Читать онлайн Трэтер – 1 бесплатно

© Тень, 2023

ISBN 978-5-0060-3732-8 (т. 1)

ISBN 978-5-0060-3730-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1 ГЛАВА

Никогда не знаешь, когда беда придет именно к тебе. Думаешь, что всё то страшное, что происходит в жизни, тебя не коснется. Живешь, как умеешь, и, как все, стараешься осуждать тех, кто живет иначе. Мечтаешь о лучшей жизни и понимаешь, что ты никогда не достигнешь всего, чего желается. Аппетит приходит во время еды, как известно. Твои дни – серые, похожие один на другой – летят с потрясающей скоростью, старя тебя с самого момента твоего рождения. А ты все барахтаешься, барахтаешься, строя планы… И за суетой забываешь, что ты не бессмертен.

Пока ты юн, тебе кажется, что все дороги открыты, а твой путь легок. В среднем возрасте ты начинаешь осознавать, что многое тебе уже недоступно и молодость никогда не вернется. Чем старше ты становишься, тем злее. Тебя начинает раздражать все и каждый в отдельности: и громкий смех молодых людей под окнами, и слишком яркая помада у соседской дочери… Хуже, когда ты еще, вдобавок ко всему, одинок. Зависть к силе, молодости и здоровью скапливается и скапливается, выливаясь язвительной желчью.

Но больше всего ужасает, когда человека загоняют в рамки определенного поведения. Мне это всегда было непонятно. Зачем?! Зачем мы придумываем себе какие-то моральные принципы, совершенно ненужные в жизни. Нет, конечно, не убей, не воруй, не будь гнидой – все так и должно быть. Но при таких огромных различиях культур в нашем мире мы все равно умудряемся сковывать себя в определённых странах, сословиях, группах какими-то правилами. А оно должно быть одно: живи так, чтобы не вредить другому. И все!

Я так и жила… До этого дня. Дня, когда вся моя жизнь покатилась под откос и потеряла всякий смысл.

День проходил, как всегда. Куча заданий и кипа бумаги. Бегаешь, как бешеный кролик, по этажам, пытаешься успеть сделать все, как будто завтра уже не наступит. Но сегодня я отпросилась с работы пораньше. У сына день рождения! И не абы какой, а восемнадцать лет. Совершеннолетие! Он моя гордость и подтверждение того, что я смогла, вытянула, воспитала сама, без помощи бывшего мужа, твердившего, что я не справлюсь и приползу к нему на коленях. Не приползла. И не собираюсь и впредь!

Моя гордость, мое спасение. Десять лет назад, когда разводилась с мудаком мужем, я думала, что никогда не оправлюсь от его предательства. Но рядом был сын. Мелкий, упрямый и сильный. И в то же время страдающий похлеще меня: он терял родного отца, а я всего лишь очередного мужика, которых в жизни может быть вагон и маленькая тележка в придачу. И как бы хреново мне ни было, я должна была заботиться о сыне и раскисать не имела права.

Удивительно, но я смогла. Без образования – потому что вместо учебы сначала воспитывала ребенка, затем устраивала домашний уют – я все же смогла найти достойное место в этой жизни. Директором крупного предприятия я не стала, да и на министерские кресла не замахивалась, но и того, что имею, мне хватает. Туго. Но хватает.

Витька вырос неизбалованным. Учился хорошо. Звезд с неба не хватал, но подавал надежду, что в колледж он поступит бесплатно. Так и вышло. После девятого класса самостоятельно отдал документы на пищевика. И учился с удовольствием, часто балуя меня шедеврами на кухне.

Нет, не скажу, что он маменькин сыночек, отнюдь. Часто дрался. На дух не переносил вранья и подлости. Но причину своих стычек никогда не озвучивал, всегда говоря, что разберётся сам. Парень он у меня видный: высокий, подтянутый, голубоглазый, светловолосый. Картинка, а не мальчишка. Я им гордилась. Всегда.

Первый слух по двору, что мой мальчик предпочитает парней, прошел еще на его первом курсе. Потом все стихло. Но и синяков у сына прибавилось. Я забила тревогу. Пыталась поговорить. Он отмахивался, улыбался и успокаивал, обещал, что скоро все закончится. Я и верила, и не верила. Дурная надежда, что, правда, все закончится хорошо, так и нудила внутри, мешая здраво рассуждать.

Когда он перешел на третий курс, сердобольная соседка, вечно пахнущая нафталином и куриным супом, приостановив меня в подъезде, с ехидной улыбочкой поведала, что видела моего Витьку, целующегося с каким-то парнем.

– Срамота! Его лечить надо, Маринка. Куда ты смотришь?

– Знаешь, что, баб Надь, шла бы ты отсюда, а? Ходишь, шныряешь, как крыса. Своей жизни не хватает, в другие нос суешь? Пожилая же женщина.

– Сын от матери, как посмотрю, недалеко ушел. Такое же хамло.

– Не хрен нос совать, куда не просят. Нравятся ему парни, тебе-то какое дело? Не поделитесь, в каких позах с мужем любите сексом заниматься? – злость буквально клокотала внутри. Почему, ну почему все лезут туда, куда категорически не хотят пускать посторонних к себе?! Если он не сбрендивший садист и не убийца, то мне все равно, с кем он или она спит! Какая разница, что творят двое за дверьми спальни?! Почему-то к развращающим малолетних детей попам относятся более снисходительно, чем к геям! Не дикость ли?! По мне, так тех, кто прикрывается праведными делами, четвертовать необходимо первыми. Публично.

После такого разговора с вездесущей бабкой душа была не на месте. Но на следующий день намечался праздник совершеннолетия сына, и портить ему настроение своими расспросами, гей он или бабке померещилось сослепу, я не стала. Нутром чувствовала, что соседка окажется права. И что с того? Он мой сын. Я его люблю любого. Было бы лучше, если бы с ним что-то случилось, но зато он предпочитал девушек?! Ну, бред же?! Бред!

Я знала, что вечером Витя собирается отмечать со своими однокурсниками в баре. И именно поэтому пришла домой пораньше, чтобы успеть поздравить первой до того момента, как он уйдет.

Щелкнул дверной замок. И Витька, заскочив в коридор, принес с собой уличную весеннюю свежеть.

– Мам, ты дома? А чего так рано?

– А как же иначе? – чмокнув в щеку предусмотрительно склонившегося ко мне сына, потрепала его по голове. – Я же должна была подарить подарок. Надеюсь, я успела первой?

– Ну… как тебе сказать, – хитро подмигнул, приобняв меня, так и двигаясь в сторону кухни. – Есть хочу, умираю.

– Все готово, все ждет только моего именинника! Ух, вымахал, скоро со стульчиком бегать буду, чтобы в щеку чмокнуть.

– Я тебе персональный выберу, именной, – в шутку поцеловав меня в макушку, шустро увернулся от моего полотенца, которое я решила использовать в качестве оружия и слегонца шлепнуть по взрослой попе.

– Есть хочууу…

– Ой, дитятко не кормлено! – подмигнув хохочущему сыну, быстренько накрыла на стол.

Ничего праздничного устраивать не стала, решив лучше побольше выделить ему денег, чтобы оторвался по полной со своими сверстниками. Большой же. Да и такая дата бывает лишь раз в жизни!

– Ммм… вкусно. Пальчики оближешь. Мам, тебе надо было идти на повара.

– Ешь, обжорка. Какой повар? Я не люблю готовить, сам знаешь. Ты надолго хоть собираешься? Завтра тебя ждать или как? – я с материнской тоской, понимая, что сын вырос, жадно ловила все его жесты и взгляды. А может, не только потому, что боялась в скором времени остаться совсем одна, но и… чувствовала…

– Утром жди. Бухого, помятого и с вонью от перегара. Жди меня, и я вернусь, только очень жди, – выдал он, дирижируя вилкой.

– Фу, – рассмеялась я. – Все девчонки разбегутся от такого красавца.

Он как-то резко напрягся, и я понимающе вздохнула. И спрашивать не надо, так все ясно.

– Знаешь, Вить, если даже и не девчонки… – сын нервно вскинул на меня глаза. – Ты все равно мой сынуля. И любить я тебя буду точно так же, как раньше. Понял?

Он судорожно сглотнул. Отложил вилку и, обойдя стол, опустился передо мной на колени, прижался ко мне. Я привычно погладила белокурые вихры. Сердце неприятно защемило.

– Мама, – выдавил он хрипло. – Спасибо.

Много ли матери надо? Душа, она же не железная…

– Решил волосы отрастить? – взяв себя в руки, постаралась скрыть волнение в голосе, вымучив улыбку. – Бантик куплю.

– Покупай. Если купишь именно ты, я буду его носить.

– Иди, кушай, подхалим ты мой, – взъерошив шелковистые волосы, отправила доедать. – Волнуюсь я что-то, Вить. Ты никогда по барам не ходил, может, лучше куда на турбазу, или у кого дома соберетесь?

– Мам, не заморачивайся. Сейчас так все отмечают, – пожал он плечами, продолжая уминать салат и пюрешку. – Не волнуйся, мам, ты проснешься, а я уже дома. И не заметишь, что блудного сына всю ночь не было.

– Ладно. Действительно, пора уже и привыкать, что ты у меня вырос. Главное, паспорт с собой возьми, если пить собираешься. Мало ли, спросят. И, Вить, не пей много. Еще отравишься. И в ларьках выпивку тоже не покупай. Там всякую гадость продают.

– Мам, ты как наседка. Я все прекрасно понимаю. Ну, не переживай. Честно. Все будет хорошо.

Телефонный звонок. Сын быстро перебросился непонятными фразами с собеседником, подскочил и, дожевывая на ходу, рванул в свою комнату. Переоделся. И уже в коридоре, с улыбкой демонстративно положив паспорт в карман, махнул мне рукой.

– Буду поздно, не жди. Люблю тебя, мам.

– И я тебя люблю. Будь осторожен.

Будь острожен… осторожен… осторожен… Кто же знал?!

Полночи я проворочалась, все не могла уснуть. Ближе к шести утра, плюнув на то, как отнесутся к моему звонку друзья сына, набрала его номер. Телефон сына оказался недоступен. Я набрала еще три раза с интервалом в полчаса. Бесполезно. В душе все нарастала и нарастала тревога. Вроде понимаю, что он может прийти и под вечер, гуляет молодёжь, а успокоиться не могу.

В восемь утра, минута в минуту, раздался звонок в дверь. Руки сами выронили телефон, а в душе что-то оборвалось, образуя пугающую пустоту. На ватных ногах я дошла до двери и, не спрашивая, кто за ней, открыла.

– Гражданка Родожова Марина Михайловна? – два молоденьких полицейских с покрасневшими от недосыпа глазами и мрачным выражением лиц мне совсем не понравились.

– Да, – во рту все пересохло, а в голове зашумело.

– Гражданин Родожов Виктор Сергеевич кем вам приходился?

– Сын. П-приходился?

– Мне очень жаль. Но сегодня после анонимного звонка был найден труп вашего сына…

Пол стремительно завращался, и меня накрыла спасительная темнота…

Пришла в себя от резкого запаха нашатыря. Вокруг суетились врачи и соседи, скривив сочувственные гримасы на лицах… Лживые. Маски. И баб Надя, шумно сморкаясь, тем же платком промакивала мнимые слезы на своей морщинистой физиономии.

Похороны прошли, как в тумане…

Я даже плакать не могла, когда увидела сына. Такой спокойный. Тихий. Красивый… Мой единственный. Мой родной. Словно спит…

На следующий день после похорон я была у следователя. Да. Моего сына убили. А правильнее, забили до смерти. Как доверительно мне поведал следователь, они предполагают, кто это сделал, но доказать ничего не смогут. И он об этом сожалеет.

Сожалеет?! Ха! Да срать он хотел на мое горе! Ведь когда упомянул, что избили за то, что мой мальчик был геем, скривился, не удержался. Чем мой сын хуже соседского?! Того, который ради интереса скидывал котов с седьмого этажа, проверяя, разобьется или нет? Или он хуже того отморозка-гопника, который не погнушается ударить престарелую женщину, чтобы отобрать у нее мизерные накопления? А те, кто его убивали, святые? Так кто хуже?! Не такой?! Да я рада, что он не такой! Был…

Выйдя из участка, машинально поймала такси. И поняла, что, если сейчас не выпущу из себя всю эту боль, просто сойду с ума! Таксист, с опасением и сочувствием поглядывая на траурную черную повязку на моей голове, привез, куда я просила. В поле. За город.

Я, спотыкаясь, отошла как можно дальше от дороги. И заорала… завыла, скуля на одной ноте… Со всей силы выдирая траву из земли, и воя, воя, воя….

Когда пришла в себя, на темном небе вовсю сияли звезды, и я была опустошена и замерзла. Пошатываясь, встала и, понимая, что таксист уехал, видимо, посчитав меня чокнутой, пошла в сторону города. Домой. В пустую коробку, клетку, где, свернувшись калачиком в абсолютной тишине, так хочется сдохнуть с горя.

Неделя тянулась со скоростью улитки. Я плохо спала, мало ела. На работу забила полностью. Каждую секунду ждала, что звякнут ключи и зайдет Витюшка, все так же улыбающийся, обнимет меня и скажет: «Привет, мам. Заждалась?»

Но он не приходил…

В один из вечеров я бездумно кружила вокруг дома и услышала смех и мат от восседающей на скамейках компании подростков. И меня как обухом по голове долбануло. Я должна найти, кто его убил, и наказать.

Появился смысл жизни – месть!

Троих я нашла довольно быстро. Город не миллионник, найти, если знаешь, к кому обратиться, не проблема. Устроив за ними слежку, убедилась: отморозки. Настоящие. Посмотришь на них, и ничего человеческого не видно, хотя им слегка за двадцать.

Исполнить то, что задумала, все не решалась. Убить, оказывается, не так просто, как кажется сначала. Хотя внутри все выворачивает от желания причинить им такую же боль, что испытал мой сын и одарить тех, кто вырастил подобных ублюдков, пожирающей меня тоской и безысходностью. Я же оболочка. Пустая, двигающаяся, бездушная оболочка в один миг из-за чьей-то злобы лишившаяся света жизни.

– Видно, судьба, – все сложилось само и как нельзя более удачно. Эти трое ожидаемо вынырнули из-за гаражей хорошо подпитые. Сидя в машине в полной темноте, я с ненавистью следила, как они выходят на обочину дороги, словно специально подставляясь.

– Пшел отсюда! – неудачно высунувшаяся из кустов облезлая псина, взвизгнув от удара ноги заржавшего одного из уродов, отлетела обратно.

– За тебя, сыночек, – и, понимая, что второго шанса у меня может и не быть, завела машину и вдавила в пол педаль газа…

Домой я вернулась, как сомнамбула. Руки тряслись, и саму колотило, как в лихорадке. Не разуваясь и не включая света, прошла в кухню и, достав предусмотрительно приготовленное успокоительное, выпила сразу две таблетки.

– Соберись, Маринка. Еще не все, – встряхнувшись и вылив из стакана остатки воды, поставила его на стол и мельком глянула на перевязанную траурной черной ленточкой рамку с фото солнечно улыбающегося Вити. – Ничего, сына, мамка у тебя сильная. Успею.

Эти трое, которых, я очень надеюсь, не откачают, были так, шакалятами. Руководил компашкой, как всегда, белобрысый сморчок, неплохо устроившийся за спиной папы-министерской шишки. Добраться до сучоныша, окруженного телохранителями, как грибами в лесу, оказалось нереально. Кроме одного места: бара.

– Мой день, – ухмыльнулась я, глядя на разряженную публику, столпившуюся возле самого элитного клуба нашего города.

С моими доходами в «Цезаре» светило, разве что, заплатив за вход, постоять около чужого стола, любуясь на коктейли и закуску. Стоимость напитков зашкаливала за отметку «Охренеть!» Моя старенькая аудюшка на фоне шикарных джипов смотрелась бы сиротинушкой, привлекая ненужное внимание. Пришлось пройтись пару улиц пешком.

Марафет я навела шикарный, знакомая-стилист помогла. Так что фейс-контроль я пройду без проблем. А остальное – дело техники. Главное, нужная мне мразь сегодня там.

Громыхающая музыка. Пьяные, извивающиеся, полуголые тела. Духота. И жуткая какофония запахов парфюмов. Удачно лавируя среди танцующих, добралась до випов.

– Черт, – пришлось притормозить и свернуть чуть в сторону. Охрану никто не отменял, и два амбала почетным караулом устроились перед лестницей, ведущей в VIP-апартаменты на втором этаже. – Ладно, легко не вышло. План Б.

Что способно посеять панику в клубе, полном под завязку гламурных бабенок? Не вопить же «пожар», толку будет ноль, да и музыку попробуй перекричи, охрипнешь. Делаю проще.

– Идите ко мне, малыши. Придется вам поработать, – белые лабораторные мыши, любезно предоставленные дочерью-школьницей одной из моих знакомых, флегматично отнеслись к путешествию в сумочке. – Приступим.

Наступить на ногу одному парню, указав при этом на спину рядом танцующего, мол, это он, а не я, – завязывается драка. Много ли пьяным надо для скандала. Проходя мимо, положить мышонка на голову особо губастой дамочки и «случайно» толкнуть другую. Метко подкинуть третьей на плечо вторую мышь. И, вуаля!

Если бы я сейчас могла громогласно хохотать, ржала бы, как лошадь. Танцпол взорвался воплями и матом. Мужики дубасили друг друга, втягивая в общую свалку все новые и новые лица. Девки визжали не слабее уличных сирен, отчего я реально опасалась остаться глухой впоследствии. Зато охрану также засосало в круговорот выяснения отношений между самцами, кто из них круче.

И я спокойно прошмыгнула вверх по лестнице, скрываясь за выступом. Достав нож, сделала пару шагов в сторону укрытой от глаз комнатки, жутко сожалея, что в руках не пистолет с глушителем, было бы проще.

А нужный мне ублюдок мирно спал, развалившись на черном кожаном диване. Зависнув над ним с кухонным ножом в вытянутой руке, поняла, что не смогу. Белокурый, худощавый, словно невинный ангелок, он мне напомнил моего Витю. Захотелось зарыться пальцами в эти шелковистые вихры и уткнуться в них носом, надеясь почувствовать родной аромат. Сердце болезненно защемило. Нож звонко брякнулся на кафельный пол, и мозг, не сумевший вынести противоречия мести и такой похожести на любимого ребенка, переклинило. Я рухнула на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыла.

Я не смогла…

Зато смог он…

Лезвие ножа вошло в спину легко, как в масло. Резкая боль заставила меня распахнуть в недоумении глаза. Мнимый ангел с циничной ухмылкой дьявола, доставляя лишнюю боль, медленно вытянул из меня нож, жмурясь от удовольствия, слизнул с него кровь.

Меня замутило.

– Нет, вы все такие тупые, а? Думала, я не знаю, кто про меня все вынюхивает? Ты не первая такая дура, мамашка педика. Туда тебе и дорога, нечего рожать уродов. Кстати, спасибо, мне от тех придурков самостоятельно избавляться не придется. Теперь никто ничего лишнего не ляпнет, круто! Слышь, ты, я теперь развернусь! – захохотал он, жестко хватая меня за волосы и вздергивая вверх. – Меня жалеть будут. Прикинь? Хочешь, я тебе кое-что интересное шепну? Я мальчика приглядел. Ммм… сладкий такой. Невинный. Беленький. Люблю светленьких. Психолог говорит, что у меня нарциссизм какой-то. Прикинь? А знаешь, что самое смачное? Эта голубая овечка – любовничек твоего пидораса, прикинь? Не знала? Одуреть! Ты бы видела, какое у него тело… Закачаешься. И глазки какие… Так и хочется их выколоть, чтобы не смотрели так невин…

В голове рвануло. Дать исчезнуть тому, кого любил Витя?! Нет! Никогда! Я не сумела уберечь своего ребенка, постараюсь спасти чужого! Частичку души любимого сына в его мальчике!

Понятия не имею, откуда взялись силы, но пара четких, неожиданных движений, и я, победно оскалившись, удовлетворённо смотрела, как, хватаясь за шею, стараясь перекрыть хлещущую во все стороны кровь, с диким ужасом в стекленеющих глазах оседает на пол последний отморозок из моего списка.

Топот ног за спиной. Не успеют спасти. Не должны успеть! Мне хотелось сказать, что я его проклинаю, выплеснуть всю скопившуюся ненависть на эту мразь, но тело перестало слушаться, перед глазами все закружилось, вдох не получился, и я кулем рухнула на пол.

Надежда, на то, что я умерла, провалилась.

Очнулась с жуткой головной болью и ломотой во всем теле. Попытка дотронуться до головы не удалась. Сознание отметило характерный металлический звук. Дернула вторую руку. Ого! Наручники и на ней. Веселое начало! С трудом фокусируя взгляд, осмотрелась. Солнце не светит, но светло. День. Окно: белые деревянные рамы, кое-где облезшие от краски, стекла с трещинами. Поржавевшая решетка. Грязно-белые потолок и стены. Единственная кровать в комнате – моя. Больничная палата?

Кто-то хорошо позаботился, чтобы я никуда не смогла исчезнуть, предусмотрев все и не надеясь на мое плачевное состояние. Но кто? Вариантов, в общем, немного. Или папаша белобрысого, шишка местного пошиба, приберег меня «на сладкое», либо все же полицаи подсуетились. Исход, все одно, не радужный. По фигу. Какая разница, когда сдохнешь, дорога одна. Слаб организм, раз снова тянет в спячку. А почему бы и нет? Повезет – добьют во сне, и мучиться не придется.

Из персонала я видела одну худощавую неприветливую медсестру, не издавшую ни звука за все те разы, что она ко мне наведывалась. Именно по количеству ее приходов и перерыв на сон я и рассчитала количество дней, проведенных в этом искусственно освещённом склепе.

Через три дня, когда угроза жизни миновала, меня перевезли в одиночную камеру, что удивительно. Понятное дело, подсуетились, создав шикарные одноместные апартаменты, придерживают на сладкое. Знаю, как у нас бывает в следственных изоляторах, как селёдку в бочку натолкают людей в комнатушку три на три, и всем насрать на это. Виновные с невиновными, все в одной куче. Выживешь – повезло, а нет – так бывает. Люди же, как звери, только звери почему-то благороднее людей выходят. Странно, правда?

Каждый день тянулся раздражающе медленно. Прогулка в четыре шага туда и обратно начала давить на психику. Поговорить не с кем. Посетителей нет. Сокамерники отсутствуют. Ни единого постороннего звука, кроме издаваемых мною. С одной стороны, оно и к лучшему. Мало ли с кем поселить могли. С другой, тронуться умом так можно гораздо быстрее. Одно и то же… Кровать, небольшое зарешеченное оконце под самым потолком, как амбразура у дота. Только кусок неба с облаками и видно. Удивительно, что не лишили этой малости. Или… Психологический ход такой? Изощрённо садистский? Видишь, но не достать. Одна отдушина – смена картинки в проплывающих облаках или хмурости погоды. А еще постоянные сны про сына. Выматывающие душу сны. Сына… Веселого, счастливого, живого. Утром, пока еще не понимая, что он всего лишь приснился, пару секунд радости ощутить успеваю. А потом… Два шага вперед, разворот и два шага обратно. И тишина…

По принципу календаря Робинзона Крузо, черточки на стене рисовала с регулярностью, каждый рассвет. Говорят, ожидание – это самое ужасное. Согласна. Я никак не могла понять, почему вокруг меня настолько полна изоляция от внешнего мира? И даже папик белобрысого не рвется добить тварь, убившую его единственного отпрыска. Или я чего-то не понимаю в мотивах родителя, или у них есть свой план? Столько времени, и никаких действий.

Разбавляли будничную тягомотину появления следователя, определенно купленного, как и адвокат, который якобы собирается меня защищать. Да еще уколы три раза в день, делала их одна и та же грозно молчаливая тетка со здоровенными ручищами и замашками палача. Иглу она вгоняла, словно мстила за всех невинно убиенных на земле мне одной. Пару раз появлялся щуплый невысокий врач с большой залысиной в жиденьких волосенках и с совершенно равнодушным взглядом рыбьих глаз. Душу дьяволу он продал еще лет двадцать назад, когда мучения и смерти перестали его задевать. Я видела таких врачей. Их бы, по-хорошему, к пациентам вообще не подпускать, потому что человек, кроме как с куском мяса, у них уже ни с чем не ассоциируется. Но кто же станет это делать? Пока делятся доходами – систему не изменить.

Настораживало другое. Ни один из родителей отморозков так и не появился на горизонте. И ни единого намека на желание встретиться со мной, чтобы хоть плюнуть в рожу, по меньшей мере.

Почему? Почему папаша последнего не спешит мстить? Такая возможность отыграться, закачаешься! Но не использует. Непонятно.

Все разрешилось по моим подсчетам и после подтверждения адвокатом через три месяца, 12 октября. А я и не заметила, как лето пролетело. Люблю, когда тепло и солнышко светит.

Состоялся суд – сплошной фарс и клоунада. Адвокат откровенно смешил, пытаясь лавировать так, чтобы не сильно выставлять меня в добром свете перед людьми, отрабатывая свой гонорар. Вообще удивительно, зачем было приглашать в зал зевак, если и так знали, что посадят и надолго? Мыслями я была не здесь, не в клетке зала суда. Мне постоянно жутко хотелось спать и чтобы побыстрее оставили в покое, забыв о моем существовании. Нервы, они не железные.

Послушать, что рассказывает суду обвинение, стоило. Стало понятно, почему я тогда так просто попала в вип-зону к мажорику. Я действительно дура! Сначала полгорода задолбала расспросами и попытками выйти на всех четверых. И после этого я еще рассчитывала, что никто ничего не узнает. Да у того же «папаши» своих ушей в городе хоть пруд пруди. И дитятко свое он берег неплохо. Знал, сволочь, об увлечении своего отпрыска. Знал и ничего не предпринимал. А, нет! Предпринимал! Отмазывал, сука. Телохранителей нанял.

А я? Я просто сама плыла к ним в руки. Они все спланировали. Ждали. Хотели взять с поличным, чтобы наверняка. Из тех троих, что я раскатала по асфальту, один выжил. Остался инвалидом на всю жизнь, ходить не сможет. Даже не знаю, кому лучше – тем двоим, что окочурились, или ему, теперь полностью зависящему от других.

Как на меня орали и проклинали их матери… Я смотрела на этих женщин и думала: как получилось, что они воспитали таких ублюдков, если настолько сильно любили своих детей? Отцы грозились показать мне кузькину мать и требовали не рассчитывать, что я легко отделалась, мол, меня достанут и в тюряге.

Смотрела я на этот спектакль и не чувствовала совсем ничего. Ни единого сожаления. Если они шли убивать, значит, были готовы, что в ответ могут убить и их. Нельзя отнять жизнь и продолжать жить безнаказанно, точно зная, что чьё-то горе исчисляется всего лишь жалкими годами заключения в ограниченном пространстве, где ты будешь спать, есть, общаться и ждать освобождения. А они вообще посчитали себя бессмертными и способными творить, что душа пожелает. Нет, господа, всегда найдется такой, как я. У которого так же слетят все условности, и он сможет отомстить. Ведь границы человек устанавливает себе сам!

Значит, виновата только я?! А как же мой сын? Как же его жизнь? Моя, сука, жизнь?! Если бы ты украл мешок капусты, я бы заступилась, а убив – преднамеренно, жестоко, – ты жить не должен. Я не мстила – я восстанавливала справедливость! Я спасала других – тех, кто мог подвернуться этим упырям под руку! И я права! Эти нелюди отняли у меня смысл моей жизни, выкорчевали мою душу и хотели продолжать жить, как будто ничего не произошло? Ну, нет, так не пойдет! Не выйдет!

– Теперь мы квиты, – единственное, что я сказала, покидая зал суда. Мне не в чем оправдываться.

Суд закончился вполне ожидаемо. Двадцать пять лет строгого режима. По моим подсчетам, поделив эти года на четверых… Чуть больше шести за каждого? Немного. Будь я извращенцем с маньячным складом ума, вернувшись через всего каких-то сраных шесть лет, убивала бы куда круче и оставляла бы гораздо меньше улик, намотав на ус поучительные истории сокамерников. Нет? Да бросьте! Все так и бывает! И зачем?! Почему жизнь отморозка стоит дороже, чем жизнь обыкновенного законопослушного человека?! Ребенка?!

Здоровенная колымага, грохочущая, как консервная банка, везла меня к месту моего заключения на хренову тучу лет. Громкий грохот, мат водителя и удар по машине, закувыркавшей меня внутри кузова, как в центрифуге, и темнота.

В себя пришла от пощечин. Еле разлепив глаза и стараясь продраться сквозь муть, заволакивающую сознание, с трудом сфокусировала взгляд на силуэте очень толстого мужика.

– Открой свои зенки, сука! – удар был хорош. Я, никогда не умевшая драться, растянулась на полу в позе медузы, то есть «тело желеобразное – одна штука», и молча пересчитывала количество вспыхивающих перед глазами звездочек. Космос!

– Шеф, она так сдохнет, – гулким эхом произнес чей-то голос.

– Хорошо, – злобно выкрикнул второй со знакомыми визгливыми нотками. – Убери от меня эту падаль. Ничего, там ей понравится. Будешь долго помнить меня, тварина!

Пальцы вцепились мне в волосы, заставляя от боли приподнять голову и посмотреть в жирную харю красного от ярости мужика.

Кажется, хватать за волосы – это у них семейное. Естественно, я догнала сразу, чья это рожа. Не выдержал? Как-то долго терпел. Что дальше? Меня сразу убьют или помучают?

– Смотри на меня, сука! – и снова удар по лицу. Нет, легко на тот свет уйти мне не светит. Жаль. Боль я не люблю.

– Пошел ты, – прохрипела я, закашлявшись. Кажется, пару ребер я все же сломала, и рана вновь открылась.

– Что?! – дурниной взревел он, с размаха наступая ногой мне на пальцы. Жуткий хруст и адская боль заставали заорать.

– Шеф, покалечите – полудохлое тело не примут.

– Заткнись! – разошелся боров, и я не успела понять, что произошло, когда запястье прошибла дикая боль. Закричав, срывая голос, я попыталась схватиться за пострадавшую конечность и тряхнула головой, желая убрать муть перед глазами. Надо сориентироваться и попробовать как-то защититься. Звук выстрела, и опаляющая боль в ноге. Скуля на одной ноте, я попыталась сгрести себя в кучу и отползти в сторону.

– Шеф, ваш план сорвется!

– Пусти! Пусти, я сказал! Блядь! – взревел тот.

Новая попытка двинуться привела к все сильнее накатывающей дурноте, перед глазами то и дело становилось темно.

– Шеф?

– Все, я успокоился. Убрал руки! Спокоен я! Спо-ко-ен. Бери эту падаль и отвези, куда я говорил. Смотри, не засветись. Вытаскивать не стану, отправлю первым же рейсом туда же, куда ее везешь. Понял?

– Все сделаю, шеф. Не надо к нему! Все будет в лучшем виде!

Попытка укусить потянувшуюся ко мне конечность ни к чему не привела. Только замутило сильнее. Мою тушку, не церемонясь, закинули на плечо, тело прострелило болью, вскрикнув, я отключилась.

– За-дол-ба-ли, – прохрипела я, придя в себя. Ну, что за гадство?! Опять живая! Чувство такое, что меня катком переехали, и не один раз. Голова трещит, собираясь лопнуть, как перезрелый арбуз, от малейшего неосторожного движения. Грудь сдавлена так, что дышать приходится мелкими глотками. Конечности ноют. Горло дерет, разговаривать невозможно. Язык распух. И перед глазами муть полнейшая. Жопа, одним словом.

