Читать онлайн Отто П. по прозвищу Арахис бесплатно
Дэвиду Дж. Батлеру, человеку на все времена.
Ты не вдохновил Отто, ты вдохновил меня.
Emily Butler
Otto P. Nudd
Мы просим наших юных читателей и их родителей помнить, что все события и персонажи вымышлены и являются плодом фантазии автора.
Издательство рекомендует не повторять описанное в реальной жизни и не использовать сюжет как руководство к действию.
* * *
Otto P. Nudd
Text copyright © 2020 by Emily Butler
Jacket art and interior illustrations copyright
© 2020 by Melissa Manwill
© Анастасия Миронова, перевод, 2020
© ООО «Феникс», оформление, 2021
Глава 1
Человек, ворон и штуковина
– Отто, ты великолепен, – пробормотал Бартлби Дойл. – Ты гений. Птица на все времена.
Его рот был набит булавками, и трудно было разобрать каждое слово, но Отто прекрасно понимал, что говорит Бартлби. Если бы вороны могли краснеть, Отто бы покраснел. Но не потому, что не был согласен с Бартлби. О нет. Старик был прав.
– Вероятность того, что эта штуковина загорится, мала, – продолжил Бартлби. – Но зачем без нужды оставлять все на волю случая?
Отто поморщился. Ему не нравилось слово «штуковина», он предпочитал «машина» или даже «устройство». Но он был более привередлив, нежели Бартлби. Старик хоть и являлся величайшим изобретателем, которого когда-либо знала Долина Ид, все же был обыкновенно рассеянным человеком.
Бартлби наклонился к вельветовым брюкам цвета мха и булавками прикрепил к ним белую полоску ткани. Ткань была огнеупорной. На самом деле это был кусочек нижнего белья начальника пожарной бригады Долины Ид. Бартлби никогда не спрашивал, как Отто удалось заполучить этот предмет одежды, но вам стоит знать, что, во-первых, он был безупречно чист и, во-вторых, после этого случая начальник бригады больше ни разу не оставлял корзину с бельем без присмотра на крыше своей машины. Как бы то ни было, когда Отто поднес к исподнему горящую спичку и она потухла, Бартлби купил целый ящик такого белья. Затем они разрезали его на полосы и разложили на верстаке.
Бартлби протянул руку. Отто дал ему полоску, затем еще одну и еще одну. В конце концов белые полосы внахлест покрыли все брюки. Бартлби отнес все к швейной машинке, стоящей под длинным, высоким окном, через которое пробивался серый свет восходящего солнца, и сел.
Пока Старик колдовал над машинкой, настраивая длину стежка, Отто оглядел мастерскую с довольным видом. Здесь было все самое необходимое. И различные циркулярные станки, и сверлильный станок, и ящики, доверху набитые гаечными ключами и отвертками. И ведра с болтами, и банки с гвоздями, и огромный арсенал подшипников и шестеренок. Было и множество более тонких инструментов, таких как датчики сопротивления, гидрометры и устройства для измерения силы тяжести и устранения колебаний. Целый угол был отведен под фонтанчик для питья, к которому прикладывались и человек, и ворон, когда их мучила жажда. Отто просто его обожал!
Человек (или птица) могли изобрести здесь все что угодно!
Лишь две вещи выбивались из общего интерьера мастерской: пустая птичья клетка, выглядывающая из-за картотеки, и огромные холщовые мешки, набитые арахисом, которые выстроились вдоль стены и слегка наклонились вперед, будто решили немного вздремнуть. Они были совершенно не интересны Отто. В клетке он раньше жил, а орехи, как он знал, начали присылать каждый месяц еще до того, как он вылупился из яйца.
Вообще, Бартлби был настоящим фанатом арахиса. Он кормил им ворон, как мы вскоре увидим, и сам любил закинуть парочку орехов в рот вместо конфет.
– Готов, мальчик мой? – спросил Бартлби.
Отто занял позицию по другую сторону швейной машины и едва заметно кивнул ему. Без единого слова Старик выжал ножную педаль в пол.
Вздрогнув, машина ожила. Словно шумный демон, машина вонзала иглу в ткань, сшивая слои материала вместе все быстрее и быстрее. Бартлби едва поспевал за ней, направляя материал через подающую собачку обратно к Отто. Ворон ловко вытаскивал булавки из ткани, когда она проплывала мимо него, и всаживал каждую из них в круглую игольницу. Он не пропустил ни одной.
Из них получилась отличная команда.
Когда они закончили, Бартлби встряхнул брюки и проверил, нет ли прорех между швами. И не нашел ни одной. Отто просмотрел все еще раз, скользя по каждому стежку своими острыми как бритва глазами. Они выполнили хорошую работу. Не просто хорошую – великолепную. Отто взлетел на плечо Бартлби и балансировал на нем, властный и великолепный. «Привет! – прокаркал он. – Привет!»
Глубокие веселые морщинки прочертили лицо Бартлби. Он погладил роскошные перья на шее Отто, направляясь к выходу из мастерской. После завтрака они увидятся снова.
– Мы готовы, старина, – сказал он, несмотря на то что Отто был еще очень молод. – Более чем готовы. Я чувствую это всем своим существом. Настал тот самый день.
Глава 2
Совок, сокровище и другие секреты
Пиппа Синклер протопала на кухню. Она выглядела совершенно рассвирепевшей.
– Где мой желтый совок? Нигде не могу его найти. Я перевернула весь дом вверх дном!
– Перевернула весь дом вверх дном? – Миссис Синклер взглянула на нее поверх своего списка, первого, но далеко не последнего из тех, что она напишет за сегодняшний день. – Ты же только что встала.
– Где мой желтый совок? – Пиппу не так-то легко было сбить с толку.
– Я одолжила его ненадолго, – призналась миссис Синклер. Она знала, что была виновата. – Только чтобы посадить фиалки. Он в саду, в мешке с землей.
Пиппа недоуменно уставилась на мать.
– Хочешь сказать, он в грязи? – спросила она. – Мама, брать этот совок строго запрещено.
В ответ миссис Синклер уставилась на Пиппу. Теперь победить мог только самый упертый. И немного погодя миссис Синклер сдалась. Ведь Пиппа была грозной, даже если оказывалась неправа. В случае же правоты она пускала в ход всю силой своего непререкаемого авто ритета.
– Запрещено! – повторила Пиппа. – Он для птиц, и только для птиц.
– Он для птиц, – уступила миссис Синклер, взмахнув списком, словно белым флагом.
Пиппа распахнула дверь, ведущую на крыльцо, и окинула взглядом задний двор. Там, рядом с пучком фиалок, стоял мешок с землей. И, разумеется, над его глинистой поверхностью возвышалась желтая пластиковая ручка.
