Читать онлайн Табула Раса бесплатно

Глава 1 Катастрофа

Время близилось к полуночи, а народ за столом в саду Барминцевых всё не расходился, к великой досаде пожилой пуделихи Агаты.

Вообще-то, Агата очень любила застолья, особенно на даче. А уж когда это были семейные праздники…

Правда сегодняшний день рождения хозяйки, Веры Кирилловны Барминцевой поначалу, с точки зрения Агаты, разумеется, был несколько омрачён присутствием супругов Сосновских, а именно, полковника Владимира Ивановича Сосновского, который по жизни был огромен могуч и громогласен, а главное, баловства не жаловал, и кормление собак от стола не одобрял.

Но уже более трёх часов назад, Наталья Павловна Сосновская заторопилась домой, чтобы помочь уложить внука спать, а с ней ушли её муж и их соседка, Лидия Львовна Куваева. После их ухода обстановка за столом разрядилась. Теперь здесь осталась правильная компания, то есть такая компания, где собак любят и вовсю балуют. Правильная компания состояла из самой Веры Кирилловны, её мужа Виктора Андреевича, их дочерей тринадцатилетней Полины и девятилетней Вари, ближайших соседей Барминцевых, Алексея Владимировича и Марины Александровны Раскольниковых с сыном Санькой и дочерью Танькой, и младшего представителя семейства Сосновских – Валерки.

Тотчас был вынесен из дома и придвинут к столу любимый Агатой барный стул со специальной подушечкой, чтобы коготки не скользили, и пуделька со счастливым вздохом устроилась на нём, с удовольствием заметив, что на столе осталось ещё много вкусняшек. Второй пёс Барминцевых – ирландский волкодав Гоблин, просто подошёл к столу и положил морду на его край. Овчар Сосновских Грей, а также, краса и гордость семьи Раскольниковых – шарпей Марк Августус Виктурос-пятый, также расположились в непосредственной близости от стола. И вся эта собачья банда принялась нахально клянчить. У каждого была своя методика выпрашиванья еды. Гоблин молча и пристально смотрел на всех по очереди своими красивыми и печальными, как у незаслуженно обиженного еврейского мальчика, глазами, Агата перетоптывалась на своей подушечке и нетерпеливо повизгивала, Грей лупил по утоптанной земле сильным хвостом, а Марк Августус Виктурос-пятый выводил совершенно необыкновенные рулады: «Вау-вау-вау-ай-яй-яй-яяй. У-ю-ю-ю-юй!».

Естественно, что колбаса, сыр, копченые в домашней коптилке рыба и курица, куски шашлыка так и сыпались в собачьи пасти. Так продолжалось часа два, но потом даже самые ненасытные Агата и Марк Августус Виктурос-пятый поняли, что больше в них не влезет ни одного самого маленького кусочка.

Теперь Агата просто страдала от обжорства и нахальных комаров. Ей казалось, что все окрестные комары слетелись, чтобы впиться в её бедный носик. Впрочем, по тому, как лязгали зубами Гоблин и Грей, и громко хлопали себя по шеям, щекам и плечам люди, не все комары поместились на Агатином носу.

Короче, Агата считала, что давно пора расходиться по домам, и укладываться спать, но опять шумел уже в который раз закипающий самовар, сидящие за столом люди продолжали травить байки. И зачем люди так много разговаривают?

Вдруг раздался очень неприятный, закладывающий уши хлопок. Земля словно качнулась, да так, что бедная Агата, которая уже задремала на своей подушке, едва не свалилась со стула.

В тоже мгновенье погас фонарь над столом, а вместе с ним и все фонари в посёлке. Небо же стало наливаться каким-то зловещим тускло-багровым светом.

Все собаки жалобно заскулили. Люди тоже заволновались.

– Что это? – испуганным шёпотом спросила Марина.

– Может, трансформатор, накрылся, – не очень уверенно отозвался её муж.

– Да нет, скорее, где-то на линии обрыв, – возразил Виктор, – а возможно отключили специально. Похоже, где-то сильный пожар, вот линию и обесточили.

– Надо бы посмотреть, может, помощь какая-то нужна, – тихо сказала Вера Барминцева.

– Это мы сейчас. Это мы мигом. Валерка, пошли! – крикнул Санька.

И прежде, чем кто-то успел их остановить, ребята скрылись в темноте, а через минуту послышался сытый рокот автомобильного движка.

– Вот поганцы, они на моём Форде поехали! Уши оборву обоим, – стукнул кулаком по столу Алексей Раскольников, не находя, впрочем, в себе сил, после обильного застолья резко вскочить из-за стола.

Машина на несколько мгновений осветила улицу фарами, и скрылась за поворотом.

***

– А тебе отец разрешает машину брать? – с уважением спросил Валерка приятеля.

– Вообще-то, не очень, – смущённо признался тот.

– Влетит?

– Может, учитывая особенность момента, не влетит. Сейчас ночь, ни одного гаишника на трассе нет. Да и не поедем мы далеко, тут до ближайших деревень, что в одну, что в другую сторону не больше двух киломе…

Но ребят ждала неприятность гораздо раньше.

Едва выехав за ворота дачного посёлка, Форд чуть не врезался в автомобиль, стоявший на середине шоссе прямо перед въездом в посёлок. Буквально в последнее мгновенье Саньке до отказа удалось вывернуть руль и каким-то чудом объехать так неудачно остановившуюся машину.

С минуту Санёк не мог вымолвить ни слова, а только глотал и глотал открытым ртом воздух, вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами. Потом его прорвало.

– Не, Валерка, ты видел? Да? Сейчас бы мы с тобой влетели. Кто так делает-то? – Кричал он не в силах успокоиться.

Но друг ничего не отвечал, упорно глядя назад.

– Санька, – мрачно сказал он, наконец, – с этой машиной что-то не так.

– Ага, как говорит моя бабушка, водила мозги дома на рояле оставил!

– Да причём тут рояль и твоя бабушка? Сам посмотри!

Санька посмотрел, протёр глаза, помотал головой, словно пытаясь отогнать наваждение, и вылез из машины.

– Ну, ничего себе, – пробормотал он.

– Точно, – невпопад отозвался Валерка.

У красивого новенького БМВ была начисто, как бритвой срезана передняя часть. Машина стояла на задних колёсах, уперевшись нижней частью обрубка в асфальт, обильно припорошенный пылью.

Ребята подошли ближе, разглядывая диковинную машину. Срез был ровным и чистым, и металл на срезе блестел, как полированный. Шланги и провода были перекушены самым аккуратным образом без вмятин и разрывов. Ветровое стекло осталось абсолютно целым без единой трещинки. Но самое удивительное (и это поразило ребят более всего), что отрезанной части и передних колёс нигде не было.

– Как ты думаешь, что такое с этой машиной? – Спросил Санька почему-то шёпотом.

– Не знаю, может она взорвалась, – тоже шёпотом ответил Валерка, – ну тот «бух», который мы почувствовали.

– Странно она как-то взорвалась. Никаких обломков, и стекла все целы.

– Ой, Санька, смотри, там же люди. Их же вытащить надо.

– Нет, надо сначала в ГИБДД позвонить, и в Скорую, – возразил Санёк.

– Ага, а они сразу Форд твоего отца увидят. Расспросы всякие начнутся. Отца твоего оштрафуют за то, что он тебе одному позволил на машине ездить.

– Может, и не оштрафуют. Мы же благородное дело сделаем. Ладно, ты давай звони, а я пока нашу машину быстренько отгоню обратно в посёлок. За воротами поставлю. Никто и не догадается, почему она там стоит.

Но «быстренько» не получилось. Санька уселся в Форд, краем сознания отметив, что машина будто бы стала ниже, завёл мотор. Но автомобиль даже не тронулся с места. Санька газанул, мотор взревел, и тотчас заглох. Мальчишка аж вспотел от страха. Объяснение с представителями ГИБДД и все последующие неприятности надвигались неотвратимо.

– Слышь, Санька, – крикнул Валерка, наблюдавший за действиями друга, – а она не поедет. У неё колёса в пыль провалились.

– В какую пыль? Откуда здесь столько пыли? – Удивился Санька и открыл дверцу.

К его удивлению, сделать это ему удалось не без труда. Дверца с трудом проскреблась по плотной пыли, в которой несчастный фордик увязал прямо на глазах.

– Отец убьёт, – мрачно буркнул Санька и вылез из машины, в которую через открытую дверь тут же хлынул всё расширяющийся ручеёк пыли.

– Полный абзац, – констатировал Санька и, обернувшись, к Валерке спросил:

– Ты уже позвонил?

– Сань, тут такое дело, у меня телефон не работает.

Эта новость так удивила Саньку, что он даже забыл на минуту о своих неприятностях. Дело в том, что у Валерки недавно был день рождения, и по этому поводу парень сумел выпросить у родителей дорогущий Айфон. С момента получения роскошного подарка не прошло и месяца. Да, Валерка тоже, кажется, попал.

А неприятности всё продолжали прибывать. Следующая явилась мальчишкам в виде Санькиной младшей сестры.

– Ой, что будет, что будет! Ну, Санька, держись! С тебя за эту бэху папка шкуру спустит, – раздался из красноватой мглы звонкий девчачий голос.

Свою девятилетнюю сестру Санька в принципе любил. Только не когда она вредничала, разумеется. Вот сейчас, он её точно не любил, заразу мелкую. Вмазать бы ей как следует, так ведь жаловаться побежит.

– Причём тут бэха? Что ты мелешь? – Проворчал он сердитым шёпотом, надеясь, что и Танька сбавит децибелы. Ведь сейчас весь посёлок поднимет вреднюга.

Но Танька верещала ещё громче.

– А то я не вижу. Машину взяли без спросу, и сразу в аварию попали. Уделали бэху в хлам. Ой, что будет, что будет!

Интересно, все младшие сёстры такие вредные, или это ему, Саньке так особенно повезло?

Валерка, которому Танькины вопли тоже радости не доставляли, попытался урезонить девчонку.

– Тань, это не мы, честное слово. И не кричи, пожалуйста, так.

После Валеркиной просьбы, Танька прибавила звук.

– Ага, не вы. А кто же её тогда разбил-то? – надрывалась противная девчонка.

И дооралась-таки.

– Что, машину разбили?! Ну, Санька, тебе не жить! – громовым голосом рявкнул Алексей Раскольников, выходя из ворот посёлка.

Ну, всё. Это конец. Санька обхватил голову руками и уселся в траву на обочине. Он даже не представлял, что и как теперь говорить. Вся его тринадцати-с-половиной-летняя жизнь кончилась в этот момент.

– Лёша, подожди, не шуми. Давай сначала выясним, что с ребятами, – сказал Барминцев, придержав Алексея за локоть.

– Да живы мы, живы, – Валерка осторожно приблизился к разгневанному Алексею, – и машину мы не разбили, дядя Лёша, честное слово! Мы её, это, ну, утопили случайно.

– Час от часу не легче! – взвыл Раскольников.

– Лёша, успокойся, сам знаешь, что летом в Бобровке не только машину – самокат не утопишь, – одёрнул его Виктор, и, обернувшись к перепуганному Валерке, спросил – Вы где машину утопили? В Бобровке что ли? Зачем вас туда-то понесло? А где Санька? В машине?

– Да нет. Вон он сидит. А машину мы вовсе и не в Бобровке утопили, а в пыли. Вот же она.

Мужчины, наконец, разглядели в мутноватом красном свете Форд.

– Упс. Точно. Лёша, смотри. Интересно, откуда эта пылюка здесь взялась. Машина по самые стёкла в ней завязла.

– Да, хорошо, что мальчишки успели выскочить. А фордок крепенько завяз. Теперь целый день откапывать придётся, – вздохнул Раскольников.

– Ладно, откопаем. Вычистим. Главное, что все живы.

– Да уж, как представлю, что ребята замешкались бы… Санька, ты, где там? Ладно, не сержусь, я же понимаю, что это не ты напылил. Топай сюда. Цел? Нигде ничего не болит? Что тут у вас случилось-то?

Санька как-то боком по-крабьи приблизился к отцу, вжался лицом ему в грудь и сбивчиво забормотал:

– Мы на дорогу выехали, а там машина странная такая. Мы чуть не врезались. Хотели гаишников вызвать, но я побоялся, вдруг оштрафуют. Хотел нашу машину отогнать, а она завязла.

Валерка деликатно отвернулся. Он бы, наверно, тоже заревел бы, хотя в тринадцать лет мужчины не плачут.

Вдруг раздался разрывающий уши визг.

Танька, поняв, что скандала не будет, решила развлечь себя осмотром окрестностей, и почти наткнулась на разрезанный БМВ. Машина за последние пятнадцать минут каким-то непонятным образом наклонилась вперёд ещё сильнее, и лица водителя и пассажира оказались прижатыми к ветровому стеклу. Никогда в жизни девочка не видела таких жутких лиц. Мужчины бросились к ней.

– Витя, смотри, там люди! – Крикнул Раскольников.

– Вижу, только выглядят они как-то не очень.

– Всё равно их надо вытаскивать оттуда.

– Может, лучше врачей дождаться и гаишников, а то, как бы хуже не сделать.

– Мы никого не смогли вызвать, – признался Санька, – я свой мобильник забыл, а у Валерки Айфон сломался.

– Уже? – Хмыкнул Раскольников. – Недолго музыка играла.

– А ты как думал? Со времён Ильфа и Петрова известно, что всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице, – сказал Барминцев.

– У тебя устаревшие сведенья, – возразил Раскольников, теперь всю дрянь делают в Китае. Всё-таки, я считаю, что нам надо вытащить этих парней из машины. Им там явно неудобно.

– Надо же Сосновские шестьдесят тысяч отдали за китайскую подделку. Вот мой телефон стоил всего полторы, а служит мне верой и правдой четвёртый год, – похвастался Барминцев.

– Ты будешь рекламировать устаревшие гаджеты, или, наконец, позвонишь, куда следует? – Взорвался Раскольников. – Зараза, двери заклинило, Санька, тащи монтировку.

– Откуда?

– От верблюда! Ты что не знаешь, где в нашем багажнике монтировка лежит?

– Пап, он утонул. Багажник.

– Ясно. Сейчас людей вытащим, и побежишь за лопатами. Сразу откапывать начнём, а то к утру нашу лошадку совсем затянет. Витя, ты дозвонился?

– Ты будешь смеяться, но мой телефон тоже не работает. Дело не в аппаратах, это что-то со связью.

– Ладно, потом разберёмся. Давай пока этих бедолаг вытаскивать. Смотри, их машина всё сильнее заваливается. Они если до сих пор живы, то сейчас просто задохнуться могут. Смотри, как их к стеклу прижало. Эх, жаль, монтировки нет.

– Дядя Лёша, там, на обочине кусок арматуры валяется, – сказал Валерка.

– Молодец. Тащи его сюда.

При помощи арматурины мужчины быстро выломали водительскую дверь. Человек, сидевший за рулём со слабым стоном буквально выпал им на руки. Вид его был ужасен. Танька завизжала ещё пронзительнее, Санька с Валеркой попятились. Впрочем, и взрослым стало не по себе. Из носа, рта, ушей и, даже, уголков глаз несчастного сочилась кровь, а всё лицо было словно иголками исколото. Он был без сознания, но дышал, и при каждом выдохе на губах надувались кровавые пузыри.

Со всей осторожностью мужчины отнесли раненого на обочину и уложили там.

– Похоже, мужик не жилец, – вздохнул Барминцев.

– Не каркай раньше времени, – огрызнулся Раскольников, – давай второго вытаскивать, а потом придумаем, как врачей к ним вызвать. Как-то у нас с транспортом туговато.

Вид второго пострадавшего был таким же жутким, но в отличие от водителя, он был в сознании. И кровь на губах не пенилась, а тихонько стекала из левого уголка рта.

– Где я? – Слабым голосом спросил он.

– Вы попали в какую-то непонятную аварию. Похоже, ваша машина влетела в какую-то яму, и продолжает в неё сползать. Вам надо выбираться наружу, – сказал Виктор, – обопритесь на меня, я помогу вам.

Они с Алексеем осторожно отвели второго раненного на обочину и едва успели уложить там, как на дорогу выскочил Гоблин, а следом за ним выехала на велосипеде Полина.