Второе подключение к реальности прошло более успешно. Голова уже гудела гораздо меньше. Во рту Сахары не ощущалось. Ярких болезненных вспышек тоже. И зрение слегка улучшилось, но двоиться в глазах не перестало. Грудь все так же сдавлена, и дышать сложно.

Говорят, три раза – это на удачу. Согласна. В третий раз очнулась практически здоровой. Голова не болит, лишь слегка кружится, если резко повернёшь в сторону. Зрение в норме. Повязка на груди стала гораздо слабее. Попытка подняться не удалась. Махом накатила тошнота и жуткая слабость. Сбоку что-то противно запищало. Моментально за дверью послышался топот ног, и в палату влетели несколько врачей. Все бы ничего, врачи как врачи, дяди в белых халатах. Если бы не знакомая физиономия лысеющего эскулапа, приходившего ко мне еще в камере, и два амбала позади него с очень странной для медика амуницией в виде черной дубинки на ремне сбоку.

Неужели меня запихнули в психушку? Жестко. Фантазия у папика не особо богатая, но признать, что не действенная, не получается. Здесь меня быстро превратят в овощ без мыслей и желаний.

– Давайте знакомиться, – с улыбкой голодной акулы врач глянул на прикрепленную в ногах кровати табличку и удивленно хмыкнул. – Третья группа? И кто у нас такой умный, без моего ведома распределять? Выясню. Накажу. Нет, вы только посмотрите?! Такой материал растрачивать попусту! Шестая. Самое лучшее, и все для тебя.

Быстро черканув что-то на дощечке, эскулап занялся мной. Проверил повязки и пульс, посмотрел зрачки.

– Превосходный материал. Я просмотрел данные анализов и по всем показателям ты именно то, что я искал. Я создам лучшее из возможного! Ты будешь великолепна! – всплеск ненормального воодушевления нервирует и откровенно пугает. Куда я попала?! А главное, к кому и для чего?! Обращение ко мне как к «материалу» наводит на очень поганые мысли.

– Рассчитываю на тебя, тридцать первая. Пройди все тесты, и ты станешь вершиной эволюции! Я уже предвкушаю нашу совместную работу.

«Это кем? Инфузорией туфелькой, что ли?»

– Что происходит? – дернулась я, заставив чокнутого врача испуганно отскочить в сторону, а его мордоворотов потянуться к своим дубинкам. А нервы у мужика ни к черту, с чего бы?

– Почему они вечно так?! – голосом обиженного ребенка протянул врач, глядя на своих подчиненных, доказывая мне, что с головой у мужика совсем плохо. А для меня это полный трындец. Таким психам только попади в руки, раскромсают на ленточки в научных целях. Влипла, так влипла! Как выбраться из этого бедлама?!

– Сегодня пусть полежит здесь, а завтра переведешь в шестой сектор, – смена настроения или маски, или передо мной холодное равнодушное нечто. Самый страшный зверь – представитель науки.

– Комната пятого вчера освободилась. Я так долго с ним носился, а он на четвёртом тесте срубился. Как он мог не оправдать моих надежд?! У тридцать первой прекрасные данные. Слышите?! Прекрасные. Стоит попробовать.

Доктор резко замолк, и, погрузившись в какие-то свои раздумья, покинул палату. Телки потянулись следом.

Голову сжало тисками, в висках заломило. До меня отчетливо дошло, куда попала, и мне это совершенно не нравится! Ни на капельки. Опыты, материал, тридцать первая, тесты… Это самая настоящая подпольная лаборатория с подопытными материалом – людьми! Здесь нет даже мизерного шанса выжить. Либо на столе под скальпелем, либо пристрелит после. Если никто не в курсе о таком месте, то тайну местный персонал хранить умеет. А кто это делает лучше всего? Правильно, мертвые. Безопасный враг – это мертвый враг.

– Тварь жирная, чтоб ты сдох! – заорала я, впадая в истерику. Знал, куда упек! Поэтому и мордовать не стал, здесь обо мне позаботятся гораздо изощрённее. Как-то все накатило разом, и меня прорвало. Сколько я орала и бесновалась на кровати, пытаясь освободиться, не знаю. Но на мои вопли так никто и не пришел. Либо стены у них с хорошей звукоизоляцией, либо привычны к подобным концертам, а вероятнее всего, все вместе.

Опустошенная, я заснула, а проснулась не там, где засыпала. И это плохо. Ладно, сделаю скидку на свое невменяемое состояние, а на будущее – надо быть начеку, раз они способны так легко транспортировать мое тело из одного места в другое. С другой стороны, сколько фильмов смотрела, сопротивление в подобных случаях – вещь бесполезная, к сожалению. Здесь только на чудо и на побег стоит надеяться.

Небольшая комнатка, абсолютно белая, с огромным зеркалом во всю правую стену. Для слежки? Узкая кровать. Ни единого выключателя или розетки. И на фоне режущей глаз белизны – алое пятно ткани на краю кровати. Повернув голову в сторону зеркала, не сразу поняла, почему не особо удобно двигаться. А когда дошло, судорожно вцепилась в пластиковый обруч на своей шее.

Подскочив к зеркалу, ошарашенно замерла. Отражение не порадовало, показывая обнажённую женщину с перепуганным взглядом голубых глаз, лишённою вообще каких-либо волос на теле, ни внизу, ни вверху, и со своеобразным собачьем украшении на шее, оригинально мерцающем бегущими в нем зелеными огоньками. Жирная цифра «31» на правом виске, как татуировка для заключённых.

Словно не веря тому, что вижу, нерешительно провела рукой по абсолютно лысой голове. Зачем побрили, сволочи?! Я с таким трудом их отращивала, целое состояние на всякие шампуни, маски и бальзамы перевела, чтобы добиться густоты, блеска и длины до середины бедра. Теперь попробуй догадайся, что настоящая платиновая блондинка была в этой лысой кочерыжке! До номера дотрагиваться не решилась, как будто боясь окончательно поверить в действительность происходящего.

Прикрыв на минутку глаза, чтобы позорно не разреветься, постаралась успокоиться. Ничего уже не исправишь. Сына не вернешь. Месть не отменишь. Но и не жалею. Остается сделать вид, что смирилась, приспособиться и в нужный момент сделать ноги. Не бывает безвыходных положений, только выход не всегда хорош.

– Ничего, Маринка, поплыли?

Ухмыльнувшись своему отражению, вновь остолбенела. А как же раны? Удивленно пощупала свеженькие розовые рубцы от пулевых на руке и на ноге. И, кое-как извернувшись, постаралась разглядеть ножевое на спине. Спина чиста, как у младенца. Непонятно, как так быстро все зажило?! И пальцы…. Сломанные пальцы гнулись, как положено, совершенно не отдавая болью. Как такое возможно?! Я вдохнула полной грудью, уже ожидая, что сломанные ребра тоже не дадут о себе знать. Так и есть. Ничего. Дыши, как пожелаешь! С одной стороны, такая регенерация – это чудо, а с другой… Выносливость позволит экспериментировать надо мной непозволительно долго. Черт! Как же я умудрилась влипнуть в такое дерьмо?! И откуда такой дивный подарочек?

– Не паниковать. Всему есть разумное объяснение. Есть? Есть. В экстремальных случаях иногда организм дает разные реакции: кто-то становится экстрасенсом, у кого-то развивается пирокинез, а некоторые, такие, как я вот, обзаводятся повышенной выживаемостью, – кивнув сама себе, развернулась к единственному яркому пятну в этом белоснежном карцере, решив глянуть, что это.

Алой тряпкой оказался больничный халат, застегивающийся спереди по всей длине на липучку и еле достигающий колен. Больше из одежды ничего не нашлось, как и из обуви.

– Сказать спасибо, что не голой оставили? Да пошли вы!

Любопытство погнало к дверям. Тупо, конечно, надеяться, что я могу слинять отсюда беспрепятственно, просто открыв дверь и выйдя на волю. Но человек – такая зараза – пока не проверит, не поверит. Дернула первую из них, открыть не получилось.

– Ясно. Выход, и он заперт.

За второй оказалось небольшое помещение два на два. Туалет и душ, ничего больше. Ни зеркала, ни зубной щетки, ни полотенца с шампунями. Если здесь и жил номер пятый, то погано ему жилось, совсем после себя ничего не оставил. Или уборщицы в этом заведении на высоте.

– Не стоит зарекаться, – осадила сама себя. Еще неизвестно, сколько и как я проживу в этом санатории, и что останется после меня.

Еле успела выйти из туалета, как дверь в комнату открылась, и на пороге нарисовался здоровенный детина выше двух метров ростом. И свыше ста килограммов весом. Их здесь чем кормят, что такие мамонты вырастают?!

– За мной, – пробасил мужик.

Коридор оказался таким же беленьким, как и моя камера, к тому же довольно узким, так что вдвоём рядком по нему пройти не реально. На всем протяжении сплошные двери, как в общаге. Замки электронные, кодовые, со специальной выемкой для отпечатка пальца, и отнюдь не владельца сомнительного номера люкс, а охраны.

Молчаливый детина, приложив свою сарделину к следующему замку, выпустил на свет парня с номером семь на виске. Тощего, боязливо вздрагивающего, с пустым взглядом, пристроившегося передо мной. Пока шли, охранник добавил еще троих номерных. Двадцать пятого, двенадцатого и двадцать второго. Они показались довольно неплохо развитыми физически, не такими болезненными на вид, как седьмой, но и оптимизмом от них не перло. При всем при этом в нашей веренице я была единственной женщиной. Впрочем, судя по моему номеру, подопытных должно быть гораздо больше. Я надеюсь. Не хочу думать, что из группы в тридцать человек остались только эти четверо. В таком случае жить мне осталось не так уж и долго.

Охранник привел в обыкновенную столовую. И, как все здесь, абсолютно белую. Я начинаю ненавидеть этот цвет. Стойка раздачи, огромные емкости с едой, пара поваров-мордоворотов. Клонируют они их здесь, что ли?

За длинными столами друг против друга сидели молча кушающие люди, объединенные по цвету одежды. Настораживающе тихо. Ни единого шепотка. Ни малейшего проявления любопытства в нашу сторону. Тускло, тухло, обреченно.

Судя по цветовой гамме, секторов всего шесть. Народа немало, считать не рискнула, так и голодной остаться можно. Но не меньше пары сотен – точно. Десяток амбалов, надзирающих за заключенными. И камеры. Во всех углах, на входах и выходах и над столами. Не скрыться, не спрятаться. Веселого мало.

Нашу мелкую группку подвели к раздаче, лично мне охранник всунул поднос в руки и, кивнув на стойку, мол, выбирай, отошел.

Кормили привычно. Суп, второе, попить. Все вкусно и сытно. Я наелась вдосталь. Пока ела, мельком разглядывала остальных. За нашим столом сидело десять человек. Соседний занимали желто-халатные и с номерной тату красного цвета. Неплохо придумано. Различить, из какого ты сектора, не проблема и от метки так просто не избавиться. Думаю, еще и чип какой-нибудь в тело впихнули, чтобы наверняка.

Мельком поймала взгляд соседа напротив, но стоило мне посмотреть на него, как он тут же уперся в тарелку и продолжил есть. Высокий, атлетического телосложения, бицепсы на руках приличные. Выдающийся нос, ни с кем не спутаешь. Внешне немолод, лет шестьдесят навскидку будет. На виске номер тринадцать.

Дождавшись, пока доест последний, охранники поднимали свою группу и уходили.

– Иди за мной, – толкнув меня кончиком дубинки, приказал наш конвойный. – Поясняю правила. Любые контакты с другими номерными запрещены. Разговоры запрещены. Побег невозможен. В ошейник встроена система слежения и наказания. Три уровня наказания: слабый электрический импульс, тот же импульс с добавлением впрыскивания препарата, вызывающего галлюцинации и боль, и третий уровень – парализация и смертельная доза яда. Вопросы есть? Спрашиваешь у меня. Настроение будет, отвечу. Обычный распорядок: утро – анализы, завтрак, затем тренажерный зал, обед, тренажерный зал, ужин, тренажерный зал, сон. При участии в тестах распорядок на усмотрение доктора Вирцега. Заходи.

Я и не заметила, как мы дошли до очередной комнаты, открыла дверь и ахнула. Такого тренажёрного зала я еще никогда не видела. Столько разнообразных станков, глаза разбегаются. Что-то я вообще ничего не понимаю, для чего такой упор на силовую подготовку? К чему меня собираются готовить, к полету на Луну, что ли?! Тем более я от спорта далека, мне и забегов по этажам с документацией отдела по самые уши хватало, чтобы еще с дурной головы переться в какой-нибудь фитнес-центр.

– При такой интенсивной физической нагрузке я сдохну через три дня.

– Не справишься – сдохнешь, – совершенно пофигистично пожал плечами мой сопровождающий. – Шагай.

К нам подошел еще один «мамонт» и, окинув меня скептически-презрительным взглядом, удрученно покачал здоровенной башкой, при этом мотнув длинной косой. Не удивлюсь, если они специально волосы отращивают – поддразнить и выделиться среди нас, лысых.

– Она твоя. К обеду заберу. Доктор приказал начать с лёгкого, она недавно была в хирургии.

– Где? – я даже среагировать не успела, как от смачной оплеухи отлетела на два метра в сторону. Тряхнула головой, фокусируя взгляд, и зло уставилась на скотину.

– Ты ей правила говорил?

– Да. Первый день, сам понимаешь. И не забудь, с малых нагрузок, – напомнил охранник недобро оскалившемуся рыжеволосому орку.

– Не впервОй. К чему такие сложности?

– Он в ней заинтересован.

– О, – многозначительно посмотрело на меня оно. – Новая любимая игрушка?

– Примолкни, а то… сам знаешь, – нервно дернулся охранник, оглянувшись на камеру позади себя.

На заметку: камеры передают и звук, помимо вида. Сбежать сложнее. Ну, ничего, лазейки быть обязаны, по- другому не бывает. Главное – их найти.

– Все, не паникуй, – ухмыльнулся орк. – Придешь сегодня?

Я бы умилилась вспыхнувшему на щеках двухметрового мужика румянцу, если бы не хотела накостылять его орку по морде. Женщин бить нельзя! Но, видимо, здесь этих правил не придерживаются. Придется лишний раз не нарываться. Чем целее, тем быстрее сделаю ноги.

– Я подумаю.

– За мной, – недовольно рыкнул уже мне тренер, хмуро проводив взглядом своего любовника. – Начнешь с разминки.

К вечеру до своей комнаты я буквально доплелась, удерживаясь в вертикальном положении на одном упрямстве, с трудом переставляя дрожащие ноги и стараясь не закрыть слипающиеся от усталости глаза. Зашла. Рухнула на кровать. И отключилась.

Следующий день начался с пыток своего собственного тела. Никогда не думала, что бревно можно попытаться согнуть. А я согнула! Себя! Кряхтя, как столетняя бабка, на ногах-ходулях с трудом добралась до душа. Прохладная вода немного помогла, но не полностью. Вернувшись обратно в комнату, оставляя мокрые следы за собой, подошла к зеркалу. Интересно, какой вуайерист сидит с той стороны?

– Полотенце сложно положить в душевой? Или доставляют наслаждение капельки воды, скатывающиеся по обнаженному женскому телу?

В комнате не холодно, но от воды соски затвердели, и зрелище получилось весьма соблазнительное. И как не сбросить слегка напряжение, дразня невидимку? Слегка изогнувшись, призывно улыбнулась, медленно облизнув кончиком языка губы, и тут же получила слабый заряд током, с визгом подпрыгнув на месте.

Доигралась. Шея неприятно ныла. Раздраженно подергав ошейник, долбанула кулаком по зеркалу. Сидите, твари, наблюдаете?! Ненавижу!

– За мной, – зайдя без стука, пробасил вчерашний охранник.

– Прямо так? – развела я руками, показывая на себя голую. Стыда я никогда не испытывала. Все мы одинаковые. Две руки, две ноги, и в туалет ходим. Мнимое прикрытие одеждой – еще один комплекс и ограничение. А я очень не люблю быть уязвимой. Избавиться от стеснительности удалось далеко не сразу. Но, видимо, не зря. Сейчас я стояла совершенно спокойно.

– Одеться. За мной.

– А завтрак?

– Еще слово, вытащу сам.

Ясно. Голубой. Не зря орк ему встречу назначить пытался. Капец, лучше не представлять, как эти две глыбы ласкают друг друга. Не, даже в фантазии выходит травмоопасно, силы-то немерено! А с другой стороны, так даже лучше. Быть подопытной свинкой и еще подвергаться сексуальному насилию… не, не, не, спасибо, не надо.

– О чем я думаю?! – какое соблазнение?! Какой секс?! Я сейчас, мало того, что на гоблина ушастого похожа и голых тут валом, так еще все мы подопытные. Не факт, что меня спустя полчаса не станут потрошить на железном столе, наблюдая за моей реакцией на изъятие внутренностей. Тьфу, жуть какая в голову лезет!

Быстро накинув халат, выскочила в коридор – не хочу снова схлопотать дозу тока из ошейника.

– Спрашивай?

– А? – всплыла я в реальность. – У тебя имя есть?

– Цог.

– Странное имя. Чье оно?

– Это прозвище. Имена здесь не приняты, тридцать первая. Рот закрой и шагай шустрее.

– Отлично поговорили, – хмыкнула я. – А почему мы сегодня одни? И куда в такую рань? Анализы? Я даже не позавтракала.

– Заткнулась, – недобро покосившись на меня, охранник предупреждающе дотронулся до дубинки. Не дура, замолкаю. Интересно, а почему только такие, как я, ходят босиком? А персонал и охрана в нормальной обуви и одежде? Понимаю, психологический ход, но, помимо этого, должно быть еще что-то? Неужели и через пол можно гадость устроить, вроде тока в наших удавках? Вот же, какие предусмотрительные твари.

– Заходи.

Как можно обрисовать лабораторию? Белым-бело, пахнет лекарствами и химикатами, все в спецодежде, перчатках, масках на лицах, суетятся, что-то исследуют или делают вид, что заняты. Штат немаленький, человек пятьдесят, не меньше. И вряд ли здесь все сотрудники местного клуба маньяков. Не слабый размах, как я погляжу. Кто же спонсирует эту «прелесть»?

– Моя драгоценная, – заметив наше появление, доктор растянул тонкие губы в улыбке и, предвкушающе потирая руки, подошел ко мне. – Цог, свободен, вызову.

А они здесь все очень красноречивы, как я посмотрю.

– Пойдем, устроимся поудобнее

Кто бы меня спрашивал, хочу ли я усаживаться в странное стоматологическое кресло с железными креплениями для конечностей и головы. Загнав поглубже нарастающую панику, села. Прекрасно понимая, не сяду сама – посадят силком. Провоцировать лишний раз не стану, может отделаюсь болтовнёй.

– Сокровище мое, – расплылся в довольной улыбке псих, подзывая сотрудницу. Та умело занялась забором крови из вены, мазком со слизистой, а я старалась не пропустить ни единого его слова, – я хотел немного подождать… Но мне не терпится начать тестирование. Ты же не будешь против, если мы начнем сейчас?

Внутри все сжалось от страха. Что он собирается со мной делать?!

– Тшш, все будет хорошо, – успокаивающе произнес он, кивнув кому-то за моей спиной. Я и сообразить не успела, как меня резко прижали к креслу, схлопывая захваты, и буквально через секунду все, что я могла, это материться и проклинать. Зато от души!

– Шуми, мне нравится, когда громко, – лихорадочно горящий взгляд доктора отрезвил моментально, и я заткнулась. – О, характер показываем. Ничего. Это пройдет. У меня таких несговорчивых много. Было. Как правило, ерепенятся недолго. Не поверишь, криком кричат от страха.

– Не думал, что когда-нибудь и ты окажешься на нашем месте, ублюдок!

– Рано или поздно, – дирижируя шприцем, ерничая, высказался он. – Слышал. И что меня убьют, и я буду проклят, и еще тысячу угроз. Но, как видишь, я здесь, а они там. В лучшем мире. Кстати, ты же не в курсе, моя драгоценная, какое величайшее творение во Вселенной я создаю?

Игла зависла в паре сантиметрах от руки, доктор решил продолжить свой монолог, заставляя мое сердце ухнуть вниз. Тварь, специально тянет, на эмоции выводит! Умный, падла!

– Ты должна понимать, что все эксперименты ради великой цели! Идеального человека! Создание совершенного существа! Неуязвимого, сильного, высокоинтеллектуального! Практически бессмертного!

– Зачем? – не спуская глаз со шприца, еле собирая паникующий мозг в кучу, попыталась отсрочить неминуемое.

– Параллельные миры, – прислонившись к самому уху, возбужденно зашептал он. – Другие миры! Космос. Вселенная. Сила Богов! Осталось совсем чуть-чуть. Я близок. Очень, очень близок к своему шедевру. И ты, мое сокровище, как нельзя кстати. Твоя кровь… О, она шедевр эволюции. Редчайшее сочетание. Ты как неогранённый алмаз, единственный в своем роде. Я искал именно такой материал. Расточительно потерять твое потомство. Жаль. Любопытно было бы взглянуть на состав крови твоего отпрыска. Мда… От отца ему ничего перепасть не могло. Я проверил, – скривился он, – там обычный состав, ничего примечательного. Он уже утилизирован. Ничего… у меня есть ты. Моё сокровище. Приступим.

Каким бы чокнутым ни был этот доктор, но свое дело он знает. Неожиданный укол, и я, цепенея, слежу, как опустошается шприц, вливая содержимое в вену. Сердце забилось в бешеном ритме, хотя казалось бы, куда больше. Перед глазами все поплыло.

– Ч-что э-то?

– Тест первый: яды, – холодный уверенный голос палача, и моя кровь словно превращается в лаву.

Душераздирающий вопль разнесся по лаборатории, заторможено до меня дошло, что кричу я…

Меня то колотило от ледяного холода, то бросало в дикий жар, то начинало так трясти, что приходилось со всей силы сжимать зубы, чтобы не покрошить их и не откусить себе язык. Тело горело огнем, мысли постоянно путались, и никак не получалось сосредоточиться на чем-то одном, мысль постоянно ускользала. Перед глазами постоянно либо темнота, либо сильно размытые контуры. И жуткая жажда. Мне хотелось, до истерики, упасть всем телом в воду и не выныривать из нее никогда…

– Кризис пройден. Иммунитет выработан. Первая проба пройдена.

Я ненавижу и боюсь этот голос. Заберите меня отсюда хоть кто-нибудь?! Прошу!

Мой персональный ад разверзся! Стоило мне прийти в себя, как меня вновь чем-то кололи, и муки начинались по новой. Прав был проклятый докторишка, при виде его мне чаще хотелось забиться в укромный уголок, чем броситься на него и вцепиться зубами в его глотку!

Теперь на ненавистное кресло меня усаживали силком, сама я в него не шла ни в какую. И все равно оказывалась в нем.

– Завершающий штрих, – добродушно сообщил ублюдок, вгоняя мне в плечо очередную гадость.

Напряженно жду, когда меня накроет болью, но, как ни странно, ничего не происходит. Сколько еще бесчеловечных тестов я выдержу?! Я даже не в состоянии осмыслить, сколько прошло времени с моего появления в этом проклятом месте!

– Прекрасно! – подскочил он, заставив меня испуганно дернуться. – Первый тест пройден! Три недели, моя драгоценная, неплохой результат. Два дня выходных, после обычный режим.

Не веря, что я выхожу из лаборатории на своих двоих и в здравом уме, сползла на пол и разревелась, стоило двери закрыться за спиной. Цог, недовольно цокнув языком, подхватил меня под мышку и поволок в комнату.

– Приду к обеду. Отдыхай, – небрежно бросив мою тушку на кровать, ушел.

А меня накрыло. Я ревела так, словно хоронила кого-то родного. Раздирала на себе халат, никак не могла заставить себя успокоиться. И совсем не удивилась, когда в комнату вошел мой персональный кошмар со своей охраной. Укол, и, мгновенно успокоившись, я блаженно провалилась в темноту.

В себя пришла рывком. Голова гудела, как чугунная. В полумраке приняла прохладный душ и, выключив воду, так и осталась сидеть, скукожившись в три погибели. Идти в комнату, на всеобщее обозрение, душевных сил пока не было. Хотелось сдохнуть.

Какая же я была наивная, считая, что меня сломить невозможно. Ан нет, есть умельцы. Помню, читала про гаремы. И все удивлялась, почему наложники, практически рабы, смирялись со своей участью, не стремясь попытаться вырваться на свободу?! Как можно не желать решать, как жить, самому?! Не пресмыкаться перед сильным?! Видимо, можно. Психика человека сама находит, как обезопасить себя, чтобы вконец не свихнуться. А по мне, так проще тронуться умом, легче.

– Если так пойдет дальше, меня сломают. Я не хочу. Не хочу! Я такая слабая. Мне страшно, – даже сейчас я стараюсь шептать как можно тише… – Я на грани. Помогите мне кто-нибудь. Сынок…

– Приветствую тебя, моя драгоценная, – от его радушных улыбок меня передёргивает каждый раз, как их вижу. – Присаживайся, поболтаем немного.

Я истуканом замерла перед креслом, не в силах заставить себя шагнуть к нему. Меня подхватили под руки, усадили, закрепляя только конечности. Что-то новенькое. Пугает.

– Ничего, скоро ты будешь с отчаянным героизмом садиться на него самостоятельно.

Слушаю его и понимаю, что так и будет. Слишком много нас, тех, кого он убил, прошло через эти пытки, чтобы он уже сумел составить целую систему поведения подопытных.

– Фашист, – булькнула во мне храбрость и испуганно притихла.

– Мои методы более гуманны и не столь массовы, – возмутился он.

– Ты мучаешь людей. Считаешь их подопытным материалом. Присваиваешь им номера. И ты говоришь, что это гуманно?! Больной ублюдок! Чтоб ты сдох! – вот и все. Отжила ты свое, Марина Михайловна.

– Сокровище мое, ты знаешь, с чего начались все мои изыскания?

Не знаю, и знать не хочу.

– Археология – занимательная наука. Копаются в пыли, а находят шедевры. Все эти черепки, монеты, пещеры… Увлекательное занятие. Но слишком монотонное. Для меня. Я же предпочитаю видеть результат еще при жизни, – хохотнул он. – Шумеры. Знакомое название? Многие слышали, что возникновение их народа связанно с прилетевшими из космоса существами. И я склонен согласиться с этими многими. Представить, что в одночасье появилась большая группа людей, которые вдруг начали создавать храмы и проводить в них учебные программы по ткачеству, гончарному делу, ювелирной науке и многому другому. Строили площадки для космических кораблей, с поразительной точностью ориентируясь в сторонах света и координатах. Даже остались инструкции для пилотов. Любопытно, не так ли? Откуда в столь далеком прошлом им было ведомо о космических полетах, движении солнца и количестве планет в нашей солнечной системе? Думаю, знания, что они хранили, были на порядок выше наших. С гибелью шумеров наступила постепенная деградация. Разве мыслимо сжигание учёного на костре за то, что наши предки знали с младенчества? Подумай только, мы копошимся, как черви в навозе, пытаясь выйти в космос. Не в консервной бочке, как сейчас, а в комфортных условиях, в то время как десятки тысяч лет назад это было нормой. Путь не для наших предков, а гостей. Но было же! Случайно мне в руки попал фрагмент фрески с письменностью шумеров. Именно с него все и началось. Мое время ограничено. Продолжим в следующий раз.

Я вжалась в кресло, стараясь отодвинуться от шприца.

– Потом я могу не услышать. Расскажите дальше, – хоть как-то оттянуть неизбежное.

– Хитрим, – расплылся он в омерзительной улыбочке. – Что же, пожалуй, ты права. Я погряз в изысканиях. Много лет поиска – и я на правильном пути. Как ты думаешь, что такое душа, мое сокровище? Что-то эфемерное? Осязаемое? Я же считаю, что душа – это энергетическая составляющая человека, аура, скапливающая информацию о человеке и передающая её. Аура. Красивое название, не правда ли? Но если это энергетическая составляющая или некая эктоплазма, то это наша суть. Хочешь спросить, как я до этого дошел? Все очень просто. Лишившийся какой—либо конечности иногда страдает фантомными болями, но если бы мы сумели вернуть ему эту конечность, то он вновь стал бы пользоваться ею, как ни в чем не бывало. А значит, лишаясь чего-то, аура словно становится плотнее, растекаясь по тому телу, что есть. По глазам вижу, не особо вникаешь в то, что я тебе говорю. Тогда про кровь. Эта жидкость несет в себе все знания о человеке. Наша родословная заключена в маленькой красной капельке крови. Твоя – уникальна. Меньше 10% населения всей планеты имеют подобный состав, и даже в некоторых нюансах имеются различия и среди этих ничтожно малых процентах.

– И что в моей крови такого особенного?

– Э-э-э, – недовольно покачал он головой, – кто же рассказывает свои секреты? Тебе достаточно знать, что я постараюсь сделать все возможное, чтобы ты выжила и принесла мне нобелевскую премию, деньги и мировую славу. Моя драгоценная, тебе несказанно повезло, что ты попала ко мне в руки. Я сумею огранить тебя, и ты засияешь изумительными гранями. Разве не заманчиво стать сверхчеловеком? Возвыситься над другими…

– Стать игрушкой в руках таких же психов, как ты? – не выдержала я все этого пафоса.– Нет. Не заманчиво.

– Тест второй, – словно мои слова его не задели. Равнодушный взгляд, кривая усмешка.

От его слов волосы встали дыбом. Опять боль и сумасшествие?!

– Нет! Я не хочу! Не надо! Отвали от меня, псих! Я тебя ненавижу! Будь ты проклят!

– Проверка на выработку иммунитета к заболеваниям. Микс, – монотонно выдал он.

И снова укол. Я замерла, прислушиваясь к себе. Какая реакция окажется в этот раз? Сразу окатит кипятком или начнет дергать за оголенные нервы?! Голова закружилась, тело опалило волной жара, и я провалилась в мир, полный очень правдоподобных кошмаров. В них убивали моего Витю, а я могла только наблюдать, но спасти умирающего сына все не получалось… Раз за разом его забивали на моих глазах, а я рвалась к нему, словно впаянная в монолит, и никак не получалось сдвинуться с места, только кричать, проклиная убийц. Раз за разом… И снова, и снова.

Следующие эксперименты на себе я принимала с равнодушием, желая только одного: чтобы в одно прекрасное мгновение мое тело не выдержало издевательств и перестало существовать в этом гребаном мире. Один тест сменял другой, а я все жила. Нет, правильнее сказать, существовала. И в кресло садилась давно уже не с геройской безбашенностью, как обещал доктор, а с равнодушием смертника.

Удивительно, но я смогла пережить жуткое переохлаждение, ампутацию нескольких пальцев на руках, а потом операцию по их восстановлению и попытку регенерации мизинца за счет запасов моего тела. Регенерировать получилось, но лишь наполовину. Люди и этого не могут.

Про запредельные физические нагрузки и заикаться не стоит. Я сама себя пугала своими успехами. Не знаю, какие изменения они во мне химичат, но со мной теперь не каждый мужик справится. Эмоции стали глуше, истерики – это для меня что-то нереальное. Уверена, нервы у меня теперь стальные. А недавно начали натаскивать, как бойца, делая упор на силовые методы. Ближний бой. Метание ножей. Взлом. Только огнестрельное оружие не доверяют, и, похоже, учить им пользоваться не собираются. И в тоже время никаких спец предметов, ни тебе ни стратегии, ни языков. Куда они меня готовят, остается загадкой. И разгадав её, думаю, не обрадуюсь.

