Читать онлайн Созвездие синего слона бесплатно

Хочу выразить огромную благодарность Елене Верес, которая терпеливо редактировала и корректировала эту книгу и принимала участие в создании обложки. Прекрасное стихотворение, посвященное Мухе, написано также Еленой Верес.

По небу сумрачному облака бредут, несут на спинах ночь.

Их гонит от востока пастух, хлыстом из света утренней звезды.

Это глашатай, сидящий на лапе «Большого пса»,

сообщает о грядущем восходе солнца.

Глава 1.

Воскресенье

То, что случилось однажды, не может считаться правдой до тех пор, пока не повторится снова хотя бы раз, иначе это останется лишь мыслью в голове. Если это случится снова, ты скажешь, что уже видел всё это, только тогда оно обретёт смысл, став материальным. Но не все помнят, что с ними произошло, и существуют в вечной иллюзии первых впечатлений. Возможно, кто-то делает этот выбор осознанно, а кто-то, как Федя Барсучков, страдает забывчивостью. Федя жил бы и дальше своей обычной жизнью, если бы в решающий момент в дверь его не постучал грязный, заросший, оборванный и дурно пахнущий индивид. Ничего не подозревая Барсучков, оторванный от своего воскресного безделья, лениво поплёлся открывать дверь квартиры, в которой, волею судьбы, обитал временно. Открыв дверь, и увидев на пороге топчущегося незнакомца, напоминающего бездомного пьяницу, Федя первым моментом хотел закрыть дверь без всяких вопросов, но что-то его остановило. Ничтожнейшая, мошкоподобная мысль укусила его сознание: «Я его знаю!» Барсучков шире открыл дверь.

– Я тебя знаю? – произнёс вслух Федя голосом, одолженным у старого дивана.

– Надеюсь, что еще да. – ответил знакомый незнакомец без претензий в голосе, но не в глазах, уставившись стеклянными зрачками прямо в левый глаз Барсучкову.

Федя, после секундного размышления, посторонился вбок, предлагая бомжевидному гостю пройти в квартиру. Тот смело переступил порог и застыл на месте, исследуя глазами всё вокруг, миновав фигуру уже осмотренного Феди.

Бывают в жизни моменты, когда вдруг, без весомых причин, хочется выпрыгнуть из окна. Этот момент возник тогда у Фёдора, он подумал: «Что я делаю? Это кто такой?! Я его не знаю, может, он пришёл меня ограбить или убить, а я его впустил». Но, прогнав, почему-то, вполне разумные сомнения, Федя решил не прыгать, а лишь сказал:

– Ну, пойдём, что ли, на кухню. – и пошёл на кухню.

Беловолосый, но совсем не старый, пришелец скинул с ног истрёпанную жалкую обувь и, молча, пошёл за временным хозяином двухкомнатной квартиры.

Федя дрожащей рукой поставил чайник и, опёршись на столешницу задней частью туловища, принялся рассматривать молчаливого и загадочного чудака, сидящего напротив него. Лицо незнакомца, цвета закопчённой в дубовых опилках курицы, оттенённое почти голубоватыми от белизны белков глазами, терялось в грязных сосулях немытых волос. От виска до подбородка тянулся старый шрам, хорошо знакомый Феде.

– Твои семь лет мне короче секунды. – словно старый тромбон прогудел он.

Серые квадраты неба вырисовывали на тёмной стене крестоподобную раму старого окна. Из открытой форточки просквозило мокрым снегом, хотя снега на улице ещё не предвиделось по крайней мере месяца полтора. И гость, и молодой хозяин квартиры одновременно повернули головы в сторону окна, будто их кто-то окликнул. На обветшалом подоконнике стоял одинокий горшок с останками герани. В тот момент Федя уже начал догадываться, кто перед ним сидит. Голос, прозвучавший дважды, за последние пять минут отковырнул осповую болячку памяти, и выдавил на поверхность неприятные воспоминания, которые так усердно были погребены под свинцовым слоем врачебных примочек. Барсучков молча смотрел в пол округлившимися глазами, над которыми крутой волной нависали не по возрасту суровые брови. «Что же я молчу? Нужно что-нибудь сказать» подумал Федя, и сказал:

– Ты кто? Я тебя не помню совсем. – сомнительно соврал Федя, внимательно рассматривая линолеум на полу, и незаметно для себя пытался выявить рапорт уродливого геометрического рисунка.

– Помнишь. – качая сальными волосами прошипел человек, взгляд которого Федя чувствовал на своей макушке, но усердно не видел его.

– Нет. Ну, ладно, я помню кто ты. Конечно, я помню. – забормотал Федя. – Ещё бы я тебя не помнил. И что с того? Зачем ты здесь?

– Мне нужна твоя помощь.

– Снова?

– Нет, постой, я столько раз помогал тебе. Забыл? Ты мне должен. Ты обещал.

Федя возмущённо, растопырив пальцы руки, пытался найти подходящие слова, выражающие крайнее недоумение, но, по-видимому, оставил их в карманах других штанов. Тем временем, неожиданный гость продолжал свой убедительный монолог:

– Ты обещал мне, ты помнишь? Я отблагодарю тебя.

– Сдаётся мне, ты уже не тот, что раньше. Ты себя в зеркале видел? Что ты можешь мне дать? – чуть было не сказал Федя, но вместо этого сосредоточенно произнёс:

– Мне бы хотелось поподробнее узнать о условиях твоего предложения.

– Должно быть, ты забыл, я напомню. Ты обещал кое-что составить для меня. Не знаю, как сказать лучше. Указать мне путь. – поторопился объяснить старый знакомец, но вместо этого ещё больше озадачил Федю.

– Может быть обратишься к кому-нибудь другому? – вежливо предложил Федя. – Я, как известно, не очень творческая личность.

– Мы оба знаем, что это можешь сделать лишь ты.

Только Федя открыл рот, чтобы дать ответ, как услышал звонок в дверь. Секунда осознания ситуации, которая показалась обоим собеседникам довольно-таки длинной, была отрублена повторным звонком. «Кто это?» безумным взглядом потребовал ответа Барсучков у, почти растворившегося в сумерках вечера гостя. «Иди открой» – молча приказали осколки белых глаз из полумрака.

– За тобой? – с осторожностью полушёпотом спросил Федя, раздув от волнения ноздри, которые сделались похожими на две чёрные дыры.

– Впусти его, но ничего не говори. Не выдай меня. – нагнувшись к Феде зашипел он с довольно грозным, но одновременно нуждающимся видом. – Скажи, что я исчез, и ты не знаешь, где я. Ну же, иди открой, иначе он войдёт сам.

– Федя, выслушав всё с глупым лицом, и, не сказав ни слова вслух, потому, что и в голове у него не успело образоваться ни одной мыслишки, как петрушка направился к двери.

Меньше минуты спустя Барсучков стоял в тёмном коридоре и смотрел, как дёргается лихорадочно дверь, звеня засаленной от старости цепочкой, и как в квартиру засовывается и ощупывает замок буро-синяя кисть руки с тонкими паучьими пальцами.

– Ты решил над нами поглумиться? А ну-ка, быстро открывай! – страшно-раздражённый голос доносился из-за двери.

Федя встрепенулся, вытер со лба крошки пота и поспешил открыть дверь.

– Поздравляем с пополнением. – сказал новоприбывший загробным голосом.

– Спасибо. – ответил Федя из вежливости, сам не понимая, о чём идёт речь.

Перед ним стоял совершенно спокойный и равнодушный крепкий человек в чёрном плаще до самого пола, с подолом измазанным свежей грязью. Лицо его немного желтоватое и осунувшееся, с правой стороны имело синюю гематому и свежую ссадину. Покрытые белесым налетом глаза его торчали в разные стороны и никогда не моргали. Это был свидетель смертей, в прошлом хорошо знакомый Феде Барсучкову. Он, недолго думая, отодвинул длинной, похожей на высохший хворост рукой, Федю и совершенно бесшумно, переступив порог, оказался в квартире. Осмотрев безумным взглядом все предметы прихожей, он остановился на рваных ботинках первого гостя, так опрометчиво оставленных возле входной двери. Затем, не переводя взгляд, сказал:

– У тебя чайник кипит.

И Федя понял, откуда взялся этот свистящий звук в его голове. «Нужно выключить чайник, но на кухню идти нельзя, свидетель смертей последует за мной» подумал Федя. Новоприбывший гость взглянул на Федю, стоявшего молча с округлившимися щенячьими глазами. Вдруг, сорвавшись с места, человек в чёрном плаще мигом оббежал все комнаты в квартире. Федя стоял в тёмном коридоре и смотрел, как на пороге кухни мелькает то уменьшаясь, то увеличиваясь, бледный отголосок тени. Наконец, высокая фигура в чёрном плаще снова появилась в дверном проёме:

– Где он? – громогласно спросил свидетель смертей.

Федя молчал, как покойник, сделавшись серого цвета.

– Где он! – повторил желтолицый человек, словно вбивая каждую букву кувалдой в голову Феди.

«Всё, это конец. Врать не имеет смысла» подумал Барсучков и сказал:

– Не понимаю, о чём речь. То есть, если ты его не нашёл, значит его здесь и нет.

– Он здесь. Мы чувствуем запах его зловонных человеческих ног. – с выразительной ненавистью отчеканил тот. Несмотря на то, что свидетель смертей говорил крайне эмоционально, Федя чувствовал, что это ненастоящие, показные эмоции, но именно эта фальшь пугала его.

– Так значит, он теперь человек?

– Не знаешь где он, да?

Федя молча повертел головой в знак отрицательного ответа.

– У нас остается мало времени. Мы не можем допустить, что б он вернулся.

– А я-то тут при чём?

– Если он появится снова, дай знать. Мы не останемся в долгу. – сказал свидетель смертей и, переступив порог, растворился в темноте подъезда.

Федя вернулся в кухню. Беловолосый человек с измученной внешностью и лицом, сидел на прежнем месте.

– Где ты был? – удивился Барсучков.

– Везде.

Федя уж не стал спрашивать, как и где тот спрятался, дабы не сойти за наивного простака.

Глава 2.

Незнакомец

Семь лет назад, когда Федя учился в девятом классе, с ним произошёл невероятный случай, который навсегда выбросил его из океана обыденной жизни прямо на скалистый берег к смердящим мидиям и разлагающимся морским ежам. Совершенно обычный мальчик Федя Барсучков, ничем не примечательный, учился в школе, гулял с друзьями, и делал всё, что обычно делают люди его возраста, преодолевая неизбежные этапы взросления. Незабываемые впечатления и эмоции, полученные в подарок неповторимой юностью, вскоре обернулись в ничто, померкнув на фоне невероятных событий.

Однажды летней ночью, юный Фёдор возвращался домой с прогулки совсем нетрезвый. Тёмные силуэты домов водили вокруг него хороводы, пытаясь сбить с намеченного пути, но все их ухищрения были тщетны. Уже издали Федя определил подъезд своего дома и решительно шел к нему, мужественно справляясь с шаткостью земли. Не без приключений добравшись до подъезда, Барсучков решил немного посидеть на скамейке, чтобы ветерок ночного июльского воздуха хоть малость освежил ему сознание. Воздух пах тёплым асфальтом и прохладой, но это ни капли не взбодрило Барсучкова. Почти сразу он заметил, что голова внезапно приобрела вес шара для боулинга, а веки стали безудержно срастаться. Опасаясь задремать, молодой Фёдор Барсучков стал вяло искать по карманам спасительную пачку сигарет, но с досадой вспомнил, что не имеет привычки носить её с собой. Не успев расстроиться, Федя вдруг обнаружил перед носом морщинистую смуглую руку, протягивающую ему то, чего он жаждал. В тусклом свете подъездной лампы, Барсучков сумел заметить лишь то, что сигарета была абсолютно чёрной. Сбитый с толку, Федя почесал затылок, сосредоточившись взглядом на сигарете, и взяв её в руку, сунул в рот. Не успев опомниться, Федя тут же заметил перед носом, также внезапно возникшую серебряную зажигалку. Смуглая рука благодетеля ловко откинула крышку, и Федя прикурил от загоревшегося синего пламени. Затянувшись, Барсучков широким жестом выхватил зажигалку и принялся её рассматривать. На серебряном корпусе старинной вещицы располагался выпуклый узор. В центре находилось рельефное изображение собаки, убивающей жирного змея. Мелкий вычеканенный рисунок удивлял своей ювелирностью и детализацией. Каждая чешуйка блестела и выпирала на мясистом теле змеи, как настоящая. Шерсть у собаки струилась пластично и изящно, будто по воле ветра, а не руки мастера.

– Вот так штуковина! – промямлил Федя и деловито, как ему показалось, выпустил дым в сторону.

Таинственный незнакомец, спрятанный в густом мраке, стоял напротив.

– Сегодня звездопад. – раздался жирный голос из темноты. – Для тебя это должно быть важно. Люди загадывают желания, глядя на звёзды.

– Это не настоящие звёзды, это кусочки космического мусора, которые сгорают, попадая в атмосферу. – скептически заявил Федя и тут же мысленно восхитился сам собой, что смог сказать такую умную фразу, и наверняка сошёл за знающего человека в глазах немолодого собеседника.

Конечно, Федя не был скептиком, но делал вид, что разделяет авторитетное мнение ученого отца.

– Ты прав. – покачал головой незнакомец, зазвенев чем-то металлическим. – но только не сегодня. В этот раз звёзды падают по-настоящему. Ты видишь их?

Федя поднял вверх глаза и успел заметить, как на чёрном саване неба промелькнула белая полоса, словно рана, распоротой лезвием плоти, и тут же исчезла. В этот же момент Федя почувствовал, как зажигалка в его руке зашевелилась. Он взглянул на неё и увидел, что серебряный змей ожил. Он соскользнул с зажигалки и, прошмыгнув в руку Феди, укусил его за большой палец.

– Ай! – Барсучков вскочил со скамейки и выронил зажигалку.

Со звоном она упала на грязный асфальт. Мгновенно протрезвевший Федя в страхе высматривал под ногами крошечного змея. Но чернота ночи так залепила ему глаза, что он сам себя не мог найти. Из темноты раздался кряхтящий смех, тонущий в кашле заядлого курильщика.

– Змей всё ещё борется из последних сил. Прости его. – расслоившийся голос незнакомца звучал со всех сторон, душа сознание мертвой хваткой.

Барсучков уперся взглядом в дымящийся под ногами окурок.

– Что ты дал мне?!

– Я даю тебе возможность узнать правду о мире, в котором находишься. Ты этого хочешь?

Ноги у Феди сделались ватными, мысли расплылись.

– Да. – ответил заворожённый Барсучков, словно понимая о чем говорит загадочный незнакомец. – Что я должен делать?

– Отдай мне сердце!

Из темноты к Феде протянулись две смуглые руки, увешанные металлическими браслетами и кольцами. Завороженный гипнотическим блеском старинных камней и звоном металла, Федя почувствовал, как его тело слабеет, становится невесомым, как клок пуха на ветру, и тонет во мраке. В голове его раздался громкий хлопок, а затем пустота.

Глава 3.

Встреча с духом

Очнувшись на следующее утро в кустах, под окнами родной комнаты, Федя Барсучков обнаружил на своём теле огромный свежий шрам в виде рогатки, который шёл от самых ключиц к ярёмной впадине, и до пупка. Попытавшись встать, Федя ощутил резкую боль. Ссохшиеся капли крови налипли вокруг надёжно стянутых ниткой посиневших краёв плоти. Ощупав рукой выпуклый шрам, Барсучков почувствовал, как к горлу подкатило. Совершенно случайно знакомый с медициной, по средствам своего отца-хирурга, Федя прекрасно понимал, отчего и на ком обычно появляются такие шрамы. «Если меня вскрыли, как труп, почему я ещё жив, и даже шевелюсь?» удивился Федя. Он ощупал себя ещё раз и убедился, что грудина не сломана, да и вообще, для человека с такой раной он еще вполне ничего себя чувствует. В этот момент из подъезда вышел сосед и, постояв минуту на крыльце, быстрым шагом направился к остановке. Федя затаился, вглядываясь в розовые солнечные лучи, пробивающиеся через дырки кустов. Пахло терпкой утренней свежестью и выхлопами от проехавшей мимо машины.«Хватит валяться!» сказал сам себе Барсучков и решил встать, чего бы ему это ни стоило. С трудом перевернувшись на бок, Федя поднялся на ноги и заметил, что боль от шрама почти утихла. Голова кружилась, а тело всё ещё пребывало в какой-то изменчивой невесомости. Окинув взглядом дом и признав своё окно, Федя приложил усилие и полез в квартиру. Он никогда не закрывал окно на щеколду, потому что имел привычку использовать его, как вход или выход из комнаты. Сегодня присущая Феде ловкость и изящество, с которой он обычно бесшумно и легко проникал в свою комнату, покинули его. Как медведь он взбирался по старой скользкой стене, украшенной битой плиткой, переливающейся в солнечных лучах, словно песок на морском берегу. Ослепленный этим блеском, Федя ввалился в квартиру с грохотом, запутался в занавеске и ударился об стул. Однако не растерялся, быстро сориентировался и заполз под одеяло, где сделал вид, будто только что проснулся в своей кровати. За дверью послышались торопливые шаги.

– Федя, это ты гремишь? – раздался женский голос.

– Окно распахнулось ветром. – сбивчиво объяснил Барсучков, выглядывая из-за одеяла.

– Ты проснулся? – послышался из коридора уже мужской голос.

Дверь открылась, и в комнату заглянула голова отца.

Федя притворился, будто бы только что открыл глаза, и, оторвав от подушки голову, вопросительно поднял на отца брови. Владимир Барсучков, папа Феди, открыл шире дверь и удивлённо сказал:

– Как! Ты ещё не одет? Я выхожу через десять минут, ты же знаешь.

Федя отчаянно пытался сообразить о чём идет речь.

– Если не хочешь, можешь не ходить. Это не обязательно. К тому же рано тебе ещё. – Федин отец вышел из комнаты. Подумав с минуту, Федя засуетился и хотел встать с кровати, но вспомнил про шрам.

– Нет! Я сейчас, я уже. – крикнул он, прикрываясь одеялом.

Убедившись, что за дверью никого нет, Федя быстро поднялся с кровати и, словно уж, проскользнул в ванную. Закрыв дверь на щеколду, он принялся перед зеркалом рассматривать увечья. «Какой ужас! Что теперь будет?» запаниковал Барсучков, и слёзы от жалости к самому себе, чуть было щедро не брызнули из его глаз. При свете желтой лампы он так напоминал себе мертвеца! Но раскисать было некогда.

Периодически Федя ходил в больницу к отцу, где иногда удавалось увидеть медицинские процедуры. Сегодня у Феди была возможность присутствовать на вскрытии, затерявшись в толпе студентов. Не прошло и пяти минут, как Фёдор уже был готов к выходу.

Больница, где работал известный на всю округу хирург Владимир Семёнович Барсучков, была построена ещё в начале века и, пережив войну, продолжала служить верой и правдой на благо населения. Здание признавалось аварийным и больницу даже хотели закрыть, но почему-то так и не закрыли. Необычная, чудом уцелевшая, архитектура фасада главного здания служила местной достопримечательностью городка. Высокие потолки и большие окна, необычная планировка, сохранили в себе величие давно минувших лет. Владимир Семёнович любил это место, и когда ему поступали предложения о более высокооплачиваемой работе, он отказывался без раздумий. Хотя, это скорее от его осёдлости и любви к размеренной жизни, где один день похож на другой. Так он мог убедить себя, что всё у него под контролем.

– Здравствуйте, Владимир Семёнович! Вас в первую смотровую просят – подозрение на острый аппендицит, час назад доставили. – молодой человек лет двадцати, с каштановыми волосами почти до самых плеч налетел на Владимира Барсучкова, стоило ему переступить порог больницы.

– Час назад? А другие врачи где? Я что, один здесь хирург? Где Бизенко?

– Ильи Петровича нет ещё.

– Хорошо сейчас буду. – кивнул головой Владимир Семёнович.

– Пап, а мне можно с тобой? – спросил Федя с горящими глазами.

– У тебя другое по плану, забыл?

– Ну да.

Владимир Семёнович взглянул на часы:

– Тебе лучше поторопиться, иначе всё пропустишь.

В главном здании Федя бывал уже не раз, и проходя по коридору здоровался с каждым врачом. Солнце просовывало бледно-жёлтые утренние лучи в окна, облепливая яркими пятнами стены и потолок. В воздухе ещё витала свежесть ночной прохлады. За блестящими прозрачными стёклами шевелились кипы сочных зелёных листьев. Барсучков засмотрелся на старый пожелтевший потолок изузореннный кучерявыми разводами и мелкими трещинками.

За главным зданием больницы находилось несколько корпусов. В самом дальнем углу, возле забора, словно отщепенец, спряталось в густых деревьях угрюмое одноэтажное здание из белого кирпича. Быстрым шагом Федя направился к нему. В нерешительности потоптавшись у входа, перед ярко синей дверью, Федя в итоге достал перчатки, надел их и вошёл внутрь. В тумане мрачного света Барсучков не сразу понял, куда нужно идти дальше. То там, то здесь , словно призраки, мелькали белые халаты. «Ты уверен, что тебе сюда?» выскочил из-за угла на потерянного Федю чей-то голос. Стараясь ни на кого не смотреть и вести себя уверенно, Барсучков спустился в подвальное помещение и по мрачному коридору направился к дальней двери. На потрескавшемся потолке висели мутные лампы, извергающие бледный холодный свет на бугристые безоконные стены. Федя прошёл в самый конец коридора, где зловеще мигала полуживая лампа. С досадой он чувствовал, как холодеют его руки и ноги. Приоткрыв тяжёлую железную дверь, Федя сначала просунул голову, и, убедившись, что остался незамеченным, тихо протиснул всё остальное. Больше десятка студентов с тетрадями и ручками стояли вокруг железного стола, на котором лежал жёлто-серый покойник с уже вскрытой черепной коробкой. Барсучков не хотел смотреть на него, но непослушный взгляд прыгнул прямо на дыру в черепе покойника, и тут же трусливо спрятался в пол. Изо рта Феди чудом не вырвался булькнувший звук тошноты. «Пропустил самое важное» с досадной радостью подумал Федя, вспоминая последовательность вскрытия. Что бы отвлечься от увиденного, он уткнулся в конспект студента, стоявшего рядом, но разобрать его каракули так и не смог. Патологоанатом обошёл стол, и чётко объясняя свои действия, коснулся скальпелем грудной клетки. Барсучков поднял глаза именно в этот момент и почувствовал непреодолимое желание избавиться от утреннего завтрака. Зажав рот рукой, он выбежал в коридор. Крупные капли холодного пота покрыли лоб Барсучкова. Глубоко дыша, Федя пытался вспомнить свежесть утра и зелёную листву. «Не могу же я сейчас уйти» уговаривал себя Федя «Что я слабак?». Следом за ним из помещения вышел парень лет двадцати.

– Ну как ты? – он положил руку на плечо Феде и засмеялся.

Федя узнал спокойный уверенный голос и оглянулся:

– Ой, и ты здесь?

– Федя, ты исключительный дурак. Тебе ещё рано такое видеть. Как отец мог на это согласиться, или он не знает?

– Знает, конечно. Ничего не рано. – Федя почесал затылок. – Я, просто, съел что-то не то утром.

– Ну ладно. – снисходительно усмехнулся юноша.

– Как тебе в общаге живётся?

– Замечательно! Потом расскажу. Я так понимаю, ты обратно не пойдёшь?

– Пойду, конечно. Только попозже. Ты иди. – Федя нахмурился.

–Может тебе на воздух выйти? Ну, как знаешь. – парень усмехнулся и скрылся за железной дверью.

Барсучков вспомнил про утреннее происшествие. Он отошёл подальше от двери и оттопырил ворот футболки, чтобы ещё раз взглянуть на свой уродливый шрам, боль от которого уже утихла. Лампа на потолке светила так тускло, что Барсучков ни как не мог поймать жалкий луч света. Он дотронулся рукой до шрама и обнаружил, что рана почти зажила. «Ого! Это невероятно!» Федя ошеломлённо оглянулся по сторонам, словно кто-то здесь мог разделить его радость. Но никого вокруг не оказалось. Только в конце коридора стоял высокий человек в белом халате или плаще – издалека не было видно. Волосы у него были белые, на руках виднелись также белые перчатки. Феде показалось, что мужчина смотрит на него сурово и недовольно. «Не помню его» подумал Федя «Какой странный, как из фильма ужасов». Незнакомец с пугающей быстротой шага направился к Феде. Словно хищная птица он, казалось, готов был наброситься на Барсучкова. Торопливо Федя нащупал железную дверь позади себя и забежал в кабинет, куда пару минут назад вернулся его старший брат. От страха он так шумно захлопнул за собой дверь, что все присутствующие умолкли и устремили на него взгляды. Барсучков замер у входа, как напуганная мышь. После продолжительного молчания из толпы раздался смех – брат Феди, не выдержал и закатился от такого зрелища. Преподаватель строго взглянул на Федю, и вышел к нему вперёд:

– А ты что здесь делаешь?

Рома засуетился, словно провинившийся ребёнок, неловко распихал товарищей широкими плечами и подошёл к брату.

– Иван Петрович, позвольте, я его отведу обратно, должно быть он заблудился.

Преподаватель одобрительно указал рукой на дверь. Федя с опаской выглянул в коридор и убедился, что там уже никого нет. Лишь после этого он осмелился выйти в угрюмый коридор. «Наверное, это был призрак» промелькнуло в голове у Феди.

– Ты чего меня подставляешь? – выскочил следом за ним Рома.

– Да тут мужик какой-то был странный. И, кажется, у него был нож в руке.

– Тебе от страха примерещилось. – засмеялся Рома. – Пойдём, я тебя к отцу отведу.

Федя возмущённо отдёрнул руку:

– Чего я дорогу не найду сам? Иди обратно, а то пропустишь что-нибудь важное.

Расстроенный Федя поплёлся назад в главный корпус. Поднявшись на нужный этаж, он увидел разозлённого отца идущего по коридору. Следом за ним бежал Илья Коровкин с виноватым видом. Илья учился с Ромой на одном потоке, поэтому Федя был косвенно с ним знаком.

Барсучков затаился за углом, что бы подслушать разговор.

– Владимир Семёнович, я не знаю, как так получилось. Всё указывало на аппендицит.

– Илья, сегодня это аппендицит, а завтра может быть что угодно. Вот, например, – строго рассуждал Владимир Семёнович, поправляя очки, – придёт к тебе человек с занозой в пальце. Ты что, скажешь нужно руку отрезать?

– Владимир Семёнович, ну что ж вы меня уже совсем… – заискивающе заглядывал на учителя Илья, – Я сначала с вами посоветуюсь! Ну, ну человеку свойственно ошибаться!

Владимир Барсучков резко остановился и изумлённо взглянул на Илью поверх очков:

– Нет, с таким отношением ты неправильно профессию выбрал.

Эта фраза сильно задела Илью. С поникшим видом он уткнулся в пол, шепча самому себе под нос упрёки. Владимир Барсучков этого не заметил, воткнув ключ в дверь, на которой висела табличка с его именем и фамилией, он взглянул на своего подопечного:

– Ты книгу прочёл?

– Основы основ? Она же для первокурсников! Мы это уже проходили.

– Ну, о чём тут можно говорить?

