Читать онлайн Контракт на молчание бесплатно

Глава 1

«Дорогая мисс Хадсон,

Отвечая на Ваше письмо: мы ждем Вас на рабочем месте в понедельник. Не опаздывайте.

P.S.: в воскресенье мистер Дейтс ждет вас по указанному адресу для передачи ключей от кондоминиума. Удачи!

Оф. Рэперхарт»

Едва увидев письмо, я поспешила перейти по ссылке из гугл-карт и максимально приблизить изображение. И пропала, потому что на экране отобразилась опрятная улица, засаженная тропическими растениями, залитая солнечным светом.

Так выглядит мой рай.

Размещая свое резюме в надежде уехать подальше и восстановиться после смерти мамы, я даже не рассчитывала получить такое предложение. Признаться, если бы этот мистер Оф. Рэперхарт – или кто-то из его сотрудников – не нашел меня сам, я бы в жизни не решилась постучаться по такому объявлению. Оно выглядело фантастически сногсшибательно. Годовой контракт на работу на небольшом островке, жизнь которого вращается вокруг одного-единственного предприятия. Фактически, весь этот остров принадлежит владельцу концерна. Мистер Оф. Рэперхарт бог, у которого есть собственный рай.

В комплекте с отличными условиями шла заманчивая ставка, казенное жилье и, кажется, вежливый понимающий работодатель. Прежде чем согласиться, у меня в голове родился всего один вопрос: в чем подвох?

Пока меня настораживает только одно – пункт о строжайшей конфиденциальности. О том, что творится за стенами объекта, я не могу рассказывать ни одной живой душе. Речь не только о разработках и переговорах, свидетелем которых стану по долгу службы, но и даже расположении зданий на территории комплекса, должностях сотрудников и много чем еще. Исключений не делается даже для членов семьи или… жениха.

Последнее меня достаточно насторожило, чтобы уточнить, могу ли я переехать на остров вместе с Клинтом и проживать в арендованной концерном квартире. Мне ответили: ради бога, но рот на замок.

Для большей ясности сразу скажу: я жизнерадостная двадцатитрехлетняя девушка и люблю поболтать. А для еще большей: Клинт тоже ни разу не молчун. Понимая все это, я настояла на вдумчивых обсуждениях, в то время как он не сомневался в необходимости принять предложение.

Это краткий пересказ того, как я оказалась здесь: в подъезде блокированного дома с коробкой в руках.

– Вэлли, ты видела, какие потрясающие здесь места? – Клинт буквально лучится энтузиазмом. – Думаешь, здесь можно заскучать?

Я по-доброму завидую Клинту, который всю дорогу сидел в пассажирском кресле и мог любоваться разбивающимися о скалистые берега волнами. Я же, бледная от страха, вела машину по не огражденному серпантину и молилась. Впрочем, это не помешало мне оценить виды. И то, как заманчиво щекотал ноздри запах океана.

– Вот и посмотрим, – говорю это и понимаю, насколько сварливо звучит.

На мгновение нахмурившись, Клинт ставит свою коробку перед дверью и спускается за моей.

– Последние два года ты практически все время ухаживала за мамой. Мы не пожалеем, я тебе обещаю.

– Думаешь? – улыбаюсь я, сглаживая прошлую грубость.

Я нескромно отношу себя к разряду оптимистов даже теперь: после того, как провела два года у постели тяжелобольной матери. Мы были очень близки, вот почему ее потеря вынудила меня сорваться с места, дабы отвлечься от грустных мыслей. Ее полнящаяся причудливыми мелочами квартирка вызывала у меня слезоразлив каждый раз, как я переступала порог. А когда Клинт сказал, что нужно решить, что делать с вещами, я впервые в жизни закатила ему истерику. И тогда он предложил уехать на какое-то время из города – восстановиться.

Я бесконечно благодарна Клинту за то, что он меня поддержал. Ему – душе компании – наверняка непросто бросать всех друзей и ехать туда, где я могу оказаться прикована к офисному стулу от рассвета до заката, а вернувшись домой, не расскажу, чем занималась. Но он верит, что здесь мне станет лучше, и периодически утешает тем, что у него, наконец, будет время подумать над созданием своего рекламного агентства. Он востребованный графический дизайнер, который мечтает работать на себя, а не на едва знакомого работодателя. Верю, что так оно и будет. Не верю, что будет легко.

– Я уверен в этом на сто десять процентов. Вместе мы можем все.

Он многозначительно поводит бровями, и на его губах появляется улыбка, от которой я всегда краснею. Клинт неприлично симпатичный парень, которого я увела из-под носа одногруппницы, случайно повстречавшись с ней и ее ухажером в кафе. Уже на следующий день этот бесстыдник каким-то образом достал мой номер телефона и предложил встретиться. Я была смущена и возмущена. Отнекивалась целую неделю. А затем встретилась только для того, чтобы отбить желание мне звонить. При встрече Клинт, однако, не стал слушать никакие аргументы, да и вообще сразил меня своей логикой: если бы я действительно не хотела его видеть, то уже добавила бы номер в черный список, закрыв вопрос раз и навсегда. С тех пор мы не расставались. Все говорили, что он – моя родная душа и вторая половинка, что мы обязаны пожениться. Только один человек советовал не спешить – мама. Я ее не поняла и не послушала. Если бы она не умерла, мы с Клинтом были бы уже месяц как женаты. И мне не по себе от мысли, что мама таким образом нас не одобрила.

Кажется, Клинт это чувствовал, потому что с тех пор все чаще говорил, насколько мы идеальны вместе, как сильно он меня любит, в меня верит и все в этом духе. И вот, в результате, он уговорил меня принять предложение, которое выбьет его из привычной жизни на целый год. Честно говоря, от этого мое напряжение только больше. И я не знаю, как доказать ему теперь, что я не сомневаюсь в своем выборе. Если и был в моей жизни человек, который понимал меня лучше Клинта, то это мама.

– Ну что ж, теперь я уверена, что все в порядке, – с облегчением смеюсь я, оглядывая небольшое, но уютное и очень по-островному оформленное помещение.

Передай нам деловитый мистер Дейтс ключи от королевского пентхауса, я бы точно бежала с этого острова без оглядки. Предложение было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. И только теперь появилось ощущение, что мы на своем месте.

Я – новый личный помощник мистера Оф. Рэперхарта со свободным владением группой арабских языков. Требования специфические, умения – тоже, но обещанная ставка покрывает все с лихвой. Кто-то скажет, что я могла бы устроиться сразу в бюро синхронных переводов, а не каким-то там личным помощником, но обстоятельства так сложились, что я хотела работу подальше от родных мест. Да и кто сказал, что после окончания университета нужно сразу выбрать место, где будешь вкалывать до пенсии?

– Мне нравится. Вид великолепный, – сообщает Клинт, распахивая ставни.

– Здесь везде великолепные виды, – парирую я. – Но ты прав. Смотри, слева можно разглядеть кусочек океана.

– А я вижу слева нечто другое, – негромко мурлычет у моего виска Клинт.

– Эй, – бросив взгляд на кровать, смущаюсь я. – А как же вещи? Мы принесли две коробки, а внизу еще целая машина!

– Думаю, за полчаса они не сбегут. И даже не расплавятся. А вот за себя не поручусь.

Я смущенно смеюсь, но позволяю ему утянуть меня в сторону бесстыдного двуспального матраса.

Мы с Клинтом ночевали вместе и раньше, но почему-то именно это общее утро превращается в катастрофу. Совместный душ (который по моему настоянию только душ) занимает слишком много времени. Но худшим решением становится даже не он, а объятия с чашечкой кофе в руках, после которых по приготовленной с вечера белоснежной блузке расплывается уродливое пятно. Клинт, само собой, извиняется, но поздно. Не сдержавшись, я в сердцах говорю ему, что теперь вставать мы будем в разное время. И, конечно, жалею об этом, но не извиняюсь, а спешно бросаюсь отпаривать другую блузку. Я вспыльчивая, и моему мудрому жениху приходится с этим мириться.

Собираясь произвести впечатление, я накануне выверила свой наряд от и до. Профессиональный, не слишком сексуальный. И вдруг жизнь вносит свои коррективы. В моем гардеробе всего две белые блузки, и вторая – не совсем деловая. В ней тоже нет ничего вульгарного, но она слишком облепляет талию, а большой декоративный цветок из рюш визуально увеличивает грудь. Разумеется, приходится избавиться от пиджака, а раз так, то и поменять туфли на ботильоны. Вид становится более привлекательным, но непрофессиональным.

Еще хуже то, что у ворот комплекса я оказываюсь за десять минут до начала рабочего дня, и надежда успеть вовремя разбивается о требование оставить машину за территорией. Огромной территорией, административное здание которой, разумеется, вовсе не у входа.

К указанному в брошюрке корпусу я бегу в юбке-карандаш и на высоченных каблуках, а из прически вылетает минимум две шпильки. И охранник на входе награждает меня откровенно подозрительным взглядом. Наверняка только понимание, что настоящие преступники не бывают такими жалкими, не позволяет ему задержать меня и обвинить в самозванстве.

Офис Рэперхарта – отдельная тема. Чтобы попасть на этаж руководства посредством лифта, нужен доступ, которого у лишь только будущего сотрудника быть по определению не может. Итог: еще три этажа пешком.

В общем, пройдя все круги ада, именуемого отчего-то безопасностью, я готова растянуться прямо перед дверью в приемную… Р. Эперхарта. Мне приходится проморгаться, чтобы осознать: я по адресу, ведь не бывает двух таких похожих замысловатых фамилий. И… где ошибка?

Я поднимаю руку и стучу на одном лишь ослином упрямстве, при этом слыша только шум крови в ушах. Спеша, я и не думаю дожидаться разрешения войти, рывком распахиваю дверь… и с разбегу утыкаюсь взглядом в широкую спину, мощь которой не скрыть под строгим синим костюмом в тонкую полоску. Поймав себя на иррациональном желании провести ладонями по этой ткани, чтобы убедиться, так ли она хороша на ощупь, как кажется, я встряхиваю головой, и выбившаяся во время бега прядь волос позорно прилипает к губам. Но только я поднимаю руку, чтобы ее стряхнуть, как «спина» оборачивается, обнаруживая все остальное.

Абсолютно прямые низкие брови мужчины сведены в одну линию, губы раздраженно поджаты, а при взгляде на меня еще и презрительно кривятся. И мой мозг ломается, пытаясь свести воедино безупречно вежливого мистера Оф. Рэперхарта, с которым я общалась по телефону, и этого разъяренного человека. Но он не может подчиняться главе этого офиса. Кажется, он вообще не знает, что такое «подчинение». Его глаза совершенно бесстыдно проходятся по мне сверху вниз и обратно. Они нигде не задерживаются, но уж точно ничего не пропускают. И откуда-то я наверняка знаю, что он думает, будто все женское, что есть во мне, от юбки-карандаш до растрепавшихся вьющихся волос, неспособно быть пунктуальным.

– Вас разве не предупреждали не опаздывать? – спрашивает он низким голосом, от которого мои внутренности начинают вибрировать в резонанс.

По телефону этот человек звучал совершенно иначе – я бы не перепутала. От того голоса по моему телу не бежали мурашки и не тянуло нервно под ложечкой. Я еще подумала, что звонивший мне человек отнюдь не походит на расчетливого бизнесмена, купившего целый остров под свои нужды. А вот этот озлобленный тип – совершенно точно человек с замысловатой фамилией. И вообще весь из себя замысловатый.

– Валери Хадсон, прошу прощения за опоздание. Не сумела рассчитать время на новом месте.

Обиднее всего, что это не так, но что-то подсказывает, что рассказ про утренние обнимашки и пятно на блузке небезопасен для здоровья.

– Разумеется, так оно и есть. Но еще одна ошибка в расчетах – и вы поедете обратно, выплатив указанную в контракте неустойку. Я позабочусь о том, чтобы этот пункт был внесен незамедлительно.

– Вы готовы расторгнуть со мной контракт из-за опоздания?! – восклицаю, не сдержавшись.

Когда я впервые увидела сумму неустойки, у меня нервно задергался глаз. Но до этого дня условия расторжения казались адекватными!

– Нет, мисс Хадсон. Это вы готовы расторгнуть контракт своим опозданием. А я просто предостерегаю вас от необдуманных действий.

Предостерегает? Я бы скорее назвала это моральной поркой!

– Вот, выпейте воды, – протягивает он мне стакан, который как раз набирал около кулера, когда я вихрем ворвалась в приемную. – Иначе, судя по цвету вашего лица, скоро включится пожарная сигнализация.

Спорю, после такой наглости я краснею еще сильнее. Так виртуозно, как это умеют только рыжие.

– Ну это уже совсем… – холодно отвечаю.

– Нет, «совсем» – то, что вы заставили CEO себя дожидаться, – парирует он, рывком протягивая мне стакан.

У меня появляется смутное подозрение, что еще чуть-чуть – и этот мужчина выльет воду мне на голову, поэтому я осторожно забираю из его пальцев нехитрую ношу и отступаю на шаг назад. Я бы и на пару отошла, если бы это не выглядело бегством.

Разговоры с этим крайне неприятным типом мне хочется оставить на потом, например на следующую жизнь, но я напоминаю себе, что уже выросла, и, вздохнув, начинаю с необходимого знакомства:

– Полагаю, вы мистер Эперхарт? – говорю, следуя за мужчиной в кабинет с папкой в одной руке и стаканом в другой.

– Полагаю, что я – это он, – отвечает мужчина и по-хозяйски плюхается в кресло.

– Но тогда с кем я говорила по телефону и переписывалась столько времени?

Прежде чем пригласить на это место, меня проверили от и до. Ни одного штрафа за неправильную парковку не пропустили. Мне даже тест Люшера пришлось пройти, после которого я три дня боялась смотреться в зеркало. Какие-то цветовые карточки сказали обо мне столько гадостей, сколько ни один недоброжелатель за глаза (уж я знаю – была у меня подружка, охотно доносившая все сплетни). И когда выяснилось, что меня все равно берут на это место, я немного насторожилась: это ж с кем мне работать доведется, если у них такие критерии?

Я все к тому, что, говоря о долгой переписке, вовсе не преувеличиваю.

– Думаете, я самолично занимался вопросами вашего переезда и размещения? – насмешливо уточняет Эперхарт.

– Но в подписи письма стояло ваше имя, и поскольку переговоры вел мужчина…

Да, сейчас мысль о том, что Эперхарт лично занимается подбором кадров, кажется абсурдной. Но бывают же совестливые начальники. Или нет? Мой опыт работы в небольшом агентстве не дает правдоподобного ответа. В бытность студенткой я занималась переводами в компании на десять человек, владелец которой за чашкой чая показывал нам фотографии детей и собак, травил анекдоты и устраивал праздники в честь дней рождения и помолвок сотрудников за счет компании. А еще утешающе обнимал меня за плечи на похоронах мамы, когда Клинт покидал эту вахту.

– Мой первый личный помощник – мужчина, – буднично сообщает Эперхарт. – А что до подписи, там значится «Оф. Р. Эперхарта» – то есть офис Эперхарта, но вы не первая путаетесь: почерк Боуи и правда вводит в заблуждение, – великодушно признает он.

– У буквы «р» тоже есть особое значение? – уточняю я на всякий случай.

Губы Эперхарта растягиваются в издевательской улыбке, которая тем не менее делает лицо мужчины болезненно красивым. И чем сильнее я пытаюсь отбрыкаться от этой мысли, тем быстрее в ней вязну.

– Разумеется. «Р» означает Райан. И если бы вы меня погуглили, это избавило бы нас обоих от подобных неловкостей.

От неожиданности я моргаю, и Эперхарт зеркально повторяет мой жест, словно в насмешку. Ответ странным образом меня оглушает. Ну что за дура? Конечно, это же очевидно. Угу, почти так же очевидно, как то, что Оф – не инициалы, а «офис». Кажется, настолько ярко я не краснела еще никогда в жизни. Я одним глотком осушаю стакан, силясь загасить пожар щек.

– Мисс Хадсон, – на этот раз Эперхарт “выключает” улыбку. – Еще раз хорошенько подумайте, прежде чем подписать контракт. Вам со мной сработаться будет очень сложно.

Будто то, что мы из разных миров, не было понятно с тех самых пор, как он заговорил о моем опоздании. Но врожденное упрямство всегда мешало мне прислушиваться к лучшим из советов. Мы с Клинтом все рассчитали и распланировали, проделали такой путь, а потом я приду домой и скажу, что мне эта работа не по зубам, хоть я даже не попыталась? И как это меня охарактеризует? Как трусиху? Как женщину, которая не ценит время своего мужчины?

В общем, слова Эперхарта я отказываюсь даже обдумать. Сложно? Ерунда какая. Чего я точно не боюсь, так это сложностей – напротив, упорно ищу их на свою… пятую точку. Мама говорила, что этим я пошла в нее.

– Вы меня не напугали, мистер Эперхарт.

Еще мгновение он смотрит на меня, будто раздумывая, не стоит ли действительно напугать, но потом моргает, и от былой серьезности не остается и следа. И снова передо мной непроницаемая маска заядлого циника.

– Глупо. Но это ваше решение. Сегодня у вас испытательный срок, и, если все пройдет гладко, вечером подпишем бумаги. А теперь идите и дождитесь Боуи, он расскажет вам все необходимое.

Помощником Эперхарта оказывается парнишка чуть старше меня, который выглядит так, будто только-только вылез из разворота модного журнала. В метросексуальном смысле парень очень хорош собой. Он худощавый, немного женственный, с пухлыми губами, выпирающими скулами и печатью деловой скуки на лице. Иллюзий на свой счет парень не питает, лишь подчеркивая свою немужественную внешность удлиненной стрижкой с выбритыми висками, обманчиво простыми квадратными очками в черной оправе и рубашкой в клетку расцветки, какую Клинт бы в жизни не надел.

Боуи вообще производит сплошь положительное впечатление: когда он открывает рот, в нем обнаруживается врожденное обаяние, которому нельзя научиться. Причем все это без попыток подольститься, то есть абсолютно естественно. И, рассказывая о жизни «Айслекс», он звучит так, будто работает здесь со времен основания. Только очевидная молодость намекает на то, что это не может быть правдой.

– Валери, – без лишних расшаркиваний переходит он на поименное обращение. – Позволь совет, который сильно облегчит тебе жизнь, – говорит он, совершенно бесшумно ступая по ковролину. Непринужденно повиснув на двери, будто только и делает, что пропускает женщин вперед, Боуи задумчиво продолжает: – Мы занимаемся здесь бизнесом, но в приложении науки. И, как бы это сказать, бизнесом занимаемся только мы. – Парень машет руками, очевидно, имея в виду административное здание. – И хотя наша работа, фактически, кормит остальных, ученые лбы считают нас кем-то вроде обслуживающего персонала. – Боуи опасливо оглядывается через плечо. – Рэперхарт не исключение. Всегда им кивай! Не ввязывайся в полемики. Уведут разговор в такие дебри, что хочешь или нет – дурочкой останешься. Если совсем достанут – лучше приходи поплакаться. Мы с ребятами иногда так делаем. Собираемся вечером, берем бутылку текилы… сама понимаешь.

– Спасибо, Боуи, – улыбаюсь я. – А почему ты зовешь босса Рэперхартом?

– Потому что он никогда не подписывается как Эперхарт. Только Р. Эперехарт. Вот и повелось, – невозмутимо пожимает плечами Боуи. – Мы пришли. Здесь сидят все личные помощники большого босса.

Переступив порог, я замираю с открытым ртом. Светлый, отлично оборудованный, лишенный индивидуальности кабинет организован по типу опенспейс, но у него совершенно особенная атмосфера. То тут, то там слышны жаркие споры с невидимым собеседником, причем на разных языках. Это личные помощники? Простите? Каждый из сотрудников имеет собственную гарнитуру для переговоров. С огромным перевесом преобладают мужчины. Направленные в мою сторону редкие взгляды если не заинтересованные, то удивленные точно. Должно быть, им сообщили, что придет специалист по языкам восточной группы, но никто не ожидал, что им окажется женщина без намека на арабские корни. Да, меня этот выбор тоже удивляет.

– Не застывай, – подсказывает Боуи и тянет меня к свободному месту.

Неожиданно из-под стола вылезает необычайно миниатюрный парень с двумя мотками проводов – по одному в каждой руке. Клянусь, если бы он не показался сам, я бы его ни за что не заметила. И, судя по мрачному и серьезному выражению лица, ни за что бы не отделалась невинной шуткой.

– Это Карл. – А вот мой провожатый не удивляется. – Все настроил?

– Все утро искал провод, от которого не отваливается коннектор! – ворчит Карл, плюхаясь в кресло. – Пришлось обжимать новый. Сейчас проверю параметры сети и настрою ПО.

Его руки начинают с бешеной скоростью метаться по клавиатуре, производя шум, заглушающий даже зычный баритон соседа справа.

– Можешь не спешить, Валери приступит к своим непосредственным обязанностям завтра.

В этот момент со стороны максимально серьезного Карла в меня прилетает просто убийственный взгляд. Будто это я виновата, что он потратил свое утро «ни на что». Создается впечатление, что час его времени стоит дороже, чем у самого Эперхарта. Спорю, узнай он, что я умудрилась опоздать в первый же день, сразу разорвал бы мой контракт и еще заставил его съесть. А может, даже заплатить за бумагу и чернила для принтера! Я бы хотела сказать, что недолюбливаю таких людей, но, по правде говоря, я их вообще-то боюсь.

– То есть сейчас я делаю двойную работу?! – возмущается Карл.

– Все претензии к Рэперхарту, – невозмутимо отвечает Боуи.

Я ловлю себя на том, что на его месте не была бы такой спокойной, но вовремя вспоминаю совет не ввязываться в споры. Очевидно, Карл такой же «мегачеловек», как и все ученые. Ему претит обслуживать рабочее место какого-то личного помощника.

– Раз здесь разместиться не выйдет, предлагаю оставить твои вещи и выпить по чашечке кофе, – не теряется Боуи, указывая на папку, которую я таскаю с собой все утро. – Я должен показать тебе расписание и рассказать, куда идти и как туда попасть.

