Читать онлайн Сахар на дне бесплатно

Сахар на дне

Маша Малиновская

* * *

Глава 1

Часть вторая. (Первая "Сахар со стеклом" – читайте на Литрес бесплатно).

– Встань!

Кровь стынет в жилах от этого голоса.

– Встань на колени.

Сердце от страха начинает раненой птицей трепыхаться в груди. Снова тёмная комната и мало воздуха. Снова приглушённый свет красных ламп.

Я подскакиваю на постели, судорожно втянув воздух. Опять этот сон. Почти год без него и вот снова.

Провожу рукой по лицу, пытаясь прогнать видение. Даже скорее ощущение.

Приказы меняются. Голос мне незнаком. Но каждый раз я чувствую страх, и моё тело словно парализует.

– Травмы пубертатного периода, Яна, – бормочу себе под нос научную лабуду, надеясь заглушить противное чувство внутри.

Ничего, сейчас пройдёт. Так! Стоп. Сколько сейчас времени?

Хватаю смартфон с тумбочки и ошарашенно наблюдаю, как цифры перещёлкивают с 6:51 на 6:52. Чёрт! Я проспала!

Скатываюсь с постели, едва не упав, запутавшись в лёгком одеяле, и бегу в ванную.

– Лиза, вставай!

Из соседней комнаты раздаётся стон, а потом на пороге появляется сонное стройное тело в пижаме – моя соседка по квартире и однокурсница – Елизавета Копылова.

– Мы проспали, давай быстрее!

Мы толкаемся возле раковины, чистим зубы. Пока Лизка наносит «кремики и пенки», я иду готовить кофе с бутербродами. Потом душ в экспресс-режиме, и вот ровно в 7:50 мы подбегаем к высоким железным воротам, держа наготове наши временные пропуска.

Касаемся ключ-картами к табло турникета, и нас пропускают на территорию госпиталя.

Хорошо, что август в этом году не жаркий, а то бы после такой спешки хоть душ принимай ещё раз. Аккуратно постучав, заходим в ординаторскую.

– Привет, девочки, – здоровается завотделением общей терапии, который часто пренебрегает своим личным кабинетом и старается быть ближе к народу.

– Здравствуйте, Артём Олегович, – Лиза приосанивается, выпячивая грудь, и в её голосе появляются сладковатые нотки. – Мы не опоздали?

Кокетничает. С Мироновым все кокетничают. Ну или почти все. Ещё бы – молодой доктор-красавец, да ещё и такой талантливый. Только вот и он со всеми кокетничает, никого особо не выделяя.

Сегодняшний день для нас особенный. Коллегия госпиталя должна принять решение после месяца прохождения практики – заключать с нами договор на интернатуру или нет. Мне бы очень хотелось остаться. Квартира, которую мы снимаем с Лизой, в пятнадцати минутах ходьбы. Да и сам госпиталь отличный. С моей специальностью тут есть чему поучиться.

Первые четыре года мы с Копыловой учились в одной группе на общелечебном деле. А потом, два года назад, пришло время выбирать специальность. Копылова ушла в офтальмологию, как и мечтала с первого курса, а я стала психоневрологом. И мне повезло, что в военном госпитале была вакансия. Весь месяц практики я старалась изо всех сил, и сегодня узнаю, захотело ли Министерство обороны в лице госпиталя со мной сотрудничать или придётся искать другое место.

Когда Миронов выходит, мы достаём из шкафчика халаты.

– Тебя они по-любому возьмут, зря ты так волнуешься.

– Почему по-любому?

– Ты же краснодипломница.

Да, я шесть лет корпела над книгами, и теперь пришло время выходить в поле, так сказать.

Я застёгиваю халат и подбираю волосы, стащив с запястья резинку-пружинку. Переобуваюсь, поправляю табличку-бейдж на груди. И тут слышу жужжание в сумке.

Опять звонит Саша. Он же знает, что я занята. К чему этот контроль? Тяжело вздохнув, отбиваю звонок и выключаю телефон совсем.

– Янка, сколько тебе уже говорить, – щебечет Лиза, нанося на пухлые губы ещё один слой помады. – Он не будет ждать вечно. Пожалей уже парня.

– Прекрати, – обрываю подругу. Не люблю эти пустые разговоры. – Нам пора на планёрку.

Копылова совершенно не обижается. Она лишь подкатывает глаза и, расстегнув верхнюю пуговичку на и так довольно узком халатике, выходит за мной в коридор.

На совещании сначала заслушивают заведующих отделениями. Потом слово берёт начмед – высокая женщина, светловолосая, с умными карими глазами. У меня поджилки трясутся от напряжения. Отчим предлагал помочь, но я отказалась. Хочу сама добиться, хочу гордиться собой.

– Мы уже передали в медакадемию списки тех, кому будет предложен договор на прохождение интернатуры. Надеюсь, нас ждёт плодотворное сотрудничество, а вас – карьерный рост.

Выдыхаю я уже лишь тогда, когда слышу своё имя в списке, что зачитывает начмед. Из десяти практикантов приняли только шестерых. Я и Лизка в списках. Только работать будем на разных этажах, но это мелочи.

Теперь я штатный интерн при хирургическом и терапевтическом отделении. Меня представили моей наставнице и сказали отправляться с ней на четвёртый этаж.

– Итак, Яна Николаевна, давай знакомиться ближе, – невысокая улыбчивая брюнетка села в мягкое кресло за свой стол в ординаторской, жестом пригласив меня присесть на диванчик напротив. – Меня зовут Зоя Ивановна.

– Очень приятно, – улыбаюсь.

Мне нравится эта женщина, и я давным-давно знаю, как её зовут. А также её категорию, стаж, перечитала все её научные статьи по актуальным вопросам этиологии посттравматического стрессового расстройства. Я и мечтать не могла, когда выбрала специальность, что она станет моим наставником.

Зоя Ивановна вводит меня в курс дела, поясняет основные направления работы в терапии и хирургии, ещё раз напоминает о важности ведения медицинской документации.

– Хирурги считают нас шарлатанами, так что не удивляйся, если они будут корчить снисходительные рожи, – доктор поднимает презрительно бровь. – Но именно психиатр должен помочь пациенту избавиться от того внутреннего дерьма, которое приехало с ним из ада. И именно от нас с тобой зависит, вернётся ли солдат домой с целой крышей. Ибо на данный момент процент суицидов бывших военных на сто тысяч человек составляет 12,8 процентов.

Я ошарашено моргаю от таких невероятных цифр. Это много. Очень. А ещё ощущаю бремя ответственности за сделанный выбор.

– Так что у хирургов свой бой над столом в операционной, а у нас свой. И чаще всего он длится намного дольше нескольких часов, Яна Николаевна.

В течение дня я обустраиваюсь на своём рабочем месте, знакомлюсь с персоналом отделений, в которых теперь буду трудиться, получаю утверждённый график дежурств. Потом иду с Зоей Ивановной на обход. Почти всё время молчу, внимательно слушая и наблюдая за её работой.

Уже ближе к концу рабочего дня, около четырёх вечера, у Зои Ивановны звонит телефон внутренней связи. Она что-то коротко отвечает, а потом бросает мне:

– Пошли, Фомина, встречать подарочки из Сирии. Трое трёхсотых.

Я подрываюсь от бумаг и бегу за шефиней по коридору.

– Что это значит – трёхсотых? – спрашиваю уже в лифте.

– Раненные.

Мы выходим к приёмному, где уже в спецодежде ожидают несколько других докторов. Взволнованная Лиза тоже тут.

– Вообще-то, нам с тобой тут быть необязательно, но для тебя это будет полезный опыт.

В ожидании проходит ещё несколько минут, а потом я слышу шум. Мы переглядываемся с Лизой.

– Вертолёт, – тихо поясняет мне Зоя Ивановна.

Я внутренне вся подбираюсь. Да, моя помощь сейчас не потребуется. Будут, наверняка работать хирурги, но мы ведь все тут в одном котле варимся. И в определённый момент и мне придётся подключиться.

Двери приёмного открываются, и в холл ввозят три каталки. Сопровождающий отчитывается начмеду и дежурному хирургу об оказанной помощи в местном госпитале и предварительных диагнозах, пока персонал принимает пострадавших.

Мои ноги словно прирастают к полу. Учебники учебниками, но вот это… Абстрагироваться не получается, как и сглотнуть ком в горле.

Я вижу на первой каталке мужчину лет сорока, у него перемотаны голова и грудь. Он в сознании и пытается улыбаться Лизке. Ну как же.

Второй пациент тоже в сознании. У него зафиксирована шея и правая рука. Он смотрит безучастно в потолок. А вот третий…

Неведомая сила толкает меня подойти ближе. Молодой крупный мужчина лежит с закрытыми глазами и размеренно дышит. У него перемотана голова, закрыт перевязью левый глаз. С груди на сторону свешивается жетон-смертник.[1]

Осознание бьёт обухом по голове, и я слышу в ушах шум собственной крови. Я узнаю этот профиль. Эти сжатые побелевшие губы. Я узнаю своего сводного брата.

Глава 2

– Эй, Фомина, – Зоя Ивановна трогает меня за руку, пока пациентов грузят в лифт. – Ты чего? Поплохело? Может, валерьяночки или коньячку за первый день? Тут без этого никак.

– Что? – вздрагиваю, снова возвращаясь в коридор госпиталя. – Нет. Я…

– Ты будто привидение увидела.

– Третий раненый – мой брат.

– Что?!

Начальница разворачивает меня к себе лицом и смотрит в глаза. Ищет признаки аффекта.

– Мы давно не виделись.

– Так беги к нему! Палыч пропустит.

Внутри бьёт импульс, и я срываюсь на бег. Лифт только захлопнул двери, но ничего, и пешком домчу по ступеням. Уже на четвёртом этаже меня догоняет Лиза.

– Яна, стой! Подожди! – подруга хватает меня за руку, когда я уже подбегаю к дверям смотровой, куда вкатили каталки.

– Что? – расфокусировано смотрю на подругу. Мне надо туда!

– Брат? У тебя разве…

– Сводный.

– Сводный? – красивые брови Копыловой взлетают вверх. – Это тот, который…

– Да, это он.

Выдёргиваю руку и иду внутрь. Конечно, я ей рассказывала про Алексея. Не сразу и не всё, но рассказывала. Потому что именно Лиза вытащила меня из той беспросветной ямы, в которой я тонула, когда Шевцов ушёл в армию. Когда загибалась по ночам, рыдая в подушку в общаге. Когда почти перестала есть, потому что мама сказала, что Алексей подписал контракт на три года в миротворческие миссии, и даже Виктор не смог уговорить его вернуться. Если бы не Лиза тогда, я бы не вытянула учёбу даже до первой сессии.

В большой и ослепительно белой смотровой над раненым орудуют две медсестры и врач.

– Шевцов Алексей Викторович. Гвардии сержант. Контузия головы, осколочные ранения левого глаза.

