Читать онлайн Дежавю бесплатно

Глава первая

Комната вдруг резко осветилась яркой молнией, раздалось звучное громыхание и, будто стараясь забить со временем выбившиеся гвозди на крыше, начался ливень. Анабель улыбнулась впервые за весь сегодняшний день, пусть он и почти завершился: без пяти двенадцать. Она посмотрела на свои подрагивающие руки и выключила экран телефона. Завтра намечался тот самый, значительный и, наверное, решающий день в её жизни. Завтра – первый день последнего учебного года в школе. Всё было бы совершенно обычным, Анабель бы не волновалась, если бы за три месяца до этого она не приняла решение перейти в другой профиль – медицинский. Проучившись около десяти лет в классе, где основной уклон был на развитии рациональности ума, на решение физических и математических задач, она неожиданно для себя поняла, что всё это стоит поперёк горла, и так не должно больше продолжаться. Поэтому, особо не советуясь с родителями, Анабель перевелась в медицинский класс. Тогда ей казалось, что это единственно верное решение, иначе и быть никак не могло. Однако сейчас, когда осталось так мало времени до официального дня поступления, до перехода на новый этап своей жизни, Анабель засомневалась: она уже не была уверена ни в том, что она станет врачом, ни в том, что она вообще хочет учиться, ни даже в том, что она хочет завтра видеть людей рядом с собой. Последнее было наиболее странным и нехарактерным, так как для полного счастья ей всегда было необходимо видеть людей вокруг себя.

Анабель откинулась на спинку стула. Было боязно, и страх отдавался колючей проволокой вокруг шеи, и пробежкой глаз из стороны в сторону. Она переминала пальцы, то и дело потирая начинающие потеть ладони, потом подпирала руками голову, уставившись в одну точку, затем вовсе вставала с места и начинала быстрым шагом измерять комнату. Но как только начинал греметь гром, а на её лицо падали лучи молнии, душа успокаивалась и снова спускалась на землю. Она вышла на балкон. Да, есть в жизни в частном доме множество плюсов: хотя бы тот факт, что всё тут принадлежит тебе, и ты знаешь каждый уголок, каждую потёртость на стенах, однако из минусов: второй этаж – отнюдь не предел мечтаний для человека, который теряет голову от манящей дали. Всё, что сейчас находилось перед глазами Анабель – одинокий, ухоженный, как будто затёртый до блеска сад, а вокруг – лес, который сейчас словно принимал тропический душ и потому слегка покачивался.

– Что я наделала… – Анабель снова обхватила голову руками, и, круто повернувшись на пятках, скатилась вдоль стены на пол. Неожиданно, тихо, но всё же слышно, раздался хруст коленок. Она засмеялась громким, непродолжительным смехом. – Совсем из ума выжила. Что я там забыла? Почему нельзя было закончить ту, прежнюю учёбу, и сделать так, как все? Я готова потратить на это свою жизнь, свою молодость? Хотя какая там молодость, колени уже сонеты сочиняют. – И она снова рассмеялась.

А дождь становился сильнее, молнии уже стали походить на естественно созданные лампочки, которые иногда перегорали, и гром будто старался напомнить, кто в этом мире главный. И с каждой такой секундой Анабель становилось легче. Она вздохнула, поднялась и высунулась в окно. Вода с лёгкостью намочила её волосы, но это было отнюдь не неприятно.

– Так, – сказала она себе вслух, – нужно собраться и лечь немного пораньше, чтобы завтра быть свежей и полной сил.

Взяв сумку, купленную специально для завтрашнего дня, Анабель стала собираться в школу. Расправившись с этим делом, она подошла к двери гардеробной и резко потянула её на себя. Теперь дело было куда сложнее, чем положить ручки и тетради. В её коллекции находилось приличное количество костюмов, на самые разные мероприятия и события.

– Цвет? Чёрный. А разве у меня траур? Я же сама сказала: нужно выглядеть свежей. Тогда белый. И буду я как ворона, тоже белая. А чёрный всё-таки классика, да и фигуру отлично подчеркнёт. Какую фигуру, Господи. А туфли? Да подойдут ли они вообще сюда? Вот чёрт…

Анабель оглядела свою комнату. Большая, просторная, со светло-серыми стенами и потолком, частично с лепниной. Кругом мебель белого цвета, заказанная у одной немецкой компании, с представителями которой её отец предпочитал играть в гольф каждое воскресенье нового месяца. Ручки дверей, на которых изящно выгравирована буква «А», стёкла в окнах, которые как будто отсутствуют всё то время, что на них смотришь, и возникают при касании. Стол, прочно закреплённый на своём месте, с прямыми острыми полками, стул, наделённый теми же характеристиками. А эта кровать у дальней стены, с мягким пуфиком возле. Казалось, сталь стала белым пластилином, из которого умелые руки слепили нечто невероятное: изгибы, спирали, прутья с наконечником в форме пешки, а в изголовье – объёмная корона с аккуратными зубчиками. Да, всё это принадлежало Анабель, и она никогда не задумывалась, нужно ли ей всё это, имеет ли минималистичная роскошь какой-то смысл. Она не задумывалась, так как просто привыкла к этому, росла, имея больше, чем многие в её возрасте, сама того не подозревая.

Анабель присела на пуфик и уставилась в стену. Она всё не могла понять, чувствует безразличие или же, наоборот, душа мятётся от переживаний и волнения, ведь не может это всё происходить одновременно? Однако, раз ей так чудилось, значит, так оно и есть.

Ей было страшно, но не это являлось для неё ужасным. Можно быть напуганным, дышать, задерживая дыхание, реветь на полную, ходить из угла в угол, но, когда ты знаешь, что есть люди, ну хотя бы один-единственный человек, которому ты изольёшь душу и будешь знать, что тебе не откажут в поддержке, всегда становится легче. Анабель было до жути необходимо ощутить, что она важна для кого-то, и как же ей было больно от осознания, что нет на свете такого человека, которому она могла бы сейчас довериться, с которым не нужно было бы надевать маску сильного человека. Но, может, она лишь забылась…

Нет, она не была изгоем общества, но были ей присущи некоторые качества королевы драмы, так как вокруг были и друзья, и семья, и молодой человек.

В семье было пять человек: родители, Анабель и ещё две старшие сестры, давно уехавшие не только из родного дома, но и из страны ради успеха и карьеры. Каковы были их взаимоотношения? Неважные. Сёстры предпочитали наведываться раз в год, а то и в два, а что до родителей, то те не отличались особой нежностью и любовью. Отец днями пропадал на работе и жить не мог без неё, считая, что только так можно реализовать себя, мать также предавалась ежедневным делам, ездила на встречи и различного рода конференции, мало проводив времени в семейном кругу. Однако общалась она с Анабель гораздо больше, нежели супруг, вот только это общение далеко не всегда было приятным и чаще заключалось в том, что она просто-напросто упрекала Анабель в каком-нибудь деле, отговаривала от решений и интересных идей, так как боялась нестабильности, а более того, мнения её «взрослого» окружения. «Анабель, ну кто сказал тебе, что футбол – отличное занятие для девушки в твоём возрасте?» «Анабель, как я сообщу нашим друзьям, что ты покрасила волосы?!» «Анабель, как ты считаешь, что скажут мои коллеги, увидев тебя по телевизору в каком-то неудачном фильме? Нет, давай ты пойдёшь на пробы лет через пять.» И всё в этом духе. Дочь не винила её за такое отношение, ведь прекрасно понимала, что та выросла в семье, где слова «любовь» стыдился почти каждый, однако это не мешало Анабель думать с сожалением, что она не может довериться своим близким.

Что же до её характера, так он был не самым простым, да настолько, что она сама порой удивлялась своей противоречивости. При принятии решений, при обдумывании каких-либо важных вопросов, при обсуждении книги, персонажей, фильмов и музыки, она не могла занять определённой позиции: ей всегда рисовались и положительные, и отрицательные стороны, как минусы, так и плюсы. Анабель прежде страшно мучалась по этому поводу, однако теперь находила, что это вовсе не характеризует её, как неуверенную, наоборот, это качество можно рассмотреть, как стремление судить объективно и открыто признавать различные факты. К этому заявлению она смогла прийти далеко не сразу: этап за этапом, в её миропонимании вырисовывалась картинка жизни, а также того, кто должен быть в центре её внимания. Она сама.

Важно, невообразимо важно отметить, что смыслом своего существования Анабель считала счастье. Она старалась изо всех сил дать счастье и другим людям, но это, само собой разумеется, ей не всегда удавалось. Однако счастливой она была практически всё время, редко страдала или плакала, постоянно улыбалась, утром открывала глаза с улыбкой и радовалась каждый прожитый день. Она всегда могла найти себе занятие, увлечься, пойти куда-нибудь одна или с друзьями. Но именно счастье присутствовало с ней постоянно. Она глубоко дышала и ощущала это, смотрела на мир и уголки её глаз поднимались, прикасалась к предметам, и по коже радостно бежали мурашки, сообщая всем её рецепторам, что она счастлива, счастлива, счастлива!

Вдобавок к неограниченному запасу счастья, девушка обладала невероятно сильной способностью любить. Она любила каждого, даже своих холодных родителей, любила весь мир своим большим сердцем.

Как говорится, никто не идеален, ничто не идеально, так и в прекрасной, милой Анабель были свои изъяны. Раз и другой, а может, и третий и ещё столько, сколько никто и не в силах не только сосчитать, но и вспомнить, эта чудесная девушка заправляла другими людьми. В её оправдание, и самое искреннее, можно сказать, что происходило это влияние совершенно случайно, не нарочно, и более того, Анабель и не задумывалась о том, какую силу имеют её слова или поступки. Безусловно, она замечала, что её слушают, за ней идут, и довольствовалась этим.

Говоря о недостатках – в остальном по мелочи, да и те можно рассмотреть с разных углов. В общем-то, человек, как человек, девушка, как девушка.

Что такое? Почему она плачет? Разве только что мы не узнали, что состояние счастья и радости – привычно и естественно для неё? Конечно, в жизни каждого, бывает, зебра становится вороным конём. И да, этот период настиг и Анабель. Она сменила профиль, класс, школу и теперь была в полнейшей растерянности и беспокойстве оттого, что перевернула свою жизнь настолько, что, казалось, справиться была уже не в силах. Без друзей, в новом месте, в месте, где, вероятней всего, ей придётся выложить максимум сил и возможностей ума. Тяжесть тянула её сдаться и приклеить себя намертво к кровати, чтобы завтра не терзаться муками выбора: идти или не идти. Удивительно, насколько сильно эмоции связывали ей руки, канатами пережимая вены и оставляя следы. Никогда ещё не была она в таком потрясении и никогда не думала так пессимистично. Настала пора вытаскивать себя из этой подсознательной ямы и стараться посмотреть на свет.

Анабель не стала долго думать, потеплее оделась и, выйдя на балкон, взглянула на крышу: на самой вершине красовалось и даже слегка поблёскивало от света луны крепление для телескопа, который уже готовился оказаться на должном месте, пока что пребывая в руках хозяйки. Космос завораживал, пленил и успокаивал Анабель мгновенно. Испытывая даже половину этого спектра чувств, девушка могла забыть о насущных проблемах и на время окунуться в другой, необъятный мир. В детстве она пугалась космоса, не могла даже подумать о нём – ей всё казалось, что произойдёт что-то ужасное, посвяти она ему свои мысли. Однако же вот, сейчас стоит на крыше и смотрит на звёзды, любуясь на давно известные ей созвездия. Она не разбиралась в астрономии, но очень хотела начать, а потому попросила родителей договориться о личной встрече с управляющим местным планетарием. Хоть их отношения и были не самыми тёплыми, общались они вовсе не натянуто, обычно. И родители, хоть и не сильно интересовались жизнью младшей дочери, помогали, когда было попрошено, договаривались, если было нужно. Теперь через неделю Анабель предстояло начать учиться всему, о чём она на данный момент и помыслить не могла, и не просто у кого-то, а у истинного профессионала своего дела, у человека, который буквально горит своей работой.

– И это произойдёт со мной в скором времени, и я стану чуточку ближе к вам. – Шёпотом проговорила Анабель, смотря через отливающую синим крупную трубу телескопа.

Вдоволь налюбовавшись, она открепила конструкцию, и тут же, почувствовав прилив сил и настроения, перепрыгнула на другую сторону крыши и, озвучиваемая постукиванием черепиц, съехала к выступу над своим балконом. Теперь, немного утешившись, можно было выдохнуть и, с разбега нырнув под воздушное, только застеленное, одеяло, погрузиться в сладкий сон с мечтами о завтрашнем дне.

Глава вторая

Гордею от осознания начала учебного года было ни горячо ни холодно. Учёба хоть и приходилась ему важной спутницей жизни, но в мыслях он никогда не уделял ей всепоглощающего внимания. Так и теперь, придя в класс, он обрадовался вовсе не наступившему времени, обязывающего снова учиться с утра до ночи, а старым друзьям, с которыми он ни разу не увиделся за всё лето. На лице воцарилась та добрая и искренняя улыбка, которая всякий раз возникает в самые счастливые моменты.

– Как ты?

– Почему редко отвечал?

– И каждый раз отказывался от встречи?

– Да как-то, знаете, дела… – замялся Гордей. – То одно, то другое. Никак не мог выделить времени, простите.

Трое парней немного склонили голову, быстро переглянулись и пожали плечами.

– Ничего. Не так уж и много времени ты предоставил нам, чтобы радоваться твоему отсутствию, – и они похлопали его по спине.