– Владимир Семёнович, я прочту! Честное слово… – Коровкин не знал, каким оправданием разметать подкатывающее чувство стыда и сожаления.

Глубоко вздохнув Владимир Барсучков повернул ключ и вошёл в кабинет, оставив Илью наедине со своими мрачными мыслями. Темноволосый утончённый юноша с плохо загримированным чувством заносчивости, изо всех сил пытался завоевать авторитет Владимира Семёновича, но всё время делал что-то не то. Скорее всего, хорошим врачом ему мешала стать лишняя самоуверенность, либо отсутствие эмпатии.

Федя решил, что на сегодня с него хватит больничных приключений. Так и не выйдя из-за угла, он пошёл домой.

Полуденное солнце раскалило асфальт, и воздух отяжелел смольными парами. Иссушенные деревья уже в конце июля стояли полу лысые. Мёртвые листья с их макушек сыпались на размягчённую дорогу. В воздух поднималась сухая пыль, перемешиваясь с запахом расплавленных резиновых покрышек.

Сморщившийся как изюм, Барсучков беззаботно брёл домой, подставляя солнцу своё довольное лицо, когда вдруг почувствовал непривычную дурноту. Перед глазами всё помутнело, дома и деревья стали расплываться. Вглядываясь вперёд через щёлочки глаз, Барсучков ничего не видел кроме белого света. Люди, идущие ему навстречу, казались чёрными, как сгоревшие спички. Они стали возникать у него на пути внезапно, словно выныривали из густого тумана. Не успевая обходить их, Федя врезался в каждого прохожего. Ноги сделались слабыми и чужими, шли куда-то не туда, каждая своей дорогой. Руки ослабели и болтались во все стороны, как две тряпки. Не понимая, где находится, Барсучков остановился прямо посреди дороги. Машины, возмущённо сигналя, объезжали оказавшегося внезапно на проезжей части безумца. Ослепший Федя видел, как мелькают вокруг него чёрные тени машин, но не мог управиться со своим телом. Почувствовав острую давящую боль в области сердца, Барсучков прижал ладонь к груди и с ужасом ощутил нехарактерные для сердца толчки. Словно кто-то острыми когтями сжимал его сердце. Федю охватила паника, ноги подкосились, и, как мешок с картошкой, он мягко опустился на асфальт.

Разноцветными вспышками к Барсучкову постепенно вернулось зрение, и он обнаружил себя сидящим на лавочке возле парка. Прохладный ветерок шевелил листву, над головой из зелени мелькали пятна синего неба. Федя втянул ноздрями воздух и протёр слипающиеся глаза. Радом с собой он заметил необычного молодого человека. Мельком взглянув на него, Барсучков сразу понял, что это тот самый незнакомец из больничного коридора. Мужчина молча сидел рядом с отстранённым видом.

– Что это со мной такое было? – промямлил Федя будто сам себе, но краем глаза разглядывал незнакомца. Это был довольно высокий и крупный молодой человек, но вместе с тем не лишенный изящества в движениях и манере себя держать. С первых секунд Федя понял, что этот человек сильно отличается от любого другого, виденного им прежде. Весь его образ словно излучал непоколебимую уверенность и неизменное спокойствие, какое бывает только у людей, которые владеют всем миром, которые видели все, и уже ничто не сможет их удивить или потревожить. Внешность незнакомца была столь необычной, что Федя был поражен в первую минуту, не мог поверить, что такие люди могут существовать в обычной жизни. Красивое и привлекательное лицо незнакомца имело на себе отпечаток холодной отстраненности и равнодушия, или даже презрения ко всему живому. Глубокий и вдумчивый взгляд, несмотря на холодность, казался притягательным, но в то же время гнетущим. Слишком смело и требовательно смотрел он в глаза собеседника, словно притеснял его к стене, не давая возможности пошевелиться.

– Это последствия от употребления наркотических веществ. – ответил тот, глядя прямо перед собой. И голос мужчины казался родным и знакомым Феде, будто то был голос, всегда звучавший в его собственной голове.

– Каких ещё веществ? Я ничего такого… – тут он вспомнил, что вчера выкурил странную сигарету. – А ты кто такой? Новый врач? Я тебя сегодня в морге видел, ты на меня с ножом бежал, почему?

– У меня не было ножа, тебе показалось от страха. – ответил мужчина, обратив наконец на собеседника свои светлые умные глаза. Федя отвел взгляд и, онемевшим голосом продолжил говорить, не делая пауз:

– Зачем ты бежал на меня? Что это такое было?

– Требовалась помощь.

Кому она требовалась, незнакомец не потрудился обозначить. Глубоко вздохнув, он задумался и, словно забыв о собеседнике, откинулся назад на спинку скамьи. Он спокойным движением красивой руки, достал из кармана пачку сигарет и уверенным жестом протянул её Феде.

– Ой, эээ… нет. – замахал руками Барсучков. – Я, кажется, все. Не курю.

– Кажется? – вновь обратившийся на Федю пронзительный взгляд заставил его содрогнуться, будто бы кто-то кольнул Федю чем-то острым.

Лицо незнакомца выглядело надменным и самоуверенным, даже насмешливым, но не вызывало неприязни. Легкая улыбка будто бы показалась на секунду на его лице. Он смотрел на Федю, как на глупого ребенка, взглядом человека, который видел и пережил все. Федя, находившийся все время разговора под впечатлением, и словно был потерян, вдруг резко пришел в себя и внезапно смутился. Ему сделалось неловко за себя, словно бы он говорил с экзаменатором, который собирается его завалить. Незнакомец же напротив, был раскован, движения его были легки и четки.

– Почему ты так странно выглядишь? – вдруг спросил Федя, пытаясь снять напряжение, ощущаемое от тяжелого взгляда. Однако же этот вопрос не вызвал ожидаемого Федей результата. Собеседник его вовсе не удивился и не ощутил неловкость. Все так же насмешливо и самоуверенно он глядел в глаза Феди, словно не слышал вопроса.

– Ну… Например волосы. Ты их красишь? Такого цвета не бывает. – продолжил Федя и попытался заглянуть за спину незнакомца, но действие это оказалось до смешного неловким и наигранным. – Это для чего такая длина нужна? Выглядит странно.

– Я их не стригу, чтобы помнить, как долго я здесь. – ответил тот, прямо смотря на Федю.

Барсучков взглянул вверх на шумящие над головой крупные листья деревьев. Где-то в ветвях чирикали птицы. В тени было прохладно и свежо. Собеседник неспешно достал сигарету и закурил. И так легки и прекрасны были движения его рук, как будто танец искусного танцора, или движения рук фокусника, что Федя невольно глядел на него, любуясь и мечтая выглядеть так же, когда выкуривает сигарету. Как приятно и спокойно было находиться рядом с ним, когда его взгляд был обращен куда-то в сторону. Даже длительное молчание казалось естественным. Но стоило ему взглянуть на собеседника своим удушливым взглядом, как тот ощущал себя сброшенным с обрыва. Глаза незнакомца словно излучали огонь жизни и невероятную энергию. Не смотря на то, что говорил мужчина крайне спокойным и безэмоциональным голосом, он буквально излучал собой невидимую глазу силу духа и, даже пугающую, уверенность в себе. И был он привлекательный, и притягивал к себе, как солнце собирает вокруг себя планеты, но чувствовалась исходящая от него неминуемая опасность.

– Где «здесь»? – вдруг спросил Федя.

«Лишь сумасшедший будет нести подобную чушь, с такой уверенностью и спокойствием» вдруг пронеслось в голове у Феди, но ему уже было все равно. Он заинтригованно слушал собеседника.

– Это не важно. Все дело в весе. Моя масса слишком велика, материя пространства и времени все время рвется под моим весом, и я оказываюсь в разных местах. Я должен помнить, как долго я здесь, у меня все меньше шансов на спасение. Только ты можешь мне помочь. Но ты не хочешь. – незнакомец с отчаянием усмехнулся и выпустил дым изо рта. – Я устал.

И действительно он выглядел усталым. Федя не мог даже догадаться, о чем говорит, как ему показалось, сумасшедший. Но почему-то у него возникло странное чувство удовольствия от мысли, что он хоть как-то мог бы повлиять на кого-то столь сильного и уверенного в себе. Это поднимало ему самооценку.

– Только я могу тебе помочь? О чем ты? – от волнения Федя чуть сдерживал нервный смех, прерывающий его слова, как назойливая муха.

– Ты чувствуешь азарт, говоря со мной. Я это вижу. – с упреком сказал собеседник Барсучкова и, отвернувшись, выпустил дым в сторону дороги. Вновь откинувшись на спинку скамьи, он закинул ногу на ногу и забросил на голень край светлого плаща, что бы тот не лежал на пыльной земле. При этих словах Федя испытал что-то вроде смущения, как будто его уличили в нехорошем деле, и уж врать не было смысла. Но по привычке своей он сказал:

– Не понимаю, о чем речь. – он надеялся лишь, что незнакомец не повернется к нему, потому что Федя сидел красный, как вареный рак.

Но незнакомец повернулся, и Федя, мгновенно встал и пошел прочь. Сердце его колотилось так сильно, что Федя думал, что задохнется. Он быстрым шагом шел куда-то вперед, вообще куда-то не туда. Но это было не важно. Главное, что странный незнакомец не стал его догонять, а Барсучков ни разу не оглянулся.

Глава 4.

Вторая встреча с духом

– Не знаю, что с этим Ильёй Коровкиным делать. – размышлял вслух Владимир Барсучков, сидя вечером на кухне. – Вроде умный парень, а элементарных вещей не понимает.

– Да какое тебе дело до него? Не понимаю. – Федя возмущённо взглянул на отца.

Владимир Семёнович озадаченно отвернул голову к окну.

– Мне он вообще противен. – продолжил Федя. – А ты его прическу видел? Какой же он мерзкий!

Федя стал кривляться, изображая фирменный взгляд Ильи и то, как он поправляет волосы.

Владимир Барсучков взглянул на сына и добродушно засмеялся.

Из открытой форточки доносился стрекот сверчков, заглушая тихо работающее радио на подоконнике.

– Жалко мне его. – Владимир Семёнович просунул руку под очками и, потерев сонные покрасневшие глаза, зевнул. – Я его родителей ещё знал, хорошие люди были. Помню, вместе в поход ходили, у костра сидели, такая душевная теплота.

В воздухе застыла приятная тишина. Ржавые лучи заката растеклись по кухонной стене, обрисовав профиль Владимира Семёновича с торчащими на макушке волосами. Из комнаты слышался шорох: Мария Васильевна разбиралась в шкафу.

– Только мама твоя не любит это вспоминать. Она с ними не очень ладила. – добавил Федин отец, нахмурившись.

Сам Федя был взвинчен и думал вообще о другом. Все его мысли были заняты утренним происшествием в парке. Его уязвленное сознание словно пылало в лихорадке. Ему хотелось отмщения или какой-то компенсации от незнакомца. «Да что я о нем думаю?» тут же пресекал себя Федя «Плевать! Мы даже не знакомы. Это был сумасшедший и все тут!» он успокаивал сам себя, и тут же возвращался снова к этим мыслям. Голос Владимира Семеновича, звучавший на заднем плане, повествовал сыну он прекрасных моментах молодости. Федя же сидел хмурый и отстраненный, как школьник, получивший двойку, и грыз ногти.

– Рома сказал, что тебе стало плохо?

Изменившийся в интонации голос отца вернул Федю в реальность.

– Да нет, там просто душно было, вот я и вышел. – засмеялся Федя поддельным смехом, рассматривая соринку на столе.

– Я знаю, что ты хочешь соответствовать, и стараешься, я это ценю. Нужно привыкать к таким вещам, если хочешь связать с этим жизнь. – заявил Владимир Семёнович.

– Сегодня в морге я встретил какого-то странного врача. Или это не врач был вовсе. Не знаю. – взволнованно заговорил Федя.

Владимир Семёнович, успевший о чем-то задуматься, непонимающе нахмурился:

– Я ничего не понял, что?

– Да не, ничего. Мне показалось. – махнул рукой Федя.

– Будь серьёзнее.

Владимир Семёнович задумчиво почёсывал свой, ещё с утра гладковыбритый подбородок, на котором уже появились чёрные волоски. Хоть Федя и был высокий, и выглядел старше своих лет, на лице его пока ничего не росло. Он завидовал отцу и брату, обещая себе отрастить бороду обязательно, как только наступит возможность, но потом передумал.

Про странные боли в груди Федя не стал рассказывать, а то отец назначил бы ему кучу анализов и ненужных процедур. К тому же, больше с Федей Барсучковым ничего странного не происходило до самого сентября. Мысли о незнакомце и обида на него долго не оставляли Федю. Он стал странным и задумчивым, но постепенно волнение от встречи забылось, как зажившая рана.

Пришла осень, Федя снова стал учиться. Рутина обыденной жизни не давала шансов для странностей и мистики, в которую Федя уже начал было верить. Как все предыдущие годы он засыпал на уроках, получал двойки, ходил гулять после школы. Но не всегда. По вторникам средам и четвергам после уроков Федя ходил в больницу к отцу, где, в основном в стационаре, помогал медперсоналу и привыкал к атмосфере своей будущей профессии. Владимир Семёнович считал, что Федя сначала должен научиться делать всю черную работу, лишь после этого он сможет стать хорошим врачом. «Я сам так начинал» часто рассказывал Владимир Семенович «в наше время конкуренция на рабочее место была огромной». Разговоры о начинаниях отца уже так замозолили слух Феди, что он выслушивал его с тошнотой.

Федя отлынивал от обязанностей как мог, шатался по коридорам, курил на пожарной лестнице, в общем, ждал, когда время пройдет. И даже, когда ему становилось местами интересно, он все равно считал своим долгом отлынивать. От скуки он перезнакомился со всеми больными, разговаривал со стариками, к которым никто не приходил, забавлял их анекдотами, и даже играл с ними в карты, чтобы скоротать время до вечера, пока не кончится рабочая смена отца. Однажды, расхаживая по коридору, Федя решил заглянуть в палату к знакомой старушке. Ещё с порога он заметил, что женщина лежит неподвижно. В палате, кроме неё никого не оказалось.

– Катерина Петровна! – тихо позвал её Федя. Кстати сказать, у Барсучкова была отличная память на имена, так что ему не только часто удавалось сойти за умного, но и за вежливого внимательного человека.

– Катерина Петровна! – продублировал Федя и медленно направился к кровати больной. Женщина не открыла глаз и не пошевелилась. Голову Феди пронзила страшная мысль, и он замер в испуге, пытаясь увидеть хоть малейшее движение от дыхания женщины. Грудь ее оставалась неподвижной, бледная рука, с узловатыми пальцами, напоминающая отрубленную куриную лапу, покойно лежала на животе, поверх одеяла. В лучах жёлтого светильника, кожа женщины выглядела восково-серой. Глаза странно ввалились в обтянутые сухой кожей глазницы. Внутри у Феди все заклокотало, он нагнулся и протянул руку, намереваясь прощупать ее пульс, но так и не решился. «Вдруг она умерла?» Федя одернул руку и судорожно сглотнул. Ему совсем не хотелось трогать мертвеца. Он патологически опасался микробов и всего того, что похоже на смерть.

– Она мертва. – заметил вдруг кто-то.

Федя узнал приятный и пугающий голос, и оглянулся. В дверях палаты стоял высокий человек в светлом длинном плаще и перчатках. Это был тот самый незнакомец из парка. Пронзительный взгляд его, как и прежде, излучал спокойствие и уверенность. Голос его прозвучал как звон большого колокола, внутрь которого поместили Федю. Он снова почувствовал, будто его столкнули с обрыва и теперь он падает куда-то, не зная, что его ждет.

– Откуда ты знаешь? – прошамкал Федя, разлепив ссохшийся рот. – Ты убил ее?

Молодой человек взглянул на Федю, и на лице его показалась снисходительная самоуверенная улыбка. Или же так падала тень. Мужчина промолчал. И Федя ужаснулся своих слов и пожалел о сказанном. «Как мог я такое сказать? Разве может он убить кого-то? А почему и нет? В его глазах нет сочувствия, он не знает цену жизни». Перед глазами Феди все поплыло, но он быстро взял себя в руки и отошел подальше от кровати.

– Только вчера ей стало лучше. – пробормотал Федя, не сводя глаз с почившей.

В воздухе установилась тишина. Федя чувствовал себя должным заполнить ее какими-нибудь словами, потому что молчание давило на него, словно многотонный груз. Он ощутил злость на незнакомца, обвиняя его мысленно в своем волнении от его присутствия. Собравшись с духом, Федя взглянул на незнакомца ненавистным взглядом.

– А тебе чего?! – резко и грубо сказал он, будто кинул в него камень.

– Мне нужна твоя помощь. – сказал тот, с таким видом, будто помощь требовалась вовсе не ему, а Феде.

– Какая еще помощь? Тут полно врачей. А я не врач даже, я еще в школе учусь.

– Я не о той помощи говорю. – строго ответил тот, и сделал шаг навстречу Феди. – И ты прекрасно знаешь об этом.

– Мне нужно сообщить, что Катерина Петровна мертва. – тихо пробормотал Барсучков и, обойдя стороной незнакомца, быстро вышел из палаты. Можно даже сказать убежал. В коридоре он тут же налетел на медработника. Когда же он вместе с ним вернулся в палату, незнакомца уже не было. Федя обрадовался этому, но и немного расстроился тоже. Ведь он ждал, что незнакомец снова придет поговорить.

Вечером, возвращаясь домой с отцом, Федя непривычно задумчивый и отрешенный, шел с чувством, будто за ним следят, хотя никто за ним не следил. Все Феде казалось теперь необычным: и серый асфальт, и фонари, и машины, и даже люди, словно бы он очутился в другом городе. По земле, ещё помнящей тепло летнего солнца, ползали, шурша, скрученные листья клёна. Белую стену школы раскрасил малиновым отблеском ядовитый закат. «Завтра будет холодно» подумал Федя.

Глава 5.

Третья встреча с духом

Прямая, длинная аллея тянулась от школьных ворот до самого центра города. По обеим сторонам её росли высокие деревья, одинаковые и ровные, как столбы. Высушенные жёлтые верхушки их шелестели, как фантики на фоне ярко-синего неба.

Федя и его друг Игорь всегда ходили домой этой дорогой. По пути они разговаривали на различные философские темы, в которых Федя совершенно ничего не понимал, но очень любил поспорить.

С Игорем Горшковым Федя дружил с детского сада. Это был симпатичный, скромный на вид молодой человек с темными волосами и ясными голубыми глазами. Рядом с широкоплечим и долговязым Барсучковым, Игорь казался невысоким и хрупким. Он мало говорил и много слушал. Тихий и спокойный, Игорь много читал, изучал всякие программы, мечтал поступить в художественный институт и стать известным художником. Он превратился бы в затворника, если бы не его безумный друг Барсучков, который всё время втягивал его во всякие авантюры.

– Ты каждый день туда ходишь? – спросил Игорь, пиная ногой громыхающую жестяную банку.

– Нет, только по вторникам, средам и четвергам. – грустно ответил Федя.

– А что насчет того парня? Больше не появлялся?

– Нет. – задумчиво сказал Федя.

– Ну и отлично! Какой-то псих. Я бы на твоем месте опасался бы бродить в одиночку. – простодушно засмеялся Горшков.

– Да уж… Он сказал, что ему от меня нужна какая-то помощь, а какая не сказал.

– И что? – фыркнул Игорь. – Тебе лучше с ним не связываться. Что ты еще думаешь об этом? Он псих, и так понятно!

Псих или нет, но Федя теперь чувствовал, что он какой-то особенный, раз кому-то требовалась его помощь. Только его и ничья больше. Хотя он прекрасно понимал, что ничем таким не располагает – ни деньгами, ни знаниями, ни супер силой. Только внутренними органами, которые можно было бы взять на пересадку.

Ребята дошли до перекрёстка и там разошлись в разные стороны. Игорь пошёл домой, а Федя в больницу. До величественного здания ему оставалось пройти всего несколько кварталов. Обнесённое мощным кованым забором, оно как крепость стояло среди настроенных вокруг новых безликих корпусов. В некоторых местах ограды старые погнутые перекладины образовывали прорехи. В одну из них Федя всё время пролезал на территорию больницы и шёл, не к главному входу, как делали все, а к пожарной лестнице, ведущей сразу на второй этаж. На небольшую проржавелую площадку лестницы обычно выходили курить работники больницы и Федя. Сегодня там никого не оказалось. Барсучков резво поднялся по железным ступенькам и, скинув рюкзак, сел у входа. Ему не хотелось идти в душное помещение, пропахшее болезнями и хлоркой. Острый порывистый ветер напоминал о надвигающихся холодных днях. Руки у Феди околели, но он упорно не хотел уходить с улицы. Щурясь на оранжевое солнце, Барсучков вспоминал, как весело было летом. Небо заволокло серой пеленой туч, и солнечные лучи, прорывались сквозь них тёплым приглушённым светом. Деревья и дома покрылись желтизной старинных фотографий. «Ладно, сейчас покурю и пойду» уговорил сам себя Федя и, просунув руку в узкое пространство между лестницей и порогом, достал из дыры в стене спрятанную им пачку сигарет. Рядом на ржавом полу, стояла самодельная пепельница из пластиковой бутылки, наполовину наполненная покоричневевшей водой, в которой плавали утопленные окурки. Барсучков медленно втягивал дым, уткнувшись лбом в холодные перекладины перил, и разглядывая расплывшиеся по асфальту желто-белые пятна краски от больничной стены, когда вдруг за спиной его раздался громкий голос.

– Ты говорил, что не куришь.

Федя вздрогнул и оглянулся, по привычке спрятав сигарету.

Справа от него у двери стоял незнакомец.

– Как ты тут оказался? – проговорил Федя уже заранее зная, что вопрос его останется без ответа.

Мужчина небрежно, но изящно облокотился на перила и глубоко вздохнул. Весь его образ казался гармоничным, каким-то не земным и возвышенным. Федя взглянул на него, но в этот момент из-за туч высунулся ядовито-яркий луч солнца и ударил прямо по глазам. Ослепленный Федя отвернулся и, кривляясь потер заслезленные глаза и попытался втянуть слезы обратно.

– Не знаю, сколько у меня времени. Я только прошу помочь мне, взамен я отблагодарю тебя. – спокойно и четко высказался мужчина, равнодушно взирая на сидящего внизу подростка.

– Что тебе нужно? – спросил Федя, не глядя на собеседника. – Почему ты меня преследуешь?

– Посмотри в небо. – просьба незнакомца прозвучала как приказ.

Ощущая на себе тяжелый взгляд, Федя демонстративно отвернулся от незнакомца и, с наглым видом, продолжил курить, словно был мало заинтересован в разговоре. Но его рука с сигаретой предательски дрожала, так что Феде пришлось опереться на нее, но это не помогло.

– Не понимаю, что со мной. – сказал случайно в слух Федя.

– Мне плевать! Скажи, ты видишь в небе что-то необычное? – спросил незнакомец, грозно глядя на Федю. – Посмотри!

– Что же я должен там увидеть? – хмуро спросил смущенный Барсучков, исподлобья косясь на собеседника. Солнце все еще слепило ему глаза. – Я ничего не вижу, солнце очень яркое.

– Посмотри внимательнее. – настаивал тот голосом, вызывающим мурашки страха.

Но Федя от волнения весь одеревенел и не мог вообще пошевелиться. Даже если бы и было в небе что-то необычное, то сейчас он не смог бы это разглядеть.

– Ты меня пугаешь. – чуть слышно произнес Барсучков, глядя в решетчатый пол, и чувствуя, что земля уходит из-под его ног.

– Я?! – мужчина закатился громким смехом. – Почему же ты не испугаться того, кого встретил летней ночью? Того, кто дал тебе прикурить.

– Откуда ты знаешь?! – сердце Феди лихорадочно забилось. Он повернулся к собеседнику всем туловищем и поднявшись с пола, взглянул ему прямо в лицо.

– Ты мне сказал. – ответил тот спокойно с легкой презрительной улыбкой.

– Я не говорил. – в голову Федя закралась мысль, что сума сходит он сам. Дрожащей рукой он поднес сигарету ко рту и затянулся. Затем выпустил дым, чуть ли ни в лицо собеседнику. – Кто ты?

– Ты знаешь. – усмехнулся мужчина, глядя на Федю своим режущим душу взглядом.

– Нет, не знаю!

Федя разглядывал лицо собеседника, и оно казалось ему знакомым, и от этого у Феди возникало неловкое чувство вины, что он не может вспомнить его. Немой диалог их длился буквально несколько секунд, и Федя, не в силах выдерживать на себе тяжелый взгляд, снова опустил глаза и отвернулся.

– Сейчас от тебя мало толку. – незнакомец ухмыльнулся, словно пожалев о потраченном времени, и хотел уйти. – Мне нужна твоя помощь, но не сейчас.

Он прошел мимо Феди, но тот его остановил:

– Погоди!

Мужчина оглянулся и увидел, что Федя держит его щипком за рукав. Барсучков сам себе удивился «чего это я?» и убрал руку.

– Слишком все непонятно. – прерывисто сказал он и бросил горящий окурок истлевшей сигареты вниз. – О какой помощи ты говоришь?

– Еще не время. – ответил незнакомец. Нагнувшись к Феде, он убедительно добавил:

– Тебе лучше не прикасаться ко мне. Это опасно. Пожалуйста, помни об этом.

Стоило ему это сказать, как по совпадению поднялся сильный ветер, небо быстро стало темнеть. Облака вдруг неестественно быстро поплыли по небу. Из-за горизонта выплыло ночное покрывало из сумрачных туч. Деревья затрепыхались, звуки города слились в непонятный гул, и все вокруг ускорилось во много раз.

– Как вовремя! – с отчаянием засмеялся незнакомец, разведя руками и оглядываясь по сторонам.

– Что это?! – Федя не мог устоять на ногах и, потеряв равновесие, упал на решетку лестницы и прижался к стене. Ему казалось, что настал конец света, так невероятно выглядело все вокруг. Вот и солнце, скрывшееся за тучами, за пару секунд покраснело и скатилось за горизонт, оставив после себя кровавый хвост закатного отблеска. Небо совсем почернело, город утонул во мраке. Вдоль дороги зажёгся ряд фонарей. Машины мелькали светящимися призраками фар. На растворившихся в черноте высотках появлялись жёлтые окна.

– Останови это! – крикнул Федя, заметив, что его собеседник остается невозмутим и спокоен. Но тот не слышал Федю, голос его утонул в шуме бегущего времени.

– Это временной сдвиг. – наконец пояснил незнакомец, кинув небрежный взгляд на Федю, забившегося в угол.

– Какой ещё сдвиг? – дрожащим голосом прокричал Федя.

– Из-за меня. Такое постоянно случается.

Внезапно всё снова замедлилось, время вновь обрело привычную скорость. Похолодало. Деревья шуршали влажными листьями в синевато-белом отблеске больничного фонаря. Пахло дождем. С соседней улицы слышались разборчивые голоса и лай собак. Федя боялся пошевелиться, и лишь осматривал все вокруг безумными глазами. Тело его будто стало чужим, холодным и безвольным. Не сразу он ощутил рукой холод и сырость железной решётки, на которой сидел. Он вцепился в нее пальцами и смотрел на своего собеседника, так близко стоявшего от него.

