Читать онлайн Идеальный мир Антония Атропина бесплатно

Идеальный мир Антония Атропина

© Горос, 2023

ISBN 978-5-0060-4433-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Спящая красавица

Они впервые встретились в поезде Москва – Санкт-Петербург.

Катя утрамбовала свой баул под нижней полкой и с трудом втиснула свое огромное тело между сиденьем и столиком. Отдышалась. С улыбкой взглянула в окно на переполненный спешащими людьми ночной столичный перрон. Саша в это время ругалась в купе неподалеку. Конфликт протекал так громко, что о его причинах знал уже весь вагон. Бой шел за право обладания нижней полкой, которую, по утверждению Саши, незаконно оккупировал какой-то мужик. Как назло, несмотря на децибелы, каковых достиг ее визг, стоящий на перроне у двери вагона проводник почему-то не спешил вмешаться. Быть может, был занят другим скандальным пассажиром. Тогда Катя выбралась с насиженного места и поспешила в сторону «горячей точки».

Это походило на схватку пантеры с буйволом. Худенькая черноволосая Саша стояла в стойке разъяренной кошки, едва ли не выгибая спину. Она требовала немедленно освободить ее законное место, время от времени подтверждая свои притязания, тыча длинным алым ногтем то в свой билет, то на прикрепленную к стене купе черно-белую циферку. Ее оппонент – двухметровый лысый бугай с пивным брюхом, выпирающим из-под белой майки, – лишь равнодушно кивал и, помахивая своим билетом, невозмутимо вещал, что это его место и никуда он не уйдет. К моменту появления Кати пантера уже готова была броситься в рукопашную, а глаза невозмутимого буйвола все больше наливались кровью. Остальные пассажиры наблюдали молча и с явным любопытством, видимо предвкушая «хлеба и зрелищ».

– Простите, девушка, можно взглянуть на ваш билет? – спросила Катя.

Саша встретила эту просьбу воинственным взглядом. Но, увидев дружелюбную улыбку, несколько смягчилась и протянула зажатую в кулаке мятую бумажку.

– Ой, так у вас другое купе! – воскликнула Катя. – Место как раз около моего!

– Что значит «другое»? – Саша растерянно захлопала длинными ресницами. – У меня же в билете стоит номер из этой плацкарты!

– Ну, во-первых, не плацкарты, а купе, – ответила Катя. – Плацкарта – это квитанция с указанием места, а сами кабинки называются купе. Я читала об этом. Хотя все думают, что…

– Во-вторых? – перебила «воинственная пантера».

– А во-вторых, видите эти цифры? Это – номера полок. А те, на которые указывали вы, означают сидячие места.

– Да? – Саша угрюмо взглянула на цифры. – Кто бы мог подумать…

– Извините, пожалуйста. – Катя примирительно улыбнулась буйволу в майке. – Девушка просто ошиблась. Не сердитесь на нее, а?

– Да ладно, всякое бывает… – Тот пожал плечами, превращаясь из свирепого Минотавра в доброго Винни Пуха.

– Давайте я покажу вам ваше место, – сказала Катя Саше.

Та гордо отбросила назад растрепавшуюся черную челку и, заявив: «Понапишут цифр, а людям потом разбирайся…», с видом триумфатора направилась вслед за Катей, словно колесницу, увлекая за собой чемодан на колесиках. Едва уселись на места, поезд вздрогнул и ночной перрон за окошком поплыл вправо.

– Поехали! – захлопала в ладоши Катя. – Даже не верится, что через каких-то восемь часов мы будем в Питере!

– Да уж поскорей бы, – вздохнула Саша. – Задолбалась уже трястись в этих потных вагонах.

– Давно едешь?

– Уже часов шестнадцать отмотала. После такого путешествия возненавидишь поезда на всю оставшуюся жизнь. Говорили мне, надо было напрямую в Санкт-Петербург билет брать. Так нет же, захотела еще в столице тусануться. Думала, у тетки переночую. А та разнылась: мол, внуков укладывать некуда, а тут ты еще…

– И что же, выгнала?

– Оставила. Да только с такой миной, будто я у нее год на халяву жить собралась. Свинья! А я там даже постель не расстелила: вещи кинула – и в ночной клуб. Вернулась к вечеру следующего дня – и сразу на вокзал.

– Я, к сожалению, в Москве толком и не побыла, – мечтательно вздохнула Катя. – Хотя так хотелось посмотреть: Красная площадь, Кремль, ВДНХ, Чистые пруды… Слышала, что «чистыми» эти пруды назвали после того, как их приказал вычистить друг Петра Первого князь Меншиков. Интересно, правда?.. Мой поезд на Ярославский пришел, а через час уже отправление с Ленинградского. Все что успела увидеть, – два перрона. Но я в Питер надолго, так что будет еще время и в Москву сгонять. В принципе, за неделю пути у меня и так впечатлений масса: тайга, сопки, Байкал, Уральские горы, десятки знаменитых городов… Красота!

Саша не слушала. Она достала из сумочки косметичку и пыталась при тусклом свете вагонной лампы подправить на своем миловидном личике и без того безупречный макияж. Убрав косметичку, она извлекла из сумочки маленькую бутылочку с оранжевой жидкостью. Подняла ее вверх, словно произнося тост, и сделала глоток прямо из горлышка.

– Традиция, – ответила она на удивленный взгляд Кати. – Каждый раз поднимаю «бокал», как только появляется возможность выбраться из своего гадюшника – родной деревни. Будешь? Это коньяк.

– Не-а, я не пью, – дернула плечами Катя. А потом, подумав, заговорщицки прищурилась и махнула рукой: – А, давай по чуть-чуть! В жизни ведь все нужно попробовать…

Она сделала небольшой глоток и сморщилась.

– Какая гадость! И чего люди в нем находят?

– Понимание вкуса приходит со временем! – деловито заявила Саша.

– Не знаю, не знаю. Может, и так, хотя и не во всем. Вот я, сколько ни любовалась на «Черный квадрат», так ничего и не высмотрела. При том, что многие утверждают, будто это шедевр. По мне – так просто черная геометрическая фигура, не более того. Невольно поверишь версии, что Малевич изначально писал совершенно другую картину, но не успевал закончить в срок, а потому просто замазал ее черной краской, будто бы так и задумывалось. Хотя, может, я не поняла ничего оттого, что картину в журнале рассматривала, а не в музее… Кстати, у меня же к коньяку закуска есть!

Катя подняла полку, распахнула клетчатый баул и принялась вынимать из него какие-то припасы: булочки, копченый окорочок в пакетике, вареную картошку в эмалированной мисочке… Саша смотрела на все это со смесью удивления и презрения.

– Кто же коньяк закусывает? – воскликнула она. – Это же не водка!

– Ах, ну да, – смутилась Катя. – Что-то я сразу не сообразила. Вот если бы тут был, например, лимон или шоколад… А французы, говорят, придерживаются такого правила: сначала кофе, потом коньяк, и в довершение выкурить сигарету. Правда, я не курю…

– И откуда это ты все знаешь? – саркастически заметила Саша.

– Да так, как-то само собой… Читаю много, – ответила та. – Но ты все равно угощайся.

– У меня строгая диета.

– А вот я поесть очень люблю!

От Кати не ускользнула с трудом сдерживаемая Сашей улыбка.

– Ты, наверное, хотела сказать: «По тебе оно и видно»? Да?

– Нет, что ты…

– Да я вовсе не обижаюсь. – Катя добродушно махнула рукой. – Что ж тут поделаешь, если я по природе такая крупная уродилась? Конечно же, я люблю поесть! Но раз уж ты не будешь, то и я тебя дразнить не стану.

И она сгребла свой провиант обратно в сумку.

– Я в Питер впервые, – сообщила Катя, снова усевшись у окна. – Поступать еду. По профилю туризма. Хочу разные страны посмотреть и все такое… А ты?

– Просто потусоваться. Уже в третий раз еду. Там один молодой человек живет, вот и приглашает в гости.

– Жених?

Саша скривилась:

– Что ты? Просто знакомый. Хотя, он, наверное, был бы счастлив…

Она протянула Кате коньяк – та отрицательно мотнула головой. Саша поджала губы: мол, как хочешь, хозяин – барин, приподняла бутылку и вдруг задумалась. Какое-то время она смотрела в окно сквозь коньячную призму, затем сделала довольно большой глоток и тихо сказала:

– А ведь Антон меня буквально из могилы вытащил!

– Кто? Тот парень из Питера?

– Ага, он. – Саша печально взглянула на Катю. – Ну что, неплохо я выгляжу для ожившего трупа, а?

– Ты больше похожа на модель из глянцевого журнала, чем на зомби, – отметила Катя.

Саша покачала головой:

– Модель… А, быть может, я и есть самый настоящий зомби? Мерзкий, отвратительный зомби!

– Ты чего это? – Катя дружески тронула Сашу за руку. – Ты говоришь так, словно в чем-то себя обвиняешь.

– Виню?.. – хмыкнула Саша. – Может, и виню.

Она снова надолго отвернулась к окошку. На его черном экране яркими звездочками проносились подмосковные огни. Повисшую в вагоне тишину нарушали лишь ритм колес, бормотание засыпающих пассажиров и редкий храп.

