Читать онлайн Семь причин, чтобы жить бесплатно

Пролог

– Там что, принесло кого-то?

С первого этажа отчётливо послышался хлопок входной двери, а затем дом снова поглотила тишина.

– Да не…

– А что? Шиза? – хихикнул женский голос. – Годи, сходи проверь.

Одна из семи пар светящихся в темноте глаз на мгновение исчезла, послышался усталый вздох, и Годи отправилась выполнять просьбу. Сквозь закрытую дверь просто просочилась бесплотной тенью, пронеслась по не особо длинному коридору и застыла перед лестницей.

– Народ! – тут же крикнул она, а в призрачных, красных глазах, сверкнуло удивление. – Тут смертный!

Смертный стоял у входной двери, сжимая лямку рюкзака на плече. В чёрно-белом мире он выглядел особенно мелким.

– Да вы гоните! – простонал детский голос, а странной расцветки глаза закатились. – Твою мать, и тут в покое оставить не могут!

Девочка лет тринадцати поджала губы. Чёрный и белый глаза неприязненно пощурились.

– Ой, не он первый, не он последний, прекрати.

Из темноты выступила эффектная дама, посмотрела вниз, приподняв аккуратную бровь. Чёрные волны волос, лиловые глаза и острые черты лица – дама была бесспорно красива, но чем-то её красота пугала. В Средние века такую называли бы Дьявольской – и были бы абсолютно правы.

– Мне уже наскучила эта несчастная ведьма, что живёт за три квартала, – вздохнула она же и губы, подведённые тёмной помадой, украсила хитрая ухмылочка. – Будет хоть новая игрушка.

– Тебе лишь бы играть, – за талию её к себе поближе притянул статный, широкоплечий мужчина в очках с тонкой оправой, сверкающий из-за них синевой глаз.

А смертный тем временем выдохнул, уронив голову, стащил капюшон с взъерошенных, тёмных волос и открыл дверь, пропуская в дом тёплый свет с улицы. Оставил открытой и прошёл, не разуваясь, в глубь с целью то ли осмотреться, то ли просто пройти. В любом случае из поля зрения компании был потерян, зато появились несколько мужчин, затаскивающих коробки и сумки. Они ставили их у прохода, уходили за остальными и всё это напоминало какой-то жутковатый, бесконечный конвейер.

– Это что получается, нам с этим жить? – девчонка, выглядящая как подросток с секущимися, блёклыми волосами и одетая в кигуруми кролика уселась прямо на пол подперев подбородок рукой. – Серьёзно?

– Недолго, – хмыкнул крайне жуткий на вид тип – худой, высокий, но умудряющийся выглядеть эффектно. – Этот дом на время наш и на это время я не потерплю здесь кого-либо ещё.

– Только сами его кошмарьте, – отмахнулась красноглазая девушка. Теперь и её можно было смутно разглядеть – среднего телосложения, одетая в мешковатую толстовку и джинсы. – Не хочу.

– Кто бы сомневался, – фыркнула дама, ещё раз сверкнула глазами в сторону только что закрывшейся окончательно двери. – Пойдёмте в комнату.

А смертный тем временем особой активности не проявлял. Залез в одну из коробок, подписанную размашистым почерком – «Школа», выгреб из неё книги, тетради, что-то ещё. На несколько секунд вновь завис, встряхнулся и продолжил разбирать вещи уже более активно. Содержимое «школы» оказалось сложено стопкой на обеденном столе, потом зашумел чайник. Из другой коробки смертный достал кружку, банку с чем-то рассыпчатым, ещё посуды и ушёл ближе к двери, принявшись за остальные коробки.

Мужчина в строгом костюме наблюдал за ним, прислонившись спиной к стене. Горящие синие глаза цепко выхватывали всё: каждый жест, каждый шаг. Они изучали. Он даже очки снял, силясь залезть в душонку к смертному поглубже, но пока толком ничего не замечал. Может, просто не его профиль?  Мужчина не видел тех ниточек, за которые мог обычно дёрнуть, и даже заинтересовался. Слишком слабые, хоть и имелись, но были практически бесполезны. Прошлый жилец уехал из этого дома в мигающей красно-синими огнями машине, устроив лютый погром и чуть не прикончив собственную жену, а на этого явно влиять не ему.

Через какое-то время тишину разорвал звонок телефона.

– Да, мам, – ответил смертный усталым голосом. – Да, приехал… Загрузили… Уже? Мне ещё вещи разбирать, я же… Хорошо. Я понял. Пока.

Сбросил, кажется, не дожидаясь ответа. Мужчина заинтересованно склонил голову, наблюдая за реакцией.

– Гнев? Ты куда пропал? – дама возникла рядом незаметно, так же подпирая стену.

– Да вот… – спустя несколько секунд отозвался мужчина. – Наблюдаю… Странный он. Раньше другие приезжали.

– Не бери в голову, – тонкая рука легла на широкую грудь, поправила плотно сидящий галстук, и лиловые глаза сощурились. – Идём наверх.

Гнев ещё раз взглянул на смертного, едва заметно поморщился и последовал за девушкой. Играть в кости душами всяко интереснее, чем торчать тут.

Глава 1

Нику эта идея не нравилась изначально. Разумеется, цель понятна – отчим захотел сплавить подальше, мать особо против не была. Всё равно старший сын доставлял одни сплошные проблемы: начиная бесконечными звонками учителей и заканчивая разбитой посуды. У матери был объект обожания – младшенькая Сьюзен. Девочка была ни в чём не виновата, но всё равно предки увидели в ней восходящую звезду и забили на старшего, наградив ярлыком “потрачено”.

Он уже знал, что в новой школе, наверное, будет посмешищем, да и быть кем-то другим не стремился. Поиск друзей парнишку не интересовал ни капли – хватило в своё время, теперь в целях значилось только поскорее окончить школу и найти работу, чтобы позволить себе плюнуть отчиму в лицо и уйти в свободное плавание никчёмного существования. Или несуществования. Как пойдёт. У Николаса даже толком увлечений не было, кроме как пялиться в потолок по вечерам, провожать взглядом снег под фонарями зимой и глазеть в магазинах на витрины с дорогой компьютерной техникой. Зачем и нахера – сам не знал, но ему нравилось представлять, как он подзывает консультанта и просит завернуть тот или иной агрегат, расплачивается собственной карточкой и отправляется в собственную квартиру, где всё так, как хочет он, а не семья. Нет, не так. “Семья”.

Мать тем вечером позвонила ещё раз. Зачем-то убедилась в том, что он поел хотя бы что-то – пришлось врать, что заказывал пиццу, а потом и правда её заказывать, расплатившись кредиткой отчима. Ещё через полчаса решился закурить прямо дома.

Сидел на кухне, в компании единственной горящей лампы. Она свисала с потолка на длинном проводе и придавала даже какой-то атмосферы этому одиночеству. Ник думал, что всё не так уж и плохо, если пораскинуть мозгами. Пусть даже у него в телефоне загружена программа гео-слежки родительского контроля, все расходы тоже будут мониториться, зато он может включать музыку, когда и какую хочет, ложиться спать в любое время, и одежда тоже перестанет быть камнем преткновения. Если ему прикольно походить стилем на гранжеров восьмидесятых, он будет на них походить и перестанет ежедневно влезать в белую рубашку и тёмные джинсы. Курт Кобейн – это же легенда хотя бы потому, что плевал всегда на общественное мнение, вынес себе мозги в двадцать семь и песни у него были хорошие.

Тишина даже умиротворяла, тикающие часы, уже повешенные на стену, не раздражали, и Николас затушил сигарету прямо в тарелке из-под пиццы, забросил остатки последней в холодильник, подхватил сумку с подушками, одеялом и отправился на второй этаж.

Дом был для него совершенно новым. Парень даже не видел фотографий – только внешний фасад почти случайно.

– Вот здесь ты будешь жить, парень, – сказал три дня назад отчим. – Мы подали документы в школу, так что приедешь на всё готовое.

– Класс, – вытравив из фразы сарказм, отметил Ник и даже кивнул. – Спасибо.

А может и правда стоило быть благодарным? По крайней мере, не придётся каждый день видеть его рожу за завтраком.

Николас хмыкнул, толкнув ногой первую попавшуюся дверь на втором этаже. Мрак первое время казался непроглядным, но быстро рассеялся фонариком телефона, а затем и благодаря найденному переключателю света. Лампа тут тоже свисала на проводе, не прикрытая никаким абажуром – свет ударил по глазам, парень поморщился. В комнате ещё обнаружились диван, платяной шкаф с полками, и Ник решил, что эта ему подойдёт. Быстро скинув сумку, он отправился дальше.

На этом же этаже обнаружилось ещё три комнаты, одна из которых – санузел. По размеру небольшие, но ему однозначно хватит. Грандиозных вечеринок закатывать он не планировал.

Эти были ещё пустые, но он помнил, что список той мебели, которая нужна, если она нужна, нужно будет послать отчиму, и он всё сделает. Пока Николас прикинул, что ему совершенно точно нужен стол и стул в ставшую своей комнату, а остальную дребедень он докупит сам. Как там делают подростки, съезжающие от родни? Обвешивают стены плакатами, гирляндами, фотографиями и прочей хренатенью, чтобы сделать обстановку милой до блевотины? Вроде бы. Значит – надо сделать так же. Он ведь нормальный подросток?

– Не приведи грёбанный Иисус, чтобы родня заявилась проверить состояние воочию, а не по фейс тайму, как обещали сделать, – пробормотал он, дёрнув молнию сумки.

В дальней комнате что-то грохнулось, Николас заинтересованно вытянул шею. Ему помнилось, что кроме пыльного, но мягкого ковра там ничего не было. По началу хотел сходить проверить, но махнул рукой – ну его к чёрту. Если маньяк, пусть не промахивается.

В царство Морфея Ник отправился за полночь, чуть не забыв выставить будильники. Опаздывать в первый день как-то не очень хорошо.

***

– Да вы серьёзно..? – он стоял неподалёку от парковки, наблюдая за студентами. Почему-то картина солнечного утра, окутанного прохладой второй половины сентября, нагоняла на Николаса тоску. Там кто-то с кем-то обнимался, смеялся, подростки болтали на газоне. Даже какой-то парень с гитарой сидел, ловко переставляя пальцы на грифе.

Мир казался отстранённым и здание из красного кирпича, выглядящее вполне прилично – тоже. Почему-то он упорно представлял провинцию себе совершенно по-иному. Более… приземисто, что ли? Мрачно? Ладно, стоит вообще начать с того, что Николас воспринимал эту поездку как ссылку, но это отдельная тема не радужных размышлений.

Подавив тревогу, некоторую долю стеснения, он резко выдохнул и направился к новому месту учёбы. Прошёл мимо надписи “ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТАРШУЮ ШКОЛУ ЮРИКИ”, внутренне надеясь, что за дверьми не дорога в преисподнюю, а обыкновенная реальность.

Вообще, сам город выглядел дерьмово. Тут уж фантазия не подкачала. Холмы, частные дома – всё это нагоняло неимоверную тоску, которой было и без того в его жизни пруд пруди. Никаких высотных домов, а тишина казалась совершенно непривычной. На улицах не гудели машины, а гомона толпы тут, кажется, вообще не могло существовать.

А школа оказалась серой. Ровно такой же, как предыдущая, и отличалась только коридорами, лицами. На входе его почти сразу перехватила женщина, представилась как зам директора, миссис Норт, и велела следовать за ней. Пока Ник следовал – удивлялся почему она миссис и как нужно себя не любить, чтобы взять эту женщину, походящую на хуманизацию худого бобра, в жёны.

Потом Николаса представили классу, попросили сказать пару слов о себе, которые он про себя репетировал чуть ли не с самого утра.

– Меня зовут Ник, и я приехал из Солт-Лейк-Сити. Буду рад новым знакомствам, спасибо.

На самом деле в аудитории не сидело ни одной приятной рожи, но он обычный подросток. Ник уже подметил, кто здесь за что отвечает и прикинул, какая сволочь будет спускать его тетради в унитаз. Но было всё равно, фотографии всех конспектов он хранил на облаке. Жаль, чистоту волос туда не загрузить или лицо – мало ли, вдруг кому-то покажется интересным заменить тетради на него самого.

На следующей перемене пришлось переться к директору, получать список своих предметов и удивляться – надо же, даже учли его пожелания. Дополнительная история, литература, право и ещё различного социального говна, которое он зачем-то изучал, хотя всегда знал, что вряд ли станет работать в социуме. Да и, если быть честным до конца – Николас вообще понятия не имел кем будет работать.