– Сейчас ночь?! Давно мы здесь? Сколько прошло времени?! – чуть слышно пробормотал Федя.

– Всего несколько часов.

Незнакомец сунул руки в карманы плаща и неспешно прошелся по площадке, любуясь ночным городом.

– А могло быть больше? – со смешком, храбрясь спросил Федя.

– Конечно.

– Для чего это надо? – дрожащим голосом пробормотал Федя, вглядываясь в светлый силуэт незнакомца. – Хочешь меня напугать?

– Да я не могу на это повлиять. Это происходит само собой. – ответил тот. – Мне самому неудобно.

Воздух пропитался ночной свежестью, пронизанной звонкими криками сверчков. Не смотря на холод, сырость, теперь здесь стало как-то уютно и спокойно. В темноте Федя чувствовал себя увереннее и, почему-то, безопасно. Он сидел на холодном полу пожарной лестнице, и ему не хотелось никуда уходить. Незнакомец закурил, облокотившись о перила, и смотрел куда-то перед собой. Федя просто сидел, смотрел на яркую точку от его сигареты и белый дым. Больше толком ничего не было видно.

– Кто ты? – осмелившись спросил Барсучков.

– Ты еще здесь? – удивился собеседник, чуть повернув голову в сторону Феди.

– Интересно! А куда я должен был по-твоему деться?

– Бежать домой со всех ног. – самодовольно засмеялся тот.

– А ты?

– А я нет. – незнакомец сбил пепел с сигареты и с досадой опустил голову. – Я бы с радостью, но пока не могу.

– Ладно, я хочу тебе помочь. Скажи как.

– Сейчас хочешь, но не можешь. А когда сможешь – уже не захочешь. Как бы я ни поступал, всегда результат один.

– Возможно на этот раз все будет по-другому. – сумничал Федя, сам не зная о чем говорит. Это развеселило его собеседника. Федя уже устал сидеть, но встать не мог, словно прилип к полу. Он лишь по удобнее вытянул затекшие ноги и размял шею.

– Что ты сидишь? Обычно бежишь от меня при любой возможности, а теперь не уходишь, когда нужно уйти. – незнакомец докуривал сигарету и задумчиво вглядывался в ночной блеск городка. – Нам с тобой сейчас не о чем говорить.

– Хочу знать кто ты. Расскажи хоть что-то, что б я понимал, что происходит. – потребовал Федя, с надеждой глядя в спину незнакомца.

– Нет, не хочешь. Тебе так интереснее. – ответил тот, не поворачиваясь.

– Откуда ты знаешь такие вещи?!

– Федя, мы знакомы с тобой уже давно. Вы называете меня Мирцам. Но это не мое имя. Мое имя нельзя произнести, если я скажу, ты не услышишь его. Но для вас я Мирцам. Тот человек, с которым ты встретился летней ночью, ищет меня. И он пообещает тебе многое, что бы ты проникся его идеями. Но прошу, не делай этого. Не предавай меня.

– Говоришь так, будто мы друзья, но я не знаю тебя. Ты мне чужой.

На самом деле Федя чувствовал, что он не чужой, хоть и не узнавал его. Эти странные ощущения и страх и трепет перед этим человеком, и дикое волнение, непонятно откуда возникающее, подсказывало ему, что они уже давно знакомы, даже как будто больше, чем всю жизнь.

– Почему к тебе нельзя прикасаться? Что будет?

– Ну вот, опять. – вздохнул незнакомец и развернулся к Феде вполоборота. – Тебе пора домой.

Барсучков поднялся с пола. Все его туловище онемело, ноги затекли. Сделав всего шаг, он оказался рядом с собеседником. Незнакомец смотрел на Федю строго и недовольно.

– И что будет, если я дотронусь до тебя? – спросил Федя, разглядывая одежду незнакомца, его светлый красивый плащ и руки в белых перчатках, в одной из которых он держал сигарету.

– Не стоит. Не стоит взращивать в себе любовь к мазохизму.

От этих слов ноги Феди стали ватными.

– Ты видишь меня насквозь? – ошарашено спросил Федя, испуганным бегающим взглядом оглядывая собеседника. Мужчина легким изящным движением поднес сигарету ко рту и втянул дым, презрительно и спокойно глядя на Федю сверху вниз. Он был совершенно спокоен, до ужаса безучастлив и равнодушен, но Феде показалось, что он смеется над ним.

– Твой отец бил вас с братом до пяти лет. Ты мне рассказывал. – голос мужчины звучал ровно и холодно.

Барсучков настолько растерялся, что потерял дар речи. Будто пол провалился под его ногами. Он обеими руками вцепился в холодные перила и, закрыв глаза, пытался прийти в себя.

– Я не мог такое сказать… – наконец промямлил Федя и, прежде чем, успел что либо подумать, поднял руку. Он хотел дотронуться до незнакомца, но тот резким и уверенным движением перехватил его и сильно сдавил кисть, так, что послышался хруст. Барсучков ощутил такую боль, словно не живой человек, а холодные железные тиски скручивают ему пальцы, и не знают, когда нужно остановиться. Федя закричал от боли и весь сжался в комок. Ноги у него подогнулись, и он опустился на колени. Незнакомец разжал руку. При этом он остался совершенно равнодушен, даже дыхание его не участилось. В его правой руке, покойно лежащей на перилах, все еще дымилась сигарета.

Федя схватил рюкзак и со всех ног побежал вниз по, растворившимся в черноте ночи, железным ступенькам. Он бежал так быстро, что ветер свистел у него в ушах. Несколько раз он падал, но быстро вставал и, не оглядываясь, бежал дальше. Пробежав несколько кварталов, Барсучков остановился, потому что сил больше не осталось. Он пребывал в ужасе от силы и хладнокровия, с которыми незнакомец сдавил его руку. Федя взглянул на свою кисть – она была бордовой и опухшей. Он еле мог ей шевелить. Но странное чувство удовольствия червями жрало его изнутри. Он с ужасом и смятением вспомнил какое чувство восторга и удовольствия испытал в тот момент резкой боли и близости с этим величественным сверхчеловеком. Федя медленно направился в сторону своего двора. Он испытывал чувство стыда, за то, что кто-то знает о нем подобное, и не понимал, как он мог такое рассказать хоть кому-то. Домой идти ему не хотелось, но подняв глаза, он обнаружил, что уже стоит напротив своего дома. В крайнем от подъезда окне горел свет. Это было окно Фединой кухни. Ни о чем не думая, Барсучков забежал в подъезд, и тихо прокрался к двери своей квартиры. Из прихожей слышались голоса:

– Только давай без ремня, хорошо? – говорила Мария Васильевна, мама Феди. – Он уже не в том возрасте.

– Я сам с ним разберусь. Он поступает так каждый раз. – рассерженно отвечал Владимир Семёнович. – Вот где его искать сейчас?

– Ты сам виноват. Тебя никогда не бывает дома. Он берёт с тебя пример.

– Ты опять начинаешь?

Входная дверь распахнулась, и перед Федей возник отец. Темные волосы его торчали в разные стороны, должно быть он небрежно почесал голову, размышляя о сыне. Глаза сверкали злобой, рот был сжат. Из-за его плеча всплыло жалостливое, полное заботы и беспокойства за сына, лицо мамы. Владимир Семенович молча втащил сына в квартиру и, убедившись, что его никто не подслушивает, закрыл дверь.

– Где тебя черти носили?!

Федя растерянно смотрел на отца. А тот ругался на него и называл его таким и рас таким, в общем, по-всякому. Федя молчал, и все сильнее сдавливал за спиной больную руку.

Глава 6.

Встреча с учителем

Небольшой городок, в котором проживал Барсучков Федя, имел очень неровную поверхность земли. Бывало идёшь вперёд, и видишь прямую дорогу, а стоит повернуть на право – сразу обрыв, или наоборот, упрёшься в гору. С самой высокой точки можно было увидеть всю панораму города и даже больше. Леса и многочисленные широкие поля уходили за горизонт разноцветными лентами, а масштабы такие, что и представить было страшно. Если же смотреть с самой низкой местности, можно заметить, что горизонт подпрыгнул вверх. Прямо в небе будут стоять дома, деревья, заводы и мосты. Покажется, что до них рукой подать, но это не так.

Самым низким, пожалуй, было место, где построили одну из школ. Ландшафт там, напоминал воронку. Возможно, такая форма образовалась миллион лет назад от какого-нибудь метеорита или взрыва. Но местные жители об этом никогда не задумывались, не видели в этом ничего особенного. Удивлялись только приезжие. Даже останавливались, чтобы сфотографировать, и долго смотрели вниз. В самом центре площадки, равной примерно метрам четырёмстам, находилось школьное здание и небольшой стадион. Вверху по краю воронки проходил железный забор, ограждающий школьную территорию. На половину забор состоял из металлических прутьев, а другая половина состояла из кирпичей, словно при его установке потерялось несколько железных деталей, и их решили заменить кирпичами. Прямо за ограждением рассыпались по кругу, как конфетти одноэтажные жилые домики разных цветов. Недалеко оттуда находился пятиэтажный дом, в котором жил Федя Барсучков. Каждый будний день, не считая каникул, на протяжении девяти лет, Федя ходил в эту школу одной и той же дорогой. Несмотря на то, что идти ему было всего пятнадцать минут от дома, Барсучков каждый раз опаздывал на первый урок. Даже, когда Рома в шутку перевёл часы вперёд, Федя всё равно опоздал. Сегодня же, у Барсучкова первым уроком намечалась контрольная. Вспомнив об этом уже на полпути, Федя со всех ног помчался в школу. Он так быстро пролетел мимо вахты и забежал на второй этаж, что и не заметил странных изменений произошедших за ночь со школой. Сегодня она оказалась пустой, даже на вахте не было охраны. Недавно покрашенные стены на втором этаже облупились и выцвели. Линолеум на полу продырявился и будто истлел от старости. Окна помутнели, стёкла в них потрескались и покрылись многолетней паутиной. Забежав в свой класс, Барсучков, наконец, заметил, что что-то тут не так. Парты беспорядочно стояли, засыпанные пылью и побелкой с потолка, везде валялись осколки от окон. Шкафы и полки, в полу разобранном виде, лежали в углах помещения. Недалеко от учительского стола Федя заметил странного пожилого мужчину, одиноко стоявшего в пустом обветшалом помещении. На мужчине был длинный кожаный плащ и заношенные потертые кожаные сапоги. Сам он был не высокого роста и коренастого телосложения. На смуглом лице, изъеденном морщинами и старческими пятнами, выделялись два белёсых, ничего не видящих глаза. Седые волосы прикрывала чёрная шляпа, на шее и на руках старика висели груды металлических цепей и браслетов. Пальцы были усыпаны разнообразными массивными перстнями.

– Что здесь происходит? Вы кто? – ошарашенный изменениями Федя с опаской прошел мимо пожилого незнакомца, не рискуя поворачиваться к нему спиной. – Это, что временной сдвиг?

Слепой мужчина, прикрыв белёсые глаза, повернул голову в сторону Барсучкова.

– Нет, ты попал во временной карман. —голос старика звучал громко и гулко, будто в его горле застрял огромный шар и мешал ему говорить. – Я Рат.

– Чему рад? – переспросил Федя, бесцеремонно рассматривая старика.

– Меня так зовут! – раздражённо сказал старик, которому, каждое слово давалось нелегко.

– Крыса? Ну и имечко.

– Ты знаешь латынь? – удивлённо прохрипел слепой старик, покачивая головой.

Федя удивился сам себе, ведь он вовсе не знал латынь, но как будто просто внезапно вспомнил это слово.

– Ты помнишь меня? Мы встречались летом. – вопрос прозвучал как утверждение, с акцентом на слово «помнишь». Сложив руки за спиной, старик покачивался в такт своим словам.

– Так это были вы! – воскликнул Федя. – Что вы со мной сделали? У меня был шрам. – не отводя глаз от мужчины, Федя указал пальцами на то место, где у него был шрам.

Пожилой мужчина издал хрипящий звук похожий на смех.

– Кое-что сделал. – довольно и загадочно сказал он и, улыбаясь от удовольствия состроенной интриги, приподнял бровь.

Федя испытал чувство отвращения, представив, что этот старик ковырялся в его внутренностях своими грязными мерзкими руками. Невольно, Федя устремил взгляд на руки старика и, скривившись от брезгливости, стал рассматривать его желтые от старости ногти. Мужчина выдержал паузу и, гордо приподняв лицо, немного повернул голову к окну, так, что Феде стал четко виден его профиль. Страшный силуэт лица пожилого незнакомца вырисовывался на фоне светлого окна: большой крючковатый нос с горбиной напоминал клюв тукана, мясистый подбородок сильно выдавался вперёд. Колкий взгляд слепых глаз леденил душу.

– Я у тебя кое-что позаимствовал. – старик повернулся к Феде лицом и, угрожающе опустил брови. – Твоё сердце!

– Что?! – сначала Федя рассмеялся, но заметив недоумение и серьезность на лице старика, умолк. У Феди перехватило дыхание, в груди защемило. – Как это?

– Так нужно. Теперь мы с тобой связаны обязательствами.

– А что у меня вместо сердца? Иначе, как же я еще жив? – прыгающим голосом спросил Федя. – Я чувствую, что что-то шевелится в груди.

– Лучше тебе не знать. – с сочувствием сказал старик.

– Нет уж, скажите!

– Ты получишь свое сердце назад, если поможешь мне.

– С чего вам всем нужна моя помощь? Какая? Вам-то что от меня надо?

Пожилой мужчина оживился и настороженно завертел головой, как голубь, тараща глаза:

– А кому еще?

– Я не знаю. – пожал плечами Федя. – Он сказал «вы называете меня Мирцам». Кто он?

– Он уже пришел к тебе. – просипел себе под нос старик и задумался, затем, словно очнулся и сказал громко, как мог:

– Что он сказал тебе?

– Не ваше дело.

– Ошибаешься. – старик приподнял брови и оголил ряд желтых зубов. – Ты мне не груби. Слушай лучше меня. Тебе повезло больше, чем остальным людям. Ты особенный, у тебя есть дар. Но что бы применить его, тебе нужно учиться у меня. Я щедро поделюсь знаниями.

– Да он ничего не сказал. – ответил Федя. – Просил о какой-то помощи. Я толком ничего не понял!

– Ты даже не представляешь, насколько удачлив. – покачал головой старик.

– Кто он?

– Он не человек, и у меня с ним не решенные дела. Тебе стоит опасаться его.

– Кажется, он проговорился, что не может вернуться домой.

Чёрным полумесяцем раскрылся рот старика, и оттуда посыпался гогочущий смех.

Смех оказался таким громким и зловещим, что Федя непроизвольно попятился назад.

– Дальше! – смеясь прохрипел слепой учитель, услышав шаркающие шаги. – Ещё шаг! Ну!

Барсучков сделал еще шаг и вдруг всё вокруг окутал чёрный дым. Федя даже не чувствовал своего тела, словно перестал существовать, но постепенно до его ушей стали доходить неразборчивые звуки.

– Барсучков! Что это значит? – раздался звонкий женский голос.

Федя открыл глаза и увидел перед собой возмущённую Валентину Ивановну.

– Где я? – Федя морщился от яркого света.

– Если плохо себя чувствуешь, не надо было приходить! Но срывать контрольную – это уже слишком!

Женщина повернулась к доске и застыла с мелом в руке, пытаясь вспомнить, что она только что писала.

– Чего стоишь? Иди на своё место, раз пришёл. Или к директору хочешь?! – Валентина Ивановна мельком взглянула на Федю и поправила очки.

Одноклассники Феди не стесняясь осыпали смешками и едкими словцами, как Федю, так и учителя. Барсучков поплёлся на своё место, где сидел его друг.

– Барсучков, ты обалдел? – спросил Игорь. – Ты лунатик? Или что-то принял?

– А что произошло хоть? – в полголоса переспросил Федя, угрюмо косясь по сторонам.

– Ну, ты вошёл в класс и сказал: «Что здесь происходит? Вы кто?».

– А дальше?

– Дальше ничего. Стоял так несколько минут молча.

– Не знаю, что это было. Я будто оказался в другом месте и в другое время.

– Не хочешь говорить, не говори, но я бы с тобой этим поделился.

Игорь пожал плечами и продолжил писать. Федя, не сводя глаз с доски, достал ручку и пододвинул к себе контрольную тетрадь, которая лежала на краю парты. Открыв её, Барсучков обнаружил на первой странице маленький синий конверт, размером с два спичечных коробка.

– Откуда это?

– Любовное послание? – усмехнулся Игорь.

Конверт был запечатан. Прощупав его пальцами, и ничего не обнаружив, Федя решил, что он пустой.

– От синего чулка. – загадочным шепотом добавил Горшков и, не сдержавшись, покатился со смеху.

После уроков Барсучков и Игорь шли по аллее к перекрёстку. Федя рассказал другу всё, что произошло с ним за последние несколько дней, в надежде, что услышит полезный совет.

– Ты меня пугаешь. Всё, что ты сказал звучит невероятно.

– Да ты мне не веришь? Это всё правда, я тебе сейчас докажу. Вот, смотри!

Федя показал другу пострадавшую руку. Подумав с секунду, Игорь бросил на Федю недовольный взгляд.

– Ты что, уже катался на велике по тем каньонам? Мы же договорились, что вместе пойдем туда! – Горшков возмущенно оглядел Федю с ног до головы, как предателя.

– Пфф! Это сделал тот странный тип. Он сказал, что его зовут Мирцам.

– Я же говорил, что б ты не связывался с ним! – с упреком выкрикнул Игорь и покачал головой. Федя расстроено вздохнул и почесал свою лохматую голову.

– Мирцам… Что-то знакомое. – спустя минуту, заговорил Игорь уже в другом настроении. – Я это слово где-то слышал.

– Где? – с большим интересом спросил Федя.

– Не помню. Вспомню – скажу. – отмахнулся Горшков. – А ты знаешь, я читал, что в древности колдуны похищали части человеческих тел, что бы потом управлять с помощью них человеком.

Федя, сощурившись от желтого солнца, мрачно и с сомнением, слушал друга. Обычно такие разговоры Игоря, с запашком занудства, начинающиеся со слов «я как-то читал» нагоняли на Федю тоску. Но сейчас это заявление вызвало у Феди мурашки, и его даже передернуло от ужаса. Барсучков забывшись, угрюмо молчал.

– А что в том конверте? Ты смотрел? – вдруг спросил Горшков.

– Не, он вроде пустой.

– Может правда Валюха тебе написала?

– Отстань. – скривившись от омерзения, засмеялся Федя.

– Давай посмотрим!

Федя снял с плеча рюкзак и, порывшись в нём, достал зелёную тетрадь для контрольных работ. Глаза Игоря округлились.

– Ты не сдал? Как же контрольная?

– Да я ничего не написал. – Федя возмущённо посмотрел на друга, словно не понимает, чему тот удивляется.

– Ну ты вообще! Что ты будешь делать?

– Даже не знаю. – Барсучков сделал глупое лицо и похлопал глазами, как дурачок, затем достал помятый конверт, а тетрадь выкинул в рядом стоящую мусорку. Игорь развёл руками:

– Ты сама внезапность!

– Так, сейчас посмотрим. – Федя не аккуратно разорвал конверт и заглянул внутрь. – Ну, я же сказал, там ничего нет!

Двое друзей стояли посреди аллеи под желтыми косыми лучами осеннего солнца и поочередно заглядывали в конверт. Игорь выхватил конверт и, повернув его к свету, тщательно осмотрел.

– Там в углу что-то лежит.

Барсучков нахмурился, взял конверт и небрежно высыпал содержимое себе в руку.

– Что будешь с этим делать? – спросил Горшков.

– Не знаю. – пожал плечами Федя.

Дойдя до перекрёстка, друзья попрощались, и каждый пошёл своей дорогой.

Глава 7.

Четвертая встреча с духом

Федя Барсучков сидел в коридоре больницы и ждал отца. Несмотря на то, что для Феди не всегда находилась работа, Владимир Семёнович его никуда не отпускал. За окном уже стемнело, и жёлтый свет от ламп заполнил больничные помещения. Федя сидел растекшись в жестком кресле, и пытался устроиться поудобнее, что б подремать. С тоской он провожал слипающимися глазами усталых, измученных к концу рабочего дня врачей, которые поглядывали на Федю с завистью и возмущением. Федя уже стал проваливаться в сон, наблюдая за тем, как в конце коридора домывает полы уборщица. Воздух наполнился запахом хлорки. Резкий грохот железного ведра об пол пробудил Федю. Мгновенно проснувшись, он сонно посмотрел по сторонам и снова начал размякать, но зябкость приходящего сна не дала ему расслабиться. Федя сунул руки в карманы и надулся, как воробей. Рука его вдруг нащупала в кармане какую-то бумажку. Этой бумажкой оказался конверт, найденный Федей в тетради несколько дней назад. Внезапно вспомнив о нём, Федя достал синий конверт, обследовал его глазами, и ещё раз высыпал на ладонь то, что в нем лежало. Этим загадочным предметом оказалось маленькое черное семечко неизвестного растения. Величиной оно было всего со спичечную головку. Чуть не потеряв его в складках ладони, Федя кое-как ухватил его двумя пальцами и оглянулся по сторонам, решая, что бы с ним можно было сделать. Позади Феди на подоконнике стояли горшки с цветами. В один из них Федя воткнул это семечко, вдавив его поглубже в землю. Затем он привычным движением обтер руку об штаны и зевнув во весь рот, поудобнее вытянулся в кресле. Но сон больше не приходил, и Федя устремил взгляд в конец коридора, откуда должен был вскоре выйти его отец. Не прошло и минуты, как за спиной у Барсучкова раздался треск. Перепуганный Федя резко вскочил с кресла и оглянулся. В горшке, куда он только что воткнул семечко, стремительно росло дерево. За пару секунд, пока Федя пытался поверить своим глазам, оно увеличилось вдвое. Маленькие зелёные листики распухли, как лопухи и покрылись сиреневыми волосками. Ветки росли на глазах, шевелясь и извиваясь, как змеи. Из них со всех сторон вылезали новые отростки, обрастали листьями и тоже выпускали новые ветки. Жирные мощные корни разломали горшок на части и пробуравив подоконник, вросли в стены. Раздался треск и грохот. Штукатурка лопнула, взбугрилась и осыпалась. Корни, словно огромные черви прорывали себе ходы в стенах. Ветки с шуршащей сочной листвой закрыли собой окно, продолжая стремительно расти вверх и в стороны. Лампы на потолке замигали. Стекло треснуло, со звоном полетело вниз и разлетелось на мелкие части, ударившись об асфальт. Переплетаясь между собой, корни разламывали всё на своём пути, сдвинули с места и оплели кресло в котором только что сидел Федя. Увидев это, Федя отскочил еще дальше, что бы не попасть во власть стремительно растущего дерева. Изогнувшись полукругом и обогнув потолок, дерево наконец замерло. Ошеломлённый Барсучков стоял, с поднятой вверх головой и отвисшей челюстью. Над ним нависли переплетённые зелёно-сиреневые заросли, словно он очутился в оранжерее тропических растений. Из соседнего кабинета выбежал перепуганный врач с круглыми глазами. Раскрыв рот и раскинув руки в стороны, он оглядел дерево и побежал со всех ног по коридору. С улицы доносились крики и суета. Тем временем дерево продолжало меняться, все больше шокируя, стоящего под ним Федю Барсучкова. На ветках, среди густой листвы, стали появляться и расти белые шарики. Достигнув размера куриного яйца, они слегка порозовели и распустились в прекрасные многолепестковые цветы. Пропахший хлоркой коридор больницы сразу наполнился волшебным ароматом весны. Но не успел Федя прийти в себя, как цветы быстро осыпались. Лепестков оказалось так много, что Федя стоял в них чуть ли не по щиколотку, как в снегу. На месте цветов тут же появились маленькие зелёные шарики, зародыши будущих плодов. Они так же быстро увеличивались в размере, розовея и краснея. Окрасившись в итоге в тёмно-бордовый, плоды созрели и стали напоминать по виду и размеру обычные яблоки. Один за другим они с грохотом посыпались на пол. Одно яблоко подкатилось прямо к Феде и ударилось об нос его ботинка. Словно очнувшись ото сна, Федя опустил голову, нагнулся и поднял прекрасное бордовое яблоко. К этому времени на лестнице уже собрались люди. Их гулкие шаги и обеспокоенные голоса прокатывались по коридору. Федя повернул голову по направлению к шуму, и, увидев макушки поднимающихся к нему людей, он в ужасе заметался под деревом, соображая, как можно все исправить. Но вдруг шум резко утих, и люди неподвижно остановились на лестнице.

Федя огляделся по сторонам, и заметил, что его рюкзак остался в плену у толстых корней дерева. Забыв про приближающуюся опасность в виде толпы, и не заметив, что шум и шаги затихли, Федя принялся спасать свой рюкзак.

– Что ты тут устроил? – строгий громкий голос неожиданно прозвучал в затихшем коридоре и перепугал Барсучкова. Он резко отпустил, торчащий в корнях дерева рюкзак, и оглянулся назад. Перед ним стоял его новый знакомый, назвавшийся Мирцамом. Узнав его, Федя тут же вспомнил все неловкие моменты их последнего разговора и сильно смутился. Он хотел было что-то сказать, что б отвлечься, но слова застряли у него в горле и Федя еще больше растерялся. Человек в длинном светлом плаще, который невероятно шел ему и смотрелся небрежно, но аккуратно, внимательно осмотрел дерево и медленно прошелся, сцепив руки в белых перчатках за спиной. Федя, опустив голову, почесал затылок размашистым движением, затем снова поднял с пола яблоко и стал его рассматривать. Мирцам остановился напротив Феди и прямо посмотрел ему в лицо, словно требовал объяснений за то, что тут произошло. Федя стоял с опущенной головой и чувствовал тяжелый взгляд, но делал вид, что ничего не замечает.

– Станешь его учеником? – заговорил мужчина, дожидаясь, когда Федя отвлечется и поднимет голову.

– А тебе-то что? – пробубнил чуть слышно Федя, все еще рассматривая яблоко в руке. Мирцам стоял над ним и глядел на него своим строгим, колким взглядом прозрачных глаз. Федя чувствовал непреодолимое смущение, которое волной накрывало его мысли и уносило их в глубины подсознания. Он ни как не мог осмелиться поднять глаза. Его рука, в которой он теперь перебирал яблоко, все еще имела на себе следы от травмы, нанесенной Мирцамом. Федя смотрел на свою руку и чувствовал, как внутри него все дрожит от волнения.

– Тебе нужно это. Да и мне тоже. – сказал Мирцам, коснувшись взглядом Фединой руки. Барсучков вопросительно поднял глаза:

– Что?

– Я про твои занятия с этим колдуном. – с насмешкой ответил он и отошел в сторону, снова рассматривая висящие над головой ветки.

– У меня выбора нет. – сказал Федя

– Неправда. – холодно ответил мужчина. – Ищешь оправдание своей беспомощности. Ты не способен принять какое-либо серьезное решение, поэтому доверяешься случаю. От этого-то все проблемы. – с высокомерной усмешкой заявил Мирцам.

