Читать онлайн Путешествие в пространстве и во времени. Ближняя и дальняя родня, события, люди бесплатно
Рецензент Станислав Николаевич Некрасов, д.ф.н., профессор УрГАУ
Рецензент Фонд имени П.П. Бажова
Рецензент Сергей Александрович Тютюков, д. п. н.
Компьютерная верстка Николай Сергеевич Ясинский, к. г. н.
© Вадим Владимирович Егоров, 2023
ISBN 978-5-0051-9914-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В этой книге рассказывается не только о Екатеринбурге, но она посвящается нашему городу, его предстоящему 300-летию
Об авторе и его книге
Да он и вправду путешественник во времени и пространстве! Люди, целые картины былого и сущего оживают на этих страницах. Вот, вглядитесь, Екатеринбург восемнадцатого века, а это век двадцатый начинается, вот земля тамбовская довоенной поры, Москва и Подмосковье, и много советского Свердловска, вятские края и снова Екатеринбург, уже наших дней. В Екатеринбурге пока не был, посещу теперь. В книге довольно много неизвестных событий, фактов, которые кроме автора никто не знает или уже не знает. Написано искренне, обнаженным сердцем, можно сказать. Он отлично понимает и чувствует людей, поэтому даже и нам, совсем недавно знакомым ему людям, он дал те или иные части текста, учуяв наш интерес к мемуарам, генеалогическим изыскам, биографиям, семейным хроникам. И мы, польщенные таким доверием, пустились вслед за автором в путь по Екатеринбургу-Свердловску, по временам и губерниям, городам и селам… и явно не прогадали.
Вадим Егоров вовсе не сухой профессор-доктор (или не всегда таков), а прямо-таки художник слова. Он явно перескромничал, характеризуя себя где -то в конце книжки едва ли не как дилетанта. Всё написано крепко и главное – интересно, не оторвешься. Это новый жанр прозы рассказывать живо, увлекательно не об одном роде или даже двух, а о целой совокупности переплетающихся родов. Ведь у каждого из нас уйма родственников по разным линиям, только мы их, как правило, большей частью не знаем. И он не знал, а вот узнал, взял и раскопал, оживил всё вокруг. Тяжело читать чужую генеалогию, а здесь не тяжко, интересно очень. Этот «конгломерат родов» (В. Егоров) включает в себя и весьма известных личностей, самые разные сословия: дворяне и купцы, мещане и почетные граждане, священники и крестьяне, казаки, военные. О ком -то вскользь, о ком-то или чем-то подробнее, очень много фотографий, есть графические и живописные портреты, помогающие повествованию.
Автор сделал своим родственникам щедрый, даже царский, подарок, создав заодно некий «путеводитель» по родственным связям. Если с кем и не встретятся лично, так хоть узнают друг о друге. А нам, кто автору не родня, он преподал полезнейший урок, некий мастер-класс как обстоятельно и нескучно написать о своих пращурах и родственниках.
Повторюсь, что по сути это новый жанр в литературе, родоведении. И данная оценка – не преувеличение. Прочитайте эту книгу обязательно, да только не по диагонали, а по-настоящему (можно вслух, семейным кругом) и сами подтвердите для себя мои слова. Найдутся, поди-ка, и критикующие, а куда ж без них.
В общем впечатление от книги самое хорошее, мы о ней еще услышим, всем рекомендую прочитать. Доброго здоровья и полезных, интересных жизненных событий! Спасибо за внимание!
А. Сомов, краевед, журналист, Марсель, Франция
Вместо введения
Идет время, сменяются поколения. Недавние, казалось бы, дети, юноши и девушки взрослеют, становятся главами семейств, людьми немолодыми. Часто хочется поймать мгновенье, открутить пленку жизни назад. Хотя и будущее по -прежнему интересно, любопытно. Родные лица, судьбы, эпизоды жизни приходят к нам из глубин памяти. И свыше, каким-то озарением. Как в песне: всё, что было не со мной -помню. А наши дети, они -то так могут? Иногда становится страшно, что семейные фото, рассказы и предания для них – своего рода просто мелькание, да некий информационный шум. Что они не рассмотрят тех лиц, которые для нас драгоценны, не поймут былей и воспоминаний, потрясавших нас или наших родителей до глубины души. Как передать им то, родное. То что пело, то что млело… «Родовое древо» – это в лучшем случае просто схема, а дальше? Вряд ли само по себе древо может высечь искру в начинающей жить душе, катарсическую мурашку, бегущую по спине. А если этого недостаточно, то надо экспериментировать, не тупыми как табуретки словами, а как -то по -другому. Они, наши дети и внуки, проживут и без наших «розовых соплей», но ведь нити сокровенного, соединяющие молодого человека с его родом, придают ещё жизненных сил, удовольствий (да да, и удовольствий), усиливают самоидентификацию «я есмь я». В общем, очень хочется попробовать передать детям и внукам знание о нас, о роде в живом, трепетном виде. Заодно – и самим вспомнить прошлое, дабы лучше постичь настоящее и грядущее. И ещё… собрать нынешнюю дальнюю и ближнюю родню воедино. Не так уж трудно (хоть и тоже важно) написать об одном роде, об одной фамилии, но ведь каждый из нас генами, душой и телом погружен в целый конгломерат родственников с разных сторон… И почему бы их поначалу хотя бы заочно не познакомить друг с другом? Насколько ухватывает глаз этих ближних и дальних, кровных и не совсем родственных связей как по горизонтали нынешнего времени, так и по вертикали лет и веков, времени исторического.