Красноватое свечение обладало каким-то странным свойством, вроде и темноты не было, но и видимость была отвратительной. Уже на расстоянии десяти-пятнадцати шагов даже крупные предметы разглядеть было трудно.

Полина едва не проскочила мимо людей, стоявших на обочине около раненных, хорошо, что собачий нос прекрасно ориентировался в этой мути, и Гоблин, безошибочно направил девочку в нужном направлении.

– Эй, куда вы все пропали? – Спросила Полина, спрыгивая с велосипеда. – Мама с тетей Мариной волнуются, да и самовар опять вскипел.

– Теперь не до самовара, – вздохнул Валерка, – тут такие дела творятся.

– Поля, хорошо, что ты на колёсах. Давай-ка быстренько поезжай в Ненаглядово, надо срочно врача вызвать, – сказал Барминцев.

– Пап, ты чего? Что по телефону нельзя «скорую» вызвать? – Удивилась Полина.

– Попробуй.

Полина с готовностью выхватила свой смартфон.

– Не работает почему-то.

– Поэтому надо ехать, – сказал Барминцев.

– Так на машине быстрее.

– На машине не получится. Ты поедешь? Или лучше Саньке велосипед отдай.

– Фиг ему, а не велосипед! Он на своём позавчера такую восьмёрку сделал, теперь мой ломать будет.

– Поля, хватит болтать, – рассердился Барминцев, – у нас двое очень тяжёлых раненых и ещё куча проблем.

– Уже еду, – буркнула Полина, и сопровождаемая верным Гоблином, поехала в сторону деревни.

– А вы что стоите? – Прикрикнул Раскольников на мальчишек. – Дуйте в Заречное.

– Зачем? – удивился Валерка.

– За тем же. Врача вызвать.

– Так ведь Полька уже поехала. А если и она врача приведёт, и мы?

– Ничего страшного. Пусть хоть десять врачей сразу приедут, хуже не будет.

– Пап, а нам что полтора километра пешком топать? – Спросил Санька.

– Не пешком, а бегом. Впрочем, если это у тебя быстрее получится, откопай машину.

– Пошли, Валерка.

– Подождите ещё минуту, – повернулся к ребятам Барминцев, – позовёте врача и бегом к участковому. Пусть он свяжется с полицией и «скорой» в Городке. Не нравится мне всё это.

– Ясно. Ну, мы пошли.

– А мне что делать? – Спросила Таня.

– А ты топай домой, и не путайся под ногами, – шикнул на неё отец.

– А чегой-то я домой-то? – Обиделась девочка.

– Расскажешь маме и тёте Вере, что тут случилось, а то и они сейчас сюда придут, – сказал Барминцев.

– А вот только их нам сейчас и не хватает, – вздохнул Алексей.

– Это тоже сказать? Про «не хватает»? – Спросила Танька хитреньким голоском.

– Попробуй, – мрачно ответил Раскольников, и девочка предпочла поскорее смыться.

* * *

Ребята зашагали по дороге в противоположную сторону от той, куда поехала Полина. Некоторое время они шли быстрым шагом по шоссе и молчали. Потом Валерка сказал:

– Санька, а что если это зыбучие пески?

– Какие ещё пески? – спросил Санька, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы.

– Ну, зыбучие. Я читал про такие. Они как болото засасывают.

– Пойдём лучше по тропинке через поле. Как раз и к дому участкового ближе.

– Давай. Ну, их, эти пески.

* * *

Полина машинально крутила педали, размышляя обо всех этих странностях. Почему вдруг её смартфон, который она всегда аккуратно заряжала каждый вечер, перестал работать? Что случилось с Валеркиным новеньким Айфоном. Валерка им все уши прожужжал про достоинства своего аппарата. Достал уже своим хвастовством. По его словам, это чудо может и под водой работать и в космосе, и его вообще сломать невозможно, только если под поезд подложить. А тут без всяких поездов сломался. И откуда появились раненые? И что случилось с дяди-Лёшиным Фордом?

Вдруг Гоблин что-то обнаружил в придорожных кустах и с удовольствием облаял это. Тотчас со стороны старого коровника раздался басовитый лай, от которого у Полины по спине побежали мурашки.

Старый коровник стоял примерно на середине пути от их дачного посёлка до деревни Ненаглядово. Говорят, когда-то в этом коровнике держали колхозное стадо, ещё при Советском Союзе, потом он много-много лет стоял пустой, постепенно разваливаясь, и Полина с дачными приятелями с удовольствием играла там в пиратов, звёздные войны или в апокалипсис. К большому сожалению всей их компании, прошлым летом эти руины купил какой-то фермер. Обнёс территорию забором, и построил новое здание, которое все местные продолжали по привычке называть «Старым коровником».

А этой весной, предприимчивый селянин завёл там коров, овец, свиней. Были там и несколько лошадей. Некоторых фермер использовал в хозяйстве, а самых красивых сдавал в аренду для конных прогулок по живописным окрестностям. Места тут были прямо Левитановские, и от желающих совершить романтическую конную прогулку в сезон отбою не было. Охраняла всё это хозяйство огромная, похожая на медведя, кавказская овчарка.

Про эту псину фермер каждый раз, когда привозил в дачный посёлок молоко, творог и сметану, рассказывал такие страсти, что не только дети, но и взрослые предпочитали обходить коровник десятой дорогой.

Полине совершенно не хотелось проверять, кто сильнее ирландский волкодав или кавказская овчарка, поэтому она шёпотом подозвала Гоблина и приказала ему молчать.

Кажется, Полина лишь на мгновение отвлеклась на пса, и в ту же секунду переднее колесо велосипеда провалилось в какую-то яму, да так резко, что велосипед встал вертикально, а девочка свалилась с него.

– Вот, зараза, – пробормотала она, потирая ушибленные коленки.

Интересно, кто это на шоссе ям нарыл? Но никакой ямы не было. Просто дорогу по всей её ширине перекрывала ровно, как по линейке, насыпанная пыль. И велосипед застрял, увязив в этой пыли переднее колесо, а, взмывшее к красноватому небу, заднее колесо продолжало крутиться с тихим звоном.

Ну, вот, над Санькой издевалась, а сама, наверно, в такую «восьмёрку» колесо превратила, что теперь оно только на помойку годится.

Полина побыстрее выдернула велосипед из пыли и озадачено уставилась на переднее колесо. Никакой «восьмёрки» там не было, зато часть колеса будто отпилили. Полина потрогала торчащие спицы. Это во что же она влетела-то? Впрочем, размышлять было некогда – пострадавшим срочно нужен врач, а с великом можно и потом разобраться. Оттащив велосипед на обочину, чтобы его не раздавили машины, она продолжила свой путь.

Подумав о машинах, Полина запоздало сообразила, что по дороге никто уже давно не проезжал ни в ту, ни в другую сторону. Конечно сейчас ночь, но трасса Москва-Рига была достаточно оживлённой и в это время. Ладно, может в деревне что-то разъяснится.

Вот тут уже должны стоять первые дома. Как плохо видно в этой красной мути. Кажется, что никаких построек и нет вовсе. И фонари, как назло не горят. Ладно, сейчас она выйдет на улицу, пересекающую шоссе под прямым углом и всё станет ясно.

Девочка метнулась по улице сначала в одну сторону, потом в другую. Домов нигде не было. И не только домов, как по волшебству исчезли сараи, гаражи и даже заборы. Только тёмные кляксы деревьев мрачно проступали в красной мгле.

Полине стало жутко.

– Нет, нет! Этого не может быть! – Закричала она. – Помогите! Есть тут кто?

Ответом ей была тишина. Жуткая, закладывающая уши, тишина. Лишь из старого коровника донёсся далёкий лай кавказки, да Гоблин, почувствовав испуг хозяйки и не понимая, что происходит, завыл.

Спотыкаясь от ужаса, девочка вновь выскочила на шоссе и со всех ног помчалась обратно.

Она так бежала, что едва не проскочила в красноватой мгле поворот к дачному посёлку. Хорошо, что Барминцев заметил дочь и поймал её.

– Поля, Полюшка, успокойся. Что там такое?

– Папа, там ничего нет! Деревни нет, представляешь? Ни одного дома!

– А люди? Что все погибли?

– Не знаю. Я никого не встретила. Я кричала, но никто не отозвался. Ой, папочка, там так страшно.

– Похоже, наши неприятности ещё хуже, чем мы предполагали, – вздохнул Раскольников и предложил, – давай пока этих бедолаг хотя бы к тебе отнесём.

– Почему ко мне? – Удивился Барминцев.

– Ну, сколько же им тут на пыльной дороге валяться. А там, глядишь, Верка твоя что-нибудь придумает.

– Да что она сможет сделать. Она же не врач, а микробиолог.

– Ну, хоть и не врач, а медицинский институт закончила. Чему-то её там учили. Моя супруга, как ты знаешь, часовщик. Она вообще не в курсе, как люди устроены.

– Ладно, убедил. Только, может, ребят сначала дождёмся? Вдруг они смогут врача вызвать.

– Так что они дорогу домой не найдут и врачу не покажут? А доктору тоже удобнее людей в доме осматривать. Там хоть положить можно будет нормально и посветить. Всяко лучше, чем в этой темноте на пыльной дороге.

– Хорошо. Полюшка, ты всё поняла? Беги домой, и скажи маме и тёте Марине, чтобы они там всё, что нужно приготовили. Конечно, ночка у нас выдалась, не приведи, Господь. Но я надеюсь, что к утру всё разрешится. И пострадавшим поможем, и с деревней разберёмся. Беги.

– Давай подумаем, как нам раненых нести, – сказал Алексей.

– Да, нам бы носилки какие-нибудь. На руках, боюсь, не дотащим.

– Ага, а ещё лучше каталку, как в больнице. И капельницу, – хмыкнул Раскольников.

В это время, пассажир разбитой машины зашевелился, пытаясь встать.

– Лежите, лежите. Вам, я думаю, нельзя вставать, – склонился над ним Барминцев.

– Да ладно, чего уж там. Я всё слышал, и понял, что мы основательно влипли. Так что тут уж хоть лежи, хоть бежи. Помогите мне встать, я уж лучше стоя эту новость приму.

Мужчины помогли ему подняться. Несколько секунд бедняга стоял покачиваясь, потом упёрся ногами в землю поувереннее.

– Извините, я не представился, Андрей Белокопытов.

Раскольников и Барминцев назвали себя.

– Что тут произошло-то? – Спросил Андрей.

– Непонятно, – ответил Барминцев, – но будем надеяться, что самое страшное уже позади.

– Тут девочка про деревню говорила… Ей не могло показаться? Всё-таки темно, и видимость никакая.

– Трудно сказать. Но выдумывать она не стала бы, наверняка, – сказал Виктор, – она достаточно разумна, что бы знать когда и как шутки шутить.

– Нет, я не к тому, что она наврала. Просто, я подумал, вот эта красная гадость, может оружие какое-то секретное с галлюциногенами.

– А вы не можете припомнить, что именно с вами произошло? – Спросил Барминцев.

– Ну, мы с моим двоюродным братом Максимом поехали в Ржев по наследственным делам. Всё было как обычно. Дорога нормальная. Деревню проехали. Ненаглядово называется. Мы ещё внимание обратили на красивое название. И всё. Больше ничего не помню. А что, Макс из машины выпал.

– Почему вы так подумали? – удивился Раскольников.

– Да у него ссадина во всё лицо.

– Андрей, я вынужден огорчить вас, но вы выглядите не лучше, – вздохнул Барминцев, – и сейчас нам надо придумать, из чего сделать носилки, чтобы вас с братом отнести в более приличное место. Не больница, конечно, но всё лучше, чем на дороге валяться.

– У Макса в багажнике палатка лежит. Из неё можно отличные носилки сделать, чтобы его отнести, ну а я сам как-нибудь доковыляю потихонечку. Пошли за палаткой.

Когда мужчины подошли к БМВ, то Белокопытов только ахнул. Машина, успевшая за это время встать вертикально, буквально на глазах погружалась в пыль.

– Стой, зараза! – крикнул Андрей, и, прыгнул на багажник машины, пытаясь своим весом выровнять её.

–Мужики, помогите! – Прохрипел он из последних сил.

Барминцев и Раскольников рванулись на помощь. Машина оказалась на удивление лёгкой, и выкатить её на чистый асфальт не составило никакого труда. Гораздо тяжелее оказалась поднять Андрея, распластавшегося на багажнике. Машина, освободившаяся от веса человека, снова завалилась вперёд и уперлась срезом в асфальт.

Андрей, поддерживаемый Алексеем, обошёл «попыгунью» вокруг.

– Ничего себе! Полмашины осталось. А Макс её всего три месяца назад купил. В кредит.

– Андрюха, давай мы сначала Максима на ноги поставим, а потом будем о кредитах думать, – сказал Барминцев, и шепнул Алексею, – Лёшка, ты помнишь, когда мы мужиков доставали, ветровое стекло было целёхонько, а теперь срез уже сантиметров на двадцать продвинулся. И опять этот срез чистенький и блестящий. Во что же мы вляпались?

– Моей машины вообще больше не видно, – мрачно ответил Раскольников, – давай сначала носилки сделаем, пострадавших в дом переправим, врачей дождёмся, а потом о машинах думать будем.

Носилки из палатки и впрямь удалось сделать отличные. Осторожно уложив на них Максима, Раскольников и Барминцев собрались уходить, но Виктор с некоторой растерянностью обернулся на Андрея.

– Идите, мужики, не теряйте время. А я пока тут побуду. Либо мальчишки с врачом придут, либо вы вернётесь за мной, а я, честное слово, отсюда не убегу.

* * *

В момент странной и необъяснимой катастрофы большая, часть обитателей дачного посёлка, расположенного в местечке, неофициально именуемым местными жителями, Щучья Падь, уже мирно спала и, потому, пребывала в счастливом неведении. Однако, ещё несколько человек, кроме тех, кого произошедшее застало бодрствовавшими за столом Барминцевых, заметили странное явление. И одним из них был маленький Филипп, сынишка старшей Валеркиной сестры – Ирины.

Полуторагодовалый Филенька боялся темноты и всегда спал при свете ночника. Когда внезапно погас свет, малыш проснулся и заплакал от испуга. Ира попыталась его успокоить, но ребёнок заливался плачем всё пуще. От того, что света не было, ему становилось всё страшнее, но, ни одна лампочка в комнате не загоралась, сколько женщина не щёлкала выключателями. Ира пнула в бок мужа, который сладко посапывал, не замечая внезапной темноты и не слыша плача сынишки.

– Тёмка, ну что ты лежишь, как куль? Сделай же что-нибудь.

Артём проснулся, не понимая, чего от него хочет жена.

– Ирочка, что я должен сделать? Сейчас же ночь на дворе.

– Вот именно! У нас темно.

– А что ты от меня-то хочешь?

– Ты что не понимаешь? Свет не включается. Пробки, наверно, выбило. Пойди, проверь пакетники.

Артём был скрипачом. Он был очень хорошим музыкантом. Он играл вторую скрипку в оркестре Московского театра оперетты, был участником и лауреатом многих музыкальных конкурсов, в том числе и международных. Но при этом он совершенно не разбирался в технике вообще, и в электричестве в частности. И сейчас слова жены о необходимости проверить какие-то неведомые «пакетники» у него в животе скрутился холодный тугой узел.

Но делать было нечего. Под строгим взглядом Ирины, который Артём различал даже в темноте, он с тоской нашарил халат и тапочки и обречённо поплёлся на веранду воевать с электрическими предохранителями.

Пока несчастный скрипач с тоской разглядывал слабо поблёскивающее в темноте окошечко счётчика, на веранду вышел тесть.

Полковник танковых войск Сосновский имел голос командный и норов решительный. В глубине души Артём его побаивался. Сосновский категорически не понимал, как нормальный взрослый мужик целыми днями пиликает на скрипочке. Вот и сейчас полковник приготовился дать своему зятю серьёзный нагоняй.

– Что здесь происходит? – Загремел он своим «командным» голосом.

– Пробки, наверное, перегорели, – неуверенно пробормотал Артём.

– Нет, Тёма, это не пробки, – мягко сказала Наталья Павловна, вышедшая на веранду следом за мужем, – посмотри, ни один фонарь на улице не горит. Это, какая-то авария на линии. Возьми вот там, на полке свечи. А с электричеством завтра разберёмся.

