Читать онлайн Вечернее чтение бесплатно

Кормилица

Буренка кого-то жрала, смачно чавкая и урча от удовольствия. Ну, кушай, кушай, кормилица моя, не буду мешать. Я пока тут на камушке посижу. Что-то трупа лошади не видно, ускакала что ли? Или сегодняшний обед Буренушки пешком пришел?

Шихла подняла окровавленную морду от своего страшного пиршества и обернулась, уставившись на меня. Ее маленькие красные глазки, все четыре, горели яростью и безумием, узкие длинные челюсти распахнулись, меж ними мелькнуло черное жало раздвоенного языка. Узнав меня, Буренка успокоилась и продолжила свое занятие. Я наблюдала за ней со смесью отвращения и одобрения. Кушай, родимая, я уже к тебе привыкла, совсем не боюсь.

Первый раз, когда я увидела пирующую шихлу, у меня руки-ноги отнялись, ни шевельнуться не могла, ни закричать. Так и стояла на опушке, пока чудище разделывало свою жертву, ждала, что сейчас оно за меня примется. Помнится, только одна мысль в голове билась: «Только бы сразу помереть, не мучиться!» Убежать даже не пыталась, да и без толку это: шихла и летает, и по земле быстрее коня скачет, даже в лесу не скрыться. Так я и стояла истуканом, а чешуйчатая тварь на меня не обращала никакого внимания.

Потихоньку ступор прошел, стала я по шажочку отходить в лес, а потом заметила, что совсем рядышком лежит конский труп с разорванным горлом. А на коне уздечка дорогая, с серебряными нашлепками. Монет пятнадцать в городе дадут за нее, а то и все двадцать. Стояла я, смотрела: и помирать за двадцать монет не хочется, и добро бросить никакой возможности нет, дома братишки-сестренки голодные сидят. Мамка у нас давно померла, а тяти с весны нет, четверо у меня братишек-сестренок, все мал мала меньше. Хозяйство небольшое, но рук все равно не хватает, закрома этой осенью почти пустые. Не переживем мы зиму. Как подумала я о том, что мои младшие от голода плакать будут, так и решилась. Уж лучше от шихлы смерть принять, чем смотреть, как они страдать будут.

Подошла, сняла уздечку, хоть руки и тряслись. Седло шихла подрала, не годилось оно в продажу, но зато в седельных сумках кубок нашелся серебряный да гребень с камнями. Только хотела уходить, как догадалась: а раз всадник был таким богатеем, то у него и в кошеле на поясе не пусто должно быть. Да и перстенек какой на пальце остаться должен, шихла-то только нутро выедает, а остов бросает. Может, подождать, пока она нажрется и улетит, а потом пошарить хорошенько?

Знаю, что тех, кто мертвяков грабит, нехорошим словом называют, но легко быть благородным, когда брюхо полное. А мне не до того, мне четыре рта кормить, да и самой бы не загнуться.

Оторвалась шихла от обеда своего кровавого и ко мне направилась. Успела я себя укорить, что ни за что жизнь отдала, надо было хватать уздечку и уходить, пока тварь на труп отвлеклась. Но гадина и не думала меня когтями своими страшными полосовать, только в лицо мне своей смрадной мордой ткнулась, обнюхала и отошла, как от пустого места. Не тронула меня, конем занялась.

Сняла я с брошенного тела кошель, цепочку с амулетом золотым, перстень с камушком алым и пошла в город. На торжище, конечно, краденое не продашь, а барышник полной цены не даст, но мне любая медяшка в прок пойдет.

Так и повелось, частенько я наведывалась на дорогу, где хозяйничала шихла. Она себе гнездовище на скале над лесом устроила, оттуда смотрела, не едет ли добыча. И недели не проходило, чтобы кого не задрала. Деревенские-то быстро смекнули, кроме меня в город никто напрямки не ходил, все по кругу ездили. Но приезжие про шихлу не знали, ими-то моя Буренушка и обедала, а я подбирала, что останется: деньги, цепочки-колечки, обувку хорошую. Все, что унести и продать могла.

Перезимовали мы сыто. И молоко у нас было, и масло, и мясцо едали. А как купец шихле попался, так я братишкам-сестренкам и сапожки справила, и себе телогрейку на меху прикупила.