Глава первая. На далекий Урал
Небо словно разламывалось ударами молний, гром сотрясал все вокруг, дождь шелестел по соломенной крыше. Леонтий Агапович Жуков сильно занемог, лежал под рогожей больной и с печалью осознавал, что силы уходят из тела и вряд ли он уже встанет. «Василиса!» – хриплым голосом позвал он жену. Та подбежала к нему, пытаясь выглядеть как обычно веселой, уверенной, хотя от жара и сильного кашля мужа почти не сомкнула глаз. «Что, Левонтьюшко?» – спросила Василиса Никитична. «Кваску б немного», – попросил Леонтий. Она зачерпнула из жбана деревянную кружку и поднесла ему. Он выпил и замолчал. Уходит жизнь, такая вот горькая правда. Василиса всхлипнула, утерла передником слезу, но тут же взяла себя в руки, приступив в темноте раннего утра под раскаты грома к обычным домашним делам. Господи, неужто жизнь с Левонтьюшкой кончилась? Хорошо хоть, что дети взрослые, самостоятельные люди. Федор только вот блажит, хочет ехать на север, куда-то в Уральские горы, наняться в мастеровые на железоделательный али еще какой завод. Ну да и пусть, если что. Эх дети, дети, боязно за вас материному сердечку-то, хоть и взрослые вы давно. Днем дождь стих, заиграло солнышко, а болящему стало только хуже.
Надо звать священника, да только не пойдет, поди-ка в дом старовера. При батюшке Леонтия – Агапе Осиповиче все это началось, что нынче расколом кличут. Никон патриарх стал править старые священные книги, кои прежде Иван Грозный править строго запретил. А теперь трехперстие и четырехконечный крест в одном ряду с осьмиконечным и крестный ход идет не по ходу солнышка с востока к западу, а наоборот. Господа Исуса приказано теперь с двойной буквицею «и» писать зачем-то. Гордыня это всё Никонова, захотел вровень с самим осударем быти, а то чай и выше. Вот прогнали его, сослали, но сделанное им осталось. Священник всё же пришел, причастил и соборовал Левонтия Агаповича, давнишнего своего знакомца. Перекрестил умирающего по старому, двумя перстами. Вся семья и родня собралась в доме Леонтия и Василисы. Леонтия уважали. Одно время он был даже помощником иконописца в Троице -Сергиевом монастыре, на землях которого и была расположена между Владимиром и Москвою деревня Кибирево. Вечером Леонтию Агаповичу стало еще хуже, он проговорил: « Живите дружно», – хотел еще что -то добавить, да только шевельнул губами и отошел в мир иной. Восьмидесятое лето приближалось ему. Добрый был человек.
В семьсот тридцать шестом году по Владимирщине прошел сыск – выявляли раскольников. Подвергали наказанию кнутом, понуждая отречься от старой веры, заставляли отныне раскольников платить подати вдвое больше. Говорят, кого -то и сжигали, хотя скорее всего сами поборники древнего благочестия всходили на костер, не желая жить в осрамленном миру. Вот тогда -то подхватил жену, сынишек Федор, сын Леонтия и с несколькими такими же земляками на санях отправились на Урал.
До Екатеринбурга добрались под Рождество, пока это крепость и завод на реке Исеть, начатая при Петре и названная именем жены его Екатерины, но будет настоящий город. Построены Екатеринбургский железоделательный завод, плотина и Монетный двор для чеканки медной монеты в казну. Ровные ряды бревенчатых домиков. Народ, конечно, в основном простой, но неплохой. Что спросишь -ответят. Как, робятки, до начальства добраться, на работы попроситься? Работал Федор Леонтьевич мастеровым на заводе, познакомился с тезкой отца искусным плотинным мастером Леонтием Злобиным. Сын Яким стал потом тоже вместе с батюшкой на Монетном дворе работать по вольному найму. Нефёдко сын свою рыболовную артель сробил. В ревизской ведомости Екатеринбургской слободы 1747 года, проведенной по наущению Василья Никитича Татищева, записаны Жюковы Феодор Леонтьевич 55 лет (1692), его сын Яким 25 лет (1722) и Нефёд 23 лет (1724) (РГАДА ф. 350, оп. 2, д. 899). С Татищевым и де Генниным они не виделись. Татищев, тайный советник, на шесть лет старше Федора, еще недавно был Астраханским губернатором, живет в отставке под Москвой, нездоров, страдает одышкой. Все здесь очень неплохо, только вот весной и осенью особенно грязи много, так это можно пережить. Вот и домик завели. Нефёдко парень упорный, собрал парней в Исети неводами рыбу ловить да на базаре продавать. Того и гляди развернется так, что со временем в купцы выйдет. Парень работящий и оборотистый, кто -то виршу даже о нем сложил: « Знамо дело, наш Нефёд всё, что хошь принесёт». О как!
