Читать онлайн Аванпост Борей бесплатно

Пролог

Среда, 11 августа 2038 года

– Мы терпим бедствие… п-ш-ш… Все системы отказали… п-ш-ш… Столкновение неизбежно… п-ш-ш… – звучал из динамика голос полный отчаянья.

– Корплайн, система ликвидации! Вы не должны попасть в атмосферу и тем более допустить падение! – серый балахон холодно отреагировал на известие.

– Ликвидация невозможна… п-ш-ш… Искин отключен… п-ш-ш… Все отключено… п-ш-ш… Магнитное поле нас притягивает… п-ш-ш… Нечем сопротивляться… п-ш-ш… Только свободное падение… – голос по ту сторону потускнел и захрипел.

– До столкновения осталось… Пять минут, – еще один серый балахон доложил о ситуации.

За маской под капюшоном пряталось лицо без единой эмоции. Только внутри, под балахоном, сердце рвалось наружу. Столько лет о них ничего не знали. Столько веков они удачно скрывали себя и свое местоположение. Столько же времени они защищали планету и при необходимости влияли на людей.

– Четыре минуты.

Неважно, что произошло с Корплайном. Важны последствия, которые произойдут неминуемо и неотвратимо.

– Три минуты.

При форс-мажорных обстоятельствах в действие вступает протокол безопасности, согласно которому необходимо продолжать соблюдать правило секретности.

– Две минуты.

В зависимости от тяжести катастрофических последствий, возникших из-за падения объекта, бункер закроется на срок от трех до двадцати лет, без возможности выхода на поверхность.

– Одна минута.

Наблюдать за всем придется сидя взаперти. Руки окажутся связаны. Помочь хоть чем-нибудь они не смогут еще долгое время.

– Есть контакт.

– Куда?

– Сорок градусов северной широты и тридцать шесть градусов западной долготы, – ответил безликий балахон у монитора.

– Атлантический океан. Последствия?

Пальцы застучали по клавишам. Приборы запищали со всех сторон.

– Гольфстрима больше нет.

Это означало, что часть Европы замерзнет в ближайшие несколько месяцев.

– Землетрясения в Средиземном море, на западном побережье обоих американских континентов, в азиатском регионе и на Камчатке. Пятьдесят три процента вулканов тихоокеанского огненного кольца повысили свою активность в сотни раз за последние две минуты.

– Йеллоустоун? – с тревогой уточнил балахон.

– Есть. В течение трех часов шкала активности достигнет восьми баллов1.

– И он разбудит остальных своих собратьев, – цокнул балахон.

– Электромагнитный импульс привел к сбою электроники, – еще один в сером доложил из угла помещения.

– Ось планеты сместилась на пять градусов. Теперь наклон составляет 28 градусов вместо 23.

– Уровень воды в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах поднялся на три метра.

– Ожидается масштабное цунами.

Главный покачал головой с явным недовольством.

– Составьте прогноз, скажем, на десять лет, – руки в балахоне сосредоточенно пересчитывали бусины на четках.

– Вулканическая зима в течение года. Радиоактивное заражение покроет более шестидесяти пяти процентов суши. Вероятны изменения ландшафта. По линии разлома евразийский континент разделится на две части.

– Наше убежище выдержит. Мы находимся на самой устойчивой плите. Ни над ней, ни под ней сдвинуться ничего не может.

– Но сам континент, несомненно, пострадает.

– И даже хуже, чем в ядерной войне.

Резкий толчок оказался ощутим в бункере. Серый балахон с маской еле устоял на ногах. Сработала сирена, обычный свет сменился на красный аварийный. Система заблокировала выход на поверхность и вежливо оповестила об этом обитателей.

– Аристей, еще два объекта упали, – с тревогой обернулся один из сидящих за мониторами. – Тихий и Индийский океан. Связи нет.

Аристей сел в кресло, снял маску и обеими руками растер лицо. Серые глаза засветились серебряным сиянием.

– Придется подождать. А потом мы все исправим. Это наш шанс. Возродиться из пепла.

Глава 1

Среда, 11 августа 2038 года. Оренбург.

Жара для августа стояла жуткая. Футболки прилипали к спинам, вода скупалась во всех магазинах. Кто-то обмахивался веерами, другие носили с собой ручные вентиляторы или специальные солнцезащитные зонтики с пропеллером внутри. Шины автомобилей буквально плавились на асфальте, от которого поднимался пар. И никто не замечал паутины трещин, растущих и покрывающих землю и дороги.

Беспилотные такси ловили глюки – их электронные мозги не выдерживали таких высоких температур, и, во избежание поломок, сами отключались. Не спасали и кондиционеры в салоне, так как узел искина устанавливался под капот машины. Из-за этих такси образовалась километровая пробка, которую пытались объехать консервативные водители на своих напичканных электроникой мобилях.

Электромобили тратили весь свой заряд и становились таким же препятствием на пути у бензиновых машин. Всюду раздавались недовольные сигналы, окрики, нецензурная брань. Между рядами разномастных тачек проезжали моноколесные роботы, предлагая напитки, модную бумажную прессу и куаркоды на развлечения.

Люди шли по своим делам. Одни торопились, другие просто гуляли или прятались в тени от палящего солнца. Внимания не обращали на гул, постепенно нарастающий и не предвещающий ничего хорошего.

На детской площадке между четырьмя пятиэтажными домами старой хрущевской застройки, но с отремонтированными по последнему слову моды фасадами, прогуливались мамочки с детьми разного возраста, в колясках и на трехколесных велосипедах. Дети капризничали из-за жары, игрушек и нехватки внимания. Мамочки болтали друг с другом, с прохожими или по телефону. На удивление в этом дворе не было ни единого робота-няни, которые обычно имели три-четыре пары рук-манипуляторов, и приобретались как раз в целях занять капризное чадо.

Молодая мамочка в одной руке держала смартфон, другой рукой качала коляску, когда за спиной прогрохотало. От испуга и неожиданности она обернулась на звук, и телефон выпал из ее рук. Сердце словно остановилось, и женщина забыла, как дышать, в ужасе оглядываясь вокруг. Дом, из которого она только что вышла, сложился, как карточный домик, и ушел под землю, оставив после себя облако пыли и обломки бетона. Рядом закричали полными ужаса и отчаянья голосами. Следуя инстинктам, практически на автопилоте, женщина побежала с коляской из двора на дорогу.

Буран долго ждал этого дня. У людей его профессии выходные, как и отпуск, случались редко. Не смотря на середину недели, да еще и страшное пекло, он собирался провести свой законный выходной на даче за городом, в полном одиночестве. Чтобы никакие срочные вызовы от генералов и штабных не помешали, Буран отключил телефон. Он любил свою работу. В ОМОН не попадает абы кто. Спасение жизней, поимка преступников, обеспечение безопасности – настоящая мужская работа. Но иногда и от любимых занятий можно устать, и физически, и морально. Каждый по-своему справляется со стрессом и выгоранием. Буран же предпочитал оставаться наедине с самим собой. В багажнике в сумке стояла упаковка пива, маринованное мясо в кастрюле, заготовленное с вечера. Осталось только доехать.

Размышляя о том, как проведет день, Буран не сразу заметил, что встал в пробку. Расслабился.

– Ничто не испортит мне день, – спокойно проговорил он.

Постукивая пальцами по рулю, он посмотрел по зеркалам, попытался высунуть голову в окно и увидеть размеры и причины пробки. Но понять ничего не удалось, тогда Буран залез в навигатор и включил режим «светофора». Ближайшие три километра светились красным. Голосовой помощник вежливо сообщил, что возобновление движения ожидается не ранее, чем через час.

Буран вышел из машины и осмотрелся. Что-то заныло в груди, зашевелилось, как червяк. В воздухе пахло тревогой, и чем-то едва уловимым, но до боли знакомым. Буран знал это чувство. Его ни с чем не спутать. И появлялось оно в минуты опасности. Предчувствуя беду, Буран всмотрелся вдаль и понял, что так встревожило его. Крайняя левая полоса дороги, где находился он сам, а также средняя и правая, все в одну сторону были забиты машинами. А три встречных полосы – абсолютно пусты. Ни одного авто, мопеда или беспилотного такси. И ведь сначала Буран не обратил на этот факт никакого внимания, лишь подумал, что человечество выросло до фантастических технологий, а проблему пробок и дорог до сих пор никто не смог решить.

Земля дрогнула неожиданно, Буран еле устоял на ногах, ухватился за дверь своей машины. Посмотрел вперед и застыл на мгновение – асфальт провалился под тяжестью стоящих автомобилей, и они тут же ушли под землю. Оцепенение ушло, Буран быстро схватил сумку с заднего сиденья и побежал через пустую часть дороги. Кто-то окликнул его сзади, выйдя из соседней машины, но Буран, не оглядываясь, закричал: «Спасайтесь!» Асфальт пошел волной, сминая все на своем пути.

– Сделаем папе сюрприз? – женщина улыбалась, держа за руку пятилетнего мальчика со связкой цветных воздушных шариков.

– Да! – малыш подпрыгивал в предвкушении увидеть удивленное папино лицо, и как он будет улыбаться, и возьмет его, маленького, на руки, и станет кружить…

А потом они вместе с мамой пойдут есть мороженое и кататься на карусели, потому что сегодня у Алешеньки день рождения. Алеше можно не пойти в садик, а папе можно не сидеть весь день на работе. А вечером мама с папой подарят что-то очень интересное, может даже то, о чем мечтал Алешенька. Лучше, конечно, щенка. Мальчик очень хотел щенка, обязательно ушастого и пузатого.

Но этот день разрушил многие мечты, не выбирая, детские они или взрослые. Не успев сделать несколько шагов до машины отца семейства на парковке за территорией завода, мама и Алеша увидели, как вздыбилась земля под их ногами. Мама подхватила мальчика и уже не заметила, как с другой стороны на них падал бетонный столб. Они ощутили мощный толчок, швырнувший их на землю. А через несколько минут лишь затянутое дымом небо отражалось в глазах матери и ребенка.

– У нас уже несколько свищей! Мы не справляемся! – кричал по рации Степан Петрович, одновременно нахлобучивая каску на голову. – Что там с автоматикой?

– Степан Петрович! Ничего не работает! Автоматика отказала! – последовал ответ.

– Искин же должен включить протокол безопасности! – кричал Петрович, ускоряя шаг между газовыми трубами и установками.

– Искин всё! Сбой!

– Черт его дери, – сплюнул Степан Петрович.

День не задался с утра. Автоматизированные системы сбоили, трубы лопались в самых неожиданных местах, одни вентили закрывали вручную, у других не работали задвижки. Операторы газовых установок и распределительных пунктов бегали туда-сюда, хватались за головы, за сердце, проклинали автоматизацию и искусственный интеллект.

Резкий подземный толчок свалил Степана Петровича с ног. За толчком последовал взрыв, за ним еще и еще. Петрович услышал крики, попытался встать, но сверху на него упало что-то тяжелое, и мужчина провалился во тьму.

Алексей нервно мерил шаги вдоль забора, отделяющего дорогу по улице Шевченко от территории городской больницы имени Пирогова, или в народе просто Пироговки. Он курил одну сигарету за другой. То медленно брел, то ускорял шаг, то останавливался и всматривался в окна хирургического комплекса. Где-то там, в операционной, лежала его жена Светлана. Сложная операция по удалению опухоли головного мозга. Врачи говорили, что шансы есть всегда. Нужно надеяться и верить, а еще молиться. Алексей раздраженно сплевывал. Он не был атеистом, но и не верил особо в молитвы и прочее сверхъестественное. Даже когда жена Света таскала его по гадалкам и знахаркам, по монастырям и храмам, Алексей относился к этому скептически.