– Не круто, мам, – произнесла Пиппа.
Она поспешно вышла, рывком вынула совок из земли и постучала им о крыльцо несколько сильнее, чем требовалось. Затем открутила крышку с 18-литровой бадьи с птичьим кормом премиум-класса, которую всегда держала в тени сиреневого куста. Корм был очень вкусный, с добавкой семян подсолнечника. Пиппа несколько раз воткнула совок поглубже и наполнила стеклянную банку смесью орехов, семян и сушеных ягод. Затем отнесла ее на другую сторону сада и поставила у основания птичьей кормушки.
Теперь самое сложное. Кормушка висела в двух метрах над землей, а Пиппа была низковата даже для десятилетней девочки. Она взяла длинную ветку, раздвоенную на конце, и сняла кормушку с шеста. Опустив ее на землю, Пиппа наполнила контейнер семенами из банки, а затем поместила обратно на место. Руки тряслись от усилий.
– Давай налетай! – закричала она.
Девочка даже не осталась посмотреть, кто явится первым. Она и так уже опаздывала, а еще предстояло выяснить, какой подарок принес ей Отто.
Кто-то смотрит? Кажется, нет.
Пиппа подкралась к японскому клену, длинные ветви которого мели землю, как мягкие метелки.
Идеальный тайник. Она нырнула под листья и вытянула руку, нащупывая место, где два сросшихся корня образовывали небольшую выемку. Да, оно было там: что-то твердое, гладкое и небольшое. Пиппа положила вещицу в карман джинсов.
Из другого кармана она вынула половинку гамбургера, который остался со вчерашнего ужина. Он провел ночь в ящике для носков, поэтому его сплющило. «Для Отто это не имеет значения, – думала она. – Он не привереда». Девочка положила гамбургер в выемку между корнями и подалась назад, вылезая из-под дерева и вытирая ладошки о рубашку.
– Привет, Отто! Привет! – прокричала она в сторону леса, который начинался сразу за ее домом.
Теперь Пиппа опаздывала окончательно. Мистер Дойл, ее сосед, уже, должно быть, ждал ее.
– Съешь что-нибудь. Съешь хотя бы кекс, – ворчала миссис Синклер, пока Пиппа с шумом проносилась через кухню.
На кексы времени не осталось. Она пожует птичий корм по дороге в школу. Такое с ней иногда случается. Но покинуть дом, не проверив свои сокровища, она не могла.
Пиппа взбежала по лестнице в спальню и вытащила из-под кровати коробку для рыболовных принадлежностей. Крышка открылась со щелчком, и – вот они: все штуковины, которые Отто когда-либо оставлял для нее под деревом. Каждой драгоценности отведена отдельная ячейка. Здесь была россыпь пуговиц, латунных и пластиковых. Здесь были браслет со сломанной застежкой и серебряная подвеска в форме парусника. Здесь были тюбик бальзама для губ и несколько крышек от бутылок. Зажимы для бумаги и гладкие камушки, линза от очков. Ракушки и зеленый стержень для клеевого пистолета и три десятицентовые[1] монеты. Орехи и болты, сплавленные вместе оранжевой ржавчиной. Сережка.
Пиппа положила руку в карман и вынула оттуда утренний подарок.
– О, – выдохнула она. – О, Отто. Она безупречна.
Девочка провела кончиком пальца по безукоризненному изгибу фарфоровой ручки. К ней все еще был присоединен кусочек чайной чашки. Ручка и вправду была безупречна.
Глава 3
Пусть не суют свой клюв в чужие дела
Отто П. Арахис вырос в неволе, но благодаря усердному труду и прозорливости сумел стать свободной птицей. «Настоящего ворона не приковать цепями» – таково было его жизненное кредо, и он повторил его, бесшумно входя в свой собственный дом.
– В смысле, как я прикована к этой штуке? – отозвалась Люсиль из дальнего конца гостиной.
Отто подпрыгнул. Он не подозревал, что она проснулась и покачивала инкубатор, как колыбельку. Она что, поддразнивала его? Было похоже на то, но он не был уверен на все сто процентов. Они были практически молодоженами, и Отто еще только привыкал к ее шуткам.
Люсиль приободряюще посмотрела на него пронзительными черными глазами, и он расслабился.
– Как спалось, милый? – спросила она с любопытством. – Ты ушел еще до рассвета.
– Спасибо, я спал хорошо, – ответил он.
Отто по натуре был ранней пташкой. Но вот о чем Люсиль понятия не имела, так это о том, как много предрассветных часов провел Отто рядом со Стариком, который и сам не любил валяться в постели. Честно говоря, она не знала, потому что Отто не рассказывал. Он не был уверен, что ей придется по нраву то, как много времени он проводит в мастерской, занимаясь новыми изобретениями, особенно сейчас, когда они ждали появления на свет своего первого птенчика.
Разумеется, Люсиль знала, что Отто изобретатель. Шила в мешке не утаишь. Очень уж хорошо было свито их гнездо – Люсиль прекрасно это знала, ведь она сама его и свила, но именно Отто начинил его устройствами собственного производства. Он был изобретателем от бога, и именно это ей в нем нравилось.
Отто уселся на диван и пролистал журнал «Популярно о науке», который выловил из мусорного бака за магазином «Правильные покупки». И как только у кого-то из людей поднялась рука выбросить такое сокровище? Этого ему никогда не понять. Отто особенно понравилась статья о фильтрации моторного масла, и он перечитал ее несколько раз.
– Масляные отложения убивают двигатель, – пробормотал он себе под нос, переворачивая страницу.
– Долой их! – согласилась Люсиль.
Она слегка наступила на пружинный люк в полу, и тот со свистом открылся. Под ним оказалось отверстие, в которое она выбросила засохший виноград и луковое колечко – остатки вчерашнего ужина. Люсиль не церемонилась с объедками. Она захлопнула люк и прикрыла его циновкой из соломы.
– Какие планы на сегодня, любимый? – спросила она.
– Как обычно. Постараюсь не разнести район в пух и прах. – Отто не сообщил, что чуть позже позади мастерской будет проведен Величайший Эксперимент. Конечно, стоило бы, но он этого не сделал. – А у тебя какие на сегодня планы?
– Хммм, – медленно протянула она, будто хорошенько обдумывая вопрос. – Сперва я собираюсь найти птицу, которая хоть немного знает о том, как чинить инкубаторы.
Когда ее намек остался без внимания, она проявила настойчивость:
– Ведь наш инкубатор сломался. Сломался! Такими темпами мне придется самой высиживать яйцо.