В коферуме довольно людно, но такое впечатление, что процесс не прекращается. Будто уставшие от подчеркнуто формальных рабочих мест сотрудники отдыхают за чашечкой кофе, не переставая обсуждать спорные моменты, а некоторые так и болтают в гарнитуру, закрывая рукой микрофон, прежде чем сделать новый глоток. Ощущение, словно я попала в киноленту. И да, это вдохновляет.

– Карл ужасный нытик, но если хочешь, чтобы все было сделано, и быстро, – зови его, – продолжает напутствовать Боуи, а потом щурит один глаз и выдает: – Уверен, ты любишь какую-нибудь девчачью экзотику. Лавандовый раф или что-то такое?

– Как ты догадался? – улыбаюсь я.

– Три старшие сестры, – отмахивается он, морщась. – Сейчас принесу.

Проследив за пружинистой походкой первого личного помощника великого и ужасного, я со вздохом начинаю подозревать, что этот не в меру энергичный парень ни разу не опоздал на свое рабочее место. Профессионал до кончиков отполированных до блеска ногтей. Три старшие сестры? Да уж! Но многое объясняет.

– Как ты, наверное, заметила, у Рэперхарта помощников с дюжину, и все личные. – Вернувшись, Боуи толкает стаканчик с кофе мне прямо по столу. – Поскольку мы производим эксклюзивное оборудование, часть его идет за рубеж. И когда наклевывается особо выгодный контракт, Рэперхарт предпочитает брать в рамках этой работы человека, который отлично разбирается в языке и культуре заказчика. Это экономит много времени и нервов. Если работа складывается, а контракт мы получаем на выгодных условиях, личный помощник получает должность менеджера, а далее и продление контракта. Он занимается взаимодействием между сторонами, получая за это просто отличные деньги.

– Звучит здорово, но…

– Без но, – отрезает Боуи. – Это твоя цель.

Я начинаю смеяться, делая мысленную пометку не упоминать при Боуи о синхронных переводах, к которым с детства лежит у меня душа. Конечно, мягкий прибрежный климат и чудесные виды привлекательны, но застрять на этом острове на годы я не планировала.

– Теперь расписание. Поскольку твой контракт еще не подписан и ты не можешь быть официальным секретарем встречи с потенциальными заказчиками, вместо тебя вести записи буду я. Встреча в час тридцать.

Мне становится сильно не по себе. Появляется ощущение… подставы? Я не отношу себя к доверчивым людям, но эта работа обещала стать для меня своего рода отдыхом. И вдруг с первого же дня я вынуждена выживать. Эперхарт подставляет меня? Намеренно подставляет? Не об этом ли говорил он мне, советуя хорошенько подумать, подписывать ли контракт? Какое счастье, что в моду вошли юбки миди, и моя, пусть и карандаш, но закрывает ноги до середины икры. Открытые колени (даже в сидячем положении) совершенно неприемлемы во время переговоров с представителями ислама. Если бы я заранее подумала о том, что меня в первый же день бросят волкам на растерзание, то подготовилась бы лучше. Но я не подумала. Я вообще не учла очень многого. Счастливое везение, черт возьми, что я остановила свой выбор на самой закрытой из юбок. Едва узнаю, где здесь продают одежду, куплю себе пару самых демократичных костюмов! Может, мама была права, полностью отказавшись от женственной одежды?

Она родила меня довольно рано и, как сама признавалась, по глупости. Карьеры не было, денег, соответственно, тоже. Попервоначалу ей помогала моя властная и жесткая бабка, но вскоре нашелся выход лучше. Дубай – город, который развивается чуть ли не быстрее всех на планете и старт которому дали нефтяные месторождения, остро нуждался в молодых и инициативных геологах. Тогда, скрестив пальцы, мама не преминула воспользоваться возможностью. Она часто вспоминала момент, когда спустилась по трапу и восточные мужчины не нашлись, что сказать: они до последнего думали, что доктор Хадсон – мужчина. Впрочем, ни половая принадлежность, ни наличие маленького ребенка, ни очевидная молодость не помешали ей прекрасно себя зарекомендовать и вернуться в Соединенные Штаты человеком с именем.

Но при всех очевидных плюсах, были в этой работе и минусы. Должно быть, именно благодаря ей мама полностью изменилась, отказавшись от своей женственности. И до самого конца она утешала себя тем, что в науке держат всего два типа представительниц прекрасного пола: первый – для услады глаз, второму же… не следует сильно отличаться от мужчин. И затем всегда добавляла, что для первого она лицом не вышла. Что, к слову, не было правдой.

Мама была невысокой, даже коренастой женщиной, не полной, но какой-то… плотной. Глядя на такую, сразу понимаешь, что она крепко стоит на ногах. Но лицо у нее было красивым и блестящие каштановые волосы – тоже. Вот только на работу она ходила со строгим пучком, без следа макияжа и непременно в брюках. Ничто из этого ее не красило. И если вдруг находился мужчина, который умудрялся рассмотреть под этой блеклой маской ее настоящую, то мама обязательно включала свой недюжинный интеллект, убивая последнюю надежду. В ее поведении я винила отца: либо он сделал ей очень больно, либо она все еще его любила.

Меня мама воспитывала другой. Она неустанно повторяла, что самое главное в жизни – уметь избавляться от рамок, чтобы стать счастливой. Делать то, что хочется. Желательно, чтобы это было в рамках закона, а если даже и нет, главное – не убивать, а то посадят. В этом месте обязательно следовал смех. Еще она часто говорила, что больше всего благодарна моему отцу за красавицу-дочь. Это все, что я о нем слышала.

Я мало похожа на маму, а это означает, что, видимо, отец был высоким, худощавым мужчиной с вьющимися рыжими волосами и веснушчатым носом. Не уверена, что одобряю мамин вкус, но с генами мне скорее повезло, чем наоборот. Таких девушек называют миловидными.

– Что мне делать на этой встрече? Какие у меня обязанности?

– Присмотреться, что к чему, понять, как действовать дальше. Фокус на заказчиков, тут у тебя должна быть фора, ты лучше меня разбираешься в нравах восточных людей. После того, как ты подпишешь контракт, – не если, а после! – я передам тебе все необходимые документы. Ознакомишься с ними в кратчайшие сроки, потом можешь задавать любые вопросы. Не стесняйся, помогать новеньким обживаться на новом месте – моя работа. Ты кофе допила?

Если честно, увлекшись болтовней Боуи, я вообще едва вспомнила про свой раф.

– Пошли, – не дожидаясь ответа, поднимается Боуи. – Должно быть, Карл уже закончил.

Я подхватываю стаканчик и следую к своему месту, окунаясь в удивительную энергетику этого места.

Я так боюсь опоздать на встречу, заблудившись в коридорах, что прихожу в приемную Эперхарта на пятнадцать минут раньше положенного. И не зря, потому что, как оказывается, обитатели уже запирают кабинет, чтобы встретить арабскую делегацию. Судя по лицу Эперхарта, он не ждал меня вовремя. Он вообще меня ждать не собирался. Вот что я сделала для того, чтобы заслужить его нелюбезность? Окинув меня новым оценивающим взглядом, но так и не удостоив словом, большой босс отворачивается к Боуи. И только тогда я отчего-то могу сделать вдох. Да что со мной происходит в присутствии этого человека? Неужели на меня так действует понимание, сколько у него власти? Или дело в другом?

– Ты подготовил план работ, учитывая новые сроки? – спрашивает Эперхарт у Боуи так негромко, что я едва могу расслышать. Как ни удивительно, от этого у меня еще сильнее что-то вибрирует внутри, в животе появляется странная пустота.

Я семеню следом за мужчинами, осознавая, что понятия не имею, о чем вообще пойдет речь. Я не в курсе даже деятельности данной организации, лишь догадываюсь, что дело в каких-то лазерных технологиях. Боуи эту тему во время своей вводной лекции обошел. Закрытая информация, помним? Подробности мне сообщат только после подписания контракта.

– Само собой, – привычно деловито отвечает Боуи, ничуть не тушуясь. Его манера разговаривать с Эперхартом едва ли отличается от той, в которой он наставлял меня. – Вот распечатки. Впрочем, за исключением поправок на приоритетные работы по другим проектам, я все остальное оставил неизменным. Все опять будет зависеть в основном от готовности пригласить нас к себе. Пока расчет на то, что они смогут уложиться с измерениями в месяц-полтора.

Глядя на две спины впереди себя, я с удивлением отмечаю, что визуально Боуи ниже Эперхарта всего-то на дюйм, но при этом кажется намного его меньше. Интересно, это так на меня действует подавляющая CEO-энергетика?

– Ты сегодня играешь в Капитана Очевидность, Боуи? – раздраженно спрашивает Эперхарт. – Если завуалированно намекаешь, что благодаря этим ленивым арабам мы упустим еще один грант?

– Поправьте меня, босс, но разве мы не получили прошлый грант?

– Но под ЮАР и только благодаря Сибил. С втрое урезанным финансированием, – не скрывая раздражения, выплевывает Эперхарт. – Сейчас, как ты понимаешь, мы даже на такой успех рассчитывать не можем. Ты объяснил мисс Хадсон суть проблемы?

– Пока нет, сэр, – напрягается Боуи. – Мне казалось, эта информация конфиденциальна.

– Окей, я сам, – непривычно легко соглашается Эперхарт. – Мисс Хадсон, почему вы идете позади? Чтобы меня нервировать? После вашего утреннего опоздания я все время жду, что вы где-нибудь потеряетесь. Как у вас с ориентированием на местности?

Он так резко тормозит, что я чуть не врезаюсь в его спину. Едва успеваю сделать шаг в сторону, лишь рукой задевая манжету. Ладонь будто обжигает от близости чужого тела.

– Простите, мистер Эперхарт, – стараюсь говорить я максимально нейтрально. Хватит и того, что утром чуть не вышла из себя после его замечания про пожарную сигнализацию!

– Я задал вопрос. – Эперхарт смотрит прямо мне в лицо – кожей чувствую – и не спешит следовать далее.

– Вы задали три вопроса. Я иду позади, чтобы не растягиваться на всю ширину коридора, мешая другим людям. Я не планировала вас нервировать. И я понятия не имею, как у меня с ориентированием на местности, потому что никогда не интересовалась туризмом.

Боуи низко опускает голову, явно силясь скрыть улыбку.

– Если вы идете со мной, то растягиваться на всю ширину коридора можно и нужно, – невозмутимо заявляет Эперхарт. – Нервировать меня у вас получается так хорошо, что диву даешься. А с ориентированием у вас совсем неважно, учитывая, сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться от ворот до административного здания. Я проверил, во сколько сработал ваш пропуск на входе. Можете указать эту отличительную особенность в своем резюме для следующего работодателя.

Внезапно мне становится страшно подписывать контракт, учитывая, какую характеристику по итогам года выкатит мне Эперхарт. Список обнаруженных им моих «достоинств» растет как грибы после дождя!

Но раздражения от такого прессинга, конечно же, больше. И я буквально прикусываю губу изнутри, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь лишнее.

– Итак.

Он возобновляет шаг, и я срываюсь с места, семеня на этот раз по левую его руку и каждый раз уворачиваясь от спешащих навстречу сотрудников. Несмотря на слова Эперхарта, никто не собирается уступать путь сопровождающим начальника личным помощникам. И здесь все куда-то бегут. Вообще все. Сразу вспоминается танцевальная грация, с которой передвигается Боуи. Может, через пару лет и я такому научусь? Хотя какие пару лет? Год бы продержаться и уехать. Я уверена, что никакого продления контракта в обозримом будущем не захочу.

– До того, как вас нанять, я рассчитывал провести переговоры с заказчиками из Эмиратов самостоятельно. У меня имелся весьма положительный опыт сотрудничества с их соотечественниками. И, учитывая, какие деньги на кону, игра, казалось, стоит свеч. Но, увы, на этот раз все движется с ужасным скрипом, и я уже сотню раз пожалел о своем решении.

Я бросаю короткий взгляд на строгий профиль Эперхарта и, как следствие, врезаюсь в женщину, спешащую навстречу и уткнувшуюся в телефон. На мое извинение она никак не реагирует. Впрочем, Эперхарт как будто ничего не заметил тоже.

– Нынешняя делегация уже дважды срывала нам сроки, подкармливая бесконечными обещаниями. Я не волен распоряжаться своим временем столь свободно, чтобы заниматься ими и дальше или перекидывать на них каждый раз Боуи. Теперь арабами займетесь вы. Понимаю, что пунктуальность – не ваша сильная сторона, но придется работать именно над ней. Еще не передумали?

Шпильку я игнорирую, стараясь сразу дойти до сути.

– Такова культурная особенность представителей ислама: они не любят спешить.

– А вы представитель ислама, мисс Хадсон?

Мне хочется остановиться и побиться головой обо что-то твердое. Железобетонную уверенность Эперхарта в моей полной несостоятельности, например.

– Я имела в виду делегацию из Эмиратов.

– Я задал вам вопрос. На этот раз единственный. Вы вообще умеете отвечать на вопросы?

– Да, я умею отвечать на вопросы, мистер Эперхарт. Это был ответ на второй. И я агностик. Это ответ на первый.

– И второе ваше положительное качество, мисс Хадсон, из обнаруженных мной, – даже не взглянув на меня, сообщает Эперхарт.

– А первое какое?

Ляпнув это, я тут же понимаю, что пожалею. Называется это женской интуицией.

– Ваша внешность, конечно же. У вас неплохое резюме, но на это место можно было подобрать куда более опытного и образованного человека, – вообще не меняя скучающе-равнодушного тона, сообщает Эперхарт.

Я останавливаюсь на месте.

– То есть вы хотите сказать…

– Я уже сказал, что хотел. Если вас оскорбляют причины, по которым вы получили место – явно не своего уровня, – то можете не подписывать контракт. Тогда мне придется найти менее хорошенького, но более квалифицированного помощника. Это как минимум удовлетворит вашим высоким целям. И если вдруг вы предпочитаете, чтобы вас уважали за профессиональные качества…

Он окидывает мой наряд настолько многозначительным взглядом, что у меня загораются уши. Еще пара минут в обществе Эперхарта, и я переоденусь в монашескую рясу и начну разговаривать с окружающими только на арабском – в подтверждение своих профессиональных качеств. Не потому, что считаю это правильным, просто иначе меня сравняют с грязью под ногами великих. И почему я столько лет пренебрегала маминым опытом?!

Но, вообще-то, личный помощник – не предел мечтаний. Тем более не моих. Мне, выросшей в Эмиратах, разговаривающей на арабском, как на родном диалекте, с почти совершенным знанием культуры, тут определенно не место, потому что я могу намного больше. Да я вообще согласилась здесь поработать только из-за возможности уехать. Да, заработная плата здесь выше моих ожиданий, но это всего лишь приятный бонус. Еще раз, моя мама была очень уважаемым ученым, высокооплачиваемым, и нужды я не испытываю. Отнюдь!

Так и тянет высказать все этому местному божку, развернуться и уйти. Только разочарование Клинта останавливает.

За спиной Эперхарта я замечаю, как Боуи, округляя глаза, мотает головой. Черт меня дери, я начала спорить с начальником, несмотря на предупреждение этого парня вообще ни с кем тут не спорить. Ох и прав он был. Но ведь я такая. Вспыльчивая, как и, наверное, все рыжеволосые люди. И если это синоним непрофессионализма – что ж, большой босс не так уж голословен.

– Я вас поняла, мистер Эперхарт. Не смею отвлекать дальше.

Смерив меня на этот раз подозрительным взглядом, большой босс отворачивается от меня и движется дальше по коридору. В какой-то момент, немного отстав, я замечаю, как Боуи незаметно показывает мне поднятый вверх большой палец. Так он пытается меня подбодрить и сказать, что я сумела закрыть рот до того, как договорилась до непоправимого. Но я точно знаю, что не молодец. Совсем-совсем не молодец.

То, что Эперхарт действительно крут, я понимаю по тому, как он приветствует арабов. Оставляя за дверями всю свою холодность и европеизированность, он принимает гостей по их законам. Целует каждого из четырех мужчин в щеки, даже тепло обнимает господина Кайеда – главного среди этих людей. И если раньше я видела босса только хмурым, то сейчас его лицо лучится, казалось бы, совершенно искренней улыбкой. Боуи также целует каждого из мужчин, но при этом он как раз не в своей тарелке. Затем Эперхарт представляет мне мужчин, и только после этого им – меня.

Но затем что-то идет не так: Эперхарт, нарушая арабские традиции, везде приглашает их пройти первыми. И если бы не прошлый разговор, я бы могла это списать на его ошибку, но тут до меня доходит, что происходит на самом деле. Арабы потратили его бесценное время, нарушив тем самым золотое правило Эперхарта, и он решил ответить им тем же, наняв для переговоров молодую симпатичную незамужнюю женщину, которая одним лишь чудом не появилась в офисе в короткой юбке и в блузке с открытыми руками. Это все-таки подстава. Входя в конференц-зал, я сверлю начальственную спину ненавидящим взглядом и сажусь на место секретаря по левую сторону от стола, рядом с Боуи. Тот застыл с открытым ежедневником в руках и выглядит в точности как настроенный на нужную частоту приемник. Разве что уши вперед не потянулись.

– Господин Кайед, пока мы ждем напитки, я с сожалением вынужден сообщить вам, что сегодня мисс Хадсон присутствует здесь как наблюдатель с ознакомительной целью. Но далее вашим контрактом будет заниматься она.

Мужчины не могут полностью скрыть изумление и недовольство, бросают на меня короткие взгляды. Я сжимаю зубы, потому что мой собственный контракт еще не подписан, но и цель не в этом. Эперхарту просто нужно продемонстрировать полный контроль над ситуацией, и его устроит даже если я уйду. Посадят кого-нибудь вместо меня, назовут почту «Валери Хадсон», и будут арабы до следующего визита думать, что общаются со мной. Злость во мне взвивается пружиной. Надо ли говорить, что моему разочарованию нет предела? Как я вообще могла подумать, что такое везение, какое я себе напридумывала, существует?

Несколько следующих минут, пока Эперхарт общается с арабами на традиционно неделовые темы, как предписывает мусульманский этикет, я смотрю на этого мужчину и понимаю, что почти ненавижу этого человека. Он своим предложением работы подарил мне мечту и отнял ее. Конечно, никто не может нести ответственность за ожидания другого человека, но этот действительно отнесся ко мне как к существу второго сорта. Использовал в личных интересах. А я ведь напридумывала, как мы с Клинтом проведем здесь под одной крышей целый год, наслаждаясь солнцем, морем и природой. И тут появился он. И все перекроил под себя.

В один момент будто почувствовав мой взгляд, Эперхарт оборачивается и смотрит на меня в ответ, но я не отвожу глаз. Я настолько зла, что готова встать и уйти вот прямо сейчас. Сама себя не понимаю, почему до сих пор этого не делаю. И вместо того, чтобы вникать в затянувшиеся переговоры, я составляю мысленные списки причин, которые запрещают мне отказаться от подписания контракта. Они все смехотворные. Моя гордость дороже. Если бы не этот дурацкий вызов из разряда «я могу», я бы уже наверняка паковала чемоданы в обратный путь. Но ведь правда глупо пытаться доказать что-то человеку, который навсегда исчезнет из твоей жизни уже завтра.

Краем уха я улавливаю лишь то, что речь идет про какую-то связь, телескопы и прочее-прочее. Я ничего не понимаю. И все становится только хуже и скучнее, когда после перерыва на намаз (и это учел!) к нам присоединяется какой-то эксперт и начинает сыпать формулами.

Мои математические способности заканчиваются умением рассчитать кредитный период по карте. И то зачастую напоминает мне об этом действии Клинт. Как я собираюсь в этом работать?

Эперхарт прощается с гостями в шесть пятнадцать вечера, когда солнце уже клонится к закату. Гости покидают зал перегруженные информацией и как будто бы ею придавленные. Наш большой босс выжал из этого визита все возможное, обозначил сроки и «очень надеется на скорое решение заказчика». Его недовольство было совершенно очевидно, и, если арабы проигнорируют сроки снова, боюсь, Эперхарт пришлет за ними авиацию и будет держать здесь в плену до тех пор, пока они не дадут окончательное решение. Он даже не утруждает себя личными проводами, подчеркивая свое отношение к происходящему. Мол, я и без того потратил на вас уйму своего драгоценного времени. В общем, провожает делегацию Боуи. А меня Эперхарт, напротив, задерживает для разговора.

Услышав приказ, я застреваю в дверях, подавляя неясное беспокойство, и разворачиваюсь, но в этот момент Эперхарт выключает свет в конференц-зале и бесцеремонно подталкивает меня к выходу.

– Если вы до сих пор не передумали подписывать контракт, то вас ждут в отделе кадров, – буднично напоминает он.

А я не могу, просто не могу сдержаться. В приглушенном свете нечастых коридорных софитов (ведь рабочий день уже официально закончился) я с надеждой заглядываю в лицо босса.

– Скажите мне, мистер Эперхарт, что выбрали именно меня на это место не для того, чтобы отомстить арабам за промедление. Мне достаточно известно о восточной культуре, и это назначение… оно на самой грани. Будь эти люди не из Эмиратов, а, скажем, из Саудовской Аравии, они бы посчитали ваши действия оскорбительными. Это все умышленно, мне ведь не кажется?

Он проходится по мне очередным оценивающим взглядом, будто не ожидал такой прозорливости. Отчего-то щеки снова заливает жаром. Интересно, когда я уже перестану краснеть? Хоть когда-нибудь перестану? И что вообще такого в его взгляде, что мне каждый раз становится ужасно не по себе?

– Вам не кажется, мисс Хадсон. Я трепетно отношусь к своему времени и никому – запомните это – не прощаю пренебрежительное к нему отношение. Мои минуты стоят достаточно дорого, чтобы с уверенностью заявить: арабские заказчики меня разоряют. Я бы никогда не добился этого, – здесь он широко раскидывает руки и поворачивается из стороны в сторону, обозначая то ли здание, то ли концерн, то ли весь остров, – если бы вел переговоры таким образом. И мне глубоко плевать, если некоторые лингвисты считают мои методы недостаточно этичными.