Гордей снова оказался в своей стихии, среди близких людей. Хорошее настало время, хотя ему не потягаться с летним, когда парень был занят чем-то настолько интересным, что даже не нашёл свободной минуты для друзей. Гордей, не переставая улыбаться, пусть и не широчайшей своей улыбкой, зато настоящей, беседовал то с одним, то с другим, то с третьим другом. Ох и соскучился он по ним! Бывает так, будто все вокруг тебе уже пресытили, и хочется провести время наедине с собой и своими мыслями. Никому ничего не обещать, да и не ждать ничего взамен. Но друзья давно стали для Гордея важнейшей частью жизни, и только сейчас он осознал, как глупо было отталкивать их всё лето. Так что теперь он с жадностью наслаждался присутствием каждого из трёх, стараясь каждому уделить то внимание и время, которое задолжал. Перебрасываясь короткими фразами, Гордей вдруг нахмурился – его глаза столь неожиданно наткнулись на Анабель, что, смотря на неё, он продолжал улыбаться и рассказывать уже не другу, а девушке про качество летних шин на автомобиле своей матери. Затем до него дошло, что эмоция поглотила разум, слова перешли край, и каким нелепым всё это, должно быть, выглядит со стороны. Молниеносно соображая, как бы выпутаться из такой дурацкой ситуации, он, чётко протараторив парочку фраз, поприветствовал её, а после, как ни в чём не бывало, продолжил свой рассказ друзьям.

«И зачем я так отреагировал? Глупо, глупо. Надо же было так зависнуть… Вот чёрт. Это же новенькая. Так вот почему я удивился… Мне следовало представиться и спросить её имя. Дурак. Но почему я был настолько ошарашен?»

Эта мысленная путаница ещё более озадачила Гордея, так что ему предстояло побыстрее выныривать из своего сознания и возвращаться в реальность.

– Красивая, – заметил один из друзей.

– Мм… Малышка – Недвусмысленным шёпотом прокомментировал другой.

Гордей слегка поморщил нос и поднял брови. Ему хоть и нравились его друзья, даже больше, он обожал их, но порой непристойные их выражения ненадолго отталкивали и заставляли сомневаться, что он вообще вписывается в компанию. К счастью, парни опускались только до слов, поэтому больше Гордея ничто не раздражало, и он вновь становился на одну волну с друзьями. Но сейчас, после столь долгой разлуки, хотя такой «комплимент» и был ему совершенно не по душе, он кивнул и изобразил что-то вроде улыбки, выказывая таким образом одобрение.

Вошла классная руководительница и, после типичных вопросов про каникулы, представила всеобщему взору Анабель. Девушка, без стеснений, по крайней мере так всем казалось, вкратце рассказала о себе и своей прошлой школе, а затем доброжелательно сообщила, что хочет как можно быстрее влиться в класс и стать со всеми хорошими друзьями.

“Неплохая речь. Довольно своеобразная, но это даже к лучшему. Интересно только, что она забыла в медицине. Смотрю на неё и откровенно полагаю, что эта сфера совершенно ей не подходит. А впрочем, я не настолько проницателен, чтобы сходу раскусывать людей. Поживём – увидим.”

Перед Гордеем стояла среднего роста, длинноволосая светло-русая девушка, со смелыми серыми глазами. На ней сидел серый костюм – укороченный пиджак и юбка чуть выше колена. Костюм был сшит с иголочки, и невероятно ей шёл, подчёркивая и выделяя глаза. На ножках красовались вовсе не туфли, а новые кроссовки от известного бренда, имя которого белыми буквами блестело сбоку. Лёгкий естественный макияж был очень кстати – так хорошо обыгрывал все прелести и без того красивого лица. Встретив её глаза, всякий думающий и любящий анализировать человек подумает – она знает, что красива. И тут же захочется предположить, пользуется ли она своей красотой в корыстных целях.

– Хм… Неплохой вкус в одежде, а по обуви можно заключить, что она из довольно обеспеченной семьи. Уж явно не заработала она на это сама. Видно, что белоручка, тяжело ей здесь придётся. Хотя я бы не сказал, что мне легче, – всё продолжал думать Гордей.

В первый перерыв парень, хоть и разговаривая с друзьями, одним ухом прислушивался к новенькой и краем глаза на неё поглядывал. Она вовсе не терялась и уже собрала вокруг несколько девочек. Все о чём-то оживлённо рассказывали, а сама Анабель, если не говорила, слушала мельком, распространяя свой взгляд на весь класс.

– Не очень-то вежливо с её стороны, – подумал Гордей. – Высоко держишь подбородок. Так ты гордячка! Не богатая ли фамилия сделала тебя такой? Очень надеюсь, что ты гордишься своим поступлением сюда, а не материальным превосходством. А как заулыбалась, как заиграло твоё лицо, когда ты заговорила. Мы так с тобой не сдружимся – терпеть не могу честолюбивых. – И он отвернулся.

Почему-то с первых секунд она жадно завладела его вниманием, цепляя своим образом, таким новым и непривычным, что поневоле приходилось перетаскивать свои глаза с её лица на лица друзей. Гордей отвык от девушек, в том плане, что его первые и единственные отношения завершились год назад. Они были такими неуклюжими, странными, невзаимными. Никто друг друга по-настоящему и не любил, и, пусть криво-косо, они продержались короткий февраль и кусочек марта. “Невыносимое 14 февраля, существуй, пожалуйста, только для тех, кто влюблён, и не мучай оставшихся.”

После этих нескладных отношений Гордей не испытывал ни малейшего желания связать себя по рукам и ногам девушкой, какой бы она ни была распрекрасной. Впрочем, не умолчать, что он опирался на красоту, мысленно всех оценивая. Гордей, хоть и не собирался начинать отношения, иногда предавался одному занятию – подбирал себе пару, наиболее подходящую из окружения. И первое, на что обращал внимание, – внешность. Душа была безусловно важна для него, глубоко ценились начитанность и тактичность. Но всё же, выбирая книгу, для Гордея на первом месте стояла обложка.

Он был красив собой. Густые, каштановые пряди волос каждое утро тщательно укладывались гелем или лаком. Лицо, обворожительно складное, улыбалось себе в зеркале и подолгу рассматривало каждую собственную деталь – тёмно-карие глаза, чёрные-чёрные, немного завитые от природы кверху, ресницы, красивый прямой нос, розовые, словно очерченные, губы и слегка выраженные скулы. К этому добавлялся высокий рост с прямой осанкой и сильное, мускулистое тело. Гордей не выглядел «чересчур», как это бывает, на руках и ногах не выпячивали, готовые вконец выйти наружу, сине-зелёные вены, но бицепсы всё же замечательно округляли короткие рукава чёрной футболки.

Исходя из мысли, что он красив, Гордей и выбирал себе девушку под стать. Но эти глупые смотрины лишь забавляли его и никуда не приводили, нужные лишь затем, чтобы скоротать, порой, время.

Перерыв кончился, и следующие пять часов прошли совершенно заурядным манером, присущим всем профильным школам. Гордей сидел как обычно спокойно, но его взгляд часто бывал расфокусированным, а ручка подолгу лежала на столе нетронутая. Его мысли заполняло одно – непонимание, зачем тратить своё время здесь, если бы он мог… Нет, не мог. Такого занятия в качестве профессионального рода деятельности, а вовсе не как очередного хобби, совсем не поймёт и точно не поддержит никто из семьи. Хотя ему ли было жаловаться. Где, как ни у него дома можно найти тонну поддержки, ещё столько же добрых слов и столько же предложений о помощи. Его семья всегда была твёрдой опорой, на которую он часто полагался и которой доверял даже больше, чем самому себе. И неужели сейчас, когда это было так необходимо, доверие не оправдает себя? Этому не бывать, решил гордей. И потому решил сегодня же переговорить с родителями.

Скучно и невыносимо стало здесь сидеть. Столько терпеть – целый год – ужасно. Неужели так пройдёт его последний этап жизни в школе? Раньше Гордею казалась, что лишь он один знает, чего хочет от жизни. А сейчас создалось впечатление, что как раз наоборот, одноклассники прекрасно представляют себе свой дальнейший путь, а он – нет. И снова предстояло ему брать толстенный учебник или пособие, снова выписывать километры ненужного текста, снова жалеть о своём выборе. И чувствовалось, что он один такой. Все над чем-то думали, усиленно работали, и казалось, вот-вот чей-то мозг рядом взорвётся от такой непрерывной обработки информации. “Интересно, по своей ли воле собрались все здесь присутствующие? Скольких из них заставили родители – у кого «долг семьи», у кого «это благородное дело». А сколько оказались здесь лишь потому, что не знали, куда ещё сунуться? Такие точно есть, такие люди есть везде, на каждом месте. Безысходность заставляет сделать единственный, как им кажется, правильный выбор. Вполне возможно, что выбор, о чудо, и есть «правильный», но чаще всего – нет, такого не происходит, и приходится мириться с действительностью и справляться с периодически накатывающим унынием. Идите, люди, идите, выбирайте, но только не надо останавливаться. Вы ещё откроете себя с новой стороны, вам вовсе не ведомой, которая распахивает свои двери только лишь тем, кто упорно пробует, испытывает и пытается. Не получилось одно – получится другое. В конце концов, у нас у всех есть «призвание» – неважно, какое оно по современным меркам, маленькое или большое, да только оно точно есть, и сразу, как вы на него наткнётесь, вы это почувствуете. Станет легче. Станет хорошо на душе, и жизнь польётся новыми красками”, – мысли такого рода занимали Гордея куда больше учебных, при этом помогая ему определиться с собственным будущим.

После долгих занятий, когда всё, наконец, кончилось, большая часть ребят вздохнула с облегчением – тяжело всё-таки после длительного отдыха возвращаться в строй, особенно при такой чудесной погоде. Солнце, сегодня светящее изо всех сил, словно желало по-доброму повредничать, заливая светом всех выходивших из душного помещения учеников. Вызов был принят – люди повторяли за солнцем, смотрели на него, щурясь и озаряя улыбкой в ответ. Гордей пожал руку своим друзьям, похлопал по спине парней-одноклассников, помахав, попрощался с одноклассницами, в очередной раз сказав им по комплименту, подмигнул новенькой и пошёл своей дорогой. Дом находился всего в каких-то пяти минутах ходьбы, и ему не терпелось скорее добраться до своей комнаты, чтобы сбросить унылый школьный груз и схватить полюбившуюся бас-гитару, карандаш и тетрадь для записей. И сочинять, думать, подбирать ноты, взрывать комнату звуками инструмента и голоса. Всё это чудилось ему таким воодушевляющим, что пять минут стали миллисекундой, а все входные двери – прозрачным занавесом. Дойдя, нет, почти добежав до комнаты, схватив гитару, он быстро пробежался по струнам, откинув назад голову, резко опустился на рядом стоящий стул, приготовился сыграть пару аккордов, как вдруг адская боль пронзила его голову и правую руку. На пару секунд, хотя Гордею показалось, на целую вечность, он потерял сознание, а когда очнулся, боль его больше не тревожила, испарившись так же внезапно, как и возникнув, и Гордей продолжил играть свои песни, однако теперь немного взволнованно.

Тексты песен, как и саму музыку, он сочинял сам. Гордей строго придерживался правила – ничего не выдумывать. За основу он всегда брал либо своё мнение на какую-то тему, либо конкретную ситуацию, которую он пережил и точно может описать, рассказав, что почувствовал. Ему пресытили музыканты и певцы, которые выступают, лишь бы выступить, поют, только чтобы спеть – всё это стало казаться бессмыслицей. Как можно понять такого автора, если весь его посыл – удачная рифмовка слов? Чтобы избежать подобного, Гордей, хоть сначала и запечатлевал на бумаге всё, что яро бурлило в голове в порыве вдохновения, затем часто менял слова кардинально, только бы не солгать, только бы не приписывать себе несуществующих качеств. Так и сейчас, вдруг почувствовав в себе творческий прилив, он мигом ухватился за карандаш, и крупным, размашистым почерком стал выписывать поток мыслей, быстро-быстро, чтобы ничего не забыть. Уже на первом четверостишье Гордей, едва не остановившись, вскинул брови и принялся недоверчиво вникать в смысл собственных слов. О девчонке! Он пишет о новенькой девчонке! «Меня сейчас стошнит», – пронеслось в голове. Не то чтобы ему был противен противоположный пол, по «смотринам» это наверняка понятно, но отвратителен ему стал он сам – не могло такого быть, чтобы текст вышел сплошь о девочке. Это немыслимо! Гордей ничего и не чувствует к ней, и это точно, а значит, всё, что он написал – наглая ложь, слова, не несущие смысла. Парень перечеркнул весь лист. Он с отчаянием подумал, что разучился писать – выдумка, рождённая пару секунд назад, задела его музыкальное сердце, растормошила привыкший к другому разум.

– Даже представить не могу, что хуже. Либо я о ней и правда думаю, либо наслушался дурацких однотипных песен о невзаимности.

И, не дожидаясь нового прихода вдохновения, он перелистнул на пару страниц назад и начал проигрывать собственные, кажущиеся потрясающими, песни. Пальцы легко бегали по струнам, мелодия лилась естественно, сама собой. Гордей не был взволнован, просто слегка разочарован в себе, но знакомые ноты вмиг вернули его в прежнюю колею и заставили сердце играть партию барабанов. Вот это музыка! Вот это слова!

Глава третья

Вернувшись к концу дня домой, Анабель почувствовала облегчение. Первый день прошёл отлично: не было никаких недомолвок, шёпота за спиной, а одноклассники оказались самим очарованьем. Каждый спешил подойти и познакомиться поближе, разузнать, откуда она и почему выбрала эту школу и медицину в общем. Это было безумно приятно, и с лица её совсем не сходила улыбка на протяжение всего учебного времени.