Так и не знаю, чем я твари нечистой глянулась, но не трогала меня шихла. А я ее совсем бояться перестала, близенько подходила, Буренкой прозвала. Даже погладить разок решилась по чешуе да гребням костяным. Думала, склизкая она и холодная, но чешуя на ощупь была теплая и гладкая, как голыш, обточенный рекой.

− Хоть бы тебя, родимая, не извели до будущего года, − вслух размышляла я, глядя в крылатую спину шихлы. − Говорят, что барон лыцарей послал на охоту, ты уж побереги себя. У нас крыша прохудилась, перестилать надо. А еще какую денюжку сестре на приданое хочу скопить, годка три-четыре – и заневестится она, а кто сиротинушку бессеребреную в жены возьмет? Мне-то уж не надо, но ее хочу хорошо пристроить.

У меня женихи и раньше не толпились, а теперь и вовсе замуж не выйти. Заметили в деревне, что уж больно сыто сиротки живут, а старшая все в город бегает и возвращается с деньгами и подарками. Слухи, что тараканы, разбегутся – не поймаешь. Про шихлу, конечно, никто не догадывается, но ославили меня так, что теперь хорошие парни в мою сторону и не смотрят.

− Давеча Брыль ко мне подходил, − пожаловалась я Буренке. − Сосед наш вдовый. Замуж звал. Говорит, знаю, что ты в городе подол за деньги задираешь, да мне все равно. Пойдешь за меня – будешь, как сыр в масле кататься и без ремесла своего позорного. Только, Буренушка, я лучше и, правда, таким заработком займусь, чем за Брыля идти. Жену свою он насмерть забил, да все знают, отчего первая сноха у него утопилась, а вторую сын в город с собой увез. Отказала я ему, а он только посмеялся. Сказал, чтобы я добром соглашалась, а то ведь и силой принудить может. Вот бы он по короткой дороге в город пошел да с тобой повстречался, а?

Шихла, конечно, не ответила. Доела, потопталась вокруг меня, а потом развернула перепончатые крылья и умчалась в гнездо отдыхать. А я принялась искать свою добычу.

Одет мертвяк был по-барски, я даже вздохнула с грустью: кабы шихла раздевала путников, прежде чем брюхо им распарывать! Такой кафтан с золотым шитьем задорого продать можно, а теперь он только на тряпки и годится, весь разодранный когтями да залитый кровью. А вот шапку можно от пыли отряхнуть да перекупщику отнести, богатая шапка. И перстень яшмовый, и цепочка серебряная. Хороший сегодня улов!

На цепочке обнаружилась трубочка со свитком. Грамоте я обучена, но читать мастерицей не была, а буквочки меленькие, так и рассыпаются, как бисер. Хотела я бросить свиток, но ровно кто-то на ухо шепнул: «Прочти!» И я села разбирать по слогам, что ж там написано.

Ой, мамочки! Задранный шихлой путник был бароновым гонцом и вез ответ от главного волшебника из колдовской общины. Я-то думала, что только лыцарей барон послал за шихлой, а лыцарь для нее – что бугаю колючка. Латник в жисть не догонит шихлу, только если в гнездовище заберется, а туда без крыльев не попасть. Но барон-то наш еще и магикам написал, чтобы извели мою Буренушку. Вез гонец согласие, пришлют они колдуна вскорости.

Целую неделю я каждый день бегала на дорогу, ждала шихлу, но та все не прилетала. Сама не знаю, зачем я время теряла. Предупредить хотела? Не понимает тварь бессловесная речь человеческую, что ей до моего предупреждения. Но хоть разок увидеть ее хотела, попрощаться, спасибо сказать, что не обидела.

В конце недели заявился в деревню колдун на вороном коне. Остановился у головы в доме, сказал, что от деревни до гнезда шихлы ближе, чем каждый день из города ездить. Он Буренку под скалой поджидать будет, а как пролетит она мимо него, так скажет слова чародейские – и истает моя кормилица прямо на лету сизым туманом. Пока колдун с дороги отдыхал, побежала я к скале.

− Буренушка! − завопила я, что есть мочи. Увидала меня шихла, спустилась со своего насеста, а я ей на шею кинулась и начала поливать слезами морду ее уродливую. Знаю я, что тварь она кровожадная и столько людей погубила, но что мне те люди? Стала бы я от голода умирать, кто из них помог бы? Замерзали бы мои братишки-сестренки зимой, эти люди одели бы их? Да я от шихлы бездушной больше добра видела, чем от людей.