Наталья Павловна Сосновская принадлежала к той счастливой разновидности женщин, красота которых не только не увядает с годами, а напротив, приобретает особую спелость и завершённость. Кроме того, Наталья Павловна своими мягкими, с уютными ямочками на локтях, руками умела так сдерживать грозный нрав своего мужа, подчёркнутую строгость дочери и неуёмную тягу к приключениям сына и так разруливала самые непростые ситуации, возникающие в семейной жизни, что ссоры в её присутствии были просто невозможны.

Вскоре всё успокоилось, и маленький Филенька заснул, глядя на весёлый огонёк свечи, а Владимир Иванович и Наталья Павловна вернулись в свою комнату.

Но «запал», заготовленный Сосновским для неумехи-зятя, требовал выхода, и полковник выплеснул своё раздражение по другому поводу.

– Слышь, Наташка, а Валерки до сих пор нет. Совсем от рук отбился. Первый час ночи, а он где-то шляется.

– Ну, ты же знаешь, что он у Барминцевых. А там такая семья – они до утра болтать могут. Конечно, Валерке с ними интересно. Ну и пусть там посидит подольше. Ему же завтра с утра вставать не надо. Поспит подольше.

– Не поспит, – мстительно пророкотал Сосновский, – я вот его завтра на рыбалку до света подниму.

– Тоже дело, – согласилась Наталья, – поклюёт носом на утренней зорьке – в следующий раз меньше будет в гостях засиживаться. А ты, раз на рыбалку собрался, ложись и спи, а то и сам вовремя не проснёшься.

Полковник дисциплинированно лёг в постель, и через несколько минут начал тихо похрапывать.

Сосновская выждала ещё несколько минут, чтобы муж заснул покрепче, потом осторожно встала с постели и стала бесшумно одеваться, поглядывая в окно. На душе у неё было неспокойно. Всё пугало её: и внезапная темнота в посёлке, и отсутствие Валерки, но страшнее всего было тусклое красноватое свечение, пробивающееся сквозь деревья. Уж не пожар ли это, упаси, Господи. Валерка, ведь он такой! В стороне не останется. В самое пекло полезет. Он в свои тринадцать считает себя мужчиной. Куда там! Конечно, у него перед глазами пример отца. Да только старшему Сосновскому сорок шесть, а не тринадцать. Хотя и за него тоже частенько волноваться приходится. Как же с мужиками тяжело! Причём, независимо от возраста.

* * *

Кроме Барминцевых, Раскольниковых и Сосновских произошедшее заметил и ещё один человек – старейший житель посёлка Александр Петрович Панин.

Александру Петровичу было уже без малого восемьдесят. Девять лет назад Александр Петрович приехал сюда после перенесённого им обширного инфаркта, искренне веря, что пребывание на свежем воздухе будет полезным. Именно их этих соображений они с супругой и приобрели дачный участок в Щучьей Пади.

Дело в том, что этот надел земли был давно, ещё в девяностые годы выделен для очень серьёзной организации. Тогда, напуганные безумием, охватившем страну, люди хватались за что-нибудь более или менее стабильное. А что может быть стабильнее земли? Однако, по прошествии некоторого времени, всё постепенно утряслось, и серьёзные люди поняли, что всё не так плохо, чтобы держаться за эту болотину на самой границе Московской области. А       уж если и следует обзаводиться землицей, то лучше сделать это в более цивилизованном месте с развитой инфраструктурой. Поэтому они начали освобождаться от сомнительной прелести Щучьей Пади. В результате от старожилов осталось всего три или четыре семьи страстных охотников, которые просто не могли расстаться с местом, где можно было прямо в собственном огороде встретить зайца, лису или лося. Эти старожилы ещё и прикупили себе землицы. Остальные же участки сменили по двое, а то и трое хозяев.

Участок, приобретённый Паниными, успел за это время основательно зарасти берёзово-ольховым мелколесьем трёхметровой высоты, выросшем так густо, что хоть корзину плети. Людмила Ивановна Панина, увидев это безобразие, прямо заявила, что ей такого добра и даром не надо, потому, как сыну возиться будет некогда, а им, старикам этого не поднять. Но сам Панин успел приметить под ёлкой в углу участка остатки тетеревиного гнезда, а среди густо разросшихся берёзок несколько обабков и даже один крепенький красноголовик. Ему, страстному охотнику и грибнику стало ясно, что Щучья Падь – это его персональный рай.

Поначалу, конечно, было трудно. Одна расчистка участка чего стоила. Но, надрываясь на тяжёлой физической работе, старик как-то совсем забыл о сердце и прочих внутренних органах.

За девять лет вид Александр Петрович приобрёл экзотический. Кожа его, выдубленная солнцем и ветром, приобрела красновато-коричневый оттенок, что в сочетании с длинными седыми волосами делало его похожим на старого индейца. Образ, правда, нарушала типичная российская щетина, росшая от скул до кадыка и, неизвестно почему, всегда выглядевшая так, словно её обладатель не брился ровно две недели.

Хотя старик трудился круглый год без отдыха то на огороде, то в саду, успевая ещё и с ружьишком побродить и грибочков насолить-насушить почти в промышленных масштабах, чувствовал он себя гораздо лучше, чем девять лет назад. Но всё же, возраст давал себя знать – спать Александр Петрович стал уж очень чутко. Чуть что, просыпался, и, главное, заснуть, потом не удавалось.

Вот и сейчас, ровно кольнуло что-то. Александр Петрович успел даже заметить последнюю вспышку света, перед тем, как фонарь у дома погас. Вот ещё незадача, лампочка что ли, перегорела? Опять расходы. Эти лампочки на столбах дорогущие. Александр Петрович вздохнул и повернулся на другой бок.

Но сон не шёл. Что-то ощущалось неприятное. И дело было не только в перегоревшей лампе. Панин ещё поворочался некоторое время, а потом, кряхтя, больше для порядка, конечно, чем от реальной боли в суставах, встал с постели и подошёл к другому окну.

Посёлок, насколько это было видно, весь погрузился во тьму. Как ни странно, но этот факт даже несколько приободрил прижимистого старика – не надо тратиться лампочку покупать, не в ней дело. А вот пусть утром электрик из Городка приезжает и чинит всё, что положено. У их товарищества с ним договор, так вот пусть получаемые денежки и отрабатывает. Взносы-то регулярно на все такие дела собирают.

Собственно, теперь можно было бы и ложиться, но Александр Петрович по опыту знал, что уснуть ему до утра не удастся. Ну, раз такое дело, можно и выйти покурить, тем более что супруга его, Людмила Ивановна, взявшая моду в последнее время ограничивать количество выкуренных мужем за день сигарет, спит, и эта сигарета окажется несчитанной.

Панин накинул на плечи куртку, вышел на крыльцо и с удовольствием закурил. И тут он заметил то, чего не разглядел из окна – странное красноватое зарево, повисшее над посёлком.

– Это что ещё такое? Никак пожар? А что же тревогу-то никто не поднимет. Спят, небось, все, как сурки. Этак и весь посёлок сгорит!

Старик попытался понять, где пожар. Но это оказалось невозможно. Красное зарево заливало небо как-то уж очень равномерно, и сполохов нигде не было видно.

– Что за чертовщина? Уж не бомбу ли на нас американцы сбросили?

Американцев Панин не любил и готов был обвинять их во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Поразмышляв немного о коварных американцах и докурив сигарету, Александр Петрович огляделся и заметил, что в стороне Барминцевского участка светятся слабые огоньки. Ясно там не спят. Надо бы к ним сходить и разузнать, что и как.

Он вышел за калитку и зашагал в сторону Барминцевых, но по дороге вспомнил, что идёт без штанов, и вернулся одеться поприличнее.

Пока ходил туда-сюда, пока искал в темноте комнаты нормальную одежду, прошло довольно много времени, и к калитке Барминцевых Панин подошёл одновременно с Танюшкой Раскольниковой.

Панин поморщился. Не любил он Раскольниковых. И козу эту вертлявую, Таньку он тоже не любил. Время почти час ночи, детям давно спать пора, а она всё бегает по чужим участкам. А вот сейчас чуть не толкнула пожилого человека, лишь бы первой в калитку проскочить. Ну и молодёжь пошла!

Александр Петрович в досаде от этой встречи едва не повернул восвояси, но любопытство победило, и он вошёл в калитку.

Из темноты кустов смородины его яростно облаяла, раздражённая всей этой ночной суетой, Агата, и Панин сердито погрозил в сторону кустов клюкой, с которой для солидности ходил последние годы. Агата и Александр Петрович терпеть друг друга не могли и при каждой встрече высказывали друг другу взаимные претензии. На равных.

Из-за глупой собачонки Панин добрался до крыльца дома, на котором стояли взволнованные Вера Кирилловна, Марина Александровна и Варя Барминцева, с заметным опозданием, и так и не понял того, что сбивчиво объясняла Танька. Впрочем, понять эту сороку вообще было мудрено – балаболит, что не попадя, да ещё и тараторит так, что и слов-то толком не разобрать. Какие-то утонувшие и разрезанные машины, какая-то пыль…

А пожар-то где?

Тут Вера Барминцева, наконец, заметила Панина и спустилась к нему.

– Ох, здравствуйте, Александр Петрович. Как хорошо, что вы пришли. А то мы тут с Мариной прямо растерялись.

Она помогла Панину подняться на крыльцо и подвела к стоящему там креслу.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Александр Петрович не спеша уселся, установил клюку между колен, сложил узловатые ладони на рукоятке и строго спросил:

– Да что тут творится-то? Толком объясни.

– Да мы сами пока ничего не поняли. Вроде катастрофа произошла какая-то. Дорога разрушена, вместо неё какая-то пыль. Алексеева машина по самую крышу в эту пыль провалилась.

– А ты сама, что ли видела? – Уточнил Панин.

– Да вот Таня рассказывает.

– Нашла, кому верить. Да я этой балаболке не поверил бы даже, если бы она собственное имя назвала бы.

– Это ещё почему? – Обиделась Марина Раскольникова за дочь.

– Да потому, что яблочко от яблоньки недалеко падает.

Бедная Барминцева так растерялась от этой грубости, что не нашлась, что и сказать, а у Раскольниковой старшей злобно сузились глаза. Сейчас она этому пню трухлявому всё выскажет. Мало не покажется.

Но тут накалившуюся атмосферу разрядил весёленький мотивчик из кинофильма «Игрушка». Это затрезвонил звонок на калитке Барминцевых.

Агата тотчас взорвалась раздражённым лаем. По её мнению, ночка выдалась через чур беспокойной. Следом за ней загавкали Марк Августус Виктурос-пятый, и Грей.

– Развели псарню, – буркнул Александр Петрович сердито, – Верка, иди, уйми их, а то порвут кого-нибудь.

– Кто бы это мог прийти ночью? – Спросила Вера Кирилловна, испуганно поёживаясь.

– Женщина! – Презрительно фыркнул старик. – Трусиха! Так и быть, пойдём вместе посмотрим. Но если меня твоя шавка укусит, я её в Бобровке утоплю.

– Тебя самого там утопить надо, – обиженно и сердито прошептала Таня вслед Панину и показала его удаляющейся спине язык.

За калиткой стояла Наталья Сосновская.

– Вера, прости, что так поздно. Валерка у вас?

– Привет, Наташа. Сейчас нет. Что-то произошло на дороге, и Валерка с Санькой в Заречное побежали.

– Пешком? Ночью? Они с ума сошли?! – Наталья Павловна схватилась за сердце.

– Наташа, вот тут, Танюшка рассказывает, что дорога разрушена. Какую-то машину буквально разрезало пополам. В ней находились люди. Почему-то не работают мобильники. Поэтому Полина поехала на велосипеде в Ненаглядово, а мальчишки побежали в Заречное. Надо же срочно врачей вызвать, полицию. Витя с Лёшей остались на шоссе с пострадавшими. Вот только Танюшка вернулась.

– Я тоже вернулась, – сказала Полина, подходя к калитке.

Все обступили её.

– Что там произошло?

– Мама, там такое творится! Нам сейчас надо срочно приготовить постели на веранде. Папа с дядей Лёшей сейчас сюда принесут пострадавших в аварии.

– Зачем? – Удивилась Барминцева.

– Больше их деть некуда. Они там прямо на дороге лежат. Все в крови. И врача вызвать не удаётся.

– Ну вот, что я вам скажу, – буркнул Панин, – видно шизофрения штука заразная.

– Ладно, – вздохнула Вера Кирилловна, – про шизофрению мы потом как-нибудь поговорим, а пока надо всё приготовить. Пошли, девочки. Варя, ты принеси постельное бельё из шкафа на втором этаже, Поля, а мы с тобой принесём запасную кушетку из сарая.

– Я вам помогу, – сказала Наталья.

– И мы с Таней поможем, – подхватила Марина Раскольникова.

Женщины пошли к сараю, обсуждая по дороге предстоящее дело, а Панин, сердито плюнул им вслед.

Ну, до чего же глупые существа эти бабы. Кому-то что-то там померещилось, и они как глупые курицы раскудахтались. Ведь ясно же, что такого, о чём тут говорили девчонки, просто не может быть, потому, что не может быть никогда.

Он даже решил было уйти домой и выкурить ещё одну сигарету, но подумав, всё-таки остался.

К тому времени, когда Бармицев с Раскольниковым принесли на носилках раненного Максима, на веранде уже всё было готово. Аккуратистка Наталья Павловна даже пол успела помыть на скорую руку. А Танюшка Раскольникова принесла ещё два запасных фонарика «Летучая мышь» на батарейках.

Вид несчастного привёл в ужас не только впечатлительных женщин, но и умудрённого жизнью Панина.

– Верка, что это с ним? – Спросил старик испуганным шёпотом.

– Похоже на баротравму, – неуверенно отозвалась Барминцева, – но как он получил её на нашей дороге, и что с этим делать я понятия не имею. Давайте для начала, обмоем кровь и грязь, обработаем, что возможно перекисью, потом, возьмём в холодильнике лёд и обложим ему голову, чтобы уменьшить риск кровотечения. Хорошо бы ещё настой крапивы приготовить.

– Мам, да как её найти сейчас в темноте? – Вздохнула Полина.

– На ощупь, – проскрипел Панин.

Марина Раскольникова уже приготовилась послать вредного старикашку за крапивой, а то и ещё подальше, но тут пришли Валерка с Саней и Андреем.

Женщины засуетились вокруг Андрея, проделав с ним те же манипуляции, которые провели с Максимом, потом предложили ему лечь на диван. Ложиться Андрей отказался категорически, но присел с удовольствием, потому как ноги его едва держали.

На небольшой веранде Барминцевых стало ужасно тесно, но никто не решался её покинуть. Даже собаки, потихоньку пробрались на веранду и постарались спрятаться, чтобы их не выгнали. Гоблин ужался под лестницей на второй этаж, Грей замер, приникнув к входной двери, Агата забилась в щель между столом и холодильником, а Марк Августус Виктурос-пятый распластался на диване рядом с сидящим Андреем. Он совершенно точно знал, что естественная среда обитания шарпеев – это диваны, следовательно, здесь его будет обнаружить труднее всего.

Некоторое время все молчали, потому, что просто не знали, что говорить. Нарушил это тревожное молчание Александр Петрович.

– Значит, вы утверждаете, что ни Заречного, ни Ненаглядова больше не существует? – Сурово спросил он, пристально глядя на ребят – не врут ли.

– В Заречном только церковь сохранилась на окраине, – сказал Санька.

– И цветочки везде, как на кладбище, – мрачно добавил Валерка.

– И ни одного человека, ни в деревнях, ни на трассе, – зябко передёрнула плечами Полина.

– И машин нет, – веско сказал Раскольников.

– И что же нам теперь делать? – Спросила Наталья Павловна.

– Надо подумать, – отозвался Барминцев.

– А чего тут думать? И так ясно – народ будить надо, – решительно заявил Панин.

– Наверно, и впрямь пора. Только непонятно, что мы людям скажем, ведь пока мы и сами не поняли, что к чему, – вздохнул Барминцев.

– Вот вместе и будем разбираться, – сказала Наталья Павловна, – неизвестно ведь, что нас дальше ждёт. Лучше, чтобы все на ногах были и могли действовать по необходимости.

Александр Петрович взглянул на неё с уважением. Обстоятельная женщина. Хорошо сказала. Вот, что значит жена полковника.

– Надо сразу подумать, как сообщить о нашем положении в МЧС, и подготовиться к эвакуации, – Марина Раскольникова прижала к себе дочь.