Поставив сумку возле стены, аккуратно развесив и разложив по полкам вещи, переодевшись в домашний белый шёлковый костюмчик, состоящий из майки и шорт, Анабель повалилась на кровать, держа в руках телефон. Наверное, она слегка преувеличила, когда её разум был омрачён неизвестностью предстоящего дня и она предполагала, что некому ей излить душу и не у кого найти слова поддержки. Но у неё была замечательнейшая лучшая подруга, а также множество друзей, с которыми она была в хороших отношениях. Но поистине доверяла она только двум людям – той самой подружке и своему молодому человеку. Как раз сейчас Анабель собиралась позвонить первой – уж очень не терпелось ей поведать о новом месте, а подруге – всё это услышать. Сделав видеозвонок, девушки встретились взглядами и их радостные улыбки ещё сильнее осчастливили друг друга.

– Ну давай уже рассказывай мне всё об этой школе для мажоров.

– Так, начнём с того, что она не «мажорская», как ты мне тут говоришь, а «элитная», потому что я проходила тщательный отбор, а не просто подкинула денег в конверте, – весело ответила Анабель.

На другом конце телефона послышался заливной смех, всякий раз так поднимавший настроение.

– С этим разобрались. Теперь о школе. Ты не представляешь, насколько она потрясающая! Она разительно отличается от той, что я посещала раньше – о мои несчастные годы там! Почему только я с рождения не была сюда зачислена! – восторг, перемешанный со смехом, удивлением и самыми бурными эмоциями, сопровождаемый быстрым говором, выплеснулся в виде слов, интонации и воодушевлённого лица Анабель. – Какой дизайн, стены, пол, доска, парты – Боже, я что, в сериале? Да даже форма! Её там нет – все соблюдают деловой стиль, даже мы, будущее медицины, носим костюмы и надеваем одежду директоров.

– Ты говоришь так, будто вчера вышла из пещеры. Прошу заметить, твоя прошлая школа тоже была не из позорнейших, а достаточно приличная.

– «Достаточно приличная» – о да, именно такие слова напрашиваются, когда я вспоминаю зелёные стены и исписанные ручкой парты. Здесь – всё по-другому. Как я не догадалась всё тебе поснимать. Хотя, наверное, это выглядело бы действительно дико.

– Действительно дико. Кстати, что там по пацанам? У вас их не слишком много, не так ли?

– Треть класса. Что могу сказать – все довольно приличные, нет никаких неприятных… Как и везде, есть странноватые, но я пока даже не знаю, как мне их описать – один был какой-то он скрытный, а вот противные улыбочки второго, когда он на всех смотрел – жуть. О, знаешь что? Когда я уходила, он мне подмигнул. Подмигнул! Меня чуть не стошнило на месте, благо, я отвернулась.

– Ой какие мы брезгливые. Но да, да, прекрасно тебя понимаю, такие – далеко не редкость, я почему-то постоянно их замечаю в последнее время. Он же симпатичный, верно?

– Можно так сказать.

– Тогда он знает об этом, и от того его самомнение намного выше, чем у здорового человека, – она засмеялась, – Ох, желаю тебе удачи. Ведь ты будешь каждый раз находить в нём повод либо для смеха, либо для припадка.

– Да. Но радует, что большинство – отличные ребята, и с ними легко находить общий язык. Надеюсь, так и будет, и ни в ком я потом не обнаружу гнилой личины и двуличья, как это было с… – тут Анабель замолкла, перестав смотреть на подругу и пристально всматриваясь в телефон.

– Что такое?

– Парень пишет. Говорит, сегодня ужин с его родителями. Так неожиданно, он же всегда сообщает заранее.

– Во сколько? Не пора собираться?

– Не знаю пока. – Через пару секунд, вскинув брови, Анабель завопила. – Выход в семь?! Так сейчас ровно шесть… и сколько займёт дорога! Надеюсь, в этот раз за мной снова заедет машина. Отлично, об этом беспокоиться не нужно. Хорошо, что макияж я ещё не смыла, нужно только подправить. И выбрать, что надеть.

– О, у тебя есть отличное новое чёрное платье – как раз та элегантность, которая требуется при встрече с его родителями, и обязательно к открытым ключицам добавь подвеску, которую он тебе подарил!

– Не хочешь наняться моим стилистом? – по-доброму усмехнулась Анабель. – Мне нравится такой образ. Ну всё тогда, я побежала. Чмоки в обе щёки, напишу, как приду с ужина.

– Давай, буду ждать.

Анабель побежала собираться. Зная любимые рестораны родителей парня, ехать ей было примерно полчаса, значит, ровно столько же времени у неё было на все сборы до приезда машины. Да, город небольшой, но полным-полно хороших мест, куда можно выбраться, и как раз плюсом – быстрая дорога.

Она любила такие ужины. Встречи проходили в лучших местах города, за столом все всегда сидели в поистине элегантных нарядах, и во всём пышила роскошь, но та, которую хотелось прочувствовать, а не от которой хотелось бы бежать с отвращением. Одно только сопровождение до ресторана чего стоило – блестящие чёрные машины с одним из личных водителей этой почётной семьи, всегда стоящий внутри приятный запах, интерьер автомобиля, подчёркивающий изысканность вкуса, а также классическая музыка, настраивающая девушку на ту манеру общения, которая была исключительна и необходима в разговоре с такими людьми.

Анабель отлично помнила, как познакомилась с парнем. Они отдыхали семьями в одном заграничном отеле. И так вышло, что из всех подростков там присутствовали только они двое – по такому случаю завязались диалоги, долгие беседы, прогулки ночью вдоль бассейна и первые признания в влюблённости. Поскольку отдых длился приличное время, возникли отношения. Правда, не сказать, чтобы эти двое видели какую-то поддержку со стороны своих семей, но никто не ставил им запретов, не препятствовал ночным посиделкам, а потому взаимная симпатия вскоре стала привязанностью, и какова же была радость, когда они оба узнали, что живут в одном городе. Теперь у Анабель был человек, к которому она испытывала всё тепло и полноту чувств, что испытывают искренне влюблённые после двух месяцев отношений.

Затем, уже по прибытии в родной город, пара рассказала родителям о своих чувствах, и если со стороны родителей девушки были заметны лишь формальные поздравления, то со стороны парня – всё намного серьёзней. Так, Анабель стала посещать их совместные вылазки в картинные галереи, на выставки, концерты знаменитых оркестров и прочие развлечения для утончённых натур. Совместные ужины в дорогих заведениях тоже стали частью приобщения Анабель к этой немного странной, но статной семье, а поэтому она приняла решение наслаждаться своим просвещением и довольствоваться тем, что её вообще принимают. Конечно, дело было вовсе не в богатстве, однако тот факт, что девушка оказалась вовсе не из бедной семьи, вроде как укреплял её положение.

Что до характера, молодые люди были совершенно разными. Но, как говорили учителя физики: «Противоположности притягиваются», а потому, ни Анабель, ни парня почти ничего не смущало. Анабель – сильная, уверенная в себе личность, внимательная, и смелая, и невозможно привязанная к своим близким людям – будь то семья или друзья. Да, её задевал холод первых, так что оставалось надеяться на семью приобретённую, особенно, конечно, на парня. Анабель всегда брала на себя инициативу в отношениях: намечала встречи, предлагала выбраться куда-нибудь на выходных, первая целовала, в то время как парень был не слишком разговорчив, предпочитал соглашаться со всеми предложениями своей девушки, но, казалось, любил сильно и искренне. Всегда слушал каждое слово Анабель, смотрел точно в глаза и никогда ни от чего не отказывался, поддерживая все её затеи. Когда она говорила «Я люблю тебя», он всегда отвечал: «А я ещё больше».

Итак, по расчётам Анабель, ровно через пять минут у её дверей будет стоять автомобиль, что теперь означает немедленное перемещение из собственной комнаты ко входу на первом этаже. Взяв в руки туфли, она пробежалась по ступенькам настолько быстро, насколько позволяло ей платье, прыжком оказалась возле зеркала, надела пальто, расправила волосы, встала на каблуки, бросила острый взгляд на своё отражение, преимущественно на лицо, удостоверилась, что выглядит прекрасно, надушилась и, мягко открыв дверь, вышла на крыльцо. Подсчёты оказались верны и через мгновение водитель уже открывал заднюю дверцу машины, здороваясь и желая приятной поездки. Ответив с той же вежливостью, Анабель села внутрь. Дверь закрылась, девушка пристегнулась. Водитель неожиданно повернулся, посмотрел на неё, странно улыбнулся, как показалось, немного с грустью, и, отвернувшись, взялся за руль.

«Что-то странное со всей этой семейкой. Какие-то они сегодня все дёрганные. Ох, надеюсь, это не очередной кризис отца. Иначе всё обернётся той же жёсткостью в обращении, которая немного задела меня на прошлом ужине». Рассуждения завладели разумом Анабель, и музыка, прекрасная музыка, классика, в этот раз не оказала своего действия. Терзаясь сомнениями, предполагая, чем вызвано столь неожиданное приглашение, зная, как строго в этой семье с распределением времени и планами на день, неделю, месяц, она пришла к утешению, что, в чём бы не заключалось оправдание, она будет держать лицо и посочувствует, если будет необходимо, но не предастся чувствам, если вдруг в эмоциональном порыве коснутся её личности. Такого уверения было достаточно, чтобы вновь услышать фоновую музыку и узреть, что через поворот она уже окажется на набережной, предстанет перед всей семьёй, узнав спонтанность встречи, и вновь увидится со своим молодым человеком. Вдобавок к этому предвкушению, девушка вспомнила, что одета сегодня бесподобно, и это прибавило ей уверенности.

Выходя из машины, Анабель попрощалась с водителем, который почему-то дольше, чем прежде, держал её руку, так, будто не желал отпускать. Девушка вопросительно посмотрела на него, но типичная фраза «Хорошего вечера» разуверила её быть подозрительной. Тогда Анабель прошла по ковровой дорожке ко входу в огромное здание, которое, к наслажденью всех гостей, имело форму корабля и, соответственно, лишь примыкало к набережной, стоя прямо в воде.

Хостес открыл перед Анабель двери, и последняя вошла в ярко освещённый зал, элементы декора которого были сплошь в золотом и красном тонах. «Не сказала бы, что это лучший ресторан города. Зачем эта напыщенность и показушность? Сейчас актуальны пастельные, а никак не кричащие оттенки, а также простота и минимализм в расстановке» – за долю секунды пронеслось в голове Анабель. Ей показали стол, за которым состоится торжественный ужин, и девушка проследовала к назначенному месту, предварительно отдав своё пальто в гардеробную. Подходя, Анабель уже увидела, что за столом не достаёт лишь её самой и нисколько этому не удивилась. Как она и предполагала, что-то произошло внутри семьи, так как при виде Анабель, все перестали нервно перешёптываться и, еле скрывая наигранность улыбок, поприветствовали её. Анабель ответила тем же, но её ответ, разумеется, был наполнен большей теплотой, поскольку она по-настоящему рада была их всех видеть. Парень встал, подошёл к ней ближе, обнял, и затем, как будто она была гостьей, сухо отодвинул стул. Анабель напряглась.

– Что же, дорогая, как проходит твоё время? Слышал, ты сменила род свой деятельности? Отчего так? Чем тебе не угодило прежнее место?

Услышав бодрый голос отца семейства, Анабель немного выдохнула: точно не кризис; а потому отвечала с присущей ей живостью.

– Хмм, интересно ты рассуждаешь. И всё-таки я придерживаюсь мнения, что если уж берёшься за дело, то, будь добр, доведи его до конца, хо-хо. – Он залился деланным смехом, хотя забавного было ровным счётом ничего. – Вот если бы моя компания столько лет продавала недвижимость, и занялась бы производством цветочных горшков. Хо-хо-хо. – Вторая фраза уже более походила на юмор обычных людей.

– Не спорю, но и не могу полностью согласиться. – С улыбкой отвечала Анабель. – Ваше дело, несомненно, не поддастся замене, смотря на то, сколько лет прошло с его начала. В моём же случае всё немного по-другому: я долгое время искала себя, и недавно открыла для себя любовь к биологии, а потому вынуждена была принять такое резкое решение.

– Отличный аргумент, дорогая. Будь я не таков по натуре, хо-хо, я бы охотно принял его.

Далее разговор перескакивал с темы на тему, более не возвращаясь к учёбе Анабель, за что она была мысленно очень благодарна. Спорить с отцом своего парня – последнее, что нужно было сделать для его одобрения, но проглотить своё мнение она тоже не могла, так как была «не такова по натуре, хо-хо». Поэтому теперь, обсуждая открытие выставки, посвящённой одному лишь красному цвету, девушка чувствовала себя намного спокойней. Слегка, правда, напрягало, что ни мать, ни парень, не утруждали себя поднятием глаз или произнесением и пары предложений, так что беседа постепенно принимала форму диалога. Но наконец подали блюда, и необходимость говорить исчерпала себя.

По истечении получаса, тарелки были унесены, и ожидался чай. Отец предложил Анабель прогуляться до балкона и посмотреть на вечернюю набережную, и та согласилась, хотя у неё вовсе не было иного выбора.

– Хорошая идея для ресторана – сделать его кораблём, а? Но как не спутать его с настоящим? Придёт капитан, возьмётся за штурвал, а ему вдруг матросы и скажут: «Вам уже подавать ризотто с крабом?» О-хо-хо!