– Мы с Антоном знакомы с детского сада, – сказала Саша, все так же глядя в окно. – Потом в школу вместе пошли, в один класс. Как же он меня тогда бесил!.. Дразнил, за косички дергал. Я домой возвращалась, заливаясь слезами, а папаша ходил в школу на разборки и грозил надрать Антону уши. А потом я вдруг поняла, что просто нравлюсь ему. Еще бы, я всегда была девочкой хорошенькой! Понял это и Антон, и наши отношения перешли, так сказать, на следующий этап: он таскал мой портфель из школы до дома, а дворовая детвора кричала нам вслед «жених и невеста». Постепенно дошло дело и до записочек с секретиками и глупенькими намеками. Конечно же, как девочке, мне его ухаживания очень нравились и льстили. Но с годами выяснилось, что Антон – жуткий скромняга. Когда все мои подружки уже вовсю целовались с парнями и сидели у них на коленках, у моего ухажера даже язык не поворачивался предложить мне «дружбу», как мы тогда это называли. Как останемся с ним наедине, так он краснеет, смотрит куда-то в потолок и молчит, а если откроет рот – мелет какую-то ахинею. И это вместо того, чтобы сказать, какая я красивая, как ему нравлюсь и тому подобное, что обычно говорят в таких случаях. В принципе, мне самой ничего не стоило перейти в наступление и самостоятельно перевести отношения в более взрослое русло. Прижалась бы к нему в темном углу – поцеловал бы как миленький, куда бы делся!.. Да только меня начали раздражать его застенчивость и нерешительность. Тем более вокруг меня вился целый рой симпатичных парней. Когда я была в восьмом классе, один только мой взгляд буквально убивал старшеклассников наповал. На дискотеках парни в очередь выстраивались в надежде пригласить меня на медленный танец, а домой я шла с эскортом. До меня регулярно доходили слухи, что кто-то от кого-то получил в нос из-за меня. Столько крови пролилось!.. Но я была строга в своем выборе и отдала предпочтение самому красивому мальчику в нашем классе – Сереже Ковалеву. Да иначе и быть не могло: папа Сережи держал сеть магазинов, и у сына всегда было все самое лучшее – как шмотки, так и оценки (даже представить не могу, сколько добра его папаша в школу перетаскал ради этого). Вполне логично, что Сережа заполучил и лучшую девушку – то есть меня. Антон, конечно, не оставлял попыток вернуть мое расположение, за что неоднократно был бит приятелями моего парня. Мне было отчасти жаль его, но что я могла поделать? Да я почти и не думала об этом. В общем, жизнь у меня складывалась прекрасно, пока…

Саша умолкла. Взяв бутылочку с коньяком, она снова долго вглядывалась в рыжую жидкость, а потом сделала большой глоток и продолжила:

– Я давно чувствовала, что со мной что-то не так, но списывала свое болезненное состояние то на нервы, то на простуду, то на похмелье. Но однажды мать все-таки настояла на том, чтобы я прошла обследование. Я согласилась. Оказалось – рак! Причем уже серьезной стадии. Представь, в моем-то возрасте! Это в один миг перечеркнуло все. Жизненные планы, мечты, учеба – все потеряло смысл. Толку что-то делать, если знаешь, что через месяц-другой тебя не станет? Более того, как мы с родителями ни пытались скрыть эту кошмарную новость, она мгновенно просочилась за пределы квартиры, а потом и в стены школы. Я оставалась все той же красавицей, но от меня стали шарахаться, как от прокаженной. Нет, все старались делать вид, будто ничего не произошло, и поддерживали со мной видимость нормальных отношений. Знаю, что классная руководительница даже провела с одноклассниками беседу о том, что нужно быть отзывчивыми к чужому горю. Но теперь это и была именно отзывчивость, а не дружба! Я постоянно чувствовала эти взгляды, полные жалости и страха. Я и сама стала опасаться идти на контакт, думая: а вдруг я заразна? И я постоянно искала оправдания Сереже, который перестал даже смотреть в мою сторону.

«Он – красивый парень. У него будущее впереди. Для чего ему я, которая, по самым утешающим прогнозам врачей, проживет максимум пару лет?» – размышляла я.

А потом начались сеансы химиотерапии, которые и вовсе превратили меня в уродину. Родители настаивали, чтобы я продолжала ходить в школу: хоть учеба не имела больше смысла, это типа отвлекало меня от мрачных мыслей. Хорошенький способ отвлечь обреченную, отправив туда, где жизнь бьет ключом! К тому же, если у старшеклассников при моем появлении хватало благоразумия опускать взгляд и не высказывать вслух свои мысли, малолетки обрушились на меня со всей своей детской жестокостью. Только представь, каково это слышать в спину что-то вроде: «Лысая, лысая!..» И тогда я решила: в школу больше ни ногой! Я заперлась дома, смирилась – ждала своего часа в четырех стенах. Ко мне изредка заходили подруги, с каждым днем все реже. Пару раз под командованием учителя меня явился проведать весь класс, правда, Сережи Ковалева не было. Он вообще забыл ко мне дорогу. И, пожалуй, единственный, кто навещал меня каждый день и до поздней ночи просиживал рядом, – Антон.

Он таскал мне фрукты и конфеты, на тумбочке у моей кровати всегда стоял букет свежих полевых цветов. Он был все так же робок и часами мог просидеть у моей постели, не проронив ни слова, но теперь мне было приятно даже его молчание. Но больше всего мне нравилось, когда он говорил. Это были обещания: он клялся непременно найти способ вылечить меня. Сыпал какими-то медицинскими терминами, рассказывал про какие-то достижения в науке и называл зарубежные центры, где «такое давно уже лечат, как простуду». Я понимала, что это все сказки, а если даже такие болезни правда лечат, наш бедный семейный бюджет не способен потянуть и крохотной доли, необходимой для лечения суммы. Но меня успокаивали эти сказки. Когда он говорил, я начинала верить ему, и это снова вдыхало в меня жизнь. Впрочем, Антон не врал. Сам он искренне верил, что может изменить мою судьбу. До меня даже дошли слухи, что он подрабатывает грузчиком у папаши Ковалева в свободные от школы и сидения со мной часы – надеется заработать на мое лечение.

Шли месяцы, и рак беспощадно убивал меня. В очередной раз, подержав меня в больнице и проведя необходимые сеансы, врачи, наконец, сдались и отпустили меня домой. Я поняла – умирать. Антон забросил школу и приходил ко мне, валясь с ног от усталости. Он работал на износ. Хотя по беспомощному выражению его лица я догадывалась, что и он начал сдаваться, осознавать безнадежность ситуации. И все же продолжал твердить мне об исцелении.

Помню, я как-то сказала ему:

«Бабушка рассказывает, что в раю – как в сказке. Там все прекрасно: и природа, и дома, и люди. Антон, как ты думаешь, а я после смерти буду жить как в сказке? Или таких уродин, какой я стала, в рай не берут?»

«Ты – ангел! – ответил Антон, целуя мои мокрые от слез щеки. – А ангелам место в раю. Только ты не умрешь! Хочешь жить как в сказке? Будет так! Но не на небесах, а здесь – на земле! Ради тебя я все сделаю! Только живи, милая! Только живи!»

И он рассказывал мне всякие небылицы: о городах, где все дома – как сказочные замки, а люди, что в них живут, – неописуемо красивы, я же среди них – принцесса.

«Я спасу тебя! – при этом уверенно заявлял он. – Слышишь, Сашенька? Спасу! Ты еще увидишь рай на земле!..»

Как же мне хотелось ему верить! Однако с каждым мгновением мне становилось все хуже. Счет уже пошел не на месяцы, а на дни. Я с трудом поднималась с постели, задыхалась. На измученных лицах родных я видела ожидание неизбежного. В какой-то момент я потеряла сознание и, очнувшись, обнаружила дома священника. Видимо, родные решили, что конец настал, и привели его отпевать усопшую. Увидев, что я жива, священник сконфуженно меня исповедал и ушел, готовый вернуться по первому же зову.

«Видимо, все», – помню, прошептала я сжимавшему мою слабую бледную ладонь Антону.

«Нет, Сашенька! Что ты такое говоришь? Я обещал тебя вылечить и вылечу! – твердил он. – Потерпи. Я обязательно что-нибудь придумаю. Как же твой рай на земле и без тебя: сказочные города и прекрасные люди?»

«Молчи, слышишь! – перебила я его. – Молчи!»

И, притянув Антона к себе, я прижалась своими холодными губами к его, горячим. У него на глазах заблестели слезы. Слезы отчаяния. А к утру я умерла…

– Стоп! Что значит «умерла»? – удивленно воскликнула Катя.

– То и значит, – без доли шутки ответила Саша. – К утру Антон обнимал мой холодный труп.

– Как же ты могла умереть? Ты же вот, передо мной, жива, как говорится, и невредима.

– Не знаю как. Но тогда я точно была мертва. Есть даже заключение о смерти. Я более суток официально считалась мертвой. А о том, что произошло в течение этих суток, я знаю лишь по рассказам и…

– И?

