Читать онлайн Большая книга летних приключений бесплатно

Глава 1

АКАРИНА ПАРАЗИТОФОРМЕС БУХАНКИНУС

Тоска приложила бинокль к глазам и сказала:

– Вижу.

– Буханкин? – спросил я.

– Угу, Буханкин. Сеньор Гелий Буханкин собственной гадкой персоной. А на шее у него банка на веревке... с чем-то... Сейчас получше посмотрю.

Тоска принялась вертеть окулярами, фокусироваться. Я отвалился на спину, почесал пузо и стал глядеть в небо. А что еще делать на пляже приличному человеку? Только в небо глядеть.

В небе было хорошо. Сплошная термоядерная благодать. Ласточки мелькали, стрижи разные, самолет тянулся... Я привычно позавидовал пассажирам. Летят и горя не знают. А ты тут лежи, поджаривайся на солнце, изображай из себя свободноотдыхающего. И все из-за этого придурка Буханкина.

Провалился бы он в яму в какую-нибудь, что ли.

– Червяк натуральный, – сообщила Тоска, посмотрев в бинокль. – С глазками...

– Ну-ка, дай...

Тоска передала мне бинокль. Я всмотрелся в Буханкина.

Тощий Буханкин. Встрепанный Буханкин. Непричесанный Буханкин. Буханкин, явно перенесший в детстве рахит – нижние ребра довольно радикально заворачиваются к бровям.

Великий Буханкин. Бесноватый Буханкин. Яростный предводитель областных юных уфологов, искатель «Черного Принца», Несси, йети и других реликтовых гоминидов. Экзобиолог-любитель. Чудак-профессионал. Выдающаяся личность.

Выдающаяся даже без иронии – в позапрошлом году во главе группы единомышленников Буханкин погрузился на месяц в тайгу на предмет поиска южной границы Гипербореи[18]. Отмеченной вросшими в землю пирамидами, стартовыми площадками гиперборейских ВВС (они же НЛО), странными железными спиралями, изготовленными неизвестно из какого материала, но при нагревании отпугивающими мышей, крыс и недобрых астральных сущностей.

Гиперборею, НЛО и странные спирали очередная экспедиция Буханкина не обнаружила по вполне определенным объективным причинам, зато ею был открыт эндемичный подвид энцефалитного клеща. Эндемик неосмотрительно набросился на предводителя уфологов, однако был им пленен в честном бою, ослеплен маслом и проткнут раскаленной булавкой. После чего научно-популярно описан, забальзамирован и отправлен в Российскую академию наук, где неудачливое насекомое идентифицировали. И пришли к выводу, что это на самом деле неизвестный доселе вид – Acarina Parasitiformes Buchancinus. Buchancinus – это, значит, в честь Буханкина. Клещ был внесен во все международные классификаторы, а самому первооткрывателю выдали официальное свидетельство.

По этому поводу в газете «Вестник речника» была напечатана статья Буханкина «Записки об экспедиции», в которой юный энтомолог рассказывал о трудностях научной работы в полевых условиях и условиях недостаточного финансирования.

Фото гиганта науки с дипломом и увеличенным в сто раз чучелом клеща тоже в газете наличествовало.

Буханкин был знаменит.

А сейчас Буханкин чего-то вот задурил. И его мать просила, я бы даже сказал, умоляла меня понаблюдать за ее сыном. А вдруг он попал в дурную компанию? Раньше ведь он вроде бы не дурил...

Лично мое мнение было совсем другим, лично я считал, что Буханкин задурил давно, года в два от роду, но сердцу матери, как говорится, виднее. Мама Буханкина мне слегка знакома. Вернее, она знакома моей маме, они когда-то вместе работали. И вот буханкинская мать, наслышанная о нашем с Тоской маленьком предприятии, связалась со мной по телефону и попросила понаблюдать за сыночком. Сделать выводы. Составить отчет. Я согласился. От нечего делать.

Тоска тоже согласилась. Тоже от нечего делать.

И вот мы наблюдали за Буханкиным.

Буханкин на самом деле вел себя необычно. Раньше он все по лесам рыскал, искал геопатогенные зоны и следы энлонавтов. А сейчас его чего-то к воде потянуло, и уже почти три дня Буханкин лазил по берегам реки с различными рыболовецкими снастями. Но, что было странно, ничего не ловил. Бродил, смотрел, записывал что-то в блокнот.

Так что нам тоже пришлось поползать по зарослям шиповника и смородины – такова судьба скромного консультанта по общим вопросам.

Консультант по общим вопросам – это я. А Тоска – она моя помощница. У нас команда – я и Тоска, ну, мы людям помогаем иногда. Если вдруг что пропало, или происшествие странное, или кому-то помощь нужна, ну мы и помогаем. Неофициально. Сами себя мы называем громко – агентство «КиТ», это от Куропяткин и Тоска. Мне кажется, красиво. У нас вообще много приключений было, но рассказывать про них нет времени, так что я и не буду, прошу уж меня простить. Вернемся лучше к Буханкину.

К счастью, сегодня Буханкин по берегам не скакал, а направился прямиком к городскому пляжу. И в данный момент бродил по широкой мелкой и заросшей водорослями протоке, примыкавшей к пляжу со стороны сенокосов. Чего-то там высматривал на дне, задумчиво морщился. На шее у него действительно болталась банка с водой и каким-то диковинным существом в этой воде. Я присмотрелся получше – а вдруг, чем черт не шутит, в банке у Буханкина томится самый настоящий пришелец негуманоидного типа? С какого-нибудь там Сердца Карла[19].

Но это был не пришелец.

– Это аксолотль, – сказал я.

Я вернул бинокль Тоске.

– Что еще за аксолотль?

– Ну, ты даешь, – зевнул я. – Совсем классику не читаешь. Аксолотль есть личинка амбистомы. С ацтекского переводится как «играющий в воде».

– Кого личинка?

– Амбистомы. Это такая ящерица. А аксолотль ее личинка. Кстати, ты не прослеживаешь некоторую символику – аксолотль и Буханкин, Буханкин и аксолотль?

– Прослеживаю, – тоже зевнула Тоска. – Буханкин в самом деле похож на ящерицу. Или даже на личинку.

– Нет, я к тому, что он тоже играет в воде. Как дитя какое-то просто. Тоже мне древний ацтек...

Я закрыл глаза, представил ацтеков, представил их пирамиды, тут же мне стали представляться вампиры, пиштако, чупакабры и другая латиноамериканская нечисть, и я с представлением завязал. Буханкин все-таки лучше, Буханкин роднее. К тому же клопа открыл, вернее, клеща. Гелий Буханкин – большой ученый.

– Копье зачем-то взял... – Тоска комментировала действия нашего подопечного. – Ходит с ним...

Я предположил:

– Вероятно, в протоку зашли гигантские...

Я задумался, кто же именно гигантский мог войти в столь мелкую протоку. А пусть:

– Гигантские водомерки-мутанты. Но наша российская наука на страже! И вот он уже тут, ее скромный солдат. На передовом рубеже, с острогой наперевес, с пытливым умом, с дросселем...

– У него нет никакого дросселя, – возразила Тоска.

– У него внутренний дроссель. И вообще, твое дело не вступать в споры, твое дело наблюдать. Наблюдай.

Тоска возобновила наблюдение.

– Ходит... – докладывала она. – Смотрит. Копьем тычет...

– Грандиозная личность, – отвечал я. – Стоик.

– Жан Жак Руссо, – добавила не в тему Тоска. – Лупу достал...

– Чего? – не расслышал я.

– Увеличительное стекло, – уточнила Тоска. – Что-то в воде разглядывает. Что там может быть?

– Инфузории-туфельки, бычьи цепни, сальмонеллы, мотыль. Полезные существа, короче...

– Зачерпывает воду... нюхает...

– Совсем наш Буханкин ку-ку... – Я стряхнул песок. – С котлом окончательно раздружился... Стоит человеку открыть клопа, как он сразу впадает в манию величия. Как скучно все устроено... Клопооткрыватель...

– Завидуешь, – поддразнила меня Тоска.

– Чему завидовать? Подумаешь, таракана открыл. Плевал я на него. Плевал, плевал, плевал. Я говорю, с котлом раздружился...

На ногу Тоске уселась треугольная, похожая на французский истребитель строка. Тоска напряглась и стала медленно заносить над агрессором ладонь.

Главное, не упустить тот момент, когда строка растопырит челюсти и начнет вгрызаться. Чуть раньше – и она улетит, чуть позже – и выстрижет из тебя кусман мяса размером в квадратный миллиметр.

Хлоп!

Строка с добычей растворилась в воздухе.

– А когда он с ним дружился-то? – раздраженно ответила Тоска и потерла набухающий волдырь. – Надо его было в детстве лечить. Сейчас уже поздно... Слушай, у меня глаза заболели. Наблюдай за этим дурнем сам.

Тоска сунула мне бинокль.

Я стал наблюдать. Очень скоро, впрочем, мне надоело наблюдать за однообразным Буханкиным, и я переключился на окрестности. В окрестностях не было ничего интересного. Обычный пляж в будний день, народа не так уж много. Детишки бегают, то ли лагерь, то ли детский сад. В воду не лезут: воспитатели не пускают. Оно понятно, течение возле берега достаточно сильное, может запросто унести...

Задремал. Все это было так утомительно, что я задремал. Да и что с ним в этой луже случится...

– Вставай! – Тоска пихала меня в бок. – Вставай! Смотри!

Я проснулся и посмотрел. Буханкин вопил.

Его даже было слышно. Такое мерзкое мелкое верещание.

Еще Буханкин барахтался, поднимал волны и эти... сонмы брызг. Безумствовал, короче, по полной программе. Но видно было, что он не шутит. Что-то там с ним случилось, что-то неприятное, что-то, что его испугало.

– Что там с ним? – растерянно спросила Тоска.

– Судорога! Тонет, гаденыш! Тоска, камеру! Снимай его, снимай!

Я рывком вскочил на ноги и побежал к протоке.

Первооткрыватель клопа... пардон, клеща, однако, не тонул.

Не тонул. Подтверждая вековую мудрость, утверждавшую, что некоторые субстанции не тонут принципиально.

Он просто орал и бил руками и ногами по воде. Отчего создавалось впечатление, что Буханкин остро нуждается в помощи.

Я бежал, перескакивая через редких отдыхающих. Тоска поспевала за мной, она тоже хорошо бегает, если захочет. До Буханкина я доскакал меньше чем за минуту. Тот бился недалеко от берега, метрах в трех. Он уже умудрился обмотаться водорослями и был похож на юного водяного, взбесившегося после укуса речной крысы.

Вода вокруг него не то чтобы кипела, но, во всяком случае, волновалась. Однако Буханкин поднимал такое количество брызг, что нападающих видно не было.

Тоска догнала меня и собралась было сигануть на выручку этому болвану, но я успел ее поймать.

– В воду нельзя! – рявкнул я. – Только с берега! И вообще, не лезь пока, лучше снимай! Это пригодится для вечности!

Тоска послушно направила на Буханкина видеокамеру.

– Помогите! – завизжал Буханкин, завидев нас. – Меня пожирают!

Что за идиот, подумал я. Вместо того чтобы вовсю рвать к берегу, сидит на этой дурацкой отмели и ждет, пока его не сожрут совершенно. Баран.

– Буханкин! – крикнул я. – Давай к берегу!

Но Буханкин ничего не слышал. Вернее, слышал, но не понимал, пребывал в панике. Мировая уфология уже готова была лишиться одного из своих самых ярых приверженцев, однако я спас ситуацию.

Огляделся. На берегу заводи валялись старые, оставшиеся с прошлогоднего или позапрошлогоднего сплава бревна. Я выбрал бревно поменьше и полегче, с трудом выковырял его из песка, затем по возможности с наибольшим бульком уронил в заводь. Звук получился громким, будто по воде хлопнули гигантским веслом.

Активность в воде немедленно стихла, Буханкин продолжал биться и бултыхаться, но орал уже не так громко, в меру орал.

– Завязывай, Буханкин, – сказал я. – Чудовищ нет, греби на сушу.

Буханкин встал на четвереньки и быстро, очень быстро пополз к берегу. Выбрался на песок. Но с четверенек не поднялся. Так и стоял, с ужасом оглядываясь на заводь. Одежда его была изрядно потрепана, а открытые части тела кровоточили. Будто на Буханкина напала стая кровожадных пиявок. Стая водных строк.

– Что это? – спросила Тоска. – Что с ним?

– Не знаю... – Я осторожно заглянул в воду, в воде было спокойно. – Возьми его покрупнее, у него лицо весьма выразительное...

Тоска приблизила камеру к буханкинской морде, я продолжил рассматривать заводь.

Живности никакой не наблюдалось. Совсем. Обычно в таких местах полно всего. Плавунцы, бегунцы, коловратки, дафнии, инфузории-туфельки так и снуют, кровь так и отравляют. А тут тишина.

Мертвая тишина.

А Буханкин живой.

– Слушай, Буханкин, – сказал я. – Тебе лучше, наверное, дуть в больницу. Прививки сделать. От разного... От бешенства, к примеру. Или ты делал уже? Иммунитет имеешь?

– Не делал...

Буханкин, покачиваясь, поднялся на ноги. Тоска продолжала снимать.

– Может, ты нам все-таки объяснишь? – спросила она. – Скажи пару слов телезрителям...

– Потом. – Я взял Буханкина за локоть. – Он нам все потом объяснит. Правда, Буханкин?

– Правда... – осоловело сказал уфолог. – Объясню...

– А сейчас тебе надо ехать в больницу, понял?

– Понял... Велосипед мне...

– Карету мне, карету, – сказал я.

Велосипед валялся тут же, в зарослях лебеды. Я поднял велосипед, сунул Буханкину. Он взял его, машинально забрался в седло и машинально покатил в сторону города.

– Надо было расспросить хоть, – сказала Тоска и остановила запись.

– Расспросим. – Я поежился от солнца. – Светило разошлось что-то, надо собираться...

– Поедем сразу в больницу?

– Поедем вообще, – сказал я. – А там посмотрим в частности...

Мы выручили из песка мопед, растолкали его по тропке и медленно покатили вдоль по берегу, до трассы, там я прибавил скорости.

Я всегда чувствую, когда что-то начинается. На неприятности у меня чутье. И у них на меня, впрочем, тоже. И пока мы гнали по шоссе, я думал. Версий у меня было много, штук семь, наверное. Среди них наверняка была правильная. Правильная версия всегда есть. Надо только...

Упс. Доехали. До поликлиники. Быстро я, однако.

Устроились на скамейке напротив приемного покоя и стали ждать.

– Что мы предпримем? – спросила Тоска.

– Как что предпримем? Будем пока присматривать. А потом уже решим конкретно. Его мать просила нас что? Присмотреть за ее беспутным сыночком. А пока за ним врачи присматривают, нам за ним присматривать нечего. Или ты интересуешься?

– Да нет, не интересуюсь. Может, надо было с ним пойти? В больницу? Осуществить тотальный контроль?

– Брось, – отмахнулся я. – Сначала его будут обрабатывать спиртом, и он будет громко кричать. Ты любишь крики?

Тоска пожала плечами.

– Вот и я о том. Затем ему все-таки сделают на всякий случай укол от бешенства. В живот. Пятнадцатисантиметровой иглой. И Буханкин будет орать еще громче.

Тоска еще пожала плечами.

– Затем ему станут делать клизму, и это будет самое жестокое. Просто выпадение ядерных осадков какое-то...

– А клизму-то зачем? – удивилась моя компаньонка.

– Чтобы токсины из организма вывести, – ответил я. – И вообще. С общеукрепляющими целями. Ты хочешь посмотреть, как Буханкину будут делать клизму? Ты думаешь, в этом что-то есть? Я, конечно, не знаток...

– Дурак! Не нужна мне никакая клизма!

– Вот я и говорю, что не нужна. И вообще, продолжим, вернее, начнем нашу инквизицию.

– Чего начнем?

– Инквизицию. На самом деле это мрачное слово означает всего-навсего разыскание. Разыскание и никакого членовредительства.

Значит, начнем. Совсем этого гения не сожрали. Значит, все в порядке. В относительном. А в остальном... А в остальном сейчас проверим. Было ли где-нибудь что-нибудь подобное?

Я достал наладонник, запустил браузер.

Побродил по сайтам-шмайтам разным. Все больше по квазинаучным, таких целая куча. С серьезным, глубокомысленным видом, разумеется, бродил. Так и надо.

Полчаса серфа, довольно безрезультатного. Облазил некоторые наши ресурсы и несколько импортных. Ситуация вырисовывалась интересная. Нападение неизвестных маленьких водных хищников. Однако за прошедшее время в пределах Российской Федерации нападений на человека в воде не зарегистрировано. Забавно, забавно...

Ехал Грека через реку, видит Грека в реке рак...

Я спрятал машинку в карман.

Хмыкнул.

– И что? – спросила она. – Чего-нибудь нашел в сетке?

– Ну, – многозначительно сказал я. – Как сказать... Ничего не нашел. Но есть несколько любительских версий. Версия первая. Хилой плотью нашего друга прельстились водомерки-мутанты...

– Куропяткин, – укоризненно сказала Тоска, – не начинай, а? Я и так знаю, что ты парень остроумный и даже просто умный. Не надо меня в этом убеждать каждый раз. К тому же это уже было. Водомерки-мутанты, микроскопические касатки, я все это еще в детском саду слышала...

– Спасибо за комплимент. Но излагаю дальше. Если водомерки-мутанты отпадают, то, может быть, это миноги?

Тоска сделала непонимающее лицо. Непонимающее лицо ей так идет. Честно, идет. Тоска становится такой милой девчонкой.

– Ну, на него могли напасть миноги, – предположил я.

– Кто?

– Миноги. Это такие... Ну, что-то вроде водных змей. Они набрасываются на рыбу, присасываются к ней и высасывают всю, до костей.

Тоска брезгливо поморщилась.

– Буханкин не выглядел высосанным, – сказала она. – Он выглядел цветущим, даже несмотря на повреждения...

– Его даже миноги жрать не захотели, – пожал плечами я. – Миноги не жрут тарелочников, от тарелочников заворот кишок случается. На крайний случай большого голода они могут употребить экстрасенса или лозоходца...

– Понятно.

– Правда, такие миноги у нас не водятся, которые лозоходцев жрут. Так что миноги отпадают. Можно предположить, что это медузы. Некоторые виды вырывают специальными крючьями мясо из своих жертв, остаются мелкие, но очень болезненные следы. Медузы у нас, конечно, тоже не водятся, но их могло вполне занести сюда смерчем.

Я указал пальцем вверх.

– В последнее время не было смерчей, – сказала Тоска.

– Правильно. К тому же медузы не живут в пресной воде. Так что медузы – не наши клиенты. Пиявки... Пиявки присасываются и разрезают кожу, а не выкусывают куски мяса. Если бы на самом деле касатки... Хотя ни микрокасатки, ни микроакулы не подходят.

– Почему?

– И те и другие не выкусывают мясо. Они скорее вцепляются и отрывают. Для того чтобы выкусывать, челюсти должны быть устроены примерно так.

Я сложил кисти рук и продемонстрировал, как приблизительно должны быть устроены челюсти.

– Они должны быть маленькие и мощные, челюсти эти...

– Кто же это может быть?

– У меня есть идея, конечно...

– У меня тоже. Это, наверное...

Но я приложил палец к губам. Тоска замолчала.

– Об этом мы спросим потерпевшего. Я думаю, ему уже сделали все полагающиеся процедуры, я думаю, что он бодр и готов с нами побеседовать. Думаю, апельсины мы ему покупать не будем, не сдохнет...

Дверь хлопнула, и на крыльце появился Буханкин. Выглядел он неважно. Весь был заклеен маленькими кусочками пластыря и поэтому походил на мухомор. Впрочем, жизнерадостности Буханкин не растерял. Он весело сбежал по ступеням, киданул шишкой в белку-попрошайку, почесался, увидел нас.

Помрачнел.

Мы поднялись и не спеша направились к главному областному чудаку. Буханкин с независимым видом отошел и уселся на длинную скамейку, рядом с вечнобольными последние сто пятьдесят лет старушками. Мы тоже устроились со старушками, правда с другими, на скамейке напротив.

– Чего надо? – неприветливо спросил Буханкин.

– Ты нам ничего не хочешь сказать? – осведомился я.

– Хочу. Но здесь присутствуют дамы преклонного возраста, поэтому ничего говорить я вам не буду.

Старушки заинтригованно перестали обсуждать свои недуги.

Я спросил:

– А не скажете ли вы, дорогой мой космический господин, что вы делали сегодня примерно в два часа дня недалеко от городского пляжа? Да еще и с острогой?

– Рыбу удил, – спокойно ответил Буханкин. – А что, рыбу у нас удить запрещено?

– Посмотрите на него! – сказал я. – Рыболов-любитель! Удил рыбу острогой! Лучше бы работать устроился, а не маялся бы дурью понапрасну...

Старушки согласно закивали. Буханкин был равнодушен.

– Знаем мы, какую ты рыбу ловил, – продолжал я. – Рыбу... Да всем в городе давным-давно известно, что в реке завелся гигантский кальмар!

Буханкин презрительно плюнул. Старушки позеленели от любопытства.

– Да-да, – подтвердил я Тоске. – Гигантский кальмар. И сахар в связи с этим подорожает уже сегодня, к вечеру. На пять рублей!

Старушки дружно, всей стайкой вскочили со скамейки и поспешили к выходу.

– Ну что вам надо? – покривился Буханкин. – Чего вы ко мне прицепились? Мы же с вами раньше мирно жили, не пересекались...

– Что ты делал на пляже?

– Тонул я на пляже, – занервничал Буханкин. – Тонул...

– Ай-ай-ай, Буханкин, – укоризненно сказал я. – Зачем ты нас так жестоко обманываешь?!

– Нехорошо, – еще более укоризненно сказала Тоска. – Очень нехорошо...

– А зачем вы за мной таскаетесь? На видео снимаете... Вы больные?

Я его не услышал.

– Буханкин, как ты мог тонуть? Ты же не можешь утонуть. Такое, как ты, не тонет!

– Ладно, – сказал Буханкин. – Вы меня тут оскорбляете, надоели вы мне, я пошел домой. Сегодня у меня был трудный день...

– Ты нас принуждаешь к крайним мерам, – предупредил я.

– Расправой меня не запугать, – в голосе Буханкина прозвучала альдебаранская сталь. – К тому же у меня с собой Диск Воздействия...

– Мы не в палеозое, Буханкин, мы не будем тебя пытать. И диск свой можешь себе... выкинуть. Антонина, будь добра.

Тоска извлекла из кофра камеру, отщелкнула экранчик.

– Продемонстрируй ему.

Тоска запустила воспроизведение.

Фильм получился удачный. Было зафиксировано все. Как Буханкин бился в воде, как жалко орал и вообще, выглядел непрезентабельно, недостойно для председателя тарелочного общества.

– Отличная фильма, – сказал я. – Назовем ее так: «Космос внутри», по-моему, хорошо, а?

– Прекрасно, – подтвердила Тоска.

– Вот здесь мне особо нравится, – сказал я. – Экспрессивный вариант. Где ты на карачках выползаешь на сушу... В Интернете куча сайтов, которые этим заинтересуются. Еще бы! Видный уфолог, научный работник, первооткрыватель энцефалитного клеща – и в таком непрезентабельном виде!

– Я думаю, мы отправим это на сайт Академии наук, – подыграла мне Тоска. – Пусть посмотрят на моральный облик своих лучших людей...

– Убедили, – свирепо сказал Буханкин. – Убедили, шантажисты поганые. Только не будем же мы беседовать здесь, в общественном месте. Поедемте ко мне домой. Поговорим по-хорошему, по-спокойному...

Мы согласились. Почему бы, собственно, и нет? В берлоге уфолога я еще не бывал.

– Только заходите через час, – Буханкин поглядел на часы. – Мне надо кое-куда забежать...

Глава 2

УЛИЦА ГОГОЛЯ

Буханкин проживал на улице Гоголя.

Улица Гоголя – это не окраина, но и до центра тоже далековато. Асфальта нет, старые, двадцатиметровые тополя, дома деревянные и одноэтажные, все в зелени. Середина двадцатого века, тишина, покой, хорошо. Собак только почему-то много. Простые собаки, неагрессивные, высовывают из-под заборов любопытные морды.

Раньше я никогда не был в гостях у Буханкина, я уже говорил. Как все здравомыслящие люди, я старался держаться от него подальше. Я всегда держусь подальше от ураганов, любой ураган может внезапно занести, к примеру, в район городских канализационных отстойников. Ураган может поднять из них всю эту ароматную субстанцию и потом весьма удачно вывалить ее на головы ни в чем не повинных наблюдателей.

Так же и Буханкин. Мог вывалить.

Никто в здравом уме и трезвой памяти не мог общаться с Буханкиным больше двадцати минут. Чтобы переносить Буханкина, надо было самому быть Буханкиным, а второго Буханкина существовать не могло. Два хорька в одной норке не уживутся.

Друзей, соответственно, у Буханкина не водилось. Наличие друзей, конечно, ни о чем не говорит, у меня у самого нет друзей (Тоска не в счет, девчонка не может быть другом в классическом смысле этого слова). Но я при желании могу с кем-нибудь задружиться, мне просто не хочется расходовать на кого-то свою нервную энергию, она мне еще пригодится. А Буханкин не мог ни с кем задружиться в принципе. Если доверять агентурным данным (Тоска опросила на улице Гоголя трех мальчиков от восьми до десяти), у Буханкина случилось три друга.

Примерно так.

Некто Боря, сосед. Дружил с Буханкиным восемь дней, после чего Буханкина поколотил и прекратил все контакты. Сей недружественный акт Боря объяснил тем, что через день после начала приятельских отношений Буханкин слишком часто стал называть его дураком и снисходительно смеяться. Боря терпел почти неделю, потом терпеть перестал.

Друг № 2, некто Цыпа, был тоже уфологом, но начинающим, не успевшим еще как следует закалиться в горниле бешеных внеземных страстей. Они с Буханкиным отправились в одну из экспедиций в урочище Холуи, но вернулись очень быстро, буквально через день. Детали этого великого похода доподлинно неизвестны, однако из урочища друзья-уфологи вышли с некими повреждениями на лицах. Видимо, между ними возник научный спор, в ходе которого ребята пустили в ход не только и даже не столько академические аргументы.

Последний друг Буханкина продержался гораздо дольше, практически месяц. Дружба закончилась стандартно. Буханкин и друг поспорили о перспективах аппаратного поиска внеземных цивилизаций, Буханкин назвал друга ренегатом и пораженцем и сказал, что ему в уфологическом объединении «Русский Розуэлл» делать нечего. Извольте выйти вон.

Друг Буханкина обладал более продвинутой дюжестью, в возникшей схватке он одержал победу, Буханкин лишился двух зубов и некоторой доли самоуважения. Впрочем, обскуранта и Фому неверующего Буханкин из «Русского Розуэлла» все-таки изгнал с позором.

Вот такие вот обстоятельства.

Так что Буханкин был одинок.

Переносить Буханкина длительное время могли лишь другие такие же шизики: уфологи, охотники на снежного человека, лозоискатели, контактеры с внеземным разумом планеты Зюйст и другие неуемные личности, в прошлую пятницу свалившиеся с Луны.

Буханкинское жилище особой примечательностью не отличалось. Большой частный дом на окраине города, принадлежавший семейству Буханкиных лет сто, не меньше. То ли от этого, то ли от других тектонических сдвигов дом изрядно скосило набок. К этому скошенному боку была приделана небольшая избушка без окон и без дверей.

Буханкин обитал в ней. Видимо, биополе родственников воздействовало на него пагубно.

– Странно, – сказала Тоска по поводу избушки. – Окон нет. Почему, как думаешь?

– Все просто, – ответил я. – Буханкин опасается.

– Чего он опасается?

– Ну как чего? Что Мегатропер – император планеты Зюйст, подмявший под себя большую часть обитаемой Галактики, просканирует его мозг ментальным триггером. Поэтому окон и дверей нет. Не удивлюсь, если он еще и стены фольгой облепил...

Все это я сказал нарочито серьезно. И так же серьезно – я даже не понял, поверила она или нет – Тоска спросила:

– Зачем?

– Что – зачем? – не понял я.

– Зачем ему сканировать мозг Буханкина ментальным триггером? Неужели в нем что-то есть? В мозгу, я имею в виду.

– Вот ты его об этом и спроси, – сказал я.

И дернул за проволоку. Внутри безоконного строения бамкнул колокол.

– И что? – спросила Тоска.

– Ждем-с, – ответил я.

Ждать пришлось недолго, через минуту в потолке строения откинулся люк.

– Лестница сбоку, – послышался негостеприимный голос. – Влезайте...

Я отыскал лестницу, приставил к избушке. По лестницам джентльмены поднимаются первыми – этикет-с, поэтому я первым и полез.

– А зачем нужна фольга? – продолжала любознательничать Тоска.

Я запрыгнул на крышу, протянул Тоске руку.

– Милый друг, – сказал я проникновенно, – сколько раз говорил тебе, что надо читать преимущественно познавательную литературу. На крайний случай фантастику. А ты читаешь только про поцелуи, про принцев да про кронпринцев...

– Не жлобствуй, Куропяткин, а? К тому же про принцев я не читаю уже давно...

– А если не жлобствовать, то каждый уважающий себя спирит и уфолог знает, что фольга не пропускает торсионное излучение[22].

Лепи фольгу на стену – и никакой Мегатропер твой мозг не просканирует.

– Какое еще излучение?

– Хорош болтать, детективы, – буркнул снизу Буханкин, – залезайте уж.

Я спустился в буханкинскую берлогу, помог спуститься Тоске.

Мы огляделись.

– Ого, – сказала Тоска. – Тут целая резиденция...

Я улыбнулся и похлопал по стене. Я оказался прав. Изнутри стены хибары были довольно неаккуратно оклеены фольгой. Так что казалось, будто ты находишься не в жилище человека, а внутри лимонадной банки. И пахло у Буханкина тоже так, по-лимонадному как-то.

Первая вещь, что бросилась мне в глаза после фольги, – широко известный по широко известному же сериалу плакат: накренившееся НЛО над лесом и надпись, уверяющая, что надо только верить, а все остальное срастется. Редкий плакат, но у предводителя «Русского Розуэлла» такой плакат должен наличествовать.

– Ну, Буханкин, – я плюхнулся на койку, – проведи экскурсию, однако...

– Я думал, вы по делу...

– Это и есть по делу, – соврал я. – Нам очень важно составить твой психологический портрет.

– Зачем? – насторожился Буханкин.

– Затем, чтобы определить...

Я не знал, что определить. Выручила Тоска, молодчина:

– Чтобы определить степень твоей виктимологической конвергентности.

Не знаю, что такое «виктимологическая конвергентность», но Буханкина это объяснение удовлетворило. И он провел краткую экскурсию по своему жилищу.

Мы внимали.

Кроме американского полиграфического раритета, в обиталище Буханкина имелось много интересных вещей.

Имелся метеорит, купленный Буханкиным на последние деньги на одном из интернет-аукционов. Метеорит был похож на обычный ноздреватый булыжник, но Буханкин уверил, что это не просто булыжник, а часть взорвавшейся звезды из созвездия Лисички.

Имелся (тоже купленный на последние деньги) сертификат на восемь акров поверхности планеты Меркурий.

– Меркурий ближе всех к Солнцу, – пояснил Буханкин. – Там гигантские залежи гелия-3. Одной чайной ложкой гелия-3 можно весь год отапливать наш город.

Имелся автограф Рея Брэдбери. Его, правда, Буханкин не показал, заявив, что автограф для него слишком ценная ценность и хранится в особом месте. Показывать же кому попало он его не намерен.

Об обширной коллекции специализированной уфологической литературы, видеозаписей с достоверными съемками летающих тарелок и свидетельствами очевидцев, специальных дисков с фантастическими фильмами и говорить нечего. Их было в избытке.

Была картотека, в которую Буханкин скрупулезно заносил все необычные явления, случавшиеся в нашей области и в областях сопредельных.

Был прибор, позволяющий детектировать пришельцев в заданном объеме пространства. Больше всего прибор был похож на вантуз с лампочкой.

– Если лампочка загорается – то вы пришелец, – объявил Буханкин.

Навел этот вантуз сначала на меня, затем на Тоску, лампочка не загорелась, мы оказались самыми кондовыми землянами. Буханкин был разочарован, впрочем, не очень.

Самое почетное место в этой кунсткамере занимало свидетельство РАН об открытии Буханкиным клеща и присвоении этому клещу имени открывателя.

Да, еще был аквариум. С давешним аксолотлем. Аксолотль лениво перебирал своими мерзкими лапками и пучил глаза.

Буханкин устроился в кресле под дипломом, закинул ногу на ногу и с чувством объявил:

– Давно хотел тебе сказать, Куропяткин, – ты профанатор и мракобес! Твои методы отдают серой!

Тоска хмыкнула в кулак.

– И нечего хихикать. – Буханкин был совершенно серьезен. – Ничего смешного. Я собрал тут кое-что...

Буханкин наклонился и извлек из тумбочки папку подозрительного желтого цвета. На обложке папки красовался черный мультяшный кит.

– Тут все про вас, дорогие мои. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Итак, в две тысячи... не будем называть конкретных дат, в две тысячи таком-то году вы организовали псевдоагентство «КиТ», что, видимо, означает Куропяткин и Тоска? Остроумно, весьма остроумно. Только лучше бы вам назвать ваше бюро не «КиТ», а «ТиК». Тик!

Буханкин мелко задрожал и перекосил физиономию как бы в тике.

Тоска фыркнула и скосилась на меня. Я пожал плечами. Подумаешь! Стереотипы мышления.

– И за время своей деятельности вы много чего наворочали! – рассказывал Буханкин. – Масштаб вашей черной практики грандиозен! И большая часть ваших приключений мне известна...

– Послушай, ты, контактер вшивый, – сказал я. – Избавь нас от своей паранойи! Иначе ты меня разозлишь. И я тебя в Интернет вставлю! И еще по морде!

Я был миролюбив, как старик Кофи Анан[4].

Буханкин спрятал желтую папку и достал красную.

– Правильно, – кивнул я, – давай о деле.

– О деле так о деле, – быстренько перестроился Буханкин. – В последние полтора месяца в нашем городе отмечаются необъяснимые явления...

Начало было многообещающим, но не оригинальным.

– Итак, в нашем городе происходит странное. Вообще-то, в нем всегда происходит странное, это потому, что он стоит на разломе геологических платформ, через миллион лет тут будет океан...

– Я слышал, что через миллион лет океан будет в районе Байкала, – сказал я.

– Там тоже, конечно, будет, – заверил Буханкин, – но и здесь... Короче, странности у нас регулярно происходят. И я, как руководитель добровольческого объединения «Русский Розуэлл», должен на эти странности реагировать. Вообще-то, я такой ерундой не занимаюсь, моя организация...

«Как ласкает слух словосочетание «моя организация», – подумал я. – В нем есть что-то масштабное, отдающее площадями и факельными шествиями... Впрочем, отвлекся».

– Моя организация не занимается подобной чепухой, и я не стал подключать ее ресурсы и своих людей к решению этой, больше чем уверен, пустяковой проблемы...

Мы с Тоской переглянулись. Перед нами сидел не мелкий придурок Буханкин, перед нами сидел Гелий Исидорович Буханкин, серьезный руководитель среднего звена, политический деятель областного масштаба. Молодой человек с определенными перспективами.

– Поэтому, чтобы сохранить секретность и не вызывать паники у населения и излишнего ажиотажа, я взялся за расследование персонально, не привлекая к нему возможностей моего объединения. К тому же этому была и другая причина – первое нападение свершилось в отношении моего брата Радия...

«Ну и семейка, – подумал я. – Один Гелий, другой Радий, не хватает сестры Сурьмы и младшенького Дубния[5]. Дубний Исидорович – это мощно».

Буханкин заглянул в папку:

– Первое нападение случилось пятнадцатого июня, почти месяц прошел. Пострадавшим стал мой брат, как я уже говорил. Радий.

Буханкин зачем-то предъявил фотографию брата. Радий на Гелия был не похож.

– Он отправился искать круглую белую гальку для дорожки и заодно взял удочку половить ершей. И на него произошло нападение, – рассказывал Буханкин. – Он уронил в речку ножик и попытался его из воды достать. В результате на руке обнаружилось три укуса.

– Может, это ерши? – предположила Тоска.

– Ерши – не хищная рыба, – сказал Буханкин. – Укусы были достаточно глубокими, но по размерам небольшими. Я измерил их – три миллиметра.

– Не ерши, конечно, – сказал я. – Но, может, тогда щурята?

– Нет, – однозначно ответил Буханкин. – Это никакие не щурята. Все гораздо сложнее...

Буханкин принялся расхаживать по комнате с задумчивым видом.

– И вообще, едва я увидел эти укусы, я сразу понял, что столкнулся с серьезной проблемой. Я понял, что тут не все чисто. И стал собирать информацию. У нас в обществе многие любят рыбу ловить, это способствует здоровью и просветлению духа. И многие рыбаки рассказывают, что ловятся какие-то мелкие рыбешки с зубами. Сантиметра в четыре. Один чувак мелкий в заводи наловил таких рыбок – на целую стаю наткнулся. Так за час три килограмма натаскал, почти ведро целое пластиковое. Он сначала подумал, что это караси такие, притащил их домой, высыпал в таз. Думал кошку накормить, дурила зеленая. А кошка его ждала на крыше. Ну, этот чел пошел пока борщ трескать, а кошка прыгнула от жадности прямо в это корыто, думала хорошенько полакомиться. Пожрать думала.

Буханкин счастливо рассмеялся.

– Они ее сами сожрали. Как кинулись разом, она как заорет. Выскочить успела, впрочем. Так они ее даже на суше сожрали. Подчистую! Сожрали и засохли без воды. А их потом другие кошки сожрали. Круговорот еды в природе. Этот дурень вышел, морда в борще, а на земле один скелетик лежит. Такая вот история.

История была интересная и поучительная, мне понравилась. Правда, я боялся, что Буханкин ее сам только что выдумал. Впрочем, может, и нет.

– Мне удалось также узнать, что покусы случались и раньше. Рыбаков в основном кусали. Одну тетку покусали, она простыни полоскала. Но самих нападающих не видели. Говорили о шустрых рыбках, вот и все. Еще говорили, что рыба ловиться стала хуже. В сети почти ничего не попадается, даже мелочь. На донки рыба перестала брать, одним словом, целый комплекс тревожных сигналов.

– На купающихся нападали? – поинтересовался я.

– Нет вроде... У купающихся я не спрашивал. Но если бы нападали, то, наверное, было бы уже известно. На пляжах народу полно, так что про купающихся не знаю...

– А доказательства? – спросил я. – Какие-нибудь вещественные доказательства есть? Я ведь, Буханкин, пока летающую тарелку не потрогаю, ни за что в нее не поверю.

Буханкин кивнул:

– Законное требование для таких, как вы. И могу на него ответить адекватно. Несколько дней назад мне удалось познакомиться с предметом своих изысканий воочию. Вот.

Буханкин раскидал по койке фотографии. Мы с Тоской принялись их рассматривать.

– Поймал? – спросил я. – Ты их поймал?

– Я не рыбак, – серьезно ответил Буханкин. – Я ученый. Я обратился к этому, у которого кошку сожрали, он поймал мне пять штук. Ну, как вам?

Рыбки. Зеленоватого цвета. Оранжевые брюшки в крупную голубую крапинку. Где-то я видел уже этих рыбок. Неприятные, хотя и небольшие. В пол-ладошки. На одной из фотографий эта ладошка имелась – Буханкин сжимал бока рыбинки, и она открывала густо усаженную мелкими треугольными зубами пасть.

– Какие зубы... – протянула Тоска. – Разве такие рыбки у нас водятся?

– Не водятся, – согласно кивнул Буханкин. – Такие рыбки у нас не водятся, это верно.

Мне стало неприятно. Мне показалось, что я узнал эту рыбку.

Гелий Буханкин торжествующе усмехнулся:

– Я отправил фото в Академию наук, ихтиологам, у меня там связи.

Про связи Буханкин сказал с должным самоуважением. Незаметно я опустил руку в карман и задействовал диктофон наладонника.

Буханкин выдерживал паузу.

– Ну, и кто это? – нетерпеливо спросила Тоска.

Буханкин не отвечал.

– Ну? – спросил я, когда пауза затянулась уже до неприличия.

– Это пираньи, – замогильно сказал Буханкин. – Пираньи.

– Какие пираньи?! – Тоска разглядывала фото. – Ты что, Буханкин? Какие у нас пираньи?

– Непростые пираньи, – ответил Буханкин. – Они похожи на обычных, но несколько отличаются. Удлиненное тело, серповидные плавники.

Буханкин сказал:

– Мне ответили, что, скорее всего, это какой-то доселе неизвестный науке вид. И я его первооткрыватель.

Я мысленно схватился за голову. Акарина Паразитоформес Буханкинус еще куда ни шло, Пираниа Карпозубус Буханкинус – это был все-таки перебор. Если это окажется правдой, Буханкинус загордится окончательно. На последние деньги приобретет очень много бронзы и переплавит ее в памятник самому себе.

– Ихтиологи обещали помочь, – сказал Буханкин. – Сделают генетический анализ, ответят через пару месяцев. Потом еще некоторое время понадобится на внесение изменений в каталоги...

– Буханкин!

– Хорошо, хорошо, к делу. Какие у вас идеи по этому поводу?

Вообще я человек критического восприятия мира. Поэтому я сразу заметил логическую брешь во всей этой буханкинской конструкции. Я даже подумал, а не разыгрывает ли нас этот криптоихтиолог? Может, это он сам себя покусал? Понаставил себе повреждений, а потом... Зачем только все это ему понадобилось?

– Первая моя идея такова. Почему на тебя они напали, а на купающихся неподалеку нет?

Тоска похлопала в ладоши. Но Буханкин был подготовлен ко всему.

– Я думал над этим, – злобно ответил он. – Пока мне делали уколы от бешенства, я анализировал. Анализ – вот инструмент ученого, а уколы весьма обостряют аналитические способности. И вот что я придумал. На меня и на всех остальных нападение было совершено на относительном мелководье. А городской пляж находится в глубоком месте. Берег крутой опять же. Им там просто неудобно держаться – течение слишком быстрое, сносит. И растительности нет, негде спрятаться. Вот ответ. Вот почему на пляжах никого не покусали.

«Неплохая версия, – подумал я. – И скорее всего достоверная».

– У тебя карта есть? – спросил я.

– Карта? Есть. А зачем?

– Доставай карту.

Буханкин полез под тумбочку. Извлек портфель. В портфеле было много разнообразных карт.

– Лучше бы километровку, – сказал я. – Чтобы каждый ручеек был виден...

– Сам знаю, – ответил Буханкин. – Но километровки нет.

Буханкин достал карту, приладил ее на стену. Карта была примечательная, раньше я таких никогда не видел. Реки, дороги, леса, деревеньки, наш город. И в разных местах этой карты были изображены весьма необычные штучки.

Маленькие значки, похожие на летающие тарелки, какими их рисуют дети.

Знаки вопроса в кружочке.

Восклицательные знаки в квадратике.

Весь район был просто испещрен этими маленькими тарелками, знаками вопроса в кружочке и восклицательными знаками в квадратике. Я поразился – никогда не мог подумать, что в нашем районе происходит такое количество контактов с внеземными цивилизациями. А оказывается, происходит.

– Пришельцы среди нас, да, Буханкин? – спросил я.

– Это не так смешно, как может показаться. – Буханкин покраснел. – Но об этом мы потом побеседуем...

– Ну, конечно... Пиранья, – я почесал подбородок, – пиранья обитает в Латинской Америке...

– Угу, – кивнул Буханкин. – Бассейн Амазонии.

Мне стало грустно. Латинская Америка, бассейн Амазонии, вампиры, пиштако, чупакабры, морские свинки... Чего меня туда все тянет, а?

– Я извлечение подготовил, кстати, – сказал Буханкин. – Для тех, кто интересуется.

Он достал из красной папки извлечение и раздал листки мне и Тоске.

В извлечении содержалась информация о пираньях.

Длина их может быть до 23 дюймов, да уж, почти полметра, хорошие рыбки, милые. Наукой изучено более пятидесяти разновидностей, а сколько не изучено – неизвестно. Зубы большие и острые. Треугольной формы. Неприхотливы, выносливы, безжалостны. Стая пираний легко снимает мясо со взрослого быка. Чуют каплю крови за несколько километров в воде. Ну и так далее...

– Обратите внимание на последний пункт, – сказал Буханкин.

Я обратил внимание.

Последний пункт был не очень. Последний пункт обещал веселые перспективы.

– Но ведь пираньи обитают в тропиках, – растерянно сказала Тоска. – В теплой воде...

– Похожие на этих пираньи обитают в высокогорных районах, в озерах с талой водой, – сообщил Буханкин. – При низких температурах.

Тоска посмотрела на меня.

– Ты хочешь сказать, что эти пираньи могут обитать... В нашей реке?

– Ты поразительно догадлива, дорогуша, – ухмыльнулся Буханкин. – И они не могут обитать, как ты изволила выразиться, они уже вполне обитают!

– Я тебе не дорогуша, – отбрила его Тоска. – Называй меня Тоня.

– Ес, мэм, – Буханкин щелкнул пятками. – А эти тварюки плавают в нашей речке. Кстати, я их там и ловил. Когда они на меня набросились. А вообще, если уж вы пришли сюда, ко мне, то мне хотелось бы знать, что вы по этому поводу думаете? А?

Глава 3

КАРАВАЙ ДЛЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ

Тоска поглядела на меня. Я поглядел на метеорит. Небесный булыжник был безмолвен.

Кстати, довольно крупный каменюка, что выдает его вполне земное происхождение. Насколько я знал, метеориты в Интернете продавались по тыще рублей за грамм, так что на приобретение подобной вещицы у Буханкина вряд ли были деньги. А этот звездный посланец, скорее всего, был приискан на щебневом карьере в районе Старого Совхоза. А после приискания Буханкин выварил его в машинном масле и прокалил паяльной лампой. Вот и весь метеорит.

– Вы, господа, – Буханкин обвел нас своим вечно горящим взором, – вы, насколько я понимаю, практики. Вот и дайте несколько практических советов. Ну, раз уж вы вообще влезли в это дело...

– Мы тебе жизнь спасли, между прочим, – сказала Тоска.

Буханкин покривился и бегло осмотрел свои повреждения.

– Если это и на самом деле пираньи, то они могли тебя и совсем сожрать, – подтвердил я. – Один скелет бы остался. А какое к скелету уважение? Скелет не может быть предводителем серьезного научного сообщества.

