Читать онлайн Крылатый Ян бесплатно

Глава 1. Крылатый мальчик в деревне горбатых.

Ян был сегодня очень взволнован и с замиранием сердца ждал прибытия торгового обоза. Он раньше никогда не видел в деревне ярмарок и только читал о них в книжках. Больше всего мальчику хотелось познакомиться с купцами. Все они были среднекрылыми и могли передвигаться не только по земле, но и перелетать на небольшие расстояния. Их одежды поэтому были гораздо чище, чем у горбатых деревенских жителей, что добавляло различия двум кастам.

Среднекрылые чаще всего были зажиточными купцами. Если же их привлекало ремесло, то они выбирали художественные промыслы – ювелирное дело, ткачество, шитье, витражное искусство – все утонченное и роскошное. Маленький Ян как-то наблюдал за матерью, как она бережно перебирала в своей шкатулке несколько ниток бус и гребень – подарки отца на свадьбу и рождение сына. Красные огрубевшие от работы пальцы женщины слегка дрожали, прикасаясь к украшениям, а в глазах читалось обожание к этим мизерным блестящим вещицам. Мальчик тогда, швыркнув носом, почувствовал досаду – матушка никогда так не смотрела на него.

Сынишку что мать, что отец часто шпыняли, приучали к тяжелой пахоте на поле и в огороде, да в минуты непослушания или детского озорства обязательно упрекали за его порок – пробивавшиеся крылья. «В колыбели был здоровый карапуз, – бухтела мать, – а как на ноги встал – будто подменили.» «В семье горбатых не может быть летунов», – вторил жене отец и тяжело вздыхал, подозревая супругу в неверности. Однако черты лица у сына были отцовские – большие светло-серые глаза с густыми белесыми на концах ресницами, широкие брови, большой лоб с уже намечающейся бороздой морщины вдоль, будто за свои года жизни малыш уже много-много раз удивился. Нос был по-детски курносым, щечки – пухлыми, но даже мочки ушей походили на папашины. Так что сомнения были напрасны – Ян был родным отпрыском. Только вот крылья… Зачем же они росли?

Старики иногда рассказывали байки, будто раньше весь люд Королевства был единым. Не было каст горбатых, среднекрылых и стремительных летунов. Вместо короля и его семьи правили старейшины деревень, и никто внимания не обращал на длину крыла за плечами сородича. Понятное дело, что те, у кого крылья мощнее развились, и летали выше. Так и работу себе подходящую находили. Говорили, что все звонницы – высокие башни с колоколами, в которые бьют, когда праздник или, наоборот, беда, чтоб созвать весь народ с округи – построены некогда предками стремительных летунов. Им-то сподручнее было такие высотки строить. Сейчас не дождешься от стремительного летуна, чтобы он хоть один камень ради блага горбатого поднял, не то, что звонницу воздвиг.

Что-то или кто-то разобщил народ, разделил по кастам. Ни одна история прадедов не давала ответа, что за горе случилось на земле, почему люди разделились, почему стали друг от друга отстраняться, мерить значимость и уважение по длине крыла. Будто буря промчалась по землям Королевства – и память стерла, и дружбу людей. С тех пор горбатые остались на земле. Их уделом стало возделывание почв, выращивание животины на убой и прочие техники добычи пропитания. Среднекрылые заняли нишу торговцев и ремесленников – разъезжали по деревням, выменивали товары, хитрили, вгоняя горбатых в долги и постепенно обзаводились слугами из представителей низшей касты.

Стремительные летуны избрали для себя роль благородных воинов. Главной напастью земель Королевства были налеты аргонов – больших диких птиц. Аргоны напади на земли, вероломно губя и сжирая урожай людей. Горбатые не могли отогнать стаю аргонов самостоятельно. Средняя птица была в два раза крупнее человека, ее клюв одним щелчком разбивал череп. Только подлетев со спины и вонзив острое копье меж крыльев, стремительный летун мог убить аргона. Но доблесть и отвага крылатых героев очень скоро стала зависеть от того, сколько заплатит деревня горбатых за сохранность своих угодий.

Откуда взялась королевская семья – история также умалчивала. Будто были они из покон веков. Жили и живут до сих пор в своем Поднебесном замке. Каста их называется «парящие под облаками», но кроме одного королевского семейства больше таких людей на землях никогда не встречалось. Отсюда возникали домыслы, что поднебесные птахи либо чужеземцы из далеких краев, либо чудом сохранившийся род вымерших крылатых людей, которые сейчас не рождаются вовсе. При любом объяснении семейство поднебесных птах было уникальным, что абсолютно соответствовало статусу королевской семьи и правящей коалиции. Таков был уклад Королевства уже многие века.

Много поколений в семействах горбатых рождались только горбатые. Крылья у них никогда не развивались, только короткие плечи выпирали двумя горбами из лопаток. Когда на горбиках Яна начал образовываться пушок, а перепонка внизу лопаток, соединяющая плечо и спину, стала истончаться, мать понесла его местной знахарке.

Бабка дала ей мазь на основе жира лесной квакшы, чтобы смазывать перепонки, а пуховый покров опалила свечой. Мальчик орал на всю деревню, так, что старики даже побежали на звонницу – призывать отряд стремительных летунов на защиту деревни. Отец Яна еле успел остановить их. Мазь воняла серой и болотиной, мальчика тошнило каждый раз, как мать втирала мерзкую жижу в его спину. На третий день он убежал в поле, зарылся в стог сена и просидел там всю ночь. К утру его, замерзшего, грязного и напуганного отыскал родной дядька.

Он взял мальчонку на руки, запахнул в свою куртку и понес родителям. Радмир, дядька Яна был спокойным рассудительным мужчиной, высокого роста и богатырского сложения. Мальчик пригрелся на груди у родственника и потихоньку начал скулить, как щенок. Ручками он крепко вцепился в грудь дядьки и с каждым его шагом все больше вжимался и трясся. «Не отдавай меня мамке!», – прошептал Ян, утыкаясь носом в теплую, пахнущую сеном и потом дядькину грудину. Радмир шикнул на мальца, чтобы тот притих, погладил широкой ладонью по голове, но не свернул. Однако дома у Яна дядька все же заступился за него. Отцу, как младшему брату даже затрещину отвесил. «Перестаньте пацана мурыжить, может, еще и обойдется. А нет, так вырастет с крыльями. Пускай! Повезет, так в люди выбьется.» Мать с отцом недовольно переглянулись, но дядьку послушали.

