Читать онлайн Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя бесплатно

Откуда у вас ребенок?

Доктор Нихес был счастлив. Ему представился шанс отдать долг госпоже Ильтен, на что он уже и не надеялся, однажды опозорившись. Супруг ее, правда, удивился. Зачем отвлекать редкого специалиста? Логичнее обратиться к тому же терапевту, который занимался беременностью Терезы в прошлый раз.

– Хотя бы затем, что доктор Нихес обойдется нам бесплатно, – отрезала Тереза.

Тот терапевт ей не понравился. Врач как врач, не в этом дело. Ее бесило его отношение к женщине как к собственности мужа. Этакий ветеринар, интересующийся лишь мнением хозяина, а питомец может лаять, сколько хочет. Честно говоря, в тот период ее бесило почти все, но этот недостаток она считала непростительным.

Аргумент убедил Ильтена. Нихес так Нихес. Пусть доктор радуется, пока может. Возможно, к концу беременности Терезы он захочет если не повеситься, то взять отпуск, но это уж его проблема.

В своей области Нихес и впрямь проявил компетентность. Проведя все анализы и убедившись, что госпожа Ильтен по-прежнему здорова на зависть всем окружающим, высказался в том ключе, что умеренные физические нагрузки не только не вредны, но даже показаны. То есть тягать мешки с углем и сражаться на передовой не стоит, но комплекс гимнастики на свежем воздухе – то, что надо. В каком это смысле «где взять в городе свежий воздух»? А дача на что? Ну разумеется, можно поехать на дачу. Он бы сказал «нужно», но не хотел усугублять культурный шок господина Ильтена. Тот и без этого пребывал в изумлении, узнав от доктора, что вовсе не обязательно воздерживаться от секса всю беременность.

– Предрассудки! – безапелляционно заявил доктор Нихес, поправив очки. – Хотя порой предрассудки бывают полезны, – признал он. – Иногда женщины в этот период сами мечтают, чтобы мужчины оставили их в покое.

Тереза мысленно кивнула, вспомнив Лику. Та, небось, до смерти счастлива, что Хэнк верит в эту чушь.

– А иногда, – Нихес поднял указательный палец, – имеются реальные противопоказания. Если организм ослаблен из-за болезней или травм, либо женщина сама по себе нездорова, либо генетический статус ребенка плохо совместим с материнским и есть риск отторжения… Однако все это – совсем не ваш случай. Наслаждайтесь.

После своего жизнеутверждающего пожелания доктор украдкой вздохнул. Грустно, когда не можешь последовать собственному совету. Но его вздоха никто не заметил. Тереза радовалась и собиралась беззастенчиво наслаждаться согласно врачебным рекомендациям – а то ишь, удумали. Ильтен после употребленного алкоголя и свалившихся откровений пребывал в состоянии интерференции между «навеселе» и «обалдеть». А Маэдо просто смаковал коньяк.

На дачу выехали с самым началом сезона. Прибыли первыми – еще не явились ни Хэнки, ни господин Генин, ни хмырь из домика номер 7. Только старик Калле да Алисанта были на месте. Ниаеннка, услыхав машину, пришла с глинтвейном и сперва удивилась, что Тереза отказывается, а потом, узнав, в чем дело, обрадовалась.

– То-то и оно, – заулыбалась она. – У нас есть поверье, что умершее дитя другим дорогу открывает. Честно говоря, этому столько же подтверждений, сколько и опровержений, но мнение живучее.

Весь глинтвейн достался довольному Ильтену. Себе и Алисанте Тереза налила чай.

– Как там дед Калле? – поинтересовалась она.

Ильтен глянул укоризненно: мол, «господин Калле», – но смолчал.

Алисанта вздохнула.

– Слабеет старый. По ночам не спится, а утром встать не может. И не видит почти ничего. Сядет напротив меня, голову рукой подопрет, смотрит и заливает мне, какая ж я красавица и как хорошо сегодня выгляжу… Приятно, но врет.

– Почему ты так думаешь? Может, это он искренне. Морщины – ерунда. Зато у тебя глаза красивые.

– Не видит он моих глаз-то. – Алисанта покачала головой. – Не различает, что за платье на мне, зеленое или серое. Ложку с третьей попытки находит. Так что врет мой Агиро. Того гляди, помирать соберется… Жалко, он такой милый, и привыкла я к нему, а тут снова отвыкать…

Она махнула рукой и опрокинула остаток чая, словно рюмку.

– Я многих пережила, Тереза. Поначалу плакала. Теперь уж не плачу: такая она, жизнь, что никто не вечен, и старикам свойственно умирать. А все равно жалко, и в пятый раз, и в десятый. Только прикипишь, и вот его уже нет. Берегу своего Агиро, как могу, но и он уйдет.

Алисанта снова вздохнула и вдруг помотала головой:

– Что это я философию развела не ко времени! Незачем тебе, в твоем состоянии, о смерти слушать, у тебя иное впереди. – Она прищурилась. – Знаешь, девочка у тебя будет.

Тереза изумленно распахнула глаза.

– Почему ты так считаешь? Врач сказал, еще рано для определения пола.

– Это для их приборов рано, – пренебрежительно отозвалась старуха. – А я тринадцать мальчиков выносила, хорошо помню, что и как. У тебя – не так. Девочка родится.

– А что именно не так? – заинтересовавшись, уточнила Тереза.

Алисанта неопределенно повертела костлявой кистью.

– Что-то. А может, всё. Не смогу объяснить, это на уровне сердца. Жди девочку.

Ильтен не поверил. Из вежливости не стал вмешиваться в беседу, но, когда Алисанта ушла, высказался:

– Совсем старая из ума выжила. Явно принимает желаемое за действительное. Ну, какая девочка? Это настолько маловероятно, что…

– Но ведь вероятность не нулевая, – возразила Тереза.

– Ведешься на бабкины бредни? Тереза, у тебя срок еще не тот, чтобы определенно говорить. Даже специалист сто процентов не даст.

– Мало ли чего тиквийские специалисты не понимают! – буркнула Тереза. Не из убежденности, а просто чтобы не соглашаться с правотой мужа. – Может, для ниаеннцев это очевидно.

– Ну не может нам так повезти, – смущенно проговорил Ильтен.

Новый день Тереза начала с гимнастики. В саду было еще довольно прохладно, но не пренебрегать же свежим воздухом в угоду теплу. Ильтен беспокойно смотрел на нее в окно, надеясь, что она знает, что делает. Доктор Нихес утверждал: легкие упражнения полезны. Однако вопрос в том, какие именно упражнения Тереза считает легкими. Лично Ильтен, в свете вскрывшихся неполадок с сердцем, поостерегся бы такие выполнять.

Но это были цветочки. К полудню Тереза вспомнила про лодку.

– Какая, к зохенам, лодка? Озеро еще не прогрелось после зимы.

– Какая, к зохенам, зима? – передразнила Тереза. – Тринадцать градусов – это зима, что ли?

– Тринадцать – это не двадцать. – Вроде безотказный, количественный аргумент, но – не сработал.

– Это озеро все равно не согреется. Там ключи холодные. Какая разница – зима или лето? И вообще, я собираюсь сидеть в лодке, а не плавать снаружи.

– А вдруг ты упадешь в воду?

– С чего это мне падать? Я ж не пьяная.

– Ну, если лодка внезапно перевернется…

– А ты греби так, чтобы не перевернулась! Аккуратнее, понял?

