Читать онлайн Дневник «Эпик Фейл». Куда это годится?! бесплатно

Stephan Pastis

TIMMY FAILURE, Book 2: Now look what you’ve done

Печатается с разрешения Writers House LLC и литературного агентства Synopsis

* * *

Пролог, который, скорее всего, станет понятен позже

Из всех причин засора водяных труб арктический хищник с избыточным весом – пожалуй, худшая. Умелый сантехник вытащит из вашей трубы ложку, комок волос или кусок мыла, но гораздо сложнее извлечь оттуда нечто вроде ЭТОГО:

ЭТО, как видите, белый медведь.

И сегодня он застрял в немножечко другой трубе. В «Трубе Ужаса».

«Труба Ужаса» представляет собой самую извилистую и скоростную водную горку в мире.

Сегодня, однако, о скорости речи не идёт. Потому что труба засорилась. Охочим до катаний белым медведем, слишком толстым для таких аттракционов.

Но кто-то пустил его на эту горку. За взятку, конечно.

Не добившись своего обычным путём, белый медведь включает обаяние. Если чары не срабатывают, хищник идёт на обман. Если же и обмануть не выходит, белый медведь достаёт из кармана толстую пачку долларов и заговорщически подмигивает.

Ибо так устроен наш мир.

Ну а потом происходит вот что:

И если вы – детектив мирового уровня, который в силу обстоятельств буквально привязан к этому медведю и у которого нет иного выбора, кроме как вслед за медведем съезжать по трубе, значит, у вас проблема.

Очень серьёзная проблема. И она вот-вот накроет вас с головой.

Потому что сзади уже несётся поток воды.

А когда мощный зад арктического хищника выполняет роль затычки, потоку деваться некуда – только обратно вверх.

Туда, где я.

Я в водяной ловушке.

И что-то меня это не радует.

Глава 1. Трудно жить без головы

Карл Кобалински – не самый большой умник на свете. Но попробуйте сказать это тётеньке в клетчатом жилете.

– «Музей мировых рекордов Мори» закрывается, – сообщает она. – Иди домой.

– Нет, вы только посмотрите! – восклицаю я. – Это же возмутительно!

– Ты о чём?

– Об этом. – Я показываю на статую.

– Послушай, мальчик, за восемь долларов в час я лишь слежу, чтобы посетители музея ничего не сломали. Если тебя не устраивают экспонаты, это не ко мне.

– Да, не устраивают. Враньё, сплошное враньё! Все знают, кто самый умный человек в мире.

– Ну и замечательно, – бормочет смотрительница, устало потирая виски.

– Это я.

– Молодчина, – кивает она и одной рукой подталкивает меня к выходу. – А сейчас я покажу самому умному человеку в мире принцип работы дверей.

Внезапно мне хочется козырнуть именем. Раскрыть, что я – не абы кто:

Эта фамилия настолько известна, что музейная смотрительница тут же узнает меня – основателя, президента и генерального директора лучшего детективного агентства в городе, если не во всём штате. А то и в целой стране.

Нет, не буду давить авторитетом. Действовать надо изящнее.

Я карабкаюсь на статую Карла Кобалински и пытаюсь сорвать табличку.

– Эй, ты что творишь? – вопит смотрительница.

– Спасаю репутацию вашего заведения!

Однако выполнить эту благородную миссию мне не удаётся.

Причина проста: дотянуться до таблички можно только в прыжке, а я почти в трёх метрах от земли.

Поэтому я совершаю поступок, додуматься до которого способен лишь самый большой умник на свете.

Я прыгаю.

Заодно выясняю, что умом Карл, может, и крепок, а вот про шею статуи того же не скажешь. Как только я прыгаю, шея с хрустом ломается, и мы вместе с сильно переоценённым черепом Карла Кобалински летим вверх тормашками.

И приземляемся на пол, где я вновь слышу хруст. На этот раз – в собственной ноге.

Смотрительница музея склоняется надо мной, а я отпускаю единственно уместное в данных обстоятельствах замечание:

– Поглядите, что вы наделали. Ну, и куда это годится?!

Глава 2. Гипс мешает развернуться

Когда лежишь в кровати с переломом правой ноги, выбор невелик: либо хныкать, либо писать мемуары.

Тимми Фейл не хнычет, так что вот вам мои мемуары:

Я родился на свет.

Достиг величия.

Стал основателем империи.

Свою империю я основал, несмотря на множество препятствий. А именно:

Препятствие № 1:

Моя мама. В целом она довольно милая, но не лишена недостатков.

Например, заставляет меня посещать это учреждение:

Я считаю, школа – для тех, кто в ней нуждается. А для достигших величия – это лишь досадная помеха, отнимающая время и силы.

Далее, препятствие № 2:

Препятствие носит имя Эпик. Это белый медведь весом в семьсот килограммов.

Он вырос в Арктике, но его родной дом растаял под солнцем, точно кубик льда. Поэтому Эпик проделал путь в три с лишним тысячи миль до моего дома. И я взял его на работу.

В первые полгода он был самым надёжным и ответственным белым медведем из всех, кого я нанимал. А потом проявил свою истинную натуру.

Его предательство так глубоко ранило меня, что я даже говорить об этом не хочу. Замечу одно:

Если в первые шесть месяцев ваш белый медведь трудится с повышенным усердием, имейте в виду: ЭТО УЛОВКА.

НЕ делайте его партнёром в своём детективном агентстве.

НЕ соглашайтесь сменить название агентства с «Фейл, Инк.» на «Эпик Фейл, Инк.».

Ну, и, раз уж я раздаю предостережения, НЕ берите пример с Препятствия № 3.

Препятствие № 3 зовут Ролло Тукас. Он мой лучший друг. И ещё он зануда. Потому что думает только о своих оценках. А значит, более подробного описания не заслуживает.

На странице мемуаров, которую я мог бы посвятить Ролло, будет красоваться мой портрет.

Глава 3. Как по маслу

Если вы – один из самых известных в мире сыщиков, логично, что и дела вам достаются громкие.

То, о котором сегодня утром меня извещает звонок Тиммифона, настолько громкое, что громче не бывает.

Звонит мой одноклассник, Нунцио Бенедичи.

У него пропало нечто ценное.

– Я потерял Ложечку-Пригожечку, – сообщает Нунцио.

– Без паники. Буду через двадцать. – И не обязательно минут. Вполне возможно, через двадцать часов.

Всё из-за этой штуки, которую нацепили мне на ногу две недели назад.

Быстро передвигаться я пока не могу. Я справлялся бы гораздо легче, будь у меня Фейломобиль.

Фейломобилем я именовал мамин гироскутер. Но мама его продала.