Только через полгода на обожжённых горбиках снова стал образовываться пушок, а перепонки к тому времени окончательно пересохли, и из сустава плеча стали прорастать тонкие косточки предплечья. К тому времени Яну было четыре года, он уже бегло разговаривал, был любознательным и очень подвижным ребенком. Ян очень любил следить за облаками, как они бегут по небу и принимают всякие причудливые формы: то злых аргонов – точь-в-точь как в книжках, то слизнепузых коз – рогатых маленьких животных, передвигающихся на одной толстой ноге, покрытой слизью. Когда Ян в траве находил новую для него букашку и внимательно наблюдал за ее передвижением, мать теряла его и не могла докричаться. За каждую такую пропажу Яна наказывали – не пускали вечером к дядьке в библиотеку, заставляя перебирать нескончаемый горох.

К шести годам Ян прочитал уже много книг из деревенской библиотеки, которой заведовал дядя, начиная от сказок и заканчивая сводом законов Королевства, правда пятидесятилетней давности – более свежего издания в библиотеке не нашлось. Законы дались тяжело для понимания, и многие вещи Ян просил дядю объяснить ему попроще. Радмир смеялся, что мальчику еще рано разбираться в таких делах, но старался разъяснить пытливому уму все, что сам понимал.

Из книг Ян узнал о среднекрылых, стремительных летунах, парящих под облаками, крупных торговых городах, Поднебесном замке и многом другом. Яну хотелось быстрее вырасти и, он надеялся – благодаря своим крыльям – увидеть все диковинки Королевства Поднебесных птах собственными глазами. Крылья и так делали его непохожим на остальных деревенских детей, а неустанная пытливость ума совсем отдаляла от реальности. Но благодаря своей мечтательности и любознательности Ян не чувствовал себя изгоем, ему всегда было над чем подумать и за чем понаблюдать.

И вот Ян с утра ждал торговый обоз. Волнения его было не скрыть – даже перышки на крыльях распушились и подрагивали. Мать занималась стиркой, отец был в поле на работах, Яну поручили полоть грядки в огороде на заднем дворе. Но мальчик выпросил, чуть не плача, у матери дать ему работу перед домом, чтобы он смог видеть через низкую плетеную изгородь центральную дорогу. Мать недовольно поджала губы, сильно скрутила мокрое полотенце, но разрешила – работа на земле была всегда, так что малому было чем заняться и здесь.

Передвигаясь на корточках от куста к кусту, Ян собирал сморожницу – мелкие желтые ягоды, кисло-сладкие на вкус. Зимой варенье из сморожницы было даже лакомством к чаю, но летом, когда в лесу спела дикая малина, да в поле можно было отыскать среди подрастающих колосьев сладкущую колобику, сморожница не привлекала Яна совсем. Мальчик аккуратно отрывал грозди ягод с куста, стараясь не уколоться о длинные шипы, но получалось не всегда, и колючки больно впивались в кожу. Ян морщился, шипел, тер ужаленное место, но не отстранялся от работы. Наоборот, он старался как можно тщательнее обирать каждый куст – тянул время, чтобы успеть увидеть приезд купцов.

Дядя Радмир поймал на прошлой неделе почтовую кулушу – умную пичугу, которая переносила послания от одного селения к другому. Послания писали прямо на белых перьях кулуш, а путь задавали, выкидывая птиц в нужную сторону. Кулуша летела в указанном направлении, пока не видела человека. Инстинкт давал сигнал снизиться и дать себя поймать. Кулушу ловили на блюдо с зерном. Птица довольно усаживалась на край посудины лакомиться, и в это время можно было прочесть послание с ее перьев.

Маленькая белая кулуша принесла Радмиру весть, а через него и всей деревне, что к ним скоро прибудет торговый обоз. Купцы беспокоились о собственном комфорте, поэтому известили деревенских жителей заранее, чтобы их встретили как людей высшей касты, предоставили лучшие места для отдыха и позаботились о подобаемой еде. Ведь не пристало среднекрылым насыщаться какой-нибудь похлебкой из брюквы и щавеля, что так часто встречается на столах горбатых.

Новость о приезде купцов взбудоражила умы всех жителей деревни. Торговые обозы последний раз заезжали в деревню лет десять назад. Местные женщины уж и моды Королевства не знали. Деревня находилась рядом с Непроходимым лесом, за которым виднелись горы, а там, как писали в книгах, уже граница Королевства Поднебесных птах и Суровые земли, куда никто даже из стремительных летунов не заглядывал.

Старейшины, собравшись вечером в библиотеке у Радмира, стали составлять списки, чего не хватало для жизни деревенских жителей, однако в спорах и обсуждениях до полуночи, все пришли к выводу, что за долгие годы в изоляции от других поселений, местные приспособились жить своим укладом.

Такой вывод многих разочаровал, а не обрадовал. Казалось бы, полная автономность жизни должна была вызвать гордость сообщества, но большинство из старейшин загрустили, почувствовав свою ущербность и отчужденность от «большого мира», где были торговые отношения, социальная жизнь, мода, культура и прочие интересные вещицы, покинувшие деревню вместе с уездом среднекрылых и стремительных летунов, которые некогда также здесь жили. Двое стариков высказались за то, чтобы не впускать торговый обоз и отправить прямо сейчас кулушу в обратный путь с отказом в гостеприимстве.

Удручающие мысли старейшин, еще помнивших старую дружную жизнь всех сословий, постарался развеять Радмир. Он призвал всех взбодриться, и встретить запоздалых гостей лучшим приемом, чтобы к ним стали заезжать впредь почаще.

– Не знаем, что купить на ярмарке – так и купцы наших товаров не видели, даже варенья из сморожницы не пробовали. А мази и настойки, которые бабушка Глафира готовит из грибов и мхов Непроходимого леса? Уж точно таких действенных лекарств ни в одной другой деревне купцы не встречали. Они нас хотят удивить своими товарами, а мы то их больше ошарашим местными диковинками. Думаю, женщины точно найдут множество красивых безделушек, да и деткам забава на ярмарке будет. Так что мое предложение – давайте устроим отменный праздник и гостей не обидим.

