Читать онлайн Путь диакона. Воцерковление бесплатно

Моё воцерковление началось осенью 1997 года, в сентябре. В то время я ещё служил в армии, в местном Моршанском гарнизоне, но по болезни был отпущен домой за несколько недель до дембеля. Вот уже почти год, как я не находил себе места, потерял смыcл жизни, мне казалось, что как-то все мрачно и не так, как раньше, когда я весело прожигал свою молодость, пил, кутил, любил девчонок и не задумывался о будущем и своей душе. Точнее сказать, не думал о жизни и смерти. В один прекрасный момент все будто померкло, словно выключили свет и не видно дороги, куда и за кем идти. И очень хотелось плакать и искать помощи. Из бесстрашного, молодого, спортивного парня я превратился почти в шизофреника, хотя снаружи не было этого заметно. Мне постоянно казалось, что умру, я страшился грядушего дня и желал какого-то утешения. Все началось в отпуске, когда мы встречали Новый 1997 год с ребятами и девушками на квартире одной знакомой. За три часа до наступления Нового года мне вдруг стало плохо, как я уже описывал выше, будто бы «села батарейка». Хотелось, чтобы все вернулось на прежние места. Мы даже по пути заехали в приемный покой больницы, и мне сделали два укола от высокого давления, помню цифры 160/100.

Весь этот праздник, если можно так его назвать, прошел для меня в тоске и в мыслях о том, что утром будет всё, как прежде. Но утром ничего не изменилось – первый трезвый и грустный Новый год. Не хотелось ни выпивать, ни курить, все было противно. Поехал домой к родителям, там мы посидели за столом, отметили праздник. Но мне было плохо, страшно, я не знал, что со мной и боялся этого состояния.

На следующий день я поделился с мамой, реакция была не та, что я ожидал. Через неделю моего пребывания дома родители поняли, что проблема существует. У меня каждый день было высокое давление, но когда делали укол, на некоторое время становилось даже весело, как-то отпускало, а потом тоскливое состояние вновь возвращалось.

Не хочу подробно описывать то, что происходило следующие девять месяцев, но вкратце скажу так: помотало, прошел экстрасенсов и ясновидящих, которые, видя во мне порчу, отправляли сразу к заговорщицам-шептуньям-бабушкам (позже встретил их в храме). Прошел через два госпиталя, в которых доктора пытались узнать от чего же я «кошу», хотя я уже отслужил к тому времени полтора года. И вот за месяц до первого посещения храма мне в руки попалась протестантская или сектантская книжица, в которой говорилось о Христе, о молитве Отче наш…, о том, что надо делать добро, всех любить и Господь исправит тебя, простит грехи и спасёт. Мне понравилась книга, и я несколько раз перечитал её, когда лежал в госпитале, и даже стал молиться. Читал «Отче наш…» на рассвете, без икон, лицом на восток и вечером, перед сном. Что-то стало происходить, на душе становилось спокойнее. Я вернулся на срочную службу после госпиталя, стал комендантом в ДЗ на аэродроме. У меня была уйма свободного времени, никто меня не контролировал, и можно было уходить на несколько часов по своим делам. Я начал снова заниматься спортом, но понимал, что это совсем не то, что мне нужно. Прошло какое-то время – месяц или два, и моя бабушка предложила сходить в наш Свято-Троицкий собор, который восстановили после пожара и где уже совершались службы. Мне стало интересно, и я собрался в следующее воскресенье в храм.

Бабушка сказала, что для начала надо подойти на исповедь и причастие. Конечно, я ничего об этом не знал, и было как-то не по себе. Утром я немного проспал и поспешил на утреннюю воскресную службу. И вот передо мной поднимается огромный (78 метров в высоту и вместимость на 6000 человек) собор, он всё ближе и ближе, и у подножия храма я ощущаю себя муравьем.

Я открыл дверь, зашел в собор и, пройдя пару шагов, замер. Дверь сзади, как мне показалось, громко захлопнулась, и кроме ангельского пения хора я ничего больше не слышал, а главное, не слышал этих навязчивых мыслей, которые мешали мне жить и вводили в отчаяние. Так я простоял около 20—30 минут, служба шла своим чередом, и мне казалось, что я уже не на земле, было ощущение, что с глаз упала завеса… Почему я не видел и не слышал этого раньше? Почему, когда раньше заходил в храмы, мне хотелось поскорее выйти?

Для меня началась новая жизнь – именно в этот миг Господь встретил меня там! Он долго вёл меня через скорби, душевные страдания, и вот я здесь, в Доме Божьем, и всё стало другим. Мне захотелось жить, впервые за девять месяцев на сердце появилась радость. Там, за дверью храма, на улице, в мире, осталось прошлое, остались грехи, осталась прежняя жизнь. Я обрёл то, что желаю каждому найти, – душевный покой, равновесие, гармонию. Благодать покрыла меня, и я не хотел уходить из храма.

Я не попал на исповедь, но поставил свечи, оглядывался по сторонам. Мне очень понравились певчие, как божественно они пели. Вспомнились слова мамы, сказанные мне в детстве: «Учись хорошо и будешь учиться в семинарии». Тогда я не понимал, зачем она мне это сказала, но слова её сбылись, хоть и учился я в школе с «тройками». Певчие вели свои партии, а я думал: «Они, видимо, окончили семинарию, наверное, надо что-то особенное иметь, чтобы петь так!»

Подошло Причастие, и я увидел, как люди, скрестив руки, стали чинно подходить к алтарю и становиться в очередь. Вышел священник – высокий, длинноволосый, бородатый, настоящий русский богатырь Это был отец Владимир Борисов. Недолго думая, я тоже скрестил руки на груди и подошел к Чаше. Батюшка строго посмотрел на меня и спросил: «А Вы исповедовались, молодой человек?

Я чуть сквозь землю не провалился, так как не знал, вернее, не думал, что надо обязательно исповедаться перед Причастием. По окончании службы, все начали подходить к кресту, подошел и я – бабуля строго наказала подойти к Кресту, а уж потом уходить.

Домой я летел, как на крыльях, и напевал то, что пел хор: «Благослови душе моя, Господи, благословен еси, Господи…» Я не знал слов, но мелодия запала в сердце, и я лишь мурлыкал под нос и улыбался. С того момента решил, что буду ходить в храм каждое воскресенье. Так и началась моя Церковная жизнь.

Клирос

Таким промыслом привел Господь меня, грешного, в Свою Церковь, которую врата ада во веки не одолеют. Со дня первого посещения Свято-Троицкого собора, который я стал посещать каждый воскресный день, прошло около месяца. Однажды после запричастного стиха на Воскресной Литургии, ко мне подошла певчая Вика, с которой мы были знакомы по армейскому КВН. Мы поздоровались, Вика стала расспрашивать, чем я теперь занимаюсь, и сразу задала вопрос, который, как мне кажется, решил всю мою последующую жизнь.

– Дмитрий, а почему ты не поешь у нас в хоре? У тебя же музыкальное образование, а нам очень нужны мужские голоса!

Я был ошарашен так, что не мог вымолвить ни слова. От восторга у меня внутри все словно запрыгало и заплясало от её слов. Как же так, ведь я только об этом и мечтал, приходя в храм. Все время думал: «Вот бы и мне туда попасть, как же хочется стоять там и славить Бога». Конечно, в то время я еще не знал о смирении. Не знал, что такое грех тщеславия, который преследует творческих людей. Мне хотелось стоять среди певчих на клиросе и вместе с ними петь. Представлять, как на тебя смотрят прихожане, и получать от этого удовольствие. Я и не знал, что грешно так думать, ведь на клирос приходят петь ради славы Божьей, а не своей собственной.

Но вернемся к нашему разговору с Викой. Не скрывая радости, я задал только один вопрос:

– А что, разве можно и мне петь с вами?

Она ответила, что можно и даже нужно. Сказала, чтобы после службы я не уходил, а пришёл «прослушаться» в трапезную.

После Божественной Литургии я подошел к клиросу и стал ждать Вику и регента. Они не заставили себя ждать, и мы вместе направились в соборную трапезную.

Трапезная располагалась под сводами собора, спустившись туда, попадаешь как бы в старинные чертоги с низкими потолками. Там было много комнат, пахло домашними щами, чесноком и хлебом. Мы прошли в дальнюю комнату, где я увидел фортепиано и вокруг несколько стульев и лавочку.