Тогда я соорудил Эпикмобиль.

Эпикмобиль представлял собой дорожный состав из прицепа и моего делового партнёра. Но мама продала и его (прицеп, не партнёра).

Так что теперь мой бизнес-партнёр просто тащит меня по улицам на верёвке.

Думаете, передвигаться таким образом сложно? А вот и нет. Потому что я намазываюсь толстым слоем масла.

В общем, это называется Масломобиль.

Глава 4. Вени, види, вичи Бенедичи (Пришёл, увидел… Нунцио Бенедичи!)

Вы не знакомы с Нунцио Бенедичи? Это парень из моего класса, который умеет набивать ноздри обрезками ластиков.

А Ложечка-Пригожечка – это любимая ложка, которой он ест яблочное пюре.

Не спрашивайте, почему у этой ложки собачья голова. Я не в курсе. И спрашивать не намерен.

Ибо с опытом к детективу приходит мудрость. И мудрость эта заключается в том, что у клиентов свои тайны, одна постыднее другой.

Поэтому, прибыв на место, я придерживаюсь стандартной процедуры.

– Расследование займёт три месяца. Возможно, потребуется слетать за границу, – информирую я клиента.

– Слетать? За границу? – вытаращивает глаза Нунцио.

Ох, эти бестолковые клиенты! Настоящее проклятие любого сыщика.

– Уголовный кодекс, статья 101. Хищение ложек, чувак. Первым делом украденную ложку переправляют в другую страну.

– Я не знал… – растерянно произносит Нунцио.

– Ты многого не знаешь. Потому и платишь мне за работу.

– Сколько с меня?

– Четыре доллара в день плюс издержки.

– Издержки? – Нунцио лезет в карман за мелочью и в этот момент чихает.

На меня обрушивается град из обрезков ластиков.

– Расходы на химчистку шарфика, – поясняю я. – Это во-первых.

Глава 5. Ясно, отчего птица в клетке не поёт

Обрезки ластиков – не единственная угроза в моей жизни на сегодняшний день. Есть ещё двоюродная бабушка. Правда, родством с ней я бы гордиться не стал. Потому что она привязала к тапкам ролики и на полном ходу врезалась в клетку с попугаем.

Теперь моя двоюродная бабушка лежит на полу без сознания.

Конечно, я бы помог, но такое повторяется второй раз за день. И четвёртый – за неделю. Я точно говорю, потому что мы с ней живём вместе.

Пожалуй, тут нужно пояснить.

Я, мама и белый медведь раньше снимали квартиру, но мама потеряла работу. Поэтому нам пришлось переехать к маминой тёте Дуршлаг.

Дуршлаг – это такая штука, чтобы отбрасывать макароны.

Не знаю, почему двоюродную бабушку так зовут. Может, из-за того, что в голове у неё дырки, через которые клетки мозга покидают черепную коробку.

Точно знаю одно: раньше у неё был муж, мамин дядя Густав.

Но потом дядя Густав умер. Вероятно, чтобы оказаться подальше от тёти Дуршлаг.

Дядя Густав был богат и после смерти оставил маминой тётке здоровенный особняк в городке Санта-Маринара, где здоровенные особняки просто кишмя кишат.

Любой тёте этого хватило бы с лихвой. Но только не тёте Дуршлаг.

Тётя Дуршлаг полагает, что ещё не внесла достаточный вклад в развитие цивилизации.

Своим вкладом в развитие цивилизации она считает это:

Бум-бум-ролики – это две пары колёсиков, которые вы привязываете к обуви.

Это совсем не то что роликовые коньки.

Тётя Дуршлаг целый вечер готова объяснять, что в роликовых коньках колёсики заранее прикреплены к ботинкам.

А в бум-бум-роликах – нет.

По всей видимости, это различие слишком тонкое, так как абсолютно все магазины спортивных товаров отказываются выпускать в продажу это опасное приспособление и не желают общаться с тётей по телефону.

Вот если бы и я мог отделаться от неё с той же лёгкостью! Увы, не могу. Мне остаётся лишь радоваться некоторым плюсам проживания в особняке.

К примеру, головной офис моего детективного агентства теперь размещается в самом просторном помещении за всю историю своего существования: на застеклённой тётиной террасе.

Там просторно. Оттуда открывается прекрасный вид. К тому же стекло обеспечивает хорошую защиту.

От ветра.

От злых пчёл.

А также от регулярно летающей двоюродной бабули.

Глава 6. Эпопея Ролло и ложки

Несмотря на полёты престарелых тётушек, расследование дела Бенедичи не ждёт.

Я вновь прихожу к Нунцио и провожу линейку опознания – выстраиваю подозреваемых в ряд.

– Стой и не шевелись, – приказываю я Ролло Тукасу. – Это стандартная полицейская процедура.

– Мне нужно писать сочинение по книге, – жалобно говорит Ролло.

– И не разговаривай, – обрываю его я. – Разговоры отвлекают.

Затем я поворачиваюсь к Нунцио.

– Итак, Нунцио, скажите: тот ли перед вами человек, который на ваших глазах похитил у вас любимую ложку, иначе именуемую Ложечкой-Пригожечкой?

– Ролло, что ли? Нет, конечно, – отвечает Нунцио. – Он только и делает, что зубрит.

Я вношу в служебный блокнот пометку:

И вновь обращаюсь к Нунцио:

– Значит, если я правильно понял, вы считаете, что Ложечку-Пригожечку похитил Ролло?

– Этого я не говорил, – возражает Нунцио.

– Жаль, – вздыхаю я. – Только его мне и удалось сюда затащить.

– Ну, всё уже? – подаёт голос Ролло. – Я пошёл домой.

– Куда это годится? – сердито рявкаю я. – Ты запугал свидетеля!

– Мне вовсе не страшно, – говорит Нунцио.

– Ладно, – говорю я, – у нас есть и другие подозреваемые.

Только на самом деле их нет.

Поэтому я хватаю первого, кто попадается под руку, и ставлю его перед Нунцио для опознания.

– Вы узнаёте преступника, похитившего вашу любимую ложку?

– Говорю же, никого я не видел, – упорствует Нунцио.

– Вот и хорошо, – говорю я. – Дело значительно усложнится, если я буду вынужден арестовать собственного бизнес-партнёра. – Сколько можно повторять! – Нунцио уже злится. – Мне известно только то, что Ложечка-Пригожечка пропала.

– Тише, тише, не переживай ты так, – успокаиваю его я.

– Я и не переживаю. Это ты залил мне весь прикроватный коврик потом.

Я разражаюсь уверенным смехом.

– Генеральный директор лучшего в стране детективного агентства не потеет, Нунцио.