– Надеюсь, Вы приживётесь в нашей школе, – сказал средних лет человек, выглядящий, как и подобает директору – аккуратно, в меру по-деловому и в меру сурово. – У Вас были проблемы в предыдущем учебном заведении, мистер.

– Я тоже надеюсь, – вздохнул Ник. – Новое место, новая жизнь, знаете?

Мистер Коулман только вежливо улыбнулся и Ник свалил в шумный коридор, спешно затыкая шум наушниками. Отыскал шкафчик, сгрузил в него всё, что мог и опять подвис на несколько секунд, прикрыв глаза.

Такие свои состояния парень называл перезагрузкой системы. Нужно было найти смысл, чтобы сделать хотя бы ещё шаг или даже вдох, или открыть глаза. Обычно получалось благодаря принципу “на зло”. Лицо отчима не хило так отрезвляло, раз за разом вытаскивая из вынужденного анабиоза.

– Так ты из большого города?

Ник снова вынужденно прикрыл глаза. Ну как же без этого.

– Да, – он закрыл шкафчик, одновременно разворачиваясь на двух парней чуть выше его ростом. – И у меня нет денег, а ещё я не горю желанием ввязываться в школьные передряги. Просто не трогайте меня. Хорошо?

Майк и Дэйв, как их звали, ещё какое-то время пытались докопаться до него, но спас Николаса звонок. Подтянув рюкзак на плече, он прошмыгнул мимо и быстро унёсся в бесконечные неизвестные коридоры искать класс математики.

За день к нему пытались подходить ещё несколько раз – просто познакомиться или зарваться. На удивление количество первых перевешивало, что однозначно порадовало. Кажется, никто не собирался смывать тетради в унитаз и можно было выдохнуть – пока что. Может быть, они просто прощупывают почву под ногами, узнавая кто он. Зачем-то ведь интересовались родителями? Ник не стал говорить, что отчим – шишка в городском парламенте и это являлось основной причиной их столь долгого брака с матерью. Николас отказывался верить в то, что можно терпеть такого козла по иной причине, чем деньги.

Пара тупых диалогов там, ещё пара – здесь и постоянные игры в гляделки с часами в аудиториях. Преподы особо его не трогали, только хмыкали и отмечали, что рады новому ученику, просили не зевать на уроках и вливаться в новый коллектив как можно скорее. Ведь социализация – это так увлекательно!

В конце учебного дня, минут через пятнадцать после звонка, проявила себя мать.

– Как первый день? – вместо приветствия. Николас подавил раздражённый вздох, порадовался, что уже отошёл подальше от школы и закурил, старательно прикрывая свободной рукой микрофон наушников от чирканья зажигалки.

– Всё нормально. Не хамил учителям и не устраивал драк, если ты об этом. Привет, мам.

– Ой, – недовольно произнесла женщина. – Перестань. Отложи свой вечный сарказм для друзей.

“А они у меня есть?” – лениво спросил про себя парень.

– Хорошо. У меня всё отлично, спасибо, что подобрали нормальные предметы. Вещи буду разбирать, завтра-послезавтра вышлю список с нужным. Тут есть диван, так что спать есть где и делать домашку – тоже.

– Рада за тебя. Хорошо, я позвоню тебе ещё вечером.

“Не делай вид, что тебе не всё равно. Почему бы тебе просто не забыть о моём существовании?” – осталось несказанным.

Возвращаться в совершенно пустой дом без еды, к обществу коробок, было не привычно. Он опять закурил – уже гораздо увереннее, чем в прошлый раз. Рассчитывал превратить это в некий ритуал. Визиты учителей не светили, одноклассников тоже – разве что заставят делать вместе какой проект, но Ник надеялся, в таком случае, либо проводить время в школьной библиотеке, либо набиваться к теоретическому партнёру домой. Пускать кого-то в свою – надо же – обитель не хотелось, раз такая возможность есть.

Взбежал на второй этаж, закидывая в комнату рюкзак и отправился вниз продолжать разбирать вещи. Занятие весёлым назвать было нельзя никак, но музыка спасала. Так он и бродил от одного угла к другому, перекладывая, вытаскивая и тихо радуясь, что никто не жужжит над ухом. Серым дом с действительно серыми стенами, сплошная прагматичность в дизайне. Пусть кухня и выглядела эстетично, перетекала в пустое пространство, призванное, наверное, быть гостиной, но ей оно никогда не станет.

Изредка он прерывался, чтобы залезть в телефон, найти ноль входящих сообщений, полистать ленту новостей и принимался за дело заново.

Утомляло. Всё это напоминало его жизнь как таковую – не самую интересную, монотонную и паршивую. Одиночество, как оно есть. Призвание, что ли?

– Да он шизик, точно вам говорю! – возмущался молодой парень, парящий прямо за его спиной в позе лотоса. – Сколько он уже так бродит? Час? Два?

– Три часа и пятнадцать минут, – отозвался мужчина с худым лицом. – Прекращай уже ныть.

Парень застонал, с силой проводя ладонями по лицу. Для него такой образ жизни был слишком отвратительным. Желтоглазый, поджарый, разодетый то ли в тряпки, то ли просто в порванную местами одежду – от него дышало непонятным ощущением, явно этому смертному не доступным.

– Хорошо, у меня есть план! – хлопнул он в ладоши, вскидывая голову. – Пойду в его школу, прикинусь кем-нибудь, затащу на ближайшую вечеринку и опозорю как следует! Может поймёт, что быть овощем – хреновая идея.

– Тебе действительно хочется выбираться и контактировать с этими букашками? – презрительно фыркнула девочка с разноцветными глазами, накручивая на палец чёрный локон волос с правой стороны головы. Соседняя была белой – любая палата в больнице позавидует. – Ты странный, Праздность, я не устану тебе это повторять.

– А ты мне предлагаешь с нечистью тусить? – он фыркнул, стащив с короткого, взлохмаченного ёжика русых, выгоревших волос солнцезащитные очки и, спустив их на нос, произнёс – Не дождёшься! Да ладно вам ребят, давайте! Смертные классные!

– Они не умеют веселиться, – вставил своё слово синеглазый.

– Гнев, твоё веселье – это читать книжки у камина и пить винцо эдак тысячелетней выдержки. – сморщился Праздность. – Это не круто, понимаешь? Чувак, на дворе грёбанный двадцать первый век, и это только по летоисчислениям смертных! Да и вино давно вышло из моды.

– И кто здесь ещё шизик? – выгнул одну бровь Гнев. – Вон, глянь. Смертный читает – хоть какое-то проявление умственной активности, в отличии от тебя.

– Это не книга, а учебник по физике, – сообщила Лень – подросток в кигуруми, замерев за плечом парня. – И на лице у него написано одно из моих имён.

– Урыла, – рассмеялась дама, разглядывая смертного. – Но я всё же поддерживаю Рандо. Почему бы и нет?

– Похоть, и ты туда же? – Гнев глянул на неё крайне неодобрительно. – Не уподобляйся.

– И не произноси имя своего Господа своего всуе, – закатила глаза демоница. – Расслабься.

– Только оргию не устройте… – проворчал худой, выполняя замысловатый пас рукой и исчезая в сером тумане.

У него, впрочем, вечно были какие-то дела. Гнев ворчал, что Жадность слишком много времени проводит с обычными людьми. Мужчина любил пить эспрессо в одной из забегаловок на окраине Нью-Джерси за много миль отсюда. Он находил в этом нечто особенное и сам даже не до конца понимал, что именно, но демону нравилось сидеть за одним из столиков у окна и наблюдать за смертными. Их желания в таких местах все как на ладони и едва ли не каждое второе было глупее предыдущего. Людской род являлся совершенным творением именно потому, что совершенным отнюдь не был. Жадности нравились эти изъяны, как и каждому из них. Когда суждено проживать тысячелетие за тысячелетием не так-то просто найти себе развлечение, а смертные в этом деле были лучшими. Их распри – та ещё забава.

Но философские мысли одолевающие мужчину, в корне отличались от той атмосферы, что царила в доме с остальной компанией. Пока смертный предпочёл всё же физику и сигареты разбору успевших доконать вещей, шестеро сущностей собрались в кружок и изредка на него поглядывали.

–Я не буду опять играть роль воображаемого друга! – возмущалась Лень. – Ещё чего! Да и слишком взрослый он для таких вещей…

– Все смертные – дети, – фыркнула двуликая Зависть. – Годом больше или меньше – без разницы. Меня и “взрослые” нормально воспринимали.

– Ага, бухие в хлам, – проворчал Гнев.

Девочка надулась.

– Так, хрен с вами, – принял наконец вертикальное положение Праздность. – Вы – как хотите, а я отправляюсь пудрить мозги местной школоте и директору. Тут на соседней улице живёт один мажористый тип, который явно будет рад неожиданному потомству.

– В виде тебя? – усмехнулась Похоть. – Мне кажется, лучше сдохнуть.

В какой момент понимаешь, что всё идёт не так?

Ведь раньше было достаточно посмотреть мотивационный ролик, аниме или ещё что-то, чтобы воспрять духом, а сейчас?

Не хватает.

Примерно тогда Ник и решил, что проще, наверное, сдохнуть, чем пытаться жить эту долбанную жизнь. На самом деле проще – в любом случае тебя ничего уже не коснётся, но каждый раз это вот самое “но” вгрызалось зубами в существование. Злостью и желанием плюнуть в лицо. Не то, чтобы Николас причислял себя к Тому-Самому-Классу-Подростков, с которыми было всегда стрёмно общаться по заверениям большинства родителей, но пустота его преследовала постоянно, иногда сменяя бессонницу и желание проспать целые сутки. Всего хватало, в общем.

Невесть как приспособился к подобному образу жизни. Даже вот, физику читал, перепрыгивая с предложения на предложение. В какой-то момент решил, что это лучше, чем разбирать коробки. Всё равно эти вещи ему вряд ли действительно пригодятся. Что там? Одежда, посуда – если её будет меньше, так, может, получится не копить её в раковине.

В нём томилось угольком желание постараться начать новую жизнь. Сбросить с себя эти оковы уныния, в который сам себя заковал и… просто постараться именно жить. Ведь те несколько ребят из школы казались действительно добрыми, а значит – шанс есть. Вот только когда этот порыв приземлённого вдохновения закончится – непонятно. Возможно, прямо сейчас.

Английский первым – это совершенно не то, что поможет проснуться, но учителей никогда не волнуют подобные мелочи. Как и то, что в половину девятого утра до одури хочется спать, а не морщиться от школьного звонка.

Николас занял третью парту с краю и делал вид, что сосредоточенно разглядывает ещё пустую доску. На самом деле частью сознания парень до сих пор находился в кровати, из которой поднялся слишком поздно и даже позавтракать не успел. Хотя и хотелось не очень – по дороге одну сигарету, ровно в половину пути пешком, и хватило, до обеда протянет. Если совсем прижмёт, то найдёт автомат с едой.

Ещё вчера он снял немного налички, что, разумеется, сопровождалось звонком бдительного отчима. Ник надеялся, что со временем мужчина обороты сбавит, а ещё лучше – забудет про его существование и отключит оповещения о денежных операциях, чтоб не докучали. Сказка, чёрт возьми.

– Доброе утро.

Он вздрогнул, моментально переводя взгляд к двери и запнулся обо что-то невидимое, как и явно все в аудитории.

“Переехал, блин, в провинцию…” – сдавленно подумалось ему, пока крайне эффектного вида дама шла до стола и складывала на него папки с бумагами.

– Я временно заменяю вашего учителя, – слащавым голосом начала она. – Моё имя – миссис  Дэвин. А теперь давайте проведём небольшую перекличку, чтобы я понимала, кто из вас – кто, а затем – начнём учиться.

“Чему, твою бабушку налево, учиться…?”

Пока одноклассники подбирали по очереди с пола челюсти, называя свои имена, а миссис Дэвин  сверялась со списком, Ник её заинтересованно разглядывал. Нет, она приковывала внимание не юбкой в пол, обтягивающей бёдра и не белой рубашкой, с не застёгнутой парочкой верхних пуговиц. Нет. Больше Николаса интересовали необычного цвета глаза, даже волосы казались неестественными.  Не могут они быть настолько идеальными – длинные, волнистые локоны не разлетались во все стороны, а мерно покачивались в такт движениям головы.

