Читать онлайн Бытие на фоне событий – 2. Испорченный властью бесплатно
Дизайнер обложки Селена Гелиос
© Селена Гелиос, 2023
© Селена Гелиос, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-4324-4 (т. 2)
ISBN 978-5-0060-4325-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Доминик Оркус – несостоявшийся рабовладелец
Восемнадцатилетний Доминик Оркус был обычным студентом колледжа. Как все жители республики Мегаполис он поздно взрослел, но рано начал считать себя взрослым. Как большинство его сверстников, любил кататься на роликах, играть в компьютерные игры, слушать современную музыку, на каникулах летать в экзотический Эротполис, а после возвращаться в родной шумный Мегаполис. Не любил готовить уроки, думать о дальнейшем обучении в университете и слушать нудные нотации старших.
Но больше всего на свете Ник Оркус ненавидел уроки математики и свою мачеху Агнию Афродитскую.
Родной матери Ник не помнил.
Его отец Плутонар Плутосович Оркус был женат несколько десятков раз. Но не один его брак не длился дольше полугода. Словно бабочки-однодневки, молодые жены влетали в роскошный дом мегапольского олигарха и тотчас же вылетали из него. Все, кроме последней.
Когда Плутонар Плутосович женился на Агнии, ему было уже далеко за семьдесят, ей же немногим более тридцати. Поначалу Нику казалось, что эта красотка, как и все ее предшественницы, задержится у них не дольше молодого месяца.
Но его старика угораздило втюриться не на шутку. Первый раз в жизни старый развратник был в полном восторге от женщины. Абсолютно все в ней его восхищало. Даже измены жены оставались незамеченными. Олигарх даже ничего от нее не требовал, кроме исполнения супружеского долга.
В первый и единственный раз старый муж обратился к молодой жене с просьбой уже со смертного одра. Он просил воспитать Ника так, чтобы мальчишка не вырос похожим на отца.
Получив роскошное наследство, Агния, видимо, почувствовала себя обязанной выполнить последнюю волю старика, обогатившего ее. Ведь в этой легкомысленной особе в последнее время начало пробуждаться нравственное чувство. Овдовев, она всерьез взялась за воспитание пасынка.
А тот с нетерпением ждал, когда ему исполнится двадцать пять лет. Ведь в этом возрасте по законам республики Мегаполис он будет признан совершеннолетним и сможет поделить с мачехой отцовское наследство.
Больше всего Ника бесило то, что учила его мачеха отнюдь не собственным примером. Сама она проводила дни в праздности – его заставляла часами сидеть за уроками под бдительным присмотром строгих гувернанток. Сама частенько возвращалась домой под утро, при этом изрядно навеселе – пасынку позволяла гулять лишь до заката. А после тщательно обнюхивала беднягу (не пробовал ли пива или сигарет?) Сама объездила все ночные клубы города – Ника же не всегда отпускала даже на студенческие дискотеки. Сама приводила в дом всякий пьяный сброд, а своему подопечному позволяла общаться лишь с приятелями по его элитному колледжу. Сама каждый месяц красила волосы в разные цвета, а бедному (хотя и богатому) пареньку ни за что не разрешала сделать креативную прическу и пирсинг в брови.
Лишь в одном Агния Афродитская была последовательна и сама жила по установленным ею правилам: в том, что была ярой противницей рабства. Она не только не позволяла пасынку завести личного раба, но и во всем доме не держала ни одного невольника. Эта особа даже состояла в Обществе защиты рабов и раза два участвовала в пикетах против произвола рабовладельцев.
Всех доставшихся ей в наследство людей Агния распустила на волю. С тех пор в доме работала лишь наемная прислуга, с которой особо не забалуешься.
Свободные люди требовали к себе уважения. Даже за лишний окрик любой челядинец мог уйти от хозяина. А за малейшую оплеуху – подать на него в суд.
Ну, как после этого чувствовать себя хозяином в собственном доме?!
И без того в Мегаполисе рабский труд применялся почти исключительно в быту, в сфере обслуживания и развлечений. Вся производственная сфера давно была механизирована.
Ну, хотелось мегапольцам чувствовать себя господами! Иначе что бы значили привычные обращения «господин» и «госпожа»? Над кем господин? Над кем госпожа?
Однако разрушающее вековые устои Общество защиты рабов стремилось уничтожить привычную социальную иерархию и вернуть народ в состояние варварства. Эти опасные мечтатели пытались лишить мегапольцев одного из главных прав свободного гражданина – права на владение людьми.
Почему-то дом, автомобиль, компьютер, даже самолет можно было иметь в собственности. Но почему же тогда нельзя приобрести человека, если средства позволяют? Он ведь такой же материальный предмет. А интеллект – понятие относительное. У многих машин он выше. Такие аргументы в телевизионных диспутах приводили сторонники рабства из числа ученых.
Впрочем, в последнее время проблема рабства и его отмены слишком уж часто становилась темой телевизионных передач и научных статей.
