конечно, он ринулся прямиком ко мне, не замечая ни Майю, ни Аду. Сейчас только я был его главной целью. Врагом. Спасением. Надеждой. Чувство вины пришлось утопить в обливающемся горячей кровью Феникса сердце. С неожиданной силой Якша оттолкнул Аду и схватил меня за шею, сжав руки железным замком. Давил зверски, усиливая боль моего исстрадавшегося тела. А я не сопротивлялся – никакого резона сейчас убивать меня не было. Да и выдохнуться он должен был скоро. Глаза у моей сущности сверкали безумием, порожденным отчаянным желанием жить. В его взгляде мелькали страх, ненависть, но не было ни капли раскаяния.

Якша никогда и ни в чём не считал себя виноватым, отговариваясь то работой, то характером, то алкогольным или наркотическим опьянением. Целенаправленно скидывал ответственность в основном на меня, а сам никак не хотел взрослеть. Если он не работал, то развлекался. Если не развлекался, значит валялся в каком-нибудь отеле и приходил в себя. Никаких иных увлечений, никаких встреч с семьёй и никакого прогресса. Безмозглый подросток в теле взрослого, хоть и с хитрецой. Но не настолько продуманный, чтобы обвести меня вокруг пальца или заставить убиваться тем, что я толкнул его на смерть.

Вместо того, чтобы бить Якшу или пытаться оторвать от меня, Ада осторожно взялась руками за его шею и зашептала что-то на ухо. Сущность дёрнулась, но не смогла вырваться из цепких лапок Феникса. По лицу его пробежал испуг, а взгляда коснулась паника.

– Ты всё равно умрёшь, – уже громче заговорила Ада. – Проведи последние часы в спокойствии. Ты видел, что я сделала с Сашей, тебе хватит и половины от этого, чтобы наградить себя дичайшими мучениями. Ты будешь умирать медленно и страдальчески, ты станешь умолять меня о пощаде, но я буду ждать, пока последняя капля крови не коснётся сладких Сашиных губ. Сейчас я могу прожечь твоё горло сильнее, – и тут действительно чуть запахло палёной кожей, а Якша сдавленно пискнул, как щенок, – ты потеряешь способность говорить, так что корчиться от боли будешь молча. Но я знаю, что ты ещё надеешься на нашу милость. На благородие и сострадание. Ты думаешь, что мы с Сашей трусы, что не сможем довести начатое до конца. Тогда вспомни, милый Якша, – она рванула его на себя и крепко прижала к телу, одной рукой продолжая обжигать шею, а другой скользнув вниз, по направлению к штанам, – вспомни, кто убил Гершу, Истиля и Сёртуна. Все сообщества знают. Ты один дурак?

– Отпусти, – прохрипел Якша, а Майя с шумом отползла подальше.

– Обещаешь быть тихим мальчиком? – пропела сладострастно Ада.

– Ты ненормальная! – вместо ответа просипел Ярослав, за что получил подпалённый живот. – Ладно. Буду. Буду… Только у вас всё равно ничего не выйдет! Феникс никогда не сможет заменить экзистенциалисту сущность!

– Вали, – Ада вытолкнула его к двери, где он чуть не свалился на Майю. – А ты, мышь, проследи, чтобы он не мешал нам отдыхать. Иначе тебя ждёт участь повеселее.

Майя вскочила, подхватывая Якшу и потащила его в гостиную, под отчаянные глухие завывания сущности. Никому не хочется умирать, равно как и жить в ожидании скорой смерти. Я даже не хотел представлять, о чем он сейчас мог думать.

Феникс прикрыла дверь в комнату и тут же остановилась, тревожно глядя в окно. Раскат грома заставил её вздрогнуть и оцепенеть.

– Ада?

– Это уже было. Ночь. Москва. Гроза. Эта комната. Руки Льё и Дена.

– Боишься?

– Ещё больше, чем всегда.

– Иди ко мне, – мягко позвал я, ибо сам подняться не смог бы. Но Ада стояла и смотрела в окно, в томительном напряжении ожидая новую вспышку.

Кое-как совладав с болью, я сел, спустив ноги на мягкий ковёр. Перед глазами скакали огонечки, комната опасно покачивалась, а шум в ушах напоминал дождь. Поначалу мне даже подумалось, что на улице разразился ливень, но через пару секунд стало легче. Пока я подбирался к Фениксу, время словно остановилось. Никаких звуков не доносилось до нас, даже сам воздух замер. Медленно проведя по её руке, я попытался заглянуть в глаза, полные боли, отчаяния и ядовитой меланхолии. Ада всё ещё страдала, вспоминала и не могла выбраться из этого болота.

– Можешь ничего не говорить, Адочка… – я обнял её хрупкое тело. – Каждый, кто любил, понимает эти чувства без слов.

– Саша, – тихо выдохнула она, доверчиво опуская голову на плечо. – Мне кажется, что я должна была умереть вместе с ними. Несправедливо оставлять меня здесь одну.

– Ты не одна, моя хорошая… – нежно коснувшись ладонью её спины я вдруг понял, что Ада дрожит, снова замерзая.

– Птичка?

– Птичка…

– Хочу побыть немножко твоей птичкой. Пока не встречусь с Денебом.

– Ада…

– Я понимаю, Саш. Встретиться с ним значит умереть или жить так долго, как я не смогу. И он больше не показывается сквозь тень, как тогда, в деревне. И татуировка потускнела.

– А частичка?

– Спрятана. В самом сердце. И отозвалась тебе, – она слабо обняла меня и дёрнулась, испугавшись молнии.

– Если хочешь, будь моей птичкой. Всё равно мы почти рабочая пара уже…

– А ты? Хочешь?

– Вспомни, что было между нами?

– Кто знает, что это было. Да и я… Иногда забываю что-нибудь. Разговоры, места. Какие-то мелочи, которые кажутся несущественными, а потом оказываются важными. Они говорили, что это последствия выжига.

– Не важно. Главное не убивай меня больше, – я нашёл в себе силы улыбнуться, пусть даже Ада этого не видела, и прижал её крепче.

– Теперь и нельзя, иначе сама погибну. Я только сейчас поняла, что мы подписали кровный договор. Если живём, то живём оба, но и умирать будет вместе. Так ведь?

– Да… Ещё не поздно всё вернуть обратно.

– Нет. Новую потерю мне не пережить, – она отстранилась от меня, сжимаясь от страха перед новым раскатом грома, и всмотрелась в лицо. – Саш, тебе стоять тяжело.

– Есть такое.

Ада подхватила меня под руку, и мы добрались до спасительной постели, забыв закрыть окно и не погасив свет. С улицы дул холодный ветер, пригоняя запах скорого дождя. Молнии сверкали так часто, будто бы на Москву обрушился с десяток грозовых фронтов. Феникс жалась ко мне каждый раз, когда за окном вспыхивало и гремело. Боялась. А я испытывал удивительно острое наслаждение от того, что мог её утешать, прятать на своей груди и в объятиях. Даже забывал о боли, когда поглаживал Аду.

– В детстве, лет семь мне было, наверное, – начал я шёпотом, – мы с бабушкой как-то гостили у её брата далеко за городом. В какой-то совершеннейшей глуши. У него был большой деревенский дом с десятью комнатами, вроде. Во всяком случае тогда мне он казался настоящим лабиринтом. На каждые две комнаты были сложены небольшие печурки для отопления, старшие называли их галанками. Забавное слово. Так вот, – я сделал небольшую паузу, чтобы чуть успокоиться, ибо внутри всё странным образом задрожало. То ли от воспоминаний, то ли от жаркого дыхания Ады рядом, – я играл во дворе, пока бабушка с братом возились на огороде. Типичный вечер, типичная деревенская жизнь. Из-за горизонта выползли жуткого вида, совершенно чёрные тучи. Мне сейчас кажется, что из-за возраста они мне виделись такими ужасающими. Через минут пять уже половина неба оказалась затянута, началось полыхание. Я таких молний никогда больше не видел: разноцветные, подсвечивающие тучи откуда-то снизу. И гром! Если бы ты слышала…

– Умерла бы на месте, – шепнула она, боязливо косясь на окно.

– Ну это вряд ли… И знаешь, что случилось дальше? Меня послали в дом, закрывать движки, чтобы в печки не налился дождь. В огромный тёмный лабиринт. Свет включать не разрешили из-за соображений безопасности. И представь себе маленького мальчика, в ужасе перебегающего из комнаты в комнату! В окна залетает дикий ледяной ветер, громыхает вокруг так, что кажется, будто крыша рушится, постоянные всполохи. Я добежал до самой дальней комнаты и забился в угол на кровати, но дело своё сделал. Бабушка с охами и ахами шаркала где-то далеко, прикрывая окна. А я сидел и боялся. Лет до пятнадцати, наверное, не мог один оставаться во время грозы. Потом отпустило…

– Почему?

– На первое задание сходил, как экзистенциалист. На настоящее, не тренировочное.

– Разве можно так рано?

– Вообще нет. Но я немного сходил с ума от собственной силы. Если кипятить молоко без присмотра, оно поднимается шапочкой над кастрюлей и бежит через край, стекает по стенкам, горит… Вот и со мной что-то подобное происходило. Учителя посоветовались с руководителем сообщества, и меня отправили уничтожить влияние. Чтобы я мог выплеснуть всю силу. Это было страшно. Нам, конечно, в школе многое рассказывали, показывали… Но реальность оказалась гораздо более ужасной, противной, иррациональной даже. Я был шокирован, напуган, опустошён. И перестал бояться дурацкой грозы, потому что понял – есть вещи пострашнее.

– Ты, значит, сильнее Льё? Так ведь говорят…

– Да. Но я не люблю об этом ни говорить, ни думать. У Льё всегда было то, чего не хватало мне. Смелость. Рассудительность. Особая экзистенциальная меланхолия. Он жил своим делом. А мне больше хотелось быть человеком, чем экзистенциалистом. Ужас же принимал себя как есть.

– Он страдал, Саш…

– Да. Но это была его жизнь. Моя же осталась где-то там, в далёком детстве. Я не ощущаю себя в полной мере экзистенциалистом. И человеком – тоже. У меня нет смыслов, нет целей. Ничего вообще, понимаешь? Поэтому моя сила ничего не стоит!

– Расскажи о ней…

– Не хочу.

– Саш, пожалуйста.

– Музыка. Я не знаю механизмов, не хочу знать. И предпочёл бы музыку исполнять, чем кого-то ей убивать.

– Твоя сила красивая… Вы оба со Льё уникальные. Совсем не похожи на других. Ты сыграешь мне? – она вдруг приподнялась и смело заглянула в мои глаза, открыто, даже с некоторым вызовом.

– Завтра, – улыбнулся я. – Давно ни для кого не играл.

Мне захотелось рассказать ей о том, как мы с бабушкой проводили вечера, но побоялся быть излишне сентиментальным. Ада же не отводила взгляда, будто бы пытаясь прочитать мысли по глазам.

– Ты ведь сказать что-то хотел.

– Не важно.

– Важно.

– О Боже, Ада! Ты меня с ума сводишь.

– Пока нет. Вот расскажешь… И тогда…

– Что будет?

– Ничего не скажу, – она приложила пальчик к своим губам и лукаво улыбнулась. В который раз я заметил, насколько быстро и резко может меняться её настроение. Когда закончим слияние, обязательно нужно подлатать сознание птички.

– У нас с бабушкой была музыкальная комната. Она пекла бисквит, покупала мороженое. И слушала, как я играю для неё. Моя первая и главная слушательница… Как ей удавалось чувствовать музыку всем сердцем, я до сих пор не могу понять. Она улавливала настроение по первым нотам и погружалась в историю целиком. А потом, когда мы пили чай, рассказывала на ходу придуманные сказки по тем мелодиям, которые я наигрывал.

– Она любила тебя, да? Больше, чем родители…

– Меня никто так не любил. Мать с отцом, когда узнали, что я буду учиться в спецшколе, ужасно возгордились, но потом быстро охладели. Мне кажется, что они никогда особо не обращали на меня внимания, много работали. Не знаю, зачем я появился на свет. Бабушка говорила, что от большой любви. Но мне не верится: когда ребенка хотят, ждут, то не забывают о его днях рождения и не отворачиваются, когда из школы сообщают о неудачах. Да и уже не важно всё это. Что-то я слишком откровенен с тобой сегодня. Не к добру.

– Мы можем представить, что я тебя люблю. По-настоящему. И навсегда.

– Это обман, Адочка… Дурацкий бессмысленный обман, ведущий к боли.

– А… – она задумалась, осторожно рисуя что-то на моей груди. – Знаешь… Так странно. Здесь мы провели нашу первую с Деном ночь. Потом – самую лучшую, вне тени… И ту ночь, которая перевернула наши жизни. Всех троих. И теперь здесь мы с тобой. Я, наверное, действительно ненормальная и помешанная. И хочу, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты тоже мог потом вспомнить… Эти бордовые простыни, – Ада опустилась чуть ниже в кровати и нежно поцеловала болезненную кожу на моём животе. – И грозу… – снова поцелуй. – И наш маленький секрет…

Я напрягся. Совершенно ясно было, куда и зачем направляется огненная птичка, но мне вдруг показалось, что я не готов. Что не хочу грубой замены чувств телесными ощущениями, хотя тело и утверждало вполне очевидно, что мои желания его мало волнуют. Горьковатый коктейль из удовольствия и боли туманил разум, но вся привычная развязность и откровенная развращенность в постельных утехах меня вдруг покинули. Существовали только нежные губы и язык Ады, тихие раскаты грома, свежий ветер и моё нестерпимое желание принадлежать этой женщине безраздельно, разом, целиком и полностью, сейчас и всегда. Подрагивающей рукой я добрался до её головы и осторожно пробежав по волосам, подхватил за подбородок, призывая к себе.

– Это только для тебя, Саш… Не потому, что унизительно, не потому, что я так привыкла. Нет. Просто я так хочу.

– А я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза.

Она удивленно вскинула бровь и медленно опустилась на меня сверху, осторожно положив ладони на грудь. Распахнувшийся халат явил столь желанное тело Ады, кое-где отмеченное шрамами, самый свежий из которых был хорошо мне знаком. Они нисколько её не портили, скорее наоборот, добавляли тайны и загадки, намекали, обещали, манили. Не в силах унять дрожь, я осторожно поднялся вмиг ставшими огненными ладонями от её бёдер к талии. То, что Ада делала со мной, больше походило на медленную казнь. Наслаждение душило, оказавшись слишком острым, слишком сильным. Мимоходом я успел поймать мысль, что мы почти слились, значит, уже могли чувствовать друг друга, а значит сейчас просто резонировали.

Гипнотические движения Феникса погружали нас в особый чувственный транс. И я даже не заметил, как и когда прекратилась боль. Притупилась ли она, или просто исчезла? Осторожно, с каждой новой сменой нашего положения в постели, мы подталкивали друг друга к выходу из тени, даже требовали этого. Пот с меня лился ручьями, Ада дышала часто и тяжело, не отпуская мой взгляд ни на мгновение.

Я так хотел её, что не думал, не понимал, не мог ничего сказать. Весь я – тело. Весь я – экзистенциалист Ады. Моя музыка – только для неё. Если бы она чуть отпустила меня, позволила сыграть ведущую партию, то сдержаться бы не вышло. Картины того, что могло бы произойти дальше, распаляли меня ещё больше.

Граница. Ещё шаг и мы – вне тени. Слишком рискованно в нашем состоянии незавершенного слияния.