– Никаких эвакуаций, – рявкнул Панин, – ещё неизвестно, может, мы тут как раз, в самом безопасном месте и есть.

– Не пойму я тебя что-то, Александр Петрович. Это ты о чём? – Удивился Виктор Барминцев. – Это ведь у нас что-то происходит, а в том же Городке или Волоколамске люди и ведать об этом безобразии не ведают.

– Вот сперва убедимся в этом, а уж потом об эвакуации думать будем, – горячо заговорил Панин, – вот ты, Витя, сам посуди, на кой ляд американцам свою бомбу на наше болото сбрасывать.

– А причём тут бомба? Что-то ты, Петрович, не то загнул, – возмутился Раскольников.

Старик Панин не любил возражений, и, мрачно набычившись, повернулся к Алексею.

– Это твой Санька с Валеркой и Полькой тут сейчас рассказывали, что двух деревень нет, как не было. Это, по-твоему, что, жук чихнул? А я вот доподлинно знаю, что американцы такую бомбу придумали, которая всё живое всасывает.

– Так там же и домов нет, – растеряно заморгал Валерка.

Петрович, как на шарнирах крутанулся в его сторону.

– Так эта бомба может людей вместе с домами всасывает. Тут я точно не скажу. Сведений пока таких нету.

Наталья Павловна решила вмешаться.

– Ладно, хватит дискутировать. У нас пока слишком мало информации, чтобы что-то обсуждать. Скажите, Андрей, может быть, вы что-то успели заметить.

– Ничего необычного не было. Дорога приличная, движение достаточно оживлённое. Вдруг темнота.

– Это вы, наверно, сознание потеряли, – авторитетно заявила Таня.

– Ну, вот, – вздохнул Панин, – единственный свидетель – и тот в самый ответственный момент сознание потерял. И как нам теперь разбираться во всём этом.

– Кончать болтовню и заняться делом, – буркнул Алексей Раскольников.

Александр Петрович решил взять бразды правления в свои твёрдые руки. В конце концов, он самый старший и опытный здесь. Раскольникову-то серьёзное дело доверить нельзя. Человек он безалаберный. Участком владеет дольше Петровича, а ни одной грядки не вскопал, дом нормальный не поставил, так сгоношил сараюшку кособокую – дождик переждать, да переночевать пару ночей. Всё их семейство, как приедет «на дачу», так целыми днями по гамакам и шезлонгам все валяются. Тьфу! Виктор Барминцев, конечно, мужик положительный, но ведь художник. Ему только кисточкой махать, а не людьми руководить. Ну а про женщин и детей вообще речи нет. Им надлежит только правильно выполнять указания вожака. Вот по-всему, и выходит, что этим самым вожаком надо ему, Петровичу становиться.

Он стукнул суковатой палкой об пол и решительно произнёс.

– Делаем так: Санька, ступай на Поляну собраний и стучи по Вечевому1 рельсу, чтобы всех собрать. До тех пор стучи, пока все не придут. А я в это время, вот, к примеру, с Виктором, схожу на дорогу. Сам посмотрю, что там и как, чтобы потом людям рассказать. Тебе, Валерка, задание особенное. Ответственное. У тебя твой мопед-то жив?

– Жив.

– Ну и славненько. Вот и езжай в Городок. Аккуратненько так езжай, по обочине. Пыль эту зыбучую минуешь – и вперёд. Доктора вызови, в полицию сообщи, что тут у нас приключилось. Может даже с властями надо будет связаться.

Ему самому понравилось, как он всё это сказал. Вот, что значит жизненный опыт. План действий намечен, и надо по этому плану действовать. А не кудахтать бестолково.

Старик приосанился и выпятил, насколько возможно, впалую грудь.

Но тут на него налетела Сосновская, едва не сбив его с ног.

– Петрович! Ты из ума выжил? Тут такое твориться, а ты мальчишку неизвестно куда одного ночью посылаешь!

Она попыталась обнять Валерку, но он вывернулся из-под материнской руки, протиснулся к Панину и встал рядом с ним.

– Мам, а что нам тут сидеть, как мышам под веником? Действовать надо. Правильно Александр Петрович говорит. И пострадавшим врач нужен, и всё такое.

Панин расправил плечи, и окинул присутствующих гордым взглядом. Вот как! Даже пацану понятно, что его, Панинский план правильный.

У Натальи Павловны сердце зашлось, она хватала ртом воздух, не зная, что сказать. Вера Барминцева, осторожно погладила её по руке.

– Наташа, может, там даже и безопаснее.

– Мама, – вдруг сказала Полина, – а можно я с Валеркой поеду?

Вера вздрогнула, а Панин вцепился в эту мысль.

– Правильно. Пусть Поля с Валеркой едет. Она девочка положительная, воспитанная. А вдвоём и не страшно совсем.

– Полюшка, – вступил в беседу Барминцев, – чтобы никакой самодеятельности. Будьте предельно внимательны и при малейшей опасности…

– Да, папа. Мы тут же вернёмся.

– Полиночка, ты Валерке не давай зарываться, а то он такой отчаянный, – прошептала Наталья Павловна.

Таня обиженно отвернулась. Ну вот, всегда этой Полиночке самое интересное достаётся. Вот теперь она поедет с Валеркой на его скутере в город за помощью. Привезёт врача, полицейских и все будут говорить, какая она умница. И почему она, Таня не догадалась первой вызваться поехать с Валеркой. Это же так романтично. Ей бы потом все девчонки завидовали бы. Что же такое придумать, чтобы и о ней заговорили?

Полину же в этот момент волновало совсем другое.

– Санька, ты не спеши народ будить, – шепнула она приятелю.

– Почему?

– Да потому, что Валерке надо сначала скутер из гаража вывести, а ты представляешь, что будет, если дядя Володя до этого проснётся.

– Верно, говоришь, – обернулся к ней всё слышащий Панин, – Владимир Иванович у нас мужик серьёзный, обстоятельный. Пока всё досконально не выяснит, Валерку не отпустит.

– Я сама пойду и всё объясню ему, – сказала Наталья Павловна, – Поля, ты подожди Валеру здесь.

Глава 2 Первые часы и первые заботы

Санька лупил железной колотушкой по Вечевому рельсу с остервенением, и тот в ответ громко гудел. Отрезок ржавого рельса найденный кем-то из щучьепадинцев лет пятнадцать тому назад был подвешен на столбе посреди Поляны собраний после того, как однажды ночью сгорел один из домов в посёлке. Пожарных тогда погорельцы вызвали, но пока машина доехала, да пока нашли ключ от ворот…

Короче говоря, гулкая железяка в некоторых случаях оказывалась эффективнее самых крутых мобильников. К счастью, экстренных сборов со времени того пожара и до сегодняшней ночи, не случалось. Но Вечевой рельс частенько призывал нерадивых жителей посёлка на общие собрания и субботники, особенно тех, кто не слишком спешил прийти к оговорённому времени

И вот теперь громкий гул Вечевого рельса оглашал всю Щучью Падь.

* * *

Владимир Иванович Сосновский, разбуженный набатом и обнаруживший отсутствие жены, кубарем скатился в кровати и, по-военному быстро одевшись, выскочил из дома. Уже у самой калитки его нагнал Артём, на ходу, застёгивавший брюки.

– Я с вами, Владимир Иванович.

– Толку-то от тебя, скрипач. Дома сиди!

Но Артём проявил неожиданную твёрдость.

– На пожаре каждый человек может быть нужен.

Тут калитка распахнулась, и Сосновский увидел запыхавшихся жену и сына.

– Наташа? Что происходит?

– Сейчас объясню, насколько сама понимаю, а ты, Валера, быстро за скутером.

– Куда это он собрался?

– Вова, давай по порядку. Пойдём в доме поговорим. Тёма, позови, пожалуйста, Иру. Она тоже должна всё знать. А ты, Валера, поторапливайся.

* * *

Жена Александра Петровича простоволосая в мятой ночной рубашке металась по комнате, причитая:

– Господи, пожар! Страсть-то какая! И этого старого греховодника нет. Небось, в самое пекло полез! Делать-то что?

– Выпить валерьянки и сидеть дома. А мы с Данькой пойдём, – сказала ей пятнадцатилетняя внучка Кристина, входя в комнату. Кристина уже успела надеть спортивный костюм, и теперь закручивала в пучок свои длинные чёрные волосы.

– Да куда же я вас одних-то отпущу?

– Эй, бабуля, ты, что не заметила, что мы уже немножко выросли? Сиди дома, а то я тебя к стулу привяжу. И деда сейчас пришлём, чтобы он под ногами там не путался, – сказал Кристинин брат-близнец, Даниил, гремя прихваченными вёдрами.

Он был радостно возбуждён. Их с сестрой родители в приказном порядке отправили на две недели «на чернику», и уж дед не давал никакого спуску, заставляя каждый день таскаться на проклятый черничник и кормить там комаров и слепней. Брат с сестрой часы считали до конца «ссылки». Пожарная тревога внесла приятное разнообразие. Всё-таки, пожар тушить занятие куда более достойное, чем на карачках по черничнику ползать.

Людмила Ивановна обессилено опустилась на стул. Она попыталась молиться, но слова молитвы от волнения постоянно путались

* * *

В большом доме с кокетливой башенкой, оборудованной под домашнюю обсерваторию, профессор географии Павел Дмитриевич Синельников растеряно взирал на свой смартфон.

– Что за дурацкий аппарат? Он всегда отказывается работать именно в тот момент, когда в нём есть нужда. Это просто какая-то конструктивно обусловленная вредность. Вот сейчас надо срочно вызвать пожарных, а он сломался.

– Папа, не парься, мой тоже не работает. Не будем терять время на войну с электроникой, а пойдём заливать пожар вручную, – сказала его дочь, Лариса, спускаясь по винтовой лестнице со второго этажа.

– Нет, нет! Женщинам там совершенно нечего делать.

– Папа, ты не прав. Я могу быть там полезной. Я, всё-таки, химик, – упорствовала Лариса.

– Ларочка, химия – это наука. Точная, прекрасная наука, а пожар – безобразное и бессмысленное стихийное бедствие. И не препирайся, пожалуйста. Лучше приготовьте с мамой чаю к моему возвращению. Я думаю, это будет актуально.

* * *

Сигнал тревоги разбудил и Лидию Львовну Куваеву. Она молча слезла с кровати и начала одеваться при свете маленького аккумуляторного фонарика.

– Куда ты? – Спросила её мать, Анна Алексеевна, выглядывая из соседней комнаты.

– Пойду. Может, чем смогу помочь.

– Не женское это дело – пожары тушить, – вздохнула Анна Алексеевна, отталкивая от двери восьмилетнюю Юлю, глаза у которой разгорелись от любопытства.

– Мам, ну что же делать, если нет у нас мужчин? Ты только посмотри, пожалуйста, чтобы эти козы-стрекозы за мной не увязались. Затопчут их там.

– Я им увяжусь! А ты сама-то там смотри поаккуратнее. В самую бучу-то не лезь.

Едва мать скрылась за дверью, хитрая Юля начала ныть, надеясь разжалобить бабушку.

– Булечка, миленькая, ну, пожалуйста, ну можно я пойду? Ну, я не буду близко подходить. Я издалека посмотрю. Честное слово! Сама подумай, мне уже восемь лет, а я ещё ни одного пожара не видела. Жизнь вся мимо проходит!

– Угомонись, ложись спать.

– Спа-ать, – разочарованно протянула Юля, и по щекам её покатились натуральные слёзы, – да что же это за насилие такое?!

– Не хочешь спать, давай, книжку почитаем.

– Не хочу я твою книжку! Что я такая малявка, как Олька, книжки читать, когда там пожар!

– Я тоже не хочу книжку. Я пожар хочу! – Вставила пятилетняя Оля.

– Вот я вам дам пожар! – Рассердилась Анна Алексеевна, и заплакала, – Господи, да что же за дети-то такие? Чистое наказание.

В это время, аккумуляторный фонарик, который как всегда забыли нормально зарядить, потускнел и погас. В доме стало темно и страшно.

Оля быстренько перебралась на широкую бабушкину кровать и тихо захныкала от страха. К ней присоединилась и Юля.

– Буленька, иди скорей к нам, – жалобно попросила она.

Все трое сидели, обнявшись на кровати, вглядывались в красноватый сумрак за кружевными занавесками и вслушиваясь в тревожный набат.

* * *

В трёхэтажном кирпичном доме, обнесённым высоким бетонным забором, тоже проснулись. Дом этот принадлежал молодому, но весьма успешному адвокату Марку Евгеньевичу Фишеру. В доме у Фишера уже третий день гостили его школьные приятели. Вообще-то считалось, что мужики приехали на охоту, но в лес пока, ни разу не выбрались. Не до того, как-то было! Считай, что десять лет после окончания школы «мушкетёры», которых в школьные годы никто и никогда по отдельности не встречал, толком не виделись. Всё дела: учёба, работа. Даже к Марику на свадьбу друзья приехать не смогли: у Константина был очень жёсткий график съёмок, а Руслан вообще был в Брюсселе в штаб-квартире Интерпола на стажировке. Только в интернете и общались. Уже который год договаривались встретиться, а всё не складывалось.

Поэтому, первые два дня ушли чисто на «общение». Не в сухую, понятно. Только накануне вечером лягушек у пруда постреляли, чтобы ружья проверить. К великому, надо сказать, неудовольствию лабрадора Рольфа. Как и положено приличному лабрадору-ретриверу, Рольф, не жалея своей роскошной бледно-золотистой шкуры, бросился было в грязный пруд, ожидая увидеть дичь, и обнаружив там только дохлых лягушек, едва не взвыл с досады.

А тут ещё проходившая мимо Варька Барминцева так отчитала горе-охотников за бессмысленное убийство невинных тварей, что Рольфу вообще захотелось утопиться в этой грязной луже. Он ведь, в отличие от хозяина и его гостей коньяк не пил, и всё происходящее понимал адекватно.

Впрочем, кажется, и стрелки почувствовали себя неуютно.

Нет, ну это надо же, дожили! Соплюшка девятилетняя взрослым мужчинам замечания делает! Конечно, если бы Варька была одна, досталось бы ей крапивой по попе, чтобы помнила, как со старшими разговаривать. Но с ней был этот страшный Гоблин. Марк, хоть и знал его, но всё же, побаивался, а Константин и Руслан, увидев пса впервые, и вовсе онемели.

Ещё бы. Этакое чудище: высотой почти метр, вид как у призрака – тощий серый с тёмными полосками по бокам, то ли кусты сквозь тело просвечивают, то ли рёбра, а отдельные светлые торчащие шерстинки что-то вроде размытого ореола создают. Вот только зубы у этого монстра до безобразия реальные. Короче, такого красавца неподготовленному человеку ближе к ночи увидеть – на неделю заикание обеспечено.

Решили с собакой Баскервилей не связываться, и отступили, едва не предавшись паническому бегству. Даже протрезвели. Короче, пришлось возвращаться домой и срочно поправлять ситуацию. В результате легли поздно. Головы у всех гудели и без «вечевого рельса». Набат был совсем некстати.

– Ой, ну и не фига же себе, – пробормотал Константин, – обхватив ноющую голову руками, – Марик, что это?

– Сам не пойму. Раньше такого никогда не было, – ответил хозяин дома, которому тоже было муторно после вчерашнего.

– Который час? – простонал Руслан.

– Четырёх ещё нет.

– А может, это привидение расшалилось? – предположил Руслан.

– Какое привидение? – не понял Марк.

– Ну, то чучело болотное, которое вчера с девчонкой было.

– Это не привидение. Это Гоблин, – попытался объяснить Марк.

– Ну, вот, тут ещё и гоблины водятся. Костыль, куда нас занесло?

– Ребята, а кто помнит, что мы вчера пили? – печально осведомился Константин, пытаясь сжать голову так, чтобы мозги заняли подобающее место.

Тут в комнату ворвалась жена Марка Валентина.

– Мальчишки, вставайте! Где-то пожар!

– Валечка, – пробормотал Константин, – из нас сейчас пожарники, как из лаптей субмарины.

– Нам сейчас самим скорая помощь нужна, – пожаловался Руслан.

– Валюшенька, посмотри в холодильнике, может, осталось что-нибудь, – спросил Марк

– После вашего загула не только в холодильнике, но и во всех магазинах в радиусе десяти километров спиртное закончилось.