О, еще и грести. Скорее бы Хэнк приехал, что ли.

Впрочем, как ни ворчал Ильтен, прогулка по озеру вышла удачной. Солнце пряталось за облаками, но мрака не было, облачная белизна нигде не переходила в серость, влага в небесах еще не накопилась. Стояло безветрие, прозрачную гладь озера нарушало лишь движение лодки. Ильтен греб медленно, не напрягаясь. Тереза, сидя на носу, свесила руку за борт, безмятежно касаясь воды пальцами и, на удивление, не предпринимая никаких безумств. Ильтен любовался ею.

После обеда он прилег, а Тереза развила бурную деятельность на участке. Она притащила из города целый пакет семян и была полна решимости превратить добрую часть территории в огород. К сожалению, магазины предлагали не слишком большой выбор семенного материала: в основном какие-то декоративные кустики да цветы, чисто для ландшафтного дизайна. Тереза любила цветы, но их тут и так было полно: природа Т5 пришлась ей по душе своими красками, разнообразными, но при этом не кричащими. Однако на даче следует разводить не только цветочки, таково было убеждение Терезы, которое здесь практически никто не разделял. У жителей Тикви земледелие считалось профессией, а не досугом. Овощам надлежало расти в оранжереях и теплицах РЦП, не оскверняя прозой жизни места для загородного отдыха. Терезе пришлось немало пошарить по интернету и убедить руководство неосторожно откликнувшегося тепличного хозяйства, что бытующие на ее родине религиозные воззрения однозначно повелевают каждой истинно верующей женщине лично выращивать пищу. А иначе – проклятие, единственный способ избавиться от которого – ритуальное самоубийство. Тепличникам ничего не оставалось, как войти в положение и прислать бандероль с семенами, чтобы не допустить суицида.

Тиквийские названия плодов ничего не говорили Терезе, и она пыталась найти земные аналогии. Коричневый округлый корнеплод, изображенный на этикетке, она обозвала картошкой, красные мелкие шарики – редиской… До самого вечера она самозабвенно копала грядки и – поразительное дело – устала. Лесной воздух, физический труд и беременность подкрались с трех сторон и одержали победу. Она даже ужин не приготовила, к изумлению Ильтена. Сжевала бутерброд, выпила чашку чая в кресле у камина да там и заснула.

Так примерно они и отдыхали. Катались на лодке, порой даже ловили рыбу, чтобы запечь на обед или ужин. Гуляли по лесу – для сбора ягод и трав было рановато, лето едва началось – но ради самого процесса, ради наслаждения лесными запахами смолы, влаги и обильных цветов, звуками птиц и шебуршанием неведомых зверьков… Ильтен побаивался, как бы у Терезы не случилось аллергии на все это биоразнообразие: насмотрелся на невест, мающихся с носовыми платками, а то и немилосердно чешущихся от самых, казалось бы, безобидных вещей. Однако миновало: даже второй ребенок не подкосил, как выразился доктор Нихес, безнадежно здоровый организм.

Тереза порывалась сплавать на охоту, но тут Ильтен встал стеной: ни на какую охоту он ее одну не отпустит. И вообще, охота – неподходящее занятие для будущей матери. Но аргументов для последнего тезиса, как всегда, не хватило, и осталось цепляться за первый.

– А если я буду с Алисантой? – Тереза попыталась обойти препятствие.

– Смеешься? Алисанта – старуха! Как она может за тебя отвечать?

Тереза сердито насупилась. Предложить Ильтену самому сопровождать ее на охоту – не вариант, это она уже знала. Ее нежному мужу дурно от одного вида убитых птичек, а уж участвовать в их убийстве… Ни за какие коврижки, и давить бесполезно. Скорее бы уж Хэнк приехал!

После обеда Тереза возилась в огороде, болтала с Алисантой, а Ильтен полюбил расстилать в саду покрывало и дремать. В немногие непогожие дни приходили к Алисанте на глинтвейн. Ужинали обычно у Ильтенов: старая ниаеннка так и не научилась готовить. Спустя декаду появился господин Генин; бывший нелюдимый бирюк ненавязчиво присоединился к трапезам, внося свой вклад.

В середине второй декады Тереза всерьез озаботилась и поставила вопрос перед Ильтеном:

– Где же Хэнк?

– Тереза, господин Хэнк на службе, – терпеливо ответил Ильтен. – У него свой график отпусков, совершенно не обязанный совпадать с твоими планами.

– Предыдущие годы он все лето в Риаведи торчал, – не согласилась она. – Может, за свой счет брал. А только охотничий сезон он не пропустит. Наверняка что-то случилось! Позвони ему, Рино.

– Почему я? – растерялся Ильтен. Отсутствие Хэнка вовсе его не беспокоило, а Лики – и подавно. Чего доброго, приедет и снова станет подстерегать его, смотреть жалобно, говорить всякие глупости… И что он может сказать Хэнку? «Мы без вас скучаем»?

– Тереза, если он тебе так нужен, звони ему сама.

– Я не могу, – уперлась она. – Это… невежливо, вот! Не по этикету. Женщина не должна звонить чужому мужчине… или как у вас там?

Ильтен вздохнул. Следование правилам он одобрял. Но как же некстати Тереза про них вспоминает! Совсем не тогда, когда по-настоящему надо. Под ее не оставляющим выхода взглядом он нехотя потянулся к трубке.

И с первых слов отозвавшегося Хэнка стало ясно, что нехорошее чувство Терезу не обмануло.

Все началось с того, что маленький Дени баловался с мячиком. Пинал его по квартире туда-сюда, опрокинул вазу, получил от отца по попе. Лика вякнула что-то, оправдывая ребенка, Хэнк прикрикнул: раз он мал, чтобы отвечать за свои шалости, сама за ним следи! Лика выгнала обормота в коридор, надеясь, что там он ничего не попортит. Но не успел глава семьи снова прилечь на диван перед телевизором, как мячик, описав хорошую такую дугу, влетел из коридора через открытую дверь и со звоном врезался в телевизионный экран.

Хэнк взревел, как раненый зохен. Дени от ужаса описался, но не он стал мишенью гнева. Мама только что уговорила отца, что он маленький и не отвечает за себя, вот она и виновата, потакая ребенку и не пресекая его идиотское поведение!

Уже потом, в больнице, он подумал, что не стоило так накидываться на Лику. В том, что Дени энергичен без меры и уперт, вина не ее, мягкой клуши, этим он явно в отца. Но содеянного не воротишь, и теперь Лику забрали врачи, и его второй ребенок, еще не рожденный, пытался умереть – не по собственному желанию, а по объективному состоянию материнского организма, как деликатно выразился один из врачей. У Хэнка даже осведомились, кто ему дороже – жена или сын, на тот случай, если встанет вопрос, кого спасать за счет другого. Он так и не сумел внятно ответить. Просидел в больнице до ночи, потом его выгнали. А вернувшись домой, он обнаружил разбитое мячиком окно. Дени испуганно таращился из-под кровати.