Молча проглотив «некоторых лингвистов» и лишь записав их в бесконечный список того, что мне не нравится в Эперхарте, я отвечаю строго по делу:

– Я здесь не для того, чтобы давать субъективную оценку вашим действиям, сэр. Я могу лишь принять их и подписать контракт или нет. И, пожалуй, вы были правы: для меня это слишком. Вы назвали меня непрофессиональной,  притом что разговаривали со мной от силы десять своих бесценных минут и практически только о моем вопиющем опоздании. Я понимаю, что таким образом потратила ваше время так же, как и арабы, однако это вышло случайно, и хоть я и признаю свою ошибку, я не могу гарантировать их отсутствие в будущем. К тому же вы сами сказали, будто выбрали меня из всех кандидатов исключительно за внешность для того, чтобы разозлить арабов. И вне зависимости от того, подпишу ли я контракт, вам это уже удалось. Вы своей цели добились. По всему выходит, что этот мой контракт вам не нужен, а как сотрудник я вас не устраиваю. В профессиональном смысле все это меня унижает. Надеюсь, мне удалось донести свою точку зрения.

После моей эмоциональной тирады глаза Эперхарта темнеют от гнева. Он прибавляет шагу, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ним.

– Я вас услышал, мисс Хадсон, но позвольте заметить, что в данный момент я еще раз трачу на вас свое, как вы выразились, бесценное время. А это значит немало, не считаете? Да будет вам известно, что по критерию смазливости вы в моем списке шли не на первом месте. – Услышав еще и такое, вдогонку ко всему вышеперечисленному, я краснею, кажется, до самых корней волос. И в этом, оказывается, недостаточно хороша, да что ж за человек он такой невыносимый?! – Вашей предшественнице я контракт так и не предложил, как нетрудно догадаться, по профессиональным соображениям. И я уж точно не отрывал бы Боуи от его прямых обязанностей ради человека, которого не собираюсь брать в штат, который меня не устраивает по профессиональным соображениям или что вы там еще себе навоображали. – В этом месте он бросает на меня насмешливый взгляд. – Кстати, в чем дело, мисс Хадсон, вас уязвило и то, что я не считаю вас самой хорошенькой из кандидаток? Противоречивая вы особа. Если вас это утешит, в жизни вы интереснее, чем на фото в резюме.

– Мистер Эперхарт, я решительно вас не понимаю! – тут я начинаю злиться и терять терпение несмотря на то, что мне этого делать никак нельзя.

– Само собой, и то, что мы с вами не поймем друг друга, было очевидно с первых минут знакомства, – сообщает он буднично и вдруг так резко останавливается, что я по инерции делаю еще шаг и только потом оборачиваюсь. – Но задевает вас не это, а то, что вы весь день обдумывали, как отнестись к моему заявлению о вашей привлекательности. В итоге решили оскорбиться, но стоило мне сказать, что есть кто-то лучше, все профессиональные порывы вылетели в трубу и выступила вперед она: уязвленная женщина.

Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы по-детски обхватить себя руками. И не могу не признать, что он прав: я ужасно непоследовательна и веду себя слишком импульсивно. Я в принципе вспыльчива, но когда речь идет об Эперхарте, я вспыльчива сверх меры и сама не понимаю отчего.

– Если это единственная причина, по которой вы не хотите подписать контракт и избавить меня от поиска новых кандидатов на это место, давайте с ней разберемся и покончим с этим. И будете вы мне доказывать свой профессионализм целый год.

– Я не понимаю…

– Я выбрал вас по двум причинам: потому что вы действительно жили в Эмиратах и отчетливее большинства соискателей представляете, с чем столкнетесь, но кроме того вы юная и привлекательная женщина, что обязано смущать заказчиков минимум из-за культурных особенностей. Меня сей факт не смущает, потому что я отдаю себе отчет, по каким критериям отбирал кандидаток на эту вакансию. Глядя на фото на сайте, я читал резюме, а затем задумывался именно над тем, хотел бы я переспать с женщиной, запечатленной на нем, или нет. – А вот так я не краснела еще и ни разу в жизни! У меня даже воздух в легких заканчивается: приходится стоять и ловить его ртом. От удивления, оскорбления или смущения? Все сразу, наверное. Коктейль по-настоящему взрывоопасный! – То есть, если это для вас препятствие, я еще на берегу предлагаю вам переспать со мной и навсегда закрыть этот вопрос, избавив таким образом нас обоих от грез «как бы оно было». Поверьте, это все упростит.

– Что… вы… я… я не могу… у меня есть жених!

И только сказав это, я понимаю, что назвала совершенно не ту причину, которую стоило бы. Я должна была холодно высказаться о сексуальном домогательстве и том, что подобные Эперхарту типы меня совершенно не привлекают! Настолько наглые и самовлюбленные, чтобы подбирать себе персонал по критерию внешности и запугивать рабочими сложностями, если те откажутся от интимных услуг.

– Мисс Хадсон, еще одна попытка. Если после этого отказа вы все же подпишете контракт, это будет для вас ужасно мучительно.

– Вы угрожаете усложнить мне жизнь за ответ и еще смеете говорить что-то о контракте? Думаете, я могу его подписать после подобного…

Эперхарт закатывает глаза, и я вдруг отчетливо понимаю, что, вообще-то, он более охотно меня придушит, чем позовет в свою постель. Наверняка это просто шутка, розыгрыш, проверка, если угодно, притом ужасно жестокая. Унизительная! Не домогательство, но сексизм, ведь я более чем уверена, что мужчин здесь никаким таким способом не проверяют.

Боже, как я вообще могла принять это за чистую монету? Даже мысленно нельзя было допускать ничего подобного! И дело вовсе не в Клинте, это я не из таких! И Эперхарт, каким бы красавчиком ни был, совсем не в моем вкусе. Он озлобленный, мрачный и мстительный. Это фу, фу и еще раз фу.

– Да вы себе сами что угодно усложните, мисс Хадсон. Значит, так, отдел кадров налево, выход направо. Счастливо разобраться со своей совестью. Я и так потратил на вас уйму своего «бесценного» времени.

– До свидания, – рычу я ему в спину.

Еще и невоспитанный!

К сожалению, я вынуждена признать тот факт, что чертов Эперхарт был прав: с ориентированием у меня очень плохо. Оказывается, с огромной территории предприятия два выхода, и мне посчастливилось найти не тот, где осталась моя машина. Охранник сочувственно (ну хоть кто-то здесь не обделен даром эмпатии!) рассказывает мне, как пройти по городу к другому, чтобы не блуждать по путаной территории концерна. Я благодарю его и, окончательно раздавленная, перехожу на другую сторону улицы, просто чтобы идти вдоль витрин, а не глухой стены.

Использую это время, чтобы обо всем подумать и вдоволь позлиться на наглеца Эперхарта. Зачем я опять возвращаюсь к нему мыслями – неясно. Я же завтра уеду, нужно только сдать ключи от кондоминиума. Вот о чем нужно думать: как правильнее связаться с мистером Дейтсом. Но дело в том, что мистер Дейтс не предлагал мне переспать, он вообще задевает мои мысли едва-едва. А вот Эперхарт со своим липовым непристойным предложением поселился в них, кажется, навечно! Я не могу не думать о том, что, быть может, он усмотрел что-то эдакое в моем поведении. Ведь я действительно посчитала его симпатичным. Ладно, очень симпатичным. И все равно этого недостаточно, чтобы устраивать мне проверку на прочность «еще на берегу»… Это все ужасно неправильно! Выходит, все же виновата не я, а Эперхарт. И его это ужасное заявление о том, что он выбирал меня исходя из оценки внешности…

Боже мой, я будто извалялась в грязи. Как теперь показаться на глаза Клинту? Я ведь даже никогда не думала о сексе с кем-то, кроме него. Мне нравилось думать, что он всегда будет моим единственным.

Я так обескуражена, что едва замечаю, куда иду. Дойдя до развилки сразу трех дорожек, я оглядываюсь по сторонам внимательнее и обнаруживаю, что оказалась прямо около витрины, на которой выставлен манекен в женском брючном костюме. Это как ужасная насмешка над моим решением. Хлюпнув носом, я все-таки обхватываю себя руками и неожиданно начинаю… жалеть. Ну, почти жалеть. И чего я так завелась? Потому что думала, что эта работа окажется приятнее? С такой-то ставкой?! И ведь сама еще удивлялась тому, как все идеально складывается. Хотела ложку дегтя для достоверности, и ее же испугалась. И это предложение… ну хочет меня Эперхарт, пусть хочет дальше. Если я буду достаточно профессиональна, жизнь он мне испортить не сможет, как ни будет стараться. А у меня точно хватит мозгов вытянуть работу какого-то личного помощника! И я могу это всем доказать, стать отличным посредником между Америкой и Арабскими Эмиратами.

И тут мой мобильный оживает.

Сначала я вздрагиваю, увидев на экране надпись Оф. Рэперхарт, только потом осознаю, что так назван у меня Боуи.

– Валери, привет, – говорит он бодро, будто бы ничего не случилось. – Видимо, произошла какая-то ошибка, и девушка из отдела кадров, так тебя и не дождавшись, принесла мне твой контракт. Зайди ко мне и подпиши его перед уходом.

Я зажимаю рот рукой, чтобы не всхлипнуть в трубку, потому что мы оба с Боуи прекрасно понимаем: он в курсе, почему я не подписала контракт. И что не собиралась подписывать. Он понял, как меня оскорбили дневные высказывания Эперхарта и пытается все исправить. Надеюсь, он хотя бы о вечерних не догадывается. Это неожиданное дружеское участие вызывает у меня настоящий слезоразлив.

– Конечно, Боуи, я скоро буду. Ты пока не уходишь?

– Нет, я тут допоздна. Из-за этих арабов полдня работа стояла, – вздыхает он. – Ну да тебе это неинтересно.

И это уже давление на совесть. Исключительно талантливый парень! Я ловлю в витрине свое заплаканное, но улыбающееся отражение.

– Окей, скоро буду, – повторяю я и отключаюсь.

Но прежде чем поспешить обратно на территорию предприятия, я захожу в магазин и покупаю тот самый брючный костюм. Он садится на меня так идеально, будто только и ждал, что заплаканную Валери Хадсон.

Глава 2

Я возвращаюсь к Клинту только в половине восьмого вечера. Уже вполне успокоившаяся, уверенная, как ни странно, в правильности своего поступка. По крайней мере все закономерно и объяснимо, а я не показала себя трусихой. У всех нас есть маленькие слабости, но правда в том, что этот день сделал меня сильнее, а спустя год я смогу гордиться достигнутым. Желательно еще получить хорошую характеристику. Над ней тоже придется поработать.

Полчаса назад Боуи встретил меня в приемной с контрактом в одной руке и ручкой – в другой. Мне было не по себе от мысли, что я отвлекаю его от дел, но он выглядел так, будто все помощники Эперхарта обязаны местом исключительно ему. Может, так и есть. Пожалуй, не принимай Боуи мер по вербовке новичков во вражеский стан, он бы исполнял обязанности всех одиннадцати – хотя нет, уже двенадцати – личных помощников в одиночку.

Все пять минут, что я провела в приемной, я испуганно косилась на дверь, из-под которой лился свет, но Эперхарт так и не явил свою грозную персону. Боуи тоже никак не комментировал мое поведение, явно заподозрив между мной и большим боссом тяжелый разговор, вылившийся в мое нежелание подписывать контракт. Но виду он не подал, за что ему огромное спасибо.

Клянусь, если бы не этот парень, я бы сейчас уже паковала чемоданы.

– Я подписала контракт, – сообщаю я с порога, не зная, радоваться или плакать. И не уверена, можно ли мне говорить даже об этом. Хотя ну смешно же. – И это последнее, что я могу тебе сказать, – шучу мрачно, стараясь поменьше обо всем думать. Я уже додумалась до одного разговора, вылившегося в предложение, к которому я оказалась морально не готова.

– А я уже знаю, – хитро улыбается Клинт. От его теплых глаз мне становится в тысячу раз легче, вот только…

– Откуда? – Я хмурю брови, предвосхищая очередную подлость.

И тут он достает из-за спины бутылку шампанского.

– Что это?

Сорвавшись с места, я подхожу ближе и выхватываю бутылку. Дорогое шампанское, хорошее. Попахивает проделками совершенно определенного человека. Впрочем, я на этом острове знаю только Эперхарта, Боуи и мистера Дейтса. Ах да, Карла еще, чуть не забыла.

– Когда доставили бутылку?

– Примерно час назад, – удивленно вскидывает брови Клинт. – А в чем дело?

Я закусываю губу, осознав, какой я была наивной. Боуи, значит, звонил мне. Боуи, черт его дери! Ну он у меня получит! Доверчивая, доверчивая девчонка. Эперхарт разводит меня как последнюю идиотку, и уже не впервые. Это по его приказу отдел кадров передал Боуи контракт и по его приказу Боуи мне позвонил. Розыгрыш. Все один сплошной розыгрыш. И мое назначение тоже. Чертов манипулятор! Выходит, предложение переспать действительно было проверкой, а согласись я (ну, в другой реальности, конечно же), он бы тотчас вышвырнул меня с острова лично? Отлично, надеюсь, теперь он в моей профпригодности не сомневается.

– Карточка была? – спрашиваю я, с трудом подавляя желание выбросить бутылку нераспечатанной.

Клинт уже не спрашивает, зачем я интересуюсь, он благоразумно молча передает мне карточку, подписанную острым, размашистым почерком: «С новым местом. Р. Эперхарт».

Этот гад не просто заставил меня подписать контракт – он заставил меня понять, благодаря кому я его все-таки подписала. Хотела, чтобы твои деловые качества оценили, Вэлли? Получай. Тебя обманом захомутали на целый год!

– Вэл, а что это за мешок? – уточняет Клинт, придирчиво рассматривая мой унисекс-костюм, соответствующий моде: мужского кроя пиджак и брюки в пол, как у Виктории Бэкхем. – Или в твоем контракте прописано и это тоже?

– В моем контракте прописано, что если я тебе об этом скажу, то отдам сумму, которую заработала бы за год, поэтому давай просто откроем эту чертову бутылку и включим фильм.

– Работа мечты оказалась не такой славной, как представлялось? – понимающе щурится Клинт, ловко снимая пробку.

– И не говори, – вздыхаю я, подставляя уже припасенный бокал. – Кино выбираешь ты!

– Идет, – легко соглашается он. На самом деле, это даже не вопрос, Клинт куда лучше моего разбирается в новинках. Да и не в новинках, если совсем честно.

– А ты чем занимался?

– Зарегистрировал хостинг для собственного сайта, отдал взнос за три месяца и теперь точно буду спешить, иначе деньги на ветер. Стимул такой. Потом позагорал на пляже, почитал статьи по работе…

– Я тебя ненавижу, – грустно хлюпаю я носом. Я бы тоже с удовольствием повалялась на пляже, а не вот это вот все. – И что такое хостинг?

– То, что ты, к счастью, никогда не узнаешь, Вэл, – сладко тянет он, наслаждаясь этой мыслью. – Я теперь тоже буду оберегать свои секреты. Для ровного счета.

Засмеявшись, кажется, впервые за этот день, я послушно тянусь к подставленным для поцелуя губам, а затем переодеваюсь под жадным взглядом жениха в его же футболку и веду его на диван смотреть очередное творение Гая Ричи. Я немного тушуюсь, когда Клинт начинает задирать футболку, поглаживая кожу над резинкой танга. Но потом вспоминаю, что мне совершенно нечего стыдиться, и позволяю ему делать со мной все, что он хочет. Сегодня его родное тепло многократно желаннее. Я бы никогда не променяла его на Эперхарта. Никогда!

***

На второй день я приезжаю на работу сильно раньше положенного (ибо в моем контракте появился пункт о неопоздании), но уже застаю на рабочем месте Боуи. Помимо воли с досадой замечаю, что его образ подобран так же вдумчиво, как и вчера. Должно быть, скоро я все же попытаюсь переодеть Клинта. Ему бы пошло такое… Стоп. Я же пришла сюда ругаться!

– Еще раз проделаешь со мной такой трюк, и я запишу тебя в стан высокомерных ученых. Неужели ты не догадывался, что Эперхарт даст мне понять, кто на самом деле «заставил» меня подписать контракт.

– Валери, – серьезно говорит Боуи, поднимая на меня глаза за стеклами очков. – Я не прочь подружиться с тобой, ты мне нравишься. Но еще я работаю на Эперхарта, и тут дружба отходит на второй план. Да и потом, я искренне считаю, что это отличное место, а ты прекрасно впишешься в коллектив.

– Отлично, я безмерно счастлива. Но мое обещание в силе!

Поймав слабую ответную улыбку Боуи (а он, к слову, совсем не улыбчивый тип, несмотря на все прочие положительные качества), я перехожу к рабочим вопросам. И выясняю, что хоть он и советовал мне расспросить его обо всем и даже больше, сделать это ой как непросто, учитывая его общую загруженность. Согласовывая со мной график посещения частей концерна, он ориентируется сразу по двум блокнотам, в одном из которых расписание дел Боуи, а в другом – Эперхарта.

– Так, – морщится он наконец, – перед самым обедом у меня небольшое оконце, можно будет посетить научный центр и коротко рассказать тебе об основных направлениях…

– Не трудись, Боуи, – вырастает в дверях высокая фигура Эперхарта.

Я почувствовала, как он подошел, секунд десять назад: каждой клеточке моего тела стало не по себе от его взгляда. И как бы я ни уговаривала себя, что виной моему ознобу включенный на полную мощность кондиционер, это отнюдь не так. Я бросаю на этого ужасного человека один-единственный взгляд и тотчас жалею об этом, натыкаясь на усмешку. И мне еще с ним работать.

– Сроки по гонконгскому заказу горят, но новостями меня никто не балует. Поэтому я решил проверить готовность лично. Захвачу с собой мисс Хадсон. Кто-нибудь из молодняка объяснит ей, что и где тут творится.

В этот момент я очень надеюсь, что бедные заикающиеся ученые так увлекут Эперхарта, что у него не останется никакого желания общаться со мной сверх допустимого минимума. Разве мультимиллионеры с собственным островом не должны быть до тошноты занятыми типами, без конца разговаривающими по телефону?

– И что вы стоите? – интересуется Эперхарт раздраженно.

Потому что думала, он хоть в свой кабинет наведается.

– Ты привыкнешь, – пожимает плечами Боуи, ничуть не стесняясь присутствия босса.

И снова я семеню по коридору рядом с Эперхартом, который – да, Алилуйя! – отдает по телефону короткие, рваные указания, перемежающиеся с приказом «короче». Он явно не выносит отступления от темы. Следует это запомнить и говорить только по делу. Тем более что это полностью вписывается в мою стратегию: как можно меньше Эперхарта. Вчера, поглядывая одним глазом в экран ноутбука Клинта, я вовсю утешалась тем, что едва ли буду видеть нашего СЕО каждый день. Следует перетерпеть первое время, и наше общение постепенно сузится до брифингов и отчетов.

– Еще вам следовало выпрямить волосы, стереть лак, а лучше и вовсе срезать под корень ногти и перебинтовать грудь.

Я закатываю глаза. Ожидала ядовитой ремарки по поводу своего бесполого внешнего вида, но не так же грубо. Я действительно стянула волосы на затылке и зализала их гелем, но пара непокорных прядей еще по пути сюда выскочила из прически, легкомысленно обрамляя ненакрашенное лицо. Но мой костюм-унисекс просто чудесен. Жаль, что длина брюк не позволила отказаться от каблуков. Впрочем, высокий рост – очень даже по-мужски, а ткань закрывает туфли почти целиком.

– Моя оплошность, завтра учту. Как видите, я уже встала на путь исправления. И… спасибо за шампанское, сэр. Хотя вы немного промахнулись со временем: его доставили до того, как я подписала контракт.

– Неужели? – спрашивает он с издевательским смешком, а я невольно моргаю, заметив у него на щеке глубокую ямочку. – Экая неловкость.

Эперхарт неожиданно хватает меня за локоть и оттаскивает от входа в сторону. Что?

– Мы разве не…

– Мы поедем на гольф-каре. Так быстрее.

Я в жизни столько раз не слышала слов «время» и «быстрее», сколько за последние два дня. Эперхарт влезает в небольшую машинку так, будто делает это по несколько раз в день, а я долго ерзаю на узком сиденье, стараясь устроиться поудобнее и отодвинуться от этого человека как можно дальше. Он наблюдает за моими попытками с насмешливым любопытством и, думаю, прекрасно понимает, что является тому причиной. Такое чувство, будто вчерашний тяжелый разговор только по мне до сих пор царапает. Эперхарт выруливает из небольшого углубления, которое, видимо, является своего рода гаражом, а я старательно отвожу взгляд от вздувшихся вен на тыльной стороне его ладони.

Предприятие-город. Здесь есть и огромные здания, и как будто даже квартальчики, и дороги, и переходы. Но нет машин в традиционном смысле: либо гольф-кары (коих, к слову, совсем не много), либо автомобили, используемые для отгрузки товаров. Тем не менее территория так велика, что еще вчера я недоумевала, как здесь люди все успевают. А оказывается, ответ прост: своеобразный транспорт все же имеется.

– Гольф-карами может пользоваться любой сотрудник компании, единственное условие – следить за аккумулятором. Не уходите, пока не загорится значок индукционной зарядки, – щелкает он ногтем по упомянутому табло. – Ну и желательно еще не брать последний кар, если ситуация не критическая, на случай, если вдруг кому-то нужнее. – Теперь, когда он перешел на исключительно деловой тон, мне стало намного спокойнее. – Наше предприятие занимается созданием практически всех элементов систем передачи сигнала с помощью лазерных лучей. То есть мы делаем лазеры, системы управления, телескопы, датчики, зеркала… все-все. С помощью лазерного излучения передается электроэнергия, информация, также оно используется в медицине, есть попытки использования излучения для вывода космического мусора с околоземной орбиты и даже запуска термоядерных реакций. В общем, спектр огромен, и эта отрасль расширяется безгранично. Для островных потребителей лазеры имеют особое значение. Наш уже снабжается электроэнергией и интернетом по беспроводным каналам, доказывая тем самым эффективность подхода. Он – наша главная реклама. Любой может приехать сюда и увидеть все собственными глазами. Передающие телескопы расположены высоко в горах. – В этот момент он указывает на прикрытую сизой дымкой макушку горы. – Теперь о том, что у нас здесь. Здание слева – производство оптики: зеркала, линзы. Напыление, полировка, шлифовка. Следующее слева – сборочный цех телескопов. За ними – тестовый полигон…

Он проводит ускоренную экскурсию по огромной территории концерна, и я невольно заряжаюсь его энтузиазмом, да и вообще позитивом. Идея стать даже маленьким винтиком в таком масштабном механизме – уже интересно! И сложно, это действительно сложно. Одними языковыми знаниями не спастись, что бы я там себе вчера ни напридумывала. Получается, надо двигаться вперед – к новым вершинам. И я не сомневаюсь, что у меня получится.