Отто в это время с увлечением читал объявление о продаже двуручных гаечных ключей.
– Может, мне самой попробовать? – продолжила Люсиль. – Я ведь кое-что смыслю в расстройствах.
– Устройствах. У-стройствах. Никогда не называй их расстройствами, ведь они не имеют ничего общего с этим, – Отто вздохнул и закрыл журнал. – Что ты там собралась пробовать?
– Починить инкубатор, дорогой. Наше яйцо остывает.
Семнадцать дней назад Люсиль осторожно поместила яйцо в инкубатор, который разработал и собрал Отто. Обычные птицы сами высиживали яйца и не могли позволить себе отойти от невылупившегося потомства дольше чем на несколько минут. Но Люсиль была слишком современной, чтобы перенять эту традицию. И все же каждые четверть часа она переворачивала яйцо, и оно становилось холоднее. И никаких «если», «и» или «но» по этому поводу.
– Исключено, – сказал Отто.
Он пересек гнездо, чтобы проверить большую коробку, сколоченную из фанеры, собранной на городской свалке. Коробка стояла на четырех крепких ножках и имела смотровое окно. Простой поворот ручки раскачивал подвижную полку внутри, тем самым переворачивая яйцо. (Если этого не делать, кажется, из яйца мог вылупиться пустоголовый птенец, а на это Отто никак не мог согласиться.) Самой выдающейся частью устройства был находящийся сбоку бойлер, наполненный водой и нагреваемый небольшой керосиновой лампой. Нагретая вода текла по трубам, расположенным внутри коробки, и держала яйцо в тепле и уюте.
Конечно, открытый огонь – последнее, что ворониха согласилась бы иметь у себя в гнезде. Все птицы испытывали отвращение к домашнему отоплению, даже самые глупые. Лишь после того, как Отто продемонстрировал огнеупорные свойства коробки раз сто (он обшил ее тем же материалом, который порекомендовал Старику), Люсиль согласилась установить ее в доме. А теперь она и вовсе не могла без нее обходиться.
Отто тут же понял, в чем проблема. Он поднял крышку коробки и отрегулировал трубы.
– Так-то лучше, – сказал он яйцу, слегка толкнув его головой, нежно и, как он надеялся, по-отцовски. Мог бы отец так сделать? Ему казалось, что да, но он не был уверен.
Что вообще значит вести себя «по-отцовски»? Не то чтобы к яйцу прилагалась инструкция, да и журнал «Популярно о науке», как ни странно, молчал по этому поводу. Когда птенец вылупится, жизнь изменится, и эта мысль действовала Отто на нервы. Вдруг он не все сделает правильно? Вдруг он сделает все неправильно? Что ж, скоро птенец появится на свет, вот тогда-то он это и выяснит в уединении собственного гнезда.
Но выяснит ли он? К раздражению Отто их потомство пробуждало огромный интерес всех соседей. Настолько, что это практически превратилось в событие общественной важности.
– Пусть не суют свой клюв в чужие дела, – сказал он яйцу.
– Почему? Это яйцо не похоже ни на одно другое! – упрямо воскликнула Люсиль.
– Пора начинать брать плату за вход, – проворчал Отто.
Яйцо было на 50 процентов крупнее, чем среднестатистическое. Это было определенно яйцо ворона – продолговатое и синее в крапинку. Но оно было огромным. Отто в жизни не видел ничего подобного. Как и его соседи, которые не упускали ни единой возможности втиснуться в гнездо и потаращить глаза на эту штуку. «Это чудо! – говорили они. – Это знамение!»
– Разве мы донимаем соседей каждый раз, когда кто-то в интересном положении? – спросил Отто.
Люсиль хрюкнула от смеха:
– В интересном положении! Так еще кто-то говорит?
– Я говорю. В наши дни птицы стали слишком любопытны. Суют свои клювы туда, куда их не просят. Вечно что-то вынюхивают, – настаивал Отто.
– Ты такой старомодный, – сказала Люсиль.
– Я просто из тех птиц, кому необходимо личное пространство – парировал Отто.
– А мне необходим ты, – сказала Люсиль. Она нежно наступила ему на ногу и крепко ее сжала. – Спасибо, что починил инкубатор. Я волновалась за Эмброуза. Или Беттину, если это девочка.
«Она дала ему имя», – не без удовольствия подумал Отто. И все же у него из головы не выходил размер этой штуки. Ему это казалось неестественным, абсурдным. А что, если с ним что-то не так? Может, стоит накрыть его одеялом, чтобы соседи перестали судачить…
– Лю-Лю-Люсиль! – в окно просунулись черная голова и мускулистые плечи почти взрослого ворона.
– Перья мои подери! – ругнулся Отто себе под нос.
– Кристофер, дорогой, – пропела Люсиль.
Кристофер был ее младшим братом, которого она берегла как зеницу ока. Отто он раздражал. Сам не имея братьев и сестер (или, по крайней мере, ни одного, кого бы он помнил), Отто не мог взять в толк, как Люсиль могла настолько сильно заботиться о ком-то, кто не был… Отто.
– Доброе утро! Как поживает Картофелина? У вас все в порядке? – спросил Кристофер. Он относился к яйцу с нежной доброжелательностью будущего дядюшки.
– Все хорошо, – проворковала Люсиль.
Она повернула ручку, и они увидели, как яйцо аккуратно перекатилось на другую сторону инкубатора. Примерно с минуту все молчали. Затем Кристофер вспомнил о причине своего визита.
– Отто! – прокаркал он, его голос уже начал ломаться. – Старик Бартлби только что вышел из дома. Я подумал, ты захочешь узнать, – он подмигнул Люсиль.
Вот оно. Можно было считать, что день для Отто официально начался. Когда Бартлби выходил из дома, Отто тоже выходил из дома. Отто водрузил свой журнал «Популярно о науке» на журнальный столик и клюнул Люсиль в щеку.
– Буду дома к обеду, – сказал он.
– Не забудь принести какую-нибудь еду, – сказала Люсиль.
– Ладно, женушка, – откликнулся Отто.
С умным видом он вылетел через входную дверь. Опаздывать было нехорошо, и Отто П. Арахис никогда не опаздывал.
Глава 4
Грабеж среди бела дня
Пиппа и Отто жили в Долине Ид – месте, которое пахло в основном пшеничными отрубями и яблочным соусом. И неудивительно, ведь именно в этом городе производилось 83 процента всех отрубных яблочных кексов, продаваемых в Америке. По сути, здесь производили все виды кексов. Бывали дни, когда Долина Ид пахла черникой и простоквашей. Изредка доносились пары пюре из кабачков. А когда запускали производство кексов с двойной шоколадной крошкой, жители подолгу гуляли и просто наслаждались запахом.