Вика представила нас друг другу, так мы познакомились с Антониной, которая являлась регентом хора и матушкой настоятеля отца Владимира Андреева. Матушка была небольшого роста, в очках и на первый взгляд представляла собой такую деловую «училку», серьезную, но в то же время с добродушной улыбкой.

Мы приступили к прослушиванию. На тот момент мне было всего 20 лет, и голос у меня был куда выше, чем сейчас, баритон с хорошим диапазоном. Прослушав меня, матушка очень обрадовалась и сказала:

– Вы нам нужны!

Мне не надо было повторять это лишний раз, я, конечно, загорелся и дал своё согласие. Всё мое существо трепетало от радости и от какого-то великого будущего, которое только начинало зарождаться во мне, как в духовном младенце.

Домой я словно летел и даже еще не понимал, что произошло. Мне надлежало еще столько работать, чтобы начать петь в хоре. Надо было учить церковнославянский язык, службу, уметь петь по нотам, по которым я умел только лишь играть на баяне. Надо было, но то начало, которое было положено в этот день, дало мне то, чем я занимаюсь всю свою жизнь, вот уже 24 года.

О, если бы я знал в детские годы, что жизнь моя сложится таким образом и музыка станет моим главным занятием, основной профессией, что все будет связано с ней, я, конечно, исправно ходил бы на уроки сольфеджио и записался в детский хор. Тогда мне было бы намного проще постигать азы православной музыки. Я благодарен Богу! Благодарен своим родителям, что они направили меня в правильное русло – отдали учиться музыке, да и сами были музыкальные и творческие люди, от которых я с раннего детства впитывал полезное для себя.

Соборные певчие

Вся неделя после приглашения в соборный хор проходила в репетициях. Каждый вечер мы встречались в трапезной храма, собирались вокруг фортепиано, разучивая, как сейчас помню, воскресные ирмосы пятого гласа. Естественно, я пока ничего не понимал ни в Церковном уставе, ни в простых обиходных терминах, которые употребляли между собой певчие, но всё очень хорошо запоминал и быстро учился, очень уж хотелось стать своим среди певчих. Люди в хоре собрались самые разные. Начну, пожалуй, с самых возрастных певчих, на которых держался весь хор: это бывшие учителя, работники торговли, творческих коллективов, даже военнослужащие. Лидия Сергеевна – бывший педагог, директор школы, в прошлом активный атеист. Совсем недавно уверовав в Бога, пришла в собор. В будущем ей предстояло пройти много испытаний и скорбей, но, всё претерпев, она достойно донесла свой крест до конца. В конце жизни она приняла монашество с именем Тавифа и закончила дни своей жизни в Варсонофиевском женском монастыре в Мордовии.

В то время её послушанием было петь в хоре – у неё был низкий альт, и когда она канонаршила на службах, это было очень мощно. Однажды на Престольный праздник Пресвятой Троицы приехал служить владыка Евгений, и на вечерне, когда возглашается диаконом Великий прокимен «Кто Бог велий», хор должен был запевать после возгласа протодиакона Алексия Смагина. Однако вместо хора зазвучал мощный голос Лидии Сергеевны: «Кто-о-о-о Бо-о-г ве-е-е-лий, яко Бо-о-ог на-а-а-ш»!

Надо было видеть в этот момент лица архиерея и протодиакона. Владыка вначале нахмурился и спросил у настоятеля: кто это и что это? Но через несколько секунд он уже улыбался, а протодиакон удивленно спрашивал:

– Владыка, а мне что же, не возглашать теперь?

После Богослужения владыка похвалил певчих и особенно канонарха Лидию Сергеевну. Он умел и похвалить, умел и посмеяться, порадоваться, даже иногда пошутить, но все это было пропитано христианской любовью и добродушием.

Вера Ивановна – бессменный преподаватель сольфеджио, которая по сей день занимается с детьми из воскресной школы, ставит с ними спектакли, разучивает песни, но на клиросе уже не поёт.

Лидия – верующая девушка, которая не выходила замуж и посвятила себя служению Господу, но в молодости успела послужить телефонисткой в военной части нашего городка. Обладая хорошим слухом и голосом, она смогла составить основной костяк первого хора.

Алексей – тенор. Он был баянист, как и я, но еще и преподавал. Он был единственным на тот момент мужчиной в хоре.

Галина Соколова была ведущим сопрано, с мощным, красивым голосом. Не имея музыкального образования, но обладая такими дарованиями, она была практически незаменимым человеком в хоре.

Погарцева Ирина – замечательный альт. Творческий, талантливый человек.

Александра Евдокимова и Татьяна Белоусова, посвятившие себя полностью служению Богу и людям.

Надежда Кишкина – в будущем многодетная мама с многочисленным семейством. Стоя на клиросе, её дети привыкали к церковной музыке и впоследствии становились певчими. Митя Кишкин, её сын, в те годы был младенцем, но в будущем он станет музыкантом и поступит учиться в Московскую консерваторию.

Было еще несколько человек, которых теперь не помню поименно. Это был дружный верующий коллектив, где не было посторонних людей, если так можно выразиться.

Итак, мы собирались почти каждый день и готовились впервые спеть Всенощное бдение в субботу вечером. В те годы, до осени 1997 года, службы в Троицком соборе проводились лишь утром в воскресные дни и в большие праздники.

После таких спевок часа по три кряду я шёл домой, и в голове у меня крутились слова песнопений: «Коня и всадника в море чермное…» Я перестал ходить на тренировки в спортзал, стал равнодушен ко всему тому, что раньше вызывало у меня интерес. Мне стало трудно разговаривать со своими старыми, как я считал, друзьями, у которых в разговорах очень часто были слышны нецензурные ругательства. Главным, основным и очень важным для меня было посещение Богослужений и участие в них как певчего хора Свято-Троицкого собора.

Если бы мне сказали годом раньше о том, что произойдет со мной в ближайшем будущем, я бы просто рассмеялся и покрутил у виска. Да, дивны дела Твои, Господи!

Первая служба

Наступила суббота. В 16 часов должна начаться Великая вечерня, а иными словами – Всенощное бдение. Когда я впервые услышал эти слова от певчих, то сразу же подумал, что мы будем всю ночь петь, молиться в храме, и даже сделалось как-то не по себе. Я ведь и не знал, что в храме есть вечерние и ночные службы.

Подошло время, я пришел в храм аж за полтора часа до начала, не сиделось дома в такой торжественный день первой службы на клиросе.

Зазвонили колокола, до начала службы оставалось совсем немного, все мало-помалу собирались. Я сидел на клиросе и оглядывал внутреннее убранство собора, наблюдал за тем, как наполняется прихожанами храм. Тут я заметил, как на клирос поднялся парень в церковной одежде, с длинными волосами и редкой бородкой. Раньше я видел его на Богослужении, когда он выходил из алтаря петь с народом «Верую…» или «Отче наш…», а теперь вот он стоит так близко и о чем-то разговаривает с регентом. Покосившись на меня, он важно поправил свой стихарь (так называлась его одежда) и отправился деловой походкой в алтарь.

Позднее я, конечно же, познакомился со всеми алтарниками, со многими прихожанами и священниками, а того парня, который приходил на клирос, звали Владимир Щербаков, в будущем диакон Владимир Щербаков (+2010). С этим человеком судьба нас свела очень и очень близко, позднее мы вместе алтарничали, друг за другом приняли священный диаконский сан, но об этом – чуть позже, а теперь вернусь к моему первому Всенощному бдению на клиросе и вообще – первому в жизни.

Регент матушка Антонина построила всех, кто где должен стоять, я стоял между двух гигантов того первого соборного хора – это басы Лидия Сергеевна и Вера Ивановна, мои первые учителя церковного пения и чтения, которых я никогда не забуду. Началась служба! Прозвучал первый возглас священника из алтаря, это был настоятель, иерей Владимир Андреев, о котором я тоже расскажу чуть позднее. У батюшки был природный первый тенор, заливался он, как соловей, и казалось в то время, что нет лучше места на земле, чем у нас в соборе. Было ощущение, что здесь собрались самые лучшие люди, которых я когда-то знал. Мы запели предначинательный псалом о сотворении мира, в котором псалмопевец Давид восхваляет Бога Творца за Его дивные дела. Честно признаюсь, растерялся на этой первой службе. Кроме ирмосов пятого гласа, мы больше ничего не репетировали, вернее, я ничего больше не репетировал. А остальные уже пели Всенощное бдение и до этого учили произведения. Да и то чувство, которое переполняло меня, просто подкатывало к горлу и не давало петь. Несколько раз, пропев ектенью, я уже начал схватывать на ходу, как правильно петь свою партию, повторяя за своими басовитыми ветеранами.