– Валюшка, помрём, – попытался разжалобить жену Марк.

Но она была непреклонна.

– Капустки вон квашеной поешьте, и водичкой колодезной запейте холодненькой. Помогает. А я пошла пожар тушить, на вас-то никакой надежды.

Мушкетёрам честно-честно стало стыдно, но оторвать отяжелевшие головы от подушек, они всё равно не смогли.

* * *

Гул набата достиг и самого дальнего дома в посёлке. Услышав его, Нина Сергеевна Шарова приподнялась на постели и выглянула в окно.

– Что там такое? – спросил её муж, потягиваясь.

– Не знаю, пожар, наверно, – равнодушно отозвалась Нина.

– Вот досада, разбудили. Надо идти.

– А толку? Пока дойдёшь, и без тебя уже всё потушат. Да и пожарники наверняка уже приехали. Лучше постарайся поспать. Тебе же через полтора часа вставать, в Москву ехать на работу.

– Пожалуй ты права. Но как тут спать в таком грохоте?

– Ухо подушкой накрой.

– Точно. Какая у меня жена умная.

– А то!

* * *

Когда люди обсуждали, кому ехать в Городок, никому в голову не пришло спросить Агату. А с её точки зрения, это было совершенно неправильно. Это было вообще глупо, детям одним отправляться в неизвестность без собаки, тем более, такой мудрой, как Агата. Поэтому, когда Валерка остановил свой скутер у Барминцевской калитки, хитрая собачонка прыгнула мальчишке на колени, пока Полина устраивалась сзади, и спряталась под полой расстёгнутой куртки. Конечно, было тесновато, но Агата готова была потерпеть. Вот только бы Полина не заметила, а то ведь прогонит, да ещё в доме запрёт. Сам-то Валерка, и это Агата точно знала, прогнать её не решится, потому как уважает.

Таким образом, собачонка оказалась включённой в экспедицию.

Валерке, кстати, тепло маленького собачьего тельца, было очень приятно и придавало какую-то особую уверенность.

И пока остальные щучьепадинцы собирались на Поляне собраний, призываемые гулом Вечевого рельса, отважные разведчики: Валера, Полина и Агата уже мчались на мотоцикле по обочине в сторону Городка.

Ох уж эти обочины! Проносясь по трассам на автомобилях, мы редко обращаем на них внимание, но теперь у одной из обочин появился реальный шанс отомстить за такое пренебрежение.

Правда, поначалу обочина вела себя почти прилично. Это было необходимо, чтобы путешественники потеряли бдительность.

Лишь в одном месте, где до катастрофы под дорогой протекал ручей, забранный в трубу, обочина вместе с дорогой провалилась, и ребятам пришлось преодолевать этот провал пешком по мокрой, как губка земле, на руках протаскивая своё транспортное средство. Это было нелегко, поэтому Полина, наконец, заметившая Агату, даже не стала ругать ни её, ни Валерку, пыхтя под тяжёлым скутером.

Это препятствие, было хоть неприятным, но честным. Солнце ещё не встало, но было уже достаточно светло, к тому же, красноватая муть уже почти совсем рассеялась, и видимость была хорошей. Ребята заблаговременно заметили препятствие и преодолели его, хоть и не без труда, но без потерь.

Но когда по краям дороги сомкнулся лес, обочина поняла, что настал её звёздный час, и решила поиздеваться над путешественниками по полной программе. В ход пошло всё: камни, палки, выбоины, бугры, кусты, хлещущие ветками по лицу, и пыль. Не та, зыбучая, что покрывала дорогу, а самая обыкновенная, забивающаяся в нос, глаза и хрустящая на зубах.

Маленький скутер проваливался в ямы, подпрыгивал на буграх и спотыкался о камни, но его отважный экипаж, помня о своём долге, продолжал двигаться вперёд. Каждый из троих ощущал себя первопроходцем, отважным разведчиком, от мужества которого зависит судьба всех обитателей Щучьей Пади.

Агата для пущей важности, даже уселась на задние лапы в надёжном кольце Валеркиных рук, и положила передние на руль. Собачонка отважно смотрела вперёд, готовая встретить любую опасность лицом к лицу. Точнее мордой к морде.

И тогда обочина пустила в ход своё самое главное оружие – лужу. Эта лужа образовалась на обочине несколько лет назад. Как-то раз, один из водителей-дальнобойщиков, почувствовав необходимость срочной санитарной остановки, съехал с дороги, глубоко промяв глинистую обочину колёсами своего тяжелогруженого трейлера. Потом эти колеи неоднократно размывались дождями и талыми водами, и в результате образовалось целое озерцо длиною более трёх метров. В нём даже стала расти ряска и завелась всякая водяная мелочь вроде жуков-плавунцов и комариных личинок.

Вот в эту-ту ловушку и въехали на приличной скорости отважные разведчики. Лужа радостно хлюпнула и приняла незадачливых путников в свои объятия из грязных брызг. Особенно досталось сидевшей сзади, Полине. Весь романтический настрой подлая лужа смыла начисто. Валерка газанул, чтобы вырваться на сушу, но лужа отпустила путешественников не слишком охотно и потом ещё долго мечтательно чавкала им вслед.

Полина приготовилась высказать Валерке все, что она думает о таких, как он «шумахерах», но тут лес расступился и ребята выехали на холм перед Городком. Совершенно пустое шоссе лежало перед ними, как на ладони.

Обычно по ночам здесь сияло ожерелье фонарей, уютно светились окошки придорожных магазинчиков и кафе, призывно горели вывески бензоколонок.

Теперь здесь не было ничего!

* * *

Жители посёлка постепенно собирались на Поляне собраний. Главным их чувством было полнейшее недоумение: пожара нигде не было, тусклое красное зарево уже окончательно погасло, а Санька Раскольников всё продолжал лупить по Вечевому рельсу.

Профессор Синельников не выдержал первым.

– Может быть, кто-нибудь, наконец, объяснит, что тут происходит? И, пожалуйста, молодой человек, прекратите этот безобразный грохот. Вы нас всех совершенно оглушили.

Санька покорно опустил свою колотушку и только теперь почувствовал, как он устал. У него даже заболели руки и плечи. Он слегка поёжился от устремлённых на него взглядов и, виновато вздохнув, отошёл к краю поляны.

Александр Петрович решил, что момент для объяснения настал. Он поднял руку, призывая к вниманию, потом значительно покашлял и заговорил:

– Значит так, тут у нас такое дело…

И замолк. Он вдруг растерялся, чего не случалось с ним уже, как минимум, лет тридцать.

Да, он успел уже побывать на дороге, своими глазами увидел автомобиль с отрезанным передом, потопал ногами по крыше утонувшего в пыли Форда Раскольниковых. Посмотрел в двенадцатикратный бинокль в сторону Ненаглядова и Заречнова, потрогал, понюхал и даже попробовал на язык странную, невесть откуда взявшуюся пыль, но так ничего и не понял. И теперь даже не представлял, как объяснить всё увиденное. Старик беспомощно обернулся на Виктора Барминцева, но тот тоже не решался взяться за объяснения. Тогда слово взял Алексей Раскольников:

– Ну, короче, это, сегодня около полуночи произошла какая-то странная катастрофа. Что-то вроде взрыва. В результате на дороге появились зыбучие пески, а две деревни и вовсе просто куда-то провалились.

– Простите, – возмутился профессор Синельников, – но это невозможно. Позвольте напомнить вам, что мы находимся почти в самом центре Среднерусской платформы, и для появления зыбучих песков и «проваливания», как вы изволили выразиться, населённых пунктов нет никаких геологических предпосылок.

– Предпосылок нет, а факт есть, – мрачно сказал Панин.

– Ещё раз прошу извинить меня, но мне хотелось бы уточнить. Вы, Александр Петрович, своими глазами видели эти провалившиеся деревни и зыбучие пески? – Спросил профессор таким тоном, которым он порой спрашивал нерадивых студентов.

– Пески видел, и даже на зуб пробовал, – ответил Панин, а на деревни только в бинокль смотрел. Там ребята были: Валерка Сосновсий, Санька Раскольников и Полинка Барминцева.

– Что-то я не вижу здесь ни Валеры, ни Полины.

– Они в Городок поехали за помощью, – сказала Наталья Павловна.

– Получается, что присутствующий здесь Александр Раскольников единственный настоящий свидетель катастрофы?

Синельников обернулся к Саньке и строго сказал:

– Ну, что же, молодой человек, будьте так любезны и расскажите, пожалуйста, всем нам сейчас, что там случилось в этих «провалившихся» деревнях. Насколько глубоки провалы, как выглядят обломки строений, есть ли пострадавшие?

– Никаких провалов там нет. И обломков нет. Абсолютно ровная земля, засыпанная такой же пылью, как и на дороге. А людей там нет совсем, – угрюмо буркнул Санька и отступил ещё дальше к краю поляны под сень кустов.

Синельников со слабой торжествующей улыбкой обвёл глазами присутствующих.

– Ну, вот, друзья мои, всё и разъяснилось. Видите, молодой человек даже не успел придумать никаких подробностей этой, так называемой «катастрофы». Более того, налицо явная путаница в показаниях. Только что, как мы все с вами слышали, речь шла о зыбучих песках, а теперь уже упоминается какая-то «пыль». С сожалением должен констатировать, что все мы тут стали жертвами какого-то совершенно нелепого и глупого розыгрыша. Я вот только не могу понять, как всеми нами уважаемый Александр Петрович согласился принять участие в этом совершенно неблаговидном деле.

– Прошу прощения, – сказал Белокопытов, выходя вперёд, – но я тоже, в некотором роде, свидетель. Как, впрочем, и моё лицо.

Профессор обошёл Андрея со всех сторон, пристально его разглядывая.

– Да, любезнейший, лик у вас, прямо, скажем, выглядит непрезентабельно. Асфальтовая болезнь?

– Прежде всего, позвольте представиться. Зовут меня Андрей Николаевич Белокопытов. Я инженер-строитель, начальник одного из крупнейших Московских СМУ2. По мнению моих подчинённых, страшный зануда, совершенно лишённый чувства юмора. Теперь о том, что я видел своими глазами. У въезда в ваш посёлок мы с моим двоюродным братом Максимом попали в какую-то совершенно невероятную аварию, которую абсолютно ничто не предвещало. Когда будет время, посмотрите, что стало с машиной брата. Думаю, что комментарии тут излишни. Кстати, Максим сейчас в тяжелейшем состоянии лежит на веранде в доме Виктора Андреевича под присмотром Веры Кирилловны. К сожалению, полноценной врачебной помощи эта добрая женщина оказать не может, и жизнь брата реально под угрозой. Это я к вопросу о розыгрышах. Самой катастрофы я не видел, как справедливо предположил один неглупый ребёнок, я в этот момент потерял сознание. Но «пыль», или «песок», короче эту непонятную субстанцию, засыпавшую дорогу, я видел своими глазами. Также я видел, как эта дрянь в течение получаса полностью затянула машину Алексея. Что это такое, сказать не могу, но на зыбучие пески это не похоже. Я строитель, и в грунтах разбираюсь.

– Вы хотите сказать, что всё это правда? – Нахмурился Синельников.

– Да. И проверить это вы можете хоть сейчас.

– И ещё, – вступил в разговор Барминцев, – мы остались без связи. Мобильники не работают. Это тоже легко проверить. Собственно, поэтому Полина и Валера поехали в Городок. Чтобы сообщить о случившемся, врача к пострадавшим вызвать, ну, и разведать, что там и как.

– А что с железной дорогой? – Спросил полковник.

– Не знаю. Мы там ещё не были.

– Я была, – Таня выступила гордо вперёд, – нет там больше ничего. Даже столбы пропали.

И все, даже Панин, посмотрели на девочку с огромным уважением. Ещё бы! Девятилетняя девочка одна в темноте не побоялась пойти на железную дорогу, прямо за которой начинался такой дремучий лес, куда даже опытные грибники и охотники в одиночку не хаживали.

– А что там, в пострадавших деревнях? Наша помощь точно не нужна? – Заволновалась Лидия Куваева.

– По словам ребят, помогать там уже некому, – вздохнул Виктор Барминцев.

– Не хочу ставить под сомнение ваши слова, уважаемый Виктор Андреевич, – сказал профессор, – но это требует дополнительной проверки. Вдруг ребята чего-то не доглядели. Темнота, волнение, сами понимаете.

В эту минуту все услышали приближающийся рёв мотора. На поляну собраний, отчаянно тарахтя, вылетел Валеркин скутер. Вид у Валерки и Полины был ужасным. И дело было даже не в том, что они были грязными и всклокоченными. Самым страшным было выражение их глаз. Даже вечная оптимистка Агата смотрела из-под слипшейся от грязи чёлки с какой-то не собачьей тоской.

– Что, и Городок? – Мрачно поинтересовалась Варя.

– Угу, – всхлипнула Полина.

– Мы, правда, весь его не объезжали, – виновато признался Валерка, – но с дороги, ни одного дома не видно. Ни больницы нет, ни вокзала, ни здания администрации. Это совершенно точно.

– Ну, этого же не может быть, – воскликнула Марина Александровна. Ну ладно Ненаглядово, там всего два десятка домов, ну Заречное тоже ненамного больше, но Городок…

– Да, да! – Подхватила Лидия Львовна, – Там и полиция есть, и пожарники.

– Видно тут такое случилось, что ни полиции, ни пожарникам не удалось справиться, – мрачно проворчал Панин, и, вспомнив, что он по праву старейшего должен взять бразды правления в свои руки, сердито прикрикнул, – ладно, хватит кудахтать, пора делом заняться.

– Каким делом?! – Взвизгнула Марина Раскольникова, – Тут уже такое понаделано.

Муж обнял её за плечи и тихонько шепнул:

– Погоди, Маришка. Петрович прав. Самое главное, что мы-то живы, а значит надо что-то делать.

– Верно, – подхватил, стоящий рядом, Барминцев, – надо действовать, пока обстоятельства нас не лишили этой возможности окончательно. С чего предлагаешь начать, Петрович?

– Да вот смотрю я, на зов набата народу маловато собралось. А я точно знаю, что нас тут побольше, чем полтора десятка.

– Сегодня же среда, точнее, уже четверг. Это в выходные народу много было, – вздохнул Синельников.

– Да знаю я. Ещё не разучился дни недели считать. Только сдаётся мне, что кто-то просто решил из-под одеяла не вылезать. Сны видать, хорошие снились. Вот, что, молодёжь, давайте-ка быстрой ногой обойдите всех. В каждый дом загляните и всех тащите сюда. Поняли? Всех без исключения: старых, малых, хворых, хитрых. Беда-то общая, значит, и справляться надо всем вместе, а не в тёплой постельке отлёживаться. Ты, Наталья Павловна у нас по финансовой части дока?

– Ну, да. Я бухгалтер. А причём тут это?

– Считаешь, значит, хорошо. Вот и пересчитай ты нас всех. Да не просто так. А подробно – сколько мужчин, сколько женщин, детишек, стариков, какие здоровьем слабые. Видала, что твориться? Неизвестно сколько времени нам тут продержаться надо. Мы свои силы знать должны. И слабости тоже. А и спасатели прибудут… Они люди чужие. Никого из нас не знают. Как бы ни потеряли кого в суматохе. Поэтому и надо пересчитать, чтобы ни один человечек у нас не пропал.

– Ну, Петрович, ты даёшь! А мне бы и в голову такое не пришло, – с уважением протянул Барминцев.

– А как же. Это же самое первое дело, когда беда какая-то, знать, сколько людей в эту беду попало. Да и от кого чего ждать надо. А вот, вы, к примеру, Павел Дмитриевич, у нас профессор по какой части? Не доктор случайно?

– Географ, – ответил Синельников.

– Экая досада! У нас пока из всей географии одна Щучья Падь и осталась. И потому, выходит, что профессорство ваше нам-то вроде как даже и без пользы.

– Ничего, Александр Петрович. Знания ещё никому не мешали, так, что не исключено, что и я на что-нибудь сгожусь.