Он взглянул на часовню, на крест, сияющий на солнце, и решил расправиться со своими сомнениями. Скромно открыл тяжелые дубовые двери, вошел, переминаясь с ноги на ногу. Бабуля, божий одуванчик, маленькая и сгорбленная, протирала кандило2 со свечами. Посмотрела на Алексея снизу вверх, перекрестилась, подпустила ближе к иконе и протянула свечку.

– Лица на тебе нет, – сказала бабуля. – На-ка вот, поставь за здравие родной тебе души, – и пошла по своим делам.

Алексей кивнул, взял свечку, зажег от стоящей рядом, поставил на нужное место. И задумался. Как просить? О чем? И, главное, кого? А услышат ли? Алексей не умел просить и не верил. Но раз ноги сам принесли, раз он уже стоит здесь перед образами, то нужно хотя бы попросить за Светлану. Она не виновата в своей болезни, страшно обрушившейся на их семью нежданно и негаданно. У них была хорошая семья, счастливая. Они мечтали о детях, чтобы как минимум трое малышей бегали по дому и дарили радость. Не сложилось, не сбылось. Алексей не представлял себе жизни без Светы, не знал, что будет делать, если жены не станет.

– Господи, ничего не прошу для себя, – губы Алексея беззвучно зашевелились. – Помоги жене моей, пожалуйста. Лишь бы она не мучилась.

Больше он слов не находил. В армии и на войне не было столько страхов за жизнь, как в эти минуты. Там вообще отсутствовали мысли о бренности бытия. Не до того было. И хотя Алексей уже давно имел лишь частичное отношение к силовым структурам, работал инструктором по стрельбе, чувство сдержанности никуда не делось. Не мог Алексей выплескивать эмоции. Он неумело перекрестился и вышел. Ноги сами несли, не разбирая дороги. Алексей не заметил, как оказался далеко от больницы, как треснул тротуар, как позади него громыхнуло и заскрежетало. Что-то тяжелое ударило его по голове, и Алексей упал, отключившись. Когда очнулся, уже вовсю выла сирена ПВО. Голова гудела. Алексей ощупал затылок, и на руках осталась кровь. В сотне шагов он увидел толпу людей у ворот завода. Они кричали, плакали, размахивали руками. Алексей поднялся с земли, и, прихрамывая и держась за голову, побрел в сторону толпы.

– Граждане! Разойдитесь! Сюда нельзя, это режимный объект! – горланил охранник в черной чоповской форме, придерживая автомат на виду для устрашения.

– Слушай, Паш, это же ПВО. И даже не учебная тревога, – второй охранник, Дмитрий, повернулся к напарнику. – Мы можем их впустить в безопасную зону. А там пусть начальство разбирается, – кивнул он на проходную.

Павел брезгливо посмотрел на взволнованных и перепуганных людей, затем на Дмитрия.

– Ты чего? В гуманисты заделался? Да нам за такое головы снесут! – и провел ребром ладони по горлу.

– Паш, ладно тебе…

Взрыв заставил прекратить спор и инстинктивно пригнуться. Женщины завизжали, дети испуганно заплакали, а мужчины бросились угрожать охранникам. Когда в нескольких метрах от толпы упал вертолет и загорелся, охранник Павел чертыхнулся, но бросил ключи от калитки напарнику, а сам кинулся открывать дверь подземного гаража. Взволнованные, испуганные люди уже через несколько минут спрятались за толстыми бетонными стенами скрытого от чужих глаз сооружения. Буран помог раненному Алексею, затем Анне с коляской. И только когда опустилась стальная дверь и внутри помещения сработала сирена, Буран понял, что прежней жизни пришел конец.

Андрей осматривал модернизированные цеха на заводе. Как заместитель директора, он делал замечания сотрудникам, строчил пометки в своем планшете, осматривал роботов, задавал уточняющие вопросы искину. Переход на автоматизированные и роботизированные системы дался заводу нелегко. В гонке за упрощением работы всегда следует сокращение персонала. Из трех с половиной тысяч работников при своей должности осталось чуть больше тысячи. Не все доверили искину, решив, что и за ним тоже нужно присматривать. В отличие от многих других предприятий здесь учли необходимость ручного управления в форс-мажорных обстоятельствах. Многофункциональных настраиваемых станков стало больше в разы, они заменили старые фрезерные и точильные агрегаты. И хотя завод создавал лишь детали для некоторых видов оружия, и собирал созданных там же роботов для своих нужд и для обеспечения ими всего города, при желании специалисты могли настроить технику и для изготовления стрелкового оружия и патронов.

Роботы выполняли заложенные программой функции, люди решали поставленные задачи. Полная идиллия, если бы не консерваторские замашки отдельных техников и ученых. Андрей как раз спорил с одним пожилым инженером о возможностях и вседозволенности искина, когда вся делегация разом почувствовала сильный толчок. Еле устояли на ногах. Оглянулись друг на друга непонимающе. С потолка сыпалась пыль, и скрипели металлические пластины. Сработала аварийная сирена.

Машиностроительный завод, ставший спасением для немногих людей – это десять километров по периметру, окруженный бетонными секциями забора и колючей проволокой. Он имел несколько зданий на территории, преимущественно административного характера – инженерное бюро, бухгалтерия, начальство и прочие белые воротнички сидели именно здесь. Малая часть заводских цехов также находилась на поверхности. А вот под землей прятались пять уровней подземных локаций, уходящих глубоко вниз. Лабиринты бетонных переходов и коридоров, лифтов, как вертикальных, так и горизонтальных, монорельсовых. Множество ходов, ведущих в никуда, и столько же предназначенных для экстренных выходов на поверхность.

Большая часть рабочих, численность которых не превышала тысячу человек, находились внизу. И Андрей со своими помощниками, начальниками отделов, оказался именно здесь. В момент катастрофы все возможные выходы заперлись автоматически. А с поверхности вниз спустилось еще несколько сотен людей, как с самого завода, так и чужих, с улицы, которые по воле случая оказались рядом. Как только гермодверь закрылась, по стенам и полу прошлась вибрация, отдающая гулким эхом взрывной волны. Потом еще раз и еще.

Андрей добежал до подземного гаража, и увидел людей, в страхе прячущихся за спинами других. Он подходил ко всем, заглядывал в глаза и с каждой секундой терял надежду. Поняв, что не найдет того, кого ищет, Андрей с размаху ударил по закрытой двери, взвыл от вспыхнувшей в руке боли и в отчаянии опустился на пол.

Свет моргнул и погас. А через тридцать секунд сработало аварийное питание. Затем прошла очередная волна тряски. Потрескался потолок, осыпалась штукатурка и в воздухе повисла бетонная пыль. Люди, буквально вжавшиеся в стены и пол, друг в друга, сжимая свои скромные пожитки с ужасом в глазах, кашляли, кричали, плакали. Всем было страшно. Звук сработавшей сирены гражданской обороны эхом отдавался в ушах. Никто не понимал в полной мере, что это их день «Икс». Тот день, когда они, сами того не зная, смогли спастись от жуткой смерти. Никто не мог предположить, что это лишь начало. И к чему приведет долгая жизнь под землей, в страхе перед будущим.

Буран оказал первую медицинскую помощь Алексею, и стал наблюдать за товарищами по несчастью. Оставив свою сумку раненному новому знакомому, он решил пройтись по залу и прояснить сложившуюся ситуацию.

Всех людей проводили в большой зал для совещаний и рассадили, благо кресел и стульев хватало. И хорошо хоть вода была на видном месте, в кулерах, да туалеты обозначены специальными табличками. Сначала хотели остаться в огромном холле, из которого по всему сооружению вели коридоры, но решили, что в совещательном зале удобнее. Оказалось, что с разных ходов и лифтов сверху спустилось достаточно большое количество человек.

Все устали, и с каждой минутой становились злее и голоднее. Плакали, молчали, разговаривали, смотрели в одну точку, пытались помочь другим, успокаивали детей. В подземном комплексе стопроцентно имелось все на случай катастрофы. Ведь имелось же электричество и запасные генераторы (а где генераторы, там и топливо), есть вода, есть очищенный воздух. Температура помещения плюс двадцать три. Вполне комфортно для длительного существования. Роботы продолжали сновать туда-сюда. И тогда Андрей собрался с силами, несмотря на тоску и внутреннюю панику, и решился выступить. Инженеров, которые ходили за ним, как привязанные, попросил созвать весь персонал. Долго ждали, когда наберется полный зал. Стало душно, но вентиляция еще справлялась.

– Добрый день! Хотя какой он добрый, простите, – Андрей закашлял от нервного напряжения. – Так случилось, что мы вынуждены сейчас находиться с вами вместе в укрытии. Наверное, можно даже порадоваться, что остались живы. Меня зовут Андрей Владимирович Сибуров, и я заместитель директора данного завода, – он обвел руками пространство вокруг. – Я человек заводской, как и многие присутствующие, пользуясь тем, что знаю здесь каждый уголок, предлагаю поступить следующим образом. Сейчас я хочу услышать от специалистов прогноз, что нас ждет, что на поверхности, и как долго нам придется здесь находиться. По полученной информации будем решать, что делать дальше, – он кивнул в сторону, и к нему подошли с папочками и бумажками два мужичка, изрядно вспотевшие и раскрасневшиеся.

Заводские совещались долго и шумно, к ним вышел пожилой крепкий мужичок, который, оказалось, работал здесь дольше всех, и по должности обязанный знать весь завод вдоль и поперек. Он пошептался с Сибуровым, затем оглядел многочисленную толпу, прокашлялся и представился:

– Борис Тимофеевич, главный техник данного подземного комплекса. Что ж… – он умолк, еще раз обвел взглядом людей и продолжил. – Мы порешали, раз уж нам предстоит установить здесь порядок, я сочту своим долгом вам помочь насколько это возможно. По всей вероятности, сидеть нам тут неизвестно сколько. А значит, хаоса нужно избежать и обо всем договориться, так сказать, на берегу.

Откуда-то из темного угла донесся голос Бурана:

– В этом вы правы. Нам придется здесь жить. И не один десяток лет, – здоровый накачанный мужик вынырнул из своего укрытия.

Толпа заголосила возмущенно. Кому охота жить под землей, без солнца и света, с толпой незнакомых людей? Да и родные, дом, там наверху! Но Борис Тимофеевич, поджав сухие губы, поднял руку, призывая к тишине.

– Кхе-кхе, – прокашлялся он в очередной раз. – Вы правы, молодой человек. Имеющиеся у нас данные говорят о том, что нас накрыло ядерной бомбой. Еще прошла волна землетрясений. И в данный момент, да и в ближайшие годы, выход на поверхность – это верная смерть. Радиация зашкаливает за две тысячи рентген. И сколько еще в воздухе ядовитых веществ, мы знать, увы, не можем. У нас имеется радиостанция, и наш сотрудник отмечает на карте уже известные зоны поражения, исходя из сообщений. И мы приняли решение сохранять радиомолчание.