Не буду описывать, как мы пели каждое произведение, но еще хочется рассказать, как впервые я столкнулся с пением стихир. Это же целая наука – если не объяснят, не разберешься, что к чему.

Слова церковно-славянского языка мне давались не сразу, да и ударения я делал неправильно. Расстраивался, что не все получается, и хотелось поскорее уйти домой. Но между пением и чтением Лидия Сергеевна стала мне растолковывать, что зачем идет, как правильно читать, и это меня успокаивало. Закончилась первая служба, к нам на клирос подошел настоятель. Матушка представила нас друг другу и попросила батюшку благословить меня петь в хоре. Отец Владимир благословил меня и с улыбкой сказал:

– Ну, ничего, скоро и в алтарь возьму, а там, глядишь, и диаконом захочешь стать.

Я смущённо улыбнулся и сказал, что мне и этого-то очень много.

Так полетели дни, недели, приближался Рождественский пост. Я ходил практически на все службы и очень быстро всё схватывал и запоминал. Но мне казалось, что я пою как то неправильно, голос быстро уставал, и возникала какая-то неуверенность. Но однажды на молебне мы пели тропари на водоосвящение, и я вдруг почувствовал, что голос пошел как будто изнутри, он просто полился, да так, что я даже немного испугался. В это время настоятель повернулся ко мне и спросил:

– Ну, что, открылся?

Изнутри переполняла радость, – я почувствовал, как нужно петь. Конечно, мне было далеко до идеала, и предстояло еще много работать над собой, но чудо, произошедшее со мной и давшее мне возможность в полной мере почувствовать Божий дар, лишь укрепило мою веру. Я по сей день благодарю Господа за те Его благодеяния, которые Он обильно излил на меня, грешного.

Первая встреча с архиереем

Стоял холодный ноябрь, и рано выпал снег, но радостная весть воистину согревала. Регент объявила на службе, что на неделе мы едем в село Ракша на освящение и водружение Креста на здание бывшего храма, в котором после разорения находилась столовая и магазин. Освящение будет возглавлять архиепископ Тамбовский и Мичуринский Евгений (Ждан, +2002).

Признаться, я никогда не видел архиереев и не знал, что таковые существуют. Настал назначенный день, мы собрались у собора, уселись в микроавтобус и малым составом поехали в Ракшу. Расположившись в храме на аналоях, мы ждали встречу архиерея и уже заранее отрепетировали некоторые песнопения, которых я раньше не пел. Надо сказать, что храмом это здание трудно было назвать: за годы безбожной власти храм просто изуродовали перекрытиями и подстройками, замазали стены и фрески, которые там когда-то были. Без скорби и слёз нельзя было смотреть на истерзанные здания, в которых многие годы совершались Таинства, Богослужения, крестили и отпевали местных прихожан. Однако многие из этих людей потом своими руками рушили и оскверняли Святыни.

Таким увидел я эту поруганную Церковь Вознесения Господня в селе Ракша. В храме собралось множество местных верующих, приехал наш настоятель отец Владимир Андреев, второй священник нашего собора отец Владимир Борисов, который выделялся над всеми своим огромным ростом и статью. Также я впервые увидел протодиакона Алексия Смагина (+2001), который был уже в то время секретарём епархии и протодиаконом кафедрального собора г. Тамбова, двух иподиаконов владыки, Костю Кривцова (+2008, будущий диакон Константин) и Игоря Кузнецова. С этими прекрасными людьми я еще повстречаюсь в своей жизни, и мы будем служить с ними, любить эту жизнь, насыщенную духовными событиями, радостями и скорбями. К великому сожалению, многие из них уже отошли ко Господу, в иную жизнь, и я верю, что Милостивый Господь поселил их в селениях Своих и упокоил со Святыми.

Прозвучал раскатистый глас отца протодиакона Алексия:

– Пре-м-у-у-дрость!

У меня от услышанного настоящего баса просто мурашки пробежали по спине, было ощущение, что волосы на голове немного приподнялись. Это было великолепно! Входит архиерей, его подхватывают под руки иподиаконы и облачают в красивую сиреневую мантию. Дух захватывало от того что происходило, мы поём «От восток Солнца до запад хвально имя Господне…!» Народ заполнил весь храм и неустанно крестился и кланялся. Владыку облачили, на момент воцарилась тишина, все чинно покрестились на восток, поклонились владыке, и протодиакон возгласил начало молебного пения. Владыка прочитал молитву на освящение Креста, и все мы вышли на улицу. Там он окропил Крест, а мы с пением тропаря «Спаси, Господи, люди Твоя…» стали наблюдать, как Крест начинает подниматься над храмом. Радость была неизреченная!

По окончании службы все проследовали в трапезную, которую соорудили тут же, в соседней комнате. Владыка воссел во главе стола, отцы по краям, а мне досталось место рядом с иподиаконами Игорем и Костей, с которыми мы тут же и познакомились. Да, всё-таки народ в глубинке удивляет своим хлебосольством, еду всё подавали и подавали. Уже некуда было укладывать яства, ремни на брюках пришлось ослабить, и с трудом дышалось от перебора. На трапезе мне понравилось, как говорил владыка Евгений, как чётко он всё подмечал, а добродушный его взгляд вселял надежду и доверие.

По окончании трапезы все мы взяли благословение у владыки архиепископа и с миром тронулись в путь. Пока ехали в автобусе, ко мне подсел Владимир Щербаков, тут мы с ним познакомились и подружились. Дорога показалась очень короткой за разговором, он рассказал о себе: как пришел в храм, как уверовал, сказал, что уже целый год ходит в алтарь и мечтает стать диаконом. Когда приехали, он очень по-простому пригласил меня к себе в гости, и я не смог отказаться. Отец диакон Владимир Щербаков запомнился мне на всю жизнь – своей простотой, горячей верой, искренностью и доверием. Закончился этот прекрасный день, в котором Господь показал мне столько замечательных людей и сподобил подружиться с некоторыми из них. Эти знакомства открывали новые горизонты на моем пути, я всё больше укреплялся в вере и возрастал духом. В то время я еще не знал, как благодарить Господа, так как только постигал азы христианства и многому учился. С жадностью общаясь со священниками, певчими, алтарниками и просто верующими людьми, я впитывал в себя то всё новое, что пригодилось мне в будущем. После всего происходившего я просто чувствовал радость и получал большое утешение.

За тот короткий промежуток времени после моего прихода в Дом Божий в моей жизни случилось еще немало важных событий. В декабре настоятель благословил меня в алтарь, началась уже другая стезя моего воцерковления, и всё это происходило очень стремительно. В алтаре в те годы было много алтарников совершенно разного возраста, и существовали свои традиции. Уже на месяц вперёд было распределено, кто читает апостола, шестопсалмие, паремии (позднее стали читать и часы), а также, кто выходит петь «Верую…» и «Отче наш…» Конечно же, был старший алтарник, который назначал и распределял все чтения пономарей – кто подает кадило на проскомидию, кто к каждению на Херувимской, а кто идет свещеносцем. Всё это казалось мне очень сложным. Я думал, что никогда не запомню всего, что происходит во время Богослужения. Но это было очень интересно, я только и ждал, когда же начнется очередная служба. С первых дней познакомился с пономарями-алтарниками, и уже в ближайшее время мы вместе мыли полы в алтаре, готовясь к новому Богослужению. Старшим алтарником в то время был Георгий Погарцев (+1999). Он был самым старшим, да и, наверное, самым благообразным из ребят. С окладистой бородой и длинными волосами он был похож на батюшку. Внутри он был скрытным, глубоким, застенчивым, но очень добрым человеком. Любил Богослужение. Иногда уезжал на несколько недель в Дивеевский скит, Автодеево и там подвизался трудником. Позднее, в 1999 году, он скончался на посту в соборной сторожке от сердечной недостаточности. Лишь один Господь знает, какие помышления, молитвы и внутренние переживания были у Георгия, но я всегда храню молитвенную память о сем рабе Божьем.