И ведь стал купцом Нефёдко, торговал рыбой и мясом. А потом и сын Нефёда – Спиридон Нефёдович Жуков, родившийся в 1757 году, унаследовал дело и звание своего родителя. Крепкий хозяин и человек упрямый, довольно крутого нрава, многие его хоть и побаивались, но дела общие вели. Потому как купеческое свое слово он всегда держал. Любил посидеть в трактире, работников угощал и сам с ними по душам поговорить не гнушался. Матушку Екатерину и Суворова уважал. Дела у него шли хорошо, но в восемьсот пятом он закупил товару, оказавшегося порченым. « Ну как на меня, тертого калача, затмение -то нашло. Почувствовал, что у тех заезжих молодцов мясо вроде как с душком, а потом с приказчиком решили, что показалось. Ан не показалось». Потом еще одна похожая история. Этот крепкий, сильный человек сильно загоревал. И в том же восемьсот пятом году умер от апокалиптического удара. Накинув зипун, вышел на крыльцо проводить гостивших у него давеча друзей, помахал рукой и упал ничком.
Екатеринбург, плотина р. Исеть. 1780-е
Иногда по такому вот поводу люди могли грустно хохотнуть: « Кондратий хватил!» А у Спиридона Нефёдыча Кондратий – любимый сын, надежда. Кондратий Спиридонович Жуков -совсем еще юноша с ясными глазами и розовыми щечками, родился в 1787 году, осемнадцать годков. « Прости, сынок, что весь почти капитал твоего наследства на оплату батькиных долгов ухнется. Вроде и помнил я о черном -то, дне, ан не знал, что он так нагрянет», -прохрипел, умирая, Спиридон Нефёдыч. Кондраша отца схоронил, долги заплатил, хоть и не сразу. Но легко попасть в аховое положение, да нелегко из него выбраться, опять началась тряска в торговых делах. Пришлось из гильдии уйти и гордое звание «екатеринбурхскаго купца» сменить на более простое -мещанина. Обычного горожанина, иначе говоря. Парень хороший, грамотный, с людьми приветливый и в делах обязательный Кондраша был уважаем почти всеми, с кем имел дело. Жертвовал деньги, хоть и немного их было у него, на строительство Рязановской церкви, на нужды армии в 1812 – 14 годах и другие полезные дела. В купцы не лез, а мясом и скотом торговать у него получалось. Тот же Яким Меркурьвич Рязанов его и семью его уважал, вместе строили свои дома на новой улице Сухаревской, где Кондратьевич Спиридонович построил дом под номером один, двухэтажный полукаменный, с красивым небольшим садом. Восьмого мая 1822 года был объявлен именной указ государя императора Александра Первого « О замещении гражданских должностей по городу Екатеринбургу». В 1823 году Кондратий Жуков был избран депутатом Екатеринбургской городской Думы от мещан. Вот, как говорят, и не знаешь: где найдешь, где потеряешь. Депутат, шутка ли. А всего -то в то время было в думе три депутата – Тихон Гилёв, Кирила Сурин, Кондратий Жуков, да городской голова Лука Тарасов. Депутаты в ту пору и потом назывались « гласными», поскольку были голосом (» гласом») общества.
Поутру 25 сентября 1824 г. город посетил государь. Александр Первый Благословенный! Накануне Дума именно Кондратию поручила трудную, но ответственную задачу подготовить улицы, заведения города к высочайшему визиту. В летнем возке носился депутат по городу, убеждая и принуждая всех -от простых дворников до генералов привести все территории в надлежащий вид. « Ваше превосходительство, ей-богу, – смотреть на эту авгиеву конюшню глазам и сердцу больно.
«Посещение Александром I Исетского завода в 1824 г.», худ. А. И. Корзухин
А увидит такое государь, так это ж нам с вами останется только скрось землю провалиться», – увещевал иных Кондратий Спиридонович. В конце концов город был прибран и почти блестел, а гласный городской думы Кондратий Спиридонов Жуков был в числе представленных государю и говоривших с ним о городе и радостной встрече на уральской земле. Вместе с царем посетил Кондратий наших староверов и побывал на Нижне-Исетском заводе. С царем были генерал Дибич и младший его брат царевич, владелец завода корнет Яковлев, а Никита Зотов рассказывал о заводе, перемешивая интересные практические данные с лестью в адрес государя и безбожным восхвалением самого себя, своих заслуг в процветании завода. Город принаряженный государю понравился, он городу тоже. Мост, по которому Александр Первый проехал, стал называться Царским. Он сначала деревянным был, а каменным стал позже.