– Да, действительно, и каково же будет его удивление! – решила подыграть Анабель, параллельно думая о том, что будет рассказывать подруге об этом вечере.

– Но давай отложим шутки, – вдруг став серьёзнее, проговорил мужчина, – и обсудим вот что. Ты девочка… Ну какая «девочка» – уже девушка. Так вот, ты молодец. Правда, ты всегда показываешь себя с лучшей стороны, ты умница и к тому же красавица… – тут он сделал длинную паузу, которая моментально стала неловкой.

– Спасибо, конечно, но к чему вы клоните? – потеребив складку на платье, таким же серьёзным голосом прямо спросила Анабель.

– Видишь ли, моему сыну сейчас предстоит трудное время. Он уже достиг достаточно взрослого возраста, и готов со всей усердностью приступить к изучению семейного бизнеса, а через какое-то время и к полному переходу к нему. Понимаешь, сейчас нужна максимальная концентрация, а… Как бы тебе помягче сказать, отношения, в общем, ему не нужны. Это взвешенное решение, мы все… То есть он сам его принял. По такому случаю мы и решили устроить этот ужин. Давай назовём его прощальным, хо-хо. – Он улыбнулся в конце, довольный, что дело сделано, и можно идти пить чай.

Анабель стояла неподвижно, смотря в пол, не понимая, откуда взялся звон в ушах. Она забыла всё, что только что было сказано, и пыталась выяснить, откуда этот противный звук и как поскорее избавиться от него. Затем она почувствовала, как кто-то теребит её по плечу. Она очнулась. Это был парень.

– Анабель, милая, что с тобой? – затем, обращаясь к отцу, который был немного огорчён, что такая стойкая, с его точки зрения, девушка, оказалась уж очень ранимой. – Я же говорил, что мне самому следовало сообщить ей.

К Анабель резко возвратилась память. Теперь весь их разговор вёлся в тихом, но нервном тоне.

– Что… Почему ты меня бросаешь? Как я тебе помешала? Мы видимся раз в неделю, ещё реже проводим вместе больше двух часов, а иногда даже просто-напросто созваниваемся и обмениваемся какой-то жалкой парой фраз! И не ты ли недавно говорил, как сильно любишь и ценишь меня? Зачем ты так со мной?! – она перевела взгляд на отца. – А вы? Вы как к этому причастны? Почему я вынуждена была услышать это от вас, а не от своего возлюбленного?

– Анабель, дорогая, успокойся. – Сказал отец серьёзно. – Если бы я только знал, что ваши шуры-муры затянутся настолько, – он многозначительно поднял брови, – я бы тут же дал знать, что из этого ничего не выйдет.

– Но зачем вмешиваетесь вы? Какое вам дело до романтических чувств вашего сына и его отношений? – снова переводя взгляд на парня, уже в отчаянии, девушка зашептала. – Чего ты молчишь? Вступись за меня, прошу.

– Слушай, я…

– Помолчи, – перебил сына отец. – Дорогая, уж кому, как не мне, есть до него дело. Парням в таком возрасте нужны девушки только для распутства, а мне не нужен такой шалопай под крышей, и он это прекрасно знает. Так что теперь, заканчивая эту бессмысленную трату времени, я скажу вот что: серьёзные девушки не будут прыгать туда-сюда с профиля на профиль. Это многое говорит о них, и, понятное дело, не в лучшую сторону. Разговор окончен. – Затем, повышая голос с тихого на бодрый и звонкий, он громко провозгласил, – Пойдёмте пить чай. – И отвернувшись, мужчина зашагал в сторону главного зала.

Парень подошёл к Анабель, которая вся тряслась и с каждой секундой бледнела, смотрев всё это время в пол. Обняв её, он сказал:

– Анабель. Я говорил честно, когда признавался тебе в… кхм… любви. Но, поверь, так будет лучше для нас обоих. Тебе не придётся днями ждать моего сообщения, а я, в свою очередь, стану более серьёзным человеком.

– То есть, – еле подбирая слова, отстраняясь от него, с широко открытыми красными глазами начала Анабель, – ты согласен с каждым словом своего отца? Значит, я в действительности такая легкомысленная, распутная и самонадеянная? Ты считаешь меня такой?

– Да нет же, милая, ты переворачиваешь все его слова. – Он натянул фирменную семейную улыбку. – С 10-ти лет он говорил мне о такой судьбе, так что это рано или поздно случилось бы, но вовсе не из-за тебя.

– То есть, – похолодев ещё более, запинаясь, проговорила она, – то есть, даже когда мы встретились, ты знал, что ничем это не кончится… Вот здорово вы меня разыграли, – заливаясь истерическим смехом и глотая слёзы, пробормотала Анабель. – Ясно. Мне всё ясно. – Она сдёрнула его руку со своей талии, и заторопилась в зал, а затем – к лестнице.

«Какая же я глупая, дура, дура. Боже, поверить не могу, что мне разбили сердце». Она бежала по ступенькам, одной рукой держась за перила, другой – аккуратно утирая слёзы, чтобы те не смыли макияж, однако последнее действие почти не увенчалось успехом. Вскоре Анабель резко остановилась, взяла туфли в руки и продолжила бег босиком. Так получилось намного быстрее, и уже у выхода на улицу она подумала: «Вау, единственная умная вещь, которую ты сделала. Какая глупая! Глупая! Глупая!»

На улице она села в первое попавшееся такси, назвала адрес и принялась себя успокаивать.

«Главное, не натворить никаких глупостей. Я себя люблю, я себя люблю, я себя люблю…» – прерываясь на слёзы повторяла себе она. Немного погодя: «Господи! За что мне это?» Слёзы ручьями струились из глаз, смывая тушь и размазывая стрелки. «Сейчас я приду домой, закроюсь в комнате…»

– Девушка, вы в порядке? Вам помочь? Отвезти в больницу? – водитель всё время поглядывал на неё в зеркало.

– Со мной всё в порядке, – поспешно и безрезультатно вытирая слёзы и делая нарочито весёлый тон, отвечала Анабель. – Просто каблуки слишком высокие – вот я и упала, повредила ногу. Но всё нормально, правда, спасибо, что беспокоитесь.

Водитель кивнул и больше не смотрел на неё. Из-за нежелания выпутываться таким манером из ситуаций и отвечать на подобного рода вопросы, Анабель решила всё же немного успокоиться и забыть, насколько это возможно, весь прошедший вечер до прибытия в свою комнату, где не было посторонних глаз.

Поворот, другой, перекрёсток, знакомая дорога, и… Она дома. Бросает весёлое «привет» в сторону кухни, извещая таким образом домашних о своём прибытии, бежит на второй этаж, открывает дверь, вбегает внутрь, запирается на ключ, включает в колонке музыку, ставя максимум громкости, и бросается на кровать. Теперь ничто не помешает ей выплеснуть все свои слёзы и исторгнуть жгучую боль в рыданиях. Она скрутилась комочком, обняв одну из лежавших рядом подушек, и заплакала.

Глава четвёртая

После длительного, но такого потрясающего времени, посвящённого претворению в мир новых песен и музыки, Гордей почувствовал необходимость в разминке, и да, какое чудо, именно в этот момент раздался звонок. По ту сторону телефона один хороший друг предложил вместе совершить пробежку по вечернему городу, так что Гордею оставалось лишь согласиться и через пятнадцать минут выходить.

Установленное место встречи – школа. Тут Гордея с радостью встретил друг, и они крепко обнялись, широко размахнув руками, а затем похлопали друг друга по спине.

– Ты как? Чего так быстро умотал после занятий?

– Всё в порядке, возникли неотложные дела. Знаешь… Да нет, впрочем, не столь важно.

– Давай договаривай! Не дело это – заинтриговать и бросить.

– Ничего сверхъестественного, как ты мог себе вообразить. Я тут задумался насчёт этого непонятного слова «будущее», и для себя решил, что нет во мне пылкого желания поступать в медицинский после окончания школы.

– А что, есть вариант получше? Ты не можешь так просто взять и перейти в другой профиль, год всего остался… Хотя, может, и можешь, как та новенькая, но тяжело ей, вообще-то, придётся.

– Конечно, я согласен с тобой, поэтому и не собираюсь перепрыгивать с места на место, или вовсе бросать школу, но, думаю, не моё это.

– Что ж делать. Думаешь, у всех есть, как ты сказал, «пылкое желание»? Нет, разумеется. Многие идут с завязанными глазами, предполагая, что потом цель жизни сама как-то появится. У большинства так и срабатывает, так что не вешай нос, всё впереди.

– Да-да. Но я всё же не буду больше отдавать так много своего времени учёбе здесь. В конце концов, тройки – это тоже отметки, верно? – Он засмеялся и, запуская пальцы в чёлку, загладил её наверх.

– И чем ты будешь заниматься в свободное время, а? Я уже и помыслить не могу своего вечера без домашки по химии.

– Поверь, я найду себе дело. – Улыбнувшись и похлопав по плечу друга, спокойно проговорил Гордей. – Ну всё, хватит трепаться, побежали!

И они тут же включили музыку в наушниках и побежали. Тренировочный путь не был спланирован заранее, а потому друзья договорились держать курс на центр города и тротуары вдоль главных дорог. Почти не делая поворотов, они бежали прямо. Кроссовки то и дело издавали своеобразные звуки, касаясь неровностей на асфальте. Руки двигались в такт, помогая лучше дышать. Взгляд был сфокусирован впереди – будто там, вдалеке, была значимая цель, манившая их и зазывавшая, и они всё бежали, бежали к ней. Свет фонарей подсказывал им дорогу, а фары машин пытались сбить их глаза с пути. Но бежать было здорово. Ощущение, будто с каждым выдохом сбрасываешь с себя весь груз, навалившийся за это время, будто приходит кто-то, дарующий тебе ещё большее желание прожить следующий миг. Усталость казалась до того приятной, что лишь мотивировала бежать бодрее и с радостью. Улыбка мелькала на лицах то того, то другого, причём не только в моменты, когда их взгляды вдруг сталкивались. Каждый думал о своём. Гордея, например, больше не тревожили мысли о будущем, он знал, что поступает правильно, и просто наслаждался бегом, и, конечно, думал о том, что наслаждается, и это приносило ещё больше удовольствия. С такими мыслями они и не заметили, как добежали до центрального перекрёстка, и решено было побежать обратно той же дорогой. Теперь переносить вес с одной ноги на другую стало чуть сложнее, и руки начали жаловаться на усталость, немного затекая. Однако через какое-то расстояние открылось второе дыхание, оказывая непомерную помощь бегунам. Почти добежав до школы, Гордей вдруг увидел, как друг, хитро улыбаясь, заманчиво машет рукой в левую сторону. Во время бега не особо хочется принимать взвешенные и обдуманные решения, и они свернули с пути, изменив свой маршрут. Гордей с интересом гадал, куда ведёт эта дорога, и пробыл в таком состоянии ожидания ещё каких-то десять минут, пока не увидел, как друг замедляет темп и снимает наушники. Гордей последовал этому примеру.

– Ну и куда ты завёл нас, а? – с одышкой пробормотал Гордей, разглядывая большие витые ворота, за которыми стоял огромный частный дом.

– Твои предположения, хах? – друг говорил прерывисто, но голос звучал довольно. – Знаю, не догадываешься. Это дом новенькой, Анабель. Ребята узнали, что она живёт в такой громадине, и мне стало жуть как интересно посмотреть.

Гордей немного поморщился. Прийти сюда, чтобы посмотреть, где живёт какая-то девочка, пусть даже теперь его одноклассница… Нет, до такого он бы не опустился по доброй воле.

– Ты чего молчишь? Как тебе дом-то?

– Ну да, большой. Но ты же знаешь, как я не люблю… следить за чьей-то жизнью, это не в моих правилах.

– Мы и не следим, никто ж не просит тебя перелезать через забор и проникать внутрь. Мы просто смотрим, не будь занудой.

Тут послышались звуки колёс приближающегося автомобиля, и друзей ослепил свет фар. Машина, не останавливаясь, подъехала прямо к воротам, и через пару секунд те открылись, допуская прибывших ко владениям. Обоим парням, что удивительно, стало любопытно взглянуть на обитателей этого огромного дома. Дождавшись, пока транспорт остановится, они увидели, как водитель подходит к задней двери и открывает её пассажиру. И тут пред ними предстала Анабель. Пусть она и стояла не прямо перед ними, а довольно далеко, они отчетливо видели её лицо, всё заплаканное и измазанное чёрным у глаз. Они также заметили, что она буквально выпрыгнула из машины и побежала ко входу босиком, держа в руках туфли, и ещё, что она была лишь в тоненьком платье, хотя на улице было вполне себе холодно. Анабель что-то проговорила водителю, видимо поблагодарив его за поездку, и забежала в дом.

– Чёрт! Ты видел её? Надеюсь, она просто сильно расстроена, и ничего серьёзного не произошло…

– Она показалась мне такой весёлой сегодня в классе, за весь день я не видел и тени хмурости на лице – всегда мелькала улыбка, и глаза искрились. – Тут Гордей слегка замялся и покраснел, но, к счастью, было темно. – Не то, чтобы я за ней следил… Кхм. И, знаешь, видно было, что всё это идёт от чистого сердца. Но сейчас она такая, такая…

– Замученная. Кто-то её сильно обидел, наверное. Ладно, погнали домой, спросим потом.

– Нет-нет, и не думай об этом. Тут наверняка что-то личного характера, да и не забывай, что никто не приглашал нас смотреть на это возле её собственного забора!

– Хорошо, договорились. Но побежали, Гордей, я уже начинаю мёрзнуть.