Толпа умолкла, пораженная известием. Изредка были слышны стоны и всхлипы. Борис Тимофеевич тяжело вздохнул, вытирая вспотевший лоб, и сказал:

– Если никто не против, мы с Андреем Владимировичем постараемся решить вопрос по обустройству нас всех в этих помещениях и обеспечению всем необходимым.

Виктор, полицейский патрульный, волею судеб, оказавшийся на заводе, понимая, что домой он теперь не вернется, вызвался помогать. Никто ему не препятствовал, даже обрадовались. Вопрос власти всегда нужно решать в первую очередь. Кто за что отвечает, кто кем командует. Заводские рабочие и их малочисленное начальство считали этот завод и все его помещения своим домом, своим детищем, а значит, и власть должна быть в руках людей имеющих информацию. Принцип «все лучшее нам, а остальным – как получится» не стал камнем преткновения, и не привел к многочисленным спорам и к дракам. А недовольные всегда присутствовали в любом обществе.

Народ согласился немного потерпеть и свыкнуться с мыслью, что завод стал их домом надолго. Работа закипела. Заводским пришлось примириться с тем, что они здесь не одни, и что свои семьи они больше никогда не увидят. Они быстро выяснили, что связи нет никакой – интернета нет, телефоны не работали ни стационарные, ни сотовые. Для начала было решено использовать верхний уровень. Потому что обойти весь комплекс и выяснить бесчисленное количество вопросов в кратчайшие сроки не представлялось возможным. Легко ли разместить полторы тысячи человек, в необорудованном для быта, хоть и в огромном помещении? Обеспечить каждого жизненно необходимым? Нелегко. Но три человека, взявшись за это, подтверждали, что возможно все, если захотеть. Даже управлять тысячной толпой. Бывший уже полицейский, заместитель директора и главный техник сделали для людей то, чего не смог бы сделать, наверное, никто другой.

Борис Тимофеевич, Виктор и Андрей, взяв с собой несколько крепких мужчин, начали обход уровня для раздачи указаний.

Секции первого уровня представляли собой большие комнаты на тридцать, пятьдесят и сто квадратных метров. Часть из них была заполнена столами и шкафами, часть станками и оборудованием, а некоторые и вовсе стояли пустыми. Было решено вынести из комнат большую часть столов и шкафов, оставив лишь по два-три предмета вместе со стульями. Станки составили более тесно, и добавили к ним из других помещений. Пустующие, самые большие комнаты, оставили на всякий случай для других нужд. Большую часть роботов отвели на один из складов с металлом и отключили. Топливо и энергию лучше сохранить для людей. Заказы выполнять завод уже не мог. Просто не для кого, а потому даже искин стал бессмысленным. Его тоже отключили, перейдя на полностью ручное управление, а двери стали открываться только специальными картами доступа.

Самой лучшей новостью за сутки для тех, кто никогда раньше не был в подземном комплексе, стало то, что на первом уровне имелась столовая. Большая столовая с кладовой и запасом продуктов.

В первые сутки о ней все забыли, кроме работников самой столовой, которые от страха и не выходили оттуда, почувствовав вибрацию и услышав грохот, да еще и перебои со светом добавили масла в огонь. Тогда трое сотрудников столовой решили, что раз никто к ним не идет обедать, значит, точно что-то случилось. А по правилам безопасности они должны закрыться и ждать распоряжений. Они закрылись, и сидели, пока другие трое активистов не стали вскрывать дверь столовой. Поплакали, провели ревизию по имеющимся запасам, покумекали, каким образом все делить и насколько хватит этих продуктов. Решили установить минимальную пайку на каждого. И в процессе выяснилось, что на нижних уровнях тоже должны иметься запасы продовольствия. А по слухам и вовсе должен быть в комплексе склад еще СССРовских времен, с самой войны, когда завод был перевезен с Ленинграда в Оренбург. Борис Тимофеевич покачал головой, мол, есть, но он туда ни разу не заходил, дверь не открывал, и подтвердить не может. Поварам, наконец, дали указание накормить всех поочередно, затем выдать суточный паек на каждого. Людей разместили в освободившихся комнатах. Нашлись и матрасы с одеялами, как ни странно, и в достаточном количестве. Видимо готовились заранее, как положено режимному объекту. А из фанеры и пластиковых перегородок многие соорудили себе ширмы, дабы оградиться от соседей. Все устали и хотели спать. И спать, не скрючившись, не сидя и не на ходу, а вытянуть ноги хотя бы. Потому большинство людей, разместившись и утолив голод, сразу уснули. Остались те, кто еще был в силах стоять на ногах и таскать тяжелые станки и мебель.

Не смотря на то, что аварийная система работала, использовать лифты никто не рискнул. Не хватало еще застрять где-то между уровнями и помереть там же от голода и обезвоживания. Покончив с первым уровнем и сделав все необходимые записи, Андрей, Виктор и Борис, взяв несколько человек, направились на второй уровень. Они знали, что внизу есть еще люди. С нижних уровней, как только все произошло, не все рабочие устремились наверх.

Это строго запрещалось правилами безопасности. А потому с каждого уровня ниже первого наверх было отправлено по два-три десятка человек, чтобы разведать, что происходит, какова обстановка, и как долго им теперь здесь сидеть. Гонцы присутствовали с самого начала собрания, видели и слышали все, о чем говорили новоявленные начальники. Посовещавшись меж собой, они согласились с Борисом и Андреем, и сообщили, что нижние уровни готовы сделать все необходимое для налаживания порядка и быта для людей. Борис Тимофеевич облегченно вздыхал, качая головой. Что ж поделать? Раз такое случилось, нужно оставаться людьми, и быть всем вместе. Помогать друг другу, защищать слабых, заботиться о больных. Если в данное время их судьба свела вместе, поставила бок о бок в этом маленьком подземном мирке, значит так и должно быть. Очередное испытание от Вселенной. Как ни крути, но они живы, они дышат, им есть чем питаться, и есть многотонная крыша над головой, не давшая им сгинуть без следа и без памяти. А стоит ли человек чего-нибудь, если не оставил памяти о себе, если некому о нем ни поговорить, ни помолиться за упокой души? Вряд ли. Человека помнят по делам его, страшным или благостным. Это уж как повезет.

Еще два нижних уровня, второй и третий, были переделаны под быт живущих там теперь людей. Часть мощностей отключили ради экономии. Все работы по созданию роботов остановили. Среди рабочих и инженеров нашлись любители-оружейники, которые предложили использовать в деле станки для выточки и сборки оружия и патронов. На всякий случай. Все понимали, что рано или поздно им придется подняться на поверхность. И неизвестно, какие опасности теперь таил внешний мир. Любители фантастических книжек выдвигали самые невероятные теории далекие от принципов биологии, физики и химии. Говорили даже, что люди, оставшиеся там, могли каким-то образом выжить, мутировать и представлять опасность. И так как истинной причины произошедшего никто не знал, предполагали и наличие врага на территории города, и одичавших в отсутствие человека животных. Предложение было воспринято на «ура». Хитрое ли дело, иметь свой оружейный цех под боком? Они и мечтать о таком не могли! А тут все под рукой, даже Кулибины свои имелись, вместе с Калашниковыми и Драгуновыми. Решено – сделано.

С обходом уровней стало ясно, что завод, хоть и минимально, но все же был готов к подобному удару. В одном из помещений нашлись противогазы с фильтрами, костюмы химзащиты, дозиметры, армейские сухпайки. И все в рабочем состоянии и надлежащем виде. Все это имущество подняли на первый уровень, сухпайки отправили на склад с запасами, а для остального выделили целое помещение, куда потом стали складывать и оружие с боеприпасами. И поставили смену, охранять до особых распоряжений. Люди все же готовились, они понимали, что когда-то их запасы иссякнут, или произойдет что-нибудь ужасное, да, в конце концов, лекарства нужны будут или инструменты, и тогда нужно будет что-то предпринимать. А идти раздетым в неизвестное и странное никто не хотел. Сразу нашлись добровольцы, умеющие стрелять, драться и выживать на местности, и готовые этому обучать всех желающих. Виктор Павлович поддержал эту идею, и сам же всю эту задумку проконтролировал. Так начались долгие серые будни, наполненные рутиной и лишенные надежд.

Глава 2

Оренбург, завод, 2039 год.

В первый раз из убежища вышли через год после Того дня, когда все в округе накрыло радиационным дождем. Да и если бы не нужда, приперевшая людей к стенке, так и сидели бы под землей, в бункере. Сначала кончились медикаменты. Пусть завод и был оснащен всем необходимым, и сырости как таковой там не было, но отсутствие солнца и замкнутый в одном пространстве образ жизни сказывался как нельзя плохо.

Больше тысячи человек жили под одной крышей, а точнее под толщей земли и бетона. Многое поизносилось, и попытки чинить без нужных запчастей не приносили успеха. Запасы продовольствия тоже подходили к концу. И не ровен час, когда голод настигнет убежище, ставшее для многих не просто укрытием, а родным домом. Тогда и решили на общем совете, что нужно выйти на поверхность, все разведать и найти все то, что так важно для содержания людей.

Город пострадал из-за радиоактивных осадков, принесённых ветром, из-за землетрясения и взрывов. И этого хватило, чтобы убить все живое и смести часть города с лица земли. Для Бурана, как и для остальных в группе, это была первая вылазка, и очень важная. От них теперь зависела жизнь людей на заводе.

Открыли гермодверь, вышли наружу и застыли, закрываясь руками от яркого дневного света. Вся группа была одета в защитные комбинезоны, с противогазами, и вооружены до зубов. На всякий случай. Дозиметры мерно пощелкивали, сообщая, что фон слабый, но маски снимать нельзя. А вокруг пейзажи, один хлеще другого. Справа от входа в убежище, в метрах двухстах, стояло здание инженерного бюро. Выбитые стекла, рухнувший на землю козырек, ступени, измазанные чёрной жижей неясного происхождения. И грязные следы на фасадах многих зданий. А на крыше дома через дорогу вообще высилась гора мусора. Видимо это гнездо обладателя этих грязных следов.

Слева от группы, в двух-трех километрах, через дорогу с разбитым асфальтом, сквозь который пробивались уже молодые ростки деревцев, имелся магазин «Туризм и рыбалка». Зарешеченные, целые окна и амбарный замок на двери свидетельствовали о том, что там еще никто не успел побывать. По центру, прямо на дороге, лежал перевернутый и уже порядком сгнивший фургон, с еле читаемой надписью «Продукты». А прямо за забором были разбросаны уже трухлявые от времени и погоды чемоданы и сумки, вперемешку с мусором и человеческими останками. Один из парней молча поднял с земли книгу и альбом с фотографиями. Чьи-то воспоминания, чья-то жизнь, ушедшие в забвение.

Оправившись от состояния шока, вызванного увиденной разрухой, грязью и запустением, группа выстроилась клином и по знаку ведущего направились к уцелевшему магазину.

– Добро пожаловать в новый мир! – пробухтел один из бойцов.

– Да, лишь бы не начать знакомиться с новоявленной флорой и фауной. Так что не только по сторонам смотрите, но и под ноги, – ответил Буран, идущий во главе отряда.

Под ногами хрустели ветки, стекло, кости, шуршал разлетавшийся от ветра мусор. Опасности пока не было. Чутье командира не подводило еще ни разу.