Так и решили. И с тех пор длинных семь дней мысли мальчика были полностью захвачены предстоящим событием. Каждый день он засыпал в грезах о приезде купцов. Он усердно вспоминал все детали в образе среднекрылых, о которых читал в книжках, пытался представить во что они одеты, какие у них крылья, как они благородно себя ведут и с какой вычурной манерой говорят. Ах, мечты— мечты! Как же вы далеки от реальности и идеальны в своей чистоте и гармонии.

Сморожница кончилась на третьем кусте, остался всего один. Ноги затекли, Ян встал, выпрямился, попрыгал на месте, чтобы прошли колики в стопах. Мать уже закончила со стиркой и теперь готовила обед на веранде с неизменно хмурым выражением лица. Мальчик редко видел улыбку матери. Зато солнце светило над ним тепло и ярко, и тени совсем пропали под ногами. Ян задрал голову и с прищуром посмотрел на небо. Полдень. Мелкие пичуги летают высоко-высоко и весело щебечут с облаками. А обоза все нет. Мальчик тяжело вздохнул, провел ладонями по крыльям, проверяя, чтобы на перьях не застряли колючки и листья, и решительно шагнул к последнему кусту. Мысленно он уже начал искать себе следующую работу перед домом, чтобы не уходить на задворки. Он все равно дождется прибытия купцов!

– Едут! Едут! – наконец раздался крик Сеньки – мальчишки, живущего на окраине деревни. Он весь день провел на крыше дома, всматриваясь вдаль на заброшенную, местами совсем заросшую высоким бурьяном, дорогу. Несмотря на напряженное ожидание гостей, Ян все-таки вздрогнул от внезапного крика. Сердце его часто забилось, он вскочил, роняя корзину с ягодами из рук и побежал к воротам, чтобы своими глазами увидеть долгожданный обоз.

– Ян, стой! Иди ко мне! – крикнула мать в спину. Мальчик со страха присел и с опаской обернулся к крыльцу, где стояла суровая растрепанная женщина, имевшая над ним власть. В руках ее был длинный кусок темно-серой ткани, который она протягивала мальчику, – Иди сюда, спрячу твои крылья, чтобы не позорился.

– Мои крылья не позорные! – Ян грозно нахмурил светлые брови, но все-таки быстро сообразил, что мать права – ни к чему сейчас это – привлекать к себе внимание. Яну хотелось просто порадоваться торговому обозу, познакомиться с купцами, поглазеть на товары и самое главное – в живую увидеть, какие бывают крылья у взрослых. Поэтому он не стал спорить и убегать от матери, а покорно подошел к ней и дал надеть на себя длинный плащ из грубой серой ткани. Крыльям тут же стало тесно, спина начала чесаться, но Ян стиснул зубы и, быстро перебирая босыми ногами, покатился серым комочком, словно мышка-полевка, на окраину, куда совсем скоро должны были подъехать первые кибитки купцов.

Среднекрылые прибыли длинным обозом в пять кибиток, запряженных ишаками. Кроме того, по обе стороны от каждой повозки, верхом на степенно вышагивающих холеных лошадях ехали вычурно разодетые купцы. Свысока они взирали вокруг с прищуром, будто оценивая в монету все, что видели перед собой. Деревенская детвора первая шумно встретила купцов. Мальчишки и девчонки, одинаково одетые в светло-зеленые рубашки и штанишки из простой ткани весело прыгали вдоль дороги, наваливаясь друг на друга, чтобы продвинуться вперед и получше рассмотреть путешественников.

Глава 2. Бой за хорошие мечты.

Ян держался немного в стороне ото всех – дети не особо дружили с ним из-за инаковости. Мальчик, разумный не по годам, не обижался на сверстников, в игры их не лез, и находил себе развлечения, не требующие компании. Но сегодня он твердо решил, еще с самого утра, как проснулся, что никто и ничто не помешает ему увидеть среднекрылых. Поэтому, пока вся милюзга толпилась на обочине, Ян взобрался сначала на плетень, а затем перелез и на яблоню, прислонившуюся к забору, и раскинувшую зеленые пышные ветви прямо над дорогой.

Мальчуган как кошка, распластался животом на ветке, крепко обхватил ее, и в таком положении стал обозревать весь обоз сверху. Яну показалось, что даже аромат среднекрылых он уловил— сладко-терпкий с неожиданной свежей нотой по центру и теплой горчинкой в конце. Запах этот показался Яну чистым и роскошным одновременно. Мальчик прикрыл глаза на мгновение, и втянул воздух полной грудью, широко раздувая ноздри. Он хотел как можно больше впитать в себя аромат приезжих благородных людей.

Стразы на рукавах и широких воротниках купеческих одежд переливались на солнце и слепили глаза. Яркие бардовые, темно-синие, золотые одежды поражали своей объемностью, пышностью и вычурностью. «В таких рубахах в поле с косой не поработать – взопреешь, да порвешь еще о куст», – подумалось мальчику.

Крылья купцов поразили мальчика своей красотой и лоском. Видно было, что каждый день за ними ухаживали, расчесывали перышки мелкими гребнями, разглаживали специальными маслами. Ян читал про утренний туалет купца – длинная церемония с множеством мелких инструментов и химических веществ. За этим действием себя самого мальчик представить не мог – чтобы тратить утренние часы на умывание и самолюбование, когда так еще хочется поспать? Никогда! (Родители обыкновенно расталкивали Яна до рассвета и тащили за собой в поле на работы или на реку – доставать сети).

Кибитки и наездники растянулись по дороге, не спеша и вальяжно въезжая в деревню. Это давало возможность всем желающим разглядеть путников до мелких пуговиц на манжетах. Однако кое-кто из гостей не особо был рад вниманию горбатых. Двое мальчишек лет восьми – десяти, также, как взрослые, богато одетых в темно-зеленые бархатные шорты и курточки, ехали в открытой повозке. Они зло, исподлобья зыркали на деревенских горбатых детей, иногда тихо переговаривались между собой, глядя на кого-то одного из толпы, а затем громко ржали. Их кибитка была третьей с начала, сидели они рядом со взрослыми – женщиной и двумя мужчинами. Поэтому Ян особо не стал присматриваться именно к этим двум персонажам. Взрослые – с их зрелыми крыльями, разнообразными нарядами и элегантными манерами – интересовали Яна гораздо больше, чем сверстники.