Этот аргумент убедил Буханкина. Он немного помолчал, затем сказал подобающим значительным голосом:

– Безопасность города под угрозой.

И я увидел. И было мне видение.

Статья «Он спас город» в газете «Вестник речника». С фотографией, само собой, Буханкина. Буханкин в профиль, спасенные и безмерно благодарные мещане на заднем плане.

Передача по местному телевидению под названием «Скромный герой». С участием опять же старшего офицера объединения «Русский Розуэлл».

Вручение губернатором (естественно, при большом стечении народа) медали «За заслуги перед Малым Отечеством». Вручение опять же нашему другу.

Публикация в научном журнале («Наука и жизнь», «Нэйшнл Джиографик»... Буханкин еще не определился).

Кандидатская диссертация. Это, конечно, в будущем. Но вполне обозримом.

В будущем не совсем обозримом виделись Буханкину улица его имени в родном городе, площадь (тоже отнюдь не безымянная), а на площади скромный монумент (про него я уже говорил). Он, Буханкин, в бронзе. Кольчуга, крылатый шлем, в руках меч. Буханкин смотрит вдаль и думает о судьбах. Руководство произносит речи, молодожены возлагают цветы к подножию. Красота.

Все это (с большой долей вероятности) нарисовалось в воспаленном воображении Буханкина. И для того чтобы все это приобрело признак реальности, надо-то было всего ничего.

Разгадать загадку пираний.

– Безопасность города под угрозой, – повторил Буханкин все так же пафосно. – Между злобными тварями и беззащитными гражданами, женщинами, стариками, детьми – стоим мы!

– Это точно, – покивал я. – Мы на страже всегда. Ловцы, так сказать, в овсе...

Тоска не поняла, эрудированный Буханкин мелко и гадко захихикал.

– Теперь изложу план действий. – Я снял с полки метеорит и принялся его подкидывать. – И настоятельно прошу меня не перебивать. Перебитый я грозен, правда, Тоска?

– Точно, – подтвердила моя компаньонка.

– Осторожнее с артефактом! – пискнул Буханкин.

– Это не артефакт, – поправил я. – Артефакт – это продукт культуры, а это просто камень...

– Неважно, – сказал Буханкин. – Излагай план...

– Значит, действовать будем так, – сказал я. – Для начала примем как непреложную истину то, что в нашей реке завелись пираньи. И, судя по наблюдениям нашего проницательнейшего друга Буханкина, эти пираньи растут. За наблюдаемый период времени они увеличились в два раза. Приспособились, значит, к нашим условиям. Задача такова – установить очаг распространения инфекц... то есть пираний. Установить, а затем локализовать. Для этого предлагаю провести следующие оперативно-розыскные мероприятия. Во-первых, надо проверить рыбозавод...

– Какой рыбозавод? – удивился Буханкин.

– В нашем городе есть рыбозавод. Где разводить пираний, как не на рыбозаводе?

– С какой целью? – сразу же спросил Буханкин.

– В мотивировке будем потом разбираться. Главное – проверить. Итак, рыбозавод – объект номер один. Объект номер два – вернее, субъект номер два – рыбак Селиванов.

– Зачем? – посмотрела на меня Тоска.

– Он же псих, – сразу же сказал Буханкин. – Самый настоящий псих, самый закоренелый! У него жуткая мания! Он ловит рыбу и выпускает ее назад, в реку. Ловит и выпускает. А крупным экземплярам ставит метки с проклятиями...

– С проклятиями? – удивилась Тоска.

– Угу. Берет консервные банки и разрезает их на полоски. А на этих полосках гравером пишет: «Если ты поймал этого голавля, выпусти немедленно! Или будешь проклят проклятием Черной Варвары!» И эти полоски в жабры вставляет. Каждого налима в реке знает в лицо. В морду то есть... Он даже в Новый год на рыбалку ходит...

– На Новый год ходит, а почти две недели у реки его не видно, – вставила Тоска. – Мне брат сказал.

– Может, заболел, – предположил я.

– Психи не болеют, – заявил Буханкин безапелляционно. – Только зачем его опрашивать?

– Психи как раз наиболее чувствительны к разным необычностям, – сказал я. – Так что с ним поговорить стоит. К тому же раз он каждую рыбу персонально знает, то наверняка в курсе...

– Я к психу не пойду! – немедленно заявил Буханкин. – Я психов просто не переношу...

Я хотел сказать, что если Буханкин не переносит психов, то как тогда он умудряется быть предводителем целой психической банды. Но взял себя в руки, успокоился.

– Я к психу не пойду, – повторил Буханкин. – Психоз заразен...

– Я схожу, – сказала Тоска. – Мне не в лом.

– Правильно! – обрадовался Буханкин. – Иди. Тебе все равно нечего терять...

– Я поговорю с этим психорыбаком, только где его искать?

– Если он не на реке, то, скорее всего, на базаре. К тому же завтра суббота, базарный день. Там будут рыбу продавать, а он как раз там все инспектировать будет...

– Отлично, – сказал я. – Выяснишь у него, не заметил ли он чего-нибудь странного... Короче, чего мне тебя учить, ты и сама это все прекрасно знаешь. Работай.

– А он не того? – Тоска покачала головой. – Не бросается?

– Он тих, как младенец, – заверил Буханкин. – Мухи не обидит.

И улыбнулся так мило-мило. Я о рыбаке Селиванове имел несколько иную информацию. Но Тоска девочка непростая, справится.

– Я могу дать тебе Обсидиановый Амулет, – предложил Буханкин. – Достаточно разогреть его в ладонях, и он образует вокруг тебя усиленную энергетическую матрицу...

– Как-нибудь обойдусь, – отказалась Тоска. – Своими силами...

– Вот и хорошо. Теперь ты, Буханкин. Тебе выпала, конечно же, самая тяжелая часть миссии. Оперативная работа.

Буханкин мужественно кивнул. Трудности его явно не пугали. Ценное качество.

– Тебе предстоит пройти по реке вот отсюда...

Я указал на карте, откуда именно.

– Отсюда до Варковского моста. Или даже чуть дальше. Будешь потихонечку опрашивать всех местных рыбаков. Интересоваться, что они видели, нет ли чего необычного...

– А почему только до Варковского моста?

– Потому что дальше моста никто рыбу не ловит. Выспроси про все неожиданные случаи, про все необычное. Впрочем, чего мне тебя учить, ты же человек опытный. Так вот. Подытоживаю. Я работаю по рыбозаводу, Антонина по рыбаку Селиванову, Гелий по всем остальным рыбакам.

– Не получится, – Буханкин выразил скепсис. – Какой-то глупый план. Время только зря потеряем.

– Не исключено, – кивнул я. – Но мне кажется, мы все-таки получим кое-какую полезную информацию. К тому же альтернативы нет. Завтра вечером, после девятнадцати часов вы доложите мне о результатах.

– Я завтра занят, – тут же сказал Буханкин.

– Каравай печешь? – спросил я.

– Какой еще каравай?

– Ну, хлеб-соль для встречи пришельцев с Веги...

Буханкин принялся обиженно сворачивать карту.

– Тем не менее тебе придется завтра поднапрячься, – сказал я уже строже.

– Почему это?! – Буханкин зачем-то сунул карту мне.

– Видишь ли, милый Буханкин, – вкрадчивым голосом промурлыкал я, – дело не так просто, как казалось мне раньше.

– И почему же оно не так просто, как казалось раньше?

– Потому. Потому что есть кое-что, о чем ты не знаешь...

– Ну?

– Ситуация усугубляется тем, – продолжал я, – что в августе в нашем городе будет проводиться всероссийский подростковый инструктивный спортивно-оздоровительный слет. В программу входит всевозможное оздоровление, соревнования по баскетболу, пляжному волейболу, велоспорту, много еще чего. В том числе и массовый заплыв на пятьсот метров. Вот так, господа мои хорошие.

– А где у нас тут пятьсот метров найдешь? – спросила Тоска. – У нас от силы метров пятьдесят, речка-то неширокая...

– АРЗ, – сказал я.

– Чего? – спросили разом Тоска и Буханкин.

– Авторемонтный завод, – объяснил я. – Там водозабор и плотина, река разливается почти на двести метров. И как раз не очень глубоко. Метра два – максимум. Соревнования будут проводить там. К августу наши рыбки могут достигнуть кондиций. Растут они, насколько я понимаю, быстро. А если на самом деле окажется, что это неизвестный науке вид пираний, то мы не можем знать, каких размеров они могут достигнуть. Может, метр. А может, больше...

– Это вряд ли, – вмешался Буханкин, – до метра они не дорастут – кормовая база не та. Но до метра и не нужно, пираньи размером в ладонь – это уже смерть. Они многочисленностью берут...

– Я все-таки обрисую живописную картину, – снова сказал я. – Пятьдесят юных спортсменов с радостным индейским гиком по звуку стартового пистолета несутся к воде. Прыгают в реку. Отплывают от берега метров на пятьдесят...

– Погодите-ка, – перебила меня Тоска. – Я по телику видела, как один тип купался прямо среди пираний. Они же, кажется, на кровь реагируют. Если в воде не будет крови...

Я остановил Тоску неумолимым движением руки.

– Пиранья по чувствительности близка к акуле, – сказал я, – если верить информации Буханкина опять же. А акула слышит каплю крови за шесть километров. Кто сможет поручиться, что у всех этих пловцов не будет ни одного пореза, ни одной царапины, ни одного разбитого накануне носа?

Как говорится, повисла драматическая тишина.

– Таковы вкратце наши обстоятельства.

Я скромно поклонился.

Буханкин был немножко недоволен, трагический финал он, видимо, хотел оставить для себя.

– Может, к властям обратимся? – сказала Тоска. – В мэрию? Или в газету?

Предложение обратиться в мэрию было отвергнуто Буханкиным с крайним негодованием. Он даже выступил с краткой речью, в которой довел до нашего сведения, что каждый уважающий себя уфолог является последовательным противником системы, то есть государства во всех его проявлениях. И ни при каких обстоятельствах никакой уфолог (тут Буханкин даже топнул ногой) не пойдет с поклоном. Никуда. Только своими силами.

Примерно так сказал Буханкин.

Я был с ним отчасти согласен.

– К тому же обращение к властям будет бесполезно, – сказал я. – Слишком много всего уже задействовано, в том числе и денег. На другом берегу реки реконструируются два корпуса, спортзал и несколько баскетбольных и теннисных площадок. Инвесторы из Москвы приехали, так что ничего назад уже не завертится, только вперед.

– К тому же я – умеренный анархо-синдикалист, – загадочно сказал Буханкин. – Я не пойду на сговор с властями.

Я, конечно, подозревал, что дело тут не столько в последовательном противостоянии системе, я подозревал, что Буханкин хочет просто заграбастать себе всю славу. Не хочет делить пьедестал почета ни с каким мэром-пэром.

Человек слаб.

– Теперь о формальностях, – сказал я. – Надо избрать руководителя проекта...

Да, да, да, человек слаб.

Глава 4

ОТЧЕТ ТОСКИ

Разумеется, я ни на какой рыбозавод не поехал. У нас на рыбозаводе втихаря фасуют черную икру, так что там вряд ли кто-нибудь станет заниматься таким рискованным делом, как разведение пираний. Бизнес любит тишину, так что пираньи им не нужны. Поэтому я с чистым сердцем поспал на диване, проснулся в семнадцать, в семнадцать сорок три проверил почтовый бокс. Реклама горящих туров, письмо одного приятеля, рассылка «Промышленное водогрейное оборудование», не знаю, каким образом я на нее подписался, видно, не в себе был.

Отчет Тоски. Или отчет от Тоски.

Старушка Тоска не оставила давнишней мечты стать писательницей и писала при любой возможности, пространно, много, охотно. Иногда у нее даже кое-что получалось. Правда, мне Тоска свои упражнения не показывала, но иногда в местной периодике и на областных литературных порталах я встречал ее произведения. Не скажу, чтобы творчество Тоски меня восхищало. Нынче она работала в каком-то экстра-минималистском жанре, он мне вообще не нравился. Рассказ в полстраницы, миниатюра в три предложения, не люблю я такой литературы. И все про разную духовность. Отставной артист балета путешествует в Санкт-Петербург в плацкартном вагоне и ищет в себе бодхисатву[6]. Девушка с филологического факультета влюбилась в глухонемого водопроводчика. Юноша из музыкальной школы влюбился в деревянную статую из Третьяковской галереи. Ну и все вроде такого, все в том же духе.

Но я опять отвлекся. Отчет Тоски занимал шесть страниц плотного текста, что для Тоски было весьма много, практически «Война и мир».

И я привожу этот отчет целиком. Ну, почти целиком – начало, в котором она объясняла, почему не смогла представить отчет лично (маленький семейный конфликт), я опускаю.

Отчет Тоски.

«Я редко хожу на базар. В прошлом году пошла. Там один старичок торгует интересными подержанными книжками. Я хотела купить у него что-нибудь из поэтической библиотеки. Купила книжку Гоголя. Не знаю почему, я вдруг увидела ее среди томиков поэтов Серебряного века. Старичок просил за нее всего пять рублей, и я ее взяла и купила. А когда пришла домой и стала читать, то в самой середине обнаружила весьма странную запись. Там было написано: «Толик умер». И мне почему-то от этого стало так грустно, что я расстроилась. А потом подумала, что хорошо бы написать про это статью. В книге был штамп на семнадцатой странице. И номер библиотеки был, и номер школы.

Я пошла в школу и стала выяснять, кто такой Толик. Оказалось, что в школе за всю ее историю училось двадцать два Толика. Причем два Толика прямо из выпускного класса ушли на войну и пропали без вести. Мне стало еще грустнее, и я не стала расследовать это дело. И статью писать тоже передумала...

Базар я не люблю, но если надо, значит, надо. Я достала из шкафа тяжелый джинсовый комбинезон, натянула старенькие кеды. Вот и вся подготовка.

До базара добралась на автобусе.

На базаре было, как всегда, много народу, все толкались туда-сюда и чем-то торговали. Мне не нужны были тапки, диски и зонтики, я обогнула вещевые ряды с вьетнамцами и вышла туда, где люди торгуют плодами своего непосильного труда.

Тут продавали много интересного. Красный лук-сеянец, прополис, пчелиные лапки и мед, лапотки, сало, капусту-кольраби и красную картошку из Мордовии. Мне предложили также приобрести жареной лещины, я не отказалась.

Рыбаки всегда стояли последними, их прогоняли, чтобы запах не мешал остальной торговле. Первое, что я увидела в рядах, – связку вяленых пираний. Не щуки, не лещи и не судак – пираньи. Продавал их довольно неопрятного вида мужчина в промасленной тельняшке. Я спросила, чем он торгует, он ответил мне, что это лещевидный барбус. Будто бы с рыбзавода произошла утечка и теперь в нашей реке живет эта благородная рыба, которая неожиданно удивительно быстро акклиматизировалась в наших условиях. Соврал человек в тельняшке, никакой это был не лещевидный барбус, это были самые обычные пираньи, я их узнала.

Я спросила еще:

– А почему у лещевидного барбуса такие саблевидные зубы?

Продавец ответил вульгарно, в духе Красной Шапочки.

– У лещевидного барбуса не бывает зубов, – сказала я.

Я не знала этого наверное, но была уверена, что так оно и есть.

– Зато вкусные, – ответил продавец. – И костей мало, одно мясо.

Чтобы не привлекать внимание, я не стала покупать этих пираний.

Другие продавцы принялись мне тоже навязывать свой товар. Так что мне даже пришлось купить двухкилограммовую щуку. Кстати, Феликс, а ты умеешь делать что-нибудь из щуки? Я слышала, щук как-то фаршируют...

Впрочем, я купила щуку не совсем зря, я спросила, а почему нет рыбака Селиванова. Продавец щуки мне ответил, что рыбак Селиванов заболел и никто его уже давно не видел. Не исключено, что он даже и умер ненадолго.

Я купила еще вяленой плотвы, и этот рыбак назвал мне адрес Селиванова. А напоследок еще сказал по секрету, что Селиванов рехнулся окончательно. Что-то там у себя строит дома непонятное, ветряк, и никого не подпускает ближе чем на двадцать метров, ружьем грозится.

Как оказалось, рыбак Селиванов жил даже не в городе, а в районе маслозавода. Это было довольно далеко, так что пришлось мне ждать автобуса и путешествовать в компании с запасливыми старушками и скопидомными старичками. Одна старушка почему-то предложила мне помидор. Мне стало стыдно, но помидор я взяла. И спросила ее о рыбаке Селиванове.

Она его прекрасно знала. Отец Селиванова тоже был рыбаком. Раньше река была шире и в нее даже белуга заходила, а сейчас никакой рыбы нет. Только вот отец Селиванова был не просто рыбак, а суперрыбак. Он мог поймать рыбу даже голыми руками, просто нырял в омут, а всплывал уже с сомом. Или с налимом. Этих налимов он сапогом ловил. Брал сапог, шагал к реке и прятал на ночь сапог в нужном месте. А утром доставал из сапога налима и жарил налимью печень с луком.

И всех соседей кормил рыбой. Дом себе построил, а за домом поставил журавель для колодца.

И Селиванов тоже стал таким. Много рыбы ловил. Везде мог наловить, если в воде была хоть какая-то рыба, то Селиванов ее ловил.

А потом стали замечать, что Селиванов стал потихоньку спрыгивать с катушек. Стал разговаривать с рыбами, какие-то клички им придумывал. И на самом деле вставлял в их жабры жестяные таблички с проклятиями и ругательствами. А в прошлом году он построил плавучий дом. Не плот, а именно плавучий дом. И в этом доме сплавился до самой Волги. По пути ловил рыбу, ел ее в сыром виде, а как добрался до Волги, так попал под теплоход. А в этом году ему стало еще хуже.

– Ты, дочка, не ходи к нему, – посоветовала бабушка. – Нечего к нему ходить, он с ума совсем сошел.

– Опасен? – спросила я.

– Нет, что ты, он как отец, смирный совсем. Но напугать может. Одна женщина пошла к нему рыбки попросить – так он на нее откуда-то с крыши прыгнул вниз головой. Дурачок. И яму выкопал в огороде. А в яму сома запустил, и сома этого кормит кошками, которых в округе ловит. Лучше к нему не ходить.

Я заверила бабушку, что никогда не пойду к Селиванову. Ну и, конечно, сразу же к нему пошла.

Селиванов жил в местечке, которое называлось Заречье, я переправилась по понтону на другой берег. Там огляделась в поисках прибежища зареченского затворника. Отыскать Селиванова было легко. По переделанному ветряку. По красивым, крашенным золотой краской воротам. Ворота сияли на солнце и даже слепили. В воротах имелась открытая дверь, видимо, лодыри опасались Селиванова и заглядывали к нему нечасто.

Я же к Селиванову заглянула.

Дом ничего оригинального собой не представлял. Немного удивили обмазанные глиной стены, с вмонтированными в эту глину потускневшими от времени блеснами. От этого казалось, что дом покрыт чешуей. Впрочем, так, наверное, и должно было быть – изба рыбака, что поделаешь.

А вообще дом был небольшой. Унитаз-компакт. Справа от дома большое водное пространство, видимо, как раз тот пруд. В котором, по уверениям старушки, жил кошкоядный сом.

Хозяина всего этого видно не было, по поверхности пруда шли круги, наверное, сом подкарауливал свою очередную добычу. Не сдержав любопытства, я подошла к воде. И тут на меня сверху капнуло. Я посмотрела.

Прямо у меня над головой маячил мужчина в джинсах. Мужчина был подвешен. К его ногам крепилась оранжевая лонжа, один конец которой был приделан к мачте ветряка, другой – к верхушке высоченного колодезного журавля. Лонжа была закреплена достаточно свободно – мужчина болтался с широкой амплитудой. В разные стороны от него разлетались капли воды, видимо, совсем недавно он то ли помылся, то ли в баню сходил. И судя по всему, мужчина был вполне добровольно подвешен – он широко, совсем по-гагарински, улыбался.

– Привет, – сказал Селиванов.

– Привет, – ответила я. – А вы что там делаете?

– Вишу, – ответил Селиванов.

– Зачем?

– А вот смотри.

Селиванов нырнул вниз, схватился руками за автопокрышку от грузовика. Уперся в нее ногами, перевернулся на спину и стал подтягивать к себе журавель. Противовес с рельсами уходил в небо. То, что произошло в следующее мгновение, удивило меня до глубины души.

Подтянув журавель почти до груди, Селиванов резко его отпустил. Противовесы ухнули вниз, лонжа натянулась, Селиванова выдернуло в небо. Он взлетел метров на восемь, кувыркнулся в воздухе и со скоростью пикирующего бомбардировщика обрушился в пруд.

Журавель распрямился снова и выдернул из воды Селиванова. В руках Селиванова упруго билась толстая рыбина.

Цирк. Водная акробатика. Впрочем, чего я только не навидалась в последнее время. С Куропяткиным поведешься, еще и не такое встретишь, он всякую ерунду притягивает почти что как магнит...

Селиванов еще немного покувыркался в воздухе, затем с помощью некрасивых телодвижений вернулся на землю. Отцепился от лонжи и направился ко мне. С виду Селиванов был вполне нормальный мужчина, с открытым и добрым лицом, похожий на нашего учителя ОБЖ. И весь в крупной рыбьей чешуе.

Селиванов улыбнуся и протянул мне рыбу.

– Это толстолобик, – Селиванов ткнул мне толстолобиком чуть ли не в лоб.

– Я хотела спросить...

– Мой отец так не мог, – Селиванов кивнул на ветряк и журавель. – Но зато у него была выдра.

– Какая выдра?

– Ручная. Он ее привязывал на веревку и запускал в реку, а она ловила ему рыбу. Я тоже хотел выдру приучить, но у меня они почему-то умирают. И река наша умирает...

Я заинтересовалась и спросила, почему он так думает. Селиванов погладил толстолобика по голове. Толстолобик грозно пискнул.

– Трава в воде стала расти, – сказал он. – Стрелолист и элодея канадская, я даже в справочнике посмотрел. И все ими заросло, стрелолистом и элодеей канадской, никакого места не осталось, развернуться негде. Поэтому река стала мелеть и заполняться песком. Я пробовал косить водоросли...

Да, с головой у Селиванова было не все в порядке. Упражнения с колодезным журавлем еще куда ни шло, я видела по телику, как индейцы еще не такое выделывают. Но косить водоросли... Это впечатляет. Может, он из них еще сено делал? Чтобы кормить морских коров.

– Я выкосил почти километр, – сказал Селиванов, – но они разрастались так быстро, что я не успевал за ними совсем... Тогда я понял, в чем спасение нашей реки. В чем спасение обитателей нашей реки! Спасение в толстолобиках!

Селиванов пророчески поднял палец, я бы даже сказала, что он не поднял его, но воздел.

– В толстолобиках спасение! Толстолобик – очень неприхотливая рыба и питается одной травой! Она съест всю траву! Травы не останется! Останется один толстолобик! А как вкусен толстолобик! Вы пробовали толстолобика?

Я испугалась, что сейчас мне будет предложен толстолобик в сыром виде, или в виде суши, или, может быть, даже кровь толстолобика – известное таиландское блюдо. Но Селиванов только добро улыбнулся. Он прижался щекой к своей рыбине, закрыл глаза.

– Толстолобик вкусен с гречневой кашей и сметаной, толстолобик вкусен с боровиками... – рассказывал Селиванов. – Я много ловил рыб местных вод, но теперь вижу, что глубоко ошибался...

– Вы знаете, в последнее время в реке появились странные рыбки, – сказала я. – Их довольно много...

– Я же говорю, это толстолобики, – улыбался Селиванов. – Я все время их тут развожу, в этом пруду развожу и выпускаю, развожу и выпускаю...

Селиванов прижал рыбину к груди. Затем швырнул ее в свой бочаг.

– Надо мной смеются люди, но это они зря совсем. Через десять лет все зарастет травой. Река остановится и превратится в болото. Исчезнет вода в колодцах, начнут засыхать леса. Только толстолобик спасет нас, только толстолобик очистит воды.

– Там пираньи в речке, – сказала я.

– Там толстолобики, только толстолобики. Маленькие, беззащитные толстолобики...

Тут я поняла, что Селиванов и в самом деле рехнулся. И никакого толка от него не будет. На всякий случай я его сфотографировала, после чего удалилась.

Фотографии прилагаются».

Фотографии на самом деле прилагались во вложенном файле. Рыбак Селиванов не был похож на человека, способного наводнить воды мелкими смертоносными тварями. Рыбак Селиванов был похож на обычного скучного городского дурачка. Каких много.

Ничего демонического.

Глава 5

ОТЧЕТ БУХАНКИНА

Буханкин тоже прислал мне отчет.

Я не очень на это надеялся. Честно говоря, я думал, Буханкин окажется дрянным агентом. Или просто поленится. Эти искатели затерянных цивилизаций на поверку всегда оказываются слабаками, бездельниками и неудачниками.

Но я ошибся.

Как ни странно, Буханкин скрупулезно выполнил возложенное на него поручение. И, что оказалось еще более странным, именно благодаря отчету Буханкина нам удалось сделать выводы, которые в конце концов привели к разрешению этого дела.

Правда, воспользовался он не электронной почтой, видимо, цифровым сетям Буханкин не доверял, считая, что система за ним следит недреманным оком. Вечером мне позвонили и назначили встречу у подъезда. Сказали, что от Буханкина. Загадочно так сказали, мистически как-то. Готическим голосом.

Я слегка насторожился, но на встречу пошел. Захватил на всякий случай томагавк и газовый баллончик – а вдруг с собакой кто подвалит?

Но собак не было. У моего подъезда маялся здоровенный парниша в черном кожаном плаще. В кожаной шляпе. В сапогах. А на дворе лето, хоть и вечер. Я как-то сразу догадался, что это и есть посланец Буханкина. Парниша тоже меня узнал. Протянул мне пакет. Даже с сургучными печатями пакет, старомодный такой.

– От Держателя, – прокомментировал это действие посланец и тут же, не прощаясь, удалился.

Я чего-нибудь подобного ожидал. Правда, я думал, что все будет несколько более драматично. Черная стрела в ставень, тренированный голубь с письмом под крылышком, булыжник, обмотанный газетой.

Но был Посланец. От Держателя. Оказывается, Буханкин был еще и держателем.

В пакете обнаружился отчет. Отчет был выдающимся. Посему привожу его полностью. Без купюр, без редакции, лишь с небольшими поясняющими комментариями и примечаниями. Мощное чтение, особенно на ночь. Куда там жалким литературным потугам моей подруги Тоски.

Итак, отчет.

«Ущербный лик Астарты скрылся в кустах, утро было солнечным, но прохладным, спутник Геи вошел в новую фазу, естественный теллурический фон треть от нормы. По небу шли кучевые облака, похожие на белые нежные барашки. Ветер пах клевером и свежескошенными травами. Надев черные трусы, я вошел под душ и стремительно довел температуру воды до десяти градусов – нет лучше ледяной воды для утреннего энергозаряда в черных трусах. После душа я выпил кофе со сливками и отправился на реку, имея в кармане кристалл космического льда для укрепления духа. Велосипед стремительно нес меня по ровной дороге среди прекрасных полей. Воздух был опьяняюще свеж, так что даже кружилась голова, несмотря на то что дух мой был непреклонен и благоприятствующий мне Марс вошел в фазу Влияния.

Моя задача заключалась в том, чтобы пройти по правому берегу от города до Варковского моста и опросить под видом интересации всех рыбаков. Затем вернуться обратно и снова опросить рыбаков, только уже по другому берегу.

Я несся на своем быстроходном велосипеде среди тучных полей, рассекая лицом утренний воздух, дух замирал от дикой скорости, мне два раза встретились бородатые старики, что можно было воспринять как хороший знак. Периферическим зрением я автоматически искал на полях силлурические круги, оставленные внепланетными объектами, но в этот раз их не было. Круги часто появляются на пшенице, а тут была посеяна трава тимофеевка, овес или другие озимые культуры.

Буквально вчера конгрегат старших офицеров клуба «РР», опасаясь очередной гнусной провокации, умолял меня взять с собой на задание двух преданных делу бойцов, но я, разумеется, отказался, как обычно положившись на крепость рук.

К тому же звезды сегодня мне благоволили. На случай непредвиденных обстоятельств я имел в кармане Диск Воздействия, а на шее Амулет Блистающего Обсидиана, он же Обсидиановый Амулет. Для усиления энергоизоляции я надел высокие отцовские резиновые сапоги-бродни.

Около восьми часов утра мое путешествие благополучно завершилось, и передо мной раскинулась широкая и статная река, величаво катившая свои хрустальные воды в сторону затерянной в густых лесах Гипербореи. Величественная река была еще в белом, как густая вата, тумане, рыбаков было не видно, лишь кудрявые ракиты[7] склонили над тесниной свои головы.

Однако рыбаки в тумане были, я чувствовал их через белесую завесу, как летучая мышь чувствует свою несчастную жертву. Очень скоро опасения мои подтвердились, и я встретил двух пожилых рыбаков, один из которых опять был с бородой. Это были почтенные люди, они удили рыбу бамбуковыми удочками, а бамбук, как известно, прекрасный проводник космической энергии.

Я спросил их о нашем предмете, то есть о пираньях обыкновенных. Рыбаки ответили, что ни про каких пираний они ничего не слышали, они ловят исключительно густеру, которая по вкусовым качествам превосходит всю остальную рыбу... Далее их рассказ был неинтересен.

Я продолжил путь по покрытому алмазной росой берегу. Трава приятно холодила мои босые ноги[8], грудь вздымалась от чистого, пахнущего озоном воздуха. За излучиной, сразу напротив руин старой насосной станции, возле которых периодически отмечалась экзоплазматическая активность, я увидел рыбака в резиновой лодке. Осторожно подошел и спросил про пираний. Рыбак сказал, что он ловит бортовыми удочками, за сегодняшнее утро им не отмечено ни одной поклевки, что крайне необычно для этих уловистых мест. И вообще рыбы стало гораздо меньше. Рыбак связал это с активностью строителей в соседней области, которые возводят Буйдаковскую АЭС.

Я для виду согласился, хотя это в высшей степени невежественное и профанское мнение. Никакая АЭС в соседней области не строится, хотя правительство не жалеет средств для убеждения широкой общественности в обратном. На самом деле строительство АЭС маскирует возведение восьмого атмосферного сепаратора, задачей которого является извлечение из воздуха и сгущение гелия-3. Данное строительство может поставить под угрозу существование человечества, впрочем, всем на это плевать...

Я вежливо попрощался с рыбаком и продолжил инспекционный поход, и очень скоро в районе впадения в реку безымянного ручья вновь обнаружились любители уженья. На вопрос, ловились ли в этом месте пираньи, рыбаки ответили нецензурным отказом. Я воздействовал на них Диском Воздействия, впрочем, тщетно – космическая энергия не проникла в их закостеневшие в обыденности души. Тогда я предпринял следующее... (тщательно замазано чернилами)... не догнали.

Следующая группа рыбаков была обнаружена мною в районе старых бон, где обычно женщины стирают свое грязное белье. Это были подростки лет восьми. Они ловили рыбу. На интересующий вопрос показали следующее. Сами они пираний не видели, но некто Илья Дубоссаров девяти лет три дня назад в этом самом месте выудил странную рыбу, и она его до крови покусала. Адреса Ильи Дубоссарова ребята указать не смогли, но ответили, что вчера он все равно уехал в лагерь.

Возле третьих песков было все спокойно, и это несмотря на то, что в январе патруль «Русского Розуэлла» отметил здесь неоднократное появление объекта «двойной тороид», что указывает на... (тщательно замазано чернилами). Вода была угольно-черная, песок кроваво-красного цвета, неграмотные местные жители этого пугаются, в то время как человек с научным мышлением знает, что это всего лишь от железа в почве. На пляже сидел человек с донками, но без бороды, зато в длинных сапогах, что меня насторожило. Зачем человеку такие прочные резиновые сапоги? Не для того ли, чтобы оградить себя от очищающего влияния светлых подземных токов? Не для того ли, чтобы вступить в подпитку темной кю-энергией?

Впрочем, поборов подозрительность, я подошел к рыбаку, поприветствовал и с ходу ошарашил хитроумным вопросом – как сегодня клюют пираньи?

Человек с донками сказал, что не знает, что такое пираньи, но я ему не поверил. И после продолжительной беседы подозрения мои оформились. Я установил, что на прошлой неделе в обычном улове этого искусного рыболова присутствовала неидентифицируемая особь. Причем не одна, а в количестве четырнадцати штук. По описанию подходящая под пиранью. По своей невежественности рыбак решил, что это особая разновидность окуня. И заявил, что вкусовые качества рыбы его вполне удовлетворили, в жареном виде она была похожа на леща, в будущем он надеется поймать еще таких рыб.

После того как я посетил третьи пески, было часов десять с небольшим, солнце взошло окончательно и залило землю своими живительными лучами. Я измерил его активность с помощью экспонометра и пришел к выводу, что она больше вчерашней, что, возможно, связано с дрейфом большого пятна. Я позвонил Гюйгенсу, и он подтвердил мои эмпирические наблюдения, напомнив, что сегодня день магнитных бурь, в которые люди с чувствительной космической организацией могут страдать.

С третьих песков и до Варковского моста рыбаков не было, впрочем, берег там покрыт густым кустарником, спускающимся к самой воде, так что ловить рыбу было совсем несподручно.

Варковский мост выплыл из тумана, как «Титаник»[9]. Это было старое, прогнившее насквозь деревянное строение, не утратившее, впрочем, остатков былого архитектурного величия. Река струила свои воды сквозь летящие балки свай, наросшие на них водоросли были похожи на локоны русалок, казалось, само время остановилось в этом месте и заснуло, убаюканное мерным журчанием вод.

Здесь мне повезло больше. На мосту сидел молодой человек, по всем атрибутивным признакам механизатор, возможно даже дояр. Механизатор-дояр воспринял меня радостно и предложил закурить сигареты без фильтра. Я отказался, поскольку давно доказано, что регулярное курение разрушает фокусировку энергосимулякра, что может привести к нарушению циркуляции внутренних токов. Минздрав предупреждает совсем не зря, правда, мракобесная идея о вреде курения физическому здоровью у лиц с научным складом ума вызывает лишь смех.

Механизатор приманивал голавлей коркой хлеба, пропитанной конопляным маслом. Мой интерес к пираньям вызвал благодарную ответную реакцию, дояр откровенно рассказал мне, что третьего дня он рыбачил с моста после утренней дойки (моя интуитивная догадка была верна). В ходе ловли ему удалось подсечь средней размерности голавля, однако в процессе вываживания на голавля было совершено нападение неизвестной, но очень хищной стаи мелких, размером с ладонь, рыб.

В результате этого происшествия дояру удалось вытащить из воды лишь скелет с плавниками и смятым плавательным пузырем. Озадаченный механизатор был парень не промах, сносить удары судьбы не привык, не сходя с места он поклялся отомстить коварному и неизвестному врагу. Фатум послал в его мозолистые десницы орудие возмездия в виде продуктов питания – у дояра с собой был сэндвич с луком и колбасой пригородной колбасной артели. Проявив недюжинную смекалку и сметку, дояр нарезал колбасу равнобедренными кубиками и эти кубики стал наживлять в качестве наживки.

Результат не заставил себя ждать – совершилась долгожданная поклевка, и сэндвич... то есть дояр выудил из воды своих обидчиков.

Судя по взволнованным описаниям виртуоза машинного доения, рыбы как две капли воды походили на пираний, которых дояру доводилось доить... то есть ловить в то время, когда он ходил с торговым флотом к берегам далекой и загадочной Аргентины.

По свидетельствам дояра, слухи о распространении в доселе мирных водах кровожадных пираний доходили до него и на прошлой неделе. В частности, сезонный скотник колхоза «Трудовая доблесть» Парамон Шпигель, культурно отдыхая на берегу реки в вечер получения денежного содержания, устал, разморенный вечерним солнцем. По роковой случайности берег, на котором релаксировал доблестный отдыхающий, подмыла быстрая волна. Парамон Шпигель скатился вниз и, не приходя в сознание, уронил в воду кисть правой руки. И чуть ее не лишился, а если быть совсем достоверным, лишился двух пальцев. Трудоспособность его теперь здорово ограничена.

Это была ценная информация, я принял ее к сведению и с грустью покинул Варковский мост. При покидании мною было отмечено линейное повышение температуры Амулета Блистающего Обсидиана, что свидетельствует о возможном наличии в районе Варковского моста геомагнитных разломов сомнительной эсхатологии[10].

В километре от Варковского моста я стал свидетелем душераздирающей сцены. На воду села чайка, видимо, отдохнуть после длительного перелета с городской помойки. Тут же вода в реке бешено вскипела, и чайка исчезла, как бы проглоченная небольшим, но неумолимым водоворотом. Это послужило мне зловещим признаком.

После этого инцидента я прошел по воде... То есть по реке еще около пятисот метров, по сваленному дубу пересек небольшой тенистый лесной ручей с непонятным названием Номжа, впадающий в реку близ небольшой заводи, в которую обычно бросают рамы от краденых мотоциклов.

На узкой, как сабля, песчаной косе сидел последний удильщик, встреченный мною на правобережье. На мой вопрос он не ответил действием, в смысле не напал, а просто вытащил из воды кукан.

И тут мне второй раз посчастливилось поглядеть в коварное нелицеприятное лицо нашего врага. На кукане сидели в живом состоянии порядка двух десятков пираний. Фотографические снимки которых прилагаю[11].

Рыбак, назвавшийся Климентовым, сообщил также, что использует пираний (хотя о том, что это пираньи, он, как мне показалось, не знает) для приготовления вяленой рыбы формата «тарань». Поскольку по вкусовым качествам пиранья не уступает этой широко известной пресноводной обитательнице. По заявлениям Климентова, лучше всего эти рыбки клюют здесь, а дальше по реке почему-то не клюют вовсе.

Перебравшись через реку по подвесному переходу в районе старой сплавной пристани, я предпринял обратный поход, подкрепив, впрочем, перед ним свои телесные силы большой и вкусной котлетой в тесте.

Обратный путь не добавил к картине, сложившейся в моем мозгу, ничего нового. Недалеко от Варковского моста, но уже вверх по течению я встретил небольшой коллектив туристов из центра. Туристы, обладающие отличной экипировкой производства известных зарубежных фирм, практиковали ловлю нахлыстом хариусов, которые в летние месяцы заходят в нашу кристально чистую реку поедать планктон. Туристы были непривычно возбуждены, поскольку не так давно, а буквально сегодня утром, два часа назад, мастер спорта по рыбной ловле Тимофей Сперанто (на всякий случай я записал его фамилию) выловил на излучине плеса семь особей пираний. Туристы пребывали в аффекте, поскольку получили невиданную возможность, не прибегая к путешествию в латиноамериканские государства, добывать экзотические трофеи.

Кстати, на правом запястье Тимофея Сперанто я успел заметить браслет с характерной эмблемой Санкт-Петербургской уфологической ассоциации «Парсек». Вполне может быть, что наши места стали объектом интереса «Парсека», что интересно и занимательно и открывает большие перспективы. Но раньше времени обнаруживать себя перед заезжими франтами я не стал, контакт должен носить официальный характер.

Кроме столичных туристов, мне удалось встретить еще всего лишь нескольких любителей тихой охоты[12]. И всех несовершеннолетних.

К этому моменту солнце окончательно прогнало мрак ночи и стало даже жарко. Окружающие меня поля колосились налитой пшеницей, ждущей своего часа, чтобы превратиться в плюшки, пудинги и другой широкий ассортимент хлебобулочных изделий. Мой велосипед катился легко и непринужденно по пропахшей полуднем дороге, хотя на горизонте даже без надлежащих оптических приборов можно было увидеть набухшие щедрым дождем плодородные тучи. Амулет Блистающего Обсидиана стал также холодеть, что свидетельствовало о приближающейся грозе.

Несовершеннолетние любители рыбной ловли также отметили появление в акватории каких-то странных рыб, но самим их ловить не доводилось, хотя у одного она сорвалась. Несовершеннолетние любители угостили меня также ухой из окуней, достоинства которой выше всяких похвал. Не говоря уж о гостеприимстве простых наших людей, которых многие литераторы, шарлатаны и мелкие духовидцы безжалостно хают.

Также чуть не забыл. У всех спрашивал о небезызвестном рыбаке Селиванове. Его действительно давно никто не видел. Что наводит на мысли в контексте наших предположений. Надеюсь, что Антонина взяла Селиванова за его блеклые жабры.

Перебрался на свой берег за двадцать рублей с помощью лодочника, несущего практически круглосуточное дежурство возле брода в деревню Паршагино на другом берегу.

Вернулся домой, когда день уже клонился к долу, пастухи гнали стада в закрома[13] и журавль пел свою грустную песнь. Моя добрая мать приготовила мне овсяное печенье и теплое молоко с шоколадными фигурками в виде зодиакальных знаков.

Резюме.

Экспедиция по реке позволяет сделать несколько важных выводов.

Во-первых, в реке орудуют представители иной, отличной от нашей, ихтиофауны. Следует также привлечь внимание к тому факту, что количество рыбы в реке сократилось и это отмечается уже даже невооруженным взглядом.

Во-вторых, рыбацкое сообщество отмечает появление чуждой ихтиофауны и даже вступило с ней в контакт.

В-третьих, масштабы угрозы населению неизвестны. Более того, у меня создалось впечатление, что складывающуюся ситуацию население склонно воспринимать скорее в комическо-оптимистических тонах.

В качестве заключения хочу заметить, что наибольшее количество контактов с пираньями отмечено в районе впадения в реку ручья со странным названием Номжа, что позволяет с высокой долей уверенности предполагать, что именно этот район является очагом распространения опасности.

Спешу также отметить, что Авторемонтный завод (АРЗ), где намечено проведение водных спортивных процедур, находится по течению ниже Варковского моста, что позволяет констатировать неоднозначную угрозу.

Отчет составил Г. Буханкин, старший офицер добровольного объединения «РР – Русский Розуэлл».

Вот так.

Я перевел дух. Интересно, а почему Буханкин не подписался Держателем? Он ведь там чего-то такого держатель? Что-нибудь вроде держателя мировой оси. Впрочем, ладно.

Я отложил документ в сторону. И с усмешкой подумал, что, несмотря на свою бесноватость и придурковатость, именно Буханкин смог добыть наиболее ценные сведения. Я быстренько нанес результаты похода Буханкина на карту с тарелками и принялся обзванивать своих товарищей.

Назначил встречу на завтра.

До Дня Х оставалось совсем немного.

Кстати, при встрече надо обязательно сказать этому болвану Буханкину, что Астарта – это совсем не Луна.

Астарта – это Венера.

Глава 6

ВОЛК, КАПУСТА И БАРАН

Речка Номжа, собственно говоря, просто ручей, в самом широком месте не более двадцати метров. Так вот, данная водная артерия вытекает из Безымянного озера.

Я ткнул лазерной указкой в надлежащее место на карте.

– Среди народа известно как Озеро Смерти, – зловеще произнес Буханкин.

– Почему Озеро Смерти? – осведомилась Тоска.

– Это общеизвестно, – сказал Буханкин. – В самом конце девятнадцатого века сюда упал метеорит. И через несколько дней во впадину натекло воды из окрестных ручьев. Но вода эта была не простая, а бордового цвета, как кровь. А потом началось – все самоубийцы стали приходить сюда топиться. Приходят, привяжут на шею груз – и бултых – только круги по воде. Причем некоторых даже не находили. Есть мнение, что Озеро Смерти переваривает всех, кто сюда попал, но это, конечно, лишь сплетни. Никто никого не переваривает. Просто там есть карстовый разлом, он образовался как раз тогда, когда упал метеорит. И этот разлом уходит в широкую сетку подземных рек и озер, самоубийцы прыгают в озеро и больше не всплывают – их затягивает вниз, в лабиринт. По-моему, система подземных рек доходит до дельты Волги, я в свое время доводил до сведения спелеологической ассоциации этот интереснейший факт, но эти столичные фанфароны проигнорировали мой доклад. Так что пираньи – это не так просто...

Буханкин принял значительный вид.

– В свое время, когда великий Вегенер[14] еще ходил в детский сад, тайные общества Германии культивировали идею полой Земли. Что будто бы наша планета не просто планета, будто внутри есть огромные пустоты и даже свое маленькое солнце. И что живут в этих пустотах древние потомки атлантов. Ну тех, кто в Атлантиде раньше были... А вход в эти пустоты расположен в районе Антарктиды.

Тоска хихикнула.

– В середине двадцатого века в районе Антарктики пропало несколько экспедиций, причем даже военных. Некоторые считают, что внутри планеты существует другая, вторая цивилизация...

– Ты еще про Землю Санникова[15] расскажи, – усмехнулся я.

– Земля Санникова существует, – авторитетно заметил Буханкин. – Просто она засекречена, вот и все. Там испытывают высокочастотные тесла-генераторы...

И Буханкин обрушил на наши несчастные головы лавину сведений из области запрещенной и тайной науки. Информации было так много, что я даже немножечко одурел. Буханкин на самом деле был знатоком, причем, видимо, знатоком высокого уровня.

– Так что насчет полой Земли я не был бы столь категоричен, – заверил Буханкин. – Вполне может быть, вполне...

– А как же принцип научности? – поинтересовался я. – Сдается мне, что теория полой Земли, как бы это сказать, слегка сказочная...

– Твердых научных опровержений этой теории нет, – заявил Буханкин. – А все, что не опровергнуто, может быть истинным – это широко известный факт! Так что вполне может быть, что эти рыбки просто приплыли к нам по тайным подземным рекам. А может, это полостные жители их запустили! С целью внедрения...

– Буханкин, – вздохнул я.

И мне даже стало немножечко стыдно, ибо еще совсем недавно сам я был похож на Буханкина. Да и сейчас похож, что уж тут говорить. Только маскируюсь.

– Буханкин, Буханкин, – я укоризненно покачал головой. – Нет там никакого карстового разлома. И подземного лабиринта нет. Там вообще глубина полметра, какие, к черту, разломы? А Озером Смерти оно называется потому, что раньше в этом месте был скотомогильник. Ты, Буханкин, вместо того чтобы пришельцев искать, лучше бы в школу ходил почаще. Вас что, в музей краеведческий не водили?

Буханкин не ответил.

– А нас водили. И в этом самом музее рассказывали, что в тридцатых годах здесь разразилась эпидемия ящура. Скот тогда забили, сожгли, а то, что не сожглось, здесь закопали. Так раньше часто поступали, такие скотомогильники можно найти возле любого более-менее крупного города. А потом уже все было, как говорил Буханкин, – вода набежала, озерцо образовалось. Только никто здесь, конечно, не топился, любой уважающий себя самоубийца предпочитает топиться в чистой воде, а не во всякой бурде с пиявками. Прозаичней все, Буханкин, проще все! К тому же там совсем рядом старое-престарое кладбище...