– Тогда как это называется? – Он показывает пальцем на мой лоб.

– Масло, – объясняю я. – Масло, и ничего, кроме масла.

Глава 7. Полёт из гнезда кукушки

Даже такому умному и смекалистому профессионалу, как я, на расследование кражи со взломом необходимо время. Однако дело о Ложечке-Пригожечке придётся отложить.

По причине появления нового отвлекающего фактора.

Это тётин попугай-неразлучник Боб по кличке Торпеда.

Считается, что своё прозвище Боб получил за привычку вылетать из часто подвергаемой ударам клетки и бомбить с пикирования случайные цели, проявляя при этом агрессивность, характерную разве что для военных действий.

И сейчас его клетка пустует.

– Ох, Тимми, мне некогда ловить эту чёртову птицу. У меня через десять минут собеседование.

– Скажи тёте, пусть сама бегает за своим попугаем, – советую я. – Это ведь она постоянно врезается в клетку.

– И как прикажешь с ней разговаривать? – Мама показывает на тётю Дуршлаг, разлёгшуюся на полу в отключке.

– Может, ты этим займёшься?

Я бы и рад, но в это мгновение срабатывает сигнал аварийного оповещения.

Аварийная сигнализация модели «Эпик Фейл» – это высокотехнологичная система, разработанная в лабораториях агентства «Эпик Фейл Инк.» в целях своевременного оповещения сотрудников о неминуемой опасности.

Система включает в себя три пакета для завтрака.

Комплект пакетов (так называемый Пакет привилегий) вручается каждому сотруднику агентства после успешного прохождения курса базовой подготовки.

Способ применения аварийной сигнализации в случае непосредственной угрозы технически сложен и официально запатентован. Постараюсь изложить в общих чертах:

Сотрудник наполняет пакет воздухом.

Сотрудник с силой бьёт по пакету обеими руками.

Впрочем, не углубляйтесь в технические подробности. Главное в следующем:

Сотрудник имеет право активировать систему лишь в двух ситуациях, угрожающих его жизни:

1. Конец света;

2. Появление Трусни.

ТРУСНЯ расшифровывается так:

Т – Тотальная

Р – Разрушительница,

У – Уничтожающая

С – Свет (и добро),

Н – Необычайной

Я – Ядовитости

Трусня причиняет мне столько же неудобств, сколько другое известное явление, связанное с упомянутым предметом нижнего белья:

В длинном и мрачном прошлом Трусня скрывалась под множеством имён (среди них Чудовище, Исчадие Зла, Бензопила и др.), но я не буду перечислять их все. И вообще, это – закрытая тема. Точка.

Заслышав звуки аварийного оповещения, я понимаю, что сигнал опасности может издавать только один сотрудник – мой деловой партнёр. Где бы он ни был, в эту минуту над ним нависла смертельная угроза.

Я неуклюже ковыляю к месту, откуда исходит сигнал.

Вдоль длинного коридора. Вверх по лестнице. Через сводчатый дверной проём в кабинет дедушки Густава.

И там я вижу этого чувака:

Который прячется от этого чувака (справа):

А это означает, что этот чувак…

…лишился своего Пакета привилегий.

Глава 8. Когда луна поражает твой взор

Мистер Дженкинс делает объявление.

Мистер Дженкинс – мой учитель.

Но я его не слушаю. Потому что занят – приматываю Ролло Тукаса к парте скотчем.

– Ну, зачем ты это делаешь? – ноет Ролло. – Я хочу послушать учителя. Это интересно.

– В школе не бывает ничего интересного, – отвечаю я, приматывая к парте свободную руку приятеля.

– Он объявляет какой-то конкурс!

– А я готовлю научный проект. И название придумал: «Наша дружелюбная Вселенная».

– Можно мне уже послушать?

– Так, слушай меня, – строго говорю я. – Ты – Солнце, то есть неподвижный объект. Для этого и нужен скотч.

– Отлично, только он уже назвал сроки проведения, а я из-за тебя всё прослушал!

– А я буду Землёй, которая вращается вокруг Солнца по орбите. Правда, со сломанной ногой вращаться мне будет трудновато.

Хромая, я обхожу вокруг Ролло – демонстрирую движение по орбите.

Ролло опять недоволен:

– Ты мне всё загораживаешь!

– Не против, если я выкрашу тебя в оранжевый цвет?

– В какой-какой цвет?

– Я тоже хочу с вами играть, – слышится писклявый девчачий голос.

Это Молли Москинс. Она всегда всё портит.

Почему? Потому что вечно улыбается и пахнет мандаринами. В придачу один зрачок у неё больше другого, и она совершенно не уважает чужое личное пространство.

– Не мешай нам, Молли Москинс. Я на пороге открытия, достойного Нобелевской премии.

Молли будто и не слышит. Так и вьётся вокруг меня.

– Это ещё что? – возмущаюсь я.

– Я – Луна, – радостно сообщает она. – Я вращаюсь вокруг тебя, пока ты вращаешься вокруг Ролло.

– Может, вы оба всё-таки помолчите? – просит Ролло.

– Чепуха! – фыркаю я. – Во-первых, у тебя в руке коробка для завтраков. Луна не носит с собой коробку для завтраков!

Я продолжаю ковылять вокруг Ролло и одновременно пытаюсь отпихнуть Молли Москинс.

– Мне нравится моя коробочка для завтраков! – восклицает Луна, вальсируя вокруг меня.

– У меня голова кружится! – жалобно сообщает Ролло.

Молли Москинс теперь двигается с закрытыми глазами и повизгивает от счастья.

– Уи-и-и-и-и-и-и-и-и!

– Меня сейчас стошнит, – предупреждает Ролло.

– Эй, вы трое! Что это за балаган? – строго прикрикивает мистер Дженкинс.

Луна, испуганная его резким возгласом, слетает с орбиты и врезается в Солнце. Солнце падает на Землю. Земля впечатывается в шкаф с учебным инвентарём.

Вселенная коллапсирует.

– Ну что, довольны? – обращаюсь я к мистеру Дженкинсу. – Вы только что отбили охоту к знаниям у троих детей, интересовавшихся наукой!

Глава 9. Отставка, оскорбления и медведи. Боже мой!

– Поднимите руки все, кто за то, чтобы исключить медведя из Совета директоров.

Я поднимаю руку.

Эпик – не поднимает (лапу).

Мы в оппозиции друг к другу.

Вот так всегда и происходят заседания Совета директоров агентства «Эпик Фейл, Инк.».

Разница лишь в том, что сегодня мы собрались в огромном помещении. То есть в столовой моей двоюродной бабушки.

– Ты лентяй и обжора. И боишься маленьких птичек, – говорю я.