А вот купеческих детей, наоборот, привлек маленький светловолосый деревенщина с серым мешком на спине, который свисал прямо над их головами, примостившись на яблоневой ветке. Старший нахмурил рыжую бровь и толкнул в бок приятеля:

– Ефим, смотри! Не собирается ли этот босяк опрокинуть кому-нибудь из наших на голову мешок с объедками?

– Возможно…Уж очень подозрительный горбун, – ответил второй мальчишка, темноволосый, с бледно-голубыми холодными радужками глаз. Он пристально посмотрел на деревенского зеваку и брезгливо сморщил нос, – Давай сгоним его с дерева, да проверим, что в мешке. Если окажется, что там помои, самого его в мешок этот посадим и поколотим хорошенько, – копчёнок начал закатывать рукава бархатной курточки.

– А если нет? Нам отец велел с местными не общаться вообще, – не сразу поддержал предложение товарищ.

– Ой, Захарий, не трясись! – насмешливо прищурился заводила, – хорошее дело только сделаем, когда сгоним на землю этого пройдоху. Нечего бескрылым выше земли подниматься! А если мешок пустой будет, то хоть страху нагоним, чтоб уважали нас здесь сразу!

С этими словами Ефим шустро слетел на своих черных крыльях, доходящих до поясницы, с повозки на землю. Захарий поторопился за другом, не переставая хмурить рыжие брови в сомнениях. Женщина вдогонку крикнула, чтобы дети услышали за шумом колес и гомоном деревенских: «Куда вы собрались!? Отец запретил вам знакомиться с местными!» Но она тут же сама осеклась, прижала длинные пальцы с тонким шелковым платком к губам и боязливо посмотрела по сторонам. Мужчина, напротив, снисходительно махнул рукой: «Сорванцы! Им все интересно!» Кибитка поехала дальше, а двое проказников двинулись в обратном направлении – туда, где деревенские радостно встречали следующих путников.

Ян впивался взглядом в каждого вновь прибывающего, старался уловить каждую детальку образа среднекрылых. Ведь неизвестно, когда в следующий раз кто-нибудь из купечества решит снова посетить их дальний край. Все его внимание было приковано к обозу. Потому он резко испугался, когда из завороженного состояния его выбила боль в плече от удара. Ян ошарашенно покрутил головой и увидел справа от себя обидчиков – одного с вороными куцыми крылышками и второго с рыжими, на вид тяжелыми крыльями до бедер, которые будто перевешивали мальчика и заставляли нарочито выпячивать грудь вперед. Первый стоял с кулаками и злой гримасой, второй же упер руки в бока и грозно крикнул:

– Эй ты! Мешок с картошкой! А ну слезай! – на этих словах он нагнулся к земле, подобрал булыжник и замахнулся в Яна, но не бросил, ожидая ответных действий.

Ян пришел в себя, стиснул зубы и пополз назад по ветке, чтобы спуститься и поговорить с обидчиками. Пятясь назад и одновременно оправляя одной рукой рубаху, задирающуюся из-за шероховатой яблоневой коры, мальчик обдумывал план действий. Чего вдруг купеческие дети на него разозлились? Как с ними подружиться или хотя бы разойтись без драки? Что им нужно от него?

Когда Ян подошел к среднекрылым и спокойно поздоровался, не забыв поклониться ровно так, как читал в книгах, мальчишки оробели. Они ожидали увидеть дикого запуганного зверька, а вовсе не обученного реверансам воспитанного бескрылого. Они бывали до этого и в других деревнях, и везде, где бы они не пересекались с горбатыми – в харчевнях или на ярмарке, видели они раболепие, услужливость и покорность. Никто из горбатых никогда не смотрел им прямо в глаза.

– Показывай, что за спиной прячешь! – скомандовал рыжий после того, как его подтолкнул за локоть приятель.

– Там ничего интересного для вас нет, обычная тряпица, – уклонился от ответа Ян, но машинально провел рукой по плащу, чтобы проверить не выбились ли крылья из-под ткани.

– Врешь! – зашипел второй мальчишка, будто на змею кто наступил, – Скрываешь от нас. Значит, там опасная вещь, дубинка или рогатка, а может и арбалет! А ну покажи!

Рыжий с недоверием покосился на друга – в повозке речь шла только о мешке с мусором, а теперь фантазия приятеля разыгралась до оружия. Недовольно Захарий отметил про себя, что Ефим опять хочет показаться умнее и лучше него, даже в своих предположениях насчет деревенского босяка.

– А не оружие, так мусор, который на голову хотел сбросить нашим! – повторил свою версию Захарий и еще более грозно потребовал, – снимай тряпку!

Ян, молча, не переставая пристально смотреть на злые мордочки купчиков, снял свой плащ. Его крылья цвета топленого молока были чуть длиннее, чем у чернокрылого, но ладные, с гладкими блестящими перышками и густой подпушкой.

– Это что за колдовство? Откуда у тебя крылья? Настоящие? – наперебой посыпались вопросы от новых знакомых. Захарий и Ефим начали обходить Яна с двух сторон, чтобы рассмотреть крылья получше.

– Настоящие. Мои, – твердо ответил Ян, – с рождения.

– Не может быть! Врешь! Подделка! – не поверил Ефим, – небось кур ощипал, да на тесто прилепил, вот и вся магия! Дай-ка я тебе их обломаю, чтоб неповадно было. Ты горбатый, у горбатых не может быть крыльев.

– Может! Они мои! Настоящие! – Ян отпрыгнул от агрессора подальше, чуть не свалившись под колеса последней заезжавшей кибитки. Накидка выпала из его рук, но он не обратил на нее внимания.

– Иди сюда, пройдоха! – Ефим побежал за ним, Захарий неповоротливо присоединился к погоне.

Ян перебежал дорогу и остановился. Сердце его часто билось, страшно было и больно – осознать, что купеческие дети не принимают его также как деревенские, тоже считают его крылья уродством. Все чувства – обида, досада, горечь от недавней эйфории праздника, который не успев начаться превратился в гонение – все смешалось в душе Яна. Он поднял увесистый булыжник с земли и повернулся к преследователям.

– Не подходи, а то брошу! – крикнул Ян мальчишкам, бегущим за ним. Глаза его застилали слезы, но он твердо решил защищаться и если нужно, то и ударить агрессоров. Он не даст сломать свои крылья!

Вид камня только еще больше распалил злой азарт сорванцов, Ефим уже собрался сделать последний прыжок вперед и повалить противника на землю, но громкий окрик отца, словно молния пронзил его тело и заставил резко остановиться. Мальчишка, тяжело дыша, вжал голову в плечи и боязно обернулся на крик.