Так несколькими расчетливыми безжалостными ударами я развеял легенду. Люблю развеивать легенды.

– Там аномальная зона... – без особой энергии возразил Буханкин.

– Нет там никакой аномальной зоны. Просто лужа...

– Там все время появляются НЛО, – не сдавался Буханкин. – А это верный признак...

– Это верный признак того, что кто-то склонен из мухи делать слона. Даже не слона, слон – слишком мелкая живность, мамонта! Знаешь, Буханкин, у тебя каждый поломанный палец объясняется происками НЛО. Впрочем, мне неохота спорить, веришь в НЛО – верь. Просто сейчас мне хочется определить алгоритм наших действий...

– А чего тут определять? Надо идти туда ночью и дежурить. Вот и все. Если действительно центр распространения пираний находится в этом озере, то распространитель туда рано или поздно прибудет. Надо определиться с дежурствами...

Я поглядел на Тоску.

– А почему это я не могу пойти? – напряглась она. – Почему это?

– Объясняю наглядно. Знаешь загадку про волка, капусту и барана?

Тоска улыбнулась. Буханкин насупился.

– Что за тупые намеки? – спросил он. – Кто, собственно, баран?

– Я к тому, что с тобой Антонина определенно идти не захочет, потому что вы мало знакомы. Значит, ей придется идти со мной. Но ты, Буханкин, вряд ли откажешься от возможности поохотиться за тарелками. Получается конфликт интересов. Волк, капуста и баран.

– Пойдемте втроем, – предложила Тоска.

– Втроем нельзя, – возразил я. – Кто-то всегда должен оставаться в резерве, кто-то всегда должен знать, куда отправилась экспедиция. И если уж кто-то должен контролировать наши перемещения, то это должна быть девушка.

Судя по выражению лица, Тоска в этом сомневалась, но спорить не очень хотела.

– Вот и славно, – сказал я. – Ты, Тоска, остаешься в резерве, а мы через два часа встречаемся на трамвайной остановке. Ты, Буханкин, не против?

Буханкин был не против. И через два часа мы встретились на трамвайной остановке. А еще через час мы уже шагали по берегу речки.

Шагать по берегу было приятно. Я набрал с собой миндальных орехов и жевал их с большим удовольствием. Буханкин от миндаля отказался, сказал, что, как патриот, предпочитает плоды родной земли. И грыз семечки.

Передвигались мы не спеша – природа вокруг была хороша и успокаивающа. Много шиповника, много черемухи, боярышник, пчелы какие-то суетливые летают, жужжат. Даже идти никуда не хочется, хочется лечь под куст и поспать. Но, как сказал бы Буханкин, долг превыше всего.

Шагали мы не молча, Буханкин все время что-то рассказывал. В основном из своей богатой уфологической практики. Слушать это было интересно и в чем-то познавательно. Потом Буханкин, правда, излишне увлекшись опровержением бытующей теории черных дыр, прикусил себе щеку и взял тайм-аут. Пришлось мне развлекать Буханкина. Я не стал рассказывать про свои приключения, опасаясь, что Буханкин не упустит возможности поиронизировать над их «антинаучностью».

Поэтому я рассказывал Буханкину про детективы.

– Мой дорогой Буханкин, – говорил я. – Все детективы делятся на несколько разновидностей. Поскольку ты несведущ в этом вопросе, я постараюсь открыть тебе глаза. Есть детективы классические, есть детективы современные, есть психологические, есть... Да много разных есть, я бы мог книжку про детективы сочинить. Но начнем с классики. Классические детективы, или английские детективы. Это так называемые «детективы закрытой комнаты». Когда есть десять человек в замкнутом пространстве, в замке, ну или на острове. Есть труп или даже несколько трупов. Есть всякие полунамеки, которые детективщик расставляет по своему повествованию, есть тупая, но метко стреляющая полиция-милиция, есть мудрый следователь-любитель, как правило старичок или старушка...

– Или баба, – грубо вмешался Буханкин в плотную ткань моего повествования.

– Ну, это только в последних детективах, их трудно отнести к классическим. Да и вообще...

– У меня мамка все их читает, – не в тему сказал Буханкин. – С утра до вечера. Даже по ночам иногда... Продолжай.

Буханкин сорвал совсем недозрелого шиповника, принялся его жевать и опять-таки плеваться семечками. Я продолжил:

– Так вот, в классическом детективе все узнается почти на последней странице. И всегда оказывается, что убийца с самого начала находился среди действующих лиц. Есть детектив современный. Не очень интересный. Он характеризуется тем, что автор наталкивает в такой детектив целую кучу ложных подозреваемых. И объект подозрений постоянно меняется по ходу повествования. Ситуация быстро разворачивается, стрельбы много всякой. А в конце оказывается, что убийца тот, на кого никто бы и не подумал.

Буханкин сорвал гроздь недозрелой черемухи, принялся ее жевать и плеваться косточками.

Ничуть не опасаясь возможного запора.

– А полицейский? – спросил любитель подножного корма с набитым ртом. – Что такое полицейский детектив?

– Это самый простой детектив. Когда полицейский расследует преступление, а неизвестный преступник появляется уже ближе к концу. То есть когда читатель не может сразу угадать, кто он. Половина голливудских фильмов про маньяков построена именно по этой схеме. Вот я бы сказал, что у нас самый настоящий полицейский детектив. То есть вряд ли тот, кого мы ищем, наш знакомый.

– Все может быть...

Ничего недозрелого в пределах досягаемости больше не обнаружилось, и Буханкин подобрал с земли камень. Но есть его не стал.

– Все может быть, – сказал Буханкин и зашвырнул камень в реку. – А может, это ты? Может, это ты зачем-то разводишь пираний? Или Тоска?

– Или ты... – прошептал я.

– Я не могу быть им – я пострадал! Если бы я знал, что они такие кусачие, я бы что, в воду полез, что ли?

– Старый трюк, – я тоже поднял камень, – старый маньяцкий трюк! Нанести себе легкие телесные повреждения и тем самым отвести от себя подозрения. Я бы, напротив, к пострадавшим в самом начале относился с большим вниманием. Чего они так не до конца пострадали?

Я тоже швырнул камень. В два раза дальше, чем Буханкин, а он в своем докладе еще крепостью рук похвалялся. Слабак.

– Есть детективы в стиле нуар. Их еще называют психологическими детективами. Это когда сыщик ищет убийцу, а в конце обнаруживается, что убийца – это он сам и есть. Просто у него раздвоение личности, или амнезия, или вообще чего-то в этом духе. Психическое. Есть еще неклассические детективы, но они редки – сочинять тяжело и не вся публика их уважает. Неклассический детектив – это когда преступника вообще не находят. Ну, к примеру, все истории про Джека-потрошителя. Потрошителя так толком и не нашли – а значит, ни одно произведение про эти события не может закончиться судом и наказанием. Поэтому и придумывают разные хитроумные финалы. Чтобы увести в сторону читателя.

– Это, типа, что Джеком-потрошителем была королева Англии? – поинтересовался Буханкин.

– Угу. Королева Англии была на самом деле мужиком, она выходила по ночам на улицы с портняжными ножницами и резала всех встречных. Ну и все в том же духе. Или когда преступника нет вообще – как в «Убийстве на улице Морг»[16], где в конце оказывается, что всех мочила обезьяна. Но мне лично больше всего нравятся те детективы, где даже в конце неизвестно, кто является преступником.

– Как это? – спросил Буханкин.

– Просто, сейчас объясню. Допустим, убит человек. Есть подозреваемый. Но тоже убитый. Есть два набора улик – один набор указывает на то, что убийца он, другой на то, что не он. Есть два предсмертных признания, тоже положительное и отрицательное. Всю книжку следователь пытается понять, что же случилось на самом деле. Но не понимает.

– Какой в них тогда смысл?

– Получаешь эстетическое удовлетворение. Читаешь, читаешь – а загадка так до конца и не разгадана. Это приятно.

– Таким психам, как ты, приятно. – Буханкин плюнул. – А нормальным людям тяжело. Нормальные люди вроде меня любят, чтобы все было просто. Полицейский детектив, говоришь?

– Угу. Типичный полицейский детектив. Мы идем по следу, преступник нам неизвестен, в конце мы его вычислим и начистим морду. Видишь стадо?

Я указал пальцем. Стадо паслось недалеко от реки.

– Вижу...

– Пройдем это стадо и будем сворачивать в лес. Оттуда уже недалеко. И вообще, идти надо поскорее, а то солнце сядет, а мы не на месте. Ты быстрее потянешь?

Буханкин потянул, и мы пошли поскорее и скоро дошли до стада. Стадо было козьим. Много-много коз, все белой масти, ну и черной тоже. Пастух имелся тож.

– Что-то странно. – Буханкин кивнул на полорогих. – Обычно коз не тут пасут, а рядом с Пустынью.

– Ты, я гляжу, спец...

– У нас две козы, – ответил Буханкин. – У мамки язва, она козье молоко все время пьет. А пасут коз все по очереди, правило такое. Вот Радий раз в месяц и пасет. Они все время к Пустыни гоняют, а теперь вот... Надо к этому волопасу подойти, побеседовать хорошенько.

Мы подошли.

Мальчишка-пастух сидел у костра, жевал вялое прошлогоднее яблоко и ворочал палкой в котле какую-то красную бурду, судя по запаху, неправильно приготовляемый килечный суп.

– Привет, – сказал Буханкин.

– Привет, – лениво ответил парень и так же лениво подтащил к себе кнут.

Тоже мне, мастер кнута, Мистер На Всякий Случай.

– Чего здесь пасете? – спросил Буханкин. – Раньше же вроде за Пустынью пасли?

– А теперь тут пасем, – ответил парень. – Так правлением велено...

Разговаривать он явно не хотел, пришлось воздействовать на пищевую систему. Я достал из рюкзака термос с горячим шоколадом. Спросил, нет ли кружек? Кружки нашлись, шоколад, как всегда, позволил растопить холод непонимания.

И буквально через десять минут пастушок жизнерадостно выдавал мне информацию, на всякий случай я записывал ее на диктофон. Для коллекции фактов.

– ...Шли они, значит, вдоль реки. Мы всегда вдоль реки их гоняем. Там трава зеленая растет, козы туда лезут. И на пляже они любят болтаться – песок блох из шерсти выводит. Вот стадо тогда на пляже лежало, лопухи жевало. Тогда не я пас, а моя бабушка. И вдруг все козы ни с того ни с сего как шарахнутся в реку. Все вскочили и дернули в воду. А там мелкое место, река виляет, и отмель создается, солнцем прогреваемая. Все они на эту отмель и забежали. И назад выбежали почти сразу, туда-обратно. Бабушка стала потом их считать – оказалось, что двух коз нет. Куда-то пропали. Растворились будто...

Мы с Буханкиным понимающе переглянулись.

– А ты сам что про это думаешь? – спросил Буханкин. – Есть идеи какие-нибудь?

– Ну, это же понятно. – Парень допил шоколад и сразу попробовал свой суп, не опасаясь дисбаланса во вкусовых ощущениях.

– И что тебе понятно? – Буханкин вгрызся в вялое яблоко.

– Замечали тут кое-кого... – Парень выплюнул в костер белый килькин глаз и перешел на шепот. – Ходит тут...

– Кто ходит? – насторожился я.

Буханкин тоже насторожился, расправил уфологические фибры души своей.

– Леший тут ходит, – сказал он. – Там, вернее... Да и тут тоже ходит. Везде ходит.

– А ты его видел? – Я даже поближе подсел.

– Я не видел. А вот через два дня Кукин пасет, он видел. Это утром было, мы с утра начинаем пасти. Тут туман очень густой бывает, а тогда он вообще еще не разошелся. Он шагал по полю и вдруг на самой опушке увидел его...

Пастух поглядел на лес, затем поглядел на реку.

– Такая фигура, весь какой-то треугольный... Короче, ясно кто.

– Никаких леших нет, друг, – сказал Буханкин. – Поверь нашему совместному опыту. Леший – это йети, он же снежный человек. А снежных людей здесь совсем не водится. Это я точно знаю.

– Это леший. – Пастух поковырял палкой в углях. – И собака у него есть. Собаку я видел...

Мы снова переглянулись.

– Какая еще собака? – Буханкин перешел в крайний градус вкрадчивости. – Сторожевая? Охотничья? Порода какая?

– Порода... Порода простая – адская собака, вот и вся порода. Такая страшная и лохматая...

– Глаза горят? – спросил я. – Огонь из пасти брызжет?

– Глаза горят, да, горят. А огня не заметил, не знаю, был огонь или нет...

– Был, – заверил Буханкин. – Так всем и рассказывай теперь. И глаза горели, и огонь был. И клыки вот такие! Здоровенные, с молодую морковку. И слюна розовая течет.

– Слюна? – переспросил пастушок.

– Ну да, слюна. Но непростая... Ну-ка, погоди...

Буханкин достал из рюкзака электронный вантуз.

– Это что?

– Детектор, – объяснил Буханкин. – Он реагирует на чуждое биополе. Сейчас...

Буханкин щелкнул своим вантузом.

– Вы что, меня проверяете? – испугался пастух.

Буханкин молча навел на него агрегат. Лампочка не мигнула.

– Буханкин, – усмехнулся я, – наивный ты человек. Разве может носитель чуждого биополя пасти коз и питаться килечным супом?

– Может. – Буханкин еще раз провел вантузом по пастуху. – Может, они как раз больше всего и любят кильку и коз?

– Я не люблю коз, – жалобно сказал пастух. – Меня бабушка заставляет их пасти...

– Ладно, – милостиво согласился Буханкин. – Нет в тебе чуждого элемента.

– Ты еще возьми коз проверь, – усмехнулся я. – А вдруг пришельцы среди них?

Буханкин навел вантуз на стадо.

Вдруг все козы вскочили, пробежали через поле, сбились в большую пеструю кучу и разом уставились на лес.

– Это не я... – растерянно сказал Буханкин.

– Они на лес опять смотрят... – прошептал пастух.

Мы тоже поглядели на лес. Лес как лес.

И вдруг что-то произошло. Ни звука не было, ничего. Только разом из деревьев всплеском поднялась стая толстенных черных ворон. Поднялась, поколыхалась чуть над деревьями и поперла куда-то через все небо.

– Плохой знак, – сказал я.

– Почему?

– Поверь моему опыту. Знак прескверный.

– Леший...

– Сам же говорил, леших не бывает.

Глава 7

ЗАСАДА

Озеро Смерти меня не особо впечатлило. Старый глиняный карьер. Не очень длинный, с полкилометра, наверное, похожий на багет. Не очень широкий водоем, по берегам стрелолист и осот. И пляжик имелся небольшой, впрочем пустой, запущенный, видимо, по причине неблагозвучного названия самого водоема.

Я ввиду жары хотел подойти и попробовать воду, но Буханкин меня не пустил.

– Вода там холодная, – заверил он. – Даже очень холодная. Это потому что все-таки карстовый разлом. Не стоит туда выходить, мало ли что...

Тут он был прав. Светиться нечего, напротив, надо было вести себя как можно тише и незаметнее.

– У нас тут целая серия таких озер, – сказал Буханкин. – Бездонных. Поверь, я в этих озерах разбираюсь...

Ну по бездонным озерам я и сам был большой спец. А вода холодная, ну так что же такого? Просто раньше копали глину и докопались до ключей. Теперь они бьют со дна, вот отсюда и общая студеность. А так спокойно.

Немножко не нравилось мне, что на противоположном берегу было кладбище. Древнее, давно заросшее лесом кладбище, я уже говорил. Пару раз я его посещал с познавательными целями, для расширения общего кругозора. Самих могил давно уже не осталось, остались кресты. Классические – обросшие жирным мхом, черные, покосившиеся кресты. Ни фамилий, ни оградок, ни фотографий каких. Одни кресты. Кладбище, особенно старое, это не то место, где мечтается провести ночь. Скорее, наоборот. Вообще, не стоит по ночам сидеть на кладбищах. Мало ли чего?

Вампиры, пиштако, чупакабры.

К тому же мне совершенно не улыбалось сидеть с Буханкиным в засаде. Буханкин мне за день надоел как-то... Хотя не то чтобы уж надоел, просто находиться с ним в одном объеме пространства было мне тяжело. Он из меня энергию тянул, вот оно что. Но делать было нечего. Ночная стража, увы, увы...

Сначала мы собирались обойти Озеро Смерти по периметру. Посмотреть, как да что, нет ли каких строений или других скрытых мест. Но потом передумали. Нечего раньше времени себя демаскировать. На северном берегу отыскали небольшую впадину, что-то вроде старой землянки, устроились в ней. С относительным комфортом устроились. Достали всякую надувную экипировку – матрацы и подушки, достали оптику. Я – уже известный бинокль, а Буханкин извлек из рюкзака очки ночного видения.

Основательно подготовился.

Время тянулось медленно. Дежурили мы по очереди. Когда не дежурил, я лежал. Но не просто лежал, я слушал лес. Поскольку в лесу иногда вернее полагаться на слух, а не на зрение. Чего в лесу можно увидеть? Елки-березки...

Когда я не слушал лес, я смотрел на озеро. Там тоже ничего не происходило. Скука. Солнце опускается, час тревожный, час закатный...

Потом дежурил я. Впрочем, Буханкин, не мог успокоиться и тоже периодически прикладывался к своему найтвизору и ругался на незнакомом мне, наверное, альдебаранском языке.

А так все было тихо.

– Нет никого, – сказал я часов в девять. – Все спокойно. Странно даже...

– Это естественно, – ответил Буханкин. – Какое ж уважающее себя НЛО будет днем летать? Они летают по ночам. Или ближе к утру. НЛО очень любят летать в утренний час...

– Да при чем здесь НЛО?

– Я думал над нашей темой и пришел к выводу, что пираньи – это все-таки неспроста. Вполне может быть, они специально скрестили обычных пираний с необычными пираньями...

– Кто они? – осведомился я.

– Как – кто они? Они.

Буханкин недвусмысленно кивнул головой в небо.

Понятно. Гуманоиды.

– Они запустили в наши реки своих мутантов с измененным генетическим кодом. И в назначенный час пираньи выйдут на берег...

Буханкина в очередной раз поперло.

– Они будут пожирать биомассу с чудовищной скоростью, – рассказывал он. – И расти. Потом у них будут прорастать ножки. Достигнув размера барана, они станут набрасываться...

Дальше я не очень внимательно слушал, дальше шел обычный ксенофобский бред. Сонмы неуязвимых пришельцев входят в города, захватывают почты, мосты, телеграфы, армия бессильна перед лицом стремительного и беспощадного врага. Правительства рушатся, экология загублена, человеческая раса на грани уничтожения. Но в самый критический момент небеса разверзаются и на землю в огненных колесницах опускаются ребята с планеты Зюйст...

Ждать было довольно скучно, но я привык. Буханкин, видимо, тоже. Я грыз миндальные орехи и изредка поглядывал в свой морской бинокль.

– Ты заметил? – спросил Буханкин таинственным голосом где-то через час. – Заметил?

– Что заметил?

– Комаров нет, – прошептал Буханкин. – Это верный признак. Верный признак того, что место здесь непростое. Комары не любят энергетическую активность.

Почему тут так мало комаров, я сказать не мог, возможно, в озеро высыпали каких-нибудь хитрых дефолиантов. А может, просто на самом деле есть такие места, где комары почему-то не держатся.

Постепенно стемнело. Потом окончательно стемнело. Я потеплее закутался в куртку, хлебал шоколад и прикидывал, что же может случиться сегодня ночью. Придет ли тот, кого мы ищем? Должен прийти. А то что, зря мы сюда приперлись, что ли?

Буханкин был доволен. Сиял, практически светился в темноте. Еще бы! Человек занимался любимым делом! Ловил пришельцев! Грел руки настоящим астронавтским термопакетом, попивал кофе (у него тоже оказался термос!), меня, гаденыш, не угощал. Разглагольствовал шепотом:

– Давно хотели до этого места добраться, да руки не доходили. Финансирования никакого, живем на энтузиазме да на пожертвованиях. А столько еще предстоит сделать! Аппаратуру купить, организовать мониторинг, передатчик поставить...

– Какой передатчик? – не понял я.

– Космический, само собой. Организуется глобальная рассредоточенная сеть поиска внеземных цивилизаций...

Со стороны озера послышался протяжный скрипучий звук. Неприятный такой. Я вспомнил, что на той стороне как раз находится кладбище, и мне стало совсем немного страшно.

– Что это? – я достал томагавк.

– Собака воет. – Буханкин зашарил руками по груди, затем извлек свою круглую латунную блямбу. – Собака... Или волк? Откуда здесь собака? А волк...

– Они на кладбища приходят, – сказал я. – За костями. Кости любят грызть.

– Кто?

– Оборотни, кто еще...

– Какие оборотни, это просто волк.

Но я услышал, что Буханкин испугался.

– Он на кладбище, – прошептал я. – Повоет немного и уйдет. Может, тут его хозяин закопан...

– Какой хозяин? Кладбищу сто лет... Слушай, а ведь пастух говорил же про эту собаку. Про страшную...

Вой послышался из другого места.

– Вокруг бродит. – Буханкин уронил термос. – Зачем...

– Да какая разница. – Я перевернулся на спину, сунул руки в рукава. – Повоет и успокоится.

Меня воем пронять было нельзя. Я этих разных воев видел, вернее, слышал целую кучу. Такие вои, сякие вои. Но этот чертов зверь никак не успокаивался. Бродил по округе, выл, ныл, не успокаивался, короче. Так что даже Буханкин успокоился.

А потом вой стих. И стало даже как-то нехорошо. Мы сидели в этой тишине и ждали. И я уже знал, что скоро что-то случится.

Случилось.

На берегу озера, метрах в двухстах от нас, крякнуло. Потом зажегся свет. Свет горел над водой, невысоко, наверное, на высоте второго этажа. Свет был белый.

Буханкин задрожал мелкой дрожью.

– Это они! – застонал Буханкин. – Прилетели!

– Брось, – я схватил Буханкина за плечи. – Это ловушка.

– Не могу! – прошептал Буханкин. – Извини, я должен это видеть. И снять...

Буханкин вытащил из рюкзака фотоаппарат. Я схватил Буханкина за ногу, но остановить его не смог, Буханкин был неостановим. Он повесил на шею большой фонарь, выполз из укрытия и скрылся между деревьями.

Я снова подумал, что Буханкин все-таки человек примечательный. Во всяком случае, не трус.

Я подобрал инфраочки, нацепил. Бесполезно, в них ничего толком не было видно.

Оставалось ждать.

Свет горел, Буханкина не было. Я уже думал было пойти и посмотреть самому, что там случилось, но вдруг свет погас. Темнота сгустилась, глаза не могли подстроиться, но почти сразу свет загорелся вновь. Только не большой и в воздухе, а маленький и на земле.

Это Буханкин зажег фонарь. Фонарь был направлен вверх, шарил по ночному небу, Буханкин искал НЛО.

И снова завыла собака. Фонарь перенаправился с неба на землю и заметался в горизонтальной плоскости. Я выскочил из ямы и побежал на свет. Вернее, пошел на свет, выставив перед собой томагавк.

Потом произошла интересная штука. Фонарь светил, затем погас. И почти сразу зажегся снова. Только уже не на земле. Фонарь будто висел над ней метрах в двух.

Снова крякнуло. Фонарь рывком подтянулся еще метров, наверное, на пять, поболтался на этой высоте и грохнулся на землю.

Звякнул.

Глава 8

ГИПЕРБРОД

Дверь открылась, и вошел Буханкин.

По меткому выражению самого Буханкина, Астарта зашла за кусты. Я был удивлен. Я был ого как удивлен, я ожидал, что Буханкин заглянет часам к восьми вечера, но он заглянул раньше.

Буханкин продолжал меня радовать.

Сам я вернулся домой в семь утра. И сразу на диван. Надо было выспаться. Искать человека в лесу в одиночку – весьма и весьма опасное занятие. Заблудишься и сам с концами. Я решил, что отосплюсь, позову Тоску, и мы обследуем окрестности вокруг Озера Смерти уже более подробно.

При свете дня.

Когда на землю со звоном бухнулся буханкинский фонарь, я сразу понял, что искать уфолога не буду. И этому было несколько причин.

Человек – существо иррациональное. Самый закоренелый материалист, не верящий в духов, не верящий ни в черта ни в бога, ночью, да еще в лесу, робеет. Я не материалист, я просто очень быстро думаю. В темноте ориентация теряется мгновенно. Можно заблудиться, можно в волчью яму провалиться, да можно просто на пень наскочить и конечности поломать, будешь потом год лежать на вытяжке.

Поэтому я решил подождать до утра. Не скажу, что это были приятные часы. Вокруг все бродили, хрустели сучьями, ухали и выли. Так что часы до рассвета я провел в обнимку с томагавком.

Ночные нападения – самые опасные из нападений.

Я планировал поискать Буханкина утром, но тоже не получилось. Поскольку утром из озера выполз необыкновенно густой, даже какой-то маслянистый туман. Едва я вышел из своего укрытия, как сразу потерялся в этом тумане. И с трудом вернулся на место.

Туман растворил последнюю надежду отыскать Буханкина по горячим следам. Я определил по компасу азимут и двинул по нему. Через два часа был дома.

Сообщать что-то родителям Буханкина я, конечно, не стал. Во-первых, было нечего сообщать, а во-вторых, буханкинские предки были привычны к довольно регулярным пропаданиям своего сына. К тому же на крайний случай у них был Радий.

Я принял кефирный коктейль и лег спать. Разбудила меня Тоска, по своему обыкновению, нагло завалилась в мою квартиру, хамская девчонка, что и говорить. Однако я даже не успел прийти в себя, как на меня обрушился еще и Буханкин.

Выглядел он совершенно как обычно. Озабоченно. Только, пожалуй, теперь к этой озабоченности примешивалось еще так и прыгающее из буханкинских глаз счастье. Сначала я не понял, почему так, но потом догадался.

Буханкин сиял так потому, что его наконец-то похитили. И теперь он с полной долей ответственности мог сказать своим братьям по псевдонауке, что он контактер первого уровня. Не исключено, что ему даже сделают подобающую татуировку под мышкой. Типа «Гелий Буханкин, похищен...», нет, «похищен» слишком попсово, лучше «изъят». Итак, «Гелий Буханкин, изъят такого-то, возвращен такого-то». Сильно. И наверняка авторитета в два раза прибавится.

– Приветствую, – сказал Буханкин. – Вижу, вы в сборе, и это хорошо.

Буханкин перешагнул порог и проник в квартиру. Распространяя вокруг себя запах тины, стряхивая с одежды ряску и засохших плавунцов.

– Домой не пошел, позвонил просто, – сообщил он. – Сразу к вам, поскольку неотложность. Есть хочу...

Я кивнул в сторону кухни. Буханкин молча устремился туда. Я предложил ему разогреть казацкие щи, узбекский плов, но от нормальной еды Гелий Буханкин уклонился. С решительным видом он направился к холодильнику, препятствовать я не стал.

– Я слышал, ты, Куропяткин, гурман, – сказал он, разглядывая запасы провианта. – Именно в этом кроется причина твоих несчастий. Ты слишком много времени уделяешь питанию, а жизнь между тем коротка. Тратить ее на ублажение желудка просто возмутительно!

Я был совершенно счастлив, но спорить с уфологом не стал по причине лености.

– Настоящий ученый питается быстро, вкусно и калорийно, – изрек Буханкин и приступил к приготовлению своего скромного завтрака.

По мне, это было не приготовление, а сплошное варварство, но я молчал. Тоска же немножко посмеивалась. Минут через десять кушанье было готово, и это был бутерброд.

– Гиперброд, – уточнил Буханкин. – Мое личное изобретение.

Я в этом ничуть не сомневался. Гиперброд выглядел так. Городская булка, разрезанная вдоль. На нее выложены три расчлененных вдоль сосиски. Межсосисочное пространство заполнено баварской горчицей. На сосиски Буханкин водрузил сантиметровый ломоть адыгейского сыра. На сыр аккуратными шеренгами поместил деликатесные сардинки, поперек сардинок нарубил маринованных корнишончиков. На корнишоны ничуть не смутившийся Буханкин выложил нашинкованные сырые шампиньоны. Залил кетчупом, залил майонезом, придавил второй частью булки.

Вишневый джем. В верхней половине булки Буханкин проковырял неглубокие канавки и заполнил их вишневым джемом. За что я Буханкина даже зауважал – вишневый джем выдавал в нем художника, это был фьюжн, это было в чем-то искусство.

Этот последний штрих удовлетворил Буханкина, он аллигаторски распялил пасть и вгрызся в свое творение. Мне даже завидно стало. А Тоска вообще отвернулась. На то, чтобы расправиться с гипербродом, Буханкин потратил пять минут. Покончив с ним, Буханкин приготовил в блендере кофе с бананом, залпом выпил, отдохнул минуту, после чего сказал, что он готов.

– Я готов и готов поведать вам о своих приключениях, – сказал Буханкин. – Дело было так. Оно висело надо мной...

– Ты его видел? – Я попытался сразу снизить градус безумия, только не получилось.

– Конечно, я его не видел, объект ослепил меня энергетическими потоками. Но я видел свет. Потом свет погас. И тут же меня схватило за ноги и выдернуло вверх. И почти сразу я потерял сознание.

– Ничего не запомнил?

Буханкин отрицательно помотал головой:

– Они отключили меня мазером.

– Чем? – не расслышал я.

– Мазером. И переместили меня в пространстве. А очнулся я уже в...

Буханкин замялся.

– Не знаю, кажется, это был... – Буханкин замолчал. – Это был такой... избушка...

Он машинально посмотрел в сторону виднеющегося из кухни раздельного санузла, и безжалостная Тоска сразу обо всем догадалась.

– Ты хочешь сказать, что это был сортир, – сказала она.

– Им давно никто не пользовался, – огрызнулся Буханкин. – Лет, наверное, двадцать. В конце концов, это неважно...

Фантазия моя немедленно заработала. Я тут же представил предводителя уфологов, старшего офицера, держателя, контактера с высшим разумом и кого-то еще там по списку Гелия Буханкина, связанного грубой земной веревкой в скучном сельском сортире.

Наверное, это было мучительно.

Буханкин покосился на меня с подозрением, наверное, прочитал мои мысли.

– Я очнулся в этом узилище, – продолжил он свою повесть, – и сразу понял, что эти стены меня не удержат...

Буханкин сразу понял, что эти стены его не удержат. В конце концов, что такое стены сортира по сравнению с мощной буханкинской волей? Он мог разрушить эти стены одним мысленным усилием, но не стал этого делать – нечего палить из пушки по воробьям! Буханкин мгновенно проанализировал обстановку, успокоился... то есть он даже не волновался, просто нормализовал дыхание и погрузился в легкую медитацию. С целью восстановления поврежденного энергетического кокона.

Когда кокон восстановился, Буханкин открыл глаза. Сквозь щели в стенах пробивался неверный солнечный свет. А как же иначе? Только неверный солнечный свет. Руки Буханкина были свободны, зато туловище в два слоя перемотано крепким шпагатом.

Буханкин уже хотел было...

Но послышались шаги.

– Это были не простые шаги, – сказал Буханкин. – Очень непростые шаги...

– И чего же в них было непростого? – спросил я.

– Это были тройные шаги. Как будто шел кто-то не на двух, а на трех ногах. Я приник к щели и увидел его. Это было существо. Оно было ростом в два метра или, наверное, выше. У него была треугольная голова.

– Опять пришельцы... – вздохнул я.

– Я ни разу не произнес этого слова, – сказал Буханкин. – Я серьезный человек, признающий сугубо научный подход. Я что вам сказал? Что существо имело массивную треугольную голову и странную походку...

– Ладно, сдаюсь. Продолжай дальше.

– Существо приблизилось, и тогда я услышал голос, – совершенно спокойно сказал Буханкин.

Если человек начинает слышать голос, это становится опасно.

– Голос... – протянула Тоска. – А запах ты не слышал случайно?

– Я же говорю, избушкой никто давно не пользовался! – прорычал Буханкин.

– Я не про избушку говорю и совсем про другой запах. Запах лавандового масла или там селитры...

– Ты что, думаешь, я дурак?! – Буханкин начал злиться. – Что, я шутки тут шучу? Я ясно ощущал враждебное присутствие, я видел существо с треугольной головой!

Тоска пожала плечами.

– Знаешь, – сказала она. – В уборных частенько вешают зеркала...

Буханкин грохнул стакан о стол. Буханкин вскочил. Собрался обрушиться на Тоску всей мощью своего язвительного интеллекта. Пришлось вмешаться:

– Оставим ненужные споры. Что сказал тебе голос? Или это был просто голос, без слов?

– Почему же без слов? Со словами...

– И что же он все-таки тебе сказал?

– Он сказал: «Не надо».

Я предполагал, что голос скажет что-то более значительное. «Если тебе дорога жизнь и твой ненаглядный менингит, держись подальше...» Но голос сказал всего лишь «не надо».

– И что бы это значило? – Тоска вздохнула.

– Это значит, мы наткнулись на что-то... – начал было рассказывать я.

Тут Буханкин не удержался, тут Буханкина прорвало:

– Я так и знал, что это они! Я так и знал!

Минут пять мы снова выслушивали буйнопомешанного, затем Буханкин все-таки смог взять себя в руки. Он утер набежавшую слезу и сказал:

– Теперь они не будут надо мной смеяться!

– Буханкин, ты давай к делу возвращайся. Рассказывай дальше.

– А дальше ничего особо интересного не было. Он ушел, а я остался в этом... в этой будке.

– И что же ты сделал? – спросила Тоска. – Разорвал путы одним напряжением всех групп мышц?

Буханкин презрительно поморщился.

– Мы не в индийском кино, дорогуша, – снисходительно сказал он. – Все было совсем не так.

Все было совсем не так. Буханкин сконцентрировал энергию чи и выпустил через дыхание краткую пневму...

– Чего выпустил? – не воткнулась Тоска.

– Пневму, – пояснил я. – Это субстанция души. Китайская философия.

– Подкованный у тебя друг, – сказал Буханкин. – Но все-таки шарлатан. Все его эти магнетизерские ужимки... Впрочем, вернемся к нашей истории.

Мы вернулись к нашей истории.

Буханкин выпустил через дыхание краткую пневму, и объем грудной клетки сократился на четверть. Шпагат ослаб, Буханкин дотянулся до него своими стальными зубами (с детства полоскал отваром шалфея) и перегрыз.

Перекусил напрочь.

Буханкин был свободен, но не совсем. Оставались стены. Но разве может стена остановить дух? Буханкин сконцентрировал энергию чи, но уже в районе солнечного сплетения, и вышиб дверь темницы одним ударом плеча.

– Я оказался в густом лесу, – сказал Буханкин растерянно. – Кругом никого, полная глушь...

– Откуда же тогда сортир? – спросила Тоска.

– Откуда я знаю откуда?! – Буханкин даже стукнул кулаком по столу.

– Я видел такое, – сказал я. – Это иногда встречается.

Вы не поверите, но это так. Я сам два раза наблюдал это поразительное явление – заброшенный сортир посреди густого леса. Идешь-идешь, собираешь маслята, и вдруг бах – будка. Вокруг ни жилья, ни железной дороги, ни секретной ракетной базы, а она стоит. Удивительно. У кого я ни спрашивал про это – никто ничего не знает.

В свое время я даже посвятил этому феномену несколько дней своей жизни. Сидел на дереве в засаде с видеокамерой, выслеживал. Уподобившись безумному Буханкину, я подозревал, что в туалетах могут располагаться подпространственные тоннели связи с инопланетными цивилизациями. Порталы. И что в должное время к этим порталам приходят законспирированные пришельцы и переносятся на свои родные планеты.

В результате я так ничего и не высидел. Никакие пришельцы не явились. Сортиры были самыми обычными сортирами. В конце концов я сказал себе, что это одна из тех загадок, которые не имеют решения. Как тайна Бермудского треугольника, секрет озера Курукуль, загадка дорог в пустыне Наска.

В моей картотеке появился файл «загадочный сортир», вот и все. Видимо, Буханкин тоже угодил в загадочный сортир, правда, здесь постороннее вмешательство было налицо.

– И еще. – Голос у Буханкина стал совсем уж замогильным. – Я еще кое-что там видел... я видел следы.

– Какие следы?

– Отпечатки собачьих лап, – прошептал Буханкин. – Там были отпечатки вот таких вот собачьих лап.

Буханкин показал, какие именно отпечатки были. Весьма внушительные отпечатки. Меня это не удивило. Кто-то ведь выл там по ночам?

– А человеческие следы там были? – спросил я.

– Нет. Я не заметил.

– Только не говори, что тот, с треугольной башкой, еще и на собачьих лапах ходил. – Тоска сделала движение, будто собиралась повертеть пальцем у виска.

– Это уж я не знаю. – Буханкин снова поглядел на холодильник. – Может, и ходил. Кто его знает...

– Валяй, – разрешил я.

Буханкин кинулся к холодильнику и стал монтировать второй сверхгамбургер.

– Знаете, – вдруг сказала Тоска. – А ведь мы кое-что не учли.

– Что? – промычал Буханкин через гиперброд. – Что мы не учли?

– Это километровка. – Тоска расстелила на столе карту местности. – Я ее в охотничьем магазине сегодня купила. Здесь все хорошо видно.

– Что видно-то?

– Видно, что из Безымянного озера вытекает один ручей, и не заметили, что один ручей все-таки втекает. То есть впадает. Это видно по карте. Вы что, озеро не обходили?

– Некогда было обходить. Боялись демаскироваться. Да и нет там ничего на берегах – обходи не обходи! – прошамкал Буханкин.

– Теперь можно смело обходить, – сказал я. – Все равно уже демаскировались. Устроим не засаду, устроим обычную экспедицию. При свете дня. И берега проверим, и этот втекающий ручей.

– А я? – чуть ли не всхлипнула Тоска.

– Идем все, – успокоил я. – Не волнуйся.

– Хочу напомнить, – сказал Буханкин, добивая второй гиперброд. – Об операции не должен знать никто! Поэтому режим тишины! Прежде всего это касается особей женского пола.

Тоска показала Буханкину кулак.

– Можешь его стукнуть, – сказал я.

– Но-но! – предостерег Буханкин. – У меня Обсидиановый Амулет! Я возьму его с собой...

– Нам тоже надо хорошенько подготовиться, – сказал я. – Подобная вылазка...

– Безусловнейше! – перебил меня Буханкин. – Безусловно, вам надо хорошенько, даже тщательно подготовиться! Готовьтесь. Через час я за вами зайду. На велосипеде.

Глава 9

РАЗРУШИТЕЛЬ БУХАНКИН

Перемещались мы следующим образом. Я и Тоска на моем мопеде, верно служившем мне уже не один десяток... не один год, короче. Чуть поодаль на веревочном буксире тащился Буханкин.

Свой несчастный велосипед (если это изделие можно было назвать велосипедом) Буханкин содержал в ужасном состоянии. Вернее сказать, никак не содержал. Какие-то совершенно монструозные восьмерки на обоих колесах, на камерах грыжи с кулак. Дребезжащие, проржавевшие насквозь крылья. Скособоченный багажник.

Видимо, все случавшиеся деньги Буханкин тратил на содержание своей организации, ну, или перечислял на содержание радиотелескопа в Аресибо – мировой центр по поиску иноземных цивилизаций.

Удивляюсь, как этот, с позволения сказать, велосипед еще держался на трассе. Впрочем, Буханкина состояние техники, видимо, ни в малейшей степени не смущало. Иногда, поддаваясь необоримому импульсу сделать гадость ближнему своему, я прибавлял скорость, и тогда Буханкина трясло и мотало по кочкам. Но Гелий Буханкин был стоек. Поэтому я даже думал, что, возможно, зря раньше не вступал с ним в коалицию.

Не доезжая трех километров до Озера Смерти, я свернул в лес. Мы спрятали технику в кустах и двинулись к озеру пешком. Я шагал налегке. Взял рюкзак, на всякий случай прицепил к карманному компьютеру навигационный модуль. Взял прочную капроновую сеть. Не знаю зачем, интуиция подсказала, а своей интуиции я склонен был доверять. Интуиция частенько меня выручала, пожалуй, на интуицию я мог положиться даже больше, чем на томагавк.

Томагавк я тоже, разумеется, прихватил. И ракетницу. Не смог отказать в удовольствии.

Тоска тоже набила чего-то там в свой рюкзачок, не стал уж проверять, девчонки не терпят, когда кто-то пытается их контролировать в мелочах. Привередки этакие.

Зато Буханкин подготовился основательно. На поясе мачете, на голове каска спецназовца, за спиной громаднейший анатомический рюкзак со множеством карманов и отделений. Сквозь прорезиненный брезент рюкзака просовывались острые углы чего-то тяжелого. Видимо, это было научное оборудование для изучения пришельческих внутренностей. В руках Буханкин держал давешний вантуз с лампочками – инструмент безжалостного определения коварных пришельцев, скрывающихся в непроходимых дебрях ежевичника. Не знаю когда, но Буханкин сумел модернизировать свое сантехническое оборудование. Прибавилось лампочек, прибавились наушники и малопонятная коробка сбоку, весьма смахивающая на пулеметный магазин. Вполне возможно, что теперь с помощью чудо-вантуза можно было не просто обнаруживать злокозненных инопланетян, но и приканчивать их не отходя от кассы. Протонным излучением, прямо в глаз.

На лице Буханкина играла решимость. Решимость привести в город пришельца на строгом ошейнике. Мне нравился Буханкин, мне всегда нравятся люди, которые искренне верят в то, что представителя инопланетной цивилизации можно обнаружить с помощью слегка переделанной лыжной палки, начиненной высохшими конденсаторами. Еще прадедушкой приобретенными в славном магазине «Радиоэлектроника».

Оптимисты.

Буханкин был явно из этой исчезающей породы.

Продвигались мы довольно медленно. Не хотели себя раньше времени обнаруживать. Вчерашним маршрутом мы не пошли. Большую часть пути проделали по лесу, ориентировались с помощью спутникового навигатора, это удобно.

К озеру вышли со стороны кладбища. Кладбище цвело. В этом году был ранний урожай черники, и кладбище богатело ягодой. Буханкин срывал ее горстями и ел. Я ему напомнил, что в кладбищенской чернике полно трупного яда, но трупный яд Буханкина не пугал – Буханкин был вооружен Диском Воздействия.

Мы выбрались на берег. Озеро лежало перед нами. Сегодня оно показалось мне вообще маленьким. Мы двинулись вдоль берега по часовой стрелке. Обошли его раз. Обошли его два.

Вообще-то, я думал найти ловушки. Надеялся, во всяком случае. Я не верил, что Буханкина на самом деле похитило НЛО. Кому нужен какой-то там Буханкин? Скорее всего, он попросту угодил в ловушку. Петля с противовесом. Его вырвало вверх за ноги, а потом он от страха просто потерял сознание.

Но, видимо, за сегодняшнее утро ловушки убрали. Так что ловушек вокруг не было. И никакого ручья в озеро не впадало. Только выпадал, то есть вытекал. Нет, вполне возможно, когда-то раньше ручей и был. Когда-то...

– Ручья нет, – сказал Буханкин. – Это странно...

– А то ли это озеро? – спросила Тоска. – Вы в темноте могли и напутать. Может, в этом озере нет никаких пираний вообще? Выглядит оно вполне... умиротворенно.

– Это то озеро! – взвизгнул Буханкин. – Я-то уж его запомнил, у меня память профессиональная! А что касается пираний... Это центр их распространения! У меня чутье! И я вам докажу!

Буханкин сбросил рюкзак на землю и принялся в нем ковыряться. Приговаривая, что он нам сейчас докажет.

В результате этих поисков на свет был извлечен пакет с какой-то кровяной субстанцией.

– Печенка, – объяснил Буханкин. – У родителей стянул. Сейчас вам продемонстрирую...

Буханкин вытащил из пакета небольшой кусок, привязал его на веревочку. Скрутил над головой и закинул в воду. Выждал секунд пять и тут же выдернул обратно. Куска не было. Одни лохмотья висели.

– Какая реакция! – восхитился Буханкин. – Только зашвырнул – сразу сожрали!

С этим трудно было спорить.

– Центр распространения тут. – Буханкин быстро вымыл руки.

– Видимо, да, – согласился я. – Водоем прогреваемый, растительности много. Своих рыб никаких, наверное, не живет. Поздней весной кто-то взял да и выпустил сюда мальков. Или икру даже поместил. Они тут выросли, а потом стали постепенно скатываться в реку. Все просто.

– Они бы тут друг друга начали жрать... – с сомнением сказала Тоска. – Места-то совсем немного.

– Пираньи – не каннибалы. – Буханкин тщательно вытирал руки о штаны. – Они только дерутся между собой, а жрать не жрут. Вот все и понятно. База определена, теперь надо все это уничтожить.

– Как? – спросил я. – Гранату туда кинешь?

– Откуда у меня граната? – спросил Буханкин. – Мы мирные люди, у нас есть средства гораздо более действенные. Тотальное уничтожение с помощью...

– Космической энергии? – спросил я.

Буханкин обиделся.

– Не дуйся, Буханкин, врага потом уничтожать будем. Надо сначала нам пойти посмотреть на наше старое место. Где мы сидели?

– Зачем еще?

– Надо.

На самом деле было надо – утром я совершил тупую и непростительную ошибку – забыл бинокль. Бинокль был дорогой, бросать его просто так не хотелось. А одному идти сюда не улыбалось. Поэтому я направился к месту нашего ночного укрытия. Буханкин и Тоска потащились за мной.

Место укрытия пришлось поискать. Я никак не мог сориентироваться, мне представлялось, что наша яма располагалась близко от воды, оказалось, что нет. Стоянку первым обнаружил Буханкин.

– Сюда! – Буханкин ломанулся через подлесок.

Мы за ним. Бинокль висел на ветке сосны.

– Ай, Куропяткин! – ухмыльнулся Буханкин. – Забыл здесь бинокль и изображает! Притащил нас сюда для того, чтобы найти свой бинокль.

Буханкин принялся спускаться в яму. Беспечно так. Тоска сунулась за ним.

– Стоять! – зашипел я.

Тоска, девочка умная и с хорошей реакцией, остановилась мгновенно.

Разболтанец Буханкин занес ногу и чуть не влетел.

– Что? – спросил он.

Я взял его за шкварник и вытащил из ямы.

– Чего еще? – взбрыкнул Буханкин.

– Смотри, – я подобрал палку, разворошил хвою.

Под хвоей был капкан. Мощный волчий капкан.