– Что-то много новеньких привалило… – услышал от тихий голос позади. – Эй, пс, парень.

Убедившись, что учительница не смотрит на него, Ник обернулся.

– Ты её часом не знаешь? Мало ли, – поинтересовался кареглазый парень, смахнув чёлку с глаз. – Ещё видел одного – клоун какой-то, ты хоть выглядишь нормально… Я Джеймс, – неожиданно представился он, быстро зыркнул Нику за спину и наклонился ещё ближе к парте. – Так что?

– Понятия не имею, кто они, – пожал плечами Николас. – Дэвин вижу первый раз, а “клоуна” даже не видел…

– Мистер Бэкорт? У вас какие-то дела с мистером Льёером?

– Нет, мэм, – Ник тут же развернулся обратно примерным учеником, принимая нормальное положение, – Простите.

Миссис Дэвин многозначительно хмыкнула, приподнимая аккуратную бровь и продолжила что-то говорить. Николас будто не слышал и внезапно начал задаваться вопросом – разве она спросила, что его имя, что Джеймса? Он совершенно точно был уверен, что нет.

Но мысли эти из головы пришлось гнать прочь, как и бесячие рожи особей мужского пола. Отдельные личности откровенно раздевали училку взглядом, а та, вроде, и против не была. Ходила между рядов, затирая о каком-то тупом писателе, покачивала бёдрами, то и дело томно вздыхая. И будь Ник проклят, если ему не показался бугор в штанах одного парня, что отпросился в туалет.

Немного мерзко, но ничего противоестественного. Николас едва заметно сморщился, утыкаясь в конспект и принимаясь вновь строчить лекцию до того момента, пока в поле зрения не попалось чёрное пятно. Парень скосил взгляд.

На край парты примостилась мисс Дэвин. Не отметить её формы при такой непосредственной близости было невозможно – Ник нервно сглотнул, пытаясь вернуться к занятию, но мысли в голове всё равно путались. Вместо биографии скучного писателя в голове, даже если зажмуриться, мелькал образ филейной части девушки. Чёрт бы побрал этих лаборанток! Правы были те ребята, чей разговор он как-то подслушал в коридоре – сразу после колледжа, а эта явно из таких, они только и умеют, что сводить с ума внешним видом и ничего кроме. Эта, вроде, рассказывала неплохо, но… Но долбанное “но”.

На прогудевший звонок Николас готов был молиться. Быстро скидал всё в рюкзак, хотел по обыкновению пулей вылететь из класса, но мисс Дэвин его остановила.

– Задержись, пожалуйста, – она сидела нога на ногу в учительском кресле и разглядывала его не менее пошло, чем недавно разглядывали её. – Я хочу кое-что уточнить у тебя.

Ник вновь сглотнул, кивнул и переминался с ноги на ногу поближе к выходу, дожидаясь, пока весь народ свалит. Наконец дверь закрылась, а девушка слащаво улыбнулась.

– Ник, почему же ты такой нерешительный?

Каким-то образом он оказался рядом, едва ли не прижат к столу, а сама дамочка нависала над ним. Это так чувствуют себя все те девушки из соц. постов про изнасилования? Николас судорожно соображал, что делать, пытался понять какого хрена вообще творит она, а Дэвин тем временем наклонилась совсем близко. Дыхание у неё было будто бы мятным. За губами, крашенными в тёмную помаду, проглядывали небольшие, но острые на вид клычки.

– Ну-у-у же, – протянула она, острым ноготком проводя по щеке. – Чего ждёшь?

И сверкала глазами хитро так, насмешливо, что хотелось не залезть к ней между ног, а забиться в истерике.

– Я… Я…

Звонок. Ник дёрнулся, а дама с хохотом исчезла, оставляя парня в темноте. Нет, это не звонок. Это чёртов будильник!

Глава 2

Он подорвался, судорожно дыша, бросился к телефону и познал одну из высших форм паники – проспал. Доходила половина девятого.

– Дерьмо!

На ходу застёгивая ремень брюк, Ник пытался одновременно отдышаться от кошмара и придумать отмазку поприличнее для учителей. Впрочем, он переехал один, разбирал до ночи вещи… может быть, поймут? Тем более, это даже правдой являлось. Подхватив рюкзак, парень сбежал с лестницы и замер, рассеяно глядя перед собой.

Накатила сонливость. Обычно, если подрываешься вот так, то весь сон как рукой снимает и в голове одно – какую из смертных казней за такое применят предки в этот раз, а здесь перезагрузка выходила долгой и ленивой. Моргнул. Потряс головой. Залепил себе затрещину, отложил психические штучки на потом и выскочил на улицу. Едва дверь не забыл закрыть.

К школе бежал и молился, что не получит по башке слишком сильно.

– Простите, я…

– Бэкорт, так понимаю? – на него смотрел мужчина средних лет. – Проходи и потрудись впредь не опаздывать.

Внутренне выдохнув, Николас благодарно кивнул и вихрем пронёсся на свободное место, уже роясь в поисках тетради и учебника по истории.

– Ну даёшь, – протянул позади насмешливый шёпоток. – Я б скорее добровольно в гроб лёг, чем к этому опаздывать.

Спина ещё сильнее взмокла. Ник застыл, медленно развернулся и наткнулся на карие глаза.

– Тебя Джеймс зовут? – осторожно спросил он, чуть пригибаясь.

– Откуда знаешь? – удивился одноклассник. – Экстрасенс что ли?

– Вроде того…– рассеяно пробормотал Николас, усилием воли заставляя себя не думать о сне, а погрузится в урок. К чёрту такие штучки, так и до дурки недалеко. Славы шизофреника не хватало.

– Я пошутил, расслабься, – где-то через минут пять вновь подал голос Джеймс. – Есть пара учителей, которых лучше не злить, но этот динозавр к ним не относится.

Не то, чтобы ему стало легче после таких слов – всё равно в целом-то он опоздал, но небольшое утешение было кстати.

– Ага. Буду знать.

В конспекте было больше смысла жизни, чем в нём самом. Николас внезапно завис, продолжая механически что-то отмечать. Грёбаная пустота, из которой себя пришлось силком вытаскивать, откладывать на потом. Дома можно и полежать, глядя в белый потолок, да и просто послоняться без дела…

В коридорах шумно. В противовес той тишине, что царит в сознании. Ник повертел головой, пытаясь сориентироваться куда идти, заметил скопление школьников справа и пошёл в другую сторону, роясь по карманам в поисках наушников.

– Тебя хоть как звать? – снова нарисовался голос Джеймса рядом. Парень головы даже не повернул.

– Ник.

– Чего такой хмурый, Ник? – улыбнулся он.

– Нормальный я. Проспал, убитый немного. Скоро приду в норму, не парься. И вообще, разве нам по пути?

– У тебя сейчас биология?

Он кивнул.

– Вот, значит по пути. Пошли.

Николас уныло вздохнул, просто потащившись за Джеймсом. Всё лучше, чем слоняться от аудитории к аудитории, приглядываясь к номерам.

– А вообще ты многое пропустил, – заговорил парень. – У нас сменился учитель английского. Какая-то аспирантка форменная, как с мемов Pornhub сошла.

У Ника волосы на голове зашевелились, но ошибки своей повторять он не стал. Напустив побольше безразличия, спросил:

– Правда? И как выглядит?

– Ноги от ушей, – улыбнулся Джей, – волосы длинные и на глазах линзы. Классная, в общем. Завтра увидишь.

Пришлось делать вид, что он удивлён, потому что на самом деле Николас балансировал где-то между шоком, страхом и паранойей. С каких это пор ему снятся такие сны? В семье никогда не водилось всех этих стереотипных бабок, которые видят что-то, чего не могут зреть остальные, да и вообще чудиков не было. В свою очередь Ник был странным скептиком – не отрицал до конца, но и верить не сильно спешил. Господь, Дьявол, Джа, Аллах – да к чёрту их, где эти ребята были, когда его менталка катилась в тартарары?

Мазки серого и спешного. Мир был неестественным, словно растягивающаяся нуга и одновременно гоночная машина, несущаяся первой к финишу. Ник потому понимать мир и не спешил, не старался искать ответа на кой чёрт всё живое существует, но иногда всё же задумывался. Просто ради статистики всех этих школьных опросов, которые иногда интересовались подобными темами. Зачем – не понятно. Возможно, системе образования было бы занимательно узнать сколько дебилов-философов находится под их крылом.

Подобные размышления никогда не заканчивались ничем хорошим. Куда только себя Ник не загонял ими раньше, в какие дебри сознания не забирался и с тех пор боялся углубляться. Существует ли тот, кого люди называют Богом, а если да, то почему находится в столь длительном отпуске? Или ему просто насрать?

С Джеймсом оказалось всего три общих предмета – история, биология и злосчастный английский. Хорошо это или плохо? Ник решил, что разберётся потом. Парень этот не то, чтобы раздражал, но слишком уж рожа у него была довольно-просветлённая и болтал много, громко. Таких людей Николас называл “ураганами” и старался обходить стороной. Сам же предпочитал ассоциировать себя со хмурым штилем – когда ветер нагнал на море облака, но потом забил и оставил монолитное одеяло на месте. И всё равно ветру, что внизу корабль, а на корабле люди, которым страшно до усрачки…

Позади кто-то свистнул, вырывая его из паутины размышлений. Николас обернулся и ровно в этот момент осознал – этот день решил либо просто выбиться из серой массы, либо его окончательно доканать. Прямо сейчас разноцветное нечто направлялось в коридоре чётко к нему. Даже без своего внезапного провожатого, которого рядом не оказалось, каким-то шестым чувством Ник понял, что этот тот самый клоун. Шатен был не особо высок ростом, а расхлябанности, чувствовавшейся в каждом движении, позавидовали бы самые отбитые хулиганы прошлого учебного заведения. Одет он был странно – вроде вот белая рубашка, спущенный разноцветный галстук, а вот рукава пиджака явно оборваны насильственным путём. Да и тёмные джинсы тоже жизнь потрепала.

– В честь перевода закатываю праздник, приходи, – широко улыбнувшись, клоун протянул Николасу листовку. – Всё бесплатно.

“Они тут все с ума что ли посходили?” – недоумённо подумалось Нику.

Не нравился ему что этот парень, что этот сон с учителем.

– Ну что? – чудик спустил солнцезащитные очки на кончик носа, глянув на него с притворной строгостью. – Давай, не парься. Это захолустье точно ничего круче в этом веке не увидит… Эй! Э-э-эй! Мисс Очарование, я к вам обращаюсь!

И унёсся с такой же стремительностью, с какой и подошёл к какой-то симпатичной девчонке и её подруге. Ник проводил его взглядом, хмыкнул и сунул листовку в карман, даже не разглядывая. Не пойдёт он никуда. Больно надо.

А эта парочка смогла поставить на уши всю школу. К чьим бы разговорам Николас ни прислушивался, то и дело слышал либо про “ту сексуальную училку”, либо про “богатого придурка, с которым нужно бы побрататься”. Даже учителя что-то такое обсуждали. Но он лишь фыркал, в итоге забил и погружался на коротких переменах в музыку. Если половина старшей школы завтра не явится на занятия, мучаясь от похмелья, то он даже удивлён не будет – просто было интересно насколько всё действительно окажется плохо.

Домой возвращался под дождём, промокнув до нитки. Противное ощущение прилипающей одежды и хлюпающей воды в кроссовках преследовало его вплоть до душа, пока он не скинул с себя всё и не забрался в кабину.

День оставлял после себя стрёмное ощущение “чего-то-не-так” и домашку, которую совершенно не хотелось делать.

Вечер прошёл уже более приземисто – периодические загрузки, провалы в рассуждения, экран ноутбука в темноте комнаты и вздохи о тупом существовании. Мать ещё звонила, интересовалась как дела – зачем не понятно, потому что, как только услышала “нормально”, принялась тараторить о том, что он теперь самостоятельный и это влечёт за собой большую ответственность. И вообще она надеялась, что он к ней готов, ведь всегда был ужасно несамостоятельным. Ник кивал, прикрыв глаза и просто соглашался. В принципе, женщина была права – так всегда было проще, чем выводить её на спор и истерику.

– Где он?! Где эта недобитая крыса?! – сверкая бешенными глазами спрашивал Праздность, припирая Похоть к стенке. – Какого чёрта он не явился?!