– Ефим, Захарий! Что вы тут творите?! Кто разрешил вам спрыгивать с повозки? – важный купец в темно – бордовой шелковой рубахе с золотым кантом на воротнике и рукавах, в широких черных шароварах и ярко красных, с золоченными зауженными носками, сапогах подъезжал на гнедом коне в легком галопе. Приблизившись совсем вплотную к детям, наездник не стал спешиваться, а так и продолжил разговор взирая на всю компанию сверху.

– Ну! Чего молчите? – потребовал ответа мужчина после затянувшейся паузы, в которой оба сорванца опустили головы в пол и растерянно шаркали лакированными ботинками по пыли. Ян тревожно смотрел то на купца, то на обидчиков, он опустил руку с камнем, но не бросил его совсем. Купец перевел взгляд на него, внимательно осмотрел и с удивлением подернул бровью, – У тебя есть крылья?

– Да! Они мои! Настоящие! – с вызовом ответил Ян.

Купец заинтересовался неожиданной находкой и спрыгнул с коня, чтобы рассмотреть крылья мальчика получше. Не ожидал он в глухой деревне горбатых на окраине Королевства увидеть крылатого ребенка. Значит, где-то здесь прятался преступник – среднекрылый, или того хуже – стремительный летун. Хотя от этой диковинки сейчас никакого прока купец не видел, но возможно в будущем она бы ему пригодилась. Информация – тоже товар, и порой весьма дорогостоящий.

Он подошел к Яну и коснулся плеча мальчика, чтобы тот повернулся спиной. Но Ян резко отдернулся от руки купца. Среднекрылый ухмыльнулся в густую черную бороду и присел на корточки перед Яном:

– Не бойся. Покажи мне свои крылья, – спокойным и даже ласковым тоном попросил купец.

– Они хотели сломать мои крылья, – Ян боднул головой воздух в сторону в купчиков. Ефим снова вспыхнул злобой на деревенщину:

– У горбатых не может быть крыльев, ты урод!

– Замолчи, Ефим, – купец обернулся на сына и так зыркнул на него, что Ефим снова оробел и закусил губу. Мужчина распрямился в полный рост и огромной черной тучей навис над своими детьми, – Сколько раз я вам повторял – куда бы мы с вами не приехали, с кем бы не встретились, везде мы – среднекрылые – обязаны проявлять к окружающим снисхождение и дружелюбие, – он обернулся через плечо к Яну, который внимательно слушал речь благородного взрослого, и наигранно улыбнулся мальчику, – Мы – купцы. Наше ремесло – продавать товары, покупать диковинки в одной местности и предлагать их в другой. Каждый встречный для нас – это потенциальный покупатель, а удачная продажа – это звонкая монета в кармане и вкусный ужин на столе, – тут купец неожиданно с размеренного поучающего тона перешел на грозный крик и при этом расправил свои черные крылья в стороны так, что загородил весь солнечный свет над детьми, – Это, черт возьми, Ефим, твои расписные игрушки! – мужчина перевел тяжелый взгляд на старшего сына – Захарий! Почему не остановил брата?! Ты старший, должен младшего в узде держать, а он дичает как ужаленный змеей, на людей кидается! Оба наказаны будете! Прочь отсюда! Мать вас обыскалась!

Купчики сорвались с места и были только рады убежать подальше от отцовского гнева. Мужчина же развернулся снова к Яну. Мальчик смотрел среднекрылому прямо в глаза, будто они были равными.

– Как тебя зовут? – спросил купец, складывая крылья за спину и снова присаживаясь на корточки в надежде разглядеть наконец необычного ребенка.

– Меня зовут Ян, – ответил мальчик. Только сейчас он выпустил камень из рук и сложил ладони перед собой в замок. Только сейчас он понял, что в погоне потерял накидку. Сейчас мальчик почувствовал острую необходимость укрыть свое сокровище от посторонних глаз. Он до сих пор не чувствовал себя в безопасности.

– Ян – хорошее имя, – добродушно похвалил купец и снова дотронулся до плеча мальчика, легонько поворачивая его спиной к себе, – А скажи, Ян, у твоих родителей – мамы или отца – тоже есть крылья?

– Нет, они горбатые, поэтому они меня не любят, – ответил Ян, и почему-то эта мысль именно сейчас неприятно кольнула его прямо в грудину. Раньше он так болезненно не ощущал свою отчужденность от родителей. Он заметил в окне соседского дома, куда смотрел сейчас, как знакомая женщина накрывала на стол. В ее движениях было спокойствие, размеренность и нежность. Яну стало тоскливо и невыносимо, он отвернулся и стал снова лицом к мужчине.

– А есть кто-то, кто тебя любит? – купец почуял подвох в словах мальчика и решил выспрашивать дальше. Крылья были натуральными, живыми, по длине костей и тонкости пера мужчина предположил, что им еще расти и расти. Чувствовалась отменная порода в этих крыльях. Мальчик неуверенно пожал плечами, его печальное лицо озарила легкая улыбка:

– Дядя Радмир, наверное. Он хорошо ко мне относится, гладит иногда по голове, работать не заставляет. Мы с ним книжки читаем по вечерам, – простодушно ответил Ян.

– А у дяди Радмира есть крылья? – задал следующий вопрос купец, прищуривая глаза.

– Нет, – покачал светлой головой Ян, – я один в деревне с крыльями. Дядя Радмир говорит, что такое бывает очень редко, я – уникум.

Купец нахмурился. Значит, мальчик не знает, в кого из родственников у него крылья. Но сами по себе они не могли начать расти. Ладно, не один день ярмарка будет, успеется эту тайну открыть. Мужчина выпрямился, и, подходя к лошади, напоследок спросил:

– А о чем ты мечтаешь, Ян, кем хочешь стать?

– Дядя Радмир говорит, что, если крылья станут длинными и сильными, можно будет попробовать себя на турнире стремительных летунов, которые проводятся в городах. Проводятся же? – Ян заглянул в лицо купцу пронзительными светло-серыми глазами.

– Проводятся, – согласно кивнул купец, улыбаясь и придерживая узду неспокойно топчущегося коня, – Ну а если не вырастут крылья длинными и сильными? Будут… ну, как у меня, – он слегка помахал крыльями, поворачиваясь боком и показывая их длину – едва до бедер, – Что тогда будешь делать?