Через неделю после поступления в алтарь я уже вышел читать шестопсалмие. Владимир Щербаков сразу же предложил мне свою помощь. Он подсказал, как правильно и быстро научиться. Мы сидели с ним в трапезной, я читал, а он следил по другому тексту и отмечал ошибки, сделанные мной. Дома я прочитал сорок раз этот текст в шесть псалмов и практически был готов. Настало время первой службы в новом звании, теперь я алтарник, пономарь. За день до службы настоятель выделил мне старенький стихарь, как сейчас помню, оранжевого цвета. Я отнёсся к этому с трепетом и благоговением. Сложил его, как научили алтарники, и, положив в пакет, забрал его домой, чтобы постирать, подшить и погладить. Одним словом, на следующий день я был при параде и очень гордился своей новой одеждой, даже иногда хотелось выйти в храм, чтобы показаться прихожанам в новом одеянии. Я думаю, кто проходил через это, поймут меня и строго не осудят. Вспоминая это благодатное время, удивляешься и умиляешься тому, что мы были, и правда, чистые сердцем и воспринимали всё как дети. Слава Богу, это было. Вспоминая, я вновь и вновь взгреваю в своем сердце огонь веры. Порядок службы я еще плохо знал, но уже учил его по книжечке, которая лежала в алтаре, а на стене в пономарке была прикреплена табличка с порядком службы. Там было четко размечено, когда подавать кадило, когда закрывать завесу, когда включать и выключать паникадило. Было очень интересно познавать, открывать для себя новый мир. Однажды, незадолго до службы, я увидел в алтаре отца Владимира Борисова, который стоял у столика и важно попивал из гранёного стакана крепко заваренный чай. Он подозвал меня и говорит:

– Значит, это ты Володин сын? Знаю я твоего отца, веселый он мужик!

Городок у нас маленький, и, конечно, они знали друг друга, да и отец Владимир тоже когда-то служил прапорщиком, как и мой папа.

Потом он, прищурившись, посмотрел на меня, прихлебывая чай и причмокивая, и сказал следующее:

– Причёска твоя нехороша. Ты ж теперь в алтаре, на тебя люди смотрят. Не поймут ведь…

А я с армейских времен носил на голове своей «площадку», так называлась прическа. Так мы поближе познакомились с отцом Владимиром, чему я был очень рад, ведь всё, что он говорил, было сказано с добротой и деликатностью.

Началась служба, я впервые подал настоятелю свечу и кадило, а потом сам ходил свещеносцем на вход с кадилом. Я настолько проникся Богослужением, мне хотелось делать всё, что делали остальные ребята, учиться у них и постигать пономарство. Подошло время шестопсалмия. Настоятель сурово спросил, готов ли, а я улыбнулся и сказал, что готовился. Подошёл мой час читать, выходить на середину храма. Я вышел и почувствовал, что колени мои от страха и ответственности подгибаются. Первые строки дались мне с трудом из-за волнения и дрожания голоса. Но дальше я уже осмелел, а голос стал увереннее и твёрже. Зайдя в алтарь после прочтения, я поклонился настоятелю, подошел к нему, и он похвалил, сказав, что для первого раза хорошо прочитал. Да и еще добавил:

– На Рождество апостол читаешь…

Вот пришло время Рождественского поста или, как говорят в народе филипповки, о котором раньше я не слышал и не знал. В храме я бывал почти каждый день и каждый раз узнавал что-то новое, впитывая в себя, как губка, всё полезное. В библиотеке набрал кучу интересных книг, купил в лавке пару икон и Библию. В душу постепенно стала закрадываться мысль о священстве, да и настоятель часто говаривал, что мне надо бы обязательно стать диаконом. Голосовые данные позволяли.

Рождество Христово. Паломничество в Троице-Сергиеву Лавру

Вот и подошёл Великий двунадесятый Праздник, Рождество Христово. По благословению настоятеля я активно готовился читать на праздник апостольское чтение. Каждый вечер брал с собой книгу «Апостол», дома находил праздничное чтение и старался читать без ошибок, а главное – запомнить очерёдность чтения. Это как в детстве, когда мы вечерами всей семьёй садились в комнате и вчетвером читали книгу или смотрели диафильмы по ролям. Так и здесь, вначале священник произносит: «Вонмем. Мир всем», а чтец отвечает: «И духови твоему» и так далее. Интересно и страшно, и ответственно. Представляю, как я выхожу из алтаря, а собор полон народа, это же около пяти тысяч человек. В такие праздники в храме было не протолкнуться. Так вот, надо ведь не подвести, прочитать, как надо, чтобы все почувствовали Рождество Христово. Да еще и настоятель как-то проговорился, что на Рождество благословит мне подрясник. Для меня это были события огромного значения, такие награды нужно было заслужить, а я без году неделя в алтаре – и мне такие подарки. Конечно, хотелось, очень хотелось выйти на чтение апостола в подряснике, а поверх него одеть стихарь. Это был бы полный комплект. Совсем незадолго до Рождества случилось и еще одно очень важное для меня событие. Среди алтарников был мальчик Иван Кочкин, в то время ему были примерно лет 12. С ним мы как-то очень сдружились, он был начитанный, хорошо знал Церковный Богослужебный устав и много помогал мне в обучении. Когда я впервые пришел на Причастие, будучи ещё прихожанином, он стоял на плате, и я почему-то запомнил его. Мне казалось, что он сын одного из священников, так он был похож на мальчика-попёнка из фильма «Нахалёнок». Так вот, незадолго до Рождества мы с Иваном собрались в паломническую поездку в Троице-Сергиеву Лавру. Это было мое первое паломничество. Вечером мы сели на поезд, а утром уже были в Москве. Потом на электричку – и вот мы уже подъезжаем к Сергиевому Посаду. Часто билось сердце, и внутри было очень волнительно. Иван много рассказывал мне о преподобном Сергии, о том, что в Лавре есть Духовная семинария и академия. Там учился один из наших собратьев – алтарник Троицкого собора Скакалин Андрей.

К тому времени я уже много читал житий святых, и у меня сложилось свое представление о монастырях и монашеском духе. Выйдя из электрички, мы решили до Лавры пройтись пешком. И вот с горы увидели Святой град Сергиев. Внутри всё загорелось от впечатления и захотелось быстрее уже оказаться у мощей преподобного. Зашагав быстрее, насколько было возможно, вскоре мы оказались у вековых толстых стен обители. Зайдя внутрь монастыря, я почувствовал дух старины. Стены Святых врат, расписанные житием преподобного Сергия, передавали какое-то невыразимое чувство, будто тебе это всё знакомо. Пройдя дальше, мы увидели огромные толпы экскурсантов из разных стран мира. Они проявляли интерес, но ведь не искали здесь Духа Божьего, и мне стало грустно от этого. Все мои представления о монастырях как-то рухнули при виде активной торговли и множества снующего и фотографирующего люда. Затем мы поспешили в Троицкий храм – хотелось припасть к раке преподобного Сергия и попросить его благословения на дальнейшее служение в Церкви Христовой.

Зайдя в храм, мы написали записочки с именами, взяли просфор и свечей, а затем встали в живую очередь к мощам. Что поразило и порадовало, так это непрерывное чтение акафиста и пение молебна святому. Пока стоял в очереди, подпевал, да так, что и очередь незаметно дошла до алтаря. Сделав земные поклоны и попросив преподобного Сергия о помощи, я приложился к его открытым мощам, и мне показалось, что будто бы легонько ударило током в губу. Я еще долго стоял в храме: не хотелось никуда уходить, будто время остановилось и говорит тебе: «Останься…»

После поклонения мощам направились сразу в Трапезный храм. Там завершалась Литургия, а потом иеромонах в мантии вышел служить заупокойную литию. Здесь мы тоже подпели, как могли, потом решили посетить другие святыни Лавры и затем отправились в лавку. Там я купил на молитвенную память иконку Троицы в окладе и деревянном киоте, которая и по сей день стоит у моей мамы.

За день мы порядком устали и были голодны. Перекусив, тронулись в путь, вечером у нас уже был поезд до дома. Вернувшись, я почувствовал, как изменился внутри, очень хотелось подражать тем лаврским монахам. Всё время вспоминал, как читали и пели в Троице, это было незабываемо.