Медсестра зачитывает врачу данные сопроводительной карты, а мне каждое слово бьет набатом.

– Фомина, хотите присоединиться? С каких это пор психиатры у нас интересуются первичкой?

За маской нетрудно угадать ухмылку врача. Это то, о чём предупреждала Зоя Ивановна.

– Это мой брат, – повторяю в который раз и подхожу ближе.

– Маску надень, – медсестра толкает меня локтем, кивая подбородком в сторону коробки с одноразовыми масками.

Я делаю как она говорит и снова подхожу. Он жив. Дышит. Без сознания или под наркозом.

Медсёстры срезают нательное бельё, оголяя торс, подключают капельницы. На первый взгляд мне кажется, что вся его грудь испещрена ссадинами и кровоподтёками, но это оказываются узоры татуировок.

Врач ощупывает голову, пытаясь оценить степень повреждений, проверяет реакцию зрачка незабинтованного глаза. Когда начинают срезать повязку с левого глаза, меня пробирает дрожь.

– Вон, – с абсолютным спокойствием говорит хирург, не отвлекаясь.

– Степан Павлович… – заламываю пальцы.

– Я сказал: пошла вон, – тем же тоном. – Копылова, сопроводи, а потом возвращайся. Тебе как офтальмологу будет полезно.

Я не спорю и позволяю Лизе вывести меня. Она вытаскивает в коридор и толкает спиной к стене.

– Слышь, бестолковая, Палыч тебя теперь на пушечный выстрел не подпустит к твоему братцу! А ну возьми себя в руки. Родителям позвони пока.

Бестолковая… В памяти током бьёт обидное прозвище, которое мне дал Алексей. Бестолочь. Она самая.

Ведь и правда нужно позвонить Виктору.

Я набираю номер отчима, сжимая холодными руками телефон. Он отвечает после третьего звонка.

– Привет, малявка. Неужели вспомнила обо мне? – слышу улыбку в его голосе.

– Дядь Вить… – голос не слушается.

– Так, – отчим настораживается. – Не предложили договор, что ли?

– Предложили…

– Тогда в чём дело? – шуточные нотки полностью исчезают из голоса отчима.

– Тут Лёша, – наконец набираюсь смелости произнести имя Шевцова вслух. – В госпитале. Он ранен.

В ответ устанавливается оглушающая тишина. Я только что сказала отцу, что его единственный сын ранен во время выполнения миротворческой миссии.

– Подробнее, – слышу глухой голос враз постаревшего мужчины. – Яна, не молчи.

– Пока не знаю. У него контузия в голову, осколочное глаза. Сейчас без сознания, готовят к операции.

Отчёт достойный врача, чего уж тут сказать. Ни эмоций, ни сочувствия. Спасительная корка льда на сердце.

– Выезжаю.

Виктор отключается, а я на автомате засовываю телефон в карман. Мне нужен кофе. И погорячее.

Минут через двадцать ко мне в ординаторскую приходит Лиза. Зоя Ивановна напоила меня кофе и ушла домой.

– Ты как? – подруга садится рядом на диван и отбирает пустую кружку, которую я до сих пор держу в руках.

– Что сказал Палыч?

– Сказал, что всё с твоим братом будет нормально. Жить будет.

– А глаз?

– Тут пока неясно. Попытаются спасти, но ты же и сама понимаешь.

– Угу.

– Родителям звонила?

– Должны уже подъехать.

Виктор с матерью приезжают в течение часа. Мама насторожено смотрит на меня, а у отчима заострились морщины на лице. Операция в процессе, и мы ждём в коридоре. Чувствую себя каменным изваянием. Ни эмоций, ни реакции. Я испугалась того шквала ощущений, когда увидела Алексея, и просто заперла их на амбарный замок. Но я же психиатр, и сама понимаю, что они скоро начнут просачиваться, а потом снесут к чертям хлипкие двери моего самообладания.

Операция идёт больше четырёх часов, и когда усталый Палыч выходит к нам, я даже сдвинуться не могу. Они с Виктором отходят в сторону и тихо разговаривают. Вижу облегчение на лице отчима.

– Яна, – мама трогает меня за руку. – Мы отвезём тебя домой.

– У меня сегодня ночное дежурство, – зачем-то вру. Не хочу уезжать из больницы.

– Уверена, заведующая тебя отпустит.

– Мам, – я раздражаюсь, – сегодня мой первый день, я не стану отпрашиваться.

Среди других чувств появление Шевцова всколыхнуло и старую обиду на мать. Я не знаю, что тогда между ними произошло, но именно после разговора с ней он вдруг принял неожиданное решение уехать. Не знаю, как она на него повлияла, из-за меня ли или по каким-то другим соображениям, но я не сразу смогла простить её. Вряд ли бы у нас с Шевцовым что-то вышло после всего, но это было бы наше решение. И ничьё больше. Со временем обида растаяла, но сейчас всколыхнулась, как снежная пыль, поднятая ветром.

Спустя какое-то время Виктор и мама уезжают. Их всё равно не впустят в интенсивную терапию ближайшие сутки. Меня Петрович отправляет спать под угрозой инъекции снотворного.

Утром, ближе к пяти утра я просыпаюсь от прикосновения к плечу. Медсестра из хирургии тихонько трясёт меня.

– Яна Николаевна, Степан Петрович позволил вам побыть с братом.

Я резко сажусь на диване, пытаясь разогнать морок сна.

– Как он? – голос ото сна ещё не слушается.

– Стабилен. Из наркоза вышел гладко, потом дали снотворное. Думаю, скоро проснётся.

– Спасибо.

Медсестра уходит, а я подхожу к зеркалу. В ординаторской больше никого нет. Дежурный, наверное, ушёл на другой этаж, сёстры заняты. На улице уже рассвело. Смотрю на свой помятый халат и растрёпанные волосы. На лице отпечатались складки. Красотка, что говорить.

Уже выходя в коридор, я вдруг запинаюсь, задумываюсь. Одно дело волноваться за сводного брата, пока он на операционном столе, другое же встретиться с ним уже лицом к лицу. Что я ему скажу? Как он отреагирует? Готова ли я к этой встрече?

Сжимаю кулаки, уже почти передумав, но потом решаюсь. Не прятаться же мне всю жизнь от него? Прошло шесть лет. Может, мы просто поздороваемся, как старые знакомые и всё. Тогда мы были подростками и делали глупости, теперь же всё иначе. Наши родители женаты, и встречи всё равно не избежать. А раны… раны давно затянулись и присыпались пеплом сгоревшей первой любви. Глупой и ненастоящей.

Шевцов в индивидуальной палате. Всё ещё спит. Я присаживаюсь в кресло у койки и рассматриваю его.

Алексей очень изменился. Он уже в одиннадцатом классе выглядел взрослым мужчиной. Что же говорит теперь. Как говорят, косая сажень в плечах – здорово раздался. Бугры выпирающих раскачанных мышц. От самых запястий и до простыни, прикрывающей с середины груди, видны разбросанные татуировки. Я замечаю ту, с которой уже знакома – чёрный дракон на плече. Чувствую неприятную горечь воспоминаний, подкатывающих к горлу.

Лицо тоже изменилось. Даже сейчас, спящий и измождённый, Лекс выглядит опасно. Складка между бровей и пробившаяся тёмная щетина, что стала значительно гуще.

– Всё рассмотрела, бестолочь?

Дергаюсь от неожиданности. Господи, неужели я думала, что шесть лет могли его изменить? Начать с оскорбления – это так его.

– Классный халатик, сегодня в тему, – его голос ещё хрипит, но интонация бьёт, заставляя снова почувствовать себя маленькой испуганной девочкой в чужом доме.

– Привет, Лёша, – выдавливаю из себя, выпрямляя спину.

И тут вдруг его взгляд меняется. Шевцов прищуривается и тянется рукой, опутанной трубками. Слегка касается пальцем моего колена, а потом потрясённо выдыхает:

– Ты настоящая?

Глава 3

– Какой сейчас год?

Шевцов отвечает мне недоумённым взглядом.

– В смысле?

– Назови год, полные фамилию, имя, отчество…

– Год рождения, табельный номер оружия, – недовольно перебивает он меня. – Я понял.

Поднимаю бровь в ожидании ответа, выдерживая его взгляд.

– Две тысячи девятнадцатый, – недовольно чеканит Алексей, сердито глядя мне в глаза. – Шевцов Алексей Викторович. 1994. Гвардии сержант. Табельный номер оружия 20/28. Довольна?

– Вполне, – складываю руки на груди.

Молчим, продолжая сверлить друг друга взглядами. Это как-то немного неправильно. Он недавно перенёс наркоз и сейчас на сильных анестетиках, а я тут самоутверждаюсь.

– Извини, – сдуваюсь. – Просто ты спросил, реальна ли я. Я должна была проверить.

Алексей молчит, а потом переводит взгляд в потолок.

– Ты мне снилась, – говорит так тихо, что я едва различаю. – После каждого грёбаного боя. Поэтому я и решил, что ты ненастоящая.

Это тихое признание вдруг выбивает почву у меня из-под ног, заставляя давно замершее сердце заколотиться. Или же снова виноват наркоз. Но я сижу как приклеенная, и не могу ничего ответить.

– Итак, ты врач, – спустя бесконечные минуты молчания произносит Алексей.

– Да. Сегодня мой второй рабочий день.

– Специальность?

– Психиатр-невролог.

– Отлично, – усмехается. – Мне уже нужен психиатр?

– Он всем нужен.

– Это точно, – Шевцов хрипло смеётся, пытаясь приподняться выше, чтобы сесть.

– Стой! – испуганно подпрыгиваю со стула и кладу руки ему на плечи. – Тебе нельзя вставать! Ещё очень рано.

Скрипнув от злости зубами, Шевцов откидывается на спину, а я отдёргиваю руки, словно обжёгшись. Так не пойдёт, доктор Яна. Нужно выпутываться из этой электрической сети вокруг сводного брата. Все мои чувства сигналят об опасности, к ним стоит прислушаться.

После пережитого стресса для Шевцова и так всё слишком. Он даже не поинтересовался своим состоянием. Или же решил, что я так себе врач.

– Мне пора, – встаю, пряча руки в карманы халата. – А ты постарайся поспать.

Шевцов ничего не отвечает и лишь устало смеживает веки. А я спешу в ординаторскую, где моя наставница уже готовиться к новому рабочему дню. У меня должно остаться ещё минут пятнадцать. Надо бы проветрить голову, иначе будет сложно сосредоточиться на работе.

– Это будет в первый и последний раз, девочка, но ты идёшь домой.

– Зоя Ивановна, я в норме. Буду работать.

– Ты меня слышала, – брюнетка стягивает волосы в хвост и проверяет, все ли документы взяла перед обходом. – И завтра чтобы была как огурчик. Шевцова и Голобородько забираешь себе. Снежин – мой.