– Тогда все равно уеду из деревни в город и стану учителем, – мальчик приподнял брови, отчего складка посередине лба стала глубже и четче, – Я книжки люблю читать, и уже много чего знаю. Но больше мне хочется стать стремительным летуном и облететь все наше Королевство.

– Хорошие мечты, – одобрил купец, – только помни: большинство наших мечтаний разбиваются о реальную жизнь. Лишь немногие из них перерождаются в цель и обретают план достижения, – мужчина помолчал, подумал и добавил бодрым тоном, – Приходи с родителями на ярмарку, или с дядькой своим. Покажу тебе много интересных вещиц.

Глава 3. Роковая случайность.

Купцы меньше недели пробыли в деревне – торговля не задалась. Радмир познакомился со всеми гостями лично, все побывали в его доме на ужинах со старейшинами. Разговоры были длинными и серьезными – о жизни Королевства, новшествах в законах и укладе, о перспективах развития.

Ян, по обыкновению проводивший свой вечерний досуг также у дяди, нисколько не конфузясь, присутствовал при встречах взрослых, и иногда даже, улучив паузу в разговоре, переспрашивал непонятные детали.

Крылья Яна привлекли внимание среднекрылых, однако Радмир заверил, что мальчик такой родился сам по себе, никто закон не приступал, никакой мятежник в деревне не скрывается. Как-то отец зашел за Яном – поздно уже было совсем, – и купцы убедились, что мальчик – копия родителя. Те же белесые ресницы, большие светло-серые глаза и широкие брови. Только глаза Яна, в отличии от папашиных, не буравили окружающих недоверчивым совиным взглядом, а были ясными, и из них исходил будто свет любознательности и очарованности миром.

В последний вечер перед отъездом старший купец, с которым Ян познакомился раньше всего, подозвал мальчика к себе и протянул ему небольшой тканевый сверток со словами: «На удачу хочу подарить тебе эту вещицу, малец. Продать ее некому – в деревнях бесполезный предмет, а у стремительных летунов на заставах уже давно модели новее. Тебе же будет напоминанием о твоей мечте. Только не забудь о строительстве плана.» Мужчина подмигнул Яну и перевел взгляд на сверток, приглашая развернуть платок. В черном лоскутке бархата оказались завернуты очки, самые настоящие, какие Ян видел на гравюрах в книгах. Очки предназначались для полетов, были с толстыми защитными стеклами зеленого оттенка и кожаной оправой, переходящей в ремешок, который опоясывал голову и не давал очкам слететь во время полета.

«Спасибо большое, сударь!» – прошептал, задыхаясь от восторга Ян. Взгляд его не отрывался от полученного сокровища. Он поднес очки на ладони поближе к глазам и широко улыбнулся, когда увидел, как от его дыхания запотели стекла очков. Теперь у него тоже была своя драгоценность, на которую он мог смотреть с любовью и обожанием.

Купец, вручив подарок, снова вернулся к беседе со старейшинами и своими товарищами. Проявление милости к мальчику, которого шпыняли его дети, успокоило честолюбие купца. Он почувствовал себя благороднее, чем днем ранее. Ненужная безделушка стала платой за травлю Яна, устроенную сыновьями в день приезда. Кто как не родитель может загладить вину бездумных отпрысков. И он исполнил свой моральный долг без какого-либо финансового ущерба. Идеально.

Однако и Ян знал о «благородстве» среднекрылых, знал о том, что по их обычаю, любой подарок требует ответного знака уважения или делает должным тебя дарителю. И тот вправе истребовать ответный подарок или услугу в любое время, даже спустя много лет. Поэтому мальчик, не привлекая внимания, улизнул из библиотеки, быстро пробежал до родительского дома, но не заходя на порог, спустился в погреб через уличный лаз. Пробираясь на ощупь в темноте и часто моргая, чтобы глаза быстрее привыкли, Ян наконец нашел прошлогодние крынки с вареньем из сморожницы. Мать все равно в конце лета выливала начинающие бродить старые припасы. Поэтому за пропажу одной крынки Яна никто бы не заругал. А варенью годности еще два месяца было.

Когда Ян вручил запечатанную крынку купцу, тот удивился, а когда понял, что это ответный подарок по обычаю, рассмеялся и поощрительно потрепал мальчика по волосам. «Молодец, мальчонка! У тебя не только крылья растут, но и ум!»

В общем, подарками все остались довольны. Торговля, конечно, не порадовала купеческое сообщество, зато много чего диковинного у местных нашлось. Закупились, похорчевались, новостями обменялись и поехали дальше.

Дядя Радмир после уезда купцов взялся за написание книги «Правки к законам Королевства поднебесных птах. Лето 1189 года с Начала времен». Писал он неспешно, по вечерам, когда все работы по хозяйству заканчивались. Когда последние листья слетели с деревьев, а земля посерела и стала промерзать ночами, том был дописан. «Пригодится кому-нибудь», – подытожил Радмир, ставя новенькую книгу на полку рядом со старыми фолиантами. Ян гордился дядей за его ученость, стремление к знаниям и просвещению деревенских.

Когда снег мелкой порошей стал застилать поля, а слизнепузые козы, завернувшись клубками в свои кожистые панцири, залегли по хлевам в спячку, Радмир обошел дома поселения и пригласил на традиционные «зимние чтения». Детей он учил начальной грамоте, а для взрослых находил книги, «нужные для жизни»: по земледелию, строительству, животноводству. На самых верхних полках – Ян как-то добрался и до них с помощью лестницы – были книги со стихами и фантастическими романами. Но такое чтиво деревенских жителей не интересовало.

– Вырастешь, может, мое дело переймешь. Тоже просветительством займешься, – как-то предположил Радмир, подбирая литературу на следующий вечер.

– Я летать хочу. Путешествовать, – тихо, но твердо напомнил Ян.

– Это само собой, не зря же крылья растут, – согласился дядя, улыбнувшись, – Но жизнь, Яньчик, не один день от рассвета до заката. Человеку даны многие лета и зимы. При желании можно все успеть – и мир поведать, и ученым стать.

Глаза мальчика засветились радостным предвкушением своей замечательной будущей жизни. Быстрей бы вырасти!