Может, что и поняла Буренка из моих причитаний, только вывернулась она из рук моих, полетела в свое гнездо, а вернулась со свертком в пасти. И сует его мне, мол, бери же. Я и взяла. Ох, ты ж! У меня в руках был маленький, с кошку размером, шихленок. В крылья завернут, как младенчик в пеленку, глазками розовыми моргает. Отдала мне шихла дитятко свое и улетела прочь. Унесла я шихленка домой, в подполе спрятала, молоком напоила.

А через день в деревне праздник был: колдун рассказал, что изничтожил он шихлу, можно спокойно по лесной дороге ездить, нет там теперь чудовища.

Пока нет.

Они пришли

Все было нормально. Не рай на Земле, но жить можно. Было.

В марте прибыла первая группа переселенцев, целых восемьсот человек. Новостные каналы трубили об этом на всю планету и, не разобравшись, обозвали их инопланетянами. Как же, большое событие, первый контакт!

Этот день я прекрасно помню, потому что у меня все валилось из рук, просто напасть какая-то. Утро понедельника и без происшествий никому не нравится. Сначала сбойнула туалетно-душевая кабинка, пока я внутри справлял свои надобности. Чертова штуковина заблокировала двери и не выпускала меня, пока система искала и исправляла ошибки. Потом я по запарке кинул в мусоропровод полный пакет с кофе вместо пустой упаковки. Ругаясь на чем свет стоит, опаздывая и без привычной дозы кофеина в крови, я побежал на стоянку и понял, что всех хомяков разобрали.

Так мы называем зицрейты. В Москве их зовут табуретками, что тоже обосновано, поскольку городской вариант – это и есть табуретка с колесиками, накрытая плексигласовым куполом, похожим на шарик для хомячков. Чтобы разгрузить транспортные пути, наш мэр основал муниципальные стоянки с хомяками общего пользования. Теперь каждое утро превращалось в игру «музыкальный стул» − нужно успеть занять табуретку раньше соседей, потому что на всех не хватит. Сегодня я проиграл, пришлось ехать на автобусе, зажатым между чьей-то не по погоде потной подмышкой и работягой, дышащим на меня вчерашним перегаром.

В результате на работу я примчался взъерошенный, уже уставший и злой, как бабка у подъезда. Я тогда работал в типографии оператором, на мне был цех постпечати. Макс из печатной уже привез мне полную тележку работы. Я взял лист А3 с рисунком летающей тарелки, из которой высовывался зеленый человечек на редкость похабного вида.

− Это что за дрянь? − спросил я.

− С утра заказали тыщу постеров, вечером заберут, − доложил Макс.

− Зачем кому-то они понадобились? − задал я риторический вопрос. Заказы у нас бывают очень странные.

− Ты что, новости еще не смотрел? − догадался Макс. − Врубай, ты обалдеешь! К нам прилетели инопланетяне!

Тот заказ так и не забрали, потому что к вечеру он уже потерял актуальность. Инопланетяне оказались вполне себе людьми, родом с самой что ни на есть Земли. Только с Земли-ноль, как они ее называли. А мы живем на Земле-один.

Впервые в истории типографского дела в массовую продажу стали поступать тетради и блокноты с лицами ученых на обложках. Весь мир тогда свихнулся на физике, темной энергии, теории струн и прочей научной ерунде. Я терпеливо ждал, когда это безумие закончится, нарезая календари с художественным изображением моста Энштейна-Розена, чем бы эта штука ни была, голографические плакаты с лицом Адама Штайна, молодого физика-теоретика, ставшего в одночасье популярнее рок-звезд, и меню для забегаловок с новыми названиями коктейлей, вроде «Темная материя» и «Квантовая нестабильность», надерганными из Виртпедии. Любое яркое событие хорошо сказывается на типографском бизнесе.

Собственно, я так был завален работой, что даже не обращал внимания на суть происходящего. Ну, появилась толпа народу из другого мира, у них там какая-то беда, вот они и подались в бега. Какая мне разница? Завтра обнаружат, например, внебрачного ребенка у какого-нибудь политика, и все тут же забудут о почти-инопланетянах.

Единственное, что мне показалось сколько-нибудь интересным, это двойники. У некоторых из прибывших нашлись точные копии в нашем мире, с той же внешностью и похожей биографией. Заинтригованный, я даже посмотрел пару интервью с ноль-переселенцами и их один-версиями. Но это оказалась нудятина жуткая: сплошные пересуды о том, кто на ком женился, кто на кого учился. И долгие размазывания соплей – ах, какая у нас ужасная беда случилась, бедные мы несчастные.

