Читать онлайн МИР бесплатно

МИР

От составителя. Катя Майорова

Когда я только задумывала мастерскую, мне казалось, что слово «мир» имеет не так уж и много значений. «О чем будут писать участники мастерской? – рассуждала я. – Наверное, про путешествия, эмиграцию, внутренний мир, возможно, про тот мир, в котором нет места насилию и вражде». Сейчас, когда все тексты написаны, отредактированы, опубликованы и ждут своего читателя, могу с уверенностью сказать, что «мир» – как слово, как явление, как совокупность форм, материй – намного, намного больше, чем мы можем себе только представить. По крайней мере, участники мастерской мне это показали своими текстами.

Первым в сборнике я расположила рассказ Юли Пичерской «Русалкины слезы». Метафоры и богатые образы, гротеск и тонкие параллели, «абрикосовка» и эмпатичные омары. История уводит нас в ресторанчик «Медитеран», где в большом аквариуме томится настоящая русалка. Кто ее туда посадил, ограничил мир четырьмя прозрачными стенами? Возлюбленный? Если он – то есть ли в этом действительно любовь? Или это абьюз, который с любовью ничего общего не имеет?

Название истории Аллы Антоновой «Открой мир, Алиса!» говорит само за себя. В то же время открыть для себя мир порой бывает невыносимо страшно, и часто эти страхи даже не наши собственные, а тех, кто терял однажды и боится потерять вновь. Для кого-то мир – все, что находится за дверью твоего дома, а для кого-то мир – это ты.

«Маня» Элины Бостан захватывает с первых строк. Порой даже кажется, что это не рассказ, а экран твоего смартфона, который напоминает тебе о новом дне цикла, о товарах, поступивших в пункт выдачи, о странных парнях, которые пишут в приложении для знакомств. Для одних подобные оповещения – не более чем рутина, а для других – вся жизнь, помещающаяся в ладони. Главная героиня хочет выйти в большой мир, но боится взглянуть дальше экрана своего телефона. Что такого страшного с ней случилось? А главное – кто с ней это сделал?

Фантастический рассказ Натальи Моляко «Мир на ладони» отправит вас на космическую станцию «Мир», где застрял главный герой – инженер Алекс. Он не верит в свое спасение, и даже кажется, что привык к одиночеству, к своей новой жизни, новому миру. Но все меняется, когда на станции появляется странный незнакомец, который сначала пугает Алекса, а после… Что было после – читайте в рассказе Натальи.

Задумка Анастасии Норенко меня сначала испугала, но я решила довериться автору и посмотреть, что получится. Каждое наше занятие, разбирая работу Насти, я говорила: «У меня нет слов! Это прекрасно». Вам предстоит прочесть поэму «Новый мир», повествующую об английских преступниках, которых корабль везет отбывать наказание в Австралию. Читая поэму Анастасии, я слышала шум волн, скрип досок, тихие разговоры заключенных о том, какие преступления они совершили и почему. Как они оказались на этом корабле? А главное – какой новый мир их ждет там, на далеком и неизведанном континенте?

«Чешуя» Ксении Алексеевой – необычный рассказ с точки зрения стилистики. В нем почти нет глаголов, но при этом вы все равно чувствуете движение, динамику. Главная героиня проснулась однажды утром, а ее кожу покрывает чешуя. Она едет в метро, там не люди, а рептилии. На работе – они же. Что бы вы делали на ее месте? Решили бы, что это вы сходите с ума или что с миром что-то не так?

Эссе Алёны Рашковской «Тешекюрлер» отзовется всем, кто за последний год был вынужден релоцироваться. Каково это – чувствовать, что ты совсем один в многомиллионном городе? Что происходит внутри тебя, когда за неделю ты пять раз меняешь ночлег? Как это: только привыкнуть к одному месту, полюбить его – и снова собирать чемоданы, уезжать и не знать, какая точка твоего путешествия станет, наконец, домом? Мир большой, и хочется найти в нем свой угол. Ведь так?

Рассказ Ольги Максимовой «Ксения Петербургская» пропитан легким безумием. Может, потому, что действие происходит в Санкт-Петербурге, а может, потому что главная героиня так сильно любила созданный ею же мир, что в выборе между фантазиями и реальностью она неизбежно предпочла первое. Трехсотлетний город из века в век сводит своих жителей с ума, или же он всего лишь невозмутимый наблюдатель того, как они сами себя доводят?

Текст Юлианы Матюхиной «Дом Белаша» автобиографичен. Вместе с мужем она купила квартиру в центре Оренбурга в дореволюционном доме. Многие не понимали: зачем покупать вторичку, которой больше ста лет, если можно взять новостройку? В своем эссе Юлианна отвечает на этот и многие другие вопросы, а также рассказывает о мире Ивана Михеевича Белаша, который построил тот самый дом в 1907 году.

Заключительный рассказ в сборнике написала Лола Джабборова, и называется он «Конечная станция – мир». Я не просто так оставила его напоследок. Он дарит надежду: на то, что после любого конфликта может следовать примирение, что боль прошлого реально трансформировать в счастье – и наслаждаться им здесь и сейчас. Легкая, нежная, трогательная история, пропитанная поездной романтикой. Уверена, что она, словно теплые лучи закатного солнца, подарит надежду на завтрашний день.

Русалкины слезы. Юля Пичерская

Я была в том ресторанчике трижды. Первый раз мое внимание привлекла стайка детишек, прижимавших обгоревшие носы к толстому стеклу аквариума. Утомленные отпуском матери устали на них осуждающе цокать, чем дети пользовались на всю катушку.

В сумочке у меня был билет на дирижабль в один конец, а следом влачилась вся моя жизнь, наспех упакованная в чемодан. Кибитка таксиста, как всегда, остановилась за углом. Мне оставалось сделать шагов десять, чтобы вверить свою жизнь сначала коренастому водителю, затем пилоту дирижабля, а потом… Одному Посейдону известно. Я постояла в нерешительности и шагнула под выцветшую вывеску «Медитеран».