И они побежали. Теперь Гордей думал только о ней – а точнее, причинах, заставивших жизнерадостного человека так сильно страдать. Путаясь в мыслях, он вскоре достиг школы, попрощался с другом, и уже через какое-то время оказался возле дома.

– Я дома! – крикнул он из прихожей, торопясь в свою комнату.

– Привет, милый, как пробежка? Ты целую неделю не тренировался, как сейчас себя чувствуешь?

– Отлично, мам, просто замечательно. Ну, не буду томить и заскочу в душ – я сейчас не в самом презентабельном виде, – отпустил он шутку, заглаживая сырые волосы.

Через полчаса он пришёл на кухню – вечернее чаепитие с семьёй.

Просторная светлая кухня с круглым деревянным столом посередине, кухонным гарнитуром цвета немногим темнее слоновой кости и невероятной плиткой с фантастическими узорами. Места было не слишком много, но вполне достаточно, чтобы вместилось человек десять гостей, для которых любезно был бы расширен стол, умеющий приобретать и овальную форму. Стеклянная люстра с сине-белыми изогнутыми линиями и яркими красно-жёлтыми вставленными камушками хоть и дарила свет, но, в основном, находилась на своём месте под потолком лишь для антуража, а основное освещение исходило из встроенных в потолок пяти круглых светильников.

За столом уже сидели трое членов семьи – родители и сестра. Услышав шаги Гордея, они дружно повернулись, перестав мило беседовать, и улыбнулись. Парень сел напротив отца, и его губы тоже растянулись в улыбку:

– О чём вели разговор? Неужели опять обсуждали новогоднюю поездку?

Все засмеялись. Дело было в том, что раньше семья всегда встречала новый год, приглашая всех друзей и родственников к себе домой, так что выходил весёлый, но шумный и иногда даже утомляющий праздник, поэтому в этом году сестра высказала идею насчёт уединения в новогоднюю ночь и отмечания в тихом семейном кругу где-нибудь в загородном доме. Эта мысль так завладела вниманием всех четырёх, что тщательно обсуждались все подробности и придирчиво выбирался подходящий дом вот уже как вторую неделю.

– Нет-нет, Гордей, – улыбнулась мать. – В этот раз мы решили напасть на твою сестру и выпытать у неё, когда она найдёт время сходить с нами в кино. Тебя мы даже спрашивать не будем – ты у нас самый занятой человек в семье.

– Ох, ты права, мам. Сейчас я действительно занят круглые сутки: с утра и почти до вечера школа, а потом тренировки и…

– Ты не договариваешь, Гордей. У тебя снова формируется эта привычка. – Заметил отец. – Не бойся доносить до людей свои мысли, тебя никто не станет кусать.

– Верно. – Гордей вдохнул побольше воздуха и на выдохе выпалил настолько быстро, насколько может себе позволить человек, считавший хороший тон обязательством своей жизни. – Я не хочу становиться врачом после выпуска из школы. Я уже прекрасно вижу, что эта профессия совершенно не подходит мне, и я не готов впустую отсиживать долгие годы на парах, учась тому, что меня не привлекает. Я сдам экзамены, если вы этого хотите, но хочу предупредить, что мой путь в медицине на этом закончится. – На последнюю фразу ему еле хватило душевных сил, потому как в течение этой речи Гордей не мог поднять глаза и посмотреть на реакцию близких.

Однако же те выслушали очень спокойно, лишь у отца при первой фразе бесконтрольно вздёрнулась бровь.

– Милый, это, конечно, для нас немного шокирующее заявление, но ты уже вырос и вправе самостоятельно решать, что для тебя важно. – Тут острый взор матери обратился к отцу, – Так ведь?

– Согласен. Если ты действительно считаешь, что к медицине твоя душа не лежит, тебе даже экзамены сдавать нет необходимости. Нечего тратить на это время – занимайся другим делом. Кстати, ты подумал, каким?

Услышав спокойные, добрые голоса родителей, у Гордея отлегло от сердца, и он поднял, наконец, глаза. Звук полностью соответствовал картинке, и мягкие улыбки на лицах родных ставили подпись под таким заявлением.

– Подумал, и, на самом деле, очень давно. Всё своё лето я провёл за… кхм… творчеством. Я сочинил музыкальный альбом и сейчас планирую поработать над музыкой, сделать корректировки в тексте и записать некоторые из песен.

Лица у семьи немного изменились. Сестра сразу весело засмеялась, поздравляя брата с тем, что он нашёл себя в таком интересном занятии. Мать же с отцом переглянулись между собой и сочли правильным не говорить ничего лишнего и поддержать сына в первых музыкальных шагах.

– Гордей, это замечательно!

– Сынок, ты такой талантливый!

– Просто умничка! Горжусь тобой!

И все слова в таком духе. Гордей заметно расцвёл и с большим воодушевлением и искренней теплотой поблагодарил всех вместе за поддержку.

– Погоди, – сестра вдруг что-то вспомнила, – на какой, говоришь, форум ты ездил в июле? – и хитро улыбнулась.

Гордей удивился, что об этом вспомнили, но всё же радостно ответил, что то были сборы для начинающих артистов, где профессионалы своего дела учили ещё «зелёных» парней и девушек вокальным приёмам, работе с голосом, сочинению текстов и ещё много чему полезному. Хитрость же в том, что их любимый сын и брат сохранил в тайне свои творческие искания под прикрытием тематического форума для будущих врачей.

Побеседовав с родными ещё какие-то минуты, Гордей сообщил, что очень утомлён после целого дня, и уже подходит время, по его расписанию, чтобы готовиться к 8-часовому сну.

Сейчас, наверное, самое время познакомиться с этим юношей получше. Ошибочно могло показаться, что в его чертах проскальзывает занудство. Однако же, нет. Ещё с начальной школы в нём проснулось стремление менять себя к лучшему, что, несомненно, большая редкость для детей таких лет. Сначала, конечно, трансформация была не столь глобальной и началась с носков: раньше они всегда были поношенные и с дырками, так что один лишь их вид удостаивался жалкого зрелища. Но вот носки стали выглядеть аккуратно, а уж затем завертелось и закружилось. Так, Гордей начал читать классическую литературу, учил стихи и часами сидел над ними, вникая в смысл. Подолгу не вылезал из спортзала, гоняя себя между тренажёрами под присмотром тренера. Увлёкся медициной, и даже изучил сверх своей программы, с большим энтузиазмом запомнив позвонки человека. И вот оно – самое важное – его никто никогда не принуждал заниматься всем этим, желание исходило только от самого Гордея. Бессмысленно спорить и о врождённых способностях, гениальности, так как все его достижения берут основу на силе воли, горящих глазах и упорстве. Благодаря хорошей физической нагрузке, отрегулированному питанию и налаженному режиму сна, к слову, всем этим он снова-таки обязан самому себе. Гордею было относительно легко, при должном усилии, достигать своих целей. Светлый ум – вот так можно описать этого парня.

Интересно, что должно было случиться, чтобы такого, казалось бы, серьёзнейшего человека стало перетягивать на сторону музыки. Да, конечно, скажем о том, что серьёзный и целеустремлённый – прилагательные весьма совместимые, но никак не тождественные. Гордей был душой компании и, даже несмотря на высокую начитанность по сравнению с друзьями, нередко подавал им пример собой, так что до их рук часто доходила та или иная книга. Весёлое состояние духа, сопровождавшее речи Гордея, искренность в разговорах с людьми, их безоговорочное доверие, подчёркивали положительные черты парня, привлекая очень и очень многих. Но мешало его потрясающей натуре вот что – всякие отношения и даже простые обмены фразами с девушками были не столь надменными, сколько поверхностными. Он, конечно, не считал их ниже себя – до такого ещё никогда не опускался – но было что-то в них такое, не позволяющее Гордею показать настоящего «хорошего» себя. И вот что странно – это происходило лишь с его ровесницами, а также с девушками, представляющими потенциальную угрозу завязать с ним больше, чем дружеские отношения. К тем, кто был вне этой опасной зоны, Гордей относился дружелюбно и естественно. В конце концов, у него была сестра и мать, которых он безмерно любил и готов был сделать всё, что они только попросят. Сестра была старше на три года, и до десяти лет Гордей смотрел на неё, как на божественное создание, которое, словно солнце, озаряет каждый его день. (Затем он всё же догадался, что сестра – просто человек, как и он сам, но любовь от этого только усилилась). Гордей безумно ценил такой пример перед собой и старался всячески соответствовать как умом, так и сердцем. Гордей унаследовал кучу положительных качеств и от родителей, и среди особенных: стремление становиться лучше себя прежнего от отца и умение поддерживать друзей правильно подобранными словами от матери. Кстати, взглянув на него однажды, кажется, что это точная копия последней – карие глаза, густые тёмные волосы, прямой нос, чёткие черты лица. Но, посмотрев ещё раз, убеждаешься, чей он сын – высокий, с идеально прямой осанкой, прямоугольной формой лица, и хорошей мускулатурой.

Итак, умывшись, Гордей открыл окно в комнате, чтобы ночная свежесть подпитывалась холодными порывами ветра, и лёг в кровать. Закрыв глаза, он стал постепенно прокручивать в голове весь прошедший день. Сначала всплывали исключительно приятные воспоминания, слова друзей, строчки песен, затем начали прорисовываться детали: как солнце ослепило ему глаза ближе к вечеру, как струна гитары стала доносить фальшивый металлический звук, и пришлось её немного затянуть, как он надевал кроссовки на пробежку и дважды завязывал шнурки на правом кроссовке. Потом резко пронеслось: бег, музыка, новая дорога, ворота, Анабель. Тут Гордей автоматически потянул обе руки к волосам, и, плавно перекатываясь из носа в лёгкие, раздался тяжёлый вдох. «Гордей. Перестань думать о ней. Она того не стоит. Наверняка что-то стряслось на личном фронте. Что-то семейное или любовное. Но это не твоё дело, не лезь», – отчётливо и вдумчиво проговаривая эти слова в голове, он закрыл глаза, положив на них скрещенные руки. Тут ему в голову пришла безумнейшая мысль – написать песню о своих мыслях. Парень резко поднялся и сел, потерявшись глазами где-то на серой стене. «Ну нет. Боже мой, нет! Какая песня! Я совсем потерял голову», – прошептал он взолнованно. Гордей прислонился спиной к стене, устало задрав голову к потолку. И в это же время в голову начали ударять новые строчки. Раз, два, три – и он уже достаёт чёрный блокнот и выписывает эти устрашающие слова.

В музыке Гордей был принципиален – писать только о том, что касается его самого, и не строить из себя несчастного влюблённого, которого бросила девушка, чего, естественно, не происходило. Он твёрдо решил, что его песни не будут взяты из воздуха, а будут тщательно сочинены и основываться на правде, потому что врать там, где тебе нравится быть – что может быть отвратительнее? Вот и сейчас, проживая, а точнее сказать, переживая такие непонятные и новые для его разума чувства, он просто поддался им и внёс новое творение в готовящийся альбом. Странно или нет, но он уже смирился с мыслью, что иногда проще выразить себя в песне, нежели поведать о мыслях близким людям. Помимо плюсов в виде отличной музыки, присутствовало также освобождение души от давления и небольшое опустошение. Он хотел, но не знал наверняка, во что выльется такая затея, но всегда лелеял надежду, что вскоре эти строчки зазвучат в наушниках многих людей, и где-то в метро большого города едва слышимые голоса будут подпевать его строчкам.

Отложив карандаш и листок на прикроватный столик, Гордей вздохнул, но уже с облегчением, затем потянулся и лёг обратно. Глаза закрылись с удивительной лёгкостью, а в мыслях никакие девушки не крутились.

Глава пятая

Суббота, выходной день. Солнце залило комнату ярким светом и постепенно его лучики приближались к девушке, свернувшейся на кровати калачиком. Гладя тёплым взглядом её личико, Солнце заметило, как опухли глазки её любимицы, как крепко были они сжаты, боясь снова испугаться, как сильно руки сжимали подушку, не желая отпускать даже во сне. Девушка повернулась на другой бок и перевернула ладошку, которую тут же озарило Солнце. На ладони виднелись четыре красных полукруглых следа, оставшихся, вероятно, от сильного сжатия пальцев в кулаке. Солнце очень расстроилось и спряталось за тучи. Комната вмиг превратилась в мрачную коморку, не знавшей счастья уже очень много лет. Анабель открыла глаза.

«Ужасный сон!» Тут она резко встрепенулась, всхлипнула и спряталась под одеяло. На миг Анабель забыла, что ранило её вчера вечером, однако теперь боль с новой силой ударила её огромным молотом, заставившим душу отлететь на несколько метров. Вставать было тяжко, голова трещала, ноги и руки страшно ныли, тело совершенно отказывалось принимать любые приказы, и девушке приходилось облокачиваться на стены, пока она шла в душ. В голове было пусто и одновременно ужасно забито. Вертелось множество вопросов, и в то же время ни один. Хотелось плакать и крушить стены, а ещё сесть в угол комнаты, обнять колени и смотреть в пол.

Через час она снова вернулась в комнату, чтобы решить единственный вопрос, оставшийся в голове и прописанный там в разных форматах, цветах и шрифтах. «Что делать?» Анабель попыталась вспомнить, каковы были её обычные занятия по субботам, но ничего не подходило под душевные желания. Пойти позавтракать? Нет, не влезет ни один кусочек. Сделать прогулку по саду? Сил нет совершенно. Поплакать? Нет, на это также не было сил. В раздумьях она сидела довольно долгое время, и решила, наконец, проверить телефон. Около десяти пропущенных от подруги, которая с вечера ждала любых признаков жизни от неё. Вот, что нужно было Анабель – поддержка, излияние души, разделение боли, хотя бы немного. И она сделала звонок.