Привыкнув к самым необычным вопросам, какие вообще можно было себе представить, я не стала огрызаться на расспросы о моей сексуальной жизни и желаниях. Сказала правду: ни черта я не хочу. Сказала и пожалела. Отмороженный на все полушария доктор Вирцег сразу что-то подкрутил в моем организме, и желание усилилось настолько, что иногда хотелось на стенки бросаться, лишь бы найти себе мужика. Ничего, гордость мне в помощь, научилась терпеть эти ненормальные гормональные всплески. Благо, партнеров для спаривания пока не предлагали, а я и не заикалась. Не хочу подавать идею о беременности. Лучше сразу умереть, чем обрекать на пытки собственного ребенка.

– Доброе утро, мое сокровище, – сегодня доктор был в прекрасном настроении, если судить по довольной улыбочке во все двадцать восемь, было время сосчитать. Это как раз и пугало. Именно в таком состоянии он любит делать особо болезненные тесты. Интересно, а сколько я уже здесь? Месяц? Год? – Мне неприятно сообщать такую новость, – внутри все оборвалось. – Но руководство решило на некоторое время приостановить прохождение тестов.

– Что?! – ошарашенно прохрипела я, с трудом узнавая свой голос. Я не сплю?

– Приказано передать тебя на пробную военную операцию. Рисковать тобой, моя драгоценная, не станут, но хотят посмотреть на тебя в деле. Идиоты, не могли дождаться, когда я закончу! Ты будешь совершенна! Осталось совсем немного!

– Какую операцию?

– А знаешь что? – меня тряхнуло от охватывающего ужаса. Медовый голос возникает, когда его сдвинутую башку осеняет очередная идея, а я потом подыхаю в корчах. – У меня целая неделя, в один тест уложимся!

– Нет! – паника накрыла с головой. Я практически выбралась, свобода замаячила перед носом, и снова тест?! Нет!

– Как сладко ты кричишь. Давай, порадуй папочку!

И снова укол. В этот раз боль накатила сразу – всепоглощающая, такая, как будто меня окунули в кипяток и не дают из него выбраться. И снова спасительный обморок… в темноте не больно… хорошо… я так рада, когда она приходит ко мне…

Через три дня, когда меня выпустили из палаты, стоя перед зеркалом в своей комнате привычно – в чем мать родила, никак не могла понять, что именно хочет слепить из меня безумный ученый?! Рост мой увеличился. Прилично проступила мускулатура. Кожа покрылась неприятными темно-коричневыми пятнами, как после сильного загара. При нажатии боли не ощущалось. Значит, доктор решил сменить цвет кожи. Что тоже пугает. Уж больно фантазия у этого психа извращённая. И цвет глаз из голубого вдруг стал непонятным сине-зелено-карим, словно не в состоянии определиться, какой именно выбрать цвет. Что со мной станет в итоге, боюсь даже представить. Лучше не задумываться, а то так и свихнуться недолго. Вообще не факт, что с башкой у меня все в порядке. Тесты слишком оригинальные.

– Мы все успели вовремя, – шепнул мне на ухо доктор, когда закончил осмотр.

– Моя пятнистость – это нормально?

– В данном случае это побочный эффект, – недовольно поморщился он. – В следующий раз все изменим. Волноваться не о чем, препарат ты усваиваешь превосходно, а изменения произойдут постепенно.

– Кем я буду в итоге?

– Совершенством.

– Совершенства не бывает, доктор.

– Я единственный, кто его создаст!

– Доктор Вирцег, – в лабораторию зашел невысокий седовласый мужчина в военной форме в сопровождении еще троих офицеров. – Это оно?

Я позволила себе ухмыльнуться. «Оно», меня еще так не называли. Зато сразу определились, кто, кого и зачем.

– Единственный экземпляр, который прошел все текущие тесты, – с гордостью выдал доктор.

– В курсе, – резко прервал седой. Судя по тому, как недобро сверкнули глаза психа, отношения между ним и этим воякой оставляют желать лучшего. – Основные характеристики я читал в деле. Оно не выглядит настолько сильным, как написано в отчетах.

– Внешность обманчива, – хмыкнул доктор. – Мне обещали вернуть ее в целости и сохранности. Учтите, найти такой качественный материал для новых опытов будет сложно. А на основе ее крови можно создать…

– Оно не пострадает, если будет выполнять все, что ему говорят.

Вот сволочь, я так хотела узнать, что там сотворили с моей кровью! Интересно, у него как со зрением. Он не замечает, что я женщина, или это такая детская попытка вывести меня из равновесия. Так это в данный момент сложно, у меня эмоции после работы доктора давно уже слегка подмороженные.

– Я настаиваю на качественной охране тридцать первой. Это мой шедевр, и я не позволю отправить в утиль целый год моего корпения над ней!

Год?! Я здесь так долго?!

– Гриф! – гаркнул седой. – Забирай под свою ответственность.

Вперед вышел сухопарый мужик лет сорока на вид с равнодушным взглядом опытного убийцы.

Меня быстро освободили от крепежей. Встав, я с наслаждением потянулась, разминая затекшие мышцы. Моя фигура давно уже перестала напоминать мягкие женские округлости, став настоящим эталоном бодибилдера. Судя по скользнувшим по моему обнажённому телу взглядам, посмотреть там все еще есть на что.

– Ошейник надо снять, демаскирует, – сухой, с легкой хрипотцой голос Грифа неприятно резанул слух.

– Без контроля я ЭТО брать не буду, – припечатал седой.

– Нашли проблему, – хмыкнул псих.– Вернув меня на кресло, закрепив полностью, как положено, плюс к этому поставив с двух сторон по охраннику, держащих на готове электрошокерные дубинки, медсестра одним движением расщелкнула обруч, и доктор моментально всадил мне под ключицу какую-то хрень. – Мы не используем капсулы, ошейники безопаснее. При проведении опытов капсулы приходится постоянно удалять, иначе они в некоторых случаях вступают в реакцию и портят всю работу.

Небывалая легкость на шее прибавила настроения. Странно, что за столько времени ошейник не натер ни миллиметра кожи, как по идее должно было быть. Из чего они его делают? Опять не о том мысли. А через что они управляют капсулой? Никакого прибора Грифу не передавали. А если я его сейчас грохну и сделаю ноги, когда они успеют среагировать?

На меня накинули халат, позволив застегнуться. Стоило мне покинуть лабораторию, со злорадством отмечая хмурость психа, как тут же появились сопровождающие в количестве пяти человек. Вооруженные до зубов, настороженно-напряжённые, словно ведут не меня, хрупкую женщину, а опасного хищника, готового в любой момент накинуться и разорвать их.

Плевать на всех! С каждым следующим шагом, отдаляющим меня от лаборатории и докторишки, в душе все скручивалось в предвкушении неба, ветерка и ласкового солнышка. Вернуться на пыточный стул после свободы будет очень сложно. И я не уверена, что захочу и дальше влачить подобное существование.

– Небо… – я с таким восторгом, задрав голову, любовалась плывущими по голубой лазури белыми облаками, что, не выдержав, улыбнулась. Ветерок! Ласковый, теплый, летний. Игриво ласкает лицо и обвевает лысину. Запах… Запах свободы, асфальта, пыли, и еле уловимо, травы. Он перешибает вонь камуфляжа, оружия и машин.

Мне дали немного насладиться опьяняющими ощущениями мнимой свободы, прежде чем двинуться в сторону вертолета.

2 ГЛАВА

Только теряя свободу, ты начинаешь ее ценить по-настоящему. Обидно, что доходишь до этого не сразу. Последнее время меня периодически накрывает какая-то странная апатия ко всему и к своей жизни в частности. Существование сжалось до временного промежутка между тестами доктора Вирцега. Ела, спала, двигалась, и все это делалось на автомате, без участия мозга. Психика – вещь сложная, возможно, таким своеобразным отстранением она меня и спасает. И только увидев небо и ощутив некую эфемерную свободу, я очнулась. Захотелось жить! Дышать свободно! Идти, куда душа пожелает! Но одного желания мало.

Вертолет летел долго. Я, как заправская туристка, восторженно обозревала природную красоту, машинально отметив: база расположена в довольно глухом месте. С одной стороны, при побеге это немалый плюс, с другой, они себя тоже ограничивать не станут. СМИ освещать права человека не прискачут, поэтому загонять будут как зверя, без снисхождения. Значит, бежать надо продуманно, наверняка, а не наобум.

Ориентир я приметила – горы на востоке, уже легче, а там видно будет, в какую сторону рвануть. Нет, просто так уйти не выйдет. Таких ушлых, как я, экспериментов, думаю, было предостаточно, чтобы охрана научилась нас отлавливать. Но, как говорится, жить захочешь – еще не так раскорячишься. Прорвемся. Все лучше умереть, попытавшись вырваться, чем тупо сидя в кресле, после очередной вколотой в тебя дряни.

Красиво… Лес с темной зеленью шапок крон. Густой, прохладный, явно с сосновым ароматом. При каждом шаге шишки хрустят у тебя под ногами, так их много. Шустрая белка с подружкой проскачут в слабом солнечном луче, сумевшем пробиться сквозь верхушки елей… Вдохнуть бы полной грудью аромат леса. Ощутить свободу. Поплескаться в прохладном ручье, весело играя с проплывающими любопытными рыбами… Подставить, зажмурившись, лицо теплому солнышку, вынырнув из лесной чащи на полянку. Вновь посмаковать вкус ароматной земляники, с наслаждением облизывая с пальцев ее сок…

Как мало, оказывается, человеку надо для счастья.

Тряхнула головой, отгоняя сладкие мечты, снова посмотрела вниз. Пейзаж однообразный. Сплошные массивы леса, с небольшими проплешинами полянок. Ни единого намека на цивилизацию. В Сибири, что ли? Вывод не особо хороший. Придется где-то раздобыть запас еды, чтобы банально в первые дни не подохнуть с голода.

Охотница из меня аховая. Натаскать, конечно, натаскали. Убить я могу довольно быстро, согласна. Слезливость и жалостливость к противнику выкорчевали еще на первых уроках. Но одно дело – человек, и совсем другое – зверье, для которого лес – дом родной. За зайцем гоняться могу до посинения, так и не поймав, как мне кажется. М-да, перспективка не особо радужная. Не просто будет вырваться на свободу. Да и надолго ли? И сырое мясо меня не прельщает. Костра не развести, сразу маякнешь, где тебя искать. Лучше сухпай или консервы. Только где же я их возьму? На кухне? И кто же меня на нее пустит?

А если рвануть, не возвращаясь? Конвой отвлечь, в крайнем случае – прирезать, и на свободу? Сделать финт ушами, захватив вертолет?

Сидящий напротив меня Гриф, словно прочитав мысли, напрягся и направил оружие в мою сторону, держа палец у самого курка. Чует, гад, какие мысли у меня в голове бродят. Ладно, гляну, куда везут, там решу.

Хмыкнув, в наглую уставилась на него. Сколько ему? Под сорок? Может, меньше. Но уже не мальчик. Сложен неплохо. Движения скупые, четкие. Завалить такого будет сложно. Наверное. Не пробовала. Как-то в спарринге с левыми не гоняли. Не хотели показывать, на что я реально способна? Перестраховщики чертовы. С другой стороны, супербабой я себя не ощущаю, только мышцы, сволочи, растут, как на дрожжах. Я уже на мужика больше похожа, а если грудь убрать, то только по отсутствию щетины и отличишь. Немного преувеличиваю, но все это не радужно. Тело изменили, и это так.

Наличие такого немалого количества оружия наводит на определенные мысли. Боятся? Или они так повседневно ходят, обвешенные им, как новогодние елки? Интересно, а если одно колечко из той вон штучки, что лимонкой зовется, выдернуть, насколько мощный взрыв выйдет, детонируя с остальными «украшениями»? Искушение для врага – все эти игрушки в доступном месте, на всеобщем обозрении. Глупо так подставляться.

Мне, конечно, льстит, что меня настолько опасаются, но лучше бы цветы дарили и в ресторан приглашали. С другой стороны, не каждому дано нагнать опаски на здоровенных мужиков, тренирующихся убивать себе подобных двадцать четыре часа в сутки.

Глянув на свои голые коленки, ухмыльнулась. Среди упакованных в камуфляж и берцы бойцов я в своем хлипком красном халатике, с голыми ногами и лысой головой, надо думать, смотрюсь очень оригинально.

Почувствовав, что на меня смотрят, причем не менее пристально, чем я пару минут назад, подняла голову. С интересном энтомолога на меня уставился черноглазый брюнет. А глаза улетные, словно специально природа сделала на них акцент, выделяя и пушистые длинные смоляные ресницы, как опахало. И тело неплохое, вон как мышцы на руках перекатываются, одно загляденье. Проклятые гормоны! Хорош самец, нечего сказать. Здоровенный, симпатичный, загорелый, молодой. Навскидку не старше двадцати восьми. Как представлю: стиснет в объятиях так, что вздохнуть не сможешь, приподнимет, целуя в шею… Ох! Так, стоп, Маринка, потащило тебя в неведомые дали. Проклятый доктор, накрутил во мне, чего ни попадя, теперь слюной на мужиков исхожу, как сука течная. Сволочина! Чтоб тебя кентавр поймал и отлюбил без смазки! А ведь раньше равнодушно относилась к отсутствию секса. Все сломал и переиначил проклятый докторишка. Или нет, сломалась моя жизнь еще раньше, в тот самый момент, когда Витюшка не вернулся домой. Ох, сыночка, как же так все сложилось?

А парень упрямый. Взгляд не отводит, словно дыру буравит. Неужели так понравились мои неземные глазки? Я слегка подалась вперед, обозначив уголками губ ухмылку, и была остановлена рукой сидящего рядом бойца. Этот был внушительнее своих товарищей по габаритам, а, казалось бы, куда еще?! Почти клон тех мордоворотов, что у нас в лаборатории охраной диктора Вирцега служат. Скуластое лицо, густые белёсые ресницы и брови и совершенно бесцветно-льдистые глаза. Терпеть такие не могу. Они меня нервируют, напоминая рыбий взгляд доктора. Пренебрежительно фыркнув, прислонилась обратно к спинке сиденья.

Уставилась на следующего. Шатен. Тело жилистое, значит, должен быть юрким. Чуть постарше чернявого, но младше Грифа. Черты лица довольно приятные, и, в отличие от смуглого брюнета, шоколадный цвет кожи этот точно не приобрел под жарким солнцем тропиков. Метис? Чей? Индейцы? Испанцы? Жаль, я не знаток. Он мной не интересовался, кинув один раз взгляд в мою сторону, остальное время спокойно смотрел в пол, словно о чем-то глубоко задумавшись.

Наконец, наш транспорт пошел на снижение. К лучшему, а то ноги потихоньку начали подмерзать. Спасибо апгрейду от доктора, мерзну я крайне редко.

У них как с фантазией? Архитектура – отстой. Штампуют одно к одному. Никакого полета мысли. База как база. Их что, киностудии для съемок сдают? Стоило нашей группе покинуть вертушку, как мгновенно образовался еще один круг охраны, и с таким усиленным двойным кольцом мы двинулись к воротам в бункер.

Зевак набралось немало, даром что военные. Все взгляды устремились на меня, чудесАтую. А где еще увидишь босую, лысую, полуголую женщину, идущую под конвоем десятка вооружённых мужиков и мило улыбающуюся, вернее, предвкушающе скалящуюся? Это как же надо меня бояться, чтобы сопровождать в таком количестве? Удивительно, неужели я настолько опасна? Самой уже интересно, чего именно во мне они опасаются.

Комфорта здесь оказалось поменьше. Пол тепло не отдавал, неприятно холодя ступни. Смогу ли я подхватить простуду, шляясь по металлическим переходам без обуви? Забавно было бы глянуть на рожу доктора, когда я, сидя в пыточной, шмыгала бы носом и высмаркивалась на пол каждые три минуты. Причем последнее я бы дела с мстительной радостью. Попросить обувку, что ли, раз сами не в состоянии докумекать? Открыла рот, собираясь задать вопрос, но заметила, как дернулся молоденький паренек, идущий во втором ряду, и закрыла обратно. Кто его знает, пискнешь, а в тебя пальнут с перепуга. А дырку же потом не запломбируешь.

Гигантомания прогрессирует? Зачем строят такие огромные ангары? Для самолетов и космических линкоров? Шучу. Но взлетной полосы у базы не заметила, только вертолетные площадки и широкая дорога, уходящая в сторону леса. Ай, плевать, сейчас более интересно, для чего я здесь? С какой такой радости меня выцарапали из цепких ручонок доктора, его драгоценность?

На мою радость, нам подогнали небольшой грузовичок с откидным бортом и лавочками в кузове. Отлично, меньше топать. В машину забрались я и первая группа, рассевшись с комфортом, но не забывая при этом держать меня на мушке. Лишь бы кочек не было, пальнут же ни за что, обидно будет.

Местный пассажирский транспорт неспешно тронулся вглубь базы. Старательно запоминая маршрут на случай спонтанного побега, криво ухмыльнулась настороженно следящему за мной черноглазому. Не доверяет парень, и правильно делает. Если встанет на моем пути, убью, не задумываясь. Весь альтруизм из меня давно выкорчевали. Разве что еще к детям что-то человеческое из чувств осталось. Наверное. Материнский инстинкт – вещь такая, передается из поколения в поколение, просто так не уничтожишь. Тем более во мне.

В помещении, куда меня доставили, ждали трое. Двое мужчин в возрасте. Военная форма, погон не видно, но определённо чин высокий, слишком много в глазах высокомерия.

Помимо этих двоих, присутствовал еще один персонаж. Женщина. Вероятнее всего, секретарь, слишком шпильки высокие, юбка короткая и помада ярко-красная для простой служащей. Ее пренебрежительный взгляд задел за живое – странно, у меня еще есть что задевать? Слишком ухожена сучка, аж зависть берет. Невольно посмотрела на свои пятнистые руки с черными ногтями. И, перехватив сочувствующий взгляд кареглазого метиса, криво ухмыльнулась, вздернув подбородок. Наплевать, главное, я отомстила. За сына и умереть не жалко!

– Это и есть будущее нашей армии? – один из офицеров, скривившись, словно нажрался лимона, кончиками пальцев задрал мой подбородок, чтобы якобы с превосходством глянуть в глаза низшей неразумной твари, то есть мне. Не удивлена, но неприятно, хотя я уже привыкла к таким вот пренебрежительным жестам. Так с собой я позволяла поступать только проклятому доктору, и то лишь потому, что до дрожи в руках боялась подвергнуться очередному тесту. А этот хмырь все, что сможет сделать, так это пристрелить на месте. Не знаю даже, плоха ли такая возможность или нет? – Не внушает страха. Они там все такие мерзкие на вид?

– По возращении предложу нашему маньяку твою кандидатуру. Тебе понравится, – огрызнулась я, с наслаждением видя, как белеет, а затем багровеет от ярости морда начальства.

Черт! Как же я не заметила, какая сволочь активировала капсулу?! Но кто-то из присутствующих, однозначно. Хреново, придется вычислить и мерзкие ручонки повыдирать, чтобы не баловался лишний раз. А пока делаю вид, что очень больно, и дергаюсь в мнимых судорогах. Но все же разряды ощутимые, ошейник послабее будет. Секунда, вторая, и все прекратилось. Привычно тряхнула головой, разгоняя слабую муть перед глазами, поднялась на ноги и, с презрением посмотрев прямо в глаза старому деградировавшему ослу, сплюнула на пол. Не знаю, что он собирался делать, озверело рванувшись ко мне, но его успели остановить.

Второй активизировался, видимо, сделав какие-то свои выводы и вдосталь насладившись спектаклем:

– Переоденьте ее во что-нибудь нормальное, смотреть тошно. И дайте ей обувь. Мы же не звери.

Добрый и злой полицейский? Неужели в эти классические игры до сих пор играют?!

На этом аудиенция закончилась. Взяв в кольцо, люди Грифа отвезли меня к складу. С подбором камуфляжа по фигуре не торопили. Кладовщик, пожилой мужик с протезом вместо левой руки, умело подогнал необходимую форму. Скинув с себя опостылевший халат, я с наслаждением натянула выданные вещи, предварительно, как ненормальная, уткнувшись в них носом и вдохнув запах новенькой ткани. Мужики никак на мое чудачество не отреагировали. А когда взяла в руки берцы, чуть не прослезилась. Обувь села, как влитая.

А ведь вернуться обратно в лабораторию к безумным тестам доктора равносильно смерти. И чем больше я вновь окунаюсь в нормальный мир, тем сильнее хочется бороться за свою жизнь. И все же, при всей кажущейся моральной силе, я слаба. Слаба, как котенок, и каждый так и норовит пнуть и обидеть. Тьфу, понесло на слезливость. Я сама при удобном случае обидеть могу так, что не соберёшь. И все же… Снова ходить босиком, беспрекословно садиться в проклятое кресло, гадать, последний раз ты дышишь или нет, перебарывать жуткие боли, лихорадку, агонию тела и разума… Устала. Если постараться, можно попробовать застрелиться, на крайний случай. Но жить-то хочется, черт побери! Оказывается, чем ближе ты к грани, тем сильнее тебе хочется жить…

– Треф, Киви, Хвар, она ваша. Проводите ее в столовую, пусть поест, – приказал Гриф.

Я хихикнула, снова вернулось настроение. Привыкла жить одной минутой, видимо, так и лучше. Ненормальные какие-то клички. Что бы они значили? Особенно интересно, Киви? Зеленый, кислый и мохнатый, что ли?

– А кто Киви? – не хочу помереть от любопытства.

Шоколадка улыбнулся, показывая очаровательную ямочку на щеке, от которой я зависла, и внутри снова началась борьба с гормонами.

– Идем, – кивнул в сторону белесый.

– Почему Киви? – не утерпела я. Парни переглянулись и улыбнулись.

– От фамилии, – все же пояснил шатен.

– Понятно. Черноглазенький, а ты у нас кто? Хвар или Треф.

– Разговариваешь много, – хмуро предупредил он меня.

– Я Хвар, – влез белобрысый, посмотрев на меня своими ледышками. – Почему – не важно.

– Ясно. Вопросов более не имею.

А что мне им еще сказать? Не заполнять же паузы разговором о погоде? Впрочем, меня больше волнует мое будущее на данный момент и возможность сделать ноги с базы.

– А твое имя? – удивил меня черноглазый Треф.

– Тридцать первая, – порыв назваться Мариной придушила сразу и на корню. Нет больше Родожовой Марины Михайловны тридцати девяти лет от роду. Умерла вслед за сыном. А я номер тридцать первый шестой группы, экспериментальный экземпляр с уникальными данными, не более. Вот когда окажусь на свободе, тогда и подумаю, как начать жить заново. Если окажусь. А пока – что имеем, как говорится.

В душу никто лезть не стал, за что отдельное спасибо парням. Не ожидала подобного такта от вояк.

– Хвастаться своей кухней будете? Или у вас плохо кормят?

– Кормят отлично, – подхватил Киви. – Ты, наверное, голодная? Сейчас исправим.

Удивительно, как мало человеку надо для счастья?! Убеждаюсь в который раз. Мне так вообще – лишь бы стены были не белые! Серые, навевающие тоску стены пищеблока я готова лицезреть несколько часов кряду.

Кормежка не порадовала разнообразием. Как под копирку, мой рацион ничем не отличается от их, как оказалось. Я ела привычно быстро, уткнувшись в миску взглядом, стараясь успеть запихнуть чуть больше, пока организм не взбунтуется и не начнется тошнота, как обычно бывает после тестов. По сторонам не смотрела, почти доев, опомнилась, что не на своей базе, и никаких тестов в ближайшее время у меня не будет. Медленно подняла голову.

Лучше бы не поднимала. Практически все смотрели на меня, как на диковинную зверушку в зоопарке. Не понимаю, чего такого они увидели в моей манере есть? Полный рот я не набивала, не чавкала, руками в миску не лезла. С чего такое пристальное внимание? Разве что ложка мелькала слишком быстро, и я, склонившись ниже к тарелке, практически не сделала ни единого постороннего движения. Ну так у нас все так едят, чтобы лишний раз не выделиться и не напроситься на внеплановые опыты. Секунда, другая, и каждый занялся своим делами, словно никто на меня и не глазел до этого.

После еды меня отвели в небольшую комнату. Стол, кровать, шкаф. Порадовало отсутствие зеркала во всю стену и серые стены.

– Отдыхай. Ночью тебя никто не дернет, – предупредил Киви.

– Хорошо-то как! – не раздеваясь, завалилась на кровать, блаженно раскидав конечности в позе морской звезды. – А потолок, сука, все равно белый…

Итак, что мы имеем? Есть секретная лаборатория, которая проводит эксперименты на людях, усиливая их природные способности и наделяя чем-то новым. Готовит идеальных солдат? Для кого? Кто с кем собрался воевать? Военные явно заинтересованы в опытах, определенно, доктора спонсируют именно они. Но для чего такие сложности, если выгоднее совершенствовать технику, чем человека? Или они хотят создать штучный товар? Киллера экстра-класса? В таком случае, почему идет жёсткое ограничение обучения меня пользованию любым видом огнестрельного оружия? С другой стороны, я и с ножами могу нехилую просеку из тел организовать при случае, но все же? Пристрелить меня снайперу – раз плюнуть. Какими бы внушительными мышцами и скоростью регенерации я не обзавелась, уязвимость, как у просто человека, все равно осталась.

Что-то тут не сходится. Военные очень заинтересованы во мне, это точно. Иначе бы не дали нагрубить высшему командованию без последствий и не позволили более вольное общение группе Грифа с объектом, то бишь со мной. Знать бы, к чему готовиться? Не поверю, что меня готовят к разовой операции, столько труда и вложений, и все для единственного раза? Нет. Слишком мало данных, чтобы понять. И все эти просветительские тирады доктора перед каждым тестом о шумерах, космосе и энергетических составляющий человека. Ну не в космос же меня космонавтом готовят? Там, вроде, сверхлюди не нужны. Все, пока не буду забивать себе голову.

Я за этот день наговорила больше, чем за весь прошедший год. Я уже и забыла, насколько приятно общаться с себе подобными. Ладно, хорошего понемножку, пора спать. Неизвестно, что меня ждет утром, лучше выспаться.

Утром после завтрака организм привычно потребовал физических нагрузок, и я не удивилась, когда меня без слов проводили в тренажерку. Вместо моего «орка» здесь был коренастый мужик лет пятидесяти с глубокими шрамами, сеткой покрывающими его лицо и руки. Стоило ему открыть рот и гаркнуть, я тут же пожалела, что слух у меня стал более чувствительным.

– Мышцы вижу, – обойдя меня по кругу, выдал тренер, упершись что взглядом в мои глаза, – но баба изначально слабее мужика, и чтобы там с тобой не делали, сильнее не станешь. Была бы моя воля, я бы тебя даже на порог моего зала не пустил. Давай, покажи, что умеешь.

Пожав плечами, сняла берцы и шагнула на маты. Мне совершенно не хотелось ничего доказывать, но кто меня спрашивать будет. С другой стороны как-то резко захотелось этого самовлюбленного козла прижать мордой в маты, и скрутить в бублик. Интересно, а получится ли?

– Гриф, не хочешь отличиться? Завалить ее на спину? – с подначкой выдал шрамированный.

Ого, а у нас здесь вражда во всей своей красе? Решил не сам по морде отгрести, а другого подставить. Ай, молодца.

– У каждого своя работа… тренер, – совершенно ровно ответил Гриф.

– Киви, вышел, – понять бы, из-за чего злится тренер, я бы с удовольствием потопталась по любимой мозоли посильнее. С Грифом во мнениях не сходятся? Или что?!

– Не могу, – скривился тот. – Мне Треф вчера на ногу наступил. Травма.

– Треф, тогда ты! – недобро сощурившись, рявкнул тренер.

– Я тоже травмирован. Я мстил Киви за отдавленные пальцы на ноге, – покаянно произнес черноглазый.

Актеры. «Оскар» по ним плачет. Или просто не хотят со мной сходиться в спарринге? Почему? До тренера доперло тоже. Он недобро зыркнул почему-то в сторону Грифа и вызвал Хвара.

«Беляночка» не отказался. Рванул на меня без предупреждения, рассчитывая на быструю победу и мою расквашенную физиономию. Просчитался. Моя реакция, благодаря экспериментам чокнутого докторишки, повысилась в разы по сравнению с обыкновенным человеком. Не знаю, но предполагаю, что, если постараться, то и от пули увернуться успею. Так что прыжок и замах Хвара для меня были, как в замедленной съемке. Я просто сделала шаг в сторону, пропуская его мимо. Так мы игрались минуты две, пока тренер, скрипя зубами, не прекратил «пятнашки», решив показать мне, как обходятся настоящие мужики с выскочками-бабами, такими, как я. Мужик оказался довольно расторопным, с оригинальными комбинациями ударов. Но угнаться за мной он не смог. А я даже не запыхалась, все сильнее и сильнее расплываясь в улыбке.

– Большие мальчики не плачут, – съёрничала я, тут же сама себя одернув. Ну зачем, зачем я выставилась?! Тут повсюду должны быть камеры. Запись нашего боя попадет к начальству, и неизвестно, как они на нее отреагируют. То, что усилят охрану, я даже не сомневаюсь. Где умна, а где такая дура, что тошно становится! С другой стороны, Вирцег, уверена, уже всю мою подноготную с полной характеристикой чего могу, а чего нет, выложил, так что и без этого рыпнуться не удастся. Еще эта проклятая капсула… Не дернешься. И в тренажерный зал к этому мужлану меня поперли не просто так. Кто на секретной базе что-то способен делать без приказа? Ага, правильно, никто.

На ужине я уже сидела в окружении добавочной десятки бойцов, помимо тройки Грифа. Вот и сбылись предсказания неосторожной идиотки! После еды меня проводили в знакомую комнату, где снова встретилась с тем же составом, что и в первый раз: шатенкой-секретаршей с четвертым размером груди, вываливающейся из разреза блузки, и двумя старпёрами, любителями поиграть в «плохой, хороший полицейский».

– Твоя скорость перемещения впечатлила, – выдал «хороший» старик. – Вирцег делал тесты на скорость реакции?

– Меня не ставят в известность, какие опыты надо мной проводятся, – монотонно отбарабанила я.

И снова болезненно долбанула по нервам активировавшаяся капсула. Я со стоном согнулась. А в этот раз за какие провинности? Мельком заметила небольшое, со спичечный коробок, устройство, скрывшееся в кармане кителя второго офицера, неистово ненавидящего меня и всячески это подчеркивающего. Что же ему неймется-то?!

– Глеб! – укоризненно, как ребенку, покачал головой стоящий рядом со мной «хороший» начальник. – Прекрати, мы же разговариваем. Валерия, сделай нам по чашке кофе, – добродушно улыбнулся он намарафеченой секретутке.

– Хорошо, Валентин Валерьевич, – зацокала каблуками мамзель в сторону кофе-машины, которую я раньше не приметила.

Разогнувшись и шумно вздохнув, слегка склонила голову набок и уставилась в глаза начальству. А что? Я же животное, мне можно. И только сейчас до меня дошло, что при желании я могу спокойно убить всех находящихся в этой комнате, при этом практически не запыхавшись. Стало немного не по себе, и сразу же это чувство смыло волной спокойствия. Мне начинает нравиться ощущение силы и уверенности в себе. Видимо, что-то эдакое отразилось на моем лице, а то с чего бы Валентину Валерьевичу так стремительно бледнеть и невольно делать шаг назад от меня?

– Всем выйти! – неожиданно для всех приказал старик.

– Валь? – опешил второй начальствующий.

– Глеб, и ты тоже.

Закрыв за своим хмурым другом дверь, он прошел к панели, заставленной мониторами на все вкусы и размеры, что-то нажал и с облегчением устроился в своем кресле за столом, пригласив жестом присесть напротив.

– Я ознакомился с твоим делом, – сделал паузу, затем, не дождавшись от меня никакой реакции, продолжил. – Скверное дельце. Сочувствую потере сына.