Хлопаю глазами от удивления. Я думала, пока просто буду на побегушках, а, оказывается, уже самой надо вести пациентов. Да ещё и…

– Зоя Ивановна, Шевцов – мой брат. По правилам…

– По закону вы не родственники, – серьёзный открытый взгляд. – И вообще, Яна Николаевна, помни, где ты работаешь. Это военный госпиталь, а не детский сад, так что отращивай яйца. Твоя подпись – главная в выписке, а солдатики очень хотят домой, поэтому нервы ещё помотают. И, кстати, – оборачивается уже у двери, – больше со мной не спорь. А теперь дуй домой.

Точно военный госпиталь, и у моей начальницы командирские замашки. «Мелкая саркастичная выскочка» – как-то ляпнул на кафедре один доцент о ней, а я случайно услышала, но виду, конечно, не подала. Но она гений в своей области, так что стоит захлопнуть рот и впитывать. И не спорить, естественно.

С Лизой мы увиделись лишь мельком, когда я выходила, а она, опаздывая, воевала с пропуском у турникета.

– Янка, ты куда?

– Зоя Ивановна приказала идти домой и отсыпаться.

Копылова поджала губы.

– Ладно, дома поговорим, сейчас некогда. Ты чтобы и правда поспала, поняла?

– Угу.

Лизка убегает, а я неспешно бреду по аллее в сторону дома. На носу осень, скоро тут будет очень красиво. Клёны вдоль аллей зальются золотом, превратив сквер в сказочный лес.

Мне нужно пространство. Немного свободы, чтобы надышаться воздухом и осознать свои чувства. Я должна научиться их проживать, потому что они неотделимая часть меня. Позволить им выйти наружу, чтобы перелистнуть страницу и жить дальше.

Шесть лет. Это немало, чтобы люди изменились. Может, и Алексей изменился. Только вот в какую сторону? Раньше у него был якорь – мать. Но она умерла три года назад. А что, если он даже не знает об этом? Хотя, вряд ли. С отцом-то наверняка связь поддерживал.

Я прожила и прочувствовала свою несчастную первую любовь сполна. И я простила её себе. Свою слабость и бесхребетность. Столько раз представляла нашу встречу, сколько сценариев её я проиграла в своей голове. И каждый раз видела себя сильной и смелой, и… Была ли я такой сегодня?

Перелистнуть страницу… Это не просто. Да ещё и нужно настроить себя на отношения врач-пациент.

Да, всё правильно. Всё в прошлом. Мы просто старые знакомые. Просто врач и пациент. Так правильно. Так нужно.

Глава 4

Прогулявшись по скверу, покормив уток у пруда и даже съев целых два мороженых, я вроде бы как привела свои эмоции в порядок. А вот когда подошла к дому, настроение поползло вниз.

Не знаю почему, но в последнее время общество Саши меня угнетает. Начались какие-то придирки и претензии, когда я отказалась переехать к нему. Частые звонки, где слышала недовольный голос. Даже длина моей юбки его не устраивала или яркая помада.

И вот сейчас у подъезда стоит ярко-синий Сашин «Форд», а сам Терентьев расположился на лавочке.

– Привет, – здороваюсь я без энтузиазма.

– Ну привет, – Саша поджимает губы.

– Давно ждёшь? – я присаживаюсь рядом на лавочку.

– Если бы отвечала на телефон, то знала. Где ты была ночью?

– На дежурстве, – меня утомляет этот допрос.

– В первый же день?

– Именно, – я разворачиваюсь и смотрю на парня в упор. Кажется, ссоры нам уже не избежать. – Поступили раненные из Сирии, рук не хватало.

– И твои руки, как психиатра, пригодились? В отличие от рук Копыловой.

Злость и обида разливаются внутри. Я резко встаю с лавки и одергиваю пальто.

– Я, вообще-то, ещё и невропатолог. Так что да – мои руки были нужны, – отрезаю и разворачиваюсь в сторону подъезда.

Но Саша перехватывает моё запястье и тянет обратно, только не на лавочку, а к себе на колени.

– Ну ладно тебе, не шипи, – он идёт на попятную, как и всегда: сначала разозлит своими придирками, а потом делает вид, что это я фурия, а он весь такой миролюбивый и правильный.

Позволяю усадить себя, но тут же чувствую его губы у себя на шее.

– Саша, прекрати, – выбираюсь из объятий. – Мы же на улице.

– Так пойдём к тебе. Лизка всё равно уже убежала.

Это же сколько он ждал? А Копылова, получается, его не заметила. Иначе бы сказала. Наверное.

– Только если на чай, – грубо обозначаю границу и иду к двери.

Терентьев, вздохнув, плетётся сзади. Я открываю дверь и вхожу. Скидываю обувь и вешаю на крючок сумочку. Саша снова ловит меня в объятия, прижимая к стене.

– Ян, – шепчет в ухо, а мне хочется зажаться плечом от его дыхания. – Ну…

– Саш, пусти, я устала. Мне надо в душ и спать. Хочешь – жди чай, если нет – увидимся завтра.

– Гонишь меня? – Терентьев отталкивается от стены и смотрит со злостью.

– Нет, просто… – Господи, как же я устала за эти сутки.

– Год прошёл почти, – повышает голос, и мне хочется зажать уши руками. – Ты говорила… Сколько ещё тебе нужно времени?

– Хватит…

– Яна, я не железный!

– Хватит!

– Ты постоянно говоришь одно и то же.

– Саша, уходи!

Терентьев со злостью дергает дверь и вылетает из квартиры, громко хлопнув. А я оседаю на пол. Сколько можно? Как ещё ему дать понять, что мне трудно переступить через тот кошмар. А теперь ещё и Шевцов объявился. Как мне справиться со всем этим? И как дождаться сегодня Лизу, чтобы свернуться калачиком, положив голову ей на колени, и просто расслабиться и успокоиться?

Глава 5

Просыпаюсь около четырёх утра от загудевшего под подушкой смартфона. Спам какой-то пришёл. Я так и уснула вчера в общей гостиной на диване. А проснулась заботливо прикрытая пледом.

Провалиться в сон снова уже не выходит, потому что игнорировать желание сходить в туалет не получается.

Со вздохом выбираюсь из уютного кокона и иду по зову организма, а потом забираюсь в постель к Лизке. Подруга ворочается, накидывает на меня уголок одеяла.

– Как ты? – сонно бормочет.

– Нормально. Спи.

– Угу, – отворачивается, а я сверлю взглядом потолок.

– Ян, – спустя полминуты, – с ним всё нормально. Зрачок реагирует на свет, так что видеть будет.

Я принимаю информацию. Чувствую облегчение. Это хорошо, что зрение восстановится. А мне надо подумать, как вести себя с ним в рамках пациент-врач. Мне ли не знать, как трудно влезть Шевцову в голову. Не уверена, что смогу. Да что там – не уверена, что хочу. Но я не психотерапевт, мне не надо вникать, моя задача убедиться, что все когнитивные функции после травмы в норме. Вот и всё.

Уснуть уже не получается, и я выползаю из Лизкиной постели тихо, чтобы не потревожить вновь уснувшую подругу. Бреду на кухню и готовлю нам завтрак. Омлет и блинчики с творогом, Лиза любит ещё поливать сгущённым молоком, но только на завтрак. В течение дня она себе сладкого не позволяет.

По звонку будильника встаёт Копылова, расплываясь в довольной улыбке, когда видит результаты моего раннего подъёма.

Мы завтракаем, одеваемся и торопимся на нашу новую работу. Сегодня идёт дождь, он приносит дыхание осени, которую я так люблю. Не понимаю тех, кто жалуется на дождливую погоду. Для того, чтобы чувствовать себя счастливым, нужны только плащ и резиновые сапоги. И никакой насморк не страшен.

В ординаторской Зоя Ивановна приветствует меня, салютуя стаканом с кофе. В помещении приятно пахнет.

– Привет, – говорит она, дожёвывая круассан. – Готова к труду и обороне?

– Готова, – улыбаюсь я, доставая из шкафа халат.

– Стопка чистых историй у тебя на столе. Мы ведём отдельную документацию на каждого пациента, а потом, после выписки, подшиваем к общей. Начинай заполнять, а дальше дуй на обход. Проводишь первичный опрос, делаешь свои выводы и, если нужно, готовишь назначения. После обеда обсудим, если надо утвердим. Всё поняла?

– Угу.

– Ну тогда вперёд.

Зоя Ивановна выбрасывает одноразовый стакан в урну, ныряет в карман, проверяя, на месте ли молоточек, и, подмигнув, спешно убегает.

Меня поражает её кипучая энергия. Она словно переливается и в меня саму, заряжая, настраивая на рабочий лад. Эта миниатюрная красивая женщина не может не вызывать восторг. Она бывает весьма резка, но к этому надо просто привыкнуть.

Я готовлю истории вновь поступивших, штудирую тех, кто уже в госпитале не первый день. Всего Зоя Ивановна возложила на меня заботу пока о восьми пациентах, в то время, как на её столе более двадцати активных историй, и столько же тех, кто на дистанционном наблюдении. Я должна справиться идеально. Я смогу.

Приходит время обхода, и я невольно повторяю за своей наставницей. Бросаю пустой стакан в корзину и проверяю, на месте ли мой неврологический молоточек. Улыбаюсь, когда понимаю, что скопировала свою начальницу.

Сначала нужно посетить вновь поступивших. Прячу волнение так глубоко, как только могу. Больше веры в себя, Яна Николаевна!

Иду в палату к Голобородько Дмитрию Феликсовичу. Это тот мужчина, который вчера улыбался Лизке.

– Здравствуйте, – уверенно произношу с порога.

Знакомство с пациентом и беседа проходят гладко. У меня получается. Я делаю подробные записи, ставлю пометки, о чём хочу потом спросить у Зои Ивановны. Минут за десять мы заканчиваем. Пора идти дальше.

И я уверенно иду, но ровно до того момента, как натыкаюсь на дверь палаты. Чувствую, как дрожат пальцы, а кожа на ладонях становится влажной. Вдох. Выдох. И нажимаю на ручку.

В палате Шевцова приятно пахнет, как-то уж совсем не по больничному. Запах медикаментов, конечно, чувствуется, но ещё тут витает аромат «L’Imperatrice» от Дольче Габбана. И я вижу его источник. Арина, медсестра отделения, собирается менять Шевцову капельницу, но вот только занята она непонятно чем. Разве для смены системы обязательно так ровно держать спину и весело хохотать?

Алексей лежит на койке, закинув одну руку за голову и довольно улыбается. Ещё бы! Медсестричка грациозно наклоняется, чтобы поправить на нём простыню, но при этом кажется, хочет удушить своей грудью.

Фу, мерзость какая. Я словно в дешёвый порнофильм попала. Аж тошнит. И вообще, работать надо, ей же не одному Шевцову поставить капельницу необходимо, а она тут время тратит.