– Да я не в обиду, вам, Павел Дмитриевич, а только доктор нам сейчас был бы нужнее. Я вот уже представляю, что, к примеру, у старухи моей сейчас давление подскочит, тахикардия всякая начнётся. Женщина – слабый пол, сами понимаете. Наташка Сосновская третий день зубами мается. А на нервной почве сейчас у многих разные болячки повылезают. Да и раненые у нас уже есть. А Вера Кирилловна – она же не врач. Что она может? Лёд на болячку положить? Так это и я могу. Без врача никак. Ты, Наталья Павловна, когда пересчитывать нас будешь, ещё и профессии спрашивай. А то мы тут все просто дачники, а кто что полезное делать может, и не знаем.

* * *

По результатам срочно проведённой «переписи населения» в посёлке на момент катастрофы оказалось тридцать семь человек, включая Андрея с Максимом, который, наконец, пришёл в себя, но по настоянию Барминцевой ещё оставался в постели под строгим присмотром Вари и Тани.

Среди нынешних обитателей Щучьей Пади оказалось одиннадцать детей до десяти лет. Правда Юля Куваева ужасно обиделась, когда её при пересчёте отнесли к «детям» и побежала поделиться этой обидой к Тане и Варе, которые оставались «сёстрами милосердия» у постели Максима, но тоже были причислены к «детям». Девчонки страшно возмутились этим фактом. Вот пятилетние Оля и Ростик, трёхлетняя Анжелка и маленькие Сонечка с Филечкой – это действительно дети. Но считать детьми людей в восемь и девять лет просто несправедливо!

Стариков же не оказалось совсем. Все пожилые обитатели Щучьей Пади помнили, что самым старым из них, как ни крути, был сам Александр Петрович Панин, а он никак не соглашался «возглавлять стариковский» список, и ни шестидесятидвухлетний профессор, ни три дамы пенсионного возраста попадать раньше него в этот список не собирались.

Но профессиональный состав обитателей посёлка превзошёл самые мрачные ожидания Панина. Конечно, после всех продаж-перепродаж участков в Щучьей Пади, состав её жителей был пёстрым. По мнению Александра Петровича, даже через чур, пёстрым. Но профессиональный состав людей, запертых в Щучьей Пади катастрофой, оказался ещё и безнадёжным. В посёлке не оказалось ни одного врача или хотя бы профессиональной медсестры. Не было здесь также ни одного представителя хоть какой-нибудь сельскохозяйственной специальности. Зато Щучья Падь могла похвастаться профессором географии, двумя кандидатами наук – микробиологом и социологом, а также, часовщиком, автослесарем, полковником танковых войск и капитаном полиции, художником, скрипачом, юристом и педагогом. Были двое студентов: будущие химик и физик. Внуки самого Петровича занимались хореографией, и собирались посвятить свою жизнь именно танцам. Но особенно взбесила Панина профессия Константина.

– Это что же за зверь такой – клипмейкер? – Возмутился дед.

– Создатель клипов. Я – режиссёр, мастер по рекламным роликам. Между прочим, довольно известный.

– Да, – мрачно подытожил Александр Петрович, – в таком составе только и попадать в катастрофы!

– Между прочим, мы этот экстрим и не заказывали, – обиженно буркнула Марина Александровна.

– Что же касается нашей профессиональной безнадёжности, – примирительно предложила Алевтина Синельникова, – то давайте попробуем взглянуть на это шире. Вот вы сами, к примеру, Александр Петрович, оказались блестящим организатором в такой сложной ситуации.

– А это дорогого стоит, – подхватил Барминцев.

– Точно, – заметила его жена, – а вот Наталья Павловна у нас замечательный садовод-огородник. У неё только, что ананасы не растут.

– Зато ты, Вера, в травах разбираешься. Какая от кровотечения помогает, какая от поноса или от давления – все знаешь. Это ведь тоже пригодиться может, – напомнила Марина Раскольникова, – а я могу самый тонкий механизм собрать. Вдруг нам, к примеру, что-то такое понадобится.

– А самое главное, – сказал Синельников, – что все мы здесь люди умные, ответственные и грамотные. И в силу сложившихся обстоятельств, мы просто обязаны тщательно запротоколировать всё происходящее, вряд ли ситуация будет и далее развиваться в неблагоприятном для нас направлении. Бобровка вряд ли грозит нам наводнением, пока нет никаких признаков лесных пожаров, тектонических смещений земной коры, я уже не говорю о таких невероятных вещах, как цунами, извержениях вулканов или ядерной зиме. В тоже время, аномальные явления, наблюдаемые нами, очень серьёзны и требуют самого пристального изучения. Я считаю своим долгом учёного, как можно точнее описать эту аномалию. И наблюдения каждого из нас могут оказаться очень важными, как для науки в целом, так, и для разгадки природы произошедшего в частности.

Петрович совсем сник. Он не любил, когда говорили «об умном». Тем более что толку сейчас от этой зауми профессорской толку чуть, а люди эвона как заслушались Синельникова, даже о главном забыли. Именно в эту минуту у профессора появилась реальная опасность попасть в число Панинских нелюбимцев после Агаты и семейства Раскольниковых.

Чуткая Алевтина Игоревна поспешила увести разговор в другое русло.

– Да, конечно, дорогой, – сказала она мужу, – и я думаю, что все мы по мере сил постараемся помочь тебе в этом, но сейчас нам гораздо важнее решить насущные проблемы нашего жизнеобеспечения, по крайней мере, до тех пор, пока к нам не придёт помощь. А когда это произойдёт, мы пока не знаем.

И обернувшись к Панину, зачастила:

– Что же касается сельского хозяйства, то и вам, Александр Петрович, грех скромничать. У вас и огород образцово-показательный, а ещё вы ведь и коз держите, и кроликов и кур, – сказала она.

– Уточек ещё, – застенчиво добавил Панин.

– Ну вот, а вы говорите, что мы ни на что не способные, и специалистов по сельскому хозяйству у нас нет. Да мы тут при разумном подходе целый год продержаться сможем, – воскликнула Синельникова.

– Ну, уж год, скажете тоже, – пробормотал Панин, оттаивая, – но, понятное дело, лапками дрыгать беспомощно не станем. И на первоочередной эвакуации настаивать не будем. Пусть сначала тех спасают, кому солоней пришлось. А мы живы здоровы, крыша над головой есть, да и с пропитанием как-нибудь разберёмся. Вот только надо будет о дармоедах подумать, а то если дело на пару месяцев затянется, они же нас обожрут бессовестно.

– Это о каких-таких дармоедах? – Сердито спросила Марина Раскольникова.

Её давно раздражал противный старик. Ишь красуется, павлин облезлый. Вроде как он самый главный, самый умный. Сейчас она его на слове и поймает.

– Так о каких дармоедах у нас речь идёт? – Повторила Раскольникова с нажимом.

– Известное дело, о каких. О собаках. У нас сейчас каждый кусок должен быть на счету, а они лопают в три горла. Особенно Гоблин этот. Это же не собака, а конь. На нём воду возить надо. Да и твой пятый-обормотина тоже не воздухом питается. Разожрался, как кабан. Нам этих зверюг не прокормить!

– Между прочим, Марк Августус Виктурос-пятый – потомственный чемпион породы, многократный победитель международных выставок. Да у него одних медалей полтора килограмма! – Марина едва не задохнулась от возмущения.

– И что нам с этими килограммами медалей делать? – Издевательски спросил Панин. – Может их кушать можно? Или печку ими топить?

– Александр Петрович, да как вам вообще эта странная мысль о дармоедах в голову пришла? – Спросила Вера Барминцева. – Кто вам дал право решать судьбу наших собак? Мы же ваших кошек не трогаем.

«А зря», – подумала Агата.

– Кошка – животное полезное. Она мышей ловит. А ты бы, Вера Кирилловна сама бы головой подумала. У тебя на огороде сныть да три морковки. Чем семью кормить собираешься? А у тебя ведь ещё двое больных чужаков на веранде лежат. Тоже, небось, кушать запросят. Тебе первой надо от дармоедов избавляться. Или ты рассчитываешь у меня еды просить?

– Разберёмся, – мрачно отозвалась Барминцева и так посмотрела на старика, что ему стало даже неловко.

В самом деле, Верка-то не виновата, что ей пришлось пострадавших в свой дом взять, не на дороге же их было бросать.

Почувствовав замешательства Панина, Виктор Андреевич поспешил перехватить инициативу.

– Ну, вот, что, я полагаю, что дискуссию о домашних животных надо считать закрытой, – решительно заявил он, – давайте лучше думать, что в первую очередь реально надо сделать.

– Да осмотреться бы не мешало, – предложил Синельников, – надо хотя бы приблизительно понимать, что именно с нами произошло.

– Да, – поддержал его полковник Сосновский, – возможно, сегодня всё уже и разрешится.

– На разведку предлагаю идти двумя группами, – сказал Синельников, – одна группа обследует окрестные населённые пункты, – вторая двинется по железной дороге.

– Если при этом пешей разведке ничего выявить не удастся, будем на машинах прорываться к Волоколамску, а возможно и к Москве. Но это уже дело не сегодняшнего дня, потому, как может потребовать специальной подготовки, – заявил Сосновский.

Тут Полина, до сих пор переживавшая увиденное в Городке и потому молчавшая в сторонке, тронула Веру Кирилловну за рукав.

– Мама, я, когда в Ненаглядово ездила ещё в первый раз, слышала, как в старом коровнике лаяла собака. Это, наверно, кавказка нашего фермера.

– Бедняга, она же там взаперти без еды и воды сидит, – покачала головой Барминцева.

Панин, который как-то оказался не у дел при обсуждении планов разведки, встрепенулся и поспешил вставить свои пять копеек.

– Вот, вот, Верка. Ты ещё эту зверюгу на довольствие возьми. Мы ещё не знаем, что с нами самими будет, а ты уже готова все собак на прокорм ставить. Как будто тебе своих мало. Да эта псина в один присест по целому тазу каши с мясом съедает.

– Но нельзя же оставлять пса умирать от голода и жажды. Это же просто дикость какая-то! – Возмутилась Лариса Синельникова.

– Да и не просто так, этот пёс там сидит, – воскликнула Лидия Куваева, – он там скотину охраняет. Я совершенно точно знаю, что там и коровы есть, и лошади, и телята, и овцы. Я туда своих девочек на экскурсию водила. Этих животных, наверно, тоже покормить надо.

– А некоторых ещё и подоить, – добавила Людмила Ивановна.

– Подождите, – воскликнул Марк Фишер, – но ведь для этого надо будет попасть в чужой коровник. Это уголовно наказуемое деяние.

– Ну и что? – Безмятежно отмахнулась старуха Панина. – Что же скотине бессловесной из-за этого деяния мучиться? Глупость-то какая. Вот только как с собакой справиться? Я собак-то боюсь, особенно таких огромных.

Александр Петрович только руками развёл.

– А ты бабуля туда не пойдёшь, – решительно заявил Даниил, – тебе сегодня и так досталось: нанервничалась, устала. Давай-ка домой, давление померяй, и полежи. А мы с Кристиной сходим. Покормим, подоим.

– А собака?

– Я пойду с ними, Людмила Ивановна, – сказала Вера Барминцева.

– Ой, мама, ты разве умеешь коров доить? – Удивилась Варя.

– Нет, конечно. И ужасно боюсь их. Но собаку я возьму на себя.

– Тогда я тоже пойду. Тебя одну отпускать не стоит, – вздохнула Полина.

– И я пойду. Тем более что там есть лошади, – сказала Варя, – а кроме нас с тобой, Полина, вряд ли кто представляет с какой стороны к лошади подходить надо.

Сёстры Барминцевы уже второй год занимались верховой ездой и страшно этим гордились.

– И я с вами. Можно, мама? – Спросила Таня Раскольникова.

– Да.

– И я с вами, – сказал Валерка, – я вообще-то с отцом в разведку хотел, но он сказал, что мы уже наразведовались. Пойдёшь с нами, Санёк?

– Уж вместе, так вместе.

* * *

На разведку, как и договаривались, отправились две группы. Группа под руководством профессора Синельникова отправилась обследовать Заречное, а также деревни, расположенные в стороне от трассы Москва-Рига: Орехово, Лесхоз и Анюткино, а затем вернуться через Ненаглядово. Вторая группа решила двигаться по железнодорожной насыпи в сторону Ржева.

Группа Синельникова, в которую вошли Марк Фишер, его протрезвевшие приятели и лабрадор Рольф, вышла из ворот посёлка на шоссе, точнее, на то, что от него осталось. У самых ворот к разведчикам присоединился молчаливый сторож посёлка Борис, со своей верной собачонкой неизвестной породы Жулькой.

Про «разрезанный» БМВ разведчики уже знали, но увидев его воочию, были поражены.

– Даже не могу себе представить инструмента, которым можно было бы так разрезать автомобиль, да ещё и в полевых условиях, – пробормотал Руслан, присаживаясь на корточки перед изуродованной машиной, – что всё это значит, профессор? Что там наука по этому поводу говорит?

– Не знаю, не знаю, – задумчиво отозвался Синельников, бродя по дороге кругами и тыча в пыль палкой, – у нас с вами пока фактов не хватает, чтобы наука заговорила.

– А может на нас эта комета шмякнулась, ну та, про которую американцы кино сняли? – Предположил Марк, с интересом наблюдая за действиями профессора.

– Какие глупости! – Возмутился Синельников так, что даже палку свою уронил. – Во-первых, там речь шла не о комете, а о планете. Да, действительно, некоторое время назад всерьёз обсуждалась теория о возможности приближения к Земле планеты Нибиру на такое расстояние, при котором могла произойти глобальная катастрофа. Но давно уже доказано, что всё это полнейшая ерунда. Кроме того, я вам совершенно ответственно заявляю, что если бы такое вдруг произошло, то это выглядело бы совершенно иначе.

– А как? – Спросил Константин.

– Прежде всего, изменения происходили бы не мгновенно, а достаточно длительно, по мере нарастания взаимопритяжения планет. Произошло бы изменение магнитного поля Земли, «стаскивание» атмосферы. Короче, к моменту собственно столкновения, живых свидетелей не осталось бы.

– А если это конец света? – Шёпотом спросил Борис, оглядываясь.

Синельников едва не задохнулся от возмущения.

– Ни конец света, ни окончание солнечного цикла отражённого в календаре майя, ни предсказания Нострадамуса или бредни создателей голливудских страшилок, короче никакую антинаучную ахинею, я даже обсуждать не хочу, – крикнул он сердитым фальцетом, потом перевёл дух и спросил, – а где у нас была вторая машина? Никто точно не знает?

– А зачем она вам? Она же в пыль провалилась? – Удивился Руслан.

– Да не могла она провалиться, – возразил профессор, – там глубины нет. Посмотрите на край дороги – вся травка на виду, даже низкие горец птичий и лапчатка гусиная. Да и щуп у меня нигде больше, чем на сантиметр не углубился. Так, что либо, Раскольниковский Форд нашёл себе какую-то ямку точно по размеру, либо…

– Что? – Испугано прошептал Борис.

– Либо он каким-то неведомым образом растворился в этой пыли. Понимаю, что эта гипотеза очень фантастическая, но ничего больше на ум пока не приходит. Ладно, дел у нас с вами много, давайте двигаться вперёд. Только лучше держаться поближе к краю дороги. Не стоит судьбу искушать.

Искушать судьбу никому не хотелось, и все, как по команде, свернули на обочину и дружно потопали по ней.

* * *

Вторая группа, состоявшая из полковника Сосновского, Раскольникова-старшего, Артёма, Андрея, Ларисы Синельниковой и её верного спаниеля Лорда, тем временем двигалась по железнодорожной насыпи, припорошенной той же пылью.

Если состав первой группы ни у кого сомнений не вызывала, то при формировании второй группы возникли некоторые разногласия. Мужчины ни в какую не хотели брать с собой в разведку Ларису, мотивируя это тем, что дело предстоит трудное и, возможно, опасное, и девушке лучше оставаться дома. На что Лариса, тоном, не допускающим возражений, заявила, что от неё, как от химика-профессионала, в разведке толку будет больше, чем от всех остальных вместе взятых, и что пеших переходов она не боится, так как с детства приучена отцом к дальним походам. А лучше было бы обсудить целесообразность участия в разведгруппе Андрея Николаевича, который непонятно какие травмы получил в момент катастрофы, и какие могут быть последствия этих травм. Тут окрысился Белокопытов и заявил, что, во-первых, он чувствует себя замечательно, а во-вторых, в отличие от всех остальных, за спиной которых остаются семьи, он человек совершенно свободный и может отправляться куда угодно. Полковник Сосновский попытался волевым решением избавиться от обоих, но к своему величайшему изумлению выяснил, что, ни профессорская дочка, ни прораб его совершенно не боятся. Полковник плюнул, и зашагал вперёд. За ним потянулись и остальные.