До 1826 г. Жуков был депутатом городской думы. Но и позже общественными делами занимался с охотой. Знания свои и умения он, как мог, передавал сыну Михаилу. В 1853 году он занемог и в 1855 -м преставился. С 1853 года Михаил Кондратьевич Жуков в доме на улице Сухаревской 1 стал вести дневник, точнее -небольшие дневниковые записи о погоде, расходах и некоторых хозяйственных делах. Дружил с сестрой своей Екатериной Кондратьевной. В 1857 г. женился на девице Аграфене Яковлевне Андреевой, в этой браке рождались и во младенчестве умирали дети. Но двое выжили – дочь Александра Михайловна, р. 11 марта 1860, в замужестве – Соколова. И сын, Венедикт Михайлович Жуков, р. 4 марта (по ст. стилю, 16 по новому) 1861, отец бабы Веры.
Из записей Михаила Кондратьевича: «В 1869 году не было снегу до декабря 19 числа». И потом: «1874 года, 1 июня родился подаренной жеребёнок, шерстью карей, на шее у обоих плеч чёрная шерсть. Подарен пятого марта 1875 года, грива на праву сторону».
Время шло, дети стали взрослыми людьми. Михаил Кондратьевич был зарегистрирован в городе как «фабрикант, патент №2 (мясная торговля)». 23 января 1877 года Александра Михайловна Жукова вышла замуж за Михаила Павловича Соколова. Мущину видного, из семьи доброй. И есть их с мужем фото, наверно 1885 года работы В. Л. Метенкова. На фото сидит и Михаил Кондратьич Жуков, хотя фото старое и уже нечеткое, не исключено, что это отец мужа Павел Екимович Соколов. Родители молодых – Жуков и Соколов дружили, оба торговали на Главной Торговой площади, корпус 20, у Жукова с сыном торговая точка №7, у Соколова с сыном -рядом. В 1887 г. совсем молодая, 27 лет, Александра Михайловна Соколова (урожд. Жукова) захворала, да померла. Упокой, Господь, ея душу чистую. В то время такое случалось нередко.
Глава вторая. В Екатеринбурге и на Чусовой
Венедикт Михайлович Жуков с отцом по делам ездили на реку Чусовую, в Уткинский завод, в Старую Утку (Демидовскую). Места чудесные, прям сердце поет. Здесь жили Лев Григорьевич Чепелев, р. 1825 и Анастасия Васильевна, р.1832, урожденная Филиппова с дочерью Анной, р. в июне 1869. Вроде и простые люди, да не совсем, грамотные, обстоятельные. А главное -давно знакомые и родные по вере. Их предок Зотей Андреевич Чепелев, родившийся в 1692 г. вятской деревне Кулиговской Подрельской волости Хлыновского уезда с семьей (сын Осип, р. 1710) тоже по причине притеснений в вере приехал в Невьянск на демидовский завод, о чем записано в переписи полковника Ф. Толбузина за 1733 год. В первой трети девятнадцатого века отец Льва – Григорий Семёнович Чепелев (1802 -1840) переселился в Уткинский завод. Владельцы завода после неудавшейся осады Утки частями Емельяна Пугачева решили укреплять, так сказать, кадровый состав не вполне благонадежных (и отчасти сочувствовавших самозванцу) уткинцев молодыми невьянцами. Так и прошли эти годы, Чепелевы стали коренными уткинцами.
Двадцатипятилетнему Венедикту сразу понравилась красивая и положительная Анна, с русой косой и ясными глазами. И голос у неё хороший. 8 января 1886 г. Венедикт Михайлович и Анна Львовна поженились. Отец ее, жаль, не дождался свадьбы дочери, умер 16 ноября 1885. Тридцать шесть лет прожили вместе родители Анны, сочетавшиеся браком в 1849 г. в Никольской церкви Уткинского завода, оба единоверцы, первым браком. Тогда мама Анны была семнадцати лет от роду, из раскольников, дочь мастерового Уткинского завода уроженца здешней деревни Шани Василия Филиппова (предки были туляки), поручителем по невесте был брат ее Пётр Васильевич Филиппов. Родился 26 февраля 1850 у родителей Анны сыночек Фёдор. Об этом сохранилась запись в метрической книге Никольской церкви (ГАПК ф.37, оп.3, д.174, л.53), но сыночек вскоре помер. Такое горе! Заказали местному иконописцу и родне Василию Филатову (помогал и сын Трефилий, впоследствии « уральский Рублев») икону их письма « Утоли моя печали» сначала маленькую в медном окладе, а затем большую, в окладе, расшитом жемчугами. В 1855 г. в семье снова народился сынок и снова он был назван Фёдором. Через полвека он вместе с матерью Анастасией Васильевной Чепелевой числятся в переписи как владельцы мануфактуры. И еще сын в семье, Иван Львович Чепелев, вроде бы 1870 года рождения, тоже стал потом предпринимателем. Сын уже второго Федора – Кирилл Фёдорович Чепелев, р.11 марта 1890 г. в старой Утке, окончил техническое училище, затем в 1916 в Омске школу прапорщиков и служил офицером в царской армии, весной 1918 г. его следы для нас теряются.