Ресторан встретил меня облаком сигаретного дыма, стойким запахом жареной рыбы и моря после дождя. Я села в угол. Подальше от детей, толпящихся у аквариума, одиноко курящего рыбака и выхода – на случай, если муж впервые за полгода решит вернуться домой вовремя.

Постукивания, вспышки от фотоаппаратов, царапанье детских коготков о стекло, нетерпеливый шепоток – все это складывалось в раздражающий оркестр, который, впрочем, никак не действовал на жительницу аквариума. Накрывшись ворохом листьев ламинарии, она притворялась спящей. Только изредка приподнимала жабры и спинной плавник, чтобы осмелевшие детишки сохраняли дистанцию. Вокруг аквариума стройными рядами стояли пустые бутылки. По сияющим остаткам на дне я определила – бурбон из морского абрикоса.

– Вера, вставай, старая морская корова! – Хозяин ресторана заколотил рукой-кувалдой по крышке аквариума. – Опять с омарами синячила до утра?

Омары в соседнем аквариуме стыдливо закачали головами, куча из листьев ламинарии зашевелилась – дети с визгом бросились к измученным матерям.

– Тебе какая печаль?

– А такая. Переезжаешь ты. Террасу новую сделали. Будешь клиентов своим видом привлекать.

С улицы зашли трое рослых юношей в испачканных робах, и в ресторанчике стало тесно. Прикинув, что рабочее время мужа закончилось, а его все еще не видно, я поняла: домой идти безопасно. Расплатившись и прихватив чемодан, я медленно побрела в гору. Билет на дирижабль остался жалко дрожать от воздушных потоков из кондиционера, зажатый между тарелкой и прожженной скатертью.

***

Второй раз я забрела туда почти на ощупь. Прижимая пакет с замороженными гребешками к скуле, я металась по узкой улочке, не находя себе места. Терраса «Медитерана» манила мирным маяком на фоне теплой приморской ночи.

– Чего стоишь? Заходи, коль пришла. – Вера наполовину высунулась из аквариума. Мокрые волосы сетью окутывали ее голые плечи. Неловко было пялиться, но я невольно задержала взгляд на бронированном крабике, выглядывающим из-под правой обвисшей груди Веры.

– Абрикосовку будешь? – Запустив руку в соседний аквариум, Вера распихала глуповатых омаров и достала бутылку, обросшую морскими желудями.

Скула пульсировала, пакет с гребешками предательски перенял температуру моего измученного лица, а бутылка абрикосовки покрылась жемчужной испариной. Я кивнула – все равно до утра дома лучше не появляться. Битую посуду и багровые брызги уберу, когда он уйдет на работу.

– Давно вы здесь?

– На террасе-то? Да с неделю. Пока только народ пугаю. – Вера медленно скользнула из аквариума. Меня обдало запахом тины, рыбацкого судна и выпитой вчера абрикосовки.

– А вообще. Здесь? – Я схватилась за прохладную бутылку, как за спасательный круг.

– Лет тридцать как. Двух ваших царей застала. Дитя, хватит ее к щеке-то жать – синяк уже набух. Теперь поможет только внутрь, хе-хе. – Вера забрала у меня бутылку и налила светящейся жидкости в подернутый тиной стакан, который до этого мирно дрейфовал между омарами.

Я послушно опрокинула в себя все, что налила Вера.

– Ой, горько!

– Уж послаще твоей жизни будет, девочка.

– Давайте… Давайте не будем.

Скрипя тормозами, по склону скатилась кибитка такси. Я молниеносно прикинула, не едет ли там мой муж. Но выдохнула – кибитками могут управлять только мужчины. При мужчине он не посмеет.

– Вам, наверное, тоже не сладко. Столько лет в аквариуме. В том ужасном углу.

Вера вздохнула и глянула вглубь ресторана. На угол, с обоями, выгоревшими по форме ее аквариума. Кругом на стенах, как будто ради издевки, хозяин ресторана развесил сети, чучела рыб и деревянные фрески с изображением Великой Битвы у Ратацкого мыса.

– Да уж лучше там, чем тут. – Вера обреченно сплюнула на пол. – В том углу весь мой мир. Шутка ли – двадцать лет там просидела.

– А первые десять?

– Ох, детка. Не мне рассказывать, не тебе слушать. Первые десять лет жила как принцесса. Муж-рыбак. Герой Великой Битвы. Загорелый, в глазах солнце, в волосах ветер. Выудил меня из морского лона. Тогда казалось лю-убит. Дура! – Еще один плевок проследовал за первым.

– Не любил?

– Кто ж знает? Может, и любил. Первый год. Каждый день мне трофеи из моря приносил: то ракушку, что плачет, как море, то краба, то золото, что ваши пираты теряли в наших водах. Комнату мне выделил. Под аквариум. Не воля, но я там хотя бы во всю длину вытянуться могла.

Вера картинно распрямила хвост, до этого мирно свернутый под столом. Хвост протянулся мимо четырех столов на шесть персон и коснулся противоположного конца террасы. Со звоном отпало несколько серебристых чешуек. У меня перехватило дух. Все знают о русалках. Все знают про Великую Битву, где наши доблестные воины перебили их злобных русалов. Но увидеть русалку – мощную, с огромным мускулистым хвостом, грозу морей – на расстоянии вытянутой руки. От этого забудешь, как дышать. И про саднящую скулу забудешь, пока в восхищении рот не откроешь слишком широко.

– Нравится? А представь, какая я была тридцать лет назад. Чешуйка к чешуйке. Волосы р-р-рыжие! Не то что сейчас, э-эх!

– Как же вы сюда попали?

– Хах, да сбагрил он меня. Днями в море пропадал. Голодала я днями. Уж ненароком подумала, что сгинул родненький. Но родненький все возвращался. То через три дня, то через неделю, потом – раз в месяц. И все такой же. Солнце в глазах, ветер в волосах, руки, как бронзовыми канатами стянутые. Счастливый. Но уже без подарков. Это потом-то я узнала, что я у него первая была.