* * *

Приступила к своей миссии и группа «животноводов», сопровождаемая Агатой и Гоблином. Агата решила, что такое серьёзное дело без её пригляда проводить нельзя, а Гоблин увязался из чистого любопытства.

Валерка с Санькой плелись в хвосте. Они с куда большим удовольствием пошли бы в разведку с профессором или Валеркиным отцом, но полковник категорически запретил сыну даже думать об этом. А тут ещё профессорская жена Алевтина Игоревна подлила масла в огонь и заявила, что для неокрепшей подростковой психики уже увиденное может оказаться фатальным, а дополнительные впечатления могут окончательно сломать мальчиков. Понятно, что после такого и Наталья Павловна, и Марина Александровна хотели сыновей вообще дома запереть. Хорошо, хоть к коровам отпустили.

Полина же, в отличие от ребят ничуть не жалела, что пошла в коровник, а не в разведку. С её точки зрения, помочь несчастным животным было куда важнее, чем таскаться по проклятой пылище.

Варька и Таня, шагая впереди всех, обсуждали, как именно будут решены две основные задачи, а именно открывание запертого коровника без ключа и укрощение страшной собаки.

Валерка, услышав чириканье девчонок, вернулся и подобрал кусок арматуры, при помощи которого были освобождены невольные пленники разрезанного БМВ, рассудив, что для выполнения хоть одной задачи, это орудие подойдёт.

Замок на воротах коровника оказался огромным.

– Ничего себе, – удивился Даниил, двумя руками дёргая огромный замок, – где это фермер достал такую цацку. Я таких огромных и не видел никогда.

– Да уж, замок такой, что на двери алмазного фонда вешать можно, – сказала Кристина, – как хозяин сам-то с ним справляется?

Тут Валерка выступил вперёд и молча протянул арматурный прут.

– Молодец, – похвалил его Даниил, – верно мыслишь.

Он просунул железку в дужку замка и навалился всем телом.

Замок даже не скрипнул.

– Валерка, помогай! – Прокряхтел Даниил.

Валерка повис на арматурине.

Безрезультатно.

И только когда к ребятам присоединился Санёк, замок удалось победить. Сам замок устоял, но отвалилась приваренная проушина.

Тотчас из глубины коровника раздался такой лай, что всех «животноводов» как ураганом разметало по окрестным кустам. Замешкалась только Вера Кирилловна. В глубине души она тоже была бы рада отступить, но как-то растерялась, а остальным участникам операции её поведение показалось совершенно естественным – она, же сама утверждала, что с любой собакой может найти общий язык. Ну и, как говорится, флаг вам в руки, сударыня. Агата, обмирая от ужаса, осталась рядом с хозяйкой.

Тяжёлая воротина распахнулась под ударом мощных лап, и из коровника вылетело такое чудовище, что Агата с жалобным писком поспешила укрыться за углом. Веру Кирилловну вид охранницы коровника лишил остатков мужества. Псина была размером с телёнка, а недвусмысленно приподнятая верхняя губа являла взору набор замечательных орудий убийства.

Самое ужасное, что ещё при подходе к коровнику, Гоблин взял заячий след, и умчался в неизвестном направлении. Вера Кирилловна осталась со смертельной опасностью один на один.

Осторожно отступая на ватных ногах, она жалобно пропищала:

– Ну, что ты, лапочка, не бойся. Всё хорошо.

И тут произошло неожиданное.

Дело в том, что фермер, запугивая всех свирепостью своей собаки, пытался скрыть страшную тайну – роскошная по всем статям собака оказалась бракованной. Не было в ней должной свирепости, как ни бился с ней хозяин, не смог пробудить в ней злобы. К тому же, несмотря на внушительные размеры и великолепные зубы, кавказка была ещё почти щенком. Бедняга так настрадалась ночью в тревожной неизвестности, и когда появилась эта женщина с ласковым голосом, так похожим на голос хозяйки, собака решила ей пожаловаться на пережитые страхи. Она тоненько по-щенячьи взвизгнула и попыталась поставить свои могучие, как у медведя лапищи на плечи своей спасительницы. Ноги у Веры Кирилловны подогнулись, и она упала прямо во вчерашнюю коровью лепёшку, а кавказка принялась азартно вылизывать лицо женщины. Барминцева, пытаясь хоть как-то увернуться от горячей слюнявой ласки, вспомнила выражение: «собака страшная – залижет до смерти».

Самое обидное, что все, кроме самой Веры Кирилловны, разумеется, нашли поведение сторожевой псины забавным.

А кличка Лапочка так и прилипла к огромной овчарке, тем более, что лапочки у неё были весьма заметными.

Гоблин, вернувшийся наконец с неудачной охоты, пришёл в восторг от новой подружки и после ритуального обнюхивания и махания хвостами втянул её в игру, а Агата, так и не решившаяся приблизится к страшной псине, тоскливо поскуливала в кустах от обиды на его предательство.

После «победы» над суровой охранницей коровника можно было приступать к основной части спасательной операции, а именно к кормёжке и дойке, но беда была в том, что никто из «животноводов» не знал толком, как и в какой последовательности это стоит делать.

Только Варя и Полина, с самого начала решившие взять шефство над лошадьми, действовали более или менее осознано. Как только они вошли в коровник, Варя углядела висящую на стене упряжь. Сняв с гвоздиков недоуздки, девочки отправились разыскивать лошадей, чтобы вывести их на лук пастись. Они шли, заглядывая во все загоны, и вдруг к ним через деревянную решётку высунулась замшевая чёрная мордочка. Полина

– Ой, Варька, здесь телятки! Какие хорошенькие!

Варя мигом вскарабкалась по решётке, и, взглянув на телят, предложила:

– А давай мы и над ними шефство возьмём. А то в этой суете про них наверняка забудут, а телятки такие милые.

Данила, Валерка и Санька тоже нашли себе дело. Они занялись осмотром инвентаря, рассудив, что кормить, поить и доить всю эту живность, а, главное, выгребать вонючий навоз – не мужское дело.

Таня, заглянула в одно из стойл, увидела там огромную, как гора корову, и решила, что с этим чудовищем ей, девятилетней горожанке нипочём не справиться. И вообще, она привыкла к молоку в пакетах. Поэтому, девочка решила покормить кур. Найдя в одной из боковых комнатушек мешки с зерном, Таня нагребла его в ведро и, выпустив кур на выгульную площадку, стала горстями разбрасывать угощение.

Вера Кирилловна и Кристина тоскливо переглянулись. По всему выходило, что всё остальное придётся делать им вдвоём.

– Ох и влипли мы с вами, тётя Вера, – вздохнула Кристина.

– И что мы будем делать?

– Ну, начнём потихоньку доить, а дальше посмотрим, – пожала плечами Кристина.

– А сколько здесь этих коров? – Спросила Барминцева.

– Я пока не считала, но вроде много.

– И впрямь, влипли!

Вера Кирилловна нерешительно вошла в загон, занимаемый огромной чёрно-пегой коровой. Та доверчиво повернула к ней огромную морду и дохнула прямо в лицо. Барминцеву затошнило, и, проклиная себя за малодушие, она выскочила из загона. Привалившись спиной к перегородке, женщина, прикрыв глаза, постаралась собрать свою волю в кулак.

Из глубины коровника, ведя в поводу низкорослого серого конька, к ней подошла Полина.

– Мам, ты чего здесь стоишь?

– Я не знаю, что делать с этим чудовищем.

– Между прочим, её зовут Марципана, – сказала девочка, изучая пластиковую табличку на дверце загона.

– Ты хочешь сказать, что и мне следует ей представиться.

– Ну, не знаю, не знаю. Пока вы с ней явно не можете найти общего языка. Пойдём, Серый, – Полина потянула конька за уздечку, и они ушли за ворота.

Барминцева принялась разглядывать табличку. Да, действительно, эту дурнопахнущую гору неразделанной говядины звали Марципана, от роду ей было четыре года, и её родители имели целую кучу международных коровьих дипломов. А в самом низу таблички Барминцева прочитала загадочную приписку о том, что отёл ожидается 28 ноября.

– Так она стельная, – сказала Кристина, подходя к Вере Кирилловне, – её доить не надо. У неё, наверно, сухостойный период.

В руках у девушки было два почти полных ведра молока.

– Ты где это взяла? – Удивилась Барминцева.

– Надоила у Абрикотины

– Ты умеешь коров доить?!

– Ну, да. Нас с Данькой каждый год родители на месяц отправляют в деревню к бабушкиной сестре на подмогу. А у неё и коровы, и овцы, и свиньи – целое хозяйство. А в позапрошлом году она руку сломала, так нам с Данькой пришлось за всеми ухаживать. И кормить и доить и всё такое.

– Так Даниил тоже умеет коров доить?!

– Ага, только не хочет. Мальчишки всегда стараются от самого трудного отвертеться. Ну, ничего, я его заставлю. Здесь ещё восемь коров, мне одной нипочём не справиться. А от вас, я вижу, помощи ждать не приходится. Вы уж лучше с другими животными занимайтесь. Тут ещё свиньи есть и овцы.

И тут из дальней части коровника раздался громкий крик. Вера Кирилловна кинулась туда. Навстречу ей попался зеленовато-бледный Валерка и насмерть перепуганный Санька.

– Что случилось?

Мальчишки загомонили наперебой:

– Мы только хотели поросят посмотреть!

– Она такая толстая лежала!

– Мы думали, она вообще ходить не умеет!

– Она как прыгнет!

– Загородку сломала!

– Валерку за пятку укусила!

– Больно так!

– Свинья? – Уточнила Барминцева.

– Огромная, как кушетка!

– А зубищи, как у акулы. Острые!

– Самое печальное, друзья мои, что она эти свои зубищи ни разу в жизни не чистила. Тут же любая инфекция попасть может. Тем более, здесь, в коровнике. Тут же столбняк с гангреной прямо под ногами валяются.

– Это как? – Испуганно спросил Валерка.

Укушенную ногу он и так держал поджатой, а теперь явно придумывал, как бы поджать и здоровую ногу.

– Да так. Дело в том, что споры бактерий, вызывающих эти и прочие раневые инфекции, очень любят унавоженную почву.

Теперь, поджать обе ноги, захотел и Санька.

– Значит так, – сказала Барминцева, – надо найти какую-то комнатку почище. Есть здесь такая?

– Есть, тётя Вера, – пискнула неизвестно откуда появившаяся Танька, – вон там. Там бумаги всякие лежат, весы и сепаратор. Его Данька нашёл.

– Почему ты решила, что это сепаратор? – Растерялась Барминцева.

– Не знаю, но слово красивое, – сказала Таня.

– Значит так, Саня, поможешь мне отвести Валерку в эту комнату с сепаратором. Валера, на больную ногу не наступай. Скачи на одной ноге, а мы с Саней будем тебя поддерживать с обеих сторон. Потом мне понадобится вода.

– А там и кран есть, – сказала Таня, – только он не работает.

– Они тут все не работают, – мрачно сказал подошедший Даниил, – насосы-то электрические. Но есть аварийная система водоснабжения и большой накопитель на крыше.

– Замечательно. Санька, наберёшь воды, Даня тебе покажет, где. Даниил, а потом я хотела бы тебя увидеть радом с Кристиной. Пожалуйста.

– Да понял я, понял. Только что будем делать с остальным скотом?

– Разберёмся. Валера, полезай на стол. Ты ещё не совсем помираешь, поэтому заберёшься сам. Теперь давай разуемся.

– Кровь! Тётя Вера, у меня кровь течёт!

– И прекрасно. Чем больше её вытечет, тем чище будет рана. Потом мы ранку твою промоем, обработаем перекисью водорода и забинтуем. И будет твоя ножка лучше прежней. По крайней мере, чище.

А во дворе Полина подозвала Варьку.

– Варь, мама, конечно, всё продумала, только вот как она укушенного Валерку домой потащит, если ему на ногу наступать нельзя. Сгоняй-ка к нам. Позови папу и дядю Лёшу с носилками. А, может и ещё кого-нибудь из мужчин, а то ведь нам придётся самим навоз выгребать.

– Ага. Я быстро. Я верхом. И ещё тётю Наташу позову.

* * *

Всё разрешилось самым лучшим образом. Едва Барминцева закончила перевязку, как к коровнику на Валеркином скутере подлетела Сосновская. По дороге она прихватила и Людмилу Ивановну. Старушка, хоть и повизгивала тихонько от страха, но доехала вполне благополучно.

Убедившись, что сыну ничего не грозит, Наталья Павловна принялась помогать доярам.

– Наташа, ты умеешь доить коров? – удивилась Вера Кирилловна.

– Ох, Верка, помоталась бы ты с моё по гарнизонам, не тому бы ещё научилась. Как ты понимаешь, Вовка не всегда полковником был.

Присоединилась к доению и Людмила Ивановна. Она родилась и выросла в деревне и потому дояркой оказалась самой ловкой. Она же проследила за тем, чтобы надоенное тщательно процедили и собрали в огромные молочные фляги.

Попытка доярок отвертеться от дойки Марципаны, вызвала у Паниной смех.

– Эх, девочки, да ведь коровка девять месяцев телёночка вынашивает. Если её всё это время не доить, людям молочка и попробовать не пришлось бы. Два или три месяца коровке на отдых дают перед отёлом. А раз ей телиться только в конце ноября, мы её всё лето доить будем. Давай, Марципаночка, подою я тебя.

Вскоре подошли Барминцев, Раскольников, Артём и Юрий. За ними, конечно, увязался и Панин. Увидев количество уже надоенного молока и целую корзину яиц, набранных Таней в курятнике, старик сменил гнев на милость и заявил, что пока хозяева не отыщутся, за обитателями коровника надо будет ухаживать.

Особенно понравились Панину свиньи. Он даже вызвался сам покормить и почистить их загоны.

– Ох, хороши! Ох, добрые свинки! – бормотал он, орудуя лопатой и скребком.

– Ага, добрые, только кусаются, – сердито фыркнула Танюшка за спиной старика.

Оставалась разобраться с овцами. Раньше ни Полине, ни Саньке даже в голову не приходило, что эти кроткие с виду животные могут оказаться такими упрямыми и вредными. Напуганные событиями прошедшей ночи и появлением чужаков, они никак не хотели покидать свой загон. Они сбились в единый густо-шерстяной ком, перетаптывались на месте и противно мекали. Разодрать этот ком шерсти на отдельных овец не удавалось категорически. Тут на помощь ребятам пришла Агата. Бесстрашная собачонка поднырнула под ногами сгрудившихся овец, и, оказавшись в самом центре овечьего коллектива, звонко залаяла. Неожиданная диверсия привела овец в смятение. Они бросились врассыпную, бестолково стукаясь головами о стенки загона. Тут Полина с Санькой не оплошали. Они принялись пинками придавать овцам нужное направление и гнать их к выходу. Агата бежала за овцами, время от времени, слегка покусывая отстающих за ноги.

У выхода блеющую команду встретила Лапочка, и, собрав их в компактную кучку, погнала пастись.

Но тут в дело вмешался Гоблин. До этого он стоял у загона, в который Варя с Полиной выгнали телят, и с неподдельным интересом наблюдал за невиданными животными. Но овцы показались ему прикольнее. В несколько прыжков волкодав подскочил к маленькому стаду и рассеял его по всему лугу.

И тогда Агата и Лапочка, проявив трогательное единодушие, так отлаяли бедного пса за это хулиганство, что Гоблин, поджав хвост, кинулся наутёк. Лапочка и Агата, проникнувшись друг к другу взаимной симпатией после совместного нападения на волкодава, отправились пасти овец вместе.

Потом к стаду стали и присоединяться коровы, которых после дойки тоже решено было выпустить на пастбище. Увидев, что собаки прекрасно справляются с выпасом, Полина и Варя вызвались проконтролировать процесс, заручившись обещанием, что обед им принесут «на рабочее место», а к вечеру «животноводы» вернутся, чтобы загнать скотину в стойла и подоить.

* * *

К полудню все обитатели Щучьей Пади стянулись к поляне собраний. Никому просто не сиделось дома. Даже недавно пришедший в себя Максим приковылял на поляну. Всех мучила неизвестность, все с нетерпением ждали возвращения разведчиков, надеясь, что их рассказ внесёт ясность и понимание создавшейся ситуации.