Он его не прибил, сделав над собой усилие. Хватит и Лики. Но ситуация безвыходная. Отпуск накрылся алюминиевым тазом – оставить Лику в больнице одну нельзя, вмиг умыкнут, слишком много таких историй он слышал. С другой стороны, надо присматривать за сынком, чтобы он не натворил чего-нибудь еще – а как? В больницу ребенка не пускают – и правильно, положа руку на сердце. Еще сломает там что-нибудь, не расплатишься. Но куда его девать? Оставить дома одного – того гляди, спалит квартиру или затопит соседей. Сидеть с ним – потерять контроль над тем, что делают с Ликой. Он вынужден был проторчать дома полдня, пока рабочие вставляли стекло, и весь изнервничался.

– А если брать ребенка с собой, так чтобы он гулял возле больницы? – предложил Ильтен. – Будете на него в окно смотреть.

Хэнк мучительно скривился.

– Пробовал. Этот зохенов клоп двадцать минут погулял, нагулял ущерба на пару тысяч единиц. Порисовал гвоздиком на какой-то машине, у другой тем же гвоздиком продырявил колеса… Я человек не бедный, но ежедневно такое не потяну.

– Так. – Тереза решительно взяла дело в свои руки. – Рино, езжай в город и забирай шалопая к нам.

– Чтобы он и у нас все перебил? – Ильтен сделал большие глаза.

– Хотел детей? Привыкай заранее. Пусть Хэнк разбирается со своей проблемой, а мы приглядим за Дени, не впервой.

Хэнк оставался на связи, и Ильтен обратился к нему:

– Господин Хэнк, мы могли бы временно подержать вашего сына у себя, если вы не возражаете…

– Еще спрашивать его! – Тереза фыркнула. – Можно подумать, у него есть другой вариант.

Преодолев первоначальную робость, Дени с любопытством завертел вихрастой головой:

– А мячик у вас есть?

– Нет. – Тереза решительно обрубила развитие идеи. Не хватало еще, чтобы пацан разбил какую-нибудь дорогую Ильтену безделушку. Стенаний и упреков не оберешься. Чего доброго, сердечный приступ случится… – Зато у нас есть лопата. – Разрушительная энергия ребенка была направлена в мирное русло. – Пошли копать грядки.

К вечеру мальчишка умотался. От работы на воздухе под страшные истории о войне, которые рассказывала госпожа Ильтен, с перерывом на полдник в беседке, руки и ноги слегка гудели, за ужином глазки слипались, и он заснул еще в ванне. Ильтен завернул его в махровое полотенце и отнес наверх, где ему приготовили постель. А утром Тереза разбудила его рано и погнала во двор на тренировку.

– У тебя папа военный, а ты не знаешь, как драться? Ну и ну!

Дени растерянно хлопал глазами. Наверняка отец занялся бы его физическим воспитанием – позже, когда сын оформится в кондициях. Но пока он был маловат, и Хэнк воспринимал его как беспокойный кусочек мяса, которому место у маминой юбки. Однако госпожа Ильтен внушительно сказала: становиться мужчиной никогда не рано. Так что вставай в стойку и повторяй за мной. Да не вздумай филонить, не то вырастешь слабаком. Ты же этого не хочешь? Быть слабаком Дени категорически не хотел и, подавив желание лечь обратно в кроватку, старательно отзанимался.

Потом – под холодный душ. Дени попытался заверещать: мама всегда купала его в теплой ванне, – но госпожа Ильтен только изумленно вскинула брови, и он понял: не хочешь быть слабаком – терпи. Зато завтрак после такого бодрящего утра был слопан в один присест, никаких ленивых ковыряний ложкой в каше.

После завтрака Дени заикнулся было про мячик, но был отправлен в сад вместе с господином Ильтеном и ведрами, отличающимися лишь размером. Дескать, собирайте лепестки на варенье. Причем желтые и розовые отдельно. Они трясли ветки – господин Ильтен подсаживал Дени, и он дотягивался как можно выше, – а потом собирали и сортировали то, что падало. Госпожа Ильтен что-то варила, и в конце концов от аппетитного запаха проснулось и заворочалось чувство голода. Дени выхлебал миску супа – хотя вообще-то помнил, что раньше суп не любил. А к концу обеда раззевался.

– Будешь спать в доме? – спросила госпожа Ильтен. – Или тебе гамак в саду повесить?

Закрывающиеся глаза с восторгом распахнулись:

– А что, так можно?

– Как это он до сих пор ничего не разбил? – подивился Ильтен вечером, когда умытый ребенок счастливо посапывал в кроватке в обнимку с подушкой.

– Потому что некогда, – со знанием дела ответила Тереза.

Ее родители придерживались этого убеждения. Ребенок должен быть занят полезными делами, чтобы не маяться фигней и не замышлять проказ. Все детство Терезы прошло на природе – то походы, то дача, – и везде она участвовала в том же, что и взрослые. Папа на охоту – и она на охоту, мама за грибами – и она туда же. Все за костром с гитарой – и она, конечно. Вот только на гитаре играть не выучилась, пальчики были короткие, а потом, когда подросла, веселый гитарист дядя Лешек перестал появляться в их компании. Сильно позже она узнала – по косвенным намекам, – что он серьезно заболел и умер. Но тогда ребенка берегли от плохих вестей. А от шишек, ссадин, простуд – не очень. Бегай, плавай, бесись… и помогать во всякой работе не забывай. В школе, помимо учебы, прибавились новые увлечения: спортивные секции, кружок электроники… И по дому ей поручали все больше хлопот. Тереза никогда не сидела без дела. Не привыкла. Потому, попав в Тикви, и лезла на стенку, не зная, чем себя занять.

– Пойдем на глинтвейн к Алисанте? – предложила Тереза.

Ильтен выразительно посмотрел на дверь в комнату Дени, которую она только что закрыла. Бросить чужое дитя без присмотра? А вдруг…

– Не проснется, – уверенно сказала она. – До утра будет сны про огород смотреть. По себе знаю. – И засмеялась.

За все лето Дени ничего серьезного не разбил. Ни окон, ни машины. О, разумеется, он переломал кучу инвентаря: лопаты, грабли, ведра; даже пару шампуров погнул. Но Ильтен успокаивал себя, что это сущая ерунда. Поначалу он опасался, что малыш станет требовать внимания, ныть, болеть, однако мрачный прогноз не оправдался. Тереза с полоборота приучила Дени к распорядку: утром тренировка и холодный душ, после дневного сна – разминка, вечером – горячая ванна. По полдня он пропадал с ней на огороде и в саду, с Ильтеном собирал травы, ягоды, фрукты и шишки, катался с ними по озеру на лодке. Тереза учила его удить рыбу – сама не слишком этим увлекалась, но мальчишке навык пригодится, да и от свежей рыбы на стол грех отказываться. Вот только на охоту не ходили.

В дождливую погоду Дени завороженно следил, как госпожа Ильтен паяет и собирает какие-то штуки, пытался подражать ей, но паяльник – не лопата, четкости движениям малыша недоставало. Тем не менее, приметив интерес, Тереза позволяла ему играть с деталями, объясняя, что это такое и зачем нужно – может, не очень понятно ребенку, но все равно что-то в голове останется. И на кухне Дени суетился на подхвате у Терезы, помогал. У нее однажды проснулось нехорошее предчувствие, что отец этого не одобрит… С другой стороны, не наплевать ли? Пусть скажет спасибо, что его сын в порядке и не лоботрясничает. А Ильтен развеял сомнения: мол, с чего она взяла, будто готовка еды – женское дело? Может, у вас на Земле оно и так, но в Тикви в РЦП работают, как и везде, одни мужчины. Женщины тут ценятся отнюдь не за умение готовить… хотя оно, естественно, не помешает, – на этой мысли Ильтен не удержался от удовлетворенной улыбки, отвалившись от пустой тарелки из-под ухи.