Если он хотел меня вывести на эмоции, то не вышло. Я давно перегорела, отпустив тоску по сыну. Он и без всякой мишуры и нервотрепки навечно останется в моем сердце самой светлой и любимой частичкой моей души. Но использовать мою любовь к своему ребенку в своих целях уже ни у кого и никогда не получится. Спасибо пыткам доктора, эмоциональные выверты давно пропали, и совесть потеряна.

– Вирцег отзывается о тебе как об уравновешенной, спокойной женщине. Считает, что ты именно то, что нам нужно. И в ближайшее время успешно пройдешь последние тестирования.

Меня передернуло. Кресло и так постоянно снится в кошмарах, как и предвкушающая ухмылка доктора.

– Вы можете мне сказать, с какой целью над людьми проводят бесчеловечные опыты? Какая у вас высшая цель, вашество?

– Не ёрничайте, Марина Михайловна, вам подобное не к лицу.

При упоминании моего имени мне словно отрезвляющую пощечину влепили. Внутри поднялась злость.

– Я давно не узнаю своего лица в зеркале. Не могу знать, что к нему подходит, а что уже нет. В моем состоянии я вполне могу очнуться завтра совершенно другим человеком. Или не очнуться вовсе.

– Хорошо, будь по-вашему, – хлопнув по столу ладонью, военный поднялся, обогнул его, пододвинул стул, ставя в метре напротив меня, и, усевшись, задумчиво уставился прямо в глаза. – С недавних пор правительство заинтересовал вопрос параллельных миров. Как понимаешь, были выделены немалые деньги на изыскания. Я лично возглавляю этот проект. Нам удалось создать межпространственную портальную систему.

Я пораженно ловила каждое слово. Неужели человечество в скором времени сможет, войдя в окно портала, шагнуть на землю в совершенно чужом мире?! Уму непостижимо!

– Система работает. Не могу передать, как волнительно было осознать, что детище всей твоей жизни воплотилось в реальность! – загорелись энтузиазмом на пару мгновений глаза Валентина Валерьевича, тут же вновь затухнув, напомнив мне о таком же маниакальном блеске доктора. – Но… переброска через портал оказалась недоступной. Смотришь в искаженное рябью окно портала, видишь, словно сквозь молочную пелену, другой мир, а переступить этот порог не в состоянии. Любые механизмы с электронной начинкой моментально выходили из строя, стоило их приблизить к портальной площадке. А если и удавалось переместить в портальный проем, то отправленное так и не материализовалось на той стороне.

– Если не техника, то люди?

– Правильно. Но ни один из получивших приказ на перемещение не выжил.

– Совесть не мучает, что начали с людей, а не с животных?

– Время ограничено. Каждый из служащих здесь дает определённую подписку, отлично зная, что в любой момент стране может понадобиться его жизнь. Так что терзания совести неуместны. Удивлен, что слышу подобное от такой, как ты. Убить четверых за одного совесть позволила? Впрочем, оставим этот разговор. Лично мне хочется донести до тебя всю грандиозность моей идеи. Я прожил достаточно, чтобы научиться видеть человека, собирающегося сделать непоправимую глупость. То, чем я делюсь с тобой, имеет гриф «Совершенно секретно» высшего допуска, моя дорогая. Ты должна быть благодарна мне хотя бы за то, что будешь точно знать свою дальнейшую судьбу. Кстати, учти, у нас, у военных, все вопросы решаются довольно быстро. При фатальном для окружающих сбое ты будешь уничтожена без единого сожаления. Мы понимаем друг друга?

– Нравится, когда твой дружок играет с коробочкой? – желание схватить и свернуть голову этому недоноску, благодаря идее которого столько людей были уничтожены в лабораториях Вирцега, скрутило внутренности в тугой узел. Вот он, только протяни руку, а нельзя.

– Я заберу у Глеба это устройство. Это все, что тебя волнует?

– Не только. Но мне будет жить намного комфортнее, если не станут жать на кнопку каждый раз, когда захочется видеть мои корчи у чьих-то ног.

– И?

– Не терпится, Валентин Валерьевич? – хмыкнула я. – Я поняла, для чего вам понадобился человеческий материал, как нас называют. Мы – очередная попытка переместиться в другой мир. После того, как нас, тестируемых сейчас номеров, не станет, сколько еще вы угробите людей ради лучшей жизни кучки привилегированных уродов?

– Эксперименту подвергаются преступники, – жестко отбрил он.

Так, стоп, это что еще за дебильные взбрыки? Башкой думать надо! Это же шанс! В этом мире у меня нет ни единого шанса выжить. Не надо быть гением, чтобы понять: такие вот, как этот, в покое меня не оставят. К тому же мутировавшую зверушку в моем лице проще уничтожить, чем выпустить на волю, совершенно не имея возможности контролировать. Сбежать? Долго ли продлятся бега самой секретной разработки в моем лице? Да меня будет искать каждая собака и в итоге найдет, я не сомневаюсь в этом. Дай на лапу побольше деньжат, и меня еще и упакуют, и бантом перевяжут, и доставят, куда попросят.

А другой мир – это мизерный, шаткий, но шанс! Внутри все холодеет от понимания, что я должна добровольно вернуться к доктору, к креслу, к пыткам и ошейнику. При этом прекрасно отдавая себе отчет в том, что каждый новый тест может стать для меня последним. Но также и билетом в новое будущее. Как всегда, у человека есть лишь иллюзия выбора. А у меня и ее нет.

– Какие у меня шансы пройти все тесты и пересечь портал?

– Об этом лучше спросить доктора Вирцега. Но по отчетам – ты самая приспосабливаемая и успешно проходящая тестирование. Есть еще несколько номеров, но показатели там хуже. Вирцег сумасшедший, но гениальный сумасшедший. Если все пройдет удачно, то твоя кровь станет вакциной для улучшения человека и билетом для жизни в параллельном мире.

– Какие сроки? – все восторги ушли на второй план. Я никогда не считала себя мазохисткой, но, видимо, ошибалась на свой счет, раз добровольно сую голову в пасть льву. Доктор будет особенно рад моей покорности и заинтересованности в опытах. Отвратительно.

– Все зависит от времени завершения тестирования и твоих изменений. Это не моя епархия. Вирцег бредит созданием высшего существа. И ты пока полностью отвечаешь его задумке.

– Наслышана. При каждой нашей встрече он не забывает мне об этом напоминать.

– Думаю, пора заканчивать. Мое время ограничено, расписано буквально по минутам.

Это жирный намек, что до меня снизошли и я должна быть за это благодарна? Зря. Я не оценю.

– И все же, почему Вы решили рассказать мне о проекте именно сейчас? – почувствовал гад, что может сдохнуть, вот и засуетился. У таких тварей интуиция развита хорошо, свой зад всегда вовремя прикроет.

Встав и вернувшись на свое место за столом, он откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

– Не люблю терять своих людей.

Да неужели? Говорил бы уже открытым текстом, что испугался за себя. Проницательный, гад. Опасный. Учту.

– Еще не все тесты пройдены, тогда для чего я вам понадобилась сейчас?

– Показательное выступление для вышестоящего руководства. Проведете небольшую зачистку в составе группы Грифа, они одни из лучших, и вернетесь обратно к вашему любимому доктору, – внутри невольно все сжалось от страха перед очередным тестом, – закончите тестирование и при первой же возможности отправитесь в другой мир. Ты не представляешь, как сильно я жду этого момента. Вирцег клятвенно заверил, что ты пройдешь. Он в остальном материале не уверен, а в твоей способности переместиться куда нам надо, убежден полностью. Хочу заметить, и это заразительно. Я и сам ему верю. Глеб относится более скептически. Я его понимаю, после второго десятка неудач… Кхм… Не будем о неудачах.

– До этого «светлого» момента еще дожить надо.

– Я в тебя верю, – пафосно выдал он. Еле удержалась от горького смешка. Попробовал бы на своей шкуре то, через что мне пришлось пройти, вся уверенность пошла бы коту под хвост. – А сейчас иди отдохни, вечером выдвигаетесь на точку. Инструкции получишь на месте.

– В чем будет состоять мое задание, не скажете?

– Гриф объяснит.

Испытывать терпение старика я не решилась, спасибо, хоть просветил, ради чего давилась собственной кровью и выблевывала свои внутренности после тестов. До боли в сжатых кулаках обидно – накрылся мой шанс на побег, так и оставшись неопробованным. И самое поганое – сама его зарубила, собственным руками. Знаешь, что можешь уйти, там, на поверхности будет бирюзовое небо, зеленая трава, яркое солнышко, но выбираешь игру в «Русскую рулетку». Сознательно выбираешь.

Все время до ужина я провела в тренажерном зале под неусыпным контролем тренера, вымещая злость и растерянность на несчастных манекенах. Ужинали мы молча. Охрану усилили. Настроения разговаривать не было вовсе. Гриф, дождавшись, когда все поедят, отвел в небольшую комнату, где в двух словах сообщил мне, что его группа отправляется на устранение небольшой, но довольно профессиональной террористической группировки. Забавно будет, если меня грохнут, и все планы станут прахом.

– Держишься рядом. Вперед не лезешь. Если тебя убьют, нас отправят следом. Понятно? – спокойно сообщил Гриф, между делом проверяя свое снаряжение. – Мы давно вместе, и не хотелось бы, чтобы эта миссия стала последней из-за твоей оплошности.

– Сама подыхать не хочу, веришь?

Обезьяна с гранатой, это я про себя. Не понимаю, какая может быть неожиданность при таком шуме, который издает вертолет?! Высадка прошла своеобразно. Я в фильмах видела, как бойцы выпрыгивают из зависшего над землей вертолета, перекатываются и, как ни в чем не бывало, бегут дальше. Сама раньше не пробовала, но прыжок вышел легким, и никакого переката мне не потребовалось. Может, в фильме для красоты его делали?

На мне каска, броник и пара метательных ножей, это все, на что расщедрилось командование. Или надеются, что я бессмертная, или опасаются, как бы своих же не прирезала за все хорошее? Не суть, главное, премся мелкими перебежками к зданию с высоченным – в два человеческих роста – забором. С вышками, прожекторами, дозорными и где-то там лающими собаками. Уж не тюряга ли это? Я совсем дура, или я чего-то важного не догоняю. Какой на хрен элемент неожиданности?! Мало вертолета, так псы всех переполошили. Лай стоит такой, хоть уши зажимай. Это не операция, а фарс какой-то.

Прожектора нервозно задёргались в разные стороны, выискивая причину беспокойства собак. Мы вжались в стену, как в родную перину.

– Зачищаем, – шепнул Гриф. Парни понимающе кивнули и рассосались, кто куда, как тараканы, оставив меня тихо офигевать в одиночестве. Не поняла, а мне что делать? Я стратегии и тактике не обучалась, в армии не служила, и все мои умения получены в стенах лаборатории. Голая защита и метание ножей, в остальном я полнейшая лохушка, как говорил Витя.

И зачем сидим, кого ждем-с?! На стену забраться что ли, оттуда лучше всего окрестности видно. Хотя бы сориентируюсь и пойму, что от меня требуется. Этот урод, что с прожектором играется, начинает слегка выбешивать. Ну провел ты лучом в сторону, так и веди обратно плавно. Нет же, падла, дергает его, как неврастеник, в разные стороны. Прыжок, и я на стене. Не устаю удивляться своим новым возможностям. Тихонько подкрасться к парню и рубануть рукой по шее слегонца, чтобы не убить. Кто его знает, террорист он или нет?! Пусть Гриф со своими разбирается, что с ним дальше делать.

Пробежка по стене. И снова к дозорному в норку. Две минуты, периметр чист. Не так уж и много этих вышек оказалось, всего пять. Пустяки. Спускаться во внутренний двор? Или не стоит? Собачки же встретят, понадкусывать попытаются. А мне мой филей самой дорог.

Смотрю на то, как вооруженные люди носятся вокруг особняка, и не знаю, лезть в гущу событий или подождать, пока начнется шоу?! Сиди не сиди, а идти надо. Собаками что ли заняться, чтобы не демаскировали лишний раз? Мягкий прыжок вниз. По теням, не отсвечивая, добралась до здания. А дальше что? Слышу звук тяжелого собачьего дыхания за спиной. Резкий разворот, в прыжке ухожу от зубов овчарки и бью по голове. Взвизгнув, псина отлетела в сторону и затихла. Надеюсь, не убила, жалко животинку, не виноватая она, что хозяева плохие. Порефлексировать не успеваю, слева и справа несутся еще две.

– Сколько же вас?

Пара точных ударов, и… тишина. Добегаю до угла дома. Там не пройти, слишком светло, и охрана начинает растекаться в разные стороны. Вооружены. Плохо. И куда теперь? Тупо переть против автоматов и десятка фанатиков? Не, простите, не хочу! Но где же Гриф? Заметили? Вон как галопом несутся в мою сторону. И куда мне?! Обратно – не вариант. Прикинув высоту до второго этажа и выступающего балкона, шустро взобралась на него, и вовремя. Подо мной пронеслась охрана. Надеюсь, меня меньше всего будут искать в самом доме.

– Глупость – мое второе имя. Естественно, здесь есть камеры, – одна такая смотрела прямо на меня, ехидно подмигивая красной точкой. Шарахнулась в сторону, выходя из обзора камеры, и прижалась к стене. Впервые рада, что моя кожа стала пятнистой с перевесом в темный цвет. Сейчас прятаться – одно удовольствие.

Снова собачий лай. Неужели прибыло подкрепление? Откуда у них столько собак? Псарня рядом?

Сейчас вниз спускаться – сущее самоубийство. Поэтому придется все же лезть в дом. Вариант не ахти. Затаив дыхание, чутко прислушалась. Вроде никого. Дверь балконная открыта, в самом помещении темно. Очень надеюсь, что не шагаю прямиком в ловушку.

Скользнув в открытый дверной проем, бесшумно замираю за портьерами, давая глазам привыкнуть к темноте. Мне везет, спальня пуста. Кровать заправлена. В щель под дверью напротив пробивается свет из другого помещения. Судя по витающему аромату духов, хозяйка – женщина. Решаюсь на цыпочках добраться до двери и выглянуть наружу. Прислушалась. Тихо. Осторожно приоткрыла дверь, снова прислушиваясь. Этажом ниже слышался громкий топот десятков ног и чей-то командирский голос, отдающий приказы. Я чуть не сунулась вперед, вовремя услышав шаги по лестнице, прикрыла дверь, зажимая в руке нож.

Идут двое. Судя по голосам, о чем-то увлеченно спорят. Шаг неспешный, значит, суматоха на улице их совершенно не волнует. По-моему, настолько беспечно себя вести могут только либо хозяева, уверенные в своей безопасности, либо те, кто все это и организовал. Чем дальше, тем все больше мне кажется происходящее внизу сплошным театральным номером. Не хочу ошибиться с выводами. И поэтому, для их же блага, пусть эти два спорщика проходят мимо.

Грянул хохот, заставив напрячься сильнее, и тут же стал удаляться. Фух… Не успела расслабиться, как послышались легкие шажки, кто-то бежал. И по закону подлости дверь именно этой комнаты распахнулась настежь. Судя по движениям, женщина была раздражена. Повернувшись ко мне боком, потянулась включить свет. Я на секунду прикрыла глаза, чтобы не ослепнуть, перестраивая зрение, стремительно вырубила вошедшую ударом по шее, сдерживая силу. Убивать ее у меня пока в планах нет. Приняв бессознательное тело на руки, удивленно присвистнула.

– Вот это встреча. А мы, оказывается, знакомы – секретутка собственной персоной. Кинув обморочную тушку на кровать, закрыла дверь на замок, подперев для верности стулом. И, выключив свет, встала в углу рядом с балконом, чтобы успеть удрать в случае нападения.

Что вообще происходит? Если это дурацкая проверка на вшивость, то слишком жестокая по отношению к этим людям. Я же в самую последнюю секунду сдержалась и не перерезала ей горло, решив пообщаться и узнать, кто они такие? А если бы не взыграло мое любопытство? На что рассчитывало ее начальство? На мой альтруизм?

Странное что-то выходит. Не пойму, Валентин Валерьевич специально мне эту секретаршу подставил, чтобы я ее грохнула? Штат решил сменить? Или она и нашим, и вашим играет? Я, конечно, ни разу не солдат, но прекрасно понимаю, что задание таким образом не сообщается. «Входим на территорию противника, зачищаем. Поехали». А где количество живой силы противника, пути подхода, отхода, в конце концов, куда бежать, если начнут убивать? Да и где, черт побери, место встречи? Или «зачищать» я должна одна?

Тихий «пум», и плечо резануло болью, чуть дернув. Машинально уйдя в сторону, отправила нож в противника.

– Ух, – выдохнула секретарша, завалившись назад с торчащей во лбу рукоятью.

– Дура, – плечо немного пекло. Мне просто повезло, что в темноте целиться человеку сложно, а так бы нашпиговала она меня свинцом, пока я витала в облаках. Брезгливо глянув на мёртвое тело, проверила плечо. Пуля прошла вскользь, слегка оцарапав. Регенерация уже и следа не оставила.

Второй нож быстро перекочевал с бедра в руку, и я как можно тише вышла в коридор. Я пока не могу понять, что именно мне необходимо сделать, но ребят найти не помешает. В крайнем случае, дам в морду Грифу, чтобы нормально обрисовывал задачу, а не бросал, как слепого котенка псам.

Коридор оказался не таким длинным, как я думала, но хорошо освещенным. И с камерами. Чертыхнувшись, быстро стартанула к лестнице, точно зная, что позади в одной из комнат есть еще двое живых. Притормозила. А зачем оставлять врага за спиной? И все же бездумно убивать не хочется, я же не зверь. Плюнув на эту парочку, спустилась по лестнице, сразу же нырнула в первую попавшуюся комнату и, прикрыв дверь, медленно развернулась.

– Здрасьте, – выдавила я из себя, глядя на вооруженную группу из четырех человек. Немая сцена: меня не ждали, а я припёрлась. И, рванув дверь, я понеслась вновь на второй этаж под мат и крики бегущих вслед врагов. Защелкнув замок на двери и на кой-то ляд придвинув стул к ней, притормозила у балконной двери. В коридоре чуть в отдалении раздались крики и звук перестрелки.

– Ай, – еле успела отпрыгнуть с траектории полета пуль, что разозлённые придурки по ту сторону выпустили в дверь, долбя ее в щепу. М-да, владелец особняка на дверях явно сэкономил. Ждать, кто ворвется первым в комнату и попытается меня пристрелить, не стала, сиганула прямиком с балкона и, петляя, как пьяный в драбадан заяц, припустила к стене. Рванувшие следом за мной овчарки обломались, остервенело лая у стены, на которую я взлетела, не моргнув глазом. Глянула назад, опасаясь увидеть спешащую на лай толпу бандюганов, и удивленно присела. Местным обитателям было не до меня. Там шло полное разоружение и взятие их в плен подоспевшим на выручку группе Грифа подкреплением.

– Ну, чего вам? Пшли отсюда, – допрыгнуть до моих ног у них сил не хватало, вот и лаяли остервенело внизу. – Плохие собаки, плохие. А ты, дурак, опять по морде захотел? Иди лучше водички попей, отдохни. У меня от вас уже уши болят. Когда вы, морды собачьи, охрипнете?!

Выстрел прогремел неожиданно, и одна из собак, взвизгнув, больше не подавала признаков жизни. Еще выстрел, и снова жертва.

– Не стрелять! – спрыгнув перед испуганно сбившимися в кучу собаками, рыкнула на тройку незнакомых вояк, отправляя их в нокаут. – Кто вас просил?!

И тут же метнулась обратно к раненым овчаркам. Эта порода у меня всегда вызывала уважение. Умная порода.

– Мертва, – мне действительно стало жаль животное. Невинная жертва дрязг между людьми. Отвратительно. Я уже и забыла, что эти ушастые минуту назад готовы были разорвать меня на мелкие лоскуты, наглаживая каждую подсунутую мне под руку голову, преданно заглядывающую мне в глаза и виляющую хвостом. – И кто сказал, что собаки ничего не понимают? Все вы понимаете, правда? Просто говорить не можете. Мои вы хорошие. Бедненькие, все вас обижают. Заставляют всякую гадость кусать, да? Злят. Ничего, я попрошу, и вас будут хорошо кормить. И ни на кого натаскивать больше не станут.

– Как ты их… – попытка Трефа подойти ко мне пресеклась сразу же. Собаки, встав передо мной, глухо, предупреждающе зарычали.

– Тихо, ребята, тихо, свои, – не иначе, чудеса. Псы, немного успокоившись, сели, но не переставали внимательно отслеживать любое поползновение в мою сторону. – Видите, каждой твари необходима ласка. Преданнее собаки твари нет. Ты ее и бьешь, и голодом моришь, а она тебя до последнего вздоха защищать будет. Страшно, правда, не оправдать подобное доверие?

– Нам пора выдвигаться на базу. Задание выполнено, – сообщил Гриф, делая шаг назад после предупреждающего рычания одной из овчарок.

– А с ними что? – псы продолжали смирно сидеть у моих ног.

– О них позаботятся, – пообещал Гриф.

– Ведите себя хорошо. Пока, мохнатые, – потрепав напоследок каждого пса по холке, направилась следом за своей группой к вертолету. Собаки, жалобно поскуливая, все же за мной не пошли.

– Расскажешь, как ты их приворожила? – оглянувшись на живность, с явным восхищением спросил Киви.

– Доброта спасет мир.

– Ага, – хихикнул Треф, пройдясь по мне взглядом.

Поднявшись вверх, вертолет завис на пару секунд для разворота, и я глянула вниз. Сердце болезненно сжалось, словно в него со всего маха загнали нож, я невольно заскулила, осознавая, как сильно виновата… Злость, ярость, обида за предательство рванули из самого нутра. Рванув дверь в сторону, сиганула вниз, не задумываясь о высоте и возможных травмах. Оказавшись перед смертниками, рыча от душевной боли, еле сдерживая слезы, свернула шеи всем троим. И, бросившись к собакам, с трудом сдерживая рвущиеся рыдания, старалась выискать хоть одну из них еще живую. Зачем?! Зачем такая жестокость?! Я отправила их на смерть! Я! Расстрелять собак вот так, без всяких причин?! За что?! Ненавижу людей! Ненавижу!

– Есть! – одна еще дышит. – Киви! Треф! Помогите мне! Он еще жив! Быстрее! Ребята, быстрее!

– Тебя накажут, ты убила троих, – присаживаясь рядом со мной, взволнованно сказал Киви.

– Плевать. Помоги. Найди медика. Его надо спасти! Понимаешь?! Хотя бы его! Если не смогла остальных уберечь. Как же я виновата… как же виновата…

– Ты…

– Не сейчас, Треф. Если он умрет, во мне что-то сломается. Что-то светлое, то немногое, что еще осталось. Понимаешь? Помоги.

– Медика сюда! – рявкнули Киви и Треф. – Быстро!

Всю дорогу, пока мы летели, я гладила лобастую голову, шепча всякую ерунду, что он поправится, я буду кормить его сочным мясом, никогда не надену на него ошейник. Только пусть выживет.

Мне плевать, какое наказание назначат за тех троих, но если попытаются забрать пса, я больше сдерживаться не буду.

– Успокойся, никто его не тронет. Я прослежу, – дотронувшись до моего плеча, пообещал Гриф.

– Нет, – огрызнулась я. – Ты уже помог, как видишь. Треф, если меня уберут, дай слово, что пристроишь его в хорошее место, – схватив руку черноглазого, потребовала я. – Я понимаю, что тебе это лишние проблемы, но мне больше некого просить. Ваша группа, вы – единственные, кому я хоть как-то могу доверять. Прошу, Треф. Киви, я вас очень прошу, выходите его. Пусть живет. Хотя бы он.

– Не особо люблю собак. Но. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но ты же понимаешь… не все зависит от меня. Я человек подневольный. Приказ дан, я должен его исполнить.

– Кончай, Треф, – хлопнул его по спине Киви, – мы попробуем помочь. Даю слово.

– Спасибо, – мне сразу полегчало. И, улыбнувшись, парням, снова занялась поглаживанием пса. – Как он, доктор?

– Жить будет. Раны не смертельны, – недобро глянув на нас, все же удосужился ответить эскулап. Видите ли, не понравилось, что его припахали спасать какую-то псину. Плевать! Плевать на его вопли и ругань, что он человеческий врач, а не ветеринар. Организм у всех практически одинаковый. Базовых знаний для первой помощи хватить должно.

Встретили нас без лишнего шума. Собаку забрали специальные медики. Я не отпускала каталку с псом до тех пор, пока они клятвенно меня не заверили, что с ним ничего не случится. А хмурый Валентин Валерьевич, прекратив балаган, отправил нашу группу в душевые, пообещав, что позже разрешит мне навестить пациента.

Уже когда сидела на лавочке в раздевалке душевой, меня начало слегка потряхивать, отпуская нервное напряжение. Сама не могу понять, почему настолько близко восприняла смерть собак. Хрен его знает, что натворил со мной доктор, но я точно с отклонениями.

Сейчас мозг переключился на другое. Я находилась в общей душевой, где должна мыться вместе с мужиками. И вновь гормоны бушуют, внизу все аж скручивает от предвкушения. Ладно я, держать в руках себя проще, а парни… У них же физиология сразу голову поднимет. Нет, если они геи, то, конечно, все гораздо проще для них. А моему организму в башку же не вобьешь, что эти шикарные тела интереса ко мне как к женщине никогда не проявят. О, черт!

– Соберись, а то растеклась лужицей. Ох, черт, как же выворачивает.

В этот раз потребность тела в сексе что-то проявляется гораздо сильнее, чем раньше. На мужской запах реагирую, что ли? Или стрессовая ситуация так повлияла?

Пока рефлексировала, парни ушли в душевую. Чего сижу, кого жду? Мне пса проведать надо, убедиться, что с ним все в порядке. Раздевшись, зашла в душевую и замерла. В голове взорвалось сверхновая, мысли плывут плавно, между делом, тело моментально напряглось, накрывая диким желанием.

– Ох, мать моя, женщина, – еле ворочая языком, прошептала я, не в силах оторвать взгляд от шикарных смуглых рельефных тел, соблазнительно ласкаемых струями воды.

Шаг. Еще шаг. Тело движется без участия мозга. Настолько хочется прикоснуться к ним, что дышать тяжело. Мысли начинают путаться, уступая место чему-то звериному во мне.

Не отдавая себе отчета, действуя на голых инстинктах, постанывая от желания, провела языком по спине, ласково погладив напрягшиеся плечи.

– Ты чего?

Я буквально тону в ошарашенном взгляде черных глаз Трефа и впиваюсь поцелуем в его губы. Через секунду отстраняюсь, чтобы судорожно схватить глоток воздуха, и снова целую. Яростно, страстно. И не сдерживаю сладостный стон, когда Треф подхватывает меня на руки, сжимая в объятиях. Краем уха слышу чье-то движение. Куда?! Хватаю за руку решившего проскользнуть мимо Киви и впиваюсь в губы опешившему от происходящего мужчине. После того, как он мне ответил, я выпала из реальности. Вся круговерть сводилась к одному, к поглощающему меня желанию…

Когда дурман спал и мозги встали на место, я с удивлением узнала все ту же душевую и нас, спящих прямо на полу. Ничего себе занялись сексом?! Стены душевой с такой раздолбаной плиткой, словно в ней вели бои, красноречиво вопили о нашем напоре. Ладно, у меня мозг отключает, спасибо твари доктору, но парни-то как умудрились выжить?!

Я, испуганно глянув на обоих, проверила пульс, с облегчением удостоверившись, что парни живые и не покалеченные. Но, как бы то ни было, секс был фееричным! Я бы не прочь повторить. С наслаждением потянулась, разминая усталые мышцы, и, хихикнув, хлопнула по голым задницам, будя. Нечего на ледяном полу разлеживаться, простудиться можно.

Если я ожидала чего-то не того в их поведении, то слаженных действий с утра пораньше предугадать не вышло. В четыре руки меня повалили обратно и жаркими поцелуями подавили мнимое сопротивление с моей стороны. И меня снова повело… в меньшей степени, чем ранее, но тоже весьма ощутимо. Повтор вышел не менее сладостно запоминающимся.

Хорошее долго не длится. Кто бы сомневался. Стоило нам выйти из душевой, как меня сразу же взяли в оцепление, для чего-то защелкнув на руках наручники. Им мало контрольной капсулы во мне? И почему не сделали этого раньше? Чего ждали?

Трефа и Киви, как ни странно, не тронули, позволив одеться. Мне такой роскоши не дали. Кто же такой умный, решивший унизить меня тем, что проведет голой по базе? Дурак, я давно лишена стеснительности. На пыточном кресле во время очередного теста ты не только способен устроить лужу и измазать себя соплями и слезами, но и обгадиться пару раз. Какая стеснительность после того, как убивают твою гордость, оставляя один незыблемый инстинкт всего живого: выжить любой ценой.

Надеюсь, парни позаботятся о псе…

Без каких-либо возражений забралась в вертолет. Усмехнулась, представив выражение лица доктора, когда я выйду из вертолета. В таком виде я еще не летала. Тело немного подмерзло, благо, что на улице лето, а не зима. А то было бы вообще забавно. Охрана в этот раз была не в меру молчалива и в масках, полностью скрывающих лицо. Вытягивать их на разговор желания не было, и я просто наслаждалась, возможно, последними мгновениями своей свободы. Никто не гарантировал мне, что я проживу долго и, в конце концов, шагну через портальное окно в другой мир.

У самого входа на базу, подняв голову к небу, последний раз вдохнула полной грудью и пересекла невидимый порог.

– Сокровище моё! – от этого голоса что-то внутри испуганно дернулось. – Я следил за тобой! Ты меня повеселила! Увлекательные кадры! Ты подбросила мне гениальную идею. Каждому совершенству необходим личный охранник! Как такая простая мысль не пришла мне в голову раньше?!

Небрежным жестом руки отпустив всех сопровождающих, кроме своих бессменных амбалов, и дождавшись, пока с меня снимут наручники, повел в сторону лаборатории, не замолкая ни на секунду.

– Люблю животных. Они неприхотливы в содержании и менее эмоциональны, чем люди. Создам тебе поистине удивительного спутника. Совершенному существу питомец должен быть под стать! Если он, конечно, выживет.

У меня закралась боязливая мыслишка, а не про ту ли раненую собаку он говорит? Неужели и ее отдали на опыты?

– Что это? – взвизгнул он, резко остановившись и брезгливо ткнув пальцем на мои ноги.

Где? Кровь, что ли? Провела рукой по ноге и фыркнула. Ученый, а забыл, что я женщина в первую очередь, и критические дни никто не отменял. С другой стороны, их у меня еще ни разу не было за все время моего пребывания в этом месте. И тут вдруг – на тебе. Произошел какой-то сбой в организме? Что-то пошло не так после приключения в душевой?

– Нет, неприемлемо! – словно ополоумев, заорал он. – Это слабость. Приманка! Непозволительно! Отвратительно!

Взбешённый непонятно чем, доктор влетел в лабораторию, тут же устремившись к своему компьютеру.

– Доктор Вирцег, а что с ней? – боязливо проблеяла одна из сотрудниц, бросая взгляд то на меня, то на своего шефа.

– Не сегодня! – рявкнул он, не отвлекаясь и что-то спешно печатая.

Вернувшись в свою комнату, я быстро сходила в душевую и впервые воспользовалась нижним бельем с женскими премудростями, любезно предоставленными обслугой. Надела халат и, расслабленно завалившись на кровать, сразу же уснула.

Странные пять дней: все, что мне было позволено делать, это есть и спать. Никаких тестов, никаких тренажеров и посещений меня доктором.