Валерка упивался ролью раненного героя. Он сидел на скамейке, положив раненную ногу на пенёк, и не без удовольствия ловил уважительные взгляды щучьепадинцев. Только бы никто не узнал, что его свинья укусила. Впрочем, в Саньке он был уверен: Санёк настоящий друг и нипочём не проболтается. Даниил и Кристина вообще никогда болтливостью не отличались, а молчание Таньки было куплено игрой на Валеркином ноутбуке до полной разрядки аккумулятора.

Время шло, а разведчики всё не возвращались. Многие женщины потянулись по домам, готовить обед. Напрасно Панин пытался воспрепятствовать этому, грозно стуча палкой и приказывая «не разбредаться».

– Эх, Александр Петрович, – со вздохом ответила Наталья Павловна, – война войной, а обед по расписанию.

– Да и продукты из холодильников надо доставать и перерабатывать, а то всё испортится, – подхватила Людмила Ивановна.

Против последнего аргумента у хозяйственного старика не нашлось возражений. Он только пробормотал растеряно

– А как же…

– А как вернуться разведчики, так пусть кто-нибудь по рельсу стукнет – мы сразу опять и соберёмся, – сказала Лидия Львовна.

* * *

Разведчики вернулись в Щучью Падь после трёх часов дня. Первой пришла группа Синельникова. Вид у разведчиков был мрачный. Ни в одной из обследованных деревень им не удалось обнаружить никаких признаков жизни. Собственно, и самих деревень они увидели. Только прямоугольники пыли среди садов и огородов. Марк даже высказал осторожное предположение, что они просто заблудились и, но только вызвал горькую усмешку Синельникова. Профессор географии Павел Дмитриевич Синельников великолепно ориентировался на местности, и заблудиться просто не мог.

Возвращаться с такими вестями в Щучью Падь было неприятно, поэтому «мушкетёры» решили хоть как-то компенсировать это. Константин приметил в маленьком озерке, попавшимся им по дороге трёх роскошных белых гусей. С помощью умницы Рольфа им удалось отловить птиц, и они потащили их, мечтая, когда всё разрешится, зажарить гусей и устроить настоящий пир. Гуси оказались на удивление тяжёлыми, к тому же, нести их приходилось, зажав им клювы, так как гуси всё время норовили ущипнуть захвативших их людей. Напрасно Константин пылко убеждал гусей, что если бы люди не пришли бы им на помощь, то несчастные птицы стали бы уже в ближайшую ночь жертвами первой попавшейся лисицы. Гуси верить профессиональному рекламщику категорически отказывались.

Группа Синельникова ещё не успела закончить свой отчёт, как подошли разведчики второй группы. В отличие от группы Синельникова они двигались прямо по пыли, и теперь почти все лишились подмёток. У них также не было никаких утешительных вестей, зато тоже был «трофей». Возле одного из стёртых с земли полустанков к разведчикам вышел крупный чёрный кот британской породы. Видно ночью он промышлял где-то в лесу, а утром обнаружил, что дом исчез. В руки кошак никому не давался, но упорно шёл следом до самого посёлка. А когда Лорд пытался его прогнать, котяра так злобно шипел, что бедный спаниель сразу поджимал хвост и жался к ногам хозяйки.

Сосновский сдержано отрапортовал собранию, что его группа прошла по железнодорожной насыпи ровно пятнадцать километров, при этом не встретив на пути ни одного строения. Рельсы, шпалы, столбы и семафоры также исчезли. Более того, Сосновский брал с собой мощный бинокль, и все разведчики по очереди смотрели в него, пытаясь разглядеть признаки существования людей, но ничего обнаружить не удалось.

Потом выступила Лариса и сказала, что внимательно исследовала пыль, встречавшуюся им по дороге. Внешне, а также на ощупь, запах и вкус пыль везде казалась одинаковой, но она, Лариса отобрала несколько образцов, чтобы дома повнимательнее изучить эту странную субстанцию. Она сегодня же постарается нагреть эту пыль, попытается растворить её в воде или бензине, воздействовать на неё кислотой, щёлочью, короче применить все, доступные в их условиях методы.

– Зачем это всё? – Вдруг раздражённо прервала Ларису Нина Сергеевна Шарова.

– Возможно, таким образом, удастся понять, с чем мы столкнулись, – ответила Лариса.

– Какая чушь! – Завизжала Шарова. – Мы все попали в беду, а эта девчонка решила поиграть в науку!

Алевтина Игоревна постаралась перехватить инициативу. Для неё, как социолога, было очевидно, что и так все на взводе от случившегося, и истерика кого-то одного может привести к массовому срыву.

– Тихо, Нина, тихо, – сказала она, потихоньку стараясь оттеснить разъярённую женщину в сторону, – ни о каких играх в науку и речи нет. Просто надо как можно больше узнать про эту пакость, чтобы представлять, что это. Вдруг она опасна. Радиоактивна, к примеру, или ядовита. Может, стоит держаться от неё подальше всем нам, особенно детям. Сама понимаешь, и твой Ростик захочет «в песочек» поиграть.

Но Алевтинино вмешательство Шарову не остановило. Беднягу понесло.

– «В песочек поиграть!» Да неужели ты думаешь, что я своего ребёнка за порог выпущу, пока тут такое творится? Мы сейчас же все запрёмся в доме и будем сидеть там до приезда спасателей. Эта идиотка, твоя дочь притащила сюда какую-то гадость, а если она и впрямь ядовитая или радиоактивная! И вообще, когда, наконец, нас отсюда эвакуируют? Я не хочу здесь находиться. У меня ребёнок! Нас что, совсем бросили? Оставили подыхать в этой пыли? Может, мы уже настолько заразны, что нас уже похоронили? Что происходит? Нас обязаны немедленно эвакуировать! Я требую незамедлительной эвакуации!

– Ты кому адресуешь эти требования? – Мрачно спросила Куваева.

– Нина, мы все в одной лодке, и у нас у всех дети или внуки, – напомнила Сосновская.

– Я не знаю, может тебе на своих наплевать, а я своего Ростика люблю и глотку за него любому перегрызу!

Наталья Павловна отшатнулась, и лицо её нехорошо потемнело. Не привыкла полковничиха Сосновская к таким оскорблениям.

Ситуацию разрешил Александр Петрович. Он стукнул палкой по вечевому рельсу и заорал во всю силу своего надтреснутого старческого голоса.

– А ну прекрати верещать! И так тошно без бабьего визга! Толик, уведи жену отсюда и запри дома. Нам тут с истеричками возиться недосуг.

Шаров обнял за плечи разом притихшую жену и увёл домой. Алевтина Синельникова мысленно поаплодировала старику Панину. Ай да дед! Лихо он справился с Нининой истерикой. Не дал заразить остальных. Но на прочих щучьепадинцев грубость Петровича произвела гнетущее впечатление. Все поспешили разойтись по домам и до самого вечера старались не попадаться друг другу на глаза.

Глава 3 Объём бедствия становится очевиден

Следующие несколько дней прошли в вязком и вялом унынии. Люди машинально делали самое необходимое, стараясь при этом, как можно меньше общаться друг с другом. Даже дети притихли и, запертые по домам не решались шалить и капризничать.

На фоне всеобщей депрессии держались только «животноводы». Каждое утро можно было наблюдать презабавнейшую картину: Валерка выезжал на своём скутере из ворот дачного посёлка. За его спиной, тихо повизгивая от страха, сидела Людмила Ивановна. Бедная старушка никак не могла привыкнуть к такому экстремальному передвижению, но больные ноги не позволили бы ей дважды в день пешком добираться до коровника и обратно, а оставить скотину без опытного пригляда Панина не могла. Следом шли остальные «животноводы» с пустыми флягами в руках. После дойки фляги с молоком аккуратно грузили на телегу, в которую был запряжён низкорослый серый меринок, и Полина потихоньку, чтобы не расплескать драгоценное молоко, направляла его по грунтовке к посёлку. Вместе с ней уезжали супруги Панины, а остальные «животноводы» оставались кормить свиней и кур, чистить загоны, и выгонять коров и овец на пастбище, где они паслись под бдительным надзором Лапочки и Агаты, усмотревшей в своей власти над огромными туповатыми животными особую прелесть. Кони паслись сами, иногда оставаясь в поле и на ночь, но, не слишком, впрочем, удаляясь от коровника.

Распределением молока и яиц Панин распоряжался лично, в первую очередь, снабжая ценными продуктами семьи с маленькими детьми, и раненных Андрея и Максима.

Несмотря на тяжёлую и грязную работу, «животноводы» нисколько не жаловались на судьбу, более того их отряд потихоньку разрастался. На второй день к ним присоединилась Лариса Синельникова и Марина Раскольникова, а на третий – Лидия Львовна Куваева с дочерями Олей и Юлей, её мать Анна Алексеевна и, даже, едва вставший на ноги Максим. Честно говоря, увеличение численности отряда животноводов не только не повысило производительность труда, но и добавило ненужной суетливости и толкотни, но зато каждый чувствовал себя «при деле», и этот факт как-то успокаивал людей.

Причина этого, скорее всего, крылась в том, что на сегодняшний момент работа «животноводов» была единственным реальным и полезным делом, и не позволяла завязнуть в тоске и неопределённости.

А на четвёртый день тоскливое затишье Щучьей Пади было нарушено гулом «вечевого рельса». Народ собрался на поляне собраний не в пример быстрее, чем в первый день. Правда многие не смогли скрыть своего разочарования и даже раздражения при виде Александра Петровича, с упоением лупившего по рельсу.

– Что шумишь, Петрович? – Мрачно поинтересовался полковник Сосновский.

– Что-то рассказать хочешь, или просто без телевизора заскучал? – Алексей Раскольников тоже пребывал не в лучшем расположении духа.

– Ну, вот что, – сказал Панин, с досадой чувствуя, что его голос от волнения сбивается на писклявый старческий фальцет, – хватит сидеть по норам, надо что-то решать.

– И что же, по-вашему, мы можем решить, уважаемый Александр Петрович? – Язвительно поинтересовался Синельников.

– Да уж, для того, чтобы что-то решать, надо хотя бы понимать, что с нами происходит, – поддержал его Барминцев.

– А с этим пониманием у нас категорически ничего не выходит, – вздохнул Марк Евгеньевич Фишер, – такой видите ли казус.

– И никакого казуса, – обиделся Панин, не любивший непонятные слова, – а просто в Москву надо ехать. То есть, оно, конечно уже в Волоколамске или Истре решиться может, но ехать надо обязательно.

– Но, Александр Петрович, не вы ли, буквально три дня назад, утверждали, что мы находимся едва ли, не в самом безопасном месте. И что нам не имеет смысла куда-то высовываться, – удивилась Алевтина Игоревна.

– Так то, три дня назад было, – ответил Панин.

– И что же изменилось? – Спросил профессор.

– А ничего! – Торжествующе воскликнул старик. – Пыль эта треклятая не развеялась, Лёшкина машина не всплыла, припасы заканчиваются. Короче, пока дороги сухие надо прорываться к своим.

– Ну, Петрович, ты у нас стратег, – невесело усмехнулся Сосновский, – прям не Александр Панин, а Александр Македонский! Ну и как будем прорываться?

– На двух-трёх самых мощных машинах. По грунтовкам, пока эта пылища на дороге не кончится. А там – скорее к властям. Обсказать, что и как. На срочной эвакуации можно не настаивать, но гуманитарная помощь нам не помешает. Ну, а если и там всё плохо, – добавил старик, помолчав, – то значит, нам тут самим надо будет обустраиваться посерьёзнее. Лето, оно не вечно. Как ни крути, а впереди зима. А у нас ни дров, ни припасов никаких. А некоторые вообще живут в сараюшках. Так, что тянуть больше нечего. Определяться надо.

– А что, Петрович, пожалуй, ты прав, – задумчиво сказал Сосновский, – и впрямь хватит бултыхаться, как цветок в проруби. Пора определяться.

– Да, хватит ждать у моря погоды, – согласился Раскольников, – то, что за эти дни никто нас не хватился – это плохой признак. Возможно, и впрямь нам тут зимовать придётся, а значит начинать подготовку к этой зимовке надо как можно раньше.

– Да, как бы мы одни мужики были, а то ведь с нами женщины и дети. Мы права не имеем подвергать их лишениям и опасностям, – сказал Синельников, – давайте решать, как организовать экспедицию в Москву. Пыль и отсутствие связи, конечно, нам здорово жизнь осложняют.

– Я вот тут прикинул, – снова вступил в разговор Панин, – у Марка машина классная. Вездеход настоящий. Хорошо бы на нём и поехать. На такой машине можно прямо по полям вдоль трассы ехать.

– А в лесу? – Спросил Барминцев.

– Ну, у нас тут не джунгли непроходимые. Подмосковный лес он весь грунтовками и просеками исчиркан. Может оно, конечно и не так гладко, как по шоссе, но на вездеходе, я думаю, пробраться можно будет.

– А ведь Александр Петрович прав, – задумчиво сказал Константин, -между прочим, у меня джип не хуже, чем у Марка, да ещё и лебёдкой оборудован. Так, что вот на этих двух машинах и двинем. Надо только подумать, кого взять в экспедицию.

– Мужиков надо бы покрепче, – предложил Панин.

– Эй, уж не хотите ли вы сказать, что сильные мужчины уедут, а мы слабые женщины останемся здесь без всякой защиты? – Испуганно воскликнула Раскольникова, до сих пор молча сидевшая на скамейке рядом с Верой Кирилловной и Людмилой Ивановной.

– Неладно это, – подхватила Панина, – мы ведь до сих пор не знаем, что тут происходит. Вдруг мужчины уедут, а на нас кто-нибудь нападёт.

– Не волнуйтесь, дамы, – сказал Константин, – количество мест в джипах ограничено. Я полагаю, ехать должны шесть – восемь человек. Значит, еду я, поскольку в экспедицию включена моя машина, Марк. Руслан, ты с нами?

– Однозначно.

– Ну, вот, – обрадовался Константин, – уже кое-что вырисовывается.

Полковник Сосновский хотел было предложить свою кандидатуру, но Синельников замахал на него руками.

– Нет, нет, голубчик. Вам необходимо остаться здесь. Если, не дай Бог, что-то случится, никто кроме вас, человека военного, не сумеет лучше организовать оборону и защитить посёлок.

– Я, вообще-то больше не по обороне, а по нападению спец, – буркнул полковник, но настаивать на своём участии в экспедиции не стал.

– А вот меня я прошу зачислить в экспедицию. Во-первых, я хорошо умею ориентироваться в любых условиях, во-вторых, я как учёный, просто обязан как можно тщательнее исследовать наблюдаемый нами феномен, и полагаю, что мои путевые заметки из этой экспедиции окажутся интересными. Да и со специалистами я бы в Москве пообщался, может, удастся узнать, что же всё-таки произошло, – сказал профессор.

– Павел Дмитриевич, мы не просто хотели бы вас зачислить в члены экспедиции, мы просили бы вас возглавить её, как самого сведущего из нас в этих вопросах, – ответил Руслан.

– А я советую вам ещё моего Саньку взять, – неожиданно предложил Раскольников, – он места занимает вдвое меньше взрослого мужчины, а в машинах разбирается не хуже меня – с младенчества в автосервисе со мной крутится. А куда же в такую экспедицию без механика? Санька, а как до дома доберёшься, бабушке расскажи, что мы живы, здоровы, просто подзавязли в этой пыли слегонца.

Марина Александровна, поначалу едва не задохнувшаяся от страха, при последних словах мужа слегка оттаяла и добавила дрожащим голосом.

– И цветы полей, пожалуйста. А то бабушка иногда забывает.

– А можно я тоже поеду? – Вклинился в разговор Валерка.

– Это ещё зачем? – Нахмурился Сосновский старший.

– Ну, мы с Санькой вместе.

– Нечего тебе там делать, да и Саньке тоже. Не о прогулке детского сада речь, – отрезал полковник.

– Зря ты так, Володя, – сказал Барминцев, – Пусть Валерка с Санькой едут. Мальчишки у нас молодцы. Они ведь одни из первых с этой катастрофой столкнулись, и показали себя с самой лучшей стороны – не запаниковали, не растерялись. И в экспедиции они себя проявить смогут.