Вера замолкла. Острым синим когтем она нацарапала на деревянном столе: «Мир – мудак». И лукаво мне подмигнула.

– Постойте. Ваш муж – хозяин «Медитерана», Мир?

– Да, детка. Понимаешь иронию? Контрабандист он. Вытаскивает глупых доверчивых дурочек из моря и продает в аквапарки и стриптиз-клубы. Защитить-то их некому и научить бояться рыбаков – тоже некому. Всех русалов тогда перебили. А все, что сетями кроме русалок вытащит, в ресторане готовит.

Долгое молчание прервал стук капель о деревянный стол – омары как один выползли из аквариума и расселись за столом. Аквариумная вода ритмично накрапывала на стол, будто из глаз дюжины плакальщиц. Я расхохоталась. Сидим вдвоем: плененная старая русалка, я с подбитым глазом и десяток чрезмерно эмпатичных омаров.

– Простите, это ни разу не смешно. Но… Ик! Смешно.

– Детка, а что ж остается делать-то? Только смеяться. Пить и смеяться. – Вера щедро плеснула абрикосовки мне в стакан, а сама громко глотнула из бутылки. – Сама-то ты что тут делаешь? Чай не в аквариуме.

– Знаете, не могу. Сколько раз собиралась. Но… Ик! Он для меня целый мир!

Вера ощетинила жабры, но промолчала. Что тут скажешь – сама такая же.

Молчание затягивалось. Мне отчаянно не хотелось уходить из безопасного прямоугольника террасы в темноту ночи. Но я ее обидела, кажется. Нужно как-то сгладить неловкость. Я взяла у Веры бутылку и глотнула.

Абрикосовка разлилась по горлу огнем. Меня передернуло. Вера расхохоталась, закинув голову.

– Зато на террасе вам, наверное, лучше! Тут… Ик! Х-хотя бы море видно. Запах чувствуете. Слышала, только не обижайтесь! Говорят, русалки от одного вида моря сильнее становятся.

– Уж лучше в том углу, детка. Понимаешь, угол тот стал для меня миром. Прокуренный, темный, омары еще эти. – Омары дружно подняли грустные щенячьи глаза на Веру. – Но за двадцать лет и они родными стали. А отсюда… Понимаешь, я теперь все вижу.

Русалка смущенно попыталась расправить погнутую об острый край аквариума пересохшую чешую.

– Он ведь каждое утро уходит туда. Мир-то мой. В мое море. В мир, в котором я плескалась, завлекала моряков песнями и хохотала с сестрами. Посейдон знает, что этот старый дурак там творит. Но возвращается он с уловом. И счастливый.

– Нет ничего печальнее… Ик! Чем твой мужчина, который счастливый проходит мимо… – Я снова глотнула из бутылки. Но абрикосовка показалась не такой уж горькой.

– Так, может, вам… Ик… В море вернуться? Там ваши близкие, там ваш мир.

– Да куда там! Всех моих близких перебили такие как мой муженек. Гарпунами, винтами катеров, любовью обманчивой. Вот смотри. Смотри, детка. Теперь я вижу прямоугольный кусок моря в окне. И каждый посейдоний день в этот прямоугольник кто-то то окурок кинет, то бутылку бросит, то поссыт. Тьфу! Это каждый день разбивает мне сердце. Это уже не мой мир. Я в эту воду не вернусь.

– Я… Ик! Знаете, я тоже не в-вернусь! – Собственные слова я услышала уже со стороны. Положив голову на руки и медленно погружаясь в темную пучину пьяного сна.

Я проснулась до рассвета. Хозяин ресторана, Мир, раздраженно пыхтя, подметал вокруг меня пол. Бутылки из-под абрикосовки перекатывались, их звон болезненным эхом отдавался в моей тяжелой голове. Я поморщилась. Омары испуганно толпились в дальнем углу аквариума.

– Вера, мать твою! Сколько можно всякий сброд тут собирать!

– Сколько нужно, столько и можно, старый дурак!

Мир сплюнул рядом с аквариумом Веры, бросил метелку, схватил шапку и гарпун с вешалки и, насвистывая, удалился в сторону синего прямоугольника моря, над которым едва забрезжил рассвет. Вера отвернулась. По вздрагивающему плавнику было непонятно: плачет она или дрожит от злости. Я выкинула в мусорку подсохший пакет с гребешками и вышла в сторону дома – убирать следы вчерашнего шторма.

– Слабачка. – Вера подмигнула мне покрасневшими глазами. Похоже, русалочьи слезы гораздо солонее воды в аквариуме.

***

Синяк на скуле растаял, как и воспоминания о том, как штормило моего мужа. Как штормило мой мир. Раз за разом, медленно прогуливаясь мимо «Медитерана», я бросала взгляд на аквариум. Вера, чуть более меланхоличная, чем обычно, лениво припугивала толпу из детей, стрелявшую дартсом с присосками в мишень, приклеенную прямо на стекло. И тоскливо глядела в синий прямоугольник моря, вид на который теперь был ей доступен. Периодически она плевала на пол, отчего дети с визгом разбегались. Мамы сказали им, что слюна русалок ядовита.

***

Третий раз я зашла в «Медитеран», когда возвращалась со свидания с мужем. Я трепетно прижимала букет любимых гортензий, которые, как крыло бабочки, трепетали по моим не раз сломанным ключицам. Аромат его парфюма еще держался там, где он обнял меня перед уходом «на срочное совещание». Привычно бросив взгляд на террасу, я не заметила аквариум Веры. Сердце ухнуло куда-то вниз. Русалки – самые преданные существа в мире. Преданнее собак. Преданнее меня. Затаив дыхание и минув террасу, увитую розами, я зашла в темноту ресторана. И – выдохнула. Верин аквариум покоился на прежнем месте. В темном, прокуренном углу. Вера синим когтем меланхолично выковыривала из острых зубов остатки мидий. Увидев меня, старая русалка расплылась в совершенно бабушкиной улыбке.