– Ого! – восхитилась Тоска. – Вы просидели всю ночь рядом с капканом? Его что, буханкинские пришельцы поставили?

– На пришельцев непохоже, – сказал я. – Мне слабо что-то представляется космическая цивилизация, действующая с помощью ржавых капканов...

Я осторожно спустился в нашу яму. Подобрал палку потолще, надавил на след.

Капкан не сработал. Я надавил посильнее. Опять не сработал. Топнул по следу каблуком.

Тоска ойкнула. Но капкан снова не сработал. Я выворотил его из земли. Капкан был заварен. В нерабочем состоянии. Буханкин выхватил его у меня, осмотрел, выбросил в лес.

– Нерабочий капкан... – Тоска огляделась. – Непонятно...

– Как раз наоборот, понятно, – сказал я. – Все как раз понятно. Это не капкан, это предупреждение. Нам говорят, что не стоит лезть туда, куда лезть не стоит.

– Это пришельцы, – вмешался Буханкин. – Проявляют чувство присущего им гуманизма. Напугать, но не покалечить! Это в высшей степени похоже на них! Добрый, светлый, избавленный от мракобесия разум...

Буханкин бросил на меня выразительный взгляд.

– А как же случаи массового расчленения скота? – неожиданно спросила Тоска. – Как гуманизм вяжется с вырезанием живьем желудка у несчастных коров? В Америке то и дело твои пришельцы животных калечат!

– Так это пришельцы с темных окраин! – тут же отбрил ее Буханкин. – Они не признают Галактического Кодекса Разума...

Буханкин принялся рассказывать, что пришельцы – они разные. Есть хорошие и разумные, есть любопытные и равнодушные, а есть плохие. Именно плохие похищают людей, проделывают над ними всевозможные пакостные эксперименты, это они животных мучают...

Буханкин, наверное, еще долго разглагольствовал бы, но времени у нас было мало. Я велел уфологу временно заткнуться, после чего мы еще раз предприняли обход.

Ни капканов, ни других каких ловушек мы больше не обнаружили. И еще. За нами следили. Я чувствовал это явственно. Откуда – определить не мог, но то, что следят, знал точно. Чувство скрытно наблюдающего взгляда. Оно ловится практически безошибочно. Впрочем, я не стал говорить об этом своим компаньонам. Опасался, что Буханкин кинется в погоню и куда-нибудь провалится.

И еще я понимал, что мы потерпели неудачу. Один – ноль в пользу неизвестного пиранозаводчика. Неудачу потому, что мы его не поймали. Мы его не поймали, а он нас видел. Теперь он знает нас в лицо.

– Я думаю, нам надо возвращаться домой, – сказал я.

– Как – домой?! – Тоска даже расстроилась. – А мы разве не будем искать...

– Теперь искать бесполезно. Если тут что-то и было, теперь следы заметены. Одни пираньи остались... Я надеялся на ручей, который впадает в озеро, а сюда ничего не впадает. Так что нам тут делать нечего.

– Как это – нечего?! – Буханкин аж подпрыгнул. – А пираньи?! Надо положить конец разгулу!

– Значит, у тебя все-таки есть граната?

Буханкин показал мне фигу и принялся распаковывать рюкзак. Кроме печени, из рюкзака была извлечена видеокамера. Цифровая, недорогая, но с весьма качественным объективом. Затем с большим трудом Буханкин вытряхнул из рюкзака большой квадратный предмет.

– Дай угадаю, – подбоченилась Тоска. – Это космический коагулятор. Ты пихнешь его в воду – и она превратится в камень...

– Это не коагулятор, – остановил я Тоску. – Это электроудочка. Браконьерская снасть. Уничтожает все живое. Смертельная вещь.

– У одного уродца позаимствовал, – подмигнул Буханкин.

– Это же на самом деле запрещенная снасть, – сказала Тоска.

– Цель оправдывает средство, – ответил Буханкин цинично. Потом принялся командовать: – Ты, Антонина, встань вон туда, к той сосне. И давай снимай процесс. Придет время, и граждане нашего города скажут мне спасибо. В конце концов, это я спас их от кровавого беспредела пираний.

Тоска поглядела на меня. Я кивнул. Пусть поснимает. Сам я отошел вправо. Мне совершенно не хотелось фигурировать ни в каких видеосессиях. Зачем? Я чужд славы. Я не Буханкин. К тому же приключения с пираньями не закончены, надо будет ловить еще организатора.

Буханкин тем временем развернул повыше свои резиновые сапоги, размотал с мотовил провода с грузами и закинул их в озеро.

Подальше от берега. На всякий случай. А вдруг в нем какой-нибудь левиафан местный обитает? А вдруг ему не понравится, что его разные уфологи током бьют?

Встал рядом с Тоской. Она дотошно фиксировала цифровой видеокамерой действия спасителя города. Спаситель стоял на берегу... нет, лучше так. Спаситель возвышался на бреге, и очистительное электричество уже в следующую секунду готово было сорваться с перстов его...

Примерно так.

Буханкин покрасовался немного перед камерой, затем потребовал сделать зум.

– Перед тем как положить конец злодеяниям коварного врага на нашей земле, хотелось бы сказать несколько слов, – произнес Буханкин хрипло, торжественно и мужественно.

Я изобразил аплодисменты восхищенной публики. И даже подбросил в небо кепку.

– Почти два месяца наш город стонал под пятой порождений тьмы! – Буханкин кивнул на Озеро Смерти. – Много людей пострадало в борьбе, многие пытались помешать распространению этой заразы! Но тщетно! Враг был неумолим! Ряды жителей косила паника. Приближался всероссийский слет спортсменов, который по замыслам темных сил должен был стать кульминацией их происков! Но не всем! Но не всем безразлична судьба родного города! На его защиту встали люди, которые всем сердцем приняли боль матерей и стариков! Ценой неимоверных лишений, невзирая на опасности...

И так далее примерно на шесть минут, я заметил по таймеру камеры.

Через шесть минут словесный по... поток у Буханкина иссяк. Он вытер со лба выступивший от умственной натуги пот и поднял над головой контакты.

– Зачистка! – сказал он торжественно. – Да свершится справедливость!

И замкнул контакты на аккумуляторе. Между полюсами стрельнула искра.

Ничего не произошло.

Я думал, электроудочка работает как-то по-другому. Грандиознее работает. Но никакого грандиоза не состоялось.

– Не сработало... – сказала Тоска.

– Сработало, – заверил Буханкин. – Будьте уж уверены. Надо просто подождать немного. Минут десять.

Я засек время. Через восемь минут на поверхность вверх оранжевым брюхом стали всплывать рыбы.

Пираньи.

Много пираний.

Разного размера. С ладонь. С две ладони. Чуть больше. Рыбы было много, поверхность стала почти розовой от брюшек.

– Можно собирать. – Буханкин даже облизнулся. – Дальше можно не снимать...

Он достал из своего бездонного рюкзака раздвижной сачок. Нажал на кнопку, сачок разложился как японский зонтик.

– Это же... – Тоска опустила камеру.

– Сами же слышали, что они вкусные, – улыбнулся Буханкин. – Чего добру тогда пропадать?

– А вдруг они генмодифицированные? – предположила Тоска.

– Ничего. Я их сварю с хреном – и все будет в порядке.

Буханкин разорвал цепь, поплевал на руки и с колонизаторским видом ступил в теперь уже настоящее Озеро Смерти.

Глава 10

МЕСТЬ НИБЕЛУНГОВ

Уфолог Буханкин пребывал в благодушности. Лежал на кровати, вращал между пальцами свой метеорит и разговаривал по старомодному черному телефону с кем-то из своих единомышленников.

– Да-да, так все и было... Плевое дело, чего уж там... Но я уже подготовил доклад, да. К ноябрю обещали ответить. А то...

Мы спустились в гостеприимное буханкинское убежище, Буханкин с недовольным видом приветствовал нас ленивым кивком.

– Да, сейчас не могу, – сказал он в трубку, – тут ко мне пришли... Хорошо, заседание тогда в пятницу состоится... Обязательно перезвоню.

Буханкин положил трубку на рычаг и спрятал аппарат под кровать.

– Привет, коллеги, – сказал он нам. – Чего надо? Дело сделано, а вам все неймется?

– Дело не сделано, – сказал я.

Тоска кивнула.

– Почему это – не сделано? – возмутился Буханкин. – Пираний я перебил, очаг распространения, так сказать, локализован. А те, что в реке остались... Я переговорил с одним человечком, он, как бы это сказать...

Буханкин задумчиво почесал подбородок.

– Он вроде как... неформальный рыбак, – объяснил Буханкин.

– Браконьер, – уточнила Тоска. – Это так называется...

– Не будем вдаваться в терминологию, – отмахнулся Буханкин, – это ни к чему. Человек в нужде, может быть... Да что я вам объяснять буду, вы же зажратые. Куропяткин в «Мире обжорства» каждый день питается...

Это была черная неправда, но вступать в споры с Буханкиным я не собирался.

– Ладно, пусть вас осудит время, – сказал Буханкин. – Я сейчас не о том. Я договорился с этим человеком, он две ночи перед соревнованиями будет на своей лодке выплывать на центр плеса возле АРЗ и долбать жалкое количество оставшихся пираний электроудочкой. В эффективности которой, вы, кстати, имели возможность убедиться. Так что, когда эти любители спортивного купания прыгнут в воду, никто им пятки не отгрызет. Живы останутся. И все благодаря...

Буханкин хотел сказать, что все благодаря ему, но передумал.

– Боюсь, Буханкин, ты рано празднуешь победу, – зевнул я. – Ничего еще не закончено. Хочу тебе кое-что показать. Так, для улучшения настроения.

Я достал из кармана свой наладонник. Запустил видеоплеер. Передал Буханкину.

– Любительское видео, надо полагать, – ухмыльнулся Буханкин, – ну что ж, это интересно...

Он смотрел в экранчик, почти касался его своим треугольным носом.

– «Свиньи! Зачем вы их убили?» – прочитал Буханкин. – Кого убили? Кого вы убили?

– А ты не догадываешься? Кого ты вчера убил?

Буханкин положил компьютер на стол. Стал думать.

– И где это написано? – поинтересовался он через минуту.

– Это написано на двери моей квартиры, – сказал я. – И на двери ее квартиры.

Я кивнул на Тоску.

– А у меня там ничего не написано? – насторожился Буханкин.

– Не написано, – успокоил его я.

– Это неудивительно, – сказал Буханкин. – Эти жалкие комедианты поопасались вступать в конфронтацию со столь мощной организацией.

– С какой еще организацией? – не поняла Тоска.

– С «Русским Розуэллом», – напыщенно произнес Буханкин и брезгливо поморщился. – Ваше агентство... Как там вы его называете? «Кашалот», кажется?

– «КиТ», – поправил я.

– Ну да, ну да, – закивал Буханкин. – Ваше агентство не вызывает у них опасений, в отличие от нашей громады...

– Завязывай трепаться, Буханкин, – строго сказал я. – Это довольно серьезно...

– Ну да, конечно, перемазанная соплями дверь – это серьезно...

– И это еще не все, – сказал я, – к сожалению...

– Неужели не только соплями перемазали?

– Дурак ты, Буханкин...

– А в чем все-таки дело-то? – как-то погрустнел Буханкин. – Я что-то не пойму все-таки...

Я объяснил, в чем дело.

Сегодня утром мать разбудила меня и с неуместной для столь раннего часа иронией сказала, что у меня появился новый поклонник. И сказала, чтобы я шел и посмотрел.

Я пошел и посмотрел.

На двери это самое и было написано. «Свиньи. Зачем вы их убили?»

– У тебя появились первые фанаты, – улыбнулась мать. – Поклонник, так сказать...

Я спросил, почему поклонник? А может поклонница?

– Это поклонник, – уверила меня мать. – Девочки все-таки более... не такие. Не могу представить, чтобы девочка старательно размазывала по железной двери расплавленную на зажигалке жевательную резинку.

Мать брезгливо указала пальцем.

Да. Шедевр дадаизма. Жвачки, наверное, целая упаковка пошла. И старания целое море. Не просто налеплено, как верно отметила мать, а старательно вдавлено. Придется... даже не знаю, как эту гадость выковыривать.

Я плюнул на дверь, сказал, что займусь ею потом.

– К тому же... – мать отошла от двери подальше. – К тому же это явно не женский почерк. Девочка не может писать так безобразно. Не могу я представить себе такую девочку...

Я тоже не мог. А вот парня с таким почерком вполне мог вообразить. Например, я был уверен, что этот почерк весьма и весьма походит на почерк Буханкина...

Но дверь разрисовал мне, конечно, не Буханкин. И не по его поручению мне дверь разрисовали. Незачем Буханкину мне дверь испакощивать.

А у Тоски был почерк красивый. Аккуратный красивый девчоночий почерк. Мне очень нравился. Гладкий такой.

– Сначала изрисовали дверь, потом подложат бомбу, – сказала мать. – Молодец, сын, так держать.

– Всегда готов... – ответил я.

Мать похлопала меня по плечу и отправилась на работу. А я отправился к Тоске. Но не доехал. Не получилось доехать. Я, как всегда, выкатил мопед, добрался до «Мира обжорства», заказал пальчиковые бананы в карамели. Пока работал над бананами – очень увлекательное дело – нарезать их кружочками и наматывать на эти кружочки карамель – так вот, пока трудился над ранним десертом, вспоминал врагов своих. Врагов было в изрядности, но вряд ли кто-нибудь из них стал бы так мелко мне пакостить.

Измазывать жвачкой дверь.

Но кто-то же мне дверь испохабил. Придется вечером маяться...

Я покончил с бананами и вышел на улицу.

Здесь меня ожидал второй сюрприз. Мопед.

Нет, мопед не угнали. Просто шины прорезали. И передняя и задняя камеры оказались безнадежно сдуты, и сразу было видно, что сдулись они отнюдь не случайно.

Вот так.

Значит, за мной следили. Значит, вчерашнее ощущение меня не подвело, значит, на самом деле. Следили от дома. Что интересно. История начинает продолжаться. Разворачиваться по довольно непредвиденной программе.

Я поговорил с шефом и загнал мопед в подсобку кафе. До Тоски пришлось добираться уже пешим порядком.

Тоска пребывала во злобе. Дома никого не было, зато слышались удары. Я заглянул в ее комнату. Тоска лупила ногой по большой боксерской груше. Жестко, с акцентом.

– Ты, я вижу, в прекрасном настроении, – сказал я.

Тоска не ответила, провела серию мощных ударов, потом зверски боднула инвентарь. Так что даже пыль из него пошла.

– Тоска, – сказал я, – хочешь, подскажу упражнение, прекрасно развивающее мышцы предплечья?

– Ну?

– Берешь обычную простыню, хорошенько ее стираешь, а затем выжимаешь. Выжимаешь, выжимаешь, выжимаешь. Мышцы на руках укрепляются просто превосходно...

– Шутишь все. – Тоска поймала болтающуюся грушу. – Лучше ознакомься вот с этим.

Я ознакомился. Теперь вот Буханкин должен был ознакомиться. К нему мы и направились. И уже сейчас, здесь, у него дома, я вытащил из кармана конверт. Передал Буханкину. Буханкин принялся читать. Весьма выразительно:

– «Гадкие свиньи! За что вы погубили их? Кому они мешали? Вам они мешали? Ваша варварская акция вам даром не пройдет! Я хотел, чтобы все было по-хорошему, но вы сами все испортили. Дураки и идиоты! Готовьтесь! Моя месть вам понравится! И вообще, вам меня не остановить!»

Буханкин дочитал послание, посмотрел его на просвет.

– Похоже на объявление войны, – сказал он. – Месть нибелунгов сплошная...

– Теперь тебе понятно, что это не пришельцы? – спросил я.

– Понятно. Человек науки не цепляется за теорию, не подкрепленную эмпирическими наблюдениями. Это не пришельцы. Это засранцы. Но ничего страшного в этой ситуации нет. Если вы переживаете за свою безопасность, то это зря. Я могу привлечь членов своей команды, они организуют патруль возле ваших мест проживания...

– Это излишне, – сказал я. – Главная опасность заключается в другом...

– Опять опасность, – вздохнул Буханкин. – Связался я с вами...

– Видишь ли, Буханкин, тут такое дело. Вот наша подруга Антонина, – я указал на Тоску. – Она не поленилась и прошлась по зоомагазинам, благо их у нас в городе один.

– И?

– И ей ответили, что сейчас хотя и не сезон, но не так давно в магазин зашел мальчишка с собакой.

– Примерно нашего возраста, – добавила Тоска.

– Это утешает, – сказал Буханкин. – Если бы это был сорокалетний мальчишка, это бы меня немного насторожило, а нашего возраста – это нормально... Я не вижу, в чем заключаются ужасные неприятности? Пусть этот сопляк придет ко мне, я его прикокошу! По уши в землю вобью! Позвоночник выгрызу! А собаку его... тоже прибью.

– Дело не только в сопляке, – тихо сказал я. – Дело совсем в другом. Видишь ли, Буханкин, этот юноша с собакой приобрел три мощных китайских компрессора – для аэрации воды. Эти компрессоры используются чуть ли не в промышленном разведении рыбок. Они тогда еще удивились, зачем ему столько компрессоров. Потом он еще заходил несколько раз, приобретал корм для молоди. Я вот что подумал...

– Стоп-стоп-стоп! – остановил Буханкин. – Я знаю, чего ты еще подумал. Ты подумал, что раз компрессоров много было приобретено, то озеро... оно не в единичном экземпляре. Что есть еще одно или, может быть, два таких озера.

– Ну, в общем, да, – сказал я. – И, судя по всему, все так и есть...

Буханкин зарычал:

– Знаете, дорогуши, меня совсем не прикалывает искать среди всех окружающих нас густых лесов еще водоемы этого пираньщика! Я устал!

– Искать его базы – бесполезно, – сказал я. – Если было три компрессора, то можно опять же предположить, что этих озер тоже три, это ты верно заметил. С маленькими-маленькими голодными рыбками. И мы не успеем их найти. Как мы ни старайся.

– Надо пойти в мэрию, – снова предложила Тоска. – И все рассказать...

– Поздно. Не поверят. Не пойду. Смерть бюрократии, – так ответил Буханкин.

– Тогда я не знаю... – Тоска капитулянтски развела руками. – Не знаю...

– У нас есть три дня, – я забрал у Буханкина компьютер и спрятал его в карман. – За три дня нам надо найти этого юнната. Иначе... Ням-ням.

Буханкин бухнулся на койку лицом вниз, закрыл голову подушкой.

– Это означает одно, – сказал я. – Это означает, что мы будем его искать усиленно. Будем искать усиленно и найдем. Буханкин, у тебя тут есть какая-нибудь бумага?

Буханкин указал пальцем.

На тумбочке, в которой хранилась картотека, пылилась пачка офисной бумаги. Я взял лист, достал самописец. Дал Тоске свой компьютер, чтобы не скучала. Подумал. Набросал кое-какие мысли. На тему: как нам найти пираноманьяка.

Итак.

Собака.

Собака – заметная вещь. Можно попробовать через клубы собаководства, только вот не факт, что псина породистая. А если не породистая, то найти ее тяжело. А просто бродить по дворам...

Никаких ног не хватит.

Прорезанные камеры. Напротив «Мира обжорства» канцелярская лавка. В канцелярской лавке работает летним холуем Обоев. С Обоевым мы учимся в одном классе. Надо поговорить. Осторожно, чтобы враг не заметил.

Письмо. Над письмом можно потрудиться. Отпечатки пальцев можно даже снять. Только ни к чему они. Конверт. Конверт новый. Недалеко от дома Тоски почта. Можно поспрашивать, кто покупал конверты. Отправлено из восьмого отделения связи, это в Ленинском районе. А люди частенько совершают ошибки – отправляют письма из своих собственных почтовых отделений. Само же письмо...

– На принтере распечатано. – Буханкин вылез из-под подушки и понюхал листок. – Пахнет как-то...

Буханкин поморщился:

– Как-то так...

Молодец Буханкин! Я вот понюхать послание не догадался. Оно пахло довольно знакомо. Только непонятно, как именно знакомо.

– Это мокрая собака, – объяснил Буханкин. – У нашего дурака есть мокрая собака!

– Про собаку мы давно знали, – напомнила Тоска. – Собака нам ничего не дает.

– Знали, но не были уверены. А теперь мы уверены. Теперь мы его вычислим!

– В городе полно народу, как мы его вычислим? – спросила Тоска. – Перебирать почти семьдесят тысяч...

– У нас есть его примерный портрет, – сказал я. – Парень нашего возраста, скорее всего самый обычный. Если бы он был необычный, то об этом бы нам сказали. Так что обычный. У него есть собака. Довольно большая, вряд ли маленькая собака смогла бы так громко выть.

– Маловато... – подал голос Буханкин.

– Маловато. Надо сходить на почту и в канцтовары. Для отвода глаз на почте купить большой посылочный ящик, в канцтоварах ты, Тоска, купишь ватман. Предлагаю пойти прямо сейчас. Пока время еще есть. Провести подготовительные мероприятия.

– Вот и сходите, – по-барски махнул рукой Гелий. – А я тут поразмышляю... А то как с вами связался, так совсем думать перестал. Идите, работайте.

Глава 11

ЛИЦО С ИНТЕЛЛЕКТОМ

– Так что этот дурик у нас в руках, – сказал я. – Осталось сделать две маленькие вещи. Во-первых, поймать его...

– Ты думаешь, это будет так просто? – не поверила Тоска.

– Я думаю, это будет просто. Немножко побегаем, конечно, а так легко. Вторая вещь – узнать, зачем он все это придумал. Меня лично второй вопрос занимает гораздо больше первого. Так сказать, мотивировка маньяка. Все остальное – частности. Что касается поимки... Завтра мы его возьмем.

– Уверен?

– Абсолютно. Клянусь своим томагавком. Клянусь правой рукой уфолога Буханкина.

Буханкин презрительно улыбнулся и спросил:

– Что это вы с сумками какими-то притащились?

– Так надо, – ответил я.

– А, понятно... Ну, и кто же наш злодей? – ехидно осведомился Буханкин. – Наверняка жуткая личность...

– Тебе фамилию назвать или как? – спросил я.

– Можно и фамилию, – надулся Буханкин. – Только не думаю, что ты сможешь. Не потянешь, однако. Это все твои понты, это все выдрыпанство. Ничего ты не знаешь на самом деле. Ну, скажи его фамилию, скажи? Я в психах разбираюсь!

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – сказал я. – Что в психах ты разбираешься на славу. Однако его фамилия тебе ничего не скажет.

– Почему – не скажет?! Может, скажет! Я многих у нас в округе знаю... Агентурная сеть, контакты...

– Он нездешний. По имеющейся информации, он приехал весной или в начале лета. Так что его фамилия тебе ничего не даст. Но, повторюсь, и фамилия, и даже адрес у нас есть. И чем он занимается, мы тоже знаем.

– Так в чем же дело?! – Буханкин аж подскочил на своей койке. – Давайте я сейчас позвоню куда надо, и мы его сграбастаем! Вызову десяток ребят из объединения, они с ним разберутся. Возьмем его тепленьким. Пока не поздно, пока еще есть время. Или там тоже банда?!

– Там не банда, – успокоил я. – Он одиночка.

– Так я и знал, – скривился Буханкин. – Так я и знал, что одиночка! Одиночки всегда жуткие психопаты. Всегда готовы кого-нибудь мочкануть... Почему тогда нельзя его брать?

– Брать его нельзя, потому что у нас нет никаких доказательств, – сказал я. – Вряд ли он дома хранит все свои рыбоводческие припасы, у него есть другое место. Подальше да поспокойнее. Да даже если и дома, то что? Не полезешь же ты к нему домой? Это уже не мелкое хулиганство, это уже... Так что напрямую действовать нельзя, надо по-умному действовать...

– А собака у него есть? – вспомнил Буханкин.

– Есть, – сказала Тоска. – Есть собака. Здоровенная, белая, на кавказскую овчарку похожа.

– Да, – улыбнулся Буханкин, – собака – это хорошо... Все-таки вы молодцы, есть у вас нюх. Впрочем, я всегда об этом знал. А может, все-таки не он?

– Он.

– Мало ли у кого белые собаки, – хмыкнул Буханкин. – Собака – это не доказательство, собака – это... Это просто собака. Вот и все. Да и вообще...

Порой доказывать простые вещи чрезвычайно утомительно. Особенно таким древлянам, как Буханкин.

– У нее, – я указал на Тоску, – есть родная тетя. Имя ей Зинаида Ивановна. Зинаида Ивановна – заведующая областным коллектором.

– Каким еще коллектором? – Буханкин цокнул языком. – Она что, главная по канализации?

– Буханкин, ты темная личность, – сказал я. – Коллектор – это не канализационная труба, это библиотечный накопитель. Зинаида Ивановна может проверить всю информацию по всем библиотекам города. В районе почтового отделения номер восемь – а именно оттуда было отправлено письмо Тоске, – так вот, в том районе есть две библиотеки. Детская и обычная. И за два последних месяца и в той, и в другой один мальчик брал книги по аквариумистике. Узнать его имя и адрес не составило труда. Антонина не поленилась сходить в детскую библиотеку. Парень, который брал книги про разведение рыбок, приходил за ними с лохматой собакой.

– А зачем он все это устроил? – недоумевал Буханкин. – Он что, настоящий псих?

– Не знаю, зачем он все это устроил, – сказал я. – Может, и псих. Понимаешь, я не смог хорошенько за ним понаблюдать. Во-первых...

– Почему? Почему великий и мохнатый Куропяткин не смог проследить за каким-то там мелким маньяком?

– Потому что какой-то там мелкий маньяк следил за мной, – ответил я. – Он, кстати, и сейчас за нами следит.

– Как – следит?! – Буханкин лязгнул койкой. – Что значит – следит?!

– Следит. В хороший полевой бинокль.

– Он давно за нами следит, – сказала Тоска. – Как ты кокнул пираний, так он за нами и стал наблюдать. Не все время следит, конечно, а так, периодически. Сейчас следит.

– Откуда? – Буханкин сощурился. – Откуда вы все это знаете?

– Расскажи, – устало разрешил я Тоске.

Тоска стала рассказывать. Как вчера она, впустую побеседовав с канцеляристом Обоевым, отправилась по некоторым делам. По пути она купила ватрушку с творогом и съела, разглядывая для аппетита в стекле ларька другую выпечку, особенно весьма продвинутые коврижки. Которые Тоска очень любила, да только не ела ввиду сбережения фигуры. В процессе поедания глазами восьмой по счету коврижки Тоска заметила, что за спиной ее на расстоянии метров пятнадцати маячит какой-то тип.

Сначала Тоска думала, что это Буханкин.

– А при чем тут Буханкин? – обиженно сказал Буханкин. – Я ни за кем не следил...

– Не перебивай, – строго сказала Тоска.

Сначала Тоска думала, что это Гелий Буханкин, но, приглядевшись, обнаружила, что наблюдатель на Буханкина несколько непохож. Рост такой же, прическа, комплекция поразворотистей.

– А лицо такое... – Тоска выразительно пошевелила бровями. – С интеллектом...

О, как ты сладка, месть!

Буханкин надулся.

Наблюдатель стоял, поедал мороженое и как бы невзначай бросал на Тоску заинтересованные взгляды. Тоска решила проверить, не кажется ли ей это. Она купила энергетический напиток, неспешно выпила его и лениво пошла вниз по улице. Завернула за угол. Подождала пару минут. И мимо нее проследовал тот, кто наблюдал за ней возле коврижечной будки. Тоска про себя назвала его Наблюдателем. А потом Тоска заметила его в трамвае, в троллейбусе и еще один раз на улице. Навыками наружного наблюдения Наблюдатель не обладал.

– А когда мы сюда к тебе шли, я его тоже видел, – сказал я. – С биноклем. Наблюдает.

– Давайте его возьмем! – В голосе Буханкина явственно послышался азарт бывалого охотника за неведомым. – Этого интеллектуала. Выскочим и схватим! Запрем в бане или в подвале! Я его в два мига расколю! Он у нас письменное признание напишет! Нет, это будет видеопризнание! Он признается в своих происках на камеру!

Буханкин даже направился к лестнице. Так что пришлось его схватить за локоть и возвернуть на койку.

– Во-первых, не факт, что ты его расколешь, – сказал я. – Может, он храбрый портняжка?

– Против Диска Воздействия ни один портняжка не выстоит! – заверил Буханкин. – Достаточно накалить диск до ста двадцати градусов и приложить его к нервным центрам... Все выложит! Во всем признается!

– Диск подождет, – сказал я. – А сейчас бежать за ним нельзя. Он наблюдает. У него хороший бинокль, почти как у меня. Если мы неожиданно выйдем и кинемся за ним, он успеет уйти. Так что надо поступить умнее. Ты вот тут вспомнил Шерлока Холмса, надо сделать, как делал он.

– Трубку покурить, на скрипке поиграть? – засмеялся Буханкин.

– Нет. Надо на живца ловить.

– Понятно... – Буханкин подошел к оклеенной фольгой стене, отсчитал пальцами расстояние, проковырял дырку.

Затем откуда-то с верхней полки Буханкин достал миниатюрную подзорную трубу, собрался было приложиться, я остановил.

– Не советую, – сказал я. – Если твоя труба бликанет на солнце, он сразу поймет: мы знаем, что он за нами следит. Все осложнится. Выслушай лучше наш план.

Буханкин постучал себя трубкой по голове. Подумал. Сказал:

– Идея ловить на живца мне нравится. Сделаем так. Возьмем Антонину, намажем ее...

– Себя намажь! – разозлилась Тоска. – Тоже мне намазчик выискался!

– Ну хорошо, можно не намазывать, можно так, в сыром, так сказать натуральном, виде. Антонина будет...

– Будешь ты, – остановил я этот неудержимый полет фантазии. – Будешь ты, и только ты.

– Почему это я? – возмутился Буханкин. – Почему это я опять должен жизнью рисковать? Я уже в ловушку попадал, я уже пострадал серьезно... Мне, может, лечение требуется...

– Лечение тебе, конечно, требуется, но совсем не то, о каком ты думаешь. А план у нас таков. Сегодня мы с Тоской уезжаем.

– Куда? – удивился Буханкин. – Я, значит, приманка, а вы уезжаете?

– Именно. Мы уезжаем. В Москву. На конференцию.

– На какую еще конференцию?

– Юных... – я совершенно не подумал, на какую конференцию юных мы с Тоской можем поехать.

– Юных австралопитеков, – закончил Буханкин. – Бог в помощь.

– Юных журналистов, – выручила меня Тоска. – В Москве состоится конференция юных журналистов, и мы на нее едем. Это правда – в смысле, насчет конференции. Этот тип, который за нами наблюдает, если хочет, может проверить – в Интернете вся информация. Три дня проводится, могут участвовать все желающие. Я записала нас, так что прикрытие есть.

– А я бы тоже, может, поехал, – буркнул Буханкин. – На конференцию по криптозоологии...[17]

– В следующий раз съездишь. Слушай, что будем делать дальше. Тебе придется привлечь кого-нибудь из своих фантомасов, – сказал я. – В смысле, из старших офицеров клуба...

Я излагал Буханкину план, разработанный мной и Тоской вчера вечером.

Буханкин ворчал, взбулькивал, грыз ногти, но слушал.

Через два часа мы выбрались из буханкинской берлоги и пешком отправились на вокзал. Наблюдатель наблюдал. Довел нас до самого вокзала, до самого даже перрона, я его все время видел. Нет, в Смерш его бы не взяли.

Мы с Тоской устроились в седьмом вагоне.

Буханкин и какой-то его приятель дружески махали нам с платформы. Мимо как бы не при делах проковылял Наблюдатель.

Буханкин громко, так что даже мы услышали, сказал:

– День туда, три дня там, день обратно. Отличное путешествие! Почему я не юный журналист?

– Ничего, Бухан, – поддержал его кожаный товарищ. – Мы на конференцию тоже поедем. Через месяц...

Буханкин покивал.

– Бухан – отличное прозвище. – Я помахал Буханкину.

– Ему очень идет. – Тоска тоже помахала Буханкину.

Поезд тронулся.

Наблюдатель еще раз прошел мимо окна.

Состав увеличил скорость. Я откинулся к стенке. Поезд уносил нас в дальние дали, в будущее, в неизведанное будущее...

Вышли мы через две остановки.

Глава 12

ПРИШЕЛЬЦЫ СРЕДИ НАС

Старуха тащила громадные сумки. Авоськи. Тащила медленно, то и дело останавливаясь, вытирала лоб и оглядывалась. А иногда раскладывала стульчик и садилась отдыхать. Кряхтела.

Тоска довольно удачно изображала старуху. Платок, толстые очки в пластмассовой оправе коричневого цвета, ужасного вида туфли на толстом каблуке. Накладная задница, накладная грудь, накладное пузо. В руках лыжная палка. Даже грима наносить не пришлось, и так всем было ясно, что бабка старая, вредная и уже практически полностью выжившая из ума.

Возле почты Тоска остановилась, выставила ящик, разложила стульчик. На ящик водрузила корыто с жареными тыквенными семечками, мерный стакан.

Типа, бизнес такой.

Я замаскировался по-другому. Еще проще. Надел оранжевый комбинезон, дурацкие туфли с длинными носками. А на голову нацепил голову северного оленя. Вернее, не голову оленя, а его маску.

После чего вышел на улицу и принялся приставать к прохожим. Раздавал им рекламки передвижного цирка «Братья Чебурековы» – дрессура, прогулки на слоне, питон, пожирающий молодых крокодилов. Распечатка тысячи экземпляров этой дурацкой рекламы влетела мне, между прочим, тоже в изрядное копье.

Мы перекрыли улицу Советскую от Дома моды до главпочтамта. Примерно триста метров.

Посредине этих метров располагался Буханкин. Там была небольшая площадь перед новым городским фонтаном, этакий пятак метров в пятьдесят. Площадь как площадь, скамейки, ну да, фонтан, ларек со всяким завлекаловом для детишек – шарики, пищалки, воздушные змеи. Час назад Буханкин вышел на эту площадь с небольшой тележкой и приступил к акции.

Он выгрузил из тележки здоровенный автомобильный насос. Выгрузил ящик с чем-то резиновым. Расстелил это резиновое на асфальте. Оказалось, что это большой надувной шар. Буханкин прицепил к шару насос и принялся качать.

Качал Буханкин хорошо, с искоркой, с душой. Очень скоро он вспотел и сбросил с себя рубашку, обнажив, что называется, торс. И снова принялся качать. В Гелии Буханкине жил актер, это было видно даже издалека. Буханкин работал с таким надрывным видом, будто не шар надувал, а откачивал воду с тонущего корабля.

Одержимо. Буханкин одержимо работал насосом – как, однако, красиво это звучит. Вокруг Буханкина иногда собирались немногочисленные люди, в основном мамаши. Они смотрели на него с благожелательным интересом и отходили. Мало ли что человек надувает? Может, это он так самовыражается. Когда же у него спрашивали, что это он надувает, Буханкин отвечал, что он надувает Шар Свободы и Правды.

Иногда Буханкин уставал, останавливался и принимался призывать всех желающих помочь ему накачивать Шар Свободы и Правды. Желающих, конечно, не находилось. Тогда Буханкин с видом мученика плевал себе на ладони и возвращался к насосу.

Тоска была увлечена мелкой коммерцией, к ней довольно регулярно подходили люди разных возрастов, приобретали семечки.

Я раздавал рекламу.

Шар Буханкина тем временем постепенно увеличивался в объеме и приподнимался над землей. Буханкин подставлял под шар палки и подставки, так что шар уже было заметно даже издали.

И вообще, шар был уже даже не совсем шар, а скорее дирижабль. Этот дирижабль имел ярко-желтый кричащий цвет, на нем был нарисован инопланетянин, каким его изображают карикатуристы – треугольная зеленая голова, маленький рот, черные глаза в пол-лица. Традиционный пришелец-негодяй. Негодяйские намерения пришельца подтверждала устрашающая когтистая лапа с заметными яркими каплями. Яркие капли – это кровь. Кровь, надо полагать, невинных землян.

И рядом надпись. Опять же страшными, выразительными буквами.

«Чужие среди нас! Еще есть шанс их остановить! Откройте глаза!»

Шар увеличивался, Буханкин качал. Его начали уже даже фотографировать, а милиционер, дежуривший чуть поодаль, принялся описывать возле Буханкина заинтересованные круги. Конечно, он знал, кто такой Буханкин – первооткрывателя уникального энцефалитного клеща и борца с космической инвазией знали многие в городе, все-таки знаменитость. Поэтому милиционер вполне мог подумать, что эта акция проводится с разрешения администрации. И подходить не спешил.

Шар надулся до размеров дивана. Буханкин сел передохнуть. Прямо на асфальт.

И тут я увидел Наблюдателя. Наблюдатель шагал по улице Советской. И еще я увидел, что он даже не шагает. Он едет. Катится.

Да-с, Наблюдатель передвигался на роликах.

Не спеша так. С достоинством. Прогулочным катом.

Это все, конечно, осложняло дело. Город у нас хоть и небольшой, но все-таки асфальт практически везде есть. Так что укатиться легко. Особенно если катаешься хорошо.

Наблюдатель прокатил мимо шара. Буханкин его не заметил. Ну, заметил, само собой, только внимания, естественно, не обратил – все, как задумано. Тоска же заметила. И внимание обратила. Она собрала свой тыквенный бизнес и медленно поковыляла в сторону Буханкина.

Я тоже двинулся к площади. Раздавал всем свои рекламки, хотя половина людей их не брала – что за жлобство? Неужели жалко взять и помочь несчастному человеку?

Буханкин тем временем устало огляделся и направился в небольшую столовую, расположенную в городском управлении архитектуры. Водички попить, рыбу в яйце поесть, там хорошую рыбу в яйце готовят. Берут рыбу, берут яйцо, впрочем, позже об этом...

Буханкин беззаботно пересек площадь, напоследок оглянулся на свой шар, затем вошел в управление.

Наблюдатель затормозился. Постоял немного, затем двинул назад, к шару. Катился он не спеша, куда ему было спешить?

Конечно, все это было тупо. Тупо и как-то по-идиотски. Ловить человека, наводнившего реку пираньями, на надувной шар с изображением кровожадного пришельца. Но другого ничего я не смог придумать, времени было слишком мало.

Наблюдатель сунул руку в карман.

Началось. Я двинулся к площади. Не очень поторапливался, не хотел спугнуть.

Наблюдатель тем временем подкатился к шару. Улыбнулся, огляделся в очередной раз. Затем медленно вытащил ножик, разложил его и, ничуть не стесняясь, прорезал в шаре дыру.

Шар сразу сдулся и опал на асфальт.

И тут же из управления архитектуры вынырнул Буханкин. Тоска бросила свои семечки, скинула с себя лишний маскирующий вес, отшвырнула палку и побежала.

Реакция нашего подопечного оказалась мгновенной, как у настоящего спецназовца. Он кинулся удирать. Не раздумывая. И в мою сторону.

Я, нелепо растопырив руки с рекламами, шагал навстречу катившемуся мне врагу. Шагал с совершенно тупым видом. Когда до объекта оставалось метров пятьдесят, не больше, я свернул с себя голову северного оленя и дружески, весьма дружески улыбнулся.

Я ожидал, что, увидев меня, наш противник растеряется. Растеряется, утратит равновесие, хлопнется на асфальт и, весь уже в достаточной степени раскаявшийся и смирившийся со своей участью, подкатит к моим ногам.

Этого не случилось.

Нет, он, конечно, удивился. Но практически сразу, за секунду, взял себя в руки. И вместо того чтобы тормознуть и покатиться по асфальту, он, напротив, скорости прибавил. И очень неплохо прибавил.

Я ничего не понял, не успел толком ничего понять, этот чертов роллер-пиранотехник врубился в меня со всей своей скоростной дури. Я отлетел в сторону и, нелепо размахивая дурацкой башкой северного оленя, пробороздил клумбу.

Почти сразу вскочил, весь в красненьких красивых цветочках. Наш враг несся вниз по улице Советской. Он съехал с тротуара на проезжую часть и наращивал обороты.

Я вскочил и рванул вслед за ним.

Я хорошо бегаю. Я не спринтер и не стайер, я бегун. Я могу пробежать километров пять-восемь с относительно приличной скоростью. В свое время я потратил три года, чтобы развить эту полезную способность. Главное – не бежать слишком уж быстро, главное – бежать долго. Если ты можешь бежать долго, ты всегда сможешь.

Ты всегда сможешь или догнать, или оторваться.

Я мог бежать долго. И побежал.

Сразу перешел на рабочий ритм. Размеренно, четко, как автомат. В беге главное размеренность. Чем размереннее ты бежишь, тем дольше пробежишь. Конечно, я не мог долго соперничать с человеком на роликах. Ролики гораздо менее энергоемкий способ передвижения, нежели бег. Гораздо более долгоиграющий.

Поэтому я медленно, но отставал. У меня было лишь одно преимущество – я знал город. А преследуемый не знал. Он ведь был новенький здесь, недавно переехал, зараза.

Докатившись до конца улицы Советской, пираноманьяк свернул налево. К мосту, значит. Если перекатится за мост – все. За мостом сразу три шоссейки. Катись по любой, километра три – и все: лес. Не догнать.

Видимо, пираноманьяк это учел, поэтому и свернул к мосту. Я тоже свернул. Только раньше метров на триста, в Зеленый переулок свернул.

Зеленый переулок представлял собой узенькое пространство, заполненное сиренью, акацией и мертвой, объеденной гусеницами черемухой. Дрянное пространство, но по нему добраться до моста можно было в три раза быстрее.

Большой плюс.

Не знаю уж почему, но в Зеленом переулке люди тоже жили какие-то зеленые. Ленивые и не склонные к благоустройству. Лужи, трухлявые дрова, опилки, все как полагается. Я пробежал по переулку три дома, свернул направо. Направо был забор, но он ничуть меня не смутил – доски были совсем сгнившие, скорее символические, нежели реальные. Я вломился в них плечом, они разошлись, даже не треснули. За забором начались затруднения. За забором произрастала могучая культура явно сорнякового вида. Культура была выше меня ростом и росла так густо, что погасила мою стремительность, я влетел в нее как в сеть, завяз. Дернулся назад, только тоже бесполезно, попал. Пришлось пробиваться через сорняки. На это ушло почти три минуты.

Я выскочил на полянку среди сорнякового моря. На этом свободном пространстве проходил суровый пикник. Рядом с котлом на бревне сидели два коренных обитателя Зеленого переулка, оба, кажется, мужского пола. На кирпичах бурлил большой котел с серым подозрительным варевом, рядом на распялках вялилась черная шкура, то ли баранья, то ли... не баранья. Я надеялся все-таки, что баранья. Аборигены держали в руках алюминиевые миски, рядом в цинковом ведре в аристократическом одиночестве охлаждались недорогие напитки, на старом телевизоре томился под солнцем рубленый лук.

– Ты кто? – сказал абориген, не понял какой.

– Курултай Локомотивов, – ответил я. – Культурно отдыхаете?

Кто-то из них ответил неразборчиво, это мне не понравилось. Я подошел к котлу и опрокинул его мощным пинком. Смотреть, что из него вытекло, мне не хотелось, я побежал дальше. Мне вслед запустили колуном.

Я пересек луковую плантацию, пересек канаву, попал в другой огород. Тут все было цивильнее, колючая проволока, битые бутылки, хорошо хоть из гарпуна в спину не стрельнули. Латифундия, однако. Я даже успел по пути сорвать зеленое яблоко. Из картофельной ямы показалась круглая голова плантатора, я не без удовольствия метнул в нее яблоком, попал в лоб. Голова исчезла, из ямы послышалась черная брань и грохот.

Забор. Пришлось перелезать, что оказалось весьма опасно – забор был высок, как Китайская стена. Я спрыгнул и почувствовал, что начинаю уставать.

Очередное домохозяйство порадовало меня обилием вишни. Возле вишни суетился с пульверизатором вишенник, меня он не заметил. Зато меня заметил бультерьер. Заметил, но никак не прореагировал, видимо, был пацифистом. Я нагло пересек вишенный рай и вышел через калитку. Передо мной простиралась улица Крупской. Была она лучше Зеленого переулка, правда, ненамного, однако для меня эта улица была вполне желанна – она напрямую выходила к мосту. И имела весьма серьезный уклон.

Что облегчало бег.

Я ускорился. Шестнадцать домов, поворот, мост.

Мост.

Еще прошлого века, лет семьдесят ему, а то и больше. Успел. Я ускорился еще сильнее, надо было перебраться на другой берег как можно раньше, чтобы объект меня не увидел.

И я снова успел. Перебежал на другой берег и спрятался в дождевом желобе.

Если я все рассчитал правильно, то роллер должен появиться максимум минуты через три.

Он появился через полторы. Я услышал коньки. Мистер Рыбозавр шустро катил с горки, чиркал по асфальту тормозами. Даже насвистывал, кажется, что-то. Жизнерадовался, засранец.

Потом коньки смолкли, он добрался до моста, а на мосту не было никакого асфальта, мост был дровяной, то есть деревянный. Коньки застучали по дереву.

Я дождался, пока этот тип добрался до середины моста, даже чуть дальше, а потом я выскочил. Вышел, так сказать, в сиянье золотом.

Теперь наш новый друг удивился уже по-серьезному.

– Привет-привет, – улыбнулся я. – Сегодня отличный день для легкой пробежки...

Я снова отметил, что он похож на Буханкина. На троюродного брата Буханкина.

– Куда теперь двинешь? – осведомился я.

Он сделал рывок, будто прорваться сквозь меня собирался. Я не среагировал. Тогда он развернулся и быстро поковылял на своих колесных копытах обратно. Но с горки уже спускались Буханкин и Тоска. Буханкин где-то раздобыл велосипед, и теперь они катили на нем к мосту. Довольно быстро – Буханкин крутил педали так, что коленки только мелькали.

Наш враг был заперт.

Классически все получилось, красиво.

Сейчас враг умный сдался бы на милость победителей, враг глупый попытался бы затеять драку один против трех. С мизерными шансами на успех.

Но наш враг не относился ни к глупым, ни к умным, это был враг совершенно особой, выдающейся породы. С таким врагом приятно было враждовать.

Он сделал то, чего я от него не ожидал.

Совершенно не раздумывая, он подрулил к перилам и, не снимая роликов, легко через них перепрыгнул.

– О-па... – только и смог сказать я.

Мост здесь невысокий, до воды метров пять, не больше. И место глубокое, ребята летом часто здесь ныряют. Но то, что с моста сиганет парень в роликах...

Такого я не ожидал. Совсем. Это было героически. Тоска даже ойкнула.

Из-под моста послышался всплеск. Я подскочил к перилам. Повелитель пираний уплывал вниз по течению. Живой и здоровый.