Настал день Рождества Христова. Я всё ждал, когда настоятель благословит на подрясник, то и дело подходя к нему и что-то спрашивая, или просто показываясь на глаза. Сейчас вспоминаю об этом и так смешно становится, а в тот день мне было не до смеха. Морально готовился читать апостол перед огромной толпой народа. На службу мы пришли намного раньше до её начала и готовились, как могли: украшали свечи, вымывали и начищали семисвечник, кадило, чтобы всё блестело, а также складывали облачение для священников. Радуясь всему происходящему со мной, я совсем забыл про Причастие. Кто-то с клироса начал говорить, что лучше Причащаться в двунадесятые и великие праздники. Помню, подошел на исповедь к настоятелю и сказал: «Отче, я не постился, потому как в первый раз и не знал как, но очень хочу Причаститься». Выслушав и другие грехи, отец настоятель благословил Причащаться. За полчаса до начала ночной службы настоятель подозвал нас вместе с двоюродным братом Павлом и благословил на подрясник. Я надел старенький подрясник Володи Щербакова, который уехал паломничать в Оптину Пустынь. Началась служба. Такого праздничного пения я еще никогда не слышал – это же мое первое Рождество Христово. Пришло и время чтения апостола. Я подошёл на горнее место, перекрестился и поклонился настоятелю, произнеся уже выученную заранее фразу: «Благослови владыка, святый апостол прочести». Затем вышел на солею и спустился под амвон. Народу действительно было очень много. Мне в голову пришла мысль: «А как же я озвучу, чтобы все услышали?»

Прозвучал возглас священника:

– Мир всем!

Я низким тембром пробубнил:

– И духови твоему…

Вы не поверите, но я даже вздрогнул от неожиданности. Акустика на середине храма былатакая, что не нужно было кричать изо всех сил, а просто правильно произносить слова, и не «ездить» по нотам, а ровно и размеренно читать. Это было открытим для меня. Как же всё-таки умели раньше строить! Мастера-архитекторы, народные самородки, возводившие величавый Троицкий собор, каждую выемку в стенах, каждую перекладину делали с умом и мудростью. Апостольский текст был коротким, но удалось так его вывести с нижней ноты и закончить на очень высокой, что я даже сам удивился и подумал в конце: «Получилось!»

Зайдя в алтарь после прочтения, подошел за благословением к настоятелю. Благословив, он сказал:

– Мне нужен диакон, буду просить владыку о твоём рукоположении.

Такие слова были как высшая награда, о которой можно только мечтать. Я ничего ещё толком не знал, не понимал всего происходящего, но в душе желал, чтобы всё это не заканчивалось, и хотел идти только вперёд. Потом по благословению пошёл на клирос – помочь петь хору. Там-то и свела меня судьба еще с одним очень хорошим человеком, протодиаконом Серафимом Евдокимовым. В тот год он учился в Тамбове на Пастырских курсах и приехал на каникулы. Зайдя на клирос, я удивился, что он был очень переполнен. Все от мала до велика стояли и пели. Матушка стояла на подставке, чтобы её было всем видно, и только руки взлетали в воздух. Я попытался втиснуться к басам и тут увидел Серафима. Кивнув, встал рядом и начал петь. У Серафима был хороший бас, и он очень грамотно пел. Сам был худощавый и высокий, а вот голос басовитый. По окончании службы отец-настоятель как всегда сказал прекрасную проповедь без подготовки, и мы спустились в трапезную для разговения. Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение.

Крещение Господне

Приближался праздник Богоявления. Крещения Господа нашего Иисуса Христа. Всё, что происходило со мной с того дня, как я переступил порог храма, казалось мне сладким сном. События случались настолько стремительно, что я не успевал удивляться, но главными были значительные перемены во мне самом.

Служба Крещения Господня совершалась ночью. Расскажу о том, что мне больше всего запомнилось. Крестный ход из собора на «иордань». Заранее приготовив хоругви и запрестольный крест с иконой, мы вручили их нескольким мужчинам покрепче. Хор запел стихиру «Глас Господень на водах вопиет глаголя…», и мы двинулись на улицу. Настоятель дал мне нести большую красную книгу, праздничную минею. Сказать что было сказочно, это ничего не сказать, – было Божественно. Ночь, мороз, и идет крупный снег, подгоняемый ветром. Длинная вереница людей выходит из собора и направляется к реке. В том году река замерзла лишь наполовину, и там, где мы освящали, не было проруби. Придя на место, расположились полукругом. Хор допел стихиры, и начали читать паремии, в которых изображаются благодатные плоды пришествия Господа на землю и духовная радость всех, обращающихся ко Господу и причащающихся от живоносных источников спасения.

Надо сказать, что из семинарии приехал Андрей Скакалин, в будущем – протоиерей Андрей. Он- то и стал читать паремии, а затем отец Владимир Борисов продолжил апостольским чтением. И уже после этого настоятель благовествовал Евангелие. После ектеньи с особыми прошениями полились длиннющие молитвы. Когда знаешь службу и последование того, что происходит, всегда легче молиться. А так, в неведении, все время думаешь: ну сколько там примерно осталось?.. Звонкий тенор отца Владимира затянул: «Спаси, Го-о-споди, лю-ю-ди Твоя…», а хор продолжал: «И благослови достояние Твое…», и далее весь тропарь Кресту. Освятив воду, батюшки кропили всех направо и налево, а народ радостно кричал: «И нас, и нас побрызгайте!»

Радостно и весело стало оттого, что произошло. Ребячьим своим сердцем я ощущал благодать и полностью уверенный, что Господь сошёл в воды и освятил их, предложил ребятам искупаться. Мы, благословившись у отца-настоятеля, отнесли хоругви, кресты с иконами в алтарь и, взяв полотенца, побежали к «иордани». Я разделся первый и уже хотел было зайти в воду, как вдруг увидел бегущего Георгия с белой от инея бородой и ревущего: «Димитрий, без меня не заходи, подожди меня!»

Он быстро разделся, и мы бултыхнулись в воду. Сложив руки крестом на груди, окунулись трижды с головой. Выскочив из реки, начали быстро одеваться и разговаривать трясущимися губами, – это было незабываемо весело. После купания пошли в алтарь, где нас уже ждал термос с чаем.

Еще перед службой отец Владимир Борисов попросил меня сопроводить его на службу в село Ракша. Поехали мы на микроавтобусе, за рулём которого был староста Ракшинского храма Александр, ныне покойный. В машине мы встретились с Галиной Соколовой и Андреем Скакалиным. С ним мы были почти незнакомы и туда ехали молча. В Ракше мы отслужили Великое освящение воды, отец Владимир исповедовал и Причастил некоторых из прихожан. Затем нас пригласили на праздничную трапезу, которую устроили работники храма. По первому посещению я уже знал, что кормят здесь отменно и не выпустят из-за стола, пока всего не отведаешь.

За трапезой мы много общались, отец Владимир рассказывал нам интересные истории и наливал «беленькую». Что интересно, когда староста предложил ему кагор, батюшка ответил: «Не, сие не казацкое питие». С тех пор в Ракше красное вино Борисову не предлагали.

Разогретые, мы ехали домой и радовались, что праздник удался. На обратном пути мы, уже осмелев, начали общение с Андреем. Было очень интересно, как он учится в семинарии, чем занимается в свободное время, и есть ли возможность мне, грешнику, поступить туда? Андрей рассказывал интересно, а я всё представлял, как он поёт в хоре у игумена Амвросия (ныне митрополит Тверской), как учит предметы Богословия и сколько там наших тамбовских ребят. Пока ехали, мы с ним даже начали петь в терцию. Пели тропари двунадесятых праздников, а потом он спел кант «Про маму», услышанный им в семинарии, который заставил мое сердце сжаться от жалостливых слов.

Шли день за днём, я читал много книг и постигал Богослужебную практику пономаря. Приходил в храм раньше батюшек, зажигал лампады на семисвечнике перед образами и лишь не трогал лампадок на Престоле и Жертвеннике. Непосвященный не имел права прикасаться к ним руками. Потом ставил на плитку уголёк, разжигая кадило, включал электрический чайник, чтобы заготовить заранее кипяток для теплоты. Приготавливал служебные просфоры для батюшки, шёл за ящик, чтобы взять записки с именами, которые заказали прихожан, и нёс их в алтарь. Когда приходил священник, я одевался и шёл на звонницу благовествовать и после клепать в кампаны, т.е трезвонить. Так начинался мой обычный день.