Наши собрания в конце концов неизменно сводятся к переходу на личности.

Эпик откидывается на спинку стула – хочет мне возразить. Но стул под ним ломается.

– Сколько раз я говорил тебе не опираться на спинку! Никакой стул не выдержит твоего веса!

Из кухни является мама. Без стука.

– Это всё медведь виноват, – говорю я.

– Тётя разрешила тебе здесь играть?

– А кто играет? у нас тут заседание Совета директоров. И если ты снова помешаешь, мне придётся просить охрану вывести тебя за дверь.

Под охраной я имею в виду Эпика. Эпик широко зевает.

– Тимми, почему ты не показал мне это? – Мама протягивает листок бумаги.

– Понятия не имею, о чём ты. Но раз уж прерываешь заседание, скажи хотя бы: «Вопрос процедурного характера».

– Ладно. Вопрос процедурного характера. Это листовка с объявлением из школы. Лежала у тебя в рюкзаке.

– Вы роетесь в чужих документах, мэм? Где же ваше чувство приличия?

– В объявлении говорится о конкурсе на звание лучшего сыщика. Тебе стоило бы поучаствовать.

Я выхватываю листок из маминых рук.

– Это глупая шутка? – интересуюсь я.

– Тимми, это состязание. Звучит заманчиво.

– Заманчиво? Да это оскорбление в мой адрес! Все и так знают, кто лучший сыщик на свете.

– Никто тебя не оскорбляет, Тимми, это всего лишь игра.

– И вовсе не игра, мама. Это просто плевок в меня и моё агентство. Удар по моему мировому престижу.

– О господи, лучше бы я тебе не показывала эту бумажку.

Качая головой, мама покидает зал заседаний.

Эпик её провожает. Ненасытная зверюга провожает любого, кто направляется на кухню.

– Это оскорбление не останется без ответа, – заявляю я Совету директоров. – Тимми Фейла вокруг пальца не обведёшь! Кто за – поднимите руки.

Но в зале пусто, и моё предложение некому поддержать.

– Принято единогласно, – постановляю я.

Глав 10. Тимми против Красного Барона[1]

Офис директора Скримшо – серьёзное место. Поэтому и шапку я надел серьёзную.

– Ну, что тебе сказать, Тимми, – разводит руками директор. – Это состязание, конкурс. Никто над тобой не насмехается.

Я ничего не слышу. Потому что к шапке прилагается биплан и он летает вокруг моей головы.

– Говорите громче, – прошу я. – Мотор сильно рокочет.

– Это состязание! – кричит директор. – Никто над тобой не насмехается!

Биплан удаляется в область затылка.

– Всё, можете убавить громкость, – говорю я.

– Тимми, у меня масса дел. Хочешь участвовать в соревновании – записывайся. Заявки регистрируют в этом кабинете в пятницу. Мэрилин, мой секретарь, сообщит тебе точное время.

– Глупости, – обрубаю директора я. – До пятницы ещё три дня. Я могу решить вашу задачку прямо сейчас.

– Задачка, как ты её называешь, не моя. Соревноваться придётся с ребятами из всех школ района. Победит тот, кто представит самое обоснованное и красивое решение.

– Жаль остальных, – замечаю я. – Они хоть в курсе, что будут тягаться с профессионалом?

– Не знаю, Тимми, что они знают, а чего – не знают. – Директор Скримшо надевает пиджак. – А сейчас беги. Скоро начинается педсовет.

– Можно вопрос?

Директор тормозит в дверях.

– Побыстрее, пожалуйста.

– Нам обоим известно, что я, будучи звездой сыска, значительно поднял престиж вашего мероприятия. Спрашивается, в чём мой интерес?

– О боже, – взвывает директор. – Так, мне пора. Мэрилин, проследите, чтобы мальчик покинул мой кабинет.

Входит секретарша. На лице у неё милая улыбка.

– Тимми, неужели тебе мало денежного приза? – невинно спрашивает Мэрилин.

– О чём это вы?

– Извини, не удержалась и подслушала вашу беседу. Победителю полагается денежное вознаграждение.

– Лучший детектив получит деньги?

– Точно.

– И сколько?

– Пятьсот долларов.

– Пять сотен? Да это же целое состояние!

– Ну, не то чтобы состояние. Но тоже неплохо.

– Агентство расширит всемирную сеть! я открою филиал в Перу!

– Приятно видеть такой энтузиазм.

– При чём тут энтузиазм? Речь о создании целой империи!

– Ясно, – кивает Мэрилин.

– Во главе которой будет стоять Тимми Фейл!

– Вот и славно.

– Ибо Тимми Фейла не проведёшь! – с жаром восклицаю я.

На это Мэрилин что-то отвечает – бла-бла-бла, – но я этого уже не слышу. Потому что биплан возвращается.

Глава 11. Доктор Ватсон, уходи!

Хуже, чем держаться за ручку, на свете может быть только одно.

Держаться за ручку вот с ней:

– Мне нельзя наступать на эту ногу, – возмущаюсь я.

– Да ты постоянно на неё наступаешь, я сама видела, – отвечает тётя.

– Ложь, клевета и измышления! – воплю я.

– Измышления? Какое интересное слово.

– Мне давно пора лежать в тёплой постельке! Восстанавливать силы после травмы.

– Ничего подобного. Нас ждёт твой любимый музей.

Тётушка имеет в виду вот этот музей:

Да-да, тот самый, где я заработал.

– И зачем только ты привела меня сюда, – сокрушаюсь я. – Это настоящая фабрика лжи.

– Ложь, клевета и измышления! – вопит двоюродная бабуля, едва не теряя равновесие. – Видишь, почему нам лучше держаться за руки? – прибавляет она.

– Я знаю одно: Карл Кобалински – дуралей!

Тётушка цепляется за ближайшее дерево, чтобы немного передохнуть.

– Бум-бум-стоп, – командует она всякий раз перед тем, как затормозить на своих бум-бум-роликах.

Мало того, что я вынужден держать её за ручку, так ещё и этот позор!

– Тут ты, пожалуй, прав, – произносит она.

– Прав насчёт чего?

– Насчёт этого типа, Кобалински. Разве он раскрыл хоть одно дело?

– Вот-вот, – киваю я.

– Настоящий гений с блеском раскрывает дела, – говорит тётя Дуршлаг. – Как Шерлок Холмс, например.

– У Холмса были свои недостатки, – напоминаю я. – И всё же согласен: мы, детективы, истинные гении этого мира. Поэтому-то я и намерен раскрыть самое дерзкое преступление века.

– Дело о пропавшем глобусе?

– А ты откуда знаешь?!