В общем, начали обсуждать то, что на протяжении многовековой истории не вызывало сомнений. Старики говорили о падении нравов и видели в этих разговорах предзнаменование недобрых перемен. С легализацией наркотиков и проституции защитники нравственности еще кое-как смирились. Но… свобода рабам?! По мнению самых влиятельных мыслителей Мегаполиса, это бы просто разрушило общество.
А Доминик Оркус плевал на все аргументы за и на все аргументы против рабства. Он просто с самого детства мечтал о первом собственном рабе. Мальчик видел его приятелем по играм, который будет во всем тебя слушаться, и которого можно безнаказанно поколотить, если он вдруг обыграет тебя в салки.
А когда Ник подрос, то стал мечтать о рабыне. Рабынями отца ему не дозволялось пользоваться. (Впрочем, как и самому отцу после появления в доме Агнии).
Старик обещал сделать сыну живой подарок к шестнадцатилетию, но не успел. А от сумасшедшей мачехи, распустившей на волю всю челядь до последнего поваренка, этого ожидать не приходилось.
Ник с завистью смотрел на своего приятеля Макса. Тот привел однажды во двор колледжа на позолоченной цепочке, прикованной к замшевому ошейнику, роскошную блондинку с умопомрачительным бюстом.
– Ну, как вам моя игрушка? – с напускной небрежностью спросил Макс, хлопнув блондинку по заду. – Вчера предки подарили.
Он разрешил каждому из пацанов лишь по одному разу дотронуться до его рабыни и тотчас же увел ее.
А вот двоечник Алекс разрешал приятелям только смотреть на свою рабыню или кормить ее остатками бутербродов. Потрогать же ее можно было лишь за предоставление Алексу права списать контрольную. Так что Ник не мог здесь ни на что рассчитывать. Он ведь и сам искал, у кого бы списать.
Ребята в колледже рассказывали, что один студент выпускного курса по праздникам делился своей рабыней со всеми лучшими друзьями. А таковых у него набиралось около десятка. К сожалению, Ник не входил в их число.
К своему стыду, он в свои восемнадцать лет продолжал оставаться девственником. Ему мнилось, что – последним во всем колледже, и что все вокруг только об этом и шепчутся.
Ну, как такой лох, как он, мог надеяться на внимание Сюзанны, первой красавицы в их группе, имевшей в личном пользовании шестерых рабов и двух рабынь? А ведь Ник целый год мечтал пригласить эту красавицу в кафе. Но получалось лишь промямлить: «привет».
Отец Сюзанны был деловым партнером покойного Никового отца. После смерти партнера он выкупил у его вдовы почти весь ее бизнес и приумножил капиталы.
Каждое утро шикарная красавица Сью подъезжала к воротам колледжа в супермодной открытой коляске, в которую были впряжены два атлетических гиганта-раба. Еще четверо бежали рысью за коляской. В одной руке Сюзанна держала мороженое, в другой – кожаную плетку. На ногах ее звенели браслеты из золотых диадем, снятых с голов варварских князей.
Когда экипаж останавливался, двое из рабов склонялись перед его дверцами на колени и упирались лбами в землю. Таким образом, они делали из себя живые ступени для маленьких ножек хозяйки. Другие двое, также стоя на коленях, делались для нее с двух сторон перилами. Свои всегда перепачканные в мороженое руки девушка вытирала об одежду первого подвернувшегося раба, словно об тряпку.
Затем Сью перепрыгивала в паланкин, который гиганты водружали на свои мощные плечи. Словно королева она была вносима в ворота колледжа. Сюзанна единственная среди студентов пользовалась этим правом, как дочь самого влиятельного олигарха в городе.
В холле юная госпожа, усевшись на скамейку, небрежно ставила ножки на склоненные головы двух рабов. В это время другие двое спешили снять с нее туфельки на высоких каблуках и надеть на ее ножки кеды. При этом Сюзанна ни на минуту не выпускала из рук плетки, как символа власти.
В течение всего учебного дня четыре ее раба были прикованы у дверей аудитории на четыре цепи. Если хозяйка получала на уроке не устраивавшую ее оценку, на перемене все они получали по первое число. Остальные двое в течение учебного дня оставались при коляске, в которую были впряжены.
Следует отметить, что в последнее время в Мегаполисе стало особым шиком на небольших расстояниях ездить либо на лошадях, либо на людях. Ученые пропагандировали последний вид транспорта, как самый экологически чистый. Ведь люди, в отличие от лошадей, даже не оставляли грязи на дороге.
Ездить на людях было особо модно, возможно, и еще по одной причине. В последние годы цены на рабов подскочили. Ведь их приток заметно уменьшился. Все больше захваченных в диких землях варваров успевали покончить с собой до обращения в рабство.
Потому вдвойне ценным было обещание Агнии Афродитской подарить пасынку на девятнадцатилетие одну из самых дорогих невольниц Мегаполиса. Но лишь с условием, что он исправит двойку по математике.
