Читать онлайн Дневник «Эпик Фейл». Куда это годится?! бесплатно

Stephan Pastis

TIMMY FAILURE, Book 2: Now look what you’ve done

Печатается с разрешения Writers House LLC и литературного агентства Synopsis

* * *

Пролог, который, скорее всего, станет понятен позже

Из всех причин засора водяных труб арктический хищник с избыточным весом – пожалуй, худшая. Умелый сантехник вытащит из вашей трубы ложку, комок волос или кусок мыла, но гораздо сложнее извлечь оттуда нечто вроде ЭТОГО:

ЭТО, как видите, белый медведь.

И сегодня он застрял в немножечко другой трубе. В «Трубе Ужаса».

«Труба Ужаса» представляет собой самую извилистую и скоростную водную горку в мире.

Сегодня, однако, о скорости речи не идёт. Потому что труба засорилась. Охочим до катаний белым медведем, слишком толстым для таких аттракционов.

Но кто-то пустил его на эту горку. За взятку, конечно.

Не добившись своего обычным путём, белый медведь включает обаяние. Если чары не срабатывают, хищник идёт на обман. Если же и обмануть не выходит, белый медведь достаёт из кармана толстую пачку долларов и заговорщически подмигивает.

Ибо так устроен наш мир.

Ну а потом происходит вот что:

И если вы – детектив мирового уровня, который в силу обстоятельств буквально привязан к этому медведю и у которого нет иного выбора, кроме как вслед за медведем съезжать по трубе, значит, у вас проблема.

Очень серьёзная проблема. И она вот-вот накроет вас с головой.

Потому что сзади уже несётся поток воды.

А когда мощный зад арктического хищника выполняет роль затычки, потоку деваться некуда – только обратно вверх.

Туда, где я.

Я в водяной ловушке.

И что-то меня это не радует.

Глава 1. Трудно жить без головы

Карл Кобалински – не самый большой умник на свете. Но попробуйте сказать это тётеньке в клетчатом жилете.

– «Музей мировых рекордов Мори» закрывается, – сообщает она. – Иди домой.

– Нет, вы только посмотрите! – восклицаю я. – Это же возмутительно!

– Ты о чём?

– Об этом. – Я показываю на статую.

– Послушай, мальчик, за восемь долларов в час я лишь слежу, чтобы посетители музея ничего не сломали. Если тебя не устраивают экспонаты, это не ко мне.

– Да, не устраивают. Враньё, сплошное враньё! Все знают, кто самый умный человек в мире.

– Ну и замечательно, – бормочет смотрительница, устало потирая виски.

– Это я.

– Молодчина, – кивает она и одной рукой подталкивает меня к выходу. – А сейчас я покажу самому умному человеку в мире принцип работы дверей.

Внезапно мне хочется козырнуть именем. Раскрыть, что я – не абы кто:

Эта фамилия настолько известна, что музейная смотрительница тут же узнает меня – основателя, президента и генерального директора лучшего детективного агентства в городе, если не во всём штате. А то и в целой стране.

Нет, не буду давить авторитетом. Действовать надо изящнее.

Я карабкаюсь на статую Карла Кобалински и пытаюсь сорвать табличку.

– Эй, ты что творишь? – вопит смотрительница.

– Спасаю репутацию вашего заведения!

Однако выполнить эту благородную миссию мне не удаётся.

Причина проста: дотянуться до таблички можно только в прыжке, а я почти в трёх метрах от земли.

Поэтому я совершаю поступок, додуматься до которого способен лишь самый большой умник на свете.

Я прыгаю.

Заодно выясняю, что умом Карл, может, и крепок, а вот про шею статуи того же не скажешь. Как только я прыгаю, шея с хрустом ломается, и мы вместе с сильно переоценённым черепом Карла Кобалински летим вверх тормашками.

И приземляемся на пол, где я вновь слышу хруст. На этот раз – в собственной ноге.

Смотрительница музея склоняется надо мной, а я отпускаю единственно уместное в данных обстоятельствах замечание:

– Поглядите, что вы наделали. Ну, и куда это годится?!

Глава 2. Гипс мешает развернуться

Когда лежишь в кровати с переломом правой ноги, выбор невелик: либо хныкать, либо писать мемуары.

Тимми Фейл не хнычет, так что вот вам мои мемуары:

Я родился на свет.

Достиг величия.

Стал основателем империи.

Свою империю я основал, несмотря на множество препятствий. А именно:

Препятствие № 1:

Моя мама. В целом она довольно милая, но не лишена недостатков.

Например, заставляет меня посещать это учреждение:

Я считаю, школа – для тех, кто в ней нуждается. А для достигших величия – это лишь досадная помеха, отнимающая время и силы.

Далее, препятствие № 2:

Препятствие носит имя Эпик. Это белый медведь весом в семьсот килограммов.

Он вырос в Арктике, но его родной дом растаял под солнцем, точно кубик льда. Поэтому Эпик проделал путь в три с лишним тысячи миль до моего дома. И я взял его на работу.

В первые полгода он был самым надёжным и ответственным белым медведем из всех, кого я нанимал. А потом проявил свою истинную натуру.

Его предательство так глубоко ранило меня, что я даже говорить об этом не хочу. Замечу одно:

Если в первые шесть месяцев ваш белый медведь трудится с повышенным усердием, имейте в виду: ЭТО УЛОВКА.

НЕ делайте его партнёром в своём детективном агентстве.

НЕ соглашайтесь сменить название агентства с «Фейл, Инк.» на «Эпик Фейл, Инк.».

Ну, и, раз уж я раздаю предостережения, НЕ берите пример с Препятствия № 3.

Препятствие № 3 зовут Ролло Тукас. Он мой лучший друг. И ещё он зануда. Потому что думает только о своих оценках. А значит, более подробного описания не заслуживает.

На странице мемуаров, которую я мог бы посвятить Ролло, будет красоваться мой портрет.

Глава 3. Как по маслу

Если вы – один из самых известных в мире сыщиков, логично, что и дела вам достаются громкие.

То, о котором сегодня утром меня извещает звонок Тиммифона, настолько громкое, что громче не бывает.

Звонит мой одноклассник, Нунцио Бенедичи.

У него пропало нечто ценное.

– Я потерял Ложечку-Пригожечку, – сообщает Нунцио.

– Без паники. Буду через двадцать. – И не обязательно минут. Вполне возможно, через двадцать часов.

Всё из-за этой штуки, которую нацепили мне на ногу две недели назад.

Быстро передвигаться я пока не могу. Я справлялся бы гораздо легче, будь у меня Фейломобиль.

Фейломобилем я именовал мамин гироскутер. Но мама его продала.

Тогда я соорудил Эпикмобиль.

Эпикмобиль представлял собой дорожный состав из прицепа и моего делового партнёра. Но мама продала и его (прицеп, не партнёра).

Так что теперь мой бизнес-партнёр просто тащит меня по улицам на верёвке.

Думаете, передвигаться таким образом сложно? А вот и нет. Потому что я намазываюсь толстым слоем масла.

В общем, это называется Масломобиль.

Глава 4. Вени, види, вичи Бенедичи (Пришёл, увидел… Нунцио Бенедичи!)

Вы не знакомы с Нунцио Бенедичи? Это парень из моего класса, который умеет набивать ноздри обрезками ластиков.

А Ложечка-Пригожечка – это любимая ложка, которой он ест яблочное пюре.

Не спрашивайте, почему у этой ложки собачья голова. Я не в курсе. И спрашивать не намерен.

Ибо с опытом к детективу приходит мудрость. И мудрость эта заключается в том, что у клиентов свои тайны, одна постыднее другой.

Поэтому, прибыв на место, я придерживаюсь стандартной процедуры.

– Расследование займёт три месяца. Возможно, потребуется слетать за границу, – информирую я клиента.

– Слетать? За границу? – вытаращивает глаза Нунцио.

Ох, эти бестолковые клиенты! Настоящее проклятие любого сыщика.

– Уголовный кодекс, статья 101. Хищение ложек, чувак. Первым делом украденную ложку переправляют в другую страну.

– Я не знал… – растерянно произносит Нунцио.

– Ты многого не знаешь. Потому и платишь мне за работу.

– Сколько с меня?

– Четыре доллара в день плюс издержки.

– Издержки? – Нунцио лезет в карман за мелочью и в этот момент чихает.

На меня обрушивается град из обрезков ластиков.

– Расходы на химчистку шарфика, – поясняю я. – Это во-первых.

Глава 5. Ясно, отчего птица в клетке не поёт

Обрезки ластиков – не единственная угроза в моей жизни на сегодняшний день. Есть ещё двоюродная бабушка. Правда, родством с ней я бы гордиться не стал. Потому что она привязала к тапкам ролики и на полном ходу врезалась в клетку с попугаем.

Теперь моя двоюродная бабушка лежит на полу без сознания.

Конечно, я бы помог, но такое повторяется второй раз за день. И четвёртый – за неделю. Я точно говорю, потому что мы с ней живём вместе.

Пожалуй, тут нужно пояснить.

Я, мама и белый медведь раньше снимали квартиру, но мама потеряла работу. Поэтому нам пришлось переехать к маминой тёте Дуршлаг.

Дуршлаг – это такая штука, чтобы отбрасывать макароны.

Не знаю, почему двоюродную бабушку так зовут. Может, из-за того, что в голове у неё дырки, через которые клетки мозга покидают черепную коробку.

Точно знаю одно: раньше у неё был муж, мамин дядя Густав.

Но потом дядя Густав умер. Вероятно, чтобы оказаться подальше от тёти Дуршлаг.

Дядя Густав был богат и после смерти оставил маминой тётке здоровенный особняк в городке Санта-Маринара, где здоровенные особняки просто кишмя кишат.

Любой тёте этого хватило бы с лихвой. Но только не тёте Дуршлаг.

Тётя Дуршлаг полагает, что ещё не внесла достаточный вклад в развитие цивилизации.

Своим вкладом в развитие цивилизации она считает это:

Бум-бум-ролики – это две пары колёсиков, которые вы привязываете к обуви.

Это совсем не то что роликовые коньки.

Тётя Дуршлаг целый вечер готова объяснять, что в роликовых коньках колёсики заранее прикреплены к ботинкам.

А в бум-бум-роликах – нет.

По всей видимости, это различие слишком тонкое, так как абсолютно все магазины спортивных товаров отказываются выпускать в продажу это опасное приспособление и не желают общаться с тётей по телефону.

Вот если бы и я мог отделаться от неё с той же лёгкостью! Увы, не могу. Мне остаётся лишь радоваться некоторым плюсам проживания в особняке.

К примеру, головной офис моего детективного агентства теперь размещается в самом просторном помещении за всю историю своего существования: на застеклённой тётиной террасе.

Там просторно. Оттуда открывается прекрасный вид. К тому же стекло обеспечивает хорошую защиту.

От ветра.

От злых пчёл.

А также от регулярно летающей двоюродной бабули.

Глава 6. Эпопея Ролло и ложки

Несмотря на полёты престарелых тётушек, расследование дела Бенедичи не ждёт.

Я вновь прихожу к Нунцио и провожу линейку опознания – выстраиваю подозреваемых в ряд.

– Стой и не шевелись, – приказываю я Ролло Тукасу. – Это стандартная полицейская процедура.

– Мне нужно писать сочинение по книге, – жалобно говорит Ролло.

– И не разговаривай, – обрываю его я. – Разговоры отвлекают.

Затем я поворачиваюсь к Нунцио.

– Итак, Нунцио, скажите: тот ли перед вами человек, который на ваших глазах похитил у вас любимую ложку, иначе именуемую Ложечкой-Пригожечкой?

– Ролло, что ли? Нет, конечно, – отвечает Нунцио. – Он только и делает, что зубрит.

Я вношу в служебный блокнот пометку:

И вновь обращаюсь к Нунцио:

– Значит, если я правильно понял, вы считаете, что Ложечку-Пригожечку похитил Ролло?

– Этого я не говорил, – возражает Нунцио.

– Жаль, – вздыхаю я. – Только его мне и удалось сюда затащить.

– Ну, всё уже? – подаёт голос Ролло. – Я пошёл домой.

– Куда это годится? – сердито рявкаю я. – Ты запугал свидетеля!

– Мне вовсе не страшно, – говорит Нунцио.

– Ладно, – говорю я, – у нас есть и другие подозреваемые.

Только на самом деле их нет.

Поэтому я хватаю первого, кто попадается под руку, и ставлю его перед Нунцио для опознания.

– Вы узнаёте преступника, похитившего вашу любимую ложку?

– Говорю же, никого я не видел, – упорствует Нунцио.

– Вот и хорошо, – говорю я. – Дело значительно усложнится, если я буду вынужден арестовать собственного бизнес-партнёра. – Сколько можно повторять! – Нунцио уже злится. – Мне известно только то, что Ложечка-Пригожечка пропала.

– Тише, тише, не переживай ты так, – успокаиваю его я.

– Я и не переживаю. Это ты залил мне весь прикроватный коврик потом.

Я разражаюсь уверенным смехом.

– Генеральный директор лучшего в стране детективного агентства не потеет, Нунцио.

– Тогда как это называется? – Он показывает пальцем на мой лоб.

– Масло, – объясняю я. – Масло, и ничего, кроме масла.

Глава 7. Полёт из гнезда кукушки

Даже такому умному и смекалистому профессионалу, как я, на расследование кражи со взломом необходимо время. Однако дело о Ложечке-Пригожечке придётся отложить.

По причине появления нового отвлекающего фактора.

Это тётин попугай-неразлучник Боб по кличке Торпеда.

Считается, что своё прозвище Боб получил за привычку вылетать из часто подвергаемой ударам клетки и бомбить с пикирования случайные цели, проявляя при этом агрессивность, характерную разве что для военных действий.

И сейчас его клетка пустует.

– Ох, Тимми, мне некогда ловить эту чёртову птицу. У меня через десять минут собеседование.

– Скажи тёте, пусть сама бегает за своим попугаем, – советую я. – Это ведь она постоянно врезается в клетку.

– И как прикажешь с ней разговаривать? – Мама показывает на тётю Дуршлаг, разлёгшуюся на полу в отключке.

– Может, ты этим займёшься?

Я бы и рад, но в это мгновение срабатывает сигнал аварийного оповещения.

Аварийная сигнализация модели «Эпик Фейл» – это высокотехнологичная система, разработанная в лабораториях агентства «Эпик Фейл Инк.» в целях своевременного оповещения сотрудников о неминуемой опасности.

Система включает в себя три пакета для завтрака.

Комплект пакетов (так называемый Пакет привилегий) вручается каждому сотруднику агентства после успешного прохождения курса базовой подготовки.

Способ применения аварийной сигнализации в случае непосредственной угрозы технически сложен и официально запатентован. Постараюсь изложить в общих чертах:

Сотрудник наполняет пакет воздухом.

Сотрудник с силой бьёт по пакету обеими руками.

Впрочем, не углубляйтесь в технические подробности. Главное в следующем:

Сотрудник имеет право активировать систему лишь в двух ситуациях, угрожающих его жизни:

1. Конец света;

2. Появление Трусни.

ТРУСНЯ расшифровывается так:

Т – Тотальная

Р – Разрушительница,

У – Уничтожающая

С – Свет (и добро),

Н – Необычайной

Я – Ядовитости

Трусня причиняет мне столько же неудобств, сколько другое известное явление, связанное с упомянутым предметом нижнего белья:

В длинном и мрачном прошлом Трусня скрывалась под множеством имён (среди них Чудовище, Исчадие Зла, Бензопила и др.), но я не буду перечислять их все. И вообще, это – закрытая тема. Точка.

Заслышав звуки аварийного оповещения, я понимаю, что сигнал опасности может издавать только один сотрудник – мой деловой партнёр. Где бы он ни был, в эту минуту над ним нависла смертельная угроза.

Я неуклюже ковыляю к месту, откуда исходит сигнал.

Вдоль длинного коридора. Вверх по лестнице. Через сводчатый дверной проём в кабинет дедушки Густава.

И там я вижу этого чувака:

Который прячется от этого чувака (справа):

А это означает, что этот чувак…

…лишился своего Пакета привилегий.

Глава 8. Когда луна поражает твой взор

Мистер Дженкинс делает объявление.

Мистер Дженкинс – мой учитель.

Но я его не слушаю. Потому что занят – приматываю Ролло Тукаса к парте скотчем.

– Ну, зачем ты это делаешь? – ноет Ролло. – Я хочу послушать учителя. Это интересно.

– В школе не бывает ничего интересного, – отвечаю я, приматывая к парте свободную руку приятеля.

– Он объявляет какой-то конкурс!

– А я готовлю научный проект. И название придумал: «Наша дружелюбная Вселенная».

– Можно мне уже послушать?

– Так, слушай меня, – строго говорю я. – Ты – Солнце, то есть неподвижный объект. Для этого и нужен скотч.

– Отлично, только он уже назвал сроки проведения, а я из-за тебя всё прослушал!