– Да это так, ерунда, – отмахнулась Саша. – Скорее, приснилось уже потом. Может, чего-то я сама выдумала. Или привиделось в бреду.

– И все же, что ты видела? – с любопытством настаивала Катя. – Расскажи!

– Слышала когда-нибудь о выходе души из тела?

– Ну да. Черный коридор, свет в конце тоннеля и все такое…

– Ну, сама я не очень-то верю в подобную чушь, – поморщилась Саша. – У меня не было никаких сияний и черных коридоров… И все-таки мне кажется, будто я помню все, что происходило вокруг меня, и даже за пределами комнаты, в которой я лежала… В смысле, мое мертвое тело. Я помню, как побледнел Антон, когда понял, что произошло. Он долго сидел возле кровати, опустив голову, а потом резко встал и вышел из комнаты. Когда его увидели мои родные, им не пришлось ничего объяснять. У него было такое бледное и испуганное лицо, что они все поняли без слов. У матери случилась истерика, отец побежал в комнату, принялся трясти меня. А Антон ушел. Кажется, он отправился куда-то далеко за поселок, туда, где находятся военные полигоны. Я же следовала за ним, видела его как бы со стороны… Он до сумерек бродил там один, затем ушел в поле, упал на траву и долго лежал, рыдая и колотя кулаками землю.

«Почему? – кричал он. – Почему?!.»

А потом поднял перекошенное злобой лицо к небу и заорал:

«Кто бы ты там ни был, если ты есть, дай мне сил спасти ее! Дай силы не позволять, чтобы такое случалось на свете!..»

И представляешь, в этот момент вспыхнул яркий свет!

– Фантастика! – завороженно прошептала Катя.

– Нет, это не то, что ты подумала, – горько усмехнулась Саша. – Это не облака разверзлись, и не ангелы спустились с небес. Это мощные прожекторы ударили по полю. А в следующий миг округа наполнилась каким-то тонким и пронзительным свистом, по траве и кустам фейерверком заискрились электрические разряды. Антон скорчился на земле от боли, сдавив виски кулаками, бешеными вылезающими из орбит глазами глядя в черное небо. Его затрясло, как на электрическом стуле, он извивался, из носа и ушей хлынула кровь, скрюченные пальцы беспомощно рвали траву…

И вдруг свет погас, а в обрушившейся на округу темноте раздался пронзительный крик:

«Какого хрена гражданский делает на полигоне? Куда смотрело оцепление?..»

Отовсюду набежали люди в военной форме и с автоматами. Похоже, там проводили какие-то секретные испытания. К потерявшему сознание Антону бросились солдаты, закинули его на носилки, и спустя полчаса он уже мчался на машине в армейский госпиталь. Все это время я была рядом. Я осознала: еще немного – и Антону конец. И мне так обидно стало оттого, что все это из-за меня. Ведь если б не моя смерть, разве пошел бы он в то поле? «Неужели мало одной смерти в этот день?» – с отчаянием думала я. Мне сильно-сильно хотелось ему помочь…

«Гляди-ка, жив!» – воскликнул вдруг врач.

Антон распахнул глаза и сел, с недоумением глядя по сторонам.

«Счастливчик! Я уж думал, кранты… – покачал головой второй врач. – В рубашке родился парень!»

Когда машина подъехала к госпиталю, Антон чувствовал себя так, словно ничего не произошло. Дежурный санитар осмотрел его, пожал плечами, но на всякий случай оставил пациента в госпитале до утра, не забыв позвонить и успокоить его родителей. А утром стали происходить просто невероятные вещи.

Антон проснулся на больничной койке из-за царящего в палате переполоха. Врачи бегали, что-то громко обсуждали. Прислушавшись, он понял лишь, что все пациенты госпиталя за ночь каким-то таинственным образом исцелились: не осталось ни одного больного! Какой-то мужчина в белом халате восторженно вещал о том, что он сам лично видел у одного солдата-срочника шрам после удаления аппендицита, а теперь его нет – как не бывало! Антона все это не заинтересовало. Во-первых, он не верил в мистику – лишь в науку – и считал, что всему есть логическое объяснение. А во-вторых, тогда его волновала судьба только одного человека – той, которую он так и не смог спасти. Он отпросился домой. Врачи разрешили ему уйти, даже не подумав, что отпускают главного виновника произошедших в госпитале чудес.

Не подозревал этого и Антон. Он не спеша добрел до нашего района и стал на перекрестке, соображая, куда пойти: сразу ко мне или сначала сходить домой. Спешить-то уже было незачем. Он опоздал еще вчера. В этот момент на него сел комар и впился в руку своим кровожадным хоботком. Антон хлопнул по нему ладонью, подцепил пальцами раздавленное тельце и поднес к глазам. И каково же было его удивление, когда через мгновение комар вдруг дернулся и абсолютно невредимый взмыл в небо. Антон ошарашенно смотрел ему вслед. Он решил повторить эксперимент, но ни одно насекомое не рискнуло сесть на его вытянутую руку. Тогда он пошел к ближайшему подъезду и на окне лестничной площадки обнаружил потенциальную жертву – бегающую по стеклу муху. Антон ловко поймал ее, раздавил, положил на подоконник и принялся наблюдать. Ничего не произошло.

«По-моему, у меня начался бред наяву», – сказал Антон и разочарованно толкнул муху пальцем. Та вдруг заработала крыльями и снова заскользила по стеклу.

Вот тут-то Антон, похоже, и связал эти чудеса с событиями, произошедшими в госпитале. Он снова выскочил на улицу и решил отыскать пациента посерьезнее. Взгляд его упал на бредущую вдоль забора хромую подранную дворнягу. Антон помчался к ней, от всего сердца желая обрушить на нее свое милосердие. Дворняга не поняла благородного позыва, и, едва он протянул к ней руку, тут же вцепилась в нее зубами, после чего дала деру, опасаясь людского возмездия. Антон остался стоять, постанывая и прижимая к груди окровавленную ладонь. Но когда взглянул на нее через минуту, от раны не осталось и следа.

Больше Антон не сомневался, в какую сторону бежать. Ворвавшись ко мне домой, он встретил суровые взгляды моих родителей. Те опешили, увидев его улыбку. И все же, помня заботу Антона обо мне, пустили его к телу. Меня не стали увозить в морг, а, раскрыв окошки, оставили до похорон в моей комнате. Антон опустился на колени у кровати, взял меня за руку.

«Ну, давай же! Давай!..» – шептал он.

Стоя призраком за его спиной, я словно чувствовала странное разливающееся тепло. Но с моим лежащим на кровати телом ничего не происходило. Антон дышал на ладони, гладил мои щеки.

«У парня нервы сдали», – сочувственно сказал мой отец и попытался увести Антона.

Но тот продолжал цепляться за меня, трясти. До тех пор, пока отец силой не оттащил его.

И вдруг мир вокруг меня словно перевернулся. Я ощутила холод и жуткую тяжесть в груди и, раскрыв глаза, поняла, что снова стала собой, что нахожусь в собственном теле. По квартире прокатился мамин вопль: впервые слышала, чтобы таким жутким криком выражалась радость. Я привстала и тут же оказалась в объятиях родных. Антон стоял в стороне и со счастливой улыбкой смотрел на меня.

– Невероятно! – прошептала Катя.

– Не веришь? – испуганно взглянула на нее Саша.

– Я верю! Верю! – быстро проговорила та.

– Я бы и сама не поверила, если б на себе не испытала. Вообще, я никому раньше об этом не рассказывала. Даже не знаю, почему тебе захотела…

– А что было потом? – с нетерпением спросила Катя.

– Потом? – Саша пожала плечами. – Потом я быстро пошла на поправку. Врачи поразились моему воскрешению и после обследования объявили, что я полностью здорова. «Мистика какая-то», – только и развел руками главврач областной больницы. Через месяц я снова пошла в школу. Мне даже разрешили остаться в родном классе при условии, что я освою упущенный материал…

– А что Антон?

– Он стал местной знаменитостью. О нем написали в газете, показали по областному каналу, и в поселок хлынули толпы страждущих. Кое-кому он, по-моему, даже помог. Но так, как со мной, у него больше ни с кем не получилось. Видимо, дело было в личной заинтересованности. Школу он практически забросил, и мы почти не виделись.

– А что ты?

– У меня началась прежняя жизнь. О моей болезни быстро позабыли – более того, с прежними подругами у нас эта тема стала своего рода табу. Я снова похорошела, волосы отросли, и за мной, как и раньше, образовался хвост из женихов. И я снова начала встречаться с Сережей Ковалевым.

– А как же Антон?

– При чем тут Антон? Я, конечно, благодарна ему за то, что он меня спас. Но я ведь ему ничего не обещала. Ведь так? Мы с ним разные люди, у нас разная жизнь и разные цели. Он – скучный скромняга, я же совершенно не о таком принце мечтала. К тому же спасал он меня от чистого сердца, а вовсе не потому, чтобы обязать стать своей подружкой. Согласна? В общем, мы с ним после этого почти не общались. Кое-как окончив девятый класс, Антон и вовсе вдруг бросил школу, заявив, что, раз он обрел такой талант, нужно использовать его во благо человечества, и уехал в Питер…

– А ты? – разочарованно спросила Катя.