Дома на улице, где жила Пиппа, опоясывали террасы, напоминающие старые удобные фартуки. У каждого дома имелся глубокий задний двор, скрывающийся за деревянным забором той или иной степени ветхости. В Долине Ид часто шли дожди – и дожди сильные. Запах дождя, гниющего дерева и кексов был пьянящим, стоило только к нему привыкнуть.
За забором дома Пиппы начинался небольшой лес, в котором росли ели, кедры и тсуги. Отто жил на Дугласовой пихте, с которой было видно крышу дома Пиппы и дома ее соседа Бартлби Дойла. Отто делил лес с совами, маленькими бурыми летучими мышами и банановыми слизнями, которые и сами были размером с бананы. Там же обитали несколько енотов, этих злобных агентов-разрушителей, которые займут важное место в этой истории (как и одна совершенно конкретная белка). Будто бы этого было мало, река, протекавшая через лес, стала домом для рыбы, больших голубых цапель и выдр.
Все это делало Долину Ид самым замечательным местом, где только могли провести свое детство девочка и ворон.
Отто спикировал со своего гнезда и приземлился на линию электропередачи, протянутую от дома Пиппы к дому Бартлби и далее вниз по улице. Оттуда он наблюдал за тем, как Пиппа вылетела из входной двери и поспешила к тротуару, где, ожидая ее, стоял Бартлби.
Пиппа не вложила свою ладошку в руку Бартлби, как делала это на протяжении многих лет. Она была уже слишком взрослой для этого. Пятиклассница была в состоянии дойти до школы самостоятельно. Ей не требовался провожатый, большое спасибо. Но им нравилось проводить каждое утро вместе, так зачем разрушать однажды установленный порядок? К тому же им было о чем поговорить.
– Вы не поверите, что принес мне Отто, – начала Пиппа.
– Рассказывай скорее, – откликнулся Бартлби.
– Ну, – сказала Пиппа, – вы же знаете, что в последнее время он оставлял кучу пуговиц?
– Уйму пуговиц! – поддакнул Бартлби.
– Сегодня утром я заглянула в тайник, – Бартлби был в курсе всех дел, – и оказалось, что он оставил мне чайную чашку. Точнее, самую лучшую ее часть. Вы не считаете, что лучшая часть чашки – это ее ручка? Лично я в этом уверена.
Так они прошли семь многоквартирных домов, обсуждая излюбленную тему – врановых.
Врановых, спросите вы? Да, врановых! Они были одержимы врановыми. Для Отто это не стало сюрпризом. Врановые были самыми умными животными на планете. Всем это известно. Сороки, вороны, грачи, галки, голубые сойки – все врановые. А вороны считались королями среди врановых. Сливками общества. Главными птицами.
«Ты лучший из лучших, тут даже спорить не о чем», – подумал Отто, гордо нахохлив свои блестящие перья на шее.
Он перелетал с одного столба на другой, не выпуская из виду своих друзей. Если только им понадобится его помощь, он тут как тут. К тому же на кону стояло угощение.
От дома Пиппы до ее школы протянулся длинный зеленый парк. Они с Бартлби могли бы сэкономить пятнадцать минут пути, срезав по траве. Но они этого не сделали. Вместо этого они прогуливались вдоль очаровательного забора с деревянными перекладинами, который опоясывал парк. Иногда сворачивали налево, в другие дни – направо. Но обходить парк было их многолетней привычкой.
Этим утром, как и в любой другой день, Бартлби вынул из кармана бумажный пакет и передал его Пиппе. Девочка открыла пакет, вынула один арахис (несоленый!) и положила его на первый столбик забора. Они пошли дальше вдоль забора, останавливаясь каждые три метра, чтобы водрузить очередной орешек. На углу парка они повернули направо и продолжили идти, пока не украсили каждый столбик на своем пути этим вкуснейшим угощением.
Отто наблюдал за ними с любовью. Он знал, что арахис предназначался для врановых, живущих по соседству. Как главная птица он имел право на свою долю орешков, которые лопал, как только раздавался школьный звонок. И только после этого местные вороны, сороки и сойки всем скопом налетали на забор и с удовольствием лакомились. Так было заведено в природе. И все уважали этот порядок.
Точнее, почти все.
Краем глаза Отто увидел, как комок серого меха выстрелил из-за куста, вскочил на столбик забора и соскочил вниз. Там, где секунду назад лежал арахис, было пусто.
Отто потряс головой, усиленно моргая. «Что это сейчас было?» – спросил он себя.
Затем все повторилось. Расплывчатое пятно проскакало по перекладине так быстро, что Отто глазам своим не поверил. Но пустой столбик был неопровержимым свидетельством. Кто-то стащил угощение!
К тому времени, как исчез третий орешек, Отто переместился поближе. Усевшись на ветку ближайшей сосны, он наблюдал за тем, как исчез четвертый арахис. На этот раз он смог опознать виновницу. Это была Марла – местный источник неприятностей, белка с сомнительной репутацией.
– Воровка! – прошипел Отто.
Это вовсе не убедило Марлу сбавить скорость. Она запихнула пятый орешек за свою порядком раздутую щеку и во весь опор понеслась к следующему столбику.
– Эй ты! – позвал Отто. – Держись подальше от этого арахиса!
Марла схватила шестой орех.
– Остановись немедленно! Прекрати эти противоправные действия! – прокаркал Отто с выпученными от гнева глазами.
Но Марла не остановилась и прикарманила седьмой орешек.
– Прекрати! – взревел Отто.
Он слетел с ветки и нацелился прямо на белку. Он выхватит арахис из ее лап, чего бы ему это ни стоило.
Но Марла оказалась проворнее. Она закинула орех за щеку, сбежала со столба и практически скрылась из виду, прежде чем Отто приземлился на перекладину. В последнем акте сего действа она повернулась и показала Отто до невозможности грубый жест. А затем ее и след простыл.
Глава 5
Бартлби забывает о самом главном
Отто немного посидел на перекладине, пытаясь осознать только что произошедшее. Марла, обычная белка, ничтожество, украла семь орехов. Семь! Да даже одного было бы слишком много. Арахис не для белок. Он для Отто (прежде всего) и других птиц. Никто еще не ставил под вопрос это негласное правило. Никому даже в голову такое не приходило.
С Марлой нужно что-то делать.