– Спасибо, Арина, можешь идти, – сама не узнаю свой голос. Никогда в нём не было столько надменности. – Тебя уже заждались другие пациенты.

Девушка выпрямляется и удивлённо смотрит на меня, поджав свои пухлые губы, которые она явно красила при плохом освещении. Потому что как ещё можно не заметить их естественный контур и так промахнуться?

– Здравствуйте, Яна Николаевна, но я ещё не поставила Алексею Викторовичу капельницу.

– Я сама справлюсь. Идите.

Скривив лицо, медсестра выходит, а я поворачиваюсь к Шевцову, который, кажется, едва сдерживает ухмылку.

– Доброе утро, Алексей.

– Ну привет, – отвечает он и внимательно смотрит на меня, не меняя своей расслабленной позы.

Я вешаю бутылку с раствором на стойку, снимаю пломбу и подсоединяю систему. Вообще-то, этим действительно должна заниматься медицинская сестра, но наши преподаватели настаивали на том, что врач тоже должен уметь проводить подобные манипуляции. Да и подработка в скорой многому научила.

– Руку, – командую Шевцову, подготовив лекарство.

Он молча разворачивает свою руку локтевым сгибом наружу. Я перетягиваю плечо ремешком и внимательно присматриваюсь. Чёрные языки татуировки ползут от самого запястья и опутывают всю кожу, мешая увидеть нужный сосуд. Но я справляюсь и ввожу иглу в вену с первого раза.

Алексей всё это время молча за мной наблюдает. А я будто тяну время, потому что дальше ещё сложнее – разговор.

Я выпрямляюсь, убрав выпавшую прядь за ухо и достаю планшетку с картой.

– Утку мне тоже сама сменишь?

– Что? – теряюсь от его вопроса и натыкаюсь на насмешливый взгляд.

Издевается. Очень смешно, дорогой мой братец.

– Тебе не нужна утка, – прихожу в себя. – Ты можешь ходить.

– Не могу. Ноги отняло, – снова эти искры смеха в глазах. Ну, знаешь ли, Шевцов!

– Я могу попросить Лидию Петровну, нашу санитарку, поставить тебе самый толстый катетер, если уж ноги совсем отняло.

Злюсь. Что вообще происходит? Какого чёрта ему понадобилось меня донимать? Ещё и эта дурацкая прядь снова на глаза падает.

– Ты подстриглась, – тихо говорит Шевцов, а я вдруг смущаюсь от такой смены интонаций в его голосе.

– Мне надо задать тебе несколько вопросов, – горло как-то предательски хрипит, и приходится немного откашляться.

– Ну давай, доктор мелочь, задавай свои вопросы.

Глава 6

Когда я вышла из палаты Шевцова, то почувствовала, как взмок на спине халат. Я пыталась с невозмутимым видом задавать ему необходимые вопросы, но выдерживать взгляд не всегда получалось. Когда я спросила, как он спит, как часто снятся ему кошмары, то в ответ получила лишь хмурый взгляд. Алексей явно не хотел отвечать.

Что ж, основные выводы я сделала: сознание не спутанное, логическое и абстрактное мышление не нарушены, скорость реакции и связная речь в норме. О наличии и степени ПТСР судить пока рано.

Поблагодарив за беседу, я попрощалась и вышла, ощущая, как жжёт между лопаток от его взгляда. Прошло только два часа рабочего времени, а я уже устала, будто сутки отработала.

Саша сегодня весь день сообщениями забрасывает. Извиняется за резкость. Что уж тут, мне тоже есть за что извиняться. В последнее время я стала очень раздражительной. Наверное, волнение сказывается из-за работы. В июне были ГОСы и защита диплома, а весь август практика, да как на иголках: возьмут – не возьмут. Теперь вот ещё Шевцов объявился. Но Саша же не виноват во всём, что со мной происходит, а я прямо как стерва какая-то.

«Хочешь, я тебе на обед завезу что-нибудь?» – новое сообщение от Терентьева.

«Было бы неплохо, я как раз забыла контейнер с едой дома»

«Что-нибудь сладкое? Или роллы?»

«И то, и другое. Предупрежу охрану»

Потом отправляю пару улыбающихся смайликов.

И всё-таки Саша заботливый. Даже несмотря на некоторые сложности его характера, но у кого их нет?

С Терентьевым мы переписывались с первого курса, а после четвёртого стали встречаться. Виделись первый год редко, потому что Саша жил и учился на другом конце города. А как год назад закончил институт, перебрался поближе. Предложил жить вместе, квартиру снимать. Но я пока не готова к такому шагу, слишком уж это как-то… Рано, что ли. Но с этого момента между нами появилось напряжение. Саше непременно стало необходимо знать, где я и с кем. Ему то Лиза не нравится, то преподаватель у меня в академии слишком молодой. И постоянные звонки. Может, конечно, он просто волнуется, но меня такой контроль душит.

Я заканчиваю оформление протоколов бесед, раскладываю по картам и устало откидываюсь на кресле. Нужно менять распорядок дня, иначе долго в таком напряжении не протяну. И спорт добавить однозначно нужно. Уже сколько себе обещаю, что начну бегать или хотя бы зарядку регулярно делать, но всё никак. Причины находятся, но настоящая из них одна – лень.

Саша присылает сообщение, что уже на перекрёстке, и минут через пять будет у входа. Я поправляю причёску, немного пригладив непослушные волны у лица, и выхожу на улицу.

Дождь закончился, ветер стих. Погода установилась изумительная. Я глубоко вдыхаю запах мокрой листвы и прислушиваюсь к чириканью птиц в саду вокруг госпиталя. Почему мы так редко обращаемся к природе? Не зря же многие древние труды говорят, что исцеление вокруг нас, стоит лишь протянуть руку.

– Отличная погода, не так ли?

Я вздрагиваю от неожиданности, но ещё больше от самого голоса. Распахиваю глаза, уставившись на сводного брата. Он расслабленно стоит под соседним деревом. Светлые свободные больничные брюки и белая футболка резко контрастируют с руками, обвитыми чёрными татуировками. Повязку с головы уже сняли, оставив только накладку на глаз. Шевцов курит, стряхивая пепел себе под ноги.

– Тебе ещё нельзя выходить, зачем ты… – во рту сразу становится сухо.

– Ты сказала, я могу ходить.

– Да, – теряюсь почему-то, – если очень нужно…

– Вот мне и нужно.

Я смотрю, как его губы выпускают сизый дым, цепляю взглядом дёрнувшийся кадык. Алексей берёт сигарету в другую руку, а эту засовывает в карман. Упругие мышцы перекатываются под футболкой, напрягаются.

Господи, почему мой мозг так фрагментарно режет картинку перед глазами? И почему я просто спокойно не могу смотреть Шевцову в лицо. Отвожу глаза, как только наталкиваюсь на тёмный взгляд. И куда отвожу? Ещё хуже. Что он подумает?

– Голова не кружится, не тошнит? Ты ещё и куришь, – пытаюсь собрать расползающиеся мысли.

– Бестолочь, прекрати. Хватит твоих докторских штучек, – нетерпеливо прерывает он меня.

– Я твой врач, один из них, – проглатываю оскорбительное прозвище. – И несу за тебя ответственность.

– Со мной всё прекрасно, – резкий ответ.

И тут меня сзади обнимают тёплые знакомые руки, но я испуганно дёргаюсь.

– Привет, – говорит Саша и целует меня в висок. Но смотрит на Шевцова.

Спиной я чувствую, что Терентьев напрягается.

– Твой пациент?

Я выворачиваюсь из Сашиных объятий, становясь между парнями. Ситуация знакомая, и я снова чувствую себя маленькой неуверенной девочкой. Я помню, как в тот раз парни смотрели друг на друга. Но сейчас всё изменилось.

– Это мой брат Алексей. И да, он сейчас проходит лечение в нашем госпитале.

Мужчины снова смотрят друг на друга. Саша напряжённо, а Шевцов… Шевцов смотрит так, как смотрел всегда – с яростью, с ледяным превосходством и хмурой враждебностью. Как и в прошлый раз, он не протягивает руки и даже не произносит ни звука.

Пауза затягивается и мне становится неловко.

– Лёш, тебе пора уже в палату, там медсёстры сейчас будут манипуляционный обход делать, – мой голос тоже напряжён, и лёгкое дрожание выдаёт это.

Шевцов выбрасывает в урну недокуренную сигарету и молча уходит. Мне бы с облегчением выдохнуть, но как-то всё слишком легко прошло.

– Итак, брат.

Я разворачиваюсь к Саше, пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.

– Да. Сводный. Это сын Виктора.

– Я его помню.

Мне не нравится, когда Терентьев так на меня смотрит. Будто я сделала что-то плохое, а он, как оскорблённая сторона, меня распинает.

– И где мои роллы? – пытаюсь перевести тему, улыбаюсь.

– Держи. Приятного аппетита.

Саша всучивает мне пакет и, развернувшись, уходит. А я даже не хочу его догонять. Почему? Что не так я сделала? Поэтому просто стою, пока не слышу щелчок турникета. А потом выбрасываю опротивевший пакет в ту же урну, откуда дымит окурок, брошенный Шевцовым.

Глава 7

За четыре дня, пока мы с Копыловой и другими интернами были на обязательном лекционном минимуме в академии, ничего кардинального не произошло. Зоя Ивановна выписала двух моих пациентов, но оформлять их карты, естественно, оставила мне. Чем я сейчас и решила заняться.

С обходом получилась накладка. Провести беседу с Шевцовым мне не удалось, потому что, как сказала медицинская сестра, он был на беседе со своим лечащим хирургом. Сказать честно, я даже обрадовалась, хотя и понимаю, что встреча неизбежна. Но зато могу спокойно поработать без излишних нервных потрясений, потому что иначе после встреч с моим сводным братом и не бывает.

– Привет, трудоголик! – Лиза вплывает с контейнером в нашу ординаторскую. – Может, хоть тут поедим вместе, а то времени совсем нет. Отстой!

– Да, заходи, конечно. Наши почти все в кафетерий ушли на обед, а мне надо закончить истории.

Копылова плюхается на диван и открывает свои припасы. У меня тоже сегодня полезная пища – яблоко и варёное яйцо. Ну, если честно, я просто не успела приготовить что-то более сытное, чтобы взять с собой.

Лизка аппетитно хрустит морковкой, рассказывая о своих пациентах, ну и о Миронове, конечно.

– Ты прикинь, он меня на кофе пригласил.

– Мм, а ты что? – грызу яблоко, не отрываясь от своих записей по пациенту.

– Ну а что я? Согласилась, конечно, – Лиза ослепительно улыбается. – Ну не прямо сразу…

Её прерывает громкий стук в дверь, от которого мы обе вздрагиваем. И не дождавшись разрешения, дверь распахивают. На пороге появляется мой сводный брат.

– Привет, – он быстрым шагом подходит ко мне. – Подпиши.