– А я знаю? – огрызалась девушка, стараясь отпихнуть от себя друга. – Пусти, извращенец, я хилых не люблю!

А Рандо не унимался. Он был действительно в бешенстве. Какого чёрта этот смертный вытворяет?! Как он вообще посмел проигнорировать его, одного из высших демонов, предложение?! Да он в жизни не увидит ничего круче, чем эта вечеринка! Огромный дом, толпа весёлых и поддатых, кажется, на него молиться была готова, но на хрен ему всё это сдалось! Единственная причина почему Праздность сделал всё это – смертный! Разумеется, можно было просто выжить его из дома кошмарами, ведениями и всеми признаками полтергейста, но это слишком скучно! В кои-то веки Гнев сменил себя на милость и разрешил приняться за дело именно ему, так какого хрена всё идёт не так?!

– Пусти, сказала! – повысив голос до зычного, прикрикнула девушка, оттолкнув от себя Рандо. Немного переусердствовала – тот улетел в стену напротив. – Уймись! Мне тоже несладко пришлось....

– Ой ли! – прищурился демон, стряхивая с цветастого пиджака невидимую пыль. – Подумаешь…

– Меня отвергли! – взвизгнула она. – Меня! Он фригидный по всем параметрам!

– Гневу пожалуйся. Утешит.

Помолчали. Праздность уселся на край широкой кровати, затем и вовсе рухнул спиной в объятия пушистого пледа с длинным ворсом. Похоть так и осталась стоять у стены, тревожно хмурясь и смотря будто бы вдаль.

– Он будет недоволен, – поджав губы, произнесла она.

– А то я не знаю, – поморщился Рандо. – Но хрен с ним, что-нибудь придумаем. В школе он никуда от меня денется.

– А знаешь… – Лень сидела на полу, подобрав под себя ноги и подперев рукой щёку. – Мне кажется, он и сам неплохо справляется с самоуничтожением. Может, просто не будем мешать? Вздёрнется недели через две, как пить дать, если я поднажму…

В комнате царил бы уже абсолютный мрак, если бы не свет фонаря, проникающий с улицы через окно. Жёлтая тень его плотно закрепилась на стене и потолке, не тронув смертного, сидящего на кровати. Он сливался с местностью – в чёрной футболке, понурив голову, его можно было и вовсе не заметить. Он не ощущался как живой, а стал интерьером мебели, глядя бессмысленным взглядом на белую простынь, укрывающую худые ноги.

– Да брось, – Гнев шевельнул желваками. – Не настолько человеческий род обмельчал… Разве это мужчина? Посмотри. Он сейчас заплачет.

– Не-а, – девушка прищурилась. – Я думаю, он на это не способен. Истинный мой адепт! Горжусь!

– Тьфу, – демон сплюнул, сделал шаг вперёд. – Ладно, посмотрим на что он там не способен.

Чтобы ступить в полноценную реальность, Гневу нужно было лишь небольшое усилие, но, к сожалению или к счастью, этот мужчина слишком любил пафос, чтобы просто так возникнуть из ниоткуда перед смертным.

Воздух заискрил синими всполохами, в комнату непонятно откуда ворвался ветер. Парень поднял вверх усталый взгляд, наблюдая исподлобья, как постепенно в воздухе материализуется не маленьких габаритов мужчина с длинными волосами цвета вороньего крыла. Всё тот же деловой костюм, вот только сам Гнев несколько изменился – черты лица стали более агрессивными, очки пропали и всем своим видом тот напоминал типичного такого военного из ЛитРПГ книжек, дорвавшегося до могущественной магии. Даже выправка имелась солдатская и сталь в глазах – такой глянет, поседеешь моментально.

– О, смертный! – взревел демон, поднимая руки. – Трепещи, ибо явился тебе демон из глубин Ада по твою душу!

– Не прокатит, – сквозь зубы пробормотала Лень, пряча лицо.

– Глюки… Класс, – вымучено выдал смертный, равнодушно глядя на чистую машину для убийств.

Гнев перестал пылать, выгнул одну бровь и опустился на ноги, складывая руки на груди. Продолжал смотреть на парнишку, а тот – смотреть на него. Оба явно не понимали, что здесь забыли и испытывали забавную форму неловкости.

– Я для тебя шутка какая-то? – поинтересовался демон, склоняя голову на бок.

Смертный только плечами пожал, потянувшись к мобильнику. Гнев наблюдал, как он втыкает штекер наушников, а затем просто… вставляет их в уши. Он даже злиться нормально не мог. Настолько безразлично к нему не относился ни один из тех, к кому мужчина являлся.

Лень же слабо, придурковато улыбалась.

– Он… Он это серьёзно?

– А-а-абсолютно, – подтвердила демоница. – Вряд ли он воспримет тебя как нечто реальное.

– Эй, смертный, – хрипло позвал Гнев. – Ты вообще понимаешь, кто я?

Смертный не слышал. В данный момент Джерард Уэй рассказывал, как отец водил его на Чёрный парад.

–Ты понимаешь, кто я?! – начиная распаляться, мужчина замахнулся.

Лень с писком провалилась под пол, в руке у демона возник шар искрящей энергии, а следом полетел в парнишку. Цели не достиг, просто разбился рядом, оставляя обугленное пятно на стене и небольшие языки пламени на кровати. Теперь на демона даже соизволили обратить внимание – смертный подорвался, тупо уставившись на последствия магии. Пожара не последовало, постепенно огоньки затухли, а вот видимые последствия остались.

– Ты… Ты мне диван спалил, придурок! – воскликнул парень. – Какого…

В этот момент до Ника и дошло – что-то не так. Глюки так не умеют.

С воплем Николас отшатнулся назад, с закрытому окну, упёрся в подоконник и судорожно дышал, с ужасом глядя на плотоядную улыбку этого Нечто. Чего бы оно ни хотело добиться, но ужас из души поднять ему удалось на все сто процентов.

– Что ты, нахрен, такое? – дрожащим голосом спросил Ник, приподнимая подбородок.

– Я уже сказал… – начал было демон, но замолчал, к чему-то прислушиваясь. Николас раздумывал, насколько быстро сможет открыть окно и сигануть прочь из дома. Второй этаж, ничего сломать не должен, да и вообще – уж лучше перелом, чем сдохнуть явно не самой приятной смертью. Запоздало он вспомнил свои мысли о том, что так и начинаются все эти ужастики – кто-то одинокий переезжает в не менее одинокий дом, а потом из всех углов лезут чудовища, желающие обглодать до костей. Интересно, отчим специально подешевле выбирал, чтоб наверняка? Не прогадал же, скотина!

– Я тебя пришью сейчас, маленький гадёныш! – сначала это был просто гулкий, ещё один голос, затем – искра, а потом и силуэт, превратившийся в клоуна из школы. Клоун налетел на него, Ник успел заметить, как что-то сверкнуло прежде, чем смог видеть только два горящих янтарных глаза напротив и слышать тяжёлое дыхание.

– Праздность, успокойся! – женский голос, смутно знакомый, попытался вразумить, но не вышло.

– Пошла ты! – рыкнул парень. – Вон, даже Гнев здесь! Иди поплачься, а этот – мой!

Схватил Ника за футболку, мощным движением дёрнул на себя и припечатал уже к стенке, продолжая держать нечто холодное у шеи. Николасу даже додумывать не хотелось, что именно. Какая-то грань сознания, до сих пор остающаяся более или менее спокойной, пыталась убедить его, что это всего лишь холодные руки. Мало ли, может, у клоуна вегетососудистая – все мы не без греха.

– Да отце-е-епись ты от него! – кто-то отдёрнул парня прочь и Ник уставился на девчонку, выглядящую, мягко сказать, странно.

Хотя, для начала, стоило осознать, что девушка отбросила от него взрослого парня… Нет, он не был сексистом, не имел и иной формы рака мозга, но как-то сложилось, что обычно девочки на такое не способны.

Девчонка была как будто двуликая. Даже в этом полумраке Николас мог различить, что одна её половина – чёрная, а вторая белая. Нет, не кожа, но глаза, подсвечивающие ещё и зелёным, волосы разительно отличались и выглядело это жутковато. Даже более жутко, чем это клоун, застывший и тяжело дышащий, сжимающий в руках тонкий нож, мужик посреди комнаты и… училка из сна, занявшая место у двери. Нику мучительно хотелось проснуться от будильника и понять, что это всего лишь сон во сне. Грёбаный подзатянувшийся кошмар.

– Ладно, – мужик страдальчески вздохнул, потирая переносицу. – Вылазьте все, чего уж.

Вроде раньше ему говорила мать – если кошмар, и ты понимаешь, что происходящее лишь сон, то пробуй причинять себе боль и тогда повышаешь риск проснуться как можно скорее. Так что для начала Николас ущипнул себя раз, два – уже сильнее и, наконец, на третий с силой впился ногтями в руку. Не помогало.

Постепенно в комнате нарисовались ещё три рожи, одна из которых напомнила ему крайне раздражающего прошлого соседа. Сухой мужчина средних лет, он казался вовсе скелетом, обтянутым кожей. Про слово “мышцы” в его случае матушка природа явно подзабыла, оставив только серость, даже в темноте кажущуюся пугающей и неестественной.

Девчонка с багровыми патлами, косящая прикидом то ли под эморя, то ли под черлидершу, стояла рядом с синеглазым и тоже пугала, но горящими красными глазами. Лёд и пламень, чёрт бы их побрал.

И, вишенкой на тортике, совсем не вписывающейся в эту странную компанию – подросток в кигуруми, вроде бы, кенгуру.

– Мы же сказали, что справимся, – недовольно произнесла училка. – Почему ты полез?

– Я прям вижу результат, – язвительно отозвался мужик, продолжая разглядывать Николаса. – Парень, ты почему дома остался?

– Вечеринки не люблю, – хрипло выдавил в конец запутавшийся Ник.

Не возникало вопроса что они забыли в его доме. Как-то само сложилось, что это он пришёл в их дом и они явно этому не рады. Интересовало парня другое – что с ним сейчас будет? Выпустят кишки наружу или выберут более гуманный способ убийства?

– Та-а-ак, понятно, – протянула двуликая. – Вы опять гребёте всех смертных под одну гребёнку.

– Да он фригидный просто! – вновь взвился Праздность.

– Заткнись! – рыкнул мужик, разворачиваясь на него корпусом. – Перестань давить на нервы!

– Хва-а-а-атит, – протянула подросток в кигуруми, роняя голову в ладони.

Сухой мужчина закатил глаза, отходя ближе к стене. Училка тоже начинала что-то говорить, а кукуха Николаса прощально махала крылышком. Голова гудела.

– Да кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! – отчаянно выкрикнул он, не менее отчаянно борясь желанием выйти в окно. Просто чтобы наверняка избежать выпущенных внутренностей и кровавой бани.

Сущности тем временем принялись вовсе ожесточённо спорить меж собой, совершенно про него то ли забыв, то ли отложив расправу на время. Он ничего не понимал – вот вроде на него кидаются со вполне понятными намерениями, а вот…

– Да идите вы, ненормальные… – прошипел Ник себе под нос, резко разворачиваясь и дёргая ручку окна на себя. Даже успел открыть и вскочить на подоконник.

– Куда-а-а-а собрался?! – тут же обратил на него внимание клоун, за шиворот стаскивая на пол. – Я же сказал, что мы с тобой поговорим!

Глава 3

– Да отвали ты от меня, псих! – заорал парень, спешно припоминая все жалкие приёмы самообороны, которые он знал, но псих был явно сильнее, да и сам Николас слишком паниковал.

В комнате вспыхнул свет. Он зажмурился, а когда разлепил глаза смог различить всех собравшихся более детально.

– Так, – поднял руку с прямой ладонью синеглазый, – Довольно бессмысленной грызни. У нас тут, как минимум, смертный, который нас видит и даже повышает голос.

Ник, до которого только сейчас всё дошло окончательно, сглотнул. Какой, к чёртовой бабушке, смертный…? И вообще, разве не сам мужик к нему “явился прямиком из глубин Ада” или что он там прокряхтел?

– Господа маньяки, я, конечно, ни на что не намекаю, но можно я хоть оденусь, а? – страдальчески попросил Николас.

То ли у него напрочь отбился инстинкт самосохранения, то ли что, но просьба эта внезапно показалась ему довольно объективной. Как-то… неловко он себя ощущал в одной футболке, да боксёрках.

– А, по-моему, итак, не плохо, – училка улыбнулась.