Солнце уже высоко поднялось над верхушками деревьев. «Время летит, как птица», – поду мал Отто. Высоко подняв голову, он с достоинством прошагал вдоль забора. Он надеялся, что никто не стал свидетелем открытого неповиновения со стороны Марлы. Неуважение разрушало общественный порядок. Отто жадно проглотил первый арахис, до которого добрался. Орех оказался прогорклым. Мало-помалу он взял себя в руки. Было много дел, которые нужно закончить до начала Величайшего Эксперимента, и мало времени, чтобы это сделать. Долг зовет.
Отто расправил крылья для взлета, решив на время выкинуть из головы все мысли о Марле.
Первой в списке его дел стояла тщательная проверка местных водостоков. Особое внимание он уделил ливнестокам. Их мог забить мусор, а когда это происходит, улицы затапливает: это хорошо лишь для лягушек и уток, но плохо для всех остальных. Отто доводилось вытаскивать из решетки, закрывавшей стоки, носки, сдутые футбольные мячи и комки листьев. Однажды он даже выудил оттуда грязный памперс.
Затем он проверил линии электропередачи, протянутые вдоль улиц. Бывало, что дети, едва ли старше Пиппы, закидывали на провода кроссовки и оставляли их там висеть, как серьги в ушах. Зачем они это делали? Зачем? Отто было невдомек, что могло заставить людей поступать так по-идиотски. Он взлетал на провода, ловко развязывал кроссовки и внимательно наблюдал за тем, как они падают на землю. Если время позволяло, он вытаскивал шнурки и помещал каждый ботинок в мусорный бак по другую сторону улицы. Вот что значит вести себя порядочно!
Сегодня ливнестоки и линии электропе редачи были чистыми. В любой другой день Отто переполнило бы приятное чувство выполненного долга. Пока животные с низким интеллектом сея ли вокруг себя разруху и хаос, Отто П. Арахис старался привести в порядок все, к чему прикасался. Вот что делало его главной птицей, если отбросить ложную скромность. Вот почему он был королем.
Впрочем, не в это утро. Отто его работа не принесла никакой радости. Абсолютно. Он все еще кипел от негодования. Голова раскалывалась. Он никак не мог перестать думать о Марле и украденных ею орехах. «Соберись, – думал Отто. Старик уже должен был вернуться. Пора».
Он полетел в мастерскую, где вырос и всему научился и куда возвращался почти каждый день.
Отто устроился под карнизом на подоконнике высокого окна. Из-за инцидента с Марлой он опаздывал, но был уверен, что Бартлби его дождется. Отто вгляделся через стекло и с облегчением обнаружил, что Старик уминает арахис. Он любил это лакомство не меньше самих воронов!
Боже, да у него из ушей вместо берушей торчит арахис в скорлупе!
Собственно, это и обеспокоило Отто, который наблюдал за тем, как его друг слоняется по мастерской. Как же он услышит, что Отто стучит в окно? Это был их условный сигнал. Постучав трижды, Отто давал Бартлби понять, что готов войти и приступить к работе.
Отто три раза постучал в окно своим клювом. Бартлби не отреагировал. Начиная нервничать, Отто постучал еще три раза. Никаких признаков того, что Бартлби его услышал. Отто продолжил долбить: три раза, шесть, двенадцать, сто раз. Никакого ответа.
Окна были сделаны из очень толстого стекла, это Отто прекрасно знал. Он скорее сломает клюв, чем разобьет стекло. Он перестал стучать.
Да уж, ну и ситуация.
* * *
Бартлби Дойл тем временем ходил по мастерской, не ведая о том, что над его головой раздается неистовый стук. Девяносто девять процентов его мозга было сосредоточено на одном: Величайший Эксперимент должен вот-вот начаться. Оставшийся один процент удивлялся тому, что Отто так опаздывает.
– Где же эта птица? – озадаченно пробормотал Бартлби. – Так опаздывать и именно сегодня!
Должно быть, вам интересно, почему он просто не посмотрел наверх. «Наверх! Посмотри наверх, Старик!» – должно быть, умоляете вы про себя или вслух.
Но в его защиту стоило бы подчеркнуть, что он прождал Отто целую вечность. Он вглядывался в окно в ожидании появления знакомого силуэта своего партнера и прислушивался к его стуку. Прошло уже слишком много времени, и Бартлби был весь как на иголках.
А еще ему было семьдесят восемь лет, так что можно простить ему нежелание тратить время впустую. Возможно, в запасе у него осталось не так уж много.
Бартлби поднял руки к ушам и поправил арахис, крутя его, как ручки на старом радио. Он аккуратно повернул орешки сначала вправо, затем влево. Это не был, как он полагал, его слуховой аппарат. Ранее этим днем он потянулся за крошечными акустическими устройствами, лежащими на его комоде. К несчастью, вместо них он схватил арахис. Легко ошибиться – такое могло случиться с кем угодно!
Но ошибка это была или нет, результат остался неизменен: Бартлби Дойл абсолютно ничего не слышал.
Он напевал себе под нос со все нарастающим возбуждением. Он не шел, а буквально летел к шкафчику, стоящему под окном, в которое Отто в этот самый момент бил крыльями. Бартлби открыл шкафчик и любовно посмотрел на летательный аппарат, свисающий с крюка. Старик щелкнул каблуками, у него даже закружилась голова от предвкушения.
– Ну вот, старина! – сказал он (и он действительно был стариной). – Пришло время броситься в омут с головой! Хм, не самое подходящее выражение.
Он посмеялся над собственной шуткой. Затем расстегнул свой мешковатый комбинезон, покрытый пылью и мусором после тысячи проведенных экспериментов, и бросил его на пол. Секунду он постоял там в своем древнем исподнем, борясь с угрызениями совести. Где же Отто? Он же пропустит все удовольствие от первого совместного полета! Бартлби взглянул на свои наручные часы и пожал плечами. Что ж, им предстоит совершить и другие полеты. Этот далеко не последний.
Старик снял летательный аппарат с крюка и просунул свои тощие ноги в то, что до недав него времени было его второй лучшей парой брюк (теперь огнеупорной). Задняя их часть была обита слоем поролона для пущего комфорта. Он натянул подтяжки на плечи и вышел на середину мастерской.
В этот момент Отто пришел в исступление. Если бы кто-то, человек или животное, сейчас увидел его, то испугался бы за его психику. Отто снова и снова бросался всем телом на окно, отчаянно желая, чтобы Бартлби перестал делать то, что он делал, и посмотрел наверх. Словно какой-нибудь пернатый предсказатель, он отчетливо видел надвигающуюся катастрофу.
Устраивать тестовый полет внутри мастерской? Предполагалось, что запуск произойдет с деревянной площадки, которую они соорудили позади мастерской! Старик что, окончательно свихнулся?