– Ну ты и придурок! – крикнул я ему вслед с восхищением.

На что преследуемый ответил мне неприличным жестом. С такой мощной энергией ответил, что даже погрузился в воду.

Молодец.

Я срочно думал, что мне делать. Времени, чтобы проанализировать ситуацию по-хорошему, было мало.

Течение тут неслабое, уходить легко. Если попытаться догнать по берегу – не догонишь, устанешь раньше.

Значит, есть только один шанс.

Я уселся на балку и быстро стащил кроссовки. Расстегнул комбинезон, сбросил. Остался в трусах. Ну, и еще пояс с компьютером, мобильником и проч.

Пояс пришлось снять – ни комп, ни мобильник к воде приспособлены не были. Я перелез через перила. Выдохнул.

– Куропяткин! – крикнула с велосипеда Тоска. – Не дури!

Тут я увидел свои ноги и понял, что на самом деле дурю. Я быстренько перепрыгнул на мост и натянул кроссовки обратно. Потерял еще драгоценных полминуты.

Враг уходил. Плыл он легко, не прилагая каких-то сверхусилий, поток нес его сам, он лишь чуть помогал. Брасс. Легкий свободный брасс, таким километр проплывешь – не устанешь.

– По левому берегу! – крикнул я. – Идите по левому берегу!

На самом деле я не знал, по какому берегу продолжится наша погоня дальше. Но ценные указания выдать было просто необходимо – на то я и руководитель.

Ненавижу высоту. Подумал я и прыгнул вниз. Головой вниз не стал, побоялся, сиганул ногами. Мысль еще мелькнула – только бы на топляк не попасть. Истории про ныряльщиков, наткнувшихся на топляки и разбившихся в полные дребезги, я слышал регулярно. Прыжок – топляк – дети-сироты. Наскочить на топляк очень не хотелось. Мне повезло, не наскочил.

Я провалился в холодную воду. Ушел метра на два, на секунду повис в темном расслабленном пространстве, затем рванул вверх. Вынырнул. Голова моего врага маячила впереди метрах уже в трехстах. Оторвался, зараза, придется догонять.

И я стал догонять.

Я нормально плаваю. Не рекордсмен, но нормально. И течение было в подмогу. Я шел, стараясь держаться ближе к крутым берегам, где река ускорялась и даже иногда немного бурлила. Работал ногами, работал руками, расстояние до цели медленно, но сокращалось.

Это заметил и враг мой. Он не ускорился – то ли не мог, то ли ролики мешали. Он стал выбирать место, чтобы выбраться на берег. И тут мне отчасти повезло – берега пошли крутые, глинистые и высокие, удобных мест для причаливания было мало.

А я догонял.

Противник стал оборачиваться чаще, и вот нервы его сдали, и он направился к берегу. К левому.

По левому берегу были поля. Колхозный овес, а за ним лес. Красивая местность, хоть фотообои делай. Но моему врагу было не до местности – обрыв был крут, взбираться в роликах тяжело. Преследуемый то и дело оскальзывался и скатывался к воде. После чего ему приходилось снова взбираться, такой сизифов труд.

Я залюбовался этим приятным зрелищем и несколько снизил интенсивность гребков. Отдохнуть тоже не мешало, погоня явно заканчивалась.

Он попал, думал я. Теперь он на сто процентов попал. Босиком по полю далеко не убежишь – кочки, камни, стерня свежая и прошлогодняя. Ноги изрянятся мгновенно. А в роликах по нему тем более не поедешь.

Я снова ошибся. И снова недооценил своего противника. С самого начала я его недооценил. Я должен был понять, кто передо мной, в тот миг, когда попал в ловушку Буханкин. Но я не понял. Пребывал в сладком ослеплении от собственного величия.

Сорвавшись к воде в очередной раз, пираноман плюнул и откинул коньки. Снял их, сцепил шнурками и перекинул через шею. Босиком вполз по обрыву, уселся на самом краешке. После чего вытащил из кармана клетчатый носовой платок, тщательно вытер им свои мокрые пятки. Затем с ковбойской лихостью выхватил из карманов оранжевые кеды.

Не спеша натянул их на ноги.

Снова сделал неприличный жест в моем направлении. И скрылся в колхозных овсах.

Я громко, на всю реку, ругнулся. Выбрался на глину, вскарабкался по обрыву. По овсу прыгала мокрая спина. Сейчас бы арбалет сюда...

Долой кровожадность. Я плюнул и побежал.

Марафон продолжался.

По полю бежать было тяжело, поскольку оно было кочковатым и нороватым. Не поле, а настоящая полоса препятствий. Несколько раз маячившая передо мной спина спотыкалась, несколько раз спотыкался я. Все это начинало меня раздражать, усталость чувствовалась все сильнее. Ноги начинали дрожать, плечи начинали дрожать, в горле появился шип – верный признак перебора молочной кислоты.

Впрочем, крутой берег помог мне. Расстояние все-таки сократилось. И впереди был лес, но в нем спрятаться сложновато будет – сосняк, мох, видно все, как в хорошем парке, никаких кустов, никаких буераков. Значит, будем соревноваться в беге и дальше. И хватит меня еще надолго.

Мы бежали между соснами, расстояние сокращалось. Мой враг начал сдавать. Однажды он даже остановился и приложился к сосне. Но потом все-таки продолжил.

Я собрал силы. И ускорился в очередной, я очень надеялся, что в последний раз.

Почти догнал, я почти его догнал. Метров пятьдесят осталось.

И тут судьба от меня отвернулась.

Корень. Правая моя нога влетела в петлю, образованную молодым корнем сосны. Я запнулся и даже не покатился, а просто врезался в мох. Хлопс.

Мох попался влажный и прохладный, в нем было хорошо лежать лицом. Подниматься не хотелось. Но подниматься приходится всегда, так уж все устроено. Те, кто не поднимаются, не поднимаются никогда.

Я поднялся.

К груди прилипли многочисленно-болезненные шишки. Даже не прилипли, даже вдавились. Я встряхнулся, как собака, шишки разлетелись. Огляделся.

Лес был пуст. Нет, в нем жили всякие мелкие звери и букашки, и даже, может быть, дятел, птица темная. Но того, за кем я гнался, в лесу не было. Он исчез.

Растворился.

Я знал, в лесу, особенно сосновом, часто бывают всякие ямы. Идешь, а потом проваливаешься, и тебя уже не находят. Но вряд ли этот гадик рухнул в такую яму.

Я привалился к сосне и стал восстанавливать дыхание.

Куда-то бежать – бесполезно. Если ему удалось оторваться, то я его уже не смогу догнать. Однако если он спрятался, я смогу его услышать. Долго все равно не продержится. Встанет. Шагнет. И тогда хрустнет ветка.

Долго пришлось ждать. Затем ветка все-таки хрустнула.

Наблюдатель прятался на дереве. И я отыскал его.

– Привет еще раз, – сказал я. – Хорошо бегаешь. Но я лучше.

В ответ этот негодяй швырнул в меня шишкой.

Я предложил ему спуститься на землю и сдаться в почетный плен.

Ответом мне послужила целая шишечная бомбардировка.

Враг сдаваться не желал.

Что ж, это был грамотный шаг. Телефона у меня с собой не было, позвать на помощь я не мог. Так что кто кого пересидит.

Я отошел от сосны, устроился спокойно под соседним деревом и стал ждать. Тоска и Буханкин, они скоро меня найдут.

Глава 13

РЫБА-ДОЛЛАР

– Чего мы с ним возимся?! – рыкнул Буханкин. – Давайте просто подожжем дерево!

Мы торчали под сосной часа два, наверное. И все без толку. Запас шишек был, казалось, неисчерпаем. А кидал этот уродец метко. Лично в меня попал четыре раза. И все четыре раза по голове.

В Тоску вообще не попал. Тоска оказалась какой-то сверхпредусмотрительной – она раскрыла зонтик, и шишечный шквал не наносил ей особого урона. Весь вред достался в основном Буханкину – в результате удачного попадания у бедного Гелия распухло правое ухо.

В конце концов Буханкин разозлился и рыкнул:

– Чего мы с ним возимся?!! Давайте просто подожжем дерево!

Я был против подобных действий, но виду не подал, а стал помогать Буханкину собирать хвойник. Тоска тоже все поняла и присоединилась к нам. Очень скоро вокруг сосны собралась вполне приличная куча. Буханкин утрамбовал ее ногами, достал из кармана зажигалку.

– Я спускаюсь, – послышалось сверху.

– А мне плевать, – сказал Буханкин и поджег ветки.

– Ты чего делаешь?! – крикнул сверху наш пленник.

– Поджарься, зараза! – кровожадно крикнул Буханкин.

Огонь начал быстро распространяться по хвое, она затрещала, приятно запахло гарью, Буханкин испугался и принялся быстро затаптывать пожарище ботинками.

– Ну вы и... – Сверху посыпалась кора, наш враг стал спускаться.

Он спрыгнул на землю. Я шагнул к нему и легко ударил в глаз. Пленник свалился – удар у меня был достаточно мощный. Он тут же встал, и я тут же треснул еще разок. Для впечатления. Но осторожно все-таки бил, чтобы синяков не осталось.

Пленник не сопротивлялся, понимал свое положение правильно. Третий раз я треснул его в лоб. Ладонью.

Тоска не смотрела.

– Дайте мне, – оттолкнул меня Буханкин. – Ах ты гад...

Буханкин принялся бегать вокруг пленника. Буханкин нашего врага не бил, он использовал странную боевую технику – скакал вокруг повелителя пираний и хватал его за туловище, за плечи, за руки.

Боевой щип, так бы я ее определил.

Не знаю, насколько эффективен был этот боевой щип, но то, что он оказался весьма болезненным, это было видно невооруженным взглядом. Пленник морщился и иногда даже вскрикивал.

– Радуйся, что я не применил высший уровень своей силы! – сказал Буханкин, насытив свою кровожадность. – А то я выдергивал бы из тебя куски мяса! С грецкий орех!

Тут, я думаю, Буханкин приврал. Но пленник наш принял все это всерьез. Тоска от удовлетворения низменных инстинктов мести отказалась. Сказала, что ей и так хорошо.

Пленник благодарно улыбнулся.

– Но это еще не все, – сказал я. – Это, так сказать, моральное удовлетворение. Теперь нам остается удовлетворить ущерб материальный. Думаю, никаких проблем с этим не возникнет?

– Смотря в каком размере...

– В справедливом размере. Ущерб – он есть. Прорезанные колеса, испачканные двери, железнодорожные билеты, суточные...

– Суточные?!

– А как же? Мы тебя сколько ловили? Сколько денег потеряли, сколько денег не получили? Так что придется в регрессном порядке с тебя взыскать. Ты не против?

Пойманный был не против, пойманный соглашался. Выглядел он поникше, устало и совсем не героически.

– А у меня шар лопнутый! – напомнил Буханкин. – Он, между прочим, тоже денег стоит...

– Хорошо, – тихо сказал пленник. – Признаю... Признаю ваши требования, это справедливо. Насколько я понял, вы стоите за справедливость?

Пленник посмотрел почему-то на Тоску.

– Мы всегда за справедливость, – заверил Буханкин. – Гелий Справедливый, так назовут меня потомки. Справедливость – это краеугольный камень бытия, именно на справедливости основаны Три Догмата Космического Разума.

– Это хорошо, – пленник потер скулу. – Хорошо... Если вы за справедливость, то вы тоже возместите мне ущерб.

– Какой еще – ущерб?

– Как – какой?! Я над этими рыбками столько корпел! Каждую почти что из рук выкармливал. Вы хоть знаете, как сложно выкормить рыбу-доллар?! Как привередлива рыба-доллар?!

– Какая – рыба-доллар? – Буханкин снова принял позу для боевого щипа. – При чем тут какие-то доллары?

– Рыбы-доллары, я их разводил. Каждая рыбка знаете сколько стоит!

– Боюсь, ты неправильно понимаешь ситуацию, – сказал я. – Все обстоит совсем не так, как тебе кажется.

– Что значит – не так, как мне кажется?

– Дело в том, что это не рыба-доллар. Рыба-доллар тут совсем ни при чем.

– Что значит не рыба-доллар? На пакете с икрой было написано – «Рыба-доллар»...

– Ты купил консервированную икру?! – усмехнулся я.

– Ну да, по Интернету...

– Это не доллары, остолоп, это пираньи! – крикнул Буханкин. – И они едва нас всех не сожрали! Они едва весь город не сожрали! Балда ты этакая!

Пленник кусал губу.

– Пираньи... Это не могут быть пираньи... Мне нужны доказательства...

– Их есть у меня! – яростно сказал Буханкин и передал мне пояс с моей излюбленной техникой. – Заведи ему свое кино! И пусть незрячие прозреют...

Я извлек из чехла карманный компьютер. Запустил информашку.

Через двадцать минут наш новый знакомый сидел на земле под сосной. Он был бледен. Он был очень бледен.

– Может, все-таки расскажешь? – спросил я. – Как все это получилось?

А получилось все это просто. В почтовый ящик нашего нового друга упало объявление. Ему предлагали купить икру. Не красную или черную, а икру рыбы-доллара. Письмо было удалено, но через неделю наш пленник наткнулся на статью про съемки в Голливуде очередной сортирной комедии. В съемках было задействовано больше тысячи рыб-долларов, каждая из которых стоила кучу денег. Тогда наш герой вспомнил про объявление. Отыскал. Рискнул деньгами и выписал икру, которая и была ему доставлена через месяц. Наш герой аккуратно ее активировал и погрузил в аквариум с надлежащей температурой и жесткостью. И через неделю в сосуде плавала целая куча малюсеньких, меньше рисового зерна, рыбок.

Рыбки хорошо кушали мелкий планктон и разбавленный в воде яичный желток. Хорошо кушали и хорошо подрастали, уже через две недели они были с ноготь, а через месяц вымахали до размера мизинца. Яичного желтка им было уже мало, и приходилось кормить их червями. Червей можно было собирать после дождя, но дожди этим летом были редки, и надежнее было собирать их с помощью Снежка. Пес Снежок умел очень легко обнаруживать червей – бежит, бежит, затем остановится и стучит лапой. И стоит копнуть в этом месте, как там обязательно будет большой земляной червь, а то и несколько.

Рыбки питались червями с аппетитом и росли. Вообще-то, они должны были питаться водной травой, но водную траву было тяжело найти, так что черви подходили как нельзя лучше.

Когда рыбки достигли кондиций самостоятельности, было решено выпустить их в озеро. Наш герой изучил окрестности и обнаружил, что водоемов, подходящих для откорма, в округе достаточно много. Но Озеро Смерти ему понравилось особенно. Во-первых, далеко, место глухое. Во-вторых, мелкое, хорошо прогреваемое, с обилием водной растительности. В-третьих, рядом кладбище с дурной славой – любопытных минимум.

Одним словом, лучше не бывает.

Аквариумист принялся возить туда рыбок. А это уже оказалось тяжело, потому что рыбок вывелось много, так много, что он даже и не ожидал. Несколько тысяч мальков. План его был прост – подрастить за лето рыбок до размеров в пол-ладони, затем процедить озеро и переселить рыбок в более подходящий водоем – в бассейн старой заброшенной бани. А оттуда уже начать их распродавать.

То, что из озера вытекает ручей, юного рыбовода не смутило, рыбы-доллары, по имеющейся у него информации, не жаловали течение. Немного смущало, правда, то, что рыбки были не очень похожи на рыб-долларов, но эту несхожесть можно было легко объяснить особенностями развития в неродных условиях.

На всякий случай, для отпугивания возможных любопытчиков, было сооружено несколько простых, но безопасных ловушек, в одну из которых и угодил, кстати, Буханкин. На вопрос Буханкина, где он научился ставить такие роскошные ловушки, наш новый знакомый ответил, что секретам мастерства его обучил один старый приятель. Больше того, сам знакомый раньше тоже попадал в подобные ловушки, так что механизм ему был вполне знаком. Впрочем, ловушки особо и не понадобились – за все лето к озеру пришли только мы – дурная слава кладбища хорошо послужила.

Буханкин покраснел и разозлился, спросил, откуда тогда сияющий свет в ночи, откуда трехногое существо? На что наш пленник ответил, что свет в ночи – подвешенный к сосне галоген с рефлектором, трехногий инопланетянин – маскарадный костюм, все очень просто. Про покусы в реке он слышал краем уха, но никак их не мог связать со своими рыбками. Все шло хорошо, и тут вдруг явились мы с электроудочкой и испортили настроение. Вот, в общем-то, и вся история.

Тут наш друг принялся клясться и божиться, что не знал про пираний. Впрочем, я лично ему и так верил. Я всегда верю людям, я ведь такой человек, доверчивый...

– Да... – протянула Тоска. – Однако, здрасьте...

– Еще икра есть? – спросил я.

– Нет.

– Это хорошо. Оставшихся в реке пираний перебьют, тут нам Буханкин поможет.

Буханкин кивнул.

– А остальные к зиме сами перемрут. Будем надеяться, что перемрут. Так что все в порядке, – сказал я. И жизнеутверждающе добавил: – Между прочим, тебе, повелитель зубастых монстров, невероятно повезло. Соревнования перенесли из нашего города куда-то на Урал. Так что никого пираньи за пятки кусать не будут. Люди от твоей безумной деятельности пострадали в весьма щадящем режиме.

– А объявления мне до сих пор приходят, – после долгой покаянной паузы сказал наш новый друг. – Икру предлагают купить.

– Значит, все-таки заговор, – удовлетворенно сказал Буханкин. – Заговор, так я и знал. Причем, судя по всему, глобальный... Вы знаете, пираньи могут быть везде. Страна под угрозой!

И Буханкин впал в состояние восторженности, достучаться теперь до него было невозможно. В ближайшие два с половиной часа. Делать было, в общем-то, нечего.

– Кстати, рыбозаводчик, а как тебя зовут-то? – спросила Тоска. – Поскольку теперь уже все вроде как позади... Если не секрет.

– Не секрет. Жмуркин. Меня зовут Жмуркиным.

Глава 14

ЧЕЛОВЕК, СПАСШИЙ ГОРОД

– Почитай, – сказала Тоска.

Я протянул руку, Тоска вложила мне в руку газету.

– Что там?

– Угадай. – Тоска хихикнула. – Могу поспорить, не угадаешь...

– Ну, поспорь. На что спорить будем?

Тоска задумалась.

– Ну, у меня много разных идей, – сказала она. – Я хочу, например, чтобы мне подавали руку, когда я выхожу из автобуса!

Вот это да. Я был ошарашен. Какие, оказывается, бывают у девчонок безудержные, извращенные фантазии. Она хочет, чтобы ей подавали руку! Да, девчонки – это море загадок.

– И что, мне теперь подавать тебе руку? – спросил я.

Тоска отмахнулась:

– Не надо. Понимаю, что это слишком большая для тебя жертва. Поэтому... Три пиццы.

– Гут, – сказал я.

– Только ты сам мне их приготовишь. Одну с сыром и ветчиной, другую с сыром и грибами, третью с морепродуктами. Ну и с сыром, разумеется.

Я согласился.

– Ну, тогда отгадывай, про что газета.

– Угадать легко. Даже не просто легко, а очень легко.

«Человек, спасший город». Наверное, так она называется. Статья про Буханкина.

– Там статья про Буханкина.

– С тебя три пиццы, – довольно сказала Тоска.

Я развернул «Вестник речника». На последней полосе красовалась статья. «Увлеченные люди». Так она называлась. Статья посвящалась Жмуркину. В ней рассказывалось про молодого, подающего большие надежды сценариста, режиссера и продюсера, который пришел в кино прочно и надолго. Несмотря на юные годы, Жмуркин уже участвовал в нескольких любительских и даже одном профессиональном кинофестивале. Где был даже отмечен членами большого жюри.

И участвовал в написании восемнадцати эпизодов одного известного телесериала.

– Ого, – мне даже завидно стало. – Еще одним талантом прибыло...

– Киношник. – Тоска сняла со стены ножницы и принялась вырезать статью. Для того чтобы спрятать ее в архив нашего агентства.

– А это не ты, случайно, написала? – расподозревался я.

– Не. Это Кирпичев. Кирпичев в кинотеатре подрабатывает, а Жмуркин там собирается вести кружок юных любителей кино. Так-то вот... Не забывай, три пиццы. Первую – ту, что с ветчиной и сыром, я хочу через три часа.

– Через три не успею, – ответил я. – Тесто для хорошей пиццы должно отлежаться в холодильнике ночь.

– Ну, тогда завтра. Кстати, как дела у наших... товарищей?

– Нормально, – сказал я. – Они, кстати, звали. У них там тоже много разных идей.

– Идеи?

– Угу, – сказал я. – Две. Первая – разведение пираний в целях спортивного рыболовства, ну эту я пресеку, конечно. Вторая – снять про нас кино...

– И ты, конечно, в главной роли?

Я скромно промолчал.

– Жаждешь славы? – усмехнулась Тоска.

Я скромно пожал плечами.

– Не, – поморщилась Тоска. – Я не пойду. Один Буханкин – и то для меня тяжело. Два Буханкина – перебор. У меня волосы выпадать начнут.

– Волосы – это серьезно, – кивнул я. – А я вот сгоняю.

– Валяй. – Тоска зевнула. – А я буду отдыхать. Может, книгу наконец начну писать.

– Правильно, начни. Я бы на твоем месте давно начал писать. А то потом спросят тебя – что делал великий Куропяткин тринадцатого августа две тысячи такого-то года? А ты им и ответишь – то-то и то-то делал великий Куропяткин. И потомки будут тебе благодарны.

– Да уж... – грустно улыбнулась Тоска. – Куропяткин, а тебе не кажется, что в нашем городе плотность личностей с манией величия на квадратный сантиметр непозволительно высока?

– Кажется, – согласился я. – Буханкин, а теперь еще и Жмуркин... Но ничего, наш город переживет. Батыя пережил, Жмуркина тоже переживет. Все будет хорошо.

– Ну-ну, – с сомнением сказала Тоска. – Батый... Ну-ну...

И она ушла.

А я остался. И лег на диван. И стал думать. Про кино. Кино – это хорошо. В кино главное – выражение лица. Его надо тренировать. Вообще, мне кажется, я похож на Джонни Деппа. Только мужественнее, не такой слащавый...

Интересно, Тоска замечает, что я похож на Джонни Деппа?

Вряд ли.

Она вообще ничего вокруг себя не замечает. Тоска. Что за штука жизнь? Скучная. Очень скучная. Рыбок, что ли, завести? Говорят, помогают от нервов.

Глава 1

Элвиса пока нет

Человека можно узнать по походке. Это просто.

Некоторые ходят, как кошки. Неслышно. Ну, им только кажется, что неслышно, а на самом деле это не так. Когда по лестнице подымается моя соседка Наташка Кудряшова, я ее всегда слышу. Несмотря на то что она художественной гимнастикой занимается и походка у нее мягкая, ну, вроде как у пантеры. Но идет при этом чуть враскачку, и от этого в карманах позвякивают мелочь и ключи, спортивная сумка цепляется за стены, мобильник стукается о пластмассовую расческу, одним словом, рождается еще целая куча посторонних звуков, которые создают неповторимый звуковой портрет, – и я сразу узнаю Кудряшову.

Чтобы тихо ходить мягкой походкой, надо передвигаться либо голышом, либо в гидрокостюме, так-то.

Некоторые ходят, как танки. Не ходят даже, а прут с дизельным ревом, дороги не разбирая. Такая походка тупая и неинтересная. Так ходит Струков, сосед справа. Идет, рычит, пыхтит, клокочет, запинается за ступеньки. Унылый тип.

Некоторые шаркают. Или ботинками, или штанами.

Другие страдают плоскостопием. Их туп-туп-туп с нормальным топ-топ-топом ни в жизнь не спутаешь.

В общем, если говорить короче, то я могу определить всех тридцати двух жильцов нашего подъезда. Кроме Скворцова. У Скворцова меняющаяся походка, он ходит то так, то сяк, какой-то ненормальный.

Кроме походки, человека можно узнать по запаху. Вот, к примеру, Шерлок Холмс узнавал по запаху табака. Ватсон спрячется где-нибудь в камнях, а Холмс его за милю чует и говорит, вылезайте, Ватсон, и спрячьте свой револьвер, мне в башке лишние дырки ни к чему.

Но по запаху можно определить человека на открытом пространстве или, допустим, в коридоре. Лежа на диване, кто идет за бетонной стеной по лестнице, определить довольно затруднительно.

Вроде все. Кроме как по походке и по запаху, издали человека не узнать. По голосу не считается. Экстрасенсы вроде как чувствуют волны и ауры, но это все брехня, никаких волн и аур нет, экстрасенсы просто бабло с людишек состригают.

Тоску я узнаю просто так. Просто так, ни запаха, ни походки мне не нужно. Это странно. Когда она приближается, у меня начинает зверски чесаться в носу, и я чихаю. Три раза. Это тоже необычно. Обычно я чихаю раз, ну, редко два, но стоит где-нибудь поблизости оказаться Тоске, как бац, пожалуйста, точно три раза.

Недавно это, кстати, появилось, раньше я не чихал, раньше у меня с носоглоткой проблем не наблюдалось. А теперь вот так. «Синдром Тоски». Что это за синдром? Ответа у меня нет. Видимо, что-то аллергическое. Многие от собак чихают, другие от шиншилл, я от Тоски. Забавно. Чрезвычайно забавно.

– Чрезвычайно забавно, – сказал я и, чихнув третий раз, вытер нос.

Секунду спустя в дверь позвонили.

Ах, да, людей можно опознать по звонку в дверь. Приличные люди звонят прилично, скупо, раз пальчиком – и позвонили. А всякие остальные по-дебильному звонят. Когда ко мне приходит в гости Буханкин, я его всегда опознаю стопроцентно – он звонит так, что я с дивана сваливаюсь. Кретински звонит. Психически – будто тут за углом приземлилась летающая тарелка и только один Буханкин ее увидел, успел сфотографировать и теперь спешит передать землянам дружеское инопланетное послание. И начать хочет с меня.

Кстати, каждый год в одной только Франции от разрыва сердца при дебильном звонке в дверь погибает до тысячи человек. Так что если я помру, то в смерти моей прошу винить Буханкина.

Или взять Жмуркина. Этот звонит деловито. Вот можно ли в дверь позвонить деловито? Можно. Так деловито-деловито, что сразу понимаешь – на нью-йоркской бирже обвал. Акции падают в цене, можно сделать целое состояние на разнице курсов. А поэтому я должен срочно одолжить Жмуркину пятьсот рублей. Из этих пятисот рублей всего за две недели вознесется сверкающее из стекла и бетона здание экономической империи Жмуркина, а пятьсот рублей он мне отдаст быстро – в течение всего трех месяцев...

Ну и так далее. Иногда я думаю, кто хуже – Жмуркин или Буханкин, и отвечаю легко и просто – оба хуже.

Но сейчас звонила Тоска. Вкрадчивый загадочный звонок плюс троекратное чихание – точно Тоска.

Я встал, вышел в прихожую, открыл дверь.

Тоска. Какая тоска. Сегодня она бодренько так выглядела, наверное, кофе с утра три чашки выдула. И наряжена была. Так, простенько, но со вкусиком. Пиджачок такой, белая рубашка... Блузка, кажется, такая рубашка называется. Идиотское слово.

Куда, интересно, вырядилась?

– Привет, Куропяткин, – сказала Тоска. – Дрыхнешь?

– Ну...

– Одиннадцать часов, а ты все дрыхнешь! Просыпайся!

– Привет и тебе, Антонина, – ответил я. – Чем порадуешь?

– В смысле?

– В смысле, что ты никогда не заходишь просто так, в шашки поиграть. Ты заходишь только в двух случаях – или когда тебе что-то нужно, или когда тебе очень сильно что-то нужно.

– А ты бы хотел, чтобы я заходила еще и просто так? – сосредоточила лицо Тоска.

– Да нет, не надо, это я так, к слову...

– Мне на самом деле от тебя кое-что нужно. – Тоска сосредоточила лицо еще сильнее.

Надо было отпустить обязательную шутку, и я ее, конечно, отпустил.

– Не, Антонина, – сказал я, – на поросячьи бега я с тобой не пойду.

– Куда? – Тоска оторопела.

– На поросячьи бега. Цирк приехал, на рыночной площади обосновался, по утрам у них поросячьи бега, даже с тотализатором. Все ходят. Буханкин выиграл вчера четыреста рублей, поставил на Наф-Нафа. Но я, знаешь ли, против такого надругательства над свиньями, к тому же тотализатор разлагает душу, это все знают.

– Да нет, я не на поросячьи бега, – помотала головой Тоска. – Я на американцев...

– Вместо поросят побегут американцы?! – перебил я. – Это же еще круче! Спартакиада идиотов с участием американцев!

– Американские школьники...

– Восхитительно! – Я очнулся от дневного оцепенения. – Спартакиада идиотов с участием американских школьников! Лучше аттракциона не придумаешь! В программе – забег в арахисовом масле! Поедание брусничного пирога! Реслинг в грязи! Конкурс на самую большую...

– Хватит! – Тоска начала обижаться. – Я тебя серьезно попросить хочу, а ты все с шуточками! Пойдешь со мной к американцам?

– А сама что, боишься? Боишься, что какой-нибудь Бен или Рон разобьет твое слабое сердце? А меня берешь для того, чтобы подметать осколки?

– Ты пойдешь или нет?!

– Нет, конечно, – фыркнул я. – Во-первых, я патриот. И как всякий нормальный патриот, я должен не любить американцев. Не любить американцев – это хороший тон, это просто долг каждого... Во-вторых, я американцев в кино много раз видел, они тупые и все время пердят. В-третьих...

– Ясно, – Тоска развернулась и направилась к двери. – Хватит. С тобой все понятно...

Кажется, она на меня обиделась. Наверное, я перегнул палку. С этими американцами. Но она сама виновата... Стоп. В чем виновата? В том, что с утра у меня мизантропическое настроение?

Мне стало немножко стыдно, поэтому я догнал Тоску и сказал:

– Да ладно, Тонь, я пошутил. Ты что, шуток не понимаешь? Пойду, конечно, когда еще настоящего американца вживую увидишь? Говорят, война с ними скоро случится. И тогда мы сойдемся с ними, с этими простыми американскими парнями, в жестокой кинжальной схватке где-нибудь в районе Оклахомы...

– Куропяткин, хватит гнать, – обиженно поморщилась Тоска. – Они позавчера приехали, скоро обратно уезжают...

– А ты и не знала! – сокрушился я.

– Опять?!

– Все-все, больше не буду.

– Собирайся, Куропяткин, я тебя внизу подожду.

Она ушла.

Я стал собираться. Что лучше надеть? Как обрядиться? Надо что-нибудь такое, чтобы эти пожиратели гамбургеров увидели и вздрогнули. Поперхнулись чтобы. Шляпа. Я достал свою кожаную шляпу. Она оказалась мала. А зеленые очки – верные зеленые очки ни за что не хотели лезть на нос...

Что-то я вырос за последнее время. Может, костюм? Мать недавно купила мне костюм, такой строгий, хороший... Не, в костюме не то будет. Если я надену костюм, америкосы подумают, что это им знак уважения. Да и на самом деле, они что, делегация какая, что ли?

Тогда свитер. Такой, а-ля Хемингуэй... Вряд ли американцы знают, кто такой Хемингуэй, они же тупые, они же своей истории не знают. Да и жарко. Да и глупо – летом – и в свитере. Хотя, судя по фильмам, у них там летом все в свитерах ходят, а зимой без шапки. Тут кино недавно американское видел, как вампиры выжрали целый поселок на Аляске под покровом полярной ночи – так там все герои скачут без шапок! И это на Аляске, за полярным кругом!

В конце концов я плюнул. Какая мне разница, что обо мне подумают американцы? Пусть думают, что хотят, мне все равно. Оделся как обычно. Да и вообще, они ничего не подумают. Они только о себе умеют думать...

Тоска ждала меня внизу. В зеркальце смотрелась, прихорашивалась. Тоже мне...

– Где америкосы-то? – спросил я.

Оказалось, что американцы приехали в ее школу. Мы с Тоской в разных школах учимся, к счастью. Ее школа недалеко, в общем-то, так что мы туда пешком отправились, ногами.

Метров за пятьсот до школы Тоска тормознулась, снова достала зеркальце, вынула из сумочки косметичку и давай подправлять штукатурку! Мне даже стыдно за нее стало. Умная девушка, а мается всякой ерундой. Ну, да ее дело... Вот за это я, кстати, америкосов и не люблю. Приедет какой-нибудь Джон Смит, а у нас перед ним все на задних лапках подпрыгивают. Противно.

– И чего они к нам пожаловали? – поинтересовался я. – Гуманитарную помощь распространять или учить, как правильно жить?

– С культурной миссией, – ответила Тоска.

– Ну, тогда понятно, – покивал я. – Культуре нас учить будут. С культурой у нас просто беда, вся рассыпалась...

– Да нет, они будут нас знакомить с жизнью американской глубинки. Они хотят показать, что люди во всем мире, ну, простые люди имеются в виду, живут одинаково. Одинаковые заботы, одинаковые интересы...

Я перебил:

– То есть главный лозунг у них – «Дыра – она и в Америке дыра»?

Тоска вздохнула.

– Куропяткин, – сказала она, – пообещай мне, что ты будешь хорошим, а? Не будешь задираться, не будешь истории всякие рассказывать?

– Ну, разве что парочку, – успокоил я.

– Ну, ладно, пойдем. Я на тебя надеюсь.

Тоска схватила меня за руку и поволокла в сторону школы.

Школа № 18 была украшена, как к Новому году. Какие-то шарики, гирлянды, прочая чушь, будто не какие-то сопляки из Оклахомы к нам пожаловали, а сам папа римский. По случаю визита был открыт парадный вход, над дверями краснела красивая в старом советском стиле растяжка.

Welcome to the Russia

– Ну, вот, – указал я пальцем. – Вот оно, идолопоклонничество перед Западом. К тому же с ошибками.

Я достал ключной брелок, включил лазерную указку и ткнул в «the Russia».

– Я в америкосском языке слаб, но даже я знаю, что «тхе» тут совсем не нужно. Вы что, кинов не видали совсем?

У Тоски дернулся нос.

– Эх вы, серость, даже прогнуться как следует не умеете...

Тоска свирепо промолчала.

Мы вошли в прохладный вестибюль и сразу увидели американца. «Живого американца», как выразилась бы Тоска.

Вообще-то он мало чем отличался от наших, ну, в смысле, по одежке. Какие-то широкие, рэперские штаны, совершенно советские кеды, на тушке то ли свитер, то ли балахон с капюшоном. Если бы не рожица, я бы его ни в жизнь за американца не принял. Короче, одежда была, как у всех, интернациональная, а рожица была американская. Слишком беззаботная. У наших не такие, наши всегда чем-то обеспокоены, всегда ждут удара, напряжены, ну, или сами собираются кому-нибудь в глотку вцепиться, всегда готовы, одним словом, вступить в борьбу за существование. Нет в них легкости, уже с детства какие-то ходячие пособия к теории Дарвина. Я вот думаю, что случись у нас, не дай бог, война с Америкой, так мы их голыми руками порвем.

Американец медленно шагал нам навстречу. Других иностранцев видно не было, да и вообще никого видно не было.

Тоска американца тоже опознала.

– Это он! – позорно громко прошептала Тоска.

Будто Гагарина тут увидала, честное слово.

Американец нас, кстати, тоже заметил, остановился, подумал, как-то огляделся и направился к нам. Тоска завибрировала.

Янки приблизился на расстояние рукопожатия, блеснул своей ортодонтией и сказал:

– Здравствуйте!

Хорошо так сказал, понятно. Ну, с акцентом этим со своим, будто рот кашей забит, но понятно.

– Здравствуйте, – улыбнулась Тоска.

– Привет, – буркнул я.

– Хороший сегодня денек, – выдал америкос.

«Харошьи сьегодьниа дэньёк» – примерно так это звучало. В общем, ничего, нормально спикает. То есть говорит.

– Да, – согласилась Тоска, – погода просто отличная. И давление в норме.

Совсем подруга озверела, подумал я. При чем тут давление?

– Да, – закивал янки, – давление совсем не давит...

Ну просто светская беседа о погоде на каком-нибудь торжественном приеме.

– А как вас зовут? – спросила эта дура, хотя парень был нашего возраста, можно было и на «ты».

– Я Питер, – ответил американец.

Нет, по-нашему он болтал вполне. Петя.

– А я Антонина, – Тоска протянула руку. – Энтони из ми...

Питер руку Тоски пожал. Дружба народов прямо, встреча на Эльбе... Американец повернулся ко мне.

– Феликс, – представился я.

– О! – Питер округлил глаза. – Феликс! Феликс Юсупов! Моя прабабушка знала Феликса Юсупова[18]!

– Да что ты говоришь! – воскликнула Тоска.

Ну все, погрустнел я. Его прабабушка знала Феликса Юсупова. И сам он, наверное, тоже, князь. Рюрикович. Во всяком случае, аристократ. Сейчас Тоска упадет в обморок от восторга, девчонки всегда мечтают об аристократах.

Но она не успела упасть в обморок, так как со второго этажа послышался шум, и по лестнице стал спускаться народ. Народу было много, и дети, и взрослые нас окружили, начались какая-то болтовня и галдеж, болтали по-русски, по-английски, по-русско-английски, кто-то вставлял немецкие фразы. Дружба народов продолжалась и усугублялась.

Тоску и этого Питера как-то отнесло к стене, а я стоял как дурак посередине вестибюля. Вдруг ко мне подошла невысокая толстенькая девушка. Взяла меня за руку и сказала, что ее зовут Мэри, это я, во всяком случае, понял. Она еще принялась что-то тараторить, но я уже ничего не понимал, только кивал невпопад.

Девочка была не очень красивая, какая-то бесцветная. На шее у нее болтались тяжелые серебряные то ли бусы, то ли четки, что-то с орнаментом, кажется, в индейском стиле – самая примечательная деталь во всем образе. Впрочем, выражение лица у нее было добрым и каким-то беззащитным. Я хотел ей сказать какую-нибудь гадость, гадости по-английски у нас сейчас все знают, но не сказал. Из-за доброго лица. В момент, когда она решила сделать передышку, я тоже представился и тоже улыбнулся.

Опять же на своем более чем скромном аглицком.

– Фил Икс! – жизнерадостно воскликнула Мэри. – Фил Икс, лайк Икс Мэн!

Мэри сунула руку в карман и достала из него губную гармошку.

Это было совершенно непонятно, я никак не мог сообразить, как связаны Икс Мэн и губная гармошка, а эта Мэри уже сунула мне гармошку в руки и сказала:

– Блини – харашо!

– Это точно, – подтвердил я.

И стал быстро соображать, что ей подарить в ответ, но тут сверху, видимо из актового зала, набежала еще толпа, какой-то тощий высокий парень подскочил к этой Мэри и стал ей что-то шептать, Мэри побледнела и куда-то побежала. А я ей так ничего и не подарил, остался как дурак, как настоящий такой русский валенок.

Это обстоятельство окончательно испортило мне настроение, и я решил отправиться домой.

Фил Икс.

Глава 2

Элвис исчез

Я лежал на диване перед открытым окном, положив ноги на подоконник. Летний ветерок приятно обвевал мои пятки, нежно холодил их, навевал дрему. Я думал о том, что неплохо бы сейчас отправиться на какие-нибудь рифы, поплавать с акулами, отдохнуть душой, расслабиться телом.

В воздухе летала легкая летняя взвесь, всякая пыльца, и тополиный пух, и мелкие, невидимые глазу клещи, и споры грибов-тутовиков, и мельчайшие вредоносные частички с белкового завода, я думал, что хорошо, что я не подвержен аллергие, хорошо, что у меня мощный иммунитет, такой мощный, что царапины на мне затягиваются в худшем случае за сутки.

И вдруг в самый разгар всех этих размышлений эта невинная пыль разозлилась, разом устремилась ко мне в нос, и я чихнул. И тут же чихнул второй раз.

И третий.

Так.

Я скосился на часы. Почти час. Недавно же виделись, зачем опять приперлась...

Началось. Точно началось – на меня навалилось явственное предчувствие, что это совсем не простой звонок, а Звонок По Делу. Наверное, из-за этого мне совсем не хотелось открывать.

В дверь позвонили.

Странно как-то, не так, как обычно Тоска звонит. Как-то... по-другому. Но три чиха были верным признаком, а что касается звонков – ну, Тоска могла, например, палец вывихнуть.

Но вообще-то видеть сейчас Тоску мне совсем не улыбалось, не было настроения. Она меня разозлила своим идолопоклонничеством, нельзя так низко себя ставить. Подумаешь, американцы. Да мы их сначала в Корее, потом во Вьетнаме, потом в Анголе, потом в Афгане делали. И вообще, в космос мы первыми полетели.

Стали звякать уже беспрерывно и требовательно, тот, кто звонил, знал, что я нахожусь дома. Наверняка. Так что пришлось мне подняться и отправиться к двери.

– Кто? – спросил я, хотя обычно я через дверь разговаривать не люблю и открываю сразу, вопреки всем правилам безопасности.

– Это я, – ответила Тоска.

– Кто это «я»? – Я решил ее немножечко позлить.

– Я, Тоня.

– Ятоня? Не знаю никакую Ятоню...

– Куропяткин! – Тоска все-таки разозлилась. – А ну прекрати немедленно! Открывай!

– А, Тоска, это ты! Так бы сразу и сказала!

Я открыл дверь.

Так я и знал – Тоска была не одна. С этим она была, с великим князем Питером, не знаю его фамилии, но бабушка его была знакома со многими членами семьи Романовых.

– Привет, – улыбнулся Питер.

– Здорово, Пит, – тоже улыбнулся я и сразу так ему, чтобы не расслаблялся: – Ты, надеюсь, против войны в Ираке?

– Куропяткин! – побагровела Тоска.

– Да-да, конечно, – закивал Питер, – против. Мой папа ходил в пикет к Белому дому...

– Наш человек, – сказал я.

И впустил эту парочку к себе.

– В комнату проходите, – пригласил я.

Тоска провела своего нового дружка в мою комнату, а я рванул на кухню. Заглянул в холодильник. Так. Сначала пиво. Пиво было, кисло тут уже две недели, осталось с отцовского дня рождения. Три бутылки – как раз. И что-нибудь на закуску, что-нибудь такое, древнерусское. Хорошо бы репу, да репы у нас нет. Шпроты! Шпроты еще круче репы. Я схватил банку, схватил открывашку и вырезал крышку как можно более безобразно, с заусеницами.

Появилась Тоска.

– Ты что это? – Она указала на пиво и шпроты. – Ты чего придумал?

– Русское гостеприимство, – объяснил я.

– Прекрати немедленно!

– Американец может подумать, что у нас низкий уровень жизни. А тут, – я указал на стол, – такое изобилие...

Тоска выбежала с кухни. Я нарубил дебильными кусками черный хлеб, уставил все эти угощения на жостовский поднос и двинул в свою комнату.

Тоска встретила меня бешеным взором.

– Кирнем по бутылочке, – изрек я и раздал бутылки. – За знакомство. Это старинная русская традиция, ты же должен знать, Питер.

Банку со шпротами я поставил на журнальный столик. Последний аккорд – горсть пластиковых вилок. В хаотическом порядке. По подносу. Натюрморт.

– Пивка для рывка, – сказал я.

У Питера отвисла челюсть, и я смог убедиться, что хваленая американская стоматология торжествует не только снаружи, но и внутри. А так тебе! Вот она – наша Раша, все вот так, по-серьезному.

– Куропяткин, хватит выделываться, а?! – попросила Тоска и поставила бутылку на подоконник.

– Ты что, против дружбы народов? – осведомился я.

– А как открывать? – Питер с недоумением вертел бутылку.

– Зубами, – мрачно ответил я. – Или глазом. Я глазом предпочитаю.

Я приложил бутылку к глазу и принялся делать вид, что ее открываю.

– Может, не надо? – осторожно спросил Питер.

– На самом деле, не надо, Феликс, – примиряюще сказала Тоска. – У нас важное к тебе дело, зачем так...

Я и сам уже начал понимать, что зашел слишком далеко. С этим дурацким пивом. Ситуация была сложная, надо было выворачиваться из нее без потери лица, и Тоска пришла на помощь.

– Ты забыл? – с прищуром спросила она. – Ты забыл, что дал зарок?

Я отнял бутылку от глаза.

Вообще, я не пью. Ни пива, ни еще чего. И желания не ощущаю. Мне и без этого хорошо. Но вот решил перед этим Питером рисануться. Глупо, конечно...

– Точно, – сокрушенно сказал я, – у меня же зарок. Ни капли спиртного, пока... Ну, это, короче, тайна.

– И мы не будем, – Тоска мягко отобрала пиво у Питера. – Правда?

– Правда... – растерянно сказал князь. – Не будем...

Какое, однако, взаимопонимание.

– У нас к тебе серьезное дело, – Тоска поглядела на Питера.

Я неожиданно подумал, что она решила уехать в Америку. А что? А вдруг ее этот товарищ Питер пригласил? В скаутский лагерь на Кристальном озере, узелки завязывать, спасаться от маньяков с мачете... Мне как-то неприятно даже стало от этой мысли.

Ну, что Тоска уедет.

– Да, – подтвердил Питер, – это очень серьезно. Очень.

– Может случиться международный скандал, – добавила Тоска.

От сердца у меня отлегло. Международный скандал – какая мелочь...

– Видишь ли, – теперь Тоска взглянула на меня проникновенно, – видишь ли, пропала одна вещь... то есть не вещь, а... одним словом, кое-что пропало. Очень ценное и дорогое. У одной из американских девочек...

– Насколько ценное? – спросил я.

Если у какой-то американской красавицы пропало бриллиантовое ожерелье, то меня рядом с этой пропажей за километр не будет. Бриллиантовыми ожерельями пусть занимаются ребята из ГОВД, они настоящие профессионалы. И потом, бриллиантовое ожерелье на самом деле тянет на международный скандал, не хватало мне еще в скандал оказаться замешанным...

– Пропажа, конечно, не имеет большой цены... – начала было Тоска.

– Нет, имеет, – возразил Питер. – Она имеет определенную цену, и немалую...

Питер замолчал.

Тоска поглядела на него, а он на нее. И молчали. Они меня утомили уже этими переглядками.

– Что пропало-то? Может, расскажете?

– Крыса, – ответил Питер. – Крыса пропала.

Какая еще крыса?

– Золотая? – спросил я.

– Что золотая? – не поняла Тоска.

– Ну, крыса золотая?

– Нет, почему золотая, обыкновенная... Живая.

– Пропала обыкновенная крыса, и из-за этого может случиться международный скандал?

Тоска кивнула.