Но на шестой все пошло по накатанной. На шею вернулся ошейник после извлечения капсулы. Возобновились бесконечные тесты и, если я была в состоянии, тренировки. Помимо этого, кровь стали брать гораздо чаще. И еще… я старалась больше не смотреть на себя в зеркало, боясь увидеть чудовище, в которое я превращаюсь. Недаром даже видавшие виды мои товарищи по несчастью, сидящие со мной за одним столом, каждый раз при моем появлении испуганно дёргались. Мне же хватило одного раза, коснувшись языком зубов и определив, что они приняли заостренную форму, чтобы не рваться на себя посмотреть. Отчего они стали такими, не знаю и совершено не помню вмешательства стоматолога.

Дни привычно неслись сумасшедшим галопом, измеряясь от теста до теста. Радовало, что болезненность проводимых опытов значительно снизилась.

– Почти совершенство, – вздохнул доктор, с восхищением разглядывая мое обнаженное тело, намертво зафиксированное в пыточном кресле. – Я в предвкушении. Мой эксперимент подходит к завершающей стадии. Сегодня – важнейший из дней! Все изменения будут закреплены на уровне твоей ДНК и станут передаваться наследникам. Конечно, если репродуктивная функция восстановится. Не уверен. В записях об этом ничего нет. Ну, ничего, тем интереснее. Кстати, перестройка всего организма займет около месяца. Ты будешь идеальна! Вершина эволюции человечества! Я буду с нетерпением ждать результат всей моей жизни! – от его маниакальной бравады меня начинает не по-детски потряхивать, накрывая чувством неминуемого кошмара. Слишком разговорчив сегодня доктор, а это не к добру. Будет больно. – Хочу сказать тебе, что я горжусь тобой, тридцать первая, лучшее из моих творений. После долгих лет поисков и неудач я создал тебя. Хочу поделиться с тобой, откуда моя уверенность в успехе. Подсказку дала одна очень и очень древняя вещица. Глиняная книга. Удивительно, да?! Какое научное открытие по усовершенствованию человеческой природы было спрятано на хрупких, практически разрушенных временем пластинах?! Я бы с удовольствием встретился с коллегой из того времени. Знания их поистине должны быть грандиозными! Я нисколько не исключаю, да нет, я даже утверждаю, что все знания, воплощённые мною в тебе, моя Жемчужина, принадлежат иномирянам! Поэтому не передать словами, с каким предвкушением я хочу увидеть то, что я создал!

Во время этого монолога ассистентки вовсю готовились к завершающему штриху, фиксируя особо сильно. У меня от этих приготовлений душа ушла в пятки, а сердце начало биться в бешеном ритме. Еще немного, и меня накроет сильнейшая паника.

– Ты когда-нибудь слышала о прекрасной окаменелой смоле, янтаре? Вижу, слышала. Сколько внутри нее встречается разнообразных насекомых, известно всем. И они настолько превосходно сохранились, и это удивляет. Я не совсем об этом. А теперь представь, что кто-то очень и очень давно использовал эту смолу, чтобы законсервировать одну единственную каплю крови, спрятанную в небольшую, размером с иголочную булавку капсулу? ДНК древнего существа! Существа, жившего настолько давно, что сложно представить. Существа, которое было способно создать подобный контейнер из искусственного материала и столь крохотного размера. Захватывающе, не так ли? Ты представляешь, сколько стоит эта капсула?! И вот сегодня мы ее вскроем, и именно ты будешь первой, кто испробует на себе этот божественный дар.

– Не надо, – с ужасом холодея, прошептала я.

– Готова?

Ошарашенно глянув на доктора, я попыталась испуганно сжаться. Будет больно…. Жопой чую, в этот раз все будет очень-очень больно…

– Чуть не забыл, – оскалился он, – твоя собака прошла тестирование успешно. Мой гений и здесь превзошел все мои ожидания.

– Ч-что?

Но ответ получить я не успела, да и не собирался он со мной разговаривать, вкалывая одновременно со своими помощницами десяток уколов. И я еще успела отметить, уплывающим сознанием, сияющего улыбкой умалишенного Вирцега, с небольшим, словно игрушечным шприцом, с фосфоресцирующей ярко бирюзовой жидкостью, которую он мгновенно вколол мне в шею. Боль накатила лавинообразно. И когда она достигла апогея, я заорала, пытаясь вырваться и разодрать свою кожу, чтобы добраться до внутренностей и вырвать их все.

Меня сжигало заживо. И только на какой-то миг боль прекращалась, но тут же возобновлялась с новой силой… Я потеряла счет времени… Я попала в Ад… И он все длился и длился…

Закончилось все как-то резко, в одно мгновение. Я прислушалась к себе, боясь, что это временное затишье. Но прошла секунда, вторая, третья… и ничего. Тело не болит. Огонь больше не сжигает.

Прислушалась – тишина. Открыла глаза, уперевшись в привычный белый потолок, и шумно втянула носом воздух, теряясь от разнообразия запахов. Чихнула. Стало полегче. Нос перестал свербеть, но запахи никуда не делись.

А комната-то моя. Все прошло удачно?! Попыталась сесть, готовясь к головокружению, как обычно бывает после тестов. Но, на удивление, организм отреагировал спокойно. Тело, словно накачанное энергией, требовало движения.

– Ай, – непонятно, что я придавила, из-за чего голова дернулась, слепо пошарила рукой и схватила ЭТО. Не веря собственным глазам, коснулась пряди волос, лежащей на руке. Завороженно дотронулась до головы и подскочила к зеркалу. – Не может быть…

Я изменилась. Очень сильно изменилась. От той женщины, что попала в руки сумасшедшего эскулапа, ничего не осталось. Совсем ничего, разве что память. Судя по уровню шкафа, я значительно прибавила в росте. Волосы, такие же густые, как и раньше, белые, как снег в горах, свободно доставали до середины бедра. Лицо стало более мужественным, хищным. Раньше я о таких ресницах мечтать не смела. Пушистые черные опахала, а не ресницы. А брови? Это же идеальный изгиб. И горбинка на переносице, которая была с самого детства после падения с качелей, исчезла. Губы прежние, так и остались пухлыми. Вроде изменились мелочи, но в целом лицо совершенно другое. Самое приятное, татуировка с номером исчезла, аж на душе полегчало.

– А? – дернувшееся ухо привело в изумление. Хихикнув, пальцем дотронулась до заострившегося кончика. Щекотно. – Оу! – не верю своим глазам! Ухо дернулось, совсем как у кошки! Проверила еще раз. Точно! Я теперь в полной мере могу шевелить ушами!

Но больше всего изменились глаза, притягивая внимание своей чуждостью этому миру. Они стали больше и приобрели необычную форму – слегка удлиненные, с приподнятыми вверх внешними уголками. Сам же цвет глаз, наконец, приобрёл однородность. Чистейший, насыщенный цвет молодой листвы подчеркивал треугольный черный зрачок, ставя крест на моей вольной жизни. Кожа сменила пятнистость на ровный смуглый цвет, немного темнее, чем у Киви. Но больше всего испугали руки с заостренными, очень прочными на вид, глянцево-черными когтями. Взгляд плавно перешел на грудь.

– Не поняла? – мысль как-то слишком замедленно формировалась в мозгу, а когда доперло, то воспринялась с равнодушием. Я не ожидала, что вообще выживу, так что никакие изменения меня уже не пугают. Смело взглянула ниже, уже представляя, что именно я там увижу и чего больше никогда увидеть не смогу. Между ног…

Я шокировано огладила пах, и ничего не нашла. Но самое ужасное, что я не нашла вообще никакого отверстия. Словно мне вообще не требуется никакие человеческие надобности. Ни в туалет, ни секс. Как такое возможно?

– А в туалет как? – заторможено прошептала я пялясь на себя в зеркало, и все пытаясь сообразить, как теперь жить дальше-то? Это все, что я съем или выпью, оно само по себе утилизироваться будет? Только бы не через кожу, иначе лучше сразу сдохнуть, чем смердеть. – А оно куда пропало?

И не единого шрама, как будто все так изначально и было. Или мое сознание перенесли в другое тело? Кажется, я уже ни чему не удивлюсь. Пару раз проведя рукой снизу живота, стараясь не поцарапать себя когтями, ощутила знакомое томление, и вроде как внутри что-то шевельнулось. Не знаю, встали ли у меня вновь отросшие волосы дыбом, но я с ужасом увидела, как пальцы, с трудом нащупали вертикальный разрез, но раздвинуть его полностью отчего-то не вышло. А ничего так, гигиеничнее, чем снаружи. Главное ничего лишнего не пришили. Создали ложную складку в паху? Зачем не ясно, но доктор и так спятивший садист, тут уж что у него в мозгах не разобраться.

– Все же изменил, сука, – убито констатировала я, проведя ладонью по совершенно плоской груди. И снова ни одного шрама, указывающего на то, что раньше грудь у меня была. Видел бы меня сейчас Витя, интересно, что бы он сказал? Тупо улыбнувшись, что хоть не «оно», уже флегматично отметила изменения в улыбке. Хищно заострившиеся зубы как ничего не значащий довесок ко всем моим проблемам. С другой стороны, меня волнует, чтобы вторую такую же особь не склепали, чтобы «плодиться» не заставили. Пусть довольствуются, суки, только мной.

– Ладно… – смиряясь с увиденным, пошептала я, – но а как же с задницей? Осторожно, все еще непривычно к длине и прочности когтей, слегка прогнувшись дотронулась до того места, где, предположительно, обязано было быть выходное отверстие прямой кишки. Фигу! Никакого намека. Ну не раскорячиваться же мне перед зеркалом, чтобы все же удостоверится, буду я ходить в туалет, как человек, или нет?! И так достаточно насмотрелись, уроды. В порыве накопившейся злобы остервенело черканула когтями по стеклу, с приятным удивлением наблюдая быстро растущую сетку лопнувшего зеркала, собирающегося осыпаться мелким крошевом. Резкий укол в шею от ошейника, и я уплываю в темноту.

Возвращение в реальность оказалось странным. С трудом приоткрыв глаза, поняла, что меня кто-то куда-то несёт, при этом стоит страшный грохот, и удушливо воняет гарью и дымом. Попытка шевельнуться ни к чему не привела, я снова отключилась. Или меня «отключили», не успела понять.

Второе пробуждение оказалось на удивление приятным. Мало того, что я выспалась, так и кровать порадовала своей мягкостью. Непривычной для меня мягкостью. Лежа на боку, не шевелясь, всего лишь открыла глаза и уставилась на серую стену. Серую?! Подскочив и сев, огляделась. Комната точно не моя. И серый цвет? Он на нашей базе отсутствует, от слова, «вообще». Меня перевезли? Но почему?! Что произошло?! Эксперимент завершён?! И что дальше?

Заметив небольшое зеркало со внутренней стороны дверцы шкафа, так предусмотрительно оставленную кем-то приоткрытой, замерла, рассматривая себя на наличие еще каких-нибудь изменений. Мне бы недавние переварить, не хочется еще чего-нибудь новенького.

– Фух, – ничего нового не отросло и не отвалилось. Придется принять тот факт, что теперь я вот такая. Сейчас. В общем-то симпатичная молодая женщина лет двадцати пяти, может, чуть младше. Далекая от человеческого вида, как Юпитер от Земли. И что делать дальше?! Почему именно такая? Чем человеческий организм им не угодил? Неужели прежняя я бы не прошла портал? Найти бы того умника, который накарябал рецепт для доктора, и самого бы подвергнуть этим тестам, чтобы проникся, скотина! Хотя, после того, как доктор вопил во время привычных для меня женских дней, не удивлюсь, что он меня и в мужика перекроить был бы рад, чтобы больше не видеть подобного. Но в таком случае непонятно, как от меня получать прямое потомство. Что б тебя, сказанула тоже! Это все словечки Вирцега – «потомство». Племенная кобыла, а не женщина. И это-то и странно?! Все же будучи способной родить, я могла быть более ценной, чем теперь. Я что-то не учитываю? Есть какая-то закавыка, или это просто в гениальной голове маньяка сыграла какая-то хренотень? Голова кругом!

Машинально проведя рукой по шее, замерла.

– Опа! А ошейник где? Снова капсулу вставили? Как же вы мне все надоели. И кто на этот раз собирается со мной развлекаться? – зачем я об этом говорю вслух?!

Голос! Голос совсем не мой. Нет, конечно, он мой, и интонации мои, но более глубокий, мелодичный. Откуда?! Как, черт побери, у Вирцега это получилось?! Неужели и правда, все дело в той бирюзовой жидкости, которую он с таким трепетом мне показывал и потом ввел?!Тогда получается, вот такие существа, как выгляжу я сейчас, и есть высшая форма жизни?!

Стук в дверь отвлек от невесёлых мыслей. Надо же, здесь принято стучать? Я и забыла о подобной норме поведения. Подопытные за людей у нас не считались. В этом месте иначе? Ага, как же. Ждать моего ответа не стали. Открыв дверь, в комнату вошел молодой паренек, собираясь что-то сказать, и сконфуженно замер, при этом жадно обегая глазами мое тело, во всей его первозданной красоте. Я невольно фыркнула. Он буквально излучал восхищение вперемешку с ужасом, когда его глаза уперлись в совершенно голый пах, без первичных половых признаков. Мешочек, скрывающий все что не надо видеть постороннему, уже вновь вернулся в свое спокойное состояние, и если не приглядываться, то разрез увидеть сложно.

– Ты что-то хотел?

– А? А, да, Вас вызывает к себе Валентин Валерьевич, – покраснев, как маков цвет, паренек вылетел из комнаты. – Я подожду за дверью, пока Вы оденетесь.

Значит я на базе «плохого и хорошего полицейского». Любопытно, а что я тут делаю, а?

Реплики паренька интригуют. Ко мне, «материалу», вдруг обратились на Вы. Что же за новые игры придумали? И каким образом я оказалась на соседней базе, а не в лаборатории, выслушивая восхищенные вопли чокнутого ученого по скорости моих изменений?! Понять бы, сколько времени прошло со дня эксперимента? Ненавижу выпадать из реальности и постоянно соображать сколько дней или месяцев была в отключке.

Заглянув в шкаф, нашла свою форму, выданную мне в предыдущее посещение этой базы, она все еще слабо пахла мной. Одевшись и обувшись, в приподнятом настроении вышла в коридор, встречаясь со взглядом пришедшего за мной паренька. Он отчего-то покраснел и смущенно отвел глаза. Не поняла, это что за божий одуванчик на секретной базе?

– Давай прекращай краснеть, красна девица, – улыбнулась я, заставив паренька нервно сглотнуть и кивнуть головой. – Начальство ждать не любит, веди, Сусанин.

– Слушай, а почему за мной отправили только тебя? Где охрана? – не утерпела я после очередного поворота. Ну правда, в последний раз я отсюда улетала голая, в наручниках и под охраной. А сейчас топаю по базе, как у себя дома, и ни одной вооружённой морды рядом? Или решили, что капсулы вполне хватит?

– Мне приказали, я пошел, – пожал плечами мой проводник.

– Ясно все с тобой. Не знаешь, а со мной пса не привозили?

– Мне неизвестно. Поинтересуйтесь у Валентина Валериевича или у генерала.

– А кто у нас генерал? – мне казалось, что старик здесь главный, а выходит, нет.

– Мурхатов Глеб Сергеевич, – словно не веря в мое невежество, буркнул парень.

– Глеб. Хм… Знаю такого. Говно мужик.

Парень, испуганно глянув на меня, заозирался, словно опасаясь моментального наказания за слова.

– Не переживай, никто не слышал. Нам еще долго?

– Два поворота, и мы на месте.

– Не подскажешь, группа Грифа все еще на базе?

– Секретная информация, – насупился парень.

Разговор завял сам собой. Доведя до нужного помещения, парень постучал и открыл для меня дверь, оставшись с той стороны.

– Проснулось, чудовище, – ехидно протянул генерал, расплываясь в гадкой ухмылке.

– Тогда уж проснулась, или со зрением не особо? – бездумно огрызнулась я.

– Ты!

– Глеб! Опять?! – осадил его Валентин Валерьевич. – Я же просил.

Шагнувший было ко мне генерал, обернувшись на друга, рыкнул и вернулся за свой стол. Я осталась стоять по центру комнаты. Присесть мне никто не предложил.

– Не хочешь поинтересоваться, как ты здесь оказалось? – немного резануло по слуху обращение в среднем роде, но никакого отторжения не встретило. Видимо, психика моя уже смирилась с неизбежным, быстро подстраиваясь к любым изменениям. Немудрено после всех пройдённых мной «тестов».

– Если не сложно, расскажите. Последнее, что я помню, это пыточное кресло.

Генерал пренебрежительно хмыкнул.

– Новости для нашего проекта отвратительные, – взволнованно барабаня пальцами по столу, сообщил старик. – Лаборатория полностью уничтожена. Практически все образцы ликвидированы. Взрыв и пожар уничтожил все следы. Найти, кто причастен к этому теракту, не представляется возможным.

– Убиты все? – не веря в то, что слышу, и стараясь не показать радости, хрипло прошептала я. Неужели мы были последними, кто побывал в этом аду?!

– Практически, – заговорил генерал. – Весь персонал, охрана и подопытные уничтожены, за исключением тебя, твоей псины и четырех номеров.

Отлично, значит, собака выжила. Друг мне не помешает. Странно, что генерал его еще не пристрелил.

– Но только ты полностью закончила тестирование, – перехватил инициативу Валентин Валерьевич. – Сегодня отдыхай. Группа Грифа снова приставлена к тебе. А завтра начнем.

– После ужина проведай и приструни свою псину. Он мне чуть не угробил двоих отличных бойцов.

– Приструнить? Как? Я после тестирования доктора его так и не видела!

– Валь, гони штуку! – непонятно чему обрадовался генерал.

– Вот не могла ты не говорить о себе в женском роде, – удрученно вздохнул старик, передавая довольному другу купюру. – Ты хотя бы представляешь, насколько дико слышать от двухметрового нечто: «Я не видела». Ум за разум заходит.

– А вы не думали, что я чувствовала, когда увидела себя в зеркале? Ваш бы ум обратно бы не вернулся.

– Сделай что-то с волосами, ходишь, как чучело. Терпеть не могу нечёсанные патлы, – скривился старик, наконец, показывая свою истинную суть. Так что не только генерал здесь сука, его друг далеко не ушел. Если даже не переплюнул. Обычно, тот кто мягко стелет, бьет в спину первым.

– Может, все же побреем?

– Глеб, – хмуро рыкнул старик. – Я тебе говорил. Вирцег объяснял, что волосы там на что-то завязаны в её организме. Лучше не трогай, вдруг умрет.

Вытащив коробочку и присоединив ее к компу на столе, генерал что-то быстро напечатал и предвкушающе оскалился. Кто бы надеялся, что я тут буду без контролера в теле разгуливать? Ага, дураков нет. А вот про волосы интересный факт, запомню.

– Свободна, – отмахнулся от меня местный руководитель.

– Расчешись или подстригись, иначе снова лысой будешь ходить, – не удержался генерал.

Я вышла за дверь, подавив в себе желание хлопнуть ею со всей дури так, чтобы потолок в комнате обрушился, погребая под собой двух козлов, и… встретилась с ошарашенным взглядом Киви.

3 ГЛАВА

Длинные волосы – это, конечно, красиво, порой статусно, но проблемно. Тем более, когда они возникают неожиданно, а ты забыла, как с ними справляться. Как следствие – неудивительно, что я, со всего размаха опустившись на стул в столовой, придавила собственную новообретенную гриву. А дернувшись в попытке освободиться, оказалась на полу под аккомпанемент своего мата и гогот зрителей. Обидно немного, отвыкла чувствовать себя женщиной. И обрезать бы, но… После нескольких лет сверканий лысой черепушкой кардинально избавиться от возникшей лохматости рука не поднимается. Сколько меня дразнили своими косами наши охранники, не вспомнишь. Это, пожалуй, уже бзик в моей болезной головенке на уровне раб-хозяин. Невозможно после пережитого не быть слегка поехавшей крышей. Ну никак «не можно». В подкорке забито: лысый череп – раб, длинноволосый – хозяин. Дуристика, но для моей психики проще. Не обрежу, ни за что!

– Эй, расческа есть? – попытка не пытка, но при его коротком ежике сомневаюсь, что Киви ею пользуется, как и все остальные в группе. Видя красноречивый растерянный взгляд, нехотя добавила: – Ладно, тогда ножницы?

Сказала, и еле сдержалась, чтобы не передернуть плечами и не взять свои слова обратно. Что я буду делать, если они мне сейчас дадут что-то режущее, и предложат укоротить волосы? Как буду отмазываться? Ой, дурной язык, дурной, торопливый.

– Ты хочешь их обрезать?! – возмутился Треф, неосознанно проведя рукой по своему ежику. – Не надо. Тебе идет. Можно слегка подравнять.

– Он у нас раньше щеголял с куцым конским хвостом. Пока не допек своими зарослями вышестоящее начальство.

– Кто бы рот разёвывал, – перебил Киви Треф, – кажется, ты забыл, каким пришел? Ангелочек.

– Парни, брейк. Давайте вернемся к нашим баранам. Расческа есть? И остригать не собираюсь, я пошутила. Оуч, – болезненный укус в районе ключицы напомнил о вживлённой капсуле. А это еще что такое? По какому поводу воспитательная работа? Кому чего не понравилось?

– Ты чего дергаешься? Контролер? – не в первый раз замечаю проницательность Киви.

– Не пойму, что я такого сделала? Ох, – и снова укол. – Зараза.

Что там нахимичила сволочина генеральская? Его рук дело, точно. Непонятно, за что такая страстная ненависть? Вроде на любимый мозоль ему не наступала? Опа, не бьётся. Слушают, что я скажу? Решили напомнить, о смене вида? Но мысли – это моё, личное, фигу вы в них поковыряться сможете. И укусы эти, не смертельно, но неприятно. Обложили, как волков на охоте, вокруг красные флажками все утыкали. Знать бы, за что такое внимание к моей несчастной персоне со стороны генерала? Или это оба старичка развлечься за мой счет решили? Совсем не удивлюсь.

– Ты больше меняться не собираешься?

Я понимаю, интересно, но тупо до невозможности. Откуда, я черт подери, знаю?! Буду, не буду. Хрен его разберет. Вирцег пел, что изменения будут в течении месяца. А прошел этот самый месяц или нет, мне же никто не сообщил.

– Треф, ты меня умиляешь. Нашел, у кого спрашивать. Я в следующей минуте не уверена… Ой, черт побери, да что такое-то?! Снова долбануло!

– Кажется, есть закономерность, – неожиданно подал голос Хвар, отодвигая от себя опустевшую тарелку. – Скажи: я думал.

– Я думал, – послушно повторила я, продолжая играть роль «блондинки». – Ай..

– А теперь скажи: я думала.

– Бред какой-то. Ладно. Я думала. У! Черт! Опять шарахнуло! – эти «укусы» скорее неприятны, чем болезненны.

– Необычно, – протянул Киви.– А теперь: я думало.

– Я думало… – не дернуло. Вот же сволочь! Решил поиграться. Ну ничего, я тебе это припомню.

– Дошло? – ухмыльнулся Хвар, многозначительно поигрывая бровями.

И почему он меня раздражает? На уровне интуитивного восприятия, а ему я склонна доверять.

– Постой, ты хочешь сказать, что капсула реагирует каждый раз, когда я говорю о себе не в среднем роде? – делаю удивленное лицо и брови домиком. Да, я дура, и думай обо мне так же. Недооценка врага всегда выходит боком недооценившему. – Эта штука во мне мысли читает, да?! Ничего себе! Разве не слишком сложная технология для малюсенькой капсулы. Я быстрее поверю в дистанционное управление, чем в такие высокоразвитые технологии. Кто решится тратить на подопытную новые технологии? Не смешите меня. Гляньте, камер на один квадратный метр, как грибов в лесу. Следят двадцать четыре часа в сутки. И как ты, простите, в туалет ходишь, не то что в столовой ешь. Плюс курс обучения чтению по губам еще никто не отменял. Жесты, мимика… Я единственное не пойму, как генералу не надоедает следить за монитором и так мелко пакостить? Козел он у вас. Старый. Эй, а где короткое замыкание в качестве наказания? Или ты согласен с моим мнением?

Парни тоже замерли, ожидая моего вопля от сработавшей капсулы.

Никакой реакции.

Не поняла? Поиграть хотят? Облезлые кошаки нашли забавную мышку? С другой стороны, что-то меня занесло слегка. Свободу почувствовала, да? Забыла, как заканчивался очередной взбрык? Блин, ну ведь нарываюсь. Понимаю, а несет. Сколько раз орала до сорванного голоса, от боли после» задушевных» разговоров о моем поведении с Вирцегом. И снова лезу на рожон. Свобода в голову ударила? Так она мнимая. Если дают побродить по части комплекса без сопровождения, это еще ни о чем не говорит. Капсула-то вшита, и группа Грифа приставлена. Какими бы милыми шуточками и улыбками мы не обменивались, для них я в первую очередь «объект». Придет приказ пустить меня на ленточки – пустят. И глазом не моргнут. Розовые бредни «человек человеку друг», оставила там, на кладбище, где Витька лежит. Много романтики в профессии снайпера? Лаборанты, молоденькие, с горящими познанием нового глазами, совершенно равнодушные к живому, дышащему, думающему и умоляющему прекратить «материалу», ассистировали доктору Вирцегу, когда он проводил очередные опыты. Какими бы отговорками эти твари не оправдывали себя, говоря, что это во благо науки и человечества. Им просто нравилось! Нравилось причинять боль, знать, что ты всесилен и не ты на месте очередного подопытного. Уф, тяжело… Команда Грифа – те же любознательные лаборанты, с честными глазами маньяков, верующие, что они делают великое дело. Простые служаки в спец. группах не служат. Мне достаточно знаний, чтобы собрать воедино знания из телевизора прошлой жизни и свое подопытное существование на базе, чтобы понять – отбор в подобного рода службы жесточайший. Там психологи так поработают, что после приказа боец и родную мать пристрелит без зазрения совести. Военная секта, фанатики, как не назови, результат один: подчинение вышестоящему и быстрое выполнение приказа. Именно поэтому даже секс с Трефом и Киви – это не повод доверять этим матерым хищникам. Каждый за себя. Не ты, так тебя, и другого не дано.

Интересно, а они мысли точно читать не могут? А что? Человека-то они вон как лихо перекроили. Я прямо теряюсь, «что» же я теперь такое?!

Скукожившись и прикрыв рот руками, еле слышно прошептала: «Я хотела. Хотела попить. Хотела поспать. И хотела послать вас в задницу».

И ничего. Никакой реакции. Ладно, продолжаем-с.

– Я зашла… уй, в магазин, и хотела… аш, – хорошая на той стороне у кого-то гада реакция. Как точно успевает нажать кнопку, тварина. Сидит за монитором гнида в мелком чине и с довольной рожей жмет на кнопку. Выслуживается перед начальством, упырь.

– Тридцать первый, что произошло в лаборатории? – от своего номера и неожиданно холодного голоса Грифа я невольно вздрогнула. К чему вдруг такой вопрос? Пожалуй, как источник информации я в данном месте могу быть последней. Сама не в курсе, что там случилось.

– Мое тестирование закончено, как соблаговолил просветить меня доктор Вирцег. Как видишь, тавро на мне больше не стоит. И на номер тридцать один я откликаться перестала. Аш…

– Ты сама так представилась, – влез Хвар. – Если бы нам не сообщили точно, что ты – это ты, никогда бы не подумал. Для какой цели они тебя изменили? Знаешь? Нет? Для бабы ты тогда был слишком мускулистой, сейчас в норме. Слушай, а это у тебя тоже работает? Сверху то сняли.

– Хочешь опробовать? – закрыл бы свой поганый рот, моль бледная, а то мне терять, кроме существования и очередных опытов, нечего, могу случайно и с катушек слететь. Хотела пару раз по морде съездить, разбавить красным белизну, но не стану. Будет шанс – сочтемся. Врагов мне и без этого утырка хватает. Чего один генерал стоит! – Смотришь на тебя, Хвар, вроде симпатичный мужик, на умного похож. Внешность вполне окультуренная, с благородными чертами даже. А как рот откроешь – быдло быдлом.

– Не тебе на меня рот открывать, уродец, – зло огрызнулся Хвар, подавшись всем телом ко мне. – Жаль, не сдохла от опытов. Смотрю, тварь, живучая. Совет: держись от меня подальше. Поняла? Или поняло? Плевать, что тебе там пришили, или отрезали, ты для меня «оно». Дружбы мне с тобой не водить. Прикажут шлепнуть – шлепну. Доходчиво? А я вас, парни, предупреждал, что не стоило соваться к лабораторным игрушкам, так что сами разгребайте, кто и как подставляться этому будет. Или не будет?

– Заткнись, Хвар, – раздраженно заиграли желваки у Трефа.

– Кстати, Кот из пятой группы ставки принимает. Народ любопытствует, будет у вас повтор или нет? Сисек у этого нет, и даже в задницу никак, дырки нет.

Было бы обидно, если бы я не знала, что все так и будет. А вот замечание про мою задницу любопытное. Это где же и когда он успел меня настолько тщательно рассмотреть? Или конкретно этим местом интересовался? Главное, не расхохотаться, тогда бойни не миновать.

– Мы не первый год вместе, Хвар. Ты меня знаешь. Еще слово, и на следующем задании мой палец случайно дрогнет, нажав на курок, – не повышая тона, совершенно спокойно предупредил Киви. И так сказал, что и я поверила.

Хвар моментально сбледнул с лица и заткнулся. Кулаки белесого сжались до хруста, а взгляд, брошенный на меня, полыхал дикой ненавистью.

Забавно у меня выходит. Одно мое присутствие создает потрясающе опасных врагов. И, главное, я даже не прикладываю никаких усилий для этого. А так хочется просто жить, мать вашу! Просто. Тупо. Жить!

– Поговорили и достаточно, – слишком «вовремя» вмешался Гриф, чтобы я могла поверить в его искренность. Выждал, пока Хвар выговорится и каждый разграничит свою позицию, и только после этого открыл свой рот. Как бы жизнь была хороша, не будь рядом генералов, хваров, маньяков-докторов и грифов. Этот Гриф слишком скользкий. Чуйкой чую. Спиной лучше ни к нему, ни к Хвару не поворачиваться. Нож или пуля в спину – нежелательный подарок.

– Для ясности, командир, – железные нотки в голосе Трефа удивили не только меня, но и недобро прищурившегося Грифа. – Я сам решу, с кем, когда и где. Хвар, мы поняли друг друга?

– Было бы из-за кого, – не выдержал прессинга белесый, резко поднявшись, презрительно сплюнул в сторону и ушел.

– Ревнует, – ляпнула я. И прежде чем мужики успели открыть рот, чтобы спустить на меня всех собак, какой-то особо смелый боец осторожно похлопал меня по спине.

– А? – удивлена, что кто-то вообще решился ко мне прикоснуться. Тут же все от меня шарахаются, как от прокаженной. Вряд ли опасаются, скорее брезгуют, как Хвар. Медленно разворачиваюсь, желая глянуть на смельчака, и выпадаю в астрал.

– Дай уши потрогать, а?! – лепечет это чудо.

Где же таких красавчиков лепят?! Рыжий, с усыпанной бесчисленным количеством конопушек моськой, просящими глазами кота из Шрека, буквально с благоговением следящий за нервным подергиванием моих ушей.

Дите дитем. Умиляет, честное слово. И как его в армию-то взяли? И куда?! На базу!

– Только не сильно хватай, – предупредив, склонила слегка голову. Ну, как такому чуду отказать? Сама, как ребенок, минут десять игралась перед зеркалом, пока мозг привык к наличию подобных украшений. А тут, видимо, у большого ребенка мечта наяву сбывается. Уши! Кошачьи уши! И на человеке.

– Вау, какое мягонькое, – еле касаясь кончиками пальцев, погладил он ухо, вызывая щекотку. – Совсем как у кошки. Красивые. А слух тоже кошачий? А они не мешают?