Ржавый замок был с лёгкостью сбит, и группа с осторожностью, прикрывая спины друг друга, зашла внутрь. Осмотрелись, убедились, что кроме них в помещении никого нет, и закрыли за собой дверь. Внутри магазина стоял запах затхлости и старья, который чувствовался даже сквозь фильтры. Фон был в норме, и ребята сняли противогазы. Толстым слоем пыли было покрыто все вокруг. Стало ясно, что после того, как хозяин закрыл дверь, ни одной живой души здесь не было. А вот полезного было много. Камуфляжные рыбацкие костюмы-горки и обувь хорошо сохранились, будучи упакованными в полиэтилен и коробки. Фонари, батарейки, ножи, леска, табак – все было разобрано ребятами сразу же. Нашлись и туристические сухпайки. На сроки годности никто и не смотрел. Не время сейчас едой разбрасываться.

Алексей залез в подсобку и обнаружил там целый ящик с консервами, и даже не стал читать этикетки. Тут же вскрыл ножом одну банку. Пахло мясом. Содержимое загустело и стало похоже на  паштет. Подцепив тем же ножом кусочек, Алексей отправил его в рот. Он не был голоден, но очень уж хотелось первому попробовать. Это «нечто» было не солёным, и вроде бы мясо, но ни на что не похоже.

– Эй, ребят, смотрите, что нашел, – позвал он остальных.

Буран подошел к нему, взял банку, покрутил в руках и засмеялся.

– Что не так? – дожевав, спросил Алексей.

– Что-что, – пытался унять смех Буран. – Чистейший протеин, что! Эх, Леха, Леха!

Парни в это время уже изучали банки и ржали в голос. Алексей же абсолютно не понимал, чем вызвана столь бурная реакция.

– Ну, на безрыбье, как говорится, – давился смехом командир.

Леха, наконец, посмотрел на этикетку и прочитал – «Черви. Консервированные. Без соли».

Его тут же вывернуло. И он трехэтажным матом обещал припомнить при случае своим товарищам, как они над ним хохотали. Но ящик с банками все же прихватили. Не пропадать же протеину в столь неспокойное время. Даже если это черви. Консервированные.

Буран вместе с группой уже собирался выйти из магазина с хабаром, как они заметили движение возле бюро. С прогулки возвращался хозяин гнезда на той самой крыше.

Кто в бинокль, кто в прицел винтовки –  пытались рассмотреть мутанта. «Оно» было огромного размера, словно горилла. Мощные плечи, маленькая голова, круглая спина, лапы-руки были мускулистыми и длинными, и если бы он не тащил подмышкой здоровенного лохматого зверя, то эти лапы точно волочились бы по земле. Зверю уже был каюк, и теперь ему предстояло стать ужином мутанта-гориллы. Сам же зверь напоминал волка или собаку, мутировавший, выросший настолько, что одним ударом мог свалить человека и перегрызть глотку. Но у гориллы было значительное преимущество в размерах. И кожа у него была местами гладкая, а местами торчала шерсть клочками. Из кого вырос этот монстр, думать не хотелось.

Ребята пристально наблюдали за происходящим. Выйти и нарваться никто не хотел. Пришлось ждать. Они смотрели, как мутант с едой под мышкой начал аккуратно забираться по стене здания. За что он там цеплялся, было непонятно. Но силищи в нём было! Мама не горюй. Неожиданно для всех откуда-то со стороны раздался резкий звук. Да такой, что ребята рефлекторно закрыли руками уши. Следом за звуком в небе появился и его обладатель. Чёрная птица, в длину метра два с половиной, крылья летучей мыши, да еще и с перепонками. Клюв у птицы был длинный и явно крепкий, а хвост был чешуйчатый, как у ящерицы. И птичка совершенно точно нацелилась на гориллу.

– Кто там хотел с тварями познакомиться? Пожалуйста, добро пожаловать на представление! – хмыкнул командир.

– Интересно, кто кого?

– Кем была раньше эта птичка?

– Поскорее бы они свалили отсюда.

– Может получится по-тихому выйти? Авось не заметят?

Каждый считал своим долгом высказаться. Но командир решил, что не стоит испытывать судьбу и попадаться под горячую лапу любого из монстров.

Тем временем птичка пикировала на гориллу. Мутант почувствовал опасность, и одним махом закинул свою добычу на крышу, а сам повернулся боком к птице. Та в свою очередь, не ожидая подвоха и не успев отклониться, налетела прямо на массивную лапищу мутанта. От удара птичка перекувыркнулась через себя несколько раз и с размаху шлепнулась на землю, пропахав клювом приличных размеров борозду. Несколько секунд и птичка уже трясет головой, и, тяжело дыша, медленно пытается встать, опираясь на суставы крыльев. А горилла уже тут как тут. Удар кулака пришелся в голову по касательной, отчего птица снова отлетела уже в сторону старого дуба, чьи корни завитками высились над землей.

– Охррр… Мо-у-у… Ох-хрр, – прорычал мутант, только что победивший в коротком бою.

Птица вдруг издала очень громкий писк, почти ультразвук, и ребята увидели, как корни дуба, словно живые, обхватывают птицу и затягивают в землю. Группа была в недоумении – выходя на поверхность, они и не подозревали, насколько опасным стал теперь мир. Леха, услышав этот писк, вдруг упал на пол, обхватив голову руками, и несколько минут корчился и стонал. Остальные всполошились, пытались оказать помощь, но она не потребовалась. Вскоре, отдышавшись, Леха посмотрел на ребят и сказал:

– Мне нужно выйти туда, – показал он рукой на улицу.

– Какого хрена? Ты с ума сошел? – возмутился командир.

– Этот мутант… Он был человеком… Раньше. Я слышу его, чувствую. Я поговорю с ним, и он нас не тронет. Он… Охраняет, – еле выговорил Леха.

– Кого охраняет? Что ты несешь?

– Не знаю, этот звук, он что-то сделал со мной. Я их чувствую, могу различать опасных и не очень. Мне нужно выйти, – никто не мог удержать парня, когда он поднялся и, натягивая противогаз, подошел к двери. – Фотоальбом. Кто-то из вас нашел. Нужно вернуть.

Ему протянули фотоальбом и он вышел.

Остальные напряженно наблюдали в окно за своим товарищем и гориллой, который уже обратил своё внимание на человека. Плечи гориллы опускались и поднимались. Было непонятно, злится он или нервничает. Леха же видно ничего не боялся, шел уверенно и остановился только в паре метров от мутанта. Неизвестно говорили ли между собой человек и мутант, ничего не было слышно, кроме рычания. Они стояли так пару минут, потом Леха протянул мутанту альбом, а тот, помедлив, взял его. Прижал к груди, будто бы кивнул (по крайне мере, именно на это было похоже его движение головы) и ушёл к своему гнезду.

Леха вернулся к отряду.

– Ну, ты шаман, слушай! – воскликнул Буран.

– Пожалуй, это станет моим новым именем, – хмыкнул Леха-Шаман, и отряд отправился обратно в убежище.

***

Карчугин, один из заводских, работал когда-то менеджером и теперь был приставлен на общественные работы, потому что как он сам сказал – «ничего не умею и не хочу». Однако помогать окружающим ему надоело на следующий же день. Он пошел к начальству и потребовал определить его на более «престижную» работу. Виктор Павлович смотрел на него исподлобья и ухмылялся. Игорь Карчугин был худым и невысоким мужиком, постоянно употреблял все, что горит и дымится, частенько находился в неадекватном состоянии и до поры был не опасен. Воздействовали на него воспитательными разговорами. Придумали для таких случаев исправительные работы и карцер для буйных. Карчугин за год попробовал себя в самых разных сферах – в охране порядка, в ревизии складов, и в других умственных профессиях, не требующих особых навыков. Но все равно был не доволен. Он стал резко высказываться в сторону руководства, открыто выражал свою неприязнь. Когда по приказу Сибурова весь имеющийся и спрятанный алкоголь нашли и изъяли, Игорь сумел убедить нескольких субъектов в своей правоте. Затем они устроили драку на общей площади, в которой умудрились покалечить троих невинных граждан. Каждому из бунтовщиков впаяли трое суток карцера. Но их это только обозлило. Позже стали пропадать вещи и продукты. Стали более заметны волнения среди людей.

Бунтовщики вели себя развязно, требовали, чтобы им выдали химзу и оружие, орали, что им положено гораздо больше, и что те, кто распоряжается их жизнью, сидят на золоте и ящиках с едой, жируют и вообще… А потом Сибуров созвал большое собрание.

Карчугин и компания стали выкрикивать нечто вроде «долой власть», «отдайте еду народу», «тот, кто правит, всегда врет», «выпустите нас на поверхность», «отдайте нам оружие», и тому подобное. Кричали также, что от народа все скрывают, что в комплексе есть еще двери и ходы, которые замурованы, и никто кроме власти о них не знает. На этих словах у Андрея Владимировича брови полезли на лоб, и отпала челюсть. Откуда такая информация? Как он узнал то, что было скрыто буквально за семью печатями? Он толкнул локтем Виктора, и когда тот повернулся, посмотрел на него вопросительно. Виктор Павлович стоял бледный и растерянно смотрел на коллегу. Андрей прошептал еле слышно: «Взять его. Взять их всех!»

Виктор кивнул и передал по рации бойцам охраны: «Всех бунтовщиков взять и отвести в карцер. Карчугина в первую очередь!» И как только вооруженные люди двинулись в толпу и стали скручивать особо буйных, началась суматоха, драка и прозвучало несколько холостых выстрелов в потолок, чтобы успокоить народ. Карчугин же, смекнув, что происходит, бросился бежать. Андрей с Виктором, отдав приказ найти Карчугина, отправили народ по своим отсекам и чтоб не высовывались, во избежание неприятностей.

– Командир, прием! Карчугина нашли, он взял заложников, – прошипела рация.

– Вот, с-скотина! Кого? Где? – проорал Виктор Палыч.

– Игровая комната, – тяжёлый вздох. – Там пятеро детей и няня.

– Черт, – сквозь зубы прошипел Палыч и повернулся к Андрею. – Слышал?

– Бойцов туда, и сами пойдем, – Андрей схватил его за рукав и потащил за собой.

Карчугин был невменяем. Дети, которые знали его как дядю Гошу, были напуганы до ужаса. Плакали, всхлипывали, сидя кучкой в углу комнаты. Ящики с игрушками были разбросаны, детские столики и стулья валялись как попало. А в середине комнаты лежала груда кубиков лего, из которых малыши строили замок. Игрушки на заводе не были случайностью. Их закупили для благотворительных целей и хранили на складе.

Няней стала Елена Дмитриевна, женщина лет сорока, худенькая и невысокая. Елена работала на заводе экономистом. И в день Катастрофы муж и двое ее детей, Аля и Ваня, пришли к ней незадолго до обеденного перерыва. Так и оказались они всей семьей в убежище. Она сама вызвалась заниматься детьми. Осталась дежурить с детками, родители которых по тем или иным причинам задерживались на работах. С ней же был и её пятилетний сын Ванечка.

Елену сильно напугало появление Карчугина. Ещё бы! Орал как резаный, крушил все на своем пути, размахивал ножом, напугал детей. И Елена не знала, как его отвлечь, как успокоить деток? Карчугин то и дело кидался на неё, замахивался, угрожая «прирезать, как собаку». Она пыталась с ним говорить, просила отпустить хотя бы детей. Но тот впадал в ещё большее бешенство.