Пропала крыса. Живая. Наверное, это крыса – посол доброй воли. Символ добрососедских отношений. И теперь она похищена. И в связи с этим похищением может разгореться конфликт...

– Да, – шепотом сказала Тоска. – Из-за нее может разгореться скандал. Это непростая крыса...

Питер озабоченно покивал.

Я так и знал, что это непростая крыса. Это, наверное, крыса-космонавт. На ней, вероятно, испытывали различные лекарства будущего, и теперь в ней кроется секрет вакцины от маразма. Почему тогда она оказалась здесь? Нет, понятно, что в нашей стране ситуация с маразмом сложная, но отпускать такую ценную крысу...

– Погодите-погодите, – сказал я, – вы что, хотите, чтобы я отыскал крысу?!

Тоска и Питер кивнули.

– Вы что, придурки? – спросил я.

– Пре-дурки? – вопросительно повторил Питер. – Что такое «пре-дурки»?

Питер стал говорить уже совсем хорошо, а может, это ухо уже привыкло к его кваканью, короче, акцента я почти не чувствовал.

– Да! – Тоска повысила голос. – Да! Мы хотим, чтобы ты помог найти крысу! Это непростая крыса. Это крыса Элвиса!

Тоска замолчала. Дала вроде как мне время, чтобы переварить информацию.

– Какого еще Элвиса? – спросил я.

– Того самого.

– Какого того самого?

– Ну того, – Тоска указала пальцем в потолок.

Я догадался. Элвиса. Элвиса Пресли, был такой раньше, песни пел, тут кино еще про него недавно показывали. Вообще Элвис Пресли известный был в свое время американец, сейчас многие его песни переделывают. Свое сочинить не могут, чужое тырят. А Элвис хорошо горло драл. И танец такой еще дебильный придумал – коленками дергать, будто вся нижняя часть туловища парализована, но в то же время к динамо-машине подключена. После войны все так плясали, иногда и сейчас пляшут. Он еще, кажется, на Мэрилин Монро был женат... Или на жене президента Кеннеди, после того как его уже убили. Ну, одним словом, не последний чемодан в мировом пространстве.

Мегастар. Так бы сейчас сказали.

Был, вернее, мегастаром. Умер потом при непонятных и странных обстоятельствах, так что многие думают, что Элвис даже жив. До сих пор. Где-то.

– Это не ко мне, – ответил я. – Это к Буханкину. Буханкин верит, что Элвиса похитили инопланетяне и теперь он живет на Веге. Путь он и ищет...

– Да мы тебя не самого Элвиса просим найти! – воскликнула Тоска. – Не Элвиса, а его крысу!

– Крысу? Крысу Элвиса?

Эти опять кивнули.

– Идите-ка отсюда, – я сделал рукой прогоняющий жест. – Неширокими шагами. Крыса Элвиса... Антонина, ты что, меня совсем за дурачка держишь? Элвис умер когда? Лет тридцать назад? Или больше? А крысы? Вы в курсе, сколько живут обычные крысы? Года два? Или три? Какая крыса Элвиса?!

Я постучал кулаком по голове.

– Эта крыса Элвиса, она что – долгожитель?

Тоска не ответила. Она выдержала долгую паузу, затем сказала:

– Давай я все расскажу по порядку. А ты не будешь меня перебивать. Хорошо?

Я согласился не перебивать.

– У Элвиса в последний год жизни была любимая крыса. Белая. Самец. Элвис его очень любил и называл Элвисом-младшим. Это была очень умная и смышленая крыса, очень. Когда Элвис умер, эта крыса перешла к его дочери, потом она, само собой, померла, в смысле, крыса, но у нее остались детки. С тех пор прошло на самом деле уже много времени. И этот Элвис дал потомство, и его потомство дало потомство, и эта крыса уже тридцать восьмое поколение Элвиса.

Элвис Тридцать Восемь. Отлично.

– И чем же он отличается от обычной белой крысы? – поинтересовался я. – Этот ваш Элвис №38?

– Как чем? Это же редчайшей экземпляр породы Мемфисский Элвис! Любители дают за него до пятнадцати тысяч долларов! Он гораздо крупнее и умнее!

Видимо, пока они добирались до моего дома, этот Питер изрядно ее просветил в вопросах крысологии. Пятнадцать тысяч баксов за крысу! Не, Америка определенно катится в пропасть.

– У него есть официальная родословная! У него есть биография! Татуировка с выходными данными...

– Что? – мне показалось, что я ослышался.

– Тату, – сказал Питер. – Под задней лапкой. С именем и порядковым номером в породе, его ставят при рождении. У каждого Мемфисского Элвиса есть свой порядковый номер, электронный паспорт...

– Стоп! – перебил его я. – Стоп! Если эта крыса... ну, этот Элвис такой уж суперценный, то у него должен быть какой-нибудь чип! Я видел по телику, что всем ценным животным на западе вшивают чипы...

– Он у него есть, – сказал Питер. – В ошейнике. Только у нас нет сканера... и спутники тут, наверное, не проходят...

Да уж. Со спутниками у нас туго. Мусохранск, что поделаешь.

– Так что придется искать вручную. – Тоска похлопала меня по плечу.

Отлично. Крысу мне еще никогда искать не приходилось. Это, конечно, немного отдает кретинизмом, да и вообще...

– Найти невозможно, – отрезал я.

– Почему?

– Найти крысу гораздо сложнее, чем найти иголку в стоге сена. Школа у вас самая большая в городе, площадь немаленькая. Народу тоже было... полтыщи, наверное. И вообще, а вы уверены, что эта крыса сама не сбежала? Крысы имеют обыкновение сбегать...

– Она не сбежала, – сказала Тоска. – Она была в клетке, клетка была вскрыта...

– Ну, – развел я руками. – Это все нереально. Кто меня в вашу школу пустит? Неплохо бы также посмотреть запись с системы видеонаблюдения, походить туда-сюда...

– Вацлав Тимофеевич обещал полное содействие! – заверила меня Тоска.

– Что еще за Вацлав Тимофеевич?

– Это наш директор.

– А чего директор сам не поищет? Крысу? Если он Вацлав Тимофеевич?

– Он сейчас не может – водит американцев по городу, знакомит в свою очередь с нашей культурой...

– Ну да... – кивнул я. – Это, конечно, важно. Пред этими грандиозами меркнет пропажа какой-то там крысы, пусть даже самого Элвиса.

Мы помолчали.

– Так, может, это... – Я зевнул. – Может, просто в милицию обратиться? Пусть Вацлав Тимофеевич позвонит. У нас в городе есть отличная кинологическая служба – вызовут овчарку, ну, или спаниеля, пока след не остыл – они быстренько эту шиншиллу вынюхают. На раз-два. А я лучше посплю.

– Я обещала, что мы поможем, – вздохнула Тоска. – И потом милицию нельзя вызывать – тогда получится огласка. Да и... Милиция не возьмется. После этого над ними весь город смеяться будет. К тому же если журналисты прознают...

Ну, это правильно, подумал я. Милиция вряд ли возьмется, там тоже люди умные работают. А тут...

Если я найду эту крысу, то сам губернатор Оклахомы будет у меня в долгу. Можно будет съездить туда, в самое сердце настоящей Америки...

– И за сколько мне нужно найти эту морскую... тьфу, эту крысу? – спросил я.

– Мы завтра вечером уезжаем, – сообщил Питер. – Так что два дня, даже меньше...

Я почесал голову. Сроки, конечно, экстремальные. Два дня. За два дня эту крысу малореально найти.

– Как хоть она выглядит?

– Вот так, – Питер полез в карман и достал фото.

На фотографии была та самая девчонка, которая зачем-то подарила мне губную гармошку. Девчонка держала на руках крысу. Большую.

– Мэри – племянница губернатора штата Оклахома, – со значением сообщила мне Тоска.

Будто это она была племянницей губернатора Оклахомы. Оклахома. Подумал тогда про Оклахому – она и привязалась ко мне. Думать надо меньше.

– Любимая племянница, – вздохнул Питер. – А ее дядя вхож на самые верха Капитолия... Он конгрессмен! И владеет нефтяным бизнесом на Ближнем Востоке.

Я спросил:

– То есть вы хотите сказать, что если мы не найдем эту крысу, то в нашу речку войдет Шестой флот США?

– Ну... – Питер задумчиво уставился в потолок, – Шестой флот, конечно, не войдет, но точечные ракетные удары, высадка десанта... это может быть.

А он шутник.

Я снова вернулся к фотографии. Пухлая девчонка держала в руках (ну, или если точнее сказать, на руках) огроменную крысу. Она была раза в два больше обычной. То ли разожравшаяся просто, то ли порода. На шее что-то болталось. Стеклянное, кажется.

– Что это? – спросил я.

– Слезы Элвиса, – пояснил Питер.

– Что?!

– Слезы Элвиса, – повторил Питер.

– Это как?

– Элвис ведь очень был добрый человек, – сказал Питер. – На самом деле добрый. Он дарил многим машины, квартиры, драгоценности. Но его поклонники хотели чего-то большего, ведь настоящему ценителю важно другое, нематериальное. И поэтому Элвис каждый день наплакивал небольшой пузыречек слез, а потом, на концертах, он кидал их в толпу поклонников. И у нашей Мэри как раз был такой пузыречек.

Я с удивлением поглядел на Тоску. Та пожала плечами. Нет, мне определенно никогда не понять девчонок. Хранить пузырек со слезами Элвиса. Да уж...

– Она хранила его как раз на шее своей любимой крысы.

Хранить пузыречек со слезами Элвиса на шее любимой крысы...

Это что-то.

– Оригинально, – сказал я. – Очень оригинально...

Дело обещало быть веселым.

Тоска уставилась на меня с непонятной надеждой, раньше я в ней не замечал отсутствие чувства юмора.

– Ты поможешь? – с надеждой спросила Тоска. – У нас всего два дня...

– Только ради тебя, дорогуша.

Она хотела сказать «я тебе не дорогуша», но передумала. Ради нашей вечной дружбы со штатом Оклахома, столица Оклахома-сити. Оклахома. Меня преследует теперь Оклахома, будь она неладна, зря я ее вспомнил.

– Спасибо! – проникновенно сказал Питер. – Мне Антонина много про тебя рассказывала.

Интересно, когда это она успела?

– Тогда нам надо идти, – сказал я.

Тоска набрала воздуха и выдохнула:

– Я думаю, первым делом надо определить круг подозреваемых...

– Первым делом – место преступления, – перебил я. – И вообще, Антонина, если ты думаешь сама командовать, то тогда зачем меня надо было приглашать?

– Ладно, ладно, – Тоска сдулась. – Ты начальник.

Питер тоже против этого ничего не имел.

– Ну что ж, – я подцепил из банки шпроту, – в залог успеха нашего предприятия давайте съедим по шпротине.

И отправил рыбешку в рот. Питер с недоумением поглядел на Тоску. Тоска кивнула. Делай, мол, как говорит этот дурачок.

Мы съели по шпротине и отправились на место преступления.

Глава 3

Элвис, гуд бай

Школа № 18 продолжала встречать нас гостеприимным лозунгом, цветочками, гирляндами, прочей ерундой. Мы вошли. Я с умным шерлок-холмсовским видом принялся осматривать вестибюль, хотя прекрасно понимал, что осматривай его не осматривай – толку никакого не будет. Но я все же походил вдоль раздевалки, вдоль наглядной агитации на стенах, сказал три раза «так-так» и один раз «все понятно» и «гхм» без счету.

Вестибюль без американцев оказался тревожным помещением – агитация вся какая-то странная: что делать в случае пожара, в случае атомного удара, в случае наводнения и других экстремальных событий. Но особо агитация напирала все-таки на пожары. Видимо, пожары в восемнадцатой школе были больным местом.

Я прошелся по периметру вестибюля два раза, заметил камеру видеонаблюдения, больше ничего интересного. Велел Тоске проводить нас в учительскую.

Тоска проводила.

Учительская являла собой обитель уныния и отчаянья, Мэри, сжавшись, сидела в кресле, всхлипывала и иногда поглядывала вокруг перепуганными глазами. Будто встретила вживую медведя, из тех, что в изобилии гуляют по нашим улицам, играют на балалайках и сами же под эту игру пляшут. Обычная заплаканная и испуганная девчонка, и не скажешь, что племянница конгрессмена от самой великой Оклахомы! Рядом с ней стоял с посиневшим лицом гид. Гидуха. Девушка лет двадцати. С инфака какого-нибудь. Практика. И на первой же практике похищение крысы! Все, теперь карьере гида-переводчика финиш.

Кроме хозяйки Элвиса Тридцать Восьмого и переводчицы, в учительской никого не было, как сообщила гид, все остальные американцы под предводительством директора Вацлава Тимофеевича погрузились в автобус и отправились осматривать памятники деревянного зодчества по соседним деревням.

На столе красовалась клетка. Такая, портативных размеров, дорожный вариант. Однако при всей своей портативности клетка эта выглядела гламурно и дорого. Эмалированные белые прутья, розовый поддон, домик, поилка, кормушка, колесо для шейпинга, одним словом, все, что полагается крысе. И даже чуть больше – в углу клетки зеркальце, а в другом углу бархатная серебристая подушечка.

Электронный замок. С дисплеем. Никто кроме хозяина не откроет.

– Американцев сразу можно исключить, – сказал я.

– Почему? – спросил Питер обиженным тоном, будто я этим утверждением как-то дискриминировал великую американскую нацию.

– Американцы так не могут, – я указал пальцем.

Верх клетки был варварски вырезан ножницами по металлу, которые, кстати, валялись неподалеку. Похититель не стал заморачиваться вскрытием электронных замков, он пошел самым простым путем. Путем обычного русского вандала.

Я потрогал клетку пальцем, племянница сенатора Мэри что-то сказала.

– Она сказала, что Элви был очень умный, – перевела девушка.

И Мэри всхлипнула.

Ну, понятно, на нее в поисках рассчитывать не приходится. Поэтому я велел перевести, что крысу мы обязательно отыщем, а ей пока лучше не зацикливаться на своем несчастье, а пойти поспать и вообще отдохнуть. А что касается Элвиса, то с ним будет все в порядке.

Переводчица забалакала по-американски, Мэри еще немножко поплакала, потом обе удалились.

Я лег на стол и стал изучать потолок. Молча. Питер смотрел на все это с недоумением, но Тоска всем видом показывала, что меня не стоит сейчас беспокоить.

– Значит, так, – сказал я через десять минут, – пока я вижу два варианта нашего дела. Первый – крысу похитили с целью выкупа местные преступные элементы. Второй – крысу похитили знатоки с целью... Ну, тут цели могут быть самые разные.

– Какие, например? – тихо спросила Тоска.

– Ну как какие? Разные. Трудно проникнуть в психологию страстного обожателя. Может, он хочет боготворить эту крысу, может, он хочет ей поклоняться. Поселить ее в золотую клетку, кормить черной икрой, делать массаж, купать в розовом масле, называть ее «хозяин». Или наоборот.

– Что наоборот?

– Наоборот. Ну, например, есть же фанаты, которые ненавидят своего кумира, которым кажется, что он украл у них славу...

– Типа Марка Чепмэна[19], – вставила Тоска.

– Ну да, типа. И они хотят выместить всю злость на любимце великого человека! Мучить его, лишать питания или просто перчатки из него сшить! Перчатку.

Тоска вздрогнула.

– А что, такой вариант возможен, – сказал я. – Так что... можно много предположить. Но пока нет фактов, предполагать ничего не будем. Поэтому начнем факты собирать. Вопрос первый – кто знал про эту крысу? Вы когда приехали?

– Позавчера... – ответил Питер.

– Так... И все время Мэри бродила по нашему городу с Элвисом вот в этой... – я кивнул, – клетке?

– Ну да...

– И всем объясняла, что это за знаменитая крыса?

– Не всем. Только тем, кто интересовался.

– Молодцы, – кивнул я, – вы просто молодцы. Теперь об особо ценной крысе знают полгорода. А выкрасть ее из школы – это вообще раз плюнуть. Дверь в учительскую была закрыта?

Конечно же, таких тонких деталей никто не знал. Тоска сказала, что обычно она закрывается, если внутри никого нет, но в этот раз все могло быть и по-другому, в суматохе дверь могли и не закрыть. Но на всякий случай проверить было надо.

– Антонина, сбегай вниз, спроси у вахтерши – брал кто-нибудь ключ от учительской? Ну и про посторонних расспроси.

Тоска вздохнула и удалилась.

Я продолжил думать.

– Послушай, Феликс, – сказал Питер, – а вот этот, похититель – он что, наказания не боится? Это ведь частная собственность.

Я мысленно хохотнул. Россия и частная собственность – две вещи несовместные.

– Крыса у нас не частная собственность, крыса у нас вообще ничто, – ответил я.

– Но это особая крыса...

– В нашем суде не докажешь – особая не особая. Да до суда дело и не дойдет, похищение крысы – это не преступление.

– То есть похититель останется безнаказанным?

– Угу. Да и вообще...

Появилась Тоска.

– Ну что? – Я поднялся со стола. – Успехи есть?

– Ключ от учительской не брали. Про посторонних ничего сказать нельзя – в последние три дня посторонние все время шастают.

– Я так и думал, – поморщился я.

Почему мне никогда не приходится расследовать «закрытую комнату»? Почему я всегда расследую «открытый стадион»?

– Сразу скажу, что есть вариант номер три. – Я влез на подоконник. – Если реализован именно он, то шансов нет.

– Что за вариант номер три? – спросила Тоска.

– Заказное похищение. Если Элвиса похитили специально, если это спланировано, то скорее всего мы ее не найдем.

– Что значит заказное? – нахмурился Питер.

– Ну сейчас объясню. Вот если кто-то крадет из музея «Подсолнухи» Ван Гога, то скорее всего крадет он их по заказу. Продать такую картину нельзя, купить ее тоже нельзя. А в какой-нибудь там Японии пожилой японский миллиардер мечтает, чтобы «Подсолнухи» украшали его чайный домик. Он мечтает ими обладать в одиночку, мечтает унести их с собой в могилу... Вот такой миллиардер и нанимает похитителей. И картины исчезают бесследно. Так и тут. Может, кто-то втайне мечтал обладать крысой Элвиса?

– Но зачем городить такие сложности? – спросила Тоска. – Зачем красть здесь, если можно купить там? Прямо в Америке?

– Да, – согласился Питер. – Десять тысяч для ценителя – это не так уж и много. К тому же можно записаться в очередь, так еще дешевле получится, правда, ждать надо полтора года. Зачем тогда похищать?

Я согласно покивал, затем сказал:

– А если такая ситуация. Есть Некто – настоящий фанат Элвиса, не крысы, а певца, просто-таки маньяк Элвиса! Элвисоман. И этот Некто хочет обладать эксклюзивной крысой из потомства Элвиса. Что он делает? Он вполне легально покупает потомка, ну, какого-нибудь там Элвиса Пятьдесят Третьего. После чего начинает втихаря избавляться от всех остальных Элвисов. И когда у него останется единственный – цена его и его потомства резко возрастет! Так что вполне может быть, что нашего Элвиса не просто похитили, а вообще... с летальным исходом.

Я выдержал драматическую паузу, затем сказал:

– Кстати, надо проверить – не идет ли по миру серия похищений. Может, кто-то не хочет ограничиться одной перчаткой, может, кто-то хочет манто себе сшить? Или шубку? Знаете, есть всякие... Оригиналы.

– Но тогда мы ничего не найдем, – сказал Питер. – Тогда поиски вообще бесполезны...

– Стоп-стоп, – тормознул его я, – не надо пессимизма! Это только версия, не более. Надо искать...

– Надо искать! – с энтузиазмом пискнула Тоска. – С чего начнем?

«Энтузиазм – дело хорошее», – подумал я. И сказал:

– Давайте просмотрим запись видеонаблюдения – а вдруг повезет? Где тут у вас хоум видео?

– Там, – указала Тоска. – Рядом с кабинетом директора.

И мы отправились смотреть.

Служба видеонаблюдения помещалась в небольшой каморке, и не рядом с кабинетом директора, а скорее рядом со спортзалом. В каморке сидел сторож, охранника не было, летом охранник не полагался. Сторож принялся неумело елозить мышью, на экране компьютера начался беспорядок, пришлось Тоске взять управление на себя.

– Давай за сегодняшний день, – сказал я. – Вестибюль. Просмотрим.

Мы стали просматривать записи. Ничего интересного. Кто-то входил, кто-то выходил. Камера была расположена крайне бестолково, высоко и под дурацким углом. К тому же разрешение камеры оставляло желать лучшего. Для минимального контроля она подходила – ну, курильщиков гонять, хулиганов. Но даже различить лицо было почти нельзя.

Я велел увеличить скорость воспроизведения до шести. По экрану замелькали человеческие фигурки. Потом на экране появился Питер, и Тоска затормозила. Вошли мы, стали болтать, после чего со второго этажа набежала толпа.

– Ну вот! – воскликнула Тоска и нажала на паузу. – Похититель среди них! Давайте смотреть внимательнее!

– Бесполезное занятие, – сказал я. – Который из них?!

Я ткнул пальцем в экран.

– Кто? Этот? Этот? Этот? А может быть, вот этот?

Я указал на грузного высокого мужика.

– Это же Вацлав Тимофеевич! – с уважением сказала Тоска.

– Его тоже нельзя сбрасывать со счетов, – сказал я.

Тоска крякнула от неожиданности.

– А что? – продолжал я. – Вацлав Тимофеевич – фигура вполне демоническая. Организует встречи с американскими школьниками и потихонечку тырит всякие приятные мелочи...

Ноздри Тоски так раздулись от ярости, что я даже испугался. А вдруг ее сейчас удар хватит? Интересно, у молоденьких девушек бывают апоплексические удары?

– Ладно, Вацлава Тимофеевича оставим, – успокоил я. – Его положение в обществе, его заслуги перед отечеством позволяют нам исключить его из перечня подозреваемых в краже крысы. Гуд бай, Элвис. Что дальше? Кто из этих?

Я постучал по монитору ногтем.

– Но ведь это легко вычислить! – перебила меня Тоска.

– И как же?

– Очень просто! Надо рассуждать логически!

Питер поглядел на Тоску, пожалуй, с несколько излишним восхищением.

– Как говорят наши друзья американцы, би май гэст! – И я сердечнейше улыбнулся.

Тоска собралась с умственными силами и принялась рассуждать логически:

– Крысу похитили, пока все были в актовом зале, – Тоска нахмурила лоб, – значит, тот, кто ее похитил, должен был выходить из школы в одиночку. И этот одиночка и должен запечатлеться на камере наблюдения.

Я ехидно похлопал в ладоши.

– Должен был, – сказал я. – Но не запечатлелся. Там только Питер.

– Я не крал! – заволновался Питер.

– Да понятно, что ты не крал. Но где тогда на записи похититель?

– Похититель стер файл, – выдала Тоска. – В том месте, где он выходит.

– Как?

– Ну как, как, выманил сторожа, проник в будку, стер, затем преспокойненько удалился...

Я похлопал еще ехиднее.

– Что? – Тоска надула губки. – Что не так? Почему этот вариант тебе не подходит?

– Нет, мне-то он вполне подходит, – сказал я. – Не подходит здравому смыслу.

– И чем же я погрешила против здравого смысла?!

– Похититель вошел в будку и стер то, как он выходит из школы? Когда же он вышел – до того, как стер, или после? А почему же тогда он не записался снова? Он бы записался – и ему бы пришлось идти снова себя стирать! Это как? Это же замкнутый круг! К тому же, Антонина, избыточностью ты погрешила изрядно. Твой вариант слишком объемен, слишком киношен. Выманивать из будки, стирать, выбегать – чересчур сложно. Эту задачу можно решить гораздо проще и изящнее.

– И как же?

– Просто. Что бы сделал я, если бы хотел стащить эту крысу...

– Просвети нас, о Великий!

Теперь пришла пора ехидничать Тоске.

– Охотно, – я заложил руки за голову. – Если бы я хотел стащить крысу, я бы действовал следующим образом. Дождался бы, пока все не отправятся в актовый зал смотреть кино про одноэтажную Америку, под шумок покинул бы зал и спустился в учительскую. Дверь была скорее всего открыта, я бы зашел внутрь, разрезал клетку и достал Элвиса. Чтобы он не верещал, я капнул бы ему на морду хлороформа, а затем попросту спрятал бы его в карман. Вернулся бы в актовый зал, дождался окончания праздника, затем вместе со всеми спустился в вестибюль. И безо всяких проблем удалился. Из школы выходили десятки людей. Определить, кто вынес крысу, невозможно.

Я поклонился.

– А если...

– Мы не успеем просчитать всех, кто фигурирует на записи, – ответил я. – К тому же половина из них повернута к нам спиной. Так что от видеозаписи нет никакого толка. Мы можем идти.

– Но... – Тоска была растеряна.

– Предлагаю пойти на скамейку, – сказал я и удалился из каморки охранника, вышел на улицу и устроился на скамейке. На свежем воздухе. Через минуту подвалили Тоска и американский Питер.

– Так что нам делать-то?! – спросил Питер.

– Спокойно, Питер Пэн, спокойно, – сказал я. – Вам пока надо сидеть и слушать, что скажу я. А я скажу следующее. Механизм похищения нам известен. Осталось одно – выяснить, кто похитил и зачем. То есть определить субъекта преступления и мотив.

– Что? – не въехал Питер.

– Не заморачивайся, Питер, – сказала Тоска. – Это понты.

– Что? – еще глубже не въехал князь оклахомский, видимо, его прабабушка таким словам не обучила.

– Это...

Тоска не смогла объяснить, что такое понты.

– Минуточку внимания, – сказал я. – Давайте из лингвистических дебрей вернемся к прозе. То бишь к зловещему похищению из учительской. Исходя из вышесказанного, можно заключить, что наш новый друг-похититель человек умный. Во всяком случае, расчетливый.

– И что это нам дает? – спросила Тоска мерзким голосом.

– Резко сужает круг подозреваемых, – ответил я. – Большинство людей не могут спланировать похищение десятки из родительского кармана. Например, я могу сказать, что...

Я с сомнением взглянул на Антонину. Она скрипнула зубами.

– Что, к примеру, наш старый добрый Буханкин не смог бы похитить крысу. Кстати о Буханкине...

– Нет! – простонала Тоска. – Только не Буханкин! Слушай, Куропяткин, я надеюсь, ты не собираешься привлекать этого маньяка?!

– Маньяка? – заинтересовался Питер. – Настоящего русского маньяка?!

– О! – Тоска закатила глаза. – Самого настоящего! Первосортного! Знаешь, просто...

– Милая Тоска, – сказал я. – Я следую твоим же заветам – я рассуждаю логически. Вряд ли нормальный, в здравом уме и трезвой памяти человек стал бы похищать крысу, пусть даже и крысу самого Элвиса...

– А если ее все-таки из-за выкупа похитили? – возразила Тоска.

Это было возможно. Конечно, возможно. Но только на первый взгляд. Тоска, при всей ее продвинутости, успела бросить только первый взгляд, я же, размышляя, успел бросить и второй, и даже полтретьего.

– Это только на первый взгляд, – сказал я. – Более глубокий анализ позволяет сказать, что вряд ли похищение имеет своей целью выкуп.

– Обоснуй! – потребовала Тоска.

Я стал обосновывать:

– Тут все просто. Если бы Элвиса похитили с целью выкупа, то скорее всего с нами бы уже связались. Похититель наверняка знает, что вы уезжаете завтра. Он, вероятно, знает, что цена Элвиса – где-то десять тысяч долларов. То есть реально имеет смысл требовать тысяч пять – не более. Пять тысяч – не слишком большая сумма для племянницы конгрессмена, но и не такая маленькая. Ее надо собрать. Если в наличии не найдется, то следует срочно переслать... Одним словом, потребуется время. А времени нет. Вряд ли Мэри и вся американская делегация задержится из-за крысы. Так что если не позвонили в ближайшие часы после похищения, то не позвонят, наверное, никогда. А это означает, что разворачивается второй сценарий – Элвиса выкрали фанаты.

Питер глядел на меня... ну, примерно так доктор Ватсон глядел на Шерлока Холмса.

Я сказал:

– Вы меня, конечно, извините, но я повторюсь – мне кажется, что человек, способный похитить крысу Элвиса для себя, не совсем нормален. А значит, нам нужен тот, кто знает всех местных сумасшедших.

Тоска скептически щелкнула языком.

Я утверждающе кивнул. Где самая густая концентрация сумасшедших, как не в добровольческой ассоциации по отлову пришельцев, оборотней и прочих гоминидов «Русский Розуэлл»? А кто безумный предводитель «Русского Розуэлла»? Правильно, Гелий Буханкин.

Я достал телефон и позвонил.

– Буханкин, – сказал я, – ты сейчас не занят?

Буханкин сказал, что он безумно занят, и тут же принялся рассказывать о подготовке к экспедиции в заброшенную деревню Фуфыри, где совсем недавно видели странное свечение и отмечалась повышенная экзоплазматическая активность...

– Буханкин, тут у меня американцы из Америки, – зевнул я. – В восемнадцатой школе. Они осматривают достопримечательности.

– И что?

– Хотят с тобой встретиться.

– Я что, достопримечательность? – насторожился Буханкин.

– Ты – открыватель клеща. Ты – международная знаменитость. Про тебя есть сообщение в «Вестнике Колумбийского университета»! Они хотят взять интервью...

Буханкин клюнул.

– Буду через двадцать минут, – сообщил он и разъединился.

Тоска непонимающе смотрела на меня.

– Ты думаешь, эта сво... – я покосился на Питера и исправился, – личность будет нам помогать просто так? Нет. Сначала его надо заманить и обезвредить. – Я повернулся к Питеру: – Пит, ты должен нам подыграть.

– Да, конечно, – согласился Питер. – Я подыграю. Как надо?

– У тебя фотоаппарат есть?

– Конечно. «Лейка»...

– Это очень хорошо. Сейчас сюда прибежит один при... человек, одним словом. Гелий Буханкин. Ты у него как бы возьмешь интервью для «Вестника Колумбийского университета»...

– Но ведь я не учусь...

– Да какая разница, – махнул рукой я. – Это совсем не важно, учишься – не учишься... Скажешь ему, что для тебя большая честь говорить с известным энтомологом...

Тоска прыснула.

– Скажешь про клеща. Попросишь рассказать о научной работе. Возьмешь адрес. Сфотографируешь. Ясно?

– Ясно. – Питер достал из заднего кармана штанов тоненький блестящий фотоаппарат.

– И сделай такой акцент – посильнее. Ты говоришь почти как мы с Антониной, а ты должен походить на настоящего американца, Буханкин от американцев тащится... Уважает их, сильно, до глубины души. А потом, когда возьмешь интервью, скажешь, что желаешь сотрудничать...

Послышались шаги. Я их почему-то издалека услышал. И сразу узнал, такими дебильными шагами обладал только один человек в нашем городе – Гелий Буханкин. Гэ Бэ. Кстати, неплохая для него кликуха.

– Буханкин прет, – сказал я. – Не оборачиваемся!

– Ого! – удивилась Тоска. – За четыре минуты подтянулся...

– Рядом, наверное, был... Все приготовились, Пит, не забывай про акцент!

Глава 4

Элвис живет в нас

Буханкин шагал громко и вызывающе, как и подобало шагать мистеру «Зеленые Человечки». Когда бряканье стало уже совсем наглым и раздражающим, я оглянулся.

И чуть сквозь скамейку не просел – Буханкин был в костюме!

– Добрый день, – сказал он.

Каким-то просто импозантным голосом.

– Добрый, – я пожал буханкинскую руку. – Познакомьтесь, это Гелий Буханкин, специалист широкого профиля, это Питер Паркер, он учится на подготовительном отделении Колумбийского университета и пишет статьи для «Вестника». У него к тебе, Буханкин, несколько вопросов.

Буханкин протянул руку Питеру, тот пожал.

– Мы с Антониной отойдем в сторонку, – сказал я, – не будем вам мешать...

Я подхватил Тоску под руку и потащил ее обратно к школе, надо было все-таки в Интернет заглянуть.

Интернет в школе № 18 был славный, ну, в смысле, высокоскоростной. Я погрузился в серф, Тоска сидела рядом.

– Зачем весь этот цирк? – спросила она вдруг. – С Буханкиным?

– Нужен. Буханкин нам нужен... И это... надо было наедине поговорить.

– Что?

– То. Видишь ли, Антонина, мне кажется, что... Короче, это пролетное дело. Зря ты в него ввязалась.

– Я?!

– Ну не я же...

– Да ты тут целую лекцию прочитал! Про то, как бы ты украл крысу...

– Да, как я бы украл. Но куда бы я ее после этого спрятал, я не сказал.

– Но ты же сказал...

– Я вообще никаких перспектив не вижу, – оборвал ее я. – Никаких. Сразу тебя предупреждаю.

– А что ты сейчас в Интернете ищешь?

– Не знаю!

Я и в самом деле не знал. Но надо было что-то делать. Нельзя сидеть, надо делать. Надо делать. Начинаешь делать, и... И что-то получается.

– В скольких городах до нас побывала эта экспедиция?

– В трех. Или четырех...

– Хорошо.

Я быстро нашел краткие заметки в местной печати о визитах американских школьников, в двух случаях даже с фотографиями. Одна фотография была на фоне памятника лохматому мужику, приглядевшись, я обнаружил, что это какой-то Георги Димитров. Второе фото было сделано на фоне стены. На обеих фотографиях присутствовала американская делегация, я узнал Питера и Мэри.

Больше ничего интересного обнаружить не удалось. Вышел на российский сайт поклонников Элвиса, но там про Элвис-крысоведение никто ничего не знал. Вообще русскоязычный Интернет молчал о крысах – потомках крысы Элвиса.

Интернет молчал. Ничего удивительного. Вот если бы сдохла любимая креветка Пэрис Хилтон, то весь Интернет стоял бы на ушах, похищение же любимой крысы Элвиса всех оставило равнодушными.

Как бессердечен мир. Как быстро сбрасываются былые кумиры с теплохода современности.

– Мне кажется, кто-то из своих спер, – сказал я.

– Из американцев? – переспросила Тоска.

– Нет, из наших.

– Кто в школе нашей учится?

– Это вряд ли. Я говорил, что похититель умный. А умный бы не стал тянуть там, где учится. Все равно засветишься рано или поздно. Нет, он не здешний... Гастролер скорее всего. Хотя, может, он действовал в сговоре с кем-то... Знаешь, Антонина, я тут кое-что распечатаю, а ты давай...

– Что давать?

– Сбегай в учительскую, будь другом. Там эта, клетка, возьми ее...

– Зачем?

– Надо... Возьми. Но аккуратно возьми, двумя пальцами. В полиэтиленовый пакет засунь.

Она побежала.

Я распечатал статьи с фотографиями и отправился на улицу.

Питер и Буханкин о чем-то беседовали. Вернее, это Буханкин о чем-то ожесточенно беседовал, Питер же пребывал в каком-то вареном состоянии. Видимо, интервью для «Вестника Колумбийского университета» удалось на славу.

Я подошел.

Буханкин выглядел довольно. Питер подавленно и даже испуганно.

– Ну как? – спросил я.

– Все в порядке, – самовлюбленно ответил Буханкин.

– Твоего клеща будут выставлять в Библиотеке Конгресса?

– Это не мой клещ – это общий клещ. К тому же при чем тут клещ? А ты что здесь вообще делаешь? – ревниво посмотрел на меня клещевод-уфолог.

Будто я собирался оспаривать приоритеты Буханкина в его клоповедении.

– Да так... – отмахнулся я. – Консультирую. Тут вот у Питера затруднения...

Питер вздохнул.

– Это понятно, – усмехнулся Буханкин. – С тобой не только затруднения огребешь, с тобой вообще... Может, я могу чем-то помочь? – повернулся он к Питеру. – Моя структура обладает мощными ресурсами...

Питер открыл было рот, но я его опередил:

– Можешь, Буханкин, можешь. Ты можешь не только помочь нам, своим старым и верным друзьям, ты можешь еще помочь своей стране! Которая тебя выкормила, которая тебя выпоила! Обогрела и... Короче, Буханкин, сейчас я тебе расскажу кое-что. Конфиденциальное. Надеюсь на твою порядочность.

– Моя порядочность – это форт Нокс, – сказал Буханкин и подмигнул Питеру.

А я поведал Буханкину нашу скорбную историю про похищение крысы.

– Так тебя что, позвали искать крысу? – Буханкин сиял.

Я промолчал. А что мне было ответить? Я ведь действительно подписался на поиски крысы.

– Великий Куропяткин докатился до розысков крысы! – ухмылялся Буханкин. – Какой рост! Это, безусловно, сложнейшая задача! И важнейшая! Искать крысу. Как почетно!

Я терпеливо пропустил все это мимо ушей – иногда ради дела приходится сносить издевательства всяких недоумков.

– Какая карьера! – помотал башкой Буханкин. – Про это стоит написать роман!

– Ты еще не успокоился? – спросил я.

– Нет еще.

Буханкин позорил меня минуты четыре, потом умаялся и спросил:

– Значит, вам нужны имена всех, кто может быть причастен... к похищению века?

– Да. И если можно скорее.

Буханкин задумался.

Появилась Тоска с клеткой. Поглядела на Буханкина, закатила с сомнением глазки.

Думал Буханкин долго, так что я даже стал опасаться, что в итоге Буханкин предложит целый список. Оригиналов всяких в нашем городе как ворон на кладбище. Всякие аквалангисты-дельтапланеристы-толкинисты, пожиратели сосулек, собиратели батареек. Буханкин всех отлично знает.

Но Буханкин меня удивил.

– В нашем городе поклонников Элвиса почти нет, – сказал он. – Во всяком случае, я могу вспомнить лишь одного. Вернее, одну. Мы с ней встретились...

Я уже испугался, что сейчас Буханкин скажет: «На конгрессе эзотерической хиромантии в Дубоссарах», но он сказал еще лучше:

– В больнице.

Тоска рассмеялась, я удержался усилием воли.

– А что? – взъершился Буханкин. – Что здесь предосудительного? Люди могут встречаться в больницах...

– Она смеется от недалекости, – успокоил я Буханкина. – Люди могут встречаться в больницах, мало ли что у кого болит.

– В кардиоцентре, – уточнил Буханкин. – Она томографию делала, я ей рассказал про «Русский Розуэлл», а она мне про то, что без ума от Элвиса. Настолько, что даже построила маленький домик для всего, что с ним связано. Я потом даже посмотреть ходил...

– И как? – поинтересовался я.

– Люди с жиру бесятся. Эта Лариса Ивановна – богатая тетка, у нее сын – известный в городе бизнесмен, он мамочкин маразм культивирует. Чего там только нет... Ну, короче, тетка крейзанутая. И она наверняка знает других таких же. Так что вам к ней. Если кто мог эту самую крысу похитить, то только она. Ну, и такие, как она. Ненормальные.

– Адрес можешь сказать?

Буханкин поглядел на американского Питера и решил не торговаться. Достал фирменный блокнотик «Русского Розуэлла», записал адресок фирменным же карандашиком. Растет Буханкин, уже именные блокноты появились. Прогресс налицо. Может, мне тоже пора заводить именной блокнот? Чем я хуже Буханкина?

– Вот адресок, – ухмыльнулся Буханкин и сунул мне бумажку. – Но должен тебе сказать, месье Куропяткин, ты идешь по ложному следу. Как всегда.

– Только не надо говорить, что крысу похитили пришельцы, – нанес я превентивный удар.

Уже набравший воздуха Буханкин сдулся. Но тут же нашелся, скорость реакции у него была просто поразительной.

– Его похитило ГРУ, – заявил он. – Это же даже ежу понятно.

Я хохотнул.

– Что такое ГРУ? – спросил несведущий американский Питер.

– Главное Разведывательное Управление, – пояснила Тоска. – Это вроде КГБ.

– Элвиса похитило КГБ?

– Конечно, – покивал Буханкин. – Вы же сами сказали, что эта крыса принадлежала племяннице конгрессмена. С помощью крысы можно манипулировать девчонкой, с помощью девчонки можно манипулировать дядей! Вы только представьте – сенатор от штата Оклахома на крючке у службы внешней разведки!

– Я же говорила, – Тоска скептически покачала головой.

Но Буханкин на скепсис не прореагировал.

– Может быть, за нами сейчас следят, – конспиративным голосом сказал он.

– За нами следит КГБ? – Питер был растерян.

– Да не слушай ты его, – вступила Тоска. – Это наш городской... фантазер.

– Снайперы, – добавил Буханкин. – За нами следят снайперы.

Питер даже слегка присел.

– В ГРУ есть такие снайперы, которые могут отстрелить сигарету с четырех километров, – сообщил Буханкин. – У них есть пули с сердечниками из обедненного урана, такие пули пробивают танковую броню...

Я оттащил Буханкина чуть в сторону.

– Не пугай американца, дубина! – прошипел я ему. – Ты все нам испортишь! И вали вообще, у нас тут дело, мы потом поговорим...

– Сам решил буржуя растрясти? – усмехнулся Буханкин. – Молодец...

Я подтолкнул Буханкина в спину. Он кивнул Питеру и, громко топая, направился прочь.

– Это наш городской дурачок, – сказала Тоска, когда уфолог скрылся из виду. – Его не стоит принимать всерьез, нет никаких снайперов. Мы сейчас отправимся к этой Ларисе Ивановне и найдем там нашу крысу...

– Пока еще не пойдем, – возразил я.

– Почему? Нам что, еще кто-то нужен?

– Нужен Жмуркин, – сказал я.

– Зачем нам Жмуркин?

– Без него не обойтись. Поверь мне, Тоска, нужен Жмур.

– Ну я не знаю... Почему мы никогда не можем обойтись без Буханкина или Жмуркина...

– А знаете, сейчас у нас индейцев больше индейцами не называют, – вдруг сказал Питер.

– Почему? – живо поинтересовалась Тоска.

– Это их вроде как почему-то обижает.

– Что ж тут обидного?

– Не знаю. Но теперь у нас индейцев называют «нэйтив Америка».

– Тупо, – сказал я. – Тупая политкорректность.

– Ну почему именно Жмуркин? – опять спросила Тоска. – Нам что, одного Буханкина мало?

– Жмуркин нам просто необходим, – сказал я.

– Почему это нам так необходим Жмуркин?

Я принялся терпеливо объяснять:

– Жмуркин недавно в нашем городе, он не успел еще примелькаться. Вот тебя или меня могут узнать, а Жмуркина не узнают. К тому же, насколько я заметил, у Жмуркина есть актерский талант, а актерский талант нам пригодится, без таланта...

– Зачем нам нужен такой немереный актерский талант? – осведомилась Тоска.

– Затем, чтобы сыграть глухонемого, – ответил я.

Повисла пауза.

– Почему глухонемого? – спросила Тоска через некоторое время.

– Это же все очень просто. Ты подумай...

Тоска начала предупреждающе злобно краснеть, и я объяснил поскорее:

– Мы идем в берлогу настоящих, махровых фанатов Элвиса. Типа, сопровождаем американского элвисомана, желающего познакомиться со своими русскими товарищами. Никто из нас ничего про Элвиса толком не знает. И Жмуркин тоже не знает. Так что лучше он пусть молчит. Пусть будет глухонемым американцем...

– Я могу сыграть глухонемого, – вставил Питер. – Я по-английски умею...

– Точно! – воскликнула Тоска. – Глухонемого фаната Элвиса может Питер сыграть! Так даже достовернее будет – глухонемой со знанием английского...

Какое, однако, взаимопонимание...

– Питер не пойдет, – остановил я.

– Почему это?! – возмутилась Тоска. – Значит, Жмуркин может изображать глухонемого американца, а настоящий американец глухонемого американца изобразить не может?!

– Хорошо-хорошо, – успокаивающе сказал я. – Питер может сыграть глухонемого элвисомана. Пусть. Как это будет выглядеть?

– Как-как – так.

– А поподробнее? Расскажи.

– Хорошо, расскажу. Мы приходим к этим типам, начинаем им гнать про то, что Питер... ну, тут понятно, есть без Элвиса не может. Мы отвлекаем их внимание, они выходят из помещения...

– А если они не выходят? – спросил я.

– Как?

– Ну так. Или если выходит только один, а трое остаются. Или четверо остаются? Что ты будешь делать?

– Я... – Тоска замолчала.

– Ну?

– Я...

– Вот именно поэтому нам и нужен Жмуркин. У Жмуркина есть Снежок. Это кавказская овчарка, – пояснил я Питеру. – Чрезвычайно умный пес.

Питер поежился. Видимо, кавказских овчарок он не очень жаловал. Интересно, у них там в Оклахоме есть кавказские овчарки?

– Снежок почует Элвиса за километр, – рассказывал я. – И если он спрятан в обиталище этих элвисистов, Снежок нам покажет. Все просто. Так что вызываем Жмуркина. Хотя... Хотя лучше отправимся к нему сами. Или опять есть возражения?

– Нет, – сказала Тоска.

– Нет, – сказал Питер.

И мы отправились к Жмуркину. На автобусе.

Путешествие получилось занимательным. Питер никогда раньше в русских автобусах не ездил, ему чрезвычайно понравилась давка, понравился пронесшийся над головами пассажиров скандал, когда нам удалось выбраться из автобуса живыми, он сказал, что в Америке за двадцать центов таких удовольствий никогда не получить.

Жмуркин нас не ждал, при встрече проявил настороженное дружелюбие, однако, когда он узнал, что Питер американец, настороженность переросла в заинтересованность.

– Проходите в лабораторию, – кивнул он в сторону своей комнаты. – Там немного не прибрано, но это... Творческий беспорядок, одним словом.

Порядок творческого беспорядка Жмуркина был на порядок выше моего творческого беспорядка. В комнате не было ни одного свободного места. Везде, на полу, на подоконнике, на всех предметах интерьера, были разбросаны мини-кассеты, диски, микрофоны, штативы, другая киносъемочная мелочь и не совсем мелочь. На стенах были развешаны раскадровки, вырезки из журналов, посвященных кино, плакаты сытых голливудских знаменитостей и худые лица творцов европейского «кина не для всех». С потолка даже свисало несколько гирлянд целлулоидной пленки, видимо, в качестве элемента дизайна. На компьютере шла оцифровка видео, по экрану проскакивали кадры, судя по общему идиотизму этих кадров, это было очередное жмуркинское творение. Блокбастер, созданный для фестиваля фильмов, снятых мобильным телефоном.

В углу комнаты аквариум. Небольшой, круглый. В нем...

Я пригляделся. Нет, всего лишь петушок, бойцовая рыбка.

– Располагайтесь, – предложил Жмуркин широким жестом.

Питер и Тоска робко пристроились на тахте, я сел прямо на пол.