– Здорово у тебя получается с пацаном, – молвил Ильтен, глядя на Дени, с энтузиазмом красящего забор.

Было очевидно, что Хэнк не подпускал сынишку к краске. Ведь, как пить дать, испортит что-нибудь, да и сам с головы до ног перемажется. Тереза подошла к проблеме проще, как ей было свойственно:

– Что там можно испортить? Это всего лишь покраска забора, а не реконструкция полотна средневекового мастера. Пусть хоть самолетики рисует… как видит, – добавила она, признавая, что самолетики, как и любые другие объекты рисования, в исполнении неумелого Дени будут представлять жанр абстракции. – Побалуется да закрасит.

– А если он разольет краску? – неуверенно возразил Ильтен еще утром, когда Тереза только планировала привлечь мальчика к покраске.

– Ну и хрен с ней. – Она легкомысленно махнула рукой. – Что, у нас единственная банка на свете? Или под забором природоохранная зона, куда ничего нельзя проливать? Одна трава да земля, пара взмахов косы и неделя дождей – ты и не вспомнишь, где разлито было.

– А вдруг на себя прольет?

– Ну и хрен с ним, – повторила она. – Одежда небось не последняя, а кожа обновляется каждые двадцать восемь дней. Что не ототрется, то со временем сойдет.

Так что Дени отрывался и самозабвенно малевал на заборе. Сначала – какие-то осмысленные рисунки. То ли домики, то ли человечки… а может, машины или деревья – догадаться без комментариев было сложно, а комментарии Дени бормотал себе под нос. Когда креатив иссяк, он вспомнил, как учила красить госпожа Ильтен: сверху вниз, потом снизу вверх… Получалось не очень ровно, но краски малыш не жалел, и пустых мест не оставалось. А в этом, собственно, и состояла цель.

– Чудесно, – резюмировал Ильтен. – Тереза, ты ведь и нашего сына всему этому научишь?

– Увянь! – осадила она его. – Какой еще сын? У нас будет девочка.

Ильтен повел плечами. Он в это не верил. Мало ли что там старой ниаеннке в голову взбрело.

Дени был счастлив. Кушал без капризов, спал без задних ног, почти не доставляя хлопот. У Ильтенов ему ужасно нравилось. Он вдоволь расходовал энергию, и никто его за это не ругал. Наоборот, говорили, что он на правильном пути, чтобы стать настоящим мужчиной, а не слабаком.

Но пару раз он все же заставил побеспокоиться. Чуть ли не в первую декаду неосторожно сел на паяльник. Случись такое ближе к концу лета, Тереза вообще не придала бы инциденту значения. Штаны – в утиль, попу – в таз с холодной водой, а наутро – на тренировку: небольшой ожог – не повод пренебрегать физической нагрузкой. Однако в тот момент Дени еще не привык к особенностям воспитания у госпожи Ильтен, расплакался. Господин Ильтен, испугавшись, порывался тут же завести машину и ехать в город к доктору.

– Где его документы? Скорее! Хэнк нас убьет, если что-то окажется не в порядке.

– Ну-ка усохни! – строго произнесла Тереза. – Что за паника? Ты мужик или кто?

– Вот именно! Тебя, как чужую женщину, Хэнк вряд ли тронет, а меня точно убьет!

– Рино, уймись. – Тереза призвала все запасы терпения. Не орать же на мужа, когда он и без того готов в обморок упасть. – Хэнк – военный, а не дизайнер какой-нибудь или визажист. Он отлично знает, какой должна быть рана, чтобы о ней стоило беспокоиться. Сейчас лопушок приложим, до свадьбы заживет.

Ильтен все-таки настоял на том, чтобы лопушком не ограничиваться. За консультацией отправились к Алисанте, как опытной матери. Ильтен тащил хнычущего Дени на руках. Тереза пребывала в уверенности, что пацан давно бы успокоился, если бы Ильтен так драматично не переживал.

Алисанта, приласкав мальчика, осмотрела место ожога и назначила лечение:

– Ага, тут лопушок надо приложить. И ложечку глинтвейна внутрь. Завтра будет, как новенький.

Ильтена тоже пришлось отпаивать глинтвейном. Но этот напиток никогда не был у старушки в дефиците.

Второй раз случился, когда они катались на лодке. Солнце, блики на воде… Дени гонялся за солнечным зайчиком и допрыгался. Кувырнулся в воду, слишком далеко потянувшись.

– Держи весло, пацан! – заорал Ильтен, чувствуя, как снова разгорается боль в груди.

Но Дени не ухватился за весло. То ли не слышал, то ли просто не мог. Тереза не сразу сообразила, что он не умеет плавать. Конечно, никто же его не учил! Отец ему даже купаться в озере не разрешал. Вот малец и растерялся, не понимает, что делать. Сквозь прозрачную воду было видно, как Дени, вытаращив полные ужаса глаза и нелепо барахтаясь, идет ко дну. И за волосы уже не поймать, мгновения упущены.

Тереза выругалась – теми самыми словами, которые в свое время показались Ильтену хорошо подходящими для выражения экспрессии, но были строго ею запрещены. Скинула куртку и сапоги и, не успел Ильтен сказать «ах», прыгнула в воду.

Сердце у него аж зашлось. Она ведь ждет ребенка! А вдруг у нее сведет ногу? Или не хватит воздуха? Или Дени лягнется и попадет ей по животу? Да хоть бы и по голове – потеряет сознание, и всё! Бросив заламывать руки, он буквально сорвал с себя одежду и сиганул за ней.

И, конечно, тут же пожалел. От холодной воды перехватило дыхание и судорожно сжались все мышцы, включая сердечную. В глазах потемнело…

Тереза ухватила Дени за рукав почти у самого дна. Дала легкую затрещину, чтобы пацан расслабился и не мешал себя спасать, потянула вверх. Перевалила вяло шевелящееся тельце через борт лодки, стукнула пару раз по спине, чтобы прочистить легкие. Дени раскашлялся и заплакал. Тереза перевела дух и огляделась. А где Ильтен-то, почему не стенает и не пророчит, что Хэнк их убьет?

Вот черт! Ильтен был где-то внизу. И даже не барахтался, лишь прижимал руки к груди. Не иначе, что-то случилось, он ведь прилично плавал. Тереза выругалась еще заковыристее – авось Дени в состоянии шока не запомнит – и снова нырнула. Только бы Рино не успел нахлебаться воды!

Терезе еще в юности пришлось вытаскивать из реки девушку, и ее поразило, как та, хрупкая на вид, сильно брыкалась и чуть не удушила, вцепившись в шею. Потом профессиональные спасатели объяснили, что такой у утопающего рефлекс – а потому, чтобы не утонуть с ним заодно, надо от души врезать ему по башке, в идеале – до потери сознания. Но Ильтена не надо было бить. Она закинула его безвольную руку себе на плечи, заторопилась вверх. Он был заметно тяжелее малыша, поднимались медленно. Кончился воздух, и она, борясь с желанием вдохнуть, вытолкала наконец тело на поверхность.