В Екатеринбурге у Анны Львовны и Венедикта Михайловича Жуковых на улице Сухаревской дом №1 родились три дочери. Вера Венедиктовна, любимая прабабушка Вадима, автора этих строк, родилась 14 сентября 1892 года. Она хорошо помнила свою молодую добрую маму, плитки хорошего шоколада в буфете, свои детские разноцветные сапожки…
Вера, Груша, Наталья, 1904
В семье А. Л. и В. М. Жуковых 16 июня 1894 г. родилась дочь Агриппина, Груша, Грушенька. А 24 августа 1897 года родилась младшая дочка Наталья, среди близких Таля. Есть и ныне в семье нашей фото о детстве трех барышень Жуковых – Веры, Груши, Тали. Жаль, что мама их любимая этого не увидела. Она заболела и умерла 3 сентября 1900 года. Вера пошла в школу, в первый класс. Учила и на всю жизнь запомнила стихи о пользе чтения как девочка читает книжку в слух, а народ неграмотный ее слушает, затаив дыхание. И стихотворение о том, как внук уехал в город и написал оттуда дедушке письмо: « Весточку от внука получил Федот, внук его далеко в городе живет. Что то пишет внучек надо деду знать. Только не умеет сам он прочитать…» Вскоре отец женился второй раз, ее тоже звали Анной, Анной Григорьевной. Она стала девочкам не мачехой, а настоящей второй мамой. По прошествии лет и дети Веры ласково звали ее Бабинькой. Но это потом, много позже. 24 мая 1903 г. покинул этот мир батюшка Венедикта, Михаил Кондратьевич Жуков. О них, отце и сыне Жуковых упоминает в книге-справочнике « Екатеринбургъ. 1889 годъ» городской голова Илья Иванович Симанов. В приятельских отношениях были Жуковы, несмотря на огромную разницу в доходах, с олигархами -старообрядцами Рязановыми. Григорий Иванович Рязанов, ровесник был Венедикта Михайловича, род. 1860. Есть фото подписанное им и двумя его сестрами Анне Григорьевне.
Григорий Иванович Рязанов с сёстрами
Они жили в основном в Дрездене, но и родину, друзей не забывали. Дочки у Венедикта Михайловича росли смышлёные и хорошенькие. Но Вера выделялась среди них особенною красотой. Любила музыку, стихи. «Что так жадно глядишь на дорогу в стороне от веселых подруг? Знать забило сердечко тревогу, всё лицо твое вспыхнуло вдруг. И зачем ты следишь сиротливо за промчавшейся тройкой вослед: на тебя, подбоченясь красиво, загляделся проезжий корнет. На тебя заглядеться не диво, полюбить тебя всякий не прочь. Вьётся алая лента игриво в волосах твоих чёрных, как ночь…» Темные волосы, яркие карие глаза, стройный стан… редкая красавица!
Венедикт Михайлович из -за проблем в его торговых делах с горьким сердцем продал родительский двухэтажный полукаменный дом на Сухаревской №1 и купил с женой совсем скромный одноэтажный домик. В районе нынешней площади Обороны на самом повороте трамвая с Тверитина на Мичурина к парку Маяковского.
Глава третья. Вера, Потап
В 1909 г., января 11 дня, красивая и умная Верочка Жукова вышла замуж. За предпринимателя Потапа Семёновича Тяжёлых. Он похож был на какого -нибудь молодого венецианского аль генуэзского графа времен чинквиченто, хотя тоже из екатеринбургской староверческой семьи. Сын Семёна Парамоновича Тяжёлых, где -то 1848 года рождения, предпринимателя и акционера, владельца дома на Покровском проспекте 53/ 20, отца двух сыновей Афанасия, р. 1876 и Потапа, р. 1882, из староверов « часовенного согласия « (это средняя позиция между поповцами и беспоповцами). Потап -человек энергичный, современный, состоятельный. Поселились они с Верой в собственном двухэтажном (6 комнат) полукаменном доме с садом, конюшней и службами по адресу: улица Спасская 27. Здесь родились и их дети: Зоя 1910, Георгий 1911, Евгения 1912, Антонина 1914, Нина 1919. Все красивые, как на подбор.