– Он часто писал, приглашал в гости. После окончания школы я съездила к нему, побыла недельку. Чего не съездить, раз приглашает? Тут ведь ничего такого нет… Тем более с Ковалевым мы все равно тогда расстались. В Питере Антон работал в какой-то шарашке, занимался нетрадиционной медициной или чем-то в этом роде. Потом он пригласил меня встретить в Северной столице Новый год. А теперь вот я решила совсем туда перебраться.

– Так, значит, вы с ним все-таки вместе?

– Ты что? Нет, конечно! – усмехнулась Саша. – Просто подумала: сколько можно пропадать в нашей глуши? Сплошная грязь и люди-уроды. Тем более если в Питере есть у кого остановиться…

– А вот мне в нашей глуши очень нравится, – вздохнула Катя.

– Отчего же тогда уехала?

– Мир решила повидать. Вокруг ведь столько всего интересного!

– Ну что ж, удачи тебе. – Саша залпом допила остатки коньяка, с сожалением посмотрела на пустую бутылочку и сунула ее в щель между полкой и стенкой. – Что-то заболтались мы с тобой. Время уже второй час ночи. Давай-ка лучше спать.

Она молча расстелила постель, завернулась в простынку и мгновенно уснула. Катя же долго лежала, глядя в потолок. Порой она закрывала глаза, и на ее лице появлялась мечтательная улыбка. «Бывает же у кого-то такая любовь! И почему некоторые ее не ценят?» Она представляла себе Антона – почему-то высоким атлетически сложенным темноволосым красавцем, одетым в костюм дворянина XVI века, словно сошедшего со страниц Шекспира, и Александру – даму в белом пышном платье с надменным лицом Снежной королевы. «А если б на ее месте была я? Ни за что бы не упустила своего счастья!.. Эх, мечты, мечты…»

2. Интересный экземпляр

Катя заснула лишь под утро. Однако вскоре ее разбудил голос проводника, сообщившего о том, что поезд прибывает в Санкт-Петербург, и порекомендовавшего до начала санитарной зоны посетить туалет.

Саши на месте не оказалось. Катя взяла полотенце и, последовав совету проводника, пристроилась в конец длиннющей тянущейся от двери туалета очереди. Расположение духа у ожидающих оказалось довольно нервозным, и вскоре стали ясны причины такого настроения. Уже позади Кати пристроилось несколько человек, а очередь не продвинулась даже на полкорпуса в сторону цели. Люди роптали. Кто-то приплясывал от нетерпения. Некоторые разочарованно покинули строй. Самые активные договорились с проводниками, те открыли второй туалет, и часть очереди дезертировала туда. Наконец, появилась виновница задержки.

– Девушка, разве так можно? Другим ведь тоже нужно себя в порядок привести, – хмуро заметила какая-то женщина. – Это же надо, на целый час заняла!

– На сколько нужно, на столько и заняла, – огрызнулась появившаяся из туалета Саша. – Нет такого закона, регламентирующего время посещения сортира.

– Но о людях же нужно думать! Совесть-то надо иметь!

– Вам надо – вы и имейте, – бросила Саша через плечо.

Она прошествовала по вагону под сердитыми взглядами пассажиров, уселась на свое место, достала косметичку и принялась водить черной кисточкой по ресницам. Умывшись, Катя застала Сашу за тем же занятием. Та не обратила на нее никакого внимания, словно они не были знакомы, и не проронила в ее адрес ни слова. Единственными звуками, которые издала Саша, были ядовитые стоны и резкие эпитеты в адрес вздрагивающего поезда. Лишь когда за окном замелькали питерские виды, Саша вдруг обратила на Катю взгляд своих прекрасных черных глаз и сказала:

– Слушай. По поводу того, что я тебе вчера наговорила… Не бери в голову. На меня так, иногда накатывает. Довольно редко.

– Да ладно. – Катя мечтательно улыбнулась. – Я даже отчасти позавидовала.

– Чему?

– Ну как… Такая романтика!

– Тоже мне романтика – в деревне среди навоза, – скривилась Саша. – На яхте у побережья с миллиардером – вот это романтика! Но чтобы такое получить, надо уметь хорошо себя продать.

– А как же любовь?

– Будут деньги – будет и любовь.

Саша бросила сердитый взгляд в окно:

– Когда уже приедет этот долбаный поезд?

– Ну а я бы еще столько же проехала, – вздохнула Катя.

– Что ж хорошего трястись в вонючих вагонах? – Саша удивленно взглянула на нее поверх зеркальца.

– Люблю путешествовать. Ведь в мире так много интересного! Хочу везде побывать, все увидеть, все узнать, все потрогать. Хочу знакомиться с интересными людьми, смотреть на экзотических животных, побывать в необычных местах… Вообще хочу прожить жизнь, как говорится, на полную катушку!..

– Да, в этом мы с тобой похожи, – перебила ее восторги Саша. – Я тоже хочу брать от жизни все: тусоваться, ездить в дорогих машинах, посещать клубы, светские вечера, отдохнуть где-нибудь на Кипре.

– Кстати, я читала, что на Кипре венчался сам Ричард Львиное Сердце! Представляешь? Он захватил остров во время Крестового похода…

Катя запнулась, заметив, что ее не слушают. Саша достала глянцевый журнал и теперь листала страницы: рассматривала фотомоделей с таким видом, словно они ее заклятые враги. Катя вынула из своего баула толстый томик, раскрыла на закладке в районе середины и углубилась в чтение. Но не прочла и страницы, как вдруг Саша нервно отбросила журнал со словами:

– Да, с такими шмотками из кого угодно можно красавицу сделать!

При этих словах Саша взглянула на толстушку Катю оценивающим взглядом и, заметив, что та этот взгляд перехватила, смущенно отвела глаза.

– Как видишь, не любую, – добродушно улыбнувшись, сказала Катя.

– Что ты, я вовсе не имела в виду… – начала Саша, хотя Катя как раз-таки высказала вслух то, о чем она подумала. – Как ты можешь так самокритично относиться к своей внешности?

– Просто смотрю правде в глаза. – Катя глянула на окошко, где ей в ответ улыбнулось ее отражение – круглое пухлое личико голубоглазой семнадцатилетней девчонки в ореоле светлых кудрей. – Тем более я не считаю свою внешность некрасивой. Хотя и признаю, что для большинства людей в наше время стандарт красоты – такие, как ты.

– Таких, как она, на постель хотят, зато замуж таких, как ты, берут! – встрял в их разговор сидящий неподалеку на «боковушке» листающий газету мужик.

Саша выстрелила в него свирепым взглядом, и мужик снова спрятался за газетой.

– Что читаешь? – спросила Саша, приподняв Катину книгу, и, взглянув на корешок, с отвращением и удивлением протянула: – Достоевского?..

– Отличная вещь! Обожаю этот роман!

– Ну не знаю. По-моему, все это фигня какая-то.

– Ты читала?

– Вообще-то нет. Классику со школы не перевариваю. Я больше люблю современных авторов.

– Да? А кого? – оживилась Катя. – Я и современников читаю!

Саша наморщила лоб, пытаясь вспомнить фамилию хоть какого-нибудь модного автора. Она ведь видела в одном из журналов обзор современной литературы…

– Ну этот, как его… Мукарами!

– Харуки Мураками? – переспросила Катя. – Да, есть у него просто замечательные вещи! А тебе что больше понравилось? Лично мне…

– Вообще, я считаю, что читать книги – это прошлый век. Бесполезная трата времени, – нервно отмахнулась Саша. – Тем более в нашу эпоху кино и телевидения.

И она, опережая Катин вопрос из области киноискусства, взглянула в окно и воскликнула:

– Ну наконец-то приехали!

За окном показался питерский перрон. Мимо них по центральному проходу вагона к выходу устремился поток пассажиров.

– Чего сидишь-то? Пойдем! – сказала Катя, вставая.

– Меня встречают, – ответила Саша и, достав пилочку, как ни в чем не бывало принялась водить ею по своим длиннющим ногтям.

Катя замялась. Нахмурившись, села, укоряя себя за, как всегда, невесть почему и ни к месту накатившее чувство ответственности за других.

Поток пассажиров в коридоре практически иссяк.

– Может, все-таки пойдем, а?

Саша не ответила и продолжала спокойно полировать ногти.

– Девочки, вы выходите? – спросила подошедшая проводник.

Саша нервно глянула на наручные часики:

– Ну и где он?

– Пойдем! – взмолилась Катя. – Чего людей задерживать?

– Вот как, значит, я ему нужна! – взвизгнула Саша. – Ну ничего…

Она рассерженно встала и схватила сумку с таким видом, словно ее принудили к непосильному, причем чужому труду.

– Давай помогу, – предложила Катя.

Она взяла в одну руку Сашину сумку, в другую – свой клетчатый баул и, поблагодарив проводницу, направилась к выходу. Саша капризно поплелась следом, увлекая за собой подпрыгивающий на колесиках чемодан, по пути поругивая купейные полки, за которые тот иногда цеплялся.