Дени, брошенный один в лодке, тихо ревел от пережитого. А когда госпожа Ильтен с плеском и брызгами показалась из воды с совершенно белым и неподвижным господином Ильтеном, испугался еще больше. Тяжело дыша, она втащила мужа в лодку, чуть ее не перевернув, принялась хлопать по щекам под отчаянный рев мальчика и причитания: «Рино, очнись!» Но тут же одернула себя, подавила истерику. Нервами делу не поможешь. Она закрыла Ильтену нос, приникла ко рту, вдула воздух. Еще, и еще…

Судьба только припугнула. Он задышал – не сразу, но и не поздно. И воды в легких практически не было: первоначальный спазм настолько сильно сжал горло, что она не смогла туда просочиться.

– Сердце, – прохрипел Ильтен.

– Чтоб тебе пусто было, ну зачем ты полез в воду? – укоризненно произнесла Тереза, укутывая его в куртку.

– Я… хотел тебя спасти. – На последнем слове он понял, как нелепо это звучит, и губы скривились не то в гримасе, не то в смущенной улыбке.

– Вот болван, – обреченно и совсем не сердито махнула рукой Тереза.

Мокрая одежда холодила тело, но от его глупых слов стало тепло. Тереза извернулась, поймала выпавшее из уключины весло, плавающее неподалеку, и погребла к берегу.

Примчавшаяся Алисанта тут же напоила всех глинтвейном, включая Дени. Пацан был растерт эфирным маслом из лиловых цветов – самое то от простуды и перенапряжения, отметила старуха, – и уложен в кроватку, где почти мгновенно отрубился от усталости, переживаний и горячего вина.

Ильтен отмокал в ванне. Впрочем, какое там отмокал – он сегодня намок более чем достаточно. На самом деле он отогревался и никак не мог согреться. Он вдыхал теплый аромат эфирного масла, щедро добавленного в воду, но зябкая дрожь не отпускала. А может, холод уже ни при чем. Это страх. И вроде критический момент позади, а страх не уходит. Он не утонул чудом, и имя этому чуду – Тереза. Она снова вытащила его, и не в первый раз. Она – его счастье и спасение, но радоваться ли этому? Его грызло ощущение неправильности. Беременная женщина нырнула за ним в ледяную воду, выволокла на себе. Зохен знает что! Это он должен быть ей опорой и охраной, оберегать, холить и лелеять. А что получается? Он запрещал ей кататься на лодке одной, но выходит, без него она управилась гораздо лучше. Хороша опора, хоть умри со стыда.

С кухни наплывал запах корицы. А еще голоса Терезы и Алисанты – слов не различить, но интонации слышны. Похоже, Тереза расстроена, а старуха ее успокаивает. Ильтен вздохнул. Нет, умирать совсем неконструктивно. Даже весьма нежелательно, ведь тогда Тереза… Он вновь вздохнул и призвал остатки своего профессионализма, не расшуганные унынием. Надо жить дальше и не прятать глаза от стыда, а посмотреть ими в лицо правде. Маэдо высказывал предположение, что Тереза – самка зохена в человеческом теле. А может, и не самка. Глупость, конечно. Но придется наконец признать: она сильнее, как бы странно это ни звучало для тиквийца. Ей не нужна его опека. Лучшее, что он может сделать – это перестать ограждать ее от мнимых опасностей. И от реальных, увы, тоже, потому что если ей с ними не справиться, то ему и подавно. Она связалась не с тем мужчиной, это с самого начала было ясно, но она не оставила ему другого выхода. Что теперь? Только принять это.

Дверь распахнулась, и густой коричный запах с ноткой имбиря ворвался вместе с Терезой, перекинувшей через плечо огромное желтое полотенце, уютное даже на вид.

– Рино, вылезай. Тебе помочь? Алисанта сейчас чай принесет. И травы для сердца уже настоялись.

Она поддержала его под руку, завернула плечи в полотенце, обняв поверх него, поцеловала ободряюще, прижавшись животом.

– Рино, спасибо тебе, – неожиданно пробормотала она. – Ну, что хотел меня спасти. Только не делай так больше, ладно? Мне нужен живой муж, а не мертвый герой.

Хвала небесам, что он ей нужен.

– Ладно, – хрипло согласился он. – Договорились.

– Откуда у вас ребенок? – изумился Маэдо.

Не успел он приехать, как из-за непонятного сооружения на ажурном каркасе, обтянутом прозрачным полиэтиленом, вышел какой-то белобрысый загорелый клоп с лопаткой, деловито постучал по фаре и попинал колесо. Тереза появилась оттуда же чуть позже, вытирая руки полотенцем – волосы под зеленым бахромчатым платком, завязанным сзади, салатовая рубашка Ильтена с закатанными рукавами, а вместо уже привычных для дачи брюк – свободная юбка на большом животе. Живот ничуть не мешал ей передвигаться так же плавно и стремительно – впрочем, это Маэдо еще по прошлому разу заметил.

– Кто это? Новый призрак? – Он вопросительно посмотрел на пацана. А что, от нее всего можно ожидать.

Тереза засмеялась.

– Нет, он абсолютно материален. Даже больше, чем надо. Лучше бы ты запретил ему стучать лопатой по фарам, если хочешь, чтобы они остались целыми.

– Где ты его взяла? – Маэдо приподнял ребенка за шкирку и отставил подальше от машины. – Забрала из дома сирот? На фига? Ты же скоро своего родишь.

Из дома показался Ильтен.

– О, я вижу, вы уже гадаете, откуда взялось это существо в наших угодьях? Светлого солнца, Маэдо. Не мучайтесь, это Дени Хэнк, сын нашего соседа – должно быть, вы его помните…

За послеобеденным чаем Тереза пожелала узнать:

– А что, вот так просто можно взять мальчика из сиротского дома?

– Просто? – Маэдо повел плечом. – Не сказал бы, что это просто. Детей в стране мало, и если отец жив и на свободе, ребенка не отдаст, пусть даже мать умерла или замужем за другим. Но бывает всякое.

В силу своей профессии он разбирался в этом не понаслышке. Сколько раз так случалось: отца убили или, наоборот, отправили на каторгу за преступление. Новый муж женщины не всегда готов принять чужого сына, хотя и это возможно. А бывает, что отец с матерью оба гибнут. Вот и приходится передавать ребенка в дом сирот. Ненадолго…

– Дети на государственном попечении обычно не задерживаются, – добавил Ильтен. – На них очередь стоит. Многим нужен наследник. А кому-то – просто малыш, о котором можно заботиться и который в свою очередь когда-нибудь принесет тебе стакан воды. Материальных затрат усыновление не требует, но получить разрешение очень нелегко, слишком большая конкуренция.

– Думаю, вам бы удалось, – ввернул Маэдо. – Семья обеспеченная и благонадежная. Во всех отношениях. – Он не удержался от ехидной улыбочки, зная цену пресловутой благонадежности.

– Нам незачем, – отрезала Тереза, которой улыбочка не понравилась. – Свой на подходе.

– Конечно, – легко согласился Маэдо. – Но есть люди, которые хотели бы завести ребенка, а жены нет или родить не может, да еще имущественный ценз или репутация не позволяют претендовать на усыновление. Не только женщину могут украсть, за детьми тоже глаз да глаз. Особенно, разумеется, за девочками. Но и мальчики – ценный товар на черном рынке.

– Что за мерзость, – проговорила Тереза. Аж чай показался горьковатым.