За ночь изба совсем выстыла и кончик носа, как дозорный, первым делом замерз и вызволил Яна из теплого летнего сновидения. Ян открыл глаза, и холод тут же пробежал по всему его телу. Мальчик съежился, поджал руки и ноги под живот, завел правое крыло на живот и нос тоже спрятал под одеяло. Но мать уже заметила его елозинья и громко буркнула:

– Проснулся – нечего разлеживаться! Вставай давай, крючколапов иди кормить. Визжат вон уже, раньше зари жрать захотели.

Ян покорно сел на кровати, натянул на ноги теплые носки и поплелся к крючколапам в хлев. Почему они не засыпают на зиму, также как слизнепузые козы? Еще и визжат, и землю роют, вечно грязные и вонючие. Но добрые и игривые. Когда Ян зашел в загон к животным, они шустро подбежали к нему, переваливаясь на толстых коротких лапах и начали тыкать своими пятачками ему в ноги. Толчки были мягкими и частыми, от того Яну стало весело и щекотно. Круглые слегка розоватые бока крючколапов, покрытые редкой черной щетиной, в миг окружили мальчика и прижали к стене. Ян уже смеялся во всю. Он тайком от матери взял несколько комков меда, чтобы полакомить крючколапов. Сейчас ароматные кристаллики лежали у него в кармане, но видимо носатые учуяли запах сладости и нетерпеливо толкались и похрюкивали.

Веселье кормешки нарушил крик отца с улицы. Он звал мать из дома. Ян было дернулся побежать – узнать, что случилось. Но потом остался и докормил крючколапов, чтобы не получить очередной нагоняй. Тревожность нарастала в мальчике снежным комом, катящимся с крутой горы. Он спешно раскидал остатки проса и овощей по лоханям, налил воды и побежал в дом.

Дядя Радмир сидел на лавке, грузно навалившись на стену. Правое плечо его было окровавлено. Мужчина тяжело дышал, на лбу его были крупные капли испарины, хотя он сидел без рубахи в одних штанах. Мать Яна промывала рану, скрутив кухонное полотенце в жгут, то и дело прополаскивала его в тазу, а затем снова прикладывала к ране, каждый раз вздрагивая от шипения Радмира сквозь зубы. Отец сидел за столом, схватившись за голову руками. Его рубашка и жилет были все в крови, но целые. Значит, это была кровь дяди.

– Не смотри, не надо, – прохрипел Радмир, облизывая сухие потрескавшиеся губы, когда заметил напуганного Яна на пороге избы.

– Иди на улицу! – с визгом крикнула мать, отрываясь от плеча, чтобы выжать в тазу красное от крови полотенце.

– Куда ты его на мороз гонишь? Двойные похороны хочешь устроить? – Радмир сморщился от боли, но все же стараясь сохранять добродушие в голосе обратился к племяшке, – Иди за печку, чтобы не смотреть на меня.

Ян попятился за печь, осторожно сел на край лавки и беззвучно заплакал. Сердце его сжалось от боли, будто это его какая тварь цапнула за руку. Очень он хотел сейчас обнять дядьку и держать его крепко-крепко, согревая и вылечивая своим теплом больное тело родного человека.

Мать бранилась, что кровь долго не останавливается, рана была глубокой, рваной. В окна стал пробиваться свет, а воздух в избе несмотря на тепло печи оставался ледяным и тяжелым. Отец решил, что нужно позвать бабку Глафиру, мать одна не справиться, и ушел. Радмир начал бредить. Он то мычал, то невнятно бормотал, тяжело дыша. Мать уложила его на ту же лавку, где он сидел. Перетащить его ей было не под силу. Ян сквозь всю жалость, страх, боль, внезапно почувствовал пустую сосущую, как пиявка, пустоту в животе. Он не завтракал как проснулся, а потом не до этого было. За этот голод Ян на себя разозлился. Как можно думать о еде, когда близкий человек почти при смерти?

Казимир, отец Яна, вернулся вместе со знахаркой. Ян не любил бабку Глафиру. Уже смутные, но до сих пор остро болезненные воспоминания о том, как эта низкорослая скрюченная горбунья опаливала ему перья на пробивающихся крыльях, всегда вставали перед глазами Яна при ее появлении. Знахарка несла с собой тяжелый смрад гнилого разнотравья и вытяжек из мелких гадов. Старуха щурилась, беспорядочно стучала деревянной клюкой перед собой и шамкала беззубым ртом.

– Где напало чудище? – проскрипела она, подходя ближе к лавке, где стонал Радмир.

– На дальней запруде, где летом крутиков ловим, там глубоко, – ответил Казимир, медленно шагая за бабкой, – Зимой туда часто крупная рыба приплывает, в особенности сомов много раз ловили, пару раз и пучеглазы попадались.

– Далеко, значить, от жилищ, – прошамкала Глафира, склоняясь над раной и чуть ли не носом касаясь разорванной плоти, – Драл, поскуда, схватить хотел и утощить.

– Именно, – подтвердил отец, заминая шапку в руках, – сначала один налетел на сани, где улов лежал. Мы с братом, понятно дело, попрятались за камышами, только по разные стороны поляны. Гад этот, аргон – то, стал рыбу нашу жрать, прямо на санях. Да пускай бы пропала она вся. Так нет, Радмир мне знаками маячить стал – мол, аргон этот маленький, справимся, сможем отогнать. Я струсил, не согласился вместе напасть на разбойника. И брат один выскочил на него с палкой да ведром – что было под рукой в общем. Аргон отлетел, кричать стал, верещать прям, крыльями забил так, что камыши поломались. Радмир пару раз ему прям в третий глаз над клювом палицей вдарил. Чудище улетело. Но не успели мы рыбу разбросанную по снегу собрать, как прилетела уже птица огромная, в больше раза в два первого. На рыбу он вообще не целился, сразу Радмира за плечо схватил когтищами и стал над землей поднимать. Я, как чудище увидел, опять побег в камыши. Оттудова уже увидел, как боролись они долго. Радмир-то тяжелый, птице несподручно было его сразу как крючколапа схватить, а брат еще и брыкался, бил птицу по ногам ведром пустым. Погодя он догадался схватить поводья лошади, запряженной в сани, которая все это время тряслась от страха на месте, да свистнуть ей, чтоб помчалась во весь опор. Лошадь рванула, и Радмир выдрался из цепких когтей. Аргон покружил еще над запрудой, я уж думал, что меня сейчас тварь найдет, припал к земле, не шелохнулся. Но птица улетела – в сторону Непроходимого леса, там видимо обитает. Как понял я, что путь свободен, сразу побежал по следу саней. Радмир до половины дороги домой осадил кобылу. А может, и раньше силы его покинули, и лошадь сама успокоилась и остановилась. В общем, догнал я сани, и довез Радмира уже в беспамятстве.