Зоя старшенькая отличалась от остальных, что имела светлые волосы и голубые глаза, хотя у обоих родителей глаза ярко -карие и волосы темные. Видать проявились глаза и цвет волос от кого -то из предыдущего поколения родителей. И Георгий, Гога, был светленький, единственный сын, хороший мальчик, жаль нездоровенький, эпилепсия. Потап Семёнович вёл торговлю скотом и мясом, имел мясной магазин. И покупал в Монголии коней, их перегоняли по степи, а потом на железной дороге перевозили в Россию. Владел вполне неплохо китайским и монгольским языками. Вера и Потап очень любили друг друга. Готовила Вера прекрасно, часто вместе с прислугой с удовольствием катая пельмени или готовя другие блюда. « Верочка нас любила, мы с ней жили прекрасно!» – вспоминала многие годы спустя бывшая кухарка Марушка. Иногда, правда, в доме (в основном Потап Семенович) над кем -нибудь подтрунивал: « Тут ты меньше Марушкиного понимаешь». Но это произносилось с юмором, на что Марушка на барина не обижалась. 27 июня 1911 года вечером над городом впервые в его истории пролетел аэроплан. Это был « Блерио -11 -бис», пилотируемый авиатором Александром Васильевым. Вся семья в радостном возбуждении высыпала на балкон и устремила взоры в небо. И вот вдали затарахтел двигатель, аэроплан быстро приближался. « Вот он, – воскликнули почти все, -уже над нами!..» Аэроплан, похожий на склоненную на бок Эйфелеву башню, был почти над домом. « Ой, трубу -то нашу щас сшибет!» -взвизгнула Марушка. Но обошлось, труба осталась на крыше.)) Все ликовали, обменивались впечатлением. Потап Семёнович стал председателем правления Товарищества по приобретению монгольских коней для уральских покупателей. Дела шли в гору. Потап Семёнович покупал жене роскошные наряды. Вера носила леопардовые и котиковые манто, элегантнейшие платья со шлейфами. Разъезжали на собственных прекрасных тройках. И сам Потап Семенович, ростом почти два метра, одевался великолепно. Носил перстень с бриллиантом в пять карат, а брат его Афанасий Семенович -десять карат. Дети любили играть с папой, когда он был свободен. Но он мог быть и строгим, требовательным. У него была даже маленькая плёточка для наказания детей, но она играла роль психологического воздействия на слишком расшалившихся. С Венедиктом Михайловичем и Анной Григорьевной виделись постоянно. Иногда заезжали и к отцу мужа Семёну Парамоновичу.
Молодожёны Тяжёлых, 1909
Женя уже на склоне лет, в восьмидесятые годы, как -то вспомнила об этом: «Его дом был в недалеко от нынешнего Центрального рынка. Я совсем маленькая, годика четыре, в нарядном платьице. А дедушка с порога своего дома вдруг громко спрашивает: Где моя внучечка. Как я что -то испугалась его громкого голоса и большого роста, тёмной бороды. И бегу через все комнаты. Он за мной, в сверкающих хромовых сапогах, длинном чёрном сюртуке. Запряталась в дальнюю комнату, спальню -под кровать…» Дедушка одевался добротно, но по старой моде. А его сыновья, эти дэнди лондонские, уже по последней моде вовсю наступившего двадцатого века. Изумительным вкусом обладала жена дяди Афони Анастасия Павловна, добрая и умная, музыкальная, поклонница певческого таланта Ф. И. Шаляпина. Они не раз бывали с мужем на концертах Шаляпина. Дети Веры и потом Катя, дочь Груши, вышедшей замуж за Фёдора Фёдоровича Желескова, обожали Анастасию Паллну и ласково по -домашнему звали ее просто Тётичкой.
Слева направо, в первом ряду: Анна Григорьевна, Венедикт Михайлович, Вера Венедиктовна, во втором ряду: Агриппина Венедиктовна, Потап Семёнович Тяжелых. 1912 год
В марте 1917 г. Екатеринбург, как и вся страна, гудел от революционных перемен. Потап Семёнович с братом Афанасием Семёновичем, узнав о революции, примчались на Кафедральную площадь на красивой тройке с красными бантами на шубах. Новая власть за свободу, включая и свободу торговли и свободу совести, значит хорошо. Октябрьская революция Потапу Семёновичу резко не понравилась. Объявляют сплошь и рядом врагами, эксплуататорами тех, кто всю жизнь работал, а если что и нажил, так своим умом и стараниями. Религию отвергают, Бога не признают совсем. « Не так страшен коммунизм, как страшен сатанизм!» -говорил тогда Потап Семёнович. К отцу, старому человеку вломились в дом эти гегемоны и, тыча какой -то своей разбойничьей бумажкой о реквизиции, стали требовать припрятанные драгоценности и деньги, а у него почти весь капитал в акциях, которые хороший доход ему давали, а теперь упали в цене чуть не до нуля. Подвесили вниз головой Семёна Парамоныча, да ничего у них с этого не вышло. Он их ненавидит люто, это ему даже силу придает. Ушли с какой -то мелочёвкой, вроде столового серебра, нескольких колечек и цепочек, хоть и это не про их честь. Да и нет у них чести никакой, конечно. В 1916 – 1918 Потап был членом Совета Успенской общины старообрядцев часовенного согласия Екатеринбурга. Он не был истовым старовером, но это была вера его предков, посему он её уважал. Он имел очень представительную и располагающую внешность (порода!), а главное-средства, что совсем не лишне.