– Научный центр, – наконец, паркует гольфкар Эперхарт и все так же ловко выпрыгивает из кабинки. Я обнаруживаю, что мы вернулись практически к зданию администрации, то есть наш CEO действительно провел мне экскурсию по территории и брал машину только за этим. Мысль оказывается неожиданно приятной, и мне приходится себя одернуть.

В научном центре становится понятно, что Эперхарт визитами своих ученых не балует. Встречают его с суеверным ужасом на лицах. Меня бы на его фоне проигнорировали даже будь я полностью голой. Вокруг начальства собирается кружок жаждущих и страждущих что-то обсудить, а те, кто званием пониже, напротив, медленно расползаются по углам. Очевидно, взбучки Эперхарт устраивает такие, что мама дорогая. Наорал – и пропал?

– Стоп! – рявкает он, прерывая поток просителей. – Это мисс Хадсон, новый ответственный за привлеченные контракты человек. Найдите кого-нибудь, кто ей здесь все покажет. А ко мне только господин Джанг, я здесь исключительно из-за гонконгского контракта, по которому мы, как я понял, срываем сроки.

После этих слов от кучки экспертов, собиравшихся терроризировать большого босса, отрывается один человек и, окинув пространство хищным взглядом, выцепляет молодого парня по имени Челси. Мне приходится гадать, имя это или фамилия, но спросить я не решаюсь. Судя по Боуи, здесь принято обращаться по фамилиям, и тем не менее сам Боуи называет меня Валери. С этим надо разобраться.

Поначалу Челси говорит коротко и даже неохотно, но я всячески стараюсь выглядеть максимально дружелюбной. Спустя десять минут моей практически непрекращающейся улыбки, согласного кивания и даже вопросов, парень начинает оттаивать и поглядывать на меня с интересом.

В этом здании собралось несколько групп, каждая из которых занимается собственной задачей. Сам Челси задействован в той, которая занимается моделированием и компенсацией атмосферных колебаний. Я запоминаю это, так как его помощь может понадобиться мне во время переговоров с арабскими заказчиками. Что-то подсказывает мне, что с этим парнем вполне можно договориться. По этой причине я даже немного рассказываю ему о нашей с Клинтом отнюдь не самой безоблачной дороге до острова (мы пару раз заблудились), и в итоге ухожу с телефонным номером Челси и фразой «В случае необходимости звони».

Когда мы возвращаемся в общий зал, выясняется, что Эперхарт даже близко не освободился, но его настроение сменилось на противоположное: теперь он едва ли не плюется огнем.

– Я не понимаю, если у нас уже были проблемы с полировкой зеркал, неужели нельзя было найти человека, который может с этим справиться? – рычит он на мужчин, втягивающих головы в плечи. Отчего-то это выглядит так, будто строгий учитель отчитывает первоклашек.

– Это сложно, сэр, мы находимся на изолированном острове, а каждого кандидата приходится не только собеседовать, но и проверять в деле. На такое требуется время. За последний месяц мы перебрали пятерых человек, но ни один нас не устроил. Никто из них не способен довести поверхность до требуемой длины волны, – вздохнув, берет на себя удар мужчина в очках с линзами толщиной с полпальца.

– Прекрасно. Допустим, это действительно так, но тогда скажите, мы что, единственные, кто занимается полировкой зеркал?! Почему невозможно было отправить напыленное зеркало на полировку в другое предприятие?

– Эм, – неловко переглядываются ученые, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну же!

– Вы же понимаете, что этим вопросом занимался менеджер проекта. Согласно его отчету, все компании, способные отполировать зеркало такого большого диаметра, либо наши конкуренты, либо являются военным объектами. Нам не нужно объяснять вам, в чем причина отказа последних…

– Хватит! – рявкает Эперхарт, прикладывает пальцы к виску и с закрытыми глазами совершает несколько круговых движений. – Как я понимаю, об этой небольшой проблеме вам известно уже две недели как, но Гонзалес сообщил мне вчера, что вы собирались справиться своими силами, не «тревожа» меня. И ничего. А значит, вот как мы поступим: если еще через две недели у нас не будет зеркала с соответствующими параметрами, я заменю весь оптический отдел.

У бедняги ученого бледнеет даже оправа очков. А Эперхарт оборачивается ко мне так резко, что я механически отступаю на шаг и удостаиваюсь ироничной улыбки.

– Едем назад, мисс Хадсон.

На обратном пути я стараюсь лишний раз даже не смотреть на босса. Так твердит мне инстинкт самосохранения. Но, если честно, это мучительно. Мне очень хочется запечатлеть в памяти его именно таким: с металлическим взглядом и сжатыми в одну линию губами, чтобы больше никогда не думать о вчерашнем предложении, которое занозой сидит у меня в голове, мешая и работе, и личной жизни, и вообще адекватному восприятию ситуации.

– Идите за мной, – бросает он, едва нам стоит ступить в холл административного здания, и буквально тащит меня за локоть по путаным коридорам. Я едва замечаю, как в его руке мелькает карточка доступа: впечатление, будто двери перед ним сами раскрываются. – Это отдел менеджмента, здесь сидят люди, заключившие минимум один контракт, – поясняет он коротко, а затем громко зовет: – Гонзалес!

Парень, до этого расслабленно болтавший с красавицей по соседству, подпрыгивает в кресле и оборачивается. Я успеваю заметить, как глаза Эперхарта сужаются, превращаясь в две злые щелки.

– Да, босс.

– Перешли мне данные полировщика зеркал по гонконгскому контракту. Он уволен. И ты уволен тоже. Зайди в отдел кадров и рассчитайся до обеда.

Парень бледнеет лицом и даже будто бы меньше ростом становится. В точности как ученый несколько минут назад. И, наверное, как я. Потому что мне становится страшно. Очень и очень страшно!

– Но… – начинает он, но, еще раз глянув на Эперхарта, лишь сползает в кресле, бормоча снова: – Да, босс.

– Сибил, берешь на себя Гонконг.

Та самая красавица, с которой болтал Гонзалес и которая, как мне помнится по вчерашнему разговору, выбила внеурочный ЮАР, хмурится:

– На мне координация двух проектов уже сейчас. Я просто физически не успею.

– Пару минут назад ты не была занята.

После этой фразы Эперхарта доносится несколько придушенных смешков, явно свидетельствующих о том, что Сибил здесь недолюбливают. За успех или не только? Моя женская интуиция так и вопит, что острота начальственной реакции вызвана отнюдь не только косяком с полировкой зеркала. Я присматриваюсь к девушке повнимательнее и отмечаю, насколько она хороша. Черные шелковые блестящие волосы, полные губы, которые едва ли натуральные, острые скулы – вот они точно натуральные, такие из бесформенности не вылепить – и фигура из разряда «все как надо и где надо». Такую внешность из памяти не сотрешь.

– Вот что бывает с теми, кто думает о себе больше, чем представляет на самом деле, – говорит Эперхарт, едва покинув отдел менеджмента. – Теперь вы видели все самое главное и можете идти работать. Самолет Кайеда сядет в Дубае в районе трех часов дня. К вечеру я жду копию письма по горячим следам переговоров. Повторите ему перечень вопросов, ответы на которые я требовал во время вчерашней встречи. Напомните, что мы ждем результат к концу этой недели.

Я удивленно моргаю, но молчу.

– О чем вы так усердно думаете? – раздражается Эперхарт.

– На каком языке мне писать, сэр?

Чертыхнувшись, он закрывает глаза и, кажется, про себя досчитывает до десяти.

– Я так понимаю, английский вас не устраивает в силу квалификации, которой вы вчера гордо трясли у меня перед носом? Но все же напишите на английском, чтобы у меня не осталось сомнений в вашей способности связно изъясняться. Кайед отлично понимает по-нашему. Что-то еще?

Да, есть! Зачем тогда ему лингвист в роли личного помощника?!

– Нет, мистер Эперхарт.

В свое рабочее кресло я не сажусь, а оседаю. На часах половина двенадцатого, но чувство, будто я отработала двойную смену.

– Привет.

Около моего стола останавливается улыбчивая светловолосая девушка со стрижкой пикси. Я ее не знаю, но видела в кабинете. Она тоже из числа личных помощников.

– Я Элейн Гейз. Австрия. Идешь на ланч?

– Э-э, да.

Несмотря на то, что я слегка теряюсь от ее нехитрого предложения, оно мне очень по душе. Я еще не успела обзавестись знакомствами, а провести целый год в одиночестве – не слишком заманчивая перспектива. Я поднимаюсь так скоро, что ударяюсь коленом о стол и негромко чертыхаюсь, потирая ушибленное место.

– Не спеши.

– Ты первый человек, который мне это сказал, на всем острове.

Она начинает весело и очень искренне смеяться. Обычно чем теплее климат, тем ленивее жители. Но если вы так считаете, то точно не были на острове Эперхарта! Здесь все бегут, сшибая друг друга. Заразно, наверное.

– Я Валери Хадсон… Эмираты? – пытаюсь я перенять местную манеру представления.

– Точно. И я знаю. Боуи про тебя все уши прожужжал. Ты ему понравилась. – Тут она тушуется и исправляется: – Я не в том смысле. Просто понравилась.

– Я так и подумала, – улыбаюсь я, смягчая полный обоюдной неловкости момент. – Он ведь женат на своей работе.

Тут я немного теряюсь от собственной логики, потому что в этом смысле Эперхарт определенно женатее и тем не менее предложил мне переспать. Или в его случае пройдена точка невозврата и любые отношения, кроме рабочих (с примесью интима), уже невозможны в силу чрезмерной занятости? Да нет же, я все придумываю. Просто это была такая проверка. Иначе не смотрел бы он на меня как на пустое место. И если я буду думать по-другому, то в принципе не смогу с ним работать.

Господи, ну зачем я вообще гоняю эти мысли?!

Мы с Элейн, легко и весело переговариваясь, доходим до фуд-корта, расположенного на минус первом этаже, где уже собралась остальная часть обещанной компании. Возглавляет ее, конечно же, главный интриган всея предприятия: месье личный помощник. С ним рядом двое парней, один из которых что-то весело рассказывает, активно жестикулируя. Впрочем, никто отчего-то не улыбается. Подойдя ближе, я понимаю, что речь идет об эксцентричном увольнении Гонзалеса. Этот говорливый тип очевидец, а значит, из числа состоявшихся менеджеров. Вообще я независтливый человек, но тут настолько заразительная атмосфера, что укол тягостного восхищения настигает и меня.

– Но самая приятная часть, – слышу я, усаживаясь на стул рядом с Боуи и как раз напротив болтуна, – это кислая физиономия Сибил после того, как Рэперхарт спихнул на нее третий заключенный контракт. Будет ей урок: если уж спишь с боссом, то хоть не попадайся на флирте с другими менеджерами.

С этими словами он поднимает стакан с минералкой, ожидая, что все к нему присоединятся, но никто отчего-то не спешит. Наконец, Боуи тяжело вздыхает и единственным поддерживает словоохотливого парня.

Меня же буквально парализует от этих слов. Я не зря заподозрила между боссом и горячим менеджером сразу трех контрактов неделовые отношения. Мигом становится неуютно среди этих людей, а еще в здании и вообще на острове. И немножко хочется провалиться сквозь землю. Я не хочу думать о том, с кем спит Эперхарт и с кем мог бы спать. Настолько не хочется, что впору зажать уши и попросить всех замолчать. Я не готова к таким разговорам!

– Помяни мое слово, мы все об этом пожалеем, – заключает тем временем Боуи и ставит стакан обратно, так и не сделав глоток. – Гонконг и так висит на волоске. Как бы не пришлось ходить на работу в шлеме.

– А теперь для непосвященных, – кивает на меня Элейн. – Для тех, кто не знает, это Валери, Эмираты.

– Сочувствую, у Боуи от них каждую неделю была мигрень. Кайед просто придурок, – продолжает молоть языком болтун.

– Эй, Коннор, ты ее запугиваешь! – возмущается Элейн. – Кстати, наш язык-помело – это Коннор, Канада. А это Финли, он из отдела закупок. Самый полезный человек во всем балагане. Прости, Боуи, но это так.

– Если такая высокая оценка хоть чуть-чуть меня разгрузит за любой счет – я только за, – устало хмыкает парень.

– Не жалуйся, тебе это нравится, – напоминает Элейн.

– Короче, – вмешивается весельчак Коннор, молчавший целых десять секунд. – Еще несколько месяцев назад Сибил сидела вот на этом самом стуле, – показывает он на меня. – Вся такая милая и очаровательная, просто прелесть какая невинная. И тут ее контракт рекордно быстро выгорел. В этом было не так уж много ее заслуги: заказчик попался до крайности заинтересованный в Эперхарте, ей оставалось только документы вовремя подсовывать. Но что-то она сделала так, потому что очень скоро босс начал ей благоволить, и Сибил задрала нос. На нас стала смотреть как на неудачников, затем построила весь офис менеджеров, а в конце концов и вовсе подсуетилась, предложила Эперхарту вместо Кайеда побыстрее пропихнуть ЮАР под один симпатичный грант… Они вместе насели на тех товарищей, и, хотя контрактик-то плевый, на полгода работы максимум, теперь она явно допущена в начальственную постель. Весь офис наблюдает за тем, как она выходит по утрам из его машины. Хотя до этого босс вроде как с модельками всякими путался…

– Коннор, тебя слишком много, – морщится Финли. – На месте Валери я бы уже сбежал.

Я действительно сижу ни жива ни мертва. Эперхарт действительно спит со своими сотрудниками. В смысле, я, конечно, поняла, что у них с Сибил что-то особенное, но если это известно всему офису, значит, и в порядке вещей. А это прямое нарушение принятой в США деловой этики. Его вчерашнее предложение перестает быть таким уж нереалистичным.

– Ты у нас нежный. Хотя… – хохочет Коннор. – Видела бы ты свое лицо, Валери, когда Эперхарт уволил Гонзалеса. Спорю, ты мечтала сквозь землю провалиться.

– А ты бы не мечтал? – восклицаю я в сердцах. – Он только-только пообещал распрощаться со всем оптическим отделом, вышвырнул полировщика зеркал, а затем и менеджера. Да я чуть свой контракт не съела с испугу.

– Поздно, – неожиданно скалится Боуи. – Ты уже продала душу дьяволу. И Эперхарт не уволит оптиков. Не такой уж он монстр. Они ему нужны. И они, в отличие от полировщика и Гонзалеса, свою работу делали.

– Вы такие ужасные, – прочувствованно произносит Элейн. – Она только пришла, а вы уже взялись ее запугивать. Пойдем, Валери, возьмем еду, а то обеденный перерыв не резиновый.

Если честно, я рада передышке, потому что информации оказывается слишком много. Но если сбежать от парней вышло, то в случае с Элейн это не работает. Мы стоим в немаленькой очереди к кассе, а она продолжает разговор, думая, что таким образом меня успокаивает.

– Не слушай Коннора. Он неплохой парень, но все, что говорит, нужно делить на три. И еще он просто обожает сплетни. И совершенно не разбирается в женской психологии. – Я застываю с чашкой салата в руках, понимая, к чему Элейн об этом заговорила. – Я заметила, как ты напряглась после того, что он сказал про Сибил. Не бойся. Из-за нее по офису девочки много шептались о сексуальных домогательствах, но ничего такого ни с кем из нас не было. Это значит, что Сибил просто, – она наклоняется ближе к моему уху и шепчет: – похотливая стерва. А Эперхарт… не дурак же отказываться от того, что само настойчиво плывет в руки.

– Говоришь так, будто дело исключительно в упорстве.

Я говорю это, а у самой мысли мечутся с бешеной скоростью. Это что вообще такое получается? Все-таки он действительно мог мне предложить секс? На полном серьезе? А ведь только вчера я убедила себя, что это была всего-навсего проверка.

– Нет, наверное. Но она реально из кожи вон лезла. Это было видно, поверь.

У меня уже горят уши от этого разговора, но, будто мало, в фуд-корте становится немного тише, и я буквально кожей улавливаю изменения в атмосфере. Даже оборачиваться не нужно, чтобы знать, что – а точнее кого – я увижу, обернувшись. Время странным образом замедляется, как в кинокадре. Напряжения все больше. Тарелка в моей руке немного трясется, прежде чем я ставлю ее на поднос. Не сдержавшись, я все-таки поворачиваюсь в сторону, откуда чувствую это странное напряжение, и сквозь декоративные вертикальные панели вижу Эперхарта, который идет мимо нас, разговаривая по телефону. Мы на мгновение встречаемся взглядами, а затем он совершенно незаинтересованно отворачивается и продолжает свой путь.

– Хотя понять Сибил можно: он действительно хорош, – говорит Элейн, запуская мир на привычной скорости.

И хоть я вслух не признаю этого, не могу для себя не признать, что он убийственно хорош. И мне куда легче жилось бы с этим, не признайся он, что выбирал меня… глазами. Я должна поверить на сто процентов в то, что это неправда, иначе работать с ним будет попросту невыносимо.

Когда мы возвращаемся за столик, я пытаюсь увести тему как можно дальше от личной жизни Эперхарта, и у меня, к счастью, есть вопрос, с этим ничуть не связанный.

– Боуи, – обращаюсь я, заранее опасаясь, что вмешается Коннор. – В научном центре я слышала обрывок разговора. Что-то о конфронтации с военными.

Боуи тяжело вздыхает.

– Это больная тема. И та самая причина, по которой мы подписываем такой жесткий контракт о неразглашении. Военные. Они ненавидят Эперхарта за то, что тот продает оборудование за рубеж. Вот ты только представь, здесь разрабатываются в числе прочего системы передачи информации, абсолютно защищенные от прослушивания. И идут они отнюдь не в Америку. Разумеется, прессинг тот еще. Поэтому мы держим в секрете все: вплоть до имен людей.

– Бедный Клинт. – Меня аж передергивает. – Я надеялась, что хоть имена можно назвать.

– Клинт – твой парень? – тут же интересуется Коннор, но как-то без огонька.

Я многозначительно поднимаю руку с кольцом.

– Жених.

– И вы отложили свадьбу на год? Или собираетесь пожениться тут?

Это тоже больная тема, поэтому я опускаю глаза.

– Мы отложили свадьбу, потому что два месяца назад у меня умерла мама. Праздновать в таких обстоятельствах нам показалось кощунственным.

– Ох, соболезную.

Я чувствую на плече утешающее прикосновение ладошки Элейн. К ней с выражениями сочувствия присоединяются и другие. Даже молчун Финли, который вдруг выдает такое, от чего мне становится сильно не по себе:

– Держись за Клинта, Валери. Семьдесят процентов обитателей острова друг другу так или иначе коллеги, а служебные романы пусть и не порицаются, как в других местах, но встречают осуждение. Надо ли говорить, какой у всех…

– Не говори это слово, – хихикает Элейн.

– Недотрах, – шепчет, прикрывшись ладонью Коннор.

Тут взрываются хохотом все – даже Боуи. Кажется, на нас смотрит весь фуд-корт! Спорю, по цвету я красная как помидор. Но спорить невозможно: я два дня тут, и все неделовые разговоры сводятся к тому, кто с кем спит.

– Короче, приезжих разбирают как горячие пирожки! – заключает Финли.

– Так, – первым спохватывается Боуи. – Раз никто не прочь поболтать, предлагаю собраться вечером и напиться. За пополнение в нашей замечательной компании. – Он указывает на меня вилкой.

– А вечер, Боуи, у тебя во сколько? – подозрительно щурится Элейн. – Как обычно, в девять-десять?

– Нет, по случаю официального освобождения от Кайеда я уйду вовремя. Клянусь.

В этот момент он торжественно бьет себя в грудь открытой ладонью и кланяется, чем опять вызывает дружный смех. Я закусываю губу, осознавая, что если бы не чертова графа о конфиденциальности, то пригласила бы Клинта – и никаких проблем. А так получается, что я оставляю его одного уже во второй день.

В этот момент я ощущаю свербящее чувство чужого взгляда и оборачиваюсь. Через несколько опустевших столиков от нас сидит Сибил и смотрит. Не нужно долго думать, чтобы понять: ей очень непросто быть пусть и самой близкой к боссу фигурой, но ужасно одинокой. Похоже, ей не хватает ребят и компании. А еще, похоже, она думает, что я заняла ее место.

И это она еще не знает о вчерашнем предложении Эперхарта. Спорю, даже если оно шуточное, Сибил бы не оценила.

– Валери, идешь?

– Да, с удовольствием, – отвечаю я, утешая себя тем, что Клинт прекрасно понимал, на что подписывается, переезжая со мной ради моей работы на остров, где нет ни одной знакомой души. Мне это нужно.

Мы с мамой были по-настоящему близки. Я могла рассказать ей все. Потому, когда выяснилось, что многолетняя работа под палящим солнцем на месторождениях нефти привела к меланоме, я была раздавлена больше, чем она. По-моему, мама раньше врачей поняла, что родинка на ее спине не совсем обычная. Она довела очередной проект и обратилась к врачам. Опухоль проникла слишком глубоко, пустила метастазы. После постановки диагноза мама прожила еще три года, два из которых ей требовался постоянный уход. Только мамина мудрость и поддержка Клинта помогли мне не сломаться в это тяжелое время.

Теперь определенно не помешает вспомнить, как это – жить для себя. Последние полгода маминой жизни я даже не виделась с друзьями, а после смерти – тем более. Я и со свадьбой спешила, чтобы мама знала: я не одна в этом мире. Мне казалось, ее должно утешить, что я остаюсь не одна, но нет. Она была верна себе до последнего, повторяя, что Клинт – не мое. На вопрос «Почему?» она всегда лишь загадочно улыбалась и отвечала: «Ты для него не горишь». Я недовольно сопела, но не спрашивала, что это значит. А для отца, который бросил маму с ребенком, она, значит, горела? Не лучше ли довериться человеку, который будет о тебе заботиться?