– Ну, этих бедолаг можно понять. – Маэдо подул на свой чай. – Нажили добра, а оставить некому и перемолвиться в доме не с кем. Наказываем их, само собой. Детей – отцам, добро – на конфискацию, самих – на астероиды. Но где-то даже жалко обормотов. А есть и похуже ситуации. Два года назад в столице случай был, ориентировка приходила… Какой-то смертельно больной богач вычитал про колдовской обряд: мол, яички детей до года имеют особую целительную силу, надо лишь приготовить их определенным образом. Только третьего по счету мальчишку живым нашли.

– Вот гад, – гневно произнесла Тереза. – Еще почище нашего маньяка! Надеюсь, закатали его по полной программе?

– Закатали бы, если б… Ориентировка-то не на него была, на коллег. Не выдержали они, сорвались. Оттяпали подлецу шары, сварили и накормили его. Есть не хотел, так всю морду в хлам разбили. В общем, помер тот богач в процессе. А ребята в бега подались, поняв, что стали убийцами.

– Маэдо, вы вообще соображаете, какие ужасы рассказываете беременной женщине? – упрекнул его Ильтен.

Тереза понимающе взглянула на его бледное лицо. Ей было слегка не по себе, но на чувствительной натуре мужа рассказ отразился куда сильнее.

– Прошу прощения. – Маэдо невозмутимо отпил чай. Его тоже не обманула реплика. Тереза на эмоциях может принять историю близко к сердцу, но ни выкидыша, ни приступа у нее не случится, а вот насчет Ильтена он не был столь уверен.

– Их поймали? – спросила Тереза. – Этих безопасников?

– Нет. – Он покачал головой. – Их… в общем-то, и не стали ловить. Спустили дело на тормозах. По закону они – убийцы, и самообороной тут не отговориться, типичный самосуд, причем казнь изуверская. Но и зохену ясно, на чьей стороне симпатии. Начальство поимитировало деятельность и успокоилось. Надеюсь, что у ребят хватило ума свалить из Тикви.

– У вас же запрещена эмиграция, – напомнила Тереза.

Он кивнул.

– Но лучше так, чем оставаться здесь вне закона. Незаконное положение – источник соблазнов. Почему бы не нарушить закон снова и снова? Это легкий путь в маргиналы и бандиты. Единственный вариант попытаться жить по совести – это махнуть на Т2, чтобы бить зохенов. Солдат практически не проверяют. С другой стороны, это и вариант быстро сдохнуть. Тут бы, наверное, господин Хэнк лучше рассказал.

Маэдо допил чай и поинтересовался:

– Кстати, где он? И что у вас делает его детеныш?

Тереза наверняка выложила бы Маэдо всю неприглядную правду о том, какой Хэнк мужлан и самодур, но Ильтен счел долгом спасти реноме соседа. Не дал ей ответить, мягко вклинился первым. Дескать, здоровье у госпожи Хэнк не такое отменное, как у Терезы, и свою беременность она проводит в больнице. А муж – при ней, опасаясь за ее безопасность. Ребенок же при таком раскладе недополучает родительского внимания, да и летнего отдыха на даче его не хотелось бы лишать, вот мы и приглядываем за ним. Маэдо с резонами согласился. Подумав про себя, что Терезе не живется без хлопот и приключений.

Ильтен распрощался и уехал в город – его отпуск кончился, и с Маэдо он заранее договорился о смене. Возможно, у высшего командира лучше получится оберегать Терезу от напастей. Не впервые он поймал себя на этой мысли, потому что в ней была правда. Маэдо, зохен его побери, стал бы ей лучшим мужем. Хотя и его подготовки – как психологической, так и физической – явно не на все ее эскапады хватает. Ей нужен супруг вроде Хэнка, но при этом готовый исполнять ее капризы и не перечащий, то есть совсем на него не похожий. Бывают ли такие? Он подумал, что стоит покопаться в базе данных. А потом передумал: зачем? Тереза – его жена, и никому он ее не отдаст. Даже Маэдо, как бы хорошо к нему ни относился.

Маэдо перед отъездом Ильтена сообщил новость: его наконец пригласили работать в столицу. Вернувшись из отпуска, он должен явиться в управление службы охраны безопасности Синиэла. Там его ждет квартира взамен здешней, которую предстоит сдать. А перед этим собрать вещи и организовать переезд… В другой раз он напряг бы Терезу, как уже бывало, но эксплуатировать беременную женщину – совсем нехорошо, и он обратился в фирму, специализирующуюся на переездах.

Ильтен порадовался за Маэдо, преодолевшего очередную карьерную веху, а Тереза расстроилась.

– Ты уедешь, и мы не будем видеться?

– Я же не на другую планету уезжаю. – Маэдо не видел особой проблемы. Да, было слегка жаль, что встречи потеряют спонтанность, но это та жертва, которую он готов был заплатить во имя своей жизненной цели. – Подумаешь, полтысячи лонгов. Уж в отпуск-то обязательно буду прилетать. На свою дачу… И вы заезжайте в Синиэл при случае. Оба или по отдельности – это уж как вам больше нравится. – Он ухмыльнулся.

Ильтен привычно проигнорировал поддевку. Тереза останется с ним, а Маэдо будет жить один и ждать нечастых свиданий. Пусть себе зубоскалит.

Завести, что ли, собачку?

Маэдо допустил одну стратегическую ошибку. Он привез с собой мяч. Чисто чтобы разнообразить досуг и совершенно не ожидая, что на даче появился ребенок, в чьих руках мяч приобретает чудовищную разрушительную силу.

Дени обнаружил мячик в автомобиле. Проснувшись после дневного сна, он решил обследовать крутую тачку службы охраны безопасности, стоящую во дворе, с тайной надеждой найти что-то вроде пистолета или наручников. Но вместо них на заднем сиденье лежал упругий красный мяч. Дени радостно гикнул и полез за ним, рассудив так: если приехавший офицер не стал запирать свою машину, то все, что в ней, можно брать.

Вытащив мяч наружу, он с предвкушением прицелился ногой… но сдержался. Госпожа Ильтен еще спит, и если ее разбудит звон разбивающегося оконного стекла, она будет очень недовольна. Надо играть там, где это ее не потревожит. Дени вздохнул, аккуратно взял мячик в руки и направился прочь со двора.

Разбудил Терезу телефонный звонок. Не успела она сказать «светлого солнца», как мужской голос эмоционально заорал в ухо:

– У меня ваш мальчишка! И я его не отпущу, пока вы не заплатите!

Сонное настроение мигом испарилось. Тереза зарычала:

– Что-о?! А ну-ка усохни, вымогатель драный! Немедленно отдай ребенка, не то башку оторву!

– Восемь тысяч единиц, – потребовал шантажист.

– В задницу тебе их запихаю! – посулила Тереза. – Поперек, мразь ты этакая!

Номер определился – уже хорошо. Дача номер 7. То-то ее хозяин с самого первого сезона Терезе не понравился! Противная морда! Тереза запахнула халат, метнулась обратно на второй этаж – она, в отличие от Дени, прекрасно знала, где Маэдо держит пистолет и наручники.

– Э, что такое? – вскинулся спросонья Маэдо. – Ты куда? Оставь оружие! А-а, зохен!

Катастрофически не успевая, он принялся натягивать брюки, путаясь в штанинах.

Рев Дени был слышен уже с полдороги. Тереза оскалилась, ускоряясь и теряя тапки. Ну, держись, ублюдок проклятый! Кажется, калитка была заперта – Тереза, не заметив этого, снесла ее с петель.