Летом 1918 года белая армия отвоевала у красных Екатеринбург. Венедикт Михайлович тогда записал: «1918, июля 12 дня Свержение советской власти чехами. Большевизм просуществовал 8 месяцев.» Но в 1919 году город взяли снова красные, а с колчаковцами ушел и Потап Семёнович Тяжёлых, его хороший знакомый по Успенской общине Викул Иосифович Ульянов и еще немало человек (Уральский государственный архив административных органов Свердловской области в Екб за почтамтом – УГАОСО ф.1, оп. 2, д. 32016, л. 105). В армию его не брали, 37 лет и слишком богатый, образованный для простого солдата или вольноопределяющегося, да и по причине не вполне здорового сердца, но он настоял на своем, оставив в Екатеринбурге жену с детьми, отца, брата.
Бои за город шли ожесточенные. Дома Вера Венедиктовна переживала за своих родных. Оконные стекла дребезжали от залпов и выстрелов. Вера глянула в окно, и в этот миг пуля, пробив стекло, просвистела у виска и вонзилась в печку за спиной. Пятеро детей чуть не остались без мамы. В том же году под Омском Потап Семёнович Тяжёлых пропал без вести. Позже приезжал какой -то небритый однополчанин и сказал, что Потап Семенович скончался от тифа, но Вера Венедиктовна этому не поверила и ждала мужа с войны живым. Многие годы ждала… Их дом « уплотнили», оставив им только четверть (1/4) залы. Люди поселились разные -хорошие люди Гребневы с сынишкой – ровесником Гоги и Жени, а также их почти однофамилица Гребёнкина Людка. Крикливая, корчила из себя активистку, возмущалась: « Чё ж это бывшая барыня здесь же и живёт». Добилась -таки потом, что Веру Венедиктовну с детьми выселили в бревенчатый домик на обсерваторской горке. Младшая сестра Веры -Наталья, вышедшая замуж за небезызвестного в городе фотографа Романа Гавриловича Шляпникова, не успев никого родить, умерла в 1922 году. От каких -то болей в животе. Жить стало не на что. Вера устроилась санитаркой в больнице, стирала в Исети зимой больничное бельё. Как -то пришли к ней брат мужа с женой. « Вера, тебе тяжело одной с детьми. Их пятеро. Отдай нам хоть кого -то на воспитание.» Они хотели взять шуструю, крупную Женю. Но та упрямо вцепилась в мать и не хотела расставаться с ней ни в какую. Афанасий Семёнович и Анастасия Васильевна выпросили тогда несравненно более покладистую, худенькую Тосю. И уехали с ней в Петропавловск, в Казахстан.
Глава четвертая. Петропавловск
Там, в Петропавловске, при содействии отличного человека Ивана Ефимовича Королёва, р. 1871- крупного петропавловского предпринимателя, настоящего самородка, дядя Афоня организовал фабрику по производству ваты, став владельцем и директором этого нужного городу производства. И было « Товарищество на вере Тяжёлых», куда входила и фабрика, то есть, по -нынешнему говоря – трастовая компания.
Дядя Афоня и Тётичка стали с Иваном Ефимовичем и Ольгой Аверьяновной крепкими друзьями, а школьница Тося Тяжёлых сдружилась с ровесниками Леной и Александром Королёвыми. Дети играли на прекрасной Королёвской заимке, на природе, где работало много народу, но всё шло чётко, в ритме.
Жили на Почтамтской у Королёвых, вместе с ними – ул. Почтамтская 58, потом дома пересчитали и их дом стал №70. Приехала и некоторое время жила здесь Вера Венедиктовна с Зоей и Женей, а Георгий и Нина оставались с дедушкой Венедиктом Михайловичем и приёмной бабушкой Анной Григорьевной. У Венедикта и Анны в 1909 г. родился общий родной ребенок – сын Павлик, теперь он вырос в шустрого, симпатичного сероглазого мальчишку. Так жаль, что в летний день 1928 года Павел Жуков утонул. Для всей семьи, родных это был тяжкий удар.
Похоже, Венедикт Михайлович и Анна Григорьевна Жуковы были соорганизаторами какого -то старообрядческого подполья. Они жили в маленьком бревенчатом доме, который стоял, как уже было сказано, прямо на месте поворота трамвая с ул. Тверитина на Мичурина к парку Маяковского. Приходила к ним в гости и видимо на молитвы одна из сестёр Григория Ивановича Рязанова, другая сестра стала инвалидом, попав под поезд и оставшись без ноги. А сам Рязанов эмигрировал. Он жил в Париже до конца своих дней в сороковом году. В 1924 г. город Екатеринбург был переименован в Свердловск. В 1929 г. по городу пошли первые трамваи. А автобусы на улицах появились пораньше, в 1924 -м.