– Анабель? – в телефоне послышался встревоженный голос.

– Да. – Тихим, сдавленным тоном отвечала та.

– Какого чёрта ты не брала трубку? Я столько звонила тебе! Чего только не придумала, что могло с тобой случиться. И успокоилась я, лишь когда позвонила твоей маме, и спросила, появилась ли ты дома. Оказывается, ты уже как час была у себя в комнате…

Повисла пауза.

– Извини, что набросилась, – Уже спокойным голосом проговорила подруга. – Что случилось?

– Можно я сейчас к тебе приеду? Рассказывать… много… – последние слова были сказаны с жуткой горечью и комом в горле.

– Конечно, приезжай. Если хочешь, можешь остаться на ночь, мои родители сегодня уехали загород.

– Хорошо, буду через полчаса.

– Жду, Анабель!

Конец связи. Анабель насколько могла быстро (а её онемевшее тело сопротивлялось всякому новому движению) собрала вещи, надела, что первое попало под руку в гардеробной и, вызвав такси, спустилась к выходу. На кухне за столом сидела мать. Она что-то активно писала в ноутбуке, иногда поглядывая в журналы, разложенные вокруг.

– О, детка, ты уже встала? – спросила она, не отрывая глаз от работы.

Анабель сухо ответила:

– Да.

Мать перевела взгляд и скривила брови:

– Куда это ты в таком виде собралась? Сколько же раз я объясняла, что девушка всегда должна выглядеть опрят…

– Я иду с ночёвкой к подруге, вернусь завтра, – молниеносно выпалила Анабель, обрезав уже давно надоевшие стереотипные замечания.

К груди словно был привязан огромный булыжник, тянувший не столько тело, сколько душу за собой вниз. Какая была эта низина – неизвестно, и Анабель полагала, что хуже, чем сейчас, ей точно быть не может. Немного выпустив злость в роли дочери, от булыжника быстренько откололось пару камешков, облегчив общую массу, и Анабель, выпрямившись, глубоко вдохнула и выдохнула. Стараясь не потерять только что возникшие ничтожные силы, она быстро-быстро надела обувь, выскочила за дверь и нырнула в уже прибывшую машину.

«Я не думаю о плохом, думаю только о хорошем, лучше – вообще не думаю», – только такими банальными мыслями девушка успокаивала закипающие эмоции, сидя на заднем кресле автомобиля.

Звонок в дверь.

– Анабель, это ты!

– Да, привет, – по привычке радостно ответила гостья. Но тут её вновь ударили воспоминания о причине настоящего визита, и тут же захлестнула волна слёз, заодно подбросив камней к прежнему булыжнику. Девушка резко захлопнула глаза и сгорбилась, сжав грудную клетку.

– Пойдём, пойдём быстрее в спальню, – испугавшись увиденного, подруга торопливо пропустила Анабель в квартиру и молниеносно закрыла дверь.

В комнате, вдвое меньшей, чем у Анабель, не без вкуса были расставлены большая уютная кровать, пуф, приоконный диванчик, комплект стола и стула, шкаф и напольная вешалка – всё в бежево-розовых тонах. Здесь было приятно и фантастически спокойно находиться, поскольку обволакивающий уют создавала мягкость оттенков всего, что было подвластно взору, и добрые картины, наблюдавшие за спальней со своих стен, вдобавок успокаивали нервный взгляд.

Потерянную Анабель усадили на кровать, укрыли мягчайшим розовым пледом, и через минуту принесли горячий шоколад со сладостями.

– Спасибо большое. Я… Я так благодарна тебе за всю твою заботу! – Анабель вылила все свои искренние эмоции на взволнованную подругу. – Ты единственная, кто… Кто по-настоящему любит меня. Ты потрясающая.

И Анабель расплакалась. Затем начались долгие рассказы о минувшем вечере, бушующие эмоции, чередующиеся в порядке: отчаяние-гнев-обида-печаль. Подруга у Анабель была действительно тем человеком, с которым и в дождь, и в град, и ничего не страшно, и всегда можно получить поддержку. Бескорыстие и искренность, любовь и верная дружба сплотили двух девочек ещё в далёком детстве, и вот теперь, когда проблемы становились всё серьёзнее, и, казалось, никто не смог бы их разрешить, они находили друг друга и никогда не отказывали в помощи. Так и сейчас, пока Анабель освобождалась от ненависти и печали, подруга понемногу вбирала эти чувства, и какими только словами не поддерживала, иногда, конечно, поливая грязью того несчастного парня и его отца. Наконец, спустя два непрерывных часа грусти, девушки пришли к тому, что смеялись и говорили в шутку гадости про двух недостойных мужчин.

На этом вечер, конечно же, не заканчивался. Вдруг включилась музыка, состоящая из «громких новинок», зажглись фонарики на гирлянде, прилепленной на скотч к стене, и в ход пошли танцы, смех, нелепые дёрганья руками и ногами, потеря голоса от чрезмерного старания заглушить выдающегося певца, газировка, разлитая на полу и мокрые носки в полосочку. Каждая мелочь, деталь искусно создавала настрой на этот вечер – веселиться.

Но все мы знаем, как легко устать от спонтанных идей и сопутствующих эмоций. Немногим меньше, чем через час, протерев липкий пол испачканными носками, босые девушки упали на кровать.

– Мне выключить музыку или поставить что-нибудь спокойное? – Повернувшись, спросила подруга.

– Второе, – Анабель улыбнулась и тоже перевалилась на бок, подперев голову рукой. – Знаешь, конечно, сейчас мы обсудили все мои чувства, я вроде как разобралась с собой и… – Пауза. Вдох. И на выдохе, многозначительно подняв брови и опустив глаза, – с ним. Но я всё равно буду страдать. – Тут слабая улыбка показалась на уголках губ. – Потому что я буду возвращаться к прошлому, к воспоминаниям, разговорам. Ты помнишь, мы вместе с этого лета. И всё это действительно грустно закончилось.

– Я понимаю. Только ты постарайся, пожалуйста, слишком не зацикливаться на этом, прошу. Да, такие мысли будут посещать постоянно, и чаще всего перед сном, когда ты совсем одна, и, казалось бы, никто не мешает заливаться слезами, но в такие моменты попробуй сконцентрироваться на положительном. Это не будет получаться с первого раза, но постепенно, день за днём, ты научишься меньше беспокоиться о том, что было. Привыкнешь просто.

Они взялись с руки.

– За что ты у меня такая замечательная? – слёзы горя высохли, дав дорогу слезам благодарности и любви.

Девушки обнялись. Тепло, которое почувствовала Анабель, невероятно прогрело её искалеченную душу, исцелив некоторые раны.

– Знаешь, что?! – вдруг Анабель вскочила со своего места и прыгнула на пол. Однако резкое потемнение в глазах и закружившаяся голова не дали ей мигом закончить начатое предложение, так что пришлось опереться на шкаф и немного подождать. – Мда. – Она рассмеялась. – Так, повторюсь, знаешь, что? – Тут всё лицо говорившей приобрело выражение спонтанной затейливости и безумного желания. – У твоей сестры ещё осталась розовая краска для волос?

После недолгих, но и не таких настойчивых уговоров, у одной стали розовыми руки, у другой – волосы.

– Я. Просто. Не могу. ПОВЕРИТЬ! – в полдвенадцатого ночи Анабель носилась, как ошпаренная, по квартире, подбегая к каждому зеркалу, которое оказывалось на пути.

– И тебе правда очень идёт, – прислонившись к стенке в коридоре и наблюдая за беготнёй, проговорила подруга, у которой никак не получалось скрыть сияющую улыбку.

– Знаешь, это так странно, – на минуту остановившись, протараторила бегунья, – почему так много девушек что-то делают с волосами после расставания? Конечно, в подавляющем большинстве, новый образ появляется за счёт короткой стрижки, но кто же сказал, что нельзя перекраситься в розовый?! ААА, я так счастлива! Но подожди, моя мама…

– Твоя мама, может, и поворчит пару дней, но разве ты не сталкивалась с этим раньше? К тому же тебе уже восемнадцать.

Анабель весело кивнула. Восторг. Ей так понравилось ощущение счастья, что, когда оно вновь покинуло её, девушка почувствовала совершенное опустошение. Подруги легли спать: одна буквально за секунду провалилась в царство Морфея, а вот вторую мучила бессонница, если это действительно можно так назвать. Видимо, порыв оживления и приподнятости духа оказался лишь отражением нестабильности всего её состояния. Анабель легла на спину, положив левую руку на грудную клетку, а правую – на живот. Дыхание казалось чересчур учащённым, так что девушка заподозрила в себе растущую тревожность. Такое случалось с ней довольно редко, но с такой силой – ни разу. Ей стало страшно за саму себя. Она встала, на цыпочках прошла на кухню, где сделала себе чай, посидела, пытаясь переключить внимание на улицу за окном, но без толку – глаза не могли разобрать ничего, кроме мрака. Затем снова попробовала сделать упражнения на дыхание и спокойствие, и в этот раз стало легче. Она понимала, отчего так происходит – мысли вертелись спутанными клубками, хуже проводных наушников, а мозг возомнил себя бравым художником и всё чертил, рисовал, строил новые картинки с трагическими событиями.

Ночь выдалась страшной ввиду тревоги, но её-то Анабель с горем пополам утихомирила. Укрывшись до подбородка одеялом и вытащив из-под него руки, она расправила ладони вверх к потолку, сделала пару глубоких вдохов-выдохов и заснула. Ей снились окна, целые и голубоватые, немного отражающие комнату и показывающие ярко-зелёные деревья в саду. Но вдруг стёкла бились, как будто кто-то запускал в самую середину камень, и осколки летели на пол, задевая ноги стоящего рядом человека и раня его. Яркий свет. Ослепляющий. Он приближался, приближался и…

– Блин! – воскликнула Анабель, проснувшись, и, резко приняв положение сидя, откинула в сторону одеяло.

– Ты уже проснулась? Сейчас только восемь утра, ты уверена, что уже хочешь встать? – не открывая глаз, тихим сонным голосом пробормотала подруга.

– Я вспомнила, что у меня запланирована встреча с учителем!

– А-а-ах, – прозевала подруга. – Это с тем, что шарит за гороскопы?

– Нет же, – улыбнулась Анабель, – гороскопы оставь астрологам, а он астроном. Мы, наверное, начнём с простого – посмотрим созвездия…

Анабель задумалась. Конечно, страдать сейчас, утром, да ещё и после вчерашнего облегчения души, ей вовсе не хотелось, однако она не была так вовлечена в предстоящую встречу, как это было раньше. Но что поделать, если дала слово – нужно держать его, а потому девушка побежала собираться. Приблизившись к зеркалу в ванной, она невольно вскрикнула, потревожив дремоту подруги.

– Что там?

С ванной донёсся голос ошарашенной Анабель:

– Я покрасила волосы?! Я покрасила волосы! – и раздался истерический смех.

– Совсем ты уже, дорогая… – произнесла с насмешкой окончательно проснувшаяся подруга и встала с кровати.

Утро пронеслось быстрее щелчка пальцев. Умыться, причесаться, одеться, позавтракать и выйти – вот полный и абсолютно точный список дел сегодняшнего утра Анабель. Быстрым шагом добравшись до остановки, она прыгнула в нужный автобус. Теперь минут на тридцать девушка была предоставлена самой себе, а потому открылась возможность немного разгрести кучу наваленных друг на друга мыслей. Признавшись в этом ещё вчера тревожной ночью, Анабель остановилась на решении, что её отношения и так потихоньку тухли. Вмешательство отца в личную жизнь сына лишь выставляло второго подчинённым. Это раз. Два – произошедшее неминуемо случилось бы, и, если не с той стороны, так с другой. Анабель сама часто задумывалась: «Зачем?». Три – да, было неприятно, грустно, ужасно и был испытан целый спектр грустных эмоций, включая безысходность и отчаяние, но боль принёс сам факт расставания, а не большая любовь. И это было произнесено в голове Анабель с такой уверенностью, что всякие сомнения мигом испарились. Всё упрощалось к тому же тем, что их отношения не были ни токсичными, ни романтичными. Они были сухими. Такие мысли хоть и не приободрили Анабель, зато помогли разобраться, так что боли становилось всё меньше и меньше, и мысли потихоньку высвобождались из неволи и начинали забредать в сплетни, кино и домашку на завтра.

Оказавшись в автобусе потерянной и взволнованной, сейчас Анабель выходила из него спокойной и самую малость повеселевшей. От неё почти отвязался тянущий вниз камень, и вот уже чувствовались проблески освобождения.

Остановка находилась близ площади у обсерватории, поэтому всего метрах в десяти Анабель заметила высокого мужчину лет пятидесяти, с кудрявыми седыми волосами, в очках, рубашке в ромбик и коричневых брюках, который, завидев её, принялся энергично махать рукой, приветствуя. Анабель приободрилась и заторопилась к нему.

Глава шестая

Как же это случается? Чувствовать ночью опустошённость, тревожность, грусть, а наутро просыпаться и… Ничего не помнить? Просто радоваться, по-человечески и по-простому так радоваться наступившему утру? Гордей никак не мог постичь этой истины, и лишь пожимал плечами в ответ на свои мысли.