Ян слушал рассказ со своего места из-за печки и злился на отца за трусость. На его глазах дядю чудовище могло сразу убить или утащить на истязания, а он предательски прятался в камышах.

– Понятно, понятно, – проскрипела знахарка, – стало быть, родитель детеныша защищал. Взрослый аргон знает, что только человек обидеть может. Вот и получили вы по заслугам.

Ян еле сдержался, чтобы не выкрикнуть брань в лицо старухе, сжал до боли кулаки на коленях и вжался в каменную стену печи.

– А лечить-то теперь как? – растерянно перешагнул с ноги на ногу отец Яна.

– Мариуша, пошли со мной, дам тебе порошок кроветвора и смесь трав для компрессов. Будешь к ране прикладывать и поить больного. Если до следующего полнолуния не сдохнет, то выкарабкается.

Ян нахмурился – сколько же до полнолуния дней осталось? Из-за морозов, он реже стал смотреть на небо, хотя темнеть стало раньше и позже рассветало. По холоду не до любования звездами – быстрей бы перебежать в тепло. Ян знал звездное небо, с дядей они летом залезали в карстовые колодцы недалеко от озера, и Радмир рассказывал, где какие созвездия, и как по ним в дороге ориентироваться. В последнее время Ян не видел звезд и Луны. Когда же полнолуние? И почему от этого зависит, выздоровеет дядя или нет?

Когда мать с лекаркой ушла, Ян осторожно вышел из-за печи и косясь на отца, который угрюмо затачивал рыбацкие крючки, подошел к дяде. Могучий богатырь пытался открыть глаза и что-то сказать, губы его медленно шевелились, но звуки были невнятными, сил на то, чтобы прийти в сознание, у Радмира не хватало. Ян неуверенно взял больного за руку.

– Ты обязательно поправишься, дядя Радмир. Я все для этого сделаю, – прошептал мальчик. Он постарался крепко сжать своей крохотной ручкой большую горячую ладонь. И очень обрадовался, когда почувствовал ответную конвульсию в пальцах.

Больного оставили у себя, не стали бередить рану и перетаскивать его в библиотеку, где он жил всю свою жизнь. Мать строго выполняла наказы бабки Глафиры, меняла влажные компрессы каждые три часа, засыпала в раны порошок кроветвора – гриба, имеющего ранозаживляющее действие.

На третий день Радмир открыл глаза. Ян перебирал крупу к обеду, надув щеки и насупившись. Дядька тихонько позвал его по имени. Мальчик встрепенулся, словно птаха увидела солнце из-за туч, спрыгнул с табурета и подбежал к дяде.

– Ты очнулся? Ты выздоровел? – затараторил Ян, упав на дядину грудь и обхватив его руками и крылышками.

– Не так скоро, – еле улыбнулся Радмир, гладя племянника по голове, – Мне тебе сказать надо, – он сглотнул, втянул воздух ноздрями, постарался набрать воздуха как можно больше.

– Что? – Ян отпрянул от дядиной груди и смотрел, широко открыв глаза и не моргая, чтобы ничего не упустить.

– Я виноват перед тобой, – дядя криво улыбнулся, – Хотел еще много тебе показать на этом свете, научить. Силы злые дернули накинуться на этого аргона. Не подумал я, что у голодного детеныша может быть безжалостный родитель. Эх, Янчик, виноват я, сильно виноват перед тобой. Теперь тебе одному придется жить и набираться уму разуму.

– Нет, дядя! Не говори таких слов, замолчи! Ты бредишь опять! – Ян заплакал, сжав кулачками стеганое одеяло на дяде, – Ты выздоровеешь, поправишься, обязательно!

– Мал ты еще, – вздохнул тяжело Радмир и прикрыл глаза.

К вечеру он умер. Стиснув зубы, в горячем поту. Ян рыдал без остановки. Единственный для него родной человек оставил этот свет. Рано, внезапно и безвозвратно. Сердце Яна разрывалось от боли, голова трещала. Отец прикрикнул с угрозой наказания. Родители были молчаливо угрюмы. Мать брезгливо прибиралась и бухтела, что надо было все-таки перетащить больного в его дом, пока был жив. А теперь изба воняет лечебными травами и гнилью от раны. Еще и труп до утра стыть будет. А на улице мороз, окна не раскрыть, чтоб проветрить.

– Заткнись уже! – оборвал ее муж и ушел за старейшинами, чтобы быстрее провести захоронение.

Хоронили по обычаю на болотах. Все старики и человек пять мужчин среднего возраста – друзья Радмира – завернули мертвеца в грубую ткань, перевязали бечевой и, уместившись на двух санях, поехали еще до зари на север к черным топям. Как сани тронулись, один из молодых затянул басом похоронную песню. Остальные нестройно подхватили.

Ян сидел у окна, теребил край рубахи и редко всхлипывал. Один он остался, так чувствовал себя. Мать не подходила, не утешала. Будто у нее сердце каменное было. Совсем не жалела ни смерти дяди, ни горя сына. Прибралась, свечку потушила и спать легла. А Ян так и сидел до утра, исступленно вглядываясь вдаль через заиндевелое окно, туда, куда уехали похоронные сани.

Глава 4. Рожденный летать ползать не хочет.

Тяжело стало Яну одному. Никто дело дяди продолжать не стал – «зимние чтения» оборвались на середине азбуки. Ян вечерами один приходил в холодный дом, уставленный книжными шкафами под потолок, долго разжигал печь, зябко кутаясь в кафтанчик, пряча по очереди свободную руку в карманах. Затем при свете огня печки и маленького огарка свечи на столе приступал к чтению. Дом, построенный из толстого бруса, часто пугал Яна неожиданным стоном или скрипом – ветер пробирался в щели похозяйничать в опустелом жилище. Чтобы не отвлекаться на призрачные отзвуки, Ян иногда начинал читать вслух, с выражением, расхаживая по читальне. Когда история в книге была забавной, на душе мальчика становилось тепло и весело. И он на миг совсем забывал о своем горе и одиночестве.