– А я буду Землёй, которая вращается вокруг Солнца по орбите. Правда, со сломанной ногой вращаться мне будет трудновато.

Хромая, я обхожу вокруг Ролло – демонстрирую движение по орбите.

Ролло опять недоволен:

– Ты мне всё загораживаешь!

– Не против, если я выкрашу тебя в оранжевый цвет?

– В какой-какой цвет?

– Я тоже хочу с вами играть, – слышится писклявый девчачий голос.

Это Молли Москинс. Она всегда всё портит.

Почему? Потому что вечно улыбается и пахнет мандаринами. В придачу один зрачок у неё больше другого, и она совершенно не уважает чужое личное пространство.

– Не мешай нам, Молли Москинс. Я на пороге открытия, достойного Нобелевской премии.

Молли будто и не слышит. Так и вьётся вокруг меня.

– Это ещё что? – возмущаюсь я.

– Я – Луна, – радостно сообщает она. – Я вращаюсь вокруг тебя, пока ты вращаешься вокруг Ролло.

– Может, вы оба всё-таки помолчите? – просит Ролло.

– Чепуха! – фыркаю я. – Во-первых, у тебя в руке коробка для завтраков. Луна не носит с собой коробку для завтраков!

Я продолжаю ковылять вокруг Ролло и одновременно пытаюсь отпихнуть Молли Москинс.

– Мне нравится моя коробочка для завтраков! – восклицает Луна, вальсируя вокруг меня.

– У меня голова кружится! – жалобно сообщает Ролло.

Молли Москинс теперь двигается с закрытыми глазами и повизгивает от счастья.

– Уи-и-и-и-и-и-и-и-и!

– Меня сейчас стошнит, – предупреждает Ролло.

– Эй, вы трое! Что это за балаган? – строго прикрикивает мистер Дженкинс.

Луна, испуганная его резким возгласом, слетает с орбиты и врезается в Солнце. Солнце падает на Землю. Земля впечатывается в шкаф с учебным инвентарём.

Вселенная коллапсирует.

– Ну что, довольны? – обращаюсь я к мистеру Дженкинсу. – Вы только что отбили охоту к знаниям у троих детей, интересовавшихся наукой!

Глава 9. Отставка, оскорбления и медведи. Боже мой!

– Поднимите руки все, кто за то, чтобы исключить медведя из Совета директоров.

Я поднимаю руку.

Эпик – не поднимает (лапу).

Мы в оппозиции друг к другу.

Вот так всегда и происходят заседания Совета директоров агентства «Эпик Фейл, Инк.».

Разница лишь в том, что сегодня мы собрались в огромном помещении. То есть в столовой моей двоюродной бабушки.

– Ты лентяй и обжора. И боишься маленьких птичек, – говорю я.

Наши собрания в конце концов неизменно сводятся к переходу на личности.

Эпик откидывается на спинку стула – хочет мне возразить. Но стул под ним ломается.

– Сколько раз я говорил тебе не опираться на спинку! Никакой стул не выдержит твоего веса!

Из кухни является мама. Без стука.

– Это всё медведь виноват, – говорю я.

– Тётя разрешила тебе здесь играть?

– А кто играет? у нас тут заседание Совета директоров. И если ты снова помешаешь, мне придётся просить охрану вывести тебя за дверь.

Под охраной я имею в виду Эпика. Эпик широко зевает.

– Тимми, почему ты не показал мне это? – Мама протягивает листок бумаги.

– Понятия не имею, о чём ты. Но раз уж прерываешь заседание, скажи хотя бы: «Вопрос процедурного характера».

– Ладно. Вопрос процедурного характера. Это листовка с объявлением из школы. Лежала у тебя в рюкзаке.

– Вы роетесь в чужих документах, мэм? Где же ваше чувство приличия?

– В объявлении говорится о конкурсе на звание лучшего сыщика. Тебе стоило бы поучаствовать.

Я выхватываю листок из маминых рук.

– Это глупая шутка? – интересуюсь я.

– Тимми, это состязание. Звучит заманчиво.

– Заманчиво? Да это оскорбление в мой адрес! Все и так знают, кто лучший сыщик на свете.

– Никто тебя не оскорбляет, Тимми, это всего лишь игра.

– И вовсе не игра, мама. Это просто плевок в меня и моё агентство. Удар по моему мировому престижу.

– О господи, лучше бы я тебе не показывала эту бумажку.

Качая головой, мама покидает зал заседаний.

Эпик её провожает. Ненасытная зверюга провожает любого, кто направляется на кухню.

– Это оскорбление не останется без ответа, – заявляю я Совету директоров. – Тимми Фейла вокруг пальца не обведёшь! Кто за – поднимите руки.

Но в зале пусто, и моё предложение некому поддержать.

– Принято единогласно, – постановляю я.

Глав 10. Тимми против Красного Барона[1]

Офис директора Скримшо – серьёзное место. Поэтому и шапку я надел серьёзную.

– Ну, что тебе сказать, Тимми, – разводит руками директор. – Это состязание, конкурс. Никто над тобой не насмехается.

Я ничего не слышу. Потому что к шапке прилагается биплан и он летает вокруг моей головы.

– Говорите громче, – прошу я. – Мотор сильно рокочет.

– Это состязание! – кричит директор. – Никто над тобой не насмехается!

Биплан удаляется в область затылка.

– Всё, можете убавить громкость, – говорю я.

– Тимми, у меня масса дел. Хочешь участвовать в соревновании – записывайся. Заявки регистрируют в этом кабинете в пятницу. Мэрилин, мой секретарь, сообщит тебе точное время.

– Глупости, – обрубаю директора я. – До пятницы ещё три дня. Я могу решить вашу задачку прямо сейчас.

– Задачка, как ты её называешь, не моя. Соревноваться придётся с ребятами из всех школ района. Победит тот, кто представит самое обоснованное и красивое решение.

– Жаль остальных, – замечаю я. – Они хоть в курсе, что будут тягаться с профессионалом?

– Не знаю, Тимми, что они знают, а чего – не знают. – Директор Скримшо надевает пиджак. – А сейчас беги. Скоро начинается педсовет.

– Можно вопрос?

Директор тормозит в дверях.

– Побыстрее, пожалуйста.

– Нам обоим известно, что я, будучи звездой сыска, значительно поднял престиж вашего мероприятия. Спрашивается, в чём мой интерес?

– О боже, – взвывает директор. – Так, мне пора. Мэрилин, проследите, чтобы мальчик покинул мой кабинет.

Входит секретарша. На лице у неё милая улыбка.

– Тимми, неужели тебе мало денежного приза? – невинно спрашивает Мэрилин.

– О чём это вы?

– Извини, не удержалась и подслушала вашу беседу. Победителю полагается денежное вознаграждение.

– Лучший детектив получит деньги?

– Точно.

– И сколько?

– Пятьсот долларов.

– Пять сотен? Да это же целое состояние!

– Ну, не то чтобы состояние. Но тоже неплохо.

– Агентство расширит всемирную сеть! я открою филиал в Перу!

– Приятно видеть такой энтузиазм.

– При чём тут энтузиазм? Речь о создании целой империи!

– Ясно, – кивает Мэрилин.

– Во главе которой будет стоять Тимми Фейл!

– Вот и славно.

– Ибо Тимми Фейла не проведёшь! – с жаром восклицаю я.

На это Мэрилин что-то отвечает – бла-бла-бла, – но я этого уже не слышу. Потому что биплан возвращается.

Глава 11. Доктор Ватсон, уходи!

Хуже, чем держаться за ручку, на свете может быть только одно.

Держаться за ручку вот с ней:

– Мне нельзя наступать на эту ногу, – возмущаюсь я.

– Да ты постоянно на неё наступаешь, я сама видела, – отвечает тётя.

– Ложь, клевета и измышления! – воплю я.

– Измышления? Какое интересное слово.

– Мне давно пора лежать в тёплой постельке! Восстанавливать силы после травмы.

– Ничего подобного. Нас ждёт твой любимый музей.

Тётушка имеет в виду вот этот музей:

Да-да, тот самый, где я заработал.

– И зачем только ты привела меня сюда, – сокрушаюсь я. – Это настоящая фабрика лжи.

– Ложь, клевета и измышления! – вопит двоюродная бабуля, едва не теряя равновесие. – Видишь, почему нам лучше держаться за руки? – прибавляет она.

– Я знаю одно: Карл Кобалински – дуралей!

Тётушка цепляется за ближайшее дерево, чтобы немного передохнуть.

– Бум-бум-стоп, – командует она всякий раз перед тем, как затормозить на своих бум-бум-роликах.

Мало того, что я вынужден держать её за ручку, так ещё и этот позор!

– Тут ты, пожалуй, прав, – произносит она.

– Прав насчёт чего?

– Насчёт этого типа, Кобалински. Разве он раскрыл хоть одно дело?

– Вот-вот, – киваю я.

– Настоящий гений с блеском раскрывает дела, – говорит тётя Дуршлаг. – Как Шерлок Холмс, например.

– У Холмса были свои недостатки, – напоминаю я. – И всё же согласен: мы, детективы, истинные гении этого мира. Поэтому-то я и намерен раскрыть самое дерзкое преступление века.

– Дело о пропавшем глобусе?

– А ты откуда знаешь?!

– Объявление. Твоя мама забыла его в столовой.

– Бросила у всех на виду?

– Рядом с поломанным стулом.

– Не знаю ни про какой стул, – отпираюсь я.

– Ложь, клевета и измышления! – восклицает тётушка. Хихикнув, она снова разгоняется на роликах и на этот раз уже не держит меня за руку. – Чихать мне на стул, Тимми. Есть идея!

– Какая?

– У Шерлока Холмса ведь был помощник, верно?

– Доктор Ватсон.

– Точно, Ватсон.

– Ну, и?

– Я, – гордо говорит тётя. – Я буду твоим Ватсоном.

Он неожиданности я разеваю рот, потом даю резкий отпор:

– Вот ещё выдумала! у тебя нет подготовки.

– Так подготовь меня.

– Даже не мечтай. И вообще, у меня уже есть компетентный помощник.

– Это кто же это? – прищуривается двоюродная бабуля.

Я вспоминаю о том, когда в последний раз видел Эпика и как он таскал из Масломобиля расходные материалы.

– Не желаю это обсуждать, – закрываю я тему.

– Расслабься, – говорит тётя. – Я просто фантазировала. К тому же, – она вытягивает указательный палец, – вот и музей.

В этот момент тётя поскальзывается. А я хватаю её за руку.

Глава 12. О чём задумались, крошки?

Глупые детишки-непрофессионалы старательно пыхтят, копошатся, чего-то там себе придумывают.

А профи сидит и вздыхает.

– Что ты делаешь в лотке для жареной картошки? – любопытствует Ролло.

– А ты что забыл в буфете? – задаю я встречный вопрос.

– Я первый спросил.

– Это называется «вести наружное наблюдение». Вдобавок прозрачный козырёк защищает меня от нападения. А теперь иди к остальным – к этим недотёпам, которые строят из себя детективов.

– Каких ещё детективов?

– Будто не знаешь!

– Не знаю.

– Половина учеников ходят и бормочут, как помешанные, – пытаются раскрыть дело, хотя шансов у них ноль, а ты про это вообще ничего не слышал?

– А, ты про глобус и конкурс на лучшего сыщика? – доходит до Ролло. – Я – пас.

Ну наконец хоть кто-то осознал свою ничтожность и моё величие. Я вытаскиваю руку из-под пластикового козырька и похлопываю Ролло по макушке.

– Ну, ну, – снисходительно говорю я, – вовсе не зазорно признать своё поражение. Ты же не виноват, что родился в одну эпоху с Тимми Фейлом.

– Я родился в эпоху, когда без хороших оценок не обойтись, – отвечает Ролло, – а на средний балл этот конкурс никак не влияет.

Бедняга, до сих пор думает, будто отметки – это главное, и даже не подозревает, что, имея на руках пятьсот долларов, можно до конца жизни не беспокоиться о деньгах.

– Ладно, повышай свои оценки, только, будь другом, сделай одолжение, а? Стань моими глазами и ушами в этом мутном пруду. Я никому не позволю обойти систему.

– Обойти систему?

– Смошенничать. Взять обманом. Добыть денежки нечестным путём.

– Понял.

– Надуть. Облапошить. Развести. Обжулить.

– Да ладно, ладно, понял! – Ролло качает большой круглой головой. – По-моему, ты слегка тронулся умом, если считаешь, что на школьном состязании кто-то станет жульничать.

– Тронулся умом? в этом округе, не говоря уже о штате, достойных соперников мне просто-напросто нет. Естественно, я должен защититься от единственного способа, при помощи которого меня можно вывести из игры. Махинации!

– Махинации? Тимми, совсем не обязательно действовать обманом, чтобы тебя обставить.

– Ха! – выкрикиваю я. – Ты спятил?

– Нет, не спятил. Мы оба знаем, что в нашей школе есть по крайней мере ещё один претендент на победу.

– Давай, произнеси это вслух, если хочешь испортить мне день.

– Что произнести? – недоумевает Ролло.

– Имей в виду, я тут же заведу Масломобиль, и только ты меня и видел.

– Да что ты мелешь?

– Имя, Ролло. Имя Той, Кого Нельзя Называть. Не хочу, чтобы оно застряло в моём гениальном мозгу, где уже кипит напряжённая работа.

– А-а, – облегченно выдыхает Ролло, – ты про Коррину Коррину?

Таки произнёс.

Имя – в мозгу, мозг – в голове, голова – в масле.

Глава 13. Добро пожаловать в обезьянник[2]

Из-за того, что болтун Ролло открыл свой большой болтливый рот, вам теперь захочется поподробнее узнать Сами Знаете о Ком.

Так уж и быть, расскажу.

Это Коррина Коррина (она же Трусня).

А вот как она представлена в ежегодном школьном альбоме (описание спокойно можете пропустить – это сплошное нагромождение лжи):

Коррина Коррина – круглая отличница и уже завоевала немало наград за успехи в учёбе. В свободное время она с удовольствием работает в собственном детективном агентстве под названием Служба Расследований Коррины Коррины (СРКК).

Офис СРКК расположен в самом центре города, в здании бывшего банка. Агентство располагает самой современной техникой для ведения расследований.

Коррина Коррина имеет репутацию проницательного детектива и пользуется любовью одноклассников.

Так, с вами опять я, Тимми. Всё, что вы только что прочитали, – враньё от начала до конца, ложь гигантских размеров – размеров гарбанзо.

Во-первых, Коррину Коррину никто не любит.

Во-вторых, она не раскрыла ни одного дела.

И, в-третьих, порядочности у неё примерно столько же, сколько у обезьянки шарманщика.

Более того, в описании опущены существенные детали, а именно:

• Коррина Коррина – фигурант многочисленных жалоб и претензий, направленных в Комиссию по этике Бюро лучших детективов[3].

• Она – злостная преступница[4].И последнее, но не менее важное:

• Допускаю, что она и есть сам Сатана.

Глава 14. Ночь накануне величия

Завтрашнее утро – последний срок сдачи доклада о проведённом расследовании.

Сыщики-дилетанты со всего города корпят над своими записками.

Тогда как я лежу в постели и разрабатываю устройство «Ленивый медведь – 2000».

– А меня не волнует, нравится тебе это или нет, – обращаюсь я к своему деловому партнёру. – Установим, и точка.

«Ленивый медведь – 2000» – высокотехнологичное устройство, разработанное мной лично для контроля деятельности моего же партнёра.

Выглядит оно так:

Принцип работы заключается в следующем:

1. Камера высокой чёткости шпионит ведёт наблюдение за моим бизнес-партнёром.

2. Информация с камеры пересылается на компьютер, который фиксирует проявления лени или обжорства со стороны моего партнёра.

3. Камера также фиксирует проявления трудолюбия и ответственности.

4. При фиксации любого проявления, указанного в п. 3, устройство выдаёт медведю куриный наггетс в количестве одной штуки.

Тем не менее Эпик выдвигает уйму возражений.

Его не устраивает:

– название агрегата;

– вторжение в частную жизнь;

– малые размеры порции лакомства.

Также Эпик грозится колотить по «Ленивому медведю – 2000» до тех пор, пока механизм не выплюнет все наггетсы до последнего кусочка.

– Устройство будет изготовлено из медведеупорной стали, – информирую я, – так что желаю удачи!

– Удачи в чём? – раздаётся голос.

Я поднимаю глаза и в дверях моей комнаты вижу маму. Недовольно бурчу.

– Обязательно врываться на каждое совещание?

– У тебя было открыто. К тому же в этом доме наши спальни расположены в разных концах. Мне неуютно оттого, что ты так далеко. – Мама присаживается на краешек кровати и обнимает меня. – Подготовил доклад на конкурс?

– Нет.

– Разве сдавать не завтра?

– Завтра.

– Так твой доклад готов?

Ох, как же я мечтаю о том дне, когда мир оставит меня в покое и перестанет подвергать сомнению мои принципы!