– Вы все твари! Все бабы твари! И все это ваше гребаное убежище, весь этот комплекс! Да чтоб вы все сдохли здесь! Пусть приходят все эти шестерки, я с ними разделаюсь! Чертова страна, ненавижу! – он яростно брызгал слюной, наворачивал круги по комнате с ножом в руках. – Мне плевать на всех вас! Мне плевать на власть! Власть! Как вы все достали своими порядками и правилами! Я свободы хочу! Свободно жить хочу! А нас заперли тут, как мышей в клетке! И всё тайны свои охраняют, как шпионы заправские! То это не так, то другое, задолбали, суки! Нахер я вообще здесь остался в тот день! Нахер это сраное государство! Дебил чертов, надо было когти рвать отсюда, ещё тогда, после универа! Да как же! Почётная работа, секретность, вашу мать! Подписка гребаная! Слышишь?! – он подлетел к няне и схватил её за волосы, крича прямо в лицо.

Пятеро вооружённых бойцов охраны стояли за дверью игровой вместе со своим начальством. И по звукам старались просчитать, где кто находится в комнате. Штурмовать опасно, ведь психанет, и не дай-то бог поранит кого. Андрей и Виктор решили попробовать переговоры, да и вообще желательно, чтоб Карчугин сам открыл дверь. Входов других нет, окон тем более, и вариантов спасения заложников совсем никаких.

– Карчугин! Слышишь? Давай не дури, говори, что тебе нужно и отпусти заложников. Давай договоримся? – начал Виктор Палыч.

– Пошли вы все! – зарычал тот из-за двери.

– Говори, чего хочешь, только не трогай никого, я тебе обещаю, что тебя никто не тронет, – крикнул Андрей Владимирович, хмуро поглядывая на бойцов.

– Ага, ща прям послушался! Я дверь открою, а вы мне пулю в лоб? Ищите дураков! – ответил Карчугин.

– Так ты скажешь, что тебе нужно? – повторил Виктор Палыч, а Андрей в это время пошептался с одним из охранников, и тот куда-то убежал.

Ответа не было.

– Слушай, Вить, как бы ни вышло чего, а? – нервничал Андрей. – Сейчас резак принесут, попробуем вскрыть.

– Лишь бы жертв не было. И не нравится мне эта тишина за дверью, – выругался Палыч. – Эй, Карчугин! Чего молчишь?

Из комнаты донеслись звуки возни, а следом раздался женский крик, который резко оборвался. В это же время подоспел охранник с резаком. Тут уже стояли родители, чьи дети находились внутри. Нервничали, плакали и просили что-то предпринять. Как только раздался крик, все резко оглянулись на дверь.

– Режь, давай, чего стоишь? – закричал Андрей.

Елена Дмитриевна чуть ли не умоляла Карчугина отпустить детей. Даже когда он держал её за волосы, она не отступала. Её сын Ванечка, видя, что маме угрожает опасность, бросился на обидчика. Карчугин, в запале, не ожидая такого поворота, с силой оттолкнул мальчика. Ребенок от удара пролетел несколько метров и ударился спиной о шкаф. Так и остался лежать. Карчугин бешено смотрел на дело рук своих, и когда повернулся к Елене, которая закричала и дернулась на него, он и не сразу понял, что произошло. Нож, который он держал, оказался в груди нянечки. И практически следом дверь срезали с петель, и все, кто находился в коридоре, оказались внутри. Карчугина повязали и увели к начальству. Елену, истекающую кровью, и Ванечку без сознания отправили в лазарет. А перепуганных до смерти малышей забрали родители.

– И что с тобой делать, сволочь ты позорная? – кричал Палыч.

Карчугин сидел на стуле, руки связаны за спиной, рожа уже побитая. И Андрей Владимирович, и охрана с калашами стояли здесь же.

– Как узнал про тайные ходы и двери? Что и где видел, выкладывай. Помнится мне, тебе не поручали такой работы. Инициативу проявил?

– Плохо вы знаете комплекс, товарищ командир, – криво ухмыльнулся Карчугин. – Да мне нечего скрывать. Это вы у своего главного инженера Тимофеича спросите, почему он вам все планы комплекса не выложил. На третьем уровне, на северной стороне в цеху атомном, есть ход. И в восточном переходе у лифта, в стене, есть потайная дверь, если специально не искать – сроду не найдешь. И у гаража, не доходя метров пятьдесят, в нише. Вроде стена стеной, а нет, ход тайный. Прорезь там есть, возможно, для пропуска. Только кто ж её знает, где и у кого карты эти. Интересно, что там, да не попасть, – хмыкнул он, прищуриваясь.

– Капитан, – обратился Палыч к одному из стоявших тут же бойцов. – Пошли ребят проверить, и Тимофеича сюда приведите. Надо выяснить, что еще знает старый хрыч. Не хватало нам еще сюрпризов.

Капитан кивнул и вышел.

– Ты скажи, зачем ты бунт здесь решил устроить? – поинтересовался Андрей.

– Я ненавижу вас всех, – процедил он сквозь зубы, выплевывая кровь и крошево зубов. – Ненавижу эту страну. Все просрали, все что можно и нельзя. Родина, мля. Патриоты, мля. Конченые вы все. И хорошо, что долбанули ядеркой. Да только жаль, что я здесь оказался. Нужно было по ту сторону баррикад находиться. Секретность, мля, охраняли. Придурки, задолбали своей секретностью, тайнами своими. Все отобрали у народа, и продали тем же китайцам и америкосам. Идиоты, – Карчугин одновременно и смеялся, и откашливался.

– Ну и валил бы! Что тебе мешало? Причем тут дети и нянечка? – пытаясь унять возросшую ярость, прикрикнул Андрей.

– Я ж сказал, секретность эта ваша, – ухмыльнулся Карчугин. – А отсюда свалить, так вы не даете! Ни костюмы, ни оружие, ни припасы. Все ж по счёту у вас, все охраняется! Вы же вла-а-асть! Вы же вершите судьбы народа, – крякнул он.

– Молись, сукин сын, чтобы Елена с мальчиком остались живы, – прошипел Палыч.

– И что? На поверхность выгоните без защиты? – сплюнул Карчугин.

Палыч покосился на него, и хотел было уже ответить, но тут в дверях появился Тимофеич.

– А скажи-ка нам дорогой Тимофеич, – с ходу начал Андрей Владимирович. – Что ты еще от нас скрываешь? Помимо тайных ходов и дверей?

Тимофеич затушевался, глядя на побитого Карчугина.

– Какие такие ходы? – испуганно пробормотал старик.

– В северном, в восточном переходе и у гаража, – уточнил Палыч.

Тимофеич то и дело поглядывал то на Карчугина, то на Палыча, то на Андрея. Теребил очки, краснел, потел, будто борясь с собой.

– Только это, там не все ладно, с ходами этими, – вздохнул он, роясь во внутреннем кармане жилета. – Вот. А планы я вам все отдал, в начале еще. А секретные, – хмыкнул он, положив черную карточку на стол, – наверху остались, в кабинете директора.

Андрей покачал головой укоризненно, а Палыч забрал карту и повертел её в руках.

– Универсальная?

– Так и есть, – вздохнул Тимофеич. – Только осторожнее там, странное там, за дверями этими.

– Разберемся, – ответил Палыч.

Неожиданно зазвонил телефон (внутренняя связь работала автономно), Виктор Палыч взял трубку, и, отвечая односложно, он становился бледнее с каждой секундой. А когда положил трубку, вытер вспотевший лоб и сказал медленно, словно вкладывая всю накопившуюся злость в каждое слово:

– Елена Дмитриевна умерла от потери крови. Мальчик Ванечка лежит со сломанной спиной. А ты, Карчугин, – наливаясь яростью, посмотрел он на преступника, – по законам военного времени… Расстрелять! Немедленно! – стукнул кулаком по столу со всей дури и закричал Палыч, краснея и брызжа слюной во все стороны.

Все кто стоял в комнате – вздрогнули. Никогда еще они не видели Палыча таким. В ярости, бешенстве, и подписывающего своими словами смертный приговор. И не казнили еще никого ни разу с начала Катастрофы. В стране смертную казнь ввели еще до катастрофы за особо тяжкие преступления, в том числе за измену Родине. В комплексе наказывали, сажали в карцер, заставляли исправляться и отрабатывать, но не казнили. И ведь допустить повторения подобных событий было никак нельзя. А значит, нужны самые жесткие меры. Считал ли Палыч себя правым? Да, убийца должен быть наказан. Считали ли также остальные? Да, потому что подобное не прощается. И исправить здесь ничего нельзя.

Старший смены охраны Савельев задал только один вопрос:

– Где?

– А в северном переходе и расстрелять, – тяжело дыша, ответил Виктор Палыч. – Я проконтролирую.

Все кроме Тимофеича вышли из кабинета, и повели Карчугина к северному переходу на третьем уровне. Тимофеич крестился и причитал, напуганный до смерти. Руки его тряслись, ноги еле держали, и так по стеночке он и ушёл к себе, от греха подальше, как он сам и выразился. Карчугин тоже испугался. Он не верил до конца, что его действительно казнят. Думал, что может, попугают, посадят в карцер и все замнется. Он даже имел смелость высказать свои мысли вслух, за что получил локтем в живот лично от Савельева. Тогда он начал плакать, мол, братцы, простите, был дурак, теперь осознал. На что Палыч остановил его и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Ещё пять минут назад мы были тварями для тебя. И страна, в которой ты родился, была поганая. И святого ничего для тебя не существует в этом мире. Так что заткнись и постарайся умереть достойно. Хотя, – он брезгливо осмотрел осужденного, – в твоем случае это невозможно.

Карчугин умолк и за все время пока шли, он смотрел в пол и не проронил больше ни слова.

Северная сторона комплекса прилегала к зданию аэрокосмического института на поверхности. Большинство помещений в той части завода было законсервировано и запечатано. Собственно как и выход наверх через здание института. Сделали это в самом начале, и не только ради защиты от угрозы радиации, но и для того чтобы спрятать множество технологий от возможного врага. Естественно, что все работы были приостановлены, потому что без правительства продолжать деятельность было невозможно.

Когда дошли до нужного перехода, Виктор Палыч сам открыл гермодверь универсальным ключом. Никого не удивил длинный коридор с тюбингами, утопающий во тьме. Тут же был зажжён фонарь, который осветил часть коридора. Обычные бетонные стены, тюбинги каждые три метра. Трещины местами, и легкий сквозняк, непонятно откуда взявшийся. Куда ведёт коридор, никто не знал, могли лишь предполагать.

– Есть что сказать напоследок? – спросил Палыч, глядя на преступника, которого бойцы поставили на колени.

– Да пошел ты, – сплюнул Карчугин со злостью.

– Ну и отлично, – сухо ответил Палыч и нажал на курок пистолета.

От звука выстрела все вздрогнули. Карчугин упал с дыркой во лбу.

– Завтра уберем, а сейчас по домам, – тихо сказал Андрей Владимирович, и переход снова закрыли, оставив там мертвое тело.

А на утро тела на том месте они не обнаружили. И пройдя с километр по коридору, петляющему то вправо, то влево, то вниз, то вверх, и поняв, что конца этому коридору нет и неизвестно куда ещё он заведет, все вернулись назад озадаченными. Нужно было найти другие схемы переходов завода. А для этого нужно идти наверх, в административное здание завода. И заодно наведаться в больницу имени Пирогова за лекарствами и оборудованием.