– Ты меня словами душишь. Трудно с тобой говорить.– Федя отвернулся и отошел к разбитому окну. Красивая морщинистая кора дерева оказалась прямо перед лицом Барсучкова и он стал ее разглядывать и изучать. Большую часть оконного проема теперь занимал ствол экзотического дерева. Из разбитого окна подул холодный свежий ветер и вспотевший от волнения Федя мгновенно продрог. Однако от окна уйти он не хотел. Он выглянул на улицу и оказался во власти холода. В черноте вечера перед окном стоял желтый фонарь, освещающий больничную тропинку и осколки стекла. Федя заметил, что на улице никого нет. Никто не пришел посмотреть разбитое окно.

– Только что там были люди, на лестнице. – Федя указал рукой в конец коридора. —

– Они и теперь там.

– Они остановились. Ты снова что-то сделал со временем?

– Возможно. – загадочно ответил тот.

Мужчина прошелся по коридору и остановился рядом с Федей. Разглядывая разломанную раму окна. Федя напрягся, услышав рядом с собой шаги.

– Рат был старый или молодой? Когда ты виделся с ним?

– Он был старый и слепой. – ответил Федя храбрясь. – А что?

– Он всегда был старым. – задумчиво ответил мужчина. – И он всегда был молодым.

Федя в недоумении искоса глянул на собеседника, затем опустил взгляд на его руку.

– Что у тебя с руками? Почему ты в перчатках? Ты и в прошлый раз был в них, когда… – Федя снова вспомнил неловкий момент на пожарной лестнице, свое разоблачение и сконфузился.

Мужчина сунул руки в карманы плаща, облокотился о руины подоконника и пристально посмотрел на Барсучкова.

– Это чтобы случайно не убить тебя, деточка. – насмешливо ответил он.

У Феди к горлу подкатил комок нервов. Он сглотнул его, отвернулся и принялся онемевшими руками вытаскивать из корней дерева свой рюкзак. Насилу вырвав его из плотных зарослей, Федя словно в тумане стал собирать в него яблоки, и собирал их до тех пор, пока не был снова готов вернуться к разговору. Но яблоки уже некуда было складывать, а Федя все еще не был готов.

Вдруг по больничному коридору прокатилось эхо странных звуков. Дерево зашумело, белые лепестки поднялись вверх и вернулись на ветки. Корни дерева зашевелились, поползли обратно, ветки стали уменьшаться, а ствол истончился. Высоченная громадина уменьшилась до крохотного ростка и вскоре вовсе исчезла в том же горшке, который вновь сделался целым и не вередимым. Одновременно с этим зажили изувеченные стены, стекло вернулось на место. Цветы, как прежде стояли в горшках, словно ничего не случилось. По коридору проносились смазанные силуэты людей. Небо в окне посветлело и снова затянулось дождевыми тучами. Тени перестали мелькать, и коридор снова оказался пуст, как несколько часов назад.

– Что это было? – Федя наблюдал за новыми изменениями пространства с открытым от удивления ртом, держа в опущенной руке раскрытый рюкзак, из которого высыпались яблоки.

– Судя по всему, время сдвинулось назад. – неохотно ответил Мирцам, с недовольством глядя на впечатлительного Федю. Заметив, что яблоки рассыпались и укатились по сторонам, Федя снова стал быстро собирать их в рюкзак. Подобрав последнее, он остановился и с усмешкой сказал:

– Яблоки-то на месте.

Мирцам ничего не ответил, он с усталым и высокомерным видом смотрел на Федю, стоя у окна в той же непринужденной и удобной для него позе. И выглядел он грациозно и гармонично, как греческая статуя.

– Они не могли появиться в моём рюкзаке, если никогда не было дерева, на котором они выросли. – продолжал говорить сам с собой Федя, надеясь, что собеседник слушает его.

– Не забивай себе голову, это не важно.

– А что важно? – Федя с надеждой взглянул на Мирцама, забыв на мгновение о своем чувстве неловкости.

– Хотя бы то, что тебе повезло, и не придется никому объяснять, как ты за минуту вырастил дерево в больничном коридоре и разрушил стену.

«И то верно» подумал Федя, улыбнулся и взглянул на стену, где недавно находилось дерево. Он представил, как бы объяснял все отцу и, задумчиво взъерошил себе волосы на затылке. Когда же повернулся назад к собеседнику, заметил, что его уже нет.

Федя обнаружил, что время вернулось на два часа назад. «Еще сидеть два часа в этих неудобных креслах я не выдержу» сказал сам себе Федя и пошел в кабинет отца. Открыв дверь и войдя в кабинет главного хирурга, Федя обнаружил, что Владимира Семеновича нет на месте. Он не удивился этому, так как в это время его отца застать в кабинете было редкостью. Федя зашел в кабинет, как к себе домой и лениво плюхнулся на стул. Маленькое помещение покрылось вечерним сумраком. Всё казалось синеватым и пыльным, несмотря на то, что здесь всегда царил порядок, как в музее. Из мебели здесь стоял лишь стол у окна, два стула, шкаф и рукомойник. На лакированном столе никогда ничего не лежало. В идеально-гладкой поверхности его отражалось блестящее окно. Полы всегда сияли чистотой.

Барсучков поставил рюкзак у ног, достал яблоко и, теперь уже по-настоящему, стал его рассматривать. Оно казалось таким идеальным, словно восковое. На равномерно-бордовой плотной кожуре отражались аккуратные пятнышки света. Федя провел со скрипом по гладкой поверхности пальцем. Не смотря на то, что Федя не очень любил яблоки, в этот раз он решил откусить кусочек. Яблоко оказалось таким горьким, что Федя скривился и сразу же выплюнул откусанный кусок на пол. Затем взглянул на яблоко, как на лютого врага, и небрежно кинул его обратно в рюкзак.

Через несколько часов, закончив свои дела, Владимир Семёнович вернулся в кабинет. Он долго ковырял ключом в замке, пока не понял, что кабинет открыт. Войдя, он включил свет и увидел сидящего на стуле сына. Федя поднял голову и с усилием разлепил опухшие веки.

– Ты чего в темноте-то сидишь? Спал что ли?

– Не заметил, как стемнело. – своим громким голосом сказал Федя, морщась от яркого света лампы. Владимир Семенович прошел к столу. Федя зевая, потёр глаза, как раз той рукой, на которой еще виднелись синевато-желтые пятна рассасывающихся синяков.

– Что у тебя с рукой? – строго спросил его Владимир Семёнович.

Вспомнив про травмированную кисть, Федя испугался и даже не знал, что сказать.

– Что с рукой, я тебя спрашиваю. – уточнил Владимир Барсучков. – Ты подрался?

– Нет, я просто споткнулся и упал. – отрывисто сказал Федя, неуверенно подбирая слова.

– Как это случилось?

– Не помню. – Федя опустил глаза.

– Как это не помнишь? Может быть упал, когда вылезал в окно своей комнаты?

– Может быть. – не поднимая глаз, покивал головой Барсучков, что б быстрее закончить допрос.

Владимир Семенович подошел к сыну, машинально подтянул брюки на коленях, и присел на корточки, что б увидеть лицо Феди.

– Сынок, что с тобой происходит? Ты можешь доверять мне, я твой отец. – Владимир Семенович дотошно рассматривал Федю, пытаясь поймать его взгляд. – Я же вижу, что ты изменился. Не хочешь говорить мне, скажи своей маме. Только не держи в себе.

Федя молча слушал его и разглядывал пол. Потом резко взглянул на отца.

– Да я контрольную не сдал. – ответил Федя с глупым смешком.

Владимир Семенович с облегчением добродушно рассмеялся и потрепал сына по волосам.

Глава 8.

Первая ночь в лесу тридцати шести секунд

Дома Федя разложил яблоки у себя на окне, так и не придумав, что с ними делать. Прошла неделя, а яблоки лежали все такие же свежие, как будто только что сорванные с ветки, только немного запылились. Федя уже начал скучать по странностям, которые перестали с ним происходить. Он все время думал о своих новых знакомых, о Мирцаме и старике. Но о первом чаще. Можно даже сказать скучал, ему хотелось еще поговорить с ним. Он хотел снова испытать то чувство волнения, чем-то похожее на зубную боль. Но вместо того, чтобы не трогать больной зуб, Феде хотелось посильнее надавить на него, что бы боль усилилась. Он все время представлял в голове их разговор. Тот снова скажет что-то не ловкое, но Федя придумает, что ответить. Однако же Мирцам так и не появился.

Однажды ночью, когда Федя спал крепким сном, до его ушей стали доходить какие-то звуки с улицы. Сначала Федя в полусонном состоянии пытался не обращать на них внимания, и внушить себе, что это сон. Но странная возня не унималась, кто-то елозил чем-то по его окну. Что-то большое вдруг стукнуло об стекло. Федя мгновенно вскочил с подушки и уставился в окно. И тут-то он испытал ужас ночного кошмара наяву: в свете фонарей и теней от качающихся за окном веток, в открытую форточку просунулась толстая длинная щупальца и принялась елозить по раме и подоконнику. У Феди помутнело в глазах от ужаса, он влип в стену и боялся пошевелиться. Но, приглядевшись лучше, он заметил, что щупальца очень напоминает хобот слона. Барсучков подошёл ближе к окну и увидел, что на улице, и вправду, стоит большой слон, который продолжал ощупывать своим хоботом подоконник Феди, пока не наткнулся на яблоки. Тут слон не растерялся, схватил яблоко и отправил себе в рот, а потом полез за вторым.

– Нет, стой! Это не для тебя. – Федя попытался вытолкать хобот и закрыть форточку, но потом остановился и подумал, что может быть эти яблоки и предназначались именно этому, неизвестно откуда взявшемуся, слону.

Федя открыл окно полностью и скормил все яблоки ночному гостю. Тот наелся и никуда не собирался уходить.

– И что теперь? – спросил Федя. – Может, ты по-человечьи говоришь?

Слон, молча, размахивал хоботом и шевелил ушами. С улицы веяло холодом, и Федя уже хотел закрыть окно, но слон не уходил. Тогда Феде на ум пришла отличная, по его мнению, идея: он быстро оделся и вылез на внешний подоконник, а затем вскарабкался прямо на спину слону. А тот будто этого и ждал. Только Федя успел обхватить его огромную спину, и чудом не упал на землю, как слон вдруг отошёл от окна и зашагал по дороге. Федя смотрел на землю с высоты и думал о том, как ему теперь остановить слона, чтобы слезть вниз. Усидеть на огромной шевелящейся спине оказалось не так-то просто.

Слон грациозно вышагивал по освещенным ночным улицам, по одиноким сиротским дворам мимо спящих домов. Очень быстро Федя смирился со своим положением и решил не волноваться, ведь он все равно ничего не мог сделать. «Пусть все идет своим ходом, должно быть так задумано» решил он, разглядывая красоту ночного города. Прогулка на слоне пришлась как раз на то время, когда на улицах города никого не остается. Слон прошёл по центральному проспекту, залитому золотым светом частых фонарей, перешёл через городской канал по бетонному мосту и вышел к железной дороге. Заметив, что слон пошел вдоль рельсов, и не собирался сворачивать, Федя запаниковал.

– Эй! Вези меня обратно! – он похлопал слона по спине, но тот этого даже не заметил.

Слон продолжал шагать вперёд навстречу непроглядной тьме, и Феде оставалось только надеяться, что в это время не ходят поезда. Снова предавшись на волю случаю, Федя расслабился и наслаждался необычной поездкой на огромном слоне. Равномерные покачивания слоновьей походки убаюкивали Федю, и он умудрился немного уснуть, когда слон вдруг остановился. Вздрогнув от зябкости, Федя приподнялся с широкой кожаной спины и оглянулся. Несмотря на то, что вокруг все еще было темно, Федя заметил внизу перед собой одинокий старый вагончик. Вокруг него не было ничего, кроме железной дороги и тёмного безлиственного леса по обеим сторонам рельс. Ночное небо казалось не черным, а каким-то серым, светлым и верхушки деревьев на его фоне, пошатываясь, торчали чёрными мохнатыми силуэтами. Из леса доносился страшный треск сухих стволов и зловещее завывание холодного ветра. Слон закинул хобот себе на спину, и Федя, уцепившись за него, смог спуститься на землю.

– Жди меня здесь. Я осмотрюсь. – строго приказал Федя слону и осторожно прошёлся вперёд к сторожевому вагончику. Бледно-серым пятном он белел, как кусок мела, на фоне чёрной земли и кустов. В вагончике было одно маленькое окошко с выбитыми стёклами. Его обрамляла толстая погнутая решётка. Федя заглянул в окно, но ничего кроме черноты не увидел. Оттуда пахло сыростью и тлением. Справа от окна находилась поржавевшая дверь. На поверхности её виднелись вмятины, словно её пытались взломать. Барсучков потянулся рукой, чтобы открыть дверь, но вдруг услышал, какой-то шорох за вагончиком.

– Кто здесь? – выкрикнул Федя, и тут же приготовился убегать, ведь на него мог выскочить дикий кабан или даже медведь, кто знает.

Но вместо рычания, послышались человеческие голоса и из зарослей к перепуганному Феде вышли пять человек: одна девушка и четыре парня. У одного из них Федя заметил странную причёску, и сразу узнал в нём своего знакомого Илью Коровкина. Федя так удивился, что слова выскочили вперед его мыслей:

– Вот те раз! А ты тут откуда? – удивился Федя.

– От туда же, откуда и ты. – высокомерно с призрением ответил Илья, словно оскорбившись Фединой развязной манерой общения.

– Из моей квартиры? – съязвил Федя.

Коровкин в ответ кисло улыбнулся.

– Я не знаю, зачем меня сюда привезли. Я приехал на слоне. – и Федя указал рукой на слона, который по его предположению, должен был находиться у него за спиной. Но никакого слона за его спиной уже не было. Однако Федя этого не знал, и не различил недоумение на лицах ребят.

– Кто-нибудь понимает, что происходит? – снова спросил Федя.

Все молчали и переглядывались.

– Мы не должны разговаривать. – снова заговори Коровкин. – И не должны знакомиться.

– Но мы-то с тобой уже знакомы. – напомнил ему Федя.

– Мы так же, как и ты не знаем, зачем нас здесь собрали. – сказал парень с большими темными глазами.

– Так, ладно. Я поехал домой. Где мой слон? – Федя оглянулся по сторонам, и понял, что домой он не уедет.

Со стороны вагончика раздался шорох. Ребята оглянулись и увидели, что на ступеньках у входа стоит слепой старик в тяжёлом кожаном плаще. Шея его, руки и пальцы были усыпаны горстями звонких металлических украшений. Седые волосы прикрывала пыльная шляпа.

– Сколько вас? – просипел старик хриплым ослабевшим голосом.

– Шестеро! – ответил смелый.

Слепой старик недовольно прохрипел в ответ и повертел головой, словно рассмотрел каждого из присутствующих.

– Меня зовут Рат. Я ваш учитель. Все вы особенные, не такие, как другие люди. Пришло время мне передать вам знания. Вы научитесь владеть своими способностями, и узнаете о своем предназначении. Но знания усвоит лишь самый усердный ученик, и, возможно, он сможет совершить то, что не удалось мне. Пусть же для вас это станет делом жизни, как и для меня. – учитель ястребиным взглядом взирал на собравшихся, внушая страх.

– Оглянитесь вокруг! – торжественно сказал учитель, и провел рукой в воздухе. – Это лес тридцати шести секунд. Место, которого нет на карте. Оно существует только для нас с вами. Время здесь длится по кругу. Прежде, чем мы начнём, я должен предупредить вас, что вы можете навсегда потеряться в этом лесу, если не будете меня слушать. Здесь нельзя шуметь. Лес полон призраков, которые охотятся на живых, избегайте встречи с ними. Те, кто здесь обитает, способен овладеть вашим сознанием и лишить вас разума.

Слова учителя, вылепливаемые страшным хриплым голосом, подкреплялись завыванием ветра и ужасающими скрипами деревьев. Ребята слушали старика и с опаской оглядывались на завывания, доносящиеся из черного леса.

– Ещё одно правило, которое будет соблюсти в ваших интересах – никаких имён! Никто из вас не должен говорить другому своего настоящего имени. Почему? Узнаете позже. Я дам вам новые имена. Но прежде, чем мы все узнаем друг друга лучше, каждый из вас должен выполнить своё задание. Я стар и не могу долго ходить по лесу, а для сегодняшней нашей с вами встречи, необходимо найти несколько предметов.

Первое впечатление от этого места у всех было одинаковое: так было тут дико, страшно и одиноко, как ночью на кладбище среди могил, что каждую секунду хотелось убежать. Ребята, дико поглядывая друг на друга, подошли ближе к старику и выстроились напротив него полукругом. Звеня браслетами, учитель достал из внутреннего кармана плаща колоду светящихся карт и протянул её крайнему справа парню. Тот самый парень с большими темными глазами, взволнованно дыша, медленно протянул руку к картам и вытащил себе одну. Затем карту вытащил следующий. И так сделали все по очереди.

Все карты немного светились, и не нужен был фонарь, чтобы увидеть, что на них изображено. Федя перевернул свою карту, и увидел, что ему досталось изображение барбариса. Еще не догадываясь, для чего она нужна, Федя с интересом принялся рассматривать красивую, подробно нарисованную веточку барбариса. Изображение напоминало старинную цветную гравюру. Несмотря на то, что карты были пожелтевшими и потертыми, они хорошо сохранились. Рядом с Федей стояла девушка и нахмурившись рассматривала свою карту. Так как она стояла совсем близко от Феди, ему удалось увидеть и её карту тоже. Ей попалось изображение с улиткой. Заметив Федино любопытство, девушка возмущенно глянула на него, своими черными глазами, и спрятала карту.

Каждый из ребят, почему-то, старался не показывать то, что ему выпало. Они с подозрением поглядывали друг на друга. Только один парень не смог сдержать негодование. Он долго вглядывался в свою карту, громко фыркал и издавал возмущенные звуки. В итоге он повернул карту окружающим и требовательно спросил:

– Что это за фигня? Кто-нибудь может объяснить?

– Должно быть тебе попался голубиный помёт. – довольно усмехнулся Рат, показав свои захудалые зубы, и вдруг снова стал серьёзным. – Каждый из вас, должен найти и принести мне то, что вам выпало в карте.

– Но, где я найду улитку в лесу? – высоким голосом пробормотала девушка, и уголки её рта невольно опустились вниз, словно кто-то потянул их за нитку.

Учитель сморщился, и повернулся в сторону девушки:

– Какой не приятный тембр голоса. Звучит как скрип колеса! Тебе нужно поменьше говорить.

Девушка обомлела от такого замечания, и бегло окинула взглядом окружающих, пытаясь понять, считает ли также кто-то еще. Парень с картой голубиного помета не смог сдержать смех. Сморщенное лицо старика расправилось, услышав одобрительный смех на его замечание.

– Лес в вашем распоряжении. – сказал учитель. – Ночь не закончится, пока вы все не справитесь с заданием. Не пытайтесь выбраться и попасть домой – это невозможно. Я жду вас здесь.

Рат медленно развернулся и стариковской раскачивающейся походкой направился в темноту. Оставшись одни, ребята какое-то время молча переглядывались, не зная, как следует себя вести друг с другом. Будут ли они соперниками или товарищами по учебе – никто не знал.

– И что будем делать? – спросил, наконец, темноглазый парень.

– Вы как хотите, но голубиное дерьмо я найду. – решительно высказался грубый парень. – Похоже тут выживет только один. – сказал он, и уверенным шагом направился к лесу. Остальные молча проводили его взглядом.

– Я не знаю. У меня синий гриб. – раздался вдруг робкий голос, обративший на себя внимание всех. – Должно быть, я смогу его найти. Подозреваю, что мы находимся в каком-то волшебном лесу. – немного заикаясь, жеманно высказывался второй парень в темном шарфе и очках. – Я пойду искать. Делать нечего.

И паренек, весь дрожа от страха, нерешительно направился также в лес. Он пару раз споткнулся в темноте, спускаясь с покрытого сухостоем пригорка, и, остановившись у самого леса, с надеждой оглянулся на ребят, ожидая, что кто-нибудь решит пойти вместе с ним. Но на него уже никто не глядел.

– А у тебя что? – спросил Федя Илью, по-простецки попытавшись заглянуть к нему в карту.

Коровкин отвернул свою карту и посмотрел на Федю высокомерно снизу-вверх.

– Ты еще не понял? Здесь каждый сам за себя. Не жди от меня помощи. – Илья презрительно усмехнулся.

– Вот еще! – самодовольно фыркнул Федя. – Как бы тебе самому не понадобилась моя помощь!

На обидные слова и взгляды Ильи Федя не отвечал злобой, потому, что сам по себе был добрым и не обидчивым. Даже когда он злился, то злился как будто не всерьез, и быстро забывал. Ему вообще, как будто бы было лень злиться.

Коровкин пригладил волосы своим фирменным движением и, с гордо поднятой головой, перешагнул рельсы и направился в лес.

– Мне, кажется, повезло больше всех. – сказал темноглазый и дал свою карту Феде, который провожал взглядом Илью. Почувствовав в руке картонку, Федя повернул голову и взглянул на карту товарища. На ней была нарисована паутина.

– Да, ничего не скажешь. Повезло. – с нотой зависти сказал Федя, и почесав затылок, отдал карту владельцу. – У меня тоже не плохо – я знаю где растёт барбарис. Видел тут недалеко засохшие барбарисовые кусты, когда проезжал на слоне. – во время разговора Федя активно и размашисто жестикулировал.

– Ты серьёзно? На слоне? – переспросил его юноша, недоумевающее смотря на Барсучкова. – Ты пришёл пешком, как и все мы.

Федя, изучающий глазами округу, с внезапной серьезностью уставился на говорящего.

– Нет. Я приехал на слоне. – ответил он, приподняв брови для убедительности и указал рукой в даль рельсов. – Ты вообще не видел, как я приехал, вы потом вышли!

Барсучков говорил так, что нельзя было разобрать, сердится он или шутит. Он уже был готов вступить в спор, но его собеседник устремил взгляд вдаль рельсов.

– А она куда собралась?

Федя повернул голову и увидел удаляющуюся по рельсам девушку, которая уже была размером со скрепку.

– Это же девчонка с улиткой! – выкрикнул Федя. – Эй! Стой! Ты куда?

Девушка небрежно оглянулась и продолжила идти дальше. Барсучков побежал за ней со всех ног своей косолапой походкой. В несколько прыжков он добрался до девчонки. Она остановилась и снисходительно улыбаясь, посмотрела на него.

– Тебе чего? – спросила она, застенчиво выглядывая из-за густых волос.

Федя молча смотрел на нее, пытаясь отдышаться. «Ничего и не противный голос» подумал он, разглядывая девушку и, сам не заметил, как начал улыбаться. Теперь, наедине с ней, Федя ощутил странное чувство дежавю, будто он уже был знаком с ней прежде.

– Старик какую-то чушь сморозил про твой голос. У него, наверное, со слухом беда.

Девушка засмеялась, прикрыв рот тонкими пальцами. И Феде показалось это таким милым и так ей шло, что он невольно растянул в улыбке рот до самых ушей.

– И куда ты собралась? Нам же отсюда всё равно не выбраться. – не переставая улыбаться, говорил Федя. Девушка погрустнела и отвела взгляд.

– Где я возьму улитку? Да ещё и в темноте.

– Где-то здесь должна быть река или пруд. Да и, вообще, улитку где угодно можно найти. – Федя оглянулся по сторонам, пытаясь сориентироваться. Затем снова взглянул на девушку. Она казалась такой маленькой и хрупкой, что Феде стало страшно за нее. «Надо же ей было тут оказаться? Куда ей по лесу ходить?» подумал он, но все же решил подбодрить ее.

– Да ладно тебе. Вон, очкарику вообще синий гриб попался. И ничего. Пошёл искать. А тебе всего-то улитка! – воодушевленно сказал Федя, но тут же сам скис.

Девушка робко взглянула на Федю и улыбнулась, словно говоря: «спасибо, что утешаешь меня».

– Ты веришь, что я приехал на слоне? – серьёзно и с надеждой спросил Федя.

– Нет. Я не видела никакого слона. – удивилась она снова снисходительно и робко улыбнувшись. И в улыбке этой Федя почувствовал доброту, какая редко встречается в людях. Это была самая настоящая внутренняя доброта, которая горит в душе человека, как фонарик, и свет этот можно увидеть в искренней и теплой улыбке. Федя так был покорен этой улыбкой, что ему вдруг захотелось сделать для этой девушке все, что можно.

– Хочешь, я помогу тебе найти рыбий глаз?

– Не нужно, я не собираюсь в этом участвовать. – сказала она. – Это не для меня.

– А я хочу, чтобы ты осталась. Без тебя тут будет скучно. Все остальные ужасные зануды. Я это сразу понял!

Девушка недоверчиво улыбнулась.

– Старик сказал, что мы особенные. Нельзя упустить свой шанс. Никогда не сдавайся.

– Дело в том, что шансов у меня нет. – с досадой покачала головой девушка. Она все время разговора смотрела Феде в глаза. И ему показалось, что это самые красивые глаза, которые он видел. В них было что-то особенное, умное и понимающее.

– А хочешь, поменяемся заданиями? Здесь много кустов барбариса. А улитку я найду. – сказал Барсучков. Он, не дожидаясь ответа, выхватил у девушки из рук карту с улиткой, а вместо неё оставил свою, с барбарисом, и быстро убежал в лес.

Глава 9.

Кто есть кто

Пятая встреча с духом

В воодушевлении Федя запрыгнул в черные заросли и забежал в самую глубь леса. Голова его была занята мыслями о девушке и о его благородном порыве. Федя прокручивал в голове разговор с девушкой, переживая, не оплошал ли он перед ней, как вдруг остановился посреди темного леса. Он не помнил как долго он бежал, и не мог понять, где выход из леса. С ужасом он вспомнил предостережение Рата о том, что в лесу можно потеряться навсегда. «И зачем я вообще в лес побежал? Разве учитель говорил искать в лесу?» ругал себя Федя, оглядываясь по сторонам. Со всех сторон его, как стража, окружили одинаковые деревья. Пошатываясь и скрипя высохшие громадины, зловеще нависали сверху, растопырив свои кривые пальцы-ветки. Где-то высоко сквозь черные заросли проглядывало хмурое темное небо. Мёртвую тишину леса будоражили лишь свист ветра и скрежет истлевших пустых стволов. Запах сухой травы и гнилых пней нагоняли страх и мысли о неизбежной участи сгинуть здесь, так и не выбравшись на свет. Когда Федя осознал, что остался один, им овладел животный страх. Как змея, незаметно вползла и укрепилась мысль о беспомощности и неизвестности. Куда бы не посмотрел Федя, всё ему казалось одинаково враждебным. Со всех сторон, то близко, то далеко, скрипели бездушные ветки. Здесь не обитали ни звери, ни птицы, но выло со всех сторон одиночество. Беспощадный холод и, непонятно откуда взявшийся, ветер вцепились в Федю мёртвой хваткой.

Федя растерянно озирался и топтался на месте. Откуда он пришёл? С какой стороны? Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но так было ещё страшнее.

– Так, улитка. Я тут только ради нее. – внушал себе он. – Да какая еще улитка? Мне бы выбраться отсюда!

Гонимый страхом, Федя неуверенно шагал в ту сторону, откуда, как ему казалось, он прибежал. Перед ним всё шире раскрывалось, как огромная чёрная пасть, нутро леса.