– Всё под контролем, мама. Хочешь меня оскорбить?

– Ну что ты, Тимми, никто тебя не оскорбляет. Просто я знаю, как важен для тебя этот конкурс.

Она целует меня в нос и суёт в руку печенье с арахисовой пастой.

– Специально для тебя испекла, – шепчет мама. – На удачу в завтрашнем состязании.

– Спасибо, – невнятно бормочу я и крепко обнимаю её за шею.

Мама легонько нажимает пальцем на мой нос, как на кнопку звонка.

– Через полчаса – отбой, – говорит она и выходит.

Я провожаю её глазами, потом опускаю взгляд на печеньку в руке. Печеньки уже нет.

Её слямзил вороватый меховой шар, разлёгшийся по соседству.

Глава 15. Когда я доберусь туда на «фениксе»

– Эта колымага может ехать быстрее?

– Не-а, – беззаботно отвечает тётушка, крутя баранку своего старенького «Понтиака-феникса». – Я и так гоню изо всех сил.

– Этой консервной банке лет тридцать, не меньше! – ворчу я. – Почему бы тебе не взять немного денег из кубышки и не купить нормальную машину?

– Потому что мне нравится эта, – заявляет двоюродная бабуля, и в этот момент мотор глохнет. – Ах, чтоб тебя! Вот не любит она правые повороты, и всё. Знаешь такую дорогу в школу, чтобы поворачивать только налево?

Я возмущённо хмыкаю.

Тётя пытается оживить двигатель, но безуспешно, поэтому я выскакиваю из авто.

– Эй, ты куда? – удивляется она.

– В школу, куда же ещё! Побегу со всех ног. Я и так уже часов на пять опоздал.

– Нельзя бежать со всех ног, если у тебя перелом!

– В любом случае выйдет быстрее, чем на этой развалюхе. И вообще, школа всего в трёх кварталах отсюда.

Я хватаю костыль и, хромая, преодолеваю три квартала на максимально возможной скорости. Получается не очень быстро.

Я просто обязан был взять с собой знамя. Ведь на нём начертан девиз моего агентства.

Однако нести его ох как тяжело. В конце концов длинный кусок материи обматывается вокруг моей головы, и я уже не вижу, куда иду.

И меня сбивает поезд.

– Привет-привет, Тимми Фейл! – пищит поезд по имени Молли Москинс. – Ты врезался прямо в меня!

– О-о-о, только не сейчас! Молли Москинс, я опаздываю!

– А что стряслось?

– Мама меня не разбудила. Пожалуйста, отцепись. Я тороплюсь на конкурс детективов.

Но Молли не слушает – её взгляд приклеен к моему гипсу.

– И ты даже не позвал меня расписаться на гипсе! Как же так?

– Я никого не звал расписываться! Это непрофессионально. Может, всё-таки слезешь с меня?

Молли Москинс не двигается. Она в печали.

– Вот, держи! – я даю ей цветной карандаш, которым собирался раскрасить знамя.

В глазах Молли вспыхивает радость.

– Только поскорее, ладно? Сегодня самый важный день в моей жизни!

Так оно и есть. Потому что сегодня я вступлю в борьбу с другими участниками конкурса.

И разгадаю тайну пропавшего глобуса.

И пущу выигранные деньги на расширение филиальной сети агентства. Например, открою отделение в Перу.

Надо заметить, это довольно далеко от того места, где я нахожусь сейчас.

В эту минуту я лежу лицом вниз на газоне перед школой, а девчонка, от которой пахнет мандаринами, рисует на моей гипсовой ноге сердечки.

Вскоре нога становится похожа на рекламный щит, разрисованный хулиганистым Купидоном.

К нам подходит Ролло. Изо рта у него торчит кусок печенья с начинкой.

– Чудненько, – оценивает он нашу композицию.

– Тебе что, заняться нечем? – огрызаюсь я.

– Большая перемена, время обеда, – отвечает он. – А почему тебя сегодня с утра не было на уроках?

– Не твоё дело.

– Доклад сдал?

– Нет! – рычу я. – Куда, по-твоему, я так тороплюсь?

Ролло пожимает плечами.

– Не знаю… Кажется, доклады принимают до часу дня.

– До часу? И узнаю я об этом только сейчас! Было сказано: срок до пятницы, и всё.

Ролло опять пожимает плечами.

– Симпатичная буковка «М» вышла, – говорит Молли, выписывая на гипсе своё имя.

– Сколько времени? – ору я как ненормальный.

Ролло опускает взгляд на свои наручные часы с эмблемой Стэнфорда.

– Половина первого. У тебя ещё полчаса, чтобы добраться до кабинета директора.

– Тю, – презрительно бросаю я. – Уйма времени на раскрытие дела.

– Ты его ещё не раскрыл? – изумляется Молли.

– Пока нет. Но я Тимми Фейл, и в этом весь план.

– Твой план – вообще не раскрывать? – высказывает предположение Ролло.

– Нет, пряничная твоя голова. Раскрыть, но не просто так, а с шиком, – объясняю я.

– Это как? – спрашивает Молли.

– Пройдусь мимо очереди, в которую выстроились горе-сыщики, и дам понять, что я даже ни секундочки не размышлял над делом.

– Зачем? – по-прежнему не улавливает Ролло.

– Все рты разинут от удивления. Они-то пыхтели, день и ночь ломали головы, а тут я – весь такой спокойный и небрежный.

– Так ведь можно и проиграть, – издаёт робкий писк Молли.

– Ни в коем случае. Пока эти бедняги будут остолбенело таращить глаза, я начну задавать вопросы. Наводящие. Профессиональные. «Находили ли вы отпечатки пальцев на столе?» «А у подозрительной уборщицы показания брали?» Мой подход собьёт глупых детишек с толку, и они всё выложат.

– Так-таки и выложат? – сомневается Молли.

– Выложат как миленькие! и тогда я закрою глаза, сведу всю информацию воедино и найду отгадку!

– У тебя получится? – уточняет Молли.

– Я – Тимми Фейл. Мои таланты безграничны.

– Но как они узнают, что ты раскрыл дело? Ты же не можешь озвучить ответ в присутствии соперников?

– Как только я решу загадку, так сразу же заберусь на флагшток и разверну своё знамя с девизом «Величие».

Ролло меня не слышит: он смотрит, как падает сбитый автомобилем флагшток.

– Тормозам капут, – сообщает тётя.

Глава 16. Ложь, часы и злополучный глобус

Я марширую в кабинет директора Скримшо, точь-в-точь как полководец на пике тактического гения.

Как Наполеон в сражении под Аустерлицем.

Или генерал Грант во время осады Виксберга.

Или как Марио в Грибном королевстве.

А грибов-то и нету!

– Где все? – обращаюсь я к Мэрилин, Уже-Не-Улыбчивой секретарше.

– В смысле? – хмурит брови она.

– Где толпа сыщиков-любителей? Они ведь должны стоять в очереди. Испугались, как Ролло?

Едва имя слетает у меня с губ, как я слышу за спиной голос его обладателя.

– Тимми!

Неуклюже переваливаясь, Ролло трусит ко мне. Так быстро он даже на физкультуре не бегал!

– Ты заделался моей тенью? Преследуешь меня во все ключевые моменты жизни?

– Надо поговорить, – выдыхает Ролло.

– Не сейчас.

– Тимми, – вмешивается Мэрилин, – даже не знаю, что тебе сказать.

– Как «что сказать»? Я собираюсь принять участие в конкурсе. Где все остальные?

– Мои часы, Тимми! – стонет Ролло.

– Заткнись, дружище, – прошу я.

– Все уже ушли, – отвечает секретарша.

– Ушли? Они что, пришли раньше?

– Да, то есть нет. Не раньше.

– Ничего не понимаю.

Мэрилин опускается передо мной на корточки. Теперь наши глаза на одном уровне.

– Тимми, – сообщает она, – сейчас десять минут второго.

У меня начинает дёргаться левый глаз. Потом правый.

– Ложь и измышления! – восклицаю я. – Пять минут назад было двенадцать тридцать.

Ролло вскидывает руку с часами. Я гляжу на Ролло.

– Должно быть, остановились, – виновато произносит он, постучав по циферблату.

Кровь стучит у меня в висках. Я резко разворачиваюсь к Мэрилин и в бешенстве кричу:

– Этого не может быть! Да я прямо сейчас раскрою тайну глобуса!

– Тимми, ничего не поделаешь, – мягко возражает Мэрилин. – Условия одинаковы для всех.

– Глобус стянула уборщица! Или завуч!

На секретаршу мои крики не действуют.

– Мне жаль, Тимми. Отпущенное время вышло.

– Вы сами его спёрли! Нет, это Ролло! Директорская жена!

В окошке, отделяющем приёмную от кабинета, поднимаются жалюзи, и за стеклом я вижу директора Скримшо.

– Измените ваши дурацкие правила! – воплю я.

Скримшо жестом показывает на часы и пожимает плечами.

– Вы ведь можете!

Он качает головой.

– Каких-то несчастных десять минут!

– Сожалею, – беззвучно произносит директор.

Я прищуриваю взор.

– Кого вы боитесь? Инспектора? Или мэра? у меня есть связи! Мы их прищучим!

Я принимаюсь молотить кулаком в толстое стекло, уронив на пол Знамя Величия. Оно больше не отражается в окошке, и теперь я могу всмотреться в глубь кабинета.

Напротив директорского стола стоит стул. На стуле кто-то сидит. И довольно ухмыляется. Это…

– Жульничество! – во всё горло ору я. – Махинации!

Глава 17. Гибель Вселенной

– Сроки есть сроки, Тимми, – говорит мама. – Уверена, что Коррина Коррина тут ни при чём. Мало ли, по какой причине она зашла к директору. И разве кому-то лучше от того, что ты заперся в кабинете дяди Густава?

– Это не кабинет, – отвечаю я.

– А что же?

– Бюро претензий.

Прежде чем мама успевает открыть рот, я просовываю под дверь Претензионную карточку № 1.

– Что это? – недоумевает она.

– Прочти, – глухо отзываюсь я из-за двери.

– Я торопилась на собеседование! Поэтому попросила тётю разбудить тебя.

– Я легко бы проснулся сам, если бы кое-кто не накормил меня на ночь сахарным печеньем и не заставил полночи бодрствовать.

– Так это я во всём виновата?

Я просовываю по дверь Претензионную карточку № 2.

– А тётушка чем тебе не угодила? Без неё ты вообще не добрался бы до школы, после того как опоздал на автобус. Она не виновата, что машина сломалась.

Я отправляю маме карточку № 3.

– Послушай, это уж совсем нелепость какая-то, – начинает сердиться мама. – Глупее ничего не придумал?

Я сую под дверь следующую карточку.

– Понятно. Это всё?

– Нет, не всё.

– А, ну да, – вздыхает мама. – Ты же ещё не предъявил претензию тётиному попугаю.

Я задумываюсь. В чём можно обвинить Торпеду Боба?

– Нет, речь не о нём. Речь о колобке.

– Ролло? Твой лучший друг тоже провинился?

– Пятёрка за сообразительность, – говорю я. – У него неисправные часы. И это не считая прочих недостатков.

– Замечательно, – говорит мама. – Давай мне карточку.

Но я не могу. Поэтому открываю дверь.

– Вся пачка не пролезет: слишком толстая.

Глава 18. Голова на плечах

Я понимаю, что если намерен двигаться дальше, как и полагается настоящему профессионалу, то сначала должен оценить прошлое трезвым взглядом.

Признать, что во всех моих бедах виноваты окружающие, и предъявить им претензии.

Но я пока не закончил подсчёт.

Есть ещё один тип, который подвёл меня. Это из-за его лжи я сломал ногу и не сумел добраться до школы вовремя.

Я еду к нему, чтобы предъявить обвинения лично, и кричу, не сдерживая эмоций:

– БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, КАРЛ КОБАЛИНСКИ!

Правда, теперь Карл без головы. Поэтому скульптурная композиция смотрится немного странно.

Глава 19. Последний поезд на Глупервилль

Обратный путь из музея мне преграждает мистер Обрезок Ластика.

– К-к-кажется, я знаю, к-кто умыкнул Ложечку-Пригожечку, – заикаясь, выдаёт Нунцио Бенедичи.

Слушать всякую чепуху мне некогда.

– Возьми себя в руки, Бенедичи, – советую я. – Перед тобой профессионал.

– Знаю, знаю. Извини, что пришлось тебя выследить.

– Надеюсь, ты запасся веской причиной. В поездках на Масломобиле я люблю обдумывать ход расследования.

– О, да, причина веская, – кивает Нунцио. – Я считаю, это Минни.

– Кто такая Минни? – осведомляюсь я.

– Такой, а не такая. Минни – мой двоюродный брат.

– Доказательства есть?

– Его только что отправили в Глоберман.

– Что ещё за Глоберман?

– Академия Глобермана.

– Не слыхал о такой.

– Это школа для…

– Погоди-ка, – перебиваю я.

– Так ты знаешь об этой школе?

– Нет, просто масло в глаз попало.

Я вытираю масло, Бенедичи терпеливо ждёт.

– Давай дальше, – говорю я.

– Это школа для плохих детей.

– И за что его туда отправили?

– Не знаю. Но чтобы туда попасть, нужно быть плохим.

– Насколько плохим?

– Ну, плохо вести себя в школе, плохо учиться и всё такое.

– И что делают с детьми в этом вашем Глупервилле?

– Глобермане, – поправляет Нунцио. – Там очень строгие порядки. Насчёт поведения и всего остального. А ещё там помогают с уроками. Ну, то есть прикрепляют к тебе репетитора, дают больше времени на подготовку домашних заданий и…

– Существенная деталь! – кричу я и тяну за верёвку, тормозя Масломобиль.

– Что это значит? – спрашивает Нунцио.

– Это значит смажь-ка мне голову. – Я протягиваю Бенедичи пачку масла. – Я должен кое-куда смотаться.

– Не могу, – отказывается Нунцио.

– Почему? – я презрительно усмехаюсь. – Слишком занят, чтобы помочь упрямому сыщику сориентироваться на неприветливых улицах жестокого города?

– Нет, – качает головой Бенедичи. – У меня непереносимость лактозы.

Глава 20. Ибо он – колдун вуду

В школе Ролло Тукас объясняет мне, что такое непереносимость лактозы.

– Это когда организм не переваривает молочные продукты.

– Точно? – с подозрением переспрашиваю я. – А я решил, что Бенедичи хочет помешать гениальному сыщику.

– Точно, точно, – заверяет Ролло. – И убери уже эту штуку. Ни капли на меня не похоже.

– Под «штукой» он имеет в виду новенькую куклу вуду, которая воплощает Ролло Тукаса.

– Ты сорвал самое важное событие моей жизни, – говорю я, сжимая в руке куклу, – так что это – необходимая мне эмоциональная поддержка. – Я тычу кукле в глаз пальцем. – Что-нибудь чувствуешь?

– Нет.

– А ну дай сюда! – гремит у меня над ухом.

Это мистер Пергатони, учитель географии. Он берёт куклу вуду за голову.

– Вы пришли сюда, чтобы заниматься географией! – Учитель яростно потрясает куклой.

– А теперь чувствуешь? – шёпотом спрашиваю я у Ролло.

Пергатони свирепо откашливается.

– Урок всего раз в неделю! Потрудитесь хотя бы слушать, что я говорю!

Тут он прав.

В школе проходит эксперимент: несколько раз в неделю мы покидаем закреплённый кабинет и ходим на занятия к другим учителям.

По понедельникам у нас английский с миссис Келмсли, по средам – естествознание с мистером Питерсом, а по пятницам – география с чуваком, который сейчас сжимает в кулаке куклу Ролло.

Не знаю, почему мистеру Пергатони поручили вести географию. Вообще-то, он учитель труда и показывает нам, как стругать деревяшки. Может, дело в том, что он работает на полставки и вторая половина дня у него свободна. А может, просто не нашли никого зануднее.

– Я бы охотно слушал, будь ваш стиль изложения материала хоть немного увлекательнее, – поясняю я. – Иначе говоря, ваши лекции пусты и скучны.

Ролло шарахается от меня.

– Пусты? Скучны? – переспрашивает Пергатони. – По-твоему, я идиот?

– Ну да, – подтверждаю я. – Вас отличает заурядность и приземлённость мышления. Но не огорчайтесь: человек, вы, кажется, неплохой.

По классу пролетает нервный шепоток. Даже у Молли Москинс лицо застывает, точно маска.

– С запиской – в кабинет директора! – командует мистер Пергатони, вырывая розовый листок из блокнота.

Этот резкий жест заставляет его разжать другую руку. Кукла вуду падает на твёрдый пол. Я перевожу взгляд на Ролло.

– Ну, сейчас-то ты просто обязан почувствовать боль!

Глава 21. Есть во Франции местечко, где Трусню я победю

На застеклённой террасе страшная жара. В воздухе веет угрозой. У нас сводит зубы от воя пневмомашины для уборки опавших листьев.