Ник, предвкушая наслаждение, засел за книги.
В конце семестра он с горем пополам получил за итоговую контрольную работу тройку с минусом.
2. Тайна ученой дамы
София Пифагоровна Ураньева в свои двадцать девять лет была доктором физико-математических наук и магистром астрономии. Не смотря на столь молодой возраст, она успешно возглавляла физико-математический факультет в Мегапольском университете.
Однако каждый, кто хоть раз взглянул на эту барышню, не удивлялся ее успехам. Весь вид Софии Пифагоровны говорил о том, что эта женщина создана отнюдь не для светской жизни. Маленькая, угловатая, в больших круглых очках, с гладко зачесанными волосами и всегда отрешенным взглядом, одетая по моде тридцатилетней давности. В ней не было ни малейшего намека не только на женское кокетство, но на какое бы то ни было внимание к своей внешности. Разве не так должна выглядеть ученая, отдающая всю себя без остатка науке?
А София Пифагоровна действительно жила своими формулами. Она воодушевлялась размышлениями о математической бесконечности, внимательно наблюдала в телескоп лунные затмения и всевозможные парады планет, пытливо стремилась к новым открытиям.
Однако все это она делала отнюдь не ради славы или денег. Ведь эту чудачку ничто не интересовало кроме науки. В науке заключалось все удовольствие ее жизни и сама жизнь.
Коллеги-ученые относились к Софии Пифагоровне с уважением, как к талантливому математику, физику и астроному. Но смотрели на нее с некоторым изумлением. Не могли понять такой отрешенности от всего земного и такой фанатичной преданности науке. Студенты побаивались Софию Пифагоровну, как принципиального экзаменатора.
Мало кто в университете знал, что профессор Ураньева – рабыня. Как известная ученая, она имела особое разрешение правительства Мегаполиса не носить рабский ошейник. Достаточно было тонкого браслета на запястье с инициалами владельца. Впрочем, и это единственное подтверждение социального статуса Софии Пифагоровны всегда было скрыто под манжетой блузы.
Как же рабыне удалось достичь таких высот? Она не приложила к достижению успеха ровно никаких усилий, кроме сил, отдаваемых любимому делу. Судьбу Софии предрешили ее врожденные способности.
Ее старый владелец обучал купленную на невольничьем рынке девочку со своими детьми, чтобы тем было веселее. Вдруг он заметил недюжинные способности маленькой рабыни. Тогда рабовладелец решил не скупиться и вложил деньги в обучение невольницы. Он предвидел, что это окупится сторицей. И не прогадал.
А его наследник уже не обращался с Софией Пифагоровной, как с рабыней. Он вообще с ней никак не обращался, потому что практически не видел ее. Разве что по телевизору в научно-популярных программах. Молодому человеку хватало сознания себя безраздельным владельцем известного на весь Мегаполис математика и получения каждый месяц солидного жалования Ураньевой.
Рабыне хозяин оставлял лишь самое необходимое на еду, одежду и книги. А на полученные за ее интеллектуальный труд деньги вполне безбедно жил, кутил, содержал большой дом с прислугой и несколькими рабынями для утех. Разумеется, эти его невольницы имели внешность отнюдь не Софии Пифагоровны.
Но вдруг в один миг настал конец беспечной жизни веселого гуляки и кутилы. Однажды он проиграл в рулетку все свое состояние. Пошли с молотка и дом, и все рабы, и все рабыни. И, конечно, самая ценная из них.
– Извини, дорогуша, так уж вышло, – растерянно пробормотал бывший хозяин, прощаясь с Софией Пифагоровной. – Думаю, на твоем положении это не отразится. Наверняка новые владельцы будут так же дорожить тобой. Ведь такие ученые в цене.
Данью уважения к ученой степени невольницы стало освобождение на аукционе от раздевания, обязательного для живого товара. Но и стоять перед многочисленной публикой в накрахмаленной белой блузе с большим бантом и кружевными манжетами, в непривычно короткой юбке и туфлях на непривычно высоких каблуках было мучительно. А требовалось еще улыбаться потенциальным покупателям. София Пифагоровна чувствовала себя куклой, выставленной в витрине.
Разорение владельца и распродажа его имущества произошли скоропалительно. Университетское руководство и поклонники науки не успели даже опомниться, чтобы приобрести в собственность ценного математика.
Софию Пифагоровну купила неизвестная дама, приехавшая на аукцион инкогнито. Она тотчас же усадила свою живую покупку в автомобиль с тонированными стеклами и увезла в неизвестном направлении.
Всю дорогу загадочная дама почти не разговаривала с Софией Пифагоровной. Однако новая хозяйка обращалась с барышней-математиком с должным уважением, как и подобает обращаться с профессором университета. Так же вели себя и другие люди, сопровождавшие их в машине и встречавшие затем в большом роскошном доме.