– Как там в Америке, Питер? – великосветски осведомился Жмуркин. – Гильдия сценаристов опять бастовать не собирается?

– Я... я не знаю...

– Я бы на их месте бастовал, – выдал Жмуркин. – Нам, простым труженикам кино, почти ничего не платят. В то время как транснациональные корпорации наживаются на идеях...

– Послушай, – вежливо перебил я, – у нас тут кое-какие осложнения. Ты не мог бы нам посодействовать?

– Всегда готов посодействовать друзьям, – улыбнулся Жмуркин. – Укрепление дружбы между народами – одна из первоочередных задач, это и президент сказал. Ну, в послании Федеральному Собранию. Чем, как говорится, смогу.

Я вкратце изложил ему суть нашей проблемы, и Жмуркин, разумеется, согласился. Особенно после того, как выяснил, что помощь нужна племяннице конгрессмена.

– Вы обратились к тому, к кому нужно, – сказал он. – И мне нравится ваш план! Чрезвычайно удачный план! Я войду в образ глухонемого американца, поклонника Пресли, для настоящего актера это раз плюнуть!

Глаза его блеснули неприятным буханковским огнем, но Жмуркин тут же взял себя в руки.

– У меня есть кое-какие идеи, – сказал я, – такие, небольшие. Ты, Жмуркин, должен понимать...

– Без проблем, – отозвался Жмуркин. – Я чужд условностей. Кого мне придется изображать? Годзиллу? Бэтмена?

– Белоснежку, – съехидничала Тоска.

– Элвиса, – сказал я. – Ты должен сыграть Элвиса, никакой Белоснежки.

– Без проблем.

– Глухонемого, – добавил я.

– Как? – Жмуркин, кажется, даже не очень удивился. – Разве Элвис был глухонемой?

– Так нужно для дела, – объяснил я.

– Без проблем. Для дела так для дела.

– Но...

Я хотел сказать, что это будет довольно сложно – грим, костюм, но Жмуркин опередил меня:

– Подождите меня немного, я сейчас, – и Жмуркин исчез.

Тоска поглядела на меня вопросительно.

– У вас интересные друзья, – сказал Питер. – Такие...

– Да уж, – согласился я. – Друзья у нас очень интересные...

– Вообще, Россия интересная страна, я никогда такой не видел. Тут все такие... Необычные.

– Необычных у нас хоть отбавляй, – хихикнула Тоска. – Побольше бы обычных...

– Это как на карнавале в Рио...

Дверь в комнату отворилась, и появился Элвис.

Элвис. Это был настоящий Элвис. Ну, так мне показалось сначала. Черные очки, костюм с железными блестящими штуками, названия которых я не знал, но которые смотрелись весьма рок-н-рольно. Или рокабильно, в тонкостях я не был силен. На ногах такие специальные туфли-казаки и, что самое удивительное – кок. Композицию завершал настоящий кок. Набриолиненный, блестящий, красивый. Видимо, парик. Интересно, откуда он все это взял?

– Маскарад, – пояснил Жмуркин. – Меня преследует маскарад. Куда я ни устраиваюсь на работу, там немедленно случается маскарад. Или корпоратив беспредельный. А вслед за маскарадом всегда следует санобработка, и весь этот маскарад перемещается ко мне домой. Короче, я везунчик... Может, это судьба?

– Ну да... – сказал я. – Судьба...

Это меня тоже позабавило. Ну, совпадение с костюмом. В очередной раз мир повернулся, подвластный непонятному алгоритму. И на этот раз он повернулся в сторону Элвиса. Всеми глазами. К этому надо относиться спокойно.

– Точно! – Жмуркин кивнул. – Это знак! В этот момент в одну точку сойдутся все силовые линии...

Еще один Буханкин.

– Жмуркин, – сказал я, – ты талант, конечно... Но нам пора спешить. А Снежок...

– Снежок сейчас гуляет, – сообщил Жмуркин.

– Собака у тебя сама гуляет? – удивился Питер.

– Конечно. Идемте.

Мы вышли из квартиры.

Из боярышниковых кустов возле дома показался Элвис. Тьфу, то есть не Элвис, Снежок. Снежок... Ну, короче, кавказская овчарка с шерстью белого цвета. То ли альбинос, то ли еще чего. Славный пес. На самом деле славный. Умный, добрый, верный. Если бы я сам хотел завести собаку, то я завел бы себе такого же.

– Послушайте, – сказала Тоска. – Ну Жмуркин – понятно, глухонемой элвисоман. А его собака? Под каким предлогом мы протащим в оплот любви к Элвису эту лохматенцию?

Это был серьезный аргумент.

– Это не лохматенция, – сказал Жмуркин. – Это большой поклонник Элвиса. Вот смотрите.

И Жмуркин запел неприятным голосом:

– Лав ми тэндер, лав ми свит, невер лет ми гоу...

Снежок дернулся и тут же завыл, стараясь попадать в тон со Жмуркиным. Жмуркин еще немного попел, а Снежок еще немного повыл.

– Он тоже любит Элвиса, – сообщил Жмуркин. – И вообще, Элвис живет в нас, в своих поклонниках. Сейчас мы нанесем несколько важных штрихов, и всем станет окончательно ясно, что мы – настоящие ценители творчества великого музыканта.

Жмуркин достал из кармана расческу и тюбик с краской.

– Несколько штрихов, – пояснил он.

Жмуркин быстренько причесал шерсть на голове пса и состряпал подобие челки, затем выкрасил ее в черный цвет. После чего достал из кармана печенье и щелкнул языком.

Со Снежком случилось немедленное и обильное слюноотделение. Жмуркин небрезгливо набрал слюны и втер ее в шерсть. Видимо, в качестве закрепителя.

Затем водрузил на собачью морду черные очки.

Снежок терпеливо перенес все эти манипуляции, нет, все-таки отличный пес.

Я осторожно поглядел на Питера. Тот стоял с раскрытым ртом. А пусть, подумал я. Пусть посмотрит, как мы тут развлекаемся, какие мы неформальные ребята.

– Ну, все, – сказал Жмуркин. – Как вам эффект?

Эффект был поразительным – могучая кавказская овчарка стала похожа на Гитлера.

– На Гитлера похож, – сказала Тоска. – Знаешь, так нас и побить могут.

– Действительно... – задумчиво сказал Жмуркин. – Хотя... Хотя все зависит от точки зрения.

Он поднял челку, зафиксировал ее слюнями уже в вертикальном положении.

– Вот это да...

У Жмуркина был талант. Наверное, он на самом деле рано или поздно станет режиссером – Снежок из Гитлера перевоплотился в короля рок-н-ролла.

Даже Тоска оценила.

– Да, – сказала она. – Впечатляет...

– Я – перфекционист, – пояснил Жмуркин. – Люблю доводить все до совершенства.

– Давайте поедем, – предложил я. – Время уже, двигаем.

И мы отправились к остановке. Питер с Тоской впереди, мы со Жмуркиным чуть отстали. Во-первых, я не люблю ходить колхозом. А во-вторых... Короче, мы отстали.

– Слушай, Жмуркин, а зачем ты петушка в аквариуме держишь? – спросил я.

Так, на всякий случай. А вдруг в неспокойной голове Жмуркина уже разрастаются всевозможные опасные идеи?

– Да так, есть один проект... – уклончиво ответил Жмуркин. – Не волнуйся, все в рамках. Видишь ли, сейчас в Москве и Питере очень популярны рыбьи бои. Вот думаю, не начать ли тренировать рыбок... Но пока не знаю. Короче, все в рамках Женевских конвенций.

– Точно?

– Точно. Автобус, давай поспешим, а то не влезем, придется трамбоваться...

Но в этот раз трамбоваться не пришлось, ехали мы с большим комфортом – вокруг Жмуркина-Элвиса образовалось свободное пространство, народ опасался приближаться к Снежку, а может, к Элвису. Во всяком случае, компания наша выглядела диковато, я думаю, если бы мы захотели, то и за проезд могли бы не платить.

Глава 5

Элвис был каратистом

Район был элитным. Что значит для нашего города элитный район? Это значит – все фонари горят и урны на месте. Ну и замки кодовые на дверях. Дом, который мы искали, располагался почти в центре. Особнячок. Скромненький, два этажа, крыша даже черепицей не покрыта, железо. Вокруг были особнячки и пошикарнее. Забор. Забор был хороший, кирпичный, на забор денег не пожалели.

Мы остановились перед воротами.

– Что стоим? – спросила Тоска. – Четыре часа почти, не успеем...

– Успеем. Жмуркин, давай.

– Нюхать будем? – спросил Жмуркин.

Я кивнул, достал из кармана подушечку. Ту самую, из клетки Элвиса. Пропитанную запахом его слез. Жмуркин взял подушечку двумя пальцами, сунул под нос Снежку, что-то прошептал ему в ухо.

Снежок громко втянул воздух, затем повернулся к нам.

– Что это он? – испугалась Тоска.

– Не знаю...

Снежок уверенно направился к Питеру. Подошел, поднялся и поставил лапы на плечи. Лизнул американского князя в ухо.

Питер побледнел.

– Он что-то чует, – сказал Жмуркин.

– Ты до крысы дотрагивался? – спросил я.

– Ну да, гладил... Вчера.

– Отлично, – сказал я. – Снежок это почуял.

Снежок лизнул Питера в щеку.

– Гуд дог... – протянул Питер. – Собачка...

Я кивнул Жмуркину. Тот прищелкнул языком, Снежок опустился на лапы.

– Отлично, – повторил я. – Снежок, как всегда, в форме. Питер, Антонина, вы пока погуляйте в округе, мы же проникнем в логово врага. Потенциального. Возражений нет?

Возражений не было.

– Тогда вперед.

И я позвонил в ворота.

Открыл могучий такой парень с переломанным лицом. Сломано было все – нос, уши, зубы, губы, брови, только глаза были целы. Видимо, боксер-телохранитель.

– Ну? – спросил он.

– Мы это... – я даже как-то оробел. – Это... мы звонили недавно из автобуса, договаривались. Ларисе Ивановне. У нас тут американец...

– Это ко мне, – из-за плеча показалась красивая женщина лет пятидесяти. – Спасибо, сынок.

Сынок. Значит, это и есть известный в городе бизнесмен.

– Ага, – громила удалился, а нас пропустили на территорию.

– Меня зовут Лариса Ивановна, – представилась женщина. – А вас?

Я представился.

– А это, – я указал на Жмуркина, – это Бьорн Симпсон. Он из Оклахомы. Он ничего не говорит, но все понимает. А я перевожу, что он хочет сказать.

– О! – восхитилась Лариса Ивановна.

– Он – президент всеамериканского общества глухонемых поклонников Элвиса, – сообщил я.

Жмуркин что-то промычал и сделал пальцами несколько непонятных знаков.

– Он говорит, что его общество называется «Слабослышащие Элвисы» и они устанавливают по всему миру контакты с другими обществами ценителей его творчества.

Жмуркин покивал.

– Я вижу, Бьорн... – Лариса Ивановна тоже покивала. – Бьорн даже в обычной жизни следует заветам... Он всегда так ходит?

Сама Лариса Ивановна, между прочим, тоже казуально не выглядела – какое-то пончо, высокие кожаные ботфорты, на шее огромный бант. При этом от нее исходила какая-то общая душевная карамельность, будто ее облили с ног до головы сахарным сиропом.

– Он всегда так ходит, – пояснил я. – Он не только глухонемой, но и еще... Отстает, одним словом, в развитии.

Жмуркин икнул.

– Видите эту собаку? – я указал на Снежка. – Это Мемфис. Он тоже фанат. И верный спутник Бьорна. Поводырь.

– О, как это мило! – прочирикала Лариса Ивановна.

Снежок шумно втянул воздух.

Жмуркин мыкнул что-то и покуролесил пальцами.

– Жмур... то есть Бьорн говорит, что он с нетерпением хочет увидеть вашу коллекцию!

– Да-да, разумеется, – Лариса Ивановна сделала приглашающий жест. – Нам туда.

В самом углу усадьбы красовался небольшой домик. Размером со средний гараж. Домик был серебряно-розового цвета, этакий замок для Барби. Над входом горела умилительная надпись из новогодней гирлянды – «Грейсленд». Даже мне захотелось прослезиться.

Жмуркин тряхнул своим коком и оскалился.

– Это великолепно, – прокомментировал я. – Бьорн говорит, что это все чрезвычайно трогательно. А внутрь можно?

– О, да, – Лариса Ивановна извлекла из-под пончо ключ. – Конечно. Прошу посетить мой скромный уголок памяти великого человека. И Мемфис пусть заходит, он будет гостем.

Лариса Ивановна открыла дверь, и мы со Жмуркиным и Снежком проследовали внутрь.

Это было круто. Никогда не знал, что любовь к Элвису может принимать такие грандиозные и, я бы даже сказал, изощренные формы.

Лариса Ивановна постаралась. Под невысокими сводами Грейсленда была собрана впечатляющая коллекция вещей, так или иначе относящихся к Элвису. Я не говорю про банальные вырезки из газет, диски, куклы, гитары, кассеты, книги и плакаты, хотя и этого добра было с избытком. Но кроме этих предметов имелись вещи и более редкие, я бы даже сказал, эксклюзивные.

Например, имелась глиняная собака, на манер тех, которые охраняют дворы. Только с головой Элвиса.

Плащ. Сшитый из париков, очень похожих на прическу Элвиса. Выглядел этот плащ чрезвычайно трэшово, во всяком случае, если бы я увидел такой на своей маме, то весьма бы удивился. И сон бы у меня нарушился.

Имелись пирожные в форме Элвиса. Кресла в виде Элвиса. Аквариум в виде Элвиса. Мороженое «Элвис» в прозрачном холодильнике. Матрешка Элвис – тридцать три штуки друг в друге. Элвис в виде крокодила. Крокодил в виде Элвиса.

На потолке гигантский кроссворд, посвященный памяти Элвиса.

Присутствовал и Элвис собственной персоной. Восковая фигура в рост. Похожий. У меня лично при виде всех этих чудес закружилась голова, а потом я вдруг понял, что вряд ли теперь у меня появится желание хоть когда-нибудь слушать и лицезреть короля рок-н-ролла.

Жмуркин же при виде этой реликвии пришел в глухонемой восторг, он опустился на колено и стал что-то непонятно и гортанно булькать на ухо Снежку. Актерский талант, примерно так булькали упыри в фильме про арктическую вампирскую резню.

Он побулькал-побулькал, Снежок поднял голову и громко втянул воздух.

Я напрягся. Если сейчас Снежок учует Элвиса-крысу, то наверняка как-то знак подаст.

Снежок вдохнул еще.

– Что это он? – спросила Лариса Ивановна.

– Тут витает дух Элвиса, – сказал я. – Мемфис его чует.

– О! – Лариса Ивановна закатила глаза.

– Бьорн сказал мне, что у них в Оклахоме в клубе «Глухонемые Элвисы» есть спирит-негритянка, она может вступать в контакт с Элвисом.

– О! – Лариса Ивановна вздохнула.

Снежок сел на пол и тривиально, совсем не подобающе для американской собаки почесался.

– Проказник! – промурлыкала карамельная Лариса.

Жмуркин замычал что-то истерически и закрыл глаза.

– Бьорн в восхищенье, – прокомментировал я. – Ваша коллекция может соперничать с самыми полными собраниями Иллинойса и Алабамы. Особенно шуба... Или плащ... Короче, вот это. Он сказал, что обязательно сошьет такую же своей маме!

– О! – Лариса Ивановна сжала руки. – Какой добрый сын! Мой Максик тоже был очень добрым мальчиком, пока не женился...

Лариса Ивановна закрыла глаза, завибрировала и сказала:

– Если Бьорну так приглянулось это манто, то я... Осмелюсь просить принять в дар!

Жмуркин издал проваливающийся звук.

– Бьорн выражает искреннюю признательность, – перевел я.

После чего принял из рук Ларисы Ивановны изделие из париков и водрузил его на плечи Жмуркина.

Жмуркин выдал несколько замысловатых, но очень выразительных знаков руками.

– Бьорн говорит, что, когда вы будете в Америке, в Оклахоме, вы просто обязаны посетить их объединение.

– Это так мило с его стороны! – Лариса Ивановна матерински погладила Жмуркина по плечу.

Я достал из кармана фотоаппарат и заснял все это великолепие. Жмуркина в шубе из париков Элвиса. Ларису Ивановну. Элвиса-матрешку.

– Может, у вас найдется, куда записать адрес? – спросил я.

– Да-да, – Лариса Ивановна неожиданно ловко прыгнула к журнальному столику. – Сейчас-сейчас...

Она принялась искать лист бумаги, а Жмуркин отрицательно помотал головой.

Ясно. Элвиса Тридцать Восьмого здесь не было. Надо идти дальше.

– Интересно... – сказал я. – А сколько в нашем городе вообще любителей Элвиса?

– Трое, – ответила Лариса Ивановна.

– Всего?! – удивился я.

– Да, всего. Настоящих. Только три. Старики слушают Пугачеву, молодежь вообще потеряна для культуры. Элвис элитарен, не каждому под силу поднять такую глыбу... Нас всего трое. Трое, готовых сделать для Элвиса все. Все.

Лариса Ивановна всхлипнула.

Я сочувственно покивал головой.

– Дело в том, Лариса Ивановна, что Бьорн хотел бы посетить всех единомышленников. И, к сожалению, у нас очень мало времени. Вы не могли бы...

– Да-да, я помогу, разумеется. Тут недалеко, можно дойти пешком...

Лариса Ивановна назвала нам адреса и фамилии еще двоих ценителей и пообещала предуведомить их о нашем визите. После этого мы сердечно распрощались и поторопились на улицу.

Жмуркин хотел немедленно избавиться от волосатой шубы, но я сказал, что этого не следует делать, не стоит разрушать имиджа.

– Ты же перфекционист, – напомнил я.

Тоска и Питер поджидали нас в квартале от усадьбы Ларисы Ивановны. Пили колу, хрустели чипсами, пончиков не хватало. При нашем появлении Питер подавился, а Тоска сначала открыла рот, а потом расхохоталась.

Она смеялась и не могла остановиться.

– И что смешного? – спросил Жмуркин.

– Отлично выглядишь! – сказала Тоска. – Где шубейку оторвал? Из скальпов?

Жмуркин пожал плечами. Молодец. Жмуркин как-то выдержаннее Буханкина, выглядит старше. Наверное, умнее.

Второй поклонник Элвиса, некто Мельников, обитал неподалеку. Но в отличие от Ларисы Ивановны он ожидал нас не в особняке и даже не в квартире. В подвале. Он ожидал нас в подвале. В мрачном подвале мрачной пятиэтажки.

В подвал мы решили спуститься вчетвером. Так, на всякий случай. Конечно, Снежок – это серьезная собака, но поклонник Элвиса противник тоже серьезный. В случае чего может и статуей огреть. Из леденцов. Статуей Элвиса, разумеется.

Я долго дергал за тросик, который заменял звонок, и за тяжелой железной дверью где-то в глубине подвала завыла сирена. Потом за дверью загудел мотор, и она отвалилась в сторону. Как дверь сейфа в швейцарском банке средней руки. На нас пахнуло запахом выдержанного пота и спортивного инвентаря, Тоска поморщилась, а Снежок вообще чихнул.

– Ну что? – спросила Тоска.

– Ну то, – сказал я. – Спускаемся.

Мы спустились по лестнице.

Элвиса вообще не было видно. Ни плакатов, ни настенных росписей, ни огнетушителей в форме элвисовского торса. Я даже стал думать, что мы угодили в обычную подвальную качалку, однако я ошибся. Коридор закончился, и мы оказались в широком круглом зале. И зал меня тоже удивил. Это был зал для занятий то ли карате, то ли джиу-джитсу, то ли еще какой восточной мордокрутенью. Иероглифы на стенах, бамбуковые мечи, с потолка свисают пробитые боксерские мешки.

Из-за самого большого и пробитого мешка выступил невысокий полный человек в синем кимоно. Все в нем было какое-то сдобное и круглое, круглое лицо, круглые руки-ноги, круглая фигура, улыбка круглая.

– Добрый день, – сказал я.

– Добрый, – улыбнулся каратист. – Рад вас видеть.

– Вы Мельников? – спросил я.

– Да, – улыбнулся Мельников. – Это я.

– Вас порекомендовала нам Лариса Ивановна... – сказал я и изложил нашу легенду.

Про глухонемого умственно отсталого поклонника из штата Оклахома, про собаку Мемфиса, ну, про то, что Элвис жив, короче. Мельников выслушал все это с благодатным почтением. После того как я закончил врать, вступился врать Жмуркин. Врал он самозабвенно. Мычал, энергично ворочал пальцами, указывал то вверх, то на себя, то на Мельникова, короче, кривлялся так выразительно, что даже Снежок не выдержал, завыл, завертелся.

Тоска, чтобы не расхохотаться, отвернулась.

Я думал. Что если еще немного я задержусь в этом рокабильном кошмаре, то свернусь с мозгов уже наверняка, с гарантией. И сам стану поклонником Элвиса. Сделаю прическу, вытешу из дерева его статую, буду бренчать на гитаре, ерзать коленками и дарить окружающим модели «Кадиллаков».

Вдруг я услышал, что вокруг тихо. Я отвлекся от мыслей и вернулся к действительности. Мельников стоял перед нами, а Элвисом даже не пахло.

– Извините нас, – сказал я, – но Бьорн Симпсон пребывает в некотором недоумении. В чем же заключается, так сказать, ваша...

Я не знал, как сказать. Надо было бы, конечно, сказать «дурость», но я сказал «увлеченность».

– Я не могу продемонстрировать свою увлеченность, – с некоторым смущением произнес Мельников. – Тут дамы...

И он кивнул на Тоску.

В меня мгновенно проникли сомнения, я понял, что совсем не горю желанием лицезреть эту самую мельниковскую увлеченность. Ладно с ней, пусть увлеченность остается для увлеченных.

– Я могу вас оставить, – тут же сказала Тоска. – Здесь очень спертый воздух, а на поверхности как раз свежо.

– И я, – сразу же встрел американский Питер. – И я покину. Я не большой ценитель...

И оба направились к выходу. Мы остались одни. В подвале. Я, Жмуркин, Снежок и Мельников. Начала болеть голова. То ли на самом деле от духоты, то ли от всего этого безумия. Нет, безумие это, конечно, мое второе имя...

Но не в таких же масштабах!

– Я, к сожалению, финансист, – сообщил вдруг Мельников. – Моя работа – деньги. А Элвис... Элвис это моя жизнь...

И он начал развязывать кимоно.

Я почувствовал, как напрягся Жмуркин, почувствовал, как слишком притих Снежок.

К счастью, под кимоно у Мельникова обнаружились вполне вменяемые семейные трусы, они же боксеры. Но вот все остальное...

Финансист Мельников был татуирован. С ног до головы. Вернее, до шеи. Тематически татуирован.

Жмуркин восторженно вздохнул.

Я тоже не удержался.

Довольный произведенным впечатлением, Мельников начал экскурсию по самому себе.

На правой ноге мелкими буквами была татуирована биография Элвиса до того, как он стал королем рок-н-ролла. На левой после того, как он стал королем. Грудь и живот покрывали тексты песен на английском языке, все семьдесят, ну или сколько там, не знаю, альбомов. На спине эти альбомы переводились на русский. Руки были покрыты портретами Элвиса – с детства и до самой смерти.

Мельников уселся на пол и продемонстрировал нам ступни. На них были какие-то имена, Мельников пояснил, что это имена всех самых злостных врагов Элвиса, и каждым шагом он их попирает и предает позору.

– Моя фотография есть во всех ведущих музеях мира, – сообщил Мельников. – А из своей кожи я завещал сделать чехол для любимой гитары Элвиса. Ну, естественно, после своей смерти.

Я сфотографировал Мельникова с фасада и с тыла.

– Теперь ваше фото будет и в фан-клубе «Слабослышащие Элвисы Оклахомы», – заверил я. – Это большая честь для клуба...

Жмуркин разразился серией иков и клекотов.

– Бьорн говорит, что вы – самый преданный поклонник, которого он видел в своей жизни! – передал я.

Жмуркин покивал.

– Вряд ли, – скромно потупился Мельников. – Я не достоин называться самым преданным, есть люди чище, есть люди приближеннее. Но я все-таки не то что этот Барабанщиков. Я настоящий! Моя жена, между прочим, ждет ребенка.

– И если родится мальчик, вы назовете его Элвисом! – с энтузиазмом воскликнул я.

– Почему только мальчика? Девочку тоже. Имя Элвис к лицу любому... Ну, почти любому.

– Ну да, как я об этом не подумал, – я хлопнул себя по лбу.

– Элвис жил, Элвис жив, Элвис будет жить! – изрек Мельников.

После чего вывернул нижнюю губу. Она, естественно, была татуирована. С внутренней стороны.

ELVIS LIVE

Элвис жив. Ну, само собой.

Снежок втянул воздух.

Ничего. Никакой видимой реакции. Элвисом-крысой здесь и не пахло. Совсем.

Жмуркин промычал протяжно.

– Бьорн интересуется, – устало сказал я, – Бьорн интересуется – почему вы не татуировали лицо?

Да и самому мне было интересно.

– Увы, – развел руками Мельников, – увы, пока не могу. Я же говорил, я финансист. Работаю в банке. А там надо соблюдать буржуазные нормы приличия. Знаете, наш народ пока еще очень костный, он не может понять, что душа у человека устремлена ввысь... Но я уже наметил сроки, когда я заработаю себе и своему маленькому Элвису на жизнь, я уйду, конечно. Буду жить как человек... И тогда дело дойдет и до лица... Вы ведь знаете, что Элвис был татуирован?

– Татуирован?

– А вы не знали... – Мельников с укоризной покачал головой.

Жмуркин покивал, давая понять, что он-то про такие тонкости, само собой, знает.

– Элвис был татуирован с ног до головы. И тоже своими песнями! И кроме того, он был прекрасным каратистом! Обладал просто сокрушительным ударом, ломающим ребра, обладал техникой отсроченной смерти! Это когда удар наносится сегодня, в зону концентрации крови в человеческом теле! А смерть наступает потом, через неделю! Многие считают, что Элвису выдали черный пояс просто так, типа, по блату, как дань уважения. Это было не так!

Мельников принялся обряжаться в кимоно и попутно рассказывал:

– Элвис просто не хотел показывать свое мастерство. Но в экстремальных ситуациях он был беспощаден! Однажды на него напали девять человек, он раскидал их как котят! И он отлично водил машину! И даже участвовал в кольцевых гонках, разумеется, инкогнито...

«Зря, – думал я, когда мы уходили от этого Элвиса... Это становилось уже совсем невыносимым! – Зря я подписался на это расследование! Зря! Рехнешься, точно рехнешься, крышу не то что сорвет, ее с мясом выковыряет. А нам еще предстоит третий...»

Мама.

Третий поклонник, к счастью, тоже обитал неподалеку, в новостроенных оранжевых высотках, их много в последнее время повылезало, все, как один, похожи на японские грибы смерти.

– Его зовут Барабанщиков, – сказал я.

– Мы не пойдем, – сказала Тоска. – С меня хватит. Когда этот маньяк стал раздеваться... Нет, нервы у меня не железные.

Я хотел ей напомнить, что идея искать крысу – ее идея. Но отчего-то не напомнил.

– Да-да, – подтвердил Питер. – Мы не пойдем.

– Как знаете, – равнодушно сказал я. – Но я бы пошел. Особенно на твоем месте, Питер. Для тебя это может быть познавательно, в Америке ты такого точно не увидишь. Потом будешь рассказывать...

– Нет-нет, – отмахнулся Питер. – Я и так уже много увидел...

– Ну, смотрите, – вздохнул я, и мы со Жмуркиным направились к центральному оранжевому грибу.

На сердце у меня было как-то неспокойно. Тихое помешательство Ларисы Ивановны сменилось садистским фанатизмом финансиста Мельникова. По всем законам драматургической подлости третий горячий поклонник должен был отправить нас в элвисистский нокдаун.

Мы направились к высотке.

На подъезде нас встретил консьерж. Поглядел на Жмуркина и спросил:

– К господину Барабанщикову?

– А вы разве не видите?! – нагло ответил я.

– А чего Элвис молчит? – усмехнулся консьерж. – Глухонемой, что ли?

– Глухонемой. Это глухонемой американец, приехал повидаться с господином Барабанщиковым. А вы этому препятствуете. Может, мне позвонить самому господину Барабанщикову?

Консьерж покраснел и открыл калиточку. Увидел Снежка и снова закрыл.

– Собаку нельзя.

– Нет, это невозможно, – капризно сказал я и достал телефон. – Было все оговорено, люди выделили время, а какой-то...

– Ладно, проходите.

Мы проследовали к лифту.

Лифт был шикарный. Блестящий, с ковром и зеркалами. Жмуркин скорчил себе рожу и сказал:

– Знаешь, Фил, а Элвисом быть не так уж плохо. Может, мне тоже вступить, а? В Элвисы? Они неплохо живут, как я погляжу. У одной целая усадьба в центре города, другой финансист, третий живет в небоскребе почти. Хорошо быть Элвисом, хорошо собакою... Приехали.

Дверь отворилась, и мы шагнули на площадку шестнадцатого этажа. На шестнадцатом этаже имелась одна-единственная дверь. Судя по всему, весь этот этаж Барабанщикову и принадлежал.

– Я же говорю – Элвисы рулят, – сказал Жмуркин.

Мы приблизились к апартаментам.

Звонка не было. Я поискал вокруг, но звонка не было.

Тогда я просто постучал.

Дверь открылась почти сразу.

Открыл ее Элвис.

Такой, какого все время показывают по телевизору – в серебристой рубашке с диким воротником, в каких-то непонятных мне рюшах, со смоляным коком...

А самое главное – лицо. Открывший дверь был не просто похож, это был он.

Элвис.

Сначала я решил, что это у меня в голове. Что после всего этого элвисного изобилия случилось со мной то, что должно было случиться – я начал съезжать. Вернее, уже съехал. На всякий случай я поглядел даже на Жмуркина, но это дело лишь обострило – вместо Жмуркина тоже был он, король рок-н-рола. И Снежок тоже был Элвисом, Элвис был везде.

Мне стало страшно. Я пощупал лоб.

– Нет-нет, вы не ошиблись, – улыбнулся Элвис в двери. – С вами все в порядке.

И голос. Голос тоже. Тот самый, короче.

Хотя... Этот Элвис был не очень молодой, пожилой. Так, немножечко.

– Это... – я указал на Жмуркина, – это...

– Я знаю, – белозубо улыбнулся Элвис. – Лариса Ивановна мне сообщила. Я рад. Я рад встретить единомышленников, установить контакты. Проходите.

– Феликс, – представился я, – я сопровождаю Бьорна...

Жмуркин кивнул.

– Элвис, – представился Элвис.

Я улыбнулся. Элвис пригласил нас к себе домой.

В гостиной нас ждал стол. Пирожные, бутерброды, кола – любимый напиток Элвиса. Элвис предложил нам угоститься, и мы расположились в креслах. Я никак не мог понять – этот Элвис уже родился таким похожим или это все новодел? Наверное, у меня было такое глупое выражение лица, что Барабанщиков все понял и объяснил.

Нет, изначально он на Элвиса не был похож. Но в его сердце была мечта. Впервые он это понял еще молодым, когда услышал по радио «Тюремный рок». Песня поразила его, как поразил его и сам Элвис. Великий, великий, великий. Когда он прослушал все альбомы, то понял, что должен стать, как Элвис. Должен стать Элвисом.

Прошло почти тридцать лет, и он стал. На это понадобились терпение, сто тысяч долларов и почти десяток пластических операций. После чего он стал Элвисом практически во всех смыслах. Даже петь научился. Конечно, не так славно, но все же.

По лицу у меня, видимо, опять проскользнуло скептическое выражение.

– Однако я вижу, – насупился Элвис, – что вы мне не доверяете...

– Нет-нет... – начал было извиняться я.

– Если вы мне не доверяете, я могу показать вам паспорт!

Элвис выскочил из гостиной.

– Я знал одну Чандрагупту Алексеевну... – обрел дар речи Жмуркин. – Так что...

Я ткнул его в бок, и Жмуркин замолчал, взял бутерброд с икрой, быстро его съел.

– Пусть Снежок поработает, – шепнул я. – Мы сюда не за бутерами пришли.

Жмуркин издал непонятный звук, Снежок громко зевнул. Ему, наверное, надоело быть Элвисом. Что ж, я его вполне понимал.

Показался Барабанщиков. С паспортом и розовым шарфиком вокруг шеи.

– Вот смотрите! – Элвис с гордостью сунул мне в руки красную книжицу, открытую на первой странице.

Я прочитал.

Элвис Бенедиктович Барабанщиков.

Я предъявил паспорт Жмуркину.

Жмуркин проклекотал одобрительное.

И тут случилось странное. Снежок вдруг заурчал, неуклюже подошел к Элвису Бенедиктовичу, поставил на него лапы и повалил на пол.

Элвис завизжал. Снежок испугался и стал рычать.

– Снежок, назад! – приказал доселе немой Жмуркин.

– Что происходит?! – крикнул Элвис. – Кто вы?! Я все отдам!

– Оттащи пса, – велел я Жмуркину.

Жмуркин убрал Снежка.

– Нам совсем не нужно все, – сказал я. – Мы вообще не грабители. Нам нужна крыса.

Элвис Бенедиктович сел.

– Какая еще крыса? – недоуменно спросил он.

– Обычная, лабораторная. Крыса. Такая толстая.

– Кто вы такие?!

– Где крыса? – снова спросил я.

– Да какая еще крыса?! – Элвис был испуган.

– Видите ли, Элвис Бенедиктович, произошел крайне неприятный случай с иностранной гражданкой. У нее была похищена крыса...

– У меня нет никакой крысы! – плаксиво перебил меня Барабанщиков. – Я вообще боюсь грызунов!

– Тем не менее у нас есть серьезные подозрения. И эти подозрения привели нас к вам.

– Вы сумасшедшие? – спросил он.

– Нет. Просто возникла необходимость... Видите ли, у нас есть серьезные подозрения...

– Постойте, – остановил меня Элвис. – Может, вы мне расскажете? Посвятите меня, так сказать, в ваши приключения? В свои подозрения?

Я думал. Быстро думал. Думал, что у меня никак не получится при всем своем желании на этого Элвиса Бенедиктовича надавить. Нет, можно, конечно, припугнуть его международным скандалом, но это вряд ли его пробьет, несмотря на элвисовские отклонения, он, кажется, не дурак.

А значит, придется попробовать его убедить. Пожилые обычно любят детей, если рассказать, как страдает ребенок, может, этот Элвис разжалобится? И крысу вернет. Небольшая надежда была.

Поэтому я пустился рассказывать про крысу Элвиса.

Про то, какой этот Элвис был слабенький, и про то, как девочка Мэри не отходила от его кровати, то есть клетки, как она выхаживала его, вызывала самых лучших докторов, как Элвис пошел на поправку. А сама девочка сирота, ее родители погибли в автокатастрофе, когда поехали ловить лосося в Канаду.

А дядя ее хоть и хороший, но чрезвычайно занятой, он конгрессмен и, хотя и не чает души в племяннице, не может ей уделять достаточно внимания. И единственным другом несчастного ребенка является как раз эта самая крыса. И Элвис. Элвис, который на небесах заботится обо всех обездоленных...

Короче, гнал я безжалостно.

– А теперь вот эта крыса пропала, – закончил я.

Элвис расхохотался.

– Что смешного? – спросил я. – Ребенок в истерике, с трудом отговорили ее пока не сообщать дяде. Пообещали, что представим крысу к завтрашнему дню, не будем эскалировать международную напряженность.

Элвис вытер слезы. Мы смотрели на него, ждали. Что скажет?

– И что? – сказал Элвис. – С чего вы решили, что эту крысу похитил я?

Я указал на собаку.

– Наш пес почувствовал запах, – сказал я. – Дело в том, что Снежок знает, как пах Элвис.

– Вы хотите сказать, что он знает, как пахла эта крыса, – уточнил Барабанщиков. – Вы хотите сказать, что от меня пахнет, как от крысы?

– Нет, мы не хотим сказать, что вы пахнете, как крыса. Просто у крысы на шее был такой маленький флакончик со слезами Элвиса...

– Слезы Элвиса?! – восхитился Барабанщиков. – Те самые? Которые я раскидывал в толпу?

Да уж, улыбнулся я. Видимо, персонификация с Элвисом у Барабанщикова достигла крайних форм.

– Ну да, – подтвердил я. – Те, которые он раскидывал на концертах. И крыса, и подушечка, и сама клетка, они все постепенно пропитались запахом Элвиса. И Снежок это чувствует. Он почему-то вас чувствует...

Элвис задумался и стал разглядывать потолок.

– Я понимаю, – сказал он через минуту, – понимаю... Это из-за шарфика.

Он помахал своим розовым шарфиком.

– Я купил его два года назад, в Дублине. На аукционе. – Барабанщиков понюхал собственный шарфик. – Честно говоря, я подозревал, что он ненастоящий. А вот...

– Давайте проведем эксперимент, – предложил Жмуркин.

Я вопросительно посмотрел на Элвиса.

– Пожалуйста, – согласился Элвис. – Пожалуйста, я ничего против не имею. Мне нечего скрывать...

Жмуркин подозвал Снежка и снова что-то нашептал ему на ухо. Снежок отправился на поиски. Дверей в обиталище Элвиса Бенедиктовича не обнаруживалось, все свободно, все нараспашку. Снежок отправился бродить по хоромам. Ходил, фырчал громко, совал свой нос во все подозрительные места, но вернулся он ни с чем, это даже по морде его видно было.

– Ничего, – подтвердил Жмуркин. – Ничего нет.

Снежок зевнул, подошел к Элвису Бенедиктовичу, вздохнул протяжно.

– Шарфик... – выдохнул Жмуркин.

– Я рад, – сказал Элвис Бенедиктович. – Я рад, что у меня есть вещь, действительно принадлежавшая Элвису.

И он с благоговением понюхал шарфик.

– Ладно, – я поднялся, – вы уж не обижайтесь на нас. Действовали в состоянии крайней необходимости.

– Понимаю. Вы, ребята, не думайте, я на вас не обижаюсь. Все в нашей жизни бывает...

– Может, вы шубу хотите? – предложил Жмуркин. – Смотрите, какая она отличная...

– Нет, спасибо, – улыбнулся Элвис. – Я не поклонник такого... творчества.

– Не расстраивайся, Жмуркин, – сказал я. – Ты видел объявления? На столбах часто висят? «Куплю волосы». Так вот, у тебя из этой шубы волос получится множество, продашь их...

– Послушайте! – Элвис Бенедиктович обрадовался. – А это действительно потомок той самой крысы? Ну, в смысле, крысы Элвиса?

– Он, – подтвердил я. – У этой девчонки даже родословная специальная имеется...

– Послушайте, ребята, а можно будет потом добыть щеночка... то есть крысеночка? Я бы тоже хотел себе такого.

– Да, – скорбно сказал я. – Можно щеночка. Если самого Элвиса отыскать удастся...

– И кто только мог похитить крысу? – вопросил Элвис Бенедиктович.

– Хотел бы я знать, – сказал я.

В этот раз ехали в автобусе вообще в полном комфорте – те, кто в нем были до нас, дружно вышли, а те, кто входили на остановках, немедленно выскакивали обратно. Жмуркин сидел вальяжно, раскинувшись на задних сиденьях.

– Странно, – сказал я, – подушечка была сшита из покрывала, на котором спал Элвис тридцать лет назад. После на этой подушечке спала еще крыса. А этот Бенедиктович тоже шарфик не в сейфе, наверное, хранил. И тем не менее Снежок учуял...

– Дух Элвиса невозможно выветрить! – с полной уверенностью заявил Жмуркин.

И я так и не понял – серьезно он это говорит или нет.

Глава 6

Элвис живет на Марсе

Вечер я провел в одиночестве.

Тоска отправилась провожать Питера до гостиницы, Жмуркин со Снежком побежали домой, я остался один. Денек получился буйным. Похищение крысы, уездные Элвисы. Событий на целую неделю, а прошло всего восемь часов. Восемь часов. И завтра часов восемь, ну, может, больше. Немного. Можно сказать, что половину времени пожгли. Безрезультатно. Хотя говорят, что отрицательный результат – тоже результат, но это все чушь, никакой это не результат. Есть еще ночь, однако ночью можно только думать. Ну, будем думать.

Побродил немного по городу, потом по парку у реки. Сел на пенек, съел пирожок. С брусникой.

Я был в тупике. А что они хотели. За два дня? Тут целая бригада должна искать месяц. Хотя обычно, что не находится в первые два дня, то не находится никогда. Так что претензий ко мне никаких быть не должно. Я не виноват.

Конечно, я пообещал этой Мэри, что найду ее крысу...

Но не нашел. Получается, вроде как соврал. Наверное, поэтому я никак не мог успокоиться, не мог избавиться от неприятного чувства. Я бессмысленно поболтался по улицам, после чего вернулся домой. Поужинал и закрылся в своей комнате. Разложил на столе сделанные утром распечатки. Посмотрел, почитал. Никаких идей в голову не приходило.

Где искать крысу, я не знал. Совершенно. Мне даже пришла в голову идея найти какую-нибудь крысу пожирнее, привесить ей на шею похожую склянку со слезами и выдать за Элвиса...

Но это была всего лишь минутная слабость. Я быстро взял себя в руки. Сказал себе, что путь простого консультанта по общим вопросам отнюдь не обязательно должен быть путем побед, поражение – это оборотная сторона любой победы, поражение – это норма, ерунда, поражение – это всего лишь поражение.

Я лег спать, но уснуть не мог долго, ворочался, беспокоился, слушал шаги на лестнице. А потом всю ночь мне снились Элвисы. Разные. Элвисы-крысы, Элвисы-собаки, Элвисы-Элвисы. Всем им было от меня что-то надо, все они за мной бегали, охотились, как вампиры охотятся за последним человеком на Земле.

Отстали только под утро. Но лучше бы не отставали, поскольку вместо Элвисов мне стал сниться Буханкин, что было несоизмеримо хуже.

Сон оказался в руку.

Буханкин.

Буханкин заявился утром, в девять, после того как родители ушли на работу. Я хотел было его выгнать, но Бухан нагло вломился в коридор, и, прежде чем я успел что-то сказать, он уже успел снять кроссовки и пройти на кухню.

День начался неудачно. Я подумал, что бороться с этим бессмысленно, и решил с Буханкиным смириться, как смиряются с плохой погодой. Нет, можно, конечно, попробовать плохую погоду разогнать, я знаю пару тучегонных заговоров, но это все равно не мера: сегодня дождь разгонишь – завтра он пойдет с удвоенной силой.

Поэтому я тоже отправился на кухню.

Буханкин уже вовсю хозяйничал, достал из холодильника малосольного лосося, отрезал от него толстый оранжевый пласт, отрезал горбушку от белого хлеба, набросал на нее слой масла в палец и сверху пристроил рыбу.

Откусил. Прожевал с удовольствием. Достал банку концентрированного молока, проколол две дырки. Отпил большой глоток.

– Кушать хочешь? – поинтересовался я.

– Не, – ответил Буханкин, – не хочу. В рыбе фосфор, он стимулирует мозговые процессы.

И принялся работать над бутербродом уже серьезнее.

– Там еще шпроты есть, – сказал я, когда с рыбой и молоком было покончено.

Буханкин залез в холодильник и достал открытые шпроты, те, которыми я угощал Питера и Тоску.

– Открытые... – покривился Буханкин. – Окислы наверняка всякие образовались...

И принялся шпроты жрать.

Когда последняя килька была прожевана, Буханкин откинулся на канапе и изъявил желание откушать кофию.

Я сварил, я разлил, я пригласил Буханкина пройти в комнату.

– Я вот тут думал, – сказал Буханкин, заглядывая в чашку. – Я вот тут думал и пришел к выводу, что Элвис жив.

«Этого и следовало ожидать», – подумал я.

– Даже поверхностный анализ позволяет сказать, что Элвис жив, – это Буханкин произнес уже безапелляционно. – Да-да, жив. Конечно, слухи о том, что он в свое время инсценировал смерть, ходили, однако прямых доказательств, разумеется, не было...

– Как интересно, – ухмыльнулся я, – а ты нашел их, эти доказательства?

– Нет, я этому вопросу уделял не так уж много времени, – честно признался Буханкин. – Но люди эту тему поднимали. Я тут раскопал материалы... Такие, закрытые для широкого доступа. Так вот, в этих материалах все подробно описано. Что Элвис в свое время был завербован инопланетной разведкой. Он должен был работать над подготовкой вступления Земли в Лигу Светлых Миров, однако его работа пошла слишком успешно. Об этом стало известно резидентуре Темных Миров, и они подослали к Элвису своих агентов. Чтобы его убить. Пребывать на Земле дальше он не мог, поэтому был вынужден спасаться бегством. Но он не захотел улетать далеко от своей родной планеты и поселился на Марсе.

– Элвис живет на Марсе, – сказал я. – Прекрасно. Как это относится к нашим делам?

– А ты знаешь, что в последнее время наблюдается странный всплеск интереса к его наследию?! – подозрительным голосом спросил Буханкин. – Коллекционеры, желающие остаться неизвестными, приобретают на аукционах сценические костюмы, автомобили, предметы утвари. Так вот – это сам Элвис, скучающий на Марсе, потихоньку скупает свое имущество! Вашу крысу украли по его заказу! Впрочем...

Буханкин замолчал.

И я просто увидел, как в его голове оглушительно-стремительными темпами рождается новая версия.

– Не исключено, что дело совсем не в этом, – деловито сказал Буханкин. – Не исключено, что крыса ценна сама по себе. Есть предположение, что Элвис собирал информацию о новом оружии, способном разрушить планы Темных Миров. Вероятно, ему удалось разгадать эту тайну. Но тут его виллу в Грейсленде осадили агенты темных. Надо было срочно эту информацию спрятать! Куда?!

Возбужденный Буханкин вскочил. Обычный безумный блеск в глазах усилился, он почти выпрыгивал из буханкинских зрачков, я даже испугался, что Буханкин впал в истерию или чуть-чуть свихнулся, так, немного.

Ему бы сценарии сочинять, подумал я. Для фантастических фильмов третьей категории. Которые не показывают ни в Нью-Йорке, ни в Лас-Вегасе, которые крутят исключительно в Оклахоме, будь она тридцать три раза неладна! Кино, в котором злобные космические негуманоиды запускают в спинной мозг несчастных землян свои отвратительные слизистые ганглии, пользуется стабильным успехом. Надо ему посоветовать будет скооперироваться со Жмуркиным и замастырить подобное варево.