– Ну и где он? – сердито повторила Саша, очутившись на перроне.

– У тебя хоть номер его есть? – спросила Катя, поставив свою и ее сумки.

– Конечно, есть!

Саша достала миниатюрный изящный телефон и, к удивлению Кати, вместо того чтобы позвонить, отключила его.

– Как же он тебя найдет? – поразилась Катя.

– Никак. Завтра ему маякну, – мстительно сообщила Саша. – А пока пусть помучается. Будет знать, как опаздывать!

– И куда ты сейчас?

– Сдам вещи в камеру хранения и пойду… – Саша изобразила на лице страдание великомученицы. – Да! Вот возьму и пойду в какой-нибудь ночной клуб! Хорошо, деньги у меня еще остались.

Она решительно подняла сумку и чемодан.

– Ну а я пока тут постою, – сказала Катя. – Меня тетя должна встретить, но тоже что-то задерживается. Я ее лучше у вагона подожду, чтобы она долго не искала. А то еще разминемся…

Саша не слушала. Она с надеждой смотрела по сторонам, но высматривала, как оказалось, вовсе не своего Антона.

– Эй! Эй, парниша! – закричала она, увидев носильщика. – Сумки возьми!

– Ну ладно. Счастливо. Приятно было познакомиться. – Катя махнула рукой.

Саша не ответила. Вручив носильщику свой багаж, она величественно пошла по перрону. Отойдя метров десять, Саша еще раз взглянула по сторонам. Но, видимо, так и не обнаружив Антона, зашагала дальше, нервно швырнув себе под ноги смятый билет. Увидев это, Катя тут же догнала ее.

– Чего еще? – удивилась Саша, услышав позади топот ее тяжелых ног.

Катя подняла билет, разгладила и протянула своей недавней попутчице.

– Лучше не выбрасывай. Я слышала, что билет первые три месяца заменяет регистрацию.

– Да? – Саша равнодушно приняла оранжевую бумажку и, скомкав, сунула в карман. Больше не говоря ни слова, она скрылась следом за носильщиком в здании вокзала.

Катя вернулась к своим брошенным вещам, только сейчас сообразив, что за это время их запросто могли украсть. «Но ведь не украли», – решила она про себя, тем и успокоилась.

Перрон почти опустел, а тетушка так и не появилась. Катя уже начала переживать: не случилось ли с ней чего? Тут ее взгляд привлек худощавый молодой человек. Он уже трижды пробежал вдоль ее бывшего вагона, о чем-то поговорил с проводницами, заскочил в вагон, выскочил, промчался вдоль всего поезда и, наконец, остановился неподалеку от Кати, нервно поглядывая то на часы, то в сторону стройненьких симпатичных проводниц. Те, замечая его сугубо мужской интерес, смазливо кривлялись и надменно хихикали, изображая недоступных принцесс. Хотя, по меркам Кати, парень был вовсе не безобразен, скорее наоборот. Правда, довольно просто одет: дешевые черные кроссовки, потертые кое-где в дырах голубые джинсы, серый изрядно поношенный свитер. Но, похоже, он одевался так вовсе не от неряшливости, а скорее от житейской неприхотливости: вещи были хотя и годами затасканы, но не грязны. По всей видимости, его мало интересовал собственный внешний вид.

– Вы кого-то ищете? – не выдержала Катя. – Быть может, я могу чем-то помочь?

Парень посмотрел на нее так, словно до этого никакой Кати не существовало вовсе и она вдруг возникла перед ним из ниоткуда. Он окинул ее критическим взглядом, как профессиональный художник, рассматривающий плохо сработанную картину.

– Какая вы, однако… – задумчиво сказал он, проведя ладонью по взъерошенным каштановым волосам. – Интересный экземпляр!

– Какая? – удивилась Катя, чувствуя, что краснеет. Хотя с ней давненько не случалось, чтобы она комплексовала по поводу своей внешности.

– О! У меня к вам есть сногсшибательное предложение! – оживился вдруг парень. – Я бы мог попытаться исправить вам эту вашу… м-м-м… фигуру.

– Ну ничего себе! – округлила глаза Катя. – Да только, во-первых, я против всяких там диет…

– За это не волнуйтесь. Дело вовсе не в диете или фитнесе. Уверяю вас, никаких диет, никаких физических нагрузок! Есть менее неприятные и более эффективные средства…

– А во-вторых, с чего вы вообще взяли, что я хочу что-либо в себе исправлять?

Парень, казалось, не услышал ее последнюю реплику.

– Сложно, весьма сложно, – бормотал он, разглядывая Катю все тем же взглядом мастерового. – Но, как говорится, без труда, не вытащишь рыбку… Подправить тут, убрать там… Честно сказать, даже интересно попробовать!

– Вы меня вообще слушаете? – возмутилась Катя.

Парень вынул из кармана визитку и протянул:

– Позвоните по этому номеру, и, уверяю, через месяц родные вас просто не узнают!

– С чего вы вообще взяли, что я хочу что-либо исправлять? – повторила Катя, даже не взглянув на визитку.

До парня, видимо, дошел смысл ее слов, и в его серых глазах выразилось искреннее недоумение.

– Это не дорого! – В его голосе послышался испуг скульптора, из рук которого вырывают подходящий для создания шедевра материал. – Если хотите, даже бесплатно! Спишем это… м-м-м, скажем… на профессиональный интерес.

– Нет у меня никакого интереса! – отпрянула Катя. – Да и вообще, не надо мне ничего! Я вполне довольна собой!

– Вы, верно, шутите? – Парень смотрел на нее словно на сумасшедшую. – В вашем-то положении…

– А что со мной не так? – Катя начала терять обычную дружелюбность.

– Как? Ведь все девушки с вашими параметрами мечтают сбросить лишний вес!

– Как видите, не все.

– Вы что, не хотите стать красивой? – поразился парень, при этом бросив взгляд в сторону худеньких проводниц.

– Кто вам вообще сказал, что полное тело – некрасиво? – взорвалась Катя. – Это что, дефект? Была бы я, скажем, больна или страдала от своей полноты, тогда понятно. Но если мне и так хорошо, в чем же дело?

– А как же мода? – захлопал глазами парень.

– Мода? Вас бы с вашими речами лет на сто, а то и на двести или триста назад. Вчера была в моде полнота, сегодня – худоба. Где гарантия, что послезавтра не станут модны такие толстухи, как я? Мода – это всего лишь стереотип, навязанный в обществе. Но разным людям во все времена нравятся люди разные. Например, и сейчас есть множество мужчин, которым нравятся полные и даже толстушки – и им совершенно плевать на любую моду. Кстати, встречный вопрос: если бы вы были одним из таких мужчин в наши дни, когда женщинам модно быть худыми, стали бы вы подходить к тощим девушкам и предлагать им растолстеть?

Парень надолго задумался.

– Согласен, в ваших словах есть логика, – наконец, признал он. – Коли так… Что ж, оставляю вас с вашими необъятными телесами!

Он поклонился на манер средневековых вельмож.

– И все же, может, возьмете визитку? На всякий случай. Я могу оказаться весьма полезен.

– Чем же?

– Там все сказано.

Катя, изобразив обиду, стараясь не показать, что на самом деле ее захлестывает любопытство узнать его имя, соблаговолила протянуть руку и приняла визитку. Она прочла: «Антоний Атропин. Целитель».

– Так вы Антон! – обрадовалась она. Хоть, признаться, и была несколько разочарована, так как оригинал оказался весьма далек от выдуманного ею шекспировского принца.

– К вашим услугам, – ответил тот, положа руку на сердце и снова слегка поклонившись. И удивленно добавил: – Вы меня знаете?

– Не вас! Сашу!

Глаза Антона вспыхнули, когда Катя произнесла это имя. Он мгновенно потерял интерес и к фигуре Кати, и к смазливым проводницам.

– Где? Где она?

Но когда Катя рассказала ему, куда направилась Саша, взгляд Антона опять потух.

– Да вы не расстраивайтесь так, – попыталась ободрить его Катя. – Она же обещала завтра перезвонить. Ничего с ней не случится.

Антон, казалось, не слышал ее. Он молча смотрел перед собой взглядом, каким смотрит промокший под дождем голодный дворовый пес, так что его непременно хочется накормить и обогреть.

– Вы случайно не знаете, какие есть в Петербурге ночные клубы? – бесцветным тоном спросил он. И, не дожидаясь ответа, побрел прочь.

Глядя на его поникшую медленно удаляющуюся фигуру, Кате самой стало тоскливо. Вообще, ее настроение сильно зависело от настроения других. Она была подобна костру: когда вокруг тепло и сухо – пылает, когда сыро и холодно – угасает. Когда вокруг радовались и смеялись, радовалась и смеялась она сама; когда же грустили, ей тут же самой становилось грустно. Подруги даже называли ее индикатором настроения. Хотя Катя редко грустила, ведь она имела также способность своим горячим внутренним огнем согревать и зажигать других.

– Вот ты где, моя милая!

Счастливое расположение духа мгновенно вернулось к Кате при звуках родного давно не слышанного голоса. И она, снова бросив на произвол воров свои вещи, побежала навстречу тете – такой же жизнерадостной румяной толстушке.