– Одевайся, – махнул рукой синеглазый.

Николас бросился к джинсам, спешно натянул и опасливо уселся на диван, оглядывая сборище. Глаз постепенно начинал дёргаться, но мысль о сне была решительно отринута. Нет, всё вполне реально. И не будет же он позориться, как все те герои тупых ужастиков? Вроде эти ребята не стремятся его линчевать. Может, шанс пережить ночь и есть? На клоуна он, всё же, до сих поглядывал с опасением.

– Хорошо. Парень, расклад такой, – ровным тоном начал сухой. – Этот дом наш на время, так что лучше найди себе другое место на время. Всего несколько лет и можешь вернуться.

– Видишь ли, мы тут отдыхаем, – подхватила дамочка. – Поэтому мешать нам не стоит.

Николас нервно рассмеялся. Замечательно.

Вот в жизни ему этого хватало этого! Выжали из дома, а теперь ещё недели не прошло – пытаются выпнуть отсюда. Прелесть просто. И почему он не чувствует никакого страха, а только безразличие вперемешку с горечью? А ведь почти поверил, что в Юрико его не будет донимать ничего, кроме звонков. Даже понадеялся попробовать пожить. Нахрена спрашивается?

Эти, как мужик тот выразился, демоны, конечно, выглядят куда более грозно, чем предки и если решат настоять, то действительно придётся решать проблему с жильём. Или не придётся…? Мысль внезапно показалась ему крайне притягательной своей безрассудностью. Не за ней ли он проводил ночи в компании потолка?

– Окей, – он поджал губы, хлопнув по коленям руками и откинулся на спинку. – А если откажусь – убьёте?

Девушка в кигуруми заинтересовано склонила голову, остальные переглянулись.

– Я тут для кого распинался? – поинтересовался клоун. – Ты так и не объяснился.

– Прости, что не явился. Может там и было круто, но шумные вечеринки – не моё, правда… Вы ж эти, демоны? Можете просто и во сне убить? Тогда давайте быстро. Что б без боли, а?

Маска сарказма треснула. Николас отчётливо почувствовал это, когда голос дрогнул, а в горле застрял чёртов ком. Пусть кто из них окажется милосердным и согласится. Не сможет он объяснить предкам почему покинул дом, а скажет правду – упекут в комнату с мягкими стенами. Жить на улице? Хрен с ним летом, а зима? Холодно ведь будет.

В комнате повисло неловкое молчание, а девочка продолжала пристально на него смотреть.

– Ты на слабо что ли взять пытаешься? – подала голос красноволосая. – Не прокатит ведь.

Ник только головой устало покачал. Адреналин схлынул, оставив место усталости и желанию спать. Он и до появления синеглазого был близок отрубиться, а теперь глаза совсем закрывались. По губам скользнула кривая, совсем не юношеская улыбка – вдруг уже не проснётся?

Разглядывал свои руки и молча ждал вердикта. Вот она – точка невозврата. Впервые он признал, что хотел бы. Боль ведь штука не из приятных, так что многие варианты сразу отпадают. Не хотелось думать в последние свои мгновения матом как ему больно. А так, Николас просто уснёт и не проснётся. Потом, наверное, в Ад – прямиком в ближайший свободный котёл, раз эти существуют. И Господь тоже, просто действительно в отпуске…

Но когда поднял голову – никого не обнаружил. Комната была пуста, с открытого окна задувал холодный ночной воздух и даже свет снова выключился. Только жёлтая тень фонаря въедалась в пол и часть стены, обходя его стороной. Ник вздохнул. И как это понимать? Молчание – знак согласия?

– Даже сдохнуть нормально не могу, – проронил всё ещё надтреснутым голосом, но уже чувствовал – маска занимает привычное место не-осознания.

Джинсы снимать не стал. Найдут холодным, так хоть не с голой задницей. И засыпал с мыслью какого-то странного предвкушения. Странно себя чувствовал. Вроде тревожно, а вроде в кои-то веки безмятежно и спокойно. Что бы там не было, его это уже волновать не будет. Может, Ад не самое приятное место, но зато отчима и вынужденности социализироваться с себе подобными там не будет.

Но на утро он проснулся вполне живым. Так и не выключенная музыка в наушниках механически что-то проигрывала, а белый потолок встречал осознанием – не прокатило. Со вздохом Николас поднялся, держась за голову и долго ещё сидел так, закрыв глаза. Переваривал то ли происходящее ночью, то ли своё существование. Почему не выполнили угрозы?

Какого. Чёрта. Случилось.

Если он всё верно понял – семь демонов побывали прямо в этой комнате, а один вовсе чуть не сжёг его диван. Да что побывали – возможно, до сих пор где-то здесь… Ник поёжился, сполз с кровати и отправился на встречу новому дню. Дню, которого не должно было случиться.

Странное ощущение. Обычно люди, пережившие смертельную опасность, осознают ценность человеческой жизни и больше никогда не рискуют. Начинают вести блог, заниматься саморазвитием и брать от жизни всё, потому что она так прекрасна! Часто начинают с чистого листа. А Николас пёрся на уроки, накинув на голову капюшон толстовки и курил, глядя себе под ноги. Мир казался не обновлённым, а всё таким же серым и поганым.

Утро выходило солнечным, несколько прохладным, с едва заметным ветром. Лучи даже пытались его греть, а заодно согревать холмы, от вида которых по любому скоро будет тошнить. Редко встречались на дороге люди, но не замечали – да и кому он нужен, если так задуматься? Кто действительно спохватится, если Ника вдруг не станет? Сьюзен разве что. Он никогда не ненавидел сестру, даже не завидовал, а только жалел. Ярлык “звезды” был той ещё занозой в заднице, парень знал – в детстве успел и на нём повисеть. Где его только ни пытались пропихнуть, куда ни порывались записать. Николас до сих пор сносно играл на пианино, хотя сесть на шпагат точно не сможет. На последние занятия гимнастикой его просто притаскивали за шиворот, ведь “за что-то же мы платим деньги!” Ник молчал. Возражать в духе “Я не просил” было бессмысленно. Что сделаешь в девять лет против матери, которую на самом деле очень жаль?

В тот период ушёл отец и женщина была сама не своя. Уже потом, повзрослев, до него дошло, что срываться на детей нехорошо, неправильно и, в теории, преследуется законодательством. Но в момент озарения Николас слишком сильно закопался в себя, чтобы вытаскивать голову из песка и спорить. Как и было сказано – проще согласиться чем точно удастся избежать истерики и выноса остатков мозга.

А если это всё же был сон – иногда задавал себе вопрос. Разумеется, имелись свидетельства обратного, но Ник упорно хотел думать, что обгоревшее пятно на диване ему привиделось спросонья. Так бывает – кошмар накладывается на реальность и видишь то, чего не может быть или же продолжаешь говорить на темы из сна.

Английский стоял в расписании третьим. Ник до последнего надеялся, что обнаружит в аудитории незнакомое лицо, которому будет рад больше всего в своей жизни, но увидел ту самую училку. Вздохнул, с каменным лицом проходя в класс, уткнулся в книгу ещё до начала урока. Даже смотреть в её сторону не хотелось.

Дэвин, или как её там по-настоящему звали, вела себя в этот раз не так вызывающе. Была на вид самой простой аспиранткой, бросающей редкие лукавые взгляды на некоторых парней, а вот на самого Ника старалась не смотреть и вообще, кажется, игнорировала его существование. Николаса такая политика устраивала целиком и полностью, он даже позволил себе полностью отвлечься от урока, зависнув и уперев взгляд в парту.

Как много в мире философского, но такого простого, если подумать. Даже эту одноместную парту можно было приплести к рассуждениям о философии жизни и одиночества. Тебя с детства перемешивают с разными людьми, стремясь научить общению, а на деле ты всё равно сидишь один и уныло щёлкаешь ручкой о парту. Ну, это так, в порядке бреда. Николас проморгался.

Но любопытство сжирало его изнутри даже сильнее безразличия или страха. Так что после урока он предпочёл потерять пару минут, но всё же остаться вновь с этой дамочкой наедине. Они ещё несколько мгновений смотрели друг на друга, прежде чем девушка картинно махнула рукой и вопрошающе кивнула – мол, чего надо?

– Почему? – только тихо спросил Ник, успешно давя ком нерешительности и слабого страха в горле. – Ведь угрожали.

Но она лишь неопределённо пожала плечами, делая вид, что уткнулась в бумажки и парню пришлось всё же свалить, оставив себя без ответов. Он уже предчувствовал, что этот вопрос долгое время от него не отлипнет. И не столь потому, что Николаса интересовали мотивы этой семёрки, сколь по причине непонимания себя же. Он ведь в действительности сказал – убейте меня.

Что с ним не так?

– Опять кислая мина?

Идущий до того в наушниках, парень вздрогнул, дёрнулся в сторону и недовольно сощурился на знакомые карие глаза.

– Что тебе нужно? – он даже остановился, второй наушник и оказываясь в полноценном океане звуков социализации.

– Просто поинтересовался, – Джеймс широко улыбнулся. – Не люблю кислые мины.

Николас вздохнул. На кой хрен он к нему прицепился? В совпадения Ник не верил, но как-то подсознательно всё же Джея побаивался. В том сне он один с ним контактировал.

Всё постепенно вставало на свои места. Сновидение на него наслала Дэвин – либо по приколу, либо напугать. Она же наверняка и проспать заставила, стерва. И всё в том сне было не просто так, не могло. Выходит, Джеймс с ними, возможно, связан. Походило на паранойю, но Ник вполне охотно признавал свою ненормальность. Гораздо охотнее, чем тот факт, что им заинтересовались.

– Слушай, – пришлось выдавливать из себя честность. – Я не люблю чьё-то общество кроме себя и не особо стремлюсь заводить тут знакомства, хорошо? Я тебе буду чертовски благодарен, если перестанешь набиваться в друзья.

Но ураган не собирался униматься. Мелькнула уже мысль про ту-не-ту ориентацию, но Ник погнал её прочь. Не могло ж ему настолько не повезти? Нет, он не имел ничего против, но сама мысль показалась ужасно странной.

– Я не набиваюсь тебе в друзья, – довольно мягко пояснил Джеймс, поправляя лямку сумки на плече. – Но ты кажешься интересным. Давай… давай будем считать, что я тот самый странный парень, который вводит новенького в курс дела?

– И ты согласен быть просто фоном? – Ник скептически выгнул бровь и решил всё же добавить немного грубости. – Я не настроен общаться.

– Согласен, – хмыкнул он.

Вот так всегда. Кто-то находится, пытаясь остаться, но конечный итог будет один – куча обвинений во всех смертных грехах, выставление посмешищем и полным психом. Николас просто снова пошёл дальше, отметив, что Джеймс поравнялся и не стал вставлять один из наушников обратно. Какая-то доля вежливости в нём всё же затесалась.

Парень действительно был просто фоном. Болтал о какой-то херне, рассказывал про город и куда можно сходить отдохнуть. Пытался шутить и утверждал, что это конечно не Соулт-Лейк, но тоже неплохо. В тишине и покое вполне можно найти своеобразную радость умиротворения. На обеде Николасу начало казаться, что он попал на какую-то проповедь и хорошую, ведь не вслушиваться в слова было практически невозможно. В тот момент, когда Джей завёл шарманку о жизни и маленьких её радостях, его глаза нездорово блестели. Какая-то мания – решил Ник и потому терпеливо ждал нового урока, на котором новоиспечённого собеседника уже не будет.

Из головы никак не шла вся эта несусветица. Демоны, магия, подпаленный диван, клоун. Последнего, кстати, он тоже успел увидеть, но быстро шарахнулся в сторону и остался не замеченным. Горло тут же обдало фантомным ощущением чего-то холодного и острого у кадыка и замаячили взбешённые жёлтые глаза. Ника передёрнуло.

Домой возвращался с опаской и из школы уходил быстро. Опасался Джеймса, который внезапно заявит, что живёт в одной стороне с его домом.

“Почему ты просто не можешь поверить?” – спрашивал его внутренний голос и Ник этот голос посылал куда подальше. Понимал, что ведёт себя как истеричка семиклассница, но это лучше, чем собирать себя вновь по осколкам хрусталя.

Раньше Николас довольно легко, если не привязывался, то проникался к людям. От мнения был зависим, вздрагивал, если смеялись рядом и с трудом переваривал шутки о своей никчёмности. Для кого-то это было стилем общения, а для него – пыткой. Нет. Для неё это было стилем общения.