– Птичка, – шепнул я. – Нельзя…

– Хочу. Там – другое.

– Не важно.

– Саша… Пожалуйста, – как-то по-особенному трепетно пропела она, и я услышал музыку. Тонкую, звенящую мелодию. Одинокую, но светлую. Ни один инструмент не мог бы так сыграть, только человеческая душа.

– Хочу тебя любить, Адочка, – вместо ответа выдал я, схватил её крепко, и вытолкнул нас из тени.

Жар её крыльев, яркие отблески от них на стенах, светящееся тело – это всё было и моим тоже. Мысли, которые я усиленно сдерживал, желания, которых боялся, всласть, которую дала мне она, – всё вылилось в невероятно нежное и смелое звучание. Прикосновения стали и более страстными, и более ласковыми, нежно-наивными.

– Так красиво, – на тяжёлом, горячем выдохе пролепетала Ада, подчиняясь мне.

– Как ты…

– Смотри… – она протянула мне поблескивающие ладони.

– Т-с-с… Просто наслаждайся.

Мгновения обострённых чувств, безумных желаний, неосторожных взмахов крыльев слились воедино, как и мы с Фениксом. Тот самый обмен, который был возможен между сущностью и Фениксом, теперь оказался возможен и между экзистенциалистом и Фениксом, благодаря ли частичке, или потому, что мы с Адой не совсем типичные представители сообществ. Но ощущение перетекания силы, её смешения и распределения, ощущение полнейшего слияния, безраздельного, настолько масштабного, готового охватить весь мир, затмило даже все телесные реакции. Мы оба слышали только музыку, биение наших сердец, шум горячей крови в ушах и дыхание друг друга. Близкое. Понятное. Желанное.

Выталкивала нас обратно Ада, ибо тело моё достигнув предельного наслаждения окончательно ослабло, вспомнило про ожоги, вернуло боль и потребовало покоя. Влажные простыни, раскиданные подушки, почерневшие стены – внушали ощущение полнейшего удовлетворения и правильности того, что случилось. Моя птичка самозабвенно продолжала одаривать меня нежными поцелуями и прикосновениями, ловя взгляд.

– Риск удался, – улыбнулся я ей.

– Более чем… Наш обмен – невероятный.

– Даже странно, почему никто никогда его не пробовал.

– Не думаю, что кто-нибудь до нас любил тех, кого никто и никогда…

– Свобода так близка… Ада, – я поймал её ладонь и крепко сжал. – Если всё удастся, ты бы действительно хотела остаться со мной?

– Не знаю. Наверное. С тобой хорошо. Не так, как с ними. Но… Как-то иначе.

– Это не любовь, да?

– Возможно. Но я бы хотела называть это любовью.

– Самовнушение…

– Саш…

– М?

– Не делай вечером ничего такого, о чём потом пожалеешь. Не провоцируй Марселя, будь осторожен.

– Я знаю, что стоит говорить, а что нет. Не переживай. Главное, будь рядом, не встревай, я сам всё сделаю. Ты не знаешь Марса так, как я…

– А он в курсе про частичку?

– Когда мы виделись последний раз, когда обсуждали наши действия, о вас с Деном говорили много. Точно про частичку они не знают, ибо для них невозможно настолько глубокое взаимодействие, какое было у тебя с сущностью, поскольку их тупые мозги заточены на совсем иное. Единственное, что тогда предположил Марс – это возможность вашего слияния. Так что да, они были близки.

– Тогда откуда ты узнал?

– Догадался, а потом увидел. Прямо там, на дороге, когда предупредил вас. Все наши обсуждения и факты вдруг сложились в одно целое, стоило взглянуть в твои глаза.

– Странно.

– Тоже так считаю. Я никакого отношения к Денебу не имел, да и к тебе тоже, чтобы разглядеть частичку. И не заглядывал в голову.

– Почему сказал спрятать?

– Не знаю. Потому что так правильно, – пожал я плечами. – Она ведь почти как ребёнок. Да? Она невинна. Её незачем убивать. Но Марсу всё равно… Если он узнает, убедится в осуществлении такой возможности, то точно никогда не уступит. Потому что это меняет всё, ломает саму систему взаимодействия между сообществами. Что, если вы с Деном такие не одни? Что, если безвредное взаимодействие между Фениксами и экзистенциалистами возможно? Это же другой мир, Ада… Другие правила, другая жизнь. И если нам она нужна, то Марсу – нет. Именно поэтому я теперь против встречи. В запале казалось верным поговорить с ним, даже доказать правоту силой. Но рисковать тобой…

– А собой?

– Ну я это я… Во мне ничего, кроме экзистенциальной сущности.

– А во мне – ты. И это совершенно взаимно.

– Мы можем не завершать слияние.

– Нет. Не можем.

– Ада…

– Саш! Я знаю, почему ты вдруг пошёл на попятную – ты хочешь отдать долг Льё! Он когда-то помог тебе, теперь ты пытаешься сделать тоже самое для него. Но он бы не отступил, ни из-за меня, ни из-за частички. Есть вещи гораздо важнее этого, важнее всех нас.

– Глупости.

– Нет!

– А я сказал – глупости! Когда-то, ты прекрасно теперь знаешь многое о нашем со Льё прошлом, мы оба думали, что есть вещи важнее: экзистенциальный долг, долг человеческий, справедливость, светлое будущее, какие-то рабочие цели, стремления, сила, в конце концов. Но жизнь показала нам, что это всё ничего не стоит, если исчезнет то, что давало надежду. Что-то особенное, без чего сердце не хочет биться быстрее. Поэтому ты, частичка – важнее всей этой мишуры. И я готов до конца своих дней называться трусом и слабаком, только бы вы остались невредимы.

Ада ничего не ответила, откинулась на подушки и подняла взгляд к чёрному потолку. Хотел бы я знать, о чём она думала, но искушение проникнуть в её милую головку было настолько противным мне, что я без труда его задушил. Дождь за окном из ливня превратился в тихую морось, а мы даже не обратили внимание на то, что гроза кончилась. Страсть. Нет. Уже не страсть, нечто иное, лично для меня мало понятное и необъяснимое. Не думать. Главное – не давать себе повода развивать мысли о чувствах к Фениксу. Не быть слабым перед самим собой, только перед ней.

Пару минут спустя она подобралась ко мне и спряталась в объятиях. Наверное, именно так Ада засыпала на плече Денеба, удивительной сущности, перешедшей все мыслимые границы. Как сильно изменился и он, и Льётольв, когда встретили нашу птичку. Интересно, я тоже теперь другой? И почему нельзя было любить кого-то другого, почему именно она? Точка, в которую решили собраться все ниточки, узел, связавший сильнейших экзистенциалистов, чтобы в итоге разорвать их души в клочья, чтобы сгореть всем вместе ради призрачных надежд и несостоявшихся жизней. Мы можем уйти без следа, так ничего и не изменив, рассеяться дымом, не оставив даже пепельных следов. Но можем перевернуть мир. И дело, оказывается, даже не в нашем желании.

Пока Ада тихо спала рядом, я продолжал собирать в голове смутные образы завтрашнего дня, анализировать прошлое, вспоминал, как обычно ведёт бой Марсель, прислушивался к тишине за дверью. Как там Якша? Совсем плох или ещё держится? Странно, но эти мысли не вызывали ничего, кроме сожаления, тонкого и прозрачного, как шифоновый платок. Когда я успел настолько отдалиться от него, да и были ли мы близки? В какой-то степени да, потому что проводили много времени вместе. Когда-то. Учитель в школе говорил, что если ты встал перед влиянием, готовый его устранить, готовый убить его, то не имеешь права отступать, не должен даже думать о том, каким будет итог. А итог всегда один – смерть. Ты должен делать то, что начал, должен довести до конца, как бы не было жалко, больно и страшно. Но это элементы борьбы с влияниями. С предателями ещё проще. Они уже подписали себе приговор, убили в тот момент, когда отказались от того, чему клялись быть верными.

Якша – предатель.

Огромные часы на стене, которые так любил Ден, мерно отсчитывали получасовые промежутки, едва слышно щёлкая. Правда, слышал это только я. Всегда. Довольно часто, после того, как Денеб и Льё обосновались в буфере, мне случалось гостить в этой квартире. Наши встречи были похожи на столетней давности сборища аристократов в закрытом клубе для джентльменов: мы курили, пили дорогой коньяк, разговаривали обо всём и ни о чем. Никаких привычных кутежей с девушками и в шумных и многолюдных местах, никакой пошлости и грубости. Серьёзные беседы, острые циничные шутки. Я не скрывал, что встречался со Льё в Москве, но утаивал уровень приватности и нашей дружбы. Некоторые вещи не должен знать никто, кроме тех, между кем происходит что-то важное. Мне нравилось думать тогда, да и сейчас о том, что всё же мы были определённо близкими друзьями, товарищами. Конечно, не такими, как они с Деном, но похожими.

Когда стрелки добрались до четырёх утра, я осторожно переложил Адочку в подушки, укрыл одеялом, спрятав под него нежнейшие крылья, любовно отрисованные на её спине. Красавица, женщина, на которую хочется смотреть, к которой хочется прикасаться. Теперь по собственному желанию, по велению неизвестных мне мыслей, она – моя птичка. Интересно, что на это сказал бы Ден?

Я подошёл к распахнутому окну и, облокотившись на подоконник, с жадностью вдохнул прохладный, влажный от дождя воздух.

– Ты ведь здесь, Денеб… Знаю, – шепнул я, медленно выходя из тени. Присутствие сущности ощущалось слабо, но очень чётко. Он был в каждой точке своей любимой квартиры, здесь мог черпать силы. – Дай знак. Мне нужно.

– Спасибо, – послышался далёкий глухой голос.

– Да и не за что. Я думал, что делал это для вас со Льё, а оказалось, что для себя. Только… – кивнув назад, указал на спящую Аду. – Но ты и так знаешь. Она тебя любит.

– Знаю.

– Дело плохо, Ден. Мы слишком рискуем. И я не хочу, чтобы с Адой что-то случилось.

– Делай.

– Мне не будет прощения…

– Будет. Люби и береги её. Я слишком слаб, – последние слова расслышать удалось с величайшим трудом.

Присутствие Денеба кончилось, растворилось, исчезло – сложно подобрать слова тому, что случилось. Удивительно, что ему удалось сохранить далеко вне тени каплю себя. И сейчас мне подумалось, что я врал и себе и Адочке. Живой полностью сущность остаться без экзистенциалиста не могла. Его держала рядом с землей только частичка внутри Феникса. Как только она окажется выпущена на свободу, то Ден исчезнет окончательно, ибо тело создать или подыскать себе не сможет. Слишком мало сил, слишком много частей сущности были отдано Льё.

Я уже не был уверен, возвращаясь в тень, что говорил именно с ним, может это был просто небольшой экзистенциальный след? И этот невидимый голос утвердил меня в той роли, с которой я сжился за эти дни. Любить. Именно этого я хотел и страшно боялся. И снова хотел, жгуче, невыносимо, всем своим существом.

Ада.

Проводив взглядом её медленное сонное движение, я погасил свет и, пробираясь сквозь предрассветную полутьму гостиной, направился в душ. Специально старался не смотреть по сторонам, чтобы случайно не увидеть Майю или Якшу, чтобы не начать думать о них, о том, что непременно случится через несколько часов.

Я наивно рассчитывал, что после душа выпью кофе, выкурю парочку сигарет и благополучно займусь приготовлениями, но мой организм, несколько отравленный слиянием с Адой, решил иначе. Минут пятнадцать я просидел на полу в ванной, прибитый к нему тошнотой и головокружением. Тело неприятно покрывалось липким ледяным потом, руки слабели, словно готовились к выходу из тени. Я был не здесь и не там. Когда это состояние чуть отпустило свои злобные лапы, мне удалось добраться до спальни, где всё ещё мирно спала Феникс. Не помню, как очутился рядом с ней. Лёг, даже не укрывшись, прижался к горячему телу птички и провалился в тягучую сонную негу.

Давно я не просыпался так неспешно и умиротворённо, будто бы никогда больше не должен был спешить. Лениво потянулся, стараясь не вырваться из-под одеяла, провёл ладонями по лицу и приоткрыл глаза. В комнате царил полумрак из-за плотно задёрнутых штор. Часы на противоположной стене упорно показывали пятнадцать минут третьего. День. Я проспал почти десять часов и выспался, удивительно. Скользнув рукой по шёлковым простыням рядом с собой, Аду не нашёл. Дверь в комнату оказалась плотно закрыта, значит, меня не собирались будить. Что ж…

Чувствуя в себе лёгкость и силу и ни капельки вчерашней боли, я распахнул окно, чуть прикрывая глаза от яркого солнечного света. Лето. Не самое лучшее время года, но вполне приятное, особенно здесь, в Москве. Июнь редко когда бывает в буфере жарким, зато всегда буйно-зеленый, даже в центральной части города. Шкаф Дена приветственно распахнул свои двери, и я попытался найти что-нибудь подходящее для себя. Всё же по сравнению с сущностью меня можно было назвать худым. Простая футболка и спортивные брюки, только из-за того, что на талии их можно затянуть шнурком.

– Не совсем бомж, но… – улыбнулся я своему отражению в зеркале и тут же вспомнил, что где-то на верхней полке оставлял давным давно прекрасный костюм, на случай. Похоже, его момент настал. Отыскав взглядом единственный одинокий стул в спальне, я подтащил его к шкафу и принялся вытаскивать с полки разнообразные кофры и коробки.

– Что за прикид? – раздался от двери весёлый голос Ады. Я повернулся к ней, едва сдерживая смех.

– Домашняя одежда настоящего интеллигента.

– Интеллигент явно усох за ночь, – рассмеялась она.

– Ну, извините.

– Что ты там ищешь? – Феникс подошла ближе и требовательно потянула меня за локоть.

– Кажется, уже нашёл, – я ловко вытащил тёмно-коричневый кофр, соскочил вместе с ним со стула и приобнял Аду.

– М… – легко коснувшись губ, она поймала мой взгляд. – Доброе утро…

– День, Адочка.

– Не-а. Когда проснулся, тогда и утро…

Этот её нежный взгляд, вкрадчивый голос – что-то меня в них настораживало. Она была слишком спокойной, слишком открытой к ласкам. Я не мог поверить в искренность.

– Что-то случилось?

– С чего ты взял?

– Ты странная.

– От экзистенциалистов ничего нельзя скрыть… – невнятно пожав плечами, Феникс отпустила меня и забралась на кровать. – Показывай, что ты там отыскал у Дена в шкафу.

– Костюм. Надеюсь, я из него не вырос.

– Он твой? – удивленно вскинула брови Адочка.

– Ну точно не Денеба, – улыбнулся я невольно.

– Откуда?

– Оставлял на всякий случай. Мало ли…

– Вы полны сюрпризов, Александр.

– Не называй меня так, пожалуйста.

– Не любишь официоз?

– Нет. Дело в не в этом. Просто не называй и всё. Ладно?

– Ладно.

Я бросил кофр на пол и нежно повалил Аду на спину, заводя руки за голову.

– Ну, дорогая моя птичка. Что ты успела натворить?

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Узнаёшь, то, о чём я даже стараюсь не думать.

– Опыт, моя хорошая. И только.

– Ладно, – вздохнула она, делая вид, что сдалась, но я чувствовал, как она торжествовала. – Пока ты спал, я немножко поиграла…

– Кровушку мою пила? – догадался я.

– Угу, и тебя напоила, – Ада с ехидной усмешкой облизала губы.