После того как тело Карчугина исчезло, Андрей Сибуров решил, что пора выяснить, куда ведет ход и куда исчезло тело. Жить по соседству с каким-нибудь мутантом как-то не хотелось. Все помнили, что есть и другие ходы, о которых говорил Карчугин. Но они открыли именно северный, и труп пропал именно там. А значит, этот коридор сейчас важнее. Да и в больницу за оборудованием нужно отправить людей. Ванечке, покалеченному от рук Карчугина, требовалась операция, а нужных инструментов в подземке не было. Зато через дорогу от территории завода была больница имени Пирогова. За хирургическими принадлежностями вызвался идти Алексей Шаман, мужик с извечно натянутым на глаза капюшоном, и по слухам, потерявший жену в той самой больнице в момент катастрофы. Прозвище Шаман оказалось кстати – Алексей постоянно изъяснялся какими-то цитатами давно забытых мудрецов, и частенько, что не скажет, то сбывается. Никто не знал, кто он, откуда и чем занимался до войны. Да и ни к чему эти знания. На бывшем заводе как минимум половина жителей не имели отношения к заводской деятельности и всякого рода секретности.

Виктор Палыч вызвался попасть в кабинет директора завода в административном здании. Андрей Владимирович не возражал.

Выйдя на поверхность, Виктор с тремя бойцами-добровольцами осмотрелись. Пасмурное небо не предвещало ничего хорошего. Лето в этом году было холодным. Земля еще не пришла в себя после катастрофы, и небольшие облака пепла все еще висели над городом, словно привязанные на нитки. Местами желтая пожухшая трава, как проплешины, напоминающие об ошибках человечества. Повсюду валялся мусор, то ли принесенный ветром, то ли оставленный здесь до катастрофы. От выхода из подземного завода до нужного здания идти около трех километров по прямой. И большая опасность состояла в том, что местность была открытой. Небольшие редкие деревца не могли прикрыть людей, а наоборот, могли прятать мутантов или чего похуже. Но больше всего остерегались попасть на глаза кому-то из пришлых.

Начальство завода, перед первым выходом на поверхность, решило, что стоит избегать ненужных контактов. И выяснить, кто еще остался в городе. Всем сталкерам втолковали это самое важное правило выживания в их новом суровом мире. Из-за отсутствия какой-либо связи с другими городами трудно было себе представить, что происходит в стране. На всей ли планете такая же разруха? Или враги потихоньку оккупировали российские земли? Кто ответит на этот вопрос? Чего еще опасаться? Все эти страхи привели к единственному решению – город нужно блокировать. И если щиты и энергетические купола не работали из-за отсутствия электричества, то семейства мутантов вполне могли поспособствовать и отпугивать неизвестных. Их просто не убивали без надобности. Старались везде пройти тихо и незаметно. Учились на собственных ошибках. Сталкеры, регулярно отправляющиеся в рейды, научились быть практически невидимыми. На ключевых подходах к городу были спрятаны посты. А когда оказалось, что в городе есть еще люди, кроме живущих на заводе, то с ними были заключены определенные договоренности о безопасности города. И самое главное, что они соблюдались. Но исключать случайных пришлых было нельзя. Отряд во главе с Виктором прекрасно это понимал, ступая почти бесшумно по мертвой земле на пути к своей цели.

Уже на подходе к административной территории ребята увидели, что одно из зданий слева от них наполовину разрушено. Оно отчего-то треснуло посередине и посыпалось крупными обломками.

– Хорошо, что нам не сюда, – сказал Виктор Палыч, разглядывая план местности на бумажной карте, и, показав направо, пошел в нужную сторону.

Вдруг он присел, прячась за мусорными баками, бойцы тут же последовали за ним. Впереди был какой-то шум, словно ковшом экскаватора скребли по асфальту.

– Что там видно? – к Виктору придвинулся поближе один из парней, рослый и крепкий Серега.

Виктор только прижал палец к респиратору, чтобы соблюдали тишину. Он выглянул аккуратно из-за бака и увидел его – огромного восьмилапого паука. Он был действительно большой, выше человеческого роста раза в полтора, а то и в два. Его мохнатое коричневое туловище было достаточно массивным. Восемь таких же покрытых шерстью лап были крепче костей, как железо, потому и скрежетали с таким шумом по разбитому асфальту. У паука имелось восемь глаз, два из которых были самыми большими и располагались по центру головогруди, а остальные шесть поменьше – вокруг первых двух. Чудовище было занято. Поковыряв асфальт, оно поковыляло вперед с таким же громким шелестом лап.

– На охоту, наверное, отправился, – тихо сказал Виктор. – Еще немного подождем.

Какое-то время отряд ждал в укрытии, когда скроется из виду грозный паучище. Он их не заметил и не услышал, и ребятам это было на руку. Они потихоньку встали в полный рост, и вышли из-за баков. Старались шагать тихо, но неожиданно под ногами что-то хрустнуло. Это были кости каких-то животных. Видимо таких же мутантов, как и паук, только слабее и меньше размером.

Подойдя ближе к нужному зданию, сталкеры увидели, что вход крепко затянут паутиной. Скорее всего, паук обустроил здесь свое логово. И только потом они увидели, что делал паук перед уходом – метил территорию. В небольшой яме была лужа слизи бледно-желтого цвета, и ниточка этой жидкости вела как раз к паутине. Парни наморщились, и, стараясь не наступать на слизь, подобрались к замурованному входу. Паутина оказалась очень крепкой, и, судя по всему давнишней, так как успела затвердеть. Каждый из сталкеров по очереди пытался разрезать паутину ножом, но ничего не помогало.

– Как же он входит и выходит? – спросил один из парней, низенький и крепкий Женя.

Виктор поднял голову наверх, чтобы осмотреть здание, и увидел несколько разбитых окон на втором этаже. А прямо над входом, вокруг окна были царапины, по всей видимости, от паучьих лап.

– А вон как! – показал он остальным. – Нам, кстати, на второй этаж и нужно, где-то там кабинет бывшего директора завода.

– И как туда попасть? – почесал бороду Серега.

– Надо обойти здание, здесь должна быть пожарная лестница, – ответил Виктор, оглядываясь вокруг.

Решили не разделяться, а обойти строение слева направо. Всюду попадались обглоданные кости, слизь и сиреневый шевелящийся мох на стенах. Парни, не сговариваясь, обходили это «чудо природы» стороной. Свернули за угол – лестницы не было. Обогнули следующий угол и увидели лестницу, ведущую на крышу. Правда, с земли дотянуться до нее было тяжеловато. Неподалеку обнаружился контейнер для крупногабаритного мусора. Его-то парни и подтащили к стене, чтобы легче было взобраться, предварительно перевернув его днищем вверх. Лестница оказалась крепкой. Но рядом с ней, на втором этаже, не было никаких окон. Поэтому пришлось забираться на крышу, чтобы потом найти люк или что-то подобное. Здание было трехэтажным, и парни не особо переживали из-за препятствий. На крыше сюрпризов не было. Ни костей, ни следов пребывания каких-либо существ, только мусор, сухие ветки и листья. Люк нашелся быстро и на радость бойцов не был закрыт изнутри. Спустились на третий этаж. Замерили фон, и он им не понравился, пришлось остаться в противогазах. На этаже было темно. Виднелись лишь общие очертания предметов, а имевшиеся здесь окна настолько заросли грязью, что пропускали совсем мало света. Да и пол, и столы были покрыты таким толстым слоем пыли, что сразу стало ясно – за год никто и не пытался сюда попасть. И, конечно же, тот факт, что паук облюбовал второй этаж, придавало только нервозности. Но чудовище лохматое ушло по своим каким-то мерзопакостным делам, и парни надеялись, что успеют выполнить свою задачу до его возвращения.

– Надо поторопиться, – сказал Виктор.

И они пошли искать лестницу на второй этаж. По кабинетам шарить не стали. Да и что там можно найти кроме мебели, которой у них и на заводе полно, и вороха бумаг? Долго искать лестницу не пришлось, но тут у ребят возникла проблема. Бетонная когда-то лестница состояла из двух пролетов и одной площадки. И если пролет, ведущий на эту площадку, и сама площадка были целыми, то нижний пролет просто отсутствовал, а обломки его валялись внизу, аж на первом этаже.

– М-да, – снова почесал бороду Серега.

Виктор хмыкнул, снял рюкзак и доставил веревку.

– Скалолазного оборудования у нас не имеется, поэтому будем действовать по старинке, – сказал он и принялся обвязывать себя и перила, которые выглядели вроде бы надежно.

Еще один боец Максим, молодой совсем, заметно нервничал. Явно ему не хотелось спускаться в самое логово восьмилапого.

– Для экономии времени я пойду один, а вы, все трое, ждите меня здесь, – отдал приказ Виктор.

– Но командир…– бойцы пытались возмутиться, но Палыч их жестом осадил.

– Цыц! Следите лучше здесь, найдите окно, смотрите, чтоб паук не вернулся раньше времени, если что – действуйте по обстоятельствам. А я быстро, – перелез через перила, выдохнул и кивнул, чтоб его спускали потихоньку.

Оказавшись в паре метров над полом второго этажа, Виктор включил фонарь и огляделся. Кучками, по углам, лежали ветки и всякая ветошь. Стены вокруг этих куч были покрыты слизью. Движения никакого Палыч не увидел, дернул веревку, и его спустили ниже. Он коснулся ботинками пола и замер, прислушиваясь. Ему показалось, что где-то рядом что-то булькает. Быстро снял с себя веревки, показал наверх большой палец и, передернув затвор автомата, шагнул в коридор.

Воняло ужасно, чувствовалось даже сквозь фильтры. Виктор Палыч с минуту еще слушал звуки и думал, с какого коридора начать. Посветил направо – пусто, тихо. Налево – из-за мусора ничего не видно. Хотел в раздумьях потереть лоб, но противогаз мешал. Он волновался. Никак не мог успокоить разогнавшееся куда-то сердце. От переживаний забыл все, что говорил Тимофеич. Уж этот-то старый хрыч прекрасно знал, где находится нужный кабинет. Палыч не часто ходил в рейды. Он же командир, и для вылазок у него имелись другие люди. Но сейчас дело чрезвычайной важности. Тайные коридоры и тоннели – это вам не хухры-мухры, кто знает, кто или что может появиться в этих коридорах? Каких опасностей ждать? А осведомлен, значит вооружен. Потому и пошел сам, а ребят взял для прикрытия.

– Кажется, старый говорил, про правый коридор, – прошептал он сам себе и пошел направо.

Коридор с чередой дверей и кабинетов был длинным, метров сто, не меньше. Какие-то двери выломаны, или открыты, другие заперты. Но паук видно еще не дошел до этой части здания со своим гнездовьем, не успел здесь нагадить. Палыч, наконец, увидел дверь, которая отличалась от остальных и цветом, и своей массивностью. А на ней была пыльная табличка. Палыч протер ее ребром ладони в перчатке и прочитал надпись – «Генеральный директор Кузнецов Н.Б.»

– Вот и пришли, – улыбнулся он и дернул за ручку.