– Слабачка. – Вера развела руками. Мол, что с нее возьмешь.

Круизный лайнер просигналил трижды. Я улыбнулась и побрела в гору. Собирать чемодан. Отправление через час. Мне хватит времени собрать документы и пару футболок. Мой мир не в прокуренном углу. Мой мир – не муж. Мой мир – это море. А штормы я уже умею переживать.

Открой мир, Алиса! Алла Антонова

Алиса стояла перед почтовым ящиком, вертя в руках открытку. Опять загадка. Она сунула ее в сумочку и вышла из подъезда. Ноябрь швырнул в лицо изморось и залез под куртку холодным ветром. Впереди ждал длинный день и четыре скучнейшие пары. И все же Алиса улыбалась.

– На-ка, намажь маслицем. – Бабушка протянула Алисе доску с нарезанным белым хлебом и нож. – Как день прошел? Что занятия?

– Хорошо все, ба.

Алисе хотелось уйти в свою комнату, разглядеть как следует новую открытку. Вторую. Первая появилась две недели назад. С нее на Алису глядели смешные птички – черные с большими красными клювами. Тупики. Алиса выяснила, как такие птички называются. На той открытке не было ни обратного адреса, ни каких-то слов. Просто кусочек картона, отправленный почтой Исландии.

Новую открытку Алиса тоже успела поразглядывать на парах, украдкой, чтобы никто не приставал с вопросами. Вот как бабушка: если при ней достать открытку, то вопросов не оберешься. На новой открытке тоже не было ни слов, ни обратного адреса. Но это была не Исландия. На картинке возвышался какой-то замок, омываемый морем, а на переднем плане красовались овцы в зеленой траве. Хотелось посмотреть, что это за место.

Бабушка неторопливо рассказывала про свой день: сходила в «Пятерочку», удачно по акции купила фасоль и печенье, встретила Ирочку, бывшую коллегу. У Ирочки уже правнук родился, Глебом назвали.

– Ба, – оборвала ее Алиса, – а ты была в какой-нибудь другой стране?

– Чего? Что нам, дома, что ли, плохо, Лисочка? Где родился, там и пригодился.

– Ну родители ездили же куда-то?

Бабушка помрачнела.

– Что вдруг ты подхватилась? Ездили родители, только к чему это привело? Не трави мне сердце, милая.

Бабушка приложила ладони к груди и покачала головой. Алиса уже пожалела, что спросила. Бабушка не любила разговоров о родителях. Иногда забывалась и рассказывала что-то из папиного детства, смеялась, но вмиг могла расстроиться, заплакать – сквозь много лет все еще было больно.

Алисе не было больно. Любопытно, иногда – печально, но не больно. Она не помнила, как это – жить с родителями. Всю сознательную жизнь Алиса провела с бабушкой. Еще с ними жил дедушка. Но они с бабушкой развелись, когда Алисе было еще пятнадцать, и с тех пор она мало его видела. А недавно дедушка умер. Бабушка ездила на похороны. Алиса не поехала. Она весь день пролежала на кровати: то проливая слезы, то яростно лупя подушку, но не поехала. Бабушка и уговаривала, сетуя, что вырастила бессердечную эгоистку, и просто поджимала губы, молчаливым укором смотря на Алису. Но Алиса не поехала. Не смогла. И объяснить толком не получалось. Просто не могла себя заставить, и все.

Так и не ответив на Алисин вопрос, бабушка встала и пошла к раковине. Алиса поставила в раковину тарелку и чмокнула бабушку в щеку:

– Вкусно было, спасибо, бабуль.

– Ну то-то же. Иди, занимайся, Лисочка.

Алиса достала тетради и села за стол. Но кроме тетрадей на стол легла также и свежая открытка. Замок. Неприступный такой, даже мрачный. А над ним чайки.

Алиса чуть приоткрыла глаза. Дедушка сидел на кушетке в позе лотоса и медленно поворачивал голову то в одну то в другую сторону. Он делал дыхательную гимнастику. В дачном домике было тепло, весело потрескивала печка. С кухни чувствовался запах рисовой каши. Значит, бабушка тоже встала. Алиса лежала мышкой. Пошевелишься, дашь понять, что проснулась, – и дедушка с улыбкой позовет с собой на пробежку и на озеро.

В свои шестьдесят пять дедушка выглядел подтянуто и бодро. Зарядка каждое утро, пробежка в любую погоду. Летом еще и ежедневное купание в озере. Алисе бегать не хотелось. Хотелось еще немного поваляться, а потом почитать книжку прямо в кровати.

Сильный вдох, с шумом выдох – дедушка закончил гимнастику и сложил ладони вместе у груди. Намасте. Алиса запомнила название этого жеста. Пара минут неподвижной тишины – и дедушка легко поднялся и вышел из дачки. Алиса пошевелилась и сладко потянулась.

– Бабуль, и Рита поедет, и Ленка. Это всего на пару дней.

– Нет, я сказала. Придумали глупость какую-то. Куда вы, девчонки сопливые, поедете! Да вас вмиг обманут – опоят ерундой какой-нибудь и на наркотики посадят. Или вообще изнасилуют. Даже не думай. А если с поездом что-то случится? Знаешь, сколько аварий на поездах! И занятия у тебя, об экзаменах надо думать, а не о гулянках.

Алисины подруги собрались в Санкт-Петербург. На три дня. Пока не началась сессия и еще можно было чуть расслабленнее отнестись к учебе. Алиса заикнулась бабушке о поездке еще вчера. Но результат был точно такой же: бабушка всплеснула руками и ехать не разрешила. Алиса хлопнула дверью в комнату. Она села на кровать и подтянула коленки к груди. Чувства одолевали противоречивые. Поехать куда-то с подругами хотелось. Правда, было ужасно страшно. Бабушка, может, и просто запугивала, но вдруг кто-то действительно пристанет? Или напоит. Ленка на эти доводы вчера только фыркнула:

– Кто тебя напоит против воли? Мы ж не пить едем! Погуляем, на кораблике поплаваем. Ну в бар сходим вечерком. Но мы ж не дуры, чтобы с кем попало пить.