– Может, вырубишь свой агрегат? – сердито кричу я Бинго, тётушкиному садовнику. – Я произношу мотивационную речь!

Бинго меня не слышит.

Я снова взбираюсь с ногами на стул и продолжаю свою пламенную речь, обращённую к Эпику, только уже громче.

– КАКОВА НАША ПОЛИТИКА?

ВЕСТИ ВОЙНУ ПРОТИВ ЖЕСТОКОЙ ТИРАНИИ, СТРАШНЕЕ КОТОРОЙ НЕ БЫЛО ЗА ВСЮ МРАЧНУЮ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ!

Эпик бухается на спину и чешет толстый зад.

– МЫ НЕ СДАДИМСЯ И НЕ ПРОИГРАЕМ! МЫ ПОЙДЁМ ДО КОНЦА!

Гудение внезапно прекращается, а я продолжаю орать во всю глотку:

– …МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ!

На террасу вкатывается моя двоюродная бабуля. На ногах у неё бум-бум-ролики.

– Будешь биться во Франции? – интересуется она.

– В этом доме можно хоть где-нибудь спрятаться от любопытных глаз и ушей? – раздражённо бурчу я.

– Если собираешься во Францию, я с тобой.

Я слезаю со стула.

– Это из речи Уинстона Черчилля[5], я нашёл её, когда заперся в кабинете.

– Ты запирался в кабинете Густава?

– Черчилль как будто знал Трусню!

– Что ж, – решительно молвит тётя, – если ты против Трусни, значит, я сражаюсь на твоей стороне. – Она шумно почёсывает ногу. – А кто такая Трусня?

– Неважно, – говорю я. – И твоя помощь мне не нужна.

– Всегда полезно иметь союзников.

– К твоему сведению, у меня есть союзник весом в семьсот килограммов. Это свирепый хищник, внушающий страх, и в Арктике он на вершине пищевой цепочки.

В этот момент до моего слуха доносится жалобный визг и мимо меня с топотом проносится тот самый союзник.

Я оборачиваюсь к тётушке.

– Когда можешь приступить?

Глава 22. Река по имени Боб

С оценками по географии у меня проблемы.

Видимо, из-за ответов вроде этого:

Та же ерунда с английским. Миссис Келмсли, видите ли, не понравилось моё сочинение по книге «Лев, колдунья и платяной шкаф»:

Да и с математикой дела не лучше.

– Не понимаю, что происходит, – обращается ко мне мистер Дженкинс. Он специально задержал меня после уроков. – После отъезда мистера Крокуса ты вроде как вошёл в колею, верно?

А-а, Старикан Крокус! Бедняга был так сражён моим величием, что сбежал на тропический остров.

– До сих пор переживаешь по поводу конкурса на звание лучшего детектива? – участливо спрашивает мистер Дженкинс.

Я изображаю недоумение.

– Конкурса?

– Дело о пропавшем глобусе, – подсказывает учитель.

– А, вы про это. Нет, нет, нет.

– Но я слышал, ты расстроился из-за проигрыша, так?

– Из-за проигрыша? Мистер Дженкинс, я не проиграл. Да и победителя ещё не объявили.

– Согласен, «проиграл» – не совсем удачное слово. Я о том, что твой доклад не приняли.

– Понятно, – киваю я. – Вы имеете в виду Чудовищную Несправедливость.

– Пожалуй, что так.

Я щёлкаю костяшками пальцев.

– Поживёте на этой планете подольше, мистер Дженкинс, и сами начнёте понимать, что наш мир просто переполнен несправедливостью. Мы, детективы, видим это яснее, чем обычные люди.

– Вот как?

– Именно, мистер Дженкинс. Кругом сплошное жульничество и махинации.

– Не уверен, так ли это на самом деле, однако я рад, что ты не злишься.

– Великие сыщики не злятся, сэр. Они… – Я обрываю фразу.

– Тимми, они – что?

– Исправляют свои оценки, мистер Дженкинс. Прилагают все усилия, чтобы…

БУМ!

Меня бьёт по голове летающий конверт.

– Ложись! На землю! – кричу я Дженкинсу. – Нас атаковали!

Я кидаюсь на учителя, защищаю его своим телом. Мы оба валимся на пол.

– Должно быть, снаряд влетел через окно! – определяю я.

– Будь добр, слезь с моей головы, – просит мистер Дженкинс.

– Сохраняйте спокойствие, – говорю я, слезаю с его головы и, присев на корточки, изучаю орудие нападения.

На лицевой стороне конверта никаких пометок.

Обернув руку концом шарфика, чтобы не оставить на поверхности отпечатков, я аккуратно переворачиваю конверт.

И надпись на обратной стороне ой как меня тревожит.

Глава 23. Письмо-обманка

– Определённо, это дело рук наёмного убийцы, – говорю я тётушке. – Но кто же он?

Тётя изучает подозрительный конверт. Тот самый, с сердечками.

– Внутри что-нибудь было? – спрашивает она.

– Конечно. Попроси моего секретаря принести из сейфа письмо.

Секретарь не может выполнить просьбу, потому что его голова застряла в коробке с хлопьями.

Я сам достаю письмо из сейфа и передаю тёте.

– Тимми, это писал не убийца, – заявляет она, рассмотрев объект.

– Шутишь? Ты только посмотри!

– Я и смотрю. Автору письма ты явно нравишься.

С досады я стукаюсь лбом о стеклянную стену террасы.

– Теперь понимаешь, почему я не люблю работать с непрофессионалами? Надо было дважды подумать, прежде чем нанимать тебя. Ты даже кондиционер не хочешь установить в этой душегубке!

– Это – солнечная терраса, тут и должно быть жарко, – возражает двоюродная бабуля.

– Есть ещё белый медведь, – напоминаю я.

– Ладно, Тимми. Может, жара и вправду действует нам на мозги. Ты сам что думаешь насчёт письма?

– Это зашифрованное послание, не видишь?

– Лично я вижу только сердечки.

– Напряги ум. Сердце – орган, который поддерживает в нас жизнь. Значит, именно в сердце отправитель и хочет нанести мне удар.

– В смысле, чтобы тебе настал… капут?

– Ну разумеется! Не зря же конверт швырнули в окно. Видишь острые углы? Кто знает, насколько серьёзные травмы он мог причинить!

– Вот оно что…

– При этом злоумышленники знали, что Дженкинс тоже будет в классе и что снаряд может попасть в него!

– Надо же, – качает головой тётя Дуршлаг. – И какие теперь наши действия?

– Наши действия – дать мне время подумать.

– Это – пожалуйста. – Оттолкнувшись от моего плеча, тётушка катится на роликах к двери.

– Ты разве уезжаешь?

– Даю тебе время подумать. Кроме того, у меня заседание Совета.

– Стоп-стоп-стоп, ты же не входишь в наш Совет!

– Да нет, Тимми, это другой Совет. В Фонде предпринимательства.

– Что это за Фонд предпринимательства такой?

– Сама толком не знаю. Кажись, они раздают деньги предпринимателям. Я в разных советах состою – всяких там музеев, благотворительных обществ, школ, больниц. Наверное, там считают, что старуха вроде меня только на это и годится – сидеть на заседаниях и слушать скучные речи скучных людей.

– Гм, мне трудно понять жизнь скучных людей, – задумчиво отвечаю я.

– Как и мне. – Тётя опускает взгляд на бум-бум-ролики.

Я тоже смотрю на них, затем опять вскидываю глаза и горячо уверяю:

– Когда-нибудь ты продашь целый миллион своих роликов!

Моя двоюродная бабушка улыбается.

– И мы будем биться во Франции! – бойко выкрикивает она.

Глава 24. Нелёгкое искусство садовника

Я наблюдаю, как Бинго подстригает куст, превращая его в слона.

– Зачем ты это делаешь? – любопытствую я.

– Твоей двоюродной бабушке нравятся садовые фигуры, – объясняет Бинго. – Она говорит, с ними веселее.

– Мне они тоже нравятся. И нравились бы ещё больше, если бы она мне платила.

– Разве тётя вам не платит?

– Ох, зря я это сказал. Нет, рано или поздно свои деньги я получаю. В основном. Ну да ладно. По правде сказать, она такая хорошая женщина, что я готов выполнять свою работу задаром.

– Можно залезть на слона? – спрашиваю я.

– Можно, – разрешает Бинго, – только будь осторожен.

Я поднимаюсь по лесенке и устраиваюсь на спине слона. Сверху мне видны соседские дворы.

– Бабуля права, – говорю я. – Вокруг одни скучные старики.

– Кроме вон того дома. – Бинго показывает на детский игровой комплекс. – В семье, должно быть, есть дети.

Я встаю во весь рост, чтобы увидеть детей, и ору:

– Э-ГЕ-ГЕ-Е-Е-ЕЙ!

С перепуга Бинго отчекрыживает слоновью ногу.

– Пожалуйста, не вопи, – просит он, сокрушённо глядя на изуродованную конечность.

– А фигуру белого медведя можешь сделать? – интересуюсь я.

Прежде чем Бинго открывает рот для ответа, раздаётся громкий крик:

– ТИММИ! – Это мама.

От неожиданности Бинго отрезает слону хвост.

– О, не-е-ет, – стонет он.

– Тимми, слезай, пока шею не сломал! – кричит мама. – Иди сюда, мне нужно с тобой поговорить!

Я спускаюсь.

– Почему меня вызывают к директору?

Я пожимаю плечами. Мама сердится.

– Я спрашиваю: почему?!

– Пожалуйста, прекратите орать, – в отчаянии умоляет Бинго, сжимая в руке слоновий хвост.

– Почему, Тимми? – уже тише повторяет вопрос мама.

– Не знаю.

– Тимми, в чём дело? Я думала, проблемы с учёбой позади. У тебя всё так хорошо шло!

Я опять пожимаю плечами.

– Это из-за конкурса? До сих пор расстраиваешься?

– Нет.

– Давай без обмана, хорошо? Может быть, причина во мне? Ты переживаешь из-за того, что меня уволили и я сижу без работы? Что мы съехали с квартиры? Что мы постоянно кочуем с места на место?

Я задумываюсь над мамиными словами.

– Слишком много перемен? Не любишь перемены, да? Ну, конечно, а кто их любит! Признайся честно, Тимми, в этом нет ничего дурного. Тебе тяжело справляться?

Я ещё сильнее думаю над тем, что говорит мама, потом смотрю ей прямо в глаза и во весь голос кричу:

– БИНГО!

Резко щёлкают ножницы.

– А-А-А-А-А! – голосит бедный садовник.

Глава 25. Высоко сижу, далеко гляжу

В руках у меня толстый пенёк. Я показываю его Ролло Тукасу.

– Это моя голова, – гордо сообщаю я.

– Похоже на пень, – заключает Ролло.

– Сам ты пень, – обижаюсь я. – Прямо вылитый.

– Откуда это у тебя?

– Взял у тётушкиного садовника. Он – мастер тапиоковых фигур.

– Топиарных, – поправляет Ролло. – Тапиока – это такая крупа.

– Много ты понимаешь в садовом искусстве! Не знаешь – лучше помалкивай.

– Так ты сам принёс эту штуку на урок «Покажи и расскажи».

– Мальчики, мне вас рассадить? – прикрикивает мистер Дженкинс.

– Видишь, что ты наделал, – шипит Ролло.

– Видишь, что ты наделал! – отбриваю я приятеля.

– Мистер Дженкинс, это не Тимми, а я, я, – подаёт голос Молли Москинс. – Я разговаривала на уроке.

– Молли, сядь на место, – говорит учитель.

– Ты это зачем? – шёпотом спрашиваю я у Молли.

– Ну, ты типа попадаешь в беду, а я тебя спасаю!

– Итак, дети, внимание! – обращается к классу мистер Дженкинс.

Молли мне подмигивает.

– Обычно я этого не делаю, – продолжает мистер Дженкинс, – но сегодня хочу поздравить единственного ученика, который получил высший балл за контрольную работу по математике в этом семестре.

Голова у Ролло начинает трястись из стороны в сторону, точно маракас в латиноамериканском оркестре.

Такое с ним случается перед каждой контрольной и вообще при любом упоминании оценок.

– И мои поздравления адресованы… Коррине Коррине! – торжественно объявляет мистер Дженкинс.

– Не-е-ет! – вопит Ролло Тукас, чья голова трясётся ещё сильнее. – Ей наверняка завысили балл! А мне небось влепили четвёрку с плюсом! Что может быть хуже четвёрки с плюсом!

– Угомонись, Ролло, – успокаивает его мистер Дженкинс. – У тебя тоже пятёрка.

Ролло шумно выдыхает. Голова трясётся уже меньше.

– Но Коррина Коррина показала просто великолепный результат, и потому я решил воздать ей должные почести, – подытоживает учитель.

Я вскакиваю на парту и заявляю:

– Я тоже хочу, чтобы мне воздали почести! Только взгляните на мою замечательную скульптуру!

– Ты что вытворяешь? – хмурится Ролло.

– Не твоё дело!

– Тимми, слезь с парты, – велит мистер Дженкинс.

– Тимми, тебе снова грозит беда! – Молли Москинс тянет меня за рукав.

– Опять собираешься что-нибудь отчебучить? – спрашивает Ролло.

– Сам дурак! – кричу я.

– Слезай уже наконец! – не выдерживает мистер Дженкинс.

– Ладно, ладно, – бурчу я и собираюсь слезть, но всё завершается плачевно.

Потому что одна чересчур заботливая девчонка роняет меня на пол.

Глава 26. Сквозь зеркало, и что я там увидел

Мы с Ролло в мужском туалете.

– Ты нарочно напрашиваешься на отчисление! – негодует он.

– Да тише ты, – шикаю я, а сам проверяю, нет торчат ли из-под дверей кабинок чьи-нибудь ноги.

– Тут всё написано! – в руках у Ролло листок, который выпал из моей папки.

Я прикидываюсь ветошью.

– Ничего не знаю!

– А-а, ты выяснил, что в Академии Глобермана конкурс проводится на месяц позже, чем в остальных школах, и решил вести себя как можно хуже, чтобы попасть туда и всё-таки принять в нём участие.

– Ложь, клевета и измышления!

В дверном проёме появляется Нунцио Бенедичи.

– ВОН! – рычу я и для пущей надёжности подпираю дверь пеньком.

– Не ложь, а правда, Тимми! и это самый настоящий идиотизм! – бушует Ролло.

– Тише, кому говорю, – шиплю я.

Дверь снова открывается, сбивая деревяшку.

– Я люблю тебя, Тимми Фейл! – верещит Молли Москинс.

– Выметайся из мужского туалета! – рычит Ролло и выпихивает её в коридор.

– Тимми, ты мой герой! – слышится оттуда бодрый голос Молли.

– Тимми, это всего лишь конкурс, – убеждает меня Ролло. Спиной он держит дверь, чтобы внутрь не могла ворваться Молли. – Дурацкий конкурс.

– Да этот конкурс обеспечит мне безбедную жизнь до конца дней! – запальчиво кричу я.

Дверь открывается в третий раз.

– Мне правда нужно в туалет, – канючит Нунцио.

– ВОН! – ору я.

– Пятисот долларов до конца дней тебе вряд ли хватит.

От злости я скрежещу зубами.

– Да что ты понимаешь! Ни черта не смыслишь в сыщицком ремесле! И настоящей жизни не нюхал.

– Может, и так, – кивает Ролло, – но твой план глупый и сырой. В любом случае тебя не отправят в Академию Глобермана только за низкие оценки и мелкое хулиганство. Тимми, в Академии собрали очень, очень плохих ребят.

Я поднимаю пенёк и говорю:

– Уйди с дороги, Ролло. Это из-за тебя я не уложился в срок!

Ролло отходит в сторону, и дверь распахивается.

В туалет пушечным ядром влетает Молли, за ней летит второе ядро – Нунцио Бенедичи. Они сбивают с ног Ролло, а сверху всех троих накрывает дождём из обрезков ластика.

Барахтаясь на дне этой схлопнувшейся Вселенной, Ролло не может меня остановить.

Он не останавливает меня ни когда я ковыляю через длинный коридор в обнимку с Деревяшкой Тимми, ни когда подхожу к кабинету Александра Скримшо.

Ролло Тукас бессилен мне помешать, когда я встаю перед окошком кабинета и вскидываю Тапиокового Тимми высоко над головой.

– ЭТО ТАПИОКОВЫЙ Я, ТИММИ ФЕЙЛ! – провозглашаю я, покачивая пеньком из стороны в сторону. – И МЕНЯ НИКОМУ НЕ ОБЛАПОШИТЬ! НИ ТРУСНЕ, НИ ЭТОЙ ШКОЛЕ, НИ ТЕБЕ, АЛЕКСАНДР СКРИМШО! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ЛЮБИТЕЛЬ НАЗНАЧАТЬ СРОКИ, ПОТВОРЩИК ЛЖИ и МАХИНАЦИЙ, СТОРОННИК ЧУДОВИЩНОЙ…

Жалюзи в окне поднимаются.