Однако же утро, хоть и не всегда, но действительно бывает хорошим и смывает остатки кислого соуса прошедшего дня. Ни тебе грусти, ни печали, всё как рукой снимает. И всё, что казалось вчера центром внимания, к которому ты прикован, сегодня исчезает в небытие, растворяя упавшие цепи. Закон ли природы, человеческая ли натура, но всё, что нужно утром – любимая погода и начало дня в нужное время. Это, кажется, почти всё, что нужно для счастья.

Потягиваясь и зевая, Гордей подошёл на кухню, где уже во всю стоял аромат поджаренного хлеба и сливочного масла.

– Мамуль, помочь тебе чем-нибудь?

– Я вот уже всё приготовила, спасибо! Позови-ка ты лучше сестру с папой.

– Конечно, уже иду.

Проходя по длинному коридору, парень осмотрелся. Лучи солнца пробивались сквозь приоткрытую дверь его комнаты, что находилась прямо по центру, а спальня родителей и сестры почему-то не светились вовсе.

«Не могут уж они спать в такой час. Мама наверняка разбудила ни свет ни заря!»

Постучавшись в родительскую комнату и не дождавшись ответа, Гордей вошёл. Послышался шёпот:

– Давай! Три.. два… один!

– СЮРПРИЗ!

И тут, к превеликому удивлению всех присутствующих, смачно взорвалась хлопушка и на головы застывших от резкого звука людей посыпалось яркое конфетти в форме обёрток от конфет. Те, кто устроил такое внезапное представление, потратили ещё минуту на восстанавливающий после шока смех. Затем сестра, с необычайно торжественным лицом, начала:

– Дорогой наш Гордей! Ты так восхитил нас своей творческой идеей, что мы, секунду посоветовавшись, решили помочь тебе в таком деле, а потому… – тут она сбилась, так как хоть и старалась говорить медленно и с расстановкой, мысли бежали впереди слов, одерживая неоспоримую победу.

Тогда из-за спины сестры наконец выглянул отец и продолжил начатое ещё более взволнованным голосом, в то время как Гордей стоял столбом, округлив глаза, и всё ещё не понимал, что затеяла эта семейка.

– А потому мы решили, что тебе нужно полное оснащение, – на одном дыхании произнёс отец, и в этот же самый момент двое говоривших разошлись и позади появилась огромных размеров коробка, разрисованная фломастерами и завязанная большим красным бантом.

Гордей подошёл к представшему перед ним вплотную предмету и, едва решаясь, взял лежавшие рядом ножницы. Отложив в сторону бант, разрезав бумажный скотч, он неловко отодвинулся, дав коробке уронить свои стенки. И что перед ним оказалось? Абсолютно всё, что может пожелать начинающий и не только музыкант вроде него самого. Друг на друге, немного покосившись, стояло коробок 10, все разных размеров, и все они в совокупности представляли собой полное оборудование для звукозаписи! Тут были и наушники, и микрофоны, и аудиоинтерфейс, и ещё разные приборы и установки, которым обычный человек не то, что радоваться, и улыбаться не станет. А Гордей засветился. Улыбка широко засияла на его лице, сразу как он взглянул на все эти вещи. Затем улыбка переросла в выражение искренней благодарности и любви к своим родным, и вот он уже поворачивается, чтобы обнять каждого, стоящего позади, как вдруг взрывается вторая хлопушка, стреляя конфетти прямо ему в лицо. Оказалось, мать уже давно присоединилась ко всей семье, и решила таким образом завершить этап поздравления.

Уже намного быстрее отойдя от шока, Гордей, смахивая с себя и выплёвывая конфетти, подбежал к близким и в одну охапку обнял всех троих. Руки мгновенно переплелись в ответ, образовав своего рода семейное древо.

– Огромное, огромное вам спасибо! Вы… Вы, наверное, представляете, насколько я сейчас счастлив! Спасибо, вы у меня самые лучшие!

Тёплые слова растрогали сестру, так что она первая выпуталась из этого кокона, чтобы вдруг не заплакать, и предложила отправиться на кухню и позавтракать. Все поддержали идею и удалились. Выходя из комнаты, Гордей случайно заметил, что солнце, хоть и светило за окном, не ослепляло никого внутри и не заливало лучами коридор, как в соседней, его собственной, комнате. Эта мысль длилась ровно три секунды, а затем и вовсе исчезла, подгоняемая желанием поскорее разобрать подарок.

Завтрак в семье уже вполне стал целым ритуалом, который соблюдался вот уже около десяти лет. Обычно это происходило так: мама готовила кашу, папа заваривал и разливал по кружкам чай, сестра нарезала хлеб и сыр, а Гордей всем делал бутерброды. Сегодня, однако же, был тот редкий случай, когда налаженные ритмы сбились, но по предначертанному пути: спонтанно возникла идея вручить подарок утром, а потому хозяйка семейства всё приготовила сама. Далее всё по привычному маршруту: приступая к первому приёму пищи, они обсуждали новости, чтобы и кругозор расширить, и завтракать, ощущая, что «вместе». Из-за стола вставали одновременно, а посуду мыли по очереди, меняясь ежедневно и соблюдая правило: если готовил – не убираешься. Так, по причине того, что каждый заранее знал свои домашние обязанности, не возникало споров и сопротивлений. «Идеально», – скажет кто-то, но нет, и в такой дружелюбной и заботливой атмосфере иногда поблескивали искры разлада, которые трудно затушить и в один день. Но все мы попросту люди, и кому не приходилось сталкиваться и бороться со злостью?

Придя в комнату после семейного завтрака и решив проверить свой телефон, Гордею пришлось сесть на кровать, оставаясь в недоумении от прочитанного. Около десяти сообщений от друга повисли на экране блокировки, каждое хлеще другого. По ту сторону экрана, оказывается, произошло какое-то ЧП, требующее незамедлительного появления и срочной помощи самого Гордея. Занятно, что, кроме представленной информации, ничего конструктивного больше не было – место заполонили эмоции и печатные крики с обвинением Гордея в медлительности.

– О чёрт… – Гордей ринулся одеваться. Впервые за пять лет дружбы он столкнулся с такой эмоциональностью и даже агрессивностью, так что ясно было одно – медлить нельзя.

Схватив оставленный на тумбочке телефон, Гордей побежал к выходу, успев на прощанье крикнуть:

– Я гулять, скоро вернусь!

Дворы сменялись отдельными домами, большие дороги – маленькими, и вот он, наконец, у нужного дома. Каково же было разочарование, когда, разблокировав телефон, Гордей обнаружил в нём сообщение с адресом – и пунктом назначения было вовсе не обиталище друга. Злость на себя взяла верх, и возникло резкое желание швырнуть телефон об асфальт – из-за невнимательности Гордея друг мог оказаться в большой беде.

И вот он снова бежит, задыхаясь, короткой дорогой, крутя в голове мысль: «Лишь бы успеть, лишь бы успеть». И вот он на месте. Оглядываясь по сторонам и не видя никого знакомого, Гордей снова нервно смотрит в телефон.

«Всё в порядке. Я просто хотел, чтобы ты встретился с Анабель».

Что?!

Гордея быстро проморгал и постарался вглядеться в увиденное. А сообщение взяло и исчезло, поразив ещё больше.

– Что, чёрт возьми, с тобой такое?! – чётко выговаривая каждую букву, Гордей полушёпотом ругался, записывая голосовое сообщение. – Сначала ты заявляешь о каком-то ЧП, пугаешь меня до смерти своими истерическими сообщениями, а затем пишешь, что ВСЁ НОРМАЛЬНО И Я …. ДОЛЖЕН БЫЛ УВИДЕТЬСЯ С АНАБЕЛЬ?! Как это понимать вообще?! Жду твоего звонка, иначе я буду сердиться на тебя до конца жизни.

Резко нажав на кнопку блокировки и глубоко выдохнув, Гордей словно выпустил из ноздрей пар. Впрочем, через секунду он с удивлением переслушал записанное и обнаружил себя в чересчур негодующем состоянии. Да, всё это действительно казалось максимально странным, запутанным и подозрительным, зачем иначе сюда нужно было приплетать ту девушку? Но, с другой стороны, наиболее странной оказалась его собственная реакция. Видимо, решил Гордей, всё дело в чрезмерной привязанности и доверии. Он привык считать семью своей опорой, и давно приписал лучшего друга к своим близким. Оттого любая мелочь сходила с рук, но заставляла тревожиться не на шутку.

Он огляделся. Людей было немного. Ещё бы, это вовсе не центр города. Одни незнакомые, незнакомые и … Вдруг всплыло знакомое лицо. Пошуршав в закромах памяти и смахнув пыль с детских фотографий, Гордей вспомнил, чьё это лицо – учителя, помогавшего ему готовиться к математике в начальных классах. Мужчина, как помнилось, был действительно хорош не только в своём деле, но и в отношении к своим ученикам, разговаривая с ними почти так же, как со взрослыми. Поскольку человеком он был отзывчивым и оставил в Гордее тёплые воспоминания, было принято решение подойти и поздороваться.

Вдруг учитель повернулся в противоположную сторону и весело замахал кому-то рукой. Гордей замедлил шаг, но не остановился. Переведя взгляд в ту самую сторону, он почувствовал, будто его слегка кольнуло током. Конечно, кто ещё, как ни Анабель, мог появиться в этот самый момент.

«Чёрт. Это правда она?» Яркий розовый цвет не то чтобы удивил, он сразил напрочь Гордея, но не сказать, что в положительную сторону. Его внутреннее чувство о возвышенности Анабель над всеми девушками вдруг исчезло, её характер вдруг чёрным по белому осветился в его голове. «Ах вот вы какая, мадам. И хорошо. Спасибо твоим волосам, ты не представляешь, как они облегчили мне жизнь!», – мысли заморозили Гордея на минуту, а тем временем…

– Здравствуйте!

–твуйте… – вдруг вырвалось из парня, смотревшего прямо в лицо подходившей девушки.

Приветствие почти единогласно прозвучало по обе стороны учителя. Он резко замотал головой от Анабель к Гордею и ещё несколько раз в противоположную сторону и обратно, пока не отступил на шаг назад и не засиял радостной улыбкой.

– Вот так встреча! Смотрите-ка, и Анабель, моя новенькая, и Гордей, мой старенький. Здравствуйте, здравствуйте! Ой, Анабель, у тебя такой необычный имидж! Смело-смело! А твоя мама мне описывала тебя, как блондинку!

– Ну, блондинкой я никогда не была. Ещё вчера мои волосы мне казались светло-русыми! – Скромно улыбнувшись, проговорила Анабель.

– Цвет соломы… Боже мой, мой любимый цвет! – Учитель засмеялся, затрясся, схватившись за округлившийся живот. – У самого… В юности… Хаха… И посмотрите на эти серые три волосинки! Хахаха!

Гордей с Анабель переглянулись смущённо-смеющимся взглядом.

– Так, – успокоившись и уже утирая слёзы смеха, продолжил учитель, – вы, наверное, не знакомы, и с моей стороны было бы вежливо вас представить друг другу…

– Нет-нет, в этом нет нужды…

– Не стоит, мы уже знакомы…

– Мы учимся вместе…

– Ну что же, коли так, тогда расскажи мне, Гордей, как поживаешь, пока мы будем идти в мой научный класс (он теперь намного больше, и оснащения добавилось). Ты же не торопишься? Ну и славненько, заодно проводишь нас.

И они направились к входу в обсерваторию. По пути Гордей пускал разговор лишь в русло учёбы – единственное, что интересовало учителя, и, дойдя до момента, где он бросает математику и переходит в медицинский класс, сделал небольшую паузу и поглядел на лица слушателей. Учителю пришлось даже остановиться и выпучить глаза – так сильно шокировал его ученик, в то время как Анабель застенчиво прятала взгляд и краснела, отчего стала слегка сливаться со своими яркими волосами.

– На такие решения способны либо люди запутавшиеся, либо чрезвычайно целеустремлённые. И всё-таки, Гордей, я отнесу тебя ко второму типу, уж очень мне запомнился твой характер, когда ты был ещё мальчишкой.

– Не могу с вами не согласиться, – Гордей, однако же, поднял брови и отвёл глаза в сторону – наверное, стоит умолчать о смене вектора на музыку.

– Ох, Анабель, раз вы теперь вместе учитесь, я полагаю, ты тоже учишься на врача? Давно ли?

– Честно сказать, совсем недавно. Вот буквально пару дней учусь… – Анабель прикусила губу и продолжала заливаться краской. Ей стало очень неловко от мысли, что кто-то снова может назвать её легкомысленной.

– Какая нынче молодёжь стала, а! – и учитель одобрительно приобнял за плечи ребят. – Вот оно – будущее медицины, вот они – спасатели! Эх, мальчики и девочки, берите пример с моих учеников!

Гордей и Анабель робко улыбнулись.

Пара шагов, и троица уже оказалась в нужном месте. Тут настала пора прощаться, но…

– Слушай, Гордей, раз уж ты, такой сильный и крепкий, оказался у меня под боком, можно я тебя попрошу отнести пару энциклопедий в нашу библиотеку – я всё никак не могу расстаться с долгами.

– Да, конечно! – Гордей выдохнул, предвкушая скорое расставание с учителем, который тут же нырнул в кабинет, а более того – с одноклассницей.

«Странно, – думал он, – что она такая тихая. Наверное, то, что случилось тем вечером, сильно повлияло на неё… Ну и зачем я опять лезу не в своё дело?!» – Гордей рассердился сам на себя и, по воле случая, бросил недовольный взгляд в сторону Анабель.

– Отлично, просто замечательно, – подумала та. – Я не понравилась этому снобу – плюс к копилке парней, которым я противна. Замечательно! – Анабель почувствовала, как к горлу подкатывает очередная истерика, и с грустью поняла, что она ещё долго будет отходить от этих дурацких отношений.