Мерзавец находился во дворе. Одной рукой засовывал в карман телефон, другой выкручивал ухо заплаканному пацану. Щуплая дрянь, издевающаяся над ребенком, потому что поднять руку на взрослого силенок не хватит!

– А ну отпустил! – рявкнула Тереза, направив на извращенца пистолет.

– Не надо! – сдавленно крикнул Маэдо, бегущий из последних сил.

Преступник в испуге отшатнулся, самодовольное выражение вмиг слетело с гадкой хари. Но выпустить мальца не сообразил. Маэдо зажмурился, но выстрел не прозвучал. Похитителю детей спасло жизнь его субтильное сложение. Тратить пулю на эту соплю? Тереза с размаху залепила кулаком в побелевшую морду, и хозяина дачи номер 7 отнесло на пару метров.

– Что, ублюдок? Маленьких обижать умеешь? А отвечать за это?

– В-в-вы… не так поняли…

– И что тут можно не так понять, зохенов ты педофил? Что ты сделал с мальчиком?

– Я-я-я… ничего… Я только за ухо его взял…

Этот извращенец посмел коснуться ребенка! Она вновь направила пистолет ему в лоб.

– Вот я тебя тоже за ухо возьму! И отстрелю его, к зохенам. А потом – все, что у тебя между ног. А после…

– Тереза, не стреляй! – Маэдо подлетел, перехватил ее руку с пистолетом. – Подожди! Что, зохен побери, случилось?

– Он пытался похитить Дени! – Тереза обернулась к Маэдо. – Шантажировал меня, требовал заплатить за его возврат. И еще неизвестно, какой вред он ему причинил!

– Я не-не-не похищал! – Тощий мужик, держась за распухающую на глазах скулу, захлюпал носом. Приближаться он опасался. – Он са-са-сам пришел. И вон что!

Он робко указал на машину, стоящую во дворе, и на дом. Что в автомобиле, что в доме явно не хватало стекол. В палисаднике валялся красный мяч. Дени, утерев слезы, виновато посмотрел на Терезу и на всякий случай прикрыл руками попу.

– Тереза, успокойся, – максимально убедительно проговорил Маэдо. – Кто кому вред причинил, это мы сейчас выясним. Рассказывайте!

– Так вот же. – Хозяин беспомощно обвел правой рукой пространство, левой продолжая придерживать щеку. – Я в саду был, вдруг зазвенело… Прибежал, а тут этот в мячик играет… Машина арендованная, я и так в сером списке за превышения скорости, а за такие повреждения меня в черный переведут… И стеклопакеты в том году поменял, думал, дюжину лет еще простоят… Знаете, на сколько ремонт потянет?

Тереза засопела.

– Я и позвонил. Ваш мальчишка, вам и платить. А она сразу…

– А нечего было чужого ребенка за уши дергать! – вновь озлилась Тереза. – Своего сначала заведите!

– А нечего меня обзывать педофилом! – Поняв, что его не будут убивать, сосед малость осмелел.

– Тихо! – гаркнул Маэдо.

Сосед вжал голову в плечи. На Терезу окрик особого впечатления не произвел, но она замолчала.

– Разумеется, ущерб будет оплачен, – пообещал Маэдо.

– Пусть выкусит! Он до слез дитя довел, я его засужу!

– Тереза, уймись, – увещевающе произнес Маэдо. – Сейчас разговор не о психических травмах, а о материальных потерях. – Он повернулся к несостоявшемуся «педофилу». – Сколько вы хотите?

Тот помялся.

– Восемь тысяч, я ж по телефону сказал.

– Дырку ему от бублика, а не восемь тысяч! Нашел кого объегорить, ишь ты. Я отлично знаю расценки, больше пяти тысяч здесь не наберется.

– Да мне каждый из этих стеклопакетов знаете во сколько обошелся? А машина? Мне придется продлить аренду на время ремонта, иначе точно – черный список. Восемь тысяч, и ни одной единицей меньше! – уперся он.

– Ах, так? – Тереза сердито вскинула пистолет и дважды выстрелила – Маэдо не успел остановить. Два оставшихся стекла осыпались осколками. – Для ровного счета.

– Кру-уто, – восхищенно протянул Дени, забыв о своей психической травме.

А Маэдо беззвучно застонал. Не могла охотничье ружье взять? Патроны к служебному пистолету подотчетны.

– Восемь тысяч! – Тереза всплеснула руками. – Рино меня убьет.

Маэдо поставил перед ней чашку чая и блюдце с нарезанными фруктами.

– Он тебя любит. И на каторгу готов был пойти ради тебя, но никак не за твое убийство.

Она фыркнула.

– Ты его плохо знаешь. За эти восемь тысяч он будет год меня пилить!

– Год быстро закончится. – Притворного сочувствия в голосе Маэдо не было. Он налил и себе, присел за стол напротив. – Но вообще-то мне непонятно, почему ты решила, что платить должен Ильтен. Дени – сын господина Хэнка.

– Тогда меня убьет Хэнк!

– Никто не будет из-за восьми тысяч убивать беременную женщину.

– Он будет меня попрекать. Я взяла на себя ответственность за его ребенка и облажалась. Что я смогу на это ответить? Только молчать в тряпочку, как Лика.

– Ни за какие сласти не поверю, что тебя можно заставить молчать, когда ты этого не хочешь. Если господин Хэнк позволит себе лишнее, то быстро об этом пожалеет. Но он не позволит, не сомневайся. Он тебя хорошо изучил. Даст ремня сыну, остаток недовольства сольет на жену и успокоится.

– Но получается, что я не оправдала его доверия!

– Он оформлял на твоего мужа документы об опеке над ребенком?

– Что? – удивилась Тереза. – Конечно, нет. Зачем нам эти формальности?

– Правильно, незачем. Нет документа – нет и обязательств. Господин Хэнк просто попросил тебя присмотреть за сыном, но никакой ответственности на тебя не возлагал. Чувствуешь разницу?

Тереза вздохнула. Иногда быть формалистом выгодно. Но, сказать по совести…

– Позвони господину Хэнку. – Маэдо протянул ей ее телефон. – И сообщи номер счета господина Белека.

– Вот сам и позвони, – огрызнулась Тереза. А нечего ставить ее в неудобное положение! И плевать, что сама в нем оказалась. – Ты же мой опекун. Согласно документам, – злорадно напомнила она. – Значит, ты за меня и отвечай.

Маэдо криво усмехнулся и принялся тыкать кнопки на телефоне.

Хэнк отнесся к случившемуся без особых эмоций. Помянул зохена, но не возмущенно, а скорее обреченно. Мол, чего-то подобного и ожидал. Восемь тысяч так восемь тысяч – возможно, с его точки зрения это была невеликая цена за то, что он избавлен от необходимости следить за сыном и лично разгребать его косяки.

А сосед тем временем отошел от морального потрясения и решил, что пострадал сильнее, чем на восемь тысяч единиц. Он явился на закате и нарушил идиллию: Тереза и Маэдо, уложив героя дня спать, попивали чай в беседке, глядя на небесный пейзаж. Сквозь кроны деревьев виднелись золотисто-розовые облака, подцвеченные садящимся солнцем, а в противоположной стороне уже проступали звезды. Красота и умиротворение…

– Вы меня оскорбили, – обвинил Терезу выскочивший, как черт из табакерки, господин Белек, для большей убедительности выставив перед собой скрюченный указательный палец.