– Объявление. Твоя мама забыла его в столовой.

– Бросила у всех на виду?

– Рядом с поломанным стулом.

– Не знаю ни про какой стул, – отпираюсь я.

– Ложь, клевета и измышления! – восклицает тётушка. Хихикнув, она снова разгоняется на роликах и на этот раз уже не держит меня за руку. – Чихать мне на стул, Тимми. Есть идея!

– Какая?

– У Шерлока Холмса ведь был помощник, верно?

– Доктор Ватсон.

– Точно, Ватсон.

– Ну, и?

– Я, – гордо говорит тётя. – Я буду твоим Ватсоном.

Он неожиданности я разеваю рот, потом даю резкий отпор:

– Вот ещё выдумала! у тебя нет подготовки.

– Так подготовь меня.

– Даже не мечтай. И вообще, у меня уже есть компетентный помощник.

– Это кто же это? – прищуривается двоюродная бабуля.

Я вспоминаю о том, когда в последний раз видел Эпика и как он таскал из Масломобиля расходные материалы.

– Не желаю это обсуждать, – закрываю я тему.

– Расслабься, – говорит тётя. – Я просто фантазировала. К тому же, – она вытягивает указательный палец, – вот и музей.

В этот момент тётя поскальзывается. А я хватаю её за руку.

Глава 12. О чём задумались, крошки?

Глупые детишки-непрофессионалы старательно пыхтят, копошатся, чего-то там себе придумывают.

А профи сидит и вздыхает.

– Что ты делаешь в лотке для жареной картошки? – любопытствует Ролло.

– А ты что забыл в буфете? – задаю я встречный вопрос.

– Я первый спросил.

– Это называется «вести наружное наблюдение». Вдобавок прозрачный козырёк защищает меня от нападения. А теперь иди к остальным – к этим недотёпам, которые строят из себя детективов.

– Каких ещё детективов?

– Будто не знаешь!

– Не знаю.

– Половина учеников ходят и бормочут, как помешанные, – пытаются раскрыть дело, хотя шансов у них ноль, а ты про это вообще ничего не слышал?

– А, ты про глобус и конкурс на лучшего сыщика? – доходит до Ролло. – Я – пас.

Ну наконец хоть кто-то осознал свою ничтожность и моё величие. Я вытаскиваю руку из-под пластикового козырька и похлопываю Ролло по макушке.

– Ну, ну, – снисходительно говорю я, – вовсе не зазорно признать своё поражение. Ты же не виноват, что родился в одну эпоху с Тимми Фейлом.

– Я родился в эпоху, когда без хороших оценок не обойтись, – отвечает Ролло, – а на средний балл этот конкурс никак не влияет.

Бедняга, до сих пор думает, будто отметки – это главное, и даже не подозревает, что, имея на руках пятьсот долларов, можно до конца жизни не беспокоиться о деньгах.

– Ладно, повышай свои оценки, только, будь другом, сделай одолжение, а? Стань моими глазами и ушами в этом мутном пруду. Я никому не позволю обойти систему.

– Обойти систему?

– Смошенничать. Взять обманом. Добыть денежки нечестным путём.

– Понял.

– Надуть. Облапошить. Развести. Обжулить.

– Да ладно, ладно, понял! – Ролло качает большой круглой головой. – По-моему, ты слегка тронулся умом, если считаешь, что на школьном состязании кто-то станет жульничать.

– Тронулся умом? в этом округе, не говоря уже о штате, достойных соперников мне просто-напросто нет. Естественно, я должен защититься от единственного способа, при помощи которого меня можно вывести из игры. Махинации!

– Махинации? Тимми, совсем не обязательно действовать обманом, чтобы тебя обставить.

– Ха! – выкрикиваю я. – Ты спятил?

– Нет, не спятил. Мы оба знаем, что в нашей школе есть по крайней мере ещё один претендент на победу.

– Давай, произнеси это вслух, если хочешь испортить мне день.

– Что произнести? – недоумевает Ролло.

– Имей в виду, я тут же заведу Масломобиль, и только ты меня и видел.

– Да что ты мелешь?

– Имя, Ролло. Имя Той, Кого Нельзя Называть. Не хочу, чтобы оно застряло в моём гениальном мозгу, где уже кипит напряжённая работа.

– А-а, – облегченно выдыхает Ролло, – ты про Коррину Коррину?

Таки произнёс.

Имя – в мозгу, мозг – в голове, голова – в масле.

Глава 13. Добро пожаловать в обезьянник[2]

Из-за того, что болтун Ролло открыл свой большой болтливый рот, вам теперь захочется поподробнее узнать Сами Знаете о Ком.

Так уж и быть, расскажу.

Это Коррина Коррина (она же Трусня).

А вот как она представлена в ежегодном школьном альбоме (описание спокойно можете пропустить – это сплошное нагромождение лжи):

Коррина Коррина – круглая отличница и уже завоевала немало наград за успехи в учёбе. В свободное время она с удовольствием работает в собственном детективном агентстве под названием Служба Расследований Коррины Коррины (СРКК).

Офис СРКК расположен в самом центре города, в здании бывшего банка. Агентство располагает самой современной техникой для ведения расследований.

Коррина Коррина имеет репутацию проницательного детектива и пользуется любовью одноклассников.

Так, с вами опять я, Тимми. Всё, что вы только что прочитали, – враньё от начала до конца, ложь гигантских размеров – размеров гарбанзо.

Во-первых, Коррину Коррину никто не любит.

Во-вторых, она не раскрыла ни одного дела.

И, в-третьих, порядочности у неё примерно столько же, сколько у обезьянки шарманщика.

Более того, в описании опущены существенные детали, а именно:

• Коррина Коррина – фигурант многочисленных жалоб и претензий, направленных в Комиссию по этике Бюро лучших детективов[3].

• Она – злостная преступница[4].И последнее, но не менее важное:

• Допускаю, что она и есть сам Сатана.

Глава 14. Ночь накануне величия

Завтрашнее утро – последний срок сдачи доклада о проведённом расследовании.

Сыщики-дилетанты со всего города корпят над своими записками.

Тогда как я лежу в постели и разрабатываю устройство «Ленивый медведь – 2000».

– А меня не волнует, нравится тебе это или нет, – обращаюсь я к своему деловому партнёру. – Установим, и точка.

«Ленивый медведь – 2000» – высокотехнологичное устройство, разработанное мной лично для контроля деятельности моего же партнёра.

Выглядит оно так:

Принцип работы заключается в следующем:

1. Камера высокой чёткости шпионит ведёт наблюдение за моим бизнес-партнёром.

2. Информация с камеры пересылается на компьютер, который фиксирует проявления лени или обжорства со стороны моего партнёра.