– Нагладился? – недовольно буркнул Киви, привлекая стуком ложки об тарелку паренька. – Дай поесть.

– Больше ничего пощупать не хочешь? – поддержал друга Треф, бросив на покрасневшего, как маков цвет, храбреца недобрый взгляд.

Паренек, обиженно вздохнув, вернулся за свой стол. А я вспомнила о своем спасеныше. Надо бы его увидеть. Увидеть и ужаснуться. Уверена, фантазия доктора – тварь жизнеспособная и специфическая. Представить страшно, что он сотворил с псом. Если я щеголяю с такими изменениями в теле промеж ног и без груди, то… Даже не знаю, стоило ли мне тогда спасать эту псину, или гуманнее было бы, чтобы его пристрелили? Ладно, сначала посмотрю, что там с ним сотворили, потом буду решать. И то смешно – решать я буду. А кто мне даст?! Сама зверь подопытный и права голоса не имеющий. Мы в ответе за тех, кого приручили? Именно. Гляну, удостоверюсь, что жив, здоров и сыт, дальше по ходу видно будет.

– Ваш генерал разрешил мне проведать мою собаку. Вы со мной, или мне разрешено одной прогуляться?

Ни секунды без слежки…

– У меня дела, – поднялся Гриф. – Треф, Киви, она на вас.

– Есть, – рявкнули они одновременно, заставляя прижать уши. Да уж, со слухом у меня теперь все замечательно, если только никто орать рядом не станет, а то так и оглохнуть недолго.

Поднявшись из-за стола, снова чуть не сорвала с себя скальп, зацепившись прядью волос за угол стула.

– Мужики, я вас очень прошу: либо расческу, либо ножницы. В крайнем случае, нож. Жаль, конечно, такую гриву обрезать, но укоротить не смертельно. Густые. Эх, у меня раньше немного покороче были и не такие густые. А тут такая роскошь… Девчонки на работе жутко завидовали. Не знали, сколько труда мне стоило содержать их в таком состоянии, – притянув к лицу пряди, удивленно втянула нежный запах морозной свежести. Аромат, конечно, приятный, но помыться не помешает. Потом вонять я перестала еще с год назад. Доктор постарался на славу, изменяя свою «драгоценность», лепя идеальное, по его мнению, существо. Интересно, как из моего организма будут выводиться жидкости? И будут ли вообще?

– Найти расческу на базе будет сложно, но мы поищем, – улыбнулся Треф, взъерошивая свой ежик, а затем с неким восхищением пропуская между пальцами мои волосы. – Тяжелые, но удивительно мягкие. Необычное ощущение… Э… они…

– На нас смотрят, – напомнила я и, осторожно высвободив из его рук прядь, быстро заплела неопрятную косищу. Будет чудом, если я сумею расчесать спутавшуюся гриву, не выдрав клоками. Ничего, потерплю, не страшно. Вновь ходить лысой гораздо хуже. А волосы, действительно, на ощупь странные. Волосинка упругая, толстая, в несколько раз крупнее обыкновенной человеческой. И словно… эм… самой дико, теплые.

– Тебе очень идет, – кинул Киви и озадачился. – Ты себе имя выбрала? Извини, быстро не привыкнуть.

Это ему сложно, когда он общался со мной всего несколько дней. А каково мне?! Я тридцать девять лет жила как женщина и с другим полом никак себя не ассоциировала. А тут глаза открыла и лови, Марина, сюрприз в виде тебя такой вот, обновлённой и модернизированной. С другой стороны, за последние годы, проведенные в положении подопытной крысы, особо шокированной я не оказалась. И даже появление копыт с хвостом панику бы не вызвало. Все же Вирцег больной на всю голову, и ждать, что я после его вмешательства останусь прежней, было бы глупо. Но настолько кардинальных перемен я тоже не ожидала. Почему отнеслась к переменам настолько спокойно? А черт его знает. Скорее всего, понимание, что грудь особой роли не играет и силы не дает. Зато внизу все же вроде все женское на месте, правда подробно не разглядывала, но главное, мужского – нет, и это уже хорошо, привычнее. Плюс улучшенные регенерация, скорость, зрение и слух – это немаловажный бонус. Но главное, это то, что мне наконец-то не надо больше терпеть ковыряние той самой мордоворотой бабенции, первой и самой преданной Вирцегу ассистентки, которая с особым садизмом наслаждалась, усадив на гинекологическое кресло. Это у мужиков все висит на виду, и поход к проктологу для них чуть ли не конец света. Спроси женщину, какие непередаваемые ощущения она получает на осмотре гинеколога или при родах, то яростная защита задницы мужчин вызывает скорее смех, чем уважение. Но, главное, я вздохнула с огромным облегчением, что мне не придётся вынашивать ребёнка, чтобы потом выть в углу карцера, не имея возможность спасти от опытов собственное дитя. Для любой женщины – это самое страшное, что может быть в жизни: не суметь защитить своего ребенка. И пусть я перестала узнавать себя в отражении зеркала и путаюсь в том, как называть себя: «он» или «она», но я рада этому.

– Хотела… Ай. Опять. Хотел. Уй. Думало. Больше ничего придумать не могли? Например, четвертый род добавить? Нет? Тогда пошли на хрен! Вика я буду, раз есть такое предложение сменить свое Зовите, как пожелается, можно Вик, можно Вика.

Проклятая штуковина срабатывает именно в нужном месте и в нужное время. Дайте наблюдателю слабительного, пусть его понос проберёт!

– Это имя не для тебя, – вынес вердикт Киви. – С твоей внешностью ближе будет эльфийское.

– Эльфийское? Внешность у меня, конечно, отпадная. В толпе не затеряешься, факт. Но эльфы и реальность близко не стояли. Так что давайте придумаем что-то приземленное.

– А как насчет Эль? – загорелся идей Треф. – Вполне похоже и на женское, и на мужское, и на эльфийское.

– Дались вам эти ушастые. Взрослые дяди, а фэнтези балуемся. Когда умудрились время для книг выделить? Ладно я, мне как бывшей, одинокой, женщине, такие книжки читать положено.

– Представь себе, что и нам свойственно иногда романтичное настроение, – усмехнулся Треф. – Нашлась минутка. Классикой меня в школе и вузе достаточно напичкали, под завязку. А реальности нам в жизни за глаза хватает. Так что выбор фантастики вполне оправдан.

– Именно, – поддакнул Киви.

– Треф, парни, вы не обижайтесь, но называть меня Эль не слишком ли? Если все удачно сложится, то тех, кто знал, что я изначально была, другой, рядом со мной не останется. И для чего в таком случае давать пищу для разговоров со стороны? Почесать языками у нас любят. И не говорите, что мужики не сплетничают. Еще как! Почище женщин. К тому же, напоминание, кем я была, необходимо в первую очередь мне, и то не уверена, что захочу долго об этом помнить. Но, с другой стороны, на волю меня не отпустят. Побег для меня – дурость несусветная. В пределах планеты меня все равно вычислят. С моими внешними данными скрыть даже в племени тубы-юибы не выйдет – найдут. Так что какая разница, как меня будут звать? Правильно?

Настроение резко поползло вниз.

– Эльта, – усовершенствовал Треф. – Отличное имя.

– Эльта? – протянула я, смакуя. – И что оно значит? Треф, чего замялся, давай просвещай, чем обозвал?

– Сильная снежинка, – не удержался от смешка Киви, подмигнув неожиданно смутившемуся Трефу. Завораживающе видеть здоровенного парня, алеющего щеками. – Эль – снежинка, Тан – сила.

– Вы, ты… серьезно? Снежинка? Сильная? – главное, не заржать. Вот далось ему это Эль! Еще немного, и уши Трефа заполыхают. Умильная картина. Ладно. Какая мне разница, какое имя будет? Не понравится, всегда есть возможность сменить. Главное, чтобы не на очередной порядковый номер или собачью кличку.

– Эх, черноглазик, – подмигнула я Трефу. – Позвольте представиться. Эльта. Существо непонятного происхождения. Очень надеюсь, что без эльфийских заморочек вроде любви к каждому кусту и насекомому. Не хотелось бы замучить вас вусмерть очередными заскоками.

Сказала и осеклась. С чего я решила, что они будут со мной? Никто мне повода так думать не давал. И постоянно вылетает из головы, что я уже не та женщина, и сомневаюсь, что кто-то станет это исправлять. Доктор сдох, а другого ученого такого уровня у них нет. Я на это очень сильно надеюсь, что нет. А то второго маньяка я не переживу. Веду себя слишком беззаботно, словно все плохое осталось позади, а я на курорте. Чуть ли не в семью играть собралась? Неужели доверчивость и наивность даже через унижения и боль не вытравливаются?! Я больше не женщина! Я нечто! Симпатичный, но и близко не «человеческое». И, к тому же, все еще подопытный материал! Тот, кем распоряжаются, как вещью. Не стоит о таком малюсеньком нюансе забывать! Проштамповать очередной номер на виске им раз плюнуть.

Секс и любовь – разные вещи. Мои животные закидоны притормозить все равно не выйдет, я пробовала. Плачевный результат. Несколько ночей сводящего с ума желания, жутких болезненных судорог – и все равно один и тот же итог: секс. Либо мощнейшее снотворное, выпрошенное у охранника, озверевшего от постоянного долбежа в дверь и моих воплей. Как не вспомнить знаменитые «течки» у омег из прочитанных мною книг?! Только им лучше, у них периодичность была, а у меня всегда и постоянно. Терпение и сила воли – мое всё. Как ни противно, но благодарить своего личного маньяка пришлось сразу после того, как он вновь подкрутил что-то в моем организме, приглушив столь яркое желание валить и трахать. И не знаешь, что унизительнее: соитие на стороне с незнакомыми парнями, запустившее весь этот проклятый процесс, или то, что в невменяемом состоянии играешь со взрослыми игрушками, предоставленными твоим охранником, с понимающим смешком свалившим на твою кровать раскрытую коробку. А возможно, само действие, в темноте ванной, под звук душа, холодными каплями льющегося на тебя сверху. Или после… когда ты хочешь завыть, заорать, но сдерживаешься, кромсая то немногое, что осталось от и так разорванной в лохмотья твоей гордости.

И вот сейчас. Мысль о крепкой семейной жизни – усмешка судьбы. Где ее строить?! На лабораторном столе, на который меня могут отправить при малейшем на то желании спонсоров. Тот же генерал и его друг при надобности перешагнут и пойдут дальше. Как там? Ради общего блага? Вот- вот.

На душе муторно. Тело, простите, чуждое, а мозги женские. Ничего, прорвемся. Еще и не такое переживали. Подумаешь, случился в природе еще один инопланетный вид. Я! Все это лирика, и так понятная. Самое поганое другое. Меня буквально тянет к этим двум. Словно они намагничены. А запах… Черт побери, какой от них исходит умопомрачительно потрясающий запах! Так бы сидела и часами вдыхала, и вдыхала… Господа, товарищи, граждане! Дайте мне инструкцию, как совратить натуралов! Конкретно: Трефа и Киви. Эх, были бы они…

– Эльта? Ты чего зависла? – попытался заглянуть мне в глаза Киви.

А, была не была! Я давно не трепетная фиалка, чтобы краснеть при слове «секс».

– Мальчики, а вас не смущает, что я больше не нормальная девочка? Продолжение банкета будет, или не стоит губу раскатывать?

– Мы с радостью, – выдали парни в один голос и, переглянувшись между собой, расхохотались. Я даже растерялась на пару секунд, не ожидая подобного ответа.

Мельком бросила взгляд по столовой. Некоторые явно слышали наш разговор, другие совершенно не обращали внимания на наш стол, продолжая либо есть, либо общаться со своей группой. Но, судя по покрасневшему, как девственник после непристойного предложения, рыжему смельчаку, буквально десяток минут назад храбро поглаживавшему мои уши, он нас услышал. И перешептываний по углам избежать не удастся. Интересно, Хвар продолжит плеваться ядом в мою сторону или ограничится попыткой убить при удачном стечении обстоятельств?

– Мы всем всё сообщили о наших интимных предпочтениях, а теперь не пора ли проверить моего пса? – эх, пора переводить тему, а то фантазия у меня бурная, а стеснения практически ноль.

– Как скажешь, Эль, – расплылся в улыбке Треф, легонько подув мне на ухо, чем заставил его вздрогнуть.

О… судя по хищным взглядам обоих, меня ждет потрясающе страстная ночь. Если никто не дернет никого из нас на очередное задание или опыты. Тьфу-тьфу-тьфу… не сглазить бы. Ух я и оторвусь! Свезло, так свезло! Моя вы прелесть.

– Мне начинает здесь нравиться. Лишний раз напомнить не помешает? Таких, как Хвар, везде хватает. И они в большинстве.

– Особо крупных проблем быть не должно, – нахмурился Киви. – Треф, закругляйся. Проводим Эльту до её комнаты.

– Собака, – напомнила я.

– Хорошо. Сначала к собаке, потом в комнату, – нет, мне определенно нравится развитие сюжета и этот голодный многообещающий взгляд Киви. Ой, и дурные гормоны во мне. Бунтующие. Фу! Нельзя! Место! Всему свое время.

Ненормально… Ненормальна моя реакция на них. Неужели доктор специально подбирал их для меня? Хотел детей, но изменил тело? Для новых опытов?! Пусть подавится своими секретами! Спасибо тем, кто отправил эту тварь на тот свет! И провидению, что детей теперь у меня быть не может! Их «идеальное» существо скопытится, когда придет время, не дав продолжения.

Э, нет. Что-то тут не так. Не стал бы доктор настолько необдуманно поступать. Или все же в его понимании подобное тело совершеннее женского? То, что оно не земного происхождения, определённо важно. Вернее Земного, только с «подкрученными» настройками на чужую волну. Не это ли увеличивает шанс для пересечение порога в другой мир? Я запуталась. Какая теперь разница! Живу, пока живется, а все эти «почему, за что и для чего» оставлю остальным. Одни вопросы, а ответы получить теперь не у кого.

Коридоры петляли. На нашу троицу постоянно косились. Все же не все воспринимают нормально прогуливающегося «эльфа». Судя по примагничивавшимся к моим ушам взглядам, фэнтези на этой базе читать любит не только команда Грифа.

Ответвление коридора, в очередной раз вильнув, уперлось в высокие ворота ангара. Двое довольно массивных бойцов совсем не юного возраста, было, вытянулись во фрунт, но, увидев, кто именно к ним направился, облегченно выдохнули, приваливаясь спинами к стене и вытягивая из одной пачки по сигаретке. Молча и неспешно покуривая, пристально рассматривали мою персону.

– Шило и Бур. Опять? – с усталым отеческим вздохом протянул Киви.

– Как всегда. Нецензурный посыл вышестоящего начальства, – пробасила с усмешкой двухсоткилограммовая туша сплошных мышц, с наслаждением выпуская кольцами дым.

– А вы за монстром? – кивнув себе за спину, поинтересовалась практически точная копия своего друга, проходясь своими маленькими поросячьими глазками по моему телу, чуть ли не вопя о своем желании валить и трахать. – Сухарь предупреждал, что за этим придут. Я, конечно, не трус, но такую дуру хрен бы выпустил гулять без взвода автоматчиков.

– А Сухарь – это у нас кто? – шепнула я Трефу.

– Генерал Мурхатов.

– Рискнете зайти? – почесав макушку, спросил первый бугай, отвлекаясь от своего занятия. – Наше дело маленькое. Приказано – пропустить владельца мутанта, значит, пропустим. Сказано, не препятствовать, если он, – добавил, хмуро уставившись на меня, – решит забрать его к себе в жилой сектор. Значит, не будем. Но вы нас заранее предупредите, чтобы мы свалить успели.

– Бур, ты серьезно? – кажется, и Треф, и Киви очень удивлены. Не знаю, что это за бойцы, но то, что эти два здоровяка поеживаются и просят дать форы, меня начинает нервировать. Что же за чудовище сделал из пса Вирцег?! Чтобы этого ублюдка на том свете черти всей толпой драли!

– А ты зайди, глянь, – напряженно предложил второй, как поняла, Шило. Отодвинувшись в стороны, бойцы слаженно взялись за створки и потянули их на себя.

Первым в нос шибануло волной запаха мокрой псины и крови. Потом буквально оглушили злобный рык и глухие удары, словно чем-то крупным долбят в стену, стараясь пробить в ней дыру.

– А голосок милейший, – хрипло выдал Треф, шумно сглотнув.

Я оглушительно чихнула. Стало немного легче дышать.

Бур дернул рубильник на стене. Вспыхнувший в ангаре свет и представшая пред глазами картинка заставили всех напрячься и невольно сделать шаг назад.

Громадная клетка из стальных прутьев толщиной в три моих пальца, успевших значительно выгнуться под ударами заключенного в нее существа. Мощный черный, как ночь, гигантский пес, прекратив наскакивать на стену узилища, с утробным рычанием уставился на нас своими огромными, величиной с кофейное блюдце, желтыми глазищами хищника, изредка оскаливая белоснежные клыки с капающей с них слюной и кровью.

– Ну как, есть желание забрать это с собой? – совсем не весело усмехнулся Шило.

Треф и Киви уставились на меня. А я откуда знаю, что мне с этим богатством делать?! Когда я последний раз видела этого пса, он был обыкновенной немецкой овчаркой, а не телёнком-переростком! Будь ты проклят, Вирцег! Изуродовал собаку, тварина!

Пес, переведя взгляд на меня, шумно потянул воздух носом и, вдруг скуленув, завилял хвостом.

– Узнал, – не веря самой себе, выдохнула я, смело делая шаг вперед.

Странно, но я в это мгновение совершенно перестала бояться. Мне стало его жаль. Несчастное, преданное не раз людьми, существо, все еще радующееся появлению такой бездушной твари, как я, одной из представителей тех, кто над ним издевался. А он все еще верит. Мне… людям… Или нет? Только мне?

– Эльта! – рванувшего было ко мне Трефа тормознул Киви, мгновенно отреагировав на предупреждающее рычание моего пса.

– Красавец, – я невольно залюбовалась идеальными пропорциями сильного тела. Мощная грудь, сильная спина и массивные лапищи с десятисантиметровым маникюром. Совершенство! Но направленное гениальным, но сумасшедшим ученым на одну задачу – на убийство всего живого. Подойдя ближе, я восхищенно присвистнула. В холке пес мне по грудь. Голова практически на одном уровне с моей, а я росточком не маленьким. Желтые глаза словно смотрят прямиком в душу.

– И куда же ты так вымахал, парень? Предлагаешь мне седлом обзавестись? Будешь катать? – просунув руку между прутьями решетки, игриво потрепала за ушами блаженно зажмурившегося от нехитрой ласки пса. Шершавый язык прошелся вдоль всей ладони, изрядно его обслюнявив. – Не повезло нам с тобой, дружок. Два уродца среди людей. Не примут они нас, понимаешь?

Бархатистый нос ткнулся между прутьями, и язык прошелся по моему лицу. А здоровенная лапища попыталась поймать меня и притянуть поближе.

– Эй, не балуй! Фу! Штаны порвешь, дурында! – здоровенный монстр, пугающе опасный, с добрыми, по-собачьи преданными глазами. Милашка.

– Девка, ну, ты даешь, – с восхищением выпалил кто-то из охранников.

– Брр, прекрати! Я вся, ай, в слюнях! Фу! Я сказала! – и здесь камеры напичкали, уроды.

Пес, жалобно взглянув на меня, плюхнулся на задницу, смешно высунув язык и навострив уши.

– Эльта, ты его совсем не боишься? – спросил рискнувший было сделать пару шагов ко мне Киви. Пес предупреждающе прижал уши и тихо рыкнул, но стоило парню остановиться, как опять завилял мне хвостом, смешно раскрыв пасть и высунув язык.

– Защитник ты мой, – погладив между ушей этого теленка, я задумалась. А куда, собственно, его девать? Он у меня даже в комнате не поместится. Если только спать друг на дружке, и то не вариант. Но и оставить его здесь, в клетке, если есть возможность забрать, совесть не позволит. Интересно, с каким умыслом генерал дал добро на поселение такого монстра в жилом секторе? Или думал, что собака меня разорвет на месте?

– Какой же ты вымахал громадный. Не знаю, что с тобой и делать, дружок. Вдвоем в моем скворечнике мы не поместимся.

– Ты серьезно решила забрать это с собой?

А, кажется, это у Шила речь прорезалась.

– Да.

– В таком случае, удачной вам прогулки. Мы ушли. Идем, Бур.

Еле слышный шорох, и парней как ветром сдуло.

– Эм… Эль, ты не хочешь еще раз подумать, прежде чем тащить этого динозавра в жилой сектор?

– Треф прав. Эльта, если твой, хм, пес начнет кидаться на людей, его быстро пристрелят и нам сверху добавят. Мы-то ладно, отправят куда-нибудь, где погорячее, есть шанс вернуться. А тебя могут и на цепь посадить. Сама понимаешь, по бумагам ты все еще подопытный образец.

– Спасибо, Киви, я в курсе. Но Халк пойдет со мной.

– Халк? Кхм. В общем-то, похож, разве что не зеленый, – нервно хмыкнул Треф.

Словно понимая, что речь идет о нем, пес, поскуливая, прижался к моей руке, вновь лизнув ладонь. Я и сама немного сомневалась в том, что успею вовремя остановить собаку, если вдруг он решит на ком-то отыграться. И все же. Ну, не могу я оставить его в этой чертовой клетке!

– Эльта, это плохая идея. Оставь его здесь.

Пес отреагировал на слова Киви, глухо зарычав. Разумный? Нет, это вряд ли. Я, конечно, за последнее время могу поверить во что угодно, но интеллект человеческого уровня у собаки – это все же перебор.

– Халк, прекращай рычать почем зря, – в воспитательных целях дернула за ухо ворчуна. – Запомни. Этих двоих не обижать. Они мои. Понял? И вообще, если хочешь кого-нибудь сожрать, делай это без шума, быстро и тихо. Но всегда с моего разрешения. Понял?

– Эльта, может, ты не станешь подкидывать такие забавно смертельные идеи своему монстру, а? – хрипло прошептал Киви. – А то я нервничать начинаю.

– И не он один, – согласился с другом Треф.

– Халк, да-да, это теперь твое имя. Привыкай, – с удовольствием потрепала за ушами разомлевшего зверя. – У меня, кстати, тоже имя новое. Я больше не тридцать первая, а Эльта. Симпатичное имечко, правда? Будешь хорошим мальчиком, я тебя буду любить, холить и лелеять. Сахарных косточек постараюсь выпросить на кухне. Не станешь слушаться, обижусь.

Пес вновь виновато прижал уши и лизнул руку. Затем странно дернулся и, протяжно проскулив, уменьшился.

– Это все видели, или только у меня такая хрень перед глазами происходит? – не веря в реальность случившегося, тихо прошептал Треф.

– Если это и глюк, то он коллективный и качественный! – присвистнул Киви, подходя ко мне вплотную, но все еще держась на почтительном расстоянии от клетки.

А я так и замерла с протянутой рукой, не донеся ее до носа пса.

Вернув себе привычный вид довольно крупного кобеля овчарки, Халк, радостно виляя хвостом, сел ближе ко мне, перестав злобно реагировать на парней.

– А ты полон сюрпризов, – очнулась я. – Ну, что, будем выбираться и пойдем в новый дом? Ты сейчас, конечно, поместиться в комнатушке сумеешь, но места там мало. Кстати, если хочешь чего-то эдакого, писай здесь. В комнате свинячить не дам. Понял? Дурень ты мохнатый, ну, чего хвостом ураган наводишь? Прекращай вилять, зашибешь кого-нибудь по дороге. Треф, как нам его вытащить?

– Ты точно уверена, что генерал разрешил забирать твоего монстра из клетки и свободно водить по жилому сектору, полному людей? – уточнил Киви.

Не говорить же мне о том, что генерал рассчитывал совершенно на другой исход моей встречи с собакой.

– Охрана уже смылась. Так мы выдвигаться собираемся или как?

– Все покалеченные будут на твоей совести, – предупредил Киви, направившись к замку на клетке. – Ну и почерк у Шила, как курица лапой. Шесть или пять? Ладно, пусть будет… Оп, открыто.

– Эль, нам лучше отойти подальше или держаться рядом?

– Пса поведу справа, вы идите на полшага позади меня, слева. Так я, в случае чего, успею среагировать.

Пока мы добрались до моей комнаты, половина сектора перешарахалась по углам. С чего бы? Или земля слухами полнится? Шило с Буром постарались? И это военная элита? Смех один.

Халк чинно шел рядом, с истинно аристократическим высокомерием игнорируя суетящихся при его появлении людишек. Треф с Киви, заметно нервничая, замерли памятниками самим себе, позволяя Халку себя обнюхать, и только когда он, чихнув, отошел от них, с облегчением выдохнули. Я их понимаю, такого монстра лучше не провоцировать. В случае проблем сразу такую махину не остановишь. А если он еще и трансформируется в боевую форму, тогда капец ёжикам.

Наконец, добравшись до своей комнаты, открыла перед псом дверь.

– Проходи. Располагайся. Не туда! Эй, мамонт, а ну слезь с кровати. Она моя. Фу, сказала!

Пес покладисто спрыгнул на пол и улегся, демонстративно растянувшись во весь рост, лапами исчезая под кроватью. Хитро глянув на нас и убедившись, что подступы к кровати он перекрыл полностью, прикрыл глаза.

– Вот же паразит, – усмехнулась я, разворачивая парней в коридор. – Надеюсь, он не голоден.

– Эльта, может, все же ошейник?

– Нет! – резко отбрила я и, спохватившись, что окрысилась без видимой причины, пояснила. – Треф, я понимаю, что ты опасаешься Халка, но никаких ошейников. Сама, да твою же! Достали со своей дрессурой! Он, она! Сколько можно?! – подавив вспышку раздражения, глубоко вздохнула. – Я достаточно носила ошейник, чтобы возненавидеть это устройство до конца своих дней. Не могу я и его зажимать в эти рамки. Понимаю, животное. Но не могу. К тому же я не удивлюсь, если у вашего генерала найдется такая же управляющая коробчонка от капсулы пса, как и от моей. Доктор Вирцег – предусмотрительный гад. Был.

– Эльта, ты… мы…

– Киви, ты меня умиляешь, – расслабилась я. – Ты умеешь смущаться? Бравый воин растерял все слова?

– Эль, тормози. Ты должна понимать, нам сложно.

– Извини. Да понимаю я все, мужики. Честно, не знаю, что бы я делала, если бы оказалась на вашем месте. Не грузитесь вы так. Я же не настаиваю на близких отношениях. Тянет, конечно. Запах у вас обалденный, крышу сносит. Есть такое. Но в целом я еще сама в себе не разобралась. Вон, как у собаки Павлова уже рефлекс выработался. Дрессированная я. Давайте так. Живем, пока живется. Разучилась я завтрашним днем жить. Меня сейчас больше волнует, куда этого мамонта на прогулку выводить и чем кормить?

– Эль?..

– Не сегодня, мальчики. Потрясений и так достаточно. Выспаться надо перед грандиозным разносом меня вашим начальством.

– Лаборатория уничтожена, – нахмурился Киви. – Персонал уничтожен. Тебя…

– Я экспериментальный образец номер тридцать один, – припечатала я. – Вы же не первый год в этом дерьме варитесь, должны понимать. Вбухав в мою подопытную тушку немалое количество денег, никто не позволит жить такой, как я, как мне хочется. Я материал. Не более. И вся эта показная свобода заканчивается вот здесь, – ткнула я в свою голову, – и здесь, – постучала пальцем рядом с ключицей, намекая на контролер. – У меня выбора нет.

– Эль, – начал Треф и, не найдя подходящих слов, отвел взгляд в сторону.

– Завтра тяжелый день. И не стоит устраивать кино для козла, что целый день на кнопки давит, – парни сникли. Из столовой мы выходили совершенно с другими планами. Ай, пошло оно все! – Это мне на сладкое.

И, не давая опомниться, страстно поцеловала сначала черноглазого Трефа, а следом продегустировала и смуглянку. И, пока они не решили продолжить (и я с ними заодно), метнулась в свою комнату, закрывая дверь прямо перед носом парней, и, приваливаясь спиной к двери, съехала по ней вниз.

– Что же за жизнь-то такая, собачья? – Халк вопросительно приподнял голову. – Спи, это я о себе.

Кое-как протиснувшись между тушей пса и стеной, добралась до кровати и, рухнув на нее, моментально заснула.

Утро началось с умывания…

– Халк! Фу! А, чтоб тебя! Прекрати лизать! Хватит меня слюнявить! – вскочив, с омерзением утерла лицо пододеяльником. – Ты хотя бы знаешь, что здесь общие душевые? Хотя. Чего это я? И все равно, ты зачем меня разбудил?

Пес забавно тряхнул головой и чихнул, плюхаясь на зад.

– Не поняла? – смотря на эту нахальную морду, протянула я. – Это намек, что мне не помешало бы принять душ? Или тебя выгулять надо и покормить?

Пес радостно завилял хвостом, при этом откинув к двери мою неудачно попавшуюся под хвост обувь.

– Тогда делаем так. Если нас никто не остановит, идем в душевую, потом в столовую, и, если разрешат, выведу тебя на улицу прогуляться. В крайнем случае, отведу обратно к клетке. Делай там все свои дела. Согласен?

До душевой мы дошли на удивление быстро. Без приключений, но под конвоем из трех бойцов, правда, державшихся от нас на приличном расстоянии. Пока я полоскалась, Халк охранял вход. Конвой в саму душевую не полез, предпочитая оставаться в коридоре. Да и пес их предупредил порыкиванием. Так что душ я принимала в самых комфортных условиях из возможных.

Расслабленно нежась под теплыми струями, тщательно промыла волосы. Жестковаты, но этого и следовало ожидать, моя голову жидким мылом, а не шампунем. Где изыскивать последнее для своих нужд, я пока не в курсе, а у парней попросить не додумалась. Самое сложное оказалось разодрать спутавшиеся волосы на три пряди, чтобы заплести путную косу. Вышло не очень, но все же лучше, чем с распущенными. Тщательно отжала свою гриву, перекинув косу за спину, шустро оделась и в сопровождении Халка и держащегося на почтительном от нас расстоянии вооруженного конвоя, насвистывая незатейливый мотивчик детской песенки про елочку, пошлепала в столовую. Притормозив на пороге, с наслаждением втянула носом аппетитные ароматы и, услышав журчание голодного желудка Халка, поспешила к стойке.

Повар, дородный немолодой мужчина с густыми черными усищами, в белом колпаке и заляпанном при готовке фартуке, испуганно икнув, все же нашел для просунувшегося за стойку лобастой башкой пса увесистый кусок мяса. Халк его умял в два глотка, я даже не успела набрать на поднос еды для себя. Он же, преданно уставившись на потеющего повара, кажется, уходить не собирался. Мужик нервно хихикнул и, осторожно выудив из-за прилавка таз со свиной ляжкой, с опаской пододвинул его в сторону невозмутимо наблюдающего за происходящим Халка.

Пришлось сначала оттаранить этот таз к выбранному столу и только после вернуться за своим подносом. Конвой расположился за соседним столом, оголив вокруг нас пространство и не выпуская нас из вида. Привычка не обращать никакого внимания на окружение, когда ешь, сейчас пригодилась, как никогда. А вот то, что вокруг меня создали зону отчуждения, нервирует. Не знаешь, чего ждать в дальнейшем. И где Киви с Трефом? Очень надеюсь, что с ними все в порядке, и ничего страшнее взыскания или карцера им не светит. Не думаю, что моя выходка с собакой им не аукнулась.

Я старалась есть медленно, но никто из группы Грифа так и не объявился.