Но Старик вовсе не чокнулся. Просто он был в слишком возбужденном состоянии, чтобы соблюдать обычные меры предосторожности. Он внес небольшие изменения в форсунки промышленных канистр с перекисью водорода под давлением, которые были прикреплены к поясу из углеродного волокна по окружности штанов (на талии, выражаясь ненаучно). Затем он взялся за ручки управления, которые они с Отто сделали из легкого алюминия.
– По крайней мере, надень защитный шлем! – вскричал Отто, не в силах отвести глаз от неизбежной катастрофы.
Но Бартлби не надел защитный шлем. Это было последним, о чем он мог подумать в тот момент. Он закрыл глаза, представляя, как отрывается от земли и летит к облакам. У него пошли мурашки по коже при мысли о том, что он увидит, как Долина Ид простирается под ним подобно лоскутному одеялу. Он будет летать: пусть не на крыльях, как его любимые вороны, но, по крайней мере, рядом с ними!
Затем Старик глубоко вздохнул и повернул дроссель на правой рукоятке, высвобождая массивные потоки воздуха, которые подкидывали его все выше, выше и выше. Ох, слава богу, летательный аппарат работает! И прекрасно работает! Бар тлби взмыл вверх, сделав мертвую петлю, хотя и не собирался этого делать!
Он летел все выше и выше, он был уже под потолком. Вот бы Отто мог его сейчас видеть! Вот бы…
Вот бы то, что произошло следом… не произошло. Но это действительно произошло, как Отто и предполагал. Бартлби ударился черепом о стропила и рухнул на пол. Струйки сжатого воздуха окутали его тело густыми щупальцами. Когда они развеялись, а пыль осела, Отто увидел, что Старик лежит хрупким комочком такой же беззащитный, как вороненок, выпавший из гнезда.
Глава 6
Ты покорил меня своим «Привет»
– Дамы и господа, заводите свои моторы! Дрынь-дрынь! – Мисс Фёрбиш сделала вид, что завела мотор своего невидимого мотоцикла.
Пиппа смущенно посмотрела в сторону. «Типичная Мисс Фёрбиш», – подумала она. Эта женщина все время забывала, что учит пятиклассников, а не маленьких детей.
И все же Пиппа испытывала некоторый энтузиазм по поводу задания, в котором нужно было составить мозаику из слов. У них было сорок пять минут, чтобы написать о своем воспоминании, используя слова творчески.
Пиппа копалась в своих огромных чертогах памяти, где были и воспоминания об Отто. В конце концов, она знает его с тех пор, как он был еще неуклюжим голубоглазым птенцом. Пиппа наклонила голову и отсчитала годы назад. Ей тогда было семь лет, и она переживала сложные времена. По-настоящему сложные. Отто был единственным светлым пятном в те дни.
Она вспомнила, как чувствовала сердцебиение Отто, когда брала его в руки. Она сидела в мастерской мистера Дойла, прижавшись спиной к стене, и разрешала Отто ковылять вверх и вниз по ее вытянутой ноге. Его когти оставляли крошечные вмятины на ее бедрах, но не причиняли боли, как можно было бы ожидать. Напротив, Пиппе нравилось ощущать его коготки на своей коже. Каждый острый укольчик отвлекал. Это помогало ей не думать о том, что она потеряла папу.
– О боже, – еле слышно пробормотала она. Потеряла своего папу! И почему только люди говорят об этом в таких выражениях? Будто они с мамой пошли в магазин за продуктами и случайно забыли папу в отделе заморозки. Пиппа не забыла положить его на место, как какую-нибудь книжку, которую задолжала в библиотеку или солнечные очки. Теряют кошельки и рюкзаки или носки в прачечной. Но никто не «теряет» своих пап.
«Если кто-то и был потерян, – думала Пиппа, – то это я».
Она вспомнила, как однажды в Диснейленде отстала от родителей. Как это вообще случилось? Она не могла сказать с полной уверенностью. Но не успела Пиппа сообразить, как толпа увлекла ее за собой, а мамы с папой нигде не было видно. Она подумала, что, может, стоит вернуться к карусели, на которой они только что катались, но не могла вспомнить, что это была за карусель и где она находится. Все, что сперва казалось таким новым и увлекательным, теперь выглядело зловеще. Она почувствовала, что тротуар грозно вздыбился у нее под ногами, будто пытаясь подставить ей подножку. Пиппу начало тошнить. Она жадно глотала воздух, ее кожа похолодела. Но только девочка открыла рот, чтобы закричать, ее нашли. Папа взял Пиппу на руки.
– Куда это ты подевалась, Пиппстер? – дразнил он ее.
– Я не знаю, куда подевалась, потому что потерялась! – закричала она.
Это было самое страшное, что с ней случалось, до того дня, несколько лет спустя, когда они с мамой «потеряли» папу навсегда. Она все еще чувствовала тот ужас, если хотите знать правду, просто сейчас это ощущение накатывало на нее время от времени, а не каждый день.
Пиппа нарисовала схематичного ворона на бумаге для рисования. Лист был большим, добротным, так что ей было где развернуться. Она показала Отто во всей красе. По мнению Пиппы, это был момент приземления, когда его громадные крылья были все еще расправлены.
– Громадные, – произнесла она так громко, что Роберто, сидевший за столом напротив нее, поднял голову.
– Хорошее слово, – сказал Роберто.
– И правда, хорошее, – согласилась Пиппа.
Вы точно не смогли бы найти изъян в крыльях Отто. Она детально прорисовала маховые перья, затеняя их карандашом, пока они не стали выглядеть идеально.
«Пиппа, ты знала, что у воронов семнадцать маховых перьев, в то время как у ворон только шестнадцать? Подумать только, разница между вороной и вороном всего лишь в количестве перьев!» Это была лучшая шутка мистера Дойла, и он не упускал ни единой возможности повторить ее. (Для справки: если вы действительно хотите различить этих двух птиц, посмотрите на них сзади. Вороны распускают хвост веером. А хвост ворона больше похож на стрелку.)
Пиппа заострила перья на хвосте Отто стильным клином. Она закрасила ему глаза, которые, как у всех воронов, стали черными. Его когти, которые были очаровательно колкими, пока он был малышом, теперь повергали в трепет, и она воздала им должное.
– Что ты выбрала для своего восунка? – спросил Роберто.
– Для моего чего? – удивилась Пиппа.
– Восунка. Это воспоминание, воплощенное в рисунке. – Он слегка приподнялся на стуле и наклонился, чтобы посмотреть. – А, – сказал он, нисколько не удивившись, сел обратно и поднял свой листочек, чтобы показать Пиппе. – Я не настолько хороший восунист, как ты.
Пиппа даже не собиралась с этим спорить.