Очнулась София Пифагоровна и начала осознавать свое новое положение чуть позже. Она вдруг обнаружила себя сидящей внутри клетки среди двух корзин с георгинами. Ученая дама знала, что в такие клетки принято помещать живые подарки, преподнося их к праздникам. Рабочие прикрепили к клетке огромный розовый бант, выключили в комнате свет и вышли.
София Пифагоровна осталась одна в темноте и напряженном ожидании неизвестно чего. Она не знала, сколько часов провела в этой тесной клетке.
Вдруг дверь в комнату резко распахнулась. В дверном проеме в полоске ударившего в глаза света стоял парнишка лет восемнадцати-девятнадцати в бейсболке, надетой задом наперед, и порезанных джинсах.
– Вау! Рабыня! – восторженно закричал он, увидав клетку с подарком.
София Пифагоровна содрогнулась.
3. Рабыня-подарок
Ник уже месяц жил в предвкушении подарка. Какой окажется его рабыня? Длинноногой блондинкой? Пышногрудой брюнеткой? Рыженькой очаровашкой?
Он влетел в комнату, где находился сюрприз. Но после первых секунд эйфории вдруг остановился, как вкопанный, перед подарочной клеткой. Недоуменно взглянул на вошедшего и включившего свет дворецкого.
– Что это за очкастое чучело?
– Это София Пифагоровна Ураньева, доктор физико-математических наук, профессор, – дал четкие пояснения дворецкий. – Теперь она – ваша собственность, господин Оркус.
– Агния! – вскричал взбешенный Ник и бросился к двери.
– Не трудитесь, Доминик Плутонарович, отыскать сейчас вашу матушку, – все так же невозмутимо остановил его на полпути дворецкий. – Мадам Агния уехала к подруге мадемуазель Милене.
– Понятно, – вздохнул Ник, – объяснений ждать не придется. Вечеринка у Милены затянется, как всегда, до утра. А, вернувшись, Агния завалится спать до следующего утра.
Меж тем дворецкий извлек подарок мачехи из клетки.
– Да, она же уродина! – продолжал возмущаться Ник, бесцеремонно ощупывая со всех сторон Софию Пифагоровну, по-хозяйски просовывая руку рабыне за пазуху и под подол. – Плоская, как доска! Ни сисек, ни задницы! Уберите это чучело с глаз моих! – Новоиспеченный рабовладелец пренебрежительно оттолкнул разочаровавший его живой подарок.
– Господин Оркус! – строго сказал дворецкий. – Ваша матушка приобрела вам рабыню не для развлечения, а для повышения вашего образования.
– Спасибо ей за это, Арсен, – со злой усмешкой проговорил Ник вслед важно уходящему слуге. – Передайте ей, что именно о такой выдре я и мечтал.
Самым обидным Нику виделось то, что его вполне законного возмущения никто не желал слышать. Мачеха предпочла исчезнуть.
А этот спесивый дворецкий… Эх, его даже выпороть нельзя! Он такой же свободный гражданин Мегаполиса, как сам Ник. Просто выполняет свою работу. А так бы хотелось сбить со слуги спесь!
Ник еще раз окинул презрительным взглядом полученный подарок, сплюнул и забрался с ногами в кресло, стоявшее в углу комнаты. Он капризно надул губки и отвернулся к стене, готовый разреветься, словно маленький.
Ник живо вообразил, как завтра ребята в колледже станут расспрашивать его о подарке мачехи. И ему будет не отвертеться от ответа. Придется показывать полученное чучело. Владелец такой рабыни станет предметом насмешек для целой округи.
София Пифагоровна в течение всего разговора ее нового хозяина со своим дворецким то краснела, то бледнела.
Хотя она и была главным предметом этого разговора, но чувствовала, что ее здесь словно нет. Нет, как личности. Ее обсуждали и разглядывали, будто неодушевленный предмет.
«А чего вы еще ждали, профессор? – мысленно спросила себя несчастная с горькой иронией. – Уважения к вашей ученой степени? Чуткости к глубине вашего внутреннего мира? Какое может быть уважение к рабыне?! Для свободных людей вы навсегда останетесь лишь вещью! Пусть вам из соображений собственной выгоды и позволяли какое-то время чувствовать себя уважаемым членом общества. Но вы ни на минуту не должны забывать, кто вы для них. В любой момент вы можете оказаться игрушкой в руках безмозглого кретина».
Сегодня впервые за двадцать девять лет ее жизни мужчина так приблизился к Софии Пифагоровне, коснулся ее тела. И это был даже не мужчина, а глупый, невоспитанный девятнадцатилетний мальчишка.
В юности София мечтала о том, что когда-нибудь и за ней будут ухаживать. Хотела услышать слова любви, подобные тем, что читала в стихах поэтов прошлого и позапрошлого веков. Но мечты ее не осуществились и постепенно забылись.
И вот, спустя годы, столь неожиданным и ужасным образом в ее жизнь входил эрос.
А весельчак Купидон меж тем невидимо сидел на шкафу и разглядывал заплаканные лица Софии Пифагоровны и Ника. Он пока не прицеливался. Нелепая ситуация его просто забавляла.