– …тирании, – заканчиваю я.

За окошком я вижу директора Скримшо. И ещё кое-кого. Женщину. Которая приходится мне матерью.

Которую вызвали к директору, о чём я совершенно забыл.

От изумления я теряю равновесие, спотыкаюсь и падаю.

Тапиоковым Тимми вперёд.

Влетаю прямо в окно директорского кабинета.

– Считай, тебя уже отчислили, – подводит итог Ролло. Глава 27. Глоберманцы атакуют

В Академии Глобермана много переростков.

Я к ним не отношусь.

И этот факт может обернуться против меня. По слухам, здесь любого могут раскатать в блин.

Или отправить в полёт.

А ещё – засунуть в коробку из-под сока.

Только мне всё это не грозит. Потому что у меня есть связи.

В лице Минни Мегакрутыша.

Минни – двоюродный брат Нунцио Бенедичи, а Нунцио – мой клиент.

Стало быть, Минни знает, кто я такой. Ему известны моя репутация и тот факт, что в партнёрах у меня грозный арктический хищник.

В силу этого Минни питает ко мне глубокое уважение. (Как и я к нему. Моё уважение выражается в том, что я каждый день отдаю ему деньги, выданные мамой на обед, и прибавляю к его имени обращение «Мегакрутыш».)

Наши отношения несут с собой массу преимуществ. Во-первых, я худею. Во-вторых, у меня достаточно времени для работы над величайшим делом всей жизни. И касается оно не пропавшего глобуса. Я восстал против несправедливости. Сражаюсь с махинациями. Моя цель – стереть с лица земли Тотальную Разрушительницу, Уничтожающую Свет (и добро), Необычайной Ядовитости.

Это я и собираюсь сделать вопреки новой угрозе моей жизни:

Конверт таинственным образом оказался у меня в рюкзаке. И это не случайность!

Тот, кто его подбросил, хотел продемонстрировать мне, что:

1. Я по-прежнему уязвим

2. со мной всё так же намерены разделаться.

Записка, вложенная в конверт, только подтвердила мои подозрения.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы разгадать смысл послания. Достаточно изменить падеж:

Поняли? «Мечтаю тебя ПРИКОНЧИТЬ!»

На этот раз, однако, преступник оставил важную улику:

Стикер, приклеенный к письму:

И означает это лишь одно:

Глава 28. Он видит, когда ты грешишь

Я давно заметил, что мама слишком бурно реагирует на пустяки.

Взять хотя бы тот случай, когда я перепилил опорные балки на чердаке.

Или пробил стену в своей комнате.

Но с того дня, как я разбил окно в кабинете директора Скримшо, мама замолчала совсем.

Возможно, она винит себя в том, что испугала меня своим неожиданным появлением в окошке.

Может быть, обвиняет Скримшо. А возможно, сознаёт, что в конечном счёте за всем этим стоит Трусня.

В любом случае мне это на руку: меньше всего детективу хочется, чтобы проблемы на домашнем фронте отвлекали его от работы.

Особенно если он занят сочинением лейтмотива.

– Мне нравится, – одобрительно кивает двоюродная бабуля.

– Моему северному партнёру – тоже, – сообщаю я. – Зажигательная композиция!

Я снова проигрываю мелодию.

– А больше всего мне нравится твоё исполнение на одной ноте! – прибавляет тётя.

– Этот стиль именуется минимализмом.

Тётушка с улыбкой подсаживается ко мне на фортепианную скамейку.

– Знаешь, Тимми, хоть я и рискую показаться дилетанткой, но всё-таки скажу: если тебе захочется поговорить, я умею слушать как никто другой.

– О чём нам с тобой говорить? – недоумеваю я.

– Ну, не знаю. О жизни, например.

Я недоверчиво хмыкаю.

– О жизни?

– Говорю же, не обязательно беседовать на узкопрофессиональные темы.

– В общем, так: сейчас я почти всё время торчу в тюрьме под названием Академия Глобермана, а каждую свободную минуту за её пределами посвящаю либо работе над величайшим делом эпохи, либо написанию лейтмотива. Едва ли тут есть о чём беседовать.

– Ладно, ладно, – говорит двоюродная бабуля. – Я, собственно, думала, может, поделишься – что у тебя на душе?

– У меня на душе всё замечательно.

– Ну, разумеется, как я сразу не поняла. Детективы гораздо лучше приспособлены к жизни, чем мы, обычные люди.

– Мы называем их «гражданские лица», – уточняю я.

– Да-да, гражданские лица, – охотно подхватывает тётя. – Нам, гражданским, порой приходится нелегко.

Я оглядываю просторную гостиную.

– Гм, а так сразу и не скажешь.

– Почему? Только потому, что я живу в большом доме?

– В огромном дорогом особняке, – поправляю я. – Ты ни разу не сталкивалась с жестокой реальностью, которая поджидает сыщика на мрачных улицах.

– О, могу себе представить, – цокает языком тётя.

– Привлекательного там мало, – прибавляю я.

Пустыми глазами она молча смотрит в ноты моей композиции.

Я перевожу взгляд на шторы.

– С тобой всё в порядке? – беспокоится тётушка.

Помявшись, я снова оборачиваюсь к ней и смущённо говорю:

– А если тебе когда-нибудь захочется поговорить, можешь обратиться ко мне.

Она расплывается в улыбке и кладёт руку мне на плечо. Я предостерегающе поднимаю палец.

– Хотя я бы предпочёл, чтобы мы беседовали на профессиональные темы.

Глядя в ноты, тётя начинает петь:

– ВЕЛИ-КИЙ ТИМ-МИ ВИ-ДИТ ВСЕ ВАШИ ГРЕ-ХИ-И! и ВАМ Е-ГО НЕ ПРО-ВЕС-ТИ-И!

Мой арктический бизнес-партнёр тут же принимается за то, что всегда выделывает, заслышав звуки музыки:

Глава 29. Танцуй! Танцуй!

– Без тебя в школе всё по-другому, – говорит Ролло Тукас.

– Так я и думал. Все погрузились в неизбывную скорбь, – киваю я, сидя на спине израненного садового слона.

– Насчёт всех утверждать не буду, но Молли Москинс страшно по тебе скучает.

– А я по ней – нет. Эта девчонка совершенно не уважает границ личного пространства.

– Она тоже хотела зайти к тебе в гости, но не знает, где ты живёшь, а я решил, ты и не хочешь, чтобы она знала.

– Конечно, не хочу. Только будет путаться под ногами и отвлекать. У меня всего неделя на расследование величайшего дела тысячелетия.

– Ты поэтому залез на куст? – интересуется Ролло.

– Это не куст, а слон. Здесь мне лучше всего думается.

– Кстати. – Ролло достаёт из рюкзака листок. – У тебя такая бумага есть? Нам недавно в школе раздавали. Это список потенциальных подозреваемых по делу о пропавшем глобусе. Я взял лишний на случай, если у тебя нет.

Я качаю головой.

– Бесполезная штука.

– Почему? – удивляется Ролло.

– Почему? – В отчаянии я хватаюсь за волосы. – Ты разве не чуешь обмана?

– Тимми, вряд ли городской отдел образования станет нарочно сбивать тебя с толку фальшивыми…

– Ещё как станет! – перебиваю я. – Прошлые уроки тебя, видно, ничему не научили. Не трать моё время на эту чепуху. – Я возвращаю Ролло листок.

– Ладно, – говорит он, – тогда сам вычисляй подозреваемых. Поймёшь свою ошибку, когда придёшь на бал.

– На какой ещё бал? – вытаращиваю глаза я.

– Разве вам в Глобермане не говорили? Победителя конкурса объявят на большом школьном балу.

– На танцах, что ли? Да кто вообще любит эти танцульки?

Уголком глаза я вижу моего делового партнёра.

– Займись чем-нибудь полезным! – рявкаю я.

– На бал нужно прийти с подружкой, – сообщает Ролло.

– С ПОДРУЖКОЙ?! – я подпрыгиваю на спине тапиокового слона. – Да этому фарсу конца и края не видно!

Мои вопли вызывают недовольство у старика в соседнем дворе.

– Не мог бы ты кричать чуть потише? – просит он. – Я читаю сказку внуку.

Слезаю со слона, наставляю указательный палец на Ролло.

– Тимми Фейл не посещает школьные балы и не приводит с собой подружек. Тимми Фейл не танцует.

– Жаль, – огорчается Ролло.

Я думал, раз это связано с конкурсом, ты непременно придёшь. Так что, боюсь, я сболтнул лишнего.

– Чего-чего? – настораживаюсь я.

– Да нет, ничего.

– ЧЕГО-ЧЕГО?

– В общем, одна девочка как бы… рассчитывала, ну, что ты пригласишь её на бал. А я типа сказал, что… короче, пообещал ей, что так и будет.

Я взираю на моего упитанного приятеля со смесью ужаса и отвращения.

– Шутишь!

– Нет, не шучу, – мямлит Ролло.

Моя голова вот-вот взорвётся.

– И эта девочка, – запинаясь, бормочет Ролло, – кажется, уже… купила новое платье по случаю бала.

– ПР-Р-РОКЛЯТЬЕ!!!

Мой оглушительный крик полон ярости. Его слышит и пожилой сосед, и весь квартал, и целый город.

Город, где живёт девочка, которая в эту самую минуту наверняка красуется перед зеркалом.

Глава 30. До скорой встречи ложки

Обед в столовой Академии Глобермана в разгаре. Бегемоты чавкают над лоханками.

Включая того, чьи пиршества спонсирую лично я.

Минни Мегакрутыш, кузен Нунцио. Получатель моих обеденных денег.

На моих глазах он набирает полную ложку супа и отправляет её в рот.

Зачёрпывает суп ложкой и отправляет в рот. И снова зачёрпывает.

И тут я замечаю декоративный элемент на другом конце ложки.

Собачью голову.

Минни расправляется с первой тарелкой супа и придвигает к себе вторую.

Срабатывает сыщицкая интуиция: до меня доходит, что именно я вижу.

И я немедленно делаю пометку в рабочем блокноте:

Глава 31. Во избежание худшего

Есть одна известная скульптура, называется «Мыслитель».

Выглядит так:

Я сижу в позе «Мыслителя» на верху тётушкиного фонтана.

«Мыслителя» я изображаю потому, что на раскрытие величайшего дела эпохи у меня осталось всего два дня.

Раньше я предавался размышлениям в блаженной тиши на спине тапиокового слона, пока Ролло и старик-сосед не разрушили священное безмолвие своей глупой трескотнёй.

Тётушкин фонтан – удобное место и для моего делового партнёра. В прохладной воде он спасается от зноя стеклянной террасы, а также прячет от атак пикирующего бомбардировщика свою массивную тушу. То есть большую часть массивной туши.

Лично я мог бы спрятаться под водой целиком, но вторжение незваной гостьи ошеломляет меня до такой степени, что я забываю обо всём на свете.

– Ты – настоящий «Мыслитель»! – радостно верещит Молли Москинс.

– Что ты тут делаешь?! – гневно кричу я.

– Навещаю моего кавалера!

– Я не твой кавалер, Молли Москинс, и на бал я не пойду! Как ты вообще нашла мой дом?

– У меня свои источники, – подмигивает Молли, – и, конечно же, ты пойдёшь на бал. Там-то все и узнают, что победитель – именно ты!

– Молли Москинс, к твоему сведению, я уже веду приготовления, чтобы появиться на этом мероприятии заочно. То есть мысленно.

Молли безмятежно улыбается, пропуская мои слова мимо ушей.

– Тема бала – «Романтический вечер в Париже», – захлёбывается восторгом она. – Париж, Тимми! Знаешь, где это?

Разумеется, знаю, но помалкиваю.

– А я знаю! Тимми, это во Франции! Самое романтическое место на Земле! Может, порепетируем медленный танец?

Я храню молчание.

Потому что вновь копирую позу «Мыслителя».

Изо всех сил шевелю мозгами. Напряжённо думаю, какой следующий шаг я должен предпринять, чтобы обеспечить себе победу в конкурсе.

Придумал!

Я спрыгиваю с фонтана.

Подхожу к Молли.

Беру её за руки и произношу единственно верную фразу:

– Молли Москинс, ты арестована.

Глава 32. Карта с «жучками»

– У тебя нет оснований для ареста Молли Москинс! – кричит Ролло Тукас в трубку.

– Ты почему звонишь мне на Тиммифон? – вопросом на вопрос отвечаю я. – Этот номер разрешено использовать только привилегированным клиентам.

– Я звоню, потому что ты арестовал невиновного!

– Расслабься, – снисходительно говорю я. – Преступница отпущена под подписку о невыезде. Это значит, до суда она свободна. Очень великодушный поступок с моей стороны.

– Великодушный? Тимми, она не сделала ничего плохого!

Не повесить ли мне трубку?

– Ролло Тукас, ты испытываешь моё терпение. Объясню в двух словах: Молли Москинс – криминальный авторитет. Преступница, похитившая глобус инспектора. А если ты считаешь иначе, тогда этой лживой бестии удалось одурачить тебя – как, впрочем, и многих других непрофессионалов.

– Нелепость какая-то!

– Сам ты ходячая нелепость. Я намерен выиграть кучу денег, превратить моё агентство в международную корпорацию и завладеть всем миром.

– Хорошо, только прежде, чем это случится, тебе неплохо бы знать, что участникам соревнования раздали листки с подсказками. Я хотел и на твою долю взять, но потом подумал, что ты опять откажешься.

– Ля-ля-ля, я тебя не слышу, ля-ля ля!

– Да хватит уже, Тимми! – срывается Ролло. – Если ты собираешься предъявить обвинения Молли Москинс, хотя бы выслушай часть подсказок. Во-первых, глобус похитили между двумя и тремя часами дня, когда Молли была на уроке. Во-вторых, глобус был прикручен к столу, и, чтобы открутить его, нужна специальная отвёртка, которой – сто процентов! – у Молли нет.

– Ля-ля-ля, дилетант, дилетант, дилетант, ля-ля-ля-ля-ля…

– ТИММИ ФЕЙЛ, ЕСЛИ НЕ БУДЕШЬ СЛУШАТЬ, ПРОИГРАЕШЬ!

Я прекращаю лялякать.

– Ролло, я вешаю трубку.

– Пожалуйста, не надо.

– Всё, вешаю.

– Тимми, я ведь просто пытаюсь помочь.

– Может, и так. Но ты переступил профессиональную грань. И ты многого не знаешь.

– Тогда расскажи!

– Ладно, Ролло, открою тебе одну тайну, но сперва ты должен поклясться священным средним баллом, что никому не сболтнёшь и словечка.

– Клянусь, – отвечает Ролло.

– А если нарушишь клятву, не видать тебе среднего балла в 4,6.

– Договорились.

– И ты не поступишь в Стэнфорд.

– Договорились.

– И тебе до конца жизни придётся собирать по обочинам мусор.

– Да клянусь я, клянусь! Давай уже выкладывай, – стонет Ролло.

Я понижаю голос:

– Когда ты пару дней назад был у меня, ты говорил, что Молли не знает, где я живу.

– Ну да, и что?

– А потом она каким-то образом нашла мой дом, а ещё сказала, что тема школьного бала связана с Парижем. Где у нас Париж? Правильно, во Франции.

– Всё равно не пойму, к чему ты клонишь.

– К чему я клоню? к тому, что ты – непрофессионал. Нарисовать тебе картинку?

– Да уж, Тимми, будь добр. Пришли её на мою электронную почту, может, меня тоже озарит!

Я игнорирую ядовитый сарказм друга и рисую для него картинку.

Если посмотреть на неё, становится понятно, как Молли Москинс отыскала дом моей двоюродной бабушки. И Францию с Парижем.

Видите? Это карта.

Большая круглая карта.

Иначе говоря…

Похищенный глобус!

Моё сердце взволнованно бьётся.

Я – властитель мира!

Глава 33. Зажги мой огонь, Минни

Наши профессиональные отношения с Минни Мегакрутышом немного пробуксовывают. Из-за этого, собственно, и возникло нынешнее лёгкое недоразумение.

В общем, я остался в одних трусах с изображением Мистера Лягушонка.

Надо заметить следующее: когда самый большой переросток в Академии Глобермана просто раздевает тебя – это одно, но, когда он раздевает тебя в день доклада по литературе, – это совсем другое.

Я много раз просил маму не покупать мне трусы с Мистером Лягушонком, и вот минута позора настала.

К счастью, в камере забытых вещей я выпросил футболку; к несчастью, она оказалась с изображением котёночка. Штанов мне найти не удалось.

Поэтому, чтобы не показывать Мистера Лягушонка, я был вынужден прикрываться книжкой.

Вот такой разлад может наступить в профессиональных отношениях, если ты не выполняешь свою часть сделки. А я её не выполнил.

Потому что сегодня мама не выдала мне обеденных денег, а значит, их не получил и Минни Мегакрутыш. По этой причине кое у кого сильно урчало в животе.

А кое-кого другого оставили после уроков.