Чуть не забыл: ещё на Крещение 1998 года к нам был направлен штатным священником протоиерей Пётр Васильев (ныне духовник Мичуринской и Моршанской епархии). Батюшка переехал к нам из Томска, как выяснилось, по причине слабых лёгких. А также в хоре прибавилось певчих – матушка Мария, супруга отца Петра, и его сын Павел. В то время Паша был еще школьником, но вскоре и он украсил своим пением наш прекрасный собор.

Приближался Великий пост.

Великий пост

По окончании Рождественских Святок настоятель позвал меня к себе в гости и вручил кипу толстых тетрадок. Это были его семинарские конспекты.

– На, учи, будущий диакон! – сказал он с улыбкой и, благословив, положил руку мне на голову.

Пока пили чай, я с интересом рассматривал конспекты, а отец Владимир отмечал, что нужно знать в первую очередь. Потом он сказал, что встречался с владыкой и тот якобы благословил его искать кандидатов на рукоположение. Так вот, чтобы пройти ставленнический экзамен, надо было учить азы семинарской науки.

Конечно, было заманчивым, не учась в семинарии или духовном училище, принять сан диакона и начать служить уже на более высоком поприще. У меня были сомнения, что всё получится, но, положившись на Волю Божью и уверенность батюшки, взялся за самообучение. Каждое воскресенье я должен был приходить к отцу-настоятелю и рассказывать на память то, что выучил. Он мог в любой другой день, даже во время службы, взять и спросить что-либо из пройденного материала. Мне нравилось изучать Церковный устав, читать полезную литературу, а после на практике умничать среди ребят в алтаре.

Настал день Прощёное воскресенье.

Весь внутренний настрой был покаянный и, словно тайной, охватил всё моё существо. После вечерней службы настоятель произнёс очень трогательную проповедь о прощении, о великом посте, о покаянии, о том, что, возможно, не каждый из нас доживёт до Пасхи Господней. От этих слов сжимало сердце. Тут и там, по всему храму были слышны всхлипы и вздохи прихожан. Затем батюшка сделал перед народом земной поклон и, испросив прощение, благословил всех на поприще Святой четыредесятницы. Вначале отцы, а после и мы, алтарники, просили друг у друга прощения с земным поклоном и вставали со святыми образами в ряд. Прихожане мирно и покаянно подходили к каждому из нас, прося прощения. Мы же в свою очередь отвечали: «Бог простит, простите и нас грешных!»

Радость и умиление были такими, что не хотелось уходить из храма. Придя домой, я также испросил прощения у своих родных и близких. Рано утром уже шёл в собор и настраивался на длинную службу, со множеством земных поклонов. День выдался на самом деле тяжёлый для меня, это был мой первый осознанный пост. Мы молились почти шесть часов кряду. На кафизмах мне стало нехорошо, и отец Владимир Борисов разрешил мне посидеть в пономарке. Сильно болел желудок и знобило. Как сказал батюшка: «Это искушение, ты потерпи. Вот увидишь, после службы лучше станет».

Так и случилось. Как только всё закончилось, и мы съели по кусочку антидора, боль прошла. Вечером я уже был на клиросе, надо было помочь в пении Великого покаянного канона Андрея Критского. В таком ритме прошла первая неделя поста, и дальше уже стало легче. Я старался соблюдать пост не только внешне, но и внутренне, старался удерживать себя от праздности и пустой болтовни.

Высоцкий монастырь и «неупиваемая чаша»

Здесь стоит упомянуть мою первую паломническую поездку в Серпуховской Высоцкий мужской монастырь. В этой обители находится Чудотворный образ Пресвятой Владычицы Богородицы «Неупиваемая Чаша».

После первой недели поста я увидел объявление о поездке и начал собираться. Автобус, который собрала Валентина из Коршуновки, был полон прихожан, также там были некоторые певчие и работники собора. Выехав рано утром, в монастырь мы добрались только в обед. Подойдя к Святым вратам обители, которые находятся у высоченной колокольни, я сделал земной поклон по примеру других паломников. Войдя во двор монастыря, увидел белые стены храмов, кучи снега и чернеющие проталины. Не знаю, почему, но я пожалел, что недавно женился. Может, это был помысел искусителя, а может – нет, но так мне стало там хорошо, как-то по-родному. Издалека шёл мужчина с длинной бородой, в скуфье, кирзовых сапогах, коротком подряснике и накинутом сверху ватнике. Я подумал: «Наверное, послушник или трудник».

Проходя мимо нас, он поклонился и спросил:

– Паломники? Откуда? Сколько человек?

Мы ответили, откуда и сколько нас, и что мы желаем экскурсию. Он сказал, чтобы ждали, и побежал обратно в братский корпус. Это был иеромонах Иоанн, позже я увидел его идущим на службу в полном монашеском облачении с наперсным жёлтым крестом. Проводить экскурсию к нам пришёл послушник Александр Епископосов, фамилию узнал позднее, когда некоторое время жил в сей святой обители. Вот на этого человека можно было подумать, что он не меньше чем благочинный или казначей. Он был тучен, с длинной окладистой бородой, волосами, собранными в пучок, и строгим нахмуренным видом. Одет был в старый залатанный подрясник, выцветший от времени, скуфью и обычное серое пальтишко. Как только он подошёл к нам, то сразу же начал свой бойкий исторический рассказ. Повествовал он очень интересно, как выяснилось позже, у него было журналистское образование. В монастыре находился уже почти три года, но всё еще был послушником.

Войдя в храм Покрова Божьей Матери, я поразился великолепному убранству, расписанным стенам и киотам с деревянной резьбой. Все иконы были старинные и очень ухоженные. По центру на толстой колонне был сооружён деревянный киот-тройник, в нём находился Чудотворный образ Божьей Матери «Неупиваемая Чаша». Царица Небесная была изображена по пояс с воздетыми к небу руками, а снизу стояла большая Чаша, в которой находился благословляющий Богомладенец Иисус Христос. Под стеклом я увидел множество золотых украшений, цепочки, перстни, кольца, которые висели по бокам и нанизаны были на специальные прутья внизу под иконой, и, конечно, спросил у послушника, что бы это значило. Оказывается, сия икона Богоматери была явлена в конце девятнадцатого века одному отставному солдату, который страдал страстью пьянства. Так вот, приезжающие и молящиеся страдальцы, которые получали исцеление от образа Богоматери, в знак своей благодарности отдавали самое дорогое, что у них было. С тех пор и повелось, что исцелившиеся стали жертвовать свои драгоценные украшения, а настоятель, чтобы избежать наговоров, повелел вывешивать все украшения на икону.

Александр провел нас по всему монастырю, рассказал обо всех чудотворных иконах обители, таких как икона Георгия Победоносца, пред образом которого в древние времена сама возгоралась свеча, если городу угрожала опасность от набегов неприятеля. Также икона преподобного Сергия Радонежского в полный рост, написанная на крышке его гроба. И, конечно, рака с мощами преподобного отца Афанасия Высоцкого Младшего, бывшего вторым игуменом на сем месте. По преданию, преподобный с юности пришёл в сию обитель и был пострижен первым игуменом монастыря, Афанасием Старшим, учеником преподобного Сергия Радонежского. Лет жития Афанасия Младшего по летописи – 32 года. Почувствовав изнеможение от подвигов и трудов, он мирно отошел ко Господу. Святой много сделал для обители, при нём возрастало число братии, строились храмы и укреплялись стены.

Началось Всенощное бдение, храм был небольшим, так что сразу же заполнился паломниками и местными прихожанами. Служил настоятель, архимандрит Иосиф (Балабанов), будущий митрополит Симбирский. У батюшки был шикарный тенор, он возгласил: «Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельней Троице, всегда ныне и присно и во веки веков!»

Хор запел: «Аминь», и полились напевы 103 псалма. Я ничего подобного раньше не слышал. Мужской, братский хор – это нечто иное, не то что в миру. Кто знает и чувствует разницу, тот меня поймёт. Я стоял и молился, но не так, как у себя в соборе. Там я был при деле, а здесь стоял среди молящихся людей. Видел, как многие женщины плакали чуть ли не в голос. Галина С. рыдала так, что мне хотелось подойти и успокоить её, порой не было слышно слов песнопений. Молилась она о своем страждущем супруге, её можно и нужно было понять. Стоя на коленях, она вымаливала своего непутёвого страдальца. Я закрывал глаза, молился о своих родных и близких и чувствовал, как благодать накрывает меня всего. Казалось, что время остановилось, и нет сейчас лучшего места на земле.