София Пифагоровна нервно крутила в руках «Памятку раба», врученную ей на невольничьем рынке. С возмущением ученая дама пробежала глазами все отвратительные правила поведения в присутствии господина.
Вдруг взгляд ее остановился на пункте, говорящем об участи раба, отвергнутого владельцем. София Пифагоровна дочитала до конца, не поверила своим глазам, перечитала вновь. И вдруг почувствовала, что волосы на всем ее теле шевелятся, руки немеют, ноги холодеют, а по ягодицам пробегают мурашки.
«Этого не может быть! Я не помню ни одного подобного случая… Однако, закон-то такой существует и в любой момент может быть выполнен».
Ученая дама снова посмотрела на юного мажора, в чьих руках сейчас была ее судьба. Тот, утонув в мягком кресле, болтал ногами и обиженно глядел в потолок.
«Пусть он глуп, – сказала себе София Пифагоровна, – дурно воспитан. Пусть такому, как он, никогда не стать студентом нашего университета, даже самым неуспевающим. Но… он же не чудовище, не зверь! Просто глупый мальчишка не сделает со мной такого! Надо постараться подобрать к нему ключик. Ведь я же умнее его!»
Конечно, унижаться перед умственно отсталым, по ее меркам, юнцом было особенно неприятно. Но перед лицом леденящей сердце угрозы не страшили никакие унижения.
София Пифагоровна еще раз внимательно изучила правила поведения раба. Затем опустилась на четвереньки и бесшумно поползла к ногам господина.
4. Избежать страшной участи отвергнутой рабыни
Ник сидел, погруженный в свои невеселые думы. Вдруг он ощутил, что его босой ноги коснулось что-то теплое и влажное. Посмотрел вниз и увидел склоненную у своих ног подаренную сегодня уродину. Та обхватила губами большой палец его ноги. Ник презрительно скривил губы и пнул ногой назойливую рабыню.
– Пошла прочь!
– Простите, господин, – чуть слышно промолвила София Пифагоровна, потупив взгляд. – Позвольте вашей недостойной рабыне сказать вам несколько слов. Всего несколько! Умоляю! Это займет лишь минуту вашего драгоценного времени.
– Ну, чё там у тебя? – нехотя проворчал Ник. – Ну, давай, тока быстро.
– Великий господин, – начала София Пифагоровна, – ваша бедная рабыня понимает, что не достойна пребывания у ваших ног. Что своим непривлекательным видом не может услаждать ваших взоров. Простите великодушно!
Нику понравилась витиеватая фраза рабыни. Хотя он и мало что понял из сказанных слов, но посмотрел чуть благосклоннее.
– Господин, – продолжала София Пифагоровна, – если вы отвергните вашу вещь, несчастную ждет ужасная участь. По законам Мегаполиса отвергнутую рабыню заживо сожгут в медном быке на старой площади. Сжальтесь, господин!
София Пифагоровна уже не сдерживала своих чувств. Упав ниц перед юным господином, она зарыдала.
– Блин! – воскликнул Ник, вскочив. – Мачеха загнала меня в угол! Как не поверни – окажешься в дураках. Или терпеть возле себя уродину или стать последним негодяем! Завтра же все антирабовладельческие газеты будут писать о неслыханной жестокости богатого наследника. Для всех вокруг я стану хуже людоеда! Да и, вообще, сжечь заживо – это перебор. Брр! Ужас! Бред какой-то!
Ник снова посмотрел на дрожащую у его ног рабыню.
– Да, не бойся ты, чучело! – Он потрепал невзрачную невольницу по волосам, испортив аккуратную прическу. – Никто тут не собирается тебя сжигать. Что-нибудь придумаем! Может, подарю тебя кому-нибудь. – Он покровительственно похлопал рабыню по плечу.
В сущности, Ник был добрым малым, хотя и капризным. Его ни сколько не радовали такие ужасные страдания живого существа. Конечно, он мог бы дать рабу затрещину или отшлепать плеткой. Но что-то большее ужасало его самого.
– Спасибо, господин! – воскликнула София Пифагоровна.
В этот миг она была преисполнена благодарности к капризному мажору, называющему ее чучелом и уродиной.
Начиная вживаться в образ рабыни, она от радости снова поцеловала ногу юного господина. Вдруг вспомнила, что его это может разгневать, и пробормотала:
– Простите!
– Нет, нет, продолжай, – приказал Ник, протягивая к рабыне обе ноги. – Мне это нравится. Пока я никому тебя не подарил, хочу сам тобой попользоваться. И расскажи, как ты ублажала прежнего хозяина.
– В каком смысле, господин? – не поняла вопроса София Пифагоровна.
– Какими способами он тебя имел?
– Владел мной, как своим имуществом с правом полностью распоряжаться моей жизнью.
– Ну, это-то ясно, – засмеялся Ник. – Расскажи лучше, как он тебя трахал. Желательно со всеми подробностями.