На стол передо мной ложится форменный бланк.

– Молодой человек! – первой отмирает Копылова. – Это ординаторская, и…

С абсолютно беспристрастным выражением Алексей подходит к Лизке и, ухватив её за локоть, спроваживает за дверь, что-то буркнув на прощание. А я так и сижу с открытым ртом, не зная, как на это реагировать.

– Подпиши, – Шевцов снова возвращается к моему столу.

Я опускаю глаза на бланк, который Алексей поверх всех документов положил мне на стол.

– Это… выписка? – смотрю удивлённо. – Но ты меньше недели провёл в госпитале. Я не могу её подписать.

– Можешь.

– Тем более, что твой основной врач – хирург. Палыч в жизни так быстро не выпишет пациента.

– Уже выписал, – Шевцов кивает на печать и подпись Герасимова, а я не верю своим глазам.

Не знаю, как Алексей убедил Степана Павловича спустя шесть дней после операции выписать его, но размашистая подпись и печать в выписном бланке являются неоспоримым фактом.

– Но что случилось? Почему ты так торопишься?

– Надо так.

– И это всё? – я складываю руки на груди, тем самым показывая, что не стоит мною помыкать. – Просто «так надо»? Ты ещё не оправился после травмы. И я не могу тебя выписать. Что ты делаешь?!

Моя профессиональная бравада, видимо, здорово утомила Алексея, потому что он, хмыкнув, отодвинул меня вместе с креслом и дёрнул ящик стола. Потом вытащил оттуда мою печать.

– Лёша!

Скрутив крышечку, сделал оттиск на своей выписке, а потом резко придвинул меня обратно и наклонился сверху, поставив ладони на столешницу с обеих сторон. Мне пришлось немного склониться к столу, чтобы не упираться ему макушкой в подбородок.

– Подписывай.

Он сказал это тихо, но только идиот бы не расслышал угрозу. Или идиотка. Такая, как я, например.

– Знаешь, – шиплю в ответ, – я могу позвать сейчас санитаров. Они тебя скрутят и привяжут к постели. А потом накачают успокоительным.

– Знаешь, – Шевцов наклоняется к самому моему уху, и от его голоса волной окатывает мурашками. – Я ведь потом тоже могу скрутить тебя, бестолочь, и привязать к постели. Только накачивать уже буду не успокоительным.

От такой недвусмысленной угрозы я вся вспыхиваю и просто каменею, не нахожусь, что ответить. Понимаю, что Шевцов не просто не изменился, он стал в разы хуже и опаснее. Раньше Лекс был своенравным циничным мальчишкой, а теперь передо мной взрослый мужчина, признающий только собственные границы. И где они в его понимании – я понятия не имею. Он играет со мной сейчас как кот с мышью, готовый прихлопнуть в любой момент.

– Подписывай, – снова рычит сквозь зубы.

Дрожащими руками я хватаю ручку и быстро ставлю росчерк возле печати. Только бы он скорее выпустил меня из опасного плена своих рук и ушёл, чтобы я смогла спокойно вдохнуть. Маленькая девочка во мне снова хочет сбежать к себе в комнату, запереть двери на все замки и укрыться с головой одеялом.

– Спасибо, сестрёнка, – Шевцов выхватывает листок и улыбается как ни в чём не бывало, только смотрит так же зло.

– Ты должен будешь явиться через неделю для психиатрического освидетельствования.

Господи, ну почему мой голос так дрожит? Что же я за тряпка?

– Обязательно, – бросает Шевцов и скрывается за дверью.

Я закрываю глаза и роняю голову на стол. Это настоящий провал. Я позволила пациенту манипулировать мной. Да что там пациенту. Я снова позволила своему сводному брату указывать мне, распоряжаться собой так, как он того пожелает. Сделала всё, как он сказал. И как мне после этого чувствовать себя, как говорила мой психолог, уверенной и сильной хозяйкой своей жизни?

В дверь тихо проскальзывает Копылова с бледным лицом и так и не доеденной морковкой.

– Что это было? – поражённо выдыхает она.

– Мой подростковый кошмар, – стону, не поднимая головы.

– И это в него ты была влюблена?

Сердце отдаёт давно затаённой болью. Именно в него. Злого и жестокого, своенравного и решающего за всех и вся. И таким он и остался.

– Ты прости, я просто растерялась, – Лиза подходит ближе и кладёт мне руку на спину. – Всё произошло так внезапно. Он просто вытолкал меня и сказал, что если сунусь – шею свернёт. А потом и дверь захлопнул. Может, надо было кого-то позвать?

– Нет! – испуганно смотрю на подругу, вспомнив угрозу. – Пусть катится на все четыре стороны.

Глава 8

Лекс

На, сука, выкуси!

Я сбиваю треногу гранатомёта и шустро его пакую. Съёбываться надо быстро. И желательно максимально незаметно.

– Шевцов, блядь, ты совсем охренел?! – орёт Феликс, когда я запрыгиваю в машину. – Ты вышел за пределы наших огневых позиций! Ты подставился!

– Я случайно.

– Не пизди! В следующий раз под трибунал пойдёшь.

Ага. Как же. Очень страшно. Феликс – хороший командир, но слово «трибунал» ему просто нравится как звучит. И на этом всё. Да никто же и не ослушался его. Так, просто метр туда, метр обратно.

– Тебя оттуда достать могли! – не унимается.

Скидываю противошумки и засучиваю рукава. Жарко как в аду. Хотя, мы и есть в аду.

Когда до вертолёта оставалось доехать всего ничего, прогремел взрыв. И я помню только как экран вдруг окрасился в красный, и стало подозрительно тихо. Очень. Нет, звуки были, я чувствовал, как они вибрировали, но не слышал. А потом были боль и темнота.

И в следующий момент я подумал, что меня глючит. Бестолочь сидела вся в белом напротив и смотрела на меня. Сперва я решил, что сдох, и за мной по ошибке прислали не чёрта, а ангела. Потом понял, что всё же жив и снова вижу малявку во сне. Но самым удивительным было то, что она оказалась настоящая.

Это понимание не лезло ни в какие рамки. Ладно, я жив. И даже снова в России. Но… она?

Через столько лет и тщетных попыток выкинуть эту девчонку из головы. Когда получилось запечатать сердце, стереть в пыль воспоминания о её запахе и вкусе. Когда лишь оставалось ненавидеть грёбаные сны и радоваться им, где я мог делать с бестолочью всё, что только врывалось в мой извращённый мозг. Когда я столько раз твердил, что мне похуй на неё, что уже сам себе поверил.

Сидела там в своём коротеньком халатике, сжавшись в комок. Напряжённая, как струна, будто увидела призрака. Хотя я для неё и есть призрак из прошлого. А потом начала нести всякую ересь. Хотелось встать и заткнуть её маленький рот.

А потом ещё этот рафинированный. Я его узнал сразу. Он напетушился, как только увидел меня. Узнал. И сразу попытался пометить территорию – распустил свои клешни на бестолочь.

Да и хер с ним. И с ней. Совет да любовь, блядь.

Выплываю из дремоты. Не лёгкой и приятной, а какой-то вязкой и тягучей. Душно и хочется пить.

– Какого хера?

Липкое женское тело льнёт, закинув на меня ногу. Кто это и почему она лежит в моей постели?

– Ммм… Давай ещё поспим, – слышу хрипловатый голос. Понятия не имею, кому он принадлежит.

– Не, подруга, ты и так задержалась.

Девушка потягивается и садится. В свете ночника вижу, как кривит надутые губы.

– Лекс, ты козёл, ты это знаешь?

– Давно уже. Шевелись, я спать хочу.

– Каким был, таким и остался.

Я хмыкаю. Первый раз её вижу, а она назвала меня по прозвищу.

– Это ты меня изучила, пока минет делала?

Лицо у девчонки вытягивается в удивлении.

– Ты меня и правда не помнишь? Я Кристина из 11-В. Мы с тобой незадолго до выпускного пересекались.

Ну тогда это всё объясняет, Кристина из 11-В.

– Ты, кстати, почему в армию укатил? – Кристина из 11-В натягивает джинсы, немного пританцовывая. Оттюннингованная жопа влезает не сразу. – Ты ж вроде бы ЕГЭ стал одним из лучших. Любой ВУЗ бы тебя принял. Поговаривали, что вы с сестрёнкой что-то не поделили.

А это ты уже лезешь не туда, куда надо.

– Не твоего ума дела, Кристина из 11-В, давай резче, пока я тебя полуголой не выставил.

Девушка снова вздыхает, но не спорит. Натягивает лифчик и какую-то полупрозрачную тряпку сверху, засовывает ноги в туфли, а потом, уже уходя, кладёт мне бумажку на комод в коридоре.

Сначала хочу выбросить не интересующую меня информацию о номере её сотового, но потом передумываю. Пусть будет, Кристина из 11-В делает отличный глубокий минет.

На часах почти три. И спать совсем перехотелось. Бестолочь спрашивала, как я сплю. Да по-разному. Иногда как убитый, а иногда хочется себе глаза выколоть, чтобы хоть ненадолго нырнуть в темноту. Всё-таки алкоголя с вечера было много. Голова теперь раскалывается.

Достаю таблетки, которые выписал врач и выпиваю сразу две. С утра надо ехать в управление, разрешить дела с контрактом. Он как раз на исходе, и больше меня не тянет. Хватит, повоевали, пора строить жизнь на гражданке. Потому что нет на войне того, что я искал. Как была пропасть в груди, так и осталась, только разверзлась ещё больше.

Отец сегодня зазывал к себе на фирму, хотел помочь устроиться в городе. Но я согласился принять помощь только на первое время. На аренду квартиры мне хватит и заработанных в армии, а вот за тачку ему спасибо. Тоже хотел отвертеться, взять пока подержанную, но батя и слушать не стал. Сказал, что хочет сделать единственному сыну подарок к возвращению. Хотя бы один.

По аналогии с первой красоткой, решил остановиться на японце. Но отец, устав уговаривать меня на танки-внедорожники, настоял на премиум серии.

– Сын, ну хоть раз послушай. Ты всю жизнь сам принимаешь решения. Порадуй старика.

– Бать, тебе ещё далеко до старика.

– Ну да куда деваться? – отец расхохотался. – Пока ты созреешь до бизнеса, мне надо держаться в седле.

Отец похлопал меня по плечу, и мы вошли в салон. Девчонка-менеджер чуть каблук не сломала – так торопилась к нам на встречу. Но потом её отставил в сторону невысокий паренёк. Видимо, старший решил, что рыбка покрупнее достанется ему.

– Смотри, Лёшка, выбирай.

Чёрный красавец с хищным прищуром сам меня выбрал. Мне даже тест-драйв нахрен не нужен. Только одно для себя решил: верну отцу деньги, как только смогу.