Третья открытка случилась еще через неделю. Сердце забилось быстро-быстро, как только Алиса увидела цветной прямоугольник в ящике. Вытащила – с картинки на нее смотрела забавная плюшевая черно-белая морда в зеленых зарослях. Панда!

Алиса перевернула открытку. Снова ни адреса, ни текста. Только иероглифы на марке. Интересно, что это вообще за страна: Япония или, может, Китай? Про предыдущую открытку Алиса загадку разгадала: то была Франция, Мон-Сен-Мишель. Это не замок оказался, а аббатство. Читая статью в интернете, Алиса представляла, как прилив отрезает этот маленький кусочек суши от остальной земли и жители становятся островитянами. А потом вода отступает, и они снова выходят на связь с большой землей. Наверное, они уже даже к этому привыкли и каждый прилив не кажется им концом света, ведь все по распорядку, назначенному природой. Алиса задумалась: а она смогла бы жить вот так на краю мира, еще и периодически отрезанной от всего света? Романтично. Если Мон-Сен-Мишель производил впечатление гордой неприступности, то панда смотрелась абсолютно дружелюбно и безобидно. Алисе захотелось обнять и потискать пушистого зверя.

Алисе восемь, и она склонилась над огромной картиной. Склонилась, потому что объемная картина лежала на журнальном столике. Цвета у картины были изумительные: лазоревый и золотой. Из золотистой соломы с удивительной точностью были тонко вырезаны и узорные крыши пагод, и крестьяне, работающие в поле. Нежно-голубая, отливающая серебряным блеском ткань в основе картины изображала небо. В картине было бесчисленное множество деталей. Алиса словно сама попала в эту золотую деревню.

– Нравится? – Дедушка подошел и встал рядом.

– Очень, – ответила шепотом Алиса.

– Она из Китая. Вчера вечером вернулся, ты спала уже.

– Ты был в Китае?

– Да, милая. Разве бабушка тебе не говорила? Был в Китае, видел огромные рисовые поля и очень красивые пагоды – это храмы такие. А еще видел панду, она бы тебе понравилась. Как медвежонок, только черно-белая.

Вынырнув из воспоминаний, Алиса улыбнулась. Вот оно что, значит, это Китай. Интересно, где та картина сейчас? Она не видела ее давно. Кажется, та картина не понравилась бабушке и они с дедушкой тогда снова поссорились.

Бабушка ссорилась эмоционально: начинала кричать, что дедушка совсем ее не жалеет. Алисе ерундой голову забивает. И неужели он забыл, что случилось с детьми.

Дедушка не кричал, только устало сказал, что он, конечно, все помнит. Но та авария – случайность, которая могла произойти где угодно. И здесь в Москве в том числе. А бабушка не дает Алисе никакой свободы. Оберегает от всего, как будто сможет до старости держать внучку возле юбки.

– И буду держать, – зло выплюнула тогда бабушка. – А тебе никакого дела нет. Если с ней что-то случится, мне и жить больше незачем.

– Так она ради тебя, что ли, свою жизнь проживает? Чтобы тебе не страшно было?

Ленка и Рита съездили в Питер без Алисы. Она слушала их воодушевленный щебет: они, перебивая друг друга, рассказывали про экскурсию по крыше. Что Ленка дрожала и схватилась обеими руками за Риту, а Рита высовывалась и бесстрашно смотрела вниз. Как они за два часа промчались по Эрмитажу и мало что запомнили, но обе вынесли убеждение, что обязательно надо вернуться, чтобы вдумчиво походить по нему хотя бы пару дней. Питер в их рассказах вставал вовсе не страшным и угрожающим, как у бабушки, а веселым, дерзким, очень холодным, но солнечным. Он был похож на открытки из Франции, Исландии и Китая.

– В общем, как хочешь, но в следующий раз втроем поедем! Бабушка твоя подуется чуть и отпустит, ты и так пай-девочка у нас, никаких приключений. Иногда можно и на своем настоять.

Алиса стояла на холодном полу – зареванная и взъерошенная.

– Я поеду! Поеду! Поеду! – кричала она, обращаясь к домику, к печке, к небу за окном. Бабушка ушла в огород со словами: «Не умеешь себя вести, даже разговаривать не хочу дальше». Хотя разговора никакого и не было. Алису позвала с собой мама подружки – они уезжали на фестиваль авторской песни и хотели взять Алису, чтобы девочкам было веселее.

Алиса чувствовала себя такой счастливой! Она запорхнула в дачку, закружилась и уже начала прикидывать, какие вещи взять с собой.

– Бабулечка, я с Дашкой поеду на фестиваль, они позвали!

– Никуда ты не поедешь, – выпустила воздух из Алисиного воздушного шарика бабушка. И обсуждать что-то отказалась.

Алиса уговаривала, просила, требовала. Бабушка оставалась спокойной и холодной. Алиса расплакалась. В дачку зашел дедушка.

– Танюша, пусть едет, чего ты. Дашины родители приглядят за ними, да и недалеко это.

Алиса замерла. Неужели отпустят? Она со страхом смотрела на бабушку, что та скажет.

– Зачем ей куда-то ехать? Ей что, здесь плохо? Гуляет, шлындает целыми днями с подружками, в огороде не помогает.

– Ба, я сделаю, что скажешь, в огороде, – всхлипнула Алиса. Голос дрожал, очень хотелось говорить спокойно, но никак не удавалось сдержать рыдания.

– Сделаешь, потом мне переделывать. Куда тебя несет? Маленькая еще.

Алиса сквозь панику и плач пыталась связать бабушкины фразы.

Дедушка смотрел расстроенно:

– Таня, так нельзя. Столько лет прошло, примирись. Я же смог.