Дверь поддалась не сразу. Виктору пришлось приложить немало усилий, чтобы ее открыть. И хотя она не была заперта, но от времени и, наверное, от сырости тяжелая дверь набухла и теперь не хотела двигаться с места. Но Палыч человек упертый и настойчивый, стараясь шибко не шуметь и постоянно прислушиваясь к звукам в здании, все же открыл дверь директорского кабинета. И тут же в нос, а точнее в фильтр ударил запах затхлости и смерти. Он невольно прикрыл респиратор рукой и увидел причину. Директор сидел на своем месте, в большом кожаном кресле, слегка откинувшись на спинку и запрокинув голову. Это был скелет, обтянутый кожей, и уже давно мумифицированный. Палыч как ни разглядывал его, а понять, отчего тот умер, он никак не мог. И сделал вывод, что Кузнецов погиб от смертельной дозы радиации.

Он не смог покинуть завод или не захотел, или были другие причины, но человек буквально сгорел на работе.

– Да, старик, жаль, что так вышло с тобой. Но у нас есть выжившие. Твой завод оказался прекрасным бункером для многих. И знаешь, я пришел по делу. Нам бы секретные схемы тоннелей найти, – проговорил он, как бы извиняясь за вторжение и беспокойство. Ведь как ни крути, а кабинет стал для Кузнецова склепом на долгое время. И Виктору было искренне жаль этого человека. И неважно, каким тот был при жизни. Никто не заслуживал такой смерти.

Внезапно со скелета что-то оторвалось и упало, жалобно звякнув. Палыч обошел огромный дубовый стол, и, подойдя ближе к скелету, увидел на полу ключ. Он поднял его, зажал в руке и мысленно поблагодарил покойника. Осмотрев кабинет, Палыч увидел множество рамок с фотографиями. Тут и рабочие снимки, и с чиновниками, и с семьей… Награды и кубки занимали почетное место на стеклянных витринах. Шкафы в цвет стола с множеством папок и документов. И сейф за одной из дверок шкафа. Большой и тяжелый сейф. Если бы не ключ, то пришлось бы возвращаться под землю за резаком, потому что дотащить сейф они и вчетвером бы не смогли. Но ключ, слава богу, имелся. Палыч не удивился, увидев в сейфе кучу денег. Никому не нужных теперь банкнот. Больше всего его поразило наличие в металлическом ящике береты с пачкой патронов. Палыч еще раз глянул на покойника, удивляясь, что тот даже не подумал воспользоваться оружием. Здесь же были и карты подземных тоннелей. Виктор понял это с одного взгляда, увидев тот самый коридор, в котором пропал труп Карчугина. Но рассматривать и изучать, куда ведет ход, он не стал – в коридоре послышалась возня. Он засунул карты в рюкзак, захватил берету с патронами и направился к выходу.

Чтобы попасть к больнице Пироговке, как называли ее в народе, нужно было пересечь широкий проспект Победы и пойти либо по улице Монтажников, либо по улице Шевченко. А там найти проход, или махнуть через забор и отыскать хирургическое отделение. Это ближайшая больница к заводу. А другая, специальная хирургическая, находилась рядом с рынком, в центре города. Но туда идти никто не хотел. Ходили слухи, что там бродят мутанты-хирурги со скальпелями, вросшими в конечности. И хотя над этими слухами большинство посмеивались, и хирургов этих в глаза никто не видел, все равно Четвертую горбольницу обходили стороной.

С Шаманом тоже пошли два добровольца, Буран и Сивый. Продираясь с территории сквозь кусты, и перебравшись через бетонные секции забора, они оказались на проспекте. Напротив, через дорогу, на них смотрели темные окна многоэтажек. Они словно являлись немым укором для выживших обитателей города. Шаман прислушался к свистящему ветру. Снял с пояса бинокль, приложил окуляры к глазам и стал рассматривать окрестности. Проспект был относительно чист, то есть кроме ржавых машин и поваленных трухлявых деревьев никаких препятствий. Во дворах тоже никакого движения.

Шаман подал знак, что можно пересечь дорогу. Он решил, что ближе идти по улице Монтажников и сообщил об этом своим напарникам. Перейдя на другую сторону улицы и заглянув за угол дома, они остановились. Безопасность прежде всего. С этого места все хорошо просматривалось и уже виднелась больничная часовня со сверкающим куполом. Со стороны казалось, что забор зарос плющом, и сквозь него ничего не видно. На улице стояла гнетущая тишина. Это напрягало Шамана больше всего. «Не к добру это», – подумал он, втягивая ноздрями воздух. Быстро перебрались к забору. Но не успели сделать и пары шагов, как Шаман отдернул Бурана подальше от подозрительной зелени, которая оплела забор вдоль и поперек. Трава была живая и тянула свои ветки, словно щупальца, норовя ухватить людей за ноги или за руки. Плети двигались и извивались, издавая странный шуршащий звук.

– Гадость какая, – процедил Буран, осматривая опасные кусты.

– Если весь забор в этой дряни, то нам придется туговато, – сказал Шаман задумчиво.

– А может сжечь? – предложил Сивый.

Шаман с Бураном удивленно уставились на него.

– Ну, сжечь, – повторил Сивый. – Тут гаражи рядом, видели? Может где канистра с бензином завалялась?

– Дельное предложение, – хмыкнул Шаман.

И они снова перешли дорогу и прошли к гаражам. Какие-то из них оказались открыты и пусты, на других висели замки. Шаман предвидел что-то подобное и захватил с собой кое-какие инструменты. Достал большие кусачки и перекусил дужку первого замка. Железные створки открылись, и сквозь фильтры в нос ударил запах сырости. Внутри все было покрыто плесенью, а крыша вдавлена внутрь. Ни машины, ни канистр здесь не было. Несколько гаражей были закрыты изнутри, и лезть туда ребята не осмелились. Открыли другой гараж. А в нем оказалась старенькая копейка, но выглядела она как новая, не считая толстого слоя пыли. Видно, что прежний хозяин с любовью относился к своей рабочей лошадке.

В гараже было сухо. На стенках были прикручены полки и на них лежали разные инструменты и запчасти, гвоздики и шурупы. В дальнем правом углу стояли металлические канистры, одна из которых оказалась наполовину полной.

– Повезло, – улыбнулся Буран.

– Надо идти, – сказал серьезно Шаман. – Время дорого, а мы на месте топчемся.

Ребята закрыли гараж как смогли. В дань уважения к хозяину, они не хотели, чтобы копейка пострадала. По крайней мере, не по их вине.

Подошли ближе к часовне. Именно здесь находились главные ворота. Замка на них не было, но створки плотно оплетены ползучим растением. Буран щедро облил траву бензином и отошел подальше. Шаман чиркнул спичкой и бросил ее в ворота. Плети вспыхнули и издали дикий оглушающий визг, словно резали одновременно целое стадо свиней. Парни попадали на землю, закрывая уши руками и кривясь от боли. Спустя несколько долгих минут все прекратилось, и тогда сталкеры смогли отдышаться. Поднимаясь с земли, они посмотрели на дело своих рук. Проход открылся.

Они осторожно вошли на больничную территорию. Слева стояла часовня, и ее большие дубовые двери были закрыты и покрыты плесенью. Впереди стояло четырехэтажное здание, а на входе висела поблекшая и облупившаяся табличка “Приемный покой”.

– Не думаю, что нам сюда, – тихо сказал Буран.

– Хирургия дальше, – Шаман махнул рукой налево от приемного покоя. – Будьте начеку. Неизвестно, кто и что здесь обитает.

Ребята кивнули и осторожно двинулись за Шаманом. Больница занимала большую территорию и состояла из шести корпусов, технических зданий, собственной котельной и часовни. Имелся и свой небольшой парк с аллеями и лавочками. Но все поросло травой, деревьями, и опуталось лианами. До хирургического отделения идти минут пять, а если идти медленно, прислушиваясь и настораживаясь, то дорога заняла бы и того больше. Так рассуждал Шаман и делился своими соображениями. В метрах пятидесяти справа от них в густом кустарнике что-то шуршало и хрустело. Отряд остановился и ребята переглянулись.

– Такое чувство, что кто-то кого-то жрет, – вполголоса сказал Сивый.

– Так, идем тихо, Буран замыкающий, – отдал приказ Шаман.

Они продолжили движение еще медленнее, стараясь не наступать на ветки, стекло и куски кирпича. Буран периодически оглядывался, хруст из кустов не прекращался, вдобавок еще послышалось громкое чавканье, но оттуда никто не собирался выходить. А спустя минут десять напряженной дороги между зданиями, по разбитой, не заросшей тропинке аллеи, Шаман сообщил, что они пришли. Но воодушевления в голосе не слышалось, и Буран посмотрел туда же, куда глядели остальные. Главный вход в отделение оказался завален строительным мусором. Ребята хотели обойти корпус в поисках другого входа, но, зайдя за угол, увидели, что вся стена покрыта тем самым “живым” плющом. Он раскидал свои плети по кирпичной кладке, обвивая темные провалы окон. Искать дверь в этой ядовитой траве равносильно самоубийству.

– Придется заняться скалолазанием, – вздохнул Шаман и достал из рюкзака крюк и веревку.

Буран и Сивый смотрели на него так, будто впервые увидели, или словно тот предложил лезть по живой стене.

– Чего уставились? Не умеете что ли? Или высоты боитесь? – поднял левую бровь Шаман.

– Ну… это…– промямлил Сивый.

– Не ожидал просто, – спохватился Буран. – И не такое приходилось вытворять.

– А я и думаю, ты ж военный, мой ровесник, не растерял еще навыков-то, – хмыкнул Шаман. – Тогда мы лезем, а Сивый привяжется, и поднимем его.

Сивый вспотел и выдал тяжкий вздох, но ему и самому не хотелось оставаться одному на улице. В компании все же как-то спокойнее. Шаман забросил крюк с веревкой в одно из разбитых окон третьего этажа и, закинув автомат за спину, как обезьяна, мигом добрался до подоконника. Заглянув внутрь, посветил фонариком, залез в комнату, выглянул снова в окно и махнул рукой Бурану. Тот также ловко забрался в окно, помогая себе ногами, отталкиваясь от стены. Дошла очередь до Сивого. Он принялся обвязывать себя веревкой так, как показали ему мужики, чтобы получилась страховка. Парень так долго возился, что Шаман уже начал нервничать и не зря. Из кустов выглянула мерзкая злобная морда собаки-мутанта. Из пасти капала кровавая слюна, сразу понятно, что псина только что отобедала. Но этот факт не влиял на то, как она смотрела на свою новую жертву – на Сивого.

– Давай быстрее! – крикнули хором Шаман и Буран, но у парня внизу что-то не так было с веревкой. Он запутался сам и никак не мог освободиться. Поднять его в таком положении было невозможно. Он уже порядком нервничал, руки не слушались, а веревка не поддавалась.

– Обвяжи вокруг пояса, мы тебя вытянем! – крикнул Буран, в отчаянии глядя на товарища.

– Никак не могу, сейчас, еще немного, – пыхтел Сивый, и его запотевшая маска отчетливо говорила о том, что он сильно нервничает.

Псина не торопилась, и явно не сомневалась в своих силах. Она (или он?) медленно подбиралась к своей жертве, которая судорожно возилась возле больничного корпуса.

Наконец, Сивый снял с себя веревку, и снова повязал ее, только теперь на пояс. Буран стал тянуть его наверх, а Шаман уже целился в собаку. Один ее прыжок, второй и… Выстрел. Меткий выстрел Шамана отбросил псину обратно в кусты. А Сивый, запыхаясь, уже залезал на подоконник.