А потом наступил май, и нахлынула вторая волна: два миллиарда переселенцев.

Из забавной новинки попаданцы превратились в проблему, грозящую перерасти в катастрофу. Первая группа была собрана из взрослых, образованных и готовых к сотрудничеству людей. Но новые пришельцы были оборваны и голодны, многие больны. Они прибыли целыми семьями, с детьми и всеми своими нехитрыми пожитками. И что с ними делать? Правительство одной страны решило избавиться от этой докуки просто выгнав нелегалов за кордон, но встретило яростный отпор как со стороны соседнего государства, куда хотели отвезти пришельцев, так и от своих же граждан.

У многих ноль-землян обнаружились один-родственники, которые признали свою дальнюю, очень дальнюю родню.

По головизору непрерывно крутили приторные сюжеты с вновь обретенными родителями или детьми. Наша типография спешно печатала афиши: известный певец открыл новый концертный тур, в котором собирался петь дуэтом с самим собой. В виртнете обсуждался очередной скандал: киностудия уволила знаменитого актера и заменила его двойником, который согласен работать за меньший гонорар. Какая-то старлетка взлетела на волну популярности, опубликовав домашнее видео с собой и своей копией, а затем была облита общественным презрением, когда желтый журналист доказал, что видео поддельное и никакого двойника у нее нет.

Но в целом Земля выдержала нашествие. Жилищный вопрос стал острее, уровень безработицы вырос, а средний доход упал, в нескольких странах прокатилась эпидемия гриппа, привезенного из другого мира, но в целом – да, выдержали.

А потом наступил октябрь.

Радио бубнило что-то о «криминальной драме, разыгравшейся в обычной московской семье». У отца семейства объявился не просто двойник, а настоящий доппельгангер, который убил свою один-версию, забрал его одежду и документы и притворялся самим собой целый месяц. Жена узнала, что несколько недель жила с чужаком, когда случайно увидела его поясницу и не обнаружила там татуировки-бабочки, сделанной в пьяной юности. Диктор настоятельно рекомендовал проверить особые приметы у своих родных. Я дослушал сюжет и помчался на работу, даже не проверив почтовый ящик, хотя там моргал значок нового сообщения. Приеду – посмотрю.

Но на работе ждала подлянка: авторезак встал. Диагностика подтвердила, что встал он надолго, до тех пор, пока не прибудет техник с запчастями из главного офиса. И конечно, заказ нужно сдать уже вчера. Пришлось выкатывать из дальнего угла кладовки доисторического монстра, гильотину с ручной подачей бумаги и мучиться на ней. Почту я так и не проверил. А зря.

Домой я приполз, выжатый, как тряпка в центрифуге. Планы на вечер у меня были нехитрыми, но крайне желанными. Душ-ужин-спать, душ-ужин-спать, вертелось в голове, когда лифт нес меня на тридцать третий этаж. Ни желания, ни намерения встречать свою судьбу именно сейчас у меня не было, но кого волнует мое мнение?

Она сидела на корточках у моей двери, явно устав от долгого ожидания. Рядом стояла спортивная сумка с ввалившимися боками. Я так отупел от усталости, что просто прошел мимо, не сообразив, что девушка ждет именно меня, пока она не тронула мой локоть.

− Ясу Станиславович Кузнецов, − скорее утвердительно, чем с вопросом произнесла она. Я молча кивнул.

− А я Джена. Джена Станиславовна Кузнецова, − представилась девушка и робко улыбнулась. Я начал что-то понимать. Эту улыбку я знаю, видел на фотографиях, на видео- и голозаписях, а иногда и в зеркале. Ноль-сестра?

Я осмотрел девушку долгим внимательным взглядом, замечая одну знакомую деталь за другой. Горнило генетики выплавило один и тот же материал в разные формы. Я был длинным, тощим и нескладным, а она – высокой и стройной. Я стригся очень коротко, потому что жесткие, как щетка, волосы имели склонность торчать под разными углами. У нее была роскошная грива, обрамляющая немного лисье личико. Едва намеченная ямочка на остром подбородке, немного азиатский разрез глаз, широкий покатый лоб − все, что я ненавидел в себе, в ней вызывало восхищение. И шрам у левого уголка губ. Второй должен быть на затылке, на границе волос.