– Куда?! – азартно повторил Буханкин. – Куда ему было спрятать эту информацию? Элвис обежал глазами свой дом – и не увидел ни одного достаточно надежного места! И тогда идея пришла ему в голову! Он решил спрятать информацию о супероружии в своего любимого питомца – крысу Элвиса! С помощью...

– Ментального триггера, – вставил я.

– Чего? Какого еще ментального триггера? С помощью обычного рибоконвертера! Так вот, с помощью обычного рибоконвертера Элвис зашифровал собранную им бесценную информацию в структуру ДНК своей верной крысы...

– А она не сдохла бы? – спросил я. – Если бы ей всю ДНК перекодировали бы?

– Исключено! – отмахнулся Буханкин. – Исключено! Девяносто восемь процентов наших генов находятся в латентном состоянии, их можно комбинировать как угодно, от этого ничего не изменится. И в них Элвис и спрятал ключ к тайне. Ворвавшиеся агенты темных ничего не нашли, в ярости они убили Элвиса – не крысу, инсценировав какой-то мифический сердечный приступ. И вот с тех пор тайна оружия передается от Элвиса к Элвису, она живет в крови его потомков...

Ну да. Лекарство от маразма. В этой крысе. Живет.

– Постой-ка, – сказал я. – Ты же только что, ну вот совсем недавно говорил, что сам Элвис, ну не крыса, живет на Марсе. И что он через подставных лиц собирает милые своему сердцу предметы. А теперь ты говоришь, что его убили пришельцы.

– Ну да, убили, – невозмутимо кивнул Буханкин. – Убили. И похоронили. Но в ночь похорон разведчики Лиги Светлых Миров проникли на кладбище, вскрыли склеп, достали тело и переправили его на свою базу на Марсе. А там уже с помощью...

– Универсального реаниматора, – снова вставил я.

– Нет, реаниматор – это для только что умерших, – поправил меня Буханкин. – А для тех, кто уже давно помер, требуется нейтронный репликатор. Его реплицировали, и теперь он живет на Марсе.

– А почему же он не вернется за своей крысой?

– Он потерял память, – спокойно ответил Буханкин. – При репликации это случается.

Так, будто это не затерянный на Марсе нейтронно реплицированный Элвис – не крыса потеряла память, а его родной буханкинский дедушка в Сольвычегодске впал в легкий старческий маразм.

Я не знал даже, что сказать.

– Послушай, Буханкин, ну, если все это так, почему же эти... темные враги Элвиса не похитят одну из этих крыс и не вытащат из этих крыс чертежи оружия?

– Это нельзя сделать – ключ от генетического шифра находится в мозгу самого Элвиса.

– А он потерял память на Марсе...

– Совершенно верно! – Буханкин продолжал волноваться. – Он потерял память! Но есть возможность сделать так...

Буханкин принялся объяснять мне, как следует точно просканировать мозг загодя реплицированного Элвиса, чтобы не разрушились синапсические связи.

Все это было как-то зверски. Не знаю. Буханкин болтал минут пять, не больше, а я уже чувствовал, как мой несчастный мозг начинает кипеть. В голове вертелись темные пришельцы с неприятными щупальцами, Элвис-не крыса с гитарой, Элвис-крыса в рекомбинаторе, сверхоружие... Буханкин превзошел самого себя. Такого отборного бреда даже от него я уже давно не слышал. И надо было что-то делать. Если бы я послушал это еще немного, я точно начал бы во все это верить.

Что Элвис живет на Марсе. Не крыса.

– Оригинальная теория... – промямлил. – Весьма оригинальная...

– Не успеешь оглянуться, как эта теория станет практикой! – заявил Буханкин. – Не пройдет и двух лет, как воины света сойдутся в битве...

Вдруг Буханкин замолчал и уставился на разложенные на моем столе распечатки из Интернета. Ну, про визиты американских школьников в глухие российские городишки.

– Ха, а эту жабу я знаю, – Буханкин ткнул пальцем в одну из фотографий.

– Что?!! – Я вылетел из дивана, примерно так чертик выскакивает из шутовской коробки.

– Что-что, говорю, что знаю эту дуру, – повторил Буханкин.

– Какую?!

– Да вот эту, слева, с краю.

Буханкин указывал на фотку. Посещение делегацией американских школьников какой-то там специализированной школы города Волгогорска. На фотке я узнал Мэри, Питера, еще пару ребят, остальные были мне незнакомы. На левом фланге фотографии стояла невысокая крепкая девчонка с угрюмым и очень решительным выражением лица и растрепанной прической.

– Это же Короста! – сказал Буханкин. – Джульетта Коростылева.

– Как?

– Джульетта. Мы ее называли Жу-жу...

Буханкин мерзко прохихикал.

– Жу-жу... Ты что, с ней знаком?

– Ага. Она вообще дура. Раньше она с нами была, в «Русском Розуэлле».

– Тоже тарелочница? – испугался я.

– Что значит тарелочница?! – надулся Буханкин. – Не тарелочница, а уфолог. Тарелочницы, знаешь ли, все в Гусь-Хрустальном. Уфолог, контактер... Так мы думали сначала. А потом оказалось, что она просто диверсант! Просто гадина! Слушай, Куропяткин, как понимать весь этот ироничный настрой? Тарелочница... Что значит тарелочница? Я понимаю, ты, в силу своей ограниченности, скептически относишься к научной и общественной деятельности моей организации, однако ты должен иметь уважение...

– Ладно, ладно, Буханкин, не три рогами, – примиряюще сказал я. – Я уважаю. И даже горжусь, что моим другом является сам Гелий Буханкин. Рассказывай.

– Рассказывай! – фыркнул Буханкин. – Рассказывай... Пускай тебе твоя бабушка на ночь сказки рассказывает... Короче, как оказалось, она проникла в «Русский Розуэлл» с подрывными целями...

И Буханкин поведал.

Около двух лет назад добровольческая ассоциация «Русский Розуэлл» совместно с другими уфологическими ассоциациями России, Германии и США участвовала в международном проекте «Меньшие братья по разуму». Одним из ведущих американских уфологов была выдвинута идея, что, возможно, какая-то часть разума во Вселенной не принадлежит к гуманоидному типу. А значит, им удобнее и легче установить контакт именно с негуманоидами. В нашей области очень много зон ксеноактивности, и на «Русский Розуэлл» была возложена важная миссия – провести несколько серий контактов с ВЗР в заданную точку времени...

– С чем? – перебил недогадливый я.

– С внеземным разумом, – пояснил Буханкин.

Так вот, на «РР» была возложена миссия установить контакт с ВЗР. Для этого надо было подготовить контактеров первого уровня – рептилий, птиц, млекопитающих и насекомых. Был подготовлен кластер, состоящий из черепахи, двух ужей, вороны, собаки и нескольких сверчков, с кластером была проведена работа, после чего животные в особых контейнерах были помещены в зоны контакта. Офицеры «Русского Розуэлла» разместились на безопасном расстоянии от зон, поскольку всем известно, что торсионное излучение, исходящее от инопланетных кораблей, может пагубно воздействовать на системы организма.

Пробил час, рассчитанный известными американскими уфологами, была задействована система телеметрии, однако, когда пришло время проверять результаты эксперимента, выяснилось, что ни одного биоконтактера обнаружено не было. Сначала Буханкин обрадовался, поскольку посчитал, что Контакт состоялся – собака, черепаха, ужи и так далее были изъяты пришельцами. Однако просмотр записей с камер видеонаблюдения показал, что животные были изъяты отнюдь не пришельцами из далеких миров. Расследование показало, что виновником всего была Джульетта Коростылева, которой было поручено кормить животных, а вовсе не их выпускать. Коростылева была взята под стражу и при пристрастном допросе призналась, что в ВЗР она не верит, что изначально она инфильтровалась в «Русский Розуэлл» с подрывными целями. Что она является сторонником освобождения животных из человеческого рабства, что биоконтактеры были ею освобождены, что так будет и впредь, и ничто не свернет ее с пути правды.

Сначала Буханкин хотел разобраться по хорошему и вернуть Коростылеву в лоно «Розуэлла», но негодяйка упорствовала. Более того, за месяц своей подрывной работы она умудрилась вовлечь в природозащитную ересь двух уфологических офицеров.

Подобные происки требовали сурового наказания. Буханкин объявил областной слет...

Этот бред был еще невыносимей бреда про Элвиса. Вот! Вот до чего доводит простых провинциальных ребят разгул массовой культуры и мракобесия! Обычный провинциальный школьник вступает в контакт с инопланетянами посредством бродячей собаки и двух ужей! Слушать это было невозможно.

– Я лично! – Буханкин сжал кулаки. – Лично вышвырнул ее! Как подлую шелудивую шавку!

Буханкин вдруг потрогал подбородок.

– Мы ей показали... – сказал он уже негромко. – Пинком под зад...

Я подумал, что эта Джульетта Коростылева тоже была не промах и что под зад и по морде она и сама могла.

– Значит, вы ее изгнали?

– С позором, – с удовлетворением сказал Буханкин. – Пинком под толстый зад.

– И куда вы ее изгнали?

– На улицу! В грязь, в канаву! Она ползла и завывала, как курица!

– Нет, нет, где она сейчас? Чем именно она занимается?

– А зачем тебе? – тут же насторожился Буханкин. – Впрочем, у меня от друзей нет никаких тайн...

«Ну, конечно, – подумал я. – При желании найти Коростылеву, да еще Джульетту не составит труда». Я могу сделать это за двадцать минут. Поэтому Буханкин был таким добреньким.

– Тайн у меня никаких нет, я ненавижу тайны. У нее собачий приют. Называется «Новая Надежда». Где – не знаю.

– Спасибо, Бухан. Ты настоящий друг! Тарелочник с большой буквы «Т»...

– Ты же знаешь, Куропяткин, я не люблю, когда меня называют Буханом. Это как-то роняет меня в глазах общественности, какой я Бухан? А что это за гнусное прозвище – Тарелочник? Так меня зовут в недоброжелательских кругах...

– Да ладно, Бухан, – я покровительственно потрепал его по плечу. – Не дуйся, Бухан. Ты самый тарелочный тарелочник в нашем городе. А твое открытие березового клопа – это же международное событие!

Надо было побыстрее от Буханкина избавиться. Времени оставалось мало, пора было ехать к Джульетте. Трясти ее по поводу крысы Элвиса.

– Я не тарелочник! – воскликнул Буханкин.

– Ты блюдечник!

Буханкин сорвался:

– Ты меня достал, Куропяткин! Ты всегда мне вредишь! Я к тебе пришел как друг...

Буханкин начал ругаться уже на меня, но я особо не слушал. Я думал. Думал, думал, думал.

– ...просто сволочь! – закончил Буханкин очередную порцию ругательств и проклятий в мой адрес.

После чего в гневе выбежал прочь. Уфологи такие нервные, просто что-то.

Ничего. Мы с ним помиримся. Мы уже не первый раз так вот лаялись – и ничего, до сих пор в приятельских отношениях. Подарю ему что-нибудь потом, в качестве компенсации... Сейчас не об этом надо думать.

Короста. Есть на фотографии. Любительница животных.

Удача.

Таких совпадений не бывает.

Это удача.

Впрочем, удача приходит к достойным.

Глава 7

Элвис на небесах

Вопреки моим представлениям, найти Коростылеву оказалось нелегко. Приют для бесхозных животных «Новая Надежда» не был зарегистрирован ни в одном справочнике, ни Интернет, ни «09» не смогли предоставить мне никакой информации. Пришлось звонить по ветклиникам. В третьей мне сказали, где именно стоит искать.

Сначала я хотел пригласить с тобой Тоску и Питера, однако потом передумал – мопед у меня был не безразмерный. Да и время поджимало. Вообще, я не люблю действовать в таком цейтноте, прямо каждая минута на счету.

«Новая Надежда» представляла собой сарай. Сарай на берегу реки, раньше в нем то ли лодки хранили, то ли бочки со смолой. Никакой вывески, никаких проводов, никакого, короче, телефона и электричества. Поленница дров. И еще гора недоколотых чурбаков. Размером с сам сарай. Видимо, к зиме тут готовились основательно.

В сарае было тихо, видимо, животные находились пока в другом месте, обычно во всех этих приютах стоит сплошной гам и ор, тут нет. Никаких признаков жизни вокруг не наблюдалось, я подумал, что, может, тут прошелся птичий грипп или какой-нибудь собачий мононуклеоз, не знаю. План мой был прост. Я хотел проникнуть в этот приют последней надежды и обнаружить там Элвиса, безо всяких лишних телодвижений.

Поэтому я направился к сараю, дверь неожиданно отворилась, и на улицу шагнула Коростылева. Я ее сразу узнал.

Она была очень похожа на себя с фотографии. Приземистая, кряжистая, одним словом, должен был получиться мальчик. И прозвище ей, пожалуй, тоже подходило – Короста. Не потому, что она была покрыта какими-то там струпьями или на самом деле коростами, просто сугубо фонетически это слово прекрасно ее характеризовало. Вот увидишь такую и сразу думаешь – Короста идет. Даже не идет – перемещается. Даже не перемещается – производит движение. Такая своего не упустит.

Еще я подумал, что на Жу-Жу она совсем не похожа. И уж тем более на Джульетту. Короста и Короста.

На плече у Коросты лежал тяжелый ржавый колун. Легко так лежал, непринужденно. Коростылева проследовала мимо меня, меня даже не заметив. И стала рубить дрова. Так хорошо рубила, с генетической памятью в руках и во всем своем крепком корпусе. Дрова жалобно всхлипывали и звонко разлетались по сторонам.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – мрачно ответила Короста, не отвлекаясь от расправы над чурбаками.

«Ну да, – подумал я, – коня на скаку остановит. Остановит, свалит его могучим ударом между глаз, вырвет ребра. Такие в школе всегда сидят на задних партах. В одиночку – нормальные ребята опасаются с ними связываться».

– Я хотел бы поговорить.

– Ну поговори. – Короста расколола крепкое осиновое полено, опустила колун.

Вдруг я понял, что совсем не знаю, как начинать разговор. С чего, собственно? Спросить: «Сударыня, это не вы, по случаю, украли Элвиса? Ну, не того, который певец, а того, который крыса...»

– Ну чо? – недружелюбно проклокотала Коростылева.

Не знаю, может, меня выдало что-то. Но ни с того ни с сего эта Жу-Жу явно напряглась, я даже увидел, как вздулись мускулы у нее на плечах. Она, пожалуй, бодибилдингом занимается или вообще штангой. Крепкая девица, в обиду себя не даст.

– Я животными интересуюсь, – сказал я, и это было ошибкой.

Джульетта Коростылева просканировала меня с ног до головы, как кассир фальшивую купюру, и мгновенно поняла, что никакими животными на самом деле я не интересуюсь.

– Меня порекомендовал Буханкин, – глупо сказал я. – Гелий...

Это было уже более серьезной ошибкой. При имени Буханкина лицо у Коросты перекосилось, а зубы сжались. И не успел я ничего даже подумать, как Коростылева как-то нутряно ыкнула и, не размахиваясь, запустила в меня колуном.

«Ясно, – подумал я. – Ясно, откуда у нее такие мускулы – она, наверное, в секцию ходит. Молот мечет. Или метает, фиг знает как там у них правильно». Поскольку колун она швырнула резко и мощно.

Инструмент был явно нацелен мне в живот – ну, чтобы не убить, чтобы так, немного покалечить. Я прыжком сместился вправо, задело меня только ручкой, но все равно больно.

– Ты что, Джульетта? – спросил я. – Так ведь и убить можно...

Но Джульетта мне даже не ответила, она издала боевой клич молотометчиков, подхватила полено и запустила в меня уже им. Полено летело гораздо быстрее, и увернуться мне не удалось – полено стукнуло меня в плечо и чуть не повалило.

– Эй, Окорочок, ты чего так злишься-то?! – поинтересовался я.

– Ы-р-ры! – заверещала Короста и начала бомбардировать меня уже густо, коврово.

Тут уже она стесняться перестала, кидала и в голову. Видимо рассчитывая на то, что если она меня сейчас прибьет, то потом, в суде, сможет оправдаться состоянием аффекта. Аффект явно присутствовал – глаза вылупились, уши заострились, на губах плясала пена, короче, страшное зрелище.

Вот так всегда. Простой консультант по общим вопросам всегда подвергает свою жизнь опасностям. То колуном в него метнут, то дровами обстреляют.

– Да я просто поговорить хотел...

Но разговаривать Джульетта не собиралась. Она продолжала обстрел дровами, так что я даже приблизиться к ней не мог. И поленья свистели у меня над головой, как трассирующие пули. А потом березовый снаряд поразил меня в ногу. В плечо, в ногу, слишком много повреждений.

И больно.

Я попытался в очередной раз воззвать к ее сердцу, к ее доброте, все-таки она бездомных кошек привечает, зачем же бревном в человека?

– Послушай, Джульетта, ты же любишь животных...

В ответ она умудрилась швырнуть в меня сразу два полена, одно с левой руки, другое с правой.

Это переполнило чашу моего терпения. К тому же ранение в ногу меня несколько разозлило. Я поднял ударившее меня полено и метнул его обратно. Промазал.

Нет, это, конечно, не очень идет мужчине – забрасывать дровами девушку. Но, во-первых, она первая начала. А во-вторых, эта Короста на девушку не очень была похожа, была она похожа на фурию. Так что я с чистой совестью отринул сомнения и вступил в перестрелку.

Очень быстро я поймал алгоритм метания поленьев и принялся осыпать противницу дровяным градом, бил очередями и одиночными выстрелами. Если говорить честно, я продолжал оставаться джентльменом и целил в ноги. Что было не очень эффективно – Короста высоко, как настоящая лягушка, подпрыгивала, и мои снаряды втыкались в землю, но я продолжал рисковать своим здоровьем во имя принципов общего человеколюбия. Однако, когда третье полено едва не срезало мне макушку, я сорвался. И запустил свое полено с несколько повышенной энергетикой.

Полено прорезало воздух и плашмя хлопнуло Коросту в живот. Коросту отбросило, она грохнулась на грунт, несколько раз перекатилась и замерла. Несмотря на свою внешнюю могучесть и свирепость, Короста сломалась. Оно и понятно, девчонки очень неустойчивы к боли. Я сразу прекратил огонь. Противник был повержен, добивать же врага мне надобности не было. Поэтому я отбросил полено, я победил.

Осторожно приблизился к этой... Джульетте Петровне.

Короста лежала на животе. Уткнувшись лицом в землю. Я даже испугался – не повредил ли я ей там чего-нибудь? Еще придется отвечать за нанесение средней тяжести телесных повреждений.

Я опустился рядом с Джульеттой. И кто ее так обозвал, интересно? Папа с мамой или в роддоме перепутали? А потом еще один раз перепутали, уже в более зрелом возрасте.

Джульетта не шевелилась. Я протянул руку, чтобы пощупать пульс у нее на шее, вдруг я там попал в какой-нибудь нервный центр? Дотронулся пальцем до шеи, кожа была холодная и какая-то влажная, я не успел нащупать пульс.

Джульетта Искандеровна оказалась не только метательницей молота, она оказалась еще и умной. Не разворачиваясь, Короста влупила мне ногой прямо в морду. Я был готов, но все равно это получилось так неожиданно, что удар я пропустил.

Большая часть ступни пришлась на правую сторону моего лица. Меньшая на нос. Успел немного наклонить голову, и перелома не случилось. Но на ногах я не устоял.

Коростылева вскочила рывком, я еще поднимался, а она была уже рядом, и ее ботинок снова летел в мою голову. Ботинок я успел перехватить, зажал коростылевскую ступню, крутанул влево. Джульетта свалилась.

Я быстренько отполз в сторону, поднялся на ноги.

Джульетта тоже поднялась. Она перепачкалась в нечерноземье и выглядела теперь еще природозащитнее. Мы стояли друг напротив друга, и по лицу Джульетты было видно, что она готова к схватке не на жизнь, а на смерть.

– Тебе идет навоз, – я указал на коростылевскую толстовку. – И почему ты со мной не разговариваешь? Наверное, бедняжка, не умеешь. Я могу посоветовать отличного логопеда...

– А-а-а! – Коростылева подхватила полено и принялась орудовать им как шпагой, к логопеду она идти не хотела.

Ну что мне оставалось? Я тоже вооружился поленом и принялся отбивать коростылевские выпады. Фехтовала Джульетта неплохо, я думаю, если бы у нее была шпага, она меня таки проткнула бы. Полено же несколько сковывало ее мастерство.

Впрочем, некоторую неловкость юная метательница молота с лихвой компенсировала боевой яростью.

Я продолжал отбиваться, в атаку переходить не спешил. Поскольку прекрасно понимал, что этой боевой ярости ненадолго хватит. Поэтому я старался держать дыхание, побольше отступать и отбивать выпады как можно болезненнее, чтобы рука у Коросты немела и дрожала. Мы продолжали фехтовать на поленьях, и скоро я стал замечать, что силы у защитницы животных тают. Ну да, фехтовать – это тебе не молот метать. К тому же при всех своих зверскостях Короста все-таки оставалась девушкой.

Минут через пять боя руки у нее опустились окончательно. Она тяжело дышала, глядела на меня исподлобья и обливалась мрачным потом. Я же был свеж и готов продолжать сражение. Хотя можно и точку было уже поставить – время-то идет.

– Иди сюда, мой Портосик, – ухмыльнулся я. – Папа добрый.

Джульетта что-то произнесла. Какое-то неразборчивое проклятие, я даже не расслышал, какой-то позорный хрип, что-то из звуковой палитры галапагосских черепах. Е-е-е, ё-ё-ё.

– Е-е-е, ё-ё-ё, – сказала она и кинулась на меня в последний раз.

Мне даже приемов никаких применять не пришлось. Я шагнул в сторону, пропустил Джульетту Зигфридовну Коростылеву мимо и подставил ей подножку.

Джульетта Зигфридовна вошла в контакт с поверхностью планеты. Конечно, если бы Коростылева была мальчиком, я бы с ней поступил с абсолютной безжалостностью. А так...

Так я взял ее за шиворот и поволок в сторону сарая. Коростылева не сопротивлялась, видимо, совсем выдохлась, бедолага.

Однако я прекрасно понимал, что Короста продолжала оставаться опасной. Сейчас она полежит, отдохнет и опять возьмется за полено...

Поэтому я ее привязал. К колоде для колки дров. Веревка валялась рядом.

И пока Короста не пришла в себя окончательно, я решил разобраться с нашими крысиными проблемами.

Сарай был пуст. Ни собак тебе, ни кошек, все клетки пустые. Скорее всего дежурная партия животных была уже переподготовлена, откормлена и выпущена на свободу, и в ожидании следующей партии приют отдыхал.

Элвиса тоже не обнаружилось. Я надеялся здесь найти клетку с крысой, но, судя по всему, Элвис был где-то в другом месте.

На всякий случай я проверил сарай два раза, даже в печку заглянул.

Элвисом и не пахло.

Я вышел на улицу. Короста уже очнулась и теперь вовсю пыталась освободиться.

– Где Элвис? – спросил я.

– На небесах, – довольно нагло ответила Короста.

Голос у нее был низкий и гипнотический, в услугах логопеда Короста явно не нуждалась.

– Я тебя спрашиваю про крысу.

– Разве Элвис крыса?

– Джульетта... Тебя можно называть так? Мне в последнее время везет на весомые имена. Элвис Бенедиктович, Джульетта Марковна... Джульетта тебе очень идет. Или ты ненавидишь свое имя? Многие такие девушки...

– Какие девушки?

– Ну ты сама понимаешь, с альтернативной внешностью...

Джульетта в меня плюнула. К счастью, я находился от нее на достаточном удалении.

– Впрочем, это вопрос вкуса. Мне ты очень нравишься...

Джульетта плюнула в меня еще раз. Со страстью.

– Впрочем, довольно лирики, время поджимает. Где Элвис?

В третий раз она почти попала.

– Тебе не стыдно? – спросил я. – Мелкое воровство... Разве мелкое воровство к лицу такой особе, как ты?

– Это не воровство! – огрызнулась Коростылева. – Это освобождение! Я освободила животное из вашего плена!

– Значит, ты признаешь, что это ты взяла Элвиса?!

Это хорошо. Хорошо, что не отпирается.

– Я не украла, а значит, мне нечего скрывать, – заявила Джульетта.

– Там еще ошейничек был, – напомнил я. – Такой, с камешками. Ты хоть знаешь, сколько этот ошейничек стоит? Это уголовное, между прочим, преступление.

– Ошейничек я верну, – улыбнулась Коростылева. – С большим удовольствием. Вот ты меня развяжи – и я его сразу верну. Так что никакого преступления.

– Никакого преступления? Так ты же меня собиралась колуном завалить!

– Не завалила же, – логично ответила Короста. – И потом – я же не знаю, кто ты? Может, ты маньяк? Может, ты пришел меня убить? Так что колун – это всего лишь необходимая оборона. К тому же это не я тебя побила, это ты меня связал. Зачем-то...

– Я...

– Помогите!!! – заорала Джульетта. – Кто-нибудь, помогите!

– Ты что? – удивился я.

– А что? Ты меня захватил, удерживаешь непонятно зачем... Знаешь, это гораздо более тяжкое преступление.

– А я тебя тоже не удерживаю...

– Тогда отпусти.

– Потом, – сказал я. – Сначала крысу.

Коростылева отвернулась. Я не знал, что делать. Ну не пытать же...

– Коростылева! – сказал я как можно более проникновенно. – Коростылева, я взываю к твоим патриотическим чувствам!

– Я гражданин мира.

Судя по всему, убедить эту красавицу не удастся. По-хорошему.

– Девочка плачет, – сказал я. – У этой крысы есть хозяйка, девочка Мэри. Она эту крысу очень любит...

Коростылева фыркнула. Страдания американской девочки ее не трогали.

Ну, что оставалось делать?

Глава 8

Элвис, где ты?

Тоска поджидала меня возле школы, на скамеечке. Одна. Этот Питер, видимо, вещи укладывал. В дорогу.

– Ну что? – спросила Тоска.

– Ничего. Пока.

– А Элвис?

– Нет Элвиса. Говорит, что выпустит его на волю.

– Как на волю?! – Тоска чуть не подпрыгнула. – Как на волю?! Он же погибнет на воле! Это же белая крыса, она в природе и дня не протянет...

– Девчонка собирается обучить Элвиса охотиться, – ответил я. – Сделает из него настоящего Рэмбо, потом перекрасит в маскировочный цвет, затем отпустит. Так что Элвис будет свободен. Как ветер. Очень скоро.

Я поглядел в сторону станции юннатов. Вот уж не знал, что юннаты такие фанаты.

– Ты бы пригрозил ей...

– Я пригрозил, – махнул рукой я. – Я грозил, давил, взывал. Бесполезно. Фанатка. Настоящая фанатка. Что мне, утюгом ее пытать, что ли? Пару иголок под ногти загнать? Я ее отпустил.

– А международный скандал?

– Это ей и надо. Скандал привлечет внимание к защитникам животных... Ну и так далее. Ей денег на приют для бездомных собак надо, у нее не приют, а сарай какой-то. А после такого инцидента мировая общественность всколыхнется... Короче, скандал ей только на руку. Прославится.

– И что?

– Скорее всего она Элвиса дома держит... У меня тут идея возникла. Но все надо сделать... На уровне, короче. Ты говорила, что этот ваш Вацлав Тимофеевич окажет помощь?

– Окажет... Ну, конечно, он вряд ли может танковую дивизию подогнать.

– У вас там, – я кивнул на школу, – кругом разная эмчеэсовская дребедень. «Юный Друг Пожарных», «Как вести себя при наводнении», ну все это... Это откуда?

– У нас МЧС – шефы, – пояснила Тоска. – А в нашей школе есть добровольная дружина помощи, ребята занимаются, некоторые девчонки тоже... А потом можно в училища МЧС поступать. Вообще, Вацлав Тимофеевич, он раньше в пожарной охране служил, а затем, на одном из пожаров он очень сильно...

– Потом лирика, потом, – перебил я. – Твой Вацлав может... организовать некое представление?

– Ну, я не знаю...

– Вы хотите свою крысу заполучить? – меня начали раздражать все эти «ну, я не знаю».

– Хотим...

– Тогда звони своему Вацлаву Тимофеевичу. Времени нет!

– Сейчас?

– Нет, завтра! У нас четыре часа. К тому же Коростылева вполне может домой отправиться, так что надо нам успеть. Так. Задача первая – звони Вацлаву. Задача вторая...

– Я тебе что, девочка на побегушках?! – возмутилась Тоска.

– Задача вторая, – продолжил я непреклонным голосом. – После того как дозвонишься Вацлаву, отправляйся в магазин и купи мне мороженого... Потом мне нужен третий. Лучше всего этот Питер. Как свои подтяжки соберет, пусть приходит. Ясно?

Тоска скрежетнула зубами.

Некоторое время она стояла с рассредоточенным лицом – не могла решить, что ей все-таки делать, но затем вздохнула, достала из кармана мобильник и стала звонить.

Я из вежливости отошел подальше, к березе. Тоска огляделась и отправилась в школу. Какая стеснительная, однако.

Тоски не было долго, и я начал думать, что переговоры зашли в тупик, однако она все-таки показалась на крыльце. И прямо с крыльца продемонстрировала мне большой палец.

Видимо, получилось.

А через час я даже немножко напуган был – ну, оттого, как хорошо все это получилось. Потому что через час я сидел в кабине здоровенной пожарной машины и летел в сторону района Подлипки. На мне был блестящий противопожарный костюм, такие я раньше видел только по телевизору, их применяли во время тушения возгораний на нефтеналивных танкерах. На коленях у меня красовался какой-то странный прибор. Что это был за прибор, я не знал, однако обилие лампочек, циферблатов и шкал удручало. Чем-то этот прибор походил на универсальный вантуз Буханкина, внушительный агрегат.

Рядом со мной в таком же костюме сидел совершенно счастливый Питер, полет с ревом и мигалками сквозь город определенно был лучшим аттракционом за все его пребывание в бывшем отечестве, даже круче автобуса. Никакие матрешки и другие памятники древнерусского зодчества с этим сравниться определенно не могли. Сначала я хотел было привлечь к этому мероприятию Тоску, но, как оказалось, она не подходит. По габаритам.

За нашей машиной летело еще две. Тоже красные, тоже с кряканьем и ревом. Впечатляющий кортеж.

Мы прокатили через центр, распугали на окраинах всех собак и благополучно ворвались в Подлипки. Подлипки – старый, еще послевоенный район. Дома тут маленькие, двухэтажные, аккуратные, вокруг зелень, вокруг благодать. И в эту благодать врубился наш безумный кортеж. Бах! Вороны дернули в небо, собаки шарахнулись по сторонам, пенсионерки высунулись в окошки, как любопытные пчелы.

Мы влетели в небольшой тихий дворик в самом центре Подлипок, водитель несколько раз громко бибикнул и подмигнул нам. Мы с Питером надели на головы страшные тяжелые маски и выскочили наружу. Из соседних машин тоже выскакивали угрюмые пожарные бойцы, тоже с какими-то приборами и шлангами, все выглядело внушительно.

Двор тут же опустел. Куда-то мгновенно растворились молодые мамы, тетки с детишками, ну, само собой, старушки.

Я отыскал дом номер двадцать четыре. В доме был единственный подъезд, я повесил на шею внушающий уважение прибор, Питер вооружился точно таким же прибором, после чего мы направились к дому. На полпути мне в голову пришла неплохая идея. Я остановил Питера, отобрал у него прибор, отнес его в машину и вернулся с багром. Настоящим страшным пожарным багром. Вручил Питеру уже этот прибор. Тот пришел в еще больший восторг. Я хотел посоветовать ему еще делать зверское лицо, но потом вспомнил, что через маску зверское лицо все равно не разглядеть. Ну, да и так сойдет.

Дом был компактный, шестнадцатиквартирный, к счастью. Если бы было квартир сто, пришлось бы нам побегать, но нам повезло. Мы вошли в подъезд, приблизились к двери первой квартиры.

Я позвонил. Дверь открылась почти сразу, видимо, нас ждали. Тетка лет пятидесяти. Обычная, таких много.

– Управление МЧС, – сказал я. – В вашем районе зафиксированы случаи появления крыс – носителей белого бешенства. Мы проводим комплексную дератизацию района. Если у вас дома есть мыши, лабораторные или простые крысы, хомяки, шиншиллы, морские свинки, кенгуру, сурикаты и другие грызуны, то вам необходимо выдать их карантинной службе для передержки. Через месяц вы сможете получить их на ветеринарной станции в целости и сохранности.

Я навел на тетку прибор и повернул ручку. Стрелки сдвинулись, лампочки зажглись.

– Так-так, – сказал я, – понятненько... У вас есть грызуны?

– Канарейка...

– Канарейка... – задумчиво сказал я. – Нет, канарейка на грызуна не тянет. Хотя при определенных обстоятельствах... Если вы скрываете грызуна – берегитесь! Вы можете быть подвергнуты административному аресту по статье триста двадцать восемь, от трех до пятнадцати суток!

Я снова мигнул лампочками прибора и озадаченно хмыкнул.

– У нас нет крыс! – взвизгнула тетка.

– Я вам верю. – Я выключил свою машинку. – И внесу вас в список лояльных граждан. Если у вас появится информация о крысах и сурикатах, прошу сообщать по телефону «ноль два».

Тетка ошарашенно закрыла дверь. Мы с Питером отправились дальше. В остальных квартирах эффект был приблизительно такой же. Все пугались. И в один голос утверждали, что никаких паразитов, крыс и других переносчиков инфекции у них дома нет.

Мы ругались, гремели всем, чем можно было греметь, и громко разговаривали. А Питер еще брякал багром по лестнице, так что шумовой эффект был впечатляющий. Так добрались до квартиры восемь.

В квартире восемь не открывали долго. Пришлось звонить, греметь, ругаться еще сильнее. Ничего не поделаешь, мой дом – моя крепость.

Но потом крепость все-таки сдалась.

Женщина была похожа на Коростылеву, вряд ли старшая сестра, скорее всего мать. Тоже невысокая, крепкой кости, с сумрачным взглядом.

– В вашей квартире имеются крысы, мыши, белки, хомяки, ондатры? – серьезно спросил я.

– Здравствуйте сначала, – женщина перекрыла собой всю нижнюю половину двери.

– Здравствуйте.

– Гуд дэй, – промычал Питер.

– А вы, собственно, кто? – подбоченилась женщина.

– Управление МЧС области. – Я нагло навел на нее прибор. – Старший дератизатор департамента Бердыкумандаралиев.

И щелкнул переключателем. Лампочки на приборе мигнули, а стрелки зашкалило, интересно, что он на самом деле измеряет? Что бы он ни измерял, но в этой квартире оно явно присутствует.

– Это, – я кивнул на Питера, – младший дератизатор Паркер. Он прибыл к нам из США, штат Иллинойс. Это очаг белого бешенства – чрезвычайно опасной инфекции, вызывающей двустороннее воспаление мозга. Есть подозрение, что вместе с оборудованием для энергетической промышленности в наш город проникло несколько носителей бешенства – белых крыс. Это чрезвычайно опасно.

Я поглядел на Питера, подмигнул ему через маску. Питер не сплоховал и ввернул длинную фразу на английском, из которой я разобрал только «инфекшн», «оверкилл» и «монстрз».

Глаза у женщины забегали – сомнение мне заронить удалось.

– В настоящее время МЧС проводит в районе операцию «Микки Маус – 4», с помощью специальной аппаратуры, – я потряс прибором, – мы определяем носителей белого бешенства. Поэтому повторяю – в вашем жилище имеются крысы, белки, шиншиллы...

– Нет у нас никаких крыс, – слишком честным голосом сказала женщина. – В нашем доме последнюю крысу двадцать лет назад видели!

– У нас имеется информация, что это не так.

Повисла пауза.

– Довожу до вашего сведения, что укрывательство носителей бешенства наказывается по триста восемнадцатой статье административного кодекса. В случае если по вашей вине возникнет очаг инфекции, предусмотрено уголовное наказание.

Мать Коростылевой принялась кусать губу.

– Повторю, – сказал я, – у нас есть достоверная информация, касающаяся присутствия в вашей квартире возбудителей бешенства.

Тут весьма кстати водитель машины во дворе бибикнул. А пожарные машины так бибикают, что стекла иногда вылетают. Женщина вздрогнула и, насупившись, спросила:

– Кто вам сказал?

– Это конфиденциальная информация, – с американским акцентом выдал вдруг Питер – порождение мира добровольных осведомителей, конфиденциальной информации и сотрудничества населения с властями.

– Я знаю, кто это! – Женщина с ненавистью посмотрела в сторону площадки первого этажа. – Эта! Это эта!

– В управление МЧС поступил сигнал, – заявил я. – В свете проводимой в настоящее время городской операции...

– Ну, дрянь! – мать Коростылевой погрозила вниз кулаком.

Маленькие коммунальные войны, радость сердца. Теперь наш визит станет причиной конфликтов на ближайшие полтора года. А так и надо. Надо своих детей воспитывать в уважении к порядку, а не любителями животных. Если все будут любить животных – до чего мы так докатимся?

– Вы собираетесь сотрудничать?! – дребезжащим голосом спросил младший дератизатор Питер Паркер.

– Да! – нервно ответила женщина.

– Я внесу вас в список лояльных граждан, – заверил я.

– Развела тут зверинец... – раздраженно сказала женщина и пропустила нас внутрь.

Это скорее всего относилось к Коростылевой-младшей, видимо, согласия между Коростылевой-старшей и Коростылевой-младшей не было. Когда мы проследовали в коростылевскую комнату, я понял почему.

Комната Коростылевой-младшей представляла собой настоящий филиал зоопарка. Под потолком были развешаны клетки с птицами. Скворцы, галки, вороны, голуби, несколько куцых перепелов и какие-то совсем маленькие и совсем невзрачные птицы, я подумал, что соловьи. Клетки были явно самодельные, а птицы сидели смирно и пришибленно, вращали бусинками глаз.

Вдоль стен тянулись книжные стеллажи, на которых, впрочем, книг видно не было, а были клетки. Такие маленькие сердитые клетки, в которых сидели маленькие сердитые животные. Я опознал нутрию, ежа, одноногую белку, мелкую и по виду чрезвычайно злобную собачку с полным отсутствием породы, два зверя были мне незнакомы, такие длинные. Было несколько перелинявших зайцев и что-то вроде енота.

И эти тоже сидели смирно и не галдели, видимо, с нарушителями режима тут проводилась грамотная воспитательная работа. Кстати, я также отметил, что не было запаха. Совсем не было. Обычно даже один-единственный кролик умудряется изрядно попахивать, а тут... Животные не только не издавали звуков, они даже не пахли. Видимо, у Коростылевой был на самом деле звероводческий талант.

Наивный Питер протянул было к зайцу палец, но заяц немедленно постарался его за этот палец цапнуть. Заяц, а хищник.

В нижнем ярусе комнаты располагались посудины со всевозможными рептилиями и земноводными. Черепахи, тритоны, ужи, еще какая-то мокрая и скользкая пакость.

В центре тумба с аквариумом.

Аквариум был самой мрачной деталью помещения и походил на настоящее болото. В водоеме сидел огромный усатый сомик, похожий то ли на угря, то ли на змею. Этот сомик пребывал в постоянной активности, в результате чего вода была взбаламучена, растения плавали поверху, и даже минимального эстетического удовольствия от этой помойки получить было нельзя. Впрочем, вполне может быть, у Коростылевой были свои, альтернативные представления о прекрасном.

Все животные были мрачными и угрюмыми, никаких жизнерадостных рыжих кроликов, никаких ярких попугайчиков, никаких пестрых рыбок, ничего веселого и приятного глазу. Коричневые краски, крапчатые расцветки, все маскировочное, унылое, серое или цвета мокрого асфальта.

Странно, что не было вместилищ для змей, пауков, скорпионов и других ядовитых существ, наверное, Коростылева, как любая женщина, их не очень жаловала.

А еще я отметил большой прозрачный ящик с красным крестом на боку. Дверца ящика была прозрачной, сквозь нее виднелись пузырьки с лекарствами, бинты, шприцы и набор хирургических инструментов. «Интересно, – подумал я, – Коростылева на самом деле подбирает всех этих животных и ставит их на крыло или ловит их в здоровом состоянии и уже потом лечит до смерти?»

Ответа на этот главный вопрос комната не давала.

Вообще, единственным светлым пятном являлось окно. На подоконнике был установлен обширный плексигласовый вольер, в котором напропалую резвилось десятка два белых крыс.

Здоровенных. Толстых. Размером с Элвиса. Такие стероидные крысы, могучие.

Это было странно – с такими вкусами Коростылева должна была содержать обычных серых крыс, тех, которые в изобилии водятся в подвалах, на помойках и в других неприятных местах. Но у Коростылевой были крысы только белые.

Однако почти сразу я понял – это были не простые крысы, а крысы освобожденные. В смысле, выкраденные Коростылевой в разных учреждениях, где эти крысы использовались. Видимо, в этом вольере осуществлялась их адаптация к будущей жизни. С прицелом на грядущее выпущение.

– А где она спит? – с удивлением спросил Питер.

Это был тоже вопрос нелегкий. Видимо, тут где-то имелась раскладушка, хотя вполне могло быть, что Короста спала на полу, в обнимку со своими черепахами.

Но выяснять, где обитает Коростылева, было недосуг. Я велел Питеру стоять на страже и занялся крысами.

Снял тяжелую маску и подошел к подоконнику.

– Как определить, где Элвис? – встревоженно спросил Питер.

– Это просто, – самонадеянно сказал я.

Однако это оказалось не так просто, как представлялось. Я вылавливал из вместилища крысу, заглядывал ей под заднюю лапу, не обнаруживал татуировки и выпускал обратно. Она тут же смешивалась с остальными, и я никак не мог определить – проверял я уже эту крысу или нет. А ни по каким другим признакам Элвис Тридцать Восьмой никак не отличался от своих собратьев.

Крысиный досмотр продолжался уже, наверное, минут пять, а Элвис все не обнаруживался. Тогда я сменил тактику. Я стал доставать крыс, осматривать и выпускать на пол. Они, к удивлению, не разбегались, держались белой кучкой и, как мне показалось, старались усаживаться рядками.

Когда осталась последняя капля... то есть крыса, меня что-то стало разбирать сомнение. Я поймал грызуна, заглянул ему под заднюю лапку и отправил обратно в аквариум.

– Нет, – сказал я.

Честно говоря, такого я не ожидал. Совсем. Это было поражение. Поражение № 2. За два последние дня два поражения.

– Чего нет? – спросил Питер.

– Элвиса.

– А где же Элвис?

Вопрос.

Где мог быть этот чертов Элвис. Короста меня перехитрила. Умная, на самом деле умная.

Я оглядел комнату. Нет, Элвису здесь больше негде было прятаться. Может, она его на самом деле выпустила? Так, без подготовки?

Со стороны входа послышались ругань, вопли и что-то грохочущее.

– Это она! – испуганно прошептал Питер.

Я уже и сам понял, что пришла хозяйка. Короста. Поэтому я быстренько надел маску и развернулся к двери.

Коростылева ворвалась в комнату.

– Служба дератизации, – я изменил голос. – Осматриваем ваших грызунов...

– Грызунов?!

Мне показалось, что Коростылева что-то заподозрила. Как-то она слишком подозрительно на крыс уставилась, приблизилась к аквариуму и, быстро двигая глазами, пересчитала добро.

– Хм... – Коростылева по-собачьи почесала себя за ухом.

– С крысами все в порядке, – просипел я. – А вот ваша нутрия нам не нравится.

Я ткнул пальцем в нутрию.

– И чем это вам не нравится моя нутрия?! – Коростылева подбоченилась, совсем как ее мамаша. – Чем?!

– А у вас на нее сертификат имеется?

Я не знал, нужен ли на нутрию сертификат, но на всякий случай сказал.

– Какой еще сертификат?! – наступала Коростылева.

– Соответствия! – тоже заорал я. – Ваша нутрия соответствует предъявляемым к ней требованиям?

– Каким это требованиям?

– Гигиеническим! А вдруг у нее ящур?!

– Ящур? – Коростылева была поражена.

– Ящур. Эфиопский.

Коростылева поглядела на нутрию с опаской, затем понимающе хмыкнула.

– Ага, – сказала она, – у моей нутрии ящур, так, значит... А вы за небольшую сумму закроете на это глаза, да?!

– Ну... – я замялся. – Если, конечно...

– Вон отсюда! – крикнула Коростылева. – Вон из моей квартиры! Взяточники! Я буду жаловаться! Я до прокуратуры дойду!

– Вы препятствуете осуществлению полномочий... – пытался отбрыкиваться я.

Но Коростылева перешла в неуправляемое состояние. Хорошо хоть колуна у нее не было. Под рукой.

– Вон! – орала она. – Вон! Вы не имеете права! Ущемление достоинства...

Мы медленно отступали.

– У нас в стране свобода! У нас в стране демократия! Опричники! Я вам покажу дератизацию!

– Как? – удивилась Коростылева-старшая на выходе. – Вы их что, оставляете? Вонючек?

– Они не представляют никакой опасности, – сказал я. – Можете спокойно жить дальше.

Глава 9

Элвис жив

Через четыре часа позвонила Тоска. Взял трубку.

– Да? – раздраженно буркнул я.

– Феликс, это я, – сказала Тоска.

Будто я мог ее не узнать.

– Феликс, ты чего молчишь? – осторожно спросила Тоска.

– Да так, голова болит...

– Так ты таблетку выпей! – посоветовала Антонина. – Или у тебя нет? Я могу в аптеку сбегать!

Какая, однако, услужливость!

– Да есть у меня таблетка, – огрызнулся я.

– Да...

– Да.

Тоска замолчала, полминуты я слышал в трубке только скорбные вздохи и невеселые ахи.

– Антонина, – не вытерпел я, – ты что-то хотела мне сказать?

– Ну да, – снова вздохнула Тоска. – Ну да. Я хотела сказать, чтобы ты не расстраивался...

– А я не расстраиваюсь.

– Не расстраивайся, Феликс, ты же старался...

Я промолчал.

– Не расстраивайся, – сказала она в очередной раз, было слышно, что Тоске меня жалко. – Это ничего... Ну, как ты мог найти такого маленького крысенка в таком большом городе? Ведь даже Снежок не смог, а он собака. Да даже милиция его бы не нашла...

Я молчал. Тоска меня утешала. Как могла. Мне вдруг как-то неудобно стало – Тоска была такая искренняя...

Все-таки она молодец. Конечно, с вывертами, однако все-таки молодец. Хорошо, что у меня есть Тоска.

Утешала Тоска меня тоже долго, не жалела ни сил душевных, ни времени тарифного.

– ...Такое со всеми бывает, – закончила она уже с оптимизмом.