Ноги вязли в перегнившей траве и топком мху. То ли болото, то ли просто размякшая трава была у него под ногами, он не мог разобрать. Даже чваканье собственных шагов пугал Федю. Он боялся потревожить шумом могильную тишину, и пробудить дремлющих здесь духов, изголодавшихся по живой душе. Все растения слились в одно чёрное месиво. Вглядываясь во тьму, Федя вдруг увидел, как из черноты чащи на него кто-то смотрит. Это была вечная мгла, никогда не видевшая света. Испугавшись чего-то, Барсучков со всех ног побежал вперёд, спотыкаясь и падая. Он вставал и бежал дальше, и тьма бежала за ним вслед. Обволакивая его невидимой сетью отчаяния и ужаса, заползая ему в глаза, в ноздри и уши. Крючковатые веки торчали со всех сторон, словно ловили Федю, цепляли его за ноги, царапали лицо. Внезапно силы у Феди закончились, и он, споткнувшись, упал, в кукую-то скользкую противную грязь. От мерзости брезгливого Федю всего передернуло, но новый шорох тишины, вновь пробудил в нём страх, и заставлял бежать снова от невидимого врага.

Долго Федя блуждал по лесу, забыв самого себя, но лес всё так же внушал ужас, оставаясь враждебным и чужим, как в первые секунды. «Сколько прошло времени?» спрашивал сам себя Федя «Два часа? Три? А может уже несколько дней? Здесь я или уже на том свете?» Завывая и беснуясь, сырой колючий ветер играл сам с собой в салки. Ноги Феди от усталости и холода стали тяжёлыми и непослушными, как бетонные столбы. Сотнями острых игл врезался в лицо густой ветер и изморось. Уже не бежал, а шел из последних сил Федя, сшибая на пути кусты и ветки, как вдруг земля исчезла у него из-под ног. Он сорвался с обрыва, упал на крутой склон и, хватаясь руками за воздух, кубарем покатился вниз. Ободрав себе лицо и одежду об острые камни, Федя плюхнулся в затянутую сухой осокой тёмную вонючую топь. Будучи хорошим пловцом, Федя не смог и пошевелиться в воде, наполненной гниющими камышами и тиной. Он стал барахтаться, но ноги и руки его тут же запутались в подводной растительности. Под ногами Феди оказалась вязкая грязь, которую Федя сперва принял за дно. Чем больше Федя сопротивлялся, тем быстрее его тянуло вниз в зыбучий ил. Чёрная жижа болота стала заливаться ему в уши и ноздри. Рефлекторно Федя раскрыл рот, что бы сделать вдох, но вдохнул болотной грязи. Задыхаясь в страшных конвульсиях, Федя шел ко дну. Последнее, что он видел – это чёрные мётлы деревьев, на фоне серого неба. Находясь уже в предсмертном бреду, Федя не чувствовал и не видел, как кто-то вытащил его из болота на твердую почву. Он только ощутил, что спасен и испытывал невероятное счастье и облегчение. Он знал, что жив, но от усталости и испытанного ужаса, не мог шевелиться, лишь обессилено хрипел, пытаясь наполнить свои загаженные легкие кислородом. Кто-то нагнулся над ним и ударил его по лицу, пытаясь привести в чувства. Федя приподнялся, перевалился на бок и, откашлял комки скрипучей, скользкой грязи. Его организм так усердно старался очиститься, что Федя заодно избавился и от того, что оставалось у него в желудке. Когда он опомнился и протер глаза, то увидел перед собой Мирцама. Он стоял перед Федей в идеально чистой одежде и белых перчатках. «Кто же меня спас?» Федя расхлябисто стал оглядываться по сторонам, как пьяный, у которого начались видения, но не обнаружив больше никого, обратился к Мирцаму.

– Ты вытащил меня из болота? – прерывающимся голосом спросил Федя, пытаясь подняться с земли.

– Конечно я. – равнодушно ответил тот.

– На тебе нет грязи.

– Грязь ко мне не пристает. – так же спокойно ответил он.

– Как ты тут оказался? – всё еще выплёвывая землю, спросил Федя. Он снова попытался подняться, но у него ужасно кружилась голова, и он решил остаться на земле. – Следишь за мной?

– Я спас тебя, чем ты недоволен? – строго спросил мужчина и прошелся вдоль берега, задев лицо Феди краем плаща.

Федя вытер грязное лицо рукавом такой же грязной куртки и неуверенно сказал:

– А может я уже умер, блуждая здесь.

– От тебя много проблем. Надоело спасать тебя. – Мирцам остановился у края болота и недовольно оглянулся на Федю.

– Так ты же меня для себя спасаешь. Тебе от меня какая-то помощь нужна. – напомнил ему Федя.

– Да спасаю тебя, что б было кому спасти меня. Надеюсь, что в этот раз усилия не напрасны.

– Значит, ты боишься смерти? – быстро спросил Федя и взглянул в лицо собеседнику, которого почти не было видно.

– Я ничего не боюсь. Я просто хочу вернуться.

– А я иногда думаю, может я уже умер? И вся моя жизнь всего лишь последний сон? Вечный сон. – Федя поднялся и посмотрел на затхлую поверхность болота и на сухую траву, торчащую из воды.

– Главное, чтобы он не оказался кошмаром, верно?

– Вечным кошмаром. – задумчиво повторил его мысль Федя.

– Зачем ты залез в болото? – спросил Мирцам.

– Мне нужно найти улитку. – так же задумчиво отвечал Федя, не переводя свой остекленевший взгляд с поверхности воды.

– В этом болоте нет улиток. – Мирцам сунул руки в карманы плаща и медленно направился прочь от Феди.

Федя усмехнулся.

– В болото я случайно упал. Честно говоря, сейчас я хочу лишь выбраться из леса, и все.

– Следуй за мной. – шаги Мирцама отдалялись вглубь леса. Федя обеспокоенно оглянулся и, заметив, что снова остался один, в страхе заметался по сторонам.

– Ты где? – выкрикнул он, забыв, что шуметь нельзя. Где-то впереди между деревьями мелькнул белый силуэт. Федя со всех ног побежал вперед, пытаясь не упустить из вида Мирцама, но тот затерялся в черноте леса. Федя так и не смог его догнать. Он все бежал вперед и вдруг выбежал из леса к железной дороге. Сколько прошло времени – определить было нельзя, потому, что ночь не изменилась. Ветер по-прежнему выл, как замёрзший старый пёс. Деревья, покачиваясь, шумели и трещали, царапая своими космами седое брюхо неба.

Барсучков весь окоченел от мокрой одежды, его лихорадочно трясло от холода. Он снял с себя куртку и штаны, выжал их как мог и натянул обратно. Затем, весь дрожа, укутался в куртку и вышел на железную дорогу. Он взглянул направо и увидел вдали тот самый помятый вагончик, откуда он и остальные ребята разошлись в разные стороны. Возле него, Федя смог различить нескольких человек. Оглянувшись налево, Федя также увидел ещё один похожий вагончик, на таком же расстоянии от себя, как и первый. Возле него, точно также стояли люди. Федя оказался в замешательстве, и не мог решиться, в какую сторону идти. Немного пометавшись из стороны в сторону, он, всё-таки, пошёл направо. Подойдя ближе и распознав среди толпы учителя, он понял, что не ошибся. Все шесть человек молча стояли и ждали, пока Федя Барсучков, неспешным шагом, доковыляет до сторожевой будки. Вымокшие ботинки его смешно чавкали при каждом шаге. Вспомнив про девушку, Федя встряхнул мокрые волосы и смахнул с них грязь рукой. Затем еще раз вытер лицо и попытался оттряхнуть одежду. Но все оказалось бесполезно.

Весь перепачканный чёрной землёй, с торчащими в волосах ветками и листьями камыша, Федя остановился перед учителем. Слепые бельма глаз, с признаками зрачков, смотрели куда-то сквозь Федю.

– Полчаса его здесь ждём пока он грязевые ванны принимает. – злобно заметил долговязый парень, которому досталась карта с голубиным пометом.

– Мы здесь не одни? – спросил Федя у учителя, и челюсть его дрожала от холода, так что зуб на зуб не попадал. – Я видел там людей, в той стороне, недалеко отсюда.

Барсучков указал рукой вдаль, откуда пришёл.

– Здесь еще кто-то есть? – удивился кто-то из ребят.

– Принес улитку? – строго спросил учитель, игнорируя перешептывания учеников. – Я же сказал, каждый выполняет свое задание!

– Кто те люди? – переспросил Федя, не замечая слов учителя.

– Это были мы. – вяло сказал Рат и протянул руку, желая получить рыбий глаз.

– Нет. – возразил Федя. – В той стороне стоит такой же вагончик, как этот и несколько человек. Я видел! – он настойчиво тыкал пальцем в воздух, указывая, где видел людей.

Ребята обеспокоенно оглядывались и требовательно поглядывали на учителя, ожидая объяснений.

– Ты глупый?! Тебе учитель сказал, что мы здесь одни. – заметил Илья и подкатил глаза. Он один сохранял спокойный самоуверенный вид.

– Это мы. Я же сказал, что время и пространство здесь замкнуто. – терпеливо объяснил Рат и поманил пальцами на пустую ладонь.

Федя засмеялся безумным смехом. Ученики взволнованно загалдели, желая своими глазами увидеть то, о чем говорил их товарищ. Рат сделался недовольным и злым. Только он открыл рот, чтобы что-то сказать, как Федя вдруг сорвался с места и побежал обратно по рельсам. Совсем скоро впереди показался светлый вагончик. Около него стояли шесть человек. Подбежав ближе, Федя с ужасом узнал фигуры учеников и Рата, от которых он только что убежал. Учитель недовольно повернулся к Феде. Все, кроме учителя и Коровкина, выглядели удивленными.

– Вот это да! – Барсучков схватился за голову и расхохотался, как безумец.

– Улитка. – требовательно повторил Рат.

– Я не нашёл. – закончив веселиться, сказал Федя.

Учитель нахмурился, старая челюсть его удивлённо отвисла: выпуклые глаза торчали в разные стороны, как у лягушки:

– Ничего, у меня есть запасная. Я знал, что ты не найдешь. – пробурчал старик, и развернувшись, с ловкостью старой черепахи, кряхтя направился к лесу.

Федя подошел к девушке:

– Знал, что мы поменяемся картами? Это странно, нет?

– Я уже ничему не удивляюсь. – девчонка улыбнулась и покачала головой. – Что с тобой случилось? Почему ты такой грязный?

– Да я в болото упал. – усмехнувшись, ответил Федя посинелыми от холода губами.

– Ты можешь заболеть.

– Да не, ничего. Обсохну! – взбодрившись, сказал Федя. – Мы как-то в деревне, поздней осенью, на рыбалку шли с отцом и братом. Переходили реку, по старому мосту и он подо мной обвалился. Мне тогда шесть лет было, до сих пор помню. Вот тогда холоднее было. А до дому пришлось добираться минут сорок еще… – стуча зубами, рассказывал Федя. Девушка участливо слушала его. Но вдруг они заметили, что остались вдвоем у вагончика, остальные ребята в разнобой ползли за учителем, осторожно спускаясь в темноте с пригорка. Старик шел медленно, но уверенно, словно знал все неровности и ямы этой местности.

– Все за мной! – прохрипел он. Федя и девушка тоже поспешили за ним.

Шатающейся походкой, звеня браслетами, учитель ловко спустился с бугристого пригорка и поплёлся прямо в колючие лесные дебри. Ветки затрещали. Ребята пошли следом за учителем.

Старик проворно пробирался сквозь заросли, раздирая палкой сплетённые ветви кустарников. Мягкий пепельно-серый отсвет неба пробивался сквозь ветки старых деревьев, падал на головы ребят и учителя. Они шли друг за другом словно слепые, не различая дороги. Ноги ребят путались в длинной жёсткой траве и гибких прутьях, проваливались в заросли сухого мха и утопали в болотах. И каждый из них удивлялся, как это старый слепой учитель шёл по непроходимым местам так уверенно и легко.

– Почему нам нельзя брать с собой фонарь? – задал вполне разумный вопрос один из парней.

– Ваши глаза привыкнут к темноте. – хриплым булькающим голосом ответил учитель. – Вы должны изучить этот лес, как дом, в котором родились и выросли. Только так вы найдёте выход, если останетесь без глаз, как я.

– Почему это я должен остаться без глаз? – дрожащим от страха голосом спросил парень в шарфе.

– Всякое может быть, толстяк! Напорешься на ветку, например. – гаркнул долговязый.

– Эй! Замолчи. Здесь шуметь нельзя, забыл? – ткнула его в спину девушка, которая ростом ему приходилась ниже плеч. Тот снисходительно оглянулся на нее, усмехнулся ее смелости и пошел дальше.

Как и говорил учитель, вскоре глаза ребят привыкли к темноте, и лес постепенно становился светлее и ярче. Серое небо уже не выглядело мрачным и унылым. Уже немного обсохший и потеплевший Федя рассматривал впереди идущую девушку. Всё так же её покрывали липкие дрожащие крупинки черноты, но теперь он мог различить, кто идёт впереди. Деревья отделялись одно от другого, выплыли из темноты очертания морщинистой коры и формы веток. Лес казался Феде уже давно знакомым.

– Мне кажется, я уже здесь был. – сказал в восхищенной задумчивости Федя, идущей впереди девушке.

– Только если во сне. – прошептала она, оглянувшись вполоборота.

Вдруг учитель резко остановился и вытянул руку, преградив ребятам путь. Где-то впереди послышался чуть слышный шорох, треск веток. Ребята замерли и затаили дыхание. Из-за дерева медленно вышел олень без головы. Послышался дрожащий испуганный вдох парня в очках. Девушка вцепилась в Федину руку и замерла от страха. Обезглавленное животное, шатаясь, прошло мимо ребят и скрылось в кустах. Девушка пошатнулась и чёрной тенью упала на землю. Федя едва успел подхватить её за руку. Учитель, не заметив этого, продолжил идти. Илья и парень в очках, не отвлекаясь на девушку, проследовали за учителем.

– Эй, очнись! – Барсуков потряс девчонку за плечи. Голова её безвольно запрокинулась назад.

– Вот хитрюга. – снисходительно проворчал темноглазый и усмехнулся. – Придется тебе ее нести.

– Давай, тащи свою подружку! – сказал грубый парень, проходя мимо Феди.

Барсучков взглянул на размякшую девушку. Полулунья её глаз блестели из приоткрытых век. Барсучков взял девушку на руки и пошёл вслед за лязгающим звуком браслетов и насмешливым шёпотом. Первые минуты девушка казалась совсем лёгкой, как соломенная кукла, но вскоре она словно налилась свинцом. Рука её как-то неестественно торчала, цепляя деревья и кусты. Голова запрокинулась, приоткрыв рот, и из черноты его виднелся ряд не ровных, но белых зубов.

– Учитель, откуда здесь олень? – спросил черноглазый парень.

– Это духи. – бумажным шорохом прозвучал голос учителя.

Местные деревья-гиганты могли бы поспорить ростом с городскими небоскрёбами. Верхушки их местами сплелись так плотно, что не видно было даже кусочка неба. Копьё, брошенное сверху, не достигло бы земли, навсегда потерявшись в дряхлых густых ветках. Высокие толстые дубы, резко сменялись темностволыми тонкими соснами, окутанными молочным туманом. Ребята шли, погрязшие по пояс в белой густой мгле. Вдруг стрекот кузнечиков и свист сверчков эхом зазвенел в ушах. Приходилось идти то по гладким крупным камням, напоминающим с виду огромную лягушачью икру, то по мягкой пушистой земле из веток и пыли. Встречались деревья с извилистыми стволами, переплетенными между собой, как змеи, деревья имеющие общую верхушку, до два разных ствола. Ребята взбирались на них и пролезали между ветвями, чтобы пройти дальше. Труднее всего приходилось Феде, несущему девушку на руках. Она никак не приходила в себя, а с Барсучкова уже сошло семь потов. Сырая одежда его не успела высохнуть, как снова намокла от пота.

После долгого пути, препятствия внезапно закончились и, пройдя между стволами высоких сосен, ребята вышли к пустому месту, где ничего не росло. Учитель остановился в центре поляны. Почва здесь состояла из мелких чёрных камушков и коротеньких тонких веток, похожих на шипы акации. Вокруг поляны, как смотровые башни, росли высокие ровные деревья. Темные стволы их внизу были голы и одиноки. В самом центре лесной плеши, где стоял учитель, виднелись остатки костра. Выйдя на поляну, учитель сразу же стал собирать веточки. Занятие это давалось ему непросто, ведь он был стар. При каждом наклоне к земле, упираясь на палку, он кряхтел и схватывался то за спину, то за колени. Ребята рассеянно оглядывали незнакомое место. Федя усадил девушку возле дерева и размял затёкшие руки и усталую спину.

– Кажется кто-то уже был здесь до нас? – спросил Федя у ребят, кивнув на кострище.

– Наверное, это были мы же. – ответил темноглазый парень, подойдя к Феде и осматривая местность.

– Собирайте ветки! Нужно сложить костёр. – приказал учитель иссохшим голосом. Он осторожно нагнулся и положил собранную им горсть веток в центр кострища. После этого он устало оперся на палку и, словно надзиратель, стал следить за выполнением своего приказания. Он вертел головой, прислушиваясь к каждому шороху, и таращил бельма глаз.

Парень в шарфе, услышав строгий голос Рата, подпрыгнул, словно кто-то дёрнул поводок. Он поправил очки и принялся за работу. Илья Коровкин неохотно поднял с земли несколько палочек. Всем видом он показывал, что такое занятие не про его честь.

– Какие ещё ветки? – возмутился высокий парень, пиная ногой сухие комочки земли. – Здесь одни камни!

– Что случилось? – раздался за спиной Феди девичий голос.

Федя и темноглазый парень оглянулись и увидели, что девчонка уже очнулась и поднялась с земли. Она не уверенной походкой подошла к ребятам и остановилась между ними.

Серые тучи в небе расступились над поляной. В черноте космоса блестели яркие звёзды. Учитель все стоял в центре, облокотившись на свою кривую палку, и вслушивался в шорохи. Ребята, словно муравьи, покорно собирали костер.

– Горочкой выстраивайте! – указывал Рат кривым пальцем куда-то не туда. – Должно получиться как пика.

Высокий парень подошёл и небрежно кинул палку в кострище. Рат нагнулся и дал ему по горбу своей импровизированной тростью:

– Я тебе говорю горочкой! – проворчал он.

Федя усмехнулся, наблюдая, как парень недовольно чешет ушибленную спину.

– Блин, да как он понял? – пробубнил долговязый, отойдя в сторону.

Барсучков взглянул на девушку, стоящую рядом с ним. Большие глаза её с пушистыми чёрными ресницами вызывали у Феди чувство неловкости и незащищённости. Девушка заметила Федино смущение и сказала:

– Еще немного и мы станем одержимы.

– Чего? – Барсучков глупо засмеялся и почесал затылок.

Он пытался рассмотреть бледное лицо девушки, но оно всё время ускользало от него и терялось в темноте.

– Скоро нас будет интересовать лишь одно. Мы как безумцы будем бежать вперед, не замечая жизни, которая ускользнет от нас.

– О чем ты говоришь? – Федя стал серьезным, он понял, что вообще не понял, о чем говорит девчонка.

– Я видела это во сне. – она взглянула в глаза Барсучкову, ища в них сострадание. – Моя жизнь станет серой. Только учитель может сделать ее яркой. Только здесь. И я его возненавижу за это.

Девушка с неприязнью взглянула на учителя, затем подняла с земли ветку и медленно, словно пьяная, поплелась с ней к невысокой башни будущего костра. Тонкие ноги её в черных колготках заплетались, будто она не умела ходить нормально. Движения ее сочетали в себе изящество и томную развязность, и это придавало ее образу очаровательную хрупкость. Федя задумчиво смотрел ей вслед и любовался ее стройностью и завораживающей походкой. Девушка, с каждым шагом растворялась во мраке.

Здесь было странное освещение. Почти идеально вырисовывалось в темноте лицо собеседника, до мелких подробностей видна была даже одежда учителя. Но всё это окутывала непонятная чётная субстанция, состоящая из микроскопических крошек. Они мельтешили, собираясь в кучки, и не давали рассмотреть всё до конца. Светлые предметы белели в темноте, при слабом свете серого неба, все остальное казалось темно-серым и черным.

– Чего встал? – крикнул учитель Барсучкову.

Федя выпрямился, как струна, не веря, что Рат обращается непосредственно к нему.

– Тебя спрашиваю! Ты особенный? – снова повторил учитель, выпучив глаза на Федю. – собирай ветки!

«Как он узнал, что я ничего не делаю?» Федя присел и стал на ощупь искать хворост, не сводя глаз с учителя.

Когда куча из веток достигла метровой высоты Рат сказал ученикам:

– Встаньте вокруг костра и возьмитесь за руки!

Немного напуганные ребята с серьёзными лицами равномерно распределились по кругу. Учитель отошёл в сторону и растворился во тьме. Темноволосая девушка оказалась рядом с Федей. Она протянула руки в стороны и сказала шёпотом:

– Нам нужно взяться за руки!

Требовательно она протянула ладони стоящим с боку от неё парням.

Ребята взялись за руки.

– И что теперь? – храбрясь спросил длинный, в голосе которого проскользнул страх неизвестности.

Словно в ответ ему поднялся ветер, подбросил вверх пыль с земли и вихрем закружил ее вокруг ребят. Старые ели-гиганты вокруг зашатались скрипя. Среди их плача выделялся потерянный голос учителя. Он звучал грозно и устрашающе, как голос мертвеца из могилы, и был он силён и крепок, как когда-то в молодости.

Ребята взволнованно стали озираться по сторонам. Толстый парень хотел убежать, но не смог. Он взглянул на свои руки и с ужасом обнаружил, что они срослись с руками ребят, превратившись в неразрывное целое. Не было видно пальцев, и невозможно было разобрать, где заканчивается рука одного, а где начинается рука другого, они завязались в крепкий узел.

Голос учителя звучал всё громче, сплетая звуки в неразборчивые слова. Громко и резко выскакивали они из леса и сыпались, как камни на головы учеников. Между деревьями замелькал силуэт чёрной фигуры учителя. Ветер завывал, перекрикивая скрип деревьев, земля задрожала, как живое существо. Учитель вышел ближе к костру. Он смотрел в небо слепыми глазами и громко произносил одну и ту же фразу. Федя взглянул на девушку и увидел, что она повторяет вслед за учителем. Тогда и он стал делать то же самое. Вскоре, каждый из ребят выкрикивал вместе с учителем непонятные им слова.

Вдруг пирамида из веток вспыхнула и загорелась ярким огнём. Ветер сразу утих и деревья стали неподвижны, как скалы. Рат закрыл глаза и возвёл руки к небу, словно увидел чудное явление. В этот момент он выглядел очень смешным. И если бы не серьёзность момента, и будь рядом с Федей его друг Игорь, они бы умерли со смеху.

– Чего это он? – спросил Федя у девушки.

Но та смотрела в небо, как завороженная, и не слышала Фединых слов. Остальные ребята также стояли, глядя в небо, и лишь Барсучков, не мог понять, что происходит.

Федя почувствовал, что снова может шевелить пальцами и отпустил руки.

Костёр горел бледно-желтым светом и ярко освещал все вокруг. Темные стволы сосен стали красно-коричневыми. Отблеск костра дрожащим светом переливался на их живописной коре и отражался в глазах ребят, наполненных восторгом ожидания.

Барсучков с откровенным интересом рассматривал стоящих напротив него товарищей – свет огня подарил ребятам более-менее естественные цвета. Долговязый парень стал ярко рыжим, с веснушками на лице, рыжими ресницами, и бровями. Глаза у него были светлые, и весь он был немного похож на моль. Худой и высокий, как доска, он казался каким-то нелепо сложенным, и немного выросшим из своей одежды. Рубашка и куртка на нём висели, как на вешалке, рукава были коротки. Голова выглядела маленькой, а тело длинным.

Парень в темном шарфе поправил квадратные очки и осмотрел себя. Темный шарф его оказался бардовым. Лицо паренька ещё сохранило милую юношескую припухлость. Щёки, как яблоки с покрасневшими боками круглились и подпирали крохотные круглые глазки, которые под уменьшающими линзами казались ещё меньше. А коротко подстриженные жёсткие волосы смешно торчали вверх, как щетина. Его штаны и куртка были запачканы грязью и парень, увидев это, испугался и поспешил её отчистить, словно его могла заругать мама.

Кареглазый юноша с мягкими и немного грустными чертами лица был одет в невзрачную чудную куртку и странного покроя брюки. На его бледном лице не было румянца. Под большими карими глазами, окаймлёнными густыми чёрными ресницами, растекались тёмные круги.

Коровкин с растрёпанными волосами и недовольным суровым взглядом смотрел на всех, как на соперников, и пытался незаметно для окружающих поправить волосы и одежду, чтобы не выглядеть смешным.

Федя взглянул на рядом стоящую девушку и увидел, что у нее, оказывается, красивые тёмно-каштановые волосы, чёрные глаза и медовая кожа. Она с интересом разглядывала Федю и улыбалась. Федя показался ей очень симпатичным, хоть и выглядел неряшливо. Несмотря на его измазанное грязью болота лицо, девушка разглядела его необычную внешность. Лицо его было смуглым, а глаза светлыми, как у рыбы. Такое необычное сочетание делало его внешность яркой и экзотической, что не могло ей не понравиться. Темные уже отросшие волосы Феди слиплись от грязи и торчали в разные стороны.

– У тебя зеленые глаза? – спросила девушка.

– Да вроде. – смущённо усмехнулся Федя, не зная, что сказать.

–Я такое вижу впервые, когда глаза кажутся светлее оттенка кожи. Очень необычно.

– Это плохо? – спросил Федя в надежде понять, нравится ли ей это или нет, но девушка этого не поняла и лишь пожала плечами.

Учитель пришёл в себя. Он отвел глаза от неба и, в горестной задумчивости, дотронулся до переносицы костлявыми, длинными, усеянными блестящими перстнями, пальцами. Медленно он подошел к костру и задумчиво вздохнул. Его белые слепые глаза бесстрашно смотрели в самую яркую точку костра, и огонь отражался в них рыжими мерцающими бликами. Морщинистое, смуглое от старости лицо учителя казалось Феде знакомым и даже родным, но он не знал прежде этого человека. Рат задумчиво глядел в огонь, глаза его расширились, рот раскрылся, как у деревянной куклы и оттуда выпали грозные слова:

– Подойдите к огню!

Оставаясь в задумчивости, учитель медленно поднял свою сверкающую перстнями руку, сунул ее за пазуху кожаного плаща и достал оттуда страшную и удивительную книгу.