В детстве я сковырнулся с больших качелей, упал ничком и набил себе полный рот песка. Я приподнял голову, и металлическое сиденье врезало мне по затылку, опрокинув навзничь. Но я был не слишком умным ребенком, поэтому снова попытался встать. Качели ударили прямо в лицо. Когда я пришел домой весь в крови и без передних зубов, мама чуть не потеряла сознание. Качели демонтировали тем же вечером. А жаль, на них здорово было делать «солнышко».

Интересно, а бывают двойники другого пола?

Не глядя мазнув рукой по замку, я жестом пригласил Джену войти.

− Когда ты прибыла? − спросил я.

− Ночью. Ты еще не знаешь? Мне сказали, что отправят тебе уведомление.

− Третья волна, да?

Она кивнула.

− И сколько вас? − заинтересовался я. Она потупилась.

− Примерно… − ее голос сорвался, пришлось прокашляться. − Примерно четыре миллиарда в мире. Триста тысяч во Владивостоке.

Я сглотнул. Земля едва не подавилась двумя миллиардами, еще четыре… И что это значит лично для меня?

Ну, для начала, это значит, что Джена стала моей заботой. Первую волну приняли с распростертыми объятиями, их обеспечили всем необходимым и более того. Во второй волне власти помогали только тяжело больным и малолетним сиротам. У меня было подозрение, что третью волну предоставят самой себе. Кроме меня у Джены никого нет.

− Ты одна? − с замиранием сердца спросил я. − Есть родители, дети… муж?

Она печально покачала головой:

− Родители погибли еще в начале Конца Света. Больше никого нет.

Усилием воли я сдержал вздох облегчения. Значит, в мою квартиру площадью в шесть татами не набежит толпа незнакомых родственников.

Пока я разогревал два пакета с готовыми обедами, Джена оккупировала кабинку. Я вежливо не оборачивался, пока она меня не позвала. Нужно будет купить ширму. Мы молча и жадно ели, смотрели новости и не могли им поверить.

Мир разваливался на наших глазах.

В Штатах группа рабочих, которых заменили дешевой ноль-иммигрантской рабочей силой, затеяла пальбу по толпе новоприбывших.

Психологи в замешательстве, по всему миру зарегистрировано множество самоубийств подростков и пожилых людей с запиской: «Оставляю все двойнику».

В Каире произошел самый крупный случай массовой истерии: тысячи человек пробежали через весь город, как вспугнутое стадо, не разбирая дороги и давя все на своем пути.

В Ирландии две тысячи человек были депортированы на материк, но перевозящее их судно затонуло. Выживших нет, версия о саботаже отвергается представителями властей.

И дальше, больше, страшнее…

Я нарушил молчание первым:

− Там, откуда ты родом, неужели там хуже, чем здесь?

В ее глазах стояли слезы.

− Здесь хотя бы у некоторых есть шанс, − голос был надтреснутым, но уверенным. − Дома его нет ни у кого.

− А что там у вас вообще случилось?

− Я не знаю подробностей, − она вздохнула. − Это называют второй кислородной катастрофой.

− Мало кислорода осталось? − не понял я.

− Нет, − Джена грустно усмехнулась. − Совсем наоборот. Все началось давно, я еще маленькая была. Мировой экосоюз запустил глобальную программу очистки от микропластика.

− У нас тоже такая была, − невесть чему обрадовался я. − Мы наноботами чистили.

− А мы модифицированной хлореллой, потому что она еще и кислород вырабатывает. И первое время все хорошо шло, правда, хорошо. Бабушка все время говорила, что от воздуха она помолодела, такой он свежий. В школе постоянно рассказывали, что когда «наши маленькие помощники», − девушка зло передразнила кого-то, − разложат мусор до безопасных веществ, они перестанут размножаться и вымрут. Только почему-то они не вымерли. Почему-то их с каждым годом становилось все больше, и у нас не получилось их остановить.

− И они заполнили всю планету? − ужаснулся я, представив заросли из водорослей, через которые прорубается человечество. Но не смертельно. − Не понимаю, что в этом ужасного?

− Кислород. Хлорелла вырабатывает кислород. Много хлореллы – много кислорода, − Джена говорила со мной, как с умственно отсталым ребенком, но я не стал раздражаться. В конце концов, у нее выдался тот еще денек.

− От кислорода люди только здоровее становятся, нет? В аптеках у нас продают кислородные маски и всякие напитки с кислородом.