– Тридцать первая, – я поморщилась. Неприятно слышать свой номер. Он за столько лет вызывает только злость. Я, лениво отодвинув пустую тарелку, развернулась и присвистнула. Охрану нам выделили внушительную. Одиннадцать бойцов в полной боевой экипировке. И судя по глазам, ни один из них не станет задумываться, пальнуть или нет, в случае приказа. – Приказ генерала Мурхатова доставить тебя во второй сектор. Встать. В случае сопротивления, приказано действовать жестко.

– По мне видно, что я сопротивляюсь? – всегда презирала выскочек, таких, как этот молодой офицеришка. Такие шакалята готовы на что угодно, лишь бы получить звездочку на погоны и похвалу вышестоящего. Мать родную продаст ради повышения по службе.

– Халк, ко мне. – Пес тут же бросил мусолить кость, усаживаясь рядом со мной.

– Приказано надеть это на собаку, – пришлось забирать из подрагивающих рук собачий намордник. – В случае отказа разрешено применить снотворное. В крайнем случае – открывать огонь на поражение.

– Долго зубрил? – с презрением посмотрев на это насекомое, расстегнула намордник. Пес глухо рыкнул.

– Знаю, мальчик, неприятная вещь. Но надо.

Халк беспрекословно подчинился, даже склонил слегка голову, чтобы мне удобнее было застегнуть ремни.

– Ведите

И снова коридоры, развилки и бесчисленные двери. Почему в этот раз не воспользовались транспортом, остаётся загадкой, но топать пришлось не меньше получаса. Я не в обиде, зато мне удалось многое запомнить, а то мало ли, как судьба сложится. Подыхать здесь не собираюсь, и, если все эти рассказы о переходе в другой мир окажутся только сказками, пожить на свободе – пусть и до тех пор, пока не вычислят – все же лучше, чем стать кормом для червей или очередным подопытным кроликом. Хватит, этой хрени наелась досыта. Второго Вирцега я не выдержу, сломаюсь.

Сектор, куда нас привели, оказался забит людьми, как муравейник муравьями. Все что-то перетаскивали, ремонтировали, мерцали всполохи сварки. Шумно, много народа и плохо пахнет.

Мы с Халком на пару громко чихнули. В голове прояснилось, но в нос вновь ударили тысячи запахов, еле удалось сдержать мучительный стон. Как же мерзко, оказывается, воняет наша цивилизация…

– Привели? – вынырнув из-за машины, как черт из табакерки, нарисовался генерал. – Отведите это к остальным. Собаку в клетку.

Халк злобно оскалился, после знакомого слова резко прибавив в росте и ширине. Намордник, разорвавшись, свалился прямо ему под лапу. Генерал побледнел, а конвойные вскинули дула автоматов.

– Спокойно! Никто никого не тронет, – тормознула я всех. – Не надо Халка в клетку, он тихонечко постоит возле меня и никого не будет беспокоить.

– Ты смотри-ка, не набрасывается, – совершенно не обращая внимания на скалящегося пса и перепуганных людей, подошел к генералу руководитель проекта, все тот же Валентин Валерьевич. – Оставь собаку в покое, Глеб. Он до этого вел себя хорошо, вот пусть так и остается.

– Но…

– Глеб, – жестко надавил Валентин Валерьевич.

– Как скажешь, – прошипев практически по-змеиному, зло сверкнув на меня глазами, согласился генерал. – Отвести к остальным. При малейшем намеке на опасность со стороны собаки – пса пристрелить.

И, развернувшись на пятках, быстро ушел, провожаемый мягкой улыбкой своего друга.

Что-то тут нечисто. Что-то мне не договаривает этот «добрейшей души» человек. Чтобы и его черти в аду драли на пару с доктором!

Мы прошли в тщательно охраняемое помещение. Здесь суеты было гораздо меньше. Прямо перед нами возвышалось овальное кольцо, полностью укутанное в бесконечные километры проводов. Какая-то странная аппаратура громоздилась метрах в десяти от кольца, и люди в белых халатах, усердно работающие за компьютерами, спокойствия не добавляли. Халк не менее напряжённо, чем я, рассматривал обстановку, не отходя от меня ни на шаг.

Но сильнее всего долбануло по мозгам, когда я заметила группу людей, стоящих в углу ангара, вокруг которых суетились медики. Этих тварей я различу и с закрытыми глазами. Засвербело от дурного предчувствия в груди: зацепила не сама сценка медицинской проверки, а различающиеся по цветам халаты моего прежнего места обитания, лысые головы и яркие номера на висках. Как два разных мира, я и эти несчастные. И ведь скажи им, что разница между мной и ими лишь в отсутствии номера и наличии на мне нормальной одежды. А так я – такой же подопытный материал, как и они.

– Как же паршиво, – чтобы окончательно не расклеиться, потрепала по голове Халка и, стараясь не паниковать, спокойно дошла до указанного мне места. В ту же группу, в самый ее конец.

– Не надо. Она проверку уже проходила, – вальяжно махнув рукой и остановив ринувшегося ко мне медика, сообщил генерал. Гончие… Вот кто такие ученые медики. Мерзость, ставшая охочей до открытий, презревшая все нормы морали и человечности, это местные эскулапы. Ненавижу!

– Номер, – передо мной остановился пожилой сухопарый врач с блокнотом и ручкой. Абсолютно лишённый эмоциональный окраски голос, как и взгляд медика, заставил меня испуганно скулить внутри, с титаническим трудом стараясь не отшатнуться от него. Не стоит им показывать свой страх, они это любят особо посмаковать.

– Тридцать первый.

– Есть в списке. Следующий. Номер?

Рядом оказался мужчина лет сорока с красной цифрой пятнадцать на виске. Следующий был тоже с красной тройкой, чуть помладше. Молодая девушка с нервно подрагивающими плечами, скукожившаяся, словно она жутко мерзнет, красовалась с зеленой двадцаткой.

Сделав полшага вперед, чтобы увидеть остальных, заметил знакомое лицо. Тринадцатый из моей группы. Неужели выжил? Молодец. Кто там еще? О, и двадцать третий, и двадцать первый. Близнецы тоже в порядке. Правда, с ними я не общалась раньше, так, мельком видела. У нас время кормления не совпадало. Ладно, а это еще кто? Ребенок?! Смуглый. Лет десяти максимум, с жирной, уродливой на детском лице синей четверкой. Не понятно, девочка или мальчик. Разве это важно?! Ребенок! Подопытный ребенок!

– Зачем вам ребенок? – еле сдерживаясь, чтобы не сорваться и не погубить всех. Голос практически не слушается. Внутри черти что. Ну не могу я спокойно смотреть, когда издеваются над детьми.

– Он не человек, – невозмутимо пожал плечами Валентин Валерьевич. – У каждого свое предназначение.

– По-вашему, опыты над детьми нормальны? – только бы не сорваться, только бы не сорваться… – И что же, он тоже будет проходить портал?

– Как и все.

– Он тоже преступник? Или мне послышалось, что эксперименты проводят над такими?

– Он собственность нашей компании, – без каких либо сожалений ответил этот нелюдь. Откуда?! Откуда появляются подобные моральные уроды и почему они живут?!

– Ясно, – больше ни слова, иначе не сдержусь. Хватит. Дети, они же чистые, доверчивые, нежные и такие ранимые. Как так можно?! Нет. Для меня это осквернение самого ценного и святого, что есть в человеческой жизни. Дети неприкосновенны. Ради чего жить, если можно убить детскую любовь и доверчивость?!

– Не делай глупостей, тридцать первая, – недовольно поджав губы, жестко предупредил меня, как оказывается, главный надсмотрщик в этой клоаке. – Еще неизвестно, выживешь ли ты сама.

Отвечать я не стала. С этой тварью мне разговаривать больше не о чем. Напоследок я со всей скручивающей узел внутри злостью глянула на ублюдка, отчего тот, мгновенно побледнев, испуганно отскочил в сторону, судорожно метнувшись рукой в карман. Пульт ищешь? Скотина. Презрительно скривившись, начихав на окрики медиков и конвойных, подошла к ребенку, присев перед ним. Хочу увидеть глаза. Глаза не умеют врать.

Кукольное личико, слегка заостренные кончики ушей – не так, как у меня, а просто самый верх раковины. И двигаться, как мои лопухи, они вряд ли умеют. И бархатистой шерстки на них тоже нет. Прямой ровный носик, густые черные ресницы, идеальный изгиб бровей и опущенные долу глаза. Эдакий миленький кукленок.

– Привет, – не знаю, как он отреагирует на мою вольность: мы, подопытные, не любим чужих прикосновений, но так хочется передать ему свое тепло. Показать, что я в силу своих возможностей постараюсь его уберечь. При этом прекрасно понимаю: ребенок, выращенный в лаборатории, хлебнул немало, и сомневаюсь, что он знает хотя бы слово «любовь», не говоря о чувстве. Куда, мать его, катится мир?! Мир, в котором так издеваются над детьми?! Мерзость!

– Давай знакомиться, – легонько дотронулся пальцами до его руки, приподняв и положив его ладошку на свою ладонь. Не считая ушек, маленькие острые перламутровые коготки красовались вместо нормальных человеческих ногтей. – Меня зовут Эльта. Для друзей. Остальные называют тридцать первой.

Ребенок заинтересованно приподнял голову, но глаза оставались практически закрытыми. Боится их показать?

– Посмотри на меня, я тоже не совсем человек. Уже, – склонившись к миниатюрному ушку, тихонечко шепнула: – Не бойся. Моих глаз тоже многие не выносят. А мне они последнее время стали нравиться.

Ребенок резко распахнул глаза, а я еле сдержалась, чтобы не отпрянуть. Вот же твари, что сотворили, а?! Весь белок нормального человеческого глаза был абсолютно черен. И в центре этой угольной тьмы – алый зрачок. Круглый, в отличие от моего треугольного.

– Глаза… – очень тихо, с хрипом произнес ребенок, внимательно рассматривая мои глаза, – красивые… зеленые…

– Пить хочешь? – сразу вспомнилось, как жутко мне хотелось воды после очередных опытов, а горло буквально резало от сушняка. Он кивнул, вновь уставившись взглядом в пол. Видимо, привычка.

– Эй, живодеры, дайте воды.

– Перебьешься, – огрызнулся один из эскулапов, складывая свой чемоданчик и собираясь отправиться следом за окончившими наше обследование коллегами.

– Не мне. Ребенку, козлина.

– Перебьётся, – мстительно сверкнув глазами из-под очков, ушел.

– Скотина, – бросив взгляд в сторону, заметил конвойного. – Эй, парень, будь хотя бы ты человеком в этом гадюшнике, принеси воды ребенку. Не можешь сам, попроси кого-нибудь.

Надо же, хоть один человеком оказался.

– Сейчас принесут, – тихонько сжала пальчики, все еще доверчиво лежащие в моей руке.

– Нарываться бессмысленно, – мужской голос вырвал меня из разглядывания малыша. Тринадцатый? – Почему ты с нами? Одежда. Волосы. Собака.

– Бонусы, как самому перспективному материалу, не более.

– Тринадцатый, ты уверен, что она наша? – нахмурился один из близнецов, умудряясь шептать так тихо, что услышать их слова способны только мы, изменённые.

– Тридцать первая, я помню её, мельком видел пару раз, – кивнул его брат. – Только раньше он была иной.

– Оу! – присвистнул двадцать третий. – Как тебя…

Ребенок тоже заинтересованно вскинул взгляд на меня.

– Да, малыш, изначально я была… Ай! Проклятый датчик, дрессирует. Был нормальной человеческой женщиной. Сейчас на меня посмотришь и не скажешь, что такое возможно, да?

– Было… очень больно? – с сочувствием прошептал ребенок, а у меня от его вопроса сердце сжалось. Боль… Это измеритель нашей жизни в лаборатории.

– Да, – такого короткого ответа достаточно каждому из номеров. Мы знаем, что значит простое «да».

– Что нас ждет дальше? – робко спросила девушка «зеленый двадцатый».

– Мы все умрем, – совершенно спокойно выдал ребенок, вышибая мозг своим ответом.

– Но побарахтаться надо, – горько ухмыльнулся тринадцатый.

– Начинается, – нервно дернулся номер третий, отступая чуть в сторону за наши спины.

Пожилой докторишка с привычным холодно-равнодушным взглядом патологоанатома, уткнувшись в записи, что-то отметил себе и кивнул троим мордоворотам-медбратьям.

– Со мной идут номера пятнадцать и три.

Рядом облегченно выдохнула двадцатая.

– Доктор Арвалев, незачем водить их по одному, – с пакостно-довольной улыбочкой нарисовался генерал. – Забирайте всех и сразу. Легче будет ловить.

– Пожалуй, – согласился доктор и, кивнув в сторону нашего конвоя и медбратьев, пошел вперед. Мы потянулись следом.

– Всем, не имеющим допуск уровня Си, покинуть красный сектор! В целях безопасности всем, не имеющим допуск уровня Си, покинуть красный сектор! – зачастил громкоговоритель. Судя по спешно исчезающим за воротами ангара людям, мы в красном секторе. Атмосфера изменилась моментально. Напряжённость и ожидание.

– Номера пятнадцать и три со мной, остальных в клетку, – отдал распоряжение все тот же доктор. – Глеб Сергеевич, как вы разрешили свободно разгуливать мутировавшей твари по жилому сектору? Без ошейника…

Генерал, излучая самодовольство, вытащил из кармана такое же контролирующее устройство, как и мое, показав его недовольному докторишке.

– А… в таком случае я больше не стану отвлекаться. Номеров на подготовку. Лилия Семёновна, они ваши.

Обоих подопытных, взяв под руки, утащили медбратья в сторону худющей женщины в белоснежном, как и многие здесь, халате и с отвратительной прической – реденький рыжий пучок, забранный на самую макушку.

Нас же повели в другую сторону, и я с удивлением опознал клетку, в которой сидел Халк. Погнутые им прутья попытались выправить, но не слишком в этом преуспели. Так что горбыль на одном боку клетки так и остался. Халк недовольно заворчал.

– Тише, тише, я с тобой.

– Это его клетка? – подал голос ребенок.

– Видишь, прутья изогнуты, это Халк бушевал.

– А моя была меньше, – словно говоря о погоде, продолжил малыш. – Но прутья такие же. Я не смог их погнуть.

Проклятье! С трудом успокаивая себя и пытаясь не дать вылезти ни клыкам, ни когтям, так и норовившим выдвинуться на всю длину, прикрыла глаза. Не сейчас. Не время.

– Сесть

Пол клетки оказался на удивление чистым и теплым. Мы расселись, я же посадила ребёнка рядом с собой, с другой стороны лег пес. Почувствовав странную волну вибрации и холодок, прошедшийся по венам, я оторвалась от разглядывания охраны и перевела взгляд на покрытое водной гладью кольцо. Именно от него шли эти неприятные ощущения. Ребенок также недовольно поёжился, а Халк прикрыл лапой нос. Остальные в нашей группе внешне никак не отреагировали на появление портала.

Что говорили у самого кольца, слышно не было, но что делали, видно было неплохо.

Медичка что-то вколола в руку одному из номеров и отошла в сторону, передав его двум бойцам. Они довели его практически до кольца. Следующие метры мужчина прошел сам. Замерев на секунду перед самим порталом, решительно шагнул в него…. И по ангару разнесся чудовищный, полный боли вопль. И через несколько секунд он оборвался.

Судя по недовольному движению головы и взмаху руки доктора в сторону следующего номера, эксперимент не удался, но продолжается.

Истерические вопли и попытка побега следующего подопытного были пресечены быстро. Похватав за руки и за ноги, солдаты подтащили его к медичке, и после, раскачав, банально закинули в портал.

Крика мы не слышали, но, судя по зло выругавшемуся доктору, и этот не выжил.

Я не успела порадоваться, что мы не видим всего происходящего, как генерал, позвав одного из конвойных, отдал какой-то приказ, и нашу клетушку подвезли практически к самому кольцу, поставив так, чтобы мы видели и слышали все до мельчайших подробностей.

По ту сторону портала была видна зелень травы, каменные валуны и пара кривых деревьев очень даже земного вида. Но весь вид скрывала мутно-молочная пелена.

– Давайте еще одного, и сделаем передышку, – устало потерев переносицу, предложил доктор и, взглянув на списки, добавил. – Четвертый номер!

– Нет! – вырвалось у меня, а ребенок вцепился в мою руку, как в спасательный круг, и отчаянно замотал головой. – Это же ребенок! Вы все с ума посходили?!

Генерал, словно этого и ждал, с радостной улыбкой махнул рукой охране, мол, забирайте ребенка.

– Халк, охранять, – прорычала я, вставая и готовясь дорого продать наши жизни. Пес начал изменяться.

Генерал хмыкнул и, подозвав еще одного конвойного, забрал у него ружье. И демонстративно вставил шприц со снотворным, прицеливаясь в собаку.

– Не сметь! – рявкнул доктор, отбирая у генерала ружье. – Вы мне весь эксперимент запороть хотите?! Никаких побочных препаратов! Берите девушку, и быстро! Портал не вечен!

Девушка пошла сама. Сомнамбулой. Безропотно подставила руку под укол медичке и так же спокойно вошла в портал. Удивительно, но пелена пропустила ее. Вспыхнувшая радость рухнула, не до конца сформировавшись. Девушка буквально расплылась на глазах слизью.

Портал гаснет. Холодок в венах растворяется.

Насколько отвратителен этот мир, когда, убив людей, убийцы спокойно рассаживаются по своим местам, доставая принесенную с собой пищу, и начинают, шумно переговариваясь, обедать.

Нас не кормят. Видимо, в целях эксперимента смертники должны быть голодны.

– И кого вы выберете следующим? – у клетки появились докторишка и генерал. И, судя по довольству последнего, ничего хорошего нас не ждет. Впрочем, нас и так ни черта радостного не ожидает! Дорога всего одна – в портал.

Перед вновь работающим порталом опять стояли подопытные. Близнецы. В этот раз пейзаж был иным. Горные массивы, и ни единого зеленого пятна, только серый песок, перемещающийся с места на место от сильных порывов ветра. Вколов одному из близнецов очередной препарат, указали на портал. Парень на долю секунды прижался к своему брату, с щемящей нежностью переплетя пальцы всего на пару секунд, отпрянув, уверенно пошел к порталу.

Он пересек пелену. Было видно, как он глубоко вдохнул. Развернулся, улыбнувшись, помахал рукой брату и вдруг упал. Никто не ожидал ни подобного исхода, ни того, что второй близнец рванет к порталу, заскакивая в него одним прыжком. Кинувшись к брату, через мгновение он уже прижимал его к себе, раскачиваясь, и вдруг резко замерев, падает с ним рядом. Портал, странно замерцав, гаснет.

– Поздравляю, господа, прогресс налицо! – сообщил для всех доктор Арвалев. – На сегодня все. Благодарю за работу. Продолжим завтра. Всем спасибо, все свободны!

Конвой удвоился. Я все это время так и не выпускала руку малыша, и, когда нас повели каждого в свою сторону, я хотела было забрать его с собой в комнату, но нас профессионально разъединили, разведя в разные стороны.

Ужинала я без должного аппетита, тупо глядя в тарелку и прекрасно понимая, что, как бы я ни старалась защитить этого ребенка, ничего не получится. Либо сначала грохнут меня, а потом отправят в портал его, либо просто усыпят и все равно сделают то, что им заблагорассудится. Я не всесильна. Я понимаю. Но как же больно это осознавать и понимать, что ты, при всей твоей силе, при всем твоем терпении и мозгах, не в состоянии защитить одного-единственного человечка. Маленького и еще более беспомощного, чем ты.

Спалось плохо. Кошмары мучили до самого утра. Понимание, что сегодня вновь будут смерти, и одна из них вполне может быть моя или Халка с малышом, убивало.

В этот раз нас почему-то в клетку запихивать не стали, просто выстроили недалеко от кольца и поставили вооружённую до зубов охрану за нашими спинами. В случае чего, чтобы не промахнулись. Твари.

Команда Грифа так и не объявилась, хотя я невольно, но постоянно искала глазами Трефа и Киви среди военных.

– Начали! – рявкнул доктор.

И снова ощущение волны и холодок в крови. За пеленой очередной пейзаж, больше смахивающий на пост-апокалипсис. Засыпанные тоннами желтого, как лимон, песка многоэтажные полукруглые дома, перекосившиеся от времени и военных действий, если не ошибаюсь. Зияющие черными глазницами окна. Развалины и куски стен, как после бомбёжки. И ни единой живой души. Палящее солнце и чувство жуткой жары.

Судя по всему, порталы у них нестабильные, если каждый раз он открывается в разных мирах. И как они собираются после закрытия отправить еще людей, даже если кто-то из нас все же выживет на той стороне? Или этот перебор миров у них строго систематизирован? Нет, не похоже. Если бы они знали, какой мир окажется по ту сторону, ученые не стали бы так бурно реагировать на открытие портала.

– Тринадцатый! – приговором звучат слова доктора. Генерал же, криво оскалившись в виде улыбки, мне подмигнул.

Вот же сволочь! Что б ты сдох, скотина!

Номеру вкололи очередную экспериментальную гадость и указали на портал. Дойти до него он не успел. Послышался звук сирены. Пол в ангаре вздрогнул. И, благодаря моему слуху, я сумела различить шум по ту сторону дверей.

Переглянувшись с тринадцатым, за долю секунды понял – это наш шанс. И мужчина так же прикрыла глаза, соглашаясь, моментально начиная действовать.

– Халк, фас! Малыш, держись рядом!

Дальнейшее слилось в хаос движений. Уворачиваясь от выстрелов, наношу удары по незащищённым местам. Кровь. Крики. Паника. Взрывы. Звуки перестрелки. И особое наслаждение – убивать тех, кто в белых халатах. В горячке боя сложно следить за остальными. И я потеряла ребенка. Рядом драл врага Халк в своей крупной форме. И я не стояла на месте, полосуя любого, кто попадался мне на пути.

– Генерррал, – обрадовалась я, учуяв в этой мешанине ненавистный запах, а затем и увидев сам объект, отстреливающийся от тринадцатого, спрятавшись за громоздкой аппаратурой. – Мой.

Прыжок. Еще один. Пропустить мимо пулю, и счастливо оскалиться, видя бледную и испуганную морду Сухаря.

– Прривет, – склоняюсь к нему, вновь показывая зубы. Он продолжает машинально нажимать на курок пистолета, выдавая лишь щелчки пустого магазина. Запах мочи неприятно режет нос. Ссыкло.

Жестокость ли – убивать того, кто убил многих? Не знаю. По мне, так справедливость.

Схватившись за шею, он булькал кровью и, неверяще в свой конец, с ужасом смотрел в мои глаза. Неожиданный вопль за спиной напомнил, что еще ничего не закончилось. Я развернулся и остолбенел.

Друг генерала… чудовище… безразлично смотрящее на только что убитое им существо… ребенка…

Видеть маленькую, до отвращения аккуратную дырочку по центру лба и неподвижные черные глаза, смотрящие в потолок, физически больно. Не уберегла! Снова!

Как в замедленной съемке, я вижу перемещение руки с пистолетом в мою сторону и плавный нажим курка, вылетает пуля…

И мир взрывается звуками и движением, я успеваю уклониться, озверело прыгаю на врага, полосуя его когтями и впиваясь в шею зубами, выдирая куски мяса и отплевывая их в сторону.

Тело судорожно трепыхается подо мной и застывает. Я, скуля, подползла к маленькому и такому умиротворённо лежащему тельцу и попыталась найти пульс. А вдруг?!

Чуда не произошло…

– Эль! – голос Трефа выдергивает в реальность. Машинально закрываю глаза малышу и оглядываюсь. Треф машет мне рукой, зовя к себе. Ангар напоминает поле боя. Кровь… Тела… Гриф с Хваром раздалбливают дисплей замка ворот. Тринадцатый суетится перед компами. Киви уговаривает выплюнуть какую-то гадость Халка. Врагов больше нет. Тело успокаивается, убирая клыки и когти. Наваливается тяжесть, после такого всплеска адреналина в крови это неудивительно. Но еще ничего не кончено.

– Эльта, ты как? Не ранена? – Киви быстро осматривает меня, при этом постоянно сканируя пространство. Кто-то особо ушлый мог и притаиться, чтобы ударить в спину.

– Есть! – одновременно с радостным воплем тринадцатого по телу проходит привычная уже волна холода. Заработал портал.

Мы собираемся рядом с порталом, вновь видя все ту же апокалипсическую картинку песка и разрушенного города. Гриф, скукожившись, держится за живот. Сквозь пальцы течет кровь. Хвар постоянно нервно оглядывается на дверь ангара. Оно и понятно, с той стороны просто так нас не оставят.

– Хвар. Взрывчатка, – хрипло приказывает Гриф, сам сползая на пол и приваливаясь спиной к столу. Воздух к нему в легкие проходит с трудом.

Хвар устремляется прямо к кольцу.

– Эль, ты как?

– Нормально, Треф, не переживай. Бывало и хуже. Вы здесь какими судьбами? Уж думала, что больше никогда вас не увижу, – пес, прижавшись к руке носом, лизнул ладонь.

– Выполняем задание, – выдал Киви. – Надо взорвать эту штуку, чтобы перестали проводить эксперименты.

– Так это вы раздолбали нашу лабораторию?! – дошло до меня.

– Мы были в составе одной группы, – кивнул Треф.

– Я понимаю, вы давно не виделись и все такое, но портал долго не простоит. Вы идете? – влез тринадцатый.

– Где шприцы с экспериментальным препаратом?! – рванула я к столу медички.

– Ничего не осталось. Тридцать первая, мало времени! – выкрикнул номер. – Живем этой минутой! Удачи!

– Гриф?! – обернулся к командиру Киви.

– Я закончил. У нас две минуты! Потом рванет, – отбрасывая пустой уже рюкзак, подбежал Хвар. – Командир?!

– Уходите! Я уже не жилец. Быстро!

– Халк, за мной! – и больше не гадая, выживу или нет, заскочила в портал.

4 ГЛАВА

Не имею ни малейшего представления, какие ощущения должны быть при перемещении в пространстве, как-то опытным путем проверить негде было, но те, что почувствовала, мне совсем не понравились. Еще немного, и я бы расплющилась, раскатавшись в тонкий красный блин. Было такое чувство, словно кто-то особо могучий прихлопнул меня тяжеленой плитой сверху, как таракашку, причем планомерно усиливая давление, чтобы раздавить наверняка.

Секунда, две, и ощущение тяжести прошло. Моментально судорожно втягиваю в легкие сухой, царапающий горло воздух чужого мира. Казалось бы, все позади. Стою. Дышу. Живая. А как же закон подлости? Вот-вот. Резь в желудке скрутила одномоментно. Жесткий кашель раздирает грудь, ершиком проходя внутри. Прокашляться никак не выходит. Сгибаюсь пополам. Перед глазами начинает плыть, но я еще успеваю различить сгустки крови, сплевываемые мною на песок. Гул в ушах усиливается, устоять на подрагивающих ногах не получается, и я проваливаюсь в темноту. Неужели всё? Так глупо…

Свет болезненно режет глаза. Пытаюсь отвернуться, но не выходит. Даже моргнуть сил нет. Движения скованные, словно я добротно связана или нахожусь в ограниченном пространстве. С чего бы вдруг?

Нет уж, просто так я не сдамся! Еще и не такое проходил! Дернулась сильнее. Странный хруст буквально ввинтился в уши. Я такой слышала, когда чипсы ела. Хрустят очень похоже. Еще одно движение – и вновь хруст. Это начинает настораживать. Главное, что болезненных ощущений никаких, так что продолжим. И звуки. Странно, но ничего, кроме хруста, не слышно, словно весь мир вокруг вымер. Или это меня так прилично приложило, и я ничего не слышу?

Никого… ничего… тишина…

Глаза открыть не получается, веки словно слиплись. И сейчас мне не до них. Цель – собрать оставшиеся крупицы сил и выползти из того, где я нахожусь. Еще вопрос: а где я, собственно, нахожусь? По ощущениям правильнее сказать, из того, в чём я нахожусь. Слабость дикая, откуда? Четвертая попытка открыть глаза… Слишком плотная пелена перед глазами, и я очень надеюсь, что это не потеря зрения, а какая-то вещь, закрывающая обзор. Желание дотронуться рукой до пелены вызывает очередной громкий треск, и до меня, наконец, доходит, что он появляется, стоит мне пошевелиться. Плюнув на все и вся, заработала конечностями сильнее. Почему-то усилия я прикладываю грандиозные, а движения выходят слишком слабые. Или эта штука, в которую меня поместили, сконструирована таким образом, чтобы я выдохлась, пытаясь из нее выбраться?! Своеобразная изощрённая пытка? Работаю, как лягушка в молоке, но пока результат мизерный.

Неужели мне приснилась попытка освободиться, сигая сломя голову в портал? И я все еще в лаборатории, отхожу от лекарств? Нет, нет, нет! Только не это!

Со злостью ударил кулаком, куда дотянулся. Меня всколыхнуло, словно я нахожусь в желеобразной массе, а затем с неприятным треском моя тюрьма распалась, потоком вынося меня на твердую поверхность. Захлёбываясь, я старалась извергнуть из себя вязкую жидкость, неизвестно откуда взявшуюся в легких, откашливаясь, стараясь не ткнуться мордой в горячий песок. Навалилась чудовищная усталость, и я медузой расплылась под палящим солнцем. Судорожно вдохнула и с блаженством прикрыла глаза. Боль утихла, словно ее никогда и не было. Горло больше не драло, как наждачкой, и каждый вздох кажется божественным.

Свобода!

Перевернувшись на спину и отдышавшись, осторожно приоткрыла глаза, с трудом оттерев их от непонятного вещества. И снова зажмурилась. Солнечный свет больно полоснул по глазам. Вторая попытка – прикрывшись рукой, чтобы не ослепнуть по-настоящему. Чистое, голубое с легким налетом зелени небо безоблачно. Ух ты! Небо чужого мира. Если бы не этот легкий зеленоватый отсвет, то ничего необычного. Солнце такое же жёлтое и яркое, разве что гораздо ближе к планете, чем наше земное. Но сушит оно, судя по тому, как хочется пить, так же качественно.

Жарко. Воды бы полстаканчика?

Смешно, лежу на неизвестной планете в черт знает какой Вселенной и тупо пялюсь на небо. Хотя собрать конечности и мысли в кучу не помешает. И все же я везунчик! Разве я могла подумать в самом начале, когда попала к доктору Вирцегу, что выживу и вообще окажусь за миллионы световых лет, надеясь на удалённость от прогнившей насквозь людскими пороками матушки Земли?! Я не верю своим глазам! Я жива! Свободна! Я дышу! У меня получилось вырваться!

Вот и пусть скептики не верят в перемещения, в энергетику умерших душ! А я верю! Верю, что мой сын обязательно начнет новую жизнь. В другом мире или параллельной реальности, без разницы! Вселенная не терпит пустоты! Мы энергетические сущности, а мир многогранен.

Пара минут сумасбродной эйфории, и мозг начинает подавать сигналы, что я, вообще-то, не на курорте. Я моментально напряглась. Не хотелось бы умереть, сделав первый шаг в новую жизнь. В теле все еще чувствуется слабость. Руки дрожат, когда я приподнимаю свою тушку над песком, желая оглядеться, но главное – результат.

Знакомый звук идет из-под моей руки. С трудом, но сажусь. Серым пятном на фоне ярко-желтого песка интересно вырисовывает человеческий контур – сероватая труха. В это «что-то» я и была завернута? Положив щепотку неизвестного вещества на ладонь, потерла его пальцами. Ломаясь с такой же хрупкостью, как крылья бабочки, частицы этого нечто на глазах превратились в пыль. Настолько легкую, что ее мгновенно унесло еле заметное дуновение ветерка.