Хотя в монастырском уставе не было сокращений, время до полиелея пролетело незаметно. Мы стали подходить к иконе Воскресения Христова и помазываться маслом от настоятеля. После службы подошедший к нам иеромонах Иоанн распределил, кто где будет спать, и мы отправились за ним на ужин. Может, и не надо описывать здесь всё так подробно, но то, что я попробовал в трапезной, меня привело в восторг! Каша, сваренная с капустой, – я никогда не стал бы есть это дома, а когда попробовал здесь, был сильно удивлен вкусу и даже попросил добавки. Братия начинают свой день с молитвы, но повара встают раньше всех, молятся и начинают готовить. Всё с молитвой, со святой водой, вот и вкусно. Гостиницы в то время еще не было, и люди ночевали под Покровским храмом, а кто-то в библиотеке. Если народу было ещё больше, размещали в храме. Мне выделили кровать и чистую постель. Рядом со мной была кровать раба Божьего Сергия. Мы познакомились, как только я застелил кровать. Он предложил чаю и завёл разговор. Оказывается, он живёт здесь уже пять месяцев. Вся прошлая жизнь его была кошмаром. Сергей был наркоман, 17 лет из своих 37 кололся. Вымолила его мама из сетей адских. Пока лежал в больнице, пришло желание креститься, после крестин поехал в Высоцкий монастырь и остался пожить. Не знаю, как сложилась его дальнейшая жизнь и жив ли он сейчас, но в тот момент он выглядел счастливым человеком. На следующий день, причастившись на Литургии, мы отправились в трапезную, и там произошла моя встреча с моим будущим другом, собратом и со служителем, отцом архимандритом Иннокентием (Косарихиным) (+2017). В то время он был иеромонахом и казначеем монастыря. Я нажал на звонок у двери в трапезную, мне открыл отец Иннокентий. У него были длинные, распущенные по плечам волосы, небольшая борода и приветливый взгляд. Позднее, когда я приезжал в монастырь, мы всегда радовались встрече и долгое время проводили за душеспасительными беседами. Но об этом я расскажу позже. Тогда же мы только увидели друг друга, и благословившись, я спросил:

– Батюшка, а можно ли нам пообедать?

– Конечно! Сколько вас человек? – спросил батюшка.

Я позвал наших моршанцев, и мы дружно зашли в трапезную. Помолившись, сели обедать, а отец Иннокентий уселся напротив и стал расспрашивать, откуда мы и кто такие. Так и завязалось наше доброе общение, которое в дальнейшем переросло в крепкую дружбу. А ныне я со скорбью поминаю его об упокоении – в 2017 году батюшки не стало.

Отец Иннокентий на прощание позвал отца-настоятеля, архимандрита Иосифа. Батюшка бойко выбежал из игуменского корпуса и подошел к нам. Он был небольшого роста, с окладистой седоватой бородой, в квадратных очках. А главное, это его весёлые глаза. Он был ровесник моей мамы, а выглядел, как молодой парень. Иннокентий невзначай сказал настоятелю:

– А это вот Димитрий! Он пономарит у себя в соборе, во граде Моршанске.

Отец Иосиф улыбнувшись, благословил меня и сказал:

– Ну, что, Димитрий, приезжай ещё и на подольше!

Я очень обрадовался приглашению, а он вынул из кармана зелёную коробочку и вручил её мне, Удивленно и с благоговением смотрел я на неё и не мог понять, что там написано и изображено.

– Недавно я был в Греции и вот привез оттуда святыньки. Это масло и водичка от мощей Иоанна Русского, – сказал отец Иосиф.

Моей радости не было предела. Поблагодарив его и ещё раз благословившись, мы все поспешили к автобусу. Неизгладимые впечатления оставило в моей душе то замечательное паломничество в Высоцкий мужской монастырь к иконе Богоматери «Неупиваемая Чаша».

Санаксарский монастырь

За Великий пост я успел побывать еще и в Санаксарском мужском монастыре. Каких-то ярких воспоминаний об этом паломничестве я не могу припомнить, но опишу некоторые запомнившиеся события.

Монастырь находится в Мордовии и располагается в дремучем лесу. Из Моршанска мы ехали на автобусе. В дороге я читал акафист Божьей Матери, и весь автобус подпевал куплеты: «Радуйся Невесто Неневестная». По приезде каждому показали келью в новой строящейся деревянной гостинице. Время было обеденное, мы зашли в храм, заказали требы, и у нас оставалась еще пара часов до Всенощного бдения. Однако недолго мы бездельничали. К нам подошел молодой рыженький монах, он, видимо, знал руководителя нашей группы и попросил у неё несколько человек для работы на кухне. Назначили самых молодых – меня, еще двух ребят и девушек. Мы весело шли на кухню, а я вспомнил, как ходил в наряды совсем недавно, на срочной службе в армии.

Всё было точно так же, как в армейской столовой, только чистильщиков картофеля побольше. Выбрав ножи, мы уселись за работу, и не обошлось без весёлых историй. Поработав во славу Божью, мы уже спешили ко Всенощной. Служба отличалась от всех остальных тем, что хор пел очень размеренно и неизвестным мне доселе напевом. Это был древний знаменный крючковой напев. Так назывались ноты, они изображались крючками или топориками. Служба длилась пять часов, а может, и больше. Я никогда и нигде больше не слышал, чтобы так медленно читали (это пошло от основателя обители преподобного Феодора Ушакова). Конечно, для монашествующих, основным делом которых является молитва, это нормально, но для нас, приехавших из мирских храмов, было очень тяжко выстаивать такие долгие службы. Во время 103 псалма я начал было подпевать себе под нос вместе с хором, но рядом стоящий инок так грозно посмотрел на меня, что мне вообще захотелось уйти из храма. После службы мы отправились в трапезную, откушав постной, но вкусной еды, начали расходиться по кельям. В то время в обители проживали известные старцы: схиигумен Иероним и схиархимандрит Питирим, но народ толпами ехал к отцу Иерониму. Батюшка отчитывал болящих паломников, мазал освященным маслом и был прозорливым, имея дар рассуждения. В этой поездке мне не удалось познакомиться со старцами и получить от них полезные наставления, но вот через полтора года, уже будучи диаконом, я очень близко подружился с отцом схиархимандритом Питиримом (ныне покойным).

Первая Пасха

Оставалось совсем немного времени до долгожданной Пасхи. Мы договорились с ребятами, что на страстной неделе соберёмся для генеральной уборки алтаря. Наведя идеальную чистоту, украсив свечи красивыми цветами и красными лентами, отдыхали, попивая вкусный чай в сторожке.

Дни страстной недели были очень скорбными. Слова Евангельских событий настолько глубоко проникали в сердце, что невольно подкатывал к горлу комок и подступали слёзы. С детской простотой воспринималось предательство учеником Христа, оплевания, биения, распятие и унижения. Всё это Господь наш претерпевал именно ради меня, ради каждого человека приходящего в мир.

Как-то в детстве меня посетила мысль: а что если кто-то предложит пострадать одному человеку за весь мир? В то время по телевизору всегда говорили про гонку вооружения, про ядерное оружие. Часто казалось, что вот-вот разверзнется небо и на нас упадет эта страшная ракета. Я был еще ребёнком и, прибегая к маме в такие моменты находящего страха, задавал ей вопрос: «Мама, а мы не умрем?»

И эта мысль о страдании одного за весь мир много раз приходила мне в сознание. Я ставил себя на место этого, одного за всех, размышляя, а смог бы я вот так вытерпеть вольную смерть? Никто не рассказывал мне о Христе, о том, что Он, Сын Божий, уже две тысячи лет назад претерпел ужасные мучения и распятие на Кресте ради нас. О том, что мы спасены Его Кровью для жизни вечной. И вот теперь, спустя пару десятков лет, я узнаю это в храме. Именно в те дни, когда всё это происходит с Господом, мы творим это в воспоминание о тех событиях. Когда вынесли Плащаницу с изображением умершего Господа Иисуса, невольно подступили слёзы, а отец Владимир Борисов, видя моё смущение, положил руки мне на плечи и сказал:

– Ничего, мы живы тем, что завтра Христос Воскреснет.

И тут меня словно осенило: «Ведь правда Христос Вокреснет. Каждое Воскресенье мы читаем и поём тексты об этом событии, ведь каждое воскресенье недели – это малая Пасха».