И. Е. и О. А. Королёвы, 1930
В 1928 -1929 г.г. советская власть окрепла и, расценив нэп как вынужденную временную и исчерпавшую себя меру, приведшую к оживлению и распространению « частнособственнической стихии», стала резко всё нэповское закрывать. К Афанасию Семеновичу на фабрику в директорский кабинет пришли представители власти и налоговики (фининспектора) и потребовали уплатить налог. « Я ж уплатил, недавно», -удивился дядя Афоня. « Недостаточно уплатили, господин Тяжёлых», -грозно ответили пришедшие товарищи. Дядя Афоня крякнул, но заплатил что они потребовали. Но когда они пришли еще за добавкой, как отряд Игоря к древлянам, дядя Афоня что -то ещё доплатил для отмазу, продал свое предприятие с болью в душе по символической, почти что нулевой цене, взял пожитки и тётичку с Тосей, расцеловались и простились с чудесными Иваном Ефимовичем, Ольгой Аверьяновной, Сашей и Леной Королёвыми и уехали в родной, хоть и ставший Свердловском, Екатеринбург.
Дядя Афоня устроился работать мастером на мясокомбинате. Но потом он заболел, раком прямой кишки и умер в 1937-м в возрасте 61,5 года. Жена его пережила войну и жила на углу Тверитина – Мичурина с Анной Григорьевной Жуковой (Бабинькой, приемной мамой Веры и Груши). Тётички не стало на 11 лет позже мужа, в 1948 г. -как раз на столько, насколько он был её старше. Королёв Иван Ефимович был арестован 1 ноября 1930 г. и 18 декабря был осужден по статье 58 -10 « всего -то « на пять лет лагерей. Но в 1932, вроде бы, году ночью в лагере где -то в Средней Азии он во сне задохнулся от неисправной печки. Прощай, русский самородок из казахстанской земли!.. По возвращении в родной Екатеринбург, уже Свердловск, Тося снова стала жить с мамой Верой Венедиктовной, сестрами и братом. В этот город переехали потом и любимые ею Королёвы. С Леной Королёвой они дружили всю свою жизнь.
Глава пятая. Женя Тяжёлых и ее сестры
Очень трудно пришлось Вере Венедиктовне, без мужа в своем же доме «уплотнили» до предела, а потом и вовсе выселили как домовладелицу, бывшую барыню, с детьми на руках. Устроилась в больницу простой санитаркой, полоскала больничное бельё в ледяной исетской воде. Руки потом ничего не чувствовали, не разгибались. Иногда и врачи больницы отдавали ей свое бельишко постирать за какие-то копеечки. Как прислуге. Ни на кого из мужчин смотреть даже и не думала, хоть всё ещё молодая и красивая была.
Зоя после школы работала в разных организациях, делопроизводителем. Голубые глаза и светлые волосы отличали ее от других красавиц -сестер. Где -то присмотрел ее сотрудник Полпредства ОГПУ по Уралу с тремя шпалами в петлице Пётр Васильевич Котолупенко. Тоже светловолосый, голубоглазый, стройный, молодой. О своем приходе во двор под Зоины окна возвещал иногда выстрелом вверх из табельного пистолета. « Мама, мама, лей мне чаю из большого чайника. Я сегодня полюбила гэпэу начальника», -весело напевала тогда Зоя. Поженились, в 1938 родился тоже светленький худенький Эдик. Вера Венедиктовна приходила к Зюне понянчиться со своим первым внуком. Петр Васильевич работал комендантом Уралмаша, по стране и Уралу шли репрессии. Он участвовать в этом не хотел, пил. И семейная жизнь внезапно кончилась, Зоя застала его с любовницей и тут же выгнала. Он, вроде бы, раньше был женат в Перми, туда вскоре и укатил к бывшей жене. Зоина подруга Лёля Гарус как -то скрашивала ситуацию. Приходила в гости с гитарой, пели. А другая Зюнина подруга жарким летним днем притомилась, прилегла и закурила папиросу. Потом еще и еще. Что -то сон стал одолевать, надо загасить в пепельнице на полу. Но что это..! Из под её кровати показалась волосатая рука, утянувшая один из окурков под кровать. Сон отлетел прочь. Подруга набралась храбрости, встала и вслух ругнулась: « Сахар кончился!» Надела обувь и, закрыв дверь на ключ, выбежала во двор. Колотилось сердце. С соседями, кто посмелее да покрепче, зашли в комнату. И выволокли из -под кровати наглого зачуханного типа. Оказался вор, забрался поживиться. Да на бычке и погорел.