С Максом и Ромычем договорились встретиться послезавтра. Один улетел на встречу в Пекин, другой на гастроли в Ялту. Я же был пока за бортом жизни, и с этим надо было что-то делать. Но сначала стоило немного разрядиться и расслабиться, а завтра нужно будет вернуть один должок, который за мной остался.

Глава 9

Курю уже вторую подряд. Заждался. Найти его было не сложно, осталось подождать окончания рабочего дня. И вот ровно в семнадцать десять на парковку спускается мой старый знакомый. С удовольствием наблюдаю, как его пронырливые глаза расширяются при виде меня, а рожа вытягивается. Надо же, даже пиджачок напялил. А где, мать её, его бессменная кожаная куртка?

– Лекс, – поражённо выдыхает бывший друг, точнее тот, кого я считал таковым. – Не узнал.

– Привет, Демьян, – отталкиваюсь от машины и делаю пару шагов в направлении парня. – Мы в прошлый раз не договорили.

Рожа у Демьяна становится серой, а пиджачок как-то неаккуратно свисает с плеч. Глаза мечутся от меня до угла парковки. Неужели наутёк бросится?

Но внезапно из-за этого угла выскакивает мелкое рыжеволосое чудо и несётся к моему старому знакомому с дикими воплями.

– Папа! – мелкая обезьянка запрыгивает Демьяну на руки и обвивает его шею. – Папа, пливет! Ой, – девочка тушуется, заметив меня. – А это кто? Здласте…

Дерьмо. Чёртов уёбок смотрит на меня жалким взглядом, прижимая дочь к себе.

– Привет, малявка, – подхожу ближе. – Я старый друг твоего папочки. Тебя как зовут?

– Катя. У тебя класивые лисуночки. Только они чёлные, а я болсе люблю лозовый.

Девчушка восхищённо рассматривает мои руки, ввергая меня своей непосредственностью с ступор на пару секунд.

– Дима! – из-за того же угла выруливает высокая девушка с такими же рыжими волосами, как у мелкой. – Катюша опять убежала, как только мы подошли. Я ей говорю: аккуратно, машины, а она…

Девушка осекается, обратив на меня внимание.

– Здравствуйте, – переводит взгляд на Демьяна.

– Лен, познакомься, это Алексей. Мой давний знакомый.

Которого ты охренительно подставил, перед этим здорово выкачав бабла.

– Очень приятно. Елена, – молодая женщина протягивает мне руку, которую я легко жму, а Демьян в этот момент заметно напрягается. Он знает, что я не умею прощать. И уж точно ничего не забываю.

– Вижу, вы давно не виделись, – жена Демьяна, или кто она там ему, улыбается. – Может, хотите с нами, Алексей? Я сегодня запекла утку, самим её не осилить. Вы любите мясо?

– Просто обожаю. Спасибо, с удовольствием.

Демьян ставит дочь на землю. Я вижу, как его душит галстук и застёгнутый на рубашке воротник. Пальцы слегка подрагивают. Ссыт, сучонок.

На своём «Лексусе» я следую за тачкой счастливой четы прямо до их любовного гнёздышка.

В квартире светло и уютно, чувствуется легкий закос под африканский мотив. Плетёные вазоны на кухне, какие-то псевдообереги. В общем всё приторно и спокойно. Только вот не самому Демьяну сейчас. Он весь издёргался, сидя напротив за прямоугольным обеденным столом, который, хлопоча, накрывает его жена.

Утка и правда оказалась вкусной, и салат тоже. Потом Елена поставила вазочки с печеньем и зефиром. Налила чай. Малышка тоже прибежала и залезла отцу на колени. Её не отпускали мои татухи, и она скромно вытащила из-за спины розовый фломастер.

– А давай тебе их лазукласим. Будет класиво.

– Катя, – одёрнул её мягко Демьян. – Отстань от нашего гостя, он не очень любит розовый.

Малявка зыркнула на меня из-подо лба и, насупившись, ухватила печенье и убежала.

– Сколько ей? – интересуюсь я, тоже взяв печенье.

– Почти четыре, – отозвается Елена у плиты. – Так, вы тут поболтайте, а я пойду Катюшу утихомирю. Когда у неё в руках фломастеры – жди узоров на обоях.

Девушка уходит, тактично притворив за собой дверь в кухню. Демьян тот час становится серьёзным.

– Лекс, пожалуйста…

– Тебя Тоха так и кормит, смотрю.

– Я просто работаю на фирме его отца. Ничего такого, обычный офисный планктон.

– Ты – офисный планктон? – откидываюсь на стуле. – Не смеши меня, Демьян.

– Серьёзно.

Смотрю на бывшего товарища по кутежам и удовольствиям. Как я мог ему доверять, быть таким слепым? У него же на роже написано, что тот ещё делец. Пора уже с этим заканчивать, надо дожимать козла.

– Так что будем делать, друг? – специально выделяю последнее слово, ближе подвигаясь к столу. – Сам будешь отрабатывать или красавицу Елену попросим?

– Лекс, – голос у парня садится, а в глазах появляется паника. – Прости, я же тогда правда не знал, что вы с Ермолаенко бодаетесь. Да и что с девчонкой у тебя так серьёзно.

– Ты вообще не думал. Точнее думал, но о бабле. Правда, Демьян?

Он вздыхает и смотрит на сцепленные на столе пальцы. Молчит какое-то время. Ничего, я не тороплюсь.

– Есть у меня одна идея для тебя, Лекс.

– Ну?

– «Чёрный Дракон».

– Ты, блядь, серьёзно? – поверить не могу, что этот гондон снова пытается впутать меня в то же самое дерьмо.

– Дослушай сначала, – Демьян поднимает на меня взгляд. – Хоминич старший ту лавочку давно прикрыл. Сейчас клуб чист, там тренируют будущих звёзд. Но, как я слышал, Хоминич начал лажать с организацией. Ему нужен толковый тренер, который потом мог бы подмять клуб под себя.

Мне становится интересно. Тема может быть живой.

– Слушаю тебя.

Глава 10

Не пришёл Шевцов на контрольный приём ни через неделю, ни даже через две. Да, в общем-то, я сильно и не рассчитывала, но всё же где-то глубоко надеялась, что ему не плевать на своё здоровье. Этими переживаниями я честно поделилась с наставницей.

– Ну, что я хочу сказать, Яна Николаевна, – Зоя Ивановна поправила очки. – Пациент – твоя ответственность. И юридическая в том числе. По закону, ты можешь привлечь приставов, и его привезут на принудительное освидетельствование, потому что это не просто гражданский. Но у меня вопрос: тебе это надо?

– В смысле? – я не совсем поняла её мысль.

– Это же твой брат? Ты же не хочешь ему создать такое пятно на профессиональной репутации? Попробуй решить всё как-то по-семейному.

Я задумываюсь над словами Зои Ивановны. А ведь даже понятия не имею, где его искать. Может, Алексей уехал совсем в другой город или же где-то затерялся в этом. Конечно же, я не буду привлекать никаких приставов, да и аукнется это мне потом так, что представить страшно. И ведь такое клеймо, как принудительная психиатрическая экспертиза – это же как волчий билет, потом ни в какую серьёзную организацию не возьмут, даже если всё чисто окажется. Естественно, так портить жизнь Шевцову я не желаю. Но и выполнить свою работу, чтобы не подставляться, тоже нужно.

Решаю позвонить Виктору.

– Дядь Вить, привет.

– Привет, ягодка, соскучилась? Давно нас с мамой не удостаивала визитом.

– Эм… нет. То есть да, конечно, соскучилась, – смущаюсь. – Но я по другому делу.

– Я весь внимание.

– Скажи, а ты знаешь, где сейчас можно найти Алексея? Ему нужно было прийти на приём, так положено, а он не явился.

Отчим тяжело вздыхает в ответ и задумывается.

– Этого стоило ожидать. Это же Лёшка, – устало говорит Виктор. – Я могу дать тебе его номер или адрес. А вообще, знаешь, ты быстрее найдёшь его в клубе «Чёрный Дракон».

Воспоминания молнией обжигают память. «Чёрный Дракон»… То самое гиблое место, которое всё изменило, которое едва меня не сломало, не перемололо. Чёрное место из прошлой жизни, оставившее глубокий уродливый след в памяти. Что вообще он там забыл, неужели снова взялся за старое?

– Ян? Ты чего замолчала? – отчим отзывается с другого конца. – Я пришлю тебе адрес. Лёша сказал, ему нужно время, чтобы привыкнуть к жизни на гражданке. Пока тренирует ребят в клубе. Но, может, хоть тебе, доча, удастся уговорить его прийти ко мне на фирму.

Виктор спрашивает с такой надеждой, будто я имею хоть какую-то власть над сводным братом. В своё время нам удалось скрыть от родителей всю глубину нашей неприязни. Они, конечно, замечали, что мы не особо ладим, но весь масштаб так и не поняли.

– Я попробую, – обещаю Виктору, стыдясь собственной лжи. Потому что заранее знаю, что даже пытаться не стоит. Но мне нужно выполнить свою работу, хотя бы попытаться.

С Виктором мы прощаемся, и я задумываюсь над ситуацией. Даже если я найду Алексея, что скажу ему при встрече? А если вокруг будут люди, как это будет выглядеть? А если мы встретимся наедине, то это грозит ещё большей катастрофой. Это ж надо было начать профессиональную деятельность с такого случая. Я больше, чем уверена, что, заметив мою неуверенность и растерянность в отношении сводного брата, Зоя Ивановна специально поручила мне заниматься им. Выбросила посреди реки не умеющего плавать, так сказать.

После окончания рабочего дня вызываю такси, назвав адрес клуба. Я просто сделаю это. Отодвину эмоции и поступлю как профессионал. Забуду, с кем имею дело. К тому же сегодня меня ждёт отличный вечер. Саша сказал, что закончит на работе пораньше, и мы куда-нибудь сходим. В кино, например, или в ресторан. А ещё я с удовольствием прогулялась бы по набережной. Август держал нас чуть ли не в куртках, а вот сентябрь радует бархатным теплом. Что может быть чудеснее при свете разноцветных фонарей прогуляться вдоль реки, надышаться её свежестью, глядя на расползающиеся по тёмной воде светящиеся блики фонарей.

Полная решимости я выбираюсь из машины, расплатившись с водителем, и направляюсь ко входу. Дизайн здания остался таким же, как я запомнила его в ночь выпускного. Тёмное стекло и изображение огромного дракона, расползшегося над входной дверью. Такого же, как у Шевцова на плече.

На пороге вдруг моя решимость лопается, как мыльный пузырь. Паническая волна прокатывает по позвоночнику, заставляя почувствовать слабость в коленях. Нельзя, Яна, нельзя так боятся теней прошлого.

– Здравствуйте, – милая девушка на ресепшене улыбается вполне дружелюбно, а мне вдруг стучится мысль, что она может быть одной из тех, кого продавали на подпольных торгах. Или той, кто покупал. – Добро пожаловать в «Чёрный Дракон». Чем могу помочь?