Она скосила на него глаза, не желая упускать благодушное настроение:

– Отвалите.

Увы, сосед не понял, что судьба предоставляет ему шанс отступить с достоинством и избежать фатальной ошибки. Жадность разбудила в нем упрямство:

– Вы угрожали мне! Стреляли в моем дворе! Я подам на вас в суд, если вы не заплатите мне еще три тысячи, ясно?

Настроение испарилось.

– Чего-о?! – Тереза развернулась к наглому скандалисту. Она до сих пор терпеть не могла, когда заговаривали о суде. – Ах ты, слизняк сопливый! Драный вымогатель, паскуда алчная! Надо было тебе в пузо выстрелить, а не в то окно… Эрвин, дай пистолет!

Господин Белек отступил на шаг. Идея отжать еще немножечко денег вдруг перестала казаться хорошей. С этой сумасшедшей станется выстрелить в него! Да, если он выживет, потом засудит ее мужа и добьется, чтобы в сопроводительном письме к диспетчеру Брачной Компании проклятой бабе дали такую характеристику, что следующий супруг будет держать ее в строгости… но для этого надо остаться живым! И вообще, Белеку совсем не хотелось, чтобы в него стреляли. А еще больше не хотелось, чтобы попали.

– Тереза, прекрати. Нельзя стрелять в людей просто потому, что они тебе не нравятся.

Плотный черноволосый охранник безопасности не торопился поощрять кровожадные намерения своей женщины, и сосед, незаметно смахнув рукавом холодный пот со лба, снова шагнул вперед, покачивая указательным пальцем.

– Видите, она опять меня обозвала! И грозилась выстрелить! Она общественно опасна, и если вы не хотите, чтобы я доложил об этом куда следует, вы мне запла…

Он осекся, потому что ствол пистолета смотрел ему точнехонько в лоб. Держала его рука мужчины, чьи глаза сузились в темные щелки.

– А теперь поговорим о том, что я напишу в своем рапорте, – спокойно сказал Маэдо. – Вы довели до слез чужого ребенка, которого насильно удерживали в своем доме, причинили ему боль и нанесли психическую травму. Неизвестно, что вы еще с ним делали – мы этого не видели, но я поговорю с мальчиком и выясню, не захочет ли он дать показания.

Прозвучало это многообещающе; сосед вздрогнул и вновь отступил на шажок.

– Вы выманили деньги у его отца – не иначе как обманом, ведь его здесь не было, а если бы был, немедленно написал бы на вас заявление за издевательство над ребенком. Этого вам показалось мало, и вы осмелились вымогать деньги у беременной женщины в присутствии высшего командира службы охраны безопасности.

Белек задрожал. Как же оно так повернулось?

– Глупость или неосмотрительность? Не надейтесь: ни то, ни другое смягчающим обстоятельством не послужит, совсем наоборот. Вы повысили голос на чужую женщину в положении, вызвали у нее нервный срыв, в закономерных последствиях которого ее же пытаетесь обвинить. Что на это скажет суд, а? Учтите, я потребую медицинской экспертизы, которая наверняка покажет угрозу выкидыша. – Однажды опробованная идея понравилась Маэдо, при ее озвучивании преступники теряли почву под ногами. – Вы закончите дни на астероидах с ярлыком мошенника, педофила и детоубийцы, и даже ваши товарищи по бараку будут вас презирать – не за одно, так за другое.

Расклеившийся Белек съежился в комок, подбородок затрясся. Маэдо переложил пистолет в другую руку.

– Так я не слышу, во сколько вы оцениваете свою беззаботную жизнь на воле, несудимость, доброе имя? И что там еще прилагается – целая задница?

Сосед нервно сглотнул. Сейчас он выглядел совсем жалким, наглости и напора как не бывало.

– Подумайте, как следует, пока еще господин Белек. – Маэдо выделил эти слова. – Я вас не тороплю. Оценивайте трезво, отступных должно хватить на всех. Напоминаю: мальчик, его отец, женщина и ее нерожденное дитя. Мне не надо, я на службе. Если мы не приходим к согласию, я вас задерживаю и доставляю в управление для следствия и суда.

Восемь тысяч. Маэдо пересчитал их еще раз и вручил Терезе.

– Вот чего человеку не хватало? Не пришел бы за добавкой – остался бы при своих.

Она хмыкнула, пряча деньги.

– Эрвин, ты был великолепен.

Маэдо приготовился замурлыкать, но Тереза продолжила:

– Вот только где гарантия, что к утру он не передумает и не явится опять?

– Пусть является, если ума нет. – Маэдо легкомысленно махнул рукой. – Неужели ж мы вдвоем не вытянем из него еще тысчонку? В конце концов у него не останется денег, и он перестанет сюда ходить.

Тереза засмеялась.

– Чудесный вечер! Надо достойно его завершить.

И они поплыли ловить рыбу. Не столько ради рыбы… хотя и ее тоже наловили. Утром Тереза принялась ее коптить, и на аппетитный запах сползлись все соседи, кроме злосчастного господина Белека, начавшего подумывать, не проще ли продать дачу, чем ремонтировать.

Белек притих. Отогнал машину в ремонт, вернулся на другой. Стекла в доме вставлять не стал, завесил окна полиэтиленом от внезапных дождей и пригласил риэлтора. Пару раз тот приезжал с какими-то клиентами, но то ли в цене не сходились, то ли отсутствие стекол настораживало – сделка пока не состоялась.

Маэдо все это время мучительно размышлял, как бы списать неосторожно потраченные Терезой патроны. Не признаваться же, что пули выпущены в соседские стекла! Этак в Синиэле решат, что Маэдо не повысить надо, а наоборот. Так что он страстно мечтал, чтобы появился хоть какой-нибудь повод куда-нибудь выстрелить, достаточно внятный для указания в рапорте.

Мечты имеют отвратительное свойство. И ладно бы это было свойство не сбываться. Нет, беда в том, что они сбываются. Как назло, самым непредсказуемым и зачастую неподходящим образом.

Вот, скажем, несколько лет назад Маэдо мечтал о женщине. У него было заявление в Брачной Компании, и почему бы судьбе не улыбнуться ему? В дом придет девушка, наведет порядок, а он отдаст ей свое сердце, будет ее любить и баловать… Но судьба посмеялась. Да, все, как он мечтал. Только женщина – чужая. Она ворвалась в его дом с деликатностью атомной бомбы, устроила ремонт, вынула душу и чуть не оторвала голову. Все, как он заказывал. И он даже готов ее баловать – деваться-то некуда. Но она – не его. Он уедет в столицу, а взять ее с собой не сможет. Глупо жалеть, приходится бодриться.

Чуть меньше лет было мечте о ребенке. Тут уж усмешка судьбы вышла вовсе кривая. Элеонора была прямо воплощением мечты – очаровательная девочка, дочка… И умерла, едва родившись.

Не то чтобы Маэдо был таким уж мечтателем. О карьере, к примеру, он особо не мечтал. Просто вовремя хватался за шансы, а потом, когда оказался уже на середине лестницы вверх, начал планировать дальнейшее восхождение – поэтапно и без эмоций. И, что характерно, в этом отношении все складывалось. Но порой находит – так, что без эмоций не обойтись. Вот на что в этой зохеновой глуши можно потратить два патрона – а еще лучше, больше?