– В каком смысле «трахал»? – Интеллигентная ученая барышня не сразу поняла этот сленг.
– Ну, ты и тупая!
– Вы изволили спросить, господин, состояла ли я в интимной связи с бывшим владельцем? – начала она догадываться о смысле его вопроса.
– Да, именно это я и изволил спросить. Только ты, рабыня, давай, не умничай! Отвечай прямо, трахал тебя бывший хозяин?
– Нет, конечно. – София Пифагоровна покраснела.
– Тогда на кой хрен ты ему была нужна?
– Я приносила ему деньги, на которые он покупал других рабынь.
– Идея! – воскликнул Ник. – Надо и мне так попробовать! Кстати, с этого дня ты делаешь за меня все контрольные и курсовые. А, может, – он немного задумался, – и для пацанов с моего курса постараешься. А они за это будут сдавать мне в аренду своих рабынь. Здорово я придумал?!
– Но, господин, – попыталась было возразить София Пифагоровна, – это же не принесет пользы ни одному из вас!
– А станешь мне перечить – отведаешь плетки. Хватит мне занудства мачехи и училок в колледже. Еще от собственной рабыни не хватало выслушивать…
– Простите, господин. – София Пифагоровна поклонилась до земли.
Рабыня боялась вновь прогневить юного господина. Хотя он и начал вдруг благоволить к ней, положение ее оставалось шатким.
– Ладно, на первый раз прощаю, – великодушно махнул рукой Ник. – А по случаю того, что мы все так классно придумали, я даже хочу тебя наградить.
Он подошел к подоконнику и взял стоявшую на нем тарелку с недоеденным кремовым пирожным.
– Во! Это тебе. Только я хочу, чтоб ты ела из моих рук, как мое собственное домашнее животное! А твои руки я свяжу за спиной. Так прикольнее!
Через несколько минут чумазая София Пифагоровна, стоя на коленях, слизывала остатки крема с Никовых рук.
– Правильно, как следует, руки оближи, – поощрял рабыню хозяин. – А то я не люблю их мыть.
София Пифагоровна представила, как, должно быть, смешно сейчас выглядит. «Хорошо еще, коллеги не видят, как доктор наук лижет руки умственно отсталому юнцу».
По щекам потекли слезы.
– Эй, ты чё? – спросил все более добреющий Ник, обняв Софию Пифагоровну за плечи. – Обижаешься, что я тебя чучелом назвал? Не знаешь разве? Рабам не положено обижаться! – Он на свой лад всеми силами пытался успокоить продолжавшую плакать невольницу. – Зайк, да ты не чучело и не уродина. Ну… просто не в моем вкусе. А кому-нибудь другому можешь очень даже понравиться.
– Я никогда никому не нравилась, как женщина, – призналась вдруг София Пифагоровна.
– А мне ты уже начинаешь нравиться, – признался Ник.
– Вы очень добры, мой господин.
Хозяин не заметил иронии в словах рабыни.
А невидимый Купидон беззвучно смеялся, потирая руки. Он уже успел отправить стрелы по назначению и наблюдал за началом их действия.
5. Благосклонный взгляд господина
– Разгляжу-ка я тебя получше. Может, и впрямь понравишься, – решил Ник и напустил на себя важный вид: – Так, рабыня, стала вон к той стене, повернулась, еще раз, прошлась по комнате. Теперь разделась. Я сказал, разделась! Живо! Хозяин желает видеть свою собственность! Разве не знаешь, рабыня, что твое тело принадлежит не тебе, а твоему хозяину? Все снимай. Да, да и белье, конечно. Что за дурацкие вопросы? Плетки захотела? Да, и очки тоже. Ну, вот и умница. Всегда будь такой послушной. Теперь – ко мне! Ближе! А теперь – стоять и не двигаться.
Ник первый раз в жизни увидел не на картинке и не на экране компьютера, а прямо перед собой обнаженное женское тело. Он изумленно вытаращил глаза. Потом рассмеялся от восторга и принялся разглядывать и трогать все, что давно мечтал разглядеть и потрогать. При этом он радостно восклицал:
– Моя рабынька, моя собственная! Все – мое!
Сгоравшая от стыда София стояла, испуганно сжавшись и вобрав голову в плечи. Она потупила взгляд и послушно опустила руки. Рабыня не смела не только загородить наготу рукой, но даже словом выразить свое неудовольствие. Только вздрагивала при особо резких прикосновениях к самым нежным и интимным участкам тела.
– Да, не бойся ты, больно не сделаю.
– Пожалуйста, господин! – пролепетала София. – Я так надеюсь на ваше милосердие!
– А на что тебе еще надеяться? – усмехнулся Ник, но стал прикасаться чуть нежнее. – Если хозяин не пожалеет, ничто уже не поможет.
– Но ведь господин пожалеет свою беззащитную рабыню? – Она подняла взгляд и с надеждой заглянула в карие глаза юного господина.
– Да, сказал же, больно не сделаю. Не хнычь и не дергайся. Стой смирно, как приказано.