Люди, они же сволочи – размышлял парень, запирая дверь и поднимаясь на второй этаж, в комнату. Действительно хороших – раз, два и обчёлся, так что поди таких найди. Ему как-то не везло в жизни на них, попадались одни притворщики или просто хреновые.

Ну и какого чёрта? На кой чёрт он опять полез в этот шкаф, зачем вообще провёл эту поганую ассоциацию?! Николас скрипел зубами то ли от злости, то ли ещё от какого-то другого поганого чувства, не желая принимать, что оно называется болью. Он ведь даже тогда не решился на селфхарм просто потому, что шрамы будут напоминать, а ему этого не надо. И уезжал из родного города думая, что наконец-то улицы перестанут пахнуть теплом и корицей, а вот появляется этот проповедник и ломает одним собой напором всё, что выстраивалось, и вытаскивает забитое по углам. Одним. Своим. Существованием.

– Нужно поговорить, смертный, – раздался голос и Ник поднял голову на знакомую рожу синеглазого мужика. На этот раз он просто возник в пространстве – без пламени, рёва и прочих спец. эффектов.

– Я тоже так думаю, – вздохнул парень.

– Мы посовещались и решили, что тебе можно остаться в этом доме, – с наигранным пафосом начал демон. – Будет несколько условий, но, в общем – живи.

Николас даже не обрадовался. Просто кивнул, попытался понять в какой момент ему стало настолько пофиг на окружающий мир, что даже задница не пытается сжимать булки от весьма устрашающего вида гостя, не понял и в итоге забил, смирившись окончательно. Ну можно и можно. Зато, если он решит больше не существовать, ему всего лишь нужно будет доконать эту семёрку.

Часом ранее

– С каких это пор ты подалась в меценаты? – скептически взглянула Зависть на Лень. – Совсем заняться нечем?

– Ну пожа-а-а-алуйста, – канючила девушка. – Он такой классный! Давайте!

– Мы не будем заводить смертного, это извращение, – фыркнула Гордыня, накручивая красный локон на палец с длинным чёрным ногтем. – Это даже для тебя слишком. А кто будет за ним следить? Ты же Лень!

Лень надулась, складывая руки под грудью. Они устроились в дальней комнате с ковром и собрались кружком. Только сквозь Похоть и Праздность проглядывали стены – настоящие тела парочки находились в школе, а здесь являлись всего лишь эфирной копией.

– А вам, разве, не интересно? – задумчиво подал голос Гнев. – Вспомните всех тех, кто приезжал раньше. Не меценатство, но мне скучно.

– От Похоти нахватался, – возвёл к сводам страдальческий взгляд желтоглазый. – Ты-то куда? Да выжать его и дело с концом! Чтоб мы потакали какому-то…

– Мы ему не потака-а-а-аем, – проскулила Лень, – а наоборот. Он вчера буквально попросил – убейте меня.

Рандо фыркнул, взглянув на неё снисходительно. Какую-то логику в словах подруги и сам видел, но всё равно не желал мириться с действительностью. Уже понимал – если Гнев решил, что это не плохая идея, парнишка останется в доме, но слабая надежда переспорить старшего всё же жила – загибалась, подыхала, но жила.

– Мне скучно, – пожал плечами синеглазый. – А с ним можно хоть развлечься… В плане – подумайте. Смертный практически не испытывает эмоций, вот в чём дело. Ему неведома злость, желания, другое. Он просто существует и, как по мне, это не плохой эксперимент. Мне интересно посадить его в клетку и посмотреть, что из этого выйдет. Я не собираюсь делать то, что предлагаешь ты, – он быстро взглянул на Лень, – но от части предложение кажется заманчивым. Это уж получше, чем торчать здесь и уповать, что не засекут, не дёрнут обратно к прямым обязанностям. Мы и без того засиделись, забрались на самое дно и даже к смертным не выходим.

Помолчали. Каждый обдумывал сказанное кроме Лени – демоница уже всё для себя решила. Ей не хотелось играть с этим парнем, как другим. Она испытывала странное чувство, похожее на сострадание. Слишком уж хорошо чувствовала, слишком хорошо понимала с одного только взгляда. Он действительно являлся истинным её адептом – упадок, уныние, вальяжность жизни, нежелание преследовали смертного по пятам и ей бы, по канонам радоваться, но как бы не так.

Да, они были Семью смертными грехами, как прозвали их в той поганой книжке на букву “Б”. Да, из них сотворили злодеев, в радость которым извращать людской род и невольно сами демоны приобрели эти черты.  На деле же… Впрочем, увидим.

– Я поддерживаю, – неожиданно высказалась Похоть. – Почему бы и нет? Меня уже подзадолбало играть в кости и сидеть тут. Посмотрите, до чего меня довели – я устроилась в школу!

– Тебе не платят, – вставила Гордыня. – И вообще – затуманить разум директору, это не устроиться в школу.

– Вечно ты всё портишь, – закатила глаза девушка.

– Остальные? – Гнев обвёл взглядом друзей.

– Да хрен с ним, – махнул рукой Праздность. – Чем бы дитё не тешилось…

Лень радостно запищала, а парень спрятал довольную улыбку. Всё же, что бы ни случалось, ему действительно нравилось приносить ей какие-то крупицы радости, да и относился Рандо к демонице чуть ли не как к младшей сестре. Может быть – из-за похожей, в какой-то мере, магии, а может, чувства брали своё начало где-то очень давно.

– Я против, – решительно заявил Жадность. – Это абсурд. Что вы собрались делать. Неужели… Исправлять? Бред. Я не хочу видеть его в нашем обществе.

– Ещё скажи, что смертные тебе противны, – прищурилась Гордыня. – Кому ты чешешь, Нот?

– Не противны. Мне интересно наблюдать за ними, но подпускать близко…

Он уже осознавал – один против шести. Никто больше рьяно не протестует, по большей части из-за Лени. Мелкую любили все, вряд ли заслуженно, но любили.

– Кто сказал, что близко? Он всё равно что интерьер мебели. Даже поесть выходит через раз, не говоря о том, что в комнате своей почти не двигается. Что изменилось с того момента, как он приехал? – Похоть вздохнула. – Ровным счётом ничего. Он не будет нам мешать. Но если тебе так приелось…

Девушка выступила вперёд, вытягивая руку. На раскрытой ладони задребезжал сизый, тусклый свет, озаряя красивое лицо хищным оскалом.

– Хочешь? – мило спросила она, склоняя голову на бок. – Хочешь. Я отдам это тебе, когда либо он свалит отсюда, либо мы решим переместиться. А до тех пор – не рыпайся. Много на себя берёшь.

Жадность смотрел ей в ладонь как заворожённый и тяжело сглотнул.

– Будь по-твоему, – хрипло проговорил он и тут исчез.

Похоть удовлетворённо хмыкнула, сжав пальцы в кулак и взглянула на недоумевающую Лень.

– Радуйся, – пояснила демоница. – Ты завела себе смертного.

Глава 4

Николас занялся составлением списка для отчима. Домашка никуда не денется, а этот уже написал ему с напоминанием, намекая про умственные способности и попросил поторопится, ведь ему нужно распределить зарплату на месяц. Такие убытки потерпел, купив этот дом – Ник и представить не мог! И разумеется, за это, пасынок ему был по гроб жизни обязан.

– Только попробуй мать расстроить, – пригрозил мужчина, пока парень зубочисткой чистил ногти грязь, а сам разговор поставил на громкую. –  Не смей подвести свою семью. Покажи этим провинциалам, что они теряют, сидя в своих захолустьях!

“Интересно, ты думал в таком ключе об этом городе, когда выбирал дом?”

– Разумеется, Дэвид.

– И имей в виду, что я буду самолично следить за твоей успеваемостью. Договорился с директором – раз в две недели мне на почту будут присылать табель твоей успеваемости и не дай Господь, если я обнаружу там больше двух “удовлетворительно”!

“Может, тебе тогда стоило нанять репетитора по физике, как я просил целый год? Раз ты настолько обеспокоен моей грёбанной успеваемостью?”

– Не переживай. Всё в порядке. Я пойду, хорошо? У меня тут домашка, а время поджимает. Передавай маме привет.

Вряд ли отчим действительно выполнил его просьбу, зато пробурчал прощальное “Пока” и сбросил, чем бесконечно его порадовал.

– Привет.

Ник поднял усталый взгляд, попытался найти источник звука, но поздно дошло, что искать стоит внизу. Та девушка в кигуруми сидела, дёргая длинные уши кролика. Парень внезапно засомневался, а искусственная ли это шерсть.

– Тебе так ничего и не объяснили, да? – она склонила голову на бок. – Хочешь – объясню?

Она говорила тихо, мелодично, вальяжно. Не была ураганом, но всё же что-то в интонации настораживало. Николас подобрался, внутренне сжался, к чему-то приготовился. Складывалось впечатление, будто Ник боялся собственной тени. Ведь девушка выглядело безобидно – сложно воспринять как нечто опасное девчонку в кигуруми, которая пусть и появилась посреди комнаты.

– Будь добра, – кивнул Николас и потянулся к сигаретам, поднял с пола банку, определённую под пепельницу. Снова захотелось курить.

Девушку подобное не смутило. Она любезно даже помогла прикурить – прямо с пальца, голубоватым огонёчком, грустно улыбнулась и начала говорить.

Ник слушал и ловил себя на мысли, что в ней возможно утонуть. Девушка, или как представилась, Лень – не была ураганом, но с уверенностью тянула на тихий омут. Голос не менял тональности, не был визглив – ощущение, что она устала говорить ещё очень давно, а её до сих пор заставляют. Тем не менее Лень не запиналась, хоть и теряла иногда линию повествования.

Как можно было быть такой… невозможной? Такой на него похожей и при этом – полной противоположностью? Николас видел знакомые тлеющие угольки в глубине голубых глаз. Такие же можно было найти и в нём, если долго вглядываться в зеркало ванной комнаты и ненавидеть себя всё сильнее, сильнее, сильнее… Всякий раз, когда Николас отвлекался от разговора и куда-то проваливался, Лень делала небольшой пас рукой и мысли с довольным урчанием отступали, насытившись тоской в очередной раз. Гудела голова.

Что сами Семь Смертных Грехов забыли в этом месте? Почему эти совпадения и случайности, которые так часто делают людей счастливыми для него вечно оборачиваются как минимум не приятностями? Мог же спокойно прожить этот год, выпуститься из школы, а потом… обычная жизнь, каких тысячи. Но нет, Судьба в очередной раз решила постебаться свалив на него грёбанных демонов и проповедника.

“Может, хватит ныть?” – флегматично спросил внутренний голос. Николас только заткнуться ему посоветовал. Наверное, нытьё – это то, что отделяло его от поистине дерьмового состояния. Лучше жалеть себя, чем приниматься копаться в собственном тёмном подвале.

– Так значит, вы решили, что я могу остаться, чтобы… Что? – потёр он переносицу после того, как девушка замолчала. В монологе успела о многом поведать, чуть ли не о смысле мироздания, но Ник предпочёл пропустить большую часть мимо ушей. Хватит и действительно полезной, расставляющей все точки над “i”, информации.

– Я хочу помочь тебе! – просияла девушка, подаваясь вперёд. – Понимаешь, я…

– Не надо! – дёрнулся, как от удара, Николас, взглянув на неё почти с ужасом. Запнулся об искреннее непонимание в омуте взгляда и процедил, давясь собственной никчёмностью. – Не надо. Меня. Спасать.

“ – Я хочу помочь тебе, – карии глаза смотрят прямо в душу. – Тебе нужна помощь, понимаешь?” 

 Он мотнул головой.

– Ты думаешь, мы плохие, да? – печально сощурилась Лень. – Думаешь – я плохая?

Сказать, что Николас в этот момент чувствовал себя паршиво – ничего не сказать. Он вообще не знал, что думать, не знал, как реагировать на такие заявление от них. Были только эти бессмысленные щиты, которые мгновенно поднялись, выставили защитные орудия и были готовы атаковать всеми возможными способами, лишь бы эти тонкие руки не коснулись укрытого. Лень смотрела на него, а Нику казалось, что она глядит прямо в изорванную, гадкую душонку, настолько её взгляд был понимающим и осознающим. Помимо этого, находил там обиду, которую никак не мог объяснить. Она же… демон, чёрт возьми! Разве демоны умеют так смотреть?! Разве они должны так смотреть?!