– Как Якша? – я не удержался, и набросился на неё с поцелуями.

– Плохо, – сквозь мои настойчивые ласки пыталась ответить Феникс, – похож на столетнего старика. Саш… Ну… Эй… Я задохнусь.

– Не хочу тебя огорчать, – продолжал я, – но вечер и ночь обещают быть жаркими совсем не в том смысле, в каком хотелось бы. Так что…

– Ловить момент? – закончила она мысль.

– Однозначно.

Ловко обхватив меня руками и ногами, она чуть оттолкнулась от постели. Пришлось подняться и нести её через гостиную на кухню, ибо организму требовалась пища. Конечно, мы не могли не наткнуться на осуждающую Майю. Она угрюмо сидела в кресле, придвинутом к окну.

– Постеснялись бы… – выдала “серая мышь” ещё более мрачно, чем раньше. – Тут человек умирает.

– Не человек, а сущность, – поправил я и, чуть подумав, добавил, – quomodo fabula, sic vita: non quam diu, sed quam bene acta sit refert.

– Да какая к чёрту разница! У вас под носом почти труп! И что вы делаете? А? Ни сердца, ни души, – в сердцах крикнула Майя.

– Да. Ничего в нас нет. Мы же – другие, – улыбнулся я, не найдя никаких иных слов. – Благо, что труп у нас один.

Не дожидаясь ответа, я унёс Аду из гостиной и отпустил только на кухне. Она разлила кофе по кружкам и поставила на стол фрукты. Скудно, но я не чувствовал особого голода. Взгляд мой приковался к картине на стене и никуда не хотел с неё уходить. Неприятные чувства с привкусом горечи возникали где-то глубоко внутри, поднимались к горлу, смешивались с терпким вкусом слишком крепкого кофе, заставляли меня чуть прищуриваться и убегали обратно, чтобы вернуться снова. Эти трое – неделимы. Именно поэтому Ада так стремилась сюда и успокоилась, как только мы оказались в квартире Денеба. Ей не столько нужна месть, сколько мысль о том, что борьба не закончилась. Ощущение бесконечной схватки дарит ей иллюзии того, что Ден и Льё ещё живы. Она не смирилась и, пожалуй, не смирится никогда.

Сотни предчувствий одолевали меня, одно хуже другого. Я забыл и о кофе, и о картине. Видел только чёрные извивающиеся полосы на белой невинной стене. Они напоминали мне наши загубленные души, струящиеся над погребальным костром. Слишком часто мы говорили о смерти в последние дни, невольно притягивая её. Да, за стеной умирает Якша, тихо и бесславно, но не уйдём ли мы за ним так же? Хотел ли я жить, боялся ли смерти? Ответа не было. Здесь и сейчас я не склонялся ни к одному варианту. Мне, скорее, хотелось быть. В эту секунду. Не более того.

– Саша, – подала голос Ада.

– Да? – я так и не нашёл в себе сил и желания повернуться к ней.

– До вечера не так много времени.

– Я знаю. Последние инъекции сделаем сразу. Не будем тянуть. Наше слияние проходит спокойно, без проблем. Так что можно снова ускориться. Да и Майю с её стенаниями о несчастном Якше слушать больше не хочется… Кстати, – я отпил ещё кофе и крикнул, – Май! Иди сюда! Есть разговор.

Спустя минуту в дверях показалась ссутулившаяся “мышь”, она села ровно напротив меня, заслонив собой половину рисунка, и выжидающе посмотрела в глаза.

– Чего надо?

– План на вечер. Ещё разок. Ты едешь с нами, но около ресторана тебя должен кто-то ждать. Персонал предупреждён, как только я подам сигнал ты тихо и быстро покидаешь здание. И самое главное! Никогда больше туда не возвращаешься. Ни под каким предлогом. Уничтожаешь всё, что тебя с нами связывало и дальше спокойно живёшь свою жизнь. Информацию об адресах, именах, событиях и то, что ты узнала об экзистенциалистах, сущностях и Фениксах, я сотру из твоей головы.

– Не поняла смысла. Ты стираешь информацию, но предупреждаешь, чтобы я не вспоминала?

– Я могу не успеть сделать всё, что-то может всплыть из подсознания. Не думаю, что если придётся прибегнуть к этому, ситуация будет спокойной. Мы сейчас говорим о крайнем случае. Тем более, случается при потере памяти такой интересный феномен: ты вроде бы ничего не помнишь, вернее даже не знаешь, что пропустила какой-то кусок своей жизни, ибо в голове могут присутствовать замещающие воспоминания, но тебе кажется, что где-то что-то потерялось. И ты начинаешь искать. И ведь находишь! А с другой стороны, ты не вспомнишь, но найдутся в твоём окружении люди, которые станут задавать вопросы! Так что… Уложи мои предыдущие слова куда-нибудь подальше и используй их как руководство к действию.

– Ясно. А что с вашим другом?

– С Якшей? Ничего. Он умирает. И мы собираемся помочь ему поскорее покинуть этот мир.

– Изверги.

– Да, – невозмутимо ответил я. – Не хочу больше говорить на эту тему.

– То, что вы делаете, это ведь ненормально?

– Совершенно. Более того, кроме нас вряд ли у кого-то так же получилось бы. Мы – монстры среди своих товарищей. И выбор у нас слишком прост: либо жизнь, либо смерть, – последнее слово больно резануло меня по сердцу. Это не суеверие, но определённо тревога, настолько сильная, насколько я мог себе представить.

– А всё из-за Льё.

– Нет, дорогуша… Из-за любви. Ну и немножко гордыни.

– Ты называешь любовью то, что между вами происходит?

– А я не говорил, что между нами… – кивком указал ей на стену. Майя обернулась, да так и застыла в только ей известных раздумьях. Читать её не было смысла, я экономил силы.

– Поскорей бы наступил вечер, – вздохнула Ада, подходя к окну. – Я так устала ждать.

День 3. Ада.

Последнее вливание вопреки словам Саши ему же и далось тяжело. Минут пять он не мог прийти в себя, сидел, закрыв глаза, весь бледный, и почти не дышал. Потом лицо пошло жуткими красными пятнами, похожими на ожоги. Я ужасно испугалась, но виду не подала: он очень просил не паниковать, если что-то пойдёт не так. Якша же планомерно задыхался и почти реально иссыхал. Кожа его теряла цвет, глаза становились странно тусклыми, подёрнутыми белесой старческой пеленой, будто бы ему действительно было слишком много лет, чтобы задерживаться на Земле. Белые длинные волосы и вовсе превращали молодого в общем-то парня в самого настоящего деда.

Как бы я не переживала за Сашу, мне вдруг стало жаль Якшу. Да, он не самая лучшая сущность, предатель, но… Он погибал в неравной схватке, без шанса отстоять себя. Хотя в следующую же секунду мне думалось, что Ярослав мог сбежать, мог попробовать спастить. А раз не стал этого делать, значит шёл на казнь добровольно.

Прошло уже два часа, но ситуация мало изменилась. Только Саша теперь пропадал в ванной. Его выворачивали жуткие рвотные позывы, и он вытолкнул меня, заперев дверь. Надоедливая Майя сидела, отвернувшись и прикрыв уши ладонями, чтобы не слышать шума воды, предсмертных стонов Якши и моих ругательств. Вот и правильно. Нечего тут…

Мне никогда не доводилось видеть, как умирает сущность вместе с телом. То, что когда-то показал Денеб, выглядело печально и красиво вне тени. И тогда же он умолчал о том, что происходило в тени. И теперь я поняла, почему: отвратительное зрелище, убивающее представление о быстрой и лёгкой кончине, перечёркивающее весь романтизм, значащий прекращение страданий. Из усталых глаз Якши покатились слёзы, и он протянул мне сухую морщинистую ладонь, в онемении шевеля посиневшими губами. Желание взять его за руку и утешить боролось с возникшей вдруг ненавистью, направленной не столько на него, сколько на тех, на чьей стороне он выступал. Проклятый Марсель, учитель Сёртун!

На мои плечи легли тяжёлые холодные руки. Я почувствовала слабое дыхание Саши рядом с шеей.

– Адочка, дай я.

Он присел перед лежащим на диване Якшей на колени, взял его ладонь, и долгим внимательным взглядом посмотрел в глаза. Никогда я не видела столько тоски и печали, как у сущности в этот момент. О чём он мог сожалеть? О том что сделал или наоборот, о несделанном? Просил ли он тем самым прощения у Саши или проклинал его, как только что делала я со своим учителем?

И тут всё резко изменилось: Саша вытолкнул свою сущность из тени и сам потянулся следом. Серый туман клубился над диваном, слабо поблескивая бледно-голубыми огоньками. Облако расползалось по комнате, теряя плотность, таяло, как дымок от свечи. Красиво. И всё равно – грустно. Мне вспомнилось, как точно так же уплывал от меня в небо Денеб, и своё собственное бессилие в тот момент. Отчаянно горькое. Злобно больное. Такое, от которого хотелось кричать, разрывая легкие.

Перед глазами всё поплыло. Я снова видела тускнеющее лицо Льё, через силу улыбающееся мне. Туман вокруг, Дена, из последних сил пытающегося подарить нам драгоценные минуты для прощания, для тех самых слов, ради которых мы все должны были выжить. Боль в сердце невыносима. Она не стала меньше терзать меня, нет. Возвращаясь каждую минуту жизни с новой порцией ударов, она продолжала уничтожать то, что ещё осталось во мне. И я хотела уничтожить всё: себя, Марселя, всех экзистенциалистов, сущностей и Фениксов до единого, натравить на них безумное влияние, сжечь, испепелить! Обернуться настоящим демоном и бить, бить, бить…

Сквозь слёзы, льющиеся из глаз горячим потоком, я успела заметить, как последняя капля тумана исчезла в лучах заходящего солнца, зачем-то заглянувшего в окно ярким бликом. Якша пропал. Весь. Целиком. Без остатка. Остались только мы: я и Саша. В прямом смысле. С нами больше никого, на нашем берегу, за нашими спинами – пустота. Он единственный, на кого я могла опереться в этом странном ледяном мире, единственный, кого из живых мне хотелось бы чувствовать рядом. Может даже любить? Ради меня он уничтожил товарища, с которым шёл рука об руку много лет. А что отдала я? Ничего.

Если вдруг с ним что-то случится, если я не смогу больше позвать его тихо по имени и услышать “да” в ответ, что тогда? Я отчаянно дёрнулась вперёд и навзничь упала в Сашины руки, уже не просто рыдая, а чуть ли не заходясьв истерике. Меня разрывало на части, в буквальном смысле: едва удавалось удержаться от частичного выхода из тени. Было то жарко, то холодно, то безумный огонь выжигал лёгкие, и я задыхалась, то крылья сквозь барьер внутри тени жгли невидимым огнём спину. Руками я сжимала Сашу до онемения ладоней и почти не чувствовала его прикосновений: тело будто бы переставало существовать, превращаясь в самый настоящий костёр. Оно требовало мою сущность, оно хотело Денеба, его мягких прохладных объятий, его спокойствия и уверенности, его дыхания рядом.

– Тише, Адочка, тише… Это не Ден, это просто Якша. Никто. Всё уже прошло, – услышала я тихий голос Саши, такой бархатный, обволакивающий. Он был похож на старую мелодию с виниловых пластинок. Уютный. Близкий.

– Скажи…

– Лапушка… – послушно отозвался он.

– Нет.

– Моя лапушка… Моя птичка. Любимая огненная птичка, – Саша ласково целовал мои волосы, заплаканное лицо, прикрытые веки. Слова отдавались в голове гулким долгим эхом, лились музыкой, печальной и таинственной, нереальной. Такой, какую я никогда не слышала.

– Я не могу, не могу-у-у, – жутким глухим голосом протянула я, пугаясь сама себя. Страшным, заупокойным рыданием откликнулись слова, снова разрывая мою грудь. – Это убьёт меня. Я не выдержу, Са-а-а-ша-а-а…

– Не будет этого, я с тобой. И всегда буду рядом. Слышишь? Всегда. Плечом к плечу. Как экзистенциалист и его сущность, как… Как…

– Они тоже говорили… Оба! – я снова уткнулась в него, ища убежища, спасительного карцера, в который ничего не смогло бы проникнуть кроме пустоты. Самой пустой пустоты на свете! – Обещай!

– Что, моя хорошая?

– Если будем погибать, то вместе!

– Мы не будем погибать, Адочка.

– Обещай! Прошу, пожалуйста…

– Facta sunt potentiora verbis.

Мне так нужны были его слова, простое обещание. Но он молчал. И я знала, почему. Саша не хотел давать мне ложную надежду. Мы шли на колоссальный риск, и он готовился к жертве. А меня раздирало чувство беспомощности. Самое отвратительное чувство в мире, особенно для сильнейшего Феникса, хранящего внутри частичку сущности. Кончики пальцев неожиданно заледенели, оставляя ладони горячими. Я отпрянула от Саши и всмотрелась в свои руки.

– Что такое? – встревожился он.

– Холодные, – протянула я ему ладони.

С превеликой нежностью прикоснувшись к кончикам моих пальцев губами, экзистенциалист таинственно улыбнулся. И тогда мне тоже стало видно – они мерцали, едва заметно, но так прекрасно. Как далёкие-далёкие звезды. Частичка моей сущности, теперь и сущности Саши. Наша общая частичка.

– Она ведь связала нас всех. Четверых, – шепнула я, мгновенно перестав плакать.

– Необъяснимо трогательно чувствовать её сквозь твои руки, но будто бы внутри себя.

– Мы теперь одно целое. Ближе, чем Льё и Ден.

– Наверное.

Он взглянул мне в глаза, и я утонула в нём. В бездне внимательных экзистенциальных глаз, настолько глубоких, что вызывали панический страх и непреодолимый интерес. Чем он зацепил меня? Не только ведь похожестью на Льё, нет. Я боялась этих чувств, не хотела себе признаваться. Нельзя любить троих мужчин сразу. Хотеть – да. Любить… Но ведь и двоих тоже невозможно. Так мне думалось. Всегда думалось. Но эти трое оказались будто бы одним существом, разными сторонами одной личности. И то, что мы с Сашей совершили невозможное, ощущая друг друга на абсолютно ином уровне, только подливало масло в огонь и так моего полыхающего сердца.

– Саш, – я провела ладонью вдоль его уставшего лица.

– Да?

– Ты прекрасен.

Он улыбнулся, чуть снисходительно, как улыбаются маленьким детям, сказавшим несусветную глупость.

– Эти слова должен говорить тебе я, моя птичка.

– Вас слушать тошно, – встряла с комментарием Майя. – Вы в курсе, который час?

– Торопишься спастись? – тут же отреагировал Саша.

– Спешу покинуть ваше больное общество!

– И тебя даже не удивляет исчезновение Якши?

– Мне уже плевать на всё! На каждого из вас. Мне страшно, и я хочу всё это прекратить. Она, – серая мышь указала на меня пальцем, сверкая гневным взглядом, – рыдала тут почти час не из-за того, что убила парня, а потому, что ей что-то там вспомнилось! Верх цинизма и лицемерия!

– Тебе бы тоже не мешало поплакать… Или не о ком? – с нажимом поинтересовался Саша, явно намекая на Льё.

– Отвали.

– Вот и молчи тогда, психованная, – вставила я, не в силах сдерживаться. – Саш, может выжечь её прямо сейчас и пустить восвояси?