– Слушаюсь, господин.
– Я ж тебя не бью и не мучаю. Вот и должна радоваться. Потискаю только тебя малость, поиграю с твоими прелестями. – Он обхватил ладонями маленькие груди рабыни, поиграл с ним, словно с двумя упругими мячиками. – Ты ведь моя игрушка.
– Получается так, господин. – София всхлипнула и сжала губы, боясь вновь расплакаться.
– Не бойся, зайк, – снова успокоил ее Ник, похлопывая по ягодицам, – Ник Оркус даже в детстве не ломал игрушек.
Пусть оказавшееся в его руках женское тело было далеко не таким безупречным, как тела моделей со страниц эротических журналов. Но оно было живым и всецело принадлежало ему, Нику Оркусу. Он мог сделать с этим телом все, чего бы только не пожелал. Хоть разрубить на мелкие кусочки. Беззащитность невольницы, ее трепет перед волей господина, абсолютная зависимость всей ее жизни от его мимолетного каприза тронули сердце избалованного юнца. Невзрачная дурнушка сделалась по-особому привлекательной в его глазах.
– Да, ты вроде и ничё, – снисходительно проговорил Ник. Осмотрев зубы, он начал внимательно, по-хозяйски разглядывать устройство гениталий своей новой собственности. – Вроде и, правда, не совсем уродина.
– Спасибо, господин.
– Во как у тебя тут все интересно устроено! С тобой, наверно, можно будет много чего проделывать.
– Как будет угодно господину, – пролепетала София, внутренне содрогаясь.
– Правильно, как мне, твоему повелителю, будет угодно. Не у тебя ж, рабыня, спрашивать, как тобой пользоваться.
– Да, господин, вы правы.
– Еще бы! Господин всегда прав.
– Да, господин.
– А ты вроде ничё рабынька. Хоть страшненькая, зато послушная. Может, из тебя еще выйдет толк.
– Спасибо, господин.
– Может, никому и не буду тебя дарить. Оставлю себе для развлечения.
– Спасибо, господин.
– Кстати, надо как-нибудь тебя назвать.
– Осмелюсь напомнить, господин, – решилась проговорить София, – у вашей рабыни уже есть имя.
– Чё-о?! – Ник строго посмотрел на нее. – Ты, правда, такая дура? А еще казалась умной рабыней. Неужели не знаешь, что только я, твой хозяин, могу решать, на какую кличку ты будешь отзываться. А пока что ты просто рабыня. Поняла?!
– Да, господин. Простите! – София Пифагоровна склонилась до земли у ног хозяина.
– Ладно, уж, прощаю. И кличку тебе подберу. С чем бы таким тебя сравнить? Ты ж совсем никакая! Серая мышь. Если б ты не сидела в такой нарядной подарочной клетке, я бы тебя и не заметил. Короче, – он взял ее за подбородок и насмешливо заглянул в серые глаза, усмехнувшись ее смущению, – будешь ты у меня Мышью. Так что, давай, благодари хозяина за оказанную тебе милость.
Рабыня снова склонилась и коснулась лбом ковра у хозяйских ног.
Теперь ученая дама чувствовала, что находится в руках не просто глупого юнца, а самого настоящего чудовища.
Но при этом она, к собственному удивлению, обнаруживала, что все еще жива. И не подвергается тем жутким истязаниям, о которых столько читала и слышала. А ведь от них не застрахован ни один невольник. София ежеминутно повторяла слова благодарности, теряя чувство реальности.
Неужели это все действительно происходит с ней? Неужели это она, девица строгих правил, стоит сейчас совершенно нагая перед парнем, которого видит впервые в жизни? Неужели он ее так бесцеремонно лапает? Неужели она, правда, благодарна этому юному негодяю за то, что он ее всего лишь унижает? Она не понимала, что с ней сейчас происходит.
– А чё это ты тут, Мышка, такая мокрая?! – воскликнул вдруг Ник, продолжая держать руку между ног рабыни. И тотчас же догадался: – Да, ты это… возбудилась! Ха-ха-ха! – Он расхохотался. – Ах, ты шлюшка!
София густо покраснела и ниже опустила голову.
– Скажи, Мышь, тебе нравится, как я с тобой играю? А? – Он снова игриво похлопал ее по бедрам.
– Простите, господин!
– Здесь прощать нечего. Рабыня и должна любить руки хозяина.
– В ваших руках – моя жизнь, – промолвила она.
– Ты попала в хорошие руки, детка! – Он ласково потрепал Софию по щеке.