Вернувшись на свое рабочее место после воспоминаний о маме, я вынуждена какое-то время собирать себя по кусочкам. Поэтому на письмо Кайеду уходит больше времени, чем я рассчитывала. Приходится несколько раз дергать Боуи с сопутствующими вопросами и дожидаться пояснений. В итоге Эперхарт пишет мне гневное послание в офисном чате сразу после того, как я нажимаю кнопку «отправить письмо». Остается только скрипнуть зубами. Что ж, я сама во всем виновата.

Я ухожу из офиса ужасно недовольная собой.

За этот вечер я пришла к выводу, что остров, несмотря на нетуристическую направленность, такой же яркий и броский, как его владелец. Когда я вошла в бар, куда мы с ребятами доехали на такси, оставив машины около ворот компании по причине запланированного пьянства, даже глазам своим не поверила. Современный лофт-дизайн, приглушенный свет, мигающий неон и потрясающее музыкальное сопровождение. Я совсем не ожидала встретить на острове ничего подобного.

– Я здесь уже четыре месяца, – говорит Элейн, поднимая стопку. – Если в течение месяца я так и не получу контракт, Эперхарт меня вышлет отсюда в обернутом пленкой чемодане. Помяните мое слово!

– Пф, нашла о чем переживать! – отмахивается Коннор. – Тяжелее на постоянке. Вот я тут уже три года. И если бы не заграничные командировки, уже поехал бы крышей.

– Пять лет, слабак. Пять! Я уже не представляю, как жить в других условиях, – отмахивается Боуи и опрокидывает в рот целую стопку. Не стесняясь морщится. – На самом деле все не так уж плохо. Мой секрет в таких вот пьянках, игровых вечерах и субботних барбекю.

– И клетчатых серо-сиреневых рубашках, – поддевает его Элейн.

Боуи многозначительно приподнимает бровь. Мол, что ты имеешь против моих потрясных рубашек? С трудом оторвавшись от ребят, я вопросительно смотрю на молчуна Финли, который единственный не назвал время пребывания на острове. В ответ он просто поднимает брови, прикидываясь дурачком.

– Твоя очередь, – говорю я.

– Четыре с половиной. Мне нормально, – в своей манере отвечает он.

– Ровесник, – хлопает его по плечу Боуи, неведомым образом слышащий все, что происходит за столиком, несмотря на трескотню Элейн с Коннором, а еще грохочущую музыку.

На вид между парнями лет семь разницы. Видимо, этот термин здесь означает человека, приехавшего на остров в тот же год. У меня создается впечатление, будто я попала в совершенно особенную, но дружелюбно настроенную культурную группу.

– Я танцевать, – сообщает Элейн. – Кто со мной? Валери?

– Я пока пас.

Меня не смущает то, что я не лучший танцор на свете, просто на таких каблуках это почти нереально, а если их снять, я запутаюсь в бесконечно длинных брюках. Нет, может, еще пара шотов, и я плюну на все и подверну их, а завтра утром буду с несчастным видом их гладить, но пока к таким подвигам не готова.

Неожиданно Финли залпом допивает свое пиво и присоединяется к Элейн, которая ничуть не расстраивается его компании, как будто на большее – читай Боуи – и не надеялась. Я с открытым ртом смотрю, как изумительно движется этот парень, привлекая всеобщее внимание.

– Финли всегда найдет чем удивить, так что лучше… не удивляйся. Прости за каламбур, – сообщает Боуи, явно по-отечески гордый ребятами из компании. В этот момент Коннор извиняется и, сославшись на необходимость позвонить, вылезает из-за столика. Проводив его взглядом, Боуи снова оборачивается ко мне. – По поводу письма Кайеду: следи за ответом. Эперхарт обязательно спросит об этом рано утром, надеясь застать тебя врасплох. И если ты полезешь в телефон проверять почту, начнет язвить по поводу забытой разницы в часовых поясах. Набирай баллы как можно быстрее.

– Серьезно? Спасибо.

– Не благодари, – пожимает он плечами, будто это само собой разумеющееся. – Я и так тебя как будто подставил с этими арабами. Они по-настоящему мутные. Босс считает, что они тянут, выбирая из двух предложений лучшее. Или ждут скидку. Но, чувствую, еще чуть-чуть, и нарвутся: Эперхарт уже в бешенстве, и неспроста. В конце концов, «Айслекс» лучший.

– Боуи, а как ты оказался главным личным помощником? Тоже был менеджером проектов или нет?

Почему-то меня интригуют его отношения с начальником.

– Хочешь услышать мою историю? – спрашивает он как будто бы удивленно. Неужели это не обычное дело? – Она довольно скучная. Я с отличием окончил физический факультет, но прекрасно понимал, что никогда не захочу работать по специальности. Пока писал диплом, много мотался по конференциям. Так вышел на Эперхарта, подошел и попросил его визитку. Вот так нагло. И еще наглее написал ему письмо, где честно признался, что я кое-что понимаю в его теме, но работать по специальности не собираюсь, зато предложил помощь в вопросах менеджмента. Вроде как с моими знаниями я должен быстро въехать в тему, а у него как раз отвалился с одного из проектов очередной Гонзалес. И как-то покатило. Все так быстро и легко разрулилось, что Эперхарт сразу предложил мне повышение. Но, справедливости ради, у меня никогда не было проблем с общением, в том числе и с ним. Думаю, это сыграло свою роль.

В этом месте мне сразу вспоминаются слова босса о том, что мне будет очень сложно с ним сработаться, и становится как-то не по себе. Выходит, Боуи выручила именно его коммуникабельность. Интересно, что это должно значить для меня?

Я не испытываю иллюзий на свой счет. Я с двух до двенадцати лет жила и училась в Дубае. В английской школе, где мультинациональность делила нас на едва ли не враждующие группы. А потом я переехала и поняла, что мало смыслю в американской культуре, несмотря на свою национальность. Мне потребовалось время, чтобы найти друзей. Только к университету я научилась ладить с людьми, нашла друзей… которые все разбежались, едва моя мама заболела. В последнее время моей компанией были приятели Клинта. И, собственно, он сам. В общем, именно в области коммуникабельности у меня имеется пробел размером с пропасть.

Это причина, по которой мне так важен вечер в кругу коллег. И еще это причина, по которой мне важно, чтобы меня уважали за профессионализм. Своего рода подушка безопасности, благодаря которой мелкие шероховатости характера – надеюсь, все же мелкие, – будут менее заметны.

Остаток вечера проходит так же легко и непринужденно, и, возвращаясь домой, я отказываюсь брать машину. Бреду по береговой линии босиком, немного путаясь в своих ногах после текилы, и я практически абсолютно счастлива, несмотря на сложности, которые ждут меня впереди. Сегодня кажется, что я со всем справлюсь. Все смогу!

– Вэл, ты сто раз уже извинилась за пропущенный ужин. Перестань, – закатывает глаза Клинт.

Когда я пришла вчера домой и обнаружила накрытый стол с погашенными свечами, мне стало ужасно неловко. Но Клинт настаивает, что все в порядке, и от этого я люблю его еще больше. Разделить личную жизнь и работу оказалось ужасно тяжело. Я привыкла, что в последние годы этот человек стал неотъемлемой частью моей жизни, а теперь я вынуждена его вычеркивать из планов и разговоров. Это просто ужасно.

– Обещаю, мы все выходные проведем вместе на пляже. Будем купаться, загорать и пить вино. И займемся сексом на песке.

Говорю я, вдевая ноги в туфли и страдальчески морща лицо. Я была ужасно пьяна вчера, когда гуляла по набережной, иначе не пойму, как допустила такие мозоли. Благо похмелье не очень заметное.

– Ни за что, – хохочет Клинт. – Даже не думай.

– Ты по своему опыту? – спрашиваю я, забывая вдеть в туфлю вторую ногу.

– Ну-у-у… – тянет Клинт – и все становится понятно.

Он не скрывает, что до меня был тем еще ловеласом. Мы не меньше дюжины раз встречали его обиженных бывших. И потому то, что он выбрал меня, еще более приятно. Но я так и не поняла, чем именно его так крепко зацепила. Сомневаюсь, что дело в безупречном арабском.

– Знаешь что? – спрашиваю я, обиженно подбоченясь. – Тогда ты просто обязан придумать место, в котором я стану у тебя первой. Это будет как минимум честно.

– Договорились.

Глаза Клинта загораются знакомым огнем, от которого по моей коже бегут мурашки, а щеки становятся пунцовыми. По правде говоря, я никогда не жалела, что не была у него первой или даже второй, потому что помню свое чувство неловкости и полное непонимание, что делать с чужим телом и собственным непонятным предвкушением… чего-то. Вообще не представляю, как люди лишаются девственности друг с другом. Если только не с первой попытки…

По-моему, Клинт в этом хорош. Мне с ним хорошо. И вообще, Бекка как-то раз шепнула Дорри, а Дорри Кларе, а Клара – мне: «Эх и повезло тебе, Вэлли».

– И, Вэл, – говорит Клинт, приближаясь ко мне и вдумчиво целуя на прощание. – Ты помнишь, что мы приехали сюда для того, чтобы ты отдохнула от тяжелых событий? Не вздумай терзаться чувством вины. Один год – не так уж много, а тем более один ужин.

– Боже мой, я выбрала лучшего мужчину на Земле.

Я порывисто прижимаюсь к нему всем телом и целую так запальчиво, что останавливают меня от дальнейшего раздевания только вспыхнувшие в мозгу цифры неустойки по контракту. У Клинта и вовсе нет такой проблемы, и из его объятий приходится вырываться, при том что он уже пытается стянуть с меня блузку. Поездки в такси недостаточно, чтобы прийти в чувство. И на работу я прихожу возбужденная, взвинченная и проклинающая Эперхарта.

И его же встречаю ровно у ворот «Айслекса». Мне даже в голову не приходит усомниться, кому принадлежит эта резкая, остроугольная ламборджини с медленно плывущей вверх дверью. Я стараюсь прошмыгнуть в ворота предприятия побыстрее, чтобы не встречаться с Эперхартом – глупое, детское желание, – но попытки разбиваются о приветствие.

– Доброе утро, мисс Хадсон. – Его пропуск ложится прямо поверх моего, регистрируя двойное прибытие на территорию компании. – Какие новости от Кайеда?

Сдается мне, Боуи живет в голове у своего начальника и сам все там переставляет для себя удобным образом.

– Доброе утро, сэр. Кайед говорит, что к концу недели эксперты определятся по срокам. Им нужно собрать установку, элементы которой в данный момент задействованы под другие нужды. И дал мне контакт человека, с которым надлежит вести дальнейшую переписку. Видимо, вести переговоры лично он намерен только с вами.

Какое счастье, что я не забыла заглянуть в телефон сегодня утром.

– Напишите еще раз именно Кайеду. Спросите у него также контакт человека, ответственного за эксперимент. Продублируйте ему письмо. Если к концу недели вестей так и не будет, я подключусь к переговорам снова. И узнайте, с кем еще эти арабы жеманятся, выбивая скидку.

– Простите, мистер Эперхарт, но каким образом?

Он бросает на меня снисходительный взгляд.

– На первый раз прощаю. Поднимите еще раз техническое задание, передайте в наш аналитический отдел, и они предоставят вам список наших конкурентов, также удовлетворяющих требованиям арабов. Не забудьте сказать аналитикам, что это экстренно, для меня, а то результат получите уже после того, как Кайед подпишет контракт. Вероятно, не с нами. Явитесь ко мне уже со списком.

При входе в административное здание мы также синхронно тянемся к терминалу приложить карточки и выходит неловкий момент, когда он пропускает меня, а я – его. Мы встречаемся глазами, и легкость, с которой я разговаривала с этим человеком в последние минуты, покидает меня бесследно. Хуже того, я вдруг замечаю желтое пятно в радужке его левого глаза. Только одно: другая равномерно голубая. Спешно отвернувшись, я тянусь к терминалу и прикусываю губу от досады, потому что на этот раз Эперхарт успевает быстрее: моя карточка лежит поверх его. Остается лишь отдернуть руку.

Пересекая холл, я стараюсь не оборачиваться в сторону босса. Только у лифтов замечаю, что он полностью увлечен собственным мобильником, будто меня не существует вовсе. Когда раздается звяканье и двери открываются, Эперхарт, все так же уткнувшись в свой телефон, шагает внутрь, я – за ним. Но когда я оборачиваюсь, обнаруживаю, что больше никто не следует моему примеру. Остальные сотрудники, точно так же пришедшие ко времени, стоят и ждут следующего лифта. У них на лицах не меньший шок, чем у меня.

– Могли бы предупредить, что предпочитаете ездить на лифте в одиночестве. Сэр, – выдаю я, не сдержавшись. Спорю, лицо у меня опять пунцовое.

Губы Эперхарта кривятся в язвительной улыбке. Мобильный пропадает в кармане.

– Не имею отношения к роспуску подобных сплетен, но кто же откажется доехать до нужного этажа без остановок на каждом.

Раздается звонок лифта, и двери раскрываются намного раньше начальственных офисов. После того как он вчера дошел до собственной приемной и развернулся, чтобы поехать в научный центр, я уже не удивляюсь.

Однако уже после того, как он выходит из кабины и двери схлопываются, Эперхарт неожиданно передумывает и просовывает в щель руку. Металлические створки, жалобно звякнув, раскрываются снова, являя мне подозрительное начальственное лицо.

– Мисс Хадсон, не знаю, чем именно вы покорили Боуи настолько, что он взялся помогать вам, но имейте в виду, что он тот еще гаденыш. Сами не заметите, как подставит.

– Я уже в курсе. После того, как вы разыграли меня с контрактом, – выдавливаю я наигранную улыбку.

– Не обольщайтесь, мои мотивы куда прозрачнее. А у него есть собственное видение того, как все должно быть в этом офисе.

– И зачем же вы тогда его терпите, сэр? – удивляюсь я.

– Островная жизнь довольно скучна, а Боуи меня развлекает. Скоро поймете. Не вы, так ваш жених – точно.

Створки закрываются снова, и на этот раз Эперхарт убирает руку, позволяя мне остаться наедине с собой. Признаться, после такого разговора я тяжело опираюсь спиной о стену, благодарная сплетникам за этот момент одиночества.

Мой телефон звякает, извещая о новом сообщении. Я открываю окошко и читаю такое, от чего щеки начинают алеть. Клинт говорит, что собирается меня любить в эти выходные: на паруснике в открытом океане. Разыгравшееся воображение работает против меня: чтобы дать себе время успокоиться, приходится идти за еще одним стаканом кофе.

Остальная часть недели проходит как-то более гладко и незаметно, и, собирая в субботу сумку, я весело пикируюсь с Клинтом на тему того, стоит ли принимать душ перед походом на пляж. Я мечтала об этом дне с самого приезда! С собой у меня одежда на все случаи жизни, еда (ведь я не планирую вставать с песка до позднего вечера) и три разных солнцезащитных крема. Я уже говорила, от чего умерла моя мама, и до жути боюсь появления новых родинок.

За неделю на острове Клинт, который по своей природе легко загорает, уже сейчас выглядит просто космически. И когда он выходит из ванной с уложенными волосами и в одних лишь пляжных шортах, у меня помимо воли загораются щеки. Мгновение он смотрит на меня с улыбкой, а потом с особенной интонацией произносит:

– Иди сюда.

– Мы разве не спешим на пляж? – спрашиваю я, когда его руки уже обвивают мою талию.

– С каких пор ты стала такой торопыжкой?

Я бы ему ответила, но это опять против контракта. Впрочем, Клинт прав: у нас целых два дня впереди и спешить абсолютно некуда. Он целует и старательно меня распаляет. Так бывает всегда. Мне требуется больше времени, чем ему. И когда я слышу тяжелое, рваное дыхание Клинта, мной зачастую завладевает странное чувство. Это что-то мне недоступное, темное, безумное. То, что сводит сильных и всезнающих мужчин с ума. Я боюсь его – этого чувства, – но немного и завидую. Я бы хотела разок понять, что это и каково. Осознать, по какой причине Клинт тянется и тянется ко мне, желая касаться всюду, быть во мне. Не подумайте, мне нравится секс, но совсем не так, как ему. Но я читала статистику: большинство женщин не в состоянии объять силу мужского желания. Это нормально. Так задумала природа. Женщинам это не нужно.

Но все же было бы неплохо понять – возможно, тогда я бы не так боялась, когда он входит сзади. А то порой мне кажется, что он делает это исключительно для того, чтобы я не видела в его глазах то самое темное безумие, от которого у меня по коже бегут мурашки.

– Ты даже не представляешь, что со мной делаешь, – хрипло шепчет он мне в ухо.

Толкает на стул так, что я вынуждена опереться о него коленом, а затем прижимает меня к стене, заставляя прогнуться в спине. Тянет бедра назад и… все. Мне больно от такого напористого проникновения, и приходится закусить губу и зажмуриться. Щекой я прижимаюсь к шероховатой поверхности. Сперва трение причиняет дискомфорт, но я не прошу Клинта сделать паузу. Скоро все равно станет легче. Хотя сзади я не люблю и никогда не полюблю. В небольшом зеркальце на стене я случайно ловлю наше отражение. Клинта с запрокинутой головой, закрытыми глазами, выступившими венами на шее. Возможно, мне бы это понравилось больше, не пытайся он это от меня скрывать.

Наконец, по телу Клинта проходит судорога, и моей шеи касаются неожиданно прохладные губы.

– Нет? – спрашивает он без надежды на успех.

Я отрицательно качаю головой. Иногда, очень редко, я испытываю оргазм. Но только не в такой позе, и он это прекрасно знает. Сегодня Клинт ради меня не старался. Наверное, это тоже нормально. Только иногда мне кажется, что еще чуть-чуть, и он прилепит мне на лоб нашивку: «Безнадежна», и я лишусь тех редких случаев, когда мне еще доступна высшая форма удовольствия в постели. По крайней мере, на острове этого со мной пока не случалось. Только в первый день было близко. Но я не успела.

Вы точно непунктуальны, мисс Хадсон.

– Пойдем на пляж.

Я старательно улыбаюсь, тяну его за руку к выходу. Через полчаса веселого щебетания мне удается отключиться от проблем. Все нормально. Все так живут. Искать мистическое совершенство не в моих правилах. Ведь все остальное в Клинте идеально.

Мои планы на день, конечно же, утопичны. На пляже мы проводим всего полтора часа, перемежая купание с загаром. Все это время Клинт по-доброму подшучивает надо мной из-за пристрастия к крему для загара, хоть и знает причину, по которой я тщательно мажусь им после каждого захода в воду. Когда солнце достигает зенита, мы покидаем пляж и отправляемся в город в поисках местечка, где можно перекусить.

– Ты так и не ответила по поводу парусника, – говорит Клинт, стоит нам усесться за столик и сделать заказ.

Он скользит пальцем по чувствительной точке на моей ладони, и я краснею. Мне кажется, что люди в кафе смотрят на нас и прекрасно знают, о чем мы говорим. Я оглядываюсь и замечаю, как мужчина за соседним столиком отворачивается, будто пойманный за подглядыванием.

– По-моему, здесь не лучшее место для таких разговоров, – говорю я, смущенно опуская глаза.

– А я, между прочим, не сказал ничего криминального. Здесь все ходят под парусом так или иначе. И смотрит он совсем не поэтому. Просто ты красивая. Мне все завидуют.

Я смущенно улыбаюсь, а Клинт продолжает гладить мою ладонь, попадая по всем известным ему чувствительным местечкам. Внезапно на меня накатывает обида: лучше бы он так соблазнял меня сегодня утром, вместо того чтобы просто прижать к стене. Я забираю у него руку и прячу ее под стол.

– Что такое? – тут же улавливает смену моего настроения Клинт.

– Я не смогу тебе объяснить.

– Утром ты расстроилась. Я не сдержался. Извини меня. – Я качаю головой, смягчая свою реакцию улыбкой. – И ты обязана дать мне шанс все исправить.

– Хорошо, я согласна, – тут же иду я на попятную.

Остаток дня мы с Клинтом гуляем по улочкам, изучаем город – сплошь двух- или трехэтажные здания с сильным налетом южной ленцы, – фотографируемся, едим мороженое и, конечно же, возвращаемся на пляж поплавать на закате.

А воскресенье рушит наши планы проливным дождем.

Глава 3

После совета Боуи проверять сообщения от арабов накануне, я сделала это своей новой привычкой. Как чувствовала. И только поэтому в четверг не проморгала вечернее письмо от Эперхарта. Я вообще не ожидала ничего подобного, потому что целую неделю центр стоял на ушах, занимаясь разруливанием гонкогнского контракта.

Сибил, которая «не может справиться сразу с тремя контрактами», выпросила привлечь нескольких менеджеров к урегулированию вопросов. Но Эперхарт рассудил по-другому и выделил ей наиболее опытных личных помощников, в число которых вошла Элейн. Элейн, которая ненавидела Сибил всей душой. Каждый день за обедом мы слушали ее жалобы на свою временную – какое счастье, что временную! – руководительницу и то, как на них всех орал Эперхарт. В понедельник Элейн докипела до отметки ста пятидесяти градусов Фаренгейта, во вторник – до ста шестидесяти, в среду – до ста восьмидесяти, в четверг – двухста. В пятницу мы ждали, что у нее повалит пар из ушей, потому что контракт еще не готов, несмотря на горящие сроки… И тут Эперхарт кидает гребаный Гонконг и пишет мне:

«Мисс Хадсон, можете объяснить, по какой такой причине я вынужден поднимать свои записи по Эмиратам, чтобы вспомнить, на чем остановились наши переговоры?! Нанимая личного помощника, я рассчитываю, что это облегчит мне работу, а не наоборот. Завтра в половине восьмого утра я жду вас у себя в кабинете. Не вздумайте опоздать.

Р. Эперхарт»

После такого я не выдержала и со стоном сползла вниз по подлокотнику дивана, с трудом подавляя идею еще и накрыть лицо ноутбуком. Разумеется, Клинт тут же поинтересовался моим состоянием, на что я вынуждена была снова промолчать. И уставиться на свежевыстиранный костюм. Я ведь думала, что до понедельника буду предоставлена сама себе, так отчего бы не быть небольшой поблажке?