3. «Городские коновалы»

Едва покинув Московский вокзал, Катя больше не вспоминала ни о попутчице Саше, ни о ее романтичном мистическом поклоннике Антонии. Они стали для Кати лишь светлыми воспоминаниями в ее необъятной памяти. Там хранились приятные впечатления обо всех людях, которых она когда-либо встречала. Катю же целиком поглотил океан впечатлений. По пути на Васильевский остров, к теткиному дому, она не стесняясь бросалась от одного окошка троллейбуса к другому, глазея на шедевры старинной петербургской архитектуры, чем вызывала снисходительные улыбки коренных жителей.

– Глядя на тебя, сама вдруг вспомнила, как впервые попала в тогда еще Ленинград, – сказала тетя. – А сейчас смотрю в окно и словно всего этого не замечаю. Привыкла. За годы уж и позабыла, в каком красивом месте живу.

С первых мгновений Катя всей душой приняла Питер, и Питер принял ее. Казалось, Катина способность зажигать хорошим настроением окружающих подействовала и на город. Обычно хмурый, он подарил своей новой фанатке солнечную неделю, в течение которой та неустанно бродила по старинным улочкам, словно по музею. Глазея на площади, парки, мосты, дворцы и крепости, эрудированная Катя извлекала из своей памяти даты, имена, названия и радовалась словно ребенок, обнаруживая «то самое место, где…» Катя возвращалась к тетушке поздно ночью и, засыпая счастливой, думала лишь о том, как много интересного ее ждет завтра. Ведь это только Санкт-Петербург! А сколько всего невероятного там, за горизонтом!..

Вскоре Катя довольно легко сдала вступительные экзамены в университет и к началу учебного года переехала в общежитие. Вовсе не потому, что не хотела своим присутствием стеснять тетушку (напротив, та убеждала племянницу гостить у нее как можно дольше), а оттого, что Катю тянуло к людям. В общежитии она мгновенно стала всеобщей любимицей, найдя общий язык даже с гламурными фифами и заносчивыми хулиганами. К слову сказать, многие парни, несмотря на то что, следуя моде, обычно предпочитали стройных и худеньких, сами того не замечая, начинали увиваться около Кати и даже оказывать ей кое-какие знаки внимания (хоть никогда в жизни не признались бы приятелям, что она им симпатична).

– Как тебе это удается? – с некоторой завистью поражались ее новые подруги.

– Полюби себя – и все полюбят тебя, – отвечала Катя свою привычную формулу. – Да, я толстушка. Но ведь очаровательная толстушка, не правда ли?

Однажды на паре в университете речь зашла о жизненных кредо.

– Вот скажите, какой у вас в жизни девиз? – спросила преподаватель студентов.

И Катя без стеснения ответила:

– В здоровом теле – здоровый дух!

А когда вся аудитория с удивлением обернулась на нее, с улыбкой добавила:

– Да-да. Если судить по моему телу, то дух в нем ну о-о-очень здоровый. Я бы даже сказала, здоровенный!

– Тебе с твоим характером хорошую фигуру – отбоя б от парней не было, – как-то заявила ее соседка по комнате. – Около тебя и без того околачивается столько парней… Просто удивляюсь: почему ты до сих пор ни с кем не встречаешься?

– Я предпочитаю сама выбирать, а не чтоб меня выбирали, – ответила Катя. – Просто пока не выбрала.

В общем, новая жизнь настолько захлестнула Катю в своем сладостном водовороте, что она б никогда и не вспомнила о своем первом питерском знакомстве, не сгустись над ее судьбой тучи. Заболела тетя. Болезнь оказалась жестокая, множество раз беспощадно уносившая жизни даже молодых людей. Катя оббегала все больницы, не жалела сил и средств, но с каждым новым днем тетушка все больше худела, а ее румянец заменялся болезненной бледностью. Медицина оказалась бессильна. Дошло до того, что врач прямо сказал Кате: «Все безнадежно!» – и посоветовал оставить ее тщетные попытки вытянуть тетю из неизбежной могилы, дать ей спокойно дожить остатки дней. Вечно неутомимая и жизнерадостная Катя, пожалуй, впервые за много лет ощутила, что мир далеко не всегда прекрасен, а порой бывает даже чересчур жесток и что не все стены прошибаются упорством и желаниями. Тетя сдалась гораздо раньше и, с трудом поднимаясь в своей постели, не сдерживала, но и не поощряла старания племянницы себя спасти, а лишь с тоской ожидала неизбежного.

– Я не верю, – шептала Катя, роняя слезы на подушку у изголовья любимой тетушки. – Должен ведь быть какой-то выход! Нельзя, чтобы люди уходили молодыми! Тебе ведь только сорок! Это несправедливо!

– Ее ведь можно спасти, правда? – спрашивала тетина восьмилетняя дочурка Маша.

У Кати обрывалось сердце при взгляде на ее заплаканное личико.

– Я завтра же еще раз схожу к врачу, – обещала девушка. – Если есть хоть какой-то способ, я его найду!

Но и в этот раз, как и во все предыдущие, врач сказал лишь, что шансов больше нет. Когда вконец обессилившая от бессонных ночей и беготни по больницам Катя вернулась домой, там она обнаружила вызванного для исповеди священника.

«Неужели правда все?» – подумала она и с ужасом осознала, что эта мысль больше не пугает ее. Она возникла как нечто уже свершившееся, словно в соседней комнате еще не раздается тяжелое дыхание любимой тети, а уже покоится ее холодный труп.

«Нет, нет! Так нельзя! – твердила Катя, сидя за столом на кухне, от отчаяния стиснув виски кулаками. – Она еще жива! Должен ведь быть какой-то выход…»

Слезы покатились по ее пухлым щекам и, сорвавшись вниз, упали на лежащую на столе газету, оставив там крупные мокрые кляксы. Взгляд Кати невольно скользнул по расплывающимся строчкам, и она остолбенела, увидев знакомую фамилию. Под размашистым заголовком «Городские коновалы» главврач одной из петербургских клиник возмущалась процветанием сомнительных шарашек, оказывающих услуги в области нетрадиционной медицины. «Как можно доверять свою жизнь шарлатанам-самоучкам, не имеющим специального образования? – писала она. – Всем этим госпожам Лаур Ляморше, волхвам Велимирам, бабкам Маням да Антониям Атропиным?..»

– Атропин, – растерянно повторила Катя, и в ее памяти мгновенно всплыла необычная встреча на вокзале. Встреча с Антоном, называвшим себя целителем! И рассказ ее попутчицы Саши, которую, по ее словам, тот буквально вытащил из могилы! Катя тут же метнулась в комнату, переворошила все вещи и возблагодарила судьбу за то, что не выбросила визитку. Она уже набрала номер и собиралась нажать на кнопку вызова, но ее взгляд снова скользнул по газетным строчкам. «Шарлатаны-самоучки…»

– Но ведь и вы не в силах ничего сделать! – сказала Катя напечатанному под заголовком портрету женщины в белом халате и с надеждой поднесла телефон к уху.

– Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны сети, – сообщил из динамика приятный женский голосок.

У Кати опустились руки. Она уже намеревалась снова расплакаться, как вдруг заметила, что под номером телефона стоит еще и адрес.

– Катюш, ты куда? – окликнула ее одна из тетушкиных соседок, которые пришли проститься с умирающей.

Ответом ей стал хлопок входной двери.

Спустя минут сорок Катя уже поднималась по эскалатору станции метро «Сенная площадь». Когда же она разыскала обозначенное в визитке место – решила, что ошиблась: вместо больницы или офисного здания там оказался обычный жилой дом. Впрочем, она успокоила себя мыслью, что нетрадиционный целитель, скорее всего, и должен принимать на дому. Это ведь не доктор!

«Неплохо устроился, однако – в самом центре города!» – думала Катя, прохаживаясь вдоль дома старинной питерской архитектуры. Она никак не могла определить нужный ей подъезд, или, как принято говорить у местных, парадную. Номера квартир на прибитых к стене табличках оказались почти стерты, а на дверях стояли электронные замки без домофонов, так что войти и проверить, там ли находится квартира целителя, было невозможно.

Когда Катя практически отчаялась найти нужный вход, дверь одной из парадных вдруг распахнулась – и оттуда вышла темноволосая красотка. Сердце Кати радостно забилось: это ведь Саша! Она было бросилась навстречу к своей бывшей попутчице, словно к хорошей подруге, однако тут же опешила, напоровшись на полный презрения взгляд.

– Чего надо? – нервно спросила Саша, окинув Катю с головы до ног ледяным взором, явно оценивая ее далекие от гламурных стандартов габариты.

– Простите… – растерянно выдавила из себя Катя, подумав: «Может, я обозналась?» – Не подскажете, здесь живет Антон? Он целитель.