– Хорошо бы, – ответил он, усаживаясь на диван и вальяжно закидывая голову на спинку. – Но тогда она рискует попасться в руки к Марселю. Он же не поверит, что мы отпустили её чистой. Если Майя любит издевательства, всякие садо-мазо игры, то я не против. Так даже проще.

– Вы уже совсем! – взвилась мышь, вскакивая с кресла. – Идиоты! Больные! Маньяки!

– Да не ори ты, вали лучше в душ. И собирайся. Скоро выходить, – скомандовал экзистенциалист и в растерянности оглянулся.

– Сигареты?

– Да, милая…

Я подбросила ему пачку вместе с зажигалкой.Саша курил сладко, ловя каждую секунду наслаждения. Ему не просто нравилось это делать, он будто бы выражал себя через каждое движение: изящно занесённую руку, ласковый обхват губами, осторожную затяжку, глубокую, медленную, и такой же спокойный, умиротворенный выдох. Дым окутывал экзистенциалиста, чуть прикрывающего глаза, гипнотизируя. За всем этим я даже не заметила, как Майя покинула гостиную. Слышала только громко захлопнувшуюся дверь ванной и приглушенный шум воды. Мы с Сашей снова остались одни. Мне хотелось что-то сказать или даже сделать, но тело словно окаменело.

Столько всего мною уже было совершено в отчаянии, в желании выместить боль, заклеить её, как саднящую рану сотней слоёв пластыря, тогда как рана нуждалась в серьёзном лечении. В первую нашу с ним ночь я хотела обострить эту боль, усилить её стократно, привычно быть наказанной, униженной и растоптанной. Ненормально желала захлебнуться самой собой, отвратительной, безнравственной, глупой, слабой. Довести до апогея всё то, что варилось во мне колдовским вонючим варевом, напиться отравой, задушить себя своими слабостями. Но не вышло. Саша знал про меня так много, что прочитал мотивы моментально и без труда. И даже проклятие экзистенциалистов не сбило его с того пути, на который он ступил. Желания тела не смогли перебить желания сердца. Я чувствовала это тогда, и чувствую сейчас ещё ярче.

– Всё же странно ощущать тебя, – своевольно сорвались слова с моих губ, будто продолжая мысли.

– Ты привыкнешь, – сквозь дым устало ответил Саша.

– Что с тобой было?

– Отравление, пресыщение? Не знаю. Когда мы сливались с Якшей, такого не было. Но он – сущность. А ты – Феникс, – экзистенциалист чуть улыбнулся очевидности своих слов. – Твоя кровь меня немного убивает.

– Постоянно?

– Об этом мы узнаем позже. Пока я чувствую себя вполне живым и даже местами бодрым. Иди сюда… – поманил он меня рукой с призывно дымящейся сигаретой.

Я опустилась рядом, утопая в его объятиях, и потянулась за затяжкой. Табака внутри оказалось предательски мало – теперь понятно бесконечное удовольствие Саши.

– Решил расслабиться? – поинтересовалась я, чувствуя, как разум благодарно замедляется.

– Отвлечься, скорее. Страха нет. Это плохо.

– Почему? Значит, ты уверен в своих силах.

– В том-то и дело, что нет. Не уверен. Но, тем не менее, ничего не ёкает внутри. Нет ничего хуже, чем идти на серьёзное задание без толики тревоги. Рискуешь упустить что-то важное, потерять связь с собой, с интуицией и экзистенциальной сущностью, – сухо изрек Саша.

– А я всегда спокойно ходила на задания. Даже с налетом эйфории!

– Тебе можно. С такой мощью и красотой… Твой бой – искусство.

– Искусство убивать.

– Не стоит мрачности. Ты убивала влияния, не людей.

– Может лучше бы людей. Это не так жутко и страшно.

– Ты не думала, что пока мы с тобой и наши сообщества устраиваем междусобойчики, влияния продолжают делать своё пакостное дело. И нам бы всем лучше объединиться в борьбе за чистоту мира? – он отбросил окурок и раскурил новую сигарету, сначала предлагая её мне из своих рук.

– Мне думалось о другом, – я впустила в лёгкие сладковатый дым и на несколько секунд задержала его там. И всё же продолжила мысль. – Как было бы здорово, уничтожить всех нас. Чтобы не было больше ни экзистенциалистов, ни сущностей, ни Фениксов. Может даже людей. К чему все мы вообще? Зачем?

– Мы нужны людям. А зачем существует человечество – вопрос на нашего ума, Адочка. Есть силы и понятия, которые мы никогда не сможем узнать и принять. Иногда мне кажется, что никакого смысла и нет, кроме как просто быть. А иногда – что всё вокруг и мы – пустота. Просто живём. Потому что, – Саша легко рассмеялся, и взгляд его затуманился, то ли погружаясь в задумчивость, то ли унося наркотическими волнами далеко отсюда, туда, где действительно существует только одно большое ничто.

– Что есть тень, Саш?

– Ты же знаешь, училась ведь в школе?

– А тогда вне тени – что?

– Мы.

– Почему тогда мы никогда не остаемся там, а живём здесь?

– Милая моя, ты хочешь услышать от меня лекцию о том, как устроен наш мир?

– Нет. Пытаюсь понять. Мне всегда было интересно, только никто так и не ответил ничего конкретного или нового, сверх того, что мы все проходили на уроках.

– Я не настолько умён и мудр, чтобы философствовать на эти темы. Да и ответы никак не изменят реальность…

– А реальность изменилась, Саш. Мы с тобой тому пример.

– Да, пример. Но ответов так и нет. И не будет. Просто не думай, наслаждайся моментом.

– На тот случай, если он – последний? – в голову мне пришли мрачные ассоциации и воспоминания. Второй раз я бежала сломя голову вслед за экзистенциалистом, следуя его плану, и ужасно боялась, что история повторится. – Мне страшно.

– Чего ты боишься? Смерти?

– Нет.

Он закусил сигарету и повернулся ко мне, вопросительно глядя в глаза. А я онемела от этого туманного тёмного взгляда, странным, необъяснимым образом соединяющем в себе и взгляд Льё, и Дена и самого себя. Мне мерещились в его глазах нежность, страсть, опасение, забота, безграничная тоска, решительность и… Я моргнула. Нет. Видеть всё это – невыносимо.

– Потерять тебя так же, как потеряла их. Буду говорить и думать об этом постоянно, пока что-нибудь не изменится. Пока не поселится в моей душе спокойствие. Саша… Я ужасно боюсь мира без всех вас, тех, кто мне дорог.

– Прекрати, моя прекрасная, сильная птичка, – его руки ласково скользнули по моей щеке. – Ты не трусиха. Ты теперь самый сильный Феникс, коим всегда и была. А рядом с тобой я – твой экзистенциалист. Тоже единственный в своём роде. И сегодня вечером сыграю для тебя самую лучшую мелодию. Ты будешь блистать. Все взгляды будут твоими. И в этом уже – наша победа. Слышишь?

Саша приблизился ко мне, обдавая дымным дыханием, и я не смогла сопротивляться сумасшедшему желанию слиться с ним в поцелуе долгом, как сама жизнь, сладким, как дыхание Рая, в который я даже не верила. У сущностей свой Рай и свой Ад, здесь, на Земле.

Битый час я дожидалась, пока Саша соберётся, тоскливо наблюдая в окно, как солнце медленно прячется за домами, озаряя буфер яркими оранжевыми лучами. Совсем как зарождающееся пламя. Майя нервно ходила из угла в угол, постоянно проверяя телефон, но у меня не было настроения даже поиздеваться над ней или сказать что-нибудь гадкое. Она оказалась кошмарной ошибкой Льё: доброта души поддалась искажениям, покорилась им, продалась тёмной стороне и полностью поглотила милашку, чудесную, милосердную волонтёршу. И не такое видали. Но всё равно чуточку обидно. Был бы на её месте кто-то другой, может толку вышло бы больше. Но думать об этом не хотелось.

Я прошла в спальню, чтобы ещё раз осмотреть себя. Длинное чёрное платье с великолепным декольте, присборенное у талии, широкими складками падало до пола, скрывая любимые чёрные туфли. Никаких украшений, кроме татуировок. На плечах тяжёлый плотный балахон, закрывающий руки и прячущий меня внутри себя, как в коконе. Можно было бы надеть традиционную огненную накидку, но я не хотела показывать себя как Феникса. Весь мой вид, включая распущенные волосы, неожиданно спускающиеся почти до самой талии, должен был кричать единственное слово: траур. И только потом давать понять, что весь этот маскарад значит на самом деле: месть.

– Тебе невероятно идёт чёрный, – послышался от двери голос Саши. Он стоял, свежий и благоухающий чем-то незнакомым, но притягательным, завёрнутый в полотенце и излучающий дикую, необузданную силу.

– А тебе – полотенце. Но без него ещё лучше, – в тон ему ответила я.

– Оно надоело мне жутко. Вчера весь день и всю ночь в нём провёл. Как не человек.

– А ты и не человек. Ты – экзистенциалист, – я отошла от зеркала и устроилась на кровати. – Ну, надевай свой секретный костюм, который полвечера гладил.

– Надо было его отдать в срочную чистку, – сокрушался Саша, снимая с вешалки рубашку цвета бледного, размытого крем-брюле.

– И откуда у вас со Льё такой педантизм? Вы братья? – усмехнулась я, с замиранием сердце наблюдая, как его изящные музыкальные пальцы застёгивали пуговицы.

– Экзистенциалистов так учат. Порядок, дисциплина, аккуратность, чёткость. Это основы нашей работы. И жизни.

– Не ожидала, что тебе этот цвет настолько к лицу.

– А мне всё к лицу.

– Даже полотенце, ага, – рассмеялась я, пытаясь скрыть напряжение. Саша был великолепен в своей педантичности и точности движений. Наблюдать, как он надевает брюки, заправляет рубашку и медленно затягивает ремень, было сродни прелюдии к самому сладкому сексу.

Глядя в зеркало, он уверенными движениями повязал галстук, ловко снял с вешалки жилет с полукруглыми, будто из прошлого века, бронзового цвета пуговицами. Я боролась с желанием подойти к нему и прикоснуться. Не припомню, чтобы встречала в своей жизни мужчин, настолько соблазнительных в костюме. Тело, скрытое тканью манило с такой силой, что мой пульс чувствовался даже в кончиках пальцев.

– Идеальный клетчатый костюм должен выглядеть так, – выдал Саша, накидывая пиджак. Тёмно-синяя ткань, в бледно-бежевую клетку перекликалась с бежево же болотным жилетом, составляя безумно идеальный дуэт. Необычного покроя полукруглые лацканы добавляли элегантности. – И последняя деталь!

Он через плечо подмигнул мне и вытащил из кармана что-то.

– Покажи! – потребовала я, поднимаясь.

– Нравится? – продолжал дразниться экзистенциалист, поворачиваясь ко мне лицом. Над карманом пиджака красовалась небольшая брошь в виде скрипичного ключа, возрастом постарше нас обоих вместе взятых.

– Изумительно, – я провела пальцами по блестящим камушкам, обрисовывая загнутые линии. – Очень похоже на тебя.

– Моё наследство. Единственное, что всегда со мной.

– А ты романтик.

– Музыкант.

Когда солнце скрылось за горизонтом, мы втроём вышли из такси перед ресторанчиком Льё. На входе в арку стояла охрана, пропускающая только тех, кто был приглашен на вечер. Улица кипела: тёплые летние ночи в центре Москвы всегда наполнены шумом гуляющих молодых компаний, звуками музыки из раскрытых дверей баров, смехом, гулом машин. На меня с Сашей под руку, смотрели несколько десятков глаз. Конечно, мы выглядели помпезно, дорого и загадочно. Даже обычные люди понимали, что перед ними другие.

Охрана молча пропустила нас к лестнице. Так привычно было подниматься по этим ступеням навстречу бархатным шторам. Сколько часов проведено здесь? И трогательных, уютных, и тревожных, даже опасных. Я всеми силами гнала от себя воспоминания, крепче сжимая Сашин локоть. Он повернул ко мне голову, скользнув взглядом по лицу и утешающе опустил веки, поглаживая ладонью мои пальцы.

– Не переживай, лапушка…

– Как думаешь, они уже там?

– Нет. Некоторые прибудут позже, так специально устроено. У нас с тобой будет время насладиться вечером.

Здесь ничего не изменилось. Та же уютная, изысканная, но в то же время простая обстановка. Небольшие столики, светильники за окнами, бар, репродукции картин на стенах. Похоже, безо Льё никто не решился возвращать на место оригиналы. Хорошо бы сделать это. Если всё получится… И всё же кое-что изменилось: в дальнем углу, около бархатных штор, стоял рояль. Как он сюда попал – я могла только догадываться. Саша терпеливо ждал, пока я осмотрюсь, и успевал легко улыбаться тем, кого видел за столиками. Мне же удалось разобрать эти лица чуть позже, когда я перестала рассматривать каждую мелкую деталь в тайной надежде увидеть какой-то знак, сама не зная, для чего.

– Ничего себе у вас тут публика собралась… Не то, что в прошлый раз, – шепнула испуганно Майя.

– Людей нет, – ответил ей Саша. – Сильнейшие, влиятельнейшие представители сообществ. И то, не все ещё. Отступники тоже…

Теперь и я заметила, как интересно выглядел зал именно с точки зрения гостей: одну его часть занимали столики с сидящими за ними потрясающими мужчинами. Экзистенциалисты. Их пока было не так много, но достаточно для того, чтобы смутить любую женщину. Они пестрили изысканными костюмами, новомодными шмотками, гладко выбритые или аккуратно подстриженные, источающие изумительные ароматы дорогих мужских духов. С ними же сидели и сущности. Чуть более развязные, иногда совершенно авангардно смотрящиеся на фоне своих рабочих пар. Безумие – собирать их всех в одном месте.

По другую же сторону зала компания оказалась ещё более пёстрой, но не такой манящей. Фениксы. Рабочие группы и одиночки: парни и девушки, женщины в возрасте и старики-мужчины. Я знала каждого и сейчас испытала на себе всю мощь их презрения, зависти и восхищения. Ни одна женщина не была настолько сильна, как я, ни один мужчина не был более искушен, чем я. Гордыня – грех. И сейчас я была им пьяна. А ещё отравлена лютой ненавистью ко всем присутствующим.

Майя опасливо жалась к нам, семеня рядом, как идиотская болонка. Полы моей черной накидки развевались, больше похожие на сложенные вороньи крылья. Пусть все смотрят, пусть знают, что я скорблю о сущности и экзистенциалисте. И пусть видят, как мне дорог Саша.

Отпустив нашу испуганную спутницу к столику, мы неспешно добрались до рояля. Я скользнула рукой на талию экзистенциалиста и притянула к себе. Он ответил мне тем же лёгким, почти интимным жестом, пряча ладонь под накидкой.

– Ты чувствуешь? – шепнула я, касаясь губами его уха.

– Они боятся, милая… И им до трясучки интересно.

– Твои “коллеги” готовы меня сожрать…

– Скорее они хотели бы сделать кое-что другое, – хмыкнул Саша, – но увы-увы… Недостойны.

– Обожаю тебя, – сдавшись, я тронула поцелуем его шею.

– Побудь рядом, пока я играю…

Я отошла чуть в сторону, чтобы видеть и его руки и выражение лица. Саша опустился на банкетку, чуть придвинулся, положил руки на колени, одернув пиджак и расстегнув пару пуговиц, задумчиво посмотрел на клавиатуру.

– Liszt. “Liebestraum”… – объявил он и едва слышно добавил, – “Грёзы любви”, Ференц Лист.