Слава Богу! Я благодарил Господа за всё! За то, что привел меня к Себе, в Дом Божий. Расположил мое сердце так, чтобы я воспринял всё, именно сравнив плохое состояние души и благое расположение. Не буду углубляться в богословские термины, но сердце моё было настолько благодарно Богу, что просто хотелось отдать всего себя в Его волю!

Пасха Христова! Уже пахло ей в доме, уже чувствовалась она повсюду. Пришла весна, закончилась страстная неделя, и мы ждали ночное Богослужение с Крестным ходом и радостными возгласами: «Христос Воскресе!»

Мама пекла дома куличи, делала пасочку и красила в луковой чешуе яйца. Одновременно она делала генеральную уборку во всем доме, чтобы Господь посетил и нас Своим Славным Воскресением, как когда-то Он вошёл к ученикам, которые собрались в горнице за закрытыми дверями.

Мы пришли в собор к 9 часам вечера, чтобы начать читать апостольские деяния. По традиции они читаются в центре храма, перед Плащаницей, вплоть до начала ночной службы.

Время за чтением пролетело быстро, и мы порядком устали, хотя и сменяли друг друга. Начали читать полунощницу с каноном Господу. На девятой песне канона, со словами «Восстану бо и прославлюся…» батюшки подняли Плащаницу на руки и занесли в алтарь.

До полуночи оставалось минут пять, и в храме воцарилась тишина. Все ждали полночи. Мы стояли в алтаре уже настроенные на выход, а настоятель раздавал команды, кому что делать. И вот ровно в ноль часов мы очень тихо начали петь стихиру шестого гласа: «Воскресение Твое Христе Спасе, Ангели поют на небеси и нас на земли сподоби, чистым сердцем, Тебе славити…»

Второй раз запели громче. Открылись царские врата, и мы уже в полный голос запели стихиру и вышли крестным ходом через весь храм к притвору. Потянулась длинная вереница вокруг величавого собора. Казалось, весь мир замер в предвкушении Славного Христова Воскресения. Так мы с пением обходили наш храм и опять оказались у притвора. Настоятель возгласил: «Слава Святей…» – Хор вторил: «Аминь!», и тут духовенство запело тропарь Пасхи: «Христос Воскресе из мертвых смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!»

Батюшки возглашали: «Христос Воскресе!», все дружно отвечали: «Воистину Воскресе!» Радость неизреченная висела в воздухе и во всех людях. Улыбки и слёзы радости сияли на лицах. Моя первая Пасха в храме. Сердце выпрыгивало из груди от переполнявших меня эмоций. По входе в храм началось Богослужение. Пелось абсолютно всё. На каноне батюшки переодевались в облачения разного цвета и совершали каждение чуть ли не бегом. Вся служба совершилась на одном дыхании. Прихожане приветствовали друг друга Пасхальным приветствием: «Христос Воскресе» и отвечали: «Воистину Воскресе!» Целовали друг друга, обмениваясь крашеными яйцами.

Отец Мирон

Сегодня, 12 апреля 2020 года, на Праздник Входа Господня во Иерусалим, отошёл ко Господу схиархимандрит Мирон (Пепеляев). Когда я стал писать свои воспоминания, то совсем упустил этот момент своей жизни. Знакомство с батюшкой произошло в декабре 1997 года. Собственно говоря, с его благословения я попал в алтарь.

Отец Мирон благословил, а отец-настоятель поддержал. Батюшка очень часто приезжал в наш маленький городок и проводил отчитки духовно больных людей. Он совершал чин Святителя Василия Великого от нечистых духов, не добавляя туда ничего лишнего. А также соборовал, помазывал маслом и кропил святой водой во время отчитки. Сей крест, на который его благословил Псково-Печерский старец Адриан, не всем по плечу. Далеко не каждый священник сможет взять на себя строгую, благочестивую и даже подвижническую жизнь. Батюшка рос сиротой, родом из-за Урала. Воспитывала его женщина-гречанка, которая этапом попала на Урал. Она была православным добрым человеком и заложила в него основу веры христианской. Там он стал ходить в храм, потом петь на клиросе и прислуживать в алтаре. Там же решил посвятить себя служению Богу и принял диаконский сан. Будучи диаконом-целибатом, он очень часто посещал Печоры, там в монастыре общался с монахами, которые прошли Великую Отечественную войну, лагеря. Вскоре он решился на постриг и переехал в Псково-Печерский монастырь. При монашеском постриге его нарекли именем Мирон. У батюшки был красивый баритон, потому он нёс послушание на клиросе. В конце 70-х годов он в числе избранных отцов был отправлен на Афон в Пантелеимонов монастырь для восстановления там монашеской жизни Русской Православной Церкви.

Батюшка очень часто вспоминал Святую Гору и со слезами пел канты об Афоне. Но недолго пробыл он в Уделе Пресвятой Богородицы – по состоянию здоровья был отправлен в Россию. Когда теплоход отплывал от Афона, батюшка с болью в сердце молился, чтобы Матерь Божья укрепила его и не оставила Своею милостью. Из жизни отца Мирона было видно, что он возлюблен Богоматерью. Я вспоминаю, как он служил у нас в соборе на праздник Всех святых в земле Русской просиявших. Собор готовился к встрече Святейшего патриарха Алексия Второго, и потому центральный Троицкий предел был огорожен и закрыт для ремонта, а служба временно совершалась в приделе Казанской иконы Божьей Матери. В этом же приделе стояли и новописаные иконы на центральный иконостас. Я в это время пел на клиросе, но читать шестопсалмие и паремии я ходил за благословением служащего в алтарь. Служили отец Мирон, отец Пётр Васильев и отец Владимир Борисов. Когда мы выходили на полиелей, и хор запел «Хвалите имя Господне», я обратил внимание на отца Владимира. Он кивком показывал на икону Божьей Матери, которая была написана для центрального алтаря. Мы повернулись, и я увидел, как из правого глаза Матери Божьей потекла слеза. На солнце было отчетливо видно, как она истекала из глаза до подбородка. Служба продолжалась, а многие стояли и плакали, видя такое чудо. Что интересно, слеза на этой иконе была видна долгие годы пребывания образа Матери Божьей в иконостасе. Сейчас иконостас в соборе обновился – построили новый, и иконы на нём тоже новописаные, а вот куда делись старые, я не знаю. Больше всех удивлялся и уверовал в Господа художник Сергей Воинов. Он писал сей образ и был в алтаре в это время. Когда ему сообщили о чуде, он не мог понять, как это произошло, и тщательно осматривал свою работу. Удивлению его не было предела, а вера укреплялась.

Печоры

После Пасхи и празднования Светлой седмицы мне предложили поехать во Псков. У отца Мирона были знакомые иконописцы, и он заказывал им писать огромные иконы для нашего собора. Ехать надо было на «Газели» вместе с водителем. Я взял деньги на дорогу и содержание, в назначенный день встретился с Дмитрием, так звали водителя, и мы отправились в долгий путь. Нам предстояло проехать на автомобиле 1700 километров. Раньше не было навигаторов и смартфонов с интернетом, да и вообще мобильных телефонов – пользовались атласом автомобильных дорог СССР. Наметив путь, мы решили переночевать в Красногорске, за Москвой. Вечером мы уже были в столице. Доехав до назначенного места ночевки, решили остановиться около госпиталя, в котором я лежал во время службы в армии. Поужинав, чем Бог послал, мы устроились на ночлег в машине, я – на матрасах в кузове, а Дмитрий – в кабине. На рассвете мы уже мчались по трассе. Я иногда сменял водителя. Дорога была длинная, и за это время мы познакомились поближе. Рассказали друг другу свои истории жизни. Дмитрий был наркозависимый, но, уверовав, пришел к Богу. Добравшись до Пскова, мы связались с батюшкой Мироном, но иконы, оказывается, были еще не готовы и художники просили подождать до завтра. Мы обрадовались этому, ведь появилась возможность поехать в Печоры. С благословения батюшки сразу же отправились туда. Обитель меня радостно удивила: из-за необычного рельефа местности она находилась будто в низине. Мы спускались по дорожке, вымощенной гладкими камнями. Все цвело, зеленело, и радовалась душа в этом святом месте. Внизу располагался сам монастырь, здания братских корпусов и храмы. Главный Успенский храм находился как бы в пещере. Просто так не описать словами это великолепие, да и в памяти уже стирается чёткость событий. После этого посещения обители я больше так и не доехал сюда.