Саша презрительно хмыкнула и, не проронив ни слова, пошла в сторону Сенной площади. Катя даже не успела поймать брошенную ею дверь, и та снова захлопнулась на электронную защелку. Зато теперь Катя знала наверняка, что Антон живет именно здесь. Она принялась дежурить у подъезда-парадной с надеждой, что туда войдет или оттуда выйдет кто-нибудь из жильцов. Таковой оказалась бабулька лет восьмидесяти, еле передвигающая ноги под тяжестью двух полных продуктами пакетов с логотипами расположенного неподалеку супермаркета. Старушка поставила пакеты перед дверью, развернула носовой платок, разыскала среди россыпи мелочи электронный ключ-таблетку, и… ее рука замерла на полпути к замку, а в Катю вонзился подозрительный взгляд, словно та была обвешанным взрывчаткой террористом.

– И ходють, и ходють, будто медом тут намазано. Только грязь носят!.. – заворчала старушка.

Однако Катя уже спешила к ней, и вовсе не для того, чтобы проникнуть в парадную.

– Ой, бабушка, как же вы ходите с такими сумками? – искренне удивилась Катя. При виде груженой старушки она мигом позабыла, для чего вообще сюда пришла. – Давайте я вам помогу!

Старушка какое-то время сверлила «террориста» взглядом кагэбэшника, однако Катина искренняя улыбка на добродушном лице быстро растопила лед ее недоверия.

– Что ж, помоги, милая, если не трудно, – ответила она.

Признаться, Кате повезло, что старушка входила именно в нужную ей парадную, так как она бы принялась тащить эти сумки, даже если бы бабушка направлялась на другой конец города.

– А у меня внук дома сидит, – жаловалась старушка, поднимаясь на свой четвертый этаж. – Двадцать лет, а не работает, только пьет да в компьютер смотрит…

За время восхождения Катя узнала едва ли не всю бабушкину биографию, а также ее ближайших родственников. Могла узнать и больше, если б приняла приглашение бабульки, которая настоятельно зазывала ее отведать чаю с малиновым вареньем. Однако Катя вдруг вспомнила, для чего пришла, и вежливо отказалась.

– Дай Бог тебе здоровья, дочка, – распрощалась с ней старушка. – Вот бы в мире все такими были, наступил бы рай на земле!

Указанная в визитке квартира оказалась на втором этаже. На коричневой двери с облупившейся краской висел приклеенный скотчем листок с распечатанной на черно-белом принтере надписью: «Антоний Атропин. Целитель». Катя в нерешительности замерла у двери, поймав себя на мысли, что полностью солидарна с мнением главврача, интервью которой за время поездки в метро прочла полностью.

«Они ведь на этом и наживаются, – думала она. – Пока в человеке живет надежда, он многое готов отдать. И чем ближе к смерти, тем больше. А так называемым целителям только это и нужно, чтобы успеть максимально обобрать умирающего».

Катя присела на холодные бетонные ступеньки, потерла ладонями глаза.

«Что я тут делаю? – упрекнула она себя. – Вместо того, чтобы быть рядом с тетей в ее последние минуты жизни, я побежала хвататься за какую-то сомнительную соломинку! Что, если я вернусь, а она умерла?..»

Катя резко встала и уже повернулась лицом к лестнице, чтобы уйти, как вдруг облупленная коричневая дверь распахнулась – и из-за нее выскочила взъерошенная женщина.

– Шарлатан! – яростно выкрикнула она. – А еще знахарем называется!

И, проскочив мимо Кати, женщина устремилась вниз, спотыкаясь на высоченных каблуках.

– О, а я вас помню! – вывел из ступора раскрывшую от удивления рот Катю знакомый голос. – Да-да! Ваша фигура!.. Я знал, что вы рано или поздно передумаете.

В дверях стоял тот самый парень, которого она давным-давно видела на перроне.

– Я не… – начала было Катя.

Но не успела она возразить, как Антон втащил ее в квартиру и захлопнул дверь.

К удивлению Кати, это оказалось обычное жилище без всяких свечей, пентаграмм, хрустальных шаров и черных кошек. От большинства среднестатистических квартир эту отличали высокие сводчатые потолки с лепниной. Но это было наследие позапрошлого века, а вовсе не причуда хозяина. Повсюду царил холостяцкий беспорядок, хотя Катин внимательный взгляд и выхватил несколько инородных предметов. В доме явно бывала и женщина. Впрочем, лишь бывала, так как женская рука к этой вековой пыли, грязным полам и разбросанным повсюду шмоткам явно никогда не прикасалась.

– Представьте, попросила, чтобы я излечил ее от, как она выразилась, ненужной беременности! – возмущенно воскликнул Антон.

Катя даже не сразу поняла, что речь идет о нервно покинувшей его квартиру женщине.

– Я хочу лишь давать людям жизнь, а не забирать ее! – Антона при этих словах аж передернуло от отвращения. – Да и вообще, с каких это пор беременность стала считаться болезнью?

Он вдруг замолчал и пристально взглянул на Катю.

– Я ошибся. Вы не за себя пришли просить. Так? Что ж, похоже, я опять в пролете и лишен возможности поработать над вашим телом. Жаль, такой хороший экземпляр…

Катя смутилась, вновь, как и тогда на перроне, почувствовав себя куском гранита перед скульптором. Однако, вспомнив, для чего пришла, принялась излагать свою проблему. Антон слушал молча, а потом еще долго безмолвствовал после того, как она закончила рассказывать о постигшей ее тетушку беде.

– Мне нужно подумать. Пожалуйста, подождите. Я вернусь минут через десять, – наконец сказал он и, уйдя в другую комнату, захлопнул за собой дверь.

Для Кати это были самые мучительные минуты в ее жизни. Когда же Антон вернулся, ответ ее разочаровал:

– Простите, но ваш случай слишком тяжел. Боюсь, что я уже ничем не могу помочь. Состояние вашей тети – критично.

– Откуда вы знаете, в каком она состоянии? – вскричала Катя. – Вы ведь даже в руки не брали ее медицинскую карту!

– Просто знаю свои возможности. Поверьте.

Какое-то время они молчали. Антон смотрел в пол, Катя – на него. Она и так не очень-то доверяла всем этим целителям-самоучкам, и ей стоило большого труда решиться на эту поездку. И вот теперь она получила такой ответ!.. «Быть может, он цену набивает? – мелькнула у нее мысль. – Ведь чем больше убедишь пациента в тяжести его положения, тем больше денег можно вытрясти. Может, он и никакой не целитель вовсе? Обдерет, а после смерти тети скажет, что сделал все возможное…» Но другой голос, голос отчаяния, перебил эти рассуждения: «Если она умрет, разве ты сможешь себе простить, что не использовала все шансы?»

– Сколько? – мрачно сказала Катя.

– Что? – удивленно переспросил Антон.

– Если, по-вашему, жить достойны лишь те, кому это по карману, я готова платить! – Она нервно полезла в кошелек и дрожащей рукой принялась искать зарплатную карту: Катя работала по вечерам, чтобы оплачивать тетушкино лечение. – Так сколько?

– Поймите, дело вовсе не в деньгах, – поспешно запротестовал Антон. – Я просто чувствую, что в вашем случае бессилен. Я берусь лечить лишь тогда, когда действительно могу помочь. Но я не способен вытаскивать людей, извините за прямоту, с того света!

– А Саша рассказывала, что можете! – выпалила Катя.

На какое-то время снова повисла напряженная тишина.

– Саша… – тихо повторил Антон. – Саша – это особый случай! – вскричал он. – Да и вообще, это вышло всего один раз. Я больше так не могу!

– Откуда вам знать? Ведь вы даже не попробовали!

Катя уже не могла сдерживать слез и разрыдалась, хотя и давала себе зарок никогда не проявлять подобных чувств перед посторонними. Именно поэтому все и думали, что она никогда не плачет – всегда лишь смеется.

– Прошу вас, – прошептала она. – Мне больше не к кому обратиться.

Антон уперся лбом в стену, ударил по ней кулаком.

– Но я же и правда не могу…

– Пожалуйста! Очень прошу!

Он оторвал лоб от стены и заглянул ей в глаза:

– Обещаете, что, если ничего не выйдет, не возненавидите меня?

Катя поспешно закивала, вытирая слезы.

Антон накинул потрепанный серый свитер (тот самый, который она давным-давно видела на перроне), и они вышли на улицу. К удивлению Кати, у целителя оказалась довольно-таки хорошая машина – новенькая красная «ауди», резко контрастирующая с его обшарпанной одеждой и обстановкой в квартире. При виде этого автомобиля Катя тут же подумала о том, сколько же все-таки можно заработать на этой «нетрадиционной медицине», и с горькой усмешкой вспомнила свои жалкие поиски зарплатной карты. Похоже, такие услуги ей не по карману…

Они выехали на Садовую и покатили в сторону Невского проспекта.

– Я ведь вижу, Катерина, что вы не верите в то, чем я занимаюсь, – нарушил молчание Антон.

– Да, не верю, – честно ответила она, покраснев.

– Для чего же тогда обратились ко мне?

– Потому что больше не к кому.

– А если я вас обману? – усмехнулся он. – Вытрясу у вас все деньги и ничем не помогу? Вдруг я шарлатан?

– Вы шарлатан?

– Нет!

– Для меня этого достаточно. Я привыкла доверять людям.

– И что, никогда не обманывались?