Дело в том, что на прошлой неделе обещавшийся эксперт Кайеда мне так и не написал. Разумеется, в воскресенье я им на это мягко попеняла. Если честно, эти арабы своей необязательностью начали напрягать даже меня! В понедельник утром я кинула Эперхарту сообщение о том, что нас опять прокатили, зато аналитический отдел сработал как надо: список у меня. В ответ, однако, получила короткое «ок» и молчание длиною в несколько дней. Все знали, что босс нынче живет одним Гонконгом, и я не стала волноваться по этому поводу. Зря.

Зато сравнительно свободное время я постаралась потратить с максимальной пользой. Но, боюсь, не сильно преуспела. Я пыталась разобраться в деятельности компании. Понять, для чего Кайеду вообще понадобилась система. В итоге пришла к выводу, что он хотел то же самое, что сделал для своего острова Эперхарт. Я честно читала материалы и чувствовала, как пухнет голова. Однако стоило попытаться пересказать свои изыскания Боуи, тот лишь тактично улыбнулся, сообщил, что мне стоит лучше разобраться в вопросе, и подогнал новую литературу. Это напугало. Вот как мне вести переговоры и не путаться? Получается, я не способна и двух слов связать.

Кроме того, по совету Элейн, данному за ланчем, ибо более мы не виделись, я начала самостоятельно изучать список конкурентов. Усердно гуглила названия организаций из списка. Но так и не приблизилась к разгадке, к кому из них бегал от «Айслекса» все это время Кайед. Расстроилась, осознав, как мало от меня пока толку.

К среде арабский менеджер написал, что они собрали установку для проведения эксперимента и собираются вплотную заняться ее юстировкой. Коннор махнул рукой и сказал, что это так себе достижение. Юстировка – и есть самая сложная часть. То есть они фактически вставили в линзы железяки, прикрутили их и сказали, что они молодцы.

В семь двадцать ужасно невыспавшаяся (пришлось до ночи перебирать гардероб в поисках более-менее консервативного наряда, не включающего в себя вещи дня знакомства, – уж больно свежи впечатления) я поднимаюсь на свое рабочее место за ежедневником, а затем с тяжелым сердцем направляюсь в кабинет Эперхарта. Едва я успеваю занести руку для стука, как слышу:

– Да заходите уже!

Опять я, на его взгляд, слишком долго. Но, клянусь, я не опоздала! Вздохнув, толкаю дверь и натыкаюсь на мрачный взгляд, устремленный прямо на меня.

– Список, – Эперхарт прямо с порога протягивает руку, и я как можно скорее выуживаю из ежедневника сложенный лист.

Он выдергивает его с такой силой, что держи я покрепче, могла бы лишиться руки. И присесть мне босс не предлагает, вселяя надежду на то, что собирается закончить со мной как можно быстрее. Просматривая названия организаций, Эперхарт молчит, вынуждая меня разглядывать кабинет. Смотреть на его хозяина я не решаюсь. И инстинктивно чувствую, что сейчас он не в том настроении, чтобы оценить мои попытки проявить внимание к его деятельности, даже пусть и рабочей. Но все это ничуть не мешает мне заметить угольно-черный костюм и черно-серый галстук. Довольно траурно. А если учесть, что на мне маленькое черное платье… хоть на похороны. Моей карьеры, например.

Внезапно босс приходит в движение, заставляя меня вздрогнуть, срывает телефонную трубку и по памяти набирает телефонный номер.

– Привет, Сержио, это Эперхарт, – говорит он. – Тебе на пару со мной Кайед голову морочит?

Из динамика раздается неразличимое бормотание. А у меня отвисает челюсть от такой прямолинейности. И того, что босс только что позвонил кому-то из своих конкурентов в без малого восемь утра.

– Значит, так. Если до конца недели не определится, то мы поднимаем ему цену на десять процентов. Советую сделать то же самое. Если нет, то мы в пролете, а вы подмазали одну вконец обнаглевшую арабскую задницу.

Теперь слышится смех и, кажется, обещание последовать примеру. Я не могу вовремя подавить улыбку, и Эперхарт бросает на меня не слишком дружелюбный взгляд.

– Вот и проверим, насколько добрые мы с тобой друзья. Давай, на конференции увидимся.

Эперхарт кладет трубку, а затем поднимает на меня глаза и барабанит пальцами по столешнице. Я молчу, не зная, что сказать или сделать. Он только что играючи расправился со списком при том, что я убила на него без малого неделю. Конечно, я не могу действовать с конкурентами так свободно, как Эперхарт, но у меня не вышло даже определить нашего конкурента! Или я слишком многого не знаю?

– А вы не ответили на мое письмо, Хадсон. Или вас тут принято называть иначе? Валери?

Эперхарт откидывается на спинку кресла, скользнув по мне оценивающим взглядом, скрещивает руки на груди. Он не мог не заметить, что я всю неделю рассекала по офису в набившем оскомину бесполом брючном костюме, но к нему в кабинет явилась в платье-футляре. Оно приличное, но оно платье. И по фигуре. Я ненавижу свое решение постирать костюм в четверг. Ну что мешало отложить всего на один день и перестраховаться?

– Хадсон подойдет, – говорю я, но вспоминаю о том, что ответы он любит четкие и однозначные, и поправляюсь: – Но другие зовут меня Валери.

– То есть только мне нельзя? С субординацией у вас еще хуже, чем с ориентированием и пунктуальностью.

– Возможно, вы правы. И мне очень жаль, если я таким образом вас оскорбила. Но называть меня Валери правда не стоит. Как-то это… по-домашнему, не настраивает на рабочий лад. И вы ни на кого из моих домочадцев не похожи.

Мне самой страшно от того, что я несу. Но – о ужас! – в присутствии этого человека у меня будто бы отключается логическое мышление! Итак, согласно оценкам всяких британских и не только ученых, мы откровенно глупеем в обществе людей, нам симпатичных. Пора признать очевидное: каким-то совершенно непостижимым образом Эперхарт мне понравился. И это ничего не значит. Все нормально. Просто гормоны. Это тоже говорят ученые.

– И много у вас этих самых домочадцев? – уточняет зачем-то Эперхарт.

Тут случается секундная заминка, потому что их у меня и правда как-то очень уж негусто.

– Теперь только мой жених.

– Итак, на вашего жениха я не похож. Бог мой, с вами самым невинным образом до такого договоришься, что остается только диву даваться.

Мне приходится облизнуть пересохшие губы и попытаться вернуть разговор в деловое русло. В смысле попытаться оправдаться.

– Боуи сказал, что вы целиком и полностью заняты Гонконгом. И вы не изъявили желания взглянуть на список в начале недели, поэтому я не стала настаивать.

– Хадсон! – Не Валери, ну и отлично. Мне не помешает дистанция. – Я рад, что Боуи для вас нерушимый авторитет, – тянет он ядовито. – Но в таком случае мне непонятно, почему на работу принимал вас я. Или это вы мне нервы таким образом бережете? О, тогда я искренне тронут. Но, право, не стоит, я отлично с ними справляюсь собственными силами.

– И да, отвечая на ваш вопрос, я берегу ваши нервы, – отвечаю я в тон Эперхарту, и уголки его губ неожиданно дергаются вверх, будто он пытается скрыть улыбку. – А теперь можно немного конкретнее, сэр?

– Про мои нервы?

– Не совсем. Про то, как именно мне нужно было действовать в данной ситуации.

– Значит, все-таки про нервы, – тянет он, скалясь в подобии улыбки. – Вы посредник. Это ваша обязанность. Тормошить Кайеда, тормошить меня, тормошить всех, кто участвует в проекте. Вы здесь не для того, чтобы вас все любили: вы здесь, чтобы быть назойливой! Это понятно? Ласковое обхаживание здесь неуместно! А впрочем, – задумчиво стучит он пальцами по столу. – Пожалуй, вас следует проучить. Будете каждый день приходить ко мне с отчетами о выполненной работе в пятнадцать минут седьмого, пока не научитесь.

– Я назойливо присяду, если позволите.

Он делает приглашающий жест рукой, и я почти падаю в кресло напротив начальственного стола, весьма удивленная тем, как один простой разговор может вымотать. По-моему, своими уточняющими вопросами Эперхарт попросту надо мной издевается.

– Простите, но этот трюк вы проделываете со всеми личными помощниками?

Он раздраженно цокает языком, поднимается и наклоняется ко мне.

– Нет, само собой. Вы особенная. Это хотели услышать? – Он говорит это таким тоном, что при его магическом голосе, к которому я, думала, привыкла, это звучит просто преступно. Внутри меня появляется какая-то странная, напряженная пустота.

– Конечно, но не от вас, – выпаливаю я, инстинктивно защищаясь. И, конечно же, нарываюсь на понимающую усмешку.

– Но вы действительно особенная, – продолжает он тем же хриплым голосом, от которого у меня внутри все звенит. – Потому что отвечаете за потенциальный контракт стоимостью два миллиона долларов! – заканчивает он уже с ледяными нотками в голосе.

Я обзываю себя круглой дурой и с трудом возвращаю мысли в нужное русло. Каждый день. Я каждый день буду задерживаться после работы для встречи с Эперхартом и терпеть его намеки, которые ну никак не могут быть случайностью. Ну почему я так охотно ведусь на его провокации?

И вообще, два миллиона долларов?! Неудивительно, что Эперхарт впрягся в это дело лично! Он так и будет меня курировать до самого конца, готовый пожертвовать и Гонконгом, и чем посущественнее!

– Так, теперь что сказал эксперт Кайеда. Я читал письмо, но уже смутно помню содержание.

К счастью, хоть тут я не лажаю: в деталях пересказываю содержание недлинной и нехитрой переписки. Когда дохожу до новости о том, что система еще не готова (не съюстирована, что бы это ни значило), Эперхарт раздраженно цокает языком, фактически доказывая правоту Элейн.

– Сколько времени сейчас в Эмиратах?

– На десять часов больше, – отвечаю я автоматически. – Примерно шесть вечера.

– Это плохо. Ну да ничего.

– Что вы задумали?

Он берет трубку и набирает номер. Опять по памяти.

– Предупредить Кайеда о том, что если он не подписывает с нами контракт до вечера воскресенья по нашему времени, то будет вынужден либо платить больше, либо начинать переговоры с другой компанией, конечно.

– Вы так уверены в «Имаджин Аксесорис»? – уточняю я, не решившись называть некоего Сержио по имени.

– Так-так-так, – довольно тянет Эперхарт. – Кто-то навел справки о конкурентах? Сержио льстивый и трусливый прохвост. Он со мной тягаться не станет. И он мне задолжал.

Это интересно, но спрашивать напрямую я не решаюсь, тем более что в трубке раздаются гудки.

– Господин Кайед, это Эперхарт, – начинает он радушно. – Надеюсь, я не слишком поздно. Увы, у нас срочные новости. В связи с изменениями политики компании, со следующей недели стоимость работ по всем новым контрактам будет увеличена на десять процентов от той, что была выставлена вам два месяца назад в квотейшене.

Несколько секунд ничего не происходит, потому что бедный собеседник переваривает информацию. А я готова хлопать в ладоши из-за вербального шлепка на тему «Ты два месяца тянул с подписанием контракта? Получай, пес!». Боуи говорил, что Кайед рассчитывал на скидку, а тут все в точности до наоборот!

– Надеюсь, эта новость не поставит под угрозу наше возможное сотрудничество, – невинно заканчивает Эперхарт. – Да, разумеется, я понимаю, что обстоятельства вынуждают вас обсудить все в совете директоров, мы ждем ваше решение.

С этими словами он кладет трубку, а я всерьез начинаю нервничать.

– Мистер Эперхарт, но если арабы все же уйдут к конкурентам, то какова будет моя роль?

– Грустная у вас будет роль, Хадсон. Нужно сделать так, чтобы не ушли.

– Да, сэр, – отвечаю я единственное, что уместно в данной ситуации.

– Бог мой, всю жизнь бы слушал. Только б еще обещание выполнилось, – язвит Эперхарт, оглядывая меня с ног до головы. – Смотрю, вы вернулись к своему прежнему амплуа.

– Решила побаловать себя в честь пятницы. Я свободна?

– Вы сделали такой вывод из-за реплики по поводу вашего внешнего вида?

– Н-нет. А может, и да. Потому что это уже не рабочий вопрос.

– Очень даже рабочий.

В этот момент Эперхарту на почту падает письмо, и он отвлекается на него, будто десять секунд назад не потешался надо мной всеми возможными способами.

– Спешу разочаровать вас: сегодня вы выйдете из этого кабинета только для того, чтобы сделать нам обоим по кофе. Еще, быть может, на ланч, но только в том случае, если я буду вами доволен. Вас ведь при вашем профессионализме не оскорбляет перспектива сделать кофе? Мой секретарь в заслуженном отпуске, иначе я бы не стал подрывать ваш авторитет столь чудовищным способом.

– Нет, сэр. Я могу сделать кофе. – Я готова сделать очень много кофе, лишь бы оказаться от вас подальше. – Сейчас?

Он переводит на меня взгляд и моргает, будто силясь понять, что я сказала. Мыслями он застрял в письме.

– Да.

Кабинет я покидаю с облегчением. И отчего-то обнаруживаю, что руки трясутся. Стоит мне приблизиться к кофемашине, как открывается дверь и заходит Боуи. Мы секунду глазеем друг на друга, а потом я пожимаю плечами.

– Гонконг повержен. Ясно, – комментирует Боуи. – Как непривычно прийти не первым.

– Думаешь, я не сломаю эту штуку? – спрашиваю я, осматривая кофемашину с разных сторон.

– Ой нет. Лучше я тебе сначала покажу, иначе Эннис убьет нас всех.

– Эннис – секретарша Эперхарта, которая в отпуске? – задаю я очевидный вопрос. – Ты о ней не упоминал.

– Все просто: мы не ладим, – выдавливает кислую улыбку он, но быстро цепляет на лицо привычно серьезное выражение. – Но когда она здесь, у меня меньше работы, и это несомненный плюс.

Я искренне под впечатлением от того, что Боуи с кем-то не ладит, но…

– Я не не сумел с ней поладить, я не пытался, – и отворачивается.

А я все еще под впечатлением, между прочим. Даже когда возвращаюсь в кабинет Эперхарта, мыслями витаю в приемной. Что должно быть такого в этой Эннис, что оттолкнуло Боуи? Я же каким-то образом умудрилась понравиться ему с первого дня знакомства… Однако я замечаю, как наш СЕО бестолково крутится на стуле в ожидании то ли звонка, то ли кофе, то ли еще чего-то и инстинктивно напрягаюсь снова.

– Как вам остров? – включается босс, стоит мне поставить на стол две чашки с крошечными дольками шоколада на блюдцах.

– Изумительное место, – отвечаю я искренне и, подумав, решаюсь спросить. – Одного не пойму: здесь отличный климат, имеется весьма развитая инфраструктура, но место не туристическое. Как так получилось?

Эперхарт хмыкает и разворачивает свое кресло к окну.

– Из-за вот этого красавца, – отвечает он, указывая подбородком вдаль.

Я удивленно моргаю, силясь понять, кого он назвал красавцем, но когда перевожу взгляд со своего без всяких сомнений симпатичного начальника на окно – не о себе же он, в самом деле! – ощутимо вздрагиваю. Он говорит про вулкан.

– Д-действующий? – спрашиваю я, вмиг осипнув.

– Хадсон, а вы побледнели, – подмечает Эперхарт. – Интересное разнообразие. – Я не удерживаюсь от убийственного ответного взгляда и спешно делаю глоток кофе. – В последний раз он извергался в пятидесятых. А остров недостаточно велик, чтобы в случае извержения инфраструктуру не снесло потоком магмы.

– Но «Айслекс»…

– Снесет точно так же, как и все остальное, – пожимает плечами Эперхарт. – Многие считают меня безумцем, но если наш друг проснется теперь, он меня уже не разорит.

– А люди?! – Мой голос взвивается на октаву.

– Спокойнее, мы круглый год следим за температурой вулкана. И у нас есть все средства для экстренной эвакуации людей, включая ежегодные репетиции. Я не жажду заиметь репутацию убийцы, – по-прежнему невозмутимо говорит босс.

– Конечно нет, сэр, – киваю я, поражаясь собственной глупости.

Минуту мы в молчании пьем кофе, после чего я решаюсь на еще один вопрос.

– Мистер Эперхарт, не могли бы вы удовлетворить мое любопытство?

Он усмехается, но смотрит на меня вполне себе благодушно.

– Именно этим я занимаюсь уже минут пятнадцать.

– Как вы узнали, кому следует звонить из списка? – Я стараюсь не придавать значения его шпильке. Видимо, это его манера общения.

– Никак, мисс Хадсон. Повезло. Просто с остальными даже пытаться бесполезно.

Тут я выдыхаю с облегчением, потому что, выходит, не облажалась, когда пыталась сопоставить все факты и вычислить, кто составил нам конкуренцию в глазах Кайеда.

– Итак, восемь тридцать, – неожиданно хлопает в ладоши Эперхарт, и тут оба его телефона взрываются звонками. Не от Кайеда, конечно.

Минут двадцать я сижу в собственном телефоне, бесцельно снимая почту и вообще не особо представляя, чем заняться, пока Эперхарт раздает распоряжения. Потом начинаю с вожделением посматривать на дверь. И тогда босс натурально грозит мне кулаком, не прерывая своего монолога. И он абсолютно прав, потому что еще через десять минут нам перезванивает Кайед с просьбой обсудить некоторые детали с его экспертами.

***

– Я хочу, чтобы вы отчетливо понимали, что происходит, – негромко и вкрадчиво начинает Эперхарт, едва повесив трубку, но даже не убрав с нее руки. – Сейчас Кайед будет выбирать между нами и «Имаджин Аксесорис», поймет, что это такой заговор, но все равно постарается дать контракт одному из нас до понедельника. Это означает, что мы с вами, а также юристами, научными работниками и вообще всеми, кто понадобится, останемся здесь, пока не подпишем бумаги. А мы их подпишем.

Он смотрит прямо мне в глаза, не мигая, и я невольно сглатываю ком в горле. Не понимаю, что именно от меня требуется, но облажаться никак нельзя.

– Эксперт вовсе не Кайед. Он едва ли так же хорош в английском, да и мне не по статусу с ним общаться. Говорить будете вы. Помнится, в резюме вы мечтали о синхронных переводах? Ими вы сейчас и займетесь.

– Получается, мне придется переводить для вас арабскую речь? – удивляюсь я.

– Отчего нет? Сообщите, что вы на громкой связи, что у вас тут собственные эксперты, которые будут консультировать. И идите сюда. Лучше, чтобы он не слышал, что я говорю!

Мне приходится обойти стол и найти в письме номер телефона некоего доктора Саджана.

– Готовы? – кривя губы в улыбке, спрашивает Эперхарт. – Это обязано быть интересным.

Щелчок – и я слышу арабское приветствие и спешно:

– Доктор Саджан, ас-саляму алейкум, вас беспокоит Валери Хадсон, «Айслекс»…

На Эперхарта я стараюсь не смотреть, вкратце обрисовываю ситуацию, хотя Кайед уже наверняка ввел всех своих сотрудников в курс дела. А дальше начинаются вопросы, требования каких-то расчетов и точностей, которые я, не спрашивая разрешения Эперхарта, записываю на одном из листков, прихваченных с его стола. Спустя пятнадцать минут подробных объяснений того, что они хотят получить, я начинаю понимать, что происходит: Кайед сравнивает наши возможности с «Имаджин Аксесорис». Они собираются прогнать нас через вычислительный ад за оставшиеся двое суток. Мне не нужно оборачиваться к Эперхарту, я и без того понимаю, что он ужасно зол. У Кайеда было два месяца на то, чтобы заставить «Айслекс» посчитать все и чуточку больше, но он тянул. Я ошиблась: это не менталитет, это что-то личное. Возможно, даже определенная стратегия, как подозревал Боуи.

Стоит мне положить трубку, как Эперхарт хватается за свой телефон и набирает научный центр. Но оттуда новости неутешительные: с легкой руки Сибил почти все переброшены на Гонконг, эксперимент в чистой комнате [помещение, в котором искусственным образом достигается минимальная концентрация пыли воздухе], где с телефонами, мягко говоря, сложновато.

– Но не обязательно же привлекать главных, – предлагаю я, едва злющий босс кладет трубку. – Давайте позвоним Челси.

– Чтобы он по неопытности налажал в расчетах?! И кто такой этот Челси?

– Доктор Челси, он как раз турбулентщик. Проводил мне экскурсию по научному центру. Давайте он рассчитает параметры, а потом я съезжу на лазер и передам эти расчеты его руководителю, раз вы ему не доверяете. Так будет быстрее и меньше отвлечет от Гонконга.

– Черт с вами, звоните, – соглашается Эперхарт, подумав не дольше нескольких секунд.

Я набираю Челси на своем телефоне и включаю громкую связь.

– Валери, – неприкрыто удивляется он в трубку.

Эперхарт издевательски артикулирует мое имя и закатывает глаза. Я краснею как помидор.

– Да. Добрый день. Челси, у меня будет к вам просьба в рамках эмиратского контракта. Есть параметры турбулентности, с какой погрешностью…

– Все не так, – перебивает меня босс. – Челси, это Эперхарт. В данный момент активнейшим образом ведутся переговоры по Эмиратам. Задание первостепенной важности. В рамках работ требуется компенсировать аберрации до седьмого порядка: какими средствами это сделать, есть ли у нас они, а если нет – где проблема и какова стоимость приобретения подходящего оборудования. Если справитесь с заданием за час, будете включены в группу людей, ответственных за “Эмираты”. Контракт на два миллиона долларов. Думаю, мне не нужно пояснять, что это значит.

– Будет сделано, сэр, – говорит Челси и тут же отключается, явно спеша приступить.

Я кладу трубку, все больше удивляясь этому дню и моему невозможному боссу. Мне еще учиться и учиться искусству ведения переговоров.

– К черту вашу вежливость, когда важен результат, Хадсон, – рычит на меня Эперхарт, стоит нажать отбой. – У вас час на то, чтобы найти в научном центре человека, который передаст Гаррисону, что нужно взять трубку.

Идея приходит мне в голову довольно быстро, но с реализацией есть проблемы. Элейн, на которую я надеялась (ведь она нынче «на Гонконге»), осталась рулить в административном здании, а потому у меня одна надежда, и она вовсе не внушает оптимизм: Сибил. Если кто и не расстается с телефоном, то это менеджер проекта.