С особым трепетом Саша коснулся клавиш, невесомо опуская пальцы. Из-под его рук вдруг послышались первые звуки, неспешные, светлые и тихие. Они сливались в одну прекрасную мелодию, рассказывающую историю о чём-то таком, что врываясь в сердце тревожит его, толкает вперёд, навстречу яркому, смелому и нежному. Волнами пробегали ладони экзистенциалиста по гладким белым и черным клавишам так, что я не успевал за ними следить. Лицо его было внимательным и даже каким-то одухотворённым. И мне казалось, что звучит вовсе не музыка, а льются слова, которые не было необходимости понимать, потому что они проходили прямо в душу, кружили её в простом, чуть беспокойном танце, похожим на первую влюбленность. Хотелось улыбаться, хотелось грустить и мечтать. Хотелось слушать бесконечно. Невольно я представила, как этими самыми нежными, тонкими пальцами прирождённого пианиста, он гладил меня по волосам, проводил ими по губам и старательно вырисовывал невидимые узоры на теле. Саша и в минуты близости исполнял свою собственную музыку, понятную ему одному, а теперь ясную и мне.

Мелодия застывала, замолкала, как возлюбленные на плечах друг у друга. Она прятала тайну их взаимной нежности глубоко внутри после того, как с помощью Саши, приоткрыла нам природу самых непонятных чувств.

Экзистенциалист застыл, не убирая руки от рояля, вслушиваясь, как перестают дрожать струны внутри. Зал молчал, заворожённо смотря на нас. Саша вдруг резко поправил волосы, отбросив их на спину, тяжело вздохнул и опустил руки на колени. Он думал, погрузившись в себя, в свои ощущения и, может, воспоминания. Я положила ладони ему на плечи, а он прихватил их, притягивая к губам.

– Schubert. "Ständchen"… Серенада, – гулко произнес Саша. И снова тихо добавил, – для тебя, моя… Моя любимая птичка… Лапушка.

Отойдя в сторону, я приготовилась, хорошо зная эту мелодию. Она начиналась как тихие шаги того, кто пришёл к своей любимой, чтобы рассказать о сокровенном. Руки Саши не играли, они пели, любовно обнимая клавиши, а сам он чуть подавался вперёд и покачивался, полностью отдаваясь музыке. Вторя неслышным словам Серенады, я шевелила губами, а пальцы экзистенциалиста будто бы с трудом выдавали звуки, как бывает тяжело сказать то, что чувствуешь. Господи, мне казалось, что душа моя переливается через край, задетая тем, что говорила музыка. Она любила и страдала, она хотела говорить и боялась. Она рвалась навстречу искристому и нежному мажору, и падала в объятия печального минора. Я уже еле могла дышать, не справляясь с комом слёз, предательски подбиравшемуся к горлу. Столько всего было в этих звуках, столько меня, что пропало всё вокруг: и зал, полный то ли врагов, то ли друзей, и прошлое, и будущее, и я сама тоже. Только томление в груди, только желание схватить и не отпускать то, что чувствовалось в ладонях.

Музыка растворилась в тишине ресторана, повисла под потолком, прозвенела последней вздрогнувшей струной и оставила на моих щеках мокрые следы.

Саша встал и подошёл ко мне так близко, что я поначалу испугалась, сама не знаю, чего. Его руки схватили и прижали крепко-крепко. Никаких слов было не нужно, чтобы понять, о чём он хотел сказать. Все его чувства были здесь, в этих звуках, в этих прикосновениях. Я дышала им, но вдыхала не только странный, неизвестный аромат духов Саши, но и терпкий сигаретный дым Льё, древесный, прелый земляной запах Денеба.

– Музыка яснее слов, – шепнул он.

– Это было божественно.

– Слишком громкое определение. Просто красиво.

– Проникновенно.

– И не важно, кто и что думает, правда. Мы словно одни, если вокруг нас музыка, – нежно стерев с моего лица слёзы, Саша поцеловал меня с такой любовью, что ноги вдруг стали ватными. Именно любовь была в этом жесте. Ничего другого: ни пошлости, ни желания, ни показушности. Только она – чистая и светлая, предельно трогательная и беззащитная.

Во всё ещё звенящей тишине мы прошли к столику, где сидела поражённая Майя. Саша налил вина в бокалы и предложил нам выпить. Звякнули бокалы, волнами пошатнулась густая бордовая жидкость. Я чуть пригубила драгоценный напиток, пряча взгляд. Тихий шёпот разбавил гнетущую обстановку, переходя в лёгкий гул. Заиграла фоновая музыка, забегали официанты, но обжигающих взглядов стало только больше.

– Они вас сожрут, – дрожащим голосом шепнула серая мышь.

– Духу не хватит, – парировал Саша. – Думаю, о кончине Якши уже известно. А раз я здесь, жив и здоров, вместе с Адой, то ужаса в их головах стало больше, чем было днём раньше. Подождём Марселя. Будет интересно.

– Как думаешь, кто-нибудь догадывается о том, что мы сделали? – уточнила я.

– Если только как безумное предположение. По реакции будет понятно. Но такой поворот кардинально меняет общую ситуацию.

– Спасибо… – после паузы шепнула я ему на ухо.

– За что?

– За Серенаду. Это лучший подарок, какой ты мог сделать сегодня.

– Всё для тебя, моя хорошая, – Саша чуть приобнял меня, зарываясь в волосы лицом. – Не могу надышаться. Безумно люблю запах костра.

– Ты не говорил.

– Повода не было.

– Шутишь?

– Серьёзно.

– Вот ты дурак…

– Смотри. Арма. Значит скоро и Марсель прибудет, – он указал на центральный вход. Там, озираясь, стояла старуха Армата в церемониальном наряде. Взглядом она готова была испепелить каждого, но сдерживалась как могла, сжимая кулаки до белых костяшек: такое количество экзистенциалистов в одном месте не могло не тревожить. Спустя несколько секунд она заметила нас и сверкнула глазами, выдавая шок и удивление: Саша ни на миллиметр не отодвинулся от меня, всем своим видом давая понять, насколько близкие отношения нас связывают. Арма прошла к отдельному столику в сопровождении официанта и молча выпила воды. По залу снова прошёл тревожный шёпот и заглох, как только тяжёлые бархатные шторы раздвинулись, впуская Марселя.

Ожидаемо великолепный и гордый, он вошёл как король, как господин, полностью уверенный в своей власти. Но от меня не укрылся его полный страха взгляд, подаренный моим пылающим глазам. Насыщенного синего, почти чёрного цвета костюм прекрасно оттенял бледный тон лица и сильно опавшие щёки. Чёртов красавец с чëткими скулами, глубокими глазами. А ведь не так давно я могла бы моментально купиться на такую яркую внешность и манеры, достойные какого-нибудь герцога. Непонятная шутка природы: одарить экзистенциалистов редкой мужской красотой, ради чего? Не ради ли нас, Фениксов? Не ради ли того, чтобы соединить магнитом противоположные сущности?

Я вдруг подумала о Саше, о его изящных руках, скользящих по клавишам, и мне стало горько. Сколько всего в жизни потеряно просто из-за внутреннего огня, которым наградил Всевышний. И почему я не смогла принять себя настоящую, почему нужно было годами терпеть измывательства Сёртуна, найти счастье в лице Дена, любовь во Льё и будущее в Саше, чтобы почти сразу потерять всё это? С каждым уверенным шагом Марселя моё спокойствие утекало сквозь пальцы, рассеивалось туманом. Он никогда нам не уступит, главный экзистенциалист в сообществе пришёл сюда вовсе не сдаваться или разговаривать, он пришёл побеждать.

– Ада, – шепнул Саша. – Чувствуешь? Обстановка накаляется… Не всё так безоблачно и среди моих, и среди твоих. Будь готова, если что. Помнишь наш уговор?

– Нет.

– Не понял…

– Я ничего не помню, кроме обещаний. Никаких других уговоров. И ты, кстати, мастерски ушёл ото всех сложных тем. Так что я…

– Ада! Мы условились, что ты – самое важное. Всё. Я ничего другого не принимаю! Ясно? Понимаю тебя, но не принимаю.

– Саша. Только вместе.

Он строго посмотрел мне в глаза, испепеляя заботой и настойчивостью. Я чётко ощущала, как из неведомых экзистенциальных глубин его души поднимается ярая смелость, безумная уверенность и сила. Вот он какой, самый истинный. Прильнув к нему, я пыталась насытиться тем теплом, что нашлось у Саши внутри и отчего неожиданно поняла, что не хочу его отпускать. К чёрту месть? Минута колебаний, лёгкие прикосновения, такой же невесомый поцелуй, и мы с Майей остались за столиком одни.

Саша вышел к роялю, небрежно опершись на него спиной. Теперь он словно стоял на разделительной линии между сообществами, не причисляя себя к этому ни к одному из них. Мне хотелось любоваться им, тем, как поблëскивают волосы на искусственном свету, как внимательный взгляд сканирует присутствующих, как пальцы поигрывают незакуренной сигаретой. Он органично вписал себя в то место, которое было создано Льётольвом по своему образу и подобию, только сейчас ресторанчик из намёка на галерею превратился в музыкальный салон. И как же сладко было осознавать, что этот экзистенциалист – мой, этот дико привлекательный мужчина – тот, кто пару минут назад обнимал меня. Неведомая грань гордости блеснула в моей груди, кольнула сердце и застыла. Где-то там, далеко внутри, пряталась частичка, которую Саша всеми силами хотел защитить, исполняя не свой долг. Мягко, ненавязчиво, он перетянул всю ответственность на себя, а я и не поняла до конца, бездумно пообещав уйти, если увижу знак. Мои мысли прервал тихий бархатистый голос, отозвавшийся смущëнными мурашками по телу.

– Доброго вечера, дорогие гости, – начал Саша, не меняя расслабленной позы, с убийственным спокойствием. – Я очень рад, что все вы откликнулись на моё приглашение и посетили это милое место. Думаю, что многие из вас если не озадачены, но несколько удивлены. Поэтому, я хотел бы поговорить с вами. Вернее, поведать свою историю и причины, по которым мы все находимся здесь.

– Ты предатель. А предателей не то, что не слушают, их даже не судят! – послышался чей-то недовольный голос.

– Тогда почему же ты тут, мой дорогой друг? Энди! Можно ли считать твоё проваленное задание большим предательством, чем моё спасение уникального Феникса? – парировал Саша, вызвав перешëптывания. – Но, обо всём по порядку. Этот импровизированный недосуд, на котором мы с вами присутствуем, – он вышел чуть вперëд, раскуривая сигарету, – организован мной и случится тоже надо мной. Я не буду вас ни к чему призывать. Мне не столь важны ваши решения и исход сегодняшнего вечера, как шанс быть честным.

– И с чего же ты начнешь, Саша? – недовольно осведомился Марсель, неспешно потягивая вино. – Может с того, как ослушался приказа? Позволил погибнуть товарищам?

– Смотря кого считать товарищами. Погибнуть Льётольву и Денебу я позволил, соглашусь, за что простить себя никогда не смогу. Но у меня есть несколько встречных вопросов и к тебе, Марс. Скажи, где же твой бессменный друг и товарищ, твоя родная сущность? И каким образом оказался жив Сёртун, которого приговорили к казни?

По залу пронёсся гул голосов. Одни слышались мне удивлëнными, другие недоверчивыми, третьи негодующими. Саша бросил семена сомнений и раздоров, кое-кого сразу настроил против себя, а некоторых заставил задуматься и прислушаться. Я же напряжённо всматривалась в его лицо, стараясь не пропустить ни единого движения или изменения. Но пока экзистенциалист был спокоен, прохаживаясь вдоль столиков и задумчиво куря.

– Это секретная информация, – не дрогнув ответил Марсель.

– Тогда и то, о чëм ты спрашивал меня, тоже – секрет. Тайна, которую ты бы хотел оставить неразгаданной. Мой отдел по имеющимся у нас данным пришёл к выводу, что ты, Марс, нарушил Кодекс. Да-да, тот самый, который уже лет сто никто не доставал с пыльных архивных полок. Но мы нашли, прочитали, и сделали неутешительное заключение. Ты убил свою сущность, частично присвоив силу, чтобы остаться живым, что расширить свои возможности. А затем вступил в сговор с Сёртуном и его приспешником Гершей, чтобы синтезировать супер-влияние в теле Феникса. Вы давно вели эти эксперименты, думаю, многие догадывались или даже наслышаны. Теперь нет никакого смысла отрицать, ибо все видели результат вашей работы, многие почувствовали и засекли. Почему в теле Феникса? – Саша обратился к гостям, как заправский лектор. – Потому что оно способно восстанавливаться под разрушающей силой влияния, значит, как думали наши дорогие экспериментаторы, – нерушимо. Жажда власти и силы сводила с ума не только старика Сёртуна, но и Марселя. Достаточно вспомнить, как он стремился к тому посту, который занял. Не обладая слишком большим потенциалом, он оказался главой сообщества исключительно по двум причинам. Первая – отступничество Льётольва. Вторая – мой личный отказ от должности.

Томительная тишина окутала каждого. От Саши исходила такая экзистенциальная уверенность, что казалось, будто воздух под её давлением звенит и трещит. Лицо Марселя пошло красными пятнами, он готовился что-то сказать, но его опередила Арма. Она встала рядом со своим столом, опершись рукой на спинку стула, и заговорила монотонно и хрипло.

– Слова Саши я могу подтвердить имеющейся у меня информацией. Факт уничтожения сущности, факт сговора с Сёртуном и дальнейшие противоречащие природе Фениксов действия. Нет никаких сомнений в правдивости. Более того, я могу утверждать и ещё кое-что, – она замолчала, упираясь взглядом прямиком в меня. – Наш сильнейший Феникс, Ада, находилась в прямой опасности, поскольку наряду с экзистенциалистом Льётольвом была целью. Сёртун желал её силы. Собственно, мы предполагаем, что именно для выкачки силы и было синтезировано подобие влияния. Для истинных экзистенциалистов и высших Фениксов не секрет, хоть и об этом не принято говорить, что силу можно передавать. Это безрассудно, смертельно опасно, но слишком заманчиво. Саша, знаете ли вы, чем руководствовались Льётольв и Денеб, когда вместе с Адой отправились в Ярославль?

– Да. Более того, я пытался их отговорить, – с кивком ответил он. – Причин было несколько. Пока Льё думал, что на Северо-Востоке собралось супер-влияние, он хотел испробовать новую схему взаимодействия экзистенциалист-сущность-Феникс-человек, которая позволила бы не просто уничтожать влияния, а забирать их силу с наименьшим вредом для всех. Льё вообще хотел, чтобы принципы совместной работы сообществ изменились и стали ближе.

– Из-за личных мотивов он этого хотел. Ему нужна была Ада, – встрял Марсель, заметно раздражаясь, но так и не поднявшись с места.

– Какие ещё причины? – не дала ходу спору Арма, обращаясь к Саше. Он, отбросив окурок на чей-то стол, спокойно продолжил.

– Льё знал, что рано или поздно Сёртун доберётся до своей лучшей ученицы, чтобы забрать её силу. Ничего иного от неë он больше не хотел. Вы сами видели, что этот старик сделал. И для чего. А поскольку Ден лишил его прямой возможности выкачивать из Ады силу посредством физического взаимодействия, учителю ничего не оставалось, как убить. Поэтому Льётольв хотел защитить Феникса, действуя на опережение. Когда-то он сделал для меня очень много, защитив важного человека, поэтому я решил отплатить тем же. После битвы забрал Аду, но увез её не туда, куда планировал Марсель. А туда, куда посчитал нужным сам.