Он тут же уселся на грязный пол и прислонился к стене.

– Живой? Живой, – выдохнул Буран, а Шаман укоризненно покачал головой.

Они, наконец, огляделись и поняли, что находятся в одной из больничных палат. Правда, ржавые кровати были перевернуты, матрасы словно выпотрошены, а дверь валялась в коридоре.

– Хватит рассиживаться, – недовольно заворчал Шаман. – Там мальчик умирает, а мы тут загораем.

– Ты знаешь куда идти? – парни быстро засобирались, хватая свои вещи.

– Примерно, – буркнул их «командир».

Шаман аккуратно выглянул из палаты, огляделся – никого. Сделал знак, и Буран вышел первым, пробежал до следующий открытой двери. Проверил – тихо. Следом вышел Сивый, и только потом Шаман. В коридоре было мало мусора, в отличие от палат и комнат медсестер, где царил настоящий хаос. Местами и стены были в засохшей крови, и матрасы, и пол. Дозиметр щелкал умеренно. Ни живых, ни мертвых существ здесь давно не было. Осталось лишь напоминание. Разгром и кровавые разводы. Они дошли до холла, в котором обычно сидели медсестры, висел когда-то телевизор, стояли лавки. Посреди помещения в кучу свалены столы и стулья. Непонятно для чего, ведь это явно не баррикады.

– На момент, когда грохнуло, здесь наверняка лежало много людей, – вдруг подал голос Сивый. – От них ничего не осталось.

– Нельзя спасти всех, как бы ты не хотел, – глухо и как-то отстраненно ответил Шаман.

Буран молчал. Да, больно и обидно, жалко и страшно. Но здесь Шаман прав. Выживают сильные и хитрые. Из холла они вышли к лестнице. Наверх подниматься не стали, да и Шаман упорно шел на второй этаж. Он прекрасно знал расположение комнат и где что находится. Только говорить не хотел.

Лестницу прошли спокойно. Войдя в холл второго этажа, Шаман повернул направо. Над входом, который когда-то закрывался стеклянными дверьми, висела большая лампа, на удивление целая, с красной надписью «Хирургическое отделение». Буран с Сивым переглянулись, но говорить ничего не стали. И так все понятно, а бередить чужую душу не было надобности. Разбитые двери открывали коридор, который спустя пятнадцать метров разветвлялся. Слева находилась операционная, справа реанимация. Шаман долго не думая пошел налево. Двери стояли целыми и закрытыми изнутри. Видя это, Буран спросил:

– Будем ломать?

Шаман кивнул и отошел в сторону. А Сивый с Бураном стали ломать двери. В комнате с той стороны что-то громко звякнуло и двери открылись. Шаман же в это время стоял с закрытыми глазами и судорожно сглатывал застрявший в горле комок. Он очень боялся увидеть то, что находится за дверью.

– Ох, – послышался возглас Бурана, и Шаман заглянул в помещение.

Он увидел три почти истлевших трупа на полу, кто полусидя у стены, кто скорчившись в невероятной позе. На операционном столе лежал еще один неузнаваемый уже скелет. Шаман подошел ближе и застыл. Парни молчали, и не став тревожить человека, сами собрали все хирургические инструменты, обшарили ящики и взяли все, что могло бы пригодиться.

На тумбочке лежала цепочка с крестиком. Буран взял ее, и, взглянув на Шамана, вложил находку ему в руку. Тот словно проснулся, вернулся из забытья, и посмотрел на цепочку. Затем сжал ее в кулаке и сунул за пазуху.

Когда Буран посмотрел на Шамана, то выглядел уже собранным, словно завершил свою миссию, и готов двигаться дальше. Бурану не нужно было ничего объяснять, он все понимал. Проверив рюкзаки, еще раз осмотрев комнату, они втроем вышли из операционной и отправились обратно на завод. Врачи в лазарете и мальчик ждали их возвращения.

Глава 3

Андрей Сибуров долго стоял на пороге темного тоннеля, в котором пропало тело Карчугина. Из-за его спины выглядывали два охранника. Сибуров посмотрел на них и сделал шаг вперед.

С виду обычный темный коридор из бетонных плит, высотой и шириной по три метра. Стыки плит и швы спрятаны кольцами тюбингов, держащих всю конструкцию, чтобы не обрушилась порода. Пол, тоже бетонный, оказался гладким и лишь слегка запыленным. Именно пыль и помогла увидеть, что тело Карчугина действительно тащили.

– Должны были остаться следы крови. Палыч стрелял в голову, а это значит, что и мозги остались бы на полу, – задумчиво бормотал Сибуров. – Поищите, внимательнее.

Охранники покивали и с фонарями стали ощупывать каждый сантиметр пола. Сибуров с тревогой всматривался в темноту впереди. Через минут пятнадцать шуршания парни доложились.

– Кровь была, но ее вытерли. Возможно, когда тащили тело, – сказал боец.

– Ума не приложу, кому это понадобилось… – Сибуров растерянно развел руками.

– Отсюда точно есть выход, – сказал второй боец. – Да и сквозняк небольшой имеется.

– Так, один рисует карту, помечает, сколько прошли, направление и прочее, – распорядился Сибуров. – Второй идет вперед, я следом.

Шаги и скрип ботинок нарушали тишину в тоннеле. На потолке висели лампы, но Сибуров понятия не имел, работают ли они, и если работают, то, как их включить. Потому и пользовались фонарями. На стенах и на полу не было потеков или разводов от воды, как это часто бывает в подземных коммуникациях. И все же через полтора километра Сибуров с охраной вышли в большое помещение, которое оказалось коммуникационным узлом. Трубы выходили из одних стен и уходили в другие, в промежутке образуя некую конструкцию вместе с насосами разных размеров. Здесь же находилась вентиляционная шахта, от которой и был сквозняк в тоннеле.

Сибуров не стал бы удивляться этому узлу, если бы точно такой же не имелся на самом заводе. А принадлежность этого помещения вызывала вопросы. Охранники лишь ожидали указаний. На противоположной выходу из тоннеля стороне помещения обнаружились три коридора. Решили проверить каждый.

Первый коридор оказался замурован уже через сто метров. Кто-то заложил проход газоблоками, и вероятно, в несколько рядов. Второй коридор тянулся ровно километр и закончился запертой бункерной дверью. Сибуров и охранники переглянулись. Стали осматривать дверь.

– Дверь точно открывается. На ней ни пылинки, ни ржавчины. И петли смазаны, – растирая масло двумя пальцами, заявил один боец.

Сибуров не успел ничего ответить. Дверь внезапно открылась, Андрей получил по голове и отрубился.

*

Игорь Шульц сидел у тела своей жены Елены, сжимая ее руки. Его плечи мелко тряслись от того, что мужчина плакал. Острая боль утраты, словно тысячи иголок, пронзала его раз за разом. Он не обращал внимания на растерянную дочь и ее попытки отвлечь папу от тела мамы. Ничего не слышал и не замечал вокруг себя. Судьба сына тоже больше не волновала Игоря. И никто не хотел мешать человеку прощаться с любимой. Лишь качали головами и вздыхали, держась за щемящее от жалости сердце. Тринадцатилетняя Аля не знала, куда себя деть. Не знала, кому задавать вопросы, что теперь делать и кого просить о помощи. Впервые в жизни она почувствовала себя одинокой. Мамы больше нет. Папа… Неизвестно, надолго ли он в таком состоянии. Остался брат, но и он на грани смерти, как шептались врачи. Никого не осталось, кому можно пожаловаться или поплакать. Алька смотрела на папу, который уткнулся в руки мамы, и думала, что не может подойти к ней. Не может дотронуться в последний раз и попрощаться. Посмотреть в ее лицо, словно она спит и вот-вот проснется. И мстить уже некому. Взрослые все уже сделали сами. Но злость, растущая с каждым часом, становилась все сильнее, яростнее. Только деть ее пока было некуда.

Алька присела на кровать к брату. Такой маленький, худенький, бледный и совсем слабый. Врачи вкололи ему снотворное и обезболивающее в ожидании инструментов из больницы сверху. Говорили, что пока Ваня спит, меньше чувствует боли. А боль будет, пока не умер нерв, и не отказали ноги.

Алька держала Ваню за руку. Слез уже не было. Она их выплакала, прячась в укромном месте, чтобы никто не видел. И так все вокруг ходили и старались пожалеть «бедную сиротку», считали своим долгом накормить ребенка, предложить угол в комнатушке два на два. На что Аля ответила, что у нее пока есть своя комната, и папа еще живой физически, и брат ждет операции. Девочку жутко бесили все эти жалостливые тетки, печально вздыхающие и причитающие, косые взгляды жителей или даже привычка взрослых трепать по голове или плечу. Алька решила дождаться Андрея Владимировича и Виктора Палыча и поговорить с ними об отце. Ей хотелось хоть что-то сделать ради своей семьи. А пока она сидела с Ваней.

Рука мальчика была теплой, но отчего-то стала тяжелее. Ваня не приходил в себя и не стонал. Но сердце Альки сжалось от неприятного предчувствия. Она внимательно пригляделась к брату, и ей показалось, что он не дышит. Тогда Аля прижалась ухом к его груди, в надежде услышать стук сердца. В таком положении прошла, наверное, минута. Когда Алька поняла, что ничегошеньки не слышит, она отпрянула, вскрикнула и зажала рот рукой.

На крик прибежал местный врач. Увидев девочку, он подошел к Ване и пощупал пульс, затем послушал сердце. Медленно сел на кровать и посмотрел на Альку.

– К сожалению, твой братик умер, – мужчина в халате, которого все звали Семенычем, грустно вздохнул. – Хочешь, я провожу тебя куда-нибудь. Может, домой?

Алька не выдержала и расплакалась, сев на пол и уткнувшись в колени.

– Ну-ну, девочка, тише-тише… – Семеныч снял запотевшие очки и начал тереть переносицу.

С момента катастрофы еще никто из жителей не умирал. А тут за два дня – казнь преступника, две смерти, плачущая девочка и ее невменяемый отец, который сейчас не воспримет и смерть сына. Семеныч взял Алю за руку и повел к себе в кабинет. Она не сопротивлялась, утирала слезы по лицу. Семеныч налил чашку ромашкового чая, достал из ящика стола карамельки, и поставил все это перед девочкой.

– Карамель дубовая, конечно, но до сих пор вкусная. Ты посиди пока тут, я дам несколько указаний, – сказал врач и вышел.

Аля пустым взглядом смотрела на чашку, из которой струился пар, на автомате взяла конфетку, развернула и отправила в рот. Рука зажала фантик в кулак так, что ногти впивались в кожу и оставляли следы.

*

Сибуров очнулся и понял, что на голову надели мешок, сам он сидел на стуле, а руки связаны за спиной.

– Один, кажись, очнулся, – где-то совсем рядом прозвучал грубый мужской голос.

– Сними с него мешок, – ответил второй.

Сибуров чувствовал, как от страха бешено стучит его сердце, а по спине пробежала струйка холодного пота. Мешок сняли, и яркий свет резко и больно ударил в глаза. Андрей зажмурился, и, постепенно моргая, потихоньку открыл один глаз, затем второй. Комната, в которой он оказался, была небольшой, метров двадцать. Несколько столов и стульев, еще советская плитка на стенах, на удивление чистая и целая. Мужчин было трое. Один, видимо главный, сидел за столом и что-то писал. Другие стояли рядом.