3. Камера также фиксирует проявления трудолюбия и ответственности.

4. При фиксации любого проявления, указанного в п. 3, устройство выдаёт медведю куриный наггетс в количестве одной штуки.

Тем не менее Эпик выдвигает уйму возражений.

Его не устраивает:

– название агрегата;

– вторжение в частную жизнь;

– малые размеры порции лакомства.

Также Эпик грозится колотить по «Ленивому медведю – 2000» до тех пор, пока механизм не выплюнет все наггетсы до последнего кусочка.

– Устройство будет изготовлено из медведеупорной стали, – информирую я, – так что желаю удачи!

– Удачи в чём? – раздаётся голос.

Я поднимаю глаза и в дверях моей комнаты вижу маму. Недовольно бурчу.

– Обязательно врываться на каждое совещание?

– У тебя было открыто. К тому же в этом доме наши спальни расположены в разных концах. Мне неуютно оттого, что ты так далеко. – Мама присаживается на краешек кровати и обнимает меня. – Подготовил доклад на конкурс?

– Нет.

– Разве сдавать не завтра?

– Завтра.

– Так твой доклад готов?

Ох, как же я мечтаю о том дне, когда мир оставит меня в покое и перестанет подвергать сомнению мои принципы!

– Всё под контролем, мама. Хочешь меня оскорбить?

– Ну что ты, Тимми, никто тебя не оскорбляет. Просто я знаю, как важен для тебя этот конкурс.

Она целует меня в нос и суёт в руку печенье с арахисовой пастой.

– Специально для тебя испекла, – шепчет мама. – На удачу в завтрашнем состязании.

– Спасибо, – невнятно бормочу я и крепко обнимаю её за шею.

Мама легонько нажимает пальцем на мой нос, как на кнопку звонка.

– Через полчаса – отбой, – говорит она и выходит.

Я провожаю её глазами, потом опускаю взгляд на печеньку в руке. Печеньки уже нет.

Её слямзил вороватый меховой шар, разлёгшийся по соседству.

Глава 15. Когда я доберусь туда на «фениксе»

– Эта колымага может ехать быстрее?

– Не-а, – беззаботно отвечает тётушка, крутя баранку своего старенького «Понтиака-феникса». – Я и так гоню изо всех сил.

– Этой консервной банке лет тридцать, не меньше! – ворчу я. – Почему бы тебе не взять немного денег из кубышки и не купить нормальную машину?

– Потому что мне нравится эта, – заявляет двоюродная бабуля, и в этот момент мотор глохнет. – Ах, чтоб тебя! Вот не любит она правые повороты, и всё. Знаешь такую дорогу в школу, чтобы поворачивать только налево?

Я возмущённо хмыкаю.

Тётя пытается оживить двигатель, но безуспешно, поэтому я выскакиваю из авто.

– Эй, ты куда? – удивляется она.

– В школу, куда же ещё! Побегу со всех ног. Я и так уже часов на пять опоздал.

– Нельзя бежать со всех ног, если у тебя перелом!

– В любом случае выйдет быстрее, чем на этой развалюхе. И вообще, школа всего в трёх кварталах отсюда.

Я хватаю костыль и, хромая, преодолеваю три квартала на максимально возможной скорости. Получается не очень быстро.

Я просто обязан был взять с собой знамя. Ведь на нём начертан девиз моего агентства.

Однако нести его ох как тяжело. В конце концов длинный кусок материи обматывается вокруг моей головы, и я уже не вижу, куда иду.

И меня сбивает поезд.

– Привет-привет, Тимми Фейл! – пищит поезд по имени Молли Москинс. – Ты врезался прямо в меня!

– О-о-о, только не сейчас! Молли Москинс, я опаздываю!

– А что стряслось?

– Мама меня не разбудила. Пожалуйста, отцепись. Я тороплюсь на конкурс детективов.

Но Молли не слушает – её взгляд приклеен к моему гипсу.

– И ты даже не позвал меня расписаться на гипсе! Как же так?

– Я никого не звал расписываться! Это непрофессионально. Может, всё-таки слезешь с меня?

Молли Москинс не двигается. Она в печали.

– Вот, держи! – я даю ей цветной карандаш, которым собирался раскрасить знамя.

В глазах Молли вспыхивает радость.

– Только поскорее, ладно? Сегодня самый важный день в моей жизни!

Так оно и есть. Потому что сегодня я вступлю в борьбу с другими участниками конкурса.

И разгадаю тайну пропавшего глобуса.

И пущу выигранные деньги на расширение филиальной сети агентства. Например, открою отделение в Перу.

Надо заметить, это довольно далеко от того места, где я нахожусь сейчас.

В эту минуту я лежу лицом вниз на газоне перед школой, а девчонка, от которой пахнет мандаринами, рисует на моей гипсовой ноге сердечки.

Вскоре нога становится похожа на рекламный щит, разрисованный хулиганистым Купидоном.

К нам подходит Ролло. Изо рта у него торчит кусок печенья с начинкой.

– Чудненько, – оценивает он нашу композицию.

– Тебе что, заняться нечем? – огрызаюсь я.

– Большая перемена, время обеда, – отвечает он. – А почему тебя сегодня с утра не было на уроках?

– Не твоё дело.

– Доклад сдал?

– Нет! – рычу я. – Куда, по-твоему, я так тороплюсь?

Ролло пожимает плечами.

– Не знаю… Кажется, доклады принимают до часу дня.

– До часу? И узнаю я об этом только сейчас! Было сказано: срок до пятницы, и всё.

Ролло опять пожимает плечами.

– Симпатичная буковка «М» вышла, – говорит Молли, выписывая на гипсе своё имя.

– Сколько времени? – ору я как ненормальный.

Ролло опускает взгляд на свои наручные часы с эмблемой Стэнфорда.

– Половина первого. У тебя ещё полчаса, чтобы добраться до кабинета директора.

– Тю, – презрительно бросаю я. – Уйма времени на раскрытие дела.

– Ты его ещё не раскрыл? – изумляется Молли.

– Пока нет. Но я Тимми Фейл, и в этом весь план.

– Твой план – вообще не раскрывать? – высказывает предположение Ролло.

– Нет, пряничная твоя голова. Раскрыть, но не просто так, а с шиком, – объясняю я.

– Это как? – спрашивает Молли.

– Пройдусь мимо очереди, в которую выстроились горе-сыщики, и дам понять, что я даже ни секундочки не размышлял над делом.

– Зачем? – по-прежнему не улавливает Ролло.

– Все рты разинут от удивления. Они-то пыхтели, день и ночь ломали головы, а тут я – весь такой спокойный и небрежный.