Такова суровая жизнь в Академии Глобермана. Но я ничего не имею против, ведь меня согревает мысль о раскрытии Величайшего Дела Тысячелетия. Моё агентство вот-вот выйдет на мировой уровень, а блистательное имя Тимми Фейла скоро станет известно на всех девяти континентах.

До этой счастливой поры мне остаётся лишь наслаждаться духом товарищества, который демонстрирует часть моих слишком рьяных одноклассников.

Вот как сегодня, когда мы вместе радовались весёлому костру.

Удовольствие подпортил лишь Минни со своими комментариями:

Глава 34. Времена, они меняются в примерочной

Мы с моим бизнес-партнёром отправляемся за покупками. Мне нужен новый шарфик. Но подобрать верный размер не так-то просто!

Чувство стиля у моего делового партнёра напрочь отсутствует. И всё же я беру его с собой – в основном, чтобы он мог передохнуть от общения с Торпедой Бобом.

Наш поход можно назвать удачным: в поисках шарфика я наткнулся на замечательный халат. В магазине его могут украсить вышивкой с любой надписью по моему заказу. Именно это я и прошу сделать.

А в итоге выясняется, что с правописанием у них проблемы.

За это мне обещают скидку в половину стоимости, так что я иду в примерочную.

Неожиданно снаружи раздаётся до боли знакомый голос.

– Тимми, ты там?

Ролло Тукас! Прямо как муха на мёд.

– Извини, если помешал, – доносится из-за двери кабинки. – Твоя мама сказала, что ты пошёл в этот магазин. Мне нужно поговорить с тобой насчёт конкурса.

Я распахиваю дверь и рывком втаскиваю Ролло внутрь.

– С ума сошёл? – шиплю я. – Собрался обсуждать такую деликатную тему на людях?

– Ой, прости. – Ролло оглядывает мой наряд. – Гм, симпатичный банный халатец.

– Чего тебе нужно? Говори побыстрей и вываливайся. Твои бока не помещаются в этой тесноте.

– Я знаю, кто похитил глобус, – признаётся Ролло.

– Опять за старое? я ведь сказал, что уже раскрыл дело.

– Нет-нет, – торопливо прибавляет мой приятель, – насчёт этого ты был прав.

– Ещё как прав.

– Согласен: тот факт, что Молли сумела вычислить твой дом, явно указывает, что и глобус спёрла она.

Я едва не задыхаюсь от возмущения:

– И мы тухнем в этой кабинке, как потные носки в корзине, только ради того, чтобы ты сказал мне ОБ ЭТОМ?

– Да нет же!

– У вас там всё в порядке? – интересуется женский голос. – Кажется, я слышала крики.

Из-под двери видны ярко-красные туфли продавщицы.

– Нет! К халату мне ещё необходимы тапочки. И, пожалуйста, не торопитесь, ищите как следует, чтобы не ошибиться с размером.

– Эм-м, хорошо, – отзывается продавщица и уходит.

– Вот, выиграл пару минут, – обращаюсь я к Ролло. – Давай поскорее, пока нас не выкинули отсюда за растягивание стенок.

– Поскорее так поскорее. Короче, ты проиграешь.

Как жаль, что мне ещё не принесли тапочки. Так бы и излупил ими Ролло Тукаса!

– Во имя Стэнфордского университета и всех святынь, которыми ты клялся, что ты такое лопочешь? – спрашиваю я.

– Жульничество и махинации, – веско произносит мой друг.

– Махинации?

– Махинации. Именно то, чего ты опасался.

Я гневно скрежещу зубами.

– Говори, Ролло Тукас.

– Ты блестяще раскрыл дело. Глобус действительно похитила Молли Москинс. Но организаторам конкурса нужен другой ответ.

– Стоп, какой это другой?

– Надо назвать мистера Пергатони.

– Пергатони? Полная ерунда.

– Верно, ерунда. Но вот как они собираются всё представить, – Ролло утирает со лба капли пота, – раз в месяц учителя собираются на совещание у инспектора. Там-то Пергатони якобы и увидел глобус в первый раз.

– Ага, как и остальные! – перебиваю я.

– Да. Но они скажут, что только у Пергатони был мотив. Знаешь, какой? Его поставили вести уроки географии, и глобус понадобился ему, чтобы изучить предмет.

К двери кабинки снова подходят красные туфли.

– Забыла уточнить ваш размер, – говорит продавщица.

– Положитесь на свой глазомер, – отвечаю я, – и, пожалуйста, не приставайте с вопросами!

Цокая каблуками, продавщица уходит. Я оборачиваюсь к Ролло.

– Давай дальше. Хочу дослушать этот бред до конца.

– Теперь насчёт возможности совершить кражу. Между двумя и тремя часами дня все учителя ведут уроки. Все, кроме Пергатони, у которого вторая половина дня свободна.

– Боже, какие дилетанты! – не выдерживаю я.

– Да уж, – соглашается Ролло. – Но глупее всего решающий довод, на который они опираются.

– И какой же?

– Тот факт, что Пергатони – ещё и учитель труда. То есть у него имеется необходимый инструмент. Такой специальной отвёртки нет больше ни у кого.

– Ложь и измышления! – воплю я. – Настоящая преступница – Молли Москинс!

– Конечно, измышления, – поддерживает меня приятель. – Но конкурс-то устроен не ради правды. Считай, это заказуха.

Я сгребаю его за несуществующие лацканы стэнфордской фуфайки.

– Как ты об этом узнал?!

Ролло опасливо оглядывается по сторонам.

– Ты забыл, кто мой репетитор?

Ну разумеется.

Огромная ложка дёгтя в бочке мёда нашей с Ролло дружбы.

Его репетитор.

Трусня. Как всегда, демонстрирует верх непрофессионализма: не может удержать язык за зубами.

Низкопробная дилетантка, чья болтливость выйдет боком ей же самой.

Ведь теперь мне всё известно.

Коварный план.

Жульничество.

Махинации.

Я не стану называть верный ответ и вместо него представлю ту чушь, на которую рассчитывают организаторы. Побью мошенников их же оружием.

Я отпускаю фуфайку Ролло и обнимаю его большую круглую голову.

– Ролло Тукас, в твоей большой круглой потной голове сидят самые лучшие мозги, какими только может обладать непрофессиональный детектив. Ты – лучший сыщик-любитель в городе, а то и во всей стране. Гордись!

– Спасибо, Тимми, – отвечает Ролло, и как раз в эту секунду на его голову опускается пара летающих тапочек.

Подняв тапочки с пола, я заявляю:

– Нет, размер определённо не мой.

Глава 35. «Наезд» на Карла

Накануне сдачи отчёта по расследованию и восстановления моей репутации как Самого Умного Человека в Мире я решаю перекинуться парой слов с самозванцем, претендующим на этот титул. И неважно, что у него нет головы.

Глава 36. Придержи коней, парень!

Я не верю в приметы. Но если бы верил, то, увидев поутру пустую клетку, горстку разбросанных перьев и довольного белого медведя с набитым ртом, счёл бы это дурным знаком.

В ярости я бросаюсь к платяному шкафу, где хранятся вещи дяди Густава, хватаю один из галстуков и превращаю его в медвежий намордник.

– Всё, с меня хватит! – бушую я. – Терпение моё лопнуло! Я к тебе со всей добротой, и вот как ты мне платишь! Это твоя благодарность?

Эпик заваливается на спину, ждёт, что ему почешут брюхо.

– Ты поставил под угрозу всё, абсолютно всё, – продолжаю распекать партнёра я. – Нас вышвырнут из этого дома, нам негде будет жить. О чём ты вообще думал?

На самом деле я отлично знаю, о чём думал Эпик. Он ненавидел Торпеду Боба. Ненавидел и боялся, поэтому и совершил свой ужасный поступок. Позволил возобладать инстинктам хищника.

Конечно, если ты детектив, такое поведение недопустимо. Детектив обязан не терять головы.

– Тебя ждут последствия, – предупреждаю я партнёра. – И весьма серьёзные.

Однако это всё потом. Сейчас нужно разобраться с более насущной проблемой. Смыть в унитаз улики. Сочинить историю. Обмануть маму.

И собираться в школу как ни в чём не бывало. Причесаться. Почистить зубы.

– Тимми, ты где? – неожиданно зовёт мама.

У меня начинает дёргаться левый глаз, за ним – правый.

– Я ТУТ НИ ПРИ ЧЁМ! – кричу я в ответ.

– Что? – переспрашивает она, входя в ванную.

Я гляжу на воду в унитазе и замечаю несмытое пёрышко. Моментально захлопываю крышку и запрыгиваю на неё с ногами.

– Тимми, чем это ты занят? – поднимает брови мама.

– Утренней гимнастикой, – бодро рапортую я. – Прыгаю на унитаз, потом смываю. – Я нажимаю на кнопку смыва в надежде, что пёрышко наконец унесёт водоворотом.

– Перестань, пожалуйста. Ты напрасно расходуешь воду. И с чего тебе в голову пришло выполнять такое упражнение? – Мама опирается спиной на тумбочку и скрещивает на груди руки.

Я молчу.

– Тимми, нам надо поговорить.

– Повторяю: я ни при чём.

– В чём ни при чём?

– Ни в чём ни при чём.

– Не паясничай! – Мама строго наставляет на меня палец. – И слезай с унитаза.

Я спрыгиваю на пол.

– Прежде всего, пожалуйста, не переживай. То, о чём я собираюсь тебе сказать, – моя проблема, не твоя.

Надежда резко возрастает. Сейчас мама скажет, что это она не уберегла птичку.

– С твоей точки зрения, новость вообще замечательная.

Ну, это уж она загнула. Торпеду Боба я, признаюсь, не любил, но праздновать его кончину вряд ли стану.

– В общем, так, Тимми: тебе больше не нужно ходить в Академию Глобермана.

– Что? Что?!

– Мне звонили из отдела образования. Это долгая история, но вкратце дело в следующем: они выяснили, что мы живём у тёти, а тётин дом находится в другом районе.

– И что из этого?

– Если ты из другого района, то не можешь посещать эту школу.

– Академию Глобермана?

– Да.

Я вынужден отстреливаться.

– Но сегодня-то мне можно пойти? Ничего страшного, если я похожу туда ещё один денёк.

– Нет, – возражает мама. – С сегодняшнего утра ты официально отчислен из Академии.

– ЧТО?

– Можешь оставаться дома. По крайней мере, пока не решим, в какую школу тебя перевести.

– НО СЕГОДНЯ я ДОЛЖЕН БЫТЬ в АКАДЕМИИ!

– Тимми, – мягко произносит мама, – тебе туда нельзя.

– МНЕ ОЧЕНЬ НАДО!

– Не понимаю, – разводит руками мама. – Я думала, новость тебя обрадует. Ты же терпеть не можешь школу, особенно эту. И ты только и делал, что жаловался – на учеников, на…

Я не слушаю маму. Всё, что я слышу, – это треск, с которым лопается моя надежда на участие и победу в конкурсе.

Целая Вселенная коллапсирует с оглушительным треском. И всё из-за адреса. Кто-то как-то узнал, где я живу, и тут же помчался докладывать об этом кому-то другому.

Так устроен этот мир. От злости я впадаю в безумие.

– ВЫХОДИТ, Я ЗРЯ СТАРАЛСЯ, ЧТОБЫ МЕНЯ ВЫГНАЛИ ИЗ СТАРОЙ ШКОЛЫ?

На моих глазах выражение маминого лица меняется. Понимание. Растерянность. Шок. Гнев.

Я улепётываю так быстро, как только позволяет гипс.

Из ванной.

Через весь дом.

Через застеклённую террасу во двор.

Забираюсь на спину моего раненого слона.

Где я могу кричать и ругаться на этот несправедливый мир.

На Карла Кобалински.

На Александра Скримшо.

На Ролло Тукаса.

На Академию Глобермана.

Но я не ругаюсь.

Потому что вижу лицо. Лицо за забором.

И тогда я ору во всё горло:

– ЖУЛЬНИЧЕСТВО и МАХИНАЦИИ ПОВСЮДУ!

Глава 37. Тим и его символы

– Что это? – спрашивает женщина в кресле, обитом кожей.

– Труба Ужаса, – объясняю я, указывая на рисунок. – Коррупция и обман привели к тому, что она перестала функционировать.

– А что это за разбухший участок?

– Это засор.

– Закупорка вызвана белым медведем, – продолжаю я. – Он оказался слишком толстым и застрял в трубе. Его нельзя было пускать в трубу, но взятки и махинации сделали своё дело: медведя пустили.

– Хорошо, Тимми, на сегодня, пожалуй, достаточно.

– И теперь я должен страдать, доктор Дандлдорф. Я в ловушке – позади белого медведя, застрявшего в трубе. Так устроен этот мир, доктор, если вы ещё не поняли.

– Ох, Тимми, когда ты так говоришь, мне кажется, у тебя почти нет прогресса.

Она с улыбкой встаёт.

– Доктор Дандлдорф, водяная труба на рисунке – это метафора. Аналогия. Символ. Если хотите, объясню подробнее, – предлагаю я, но докторша уже вышла из кабинета.

Поэтому я сижу на кушетке и разглядываю её дипломы в рамочках.

Доктор того-то. Доктор сего-то. Психотерапевт такой-то категории. Диплом с отличием по такой-то специальности.

И, пожалуйста, не спрашивайте, что такое «психотерапевт», я сам не знаю. Знаю только, что по понедельникам я должен приходить сюда и рисовать водяные аттракционы.

И пытаться объяснить доктору Дандлдорф устройство мира. Без особого успеха, впрочем.

После чего она получает свой гонорар.

Лёгкие денежки, надо заметить. Пожалуй, я тоже займусь этим бизнесом, если когда-нибудь решу уйти из детективов.

Но пока что я должен сидеть на этих сеансах. Из-за мамы.

Да-да, из-за той самой мамы, которая так хорошо держалась, когда меня выгнали из школы, и уже не так хорошо – когда выяснила, что я нарвался на отчисление специально.

– Я винила во всём себя! Во всём, Тимми! в том, что ты стал хулиганом, что твои оценки опять съехали! А ты, оказывается, нарочно. И ради чего? Ради какого-то дурацкого детективного конкурса!

Она права. Конкурс был дурацкий. Дурацкий и несправедливый. С подтасовками и нулевым шансом на победу.

– Если это для тебя главное, – прибавила мама, – и ты считаешь, что ради детского конкурса на лучшего детектива стоит рисковать будущим образованием, значит, тебе требуется помощь.

Потому я и сижу на этой кушетке. В кабинете психотерапевта.

Ибо я проиграл в неравной битве с дьявольской коалицией, в которую вошли директор Скримшо, Академия Глобермана и Тотальная Разрушительница, Уничтожающая Свет (и добро), Необычайной Ядовитости.

В эту субботу на школьном балу объявят победителя конкурса, и это будет Трусня. Она-то и унесёт главный приз.

Вовсе не благодаря таланту и усердным стараниям, а лишь благодаря жульничеству и махинациям.

– Тимми, ты готов? – кричит из коридора доктор Дандлдорф. – Мама ждёт тебя в машине.

Я сползаю с кушетки и плетусь к выходу. Но, проходя по коридору мимо психотерапевта, задерживаюсь.

– Как вы полагаете, Доктор Дандлдорф, в этом мире есть справедливость?

– Да, Тимми. Не во всём и не всегда, но по большей части есть.

Я с улыбкой киваю, убеждаясь в одном: прогресса у неё нет от слова «совсем».

Глава 38. Саранча, Крокус и потеря фокуса

Я считаю, учиться дома – ещё отвратительнее, чем ходить в школу.

– Мне не нравится домашнее обучение, – заявляю я.

– Тебе же хуже, – отзывается мама, раскрывая учебник математики.

– А как быть, если ты выйдешь на работу?

– Не знаю, Тимми. Но пока что работы у меня нет, и меньшее, что я могу сделать, – это обучать тебя на дому.

Так что теперь каждый день мы проводим за уроками по три часа.

И это самые тяжкие три часа в моей жизни.

Отвлекаться – нельзя. Предаваться мечтам и витать в облаках – нельзя. Моё агентство приходит в упадок, а я бессилен что-либо сделать.

И всё потому, что мама насела на меня, как саранча на кукурузное поле.

– Не могла бы ты чуточку отодвинуться?

– Тимми, сосредоточься.

– Да уж, никогда не думал, что буду с тоской вспоминать своего прежнего педагога, Фредерика Старикана Крокуса, – замечаю я.

– Да брось, – морщится мама, – ты никогда не любил мистера Крокуса. А он на дух не выносил тебя.

Верно.

Пребывание в моём обществе нанесло Старикану Крокусу такую глубокую душевную травму, что он до сих пор шлёт мне открытки из того места, куда удрал.

В сравнении с нынешней жизнью прошлое кажется мне прекрасной грёзой.

То было время, когда передо мной открывалось будущее.

Мне принадлежал весь мир. Увы, этот мир я потерял. И проиграл дело о пропавшем глобусе.