– Да ты равнодушный хрен! Примирился он! Как вообще с таким можно примириться?

– А Алиса тут при чем? Она-то в чем виновата?

– А при том! Сидели бы дети дома – ничего бы не случилось! Сколько раз я Алешке говорила, но их вечно несло куда-то! – Бабушка махнула рукой.

– Ба, я хочу поехать! Я поеду! – сорвалась на крик Алиса.

– Эгоистка! – Бабушка сердито посмотрела при этом на дедушку. Он молча погладил Алису по голове и вышел из дачки. Алиса видела в окно, как он вышел из калитки и быстрым шагом направился к лесу. Хорошо ему: сейчас погуляет и успокоится.

Бабушка пробурчала про сплошных психов в доме, которые даже разговор вести не умеют.

Алиса поняла, что все бесполезно, и, захлебываясь в рыданиях, ушла в штопор истерики.

Новый год встретили с бабушкой. Алиса всегда встречала праздник только так. Конечно, когда-то был еще и дедушка. И даже после их с бабушкой развода он всегда звонил внучке на Новый год. Послушали речь президента, выпили Шампанского и закусили бутербродиками с красной икрой. Первого января Алиса ушла на каток с Ленкой, а после каникул затянула череда зачетов.

Алиса училась на химика. Бабушка тоже была химиком. А дедушка работал геологом. У них в квартире хранилась интересная коллекция полудрагоценных камней и разных минералов. Алиса перебирала их и слушала истории дедушки – откуда каждый камешек. Дедушку приглашали в разные страны как научного консультанта по минералогии. Слушать истории про камни было интересно, но становиться геологом Алиса не хотела. Она записывала эти истории, потому что хотела стать журналистом.

В конце школы бабушка поставила ее перед фактом: поступать будешь в Менделеевский. Журналистика – это вообще не профессия, засунут тебя в отдел ответа на письма, и будешь почту разгребать до конца дней. А по химии бабушка начала усиленно заниматься с Алисой, и нелюбимый когда-то предмет вышел в аттестате у Алисы на уверенную пятерку. Учиться ей даже нравилось. Группа была хорошая, дружная. Часто оставались после пар вместе готовиться к коллоквиумам и контрольным. Потом она подружилась с Ритой, а потом и с Ленкой.

Кем работать после выпуска, Алиса совершенно не представляла. Работа лаборантом казалась унылой. Может, пойти в аспирантуру и потом в преподаватели? Этот вариант бабушка одобряла. Но по-настоящему Алисе этого не хотелось. Была мысль пойти после диплома поработать годик официанткой, просто разобраться в себе. Но бабушке эту идею Алиса даже не озвучивала.

Прямо перед экзаменом по химической технологии в ящике поджидала свежая открытка. Алиса не глядя убрала ее в сумку. Потом, все потом. Сегодня самый сложный экзамен. Полночи пыталась выучить уравнения балансов, реакции, формулы КПД Карно и прочее из толстой, целиком исписанной голубой тетради.

Рита встретила Алису у аудитории. Судя по красным глазам, тоже ночью что-то учила.

– Ой, Алис, я ничего не знаю, я не сдам! – Эта присказка Риты сопровождала их каждый экзамен. Ленка явилась за три минуты до начала.

– Шпоры писали? – выдохнула она, примчавшись. – Я почти по всем вопросам сделала, но, как назло, небось попадется билет, которого нет в шпорах. Вода есть? Пить хочу.

Алиса полезла за водой – бабушка дала с собой бутылочку и пару яблок. Вместе с бутылкой из сумки вылетела открытка.

– Вау! – Ленка быстро подобрала ее. – Кто тебе такую прислал?

– Не знаю. Просто в ящике лежала.

– Может, бабушке твоей прислали?

Об этом Алиса почему-то не подумала. Мысль о том, что открытки для бабушки, была неприятной. Алиса забрала открытку у Ленки.

– Может. После экзамена спрошу у нее.

Но после экзамена Алиса спрашивать не стала. Она разложила на столе все четыре открытки. Первая – из Исландии, тупики. Вторая – из Франции, Мон-Сен-Мишель. Третья – из Китая, панда. И наконец, сегодняшняя, четвертая. На фоне бирюзовой воды высились снежные шапки на верхушках гор. Чувствовалось, что это бирюзовое море вовсе не теплое. Вдали выделялся красно-белый маяк. А что это за точки недалеко от маяка? Алиса пригляделась. Да это же пингвины! И стало радостно, как в детстве, когда идешь в зоопарк и смотришь на живность, знакомую только по картинкам.

Что же это за страна? Алиса думала, что пингвины живут в Арктике. Или в Антарктиде. Где-то живут пингвины, а где-то белые медведи. Она вечно путала, кто где. Но там должны быть льды. А тут на Антарктиду не очень похоже.

Алиса перевернула открытку. На штемпеле стояла надпись: «Ушуайя, Аргентина». Аргентина! Как красиво. Алиса считала, что там пляжи и футбол. А оказывается, и пингвины есть. И горы, такие красивые горы!

Дедушка вдохновенно рассказывал про Тенерифе. Как туман спускается на лавовые поля, как среди черной сожженной поверхности пробиваются первые травки-зеленушки. Как полная луна превращает пейзаж вокруг вулкана Тейде в марсианские хроники. Бабушка не стала слушать – ушла к соседке и нарочно громко гремела ключами и ботинками в коридоре. Алиса сидела в кресле, поджав ноги.

– А еще есть там такой город – Оротава. Летом там целую неделю на улицах выкладывают картины из лепестков, песка, опилок. Удивительные картины, Лисенок. Я сам не застал, но мне местные жители показывали фотографии. А ящерок там сколько, Алис. Я сел перекусить на камушках, достал хлеб с ветчиной. И тут они набежали. Сначала пятак, потом десяток, а потом, смотрю, все больше и больше их подбегает. И здоровые такие, нахальные. Я хлеб с ветчиной подхватил, да и сбежал с тех камушков.

Алиса звонко смеялась.