– Тем самым ослушавшись приказа и предав сообщество, – добавил Марсель.

– А не предал ли ты, Марс, сообщество ещё давно, решившись на столь странные действия? Не предал ли основные постулаты, которые оставались неизменными сотни лет? Ты, как руководитель сообщества жаждал вовсе не его развития или хотя бы стабильности. Никакой эффективности, распространение влияний, изгнание Льё и непропорциональное увеличение нагрузки! Мы все, истинные, работали на износ. Твоя непомерная жадность заслонила здравый смысл! Знаете ли вы, как погиб Льётольв? – повернулся к экзистенциалистам Саша.

– Его убил Сёртун, – проговорил кто-то тихо. Саша хмыкнул, схватил со стола бутылку вина и выпил из горла.

– Если бы. Когда Ада и учитель сошлись в битве один на один, то горели оба. Не сдавались. Сёртун – благодаря влитой искусственной силе, Ада – благодаря силе врождённой и поддержке Денеба. Льётольв помог ей. Не позволил старому Фениксу вырваться. Он просто-напросто сгорел, спасая ту, которую безмерно любил, – экзистенциалист вдруг замолчал, а у меня сердце ухнуло вниз, воскресив в памяти тот день, напомнив слова Льё и нестерпимую боль. Любил. Разве это имело значение для тех, кто сейчас сверлил нас огненными и тёмными ледяными взглядами? Знают ли они, что это такое любить и жертвовать собой ради любимых? Что они вообще знают? Но Саша продолжал, как мазохист кромсая и своё и моё сердце. – А Ден спасал друга, и Аду. Свою пару. Они погибли не столько ради сообществ, выбросивших их как только они оказались более живыми, более настоящими, чем все остальные. Они погибли ради той, которая помогла им стать счастливыми. Ради любви. Из-за любви. Для любви. Поэтому моё предательство – закономерно. Но я не считаю себя виноватым. Мерзость Сёртуна, тщеславие Марселя давно раздражали, но я был слишком труслив и инертен, считая, что меня это всё не касается. Пока не увидел те чувства и связи, которые существовали между моими друзьями и Фениксом.

Саша вернулся к нашему столику и, забрав стул, сел перед гостями, забросив ногу на ногу. Дыхание его сбилось, а руки едва заметно дрогнули, расстеëгивая последнюю пуговицу на пиджаке. Я прикурила из брошенной на столе пачки и поднесла ему сигарету, положив руки на плечи. Такой странный жест, который я сама не поняла, но получивший ответ: Саша опустил сверху свою ладонь мягко и заботливо. Он выдохнул и успокоился, я чувствовала это. Никто не спешил отвечать или продолжать разговор, Арма рассматривала нас, как нечто невиданное, Марсель крутил в руках пустой бокал.

– А где Якша, Саш? – глухо спросил он.

– Мёртв, – последовал хладнокровный ответ.

– И это тоже не предательство? – под вопрошающий гул Марсель задал вопрос громче.

– Это – необходимость. Поскольку мы с Адой оказались связаны вопросами выживания, нам пришлось поступиться собственными страхами и принципами, уничтожив Якшу.

– С какой целью? – насторожилась Арма.

– Мне нужна была новая сущность. Essentia, – он любовно погладил меня по руке.

– Я не ошибаюсь в догадках?

– Совершенно. Теперь Ада – моя сущность, а я её экзистенциалист. Мы – рабочая пара.

– И не только, – вырвалось у меня.

Зал ахнул, будто рухнул в воздушную яму. Напряжение возросло в разы, казалось, что Фениксы взорвутся диким огнём, а сущности затопят помещение туманом. Марсель дёрнулся, но сумел удержать себя в руках.

– Мы хотели своим примером показать, что разделение сообществ стало нецелесообразным. Есть возможность работать вместе без вреда. И у таких пар колоссальные возможности, за ними будущее.

– Это проклятие экзистенциалистов! – крикнул кто-то.

– Саша повёлся на огненную внешность!

– Позор!

– Я думал, что ты понимаешь… – заговорил Марсель. – Ваше слияние стало возможно из-за одной маленькой детали… Да и мы все видим, почему ты на самом деле выкрал Аду. Ты просто хотел утереть всем нам нос. Хотел силу, власть и лучшую женщину.

– Марс, если бы мне нужна была власть, я бы не стал отказываться от должности ещё тогда…

– Ситуация изменилась, твои стремления тоже. Все мы с этим сталкивались так или иначе. Но это не важно. Гораздо интереснее другое, о чëм ты упорно умалчиваешь, – Марсель встал, вальяжно выходя из-за стола, внезапно успокоившись и снова надев маску победителя. В сердце у меня ёкнуло.

– Саша, – склонилась я над экзистенциалистом, впиваясь руками в плечо, – он сейчас о частичке заговорит. Верно?

– Возможно, посмотрим. Главное – не влезай, хорошо?

Я ничего не ответила, пытаясь справиться с навалившимся волнением. В голову пытались пробиться извне, осторожно, незаметно, но все мои ощущения словно утроились, да и возник какой-то дополнительный барьер, тонкий, но очень мощный. Скорее всего – Сашиных рук дело. Так что Марсель, а это точно был он, не смог ничего сделать.

– Я бы попросил отложить экзистенциальные воздействия до лучших времён, Марс, – тут же отреагировал он. – Мы с Адой хорошо защищены и официально совершенно свободны, так что проникновение в наши головы является преступлением.

– Вы не просто отступники, вы давно должны быть казнены. Так что не вижу ничего предосудительного в моих действиях. И вообще, не заговаривай мне зубы, – огрызнулся Марс.

– Он прав, – неожиданно вступилась за нас Арма, – суда не было, они пока не признаны преступниками. И ввиду всего услышанного, я буду настаивать на расширенном заседании.

– Дура! – гаркнул Марсель. – Никому не нужны твои заседания! Сообщества раскололись, осталось сделать только один решительный шаг, и весь мир перевернëтся окончательно! Старые порядки больше не работают.

– Я бы попросил! – поднялся на ноги широкоплечий Феникс, имя которого я запамятовала. Начальник архива Будапешта, крайне влиятельный в наших кругах, выпустивший три потрясающие команды. – Ты переходишь черту, Марсель. Как бы не изменился мир, в нём должны сохраняться основные принципы взаимодействия – непререкаемое уважение и поступательное решение конфликтов! Сообщества имеют право спокойно разобраться, прежде чем сломя голову нестить в пропасть. Поубивать друг друга мы всегда успеем.

– Давайте я донесу до вас последнюю каплю той самой информации, над которой вы все трясëтесь. Думаю, после этого никто не станет раздумывать, – с апломбом заявил Марсель, поворачиваясь к нам. В глазах его мелькнул безумный огонёк, и мне вдруг всё стало ясно. – Итак, что мы с вами помним ещё из школьного курса? Фениксы работают поодиночке или командами, объединяясь по любому удобному принципу. Экзистенциалисты же с определённого момента не могут работать и существовать без сущностей, почему и проводится слияние. При этом Фениксы сливаться с экзистенциалистами принципиально не могут из-за огромной разницы в природе. Наоборот, все мы с вами знаем, чего стоит спокойное присутствие в одном помещении. Ада же не просто находилась рядом с Денебом и Льётольвом, но и спокойно вступала с ними в интимные отношения, фактически жила.

– В этом заслуга Льё и его усовершенствованных блоков, – мрачно вставил Саша, но Марсель не остановил свою речь.

– Да, Саш, блоки – это чудесно. Теперь мы знаем, что ты способен и на такое тоже, более того, ты превзошел Льё в его искусстве. Но это никак не могло повлиять на ваше слияние. Все мы, кто присутствовал на суде в тот знаменательный день в Будапеште, знаем, что Ада и Денеб – уникальная пара со схожей природой. Два огня. Между ними возможен феномен обмена, о котором наши учëные говорили лет так пятьдесят назад, но доказать не смогли.

– Что за обмен? – поинтересовался кто-то из рядов Фениксов.

– Сущность может передать часть своей энергии Фениксу, ускорив восстановление, подпитав силу. Конечно, для этого должно совпасть очень много случайных факторов. И в нашем уникальном случае это произошло. Троица Льё, Ден и Ада, представляли собой условные генератор, транслятор и усилитель. Идеальное взаимодействие, настолько перспективное, что даже опасное. Но мы с ним в общем-то, справились. Если бы не вмешался Саша. А сделал он это потому, что пытается защитить то, что Денеб передал своей возлюбленной.

– Закрой рот, – прошипела я, выступая чуть вперëд, и выдëргивая руку из Сашиной ладони.

– Что такое, милая? – нахально пропел Марсель. – Испугалась?

– Мне нечего бояться. Но я не позволю разглашать подробности моей личной жизни!

– Ада, – Саша поднялся вслед за мной, всё ещё пытаясь удержать, но я уже не могла остановиться.

– О, как ты заговорила! – восторжествовал Марс, хотя ближе не подходил. Я снова ощутила на себе десятки взглядов и мягкие объятия Саши со спины. – То, что ты не хочешь нам сказать, должно быть озвучено! Это не принадлежит тебе и ты не имеешь права скрывать!

– У тебя нет никаких доказательств!

– Как же! Ваше с Сашей слияние – прямое доказательство! И твоё поведение тоже!

Разговор переходил в откровенную ссору и мог закончиться чем угодно. Внутри у меня полыхал костёр, готовый сжечь всё, что попадется на пути. Я отчаянно прятала частичку, прижимаясь к Саше и боялась быть растерзанной здесь и сейчас.

– Ты не представляешь, как мы это сделали и чего это стоило! – крикнула я ему в лицо. – Каково это? Вливать в себя чужую кровь и пить её? Мерзкую, солëно-сладкую, ещё тёплую! А знаешь зачем? Чтобы отомстить тебе, тварь ты такая! За Льё, за Дена, за всё, что ты сделал с ними. За укрывательство Сёртуна! Тогда, в незнакомом маленьком городке, у дурацкого магазина, я слышала ваш разговор! Вас не волновало ничего, кроме меня и моей силы! Вы жадны! Вы мне противны! Из-за Сёртуна моя жизнь, мои воспоминания – всё превратилось в прах. Ты никогда не ползал на коленях перед похотливым стариком только чтобы тебя оставили в покое? И он оставлял! До следующего раза! Он насильно тащил из меня то, что я могла бы отдать и так. Как сделала это для Дена, для… – я оглянулась, столкнувшись с печальным экзистенциальным взглядом. – Для Саши. Если бы не они, я бы тут не стояла. Они отдали свои жизни ради меня, ради сообществ. Фениксы и экзистенциалисты не враги, они должны сражаться бок о бок, а не доделывать друг за другом грязную работу. Но тебе плевать. Я не знаю, зачем ты хочешь столько власти и силы, просто не представляю. Потому что мне этого не нужно. Знаешь, чего я хотела больше всего, когда ехала в Ярославль? Оставить свою грëбаную работу, просто жить. Рядом с Денебом! Рядом с тем, кого я безумно любила! Хотела, чтобы Льё рисовал свои картины, чтобы показывал их мне, рассказывал истории создания, чтобы Ден помогал мне справляться с огнём внутри, – я захлебнулась эмоциями, выдав слишком личную, слишком острую тираду. Мои слова долетели до слуха каждого представителя сообществ, сидящих здесь, до ушей мышки Майи, которая от ужаса уже с полчаса как толком не дышала.

Саша чуть дрогнул, наверное, посылал нашей милой волонтëрше знак уходить и мимоходом искажал память. Но, кажется, всем было всё равно. Общее внимание сосредоточилось на мне, душило и не давало остановиться.

– Ты думаешь, кто-то тебе поверит?

– А тебе?

– Ада… Ты так глупа… Саша пытался вытащить тебя из бездны, но ты несëшься туда расталкивая на пути всех и вся…

– Прекратите! – вмешался Саша. – Ада ни в чем не виновата. Я поддержал идею её мести, предложил слияние и привёл его в исполнение. Проклятие экзистенциалистов поначалу сыграло свою роль. А ещё дружба и уважение ко Льё. И я готов понести наказание. Скажу так… Я бы хотел его.

– Ты что? – я повернулась к нему, вмиг позабыв о Марселе.

– Всё хорошо, моя птичка, – откликнулся он тихо, но твёрдо, всматриваясь в мои глаза. Неужели хотел, чтобы я ушла?

– Прекрасно! Арма! Ты слышала? У нас есть чистосердечное признание! – Марсель широко развел руки.

– А ты собираешься признаваться? – вышла она вперед. – Если мотивы Саши могут быть оправданы, то твои – пока нет.

В зале проснулось движение, как и предполагали мы чуть раньше, мнения и отношение к происходящему раздвоилось. Только пока было не очень понятно, на чьей стороне преимущество.

– Мне не нужно оправдание! На моей стороне сила и козырь. Ада скрывает частичку Денеба! – сумасшедшим голосом гаркнул Марсель, отчего лицо его исказилось, сделавшись до того отвратительным, что меня затошнило.

Мир схлопнулся до состояния точки, пульсировавшей внутри меня. Перед глазами возникла жуткая темнота, липкая и горячая. Я пыталась сделать вдох, но что-то давило на грудь, не давая ей двигаться. Тишина резала слух, надрывно звенела в голове. А потом разом всё взорвалось. И я, и ресторан, и что самое странное – мой мозг. Оглушительно, слишком громко. Но тут же замаячила новая мысль: у меня достаточно сил, чтобы прекратить безобразие. Сжечь.

– Нет, – тихо, но очень жёстко скомандовал Саша мне на ухо, прижимая с такой силой, что я не могла дышать. Так вот что давило на грудь: объятия экзистенциалиста. Он просто спрятал меня в своих руках, пока вокруг творилось что-то дикое. Арма выбежала на середину зала, Фениксы перекрикивались с экзистенциалистами, спорили между собой, сущности отодвинулись чуть ближе к стене, принимая оборонительные позиции, а Марсель молча улыбался. Даже не так – дико лыбился, понимая, что подписал нам всем приговор.

– Как это могло случиться? – выпалила Арма, подходя ещё ближе и опасливо поглядывая по сторонам.

– Никто не знает! Но она опасна! – гнусно проговорил Марсель, отступая. – Они теперь оба опасны. Тройная сила! Их нужно уничтожить!

– Стоять! – крикнула Феникс. – Пока никто ни на кого не нападал, ситуацию нужно изучить! Это уникально!

– Да конечно! Эти двое усыпили твою бдительность, чтобы пойти дальше. Месть! Ты же слышала!

– Прекрати орать, как истеричка! – кажется, терпение у старухи было на исходе.

– Это ты начал раскачивать лодку, предатель нашего мира, – прохрипела она.

Теперь мне стало ясно, что схватки не избежать. Гнев и негодование Армы были поддержаны большей частью Фениксов, экзистенциалисты тоже разделились. Одни из них встали за спину Марселя, другие остались на своих местах – за нас они или просто решили держать нейтралитет – неизвестно. Тем временем, Саша планомерно оттаскивал меня в сторону и, когда напряжение достигло апогея, схватил и со всей силы побежал в одну из боковых потайных комнат.

Бросив на широкий кожаный диван, он склонился надо мной в праведном гневе.

– Ада, какого чёрта?!

– А я просила тебя! Саша!

– Не надо было лезть! И всё было бы нормально!

– То есть, ты думал, что я тебя вот так брошу?