– Выше нос, Тимми, – говорит мама, забирая из ящика пачку писем. – На сегодня мы справились. Гляди-ка, это тебе.

Я беру в руки конверт.

И вижу, что письмо – от предполагаемого киллера.

Я бросаю конверт в мусорное ведро.

Потому что мне всё равно.

Меня не волнуют всякие там письма.

Как и наёмные убийцы.

Как и работа детектива.

Прощай, прежний мир.

Прощай, ещё один символ славы забытых дней.

Глава 36. Снова торчу в Санта-Маринаре с Тукас-блюзом в голове

– Вот, забрал у Скримшо, – сообщает Ролло. – Они собирались выкинуть твою деревяшку.

В руках у Ролло – Тапиоковый Я.

– Очень мило с твоей стороны, – бесцветным голосом отвечаю я. – Можешь оставить себе. Для костра сгодится.

Ролло наклоняется ко мне и спрашивает:

– Давно ты там лежишь?

– Несколько дней. Или месяцев. А может, несколько лет… Кто знает?

– Всё хочу спросить: что твои мама и двоюродная бабушка сказали насчёт попугая? Сильно ругались?

– Вообще ничего не сказали.

– Гм, странно.

– Что странного? Может, они решили, что я и без того достаточно настрадался.

– Я слыхал, тебе на этой неделе снимают гипс, – меняет тему Ролло. – Хорошая новость.

– Угу.

– А Молли Москинс все уши мне прожужжала о тебе. Она страшно расстроена, что ты не идёшь на бал.

– Угу.

– Кстати, не знаю, интересно тебе или нет, но я тут выяснил насчет Сам-Знаешь-Кого. В общем, через забор от тебя живут её дедушка с бабушкой. Она временно у них, потому что…

– Ролло, – перебиваю я.

– Что?

– Меня это не волнует.

– Да ладно, прекращай. Ты сам на себя не похож. Сейчас попробуем улучшить тебе настроение. – Взгляд Ролло падает на Тапиокового Меня. – Давай вознесём Тапиокового Тимми на должную высоту! Хочешь, посажу его на спину твоего слона?

– Валяй, – равнодушно отвечаю я.

– Сейчас мы это сделаем! – восклицает он.

Тукас пытается поднять тяжёлую деревяшку над головой и… теряет равновесие.

В результате слон теряет свой тухес.

Глава 40. Полное затмение сердца

Нерешённым остался лишь один административный вопрос, так что я приступаю к его решению.

– Начинаем слушания по делу о дисциплинарной ответственности медведя, – объявляю я Совету директоров. – Прошу директора по этике зачитать обвинения.

Директор по этике (я) зачитывает обвинения:

– Пункт первый. Сознательное поедание попугая по имени Торпеда Боб, принадлежащего моей двоюродной бабушке.

– Возражения имеются?

Возражений не имеется, рук никто не поднимает. Места в Совете директоров пустуют. Уже давно.

Потому что Эпик уволился из агентства.

Моё обращение с ним после того случая с попугаем настолько выбило медведя из колеи, что он решил покинуть корпорацию.

Я меняю повестку дня и ставлю на голосование последний вопрос:

– Кто за то, чтобы спросить у большого и глупого арктического животного, не желает ли он, несмотря на все свои большие и глупые арктические ошибки, ну, это… вернуться в агентство?

Обвожу взглядом зал заседаний. Одна рука поднята.

Глава 41. Молодчина, Уинстон, хорошо сказал!

Если потерял надежду, найди её.
Тимми Фейл

Я просыпаюсь от мужского голоса, который кричит мне в ухо:

– НИКОГДА НЕ СДАВАЙТЕСЬ! НИКОГДА НЕ УСТУПАЙТЕ! НИКОГДА-НИКОГДА-НИКОГДА – НИ в ЧЁМ: НИ в ВЕЛИКОМ, НИ в НИЧТОЖНОМ, НИ в БОЛЬШОМ, НИ в МАЛОМ![6]

Открываю один глаз. Вижу двоюродную бабулю.

– Ты что делаешь? – спрашиваю я.

– А ты что? – в свою очередь задаёт вопрос она.

– Пытаюсь спать.

– А я поставила пластинку. – Тётя показывает на вращающийся чёрный диск. – Это Уинстон Черчилль, – поясняет она, – твой кореш.

Я зарываюсь головой в подушку.

– Дай поспать, а?

– Хорошо, спи. Но сперва послушай ещё одну речь. На этот раз мою.

Тётушка отключает проигрыватель.

– Тимми, я хочу сказать тебе нечто такое, чего никогда не говорила твоей матери. Я всё ждала, что однажды она придёт ко мне и попросит денег. Но, дай ей бог здоровья, она этого не сделала. Поэтому я признаюсь тебе. – Бабуля с довольной улыбкой замолкает.

– Ты о чём? – не понимаю я.

– Я на мели, – говорит она.

– На мели? Как это?

– У меня нет денег.

– Что значит «на мели», я и сам знаю. Я про другое: как такое может быть? Ты ведь живёшь в шикарном гарбанзном особняке.

– Тимми, гарбанзо – это сорт бобов. Хотя ты прав, странно об этом говорить. И немножко неловко. Короче говоря, перед смертью твой двоюродный дедушка вложил все средства в трастовый фонд. Разбираться в том, что это такое, тебе не обязательно. В общем, особняк мне не принадлежит. Да, я имею право в нём жить, но он не мой. То есть я не могу его продать. Ни дом, ни обстановку – ничего.

– А зачем дядя Густав так поступил?

– О, это длинная история. В общем, я давно живу на собственные сбережения, и этого едва хватает, чтобы содержать дом. – Тётушка присаживается на краешек моей кровати. – Вот и не могу купить себе новую машину или установить кондиционер.

Я на секунду задумываюсь.

– И поэтому твой садовник сказал, что ты не всегда ему платишь.

– Бинго, – грустно произносит тётя.

– Да, так его зовут.

– Нет, я имела в виду «в точку».

– Бинго попал в точку?

– Забудь.

Я сажусь в постели.

– И ты так спокойно относишься к тому, что дядя оставил тебя без денег?

– Не то чтобы спокойно, но… Гораздо больше меня напрягает членство во всех этих дурацких фондах. Это тоже было волей дяди Густава. Я сдуру согласилась занять его место.

– Скучно, да? – сочувственно спрашиваю я.

– Уф-ф, – вздыхает тётушка. – Думаешь, в школе тоска? Попробовал бы ты три часа кряду слушать, как обсуждают ставку дивиденда от инвестиционных вложений!

– Эта участь хуже смерти, – комментирую я. – Странно, что ты не сделалась злой и язвительной.

– Злой и язвительной? Мне некогда злиться! у меня есть мечта. Любимое дело. Почти как у тебя – то есть у прежнего тебя.

– Ты про эти штуки на колёсиках?

– Они самые. Знаю, моя идея кажется смешной и глупой, но ведь так всегда бывает с мечтами. И мне плевать, что скажут, потому что это моя мечта. И она останется моей, даже если я не продам ни одной пары бум-бум-роликов.

– Это несправедливо! – сетую я.

– Что именно?

– Несправедливо, когда тебя лишают заслуженной награды.

– Ох, Тимми…

– Можешь мне поверить. Так устроен этот мир.

Тётя вздыхает.

– Послушай, Тимми, я знаю: ты сделал вывод, что в жизни нет справедливости, а окружающие пытаются убедить тебя в обратном.

– Ты тоже?

– Нет. Я считаю, ты прав.

– Правда?

– Да. Мир на самом деле устроен несправедливо. Мы не всегда можем управлять своей жизнью, и порой в ней происходят плохие события. Но я знаю и другое.

– Что?

– Есть то, что в нашей власти. Мы сами решаем, как реагировать на плохие события.

Тётушка встаёт.

– Хочешь киснуть – кисни сколько угодно. Опустить руки и сдаться – это, конечно, проще всего. Но ты можешь бороться. Бороться за свою мечту, за всё, что тебе дорого. – Она серьёзно смотрит мне в глаза. – Вовсе не обязательно в итоге ты добьёшься успеха, но правда в том, Тимми, – наверное, ты ещё не успел этого понять, – что в этой борьбе и заключается подлинная красота жизни.

Двоюродная бабуля прокатывается на роликах от кровати до двери. И не падает.

– Так что решай, – говорит она напоследок, – а я буду любить тебя, какой бы выбор ты ни сделал.

Дождавшись, когда тётя уедет, я встаю с кровати. И ковыляю. Так быстро, как позволяет проклятый гипс.

Я иду на звук. На звук мусоровоза, который стоит в начале подъездной аллеи.

Мусорщик уже взял в руки наш контейнер. Я подбегаю к нему и выхватываю контейнер.

Вываливаю содержимое на траву.

И нахожу то, что мне нужно.

Глава 42. Тимми Триумфатор

– Ну разве мой Тиммичек не прекраснолепен? – воркует Молли Москинс.

– Нет такого слова, – возражает Нунцио Бенедичи.

– Молли, ты уже в третий раз нас об этом спрашиваешь, – говорит Ролло.

– Должна же я с кем-то разговаривать, – отвечает Молли. – Мой кавалер всё молчит да молчит.

Это правда.

Я в спортзале старшей школы. На балу под названием «Романтический вечер в Париже». И я безмолвен, как баскетбольное кольцо.

– Лично я считаю, что уже прийти сюда – большое мужество со стороны Тимми, – заявляет Молли. – Он ведь даже не участвовал в конкурсе, но пришёл поздравить победителя. Это признак высокого класса.

Ролло смотрит на меня. Я молчу.

– А лично я удивляюсь, что его вообще пустили, – вставляет Нунцио. – Тимми, ты разве не на домашнем обучении?

– Это всё равно что школа! – восклицает Молли и с улыбкой переводит взгляд на меня. Потом на мою тарелку. – Тимми, почему ты не ешь сосиску с бобами? Мистер Прекраснолепный должен хорошо кушать!

– Наверное, он не голоден, – подаёт голос Ролло.

– Тогда я заберу его порцию. Пусть он подкрепится позже. – Молли вываливает содержимое моей тарелки в свою коробку для завтраков.

– Можно мне взять бобы? – спрашивает Нунцио.

– Нет, – отрезает Молли. – Свои уже засунул куда зря, теперь хочешь то же самое с чужими сделать?

Я смотрю на Нунцио.

Большую часть бобов со своей тарелки он запихал себе в нос.

– Пойду прогуляюсь, – шёпотом сообщаю я Ролло и встаю.

– Ты куда? – тут же интересуется Молли.

– Ему нужно в туалет, – отвечает за меня Ролло.

– Ладно, – расплывается в улыбке Молли, – только не опоздай на первый танец!

Я бреду прочь, чувствуя себя новым Тимми.

Потому что впервые за много недель моя нога свободна от гипса.

Я иду сквозь парижский вечер с ароматом спортивного зала.

Прохожу под Триумфальной аркой.

Мимо горгулий Нотр-Дама.

Приближаюсь к Эйфелевой башне. Разглядываю её верхушку.

Думаю о мечте. О борьбе за мечту. И о красоте этой борьбы.

Внезапно гаснет свет.

– Бонжур, дорогие друзья! Добро пожаловать на первый школьный бал! – раздаётся голос из динамиков.

Луч прожектора освещает центр спортивного зала. Там, в тени Эйфелевой башни, стоит инспектор Доббс.

– Прежде всего, всем спасибо за то, что пришли на наш вечер. Сегодня здесь собралась чудесная публика. Отдельно хочу поблагодарить наших невероятно проницательных сыщиков, которые приняли участие в конкурсе на звание лучшего детектива. Давайте поприветствуем их аплодисментами!

Слышатся жидкие хлопки.

– Как было обещано, сегодня мы объявим победителя состязания. Кто же из вас настоящий Шерлок Холмс, а кто – всего лишь инспектор Клузо?[7] – Доббс довольно хихикает.

Кроме него, никто не смеётся.

– Но прежде чем мы перейдём к подведению итогов, я хочу представить вам специального гостя этого вечера. Именно он вскроет конверт с именем победителя конкурса. Для нас большая честь, что он принял наше приглашение. Дамы и господа, встречайте…

– МОЛЛИ МОСКИНС! – ору я с верхушки Эйфелевой башни. – НАСТОЯЩАЯ ПРЕСТУПНИЦА – МОЛЛИ МОСКИНС!

Все задирают головы.

– Боже святый! – ахает директор Скримшо, подбежав к башне.

– Мой любимый заговорил! – умиляется Молли.

В спортивном зале вспыхивает свет.

– Что происходит? – ревёт инспектор Доббс.

– У НЕЁ БЫЛ МОТИВ! у НЕЁ БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ! у НЕЁ…

– Тимми, слезай оттуда немедленно! – приказывает Скримшо. – Слезай, покуда шею не сломал!

Прежде чем я успеваю ответить, над Елисейскими полями разносятся звуки музыки.

Взгляды публики оборачиваются на Левый берег, где за школьным пианино сидит нервный Агент Эф.

Агент Эф исполняет мелодию на одной ноте и поёт:

– ВЕЛИ-КИЙ ТИМ-МИ ВИ-ДИТ ВСЕ ВАШИ ГРЕ-ХИ-И!

Сжав кулаки, Скримшо в бешенстве несётся к Ролло.

Когда Агент Эф это видит, его большая круглая голова начинает трястись так сильно, как не тряслась никогда в жизни.

– И ВАМ ЕГО НЕ ПРО-ВЕ-СТИ-И! – быстренько заканчивает Ролло и уносит ноги.

Директор гонится за ним, лавируя между столами, накрытыми скатертями в клеточку. Нечаянно он цепляет угол скатерти, отчего целая гора тарелок падает на пол с громким

ДЗЫ-ННЬ!

Разражается хаос. Дети кричат. Мечутся туда-сюда. Преграждают путь директору.

– РОЛ-ЛО! РОЛ-ЛО! РОЛ-ЛО! – скандируют они, в то время как Агент Эф бежит от Скримшо, петляя между достопримечательностями французской столицы точно французский кролик.

Пользуясь всеобщей суматохой, я проворно слезаю с Эйфелевой башни и опять забираюсь наверх, прихватив последний нужный мне предмет реквизита.

– Я – САМЫЙ УМНЫЙ ЧЕЛОВЕК в МИРЕ! – провозглашаю я, победно потрясая глобусом.

Глобус я купил в магазине канцелярских товаров.

Как яркий символ конкурса.

Символ, который вызовет отклик в душе всех участников, ведь теперь-то они поняли, что…

…Тимми Фейл только что раскрыл Величайшее Дело Тысячелетия.

– ТИММИ ФЕЙЛ, ТЫ МОЙ ГЕРОЙ! – кричит преступница – Молли Москинс.

Я хладнокровно возвышаюсь над толпой.

Даже в столь волнующий момент я помню, что сценарием предусмотрен ещё один грандиозный жест: демонстрация Знамени Величия.

Уж знамя-то напомнит и дилетантам, и профессионалам сыска о моём месте в детективном мире.

Однако моё знамя бесформенной кучей лежит у подножия Эйфелевой башни.

Агент Эф должен был вскинуть его после исполнения лейтмотива Тимми Фейла, но, видимо, забыл.

В эту минуту он вовсю улепётывает от разъяренного директора.

Я начинаю карабкаться вниз по фасаду башни, чтобы поднять знамя, и тут моё перемещение засекает бдительный глаз Доббса. Инспектор уже готовится меня сцапать.

А я замечаю его только на полпути.

Доббс подпрыгивает, стараясь ухватить меня за щиколотку, но он-то не знает, что мои рефлексы срабатывают молниеносно!

Я резко задираю ногу, и ему меня не достать. Ещё мгновение – и я уже опять на верхушке башни.

– Эй, парень, слезай сию секунду, – рычит Доббс, – не то я…

Закончить угрозу он не успевает: лицо инспектора накрыто тяжёлым полотнищем внезапно развернувшегося знамени.

Это Агент Икс.

На сегодняшний бал она проникла под видом сопровождающей.

– МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ! – кричит она, с невиданным прежде изяществом прокатываясь на бум-бум-роликах мимо Триумфальной арки.

– МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ! – радостно кричу я в ответ.

Заслышав мой призыв, Агент Икс поворачивает голову на звук.

И слишком поздно замечает транспортный поток в пересекающем направлении – то есть Ролло Тукаса и директора Скримшо.

– БУМ-БУМ-СТОП! БУМ-БУМ-СТОП! – отчаянно вопит Агент Икс, но Ролло на полном ходу влетает физиономией в широкое полотно.

Мою двоюродную бабушку отбрасывает назад, прямо на бегущего вслед за Агентом Эф Александра Скримшо.

Под воздействием инерции все трое въезжают в макет собора Нотр-Дам, украшенный горгульями.

Отчего одна из горгулий отламывается и падает на барахтающуюся кучу-малу.

Мои агенты в опасности. Следуя долгу, я кричу:

– СЕЙЧАС я ВАС СПАСУ!