– Добрый день, я ищу Алексея Шевцова.

– Могу поинтересоваться зачем? – улыбка становится шире, но куда искусственней. Ну конечно. – Алексей Викторович сейчас занят. У него индивидуальная тренировка.

– Ничего, я подожду.

Девушка пожимает плечами и уставляется в монитор, предоставляя меня самой себе. Я топчусь на месте, не зная, что делать. Не самой же идти искать его. Хотя, почему нет?

– Эй, вы куда? – слышу возглас администраторши, уходя по коридору.

Я оказываюсь в огромном зале, поделённом на сектора и залитым ярким искусственным светом. С разных его концов доносится музыка и звуки тренировок. Ближе в тонированным окнам в несколько рядов расположены тренажёры. На них занимаются несколько парней и девушек. Я внимательно всматриваюсь, но Шевцова среди них не нахожу. Кажется, девушка на ресепшене сказала, что у него индивидуальная тренировка. Значит, он должен работать с кем-то в паре.

На большом мягком ринге в центре тренируются две девушки, рядом, который поменьше, пустует. Я прохожу дальше и замечаю ещё один тренировочный ринг. Здесь в спарринге сошлись двое мужчин, и среди них я сразу узнаю Шевцова.

Жду, не решаясь окликнуть, пока они закончат. Противник Алексея чуть ниже его ростом и более худой. На голове защитный шлем, на руках перчатки. Шевцов же одет в чёрные спортивные штаны, майку и перчатки, на лице маска-респиратор.

Как бы я ни пыталась быть беспристрастной, у меня получается плохо. Глядя на его точные удары, на вздыбленные влажные мышцы, на прямой взгляд, устремлённый на противника, я не могу не ощущать страх. Но кроме этого страха есть что-то ещё. Странное чувство, что зарождается где-то между лопаток и ползёт по нервам до самых кончиков пальцев. Невнятное и призрачное. Но однозначно пугающее.

Я ловлю себя на том, что наблюдаю за спаррингом, приоткрыв рот. Каждое движение, каждый удар кажется точным и выверенным до миллиметра. Аккуратные точные шаги, своевременные наклоны туловища, острые выбросы рук. Подойдя ближе, замечаю, как на лбу у Шевцова вздыбилась вена, выдавая напряжение.

Внезапно взгляд Алексея падает на меня, но тут же возвращается к противнику. Шевцов делает захват, а потом останавливает тренировку. Парни стукаются перчатками и расходятся.

Алексей сдёргивает маску и спрыгивает с ринга, раздвинув ограничительные ремни. Я инстинктивно делаю шаг назад, но спохватываюсь и беру себя в руки. Я пришла не просто так.

– Привет, – говорю как можно более уверенно. – Надо поговорить.

– Говори, – отзывается Алексей, всё ещё приводя в норму дыхание.

Вытирает тыльной стороной ладони каплю пота с виска и взъерошивает взмокшие волосы. Я залипаю на этих движениях и на промокшей майке. Господи, он подумает, что я странная.

– Ты не пришёл в назначенное время.

– И что? – поднимает бровь.

– Так нельзя, Лёша. Травма была серьёзная.

– Не нуди. Давай конкретнее.

Грубо и неприятно. Но разве я рассчитывала на иной приём? Но я проглатываю. Чем быстрее выполню, что должна, тем быстрее буду свободна. Кино, ресторан, набережная. Да.

Я роюсь в сумке и выуживаю блокнот, раскрываю его, готовясь записать данные для карты.

– О Господи, – Шевцов подводит глаза к потолку. – Пошли.

Сработало.

Шевцов заводит меня в небольшой кабинет. Я осматриваюсь. Что ж, довольно уютно. Вдоль двух стен стоят кожаные диваны, пара кресел, плазма на стене, два письменных стола с компьютерами. На стенах стеллажи с кубками и наградами, плакаты с Мохаммедом Али, Майком Тайсоном и ещё несколькими чемпионами, которых я не знаю по именам.

Алексей садится в кресло за один из столов, вытягивая скрещенные ноги. Складывает руки на груди и кивает мне на одни из стульев.

– Говори, – повторяет снова.

Я вешаю сумку за ремешок на спинку стула и присаживаюсь.

– Позволь мне тебя осмотреть.

– Зачем?

– Затем, что так надо.

– Нет.

– Лёша!

– Так. Разговор окончен.

Шевцов поднимается с места, прозрачно намекая мне сделать то же самое.

– Как часто у тебя приступы головной боли?

– С чего ты это взяла? – Шевцов останавливается и с прищуром смотрит на меня.

– У тебя на столе упаковка обезболивающих. Почти пустая.

Лекс медлит, пару секунд смотрит на меня, раздумывая, а потом садится обратно в своё кресло. Раздражённо вздыхает, будто решение даётся ему с трудом.

– Хорошо.

Глава 11

Лекс

Костик сегодня работает хорошо. Ещё немного, и он будет готов. А вот я снова встал с утра как пережёванный. Полночи голова раскалывалась.

Демьян оказался прав: клуб сейчас на вершине, но у него куча проблем. Хоминич-старший, создатель и хозяин, давно потерял интерес и хватку в бизнесе. А младший после истории с аукционами куда-то слился. Есть слух, что вообще сгинул где-то в Армении. Так что немного мозгов и упорства, можно будет взять кредит и выкупить клуб. Старик с радостью отойдёт от дел. Но сначала надо попробовать, будет ли мне это в принципе интересно. За последние шесть лет мир немного изменился, и теперь прежде чем начать нормальную треню, парни не забывают выложить в Инстаграмм фотки своих бицух.

Работаем уже довольно долго. Респиратор крадёт дыхание, но заставляет его работать продуктивнее. Мышцы горят, плавя злость, которую, наконец, можно направить в нужное русло.

Делаю обманный выступ назад, как замечаю тонкую фигурку у ринга. Светлые волосы и огроменные перепуганные глаза. Бестолочь. Что она тут забыла?

Быстро обхожу Костика и делаю лёгкий захват за шею, давая тем самым понять, что тренировка окончена. Костя благодарит и уходит на растяжку, а я спускаюсь к «сестрице».

Она немного шугается, но потом вздёргивает подбородок и начинает нести свою медицинскую околесицу. Не хватало ещё на весь зал с ней препираться о красных и белых тельцах в моей крови. Лучше переместиться в тренерскую.

Соглашаюсь на осмотр. Она права – после травмы я торможу. Ни выносливости, ни скорости. Ещё и эти головные боли. Знаю, что такая реакция может быть на наркоз до нескольких месяцев, но мне некогда столько ждать.

Пока бестолочь выуживает из своей сумки какую-то хрень и бумажки, я рассматриваю её. Как была затюканной овечкой, так и осталась. Похудела. Сейчас на ней нет белого халата, только чёрные джинсы и светлая короткая кофта. Обычно девки раздаются в бёдрах после школы, а эта отощала. Даже грудь меньше стала.

Смаргиваю. Нехер пялиться на её сиськи. Это удел рафинированного.

И всё же понимаю, что она меня не отпускает. Не до конца. Сменила духи, но всё равно её запах меня триггерит. Как тогда на кухне, утром, после тусовки с Ермолаем, когда меня впервые проняло. Есть в этой её несмелости и трепетности что-то совершенно особенное. Мне вдруг представилось, как она кончает под своим блядским одноклассником из Мухосранска. Твою мать, Шевцов, что за токсикоз? Пора, наверное, поискать номер Кристины из 11-В.

– Дай руку, – бестолочь натягивает мне на плечо херовину для замера давления.

Манжет трещит и раскрывается, как только она начинает его накачивать.

– Не напрягай мышцы, – бурчит девчонка, предпринимая ещё одну попытку.

Кое-как справившись, она записывает данные в свой блокнот и удовлетворённо кивает. Надо понимать, тут меня не ждёт внезапная смерть.

– Теперь следи за молотком только глазами. Голову держи на месте, – девушка становится прямо напротив.

Я выполняю все указания, чувствуя себя первоклассником перед училкой. Вожу взглядом за её рукой вверх, вниз, в обе стороны, по кругу.

– Хорошо. Теперь выпрямись, – она становится сзади, и я инстинктивно напрягаюсь. Не люблю, когда кто-то стоит за спиной.

Внутри скручивается пружина, когда тонкие пальцы касаются моей шеи. Твою мать, бестолочь, это слишком тонкий лёд. И ты по нему сейчас ходишь. Прямо по краю.

Она пробегает по шейным позвонкам, а я начинаю считать в уме дохлых котят, чтобы отвлечься от ощущений. Обхватывает ладонями всё шею и горло, оставляя большие пальцы у основания черепа и вынуждает наклонить голову вперёд.

– По позвоночнику как вроде бы током не отдаёт?

– Нет, – отвечаю хрипло. Блядь. Знала бы ты, где у меня отдаёт.

– Теперь расслабься. Я сейчас резко потяну тебя на себя, а ты не пытайся удержаться. Мне нужно оценить мгновенную реакцию. Я поймаю, не бойся.

Серьёзно? Я так-то и не боялся.

– Ты не удержишь.

– Удержу, – говорит уверенно.

Ладно. Пытаюсь расслабиться. Оказывается, это не так уж и просто. Особенно с бестолочью за спиной и её руками у меня на плечах.

Её импульс я почувствовал ещё до того, как она дёрнула. Кожей ощутил мимолётное напряжение. И, конечно же, она бы меня не удержала.

– Проверила, что хотела? – возвращаюсь обратно в сидячее положение.

– Угу, – снова что-то записывает. – Голова не закружилась?

– Нет.

– Хорошо.

Фомина ещё пару минут что-то пишет, а потом вскидывает на меня глаза.

– Пока всё в норме. Головные боли должны пройти скоро. Если интенсивность усилится – позвони или обратись в больницу.

Она кладёт передо мной визитку с номером телефона и пакует свои приборы и бумажки в сумку. Серьёзная и важная вся такая. Только зачем-то губу закусила. И тут довольно громко её желудок сообщает, что она, видимо, давно не ела.

– Извини, – смущённо поднимает на меня свои голубые глазищи, а на щеках появляется румянец. – Обед пропустила.

– А позавтракала снова яблоком с яйцом? – вспоминаю её трапезу, когда приходил за выпиской. – Или кофе без сахара?

– Мм… – она не находится, что ответить, теряется.

– Ты похудела. Ты вообще ешь?

– Конечно, – бестолочь явно не ожидала подобного вопроса. Но меня злит такое отношение к себе. Ещё и пришла поучать меня.

– Сядь, – сам встаю и достаю из небольшого холодильника контейнер с нормальной жрачкой.

– Лёш, не надо, я всё равно сейчас… – она осекается под моим взглядом и медленно присаживается на край кресла. Смотрит так, будто я сейчас ей не поесть предложил, а самой стать мне едой.