– Надо было бросить! Всё. Хватит. Ты остаёшься здесь. Дальше я иду один. И только попробуй…

– Ты бы никогда так не поступил, если бы не…

– Не что? Договаривай.

– Я не могу этого сказать.

– Вот и молчи. Всё – в тебе. Выживи.

– Как? Как я выживу без тебя?

– Как-нибудь! Я не знаю! Зачем, ну зачем ты полезла к нему? Я бы увëл тему…

– Да не смог бы! Марсель только для этого и пришёл.

– Ты представляешь, что там сейчас начнётся? Марсель, не Марсель… Плевать. Ты больше не лезешь, ясно? Вспомни обещание! – он отстранился, отходя к стене и поправляя костюм. – В битвах мне всегда везло…

– Саша! – я вскочила как ошпаренная и вцепилась в лацканы его пиджака.

– Я не Льё, ясно? И не потащу тебя в пекло. Даже если ты очень этого хочешь. Ты купилась на его образ во мне, использовала, как успокоительное. А теперь я побуду щитом, – он как-то блаженно улыбнулся, а я не знала, к чему эти странные слова. Ведь то, что творилось в моей душе твердило, что всё не так. Не успокоительное, не замена. Нет.

– Нет, – повторила я за внутренним голосом.

– Не глупи. Побудь немного здесь, а потом уходи. Внизу тебя ждут, – Саша отцепил мои руки от себя и, крепко сжав их, поцеловал. – Ты прекрасна, моя хорошая. Береги себя. И это не только моя просьба.

Не дав мне опомниться, он скрылся за тяжëлыми бархатными шторами, закрывающими дверь, на мгновение пустив внутрь жуткий шум. Я чувствовала отголоски начавшейся битвы, всплески огня и экзистенциальной силы, сущности вылетали в тень с разбега, резко и быстро. Я не находилась там физически, но прекрасно всё ощущала благодаря связи с Сашей, совершенно нехарактерной для рабочих пар. Надо было уходить, как он сказал, или пойти на помощь, следуя своему желанию? Я не знала. Оставить его здесь, значило остаться одной. Прийти на помощь – значило потерять то, чем я дорожила больше всего на свете. И Саша понимал прекрасно, чем могла кончиться битва с моим участием. Но убегать всю жизнь не получится: без должной поддержки, без экзистенциального чутья я сорвусь быстрее, чем…

Я не успела додумать мысль, как в стену с наружной стороны что-то сильно ударилось. Всё. Граница перейдена окончательно и бесповоротно. Это война.

К чёрту всё! Если мне суждено погибнуть, то пусть так и будет. Зато я смогу поскорее встретиться со Льё и Деном, если загробная жизнь существует. Ну а если нет… Я устала. Просто устала.

Стоя перед мягкой тканью штор мне я представляла всё то, что могла увидеть за их пределами. Не то страх, не то нерешительность сковали меня по рукам и ногам. Мне нужно было туда, но и не нужно. Это всё Саша, он не пускал, растрачивая попусту себя. Как же сильно он желал спасения того, что даже не было его частью, того, что всецело принадлежало Денебу. Безумец. Мой экзистенциалист. Такой важный и дорогой, единственный, кто остался.

Знакомое покалывание в кончиках пальцев теперь непонятным томящимся чувством отозвалось в голове, вот значит как сущности и экзистенциалисты ощущают выход из тени – не телом. Жар крыльев приятно опалил спину, как же давно я не чувствовала себя такой свободной. Пара привычных движений и – зал, полный суеты, Саша, окружённый с одной стороны незнакомыми мне экзистенциалистами и даже Фениксами, в том числе и Армой, а с другой – противоборствующие личности во главе с Марселем. Между ними повисла невидимая стена, то и дело осыпающаяся слепыми осколками. Повсюду стелился сизый туман с разноцветными проблесками: сущности, вышедшие из тени слились воедино, и я не могла понять на чьей они стороне.

Наверное выглядела я устрашающе в чёрном балахоне и с гигантскими горящими крыльями, потому что Марсель застыл в онемении, как и его сподвижники. Саша резко обернулся, и я остро ощутила, как что-то в нём сломалось, щёлкнуло и упало тяжёлым металлическим шаром.

– Я никогда тебя не оставлю, – шепнула ему, подходя ближе и притягивая к себе. Долгий, бесстыдный поцелуй посреди минного поля, посреди воронки ненависти и страха. Только наш. Чтобы подтвердить намерения, чувства и факт полнейшего слияния. – Ты – мой.

– Ада… Зачем же…

– Может, я действительно пыталась спрятаться в тебе, напиться тобой, чтобы заглушить боль. Но разве это может помешать хоть странной, но любви? Не знаю, что тебя связывает так сильно со Льё и Денебом, но ты – словно они оба в едином теле, в единой душе. И я не могу отказаться, как бы не понимала ошибочность. Не могу, Саша…

Он ответил мне полным горечи взглядом, а в голове зазвучала до боли знакомая мелодия. Всё наконец-то встало на своим места: мы рядом, за нами те, кто хочет другой мир, кто верит нам и не привык делить всё на плюс и минус, на тень и свет, кто жаждет жить в полутени. С Сашей обмен не требовал больше физического взаимодействия, достаточно было насытиться одними целями. Понимая друг друга скорее интуитивно, чем словесно, мы с безумной силой атаковали барьер, пока все остальные страховали нас и в возникающие дыры пропускали удары. Оборона была зверской, отчаянной и выверенной сотнями часов тренировок. Марсель не желал просто так сдаваться.

– Саш, надо уводить всех, иначе беда, – крикнула я в ярости отбиваясь от мысленного давления экзистенциалистов. Проникнуть в безумную голову Марса мне не удавалось, но Саша справлялся и без меня. – Это наша битва!

– Пусть Арма займëтся, – ответил он, отскакивая в сторону от небольшого огненного шарика, прорвавшегося на нашу половину зала.

– Эй! – позвала я старуху, – Армата! Забирай всех, с Марселем разберемся сами, не нужны лишние жертвы.

– Не справитесь! – ответила она, полыхая ярко, но уже не так сильно, как десять лет назад, когда я последний раз видела её крылья.

– Ты ничем не поможешь, он безумен! А если мы с Сашей… Если проиграем, кто-то должен возглавить сопротивление!

– Ада! Вы не имеете права проиграть. Всё, ухожу! – крикнула она, отзывая своих Фениксов и примкнувших к нам экзистенциалистов с сущностями.

Я успела заметить, что вид у всех измученный и потрëпанный: иногда лучше сражаться физически, чем ментально. Эти раны и болят иначе. Марсель отреагировал тут же, велев своим бойцам отступать. Временная пауза позволила мне перевести дух. Саша стоял рядом, опершись руками на колени и тяжело дышал. Основная масса атак пришлась именно на него, организм, ослабленный слиянием держался из последних сил.

– Как будем действовать? – проговорила я, заглядывая ему в лицо.

– Так же, как вы действовали со Льё. Ты прожигаешь путь, я иду следом.

– Слишком простая тактика! Марс знает её.

– Да, знает, но он не представляет масштабы нашей силы. Я подключусь к твоим атакам моментально, без задержки, времени на ответную реакцию у него будут доли секунды, не справится.

– Ну что! Голубки! – крикнул Марс, отходя на почтительное расстояние. – Двое на одного? Разве это честно?

– В тебе почти полная сущность. Силы равны, – устало откликнулся Саша.

– Да и чëрт бы с вами!

Марсель бросился в атаку: сильнейшим ударом попытался проникнуть в моё сознание, но подоспел Саша, отбросив его назад. Не теряя времени, я с огненной ударной волной вонзилась в голову Марса. Больно. Мы оба почти сложились пополам: он от моего вторжения, я от отдачи. Но со мной был Саша: медленно, продираясь сквозь туманные дебри мы ломились вперед, без разбора уничтожая всё, что попадалось на пути. А попадалось многое: ни с чем не сравнимая жестокость, жадность, ненависть, по силе превосходящая даже черноту застарелых влияний. Он был слишком эгоистичным, слишком отравленным своими желаниями, почти одержим ими. Для него не осталось ничего святого, даже Сёртун, которого он взял в свои товарищи, был ничем иным, как обычным инструментом.

Из глаз хлынули слёзы: Марсель, сопротивляясь, давил на самое сокровенное, стучался в те двери, куда я и сама не хотела бы лишний раз заходить. Во мне было ещё столько всего нежного и ранимого, трепетного, что я оказывалась желанной добычей для хищника. Саша работал по двум фронтам, даже по трём: защищая меня, спасая себя и атакуя Марса. Я собралась с духом, чтобы провести физическую атаку огнём, хотя бы немного отвлекая нашего соперника. Он успел отклониться раз, потом другой, но на третий я всё же попала в его ногу. Отлично!

– Ада, отступи… – прохрипел Саша, почти падая навзничь.

Я моментально выскочила из головы Марселя и бросилась к своему экзистенциалисту. Дышал он часто, но поверхностно.

– Саш, ты чего?

– Очень много сил уходит. Не справляюсь.

– Я поделюсь.

– Нет!

– Эй, чего вы?! Сдаётесь? – слабо крикнул Марсель, пытаясь остановить кровь, хлещущую из раны.

– Не дождёшься! – огрызнулась я, стрелой вонзаясь в его голову, разрывая в клочья воспоминания, рефлексы, окропляя темноту ярчайшими огненными всполохами.

Саша остался где-то позади, Марсель почти не сопротивлялся, и я запоздало поняла, что лечу в ловушку, когда что-то сильно дёрнуло за ногу.

– Ада! Стой! – Саша вцепился в меня ледяными руками. – Он нарочно! Стой же! Иди ко мне!

Я сорвалась с места и почти упала рядом с ним. Обмен! Вот же дура!

– Сашенька! Саша! – ладони мои вдруг озарились мелкими проблесками, будто усыпались блёстками. – Она здесь, помогает. Частичка! Посмотри на меня, пожалуйста.

В полубессознательном состоянии он поднял свой потухший взгляд, а я обхватила его лицо, прильнув к губам, укрывая нас крыльями, не пропуская ничего и никого внутрь этого кокона. Руки Саши налились силой, он обнял меня ласково, благодарно, отвечая на свечение огненными искорками в глазах.

– В тебе огонь, мой хороший… – внезапно шепнула я.

– А в тебе – сущность, лапушка…

Кажется, незримый бой поистрепал нас троих настолько, что все мы еле держались на ногах. Мысли обжигали, тело изнывало от перенапряжения вне тени. Но атаки и блоки продолжали возникать с обеих сторон как по часам. Иногда случались перерывы в пару минут, когда Марсель отчаянно пытался найти опору в поваленной мебели, а мы с Сашей сжимали руки друг друга до болевой дрожи. Не могло быть в этой битве победителей. Да и не должно было быть. Как только эта мысль возникла в голове, всё сразу показалось таким бессмысленным, лёгким и совершенно пустым, кроме того, что таилось в моём сердце.

– Мы не справимся, Адочка, – хрипел рядом Саша, вспотевший до предела. Мокрые волосы облепили лицо, внезапно осунувшееся и потемневшее, мне передавалась его бессильная дрожь и тугая головная боль, разливающаяся какофонией звуков, никак не складывающихся в мелодии. Он устал, определённо достигнув потолка своих возможностей, но мне упорно казалось, что в нас ещё есть то, что нужно. Мы перешагнули столько запретов! Сможем.

– Не думаю. Я с тобой. И могу сделать кое-что. Готовься.

– Ада! Остановись!

– Никогда!

Запретная техника. Могла ли она сработать сейчас? Надо было пробовать. И чем скорее, тем лучше. С остервенением я вырвала из-под подворота платья булавку и прошлась ей по пальцам. Кровь, шипя капала на крылья – знакомое удовольствие от скорого усиления мощи. Саша протяжно застонал и покраснел.

– Что? – крикнула я ему почти в ухо.

– Кровь кипит, – выдохнул он так горячо, что я испугалась. Тонкая алая струйка вытекла из угла его рта и проложила себе дорожку по шее к груди. – Зачем?

– А-а-а! – взревела я, прервав ритуал. Оставалось только имя… Но убить Сашу? Нет. – Нападай!

Команда была отдана мне, но в бой вступили мы втроём, почти одновременно, с неразумным напором, не разбирая ничего в головах друг друга. Экзистенциалисты спустя пару минут лежали на полу и тяжело дыша продолжали изматывать себя атаками. Огонь моих крыльев срывался с крайних перьев и рассеивался по залу, поджигая то, что я вовсе не хотела жечь. Контроль терялся, грудь изнывала от тяжёлого воздуха и накопившегося пепла, кажется, открылась рана на боку. Но я видела, как поблëскивало уже всё моё тело и не могла остановиться, добивая Марселя, устраивая огненную бурю в его сознании. Он даже не сопротивлялся. Не было больше сил. Моя неистовая ненависть делала своё дело.

– Брось его, хватит, – пробормотал едва слышно Саша, переворачиваясь на спину.

Его измождëнное лицо напугало меня, заставив отвлечься от Марса. Я подобралась к своему экзистенциалисту и опустилась на пол рядом, нежно убирая волосы с лица, поглаживая мокрые щëки. Он перехватил мою руку и поднёс к губам.

– Мы почти справились. Давай оставим всё и просто уйдём? – Саша попытался сесть, поворачиваясь через бок.

– Нужно добить. Не будем совершать такую глупость. Враги должны быть мертвы.

– Адочка, ты видела себя? Нет… Береги силы. А Марселя нужно судить и казнить, как и положено.

– Благородство ещё никого не доводило ни до чего хорошего, Саш.

– Жестокость тоже, – парировал он, поднимаясь с моей помощью.

Я медленно вела его к выходу, а сама продумывала план, идеальный в своей простоте. Нужно было только обезопасить экзистенциалиста. Всего пара шагов – и всё решится. Уже на пороге меня пронзила дикая, нестерпимая боль, расходящаяся по всему телу. Единственное, что я успела сделать – толкнуть Сашу за дверь и захлопнуть её. Крылья вспыхнули, осыпая всё вокруг сотнями искр. Краем глаза успела заметить, выбегая в зал, что за окнами загорелись подвесные светильники. Марсель стоял на коленях посреди зала и смеялся тихо, хрипло, безумно. Ноги подкосились, и я плавно осела на пол. В ушах зазвенело, руки полыхнули, заставляя кричать так надрывно, что через секунд десять голос сорвался и покинул меня.

Перед глазами проносились жуткие израненные образы тел, в которых когда-то находились влияния. Они были изувечены и растерзаны, но продолжали теплиться жизнью, молили о пощаде, и каждый раз не получали её. Я видела исчезающий серый туман, с красивыми бирюзовыми отблесками, и моя душа плакала, понимая, что исчезло что-то очень и очень близкое, почти родное. Чья-то сущность. А потом наступила тьма, похожая на ту, в которой меня топило влияние не так давно. И было это здесь, за тёмными шторами, в маленькой приватной комнатушке. Та же духота, то же чувство чужого, мерзкого и грязного присутствия в голове. Но на этот раз я не стала паниковать – слишком многое боялась потерять. Те крохи, что остались мне от Дена и Льё никто не должен был трогать.

– Что бы сделал ты, Ден, сейчас? – вопрошала я шёпотом у самой себя, зажмурившись. – Ты бы успокоил меня, поглотил бы здесь всё, затянул самим собой. А Льё растерзал бы изнутри. Помогите мне. Я хочу покончить со всем этим. Марсель! – я открыла глаза, охватив взглядом полыхающие окна, подпалëнные шторы и жалкое состояние главы сообщества. – Хватит. Ты проиграл.