– Ты просто исписал весь листок «хррр…» и «пссс…».
– Знаю, – сказал Роберто. – Мой восунок о том, как я однажды очень хорошо вздремнул.
Пиппа рассмеялась. Она посмотрела на часы. Оставалось еще двенадцать минут. Сосредоточенно кусая губу, Пиппа начала писать. Узким, убористым почерком она писала по внутреннему контуру рисунка. Затем, закручиваясь по спирали, становясь все мельче и мельче, слова постепенно заполнили тело Отто.
Я собираю веточки и травинки и выстилаю ими корзинку на моем велике. Сегодня я беру тебя в твою первую поездку. Когда мистер Дойл положил тебя внутрь, мы поразились, насколько ты вырос. Ты еле влез! Ты сидишь прямо и смотришь то налево, то направо, пока я жму на педали и на полной скорости объезжаю квартал. Ты вылезаешь из корзины и усаживаешься на руль. Ты в полном восторге. Когда мы вернулись во двор, я остановилась, а ты нет. Ты расправил крылья и, оттолкнувшись, взмыл в воздух. Ты пролетел до самого почтового ящика! Я застыла, как статуя. У меня запекло в глазах, как будто я сейчас заплачу. Что, если ты не вернешься? Но затем ты повернул назад, дотронулся когтем до моей руки и сказал…
Она добралась до середины рисунка, туда, где должно было находиться сердце Отто. Там хватало места как раз для одного слова. Росчерком пера Пиппа вывела буквы п-р-и-в-е-т.
Глава 7
Это все от неумения общаться
Тем временем в мастерской Отто все еще сидел на подоконнике не в силах пошевелиться. Старик только что поднял свою безответственность на совершенно иной уровень.
Разумеется, Отто был свидетелем многочисленных аварий. А в некоторых даже сам поучаст вовал. Изобретательство – дело рискованное. Без опасностей тут никак. Они с Бартлби становились виновниками взрывов, вдыхали вредные пары, а однажды даже построили большой – размером с человека – воздухопровод, который вышел из строя весьма эффектным образом. А еще Барт лби годами пытался научиться летать. Они провели множество экспериментов и регулярно терпели фиаско.
«Что ж, он не вчера родился», – успокоил Отто сам себя. Он уже видел, как Старик пренебрегал техникой безопасности, и увидит это снова. Сейчас он мало чем мог помочь – оставалось только ждать, когда Бартлби очнется. Если верить опыту, это займет примерно час. Отто решил тем временем слетать домой и посмотреть, не нужно ли что-то Люсиль.
Но сперва он, вопреки здравому смыслу, сделал крюк по району и полетел через парк, чтобы снова посмотреть на место преступления Марлы. Он вспомнил ее грубый прощальный жест, и в нем снова вскипела ненависть, сменившаяся желанием отомстить. Более того, оно усилилось многократно.
Он этого не потерпит. Он не мог себе этого позволить.
К тому времени как Отто добрался до гнезда, он кипел от гнева. Он открыл дверь пинком. Люсиль, испугавшись, застыла, успев перевернуть яйцо только наполовину.
– Что случилось? – спросила она. – Ты выглядишь расстроенным.
– Неужели? – съехидничал Отто, протопав к дивану и усевшись на него. – Правда? Ты знаешь эту белку, Марлу?
– Не особо, – призналась Люсиль. – То есть я знаю, кто это, но мы не общаемся.
Отто остро зыркнул на нее. Она что, снова над ним подтрунивает? Разумеется, вороны и белки не общаются. Сама мысль об этом казалась ему смешной.
– Марла, – сказал он, – плюнула мне в душу.
Затем он рассказал о том, как она стащила арахис.
– Она поступила из ряда вон, – сказала Люсиль. – Ты имеешь полное право сердиться. Я бы тоже рассердилась. Но вряд ли это единственная причина того, что у тебя перья на хвосте в трубочку свернулись.
Отто замолчал. Его жена была проницательна, и мало что могло ускользнуть от ее внимания. Было бесполезно пытаться что-то скрыть от нее. И все же Отто не мог заставить себя рассказать, где был этим утром, точнее, где проводил почти каждое утро. Он не мог рассказать ей, что натворил Бартлби.
«Зачем ты проводишь столько времени со Стариком? – спросила она его однажды. – Ты счи таешь, что чем-то ему обязан?» Вполне справедливое замечание. В конце концов, это Бартлби подобрал Отто в лесу, когда тот выпал из родительского гнезда, лысый и уродливый, как гаргулья. Старик выкормил его беконом и поил ананасовым соком из пипетки. Он спас Отто жизнь.
«Дело вовсе не в том, что я чувствую себя обязанным», – ответил тогда Отто.
В мастерской Отто мог быть самим собой. Здесь ему в голову приходили фантастические идеи. Он любил науку, любил изобретать вещи. Плюс не так-то просто быть главной птицей в Долине Ид, а в мастерской он мог не волноваться об управлении районом. А главное, он мог не волноваться, думая о том, как изменится его жизнь после того, как вылупится птенец.
Но так как он не знал, как объяснить все это Люсиль, то решил вообще ничего не говорить.
Люсиль закончила поворачивать ручку, и яйцо в коробке аккуратно перевернулось на другую сторону. У нее болели плечи. Она чувствовала себя так, будто не отходила от инкубатора целую вечность и еще один день.
– Что ты принес на обед, милый?
Отто этот вопрос застал врасплох. Обед? Как только его жена могла думать об обеде после всего случившегося? Затем он почувствовал себя сконфуженным и с сожалением вздохнул. Пристыженный, Отто разглядывал собственные ноги.
– Я забыл про обед, – наконец признался он.
Утро было окончательно испорчено.
– Ты забыл про обед! – повторила Люсиль. Обычно она была довольно покладистой, но даже ее терпение было на исходе. – У меня есть идея. Почему бы тебе не слетать на свалку и не провести немного времени с друзьями? Ты не виделся с ними уже несколько дней.
– Это потому что они идиоты, – сказал Отто.
– Они не идиоты! – парировала Люсиль. – Тебе нужны друзья, Отто! Отправляйся на свалку! Пожалуйста! И, крылья мои подери, принеси мне что-нибудь поесть!
Глава 8
Это место – просто помойка
Городская свалка была знаменитым местом сборища врановых, которые не были привередливы в вопросах еды. Для соек, грачей, ореховок, сорок, ворон и галок, обитающих в Долине Ид, свалка была раем на земле. Бесконечным шведским столом. Соблазнительным Эдемом.