Разогреваю в микроволновке контейнер, ощущая её взгляд на себе. С удивлением понимаю, что меня это не выбешивает, как обычно.

– Ешь, – ставлю на стол горячий тушёный картофель с мясом и кладу пару помидоров рядом.

Бестолочь смотрит так, будто я надел костюм пасхального зайца. Розового. Но послушно берёт вилку и накалывает кусок, аккуратно стаскивает его губами и несмело жуёт.

– Не отравишься, – говорю уже спокойнее, а самому от этой картины хочется пойти и отжаться раз пятьдесят.

Но вместо этого я тоже беру вилку в тумбочке и присоединяюсь.

– Вкусно. Сам готовил?

– Тут нечего готовить.

– Я не знала, что ты умеешь.

– Ты много обо мне не знаешь.

Но того, что знаешь, уже с лихвой. Так что просто ешь, бестолочь, и поменьше болтай.

– Спасибо, – девушка вытирает губы салфеткой и встаёт. – Было правда очень вкусно, но мне надо идти.

– Ты же совсем ничего не съела. Сядь.

Хватаю её за запястье, намереваясь снова усадить на стул. Рукав кофты немного съезжает, и я замечаю длинную широкую лиловую полосу от запястья и до самого локтя. Это что ещё за чёрт? Похоже на глубокий шрам от ножа. Причём не очень старый.

– Что это? – спрашиваю, нахмурившись.

Бестолочь снова превращается в напуганного мышонка и пытается выдернуть руку. Нет уж, дорогая. Я держу крепко и жду ответа.

– Лёш, отпусти, – не поднимает глаз и начинает дрожать всем телом, что аж зубы тарахтят.

– Что с тобой произошло? – говорю, выделяя каждое слово и тяну девчонку на себя. – Бестолочь, я спросил!

Она поднимает на меня перепуганные, полные слёз глаза. И меня крушит обухом по голове. Это с ней сделал я. Не оставил этот шрам, конечно. Другое. Я сломал её шесть лет назад собственными руками. Она приехала в наш дом лёгкой и открытой девчонкой, с мечтами и стремлениями. А я своей ненавистью, а потом и больным влечением вытравил из неё всё это, превратив в запуганную бледную моль. И, кажется, она так и не оправилась.

– Я слушаю.

Глава 12

Рваный выдох рвётся наружу. Отпусти меня, прошу. Не заставляй вспоминать.

– Я слушаю, – сталь в голосе режет слух.

– Лёша, мне больно, отпусти.

Он медленно разжимает пальцы и отпускает, но смотрит требовательно.

– Это след от ножа, – сухие губы не слушаются, а воздух царапает горло изнутри.

– Это я понял. Только не говори, что ты пыталась вскрыть себе вены.

– Нет! Конечно нет, – меня удивляет такое его предположение. – На меня… напали. Чуть больше года назад.

Взгляд Шевцова темнеет, в нём бушуют такие эмоции, которые мне даже угадывать не хочется. Руки сжимаются в кулаки, а желваки натягиваются.

– Кто? – его голос сипит. – Как это случилось?

Я обхватываю себя руками и отворачиваюсь. Зачем он заставляет меня говорить об этом? Неужели не видит, что я не хочу? Или причинять мне боль так и осталось его излюбленным развлечением?

– Бестолочь, не заставляй меня спрашивать дважды.

Слышу его дыхание рядом с собой. Оно тревожит волосы на затылке, заставляя кожу на шее неметь. Зачем ему знать? Зачем?

– Я их не знаю. Я подрабатывала в скорой, и когда возвращалась через сквер, за мной увязались трое парней. Забрали сумку, заставили снять серьги и часы. Но браслет, что подарил твой отец на двадцатилетие, с изумрудами, снять не смогла – руки от страха не слушались, – я не узнаю свой голос. Он становится тихим и глухим. – И они срезали его ножом.

Я снова оказываюсь тем летним поздним вечером в сквере. Помню, что даже внимания не обратила, как трое парней поднялись с лавочки и пошли за мной. Они двигались тихо, не переговаривались и не смеялись, и именно это показалось мне странным.

Жёлтый свет от фонарей растягивал тени деревьев и кустарников в длинные рваные пятна. Я свернула на дорожку, когда один из троих меня окликнул.

– Стой, – только и сказал он.

И я не побежала, не сорвалась с места, пытаясь спасти свою шкуру. Я просто встала как вкопанная и смотрела, как они медленно приближаются. Они даже ничего поначалу не говорили. Отобрали сумочку, проверили, что в ней интересного. Помню, как выпал и разбился смартфон, а одни из грабителей выругался, назвав меня отвратительными словами. Потом мне велели снять серьги, часы и браслет. Я всё сделала, но застёжка у браслета заклинила, и тогда самый крупный и отвратный из бандитов схватил меня за руку. Помню, как в жёлтом свете фонарей приглушённо сверкнуло лезвие ножа, а потом руку обожгло невыносимой болью. Кровь закапала на босоножки горячими каплями.

– Они тебя били? – его голос похож на шелест, а дыхание тяжёлое и свистящее.

Били ли они меня? Да. Я помню боль. В больнице потом сказали, что легко отделалась – лёгкое сотрясение и рассечена губа. Но я ведь успела попрощаться с жизнью уже тогда. И если бы не тот огромный пёс, что выпрыгнул из кустов и налетел на уродов…

– Несколько раз ударили, – я отвечаю так же тихо и чувствую, как щёки становятся влажными.

Ну зачем он своими вопросами вернул меня снова в ту ужасную ночь? Я проделала столько работы сама с собой и со специалистами, чтобы вернуться к нормальной жизни. Зачем снова заставил вспоминать?

– Они… – голос у Шевцова глохнет, выдавая напряжение, – они что-то ещё сделали?

Алексей вдруг хватает меня за плечи, заставляя испуганно вскрикнуть, и разворачивает к себе лицом.

– Яна, – происходит метаморфоза. Лекс теперь смотрит прямо и открыто, и голос его твёрд. – Они сделали что-то ещё?

Я понимаю, что он имеет ввиду.

– Нет, только это, – отвечаю полуправду, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. Не могу рассказать всё. – Больше ничего.

Шевцов отпускает меня и отходит к окну. Упирается ладонями о подоконник и долго молчит.

– Ты обращалась в полицию? Они их нашли?

– Обращалась, – пожимаю плечами, пытаюсь прийти в себя. – Но сказали, что вряд ли смогут найти. Я не запомнила их лица.

Шевцов ещё какое-то время молча смотрит в окно, а потом разворачивается ко мне, и выражение его лица становится непроницаемым. Маска, за которой невозможно разглядеть абсолютно никаких чувств.

– Поехали, я тебя отвезу домой.

– Я могу и сама, Лёш.

– Чёрт, бестолочь, когда ты уже прекратишь со мной спорить? Пошли!

* * *

Я жду у двери, отворачиваюсь, когда Алексей стаскивает мокрую майку, чтобы переодеться. Вот я снова, как послушная собачка, выполняю его команды. На споры совершенно не остаётся сил. Да и результат всегда один.

Шевцов идет за мной по узкому коридору на выход. Улыбчивая администраторша привстаёт с кресла, полностью сосредоточив на нём своё внимание, а меня полностью игнорирует.

– Алексей Викторович, вы уже закончили на сегодня? – кажется, она даже готова на колени перед ним упасть, глядя в глаза верным щенком.

– Да, Соня, – низкий голос Алексея сзади. – До свидания.

Мы выходим на стоянку, и Шевцов снимает с автомобиля сигнализацию. На щелчок отзывается чёрный лексус, припаркованный у самого входа. Ну ещё бы, что ещё могло так дополнить своего хозяина, как ни этот хищный зверь, сверкнувший опасно прищуренными фарами.

Алексей открывает мне переднюю пассажирскую дверь. Надо же, а раньше он разрешал ездить только сзади. Если не считать пары раз.

– Спасибо, – присаживаюсь на упругое гладкое сиденье и подбираю ноги в салон. Здесь внутри так красиво и чисто, что хочется разуться.

Шевцов ничего не отвечает, а у меня случается дежавю. Я снова нахожусь рядом с ним в машине, снова вижу, как он откидывается спиной на спинку сиденья, как сильные руки натягивают ремень безопасности, как крепкие пальцы проворачивают ключ, заводя мотор, а потом мягко ложатся на руль.

Зажмуриваюсь и отворачиваюсь, ощущая гулкие толчки в груди. Нельзя. Нельзя позволить себе снова упасть в эту пропасть. Нельзя позволить сводному брату опять ворваться в мои мысли, проникнуть в сердце. Я закрыла его на тысячу замков, и поклялась больше никогда не впускать таких, как он. Мне нужен Саша. Он добрый и терпеливый, он поддерживал меня после нападения, и с ним мне спокойно. Саша – моя тихая гавань, и он мне нужен. Он любит меня.

Я больше не хочу обжечься. Всё ещё помню, как было больно. Поэтому, нет. Я не буду смотреть на его сильные руки и красивое лицо, на упрямый взгляд и сжатые губы. Не буду.

– У меня что, рога выросли? – насмешливый голос выводит из ступора.

– Ч-что?

– Ты так смотришь, будто у меня выросли рога. Ну или клыки, – Шевцов поднимает брови, взглянув на меня и снова уставившись на дорогу. – Или это очередной твой психиатрический тест?

– Нет, – застигнутая на горячем, я смущаюсь и чувствую, как щёки теплеют. – Просто…

Мой так и не придуманный ответ тонет в визге шин и ругательствах со стороны Шевцова, потому что какой-то парень на серебристой иномарке решил обогнать нас прямо перед перекрёстком. Ситуация аварийно-опасная, но меня от глупого ответа сейчас спасает.

На улице уже стемнело. Безучастная, хмурая гримаса неба смотрит на меня через лобовое стекло. В голове рождается нескончаемый монолитный, монотонный гул. Молчание между нами звенит так, что напряжение бьёт по нервам. Внутри, к моему удивлению, вдруг начинает расти злость. Сначала он протащил меня волоком сквозь ад, а потом исчез. И когда я забыла его, то вновь явился. Резко и неожиданно. Израненный, едва живой. А потом вдруг решил, что может что-то решать в моей жизни. Может будоражить раны, которые едва начали затягиваться. Да кто он, мать его, такой?!

– Высади меня на остановке, – вдруг резко даже для самой себя говорю, отстёгивая ремень.

Шевцов никак не реагирует, и меня это злит ещё сильнее. Он просто продолжает следить за дорогой, но я ощущаю, что машина начинает идти быстрее. Мы проскакиваем остановку, но впереди скоро ещё одна, а там двадцать минут на автобусе и три минуты пешком до дома.

1 Жетон-смертник – это значок с ФИО у солдат. Они эту штучку так называют, потому что иногда погибшего в бою только так можно опознать. (Возникли вопросы в комментариях, поэтому помещаю сюда)
Продолжить чтение