Дедушка выложил на подоконник подарок – кусок застывшей лавы. Он был весь в порах – как мочалка, только черная-пречерная.

Вечером Алиса сидела в кресле и читала книжку. Бабушка подошла к подоконнику:

– Фу, что это за черная гадость тут. С нее же грязь сыплется, весь подоконник замусорила. – И она демонстративно провела пальцем по поверхности.

Лава и правда немножко осыпалась, Алиса и сама это видела. Бабушка забрала лаву и выбросила в ведро. Алиса дождалась, когда бабушка выйдет, и вытащила лаву из мусорки. Она спрятала ее в ящике стола и никогда не доставала при бабушке.

Лава до сих пор лежала там, в глубине ящика. Алиса достала ее и положила на стол. Лава была совершенно непохожа на другие минералы из дедушкиной коллекции. Алиса погладила ее. Жесткая, колючая, в дырочках. Нереальная, как и мечта Алисы побывать на вулкане или в горах.

– Алиса, как экзамен? – раздался бабушкин голос, и Алиса поспешно спрятала лаву обратно.

Три недели была тишина. Каждое утро Алиса бежала к ящику проверить почту. Ящик со скрипом открывал дверцу и показывал пустое нутро. Алиса уныло закрывала его и ехала в институт. Консультации, экзамены, а потом сессия завершилась, начались каникулы. Ленка уехала с мамой в Египет. Рита осталась в Москве и приезжала в гости, или они вместе ходили на каток и кататься с горок. Однажды Алиса не выдержала и показала Рите все четыре открытки.

– Только бабушке моей не говори, – попросила она.

– Почему?

Алиса пожала плечами.

– Не поймет.

– Так ты не знаешь, кто их отправляет?

– Ни малейшего понятия.

– А может, все же бабушке их кто-то отправляет? Знаешь, ездит по разным странам и отправляет? Может, у нее какой-то давний поклонник есть?

Расстаться с открытками? Выяснить, что это вовсе не ей, а бабушке? Алиса побледнела. Но все же идею надо было проверить.

Вечером она приступила к расспросам.

– Бабуль, а у тебя после развода поклонники были?

Бабушка разделывала рыбу на кухне.

– Была парочка. Один на работе ухаживал – в театр приглашал, цветочки дарил. Только я-то знала, что у него алиментов на троих детей. Куда такой поклонничек? И сдулся он быстро, переключился на подругу мою, только она его тоже отвадила.

Бабушка порозовела от приятных воспоминаний и оттерла тыльной стороной ладони щеку, стараясь не испачкаться в рыбной чешуе.

– А второй?

– Второй хороший был. Да я не особо уже замуж хотела. И ты у меня была, встречаться некогда – уборка, готовка. Это мужикам хорошо после развода, если алиментов нет, то и порхай себе дальше, на следующий цветочек.

– Так что второй? Какой он был?

– Высокий был, кареглазый. В метро познакомились. Жена у него умерла тогда уж несколько лет как, детишек не было. Я его спрашивала, как он пережил потерю свою, а он говорил, что со временем грусть светлее стала, не так давит, не сжимает, дышать позволяет. Мы в парке гуляли часто. Он учителем математики был, про учеников своих рассказывал. А потом у него мама заболела, и ему пришлось уехать в Краснодар, к ней. – Бабушка опустила руки и помолчала. – С собой звал.

– А ты?

– А что я? – Бабушка снова взялась за рыбу, сердито скребя ее ножом – Что я? У меня ты была, куда я тебя потащу в незнакомый город? Нет уж, тут родилась, тут и помру. И поклонников мне не надо, и без них отлично.

Оранжевые домики. Зеленые ставни. Бежевый мопед Vespa. Девушка с длинными кудрями и в шикарных темных очках. Через два месяца, когда уже начали распускаться листочки, а Алиса почти перестала надеяться, в ящике оказался конверт. Из конверта выпала открытка и письмо, начинающееся со слов: Сiao, Alisa, ciao, carina.

Дрожащими руками Алиса положила открытку и письмо на стол. Открыла ноутбук и начала вводить письмо в переводчик.

Привет, Алиса! Привет, дорогая! Меня зовут Лукреция, и я старая подруга твоего дедушки. Глубоко сожалею о его смерти. Если он все верно рассчитал, то ты уже получила четыре открытки от его друзей из разных стран. Моя последняя. Дело в том, милая, что он оставил тебе наследство. И первую его часть ты сможешь получить у меня. Когда приедешь в Рим. Вот мой номер телефона, позвони мне, как только определишься с датой вылета: я куплю тебе билет. Ни о чем не переживай, дедушка обо всем позаботился и попросил меня сопровождать тебя во время всех перелетов. Знаю, что он приготовил много приятного.

Жду твоего звонка с большим нетерпением.

Бабушка Лукреция.

P. S. Алиса, это завещание дедушки, его необходимо выполнить, ты не можешь отказаться.

P. P. S. Не хочу портить сюрприз, но не могу не рассказать, что еще тебя ждет Чжоу в Китае, и у него задание – показать тебе настоящую панду! Я просто в восторге!

Алиса откинулась на кресле. Она помнила Лукрецию. Услышала это имя один раз и запомнила. Дедушка разговаривал по телефону. Алиса слушала разговор. Она ничего не понимала, но закрыв глаза, представляла себя где-то на берегу моря: журчащие слова, эмоциональные всплески, такие красивые мягкие согласные, рычащие р-р-р. Одной рукой дедушка держал трубку, другой жестикулировал, что для него было необычно.

– Si, Lucrezia, si!1 – воскликнул дедушка особенно живо.

– Опять по межгороду болтаешь. – Бабушка ворчливо вошла в комнату, и дедушка умолк.

– Scusi, Lucrezia. Ciao, carina!2

Последнее слово Алиса, кажется, поняла.

– Дедушка, ты разговаривал с Кариной? – уточнила она.