Федя, по счастливой случайности, оказавшийся рядом с учителем, смог увидеть ее безобразно-страшную обложку. Поверхность книги была обтянута сшитыми между собой кусками полусгнившей кожи и вызывала отвращение и ужас. На лицевой части обложки находилась уродливая пасть с сомкнутыми смирно тонкими частыми зубами. Стоило книге выбраться из-за пазухи Рата, как воздух тут же наполнился мерзким запахом гнилой плоти, который, как тиран врывается в сознание и врастает в память навсегда. Увидев этот ужас, Федя почувствовал, как у него потемнело в глазах. Зажав рот и нос рукой, он изо всех сил пытался не смотреть в сторону учителя и, вовсе не дышать. Но запах от книги был настолько силен, что Федю стали навещать рвотные позывы, которые он изо всех сил пытался подавить, чтобы не опозориться перед девушкой. Федя был не одинок в своих мучениях, остальным ребятам так же стало плохо от запаха и вида книги. Все без исключения ощутили будоражащее чувство омерзения, выразившееся на их лицах. Учитель ничего не замечал, с удивительным величием он держал перед собой книгу и листал страницы, то ли вглядываясь в них слепыми глазами, то ли нюхая. Лицо его сделалось театрально высокомерным. Чёрные, как космос потрёпанные листы книги, он аккуратно перелистывал, подцепляя их за самый кончик большим и средним пальцем правой руки. Каждая страница была жадно заполнена неразборчивыми надписями. Красные горящие буквы больше напоминали каракули, так как совершенно невозможно было разобрать написанное. Слова шевелились и сливались, как во сне они ускользали от глаз смотрящего. Федя вглядывался в текст, но, когда смотрел на него – видел слепое пятно, словно был ослеплён ярким светом. Так проявлялась защита книги, чтобы чужой не смог прочесть ее.

Учитель нашёл нужную страницу и принялся водить по ней морщинистой рукой, нервно произнося вслух непонятные слова. Голос его пугал серьёзностью и резкими перепадами. Не умолкая, он достал из кармана ветку барбариса, демонстративно поднял ее высоко над головой, и, договорив последние слова с особой эмоциональностью, бросил ее в огонь. Пламя костра стало красным, как кровь. Всё, куда попадал свет огня окрасилось алым цветом. И это был приторный красный, липкий и густой, как смола. Все вокруг стало меняться. Высокие деревья, шумящие над головами присутствующих, обросли пурпурно-рыжими листьями, а небо сделалось красным, как на марсе. Воздух стал прозрачным и тёплым. Почва под ногами ребят зашевелилась, как фарш, выползающий из мясорубки. Все вокруг стало странным на вид, будто бы было слеплено из пластилина, и двигалось скачками, словно фильм, в котором всего четыре кадра в секунду. Федя не успевал заметить, как перемещались предметы – они словно мелькали, исчезая и появляясь в другом месте. Учитель и ребята стали медленно терять свой вес и всплывать в воздух. Федя неожиданно ощутил, как его тело становится легче с каждой секундой, ноги оторвались от земли и он безвольно поднялся в воздух. Это чувство нарастающей невесомости, сравнимое с восторгом, вызванным катанием на каруселях или быстрой ездой, странно сочеталось с чувством тревоги и визуальным страхом от красноты всего окружающего. С двухметровой высоты Федя посмотрел вниз и увидел, как земля все еще медленно отдаляется от него. Им овладела паника от того, что он снова не мог повлиять на ситуацию, и чувствовал себя беспомощным, но быстро успокоился тем, что он находился не один в таком положении. Вдруг чувство напряженности и дикости разрушил резкий, звонкий девичий смех. Девушка весело смотрела на испуганного Барсучкова и не переставала смеяться, прикрывая рот тонкими пальцами.

– Вот здорово! Как после этого можно жить обычной жизнью? – радостно сказала она Феде, шевеля в воздухе руками и ногами, как русалка. – Мы словно пёрышки. Здесь гравитация очень маленькая.

Голос девушки прозвучал глухо, как из стеклянной банки. Уши у Феди словно заложило. Ему казалось, что он плавает в банке вишневого компота. Волосы девушки расплылись по воздуху мягкими черными волнами вокруг ее головы, словно она находилась под водой.

Под ногами ребят, внизу вокруг костра, стали стремительно вырастать густые и высокие красные кусты с крупными ягодами барбариса. Федя пошевелил руками и ногами, и обнаружил, что может перемещаться в воздухе, как рыба в воде. Подплыв к ближайшему кусту, он сорвал веточку барбариса и положил в карман.

– Зря это. – сказала, улыбаясь, девушка.

Все это время учитель не умолкая, надрывно продолжал произносить какие-то слова над книгой.

– Я плохо знаю латынь. Что он говорит? – спросил Барсучков у девушки, таким же баночным голосом.

– Не знаю. Знаю лишь, что это не латынь. – сказала она, приблизившись к уху Феди, и волосы ее накрыли Федю пушистым облаком.

Из глубины леса донеслись странные звериные крики. Из лесной чащи выбежали на поляну дикие красные кабаны. Ломая кусты барбариса, они проносились под ногами парящих в воздухе учеников, визжали и бросались в огонь.

Внезапно уши ребят пронзил еще один ужасный звук. Все в ужасе повернулись к источнику этого звука. Рыжий парень истошно кричал и корчился от боли. Он, словно обезумевший, рвал на себе одежду. Его лицо покрылось потом и распухло, словно его поджарили на костре. Кожа лопнула и скрутилась, как папирусная бумага.

– Что с ним?! – закричал пухлый парень в очках, находившийся в близости от рыжего, и попытался отплыть подальше, усердно размахивая руками.

Федя зажмурил глаза, чтобы не сойти с ума от увиденного. Мертвецы из морга теперь казались ему совсем не страшными. Учитель словно находился в трансе и продолжал читать книгу. Кабаны продолжали бежать к огню, как стремительный поток воды.

Рыжий парень дергал руками и ногами, голос его стал скрипучим и противным. Вдруг он весь сжался в красный волосяной комок и, запутавшись в одежде, упал на землю. Тот из ребят, кто не закрыл глаза от страха, видел, как рыжий превратился в красного кабана, такого же, какие бежали стаей в костёр. Мгновенно он потерялся в толпе своих сородичей, как капля воды в реке, и нельзя было его отличить среди других таких же. Ребят накрыл страх. Каждый из них боялся, что с ним случится то же самое, и каждый из них, видя испуганные перед собой лица и слыша крики, боялся еще больше.

Догадавшись по звукам, что произошло, Рат поспешил достать из кармана синий гриб, и, уже без лишней демонстративности, бросил его в огонь.

В тот же момент все изменилось. Пламя костра окрасилось в едкий синий цвет с фиолетовым отблеском. Кусты барбариса исчезли, гравитация изменилась и ребята упали на землю, как тяжёлые камни. Федя с трудом оторвал лицо от земли и взглянул на ребят. Всё вокруг стало ядовито-синим. Ученики и сам Рат тоже сделались синими. Деревья вновь стояли без листьев, голые и тонкие, кора их переливалась фиолетовым перламутром, как черный жемчуг в бликах воды. Медленно с трудом Федя поднялся с земли. Время, словно замедлилось. Движения ребят стали плавными и давались с трудом, словно они боролись с воздухом, сделавшимся вдруг густым и плотным. Дышать тоже стало сложно: воздух как кисель с трудом втягивался ноздрями и разливался по лёгким, как жидкая увесистая субстанция. Рат, по всей видимости, и без того, имея проблемы с дыханием, теперь с большим трудом произносил слова, задыхаясь и держась за горло. Стоять удавалось с большим трудом из-за усиливающейся с каждой секундой силы земного притяжения. Феде казалось, будто его вес увеличился в три раза, и он все продолжал толстеть. Ребята держались на ногах из последних сил, колени у всех дрожали, и это напоминало игру «Кто первый упадет». Первый не выдержал парень в очках, он так страшно упал, будто колени его сломались. У самого Феди ноги неумолимо подгибались, и в конце концов он, и все остальные, кроме учителя рухнули вниз, как карточные домики. Тела их обрели чугунный вес. К всеобщему удивлению, старый и немощный, на первый взгляд, учитель, всё ещё стоял, растопырив ноги и вцепившись в книгу. На руках его вылезли вены, сухожилия, как натянутые толстые струны, стремились вырваться из-под кожи. Федя не мог оторвать голову от земли и почувствовал, как она вдавливается в холодную сырую почву. Тело его и внутренности стремились к центру земли, с неимоверной силищей. Ребята стали кричать от страха и боли, но голоса их заглушил дрожащий низкий звук, похожий на гудение. У Феди Барсучкова этот звук вызвал особое нехорошее предчувствие, но распознавать этот звук было некогда. Он чувствовал, что уже наполовину погрузился в землю, как гвоздь и не мог пошевелиться. Учитель оказался выносливее всех: погрузившись в землю почти по колено, будто бы заноза, он стоял и хриплым голосом произносил какие-то заклинания. К новому ужасу ребята почувствовали, что под ними что-то зашевелилось и заерзало. Открыв глаза, которые хотели вывалиться из орбит и уйти под землю, Федя заметил, как мимо него проползло, как щупальца осьминога, что-то толстое и блестящее. Это был большой червь. Повсюду из земли стали выбираться на поверхность различные подземные твари. На них словно не действовала сильная гравитация. Будто выталкиваемые на поверхность земли неизвестной силой, они выползали из своих нор и дружно ползли в ядовито-синий костёр, чтобы там сгореть. Кроме червей из нор выбирались кроты, змеи и различные мелкие животные. Кто-то из них выпрыгивал из леса и также нырял в костёр. Вдруг толстый парень в очках запищал и завыл каким-то детским голосом. Сначала никто не обратил на него внимания, потому что и до этого он кричал, но теперь голос его стал особенно визгливым. Одежда его вздыбилась на спине бугром, а сам он сжался в комочек. Из спины, разорвав куртку, вылезли тонкие окровавленные иглы. Парень уменьшился и скрылся в складках отяжелевшей одежды. Через секунду из вороха тряпок выполз маленький ёж и, быстро перебирая маленькими лапками, побежал в синий огонь.

– Стой! – крикнул ему Федя и протянул руку, пытаясь поймать ежа, но не успел.

Девушка вскрикнула и зарыдала, увидев, что второй из ее товарищей погиб. Восприняв это как сигнал, старик замолчал и, преодолевая невероятную тяжесть своей собственной руки, достал из кармана улитку и кинул его в огонь.

Вновь все вокруг резко изменилось. Гравитация стала обычной и предметы обрели свой привычный вес. После долгого ощущения тяжести, Федя почувствовал лёгкость, сравнимую с невесомостью. На этот раз огонь горел ярко зелёным светом. Ребята с зелеными от костра лицами, поспешно поднялись на ноги. Все выглядели измученными и усталыми. От непривычной легкости они болтались в разные стороны, не ощущая в пространстве собственного веса. Теперь вокруг костра стояли всего четверо учеников. Учитель невозмутимо перевернул страницу и продолжил читать, водя пальцем по буквам, словно мог прощупать их.

– Что происходит? – потребовал объяснений Федя, но учитель не заметил этого. Ребята услышали странное хлюпанье внизу и почувствовали, что их ноги промокли. Опустив глаза вниз, они увидели, что стоят по щиколотку в воде. Под водой вырастали зелёные водоросли и мягкий бархатистый мох. Воздух наполнился влагой, и волосы ребят сделались мокрыми, а с лиц ручьями стекала вода.

– Ну вот, теперь мы захлебнёмся? – с досадой спросил Федя у девушки.

– Наверное, только кто-то один. – сказала она неуверенно. – Как думаешь, кто?

Федя с беспокойством взглянул на ребят. Он переживал за всех, даже за Илью Коровкина.

Уровень воды медленно поднимался вверх. Уже значительно уменьшившаяся башенка костра, вопреки всему, продолжала гореть. Свет от огня удвоился от отражения в воде, и вокруг стало значительно светлее. Федя взглянул вверх в чёрное непроглядное небо. Макушки позеленевших деревьев растворялись в этой черноте, словно в ней исчезала безвозвратно всякая материя. Зато сами деревья стояли зелёные, полные жизненных сил. Кроны шуршали сочными мясистыми листьями. Кора, до самого верха, покрылась пушистым, мягким зелёным мхом. Мелкие искры вылетали из огня и падали на зеркальную прозрачную поверхность воды, как светлячки. Дно живо переливалось красивым перламутровый нежным светом. Когда вода была ребятам уже по пояс, из-за деревьев и водорослей стали выплывать рыбы, лягушки и ужи. Через прозрачную желейную кожицу рыб и лягушек можно было увидеть все их внутренности. Федя нагнулся и хотел поймать одну рыбку, но она проскользнула сквозь пальцы и растворилась в руке, превратившись в слизь. Федя брезгливо оттряхнул руку и неловко усмехнулся. Девушка с детским восторгом рассматривала все вокруг широко открытыми глазами и смеялась.

Рат продолжал читать текст, держа мерзкую книгу в руках. Голос его совсем охрип и стал почти неслышен, но ребята уже давно не слушали его. Для них он превратился в фоновый шум. Длинный кожаный плащ учителя расплылся чёрным пятном в воде. Любуясь красотой, ученики забыли, про свой страх и ожидание смерти.

Когда огонь оказался под водой, он продолжил гореть. Вся водная живность стала сплываться к костру, и плавно пропадала в зелёном огне. Где-то сверху послышался слабый усиливающийся гул, он постепенно перекрыл ослабевший голос учителя. В этом шуме можно было различить жужжание мух, гудение шмелей, трепыхание крыльев насекомых и писк комаров. Шум усиливался, вызывая панику и чувство тревоги, особенно у Феди, который ужасно боялся всяких насекомых, особенно ночных мотыльков. К несчастью для Барсучкова, его догадки оправдались: из черноты неба на ребят россыпью посыпались стаи насекомых. Быстрым вихрем они закружили вокруг костра, врезаясь в лица перепуганных ребят. Рат стоял весь облепленный насекомыми, как мушиный король, но ни один мускул не дернулся на его спокойном лице. Ученики же его кричали, не помня себя, и отчаянно размахивали руками, пытаясь отбиться от надоедливой мошкары. Осы, мошки и комары лезли в уши, глаза, носы ребят, не давая им опомниться. Кто-то один из ребят догадался нырнуть в воду и так же сделали другие. Всё воздушное пространство заполонила чернота насекомых. Когда сидеть под водой, задержав дыхание, уже не осталось сил, ребята заметили, что насекомые, словно найдя верный путь, устремились в огонь и исчезли в зеленом пламени.

Один за другим ученики вынырнули из воды и сделали глубокий вдох. Федя протёр глаза и к глубокому огорчению обнаружил, что девушка исчезла. Её пустая одежда плавала на поверхности воды. Но Федя не хотел верить, что она погибла, и убедил себя довериться учителю.

Рат снова достал что-то из кармана и бросил в зелёный хвостик огня, торчащий над поверхностью воды. Видно было, что учитель устал и держится из последних сил. Лицо его отяжелело усталостью, дыхание стало тяжелым, сам он весь ссутулился. Движения его рук были торопливы и не имели задачи впечатлить наблюдателя грацией.

Как только некий очередной предмет упал в огонь, ребят ослепила яркая вспышка. Небо тут же сделалось светло-серым, как в снежный зимний день. Побелевший огонь сделался невидимым от яркости неба. Всё вокруг обесцветилось, как в чёрно-белом кино. Чёрная земля сменилась серой и сухой, как пепел почвой. Всё вокруг покрывал слой меловой пыли. Даже чёрные стволы тонких деревьев серебрились белой дымкой, словно были покрыты инеем. Лица ребят тоже приобрели бледность, и стали похожи на маски мимов. Глаза у Феди так заболели от света, будто он напоролся ими на два черенка от лопат. С трудом открыв щелочки глаз и, вызвав на разведку скукожившиеся зрачки-маковинки, Федя взглянул в небо, и увидел в воздухе лёгкие белые хлопья. Он поймал одну пушинку и растёр пальцами – это оказался пепел.

Трое ребят и учитель стояли напротив костра. На плечо Илье вдруг упала птичья неожиданность. Барсучков засмеялся, не в силах вынести высокомерное негодование, возникшее на лице Коровкина. Федя поднял глаза в небо и увидел, что к ним со всех сторон слетаются белые птицы, напоминающие чаек. Они красиво кружили над головами, как белые бумажные самолеты. Илья с прищуром глядел верх на пернатых обидчиков. Птицы с криками кружили в воздухе, спиралью спускаясь вниз, а потом, как и все предыдущие звери, исчезали в прозрачном пламени костра. Следом за ними из леса выбежали звери с белым окрасом. Тигры, олени, волки и медведи-альбиносы бежали, как ослеплённые к костру, сшибая всё на своём пути. Федя, Илья и кареглазый парень еле успевали отскакивать в стороны, чтобы их не сшибли с ног дикие звери. Учитель же стоял как столб, недвижим и недосягаем животными, которые обходили его, как вода обтекает стоячий камень. В то время, как Федя в панике уворачивался от копыт и когтистых лап, его слух пронзил резкий короткий крик. Быстро повернув голову, Федя успел заметить, как кареглазый парень упал на землю, словно его затоптал табун проносящихся лошадей. Федя попытался пробраться к нему, чтобы помочь, но не успел. Товарищ его с криком разорвал на себе одежду и, превратившись в белого поджарого пса с длинными тонкими ногами, резво подскочил и прыгнул в огонь.

– Нет! Стой! – только и успел ему крикнуть Федя.

Подождав немного, когда крупные животные исчезнут с дороги, Рат пробрался к огню, достал из кармана какой-то предмет и бросил в огонь. В то же мгновение стало холодно, небо вновь потемнело, завыла вьюга. Колючие льдинки снега закружились в воздухе. Небо заволокло серыми тучами. Чёрная башня из веток уже не напоминала костёр. Внутри неё дрожал слабый голубой отблеск огня, пытаясь выжить в темноте беснующегося ветра со снегом и льдом. Земля слилась с небом в кружащемся сером месиве и слышен был лишь вой вьюги и неумолимый хриплый голос учителя, твердящего непонятные слова. Деревья как безумные, трепыхались во все стороны, раскидывая свои сухие ветки и щепки от коры. Федя, как слепой крот, закрывшись одной рукой от снега и ветра, искал наощупь Илью и учителя. Голос Рата унёс ветер, и Федя понял, что остался один. Сугробы намело выше колен. Окутанный холодом и мраком Федя еле держался на ногах. Зажмурившись, он шагал куда-то вперёд, с протянутой рукой. Вдруг, где-то впереди заблестел слабый спасительный свет. Обрадовавшись, Федя ускорил шаг, но тут же в ужасе осознал, что шагает на четырёх ногах, а из лица его торчит огромная морщинистая щупальца. «Я превратился в слона!» воскликнул было Барсучков, но вместо слов издал странный, гудящий звук. Федя добрался до света и безвольно шагнул в поблекший огонь костра, будто в нем было его спасение.

Глава 10.

Слон

Федя открыл глаза и увидел голубое небо с быстро плывущими по нему пестрыми облаками. На фоне этой хрустальной красоты, торчали, облепленные синевато-белым инеем, верхушки высоких деревьев. На душе у Феди стало так хорошо и легко, как никогда в жизни. Он чувствовал себя обновленным, бодрым и полным жизненных сил. И еще, он чувствовал радость, какую могут испытывать только дети. Если бы не дикий холод, Федя так и остался бы лежать здесь всю вечность. «Интересно, я ещё слон? Слоны ведь не лежат на спине?» подумал Федя и вытянул перед собой руку «Ура! Я снова человек!» Приподнявшись, он обнаружил, что лежит в снегу, а рядом нет никого. Лес стал таким светлым и чистым! Все деревья в лесу покрылись снегом, и напоминали резной белоснежный шатёр. С неба сыпался пушистый снег. Федя поднялся на ноги из мягкого сугроба, напоминающего белоснежное гнездо из лебяжьего пуха, и огляделся, любуясь снежной сказкой. Он заметил, что снова одет в свою одежду, которую, как он помнит, должен был разорвать, превратившись в слона. «Значит, мое превращение было не настоящим? Или я умер?» Федя еще раз осмотрел себя и ощупал. Куртка и штаны его немного задеревенели, как бывает с мокрым бельем, вынесенным сушится на мороз.

– Эй! Кто-нибудь?! – крикнул Барсучков в пустоту, но никто не отозвался. Лишь эхо его прокатилось по звенящей тишине леса.

Федя медленно пошел вперед, по скрипучему от мороза рассыпчатому снегу. Со всех сторон на него выглядывала из-за деревьев лишь немая тишина. Морозный воздух щипал ему нос и уши, изо рта, как из паровоза, валил пар. Лес выглядел прозрачным и светлым, и казалось, что стоит пройти ряд деревьев и выйдешь в чистое поле, но за деревьями оказывались другие деревья, а за теми еще. Федя долго бродил по лесу, и страх замерзнуть насмерть стал овладевать им, как вдруг впереди показалась черная точка. Федя радостно побежал ей навстречу, с трудом сгибая ноги в одеревеневших штанах. Через пару секунд стало ясно, что к нему приближается, по колено проваливаясь в сугробы, девчонка. Следом за ней шли ещё четыре ученика, а еще дальше – учитель.

– Слон! Наконец-то мы тебя нашли! – кричала девушка и махала ему рукой. Черные тонкие ноги ее в черных колготках были облеплены слоем снега.

Подбежав к Феде, она радостно кинулась к нему на шею и запищала от радости. Затем отстранилась и с наигранной серьезностью взглянула в светло-зеленые глаза Феди.

– Мы долго искали тебя. Ты не замерз тут? – спросила она. Щеки ее, подбородок и нос порозовели от мороза.

– А-а-а! – отмахнулся Федя, смотря ей через голову и высматривая учителя.

В это время до Феди добрались остальные ребята.

– Значит ты Слон? – спросил рыжий парень.

Федя удивленно посмотрел на него, будто не узнал.

– Я? Вроде да. – он почесал макушку. – Я думал, что мы все умерли!

– Я же сказала, что он слон. – радостно воскликнула девчонка, косясь на рыжего, затем снова взглянула на Федю. – Нет, мы превращались. Я – в муху, а ты в слона, ну ты помнишь. Теперь моё имя – Муха.

– Я Кабан. – торжественно объявил Рыжий парень, будто знакомясь с Федей.

Дальше девушка назвала имена ребят, не дав им вставить и слова, будто они сами не могли говорить. Илья оказался крысой, парень в бардовом шарфе ежом, кареглазый – собакой или точнее псом. Через несколько минут, преодолевая насыпи сугробов, к ребятам добрался учитель. Запыхавшись, он грубо раздвинул, не заметавших его появления, учеников в стороны и, пробрался к Феде. Ребята уважительно замолчали и смотрели на учителя. Взяв Федю за руку, учитель ощупал его запястье шершавым пальцем и сказал:

– Слон! Созвездие голубого слона.

Федя взглянул на руку и с удивлением обнаружил на своем запястье выжженное клеймо в виде слона. Рат ухмыльнулся, показав свои мерзкие желтые остатки стесавшихся от старости зубов. Бельма его глаз, с бугорками, бывшими когда-то роговицами глаз, напоминали вареные яйца и смотрели в разные стороны. Седые волосы, выбившиеся из-под шляпы дрожали на слабом ветру и напоминали кукурузные рыльца. Лицо учителя при ярком дневном свете предстало со всеми ужасными подробностями.

– Идите за мной! – сказал Рат и, опираясь на палку, двинулся в обратном направлении.

Ребята покорно поплелись за учителем, как овцы за пастухом. Муха подбежала к Феде и, обняв его за руку, прислонилась головой к его плечу. Она была такой теплой и от нее так вкусно пахло, что Федя не стал сопротивляться, не смотря на то, что идти стало не удобно.

– У тебя красивый мир. Жаль ты не побывал в моём. Он прекрасен. Я очнулась на земле, а она как море переливалась, словно жидкая. – девушка принялась с восторгом делиться впечатлениями с Федей, – Деревья шевелились, как водоросли. Только небо пугало чернотой. Сколько я ни вглядывалась, ничего не смогла там увидеть, ни звёздочки. А ещё там везде вода. Я когда поднялась на ноги, поняла, что в воде лежала. Она мне по плечи была. Но в ней дышать можно! И рыбы там плавают и ещё непонятные звери прозрачные и светящиеся. Потом пришёл Рат, и забрал меня.

Девушка вела себя раскованно и легко, как ребенок, рассказывающий взрослым о том, как побывал на аттракционах. Она все время размахивала свободной рукой, смеялась и висла на Феде. Федя же улыбаясь, поглядывал на нее, и удивлялся тому, сколько в ней жизненной энергии и позитива.

– Что это за миры такие? – спросил Федя.

– Учитель мне сказал, что когда-то давно, еще до нашего рождения, мы жили там. Только никому не говори. – строго, как ребенок наказала ему девушка, погрозив пальцем.

– Покажи мне свою метку. – с интересом попросил Федя.

Девушка отлипла от его плеча, торопливо закатала рукав на левой руке и показала Феде запястье. На нём было выжжено маленькое схематичное изображение мухи.

– Не отставайте! – прохрипел Рат, звеня браслетами где-то впереди. – Второй раз я вас искать не буду.

Вскоре учитель привёл ребят к поляне, где на покрывале из белого снега горел бледно-синем пламенем маленький, уже рассыпавшийся костёр. Учитель, сморщившись от раздумий, ходил по поляне, выискивая пламя костра. Когда он обнаружил его, то недовольно нагнулся над костром и подержал над ним ладонь, что-то соображая. Мимика его в этот момент было особа красочна.

– Становитесь вокруг огня и беритесь за руки. – обеспокоенно скомандовал Рат и торопливо достал из-за пазухи книгу, которая, представ при ярком свете, еще больше удивила и напугала учеников. Кожа живой книги, была наполовину отмершей, местами сгнившей, местами чёрной. Пожелтевшие обломанные острые зубы, беспорядочно торчали из пасти. Рат, не обращая внимания на смешки и комментарии ребят, с важным видом открыл свою драгоценную книгу и стал её листать.

– Что это такое? Почему она такая уродливая? – прошептал Федя.

– Думаю, что бы никто не захотел взять её в руки. – ответила девушка. – Наверное, в этой книге собраны секретные заклинания учителя.

– Да кому она нужна? Там же всё равно одни каракули! Жаль он не знает об этом. – сказал Федя.

– Вы знаете, что у слепых людей отличный слух? – с упрёком заметил, рядом стоящий, кареглазый парень.

– Да ты только посмотри на него. Он когда книгу в руки берет, вообще не замечает, что вокруг происходит. – прошептала Муха.

– Да? Тогда, почему вы говорите шёпотом? – усмехнулся Пёс.

Рат действительно ничего не слышал. Он увлеченно листал книгу, обнюхивая и ощупывая каждую страницу. Найдя нужный ему разворот, он положил свою увешанную блестящими браслетами и кольцами руку на черную страницу книги и стал произносить текст. Муха крепче схватила Федю за руку, чем привлекла его внимание к себе. Чёрная башенка из веток, от которой уже остались лишь угли, вспыхнула с новой силой, огонь приобрёл изначальный, бело-жёлтый свет. Небо потемнело и в нём появились звёзды. Одновременно с этим снег разлетелся в разные стороны, словно пыль, и земля вновь стала чёрной, состоящей из палочек и камушков. Воздух потеплел и ребята заметили, что снова находятся в лесу тридцати шести секунд, откуда всё началось. Как и вначале, все они стояли вокруг костра – единственного источника света в этом высохшем мёртвом лесу.

– Думаю, что каждый из вас знает своё имя теперь? – торжественно произнес Рат. – Нет смысла повторять это в слух. Вам интересно, должно быть, что это значит?

– Хотелось бы знать. – усмехнулся рыжий, глазами ища поддержки у товарищей. Все смотрели на учителя требовательно и с нетерпением. Учитель улыбнулся, почуяв их ожидание, хоть и не видел их взглядов.