– Как ты можешь помочь мне? Ты не знаешь меня. Думаешь, раз не человек – умнее других? – Нужно было остановится, нужно было заткнуть свой поганый рот, но Николаса понесло. Вроде бы отложенные в сторону орудия набирали мощи, готовились стрелять на поражение. – Думаешь, приняла безобидный облик – и любой поверит? Не-е-е-ет, не надейся. Хватило мне вас, помощнички. Уходи. Говоришь, вас не нужно трогать – так и ты не трогай меня!

Он тяжело, шумно дышал, пока Лень смотрела на него обиженным ребёнком, а затем глубоко вдохнула, закрыв глаза и пропала. Оставила после себя след из тоски, который Николас безуспешно попытался перебить сигаретами.

Этот городок уже начинал сводить его с ума. И как тут начинать новую жизнь, с таким-то кругом общения? Ник судорожно выдохнул, вновь мотнул головой. Он чувствовал поднимающуюся тревогу, нервозность и пугался её ещё больше, чем Гнева прошлой ночью – демон мог просто убить, а это будет только глумиться, издеваться.

Депрессия похожа на плохую наркоту. Подсел плотно, лечение дорогое, самому слезть не получается, а просто так не проходит. Случаются просветления, в которых чего только не померещится – и жизнь прекрасна, и людей можно полюбить, и прилив сил такой, что мама не горюй. А потом отпускает, только отхватишь любой триггер, напоминающий о причинах. Это может быть что угодно, на самом деле – песня, запах, фраза, взгляд. То, что случайно врезалось в память и превратилось в ядовитое воспоминание, бесконечно отравляющее существование. Один толчок – и ты снова Там, на самом дне и не приведи Господь, чтобы с него постучали.

Иногда он думал о том, что всё это надуманное и стоит лишь пересилить себя и всё будет в порядке. И никакая это не депрессия, и даже не невроз – просто прошлое не желает отпускать, въедается, бьёт под дых. Депрессия – это болезнь, а он нормальный. Уверенность в этом держалась до ближайшей истерики, либо до провала. Были перезагрузки, а были тихие мысли в одиночестве, размытая комната и ком в горле, который ни сглотнуть, ни выплюнуть.

– Не хочу… – растягивая гласные, прошептал Николас, сжимая волосы на голове. – Не надо…

Его никто не спрашивает. Нужно поднять задницу и продолжать существовать, социализироваться…  А сейчас нужно было взять себя в руки и срочно успокоится. Хуже, чем тогда, уже не будет.

Дожили – ему пытается помочь демон. Существо, в которое Ник не особо то и верил до этого. И так искренне причём, зараза! А в глазах у демона – ребяческое непонимание происходящего, обида и сострадание. Николас ненавидел, когда его жалели. Даже три года назад, когда мать сподобилась на настоящую поддержку и пыталась убедить, что всё будет хорошо, он ненавидел её голос. Шизофрения… парень нервно усмехнулся, психанул, схватив телефон с наушниками и выскочил в вечернюю улицу, натягивая ветровку.

Нужно было дышать полной грудью, идти куда-то, бежать, стремиться и продолжать обманывать себя. Лишь бы не превратиться в того-самого-подростка, который, без всякой романтизации, заставляет проживать себя каждый день. Не упасть, а продолжать бороться за бессмысленные идеалы, призрачные мечты. Не важно стоит ли оно того, не важно, с каким дерьмом придётся разгребаться будущему Николасу Бэкорду, но сейчас единственной целью сознания был бег. От чего – не понятно. Ник предполагал, что от себя самого.

Он уже был на полпути обратно, даже слегка отошедший от встряски, когда музыка заглохла и зазвонил телефон. Ник принял звонок не глядя.

– Да?

– Привет, – сквозь женский голос пробивались всхлипы. – Не мешаю?

Лучше бы он не брал трубку.

Николас застыл как вкопанный, сжимая трубку побелевшими костяшками, да и сам сделался похожим на полотно. Смотрел остекленевшими глазами перед собой, а в груди разгоралось немыслимое пламя. Ноги налились слабостью.

– А что? – пришлось из себя выдавливать раскалёнными щипцами. Сказать было проще, чем сбросить, а ведь так хотелось!

– П-помнишь… Ты когда-то сказал, что я могу позвонить тебе всегда? – прерывистый, механический выдох. – Помнишь?

Стены трещали по швам, огромные глыбы с жутким грохотом падали прямо ему под ноги. Ник вцепился в телефон точно спасательный круг. Не мог больше сказать ни слова и даже не понимал, как это делать – говорить. Сердце пропустило удар, потом забилось часто-часто. Стало жарко.

– Ник?..

– Какого чёрта ты вернулась?! – наконец выпалило одно из орудий. – Недостаточно испортила мне жизнь?! Поплачься Эррону Гриффиту, стерва!

А затем всё-таки смог нажать на красную кнопку, но ещё долго смотрел в историю вызовов, буравив взглядом незнакомый номер. Что с ней? Почему другой номер? Почему ему? Ведь голос у неё был такой… дрожащий, отчаянный, нуждающийся. Ник знал этот голос, знал, что ей сейчас максимально дерьмово и не мог понять, что испытывает. Радость? Желание перезвонить? Страх?

Он не герой. Он даже не хороший парень. Может и был им когда-то, но уж точно не смог сохранить его для сегодняшнего дня. Ему бы сейчас пошла даже роль не антагониста, а какого-нибудь  десятистепенного персонажа, который мешается с толпой описаний и настроений. Он не важен, легко заменим и на его место можно поставить чуть ли не каждого второго. Он ничтожество.

Мир смазался за пеленой из чувств и Николас быстрым шагом направился в сторону дома. От свежего воздуха всё равно никакого толку – дышать было по-прежнему невозможно.

Он ещё долго не мог уснуть. Нервно проверял телефон, вертел его в руках, потом жмурился, стискивая зубы и прислушивался к звукам дома. Коридоры наполняла темнота и тишина.

История о Джун Флауэрс – та самая история, которую через силу рассказывают на приёме у психотерапевта. История, оставляющая на сердце шрам, что не зарастёт никогда, сколько бы времени не прошло. Он может больше не напоминать о себе, может никак не проявлять себя до-поры-до-времени, но однажды начнёт кровоточить.

Как и все такие истории, эта начиналась вполне мирно и банально. Они жили с Ником на соседних улицах, знали друг друга с детства и относились к тому типу детей, которых женили чуть ли не с младенчества. Красивая история, которая частенько обращалась любовью и свадьбой по мере взросления. Джун смеялась всегда, когда слышала такое и говорила, что даже и не против, если Ник однажды опустится перед ней на колено. Зачем знакомиться с другими мужчинами, если уже есть один? Пусть маленький, местами очень неловкий, даже неуклюжий, но умный не по годам. Ник краснел и прятал улыбку.

Когда ушёл, а потом умер отец – Джун была рядом. Мать закрылась в себе, даже не всегда собирала ему обед в школу и всё, что от неё было слышно – односложные фразы и редкий плач. Николас не совсем понимал причины, только осознавал, что иногда глаза намокают и солёная вода катится по щекам вниз. Грудную клетку сжимало, рвало и он не знал куда деться от этого по вечерам. Ему не сказали, что так называется горе и боль. Не научили справляться с этим, не показали – он не один, жизнь продолжается и потери нужно уметь переживать. Семья у него с того времени ассоциировалась с холодными стенами блекло-серого цвета, тишиной и светом настольной лампы, разгоняющей мрак комнаты. С редкими шагами в коридоре, понимающими взглядами учителей… список можно продолжать бесконечно, исключив из него тепло и заботу.

На похороны мать его не взяла, да и сама не пошла.

Джун Флауэрс видела всё это, наблюдала и делилась с Ником положенным родителями шоколадом. Иногда не только им, но хотя бы чем-то. Ребёнок не мог дать чего-то действительно стоящего, не мог понять, что происходит и уж тем более не в её силах было оплатить посещение детского психолога.

Так что начальную и большую часть средней школы они прошли бок о бок. Со взлётами и падениями, ярлыком “звезда” и коротким периодом ощущения ненужности после рождения Сьюзен. Николасу некому было рассказать, а тащить всё в себе невыносимо – поэтому он говорил ей, а Джун молча слушала и давала Нику то, в чём парень так нуждался – немая поддержка.

Джун не перебивала, подсказывала и единственная заметила, что с ним что-то не так. В тот момент им было уже по четырнадцать и Николас пришёл к ней, на взводе, злой как собака, обиженный на весь мир. Он рассказал, как отчим посмеялся в лицо на фразу “Я тебе не игрушка с рождественской ёлки!” и заявил, что оно так и есть. Игрушки покупают, чистят время от времени и ухаживают за ними, а ведь именно этим Дэвид Бэкорд и занимался. Платил по счетам, гонял по больницам время от времени, – мало ли, вдруг у него рак? – и заставлял правильно питаться.

– И говорит – разве этого недостаточно?! – крикнул Ник, закладывая руки за голову и продолжая ходить туда-сюда по комнате. – Прикинь?!

– Я понимаю, ты обижен, но…

– Нет, я не обижен! Мне срать на этого урода, но…

Он осёкся, когда девушка поднялась с кровати и подошла в плотную, потянулась к его лицу.

– Ты плачешь, – ровным голосом произнесла Джун и печально усмехнулась. – Тебе больно.

Иногда Николасу казалось, что она знает его лучше, чем он сам себя. Джун обнимала за плечи, а он чувствовал холодные пальцы на пульсирующем сердце. Джун смотрела в глаза, щурилась и старалась подарить тепло, а ему чудился рентген напротив, от которого ничего не спрячешь и ничего не скроешь. В отличии от него, Джун всё знала.

Он не замечал школьного фона, когда она была рядом, только слушал её голос. Джун рассказывала про то, что такое чувства и как они называются. Что иногда Ник испытывает такую боль, что даже не хочет её осознавать, а тем более копаться в её причинах.

Его не травили особо сильно, просто не стремились общаться и обходили стороной. Таких, как он – обособленных от общества, худощавых было довольно много, а ведь Николас даже ботаном не был. Когда-то имел тягу к знаниям, но она стремительно таяла на глазах с каждым скандалом дома из-за плохой оценки. Школа для него превратилась в обязательный пункт жизни, который просто нужно перетерпеть, из которого хрен что вынесешь полезного. Редкие проблески озарений тонули в рутине повседневности, появившейся никотиновой зависимости и странной тревоге, занимавшей всё его существо время от времени.

– Моя мать – психолог, так что я немного знаю обо всём этом. Если честно, такое себе удовольствие, подвергаться каждодневному анализу, зато я могу помогать тебе.

Они сидели в столовой и Николас поднял на неё взгляд только после того, как подруга окликнула его по имени.

– Я хочу помочь тебе. Тебе нужна помощь, понимаешь? Это ведь ненормально, отвратительно, а твоя мать – самая настоящая стерва, раз не видит твоего состояния.

Ник кивнул. Наверное, с ним и правда было что-то не так, раз Джун говорит. Джун ведь никогда не врёт, только прошибает горькой правдой, но всегда только потому, что это будет лучше для него. Джун знает и, раз обещает, то обязательно поможет. Может тогда он прекратит стараться заполнить странную, бездонную пропасть в груди с помощью сигарет и других пагубных привычек. Адреналин – штука, на которую подсаживаешься очень плотно. Добыть её можно разными способами, большая часть из которых грозит закончиться в полицейском участке. Джун, конечно, рядом и всегда придумает как выкрутиться, но ведь и своей головой нужно думать.

Он добровольно вручил ей в руки сердце. Не любил, даже влюблён не был, но испытывал по истине светлые чувства по отношению к девушке. Был готов на что угодно ради неё и её безопасности, часто огрызался, если слышал в адрес Джун нелестные комментарии и даже порывался бить морды, но она останавливала. Улыбалась и говорила, что они того не стоят.

У Джун было специфичное чувство юмора. Она стебала всё – себя, его, окружающих. Не всегда добро, часто шутки были очень злыми и тогда Николас вздрагивал, старательно улыбаясь. Он вбил себе в голову, что он просто неправильный, раз не понимает её подколов, да и о чём вообще можно говорить, когда тебе рассказывают, как чувствовать, что правильно, а что нет? Ник так и не мог определить наверняка боль это или злоба, обида или зависть, радость или грустная теплота. Джун сказала однажды, что у него есть зачатки манипуляторства – так много говорить о своих проблемах, да ещё и шутить над ними, вызывая намеренную жалость – просто немыслимо! Николас был не особо согласен, но всё равно сбавил обороты и рассказывал всё меньше и меньше, боясь иной раз даже заговорить о каких-то переживаниях.