Дедушка засмеялся:

– Нет, Лисенок, я разговаривал с Лукрецией, моей подругой. Она тоже геолог, живет в Италии. А carina значит «дорогая». Это обычное слово для итальянцев, часто так обращаются к хорошо знакомым.

Алиса сидела на скамейке. Напротив скамейки проходила дорожка, а за ней была черная ограда. Крест стоял пока деревянный. Земля свежая, памятник просядет, поэтому его только на следующий год будут ставить. На кресте – имя и фотография. На фото – дедушка, серьезный и строгий. Алиса его помнила не таким.

– Дедуль, – она смотрела не на могилку, а куда-то вверх, на небо, – я хочу это сделать. Я точно хочу. Но я не знаю, как быть с бабушкой: она не простит, если я уеду.

Алиса сидела на скамейке и слушала, как щебечут птицы. Достала из сумки булочку, откусила и раскрошила немного на дорожке. Тут же слетелись воробьи и, галдя, устроили дележку крошек. Алиса сидела и смотрела. Начал накрапывать дождик. Алиса подставила лицо каплям. Ей было спокойно, не хотелось уходить.

Чуть подул ветерок, и сквозь шелест листвы и птичий гомон Алисе вдруг послышалось: «Простит, Лисенок, она обязательно тебя простит, не бойся. Открой мир, Алиса! Он ждет тебя».

Алиса встала и не спеша пошла по дорожке. В руке болтался пакетик с недоеденной булочкой, на плече висела сумка, из которой выглядывал учебник итальянского.

Маня. Элина Бостан

Сообщение в телеграме от «Маня»:

– Приветик!

Время: 01:33.

– Привет. Это кто?

– Это Маня.

– Мы знакомы? Зачем вы пишете посреди ночи?

– Я знаю о тебе все.

Очистить историю. Удалить. Поставить будильник на 7:30.

Календарь: пятница, 05.05.2023.

Список дел:

Полить цветы (фиалки, кажется, в поддон).

Протереть пыль в зарубежной прозе.

Купить корм для Аси (рыбный не брать).

Сообщение в телеграме от «Аня из универа»:

– Привет, Маш! Мы сегодня с нашими собираемся навестить Марфушеньку-душеньку. Ты с нами пойдешь?

Печатает…

– Привет. Работаю допоздна. Передавайте привет Марфе Андреевне.

– А-а-а, ясно. Ты все там же, в библиотеке?

– Да.

Аня из универа печатает…

Аня из универа был(а) недавно.

Уведомление от Flо: «Сегодня должны начаться месячные».

Дополнить список дел:

Купить прклд.

Запрос в Яндекс:

Как поливать фиалки

Сообщение в телеграме от «Маня»:

– Не бойся меня. Я не собираюсь тебя шантажировать. Извини, что напугала ночью.

– Кто ты? Что надо?

– Ого, ты умеешь грубить?

– Я могу тебя заблокировать.

– А вот это уже звучит как угроза, ахаха. Расслабься, крошка. Я просто хочу пообщаться. Тебе ведь одиноко сейчас? И книги тебя не спасут.

– Книги уносят меня в другие миры.

– Тебе нашего мира недостаточно?

– Он посредственный и скучный.

– Может, это лишь твое ограниченное восприятие?

Дополнить список дел:

Написать рецензию на «Спеши любить» Н. Спаркс.

Сообщение в телеграме от «Маня»:

– Я люблю эту книгу. Хотя, по мне, довольно слащавая.

– Ты следишь за мной?

– Нет.

– А откуда знаешь про книгу? Ты можешь видеть все, что я делаю в телефоне?

– Не будь таким параноиком, Маруся.

– Меня зовут Маша.

– Маша, Маруся, Маня. Какая разница?

– Для меня – большая.

– Неприятные воспоминания?

Сообщение в телеграме от «Маня»:

– Может, хватит меня игнорировать?

– Я не знаю, почему до сих пор тебя не заблокировала. Ты начинаешь действовать мне на нервы.

– От себя не убежишь, Маша.

– О чем ты?

– Не прикидывайся. Тебе не станет лучше, пока ты зарываешь свою боль глубоко в себе. Внутренний мир – вот чего тебе не хватает.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Хватит говорить загадками. Скажи, наконец, кто ты и что тебе от меня надо. Или я заблокирую твой контакт. У тебя есть пара часов, пока я занимаюсь уборкой в библиотеке, чтобы признаться мне во всем.

– Ух, какая нервная! Пыль в зарубежной прозе?

Звонок от «Мама».

Сбросить звонок.

Сообщение от «Мама»:

– Дорогая, у тебя все хорошо? Ты давно не звонила. Не хочешь прийти сегодня к нам? Юра сделает на ужин рыбник.

– Я очень занята, не могу ответить. Сегодня после работы иду с одногруппниками навестить заведующую кафедрой в университете. Поэтому не смогу прийти. Может, в другой раз забегу. Передавай привет дяде Юре.

Сообщение в телеграме от «Маня»:

– Врать родной матери нехорошо.

– Она это заслужила.

– Тем, что знала и молчала? Поговори со мной, и тебе станет легче.

– Ты затрагиваешь очень личные темы. И шпионишь за мной через мой мобильник. А я тебя даже не знаю.

– Скажем так, я анонимный доброжелатель, который хочет тебе помочь.

– Так тебя зовут не Маня? А я-то думаю, почему именно это имя. Меня так в детстве звали.

– Кто звал? Дядя Юра?

– С чего ты взяла, что мне нужна помощь?

– С того, что ты игнорируешь тему, которая тебя в душе очень сильно волнует. С того, что каждый свой вечер ты просиживаешь дома в обществе кошки и никуда не выходишь. С того, что у тебя нет друзей и ты закрыта от всего мира. С того, что книги для тебя – способ сбежать от трудностей. С того, что тебе через месяц исполняется тридцать лет, а ты даже не знаешь, что такое оргазм.

1 Да, Лукреция, да!
2 Прости, Лукреция. Пока, дорогая!
Продолжить чтение