– Так ведь можно и проиграть, – издаёт робкий писк Молли.

– Ни в коем случае. Пока эти бедняги будут остолбенело таращить глаза, я начну задавать вопросы. Наводящие. Профессиональные. «Находили ли вы отпечатки пальцев на столе?» «А у подозрительной уборщицы показания брали?» Мой подход собьёт глупых детишек с толку, и они всё выложат.

– Так-таки и выложат? – сомневается Молли.

– Выложат как миленькие! и тогда я закрою глаза, сведу всю информацию воедино и найду отгадку!

– У тебя получится? – уточняет Молли.

– Я – Тимми Фейл. Мои таланты безграничны.

– Но как они узнают, что ты раскрыл дело? Ты же не можешь озвучить ответ в присутствии соперников?

– Как только я решу загадку, так сразу же заберусь на флагшток и разверну своё знамя с девизом «Величие».

Ролло меня не слышит: он смотрит, как падает сбитый автомобилем флагшток.

– Тормозам капут, – сообщает тётя.

Глава 16. Ложь, часы и злополучный глобус

Я марширую в кабинет директора Скримшо, точь-в-точь как полководец на пике тактического гения.

Как Наполеон в сражении под Аустерлицем.

Или генерал Грант во время осады Виксберга.

Или как Марио в Грибном королевстве.

А грибов-то и нету!

– Где все? – обращаюсь я к Мэрилин, Уже-Не-Улыбчивой секретарше.

– В смысле? – хмурит брови она.

– Где толпа сыщиков-любителей? Они ведь должны стоять в очереди. Испугались, как Ролло?

Едва имя слетает у меня с губ, как я слышу за спиной голос его обладателя.

– Тимми!

Неуклюже переваливаясь, Ролло трусит ко мне. Так быстро он даже на физкультуре не бегал!

– Ты заделался моей тенью? Преследуешь меня во все ключевые моменты жизни?

– Надо поговорить, – выдыхает Ролло.

– Не сейчас.

– Тимми, – вмешивается Мэрилин, – даже не знаю, что тебе сказать.

– Как «что сказать»? Я собираюсь принять участие в конкурсе. Где все остальные?

– Мои часы, Тимми! – стонет Ролло.

– Заткнись, дружище, – прошу я.

– Все уже ушли, – отвечает секретарша.

– Ушли? Они что, пришли раньше?

– Да, то есть нет. Не раньше.

– Ничего не понимаю.

Мэрилин опускается передо мной на корточки. Теперь наши глаза на одном уровне.

– Тимми, – сообщает она, – сейчас десять минут второго.

У меня начинает дёргаться левый глаз. Потом правый.

– Ложь и измышления! – восклицаю я. – Пять минут назад было двенадцать тридцать.

Ролло вскидывает руку с часами. Я гляжу на Ролло.

– Должно быть, остановились, – виновато произносит он, постучав по циферблату.

Кровь стучит у меня в висках. Я резко разворачиваюсь к Мэрилин и в бешенстве кричу:

– Этого не может быть! Да я прямо сейчас раскрою тайну глобуса!

– Тимми, ничего не поделаешь, – мягко возражает Мэрилин. – Условия одинаковы для всех.

– Глобус стянула уборщица! Или завуч!

На секретаршу мои крики не действуют.

– Мне жаль, Тимми. Отпущенное время вышло.

– Вы сами его спёрли! Нет, это Ролло! Директорская жена!

В окошке, отделяющем приёмную от кабинета, поднимаются жалюзи, и за стеклом я вижу директора Скримшо.

– Измените ваши дурацкие правила! – воплю я.

Скримшо жестом показывает на часы и пожимает плечами.

– Вы ведь можете!

Он качает головой.

– Каких-то несчастных десять минут!

– Сожалею, – беззвучно произносит директор.

Я прищуриваю взор.

– Кого вы боитесь? Инспектора? Или мэра? у меня есть связи! Мы их прищучим!

Я принимаюсь молотить кулаком в толстое стекло, уронив на пол Знамя Величия. Оно больше не отражается в окошке, и теперь я могу всмотреться в глубь кабинета.

Напротив директорского стола стоит стул. На стуле кто-то сидит. И довольно ухмыляется. Это…

– Жульничество! – во всё горло ору я. – Махинации!

Глава 17. Гибель Вселенной

– Сроки есть сроки, Тимми, – говорит мама. – Уверена, что Коррина Коррина тут ни при чём. Мало ли, по какой причине она зашла к директору. И разве кому-то лучше от того, что ты заперся в кабинете дяди Густава?

– Это не кабинет, – отвечаю я.

– А что же?

– Бюро претензий.

Прежде чем мама успевает открыть рот, я просовываю под дверь Претензионную карточку № 1.

– Что это? – недоумевает она.

– Прочти, – глухо отзываюсь я из-за двери.

– Я торопилась на собеседование! Поэтому попросила тётю разбудить тебя.

– Я легко бы проснулся сам, если бы кое-кто не накормил меня на ночь сахарным печеньем и не заставил полночи бодрствовать.

– Так это я во всём виновата?

Я просовываю по дверь Претензионную карточку № 2.

– А тётушка чем тебе не угодила? Без неё ты вообще не добрался бы до школы, после того как опоздал на автобус. Она не виновата, что машина сломалась.

Я отправляю маме карточку № 3.

– Послушай, это уж совсем нелепость какая-то, – начинает сердиться мама. – Глупее ничего не придумал?

Я сую под дверь следующую карточку.

– Понятно. Это всё?

– Нет, не всё.

– А, ну да, – вздыхает мама. – Ты же ещё не предъявил претензию тётиному попугаю.

Я задумываюсь. В чём можно обвинить Торпеду Боба?

– Нет, речь не о нём. Речь о колобке.

– Ролло? Твой лучший друг тоже провинился?

– Пятёрка за сообразительность, – говорю я. – У него неисправные часы. И это не считая прочих недостатков.

– Замечательно, – говорит мама. – Давай мне карточку.

Но я не могу. Поэтому открываю дверь.

– Вся пачка не пролезет: слишком толстая.

Глава 18. Голова на плечах

Я понимаю, что если намерен двигаться дальше, как и полагается настоящему профессионалу, то сначала должен оценить прошлое трезвым взглядом.

Признать, что во всех моих бедах виноваты окружающие, и предъявить им претензии.

Но я пока не закончил подсчёт.

Есть ещё один тип, который подвёл меня. Это из-за его лжи я сломал ногу и не сумел добраться до школы вовремя.

Я еду к нему, чтобы предъявить обвинения лично, и кричу, не сдерживая эмоций:

– БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, КАРЛ КОБАЛИНСКИ!