– Та-ак, а вот и я! – из кабинета вышел учитель, голова которого едва высовывалась из кипы учебников, методичек и толстенных растрёпанных энциклопедий.

Гордей выдохнул, смирившись с предстоящим приключением донеси-не-урони. Он протянул руки, учитель потянулся навстречу, чтобы передать книжный столб поколению помоложе, и тут, непонятно почему, будто споткнулся о воздух, а книги, одна за одной, полетели на пол. Гордей тут же кинулся их поднимать, и к нему присела Анабель, начав помогать. Учитель же засмеялся и сказал: «Да, старость не радость».

Гордей собрал больше половины, и, посмотрев на Анабель, тянувшейся за последней упавшей книгой, поднялся на ноги. Девушка последовала за ним. Одноклассники, отвечая на извинения учителя за неуклюжесть, заодно спрашивали, где оставить эту ношу.

– Библиотека на втором этаже. Поднимитесь на лифте, а затем идите направо, пока не упрётесь в стену с портретами – а там налево до обшитой двери с большими буквами «Библиотека». О, спасибо, дети мои. – И затем, вдогонку уходящим, добавил – Жду вас у себя в кабинете!

Анабель повернулась и, слегка улыбаясь, кивнула.

Наступили самые неловкие минуты для обоих. Сначала никто не решался заговорить первым, но неожиданно для самой себя Анабель собралась разрешить нависшее напряжение:

– Так, значит, ты знаешь этого учителя? Он хорошо преподавал?

Гордей почувствовал, что Анабель спрашивает лишь из вежливости и для того, чтобы не ощущать себя некомфортно, но был солидарен с ней в чувствах:

– Да. Ещё лет в девять, когда я готовился к математической олимпиаде. Он очень доброжелательно относится к своим ученикам, так что тебе улыбнулась удача – я больше не встречал настолько доброго подхода в школе.

Анабель улыбнулась. И внутри обрадовалась своей крошечной удаче.

– А ты тоже решила, – не поворачиваясь к собеседнице, спросил Гордей, – углубиться в математику?

– Нет, совсем не так. – Анабель бросила любопытный взгляд на лицо спутника, но, увидев, что тот не отводит глаз от простирающегося перед ним пути, быстро отвернулась и более не подглядывала. Поняв, что Гордей и не собирается смотреть на неё, она решила подражать его манере поведения. – Сейчас, помимо медицины, конечно, я крайне заинтересована в астрономии. Хочу знать что-то большее, чем названия созвездий.

«Боже, какой заумный тон, – подумал Гордей и про себя поморщился. – Ясно, эгоизм у неё явно стоит на первом плане, иначе как объяснить такую быструю смену настроения и перевоплощение из страдалицы в властительницу».

Придя в библиотеку, они молча положили книги на ближайший стол, оставили написанную учителем записку и удалились. Весь обратный путь они шли в тишине, слушая собственные шаги, Анабель чуть впереди Гордея.

– А вот и дети! Как же быстро вы выполнили мою просьбу! Спасибо вам большое!

– Пожалуйста. – Улыбка показалась на лице Анабель.

– Пожалуйста. – А вот мимика Гордея показывала желание поскорее исчезнуть отсюда. Но она была столь слаба, что никто и не заметил. Тогда Гордей решил попрощаться. – Что ж, мне пора. Рад был с Вами увидеться! – В этом случае признание было чистосердечным, и Гордей с учителем пожали друг другу руки.

– Увидимся в школе, – парень, наконец, повернулся в сторону девушки и протянул руку.

Анабель протянула в ответ. Они соприкоснулись. И тут что-то немыслимое, тёмное и страшное замело всё пространство чёрным песком, мгновенно усыпив Гордея и Анабель, которые всё ещё продолжали держаться за руки.

Всё вокруг исчезло, оставив два тела, размером со спичечный коробок, висеть в раскалённом мраком воздухе.

Глава седьмая

Лес. Только просторный, зелёный лес и ясное небо были подвластны взгляду прямо сейчас. Однако ассортимент деревьев, почему-то, был крайне беден и перед нами, ветка к ветке, рисовались лишь остроконечные тёмно-зелёные ёлки. Заглянув в этот лес, невольно задумываешься: либо этот мир совершенен и состоит из одного лоска, либо он тебе только кажется – настолько неправдоподобно были рассажены деревья и настолько идеально выглядели ели.

Продвигаясь дальше по еловой роще, мы выходим на большую, размером со стадион, поляну, на которой нет ничего и никого, кроме распластавшихся на ровной зелёной траве людей – девушки и парня. Они лежат ничком, явно потеряв сознание, но их руки лежат столь близко, будто они касались друг друга каких-то десять секунд назад. Что-то действительно мистическое произошло сегодня, что-то заставило этих двоих оказаться в таком подозрительно совершенном мире, и что-то должно произойти в скором будущем. Но вот кто-то зашевелился, и мы с вами вынуждены удалиться, и побыстрее.

Анабель поморщилась и привстала на руки. Голова раскалывалась на части, будто её только что ударили молотом. Девушка снова закрыла глаза и пробормотала, еле шевеля языком: «Какие же дурацкие сны!» И она, качнувшись, плюхнулась спиной обратно на землю. Однако последняя не ответила мягкостью, и теперь, к головной боли, добавились раздражённые нервные клетки спины.

– Чёрт! – взвыла она, больше испугавшись, чем почувствовав боль. Пришлось снова сесть и в этот раз постараться собраться с мыслями. Анабель огляделась. Оказалось, она сидела прямо посередине просторной круглой поляны, вокруг которой, как стена, рос густой лес. Рядом с ней, что стало заметным в последнюю очередь, находился человек – одетый в чёрную футболку, чёрные джинсы и чёрные кроссовки.

– Гордей?.. – скривив брови от недоумения, прошептала Анабель. Сомнение в голосе выдавало её неуверенность во всём происходящем. И тут она попыталась вспомнить всё, что последним сохранилось в памяти. На нить событий нанизывались бисерные шарики – вот она гостит у подруги – вот идёт к обсерватории – видит учителя – видит Гордея – они заходят внутрь – относят книги и… И ничего.

– Гордей! Гордей, проснись! – Анабель ничего не оставалось, как разбудить единственную, кроме неё, живую душу и задать ей кучу нерешённых вопросов. Гордей пошевелил губами, неожиданно сжался, и, щурясь, открыл глаза. Увидев перед собой Анабель, он не просто удивился, он совершенно не поверил и поспешил закрыть глаза.

– Опять ты здесь.

Руки, словно автоматически, потянулись к голове и пальцы опустились на веки.

– То ты приклеиваешься к моим мыслям, то появляешься из неоткуда, а теперь так ещё и к снам моим пробралась! Что я сделал не так? Почему ты никак не отстанешь?! – С этими словами Гордей приподнялся на локтях и в упор посмотрел на Анабель.

Она почему-то ехидно улыбнулась:

– Вот это новости. Интересненько… – И отведя глаза в сторону, сжала губы в трубочку.

– Мне совсем неинтересно. – Гордей наклонил голову и поднял бровь, после чего устало посмотрел на собеседницу. – Сейчас ты исчезнешь. – И он резко зажмурился и ущипнул себя за руку, так сильно, что кожа на какое-то время стала мертвенно-белой, а затем залилась красным.

– Я проверяла, не сон это. – Анабель покосилась на Гордея, одновременно поправляя свои яркие розовые волосы и поднимаясь на ноги. – Мы в лесу, и, скорее всего, не в нашем городе, потому что я ничего похожего не видела.

Гордей же недоверчиво вертел головой и пристально вглядывался в каждое дерево. Он попытался прокрутить последние мысли в обратном порядке, но ничего не понял, и только вогнал себя в ещё большее недоумение.

– Анабель. Что ты помнишь? Нас похитили?

Девушка направлялась к окраине поляны, но вопрос услышала.

– Я не помню. – Бросила она. – И не понимаю. Но с уверенностью скажу, что нам нужно как можно скорее найти какой-нибудь выход отсюда, такие вещи добром не заканчиваются.

Анабель замедлила шаг. Она вдруг поняла, что совершенно не чувствует паники или страха, хотя прекрасно осознаёт, что нахождение здесь опасно. И сразу же испугалась – ей отнюдь не хотелось становиться бесчувственной, однако же сейчас в душе не было ни единой встревоженной эмоции. Тут она вспомнила о своём расставании.

– Да, наверное, это и есть причина такого моего состояния. Я не могу волноваться каждую минуту, моей нервной системе нужен отдых. И вот, видимо, настало такое время.

Анабель дошла до края поляны и задумчиво подняла голову. Ели стояли устойчиво прямо, иголка к иголке, и тянулись бесконечно высоко в небо, которое было где-то необычайно далеко от земли. Девушка протянула руку, опасливо вытягивая указательный палец, чтобы аккуратно дотронуться до совершенного дерева, но тут палец словно упёрся в воздух.

– Что? – Анабель отдёрнула руку и всмотрелась в место своего касания. Казалось, пустота. Ничего, кроме воздуха, а за ним – леса.

Она снова попробовала дотронуться, и снова рука упиралась во что-то твёрдое. Анабель попыталась шагнуть, но нога тоже не проходила. Она расставила руки в стороны и прислонилась. Перед девушкой определённо была стена, просто невидимая, однако это нисколько не умаляло её твёрдости и гладкости.

– Гордей! – крикнула Анабель. – Гордей! Посмотри! – Она повернулась к нему лицом и, отойдя на полшага, намеренно упала назад, уперевшись в стену и соскользнув по ней на землю. – Здесь стена, так что в лес никак не пройти.

Гордей нахмурился и, поднявшись, заторопился к Анабель. Глаза подтвердили пугающие слова, и он с подозрением взглянул на собеседницу, которая медленно встала и отряхнулась:

– Почему ты такая спокойная? Мы же в ловушке…

– Тебе кажется. Я просто не подаю виду, но я также удивлена нашим положением здесь.

– Удивлена, да и только? Неужели ты не воспринимаешь всерьёз всё происходящее? Я не паникёр, и считаю, что поддаваться страху не представляется разумным, но ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ЗДЕСЬ НЕВИДИМАЯ СТЕНА, И МЫ ЗАПЕРТЫ! – с каждым словом прибавляя громкости и скорости, раздражённо заговорил Гордей.

– Ну-ну, успокойся. Наверняка выход есть, мы просто его не видим. Давай пройдёмся вдоль окраины, прикасаясь рукой к лесу, точнее, к стене, и, может, найдём что-нибудь.

– Отлично, да, я и сам хотел предложить. Я пойду прямо. – И Гордей, более не смотрев на Анабель, двинулся в противоположную от неё сторону.

– Я думал, она адекватная. Я видел, она как-то раз страдала, а, значит, способна на нормальные человеческие эмоции. Но чего я ожидал от той, которая перекрасилась в розовый? Да она с ума сошла! Нужно быть с ней осторожней, на что могут быть способны такие люди? Как можно быть настолько спокойной? Это безумие, не иначе. – Гордей бормотал себе под нос, выставив правую руку в сторону и ведя её за собой, прикасаясь к стене.

Так же шла и Анабель, только вытянув левую руку.

– Какой же он паникёр. Ну да, случилось странное, ну и что? Зачем кричать? Может, я и впрямь слишком спокойна, но вести себя, как он, я точно не собираюсь. Ещё и кричит на меня, ненормальный. Нужно мыслить холодно и искать решение, а у него в голове каша. Тяжело ему в жизни придётся. – Анабель рассуждала про себя, энергично передвигаясь вперёд, как будто это был конкурс на смекалку и ловкость.

Ничего не происходило, и через минут семь они снова встретились глазами и, дойдя друг до друга, опустили руки, находившиеся на расстоянии пяти сантиметров.

– И что теперь? – Гордей уже успокоился и теперь смотрел вглубь леса. – Нам никак не выбраться, это невозможно. – Он сел на землю и прислонился к невидимой стене.

– Да… – Протянула Анабель и присела рядом.

– Подождём кого-то или чего-то, что привело нас сюда. Не вижу другого выхода.

– Соглашусь. – Через мгновение девушка добавила, – Можем пока поговорить о чём-нибудь…

Секундное молчание, и тут любопытство Гордея прорвалось наружу. Сделав совершенно незаинтересованный, но в некотором роде сочувственный тон, он спросил:

– Мы с другом видели, что у тебя что-то случилось пару дней назад… – И он приподнял глаза на неё.

– А, да. Я рассталась с парнем. Точнее он… Он меня бросил. – Пожав плечами, Анабель вздохнула и мягко посмотрела на Гордея. Тот засмущался и потупил глаза.

– Жаль, что так случилось. Как ты сейчас себя чувствуешь?

Искренность, с которой прозвучали эти слова, глубоко поразила Анабель. Она никогда ещё не видела, чтобы парни умели так говорить. Без корысти, без желания усладить её душу, без слов на ветер. Добрая, простая искренность вонзилась в её закоченевшее сердце так, что она даже вздрогнула. На мгновение ей стало жутко холодно, по коже забегали мелкие-мелкие мурашки, и захотелось прижаться поближе к коленям. Всё это произошло за долю секунды, но неловкая пауза всё же застыла в воздухе.

– Сейчас мне уже лучше. Спасибо, что спросил. – Анабель мельком взглянула на Гордея и прикусила губу. Поток шумных мыслей обрушился на неё с новой силой. «Только я виновна в расставании. Если бы я была разумней…» И Анабель уронила голову на руки.