– Ты с ума сошла, Валери? – едва услышав просьбу, гневно интересуется она. – У нас горят сроки по проекту на полтора миллиона долларов. Нет, я не позволю отвлекать своих экспертов!

И она вешает трубку. Мы с Сибил едва пересекались только в кафе, пару раз буквально, но я с чистой совестью готова утверждать, что уже ее ненавижу. Но Эперхарту я на его же «подружку» не жалуюсь, мало ли как он это воспримет. Спустя пятьдесят минут после звонка Челси я молча покидаю начальственный кабинет и беру гольф-кар. Ох, надеюсь, я правильно помню расположение полигона.

Усевшись за руль гольф-кара, я вдруг понимаю, что понятия не имею, как им управлять. Впрочем, у меня никогда не было проблем со средствами передвижения (велосипеды не в счет), и в скором времени я нахожу способ заставить маленькую машинку «побежать». Немного сноровки, и мне даже нравится. Всяко лучше, чем бежать на каблуках.

Челси выскакивает мне навстречу, прекрасно понимая, насколько я спешу.

– Валери? – удивленно оглядывает он меня. – Я еле узнал тебя.

Неожиданно он расплывается в улыбке, а я смущенно краснею, потому что прекрасно понимаю: в прошлый раз я была в костюме, цвет которого делает меня блеклой и невыразительной, с туго скрученными на затылке волосами и без следа косметики на лице. А сегодня, в платье, мне пришлось подкраситься, потому что в черном, да без косметики, я выгляжу попросту болезненной.

– Можешь сделать одолжение? – прошу я проникновенно, взмахивая ресницами. Эта идея пришла ко мне внезапно, и не очень понятно, как я раньше до такого не додумалась. – Съезди со мной на установку и обсуди расчеты с Гаррисоном. Так будет намного быстрее.

На лице Челси появляется беспомощное выражение, и он, конечно же, кивает. Стоит забраться в гольф-кар, как парень признается:

– Я здесь два года, но еще ни разу в таком не ездил, – хмыкает он. – Сегодня день открытий какой-то. Хотя, ты знаешь, обычно на этих штуках разъезжают менеджеры с горящими глазами. У нас, простых смертных, работа поспокойнее будет.

– Я сама в шоке, что со мной происходит что-то подобное, – признаюсь я искренне и трогаю с места на этот раз так, будто всю жизнь только этим и занималась.

– Эй, полигон в другой стороне!

Я лихо разворачиваюсь, но Челси уже не остановить. Он не перестает надо мной подтрунивать до самого пункта назначения. Однако у него это выходит совсем не обидно, не как у Эперхарта. И мне даже приходят в голову остроумные ответы, чего в присутствии начальника не случается в принципе. Споткнувшись об эту опасную мысль, я немного мрачнею.

– Гаррисон выйдет?

– Оч-чень сомневаюсь. Он не в курсе, что мы здесь.

– Тогда придется идти внутрь, – отвечает Челси, странно покосившись на мою юбку. – Нужно надеть костюмы.

С этим словами он достает из шкафчика два белых нечто, напоминающих скафандры. И мне становится понятен его взгляд на мою юбку: если поверх брюк такое надеть не проблема, то с платьем все не так просто.

– Отвернись, пожалуйста, – говорю я смущенно, и Челси понятливо отворачивается.

Мне приходится подтянуть юбку повыше и натянуть «скафандр» поверх. Это все же лучше, чем раздеваться полностью. Когда я прячу волосы под шапочку почти как у шеф-повара и цепляю маску, замечаю, что Челси мог видеть все манипуляции в темном стекле небольшого оконца. Об этом придется подумать потом.

– Я готова, – отвечаю, с трудом выдавливая улыбку.

– Нам туда, – указывает пальцем на оконце Челси. – Когда окажемся внутри, не садись. Здесь лазерный луч невидимого диапазона, и, если окажешься в нем, рискуешь лишиться глаза.

С этим «радужным» напутствием Челси ступает в тамбур между двумя дверями, и включается сильный поток воздуха, сдувая с парня все пылинки. Распечатки с расчетами он держит так, чтобы на них тоже попадало. Я следую его примеру и только потом захожу в чистую комнату.

Людей внутри не видно из-за нагромождений разного рода железяк, но слышно. И все же без Челси я бы попросту не нашла дорогу. Внутри «труб» идет лазерный луч, на котором тестируется оптика для Гонконга, если верить моему сопровождающему. В некоторых местах он идет открыто для записи данных.

За масками лица распознать непросто, но едва нас заметив, Сибил вскрикивает:

– Невероятно! Валери, я же сказала, что не позволю отвлекать экспертов.

– Да, я помню, но таковы прямые указания мистера Эперхарта, – отвечаю я ей нейтрально. И не извиняюсь. Сдается мне, Сибил умеет работать, но только в ущерб всем остальным. – Доктор Гаррисон, можно попросить вас взглянуть на расчеты для Эмиратов?

– Конечно, мисс Хадсон, все равно в данный момент ребята юстируют другое плечо системы.

Он кидает на Сибил многозначительный взгляд, и та поспешно отворачивается. Чувствую, мне еще не раз аукнется эта выходка, но каков выбор? Пока Гаррисон с Челси обсуждают расчеты, черкая что-то прямо поверх напечатанного, я стою рядом и думаю о том, что этот день какой-то совсем уж сумасшедший. Еще нет и двенадцати, а я уже успела провести первые в своей жизни переговоры с арабами, научиться водить гольф-кар, найти нового приятеля (Челси) и нажить врага в лице Сибил. Насыщенно, ничего не скажешь.

– Спасибо, доктор Гаррисон, – наконец бодро говорит Челси и, получив свою заслуженную похвалу, направляется к выходу.

– Пойдешь со мной к Эперхарту? – предлагаю я, направляясь обратно к гольф-кару. Я всеми силами стараюсь не обращать внимания на образовавшиеся на юбке двусмысленные заломы.

– Я? – если предложением посетить лазер я его удивила, то на этот раз и вовсе лишила дара речи.

– Мне эти расчеты не представить, – пожимаю я плечами. – А если у него возникнут вопросы, будет намного быстрее обсудить все не по телефону.

– Не помню, чтобы к Эперхарту ходил кто-то из наших, кроме Гаррисона.

– Я отвечаю за этот контракт, – пожимаю я плечами. – И я считаю, что это необходимо.

– Ну… ладно.

Карточка Челси не срабатывает в административном здании, лишь подтверждая его слова о том, что ученых у нас не больно привечают. Но я ухитряюсь уболтать охрану позвонить Боуи и заставить пропустить нас обоих. Эперхарт тоже не приходит в восторг от вида Челси, но, ни слова ни говоря, отправляет меня варить всем по чашке кофе.

– Если вдруг в понедельник я не явлюсь на работу, то знай, что меня прикончила Сибил, – сообщаю я Боуи.

– Что там с ней? – Парень даже отрывается от бумаг.

– Взбесилась, что я «отвлекла эксперта».

– Ну да, весь «Айслекс» должен работать на нее одну. Это же Сибил. Не завидую тебе: как перейдешь к менеджерам, такое начнется…

– Что?

Я чудом не опрокидываю чашку. И только тогда понимаю, что, если мы получим контракт от Эмиратов, я действительно перейду к менеджерам. Но я не готова, и вообще там царство Сибил! В кабинет Эперхарта я возвращаюсь мрачнее тучи. Менеджеры, да еще и без Элейн, с которой мы успели практически подружиться, занимают все мои мысли. К счастью, мое участие не требуется, поскольку нынче соло Челси. Они с Эперхартом склонились вдвоем над расчетами и что-то обсуждают. Что-то, моим гуманитарным мозгам недоступное.

– Хадсон, звоним в Дубай! – наконец велит босс.

Остаток дня проходит не менее интенсивно. Приходится наведаться к юристам, финансистам, аналитикам и еще много кому. Я едва нахожу время, чтобы черкнуть Клинту о том, что меня сегодня не ждать – похоронена на работе.

И только в десять вечера, когда мы с Эперхартом нависаем над телефоном, чуть не стукаясь головами, наш крайне нерешительный заказчик подтверждает, что контракт подписан и будет выслан факсом юристам для того, чтобы и наш большой босс поставил на бумаге свою закорючку. В этот момент Эперхарт нажимает кнопку на телефоне, отключая звук, и издает свое победное «да». Отпускает.

– Благодарю, господин Кайед. Детали обговорим в понедельник и вышлем вам подписанную обеими сторонами копию.

– Эперхарт, – вдруг совершенно серьезно говорит Кайед. – Очень надеюсь, что вы действительно так хороши, как о себе думаете.

Тот, впрочем, не отвечает, лишь лаконично прощается. Звонок сброшен, и я впервые понимаю, насколько сильно дрожат у меня колени и не только. Этот день меня не пощадил: волосы растрепались, губы я искусала, съев всю помаду, а о том, чтобы обновить, и речи идти не могло. Ах да, и платье помялось еще с самого утра. Но все это мелочи. Я до последнего не была уверена, что у нас получится, хотя Эперхарт немного расслабился, уже когда Кайед затребовал электронную версию контракта. Но кто мешал сделать то же самое с Сержио и сравнить условия? В общем, отпустило меня только теперь. Внутри поселилось чувство усталого ликования, от которого до полного понимания, впрочем, мне было еще очень далеко.

– Невероятно, – наконец нахожу я в своем измученном мозгу подходящее, пусть и довольно банальное слово.

Повернувшись к Эперхарту, я замечаю, что он смотрит на меня с улыбкой. То ли от темноты, то ли от чего-то еще, но сейчас его глаза темные, почти черные.

– Классное чувство, да? – негромко тянет он.

– Да, – выдыхаю я, зачарованная моментом.

А в следующий момент его губы врезаются в мои в дикой, безумной ласке. Я еще не успеваю сообразить, что происходит, но уже открываюсь ему навстречу и чувствую пьянящее касание языка. А затем меня одолевает мысль о том, как все это неправильно, что нужно это прекратить, но внутри какое-то странное, сладкое чувство, которое обещает что-то совершенно необычное и буквально сбивает с ног своей силой. Мне приходится схватиться за плечи Эперхарта, чтобы удержаться здесь, в этой реальности. И… все заканчивается быстрее, чем я ожидала, и без моего участия. До того, как я успеваю понять, что это вообще было.

– Я… я не… – начинаю я, хоть и не представляю, что следует сказать. Меня до краев заполняет запах потрясающего мужского парфюма – кажется, он теперь проник в каждую мою клеточку. И это нельзя не почувствовать даже с расстояния. Только теперь наваливается ужасающее в своей полноте чувство вины перед женихом.

– Не думайте об этом слишком много, Валери. Просто адреналин.

И так он мне это объясняет? Я, дрожа, опускаюсь на стол, пока он направляется в приемную и зовет Боуи. Боуи, черт возьми, который все это время был за стенкой и мог войти в любой момент. Я едва успеваю выпрямиться и придать лицу нейтральное выражение, как они возвращаются уже вдвоем с бутылкой шампанского в руках. Этот день – для меня во всем слишком.

***

Я была уверена, что после поцелуя Эперхарта уже не оклемаюсь, и когда ребята, дожидавшиеся меня в приемной, пригласили отметить событие в баре, чуть не застонала от облегчения. Возвращаться к Клинту не было никаких сил. И совершеннейшей неожиданностью явилось то, что по мере рассказа о прошедшем дне напряжение начало отпускать и появились силы взглянуть на произошедшее с улыбкой. Быть может, Эперхарт прав и это действительно реакция на стресс. Странная, но не необъяснимая. Я же точно так же чувствовала себя грозовой молнией, жаждущей куда-то разрядиться. После поцелуя напряжение трансформировалось во что-то иное, не менее опасное, но ко мне возвратилась способность двигаться. А раз подписание контракта у меня будет всего одно, то и подобной ситуации не повторится. Здорово я придумала, да? Еще бы в это поверить.

– Я… я никогда ничего подобного не видела. Ни в чем таком не участвовала, – говорю я, задыхаясь, заплетающимся от эмоций и алкоголя языком. – И я вообще не представляю, как буду справляться дальше, и, наверное, Сибил сожрет меня с потрохами, но сейчас… это такое потрясающее чувство. Как будто я часть чего-то.

Элейн в этом месте качает головой и улыбается. Поначалу я почувствовала исходившее от нее напряжение: я получила контракт слишком быстро, и пусть это не моя заслуга (объективно почти все указания исходили от Эперхарта, а я по ходу лишь пару дельных мыслей ввернуть успела), но все же у меня имеется контракт. У нее – нет. Но осознав, как я обескуражена таким поворотом, подруга оттаяла.

Боуи участливо гладит меня по плечу и подливает текилы.

– Дыши, – напутствует он, не скрывая улыбки.

– И Эперхарт… нет, он, конечно, со странностями, но я не видела человека, который бы делал свою работу так хорошо. Сначала я думала, что ему все вот это досталось, но…

– А вот тут стоп, – смеется Боуи. – Не идеализируй Рэперхарта. Его отец щелкал лазерные резонаторы как орешки и действительно сколотил отличное состояние, которое оставил своему единственному сыну.

– А что с ним случилось? – Я сглатываю, потому что внезапно осознала, сколько между нами общего.

– С отцом Рэперхарта? – уточняет Боуи. – Его выкинул из бизнеса партнер, и тот не пережил предательство. После этого Рэперхарт сделал все, чтобы пустить по миру недобросовестного ученого. Пользуясь отцовскими наработками и связями, он создал «Айслекс», безжалостно демпингуя цены, подмял под себя всех клиентов бывшей фирмы отца, а потом задумался, что делать дальше… и пошел на расширение. Не очень лестная история.

– Вообще-то лестная. Он любил отца, все объяснимо.

– А если я скажу, что тот партнер пустил себе пулю в висок?

– А он это сделал?

Боуи морщится.

– Нет. Но он оставил его без последних штанов и с закладной на дом. Если так посмотреть, Эперхарт сделал точно то же самое, что и этот тип. Но не просто вышиб из бизнеса, а разорил!

– По другой причине! Цель все решает! – горячусь я.

– Ты неправа!

– Ребят, брейк, мы все слишком пьяные для серьезных философских споров, – машет руками Элейн. – Сойдемся на том, что Рэперхарта не надо идеализировать. От таких людей лучше вообще держаться на расстоянии. Иначе кончишь как Сибил.

– А с Сибил пора кончать? – хмыкает Коннор. – Что-то я пропустил.

– Да ты посмотри: она же вся извелась от того, как охладел к ней босс. Целую неделю наблюдаю, как она ужом вертится, силясь вернуть его внимание. Просто фу. Жалкое зрелище.

Тревожный звоночек появляется и тотчас пропадает в алкогольной дымке, как и многое другое. Например, причины, по которым я набросилась на Боуи, защищая его непосредственного начальника.

– Ты это серьезно? Я только сегодня видел, как они вместе выходили из машины, – восклицает Коннор.

– Ты вообще слышал о женской интуиции? – спрашивает Элейн, тыча себя в грудь.

Коннор, иронично усмехаясь, ставит локоть на стол и упирается ладонью в подбородок. Взгляд направляет именно туда, куда показывает Элейн.

– Еще как слышал и даже повидал.

– Да ты…Какой же ты ужасный!

Элейн обиженно взмахивает рукой и задевает бокал с вином. Пытается поймать, но делает только хуже, и в итоге по ее белой блузке расплывается темно-алое пятно. Коннор предлагает помощь в промакивании ее «интуиции». Раззадоренные алкоголем, мы хохочем просто до упаду. Мне кажется, что я никогда не остановлюсь, но затем поворачиваю голову к окну, около которого мы сидим, и вижу скрипящего зубами Клинта.

Веселье как рукой снимает, и я пулей вылетаю из бара.

– Клинт! – восклицаю я настолько виновато, будто действительно сделала что-то предосудительное. В общем-то, конечно, сделала, но уж точно не сейчас.

– Валери, – как-то странно говорит он. – Я был уверен, что ты на работе. Если ты просто хотела встретиться с друзьями, то могла бы прямо об этом сказать, чтобы я не переживал.

– Я была на работе еще час назад, просто сегодня произошло нечто очень важное для меня, и они позвали это отметить. Мне очень жаль, что я не могу обсудить это с тобой, а если совсем ни с кем не поговорю – просто взорвусь. Понимаешь?

Он как-то устало прикрывает глаза:

– Да-да, твой контракт, я знаю, – и засовывает руки в карманы, словно обороняясь.

– Что это значит? – хмурюсь я.

– Я не могу тебя винить, но неужели ты думаешь, что нужно скрывать вообще все? Неужели думаешь, что я пойду трепать языком? Да с кем? Я вообще на целом острове никого не знаю.

– Клинт, опомнись, – ахаю я. – Неустойка по моему контракту составляет пятьдесят тысяч долларов! Это большие деньги. Ты это знал, ты меня уговаривал…

– Но мы не просто не разговариваем, ты начала скрывать, что встречаешься с друзьями! Разве нельзя сказать даже это?

Удар достигает цели, и мои щеки окрашиваются ярким румянцем. Наверное, мне стоило сообщить Клинту, но ребята позвали меня в бар буквально на час и так поспешно. Ничего предосудительного мы не делали, так зачем писать об этом? Можно подумать, мой любимый человек отчитывался передо мной за каждую встречу со знакомым. Отнюдь. И я никогда не устраивала ему по этому поводу истерики. Я даже не думала, что так делается. Разве это здорово?

Или я не хотела ему писать именно из-за поцелуя Эперхарта, который заставляет меня чувствовать за собой вину?

– Я не врала тебе. Сегодня был подписан контракт, за который я отвечаю, – говорю я и ненавижу себя за этот прогиб. – Это, быть может, самое важное событие за весь мой год на этом острове. Как не отметить? Неужели я должна спросить у тебя разрешения для того, чтобы встретиться с друзьями даже по такому поводу?

– При чем тут разрешение? Ты могла бы просто написать мне. Заканчивается неделя, я все думал, как тебя порадовать в честь выходных. Да и потом, ты сама понимаешь, как здесь порой бывает скучно, просто смс – ничего сложного.

Он застывает, глядя на дверь. Я оборачиваюсь. Боуи с привычной невозмутимостью направляется к нам и протягивает руку моему жениху.

– Привет, ты Клинт, правильно? Валери много о тебе рассказывала. Я Боуи. Работаю с Валери. Присоединяйся.

Тут я не знаю, плакать или целовать Боуи, потому что это я не могу представить Клинту ребят, но сами представиться они вполне способны. Это ничему не противоречит. Придумывая правила трудоустройства, Эперхарт явно не все предусмотрел. Или наоборот. Уточню, как сама разберусь.

Обалдевший от напора личного помощника Эперхарта Клинт пожимает протянутую руку, а я пытаюсь вспомнить, что в действительности рассказывала о своем женихе ребятам. И вовсе не много, потому что все они вроде как одинокие, а таких рассказы о счастливых парочках не особо радуют.

– Ребята, это знаменитый Клинт, – проводив нас до столика, представляет его Боуи и подтягивает у соседнего столика дополнительный стул.

Ребята немного напряженно представляются по кругу. Они явно видели и поняли, что мы поругались.

– Как тебе на острове, Клинт? – спрашивает Элейн после неловкой заминки. Это, наверное, единственная безопасная тема, на которую можно поговорить, потому что все наши контракты включают в себя пункт о молчании. – Мне было так непривычно первое время.

– Очень красиво, но все дни похожи друг на друга, – немного напряженно отвечает он.

Явно расстроился. Я буквально вымучиваю улыбку, осознавая, что вечер безнадежно испорчен.

– Здесь отличные трассы для велоспорта, – подсказывает Коннор. – По выходным мы с Финли гоняем в сторону вулкана.

– Ух, я бы не смогла, вулкан же действующий… – брякаю я невпопад, зарубая на корню разговор.

– Да брось, он извергался в пятидесятых, проспит еще лет сто. Эперхарт не идиот строить свою империю там, где ее снесет раньше, чем он покинет этот бренный мир, – отмахивается Боуи.

– Даже Эперхарт не может предсказать, когда будет извергаться вулкан в следующий раз, – парирует Элейн. – Кстати, я слышала разговор о том, что в следующие выходные пятнадцатилетие компании. Боуи, как думаешь, приглашены будут только сотрудники? Или можно будет привести «плюс один»?

– Да ты что, планируется нечто совершенно грандиозное, – закатывает Боуи глаза. – Приедет телевидение и толпа аниматоров на любой возраст и образ жизни. Приглашено столько, сколько вообще вместит заказанный лайнер.

– И мы будем в открытом океане? Да ты что!

– Не забудьте запастись приличным купальными костюмами, – подмигивает Боуи.

– А можно и неприличными, – неожиданно вставляет Финли. – Ну, девочкам, – поясняет он неловко.

Все начинают смеяться, и только Клинт сидит с приклеенной вежливой улыбкой на губах.

Когда мы ночью лежим без сна в одной кровати, я вдруг говорю то, чего никак от себя не ожидала:

– Сегодня я нарушила условие своего контракта, рассказав о том, что случилось у меня на работе. Мне очень стыдно, что я поддалась этой слабости только потому, что ты заставил меня почувствовать себя виноватой. Не принуждай меня к этому больше.

– Прости.

Клинт переворачивается на бок, сгребая меня в объятия. А я лежу и чувствую натяжение каждого нерва. И не хочу, чтобы он меня обнимал. Ведь все плохо: мы не пробыли на острове и месяца, как между нами случилась эта размолвка. И я целовалась с Эперхартом. Его запах преследует меня до сих пор, будто я сама им пахну даже после того, как сорок минут отскребала себя в душе. Умом понимаю, что никакого запаха нет и быть не может, но я слишком запачкалась сегодня и не могу иначе. И ничего поделать с этим тоже уже не могу. Предательство или просто адреналин, да неважно, Клинту об этом знать нельзя. Это ничего не значит в любом случае, а боль ему я причинять не стану. Хватит и моей.

Глава 4

– Не вижу загара, – подтрунивает надо мной Элейн утром понедельника, пока мы идем к лифтам.

– SPF-50, – отвечаю нараспев.

– Ты из тех, кто гордится аристократической бледностью? Или ненавидишь собственные веснушки? Учти, их и сейчас хватает.