Кстати, еда – не единственное, что влекло их сюда. На свалке просто было весело. Горы зловонного мусора, возвышающиеся над домами. Ворона могла бы часами кататься по склонам, используя крышку от кофейной банки вместо санок. Эпичные игры в прятки были обычным делом, как и игры в захват флага, вместо которого использовали выброшенные носки и шейные платки. Метание жестяных банок в последнее время перестало пользоваться популярностью, после того как молодой голубой сойке зарядили в глаз крышкой от бутылки. Но ребятня все еще предавалась запретному занятию, когда родители не видели.
Отто подлетел к свалке с востока, паря в теплом потоке воздуха, пока искал знакомых птиц. Он был выдающимся пилотом и даже мог летать вверх ногами, хоть и редко так делал. В то время как обычные вороны делали одно сальто в воздухе, Отто мог перекувырнуться трижды. Но какой в этом был смысл? Ему незачем кому-то что-то доказывать. Он летал кругами, пока не заметил Сухарика, которого было легко различить в толпе благодаря самой толстой вороньей голове, какие Отто когда-либо видел.
– Отто П. Арахис! – закричал Сухарик, когда Отто приземлился рядом с ним. – Единственный и неповторимый! Он удостоил нас своим присутствием! Возрадуйтесь, Арахисовые Братья!
Это приветствие было встречено гиканьем и улюлюканьем со стороны остальных членов компании. Они частенько называли себя Арахисовыми Братьями, потому что, как они подозревали, это бесило Отто, и они были правы.
Отто проигнорировал Сухарика и вспрыгнул на сломанный стул, осматривая свалку и складывая крылья.
– Отлично выглядишь, Оттоманка, – заметил Фиаско, роняя бурый стебелек сельдерея, с которым он играл. У Фиаско, крошечной вороны, не хватало нескольких пальцев на левой ноге.
Его Отто тоже предпочел проигнорировать.
– Сто лет тебя не видели, – произнес Жак.
Это приветствие Отто удостоил легким кивком головы. Для галки Жак был довольно интересным малым, вот только иногда было тяжело разобрать его канадско-французский акцент. Ему не повезло сбиться с курса во время ежегодной миграции, и теперь он жил сам по себе, обосновавшись в трубе дымохода. Жак был космополитом по натуре, и именно этого не хватало местной свалке. С другой стороны, иногда он вел себя так же глупо, как и остальные.
– Н-да, прошло уже, типа, несколько недель, – заметил Бандит.
– Меня не было два дня, – сказал Отто.
Бандит намекнул, что ему, в общем-то, все равно. Он крутанул бриллиантовое кольцо, которое носил на лодыжке вместо браслета, заставив его сверкать в свете солнца. Отто с отвращением отвернулся. Сердце какой-то женщины в Долине Ид было разбито из-за того, что обыкновенная сорока умудрилась стащить ее обручальное кольцо.
Да, Бандит брал все, что плохо лежит. Такова уж природа всех сорок.
– Как поживает твоя миссус? – спросил Сухарик.
– И кг’ошечное ёф[2]? – добавил Жак. (У Отто были ограниченные познания во французском, но он уже давно догадался, что «ёф» значит «яйцо», и был абсолютно прав).
– Как поживает огромное ёф? – прокаркал Фиаско. – Вот что я хочу знать!
– Огромное ёф! Огромное ёф! – захихикал Бандит. Когда он больше не мог сдерживаться, то повалился на землю и стал кататься от смеха.
Отто покачал головой.
– Сам ты огромное ёф, – тихо пробормотал он, особо ни к кому не обращаясь.
Что вообще он тут делает? И почему его ёф действительно такое возмутительно огромное? Они с Люсиль что, собираются вырастить монстра? Что именно вылупится из этого яйца через несколько дней? «Выше голову, – сказал он сам себе. – По крайней мере, у тебя есть миссус и ёф, а это намного больше, чем то, что есть у этих клоунов».
Это была чистая правда. Невозможно было отрицать, что Отто многого добился для такой молодой птицы.
Вороны растут с невероятной скоростью. Как и все врановые, особенно если сравнивать с человеком. Если бы человеческие родители выставили своего годовасика за дверь и заставили его спать в саду, к ним бы пожаловала полиция. Но родители-врановые постоянно так делают, и никто не говорит ни слова против! Двухлетний человеческий малыш не способен сам почистить зубы, в то время как двухлетний врановый обязан сам добывать себе пропитание. Пока трехлетние люди заняты тем, что падают со своих трехколесных велосипедов, трехлетние врановые готовы жениться и остепениться. По крайней мере, нормальные врановые.
Но Арахисовые Братья не были нормальными. Они были полной противоположностью нормальности, по мнению Отто. Целыми днями они торчали на свалке, поедая все, на что могли наложить свои когти, и хохотали, как стая гиен. Они были безответственными. У них не было работы. У них не было девушек, ни у одного из них, включая Бандита, который (как Отто нехотя признавал) был симпатичным, когда держал клюв закрытым.
По мнению Отто, они были всего лишь кучкой неудачников. Социальными отщепенцами. Разумеется, у него выдалось кошмарное утро, и он был не в настроении строить из себя добряка. Справедливее было бы сказать, что Сухарик, Фиаско, Жак и Бандит просто еще не раскрыли свои таланты. Но с какой стороны ни глянь, они сильно отставали от графика.
Отто кисло наблюдал за тем, как Сухарик разломал черничный кекс на крупные кусочки. На свалке часто появлялись по той или иной причине отбракованные фабрикой, но все еще довольно хорошие кексы. Если, конечно, получится проглотить их. Зачастую они были слишком сухими, чтобы их можно было разгрызть. Но Сухарик нашел решение этой проблемы. Он просто опускал кексы в любую лужу, которую мог найти, и ждал, пока они снова станут съедобными. Отто полагал, что именно так он и получил свое прозвище, если только родители не были настолько тупоголовы, чтобы на самом деле назвать сына Сухариком. Как бы то ни было, Сухарик решил проблему черствых кексов и заработал себе этим соответствующую славу.
– Тоже мне бином Ньютона, – пробормотал Отто себе под нос.
Жак лукаво взглянул на Отто своим белым глазом.
– Ты выглядеть чег’нее тучи, мон ами[3]. Что случиться? – спросил он.
Отто покачал головой. Как вообще можно объяснить все, что произошло? Он определенно не собирался рассказывать им об утреннем инциденте.
– Как пг’одвигаться г’абота с Баг’тлбу? – сделал еще одну попытку Жак.
– С Бартлби, – поправил его Отто.
– Бартлби, Шмартлби, – сказал Фиаско. – Что вы там опять напридумывали со Стариком?
Друзья Отто знали, что они с Бартлби работают вместе в мастерской позади дома Бартлби. «Но,