6. Первый день в рабстве
– А вот прежний хозяин, вижу, тобой, ну, во-ааще не занимался! – сказал вдруг Ник. – Даже ошейник не мог на тебя надеть. А какая же ты рабыня без ошейника? Но не волнуйся, зай, я это дело исправлю. – Он достал из комода несколько разных ошейников. – Во, гляди, их еще мой батя на своих рабынь надевал. А уж он-то знал толк в невольницах! Лучших красавиц со всего света привозил. Ну, вот, пожалуй, этот выберу. Вроде крепкий. – Юный рабовладелец взял самый блестящий тонкий металлический ошейник. – Смотри, тут дракон выгравирован и буквы на нем: «Оркус». Это – наш фамильный герб. Вишь, какой у тебя добрый новый хозяин! Удостоил тебя ошейника со своим личным гербом! Так что гордись, детка! Ты теперь принадлежишь одному из самых знатных и богатых людей Мегаполиса!
– Благодарю вас, великий господин, за такое внимание к вашей ничтожной рабыне.
Даже эту напыщенно-раболепную фразу Софии Ник воспринял всерьез. Он полагал, что поклоняться господам для рабов так же естественно, как дышать.
– На колени, рабыня!
Юный господин торжественно надел на коленопреклоненную рабыню металлический ошейник. Замкнул маленький, но крепкий подвесной замок. Проверил его прочность. Демонстративно повесил ключ от него себе на пояс. Прикрепил к позолоченному кольцу на ошейнике тонкую, но довольно прочную стальную цепь, продолжавшуюся кожаным поводком. А конец поводка по-хозяйски намотал себе на руку.
– Ну, вот теперь ты похожа на рабыню из приличного дома, а не на бродяжку подзаборную!
– Спасибо, господин.
– Ну, так благодари, не стесняйся, целуй руки, ноги. Я ж разрешил.
Он снова вытащил обе ноги из тапок. Рабыня, склонившись, поцеловала сначала одну, затем другую.
Потом Ник дернул за поводок, поднял обнаженную Софию на ноги. Подвел ее к зеркальной дверце шкафа, приказал снова опуститься на колени. Самодовольно оглядел отражение хозяина и рабыни.
– Круто! Надо будет так сфоткаться!
В ту минуту София не узнавала себя. От прежней Софии Пифагоровны, уважаемой всеми ученой дамы, не осталось и следа. Она была раздавлена, втоптана в грязь, уничтожена. На ее месте появилось жалкое покорное животное, ползающее у ног капризного барчонка.
Как же не хотелось узнавать в этом презренном существе себя! Захотелось отстраниться от увиденного образа. Представить, будто все происходящее происходит не с тобой.
Ах, только бы никто не увидел ее сейчас и не узнал в униженной рабыне, ведомой хозяином на поводке, профессора Софию Ураньеву!
– Так, ошейник, как новенький, поводок крепкий… Теперь можно отправиться выгуливать рабыню по дому, – продолжал меж тем рассуждать Ник. Новоиспеченный рабовладелец не замечал, что его невольница побледнела от ужаса. – Пусть все видят, какой Ник Оркус важный господин! Настоящий укротитель рабынь! Кстати, плетку мне принеси. Она в третьем ящике комода. У настоящего хозяина должна быть плетка.
– Слушаюсь, господин.
Даже последний приказ напугал Софию не так, как предстоящий позор.
Что же делать? Куда ей теперь провалиться? Может, поспешить вскрыть себе вены? Но чем?
Вдруг в ящике комода рядом с плеткой невольница обнаружила еще один предмет, который мог бы сейчас ее спасти.
– Господин, вы позволите своей рабыне надеть это? – решилась она спросить.
– А, маску что ль? Да, надевай, – как бы невзначай кинул Ник. У Софии отлегло от сердца. – Рабыня в маске – это шикарно. Солидные господа из высшего общества часто надевают на своих рабов маски и водят их так на всяких там светских раутах. Нам еще в колледже это объясняли. Ну, типа, раб это – не личность. А потому лицо раба показывать в общественном месте вроде как неприлично. Лучше показать его голое тело. – Ник на минуту задумался. – Кстати, пока не решил, мне тебя голой вести или одетой. Ну-ка, еще раз повернись! Снова на тебя взгляну. Да, нет, конечно. – Он вздохнул. – Лучше уж не позориться. Ноги тощие, кривые. Были б хоть сиськи побольше.
Софию Пифагоровну передернуло от таких выражений. Зато следующая фраза обрадовала.
– Так и быть, разрешаю одеться.
– Спасибо, господин. Осмелюсь признаться, немного озябла.
– Ладно уж, ща согреешься.
А когда хозяин покровительственно накинул на плечи озябшей рабыни поверх ее одежды еще и свою куртку, София была ему благодарна по-настоящему. Она вновь на минуту поверила в доброту этого мажора.
Но в следующую минуту все началось заново.
– Запомни главное, – сказал Ник. – Каждое мое слово – для тебя закон. Поняла?
– Да, господин.
– Вот сейчас и проверю.
Весь вечер Ник бродил по огромному отцовскому дому, водя на поводке свою новую игрушку. Как бы невзначай он заглядывал то в кухню к поварам, то в прачечную, где служанки перебирали белье. То выбегал на крыльцо к стригущему розовые кусты садовнику. Затем, деловито намотав на руку невольничий поводок, прохаживался мимо охранников.