Какая-то теплая гадость сползла с волос на глаза. Смахнув это рукой, с отвращением покатала между пальцами густую белесую слизь, на удивление не прилипающую к рукам. Понюхала пальцы. Ничем не пахнет. Совсем никакого запаха, словно она стерильна. Пока рассматривала, непроизвольно перевела взгляд ниже и только сейчас осознала, что этой дрянью я покрыта полностью. Большая часть этого вещества комками разлилась вокруг меня, очень медленно впитываясь в горячий песок.

Взгляд зацепился за пальцы ног, и мозг заторможено выдал мысль, что со мной не все в порядке. Я бездумно шевельнула пальцами раз, другой, и на третий меня осенило. Я голая! Абсолютно голая, если не считать налипшего на тело песка. В принципе, мне не привыкать, но под палящим солнцем это может оказаться фатальным. Важно другое! Где одежда?! Кто меня раздел перед тем, как упаковать в это нечто? Но и это еще не все. Что-то меня настораживает, жужжа противным писком на задворках заторможённого мозга?! Точно! Цвет кожи! Весь мой искусственный «загар» исчез. Как это?! Я снова мутировала?! Стремительно мутировала?! Или… Изменения должны были происходить медленно, в течение месяца плюс-минус несколько дней, по крайней мере так говорил Вирцег. Если только, как вариант, что, попав в портал, сами подстегнулись изменения в организме, дойдя до логического окончания. А если межпространственное перемещение, наоборот, запускает все изменения, что со мной сотворили, повернули вспять?!

Что проще простого, опустить голову и глянуть? Это у простых смертных все напоказ выставлено, мне и на ощупь проверять не стоит. В скрытом мешочке все осталось по-прежнему. Ничто не отвалилось, не прибавилось, не уменьшилось. Запустила руку в волосы, сразу же пожалев, что это сделала. Мало того, что оцарапала кожу головы ногтями, так с трудом выпуталась из свалявшихся колтунов. Главное, что лысой не стала, уже хорошо. А волосы и отмыть можно или обрезать, потом еще отрастут. И так вымахали, спокойно закрывают и спину, и филейную часть, немалой кучей лежа на земле. Как я отмывать этот колтун буду?! Ужас.

И снова мельком глянула на свою руку, чтобы удостовериться, что все происходящее мне не мерещится. В районе запястья, где венки видны особо отчетливо, под кожей, словно рисуя морозный узор, течет жидкое серебро. Не веря в то, что вижу, провела пальцами по рисунку. Линии нечеткие, но если приглядеться, то очень красиво. Там, где не так много налипло на тело песка, так же можно увидеть подобный рисунок. Еле заметный, совершенно не бросающийся в глаза, но удивительно изящный. Буду считать, что это подарок на новоселье, эдакое креативное тату на все тело. И на лице тоже? Ладно, в сравнении с тем, что я уже пережила, это не страшно принять. Главное, что-то вроде копыт или пятака не добавилось, с остальным можно смириться. Хотя… не помешает к себе приглядеться. Зеркала нет, так что только по старинке – на ощупь. Вдруг и отросло чего ненадобного.

А что еще могло измениться? Руки потянулись к ушам. В рот проверять остроту зубов грязными руками лезть не решилась, а вот уши – можно. Как бы ни хотелось, но эти части тела остались все такими же: заострёнными, чувствительными и подвижными. И даже, кажется, кончики ушей стали еще длиннее. Нет, точно вытянулись! Трындец, я такими темпами скоро на кролика похожа стану! Ладно, шучу, не такие уж у меня большие лопухи отросли.

– Уй, – надо быть поосторожнее, коготки у меня острые, царапают до крови. Довольно симпатичные, черные, глянцем отсвечивают, а главное, очень прочные. Попробовав вцепиться ими в ладонь, болезненно охнул. Оставленные ранки затянулись на глазах. Если припрет, то есть, чем отбиться.

Так, стоп. Что-то жужжит противно в голове, все напомнить пытается. А, точно! В портал я влетела не одна! Где все?!

Так стремительно разворачиваться не стоило. Голова неприятно закружилась.

– Всё? – и облегчение, и сожаление, и надежда на мирную жизнь, все в одном флаконе.

Портала ожидаемо не было. Взрыв должен был отлично замести все наши следы, но и увидеть продолговатой формы коконы я никак не ожидала. Что-то меня начинают напрягать «подарки» этого мира. Конечно, поразительно, что я вообще еще жива и здорова, смена окраса не в счет, но все же. Бедолаги, до нас перешагнувшие портальную черту, не выжили, тогда отчего мне так повезло? Неужели опыты доктора, действительно, возымели свои результаты?! Нет. Даже если бы знала заранее, что так будет, второй раз на подобные пытки не согласилась бы, удавившись еще в первый день на базе. Неужели тринадцатый и парни в этих фиговинах живые и здоровые? Сложно сосредоточиться. Хочется упасть и заснуть.

Итак, что у нас там? Коконы… Продолговатые, плотные на вид, темные, почти черные, невольно навевающие ассоциации с превращением гусеницы в бабочку. Буду рада, если оттуда ничего страшного не вылупится, чтобы сожрать меня хорошую. Рискнуть подойти? Ну, вроде, не страшные. Сколько их? Пять. Все правильно. Тринадцатый прыгнул в портал первым, Треф, Киви и Халк с хамоватым Хваром. Отлично, все выжили. Помочь выбраться или не рисковать? Подползя к ним поближе, я уже было потянулась к одному из них, но тут же отдернула руку. Не знаю, откуда, но пришла уверенность: если прерву происходящую в них метаморфозу раньше времени, тот, кто внутри, в лучшем случае может остаться уродом, в худшем – вообще не очнуться. Надо ждать. Процесс сам придет к логическому завершению. Просто необходимо время. Да и не смогу я разбить скорлупу, она сейчас должна быть очень и очень прочной. И откуда что всплыло?!

Раздраженно поскребла коготками руки, а потом щеки, с отвращением глядя на ту тонну грязи, что под ними остается. Слизь, высыхая, неприятно стянула кожу. И пить хочется все сильнее и сильнее. Ох, как здорово было бы нырнуть в прохладную глубину озера и смыть с себя налипшую на тело хрень. Но, как вижу, озера в ближайшее время не светит. Песок, песок и еще раз песок. И только полуразрушенные дома многоэтажек тянутся в безоблачное небо, пугая темными провалами окон и дырами в стенах. И ведь ни одного чахлого кустика, отбрасывающего тень. Словно этот город, погребенный в песках, никогда не видел зелени. Спрашивается, зачем и почему его здесь построили? Местные жители очень любили солнце? Куда ушли все жители? Когда? Такие разрушения просто так не бывают. Война? Кого с кем? Но если это так, тогда сколько лет город заброшен? И совсем другой вопрос: что или кто в нем водится сейчас? Стану ли для местной фауны аппетитной закуской, или я сама буду хищником в этом мире?

Почему так тихо?! Раздражающе тихо. Слышу свое дыхание и размеренный стук сердец тех, кто все еще находится в этих коконах. Быстрее бы показались, а то как-то одной сидеть неприятно.

Переведя взгляд чуть левее, наткнулась на рюкзаки и попыталась улыбнуться, тут же возвращая лицу первоначальное выражение. Кожу стягивает жутко. Лучше не пытаться гримасничать, а то так в этом оскале и запечатаюсь, ссохнувшись. Умыться бы. Эх, мечты, мечты. Осторожно переместившись на четвереньки, опасаясь из-за слабости подниматься в полный рост, я поползла к пухлым рюкзакам.

– Ай! Гадство! Горячо! – раскаленный песок довольно чувствительно жжет руки и колени. Но рюкзаки важнее.

Парни – вояки, и собирать с собой всякую дребедень не станут. Не могли они рвануть на такое дело, как подрыв межпространственного перехода, с пустыми руками. Хотя могли… Не думаю, что они рассчитывали уйти из того зала живыми. Главное, чтобы там не лежала взрывчатка, а то влезу, куда не надобно, и уйду на перерождение, не успев вякнуть. И не факт, что мне повезет, как сейчас, начать новую жизнь.

Добравшись до своей добычи, счастливо притянула к себе один, оставив второй на закуску. Странно, одежда на мне исчезла, а рюкзаки целые? Почему? Расстегнув, собралась уже зарыться в глубину рюкзака, но заметила движение метрах в ста-ста пятидесяти по направлению к городу. Что-то, а вернее, кто-то передвигался под толщей песка, создавая своеобразные волны на поверхности, как змеи. И если это не одно местное гигантское существо, изгибающееся под немыслимыми углами, то вывод прост: их там много. Не уверена, что горю желанием встретиться с местной фауной. У меня сейчас сил на бег просто нет. Хоть бы один вынырнул на поверхность, показываясь во всей красе мне на радость! Глянуть бы.

Постоянно отслеживая движения песка, я вытряхнула рюкзак.

– Мда… Не густо.

Бутылка с водой выкатилась первой, вызывая сумасшедшую жажду. Трясущимися руками я скрутила крышку, жадно припав к горлышку. Сделав пару глотков, только усилием воли заставила себя отстраниться. Я не одна остальным надо оставить. Воду придется беречь. Неизвестно, когда мы найдём приемлемый источник для питья. Если вообще сможем без последствий пить на этой планете.

Небольшой навесик развернула сразу, как только поняла, что это именно он. Образовавшийся над головой тенек тут же поднял настроение. Ну, а найденная в двух экземплярах сменная одежда сделала жизнь прекрасной. И все же непонятно, почему она не осталась на мне? Слизь сожрала? Но тогда, должен был быть хоть какой-то клочок. Ничего. Почему?

Светло-зеленые камуфляжные штаны с немалым количеством карманов и белая футболка сели, как влитые. Трусы и носки, как и зубную щетку и пасту, положила обратно. В рюкзак вернулась и упаковка бритвенных станков. Мне они ни к чему, лишним волосяным покровом не страдаю. И снова вспомнился доктор. Что он начудил со мной, останется загадкой на всю оставшуюся жизнь, но мне не требовалась ни чистка зубов, ни бритье.

Для достоверности – вдруг что изменилось? Нет. Ничего нового. Все такое же гладенькое личико, как у нормальной женщины. Даже покосился на пах. Под прилипшим песком плохо различимо, но то, что и там гладко, и так видно. Видимо, привыкать к варианту «сумчатая» придется дольше. Это нечто, несколько из ряда вон выходящее. Но удобно, черт побери!. Гигиенически гораздо чище. Сейчас, конечно, при первой возможности необходимо хорошенько отмыться и там все почистить, а то, вдруг, песка внутрь попало немало, сама грязными руками хотя бы не лазила. Однако никакого дискомфорта от этого я не испытываю… Вздохнув, смиряясь в очередной раз с изменениями тела, вновь вернулась к разбору вещей.

Жалко надевать чистые вещи на такую чушку, какой я сейчас явлюсь, но выбора нет. Либо обгореть на солнце до хрустящей корочки, либо испачкать шмотки, которые при необходимости можно и простирнуть.

– С обувкой, похоже, мне не повезло, – забирать единственные берцы совесть не позволяет. Видно же, что владелец рюкзака их любит, раз не поленился переть такую тяжесть, когда достаточно было взять обувь полегче.

Ничего, похожу босиком, я привычная. Ногам немного горячо, но не смертельно. А если найду какую-нибудь лишнюю тряпку, намотаю, и вообще будет красота. Носки! Хотя нет.

Документы и кредитки, кошелек с пухлой пачкой налички закинула в рюкзак сразу. Это нам уже не понадобится. Аптечку отправила туда же. Буду знать, что она есть. Мыло было отложила, но, вспомнив, что воды для купания пока нет, зло забросила обратно. Фонарик? Тоже не то. Компас и часы отложила в сторону. Моток веревки, катушка черных ниток с иголкой, фляга, ложка, железная кружка – все это вернулось в нутро рюкзака. Зажигалку я сразу прибрала к рукам, закинув в один из многочисленных кармашков на штанах. Две банки тушенки, столько же рыбных консервов. Соль, по старому русскому обычаю насыпанная в спичечный коробок. Маленькая баночка кофе и еще не тронутая коробка кускового сахара. Пару дней о еде можно не беспокоиться. Мало на всех, но с голода не умрем.

Выбор из двух ножей пал на более мелкого собрата, удобно устроившегося чуть выше щиколотки и плотно пристегнувшегося ремнями. Пистолет с полной обоймой обратно не вернулся, так же удобно устроившись у меня за спиной. Последнее, что меня в первую секунду поразило, это несколько десятков небольших блестящих упаковок презервативов. Зачем ему столько?! И только через пару секунд до меня, ошарашенного количеством находки, доперло, что их очень удачно можно применить во многих случаях, а не только по прямому назначению. С ехидным смешком сгребла их в рюкзак и устало прикрыла глаза, давая передохнуть все еще слабому организму. Свои трофеи я отдавать не собираюсь. Понимаю, не мое, но не дам! Кто первый очнулся, того и тапки!

За спиной послышался характерный треск. Кто-то рвется на волю. Бросив взгляд в сторону города, где передвижения под песком утихли, подползла к покачивающемуся, как желе, кокону. Чувство брезгливости во мне давно умерло, возможно, поэтому я без содрогания смотрю, как из разрывов кокона, медленно осыпающего трухой, вытекает такая же белесая слизь, какой была обмазана и я.

Рождение новой жизни – это всегда волнительно. Тут, конечно, не новая, и совсем не так гармонично, но тоже что-то мистическое.

– Давай, бабочка, выбирайся.

Вот рука – нормальная, человеческая – пробивает кокон, и «пациент» с глухим мычанием разрывает стенки, выныривая на поверхность, делает шумный вдох и тут же падает на бок, исторгая из себя слизь. Мои губы невольно расплываются в довольной улыбке. Я только что стала свидетелем рождения, или, вернее сказать, – перерождения. Еще бы понять, кого из?

– Эксперимент закончен, – машинально произношу я.

И на меня накатывает полное осознание. А ведь я свободна! Совсем, совсем свободна! Никаких опытов! Никаких военных! Жизнь! Вся, какая есть, моя! Я сама могу решать, что есть, где спать и как думать!

– Я свободна! – вопль сбрендившей в пустыне. Сбрендившей, но безумно счастливого че… существа!

– А-кх, – откашлявшись, «новорожденный» завалился на спину, с трудом совладав с трясущимися конечностями, стирая с глаз слизь.

Я подползла ближе, но не решилась притрагиваться к нему. Под всем этим слоем песка и слизи понять, кто именно выбрался, практически невозможно. Могла бы по запаху прикинуть кто, но и его практически нет, разве что специфический от песка, пота и слизи. Внешность? Так все в песке и грязи. Ни цвет глаз, ни цвет волос непонятны. А если судить по цвету кожи, исключая смуглых Трефа и Киви, то, пожалуй, это или Тринадцатый, или Хвар. Отвлекая, друг за другом треснули следующие два кокона. «Первенец», с трудом облокотившись на руки, сумел приподняться и ошарашенно следил за происходящим.

Я «рождение» уже видела. Интересно, но важнее понять, кто сейчас передо мной?

– Хвар?

Парень никак не отреагировал. Понимаю, мозг сейчас у него, что каша, тормозит по-черному. Сама через это прошла.

– Тринадцатый?

И снова никакой реакции. За спиной глухой кашель еще двоих новоприбывших. Ладно, глянем, кто у нас там?

Я осторожно подобралась к ним, прекрасно осознавая, что в заторможенном состоянии в первую очередь действуют инстинкты. А парни натасканы не для мирной жизни. Присев метрах в полутора от этой троицы, с некой веселой иронией пытаюсь понять, кто есть кто?!

– Привет гуманоидам, – выдала я. – Хао, братья!

«Первый» более осмысленно посмотрел на меня и попытался что-то ответить. Но так и не издал ни звука и, кажется, сам этим озадачился, нахмурившись. А мне, наконец, выдалась возможность разглядеть, кто из переселенцев выжил.

– Хвар, – признала его я в первом вылупившимся. – Не ошиблась, значит. Тогда кто у нас вы двое?

Без резких движений подползла к очумело встряхивающим головой парням. Почему-то вставать в полный рост и таким образом выпячивать себя, как Эйфелева башня в пустыне, на обозрение всем не хочется, опасно. Чувство самосохранения у меня всегда настороже. Хотя бы взять тех тварей, что кружат под песком ближе к городу. С ними я встречаться категорически не желаю! Не видела, да, не знаю, права ли я, оценивая их как источник угрозы, но чувство опасности просто вопит, что нужно держаться от них как можно дальше.

– Киви? Треф? – о, второй отреагировал, подняв голову. – Треф? Твои чернущие глазища я ни с чьими не спутаю. Привет, дружок. Ползи в сторону навеса, там попить есть.

Второй очень похож на Киви, но кожа для него светловата. Стоп. И у Трефа загар пропал! Ничего себе, отбелились всем скопом.

И снова характерный треск, и вот уже последние коконы дали трещины. Пса не узнать сложно. Все же среди нас животное одно. Странно другое, что вместо шерсти у Халка оказалась плотная черная чешуя, глянцевая на солнце, закрывающая все его тело полностью. И даже хвост. Жаль, а мне нравилось зарываться пальцами в густую мягкую шерсть. Но с такой естественной броней он будет иметь больше шансов на выживание. Тряхнув лобастой головой, пес с трудом поднялся на ноги, уперто продолжая так стоять, и неожиданно резко встряхнулся, разбрасывая все то, что на него налипло, в разные стороны.

– Халк, черт тебя подери! – каким образом я успела отпрыгнуть от собаки и осталась вне зоны поражения, понятия не имею. Остальным повезло меньше. Отборный мат на могучем русском этот мир услышал впервые, но запомнит надолго.

Зато приземлилась я более чем удачно, в нескольких сантиметрах от позабытых мною часов и компаса. Эти вещи на вес золота, а я их так беспечно бросила. Отряхнув, закинула в карман – потом посмотрю, и снова подошла к последнему кокону. Халк поднял на меня взгляд, в первую секунду испугавший своей чернотой, чем неожиданно напомнил убитого ребенка на той стороне, и радостно завилял хвостом, снова обрызгав последнего «родившегося». Тот громко, с чувством выругался, заваливаясь на спину. О, узнаю Киви, это его словечки.

– Я рада, что ты выжил, песик, – не скажу, что сил у меня много, но дойти до пса и погладить его хватает.

Двое из трех страдальцев уже у навеса и с жадностью делят бутылку воды.

– Эй, не наглейте, парни, вы не одни! Халк, ты пить хочешь? Конечно, хочешь, вон, как язык свесил, бедный. Пошли, я тебя напою. Много не дам, но пара глотков будет.

В этот раз ползти показалось несолидно, что ли, пришлось подняться, чувствуя небывалую легкость во всем теле, и сделать первый шаг. Он дался на удивление легко. И вышел довольно широким. Неожиданно.

И снова эта чернота с алой искрой зрачка в глазах Халка болезненно царапает душу. Несчастный ребенок так и не увидел ничего хорошего в этой сраной жизни. Боль, страх и ни капли любви… И я не смогла, не уберегла…

Последний кокон дал трещину. Я невольно втянула носом воздух, сама не понимая, почему губы расплываются в счастливой улыбке. И только когда из кокона появилась маленькая детская ладошка, меня прорвало на нервный смешок. Нате, выкусите, мы, подопытные, твари живучие!

– Мать моя женщина, как же я счастлива тебя видеть! Давай, малыш, выбирайся. У тебя все получилось! Ты успел! Выбирайся, везунчик.

Ребенок, вдохнув, закашлялся. Я, смеясь, как ненормальная, аккуратно прижала к себе маленькое тельце, с нежностью стирая с его лица белесые разводы и помогая избавиться от слизи.

Черные глаза открылись и, спустя пару секунд, уже осмысленно остановились на мне. Губы обозначили слабенькую, но радостную улыбку.

– Успел, – с трудом произнес ребенок. А он быстрее адаптируется, чем остальные. Почти сразу понял, где находится и кто перед ним – впечатляет.

– Успел. Ты молодец. Я, дура, думала, что ты умер, и не стала тебя забирать. Прости. Даже в голову не пришло, что с такой раной можно выжить. Мерила все своими, человеческими мерками. Забыла, что из нас сделали. Ты умница. Спасибо, что выжил, – улыбнулась я, ласково поглаживая голову со спутанными темными волосами. – Смотри, а ты у нас шустро оброс. Волосики густые. Кажется. Тоже свалялись. Мерзкая эта слизь, но без нее не думаю, что мы выжили бы. Вот отмоем тебя, и сам себя не узнаешь, какой красавец будешь.

– У него глаза, как у меня, – пораженно прошептал ребенок, от волнения мелькнув раздвоенным языком. Пес, заинтересованно принюхиваясь, ткнулся носом в живот мальчишке, а потом взял и лизнул руку.

– Он тебя помнит, – приподняла я мальчишку, усаживая к себе на колени, – думаю, вы с ним подружитесь.

– Эль, а мы прошли, да? Мы теперь в другом мире? Нас же не достанут? Правда?

– Замучаются искавши, малыш, – усмехнулась я. – Не переживай. Мы свободны. Только мир чужой, и кто здесь водится, нам тоже пока не известно. Вон, видишь, там, в направлении города, песок движется. Мне туда совсем не хочется, но в город идти придется. Долго под палящим солнцем мы не протянем. Плюс еда и вода у нас в минимальных количествах. А пока это все у нас есть, тебе не помешает немного попить и перекусить.

Мальчишку я унесла под навес, дав вволю напиться. Он маленький, ему надо больше, чем нам, взрослым. Немного налила в ладонь и Халку, все же я знаю, какая нестерпимая жажда мучит после кокона. Ребенок уснул, удобно устроившись под боком собаки. Прекрасно, пес нашел себе щенка в нашей группе и в обиду не даст. И мне спокойнее.

– Ну что, мозг работать начал или все еще в желеобразном состоянии? – переключилась я на трех распластанных у навеса амеб.

Жаль тринадцатого, не выжил. Зато странно, что парни, не проходившие никаких изменений в организмах, насколько я знаю, и без всяких экспериментальных препаратов, что вкалывали перед проходом, оказались живыми и здоровыми, разве что пока слегка неадекватны. Массовое отбеливание кожи не в счет, это приемлемая цена за пересечение межпространственного портала.

– Эль, мне кажется, или ты посветлела? – подал голос Треф.

– Не я одна, болезные вы мои.

Пока парни рассматривали себя, выдавая непечатным потоком все, что они думают о своем преображении, я прикидывала, что нам делать дальше? Сидеть и ждать у моря погоды – не вариант. Необходимы укрытие, вода и еда. На наших запасах более пары дней мы не протянем. Это плохо. Но на то, чтобы осмотреться, этого должно хватить.

– А где тот мужик, что первым прыгнул в портал? – хрипло спросил Хвар.

– Здесь все, кто выжил, – развела я руками. – В общем, давайте, начинайте соображать, мы не на курорте. По моим прикидкам, нам надо в город. Желательно добраться до него еще до темноты.

– Не очень далеко. Часа три, от силы четыре хода, и мы там, – прикинул расстояние Треф, вновь тряхнув головой. – Башка работать не хочет. Что за дрянь на нас?

– Как пацан выжил? Я видел дыру у него в башке, – косо взглянул он на ребенка. – Мне не могло померещиться, я знаю, что видел.

– Этот вопрос не к нам, Хвар. Кого хотели получить в итоге, меня лично не предупреждали, просто делали.

– Человек бы не выжил.

– Для тебя именно этот вопрос самый важный? Там два рюкзака. Кое-что я позаимствовала. Не знаю, чье, но назад не верну, – припечатала я. – Одевайтесь, готовьтесь, я разбужу малыша, и двинем.

– С какой стати ты решаешь все за нас?

– Хвар, – и здесь все та же песня, – мне начхать, пойдешь ты со мной или нет. Я предложила, вам решать, что дальше. И с этого момента полагайся на себя. Я тебе не друг, не жена и не помощник. Как ты говорил: оно?

– Да пошла ты!

– Вот и прекрасно. Мы друг друга поняли, – криво оскалилась я.

– Я с Эль, – поднялся, слегка покачнувшись, Треф.

– Ты достал выпячиваться, – устало вздохнул Киви, отряхивая руки и поднимаясь. – Эльта дело говорит. И если уж кого и слушать, то её, а не тебя, Хвар.

– Хорошо дает? – похабно скривился он.

Я и сама не понял, как оказался рядом с этим недоумком, приподнимая его за шею. Он меня достал!

– Не зли меня, я и так еле сдерживаюсь, чтобы не осуществить свою мечту – прибить тебя. Тебе повезло переместиться, а многим таким, как я – нет. Цени, сука, и не беси. Человечности во мне благодаря таким спесивым ублюдкам, как ты, очень и очень мало, и терпение мое не безгранично.

Разжав пальцы, я с презрением наблюдала, как судорожно Хвар втягивает в себя воздух, растирая шею.

– Тварь, – на грани слышимости. И все же дурак, пусть и смелый.

– Уже давно, – хмыкаю я и возвращаюсь под навес к ребенку. Он для меня важнее. Мужики сами о себе позаботиться в состоянии, а малыш – нет.

– Хвар, я тебя не узнаю, – начал Киви.

– Отвали от меня! – огрызнулся тот.

– Верни пистолет! – буквально через минуту после того, как Хвар пошарил в рюкзаке, раздался вопль в мою сторону. Я еще до того, как он коснулся завязок, поняла, что из двух возможных я, как по закону подлости, выбрала рюкзак Хвара. И без того хреновое настроение быстро скатилось до убийственного. Если начнет на меня наскакивать, проще его прибить, чтобы не опасаться удара в спину. Такие скоты могут. Прикопаю здесь, искать никто не станет.

– Я уже сказала, что ничего никому не верну.

– Ты…

Халк, резко поднявшись, утробно зарычал, глядя в сторону города.

– Тихо! – шикнула я, моментально подскакивая.

Те, кто все это время хаотично двигался под песком, не обращая внимания на появление в этом мире нас, неожиданно придвинулись ближе.

– Говорить шепотом и не двигаться, – предупредила я. – Халк, тихо.

Пес послушно замер, все так же напряжённо вглядываясь в бугрящиеся метрах в шестидесяти-семидесяти от нас полоски песка и утробно порыкивая.

– Кто это? – шепот Трефа, так и замершего с наполовину надетой футболкой, показался очень громким в этой искусственной тишине.

– Если бы я знала. В общем, так. Нам все равно надо в город, а этих придется обходить по большой дуге. Мягким местом чую, лучше нам с ними не сталкиваться.

– Они быстро передвигаются. Убежать от них будет сложно, – задумчиво произнес Треф.

– Верни пистолет!

– Да на! – швырнула я его Хвару под ноги. – И без него справлюсь.

Надо выдвигаться.

– Эль? – ребенок настороженно открыл глаза, мгновенно просыпаясь, стоило мне дотронуться до его плеча.

– Вставай, малыш, нам надо уходить. Халк, иди сюда. Повезешь его. Охранять! Понял?!

– Эль, а что происходит? – испуганно прижался к холке пса малыш.

– Хозяева пожаловали. И чую, не с распростертыми объятиями. Малыш, держись крепче, Халк быстрый. Постарайся не упасть. Если упал – беги.

– Я готов, – закидывая полегчавший рюкзак за спину, сообщил Треф. – Только обуви на меня не нашлось. Не брал с собой.

– Остальное в норме. Можем выдвигаться, – подтвердил Киви, щеголяющий в таком же прикиде, что и мы с Трефом.

Хвар же оделся по полной, с превосходством бросая на нас косые взгляды. Подумаешь, берцы он надел. Ну-ну, посмотрим, что ты запоешь, когда туда забьётся песок, и ноги вспотеют.

– А на меня ничего нет? – дернул меня за руку, отвлекая от осмотра парней, ребенок.

– Отлично, – хмыкнул я, – себя одела, про ребенка забыла.

За неимением ничего другого пришлось снимать с себя футболку и натягивать на мальчишку.

– Не высокая мода, но потянет, – улыбнулась я. Футболка оказалась длинной, почти как платье, не достигая каких-то сантиметров десяти до худых коленей ребенка. – По коням!

– Не отказался бы сейчас от ездовых, – кисло протянул Киви, поправляя рюкзак Трефу.

– И сисек нет. Ты же не мужик, хоть бы не позорилась.

– Захлопнись, Хвар. Раз не на что тебе пялиться. так и топа й молча.

– Заметили? – притормозил Киви.

– Что? – не поняли мы.

– Да смотрите внимательнее! Они движутся, не заходя на правую сторону. Заметили?

– Предлагаешь пройтись по той стороне? – быстро среагировал Хвар..

– Почему бы и нет?

– Есть вероятность, что там могут оказаться зыбучие пески, – напряженно всматриваясь в кружение на одном месте тварей, добавил Треф.

– Не попробуешь, не узнаешь, – согласилась я. – У нас выбора особо нет. Придётся держаться той местности, что они обходят.

– Я могу очень быстро бегать, – серьезно предупредил ребенок.

– Вот в случае чего и беги в город. Заберешься на этаж повыше. Только я не уверена, что и там не обитает какая-нибудь хитрая гадость. Но все равно, если свалишься, на одном месте не стой и никого не жди. Понял? – дождавшись согласного кивка, я слегка расслабилась.

Парни, вооружившись пистолетами, напряженно двинулись в предполагаемую безопасную зону. Движение существ резко приостановилось.

– Мне кажется, они ориентируются на вибрацию земли?

– Возможно, – поддержал меня Киви. – Будем надеяться, что они слепые.

– Это нам не особо поможет, – хмуро прошептал Треф. – Слишком быстры. И здоровенные, гады. Видели, какие барханы оставляют после себя?

– Бежим! – заорал Хвар, рванув с места.

Твари целенаправленно устремились в нашу сторону. Я сначала припустила изо всех сил, но поняла, что, кроме Халка с вцепившимся в его шею мальчишкой, рядом никого нет, и мне пришлось существенно сбавить скорость. Бросать Киви и Трефа совесть не позволит, чего не скажешь про белобрысого.

Если и дальше бежать в таком же темпе, то у нас вполне получится держать не сокращающееся расстояние между нами и нашими преследователями, что радует. Плохо другое – парни пусть и обучены дальним марш-броскам, но долго бежать в таком быстром темпе не смогут. Физически не потянут.

– Правее! – гаркает Хвар и сам делает резкий зигзаг в нужную сторону. Десяток шагов, и мы всем составом ухаем вниз, скользя вместе с тонной песка по неизвестному тоннелю.

На выходе, набрав приличную скорость, подлетев на пару метров вверх, влетела в огромную песочную насыпь, естественно созданную в пещере. Я едва успела отпрянуть, как рядом приземлились пес и задорно визжащий малыш. Вот кому весело!

– Ничего себе, горки, – отряхнувшись, я вытянула из песка мелкого. Халк отряхнулся сам.

– Где мы? – отплёвываясь от попавшего в рот песка, прохрипел Киви.

Кто бы и мне рассказал, куда мы свалились? Повезло еще, что свод пещеры больше напоминает сыр, и в эти дыры пробивается солнечный свет, позволяя все достаточно хорошо видеть.

– Эль, там еще один проход, – заметил малыш в противоположной стене темный провал хода. – Идем?

– Глазастый, – похвалила я. – Не торопись, успеем.

Тоннель оказался достаточно высоким, чтобы идти по нему, лишь слегка пригнувшись. Хорошо, что пол был то ли покрыт изморозью, то ли усыпан чем-то, похожим на белые камешки, и контрастировал с темными стенами – хоть какой-то ориентир в темноте, а то идешь, идешь, а ему ни конца, ни края не видно. И света никакого благодаря извилистости. Оборвалась изморозь на полу неожиданно, из-за чего я чуть не влетел на полном ходу в стену, но вовремя притормозил и смог нащупать поворот. В кромешной темноте даже кошки не видят, чего уж говорить про меня. Зато благодаря фосфорицирующему узору на моей коже остальные держались меня, как путеводной нити в ночи.