– Обманывалась, и часто. И все же это еще не повод с ходу в новом человеке усматривать негодяя, – ответила Катя. И смущенно добавила: – Но вы-то сами верите, что способны помогать людям?

– Конечно, я ведь помогаю. Правда, несколько, как некоторые говорят, нетрадиционными методами…

– Для меня традиция не важна, а важен лишь результат. Если честно, я не разбираюсь ни в химии, ни в биологии. И то, что делает современная медицина, для меня точно такая же магия, как и ваши сверхспособности. Я просто вижу, что человек был болен, а, вернувшись из больницы, вдруг стал здоров. Чем не чудо? Но раз это произошло, значит, этому есть причины. Так?

– Логично, – кивнул Антон.

– Так и с вами. Если вы действительно помогаете людям, значит, и этому есть объяснение. Возможно, просто наша наука еще недостаточно развилась, чтобы такое понять. Лекарь из Средневековья, окажись он в нашей клинике с современной аппаратурой, решил бы, что это – замок колдунов, а процесс лечения – странный магический ритуал. И сколько ему ни объясняй, он так и не понял бы, каким образом с помощью этого исцеляется пациент.

– Интересное умозаключение. У меня тоже возникали подобные мысли. Например, взять этот автомобиль. – Антон постучал ладонью по рулю. – Я полный профан в технике, так что понятия не имею, каким образом тонна железа способна самостоятельно перемещаться в пространстве. Сколько мне ни объясняй, вся эта техническая белиберда звучит для меня не понятнее, чем колдовские заклинания Средневековья. И все же это не мешает мне прямо сейчас ехать в этих сказочных самоходных санях.

– Вот-вот, – улыбнулась Катя. – Главное – результат, а не то, каким образом он достигается. А что касается лечения… В моей ситуации все равно нет иного выбора. Врачи уже сказали свое слово. Вы же оставляете хоть какой-то шанс. Как спасительная соломинка.

– Соломинки чаще всего ломаются, – вздохнул Антон.

– А бывает, ее достаточно, чтобы вытянуть человека из трясины. Так почему бы не попробовать?

Когда Катя вошла в тетину квартиру – словно на стену, натолкнулась на напряженные взгляды соседок. Она тут же бросилась к кровати больной. Та лежала, закрыв глаза, неестественно запрокинув голову.

– Тетушка! Тетушка, нет!.. – рыдала Катя, растирая ее остывшие руки.

Она облегченно вздохнула, почувствовав, как пальцы тети слегка сжали ее ладонь. Жива! И все же лишь это движение и слабое едва уловимое дыхание указывали на то, что тетя еще в этом мире.

– Катенька! – Губы умирающей дрогнули. – Катенька, позаботься о Маше…

– Да что ты такое говоришь? – Катя прижала тетину ладонь к губам. – Ты сама о ней позаботишься! Вот увидишь, тебе помогут!

– Позаботься о…

Тетя не договорила. Она взглянула на племянницу и замерла с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

– Нет! – Катя крепче сжала холодную безжизненную ладонь. – Пожалуйста, нет!..

Но тетя была неподвижна, продолжала смотреть потухшим взглядом, и больше не слышно было ее тяжелого сиплого дыхания. Катя с рыданием упала ей на грудь.

– Царствие небесное, – прошептала одна из соседок и, перекрестившись, на цыпочках вышла из комнаты.

– О, а вы к кому? – вдруг донесся ее удивленный возглас из прихожей.

Катя тут же вспомнила про Антона. Тот все еще сконфуженно мялся у порога. Может, по Катиному виду, а может, каким-то своим особым магическим чутьем он понял без слов, что произошло, и сказал лишь:

– Как я понимаю, уже все.

Катя опустила голову.

– Но вы же все равно попробуете? – Она с мольбой взглянула на Антона.

Тот, не разуваясь, прошел за Катей в комнату. Сидящие там бабушки-соседки настороженно переглянулись и зашептались. Лишь в глазах тетушкиной дочки Маши мелькнула надежда. Антон с заметной неприязнью взглянул на кровать с телом и отвернулся.

– Простите, – сказал он, заметив осуждающий Катин взгляд. – Я покойников с детства боюсь…

Он подошел к кровати, слегка дрожащей рукой коснулся лба умершей. Закрыл глаза, запрокинув голову. Катя завороженно переводила взгляд то на напряженное лицо Антона, то на бледное тетино в надежде, что вот-вот дрогнут ее ресницы.

– Бедная девочка, – шепнула одна соседка другой. – Это ж надо, по колдунам пошла!

– Шарлатаны все, – ответила вторая. – Выжмет все до копейки, а потом кинет: мол, не вышло ничего.

Антон вздрогнул, убрал ладонь с тетиного лба и сел, закрыв лицо руками.

– Я же говорил, что это бесполезно, – сказал он скорее себе. – Я не могу! Не могу!

– Но Саша… – начала было Катя, однако замолчала, увидев вспыхнувшие глаза Антона.

– Саша? – вскричал он. – Саша – другое! Она мне дороже всего мира! Простите за прямоту, но эта женщина мне никто. Но Саша!.. Если бы она умерла… Если б это тогда случилось… Не стало бы и меня!

На лице Антона отразилась такая боль, словно он снова пережил все те чувства, когда перед ним лежало бездыханное тело его возлюбленной. Его затрясло.

– Что это с ним? – испуганно вскричала одна из соседок. – Может, он этот… как его?.. эпилептик?

Катя убежала на кухню и вернулась со стаканом воды.

– Антон, вы слышите меня? Попейте! Сделайте глоток!

Она коснулась его ладони и тут же отдернула руку: ее словно пронзило огнем, настолько та была горяча. Антон взглянул на Катю так, словно не узнавал ее, и все же принял стакан и дрожащей рукой поднес его к губам. В этот момент случился перепад напряжения, тусклая лампочка в люстре погасла, а потом вдруг вспыхнула ярче прежнего. Антон медленно повернул голову, взглянул на покойницу и в ужасе отпрянул.

– Кто это? – растерянно воскликнул он. – Где Саша?

Видимо, в его памяти так живо всплыли воспоминания об умирающей любимой, что он ожидал увидеть перед собой тело своей обожаемой Саши, а вовсе не Катиной тети. От неожиданности стакан выскользнул из его пальцев и, расплескивая воду, полетел на кровать.

– Вот привела черта на нашу голову! – покачала головой одна из соседок.

– Антон, не волнуйтесь вы так! – Катя схватила его за плечи. – Давайте я вас лучше отведу на кухню.

Она помогла ему встать. Антон безвольно подчинился, все еще с ужасом косясь на тело умершей. На кухне он постепенно пришел в себя и, видимо, осознав, в каком состоянии недавно находился, неловко отводил взгляд.

– Простите, – сказал он. – Со мной иногда такое бывает. Редко. Я понимаю, что смерть – закон природы, но все-таки не могу мириться с тем, что люди умирают. Меня это пугает до жути.

Антон поднялся с табуретки.

– Я лучше пойду. Простите еще раз.

Он направился к двери.

И вдруг из комнаты донесся истошный крик соседок: смесь ужаса, радости и восхищения.

– Она жива! – срывающимся голосом проговорила появившаяся в дверях побледневшая ошарашенная соседка. – Жива!

Катя оттолкнула ее и вбежала в комнату. Тетушка лежала все в том же положении, ее глаза по-прежнему были распахнуты, но теперь она смотрела на племянницу, а по щеке катилась слеза. Катя упала перед тетей на колени и разрыдалась, теперь уже от счастья.

– Может, она и не умирала вовсе? – сконфуженно пожала плечами одна из соседок.

– Ну да, рассказывают же про всякие там летаргические сны, – ответила вторая. – Бывает даже, живьем людей хоронят!

Услышав это, Катя вдруг вспомнила о виновнике этого чудесного исцеления. Сама-то она не сомневалась, чьих это рук дело. Но когда Катя выскочила в прихожую, чтобы поблагодарить спасителя, увидела лишь приоткрытую входную дверь.

4. Екатерина Толстая

С того дня тетя быстро пошла на поправку. Вскоре к ней вернулась прежняя румяность, а от болезни не осталось и следа. Врачи лишь удивленно разводили руками и называли какие-то невнятные причины, вследствие которых больная могла выздороветь. О мистическом повороте дела, конечно же, никто прямо не говорил, хотя даже самые рьяные атеисты про себя признавали, что это просто невероятно. Недавняя покойница утверждала, что чувствует себя лучше, чем до болезни. Катя не знала, так это или нет, но ей показалось, что у тети даже разгладились у глаз морщины и полностью исчезла на голове седина. Ощущение складывалось такое, словно она разом сбросила лет десять жизни.

Однажды тетя расспросила племянницу подробности о своем таинственном исцелении. Катя рассказала, как познакомилась с Антоном и как привезла его, когда все уже считали тетушку практически мертвой.

– И дорого взял? – поинтересовалась тетя.

И тут Катя вспомнила, что совершенно позабыла об оплате.

– Нехорошо, – покачала головой тетя, заметив, как покраснели Катины щеки. – За доброту надо благодарить. А то никто не захочет добро делать.

Продолжить чтение