– В далеком космосе, который виден нам сквозь небо ночью, рождаются и умирают звезды. – начал он таинственным вкрадчивым голосом, насколько позволяла ему его болезнь. – При жизни они составляют созвездия, которые видны нам с земли. Вот некоторые из них: созвездие черной крысы, созвездие малого пса, созвездие голубого слона, созвездие красного кабана, созвездие мухи, созвездие ежа. Все мы созданы из обломков звезд, все мы наследники великих душ вселенной. В каждом из нас, живущем на планете, есть кусочек этих светил. Мы —пепел и только, но не мы с вами. Мы помним кто мы, откуда мы, и видим в небе, наш путь. Мы – великие астрономы. Мы храним знания о космосе и способны видеть в черноте неба не просто светящиеся точки, а путь туда, откуда мы прибыли. Но, что бы научиться читать этот путь, вы должны учиться. И однажды, если повезет, вы встретите потерянную душу звезды, и тогда у вас будет шанс вернуться. Она заберет вас с собой туда, в мир живых, если вы сможете показать ей дорогу домой. Знайте, что я ваш учитель, я единственный, кто говорит вам правду, и единственный, кому вы можете доверять. Потому что мы с вами связаны одной целью.

Федю осенило, он понял, кто такой этот Мирцам, что привязался к нему. Понял, про какую помощь тот говорил. Он воодушевленно оглянулся на своих товарищей, в готовности поделиться с ними открытием, словно ученик, знающий ответ на вопрос учителя и с нетерпением тянущий руку. Ему так хотелось рассказать всем, что он уже нашел такую душу звезды, что этот порыв был практически неудержим. Но взглянув на девушку, Федя опомнился. Она стояла, погружённая в мысли, и не сводила воодушевлённого взгляда с учителя, и этот взгляд испугал его. Она жадно слушала учителя, как маньяк. И каждый из ребят проникся этой идеей. «Нет», подумал Федя «Я никому не скажу. Это только моё». И Федя испугался того, что мог сделать такую глупость – рассказать свою тайну.

Девушка, не сводя глаз с учителя, взяла Федю за руку и, внушительно сказала:

– Слон, мы всего лишь звездная пыль, мы все мертвецы, понимаешь? Мы в мире мертвых. Но настанет день, и мы вернемся, только мы, потому что мы помним, кто мы есть.

Рат закрыл книгу и сказал:

– Сегодняшняя ночь подходит к концу. Встретимся здесь через два дня, у сторожевой будки. – поклонившись огню, Рат произнёс какую-то фразу, после которой костёр потух.

Сначала Феде показалось, что он ослеп, но прошло время и его глаза стали различать в темноте силуэты. Где-то вдалеке послышался звон металлических предметов, которыми был обвешан учитель. Ребята, как слепые котята, на слух пробирались через лес, вслед за этим звоном. Снова они брели по непроходимым сухим рощам и переплетённым зарослям деревьев. Звон то затихал, то становился ближе. Долго ученики брели по лесу, пока ни выбрались к тому самому вагончику у железной дроги. На пороге, держась одной рукой за ручку двери, их ждал Рат.

Он подозвал к себе учеников и раздал каждому из них наручные часы.

– Надевайте! – приказал учитель хриплым голосом. – Часы показывают тридцать шесть секунд. Вы должны всегда носить их с собой. Без них вы не сможете сюда попасть, и выбраться от сюда тоже.

Илья взял часы двумя пальцами и брезгливо поморщился:

– Их уже кто-то носил?

Выдержав паузу, учитель ответил:

– Только ты.

Такой ответ насторожил Илью и еще некоторых ребят, которые в недоумении переглянулись. Барсучков ничего не заметил – он увлечённо рассматривал сомнительный подарок. В темноте трудно было разобрать, но часы действително оказались не новые. Уже потом, дома, Федя рассмотрел их лучше. Потёртый металлический корпус был покрыт пятнами коррозии и переливающейся паутиной мелких царапин. Мутноватое стекло с разводами ржавчины прикрывало пожелтевший от времени циферблат, на котором ровными чёрточками было отмечено всего 36 делений. Одинокая чёрная стрелка, судорожно икая, отмечала секунды. Сбоку на корпусе торчала маленькая лапка – для ручного завода и настройки времени. Тёмно-коричневый ремешок из толстой кожи почти не истрепался со временем, только сделался немного мягче. Федя застегнул часы на левой руке, закрыв ими свою отметину. Они оказались очень удобными, словно Федя всегда их носил.

– Это вы сделали? – с восхищением спросил Пес, прислонив часы к самому уху и слушая их тиканье.

– Нет, я ослеп еще в молодости. – с грустью сказал Рат.

– Как это случилось? – спросил Федя, с привычной для него непосредственностью. Девушка толкнула Федю локтем, намекая, что вопрос не тактичный. Но вопрос уже прозвучал, и Рат, глубоко вздохнув, будто ему надавили на мозоль, начал говорить:

– Когда-то я встретил душу звезды, но бороться с ним мне оказалось не по силам. Это был самый яркий свет, какой только может быть. Я видел живой свет, и он оказался последним, что я видел. С тех пор прошло много времени, я уже не тот, что раньше. Теперь я обладаю знаниями и силой, каких не имел тогда при встрече, но теперь я стар и немощен физически. Если бы я мог вернуть то время, я отдал бы за это все.

Учитель задумчиво поднял голову вверх, будто смотрел в небо. Но смотреть он не мог. Барсучков и остальные тоже взглянули вверх. В небе, сквозь прозрачную серую вуаль туч, виднелись далёкие звёзды. Словно заворожённые, ребята смотрели в небо, пытаясь увидеть там тайный смысл. Каждый из них не понимал ничего, но стеснялся отвести глаза от неба первым, не желая сойти за глупого. Учитель первым опустил голову и сказал:

– Теперь каждый из вас может свободно уйти домой. Идите по правой стороне рельсов. Через несколько метров вы увидите столб, на котором белой краской нарисовано число тридцать шесть. Остановитесь у него и взгляните на свои часы. В тот момент, когда стрелка на часах коснется верхнего деления, вы должны сделать шаг вперед, тогда вы выйдете из леса. Прийти сюда вы сможете точно также. Жду вас в два часа ночи. – учитель указал палкой на железную дорогу. – До скорой встречи.

Глава 11.

Не друзья

Под чёрным небом, густо усеянным звёздами, Федя медленно брёл домой. Ноги его заплетались от усталости, а голова разрывалась от различных мыслей.

Вернувшись в свой обычный мир, Федя обнаружил, что время, проведённое им в лесу, составило всего несколько минут. С надеждой Федя вглядывался вперёд, высматривая, когда уже закончится лес и появятся первые гаражи, когда вдруг мимо него быстрым шагом промелькнула чёрная тень, едва не задев его плечо. Всмотревшись, в растворяющуюся с каждым шагом во тьме фигуру, Федя узнал Илью Коровкина.

– Илья! – звонко окликнул его Федя и побежал к нему с ловкостью тюленя.

Услышав голос Барсучкова, Илья тут же сделался неуклюж и, втянув голову в плечи, зашагал по рельсам быстрее. За его спиной всё звонче нарастало куриное шлёпанье Барсучкова. В несколько шагов Федя допрыгнул до Ильи и радостно засопел в затылок.

– Чего тебе? – мрачно спросил Коровкин, не глядя на Федю.

Ещё раз присмотревшись к Илье, словно не разобрал его слова, Барсучков удивлённо сказал:

– Ты чего? Нам же по пути.

Илья засмеялся.

– Да, нам по пути, но на этом пути должен остаться один и это буду я.

– О чем это ты?

– Не набивайся ко мне в приятели. Друзьями мы не станем.

– Вот ещё! – фыркнул Федя. – Нужен ты мне! Да кто вообще захочет иметь такого друга? Ты настоящий зануда.

Илья возмущенно фыркнул, попытался что-то сказать, но с жаром произнес только согласные буквы. Затем он усмехнулся, будто бы над самим собой, что слова Феди могли его хоть как-то задеть. В этот момент, зацепившись за что-то ногой, Барсучков ударился плечом о Коровкина, а затем наступил ему на пятку своей большой ступнёй. И снова послышалось недовольное пыхтение Ильи. Извиняться Федя не стал, в темноте ведь было не видно, где у Ильи пятки, а где нет. Федя был высоким для своего возраста, и словно не привык ещё к таким длинным ногам, и не знал, как с ними управиться.

– Ты не можешь вперёд пройти?! – Илья остановился и раздражённо указал рукой вперёд.

– Да чего я тебе сделал? – беззлобно удивился Федя.

– На ногу наступил!

– Да я про вообще говорю. Чего ты взъелся на меня?

– Слишком много Барсучковых в моем окружении! Достаточно было бы одного.

Илья засопел и ускорил шаг. Так Федя и остался, в задумчивости, стоять на рельсах, пока чёрный силуэт Коровкина совсем не исчез с горизонта.

Добравшись до дома совсем без сил, Барсучков с трудом долез до своего подоконника и грузно перевалился через приоткрытое окно в свою комнату. Обычно он это делал ловко и тихо, как искусный вор, даже будучи не совсем трезв, но сегодня сил у него совсем не осталось, он немного нашумел. Не смотря на это, довольный своей хитростью и незамеченным отсутствием, Федя скинул куртку и нырнул в кровать.

Небо откинуло чёрное покрывало ночного сумрака и обнажило предрассветную синеву. Солнце высунуло пару лучиков из-за соседней многоэтажки, предвещая хорошую погоду. Многие люди уже вышли из квартир, чтобы по раньше прийти на работу или на учёбу, но не Федя. Он спал крепким сном, когда в его уши муравьиным шебуршанием пролезли толпы нарастающих звуков, складывающиеся в слова. Мария Васильевна, деловая, но заботливая мать, собиралась на работу, и обнаружила, что её младший сын ещё и не думал вставать! Без предупреждений она ворвалась в Федину комнату, но тут же застыла на пороге, на секунду умилившись видом спящего сына. Федя сладко спал, свернувшись калачиком. Мария Васильевна сделала шаг и тут же споткнулась о тёмный комок на полу. Приглядевшись к нему, женщина издала удивлённо-негодующий возглас. В дымке утреннего мрака она не сразу заметила перемены, постигшие комнату: совершенно коричневые, как содержимое выгребной ямы, одежда и ботинки, покрытые какой-то особенно жирно грязью, спокойно дремали на безнадёжно загаженном полу. Эта же грязь чёрной вросшей перхотью украшала светлый длинношерстный ковёр. От крика матери Барсучков испуганно проснулся и вскочил с подушки. С силой продрав глаза, Федя завертел головой, пытаясь понять, что происходит. Мари Васильевна схватилась за голову, когда рассмотрела сына получше. В уложенных грязью волосах Феди торчали сухие листья и трава, лицо было чумазым, как у свинопаса. Под градом обвинений, автоматически оправдываясь, Федя разглядывал изменившуюся за ночь комнату: вернувшись из леса он разделся, не включая свет. Теперь ему хотелось присвистнуть. Немного раскаяния, щенячий взгляд (а это он умел) – и смягчившаяся мать успокоилась, пообещав ничего не говорить отцу.

– Он на работе. – сказала Мария Васильевна, подбирая с пола грязные кеды, покрытые плотной коркой грязи и сухой травы. – Там что-то случилось. Ещё ночью уехал. Трубку не берёт не знаю, что там.

С облегчением выдохнув, Федя уткнул бессмысленный взгадал в грязное пятно на ковре.

– Где ты так измазался? Ты же вчера чистый вернулся? Опять гулять убегал? – причитала женщина.

Федя упал обратно на подушку, надеясь ещё немного вздремнуть, пока мама не поднимет его повторно. Он уже начал проваливаться в сон, как вдруг в голове его что-то щёлкнуло. Федя вскочил с постели и, громко топоча, побежал к стиральной машинке. Мария Васильевна стояла в ванной и засыпала в стиральную машинку порошок. В иллюминаторе машинки показался кусок Фединых штанов.

– Стой! Мне нужно кое-что забрать.

Федя пролез на карачках в ванную, неловко отпихнув мать и открыл дверцу. Вывалив на пол ворох вещей он стал торопливо искать свою драную куртку, в кармане которой лежала ветка волшебного барбариса. Она нужна была ему затем, что бы убедиться в реальности произошедшего с ним ночного приключения.

Мария Васильевна, потеряв дар речи, смотрела на свои ноги, которые засыпало грязными вещами.

– Федя, что ты делаешь?! Прими душ и иди собирайся в школу, тебе уже выходить пора!

Вместо ветки барбариса, из кармана, Федя достал горсть чёрной земли и глупо уставился на нее. Мария Васильевна удивленно и с претензией взглянула на сына.

– Что это? – вздохнула Мария Васильевна.

– Да так. – сказал Федя и задумчиво поплёлся в свою комнату.

Целый день он чувствовал себя высохшей устрицей, измучившейся по баюкающим волнам глубокого сна. Рыболовы-учителя по очереди выдёргивали Барсучкова из океана дремоты. Стоило Феде сесть за парту, как тело безвольно растекалось, размягчалось и становилось грузным и тяжёлым, как расплавленный чугун. Голова его, как у младенца, болталась в разные стороны не в силах держаться без поддержки руки. Всё, что говорилось на уроках, Федя воспринимал, как набор зашифрованных слов, не имеющих смысла. Подозрительный Игорь сразу заметил, что с его другом что-то не так. Неприсущая Барсучкову вялость не имела ни каких видимых оправданий. В этот день Федя позиционировал себя пассивным участником разговорив. А когда ребята предложили уйти с последнего урока, Федя, подперев голову ладонью, бессмысленно смотрел на рты говорящих, с силой разлепляя стремящиеся друг к другу, словно два куска разно полюсных магнитов, веки.

– Ну, рассказывай. Ты весь день на ходу спишь. – потребовал Горшков, пристально с прищуром глядя на друга.

Федя и Игорь шли по аллее навстречу сентябрьскому ветру. Барсучков был похож на ходячего мертвеца. Расстёгнутую куртку его с одного плеча стягивал перекошенный ранец. На ветру развевался небрежно обмотанный вокруг шеи шарф. Шапка, надетая поперёк головы, наползла на полузакрытые глаза. Федя постоянно зевал, не утруждаясь прикрывать рот, и отвечал на вопросы с двухсекундной задержкой.

– Я вчера был в месте, которого на самом деле нет. – начал было Федя, но зевнул и погрузился в раздумья.

Горшков скрупулёзно ковырял взглядом Федю, словно вырезал ножом чёрные точечки из картофеля. Отсутствующий в реальности Барсучков через каждый шаг подцеплял асфальт носами ботинок.

– Там так интересно. Мы путешествовали по разным мирам. – вяло, но с интересом продолжил Федя, безумными глазами рассматривая пуговицу на рубашке Игоря. – Это волшебный лес с повторяющимся пространством. Там время и всё вокруг замкнуто, как бублик. А ещё я чуть не утонул в болоте!

Игорь почесал за ухом и молча отвёл взгляд в сторону, прикрыв волнистыми бровями трусливые веки округлившихся глаз. Затем ещё раз взглянул на друга. Федя по-прежнему с любопытством смотрел на его рубашку.

– Там кроме меня еще другие ребята были. – разговаривал с пуговицей Федя. – У Рата нас шесть учеников, из них одна девушка. Она упала в обморок, когда мимо нас проходил обезглавленный олень, и мне пришлось нести её на руках.

Дальше Федя рассказал про страшную и зловонную книгу, а потом про слона и ещё раз про девушку. Игорь слушал друга сосредоточенно и спокойно, умело состроив лицо кирпичом. Под конец рассказа Федя показал своё клеймо, и тут Игорь не выдержал.

– Как ты это сделал? – он вцепился в его руку и стал рассматривать крутую, как ему показалось, татуировку. – А твой отец это видел? Он тебя убьёт!

Игорь усмехнулся смелости Барсучкова.

– Я тебе говорю, что это мой знак, я в слона превращался. – сказал Федя, глядя маковыми росинками чёрных зрачков на подбородок Игоря.

Волосы Барсучкова при этом торчали в разные стороны, как перья всклокоченного петуха, и весь его вид говорил о сумасшествии.

– Нет, ты точно под чем-то. Скажи, а то обижусь. – потребовал Игорь, но догадавшись, что Федя ничего не понял, да и вообще потерялся и бродит внутри своей собственной головы, перевел разговор. – Я, кстати сказать, вспомнил, что такое Мирцам. Есть такая звезда в созвездии Большого пса. Мы же это проходили по астрономии. Помнишь?

– Большого пса? Нет, не помню. – повертел головой Федя. – Но теперь-то все понятно. Только не понятно при чем тут синий слон?

Горшков обеспокоенно покачал головой и завернулся в ворох тревожных мыслей.

Федя всегда был странным и говорил всякую ерунду, но в последнее время Игоря стало преследовать навязчивое беспокойство за друга, что тот на самом деле потихоньку сходит с ума. Он стал меньше понимать его, и разговор у них никак не клеился. Федя же ничего этого не заметил.

Дойдя до перекрёстка, ребята попрощались, и Федя свернул направо. На улицах маленького городка уже пахло зимой. Мёртвые листья и травы почернели, окрасив улицы в жухлые серо-коричневые тона. Северный ветер гонял листья по пыльному асфальту, сгребая их в кучи, а потом снова раскидывая по убранным дворниками дорожкам. Прохожие поглядывали друг на друга сердито и спешили спрятаться от холода в каком-нибудь помещении. Медленным шагом Федя добрёл до больницы. Когда он взобрался на ступеньки у главного входа и протянул руку, чтобы открыть дверь, из больницы на него внезапно выскочил усатый мужчина в драповом пальто и чуть было не сбил Федю с ног. В лице человека Федя определил знакомого врача – Бизенко. Обдав Барсучкова спиртным духом, он злобно убежал в холод улицы. Федя удивлённо посмотрел ему в след, и ощутил тревогу и предчувствие чего-то плохого. Охваченный этим странным чувством, Федя вошёл в больницу и сразу же очутился в толпе беспокойных людей. Не понимая что происходит, и туда ли он попал, Федя оглянулся, быстро выглянул на улицу и, узнав больничный двор, снова вернулся в вестибюль. Он остановился в дверях и растерянно разглядывал суетящуюся толпу людей. Шевелящийся винегрет из белых халатов и разноцветных одежд заполнял всё видимое пространство. Люди разных возрастов с перевязанными конечностями и разбитыми носами, глазами, толкались и топтались на месте. Справа от Феди женщина предъявляла претензии санитарке, а та оправдываясь говорила, что она ничего здесь не решает. Рядом с ней возмущённые люди просили её помолчать, потому, что не слышно какого-то списка. Слева пожилая пара обсуждала плохую работу медперсонала. Чуть дальше от них две старушки, говорили о каком-то поезде и качали головами. Двухлетний ребёнок стоял в центре вестибюля и, протянув руки ревел навзрыд. Какая-то девушка подбежала, подхватила его на руки и скрылась в толпе. Гул из различных звуков выносил мозг. Федя, подозрительным и испуганным взглядом рассматривая людей, пробрался через толпу и направился в кабинет отца.

Коридоры больницы разрывались от разговоров, плачей, криков и рыданий, которые прореживались звонкими объявлениями врачей. Можно было подумать, что половина населения города собралось здесь. Мужчины и женщины, как беженцы сидели прямо на полу, подпирая тошнотно-персиковые стены. Много среди них было здоровых людей, которые не хотели никуда уходить, и чего-то ждали. Они жадно цеплялись обеспокоенными взглядами в проходящих мимо врачей. Каталки с пациентами загромождали проходы. Беспризорные дети попадались под ноги. Федя с широко открытыми глазами, держа уши востро, пробирался через толпу. Из рассуждений и разговоров, частично услышанных от людей, у Феди в голове сложилась картинка произошедшего. Он узнал, что ночью сошёл с рельс скоростной поезд. Было много пострадавших, которых доставили в больницу. Мест не хватало, рабочих рук тоже. Вдруг плечо Феди схватила чья-то рука. Худой безусый мужчина, лет тридцати, с большими карими глазами, развернул к себе Барсучкова.

– Олег Андреевич, здравствуйте! – радостно сказал Федя, увидев знакомое лицо.

Молодой мужчина на секунду задумался, ощупал Федю беспокойным взглядом и, узнав в подростке сына главного хирурга, повёл его за собой:

– Федя, снимай куртку, надевай халат. Нам не хватает рук.

– А отец, то есть Владимир Семёнович где? – спотыкаясь о чьи-то ноги, спросил Федя.

– Он занят. На операции. – протараторил тот, не глядя на Барсучкова и открыл ему кабинет отца. – Скидывай рюкзак.

Федя заскочил в кабинет и, уже чуть ли не через секунду выскочил обратно без ранца и в белом халате. Олег Андреевич тут же, сунув Феде бумажку, попросил сходить на склад и принести необходимые медикаменты. Федя окинул взглядом список:

– Пи-ри-трамид мне не выдадут! – по слогам произнёс Барсучков. – Это же анальгетик, или я ошибаюсь?

Раздражённый санитар, который успел отскочить от Барсучкова метров на пять, вернулся и забрав список, перечитал его сам.

– Выдадут! Там Вера Петровна, она тебя знает. Скажи, что Владимиру Семёновичу срочно нужно. Я в операционном корпусе буду, принесёшь, я заберу. – убегая и указывая пальцем в сторону операционного корпуса крикнул Олег Андреевич, и скрылся в толпе.

Федя, перечитывая список препаратов направился на фармацевтический склад. Вера Петровна, женщина лет пятидесяти пяти, худосочная и низкорослая, выглядела немного старше своих лет. Всегда опрятная и чистая, она создавала впечатление интеллигентной личности. Федю и Рому она знала с рождения, и всегда встречала их с улыбкой. Совершенно спокойный нрав и рассудительность делали её приятным собеседником. Сегодня Вера Петровна встретила Федю на удивление холодно. Она грустно поздоровалась с ним и надела свои огромные очки.

– Что тебе? – спросила она и не дожидаясь взяла из Фединой руки бумажку.

Барсучков беспокойно топтался на месте.

Изучая список, Вера Петровна поправила очки и сунула руку в карман халата. Потом, не глядя на Федю, вздохнула и скрылась за дверью, ведущей в подвал, где хранились лекарства.

– Какая ужасная трагедия. – тут же послышался её голос из подвала.

Федя просунул голову за дверь, чтобы лучше слышать Веру Петровну, но та больше ничего не сказала.

Через минуту женщина вышла с лекарствами и без вопросов отдала их Барсучкову. Удивлённый Федя быстрым шагом направился в операционный корпус, где его уже ждал Олег Андреевич с новым заданием. Так весь вечер Федя бегал по поручениям врачей. Не доделав одного, он брался за другое, а потом сразу за третье и четвёртое, а потом снова за первое. После двух часов беспрерывной беготни Федя решил устроить себе заслуженный перерыв.

Выбежав на пожарную лестницу, запыхавшийся Федя наткнулся на Илью.

– О, здорово! – выплюнул Федя от неожиданности.

Илья безмятежно смотрел на темнеющее небо и курил, с философским видом выпуская дым изо рта.

– Привет. – ответил он, не глядя на Федю, который бесцеремонно хрюкнул носом и сплюнул вниз, перегнувшись через ржавые перила.

Неохотно Илья развернулся к Феде и окинул его недружелюбным взглядом. Барсучков о чем-то усердно размышляя, вел себя так, словно забыл, что находится на лестнице не один – грыз ногти, кривлялся и шмыгал носом. Илья покривил лицо, глядя на странное поведение Феди и был возмущен, что кто-то посмел нарушить его уединенность. Вдруг Федя снова заметил Илью и, немного напугавшись, глянул на него дико и снова уставился вдаль, повиснув туловищем на перилах. Хоть Илья и оказался в неприятной ему компании, все же он не спешил уходить, затягивался всё реже, и терпеливо растил пепельный хвост сигареты. Федя время от времени вспоминал про присутствие Ильи, напоминающего о себе деликатным покашливанием, молча косился на его странную причёску, походившую на длинное каре, и не переставал удивляться его аристократическим ужимкам.

– Как думаешь, мы как-то связаны с тем, что сегодня произошло? Ну, то, что поезд с рельс сошёл. – развязно спросил Федя, – Это ведь случилось недалеко от того места, где мы были.

Коровкин усмехнулся, рассматривая свою сигарету, потом хитро и жёстко посмотрел на Федю:

– Конечно, имеет.

Барсучков не видел этого взгляда Ильи, чем немного огорчил его, ведь он очень старался. Между Ильёй и Федей росло, как надувающийся шар, напряжённое молчание, которое ощущал только Илья. Он раздражался присутствием Феди, считал его балваном и дураком. Феде было все равно.

– Зачем тебе это? – спросил вдруг Илья. – Зачем тебе учиться магической астрономии Рата? Шанс встретить душу звезды один на миллион. Неужели ты готов потратить на это все свое время, и так же, как и мы, мечтаешь вернуться туда, в реальный мир живых? Тут у тебя и так всё есть. Поступишь учиться в институт, потом работать будешь здесь. Тебе даже стараться не нужно.

– Боишься конкуренции? И правильно делаешь! – уверенно и экспрессивно ответил Федя, глядя куда-то вдаль, словно там был его собеседник.

Коровкин усмехнулся ложным смехом и выкинул окурок. Оба молчали и смотрели, как сгущаются серо-голубые тучи. Жёлто-персиковые куски неба, подсвеченные с обратной стороны тощими лучами солнца, поедала ненасытная чернь сумерек. Стая ворон зловеще каркая, пронеслась над головами Феди и Илья.

– У-у-ух! – сказал Федя, проводив их глазами и, усмехнувшись, глянул на Коровкина. Ещё минуты три спустя тёмно-синее небо раскололось жёлтыми тучами и закучерявилось, с одной стороны. А с другой, там, куда зашло солнце, под чёрно-синим полотном образовалась ядовито-алая полоска.

– Ты, наверное, мучаешься вопросом, что с твоим сердцем и что вместо него? – спросил Коровкин, с коварной усмешкой, глядя на Федю, который таращил округлившиеся глаза куда-то вдаль.

– Да как-то и забыл об этом вовсе. – неловко засмеялся Федя, почесал затылок и перевел туманный взгляд на Коровкина. Дальше он его не слушал, хоть и смотрел на него участливо.

Илья растерялся от реакции Феди на свой вопрос. Он никак не ожидал ответа, что Федя забыл об этом подумать.

– Ну, если тебе интересно, я скажу. Рат забрал наши сердца, и хранит их где-то у себя. Они нужны ему, чтобы, если это понадобится, управлять нами. А вместо сердца он вставил нам по крысе.

Последняя фраза словно кувалда ударила Федю по голове. Он сразу почувствовал, как в груди его что-то шевелится и ползает. Лицо Феди непроизвольно исказилось гримасой ужаса. У него помутнело в глазах, и он представил, как под его рёбрами притаилась облезлая серая крыса, и как она выгрызает его изнутри. Федя судорожной рукой проверил свой пульс. Он оказался нормальным. «Может он врёт?» мелькнуло в голове Феди и, он уставился на Илью умоляющим испуганным взглядом.

– Как ты узнал? – полушёпотом проговорил Барсучков, вцепившись ожилившейся рукой в грудь.

– Сделал себе рентген. – не моргая Коровкин смотрел в глаза собеседнику, не желая упустить даже малейшую подробность его реакции.