– Я не выпущу тебя отсюда, – прохрипел он, отплевываясь кровью.

– Знаю.

– Умру, но не выпущу!

– Да поняла уже! Заткнись. Я хочу, чтобы ты умер, понимая, что тебя одолела женщина, у которой ты отобрал любимых. Ты умрёшь не за силу, не за предательство, а за мою любовь!

Сильнейший удар по полу двумя кулаками отдался страшной болью в спине. На миг всё вокруг будто замерло, расплываясь в нагретом до максимума воздухе. Отдалённо я услышала взрыв, подкинувший меня к потолку, душераздирающий вопль Марселя, треск ломающихся костей, кажется, моих. И привычный гул разгорающегося костра.

Ощущение, будто со мной уже это бывало: и холодная мостовая под спиной, и запах пожара где-то совсем рядом, боль по всему телу. И безысходность. Щемящая сердце тоска, говорящая только об одном: дальше ничего нет.

Я открыла глаза. Тёмное высокое небо без звёзд, вместо них – редкие яркие искры. Я – Феникс. И я люблю сущность. Люблю экзистенциалиста. Даже двоих. И во мне – частичка. Но руки не шевелятся. Вот бы стать туманом и рассеяться, как сделал это Денеб… Холодным туманом с запахом прелой листвы и влажной земли.

Ада, как и несколькими днями ранее, лежала передо мной еле живая. Но тогда в ней чувствовалась жизнь, какие-то чувства, сейчас же – ничего. После взрыва, как только мне удалось вытащить её из огня, я подумал, что Феникс мертва. Но ошибся. Кажется, у неё переломаны все кости, она вся – ярко-алое кровавое пятно, выпускающее из груди вместо воздуха пепел. Моя Адочка. Уничтожившая милый ресторанчик Льё вместе с Марселем. Спасшая меня. Слабака.

Купол, поставленный Армой, скрывал нас от непрошенных гостей. Слышались звуки пожарных серен, возгласы прохожих. Я сидел подле Ады, пытаясь понять, сумеем ли мы ей помочь или нет, за спиной топтались огненная старуха, почему-то Майя, так и не уехавшая отсюда, и ещё много знакомых и не очень, лиц.

– Милая, – гладил я её по тонкой шее.

– Не очнётся, – буркнула Арма.

– Молчать! – гаркнул я, хотя сам еле держался. Изнуряющая битва, подпитка для Ады, бесконечные блоки. Если бы меня спросили, как я смог, то не получили бы ответа. – Она придёт в себя.

– Саша… Мы не можем ждать здесь. Люди заберут её в больницу…

– Нет. Я никому не отдам Аду! Увезу её. Да.

– Да что с тобой?! – закричала вдруг старуха. – Она умирает! Фениксы не бессмертны! Как и куда ты её повезешь? Не сходи с ума. Пусть скорая делает, что надо. Дай ей умереть спокойно.

– Ада не умрёт! Ясно?! Не сейчас. Не после того, как уничтожила столько грязи в наших сообществах. Не тогда, когда внутри у неё наша надежда. Пока я жив сам, я не дам ей уйти. Нет!

Арма отступила на шаг, зашептав что-то в сторону. Но мне было всё равно. Я прислушивался к дыханию Ады, находя его слишком слабым. Она не принимала от меня ничего – всё её существо вдруг перестало стремиться к обмену.

– Лапушка, ну же… Пожалуйста, – умолял я, склоняясь над ней. – Это я, Саша… Твой экзистенциалист.

На мгновение она приоткрыла глаза, устремляя взгляд в небо. Молча, без лишнего движения или вздоха. Что видела Ада там, куда так всматривалась? Хотела ли найти Дена, пыталась вернуться к жизни? Видимо, ничего этого не вышло. Веки её бессильно опустились, из груди вырвался тяжёлый, судорожный выдох. И тут я не выдержал. Подхватил Феникса на руки и зло глянул на Арму. Старуха тут же отреагировала: сняла купол, пропуская меня к подъехавшей машине.

Не помню, как мы добрались, но привычная уже квартира Денеба встретила нас темнотой. Я не закрывал двери, не включал свет, я забыл сам себя.

Уложив Аду на мягкий ковёр у кровати, лёг рядом. Её горячечная рука согревала мою ледяную ладонь, говоря о том, что внутри сердца Феникса ещё бьётся жизнь, и не просто бьётся, а горит! Я был уверен, что она восстановится, что ей станет лучше. Обязательно. Не могла Ада убить саму себя собственным огнём. Нет.

– Ден… – шепнул я, – если ты слышишь. Помоги нам. Подскажи хотя бы.

Боль в груди была мне ответом. Ноющая, тянущая, режущая – всё сразу. Как сотни сердечных приступов. Что-то с силой рвалось наружу, но не из меня, а из Ады. Частичка? Страдания? Что?

Сквозь подступающие к горлу слёзы боли и отчаяния, я прикоснулся к её губам. Самая желанная женщина для меня, тот костёр, в который я готов был изо дня в день подбрасывать поленья любви, такая разная, такая моя. Близкая. Единая. И даже понятная.

– Адочка, – выдохнул я ей в рот, молясь всем существующим богам о спасении, о милосердии.

– Саш, – прохрипела она сорванным голосом, зайдясь глухим кровавым кашлем.

– Молчи, милая моя… Адочка… Птичка.

Я как ненормальный целовал её лицо, попадая в глаза, в лоб, в нос. Мне было всё равно, поступают ли так истинные экзистенциалисты или нет. Было не важно ничего кроме жизни Феникса.

– Так больно…

– Тише… Не шевелись, просто лежи. Ты обязательно восстановишься. Я всё сделаю, что нужно. Чего ты хочешь? Воды?

– Тебя, Саш.

– Я тут. На тебе живого места нет, нужно обработать раны хотя бы. Арма настаивала на больнице, но я отказался. Фениксов ведь так не лечат.

– Не надо ничего. Только тебя. Здесь.

И всё же я сбегал на кухню, заметив, что прихрамываю на правую ногу, а пиджак пропитался кровью насквозь и сочился ею. Оттуда принёс воды, льда и рулон полотенец. Стёр с лица Ады кровь, промыл раны, какие сумел найти, чтобы не делать ей слишком больно. Перевязал куском простыни открывшуюся рану на боку. Столько страшных ожогов раскидано было по телу милого моего Феникса, что только от мысли о мучающей её боли мне становилось плохо. Одна нога оказалась вывихнута, и я резко её вправил. Ада не отозвалась ни звуком, стиснув зубы.

– Где болит, лапушка?

– Грудь. Спина. Руки.

Я попробовал проверить позвоночник, но не вышло. Приступ боли скрутил Феникса. Понятно. Скорее всего он сломан. Не знаю, оправлялись ли после таких ран раньше огненные. Может, стоило обратиться к докторам? Я колебался. Не мог ничего решить, из меня будто вынули всё рациональное и оставили только чувственное.

– Не умирай, – сорвалось с моих губ. Ада приоткрыла глаза и попробовала улыбнуться.

– Не умру. Ты же рядом. Скажи… Саша.

– Что?

– Просто…

Опустившись рядом с ней на колени, я нагнулся к самому лицу, чтобы наши глаза были напротив. Привычный огонёк, завораживающая глубина.

– Люблю тебя, моя хорошая… За всех. Только тебя одну, Адочка.

– Странная у нас любовь вышла. Да?

– По-моему, красивая. Дерзкая.

– Если бы мне дали второй шанс, я бы хотела встретить тебя снова, – она откашлялась и продолжила. – Представь, что вместо той девушки, с которой всё началось, оказалась я.

– Ты бы меня убила, – мне удалось улыбнуться ей самой теплой улыбкой, самой искренней. Потому что слова её были такими наивно-грустными, похожими на прощание. А я не хотел прощаться.

– Не раньше, чем ты меня. Я не говорила… Но ты великолепно играешь Листа. И Шуберта с Шопеном. И Грига…

– Откуда?

– Как-то была на задании, пробегала мимо музыкального магазина. Там был ты, выбирал инструмент…

– Ада! Это было сто лет назад! Как? Почему ты молчала?

– Я только вспомнила… Выжигания… Саш. Нужно отпустить частичку. Вытолкни меня из тени, пожалуйста…

– Уже пора? – насторожился я, хотя странное чувство тяготило меня последние пару минут точно.

– Да. Я ей больше не нужна… Мы такие были дураки. Могли бы оставить тело Якши, чтобы позвать туда Дена. Поместили бы частичку, может, он вернулся бы…

– Это нереально, милая… Нельзя подселить сущность в то тело, которое просто приглянулось. Его нужно создать, – утешал я её, в порыве отчаяния пытающуюся ухватиться за любую мысль.

– Стоило попробовать.

– Уже не важно… Что будет с тобой без частички?

– Не знаю. Мы с тобой так прокололись… Если она покинет меня, то и ты, наверное, тоже… Саш? Выталкивай. Я не могу больше.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Ада, что-то не так.

Мне показалось, что внутри что-то замерло, остановилось. Никаких признаков присутствия сущности, которые я смутно ощущал после слияния. Частичка притаилась, она давала надежду и силы Адочке. Но Феникс не желала больше держать её в себе. Она хотела… Да! Она хотела убить себя! Вместе с Марселем. Вот же я дурак… Не понял, не догадался, не оградил. Не поверил до конца предчувствиям.

– Я не стану этого делать. Мы пригласим доктора, он поставит тебя на ноги. И вот тогда решим вопрос с частичкой.

– Саш, не надо. Врачи меня не спасут, ты же знаешь.

– Зачем ты сделала это?

– Он налетел на меня, хотел пройти сквозь и достать тебя. Последний аккорд. Ты бы позволил мне погибнуть? Нет, – ответила она сама себе. – Вот и я не могла поступить иначе. Ради тебя, мой хороший.

– А жить ради меня ты не желаешь? – я уткнулся в её плечо, вдыхая терпкий запах дыма, горелой ткани и кожи. Ада дышала слабо, медленно остывая, иногда вздрагивая всем телом, как от укола острой гигантской иглой.

– Поздно уже.

– Ничего не поздно, – мой шёпот, казалось, заполнил всё вокруг. Он звучал и в моей голове, и в её голове, в воздухе квартиры и за пределами чёрных стен, разливался по всему буферу, ударялся о купол и возвращался сюда, в наш крохотный мирок, созданный только для одной единственной цели, которая так и не была достигнута.

Я почувствовал, как дыхание Ады участилось, она вдруг вспыхнула и задрожала. Подняв голову я увидел, как лицо её раскраснелось, а губы сжались. Феникс боролась с собой, с собственными мыслями и чувствами. И как бы мне не хотелось знать, что творится внутри, я не мог позволить себе читать. Только не сейчас.

– Отпусти! – закричала Ада в приступе ярости страшным, осипшим голосом.

– Нет! Не могу! Не позволю!

– Саша, умоляю… Пожалуйста. Помоги мне!

– Ты же умрёшь!

– Отпусти…

– Никогда. Нет! Я обещал Дену. Я должен Льё. Ада! Эта вина убьёт меня быстрее, чем твоя смерть!

– И это, по-твоему, любовь? Саш? – внезапно потухшим голосом еле проговорила она.

– Прости…

Да, настоящая, истинная любовь не терпит эгоизма, как и экзистенциализм не терпит внешнего давления. Я, так желавший любить её вечно, теперь должен был отпустить. Позволить ей освободиться от самой ценной и важной ноши, и помочь покинуть этот мир. Воссоединиться с теми, к кому так стремилась огненная сущность.

Сливаясь с Адой в нежном, слишком невесомом поцелуе, сдаваясь под натиском её чувств, я осторожно вытолкнул нас из тени, продолжая делиться с ней самим собой. В голове играла тихая мелодия, у которой не было названия. Тело Феникса, откликаясь, в последний раз поблëскивало таинственными огоньками, доступными только сущностям, этим бессмертным созданиям неизвестного мира, блуждающим в далёких, невидимых местах, пока не появится тело, в которое они смогут себя поместить. Снова и снова. По кругу, пока вечность не замкнëтся сама на себе.

Огоньки собирались в районе сердца, и я крепко сжал руку Ады, другой стирая слёзы с её измученного, обожжённого лица. Она сделала глубокий вдох, который отозвался тупой болью и в моей груди тоже. На выдохе, словно по волшебству, из её приоткрытого рта вылетело крошечное туманное облако, переливаясь золотовато-огненными всполохами. Подавляя рыдания, Феникс сжала глаза и закусила губы, но тело выдавало тяжесть страдания и принятого решения без прикрас. Только сейчас я понял, что больше не горели крылья, что их попросту не было. И она лежала передо мной совершенно неживая, отдавшая весь свой внутренний огонь этому маленькому облаку, призраку счастья, капле воспоминаний.

– Моя хорошая… – я уложил её к себе на колени, забывая о сломанных костях, о жутких ранах, о том, что сам не чувствовал ничего, кроме ледяного дыхания смерти у самого сердца.

– Она прекрасна, – шепнула Ада, остывая так явно, словно огонь, залитый ключевой водой.

– Как и ты…

– Прости меня, Саш. Я не хотела, чтобы всё так. Мы могли быть счастливы.

– А разве сейчас мы не вместе? И не счастливы? Ты в моих руках. Только моя. И я только твой, Адочка… Как и они…

– Я бы… Хотела… – слова не могли произнестись, слишком больными они были, как для неё, так и для меня. Да, Ада хотела, чтобы все мы остались живы. Чтобы рука об руку стояли перед выходом из тени, чтобы делились собой друг с другом. Чтобы встречали рассветы здесь, в этом старом буфере, чтобы прогуливались по набережной Дуная, чтобы я играл для неё, Льё рисовал, а Ден просто был рядом.

Она – сильнейший Феникс изо всех, когда-либо рожденных на Земле, хотела простого человеческого. Счастья и любви. И ничего больше. Я не мог знать, чего желали Денеб и Льётольв, но сейчас больше всего мне нужно было просто любить её. В каждую секунду нашей жизни. Пусть их и осталось не так много.

Мне чудилось, что последние мгновения затихают так же, как в пустом зале финальный аккорд. Я всегда боялся смерти, боялся чего-то не сделать, остаться без чего-то важного, потеряв жизнь. Но оказалось, что стоя на её пороге не думаешь о мелочах, вообще не думаешь. Только чувствуешь. Прохладное тело рядом, глубокий благодарный взгляд и всепоглощающую любовь. И, отчего-то, прощение.

– Да, Адочка… По-моему, это любовь…

В дверях комнаты стояла Арма, опустив голову, молча, как и подобает в такие моменты. За её спиной переминались с ноги на ногу Майя и ещё несколько человек. Фениксы, экзистенциалисты, сущности.

– Что там? – тревожно спросила “серая мышь”.

– У меня нет слов, – глухо отозвалась Арма, повидавшая на своём веку не мало.

– Они живы?

– Смотри сама, – старуха отошла в сторону, пропуская Майю.

На мягком ковре рядом с кроватью полулежал Саша. Его руки хранили в своих объятиях израненную Аду. Со стороны могло показаться, что они крепко спят, оберегая взглядами друг друга, если бы только глаза их были открыты. Чёрные стены комнаты пошли трещинами, огромные часы не издавали ни звука. В открытое окно хлестал дождь и залетали адские раскаты грома.

– И что теперь? – упавшим голосом спросила Майя, ни к кому особо не обращаясь.

– Теперь они рядом с теми, кого любят.