Я закатываю глаза, но свою позицию пояснять отказываюсь. Это все же слишком личное. И я не хочу, чтобы меня жалели из-за смерти мамы опять. Я приехала сюда не за утешающими объятиями. Да и Элейн из тех, кто предпочитает веселиться, а не страдать.

На самом деле выходные оказались вовсе не райскими. И на пляж мы с Клинтом отправились только потому, что нужно было чем-то занять время. Все два дня над нами витало пятничное напряжение. Нет, внешне все было прекрасно, но мы оба чувствовали неправильность происходящего. Клинт писал свой сайт, я сидела на диване, поджав ноги, и читала статьи по тематике «Айслекс» на арабском, совершенствуя терминологию. Разговор с экспертом показал, что я в ней плаваю, а это недопустимо. На самом деле, мне ужасно хотелось вернуть все как было до приезда на остров, когда между нами все было честно и открыто, но контракт оказался той еще ловушкой. Кажется, я начинала жалеть о своем опрометчивом решении задержаться на острове на годик. Я вовсе не хотела терять Клинта из-за недомолвок.

– А ты как провела выходные? – перевожу я тему.

– В субботу присоединилась к ребятам на горных велосипедах и чуть не умерла в воскресенье вместе с доброй третью целлюлита на заднице. В итоге получается, выходные прошли весьма продуктивно.

Я невольно кошусь на безупречную задницу худощавой Элейн и прихожу к выводу, что если под третью она подразумевает треть от нуля, то, конечно же, одного дня достаточно.

– Я бы тоже с удовольствием прокатилась. Завидую.

– Чему? Будь у меня такой красавчик жених, я бы каталась не на велосипеде.

Секунда мне требуется на осознание того, что Элейн только что сказала, а потом я заливаюсь краской до самых корней волос, и подруга начинает хихикать.

– Думала, вам не понравился Клинт, – бормочу я, стараясь спрятать смущение.

– За ребят говорить не возьмусь, но какой девчонке не понравится мрачновато-сексуальный двадцатишестилетний плейбой? Тебе повезло.

Приходится признать, что сказанное Элейн меня всерьез царапает. За прошедшие выходные Клинт ко мне не притронулся, и я испытывала по этому поводу одно только облегчение. Едва ли это здоровая реакция невесты на новость о сорвавшемся интиме! Мне нужно было время успокоиться и прийти в себя после поцелуя Эперхарта, а не втягивать в эту грязь еще и третьего. Я до сих пор не понимала, как вообще все случилось и почему я не нашла в себе сил оттолкнуть босса. Действительно ли виной всему адреналин, или я приняла взвешенное решение? У меня не хватало собственного опыта, чтобы ответить на этот вопрос. И никогда не находилось подруги, с которой можно было бы обсудить такое. Не с Элейн же советоваться! Она уверена, что у нас с Клинтом все хорошо. И я уверена. Или была уверена до вечера пятницы…

Когда мы заходим в лифт вместе с десятком других сотрудников, обернувшись лицом к выходу, я мгновенно замечаю в холле высокую фигуру Эперхарта. Как у меня это получается? Там же просто яблоку негде упасть в это время! В носу щекочется воспоминание о его пресловутом парфюме. Оно настолько отчетливое, что впору заподозрить какого-нибудь другого мужчину в использовании того же аромата. Но ведь на каждом человеке аромат пахнет по-разному, а я запомнила тот самый, что неразрывен с владельцем…

Впору признать: то ли непристойным предложением, то ли чем-то еще, но он всерьез меня зацепил. И то, что я испытывала от встреч с этим человеком сплошь комбинацию из суеверного страха и восхищения, ничуть не помогает. Все ужасно неправильно. Я обхватываю себя руками и жду, когда створки захлопнутся. Только затем выдыхаю с облегчением. И чувствую его ровно до сообщения Боуи:

«Брифинг менеджеров проходит в конференц-зале на третьем этаже в восемь сорок пять. Не опаздывай!»

Медленно осознавая новость, что это обо мне, я поднимаю взгляд на электронное табло и вижу, как пятерка сменяется шестеркой. Паника захлестывает меня без остатка, и я с криками и требованиями пропустить бросаюсь к дверям. Силясь вспомнить, где я еще в первый день обнаружила лестницу, конечно же, направляюсь не туда. В итоге разворачиваюсь и лечу на своих каблуках-ходулях обратно по всему коридору в другое крыло. Чудом никого не сшибаю. По лестнице скатываюсь едва ли не кувырком и прибываю на место в восемь сорок четыре. Растрепанная, с огромными глазами и горящими щеками и губами. Ни на кого не глядя, плюхаюсь на стул и выкладываю ежедневник.

– Глядите, кто спешит присоединиться к менеджерам, – насмешливо тянет Сибил. В отличие от меня, она будто только что выпорхнула из салона красоты. Ну и слава богу. Я здесь не для того, чтобы срывать овации собственной внешности. Комплименты тут отпускают уж очень сомнительные. – Девушка, которая едва заступила в должность, совершенно ничего не сделала для того, чтобы заполучить Кайеда, мешала выполнению гонконгского контракта. И вдруг прибежала на брифинг еще до того, как ей подтвердили доступ к кабинету менеджеров.

По словам моих друзей каждый раз выходило, что Сибил недолюбливают все, но оказывается, что либо это не совсем так, либо меня любят еще меньше. В кабинете тринадцать человек, включая меня, но со всех сторон раздаются смешки: одни делают это открыто, другие прикрывают рот. Один Коннор, кажется, не разделяет общего веселья, угрюмо таращась в раскрытый блокнот. Ну а поскольку этот парень всегда на позитиве, становится понятно, что дела у меня плохи.

– Доброе утро.

Эперхарт врывается в кабинет, искрясь таким энтузиазмом, что у меня создается впечатление, будто он целые выходные стоял на подзарядке. Его задумчивый взгляд останавливается на мне. Я стараюсь придать своему все еще горящему лицу максимально нейтральное выражение. Получается не очень. Особенно если учесть, что сегодня он мне приснился. Черт меня дери, мне снилось, как я слизываю с его шеи горечь парфюма, задыхаясь от этого запаха!

– Сначала о приятном. Итак, у нас, как все уже заметили, пополнение. Это ОАЭ и два миллиона долларов. Зная вас, акулят, могу предположить, что вы сейчас начнете терроризировать Хадсон за то, что она легко отделалась с этим контрактом, но, клянусь, если кто-то из вас сорвет мне двухмиллионное сотрудничество, то я его уволю с такими рекомендациями, что и в клининговую компанию не устроитесь. Кайед буквально сидит на мешке с золотом и нефтью. Если мы сумеем ему понравиться, то он будет заказывать у нас снова и снова…

– Так не лучше ли поручить контракт кому-то опытному? – бестактно перебивает его Сибил.

Впрочем, Эперхарт не обращает на это вопиющее нарушение вообще никакого внимания. Бесит его совсем другое:

– Лучше поручить контракт тому, кто знает язык. А у нас тут с восточной группой серьезный пробел. Но неужели после пятнадцати лет успешного ведения бизнеса я обязан отчитываться перед рядовыми менеджерами проектов, по какому принципу назначаю задания для их братии? Или, может, Сибил, ты считаешь мои методы недостаточно эффективными?

Он опирается на столешницу ладонями и наклоняется к лицу Сибил так близко, что даже мне, сидящей на другом конце стола, становится не по себе. Она ерзает на стуле, но все же набирается храбрости для ответа:

– Все беспокоятся о том, что ты на такой серьезный контракт поставил не только зеленую сотрудницу, но и вчерашнюю выпускницу.

– Зато как только поставил – получил возможность переговорить напрямую с экспертами Кайеда, которые в итоге убедили его в необходимости выбрать «Айслекс». А до того, чтобы поделиться опытом, мы с вами не жадные, не так ли? – плотоядно улыбается босс, оглядывая своих менеджеров. – Или у кого-то из вас есть проблемы с коммуникацией? Я буду удивлен, так как в резюме вы писали, что молодцы-молодцы-молодцы. Раз встретишь – до конца жизни будешь помнить!

Я не без облегчения отмечаю, что Эперхарт отбирает лично всех помощников, а не только тех, что должны удовлетворять внешним критериям. После пятничного поцелуя мне это особенно нужно. Ребята, однако, сидят с полными покерфейсами, будто им вовсе и не угрожают.

– В любом случае, это один из самых выгодных наших контрактов, и курировать его я буду лично. Надеюсь, мое назначение на должность менеджера вы оспаривать не станете? – На этот раз смешки раздаются куда более вежливые и открытые. Да как можно? Все за босса. Не представляю, как сработаться с этими людьми! – Ну а теперь, когда ваши неуместные претензии исчерпали время на наши милые сердцу кофе-брейки, перейдем непосредственно к проектам. Процентовки, застои, успехи – я вас слушаю.

Он расстегивает пиджак и вальяжно разваливается на стуле во главе стола, довольно оглядывая свою паству. Я стараюсь не смотреть, не думать, не вспоминать, делая вид, что полностью увлечена записями в собственном блокноте. А шикарной грудью на абордаж бросается, конечно же, Сибил.

Должно быть, выматывать персонал уже к полудню для Эперхарта норма жизни. Я буквально выползаю из конференц-зала: голодная и с гудящей от изобилия информации головой. Брифинг получился таким «коротким», что впору переименовывать. Мы разошлись только к перерыву на ланч. И то лишь потому, что у Эперхарта возникли более важные дела. Обсуждали в основном Гонконг, который отправляется вот-прям-сейчас с двухдневным опозданием по графику. Сибил за это влетело, но, говорят, без огонька, потому что контракт в принципе отправляется только благодаря ей.

Мне посчастливилось на этой неделе по Эмиратам не отчитываться (по чему отчитываться, если контракт только подписан?), но о том, что будет уже на следующей, даже думать не хочется. Отчитываться придется не только перед Эперхартом, но и менеджерами, готовыми растерзать меня в клочья.

– Выглядишь паршиво, – участливо отмечает Финли.

– Ей крепко досталось от Сибил, – сочувственно поясняет Коннор. – Та с пеной у рта распиналась перед Эперхартом, уговаривая снять Валери с проекта. И, спорю, еще продолжит это сегодня вечером-ночью или когда они там развлекаются.

– Не думаю, что Эперхарт станет терпеть рабочие претензии Сибил, а тем более в свое свободное время, – фыркает Элейн.

– Я тебя поправлю, – морщится Боуи. – Рэперхарт не знает таких слов, как «свободное время». Он живет работой, может тут же заночевать, спит со своим менеджером проектов и вообще слабо представляет, как можно иначе.

– Ты думаешь, что у Сибил есть шанс его уговорить? – спрашиваю я нервно.

– Эперхарт не дурак и точно так же, как и все, видит, что Сибил пытается подгрести под себя как можно больше, и именно поэтому не позволит ей диктовать свои условия.

В этом месте Боуи снимает очки, чтобы протереть стекло, и я с удивлением обнаруживаю, что без вторых «глаз» он выглядит совершенно иначе: почти обычно. И очень юным. Кажется, это удивляет не только меня.

– Что? – спрашивает он, обводя взглядом наш столик.

– Ты какой-то другой без очков, – подмечает Коннор, наклоняясь ближе и присматриваясь повнимательнее. – Будто и вдвое не такой серьезный, как на самом деле.

– Так вот зачем ты носишь эти стекляшки! А я все гадала. Может, фильтр какой защитный… – тут же подхватывает Элейн. – Там не линзы, не замечали? – Она переводит взгляд с Боуи на остальных ребят.

– Просто без очков личный помощник главы «Айслекс» выглядит моложе Валери, – хихикает Финли.

– Заткнитесь, – рычит Боуи и спешно возвращает на нос очки, чем, конечно же, делает только хуже.

– И вовсе не моложе! – возмущаюсь я.

– Ты потрясающе выглядишь, Вэл, – посмеивается Коннор. – Но все же совершеннолетней, а вот Боуи…

– Ну что вы его задираете? – вступаюсь я за парня.

– Да ты только посмотри на этого зануду. Ему двадцать восемь, а он ведет себя как мамочка нашего большого босса!

Я невольно кошусь на Боуи, потому что это действительно так. У меня создалось впечатление, что безгрешный личный помощник по-своему опекает работодателя! Это мило, но очень странно.

– Ну и что? Да, я ношу очки со стекляшками, чтобы не выглядеть таким же бестолковым, как вы, – скалится в нашу сторону Боуи. – Довольны?

– Нет, – на этот раз я занимаю противоположную сторону.

А затем, совсем от себя не ожидая, протягиваю руку и ерошу безупречно уложенные волосы Боуи, приводя их в полный беспорядок. Он сидит и терпит, делая вид, что ничего не происходит. Кстати, волосы у него достаточно длинные, чтобы получилось что-то по-настоящему ужасное.

– Ну, а теперь довольны? – все так же терпеливо спрашивает Боуи. Мы хором киваем, даже не пытаясь скрыть улыбки. – Отлично.

Он немного раздраженно откидывает волосы с висков и заправляет за уши.

– Тебе надо постричься, – участливо советует Элейн. – Могу посоветовать своего парикмахера.

– Так, вы мне надоели. – Боуи оскорбленно встает из-за стола и подхватывает свой стаканчик с кофе. – Валери, тебе нужно перепрограммировать карту для доступа в кабинет менеджеров и перебраться. А еще Эперхарт ждет тебя в шесть пятнадцать с отчетом о выполненной работе.

Сказав это, он покидает столовую, а я сижу с открытым ртом.

– Он обиделся? – внезапно за свое ребячество становится так стыдно. Щеки заливает румянец.

– Если только чуть-чуть, – подмигивает Финли. – Не забывай, он такой взрослый и рассудительный, что скоро успокоится.

– Интересно, если каждый день говорить при ней что-нибудь похабное, к концу года она разучится краснеть? – с интересом спрашивает Коннор.

– Не, она же рыжая, – подхватывает Элейн игру.

– Поддерживаешь?

– Поддерживаю.

– Извини, – хмыкает Финли, но ставит на то, что краснеть я буду не слишком явно.

– Я так понимаю, после Боуи очередь посмеяться надо мной? Пойду-ка последую его примеру. И сами вы несовершеннолетние!

Когда я ухожу, они все еще хохочут. Последнее, чего я ожидала от жизни на острове, – встретить здесь впервые в жизни, кажется, настоящих друзей.

На любых других людей я бы точно разозлилась из-за намеков на мою способность краснеть без причины, ведь она мне столько крови попортила, но с ребятами это просто невозможно. Коннор не способен держать рот закрытым, а потому говорит одни глупости, не успевая думать, Элейн добродушная, веселая и открытая – это очень подкупает, а тихоня Финли с его доверчивыми голубыми глазами, кажется, вообще не способен обидеть кого-либо. Собирая в коробку вещи и силясь не улыбаться, я негромко обзываю ребят придурками. Нет, серьезно, из нашей компашки только Боуи взрослый.

Сложив в коробку свои нехитрые пожитки и выслушав скупые пожелания личных помощников, которые еще не успели ко мне привыкнуть, я направляюсь в кабинет менеджеров. По пути меня застает телефонный звонок от Эперхарта. Номерами мы обменялись давно, но он еще ни разу мне не звонил, предпочитая действовать через Боуи или писать. Увидев на экране его имя, я чуть не роняю коробку. Точнее роняю, но успеваю подхватить. В общем, вызов принимаю, скрючившись в три погибели, пытаясь сделать так, чтобы степлер не свалился и не осчастливил скобочной очередью коридорный ковролин.

– Мистер Эперхарт, – выдаю я с нехарактерным придыханием и снова мучительно краснею. Просто невероятно, в каком количестве нелепых ситуаций я побывала, с тех пор как начала работать на этого человека.

– Хадсон, – отвечает он мне в тон. Его голос, поразивший меня еще в первые минуты знакомства, из динамика звучит еще более хрипло и чувственно. Я даже вздрагиваю, и степлер все-таки летит на пол. Вслед за ним я вынуждена поставить и коробку. Во избежание. – Сегодняшней ночью мы с группой вылетаем в Гонконг. Меня не будет до вечера четверга. За это время вам придется утрясти вопрос с визитом в Эмираты. Договоритесь с Кайедом о времени и закажите билеты.

– Билеты, – тупо повторяю я. – На скольких человек?

– Ваша задача это выяснить, – язвительно заявляет Эперхарт. – Пока на борту только мы с вами.

Я сглатываю ком в горле и мысленно обещаю себе, что вдвоем мы не полетим. Губы начинает печь от воспоминаний о поцелуе. Нос щекочет запах, от которого становится так жарко и сладко. Тело сковывает неуместное возбуждение. Сидя на брифинге, я вдруг впервые осознала, что, говоря о мучительном сотрудничестве, Эперхарт мог подразумевать не начальственные придирки, а мою собственную реакцию на происходящее.

Я старалась смотреть куда угодно, только не на Эперхарта, лишь панически скользя по нему взглядом, как по предмету интерьера, но тем не менее жадно впитывая каждую деталь. Натянутую на широкой груди рубашку, безупречный покрой пиджака, обнимающего крепкие плечи, непокорную прядку волос, торчащую в сторону, то, как он склонял голову в ответ на особо спорные предложения, задумчиво кривил губы. Губы, подарившие в пятницу самый жаркий поцелуй за всю мою жизнь… и едва ли не самый короткий. Пожалуй, если бы Эперхарт продержал нас на брифинге до вечера, я бы в деталях живописала вам всю его богатую мимику!

Ох, предложив мне переспать, этот человек заложил мне в голову бомбу замедленного действия, забыть о которой невозможно. Я просто не могу не думать, хочет ли он меня до сих пор. Сейчас. Или в следующую минуту. Или всегда. И я не могу не признать, что он достаточно мне симпатичен, чтобы хотеть его в ответ. Сейчас. И в следующую минуту. И всегда. Приходится признать: я позволяю себе наслаждаться этим чувством, но только потому, что ему не может быть продолжения. Я не собираюсь рушить наши с Клинтом отношения. Все естественно: мы вместе уже очень давно, все ощущения притупились, запылились. И вдруг на горизонте появляется загадочный Эперхарт, слишком сложный и многогранный. Было бы более странно, не заинтересуйся я им. Но это неважно: нас определяют не желания, а поступки.

Наверное, будь я более страстной или свободной особой (например, как Сибил), я бы уже не удержалась от соблазна. Но я не считаю, что интимная близость, какой ее знаю я, стоит того, чтобы рискнуть своей устоявшейся жизнью. Клинт полон недостатков, и я тоже, но мы вместе. А Эперхарт – моя стыдная, темная фантазия. Ею он и останется. Было бы проще утверждать об этом с уверенностью, которой лишил меня пятничный поцелуй, но, во-первых, его инициировала не я, а во-вторых, повторения не будет.

– Хадсон, вас похитили инопланетяне, а телефон остался на Земле?

А в-третьих, у него просто чудовищное чувство юмора!

– Нет, сэр. Простите, я задумалась о билетах.

Досадуя на себя, я подтягиваю носком туфли степлер поближе к коробке.

– Вы их никогда не покупали? – интерпретирует он мою фразу по-своему. Боже мой, едва ли Эперхарт может даже догадаться, какие мысли о нем мучают меня с самой пятницы. Он же наверняка уже «сбросил стресс» с Сибил раз сто. Одна я продолжаю корить себя за случившееся.

– Покупала.

Но мне уже не верят.

– Если возникнут сложности с билетами, попросите своего друга Финли, если с переговорами – Коннора, если с привлечением новых сотрудников или планом работ – Боуи.

– Эм… я уверена, что со мной не все так плохо, сэр.

– Конечно нет. Намного хуже. Правда в том, что для такого проекта у вас кишка тонка, что бы вы о себе ни думали.

– Это вы из-за нападок Сибил? – оскорбляюсь я.

– Ясно, – помолчав секунду, выдает Эперхарт. – Значит, собрались доказывать свою самостоятельность в ущерб всему и вся? Тогда постарайтесь хотя бы не накосячить так, чтобы это нельзя было исправить.

Он отключается. А я обнаруживаю, что стою посреди коридора с коробкой и степлером у ног и ловлю на себе многочисленные удивленные взгляды проходящих мимо.

Наверное, мне стоило догадаться, что «поселят» меня на недавно опустевшее место Гонзалеса, а значит, прямо по соседству с Сибил, но я не догадалась. И потому, когда меня подвели к уже знакомому компьютеру, у меня задергался глаз. Спасибо хоть противной соседки на месте не оказалось. Я оглядела помещение, выискивая глазами Коннора, но его стол пребывал преступно далеко. Внезапно очень захотелось вернуться в офис личных помощников, под крылышко к Элейн. Радовало лишь то, что Сибил должна была улететь в Гонконг вместе с Эперхартом, то есть ей будет не до меня. Какое-то время.

К счастью, это коснулось не только Сибил, а значит, мне выпал шанс более-менее освоиться. Впрочем, не могу сказать, что это сильно помогло: поменялось все. В первую очередь окружение. Личные помощники, еще недавно казавшиеся мне крутыми, вдруг превратились в одногруппников по детскому саду. А вот менеджеры – самая что ни на есть старшая школа со всей ее иерархией и жестоким прессингом.

С отъездом Сибил в Гонконг, проекты, которые она вела на постоянной основе, распределили по другим менеджерам – и началась «гонка вооружений». Никто не хотел ударить в грязь лицом, особенно после увольнения Гонзалеса, это же такой шанс проявить себя – и еще подвинуть королеву. Открыто ей не перечат, чтобы не нарваться на неприятности, но сделать гадость никто не откажется. Даже Коннор, казавшийся мне добродушным и самодостаточным парнем, поддался общей лихорадке. Так я не без удивления обнаружила, что он считается одним из лучших в своем деле. О да, менеджеры совсем не похожи на неуверенных в себе личных помощников.

К концу второго дня в таком окружении мне настолько не по себе, что я возвращаюсь домой разбитая и малодушно залезаю на диван, утыкаясь носом в плечо Клинта. Прошу его посмотреть со мной фильм и ни о чем не спрашивать. Он обнимает меня, и становится намного легче. Он последний родной мне человек на всем белом свете, и значит это очень многое. Больше не к кому идти в поисках тепла, и ссора теперь кажется ужасно глупой. Надо просто все обсудить и оставить это в прошлом.