– У тебя, то же самое? – спросил Федя, тревожно скучив брови и сглотнув высохшую слюну.

– Я же сказал – у нас у всех. – ответил Илья, высокомерно и спокойно, оглядев Федю.

– Почем знаешь, что у всех? Всем-то ты рентген не делал? – недоверчиво усмехнулся Федя. – У тебя крыса, потому что ты – крыса. А у меня должно быть маленький слон. – самодовольно пошутил он и засмеялся неуверенно. Сказав это, Федя сделался серьезным и злым от того, что слова Ильи плотно засели в его голове и тревожили его брезгливую натуру. Коровкин был доволен эффектом, произведенным на собеседника, он хитро улыбался и, незаметно косился на Федю, пока тот с озадаченной физиономией ковырялся в свой голове.

– Ты правда веришь, что мы мертвы и находимся в загробном мире? – спросил Барсучков, пытаясь отвлечься от ужасных мыслей.

– А ты еще нет? – усмехнулся Коровкин. – Рат говорил, что мы живы пока мы помним, кто мы есть.

Небо с головой накрылось чёрно-синим одеялом ночи. Ветер стал морозным и острым. Жёлтыми пятнами по улицам разгорались фонари, освещая клочки асфальта и стоящих рядом деревьев. Федя вздрогнул, сунул околевшие руки в карманы и хмуро сказал:

– Ладно, я пойду. Хватит уже тут прохлаждаться.

Илья кивнул Феде, а сам достал ещё одну сигарету, и с насаждением закурил – ему вовсе не хотелось идти помогать сослуживцам.

Федя, опустив голову, побрёл в реанимационное отделение. Бетонный пол из разноцветных тусклых кусков складывался в непонятный, повторяющийся через каждые два метра, рисунок. Федя так погрузился в свои мысли, что не заметил, как врезался головой прямо в грудь высоченной женщины, и отпружинился на два шага назад. Приглядевшись, Барсучков понял, что смотрит на кривые женские ноги в туфлях, над которыми нависает белый халат. Федя медленно поднял глаза и встретил мужеподобное лицо медсестры Анны Ивановны. У Феди ёкнуло сердце, но тут же он вспомнил, что сердца у него нет, и выдохнул с облегчением. «Вот те рас! Она стала ещё выше с нашей последней встречи или мне кажется?» подумал он и тут же постыдился грубости своих мыслей. Облокотившись на Барсучкова кучерявым взглядом, квадратная медсестра сообщила, что Владимир Семёнович ждёт Федю у себя в кабинете. Но в этот момент Федя не услышал ее, он увлечённо разглядывал лицо медсестры, пытаясь сообразить, сказал ли он грубое замечание вслух или только подумал его. «А голос-то у неё, как у того певца, который пел про чудесный мир» снова подумал Федя.

– Извините, что? – переспросил он.

– Тебя отец ждёт в своём кабинете. – недовольно повторила медсестра.

Когда Барсучков спросил зачем, женщина не ответила, а лишь демонстративно повела лицом в сторону и ушла. Федя быстро направился к отцу, мучаясь новыми догадками. «Может мама ему рассказала, что я ночью гулять ходил? Да нет, она бы так не поступила» думал про себя Федя, переступая через ноги задремавших людей в коридорах. Подойдя к кабинету отца, Федя в нерешительности остановился, взявшись за ручку двери. Выдохнув, он открыл дверь и вошёл в кабинет. Первым, что бросилось Феде в глаза, был его отец. Он стоял посреди кабинета прямо под лампой и в задумчивости держался за подбородок. Не говоря ни слова, Федя случайно повернул голову влево и увидел висящие на вешалке вещи Ромы.

– А, Рома тоже тут? Я его не видел. – вытаращенными глазами Федя осматривал всё вокруг, со страхом отгоняя подкрадывающееся беспокойство.

Федя снова взглянул на вещи брата, и заметил, что они грязные. Владимир Семёнович был расстроен и чем-то озадачен. Покрасневший лоб его, поблескивал густыми крапинками пота, предвещая серьёзный разговор. Гончими псами затравили и облаяли Федю тревожные тени догадок. Владимир Барсучков жестом указал сыну на стул, а сам отошёл к окну. Федю обдало холодом, руки и ноги его похолодели. Он стал разглядывать отца и заметил, что на нём операционный фартук, и на шее висит маска. Владимир Семёнович не мог забыть переодеться, только не этот человек.

– Что-то случилось? – тревожно спросил Федя тонким голосом, чувствуя, как в носу его защекотало от приближающихся слез.

Владимир Семёнович оглянулся на сына, потом посмотрел на стул, на который он не стал садиться и отвернулся.

– Рома в реанимации. Он был в поезде. – сбивчиво вывалил Владимир Семёнович, стоя спиной к Феде. – Из-за сильного удара произошло кровоизлияние в лобную долю. Апоплектическая кома.

Федя пожалел, что не сел на стул, потому что ноги его подкосились и он, ухватился руками за стол. На столе у Владимира Семёновича лежал синий шарф. Федин взгляд прилип к этому шарфу и больше не хотел отлепляться, даже когда голова повернулась в другую сторону, глаза оставались на месте, и всё смотрели на этот шарф. И он казался необычайно чётким и заключающем в себе вселенский смысл. В пустой голове Феди сначала еле слышно, но потом всё громче и громче зазвучала мелодия Армстронга про прекрасный мир, которую напевала улыбающаяся мужеподобная Анна Ивановна.

– Что?.. – переспросил Федя, словно не расслышал, но слезы уже стояли в его глазах, размазывая картину мира.

Дрожащей рукой Федя нащупал стул и сел на него, не глядя. Владимир Семёнович повернулся к сыну. Оба молчали. Федя, ножом взгляда полосовал старый бежевый линолеум, равнодушно гниющий в жёлтых пятнах лампы, а в голове его всё ещё звучала мелодия. Федя вытолкал из глубины своей иссушенной глотки, нерешительный комок вопросов:

– И что теперь? Какие прогнозы? Ты только что оттуда?

– Да. – прохрипел Владимир Семёнович, тоже погруженный в тревожные мысли. – Вероятность летального исхода в его состоянии – 90%.

Хладнокровность отца поразила Федю. Словно вор выскочила она из-за угла в тёмном переулке совести, угрожая расправой. «Почему он говорит о Роме, как о чужом?» возмущённо подумал Федя.

– Вероятность? Почему ты так говоришь? Скажи нормально, он выживет или нет?! – закричал Федя.

Владимир Семенович сурово, но растерянно взглянул на сына, пытаясь понять, что он сказал не так:

– Не знаю! Я сделал все, что мог. Теперь, дело за ним.

– Я могу его увидеть? – грубо спросил Барсуков, вскочив со стула в готовности бежать к брату.

Владимир Семёнович хотел было что-то сказать, но слова застряли в его горле, и он просто кивнул головой. Федя, как ураган выскочил в дверь, уронив стул, на котором сидел. Владимир Барсучков в задумчивости потёр шершавый небритый подбородок и выкинул взгляд в окно. Федя ошибочно подумал, что отец остался равнодушным. Владимир Семёнович изо всех сил старался держать себя в руках, а в голове его, тем временем, грызлись между собой разношёрстные мысли, одна страшнее другой.

Федя, спотыкаясь и распихивая в стороны встречающихся на пути людей, бежал по коридору. От волнения он на секунду забыл где находится реанимация и заблудился в уже опустевшем коридоре. Желтый тусклый свет лился с потолка на старые стены и пол, вызывая у Феди чувство тошноты и безнадежности. Собравшись с мыслями, Федя всё же нашёл правильное направление и снова побежал. У входа в реанимацию его за руку поймала крупная медсестра. Федя с яростью глянул на нее и заметил лишь неуместно-красную помаду и всклокоченный улей волос, через который просвечивала лампа.

– Тише, тише! – шикнула она, отбросив с блестящих глаз покрывало голубых век, из которых палками торчали ресницы. – Успокойся. Здесь нельзя так бегать. – нравоучительно и неторопливо высказалась она.

– Пустите. Мне нужно к брату. Я Барсучков. Мне Рома Барсучков нужен! – неуклюжим взглядом Федя истыкал мясистые телеса широкоплечей докторши, чуть не плача от злости и отчаяния.

Красной клешнёй руки она вцепилась ему в плечо и говорила, как актриса, с наигранной заботой о сохранении порядка.

– Я знаю, кто ты. – прохлопала она губами-помидоринами. – Здесь больница, а не эстафета.

«Вот дура!» думал Федя и пытался заглянуть её за плечо. Через щель между её спиной и подмышкой Барсучков увидел брата и заметался, как тряпка не ветру, пытаясь освободиться. Но женщина была на удивление сильна. Вдруг за спиной Феди показался заведующий хирургическим отделением и кивнул головой медсестре. Крупная женщина недовольно вздохнула, отодвинулась от входа и пропустила Федю. Тот мигом подлетел к брату и, вцепившись в холодные железные перила кровати, стал его рассматривать. Владимир Семёнович тихо подошёл и остановился рядом. Рома лежал с капельницей и трубкой во рту, прилепленной к его щеке пластырем. Жёлто-синим пятном своего тела, юноша подчёркивал красоту белоснежных больничных простыней. Голова Ромы была перевязана бинтом, левая рука замотана в гипс. Вокруг него нагроможденно стояли аппараты. Федя, немного разбирающийся в этих штуках, беглым взглядом окинул пищащие экраны, но от волнения всё равно ничего не понял. Он впервые видел брата таким беспомощным и жалким. На первый взгляд ему даже показалось, что это не Рома, что отец все напутал, как бы ни глупа была эта мысль. Федя не мог узнать брата, и только по маленькому шраму на переносице и маленькой родинке на щеке, согласился признать его.

– Он даже не дышит сам? Всё так серьёзно? – сказал Федя отвоёванным у страха голосом.

– Он в коме.

– А болевая терапия?! Кома? Так быстро?

– Болевая терапия, к сожалению, ему не помогла бы. – лицо Владимира Семёновича исказилось напряжением.

«Еще бы» подумал Федя и покосился на отца, как на врага «Все благодаря тебе».

Федя отвернулся. Мелкие и острые мысли пёстрой мозаикой рассыпались в его голове.

– А как же мама? Она знает?! – вновь с надеждой взгляну на отца Федя. – Ты ей не сказал?

Владимир Семёнович спокойный, как скала, опустил взгляд в пол.

– Значит не знает?! Когда ты ей скажешь?

– Она знает, уже едет. – ответил Владимир Семенович, ежесекундно вздыхая.

– Я не понимаю, как Рома вообще оказался в том поезде? – уже спокойным голосом спросил Федя.

– Какая теперь разница?

– Куда он ехал? Или откуда? – словно не слыша отца продолжал Федя, – Он ничего не говорил. Рома бы сказал…

Федя бросил на отца негодующий взгляд, но тот ничего не заметил и уже выходил из палаты.

Остаток вечера Федя просидел рядом с братом. Он просто сидел и смотрел на него не отрываясь, в надежде, что Рома внезапно откроет глаза. В восьмом часу приехала Мария Васильевна. Увидев Рому, она замерла в дверях. Закрыв дрожащими пальцами губы, она кинулась к старшему сыну. И так страшно начала рыдать, что докторам пришлось оттаскивать её от кровати. А она вцепилась рукой в железные перила, и так крепко держалась, что чуть не увезла с собой кровать, когда её уводили из реанимации, чтобы дать успокоительного. Федя сильно испугался, ведь он никогда не видел маму в таком состоянии. Онемев от ужаса, он пытался отцепить её руку от железной трубы и всё время повторял один и тот же набор слов: «Мама, что ты делаешь?! Мама, перестань!» Владимир Семёнович обвязал жену руками, скрутил, как безумную и стал баюкать. Мария Васильевна всё не унималась и плакала, не стесняясь, как ребёнок.

На следующий день Федя с трудом высидел четыре урока в школе, а с пятого убежал в больницу. Сегодня Федя был бодр и сосредоточен, несмотря на то, что не спал почти всю ночь. Стоило ему закрыть глаза, как появлялась Анна Ивановна в синем шарфе и пела песню про чудесный мир голосом Армстронга и покатывалась со смеху.

Весь растрёпанный и запыхавшийся, Федя бежал в больницу. Влетев в двери, он ощупал голову и понял, что где-то потерял шапку. С досадой он оглянулся на улицу, но шапки на дороге не оказалось. Федя махнул рукой и подошёл к гардеробу, чтобы сдать куртку. Так он обычно не делал, оставляя вещи в кабинете отца. Но сегодня Федя не хотел подниматься в его кабинет.

В этот день в больнице было тихо. В середине коридора одиноко разговаривали две молодые медсестры. Их голоса и вульгарный смех, который они пытались сдерживать, эхом прокатывались по пустому пространству помещения. Федя сделал глубокий вдох, пригладил волосы на голове, утёр шарфом раскрасневшееся лицо и спокойным быстрым шагом направился к лестнице в другой конец коридора. Одна из медсестёр с алыми губами посмотрела на прошедшего мимо Федю лисьим взглядом и что-то сказала подруге. Федя ничего не заметил, он был серьёзен и решительно шёл в реанимацию, представляя, как смело отодвигает одной рукой вставшего на пути отца, а другой рукой помидорогубую медсестру. Но сегодня ему никто не воспрепятствовал. Без всякого труда Федя прошёл к брату.

Кровать Ромы стояла возле окна, из которого падал холодный бледный свет серого неба. При дневном освещении Рома выглядел ещё более синюшно-серым. Федя снова ужаснулся представшей картине изувеченного брата и пару секунд не решался подойди. Потом заметил около постели странную голубую табуретку, у которой одна нога оказалась короче остальных. Он молча подошёл и сел на неё. Рома лежал сегодня на правом боку, лицом к окну. Руки в неестественной для живого человека позе переплелись рядом с туловищем. Не прошло и пяти минут, как в реанимацию заявился Владимир Семёнович. Он подошёл к кровати Ромы солдатским шагом и сурово взглянул на Федю. В дверях показалась любопытные лица прихвостней отца. Более грустный, чем обычно Владимир Семёнович прервал безмолвную беседу сыновей и велел Феде идти выполнять свою обычную работу.

– За ним есть кому присмотреть. – сказал он. – Не сиди здесь. Так ему не поможешь.

Федя, не привыкший спорить с отцом, молча встал и вышел из палаты. Однако же не пошел работать, а спрятался на лестнице в заброшенном крыле и просидел там несколько часов. Он залез на самый верхний этаж под потолок и уселся на верхнюю ступеньку. Это крыло было необитаемо, поэтому не отапливалось, и оттого здесь было чуть теплее, чем на улице. Справа на стене находилось окно с сегментарными квадратными стеклами, какие встречаются в спортивных залах школ. Уже слегка темнеющее небо слабо просматривалось мутным отголоском света сквозь толстые стекла окна. Федя бывал в этом месте всего раза три. Спертый воздух из-за отсутствующей вентиляции делали это место не привлекательным. Здесь, как и на пожарной лестнице стояла пепельница с окурками. Радом с ней сегодня лежала, забытая или оставленная кем-то специально, пачка женских сигарет. Федя взял ее в руки, внимательно изучил, пытаясь представить себе их обладательницу, и в его воображении, почему-то возникла симпатичная молодая медсестра, одна из тех, которых он видел сегодня в пустом коридоре. Федя достал одну сигарету, вытащил из кармана зажигалку и прикурил. Помещение наполнилось плотным дымом. Вдруг что-то сверкнуло за окном, и, спустя насколько секунд, раздался раскатистый гром. В помещении заметно потемнело, и в клубах сигаретного дыма Федя увидел, как будто бы, белый силуэт. Ему показалось, что это Мирцам стоит перед ним, и Федю мгновенно бросило в жар от этой мысли, и так стало больно где-то внутри, где теперь, по словам Ильи, у него сидела крыса, будто в него воткнули нож. Но еще прежде, чем облако дыма расползлось, Федя понял, что здесь никого кроме него нет. За окном послышался усиливающийся шелест дождя. «Что это было?» усмехнулся Федя «Что со мной?» и ему стало стыдно, что мысли о ком-то сейчас занимают его больше, чем трагедия, случившаяся с его братом. Федю начало трясти от холода, который теперь стал сырым и мерзким. С улицы просачивался запах сырого бетона и земли. Сигареты показались Феде гадкими, но он все равно решил докурить, что бы хоть немного согреться. Он сидел и смотрел в одну точку, перед собой, погрузившись мысленно в омут тоски. Две вещи мучили его, сливаясь в одну тяжелую ноющую боль, и обе эти муки были неотвратимы. Одна из этих вещей, касательно Ромы, вызывала упадок, другая – душевный подъем.

Федя сидел, завалившись на стену и медленно втягивая дым, посинелыми от холода губами, задумчиво и грустно смотрел в окно. Лицо его как никогда казалось умным, а взгляд глубоким, направленным внутрь его собственной души. Скудный свет, пробивавшийся через искаженные толстые стекла, красиво освещал его. Был ли причиной этот красиво падающий свет в окутанном дымом полумраке, или же задумчивый и глубокий взгляд Феди, преобразивший его лицо, но девушка в белом халате, тихо поднявшаяся по ступенькам и увидевшая всю эту красочную картину, остановилась в изумлении. Федя не заметил, что его уединение было нарушено. Девушка осторожно подобралась к нему и присела рядом, совсем близко на холодную бетонную ступеньку. Ушедший очень далеко в своих мыслях, Федя вдруг вздрогнул и оглянулся. Взгляды их столкнулись. Федя показался девушке испуганным и устыженным, словно бы он занимался здесь чем-то нехорошим, а она это увидела. Но, еще не до конца пришедший в себя, Федя снова утонул в мыслях и, сделался спокойным и равнодушным, будто уснул с открытыми глазами. Девушка с лисьим взглядом, оказавшаяся той самой медсестрой из коридора, решила, что Федя смутился из-за сигареты и, засмеявшись, оживленно сказала:

– Ты мои сигареты тут куришь, да? – голос ее прозвучал с ласковым упреком.

Федя снова поднял на нее глаза и спокойно и вдумчиво ответил:

– Да, курю.

Девушка чуть засмеялась, как смеются очарованные кем-то сердца.

– Это твой брат в реанимации лежит? – спросила она, участливо погрустнев.

– Да. – ответил Федя, опустив глаза в пол. Они молчали. Федя поднес сигарету к губам, и рука его задрожала и девушка увидела, как на ступеньках, под его лицом, появилась пара темных пятен. Федя шмыгнул носом.

– Ты плачешь что ли? – удивилась она и нагнулась, что бы заглянуть ему в лицо. Голос ее прозвучал звонко и неподходяще. Федя ничего не ответил, но и не отвернулся. – Не переживай, все будет хорошо. – сказала девушка растрогавшись, и погладила Федю по спине.

– Я не из-за этого. – сказал Федя.

– А из-за чего?

– Не важно.

– Из-за девушки? – заискивающе спросила она и в голосе ее прозвучала, неприятная сейчас Феде, родительская заботливость.

– Нет.

Он задумчиво усмехнулся и поднял на нее красные глаза. Девушке стало неловко смотреть не него, она отвела взгляд и сказала:

– Есть вещи, которые случаются, не зависимо от нас, и мы не можем изменить происходящего. Мы не всегда виноваты в том, что с нами происходит. Сегодня твоя беда кажется размерами со вселенную, а завтра ты будешь смеяться над этим.

– Я не уверен, что буду смеяться, но спасибо. – сказал Федя, выдавив из себя улыбку, в благодарность.

Девушка поняла, что не сильно помогла ему.

– Ты славный. Я Вера. – сказала она и на лице ее, сквозь добрую улыбку проглядывала досада.

– А я Федя. – ответил Федя.

– Ты же сын Владимира Семеновича?

Федя молча взглянул на нее, не понимая, зачем она задает этот бессмысленный вопрос и снова задумался о своем.

– Ладно, хватит здесь сидеть, тут холодно! Иди, а то заболеешь еще. – сказала Вера шутливо-приказным тоном, каким говорят старшие с младшими.

Федя, больше не взглянув на нее, затушил уже истлевший окурок и ушел.

До конца смены Владимира Семеновича оставалось полчаса. Федя снова вернулся к брату. В палатах зажгли тусклые жёлтые лампы над каждой кроватью. Освещённый тёплым светом Рома, всё равно напоминал мертвеца. Только теперь жёлтого, который умер от цирроза печени. Медовая смуглость его кожи покрылась неприятной белёсой пеленой. Ярко-каштановые волосы, выбившиеся из-под бинта, слиплись в грязные метёлки. Уложенные заботливо маминой рукой, они скудно прикрывали изувеченный лоб. Угловатые брови грозовыми тучами нависали над нишами глазниц, в тени которых притаился зародыш смерти. Братья были похожи друг на друга. И мысли о сходстве сейчас рождали в голове Феди страшные неудержимые представления. Воображение беспощадно являло ему пугающие картины смерти. Феде виделось, как он из глубокой ямы смотрит на бесконечную вереницу близких и незнакомцев, пришедших с ним проститься. По какой-то чудовищной ошибке, кто-то забыл закрыть гроб, и все постеснялись сказать об этом в слух. А глупые патологоанатомы в добавок ещё забыли закрыть веки Феди. И каждый из проходивших мимо отверстой могилы, бросал горсть сырой земли прямо в его высохшие глаза. Вот Мария Васильевна стоит над Федей, сморщила лицо изюминой и льёт щедро слезами, издавая дельфиньи крики. Отец сохраняет спокойствие, но только наружно: пальцы опущенных безвольно рук слегка подёргиваются, губы сжаты, взгляд устремлён в пустоту. Федя замотал головой, пытаясь выкинуть из неё навязчивые мысли, как пёс оттряхивающийся от воды. В это время, мимо реанимации, размахивая руками, проходил беспечный Илья Коровкин. Он заметил в палате Федю и остановился у входа. Какое-то время Коровкин молча наблюдал, как Барсучков мотает головой и что-то бормочет под нос.

– Сегодня он нас ждёт. – ровным голосом сказал Илья стоя в дверях. – В два часа ночи мы должны быть на железной дороге в двух километрах и двадцати метрах от нашей станции.

– Я не пойду. – терпеливо выслушав, ответил Федя.

Илья подошёл к Роме и остановился с другой стороны его кровати. Он подробно рассматривал его, но жалости в его глазах не было, словно Илья был не человек, или же думал, что всё произошедшее не в серьёз.

– Мы не должны пропускать. – равнодушно сказал Илья, словно не знал Рому вовсе. – Это была случайность. От тебя ничего не зависит. Перестань себя винить.

– Я не виню себя. Просто хочу побыть с братом. – сказал Федя с презрением взглянув на Коровкина.

– Поверь, если ты будешь сегодня ночью лежать у себя в кровати, брату ты ничем не поможешь.

– Я больше ничего не хочу. Зря я в это ввязался.

– Ввязался? – усмехнулся Илья.

–Я не пойду больше в тот лес. – заявил Федя.

– Узнал, что жизнь может быть непредсказуема и жестока, и всё? – коварная насмешка дёрнула угол рта Коровкина.

– И всё… – безынициативно повторил Федя, не сводя глаз с брата.

– Как хочешь. – сказал Коровкин. – Я буду там. Если захочешь, приходи.

Федя промолчал, оставив слова Ильи без внимания.

– Пропущенного не наверстаешь. Прошлого не изменишь. – сказал Илья и почесал затылок размашистым движением, которое не вязалось с его жеманностью и чистоплюйством.

Взглянув ещё раз на Рому, Коровкин вышел из палаты.

Глава 12.

Душа

Федя лежал и рассматривал черноту перед глазами, в которой где-то скрывался потолок. Время от времени по стенам проползали жёлтые лучи фар, на пару секунд освещали комнату и выпрыгивали обратно в окно. Сколько бы Федя ни пытался уснуть, у него не получалось. Закрывая глаза, он, отчего-то, всё время видел один и тот же набор картинок: Анна Ивановна в синем шарфе пела песню, затем без шарфа и уже смеялась. А потом и вовсе синий шарф без Анны Ивановны пел и смеялся. Весь искусанный бесноватыми полуснами Федя вскочил с постели, словно ему в спину воткнули копьё, и уселся на край кровати. Вяло и задумчиво он осмотрел комнату. В каждом чёрном углу, облепленный крупинками мрака, прятался смешок. Тонкий звонкий хохот эхом раздавался в голове Барсучкова. Все предметы в комнате казались бесцветными и безликими. В окно робко заглядывал свет луны и бросал на пол бледно-голубоватые кляксы тощего света. Одна из этих клякс освещала пятно из слипшегося, но чистого ворса ковра. На этом месте совсем недавно красовался кусок грязи, который Федя принёс на подошве из леса. Он вспомнил про своё недавнее приключение, но механические щелчки не давали ему надолго погрузиться в раздумья. Тиканье часов раскалывало тишину на кусочки, словно невидимый скульптор, ловко орудуя зубилом и молотком, высекал из ночной черноты спутанные навязчивые образы и тут же их разбивал. Федя взял со стола часы и попытался увидеть время. Чернота воздуха мелкими мурашками липла к глазам и стрелки оставались не различимы. Пластмассовый корпус старых часов, которые были куплены ещё родителями Барсучкова чуть ли ни в юности, казался серо-синего цвета. Федя вертел часы в руках и пытался вспомнить, какого цвета они на самом деле, но не мог. С досадой он поставил их обратно, так и не узнав, который был час. Но это его мало беспокоило. Федя упал на подушу и отвернулся к стене. Изо всех сил он пытался уснуть, но глаза всё время открывались. Как кукла со сломанным механизмом глаз, он лежал и смотрел в стену. Сон, как прокажённого обходил Федю стороной, даже не смотря в его сторону. Весь издёрганный бессонницей он снова вскочил и принялся в темноте искать свою одежду.

Тем временем в двух километрах от станции растерзанные обломки мёртвых вагонов лежали на обочине путей. Яркая луна освещала оставшиеся следы недавней аварии: чьи-то поломанные чемоданы, куски сидений, толстые осколки стёкол и другие детали поезда, раскиданные и присыпаны кровью и чем-то ещё, не видимым в темноте. По какой-то непонятной причине три смятых в гармошку вагона были оставлены рядом с местом аварии, должно быть для устрашения проезжающих мимо поездов. Рядом с ними, вдоль рельсов был выложен ряд из цветов, принесённых людьми на место несчастного случая. Несмотря не свежесть катастрофы и, ещё сохранившийся беспорядок на путях, движение поездов уже восстановили. В темноте, среди обломков, бродила туда-сюда человеческая фигура – это Илья Коровкин равнодушно курил и поглядывал на останки поезда. Засунув одну руку в карман плаща, а другой держа сигарету, он прохаживался между рельсами и пинал ногами куски стёкол и железных деталей. Время от времени Илья наклонялся и рассматривал их с интересом, делал какие-то выводы и разговаривал вслух сам с собой, не замечая того. Вдалеке послышались уже знакомые ему нарастающие шлёпанья. Илья выпрямился и всмотрелся в черноту перед собой. Через полминуты к нему подбежал запыхавшийся Федя. Он нагнулся и поставил руки на коленки, чтобы отдышаться. Пар валил из его рта, как от паровоза. Волосы торчали в разные стороны, а из ворота расстегнутой куртки торчал шарф, так небрежно намотанный на шею, словно Барсучков и вовсе не знал, как и зачем повязывают шарфы.