Ему хотелось быть хорошим для неё.

В тот-самый-день, когда Ник пришёл в школу, то сразу же ощутил перемены в воздухе.

Раньше на него мало обращали внимания, а тут косились, начинали перешёптываться и посмеиваться. Он нервничал, но до обеда так и не смог найти подругу. На СМС она не отвечала, на звонки – тоже. Николас даже засомневался, что Джун сегодня пришла на занятия, потому что не мог найти её среди прочих в коридоре, не замечал возле тех кабинетов, где у девушки должны были быть уроки, а напряжение всё нарастало, грозилось сбить с ног и не за что было уцепиться. Перезагрузок тогда ещё не было, только редкая тревога и попытки анализировать своё состояние, которые не приводили ни к чему хорошему.

В столовой было шумно, как и обычно. Ник зашёл в неё, вытягивая шею и наконец зацепился взглядом за знакомую причёску каштановых волос. Джун Флауэрс сидела за столом с другими студентами и что-то оживлённо рассказывала.

– Джун!

О, нет, ему не стоило подходить. Ему не стоило окликать её, а тут же развернуться и уйти, потеряться в школьных коридорах и пообедать на школьном кампусе. Весна дышала жизнью, в тот день солнце не скрыли тучи.

– Тебе чего, болезный? – обернулся на него Бак Поуп.

Ник недоумённо моргнул, посмотрел на подругу, но та очень увлечённо разглядывала свой обед. Бак поднялся.

– Да ладно тебе, – протянула сидящая рядом девушка. – Такой ранимый, вдруг ещё вскроется из-за тебя.

С соседних столов, за которыми постепенно затихали разговоры, послышались смешки.

Ник понимал и не понимал. Неотрывно глядел на Джун и ждал, пока она встанет, возьмёт его за руку, уведёт прочь и всё объяснит. Разумеется, у Джун есть для этого объяснение.

– Не вскроется, он боли боится, не забыла? – противную рожу исказила не менее противная ухмылка. – Чё встал, болезный?

Почему?

– Я…

– Слушай, а ты на препаратах сидишь? – пригнувшись, Бак с силой хлопнул его по плечу. – Ну, колёса там, ещё чего? Может поделишься, по секрету?

Он говорил громко специально, слышала вся столовая. Ник обратился в горный хрусталь.

Почему?  

– Внимание! – теперь уже действительно крикнул он. – Если у кого-то депрессия или ломка – обращайтесь к Николасу Бэкорду!

Столовая грохнула. Мало кто сидел на своих местах тихо и смотрел на верзилу с неодобрением. Больше на Ника.

Почему? 

– Или погоди-ка… – подал голос ещё один парень. – Мамочка же не записывала его к врачу, значит и таблеток нет. У него другое лекарство – слёзы!

Николас вздрогнул, попытался вдохнуть, но не смог. Ноги подкашивались, всё тело пронимала дрожь, а картинка мира размывалась. Он куда-то проваливался, взлетал, разбивался и всё в один миг.

– Нюня! – выкрикнул кто-то.

– Ню-ня! Ню-ня! – подхватили студенты. – Ню-ня!

Как это называется? Почему вода опять течёт из глаз против воли и почему так больно, сложно дышать? Ник смотрел на Джун и думал, что она сейчас поднимется и всё объяснит. Как обычно – вздохнёт, откинет кудрявую прядь волос с лица и спокойно заговорит. Развеет бурю внутри своим ураганом, но Джун не поднималась.

– Скажи им, Джуни! – Бак продолжал лыбиться. – А ты – имей в виду, мужики не плачут, только если не из этих! Или, Джуни, может, про его ориентацию ты всё-таки умолчала?!

У неё была причина. Она должна была быть. У Джун всегда есть причина, чтобы поступать так или иначе. Может – ей угрожали?

Звуки сливались в один монотонный, слышались будто издалека. Перед глазами маячила противная рожа Бака и подруга, ковыряющая вилкой брокколи.

– Эй, Джун, – охрипшим, замогильным голосом позвал всё же Николас. – Почему?

– Потому что, – у неё не дрожал голос, звучал режущей правдой и уверенностью в каждом своём слове, – Меня задолбало твоё нытьё, сраный ты абьюзер. Думал – привяжешь меня к себе своими проблемами и всё, можно экономить? Запишись к психотерапевту, вот кто тебе нужен! Я не спасатель, кретин!

Он смотрел в сощуренные карии глаза и прекратил понимать происходящее. Какой абьюз? Она же… сама…

– Рановато начал, – хихикнула блондинка рядом. – Даже бабу ещё не нашёл, хотя не завидую я твоей девушке. Или парню. Фиг тебя там знает…

На негнущихся ногах Николас развернулся и под шквал каких-то криков, фраз, мата, смеха вышел в коридор.

В тот день он раньше покинул школу. Его трясло вплоть до дома, изредка приходилось останавливаться и закрывать глаза. В голове вертелась куча мыслей, которая никак не желала укладываться в размеренные суждения и анализы. Он не мог объяснить себе, что испытывает. Наверное, она бы назвала это болью, но всякий раз, когда имя всплывало, резало хуже тупого ножа.

Почему?

За что?

Если ей хотелось прекратить дружбу, то почему нельзя сказать об этом хотя бы по переписке, если не в лицо? Зачем было выставлять его посмешищем на всю школу, раскрывая все секреты, которые знала только она? Ник же действительно боялся боли, а сейчас было настолько плевать, что он был готов стащить у отчима бритвенное лезвие…

Нет. Не то. Не так. Почему? Как же это… Николас жмурился, судорожно тянулся за сигаретами и было плевать, что может увидеть кто-то из знакомых предков. Плевать, если спалят в школе. На всё было плевать. Плыло, двоилось, давило.

Хотя… в какой-то мере Джун была права. Он ведь действительно ненормальный, который не сторчался только потому, что растёт в нормальном районе и понятия не имеет, где достать. Иногда мысль пропасть была заманчива.

Потом была агония. Он так и не признался матери, заставшей его в настоящей истерике, что с ним. Тихо скулил, боясь издать лишний звук и услышать в свой адрес какое-нибудь обвинение.

“Мужчины не плачут”. А что они тогда делают?! Как, в таком случае, выразить то, что не передать ни словами, ничем другим, кроме как плохо сдерживаемым криком, за которым не слышно звона разбитого?! Неужели он должен быть вечной скалой, к которой не прикопаться, не навредить?!

Полгода он жил на автомате. Обедал подальше от остальных, часто прогуливал и всё чаще стал получать неудовлетворительно. Отчим на говно исходил, мать не отставала, и только маленькая Сьюзен смотрела на него и не понимала, что происходит. Просто тянулась своими маленькими ручками, хотела обнять и говорила, искренне так:

– Ты зе будешь в полядке?

Но он не был “в полядке”. Ни в момент вопроса, ни через день, ни через неделю. Николас и не подозревал, что может быть настолько дерьмово. Состояние это никак описать не мог даже для себя. Бесконечные перепады настроения и настроев выматывали уже потом, когда он вылез из желания откинуться к чёртовой матери и начал цепляться за что-то светлое без разбору. Перерыл, наверное, все сериалы, которые советовали при упадке, читал книги, изучал историю героев и выдуманных вселенных. Цеплялся за любое несуществующее, шёл точно на маяк.

В момент, когда теряешь надежду, когда последний луч прощальным всполохом покидает тебя, искать утешения приходится в чём-то другом. Он пересматривал пять раз “Реквием по мечте”, находя в фильме не просто четыре истории о загубивших себя наркоманах, а нечто более возвышенное и прекрасное, не поддающееся никаким словам. С головой пробовал уходить в атмосферу твиттера и по-настоящему смеялся с некоторых постов. Интернет-сетка стала ему вторым домом, но настоящих друзей он там так и не завёл. Не смог. Вёл переписку с парой ребят, но пугался малейшего проявления интереса к его состоянию и забрасывал общение. Не мог на вопрос – “Как ты” – ответить, что в порядке и не мог сказать правду.

Потому что. Он. Сраный. Абьюзер.

Эта мысль настолько плотно въелась в его сознание, что однажды он смирился с этим. Понял – мир полон дерьма, кишит дерьмовыми людьми и если для того, чтобы оградить себя от него, нужно стать полной сволочью, то он станет. Будет ухмыляться и посылать на все обидные слова, летящие в его сторону. Он законопатит себя в коконе из злобы и сарказма, выстроит такую стену, через которую не сможет перелезть ни одна живая душа. И пусть, пусть будет сжиматься комком на кровати и орать от боли, не издавая ни звука, зато никто больше не увидит его слабости. Никогда.

Если она хотела монстра – то получила.

Пусть вся школа считает его психически нестабильным шизофреником, которому в радость поныть о своих переживаниях и получить сочувствующе вздохи. Репутация всё равно спущена на самое дно, с которого если и выбираться, то только расталкивая всех локтями, брызжа ядом, излучая чистую ненависть ко всему сущему.

И Николас пополз.

Нацепил маску, расправил с трудом плечи и впервые сказал себе – назло.

– Ты будешь это делать, – убежал себя парень перед зеркалом. – Мне срать, как ты себя ненавидишь, как боишься, чего хочешь и жаждешь. Ты им покажешь, этим засранцам, что им не удалось тебя сломать и никогда не удастся. Не поддавайся на провокации. Не смей. Если ты будешь реагировать – им будет интересно и дальше тебя травить. Ты сволочь, запомни. И всегда ею был.

Он и сам поверил этим словам настолько, что начал чувствовать себя уверенно в этом образе. Ника несколько раз зажимали по углам, пытались поднять на смех, но после потока нецензурных ответов, одной сломанной челюсти, месяца, в общей сложности, отстранения от занятий и заработанной всем этим славы отбитого на всю голову урода, от парня отстали. Какой ценой далась ему эта ломка себя же – неважно. Так же и не важно, сколько раз у Николаса дрожали руки и рвался наружу крик. Орудия работали исправно, себя собственного он отстоял и это главное.

Глава 5

Ник так и не понял спал он или просто моргнул на несколько часов. Эффект был примерно одинаков.

На этот раз демоны не скрывались – он застал за кухонным столом красноволосую, придирчиво разглядывающую яблоко.

– А ты…?

– Гордыня, – не поворачивая головы в его сторону напомнила она.

– Ага.

На этом диалог закончился. Ник ещё отметил, что глаза у неё такие же, как и волосы, разве что слабо светятся вдобавок, и принялся за утренний ритуал. Кофе, остатки ещё вчерашней яичницы, сигарета и затем выход в свет.

Было паршиво. В груди опять зияла пустота, тянула и давила на лёгкие – дышалось нормально через раз. Николас не хотел, но всё равно вспоминал, прокручивал в голове вчерашний поздний вечер и никак не мог определиться, как относится к этому. Злится? Раздосадован? Первое определённо было. Он уже не тот мальчик-хрусталь, который выл, собирая себя по осколкам на собственном дне отчаяния. Чтобы никуда не проваливаться, Ник принялся анализировать и даже понимал, что значительно вырос над тем собой за это время. По крайней мере теперь он не искал для неё оправданий, но всё ещё боялся даже малейшей перспективы встречи. Ноги наливались ватной слабостью, как только парень представлял, как замечает Джун через дорогу, даже просто идущую куда-то.

Одно дело видеть её в школе, полностью игнорирующую его существование, а другое – увидеть сейчас, после вчерашнего звонка. Потому что она его не забыла и, по какой-то причине, уверена в остатках дружеских чувств.

– Знаешь, если ты продолжишь слушать эту музыку, то лучше не станет, – заявил Джеймс, незаметно подошедший со спины на прямой дороге до школьных дверей. – Может тебе подсказать чего, а?

– Отвали, – не сдержавшись, огрызнулся Николас. – Сам решу, что мне слушать.

– MCR и Linkin Park – попса, – хмыкнул проповедник.

– Сказал же, сам разберусь…

Нет, от него так просто не отвязаться. Парень скрипнул зубами, бессильно опуская плечи. А на тотальную грубость был сейчас не способен – всплыло старое. Послать бы его…

“Ты же просто хочешь, чтобы тебя пожалели”