Правда, теперь Карл без головы. Поэтому скульптурная композиция смотрится немного странно.

Глава 19. Последний поезд на Глупервилль

Обратный путь из музея мне преграждает мистер Обрезок Ластика.

– К-к-кажется, я знаю, к-кто умыкнул Ложечку-Пригожечку, – заикаясь, выдаёт Нунцио Бенедичи.

Слушать всякую чепуху мне некогда.

– Возьми себя в руки, Бенедичи, – советую я. – Перед тобой профессионал.

– Знаю, знаю. Извини, что пришлось тебя выследить.

– Надеюсь, ты запасся веской причиной. В поездках на Масломобиле я люблю обдумывать ход расследования.

– О, да, причина веская, – кивает Нунцио. – Я считаю, это Минни.

– Кто такая Минни? – осведомляюсь я.

– Такой, а не такая. Минни – мой двоюродный брат.

– Доказательства есть?

– Его только что отправили в Глоберман.

– Что ещё за Глоберман?

– Академия Глобермана.

– Не слыхал о такой.

– Это школа для…

– Погоди-ка, – перебиваю я.

– Так ты знаешь об этой школе?

– Нет, просто масло в глаз попало.

Я вытираю масло, Бенедичи терпеливо ждёт.

– Давай дальше, – говорю я.

– Это школа для плохих детей.

– И за что его туда отправили?

– Не знаю. Но чтобы туда попасть, нужно быть плохим.

– Насколько плохим?

– Ну, плохо вести себя в школе, плохо учиться и всё такое.

– И что делают с детьми в этом вашем Глупервилле?

– Глобермане, – поправляет Нунцио. – Там очень строгие порядки. Насчёт поведения и всего остального. А ещё там помогают с уроками. Ну, то есть прикрепляют к тебе репетитора, дают больше времени на подготовку домашних заданий и…

– Существенная деталь! – кричу я и тяну за верёвку, тормозя Масломобиль.

– Что это значит? – спрашивает Нунцио.

– Это значит смажь-ка мне голову. – Я протягиваю Бенедичи пачку масла. – Я должен кое-куда смотаться.

– Не могу, – отказывается Нунцио.

– Почему? – я презрительно усмехаюсь. – Слишком занят, чтобы помочь упрямому сыщику сориентироваться на неприветливых улицах жестокого города?

– Нет, – качает головой Бенедичи. – У меня непереносимость лактозы.

Глава 20. Ибо он – колдун вуду

В школе Ролло Тукас объясняет мне, что такое непереносимость лактозы.

– Это когда организм не переваривает молочные продукты.

– Точно? – с подозрением переспрашиваю я. – А я решил, что Бенедичи хочет помешать гениальному сыщику.

– Точно, точно, – заверяет Ролло. – И убери уже эту штуку. Ни капли на меня не похоже.

– Под «штукой» он имеет в виду новенькую куклу вуду, которая воплощает Ролло Тукаса.

– Ты сорвал самое важное событие моей жизни, – говорю я, сжимая в руке куклу, – так что это – необходимая мне эмоциональная поддержка. – Я тычу кукле в глаз пальцем. – Что-нибудь чувствуешь?

– Нет.

– А ну дай сюда! – гремит у меня над ухом.

Это мистер Пергатони, учитель географии. Он берёт куклу вуду за голову.

– Вы пришли сюда, чтобы заниматься географией! – Учитель яростно потрясает куклой.

– А теперь чувствуешь? – шёпотом спрашиваю я у Ролло.

Пергатони свирепо откашливается.

– Урок всего раз в неделю! Потрудитесь хотя бы слушать, что я говорю!

Тут он прав.

В школе проходит эксперимент: несколько раз в неделю мы покидаем закреплённый кабинет и ходим на занятия к другим учителям.

По понедельникам у нас английский с миссис Келмсли, по средам – естествознание с мистером Питерсом, а по пятницам – география с чуваком, который сейчас сжимает в кулаке куклу Ролло.

Не знаю, почему мистеру Пергатони поручили вести географию. Вообще-то, он учитель труда и показывает нам, как стругать деревяшки. Может, дело в том, что он работает на полставки и вторая половина дня у него свободна. А может, просто не нашли никого зануднее.

– Я бы охотно слушал, будь ваш стиль изложения материала хоть немного увлекательнее, – поясняю я. – Иначе говоря, ваши лекции пусты и скучны.

Ролло шарахается от меня.

– Пусты? Скучны? – переспрашивает Пергатони. – По-твоему, я идиот?

– Ну да, – подтверждаю я. – Вас отличает заурядность и приземлённость мышления. Но не огорчайтесь: человек, вы, кажется, неплохой.

По классу пролетает нервный шепоток. Даже у Молли Москинс лицо застывает, точно маска.

– С запиской – в кабинет директора! – командует мистер Пергатони, вырывая розовый листок из блокнота.

Этот резкий жест заставляет его разжать другую руку. Кукла вуду падает на твёрдый пол. Я перевожу взгляд на Ролло.

– Ну, сейчас-то ты просто обязан почувствовать боль!

Глава 21. Есть во Франции местечко, где Трусню я победю

На застеклённой террасе страшная жара. В воздухе веет угрозой. У нас сводит зубы от воя пневмомашины для уборки опавших листьев.

– Может, вырубишь свой агрегат? – сердито кричу я Бинго, тётушкиному садовнику. – Я произношу мотивационную речь!

Бинго меня не слышит.

Я снова взбираюсь с ногами на стул и продолжаю свою пламенную речь, обращённую к Эпику, только уже громче.

– КАКОВА НАША ПОЛИТИКА?

ВЕСТИ ВОЙНУ ПРОТИВ ЖЕСТОКОЙ ТИРАНИИ, СТРАШНЕЕ КОТОРОЙ НЕ БЫЛО ЗА ВСЮ МРАЧНУЮ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ!

Эпик бухается на спину и чешет толстый зад.

– МЫ НЕ СДАДИМСЯ И НЕ ПРОИГРАЕМ! МЫ ПОЙДЁМ ДО КОНЦА!

Гудение внезапно прекращается, а я продолжаю орать во всю глотку:

– …МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ!

На террасу вкатывается моя двоюродная бабуля. На ногах у неё бум-бум-ролики.

– Будешь биться во Франции? – интересуется она.

– В этом доме можно хоть где-нибудь спрятаться от любопытных глаз и ушей? – раздражённо бурчу я.

– Если собираешься во Францию, я с тобой.

Я слезаю со стула.

– Это из речи Уинстона Черчилля[5], я нашёл её, когда заперся в кабинете.

– Ты запирался в кабинете Густава?

Продолжить чтение