В этот момент кто-то хватает меня за ногу.

– Ни с места, молодой человек!

Это инспектор Доббс. Он забрался за мной на Эйфелеву башню.

– Сиди тут и жди, пока принесут лестницу, чтобы благополучно спустить тебя вниз, понял?

– Да, – отвечаю я.

На залитом потом лице Доббса появляется выражение облегчения, и тогда я совершаю поступок, до которого мог додуматься лишь самый умный человек на свете.

Я прыгаю.

Вижу вытаращенные от ужаса глаза Доббса.

И падаю.

Вижу, как Молли бежит, чтобы поймать меня.

И падаю.

Вижу, как Молли врезается в Нунцио.

И падаю.

Вижу толпу испуганных учеников.

И падаю.

Наконец я вижу ещё одно лицо. Это специальный гость вечера, приглашённый, чтобы объявить победителя.

И удачно оказавшийся рядом.

Он-то и смягчает моё падение.

– Бонжур, Фредерик Крокус!

Глава 43. Скут-скут-Скутаро

Когда лежишь в постели с переломом левой ноги, выбор невелик: либо хныкать, либо писать мемуары.

Как известно, Тимми Фейл не хнычет.

Но и заняться мемуарами я не могу.

Потому что Ролло Тукас болтает без умолку.

– С ума сойти – отделался всего одним переломом!

– У меня рефлексы как у кошки. Приземляюсь на лапы, – объясняю я. – Приобретённый навык выживания.

– Просто не верится, что мне не влетело от Скримшо! – продолжает Ролло.

– Будь добр, угомонись и дай мне дописать мемуары, хорошо?

– Как только я сказал, что это ты меня заставил, меня тут же отпустили!

– Ролло, я никого не заставлял.

– Из-за тебя я испытывал чувство вины.

Моя рука застывает над страницей.

– Ролло, это твои часы сломались.

– Хорошо, пусть так. Главное, что все ребята в школе теперь считают меня героем и что эта история не повлияла на мой средний балл.

Бедняга. По-прежнему волнуется о вещах, за которые не стоит переживать. Таких, как оценки, например.

– Послушай, Ролло, я рад, что дал тебе возможность ощутить вкус жизни настоящего детектива, отвлечься от серых будней. Но не забывай: для меня тот день был лишь одним из многих.

– Одним из многих? Ты чуть не убил Крокуса!

– Фредерик Крокус сам себя чуть не убил. Так я и заявлю, если он вдруг затеет тяжбу. Не удивлюсь, если этот жадный шарлатан попытается обмануть систему правосудия.

– Тогда уж ему нужно подавать иск против Скутаро. Вот кому достались все денежки.

Ах, да. Забыл рассказать.

Чувак с сомнительным имечком Скутаро Холмс «выиграл» конкурс на звание лучшего детектива и загрёб пять сотен долларов.

Вот как он выглядит:

Откуда он взялся, не знаю. Но я нарочно закрыл его фото, потому что не хочу делать рекламу тому, кто на деле служит всего-навсего марионеткой Трусни.

Если верить информации из официальных источников, Коррина Коррина (она же Трусня) вообще не участвовала в конкурсе.

Да-да, не участвовала совсем.

Предполагаемых причин тому много, но я сведу их в одну:

Видите ли, по словам Ролло Тукаса, в тот роковой день Трусня явилась в кабинет Скримшо лишь за тем, чтобы сообщить директору, что её отец ненадолго уехал из города. По этой причине – так, по крайней мере, утверждалось, – забирать её из школы будут дедушка с бабушкой; к ним она и переедет на время.

Живя у бабушки с дедушкой, она не могла приезжать в своё агентство и потому решила не заниматься расследованиями и не участвовать в конкурсе.

Более того, Ролло также утверждает, что Трусня не сообщала директору, где я живу. Это якобы сделала моя мама, указав наш адрес при заполнении каких-то форм.

Если вы верите во всю эту чушь, то я готов продать вам Эйфелеву башню.

Расскажу, как было на самом деле.

Трусня погрязла в жульничестве и махинациях.

Районный отдел образования поначалу действовал с ней заодно, но не решился на главный удар. Трусню убедили использовать марионетку – подставного ученика, которому отдадут звание победителя и вручат денежки, а он, в свою очередь, передаст их Трусне где-нибудь в тёмном переулке.

Таким образом, Трусня не осталась внакладе и, что ещё важнее, поделилась жирным куском с коррумпированным Скримшо и нечистым на руку Доббсом.

Хитроумно, не правда ли?

Трусня допустила одну-единственную ошибку: выбрала своим подельником Скутаро Холмса. Чувака, неизвестного в детективных кругах, зато носящего ту же фамилию, что и знаменитый сыщик.

Схема настолько очевидная, что иначе как фарсом её не назовешь.

Всё, не могу больше говорить.

Звонит Тиммифон.

Глава 44. Синица на голове лучше двух в слоновьем кусте

– Тебе повезло, что я согласился на встречу, – говорю я Нунцио Бенедичи. – Круг клиентов, с которыми я общаюсь, сидя на спине раненого слона, крайне ограничен. Это место покоя и уединения.

– Я просто хотел спросить, раскрыл ли ты моё дело, – отвечает Нунцио. – Времени-то уже много прошло.

– Много? Нунцио, будь этот слон жив, он бы затоптал тебя за такие слова. Сперва я сломал ногу из-за халатности работников музея, потом заработал перелом второй ноги из-за типа, неспособного поймать падающего ребёнка. И у тебя хватает нахальства упрекать меня?

– Извини, – говорит Нунцио, – я просто скучаю по своей Ложечке-Пригожечке.

– Ладно уж, – снисходительно произношу я. – Твоё счастье, что я не только гениален, но и великодушен.

– То есть ты знаешь, куда делась Ложечка-Пригожечка?

– Конечно, знаю, ведь я – Тимми Фейл.

Я делюсь с клиентом информацией о ходе расследования. Рассказываю, как посещал Академию Глобермана. Как общался с Минни. Как увидел у него Ложечку.

– Значит, это всё-таки Минни её стащил! – восклицает Нунцио. – Я с самого начала подозревал его.

Я ударяю слона пятками, приказывая атаковать Нунцио, но слон не реагирует.

– Может, хотя бы дослушаешь? – сухо говорю я. – Ты и так нанёс мне оскорбление, нарушив священный покой этого места.

– Разве это не всё? – удивляется Нунцио.

– Разумеется, нет.

Я посвящаю его в подробности событий на школьном балу. В детали вечера моего триумфа на вершине Эйфелевой башни. Того самого вечера, когда я отказался от еды. Когда одна девочка, обладательница характерного мандаринового запаха, переложила мою порцию в свою коробку для завтраков.

– При чём тут сосиска с бобами? – хлопает глазами Нунцио.

– Нунцио, она хотела, чтобы я это съел. Теперь понимаешь?

– Нет, не понимаю.

Я вынужден сделать рисунок. Изобразить прибор, с помощью которого я должен был съесть сосиску и бобы.

Нунцио по-прежнему глупо таращится на меня.

– Тимми, даже если Молли взяла твою ложку, это вовсе не значит, что она стащила и мою!

Мне смешно.

– Укравший ложку однажды украдёт не единожды, мой юный друг.

В этот самый момент на моё плечо опускается птица, словно само небо говорит Нунцио: «Тимми – особенный».

Правда, когда я смотрю на птицу и узнаю её, то чувствую себя уже не таким особенным.

Глава 45. Как тяжело сказать «прости» арктическому хищнику весом всемьсот кило

– Допущены ошибки! – кричу я моему белому медведю.

– Большие ошибки! Просто гарбанзные!

Эпик молчит.

– Я же не знал! – кричу я. – Не знал, что тётя одолжила попугая какой-то дурацкой благотворительной организации! Не знал, что неразлучники теряют перья! Что у них бывает линька или как там это называется! Да кто вообще знает о таком! и как я мог догадаться, что в тот момент ты трескал куриный наггетс?

Эпик поворачивается ко мне задом.

– Послушай, по большому счёту, курица – тоже птица, так что с технической точки зрения я не совсем ошибся. Я лишь неверно определил биологический вид птицы, которую ты слопал!

Медведь поднимается и неторопливо уходит с застеклённой террасы. Я следую за ним через задний двор.

Под брюхом раненого слона Эпик находит кусочек тени и снова устраивается спать.

Какое-то время я гляжу на него, потом понимаю, что разговаривать медведь не намерен.

Я иду обратно к дому, но затем разворачиваюсь.

– Прости, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Прости меня, а?

Тишина…

Внезапно тишину сменяет оглушительный треск и такое же громкое ХР-Р-Р-Р-УСТЬ.

Это медведь поднялся на задние лапы и с корнем вырвал фигурный куст из земли.

В следующую секунду Эпик уже стискивает меня в объятьях, прижимая к своей огромной мохнатой груди – самому безопасному месту в мире.

И это очень хорошо.

Потому что садовник, кажется, хочет меня прибить.

Глава 46. «Заказуха»

При обычных обстоятельствах моё падение с Эйфелевой башни напугало бы маму и её суровое сердце непременно растаяло бы. Ну, или она опять свозила бы меня к доктору Дандлдорф – бедняжке, которая ни черта не разбирается в людях.

Но не в этот раз.

Сейчас мамины мысли заняты другим.

Нашим переездом.

Да-да, мы переезжаем.

После многомесячных поисков мама наконец получила работу, и мы покидаем дом моей двоюродной бабушки.

– Что не слишком меня радует, – говорит Агент Икс.

Агент Икс катится на роликах по тротуару рядом со мной.

– По крайней мере, она уже не сможет обучать меня на дому, – веселюсь я. – А то я уже прямо измучился весь. И, надеюсь, жить мы будем далеко отсюда – подальше от доктора Дандлдорф. Эта женщина безнадёжна.

– А как насчёт нас? – спрашивает бабуля.

– Не волнуйся, место в агентстве остаётся за тобой, – успокаиваю я. – В ближайшее время я намерен открыть в этом районе дополнительный офис.

– Правда?

– Да. Нужно приглядывать за дедом и бабушкой Трусни. Подозреваю, что они – её тайные агенты.

Мы молча движемся дальше и наконец достигаем цели:

Я отпускаю тётину руку, чтобы взяться за дверную ручку. Тётушка прислоняется к стене.

– Ты разве не хочешь зайти? – спрашиваю я.

– Нет, – качает головой она. – Попрощаюсь с тобой здесь. Подходящее место, ничем не хуже прочих.

– Нет-нет, мы не прощаемся, – поправляю я, – а говорим друг другу «до встречи». Мы с мамой приедем тебя навестить. Ну, или я открою дополнительный офис. Перед тобой открываются блестящие перспективы.

– Лестно слышать, – улыбается тётушка. – Позволь сделать тебе ответный комплимент.

Она достаёт из кармана сложенный вдвое конверт.

– Что это такое?

– Мой гонорар за присутствие на разных скучных собраниях. – Тётя вручает мне конверт. – Открой!

Я разрываю его, вытаскиваю листок, читаю:

– Это что?

– Деньги. Тебе. От Фонда юных предпринимателей. Этот фонд помогает подросткам начать собственный бизнес. Подробностей не знаю – мне до лампочки, о чём говорят на этих собраниях.

Я изумлённо разглядываю чек. Ничего себе! Это гораздо больше, чем я мог получить за победу в конкурсе.

– Даже не знаю, что сказать, – бормочу я.

– Скажи «до свидания». Без всяких там соплей. Мы как-никак детективы.

Я тянусь к тётушке, чтобы обнять её, но она качает головой.

– Этак я шлёпнусь. Сперва помоги мне сесть.

Что я и делаю.

И говорю Агенту Икс «до свидания».

Я подхожу к двери и слышу за спиной:

– И ещё кое-что.

Я оборачиваюсь.

– Твой приятель Ролло очень мне помог, – говорит тётушка.

– С чем помог?

– С одной задумкой. Он хороший друг.

Я наблюдаю, как бабуля стартует в обратную сторону. Каждый метр – с риском для жизни.

– Иди уже внутрь, – говорит она. – Пока я не грохнулась и не испортила наше красивое расставание.

На входе в музей меня встречает женщина в клетчатом жилете.

– Значит, это твоя двоюродная бабушка? – интересуется она.

Я поднимаю брови.

– Вы знакомы?

– Нет, – отвечает смотрительница. – Но мне известно, что она состоит в благотворительном фонде. Одном из тех, что жертвуют кучу денег музеям.

– Откуда вы это знаете?

– Я почти так же умна, как ты, парень. Ты собираешься заходить или нет?

Я протягиваю деньги за билет, но смотрительница их не берёт.

– Сегодня посещение бесплатное.

Я вхожу в музей.

Двигаюсь своим обычным маршрутом – мимо самых больших, самых отвратительных, самых толстых, самых быстрых.

Самых умных.

Отремонтировали, наконец.

Глава 47. Худшее позади

– Ты вычислил того, кто отправлял тебе письма? – Ролло Тукас стоит рядом со мной на вершине самого высокого холма в Санта-Маринаре. – Если нет, могу дать наводку.

– Отлично, – говорю я. – Опять «выступают любители»?

– Тут и голову ломать не надо, – говорит Ролло. – Я думал, ты сразу догадаешься, раз уж у тебя во всех преступлениях виновата Молли Москинс.

– Если Молли Москинс выбрала в жизни кривую дорожку, это на её совести. Я тут ни при чём. Но ты прав: я раскрыл имя отправителя.

– Правда?

– Правда. После того как получил от убийцы последнее письмо. То, что выбросил.

– И какая зацепка навела тебя на мысль?

– Стикер внизу письма. Похожий на тот, в котором убийца признался, что любит «M&M’s».

– «M&M’s»?

– Ладно, неважно. Главное, что на этот раз отправитель более прозрачно намекнул, что означает «ММ».

– То есть ты знаешь, кто это? – уточняет Ролло.

– Знаю.

– И снова хочешь её арестовать?

– Её? Минни Мегакрутыш – он, а не она.

– Минни Мегакрутыш? – Ролло роняет челюсть.

– Кузен Нунцио Бенедичи. Минни знал, что Нунцио пустил меня по его следу, и хотел со мной разделаться. Вот тебе и попытки покушения на убийство.

– Всё, сдаюсь, – не выдерживает Ролло.

– Давно пора, – усмехаюсь я. – Ты ведь непрофессионал, поэтому постоянно ошибаешься. Ну что, вперёд? – Я опускаю взгляд на бум-бум-ролики, привязанные к ногам Ролло.

– Тимми, может, не надо? – робко спрашивает мой друг.

– Надо. Ты первым купил её изобретение, она так радовалась, помнишь?

– Ты заставил меня их купить! я не…

– И, – я многозначительно поднимаю указательный палец, – она будет сильно разочарована, если ты откажешься их опробовать.

– Ясно. Стало быть, я – в роли манекена из краш-теста. А сам не желаешь прокатиться?

– Не говори глупостей, Ролло. У меня серьёзная травма ноги.

– И теперь ты хочешь, чтобы я тоже заработал перелом?

– Агент Эф, я сделал тебя почётным членом агентства не просто так. В день моего Великого Триумфа на Эйфелевой башне ты проявил большое мужество, так не подводи меня сейчас, демонстрируя постыдную трусость.

– Ладно, я подумаю, – вздыхает Ролло. – Можно мне хоть перекусить напоследок?

– Вот, держи. – Я протягиваю ему куриный наггетс, который приберёг для Эпика.

Медведь моментально унюхивает лакомство и бросается за ним.

Я резко отдёргиваю руку.

И нечаянно толкаю локтем Ролло.

И он катится вниз по склону, стремительно набирая скорость.

– НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!! – вопит Ролло, чей силуэт быстро уменьшается в размерах.

Ну, что тут скажешь? Я с укоризной обращаюсь к белому медведю:

– Гляди, что ты наделал. Куда это годится?!

1 Красный Барон – прозвище германского лётчика-истребителя Манфреда фон Рихтгофена, лучшего аса Первой мировой войны, на счету которого было восемьдесят сбитых самолётов противника. Прозвище Красный Барон фон Рихтгофен получил после того, как выкрасил фюзеляж своего самолета в ярко-красный цвет, а также в силу принадлежности к дворянскому сословию.

2 Название сборника рассказов американского писателя Курта Воннегута

3 Все жалобы направил я.

4 Однажды она украла мой Фейломобиль, хотя полиция утверждала, что его отбуксировали на штрафстоянку за парковку в неположенном месте. Статья о КК в школьном альбоме – чистой воды пропаганда.

5 Тимми ссылается на знаменитую речь премьер-министра Великобритании У. Черчилля в палате общин 4 июня 1940 г.

6 Слова из речи премьер-министра Великобритании У. Черчилля, произнесённой 29 октября 1941 г. перед учениками колледжа Харроу.

7 Жак Клузо – вымышленный персонаж, старший инспектор французской полиции, герой серии комедийных фильмов о «Розовой пантере» – огромном бриллианте.

Продолжить чтение