− А у нас в аптеках были респираторы, когда мы еще могли выходить наружу. Только родители отравились кислородом раньше, чем их стали продавать.

Я не знал, как утешить человека, потерявшего целый мир.

Потом моя двойняшка принялась распаковывать вещи, а я быстро ополоснулся под еле теплыми струями – лимит горячей воды на сегодня приближался к нулю. Нужно вписать Джену в жильцы. Нужно позвонить маме. Нужно дать Джене денег. Нужно, нужно, нужно… Но все завтра.

Мы вяло поспорили, кто займет кровать, а кто ляжет на полу, но этот безумный день способствовал быстрым компромиссам, поэтому мы улеглись спиной друг к другу и мгновенно уснули.

С момента нашей встречи у меня и мысли не было о том, чтобы выставить свою зазеркальную копию вон. Я принял ответственность, как только понял, кто она, а когда познакомился с ней поближе, понял, что она бы сделала то же самое. Мы были очень похожи. Мы были совершенно разными.

Джена потом редко говорила о Конце Света. Я не спрашивал, но полез в Виртнет и принялся выискивать информацию сам. Нудные интервью внезапно стали интересными, а хайп вокруг темы приобрел для меня личную окраску.

Четвертой волны не будет, все, кто мог уйти с ноль-Земли, спаслись – треть населения планеты. Сбежали из гибнущего мира, чтобы оказаться расстрелянными, утопленными, сосланными в резервации. Аналитики уже говорили о грядущем голоде, самые мрачные пугали разрушительными войнами и эпидемиями.

Толпа ученых разыскала своих ноль-собратьев и в экстазе клепала одно открытие за другим. Заявили, что Земля-ноль и Земля-один были единым миром всего тридцать с копейками лет назад, а потом как-то разошлись, как ветки рогатки. Открытие столь же интересное, сколь и бессмысленное. Лучше бы придумали, как дальше жить.

Во всех передачах, шоу и интервью задавали один вопрос: «А вы не можете вернуться?» Важные люди обещали ноль-землянам деньги, технику, ресурсы и пару новых коньков в придачу, лишь бы те убрались туда, откуда пришли. Но ответ был неутешительным: «Мы не можем. Создатели транспортера пожертвовали собой и остались на Земле-ноль». А до такой технологии здесь никто не додумался. Да и если бы додумались, толку-то? Их супермегагалакомп выдал одну-единственную возможную точку перемещения, разумный человек туда бы и не сунулся. А они полезли всеми шестью миллиардами. Раньше страдал один мир, теперь страдают два.

Больше всего я боялся, что меня уволят, тогда нам с Дженой придется совсем туго. Но хозяин типографии оказался нольфобом, он принципиально не нанимал пришельцев. Вместо них он нанял кучу один-безработных, а меня поставил командовать филиалом. За прежнюю зарплату. Кто-то из умных людей сказал, что повышение в должности без увеличения оклада является понижением, но я просто был рад тому, что мог купить нам еды. Джена же бегала по городу в поисках любой, ну хоть какой-нибудь работы.

− Скоро за работу будут не платить, а брать деньги, − невесело шутила она, в очередной раз возвращаясь ни с чем. − Зато прогулялась по городу. Как же приятно просто дышать!

− И как, похож наш город нашенский на ваш город вашенский? − сменил тему я.

− И похож, и непохож, − Джена задумалась. − Как будто я вернулась после долгого отсутствия и не узнаю знакомые места. У меня все время такое ощущение, что я смотрю экранизацию любимой книги: все похоже, но совсем не то.

Я ее понимал. Я смотрел на Джену и узнавал себя, и все же она оставалась загадкой. Как-то мы разговорились о прошлом:

− Представляешь, я смогла поступить на машиностроительный, потому что набрала ровно на один балл больше, чем необходимый минимум! Всего один! Можешь поверить?

− Могу, − ворчал я. − Я недобрал ровно один балл до минимума и пролетел с машстроем.

Мы листали школьные фото, сравнивая воспоминания. В седьмом классе я был без памяти влюблен в первую красавицу класса Юлю. Джена подралась с ней и была отстранена от занятий на месяц. В десятом классе мою жизнь отравлял драчливый придурок Алекс. Джена встречалась с ним полгода. Зато мы оба ненавидели учителя по базовому программированию, сбегали с физкультуры в соседнюю кафешку и обожали шоколадные слойки из школьного автомата.